В.В. Розанов
В.В. Розанов
‘Цветок на гроб моего Агатона’
‘Цветок на гроб моего Агатона’
‘Цветок на гроб моего Агатона’, Розанов Василий Васильевич, Год: 1913
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Вчерашний номер ‘Русских Ведомостей’ поздравлял сам себя с юбилеем. Он хвалил себя за то, что 50 лет стоял на одном и том же месте. Хвалил и за то, что решительно не понимает, по какой причине стал на это именно место. Но что иногда самому неясно, то видно со стороны. Чиновнику средних рангов естественно ненавидеть чиновников, выше его поставленных по службе, по понятной человеческой слабости, и средние чиновники министерства просвещения, удел коих достался профессорам, собравшись однажды ‘издавать собственную газету’, стали в оппозицию к петербургскому правительству. Они стали в эту оппозицию не как выразители московского духа с его долгой самобытной традициею, с особыми московскими литературными веяниями, что было бы очень понятно и желательно после Киреевских, Аксаковых, Хомякова, после Гилярова-Платонова: нет, они образовали специфическую профессорскую оппозицию правительству, без других мотивов и почвы, кроме того, что они суть магистры и доктора, суть приват-доценты… Эта приват-доцентская оппозиция для мирного зрителя со стороны представлялась тихим и легальным бунтом коллежских советников против тайных советников: кавалеров ордена Белого Орла и Александра Невского. Во всякой менее литературной, чем Россия, стране это не вызвало бы никакого события, ограничившись разговорами и ‘критикою’ в салонах и кабинетах, но в многопечатной России это привело к возникновению ‘своей газеты’.
…Которая за 50 лет не сказала какого-нибудь всем памятного слова. Скажите, какое?
Которая за 50 лет не провела ни одной новой, свежей, оригинальной мысли. Скажите, какую?
Но 50 лет печаталась.
Только печаталась!!! Машины шумели, свинцовые буквы поворачивались. Наборщиков тошнило от скуки набирать все те же, все одинаковые слова в разных комбинациях.
Свинцовая работа. Не литературная работа.
‘Русские Ведомости’ замечательны тем, что они повторяли одни и те же слова, — отнюдь даже не одни и те же мысли. Мысли развиваются, в мыслях рождается страсть, мысли в бурной голове человека могут путаться, спорить одна с другою, соглашаться, расходиться, противоречить друг другу. Голова — работает. Но слова и бедный человеческий язык, естественно, не работают: и оттого слова ‘Русских Ведомостей’ никогда не менялись, а были всегда одними и теми же, ‘оппозиционными в отношении всякого, кто имел орден Белого Орла’.
‘Они люди худые и совершают худые дела’, — жаловался вечный титулярный советник…
‘Русские Ведомости’ за 50 лет своего ‘служения’ выяснили одну истину, для них неожиданную: до какой степени университет русский, — увы, не представляющий русского сердца и русского ума, а являющий лишь разные формы компиляции европейской науки, — до какой степени этот университет, отказывающийся смеситься кровью и соком с родной землею, — с тем вместе и теряет всякое достоинство и всякую ценность общечеловеческого характера… До какой степени он является ‘коллежским регистратором’ философии, политики и гражданства.
За 50 лет ни одного яркого дня…
Ни одной высокой минуты, на которую оглянулась бы вся Россия…
Ни одного своего шага, шага именно ‘Русских Ведомостей’, вдруг разошедшихся со всею страною, со всею печатью, иначе что-нибудь понявших, иначе на что-нибудь взглянувших…
Удивительно. Вот уж ученые, которые ‘ходят все в старых калошах’… А ведь их целая армада, большое множество.
Ничего. И нельзя им дать ни ‘золотого оружия’ за битвы, ни лаврового венка за мудрость, а можно бы дать российский орден Владимира 4-й степени за прилежное несение 50-летней службы.
Бедный коллежский регистратор ‘общих мнений’. Таких мнений, ‘которых никто не убоится’. Которые вообще ‘везде и всем известны’. 50 лет ты их складывал на свои столбцы. И когда будущий историк захочет узнать, как ‘вообще думали в России самые обыкновенные головы на самые обыкновенные темы’, — он в Публичной библиотеке раскроет громадные томы ‘Русских Ведомостей’, — ’50 лет’ и ‘прочее, и прочее, и прочее…’. ‘Прочее’ все прописано в телеграммах и письмах редакторам в юбилейном торжественном номере. Они-то, — все телеграммы сообща, — и складывают этот ‘венок на гробе Агатона’. ‘Он был добродетельный человек, этот мой друг, и никогда ничего не украл’. …’Вот и Линев-Далин приветствует’, ‘вот и кто-то вспомнил сотрудника Иоллоса’… ‘И пьет за здоровье приват-доцент Коган’. И галки на крыше соседнего дома дивуются, отчего собралось так много народа.
Впервые опубликовано: Новое время. 1913. 6 сентября. No 13465.