ЦЕРКОВНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ КРИТИКА В XVII ВЕКЕ
ЦЕРКОВНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ КРИТИКА В XVII ВЕКЕ
Церковно-историческая критика в XVII веке, Костомаров Николай Иванович, Год: 1871
Время на прочтение: 33 минут(ы)
Костомаров Н.И. Раскол. Исторические монографии и исследования. (Серия ‘Актуальная история России’).
М.: ‘Чарли’, 1994.
Известно, какое важное значение имели у нас в старину местные святые, покровители городов и земель. Они были одним из обычных явлений, поддерживавших удельно-вечевой строй пашей общественной жизни. Уважение к святым возвышало достоинство тех местностей, где они проявляли данную им благодать, край гордился своим патроном, имя его призывалось в битвах, на него полагали упование во время грозивших краю бедствий. Лица, удостоившиеся после смерти сделаться местными патронами, во время земной жизни своей иногда были духовные сановники, иногда отшельники, а чаще особы княжеского дома. Последним особенно было кстати получить значение покровителей города и Земли. При жизни они правили этим самым городом и Землей, защищали местные интересы против других князей и Земель, охраняли благочестивое жительство от иноземцев и иноплеменников, сподобившись за свою добродетель святости и нетлению, они ощутительно для веры, в веровании парода, продолжали и за гробом оказывать прежнюю любовь к своей Земле, были на небесах представителями и помощниками некогда управляемого ими народа. Память мужей Церкви, отшельников от мира возбуждала в благочестивых поклонниках думы о суете мира, о превосходстве духовной жизни, особы княжеского рода были ближе к земному порядку: они не убегали от мира в дебри и леса, они вращались с людьми, несли семейные и общественные обязанности, не чуждались житейских радостей, боролись наравне с другими против треволнений житейского моря. Оттого и после смерти они казались ближе к земным потребностям, чем те, которые во время земного своего поприща пренебрегали ими и покидали их для высшей сферы. Не было почти Земли русской, где бы не являлось благоговейного уважения к памяти о лице из местного княжеского рода. В Новгороде чтили Владимира, строителя св. Софии, и Мстислава Храброго, распространившего пределы владений Великого Новгорода, Псков возвышался и приобретал независимость от Новгорода под благословением князя Всеволода-Гавриила, изгнанного новгородцами и с честью принятого псковитянами, — тот же Псков, в своей нескончаемой брани с немцами, воодушевлялся мужеством, надеясь на святого Довмонта-Тимофея, богатыря, охранявшего освященным у св. Троицы мечом и православие и русскую народность против покушений немецкого католичества, Полоцку покровительствовала св. Евфросиния, Киев помнил Ольгу, Владимира, страстотерпцев Бориса и Глеба, замученный киевлянами Игорь нашел себе посмертный покой в родном ему Чернигове. Муром пребывал под покровительством своего просветителя князя Константина с сыновьями и добродетельной четы — Петра и Февронии. Татарское насилие украсило княжеские роды черниговской и рязанской Земель страдальческими именами князей черниговских Михаила и Феодора, и рязанского Романа Ольговича, суздальско-ростовско-владимирская Земля, издавна стремившаяся стать во главе русских земель, явила ряд святых княжеского происхождения по плоти: Евфросиния Суздальская в Суздале, во Владимире Андрей и Александр Невский, в Ростове Юрий и Василько, погибшие в борьбе против татар, в Переяславе Андрей, в Угличе Роман, в Ярославле Феодор и дети его Давид и Константин. Москва вела Русь к единодержавию под благословением родоначальника своих князей Даниила, а ее соперница Тверь отстаивала свою самобытность, призывая в помощь страдальца Михаила, погибшего в Орде по проискам московского князя. Когда единовластие заменило удельность и Москва стала головою восточной Руси, уважение к местным патронам не охладевало долго. Многие угодники, местпо чтимые в древних городах, получили общецерковное значение только в московский период.
Явление новой святыни чаще всего происходило в эпохи бедствий. Просиявшая в горькие часы испытания благодать утверждала и упрочивала веру в местную святыню. Не было ни одного сколько-нибудь значительного города, где бы не находилось мощей или чудотворной иконы, и всегда при такой святыне сохранялось предание об избавлении местности от бедствий — преимущественно от неприятельского нашествия. Такие чудеса составляли славу святыни на будущие века. В более отдаленное от нас время предание легко получало значение несомненной религиозной истины от простоты верующего сердца. Впрочем, православная Церковь никогда не признавала правильным без рассуждения и исследования допускать всякому преданию, хотя бы благочестивому и сообразному с духом религии, вступать в область непогрешительных истин. В XVII веке церковная критика действовала гораздо решительнее и сильнее, чем прежде.
Тогда была эпоха Никона, эпоха пересмотра богослужебных книг, обрядов, религиозных обычаев и преданий, эпоха смелой реформы всего того, что после пересмотра оказалось лишенным достаточных оснований для своего освящения церковным авторитетом. Тогда-то церковная власть не утвердила своим авторитетом многие жизнеописания, составленные по неосновательным изустным преданиям, иногда с явными следами собственного вымысла составителя, который за недостатком самобытного творчества часто делал осколок с прежних житий. Как искренно и неуклонно поступала тогда Церковь, показывает то, что на соборе 1667 (Д. М. V. 563) решились отвергнуть между прочим житие Евфросина Псковского (в той части, которую нашли погрешительной), даром что стоглавный собор, имевший в виду эго житие и на нем основываясь, утвердил было сугубое аллилуиа.
Кашин был некогда княжеским удельным городом, имел свою волость, всегда составлял часть тверской Земли, но в то же время стремился удержать свою местную автономию. В XIV веке род тверских князей разделился на две линии, и одна из них избрала себе Кашин. В удельновечевые времена новые княжества возникали и упрочивались в таких городах, которые, по каким-либо благоприятным географическим условиям и историческим обстоятельствам, будучи пригородами главного города Земли, получали более, чем другие пригороды, значения, силы и достоинства. Во всех русских землях видим мы одно и то же явление: города, бывшие некогда только пригородами, возвышались до того, что достигали до известной степени равенства с главным городом, а иногда совсем выделялись из одной с ними Земли и делались средоточием Земли собственной. Примеры первого рода встречаются в суздальско-ростовской Земле, где еще в XII веке Суздаль и Ростов были два равные города в одной Земле, потом там возвысился из пригородов Владимир и взял первенство над старыми городами, за ним города Переяславль-Залесский, Городец, Кострома, Углич, Белоозеро, Нижний Новгород хотя долго составляли вместе совокупность одной Земли, но имели равное значение независимых городов и поддерживали до известной степени автономию тянувших к ним территорий. То же в рязанской Земле, Пронск, бывши пригородом Рязани, возвышается до равенства с Рязанью, хотя не выступает из сферы рязанской Земли. В Земле кривичей то же явление представляет город Витебск, возвышавшийся до равенства с Полоцком, как это показывает договор Герденя с немцами, на Волыни точно так же, кроме Владимира Волынского, поднялся Луцк, в Червоной Руси, кроме Галича, — Перемышль. Можно то же сказать в большей или меньшей степени и о многих других городах, которых возвышение перед прочими своей Земли несколько заметно, напр., в Новгородской Земле поднялись более других Ладога, Руса и Торжок, последний оказывал, при случае, стремление к выделению из новгородской Земли. Примерами второго рода совершенного выделения могут теперь служить некогда бывшие только пригородами, которые в Земле суздальско-ростовской впоследствии приобрели главенство над своими отдельными землями и пригородами и выделились из прежней Земли, такова Тверь, которая некогда принадлежала к суздальско-ростовской Земле, а после выделилась из нее и образовала вокруг себя свою собственную Землю с пригородами, то же явление на севере со Псковом, который был некогда пригородом Новгорода, а потом достиг независимости и сделался главою своих десяти пригородов. Отделение двинской Земли от Новгорода, подобно Пскову, висело, так сказать, на волоске.
В тверской Земле в XVI веке стал возвышаться Кашин. В 1326 году летописец, рассказывая о нападении Ивана Даниловича московского на тверскую Землю с татарами, говорит: идоша по повелению Цареву и взяша град, Тверь и Кашин и протчая грады тверской волости (Ник. 138). Здесь Кашин упомянут один только в ряду протчих градов: видно, что он тогда более других пользовался значением в тверской Земле, иначе бы летописец, кроме города Твери, не назвал бы никакого города или же поименовал бы еще другие, считавшиеся тверскими пригородами. Междоусобия князя Василия Кашинского с другими князьями тверской Земли должны были приучить кашинцев к сознанию отдельных интересов, особых от прочих тверской Земли. Междоусобия эти начались с 1347 года. Племянник Василия Кашинского, сын Александра Михайловича, получил от хана Ча-нибека право на Тверь, следовательно и старейшинство в тверской Земле. Дядя оскорбился этим. Кашинцы, защищая права своего князя, должны были стоять во враждебном отношении к тверичам. От этого восстал Кашин на Тверь, и, по выражению летописца, была людем тверским тягость и мнози люди тверские того ради нестроения разидошася (Никон. 130). На следующий год племянник уступил дяде и сам удовольствовался прежним своим уделом в Холме. Это событие подействовало счастливо на состояние тверской Земли: и поидоша к ним людие отовсюду в грады их, во власти их, во всю Землю тверскую и умножишася людие и возрадовавшася радостию великою (Ник. 192). Это известие, со многими подобными в наших летописях, указывает на ту подвижность русского населения, которая шла рядом с междоусобиями и часто как от них зависела, так и способствовала их учащению. Когда в Земле беспокойно, люди не затруднялись с своим несложным имуществом переходить в другие русские Земли, а где водворялось более или менее продолжительное спокойствие, туда приливало и народонаселение. Москва обязана в начале своим возвышением умению Ивана Даниловича Калиты обезопасить московскую Землю от татарских вторжений и внутренних междоусобий: от этого московская Земля стала заселяться более других и притягивала к себе сочувствие жителей других земель, не пользовавшихся таким спокойствием. Но обратимся к Кашину.
Кашин через переход своего князя в Тверь не слился, с Тверью, не потерял своей доли автономии, эго показывает, что эта автономия явилась не случайно, вследствие передвижений, а имела основания поглубже. Василий Михайлович, сделавшись тверским князем, старейшим между всеми князьями тверской Земли, оставил в Кашине своего сына Василия (Ник. VI, 5), следовательно, признал за Кашином почетное право иметь своего князя. Возведение Василия Михайловича в достоинство старейшего не надолго успокоило тверскую Землю. Тверскую Землю постигло значительное междоусобие в 1364 году. Перед тем только от свирепствовавшей моровой язвы вымерло много князей тверского рода. Между тверским Василием Михайловичем и Михаилом Александровичем микулинским князем (одним из удельных князей тверской Земли) возник спор о наследстве после умершего князя Семена. По благословению митрополита, спорившие отдались на суд тверского владыки. Тот оправдал Михаила Александровича. Вслед затем последний стал князем в Твери, т. е. старейшим или великим князем тверской Земли. Василий Михайлович должен был оставаться в Кашине, который перед тем не задолго лишился своего особого князя, Василиева сына, но Василий Михайлович не думал повиноваться этой судьбе, кашинцы пошли на тверичей за своего князя. Два города, Тверь и Кашин, сделались двумя враждебными станами в тверской Земле. Кашинский князь, вместе с оскорбленным подобно ему братом покойного Семена Иеремиею Константиновичем, навел на Тверь вспомогательные силы из Вологды и из Москвы, постоянной соперницы Твери. Тверскую Землю постигло обычное при войнах разорение. Церковные волости должны были особенно пострадать за своего владыку, которого князья Василий и Иеремия считали защитником смуты: эти волости пленили, пожгли, пусто все сотворили. Кашинцы, по выражению летописца, тверичам делали досады бесчестием и муками и разграблением имения и продажею без милования. На ту пору Михаил Александрович был в Литве, куда поехал просить помощи на врагов. Осенью 1366 года он воротился с литовскою силою и пошел на Кашин, тогда кашинская Земля должна была испытать возмездие за то, что кашинцы натворили в тверской. Василий Михайлович не имел довольно силы, чтоб дать отпор литовской силе, и послал просить мира. Замечательно, что вместе с ним находился тогда тот самый владыка, который решил дело не в его пользу, теперь он пристал к тем, кого прежде обвинял: недаром, видно, пустыми сотворили его волости. И он просил мира у Михаила Александровича. Все сталось по воле последнего. Воевать было не за что. Только Иеремия не хотел мириться и уехал в Москву поджигать против Михаила Александровича московского князя. В 1367 году Василий Михайлович скончался, по распри Кашина с Тверью не порешились с его смертью. Открылась упорная и кровавая борьба Михаила Александровича с Димитрием Ивановичем московским, возбужденная, между прочим, Иеремиею Константиновичем. Ольгерд Литовский, помогая шурину своему тверскому князю, опустошил московскую Землю, московская сила взяла и сожгла Зубцов и Микулин и разорила тверские волости — и вся власти и села повоева и позже и пусто сотвори. В Кашине был князем сын Василия Михайловича, Михаил Васильевич, о котором сохранилось известие, что Бог наказывал его и супругу его тяжелою болезнью за перенесение церкви из монастыря Богородицы вовнутрь города, впрочем, он умилостивил гнев Божий тем, что поставил иную церковь на прежнем месте, где стояла перенесенная в город церковь. До 1371 года этот князь не был участником в деле вражды Твери с Литвою, но в этом году принял сторону Москвы. Михаил Александрович повел на Кашин литовское войско под предводительством Кестута, повоевали кашинскую волость, людей в плен набрали, взяли окуп с самого города Кашина (Ник. IV. 83). Кашинский князь принужден был отдаться в волю тверского и утвердил с ним союз крестным целованием. Но, видно, тяжело было Кашину такое подчинение. В следующую затем зиму кашинский князь сложил с себя крестное целование тверскому князю, убежал в Москву, а оттуда в Орду. В Орде он не мог найти себе много полезного, потому что в Орде происходила тогда страшная неурядица. Кашинский князь воротился ни с чем. Михаил Александрович был занят укреплением своей Твери, вероятно, ожидая на нее нападения. В 1372 г. кашинский князь умер. Сын его Василий Михайлович по единому слову, — говорит летописец, — приехал в Тверь с бабкою своею Еленою и с кашинскими боярами: он принес Михаилу челобитье и отдался в его волю. Вслед затем помирились и заклятые враги, тверской и московский князья, христианам стало от уз разрешение, христиане радостью возрадовались, говорит летописец. Не надолго была и на этот раз радость мира. Невыносимо было для кашинского князя властолюбие старейшего, он убежал в Москву. Тверской князь отправил двух московских перебежчиков в Орду направить татар на враждебный Кашин.
В 1373-1374 годах призванная Тверью Орда налетела на него и сожгла. Кашин оставался тогда без князя, жившего в Москве, Кашином управлял вместо князя боярин Парфений Федорович: его убили татары. Они завоевали все Запенье, много погибло народа, много в полон взято. В августе 1375 Димитрий Московский с силами подручных ему князей, в союзе с новгородцами и кашинцами, обложил Тверь и стоял под городом четыре недели. Правда, Тверь отсиделась, да тверская волость страшно пострадала. Одни союзники Москвы — новгородцы вместе с новоторжцами, мстили тверской Земле за разорение Торжка, другие — кашинцы, не уступали им в жестокостях за недавние опустошения своих сел и за истребление своего города.
Города: Микулин, Зубцов, Старица, Белгород были сожжены, сгорело много сел, жители гибли от оружия, безоружных, лишенных жилищ гнали в плен, истребляли и хлеб на полях и гумнах. Михаилу Александровичу оставалось покориться. Он просил мира. Ему дали мир на условиях, выгодных для победителей. Михаил признал над собою первенство московского князя и удовлетворил его союзников новгородцев. Кашин выиграл вполне. В договоре, заключенном Михаилом Александровичем с Дмитрием, тверской великий князь отступался от права вмешиваться в Кашин (а в Кашин ти ся не вступати, а что потягло к Кашину, ведает то вотчичь князь Василий. — С. Г. Гр. и Д. I. — 46). Михаил Александрович обязался возвратить свободу кашинцам, захваченным в плен в течение прошедшей вражды и терял на будущее время право суда над ними. (А что если изъ-имал бояр или слуг и людей Кашинских да подавал на поруку, с тех ти поруку свести и их отпустити, и чему на них искати, ино тому суд, т. е. общий суд). Из последнего места в грамоте видно, что тогда происходили важные недоразумения и распри между тверичами и кашинцами, и тверской князь, как старейший в Земле, присвоил себе право суда над кашинцами, решал (по мнению последних, пристрастно) в пользу своих, и такие столкновения, без сомнения, давали пищу княжеским распрям, и возбуждали и поддерживали их. Теперь Кашин с своею волостью приобретал признанную автономию, хотя не выходил, однако, из пределов тверской Земли. Если представить себе горькое положение жителей тверской Земли в эпоху междоусобий двух ее главных городов, то легко понять, как эти междоусобия, обессиливая Тверскую Землю, способствовали возвышению соседней московской, где в то же время жители пользовались относительно гораздо большей безопасностью.
Со смертью Василия не продолжалась в Кашине линия Василия Михайловича первого. Неизвестно, умер ли Василий Михайлович второй бездетным, или по каким-нибудь другим причинам Кашин не оставался в его роде. Тем не менее. Кашин не терял своей поземельной самобытности, раз приобревши се, она выражалась в потребности иметь отдельного князя с своею автопомиею, — он подчинился Твери. Тверской князь, как старший в Земле, назначил туда сына Бориса Михайловича. Замечательно, что по смерти его, случившейся в 1395 году (Ник. IV-257), тело его погребено не в Кашине, а в Твери у св. Александра (верно, в память его деда). После него в Кашине был князем Василий Михайлович, брат предыдущего (Ник. IV — 298). После смерти отца его, Михаила Александровича (л. Ник. 1399), старейшим тверским князем стал один из его сыновей Иван Михайлович и выпросил в орде у Темир-Кутлука ярлык на великое княжение в тверской Земле. С первого же раза возникли у него недоразумения с Кашином, старейший князь требовал от всех бояр тверской Земли, чтобы они целовали крест ему, как великому князю, а не всем братьям, детям бывшего старинного тверского князя вместе.
Это имело тот смысл, что во всех уделах одной и той же Земли у бояр — представителей удельной частности, — было сознание, что они члены всей своей Земли, и следовательно должны всегда жертвовать ей местными интересами, и в случае разлада великого князя своей общей Земли с братьями, считали бы себя обязанными идти за великим князем, а не за своими удельными. Но Кашин давно стал себя считать, в этом отношении самостоятельной Землей и воспротивился: кашинский князь Василий Михайлович побуждал на старейшего прочих братьев и самую мать свою. Кашин опять стал пунктом, противодействующим Твери. Несогласия несколько времени вспыхивали, утишались, опять возобновлялись. В 1401 году тверской князь отнял у Кашина какие-то урочища (озеро Луской и вход-Еросалима). Василий Михайлович обратился к посредству владыки Арсения, общего епархиального начальника всей тверской Земли и просил общего суда, т. е. чтобы равным образом рассудили это дело сшедшись вместе: и судьи со стороны Твери, и судьи со стороны Кашина, следовательно, чтоб Кашин имел в этом случае значение независимой Земли, тверской князь не соглашался. ‘Суда ти о том не дам’, — говорил он, т. е. он считал себя, как старейшего князя всей тверской Земли, вправе вообще распоряжаться всем тем, что входит в область тверской Земли, а следовательно и Кашином (Ник., IV, 299). В 1403 году спор между братьями дошел до междоусобия. Иван Михайлович пошел с ратью принуждать Кашин повиноваться своей воле, кашинский князь убежал в Москву под защиту такого князя, который претендовал на старейшинство и над тем, кто считал себя старейшим в тверской Земле. Московский князь Василий Дмитриевич усмирил их (Ник. 307), но плохо и не надолго. Василий Михайлович, в 1405 г., с кашинскими боярами приехал в Тверь, по какому-то общественному делу, Иван Михайлович задержал его и всех бояр с ним (Ник. 313). Это было зимой. На страстной неделе в пятницу братья помирились. Василий Михайлович был отпущен на святой неделе во вторник. Но чрез короткое время, именно в петровский пост, между тверскими и кашинскими князьями опять вспыхнуло несогласие. Василий убежал в Москву, а Иван Михайлович овладел Кашином и поставил там своих начальников. Понятно, что для кашинцев эта перемена была тяжела: наместники, говорит летописец, много зла сотвориша христианам продажей и грабежом (Ник. 314). На следующий год Василий Михайлович помирился со старейшим и отправился в свой Кашин (Ник. 317). В 1412 году Иван Михайлович приказал взять (изымать) своего брата, его бояр и его слуг и послал в Кашин наместников. Даже супругу Василия Михайловича велено было доставить в Тверь. Это случилось 28-го июня. На другой день, в четверток, после вечерни Иван Михайлович отправил своего брата под стражей в свой новый городок, когда кашинский князь был на Переволоке и нужно было всем сойти с лошадей, сторожа сошли, а князь пришпорил свою лошадь, переехал вброд реку Тмаку и ускакал не но дороге. На нем не было верхней одежды, он был в терлике, на нем не было кивера. В одном селении ему удалось найти человека, который принял в нем участие, скрыл его в лесу, с ним он убежал в Москву. Долго за ним гонялись, искали его, по не нашли (Ник., V, 43).
Кашином стали управлять невыносимые наместники тверские, и кашинцы вспоминали, что недаром пред их несчастном были зловещие предзнаменования. 8-го декабря князь был в своем селе Страшкове в церкви, на храмовом празднике на вечерни. Вдруг пролетел по воздуху из Кашина великий и страшный огненный змей, по направлению от востока к западу, и князь и бояре и все люди видели это знамение, а уже после того, как князя взяли из Кашина, показалось другое знамение: увидали люди серп из облака.
Неизвестно когда решилось кашинское дело. В летописях оно исчезает, конечно случайно, как многое из событий старины, у нас не вошло оно в историю, потому что не попалось под руки тем, которые собирали летописные сказания и сводили их вместе. Только под 1425 (Ник. Л. 85) говорится о смерти Ивана Михайловича Тверского, потом о преемничестве сына его Александра. ‘И сяде по нем на великом княжении Тверском сын его князь Александр, месяца мая в 1-й день’. Потом говорится: ‘А в Кашине дядя его князь Василий Михайлович’. Но здесь отсутствие глагола делает двусмыслие. В то время, как Александр заступил место своего отца в Твери, в Кашине пребывал ли уже Василий Михайлович или же он стал князем кашинским разом, как Александр стал тверским? Тот Александр княжил недолго, брат его Юрий заступил его место, умер также скоро, и великим князем тверской Земли сделался сын Александра — Борис. Этот новый князь окончил долгую борьбу Твери с Кашином, Он схватил Василия Кашинского и лишил его княжения. Неизвестно, как кончил свое существование этот князь, упорный борец за самостоятельность Кашина, терпевший всю жизнь столько потрясений, после него в Кашине уже не было отдельных князей. Но Кашин и в соединении с Тверью все еще считался единицею, имеющею некоторую автономию. В договорной грамоте Бориса Александровича и тверской Земли с великим князем Василием Васильевичем и удельными князьями московской Земли, пересчитываются удельные князья тверского рода: Иван Юрьевич (Зубцовский), Андрей Иванович (Холмский), Федор Федорович (Микулинский) (А. А. Э. 1. 25. — Родосл. кн. Времени. X, 51-52), но уделы упоминаемых князей вовсе не называются, потому что пригороды, где жили эти князья, по отношению к собирательной единице, тверской Земле, не имели важного значения и князья в них находились независимо от какого-нибудь нрава быть князю именно в этих пригородах, князья в них были случайно, тогда как о Кашине говорится, как о единице, составляющей половину тверской Земли (а имать вам (татары) давать, дом св. Спаса и нашу отчину великое княжение Тверь и Кашин’ и вам ся, брате, не имать за дом святого Спаса и за нашу отчину великое княжение Тверь и Кашин). Известно, что княжеские уделы не всегда были единственным условием автономии города и Земли, удельное княжение исчезало, а значение Земли оставалось. Так же точно появление удельного князя в каком-нибудь незначительном городке не давало последнему сразу автономии, если этому не способствовали другие условия. В 1485 г. пала независимость тверской Земли, князь Михаил Борисович убежал в Литву и умер в изгнании, другие князья тверской Земли поступили в ряды московских слуг, потом и холопов. Тогда кашинская Земля, наравне с волостями других пригородов (Старицы, Зубцова, Опок, Холма, Клина, Новгородка), была разбита на сохи Василием Карамышевым, — обыкновенное распоряжение московского правительства в присоединенных к Москве русских Землях. Московское единовластие, поразив древнее удельное вечевое начало, прекратив автономию Земель, не могло, однако, вдруг лишить их преданий, укорененных в обычаях и нравах.
Мы привели вкратце очерк прежней судьбы Кашина, чтоб показать, что этот город имел свою историю, наравне с такими городами, у которых от подобной местной истории оставалась местная религиозная святыня, поддерживавшая честь своего города с его Землею. При той вере, какую в старые времена имел парод к вещественным предметам святости, как-то к св. иконам, мощам, православным церквам и обителям, понятно, что присутствие подобной святыни создало нравственную потребность. В болезнях и скорбях обращались к своеместной святыне, как к единственному средству врачевания, в случае когда угрожало местам какое-нибудь общественное бедствие, жители прибегали к ней под защиту. Город, где почивал угодник, особенно такой угодник, который (как, напр., лицо княжеского рода) при жизни любил и охранял его, — считал себя более безопасным, чем тот, который не имел такого местного защитника.
Двести сорок три года почивала вечным сном одна княгиня древнего Кашина, под полусгнившей кровлей ветхой церкви. Никто ее не помнил, никто не думал о ней. В царствование Шуйского литовская рать нападает на Кашин. Не до него было царю. Царь Василий сам чуть держался в своей Москве, в виду тушинского лагеря. Около Кашина не было острога. Враги ограбили посадские дворы, некоторых жителей убили, других поранили и ушли. Кашинцы, из опасения, чтоб их не посетили неприятели более многочисленные, чем прежние, построили вблизи своего посада острог. Их опасение сбылось. Через несколько времени явилась густая толпа врагов: она ничего не сделала Кашину и отошла прочь. Приходили литовцы в третий раз и также не взяли Кашина, приходили в четвертый, и также ушли безуспешно. Кашинцам, по тогдашнему образу понятий, стало ясно, что это неспроста, что их защищает какая-то особая божественная благодать. Разумеете яко не от своей силы град соблюдается обаче не ведяху, кто по них поборает и избавляет их от пленения сопротивных, понеже вся грады плещи своя вдаша воюющим. Тут Господь показал кашинцам, кто их защищает. В церкви, о которой сказано выше, помост в одном месте совершенно сгнил: виднелась земля, а в земле вкопан был гроб, на это не обращали внимания, не слишком любопытствовали, когда и кто положен был в этом гробе. Некоторые люди, приходя в церковь, клали на гроб свои шапки. В это время пономарь церкви, по имени Герасим, лежал больной. Вдруг к нему явилась женщина в иноческом одеянии. Ее внезапное появление подействовало на него благоприятно, он поднялся с постели и стал здоров. Она говорила ему: Почто гроб мой ни во что вменяете и меня презираете, и яко просту вменяете гробу быти? Не видите ли людей приходящих и шапки свои помещающих на гроб мой и садящихся? Она объявила пономарю, что молится за кашинцев Богу и соблюдает их от многих пакостей, она велела ему сказать пресвитеру, чтоб с этих пор соблюдали с честью ее гроб, не садились бы на него, не клали шапок и чтоб над ее гробом, пред образом Нерукотворенного Спаса, зажгли свечу. Пономарь объявил о своем видении священнику. Скоро весть о видении разнеслась по городу. Зажгли свечу пред образом Нерукотворенного Спаса и горела она негасимо, и стали люди приходить и поклоняться гробу. Больные получали пред ним исцеление, и так тот гроб преподобныя княгини Анны и поклоняем честно и велелепно. Но мощи ее оставались неоткрытыми даже до дней Алексея Михайловича. Лукавый сатана, — говорит жизнеописатель, — не хощет ни единым божественным мощем в видении быти всем человеком. Наконец, нашлись благочестивые кашинцы, которые отправились в Москву и поведали патриарху и царю о том, что гроб княгини обретается поверх земли и многие чудеса над ним творятся. Повествующий об этой депутации из Кашина вложил ей в уста высокопарный плач церкви о том, что такое великое сокровище сокрывается напрасно. Царское писание повелевает тверскому архиепископу Ионе ехать в Кашин созвать духовенство. Архиепископ со всем клиром приехал на место, и после совершения богослужения в церкви Успения Богоматери, дал приказ вскрыть гроб: обретше его же не надеяилася мощи целы и не разрушимы и никако же тлению причастна быила ниже ризам ее. Как часто бывает при вскрытии святых мощей: благоухания неизреченного воздух наполнися от мощей преподобные и всех услаждая и возвеселяя, сердце подвизая на благодарение и славословие в святых чудодействующему Богу. Совершив достодолжное целование святых мощей, тверской владыка уехал в Тверь и тотчас возвестил царю. Алексей Михайлович обрадовался и решил, что мощи должны быть перенесены в соборную каменную церковь до тех пор, пока на том месте, где лежала св. княгиня, построится храм в се имя. Написал царь к ростовскому архиепископу Варлааму, чтобы тот ехал на перенесение мощей. Сам государь прибыл в Кашин с супругою своей царицей Марией Ильиничной, с сестрами и братьями, царское семейство сопровождали по обычаю князья, с ним были бояре, жильцы. Царь с боярами на рамена своя возложиле, изнес гроб в соборную церковь, отстоявшую от прежней на расстоянии выстрела (яко единым стрелением). Множество народа стекалось с разных сторон и придавало торжественный вид благочестивому событию. Когда гроб внесли в соборную церковь — совершилось чудо: гроб вдруг стал так тяжел, что многие не могли не только нести его далее, но даже двинуть с места, то был чудодейственный знак, что святая княгиня не желает почивать в этой церкви. Тогда государь обратился к святой с мольбою и просил побыть в этой церкви только до тех пор, пока по своему обету не воздвигнет храма в ее честное имя. Гроб по-прежнему стал легок, его внесли в соборную церковь Воскресения Христова и поставили на правой стороне у столпа. Царь приказал священнику Василию созидать каменную церковь во имя святой княгини Анны, и в непродолжительное время храм был окончен.
Кем же была некогда в земной своей жизни эта божия угодница? Житие говорит, что то была супруга Михаила Ярославича, того самого, который пострадал в Орде по проискам князя и приобщился к лику святых. Родом она была из Кашина, боярская дочь. В общих чертах, жизнеописатель прославляет добродетели святых супругов, восстает против княжеских врагов, и особенно хана Озбяка и его бессовестных советников. Когда Михаил собрался в Орду, где он ожидал себе мученической кончины, супруга уговаривала его не ездить, но доблестный князь не изменил своего решения и советовал ей уповать на Бога. После смерти Михаила Ярославича, вдова его жила с юнейшим сыном Константином в Твери, отличалась благочестием и нищелюбием, а потом оставила суету мира сего и поселилась в монастыре св. Софии, где был храм премудрости Божия слова. Она была доблестная постница. Сын ее Константин приходил к ней и она поучала его всему благому. По смерти Константина, его брат, кашинский князь Василий Михайлович, упросил мать свою перейти в Кашин, она отрекалась, но сын представил ей, что все кашинцы хотят, чтоб она окончила дни свои в их пределе, ибо Тверь уже имеет в своих стенах прах ее достойного супруга. Она, наконец, согласилась, простилась с тверскими жителями и осталась доживать в Кашине, там она вызвала к себе всеобщее уважение постническим воздержанием, добродушием и назидательными поучениями. Она умерла в лето 6846, октября во второй день.
По открытии мощей, рядом чудес подтверждалась их святость, исцелялись преимущественно разбитые параличом, расслабленные, беснующиеся и помутившиеся в уме. Земля под гробом святой княгини получила целебное свойство: беснующаяся дворянская жена Скобнева избавилась от терзавшего ее беса питием воды, смешанной с этой землей. Одному страждущему падучей болезнью сама святая явилась во сне и приказала идти к ее гробу, страждущий как только пришел, так и стал здоров, уже самое изображение святой источало чудотворные исцеления, один юноша от болезни лежал весь опухлый, принесли к нему образ Анны Кашинской: ‘надо мной светло’, сказал он, выздоровел и жил потом так здоров, как будто с ним ничего не было.
После общего верования, после рассказов, записанных и не записанных о чудесах прослывшей в Кашине святой, после того, наконец, как сам царь присутствовал при открытии ее мощей, странно должно было бы показаться, что в свое время церковь заподозрит чудеса, совершавшиеся при гробе Анны Кашинской, объявит несостоятельным жизнеописание ее, наконец остановит чествование святой, сокроет под спуд ее мощи. А так именно и случилось.
При Алексее Михайловиче Анна пользовалась чествованием, как святая, но при Феодоре Алексеевиче в 1677 году был, при патриархе Иоакиме, написан соборный приговор, где церковная критика отличала истинную веру от легковерия.
Были посланы в Кашин для дознания следующие духовные сановники: преосвященный митрополит Иосиф рязанский, с ним архимандрит и протопоп. Неизвестно, что подало повод к посылке их в Кашин и к осмотру мощей. Мы не имели в руках начала этого дела. Когда эта духовная комиссия воротилась и представила свой досмотр патриарху Иоакиму, первосвятитель собрал в царствующем граде Москве в свою крестовую патриаршую палату митрополитов: Иосифа казанского и свияжского, сарского и подонского, Иосифа рязанского и муромского, архиепископов: Стефана суздальского и юрьевского, Арсения псковского и изборского. Симеона бывшего сибирского, да Чудова-монастыря архимандрита Павла. Этот собор слушал досмотр, сделанный архиереями, ездившими в Кашин, рассмотрел житие Анны Кашинской и нашел его несогласным с летописями. Замечателен тогдашний способ критики, правду сказать, очень здравый, мы познакомим с ним читателей в оригинале. Собор нашел в житии тринадцать несообразностей (несогласий):
1-е несогласие.
Написано в житии: яко благоверная княгиня Анна была родом города Кашина, дщи славных бояр.
А в летописцах: дщи князя Дмитрия Борисовича Ростовского.
2-е несогласие.
В житии написано: великий князь Михаил Ярославич шед в орду, взя с собою сына своего князя Дмитрия.
А в летописцах написано: был в орде с князем Михаилом Ярославлевичем сын его князь Константин.
3-е несогласие.
В житии написано: великий князь Михаил кончину приял мечем усечен бысть.
А в летописцах: ножем в ребро в десную сторону ударен и тако дух испустити.
4-е несогласие.
В житии написано: тело князя Михаила Ярославлевича привезено из орды сыном его князем Дмитрием в Тверь.
А в летописцах: великий князь Юрий Данилович в орде повеле взяти тело его и привезоша в Москву и положиша в монастырь церкви святаго Преображения. Потом же по прошению великой княгини Анны и сынов ее, князь великий Юрий Данилович отпусти тело его с Москвы.
5-е несогласие.
В житии написано: пребывала великая княгиня с сыном своим Константином в Твери, тому бо град Тверь в отчее достояние в наследие достася.
А в летописцах: Константин и Дмитрий, а не един князь Константин, понеже в лето 6834, еще живу сущу князю Константину, прииде из орды князь Александр Михайлович, с пожалованием от царя и седе на великое княжение в Твери. Егда же князь Александр со татарского насилия отъиде в Псков, тогда царь Азбек даде великое княжение тверское князю Константину Михайловичу. По нем же царь Азбек наки даде великое княжение Александру Михайловичу, а по убиению его в орде князя Александра, князь Константин шед в орду, тамо и преставися.
6-е несогласие.
В житии написано: по смерти князя Константина зваше князь Василий матерь свою из Твери в Кашин. Зане рече: аще бы и хотел оставити город той и переселитися семо по смерти брата моего, но на кого же оставить вельмож моих и град весь.
А в летописцах: по смерти князя Константина в лето 6858, князь Василий седе на великом княжении в Твери, в лето 6865 князь Василий Михайлович ездил в орду, в лето 6866 прииде из орды в Тверь.
7-е несогласие.
В житии написано: преставися преподобная великая княгиня Анна в лето 6846.
А в летописцах в лето 6867 (6) еще жива бяша великая княгиня София и живши в Софийском монастыре. (А при Софии в монастырь созывается преосвященный Иосиф митрополит, что стоит в Твери, а не в Кашине) и преставилася в лето 6876, а где преставилася в Твери или в Кашине, того в летописях не написано, и оттуда числа преставления в житии не написано, так и не сыскано.
8-е несогласие.
В житии написано: прежде преставления книгини Анны в лето 6846, октября во 2-ой день, потом того же лета сына ее князя Василия, Иулия в 27 д., а в Троицком летописце писано, преставление князя Василия Михайловича в лето 6874, а в прочих летописцах в лето 6876, прежде писано о преставлении князя Василия Михайловича.
9-е несогласие.
В житии в трех местах написано: мощи никако-же тлению причастны, а по осмотру и свидетельству преосвятителя Иосифа митрополита рязанского и муромского, преосвятителя Симеона архиепископа тверского и кашинского и архимандрита и протопопа, мощи в разных местах истлеша и разрушишася.
10-е несогласие.
По сказке попа Василия и отца его старца Варлама написано: рука правая лежит на персях согбенна яко благословящая.
А по нынешнему архиерейскому досмотру: правая рука в завитии погнулася, а длань и персты прямо, а не благословящи.
11-е несогласие.
В допросных речах попа Василия написано: андреевский архимандрит Сильвестр, взяв благоверныя княгини руку, распростирал персты ее и паки сгибал.
А старец Варлам отец его сказал: архимандрит же Сильвестр княгини Анны руку персты разгибал, а как опустил, и они та-кожды согбенны учинилися по-прежнему.
И то свидетельство и досмотр на Москве не сыскан.
А нынешнего года в досмотре архиереев написано: согнути длани и перстов или разгнути ни у которыя руки невозможно, для того, что засохли накрепко, только кости сухия да к ним присохла кожа.
12-е несогласие.
В житии в двух местах написано: тлению ни токмо мощи, но и ризы непричастны быша.
А по досмотру нынешнему архиерейному риза, во что скутана, и схима истлели, только в остатке части креста, что был вышит на куколь шелком, да часть плетей схимнических, и то истлело все, лежит на персях, только знак, а принятися не мощно, а на бедрах свивальник, как пояс, да нить лежат истлели, принятися не мощно. Калиги обе по швам распоролися, а кожа не развалилася, а истлела.
В сказке Никифора Варламова сына написано: житие-же благоверной княгини Анны писано в Соловецком монастыре из Степенныя книги, и по его Никифоровых словах, в то время как бывший Никои патриарх ходил в Соловецкий монастырь по мощи святого Филиппа митрополита.
А в Степенной книге и в летописях про житие благоверной княгини не обретается, а его Никифоровым басням верить нечему.
13-е несогласие.
В явлении пономарю Герасиму великая княгиня сказала имя свое Анна, а по летописцам имя ей отеческое (т. е. полученное при пострижении. Мирское имя супруги тверского князя Михаила Ярославича действительно было Анна) София, не бо можеше имя свое монашеское забыта, или соврещи и зватися именем мирским, еже самовольно остави с пострижением влас главы своея. Такожде и в чудесах обретошася некие несогласия и неприличия.
‘И мы смиренный Иоким М. Бож. П. М. и в. Рос. с сыны и сослужители архиерейства нашего, соборно слышавше, судихом житие великой княгини и о чудесах списание оставити за недостоверное их и упразднити я до времени великого собрания всех архиереев и до подлинного извещения, егда аще чим вперед Бог объявит и утвердит, понеже ныне обретошася многая несходства в житии ея с книгами летописными и степенными.
Гробу с мощами благоверные княгини стояти в той же соборной церкви, где и ныне стоит по прежнему запечатанну архиерейскими печатями. Празднества ей не творити, и молебнов ей не пети до совершенного великого собора рассуждения, а пети ныне панихиды.
С гроба шитый покров, на нем же шит образ ея, и ныне писанные ея иконы взяти к Москве для рассмотрения, а впредь, до великого собора рассуждения идо подлинного извещения, образов ея не писати, а когда будет великий собор и об ней достоверное свидетельство и усуждение, тогда и о написании образов ея будет изреченье. В церкви во имя великой княгини Анны, без известного испытания освященной, божественные службы никаковы же исправляти, но заключите ю и запечатати до великого соборного разсуждения, зане аще бы и известно было яко свята есть и житие бы ея с летописцы и с нынешним архиерейским досмотрением разноты не имело, обаче без великого собора свидетельства святости ей, нам не возможно, понеже правило бывшего собора в днех благоч. велик, госуд. ц. и в. кн. Алекс. Мих. всея в. и м. и б. Рос. сам. в лето 6175, при святейшия патриарсех Паисии Александрийском и Макарии Антиохийском и Иосафе Московском и всея России с преосв. митрополиты и со архиепископы и епископы российскими и с прилучившимися архиереями, со всем освященным собором великороссийского государства заповедает сице: нетленных телес, обретающихся в нынешнем времени, да не дерзаете, кроме достоверного свидетельства и соборного повеления, в святыя почитати, а кого в святые хощете почитати и о таковых обретающихся телесех достоит всячески испытати и свидетельствовати достоверными свидетельствы пред великим и освященным собором архиерейским.
Сего ради всех вышеписанных благословенных вин, сей суд наш сотворши, руками нашими подписахом’.
На следующий год опять рассуждали об Анне Кашинской и собор составил новые постановления в таком виде: ‘гснваря в день по указу великого государя царя и вел. князя Феодора Алексеевича вс. В. и М. и Б. Р. сам. и по благословению вел. господина святейшего Иоакима патриарха московского и всея России собрався в царствующий град Москву вящшее число архиереев ради достоверного свидетельства и испытания о мощах вел. кн. Анны Кашинской и собравшися в крестовую палату, мы, пришедшие архиерее, купно с отцем своим святейшим Кир Иоакимом патриархом моек, и всея России, преосвящ. митрополиты Иосаф Казанский и Свияжский, Иона Ростовский и Ярославский, Варсануфий Сарский и Подонский, Иосиф Рязанский и Муромский, Филарет Нижегородский и Алатырский, преосвящ. архиепископы Симеон Вологодский и Белозерский, Симеон Смоленский и Дорогобужский, Стефан Суздальский и Юрьевский, Симеон Тверской и Кашинский, Павел Коломенский и Каширский, Симеон бывший Сибирский, архимандриты: Викентий Живоначальныя Троицы Серг. монастыря, Павел Чудова монастыря, Макарий Спаса нового монастыря, Пахомий Симонова монастыря, Никон Спаса-Андрониевского монастыря, Амвросий Богоявленского монастыря, что за ветошным рядом, Варсануфий Тихвина монастыря, игумен Павел Богоявленного монастыря Костромы, Арсений Знаменского монастыря, Феоктист Златоустского монастыря, чтохом списание о житии вел. кн. Анны Кашинской со опасным испытанием и летописные многая и стспенныя книги, аще нечто возможно обрести согласно писанному в житии с летописцы противу написанных несогласий из жития и летописцев в первом соборе бывшем в прошлом 185 году, прилежно по многая времена купно сходящеся, расмотрехом, ничтоже ино могохом обрести, точию многая несходства, в житии с летописцами и степенными книгами, жития же ея в летописных книгах, идеже писаша иных великих князей и княгинь, и прехождения ея из Твери в Кашин, а где преставися и где погребена — нигде же обретошеся, токмо яко дщи беше князя Ростовского, а не кашинских бояр и супруга вел. кн. Михаила Ярославича Тверского, и яко постригшися звашеся София и живяше в Твери в Софийском монастыре, а в граде Кашине когда живяше, и там же и преставися и погребеся, того ничтоже в летописи не обретеся. И иная многая несходство во первом соборе описанная и ныне обретошася по летописцом с житием. Списатель жития велик, княгини дьячек Никифор, который велел житие исписати, живучи в Соловецком монастыре, со степснныя книги и с его Никифоровых слов, ныне пред великим освященным собором сказал, что степенной книги в Соловецком монастыре сам он, Никифор, не видал, а писано де с его Никифоровых слов, что, он в переговоре от людей слышал, сказывал, и в том просит прощенье, что, по тем ево прежним словам, мимо летописных, верить не подобает. Понеже жития велик, кн. Анны известного отдревле писаного не обретохом и слагати ей тропари и кондаки канона непочему и того ради и ко святым в церкви поемым вычислите не дерзахом, понеже и прежним архиереем и великим князем и княгиням и преподобно жившим отцем аще и мощи их целы, обаче чрез толикая лета тропари, кондаки и каноны им не составишася, и в имя их церкви не созидахуся, прежним архиерейским собором не дерзающим и неповелевшим, и мы не повелеваем, и которые чудеса и написано обретаются, и тая собором и никоторым архиереем не свидетельствована’.
Затем следует исчисление разных богоугодивших мужей и жен, которым, однако, Церковь не установила богослужения, в заключение говорится: ‘По сим всем предписанным сим обще священным собором усудихом велик, кн. Анну преименованнуга монахиню Софию поминати и с прочими православными великими князьями и великими княгинями о вечном упокоении и милостини творити, яко сотвори великий князь Иоан Васильевич и после того тому подобно и князь Иван Михайлович Шуйский. По явлении и чюдодеянии велик, кн. Данила Александровича, по-велеша пети по нем панихиды и литургия служити, милостыню творити, и мы имя же повелеваем поминати велик, кн. монахини Софии, понеже велик, кн. Анна в образе своем монашеском отложи со отречением мира и сущих всех в мире и княжества достоинство и имя, и аще кто о здравии своем и о спасении восхощет пети молебное пение, и таковым да поют молебен Господу Богу или пресвятой Богородице, а по велик, кн. монахине Софии да поют панихиды и милостыню да творят. Храм, созданный во имя велик, кн. Анны, ныне именовати и быти ему во имя Всех Святых. И аще совершенно благоугоди Богу велик, кн. Анна, да будет и тое имя вочтепо в том храме купно со всеми святыми. Еще бо велик, кн. Анны житие древпеписанпое известное не обретеся, яко прочих великих княгинь, а еже писано, от слуха и от просто поведания писано, а по слову Бога всяк глагол да будет при двоих и трех свидетелях, свидетели же от слуха да не свидетельствуют, аще и князи суть свидетельствующий. А мощем иыие именуемым велик, кн. Анны быти где ныне принесены, и стоять им простым, яко прочих великих князей и великих княгинь.
Понеже еще истинно сущая мощи великой княгини Анны, супружницы великого князя Михаила Ярославлевича или иные которые великие княгини или иные каковы жены известити древними писаньями немогохом, занеже в летописи и на гробу имене ее не обретеся, яко обычай есть иматися на гробех великих князей.
Яко великая княгиня Анна постригшися живяше в Твери в Софийском монастыре, сие известно в летописцех писано, како-же или когда в Кашин преселися, и где живяше: в граде или вне града, в монастыри или в дому Яковом или в княжеском дому, то в летописцех не писано, а в житии писано яко прихождаше к ней сын ее Василий, она же учаше его и наказоваше и отпущаше его в дом свой, где же прихождаше князь Василий в монастырь или в дом яковый, про то неведомо. В житии ея написано: яко по смерти князя Константина зваше князь Василий матерь свою из Тверы в Кашин во отечество ея. И в сем писании две лжи явленные:
Первая — яко зваше князь Василий по смерти князя Константина, а в том же житии княгини Анны написано: яко преставися великая княгиня в лето 6846, а по летописным книгам князь Константин уехал в Орду в лето 6854 и того лета там и преставися, и по тому списанию жития преставления вел. кн. бысть прежде смерти кн. Константина, осению леты. И како можно звати князю Василию по смерти Константина за много лет прежде умершую?
Вторая лжи: яко зваше князь Василий матерь свою из Твери в Кашин, во отечество ея и яко она преиде в отчество свое Кашин. Сия явленпейшая лжа, понеже по летописным книгам отчество вел. кн. Анны Ростов, а не Кашин, дщи бо бяше князя Дмитрия Борисовича Ростовского, а не Кашинских боляр, по летописным же древним книгам, по смерти князя Константина, в лето 6857 поступил кн. Всеволод Александрович княжеством Тферским дяде своему кн. Василию Мих., и князь Василий сяде на великое княжение в Тфери. И паки в лето 6867 кн. Василий Мих. прииде из Орды во Тферь, а в то 6867 лета живяше вел. кн. София в Софийском монастыре, и потом в лето 6871 князь Вас. Мих. Тферской ходил ратию на племянника своего кн. Михаила Александровича к Микулину полю. В лето 6874 в Тфери бысть размирье князю Василию Мих. с племянником своим князем Мих. Алекс, от сего явлено, яко господствоваше князь Василий Мих. в Тфери. И по что было князю Василию звати матерь свою в Кашин, самому в городе Тфери сущу?
Еще третия лжа обретеся написанпа в житии: яко мощи великие княгини никако же тлению причастны, и паки тлению не токмо мощи, но и ризы не причастны. К сему поп Василий и отец его старец Варлаам, забывше святого Софрония патриарха Иерусалимского глаголюща: не буди на святыя лгати, в сказках своих солгаша, глаголюще, яко рука правая вел. кн. лежаше на персех согбенная, но благословлящи, и яко архимандрит Сильвестр руки персты распростирал. Василий поп сказал: и паки сгибал, а отец его Варлаам сказал, не согласно ему Василию: яко персты по разгибенпию сами согнулися по-прежнему.
И в сем третьем писании подобает всякому имущему здравоумное чувство рассудка внимати. Первое: по басням дьячка Никифора писанным в житии великой княгини яко мощи и риза тлению не причастны, обличися же не правое писание его от свидетельствующих архиереев, яко мощи в розных местах истлеша и разрушася, ризы же истлеша и токмо в останке часть креста шитого шелком на куколе, да часть аналава схимнического, да свивального пояса лишь, и то все истлело, припятися не можно.
Второе: яко руце благословящей быти не дивно по смерти, но у иеерея паче же у архиерея, тем бы руки по смерти не сами собою сгибаются благословляющими (ведают сие искуснии), но аще по смерти архиерея, дондеже мягка, плоть сгибают тамо присущия персты руки благословляющий и одерживают долгое, дондеже остаятся и тако ожесточают, впрочее пребывают. ‘Миряня-же человека никако-же где обретается по смерти рука согбенная и нелепо быти благословляющей аще и мужестей кольми паче же женстей руце, неприлично быти благословяще. По смерти-бо тела не сгибают перстов благословящими ниже тако одерживают, но просто полагают руки таковых крестовидно простертыми, длании к переем прави имущими персты, и посему явленная им лжа. И жива оубо сущи великая княгиня власти не имяше кого рукою знаменовати, како по смерти сей имети руку благословящую? Понеже и по досмотру и свидетельству архиерееву рука оная в завити погпулася, а длани и персты прямы, а не благословящими.
Третие: Сильвестр архимандрит яко бы разгибал персты, по басням сына, сгибал, отца-же по несогласию яко бы персты сами согнулися, а зде позпася явленная лжа, и кроме достоверных речей свидетельствовавших архиеереев и глаголющих: яко не можно ни у которые руки длани и перстов разгнути, понеже засхли велми токмо кости сухия, да к ним присхла кожа. И удобно познати всякому благоумному, яко сухое не изгибается, ниже разгибается, токмо ломится, и явленно сие от древних отъемлемых частей от телес святых отложением, или самым части отпадением яко много о сем в писании обретаются.
Да аще бы и самые мощи были великие княгини Анны преименованныя монахини Софии ныне в граде Кашине обретающися и совершенно нетленны были, подобает им просто стояти, и яко выше изъявися, понеже правило, узаконенное во днех благочестивейшего великого государя царя Алексея Михайловича всея Великие и Малыя и Белыя России Самодержца на священном соборе присущим святейшим патриархом Паисию Александрийскому папе и патриарху и судии вселенскому, Макарию Антиохийскому патриарху и всего востока, Иосифу патриарху московскому и вся России и преосвященным митрополитом, архиепископом и епископом греческим и российским, повеле нетленных телес, обретающихся в нынешнем времени, не дерзати, кроме достоверного свидетельства, во святая почитати. Чюдесем, глаголет великий Никон монах Черные горы, не всяким подобает внимати по слову Слова Христа Бога глаголющему: ‘мнози рекут ми, Господи, Господи не твоим ли именем бесы изгоняхом и твоим именем силы многа сотворихом. И тогда исповем им: яко никогда-же знах вас, отидите от мене делающие беззаконие’. Достоит убо от таковых вещей искушати кого аще свят есть, но от плодов познавати таковые. Плод же истинного и духовного мужа показа апостол любовь, радость, мир, долготерпение, благость, благостыня, вера, радость, воздержание.
Великие же княгини Анны житие и добродетели ея каковы быша, от древнего повестописания не обретеся, якоже и выше не единожды речеся.
Образы ся писанные собрати преосвященному архиепископу тверскому и кашинскому и положити в сокровенном месте.
Житие и каноны такожде собрати ему же преосв. архиепископу или аще инде обращется всякому архиерею в своей епархии повелети к себе приности под запрещением, а от ныне никому нигде не прочитати и не внимати ему, понеже первая вина яко писана не по благословению святейшего патриарха и священного собора или тамо сущего архиерея, но собою дьячек сдумал или что от кого слышал в баснях сказывал, и по его словесех и писано, а со известиями летописными и со степенными книгами не согласися, в нихже иных великих князей и княгинь добродетельного жития известно описаны, где кто и како живяше, и где кто их преставися и погребеся яко вышше зъявися.
Вторая вина: якобы явилася преподобная великая княгиня Анна в великом иночестем образе одеяна пономарю Герасиму и поведа ему о себе кто бе, и потом во многих местах и в каноне писано: преподобная благоверна княгиня Анна. И то явленная не правда, аще бы истинная явилась великая княгиня в монашеской схиме, всячески бы имя свое изъявила монашеское София, его же, жива сущи, со образом монашеским любезно прияше.
Лгатели на житие великия княгини монахини Софии и о нетленности телесе и разгибении и согбении перстов достойна суть наказания по рсченному: свидетель лжив без муки не будет. И аще при простем человеце лжесвидетель казнится, колми паче на святыя лгавый достоин вящшие муки не токмо на теле, но и на душе. По святому Иоанну Богослову: всяк лгобяй и творяй лжу вне горного Иерусалима да будет чародей и блудник со убийцами и идолослужителями, и всех лживых часть в езере горящем огнем и серою. Но понеже един тых лгателей дьячек Никифор пред освященным собором нашим каяшеся, глаголя: яко писано житие великой княгини Анны в Соловецком монастыре не в степенной книги, но с его же Никифоровых слов, что он в переговорах от людей слышал, сказывал, и в том прощения просил, мы же по слову воплощенного Бога Слова, глаголющего: ‘грядущего ко мне не изжену вон, радость бо бывает на небеси о единем грешнице кающемся’, соборне судихом прията его яко блуднаго сына, обращающегося от лжи ко истине. Но понеже мнози древле в Греции и инех странех и ныне зде в Велицей России смущающий церковь овии от церкве отлучени быша, овии же и анафеме подложени, и тех овии крыяхуся, овии же покаявшеся прощение удобь получиша, паки последи злоплевения своя в простолюдинех сеяша такового непостоянства и лукавства, и ныне нам стрещися лепотствует. И аще Никифор вседушно и истино без всякие лети и лукавства кается, яко и на священном нашем соборе пред всеми нами изрече, имеем его с того его содеянного не по разуму дерзновения разрешенна, наложихом ему епитимию за таковое его блазненное дерзновение: ему во граде Кашине не быти, но быти ему в монастыри до его смерти, и каятися ему о том всемогущему Богу и внимати ему спасению, лжесловным же писанием от него исшедшим прельщенные отвращати ему от того письменно и словесно, и правду всю о списании и своем бывшем дерзновении изявляти, да не токмо в словесех, по и в делех истинное свое о том покаяние изъявит. Аще же Никифор каяшеся ныне не вседушно, но ухищренно по некоему лукавству, или ради страха некоего или иного ради некоего получения, да будет под нашим архиерейским запрещением и отлучением, дондеже истинно и вседушно о том покается, и тогда да разрешится.
Сим же судом осудихом и прочая спасатели на житие великия княгини монахини Софии и о нетленности телесе и о разгибении перстов согбенных, яко и прочна непокорника, дондеже встребуют прощения и разрешения не краем ушесе, но делом, истинною, и тогда прощение ям да подасться. Аще же кии тых притворно некако и ухищренно на лести ныне якобы каются, таковые по их покаянию и лукавству аще добре или зле кленутся, Бог по их клятве да судит я. Аще же по покаянии паки объявятся в прежнем лжесловесии своем, таковые лжеклятвенники повелеваем судити судом, имже Соломон мудрейший осуди: мы же попа Василия глаголющего, яко рука великия княгини лежит на персех благословящая, и яко Сильверст архимандрит персты руки распростирал и паки згибал, за то его лжесловие соборне отлучихом от сего числа егда сие паше изречение совершися, на всецелое лето еже ничтоже священных деяти, егда всецелое лето прейдет, и он, аще, познав свое согрешение, начнет всеусердно просить прощения и разрешения, и его видя исправление и покаяние, тферьский архиерей да створит над ним тогда по подобающему.
Отцу же попа Василия старцу Варламу за лживые его повествования яко бы рука великия княгини по смерти была яко благословящи и яко при архимандрите Сильвестре разгбенные персты сами согнулися по-прежнему, судихом, в нем же ныне монастыри живет, неисходиму быти ему оттуду до смерти его, и о гресех своих ему каятися, а о лживых своих речениях исповедатися, и прощения у архиерея тое епархии просити.
Еще в житии и сие неправда ж, яко умершей великой княгине Анне сын ея князь Василий нападе на перси ея, плакаше. А в летописных книгах писано первее преставление князя Василия, потом писано преставление великой княгини матери его, яко прежде умершему плаката по скончавшейся по смерти его.
По сим всем явленно яко житие великия княгини писано самосмышлением неправедно, и того ради не подобает такового жития чести и внимати ему, понеже, по словеси божественного евангелия христова, в мале неверно и во мнозе неверно есть. В житии же сем не мало, но много писано неправды. И того ради аще бы от чести нечто было и праведно писано, ни в чесом же ему верити подобает, по совершенно неявствити е, повелеваем сожещи якоже и святого вселенского шестого синода 63 правило определяет сице: лживосложенные мученикословия не повелеваем в церквах пречитати, но тая огню предаяти, приемлющая тая или яко истинным тим внимающим анафематствуем, якоже сотвори и древле Никои Черные Горы, ему жь вручена бысть соборная церковь в днех блаженного патриарха Кир Феодосия: написана житие и деяния изрядных мужей во время оное явльшихся овых же добродетели совершеные, овых же добродетели и погрешения смешана, последе же искуси, яко не бе на ползу, сожже тая вся, не пощаде своего труда, написа же древних свидетельствованная жития и деяния, потом написа великую книгу толкования заповедей господних 63 слова и 40 послания различные, якожь он Никои поведает в предисловии своея книги.
И аще кто имать у себе образ великия княгини Анны или житие и канон всяк, кто-либо есть везде, да приносит к святейшему патриарху или к своему кийждо архиерею. Да не будет таковый под анафемою святых отец, но да будет прощен и благословен. Аще же кто сему нашему соборному изречению и прежнему собору, бывшему в днех благочестивого велик, госуд. Алек. Мих. всея Великия и Малыя и Белыя России, паче же вселенскому шестому собору непокорив отныне явится и начнет упорством своим нерозсудным великия княгини Анны житие и канон у себя явно или тайно имети, или прочитати, или внимати, таковый да убоится анафемы святых отец и нашего архиерейского запрещения и отлучения, тем бо с прежними святыми отцы непокоряющиися нашему соборному определению осуждаем, дондеже покается и отложит свое непокорство и повинется святей церкви.
Сие же еще определение и изречение, присовокупивше первому соборному изречению в 185 году бывшему, подписахом руками нашими будущим по нас во извещение, и положихом сие, идеже иная соборная предбывшая зачинения полагаются в велицем книгохранилище дому патриаршего в день февруария месяца индиктиона в лето миротворения 7187 Бога Слова же приятие 1679′.
Таков этот замечательный образчик исторической критики XVII века, с которым мы познакомились по копии с дела, найденной в одной из рукописных сборников Синодальной Библиотеки в Москве. Факт этот принадлежит эпохе реформы, начатой еще при Макарии и продолжаемой через столетие Никоном. Важное дело, как видно, и после не останавливалось и шло далее, хотя и медленно, прерываемое долгими периодами застоя. То была, однако, реформа не в западном смысле этого слова, без отречения от принципов, утвержденных веками, это была реформа в Церкви, которой инициативу давала сама же церковная власть. При изменении двуперстного сложения, некоторых обрядов и мест в переводах богослужебных книг, Никона не останавливала мысль, что он подвергал изменению то, чего столько богоугодных мужей держались и с чем могли достигнуть спасения, мысль, на которой упирается раскол. Церковь этим признала, что святость жизни и убеждений не всегда и не во всем может служить авторитетом истины, вместе с тем выходило, что признаваемое Церковью истинным может, сообразно требованиям времени и расширению горизонта познаний в церковной истории, изменяться и отвергаться. Та же идея выразилась в деле о мощах Анны Кашинской. Церковь признала эти мощи, ввела новую личность в ряд своих святых, не сочла противною истине ее биографию и опиралась на пей, а чрез несколько лет сознала, что тут вкрались ошибки, обман, самообольщение, легковерие и уничтожила поклонение мощам этой личности, разбила критикою биографию и самую личность, прежде причисленную к лику святых, на основании исторической критики, признала вымышленною и никогда не существовавшею. Нет сомнения, что собор 1679 года, хотя может быть не сознавая важности смысла своего поступка, стал выше пустосвятства всех времен, считающего грехом заявить искренно то, чего требует здравый смысл, и действовал в духе истинно-православном, так как православная Церковь всегда осуждала ложные чудеса, знамения и откровения. Ничего не может быть благоразумнее этих слов: ‘В мале неверно, в мнозе неверно есть. В житии сем не мало, но много писано неправды и того ради аще бы от части и праведно писано, ни в чесом же ему верити подобает’. Это драгоценное правило, выраженное здравым смыслом наших предков во времена мало-учености и малограмотности, не только не устарело для нас, но должно бы служить девизом для критической оценки таких источников, где пиетическая ложь или, как выражается Церковь, сонное мечтание, прикрывается одеждою святости и, чувствуя свою слабость, старается суеверным страхом отклонить от себя смелые попытки разоблачить обман, самообольщение и невежественное легковерие. Чем более доверия требовалось в прежнее время к известному сочинению или факту, тем строже должна быть для него историческая критика. Желательно, чтоб это правило сделалось у нас вообще господствующим для отечественной истории.