Член парламента, Терстон Кэтрин Сесил, Год: 1904 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 171 минут(ы)

ЧЛЕНЪ ПАРЛАМЕНТА
РОМАНЪ.

— Catherine Cecil Thurston. John Chilcote. M. P.— London, 1906.

Вечеромъ 23-го января, нкоторыя улицы Лондона покрылись такимъ непроницаемымъ туманомъ, какого не бывало уже много лтъ. Это само по себ незначительное явленіе природы оказало, однако, очень большое вліяніе на судьбу члена палаты общинъ, представителя Истъ-Варка — такое же, какъ и пограничное возстаніе противъ Персіи, поднявшееся въ Хоросанской области. Первыя извстія объ этомъ возстаніи пришли тоже къ вечеру 23-го января, и къ нимъ отнеслись сначала съ недовріемъ и даже со смхомъ.

Въ восемь часовъ вечера эта новость стала распространяться въ палат общинъ, часовъ въ девять объ этомъ уже говорили депутаты въ кулуарахъ, рчь шла, однако, не только о политик Россіи, которая, при наружныхъ симпатіяхъ къ шаху, на самомъ дл тайно разжигала мятежъ, главнымъ образомъ говорили о томъ, что ‘Saint Georges Gazette’ — вечерняя газета торіевъ — отнеслась къ этому событію серьезно и выступила съ рзкимъ осужденіемъ правительства.

Лэкли — собственникъ и издатель ‘Saint Georges Gazette’ — уже нсколько разъ переходилъ отъ традиціонной сдержанности тона въ рзкости новйшей журналистики. А въ этотъ вечеръ онъ пошелъ еще дальше по этому пути и заявилъ въ стать подъ сенсаціоннымъ заглавіемъ, что въ этомъ будто бы совершенно невинномъ пограничномъ инцидент дло идетъ вовсе не объ одномъ антагонизм расъ. Это, по его словамъ, первыя робкія попытки осуществить давно составленный и подготовленный русскими планъ, который постепенно созрлъ вслдствіе ‘вялой политики’ современнаго британскаго правительства.

Впечатлніе статьи было очень сильное и очень различное на равныхъ людей. Члены оппозиціи усматривали важность статьи въ чрезмрномъ, явно напускномъ спокойствіи на министерскихъ скамьяхъ, правительство же съ своей стороны не могло отдлаться отъ неопредленнаго чувства, что вспыхнувшій интересъ оппозиціи къ пограничному инциденту предвщаетъ, недоброе. Вс эти различныя ощущенія создавали наэлектризованную атмосферу, не проявляясь, однако, ни въ какихъ осязательныхъ фактахъ. Палата продолжала заниматься текущими длами до половины двнадцатаго вечера — и тогда только внесено было предложеніе перенести продолженіе занятій на слдующій день.

Первымъ вскочилъ со своего мста Джонъ Чилькотъ, депутатъ отъ Истъ-Варка. Онъ быстро выбжалъ изъ парламента въ какомъ-то почти безсознательномъ состояніи. Увидавъ вдругъ полицейскаго, который стоялъ подъ сводомъ большого двора съ неподвижно-спокойнымъ лицомъ, Чилькотъ инстинктивно хотлъ свернуть съ своего пути, какъ бы боясь, что нарушится ходъ его мыслей, если онъ услышитъ чужой голосъ, во онъ сдержалъ свой, нервный порывъ и заговорилъ первый.

— Какой туманъ!— сказалъ онъ съ напускнымъ спокойствіемъ.

— Да, туманно, къ западу все больше заволакивается,— отвтилъ полисмэнъ.

— Да?— неопредленно отвтилъ Чилькотъ. Бодрый голосъ полисмэна раздражалъ его,— и онъ уже во второй разъ замчалъ въ себ такую болзненную раздражительность. Не глядя больше на полицейскаго, онъ прошелъ черезъ дворъ и вышелъ въ ворота. Въ клубящемся туман сверкнули ему навстрчу огни двухъ фонарей, какъ глаза большой кошки, и обычное: ‘Кэбъ, сэръ?’ — смутно прозвучало въ его ушахъ. Онъ остановился, уже направился было къ дверц кэба, какъ вдругъ у него промелькнула другая мысль.

— Нтъ,— быстро сказалъ онъ,— нтъ,— а лучше пойду пшкомъ.

Кучеръ что-то пробормоталъ, щелкнулъ бичомъ, и коляска покатилась дальше подъ звонъ копытъ.

Чилькотъ тмъ временемъ перешелъ съ безцльной поспшностью черезъ улицу по направленію въ Уайтголю. Тамъ туманъ былъ еще боле густымъ, такъ что едва можно было различить ближайшій уличный фонарь. Но Чилькотъ продолжалъ быстро идти дальше. Зоркій наблюдатель обратилъ бы вниманіе на его странную походку: хотя онъ шелъ, казалось бы, очень увренно, но весь вздрагивалъ при малйшемъ шум, при малйшемъ прикосновеніи, какъ человкъ съ болзненно- напряженной нервной системой.

Онъ продолжалъ идти и дальше съ той же поспшностью, не замчая, что съ каждымъ шагомъ мракъ вокругъ него сгущается, становится боле влажнымъ и осязательнымъ, что пшеходы съ каждой секундой все чаще наталкиваются другъ на друга и слова проходящихъ людей звучатъ все непонятне, все боле неясно. Вдругъ онъ понялъ, что тмъ временемъ произошло, и сразу остановился.

Онъ совершенно неожиданно попалъ въ густой туманъ — въ такую непроницаемую завсу, что человческія фигуры, которыя вотъ только-что еще виднлись хоть смутными тнями, теперь разсялись въ ничто, какъ бы стертыя рукой волшебника, темнота точно всосала въ себя свтъ уличныхъ фонарей. Въ первую минуту на Чилькота напалъ паническій ужасъ отъ сознанія полнаго одиночества. Затмъ его охватилъ нервный страхъ передъ собственной разсянностью, которая завела его такъ далеко. Онъ прошелъ немного впередъ, потомъ остановился въ нершительности. Но у него явилось мучительное сознаніе, что бездйствіе хуже всего, и онъ поэтому опять пошелъ впередъ, широко раскрывъ глаза и вытянувъ руку впередъ, чтобы ощупывать путь. Туманъ густо замкнулся передъ нимъ и позади него, и отрзалъ всякую возможность къ отступленію. Онъ только слышалъ въ темнот вокругъ себя смутный гулъ голосовъ — веселыхъ, неувренныхъ, боязливыхъ, сердитыхъ. Временами его касалась чья-нибудь рука. Странная это была минута, таившая въ себ самыя разнообразныя возможности, въ странномъ хаос звуковъ непрерывно сливались шумъ грохочущихъ колесъ, ругань и смхъ.

Чилькотъ держался лвой стороны и пытался идти дальше. Движенія его были порывисты, пугливы — на него напалъ непонятный страхъ среди этого одиночества, наполненнаго несчетными звуками. Сначала онъ тщетно нащупывалъ руками что-нибудь твердое, наконецъ, пальцы его прикоснулись къ чему-то холодному — къ спущеннымъ желзнымъ ставнямъ магазинной витрины. Это его успокоило. Онъ, какъ слпой ухватился за эту опору, стараясь какъ можно скоре подвигаться впередъ. Такъ онъ прошелъ шаговъ двнадцать, и тогда случилось неминуемое: онъ наткнулся на человка, шедшаго навстрчу ему.

Стукнулись они самымъ непредвидннымъ образомъ, при этомъ оба выругались и затмъ разсмялись. Въ этомъ не было, конечно, ничего необычайнаго, но Чилькотъ былъ въ такомъ настроеніи, что самое будничное становилось для него непостижимымъ. Восклицаніе и затмъ смхъ незнакомца подйствовали на него удручающимъ образомъ:— ему казалось, что изъ темноты эхо повторяетъ его же собственныя слова. Конечно, изъ десяти человкъ въ Лондон девять — если взять людей одинаковаго воспитанія и одинаковаго общественнаго класса — выразили бы свою досаду или свое удивленіе въ той же самой форм, вроятно даже тмъ же тономъ голоса. Чилькотъ понималъ и это среди своего нервнаго возбужденія.

— Дьявольскій туманъ!— сказалъ онъ громко.— Я пробую попасть на Гровноръ-Скверъ, но, кажется, мои шансы на успхъ невелики.

Незнакомецъ опять засмялся, и смхъ его снова смутилъ Чилькота. Онъ пугливо спрашивалъ себя, не жертва ли онъ обмана чувствъ, но незнакомецъ началъ говорить прежде, чмъ онъ смогъ распутаться въ своихъ ощущеніяхъ.

— Да, ваши шансы не особенно велики,— сказалъ онъ.— Даже еслибы собраться къ чорту, то въ такую ночь не легко найти къ нему дорогу.

Чилькотъ что-то пробормоталъ и придвинулся ближе къ магазинной витрин.

— Да, да,— сказалъ онъ.— Въ такую погоду, въ такой темнот, начинаешь понимать, что слпымъ, при распредленіи вчнаго блаженства, должно достаться больше, чмъ намъ. Вдь это повтореніе тумана, бывшаго шесть лтъ тому назадъ. Выходили вы тогда на улицу?

У Чилькота была привычка непосредственно перескакивать съ одной фразы на другую,— привычка эта сказывалась въ послднее время особенно часто.

— Нтъ.— Незнакомецъ тмъ временемъ тоже пододвинулся къ магазину.— Шесть лтъ тому назадъ я не былъ въ Англіи.

— И не жалйте, что не были.— Чилькотъ поднялъ воротникъ.— Ужасный былъ тогда туманъ,— такой же черный, какъ вотъ сейчасъ, но еще боле расползшійся во вс стороны. Я отлично помню, какъ это было. Въ тотъ вечеръ какъ разъ Лексингтонъ произнесъ свою большую рчь о сахар. Многіе еще въ три часа ночи бродили по Ламбетъ-Бриджу,— а изъ парламента мы ушли въ полночь.

Чилькотъ рдко предавался воспоминаніямъ, но эта бесда съ невидимымъ спутникомъ казалась ему какъ бы разговоромъ съ самимъ собой. Когда раздался отвтъ на его слова, Чилькотъ даже не могъ удержаться, чтобы не вскрикнуть отъ изумленія.

— Рчь о сахар,— сказалъ незнакомецъ.— Странно, что я какъ разъ вчера ее перечитывалъ. Удивительно много краснорчія по поводу такого сухого предмета. Какую огромную карьеру могъ бы тогда сдлать Лексингтонъ!

Чилькотъ передвинулся, уставъ стоять на одномъ мст.

— Вы, очевидно, интересуетесь возней въ Вестминстер?— спросилъ онъ съ легкимъ оттнкомъ сарказма.

— Я?— уклончиво отвтилъ незнакомецъ.— Я читаю, какъ и остальные пять милліоновъ населенія, газету — вотъ и все. Я далекъ отъ политики.— Въ голос его звучала сухость, прежнее его воодушевленіе какъ-то сразу исчезло.

— Далеки отъ политики!— повторилъ Чилькотъ.— Завидно…

— Можетъ быть,— для тхъ, которые стоятъ въ самомъ центр ея. Но вернемтесь къ Лексингтону. Какъ высоко этотъ человкъ поднялся — и какое ошеломительное паденіе! Удивительное дло — во всхъ насъ есть точно какія-то дрожжи, которыя поднимаютъ каждаго на равную высоту.— Онъ на минуту замолчалъ и задумался. Потомъ снова раздался изъ темноты его голосъ: — Какая же была собственно причина его паденія?— вдругъ спросилъ онъ.— Алкоголь или какое-нибудь другое искусственное средство возбужденія? Мн ужъ давно хотлось узнать правду.

Чилькотъ опять перемнилъ позицію.

— Стоитъ ли узнавать правду?— спросилъ онъ небрежнымъ тономъ.

— Въ томъ случа, когда человкъ занимаетъ общественный постъ, несомннно стоитъ. Его частная жизнь сливается вдь съ интересами массъ. Если онъ позволяетъ заглядывать въ причины своего успха, то зачмъ скрывать причину пораженія. Что-жъ его погубило,— алкоголь?

— Нтъ,— отвтилъ Чилькотъ, нсколько погодя.

— Другія наркотическія средства?

Чилькотъ опять не сразу отвтилъ, и въ то время какъ онъ стоялъ въ раздумьи, его коснулось платье женщины, которая громко и нагло разсмялась, завидвъ его. Звукъ ея голоса непріятно поразилъ его.

— Такъ онъ, дйствительно, отравлялся наркотическими средствами?— спросилъ незнакомецъ легкимъ тономъ.— Я всегда такъ и думалъ.

— Да, онъ принималъ морфій.— Отвтъ вырвался у Чилькота почти безсознательно, подъ вліяніемъ смха проходившей женщины, а также подъ гипнозомъ спокойныхъ разспросовъ незнакомца. Но едва онъ выговорилъ эти слова, какъ быстро оглянулся, точно испугавшись, что на время забылъ о соблюденіи необходимой бдительности.

Незнакомецъ задумался, помолчалъ, но потомъ опять заговорилъ очень оживленнымъ тономъ.

— Я это подозрвалъ,— сказалъ онъ,— но все-таки — даю вамъ слово — не былъ увренъ. Достигнуть въ жизни такъ много, и все потерять изъ-за потворства такому низменному пороку!— Въ голос незнакомца слышались возмущеніе и презрніе.

— Вы строго судите,— сказалъ Чилькотъ съ напускнымъ смхомъ. Но незнакомецъ снова выразилъ свое возмущеніе.

— Я говорю только правду,— сказалъ онъ.— Никто не иметъ права выбрасывать зря то, за что другой заплатилъ бы спасеніемъ своей души. Это ослабляетъ довріе къ сил личности.

— А вы врите въ эту силу?— Въ голос Чилькота опять прозвучалъ сарказмъ, но уже боле слабо, чмъ прежде.

— Конечно, сила личности — результатъ работы надъ собой, минувшихъ или длящихся усилій. Людей, которые не требовательны къ себ, я не уважаю.

Спокойное презрніе этихъ словъ раздражало Чилькота.

— А вы полагаете, что Лексингтонъ не боролся прежде, чмъ сдаться?— горячо спросилъ онъ.— Имете ли вы представленіе о мучительной борьб такого человка, когда то, что было прежде рабомъ, становится надъ нимъ господиномъ?— Онъ остановился, чтобы передохнуть, ему казалось, что незнакомецъ что-то бормочетъ недоврчивымъ тономъ.— Вы думаете, что морфій доставляетъ удовольствіе?— продолжалъ Чилькотъ.— Врне будетъ, если вы его назовете тираномъ, который мучитъ духъ, когда ему служишь, и мучитъ тло, когда отъ него отстаешь.

Подъ гнетомъ темноты и вслдствіе продолжающагося молчанія его спутника, онъ просто не могъ продолжать дальше. Въ эту минуту онъ не былъ Чилькотъ, депутатъ отъ Истъ-Варка, разсянность и молчаливость котораго вошли въ поговорку,— теперь онъ былъ человкомъ, которому хотлось высказать все, что у него на душ, и онъ продолжалъ:

— Вы говорите какъ вс, ничего не зная и вря только себ. Прежде чмъ осуждать Лексингтона, вы бы попробовали быть на его мст.

— Какъ вы?— со смхомъ спросилъ незнакомецъ.

Хотя смхъ прозвучалъ совершенно невинно, онъ все-таки встревожилъ Чилькота. Его опять обуялъ страхъ, и онъ вздрогнуть.

— Я…— онъ хотлъ тоже засмяться, но это ему не удалось: — я повторяю только то, о чемъ читалъ… Но, кажется, туманъ рдеетъ. Нтъ ли у васъ огня? Можно хоть покурить, если ужъ ничего не видать вокругъ.

Онъ говорилъ быстро и несвязно. Мысль, что онъ выдалъ себя, безпокоила его въ высшей степени, ему хотлось предотвратить вс послдствія. Говоря съ незнакомцемъ, онъ сталъ шарить въ карман, отыскивая портъ-сигаръ. Онъ искалъ съ нервной поспшностью и вытянулъ голову далеко впередъ. Не поднимая глазъ, онъ почувствовалъ, какъ туманное облако, въ которомъ онъ очутился, поднялось, снова опустилось и опять все окутало, а потомъ уже стало разсиваться. Найдя свой портъ-сигаръ, онъ взялъ папироску въ ротъ и поднялъ лицо въ тотъ моментъ, когда незнакомецъ зажегъ спичку. Съ минуту они поглядли другъ другу прямо въ лицо,— при исчезающемъ туман уже можно было разглядть черты лицъ. Спичка въ рук незнакомца догорла до конца и обожгла ему пальцы. Почувствовавъ боль, онъ со смхомъ бросилъ спичку.

— Однако!— Онъ не закончилъ, не находя словъ, чтобы выразить свое изумленіе. По странной игр природы,— она казалась чмъ-то сверхъестественнымъ, хотя была вполн въ порядк вещей,— два лица, которыя, наконецъ, выдлялись изъ мрака, были похожи одно на другое — до полнаго тождества каждой черты. Каждому изъ двухъ людей казалось, что онъ увидлъ не лицо другого человка, а свое собственное въ безупречно врномъ зеркал. Незнакомецъ оправился первый и, увидавъ, что Чилькотъ не можетъ выговорить ни слова отъ неожиданности, пришелъ ему на помощь.

— Очень странное происшествіе, конечно,— сказалъ онъ.— Но зачмъ удивляться выше мры? Не можетъ же природа быть вчно оригинальной. Иногда и у нея изсякаетъ изобртательность. И почему не использовать дважды удачную модель?— Онъ отошелъ на шагъ назадъ и посмотрлъ на Чилькота сбоку.— Ахъ, простите,— сказалъ онъ,— вы все еще ждете огня.

Чилькотъ продолжалъ еще держать папироску во рту. Бумага уже засохла, и онъ слегка помочилъ ее языкомъ, наклоняясь къ своему собесднику.

— Не обращайте на меня вниманія,— сказалъ онъ.— Я сегодня слегка возбужденъ… нервы не въ порядк. Правду сказать,— моя фантазія подшутила надо мной въ густомъ туман. Я вообразилъ, что говорю самъ съ собой.

— И потомъ поврили, что это дйствительно такъ?— Незнакомецъ усмхнулся.

— Да, приблизительно.

Оба помолчали съ минуту. Чилькотъ курилъ, и потомъ только, вспомнивъ про правила вжливости, онъ повернулся къ своему спутнику.

— Не желаете ли и вы покурить?— спросилъ онъ.

Незнакомецъ взялъ папиросу изъ протянутаго ему порть-сигара. Въ это время Чилькоту еще больше бросилось въ глаза ихъ необыкновенное сходство. Онъ невольно протянулъ руку и коснулся руки своего собесдника.

— Это у меня все нервы,— сказалъ онъ какъ бы въ оправданіе себ.— Мн нужно убдиться, что вы дйствительно стоите передо мной во плоти. Нервы иногда могутъ сыграть съ человкомъ плохую шутку.— Онъ принужденно засмялся.

Собесдникъ его поднялъ глаза. Лицо его въ эту минуту выражало удивленіе и, вмст съ тмъ, нкоторое презрніе,— но онъ поспшилъ принять выраженіе вжливаго участія.

— Я къ сожалнію ничего не понимаю въ нервности,— сказалъ онъ.

Чилькотъ смутился. Потомъ его мысли направились въ другую сторону.

— Сколько вамъ лтъ?— спросилъ онъ вдругъ. Любопытство, направленное на несущественныя подробности, было одной изъ его характерныхъ чертъ. Незнакомецъ не сразу отвтилъ. Наконецъ онъ медленно спросилъ:

— Вы хотите знать мой возрастъ? Мн минетъ тридцать шесть лтъ… завтра.

Чилькотъ быстро поднялъ голову.

— Почему вы это говорите такимъ страннымъ тономъ?— спросилъ онъ.— Я только на шесть мсяцевъ старше васъ, но хотлъ бы, чтобы разница между нами была въ шесть лтъ. Шесть лтъ ближе къ забвенію всего…

Снова въ глазахъ незнакомца мелькнуло презрніе.— Забвенію?— повторилъ онъ.— А ваши цли и стремленія? Чмъ занято ваше честолюбіе?

— Оно ее существуетъ.

— Не существуетъ? Вдь вы представляете вашу родину въ парламент? Къ этому выводу, по крайней мр, я пришелъ во время нашей бесды въ туман.

Чилькотъ саркастически засмялся.

— Когда въ теченіе шести лтъ приходится возвышать голосъ въ интересахъ своей родины, то въ конц концовъ наступаетъ хрипота,— это совершенно естественно.

Тотъ улыбнулся.— Ага!— сказалъ онъ:— недовольство. Модная болзнь! Впрочемъ, мн пора дальше. Спокойной ночи. Дадимъ другъ другу руки, чтобы убдиться, что мы оба дйствительно существа изъ плоти и крови.

Чилькотъ молча слушалъ незнакомца. Самоувренность и сильно выраженная индивидуальность незнакомца произвели на него сильное впечатлніе. Но когда онъ замолчалъ, Чилькотъ быстро подошелъ къ нему, возбужденный нервнымъ любопытствомъ.

— Неужели мы только увидли и окликнули другъ друга, какъ корабли въ ночи, и потомъ уплывемъ каждый въ свою сторону?— порывисто спросилъ онъ.— Если природа дйствовала настолько необдуманно, что свела оригиналъ и копію, то она должна отвчать и за послдствія.

Незнакомецъ отрывисто засмялся.

— Будьте осторожны,— сказалъ онъ.— Наши пути широко расходятся. Вамъ отъ меня будетъ мало прока, а мн…— Онъ остановился и опять отрывисто засмялся.— Нтъ,— прибавилъ онъ,— я бы на вашемъ мст удовольствовался этой единственной встрчей — и прохалъ бы мимо. Знакомство съ человкомъ, не имющимъ успха въ жизни, не представляетъ никакого интереса. Попрощаемся лучше навсегда и разойдемся.

Онъ подержалъ руку Чилькота въ своей, потомъ сошелъ съ тротуара и направился черезъ улицу къ Стрэнду.

Это все совершилось въ одну секунду. Но въ то время какъ онъ уходилъ, у Чилькота было странное чувство: ему казалось, что онъ что-то потерялъ. Съ минуту онъ стоялъ въ нершительности. Онъ снова ясно ощутилъ непріятную близость чужихъ лицъ и невдомыхъ голосовъ. Вдругъ имъ овладло другое ршеніе: онъ быстро повернулся и бросился вслдъ за высокимъ, стройнымъ человкомъ, такъ комично похожимъ на него.

Онъ настигъ незнакомца на полпути черезъ Трафальгаръ-Сквэръ. Онъ стоялъ на одномъ изъ маленькихъ каменныхъ острововъ, о которые разбивается потокъ уличнаго движенія, и ждалъ возможности перейти черезъ улицу. При яркомъ свт фонаря Чилькотъ впервые замтилъ, что платье незнакомца, при поразительной аккуратности, было, однако, очень поношенное. При томъ открытіи онъ почувствовалъ нчто боле сильное, чмъ только изумленіе. Представленіе о бдности какъ будто не вязалось съ самоувренностью, сдержанностью и сильной индивидуальностью незнакомца. Съ нсколько смущенной торопливостью, Чилькотъ сдлалъ шагъ впередъ и коснулся его руки.

— Послушайте,— сказалъ онъ, когда незнакомецъ обернулся къ нему.— Я пошелъ нагнать васъ, чтобы предложить обмнъ карточками. Вдь никакого вреда отъ этого не произойдетъ ни для одного изъ насъ, а я — я хотлъ бы нсколько ближе познакомиться съ моимъ вторымъ ‘я’.— Онъ нервно засмялся, вынимая свою визитную карточку.

Незнакомецъ молча поглядлъ на него. Во взор его опить промелькнуло едва замтное недовріе, но вмст съ тмъ въ немъ отразился и нкоторый интересъ, а глаза его переходили отъ пальцевъ Чилькота, нервно вынимавшихъ карточку, къ его блдному лицу съ энергичнымъ подбородкомъ, прямымъ ртомъ и нависшими надъ срыми глазами прямыми бровями. Когда, наконецъ, ему протянута была карточка, онъ ее безмолвно взялъ и сунулъ въ карманъ.

Чилькотъ посмотрлъ на него съ какой-то жадностью:

— А ваша карточка?— сказалъ онъ.

Незнакомецъ нсколько времени не отвчалъ, потомъ разсмялся.

— Могу вамъ дать, если хотите.— Онъ поискалъ въ жилетномъ карман и далъ карточку.— Вамъ мое имя ничего не скажетъ,— прибавилъ онъ.— Имя неудачника никого не можетъ интересовать.— Онъ опять полу-иронически разсмялся, потомъ спустился съ островка и исчезъ въ толп.

Нсколько времени еще Чилькотъ смотрлъ на мсто, съ котораго исчезъ незнакомецъ. Потомъ онъ поднялъ карточку къ фонарю и прочелъ имя:

‘М-ръ Джонъ Лодеръ, 13, Клифордсъ-Иннъ’.

II.

На утро посл этой туманной ночи Чилькотъ проснулся около девяти часовъ, какъ-разъ въ тотъ моментъ, когда его слуга Ольсопъ прошелъ на кончикахъ пальцевъ черезъ комнату и поставилъ подносъ съ утреннимъ чаемъ на столик у постели.

Нсколько минутъ Чилькотъ продолжалъ еще лежать съ закрытыми глазами. Сознаніе необходимости открыть ихъ съ утра,— твердо зная, что именно онъ увидитъ, когда откроетъ ихъ,— давило ему вки нестерпимой тяжестью. Тяжелая спущенныя портьеры, плотно закрытыя ставни, большая комната съ пышной обстановкой и строгимъ сочетаніемъ красокъ, все странное на-строеніе туманной лондонской зимы и, главнымъ образомъ, молчаливая, почтительная и почтенная фигура Ольсопа — все это внушало ему полный ужасъ. Онъ пролежалъ еще съ минуту, не подавая виду, что проснулся, онъ видлъ, какъ осторожно ступалъ Ольсопъ. Потомъ пришло неизбжное:

— Девять часовъ, сэръ!

Онъ открылъ глаза, что-то пробормоталъ и опять опустилъ глаза.

Слуга подошелъ къ окну, медленно раздвинулъ драпри и раскрылъ наполовину ставни.

— Надюсь, сэръ, что вы сегодня лучше спали,— мягко сказалъ онъ.

Чилькотъ натянулъ одяло на голову, чтобы защититься отъ дневного свта, хотя и очень блднаго въ туманное зимнее утро.

— Да, лучше,— отвтилъ онъ.— Въ первый разъ меня не душили кошмары.— Онъ вздрогнулъ, вспоминая о прежнихъ ночахъ.— Да не говорите вы лучше объ этомъ, не напоминайте мн! Терпть не могу, когда говорятъ все объ одномъ и томъ же!

Онъ сказалъ это очень непривтливо. У него часто проявлялась дтская раздражительность въ разговор о самыхъ безразличныхъ мелочахъ.

Ольсопъ безмолвно выслушалъ его раздраженный отвтъ. Онъ прошелъ черезъ всю комнату и сложилъ въ порядк платье своего господина. Это опять послужило для Чилькота предлогомъ, чтобы разсердиться.

— Да это чортъ знаетъ что такое!— воскликнулъ онъ.— Надоло мн это вчное повтореніе одного и того же. Я уже ясно представляю себ, какъ вы въ день моихъ похоронъ аккуратно приготовите мой саванъ. Бросьте все это и приходите черезъ полчаса!

Ольсопъ пристально поглядлъ на лицо Чилькота, почти исчезавшее въ большой кровати. Потомъ онъ отложилъ сюртукъ, который держалъ въ рукахъ, и направился къ двери. Уже взявшись за ручку, онъ еще разъ обернулся.

— Прикажете подать завтракъ сюда, сэръ, или сойдете внизъ?

Чилькотъ натянулъ одяло плотне на плечи.

— Гд угодно… нигд!— крикнулъ онъ.— Мн все равно.

Ольсопъ тихо удалялся.

Когда Чилькотъ остался наедин, онъ слъ въ постели и поставилъ подносъ съ чаемъ на колни. Ему, очевидно, было трудно до боли сдлать это движеніе. Онъ вынулъ платочекъ изъ-подъ подушки и вытеръ потъ съ лица, потомъ онъ поднялъ руку и, держа ее противъ свта, сталъ разглядывать. Рука имла вялый видъ и слегка дрожала. Онъ нервнымъ движеніемъ поставилъ подносъ на столъ и соскочилъ съ кровати. Быстро пройдя черезъ комнату, онъ остановился у шкапа въ стн и открылъ дверцу. Оглянувшись вокругъ себя, онъ протянулъ руку въ глубину одной изъ полокъ. То, что онъ искалъ, было, очевидно, не трудно найти, онъ сейчасъ же отдернулъ руку, пошелъ отъ шкапа къ столику подл камина и поставилъ на него пузырекъ съ маленькими блыми лепешками. На стол стоялъ графинъ съ виски, сифонъ и кувшинъ съ водой. Онъ налилъ въ стаканъ воды, прибавилъ немного виски, откупорилъ пузырекъ, боязливо оглянулся на дверь и потомъ съ нервной торопливостью опустилъ нужное число лепешекъ въ стаканъ.

Пока лекарство растворялось, онъ оперся одной рукой объ столъ и сталъ глядть на полъ, очевидно стараясь преодолть свое нетерпніе. Едва лепешки растворились, какъ онъ уже схватилъ стаканъ и опустошилъ его однимъ глоткомъ. Посл того онъ снова спряталъ пузырекъ въ шкапъ и съ легкой дрожью слова скользнулъ въ постель.

Когда Ольсопъ вернулся, Чилькотъ сидлъ, опершись на подушки, чашка съ чаемъ стояла пустая на столик, и онъ держалъ во рту папироску. Раздражительность его исчезла. Онъ уже не такъ нервно двигался, глаза его блестли и блдное лицо имло боле здоровый видъ.

— Да, да, Ольсопъ,— сказалъ онъ,— бываютъ разныя минуты въ человческой жизни… Не все длается, какъ хочешь.

Ольсопъ не сталъ поддерживать этотъ разговоръ и только сказалъ:

— Я приказалъ подать завтракъ въ маленькой столовой, сэръ.

——

Чилькотъ завтракалъ въ десять часовъ. Аппетитъ его былъ всегда очень слабый, а по утрамъ онъ совсмъ ничего не могъ сть. Онъ положилъ немного рыбы себ на тарелку, но не дотронулся до нея. Потомъ онъ выпилъ дв чашки чая, отодвинулъ стулъ, закурилъ свжую папироску и взялъ утреннюю газету. Онъ дважды развернулъ ее, дважды перевернулъ листы. Нершимость сосредоточиться на опредленной мысли парализовала его. Дйствіе лепешекъ морфія сказывалось въ большей твердости руки и взгляда, въ укрпившейся власти надъ обостренной чувствительностью, но результаты были очень незначительны и непродолжительны. То время — шесть лтъ тому назадъ,— когда лепешки ободряли его умъ, усиливали ясность пониманія, укрпляли равновсіе мыслей и дйствій, — это время отошло въ прошлое. Съ нимъ случилось то же, что было, по его словамъ, съ Лексингтономъ: и въ его жизни рабъ превратился въ господина.

Когда онъ опять сдлалъ усиліе, чтобы, наконецъ, возбудить въ себ интересъ къ газет, открылась дверь и вошелъ его секретарь.

— Съ добрымъ утромъ,— сказанъ онъ.— Простите, что я явился такъ рано.

Это былъ молодой человкъ лтъ двадцати-трехъ, съ непринужденными манерами и очень живыми глазами. Его почтительность и предупредительность — онъ относился къ Чилькоту, какъ къ человку, уже достигнувшему того, къ чему онъ только стремился,— забавляла обыкновенно Чилькота, во иногда и тяготила его.

— Здравствуйте, Блессингтонъ,— сказалъ онъ.— Что опять произошло?

Онъ, по привычк, вздохнулъ и закрылъ лицо рукой, ограждаясь отъ солнечнаго луча, который нежданно проникъ черезъ туманный воздухъ.

Молодой человкъ усмхнулся.

— Дло идетъ о контрактахъ по рубк лса,— сказалъ онъ.— Вы общали мн заняться этимъ дломъ. Вдь вы уже цлую недлю медлите, а Крэкъ и Бернаджъ слезно молятъ дать отвтъ.— Онъ подошелъ въ столу и положилъ бумаги, которыя принесъ, на столикъ подл Чилькота.— Я очень жалю, что долженъ васъ побезпокоить,— прибавилъ онъ.— Надюсь только, что нервы у васъ сегодня въ порядк.

Чялькотъ перебиралъ бумаги. Когда Блессингтонъ заговорилъ о нервахъ, онъ поглядлъ на него съ подозрніемъ, но невинное лицо секретаря успокоило его.

— Нтъ,— сказалъ онъ,— мн лучше. Я вчера вечеромъ успокоилъ нервы бромомъ. Я вдь зналъ, что туманъ свалитъ меня съ ногъ, если я не приму мръ предосторожности.

— Я очень радъ, что вамъ лучше, хотя все-таки лучше бы не брать брома. Къ нему можно привыкнуть, и это опасно. Что касается того дла въ Варк, то хорошо бы заняться имъ теперь, если вы ничего противъ этого не имете.

Чилькотъ провелъ рукой по бумагамъ.

— Выходили вы вчера на улицу, Блессингтонъ?— спросилъ онъ.

— Нтъ, я ужиналъ съ знакомыми въ ‘Савой-отел’, и мы пропустили часъ тумана. Къ тому же, кажется, онъ былъ очень густой въ отдльныхъ мстахъ.

— Да, кажется.

Блессингтонъ поправилъ свой изящный галстукъ. Онъ быль очень учтивъ, но у него было сильно развито чувство долга.

— Простите, м-ръ Чилькотъ,— сказалъ онъ.— Нельзя ли поговорить о контракт. Мн непріятно надодать, но…

— Ахъ, да, контрактъ.— Чилькотъ взглянулъ на него, думая о другомъ.— Кстати, не видали ли вы вчера мою жену? Что она длала вчера вечеромъ?

— Я пилъ чай днемъ у м-ссъ Чилькотъ. Она говорила ма, что будетъ къ обду у леди Сабинетъ, и что до того должна сдлать еще нсколько визитовъ.— Онъ покосился на бумаги и на неподвижную руку Чилькота.

Чилькотъ засмялся.

— Ева, однако, очень любитъ свтскую жизнь,— сказалъ онъ.— Я бы не могъ обдать у Сабинетовъ, еслибы даже эта дало мн постъ премьера. У нихъ ужасный мэтръ д’отель, какое-то фамильное наслдіе. Онъ неимоврно толстъ и громко сопитъ. Когда я въ послдній разъ у нихъ завтракалъ, меня преслдовало потомъ во сн воспоминаніе о немъ.

Блессингтонъ весело усмхнулся.

— Миссъ Чилькотъ не боится дурныхъ сновъ,— возразивъ, онъ.— Но если вы мн позволите замтить вамъ…

Чилькотъ забарабанилъ пальцами объ столъ.

— Да, Ева не боится дурныхъ сновъ,— сказалъ онъ.— Въ этомъ пункт мы съ ней не сходимся.

Блессингтонъ старался скрыть свое нетерпніе. Онъ нсколько минутъ стоялъ неподвижно и глядлъ на свои сапоги съ остроконечными носками.

— Простите, м-ръ Чилькогь, я все-таки позволю себ напомнить вамъ…

Чилькотъ поднялъ голову недовольнымъ движеніемъ.

— Чортъ возьми, Блессингтонъ!— воскликнулъ онъ.— Не ужели меня никогда не оставятъ въ поко? Неужели я не могу ссть за столъ безъ того, чтобы мн не подсовывали какую-нибудь работу? Вчно работать!.. За послднія шесть лтъ я ни о чемъ другомъ не слышу, какъ о работ. Увряю васъ, бывали минуты…— Онъ вдругъ вскочилъ и подошелъ къ окну.— Бываютъ минуты, когда я готовъ былъ бы послать все въ чорту!

Блессингтонъ испугался его горячности и осторожно подошелъ къ нему.

— Но вдь не вашу политическую карьеру?

Чилькотъ колебался съ минуту, борясь противъ желанія, которое уже мсяцами наполняло его. Ему хотлось высказаться, но вопросительное, недоврчивое выраженіе на лиц Блессингтона леденило его, и онъ опять погрузился въ молчаніе.

— Ну, конечно… я не про это,— пробормоталъ онъ.— Молодые люди слишкомъ торопятся длать заключенія, Блессингтонъ…

— Простите. О томъ, чтобы вы отказались отъ вашего политическаго положенія, я и не думалъ. Помилуйте, вс бы эти Рикшо, Вэли, Крешемы, весь промышленный Варкъ васъ бы со свту сжилъ, еслибы оказалось нчто подобное,— въ особенности теперь, въ виду слуховъ о Персіи. Кстати, какъ по вашему, есть что-нибудь фактическое въ этой хоросанской исторіи? ‘Saint Georges Gazette’ писала вчера въ довольно рзкихъ выраженіяхъ.

Чилькотъ подошелъ снова къ столу. Лицо его было еще совсмъ блдное отъ пережитаго волненія, и пальцы взволнованно забарабанили по развернутой газет.

— Я не видлъ ‘Saint Georges’,— поспшно отвтилъ онъ.— Лэкли сейчасъ становится на дыбы, когда рчь заходитъ о Россіи. Но придется ли намъ выступить — это вопросъ другой. А что это, почему вы заговорили о Крэк и Бернадж? Вы что-то сказали о договор, кажется?

— Объ этомъ вамъ не стоитъ безпокоиться.— Блессингтонъ замтилъ дрожаніе въ углахъ рта и нервную рзкость въ голос.— Крэка и Бернаджа я могу урезонить. Если они получатъ отвтъ въ четвергъ, то этого совершенно достаточно.— Онъ началъ снова собирать бумаги.

Чилькотъ удержалъ его.

— Подождите минутку,— сказалъ онъ.— Подождите, я сейчасъ просмотрю. Мн всегда становится лучше, когда я длаю какое-нибудь дло. Пойдемте въ кабинетъ.

Онъ прошелъ черезъ комнату торопливыми шагами. У дверей онъ остановился.

— Пройдите впередъ, Блессиигтонъ,— сказалъ онъ.— А я послдую за вами черезъ десять минутъ. Я хочу сначала просмотрть газету.

Блессингтонъ поглядлъ на него съ недовріемъ.

— Вдь вы не забудете, не правда ли?

— Нтъ, конечно не забуду.

Блессингтонъ, видимо, все еще сомнвался, но все-таки вышелъ изъ комнаты и тихо закрылъ за собой дверь. Какъ только Чилькотъ остался одинъ, онъ медленно вернулся въ столу, слъ и пододвинулъ столъ. Глаза его устремились на блую скатерть — утренняя газета лежала нетронутая. Проходило время. Вошелъ слуга и убралъ завтракъ со стола. Чилькотъ слегка двинулся, но затмъ продолжалъ сидть въ томъ же положеніи. Когда слуга кончилъ свою работу, онъ поправилъ огонь въ камин и вышелъ изъ комнаты. Чилькотъ продолжалъ неподвижно сидть.

Понемногу ему становилось не по себ, онъ поднялся и перешелъ къ камину. Часы, стоявшіе на камин, какъ бы глядли ему прямо въ лицо. Онъ посмотрлъ на циферблатъ, вздрогнулъ и вынулъ карманные часы. Стрлки на тхъ и другихъ часахъ показывали двнадцать. Онъ нервно наклонился надъ столомъ и позвонилъ. Появился слуга.

— М-ръ Блессингтонъ въ кабинет?— спросилъ Чилькотъ.

— Пять минутъ тому назадъ онъ еще тамъ былъ.

Чилькотъ облегченно вздохнулъ.

— Хорошо. Такъ пойдите скажите ему, что я ушелъ, что мн нужно было выйти — по важному длу. Поняли?

— Понимаю. Слушаюсь, сэръ.

Не дожидаясь отвта слуги, Чилькотъ прошелъ мимо него и вышелъ изъ комнаты.

III.

Выйдя изъ дому, Чилькотъ продолжалъ идти быстро и безъ цли. На воздух ему снова ясно вспомнилось приключеніе минувшей ночи. Съ момента пробужденія воспоминаніе это его мучило, и при ясномъ дневномъ свт оно представилось его взору съ полной осязательностью. Все случившееся казалось ему мало вроятнымъ, но это ничего не мняло, фактъ оставался на лицо. Чилькотъ былъ въ томъ же пальто, какъ и наканун,— онъ невольно опустилъ руку въ карманъ и вынулъ карточку вчерашняго незнакомца.

‘М-ръ Джонъ Лодеръ’. Онъ, идя дальше, повторялъ это имя въ тактъ своимъ шагамъ. Кто этотъ Джонъ Лодеръ? Что онъ такое? Этотъ вопросъ мучилъ его, и онъ безсознательно ускорялъ шаги. Фактъ, что два похожихъ до смшного другъ на друга человка живутъ въ томъ же город, не зная о существованіи другъ друга, казался неразршимой загадкой. Его это положительно мучило. Въ непонятномъ сходств ему чудилась даже какая-то опасность. Онъ началъ жалть о настойчивости, съ которой навязалъ свою карточку незнакомцу. Онъ жаллъ также, что неосторожно распространился о Лексингтон. При воспоминаніи о томъ, что онъ говорилъ и что могъ бы еще сказать, его бросало въ жаръ и въ холодъ. Наконецъ, онъ остановился впервые посл того, какъ вышелъ и оглянулся вокругъ себя.

Выйдя изъ дому на Гровноръ-Сквэр, онъ шелъ по направленію къ западу и быстро дошелъ до Марбль-Арчъ. Не обращая вниманія на окружающее, онъ пошелъ по Эджверъ-Роду и попалъ въ лабиринтъ мелкихъ улицъ за Падингтономъ. И тогда только онъ съ изумленіемъ замтилъ, какъ далеко зашелъ. Сырые обрывки тумана висли еще съ минувшей ночи, какъ липкая завса, на выступахъ домовъ. Ничто не нарушало однообразной окраски, нигд не видно было никакой зелени, все было спокойно, уродливо, запущено. Но на Чилькота убогость улицъ производила успокаивающее впечатлніе. Среди этихъ жалкихъ домовъ, среди пшеходовъ, занятыхъ каждый своимъ дломъ, онъ чувствовалъ нкоторое облегченіе. Если человкъ остановится на фешёнэбельныхъ улицахъ, занятый своими мыслями, на него тотчасъ же обратится множество наглыхъ, пытливыхъ взоровъ. А тутъ можно было стоять хоть цлыхъ полчаса, и никто не обращалъ вниманія. Обрадованный этимъ, Чилькотъ пробродилъ еще цлый часъ, переходя съ улицы на улицу то медленными, то ускоренными шагами,— смотря по ходу мыслей. Наконецъ, онъ прервалъ это блужданіе и зашелъ въ маленькій ресторанъ.

Помщеніе было низкое и грязное, въ воздух было душно и чадно — пахло плохо приготовленной пищей. Чилькотъ вошелъ туда безъ малйшаго отвращенія и безъ скрытой осмотрительности, съ которой входилъ обыкновенно къ себ домой. Страннымъ образомъ онъ чувствовалъ себя свободне въ этой чуждой мелкой обстановк, чмъ въ собственномъ кругу, гд на немъ тяготло столько обязанностей. Онъ выбралъ мсто въ углу и заказалъ кофе, спрятавшись въ полу-тьм, всь окутанный облаками дыма, онъ сидлъ и казался самому себ блуждающей безличной частичкой бытія, освобожденной отъ оковъ и безцльно несущейся въ блаженной безсознательности. Ему было отрадно это созданіе его фантазіи,— но оно не долго длилось. Въ послднее время онъ страдалъ отъ мучительной нершительности во всхъ поступкахъ и цляхъ, отъ невозможности сдлать какое-либо напряженіе, и чувствовалъ отвращеніе отъ малйшаго усилія. Онъ даже не могъ закурить второй папироски,— прежнее безпокойство снова имъ овладло, и онъ сталъ нервно двигаться на стул. Черезъ пять минутъ, онъ поднялся, заплатилъ по маленькому счету и вышелъ.

На улиц онъ остановился и вынулъ часы,— у него было еще три часа передъ условленнымъ дловымъ свиданіемъ. Онъ подумалъ о томъ, какъ употребить эти три часа. За послднія пять минутъ онъ опять сталъ бояться одиночества, пустынныя улицы стали пугать его своей безотрадной пустотой, которой онъ до того совершенно не замчалъ.

