Д. Щеглов.- История социальных систем от древности до наших дней, Страхов Николай Николаевич, Год: 1890
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Н. Страховъ. Борьба съ Западомъ въ нашей литератур. Книжка третья
С.-Петербургъ. Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская, 16. 1896
Д. Щегловъ.— Исторія соціальныхъ системъ отъ древности до нашихъ дней. Т. I. Критическое обозрніе соціальныхъ ученій Платона, Т. Мора, Кампанеллы, Гаррингтона, Морелли, Мабли, Бриссо, Сенъ-Симона, Сенъ-Симонистовъ и Р. Оуэна. Спб. 1870 — т. II. Критическое обозрніе соціальныхъ ученій Фурье, Кабе, Л. Блана, Лямене, П. Леру, Бюше, Отта, Ог. Конта и Литтре. Спб. 1889.
Побужденія и намренія, въ силу которыхъ написана эта книга, безъ сомннія заслуживаютъ величайшаго сочувствія. Авторъ былъ возмущенъ и испуганъ тою ‘умственною смутою’ (его выраженіе), которая зародилась у насъ и породила столько бдъ и зла въ прошлое царствованіе, которая, конечно, продолжаетъ и теперь существовать и дйствовать, и можетъ, посл временнаго ослабленія, снова усилиться. Авторъ постарался вникнуть въ причины этого печальнаго явленія и ршился, по мр своихъ силъ, противодйствовать ему.
Нельзя не отдать справедливости глубокому патріотическому чувству, которымъ руководился авторъ, и не признать правильности его указаній на наши бдствія и на обязанности, которыхъ мы не исполняемъ. Въ предисловіи ко второму тому онъ говоритъ:
‘Произошла умственная смута, какъ начало, какъ корень зла, а затмъ смута политическая, какъ послдствіе ея,… произошли событія, которыя составили нсколько такихъ мрачныхъ страницъ нашей исторіи, какихъ было немного и въ наиболе печальные періоды ея. И, независимо отъ того траура, который вся Россія носила на виду у всей Европы, на виду у исторіи, сколько семействъ носили свой особенный, частный трауръ, если не на одежд, то въ сердц! Сколько отцовъ и матерей выплакали глаза, оплакивая погибель дтей! А затмъ, сколько злораднаго торжества имли наши враги, какъ вншніе, такъ и внутренніе, какъ явные, такъ и тайные, и насколько вс эти событія прибавили имъ самоувренности и энергіи въ стремленіи съ задачамъ, враждебнымъ русскому народу и русскому государству!— И такое положеніе длъ продолжается уже многіе годы’.
‘Очевидно, что нашъ политическій организмъ находится въ состояніи болзни, и притомъ болзни острой и серіозной. Болзнь нужно лчить. Но, чтобы лченіе было успшно, ему должно предшествовать изслдованіе болзни, изысканіе причинъ ея, потому что только sublata causa tollitur effectus. У насъ какъ-будто этого не понимаютъ. Иностранцевъ наша болзнь занимаетъ, они не могутъ съ перваго раза понять: какимъ это образомъ въ организм молодомъ, крпкомъ и здоровомъ, вдругъ начались столь серіозные симптомы болзни? И заграницей рядъ изслдованій о нашей болзни давно начался и до сихъ поръ продолжается. А намъ самимъ какъ-будто до этого никакого дла нтъ, какъ-будто это не насъ касается. Произойдетъ какой-нибудь особенный случай, въ род подкопа, взрыва и т. и., и мы не прочь потолковать о немъ въ продолженіе двухъ дней, двухъ недль, или двухъ мсяцевъ, смотря до важности случая, а лотомъ опять совсмъ забываемъ о немъ, какъ будто-бы онъ представлялъ что-то въ род аэролита, неожиданно прилетвшаго изъ другой области небеснаго пространства ‘.
‘У многихъ есть даже наклонность замять дло, или смотрть на него сквозь розовыя очки: говорятъ, что это ничего, пустяки, дло случайное, временное, которое само собой пройдетъ, что оно уже и проходитъ, не надобно только придавать ему большаго значенія, не надобно преувеличивать. Эти пріятныя рчи пріятно было бы и слушать. Но они какъ-будто не ладятъ съ фактами. Первыми представителями политической смуты были изгои, люди, выброшенные жизнью изъ ихъ колеи, а послдними (т. е. въ 1887 г.) совсмъ не изгои, а юношество, идущее своею нормальною дорогою, юношество, или находящееся въ школ, или только-что покинувшее ее съ полнымъ запасомъ свдній, сообщаемыхъ школою и съ надлежащими удостовреніями въ вид дипломовъ и аттестатовъ, и притомъ юношество, принадлежащее къ самимъ разнообразнымъ спеціальностямъ’. (Т. II, стр. XIII, XIV).
Врность этой картины несомннна, если же таково положеніе дла, то совершенно понятно то горячее воодушевленіе, съ которымъ авторъ указываетъ на обязанности, вытекающія отсюда для всякаго сознающаго свои силы.
‘Какъ же быть?’ говоритъ онъ. ‘Не покориться же злу, не признать же власть Аримана, не смотрть же, сложа руки, на человческія жертвы, которыми чтятъ Молоха какіе-то его поклонники’. ‘Противодйствіе злу’, замчаетъ авторъ, ‘есть одна изъ самыхъ священныхъ обязанностей человка и гражданина’. ‘Считая современное положеніе весьма серіознымъ не только для настоящаго, но и для будущаго, мы готовы повторить слова, сказанныя при другихъ обстоятельствахъ, также очень серіозныхъ: ‘вооружайтесь вс, вооружайся всякъ’! Сторонники царства тьмы берутъ только многолюдствомъ, — но не въ многолюдств Богъ, а въ правд Богъ, въ преданности длу и въ единеніи сила. Одинъ преданный длу человкъ принесетъ ему больше пользы, чмъ десять, которые готовы служить и нашимъ и вашимъ’. (Т. II, стр. XXIII).
Таковы чувства и мысли, которыми былъ одушевленъ авторъ. Уже давно, двадцать пять лтъ тому назадъ, онъ ршился вооружиться противъ зла и для этого задумалъ написать ту книгу, которая передъ нами.
Источникомъ всего зла, какъ мы видли, онъ считаетъ ‘умственную смуту’, превратныя понятія, заблужденія, распространившіяся въ это время, между заблужденіями главную роль онъ приписываетъ соціалистическимъ ученіямъ, проникшимъ къ намъ съ Запада и отвергавшимъ собственность, семейство и религію. Поэтому, для исцленія нашей болзни, нужно было написать критику ‘соціальныхъ системъ’, показать ихъ внутреннюю несостоятельность и такимъ образомъ отрезвить умы, разрушить увлеченіе. Вотъ задача, которую взялъ на себя авторъ, и на которую потратилъ не мало труда и времени.
Конечно, на такую постановку вопроса можно сдлать нкоторыя возраженія. Хотя подобныя отрицательныя задачи очень важны и полезны, но наибольшей пользы, наилучшаго оздоровленія слдуетъ ожидать не отъ нихъ, а отъ задачъ положительныхъ, отъ укрпленія и развитія здравыхъ политико-экономическихъ и другихъ ученій. Увлеченіе соціализмомъ зависло у насъ не просто отъ его соблазнительныхъ софизмовъ и общаній, а было усилено другими умственными вліяніями и разными обстоятельствами внутреннихъ перемнъ, черезъ которыя проходила Россія. И вообще, главное наше зло есть удивительная умственная зыбкость и пустота, отсутствіе въ нашей интеллигенціи твердыхъ основъ религіозныхъ и общественныхъ, при которыхъ невозможны были бы такія быстрыя и горячешныя увлеченія.
Но, при всхъ этихъ ограниченіяхъ, на которыя, впрочемъ, есть указанія у самого автора, книгу его слдуетъ, однако, признать совершенно нужною и своевременною, и составленіе ея поставить ему въ гражданскую заслугу. Онъ со своей стороны усердно потрудился для разсянія очень вредныхъ заблужденій. Занимаясь спеціально политическою экономіею, онъ взялъ себ эту въ высшей степени поучительную тему и, въ точномъ смысл этого слова, пополнилъ важный проблъ въ нашей литератур. Впрочемъ, это обширное изслдованіе едва-ли иметъ себ подобное и въ другихъ литературахъ. Ученые экономисты обыкновенно пренебрежительно смотрятъ на соціализмъ и не изучаютъ его подробно. Встрчаются подробныя сочиненія, но посвященныя только отдльнымъ системамъ и обыкновенно писанныя съ одностороннимъ пристрастіемъ съ предмету, у нашего же автора мы имемъ, можно сказать, рядъ монографій, въ которыхъ цлый рядъ системъ обсуждается обстоятельно и съ одной и той же точки зрнія, чисто научной.
Заглавіе книги очень точно выражаетъ ея содержаніе- Это не есть исторія соціализма, какъ особаго явленія, развивающагося и видоизмняющагося съ теченіемъ времени. Когда авторъ кончитъ свой трудъ, можетъ быть, онъ дастъ намъ очеркъ подобной исторіи, въ которомъ подведетъ разсмотрнныя явленія подъ строгія научныя понятія. Теперь же, посл краткаго вступленія, онъ прямо излагаетъ исторію отдльныхъ системъ въ хронологическомъ порядк. Системы эти указаны въ самомъ заглавіи двухъ вышедшихъ томовъ.
Наиболе важныя системы, именно системы Платона, Томаса Мора, Сенъ-Симона, Оуэна, Фурье, Кабе, Луи Блана, изучаются здсь со всею обстоятельностію, какой только можно пожелать. Не только ученіе каждаго изъ названныхъ дятелей излагается во всхъ существенныхъ чертахъ, но разсматривается его біографія, перечисляются послдователи, разсказывается исторія попытокъ осуществить теорію на практик, приводятся сужденія о теоріи, высказанныя учеными и публицистами, и, наконецъ, по возможности полная библіографія. Но и это еще не все: въ приложеніяхъ авторъ помстилъ изслдованія объ отдльныхъ пунктахъ, выдержки характерныхъ мстъ изъ сочиненій соціалистовъ, или изъ ихъ критиковъ и т. д, Притомъ, повсюду изложеніе сопровождается критикою, или принципіальною, или историческою, историко-литературною, филологическою, всякою, какой требуетъ дло. Такимъ образомъ вышла книга и необыкновенно занимательная по предметамъ, и содержащая очень много новаго, свжаго, такого, чего нельзя найти въ другихъ книгахъ.
Очень понятно, что, задавшись такимъ широкимъ планомъ и пустившись въ пути, мало проторенные или вовсе не проторенные, авторъ не избгъ несовершенствъ, нкоторыхъ пропусковъ, недосмотровъ и т. п. Кром того, есть неудачныя мста въ отступленіяхъ, которыхъ много въ этой книг. По умренности ихъ объема нельзя ихъ поставить ей въ упрекъ, и притомъ они вытекаютъ изъ самой цли книги, именно относятся къ положенію длъ въ нашей литератур, публицистик, учебныхъ заведеніяхъ, вообще съ умственному и нравственному состоянію Россіи. Но тутъ автору пришлось касаться очень разнообразныхъ сферъ и именъ, и онъ часто длаетъ это уже вовсе безъ ученыхъ пріемовъ, съ легкостію и рзкостію, которую, во многихъ случаяхъ, можетъ быть, и можно оправдать, но которая въ самой книг не оправдывается. Возьмемъ такое мсто:
‘Костомаровъ подвергъ истинному поруганію все, что въ русской исторіи иметъ неоспоримое право на уваженіе истинно русскихъ людей, — начиная съ первыхъ князей, которые для него только разбойники и грабители. Владиміръ Мономахъ, Василько, Андрей Боголюбскій — это люди своекорыстные, жестокіе, способные на гнусное злодяніе. Дмитрій Донской — трусь, человкъ неблагородный, Пожарскій, Мининъ, Скопинъ-Шуйскій — лица двусмысленныя, своекорыстныя, лживыя и т. п. Самопожертвованіе Сусанина — миъ, т. е. фактъ, никогда не существовавшій. И эти дтски-легкомысленныя характеристики, эти противо-научныя положенія не встртили отпора не только въ масс читателей, въ толп, но и въ тхъ, которые по праву могутъ считать себя представителями такъ-называемой интеллигенціи, въ руководителяхъ періодическихъ органовъ литературы. Кром Погодина, которой много раньше и неоднократно былъ осмянъ и ославленъ, какъ человкъ отсталый, обскурантъ и квасной патріотъ, никто изъ представителей печати не возвысилъ голоса въ защиту славной памяти печальниковъ, защитниковъ и освободителей Русской земли’ и пр. (Т. II, стр. 569),
Отзывъ этотъ, будучи довольно справедливымъ, иметъ однако очень неправильный видъ. Очевидно, сила его въ томъ, что Костомаровъ, по убжденію автора, длалъ ‘дтски-легкомысленныя характеристики’ и выставлялъ ‘противо-научныя положенія’, но авторъ, къ сожалнію, ничмъ этого не доказываетъ. Можно подумать, что, по его мннію, все, несогласное съ чувствомъ патріотовъ, уже поэтому непремнно есть противо-научное. Очевидно, нельзя брать дла съ этой стороны, начинать прямо съ обвиненій, на которыя подсудимый можетъ апеллировать къ высшей инстанціи, — къ исторической правд и къ безпристрастію. Вообще, Костомаровъ у насъ такой извстный писатель, что характеристика его одними грхами противъ патріотизма — черезъ чуръ легка и мало убдительна для большинства читателей, хотя бы съ нею и были согласны люди, основательно знакомые съ русскою исторіею.
Точно такъ, слишкомъ рзво сказано, что никто не возражалъ Костомарову, кой-какія возраженія были, и можно упрекнуть автора, что онъ забылъ книгу И. Заблина ‘Мининъ и Пожарскій’ (Москва, 1883), книгу превосходную и по знанію дла, и по глубокому пониманію лицъ и событій, и даже по мастерству изложенія. Такія книги показываютъ намъ, что наука Русской Исторіи, славу Богу, у насъ стоитъ крпко и подымается высоко, что намъ не слдуетъ до конца огорчаться многочисленными и несостоятельными произведеніями Костомарова, бы они ни раздражали наше патріотическое чувство.
И все-таки, говоря вообще, нужно сказать, что нашъ авторъ правъ, публика, безъ сомннія, со сластью поглащала книги Костомарова, она вбирала въ себя его неосновательныя мннія и не обращала вниманія на возраженія, да и возраженій было черезъ чуръ маю. Авторъ справедливо указалъ на очень грустное явленіе въ нашемъ умственномъ мір.
Мы могли бы сдлать много другихъ замчаній въ этомъ род. Авторъ, руководясь наилучшими чувствами и не ошибаясь въ главныхъ чертахъ, говоритъ о нашей литератур и публицистик часто слишкомъ горячо и поверхностно. Въ его рчахъ тутъ слышится презрніе, понятно, что, въ силу этого презрнія, онъ не изучалъ внимательно предмета.
Такъ какъ соціализмъ касается самыхъ различныхъ сторонъ человческой жизни, религіи, политики, нравственности, гигіены, и т. д., то нашъ авторъ, слдуя за своимъ предметомъ, вдавался въ очень различныя области, и тутъ можно у него отыскать кой-какіе недочеты. Напримръ, полемизируя противъ Фурье и объясняя, почему трудъ вообще бываетъ тяжелъ, онъ говоритъ:
‘Это основано на непреложномъ физіологическомъ закон, трудъ сопровождается разрушеніемъ тканей, изъ которыхъ состоитъ организмъ человческій, ткань распадается на элементы, и элементы эти затрудняютъ дятельность мышцъ, отчасти ослабляютъ ее, отчасти имютъ даже тотъ результатъ, что она сопровождается непріятнымъ, болзненнымъ ощущеніемъ. И тутъ никакія страсти, ни папильонна, ни кабалиста {Это названія, которыя придумалъ Фурье для особыхъ страстей, открытыхъ имъ въ душ человческой.} не помогутъ’ (т. II, стр. 122, 123).
Тутъ много неточнаго и неправильно выраженнаго. Всякое жизненное явленіе, безъ исключенія, сопровождается разрушеніемъ тканей, такъ что Клодъ Бернаръ даже выразилъ это въ очень парадоксальномъ изреченіи: la vie c’est la mort. И всякое жизненное отправленіе бываетъ пріятно, но всякое длается тяжелымъ и даже мучительнымъ, какъ скоро перейдена извстная мра. Тяжесть же ‘рабочаго труда’, если онъ иногда и не бываетъ тяжелъ физически, состоитъ въ принужденіи, однообразіи, лишеніи свободы, дурной обстановк, и т. п. Однако же, вс подобныя недосмотры и недочеты разбираемой книги, во-первыхъ, незначительны, во-вторыхъ, не относятся прямо къ существенному предмету книги, то-есть къ изложенію соціальныхъ системъ и ихъ исторіи. Въ отношеніи къ этому изложенію за авторомъ нужно признать большія заслуги. Вс толкуютъ о соціалистахъ, многіе ихъ бранятъ, но никто не изучаетъ внимательно и безпристрастно. Взявшись за такое изученіе и въ продолженіе многихъ лтъ обдумывая соціальныя системы и собирая объ нихъ свднія, авторъ усплъ правильно понять ихъ истинный духъ и представилъ каждую въ наиболе характерныхъ ея чертахъ. Въ силу этого онъ исправляетъ многія поспшныя заявленія другихъ ученыхъ и опровергаетъ ходячія мннія и предразсудки. Вообще, во всхъ своихъ частяхъ эта книга представляетъ самостоятельность и отчетливость, это не компиляція, а дйствительное изслдованіе, отвчающее на главные вопросы о предмет. Можно смло сказать, что, напримръ, дятельность Оуэна изложена здсь такъ врно и полно, что другаго подобнаго изложенія нтъ ни въ одной литератур. Есть конечно главы и не столь удачныя, можно сдлать нкоторые упреки глав о Платон, а также изложеніямъ ученій Фурье и Конта. ‘Республика’ Платона разсматривается преимущественно съ политической и экономической стороны, почему недовольно оцнена связь этой системы съ философскимъ ученіемъ Платона. Нельзя согласиться съ такимъ изложеніемъ: ‘Платонъ смотритъ на женщину, какъ на вещь, посредствомъ которой государство награждаетъ своихъ слугъ и вмст съ тмъ производить здоровыхъ дтей сообразно со своими видами, на ея волю, чувства не обращается никакого вниманія* (т. I, стр. 30). Нельзя этого сказать, Платонъ, согласно съ Сократомъ, признавалъ у мужчинъ и женщинъ равныя способности къ добродтелямъ, и въ ‘Республик’ женщины класса правителей и воиновъ получали то же воспитаніе и участіе въ длахъ, какое имла мужчины, если же союзы опредлялись начальствующими, то тутъ было одинаковое принужденіе какъ одного, такъ и другаго пола.
Главы о Фурье и объ Ог. Конт показались намъ слишкомъ рзкими, хотя неврными мы ихъ назвать не можемъ. Он лишь односторонни, именно, мало разъясняютъ, въ чемъ состояла привлекательность разбираемыхъ ученій, а привлекательность, очевидно, была сильная, если эти ученія производили такое обширное вліяніе и набирали приверженцевъ также между людьми умными и учеными. Впрочемъ, Фурье и Контъ вообще принадлежатъ къ загадочнымъ явленіямъ, которыя столько же привлекаютъ однихъ, сколько отталкиваютъ другихъ. Напримръ, Ренанъ отзывается о Конт съ неменьшимъ презрніемъ, чмъ г. Щегловъ.
Но, вообще говоря, нашего автора нельзя никакъ назвать пристрастнымъ. Онъ не принадлежитъ къ людямъ, которые задаются цлью только порочить соціалистовъ, и о которыхъ онъ разсказываетъ въ одномъ мст своей ‘Исторіи’.
‘Сюдръ’, пишетъ онъ, ‘былъ не единственный человкъ, старавшійся приписывать всмъ соціалистамъ безъ разбора всякаго рода гнусности. Въ то время {То-есть во время второй республики.}, въ улиц Пуатье составилось негласное общество борьбы съ соціализмомъ, которое образовало значительный фондъ для этой цли, издавало въ громадномъ количеств брошюры и распространяло ихъ въ народныхъ массахъ. Въ брошюрахъ этихъ на истину не очень много обращалось вниманія, находили, что съ соціализмомъ можно бороться и ложью’. (Т. II, стр. 431).
Нашъ авторъ, напротивъ, обращаетъ строгое вниманіе на истину. За личныя свойства онъ однихъ осуждаетъ, но другихъ ставитъ высоко, напримръ, Оуэна, Кабе, Лямене, въ каждомъ ученіи онъ старательно отдляетъ врныя и полезныя мысли отъ фантазій и софизмовъ, анализируя заблужденія, онъ доходитъ до ихъ корня, и старательно опровергаетъ исходные пункты. Нкоторыя изъ этихъ опроверженій замчательны по строгости въ различеніи понятій, по ясности и твердости выводовъ. Таково опроверженіе Кабе по вопросу о частной собственности и о свобод занятій (т. II, 313—353), опроверженіе Бюше по вопросу о наслдованіи имущества (т. II, стр. 758—764), и многія подобныя мста.
Такимъ образомъ, предметъ проясняется для читателя во всхъ своихъ главныхъ чертахъ. Мы видимъ, какъ увлеченія соціалистовъ зарождались въ силу ихъ личныхъ свойствъ и занятій и развивались, не будучи сдерживаемы основательными познаніями, которыхъ обыкновенно недоставало авторамъ системъ. Мы видимъ, какъ на практик имли успхъ только личныя усилія, самоотверженность и благожелательность реформаторовъ, или же порядки, въ которыхъ они опирались на здравыя начала, и какъ быстро рушились всякія предпріятія, гд въ основу полагался какой-нибудь фантастическій принципъ. Теоретическая критика, такимъ образомъ, подтверждается опытомъ, экспериментальною провркою.
Полнота и отчетливость этой картины всего лучше обнаруживается, если ее сравнить съ обыкновенными толками о соціализм. Авторъ указываетъ не мало ошибокъ въ отзывахъ даже извстнйшихъ французскихъ, нмецкихъ и англійскихъ ученыхъ. Въ нашей литератур о соціалистахъ большею частію отзывались очень благосклонно, но, къ несчастію, безъ всякой основательноcти. Г. Щегловъ приводитъ выдержки или длаетъ полные анализы статей разныхъ нашихъ авторовъ, писавшихъ о соціализм, напр. Добролюбова, Чернышевскаго. Большею частію нельзя не изумляться странности этихъ писаній: въ нихъ господствуетъ произволъ безъ всякой оглядки, и совершаются самыя вопіющія отступленія отъ истины.
Вообще, везд, гд авторъ обращается къ явленіямъ нашей литературы, касающимся соціальныхъ ученій, нельзя не стать на его сторону, несмотря на нкоторыя его чрезмрныя рзкости и недосмотры. Впрочемъ, онъ уметъ полемизировать и сдержанно, и въ этихъ случаяхъ достигаетъ замчательной строгости мысли и неопровержимости выводовъ. Какъ на примры такой полемики укажемъ на истинно-блестящую его статью въ защиту своей книги (Отвтъ г. Ю. Я., въ начал II тома стр. I—XXVII), а также на статью противъ г. Вырубова по вопросу: Обратился ли Литтре къ вр въ послдній годъ жизни? (тамъ-же, стр. 892—905).
Прибавимъ, наконецъ, что общіе принципы, которыхъ держится авторъ, то направленіе и духъ, которыми проникнута его книга, отличаются не только совершенною чистотою, но даже большою, суровою строгостью. Онъ крпко стоитъ за религію, справедливость, преклоненіе передъ долгомъ, чистые нравы, неуклонную правдивость и отвтственность передъ собою и передъ отечествомъ. Мы знаемъ, что не только для соціалистовъ, но и вообще для юристовъ, политико-экономовъ и публицистовъ нравственныя начала часто стоятъ на второмъ план, у нашего автора они стоятъ на первомъ. Требованія его очень высоки, и онъ не расположенъ ими поступаться. Эта строгость вовлекаетъ его иногда въ поспшныя сужденія и осужденія, но она же побуждаетъ насъ не ставить ихъ ему въ упрекъ, а тамъ, гд его сужденія не поспшны, то-есть во всей главной масс книги, эта строгость даетъ его взглядамъ и выводамъ высоту и твердость, такъ какъ тутъ мысль восходитъ на высшія точки зрнія.
Что касается до главной заповди, любви въ ближнему, то авторъ, конечно, исповдуетъ ее вполн. Людскія страданія, часто возбуждающія мало вниманія политиковъ и политико-экономовъ, постоянно въ виду у нашего автора, и онъ тщательно разбираетъ соціалистическія указанія на бдствія низшихъ классовъ и рабочихъ, и старается, отвергая фантазіи, иногда безнравстепныя и сумазбродныя, показать нкоторые здравые и разумные пути, которыми нужно идти въ борьб съ этими бдствіями. Соціализмъ, вообще говоря, есть признакъ глубокой болзни, поразившей европейскія государства, вотъ почему изученіе соціализма иметъ и величайшій практическій интересъ. Еще въ 1870 году г. Щегловъ писалъ: ‘Нкоторые признаки бури показываются уже и теперь, о коалиціяхъ рабочихъ слышно чаще и чаще, политическая борьба партій во Франціи, въ Англіи, въ Германіи и даже Испаніи усиливается, въ Англіи является феніанизмъ, какъ протестъ противъ политическаго и экономическаго порабощенія Ирландіи и т. п. И въ самые послдніе годы Европа увидла небывалое зрлище — международные създы рабочихъ, которые открыто требуютъ измненія современныхъ экономическихъ условій западной Европы. Очевидно, что, рано или поздно, западная Европа должна будетъ вести серіозные счеты съ своими пролетаріями и съ литературными представителями ихъ — соціалистами. И, какъ правительства, такъ и ученые западной Европы должны обратить боле серіозное вниманіе на то, что есть справедливаго и несправедливаго въ ученіяхъ и требованіяхъ соціалистовъ. Вопросъ о пролетаріат составляетъ для всякой страны вопросъ жизни, вопросъ свободы и прогресса’ (Т. I стр. XXIX).
Въ настоящую минуту это предсказаніе можно повторить еще съ большею увренностью, чмъ двадцать лтъ назадъ.
Мы, русскіе, находимся, конечно, въ другомъ положеніи, и г. Щегловъ не разъ указываетъ на то, что у насъ не было еще причинъ къ развитію соціализма. Но, примкнувши съ Европ, мы, волей-неволей, принуждены переносить похмлье на чужомъ пиру. У насъ явились, являются и будутъ являться поклонники, обыкновенно восторженные и безтолковые, европейскихъ теорій, должна быть у насъ и книга, безпристрастно и основательно изучающая эти теоріи. Г. Щегловъ усердно и, вообще говоря, превосходно исполнилъ долгъ, который непремнно слдовало исполнить нашимъ мыслящимъ людямъ и ученымъ. Нужно отъ души пожелать, чтобы онъ довелъ свои трудъ до конца и далъ намъ такую же обстоятельную и основательную критику Прудона, Маркса, Лассаля, коллективистовъ, — вообще всхъ явленій соціализма до послдняго времени.
Книга г. Щеглова, по своей серіозности, а главное, по своему рзкому противорчію инымъ ходячимъ воззрніямъ, у насъ мало распространена и извстна. Но надемся, она мало-по-малу пробьетъ себ дорогу, такъ какъ это книга очень важная, очень полезная и надобная, незамнимая другими книгами, притомъ рдкая по занимательности своего содержанія и прекрасно написанная, то-есть повсюду непрерывно оживленная мыслью и интересомъ съ излагаемому предмету.
15 февр. 1890.