Что не принято в соображение при закрытии Кассы взаимопомощи литераторов, Розанов Василий Васильевич, Год: 1909

Время на прочтение: 4 минут(ы)

В.В. Розанов

Что не принято в соображение при закрытии Кассы взаимопомощи литераторов

Закрытие кассы взаимопомощи литераторов и ученых, членами которой состоит почти вся наличная наша литература, грянуло как гром среди ясного дня. Никогда ничего подобного не предполагалось возможным, и только на абсолютном характере кассы и было основано то, что в нее вступали, так сказать, зажмурив глаза, и большинство членов кассы ограничивались взносами, ни разу не бывав на заседаниях и собраниях ее. Я был один раз, лет 12 назад.
В чем она состояла? Собственно, это одно название ‘касса’: на самом же деле никакого там мешка денежного нет, никакого богатства нет, никакой наличности нет, кроме разве небольшой и случайной. Касса литераторов и ученых не капитал, а обязательство каждого члена по принципу круговой поруки вносить 5 рублей в случае смерти какого-либо другого члена. Это является не добротою, а отдачею в долг этих денег всем членам кассы, которые принимают на себя обязательство в случае смерти данного, делающего взносы члена, также собрать между собою по 5 рублей и выдать эту сумму семейству умершего члена. Вот простая и поистине прекрасная сущность кассы. Это есть система взаимного страхования совокупности ‘печатных’ работников, тружеников литературы и слова, притом главнейше — необеспеченных или малообеспеченных. Здесь никакого недвижного капитала (иначе, как случайного) нет, никакого недвижного управления также нет: капитал — текущий, собирающийся при каждой смерти, управление же — это просто счетчики, получающие взносы и выдающие их единовременной суммою семье покойного литератора. Они не ‘управляют’, а только ‘передают’.
Все это придавало кассе в высшей степени воздушный, одухотворенный характер, отчего своим членам она и казалась неуничтожимого, вечною, неповредимою. Она есть только идея, и только обязательство, и только долг: в правовом государстве, т.е. не в лесу и не в пустыне, каким образом от порядочных людей, каковыми я считаю собратьев-литераторов, я не получу в момент смерти тех денег, какие заимообразно им давал в течение четырнадцати лет (приблизительно) через постоянные свои взносы? Вот почему, когда я прочитал в газетах самое заглавие ‘О закрытии кассы литераторов’, то я до того не поверил факту, что не стал далее читать, думая разузнать дело через расспросы и не доверяя сведениям написавшего.
‘Закрыть’ кассу — значит лишить меня права получить мой долг, но, как бывший служащий государственного контроля, я знаю текст закона, по которому ‘долговые обязательства по договору почитаются наравне с законом и не могут быть нарушены ничьей властью’… Это сказано в уложении о казенных поставках и подрядах. Да и само собою разумеется, что долговых обязательств никто нарушить не может: малейшее колебание в этом отношении нарушило бы весь кредит во всей стране и сразу остановило бы все денежные отношения. Но суть кассы — долг ее, как суммы наличных членов семье каждого члена, сейчас имеющего умереть, — за то, что эта семья делала в свою очередь взносы столько-то лет. Здесь просто есть возврат заимообразно взятых денег. Каким образом можно это нарушить, ‘закрыв кассу взаимопомощи литераторов’, как бы это была в самом деле какая-то касса, мешок, ящик, а не просто способ уплаты долга, форма кредита и покрытия его? Кассу составляют вовсе не ‘правление’ его, а сами члены-литераторы, рассеянные по всей России, обязавшиеся платить семье умершего и взамен купившие право получить такую-то сумму после собственной смерти. Это есть нарушение купли-продажи, — то же, как если бы у человека, купившего каравай хлеба в лавке, вырвали его. Явно, что в благоустроенном государстве этого не может быть, что административная власть, закрывшая кассу взаимопомощи литераторов, не отдавала себе отчета в том, что это есть перерыв кредита, распоряжение: ‘не плати долгов’, каковое не может быть дано никому, — никакому кредитору и никакому заимодавцу. Касса только из них и состоит. Это до такой степени вне-политическое дело, что политика, так сказать, не имеет ‘электрических проводов’ к этому делу, не может его коснуться и совершенно не может ‘закрыть’.
Я четырнадцать лет вношу в кассу взаимопомощи литераторов приблизительно по 75 руб. в год: это составит около 1500 руб., отложенных мною на случай моей смерти моим детям, скопленных мною. ‘Закрыть кассу взаимопомощи’ — значит отнять у моих детей это мое сбережение, и я не могу себе представить, и никто в свете этого не может представить, чтобы правительство, ‘пекущееся о детях’, как и ‘охраняющее собственность’, сделало это. Явно, что оно приняло какую-то неосторожную меру ‘не по адресу’ во-первых, и незнакомое с существом, с идеей кассы, — во-вторых. После смерти моей 1500-1800 руб. должны быть уплачены моим детям по завещанию, в кассе находящемуся, или кассою, продолжающею действовать, или из государственного казначейства, если ‘обвал кассы взаимопомощи’ произошел по недосмотру инженера-чиновника, проводившего около нее несоответственные канавы, в силу коих она рухнула.
Денежные обязательства, векселя и проч., продолжаются и с преступниками или их правопреемниками. Преступление всегда есть преступление лица, и виновник за него судится, но кредит за это ничем не отвечает, и кредит сюда втягиваем быть не может. А касса есть кредит, и только. Совершенно отвратительно, если правление ее допустило себе делать неправильные выдачи из кассы, благотворить, напр., политическим. У нас это распространено для приобретения себе радикальной репутации и, по лживому, тунеядному характеру русских, обычно относится на чужой счет. ‘Я радикал: и прошу вас уплатить пять рублей такому-то политическому, пострадавшему при таком-то случае’. Радикалу — честь, мне — платеж. Никогда нельзя было предполагать, чтобы такая чепуха делалась в кассе взаимопомощи литераторов и ученых. Если же она делалась, то пусть кто это делал за это и будет привлечен к ответственности. Кассе, как взаимному обязательству между собою литераторов, просто до этого дела нет, и она должна быть избавлена от всякого смешивания себя с такими сборами на политических, очевидно совершавшимися потихоньку. Ужасно странно: у меня, положим, потихоньку бралось по два рубля в год для каких-то мне неизвестных целей. Вдруг за это через 14 лет правительство сразу отнимает у меня 1500 рублей! Я могу ответить только криком ‘караул’, в первом случае по маленькому поводу, а во втором — по большому поводу, и притом совершенному днем и на миру! А если еще тут и ‘разрушение кассы’, то я могу кричать ‘караул’ потому, что меня обидели даже ‘со взломом’. Я пишу совершенно серьезно и совершенно серьезно говорю, что касса не могла быть закрыта иначе, как с объяснением, кто принимает на себя ее обязательства в отношении семей всех ее наличных членов. ‘Закрыть кассу’ можно было только в смысле ‘запрещения принимать в дальнейшем новых членов’, а не в смысле нарушения купленных уже прав ее действительными членами. Краюшки хлеба не вырывают.

12-летний член кассы взаимопомощи
литераторов и ученых В. Розанов

Впервые опубликовано: Новое Время. 1909. 9 авг. No 12000.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека