Документы к биографии В. Ф. Трощанского, Трощанский Василий Филиппович, Год: 1983 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

ПРОМЕТЕЙ 13

М. П. Веремеенко

‘Изъят от действия…’

Документы к биографии В. Ф. Трощанского

В далекой, снежной и морозной Якутии, в Алексеевском (в память Петра Алексеева) районе есть могила, которую якуты называют ‘могилой ТАРАТААЯ’. На выставках, посвященных революционерам XIX века, ему отводят почетное место.

Одну из центральных улиц своего районного центра — Ытык-Кель — якуты назвали именем В. Ф. Трощанского, ибо ‘Таратаай’ — это и есть Трощанский. Русский революционер, народоволец, родившийся на молдавской земле и умерший в Якутии {В 1978 году в селе Черкёх Алексеевского района Якутской АССР открыт Мемориальный музей политической ссылки. Отреставрированы и воссозданы юрты и дома, в которых жили В. Ф. Трощанский, П. А. Алексеев, Э. К. Пекарский, В. Г. Короленко и др. (Ред.).}.

Василий Филиппович Трощанский не оставил нам своей автобиографии. Более того, условия борьбы заставляли его, революционера, скрывать и свое имя, и фамилию, и время, и место своего рождения, и многое другое.

0x01 graphic

Сведения о юношеских годах Василия Филипповича крайне скудны и порой противоречивы. В работах ряда исследователей русского революционного движения второй половины XIX века указывается, что В. Ф. Трощанский родился в 1846 году, в других материалах годом его рождения указан 1845-й, по некоторым сведениям — 1843-й.

В 1973 году в Государственном архиве Молдавской ССР мною был найден документ — метрическая книга Оргеевской Димитриевской соборной церкви за 1845 год (ф. 211, оп. 5, ед. хр. 116, связка 68). За 1845 год в марте месяце под No 7 в ней сделана запись о рождении у служащего Оргеевского уездного казначейства, канцеляриста Филиппа Тимофеева Трощанского и его законной жены Марии Ивановны, оба православного вероисповедания, сына Василия. Восприемником (крестным отцом) был оргеевский уездный казначей титулярный советник Иоанн Дымга. Крещение производил города Оргеева соборной Димитриевской церкви священник Стефан Федоров Балтага с дьяком Дмитрием Литкевичем.

Отец Василия Филипповича — дворянин, коллежский секретарь, по национальности — поляк, в годы 1864—1865-й проживал в городе Кишиневе, в 3-й части, на Харлампиевской улице (ныне улица Стефана Великого), в собственном доме.

Василий в эти годы жил вместе с родителями и учился в Кишиневской областной (впоследствии 1-й) мужской гимназии, о чем свидетельствует хранящаяся в ЦГА МССР ‘Общая ведомость успеваемости учеников за 1864—1865 гг. 4 класс, параллельное отделение’, где под No 26 значится ‘Трощанский Василий’¹.

В 1866 году Василий Филиппович уезжает в Петербург и поступает первоначально вольнослушателем в строительное училище, а в 1867 году становится студентом Петербургского технологического института.

В дальнейшем во всех делах следственных комиссий и судов он будет значиться как студент Технологического института. А первое дело в С.-Петербургской Судебной палате на него было заведено уже в 1868 году, о чем свидетельствует сопроводительное письмо при его высылке в Вятку за 4 апреля 1870 года:

‘…Василий Трощанский уже был замечен, как крайне неблагонадежный и в 1868 году по определению С.-Петербургской Судебной Палаты выдержан в смирительном доме три месяца за Богохульство, порицание веры и произнесение дерзких слов против Особы ГОСУДАРЯ Императора’².

Отбыв трехмесячное заключение в смирительном доме, Василий Трощанский возвращается в Технологический институт.

Одной из форм революционной пропаганды среди молодежи были студенческие сходки. Судя по воспоминаниям современников, Трощанский был на них заметной фигурой.

Об одной из таких сходок сохранилось воспоминание И. Е. Деникера:

‘Я приехал в Петербург в октябре 1869 года для поступления в Технологический институт, мне было 17 лет. <...> Однажды в Институте подходит ко мне Старицин и говорит: ‘Желаете итти на сходку?’ — ‘На какую?’ — ‘Да там собираются студенты, увидите. Коли хотите — зайдите к одному барину и с ним пойдете’. Он дал мне адрес.

Я был как помешанный целый день, мысль быть на сходке не выходила у меня из головы. Дождавшись вечера, я пошел по адресу. Звоню — вхожу в большую комнату <...>. ‘Вы г. Трощанский? ‘ — обратился я к открывшему мне дверь. ‘Нет,— вот он’,— и мне показали на небольшого роста человека с черной бородой и быстрыми, проницательными глазами.

…Сходка была на Мало-Вульфовой улице, в доме, который занимала целая коммуна, там жили Александров, Натансон, Ивановский, Рождественский и еще несколько мужчин и дам.

При входе в залу собрания нас спросили, от кого мы? Мы сказали имя Трощанского, и нас впустили. Мы пришли довольно рано, но понемногу стал собираться народ, и в конце набралось до 100 человек.

…Я подошел к одному кружку, в котором читали прокламацию, предлагавшую повальное избиение начальства, как мне сказали после — прокламацию читал Нечаев — но тогда я не обратил особого внимания на чтеца, ибо старался уловить смысл прокламации.

В другом кружке медик Герценштейн ораторствовал о пользе распространения книг в народе <...>, что помочь страждущему народу можно лишь распространением образования…

Сходка, вообще, оставила в моей голове большой сумбур, я не знал, что лучше начать делать: распространять ли книги или убивать <...>. Я хотел поговорить об этом с Трощанским, но он все где-то пропадал, и, наконец, я узнал, что его высылают, и успел повидать его лишь на минуту, перед высылкой…’³.

Вскоре Трощанский подвергается административной ссылке под гласный надзор полиции в город Вятку. Вот что говорят об этом официальные документы:

’30 марта 1870 г.

No 936

Секретно.
Господину Начальнику
Вятской губернии.

Признав нужным студента Технологического института Василия Трощанского выслать из С.-Петербурга под надзор Полиции в Вятскую губернию с воспрещением ему выезда в столицы и столичные губернии <...> мною предложено С.-Петербургскому Обер-Полициймейстеру об отправлении Трощанского к месту назначения.

Министр Внутренних дел Генерал-Адъютант (подпись)
Правитель Канцелярии (подпись)’ ⁴

О деятельности Василия Филипповича во время его пребывания в Вятке рассказывают его ученики и соратники:

Н. А. Чарушин: ‘Вятка с давних пор была местом ссылки. В старину ссылались сюда опальные бояре и воеводы и лишь с первой половины прошлого столетия было положено начало высылки в Вятку представителей нарождающейся русской интеллигенции, чем-либо возбудивших неудовольствие правительства. Так, в 30-х годах были высланы Герцен <...>, в 1849 — Салтыков-Щедрин <...> В 60-х же годах довольно большой контингент ссыльных дали поляки после восстания 1863 года <...> После повстанцев-поляков лишь через 5 лет, а именно в 1868 г., в Вятке появился новый ссыльный, известный издатель Фл. Ф. Павленков, судившийся перед этим в Петербурге за издание им сочинений Писарева. И лишь с 1870 г. в Вятке начинают появляться ссыльные третьей категории, а именно — непосредственные участники начавшегося в России революционного движения <...> Первым в Вятке из этой категории ссыльных был В. Ф. Трощанский, студент Петербургского института, высланный по студенческим делам.

0x01 graphic

Это был уроженец юга, яркий брюнет, умный и развитой, который вскоре же по своем прибытии в Вятку в 1870 г. стал вращаться в нашем кругу и был почти постоянным участником всех наших собраний и увеселительных поездок за город.

Жил он уроками, между прочим занимался по физике и математике с Кувшинской, подготовлявшейся к сдаче экзамена при предстоящем поступлении ее в Медицинскую Академию.

…Последняя наша встреча с Трощанским была в 72 г., когда я, уже будучи студентом, приезжал в Вятку на каникулы.

Настроение его тогда было сумрачное, и он серьезно начинал тяготиться жизнью в Вятке, откуда уже успели разъехаться или готовились к отъезду все его более близкие знакомые’ ⁵.

Полиция, под надзор которой Трощанский был выслан в Вятку, ничего не знала о его подлинной деятельности, и на многочисленные предписания губернатора ‘…представить мне сведения об образе жизни, занятиях, поведении и благонадежности в политическом отношении упомянутого Трощанского’ ⁶ каждый раз отвечала: ‘…имею честь донести <...>, что состоящий под надзором полиции в г. Вятке студент Василий Трощанский поведения хорошего, ни в каких предосудительных поступках замечен не был, занятий же никаких не имеет’ ⁷.

Ссылка все больше тяготит и угнетает Трощанского. Он рвется в Петербург, туда, где все сильнее и сильнее бьется пульс революционной мысли и действий. Он подает ряд прошений об освобождении его от полицейского надзора и о предоставлении возможности снова поступить в Технологический институт. И неизменно получает отказ. Он пишет прошение о выдаче ему паспорта и документов на поездку ‘в один из губернских университетских городов для окончания своего образования’. И снова отказ.

Непривычный для уроженца юга климат севера, исключительно тяжелые материальные условия существования: от казны ему выплачивалось на наем квартиры 1 рубль 50 копеек в месяц и на питание 15 копеек в сутки, случайные уроки, которые он давал, не слишком обогащали его бюджет, постоянная мучительная тоска по живой кипучей деятельности — все это не могло не сказаться на состоянии здоровья Василия Филипповича.

Три с половиной года прожил Трощанский в вятской ссылке, лишь после врачебного освидетельствования по согласованию министерства внутренних дел с III отделением ему было разрешено переехать для поправления здоровья ‘…в одну из южных губерний, за исключением Таврической <...>, но с тем однако ж, чтобы за ним продолжаем был по-прежнему надзор полиции’.

7 ноября 1873 года Василий Филиппович прибыл в город Курск, о чем курский губернатор уведомил своего вятского собрата, что ‘…состоявший под надзором полиции Вятской губернии бывший студент Технологического института Василий Трощанский прибыл в город Курск и <...> полицейский надзор за ним учрежден’ ⁸.

9 января 1874 года вышел указ, в котором говорилось, что лица, обвинявшиеся до 1 января 1871 года в произнесении преступных слов против особы государя императора и вследствие этого находившиеся под надзором полиции, подлежат освобождению от такового.

На этом основании министр внутренних дел уведомил Курского губернатора: ‘…я признаю возможным освободить ныне от полицейского надзора <...> Василия Трощанского с предоставлением ему права проживать, где он пожелает’ ⁹.

6 марта 1874 года курское городское полицейское управление выдало Василию Трощанскому свидетельство за номером 5457 на проживание в Курске сроком на три месяца.

Но прошло всего несколько дней, и курский губернатор обращается к начальнику курского жандармского управления с просьбой ‘…о производстве на квартире Трощанского самого строгого обыска’, при этом сообщает, что им дано предписание полицмейстеру ‘иметь за действиями и сношениями Трощанского строгое негласное наблюдение…’.

После обыска 24 марта 1874 года помощник начальника курского жандармского управления штабс-капитан Иванов сообщал курскому губернатору: ‘…мною признано необходимым для пресечения всякой возможности иметь какие-либо сношения, заключить Трощанского в Тюремный Замок для содержания под стражей в отдельном помещении, что и приведено в исполнение по постановлению моему сего же числа…’ ¹⁰.

А причиной был анонимный донос, в результате которого — строгое негласное наблюдение, обыск, заключение в тюремный замок, дознание.

Вот что писал губернатор в жандармское управление:

’16 марта 1874 г. No 44.
Конфиденциально.

До сведения моего дошло, что состоящий под надзором полиции в г. Курске бывший студент Трощанский распространяет разные политические мнения, находясь под поощряющим к тому влиянием какой-то особы женского пола, находящейся в Вятке, от которой будто бы он получает письма весьма дурного свойства и деньги. По слухам, он собирает у себя на квартире (против Спасской церкви, в доме Татаренкова) разную молодежь, с которой проводит вечера в беседах и чтении книг предосудительного содержания, тщательно им скрываемых от лиц, не принадлежащих к кругу его знакомых <...> Трощанский имеет в виду особенно завлекать в свое общество учащуюся молодежь…’ ¹¹.

Губернатору отвечает жандармское управление:

‘По произведенному мною дознанию о студенте Василии Трощанском обнаружено, что он состоит в подозрительных сношениях с лицами, проживающими в г. Вятке <...> имею честь покорнейше просить Вашего распоряжения, чтобы получаемая в Курской Почтовой Конторе корреспонденция на имя Трощанского <...> была бы задерживаема и передаваема Начальнику Жанд. Упр. <...> Также крайне необходимо было бы сообщать ему секретно и письма, адресованные на имя квартирных хозяев Трощанского <...> на случай, не будут ли в числе их письма, назначенные для передачи Трощанскому‘ ¹².

Вслед за всем этим следует распоряжение министра внутренних дел: ‘…бывший студент Технологического института Василий Трощанский должен быть изъят от действия…’

А затем по соглашению управляющего министерством внутренних дел и главного начальника III отделения собственной его императорского величества канцелярии последовало еще одно предписание: ‘…признано необходимым содержащегося под арестом в г. Курске <...> бывшего студента Технологического института Василия Трощанского выслать под надзор полиции в <...> какой-либо уездный город Вятской губернии <...>, с тем, чтобы о месте его пребывания был извещен Прокурор Харьковской Судебной Палаты по прикосновенности Трощанского к одному политическому делу’ ¹³.

0x01 graphic

На основании вышеупомянутого соглашения Трощанский из курского тюремного замка ‘в сопровождении 2-х полицейских служителей был отправлен к московскому обер-полициймейстеру, с тем, чтобы из Москвы он был препровожден в Вятку’ ¹⁴.

7 августа 1874 года Василий Филиппович покинул Курск. Позади еще один отрезок жизненного пути — ссылки, обыски, дознания и тюремное заключение.

Московский обер-полицмейстер передает Трощанского костромскому губернатору, а последний направляет его вятскому, который назначает местом ссылки захолустный городок Яранского уезда Царевосанчурск, куда Трощанский и был отправлен 27 августа. При этом Яранскому уездному исправнику предписывалось: ‘…учредить за Василием Трощанским самый строжайший надзор через местного пристава <...>, обязать царевосанчурского станового пристава, чтобы он <...> прямо от себя доносил г. начальнику губернии о всех действиях Трощанского, поведении, образе жизни и занятиях его <...>. Трощанский <...>, по всей вероятности, примет все меры, чтобы бежать из места ссылки. Предваряя о сем, я поручаю <...> обязать царевосанчурского станового пристава, чтобы он употребил все возможные меры к предупреждению побега Трощанского’ ¹⁵.

В городе Орлове (ныне г. Халтуринск), куда Трощанский был доставлен этапом для дальнейшего следования в Царевосанчурск, он заявил, что нездоров, и попросил отправить его в больницу, надеясь, видимо, оттуда бежать.

Пробыл он в больнице неделю, и 7 августа его отправили в Архангельск, а оттуда, 22 ноября 1874 года, в город Мезень. Из Мезени Трощанского препроводили в Холмогоры, в ссылку ‘без срока, строгому, секретному с подчинением корреспонденции полицейскому надзору’ ¹⁶.

Об условиях существования ссыльных в Архангельском крае С. М. Степняк-Кравчинский пишет в своей книге ‘Россия под властью царей’: ‘…это была та же тюрьма, хотя и без камер, окруженная бескрайней пустыней, отрезавшей от всего мира надежнее, чем гранитные стены. Вдобавок полиция ни на минуту не спускала глаз с ссыльных. Стоило кому-нибудь из них появиться на улице, как за ним уже следили один или два полицейских. Куда бы они ни шли, кого бы ни навещали, кто бы к ним ни приходил, за ними неотступно наблюдали исправник и его жандармы.

Все это приводило ссыльных в глубокое уныние, не оставалось уже почти никаких надежд на изменение их положения к лучшему.

…Чтобы устранить <...> попытки к бегству, был издан указ, что всякая такая попытка будет караться высылкой в Восточную Сибирь.

Но побеги все равно совершались…

Это было отчаянное предприятие <...>, об успехе побега почти нельзя было и думать’ ¹⁷.

И все же Трощанский из Холмогор бежал!

30 августа 1876 года уездный исправник в своем рапорте ‘имел честь доложить’ архангельскому губернатору, что 29 числа во время утренней поверки Трощанского на квартире не оказалось:

‘По осмотре его квартиры никаких вещей не найдено, за исключением кожаного чемодана, но у Трощанского, кроме платья, которое на нем, другого имущества не было <...> во все время наблюдения за Трощанским никогда не замечал, чтобы он дозволял себе куда отлучаться далее городской черты, приготовления же к побегу заметить было невозможно, так как Трощанский никаких вещей, кроме чемодана, не имел, а таковой и теперь находится в его квартире.

Спрошенный мною состоящий под надзором полиции студент Медико-Хирургической Академии Никольский <...> показал, что <...> о намерении совершить побег Трощанский никогда ему не сообщал, но часто говорил, что жизнь для него чрезвычайно тяжела и что нужно найти какой-нибудь исход, а потому, быть может, что Трощанский, находясь в крайне стеснительных обстоятельствах <...>, забравшись в какое-либо уединенное место, решил покончить свою жизнь.

Состоящий под надзором полиции бывший студент С.-Петербургского Университета Лев Никифоров показал, что <...> ему ничего о намерениях Трощанского не могло быть известно. <...> Хозяин квартиры Трощанского мещанин

Аксентьев Иван показал <...>, что в последний раз он <...> видел Трощанского 28 августа по вечеру, <...> 29 же августа он его уже не видел, о чем и заявил городовому, явившемуся поутру для поверки.

…Содержатель перевоза через реку Курополку, мещанин Петр Харитонов показал, что Трощанского он на другую сторону реки из города не перевозил.

…О розыске Трощанского предписано <...> приставу 1 стана <...> немедленно отправиться по Архангельскому тракту, а и. д. полицейского надзирателя Тюленев с городовым командирован по направлению столичного тракта…’ ¹⁸

* * *

Полиция и жандармы сбились с ног. Ищут убежавшего из-под надзора Трощанского. По всем направлениям устроены засады. На поимку бежавшего поднята полиция всех уездов Архангельской и ближайших уездов соседних губерний. Поиски не дали результатов.

А Василий Филиппович — в Петербурге. Живет он на нелегальном положении, по подложным паспортам, под чужими фамилиями — то он Павел Егоров, то Павел Григорьевич Жуковский. Под последней фамилией он работает на заводе артиллерийского военного ведомства браковщиком снарядных ящиков.

С первых же дней своего пребывания в Петербурге он устанавливает связи с единомышленниками. И когда осенью 1876 года в Петербурге возникает одна из крупных организаций народников, ‘Земля и воля’, Трощанский становится одним из ее руководителей.

‘Земля и воля’ развернула энергичную работу по созданию возможно большего числа периферийных народнических организаций, и главным образом в Поволжье и на Урале, где, как полагали землевольцы, сильнее всего дух Разина и Пугачева.

В одну из главных губерний, куда направлялись землевольческие силы, в Саратовскую, выезжает Трощанский, где под фамилией Васильев он служит в земской управе.

Ширилось революционное движение, ужесточались полицейские репрессии.

В 70-х годах в России прошла вереница судебных процессов, среди которых два, всколыхнувших всю Россию. Это процесс ’50-ти’ в феврале—марте 1877 года, на котором рабочий Петр Алексеев произнес свою знаменитую речь, названную впоследствии В. И. Лениным ‘пророческой’. И процесс ‘193-х’ в октябре 1877— январе 1878 года ‘о революционной пропаганде в империи’ — число обвиняемых и арестованных в разных концах России доходило до двух тысяч человек.

Наряду с этим царское правительство стало широко применять внесудебную расправу со своими политическими противниками — административную ссылку, так как опасалось, что даже негласное судебное рассмотрение дел может привлечь к себе общественное мнение. Административная ссылка, говорит С. Кравчинский, ‘стала чумой, опустошавшей русскую землю’.

‘Душой’, инициатором применения всех средств наиболее суровой расправы с участниками революционного движения был шеф жандармов генерал-адъютант Мезенцев. Его слова: ‘Великодушие к революции немыслимо’ — стали лозунгом царского правительства.

Революционеры не могли забыть своих самых близких, самых дорогих друзей и товарищей, сосланных на каторгу, заживо замурованных в казематах, повешенных и растрелянных.

В их сердцах звучали слова осужденных на каторгу и ссылку по процессу ‘193-х’: ‘…Мы завещаем нашим товарищам по убеждению идти с прежней энергией и удвоенной бодростью к той святой цели, из-за которой мы подверглись преследованиям и ради которой готовы страдать и бороться до последнего вздоха’ ¹⁹.

4 августа 1878 года средь бела дня на улице Петербурга Сергей Кравчинский исполнил смертный приговор революционеров над шефом жандармов Мезенцевым.

Начались усиленные розыски лиц, причастных к убийству Мезенцева. В течение двух с лишним месяцев эти розыски не дали никаких результатов.

Адриан Михайлов писал в ‘Автобиографии’:

‘…Письмоводитель одной из полицейских частей был арестован по подозрению в передаче ‘революционерам’ секретных распоряжений. Арестованный сознался. По его указанию был арестован член нашей организации Трощанский, который вел сношения с ним’ ²⁰.

Как же обрадовались ищейки, схватив давно ими разыскиваемого, бежавшего из холмогорской ссылки Трощанского!

Из материалов следствия:

‘…Задержанный таким образом дворянин Павел Григорьев Жуковский, проживавший по свидетельству Томского Городского полицейского управления от 11 апреля 1877 г. за M 7456 и имевший кроме того метрическое свидетельство, выданное из Томской Духовной Консистории <...> настоящее его имя Василий Филиппов Трощанский <...> 5 мая 1878 г. Тро-щанский повенчался с дочерью рядового Янковского, о чем сделана надпись на подложном его документе.

Последнее время Трощанский состоял казенным приемщиком патронных ящиков на заводе Растеряева.

Из числа отобранных у него бумаг он признал за ему принадлежащие только тетрадку с выписками из разных сочинений, которые он желал изучить, копии с секретных циркуляров Министра Внутренних Дел, списанные им без цели разглашения у одного знакомого, неизвестно откуда их получившего.

Клочок бумаги, исписанный цифрами, Трощанский разъяснять не пожелал: ответ ‘Голосу’ по поводу статьи в No 252 желал поместить в одной из разрешенных газет.

От знакомства со всеми привлеченными к настоящему дознанию лицами Трощанский отказался.

Документы Жуковского оказались подложными, кроме надписи о браке <...>

Бланки Новороссийского Университета в количестве 5 оказались поддельными’ ²¹.

18 ноября 1878 года В. Ф. Трощанский был заключен в Петропавловскую крепость, где провел более полутора лет. Военно-окружной суд состоялся лишь в мае 1880 года. 20 лет каторжных работ — таков был приговор суда. Но и после суда более года ‘осужденный ссыльнокаторжный преступник’ В. Ф. Трощанский содержался в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Лишь 20 августа 1881 года его перевели в дом предварительного заключения для дальнейшего следования в Сибирь.

