Что хорошо, то хорошо, Плеханов Георгий Валентинович, Год: 1907

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Г. В. ПЛЕХАНОВ

СОЧИНЕНИЯ

ТОМ XV

ПОД РЕДАКЦИЕЙ

Д. РЯЗАНОВА

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

МОСКВА 1926 ЛЕНИНГРАД

Что хорошо, то хорошо
(1907 г. No 402 от 20 октября/2 ноября)

Для справедливого человека нет ничего приятнее возможности воздать должное своим противникам. В качестве такого человека я с величайшим удовольствием берусь за перо, чтобы выразить свое отрадное удивление по поводу одной резолюции, недавно принятой Петербургским Комитетом Российской Социал-Демократической Рабочей Партии.
Вот эта резолюция:
‘Петербургский Комитет приветствует решение Центрального Комитета РСДРП призвать к порядку Г. В. Плеханова, превратившегося в постоянного сотрудника буржуазной газеты и решившегося в своей последней статье открыто со столбцов этой газеты призвать к нарушению партийной дисциплины в избирательной кампании. Такой образ действия тов. Плеханова, как и все его выступления против партии в буржуазной печати, заслуживают, по мнению Петербургского Комитета, самого сурового порицания со стороны членов партии’.
Мне трудно даже выразить то отрадное чувство, которое вызвала во мне эта резолюция. Правда, она направлена против меня. Но, во-первых, справедливость прежде всего, а, во-вторых, поскольку эта резолюция направлена против меня, в ней нет решительно ничего нового. Я прекрасно знал, что с точки зрения большевиков моя статья ‘Неосновательные опасения’ заслуживает строгого порицания.
Да и одна ли эта статья? Разногласия между мною и ‘большевиками’ так велики, что вся моя деятельность непременно должна казаться им вредной. В свою очередь, я до такой степени отрицательно смотрю на деятельность ‘большевиков’ — поскольку в ней проявляются отличительные черты ‘большевизма’, — что если бы они когда-нибудь вздумали меня одобрить, то я, подобно Фокиону, спросил бы их: ‘Разве я сказал какой-нибудь вздор?’ Но если это так, — а ведь это в самом деле так, — то ясно, что порицание, высказываемое мне Петербургским Комитетом, может только укрепить мою уверенность в моей 0x08 graphic
0x08 graphic
правоте. Стало быть, об этой стороне резолюции нечего больше и распространяться.
Но в ней есть другая сторона, кажущаяся мне чрезвычайно отрадной. Я имею в виду ту мысль авторов резолюции, что нехорошо нарушать партийную дисциплину, — особенно во время избирательной кампании. Это вполне правильная и очень хорошая мысль, разумеется, по своему содержанию она принадлежит к числу политических трюизмов, к числу тех общеизвестных и избитых истин, которые у французов называются les vИritИs Ю la Palisse. Но все на свете относительно. То, что давно известно одному, может быть совершенно новым для другого. Разумеется, ни для одного политического деятеля, заслуживающего этою названия, не может быть новой та мысль, что нарушать партийную дисциплину не следует. Но Петербургский Комитет не знал этого еще очень недавно. Еще очень недавно это почтенное учреждение призывало рабочих к неисполнению постановлений ЦК партии. Помнится мне, что грешило оно на этот счет не далее, как во время выборов во вторую Думу. Я еще не забыл тех неблагоприятных для партии выводов, которые делались нашими буржуазными противниками из факта нарушения Петербургским Комитетом партийной дисциплины. А теперь тот же самый комитет, как видно, сознал, что его поведение было неправильно, и говорит о необходимости дисциплины. Для Петербургского Комитета это огромный прогресс — повторяю, все на свете относительно, — и я от всей души приветствую его на пути этого, хотя бы и очень скромною, прогресса. Что хорошо, то хорошо.
Высказывая свое одобрение Петербургскому Комитету, я должен признаться, что некоторые из моих друзей не только не разделяют этой моей радости, но даже отравляют ее весьма скептическими замечаниями. Один из них сказал мне, прочитав вместе со мною обрадовавшую меня резолюцию:
‘Помнишь того дикаря, которого спросили, чтР такое добро и чтР такое зло, и который ответил: зло — это когда съедят мою жену, а добро — это — когда я сам съем чужую жену? Психология этого дикаря и есть психология Петербургского Комитета. Он одобрял неповиновение ЦК партии, когда этот последний состоял главным образом из ‘меньшевиков’, и он требует повиновения ему теперь, когда состав его изменился в пользу ‘большевиков’. А из этого следует, что в его резолюции вовсе нет той отрадной стороны, которую ты ухитрился открыть в ней благодаря своему неисправимому оптимизму’.
Так говорил мой скептический друг. Но я ему не верю. Я думаю, что в психологии Петербургского Комитета нет ровно ничего общего с психологией дикаря {Замечу мимоходом, что дикарь, с которым мой скептический друг сравнивает петербургских ‘комитетчиков’, вряд ли когда существовал в действительности: он похож больше на полуцивилизованного, — т. е. полуварвара, — софиста, но это нисколько не изменяет, конечно, характера сравнения.}. Я уверен, что Петербургский Комитет требует теперь повиновения Центральному Комитету вовсе не потому, что в Центральном Комитете преобладают теперь ‘большевики’. Словом, я отклоняю всякое подозрение в двуличности петербургских ‘комитетчиков’ и приветствую их исправление. Лучше поздно исправиться, чем навсегда остаться неисправимым.
Я позволю себе только одно замечание по адресу так сильно обрадовавшего меня Петербургского Комитета. Как и все новообращенные, он склонен к преувеличению. Он как будто требует безусловного повиновения Центральному Комитету. Но безусловное повиновение достойно только рабских душ. Свободный человек, сознательно исполняющий свой долг, знает, что повиноваться нужно только законным распоряжениям ‘компетентных учреждений’, незаконные же их распоряжения не должны быть исполняемы. И чтобы знать это, не надо обладать какой-нибудь ‘сверхчеловеческой’ головою. Это знает каждый чиновник в каждой конституционной стране. И это надо знать всем моим товарищам. Если какое-нибудь ‘компетентное’ партийное учреждение отдает какое-нибудь незаконное приказание, то, в меру незаконности этого приказания, оно становится некомпетентным, и следует ему не повиноваться ‘не только за страх, но и за совесть’. Вот почему, — и только поэтому,— я, в статье: ‘Неосновательные опасения’, считал себя в праве сказать читателям и избирателям: ‘Не беспокойтесь! Существуют поступки, на которые нас не подвинут никакие ошибки наших ‘компетентных учреждений’. К числу таких поступков принадлежит — поддержка черной сотни действием или хотя бы только неуместным воздержанием or действия. Если бы наши ‘компетентные учреждения’, плохо выяснив себе наши тактические задачи, вздумали бы требовать от нас таких поступков, то мы сумели бы своим поведением исправить их ошибку.
Когда я писал свою статью, я, должно быть, и в самом деле смотрел на вещи слишком оптимистично. Я тогда еще не считал возможными факты вроде того, который произошел, — если верить газетным известиям, — в Баку, где черная сотня восторжествовала на вторичных выборах единственно потому, что воздержались социал-демократы. Я был, как видно, слишком хорошего мнения даже о наших ‘большевиках’. Но c’est un dИtail, как говорят французы. В принципе я все-таки был прав и остаюсь правым: мы не можем, мы не должны повиноваться нашим ‘компетентным учреждениям’, если те потребуют от нас поддержки черной сотни, т. е. измены нашим принципам. Ту же мысль можно разъяснить себе на другом примере. Вообразите, что некоторые из нас, будучи ослеплены плохо понятым ‘революционизмом’, вздумали бы взяться за ‘экспроприации’. Как должны были бы мы отнестись к таким удальцам? Разумеется, мы обязаны были бы перестать смотреть на них, как на своих товарищей, мы должны были бы принять все зависящие от нас меры для удаления их из наших рядов. ‘Экспроприаторам’ в них не место. Но представьте себе, что какое-нибудь из наших ‘компетентных учреждений’ предписало бы нам изменить наше отношение к экспроприаторам, представьте себе, что оно во имя ‘свободы’, — мне самому пришлось однажды слышать ссылки на свободу от людей, сочувствовавших ‘экспроприаторам’, — представьте себе, говорю я, что ‘компетентное учреждение’ предписало бы нам продолжать считать своими товарищами лиц, запачкавших себя ‘экспроприацией’. Имели ли бы мы право повиноваться? Нет, так как мы обязаны были бы ослушаться. И это все по уже указанной причине: потому что ‘компетентное учреждение’ потребовало бы от нас того, чего оно не смеет требовать, измены нашим принципам.
Над этим стоит поразмыслить Петербургскому Комитету. Но пока он будет предаваться размышлению, я еще раз похвалю его за тот огромный шаг вперед, который он сделал в понимании дисциплины с тех пор, как изменился состав нашего Центрального Комитета. Что хорошо, то хорошо!
Еще одно. Петербургский Комитет называет меня постоянным сотрудником буржуазной газеты. Это приводит меня в сильнейшее изумление. Я довольно часто пишу теперь в ‘Товарище’ А ‘Товарищ’ был, как известно, органом левого блока, — в котором участвовали ‘большевики’, — во время выборов во вторую Думу. Неужели же тот блок был буржуазным? С нами крестная сила! Верь после этого левым блокам! Но если это так, то чего же смотрел Алексинский, как известно, столь ‘компетентный’ по части пролетарской ортодоксии?
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека