РАЗСКАЗЫ ИЗЪ ДТСКОЙ ЖИЗНИ
ДЛЯ ДТЕЙ МЛАДШАГО ВОЗРАСТА
Съ 6-ю раскрашенными рисунками.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНЕ Ф. А. БИТЕПАЖА.
Амишкино рожденье (съ картинкой)
Ржаной колосокъ
Проказница Люба
Въ гостяхъ у бабушки (съ картинкой)
Пожаръ
Кто проспитъ, тотъ останется дома
Манины уточки (съ картинкой)
Бижу
Разбитая кукла
Лидочка (съ картинкой)
Черные глазки
Ольгинъ день
Блочка (съ картинкой)
Бурка
Сама виновата
За вишнями (съ картинкой)
Три золотыя рыбки
Что это такое?
Два мышенка
— Соня, Люба! Вы кажется забыли что сегодня у насъ торжество!— сказалъ маленькій Миша своимъ двумъ сестричкамъ.
— Какое?— спросили послднія.
— Амишкино рожденье!
— Ахъ, въ самомъ дл, сегодня 15-ое юня, и я помню отлично, что прошедшій годъ именно въ это число намъ принесли его отъ матери совсмъ крошечнаго, слпаго…
— Да, да, надо придумать какъ-нибудь отпраздновать этотъ достопримчательный день.
— Еще бы!
— Давайте, устроимъ балъ!— предложилъ маленькій братецъ Володя.
— Отлично, тмъ боле, что насъ какъ разъ четверо — цлая кадриль.
И дти въ восторг отъ придуманнаго удовольствія, тутъ же въ саду размстились попарно, чтобы начать танцовать кадриль.
Миша взялъ Соню, Володя — Любочку.
— А какъ же музыка?— замтилъ кто то изъ танцующихъ.
— Въ самомъ дл. Про музыку-то мы забыли!
— Можно безъ музыки.
— Нтъ, неудобно!
— Постойте,— отозвался Миша,— я принесу гармонику и буду на ней играть вамъ.
Съ этими словами онъ поспшно побжалъ въ комнату, принесъ гармонику и, свъ на заборъ, принялся играть всмъ знакомую русскую псенку: ‘Стрлочка’.
— Погоди, Миша,— остановила его Любочка,— вдь опять дло у насъ не ладится.
— Почему?
— Одного не хватаетъ для кадрили.
— Правда!— отозвался Миша и, опустивъ гармонику на колни, задумался.
— Ну, если нельзя устроить кадриль, танцуйте польку!— сказалъ онъ чрезъ нсколько минутъ и, снова взявъ въ руки гармонику, принялся за прерваннаго ‘Стрлочка’. Любочка подошла къ Сон и, обхвативъ ее за талію, предложила танцовать съ ней польку.
Маленькія ножки двочекъ быстро засменили по песку.
— А я, а я!— кричалъ тмъ временемъ Володя, бгая сзади.
— Подожди, нельзя танцовать легкіе танцы втроемъ.
Володя расплакался, но двочки не обращая вниманія, продолжали кружиться.
Володя надулъ губки и отошелъ въ сторону.
Онъ вообще былъ капризный, и по всей вроятности раскричался бы на весь садъ что его обижаютъ, еслибы въ эту самую минуту къ нему не подбжала виновница торжества, Амишка.
— Вотъ и у меня есть пара!— сказалъ онъ тогда, улыбнувшись сквозь слезы, и взявъ Амишку за переднія лапки, принялся кружиться съ ней тутъ же.
— Мама, мы пойдемъ сегодня гулять?— спросила Зиночка свою маму, подбжавъ къ ней посл завтрака.
— Хорошо, дружокъ, съ удовольствіемъ.
— Куда?
— Куда хочешь, мн все равно.
— Въ ржаное поле, тамъ ростетъ много васильковъ, это мои любимые цвточки.
— Пойдемъ!— и сложивъ работу, мама надла шляпу и вмст съ Соней вышла изъ дому по направленію къ ржаному полю.
Зина была очень довольна прогулкою, она бгала вправо и влво по дорог, рвала цвты, ловила бабочекъ и съ удовольствіемъ слушала разсказы мамы о разныхъ букашкахъ, мошкахъ, таракашкахъ.
Но вотъ они пришли на ржаное поле. Зиночка принялась рвать васильки, а мама сла на траву и начала читать взятую съ собою книгу. Это продолжалось около часа, наконецъ мама напомнила, что пора возвращаться домой, двочка нехотя послдовала за нею.
— Можетъ-ли быть что нибудь лучше васильковъ?— сказала Зина,— право жаль, что вс эти поля, по которымъ, мы проходимъ, засяны рожью, а не васильками,— было бы гораздо красиве! Да и вообще я не понимаю, къ чему сять рожь, что въ ней хорошаго, одна солома, да колосья.
— Но, другъ мой, разв ты не знаешь, что изъ ржаного колоска длаютъ муку и затмъ пекутъ хлбъ, который ты кушаешь за обдомъ.
— Да, но я кушаю его потому, что онъ есть, а еслибы не было, то и не вспомнила бы о немъ.
— Ты думаешь?
— Наврное.
— Едва ли!
— Наврное, мамочка.
— И довольствовалась бы вмсто его цвтами?
— Непремнно!
Мама улыбнулась.
Разговоръ на эту тему продолжался довольно долго, сколько мама ни старалась доказать Зиночки всю необходимость существованія хлба, она не соглашалась и упорно стояла своемъ, что было бы гораздо лучше, если бы вс поля были засяны цвтами.
Разсуждая подобнымъ образомъ, он незамтно дошли до дома, гд папа ихъ давно ожидалъ къ обду.
— Мы принесли цлый вникъ васильковъ!— крикнула ему Зиночка. Посмотри папа, тутъ выйдетъ нсколько букетовъ.
— Да, въ самомъ дл какое множество, и какіе прекрасные, крупные васильки.— отозвался папа.— Вотъ ты сейчасъ и займись составленіемъ букетовъ и поставь ихъ въ воду, чтобы они не завяли.
— Хорошо, папочка, непремнно, только позволь прежде пообдать, я ужасно проголодалась. Тмъ временемъ они вдь не испортятся, не правда ли?
— Конечно!
Зина бережно сложила цвты въ углу балкона, а сама отправилась въ столовую обдать.
Мама и папа уже сидли за столомъ, Зина тоже заняла свое обычное мсто, и съ нетерпніемъ ожидала, когда горничная поставитъ передъ ней тарелку съ супомъ.
— Извольте, барышня, кушайте!— сказала ей наконецъ послдняя, подавая бульонъ.
Зина взяла въ руки ложку и уже хотла начать кушать, но спохватилась что около ея прибора нтъ хлба.
— Мамочка, у меня нтъ хлба,— обратилась она къ матери.
— Сейчасъ, дружокъ!— отозвалась послдняя, и вдругъ вмсто хлба подала ей прекрасную махровую розу.
— Что это?— спросила двочка.
— Разв ты не видишь,— роза.
— Зачмъ она мн, мамочка, теперь, я хочу кушать и прошу у тебя хлба.
— Да не сама-ли ты сію минуту говорила, что было бы гораздо лучше, если бы вс поля были засяны не рожью изъ колосьевъ, изъ которой выдлываютъ муку и затмъ хлбъ, а цвтами,— вотъ я и даю теб вмсто хлба прекрасную махровую розу.
Зиночка расхохоталась.
— Нтъ, мамочка,— сказала она,— я вижу, что жестоко ошиблась разсуждая подобнымъ образомъ — безъ хлба существовать невозможно. Богъ съ нею, съ розой, положи ее въ сторону и дай мн кусочекъ хлба.
Мама исполнила желаніе Зиночки, которая съ той поры, проходя мимо ржаного поля, никогда больше не говорила: ‘что въ немъ хорошаго — одна солома, да колосья!’
Люба пріхала погостить къ ддушк вмст съ мамой, папой и няней. Ддушка очень любилъ Любу баловалъ ее ужасно.
— Няня, пожалуйста не оставляйте Любочку одну,— сказала мама,— она у насъ проказница, какъ разъ что-нибудь набдакуритъ или напроказитъ.
