Дачный жених, Лейкин Николай Александрович, Год: 1897

Дачные страдальцы (1897)
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Скачать в PDF

H. А. Лейкинъ.

Дачные страдальцы.
Пять юмористическихъ разсказовъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Высочайше утвержд. Товарищество, печатня С. П. Яковлева’. Невскій, No 132.

1897.

Дачный женихъ.

I.

— Нтъ, ужъ какъ хочешь, Серафима, что ты тамъ ни говори, а сегодня надо выяснить, съ какими намреніями онъ къ намъ ходитъ. По моему разсчету, онъ у насъ больше полупуда лососины сълъ, а лососина дешевле тридцати копекъ за фунтъ нынче и не была. А сыръ швейцарскій и раки? А сардинки, а кильки, которыя я для него покупаю? О мяс я ужъ не говорю, хотя для него я телячью печенку покупала. Спеціально телячью печенку, потому что онъ сказалъ, что телячья печенка съ лукомъ для него первое блюдо.
Такъ говорила мать, тощая, пожилая, высокая женщина, обращаясь къ своей дочери, двушк тоже уже не первой молодости, пестро одтой, нсколько подкрашенной, съ подведенными бровями. Дочь вся вспыхнула и отвчала:
— Но, мамаша, вдь вы сами-же всякій разъ приглашаете его обдать, когда онъ проходитъ мимо нашей дачи со службы. Онъ направляется въ кухмистерскую, а вы выскакиваете и зазываете: ‘милости прошу, Василій Павлычъ, милости прошу, къ намъ на перепутье. Сейчасъ за столъ садимся’.
— Да, я приглашаю, но ежели онъ благородный человкъ, онъ самъ долженъ понимать, съ какою цлью я его приглашаю. Онъ видитъ, что у меня дочь на ше и что я ищу ее сбыть съ рукъ.
— Какъ это хорошо такъ говорить: сбыть съ рукъ.
Дочь насупилась и отвернулась.
— Милая, въ моемъ положеніи рчей подбирать нельзя. Какъ хочешь, теб двадцать семь лтъ,— отвчала мать.
— И всего-то двадцать шесть, маменька.
— Позволь… Метрическое твое свидтельство у меня, а не у тебя, и наконецъ я это говорю глазъ на глазъ. Конечно, при людяхъ я всмъ разсказываю, что теб двадцать три.
— Да вдь и на дл только-что только исполнилось двадцать шесть лтъ.
— Однако, двадцать седьмой все-таки ужъ пошелъ.
— Такъ двадцать седьмой-же, а не двадцать семь.
— Это ршительно все равно, впрочемъ. Будь теб двадцать, двадцать шесть, двадцать девять, но тамъ, гд есть взрослая двушка въ дом, безнаказанно въ теченіи двухъ мсяцевъ двадцать разъ обдать нельзя.
— Да не обдалъ онъ двадцать разъ.
— Больше, милая, а завтраки по праздничнымъ днямъ я ужъ не считаю, хотя и за завтракомъ всегда пирогъ какой-нибудь, кофей, булки. Прошлое воскресенье нарочно для пирога сига покупала, а сигъ маленькій — и то шесть гривенъ. А пиво, а водка? Мадеры онъ бутылки три у меня за это время вытрескалъ, а мадера по полтора рубля.
— Да вдь и сами мы вмст съ нимъ пьемъ и димъ. Мадеру вы сами пьете.
— Такъ вдь для него же я пью, чтобы ему была компанія. А что до лососины, то неужели я при моей пенсіи буду платить за лососину по тридцати пяти и по сорока копекъ, ежели мы обдаемъ одни? Разъ даже заплатила по полтиннику за фунтъ. Шутка! По полтиннику за фунтъ! И наконецъ, всякій разъ къ ботвинь свжіе огурцы, а они по весн… ты сама знаешь, почемъ они были. Теперь клубника, сливки… Нтъ это надо выяснить.
Дочь пожала плечами.
— Да какъ вы выясните?— спросила она.
— Очень просто. Сейчасъ сяду за калитку нашей дачи, буду ждать, когда онъ пройдетъ мимо, зазову его обдать и за обдомъ ршительно спрошу: ‘позвольте, молъ, узнать, съ какими вы намреніями’.
— Однако, сами-же зазовете?
— Сама, сама. Такъ что-жъ изъ этого?
— И вотъ всегда такъ. А съ его стороны нахальства не было.
— Нахальство, прямо нахальство. Ежели онъ не иметъ благородныхъ намреній, онъ долженъ отказаться подъ благовидными предлогами. ‘Благодарю, молъ, васъ, но у меня срочная работа взята домой’, или что-нибудь въ род этого. Который теперь часъ?
— Да ужъ скоро пять.
— Скоро пять! Стало быть его надо караулитъ. Въ четыре часа онъ выходитъ со службы, часъ детъ по конк. Переоднься. Наднь сейчасъ на себя твой мордовскій костюмъ и выходи за калитку. Мордовскій костюмъ къ теб лучше всего идетъ.
— Но ужъ я разъ пять была за обдомъ при немъ въ мордовскомъ костюм.
— И все-таки онъ ему нравится. Онъ даже высказывалъ, что ты въ немъ очень интересна. Сегодня ршительный день атаки, а потому вс средства надо пустить въ ходъ. Одвайся, одвайся. Да пойдешь мимо кухни, такъ скажи Дарь, чтобы она сбгала въ лавку и купила къ закуск селедку. Сегодня я для него, для подлеца, грибы длаю въ сметан. Неужели ужъ грибами-то его пронять нельзя!
— Ахъ, мамаша!
— Нечего ахать! Иди. Селедку… Да тамъ у насъ еще полъ-коробки сардинокъ осталось. Я, милая моя, часы съ цпочкой изъ-за него, мерзавца, заложила. Да бусы цвтныя не забудь надть… И прическу въ дв косы… Въ дв косы ты моложаве выглядишь.
— Ахъ, не дло вы затваете!
— Теб сказано, чтобы ты не ахала! Не дло! Надо-же когда-нибудь конецъ положить.
— Конецъ надо выждать. Онъ самъ собой выяснится.
— Выжидать мн ужъ надоло. Благодарю покорно. Прямо категорическій вопросъ: такъ, молъ, и такъ… И ежели неудовлетворительный отвтъ — сейчасъ выгонъ. ‘Въ такомъ, молъ, случа, милостивый государь, потрудитесь оставить нашъ домъ’.
— Какъ оставить домъ? Онъ взялъ мою браслетку съ бирюзой и съ брилліантиками починить.
— Браслетку? Зачмъ-же ты ему отдала?
— Да вдь у ней замокъ сломался. Въ городъ мы здимъ рдко — вотъ я и попросила его свезти починить.
— Вотъ дура-то! Да браслетка твоя сорокъ рублей стоитъ.
— Позвольте… Да что-жъ изъ этого? Вдь вы-же его въ зятья себ прочите.
— Прочу, но пока не выяснилось дло…
— Онъ сегодня хотлъ ее привезти изъ починки.
— Боже мой, что ты надлала! А вдругъ онъ не привезетъ, какъ я тогда его гнать буду?
— Но зачмъ-же гнать-то?
— Ахъ, подлецъ, подлецъ!— Вотъ хитрый-то! Это онъ у тебя нарочно въ залогъ браслетку выманилъ, чтобы еще безчисленное множество разъ безнаказанно обдать у насъ.
— Онъ, мамаша, вовсе не мошенникъ.
— Знаю я ихъ. Вс они не мошенники, однако вотъ уже около полудюжины такихъ сорвалось. Пили, ли и удирали. Одинъ даже тринадцать рублей въ стуколку мн проигралъ и, не заплативши, свернулся. Ахъ, Серафима, какая ты дура!
— А вотъ увидите, что онъ сегодня или завтра принесетъ браслетку.
— Ну, маршъ, маршъ, одваться! Все-таки я сегодня поставлю вопросъ ребромъ. Одвайся и выходи ко мн за калитку. А я буду караулить его.
Дочь пожала плечами и направилась въ дачу.
— Селедку! селедку не забудь! Когда твоей сестр Кат теперешній ея мужъ сдлалъ предложеніе, тоже была селедка къ закуск. Селедка счастливая закуска!— кричала ей вслдъ мать и вышла за калитку палисадника.

II.

Серафима, одтая въ мордовскій костюмъ, съ у двумя косами, распущенными по спин, вышла за калитку палисадника дачи. Мать ея сидла около калитки на скамейк и, щурясь, смотрла вдоль придорожной аллейки, идущей мимо дачныхъ палисадниковъ.
— Не проходилъ еще…— сказала мать и перевела глаза на дочь.— Щеки-то, кажется, мало притерла, прибавила она.
— Не хорошо много при дневномъ свт. Очень ужъ замтно будетъ,— отвчала дочь.
— Ну, садись на скамейку со мной рядомъ и давай его ждать. Сколько онъ жалованья-то получаетъ?
— Да вдь врутъ они вс. Говоритъ, что сто рублей въ мсяцъ и два раза въ годъ награды.
— Напрасно я не създила въ ихъ канцелярію и не справилась. Ну, да все равно: ежели и семьдесятъ пять рублей, то, и это довольно. Можетъ вечернихъ занятій искать… домъ гд нибудь управлять изъ-за квартиры. Къ семидесяти пяти рублямъ ежели приложить мой пансіонъ, то при извстной экономіи и очень недурно можно жить.
— Ахъ, вы хотите вмст…
— Конечно-же. Послднюю дочь пристраиваю, такъ неужели мн одной остаться!
— Нтъ, я къ тому, что у него тоже мать старуха живетъ въ провинціи при его замужней сестр…
— А ужъ живетъ при его сестр, такъ мать-то свою можетъ и оставить. Идетъ…— встрепенулась мать.— Ну, Господи благослови! Дай доброму длу быть.
Дочь вздрогнула и сказала:
— Маменька, только вы, пожалуйста, не очень…
— Да ужъ я знаю, какъ… Перекрестись-же, дура…
Дочь перекрестилась. По аллейк шелъ молодой мужчина въ свтломъ пальто, въ шляп котелкомъ съ портфелемъ подъ мышкой. Онъ приближался къ нимъ. Мать сложила лицо въ улыбку и, взглянувъ на дочь, проговорила:
— Да сдлай ты веселое-то лицо. Ну, что кикиморой сидишь!
— Какъ тутъ веселое лицо, коли вы скандалъ хотите длать…
— Какой-же тутъ скандалъ?
Молодой мужчина поровнялся съ ними. Это былъ небольшаго роста блондинъ съ маленькой бородкой, тщедушный, съ нсколько какъ-бы испуганными глазами. Онъ приподнялъ шляпу.
— Здравствуйте, здравствуйте…— заговорила мать.— Что это такъ поздно сегодня?
— На служб сегодня позамшкался, да и конка тащилась, какъ черепаха.
— А мы васъ ждемъ, чтобы перехватить. Пойдемте къ намъ обдать. У насъ сегодня ваши любимые пельмени. Ягоды со сливками и борщъ изъ молодой свеклы.
Молодой человкъ замялся…
— У меня сегодня работа взята…— хлопнулъ онъ рукой по портфелю.— Я хотлъ наскоро зайти въ кухмистерскую и приняться потомъ за дло, а вдь у васъ засидишься.
— Дло не медвдь, въ лсъ не убжитъ. Пойдемте, Виталій Павлычъ… Нарочно ждемъ васъ,— говорила мать.— Я сегодня заказываю кухарк пельмени, а Серафима и говоритъ: ‘Виталій Павлычъ пельмени такъ любитъ’… Проси-же, Серафима…
— Пойдемте… Мы васъ не задержимъ… Чмъ въ кухмистерской обдать, лучше-же у насъ,— проговорила Серафима и вскинула на него глаза.
— Не смю отказываться…— поклонился молодой человкъ.
Они вошли въ палисадникъ. На террас дачи былъ накрытъ столъ на три прибора.
— Серафима! Бери у Виталія Павлыча портфель…
— Что вы, что вы… Съ какой стати?.. Я самъ…
Молодой человкъ положилъ портфель на стулъ, снялъ съ себя пальто и перекинулъ его черезъ перила террасы…
— Вотъ и селедочка приготовлена. Выпейте водочки,— предлагала мать.
— Жарко очень…— отнкивался онъ,— Въ такую погоду, знаете…
— Да полно вамъ кокетничать-то! И я съ вами выпью.
— Съ вами, пожалуй.
Выпита первая рюмка, вторая, третья, съденъ борщъ. Мать подкладывала Виталію Павловичу то сосиску изъ борща, то кусочекъ говядины и разсыпала разговоръ. Дочь больше молчала. Вотъ и пельмени. Виталію Павловичу наложенъ на тарелку цлый ворохъ. Онъ отнкивался, но сълъ. Подали клубнику со сливками. Мать подмигнула дочери и, обращаясь къ молодому человку, начала:
— А я сегодня, Виталій Павловичъ, имю до васъ серьезный разговоръ.
— Какой это?— встрепенулся молодой человкъ, только сунувшій въ ротъ ложку съ клубникой и остановился, переставъ ее разжевывать.
— Вдь вотъ у меня дочь невста,— продолжала мать.— Я все хотла васъ спросить, съ какими намреніями вы посщаете нашъ домъ.
— То-есть какъ это? Когда вы позовете, то я… Я очень люблю и уважаю васъ и Серафиму Игнатьевну…
— Этого мало-съ. Это все на словахъ, но надо доказать и на дл: выяснить, кончить.
Мать перестала сть и въ упоръ смотрла на Виталія Павловича… Дочь сидла ни жива, ни мертва, вся вспыхнувшая.
— Да съ… Вы у насъ завтракаете, обдаете, ужинаете…— продолжала мать.
— Да вдь вы такъ неотступно приглашаете.
— А вы ежели принимаете приглашеніе, то очень хорошо должны понимать, что я мать, что у меня товаръ, то-есть дочь, а вы покупщикъ. Посщая насъ, вы все-таки бросаете тнь на Серафиму, длаете огласку и порождаете сплетни. Если вы посщаете насъ безъ серьезныхъ намреній, то безнаказанно это оставить нельзя, если-же вы съ серьезными намреніями, то ужъ пора конецъ сдлать. Вы молодой человкъ скромный, солидный… Ну-съ? Я ставлю вопросъ ребромъ…
Молодой человкъ весь вспыхнулъ, крупный потъ выступилъ у него на лбу. Онъ пересталъ сть клубнику, отодвинулъ отъ себя тарелку и молчалъ.
— Ну-съ? Отвчайте-же мн. Съ своей стороны я должна сказать, что мн и Серафим вы нравитесь.
— И вы мн нравитесь, я васъ полюбилъ какъ родныхъ…— выговорилъ молодой человкъ и замялся.
— Такъ зачмъ же дло стало? Продолжайте. Договаривайте…
— Я право не знаю…
— Да тутъ и знать ничего не надо, а надо ршиться. У Серафимы тысяча рублей про черный день…
— Позвольте. Дайте подумать…
— Нтъ, ужъ дольше думать нельзя. Вопросъ ребромъ и отвтъ долженъ быть ребромъ… Мы васъ угощаемъ, покупаемъ дорогую провизію, стараемся угодить вашимъ вкусамъ, вы принимаете отъ насъ угощеніе, завлекли ее, набросили на нее тнь…
— Я очень люблю и уважаю Серафиму Игнатьевну…
— А любите и уважаете, такъ и говорить нечего. Она также васъ любитъ и уважаетъ. Серафима! протяни Виталію Павловичу руку… Что-жъ ты сидишь истуканомъ!..
— Все это очень прекрасно, но такъ вдругъ.
— Вдругъ-то всегда и бываетъ крпче. Держите, держите ее за руку, а я сейчасъ схожу за иконой… Серафима! Не выпускай его руки.
— Я хотлъ вамъ сказать…
— Посл скажете.
Мать выскочила изъ-за стола, побжала въ другую комнату и вернулась съ образомъ.
— Встаньте, встаньте… Поднимитесь изъ-за. стола. Станьте передо мной. Я благословлю васъ иконой.
Серафима подтащила его къ матери и стала, креститься.
— Я хотлъ вамъ объяснить…— продолжалъ молодой человкъ.
— Посл объяснимся. Наклоните голову.
— Я долженъ вамъ объявить…
— Да благословитъ васъ…
— Не благословляйте, не благословляйте. Я женатъ!— крикнулъ молодой человкъ и отскочилъ отъ Серафимы.
Картина.
Лейкин Николай Александрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. На уроке, Лейкин Николай Александрович, Год: 1897
  2. Дачные страдальцы, Лейкин Николай Александрович, Год: 1897
  3. Дача по объявлению, Лейкин Николай Александрович, Год: 1897
  4. Прощальный вечер, Лейкин Николай Александрович, Год: 1897
  5. Актер-любитель, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
  6. Нумизмат, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
  7. Покровитель животным, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
  8. Фотографическая слабость, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Электронная библиотека