В ‘Статейном списке о ссыльнокаторжном Государственном преступнике Василье Филиппове Трощанском’ сказано: ‘Василий Филиппов Трощанский из дворян, 36 лет, женат на Екатерине Карловой Янковской, где живет и жива ли — не знает, имеет сына Виктора 3-х лет, жив ли — не знает. Крещен в веру православную. Знает сапожное и столярное мастерство. Рост 2 ар. 5 верш. Борода, волосы, брови — черные. Судился в С.-Петербургском Военно-Окружном Суде.

По распоряжению Главного тюремного управления ссылается в Сибирь. Должен следовать в ножных кандалах с обритою правою половиною головы’²².

* * *

Путь сибирский дальний…

26 сентября 1881 года из Петербурга отправлена партия ссыльнокаторжных, и среди них Василий Филиппович Трощанский.

Петербург — Тверь — Москва — Нижний Новгород — Казань — здесь на палубу арестантской баржи явился сам губернатор со свитой чиновников, чтобы проверить, все ли одеты в арестантские халаты с бубновым тузом на спине и закованы ли в кандалы те, коим предписано главным тюремным управлением, и обриты ли им головы, а дальше Пермь — Екатеринбург — Тюмень — отсюда на подводах, а иногда пешком — Тобольск — Томск — Красноярск — Нижнеудинск — Иркутск — Чита — Кара.

Мороз, пурга, метели. Города, поселки. Верста за верстой, привалы, дневки и ночевки, и всегда на всем пути тюрьмы… тюрьмы, пересыльные тюрьмы.

Более полугода длился этот скорбный путь Василия Филипповича и его соратников.

5 апреля 1882 года Трощанский в сопровождении двух жандармов был доставлен на Карийскую каторгу.

Небольшая, всего несколько десятков километров длины, речка Кара, приток Шилки, протекающая между сопок, стала местом печально-известной Карийской каторги. В 30-х годах прошлого века здесь были открыты золотые россыпи, ставшие собственностью царской фамилии. Для их разработки на Кару начали отправлять уголовных каторжан, а в 70-х годах и осужденных на каторжные работы политических.

Прошли годы… В ‘Статейном списке’ Василия Филипповича Трощанского добавилась следующая запись:

‘В рудничные работы поступил 5 апреля 1882 года. На основании 602 ст. XIV т. о ссыльн. <...> считая срок работы со дня вступления приговора в законную силу по день поступления в рудничные работы, Василий Трощанский пробыл в пути и тюрьмах 1 год 10 месяцев 21 день, из этого на основании 569 ст. о ссыльн. изд. 1857 г. <...> следует исключить 1 год 6 месяцев, которые Трощанский должен был пробыть в отряде испытуемых, а остальное время до поступления в рудники 4 мес. 21 день должно быть сокращено по ст. 582, считая 10 мес. за год, что составляет 5 мес. 14 дней, затем Трощанско-му остается пробыть в рудниках 8 лет 16 дней.

Сокращая действительное нахождение его в рудниках по ст. 582 и при замене заводских работ рудничными по 560 ст., т. е. считая 10 мес. за год и год рудничных работ за 1,5 год. заводских, Трощанский должен пробыть в работе после срока испытания 4 года 10 мес. 10 дней, и таким образом срок работ Трощанского при одобрительном поведении окончится 24.IX—1886 г.’ ²³.

Подошел заветный день — 24 сентября 1886 года! Отбыл Трощанский установленный высочайшим повелением срок каторжных работ!

Но еще до окончания срока каторги его дальнейшая судьба была предрешена. Трощанский освобождался с предписанием ‘поселения в Якутской обл.’ ²⁴.

Была глубокая сибирская осень, когда Трощанского из Кары отправили в Читу. Из Читы в Иркутск. Из Иркутска в Якутск.

Под ‘почетным конвоем’ — ‘на почтовых лошадях в сопровождении двух конвоиров из нижних чинов Иркутского резервного пехотного батальона <...> при подлинном <...> статейном списке, фотографических карточках, одежных записках и медицинских свидетельствах…’ и был Василий Филиппович Трощанский доставлен в город Якутск 14 марта 1887 года.