— Ничего она не набдакуритъ и не напроказитъ!— вступился ддушка, посадивъ Любочку къ себ на колни и нжно цлуя ее.
Любочка обхватила рученками шею ддушки, хотла что-то отвтить, но въ эту минуту въ противоположномъ углу комнаты вдругъ раздалось: ‘ку-ку,— ку-ку’…
Двочка поспшно обернулась.
— Ддушка, что это?— спросила она.
— Это, другъ мой, часы съ кукушкой.
— Какъ, часы съ кукушкой, съ живою?
Вс расхохотались.
— Нтъ,— сказалъ ддушка,— она не живая, иначе не усидла бы въ такомъ тсномъ помщеніи.
— Но почему же она кукуетъ точно настоящая?
— Такъ уже сдлана.
— Я бы хотла посмотрть на нее подольше, а то не успла оглянуться, она уже и спряталась.
— Погоди, когда часовая стрлка будетъ показывать слдующій часъ, кукушка опять высунетъ свою головку!— добавила мама.
— Но, мамочка, это долго, надо ждать цлый часъ, а мн бы вотъ сію минуту хотлось.
— Пойдемъ, дружокъ, снова началъ ддушка, вставъ съ мста, я устрою такъ, что ты сію минуту увидишь.
И, подойдя къ часамъ, старикъ началъ переводить ихъ, кукушка безпрестанно выскакивала и каждый разъ куковала отчетливо. Люба была въ полномъ удовольствіи.
— Ну, теперь довольно,— сказалъ ддушка,— иначе часы могутъ испортиться, и тогда не видать намъ съ тобою срой кукушечки.
Люба не смла больше безпокоить ддушку и попросила няню, чтобы та всякій разъ предупреждала ее, когда кукушка должна выскочить.
Но вотъ однажды случилось такъ, что Любочка стояла одна въ комнат въ то время, когда часы ударили двнадцать. Она съ любопытствомъ слдила за кукушкой и затмъ, воспользовавшись отсутствіемъ няни, подвинула къ стн столъ, на столъ поставила стулъ, достала изъ буфета небольшую баночку варенья, вскарабкалась на самый верхъ и, давай наливать въ часы ложку за ложкой только что свареной крупной земляники.
— ‘Вотъ теб, кукушечка, вотъ теб милая за то, что столько разъ потшала меня,— приговаривала Любочка, угощая кукушку отъ всего сердца,— хотя ддушка и сказалъ, что ты дланная, не живая, но это вроятно неправда, кушай на здоровье кушай милая…
За тмъ когда въ банк почти ничего не осталось, двочка тмъ же порядкомъ сошла внизъ, убрала столъ, стулъ и отправилась отыскивать няню.
— Няня, ты скажи когда кукушка должна куковать,— сказала она.
— Хорошо,— отозвалась няня. Но къ крайнему удивленію прошелъ часъ, другой, третій — кукушка не показывалась.
— Что это значитъ?— сказалъ ддушка и, снявъ часы со стны, началъ ихъ разсматривать.
— Ахъ ты проказница!— сказалъ онъ, обратившись къ Любочк и громко расхохотавшись,— ужъ это врно твои дла!
Двочка конечно во всемъ созналась. Мама хотла наказать ее за шалость, но ддушка ни за что не позволилъ. Часы были немедленно отнесены къ часовщику, который, узнавъ въ чемъ дло, очень смялся, но по счастію взялся поправить ихъ и, по прошествіи нкотораго времени срая кукушка снова закуковала попрежнему.
Варенька, Люлюша и Петя съ нетерпніемъ ожидали Воскресенья, потому что въ этотъ день должны были съ утра отправиться къ бабушк, гд всегда бываетъ такъ весело. Кром того, что бабушка постоянно занимаетъ различными разсказами, угощаетъ лакомствомъ, даритъ игрушки — она еще всякій разъ непремнно придумаетъ какое-нибудь особенное удовольствіе, такое, которое дома испытать никогда не придется.
— Скоре бы Воскресенье!— сказалъ Петя.
— Сегодня только Пятница!— со вздохомъ отозвалась Варенька.
— А за Пятницей еще Суббота будетъ!— замтила въ заключеніе Люлюша.
Но такъ какъ на свт нтъ ничего вчнаго, то прошла Пятница, прошла и Суббота и въ конц-концовъ наступило такъ давно ожидаемое Воскресенье. Дти проснулись чуть не съ восходомъ солнца и хотли сейчасъ же вставать, но няня не позволила этого сдлать, сказавъ, что мама будетъ недовольна потому, что не любитъ, когда что нибудь длается не во время.
Волей-неволей приходилось покоряться и ждать. Дти снова юркнули подъ свои бленькія одяльца, вытянули ножки, зажмурили глаза и, въ надежд заснуть, лежали неподвижно, но сколько ни жмурились бдняги, сонъ не приходилъ больше, мысль о предстоящемъ дн у бабушки такъ и преслдовала ихъ, рисуя въ маленькихъ головкахъ самыя очаровательныя картины.
Время тянулось необыкновенно долго, наконецъ часовая стрлка висвшихъ въ столовой часовъ показала восемь, няня вошла въ комнату.
— Теперь пора, вставайте!— сказала она, приподнявъ стору.
Дти не заставили дважды повторять себ слово ‘вставайте!’ и мене чмъ по прошествіи получаса, уже совершенно одтые вышли къ утреннему чаю.
— Ба, ба, вы уже кажется готовы хоть сейчасъ пуститься въ путь-дорогу?— шутя замтилъ папа.
— Готовы, папа, давно, мы проснулись очень рано, только няня не позволила встать, сказавъ, что мама не любитъ безпорядка.
— И отлично сдлала, иначе мама, пожалуй, разсердилась бы и не пустила васъ къ бабушк.
— Сохрани Богъ!— въ одинъ голосъ вскричали дти и на ихъ маленькихъ свтлыхъ личикахъ выразился непритворный испугъ.
Мама улыбнулась.
— Будьте покойны!— сказала она,— ничего подобнаго случиться не можетъ, я вами довольна, и сейчасъ же посл завтрака отправляю васъ съ няней къ бабушк.
— А сама, мамочка, разв не подешь и папа тоже?— тревожно спросилъ Петя, который такъ любилъ своихъ родителей, что считалъ всякое удовольствіе неполнымъ, если они не могли принять въ немъ участія.
— Нтъ, мы прідемъ поздне, къ вечеру. Для васъ же вроятно пріятне отправиться раньше.
— О, конечно!
— Въ которомъ же часу мы тронемся?— спросила Люлюша.
— Сейчасъ посл завтрака!
И дйствительно, ровно въ половин перваго къ подъзду подали экипажъ. Дти сли въ него вмст съ няней, рослыя вороныя лошади побжали скоро, скоро, и мене чмъ черезъ двадцать минутъ доставили ихъ къ бабушк.
Бабушка жила въ хорошенькомъ домик, который со всхъ сторонъ былъ окруженъ зеленью, но прямо тянулась дорога въ городъ, налво маленькое озеро, которое отличалось отъ прочихъ озеръ тмъ, что вода въ немъ была необыкновенно чиста, прозрачна и въ то же самое время до того покойна, что никогда не покрывалась волнами.
Бабушка встртила дорогихъ гостей на лстниц, нжно поцловала каждаго по нсколько разъ, и повела въ садъ показывать цвтники. Затмъ посадила около себя на балкон, стала разсказывать сказку про Мальчика съ пальчика, про Бабу-ягу, про Красную шапочку. Потомъ горничная позвала обдать.
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/a03-13.jpg)
За обдомъ подавались блюда, которыя въ особенности любили дти: на пирожное были ягоды, да такія красныя, сплыя, какихъ нигд нельзя встртить, кром какъ только у бабушки.
— Ну, теперь друзья мои,— сказала она, вставъ изъ-за стола,— пойдемте, я приготовила для васъ новое, еще небывалое удовольствіе.
Дти самодовольно улыбнулись. Они заране знали, что это должно быть что нибудь очень, очень хорошее.
Бабушка молча спустилась съ балконной лстниц въ садъ и повела внучатъ по дйствительно новой, еще незнакомой имъ дорожк.
— Бабуся, кажется прежде этой дорожки не было?— спросилъ Петя.
— Не было, дружокъ, ты видишь, она только что проложена.
— И куда идетъ?
— Сейчасъ узнаешь.
Съ этими словами бабушка слегка толкнула маленькую калиточку, къ которой привела ихъ новая дорожка и дти очутились на берегу озера гд увидли около пристани маленькую изящную лодочку.
— Какая прелесть!— вскричали они, вотъ бы хорошо покататься!
— Почему же нтъ? Лодку эту я пріобрла собственно для васъ, вы можете кататься на ней сколько вамъ угодно, тмъ боле, что на моемъ озер никогда не бываетъ волненія, Дти бросились съ благодарностію цловать руку доброй бабушки и сли въ лодку. Варенька съ Люлюшей заняли мсто подъ навсомъ, маленькая собачка Дружокъ прыгнула туда же, Петя слъ напротивъ, взялъ въ руки весла и лодочка отчалила.
Боже мой, какъ радовались дти! Съ какимъ наслажденіемъ катались они взадъ и впередъ по озеру и считали себя при этомъ самыми счастливыми людьми въ цломъ мір.
— Почему папа никогда меня не пускаетъ къ себ въ кабинетъ, въ особенности безъ себя?— сказалъ однажды маленькій Ваня своему товарищу Волод,— какъ ты думаешь?
— Вроятно ты имешь дурную привычку все трогать и передвигать съ мста на мста, а папа твой человкъ акуратный, ему это не нравится.
Ваня ничего не отвтилъ на замчаніе товарища, потому что въ душ былъ совершенно согласенъ съ нимъ, но тутъ же мысленно поршилъ непремнно во что бы то ни стало, при первомъ удобномъ случа пробраться въ папинъ кабинетъ и пересмотрть все, что находится на письменномъ стол.
Случай не замедлилъ представиться, папа по обыкновенію посл ранняго завтрака ушелъ въ должность и, заторопившись, на бду забылъ ключъ отъ кабинета въ двери.
‘Прекрасно, превосходно!— сказалъ самъ себ Ваня,— даже судьба мн помогаетъ’, и воспользовавшись тмъ, что мама занялась шитьемъ, живо юркнулъ въ кабинетъ.
‘Какъ здсь хорошо, какъ интересно!’ — думалъ Ваня переходя отъ одного предмета къ другому, и все до послдней мелкой вещицы, перетрогалъ руками и незамтно для самого себя сдвинулъ съ обычнаго мста.
‘А это что такое?’ сказалъ онъ уже вслухъ, снявъ со стола какую-то непонятную для него бронзовую коробочку и открылъ крышку.
‘Спички!— отвтилъ самъ себ Ваня,— но какія необыкновенныя, длинныя съ розовыми головками! Дай-ка чиркну, каково он горятъ пожалуй тоже разноцвтными огнями, это должно быть очень красиво’.— И не долго думая, Ваня чиркнулъ спичку, которая вспыхнула такъ быстро, что онъ, испугавшись, бросилъ ее на столъ и случайно уронилъ обратно въ бронзовую коробочку.
Упавъ на остальныя спички, она въ одинъ моментъ зажгла ихъ вс разомъ, пламя вырвалось наружу, и такъ какъ спичечница стояла около окна, гд были спущены кисейныя занавски, то и занавски загорлись. Ваня перетрусилъ не на шутку.
— Пожаръ, пожаръ!— закричалъ онъ на весь домъ и какъ помшанный выбжалъ изъ комнаты.
— Гд пожаръ? Что горитъ?— раздался вдругъ голосъ отца, который, забывъ одну нужную бумагу, нечаянно вернулся за нею домой.
— У тебя въ кабинет, папа!— отвтилъ Ваня дрожа словно въ лихорадки.
— Не можетъ быть, туда никто безъ меня не входитъ, потому что я уношу ключъ съ собою.
— Сегодня ты по разсянности оставилъ его въ двери, я зашелъ туда, и… и… набдакурилъ.
Папа съ упрекомъ взглянулъ на мальчика. Разспрашивать: какъ, что и почему, и длать выговоръ было некогда, онъ бросился въ кабинетъ, который почти весь оказался въ пламени.
— Пожаръ, пожаръ, помогите!— громко закричалъ тогда папа, испугавшись главнымъ образомъ за письменный столъ, гд хранились вс деньги и нужныя бумаги.
Сейчасъ же сбжалась прислуга, явились пожарные, письменный столъ успли вынести, но комната и остальная мебель вся обгорла.
Папа и мама были очень испуганы и чрезвычайно недовольны Ваней, котораго наказали самымъ строгимъ образомъ.
— Хорошо, что я случайно вернулся домой,— сказалъ папа,— и во время усплъ позвать на помощь! А еслибы этого не было, то не только вс наши деньги, документы, но и сами вы могли бы погибнуть безвозвратно.
Ваня опустилъ глаза и молча слушалъ рчь папы:, онъ не возражалъ ни слова, во первыхъ, потому, что не смлъ, а во вторыхъ, вполн признавалъ себя виноватымъ.
КТО ПРОСПИТЪ, ТОТЪ ОСТАНЕТСЯ ДОМА.
— Коля, ты опять кажется дремлешь? -сказала старушка няня Настасья маленькому пятилтнему мальчику, который, сидя на высокомъ стул около стола, склонилъ свою курчавую головку на руку и готовился заснуть.
— А что?— отозвался мальчикъ лниво, протирая заспанные глаза.
— Дремлешь опять!— сердито повторила няня.
Коля вмсто отвта громко звнулъ.
— Который часъ?— спросилъ онъ, потягиваясь.
— Скоро восемь, сейчасъ подадутъ чай.
— А затмъ и въ кроватку, няня?
— Затмъ и въ кроватку, дружокъ, этакой ты, право, соня у насъ уродился, ни на что не похоже,— какъ только на двор начнетъ смеркаться — дремлешь, а утромъ едва тебя дотолкаешься.
Коля улыбнулся, онъ зналъ, что няня говоритъ правду, и на вс замчанія какъ ея, такъ равно отца и матери, всегда отвчалъ, что никакъ, никакъ не можетъ встать рано и очень удивляется своимъ братьямъ, которые вскакиваютъ съ постелей ровно въ семь часовъ утра и еще въ-добавокъ сію минуту идутъ купаться.
— А между тмъ, дружокъ,— сказала ему однажды мама,— надо понемногу привыкать, иначе мы вс прозовемъ тебя ‘соней’ — будетъ стыдно!
— Не могу, мамочка, никакъ не могу!— отозвался Коля,
— Соня ты, больше ничего — стыдно!..
Съ итого дня Колю вс въ дом называли не иначе какъ ‘соня’. Сначала онъ смялся надъ своимъ прозвищемъ, потомъ началъ сердиться, и въ конц-концовъ даже плакалъ, но прозвище все-таки по прежнему оставалось за нимъ.
Прошло около мсяца. Коля каждый день плакалъ, сердился, а между тмъ не имлъ настолько характера, чтобы заставить себя не быть ‘сонею’, до тхъ поръ, пока однажды случилось слдующее.
Двадцатаго юля былъ день ангела дяди Ильи, родного брата матери) родители Коли проводили всегда день этотъ у него, тамъ собиралось много гостей, устраивалось катанье на лодкахъ, фейерверки, и вообще было очень весело.
По примру прошлыхъ лтъ, семья Коли и ныншній годъ собиралась отправиться въ ‘Ильинское’, такъ звали имніе дяди.
— Мы конечно подемъ наканун?— сказала мама за обдомъ, обращаясь къ пап.
— Нтъ, другъ мой, наканун хать невозможно, у меня есть спшная письменная работа, которую я обязательно долженъ кончить. Мы отправимся въ тотъ же день, только съ первымъ поздомъ.
— Который выходитъ отсюда въ восемь часовъ утра?
— Да.
Коля, все время молча слушавшій разговоръ родителей, думалъ самъ про себя, что ему очень трудно будетъ встать такъ рано, и надялся въ душ, что можетъ быть папа шутитъ и вечеромъ, передъ тмъ какъ дти пойдутъ спать, объявитъ имъ настоящій часъ отъзда, Но вотъ наступилъ вечеръ, дти по обыкновенію пришли проститься съ отцомъ и матерью.
— Смотрите же, завтра ровно въ семь часовъ извольте подняться съ постелей, кто проспитъ, тотъ останется дома!— сказалъ папа.
Витя и Саша, два старшіе мальчика, привыкшіе обыкновенно вставать рано, нисколько не смутились подобнымъ приказаніемъ, но Коля крпко задумался, хотя все-таки просилъ няню разбудить его наравн съ остальными.
— Хорошо,— отозвалась старушка, и ровно въ семь часовъ утра на слдующій день подошла къ кроватк маленькаго ‘сони’.
Коля открылъ глаза и, сердито взглянувъ на няню, хотлъ было снова повернуться къ стн и заснуть, но, вспомнивъ слова папы: ‘кто проспитъ, тотъ останется дома’, поспшно началъ одваться и, къ общему удивленію, вышелъ къ утреннему чаю въ столовую одновременно съ Витей и Сашей.
— Вотъ чудеса!— сказалъ папа засмявшись,— кого я вижу! ты уже всталъ?
— Всталъ, папочка, и знаешь, мн такъ понравилось раннее вставанье, что я намренъ вставать такъ же постоянно.
И дйствительно, съ этого дня Коля началъ вставать вмст съ братьями, вслдствіе чего его вс перестали называть ‘соней’.
Маша только что перехала на дачу съ папой, мамой и маленькимъ братишкой Никой.
Новая жизнь въ бленькомъ деревянномъ домик, окруженномъ зеленью, очень нравилась дтямъ, они почти цлый день оставались на воздух.
Ника чрезвычайно любилъ ловить рыбу, папа устроилъ ему удочку и мальчуганъ иногда по цлымъ днямъ стоялъ съ нею на берегу рки, въ надежд, рано или поздно поймать во что бы то ни стало какую-нибудь необыкновенную, большую рыбу, въ род той, про которую няня разсказывала въ сказк, но рыба не только необыкновенно большая, а даже самая маленькая, словно на зло, попадалась рдко.
— Нику это сначала ужасно сердило, но затмъ онъ сталъ относиться къ своей неудач боле хладнокровно и, странно, именно съ той поры и рыбки начали клевать чаще и чаще. Маша иногда тоже сопровождала брата на рыбную ловлю, а иногда оставалась дома, но затмъ когда бывшая кормилица ея, Анна, подарила ей однажды прехорошенькую блую уточку съ пятью крошечными утятками, она уже на цлый день уходила на берегъ и заботливо слдила глазами за тмъ, какъ они плавали и барахтались въ вод.
Тонка, любимая собачка Маши, почти всегда сопровождала свою маленькую госпожу, но бда заключалась въ томъ, что она не могла лежать спокойно и все рвалась впередъ, съ очевиднымъ намреніемъ схватить желтенькаго утенка.
— Ника, брось удочку, помоги мн подержать Топку,— сказала однажды Маша,— противная собаченка непремнно хочетъ куснуть моихъ уточекъ.
— Вотъ еще, я для твоихъ уточекъ брошу ловить рыбу! Пускай кусаетъ, мн какое дло!
— Не стыдно ли быть такимъ злымъ, Ника?
Ника ничего не отвчалъ — онъ слишкомъ былъ занятъ своимъ дломъ, чувствуя, что удочка его вдругъ какъ-то дрогнула.
— Ника, Ника,— снова взмолилась Маша,— помоги, я ужасно устала!
— Ахъ, замолчи пожалуйста! Не приставай съ пустяками! Я увренъ, что сегодня непремнно поймаю большую пребольшую рыбу, ты же мн только мшаешь, посмотри какъ поплавокъ дрожитъ и качается!
Маша обернулась, чтобы взглянуть на удочку, Тонка воспользовался этимъ моментомъ, спрыгнулъ съ ея колнъ и бросился за утятами, которыя, не долго думая, повернули свои крошечныя головки въ противуположную сторону и поплыли все прямо и прямо по теченію, мамаша ихъ, большая блая утка, сдлала тоже.
— Ай, ай, ай! мои уточки! Он утонутъ!— вскричала Маша, заливаясь горючими слезами, но Ник было не до уточекъ,— онъ высоко поднялъ кверху удочку и увидлъ на крючк окуня, величиною въ цлый вершокъ.
— А я такъ вотъ рыбу поймалъ,— сказалъ онъ весело,— посмотри какую большую!
Маша продолжала плакать и, вмсто того, чтобы посмотрть на окуня, со всхъ ногъ бросилась домой сообщить мам о случившейся бд.
— Будь покойна,— сказала мама,— утки никогда не потонутъ.
— Но, мамочка, еслибы ты видла, какъ он испугались и какъ противная Тонка на нихъ бросилась!
— Ничего, не тревожься — воротятся.
Маша всегда и во всемъ врила мам, но на этотъ разъ къ ней закралось сомнніе, она подумала, что мама говоритъ такъ, чтобы ее успокоить, и молча потупила глазки.
— Не вришь?— сказала тогда мама, словно угадавъ мысль двочки.
Маша вмсто отвта заплакала еще больше.
— Пойдемъ со мною на берегъ.
— Только безъ Тонки…— сквозь слезы отвчала двочка.
— Хорошо, Тонку мы запремъ въ спальн.
И приказавъ горничной поймать собачку, мама взяла Машу за руку и повела на берегъ къ тому самому мсту, гд она сидла постоянно.
— Ты увидишь, что когда мы подойдемъ къ большому дереву, блая уточка со своей семьей уже будетъ ожидать насъ.
Но предсказаніе мамы однако не сбылось, утки и утятъ тамъ не оказалось. Мама пришла въ отчаяніе.
Ника, первый порывъ радости котораго по случаю пойманнаго окуня прошелъ, тоже сочувствовалъ горю сестры, потому что любилъ блую уточку не меньше Маши, и мысль, что больше никогда не придется видть ее, казалась ему настолько ужасною, что онъ готовъ былъ самъ броситься за ними въ погоню.
Но вотъ вдругъ далеко, далеко на поверхности воды мелькнуло какое-то маленькое движущееся пятнышко. Дти стали внимательно всматриваться и… о радость!— это оказалась блая уточка съ пятью желтенькими утятами, которыя, преспокойно подплывъ къ берегу, вышли одинъ за другимъ на траву и начали отряхивать мокрыя перышки. Маша совершенно успокоилась и перестала сердиться на Тонку.
На двор стоялъ одинъ изъ тхъ пасмурныхъ невеселыхъ дней, какіе обыкновенно бываютъ осенью, дождь шелъ съ самаго утра и небо все сплошь было покрыто густыми тучами.
Ниночка и Федя сидли у окна и молча смотрли на проходившихъ и прозжавшихъ мимо. Имъ было очень досадно, что нельзя было выйти погулять, но длать нечего, пришлось покориться.
— Ниночка, посмотри какую хорошенькую собачку песетъ на рукахъ мальчикъ, но какъ зло онъ на нее смотритъ, грозитъ пальцемъ, точно бить собирается!
Ниночка нагнулась ближе къ окну, и дйствительно увидала что какой-то уличный мальчикъ, держа на рукахъ крошечнаго щеночка, сердито угрожалъ ему не только пальцемъ, но цлымъ кулакомъ.
Щенокъ ежился, жмурилъ глазки и, какъ дтямъ показалось изъ окна, даже взвизгивалъ. Фед стало такъ жаль его, что онъ не могъ утерпть, чтобы не открыть окно и не разспросить мальчугана о несчастномъ созданіи.
— Это твоя собачка?— окрикнулъ онъ оборвыша.
— Моя!— коротко отвчалъ послдній.
— Куда ты несешь ее?
— Бросить въ воду!
— Какъ,— переспросили дти,— утопить?
Мальчуганъ утвердительно кивнулъ головой.
— Но зачмъ? Что она теб сдлала?
— Украла кусокъ мяса со стола.
— Можетъ быть она была голодна, ты врно забылъ накормить ее?
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/a01-17.jpg)
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/a02-14.jpg)