Л. Кормчий
Л. Кормчий
Дом на острове
Дом на острове
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
V.
V.
* * *
—————————————————-
Дом на острове, Кормчий Леонард, Год: 1911
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Это было старое животное, высохшее, костлявое, с пергаментно-желтой кожей, обтянутой на висках и собранной многочисленными складками на лбу и под глазами. Одетое в зеленоватый от времени широкий балахон, оно передвигалось с помощью палки, которую цепко держали крючковатые пальцы с ревматическими узлами на суставах. Эта старая развалина еле двигалась и казалась мумией на ходулях.
Но у старика были замечательные глаза. Серые, ясные, они сохранили свежесть и кристальность юности. Красные морщинистые веки без ресниц были плохой оправой для них: дряблость старости не вязалась с молодым блеском глаз.
В этих глазах поражало выражение жестокости и силы, странной для такой ветхой мумии, — холодной, беспощадной силы. Но в них не было и намека на алчность, что тоже казалось странным: старик занимался ростовщичеством и скупостью превзошел Плюшкина.
Звали его Исидор Гоч. В городе он пользовался мрачной популярностью, но жители не брезгали услугами его денежного сундука. При желании старик мог бы оклеить городскую колокольню долговыми обязательствами, но он был далек от подобных желаний.
Дом старого ростовщика стоял на острове. Это был единственный дом на острове, — приземистое старое здание с двумя рядами пыльных темных окон, заделанных решетками в первом этаже. Говорили, что дом битком набит старьем и вещами, принятыми в заклад.
Когда-то остров сообщался с городом деревянным мостом, перекинутым через узкий рукав реки. Но со временем мост обветшал, стал опасным и его снесли. Две сваи остались в выемке берега у острова. Они напоминали два гнилых зуба, топырившиеся изо рта, к ним старик привязывал лодку, в которой сообщался с городом.
Исидор Гоч жил в обществе прислуги, — горбатой старухи с замечательно свирепым лицом. Оно напоминало морду бульдога, облагороженную крючковатым хищным носом. Она вела несложное хозяйство старика. На базарной площади, с мешками для провизии в руках, старуха напоминала ползущую летучую мышь. Должно быть за непривлекательную наружность ее считали колдуньей.
О Гоче много говорили в городе. Ходили слухи, что он богат, как Ротшильд, и мог бы купить весь город, если бы пожелал. Говорили также, что он любит золото — червонцы — и выменивает на них все свои доходы. Толковали, что в доме на острове существует потайная комната, в которой спрятаны богатства старика. Банков Гоч не признавал. Он не доверял банкам. Кроме того, пальцы у него были так устроены, чтобы сгребать золото, а не расставаться с ним.
Странно, что в трактире ‘Веселые Друзья’ мало интересовались Исидором Гочем. ‘Веселые Друзья’ стоял в некотором отдалении от города и занимал позицию, враждебную городскому населению. Люди, толпившиеся у грязной стойки и сидевшие за столами в прокопченной комнате с прогнившим полом, придерживались своеобразного взгляда на частную собственность. Среди них были удалые ребята, перед которыми не могли устоять никакие замки и запоры. Были тут и мрачные личности, ходившие на промысел не только с ‘фомкой’, но пользовавшиеся кастетами и ножами в качестве орудий добывающей промышленности.
Да, веселые друзья, собиравшиеся под вывеской, на которой были изображены три подозрительных субъекта со стаканами в руках, расходились с населением города, как образом жизни, так и родом занятий.
Жизнь горожан сильно интересовала веселых друзей. Благосостояние отдельных граждан служило в трактире весьма животрепещущим материалом для интимных бесед. С этой стороны интересы кабака переплетались с интересами города, хотя польза от этого была только Матане — кривоглазому, пузатому человеку на деревяшке вместо одной ноги, владевшему заведением ‘Веселые Друзья’.
О ростовщике в ‘Веселых Друзьях’ почти не говорили. Имя Гоча упоминалось крайне редко, Можно было подумать, что бесшабашные ‘друзья’ питали странное уважение к дому на острове: даже о потайной комнате они говорили с бескорыстным восхищением. Таким же образом они могли бы восхищаться содержимым подвалов государственного банка.
Григ был новичком в ‘Веселых Друзьях’ и новым лицом в городе. Курьезная достопримечательность в виде Исидора Гоча кинулась ему в глаза. Как новичок он многого не знал о жизни города, но о ростовщике в первый день узнал почти столько же, сколько знали старожилы.
Григ не рассчитывал долго пользоваться гостеприимством ‘Веселых Друзей’. За ним, в Бейле, остался слишком горячий и слишком пахнущий след. Чтобы не нажить неприятностей, следовало продолжить путешествие.
Два вечера в ‘Веселых Друзьях’ хотя и расположили в пользу Грига Матаню и завсегдатаев трактира, но поглотили все наличные средства. От них осталась отрыжка в виде мрачного похмелья и на память — синяк, закрывший левый глаз.
Утром, сидя за столом, на котором стояла сотка водки, и лежал огурец, Григ обдумывал свое положение. Саднящая боль в глазу настраивала мысли на мрачный лад, а похмелье усугубляло их чувством подавленности и тревоги.
В таком состоянии духа Григ обратил внимание на Исидора Гоча. Собственно старик в его глазах не заслуживал ровно никакого внимания, но зато таинственная комната в его доме на острове заполнила мысли бродяги. Он накануне бродил возле реки и наблюдал за домом, совершенно бесцельно, как наблюдают вообще любопытное явление. Теперь результат этих наблюдений слился в его мозгу с идеей, озарившей похмельный мрак больной головы.
Улыбнувшись собственным мыслям, Григ спросил еще сотку водки и, выливая ее в стакан, пробормотал:
— Все прямо чудесно, и местные парни круглые идиоты, если до сих пор не разделались со стариком.
Кривой Матаня услышал это. Он подмигнул единственным глазом Ваньке Полифему, сидевшему за столиком в другом углу.
— К Гочу собирается…
Полифем тряхнул рыжими кудрями, точно папахой прикрывавшими его голову.
— Пусть…
Он подарил Грига злорадным взглядом. Накануне они разодрались и носили теперь на своем облике следы этого боя.
— Не такие хаживали, ха…ха…ха… Старого жидюгу не подцепишь.
Матаня, ковыляя на деревяшке за прилавком, поддержал разговор. Григ внушал ему симпатии.
— Помнишь, Ваня, Сеньку Мазика?
Послышалось одобрительное ворчание Полифема.
— Как не помнить. Засыпался прошлое лето чуть что не со мной.
— Помнишь, как хвастал он, что жида с острова потешит и ведьму тоже?
— Помнится, Сеньке не повезло с жидюгой, — равнодушно отозвался Ванька… — Дай-ка, Матаня, сотку еще!
— То-то и есть, — отковырнув крючком пробку, многозначительно сказал Матаня. — Наши ребята, почитай, все обожглись на Гоче. Стыдно вспомнить, с каким конфузом приходили сюда…
Полифем щелкнул яйцом о стол, очистил скорлупу и, влив в глотку новую сотку, заметил со спокойствием философа:
— С этим ничего не поделаешь, Матаня. Колдуют они там… Заговорен дом-то.
— Заговорен аль нет — не знаю… Кхе… кхе… А только есть что-то у старого жида… Не боится он никого… Ребята наши ни за что к нему не сунутся… Понтик Сашка инда поседел, побывав на острове…
Разговор заинтересовал Грига.
— Что же там страшного такого? — спросил он. —
Матаня стал рукой счищать крошки с прилавка.
— Кто его знает, — в задумчивости, кладя в рот крошку, ответил он. — Никто из парней ни слова не говорит об этом.
Все они удивительно скромными приходят от Гоча. Молчат, как дохлая рыба.
Григ был молод, силен и самоуверен. Он презрительно пожал плечами.
— Возьмись я за это дельце — вашему жиду не помогло бы никакое колдовство…
Он чуть было не проговорился и закусил губу. Больше пить не следовало и, швырнув на стол последнюю мелочь, Григ вышел из кабака.
Лодка бесшумно подошла к острову и скользнула в тень кустов ивняка. Григ сложил весла на борт и с минуту сидел неподвижно. От ветра колыхался ивняк, и скрипел ржавый флюгер на крыше. Мрачная громада дома выдвигалась из темноты прямо перед Григом, за решетками поблескивали квадратики стекол, точно подмигивали.
Еще днем Григ наметил окно. Оно было меньше других, без решетки, и помещалось над входной дверью. Выдавить стекло ровно ничего не стоило и Григ направился к нему, осторожно, но решительно.
Григ был уверен в успехе. Выдавливая на патоку стекло над дверью, он мурлыкал под нос песню и далек был от мысли о какой-либо опасности: из города его не могли заметить, что же касается обитателей дома, то они не стоили того, чтобы молодой сильный бродяга думал о них.
Легкое хрустение стекла и ловко свернутые осколки вместе с тряпкой бесшумно упали на землю. Григ заглянул внутрь дома. Привыкшие к темноте глаза различили лестницу, уходившую вглубь мрака.
Проникнуть в окно и опуститься по ту сторону двери было делом одного момента. Григ нащупал запоры и отворил их. Это было сделано скорее по привычке, чем в силу необходимости, два полуживых старика не могли внушать серьезных опасений.
Направо помещались жилые комнаты. Необходимо было начать исследование с них и Григ, нащупав ручку двери, нажал ее.
Дверь подалась. Слегка скрипнула. Громила застыл на пороге. Обостренный слух разобрал тиканье карманных часов в глубине комнаты, глаз различал неясные очертания обстановки.
Тишина. Григ вошел в комнату. Сердце его билось ровно и спокойно, без напряжений…
Неприятное ощущение чьего-то сосредоточенного взгляда на затылке, остановило вора. Не оборачиваясь, Григ почувствовал на себе этот взгляд — насмешливый, жестокий, пронизывающий.
Он обернулся, сзади никого. Сквозь открытую дверь виднелась стена. Легкая дрожь свела кожу на затылке.
Досадуя на себя, Григ сделал шаг в глубину комнаты. Неприятное сознание, что за ним наблюдают, не покидало его. Причины этого сознания были таинственны, непонятны и вызывали жуть. Робость проникла в душу, и самообладание начало колебаться.
В комнате не было никого. Григ вынул спички. Руки дрожали, и две спички сломались. Третья вспыхнула, но сразу же погасла…
— Ха…ха… ха…
Точно старые стены дрогнули вдруг и залились скрипучим хохотом. Кровь замерла в жилах бродяги. Уронив коробку со спичками, он торопливо обернулся. Визгливый, как вопль, смех звучал в ушах, но в комнате никого не было,
— О, чёрт! — вырвалось у Грига.
Кто-то прошел мимо. Темная тень скользнула в двух шагах и слилась с мраком. Ужасный сковывающий взгляд переместился тоже. Теперь он был спереди. Григ чувствовал, что взгляд этот парализует его, лишает способности двигаться. Почти с отчаянием он вскрикнул:
— Кто ты, сатана?
Ответа не было. Две светлые точки выплыли из мрака. Они излучали то странное, гнетущее, что овладело Григом, сковало его волю… Потом, как черный призрак, обрисовалась во мраке фигура человека… Последняя вспышка сознания осветила желтое пятно лица, и Григ понял, что светлые точки были глазами… Глазами старика.
Очнулся Григ в кресле. Комната была освещена, и бродяга прежде всего увидел Гоча. Старик, одетый в темный балахон, сидел перед ним, облокотясь на поручень старого кресла. Пергаментно-желтое лицо было неподвижно, как у мумии. Только глаза глядели насмешливо и жестоко. Под этим кристальным взглядом Григ чувствовал себя беспомощным младенцем.
Огонь светил снизу из-за спины Гоча. По красноватому трепетному свету Григ понял, что это горел камин. Комната была в полумраке, и мелкие тени дрожали на потолке и стенах, мешаясь с отблесками пламени.
За спиной Гоча копошился кто-то. Это было похоже на кучу тряпья, но, вглядевшись, Григ разобрал горбатую спину старухи и угловатую голову в платке.
— Итак вы у меня в гостях, — нарушил молчание старик.
Этот голос окончательно привел в себя Грига. Мысль, что
он поддался на глупую удочку, был одурачен, привела его в бешенство. Он рванулся, но тут почувствовал, что руки, ноги и все тело его крепко прибинтовано к креслу. Григ выругался сквозь зубы.
— Хи…хи…хи… — раздалось за спиной ростовщика.
Это был тот же смех, что звучал недавно в темноте. Старуха высунула голову из-за спины ростовщика. На свирепом лице её, похожем на морду бульдога, светилось предвкушение чудовищного удовольствия, почти наслаждения. Дрожь обдала тело бродяги волной холода.
— Ч…что вам нужно? — спросил он, стараясь казаться хладнокровным.
Ростовщик пошевелился.
— Этот вопрос мне следует задать вам, мой мальчик. Не так ли, Сусанна? Ведь, мы имеем право спросить у молодого человека, зачем он пожаловал к нам в глухой час ночи… Так, ведь? Э? Почему вы молчите? Что вам понадобилось от старого Исидора Гоча?
Лицо старика передергивалось противными гримасами. Сам
он корежился в кресле, словно дергунчик на нитке. Старуха то и дело заливалась визгливым смехом, от которого мороз подирал по коже.
— Я спрашиваю, зачем вы пожаловали? — продолжал Исидор Гоч иронически. — Может быть вы хотели что-нибудь заложить мне? Фамильные бриллианты, например? Нет? Сусанна! Господин не думает закладывать свои фамильные бриллианты… Их милость просто молчит… Ха! ха! не желает разговаривать. Ну, скажите же что-нибудь, господин Григ?
Григ дернулся, точно ужаленный и уставился на старика. Откуда это ужасное существо знало его имя?
— Так что же, господин Григ?
Это была игра кошки с мышкою. Только мышь была сильная, огромная, а кошка сморщенная, старая, тщедушная. Григ потерял способность говорить. Он остолбенело смотрел в лицо старому ростовщику, в его странные серые глаза, светившиеся, точно глаза кошки. Это была кошка, уродливая кошка или сам сатана.
— В Бейле у вас было дельце, — засмеялся Гоч, — и вы убежали, господин Григ… Ха… ха… По пути заглянули ко мне… Червонцы старого Гоча вам понадобились… Э?
Это ужасное существо все знало… Напускное хладнокровие Грига развеялось, как дым.
— Дьявол! — воскликнул он в ужасе.
Гоч кивнул головой.
— Да, дьявол… Не скажете ли еще что-нибудь?
Да, Григ хотел сказать. Приступ ужаса оледенил кровь, сдавил мозги, и ему нужно было кричать. Молча он мог сойти с ума. Григ начал кричать:
— Ты… ты сумасшедший старик! Отпусти меня! Слышишь? Если я и преступник, то мое место на каторге, а не в твоем вонючем гнезде! Слышишь ты, выплевок ада?! Отпусти сейчас же!
Он напряг все силы и конвульсивно скорчился, пытаясь высвободиться из пут. Боролся с минуту и затих, как расслабленный, растратив одним бешеным порывом все силы.
Старик молча, хладнокровно наблюдал за ним. Ремни были прочные, испытанные: не одна жертва билась в них, подобно Григу. Противное лицо старой ведьмы глядело из-за плеча ростовщика с жадным любопытством.
— Хи… хи… хи… — взвизгнула она, всплеснув костлявыми руками.
— Он силен, Сусанна, — констатировал Гоч хладнокровно.
— Ну, ну, лучше не рвись, — сказал он Григу. — От нас ты уйдешь свободным… ха… ха… жалко лишать ад такого работника… Но ты хотел червонцев… Сусанна, готово у тебя?!
Уродливое существо зашевелилось у камина. Григ вспомнил вдруг намеки Полифема и Матани и Сашку Понтика, поседевшего за ночь. Холод пробежал по жилам.
Старая ведьма вынула что-то из камина и передала Гочу. У Грига чуть не выпрыгнули глаза из орбит. Лоб сразу покрылся холодным потом, и волосы слиплись на нем. Старуха передала ростовщику нечто вроде пинцета, в котором горел раскаленный добела червонец.
Старая мегера одним прыжком, точно огромная жаба, шлепнулась возле кресла Грига.
— Что вы… хотите? — слабо вымолвил он.
Страстное желание защититься, бешенство вернули ему самообладание. Понятно было назначение червонца, и Григ снова хотел кричать, кричать отчаянно, громко, чтобы пришел кто-нибудь на помощь. Но сразу же понял, что это будет глупо и бесполезно. Крик отчаяния замер на губах.
— Что ты хочешь делать, сатана!? — гневно, негодующе спросил он, усилием воли сдерживая малодушные порывы.
Ведьма ловко обнажила кисть руки. Лицо Грига посерело, когда зашевелился старик, и страшное орудье пытки приблизилось к обнаженному телу. Григ почувствовал теплоту червонца и закрыл глаза.
— Ты хотел червонцев и получишь, — злорадно заметил старик. — Я своих гостей не отпускаю с пустыми руками.
Острая, жгучая боль пронизала тело. Послышалось шипение кожи… Проклятье, дикий рев Грига и вой кривляющейся радостной старухи слились вместе… Запах горелого мяса разнесся по комнате.
Гоч держал в руке щипцы с червонцем и смотрел в упор на Грига. Глаза его стали глубокими, строгими… Под их взглядом вдруг начала затихать страшная боль, и странное спокойствие стало разливаться по членам бродяги.
‘Гипнотизм… внушение’ — подумал он и на минуту сильное желание не поддаться внушению вернуло ощущение боли в руке. Это был последний порыв воли… Взгляд старика развеял его… Легкий туман поплыл перед глазами Грига, закрыв суровое желтое лицо, и только светящиеся точки глаз старика некоторое время маячили перед ним…
Потом потухло сознание…
…Григ сидел в лодке, подавленный, отупелый, точно очнувшись от летаргического сна. Муть рассвета кралась по реке, и в бледном тумане вырисовывались городские дома. В выдавленное окно над дверью виднелась голова Исидора Гоча. Странные серые глаза были устремлены на Грига.
— Ну, поезжайте, приятель, с Богом! Кланяйтесь ‘Веселым Друзьям’. Заедете к Матане, надеюсь?
Григ шевельнулся и повел взглядом вокруг, соображая, где он и что с ним. Левая рука была забинтована и сильно болела. В кармане брюк лежало что-то теплое. Вяло, словно сонный, Григ опустил в карман руку и вытащил… червонец. Монета не успела еще остыть, и на закопченной стороне её виднелись присохшие кусочки обгорелого мяса.
— Это вам на дорогу, любезный, — насмешливо крикнул старый ростовщик и добавить строго: — Поезжайте же!
И, повинуясь приказанию, все еще в полусне, Григ взялся за весла, опустив червонец в карман… Исидор Гоч следил за лодкой, пока она не скрылась за поворотом.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.