Якутская ссылка снискала не менее мрачную славу, чем Карийская каторга. Огромная тюрьма без решеток, ‘белоснежная усыпальница’ для русских революционеров.

Петр Алексеев писал своей жене Прасковье Семеновне Ивановской:

‘…Сознаю, что не в силах передать то тяжелое впечатление, которое произвела на меня Якутия.

Еще не доехав до места назначения, чем дальше забирался в глушь, чем дальше знакомился с якутами, которых встречал по пути, своими товарищами, поселенными среди них,— на душе становилось тяжелее, мрачные думы не покидали ни на одну минуту, а в голове роились такие вопросы, которые, право, передать боюсь. Силы меня покидали, энергия слабела, чем я был бодр — надежды рушены <...>. Ни одной светлой мысли, ни единого просвета души. Все деревенело, безжалостно гнело меня’ ²⁵.

Официальным предписанием Василию Трощанскому назначался местом поселения

‘3-й Жехсогонский наслег Батуруского улуса’ ²⁶.

Окружное полицейское управление 20 марта отправляет Трощанского под конвоем в Ба-турускую инородную управу с предписанием ‘по прибытии его в управу поселить немедленно в назваином наслеге’. При этом полицейское управление дает знать инородной управе, что Трощанский ‘лишен всех прав состояния и принадлежит к разряду ссыльно-поселенцев’ ^2?.

Место жительства указано. Полицейские правила известны — ‘не отлучаться’, ‘не нарушать’ и т. п. Теперь устраивайся, как можешь, в Батуруском улусе, 3-м Жехсогонском наслеге, в Черкёх, на маленьком холмике, на берегу речки Татта.

На опушке леса жил бедный старик по имени Балыыкка, а на левой стороне приютилась старуха Чекоох, возле часовни стояли дома местного попа и дьячка. Пятым стал дом Трощанского.

Полной лишений и невзгод, но тем не менее даже в таких условиях плодотворной была жизнь и деятельность Василия Филипповича Трощанского в якутской ссылке.

Он организует нелегальный рукописный журнал ‘Улусный сборник’ и становится его редактором.

Его друзья и соратники рассказывают:

Мария Костюрина: ‘…В. Ф. Трощанский писал целые трактаты… Каждому было что вспомнить и рассказать, поэтому мало-помалу назрела мысль об издании ‘Улусного сборника’. Все с увлечением стали готовить статьи для него.

Душой этого дела был В. Ф. Трощанский, очень живой, остроумный, даже подчас ‘ядовитый’, он любил пошутить и посмеяться над товарищами, деятельный по натуре, он с головой погрузился в это издание: писал, переписывал, собирал материалы, привлекал к сотрудничеству других <...> Гектографа у нас не было, о печатном издании нечего было и мечтать, поэтому приходилось все переписывать. Формат издания — обыкновенная школьная тетрадь. По поводу издания приходилось время от времени поговорить друг с другом: поэтому съезды бывали часты в нашем поселке <...> Первый номер ‘Улусного сборника’ вышел увесистой тетрадью, материала было довольно много и хватило бы еще на два таких же номера, но переписывать было некому, кроме того, мы жили далеко от города, а так как другие товарищи тоже хотели участвовать, то издание было перенесено в Якутск, где и стал выходить ‘Якутский сборник’ ²⁸.

М. А. Брагинский: ‘Никакими зверскими репрессиями не удавалось самодержавию сковать пытливую мысль своих пленников, даже заброшенных в лесные дебри Якутии.

И уже одно издание ‘Улусного сборника’ свидетельствовало о том, что мысль и в ссылке продолжала работать, и.не только в головах ее отдельных представителей, но и в ее, так сказать, коллективном мозгу, органом которого и явился названный сборник.

0x01 graphic

…Главный редактор ‘Улусного сборника’ В. Ф. Трощанский работал не только как исследователь религиозных верований, домашнего быта и брачных обычаев якутов, но и как публицист…’²⁴.

В издании ‘Сборника’

М. П. Веремеенко

‘Изъят от действия…’

Читайте также: