Чудо-чудное, Яльцев Павел Дмитриевич, Год: 1925 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

0x01 graphic

П. ЯЛЬЦЕВ

ЧУДО-ЧУДНОЕ

ПЬЕСА В ПЯТИ КАРТИНАХ

ОБЛОЖКА В. КОВАЛЬЦИГ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОСКВА 1925 ЛЕНИНГРАД

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Иван Иванович — деревенский богатей.

Степанида — его жена.

Семен — его работник.

Лука — монах-расстрига.

Викентий — священник.

Коля — сын учителя. Организатор пионерского отряда.

Гришутка, Мишатка, Ванек, Петюшка, Павлушка, Витюшка — пионеры.

Андрон — старик-пастух.

Васятка — его подпасок.

Марья, Агафья, Матрена, Акулина — бабы.

Трофим — отец Мишатки.

Дорофей — церковный сторож.

Парень.

1-й мужик.

2-й мужик.

1-я баба.

2-я баба.

Старуха.

Председатель волисполкома.

Пионеры, бабы, мужики, старики, старухи.

Действие происходит в глухом селе.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Изба деревенского богатея Ивана Ивановича. Две двери: одна в сени, другая в чулан. Вдоль стен — деревянные лавки посреди избы — стол. Вечереет. С улицы доносится блеяние овец, мычанье коров и ржанье лошадей. Пустили стадо. Блеяние, ржание и хрюканье смешиваются с голосами баб, мужиков и звонкими криками ребятишек.

1-я баба. Бяш-бяш-бяш! Марья, пугни-ка моего барана! Вон он! Вон он побежал!

2-я баба. Ты зайди сроку да за рога его! Вот так! А у меня корова что-то не идет!

1-я баба. Должно в зеленя ушла.

2-я баба. Кто ее знает.

1-я баба. Ты сходи-ка на прогон!.. А то, говорят, теперь за потраву совет штрафовать будет.

2-я баба. И то, надо сходить.

1-й мужик. Матвеич! Ты моего Степку не видел?

2-й мужик. Как же, видел… Клин допахивает. Должно скоро приедет.

1-й мужик. Пора бы уж. С самого утра уехал.

1-й мальчишка. Ванька, в ночное едешь?

2-й мальчишка. Знамо еду. А куда сегодня?

1-й мальчишка. В Дягилевскую балку!

Иван (голос густой, слегка хриплый, говорит медленно, с расстановкой). Семен! Лошадей напоил?

Семен. Напоил.

Иван. Буланку-то проведи по улице. Остыть ей надо. Вишь, вся в мыле…

Семен. В хлеву остынет.

Иван. А я тебе говорю, проведи. Кто тут хозяин-то? Я или ты?

Семен. Мне что ж, я проведу.

Иван. Рассуждать ты больно любишь. Ну, Лука Матвеич, идем в избу… (Голоса, рев скота, постепенно стихает. В избу входят — Иван и Лука. Лука в потертом, порыжевшем от времени подряснике. За плечами вещевой мешок, на голове скуфья, в руках толстая суковатая палка.) Входи. Гостем будешь.

Лука (долго крестится, а затем ставит палку в угол). Спасибо на добром слове, Иван Иваныч, спасибо.

Иван. Степанида!

Степанида (из чулана). Тут…

Иван. Засамоваривай-ка чай! Гость у нас. Ты, Лука Матвеич, снимай свою амуницию да садись. Чай, устал?

Лука. Как не устать. Шутка ли, семьдесят верст отмахал.

Иван. Ты из города?

Лука. Из города, Иван Иваныч, из города.

Иван. Ну, а что хорошего в городе?

Лука. Хорошего мало. У вас плохо, а в городе еще хуже.

Иван. Что ж, ты все в городе жил?

Лука. Нет. Я за это время в Саровской пустыни побывал, в Предтеченском монастыре гостил целую неделю. По селам, по деревням ходил… (Из чулана выходит Степанида.)

Степанида (всплескивая руками)- Батюшки! Лука Матвеич! Да откуда же ты взялся? С самого рождества пропадал, а потом на-тебе — явился! Мы уж думали, что ты в тюрьме сидишь, али помер!

Лука. Ну, что ты, матушка. За что ж меня в тюрьму? Вреда я никому не делаю — людей не обижаю.

Степанида. Да теперь разве на это смотрят?

Лука. Господь хранит грешника. Вчера только из одного села прогнали, а так все благополучно.

Иван. За что же это прогнали?

Лука. А кто их знает! Развелась по деревням эта самая погань, как их там, комсомольцы что ли… Житья теперь от них не будет. Стал я бабам водичку от Серафима Саровского продавать, вдруг они и налетели, ну, и того — турнули. Думал, что изобьют, да ничего, милостив господь, не тронули.

Степанида. О-хо-хо! Дождались времечка!

Лука. Беда! Скоро, пожалуй, до того дело дойдет, что в поле ночевать будешь.

Иван. Приходится со всем мириться…

Лука. Да мне-то что ж. На все божья воля…

Иван. Степанида, самовар-то у тебя скоро?

Степанида. Сейчас. (Идет в чулан.)

Лука. Ну, а как отец Викентий поживает?

Иван. Да тоже не лучше нашего. (Входит Семен.) Ну, как, остыла Буланка?

Семен. Остыла.

Иван. Иди ужинай. Да езжай в ночное.

Семен. Ладно. Ты бы, Иван Иванович, переночевал сегодня в саду.

Иван. А что?

Семен. Да я в эту ночь Павлушку Митриева поймал на яблоне. Как бы опять он не залез.

Иван. Павлушку? А ты Митрию говорил?

Семен. Да что ж говорить, какой из этого толк.

Иван, Пусть Митрий его выдерет. Если ему раз хорошую ижицу прописать, так в другой уж он, пожалуй, не полезет.

Лука. Правильно, хорошими прутьями да по мягкому месту!

Иван. Вот именно.

Семен. Ну, от прутьев толку мало. Лишь обозлишь парня…

Иван. А что ж по-твоему, спустить так? Да ведь он тогда весь сад оберет.

Семен. Зачем спускать. Не отцу нужно говорить, а этому, ихнему, как он у них называется… вожатому, учителеву Кольке. Павлушка как раз пионер. Колька учителев лучше отца с ним разделается.

Иван. Тьфу! Колька-то сам не лучше Павлушки. Два сапога пара.

Семен. Ну, нет, про Кольку этого сказать нельзя, он дельный парень.

Иван. Все они хороши.

Лука. Это что ж, и у вас эти самые пионеры завелись?

Иван. И не говори…

Лука. Я полагал, что они только в городе, а выходит и в деревне то же самое?

Иван. То же самое… Теперь с ребятами сладу нет. Устраивают какие-то собрания, ходят по селу с барабаном, песни поют.

Лука.- А мужики-то на что ж смотрят?

Иван. А что ж мужики! Если бы все в одну дудку дули. А то ведь у нас как, одни-то против, а другие сами на это ребят подбивают. Пусть,— говорят, от этого вреда нет.

Семен. Знамо дело. Какой же вред? Работают они не меньше нашего, а что касается собраний, так кому они мешают?

Иван. Ну, с тобой разве сговоришься. Поезжай лучше в ночное.

Семен. Сейчас поеду. (Уходит в сени.)

Лука. Ну, и время-времечко! (Степанида вносит самовар, расставляет на столе чашки, достает из шкафа хлеб, масло, ветчину.)

Иван. Ну, Лука Матвеич, садись. У тебя сегодня постный день али скоромный?

Лука. Постный. Ну, да ладно, так и быть — согрешу. Уж больно сало-то у тебя соблазнительное. (Садятся за стол.)

Иван. Кушай на здоровье. Господь-то — он милостивый, простит… (Разливая чай.) Ну, а что хорошего в монастырях?

Лука. Да что ж хорошего. Монахов почитай всех разогнали, устроили там какие-то дома отдыхов, приюты…

Иван. Ох, дела! К чему мы только, идем? Одному богу известно… (Входит пастух Андрон и подпасок Васятка. Оба с кнутами, у Васятки — рожок.)

Андрон. (крестясь). К тебе на ночлег, Иван Иваныч.

Иван. Что так скоро?

Андрон. Да как же скоро? Все село обошли.

Иван. Ну, ладно, оставайтесь. Хотя ежели по правильному-то рассуждать, так вас и кормить не за что.

Андрон. Как же это так — не за что?

Иван. А так, больно плохо скотину караулите. Вчера я со своих зеленей штук десять овец прогнал. Какие же вы после этого пастухи, когда у вас овцы по зеленям ходят?

Андрон. Да где ж двоим за всем стадом уследить, Иван Иваныч! Особенно за овцами! Ведь это такая неугомонная скотина, чистая беда с ними! Куда один — туда и все. Просил я у обчества второго подпаска — не дали. Двоих, говорят мужики, хватит.

Иван. Знамо дело — хватит. Велико ли у нас стадо-то?

Андрон. Велико не велико, а двоим трудно справляться.

Васятка. Дедушка! А, дедушка!

Андрон. Чего тебе?

Васятка. Можно мне к ребятам?

Андрон. Я тебе покажу таких ребят! Зачем тебе к ним?

Васятка. Надо.

Андрон. Дрыхнуть тебе надо, а не по ребятам шляться!

Иван. Он, что, тоже у тебя пионер?

Андрон. Бес его знает, кто он… Лодырь — вот кто! Третьевось дня смотрю, а он с книжкой в кустах сидит.

Иван. С книжкой? Бона — при большевиках и подпаски за книжки взялись… Ловко-ловко!

Андрон. А все учителев Колька! Принесла его из города нелегкая! Перебаламутил всех ребят, а за ребятами и мой тянется.

Иван. А ты его за вихры почаще потаскивай.

Андрон. Таскал, да что толку-то! Совсем от рук отбился малый!

Васятка. Дались тебе мои книги. Ведь во время обеда я ее читал. Стадо на отдыхе лежало, делать все равно нечего было.

Андрон. А зачем тебе эти книги? Для того, чтобы стадо пасти книг не нужно. Я век без них прожил, проживешь и ты. За Колькой учителевым тянешься. Он по ученой части пойдет, ему может и книги нужны. А тебе на кой ляд они? Одно только затмение ума.

Васятка. Ну разве с тобой сговоришься.

Иван. Степанида!.. Сбери-ка пастухам в чулане ужин.

Степанида (из кулана). Пущай идут сюда!

Андрон. А где ж ты нас спать уложишь, Иван Иваныч?

Иван. В чулане и ложитесь,

Андрон (Васятке). Ну, ты, книжник, идем

Иван. Видишь, какие теперь ребята пошли.

Лука. Ох, до чего только мы с такими ребятами доживем. (Входят Агафья и Марья.)

Агафья. Здравствуй, Лука Матвеич!

Марья. Уж мы думали, батюшка, что ты никогда к нам и не покажешься…

Лука. Вот пришло время и показался.

Агафья. Где ж это ты, касатик, пропадал?

Иван. Садитесь, бабы, коли пришли.

Агафья. Ну, расскажи, Лука Матвеич, где был, что видел? (Входит Матрена.)

Матрена. Лука Матвеич! Да нешто ты!

Иван. Он самый! Теперь к тебе, Лука, все бабы сберутся. Любят они тебя.

Матрена. Да как же не любить такого человека!

Марья. Где ж ты пропадал, Лука Матвеич? (Из чулана выходит Степанида.)

Лука. По монастырям ходил, бабоньки по обителям большим. Был в Саровской пустыни, был в Предтеченском монастыре, ходил к Тихону Задонскому. Во многих местах побывал, родимые. У Серафима Саровского помолился, взял песочку со святой могилки, водички из святого ключа.

Матрена. Это што ж, помогает от чего?

Лука. Как же, как же! Песочек от дурного глаза оберегает. Ежели положить несколько крупинок в ладонку, то никогда ничей глаз тебя не тронет.

Марья. Ишь ты!

Лука. А святая водичка, почитай, от всех болезней исцеляет. На себе я это испытал. Третьева-сь дни остановился я в городе на ночлег и вдруг схватило меня, да так схватило!.. Света божьего я не взвидел! И голова, и живот, и поясница,— все поднялось. Я уж не знал, что и делать. Хоть на стену от боли полезай. Думал уж, что богу душу отдам, а потом вдруг вспомнил про святую водичку. Достал я ее, глотнул только капельку, и чую, боль моя на убыль — на убыль пошла. К утру, верите ли, все как рукой сняло.

Иван. Это бывает.

Марья. Дал бы ты нам немножко этой водички, Лука Матвеич. Меня вот тоже часто схватывает. Докторов у нас тут нет, а к знахарке ездить уж очень далеко. Сколько стоит за труды — мы тебе заплотим.

Матрена. Не пожалей, Лука Матвеич, для своих-то.

Лука. Ну ладно, ведь с вами ничего не поделаешь. Дорого я не возьму. По полтиннику за пузырек только. (Бабы некоторое время о чем-то перешептываются.)

Агафья. А пузырьки-то у тебя большие?

Лука. Сейчас покажу. (Достает из-под лавки сумку, развязывает ее, вынимает бутылку с водой и несколько маленьких пузырьков.) Вот вода, а вот пузырьки. Видите, сколько осталось, на донышке только. Остальное все роздал.

Марья (смотря воду на свет). Ишь ты, как простая.

Лука. А какая же она должна быть по-твоему? (Разливает воду по пузырькам и раздает их бабам.)

Бабы. Спасибо, касатик!

Агафья. Деньги мы тебе апосля принесем.

Марья. В долг-то поверишь?

Лука. Свой народ, не обманете, чай.

Иван. Только вы, бабы, мужьям-то не особенно про эту воду болтайте.

Агафья. Знаем.

Иван. А теперь идите-ка. Луке Матвеичу отдохнуть нужно.

Лука. Вот принесете деньги, тогда уже я поговорю с вами, бабоньки. Если там еще кому вода святая потребуется, так пусть приходят.

Матрена. Да ведь она у тебя вся!

Лука. Еще в сумке полбутылки осталось.

Марья. Ну и ту разберут.

Агафья. А теперь прощайте!

Лука. Прощайте, бабоньки. (Бабы уходят, их провожает Степанида.)

Иван. Ну, пока на белом свете бабы есть, тебе еще жить можно, Лука Матвеич.

Лука (вздыхая). Никто как бог. (Пауза.) А все-таки теперь не то. Вот раньше, действительно, жить можно было. Куда ты не придешь, везде тебя с почтением, с уважением встречают, каждый ночевать приглашает, страннику за столом первый кусок дают, а теперь не то… Переменилась жизнь, переменились и люди.

Иван. Все переменилось… (Заглядывая в чулан.) Пастухи уж спят.

Лука. Умаялись задень-то… Принеси-ка, Иван Иваныч, водички холодной.

Иван. Да ты пей чай.

Лука. Мне не пить.

Иван. А зачем?

Лука. Вот увидишь. (Иван идет в сени и приносит оттуда ковш с водою.)

Иван. На…

Лука (наливая воду в бутылку). Теперь понял? На святую воду всегда спрос большой…

Иван. И хитрый же ты человек, Лука Матвеич!

Лука. Без хитрости на свете не проживешь, Иван Иваныч! Вреда от воды не будет. Пусть себе лечатся на здоровье. (В сенях слышатся тяжелые шаги. Лука прячет бутылку под лавку и начинает торопливо приглаживать длинные, лохматые волосы. Входит отец Викентий.)

Викентий (крестясь). Мир, вам!

Лука. Отец Викентий!

Викентий. Здравствуй, Лука Матвеич! Давненько мы не виделись!

Лука. С самого рождества, почитай.

Викентий. Поцелуемся, что ли. (Целуются.)

Иван. Садись к самовару, отец Викентий.

Викентий. Спасибо. От чаю никогда не отказываюсь. Грешен, люблю побаловаться. (Садится за стол.)

Иван (наливая стакан). Какой же в этом грех?

Лука. Расскажи-ка, отец Викентий, как поживаешь? Что-то ты похудел?

Викентий (вздыхая). При такой жизни похудеешь. Скоро, видно, и мне придется по монастырям ходить. Здесь уж я не нужен стал.

Иван. Ну, что ты, отец Викентий! Как же мы без тебя останемся? Без храма, без священника нельзя.

Викентий. Тебе нельзя, потому что ты верующий человек, а другим уж храм не нужен. Им клуб, театры разные давай. Ты был этим воскресеньем у обедни?

Иван. Как же не быть? Был.

Викентий. Ну, что, много народу было?

Иван. Да не особенно.

Викентий. Вот то-то и оно-то! Так, кое-где стоят старики, бабы, ну, есть и мужики. А молодых, молодых совсем не видно! А раньше-то помнишь, Иван Иваныч?

Иван (вздыхая). Как не помнить.

Викентий. В воскресный день яблоку негде упасть. Битком… Церковь-то небольшая, так на паперти многие стояли. А теперь не то. Ребятишки — и те про храм забывают. Ну, какие же из них христиане выйдут, когда им в школе только и долбят, что бога нет, бог выдумка людская…

Лука. И везде так, не только у вас… Был я и в деревнях и в городах — везде одинаково.

Викентий. Ну, в городах — другое дело. Там и коммунисты и комсомольцы, а у нас-то ведь глушь, дичь, кажись, от всякой заразы лесами своими были ограждены. Нет, и к нам она пробралась.

Лука. От греха ничем не отгородишься, отец Викентий. Грех сквозь игольное ушко, сквозь каменные стены пройдет, а леса для него и подавно не преграда.

Викентий. Нет, видно придется повесить на храм замок да итти куда глаза глядят.

Иван. Итти-то некуда.

Викентий. С каждым днем вера падает. Уж, кажись на все я шел, проповеди каждое воскресенье говорил, молебствия общественные назначал — не помогает. На проповедях одни бабы, на молебствиях те же самые бабы… Охо! хо! Легко вера падает, да трудно ее поднять.

Лука. Смотря потому, как поднимать. Проповедями да молебствиями, конечно, дела не поправишь. Тут нужно по-другому действовать.

Викентий. Как же по-другому?

Лука. Умеючи, вот как. Если за дело взяться как следует, то можно и веру поднять и доходы тоже…

Викентий. Что-то не понимаю я тебя, Лука Матвеич.

Лука (оглядываясь и понижая голос). Ладно, отец Викентий, тут народ свой, будем говорить прямо. Хочешь ты поднять в народе веру?

Викентий. Да как же не хотеть? Погибаю я от этого безверья!

Лука. Ну, так слушай, я тебе помогу…

Викентий. Помоги, Лука Матвеич, христом богом прошу.

Иван. Айда, Лука Матвеич! Он на все руки мастер!

Лука. Только наперед давай уговоримся. Все доходы пополам.

Викентий. Какие доходы? У меня сейчас никаких доходов нет. Хоть в петлю полезай.

Лука. Сейчас нет, а тогда будут. Согласен?

Викентий. Да, конечно, согласен! Зачем и спрашивать.

Лука. Только смотрите, никому об этом ни Слова, а то за такое дело, ох, как нагреют!

Иван. Ну, что ты, Лука Матвеич! Здесь свои люди собрались.

Лука. Нужно нам, отцы мои, устроить… чудо.

Викентий. Чудо?!

Иван. Какое чудо?!

Лука. Ну, мало ли какие чудеса бывают? Самое лучшее чудо — это явленная икона. Понимаете?

Викентий. Не особенно.

Лука. Экие вы недогадливые! Нужно устроить так, чтобы на селе явилась икона.

Викентий. Как же это так? Постой, постой!

Иван (хлопая ладонью по лбу). Понимаю! Ну, и Лука Матвеич! Хитро придумал! У тебя не голова, а чистое золото на плечах!

Викентий (улыбаясь). Понимаю и я…

Лука. Наконец-то раскусили! Нужно взять самую простую икону, посадить ее куда-нибудь на дерево, и все тут. А потом только служи перед ней молебны да сбирай денежки. Это дело не трудно, для отца Викентия привычное.

Викентий. Лука Матвеич! Голубчик ты мой! Дай я тебя обниму! От чистого сердца обниму! (Обнимает Луку.)

Иван. Ежели все это обделать как следует, то и вера поднимется и…

Лука. И доходы у отца Викентия тоже вверх поползут! Про что же я и говорю-то!

Викентий. Погодите, братцы! А если об этом чуде власти узнают? Ведь тогда пожалуй по головке нас не погладят!

Лука. Ну, пока они узнают! И опять, коли узнают, в ответе нам быть не придется. Кто докажет, что икону ставили мы?

Иван. Никто.

Лука. Так в чем же дело?

Иван. Уж коли делать это чудо, так нужно делать скорей. Учитель как раз сейчас в отъезде, на целый месяц в город уехал. Без него-то нам будет вольготней.

Викентий. Вот-вот!

Лука. Время терять не стоит. Сегодня ночью нужно будет поставить икону, а завтра народ узнает о чуде.

Викентий. Подожди, а как же народ узнает?

Лука. Как узнает? Гм… Сейчас придумаю… (Некоторое время сидит молча, сосредоточенно скобля в затылке.) Так… так… Гм… Стой! Придумал! Сегодня ночью я увижу вещий сон. Явится ко мне какой-нибудь святой и скажет: ‘Так, мол, и так, раб божий Лука. Явилась в таком-то месте икона—веди туда народ’. Ну, я и поведу. А твое дело, батя, итти только за мной…

Викентий. Сколь умен ты, Лука Матвеич! Ведь все, как на картах разложил.

Лука. Вот то-то и оно-то! Без ума на белом свете трудно жить.

Викентий. Да я во веки веков такой бы штуки не придумал.

Лука. Ну, так что ж, согласен ты, отец Викентий, устроить чудо-чудное?

Викентий. Да, конечно, согласен!

Лука. А ты, Иван Иваныч, входишь с нами в компанию?

Иван (разглаживая бороду). Отчего же хорошим людям не помочь.

Лука. Теперь давайте решим, куда поставить икону?

Викентий. В лесу где-нибудь.

Лука. Нет, в лесу неудобно. Как же мне святой укажет, на каком дереве явилась икона? Деревьев-то много, а икона одна.

Викентий. Да, это правда, в лесу нельзя.

Иван. Где же тогда?

Лука. А вот давайте подумаем.

Викентий. Подождите, братцы! Нашел место! У нас около храма, у самой стены, большой такой камень лежит. Лежит он там уже лет тридцать, весь мхом, травой оброс. Нужно будет икону у церковной стены поставить, а потом ее этим самым камнем привалить…

Иван. Вот это место подходящее!

Лука. Ну, что ж у храма, так у храма. Теперь давайте решим, какая икона должна явиться?

Иван. Какая икона? Можно взять божью матерь.

Викентий. Нет, божья матерь не годится.

Иван. Почему?

Викентий. Уж больно много их развелось-то.

Иван. Матерей-то.

Викентий. Да… Божья матерь Скорбящая, божья матерь Казанская, божья матерь Иверская. Теперь в каждом городе, в каждом монастыре своя божья матерь имеется.

Лука. Да это правильно. Божьих матерей и без того много. Тогда разве взять Николая-чудотворца. Его народ любит.

Иван. Ну, он, говорят, пьяница был. Уж нужно взять такого святого, чтобы у него ни сучка ни задоринки не было.

Викентий. Тогда спасителя?

Иван. Вот спаситель пожалуй подойдет.

Лука. Да, это в самый раз.

Викентий. У меня как раз есть подходящий. Брат из Суздали еще до революции прислал, в подарок на имянины. Благо иконы у них в Суздали дешевые.

Лука. Ну вот, как раз он нам и пригодится.

Иван. Давайте действовать сейчас же, время зря терять нечего.

Лука. Что же, сейчас и примемся за дело. Возьмем икону, отвалим камень, положим ее, а я увижу вещий сон, а дальше дело уж как по маслу пойдет.

Викентий. Ну, Лука Матвеич, если бы тебе с твоей головой да дорогу дать, далеко бы ты пошел. Ох, как далеко! Мы тут сидим, горюем, а ты пришел и всю нашу беду, как руками развел.

Лука. Хорошим людям я всегда рад услужить, отец Викентий. Только ты свое обещание-то не забудь.

Викентий. Какое обещание?

Лука. Относительно денег. Весь заработок на троих делить.

Викентий. Погодите, погодите, как же это так, отцы, на троих. Ежели заработок делить на троих, так что же на мою-то долю останется? Вед я еще должен буду давать дьякону да псаломщику. Не один же я стану молебны служить?

Иван. А это уж нас не касается.

Викентий. Да как же так — не касается? Трудиться мне придется больше, а получать меньше.

Лука. Велик труд, молебны отбарабанивать!

Викентий. Я-то все-таки буду молебны отбарабанивать, а за что же вы-то станете деньги получать?

Лука. Как за что? А за чудо! Чье чудо-то, твое или мое?

Викентий, Удивил чем — чудо! Да я таких чудес десятки могу наделать. Была бы охота.

Лука. Так что ж ты их не наделал? Вот она, поповская совесть-то.

Викентий. Ну ты, Лука Матвеич, мою совесть не трожь! Лучше на свою погляди. Плоха али хороша у меня совесть, а я водой да песком не торгую. Баб не обманываю.

Лука. Ты-то не обманываешь? Уж молчал бы лучше!

Иван. Да бросьте вы! Нашли время для скандалов? В чулане пастухи спят — разбудите.

Лука. Ты с живого и с мертвого дерешь! Прошлый год у Матвея жена померла, так ты с ним четыре дня из-за похорон торговался.

Викентий. Не четыре, а три.

Лука. Не все ли равно. Ты с мужиком торговался, а у него в избе мертвая жена тут же. Когда, ты из него все вытянул, уж тогда похоронил покойницу… Эх, батя!.. А еще меня в чем-то упрекаешь. Я силой ни у кого из кармана денег не тяну. Хочешь — бери, не хочешь — не надо.

Викентий. Проходимец ты!

Лука (вскакивая). Ах, ты чорт долгогривый! Да знаешь ли, я тебя за эти слова… (Угрожающе размахивая руками, подходит к оробевшему отцу Викентию.)

Иван (становясь между ними). Да бросьте вы!.. Все дело испортите. Подраться-то и после сумеете!

Лука (ударяя кулаком по столу). Нет! Как он смел, назвать меня проходимцем?!.

Викентий. А ты как смел?.. Я священник, а ты расстрига!.. Тебя за воровство из монастыря прогнали!..

Лука. Замолчи лучше!.. — Иван. Говорят вам, перестаньте! (Отец Викентий и Лука садятся на свои места.) Так-то лучше. Давайте говорить тихо, мирно, покойно, как порядочные люди. Ты согласен, батя, получать третью часть?..

Викентий. Нет, не согласен…

Иван. Тогда не видать тебе чуда, как своих ушей…

Лука. Сиди да жди — когда тебе бог поможет. Со своими мозгами то ты далеко не уедешь.

Викентий (некоторое время сидит молча). Ну, ладно. Согласен. Где моего не пропадало…

Лука. Давно бы так, а то еще ломаешься.

Иван. А теперь идемте. Погодите, я фонарь прихвачу, хотя он, кажется, в сенях…

Викентий. Сперва пойдемте ко мне. Подождем, пока все улягутся, возьмем икону и…

Лука (крестясь). Помоги, господи!.. (Все трое выходят. Некоторое время изба пустует, а затем из чулана выходит подпасок Васятка.)

Васятка (оглядываясь). Чудо хотят устроить, народ обмануть… Ну, погодите, покажут вам чудо… (Некоторое время стоит в раздумьи.) К ребятам нужно, в ночное… Что-нибудь придумаем… (Тихо выходит из избы.)

КАРТИНА ВТОРАЯ

Темная ночь. В поле разложен костер, около которого в самых разнообразных позах лежат и сидят ребята. Огонь бросает ярко-красные отблески на их лица. В стороне навалены полушубки, шинели, мешки и повода. Среди ребятишек сын учителя — Коля. Издали доносится ржание лошадей и звон пут.

Гришутка. Ежели бы не отцы, так у нас совсем бы хорошо дело пошло. Уж в других деревнях про наш отряд знают.

Мишатка. Шаповские ребята сперва над нами смеялись. Портянки, говорят, на шеи надели и хвастаются. А вчера уже у меня спрашивали, что можно, дескать, нашим ребятам в ваш отряд поступить?

Павлушка. По-другому заговорили.

Мишатка. Самое главное — отцы. Мой сегодня еле-еле отпустил меня на работу к бобылихе-Марье. Нечего, говорит, тебе о других думать, когда в своем доме дела по горло.

Петюшка. А мой все подсмеивается. Баловство это, говорит.

Ванек. Если бы подсмеивались, так это еще ничего. А то ругаются, иные даже дерутся. Вон Мишатку отец за это чуть не каждый день дерет.

Мишатка. А мне што, пущай дерет. Нам к этому не привыкать.

Коля. Держаться нужно, ребятки. Одному за другого, друг за друга держаться нужно — это самое главное. Вначале над всяким новым делом смеются. Перво-наперво нужно добиться, чтобы на наш отряд смотрели не как на баловство, а как на настоящее дело.

Петюшка. Трудно. Ведь деревня не город.

Коля. Мало ли, что трудно. Никакое дело легко не дается. Во-первых, нам нужно подвинтиться самим. Серьезно работать, серьезно относиться к своему делу, тогда и другие будут на нас смотреть серьезно.

Петюшка. Это ты, Коля, правильно сказал, все дело в нас… (Некоторое время ребята лежат молча. Одщ из них задумчиво смотрит на костер, другие на небо. Коля медленно размешивает палкой горящие, сучья. Откуда-то доносится крик: ‘Лень, а Лень!.. Заверни-ка со своего краю, а то в зеленя пойдут’.)

Коля. Скоро картошка испечется…

Гришутка. Ишь ты, ночь-то какая! Тьма-тьмущая!..

Коля. Чем ночь темней, тем ярче звезды!..

Ванек. Это правда. Вон какие светлые… И все перемигиваются.., (Снова молчание… Из лесу доносится протяжный, тоскливый крик какой-то ночной птицы.)

Коля (смотря в темноту). Ну, наш караул идет. Новая смена, готовься! (Из кучи встают четверо ребятишек.) Все знаете свои места?

Ребята. Знаем.

Коля. Ты, Витюшка, где стоишь?

Витюшка. У лесной межи.

Коля. Так. (Входят четыре мальчугана.) Все благополучно?

Ребята. Все.

Коля. Ну, идите вы. А за вами уже наша очередь.

Мишатка. Смотрите, ребята, за Григорьевой кобылой. Такая неугомонная скотина, все время в зеленя прет.

Витюшка. Ладно. (Все четверо уходят, а пришедшие растягиваются у костра.)

1-й мальчуган, Тут тепло.

2-й мальчуган. Еще бы, ишь какой кострище разложили!..

Мишутка. Сучьев на нашу долю в лесу хватит. Жги да жги.

Коля. Немного погодя, еще пойдем принесем.

1-й мальчуган. Ну, я уже согрелся.

Ванек. А ты разве замерз?

1-й мальчуган. Не замерз, а продрог немножко. Я на пригорке стоял, место открытое, оно ветерком-то и продувает, а ветерок свежий. (Пауза.)

Коля. Ну, кажется, картошка наша готова… Берите, ребята. (Все палками выкапывают печеную картошку и начинают с аппетитом ее уничтожать.)

Мишатка. Не забудьте, ребята, завтра вечером собрание в школе.

Ребята. Знаем.

Коля. Относительно Шаповских ребят поговорить надо. В наш отряд просят их принять.

Ванек. Отчего же не принять. Пока своего отряда нет, пусть в нашем будут.

Коля. Вот завтра и решим. А сейчас давайте-ка, ребята, споем нашу пионерскую.

Ребята. Идет! Спать все равно не хочется. Веселей будет.

Мишатка. Какую?

Коля. А вот ту, что недавно разучили.

Мишатка. У костра?

Коля. Вот-вот!

Гришутка. Мишатка, зачинай!

Мишатка. Всегда я зачинаю…

Петюшка. Так у тебя голос хороший…

Мишатка. Ну, так я… (Запевает песню, которую подхватывают все ребята.)

Листы деревьев не шелохнутся,

затихло все, безмолвна ночь,

горит костер и искры вьются,

потоком звезд несутся прочь.

Блестит огонь… И так красиво,

и ярко угли золотит.

Ложатся тени прихотливо,

и дым клубится и летит.

Костер из мрака выделяет

ряд лиц веселых и живых

и тени длинные бросает

на ветви елей молодых.

Вдруг песня стройно зазвучала

десятком юных голосов,

и громко эхо отвечало

и повторяло: ‘будь готов’.

Притихли филины и совы,

как от полуденных лучей,

а песнь звенит: ‘всегда готовы’,

и льется, льется как ручей,

(Песня кончена. Некоторое время все сидят молча.)

Коля. Хорошо…

Петюшка. Чего уж лучше.

Мишатка. Кто-то идет… (Всматривается в темноту.)

Ванек. Должно, наши мужики.

Мишатка. Вижу, что мужики, а кто?

Ванек. А вот подожди, подойдут поближе… Узнал… Семен, работник Ивана Иваныча и дядя Трофим…

Мишатка. Ой, братцы, мой батька шагает!

Коля. Ну, и глазищи же у тебя, Ванек. Ровно сова, в темноте видишь. (К костру подходят Семен и Трофим.)

Семен. Здорово, ребята!

Ребята. Здорово!

Трофим. Поете-то вы хорошо, а вот хорошо ли стережете?.. Мишка! Ты что тут валяешься? За лошадьми нужно смотреть, а он у костра сидит!..

Коля. Мы, дядя Трофим, по очереди караулим.

Трофим. По очереди! Вы со своими очередями все зеленя потравите.

Семен. Брось, Трофим, они караулят как надо.

Ванек. У нас-то еще ни одной потравы не было. А вот вчера мужики стерегли, так лошади половину клина вытоптали.

Трофим. А ты не выскакивай, не с тобой говорят!

Коля. Раньше времени браниться не стоит, дядя Трофим. Вот, когда потравим зеленя, тогда и говори.

Трофим. Тогда-то будет поздно.

Коля. А сейчас еще рано.

Трофим. Вот и сговорись с ними. Ты им слово, а они тебе десять. Тьфу!.. Пионеры!..

Семен. Да перестань, Трофим! Дались тебе эти пионеры!.. Чего тебе от них плохого? Ей-богу не понимаю!

Ребята. Правильно, дядя Семен! Правильно!..

Трофим. Ну, разве с вами сговоришься?.. Лучше молчать.

Ванек. Правильно!..

Трофим. Я вот тебе дам правильно, пострел ты этакий!.. Мишка, иди к лошадям! (Мишатка неохотно поднимается.)

Коля. Да там же есть ребята!.. Что ему там делать, дядя Трофим! Придет очередь, будет и он караулить.

Ребята. У нас по очереди!.. Зря ты его посылаешь, дядя Трофим!..

Трофим. А ну вас!.. (Мишатка опускается на свое место. Трофим растягивается на шинели и начинает медленно скручивать собачью ножку.)

Семен. А я вот про что с вами хотел поговорить, ребятки. У вас кажись есть правило, что по чужим садам и огородам лазать нельзя?

Ребята. Есть!.. Правильно!

Семен. Правило-то есть, да вот не все его исполняют.

Ребята. Как не все?.. Мы теперь не лазаем!..

Семен. А я вот в эту ночь одного из ваших в саду у Ивана Иваныча прихватил… (Павлушка поднимается и делает попытку уйти.)

Коля. Кого?..

Семен. Эй, Павлушка, ты куда? Сам себя выдаешь?

Коля. Он залез?..

Семен. Он…

Павлушка. Я и взял-то три яблока…

Коля. Дело не в том, что ты взял три, а в том, что ты залез в чужой сад.

Трофим (приподнимаясь). Вот они пионеры!.. По чужим садам лазать учатся.

Коля. Ты знаешь, Павлушка, наше правило?..

Павлушка. Знаю.

Коля. А зачем ты тогда полез в сад?

Павлушка. Я…э…э…э… только три… яблока… Да это опадышки…

Семен. Что ты врешь?.. Опадыши на земле валяются, а ты соскочил с яблони. (Павлушка в смущении теребит рубаху.

П. ЯЛЬЦЕВ

ЧУДО-ЧУДНОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

КАРТИНА ВТОРАЯ

Читайте также: