А. Зорич
А. Зорич
Доклад
Доклад
——————————————————————
Доклад, Зорич А., Год: 1926
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Из губернии назначен был для проведения широкой крестьянской конференции в Понырах товарищ Андрей Иванович Пилле.
Преисполненный лучших и решительных намерений, окрыленный самыми радужными мечтами, Андрей Иванович ехал на конференцию с чувством человека, которому предстоит завоевать мир. Он любил говорить о русской интеллигенции, что она создавала мировую литературу, трансцедентальный балет и анархические теории, но не умела отличить картофеля от капусты, и считал себя практиком государственной политики. Перед поездкой на конференцию Андрей Иванович прочитал специально, делая обильные выметки, четыре книжки по вопросам рационализации хозяйства и полагал себя вполне подготовленным к коренным мероприятиям по переустройству русской деревни.
Мужик, который на брюхатой и прыгавшей неистово в кривых оглоблях лошаденке, вез Андрея Ивановича со станции, был, видимо, чужд этих теоретических дисциплин. Правда, он покорно и с выражением крайней внимательности на рябом от оспы лице выслушивал многословные и весьма красноречивые рацеи товарища Пилле о травосеянии, контрольном хозяйстве и тракторной вспашке полей и, покусывая жидкую бороденку, поминутно вставлял даже: ‘Как же, очень приятно’. Но тотчас же он переводил разговор на вопросы, поражавшие Андрея Ивановича крайней ничтожностью своих масштабов. Мужика беспокоила какая-то лопушица, от которой болели и дохли утки, и неправильно разбитые межи на каких-то клинах в выселках, он рассказывал о мостике через ставок, о котором третий год спорят две деревни, кому его чинить, а мост сгнил пока до основания, и на нем калечатся по ночам люди и лошади, об истлевшей пожарной бочке, и о том, что в сельсовете в уплату мифических гербовых сборов требуют к прошениям яйца, по штуке за копеечную марку. Андрей Иванович смутно чувствовал, что эти ничтожные вопросы занимают мужика несравненно более тех, вполне научных и подкрепленных многими цифрами и данными положений, какие он выставлял, ему стало досадно, он вздохнул и умолк.
На конференции товарищ Пилле завладел речами, как некий Алкивиад. Изредка прочищая першившее горло глотками теплой и пахнувшей прелым деревом колодезной воды, от говорил без передышки четыре часа и всесторонне осветил, как ему казалось, сложную проблему хозяйственного деревенского перерождения, севооборот фигурировал в его докладе на ряду с вопросами плантационного свеклосеяния, одинаково пространно и веско он говорил о чресполосице, землеустройстве, об уходе за пчелами и борьбе с полевыми вредителями, о томас-шлаке, суперфосфате, люпине и торфе, о переделах, зяблевой вспашке, о предрассудках, суевериях и сугубой необходимости народного просвещения.
Совершенно неожиданно, когда он кончил, наконец, почти лишившись голоса и обливаясь десятым потом, но чрезвычайно довольный блестящим построением и непринужденностью речи, его попросили объяснить, как бороться с птичьим клещом, со вшами, вконец одолевшими чахлую птицу на деревне.
Товарищ Пилле заглянул поспешно в выметки, лежавшие на столе, и обнаружил без особого труда, что вопрос о птичьем клеще отсутствует в стройной системе мероприятий по реорганизации крестьянского хозяйства, в его выметках из энциклопедии было сказано о птицах или скребущих, что их насчитывается на земном шаре свыше 400 пород, что они имеют куполообразный клюв, щелевидные ноздри, живут преимущественно на земле и полезны человеку мясом и яйцами, далее перечислялись со всеми их несомненными преимуществами различные птичьи породы, от гималайского петуха казинту до латамовых и скрытохвостых кур и цейлонского стэнли, — и приводилась пространная костромская легенда о курином боге, с цитатами из ценного труда некоего Афанасьева о ‘поэтических воззрениях славян на природу’, о вшах же и о клеще здесь не говорилось ни слова.
Лавируя весьма искусно и коснувшись лишь мимоходом злосчастного клеща, товарищ Пилле свел поспешно вопрос на хозяйственное значение птицеводства вообще и попросил в процессе прений не уклоняться от основных моментов доклада. Выступивший вслед за тем веселый мужичок, в шапчонке овчиной внутрь, был, однако, не слишком знаком, видимо, с системой парламентских ограничений. Ибо он говорил преимущественно о своей телушке, у которой гниют якобы печенья, а на ветеринарном пункте требуют за порошки по пуду муки от штуки, о какой-то арендованной мельнице на пруду, где берут за помол шесть фунтов, о пастьбе скота на казенных лесосеках, о пяти дубках, уворованных секретарем крестпома, о гусенице на грушах, о драке в престольный праздник и о том, что в лавочках нет нигде фитилей для крестьянских ламп. Потом выступали другие мужики, и они тоже говорили и спрашивали о вещах, прямого отношения к вопросу о реорганизации крестьянского хозяйства во всесоюзном масштабе явно не имевших.
Товарищ Пилле угас и ощутил чувство горького и обидного разочарования. Путаясь и комкая фразы, он объяснил кратко, что вопросы эти, носящие чисто местный характер, должны быть разрешены соответствующими уездными организациями, и поспешил закрыть собрание.
Веселый мужичок провожал его, ковыляя, в сельсовет. Они шли, сопровождаемые тесной толпой, вдоль плетней, и Андрей Иванович, увидев хилое деревцо у плетня, вспомнил о гусенице на грушах.
— Груша-то… того, действительно, — сказал он значительно, остановившись, нахмурившись, и глядя на изъеденную, как ему показалось, кору.
— Да это ж не груша, — сказал веселый мужичок и подмигнул глазом. — Это рябина.
Кругом захохотали.
— Ага, ну да — растерянно сказал товарищ Пилле…
Ночью, в каморе, он проснулся под шум доносившихся из общей хаты голосов. Привстав, в щелку он разглядел говоривших. Он подумал, что будет очень интересно и ценно услышать теперь подлинный голос родной деревни.
— Ездиют такие вот, — говорил хозяин, толстой иглой латая к завтрашней поездке хомут. — Для чего они ездиют, я не знаю. Аж уши, слушавши, заложило, ей-богу, а ни черта по херстьянству не знает. Трактор знает, а рябину не знает, вот ироды какие…
Мужики сочувственно засмеялись.
Товарищ Пилле, чувствуя, как защемило у него под ложечкой и горячий румянец заливает постепенно его лицо и шею, с головой, чтобы не слышать, завернулся в толстую холщевую простыню…
Источник текста: А. Зорич. Буква закона. Фельетоны. — Москва, 1926 г. (Библиотека ‘Прожектор’. Номер девятнадцатый, издание газеты ‘Правда’).