Дача по объявлению, Лейкин Николай Александрович, Год: 1897

Дачные страдальцы (1897)
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Скачать в PDF

H. А. Лейкинъ.

Дачные страдальцы.
Пять юмористическихъ разсказовъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Высочайше утвержд. Товарищество, печатня С. П. Яковлева’. Невскій, No 132.

1897.

Дача по объявленію.

I.

Была весна. Апрль. Петербургскій поздъ только что прибылъ на одну изъ маленькихъ станцій Петербурго-Варшавской желзной дороги, постоялъ три минуты и помчался дале.
Въ позд пріхали пожилые мужчина и дама — мужчина въ рыжемъ охотничьемъ пальто, войлочной шапочк и высокихъ сапогахъ, дама въ байковомъ плать, суконной кофточк и фетровой шляпк, покрытой пуховымъ платкомъ. Багажа — никакого: только небольшой парусинный сакъ-вояжъ. Они вышли на заднее крыльцо станціи и торговались съ тремя стоявшими у станціи мужиками возницами, пріхавшими въ телжкахъ.
— Въ Жирлово…— говорилъ мужчина, закуривая папиросу.
Мужики переглянулись и отвчали:
— Не дохать, баринъ.
— Какъ не дохать?— удивленно спросила дама.— Что вы говорит!
— Очень просто, барыня: туда пути нтъ.
— Не можетъ быть. Туда отличная шоссейная дорога,— перебилъ мужчина.
— Четыре версты, дйствительно, есть кое-какое шоссе, а тамъ шесть верстъ въ сторону и не пройти, не прохать. Разв верхомъ.
— Да что вы врете! И всего-то въ Жирлово отъ станціи пять верстъ.
— Ну, ужъ это намъ знать. Вдь вы не здили,— проговорилъ мужикъ въ рваномъ армяк.
— Позволь, другъ любезный, въ газетахъ прямо сказано: отъ станціи пять верстъ. Тамъ дв дачи сдаются,— перебилъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— Сдаются. Это точно-съ… У помщика Драгунцева.
— Вотъ, вотъ… Драгунцева… Въ объявленіи сказано: отъ станціи пять верстъ, хорошее шоссе, здоровая мстность, на озер…
И господинъ въ рыжемъ пальто выхватилъ даже газету изъ кармана съ обведеннымъ краснымъ карандашемъ объявленіемъ.
— Написать-то все можно. А до Драгунцева одиннадцать, двнадцать верстъ. Зимой на саняхъ болотомъ здимъ, наискосокъ — ну, версты три выгадываемъ, а теперь прямо надо сказать: двнадцать.
Мужчина въ рыжемъ пальто и дама переглянулись.
— Какъ-же это такъ? Стало-быть все написанное вздоръ?— спросилъ даму мужчина.
— Право ужъ не знаю. Напечатано: пять верстъ… хорошее шоссе,— отвчала дама съ замшательствомъ.— Послушай, милый,— обратилась она къ возниц съ коричневымъ лицомъ и черной бородкой окомелкомъ:— намъ все-таки нужно посмотрть дачу, хотя-бы она была и двнадцать верстъ отъ станціи. Мы нарочно для этого изъ Петербурга пріхали. Ты насъ ужъ какъ-нибудь свези.
— Да какъ-же свезти-то, барыня, если дороги нтъ! Лошадь заржешь.
Мужчина въ рыжемъ пальто пожималъ плечами.
— Удивляюсь, какъ можно печатать такія объявленія и приглашать смотрть дачу, если пути нтъ! Вдь это чортъ знаетъ что!— возмущался онъ.
— Да путь-то есть, баринъ, но не теперь. Путь будетъ на Жирлово, когда просохнетъ. Вотъ въ половин мая, недльки черезъ три пожалуйте — и въ лучшемъ вид…
— Какъ черезъ три недльки, если намъ сейчасъ надо! Куда-же мы теперь днемся, если мы пріхали!
— А кто-жъ вамъ веллъ хать, ваше благородіе, не спросясь…
— Позволь. Да у кого-же спроситься-то было, если мы по объявленію! Пять верстъ шоссе…
— Облыжное объявленіе…— стоялъ на своемъ возница.
— Вотъ это штука!— пристально взглянулъ на даму мужчина въ рыжемъ пальто и, получивъ отъ дамы въ отвтъ только безпомощный взглядъ, снова обратился къ возниц:— Но нельзя-ли насъ свезти туда какъ нибудь хоть шагомъ…
— Коня заржешь послышался отвтъ мужика съ темнымъ коричневымъ лицомъ. Но мужикъ въ рваномъ армяк вступился за сдоковъ.
— Вези, Михайло Митревъ!.. У тебя тарантасъ… Въ тарантас какъ-нибудь доплетешься,— сказалъ онъ.— Господа хорошо заплатятъ.
— Хоть шагомъ какъ-нибудь…— упрашивала дама.— Восемьдесятъ верстъ по желзной дорог хали и вдругъ назадъ…
— Кабы на пар, барыня, былъ, то я и разговаривать не сталъ, а на одной увязнешь.
— Не увязнешь. Смотри, какое ведро стоитъ!— ободрялъ мужикъ въ рваномъ армяк.— Самъ пшкомъ пойдешь — ну, какъ нибудь и доплетешься.
— А около Клюкова-то? Утонуть вдь можно,— стоялъ на своемъ мужикъ съ коричневымъ лицомъ.
— Около Клюкова, говорятъ, настилка есть. Втокъ накидали.
— Свезите насъ туда, пожалуйста,— упрашивала дама.— Хоть шагомъ… Тамъ мы дачу посмотримъ, вы подождете насъ, а потомъ обратно сюда… къ семи часамъ, къ позду.
Мужикъ съ коричневымъ лицомъ отчаянно махнулъ рукой и произнесъ:
— Шесть рублей дадите, такъ извольте, подемъ.
— Какъ шесть рублей? Намъ сказали, что самое дорогое туда и обратно два рубля.
— Эхъ, барыня! Да вдь я и везу-то только изъ-за жалости. За шесть — извольте.
— Нтъ, нтъ. Этого нельзя… Ну, прибавимъ рубль.
— За три? Не расчетъ. Лошадь дороже стоитъ.
Мужикъ съ коричневымъ лицомъ опять махнулъ рукой.
— Да вдь она и дороже шести рублей стоитъ,— возразилъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— Правильно… Но мы такъ разсуждаемъ, что ежели, къ примру, теперича…
— Ну, вотъ что… Такъ какъ бездорожье и торговаться я не люблю, то за бездорожье я теб синенькую бумажку…
Мужикъ съ коричневымъ лицомъ въ третій разъ махнулъ рукой и сказалъ:
— Садитесь!
Мужчина въ рыжемъ пальто и дама въ суконной кофт садились въ тарантасъ, и мужчина говорилъ:
— Вотъ теб и пять верстъ… вотъ теб и хорошее шоссе! Вдь этакъ, пожалуй, и барскій домъ, о которомъ упоминается въ объявленіи, превратится въ лачугу.
— Все можетъ быть,— отвчала дама.
Они похали. Лошадь бжала по топкой грязи, шлепая ногами.
— Послушай, землякъ,— обратился мужчина въ рыжемъ пальто къ возниц.— Есть-ли тамъ хоть озеро-то, по крайней мр?
— Гд озеро?
— А въ Жирлов-то?
— Озера никакого. Какое-же тамъ можетъ быть озеро!— отвчалъ возница.
— Въ газетномъ объявленіи стоитъ: ‘Озеро… купанье… рыбная ловля’…
— Ахъ, да, да.— По весн отъ дождей — такъ дйствительно…
— Но это-же не озеро… если отъ дождей. Какое тогда можетъ быть катанье на лодкахъ!
— Позвольте, господинъ, да тамъ и лодокъ-то не бывало.
— Рыбу-то гд-же ловятъ?
— Рыбу? А это, должно быть, на плотин у мельницы… Ручей есть… Но тамъ мельникъ, коли ежели что на плотин, то сейчасъ по затылку…— разсказывалъ мужикъ съ коричневымъ лицомъ.
— Любовь Герасимовна! Слышишь? Что-же это такое!..— отнесся мужчина въ рыжемъ пальто къ дам.
— Ничего не знаю… Столько-же знаю, какъ и ты…— отвчала дама, держась руками за бортъ тарантаса, который то и дло кривился то на одну сторону, то на другую.

II.

Мужчина въ рыжемъ пальто и дама въ суконной кофт продолжали хать по убійственно грязной и ухабистой дорог. Лошадь, бжавшая сначала трусцой, плелась уже шагомъ, хотя возница и поощрялъ ее восклицаніями: — У, каторжная! У, холера!
— Когда же шоссе-то будетъ?— спросилъ его сдокъ.
— Да мы по шоссе и демъ.
— Да что ты! И это называется хорошимъ шоссе? Странно.
— Въ объявленіи даже сказано: прекрасное шоссе,— поправила дама,— ‘пять верстъ отъ станціи по прекрасному шоссе, въ здоровой мстности, около сосноваго лса’…
— Ну, положимъ, что въ объявленіи только сказано, что по хорошему… Ну, языкъ себ прикусилъ. Такъ тряхнуло, что языкъ…
— Да ужъ ты меньше разговаривай, пока на хорошую дорогу выдемъ,— замтила дама.
— На какую хорошую?— спросилъ возница.— Лучше этой дороги, барыня, не будетъ.
— Какъ не будетъ? Да неужели все такая же?
— Хуже-съ. Вдь изъ-за чего-же нибудь я не хотлъ везти вашу милость.
— Миша! Слышишь?
— Слышу, слышу,— отвчаетъ мужчина въ рыжемъ пальто и прибавляетъ:— Однако, я языкъ-то себ изрядно прикусилъ.
— А вотъ, баринъ, мы сейчасъ будемъ сворачивать въ сторону, такъ тутъ постоялый дворъ… На постояломъ можете пивомъ пополоскать. Пиво тутъ хорошее,— сказалъ возница…
— Позжай, позжай… Какое тутъ пиво!
— Нтъ, знаешь, надо, въ самомъ дл, захать,— бормочетъ барыня.— Я окончательно себ ногу отсидла. Какъ мураши по ней бгаютъ и она у меня даже онмла.
Мужчина въ рыжемъ пальто ропщетъ:
— И чего насъ понесло смотрть эту усадьбу, не наведя предварительно справки!— говоритъ онъ.— Надо бы прежде письмо написать этому Драгунцеву, а не полагаться на объявленіе. Ты, землякъ, усадьбу-то знаешь?— задаетъ онъ вопросъ возниц.
— Какъ не знать, баринъ! Мы его сколько разъ пьяненькаго возили.
— Это хозяина-то?
— Да, хозяина.
— Любитъ выпить?
— Обожаетъ. Вотъ ужъ онъ всегда на перепутье на постоялый… Прідетъ: яичницу, водки… и никогда чтобы извощика обидлъ… всегда извощику поднесетъ. Замотавшись онъ, а баринъ хорошій.
— Садъ-то при дом у него хорошій?— разспрашиваетъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— Какой садъ! Все повырублено. Лсу-то у него своего нтъ, такъ вотъ онъ на топку. Недавно еще пять липъ кабатчику на баню продалъ.
— Душечка, слышишь?— обращается рыжее пальто къ дам,
— Слышу, слышу. Это ужасъ, что такое! И зачмъ мы демъ! Тамъ, кажется, ничего нтъ.
— У него что же… у этого Драгунцева… хозяйство есть?
— Какое хозяйство! Сорокъ у себя на двор стрляетъ и крылья ихъ продаетъ.
— Ну, это хозяйство не велико.
— Они теперь ульи длаютъ и хотятъ пчелами заняться. Сами столярничаютъ.
— Женатый онъ?— спросила дама въ суконной кофт.
— Была жена да сбжала.— А теперь при нихъ Матильда,— отвчалъ возница.
— Какая Матильда?
— Да кто-же ее знаетъ! Матильда да Матильда… А намъ почемъ знать? Они ее изъ города привезли.
— Лсъ-то сосновый есть-ли?— допытывался мужчина въ рыжемъ пальто.
— Лсъ есть, но не ихній, а господина Саватьева. А господинъ Саватьевъ съ ними въ такой ссор, что даже стрляли въ нихъ дробью изъ ружья,— разсказывалъ возница.
— Господи! Что-же это такое!
— Да-съ… Хватилъ бекасинникомъ изъ ружья… и теперь судятся.
— Но бъ этотъ сосновый лсъ можно-ли, все-таки, ходить гулять?
— А съ господиномъ Саватьевымъ познакомитесь, такъ отчего-же? Запрету съ ихъ стороны не будетъ. Они охотникъ и на счетъ дичи обожаютъ. Сейчасъ сворачивать будемъ…— сообщилъ возница.— Здсь, господинъ, вотъ что… Тутъ канава, а мосточка нтъ… зимой еще растаскали. Такъ вы вотъ что… Сапоги у васъ важные… Вы сойдите съ тарантаса, а барыню мы кое-какъ переправимъ. И я сойду.
— Нтъ, нтъ, тогда и я сойду,— заявляетъ барыня.
— Какъ ты, душечка, сойдешь, если у тебя мелкія калоши!— возражаетъ мужчина въ рыжемъ пальто и вылзаетъ изъ тарантаса.
— Лучше ты меня на себ перенеси черезъ канаву, а то я боюсь…
— Не извольте безпокоиться, барыня… Лошадь смирная.
Мужикъ тоже вылзъ изъ тарантаса и взялъ лошадь подъ уздцы, чтобъ перевести ее черезъ канаву.
— Держитесь, барыня, крпче… Тряхнетъ. А вы, баринъ, сзади тарантасъ поддерживайте. Тутъ не глубоко, но топко.
— А я не завязну?— спрашивало рыжее пальто.
— Гд завязнуть! Вытянемъ.
Мужикъ вошелъ въ канаву и воскликнулъ:
— Ну, за голенищи запустилъ! Ахъ, галка теб на жаркое! На постояломъ переобуваться надо и онучи сушить. Ну, ты, холера! Двигайся.
— Ай, ай!— завизжала дама, но мужикъ выскочилъ уже изъ канавы и лошадь перетащила тарантасъ.
— Ну, дорога!— вздохнулъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— Мы, господинъ, изъ-за этого и не здимъ. На прошлой недл тутъ телушка утопла.
— Постой… А я-то какъ?— спрашивалъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— А вы вотъ по этому бревнышку. Видите, одно бревнышко-то отъ моста все-таки осталось.
Мужчина въ рыжемъ пальто сталъ переходить по бревнышку, но поскользнулся и свалился прямо въ грязь, упавъ на четверинки. Мужикъ бросился его поднимать. Пальто было все въ грязи.
— Садитесь въ тарантасъ. На постояломъ отчистимъ…— говорилъ мужикъ.— Хорошо еще, что посредин не угодили, а на береженъ…
Мужчина въ рыжемъ пальто сталъ садиться.
— Постой, Мишелъ, да обчистись ты хоть сномъ немножко, а то ты меня всю замораешь,— говорила дама.
— Давай сюда сна, землякъ!— кричало рыжее пальто.
Началась чистка. Возница помогалъ полой армяка.
— Ну, теперь ладно. Теперь не далеко. Вонъ онъ постоялый-то!— говорилъ онъ.
— А отъ постоялаго сколько?— спрашивала дама.
— Семь верстъ мы считаемъ, а можетъ статься и больше.
— Врь посл этого объявленіямъ!
Тащились шагомъ. Сдокъ сидлъ въ тарантас.
Мужикъ шелъ около лошади.

III.

Подъзжали къ постоялому двору. Уже виднлась зеленая крыша дома и красная вывска надъ накрашеннымъ деревяннымъ крыльцомъ. Возница обернулся къ сдокамъ и его коричневое лицо сдлалось какъ будто свтле.
— Здсь и почиститесь, ваша милость, здсь и умоетесь, здсь и яишенку вашей чести баба состряпаетъ. А пиво здсь на первый сортъ.
— Да, нужно захать,— ршила дама.— Меня всю разломило и въ голову стрляетъ. Это ужасъ, что за дорога! Болото какое-то.
— Болото и есть,— согласился возница:— а лошадямъ зарзъ.
— Когда же здсь, однако, просыхаетъ?— спросилъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— Да какъ вамъ сказать!.. Въ Петровки сухо бываетъ, если дождей нтъ.
— Неужто только въ Петровки? Вдь это ужасъ, что такое!
— Ну, за недлю, недли за полторы иногда.
— А при дождяхъ?
— Мучаемся. Нон фашиннику у насъ совсмъ не положено, ну и канавы года два не прочищены. Пока членъ управы Подбрюшниковъ сюда здилъ въ свое имніе, такъ и дорогу соблюдали, а какъ продалъ онъ имніе,— ну, и на дорогу махнулъ рукой. Чего теперь соблюдать-то, коли здсь изъ господъ одинъ только Драгунцевъ здитъ, да и этотъ только вотъ до этого постоялаго двора.
— Но вдь и онъ помщикъ, и онъ собственникъ.
— Лтъ семь, говорятъ, податей не платитъ. Тутъ какъ-то вотъ продалъ сюда на постоялый желзную крышу съ амбара, деньги получилъ да здсь же и оставилъ.
— Ахъ, вотъ онъ какой!— сказалъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— Разгуляется — бда,— поддакнулъ возница.
— Мн кажется, что мы даже напрасно демъ къ нему усадьбу смотрть,— проговорила дама.— Ну, какая это дача, если такое раззореніе, что даже крышу съ амбара продаетъ владлецъ!
— А зимой на чугунныя ворота гулялъ. Чугунныя ворота продалъ,— прибавилъ возница.
— Мишель, слышишь?
— Слышу, слышу, матушка.
— Такъ не вернуться-ли намъ отсюда съ постоялаго двора обратно на станцію?
— Душу спасете, матушка, барыня, если вернетесь. Намъ вдь ручей придется въ бродъ, перезжать, а я не знаю, есть-ли и бродъ-то теперь. Сунешься, анъ смотришь, можетъ статься, лошадь покроетъ. Видите, никого встрчныхъ-то нтъ.
— Мишель, да ты чувствуешь?
— Еще-бы не чувствовать! Вотъ прідемъ на постоялый, такъ спросимъ. Здсь ужъ наврное знаютъ,— отвчалъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— И вдь безполезно хать такую усадьбу смотрть,— продолжала дама.— Все, оказывается, наврано въ объявленіи. Сказано, что усадьба-дача въ четырехъ верстахъ отъ станціи, а на самомъ дл въ одиннадцати верстахъ.
— Въ одиннадцати, въ одиннадцати,— подтвердилъ возница.
— Дороги нтъ никакой. Разв это дорога?
— Тутъ снники съ сномъ и посл покоса-то еле вызжаютъ,— разсказывалъ возница.
— Про озеро при усадьб наврано,— продолжала дама.
— Никакого озера, барыня, нтъ, да и не бывало. Прудъ дйствительно есть, но онъ мельнику сданъ.
— Саду при усадьб нтъ.
— Какой садъ, Господи! При его папеньк былъ садъ, а онъ все извелъ.
— Лсу для прогулокъ и исканія грибовъ тоже нтъ.
— Какой лсъ! Нашъ Андреянъ Макаровъ давно ужъ его вырубилъ.
— Мишель! Вдь это надо все сообразить и взвсить,— трогаетъ дама за рукавъ мужчину въ рыжемъ пальто.— Зачмъ-же мы будемъ тащиться по такой убійственной дорог, подвергать нашу жизнь опасности при перезд черезъ ручей, если эта дача-усадьба совсмъ для насъ не подходитъ?
— Не подходитъ, не подходитъ, матушка, это ужъ ясно, какъ день. На постояломъ мы отдохнемъ, чаю напьемся да и назадъ.
— Вотъ это такъ, вотъ это хорошо!— весело воскликнулъ возница.— А я вашей чести изъ пяти рублей два рублика скину. Я вамъ два рублика, а вы мн поднесете съ килечкой… Вотъ и чудесно.
Дама продолжала:
— Вдь я уврена, что при такомъ раззореніи тамъ и мебели нтъ, хотя въ объявленіи и сказано, что полная меблировка.
— Была мебель, господа, но Матильда вотъ эта самая евонная къ себ ее въ городъ взяла. Еще зимой, по хорошей дорог перевезла,— сообщилъ возница.— Вдь она по зимамъ въ город живетъ, а къ ему только назжаетъ.
— Ну, вотъ… Поди, также и посуду?
— А ужъ само собой, что и на посуду охулки на руку не положила.
Постоялый дворъ уже явственно обрисовался. Видны были отворенныя окна и въ нихъ сидвшіе за столами мужики. Около кормушекъ передъ окнами стояли дв подводы и верховая лошадь. У крыльца ругались мужики.
— Самъ баринъ здсь,— сказалъ возница, обращаясь къ сдокамъ.
— Какой баринъ?
— А господинъ Драгунцевъ. Вонъ и ихъ верховая лошадь стоитъ. Видите, въ тарантас-то не ршился хать, а верхомъ…
— Сама судьба намъ его посылаетъ,— проговорилъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— Да какая-же судьба? На что онъ намъ теперь? Вдь ужъ въ конецъ выяснилось, что эта дача намъ не годится,— отвчала дама.
— Ну, все-таки лучше лично съ нимъ объясниться.
— Послушай, Мишель, ты пожалуйста не пей съ нимъ. Изъ разсказовъ видно, что это совсмъ забулдыга.
— Ну, вотъ еще!
Возница стегнулъ лошадь. Лошадь прибавила шагу и подвезла тарантасъ къ крыльцу постоялаго двора. Возница сталъ высаживать изъ тарантаса сдоковъ и проговорилъ:
— Меня не забудьте, ваша честь. Я для вашей милости какъ старался!

IV.

Когда мужчина въ рыжемъ пальто и дама въ синей суконной кофт вошли въ первую комнату ‘постоялаго двора лучшихъ водокъ’, какъ гласила вторая вывска, помщенная сбоку дверей, ихъ такъ и обдало спиртнымъ запахомъ, перемшаннымъ съ запахомъ махорки. Въ углу комнаты помщалась стойка съ четвертными бутылями въ корзинахъ и за ней стоялъ рыжебородый буфетчикъ въ красной кумачевой рубах и въ жилетк съ синими стеклянными пуговицами. Буфетчикъ какъ-то особенно ласково обнялъ стоявшій передъ нимъ на поднос, среди стакановъ толстаго стекла, графинъ съ водкой и, указывая на идущую въ верхній этажъ лстницу, произнесъ:
— Наверхъ пожалуйте… въ чистую половину…
Прізжіе поднялись. Тамъ дйствительно было нсколько чище, столики у оконъ были покрыты красными бумажными скатертями, но за двумя столами, сидя, спали мужики въ синихъ кафтанахъ. Мужики были, очевидно, пьяны. Спали они, положивъ на столы руки, а на нихъ головы. Одинъ даже храплъ на всю комнату. Прізжихъ встртилъ русоволосый мальчишка, тоже въ красной рубах и жилет на распашку и отвелъ имъ столикъ у окна, предварительно встряхнувъ салфетку.
— Чаю, водки и нельзя-ли сдлать яичницу?— отдалъ приказъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— Сардинки для господъ есть,— заявилъ мальчикъ.
— Ну, давай и сардинокъ.
Мальчикъ побжалъ внизъ, а у лстницы какъ изъ земли выросъ возница — мужикъ съ коричневымъ лицомъ. Онъ скоблилъ рукой затылокъ и говорилъ:
— Извощика-то не забудьте, ваша честь.
Мужчина въ рыжемъ пальто улыбнулся.
— Какое нетерпніе!— произнесъ онъ.— Ну, иди внизъ и вели, чтобъ теб дали стаканъ водки.
— Прикажите ужъ и повторить, ваша милость. Стаканы-то здсь за пятачокъ очень малы.
— Хорошо. Можешь повторить!
— Дозволите съ килечкой?
— Можешь и пару килекъ себ спросить.
— А пивца бутылочку на загладку, ваше благородіе?— не унимался мужикъ.
Мужчину въ рыжемъ пальто взорвало.
— Ты, любезный, кажется, хочешь цлое угощеніе!— воскликнулъ онъ.
— Да вдь старался для вашей власти.
— Ступай, ступай! Пива можешь на свои выпить, если ужъ такой лакомка.
— Позвольте… Всегда благородные господа, коли ежели…
— Скажи на милость, какой нахалъ!— обратился мужчина въ рыжемъ пальто къ дам и крикнулъ возниц:— Уходи, говорятъ теб!
Возница, нехотя, сталъ спускаться.
— Гнать-съ-ихъ надо. Они нахалы…— послышался басистый голосъ съ хрипоткой, и въ дверяхъ изъ слдующей комнаты показался рослый тощій усачъ въ сромъ замасленномъ пиджак, подбитомъ овчиной и опоясанномъ ремнемъ съ серебряной пряжкой и въ высокихъ охотничьихъ сапогахъ.— Не ко мн-ли изволите хать?— обратился онъ къ прізжимъ.— Но прежде позвольте представиться… Помщикъ Драгунцевъ.
— Къ вамъ-съ… Именно къ вамъ,— сказалъ мужчина въ рыжемъ пальто, не называя себя.— хали къ вамъ, но ужъ теперь ршили вернуться обратно на станцію, потому что ваше хорошее шоссе оказывается костоломкой.
— Дорога? Это не отъ меня, это отъ Бога… Ранняя весна, сразу все распустило, ну, и понятно…— отвчалъ усачъ.
— Ранняя весна и путь удлинила съ пяти верстъ на одиннадцать?— насмшливо спрашивалъ мужчина въ рыжеватомъ пальто.
Усачъ протягивалъ ему руку — и явилась необходимость пожать ее.
— Мадамъ ваша супруга? Очень пріятно…— продолжалъ онъ.
— Но намъ-то непріятно, что пришлось прохаться зря семьдесятъ верстъ по желзной дорог, да вотъ, по прекрасному шоссе шесть верстъ. Какъ-же можно ставить такія объявленія! Пять верстъ!
— Пять, пять… У меня зимній путь опубликованъ, а вдь зимой болотомъ отъ станціи до меня не боле пяти верстъ.
— Зачмъ-же зимній путь печатать, если объявленіе появилось весной? Убійственный путь. Говорятъ, мостовъ нтъ, а вы его называете шоссейной дорогой.
— Отъ Бога, отъ Бога… На Бога пеняйте. Но я нарочно вотъ здсь на постояломъ двор и караулю съемщиковъ, чтобъ предупреждать ихъ. Я каждый день сюда прізжаю. Приссть дозволите?— спросилъ онъ, пахнувъ на прізжихъ сильнымъ виннымъ перегаромъ и, хотя разршенія не получилъ, но прислъ къ столу.— До прошлой недли путь держался, ручей перезжали въ бродъ, но теперь ужъ иначе какъ верхомъ ко мн не попасть.
Подали водку и чай. Мужчина въ рыжемъ пальто стовалъ:
— За что, спрашивается, мы издержали понапрасну десять рублей на желзную дорогу и три рубля на подводу? Съ какой стати сидимъ здсь на постояломъ двор?
— Природа виновата, природа. Ее и вините,— продолжалъ усачъ.— А я, какъ деликатный человкъ, съ опасностью жизни перебрался черезъ ручей и явился предупредить. Надюсь, дозволите налить?— указалъ онъ на бутылку, которую давно уже пожиралъ глазами.
Мужчина въ рыжемъ пальто налилъ дв рюмки водки.
— Приношу вамъ мое извиненіе за дорогу и пью ваше здоровье!— сказалъ усачъ, не дожидаясь приглашенія, чокнулся рюмкой о рюмку и ловко выпилъ, прибавивъ:— Кабы не водка, жить не стоило-бы въ здшнемъ медвжьемъ углу! Но лтомъ у меня рай, и я прошу васъ недльки черезъ дв постить меня, когда попросохнетъ… Къ тому времени и мостъ будетъ черезъ ручей. Надюсь?
— Нтъ, ужъ благодарю покорно. Довольно-съ…— отвчалъ мужчина въ рыжемъ пальто и тоже выпилъ свою рюмку.
— Отчего же? Я увренъ, что вамъ у меня понравится и мы сойдемся. Лучшей мстности для дачи и желать невозможно. Соловьи тысячами поютъ.
— Для дачи нужны не одни соловьи,— грубо отрзалъ мужчина въ рыжемъ пальто.
— Послушайте… Да вдь можно и сегодня хать ко мн, но только верхомъ,— проговорилъ усачъ.— Супруга ваша посидитъ здсь на постояломъ, вы возьмете у мужика лошадь.
— Нтъ, нтъ!— сказала дама. Какъ-бы ни была прекрасна ваша дача, къ вамъ я жить не поду.
— Въ такомъ случа пардонъ! Миль пардонъ… Позволю себ выпить еще одну рюмку водки и проститься съ вами…
Усачъ протянулъ къ бутылк руку, но мужчина въ рыжемъ пальто крикнулъ:
— Оставьте водку! Это ужъ слишкомъ!
Усачъ пожалъ плечами.
— Не желаете, чтобъ я раздлялъ компанію? Тогда прощайте. А жаль разставаться. У васъ лицо пресимпатичное,— сказалъ онъ, вставая.— Пардонъ!
Онъ засвисталъ и направился въ другую комнату.
— Каковъ экземплярчикъ!— кивнулъ на него дам мужчина въ рыжемъ пальто.
— Прелесть! Воображаю, какъ-бы онъ могъ надость въ теченіи лта!
Подали яичницу.
— шь, душечка, скорй…— торопилъ даму мужчина.— Закусимъ, напьемся наскоро чаю и обратно.
Они принялись сть. Показалась опять фигура усача.
— Мосье!— крикнулъ онъ мужчин въ рыжемъ пальто.— Не желаете-ли купить живаго волченка? Три рубля-бы взялъ.
— Нтъ. Не желаю.
— Пардонъ!..
Усачъ опять скрылся.
— Волченка! улыбнулся мужчина въ рыжемъ пальто.— Вдь это что значитъ? Пріхалъ онъ сюда безъ денегъ, хочется ему выпить, а въ долгъ не даютъ.
— Пожалуй что такъ,— отвчала дама.
Они доли яичницу и принялись за чай.
Черезъ четверть часа они отъзжали отъ постоялаго двора. Возница говорилъ:
— Другой дорогой подемъ. Объздомъ. Оно хоть и вдвое будетъ дальше, но на станцію прідемъ скорй, да и лошади-то легче.
Онъ хлестнулъ лошадь.
Лейкин Николай Александрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Дачный жених, Лейкин Николай Александрович, Год: 1897
  2. На уроке, Лейкин Николай Александрович, Год: 1897
  3. Дачные страдальцы, Лейкин Николай Александрович, Год: 1897
  4. Прощальный вечер, Лейкин Николай Александрович, Год: 1897
  5. Комиссия, Лейкин Николай Александрович, Год: 1899
  6. Ярый дачник, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
  7. В Летнем саду, Лейкин Николай Александрович, Год: 1874
  8. На тонях, Лейкин Николай Александрович, Год: 1889
Электронная библиотека