‘Міръ Божій’, No 11, 1895
Д. Мамин-Сибиряк. Три конца (уральская летопись). Издание О. Н. Поповой, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1895
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Д. Маминъ-Сибирякъ. Три конца (уральская лтопись). Изданіе О. Н. Поповой. 1895 г. Ц. 2 р.— Больше тридцати лтъ отдляетъ насъ отъ того великаго момента, когда освобожденный русскій народъ началъ гражданскую жизнь и изъ безправнаго раба впервые почувствовалъ себя человкомъ. Выросло цлое поколніе, для котораго времена крпостнаго права сдлались преданіями, постепенно стирающимися подъ вяніемъ новыхъ впечатлніи. Новыя условія жизни и новые интересы, оттсняя прошлое, не позволяютъ видть прямой зависимости между тмъ, что совершается теперь, и что, повидимому, отошло навсегда. Тмъ поучительне и интересне такія произведенія, которыя развертываютъ передъ нами живую картину этого недалекаго еще прошлаго, заставляя переживать его волненія, надежды и опасенія. Уральская лтопись г. Мамина ‘Три конца’ именно посвящена этому переходному моменту, когда свобода освтила одинъ изъ мрачнйшихъ уголковъ Россіи, и весь ужасъ крпостной эпохи выступилъ наружу. Лтопись начинается мастерски написанной картиной освобожденія, въ которой радость свободы омрачена тягостными воспоминаніями вчерашняго дня. Центральнымъ лицомъ первой части лтописи является одно изъ разбитыхъ существованій, жертва безсмысленной жестокости крпостныхъ временъ, когда человческая личность сплошь и рядомъ падала подъ гнетомъ самодурства и дикаго произвола. Владлецъ завода, одинъ изъ уральскихъ автократовъ, проживавшихъ въ Париж милліоны, выколачиваемые изъ народа, задумалъ имть своихъ крпостныхъ инженеровъ, техниковъ, ученыхъ, и съ этою цлью выбралъ нсколько десятковъ лучшихъ мальчиковъ, которыхъ, какъ дикое стадо, отправили въ Парижъ ‘въ науку’. Часть ихъ погибла, боле стойкіе и способные примнились къ новой жизни и закончили высшее образованіе, нкоторые даже съ такимъ успхомъ, какъ герой разсказа Мухинъ, который кончилъ первымъ ученикомъ знаменитую политехническую школу и удостоился чести быть представленнымъ французскому королю, угощавшему обдомъ, по обычаю, первыхъ учениковъ высшихъ заведеній. И вотъ способный горный инженеръ, слава и гордость школы, возвращается на родину по требованію своего владльца, и здсь русская жизнь вступаетъ въ свои права. ‘Академиковъ’, какъ въ насмшку прозвали несчастныхъ крпостныхъ ученыхъ, отдали въ полное распоряженіе крпостной администраціи. ‘Геній крпостнаго управляющаго проявился въ полномъ блеск: горные инженеры получили мста писцовъ въ бухгалтеріи, техники были приставлены пріемщиками угля и т. д.’, словомъ, издвательство надъ ученостью, столь ненавистной и крпостникамъ нашего времени, нашло себ богатое примненіе. ‘Нужно ли говорить, что произошло потомъ? Вс ‘заграничные’ кончили очень быстро, двое спились, одинъ застрлился, трое умерли отъ чахотки, а остальные сошли съ ума’. Не слдуетъ думать, что г. Маминъ ‘придумалъ’ эту исторію: еще недавно въ газетахъ была оглашена переписка А. И. Тургенева съ Жуковскимъ по поводу одного крпостнаго ученаго, принадлежавшаго Шереметьеву, который все общалъ освободить его черезъ десять лтъ службы, да такъ и умеръ, не освободивъ. Или исторія Шевченки, выкупленнаго тмъ же Жуковскимъ. Современнаго читателя невольно останавливаетъ вопросъ, что же заставляло этихъ ‘академиковъ’ возвращаться на родину, когда за границей они могли остаться свободными, равноправными всмъ? Но не слдуетъ забывать, что даже и у нихъ рабскіе инстинкты были еще живы въ душ, что чувство свободы требуетъ, какъ и вс чувства высшаго порядка, извстной культуры, и нужны цлыя поколнія, пока свобода совьетъ себ прочное гнздо въ сердц человка. Не смотря на просвщеніе, ‘академики’ оставались рабами, предпочитая гибнуть, не имя силы оторваться отъ родины и всего, что дорого каждому, и выражая протестъ обычнымъ русскимъ способомъ — пьянствомъ или самоубійствомъ. Личность Мухина, единственнаго ‘академика’, пережившаго крпостную муку, очерчена въ лтописи очень живо и принадлежитъ къ числу лучшихъ характеровъ, созданныхъ г. Маминымъ въ его галлере уральскихъ типовъ.
Для несчастныхъ ‘академиковъ’ свобода пришла слишкомъ поздно, но въ населеніи завода она оживила надежды и подняла духъ борьбы за лучшее будущее. Ожило прежде всего никогда не умирающее въ русскомъ крестьянин стремленіе къ земл, въ которомъ сказывается инстинктивная жажда самостоятельности. Тонкими штрихами отмчаетъ г. Маминъ постепенное броженіе, начинающееся на завод, которое охватываетъ скоро вс боле стойкіе характеры и переходитъ въ неудержимую жажду бросить каторжную работу и искать своего ‘хлба’, а не покупнаго. И. этомъ стремленіи сливаются разношерстные элементы, изъ которыхъ слагалось крпостное населеніе. Тутъ были и угрюмы ‘кержаки’ — раскольники, выведенные изъ Нижегородской губерніи, и бойкіе туляки, представители центральной Россіи, и мечтательные, неподвижные хохлы. Крпостное право, равно душившее всхъ, въ то же время раздляло ихъ, заставляя каждаго крпко держаться преданій, представлявшихъ нкоторое убжище для ‘души’. Свобода дала почувствовать общность интересовъ и вызвала безсознательное стремленіе къ сліянію. Наступившее оживленіе, броженіе силъ и мечты о лучшей жизни, расшатываетъ старые крпостные устои, какъ нравственные, такъ и экономическіе. Неудачная попытка переселенія довершаетъ паденіе ‘старины’, и молодое поколніе начинаетъ устраивать жизнь ‘по новому’, гд нтъ мста прежней отчужденности, вытсняемой все растущимъ сознаніемъ взаимной близости. На этомъ авторъ останавливается, заканчивая лтопись картинкой счастливой, бодрой жизни молодой пары, на развалинахъ крпостнаго права начинающей постройку новаго зданія — просвщенія и свободы.
Какъ художественное произведеніе, ‘Три конца’ слдуетъ признать однимъ изъ лучшихъ произведеній г. Мамина. Полнот впечатлнія мшаетъ нкоторая торопливость въ конц, какъ будто автору надоли его герои, и онъ желаетъ скоре набросать картину ихъ жизни, не останавливаясь на мелочахъ и намчая только главное.
Въ ‘лтописи’ масса типичимъ фигуръ изъ среды заводскаго населенія, въ числ которыхъ лучшими являются типы раскольниковъ — кержаковъ, съ ихъ неумолимой враждебностью ко всему, что не укладывается въ рамки ‘старины’. Такова, напр., фигура матери несчастнаго ‘академика’ Мухина или ‘начетчицы-богомолки’, Таисьи, вчно борющейся съ требованіями суроваго раскольничьяго ‘чина’, подъ вліяніемъ своей жизнерадостной, любвеобильной натуры. Не мене хорошъ по художественной живости монахъ Кириллъ, постоянно смущаемый бсами, одолвающими не безъ успха его гршную душу. Сцены въ скиту, на озер, на могилахъ почитаемыхъ ‘старцевъ’ рисуютъ неподражаемо бытъ раскольниковъ и принадлежатъ къ лучшимъ въ нашей литератур воспроизведеніямъ жизни людей, ‘врующихъ по старин’, которая все боле и боле подрывается растущимъ въ народ раціонализмомъ. Въ этомъ отношеніи такія произведенія г. Мамина, какъ ‘Три конца’, занимаютъ прочное мсто въ русской литератур, и будущій историкъ ея не обойдетъ ихъ молчаніемъ при изложеніи художественной литературы, посвященной расколу.