ДО ПЕРВОГО МЕТРО
ПРИМЕЧАНИЯ
Рассказы и фельетоны, не вошедшие в книгу ‘НАША МАЛЕНЬКАЯ ЖИЗНЬ’
До первого метро, Дон-Аминадо, Год: 1927
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь: Стихотворения. Политический памфлет. Проза. Воспоминания
M., ‘ТЕРРА’, 1994.
Пишу сие для Архива русской эмиграции и, стало быть, для потомства.
Да не затеряется малый след наш в дебрях истории, и да сохранится для будущего честная тропинка, по которой карабкались мы навстречу новым зорям, как выражаются поэты.
А суть в том, что встречали мы Новый год в складчину, в квартире Блинчиковых, первая антресоль направо, на улице Помп, в Пассях.
Ужин решили делать холодный и, как говорила мадам Блинчикова, интимный, а именно: рольмопсы на зубочистках, курица, начиненная самой собой, и на десерт — мандарины как таковые.
Зато в смысле распивочном программа-максимум: очищенный спирт на лимонном настое, красный ординер типа бордо, белый ординер типа бургонь, плюс бургонь и бордо типа ординер.
Прибавьте к этому настоящее подшампанское, которое с пяти часов вечера беспрерывно булькалось в холодной цинковой ванне, да дюжину липких ликерных эшатийонов — и вы получите некоторое отдаленное, конечно, представление о том, как надо жить и пить в эмиграции.
Обстановка у Блинчиковых небольшая, но уютная: швейная машина Зингера, несколько деревянных болванок для дамских шляп и складные кровати, совершенно незаменимые в походе.
Но, принимая во внимание прелестные, сделанные из носовых платков абажурчики, кнопками прикрепленные к стене карт-посталь с могилой Наполеона, Вандомской площадью и Версальскими фонтанами, наконец, прокатное, но неподдельное пианино с небрежно брошенным на крышку букетом искусственных роз,— сразу чувствуешь что-то милое, ласковое, располагающее.
А когда приходишь с туманной, слякотной улицы и видишь этот утопающий в роль-мопсах стол, то жизнь действительно начинает казаться сказкой!..
Пайщиков набралось человек тридцать, не считая Аськи и Ляльки, которых не на кого было оставить дома, почему их и принесли в каких-то узлах с собой и, для сухости, сразу уложили на центральное отопление, Аську справа, Ляльку слева. Ткнули каждой по мандарину в рот, и обе они, проревев полчаса подряд, заснули тем безмятежным сном, каким спят только законнорожденные эмигрантские дети.
До половины двенадцатого вроде как томление было. Бешено курили синий и желтый Марилан, с тревогой посматривали на будильник, вспоминали прошлое и все косились с вожделением и с замиранием в сердце на роскошный новогодний стол.
Наконец мадам Блинчикова гостеприимно развела руками и удивительно удачно произнесла свой хозяйский экспромт:
— Ну, а теперь, господа, прошу к столу!
Все немедленно оживились, зашумели, задвигали стульями и… приступили к священнодействию.
О том, как надо пройтись по первой, какой к ней выбрать закусон, как пройтись по второй, третьей, четвертой и так до бесконечности, об этом написана целая литература, а потому повторяться не будем.
Отметим только одно: когда будильник показывал без пяти двенадцать, от рольмопсов оставались одни лишь зубочистки, а от домашней водки — сморщенная лимонная цедра.
— Напиваться,— говорил маститый Петр Иванович, доктор прав и шофер,— напиваться надо срочно и без прения сторон, ррраз —и готово! Так, чтоб только в глазах мелькало!..
Так оно и было. И когда будильник захрипел всем своим гусиным, плебейским механизмом, в антресоли направо оставалось только два трезвых существа: Аська и Лялька. Но и то они спали, умудрившись, однако, и во сне быстро переделать паровое отопление на водяное.
— Уррра! С Новым годом, с новым счастьем!
Едва подшампанское успели разлить, да и то больше по скатерти да по бумажным салфеткам.
А потом все и началось… Откуда у людей столько сил берется, уму непостижимо! Лидия Львовна спела под гитару ‘Отцвели уж давно хризантемы в саду’, потом вдруг зарыдала, потом вдруг вынула руж, накрасила губы и как пошла, с абажурчиком в руке, русскую откалывать, так прямо у всех сердце заекало, а уж о стаканах я не говорю — как колокольчики дребезжали…
Доктор Иван Леонтьевич чудесно аккомпанировал и даже педаль сломал.
А маститый Петр Иванович, шофер, все икал и приговаривал:
— А жить-то хочется кра-асиво!..
Молодожены Пупсик и Тупсик не переставая чокались друг с другом и требовали чарльстон. Заставили доктора с камаринского без всяких там этих аллегретто прямо на чарльстон перейти. Сначала обиделся: я, говорит, по специальности бактериолог, так на каком, па-а-аз-вольте вас спросить, основании?!
Но потом все-таки перешел. Только танцевать уже не пришлось, потому все разбились на группы и христосоваться начали.
Мадам Блинникова пыталась сказать экспромт насчет Пасхи и Рождества, но это у нее не вышло. Очнулись только тогда, когда вода стала в ботинки забираться: оказалось, когда подмораживали шампанское, то забыли кран в ванной закрыть, от этого все и получилось…
Потом увязали Аську и Ляльку обратно в узел и из Пассей первым метро и двинулись.
В общем, очень хорошее впечатление. Жаль только, что бедных Блинчиковых из квартиры выселяют. Пришла консьержка с Новым годом поздравлять и так категорически и заявила: Фелиситэ… Робинэ!!. Партир!..
А робинэ, вы же знаете, это кран и есть.
1927
До первого метро.— ПН, 2 января, 1927. С. 3. Под рубрикой: ‘Маленький фельетон’. Рольмопсы — маленькие бутерброды с соленой рыбой, селедка в винном соусе. Ординер — обыкновенный, обычный. Эшатийон — образец, образчик. Марилан — сорт табака. Руж — здесь: губная помада. Фелиситз — высшее счастье, блаженство, довольство. Робинэ — кран. Партир — уходить.