Е. А. Салиасъ
X. Чудотворная пальма.
Чудотворная пальма, Салиас Евгений Андреевич, Год: 1896
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Собраніе сочиненій. Т. 16. Андалузскіе легенды.
М., 1896
Во времена правоврнаго Абдэль-Азиса, котораго Муза-Бен-Насенръ оставилъ править въ Севиль, посл покоренія Испаніи, существовала въ город маленькая мечеть, около которой росла великолпная пальма. О ней ходили странные слухи между сынами Ислама. Неизвстно, что именно разсказывалось и что ей приписывали, но извстно, что правоврные построили около нея фонтанъ, для своего обряда омовенья передъ входомъ въ мечеть. Было извстно, что правоврный, поклонившись разъ въ ту сторону, гд хранитъ Кааба гробъ пророка, второй поклонъ длалъ пальм, величественно рисовавшейся на синемъ неб… Иногда, какъ бы въ отвтъ на поклонъ, пальма шевелила свои втви, наклоняя ихъ къ фонтану. По этой ли причин, или почему-либо другому, но любовь къ этой пальм распространилась повсюду.
Много лтъ спустя, т. е. уже во времена св. Фердинанда, вра въ пальму сдлалась еще сильне. Когда христіанскія войска окружили Севилью и св. король уже входилъ побдителемъ въ городъ, когда онъ уже принялъ ключи его — толпы обезумвшихъ мавровъ окружили пальму и, какъ послднее средство, умоляли ее смилостивиться, явить новое чудо — разсять войска вражескія, неврнаго короля Фердинанда.
Но пальма не шелохнулась, она осталась нма на вс молитвы и просьбы сыновъ Ислама… Пальма покровительствовала христіанамъ!..
Черезъ нсколько времени поганые выходили изъ Севильи, а на высокой башн Santa Maria разввалось знамя святого короля.
Мечеть очистили и освятили во имя Іоанна Крестителя… Пальма расцвла и стала еще прекрасне, еще великолпне разсыпались ея втви, рисуясь на синемъ неб… Слухи о чудесахъ ея относительно христіанъ стали переходить изъ устъ въ уста, и отъ нея разносилась такое благоуханіе (odor de Santidad), что многіе пожелали быть похороненными подл нея.
Такимъ образомъ, прежній садъ мавровъ превратился скоро въ христіанское кладбище. Наконецъ уже въ 1505 году, когда генералъ-инквизиторомъ былъ мужъ ученый и знаменитый вельможа Фра Діэго Деза, случилось слдующее.
Было въ то время много еретиковъ въ Севиль. Однажды въ сумерки, въ церкви св. Іоанна Крестителя проповдывалъ францисканскій монахъ Фра Хуанъ де-Санта-Тереза. При большомъ стеченіи народа говорилъ онъ объ уменьшеніи страха Божія и усердія въ людяхъ. Закончилъ онъ проповдь, говоря, что самое тайное помышленіе, противное религіи, не можетъ укрыться отъ суда Божьяго, такъ какъ даже стны имютъ глаза и уши.
Четыре человка вышли изъ церкви, насмхаясь между собой надъ проповдью, и отправились въ одинъ домъ, извстный своимъ хорошимъ виномъ и столомъ.
Вс четверо были новообращенные евреи, которыхъ было тогда много, и которые, тщательно соблюдая вс обряды христіанской религіи, въ глубин души насмхались надъ католицизмомъ, принадлежа къ своей первоначальной вр. Спросивъ ужинать, выпивъ довольно много вина, они снова заговорили о проповди.
Одинъ изъ нихъ, очевидно, коноводъ, по имени Хуанъ Діэго, насмхался боле всхъ.
Этотъ человкъ былъ извстенъ своимъ плохимъ поведеніемъ, всегда посщалъ вс дурные дома и, при малйшей ссор, обращался за помощью къ своему ножу, которымъ владлъ съ удивительнымъ искусствомъ…
Хуанъ Діэго, полупьяный, поднялся съ своего стула и заговорилъ такъ, обращаясь къ товарищамъ:
— Монахъ говорилъ, что даже стны имютъ глаза и уши. Кто хочетъ побиться объ закладъ? Я отправлюсь въ любое уединенное мсто, произнесу кощунство…. и никто не узнаетъ.
— Согласенъ! отвчалъ одинъ изъ собесдниковъ. Если ты въ полночь осмлишься войти на кладбище San-Juan и передъ пальмою произнесешь свое кощунство — то моя лошадь Перла и моя любовница Пакита — твои!..
— Согласенъ!
Такъ какъ было еще одиннадцать часовъ, собесдники продолжали пить.
За пять минутъ до полночи они вышли. Трое остались у воротъ San-Juan’а. Діэго, не перекрестясь, вошелъ на кладбище и сталъ передъ пальмой.
Пробила полночь… Въ это мгновенье, надъ могилами столькихъ праведно жившихъ людей, похороненныхъ тутъ, передъ пальмой — Хуанъ Діэго громко и спокойно произнесъ богохульство, расхохотался и вышелъ.
Вс четверо отправились снова пить. Проигравшій общалъ прислать на другой день и любовницу и лошадь.
Когда эти еретики ушли и никого не осталось на кладбищ, чудное сіяніе оснило пальму, сіяніе это, нжное, розовое и благоухающее, все увеличивалось. Наконецъ, изъ центра втвей пальмы вылетлъ ангелъ чудной красоты, одтый въ прозрачную тунику снжной близны, изукрашенную жемчугомъ, сафирами и другими драгоцнними камнями. Ангелъ приблизился къ одной изъ могилъ и дотронулся до нея своими крыльями. Могила тутъ-же раскрылась, и показался гробъ. Ангелъ произнесъ мелодичнымъ голосомъ:
— Разгнванный Господь слышалъ богохульство еретика! Ты жилъ и умеръ благочестиво, Тристанъ де-Ривера! Завтра, при восход солнца, встань изъ гроба своего и ступай, донеси инквизиціи на еретика, чтобъ онъ былъ наказанъ! Такова воля Господня!
Снова тронулъ ангелъ могилу, и она закрылась. Тогда ангелъ обратилъ взоръ свой къ небу, поднялся и тихо полетлъ, оставляя за собой благоухающій слдъ… Сіянье надъ пальмой пропало, и снова все покрылось прежней тьмой…
Съ зарей, у дверей замка, находившагося въ предмстьи Тріана, гд была резиденція верховнаго инквизиторскаго суда (del Santo Officio), постучался почтенный старецъ, одтый въ длинное черное платье и едва держащійся на ногахъ отъ слабости и дряхлости. Онъ просилъ позволенья переговорить съ инквизиторами о дл, угодномъ Богу и прославляющемъ религію. Онъ былъ допущенъ и донесъ обо всемъ происшедшемъ въ ночь на кладбищ Іоанна Крестителя. Фра Діэго Деза и другіе инквизиторы были объяты ужасомъ.
Записали имя богохульника, взяли клятву съ старика, оставивъ свой адресъ, онъ вышелъ изъ верховнаго инквизиторскаго суда и, едва передвигая ноги, пропалъ въ переулкахъ Тріаны.
Алгуасилы инквизиціи отправились на квартиру Хуана Діэго, подъ предводительствомъ Гинеса де-Сарабіа, мужа опытнаго въ длахъ, касавшихся святой вры (Santa F). Извстно, что въ т времена по приказанію инквизиціи отворялись вс двери, по малйшему требованію.
Разбудивъ Хуана Діэго, алгуасилы привели его въ замокъ Тріаны. Онъ вошелъ спокойно, убжденный, что никто не знаетъ о происшедшемъ въ прошлую ночь.
Инквизиторы важно и строго занимали свои мста на высокихъ креслахъ. Толстыя стны низкой залы были завшаны черными коврами. Предъ креслами судей помщался широкій столъ на возвышеніи, окруженный ршоткой. На черной шерстяной матеріи, покрывавшей столъ, были вышиты медальоны доминиканскаго ордена. По бокамъ стола находились маленькіе стулья для секретарей и другихъ должностныхъ лицъ, за ними лавки для familiares {Членъ полицейской части инквизиціи. Сарабіа, начальникъ алгасиловъ, который арестовалъ Хуана Діэго, былъ familiar.}. Наконецъ, въ центр, напротивъ всего суда помщался одиноко маленькій табуретъ, предназначенный для подсудимато.
Подъ великолпнымъ балдахиномъ, съ золотымъ шитьемъ и бахрамами, вислъ драгоцнный образъ Спасителя. Передъ нимъ, въ серебряномъ канделябр, горло нсколько свчей изъ зеленаго воска. Общій видъ этой залы былъ таковъ, что, кто однажды побывалъ въ ней, тотъ всегда съ ужасомъ вспоминалъ о ней во всю свою жизнь.
Приказали подсудимому ссть, и начался допросъ:
— Какъ ваше имя? спросилъ фра Деза.
— Хуанъ Діэго.
— Какою должностью и ремесломъ занимаетесь?
— Никакимъ, потому что я — гидальго (благородный).
—Имете родныхъ?
— Нтъ.
— Противъ васъ есть важное обвиненіе. Если вы добровольно сознаетесь въ своемъ преступленіи, святой трибуналъ распорядится съ вами милосердно… Въ противномъ же случа законъ строгъ… Поклянитесь именемъ Бога отвчать правду на вс вопросы.
— Клянусь! твердо произнесъ подсудимый.
— Въ добрый часъ!.. Что вы длали вчера ночью съ одиннадцати до трехъ?
— Alas Animas (нчто въ род вечерни), ужиналъ съ пріятелями, потомъ вернулся домой и легъ спать.
— Обвиняетесь въ клятвопреступленіи! воскликнулъ фра Деза. На васъ донесъ человкъ извстной честности и неспособный лгать. Признайтесь, сеноръ Хуанъ Діэго.
— Никто не можетъ избгнуть тайныхъ враговъ, ненависти и клеветы.
Фра Дезо заговорилъ шопотомъ съ своими товарищами и обратился къ подсудимому:
— Если вы не признаетесь, васъ подвергнутъ пытк.
Хуанъ Діэго вздрогнулъ.
— Пытка заставитъ меня сдлать фальшивое признаніе. Правда то, что я уже сказалъ,
— Это ваше послднее ршеніе?
— Да.
Фра Деза подалъ знакъ фамильяресамъ. Подсудимаго связали и вывели въ широкую, четвероугольную залу, полную крюковъ, зубчатыхъ колесъ, щипцовъ, молотковъ, между ними стояла машина по имени potro, нчто въ род деревянной лошади, на которой пытка была ужасна. Пока подсудимаго раздвали, фра Деза отправилъ одного изъ фамильяресовъ за старикомъ-доносчикомъ, чтобъ онъ явился, по обычаю, подтвердить доносъ свой.
Пытка Хуана началась съ колеса, его привязали веревками и посл его вторичнаго отрицанія въ виновности — фра Деза произнесъ: Primera vueltal (Первый кругъ).
Колесо повернули, веревки стягивались, врзались въ тло подсудимаго, побагроввшее отъ наплыва крови. При второмъ отрицаніи и второмъ поворот кровь хлынула у него изо рта и изъ носу.
Въ эту минуту явился посланный фамильяресъ и, съ измнившимся, блднымъ лицомъ, тихо передалъ что-то на ухо инквизитору.
Деза, пораженный услышаннымъ, воскликнулъ:
— Боже великій, недозволяющій, чтобъ черныя дла оставались безнаказанными!.. Несчастный! Знаешь ли ты, кто донесъ на тебя? Мы послали за нимъ, и внукъ его объявилъ, что тотъ, котораго мы спрашиваемъ, и который ныньче утромъ приходилъ сюда… уже боле двадцати лтъ, какъ похороненъ подъ пальмой церкви Іоанна Крестителя. Отвяжите его и отведите въ темницу.
Въ тотъ же день явился къ Хуану доминиканскій монахъ, увщевавшій его раскаяться и признаться въ богохульномъ поступк, наказываемомъ самимъ Господомъ.
Хуанъ признался во всемъ и назвалъ соучастниковъ, прося пощады и милосерднаго прощенія.
Въ тайномъ засданіи Santo Officio онъ былъ приговоренъ къ сожженію.
Соучастниковъ не нашли. Они бжали.
Черезъ два дня на Сатро de Fablada, за стнами Севильи, былъ сооруженъ на возвышеніи большой костеръ для долженствовавшаго произойти ауто-да-фе.
При огромномъ стеченіи народа, сопутствуемый обычной мрачной процессіей духовенства и монашескихъ орденовъ — былъ привезенъ Хуанъ Діэго. Несмотря на моленья о пощад, онъ былъ возведенъ на костеръ…
Умеръ онъ еретикомъ, потому что, объятый пламенемъ, забылъ о раскаяніи, и въ своемъ предсмертномь бред, обвинялъ Santo Officio въ обман въ длахъ святой вры.
Со временъ этого самаго большого чуда святой пальмы — народъ прозвалъ церковь San-Juan de la Palma.