Въ то время какъ онъ еще нершительно обдумывалъ, что предпринять, медленно прохалъ мимо него по улиц пустой кэбъ. Видъ изящно одтаго господина привлекъ вниманіе кучера на Чилькота. Онъ подъхалъ ближе и сталъ замедлять ходъ. Появленіе кэба невольно вызвало у него въ воображеніи представленіе объ элегантной жизни. Мысли его съ быстротой молніи направились по другому направленію, и онъ поднялъ руку. Кэбъ остановился, онъ слъ въ каретку.

— Куда прикажете?— спросилъ кучеръ.

— Все равно,— отвтилъ Чилькотъ,— куда-нибудь къ Пэль-Мэлю.— Когда лошадь двинулась, онъ крикнулъ черезъ окошечко: — Подождите, я передумалъ. Позжайте на Кадоганъ-Гарденсъ, 33.

——

Они быстро дохали до Кадоганъ-Гарденсъ, и Чилькотъ едва усплъ опомниться, какъ кэбъ уже остановился. Онъ соскочилъ, заплатилъ за проздъ и быстро прошелъ въ домъ.

— Лэди Аструпъ дома?— спросилъ онъ, когда открылась дверь.

Лакей почтительно отступилъ и сказалъ:

— Милэди только-что кончила лёнчъ.

Чилькотъ ничего не отвтилъ и вошелъ въ переднюю. Остановившись посреди комнаты, онъ сказалъ:

— Не безпокойте милэди. Я подожду ее въ блой комнат.

Не обращая боле вниманія на лакея, онъ поднялся по лстниц.

Въ комнат, гд онъ ждалъ, горли дрова въ камин. Огонь вносилъ уютность въ атмосферу январьскаго дня и бросалъ мягкіе красочные отсвты на тяжелыя блыя драпировки, позолоченную мебель и венеціанскія вазы, полныя блыхъ розъ. Онъ подошелъ къ самому камину и подержалъ руки надъ огнемъ. Потомъ онъ опять забеспокоился, сталъ чувствовать обычное тревожное состояніе, обернулся и подошелъ къ дивану, стоявшему неподалеку отъ огня. На диван — между прозрачнымъ хрустальнымъ шаромъ и раскрытымъ романомъ — лежала въ глубокомъ сн персидская кошка. Чилькотъ поднялъ кверху тонко граненый шаръ и подержалъ его противъ огня. Потомъ онъ тихо засмялся, бросилъ шаръ на прежнее мсто и схватилъ кошку за хвостъ. Кошка проснулась, потянулась и стала мурлыкать. Въ эту минуту открылась дверь комнаты. Чилькотъ обернулся.

— Я вдь сказалъ, чтобы тебя не безпокоили,— сказалъ онъ.— Ты наврное на меня въ претензіи?

Онъ сказалъ это съ легкимъ оттнкомъ раздраженности, которая часто примшивалась къ его словамъ. Лэди Аструпъ взяла его за руку ласковымъ движеніемъ и улыбнулась.

— Ничуть я не въ претензіи, что ты!— медленно отвтила она пвучимъ тономъ и потомъ снова улыбнулась. Зоркій наблюдатель подмтилъ бы нкоторую искусственность въ этой улыбк. Но разв у такого человка, какъ Чилькотъ, остается время и способность къ наблюденіямъ, когда дло идетъ о женщинахъ! Вншность улыбки была привтливая, и этого было довольно.

— Что ты все это время длалъ?— спросила она погодя,— Я уже думала, что ты меня совсмъ забылъ.— Она подошла къ дивану, взяла кошку на руки и поцловала ее:— Ну, не очаровательное ли созданіе?— сказала она.

Лэди Аструпъ очень граціозно повернулась къ Чилькоту съ кошкой на рукахъ. Ей было двадцать-семь лтъ, и она все еще имла видъ молодой двушки. Линіи лица были очень чистыя, блдно-золотистый отливъ волосъ придавалъ воздушность лицу, и ея стройная фигура была необыкновенно молода и гибка. На ней было блдно-желтоватое платье, которое очень гармонировало съ ея нжнымъ цвтомъ лица.

— Ну, а теперь садись и отдохни — или, если хочешь, ходи по комнат. Мн все равно.— Она сла на диванъ и взяла въ руки стеклянный шаръ.

— Это что за новая игрушка? Къ чему она?— Чилькотъ поглядлъ на нее, стоя у камина, въ которому онъ прислонился: Ему самому не было ясно, чмъ собственно привлекала его Лиліанъ Аструпъ. Ея поверхностность успокаивала его, ея непослдовательный эгоизмъ помогалъ ему забывать о себ. Она никогда не справлялась о томъ, что съ нимъ длается. Она никогда не ждала ничего невозможнаго. Она предоставляла ему приходить, уходить, длать что ему угодно, и никогда не спрашивала о причинахъ и цляхъ. Она была обаятельна, граціозна, игрива какъ кошка,— то, что она можетъ злиться, царапаться, тоже какъ кошка, не стсняло Чилькота. Иногда онъ выражалъ неопредленную зависть въ покойному лорду Аструпу. Но едва ли, еслибы даже обстоятельства это дозволяли, ршился бы онъ стать его преемникомъ. Лиліанъ была очаровательной подругой, но годилась ли она въ жены — былъ другой вопросъ.

— Что это за игрушка?— спросилъ онъ опять.

Она медленно подняла на него глаза.

— Какой ты противный, Джонни! Вдь это моя новйшая страсть.

Ея обаяніе заключалось, между прочимъ, и въ томъ, что она не могла жить безъ какой-нибудь игрушки или ‘страсти’. Каждый новый капризъ вытснялъ старый, но къ каждому она относилась сначала съ очаровательнымъ неискреннимъ увлеченіемъ, съ той же преувеличенной восторженностью. Все это было, конечно, напускное,— но она такъ очаровательно позировала, что никто не могъ на нее сердиться за это.

— Не смйся,— протестовала она, опустивъ кошку на землю.— Я брала уроки — по пяти фунтовъ стерлинговъ за часъ — и у очаровательнаго человка — профессіональнаго учителя. Я была очень усердной ученицей. Конечно, ничего кром неопредленныхъ туманныхъ явленій я пока еще не видла, но самое главное — именно видть неопредленное. Остальное придетъ само собой. Я попрошу Бланшъ, чтобы она позволила мн придти въ костюм гадалки на ея большой праздникъ въ март,— я тогда буду предсказывать судьбу даже всмъ вамъ, скучнымъ политикамъ.

Чилькотъ засмялся.

— А какъ же это длается?— спросилъ онъ.

— Ахъ, это очаровательно! Садятся за столъ и ставятъ вотъ этотъ стеклянный шаръ передъ собой,— объясняла она, смясь.— Потомъ берутъ руки объекта, кладутъ ихъ на столъ и, мягко гладя ихъ, глядятъ на шаръ. Такъ устанавливается ‘симпатическій токъ’.— Она взглянула на него съ неподражаемо невиннымъ видомъ.— Показать теб?

Чилькотъ пододвинулъ столикъ къ дивану и положилъ на него руки ладонями внизъ.

— Такъ, что-ли?— спросилъ онъ.

Но вдругъ онъ почувствовалъ какую-то глупую нервность и снялъ руки со стола.

— Мы въ другой разъ это попробуемъ,— быстро сказалъ онъ.— Ты мн покажешь какъ-нибудь. Сегодня я не расположенъ…

Если даже Лиліанъ и почувствовала нкоторое разочарованіе, она этого по крайней мр не высказала.

— Бдненькій!— мягко сказала она.— Сядь подл меня,— незачмъ печалиться.— Она указала ему на мсто подл себя, и когда онъ тяжело опустился на диванъ, взяла его руку и нжно погладила ее. Ея прикосновеніе подйствовало на него успокаивающимъ образомъ, и онъ не отнималъ руки. Потомъ она вдругъ отняла руку и воскликнула съ легкимъ упрекомъ въ тон:

— Ты прямо возмутительный человкъ — у тебя уже нтъ ‘маникюра’. Гд же результаты моего воспитанія?

Чилькотъ засмялся.

— Все забыто,— сказалъ онъ легкимъ тономъ. Но потомъ выраженіе лица и тонъ его голоса измнились.— Для человка въ моемъ возраст,— сказалъ онъ,— роскошь не иметъ цны. Приходится считаться только съ общественными обязательствами. Я лично завидую нищему на улиц,— ему не нужно бриться, не нужно мыться.

Лиліанъ высоко подняла брови. Такія чувства превышали ея пониманіе.

— Уходъ за ногтями вдь дло другое,— сказала она съ упрекомъ.— Въ особенности, когда у человка такія красивыя руки. Твои руки и твои глаза прежде всего покорили меня, ты вдь самъ знаешь.— Она мягко вздохнула, предаваясь нжному воспоминанію.— Мн казалось такимъ характернымъ, что ты не носишь колецъ,— вдь соблазнъ былъ такой близкій. Она взглянула на свои собственные пальцы, сверкавшіе драгоцнными камнями.

Мимолетное пріятное дйствіе отъ ея прикосновенія прошло. Чилькотъ отдернулъ руку и взялъ книгу, которая лежала между ними.

—‘Подъ фальшивымъ флагомъ’,— прочелъ онъ.— Конечно, романъ?

— Конечно,— отвтила она, улыбаясь.— Очень увлекательная исторія: два человка, которые мняются своими личностями.

Чилькотъ поднялся и перешелъ опять въ камину.

— Мняются личностями?— спросилъ онъ съ интересомъ.

— Да. Одинъ — художникъ, другой — милліонеръ. Одному хотлось бы испытать ощущеніе славы, а другому — ощущеніе огромнаго богатства. И они на мсяцъ обмнялись ролями.— Она засмялась.

Чилькотъ тоже засмялся.

— Какъ же они это устроили?— спросилъ онъ.

— Да я же говорю, что замыселъ нелпъ. Представь себ, что два человка такъ похожи другъ на друга, что ни друзья, ни прислуга не замчаютъ подмна. Вдь это невозможно.

Чилькотъ устремилъ глаза въ огонь.

— Да,— сказалъ онъ медленно.— Да… это кажется невозможнымъ.

— Конечно, невозможно. Бываютъ сходства, но ужъ не такія нелпыя.

Пока она говорила, Чилькотъ сидлъ, опустивъ голову, но при послднихъ словахъ онъ поднялъ глаза.

— Знаешь, однако,— сказалъ онъ,— я бы все-таки не сталъ такъ увренно утверждать это. Еще недавно я видлъ двухъ людей, до того похожихъ другъ на друга, что я… Ты, кажется, не вришь?— спросилъ онъ, видя, что Лиліанъ улыбается.— Ты думаешь, что это была игра моей фантазіи?

— Да нтъ же, милый, вовсе я этого не думаю. Садись и разскажи мн всю эту исторію.— Она снова улыбнулась и указала на диванъ привтливымъ жестомъ.

Духовное равновсіе Чилькота пошатнулось… Въ первый разъ онъ почувствовалъ, что Лиліанъ принадлежитъ къ той недоврчивой, наблюдательной толп, которой онъ всегда остерегался. Подъ гнетомъ этого впечатлнія, онъ быстро направился къ двери.

— Мн нужно въ парламентъ,— сказалъ онъ.— Я опять зайду — когда буду въ лучшемъ настроеніи. Я знаю, что я сегодня несносенъ. Ты вдь знаешь — мои нервы.— Онъ подошелъ къ дивану и взялъ ее за руку, потомъ прикоснулся на минуту къ ея щек рукой.— До свиданья,— сказалъ онъ.— Всего хорошаго теб — и твоей кошк.— Эти слова онъ прибавилъ шутливо, уже на порог.

——

Къ вечеру нервное раздраженіе Чилькота дошло до высшей точки. Цлый день онъ съ величайшимъ усиліемъ сдерживался, чтобы не разразиться нервнымъ припадкомъ, но когда онъ очутился въ зимнихъ сумеркахъ въ палат общинъ, на скамь оппозиціи, то почувствовалъ, что сила сопротивленія въ немъ угасаетъ, что онъ уже не можетъ бороться съ собой. Опасенія его оправдались въ тотъ же вечеръ, когда пришелъ моментъ выступить съ интерпеляціей противъ правительства, въ связи съ устройствомъ новыхъ доковъ и съ бюджетомъ морского министерства. Тогда онъ въ первый разъ убдился, что муки, испытанныя имъ за послдніе мсяцы, привели къ наружнымъ, также какъ и скрытымъ явленіямъ разрушенія, что ему грозитъ невозможность продолжать свои профессіональныя занятія, что сила воли въ немъ разбита и характеръ испорченъ.

Это потрясающее для него открытіе явилось совершенно неожиданнымъ. Въ сумерки онъ еще былъ сравнительно спокоенъ, я нервность его выражалась только въ томъ, что онъ часто поправлялъ воротникъ или мнялъ положеніе. Но когда залу освтили, и онъ откинулся на своемъ сидньи съ закрытыми глазами, то имъ овладло мучительное сознаніе, что онъ сквозь закрытыя вки видитъ лица на противоположной сторон палаты, что онъ ясно отличаетъ рядъ заспанныхъ, сочувственныхъ наблюдательныхъ глазъ. Такого ощущенія онъ никогда прежде не испытывалъ, но теперь оно всецло овладло имъ. Ему казалось, что эти взоры прямо проникаютъ вглубь его глазъ, отъ страха у него выступилъ холодный потъ на лбу. Въ эту минуту какъ разъ лидеръ его партіи, Фрэдъ, обернулся къ нему, перегнулся черезъ спинку его сиднья и коснулся его колнъ. Чилькотъ вздрогнулъ и открылъ глаза.

— Кажется… я… задремалъ?— смущенно сказалъ онъ.

Фрэдъ улыбнулся сухой любезной улыбкой.

— Это печальное признаніе для члена оппозиціи,— сказалъ онъ.— Я хотлъ съ вами видться уже утромъ, Чилькотъ. По моему, за этимъ персидскимъ инцидентомъ все-таки что-то кроется. Вамъ, крупнымъ коммерсантамъ, нужно не звать.

Чилькотъ пожалъ плечами.

— Это дло спорное,— сказалъ онъ.— Я не врю, что это серьезно. Лэкли поднесъ спячку къ пороховой бочк, но получился только небольшой трескъ и много дыма.

Фрэдъ не улыбался.

— А каково настроеніе въ Варк?— спросилъ онъ.

— Въ Варк?— не знаю, право. За послднюю недлю я не знаю, что тамъ длается. У меня столько личныхъ длъ и заботъ…

Онъ чувствовалъ себя неловко отъ пытливыхъ вопросовъ своего властнаго единомышленника. Фрэдъ открылъ было ротъ, какъ бы собираясь отвчать, потомъ снова стиснулъ губы съ сдержаннымъ достоинствомъ и отвернулся. Чилькотъ откинулся назадъ на сидньи и незамтно провелъ рукой по лбу. Вс его мысли сосредоточены были на одномъ предмет,— и этимъ предметомъ былъ онъ самъ. Взглядъ его направился черезъ весь густо заполненный освщенный залъ до стеклянныхъ дверей, онъ посмотрлъ на своихъ коллегъ, которые сидли одни съ равнодушными, другіе съ внимательными лицами. Потомъ пальцы его незамтно скользнули въ жилетный карманъ. Обыкновенно онъ бралъ лепешки съ морфіемъ съ собой, но сегодня онъ ихъ забылъ дома. Онъ это зналъ, и все-таки продолжалъ искать, чувствуя физическое недомоганіе во всемъ тл отъ потребности привычнаго лекарства. Онъ былъ совершенно равнодушенъ ко всему, что происходило вокругъ него, и безсознательно приподнялся на половину со своего мста. Господинъ, сидвшій рядомъ съ нимъ, поднялъ глаза.

— Не уходите, Чилькотъ,— сказалъ онъ.— Рефордъ скоро закончитъ свою болтовню.

Чилькотъ слъ на свое мсто съ чувствомъ облегченія. Очевидно, на лиц его незамтны были слды его сильнаго внутренняго разстройства. Рефордъ слъ на мсто. Послдовала обычная пауза и затмъ движеніе. Потомъ поднялся Визъ, депутатъ отъ Сальчестера.

При первыхъ словахъ оратора, Чилькотъ сталъ опять искать рукой въ жилетномъ карман, и опять глаза его устремились къ входной двери. Но передъ нимъ стоялъ, высоко выпрямившись. Фрэдъ, и онъ не двигался поэтому съ мста.

Онъ съ величайшимъ усиліемъ вынулъ свои замтки и сталъ нервно разглаживать ихъ. Но какъ онъ ни вглядывался въ листы, исписанные яснымъ почеркомъ Блессингтона, онъ не могъ сообразить, что тамъ ваписано. Онъ взглянулъ въ лицо предсдателя, затмъ на лица сидвшихъ на министерской скамь, потомъ снова откинулся. назадъ. Его сосдъ замтилъ это движеніе.

— Собираетесь съ силами для рчи?— спросилъ онъ.

— Нтъ,— торопливо отвтилъ Чилькотъ,— я просто чувствую себя очень скверно. Уже давно мн не было такъ плохо.

Сосдъ внимательно посмотрлъ на него.— Здоровье не въ порядк?— спросилъ онъ. Признанія со стороны Чилькота были большой неожиданностью.

— Нтъ, но эта постоянная каторжная работа — проклятая долбежка… Въ то время какъ онъ говорилъ, у него вдругъ упали силы. Онъ забылъ своего сосда, свое парламентское положеніе — все, кром мучительной потребности, переполнявшей его тло м душу. Онъ едва сознавалъ, что длаетъ, когда поднялся, наклонился и прошепталъ что-то за ухо Фрэду. Фрэдъ обернулся къ нему съ пытливымъ испуганнымъ видомъ, и нсколько разъ утвердительно кивнулъ головой. Чрезъ минуту Чилькотъ удалился съ своего мста неспокойными, нервными шагами. По дорог съ нимъ заговаривали два-три человка, но онъ почти невжливо отстранилъ ихъ, направился къ выходу и подозвалъ кэбъ. Поздка на Гровноръ-Сквэръ была ужасна. Онъ все время пересаживался съ одного угла коляски въ другой. Острыя внутреннія муки усиливались съ каждой минутой промедленія, отъ каждаго движенія. Наконецъ, онъ вышелъ изъ кэба, подъхавъ въ дому, сошелъ, чувствуя страшную слабость во всхъ членахъ, быстро взбжалъ по лстниц и прошелъ въ свои комнаты. Онъ осторожно открылъ дверь въ спальню и зорко оглядлся. Свтъ былъ зажженъ, но комната была пуста. Съ нервнымъ возбужденіемъ, которое онъ съ трудомъ могъ превозмочь, онъ вошелъ и заперъ за собой дверь. Потомъ онъ кинулся къ стнному шкапу, открылъ его и взялъ съ полки пузырекъ съ лепешками. Руки его дрожали, когда онъ ставилъ пузырекъ на столъ. Мука цлаго дня, ужасъ послднихъ часовъ и конечная катастрофа — все это теперь рвалось наружу. Онъ распустилъ большую дозу морфія, чмъ когда-либо, быстро осушилъ стаканъ, прошелъ наискось черезъ комнату и бросился въ плать на постель.

IV.

Для тхъ, кто живетъ въ Вэстъ-Энд, Флитъ-Стритъ — пустое имя, также какъ Клифордсъ-Иннъ. И все же Клифордсъ-Иннъ примыкаетъ къ зданію суда, скрываясь въ его глубокой тни, какъ могила у стны сельскаго кладбища: такая же зеленая трава, такіе же срые камни и такъ же неслышно замираютъ шаги прохожихъ.

Противъ обведеннаго ршеткой зеленаго садика внутри двора стоялъ домъ, въ которомъ жилъ Джонъ Лодеръ. На первый взглядъ, зданіе производило пустынное впечатлніе дома, занятаго только конторами, и гд жизнь существуетъ только въ дневные часы. Но когда спускалась ночь, зажигались огоньки, то въ одномъ этаж, то гд-нибудь въ другомъ,— какъ маяки трудовыхъ существованій, подающихъ другъ другу сигналы. Комнаты, въ которыхъ жилъ Джонъ Лодеръ, были въ верхнемъ этаж. Изъ оконъ можно было съ философскимъ спокойствіемъ глядть внизъ, на верхушки деревьевъ, забывая про разбитую мостовую разваливающуюся ршетку сквэра. На двери висла дощечка съ его именемъ, но она выцвла отъ времени, и буквы стали тнями самихъ себя. Весь домъ съ его пустыми стнами и темными лстницами производилъ печальное, безотрадное впечатлніе.

Но при вход во внутрь непріятное впечатлніе значительно смягчалось. Помщеніе направо въ конц узкаго корридора было не слишкомъ маленькое, но очень низкое. Цвтъ стны, какъ и дощечки на двери, былъ грязный, полъ былъ голый, безъ ковра. Посреди комнаты стоялъ прекрасный старый столъ изъ временъ Кромвеля, на простыхъ полкахъ и на камин стояло нсколько очень цнныхъ книгъ — большей частью политическаго и историческаго содержанія. На окнахъ не было занавсей, на стол стояла обыкновенная рабочая лампа подъ зеленымъ абажуромъ. Видно было, что тутъ живетъ человкъ, у котораго мало привязанности къ вещамъ и еще меньше радостей въ жизни, человкъ, который существуетъ потому, что онъ живъ, и который работаетъ потому, что онъ долженъ работать.

На третій вечеръ посл туманной ночи, Джонъ Лодеръ сидлъ у письменнаго стола при свт лампы подъ зеленымъ абажуромъ. На среднемъ стол стояли остатки скромнаго ужина, въ камин горлъ небольшой огонь.

Посл того, какъ Лодеръ писалъ часа два, онъ отодвинулъ стулъ и выпрямилъ окоченлые пальцы. Потомъ онъ звнулъ, поднялся и медленно прошелся по комнат. Подойдя въ камину, онъ взялъ трубку, положенную тамъ, и немного табаку изъ ящика, стоявшаго за книгами. Лицо его было усталое и разстроенное, какъ часто у людей, которые долго работали надъ чмъ-нибудь, совершенно чуждымъ имъ по духу. Онъ растеръ табакъ въ рукахъ, медленно набилъ трубку и закурилъ. Въ эту минуту вниманіе его было возбуждено шагами, гулко раздававшимися по лстниц безъ ковра. Онъ поднялъ голову и сталъ прислушиваться.

Шаги остановились. Онъ слышалъ, какъ кто-то зажегъ спичку. Поститель, очевидно, не былъ знакомъ съ домомъ. Потомъ его шаги снова зашаркали и остановились передъ дверью Лодера. На лиц Лодера выразилось величайшее изумленіе, и онъ отложилъ трубку. Когда незнакомецъ постучалъ, онъ спокойно прошелъ черезъ комнату и отворилъ ему дверь. Въ корридор было темно, и поститель невольно отступилъ, увидавъ яркій свтъ въ комнат.

— Мистеръ Лодеръ?— спросилъ онъ. Потомъ онъ вдругъ смущенно улыбнулся, точно извиваясь.— Простите,— сказалъ онъ.— Свтъ меня слегка ослпилъ. Я не сразу увидлъ, что это вы.

Лодеръ, вопреки своей обычной несообразительности, сразу узналъ голосъ своего страннаго знаковаго, встрченнаго въ туманную ночь.

— Ахъ, такъ это вы!— сказалъ онъ.— Пожалуйте.— Голосъ его звучалъ холодно. Его, видимо, удивляло, что снова воскресло полузабытое событіе. И удивленіе его было, повидимому, не изъ пріятныхъ. Онъ медленно подошелъ къ камину, и гость его послдовалъ за нимъ.

Пришедшій имлъ нервный, возбужденный видъ.— Простите, что я являюсь въ неподходящій часъ,— сказалъ онъ.— Но мое время не принадлежитъ исключительно мн самому.

Лодеръ сдлалъ успокаивающее движеніе рукой.— Да кто господинъ своего времени?— спросилъ онъ. Это замчаніе придавало бодрости Чилькоту, и онъ тоже приблизился къ огню. До этой минуты онъ избгалъ глядть Лодеру въ лицо. Но теперь онъ поднялъ глаза, и опять — какъ онъ ни былъ подготовленъ — отшатнулся при вид необычайнаго сходства. Тутъ, въ бдно обставленной и плохо освщенной комнат, сходство казалось еще боле удивительнымъ, чмъ въ таинственномъ покров туманной ночи.

— Я прошу прощенія,— сказалъ онъ.— Мое ощущеніе чисто физическое,— я невольно выражаю свое изумленіе.

Лодеръ усмхнулся. Легкое неуваженіе, которое Чилькотъ вызвалъ у него при первой встрч, теперь еще усилилось, и къ нему присоединилось другое ощущеніе, не совсмъ для него ясное. Этотъ человкъ производилъ впечатлніе такой слабости, такого непостоянства,— а между тмъ онъ былъ странной каррикатурой его собственнаго ‘я’.

— Сходство, дйствительно, поражающее,— сказалъ онъ.— Но все же нечего терять изъ-за него душевное равновсіе. Подойдите ближе въ огню. Что васъ привело сюда? Любопытство?

У камина стояло деревянное кресло. Онъ жестомъ указалъ на него, и потомъ снова взялъ въ руку дымящуюся трубку. Чилькотъ исподтишка смотрлъ на него и слъ на указанное мсто.

— Сходство необычайное,— сказалъ онъ, точно не будучи въ состояніи разстаться съ этой мыслью.

Лодеръ оглянулся.

— Да, это очень бросается въ глаза,— сказалъ онъ, и прибавилъ другимъ тономъ:— Не хотите ли курить?

Чилькотъ сталъ вынимать папироску, но Лодеръ предупредилъ его и, взявъ ящикъ съ камина, протянулъ ему.

— Это единственная роскошь, которую я себ позволяю,— насмшливо сказалъ онъ.— Мои средства позволяютъ мн только одну какую-нибудь прихоть, и я, кажется, сдлалъ мудрый выборъ. Это вдь единственный порокъ, который не обходится слишкомъ дорого.— Онъ пытливо взглянулъ на лицо, такъ комично похожее на его собственное, зажегъ свернутую бумажку и передалъ ее своему постителю. Чилькотъ погладилъ свою папироску и нагнулся впередъ. При свт горящей бумаги черты его имли напряженный и выжидающій видъ. Но Лодеръ замтилъ, что губы его не вздрогнули, какъ въ первый разъ, когда онъ ему предложилъ огонь для папироски.

— Что вы хотите выпить? Или, лучше сказать, не хотите ли стаканъ виски?— спросилъ онъ.— Ничего другого у меня нтъ. Роскошь гостепріимства мн, къ несчастію, недоступна.

— Я рдко пью,— отвтилъ Чилькотъ, покачавъ головой.— Но вы, пожалуйста, не стсняйтесь изъ-за меня.

— Я выпиваю разъ въ сутки что-нибудь,— обыкновенно въ два часа ночи, когда заканчиваю работу. Одинокій человкъ долженъ слдить за собой.

— Вы работаете до двухъ часовъ?

— До двухъ,— иногда и до трехъ.

Чилькотъ взглянулъ въ сторону письменнаго стола.

— Пишете?— спросилъ онъ.

Лодеръ утвердительно кивнулъ головой.

— Книги?— спросилъ Чилькотъ, и голосъ его слегка дрогнулъ отъ ожиданія.

Лодеръ горько засмялся.

— Нтъ, не книги,— сказалъ онъ.

Чилькотъ откинулся въ кресл и провелъ рукой по лбу. Онъ едва могъ скрыть радость, вызванную словами Лодера.

— Въ чемъ же заключается ваша работа?

Лодеръ отвернулся.

— Не спрашивайте,— коротко сказалъ онъ.— Когда у человка есть одна только способность, и эту способность не въ чемъ проявить, то все остальное ни къ чему не ведетъ. Я обрабатываю чужое поле: тяжелый трудъ и малое вознагражденіе.

Онъ стоялъ спиной къ огню и смотрлъ своему постителю прямо въ лицо, въ его манер держаться была странная смсь гордости, упрямства и безнадежности.

Чилькотъ опять нагнулся нсколько впередъ.

— Почему вы говорите о себ въ такихъ выраженіяхъ? Вдь вы человкъ образованный и воспитанный?— Онъ предлагалъ эти вопросы, напряженно ожидая отвта.

— Что значитъ образованность и воспитаніе?— спросилъ Лодеръ со смхомъ.—Этимъ въ Лондон мостовыя мостить можно. Что значитъ хорошее воспитаніе? Придворное платье, которое требуется при представленія королю,— парикъ и мантія для адвоката. Но разв парикъ и мантія всегда означаютъ знаніе дла? Разв придворное платье обозначаетъ и королевскую милость? Нтъ, воспитаніе и образованіе не играютъ никакой роли. Все дло — въ благопріятныхъ условіяхъ. Вы бы должны были это знать.

Чилькотъ неспокойно задвигался въ кресл.

— Сколько горечи въ вашихъ словахъ!— сказалъ онъ.

Лодеръ поднялъ глаза.

— Гораздо больше горечи въ моихъ мысляхъ,— и это хуже. Я одинъ изъ тхъ несчастныхъ, которые ждали денегъ, и потому не выбрали никакой профессіи, не избрали себ даже какого-нибудь занятія… у нихъ поэтому нтъ ничего, за что можно было бы ухватиться при кораблекрушеніи,— ихъ теченіе неминуемо выгоняетъ въ открытое море. Я вдь васъ ночью предупреждалъ, что не слдуетъ направлять корабль въ мою сторону, я — разбитый корабль, который носится по волнамъ.

У Чилькота вспыхнули глаза.

— Вамъ, кажется, плохо пришлось отъ людей?— спросилъ онъ.— Проигрались вы въ сношеніяхъ съ другими?

— Другіе играли. Я только пострадалъ отъ результатовъ чужой игры.

— И очень?

— Вмсто восьмидесяти тысячъ фунтовъ, у меня осталось около восьмисотъ.

— И какъ же вы съ этимъ примирились?— невольно спросилъ Чилькотъ.

— Мн было тогда двадцать-пять лтъ, я былъ полонъ надеждъ и очень самонадянъ. Но въ жизни нтъ мста ни для того, ни для другого.

— А ваша семья?

— Моего послдняго родственника я потерялъ одновременно съ моимъ состояніемъ.

— А ваши друзья?

Лодеръ отложилъ трубку.

— Я вдь уже говорилъ — мн было тогда двадцать-пять лтъ. Вдь это все объясняетъ. Я никогда не думалъ о томъ, что будетъ,— не врилъ, что перемна денежныхъ обстоятельствъ можетъ измнить мою жизнь. Словомъ, мн было двадцать-пять лтъ.— Онъ улыбнулся.— Когда выяснилось мое положеніе, я продалъ все, оставивъ себ только столъ и нсколько книгъ. Я надлъ простое платье и отпустилъ бороду. Потомъ я положилъ весь мой капиталъ въ карманъ и повернулъ спину Англіи, ни съ кмъ не прощаясь.

— На сколько времени?

— Лтъ на шесть. Въ это время я объздилъ половину Европы и добрую часть Азіи.

— А потомъ?

— А потомъ я опять сбрилъ бороду, вернулся въ Лондонъ и взялъ имущество, которое скопилъ себ.

Любопытство Чилькота не то обижало, не то сердило его. Но Чилькотъ сидлъ неподвижно и смотрлъ на него въ упоръ. Рзкая опредленность личности Лодера и незначительность достигнутыхъ имъ результатовъ приводили его въ изумленіе. Лодеръ это замтилъ.

— Вы, очевидно, спрашиваете себя, зачмъ я собственно явился на свтъ?— быстро спросилъ онъ.— Иногда я самъ спрашиваю себя объ этомъ.

При этихъ словахъ что-то измнилось въ лиц Чилькота. Онъ приподнялся наполовину, потомъ снова опустился въ кресло.

— У васъ нтъ друзей?— спросилъ онъ.— Ваша жизнь не иметъ для васъ никакой цнности?

Лодеръ поднялъ голову.

— Я зналъ, что произведу на васъ такое впечатлніе.

— Такъ вы совершенно свободный человкъ?

— Человкъ, который работаетъ для насущнаго хлба, не свободенъ. Еслибы дло обстояло иначе, я бы, можетъ быть, шелъ вашими путями — участвовалъ бы въ законодательной и правительственной жизни. Было время, когда мои надежды направлены были въ эту сторону. Но мои надежды, также какъ и многое чисто матеріальное, относятся уже къ прошлому.

Онъ остановился и посмотрлъ на своего гостя.

Перемна въ Чилькот обозначилась тмъ временемъ еще боле рзко. Онъ опять сталъ мять папироску въ рукахъ, брови опустились книгу и губы дрожали отъ внутренняго волненія. Съ минуту онъ сидлъ тихо, избгая взгляда Лодера, потомъ онъ вдругъ собрался съ духомъ и посмотрлъ ему прямо въ лицо.

— А что, еслибы оказалось, что у васъ есть будущее, несмотря на то, что есть и прошедшее?

Съ минуту царило глубокое молчаніе. Потомъ, среди ночной тишины, съ трехъ башенъ пробило одиннадцать часовъ, и бой ихъ вызвалъ отзвуки другихъ башенныхъ часовъ, громкихъ или слабыхъ, ясныхъ или оглушительно-громкихъ. Чилькотъ вздрогнулъ. Точно охваченный неотразимымъ порывомъ, онъ снова заговорилъ:

— Вы, вроятно, считаете меня сумасшедшимъ?— началъ онъ.

Лодеръ вынулъ трубку изо рта.

— Я не длаю такихъ быстрыхъ заключеній,— сказалъ онъ спокойно.

Нсколько времени Чилькотъ смотрлъ на него молча, точно стараясь угадать его мысли, а потомъ снова заговорилъ:

— Послушайте, что я вамъ скажу. Я пришелъ сегодня сдлать вамъ одно предложеніе. Когда вы узнаете, въ чемъ дло, вы прежде всего будете смяться,— я тоже сначала смялся. Потомъ вы — какъ и я — поймете возможность того, о чемъ я говорю, и тогда… — онъ остановился и оглянулся въ комнат — и тогда вы согласитесь, какъ и я…

Онъ такъ торопливо говорилъ, что слова его звучали едва понятно. Лодеръ невольно взглянулъ на него съ удивленіемъ, но онъ движеніемъ руки побудилъ его къ молчанію. Упрямая ршимость отпечатллась на его лиц, какъ иногда у слабыхъ людей.

— Прежде чмъ продолжать говорить, я замчу прежде всего, что я не сошелъ съ ума и не пьянъ.— Онъ въ первый разъ взглянулъ прямо въ лицо Лодеру неспокойнымъ взглядомъ.— Я совершенно трезвъ… и совершенно въ своемъ ум.

Лодеръ попытался опять что то сказать, но Чилькотъ снова остановилъ его.

— Дайте мн договорить. Вы мн разсказали кое-что изъ своей жизни. Я теперь разскажу вамъ про себя. Вы — первое человческое существо, которому я могу довриться. Вы говорите, что вамъ другіе испортили жизнь, а я — и это еще боле непоправимо — имлъ наибольшіе шансы въ жизни — и все загубилъ.

Послдовала напряженная пауза. Лодеръ вопросительно поднялъ голову.

— Морфій?— спокойно спросилъ онъ.

Чилькотъ повернулся къ нему съ выраженіемъ ужаса.

— Откуда вы знаете?

Лодеръ усмхнулся.

— Я догадываюсь,— сказалъ онъ.— Да это не трудно, вы сами мн все или почти все сказали тогда, во время тумана, когда мы говорили о Лексингтон. Въ тотъ вечеръ вы были нервно настроены, и я… быть можетъ, одинокая жизнь обостряетъ въ людяхъ наблюдательность.— Онъ улыбнулся.

Чилькотъ опустился снова на стулъ и провелъ рукой по лбу. Лодеръ наблюдалъ за нимъ нсколько времени, потомъ сказалъ сухимъ тономъ:

— Почему вы не бросаете этой привычки? Вы еще молодой человкъ. Бросьте, пока не поздно.

На лиц его не выражалось никакого участія, и вопросъ его прозвучалъ рзко.

Чилькотъ взглянулъ на него. Отъ его упрека онъ еще больше поблднлъ и казался очень больнымъ и усталымъ отъ возбужденія.

— Говорите хоть до скончанія вка,— это все равно напрасно,— раздраженно сказалъ онъ.— Изъ этого фазиса я вышелъ уже, по крайней мр, лтъ шесть.

— Зачмъ вы пришли сюда?— сердито сказалъ Лодеръ.— Я не умю проливать слезъ участія.

— Мн слезъ участія и не нужно.— Чилькотъ поднялся. Онъ былъ еще возбужденъ, но смогъ сдержаться.— Мн нужно нчто гораздо боле важное, чмъ участіе, и я готовъ за это заплатить.

Лодеръ съ удивленіемъ посмотрлъ на него.

— У меня нтъ ничего, что для васъ имло бы цну хотя пяти фунтовъ,— холодно отвтилъ онъ.— Вы или заблуждаетесь, или… вы отнимаете у меня время.

Чилькотъ нервно засмялся.

— Подождите минутку. Пожалуйста, подождите. Я только объ этомъ васъ прошу. Я хотлъ бы описать вамъ мое положеніе,— это легко сдлать въ нсколькихъ словахъ. Мой отецъ родомъ изъ Вэстморлэнда. Ддъ мой былъ однимъ изъ первыхъ людей высшаго класса, понявшихъ, что будущность принадлежитъ торговл. Онъ поэтому отрубилъ свою маленькую вточку отъ большого семейнаго древа и двинулся на югъ въ Варкъ, чтобы тамъ вступить въ кораблестроительную фирму. Тридцать лтъ спустя, онъ умеръ главой одной изъ самыхъ крупныхъ англійскихъ фирмъ, женившись на дочери своего прежняго принципала. Отцу моему было двадцать-четыре года, и онъ еще учился въ Оксфорд, когда ему досталось наслдство. Онъ первымъ дломъ отказался отъ энергичнаго жизненнаго направленія моего дда и вернулся на прежній путь. Онъ возвратился на сверъ и возобновилъ старыя семейныя связи. Онъ женился на своей кузин. Когда такимъ образомъ возстановился прежній престижъ Чилькотовъ, и онъ могъ поддерживать его деньгами, пріобртенными торговлей, онъ сталъ служить честолюбивой мечт своей жизни. Она заключалась въ томъ, чтобы стать депутатомъ консервативной партіи отъ Истъ-Варка. Добиться этого было очень трудно, но онъ все-таки вышелъ побдителемъ, благодаря и своему личному вліянію, и своимъ связямъ. Онъ былъ аристократъ, но въ то же время и опытный дловой человкъ. Это была комбинація, имвшая большой успхъ у низшихъ классовъ. Въ парламент онъ никогда не игралъ видной роли, но былъ опорой для своей партіи въ Варк. Тамъ и до сихъ поръ его имя пользуется большимъ почетомъ.

— Вы говорите о Роберт Чилькот,— сказалъ Лодеръ.— Я о немъ слышалъ. Онъ былъ прекрасный, честный человкъ, очень твердый въ своихъ дйствіяхъ, нсколько ограниченный, но цнный членъ своей партіи, благодаря своей выдержанности и стойкости. Вы имете полное основаніе гордиться своимъ отцомъ.

Чялькотъ громко разсмялся.

— Какъ легко мы судимъ,— сказалъ онъ,— когда рчь идетъ не о насъ самихъ!— Отецъ мой, можетъ быть, былъ дйствительно великолпный человкъ, но онъ все таки напрасно оставилъ мн въ наслдство свое общественное положеніе.

Взглядъ Лодера выразилъ удивленіе.

— Неужели вы не понимаете, что я хочу сказать? Когда отецъ умеръ, меня выбрали депутатомъ отъ Истъ-Варка. Вы скажете, что я могъ отказаться, если не чувствовалъ склонности занять это мсто,— но я васъ увряю, что никакъ не могъ этого сдлать. Вс мстные интересы — политическіе и коммерческіе — зависли отъ того, чтобы кандидатомъ былъ непремнно Чилькотъ. Я поступилъ такъ, какъ на моемъ мст поступили бы восемь человкъ изъ десяти,— я поддался давленію.

— Это было хорошее начало для того, чтобы сдлать карьеру.

— Въ тюрьмахъ всегда широкія ворота.— Чилькотъ иронически засмялся.— Это было шесть лтъ тому назадъ. Уже за четыре года до того я пріучился къ морфію. Но до смерти моего отца я еще сохранялъ полную власть надъ собой,— или воображалъ, что это такъ. Чувствуя на себ новую отвтственность, я въ теченіе первыхъ волнующихъ стычекъ политической борьбы почтя совсмъ отказался отъ морфія. Первые мсяцы посл моего вступленія въ парламентъ я очень усердно работалъ. Я даже, кажется, произнесъ рчь, за которую на меня стали возлагать большія надежды, какъ на будущаго вліятельнаго политика.— Онъ опять презрительно засмялся.— Я даже женился.

— Да неужели?

— Да, представьте себ. Я женился на двушк девятнадцати лтъ, воспитанниц одного крупнаго государственнаго человка. Это была блестящая партія — въ политическомъ и общественномъ отношеніяхъ. Но бракъ не оказался особенно удачнымъ, я не былъ созданъ для любви. Затмъ, мн была противна свтская жизнь, а кром того мн надола работа. Одно только длало мн жизнь сносной — морфій. Черезъ полгода это для меня вполн выяснилось.

— А ваша жена?

— Моя жена ничего объ этомъ не знала — и теперь понятія не иметъ. Но политическая жизнь — каторга политической жизни — окончательно меня губитъ.— Онъ остановился, а потомъ снова быстро заговорилъ, прерывистымъ тономъ: — Вы не представляете себ, какая адская мука всегда сидть на одномъ и томъ же мст, видть изо дня въ день одни и т же лица и при этомъ постоянно думать о томъ, чтобы не выдать себя.

— Вы вдь можете когда угодно отказаться отъ своего мста въ парламент.

— Отказаться? Вы считаете это возможнымъ?— Чилькотъ громко расхохотался.— Вы, очевидно, не имете представленія о партійномъ гнет въ такомъ мст, какъ Варкъ. Уже разъ двадцать я собирался бросить все къ чорту. Въ прошломъ году даже я разъ написалъ конфиденціально Валю, одному изъ главныхъ тамошнихъ дятелей, и намекнулъ ему о томъ, что у меня пошатнулось здоровье. Черезъ два часа посл полученія моего письма, онъ уже былъ у меня въ кабинет. Будь я въ это время въ Гренландіи, онъ съ той же поспшностью и ршительностью отправился бы за мной туда.— Нтъ,— выйти изъ парламента немыслимо въ моемъ положеніи.

Лодеръ опустилъ глаза.

— Понимаю,— сказалъ онъ медленно.— Понимаю.

— Тогда вы поймете и другое — невозможную трудность, обособленность моего положенія. Два-три года тому назадъ, я еще могъ это выносить. Но теперь мн становится тяжеле съ каждымъ мсяцемъ. И наконецъ долженъ наступить день, когда… когда…— онъ сталъ медлить — когда мн будетъ невозможно оставаться на моемъ посту.

Лодеръ молчалъ.

— Физически невозможно,— взволнованно повторялъ Чилькотъ.— До сихъ поръ я могъ до извстной степени разсчитывать на себя, полагаться на свои силы. Но вчерашній день былъ для меня ударомъ,— вчера я понялъ, что… что…— онъ опять запнулся въ нершительности — что уже перешелъ черту, за которой нельзя полагаться на себя.

Наступило неловкое молчаніе. Лодеръ, чтобы скрыть свое смущеніе, вернулся къ камину и началъ поправлять огонь, который сталъ потухать.

Чилькотъ былъ сильно возбужденъ, онъ пошелъ за Лодеромъ и сталъ подл него.

— Ну и что же?— спросилъ онъ, опустивъ глаза.

Лодеръ опять медленно выпрямился.

— Что же?— повторилъ онъ, наблюдая, за своимъ гостемъ.— Я могу только сказать, что ваша исторія очень своеобразна, и что я польщенъ вашимъ довріемъ.

Въ его голос послышалась намренная холодность.

— Вамъ нечего сказать мн?

Чилькотъ не замтилъ этого оттнка въ голос. Онъ выступилъ на шагъ впередъ и коснулся рукава Лодера.

— Я уже не могу полагаться на самого себя,— повторилъ онъ.— И я хочу имть кого-нибудь другого, на кого я могъ бы положиться. Я хочу сохранить свое положеніе въ глазахъ свта и все же оставаться свободнымъ…

Лодеръ невольно отступилъ на нсколько шаговъ. На его лиц презрніе еще боролось съ изумленіемъ.

Чилькотъ поглядлъ на него.

— По удивительной случайности,— сказалъ онъ,— вы можете сдлать для меня то, чего ни одинъ другой человкъ на свт не могъ бы сдлать. Эту мысль внушила мн одна книга: въ ней разсказывается о двухъ людяхъ, обмнявшихся своими личностями. Вначал я ничего нужнаго мн въ этомъ замысл не нашелъ. Но сегодня утромъ, когда я посл вчерашняго фіаско лежалъ еще совсмъ больной въ постели, эта мысль овладла мной какъ откровеніе. Это можетъ быть, дйствительно, спасеніемъ для меня — и вы можете извлечь изъ этого пользу. Я вовсе не хочу васъ обидть,— ради Бога, не думайте этого!

Лодеръ ничего не отвтилъ, освободился отъ прикосновенія Чилькота и подошелъ снова въ письменному столу. Въ немъ боролись гнвъ, гордость и — противъ воли — невольный интересъ къ словамъ Чилькота. Онъ слъ, оперся руками о столъ и охватилъ голову руками. То, что говорилъ Чилькотъ, было явное безуміе,— но, посл пяти лтъ благоразумія, безуміе его привлекало. Наперекоръ разсудку, эта мысль завлекала его. Черезъ минуту гордость и гнвъ отступили, благоразуміе снова взяло верхъ и возстановило равновсіе.

— Вы предлагаете мн,— медленно сказалъ онъ,— чтобы я — въ виду нашего сходства — продалъ себя, предоставивъ вамъ длать что угодно,— и чтобы я сдлался вашимъ замстителемъ,— куклой въ вашихъ рукахъ.

Чилькотъ покраснлъ.

— Вы слишкомъ ясно выражаетесь,— это непріятно.

— Но вдь я врно понялъ смыслъ вашихъ словъ?

— Въ общихъ чертахъ врно.

Лодеръ кивнулъ головой въ внакъ согласія.

— Въ такомъ случа я совтую вамъ пойти домой,— сказалъ онъ.— Вы съ ума сошли.

Чилькотъ взглянулъ ему прямо въ глаза, и когда ихъ взгляды встртились, Лодеръ долженъ былъ сознаться, что хотя у собесдника его былъ взволнованный видъ, все же въ чертахъ его не было и слда безумія.

— Я хочу вамъ сдлать одно предложеніе,— нервно сказалъ Чилькотъ.— Согласны вы его выслушать?

Лодеръ смолкъ на минуту и задумался. Чилькотъ воспользовался паузой и снова заговорилъ.

— Въ общемъ то, о чемъ я васъ прошу, очень просто. Я прошу васъ взять на себя на недлю или на дв мою ежедневную работу — когда я почувствую, что мн необходимъ отдыхъ, что у меня изсякли силы для борьбы противъ себя. Моя работа очень легка для человка съ вашими способностями и вашимъ умомъ,— а плата будетъ такая, какую вы сами назначите.

Въ пылу разговора онъ подошелъ въ самому столу и сталъ подл Лодера.

— Дайте мн, по крайней мр, отвтъ. Я вдь сказалъ вамъ — я не пьянъ и вполн въ своемъ ум.

Лодеръ сердито собиралъ въ кучу разбросанныя по столу бумаги.

— Только сумасшедшій можетъ сдлать такое предложеніе,— отвтилъ онъ рзво и сухо.

— Почему?

Лодеръ хотлъ быстро отвтить ему, во страннымъ образомъ не находилъ словъ.

— Я хочу только сказать, что все это — совершенно невыполнимо.

Чилькотъ ближе подошелъ къ нему.

— Почему?— повторилъ онъ.

— Да это просто немыслимо. Этого нельзя будетъ провести въ теченіе двнадцати часовъ.

Чилькотъ схватилъ его за руку.— Почему?— допрашивалъ онъ:— почему? Назовите мн хоть одинъ неопровержимый доводъ.

Лодеръ отстранилъ его прикосновеніе и засмялся, но съ нкоторымъ волненіемъ. Вся сцена смутила его обычное благоразуміе. Все таки, его конечный отвтъ прозвучалъ твердо и ршительно.

— Если дло идетъ о доводахъ,— сказалъ онъ,— то я могъ бы назвать ихъ цлую сотню, будь у меня время. Представьте себ, что я принялъ ваше предложеніе. Я начинаю замщать васъ въ вашемъ дом,— скажемъ,— въ обденный часъ. Вашъ слуга подаетъ мн вашъ фракъ — вотъ уже первая возможность подозрнія. Этотъ человкъ знаетъ васъ уже, быть можетъ, много лтъ,— знаетъ всякую подробность вашей вншности, каждый оттнокъ вашего голоса,— гораздо точне, чмъ вы сами. Нтъ ничего боле зоркаго, чмъ глазъ слуги.

— Объ этомъ я уже думалъ. Я могу перемнить слугу и секретаря. Если дло будетъ ршено, то я приму самыя ршительныя мры.

Лодеръ взглянулъ на него съ изумленіемъ. Въ этомъ безуміи было больше методичности, чмъ онъ воображалъ себ. Тогда у него явилась другая мысль, и онъ снова засмялся.

— Но одно вы забыли,— сказалъ онъ.— Вы не можете вдь удалить вашу жену?

— Моя жена не въ счетъ.

Лодеръ опять засмялся.— Простите, но я съ этимъ не могу согласиться. Осложненія вышли бы по меньшей мр… по меньшей мр…— Онъ остановился.

Сдерживаемая раздражительность Чилькота вдругъ вырвалась наружу.— Послушайте!— воскликнулъ онъ: — все это вовсе не шутка. Не придавайте комичнаго вида моему предложенію. Для меня это глубоко важно.

Лодеръ ничего не отвтилъ.

— Обдумайте все это еще разъ какъ можно точне, прежде чмъ ршительно отказать мн.— Въ голос Чилькота звучала настойчивость.

Одну минуту Лодеръ сидлъ неподвижно, потомъ онъ вскочилъ и отодвинулъ стулъ.

— Довольно. Вы не знаете, что говорите. То, что вы женаты, длаетъ всю эту комбинацію невозможной. Разв вы не видите?

Чилькотъ опять схватилъ его за руку.— Вы неврно поняли меня,— сказалъ онъ.— Положеніе длъ иное, чмъ вы представляете себ. Я повторяю вамъ, что мы, моя жена и я,— чужіе другъ для друга. Она идетъ по своей дорог, я — по своей. У каждаго изъ насъ свои друзья, свои знакомые, свои отдльныя комнаты. Бракъ, какъ таковой, не существуетъ между нами. Мы иногда встрчаемся за обденнымъ столомъ, и бываемъ вмст въ обществ, для соблюденія вншнихъ приличій. Кром этого у насъ ничего нтъ. Если вы замстите меня въ жизни, то никто не будетъ предъявлять на васъ меньше правъ, чмъ Ева,— это я вамъ общаю.— Онъ улыбнулся съ неувреннымъ видомъ.

Лицо Лодера оставалось неподвижнымъ.— Даже если это и такъ,— отвтилъ онъ,— то все таки ваше предложеніе неосуществимо.

— Почему?

— А парламентъ? Тамъ вдь это невозможно было бы провести. Тамъ люди сталкиваются такъ же близко, какъ въ клуб.

— Возможно, возможно,— возразилъ Чилькотъ съ короткимъ нервнымъ смхомъ.— Но во всякомъ клуб есть среди членовъ какой-нибудь чудакъ. Я радъ, что вы коснулись этого пункта. Я уже издавна напалъ на мысль разыгрывать человка со странностями,— для прикрытія многаго другого. Чмъ полезне это для меня, тмъ чаще я этимъ пользуюсь. Увряю васъ, что если вы завтра сядете въ парламент на мое мсто и въ теченіе цлаго дня ни разу не кивнете головой никому, и не скажете ни слова,— то, въ виду нашего вншняго сходства, никто не найдетъ въ этомъ ничего подозрительнаго. Точно также вы могли бы, замщая меня, внести предложеніе, голосовать, или даже держать рчь, если вамъ вздумается…

При этомъ слов Лодеръ невольно обернулся къ нему. На одинъ едва замтный моментъ исчезла холодность его тона и выраженіе его лица измнилось. Чилькотъ замтилъ эту перемну и оживился.

— Почему же нтъ?— сказалъ онъ.— У васъ вдь были мечты, направленныя въ эту сторону. Почему же вамъ не осуществить ихъ?

— И потомъ съ вершины упасть… въ лужу?— Лодеръ со смхомъ покачалъ отрицательно головой.

— Лучше жить одинъ день, чмъ прозябать цлую жизнь.

Голосъ Чилькота дрожалъ отъ надежды. Онъ еще разъ коснулся руки Лодера. На этотъ разъ Лодеръ не отстранилъ его, онъ даже не замтилъ прикосновенія.

— Послушайте!— Пальцы Чилькота крпче ухватились за него.— Вы говорили прежде о благопріятныхъ условіяхъ, создающихъ въ жизни все. Вотъ вамъ открывается теперь случай очутиться въ положеніи, когда можно проявить свое личное вліяніе. Вы можете осуществить все, о чемъ прежде мечтали.

Лодеръ поднялъ голову.— Это нелпо!— воскликнулъ онъ.— Нелпо. Такая комедія немыслима.

— Въ этомъ — нашъ главный шансъ на успхъ. Подозрніе является у людей только тогда, когда они знаютъ прецеденты. Я васъ прошу только обдумать это,— только обдумать. Вдь если есть опасность, то главнымъ образомъ для меня. По вашимъ же словамъ, вамъ нечего терять.

Лодеръ засмялся.

— Общайте мн обдумать это, и тогда я уйду.

— Нтъ, не общаю.

— Телеграфируйте мн ваше ршеніе завтра утромъ. Я сегодня не принимаю отвта.

— Почему?— спросилъ Лодеръ.

— Потому, что я знаю людей, и знаю, что значитъ искушеніе. Мы вс бываемъ сильны, пока не коснутся чувствительнаго мста, тогда мы отступаемъ. У одного это морфій, у другого — честолюбіе. Въ обоихъ случаяхъ вопросъ только во времени. Онъ иронически засмялся и протянулъ ему руку.— Мой адресъ вдь есть у васъ. До свиданья.

Лодеръ коротко пожалъ ему руку.— Прощайте!— сказалъ онъ, подчеркивая это слово. Потомъ онъ прошелъ черезъ комнату и открылъ дверь.— Прощайте!— повторилъ онъ, когда Чилькотъ прошелъ мимо него.

Но Чилькотъ остановился на порог.— До свиданья!— поправилъ онъ.

Лодеръ держалъ руку на ручк двери, пока не затихли шаги постителя. Потомъ онъ спокойно заперъ дверь и оглянулся въ комнат. Нсколько времени онъ стоялъ неподвижно и какъ бы оцнивалъ предметы, окружавшіе его. Потомъ онъ медленно подошелъ къ полк, взялъ книгу подъ заглавіемъ: ‘Руководство для парламентскихъ дятелей’, слъ къ письменному столу и поправилъ свтъ лампы.

VI.

Все слдующее утро Чилькотъ провелъ въ лихорадочномъ возбужденіи, то возгараясь надеждой, то дрожа отъ страха. Онъ брался то за то, то за другое, чтобы провести время, и сейчасъ же все бросалъ. Онъ два раза дозжалъ до Клифордсъ-Инна, но каждый разъ у него не хватало духу войти, онъ возвращался на Гровноръ- Скверъ и тамъ съ грустью узнавалъ, что отвта отъ Лодера еще нтъ.

Онъ былъ въ мучительномъ состояніи духа, но въ общемъ все-таки состояніе его было лучшимъ, чмъ раздраженіе послднихъ нсколькихъ мсяцевъ.

Днемъ онъ отправился въ парламентъ и занялъ свое мсто. Хотя это было его первое появленіе посл провала, но никто не обратилъ на него вниманія. Онъ умлъ, когда хотлъ, энергично отстранять всякія приставанія, но въ послднее время вообще вс старались его избгать.

Въ одной изъ совщательныхъ комнатъ онъ засталъ Фрэда, среди группы членовъ ихъ партіи. Онъ попробовалъ, какъ обыкновенно, незамтно проскользнуть мимо нихъ. Но старый лидеръ отошелъ отъ своихъ собесдниковъ и заговорилъ съ нимъ. Онъ былъ всегда вжливъ и предусмотрителенъ въ разговорахъ съ Чилькотомъ, въ виду того, что онъ былъ мужемъ его воспитанницы и крестницы.

— Ну, что, лучше вамъ?— спросилъ онъ Чилькота, протягивая ему руку.

При звук его глубокаго, мягкаго голоса, составлявшаго одну изъ характерныхъ чертъ стараго политика, въ душ Чилькота воскресли сотни воспоминаній, сотни часовъ тягостныхъ, когда онъ ихъ переживалъ, и еще боле мучительныхъ въ воспоминаніи. Теперь ему свтилась новая надежда, новая возможность свободы въ будущемъ,— и это подняло его духъ. Почувствовавъ вдругъ потребность подлиться своими чувствами, онъ обратился къ Фрэду.

— Я, кажется, нашелъ средство противъ моихъ нервовъ,— сказалъ онъ.— Я…. кажется, стану новымъ человкомъ.— Внутренно ему стало смшно отъ этихъ словъ.

Фрэдъ тепло пожалъ ему руку.

— Ну, и отлично,— отвтилъ онъ.— Отлично. Я сегодня утромъ былъ у васъ, и Ева сказала мн, что ваше недавнее нездоровье не было серьезнымъ. Она была очень занята и могла удлить мн только четверть часа. Она неутомимо работаетъ для укрпленія вашего положенія въ обществ. Вы должны быть ей благодарны, милый мой. Женщина, которая пользуется общей любовью,— очень большое подспорье въ политической карьер.

Спокойные, проницательные глаза Фрэда смутили Чилькота. Онъ отнялъ руку.

— Ева… совершенство,— растерянно сказалъ онъ.

— Вотъ это я одобряю,— съ улыбкой отвтилъ Фрэдъ.— Къ сожалнію, въ современныхъ бракахъ рдко можно встртить взаимное признаніе заслугъ у мужей и женъ.— Онъ дружески кивнулъ Чилькоту и, оставивъ его, вернулся въ своимъ друзьямъ.

Чилькотъ могъ уйти изъ парламента только въ обденный часъ. Онъ быстро направился домой. Въ передней никого изъ прислуги не было. Онъ выбранился про себя и позвонилъ. Посл минутнаго возбужденія въ присутствіи Фрэда, онъ опять упалъ духомъ и потерялъ всякое равновсіе. Ожидая, что кто-нибудь явится на его звонокъ, онъ увидлъ на верху лстницы своего камердинера, Ольсопа.

— Идите скоре сюда!— крикнулъ онъ.— Онъ обрадовался, что можетъ на комъ-нибудь выместить свое раздраженіе.— Пришла телеграмма?

— Нтъ, сэръ. Я справлялся пять минутъ тому назадъ.

— Спросите еще разъ.

— Слушаюсь.— Ольсопъ исчезъ.

Черезъ нсколько минутъ раздался рзкій и громкій звоновъ у входныхъ дверей. Чилькотъ вздрогнулъ. Всякій неожиданный шумъ, всякій рзкій свтъ непріятно дйствовали на него. Онъ подошелъ къ двери, но быстро отступилъ. Тотчасъ посл этого явился Ольсопъ. Чилькотъ накинулся на него:

— Что это значитъ?— крикнулъ онъ.— Въ дом цлый полкъ прислуги — я нтъ никого, кто бы открылъ дверь!

У Ольсопа былъ растерянный видъ.

— Крапгэнъ сейчасъ придетъ. Онъ ушелъ только спросить Джефриса…

— Да чортъ съ нимъ, съ вашимъ Крапгэномъ!— прервалъ Чилькотъ.— Не говорите такъ много. Пойдите, откройте сами дверь!

Ольсопъ колебался. Чувство достоинства боролось въ немъ съ долгомъ послушанія. Тмъ временемъ позвонили еще разъ.

— Вы поняли, что я сказалъ?

— Да, сэръ.— Ольсопъ пошелъ къ двери.

Пока онъ открывалъ дверь, Чилькотъ перекладывалъ свой платокъ изъ руки въ руку, страшно возбужденный надеждой и страхомъ. Когда телеграфистъ громко назвалъ его имя, платокъ невольно выпалъ у него изъ рукъ. Ольсопъ взялъ телеграмму я передалъ ее своему господину.

— Телеграфистъ спрашиваетъ, будетъ ли отвтъ на телеграмму?— сказалъ онъ, потомъ поднялъ съ полу платокъ Челькота и отошелъ въ сторону съ величественнымъ видомъ.

Чилькотъ былъ до того возбужденъ, что едва могъ открыть телеграмму. Онъ, дрожа, распечаталъ ее и развернулъ бумагу. Телеграмма была очень короткая:

‘Жду сегодня вечеромъ 11 часовъ. Лодеръ’.

Онъ прочелъ эти слова два, три раза и потомъ только поднялъ глаза.

— Отвта не будетъ,— сказалъ онъ машинально. Его собственный голосъ прозвучалъ какимъ-то чужимъ для него.

——

Ровно въ 11 часовъ Чилькотъ поднялся на лстницу къ Лодеру. На этотъ разъ онъ шелъ быстро и увренно, и взволнованно постучалъ въ дверь. Дверь тотчасъ же открылась — и передъ нимъ стоялъ Лодеръ, въ первую минуту они оба не могли вымолвить ни слова, оглядывая другъ друга какъ бы новыми глазами и при новыхъ условіяхъ. Каждый занялъ въ мысляхъ другого измнившееся мсто. Мимолетное удивленіе, почти безличное любопытство, составлявшее прежде основу ихъ отношеній, теперь отошли — навсегда, каждый видлъ въ другомъ самого себя — и, быть можетъ, еще нчто большее. И на этотъ разъ, какъ и прежде, Лодеръ первый пришелъ въ себя.

— Я ждалъ васъ,— сказалъ онъ.— Войдите, пожалуйста.

Эти слова были т же, какъ и сказанныя наканун вечеромъ, но голосъ его звучалъ иначе. И лицо его, въ то время какъ онъ вошелъ въ комнату, имло другое выраженіе, въ немъ свтились надежда и ожиданіе, чего прежде не было. Чилькотъ сейчасъ же замтилъ перемну, какъ-только переступилъ порогъ, и на секунду въ немъ зашевелилась зависть, но это ощущеніе быстро прошло.

— Я долженъ васъ поблагодарить,— сказалъ онъ, протягивая руку.— Онъ былъ хорошо воспитанъ, и не показалъ, что видитъ выраженіе уступчивости на лиц собесдника. Лодеръ постарался придать сразу непринужденный тонъ разговору.

— Мы должны быть откровенны другъ съ другомъ,— сказалъ онъ,— такъ какъ должны обмануть всхъ остальныхъ. Вамъ не за что меня благодарить, вы это отлично знаете. Все это — повтореніе старой исторіи съ Адамомъ,— вы меня ввели въ искушеніе, и я палъ.— Онъ засмялся, но въ его смх было нчто торжествующее,— побдное чувство человка, котораго долго тиранила его собственная сила, и который вдругъ становится свободнымъ, благодаря слабости другого человка.— Вдь вы себ вполн выяснили предложеніе, сдланное мн?— спросилъ онъ съ измнившимся выраженіемъ лица.— Еще не поздно отступиться — даже теперь.

Чилькогь открылъ ротъ, но ничего не сказалъ и засмялся, подражая смху Лодера. Но смхъ его былъ искусственный.

— Милый Лодеръ,— сказалъ онъ наконецъ,— слово ‘ отступленіе’ мн неизвстно.

— Въ такомъ случа дло ршено.

Лодеръ медленно прошелъ черезъ комнату, подошелъ въ камину, прислонился къ нему и посмотрлъ на своего постителя. Сходство между ними теперь, когда они стояли другъ противъ друга, было феноменальное, даже для глазъ самаго остраго наблюдателя. И все же ихъ различало нчто неуловимое. Чилькотъ не былъ вполн Лодеромъ, а Лодеръ былъ гораздо боле, чмъ Чилькотъ. Различіе между ними было не физическое, оно заключалось въ невидимомъ постоянномъ освщеніи изнутри — тмъ, что одни называютъ индивидуальностью, другіе — душой.

Объ этомъ быстро подумалъ на минуту Чилькотъ, глядя на Лодера своимъ острымъ наблюдательнымъ взоромъ. Но отъ ужаса онъ отстранилъ эту мысль.

— Я пришелъ говорить о подробностяхъ,— сказалъ онъ, быстро, подходя въ Лодеру.— Вы согласны? Вы…— онъ нершительно остановился.

— Я совершенно въ вашихъ рукахъ.

Лодеръ говорилъ нершительно, онъ подошелъ въ столу, указалъ на стулъ и придвинулъ другой стулъ для себя. Оба они сли. Чилькотъ положилъ сложенныя руки передъ собой на столъ и нагнулся впередъ.

— Мы должны обдумать нкоторые пункты,— началъ онъ и впервые взглянулъ на Лодера.

— Хорошо,— согласился Лодеръ.— Эти пункты я обдумывалъ въ теченіе всей вчерашней ночи. Прежде всего я долженъ изучить вашъ почеркъ. Я гарантирую успхъ, но на это мн нужно, по крайней мр, мсяцъ.

— Мсяцъ?

— Можетъ быть три недли.

Чилькотъ безпокойно задвигался на стул.

— Три недли,— повторилъ онъ.— Не можете ли вы…

— Нтъ, не могу.— Лодеръ сказалъ это очень ршительно.— Можетъ быть, мн вообще не придется обращаться, къ перу и бумаг,— но мн можетъ придти въ голову подписать когда-нибудь чекъ.— Онъ засмялся.— А вы не подумали, что я могу подписывать чеки и, можетъ быть, буду это длать?

— Нтъ. Я сознаюсь, что объ этомъ не подумалъ.

— Вы ставите на карту свое состояніе, чтобы сохранить положеніе, которое было куплено этими деньгами, не такъ ли?— Лодеръ снова засмялся.— Откуда вы знаете, что я не мошенникъ? Откуда вы знаете, что я не уду въ одинъ прекрасный день, оставивъ васъ безъ всякихъ средствъ? Кто можетъ помшать Чилькоту перевести на наличныя сорокъ или пятьдесятъ тысячъ фунтовъ и затмъ ухать…

— Этого вы не сдлаете.— Чилькотъ говорилъ это рзко и ршительно.— Я вдь вамъ вчера вечеромъ сказалъ, въ чемъ заключается ваша слабость,— не въ деньгахъ. На деньгахъ вы не потерпите крушенія.

— Такъ вы думаете, что я все-таки потерплю крушеніе? Но дло не въ томъ. Возвращаюсь къ нашему разговору: вы согласны подвергнуться опасности и дать мн научиться вашему почерку?

Чилькотъ кивнулъ головой въ знакъ согласія.

— Хорошо. А кром того я долженъ знать имена и лица вашихъ знакомыхъ — мужчинъ — насколько это возможно. О женщинахъ заботиться нечего. Пока на вашемъ мст буду я, вы будете для нихъ недоступны. Дло въ мужчинахъ — вдь въ нихъ главная опасность.

— У меня нтъ друзей,— я не врю въ дружбу.

— А знакомые?

Чилькотъ ргко посмотрлъ на него.

— Не бойтесь,— сказалъ онъ.— У меня репутація очень разсяннаго человка, и это васъ всегда вывезетъ. Въ парламент говорятъ обо мн, что мой взоръ проникаетъ черезъ самыхъ толстыхъ людей, какъ будто они были изъ воздуха, хотя бы я въ тотъ же день съ ними вмст завтракалъ.

Лодеръ улыбнулся.

— Положительно,— воскликнулъ онъ,— судьба предначертала эту исторію до нашего рожденія. Но я долженъ знать вашихъ коллегъ хотя бы только для того, чтобы имть о нихъ представленіе. Возьмите меня съ собой въ парламентъ!

— Это невозможно.

— Очень возможно. Я надвину шляпу на глаза и подниму воротникъ,— меня никто не замтитъ. Мы можемъ пойти, когда стемнетъ. Общаю вамъ, что все хорошо пойдетъ.

— Но представьте себ, что сходство замтятъ. Это очень опасно.

— Опасность — соль жизни. Я долженъ видть васъ на вашемъ посту и знать людей, съ которыми вы вмст работаете.— Онъ поднялся, прошелъ черезъ комнату и взялъ свою трубку.— Ужъ если я что-нибудь длаю, то длаю какъ слдуетъ.

Когда онъ набилъ свою трубку, онъ снова слъ на мсто и оперся на столъ, безсознательно подражая жесту Чилькота.

— Есть у васъ спичка?— спросилъ онъ, протягивая ему руку.

Чилькотъ вынулъ спичечницу изъ кармана и зажегъ спичку. Когда ихъ руки соприкоснулись, Чилькотъ вскрикнулъ отъ удивленія:

— Чортъ возьми!— сказалъ онъ.— Этого я не замтилъ.— Глаза его устремились съ выраженіемъ досады на руку Лодера. Лодеръ увидлъ направленіе его взгляда и сказалъ съ улыбкой:

— Да, этого мы не замтили. Я совсмъ забылъ. Отвратительный шрамъ, не правда ли?

Онъ поднялъ руку къ свту. На второмъ сустав третьяго пальца на лвой рук виднлся глубокій шрамъ — остатокъ раны, которая прежде, вроятно, доходила до кости.

Чилькотъ наклонился, разсматривая шрамъ.

— Откуда это у васъ?

Лодеръ пожалъ плечами.

— Ахъ, это старая исторія!

— Но послдствія на лицо теперь. Очень неудобная штука.

Предпріимчивость Чилькота сильно упала отъ этой первой трудности.

Лодеръ продолжалъ смотрть на свою руку, не слушая своего двойника.

— Единственное средство,— сказалъ онъ,— это — чтобы каждый изъ насъ носилъ два кольца на третьемъ пальц лвой руки. Два кольца прикрываютъ шрамъ вполн.

Чилькотъ имлъ раздраженный и растерянный видъ.

— Я терпть не могу колецъ!— воскликнулъ онъ.— Я некогда не носилъ колецъ и не стану носить.

Лодеръ съ улыбкой покачалъ головой.

— Странный вы человкъ!— сказалъ онъ.— Не боитесь, чтобы я подписывалъ чеки за васъ, а ужасаетесь отъ мысли, что вамъ придется надть кольцо.

Чилькотъ безпокойно задвигался на стул.

— Вс знаютъ, что я терпть не могу украшеній.

— Вс знаютъ, что у васъ много капризовъ. Словомъ, безъ колецъ нельзя обойтись.

— Вы, кажется, правы. Я согласенъ.— Это была его первая уступка, которую Лодеръ принялъ очень спокойно.

— Ну, а теперь — вопросъ о вознагражденіи,— съ замшательствомъ сказалъ Чилькотъ.

— О плат мн?

— Зачмъ вы это такъ называете!

— Но вдь вы объ этомъ говорите? Такъ будемъ откровенны. Но, впрочемъ, объ этомъ мы можемъ поговорить въ другой разъ,— прибавилъ онъ, видя, что Чилькотъ нервно шаритъ у себя въ жилетномъ карман.

Чилькотъ взглянулъ на него съ облегченіемъ.

— Да, мн дйствительно не по себ,— сказалъ онъ,— и я бы попросилъ у васъ виски и соды.

Лодеръ принесъ воду, стаканъ, и пошелъ за виски. Чилькотъ тмъ временемъ вынулъ нсколько лепешекъ и незамтно опустилъ ихъ въ стаканъ съ водой. Онъ приготовилъ себ питье, не вливъ въ него ни капли изъ принесеннаго Лодеромъ графина виски. Лодеръ приготовилъ для себя стаканъ виски съ минеральной водой, и чокнулся со своимъ гостемъ.

— Выпьемъ за успхъ Джона Чилькота!— сказалъ онъ.

Чилькотъ на минуту замедлилъ, потомъ поднялъ стаканъ.

— За здоровье Джона Чилькота!— сказалъ онъ.

VII.

Прошло около трехъ недль посл первой встрчи Чидькота и Лодера. Лодеръ опять сидлъ у своего письменнаго стола. Онъ подперъ голову рукой, а другая рука придерживала бумагу, на которой онъ писалъ строчку за строчкой. Когда страница была исписана до конца, онъ поднялся, подошелъ къ столу и сравнилъ свое писаніе съ открытымъ письмомъ, лежавшимъ на стол. Сравненіе его, видимо, удовлетворило. Онъ выпрямился и посмотрлъ на листъ довольнымъ взглядомъ.

Онъ былъ такъ погруженъ въ свои мысли, что не замтилъ, когда на лстниц раздались шаги, онъ поднялъ глаза, когда открылась дверь, и тогда только бгло оглянулся.

— Вы?— спросилъ онъ.

Чилькотъ закрылъ дверь и быстрыми шагами прошелъ черезъ комнату. У него былъ больной и разбитый видъ. Подойдя къ Лодеру, онъ нервно протянулъ руку и коснулся его руки. Лодеръ поднялъ глаза.

— Случилось что-нибудь?— спросилъ онъ.

Чилькотъ пытался улыбнуться.

— Да, случилось нчто,— сказалъ онъ.— Началось!

Лодеръ освободилъ свою руку.

— Что началось: конецъ свта?

— Мой конецъ!— Онъ задыхался, произнося эти слова.

Лодеръ все еще смотрлъ на него, ничего но понимая, или, можетъ быть, не желая понять.

Чилькотъ кашлянулъ и схватилъ его за рукавъ.

— Разв вы не видите?— спросилъ онъ.— Разв не замтно?

— Нтъ.

Чилькотъ провелъ платкомъ по лбу.

— Пришелъ конецъ,— сказалъ онъ.— Вы меня не понимаете? Вы мн нужны.— Онъ отошелъ въ сторону и опять подошелъ къ нему съ выраженіемъ надежды.— Вы удивлены,— сказалъ онъ.— Но это не моя вина. Честное слово — не моя. На меня вдругъ находитъ…

Онъ остановился и опустился, обезсилвъ, въ кресло. Лодеръ стоялъ съ минуту выпрямившись и совершенно неподвижно, потомъ онъ почти съ отвращеніемъ посмотрлъ на жалкую фигуру Чилькота.

— Вы желаете, чтобы я занялъ ваше мсто сегодня же вечеромъ, безъ всякаго подготовленія?— Голосъ его звучалъ ршительно и твердо.

— Да, я этого желаю.

— Для того, чтобы вы могли проводить ночь въ опьяненіи морфіемъ… эту ночь и много другихъ?

Чилькотъ взглянулъ на него, лицо у него было разстроенное.

— Вы не имете никакого права читать мн нотаціи. Вы согласились на сдлку.

Лодеръ вскиплъ.

— Позвольте…— началъ онъ, но лицо его и голосъ сейчасъ же измнились.— Вы совершенно правы,— сказалъ онъ холодно.— У васъ не будетъ больше основанія жаловаться.

Чилькотъ безпокойно задвигался на стул.

— Я ничуть не хотлъ васъ обидть,— сказалъ онъ.— Это только слдствіе…

— Вашихъ разстроенныхъ нервовъ? Я знаю. Перейдемте къ длу. Что жъ я долженъ длать?

Чилькотъ взволнованно выпрямился.

— Да, перейдемте къ длу. Вамъ, конечно, непріятно, что я такъ неожиданно обращаюсь къ вамъ. Но вы имете дло съ человкомъ, который не можетъ положиться на самого себя.— Я провелъ ужасный день, истинно ужасный.— Лицо его еще сильне поблднло. При свт зеленаго абажура оно казалось срымъ. Лодеръ невольно отвелъ глаза.

Чилькотъ глядлъ на него въ то время, какъ онъ перешелъ къ письменному столу и сталъ машинально собирать бумаги.

— Ужасный день!— повторялъ онъ.— Такой, что я не ршаюсь ждать еще одну ночь. Читали вы де-Квинси?— спросилъ онъ измнившимся голосомъ.

— Читалъ.

— Прочтите его еще разъ, и вы поймете. Я переживаю вс ужасы, которые онъ описываетъ, вс до одного.— Онъ дико и уродливо засмялся.

Лодеръ повернулся къ нему.

— Да что же, чортъ возьми!..— Онъ остановился. Что-то въ разстроенныхъ чертахъ Чилькота заставило его замолчать. Странное сознаніе какой-то предопредленности удержало его отъ дальнйшихъ возраженій.

— Что же я долженъ длать?— спросилъ онъ сдержанно.

При этихъ словахъ Чилькотъ успокоился и улыбнулся.

— Вы правы, напоминая мн объ этомъ,— сказалъ онъ.— Намъ нечего терять времени. Теперь ужъ около часа. Онъ вынулъ часы, подошелъ къ окну и заглянулъ на тнистый сквэръ внизу.

— Какъ вы тутъ тихо и покойно живете!— сказалъ онъ.

Потомъ у него вдругъ мелькнула новая мысль, и онъ поспшилъ обратно на средину комнаты.

— Лодеръ,— торопливо сказалъ онъ,— Лодеръ, у меня новая мысль. Въ то время, какъ вы будете мною, почему бы мн не быть Джономъ Лодеромъ, вмсто безличнаго существа, какъ мы раньше предполагали. Это будетъ великолпно. Я прямо удивленъ, что эта мысль не пришла намъ раньше въ голову.

Лодеръ все еще стоялъ у своего письменнаго стола.

— Я уже объ этомъ думалъ,— отвтилъ онъ, не поднимая глазъ.

— Почему же вы мн не предложили этого?

Наступила минута молчанія. Чилькотъ покраснлъ.

— Вы, очевидно, очень дорожите своей репутаціей?— сказалъ онъ.

— Меня никто не знаетъ, и мн нечмъ дорожить.

Чилькотъ засмялся непріятнымъ смхомъ.

— Значитъ, вы не такъ далеко зашли въ моей философіи, какъ я думалъ. Вы, очевидно, дорожите своимъ собственнымъ мнніемъ о себ.

Лодеръ опять нсколько помолчалъ.

— Вы иногда очень проницательны,— сказалъ онъ.— Я, кажется, дйствительно обладалъ какой-то ложной гордостью, которая заставляла меня дорожить чистотой моего имени. Но такія чувства вышли изъ моды, и нужно плыть по теченію.— Онъ засмялся короткимъ смхомъ, потомъ прошелъ черезъ комнату и сталъ подл своего гостя.— Какъ бы то ни было,— сказалъ онъ,— гордость мн не въ лицу — ни настоящая, ни ложная. Возьмите мой образъ, используйте его какъ хотите. Когда сожжены вс укрпленія, тогда одна единственная баррикада не можетъ спасти городъ.— При этихъ словахъ онъ положилъ руку на плечо Чилькота.— А теперь — пойдемъ. Я жду вашихъ приказаній. Я сдаюсь.

——

Черезъ часъ оба они вышли изъ спальни Лодера, гд были сдланы послднія окончательныя приготовленія. Лодеръ появился въ безупречномъ фрак, волосы его были тщательно причесаны и платье отлично сидло на немъ. На взглядъ даже самаго зоркаго наблюдателя это былъ тотъ же человкъ, который незадолго передъ тмъ поднялся по лстниц и вошелъ въ кабинетъ. Вмст съ платьемъ Чилькота Лодеръ перенялъ его манеру ходить и держать голову. Онъ быстро вошелъ и подошелъ къ письменному столу.

— У меня нтъ никакихъ бумагъ, касающихся лично меня,— сказалъ озъ,— и мн нечего запирать. Все можетъ остаться попрежнему. По утрамъ приходитъ женщина, по имени Робинсъ, убирать комнату и зажигать огонь въ камин. О всемъ остальномъ вы должны заботиться сами. Никто не нарушитъ вашъ покой. Тишина и спокойствіе — спокойствіе, подобное смерти — единственное, на что вы можете разсчитывать вполн.

Чилькотъ все еще стоялъ нершительно у порога и пробовалъ улыбаться. Изъ нихъ двоихъ онъ, повидимому, былъ наиболе смущенный. Въ дешевомъ, потертомъ плать Лодера онъ почувствовалъ себя вн всякаго соотношенія съ обществомъ, со всмъ, что до сихъ поръ прикрывало его слабость и давало ему возможность жить въ пріятныхъ условіяхъ. Онъ теперь мучительно сознавалъ себя, свое ‘я’, но не былъ въ состояніи выразить словами свои чувства или мысли. Онъ поглядлъ на каминъ, на столъ и, наконецъ, на стулъ, на который онъ, при вход, небрежно положилъ свое пальто. При вид пальто глаза его сверкнули.

— Боже!— воскликнулъ онъ:— я вдь чуть совсмъ не забылъ…

— Что?— спросилъ Лодеръ, оглядываясь.

— Кольца.— Онъ взялъ пальто и засунулъ руку въ одинъ изъ кармановъ.— Дубликаты я получилъ только сегодня днемъ, въ послднюю минуту.— Онъ говорилъ быстро и поспшно шарилъ въ карман. Лодеръ приблизился къ нему и съ любопытствомъ наклонился, когда онъ вынулъ футляръ.

— Такъ вотъ, какъ я уже вамъ говорилъ,— одно кольцо — воспроизведеніе стариннаго кольца, съ печатью, а другое гладкое золотое, врод внчальнаго кольца.

Чилькотъ засмялся, разложивъ четыре кольца на ладони.

— Ничего другого я не нашелъ достаточно широкаго и при этомъ не слишкомъ бросающагося въ глаза. Я ненавижу всякія украшенія.

Лодеръ коснулся колецъ.

— У васъ очень мало вкуса,— сказалъ онъ.— Ну, теперь посмотримъ, соотвтствуютъ ли он своей цли. Онъ взялъ кольца и подошелъ къ ламп.

Чилькотъ глядлъ на него.

— Рана, однако, была глубокая,— сказалъ онъ, его любопытство снова загорлось при вид расправленныхъ пальцевъ Лодера.— Какимъ образомъ васъ ранили?

— Это знакъ, оставленный мн на память,— сказалъ Лодеръ, улыбаясь.

— На память о храбрости?

— Нтъ, совершенно наоборотъ.— Онъ взглянулъ на свою руку, а потомъ на Чилькота.— Нтъ,— повторилъ онъ съ необычайной для него потребностью длиться своими чувствами.— Это знакъ, напоминающій мн, что я не составляю исключенія, что и меня можно дурачить, какъ и другихъ мужчинъ.

— Ага, дло въ женщин!

— Да,— отвтилъ Лодеръ, взглянувъ еще разъ на рубецъ.— Я теперь рдко вспоминаю эту исторію. Она отошла въ прошлое. Но сегодня мн хочется исповдаться. Вамъ слдуетъ знать, что я прошелъ черезъ огонь. Это своего рода гарантія.

Чилькотъ сдлалъ отстраняющій жестъ, но Лодеръ не далъ ему ничего сказать.

— Я знаю, что вы мн достаточно довряете,— сказалъ онъ.— Но вы поручаете мн такой опасный постъ, и я хотлъ бы вамъ доказать, что съ вопросомъ о женщинахъ я покончилъ окончательно.

— Что вы, Лодеръ, прошу васъ…

Но Лодеръ продолжалъ, не останавливаясь:

— Исторія произошла восемь лтъ тому назадъ въ Сантасаларе. Это — маленькое мстечко между Луной и Писторіей,— горсточка домовъ между холмами. Обломокъ настоящей старой Италіи, который разрушается среди цвтовъ и солнечнаго свта. Ничто тамъ не напоминаетъ о нашемъ времени, кром позда, изрдка извивающагося вдоль линіи холмовъ. Во время длиннаго путешествія изъ Швейцаріи на югъ, я попалъ въ это маленькое мстечко и остановился на нсколько времени въ маленькой гостинниц. На второй день посл моего прізда случилось нчто необычайное. На томъ мст, гд проходитъ желзная дорога, у холмовъ, поздъ сошелъ съ рельсовъ. Вся деревня заволновалась, вс побжали оказывать помощь, и я въ томъ числ. Большого несчастія не приключилось, путешественники отдлались перепугомъ, нсколько человкъ были слегка ранены. Но никто не поплатился жизнью.

Онъ остановился и пытливо посмотрлъ на своего гостя. Видя, что онъ интересуется разсказомъ, онъ сталъ продолжать:

— Среди путешественниковъ находилась одна англійская дама. Она растерялась мене всхъ и была почти единственной, которая отдлалась безъ малйшихъ поврежденій. Я наткнулся на нее въ тотъ моментъ, когда она сидла у разбитой двери вагона, и съ полнымъ спокойствіемъ поправляла шляпу. Замтивъ меня, она взглянула мн въ лицо съ ласковой улыбкой. ‘Вотъ вы кстати пришли,— сказала она.— Моя глупая горничная расшиблась гд-то тамъ въ вагон второго класса, и у меня нтъ никого, кто помогъ бы мн отыскать мою собачку’. Уже эти первыя слова могли бы надоумить меня, съ кмъ я имю дло. Но я почему-то не вникъ въ нихъ. Я только видлъ ея улыбку и слышалъ ея голосъ, а до того, добра ли она, или безсердечна, мн тогда но было дла. Я принялся искать и нашелъ камеристку и собаку. Первая все-таки выказала нкоторую признательность, вторая же — никакой. Я съ невроятными усиліями вытащилъ ее изъ-подъ обломковъ багажнаго вагона — и вотъ знаки ея признательности.— Онъ протянулъ руку и показалъ шрамъ.

Чилькотъ посмотрлъ на него.

— Въ этомъ и заключается вся исторія раны?

— Да. Я хотлъ было скрыть рану, когда принесъ собачку ея собственниц. Но я весь обливался кровью, и скрыть было невозможно. Это измнило наши отношенія. Оказалось, что въ помощи нуждаюсь теперь именно я, и моя новая знакомая ршила ухаживать за мной. Она забыла про собачку, занявшись моимъ пальцемъ. Камеристка, которая дйствительно ничуть не пострадала, похала впередъ по приказу своей госпожи, чтобы занять комнаты въ маленькой гостинниц, мы слдовали за ней.

Это путешествіе въ гостинницу ночью произвело на меня глубокое впечатлніе. Была неописуемая прелесть въ мягкой ночи,— но главнымъ образомъ мн было пріятно то, что посл моихъ пятилтнихъ скитаній, женщина, и къ тому же еще соотечественница и дама моего круга, оказываетъ мн столько вниманія.— Онъ иронически засмялся.— Я не буду утомлять васъ подробностями всей этой исторіи. Вы знаете ходъ такихъ любовныхъ исторій. Представьте себ, что цвтовъ было нсколько больше, чмъ обыкновенно, и солнце свтило нсколько ярче. Представьте себ, кром того, человка, жившаго долго полнымъ отшельникомъ, и женщину, хорошо знающую свтъ и свтскую жизнь,— и тогда вамъ будетъ ясно все мое приключеніе въ Италіи. Она сказала, что останется три дня въ Сантасаларе, чтобы лечить мой палецъ. Но пробыла она три недли и надялась за это время совершенно погубить меня.

Остановившись въ гостинниц, она не записала своего имени. При первомъ разговор я по всему заключилъ, что она молодая двушка. Только черезъ три недли она объявила мн съ небесной улыбкой, что не можетъ дйствовать и жить по своей вол, какъ я воображалъ, а зависитъ отъ своего супруга, котораго оставила во Флоренціи больного маларіей.

Ея сообщеніе привело меня въ крайнее замшательство, и я вовсе не старался скрыть своего настроенія. Мы разстались. Въ ея глазахъ я былъ дуракъ съ мщанскими принципами морали, въ моихъ… ну, да это не важно. Въ тотъ же вечеръ она оставила Сантасаларе съ безконечнымъ количествомъ сундуковъ и картонокъ. На слдующее утро и я завязалъ мой узелокъ и похалъ дальше на югъ.

— И съ тхъ поръ вы избгаете женщинъ?

— Это я и хотлъ вамъ доказать. Обжегшіяся дти боятся огня.— Онъ снова засмялся и ршительнымъ жестомъ надлъ оба кольца на палецъ.— Ну, теперь можно начать.— Это, очевидно, ключъ отъ вашего дома?— Онъ вынулъ ключъ изъ кармана надтаго имъ платья Чилькота.— Придя на Гровноръ-Сквэръ, я сейчасъ же найду вашъ домъ. Я войду. Поднимусь на лстницу — направо дверь въ ваши,— я хотлъ сказать — мои комнаты. Кажется, я теперь знаю все наизусть. Сегодня я чувствую истинное вдохновеніе и увренъ, что ничего не напорчу.— Онъ передалъ Чилькоту два другихъ кольца и взялъ въ руки пальто.— Я останусь въ вашемъ дом, пока не получу телеграмму, тогда я вернусь, и мы снова помняемся ролями.— Онъ надлъ пальто и подошелъ къ столу. Теперь, когда наступилъ ршительный моментъ, онъ чувствовалъ нкоторое волненіе. Онъ не зналъ, какъ положить конецъ бесд, и протянулъ молча руку.

Чилькотъ взялъ его руку и поблднлъ.

— Ничего, сойдетъ хорошо,— нервно сказалъ онъ.— А что касается вознагражденія, то мы уже условились: сто фунтовъ въ недлю, вс другіе расходы — на мой счетъ.

— Да, вы о плат,— съ улыбкой сказалъ Лодеръ.— Да, это все ясно какъ день. А теперь — спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Голосъ Чилькота прозвучалъ странно, какъ бы издалека, Лодеръ сдлалъ видъ, что не замчаетъ этого. Онъ пожалъ руку, которую держалъ въ рук, хотя ея холодная влажность была ему непріятна.

— Спокойной ночи,— повторилъ онъ.

— Спокойной ночи.

Съ минуту они стояли молча и только глядли другъ на друга. Потомъ Лодеръ спокойно отнялъ руку, прошелъ черезъ комнату и переступилъ порогъ. Чилькотъ остался одинъ. Онъ прислушался, пока не затихли шаги на лстниц. Тогда онъ быстрымъ движеніемъ взялъ лампу подъ зеленымъ абажуромъ и направился въ спальню.

VIII.

Въ жизни каждаго человка бываютъ моменты тяжкихъ предчувствій, полнаго отчаянія, а также моменты побднаго чувства. Лодеру были знакомы вс эти настроенія. Но ничто не могло сравниться съ хаосомъ чувствъ въ ту минуту, когда онъ, одтый въ платье другого человка, впервые открылъ карманнымъ ключомъ дверь въ домъ другого человка.

Онъ продлалъ это съ величайшимъ спокойствіемъ. Ключъ безшумно вошелъ въ замокъ, Лодеръ увреннымъ движеніемъ повернулъ его, хотя сердце его сильне забилось на минуту. Передняя съ ея тяжеловсной, строгой мебелью произвела на него нсколько жуткое впечатлніе, несмотря на яркій электрическій свтъ. Вся отдлка была выдержана въ черныхъ и коричневыхъ тонахъ. Стны были украшены бронзовыми павлинами съ распущенными хвостами. Перила лстницы были чугунныя, также какъ огромный чугунный каминъ.

Лодеръ быстро оглянулся вокругъ себя и пошелъ впередъ. Онъ опять сталъ волноваться, поднимаясь по лстниц и касаясь рукой холодныхъ перилъ, но съ каждымъ шагомъ его увренность возрастала. Наверху лстницы сердце у него забилось опять сильне, точно уличая его ршимость во лжи. Издали, въ конц ярко освщеннаго корридора онъ замтилъ горничную, которая направлялась какъ разъ ему навстрчу. У него закружилась голова. Онъ пересталъ соображать, увренный, что теперь сейчасъ все раскроется. Онъ такъ твердо сознавалъ, что онъ именно Джонъ Лодеръ, а не кто другой — несмотря на свою одежду и несмотря на свою смлость,— что вс другія соображенія теряли силу. Достаточно было одного слова, одной подробности, которая бы его выдала,— и все гибкое зданіе сразу разрушится. Но ожиданіе катастрофы было такъ мучительно, что онъ почти желалъ скорйшей развязки.

Двушка, однако, молча подходила къ нему, молчаніе ея казалось ему такимъ невроятнымъ, что онъ невольно тоже пошелъ впередъ. Онъ уже былъ на разстояніи не боле аршина отъ нея, а она все еще ничего не говорила. Когда же онъ прошелъ мимо нея, она почтительно отошла къ стн. Все это произошло въ нсколько секундъ, но это время показалось ему нескончаемо длиннымъ. Страхъ передъ раскрытіемъ тайны перешелъ у него вдругъ въ вызывающее отношеніе въ судьб. Онъ остановился, обернулся и позвалъ двушку. Тамъ, гд онъ стоялъ, было очень свтло, лампа висла какъ разъ надъ его головой. Когда двушка подошла, онъ ршительно поднялъ лицо и подождалъ съ секунду. Она смотрла на него безъ удивленія и безъ любопытства.— Что прикажете, сэръ?— спросила она.

— Миссисъ дома?— спросилъ онъ. Другой вопросъ ему не пришелъ въ голову, но и этотъ годился для перваго опыта.

Двушка все еще не выказывала ни малйшаго удивленія.— Нтъ,— отвтила она.— Но она вернется черезъ полчаса.

— Черезъ полчаса? Хорошо.

Онъ твердо пошелъ назадъ, по направленію къ лстниц, потомъ повернулъ направо и открылъ дверь въ комнаты Чилькота. Дверь открывалась въ короткій широкій корридоръ. Съ одной стороны былъ рабочій кабинетъ, съ другой — ванная и уборная. Все это устройство онъ хорошо зналъ по частымъ и подробнымъ описаніямъ Чилькота, но все-таки чувствовалъ полную неосвоенность, съ этимъ смшаннымъ чувствомъ онъ подошелъ въ двери кабинета и открылъ ее.

Въ кабинет былъ зажженъ свтъ и топился каминъ. Чувствовалась мирная рабочая атмосфера. Это впечатлніе было первымъ, и Лодеръ на секунду подумалъ о томъ, дйствительно ли Чилькотъ совершенно добровольно отказался отъ всего этого. Потомъ его вниманіе отвлечено было другими, боле важными длами. Въ ту минуту, какъ онъ входилъ, новый секретарь какъ разъ ставилъ какую-то книгу на полку. Увидавъ Лодера, онъ обернулся къ нему.

— Я собираю кое-какія свднія о политическомъ положеніи Хорасана,— сказалъ секретарь, взглянувъ на Лодера нсколько тревожнымъ взглядомъ.

Это былъ маленькій, робкій человкъ безъ всякаго положенія въ обществ, но необыкновенно ученый — полная противоположность ловкаго Блесингтона, мсто котораго онъ занялъ. Лодеръ выдержалъ его испытующій взоръ, не моргнувъ. Ему стало ясно, что каждая встрча съ взглядомъ новаго человка будетъ для него источникомъ напряженнаго интереса и даже волненія. Съ этой мыслью онъ подошелъ къ письменному столу.

— Благодарю васъ, Гринингъ,— сказалъ онъ.— Ваша работа очень пригодится намъ.

Секретарь взглянулъ на него нсколько удивленно. За дв недли службы терпніе его часто подвергалось тяжелымъ испытаніямъ.

— Я очень радъ, что вы такого мннія,— сказалъ онъ ршительно.— А вдь сегодня утромъ, если вы помните, вамъ это казалось пустымъ дломъ.

Лодеръ снималъ пальто, но остановился на минуту.— Сегодня утромъ?— спросилъ онъ.— Вы говорите, что сегодня утромъ мн это казалось пустымъ дломъ?— Онъ хотлъ воспользоваться этими словами для своихъ цлей. Онъ обернулся въ секретарю.

— Вы еще не знаете меня, Гринингъ,— сказалъ онъ,— и вамъ слдуетъ освоиться съ моимъ характеромъ я моими привычками. Дло въ томъ, что у меня часто мняются настроенія. До сихъ поръ вы меня знали безвольнымъ и непостояннымъ, но я могу, если нужно, быть совсмъ другимъ.— Онъ засмялся, и Гринингъ присоединился къ его смху несовсмъ увренно. Очевидно, до сихъ поръ Чилькотъ не допускалъ никакой фамильярности въ обращеніи съ секретаремъ. Лодеръ взглянулъ на Грининга, и сразу понялъ, что этотъ испуганный, подобострастный человкъ очень одинокъ и совершенно не знаетъ жизни и людей.

— Вы устали,— сказалъ онъ ласковымъ тономъ.— Идите спать. Мн еще хочется подумать кое о чемъ. Спокойной ночи!— Онъ протянулъ ему руку.

Гринингъ пожалъ ее, все еще не зная, какъ отнестись къ этому новому проявленію столь сложнаго характера.

— Спокойной ночи, мистеръ Чилькотъ,— сказалъ онъ.— Есік желаете, я завтра соберу еще дальнйшія свднія. Надюсь, что сегодняшнюю ночь вы проспите спокойно.

Лодеръ съ удивленіемъ взглянулъ на него, но тотчасъ не вспомнилъ, къ кому эти слова относятся.

— Благодарю васъ, Гринингь,— сказалъ онъ.— Ваше пожеланіе, кажется, исполнится.

Онъ поглядлъ вслдъ маленькому секретарю, который тихо, точно извиняясь въ своемъ существованіи, направился къ двери. Потомъ онъ подошелъ къ камину, оперся на него обоими локтями и опустилъ голову на руки. Такъ онъ простоялъ недвижимо нсколько минутъ, потомъ руки его опустились и онъ медленно обернулся. За это короткое время онъ все обдумалъ и ршилъ, какъ ему дйствовать. Легкая нервность, которая сказывалась въ его обрывистой рчи и чрезмрной ласковости, исчезла, и онъ твердо глядлъ въ лицо дйствительности.

Успокоившись, онъ сталъ внимательно оглядывать комнату. Все ему здсь нравилось: великолпная библіотека, яркій свтъ лампъ, столъ и стулья, приспособленные какъ нельзя лучше для чтенія, писанія и размышленія. Все это было когда-то и у него, и объ этомъ онъ съ тхъ поръ только мечталъ, а тутъ опять его окружилъ прежній комфортъ — только при еще большей роскоши. А роскошь доставляетъ особенно большое наслажденіе, когда человку долго недоставало ея. Лодеръ жилъ очень просто и воздержно, и еще три недли тому назадъ считалъ себя застрахованнымъ отъ всякаго искушенія,— но вдругъ раздался голосъ жизни, и что-то откликнулось на этотъ голосъ въ его душ убдительно и громко, заглушая скептицизмъ и тмъ самымъ завоевывая себ право на существованіе. Это былъ голосъ затаеннаго честолюбія. Но теперь, когда Лодеръ очутился въ новой сфер, еще другой, новый голосъ зазвучалъ въ его душ. Проснулась любовь къ предметамъ и заглушила послдній остатокъ мудрости. Онъ увидлъ въ новомъ свт все окружавшее его въ кабинет Чилькота, мягкіе ковры, нжный свтъ, безчисленные предметы роскоши, безполезные, но составляющіе радость жизни своей красотой. Онъ увидлъ теперь во всемъ этомъ воплощеніе силы. Прекрасные переплеты книгъ, тихая гармонія обстановки, льстивость и услужливость подчиненныхъ — все это были въ его глазахъ вншніе знаки силы. А онъ-то думалъ, что давно забылъ обо всемъ этомъ.

Лодеръ медленно прошелъ по комнат, потомъ взялъ лежавшія на стол бумаги и сталъ ихъ разсматривать. Въ нихъ было что-то внушительное, он заключали въ себ нчто цнное и реальное, Лодеру казалось, что въ нихъ — ключъ во многимъ мучительнымъ вопросамъ. Рядомъ съ бумагами лежала кучка писемъ, аккуратно сложенныхъ одно на другое и еще не открытыхъ. Онъ сталъ ихъ разглядывать. Вс они были толстыя и казались интересными. Онъ внутренно разсмялся, вспомнивъ свою собственную скудную корреспонденцію — очень тонкіе конверты или толстые пакеты: возвращенныя рукописи, или же чеки. Разсортировавъ письма, онъ на минуту остановился. Нужно было приняться за чтеніе ихъ, а онъ еще никогда въ жизни не открывалъ письма, адресованнаго другому человку.

Онъ все еще колебался и держалъ письма въ рук. Вдругъ на лиц его отразилось удивленіе и выжиданіе, онъ поднялъ голову: кто-то стоялъ передъ дверью, которую Гринингъ не плотно прикрылъ. Черезъ секунду Лодеръ услышалъ шелестъ женскихъ юбокъ, нетвердый стукъ въ дверь — и въ комнату вошла молодая женщина.

Она постояла нсколько секундъ на порог, потомъ, когда Лодеръ всталъ, не говоря ни слова,— вошла въ комнату. Она видимо пріхала съ вечера, перчатки она уже сняла, но на ней было еще длинное манто, отдланное кружевами и мхомъ.

Въ ту же секунду, какъ она вошла въ комнату, Лодеръ понялъ, что это — жена Чилькота, и неожиданно для себя очень растерялся. Онъ молча продолжалъ стоять у письменнаго стола, потомъ наконецъ повернулся и взглянулъ ей прямо въ лицо.

Она сняла манто и стояла у огня. Ей приходилось проходить черезъ жизнь одной, безъ поддержки, и это отражалось въ самоувренности и твердости ея движеній. Но когда она стояла въ своемъ свтло-синемъ плать на темномъ фон кабинетной обстановки, то прежде всего поражала своей моложавостью, противорчившей первому впечатлнію. Лодеръ съ удивленіемъ вспоминалъ слова Чилькота о жен, о томъ, что она — холодная и не симпатичная. Напротивъ того, ея появленіе не испугало его, какъ видъ служанки. И все же въ ея чертахъ было нчто, еще боле тревожившее его, чмъ боязнь быть узнаннымъ и уличеннымъ, онъ видлъ въ ея глазахъ ласковость, за которой наврное скрывалось другое чувство. Но онъ никакъ не могъ сказать, что это за чувство: недовріе, сомнніе или дйствительное отвращеніе.

Лодеръ съ нкоторымъ замшательствомъ подошелъ снова къ письменному столу и продолжалъ сортировать письма Чилькота. Онъ ждалъ, чтобы жена Чилькота заговорила первая.

Она обернулась къ нему, какъ бы угадывая его мысли.

— Я, можетъ быть, мшаю,— сказала она.— Если ты занятъ…

Въ Лодер заговорила вжливость. Онъ былъ всегда учтивъ съ женщинами, и теперь опять вспомнилъ старину.

— Ничуть,— отвтилъ онъ.— Я только просматриваю мои письма. А ты важне писемъ.

Онъ чувствовалъ, что говоритъ торопливо отъ волненія, но Ева, въ противоположность секретарю, не придала этому значенія. Она достаточно знала Чилькота за шесть лтъ замужества.

— Я обдала у Фрэдовъ,— сказала она.— И Фрэдъ поручилъ мн поговорить съ тобой.

Лодеръ невольно улыбнулся. Ему казалось невообразимо комичнымъ, что Фрэдъ, знаменитый государственный дятель Фрэдъ, состоитъ въ сношеніяхъ съ нимъ. Чтобы скрыть свою улыбку, онъ сталъ пододвигать большое кресло къ камину.

— Вотъ какъ!— сказалъ онъ.— Не присядешь ли ты?

Онъ теперь подошелъ къ ней совсмъ близко, и могъ ясно разглядть ея черты. Изумленіе его было огромное. Чилькотъ говорилъ объ ея успхахъ въ обществ, объ ея ум, во никогда не упоминалъ объ ея красот, а между тмъ красота эта была чрезвычайно оригинальная. Волосы у нея были черные — не блестящаго, а матово-чернаго цвта, глаза были большіе и поразительно чистаго синяго цвта, рсницы очень черныя и густыя. Лодеръ самъ себя поймалъ на изученіи всхъ этихъ подробностей.

— Не хочешь ли ссть?— повторилъ онъ съ нкоторымъ смущеніемъ, отрываясь отъ своихъ мыслей.

— Благодарю…— Она съ серьезнымъ видомъ направилась къ креслу, но, проходя мимо Лодера, безсознательно придержала платье рукой, чтобы не коснуться его. Это движеніе ему почему-то было непріятно.

— Что-же Фрэдъ поручилъ мн сказать?— холодно спросилъ онъ.

Врный своей привычк, онъ подошелъ въ камину, оперся на него и пытливо глядлъ на нее. Онъ уже не старался закрывать лицо. Ея равнодушіе и безучастіе дйствовали на него вызывающимъ образомъ. Онъ помнилъ, что относился самъ съ полнымъ презрніемъ къ Чилькоту, но въ первый разъ въ немъ проснулось желаніе проявить свою собственную индивидуальность. Нсколько взволнованный этими противорчивыми чувствами, онъ сталъ искать портсигаръ въ карманахъ Чилькота.

— Вотъ вдь твои папиросы,— сказала Ева, замтивъ его движеніе, и протянула ему лежавшій подл нея на столик маленькій кожаный портсигаръ.

— Благодарю.— Онъ протянулъ руку за портсигаромъ, и замтилъ, что она взглянула на его кольца. Губы ея полуоткрылись, точно она хотла громко удивиться или спросить его, но она не произнесла ни слова. Этотъ инцидентъ показалъ Лодеру лучше всякихъ словъ, какая пропасть раздляетъ мужа и жену.

— Ну, такъ что же съ Фрэдомъ?— спросилъ онъ.

Она выпрямилась и взглянула ему прямо въ лицо, какъ бы собираясь съ силами для труднаго дла:

— Мистеръ Фрэдъ, какъ всегда, принимаетъ близкое участіе въ теб,— начала она.

— Или, врне, въ теб?— Лодеръ сказалъ это совершенно тономъ Чилькота, и сразу пожаллъ объ этихъ словахъ. Ева сильно покраснла. На секунду опять промелькнуло въ ея глазахъ неописуемо-странное выраженіе, удивившее Лодера съ самаго начала, потомъ она снова опустилась въ кресло.

— Почему ты всегда насмхаешься надъ моими друзьями?— спокойно спросила она.— Я не обращаю на это вниманія, когда у тебя нервы не въ порядк.— Она слегка запнулась на этихъ словахъ.— Но сегодня ты, кажется, не въ нервномъ состояніи.

Лодеръ почувствовалъ, что краснетъ. За исключеніемъ рдкихъ вспышекъ м-ссъ Робинъ, смотрвшей за его хозяйствомъ, онъ никогда еще не навлекалъ на себя неудовольствія женщинъ.

— Прости, это я не нарочно,— сказалъ онъ.— Я не хотлъ обидть тебя моими словами.

Ева впервые оживилась. Она взглянула на него съ удивленіемъ.— Если ты искренно извиняешься,— сказала она съ легкимъ недовріемъ,— то я съ удовольствіемъ принимаю твое извиненіе. Но…— она остановилась.

Лодеръ не зналъ, какъ ему отнестись къ ея словамъ, и подошелъ опять къ столу, держа въ рук незажженную папиросу. Наступила минутная пауза, наконецъ, чувствуя неловкость молчанія, Ева поднялась. Она взглянула на Лодера, опершись рукой на спинку стула.

— Мистеру Фрэду очень жалко,— она остановилась, подыскивая слова,— что ты становишься безучастнымъ во всему, что длаешь. Онъ много думалъ о теб за послднія три недли, съ того дня, какъ теб сдлалось дурно въ парламент, и ему кажется,— она опять прервала себя, глядя на Лодера, который отвернулъ голову,— ему кажется, что если ты теперь сдлаешь усиліе надъ собой, то и здоровье твое поправится. Онъ увренъ, что теперешній политическій кризисъ можетъ сильно выдвинуть тебя. Тотъ фактъ, что твои торговые интересы связаны съ Персіей, придаетъ двойное значеніе каждому твоему слову.— Она все боле оживлялась, и голосъ ея становился теплымъ,— Мистеръ Фрэдъ говоритъ, что ты подавалъ большія надежды въ начал твоей карьеры. Онъ сказалъ, что еслибы ты опять сталъ такимъ же, какимъ былъ тогда, то въ успх нельзя сомнваться.— Она говорила торопливо, точно боясь, что Лодеръ прерветъ ее насмшкой.— Онъ просилъ меня употребить мое вліяніе. Я знаю, что никакого вліянія у меня нтъ, но я общала ему поговорить съ тобой, и должна сдержать общаніе.

Слова и голосъ Евы произвели сильное впечатлніе на Лидера. Онъ чувствовалъ, какое огромное усиліе она длаетъ надъ собой, и его презрніе къ Чилькоту еще усилилось.

— Я ршилъ…— началъ было онъ, обращаясь къ ней. Но ему показалось нелпымъ давать какія-либо неопредленныя общанія.— Я подумаю о твоихъ словахъ,— сказалъ онъ помолчавъ.— Только это я и могу общать.

Ихъ глаза встртились, и она слабо улыбнулась.

— Я и этого не ожидала,— сказала она.— Теперь я пойду. Ты такъ терпливо выслушалъ меня,— я очень поражена.— Она опять улыбнулась и протянула руку.

Движеніе ея было привтливое, но Лидеру показалось, что въ немъ сказывалось облегченіе, а не привязанность, и онъ замтилъ, что ея пальцы только слегка коснулись его руки. Онъ взялъ ея манто, понесъ его къ дверямъ, открылъ дверь Ев и передалъ ей манто.

— Я подумаю о твоихъ словахъ,— повторилъ онъ.

Опять она взглянула на него, какъ бы опасаясь насмшки, затмъ, слегка успокоенная, остановилась у дверей.

— Ты будешь всегда упускать благопріятные случаи въ жизни,— сказала она,— а я буду всегда завидовать теб въ томъ, что судьба теб ихъ даетъ. Обычная разница между мужчинами и женщинами. Спокойной ночи!— Она улыбнулась ему и вышла въ корридоръ.

Лодеръ обождалъ, пока закрылась наружная дверь, затмъ прошелъ задумчиво черезъ комнату и опустился въ кресло, на которомъ она сидла. Онъ глядлъ долго на свою руку, которой касались ея пальцы, затмъ онъ поднялъ голову рзкимъ движеніемъ.

— Чортъ возьми,— сказалъ онъ,— какъ искренно она его ненавидитъ!

IX.

Лодеръ отлично проспалъ ночь въ постели Чилькота подъ высокимъ балдахиномъ. Строгая пышность обстановки не производила на него удручающаго впечатлнія, какъ на хозяина комнаты. Тяжелая мебель, высокій потолокъ, пышныя драпировки — все такое же, какъ при дд Чилькота,— свидтельствовали о давно накопленномъ богатств. Это поднимало духъ Лодера. Правда, владніе всмъ этимъ было для него миражемъ, но онъ радъ былъ и миражу, который могъ заполнить жизнь хоть на одинъ день.

Въ такомъ настроеніи онъ проснулся на слдующее утро и лежалъ нкоторое время, наслаждаясь удобствомъ постели и радуясь свту, струившемуся сквозь оконныя занавски. Здоровому человку все кажется возможнымъ въ ясный солнечный день. Онъ съ наслажденіемъ вытянулъ руки, съ удовольствіемъ ощущая прикосновеніе мягкаго и тонкаго постельнаго блья. Что говорилъ Чилькотъ?— что лучше жить одинъ день, чмъ прозябать всю жизнь. Это врно. Для Лодера жизнь началась только теперь. Онъ улыбнулся безъ всякой ироніи. Въ тридцать-шесть лтъ человкъ еще въ полнот своихъ силъ, онъ свободенъ отъ крайнихъ увлеченій юности, знаетъ, что слдуетъ брать отъ жизни и что оставлять безъ вниманія, знаетъ, что кубокъ нужно пить не до дна, чтобы не чувствовать горечь осадка. Онъ закрылъ глаза и опять вытянулся всмъ тломъ. Нравственное довольство сопровождалось у него чувствомъ физической пріятности. Свъ на постели, онъ надавилъ кнопку электрическаго звонка, и на зовъ его явился новый слуга.

— Отдерните занавси, Ренвикъ,— сказалъ онъ.— Который часъ?

Слуга медленно и аккуратно отдернулъ занавси и взглянулъ на маленькіе часы, стоявшіе на туалет.

— Восемь часовъ, сэръ. Я не ожидалъ, что вы такъ рано позвоните.

Лодеръ почувствовалъ упрекъ въ этихъ словахъ, наступила короткая пауза.

— Прикажете подать чашку чаю, сэръ?

— Нтъ, я раньше возьму ванну.

На лиц Ренвика отразилась нершимость.

— Теплую, сэръ?— спросилъ онъ.

— Нтъ, холодную.

Онъ ушелъ явно озадаченный. Лодеръ улыбнулся про себя. Онъ не боялся изобличенія со стороны слуги. Чилькотъ, очевидно, ужъ слишкомъ опустился въ своихъ жизненныхъ привычкахъ, и нтъ надобности подражать ему. Лодеръ позавтракалъ одинъ, по привычк Чилькота, и затмъ прошелъ въ кабинетъ. Гринингъ поднялся ему навстрчу съ такой же поспшностью, какъ и наканун.

— Такъ рано за работой?— привтливо спросилъ Лодеръ, здороваясь съ нимъ.

Маленькій человчекъ просіялъ отъ удовольствія.

— Съ добрымъ утромъ, сэръ,— сказалъ онъ,— вы тоже сегодня рано поднялись. А я было опасался, что у васъ опять разыгрались нервы посл моего ухода. Письма ваши я засталъ сегодня утромъ неоткрытыми. Но теперь у васъ уже совершенно свжій видъ.

Лодеръ быстро повернулся спиной къ свту.

— Письма я дйствительно забылъ прочесть вчера,— сказалъ онъ.— Дло въ томъ,— онъ слегка замялся,— что ко мн зашла жена, и мы заболтались.

Онъ улыбнулся, подошелъ къ столу и взялъ въ руки пачку писемъ. Гринингъ смотрлъ на него, и всякое колебаніе было бы неосторожнымъ въ этотъ моментъ, поэтому онъ сталъ спокойно открывать письма одно за другимъ. Ничего значительнаго въ нихъ не было, и онъ передавалъ ихъ секретарю, чувствуя при этомъ легкое наслажденіе властью. Опять онъ думалъ о томъ, что власть ощущается именно въ мелочахъ.

— Дайте мн записную книжку, Гринингъ,— сдавалъ онъ, когда они покончили съ письмами.

При вид кожаной книжки съ золотой монограммой ‘Д. Ч.’ Лодеръ снова почувствовалъ комизмъ своего положенія. Ему вдругъ захотлось отказаться отъ своей роли, но онъ опомнился, сдлалъ усиліе надъ собой, открылъ книжку и сталъ дловито перелистывать ее. Страница, посвященная текущему дню, была вся исписана. Почти на каждой строчк были помтки неправильнымъ почеркомъ Чилькота. У двухъ записей сдланы были кресты синимъ карандашомъ. Лодеръ обратилъ на нихъ особое вниманіе. Было условлено, что онъ будетъ выполнять во время отсутствія Чилькота только его общественныя обязательства — и, во избжаніе недоразумній, Чилькотъ и обозначилъ ихъ синимъ карандашомъ. Все остальное — большей частью свтскія обязанности — Лодеръ могъ исполнять или не исполнять по своему усмотрнію. Вс привыкли къ разсянности Чилькота, и не удивлялись бы его забывчивости въ мелочахъ.

Но Лодеръ чувствовалъ приливъ энергіи. Онъ быстро прочелъ подчеркнутыя записи. Въ первой значилось свиданіе съ Крешемомъ, однимъ изъ вліятельныхъ избирателей Чилькота въ Варк, а во второй отмчено было условіе завтракать съ Фрэдомъ. Свиданіе съ Крэшемомъ возбуждало въ Лодер интересъ, но мысль о завтрак съ Фрэдомъ его пугала. Онъ бы меньше боялся предстать передъ королемъ, чмъ передъ этимъ знаменитымъ государственнымъ дятелемъ. На минуту его самоувренность покинула его. Потомъ, по ассоціаціи мыслей, онъ вспомнилъ разговоръ съ Евой наканун, и въ немъ заговорило совершенно новое чувство.

Изъ-за Чилькота его презирала теперь жена Чилькота. Онъ не могъ не сознаться, что это обстоятельство накладывало тнь на все остальное. Лодеръ не могъ забыть объ этомъ, и ясно вспоминалъ непріязненное прикосновеніе ея пальцевъ, едва скрываемую враждебность ея взгляда. Это были пустяки,— но гордость его страдала. Такъ, по крайней мр, онъ объяснялъ это себ. Онъ не придавалъ, конечно, большой цны мннію этой женщины, и всякой женщины вообще, но тутъ задта была его гордость. Онъ опять подошелъ въ окну и сталъ глядть на улицу, продолжая держать въ рукахъ записную книжку. Что, если онъ заставитъ ее относиться къ нему съ уваженіемъ? Что, если онъ — подъ маской Чилькота — заставитъ ее признать свою силу? Конечно, это вопросъ гордости — и даже не гордости, а чувства собственнаго достоинства. Этимъ объясненіемъ онъ удовлетворился и снова отошелъ отъ окна.

— Отправьте корреспонденцію, Гринингъ,— сказалъ онъ,— а потомъ продолжайте наводить справки о Хорасан. Намъ, кажется, скоро понадобятся вс свднія, какія мы только сможемъ раздобыть. До свиданія, я еще зайду сюда потомъ.— Онъ кивнулъ головой секретарю и вышелъ изъ комнаты.

Онъ позавтракалъ съ Фрэдомъ въ его клуб, и потомъ они вмст направились въ Вестминстеръ. Завтракъ и прогулка были очень знаменательны. За этотъ часъ Лодеръ извдалъ многое, о чемъ до того не имлъ ни малйшаго представленія. Онъ вкусилъ первые моменты истиннаго упоенія,— но испилъ также первую каплю истинной горечи. Онъ видлъ въ первый разъ, какъ крупный человкъ можетъ проявлять снисходительность къ ничтожному человку, въ совершенств сочетая тактъ и доброту. Его это восхищало, и въ то же время онъ чувствовалъ себя уничтоженнымъ. Двойственное чувство жгло его душу. Онъ ясно сознавалъ, что онъ — Джонъ Лодеръ, человкъ, не имющій ни гроша денегъ, безъ друзей, безъ настоящаго и будущаго,— и вотъ онъ идетъ по Уайтголю, среди яркаго дня, съ однимъ изъ величайшихъ государственныхъ людей въ Англіи.

Когда онъ и Фрэдъ вошли въ парламентъ, дверь на террасу была открыта. Туда повели нсколькихъ иностранцевъ, чтобы показать имъ видъ на Темзу. Старикъ Фрэдъ остановился при вид открытое двери.

— Хотите, выйдемте подышать свжимъ воздухомъ, прежде чмъ ссть на мста,— предложилъ онъ Лодеру, и, взявъ его подъ-руку, увлекъ за собой. По дорог онъ крпко пожалъ его руку.

— Сегодняшній день я запомню, какъ одинъ изъ самыхъ пріятныхъ, Чилькотъ,— сказалъ онъ серьезнымъ тономъ.— Не знаю, какъ вамъ это объяснить, но у меня такое чувство, точно я сегодня впервые увидлъ въ настоящемъ свт мужа Евы. Это для меня большая радость.— Онъ поднялъ на него глаза, которые сохранили свой юношескій блескъ, несмотря на столько лтъ отвтственнаго труда.

Но Лодеръ вдругъ поблднлъ, и взоръ его обратился на Темзу — широкую, таинственную, молчаливую. Фрэдъ, самъ того не зная, разбилъ его иллюзію. Здсь, по парламентской террас, ходилъ не Джонъ Лодеръ, а Чилькотъ, Чилькотъ съ его общественнымъ положеніемъ, его избирателями, его женой. Онъ попытался высвободить руку, но Фрэдъ не отпускалъ его.

— Нтъ,— сказалъ онъ.— Не спасайтесь отъ меня бгствомъ, какъ всегда. Не часто мн случается говорить вамъ пріятную правду. И я не хочу лишиться этого удовольствія.

Онъ улыбнулся.

— Разв правда можетъ быть пріятна?— возразилъ Лодеръ, невольно подражая манер Чилькота.

Фрэдъ поднялъ глаза. Онъ былъ на полъ-головы ниже Лолера, но его внушительный видъ скрывалъ это.

— Чилькотъ,— сказалъ онъ серьезно.— Оставьте циничный тонъ. Это — орудіе неудачниковъ, и мн непріятна эта черта въ близкихъ людяхъ.

Лодеръ ничего не отвтилъ, его тронула звучавшая въ тон старика доброта. Въ эту минуту онъ ясно видлъ передъ собой рельсы, по которымъ онъ пустилъ маленькій возокъ своего существованія, и отъ этого вида у него кружилась голова. Дорога была боле крутая, путь гораздо боле узкій, чмъ онъ предполагалъ, были повороты и крутизны, на которые онъ не разсчитывать. Онъ повернулъ голову и встртилъ взглядъ Фрэда.

— Не слдуетъ очень ужъ полагаться на меня,— медленно сказалъ онъ.— Вы, пожалуй, опять обманетесь.— Голосъ его оборвался на этихъ словахъ, съ террасы донесся до нихъ звукъ голосовъ и смха, въ открытую дверь вошла группа изъ двухъ женщинъ и трехъ мужчинъ. Лодеръ взглянулъ въ ихъ сторону, и сейчасъ же увидлъ, что боле тонкая изъ двухъ женщинъ была Ева. Увидавъ Фрэда и Лодера, она быстро отдлялась отъ своихъ провожатыхъ и направилась къ нимъ. Лодеръ замтилъ, какъ она вся вспыхнула и какъ глаза ея засверкали отъ удовольствія при вид Фрэда, но онъ замтилъ также, что на него она едва только взглянула и уже избгала обращаться въ его сторону.

При ея приближеніи Фрэдъ освободилъ руку и протянулъ ее навстрчу Ев.

— Вотъ и моя крестница,— сказалъ онъ, и когда она подошла, онъ отвтилъ теплымъ взглядомъ на ея улыбку.— Что это?— сказалъ онъ.— Нашу террасу вы превращаете въ сады Эдема въ январ мсяц? Мы это положительно должны запретить!

Ева засмялась.

— Это вина лэди Сары,— сказала она.— Мы встртились за завтракомъ, и она увезла меня,— я уже, конечно, и не спрашивала, куда.

Они оба разсмялись, и Лодеръ съ нкоторымъ колебаніемъ присоединился къ нимъ. Онъ еще не зналъ, что дружба Фрэда и его жены была обычнымъ предметомъ шутокъ въ ихъ кругу. Услышавъ его запоздавшій смхъ, Ева обернулась къ нему.

— Надюсь,— сказала она,— что я вчера не причинила теб безсонницы. Ч поймала его въ его берлог,— объяснила она Фрэду,— и храбро ворвалась къ нему. Мы, кажется, проболтали до двухъ часовъ.

— Я отлично спалъ,— сказалъ Лодеръ.— Разв у меня невыспавшійся видъ?

Ева повернула къ нему голову съ нкоторымъ колебаніемъ.

— Нтъ, видъ у тебя очень хорошій,— сказала она, и въ тон ея прозвучало удивленіе. Лодеру казалось, что это первое искреннее чувство, которое она проявила относительно него.— У тебя давно не было такого свжаго вида.— Тонъ, которымъ она это сказала, показался Лодеру очаровательнымъ. Онъ обратилъ также вниманіе на то, что цвтъ ея волосъ и ея глазъ выигрывалъ при дневномъ освщеніи — казался еще боле блестящимъ на фон темной рки и темныхъ зданій.

Фрэдъ дружески улыбнулся ей, а потомъ взглянулъ на Лодера.

— Нервы у него видимо поправились, Ева,— спокойно сказалъ онъ.— Кажется, у меня теперь нашелся новый помощникъ. Но простите,— жена зоветъ меня. Я долженъ сказать ей нсколько словъ, прежде чмъ она удетъ.

Онъ поклонился и отошелъ въ жен. Ева поглядла ему вслдъ.

— Еслибы съ Фрэдами случилось что-нибудь недоброе, я бы, кажется, этого не пережила,— сказала она тихо, но потомъ громко разсмялась, какъ бы раскаиваясь въ невольномъ порыв чувства.— Я слышала, что онъ сказалъ,— прибавила она другимъ тономъ.— Такъ это правда? Могу я поздравить тебя?

Перемна тона непріятно подйствовала на Лодера.

— Неужели ты никогда не перестанешь не доврять мн?— сказалъ онъ.

Ничего не отвчая, она медленно прошла по опуствшей террас и, остановившись у перилъ, положила руку на каменную балюстраду. Продолжая молчать, она стала глядть на рку,— легкій втеръ разввалъ ея волосы. Лодеръ послдовалъ за ней. Ея молчаніе казалось ему вызовомъ.

— Неужели ты никогда не перестанешь не доврять мн?— повторилъ онъ.

Она, наконецъ, медленно и нсколько удивленно взглянула ему въ лицо.

— А ты давалъ мн какое-нибудь основаніе врить теб?— спокойно сказала она.

На это онъ ничего не могъ отвтить, хотя ея сдерживаемое недовріе все боле раздражало его. Онъ сдлалъ новую попытку примирить ее съ собой.

— Нужно терпніе относительно всхъ людей,— сказалъ онъ.— Подожди… тогда увидишь.

Она не опустила взора при его словахъ, и ясность ея синихъ глазъ опять смутила его. Какъ бы боясь того, что она скажетъ еще что нибудь тяжелое, онъ подошелъ въ ней и положилъ руку рядомъ съ ея рукой.

— Нужно терпливо относиться въ людямъ,— сказалъ онъ.— Иногда человкъ — точно обломокъ корабля, разбитаго бурей, онъ носится безцльно,— пока на его пути не попадется сила, которая его остановитъ.— Онъ опять взглянулъ ей въ лицо, самъ едва сознавая, что говоритъ. Онъ только чувствовалъ, что очутился въ ложномъ положеніи, и пытался какъ-нибудь выпутаться въ него.— Ты разв не вришь, что погибающій можетъ иногда приплыть въ берегу?— спросилъ онъ.

Надъ ними раздался бой большихъ башенныхъ часовъ Вестминстера. Ева подняла голову. Лодеру казалось, что на губахъ ее дрожатъ отвтныя слова. Но въ эту минуту за ними раздался веселый голосъ лэди Сары Фрэдъ.

— Ева!— позвала она.— Ева! Намъ пора хать. Уже три часа — кто бы это подумалъ!

Въ слдующіе дни посл явнаго сближенія съ нимъ Фрэда, Лодеръ велъ себя удивительно тактично и сдержанно. Это длало честь его уму. Многіе другіе, очутившись въ такомъ отвтственномъ и вмст съ тмъ странно неотвтственномъ положеніи, дали бы волю всякаго рода инстинктивнымъ желаніямъ. Но Лодеръ не поддавался соблазнамъ.

Какъ во всхъ рискованныхъ предпріятіяхъ, и въ его новой жизни явилось много неожиданныхъ обстоятельствъ. Ожидаемыя трудности исчезали, но появлялись другія, самыя непредвиднныя. То, что казалось наиболе рискованнымъ — вопросъ о физическомъ сходств — разршалось безъ малйшей трудность Лодеръ былъ пораженъ легкостью, съ которой вс врили въ его тождественность съ Чилькотомъ. Люди, знавшіе Чилькота съ дтства, слуги, жившіе годами въ дом Чилькота, безъ малйшаго колебанія принимали за него Лодера. Иногда онъ терялся,пораженный легкостью обмана. Ему даже казалось, что еслибы правда случайно открылась, въ нее бы не поврили:— люди довряютъ своимъ глазамъ боле, чмъ всякому свидтельству другихъ людей. Въ виду такого неожиданно блестящаго успха, онъ ршилъ неуклонно слдовать по намченному пути. Въ первую минуту упоенія дружбой Фрэда и зародившимся довріемъ Евы, онъ готовъ былъ ринуться въ водоворотъ дйствіи — въ какомъ бы то ни было направленіи. Но, къ счастью для нею самого, для Чилькота и для ихъ общаго дла, онъ привыкъ разсуждать о своихъ поступкахъ. Сидя въ парламент посл, разговора съ Евой на террас, онъ сталъ медленно и трезво обдумывать вс обстоятельства. Воспринимая очень чутко атмосферу залы,— несмотря на вялость обыкновеннаго длового засданія, на ничтожность рчи, раздавшейся съ трибуны, онъ въ то же время устанавливалъ самый благоразумный образъ дйствій для себя. И къ вечеру перваго же дня онъ установилъ свою программу: онъ не будетъ торопиться, не допуститъ въ дальнйшемъ никакихъ опрометчивыхъ увлеченій,— такъ онъ ршилъ. Все должно развиваться естественно и гладко. Онъ теперь впервые вступалъ въ новый для него міръ, а не будетъ ли первый разъ также и послднимъ — это ужъ зависло отъ судьбы.

Онъ откинулся на своемъ сидньи, устремивъ взоръ на сидвшихъ съ другой стороны залы министровъ, скрестилъ руки, какъ это всегда длалъ Чилькотъ, и стиснулъ губы, лицо его сдлалось жесткимъ и холоднымъ. Некрасиво, когда человкъ хочетъ извлечь выгоду изъ слабости другого, и когда такая мысль возникаетъ въ человк, это отражается на его лиц. Лодеръ безпокойно задвигался на своемъ мст, потомъ опять закусилъ губы. Онъ былъ очень упорнымъ человкомъ и не поддавался слабости. Въ первую минуту ему показалось отвратительнымъ воспользоваться паденіями Чилькота для себя, но мало-по-малу онъ освоивался съ этой мыслью.

Черезъ недлю — или, можетъ быть, черезъ дв недли — Чилькотъ снова вернется на свое мсто, и тогда опять начнется старое. Посл отдыха и свободы общественныя обязанности покажутся Чилькоту вдвое боле тягостными, онъ нсколько времени будетъ бороться съ собой, а тогда…

На губахъ Лодера скользнула мимолетная улыбка.— Тогда, конечно, Чилькотъ вторично позоветъ его, Лодера, на свое мсто, и онъ сможетъ серьезно проявить себя. Онъ никогда не предавался пустымъ мечтаніямъ, но въ эту минуту передъ его взоромъ промелькнуло нчто врод виднія. Онъ увидлъ себя стоящимъ тутъ, въ зданіи парламента, увидлъ лица — сначала скучающія при взгляд на него, потомъ постепенно преображающіяся подъ властью его личности, подъ обаяніемъ его краснорчія: онъ зналъ, что обладаетъ ораторскимъ талантомъ. Яркость этого виднія причиняла ему почти физическую боль. Люди, привыкшіе долго сдерживать себя, поддаются иногда опасному наплыву чувствъ. Довряя себ, они смло идутъ впередъ и часто попадаютъ въ пропасти.

Таковъ былъ нсколько несвязный ходъ мыслей Лодера въ первый день его новой жизни. На девятый день, около четырехъ часовъ дня, онъ спокойно и увренно расхаживалъ по кабинету Чилькота. Онъ курилъ сигару и спокойно обдумывалъ занимавшую его мысль, но вдругъ онъ остановился и нахмурилъ брови: въ комнату вошелъ слуга и помшалъ ему. Слуга прошелъ на другой конецъ комнаты, придвинулъ маленькій столикъ въ камину и сталъ накрывать его тонкой изящной скатертью. Лодеръ смотрлъ на него молча, убдившись, что въ его положеніи лучше всего молчать, когда онъ чего-нибудь не понимаетъ. Но онъ все-таки былъ очень удивленъ. Чаю онъ не заказывалъ, и во всякомъ случа ему бы подали только одинъ стаканъ за поднос. Онъ съ возрастающимъ удивленіемъ слдилъ за движеніями слуги, который вышелъ и снова вернулся, внося съ торжественнымъ видомъ на большомъ поднос чайникъ, дв чашки и разныя печенья. Онъ поставилъ все это на столъ, затмъ обратился въ Лодеру и сказалъ:

— М-ссъ Чилькотъ пожалуетъ сюда черезъ пять минутъ, сэръ.

Лодеръ опять промолчалъ, не зная, что ему собственно сказать. Слуга вышелъ. Лодеръ еще разъ оглянулъ парадно сервированный столикъ. Потомъ онъ вдругъ обернулся и вышелъ на средину комнаты.

Посл разговора на террас онъ не видалъ Еву наедин. Въ его комнату она не входила, и онъ теперь спрашивалъ себя, что означаетъ эта новая попытка сближенія. За послдніе дни онъ меньше думалъ о ней, отчасти потому, что наложилъ на себя обтъ сдержанности, но главнымъ образомъ потому, что постепенно захваченъ былъ водоворотомъ новыхъ длъ и интересовъ. Случилось такъ, что столь знаменательный для него лично моментъ жизни былъ въ то же время крайне важнымъ въ политическомъ отношеніи для всей страны, по странному совпаденію, положеніе Чилькота было таково, что оно заставляло его принять живое участіе въ политическихъ осложненіяхъ. Лодеру становилось все ясне, что торговые интересы Чилькота въ случа, если разгорится пожаръ въ Персіи,— заставятъ его примкнуть къ оппозиціи противъ правительства.

Видъ изящно накрытаго столика какъ-то наглядно показывалъ ему, что онъ попалъ въ цлый міръ новыхъ общественныхъ и свтскихъ отношеній и интересовъ. Онъ сознавалъ, что эти интересы все боле и боле его поглощаютъ, укрпляя его умъ и способности. Онъ чувствовалъ, что несомннно нашелъ теперь единственно подходящую для себя сферу дйствія, что не можетъ быть больше и рчи о незаконномъ захват власти съ его стороны, и что теперь мало-по-малу работа его пріобртаетъ отпечатокъ его собственной индивидуальности. Очевидно и Ева замтила то, что бросалось всмъ въ глаза,— т.-е., что Чилькотъ никогда не проявлялъ такой активности, какъ теперь, вотъ почему она, вроятно, вздумала придти къ нему въ кабинетъ. Сможетъ ли онъ благополучно провести до конца маленькую комедію, которая должна будетъ разыграться?— спрашивалъ онъ себя.

Раздался легкій шелестъ женской одежды, и въ комнату вошла Ева. Она спокойно протянула ему руку, и онъ отвтилъ ей столь же спокойнымъ рукопожатіемъ.— Чмъ я обязанъ такой чести?— спросилъ онъ.

Она смущенно улыбнулась и взглянула въ окно.— Обычная мужская манера!— сказала она.— Прежде всего вы освдомляетесь о причинахъ. По-моему, давай лучше выпьемъ сначала чай, а потомъ поговоримъ.— Она направилась къ столику, и онъ послдовалъ за ней. При этомъ онъ замтилъ, что туалетъ ея удивительно подходилъ къ комнат и къ погод, хотя никакихъ подробностей онъ и не замчалъ. Она сла и стала разливать чай. Онъ подумалъ, что давно уже ему не наливала чай женщина въ семейной обстановк. Онъ сталъ съ любопытствомъ наблюдать за ловкостью ея движеній, и не замтилъ, что она протягивала ему чашку.

— Ты что же, не будешь пить чай?— спросила она съ улыбкой.

Онъ вздрогнулъ, въ досад на свою неучтивость.— Я ужасно разсянъ,— сказалъ онъ:— я…

— Переутомился отъ работы за послднюю недлю,— добавила она за него.

Онъ почувствовалъ нкоторое облегченіе, но потомъ опять наступило тягостное молчаніе. Онъ пилъ чай и сълъ кусокъ пирожнаго, ловя себя на желаніи обладать хоть нкоторымъ свтскимъ лоскомъ, хоть нкоторымъ умньемъ легко болтать о пустякахъ. Онъ чувствовалъ, что становится комичнымъ. Взглянувъ исподлобья на Еву, отвернувшую лицо, онъ поставилъ пустую чашку на столъ. Въ эту минуту она обернулась, и глаза ихъ встртились.

— Джонъ,— сказала она,— знаешь, почему я зашла къ теб выпить чашку чая? У меня былъ сегодня разговоръ съ Фрэдомъ, очень длинный разговоръ. Фрэдъ говоритъ о теб такъ много хорошаго, что еслибы не онъ это сказалъ, я бы не поврила.— Она задвигалась на стул, потомъ быстро взглянула на Лодера и опять стала глядть въ огонь.

Онъ приблизился въ ней на шагъ.— Что же онъ говоритъ?— спросилъ онъ, внутренно стыдясь, что слова эти ему пріятны.

— Собственно говоря, мн не слдовало теб объ этомъ говорить,— сказала она, улыбаясь.— Ты его удивилъ, вотъ что онъ говоритъ…— Она на минуту замолчала, выпила чай и потомъ снова поглядла на него.— Джонъ,— сказала она серьезно,— вопросъ только въ одномъ: будетъ ли длиться эта перемна?

Голосъ ея звучалъ необычайно искренно, и Лодеръ чувствовалъ все сильне, что за ея большимъ вншнимъ очарованіемъ скрывается къ тому же необычайно привлекательный характеръ. Объ этомъ онъ даже никогда прежде не думалъ, и поэтому вторично пытливо взглянулъ на нее. Въ этомъ новомъ свт красота ея казалась ему иной и по иному его привлекала. Прежде онъ думалъ, что женщина можетъ быть кумиромъ или забавой — или тяжкимъ бременемъ. А теперь вдругъ ему пришла мысль, что женщина можетъ стать подругой, врной спутницей жизни.

— Очень ты недоврчива,— сказалъ онъ, глядя ей прямо въ лицо. Она не отвтила на его взглядъ.

— Кажется, меня пріучили въ недоврію,— отвтила она, разглядывая очень усердно узоръ на стол.

При этихъ словахъ Лодеръ вдругъ вспомнилъ о Чилькот, о его раздражительности, порочности и непостоянств. Его охватила безграничная жалость въ женщин, связанной съ нимъ неразрывной цпью. Ева не могла, конечно, и подозрвать о томъ, что происходило въ душ Лодера, и продолжала говорить:

— Выходя за тебя замужъ,— говорила она,— я ко всему относилась съ большимъ интересомъ и врила въ жизнь. Политика мн была близка, я выросла среди нея и знала, что мой мужъ — будущее свтило въ политическомъ мір. Такъ о теб говорили. Мн даже не приходило въ голову желать еще большаго. Страстной любви ты вдь никогда не обнаруживалъ,— прибавила она, улыбаясь.— Да я бы забыла о любви и радостяхъ семейной жизни. Я хотла бы быть только — тмъ, что лэди Сара — женой великаго человка.— Она остановилась.— Сначала все шло благополучно. Потомъ постепенно началось худое. Ты началъ… страдать нервами… Я не хочу сказать теб ничего непріятнаго,— быстро сказала она, замтивъ неспокойныя движенія Лодера.— Ничуть, я только объясняю теб, почему я мало-по-малу упала духомъ.

— Я знаю, знаю,— перебилъ ее Лодеръ.— Становилось все хуже и хуже. Твое вмшательство было бы безполезно, и въ конц концовъ ты совсмъ утратила мужа.

— Но недлю тому назадъ…— Она быстро взглянула на него, но, поглощенная своими мыслями, не замтила ничего страннаго въ его словахъ. Лодеръ сильно покраснлъ при ея послднихъ словахъ.

— Въ сущности произошло нчто невроятное,— сказала она.— Этому нельзя поврить, но все же я не могу отрицать: наперекоръ разуму, наперекоръ опыту и даже собственной вол, я вдругъ за послднюю недлю начинаю чувствовать то, что чувствовала когда-то, вначал.— Она остановилась со смущенной улыбкой.— У меня такое чувство, точно моя жизнь какимъ-то чудомъ снова начинается съ того мста, на которомъ оборвалась шесть лтъ тому назадъ.— Она опять остановилась я улыбнулась.

Лодеръ чувствовалъ себя очень неловко, но совершенно не могъ придумать, что сказать.

— Это началось въ день обда у Фрэдовъ,— продолжала она.— Фрэдъ тогда говорилъ такъ ласково и такъ умно. Онъ вспоминалъ, какія надежды вс возлагали на тебя, упрекалъ меня и говорилъ, что, сдлавъ послднюю попытку, нужно посл того сдлать еще самую послднюю. Онъ общалъ взять все остальное на себя, если мн только удастся возбудить въ теб снова интересъ къ работ. Я слушала его съ отчаяніемъ, зная, какъ безполезны его слова. На прощанье я общала ему сдлать все, что могу. Но я знала про себя, что и самая послдняя попытка будетъ безполезной: въ такомъ настроеніи я вошла къ теб.— Она остановилась и украдкой взглянула на Лодера.

— Я вошла къ теб… И тогда… тогда мн показалось, что я завоевала право на награду побдой надъ собой. Мн, дйствительно, кажется, что ты сталъ другимъ человкомъ. Я знаю, что мои слова смшны,— сказала она полу-шутливо, какъ бы извиняя себя.— Дло даже не въ томъ, что лицо твое измнилось… впрочемъ, я сразу увидла, что ты… не страдаешь нервами.— Она каждый разъ съ нкоторымъ колебаніемъ произносила слово ‘нервы’.— Перемна была въ теб самомъ — въ содержаніи твоихъ словъ, а не въ томъ, какъ ты ихъ говорилъ.

Лодеръ чувствовалъ все большую неловкость.

— Тогда, вначал, впечатлніе было еще мимолетное.— Она заговорила медленне.— Я сама себ не сознавалась. И на слдующій день, во время бесды на террас, я еще тоже боялась сознаться самой себ,— хотя это и становилось еще боле яснымъ. Но съ того дня я зорко слдила за тобой, и теперь уврена въ томъ, что произошла перемна. Фрэдъ говоритъ то же самое,— а онъ никогда не ошибается. Конечно, пока прошло только девять — десять дней. Но за послдніе три года ты и десяти часовъ не бывалъ въ одинаковомъ состояніи.

Она остановилась, какъ бы ожидая подтвержденія своихъ догадокъ, но Лодеръ молчалъ, не зная, что отвтить. Она подождала съ минуту, потомъ нагнулась впередъ, сидя въ кресл, и пристально посмотрла на него.

— Джонъ,— спросила она,— будетъ ли это длиться? Вотъ о чемъ я пришла спросить тебя… Я боюсь врить. Новое разочарованіе было бы слишкомъ большимъ ударомъ.

Лодеръ чувствовалъ на себ ея глубокій взглядъ, хотя и не ршался поднять на нее глаза.

— Недлю тому назадъ, я бы не могла предложить теб этотъ вопросъ,— а теперь могу. Я сама не знаю, какъ это случилось, но такое у меня теперь чувство. Понимаешь ты меня? Можешь ты отвтить мн?

Лодеръ все еще молчалъ, не зная, что онъ можетъ сказать, что иметъ право сказать. Еву смутило его молчаніе, и она поднялась.

— Если это только мимолетно, то не скрывай отъ меня,— сказала она.— Но если это можетъ длиться,— если есть малйшая возможность, чтобъ это длилось, тогда…— Она остановилась и пытливо взглянула на него. Онъ не могъ не поддаться обаянію ея близости. Соблазнъ минуты былъ слишкомъ великъ. Онъ самъ, его собственное ‘я’, его энергія, его намренія и планы — все это было такъ осязательно и близко,— а Чилькотъ съ его притязаніями исчезалъ вдали, вн реальной дйствительности. Въ конц концовъ, его жизнь, его честолюбіе и его ршенія были его собственностью. Онъ поднялъ глаза и медленнымъ, испытующимъ взглядомъ взглянулъ на Еву.

— А ты была бы рада, еслибы я могъ общать теб, что это будетъ длиться?— спросилъ онъ.

Она вся просіяла и подошла еще на шагъ ближе.— Да,— отвтила она.— Я желаю этого сильне всего на свт.

Послдовала минута напряженнаго ожиданія. Общаніе, которое бы осчастливило ее, срывалось съ устъ Лодера, но онъ все еще не ршался произнести его. Это промедленіе было роковымъ. Въ то время, какъ онъ стоялъ молча, открылась дверь и вошелъ слуга, подававшій чай. Онъ подошелъ къ Лодеру и передалъ ему телеграмму.

— Будетъ отвтъ, сэръ?— спросилъ онъ.

Ева отошла къ креслу, на которомъ сидла. Щеки ея горли и глаза сіяли радостнымъ блескомъ. Лодеръ открылъ телеграмму, прочелъ ее и бросилъ въ огонь.— Отвта не будетъ,— коротко сказалъ онъ.

Суровый тонъ его голоса испугалъ Еву.— Непріятныя всти?— спросила она, когда слуга вышелъ. Лодеръ не поднялъ глазъ. Онъ глядлъ на телеграмму, которая истлвала въ камин.

— Нтъ,— отвтилъ онъ наконецъ принужденнымъ тономъ.— Нтъ. Это только напоминаніе о чемъ-то, что я забылъ.

XI.

Посл словъ Лодера наступило тяжелое молчаніе. Поданная телеграмма, вопросъ Евы и его отвтъ навались чмъ-то совершенно обыденнымъ, а между тмъ оба они знали, что во время наступившей минуты молчанія что-то порвалось между ними. Почему — это зналъ только Лодеръ, но не могла понять Ева. У Лодера было такое чувство, точно явился призракъ, сталъ между ними, началъ рости, сдлался прозрачнымъ и потомъ разсялся. Когда видніе исчезло, онъ обернулся къ Ев.— Я чуть-чуть не пообщалъ слишкомъ много,— сказалъ онъ. Голосъ его звучалъ непріятно именно потому, что онъ хотлъ скрыть свои чувства. Онъ даже не посмотрлъ на Еву. Его осилило тупое чувство катастрофы, безконечная горечь, заглушавшая все остальное. Самое прекрасное въ его жизни, быть можетъ, самое высокое благо жизни, исчезало у него промежъ пальцевъ въ тотъ моментъ, когда онъ могъ бы проявить себя. Почва ускользала изъ-подъ его ногъ. Вопреки своему обычному чувству логичности и справедливости, онъ далъ волю инстинктивному бшенству противъ Чилькота. Ева замтила, какъ омрачились его черты, и спокойно поднялась съ мста.

— Я обдаю сегодня у лэди Сары и потомъ у нея спектакль. Обдъ будетъ ранній, и мн пора заняться туалетомъ. Пожалуйста, не думай, что я хотла вынудить у тебя общаніе. Если теб это кажется, то, значить, я не хорошо выразилась.— Она улыбнулась, чтобы скрыть легкую неловкость, которую выдавали ея слова, и медленно направилась въ двери.

Лодеръ еще былъ оглушенъ ударомъ, разрушившимъ вс его планы. Внезапность призыва Чилькота его взволновала,— но еще больше его тревожило то, что онъ не ждалъ этого призыва. Онъ поэтому не обратилъ вниманія ни на слова Евы, ни на ея движенія. Потомъ вдругъ все это дошло до его сознанія, пробивъ его эгоизмъ, и онъ почувствовалъ рзкую боль, какъ отъ удара ножомъ. Онъ обернулся, взглянулъ въ полутьму комнаты, но Ева уже въ эту минуту затворила дверь за собой. Онъ почувствовалъ острое чувство тяжкой утраты.

— Подожди!— крикнулъ онъ, устремляясь ей вслдъ, но тотчасъ же остановился: пустота комнаты ужаснула его.

Ударъ обрушился. Неминуемое наступило, и ему оставалось только съ достоинствомъ отнестись въ факту. Телеграмма Чилькота вызывала его къ семи часамъ въ Клифордсъ-Иннъ, а теперь было уже около шести. Онъ вынулъ часы — часы Чилькота, отмчая про себя этотъ фактъ съ злобнымъ смхомъ. Потомъ его напускная веселость уступила мсто другимъ чувствамъ. Онъ сдлалъ усиліе надъ собой и повернулъ кнопку отъ электричества, комната сразу вся озарилась. Изящно сервированный чайный столикъ казался неумстнымъ рядомъ съ книжными шкапами и столомъ, загроможденнымъ бумагами,— такимъ же неумстнымъ, какъ онъ, Лодеръ, среди всхъ этихъ предметовъ. Эта мысль была ему непріятна, и онъ отвернулся отъ столика. При этомъ движеніи онъ увидлъ портсигаръ Чилькота съ его золотой монограммой, и у него явилось странное чувство, что предметы чувствуютъ въ немъ самозванца, въ то время, какъ человческій глазъ считаетъ его законнымъ собственникомъ всей этой обстановки. Онъ невольно улыбнулся при этой мысли, потомъ вторично прошелъ черезъ всю комнату и вошелъ въ спальню Чилькота.

Тяжелое убранство и нсколько мрачная атмосфера спальни боле подходили въ его настроенію, чмъ видъ кабинета, будившій въ немъ жажду активнаго дла. Онъ подошелъ къ кровати, слъ на нее и нсколько минутъ глядлъ въ пространство, ничего не видя, потомъ апатія оставила его, и его гнвъ противъ Чилькота улегся. Онъ медленно поднялся, выпрямился, снова прошелъ черезъ об комнаты, затмъ черезъ корридоръ въ переднюю, и черезъ пять минутъ былъ уже на улиц. Онъ застегнулъ пальто до верху и, наклонивъ голову, пошелъ своей дорогой. Онъ шелъ быстро, не оставляя себ времени для раздумья. Только на Трафальгаръ-Сквэр, выжидая, пока можно будетъ перейти дорогу, онъ вспоминалъ свою встрчу съ Чилькотомъ въ туман.

Потомъ онъ опять ускорилъ шаги, пока не дошелъ до площади Клифордсъ-Инна, и остановился на минуту. Тишина площади успокаивала ее. Неизмнность предметовъ представляла такой глубокій контрастъ съ человческой душой, мняющейся подъ вліяніемъ всякаго новаго впечатлнія, и это дйствовало умиротворяющимъ образомъ. Постоявъ съ минуту на мст, Лодеръ твердо прошелъ черезъ площадь и поднялся по знакомой лстниц въ свою квартиру. Остановившись у двери, онъ услышалъ шумъ въ комнат. Не ожидая отвта на свой стукъ, онъ прямо вошелъ, и сравнительно съ темнотой корридора комната показалась ему ярко освщенной, кром лампы подъ зеленымъ абажуромъ, въ камин трещалъ еще весело огонь.

При его появленіи Чилькотъ поднялся и пошелъ ему навстрчу. Черты его лица вырисовывались очень рзко при двойномъ освщеніи. На немъ былъ надтъ потертый костюмъ. Лицо было блдное и серьезное. Кром усилившагося безпокойства въ глазахъ, не замтно было, однако, никакой перемны. Подойдя къ Лодеру, онъ протянулъ ему руку.

— Ну, что?— спросилъ онъ.— Все шло благополучно?

— Вполн,— сухо отвтилъ Лодеръ. Избгая встрчи съ тревожно-любопытнымъ взглядомъ Чилькота, онъ вышелъ на середину комнаты и сталъ снимать пальто. Потомъ онъ подумалъ о неучтивости своего поведенія, и обернулся снова къ Чилькоту.— Все сошло, какъ нельзя лучше,— сказалъ онъ.— Даже до смшного. Бываютъ прямо-таки непостижимыя вещи на свт, Чилькотъ, и это — одна изъ таковыхъ.

Чилькотъ облегченно вздохнулъ.

— Ну, слава Богу,— сказалъ онъ.— Какъ я радъ! Разскажите же мн все подробно.

Но Лодеръ былъ очень сдержанъ. Ему кавадось, что теперь не подходящій моментъ для изліяній. Онъ былъ въ положеніи голоднаго человка, который увидлъ во сн роскошный пиръ и проснулся съ прежнимъ голодомъ. Онъ поэтому предпочиталъ не говорить о своемъ голод, о своихъ безумныхъ мечтахъ.

— Мн нечего разсказывать,— сказалъ онъ.— Все, что вамъ нужно знать, записано вотъ здсь. Это полный дловой отчетъ — вы наврядъ-ли найдете малйшее упущеніе.— Онъ вынулъ толстую записную книжку изъ кармана и положилъ ее открытой на столъ. Въ ней сдланъ былъ точный подсчетъ всему, что онъ выполнилъ отъ имени Чилькота.

— Вс дла налажены, вс текущія обязательства выполнены,— сказалъ онъ, перелистывая страницы.— Я все время думалъ о васъ и о вашемъ положеніи.— Онъ остановился и поднялъ глаза.— Вы занимаете положеніе, которое требуетъ очень сосредоточенной и обдуманной работы.

При этихъ словахъ Чилькотъ взглянулъ на него съ нкоторымъ удивленіемъ.

— Пожалуйста, безъ морали,— сказалъ онъ съ нервнымъ смхомъ.— Я хотлъ знать, тянули ли вы мою лямку, и вы меня теперь успокоили. Сегодня на меня напалъ смертельный страхъ. Мн захотлось непремнно узнать, какъ обстоятъ дла,— это былъ какой-то припадокъ безсмысленнаго страха. Но теперь, когда я вижу васъ здсь передъ собой…— Онъ прервалъ себя и снова засмялся.— Теперь — при вид васъ — мн чертовски хочется, чтобы… чтобы вы продлили ангажементъ.

Лодеръ взглянулъ на него, и сейчасъ же отвернулся. Онъ устыдился жадной радости, которая охватила его при этихъ словахъ, и онъ почувствовалъ глубокое презрніе къ себ самому за свою быструю готовность извлечь личную пользу изъ слабости другого человка. Такъ же быстро, какъ онъ отвернулся, онъ снова взглянулъ на него.

— Да вы съ ума сошли!— крикнулъ онъ прежнимъ своимъ развязнымъ тономъ.— Ишь, чего захотли! У васъ были каникулы, а теперь пожалуйте снова въ школу. Не забудьте, что вы сегодня обдаете у Чарингтоновъ. Тамъ празднуютъ совершеннолтіе молодого Чарингтона — будетъ очень парадный обдъ. Пойдемте скоре переодться.— Онъ засмялся, подошелъ къ Чилькоту и хлопнулъ его по плечу.

Чилькотъ вздрогнулъ.

— Да, да, вы правы!— воскликнулъ онъ.— Нужно иногда стоять на собственныхъ ногахъ.— Онъ началъ снимать галстукъ.

Лодеръ остановилъ его движеніемъ руки.

— Ваша чековая книжка лежитъ на обычномъ мст въ ящик стола,— сказалъ онъ.— Я взялъ сто фунтовъ — жалованье за первую недлю. Остальное пусть уже, когда…— Онъ не кончилъ фразы.

Чилькотъ сдлалъ нетерпливое движеніе.

— Не говорите объ этомъ,— быстро сказалъ онъ.— Въ будущемъ я это буду своевременно устраивать. Я вдь могу завтра же выставить чекъ — на имя Джона Лодера.

— Нтъ. Я могу подождать. Лучше, чтобы въ чековой книжк не было имени Лодера. Нужна крайняя осторожность.— Онъ говорилъ очень взволнованно. Въ немъ уже закипала ни на чемъ не основанная зависть. Мысль, что Чилькотъ будетъ сейчасъ рыться своими нервными руками въ ящикахъ, разсматривать и сортировать бумаги, которыя въ теченіе двухъ волшебныхъ недль были несомннной собственностью его, Лодера, невыносимо мучила его. Онъ отвернулся и оборвалъ разговоръ.— Идемте въ спальню,— сказалъ онъ.— Уже около половины восьмого, а у Чарингтоновъ нужно быть въ девять.— Не ожидая отвта, онъ подошелъ къ двери спальни и открылъ ее. Пока оба они переодвались, Лодеръ продолжалъ неустанно говорить, то отрывистыми фразами, то очень пространно, съ приливомъ дкаго юмора. Онъ говорилъ такъ много и такъ краснорчиво, что Чилькотъ совершенно поддался его вліянію, воображеніе его стало усиленно работать. Когда онъ, наконецъ, надлъ свое платье и вышелъ въ кабинетъ, Лодеръ послдовалъ за нимъ, подошелъ къ письменному столу и взялъ еще лежавшую на немъ записную книжку.

— Я не собираюсь читать вамъ проповди,— началъ онъ,— и потому нечего останавливать меня. Я только долженъ сказать вамъ одно: подумайте о своей отвтственности и возьмите себя въ руки.

Онъ сказалъ это очень энергично, глядя Чилькоту прямо въ глаза. Самъ того не сознавая, онъ отстаивалъ свои собственные интересы. Чилькотъ нсколько поблднлъ, пугаясь, какъ всегда, надвигающейся на него дйствительности, потомъ онъ протянулъ руку Лодеру.

— Милый мой,— сказалъ онъ съ оттнкомъ надменности,— въ общемъ, вдь можно человку поврить, что онъ будетъ соблюдать свои интересы.

Лодеръ быстро пожалъ протянутую ему руку. Чилькотъ направился къ двери, вышелъ, не сказавъ ни слова на прощанье, на лстницу, и Лодеръ остался одинъ въ своей комнат.

XII.

Въ тотъ вечеръ, когда Чилькотъ снова вернулся въ свою обычную среду, Лодеръ впервые испыталъ всю горечь осадка жизни. До того, какъ онъ заключилъ странную сдлку съ Чилькотомъ, онъ хотя и не былъ счастливъ, но во всякомъ случа былъ спокоенъ. Теперь, когда у него явилась призрачная возможность проявить себя, его покою наступилъ конецъ. Онъ съ мучительной ясностью понялъ, что прежнее состояніе духа исчезло навсегда. Входя впервые въ домъ Чилькота, онъ не чувствовалъ себя тамъ чужимъ. Напротивъ того, ему казалось, что онъ точно возвращается домой посл долгаго изгнанія. Здсь же, въ атмосфер, въ которой онъ жилъ столько лтъ, ему было теперь не по себ. Оставшись одинъ посл ухода Чилькота, онъ почувствовалъ прежде всего физическую отчужденность отъ своей прежней обстановки. Старое, удобное платье было ему скоре непріятно. Перспектива полнаго отдыха не привлекала его, и платье, располагавшее къ лни, было ему ненавистно. Духъ его бодрила только одежда, которая была какъ бы символомъ дятельности и отвтственности. И такое же чувство возбуждала въ немъ обстановка его комнатъ. Въ дом Чилькота онъ попалъ точно къ себ — до того все соотвтствовало его настроеніямъ и внутреннему міру, а вернувшись домой, онъ почувствовалъ какъ разъ обратное. Эти впечатлнія взволновали его, и онъ сталъ размышлять, закуривъ трубку для возстановленія внутренняго равновсія. Такъ онъ провелъ первую ночь посл того какъ вернулся къ нормальной дйствительности. На слдующій день онъ уже успокоился, и ему не пришлось прибгать къ вншнимъ успокоительнымъ средствамъ. Но все-таки дйствительность утратила для него прежнюю свою опредленность. Ему уже не нужно было искать заработка для пропитанія. Денегъ, полученныхъ отъ Чилькота, ему было достаточно на долгое время, такъ какъ ему не на что было тратить ихъ. Онъ съ удивленіемъ замтилъ, когда у него въ карман очутилось сто фунтовъ, что онъ разучился расходовать деньги. Расточительность, какъ и другія искусственно привитыя страсти, требуетъ навыка.

Это становилось съ каждымъ днемъ все боле яснымъ Лодеру, и, кром того, онъ страдалъ отъ полнаго отсутствія близкихъ людей, отъ невозможности раздлить съ кмъ-нибудь свой случайный достатокъ. Онъ впалъ въ уныніе, усугубляемое бездйствіемъ. Такъ прошло три недли, въ теченіе которыхъ онъ не имлъ никакихъ встей отъ Чилькота. Душевное состояніе его было очень странное. Настоящее не представляло для него никакого интереса, а съ другой стороны онъ не ршался строить надежды на будущее. Онъ разбилъ цпи, длавшія его жизнь невыносимой, но теперь, когда он были разбиты, онъ не находилъ никакой замны для нихъ.

Въ такомъ настроеніи онъ былъ въ послдній вечеръ этихъ трехъ недль, съ такими и подобными мыслями онъ переходилъ, одтый въ плотное пальто, по Флитъ-Стриту, направляясь изъ Клифордсъ-Инна въ Мидль-Тэмпль-Лэнъ. Было около семи часовъ, и уже спускались сумерки, зда стихла, и свтъ уличныхъ фонарей отражался на сухой, гладкой мостовой, отполированной какъ зеркало колесами и копытами. По троттуарамъ еще сновали торопливо люди, уходя изъ Сити, но уже наступала ночная тишина. Лодеръ остановился на минуту, перейдя черезъ улицу, и сталъ разсянно смотрть на проходящую толпу, на высокія зданія, казавшіяся тяжелыми вереницами облаковъ на темномъ неб. Въ это время пробило семь часовъ на башенныхъ часахъ, и бой повторился цлымъ хоромъ другихъ часовъ. Лодеръ обыкновенно не обращалъ вниманія на перезвонъ колоколовъ, но въ этотъ вечеръ звуки, выходившіе изъ темноты, казались ему человческими голосами и возбудили въ немъ какое-то странное возмущеніе противъ жизни, противъ самого себя. Онъ медленно пошелъ дальше, по направленію въ берегу Тэмзы, и какъ-то безсознательно пошелъ по набережной до Вестминстеръ-Бриджа. На мосту онъ остановился, оперся руками на перила и устремилъ глаза на зданіе парламента.

Въ темнот, среди полной тишина, зданіе парламента производило величественное впечатлніе. Терраса, лежавшая въ глубокой тни, спокойное теченіе рки, освщенные ряды оконъ — все это получало какое-то особое значеніе. Онъ медленно переводилъ взоръ отъ одного окна къ другому. Лодеръ не былъ мечтателемъ, но его инстинктивно влекло ко всему, что было связано съ отнятымъ у него любимымъ дломъ. Его пытливый взоръ былъ почти безстрастенъ. Онъ долго и задумчиво смотрлъ, потомъ тихо повернулъ назадъ.

Погруженный въ мысли, онъ медленно прошелъ обратно по Флитъ-Мтриту и направился домой. У самыхъ дверей дома онъ невольно остановился: кто-то стоялъ у стны. Въ первую минуту онъ подумалъ, что это — галлюцинація, но сейчасъ же убдился, что передъ нимъ живой человкъ, и отступилъ въ ужас.

— Это вы, Чилькотъ?— спросилъ онъ тихо. Его голосъ звучалъ спокойно, но у него кружилась голова.

Чилькотъ обернулся къ нему.

— Здравствуйте,— сказалъ онъ быстро.— А я думалъ, что вы — духъ кого-нибудь изъ здшнихъ жильцовъ. Я, кажется, явился нсколько неожиданно?

Лодеръ взялъ протянутую руку и безсознательно пожалъ ее. Появленіе Чилькота произвело на него такое впечатлніе, точно среди песчаной степи онъ вдругъ попалъ въ оазисъ.

— Да, вы пришли… нсколько неожиданно,— сказалъ онъ.

Чилькотъ посмотрлъ на него и затмъ устремилъ глаза въ пространство.

— Кончено!— сказалъ онъ.— Пружина лопнула.

Онъ разсмялся при этихъ словахъ. При слабомъ освщеніи въ сняхъ, лицо его показалось Лодеру болзненнымъ и вялымъ, хотя онъ и быль слегка возбужденъ ихъ свиданіемъ. Лодеръ взялъ его подъ-руку и повлекъ за собой къ лстниц.

— Да неужели же лопнула?— спросилъ онъ, подражая тону Чилькота.

Подъ вншнимъ спокойствіемъ его нервы были страшно возбуждены. Его охватило сознаніе власти надъ жизнью, онъ точно стоялъ на пьедестал, съ высоты котораго глядлъ на міръ. Ему казалось, что судьба намренно подала ему знакъ въ минуту мрачнаго унынія.

Оли стали молча подниматься по лстниц, прячемъ Чилькотъ торопливо шелъ впереди, а Лодеръ медленно слдовалъ за нимъ. Онъ ясно чувствовалъ теперь, что для его спутника та комната, куда они направлялись — единственное врное убжище въ жизни. Остановившись на первомъ поворот, Чилькотъ сталъ разсказывать о своихъ переживаніяхъ:

— Вначал все шло хорошо — очень хорошо, я около недли слдовалъ вашему примру. Я былъ до нкоторой степени на высот положенія и очень энергично держался. Но въ послдніе десять дней — силы измнили мн.

— Почему?— Лодеръ избгалъ глядть ему въ лицо.

— Почему?— повторилъ Чилькотъ.— Вы знаете вдь старую псню: потому что слабость сильне силы… Простите, что я опять такъ внезапно обрушиваюсь на васъ. Но, знаете ли,— свтскія обязанности сваливаютъ меня съ ногъ. Я не могу справиться съ ними.

— Свтскія? А я думалъ…

— Не думайте. Я тоже никогда не думаю. Мысли опрокидываютъ всякіе принципы и теоріи. Нашъ договоръ относился, собственно говоря, только къ свтской сторон моей жизни,— но очень трудно установить точныя границы. Свтскія обязательства влекутъ за собой въ большинств случаевъ и дловыя. Для того, чтобы здить въ театры и на обды, вы мн не нужны. Совсмъ другое дло — большіе пріемы или политическіе вечера. На нихъ необходимо показываться. Нтъ надобности говорить, съ чмъ-либо выступать, но совершенно не появляться на нихъ немыслимо.

Лодеръ посмотрлъ на него.— Объяснитесь точне,— сказалъ онъ сухо. Чилькотъ вздрогнулъ отъ его рзкаго тона.

— Я, дйствительно, кажется, напрасно останавливаюсь на ненужныхъ подробностяхъ,— быстро отвтилъ онъ.— Такъ вотъ въ чемъ дло: у Брамфелей сегодня большой пріемъ. Вы вдь знаете Бланшъ Брамфель,— виконтессу Брамфель,— сестру Лиліанъ Аструпъ?

Эти имена ничего не говорили Лодеру, но это ему было все равно. Онъ вообще не любилъ никакихъ объясненій и старался какъ можно скоре узнать только самую суть.

— Вы должны присутствовать на этомъ вечер — изъ партійныхъ интересовъ?

Чилькотъ облегченно вздохнулъ.— Ну да, ну да. Старикъ Фрэдъ настаиваетъ на этомъ, и Ева тоже.

Послднія слова онъ сказалъ совершенно равнодушно, но потомъ выраженіе лица его измнилось, точно его же собствевныя слова ему что-то напомнили. Саркастическая улыбка показалась на его губахъ, и онъ засмялся.

— Представьте, Лодеръ,— сказалъ онъ: —девять-десять дней посл моего возвращенія, жена моя была очень мила со мной. Я, конечно, увренъ, что вы вполн безлично играли мою роль,— я не ревнивъ,— сказалъ онъ со смхомъ,— совершенно не ревнивъ, но — кто разъ обжегся…

При этихъ словахъ и его смх у Лодера вскипла кровь. Онъ инстинктивно ухватился за перила, и когда онъ взглянулъ въ лицо Чилькота, то ему показалось, что онъ видитъ свое собственное лицо — только съ нсколько насмшливымъ выраженіемъ. Странное чувство овладло имъ. Онъ медленно снялъ руку съ перилъ, потомъ, перегнавъ Чилькота, поспшилъ вверхъ по лстниц. Чилькотъ нагналъ его уже у самой двери.

— Лодеръ,— сказалъ онъ,— вдь это я въ шутку… Прошу васъ,— продолжалъ онъ съ ужасомъ, когда Лодеръ ему ничего не отвтилъ,— не покидайте меня! Я не могу вернуться сегодня, я не могу. Ради Бога, не оставляйте меня!— Онъ судорожно схватилъ его за руку. Съ чувствомъ внезапнаго отвращенія Лодеръ оттолкнулъ его. Потомъ онъ къ нему обернулся.

— Оба мы глупы,— сказалъ онъ.— Разница только въ степени глупости. Пойдемъ переодться.

XIII.

Самые прекрасные моменты въ жизни — т, когда человкъ чувствуетъ, что весь міръ открытъ его силамъ. Удовлетворенное честолюбіе подобно лту, ожиданіе же — весна. Это чувствовалъ Лодеръ, отправляясь въ этотъ вечеръ съ Флитъ-Стрита на Гровноръ-Сквэръ. Ему было ясно, что онъ опять вступилъ на твердую почву, что онъ опять очутился тамъ, откуда одинъ шагъ можетъ поднять его изъ глубины на высоту.

Теперь онъ не думалъ ни о прошломъ, ни о будущемъ. Ему достаточно было настоящаго. Можетъ быть, его ждетъ много труднаго, но трудное на то и существуетъ, чтобы закалять силы человка. Впервые давъ волю личнымъ чувствамъ, онъ испытывалъ почти радость отъ слабости Чилькота. Чмъ больше этотъ человкъ спутывалъ нить его жизни, тмъ сильне должны были быть пальцы, которые размотаютъ клубокъ. Его охватило нетерпніе. Жажда дйствія кипла въ его крови.

Онъ вышелъ изъ коляски, съ увренностью подошелъ къ двери и всунулъ въ нее ключъ. Даже это пустяшное дйствіе доставило ему внутреннее удовлетвореніе. Онъ спокойно открылъ дверь и прошелъ черезъ переднюю. При его вход слуга поправлялъ огонь въ огромномъ камин.

— Миссиссъ дома?— спросилъ Лодеръ, сознательно повторивъ тотъ же вопросъ, съ которымъ онъ вступилъ въ первый разъ въ этотъ домъ.

Лакей поднялъ глаза.— Миссиссъ только-что кончила обдъ у себя въ комнат. Къ обду никого постороннихъ не было.

Онъ посмотрлъ на Лодера быстрымъ, неувреннымъ взглядомъ, какимъ вся прислуга въ этомъ дом смотрла на хозяина. Лодеръ это подмтилъ и былъ пораженъ настойчивымъ любопытствомъ, которое отражалось въ глазахъ лакея. Слабость Чилькота не была, очевидно, тайной для домашнихъ. Въ немъ поднялось опять бшенство противъ Чилькота, но онъ съ неудовольствіемъ подавилъ его въ себ и, не говоря ни слова, поднялся по лстниц. Наверху онъ не отправился, какъ обыкновенно, въ комнаты Чвлькота, а прошелъ по корридору на половину Евы. Онъ медленно подошелъ къ двери, затмъ остановился и поднялъ руку. Онъ подождалъ съ минуту, ухватившись за ручку, потомъ наступила какая-то странная минута колебанія, онъ опустилъ руку и ушелъ. Вернувшись въ спальню Чилькота, онъ позвонилъ — и тотчасъ же явился Ренвикъ. При его вид, Лодеръ опять почувствовалъ удовольствіе, какъ и въ первый разъ, когда входилъ въ строго убранную спальню Чилькота.

Ренвикъ не подошелъ къ нему, какъ Лодеръ этого ожидалъ, а остановился у двери съ странной нершительностью. Лодеръ подумалъ, что наврное глупость этого слуги выводила изъ-себя Чилькота, и что тотъ, по всей вроятности, не постарался бы сдержать своего гнва. Онъ невольно улыбнулся при этой мысли,

— Подойдите поближе, Ренвикъ,— сказалъ онъ.— Почему вы остановились у дверей? Я желаю знать, не передавала ли мн миссиссъ чего-нибудь относительно сегодняшняго вечера.

Ренвикъ украдкой взглянулъ на него, подходя ближе.— Да, сэръ,— сказалъ онъ: — камеристка м-ссъ Чилькотъ сказала, чта карета заказана къ четверти одиннадцатаго. М-ссъ Чилькотъ надется, что это время удобно для васъ, сэръ.

Онъ говорилъ нершительно, точно опасаясь, что его будутъ бранить. Когда онъ кончилъ, Лодеръ, который отвернулся, когда онъ началъ говорить, повернулъ къ нему лицо и посмотрлъ на него своими проницательными глазами.

— Послушайте,— сказалъ онъ,— мн непріятно, когда вы говорите со мной такимъ испуганнымъ тономъ. Возможно, что я бываю иногда слишкомъ строгъ съ вами,— это случается, когда у меня нервы не въ порядк. Но когда я здоровъ, то обращаюсь съ вами… во всякомъ случа вжливо. Вы должны отличать, въ какомъ я когда состояніи. Вотъ, взгляните на меня теперь.— Лодеръ подошелъ въ слуг съ чувствомъ задора.— Поглядите — такой ли я теперь, какъ вчера и сегодня утромъ?— Ну, скажите!— настаивалъ онъ.

— Да какъ сказать?— отвтилъ Ренвикъ съ нкоторой сдержанностью.— Вы совсмъ такой же и какъ будто не такой. Точно свже лицомъ, сэръ, и глаза ясне.— Онъ становился доврчиве подъ веселымъ и въ то же время проницательнымъ взглядомъ Лодера.— А впрочемъ, какъ погляжу поближе…

Лодеръ засмялся.— Вотъ въ томъ-то и дло. Нужно умть глядть. Наблюдательность — отличное качество для слуги. Вотъ какъ будете теперь входить въ комнату, такъ прежде всего посмотрите и съ этимъ и сообразуйтесь. Служить господину, у котораго нервы не въ порядк, значитъ собственно служить двумъ господамъ. Ну, вотъ теперь можете идти и скажите камеристк, что я буду готовъ къ четверти одиннадцатаго.

— Слушаюсь, сэръ. Что еще прикажете?

— Ничего. Вы мн сегодня больше не нужны.

Онъ повернулся и подошелъ въ огромному пылающему камину. Комнаты Чилькота были всегда жарко натоплены. Слуга уже выходилъ, но Лодеръ еще разъ окликнулъ его.

— Послушайте, Ренвикъ,— остановилъ онъ его.— Принесите мн еще нсколько сэндвичей и стаканчикъ виски.

Онъ вспомнилъ, что ничего не лъ съ утра.

Сейчасъ посл десяти часовъ Лодеръ вышелъ изъ комнатъ Чилькота, ршительными шагами спустился съ лстницы и сталъ ждать Еву внизу. Ршительность, быть можетъ, слишкомъ сильное слово для такого незначительнаго дйствія, но все-таки во всемъ его существ, въ томъ, какъ онъ держалъ голову и плечи, чувствовалась именно ршимость. Черезъ нсколько минутъ къ дому подъхала карета, и въ ту же минуту наверху лстницы показалась Ева. Она остановилась и посмотрла внизъ. Камеристка несла за ней ея манто. Видъ Евы въ эту минуту былъ новымъ откровеніемъ для Лодера. При первой встрч съ нею его поразила странная смсь моложавости и самосознанія въ ней,— она казалась двушкой съ установившимися понятіями женщины, знающей жизнь. Потомъ онъ смотрлъ на нее по иному. А теперь онъ впервые увидлъ въ ней воплощеніе власти, женской власти, передъ которой долженъ преклониться всякій. На разстояніи, въ которомъ она стояла отъ него, она казалась больше, чмъ была въ дйствительности, и ея гордая осанка усиливала еще это впечатлніе. Черное платье мягко обхватывало ея фигуру, надъ головой блистала брильянтовая діадема, и ожерелье изъ тхъ же камней обхватывало ея шею. Лодеръ подумалъ, что только очень красивыя женщины могутъ носить такія драгоцнныя украшенія безъ ущерба для своей красоты. Нсколько подавленный ея величіемъ, онъ медленно пошелъ ей навстрчу, когда она спускалась внизъ.

— Дай, я подержу теб манто,— сказалъ онъ, изумляясь самъ робости, которая слышалась въ его голос.

Ева на минуту остановила на немъ взглядъ. Выраженіе лица оставалось совершенно равнодушнымъ, но когда она опустила вки, въ глазахъ ея блеснуло странное выраженіе. Но она отвтила вжливо:

— Благодарю. Мн Мери поможетъ одться.

Лодеръ быстро взглянулъ на нее и потомъ отвелъ глаза. Ея сдержанность не произвела на него непріятнаго впечатлнія,— напротивъ того, она возбуждала скоре пріятныя мысли. Онъ восхищался ея гордостью, которая отвергала услужливость Чилькота, и самообладаніе, съ которымъ она вжливо отклонила его услуги, тоже понравилось ему.

— Коляска подана,— доложилъ Крапгэмъ.

Ева обратилась къ своей камеристк:

— Благодарю,— сказала она, когда та укутала ее.— Я вернусь къ часу. Приготовьте мн чашку шоколада.— Она направилась къ двери, потомъ остановилась и обернулась къ Лодеру.— Кажется, пора хать?— спокойно спросила она.

Лодеръ былъ погруженъ въ созерцаніе ея лица, и опомнился только при ея словахъ.

— демъ, демъ,— сказалъ онъ съ необычайной предупредительностью.

Онъ послдовалъ за ней, но ужъ не длалъ дальнйшихъ попытокъ помочь ей ссть въ карету, а подождалъ, пока она сядетъ, и спокойно слъ рядомъ съ ней. Когда лошади тронулись, онъ еще разъ посмотрлъ на широко открытую дверь, на Крапгэма въ его торжественной темной ливре и камеристку въ черномъ плать, эти дв фигуры рзко выдлялись на фон ярко освщенной передней. Когда коляска мягко покатилась, онъ откинулся въ карет и закрылъ глаза. Первыя минуты прошли въ глубокомъ молчаніи. У Лодера было своеобразное ощущеніе близости и въ то же время безконечной отдаленности отъ Евы. Онъ сидлъ такъ близко къ ней, что ясно чувствовалъ запахъ ея духовъ. Это его смущало и вмст съ тмъ было пріятно. Посл очень долгихъ лтъ онъ впервые былъ въ такой близости отъ женщины своего круга. Онъ невольно обернулся и поглядлъ на Еву.

Она сидла совершенно прямо, ея тонкій профиль ясно вырисовывался на фон каретнаго окна. Брильянты ея сверкали, когда они прозжали мимо уличныхъ фонарей. Опять его охватило ощущеніе нереальности всего происходящаго. Потомъ въ немъ проснулось другое, боле властное чувство и вытснило первое. Онъ почти невольно спросилъ:

— Ты позволишь сказать теб кое-что?

Ева не двинулась и даже не повернула головы,— какъ сдлали бы на ея мст большинство женщинъ.

— Говори все, что хочешь,— серьезно отвтила она.

— Все, что хочу?— Онъ наклонился къ ней, имъ овладло безумное желаніе проявить свою власть.

— Конечно.

Въ голос ея звучала нотка скуки. Онъ взглянулъ въ окно на мелькающіе огни, потомъ взглядъ его медленно обратился снова къ ней.

— Ты очень красива сегодня,— сказалъ онъ. Голосъ его звучалъ тихо и почти холодно. И все-таки эти слова вызвали то дйствіе, котораго онъ хотлъ. Она повернулась къ нему и взглянула на него удивленно и съ нкоторымъ любопытствомъ. Эта побда — хотя и незначительная — доставила ему наслажденіе. Онъ вспомнилъ сцену съ лакеемъ Чилькота. Онъ опять загорлся желаніемъ дйствовать смло на свой страхъ. Онъ наклонился и слегка коснулся ея руки.

— Ева,— сказалъ онъ быстро,— Ева, ты помнишь…— Онъ замялся и отдернулъ руку. Лошади пошли шагомъ и остановились въ ряду экипажей, подъзжавшихъ къ дому лорда Брамфеля.

XIV.

Когда Лодеръ входилъ въ домъ лорда Брамфеля, ему казалось, что онъ актеръ, исполняющій роль на сцен, а не обыкновенный человкъ, попавшій въ необычное положеніе. Въ первый разъ ему пришлось изображать Чилькота въ свтскомъ обществ, слдуя за Евой по корридору, который велъ въ пріемныя комнаты, онъ все время спрашивалъ себя, происходитъ ли это наяву или во сн. Въ тотъ моментъ, когда онъ былъ почти увренъ, что все это сонъ, его окликнулъ чей-то веселый голосъ. Обернувшись, онъ увидлъ угловатыя плечи, свтлые глаза острую бородку Лэкли, собственника ‘St. George’s Gazette’. При его вид вс сомннія улетучились. Дйствительность вступала въ свои права, какъ за три недли до того, въ тотъ краткій, но утомительный промежутокъ времени, когда его спавшія способности проснулись отъ толчка, и когда онъ понялъ самого себя.

Онъ невольно поднялъ голову. Легкій налетъ недоврія, поколебавшій его вру въ себя, разсялся, и онъ весело улыбнулся въ отвтъ Лэкли, это измнило все выраженіе его лица.

Какъ разъ въ эту минуту Ева обернулась къ нему. Выраженіе его лица невольно влекло ее къ нему. Никогда, даже до свадьбы, когда Чилькотъ ухаживалъ за ней, она не видала его такимъ. Ее охватило теплое чувство къ нему, и когда оно ослабло — такъ же быстро, какъ явилось,— ей сдлалось грустно. Но вниманіе ея было отвлечено въ эту минуту другой встрчей. Къ ней пробирался черезъ толпу, наполнявшую корридоръ, стройный юноша съ свтлыми волосами.

— М-ссъ Чилькотъ!— воскликнулъ онъ.— Врить ли мн такому счастью? Вы одна?

Ева засмялась съ видимымъ облегченіемъ.

— Какой вы смшной, Бобби!— сказала она ласково.— Но все-таки не врьте своему счастью. Со мной пріхалъ мой мужъ, я его поджидаю.

Блесингтонъ раскрылъ ротъ отъ удивленія.

— Да неужели?— сказалъ онъ и замолчалъ. Онъ былъ добрякъ, но вс знали, что онъ былъ сильно огорченъ, когда Чилькотъ взялъ другого секретаря. Ева это тоже знала, и ей хотлось пролить бальзамъ на его раны.

— Разскажите что-нибудь о себ,— сказала она.— Что вы подлывали все это время?

Блесингтонъ оправился, взглянулъ на нее и улыбнулся.

— Что я длалъ?— переспросилъ онъ.— Ходилъ каждый день на Гровноръ-Сквэръ съ визитомъ — и ни разу не заставалъ дома одну знакомую даму.

Ева засмялась. Милый, добросердечный юноша часто развлекалъ ее въ тяжелые часы ея жизни, и она очень жалла о немъ, когда его мсто занялъ Гринингь.

— Я васъ серьезно спрашиваю, Бобби. Удалось вамъ хорошо пристроиться?

Лицо Блесингтона приняло лукавое выраженіе.

— Кое-что, кажется, налаживается,— отвтилъ онъ:— сегодня я тутъ по дламъ службы. Старикъ Брамфель и мой родитель что-то устраиваютъ. Если леди Брамфель или леди Аструпъ уронятъ сегодня веръ или платокъ, то я долженъ быть тутъ какъ тутъ, чтобы поднять его. Поняли?

— Такъ же, какъ вы поднимали мой веръ и мой платокъ — въ прошломъ и позапрошломъ году?— улыбаясь, спросила Ева.

Блесингтонъ измнился въ лиц.

— Какъ вы могли это сказать!— воскликнулъ онъ.

Потомъ онъ вдругъ замолчалъ. Изъ общаго шума голосовъ выдлился совершенно явственно чей-то смхъ. Смхъ былъ не громкій, но такой, какой рдко можно услышать въ лондонскихъ салонахъ. Къ немъ звучала и бодрость и веселость, а также сила и твердость воли… Ева и Блесингтонъ невольно обернулись.

— Однако!— сказалъ Блесингтонъ. Ева ничего не сказала.

Лэкли въ эту минуту какъ разъ отошелъ отъ Лодера, смхъ котораго и привлекъ вниманіе Евы и Блесингтона. На лиц Лодера ясно было видно, что только-что законченная бесда очень ero интересовала, и онъ шелъ по направленію къ нимъ, оживленный и улыбающійся.

— Однако!— сказалъ еще разъ Блесингтонъ.— Я какъ-то не замчалъ прежде, что Чилькотъ такой высокій.

Ева все еще не произнесла ни слова, но внутренно она совершенно соглашалась съ нимъ. Лодеръ, повидимому, не видлъ ее, пока не подошелъ совсмъ близко. Онъ остановился.

— Я только-что говорилъ съ Лэкли,— сказалъ онъ.— Я общалъ ему пріхать обдать на Кадоганъ-Сквэръ.

Ева продолжала молчать, она ждала, чтобы онъ заговорилъ съ Блесингтономъ, и быстро поглядла на него, но онъ, повидимому, не понялъ ея взгляда. Наступила томительная минута ожиданія. Ева знала, что онъ бываетъ непростительно разсянъ, но это случалось, когда у него ‘разстроены’ нервы, какъ онъ выражался. А въ этотъ вечеръ онъ несомннно былъ вполн здоровъ.

Она слегка покраснла и искоса взглянула на Блесингтона, чтобы посмотрть, смущенъ ли онъ невниманіемъ ея мужа. Но онъ разсматривалъ съ необычайнымъ вниманіемъ коллекцію китайскаго оружія, развшанную въ ниш около нихъ.

— Пока ты разговаривалъ съ Лэкли, меня занималъ Бобби,— сказала она, чтобы обратить его вниманіе на Блесингтона.

Посл этихъ словъ Лодеръ взглянулъ на Блесингтона.

— Какъ вы поживаете?— спросилъ онъ вжливо, но холодно. Имя ‘Бобби’ ему ничего не говорило. Къ величайшему его удивленію, у Евы сдлалось недовольное лицо, а Блесингтонъ видимо удивился. Лодеръ смутился, онъ понялъ, что поступилъ не такъ, какъ слдовало. Наступило неловкое молчаніе. Блесингтонъ увидлъ, или врне почувствовалъ, что Ева посмотрла съ укоромъ на Лодера, и поспшилъ спасти положеніе своимъ тактомъ.

— А какъ вы поживаете, м-ръ Чилькотъ?— спросилъ онъ съ улыбкой.— У васъ удивительно свжій видъ. Я говорилъ какъ разъ м-ссъ Чилькотъ, что сегодня состою на служб у лэди Аструпъ, и мн поручено разузнать кое-что.

Онъ говорилъ быстро, не задумываясь о смысл своихъ словъ, но его непринужденный тонъ разсялъ неловкость. Ева улыбнулась ему въ знакъ благодарности.

— Мы не станемъ удерживать васъ отъ исполненія вашихъ обязанностей,— сказала она.— Къ тому же мы тоже должны нести свою службу.

Она опять улыбнулась, коснулась руки Лодера и указала за пріемную комнату.

Когда они вошли въ большую изъ двухъ гостиныхъ, они застали тамъ лэди Брамфель, которая принимала входившихъ гостей. Она была высокаго роста, очень худощава и только по голосу напоминала свою сестру Лиліанъ. Когда Лодеръ и Ева подошли въ ней, она говорила съ нсколькими гостями, и первые звуки ея мягкаго, пвучаго голоса произвели странное впечатлніе на Лодера,— смутно напоминая ему о чемъ-то давно знакомомъ. Но это впечатлніе сейчасъ же разсялось. Лэди Брамфель очень сердечно и тепло поздоровалась съ Евой, потомъ обернулась къ нему.

— Благодарю васъ, что вы пріхали. Но я ужасно боюсь, какъ бы вы у насъ не соскучились.

Онъ обратилъ вниманіе на то, что лэди Брамфель была гораздо холодне съ нимъ, чмъ съ Евой, и ршилъ быть на сторож.

— Ваше предположеніе очень нелестно для меня,— отвтилъ онъ.— Скучаютъ въ сущности только пустые люди.

Лэди Брамфель громко расхохоталась.

— Это что значитъ?— воскликнула она.— Вы, кажется, начинаете заботиться о мнніи общества?

Лодеръ счелъ нужнымъ тоже засмяться.

— Чмъ хуже моя репутація, тмъ боле она нуждается въ защит,— сказалъ онъ.

Тмъ временемъ подошли новые гости. Ева улыбнулась хозяйк, и они прошли дальше. На минуту онъ остался наедин съ Евой. Она, повидимому, хотла что-то сказать ему, но не ршалась: она открывала и закрывала свой веръ, и наконецъ ршительно повернулась къ нему и посмотрла ему прямо въ лицо.

— Почему ты былъ такъ непривтливъ съ Бобби Блесингтономъ?— спросила она, говоря это тономъ выговора провинившемуся ребенку. Лодеру стало очень непріятно, что онъ сдлалъ ей непріятность,— но какъ бы онъ могъ знать, что это былъ Блесингтонъ?! Они прошли дальше, и въ слдующей комнат попали въ густую толпу гостей, что было крайне непріятно Лодеру. Къ Ев вс подходили и улыбались ей, одна дама наклонилась въ ней, и стала говорить что-то на ухо. Онъ все ясне чувствовалъ, что она играетъ видную роль въ обществ, а самъ онъ казался здсь совершенно лишнимъ. Какъ разъ въ тотъ моментъ, когда онъ хотлъ заговорить съ нею, изъ группы гостей отдлился маленькаго роста господинъ съ круглымъ, блднымъ лицомъ, и Лодеръ узналъ въ немъ съ досадой хозяина дома. Въ то время какъ лордъ Брамфель подходилъ къ нимъ, Лодеръ еще ясне почувствовалъ, что Ева — общая любимица. Ожидая, что она черезъ минуту исчезнетъ для него въ поток чужихъ людей, онъ захотлъ удержать ее.

— Ева!— тихо окликнулъ онъ ее.

Она обернулась къ нему.

— Что?— спросила она, и въ звук ея голоса ему послышалась теплая нота.

— Я хотлъ сказать теб относительно Блесингтона…

Но въ эту минуту маленькій лордъ Брамфель подошелъ къ нимъ, протягивая руки и радостно улыбаясь.

— Можно разлучить мужа и жену? За это по закону не полагается наказанія,— какъ вы думаете, м-ссъ Чилькотъ? А вы какъ поживаете, Чилькотъ?— Онъ быстро и негромко обращался по своему обыкновенію то къ ней, то къ нему. Лодеръ отошелъ, чтобы скрыть свою досаду, а Ева съ улыбкой поздоровалась съ Брамфелемъ.— Сегодня вы можете длать все безнаказанно,— сказала она и отошла въ другимъ знакомымъ.

Въ то время какъ она уходила, Брамфель взглянулъ на Лодера.— Ну, что же, Чилькотъ? Вы уже вопрошали судьбу о своемъ будущемъ?— со смхомъ спросилъ онъ.

Лодеръ тоже засмялся, но ничего не отвтилъ. Не понимая смысла вопроса, онъ ршилъ прибгнуть къ своему испытанному средству — молчанію. Но Брамфель поднялъ брови съ удивленіемъ.

— Не представляйтесь, пожалуйста,— сказалъ онъ,— что вы еще не попались въ жертвы моей belle-soeur.— Онъ обратился затмъ въ Ев.— Вы, наврное, знаете о нашемъ новомъ пріобртеніи, м-ссъ Чилькотъ?— спросилъ онъ.

— Вы говорите о Лиліанъ и ея хрустальномъ шар? Конечно. Она, наврное, прелестна въ роли прорицательницы. Это страшно интересно.

Брамфель принялъ таинственный видъ.

— У нея устроенъ очаровательный шатеръ въ конц оранжереи. Пять человкъ работали пять дней, чтобы установитъ этотъ шатеръ. Стукъ былъ такой, что не слышно было собственныхъ словъ. Моя жена говорила, что она стала чувствовать себя въ роли дамы-патронессы — до того это напомнило ей благотворительные базары.

Вс сочли долгомъ разсмяться. Въ эту минуту въ собравшимся въ кучку гостямъ торопливо подошелъ Блесингтонъ.

— Не знаете ли, гд Вичестонъ? Теперь его очередь узнавать судьбу по хрустальному шару.

Вс опять расхохотались. Брамфель взялъ Блесингтона за рукавъ и сталъ подшучивать надъ нимъ, говоря торжественнымъ тономъ:

— Вичестонъ — человкъ благоразумный,— сказалъ онъ,— и потому играетъ въ бриджъ. Оставьте его въ поко за карточнымъ столомъ, Бобби.

Блесингтонъ изобразилъ на лиц комическое отчаяніе.

— Не шутите,— сказалъ онъ.— Я все это продлываю дловымъ образомъ. Я составляю списокъ съ точнымъ обозначеніемъ именъ и времени, и лэди Аструпъ остается въ блаженномъ невдніи относительно того, кто ея жертвы. Ея прорицанія прямо-таки волшебны,— и мои статистическія записи…

— Перестаньте, Бобби, умоляю васъ!— Круглые глаза Брамфеля заморгали отъ удовольствія.

— Нтъ, не говорите. Моя система…

— Какъ, даже система? Ну, что вы, Бобби!— сказала Ева.— Оставьте лорда Вичестона въ поко. Замните его, кмъ-нибудь другимъ. Не все ли равно — разъ Лиліанъ не знаетъ.

Блесингтонъ колебался. Онъ обвелъ глазами присутствующихъ, и взглядъ его остановился на Брамфел.

— Только не меня, Бобби, молю васъ!— запротестовалъ хозяинъ дома.— Подумайте, вдь за послднія недли я ни о чемъ другомъ не слышу разговоровъ, какъ о хрустальныхъ шарахъ. Довольно съ меня хрустальныхъ шаровъ. А вы лучше поведите туда Чилькота.— Онъ опять заморгалъ глазами.

Вс обратили взгляды на Чилькота,— а нкоторые поглядывали украдкой и на Еву. Чтобы не вышло замшательства, она первая засмялась.

— Чудесная мысль,— сказала она.— Политикамъ важне всего знать будущее. Проявите свою власть, Бобби, и поведите его туда. А когда вы его запрете въ шатеръ, то приходите ко мн. Мы давно не говорили по душ съ вами..— Она дружески кивнула ему и сейчасъ же обратилась къ лорду Брамфелю съ какимъ-то безразличнымъ замчаніемъ.

Лодеръ колебался съ минуту, потомъ покорно взялъ Блесингтона за руку.

— Пойдемъ,— сказалъ онъ.— Если судьба моя окажется злополучной, то вы свидтель, что меня толкнула въ ея объятія моя жена.— Онъ сдлалъ легкое удареніе на слов ‘жена’, ему было пріятно говорить при другихъ о своей ‘жен’. Первое непріятное впечатлніе отъ невниманія къ нему общества сгладилось. Онъ теперь твердо врилъ въ свою счастливую звзду. Дружески взявъ подъ руку Блесингтона, онъ прошелъ съ нимъ черезъ пріемныя комнаты, по длинному корридору и широкой лстниц, которая вела въ оранжерею. Это была одна изъ достопримчательностей дома Брамфелей. Сплетеніе зеленыхъ втвей, легкій, проникающій всю атмосферу ароматъ показались Лодеру чмъ-то волшебнымъ, никогда невиданнымъ. Вокругъ него была ароматная мгла, среди которой раздавались кое-гд тихіе голоса. Ему казалось, что онъ здсь въ полномъ одиночеств, представлявшемъ отрадный контрастъ съ шумомъ и свтомъ залы. Непріятна была ему только при этомъ мысль о прорицательниц. Ему казалось непростительной глупостью нарушать торжественный покой такимъ дурачествомъ. Онъ обратился въ Блесингтону:

— Что я долженъ длать?— спросилъ онъ.

Блесингтонъ удивленно посмотрлъ на него.

— Какъ! я думалъ…— Онъ не докончилъ фразы и сейчасъ же перемнилъ тонъ.— Вы только вдумайтесь немного въ то, что вамъ предстоитъ. Лэди Аструпъ не требуетъ вовсе непоколебимой вры, но проситъ относиться серьезно къ ея искусству.— При этихъ словахъ онъ разсмялся такъ заразительно, что Лодеръ засмялся вслдъ за нимъ.

— Что же я собственно долженъ длать?— повторилъ онъ свой вопросъ.

— Ровно ничего, м-ръ Чилькотъ. Такъ какъ она жрица, то ей, конечно, нужны аколиты. Шатеръ поставленъ такъ, что она ничего не можетъ видть, кром вашихъ рукъ: этимъ исключается всякое предположеніе о какомъ-нибудь обман.— Онъ засмялся. Посл того онъ замедлилъ шаги и вдругъ произнесъ тихо, съ напускнымъ благоговніемъ:— Мы пришли.

Они стояли въ конц узкой аллеи. Слабый свтъ усиливалъ впечатлніе безграничной дали. Слва раздавался плескъ воды, справа можно было смутно различить шатеръ.

Шатеръ былъ красиво устроенъ изъ мягкихъ толковыхъ тканей и освщался отблескомъ восточнаго фонаря, повшеннаго надъ входомъ. Когда Лодеръ и Блесингтонъ подходили туда, изъ шатра какъ разъ выходилъ кто-то. Онъ остановился съ минуту въ нершительности, и потомъ только подошелъ къ нимъ.

— Ну и темно же тамъ, чортъ возьми!— сказалъ онъ.— Я даже васъ не разглядлъ. Знаете, Блесингтонъ,— въ сущности это возмутительно, что прорицательница, закутанная въ дымъ и облака, скрыта отъ нашихъ глазъ. Она-то смотритъ въ хрустальный шаръ,— а нужно бы, чтобы и намъ было, на что смотрть.

Блесингтонъ засмялся.— Вы многаго сразу хотите, Гольтри,— сказалъ онъ.— Лэди Аструпъ знаетъ, какъ цнно недосягаемое. Намъ пора войти,— прибавилъ онъ, обращаясь въ Лодеру и энергично уводя его за собой.

Слдуя за нимъ, Лодеръ сталъ интересоваться всей этой таинственной процедурой. Ему захотлось узнать, кто эта женщина, о которой такъ много говорятъ. И въ эту минуту онъ вспомнилъ, какъ уврялъ Чилькота, что въ одномъ пункт онъ совершенно неуязвимъ. Тогда онъ говорилъ на основаніи опыта минувшихъ дней, но теперь прошлое казалось ему столь далекимъ, что онъ сталъ сомнваться, представляетъ ли оно такую полную гарантію на будущее время, какъ онъ думалъ. Способность человка совершенно забывать о минувшемъ безгранична. То, что когда-то произошло въ горахъ Италіи, абсолютно изгладилось изъ памяти Лодера, стерлось, какъ рисунокъ мломъ на грифельной доск.

Блесингтонъ подошелъ въ шатру и поднялъ занавсь, скрывавшую входъ.

— Пожалуйте!— сказалъ онъ Лодеру, увлекая его за собой.

Лодеръ взглянулъ на его веселое лицо, освщенное сверху фонаремъ, и улыбнулся. Потомъ онъ пожалъ плечами и вошелъ въ шатеръ. Портьера опустилась.

XV.

Первое, что почувствовалъ Лодеръ, было непріятное ощущеніе полнаго мрака. Когда глазъ его привыкъ въ темнот, это ощущеніе разсялось, и онъ почувствовалъ всю нелпость положенія, въ которомъ онъ очутился.

Шатеръ, былъ маленькій, весь задрапированный толковыми тканями, и воздухъ пропитанъ былъ мускусомъ. Внутри онъ былъ раздленъ неподвижной занавсью, которая спускалась съ потолка и не доходила на нсколько дюймовъ отъ пола. На той сторон, гд былъ Лодеръ, стоялъ только низенькій стулъ, и все пространство было освщено слабымъ отблескомъ свта, проникавшаго изъ невидимой части шатра изъ-подъ неподвижной занавси. Нсколько времени Лодеръ стоялъ въ выжидательной поз. Вдругъ раздался глубокій, мягкій голосъ.

— Будьте любезны ссть,— пригласилъ его кто-то.

Онъ продолжалъ стоять въ нершимости. Голосъ звучалъ откуда-то по близости и производилъ странное впечатлніе среди тишины и мрака,— онъ казался Лодеру почти знакомымъ. Наконецъ онъ понялъ, въ чемъ дло. Его, очевидно, поразило сходство этого голоса съ мягкимъ голосомъ лэди Брамфель. Съ нкоторымъ чувствомъ успокоенія онъ пододвинулъ стулъ и слъ на него.

Тогда только онъ замтилъ, что по другую сторону занавси — маленькій столикъ изъ лакированнаго дерева, на немъ лежали раскрытая книга, хрустальный шаръ и золотая мисочка, наполненная чернилами. Все это стояло по той сторон столика, которая была ближе къ нему, другая же половина оставалась невидимой для него. Все это начинало интересовать его, и онъ слъ удобне на стул. Кто бы ни была эта женщина, во всякомъ случа она умла эффектно обставлять свои зати. Онъ сталъ ждать съ любопытствомъ дальнйшихъ указаній изъ-за занавси.

— Искусство читать судьбу въ хрустальномъ шар — раздался голосъ посл короткой паузы — очень старинное.

Лодеръ нагнулся впередъ. Мысль о лэди Брамфель смшивалась съ воспоминаніемъ о чемъ-то очень далекомъ и совершенно неопредленномъ.

— Для того, чтобы достигнуть наилучшихъ результатовъ, вопрошающій долженъ положить руки на гладкую поверхность.

Невидимая жрица, очевидно, читала изъ открытой передъ нею книги. При слов ‘поверхность’ наступила маленькая пауза, во время которой она, очевидно, перемнила положеніе на стул. Затмъ снова раздался ея голосъ, но уже нсколько измнившійся:

— Пожалуйста, положите руки на столъ, ладонями внизъ.

Лодеръ улыбнулся. Онъ представлялъ себ на своемъ мст Чилькота. Какъ бы вся эта таинственность раздражала его! Затмъ онъ наклонился и выполнилъ приказаніе прорицательницы. Онъ положилъ руки на столъ въ кругъ свта отъ невидимой лампы. Прорицательница хранила глубокое молчаніе стеченіе нсколькихъ минутъ. Затмъ она какъ будто подняла голову.

— Нужно снять кольца,— сказала она мягко.— Всякій металлъ мшаетъ дйствію симпатическаго тока.

При другихъ обстоятельствахъ Лодеръ бы, вроятно, разсмялся. Но требованіе снять кольца, хотя и случайное и предложенное въ любезной форм, было очень неудобнымъ для Лодера. Онъ сейчасъ же подумалъ о Чилькот и объ единственномъ изъян ихъ непогршимаго во всхъ другихъ пунктахъ плана. Онъ инстинктивно отдернулъ руку.

— Между кмъ долженъ установиться симпатическій токъ?— спокойно спросилъ онъ.

Говоря это, онъ думалъ про себя, что не лучше ли обратиться въ бгство.

— Между вами и мною, конечно,— отвтилъ мягкій голосъ. Онъ звучалъ спокойно, но властно.

Но мысль о бгств показалась Лодеру слишкомъ театральной. Въ этомъ мір говорящихъ шопотомъ голосовъ и смягченнаго свта всякія рзкія ршенія были непонятны. Не было никакой видимой причины для рзваго отступленія. Онъ медленно откинулся на стул, обдумывая свое положеніе. Если эта женщина случайно знаетъ, что Чилькотъ сталъ носить кольца въ послднее время и знаетъ форму его колецъ, то видъ шрама на пальц Лодера можетъ вызвать вопросы и предположенія. Но если, съ другой стороны, онъ вдругъ уйдетъ изъ шатра безъ объясненій, или ршительно откажется снять кольца, то это возбудитъ общее любопытство,— что очень опасно. Все это онъ быстро сообразилъ, понимая, что необходимо тотчасъ же ршиться на что-нибудь. Онъ оглянулся въ шатр и невольно выпрямился. Конечно, положеніе его было очень затруднительное, но все-таки не было основанія приходить въ отчаяніе. Въ это время раздались опять звуки мягкаго, вкрадчиваго голоса.

— Я буду водить свою руку надъ вашей и смотрть при этомъ въ хрустальный шаръ. Это и установитъ симпатическій токъ.— Лодеръ увидалъ въ полусвт нжную руку, которая взяла шаръ.— Тогда я смогу читать ваши мысли. Будьте же любезны снять кольца.

Простота, съ которой къ нему обращено было это требованіе, окончательно обезоружила его. Положеніе было въ высшей степени опасное. Но — онъ самъ это не разъ говорилъ себ — опасность — соль жизни.

— Простите, что я такъ утруждаю васъ,— сказала невидимая жрица вкрадчиво и нжно.

Лодеръ быстро подумалъ о томъ, хорошо ли знаетъ лэди Аструпъ Чилькота. Но онъ не имлъ никакихъ данныхъ для ршенія этого вопроса, и потому пересталъ думать объ этомъ. Чилькотъ никогда не говорилъ ему о ней, и на этотъ разъ тоже назвалъ ее только вскользь, какъ сестру лэди Брамфель. Неужели же оцъ сталъ такимъ трусомъ, что не ршается бросить вызовъ судьб? Переставъ колебаться, Лодеръ снялъ кольца, опустилъ ихъ въ карманъ и положилъ руки на столъ.

Въ эту минуту случилось нчто неожиданное. За занавской раздался шелестъ платья, потомъ легкій стукъ стула, который подвинули впередъ или назадъ. Потомъ наступила тишина.

Лодеръ почувствовалъ, что произошла какая-то перемна, онъ былъ въ этомъ увренъ, также какъ въ томъ, что вокругъ него была темнота, и что изъ-подъ занавси проникала на полъ полоса свта. Онъ вытянулъ руки на стол и чувствовалъ съ какимъ-то мучительнымъ ощущеніемъ, что ихъ разсматриваютъ чьи-то невидимые пытливые глаза. Онъ инстинктивно чувствовалъ, что возникло какое-то новое осложненіе. Но если причиной этого осложненія было то, что онъ показалъ свои руки, то всякое вмшательство съ его стороны можетъ только внести еще большую запутанность. Поэтому онъ продолжалъ сидть молча и неподвижно.

Оказала ли его пассивность какое-нибудь вліяніе, онъ не могъ судить, во всякомъ случа, за занавсью стало тихо. Что бы ни вызвало шелестъ юбокъ и внезапное передвиженіе стула, теперь все это очевидно вытснено было другими чувствами.

Черезъ нсколько времени за занавсью положили на столъ хрустальный шаръ. Рзкій, отрывистый звукъ, съ которымъ шаръ коснулся стола, указывалъ на то, что прорицательница приняла какое-то твердое ршеніе. Въ ту же самую минуту снова раздался ея голосъ. Онъ звучалъ еще боле тихо, но въ немъ не было прежней непринужденности, а сказывалось что-то новое — волненіе ли, изумленіе или любопытство,— этого Лодеръ не могъ ршить.

— Вамъ, можетъ быть, покажется страннымъ…— начала она.— Вамъ…— Она остановилась. Наступила опять пауза. Она точно ждала какой-нибудь помощи. Но Лодеръ продолжалъ молчать. Въ затруднительныхъ случаяхъ молчаніе и хладнокровіе — лучшія орудія борьбы.

Его молчаніе, видимо, смущало ее. Лодеръ слышалъ, какъ она задвигалась на стул.

— Вамъ, можетъ быть, покажется страннымъ…— начала она опять, видимо оправившись.— Простите,— сказала она вдругъ совершенно измнившимся голосомъ.— Прорицаніе при помощи хрустальнаго шара иногда не удается. Уже въ тотъ моментъ, когда вы положили руки на столъ, я почувствовала, что ничего не выйдетъ. Но мн не хотлось сдаться сразу.— Она тихо разсмялась.

При этомъ смх, Лодеръ впервые самъ безпокойно задвигался на стул. Что-то смущало и волновало его. Ему хотлось выбжать скоре изъ шатра, но онъ все-таки не двигался съ мста. Что женщина за занавской сказала неправду по какой-та невдомой причин — это онъ ясно почувствовалъ по всему тону ея словъ, по перемн голоса. Въ первую минуту ему хотлось заговорить съ незнакомкой, но онъ счелъ это неосторожностью и пропустилъ удобный для начала разговора моментъ. Какая-то загадка чувствовалась во всемъ окружающемъ, а онъ ненавидлъ загадки.

Лэди Аструпъ была, видимо, всецло занята собой. Она опять пересла по иному. Лодеру казалось, что она все ближе нагибается въ его рукамъ и разсматриваетъ ихъ. Ощущеніе это была такое ясное, что онъ невольно отдернулъ руки. Опять зашелестли юбки, хрустальный шаръ скатился со стола, и прорицательница весело разсмялась. Лодеръ вскочилъ съ мста. Онъ не могъ сразу ршить, какъ ему поступить. Онъ только зналъ, что не можетъ дольше оставаться въ шатр изъ толковыхъ тканей, пропитанномъ мускусомъ, и что вся эта таинственность ему нестерпима. Онъ чувствовалъ себя совершенно разбитымъ. Онъ вытянулся, расправилъ члены, повернулся и вышелъ изъ шатра, отодвинувъ портьеру у входа.

Посл мрака, изъ котораго онъ вышелъ, ему показалось, что въ оранжере сравнительно свтло. Не дожидаясь, чтобы глазъ его пріучились въ свту, онъ поспшно пошелъ по направленію къ дому. Длинныя аллеи изъ растеній уже не привлекали его своей сочной зеленью и своей свжестью. Поднимаясь по лстниц въ залу, онъ вынулъ кольца изъ кармана, надлъ ихъ, и тогда только вошелъ въ свтлыя залы, переполненныя толпой гостей.

Когда онъ проходилъ, расчищая себ дорогу въ толп, кто-то заговорилъ съ нимъ, но онъ принялъ разсянный, какъ у Чилькота, видъ и поспшилъ впередъ. На порог въ столовую стояли Блесингтонъ и Ева. Выраженіе лица у Лодера измнилось, и онъ прямо подошелъ къ нимъ.

— Прости, Ева,— сказалъ онъ.— Мн нужно сказать пару словъ Блесингтону.

Она удивленно взглянула на него, потомъ улыбнулась съ спокойнымъ видомъ.

— Поговори съ нихъ,— отвтила она.— Мн тоже давно хочется поговорить съ Милицентой Гоуэръ, но Бобби мн все мшалъ.— Она улыбнулась Блесингтону и затмъ подошла къ стройной блдной молодой двушк въ зеленомъ плать. Она стояла совершенно одна.

Едва она отвернулась, какъ Лодеръ взялъ Блесингтона подъ руку.— Я знаю, что вы страшно заняты,— началъ онъ, въ совершенств подражая торопливой манер говорить Чилькота.— Я знаю, до чего вы заняты. Но я очутился въ очень затруднительномъ положеніи.— Быстрый взглядъ на здоровое, наивное лицо Блесингтона убдилъ его, что самое цлесообразное въ данномъ случа просто сказать всю правду.

— Неужели?— Блесингтонъ превратился весь въ слухъ и зрніе.

— Да, и я — нуждаюсь въ вашей помощи.

Молодой человкъ покраснлъ. То, что Чилькотъ обратился жъ нему, возбудило его гордость и въ то же время смутило его.

Лодеръ понялъ свое превосходство и воспользовался имъ.

— Это въ связи съ хрустальныхъ шаромъ,— сказалъ онъ.— Я, кажется, не совсмъ хорошо исполнилъ свою роль,— вроятно, даже велъ себя очень глупо. Не могу я какъ-то принимать все это въ серьезъ, а лэди Аструпъ…— онъ остановился и зорко поглядлъ на Блесингтона.— Ну, да вдь вы знаете, милый другъ, что за народъ эти женщины.

Блесингтону было всего двадцать-три года. Онъ снова пожраснлъ, и лицо его стало необыкновенно серьезнымъ.— Да, да, я знаю,— отвтилъ онъ очень важно.

Лодеръ чувствовалъ весь комизмъ положенія, но сохранялъ серьезное выраженіе лица.— Я зналъ, что вы поймете меня съ первыхъ же словъ,— сказалъ онъ. Когда лэди Аструпъ спроситъ васъ, кто былъ десять минутъ тому назадъ въ шатр, то я хотлъ бы…— Онъ остановился, чтобы вглядться въ лицо молодого человка.

— Что вы хотли бы?

— Я бы желалъ, чтобы вы ради меня… даже сказали маленькую ложь.

Блесингтонъ съ удивленіемъ взглянулъ на него и принужденно разсмялся.

— Какъ же такъ, м-ръ Чилькогь,— она…

— …Узнала меня, вы хотите сказать?— глаза Лодера сдлались острыми, какъ сталь.

— Да.

— Вы ошибаетесь. Она не узнала меня.

Блесингтонъ поднялъ брови. Лодеръ оглянулся въ комнат. Ева отошла отъ двушки въ зеленомъ плать и подошла къ нимъ. По дорог она кланялась и улыбалась знакомымъ, подходившимъ въ ней со всхъ сторонъ.

— Вотъ идетъ моя жена,— сказалъ Лодеръ.— Сдлайте это для меня, Блесингтонъ. Это… все упроститъ.— Онъ говорилъ быстро и при этомъ внимательно смотрлъ на Еву. Блесингтонъ, какъ онъ и предполагалъ, посмотрлъ въ томъ же направленіи.— Это все упроститъ,— повторилъ онъ.— Это упроститъ все… въ виду.. какъ бы это сказать?.. семейныхъ отношеній.

Блесингтонъ ‘все понялъ’ и оглянулся.

— Хорошо,— сказалъ онъ.— Я такъ и устрою. И прежде чмъ Лодеръ смогъ сказать хоть слово, онъ уже исчезъ въ толп.

XVI.

Поговоривъ съ бывшимъ секретаремъ Чилькота, Лодеръ вздохнулъ свободне. Если его кольца возбудили подозрніе лэди Аструпъ, то рано или поздно придется давать объясненія,— какія, объ этомъ онъ и думать боялся. Съ другой стороны, можетъ быть, она почему-либо перемнила свое обращеніе съ нимъ — какъ угадать капризы женщинъ? А въ такомъ случа онъ вполн защитилъ интересы Чилькота и свои собственные, заручившись словомъ Блесингтона, на котораго можно было вполн положиться. Онъ успокоился и направился къ Ев. Ему казалось, что лицо ея выдляется своей сверкающей красотой среди всхъ другихъ, и онъ почувствовалъ странную гордость.

У него былъ оживленный и увренный видъ, когда онъ подходилъ въ ней.

— Удли мн нсколько времени,— сказалъ онъ торопливымъ голосомъ.— Мы вдь такъ мало видимся.

Она подняла, какъ бы противъ воли, рсницы, и взглянула на него страннымъ, удивленнымъ и слегка смущеннымъ взглядомъ. Лодеръ видлъ, какъ вспыхнули ея щеки, и понялъ, что она покраснла отъ неожиданности его словъ. Онъ выказалъ свое превосходство надъ Чилькотомъ, облеченный въ его же образъ. Это было первымъ молчаливымъ признаніемъ его силы. Онъ инстинктивно приблизился въ ней.

— Уйдемъ изъ этой давки!— сказалъ онъ, и она только наклонила голову, не говоря ни слова. Онъ увидлъ, что при всей ея гордости ей пріятно подчиняться его власти, и, обрадованный этимъ, направился съ нею въ двери.

Но пройти было почти невозможно. Въ столовой набралось еще больше народа, и вс толпились въ дверяхъ.

— Интересно наблюдать такую толпу для развитія въ себ демократическихъ чувствъ,— сказалъ онъ, и Ева посмотрла на него, видимо вполн соглашаясь съ нимъ. Лодеръ подумалъ о томъ, какая бы она была, еслибы въ ней пробудить дйствительное чувство симпатіи. Въ это время произошло движеніе въ ворридор, и въ столовой уже вс задвигались, при нкоторой настойчивости, Лодеру удалось тогда пройти съ Евой въ двери. Потомъ пришлось опять остановиться, но, стоя на одномъ мст подъ-руку съ Евой, Лодеръ все-таки могъ видть блестящую толпу въ корридор черезъ плечо какого-то господина, который стоялъ передъ нимъ и былъ значительно ниже его.

— Чего мы здсь ждемъ?— шутливо спросилъ онъ, глядя въ затылокъ незнакомаго господина.

Тотъ обернулся, поздоровался и улыбнулся Лодеру. Они обмнялись шутками, незнакомый господинъ, видимо, былъ пріятно изумленъ добродушно-веселымъ тономъ Чилькота. Чтобы отвлечь его вниманіе отъ себя, Лодеръ выглянулъ въ корридоръ.

— Вс, повидимому, чего-то ждутъ,— сказалъ онъ.— Чего же собственно?— Потомъ онъ вдругъ замолчалъ.

— Тамъ что-нибудь интересное?— спросила Ева, касаясь его руки.

Онъ ничего не сказалъ, но оглянулся. Все въ немъ застыло: мысли и слова. Господинъ, стоявшій передъ нимъ, опустилъ монокль и потомъ снова вставилъ его.

— Боже!— воскликнулъ онъ:— вотъ идетъ наша волшебница. Совершенно какъ сказочная принцесса. Такъ вотъ почему вс здсь сбились въ кучу и ждутъ!

Лодеръ ничего не отвтилъ и только глядлъ, не отрывая глазъ, поверхъ головы низенькаго господина. По корридору, чувствуя общее восхищеніе собой, шла Лиліанъ Аструпъ, окруженная цлой свитой. Ея нжное лицо было слегка возбужденное, глаза блестли, платье изъ золотистой вышитой ткани граціозно облегало ея фигуру. У нея былъ торжествующій видъ, но она была, видимо, чмъ-то очень взволнована, это чувствовалось въ ея смх, въ движеніяхъ, въ ея быстромъ взгляд, которымъ она оглядывала всю комнату, точно выискивая кого-то.

Лодеръ, глядя съ изумленіемъ на нее, вдругъ все понялъ. Въ голов его мелькнуло воспоминаніе о тревожной ночи въ далекой итальянской долин,— и на фон этой ночи, при лунномъ свт, чье-то блдное прекрасное лицо… Теперь объяснились ему вс его впечатлнія за послдніе полчаса, онъ понялъ, о чемъ ему напомнилъ голосъ леди Брамфель и что прозвучало въ голос ея сестры. Какъ это онъ сразу не догадался!

Лиліанъ приближалась со своей свитой. Лодеръ чувствовалъ, что они направляются въ столовую, но, повинуясь какой-то роковой сил, не двигался съ мста. Онъ видлъ, какъ она приближается, и измнился въ лиц, но пока она шла по корридору, онъ вполн понялъ, что старыя чувства исчезли, что онъ весь во власти своей новой жизни. Когда Лиліанъ приблизилась, онъ сталъ понимать, чмъ она озабочена. Она все время говорила, смялась, но глаза ея тревожно блуждали по комнат.

— Принесите мн что-нибудь сладкое, Джефери!— сказала она стоявшему около нея господину.— Вы знаете, что я люблю,— какое-нибудь легкое пирожное.

Взоръ ея блуждалъ, когда она произносила эти слова. Лодеръ видлъ, какъ она посмотрла сначала на мальчика, стоявшаго передъ ней, потомъ на человка, черезъ голову котораго онъ глядлъ, затмъ обратила быстрый прямой взглядъ прямо на него. Онъ увидлъ, что она узнала его, и быстро направилась впередъ, толпа въ корридор раздвинулась, чтобы дать ей пройти. Тогда онъ увидлъ нчто, показавшееся ему чудомъ. Выраженіе ея лица измнилось, губы раскрылись, и она покраснла отъ досады, какъ балованный ребенокъ, который открылъ коробку отъ конфектъ и увидлъ, что, она — пустая.

Когда у дверей стало нсколько свободне, то рыжій человкъ, стоявшій передъ Лодеромъ, первый воспользовался свободнымъ мстомъ и прошелъ впередъ.

— Что это, Лиліанъ,— сказалъ онъ, проходя впередъ:— у васъ такой видъ, точно вы думали, что тутъ не Чилькотъ, а кто-нибудь другой, и теперь разочарованы.— Онъ засмялся своей собственной шутк.

Его слова заставили Лиліанъ овладть собой. Она улыбнулась своей обычной привтливой улыбкой, взглянувъ на него.

— Вы надли монокль, Леонардъ,— сказала она,— и потому неотвтственны за то, что видите.

Она была теперь совершенно спокойна. Лодеръ инстинктивно подошелъ къ Ев и взялъ ее подъ-руку. Онъ почувствовалъ еще сильне желаніе бороться, чтобы защитить положеніе, которое ему стало такъ дорого. Съ внезапной ршимостью онъ снова обернулся къ Лиліанъ.

— У меня получилось такое же впечатлніе, хотя я и не ношу монокля,— сказалъ онъ.— Почему вы, дйствительно, такъ странно посмотрли на меня?

Онъ спросилъ это твердо и съ кажущимся равнодушіемъ, но его смлость была только кажущеюся. Онъ затаилъ дыханіе и ждалъ отвта Лиліанъ. Онъ видлъ только золотистое сіяніе ея платья и блескъ ея золотыхъ волосъ, и чувствовалъ прикосновеніе руки Евы, чувствовалъ теплоту ея кожи черезъ тонкую перчатку. Потомъ вдругъ туманъ разсялся. Онъ увидлъ глаза Лиліанъ — взглядъ ея былъ равнодушный, веселый, слегка насмшливый.

— Что за глупости, Джэкъ!— сказала она громко.— Меня просто поразилъ блескъ вашихъ глазъ, выглянувшихъ изъ-за волосъ Леонардо. Точно пышный закатъ — и надъ нимъ черное облако.— Она засмялась.— Это очень живописно. Не правда ли, Ева?

Ева спокойно обернулась, посмотрла и улыбнулась. Лодеръ не чувствовалъ дрожи въ ея рук, но сразу понялъ, что эти дв женщины — враги. Для него это было такъ же ясно, какъ то, что Лиліанъ дйствительно узнала его, онъ видлъ, что его гладко выбритое лицо, выдававшее его за Чилькота, не убдило ее.

У него было такое чувство, какъ у человка, который заглянулъ въ пропасть и отступилъ отъ ея края, вншнимъ образомъ спокойный, но потрясенный до глубины души. Онъ не слышалъ отвта Евы, не обратилъ вниманія на слдующія слова Лиліанъ, и увидлъ только, какъ она улыбнулась, повернулась къ рыжему человку и ушла вмст со своей маленькой свитой въ столовую. Потомъ онъ крпко сжалъ руку Евы — онъ чувствовалъ настоятельную потребность дружеской близости посл пережитого волненія.

— Хочешь, уйдемъ?— спросилъ онъ Еву.

Она взглянула за него.

— Изъ этой комнаты?— спросила она.

Онъ взглянулъ на нее, приковывая въ себ ея взглядъ.

— Изъ этой комнаты… и изъ этого дома,— отвтилъ онъ.— демъ домой.

XVII.

Только когда Лодеръ очутился въ карет рядомъ съ Евой, и лошади быстро помчали ихъ, онъ наконецъ пришелъ въ себя и подумалъ о томъ, дйствительно ли все, что онъ пережилъ въ этотъ вечеръ, происходило наяву. А теперь вдругъ старая картина возникла въ его памяти съ полной ясностью. Онъ увидлъ залитые солнцемъ дома Санта-Саларе, припомнилъ вс подробности: все осталось тмъ же самымъ вплоть до центральной фигуры. Измнилось только его отношеніе…

Въ эту минуту Ева прервала ходъ его мыслей, причемъ первыя слова странно совпали съ его мыслями.

— Какъ теб понравилась Лиліанъ Аструпъ?— спросила она.— Какъ она была красиво одта,— какъ художественно! Правда, золотистая ткань удивительно идетъ къ цвту ея волосъ?

Лодеръ отвчалъ уклончиво, и не понималъ восторговъ Евы, такъ какъ чувствовалъ, что она не любитъ Лиліанъ: онъ слишкомъ мало зналъ женщинъ, чтобы понять ея похвалы.

— Я не обратилъ вниманія на ея платье,— сказалъ онъ.

Ева выглянула въ окно.

— Удивительно, какъ мужчины не умютъ цнить красоту,— сказала она, но въ голос ея въ эту минуту не звучало упрека.

Посл этого они молчали до самаго дома. Выйдя изъ коляски и войдя въ домъ, Ева остановилась у лстницы, длая кое-какія распоряженія, и Лодеръ опять залюбовался ею. Онъ невольно сталъ сравнивать ее съ Лиліанъ Аструпъ, и Ева казалась ему боле привлекательной своей особой красотой. Лиліанъ была нжна, какъ блая роза, выросшая въ оранжере и вянущая отъ перваго прикосновенія рзваго воздуха. А Ева была прекрасна красотой дикой розы за приморскихъ скалахъ, которая сохраняетъ прозрачность лепестковъ при втр и холодномъ туман. Лодеръ чувствовалъ, что эта женщина можетъ стать опорой въ жизни. Съ минуту онъ стоялъ въ нершительности, потомъ вдругъ новое ршеніе оснило его. Этотъ вечеръ приносилъ ему удачи, и онъ ршился еще разъ попытать счастья.

Онъ быстро пошелъ по лстниц, догналъ Еву и, остановивъ ее, сказалъ:

— Зайди во мн сегодня въ кабинетъ, какъ въ прошлый разъ. Мн хочется съ тобой поговорить.

Она нершительно взглянула на него и отвернулась.

— Пожалуйста зайди!— настаивалъ онъ.— Я не часто обращаюсь въ теб съ просьбами.

Она все еще колебалась, но теперь онъ ршилъ за нее. Онъ смло взялъ ея руку и мягко, но ршительно направилъ ее въ комнаты Чилькота.

Въ кабинет былъ зажженъ свтъ и весело горлъ огонь въ камин, столъ былъ заваленъ бумагами, все стояло на обычныхъ мстахъ,— и Лодеръ опять почувствовалъ себя какъ дома въ обстановк, гд недоставало только его. Чтобы скрыть свое пріятное возбужденіе, онъ быстро прошелъ по комнат и выдвинулъ кресло. Мене чмъ въ шесть часовъ онъ пережилъ безконечно разнообразныя чувства. Онъ уже былъ близокъ къ отчаянію, когда появленіе Чилькота подняло его къ небесамъ. Съ тхъ поръ онъ пережилъ минуты безграничнаго изумленія и большой опасности. Изъ всего этого онъ вышелъ побдителемъ, и это воодушевляло его.

— Присядь,— мягко сказалъ онъ Ев, пододвигая ей кресло, и, взглянувъ въ ея лицо, на которомъ отражались недовріе и любопытство, Лодеръ почувствовалъ снова увренность въ своей сил. Онъ подошелъ къ ней и оперся на спинку ея кресла.— Я началъ говорить теб что-то, когда мы хали сегодня въ Брамфелямъ,— сказалъ онъ.— Могу я продолжать?

— Конечно.— Ева обернулась, взглянула на него съ изумленіемъ, потомъ опять отвернулась и сжала руки. А онъ задумчиво смотрлъ на тонкую линію ея плечъ, на сверканіе брилліантовъ на ея ше.

— Помнишь, три недли тому назадъ, мы говорили въ этой комнат? Тогда многое казалось возможнымъ.

Онъ говорилъ это спокойно, настойчивымъ голосомъ, который еще въ школьные годы подчинялъ ему всхъ. Ева впервые услышала этотъ голосъ и подчинилась ему.

— Да, я помню,— сказала она.

— Тогда ты врила въ меня — ты увидла меня въ новомъ свт и признала меня,— продолжалъ онъ, длая удареніе на послднемъ слов.— Но съ тхъ поръ твое отношеніе измнилось. Твоя вра въ меня пошатнулась.

Онъ посмотрлъ на нее, но она не двинулась, и только еще ниже нагнулась къ огню. Онъ скрестилъ руки на спинк ея стула.

— Ты, конечно, имла на это основаніе,— сказалъ онъ.— Я все это время не былъ самъ собой.— При этихъ словахъ спокойствіе оставило его. Онъ ненавидлъ ложь, даже когда она необходима, но теперь ему нужно было прежде всего оправдаться.— У всякаго человка есть свое несчастіе,— продолжалъ онъ.— Бываютъ дни и недли, когда я… когда мои…— Слово ‘нервы’ было у него на язык, но онъ его не произнесъ.

Очень спокойно, не произнося ни звука, Ева поднялась и взглянула на него. Она стояла выпрямившись, съ блднымъ лицомъ, и рука ея, опиравшаяся на спинку кресла, слегка дрожала.

— Джонъ,— быстро сказала она,— не произноси отвратительнаго слова ‘нервы’. Я сегодня его не вынесу. Неужели ты не понимаешь?

Лодеръ отступилъ, почувствовавъ странное смущеніе. Что-то въ ея лиц поразило его. Ему показалось, что онъ вступилъ безъ подготовки на опасную почву. И онъ ждалъ ея дальнйшихъ словъ, глядя на нее со смутнымъ страхомъ.

— Я не могу объяснить,— нервно продолжала она,— почему такъ случилось, но эта комедія стала невыносимой для меня. Прежде я старалась не думать, а теперь я какъ-то измнилась. Почему люди мняются?— спросила она безпомощнымъ тономъ, и Лодеръ почувствовалъ какое-то внутреннее торжество.

— Почему, почему?— спросила она опять.

— Я не волшебникъ,— мягко отвтилъ онъ,— и даже не знаю, о чемъ ты говоришь.

Она съ минуту молчала, но во взор ея ясно отражалось отчаяніе. Наконецъ она заговорила.

— Ты серьезно не знаешь?— спросила она, и Лодеръ коротко отвтилъ:

— Серьезно.

— Въ такомъ случа, я тоже буду говорить серьезно,— сказала она.— Голосъ ея слегка задрожалъ, и она опять покраснла, но рука, лежавшая на спинк кресла, не дрожала.

— Я уже боле четырехъ лтъ знаю, что ты принимаешь морфій, боле четырехъ лтъ я мирюсь съ твоей ложью и твоимъ паденіемъ.

Наступило молчаніе.

— Ты знала это четыре года?— медленно спросилъ Лодеръ, въ первый разъ за этотъ вечеръ вспомнивъ о Чилькот.

— Да, я знала,— сказала Ева, поднявъ голову.— Можетъ быть, слдовало сейчасъ же сказать, когда я открыла твою тайну… Но что объ этомъ говорить теперь! Очевидно, такъ ршила судьба. Я была очень молода, ты былъ очень замкнутъ, и любви между нами не было.— Она опять отвернулась на минуту.— Разочарованіе молодой двушки — тяжелая драма. Я видла весь обманъ, всю ложь твоей жизни, и, наконецъ, стала относиться равнодушномъ твоимъ ‘нервамъ’, такъ же равнодушно, какъ другіе, не знавшіе правды.— Она опять нервно засмялась.— Я думала, что сохраню равнодушіе навсегда. Я внутренно застыла, и была страшно поражена, когда м-ръ Фрэдъ потребовалъ, чтобы я употребила свое вліяніе. Но въ тотъ вечеръ…

— Что въ тотъ вечеръ?— переспросилъ Лодеръ нервнымъ голосомъ.

Ева замолчала, быть можетъ поддавшись гипнозу его властнаго взгляда, или же обезсилвъ посл минутнаго возбужденія, и, постоявъ въ нершительности, отвернулась и подошла въ камину.

— Въ тотъ вечеръ я былъ другой?— настойчиво спросилъ Лодеръ.

— Да, другой, и все-таки тотъ же самый,— отвтила она нехотя, не поворачивая къ нему головы.— Мн казалось…— начала она снова, помолчавъ.— Не знаю, почему я это говорю теб теперь. Какое-то странное, непонятное чувство владетъ мной. То же чувство, которое проснулось во мн, когда мы здсь пили чай. Мн точно врится, что случилось чудо, что ты освободился…

— Отъ морфія?

— Отъ морфія.

Въ послдовавшемъ затмъ молчаніи Лодеръ пережилъ сильную душевную борьбу. Первая его мысль была о себ, но потомъ онъ вспомнилъ о Чилькот, о своемъ договор съ нимъ, и ршилъ спасти и Чилькота, и себя. Онъ быстро подошелъ къ камину и сталъ рядомъ съ Евой.

— Ты была права,— сказалъ онъ:— съ того вечера, какъ ты говорила мн о Фрэд, и до того дня, какъ мы пили здсь чай, я не касался морфія.

Она взглянула на него нершительно.— Ты такъ часто лгалъ мн относительно многаго другого!..

Онъ быстро повернулъ голову, взволнованный недовріемъ и грустью въ ея голос. Онъ опять забылъ о Чилькот. Но, опомнившись, онъ повернулся къ ней.— Взгляни на меня!— сказалъ онъ.— Теперь ты вришь, что я говорю правду?

Она пристально глядла ему въ глаза.— А послднія три недли,— сказала она все еще сомнвающимся тономъ.— Какъ я могу теб врить?

Лодеру тяжело было обманывать эту женщину даже съ цлые самооправданія.

— Забудь послднія три недли!— быстро сказалъ онъ.— Нельзя сразу освободиться отъ порочной страсти.— Ты такъ долго терпла,— потерпи же еще немного… Я тоже, какъ и ты, не могу объяснить всего. Говорю теб только, что въ тотъ день, когда мы разговаривали въ этой комнат, я былъ самъ собой, вполн владлъ всми своими способностями. А тотъ, кого ты знала за послднія три недли,— тотъ, кого ты рисовала себ въ ум въ теченіе четырехъ лтъ — призракъ, воплощеніе человческихъ слабостей. Есть другой, новый Чилькотъ,— пожелай только увидть его!

Ева вся дрожала, когда онъ кончилъ. Глаза ея сверкали.

— Ну, а старое?— спросила она.

— Имй терпніе.— Онъ смотрлъ на огонь.— Такіе періоды, какъ послднія три недли, будутъ еще возвращаться,— они неминуемы. Когда они наступятъ, закрой глаза. Не обращай на нихъ вниманія,— не обращай тогда вниманія на меня. Согласна?— Онъ все еще избгалъ ея взгляда.

Она обернулась къ нему.

— Да, если желаешь,— сказала она тихо.

— Способна ли ты на то, на что способны лишь немногіе мужчины, а тмъ боле женщины?— спросилъ онъ.— Можешь ли ты жить настоящимъ?— Онъ медленно поднялъ голову и встртился съ ея глазами.— Это опытъ, и какъ во всякомъ опыт,— будутъ и хорошіе моменты, и тяжелые. Знай только, что въ тяжелыя минуты ты не одна страдаешь. Я тоже страдаю — но иначе.

Наступило молчаніе, и на минуту ему казалось, что Ева никогда не отвтитъ. Затмъ наступила для него радостная неожиданность. Ева легкой поступью подошла къ нему и положила свою руку въ его руку. Она подняла на него глаза, и губы ея раскрылись въ безсознательномъ призыв.

Нтъ ничего боле обаятельнаго, чмъ гордая женщина въ моментъ, когда она смиряется передъ признанной ею властью другого. Честь, долгъ, нравственное чувство воздвигали тройную преграду между ними. Но честь, долгъ, нравственное чувство — только слова для человка съ упрямой волей. Ни разу до этой минуты Лодеръ не чувствовалъ всей сложности положенія, въ которомъ онъ очутился. Держа ея руку въ своей, онъ наклонился къ Ев. У него кружилась голова.

— Ева!..— сказалъ онъ, но потомъ вдругъ остановился при звук собственнаго голоса. Онъ почувствовалъ, что говоритъ, какъ человкъ, забывшій обо всемъ, кром своего страстнаго желанія. Съ минуту онъ стоялъ неподвижно. Потомъ онъ снова отвернулся отъ нея и высвободилъ ея руку.

— Нтъ,— сказалъ онъ,— нтъ!… Я не имю права.

XVIII.

Въ первый разъ со вступленія въ свою новую роль, плохо спалъ ночью, думая съ тяжелымъ чувствомъ о новомъ оттнк своихъ отношеній къ Ев, но уже задолго до того, какъ утренній свтъ сталъ проникать черезъ тяжелыя портьеры, онъ принялъ ршеніе, которымъ надялся успокоить свою совесть и соблюсти интересы Чилькота. Ршеніе было хотя скоре отрицательное, но оно его удовлетворяло, и онъ всталъ утромъ съ сознаніемъ, что все устроится къ лучшему. А! затмъ и случай оказался его сообщникомъ. Когда Лодеръ, завтракая, по обыкновенію, одинъ въ столовой, прочелъ утреннюю почту Чилькота и бгло просмотрлъ газеты, онъ увидлъ, что боле дйственная сила, чмъ его собственное ршеніе, ворвалась въ его жизнь, опредляя весь его дальнйшій образъ дйствій и онъ увидлъ, что ему уже не придется бороться съ желаніемъ подолгу бывать въ обществ Евы, что ему не удастся располагать въ ближайшее время досугомъ: все его время будетъ поглощено важными длами.

Въ это утро, 27-го марта, раздались первые раскаты политической грозы, которая разразилась надъ страной. Вс газеты были полны извстій, что, въ виду внутренняго неустройства персидской арміи и неспособности шаха справиться съ поднятымъ мятежомъ пограничныхъ племенъ въ сверо-восточныхъ областяхъ Мешеда, явилась на помощь Россія, пославъ туда съ своего военнаго поста въ Мерв черезъ персидскую страну на мсто безпорядковъ. Для большинства англійской націи эти извстія были туманны, такъ какъ, при отдаленности ихъ, столкновеніе англійскихъ и русскихъ интересовъ не выявляло во всей его важности, сообщенія о томъ, что двинуты туда войска, не представлялось боле знаменательнымъ, чмъ всти о первыхъ пограничныхъ безпорядкахъ въ январ. Но въ политическомъ мір извстіе это вызвало сильное волненіе, въ рядахъ же оппозиціи началась тревога, связанная съ ожиданіемъ крупныхъ событій.

Изъ всхъ членовъ партіи это чувство сильне всего говорило въ Лодер. Онъ всю жизнь интересовался восточнымъ вопросомъ, хорошо изучилъ его и сразу понялъ важность извстій. Сидя за столомъ Чилькота, окруженный письмами и газетами, онъ забылъ о завтрак, забылъ о своихъ личныхъ интересахъ, объ опасностяхъ и радостяхъ, волновавшихъ его наканун, и сталъ мысленно представлять себ карту Персіи, свершая путь изъ Мерва въ Мешедъ, изъ Мешеда въ Гератъ, изъ Герата въ Индію. Не фактъ возстанія интересовалъ его, а то, что русское войско переступило границу и утвердилось въ двадцати миляхъ отъ Мешеда, который былъ предметомъ русскихъ притязаній со времени Петра Великаго.

Нсколько часовъ спустя, Лодеръ получилъ срочное телефонное извщеніе, приглашавшее его въ редактору ‘St.-George’s Gazette’, Лэкли, и отвтилъ, что сейчасъ же придетъ: онъ зналъ, что въ редакціи этой газеты онъ узнаетъ самымъ достоврнымъ образомъ объ отношеніи партіи къ событіямъ. Еще не было двнадцати часовъ, какъ онъ уже входилъ въ редакцію и, проходя по корридорамъ и комнатамъ, гд кипла газетная работа, почувствовалъ новый приливъ энергіи. Онъ быстро прошелъ въ кабинетъ редактора. Лэкли сидлъ за столомъ, длая отмтки на разложенныхъ вокругъ него первыхъ изданіяхъ вечернихъ газетъ. Онъ курилъ большую сигару и, при вход Лодера, поднялъ глаза, не отрываясь отъ работы.

— Здравствуйте! Хорошо, что вы пришли,— коротко сказалъ онъ.— Присядьте, пока я просмотрю ‘St.-Stephen’.

Его дловитость понравилась Лодеру. Кивнувъ ему головой, онъ подошелъ въ топившемуся камину, и въ продолженіе нсколькихъ минутъ Лэкли продолжалъ работать. Наконецъ онъ выпустилъ изъ рукъ газету и откинулся на стул.

— Ну, что же вы скажете?— спросилъ онъ.— Занятный завязался узелъ, не правда ли?

Лидеръ обернулся къ нему.

— Да,— сказалъ онъ спокойно,— дло серьезное.

Лэкли засмялся и затянулся сигарой.

— Что-то скажутъ Сэвборо и его компанія? Они могли бы заране предвидть это, еслибы вообще умли разсуждать… Неужели они дйствительно врили, что Россія станетъ спокойно выжидать, пока шахъ будетъ устраивать игрушечную мобилизацію?.. Но куда вы двались вчера? Мы точно предчувствовали все это у Брамфелей. Фрэдъ зашелъ на минутку туда, и мы потомъ отправились вмст въ клубъ, и были тамъ, когда пришло первое извстіе. Вс были страшно возбуждены.

— Могу себ вообразить!— сказалъ Лодеръ взволнованнымъ голосомъ.

Лэкли посмотрлъ на него, потомъ быстро наклонился впередъ и положилъ локти на столъ.

— Воображать мало, Чилькотъ,— сталъ онъ внушительнымъ тономъ.— Вы должны отнестись къ этому активно.— Онъ сказалъ это быстро и ршительно, а затмъ остановился, ожидая эффекта своихъ словъ. Въ его голос прозвучало нчто, остановившее вниманіе Лодера. Онъ чувствовалъ, что краснетъ.

— Активно? Что вы хотите этимъ сказать?— спросилъ онъ. Лэкли опять поглядлъ на него, затмъ быстрымъ движеніемъ отодвинулъ свой стулъ назадъ.

— Да,— сказалъ онъ,— старика Фрэда никогда не обманываетъ его чутье. Онъ правъ. Вы — самый подходящій человкъ.

Все еще спокойно, сдерживая внутреннее волненіе, Лодеръ отошелъ отъ камина, взялъ стулъ и подслъ къ столу Лэкли.

— Скажите мн точно, что вы хотли сказать?— спросилъ онъ своей старой, отрывистой манерой.

Лэкли посмотрлъ еще на него съ видимымъ удовольствіемъ, затмъ ршительнымъ жестомъ бросилъ докуренную сигару.

— Вотъ что, милый мой,— сказалъ онъ.— Кое-гд скоро образуется брешь, и Фрэдъ считаетъ васъ самымъ подходящимъ человкомъ для заполненія пустого мста. Пять лтъ тому назадъ, во время бундаръ-абаской исторіи, вы очень удачно выступили и подавали большія надежды. А репутація дльнаго человка держится очень упорно, даже когда дальнйшее ее не оправдываетъ. Вы опустились съ тхъ поръ,— прямо вамъ говорю. Но, можетъ быть, это было только къ лучшему, и вы созрли въ бездйствіи,— это бываетъ. Я самъ уже было махнулъ на васъ рукой, но за послдніе мсяцы измнилъ свое мнніе.

Лодеръ опять задвигался, взволнованный наплывомъ чувствъ. Каждое слово Лэкли поднимало въ немъ чувство гордости, возвышало въ немъ сознаніе личной силы.

— Ну, такъ что же вы хотите сказать?— спросилъ онъ.

Лэкли улыбнулся.

— Мы вс знаемъ, что министерство Сэвборо — какъ бы сказать?— не крпко держится на ногахъ,— сказалъ онъ.— Сэвборо строитъ свой карточный домикъ слишкомъ высоко. Опрокинется онъ. Можетъ быть, конечно, падетъ военное министерство, а можетъ быть очистится и портфель иностранныхъ длъ!

Они обмнялись взглядомъ взаимнаго пониманія.

— Вы, конечно, понимаете, что дло не въ томъ, что Россіая вступила въ Персію, а въ томъ, уйдетъ ли она оттуда, когда возстаніе будетъ подавлено. Поврьте мн, Чилькотъ, что черезъ недлю намъ сообщатъ, что возстаніе подавлено, но что Россія не отозвала войска, а напротивъ того, спокойно утвердилась въ Мешед. Если эти извстія прибудутъ до пасхальныхъ каникулъ, то можно будетъ настоять на томъ, чтобы продолжить сессію. И если дйствовать какъ слдуетъ, то Сэвборо не сдобровать.

Лодеръ сидлъ, не произнося ни слова. Передъ нимъ открылись головокружительныя перспективы. Самыя фантастическія мечты вдругъ превратились въ осязательную дйствительность — явилась возможность оправдать себя и свой обманъ. Онъ нагнулся и, облокотившись на столъ, опустилъ голову на руки. Лэкли не выводилъ его изъ раздумья. Занятый интересами газеты и своей политической партіи, онъ былъ совершенно равнодушенъ къ чувствамъ человка, сидвшаго передъ нимъ, хотя и понималъ, что его волнуетъ возможность сыграть видную политическую роль. Наконецъ, онъ прервалъ молчаніе, невыносимое дли его живого темперамента, взялъ карандашъ и ударилъ имъ по столу.

— Послушайте, Чилькотъ,— сказалъ онъ,— надюсь вы не сомнваетесь въ себ?

При звук его голоса Лодеръ поднялъ лицо, оно было очень блдно, но на немъ отражались энергія и ршимость.

— Нтъ, Лэкли,— сказалъ онъ медленно.— Въ такой моментъ человкъ не иметъ права сомнваться въ себ.

XIX.

Такимъ образомъ Лодеръ освободился отъ одной отвтственности, чтобы принять на себя другую. Съ 27-го марта, когда Лэкли изложилъ свою политическую программу въ редакціи ‘St.-George’s Gazette’, и до 1-го апрля онъ былъ центральнымъ лицомъ въ движеніи, поднятомъ въ консервативныхъ кругахъ. Лэкли врно опредлилъ положеніе дла въ то утро, и вс послдующія событія оправдывали его предсказанія.

Зорко слдя за дйствіями Россіи, Фрэдъ спокойно организовывалъ свои силы и укрплялъ свою позицію, и Лодеръ научился многому въ эти знаменательные дни у мудраго вождя своей партіи. Самъ онъ былъ всецло поглощенъ интересами минуты, забывъ о Чилькот, и отдавалъ всю свою энергію, весь свой талантъ длу, которое требовало большого напряженія силъ. Нужно было все подготовить и выжидать. Еслибы Россія, подавивъ возстаніе, вернулась въ свои предлы, довольствуясь лаврами усмирителя, ничто бы не измнилось. Но еслибы предсказанное Лэкли наступательное движеніе Россіи произошло до пасхальныхъ каникулъ, то началась бы борьба, которая длилась бы всю слдующую сессію. А тмъ временемъ вождь оппозиціи долженъ былъ бы выжидать, охраняя свое достоинство.

31-го марта Лодеръ былъ приглашенъ на завтракъ къ Фрэду. Его задержали извстія изъ Варка, и онъ пришелъ нсколько минутъ позже назначеннаго часа. Войдя въ гостиную, онъ тамъ засталъ маленькое общество изъ трехъ человкъ — Фрэда, лэди Сару и Еву. Когда онъ вошелъ, вс замолчали и обратили взгляды въ его сторону. Прежде всего онъ поспшилъ поздороваться съ лэди Сарой, потомъ быстро взглянулъ на Еву, обрадовавшись при вид ея. Онъ пожалъ руку Фрэду и опять взглянулъ на Еву, ожидая, что она заговоритъ съ нимъ. Она встртила его взглядъ и улыбнулась въ отвтъ. Въ улыбк ея выражалось прощеніе и теплое, почти нжное сочувствіе. Онъ понялъ, что она не сердятся на него за то, что посл ихъ знаменательнаго разговора онъ не старался еще разъ увидться съ нею, она, видимо, вполн сочувствовала его работ. Мысль объ ея улыбк освтила для него весь завтракъ, и онъ почувствовалъ еще сильне обаятельную атмосферу дома Фрэдовъ и личное очарованіе своего партійнаго вождя: въ его дом Ева незамтно увлекалась общими интересами и становилась изъ пассивной зрительницы сочувствующею единомышленницей.

Разговоръ за завтракомъ сейчасъ же перешелъ на политическія темы, и среди мирной бесды ихъ застигла всть о событіи, которое должно было отмтить этотъ знаменательный день.

Дверь вдругъ раскрылась безъ предварительнаго доклада, и вошелъ Лекли съ крайне возбужденнымъ выраженіемъ лица. Не замчая присутствующихъ дамъ, онъ прямо подошелъ въ Фрэду и положилъ передъ нимъ распечатанную телеграмму.

— Это оффиціальное извщеніе,— сказалъ онъ. Потомъ, оглянувшись, онъ подошелъ къ лэди Сар и извинился.— Простите,— сказалъ онъ,— но мн такъ хотлось первому принести эту всть.

Лэди Сара поднялась и протянула ему руки.

— Я отлично понимаю васъ, мистеръ Лэкли,— сказала она взволнованнымъ голосомъ, и глаза ея обратились на мужа. Одинъ только Фрэдъ сохранялъ полное спокойствіе духа. Онъ сидлъ молча и вчитывался въ столь важныя для него всти, Ева вскочила со стула и, наклонившись надъ плечомъ Фрэда, прочла телеграмму. Потомъ она подняла голову и лицо ея просіяло.

— Какое счастье быть мужчиной!— воскликнула она, и взгляды ея и Лодера невольно встртились.

——

Такимъ образомъ опредлилась задача Лодера, и среди наступившей быстрой смны событій, въ виду необходимости дйствовать быстро и ршительно, онъ совершенно забылъ о Чилькот. Колебаться было уже некогда, и подъ давленіемъ событій онъ выступилъ съ нападками на правительство въ засданіи, которое слдовало за завтракомъ у Фрэда. Въ этотъ памятный день 1-го апрля въ парламент чувствовалась атмосфера приближающейся бури. Палата была переполнена, на скамьяхъ оппозиціи чувствовалось единодушіе, воплотившееся въ фигур Фрэда. На министерскихъ скамьяхъ чувствовалась несомннная тревога. Но, несмотря на вс эти признаки готовящагося боя, начало засданія прошло безшумно, въ виду безжизненности всхъ длъ, поднимаемыхъ министерствомъ Сэвборо. И только когда рчь зашла о пасхальныхъ вакаціяхъ, опредлилась возбужденная атмосфера, и въ собраніе влилась жизнь. Тогда медленно поднялся Лодеръ, и вс глаза обратились на него.

Много любопытныхъ инцидентовъ связано съ рчами парламентскихъ ораторовъ, но едва-ли на чью-либо долю выпадало говорить въ первый разъ при такихъ условіяхъ, какъ Лодеру. Изъ всхъ собравшихся въ этотъ день въ палат, одинъ только человкъ понималъ всю трудность положенія Лодера,— и это былъ самъ Лодеръ.

Онъ медленно всталъ и простоялъ нсколько секундъ молча, выпрямившись и положивъ пальцы на листки, лежавшіе передъ нимъ. Молчаніе его усилило общее вниманіе. Оно могло быть признакомъ самоувренности, или напротивъ, упадка нервовъ въ ршительный моментъ,— а то и другое представляло во всякомъ случа интересъ. Вс глаза обратились на него. На дамской галере Ева стиснула руки, охваченная тревогой, Фрэдъ быстро и зорко взглянулъ на человка, которому доврился наперекоръ осторожности, и потомъ лицо его приняло прежнее внимательное, спокойное выраженіе. Въ этотъ моментъ Лодеръ поднялъ голову и началъ говорить.

Въ первую минуту онъ, по неопытности, заговорилъ слишкомъ тихо. Наступила томительная минута. У Евы безпомощно опустились руки. Ироническіе взгляды противниковъ оживились. Одинъ только Фрэдъ не мнялъ выраженія лица, оставался спокойнымъ, внимательнымъ, но легкая улыбка мелькнула въ глубин глазъ. Лодеръ опять на секунду остановился. Страшный мигъ котораго онъ ждалъ, наступилъ, теперь онъ уже зналъ, что говорить. Онъ выпрямился и снова заговорилъ, на этотъ разъ голосъ его громко и ясно раздавался по всей зал.

Лодеръ твердо ршилъ заране, въ какомъ тон онъ будетъ говорить. Врный традиціямъ консервативныхъ ораторовъ, онъ скоре маскировалъ, чмъ обнаруживалъ свое естественное краснорчіе. Случай для проявленія своего таланта онъ могъ оцнить впослдствіи, теперь же слдовало только выразить взгляды и чувства своей партіи какъ можно ясне, логичне и убедительне. Спокойно стоя на мст Чилькота, онъ понималъ всю сообразность и значительность своего положенія, и это, можетъ быть, придавало особую вскость его тону. Всегда было важно возбудить интересъ палаты къ британской политик въ Персіи. Потомъ уже интересъ разгорался очень быстро, но вся величайшая опасность заключалась въ невниманіи со стороны аудиторіи. Но этой опасности Лодеръ избгнулъ именно благодаря тому, что понималъ трудность своего положенія.

Говоря спокойнымъ, властнымъ голосомъ, который самъ подчиняетъ себ слушателей, онъ сталъ излагать свои взгляды сильно и безпристрастно. Онъ очень ловко упомянулъ о восточномъ движеніи Россіи на югъ, въ персидскую территорію, съ древности, когда, по ироніи судьбы, Россія и Англія совмстно вступили въ Персію съ согласія московскаго князя. То же стремленіе, объяснялъ онъ, продолжается и до сихъ поръ, хотя Россія, уже давно отчужденная своими интересами и желаніями отъ своего прежняго союзника, сдлала шагъ, имющій важное значеніе въ глазахъ всякаго мыслящаго человка. Со спокойной настойчивостью Лодеръ указалъ на особенности положенія Мешеда въ далекой Хорасанской провинціи, его близость отъ Персидскаго залива, гд сосредоточены британскіе силы, и, слдовательно, объ опасности, грозящей сотнямъ промышленниковъ, которые, опираясь на британскій протекторатъ, пробиваютъ себ путь изъ Индіи, изъ Афганистана,— даже изъ самой Англіи.

Продолжая развивать свою мысль, Лодеръ заговорилъ о британскихъ подданныхъ, которые могутъ обратиться, въ случа личной или коммерческой опасности, за помощью только въ ближайшее консульство, и указалъ на безпомощность такихъ изолированныхъ консульствъ и на силу Россіи, которая можетъ дйствовать по собственному усмотрнію, ничто не можетъ остановить ея напора: Англія далека, а Персія безсильна..

Изложивъ все это, онъ вернулся къ исходному пункту своей рчи — къ протесту противъ распущенія палаты безъ взятаго на себя правительствомъ обязательства принять мры для защиты британскихъ интересовъ въ Мешед и во всей Хорасанской области.

Партія была очень довольна рчью Лодера. Эффектъ былъ несомннно большой. Если требованіе оратора и не было удовлетворено, то во всякомъ случа онъ вызвалъ расколъ по вопросу о прекращеніи сессіи, и правительство уже не имло на своей сторон большинства. У Лодера самого было чувство, что онъ, наконецъ, оправдалъ себя. До этого дня онъ одинъ зналъ о своей сил, теперь она обнаружилась для многихъ, и онъ не могъ не почувствовать удовлетворенія. Первымъ знакомъ успха было то, что Фрэдъ подошелъ къ нему, отвелъ его отъ другихъ и крпко пожалъ ему руку.

— Мы гордимся вами, Чилькотъ,— сказалъ онъ, потомъ, глядя ему въ лицо, онъ прибавилъ боле серьезнымъ тономъ:— Но думайте всегда только о будущемъ, не увлекайтесь настоящимъ,— какимъ бы свтлымъ оно ни казалось.

При первыхъ словахъ Фрэда Лодеръ вспыхнулъ отъ гордой радости, но конецъ фразы остудилъ его пылъ. Онъ мысленно увидлъ всю опасность своего фальшиваго положенія, и чувство торжества покинуло его. Онъ невольнымъ жестомъ отдернулъ руку.

— Благодарю васъ, сэръ — сказалъ онъ.— О вы правы: не слдуетъ забывать, что есть будущее.

Старикъ удивленно посмотрлъ на него, потомъ, не входя въ дальнйшія разсужденія, предложилъ ему пройти къ дамамъ.

— Я знаю, что моя жена хочетъ увлечь васъ къ намъ,— сказалъ онъ.

Но радостное настроеніе Лодера прошло. Онъ сталъ бояться поздравленій лэди Сары и, главное, молчаливой похвалы во взгляд Евы. Онъ уклонился отъ приглашенія подъ предлогомъ нервной усталости.

— Я васъ только попрошу выразить Ев мою надежду, что она осталась довольна мной.

Сказавъ это, онъ простился съ Фрэдомъ, вышелъ одинъ изъ парламента и, подозвавъ кэбъ, похалъ въ Гровноръ-Скверъ. Возбужденіе, охватившее его часъ тому назадъ, совершенно исчезло, онъ чувствовалъ только суетность всхъ своихъ желаній. Ни внизу, ни на лстниц никого не было, и въ кабинет онъ тоже никого не засталъ. Гринингъ былъ въ числ тхъ, которые наиболе внимательно слдили за его рчью въ палат. Войдя въ комнату, онъ инстинктивно подошелъ въ столу и остановился. Надъ кучкой нераспечатанныхъ писемъ лежалъ желтый конвертъ съ телеграммой — той, о которой онъ безсознательно сейчасъ же подумалъ въ моментъ поздравленія Фрэда.

Онъ спокойно взялъ ее, открылъ, прочелъ и съ внимательной осмотрительностью, которая вошла у него въ привычку, поднесъ ее въ камину и бросилъ въ огонь. Сдлавъ это, онъ просмотрлъ письма Чилькота, сдлалъ нужныя отмтки на поляхъ и приготовилъ ихъ для Грининга. Затмъ онъ съ тмъ же спокойствіемъ вышелъ изъ комнаты, спустился съ лстницы и вышелъ на улицу.

XX.

На пятый день посл знаменательнаго 1-го апрля, въ который Чилькотъ отозвалъ Лодера и вернулся къ своей прежней жизни, онъ вышелъ изъ дому и направился къ Бондъ-Стриту. Хотя утро было ясное и теплое, на немъ было тяжелое пальто и теплыя перчатки. Онъ шелъ, прижимаясь въ домамъ, боясь солнца и свта, и все дрожалъ отъ холода, который преслдовалъ его въ послднее время.

Ему было очень не по себ. Въ старую его жизнь вошло слишкомъ много новыхъ обязательствъ и заботъ. Онъ тяготился своей жизнью до встрчи съ Лодеромъ, тогда она, какъ сть, запутывала его ноги,— но теперь эта сть опутала все его существованіе. Онъ не былъ свободенъ даже у себя дома. Присутствіе другого человка наложило отпечатокъ на все. Кукла, которую онъ вздумалъ поставить на свое мсто, оказалась живымъ человкомъ, завладла его жизнью, его положеніемъ, его личностью — только по праву боле сильнаго. Чилькотъ шелъ по Бондъ-Стриту въ солнечный весенній день, и чувствовалъ себя среди хорошо одтой толпы жалкимъ паріей. Онъ возмущался всмъ этимъ, но только про себя, возстать открыто противъ Лодера онъ не ршился бы, зная, что не можетъ обойтись безъ него. Его порочная страсть овладла имъ теперь еще сильне,— а между тмъ только голосъ Лодера могъ сказать: откройся, Сезамъ!

Чилькотъ шелъ безъ всякой цли. Онъ пробылъ дома всего пять дней, но уже мечталъ о тихихъ комнатахъ Лодера въ Клифордсъ-Инн, какъ о желанномъ убжищ. Его ужасала быстрота, съ которой вернулась къ нему жажда покоя. Погруженный въ мысли, онъ шелъ скорыми шагами, потомъ вдругъ что-то остановило его. Кто-то изъ медленно движущейся нарядной толпы назвалъ его по имени, и, обернувшись, онъ увидлъ Лиліанъ Аструпъ. Она выходила изъ ювелирнаго магазина, и когда онъ обернулся, она остановилась и протянула ему руку.

— Васъ-то я и хотла видть!— воскликнула она.— Куда вы пропали? Я васъ совсмъ не вяжу съ тхъ поръ, какъ вы сдлались политическимъ дятелемъ и перестали быть обыкновеннымъ членомъ парламента.— Она мягко улыбнулась, и ея улыбка подходила въ легкому весеннему воздуху, какъ вся она подходила къ пріятной и ничтожной свтской болтовн, которую завела съ Чилькотомъ. Онъ взялъ ея руку и удержалъ въ своей, съ какимъ-то внутреннимъ облегченіемъ глядя на ея нжное лицо, свтлое суконное пальто, мягкій мхъ и пучокъ розъ на муфт.

— Какой у васъ хорошій видъ!— сказалъ онъ невольно.

Она опять засмялась.

— Это уже мое неотъемлемое право. Но я, дйствительно, рада, что встртила васъ. Я теперь ищу людей, умющихъ все угадывать чутьемъ.

Чилькотъ взглянулъ на нее.

— Опять сильно истратились?— спросилъ онъ сухо.

Она нжно улыбнулась.

— Джэкъ!— съ жалобнымъ упрекомъ произнесла она.

Онъ засмялся.

— Понимаю. Вы перемнили министра финансовъ. Я нуженъ для чего-нибудь другого.

— Вы всегда нужны,— мягко сказала она, но ея слова вернули его въ прежнему недовольству собой, изъ котораго она его вывела на минуту своимъ присутствіемъ.

— Я очень радъ, что встртилъ васъ,— сказалъ онъ.— Но жаль, что долженъ покинуть васъ — мн некогда. Я зайду къ вамъ какъ-нибудь днемъ или вечеромъ, когда вы будете одна.

Онъ сталъ поправлять воротникъ своего пальто и высматривалъ, какъ бы ему свернуть на Оксфордъ-Стритъ. Но Лиліанъ снова улыбнулась — она отлично знала Чилькота и вс его капризы.

— Ну, можно ли стсняться временемъ, Джэкъ?— сказала она.— Торопиться все равно нечего, а если вамъ нужно похать куда-нибудь, то моторъ привезетъ васъ быстре, нежели кэбъ,— сказала она, указывая на изящный автомобиль, стоявшій у панели. У нея былъ такой очаровательный видъ, и она такъ настойчиво влекла за собой Чилькота, что тотъ наконецъ, посл легкаго колебанія, послдовалъ за ней.

— Въ Гайдъ-Паркъ, и позжайте медленно!— приказала Лиліанъ, садясь въ моторъ и указывая мсто противъ себя.

Они быстро и мягко помчались по Бондъ-Стриту къ Марбль-Арчъ, и когда они възжали въ ворота, Лиліанъ пристально поглядла на своего спутника.

— Удивительно, удивительно!— вдругъ воскликнула она, и въ отвтъ на удивленный и слегка раздраженный взглядъ Чилькота быстро прибавила:— Не злитесь, я вамъ объясню. Меня сегодня поразило то же, что тогда на вечер у Бланшъ, когда вы взглянули на меня поверхъ головы Леонарда Кэна. Помните?

Чилькоту стало не по себ.

— Да, да,— поспшно сказалъ онъ, жаля, что Лодеръ, слишкомъ занятый политическими интересами, не разсказалъ ему о подробностяхъ своего послдняго замстительства.

— Я тогда не могла сказать вамъ правду,— продолжала Лиліанъ.— Не могла же я объяснять въ присутствіи толпы гостей, что меня поразилъ тогда вовсе не контрастъ вашихъ темныхъ волосъ съ рыжими волосами Леонардо, а нчто другое: поразительное сходство…— она остановилась, не закончивъ фразы.

Автомобиль мчался довольно быстро, и зда на свжемъ воздух была очень пріятна. Но всякое удовольствіе исчезло для Чилькота, въ немъ проснулась смутная тревога.

— Какое сходство?— быстро спросилъ онъ.— Всякое сходство — обманъ воображенія.

Лиліанъ снова взглянула на него слегка удивленнымъ взглядомъ.

— Однако, еще недавно вы сами…— начала она.

— Глупости! я всегда отрицалъ сходство, Ничего подобнаго въ дйствительности не существуетъ, и нелпо думать о томъ, чего нтъ.

Лиліанъ продолжала внутренно удивляться. Она сама была уврена, что на вечер у сестры видла дйствительно Чилькота. Она была тогда слишкомъ занята своими мыслями и не присматривалась къ нему, хотя смутно припоминала потомъ, что у него былъ тогда необыкновенно здоровый видъ. И она снова вспомнила объ этомъ теперь, глядя на его лицо съ несомннными, хотя и незамтными для ненаблюдательнаго глаза слдами его порока: неподвижностью взгляда, нездоровой желтизной кожи.

Отраженіе ея мысли, очевидно, замтно было на ея лиц, потому что Чилькотъ безпокойно задвигался на своемъ мст.

— Ахъ, да,— сказалъ онъ, оживившись: — вы хотли мн что-то сказать?

Онъ радъ былъ перевести разговоръ на другую тему.

Она задумчиво поднесла муфту къ лицу.

— Въ сущности это такъ, пустяки,— сказала она.,— Я знаю, что мы иногда догадливы, а мн нужно разгадать тайну одного приключенія, которое было у меня въ жизни.— Лицо ея приняло сосредоточенный видъ, но она замтила безпокойство въ чертахъ Чилькота и перемнила выраженіе лица.

— Ну, да это скучно,— мягко сказала она.— Не буду я вамъ надодать,— насладимся пріятной прогулкой, а посовтуюсь я съ вами уже въ другой разъ.

— Ну да, отлично, въ другой разъ,— съ радостью подхватилъ Чилькотъ.— А теперь, не будемъ больше объ этомъ думать. Отложимъ разговоръ до другого раза.

— Хорошо.— Она откинулась на спинку сиднья.— Вы какъ-нибудь придете ко мн обдать, и мы поговоримъ. Я такъ мало васъ вижу теперь!— прибавила она тихимъ голосомъ.

— Вы несправедливы, дорогая,— свивалъ Чилькотъ. Тонъ его звучалъ бодре и увренне.— У меня отнимаетъ все время глупйшая политика. Я бы радъ быть съ вами постоянно,— еслибы это отъ меня зависло.

Она подняла глаза на высокія голыя деревья. На лиц ея отразилось удовольствіе, гордость и нкоторое недовріе.

— Такъ, значитъ, вы прідете обдать?— сказала она на конецъ.— Назначимъ сейчасъ же день.

— Отлично, назначимъ!— быстро подхватилъ онъ.— Можно назначить сейчасъ же.— Съ внезапнымъ порывомъ любезности онъ разстегнулъ пальто, сунулъ руку въ карманъ и вынулъ записную книжку — ту же, которую Лодеръ съ такимъ вниманіемъ и интересомъ разсматривалъ въ первое утро въ дом Чилькота.

— Ну, какой день вы предпочитаете?— спросилъ Чилькотъ, быстро переворачивая страницы книжки.— Четвергъ занятъ, пятница и суббота — тоже. Какая досада!— сказалъ онъ, продолжая быстро говорить.

Лиліанъ заглянула въ книжку.

— Вотъ прелестная книжка!— сказала она.— Но къ чему эти синіе кресты?— она коснулась одной страницы пальцемъ въ перчатк.

Чилькотъ быстро захлопнулъ книжку и засмялся съ нкоторымъ смущеніемъ.

— Кресты? Чтобы напоминать мн о наиболе важныхъ длахъ. Вы вдь знаете, какая у меня отвратительная память.— Ну, такъ что же, какой день хотите? Скажемъ, въ понедльникъ на будущей недл.

— Это слишкомъ далеко,— сказала она съ сожалніемъ и нжностью.— Почему не завтра?— она перевернула страничку назадъ.— Тутъ, кажется, есть свободное мстечко.

— Завтра? Я…— онъ остановился.

Но она стала настаивать, и трудно было противиться нжному тону ея просьбы. Она привыкла видть въ Чилькот своего врнаго рыцаря, и теперь боялась, что дла отвлекутъ его отъ нея. Не будучи въ состояніи отказать ей, онъ быстро вписалъ что то въ пустое мсто на страниц. Она слдила за нимъ съ радостнымъ лицомъ.

— Джэкъ, милый,— сказала она,— какъ я буду рада!— Но когда онъ показалъ ей книжку, лицо ея вытянулось: ‘Обдать — 33, Кадоганъ-Гарденсъ. Поговорить съ Л.’, прочла она.— Однако, вы забыли главное,— сказала Лиліанъ: — отмтку синимъ крестомъ, вотъ у васъ синій карандашъ.

Она взглянула на него, радуясь своей побд, и съ дловитымъ видомъ сдлала сама большой синій крестъ. Въ эту минуту моторъ похалъ медленне и остановился, такъ какъ шоффёръ ждалъ дальнйшихъ приказаній. Лиліанъ предложила завезти Чилькота въ его клубъ, но онъ отказался, и когда они выхали изъ парка, онъ простился съ ней.

— Я тутъ сойду,— сказалъ онъ.— Благодарю васъ за очаровательное утро.— Поспшно пожавъ ей руки, онъ всталъ и вышелъ изъ мотора, затмъ еще разъ кивнулъ ей, снявъ шляпу, и быстро пошелъ впередъ, не оглядываясь. На него напало такое состояніе, что онъ могъ думать только о себ: мысль о Лиліанъ, о назначенномъ свиданіи, сразу вылетла у него изъ головы.

Лиліанъ задумчиво поглядла ему вслдъ, и только когда онъ подозвалъ кэбъ, она прилзала шоффёру хать домой.

XXI.

Въ тотъ же день, когда Чилькотъ разстался съ Лиліанъ,— но только въ три часа пополудни,— Лодеръ, переодтый въ платье Чилькота и перекинувъ черезъ руку его тяжелое пальто, направлялся изъ Флитъ-Стрита на Гровноръ-Сквэръ. Онъ шелъ твердымъ, не слишкомъ быстрымъ шагомъ и, войдя въ домъ, поднялся по лстниц, а затмъ не прошелъ, по обыкновенію, въ комнаты Чилькота, а прямо направился въ гостиной Евы — и остановился у двери. Онъ постучалъ, но, не получивъ отвта, повернулъ ручку и вошелъ въ комнату. Строгое убранство средней по величин гостиной нравилось ему гармоніей темныхъ тоновъ. Отсутствіе дамскихъ бездлушекъ, шкафы съ книгами въ драгоцнныхъ переплетахъ, бронза, темные тона цвтовъ фіалокъ и темныхъ розъ создавали строгую гармонію. Лодеръ медленно подошелъ въ камину. Въ эту минуту вошла Ева, одтая для прогулки, и быстро прошла по комнат. Увидвъ Лодера, она остановилась, вопросительно взглянувъ на него. Онъ думалъ о томъ, что обстановка комнаты, устроенной, очевидно, по вкусу Евы, гармонично дополняетъ прекрасный образъ хозяйки. Ева продолжала пристально глядть на него, ожидая объясненій.

— Джонъ, ты?— спросила она съ нкоторымъ недоумніемъ.

Онъ ршительно направился въ ней.

— Взгляни на меня!— сказалъ онъ спокойно. Странность этихъ словъ ее, повидимому, не удивила.

— Я сейчасъ же поняла, когда увидла тебя здсь.

Его удивилъ радостный звукъ ея голоса, но удивленіе смнилось сейчасъ же другимъ чувствомъ.

За пять дней изгнанія онъ больше всего думалъ о томъ, какъ ему возстановить дружескія отношенія съ Евой. Онъ вспоминалъ о томъ вечер, когда съ трудомъ устоялъ противъ соблазна, и о томъ, какъ онъ ршилъ избгать Евы, чтобы быть подальше отъ опасности. Въ одинокіе дни въ Клифордсъ-Инн онъ нашелъ боле достойный исходъ для сильнаго человка, и когда Чилькотъ снова призвалъ его, онъ ршилъ не избгать Евы, а всецло отдаться политическимъ интересамъ Чилькота, и этимъ убдить себя, что ничто другое не занимаетъ его мыслей.

— Ну, что?— медленно сказалъ онъ:— трудно было теб сохранять довріе ко мн за послдніе пять дней?— спросилъ онъ.

Ева обернулась къ нему. Глаза ея сверкали полнотой жизни, щеки зарумянились отъ весенняго воздуха.

— Нтъ,— отвтила она доврчиво.— Я все-таки врила. Новообращенные всегда наиболе тверды въ своей вр.— Она засмялась съ легкимъ смущеніемъ и взглянула на него.

Онъ порывисто перешелъ черезъ всю комнату въ окну.

— Ева,— сказалъ онъ, не оглядываясь,— мн нужна твоя помощь.

Онъ услышалъ за собой шелестъ ея платья, и понялъ, что взялъ врный тонъ. Женщинъ всегда трогаетъ обращеніе къ нимъ за помощью.

— Ты знаешь… мы вс знаемъ, что теперь острый моментъ политической жизни,— онъ все еще глядлъ въ окно.— Теперь боле, чмъ когда-либо, я долженъ готовиться въ битв…— Онъ остановился, медленно обернулся, и глаза ихъ встртились.— Для того, чтобы добиться чего-нибудь,— нужно сосредоточиться на одномъ, на одной цли. Человкъ долженъ забыть…

— Что у него есть жена?— мягко докончила Ева.— Я тебя понимаю.

Она сказала это безъ видимыхъ признаковъ огорченія, очень опредленно и просто, но Лодеру вдругъ пересталъ нравиться выдуманный имъ планъ дйствія. Отсутствіе оппозиціи ослабила его энергію.

— Этого я вовсе не хотлъ сказать,— быстро отвтилъ онъ совершенно голосомъ Чилькота, и подошелъ въ ней ближе.— Ты слишкомъ быстро длаешь заключенія. Я хотлъ объяснить…

— Какъ разъ то, что я поняла,— сказала Ева и улыбнулась.— Какіе мужчины умные, и какіе, вмст съ тмъ, глупые? Стоитъ женщин выказать вамъ интересъ, какъ вы уже боитесь, какъ бы она не стала вамъ помхой, и стараетесь спасти положеніе.— Она говорила это съ легкой усмшкой, продолжая твердо глядть ему въ глаза.

— Ты думаешь, что проявляешь большой дипломатическій тактъ,— спокойно продолжала она.— А на самомъ дл все это очень прозрачно… Я бы поняла съ первой фразы,— еслибы не знала все это прежде, чмъ ты заговорилъ.

Лодеръ хотлъ ей возразить, но она не дала.— Нтъ,— сказала она, улыбаясь.— Нечего было затвать это.— И знаешь, почему?— Потому,— сказала она медленно, въ отвтъ на изумленный взглядъ Лодера,— что для женщины, которая питаетъ интересъ къ человку, его карьера важне всхъ ея чувствъ и эгоистическихъ желаній.

Они на минуту встртились глазами, потомъ Лодеръ быстро отвернулся. Она поразила его своимъ пониманіемъ, своей необычайной личной силой. Онъ поднялъ голову, и ихъ взгляды встртились.

— Прости меня!— сказалъ онъ искренно и просто.

XXII.

Посл разговора съ Евой, Лодеръ перешелъ въ кабинетъ и всю остальную часть дня и вечера провелъ за работой. Въ часъ ночи онъ отпустилъ Грининга и прошелъ въ спальню Чилькота. Онъ сталъ медленно раздваться, вспоминая съ чувствомъ отрады о разговор съ Евой. На туалетномъ стол онъ увидлъ записную книжку Чилькота, взялъ ее и сталъ медленно читать страницу за страницей. Это ныряніе въ жизнь и дла другого человка все еще казалось ему какой-то лотереей, въ которой можно вытянуть иди выигрышный, или пустой билетъ. Это чувство еще не ослабло въ немъ. Сначала онъ медленно переворачивалъ страницы, потомъ все быстре. Онъ не зналъ, что его ждетъ въ ближайшіе дни. Чилькотъ такъ торопливо нагрянулъ въ Клифордсъ-Иннъ днемъ, что некогда было предлагать лишніе вопросы. Лодеръ поспшно перечитывалъ записи, потомъ вдругъ остановился и улыбнулся.

‘Ну, и крестъ,— точно могильный памятникъ!’ — подумалъ онъ, увидавъ большую отмтку синимъ карандашомъ. Онъ опять улыбнулся и поднесъ книжку къ свту: ‘Обдать — 33, Кадоганъ-Гарденсъ, въ 8 часовъ. Поговорить съ Л. ‘, прочелъ Лодеръ. Онъ задумался и опять обратилъ вниманіе на крестъ. ‘Очевидно, онъ хотлъ, чтобы я непремнно замтилъ. Но почему онъ точне не объяснилъ?’ Потомъ вдругъ лицо его освтилось пониманіемъ. Онъ вспомнилъ просьбы Лэкли, чтобы онъ пришелъ къ нему къ обду на Кадоганъ-Гарденсъ, для бесды о политическихъ перспективахъ.

Очевидно, Лэкли написалъ ему во время его отсутствія, и Чилькотъ, сдлавъ помтку въ книжк, снялъ съ себя дальнйшую отвтственность. Но едва-ли такое приглашеніе могло быть сдлано на словахъ, Чилькотъ былъ въ очень угнетенномъ состояніи съ тхъ поръ, какъ вернулся домой, и не запомнилъ бы сказанное ему устно. Но Лодеръ, увлеченный другими мыслями, не подумалъ объ этомъ. Утромъ, поглощенный работой, онъ не проврилъ, дйствительно ли на Кадоганъ-Гарденсъ живетъ Лэкли. Къ семи часамъ онъ одлся, занятый мыслями о предстоящемъ обд и всхъ возможныхъ результатахъ бесды съ редакторомъ ‘St.-George’s Gazette’. Ему льстило вниманіе Лэкли, врившаго въ него, и, уходя изъ дома Чилькота, онъ почувствовалъ приливъ новыхъ силъ. Внизу онъ встртился съ Евой, и когда сказалъ ей, что детъ обдать къ Лэкли она взглянула на него съ довріемъ и гордостью, теплота тона, которымъ она выразила свое сочувствіе, еще боле подняла бодрость Лодера.

Когда Лодеръ нажалъ электрическій звонокъ въ дом на Кадоганъ-Гарденсъ, у него было какое-то мрачное предчувствіе. Вншній видъ дома, блая дверь и массивный серебряный молотокъ поразили его претенціозностью и показной роскошью, непонятной въ такомъ человк, какъ Лэкли. Онъ даже проврилъ, тотъ ли это нумеръ дома, но увидлъ, что не ошибся. Дверь отворилась, и Лодера все не покидало чувство несоотвтствія обстановки съ хозяиномъ. Прежде, чмъ онъ усплъ обратиться съ какимъ-либо вопросомъ въ слуг, тотъ предупредилъ его:

— Пожалуйте въ блую гостиную, сэръ. Позвольте снять пальто.

Увренный и развязный тонъ лакея изумилъ его. Онъ молча поднялся за лакеемъ по лстниц. Наверху онъ опять хотлъ было назвать имя хозяина, но въ это время лакей быстро и тихо прошелъ внередъ и раскрылъ дверь.

— Мистеръ Чилькотъ,— доложилъ онъ.

Первое впечатлніе Лодера было, что онъ очутился въ необычайно роскошной комнат, погруженной въ мягкій полусвтъ. Потомъ все вншнее исчезло для него: какая то фигура поднялась съ кушетки, когда назвали имя Чилькота,— и Лодеру показалось, что все въ комнат исчезло, и она одна стоитъ въ пустот. Но онъ сдлалъ усиліе надъ собой и, самъ изумляясь своему спокойствію, медленно пошелъ ей навстрчу. Можетъ быть, лучше было бы немедленно отступить и предупредить этимъ много непріятностей, но Лодера привлекалъ рискъ, и онъ пошелъ навстрчу опасности.

Лиліанъ подождала, пока онъ подошелъ къ ней, и протянула ему руку.

— Джэкъ,— сказала она,— какой вы милый, что не забыли!

Голосъ и слова явственно дошли до его слуха и разъ навсегда уничтожили всякія сомннія относительно характера отношеній между Чилькотомъ и этой женщиной. Это открытіе навело его сейчасъ же на мысль о Ев, и обида за нее придала суровое выраженіе его лицу. Лиліанъ не обратила на это вниманіи, нжно ему улыбалась и подозвала ссть ближе къ камину. Къ счастью, сама она сла на диван лицомъ въ огню, такъ что Лодеръ оставался въ тни, и это отдаляло непосредственную опасность обличенія. Нсколько минутъ они сидла молча. Въ комнат все странно возбуждало нервы, мягкій свтъ огня, запахъ розъ, тихій и ласковый голось Лиліанъ. Лодеру становилось душно, и онъ слъ выправившись, стараясь не поддаваться разслабляющей атмосфер.

— Почему вы не курите?— спросила Лиліанъ посл короткаго молчанія.— Надюсь, сегодня вы въ хорошемъ настроеніи и не будете опять откладывать бесды?— Она взглянула на него и улыбнулась.

Лодеръ совершенно не зналъ, что сказать, и Лиліанъ, тщетно ожидая его отвта, наконецъ нахмурилась и поднялась съ дивана. Со свойственнымъ ей упрямствомъ, она однако продолжала настаивать на томъ, чтобы онъ ее выслушалъ.

— Джэкъ,— нжно начала она,— со мной случилось нчто совершенно поразительное, и вы должны помочь мн разобраться въ этой таинственной исторіи.

Она помолчала и медленно проводила рукой по толковой вышивк на плать. Потомъ она опять взглянула на него.

— Я вамъ разсказывала,— начала она,— о приключеніи, которое было въ моей жизни, очень, очень давно, задолго до нашего знакомства,— въ Италіи?

Лодеръ ничего не сказалъ, но она не обратила вниманія на его молчаніе.

— Аструпъ заболлъ лихорадкой,— продолжала она,— а я ухала, боясь тоже заболть. Гд-то около Писторіи нашъ поздъ сошелъ съ рельсовъ. Къ счастью, мы были неподалеку отъ деревушки, гд было крайне неудобно, но очень живописно. Я поселилась въ маленькой гостинниц съ моей двушкой и съ Коко — моимъ блымъ пуделемъ. Я въ тотъ годъ увлекалась пуделями.— Она остановилась, задумчиво повернулась къ огню, потомъ медленно поглядла снова на Лодера.

— Я возвращаюсь въ моей исторіи, Джэкъ,— сказала она.— Въ игрушечной деревушк былъ игрушечный мальчикъ,— сказала она съ мягкимъ смхомъ.— Онъ былъ англичанинъ, и онъ спасъ меня. Онъ жилъ въ одной гостинниц со мной, и онъ… и мы…— Она замялась.— Почему вы молчите, Джэкъ?— спросила она недовольнымъ голосомъ.— Васъ это, кажется, не интересуетъ?— прибавила она съ упрекомъ.

Лодеръ нагнулся нсколько впередъ на своемъ стул.

— Вы ошибаетесь,— сказалъ онъ.— Ваша исторія меня сильно интересуетъ.

Лиліанъ продолжала говорить, успокоенная его тономъ,— но почему-то не его словами. Она не привыкла къ ршительному тону Чилькота, но, посл нкотораго колебанія, она продолжала свой разсказъ.

— Такъ вотъ, онъ первый явился мн на помощь, такъ какъ двушка моя билась въ истерик гд-то въ другомъ вагон, а Коко пропалъ. Прежде всего, я отправила англичанина искать собаку.

Лодеръ не могъ не улыбнуться.

— Ну, и что же, нашелъ онъ ее?— тихо спросилъ онъ.

— Да, нашелъ,— сказала она, и тоже невольно улыбнулась.— Бдняжка Коко очутился подъ обломками багажнаго вагона. Англичанинъ, посл многихъ усилій, вытащилъ его. Коко вышелъ совершенно невредимъ — и прогрызъ англичанину палецъ. Коко прелесть, но зубы и нравъ у него сердитые.— Она сама засмялась при воспоминаніи.

— А вы перевязывали ему рану?— спросилъ Лодеръ саркастическимъ тономъ Чилькота.

— Мы жили въ той же гостинниц,— сказала она, точно этого объясненія было достаточно. Затмъ она сла ближе въ Лодеру и коснулась его правой руки. Лвая была скрыта въ тни подушекъ.

— Джэкъ,— сказала она ласково,— я васъ позвала, чтобы разсказывать не эту старую исторію, а странное продолженіе ея.— Она погладила его руку.— Ну, такъ вотъ. Мы встртились — былъ романъ, потомъ мы поссорились, и я ухала. Я долго помнила о немъ. Онъ человкъ, котораго трудно забыть. Но главнымъ образомъ, онъ сохранился у меня въ памяти — изъ-за васъ. Я вдь говорила вамъ иногда, что вы и ваши глаза мн кого-то напоминаютъ. Это имнно его. Но не ревнуйте къ нему: онъ противный. А вы — вы знаете мое мнніе о васъ.— Она сжала его руку.— Ну, такъ вотъ, я его больше никогда не видла съ тхъ поръ — и встртила на вечер у Бланшъ.— Она говорила медленно, выжидая эффекта своихъ словъ, но Лодеръ ничего не сказалъ, и только быстро выдернулъ свою руку изъ ея рукъ.— Вамъ эта встрча не кажется необычайной?— спросила она съ легкимъ упрекомъ.

Онъ невольно вздрогнулъ, вспомнивъ тотъ вечеръ.

— Что же тутъ удивительнаго?— сказалъ онъ.— Мало ли кто бываетъ на большихъ вечерахъ! Онъ могъ вернуться на родину. Чему тутъ удивляться?

Она откинулась на кресл.

— Это не такъ просто, дорогой мой,— сказала она мягко.— Произошло нчто непостижимое. Вотъ послушайте. Когда я сидла въ моей палатк у Бланшъ, ко мн вошелъ человкъ, чтобы я прочла его судьбу въ хрустальномъ шар. Онъ пришелъ, какъ вс другіе, и положилъ руки на столъ. У него были сильные тонкіе пальцы — вотъ какъ у васъ, и на среднемъ пальц лвой руки онъ носилъ два кольца: тяжелое кольцо съ печатью и простое золотое.

Лодеръ незамтно отодвинулъ руку, такъ что она закрылась подушкой. Онъ даже какъ-то не чувствовалъ ужаса отъ словъ Лиліанъ, онъ точно давно ждалъ всего этого.

— Я его попросила снять кольца,— продолжала она.— Онъ на секунду колебался, я чувствовала, что онъ колеблется, потомъ онъ точно ршился, снялъ ихъ,— и представьте себ, на пальц его былъ шрамъ отъ зубовъ Коко. Этотъ человкъ былъ тотъ, котораго я знала въ Санта-Саларе. Шрамъ этотъ я хорошо знала — достаточно его перевязывала.

— Ну, а вы что же сдлали, узнавъ его?— спросилъ Лодеръ, съ трудомъ произнося каждое слово.

— Въ томъ-то и дло, что я сдлала непростительную ошибку, не заговоривъ съ нимъ сейчасъ. Потомъ я уже цлый вечеръ не могла отыскать его. Тотчасъ же посл его ухода, я тоже вышла изъ моей палатки, сказавъ, что я проголодалась, прошла по всмъ комнатамъ и нигд его не нашла. Одну минуту,— она остановилась и засмялась,— мн показалось, что я вижу его, но это были вы, когда лицо ваше показалось надъ головой Леонарда Кэна. Правда, странное совпаденіе?

Наступило короткое молчаніе, и Лодеръ почувствовалъ, что необходимо его прервать.

— Причемъ же тутъ я?— спросилъ онъ отрывисто.— Чмъ я могу быть вамъ полезенъ въ этой исторіи?

— Вы должны помочь мн разобраться, въ чемъ дло. Я просматривала списокъ приглашенныхъ у Бланшъ, и знаю всхъ,— никто чужой никогда не попадаетъ въ домъ Бланшъ. Я спрашивала Блесингтона, но онъ не помнитъ, кто приходилъ послдній. Какъ вы это объясняете, Джэкъ?— спросила она.— Мн кажется, что вы проницательне другихъ и наврное можете помочь мн.

Лиліанъ умла очень убдительно просить и настаивать на своемъ желаніи. Она мягко и граціозно подсла въ Лодеру, потомъ опустилась на колни и прислонилась къ Лодеру, приподнявъ лицо, ея нжный станъ и свтлые волосы представляли очаровательную картину при свт огня. Но тотъ, на котораго она хотла произвести впечатлніе, глядлъ на огонь, не обращая вниманія на нее. Онъ занятъ былъ только однимъ вопросомъ: какъ уйти изъ этого дома, прежде чмъ она откроетъ, кто онъ?

Лиліанъ внимательно глядла на него, и его озабоченность разбила ея надежды. Потомъ она вспомнила, что Чилькотъ становится совсмъ другимъ, когда покуритъ, и стала настойчиво предлагать ему закурить папиросу. Но Лодеръ ршительно отказался.

— Нтъ,— сказалъ онъ,— мн не хочется курить. Поговоримъ о дл, которое васъ интересуетъ. Мн оно тоже кажется любопытнымъ. Такъ вы хотите узнать, какъ этотъ англичанинъ попалъ на вечеръ къ вашей сестр и почему онъ исчезъ?

Но Лиліанъ хотла теперь только одного: заставить его курить. И поэтому, вмсто отвта, она опустила руку въ жилетный карминъ Лодера и, нащупавъ его портсигаръ, вынула его. Онъ длалъ видъ, что ничего не замчаетъ.

— А вы думаете, что онъ узналъ васъ въ палатк?— съ упрямой настойчивостью продолжалъ онъ.

Лиліапъ протянула ему портсигаръ.

— Вотъ ваши папиросы. Давайте закуримъ.

Лодеръ ршилъ сначала, что ему лучше всего подняться съ дивана, такъ какъ тогда будетъ легче остаться въ тни. Потомъ онъ быстро подумалъ о томъ, можно ли одной рукой вынуть дв папиросы и зажечь ихъ. Въ это время Лиліанъ, видя, что лицо его снова омрачилось, положила портсигаръ на диванъ и стала мягко гладить его лвую руку. Она часто успокаивалъ Чилькота этимъ жестомъ.— Милый, милый Джэкъ!— говорила она, медленно гладя его руку, начиная съ плеча. Лодеръ понялъ, что нужно что нибудь сдлать, и быстро поднялся. Лиліанъ съ удивленіемъ откинулась назадъ, невольно ухватившись за его лвую руку, чтобы не упасть. Его пальцы очутились въ ея рукахъ, и онъ уже не пытался освободить ихъ. Онъ понялъ, что судьба противъ него. Она долго стояла неподвижно и не отпускала его пальцевъ. Наконецъ, она заговорила:— Кольца, Джэкъ?— медленно спросила она, и въ голос ея прозвучало недовріе.

Лодеръ засмялся, и при этомъ звук она опустила его руку и поднялась съ колнъ. Въ чемъ заключались ея сомннія, она бы не могла опредлить, но дйствія ея были ршительны. Она быстро подошла къ камину, нажала кнопку отъ электричества, и комната наполнилась свтомъ. Лодеръ растерялся отъ неожиданности, отступилъ на шагъ назадъ и опустилъ руку. Лиліанъ быстро подошла къ нему, взяла руку и стала разглядывать его два кольца.

Женщины длаютъ иногда очень быстрыя заключенія,— и самое удивительное, что он при этомъ рдко ошибаются. На основаніи тхъ данныхъ, которыя имлись у Лиліанъ, ни одинъ мужчина не составилъ бы себ опредленнаго мннія. Она же сразу припомнила вс отдльныя обстоятельства, подтверждавшія ея подозрнія. Она вспомнила свой разговоръ съ Чилькотомъ о двойникахъ, вспомнила, какъ онъ заинтересовался книгой на эту тему, и какъ онъ проклиналъ свою жизнь съ ея тяжелыми обязанностями. Она вспомнила также, что сразу узнала глаза человка, глядвшаго на нее на вечер у сестры, и наконецъ вспомнила, какъ Чилькотъ избгалъ говорить о возможности полнаго сходства двухъ людей наканун, въ Гайдъ-Парк. Быстро сообразивъ все это, она подняла голову и медленно посмотрла за Лодера. Онъ ждалъ ея взгляда и твердо встртилъ его, такъ что изъ нихъ двоихъ она измнилась въ лиц, а онъ оставался спокоенъ. Но первой заговорила она.

— Вы тотъ, чьи руки я видла въ палатк,— сказала она обычнымъ мягкимъ голосомъ, но съ легкой дрожью возбужденія. Вс ея пудели, персидскія кошки и даже хрустальные шары — вс эти прежнія забавы были сущимъ пустякомъ въ сравненіи съ такимъ фантастическимъ происшествіемъ.

— Вы не Джэкъ Чилькотъ,— медленно сказала она.— Вы носите его платье, говорите его голосомъ, но вы не онъ.— Она видимо стала волноваться.— Нечего молчать и глядть на меня,— продолжала она.— Я знаю, что говорю, хотя не понимаю… не имю никакихъ доказательствъ.— Она остановилась, смущенная твердымъ взглядомъ Лодера, и въ эту минуту произошло нчто неожиданное.

Лодеръ вдругъ засмялся полнымъ, увреннымъ смхомъ. Сть, опутывавшая его за послдніе полчаса и угрожавшая ему гибелью, вдругъ порвалась. Онъ ясно зналъ теперь, какъ дйствовать: Лиліанъ сама же надоумила его.

Онъ глядлъ на нее и улыбался — спокойно и увренно, какъ никогда въ жизни не улыбался Чилькотъ,— и затмъ спокойно высвободилъ свою руку.

— Самое большое очарованіе въ женщин — богатая фантазія,— спокойно сказалъ онъ.— Безъ нея не было бы красокъ въ жизни — все сводилось бы въ срой дйствительности.— Онъ остановился и засмялся.— Я, какъ мужчина, преклоняюсь передъ вашей фантазіей, но, именно какъ мужчина, отказываюсь понимать ваше разсужденіе.

Его слова и въ особенности его тонъ — задли ее.

— Понимаете ли вы положеніе длъ?— рзко спросила она.— Вдь я могу разрушить вс наши планы, какіе бы они ни были.

Лодеръ спокойно глядлъ ей въ глаза.— Я ничего не понимаю,— сказалъ онъ.

— Значитъ, вы сознаетесь, что вы не Джэкъ Чилькотъ?

— Я ничего не отрицаю и ни въ чемъ не сознаюсь. Моя личность вполн удостоврена — въ каждую минуту я могу найти двадцать человкъ, которые подъ присягой подтвердятъ, что я Чилькотъ, а не кто другой. А то, что я до сихъ поръ не носилъ колецъ, имъ покажется совершенно несущественнымъ.

— Но вы сознаетесь… мн… что вы не Джэкъ?

— Я ничего не отрицаю и ни въ чемъ не сознаюсь. Но васъ я поздравляю: у васъ, дйствительно, очень пылкое воображеніе.

Лиліанъ топнула ногой отъ досады, но быстро овладла собой.— Докажите мн, что я ошибаюсь,— сказала она.— Снимите кольца и покажите руку.

Лодеръ заложилъ руку за спину.

— Я не буду потворствовать дтскому любопытству,— сказалъ онъ съ улыбкой. Она опять вся вспыхнула.

— Знаете,— сказала она,— говорить въ такомъ тон со мной… неосторожно.

Онъ снова засмялся.— Ваши угрозы совершенно напрасны,— сказалъ онъ спокойно, глядя на нее.

— Очевидно,— продолжалъ онъ, помолчавъ,— вы грозите распространеніемъ этой дикой басни. Вы будете всхъ уврять, что Джонъ Чилькотъ, котораго они видятъ передъ собой, не Джонъ Чилькотъ, а кто-то другой. Увряю васъ, что это трудне, чмъ вы думаете. Въ наше время люди врятъ только очевидному, только фактамъ. Отъ васъ прежде всего потребуютъ доказательствъ. А вы можете только сказать, что Джонъ Чилькотъ, который прежде не любилъ украшеній, сталъ теперь носить кольца. Вы будете затмъ утверждать, не опираясь ни на чьи свидтельства, что если я сниму кольца, то на пальц окажется шрамъ, который вы видли на рук другого человка. Увряю васъ, что это все совершенно шатко.— Онъ остановился, убжденный своей собственной логикой. Будущее, можетъ быть, будетъ принадлежать Чилькоту, настоящее же принадлежитъ ему: онъ сумлъ предотвратить катастрофу.

— Подождите, пока у васъ будутъ другія доказательства. Тогда мы снова поговоримъ. А пока…

— А пока?— она взглянула на него и остановилась. Открылась дверь, и слуга, который ввелъ Лодера, почтительно вошелъ въ комнату.

— Обдъ поданъ!— доложилъ онъ.

XXIII.

И Лодеръ обдалъ у Лиліанъ Аструпъ. Такова была условность свтской жизни. Онъ остался къ обду, потому что, очевидно, невозможно было уйти. Лиліанъ принадлежала къ кругу общества, въ которомъ избгаютъ всякаго рода скандаловъ. Лодеръ это сразу увидлъ и принялъ ея тактику. Быть можетъ, оба они ли безъ аппетита, и очень ужъ много говорили о совершенно безразличныхъ предметахъ, но главное было сдлано. Они обдали, и лакеи за столомъ не могли замтить ничего подозрительнаго. А если Лодеръ ушелъ тотчасъ же посл обда и, выйдя изъ подъзда на улицу, глубоко вздохнулъ съ чувствомъ облегченія, то это касалось только его одного и никому до этого не было дла.

Вернувшись въ домъ Чилькота, онъ прошелъ въ кабинетъ и отпустилъ Грининга на весь вечеръ. Но едва только онъ услся въ кресло и закурилъ сигару, какъ въ комнату поспшно вошелъ Ренвикъ съ письмомъ въ рукахъ.

— Это принесъ человкъ отъ мистера Фрэда, сэръ,— сказалъ онъ.— Велно передать вамъ въ руки. Человкъ ждетъ отвта.

Лодеръ быстро распечаталъ письмо. Онъ зналъ, что во время его отсутствія никакой перемны не произошло, но зналъ, что Фрэдъ и его сторонники не довряютъ безкорыстію Россіи. Письмо Фрэда возбудило поэтому въ Лодер честолюбивыя надежды. Онъ придвинулъ лампу и сталъ читать письмо съ непобдимымъ волненіемъ. Фрэдъ начиналъ съ дружескаго упрека Лодеру за то, что онъ не показывается у нихъ, а затмъ, со свойственной ему ясностью, онъ переходилъ къ существу занимавшаго ихъ обоихъ политическаго положенія. Лодеръ медленно и внимательно прочелъ письмо и потомъ, стараясь сохранить вншнюю маску спокойствія, подошелъ къ столу, написалъ отвтъ и передалъ ожидавшему слуг. Когда слуга направился къ двери, онъ его еще разъ окликнулъ.

— Ренвикъ,— сказалъ онъ твердымъ голосомъ,— передайте это письмо человку мистера Фрэда, а потомъ доложите м-ссъ Чилькотъ, что я желалъ бы видть ее.

Посл ухода Ренвика, Лодеръ сталъ взволнованно ходить по комнат, потомъ подошелъ къ камину и стоялъ спиной къ двери, пока не услышалъ, что повернулась ручка. Онъ обернулся, думая, что ему принесли отвтъ отъ Евы, но сразу весь просіялъ отъ удовольствія. Въ дверяхъ стояла Ева.

— Ева,— сказалъ онъ отрывисто, безъ всякихъ вступительныхъ словъ.— У меня важныя новости. Россія, наконецъ, показала свои когти. Караванъ одного англійскаго промышленника подвергся нападенію шайки казаковъ въ нсколькихъ верстахъ отъ Мешеда. Англичане сопротивлялись, но русскіе были многочисленне. Два англичанина ранены, и одинъ изъ нихъ даже умеръ. Фрэдъ только-что получилъ вс эти извстія, важность которыхъ несомннна. Это какъ разъ то, что нужно для начала дйствій.— Онъ сказалъ это торопливо, и, кончивъ, выступилъ на шагъ впередъ.— Но это еще не все,— прибавилъ онъ.— Фрэдъ хочетъ начать кампанію съ большой рчи — и желаетъ, чтобы эту рчь произнесъ я.

Ева взглянула на него, и въ ея глазахъ Лодеръ увидлъ отраженіе своихъ собственныхъ мыслей.

— Что же ты отвтилъ?— спросила она.

Онъ посмотрлъ на нее, наслаждаясь видомъ ея раскраснвшагося лица и блестящихъ глазъ. Потомъ сознаніе своей силы, радостная надежда проявить ее наконецъ на дл — вытснили вс другія впечатлнія.

— Я принялъ его предложеніе!— быстро сказалъ онъ.— Разв кто-нибудь на моемъ мст поступилъ бы иначе?

——

На слдующій день Лодеръ продолжалъ дйствовать въ томъ же дух, сохраняя ршимость и надежду на успхъ. Онъ никогда не раскаивался въ принятомъ ршеніи. Занявъ мсто Чилькота, онъ сначала дйствовалъ осторожно, еще не вполн довряя себ, но дйствительность захватила его, и, очутившись среди равныхъ себ по способностямъ людей, онъ началъ понимать свою силу. И тогда въ немъ проснулось честолюбіе, желаніе проявить себя. Ему съ самаго начала хотлось уничтожить слды слабости Чилькота, заставить всхъ поврить въ себя, и теперь это инстинктивное желаніе все боле возрастало. На немъ осуществлялся процессъ всякаго творчества, жажда побды способнйшаго, глубокая эгоистическая увренность, что онъ — самый лучшій.

Съ такими чувствами онъ вступилъ въ острый періодъ своей двойной жизни. Близившійся политическій кризисъ и его личныя отношенія къ нему захватывали его всецло. Онъ нсколько недль работалъ съ возрастающей энергіей, забывая о пищ и сн, и въ полномъ смысл слова жилъ для того ршительнаго часа, который долженъ былъ принести ему пораженіе или побду.

Онъ рдко уходилъ изъ дому, забылъ о Чилькот, забылъ о Лиліанъ и мало видался съ Евой, всецло поглощенный своей работой. Ева слдила за ходомъ длъ съ возрастающимъ интересомъ. Она не огорчалась тмъ, что Лодеръ цлыми часами не замчалъ ея существованія. Она знала, что все-таки онъ каждый день войдетъ къ ней въ комнату съ бумагами или книгами въ рукахъ, усядется въ кресло и попроситъ чаю. Это были минуты ея торжества и награды. Иногда онъ просиживалъ полчаса, молча, въ глубокомъ раздумьи, иногда же — боле рдко — громко излагалъ свои теоріи и мысли, и Ева слушала его,вставляя отъ времени до времени дльныя замчанія, но никогда не мшая говорить. Она знала, когда молчать и когда отвчать, когда скрывать свою индивидуальность и когда проявлять ее, и Лодеръ уходилъ отъ нея всегда успокоенный и ободренный.

Онъ очень усиленно работалъ вс эти дни. По мр приближенія срока, когда долженъ былъ осуществиться планъ Фрэда, энергія его возрастала. Но у него были также часы мрачнаго упадка духа. Онъ не боялся Лиліанъ Аструпъ, но его сильно заботила мысль о Чилькот. Что, если въ самый моментъ осуществленія его надеждъ Чилькотъ отзоветъ его? Лодеръ настойчиво гналъ отъ себя эту мысль и все усердне занимался подготовкой рчи. Наконецъ, наступило послднее утро его искуса, и онъ въ первый расъ свободне вздохнулъ.

Онъ рано всталъ въ этотъ день и медленно одлся. Было очаровательное весеннее утро, казалось, что духъ весны воплощенъ въ воздух, въ блдно-голубомъ неб, въ солнечныхъ лучахъ, игравшихъ въ зеркал на туалет, озарявшихъ картины въ большой комнат Чилькота. Лодеру вспомнилось далекое дтство, и онъ сошелъ внизъ къ завтраку въ радужномъ настроеніи. Въ столовой его ждала Ева, свжая, юная, въ блдно-голубомъ плать, съ фіалками у пояса,— она показалась Лодеру воплощеніемъ мечты его юности. Онъ не отдавалъ себ яснаго отчета въ характер своихъ ощущеній, онъ только чувствовалъ, что къ нему вернулась молодость и что онъ полонъ силы и энергіи. И какъ разъ въ ту минуту, когда онъ садился за столъ къ утреннему завтраку и съ удовольствіемъ остановилъ глаза на красивомъ убранств стола, на фарфор и серебр, въ тотъ моментъ, когда онъ вдыхалъ запахъ фіалокъ Евы, ударъ, котораго онъ такъ долго ждалъ, и который такъ медленно надвигался, обрушился на него съ удвоенной силой.

XXIV.

Ударъ обрушился въ вид письма, лежавшаго у его прибора. Оно было написано на дешевой бумаг измненнымъ почеркомъ и занимало всего полъ-страницы. Лодеръ медленно прочелъ его, потомъ положилъ и увидлъ глаза Евы, устремленные на него. Опять его чувства отразились въ ея глазахъ, и это произвело на него потрясающее впечатлніе. Онъ взялъ письмо и изорвалъ его въ клочки.

— Я долженъ сейчасъ же уйти изъ дому,— сказалъ онъ медленно.

Голосъ его звучалъ холодно и сухо.

— Какъ сейчасъ?— спросила Ева съ изумленіемъ.— Безъ завтрака?

— Я не голоденъ.

Онъ всталъ со стула, машинально подошелъ къ огню и бросилъ клочки письма въ огонь.

Не отвчая на дальнйшіе встревоженные вопросы Евы, Лодеръ быстро прошелъ въ переднюю, взялъ тамъ шляпу и вышелъ изъ дому. По Гровноръ-Сквэру онъ шелъ быстро, но сохраняя степенный видъ, а потомъ бросился бжать, пока не увидлъ прозжавшій мимо кэбъ. Онъ подозвалъ его, слъ, давъ адресъ кучеру, и уже только тогда, предоставленный своимъ мыслямъ, сталъ медленно приходить въ себя и обдумывать свое положеніе. Сознаніе наступившей катастрофы наполняло его такимъ ужасомъ, что онъ даже не проклиналъ судьбу,— охватившее его чувство было сильне всякихъ словъ. Выйдя у зданія суда, онъ прошелъ пшкомъ въ Клифордсъ-Иннъ. Когда онъ вошелъ въ знакомыя ворота, его охватила дрожь, мрачное зданіе показалось ему гробницей, мстомъ, гд погребены умершія надежды, забытыя дла и ожиданія. Быстро пройдя черезъ дворъ, онъ поднялся по лстниц и остановился у входа въ свою квартиру. У двери стояла жестянка съ молокомъ — значитъ, Чилькотъ еще не всталъ или, быть можетъ, и ему было не до завтрака. Лодеръ иронически улыбнулся, подумавъ это, потомъ вынулъ изъ кармана запасной ключъ и открылъ дверь.

При вход въ маленькій корридоръ, отдлявшій спальню отъ кабинета, на него пахнуло чмъ-то непріятнымъ — запахомъ виски, смшаннымъ съ запахомъ дешеваго табака. Онъ быстро открылъ дверь въ спальню и остановился на порог съ выраженіемъ брезгливаго отвращенія. Онъ не могъ съ перваго взгляда осмотрть вс подробности комнаты при полуспущенныхъ занавсяхъ, но, освоившись съ темнотой, онъ ужаснулся.

Комната, имвшая, когда онъ въ ней жилъ, строгій, почти монашескій видъ, была теперь до крайности неряшливой и неуютной. На простомъ туалетномъ стол были набросаны окурки, и мстами на немъ прожжены были темныя пятна брошенными съ огнемъ папиросами. На одномъ углу стола стоялъ графинъ съ водой и бутылка виски, на другомъ — опрокинутый стаканъ. Этотъ видъ былъ противенъ до-нельзя. Лодеръ взглянулъ на постель, и его охватилъ ужасъ. На узкомъ, жесткомъ тюфяк, съ котораго въ безпорядк свшивались простыня и одяло, спалъ Чилькотъ. Онъ лежалъ одтый, въ потертомъ старомъ костюм Лодера, съ разстегнутымъ воротникомъ, съ небритымъ лицомъ, одна рука обхватила подушку, другая безпомощно свшивалась съ постели. Землистое лицо похоже было на маску, и только пробгавшая по немъ судорога свидтельствовала, что это — лицо живого человка. Для завершенія отталкивающаго впечатлнія, прядь волосъ отдлилась отъ головы и лежала, черная и влажная, на лбу.

Лодеръ долго не могъ отвести глазъ отъ страшнаго зрлища, и больше всего его ужасало выступавшее въ лиц спящаго Чилькота сходство съ нимъ самимъ. Онъ чувствовалъ себя связаннымъ съ этимъ человкомъ узами непонятнаго физическаго тождества. Сдлавъ усиліе надъ собой, Лодеръ отвернулся, подошелъ въ окну, отдернулъ занавси, открылъ окно и опять подошелъ въ постели. Ему хотлось какъ можно скоре разбудить Чилькота, чтобы избавиться отъ леденящаго чувства ужаса. Онъ нагнулся къ спящему и сталъ трясти его за плечо. Чилькотъ не сразу проснулся. Его отяжелвшій мозгъ не поддавался впечатлніямъ извн. Наконецъ, посл многократныхъ толчковъ Лодера, онъ пришелъ въ себя.

— Лодеръ?— воскликнулъ онъ, вздрогнувъ.— Это вы! Какое счастье!

Слова эти были такъ неожиданны, что Лодеръ невольно отступилъ на шагъ. Чилькотъ странно засмялся и поднялъ дрожащую руку, заслоняя глаза отъ свта.

— Слава Богу!— произнесъ онъ.— Такъ это вы, Лодеръ? Мн приснился страшный сонъ. Но, ради Бога, закройте окно!— Онъ вздрогнулъ и отбросилъ назадъ нависшую на лобъ прядь волосъ.

Лодеръ молча подошелъ къ окну и закрылъ его. Его поразила перемна въ Чилькот — онъ никогда еще не видлъ его въ состояніи такого полнаго душевнаго паденіи. Чтобы не глядть на это ужасное лицо, онъ продолжалъ стоять у закрытаго окна и смотрлъ на крыши домовъ.

Чилькотъ слдилъ за его движеніями и сталъ говорить возбужденнымъ голосомъ.

— Какъ хорошо, что вы меня разбудили, Лодеръ!— сказалъ онъ.— Мн снилось, что я въ аду, боле страшномъ, чмъ вс обычныя описанія ада. Тамъ были какія-то невообразимыя муки: каждый человкъ былъ прикованъ къ своему пороку, то, отъ чего онъ погибъ, не отнималось у него, а напротивъ того, навязывалось ему насильно. Вы не можете себ вообразить, какъ это было страшно! То, къ чему человкъ стремился всю жизнь, неотступно преслдовало его. Ужасъ!.. ужасъ!

Онъ умолкъ, и въ наступившемъ молчаніи Лодеръ одумался и собрался съ силами. Онъ ршилъ не вслушиваться въ голосъ Чилькота, не глядть на его измученное лицо. Онъ понялъ, что долженъ прежде всего думать о своихъ собственныхъ интересахъ. Въ эту минуту Чилькотъ былъ совершенно разбитъ и даже не питалъ желанія воспрянуть. Но черезъ часъ къ нему можетъ вернуться сознаніе и, вмст съ тмъ, желаніе, которое вызвало письмо, написанное наканун. Нужно, значитъ, принять мры. Единственный принципъ, въ силу котораго слдовало дйствовать теперь, это — что жизнь должна принадлежать способнйшему. Чилькоту даны были вс условія для успха въ жизни: природный умъ, развитіе, общественное положеніе,— и онъ всмъ этимъ пренебрегъ. Это разсужденіе придало силы Лодеру. Онъ отошелъ отъ окна и медленно подошелъ снова къ кровати.

— Послушайте!— началъ онъ, обращаясь къ Чилькоту.— Вы написали мн вчера…— Голосъ его звучалъ сурово. Онъ пришелъ отстоять себя.

Чилькотъ быстро поднялъ на него глаза, взглядъ его былъ полонъ ужаса.

— Лодеръ!— быстро воскликнулъ онъ.— Лодеръ! Подойдите поближе!

Когда Лодеръ нехотя приблизился и нагнулся надъ нимъ, Чилькотъ схватилъ его за руку дрожащими пальцами.

— Послушайте, Лодеръ!— сказалъ онъ вдругъ.— Я провелъ такую ужасную ночь… Мои нервы…

Лодеръ съ отвращеніемъ отступилъ назадъ.

— Это лишнее между нами, я полагаю,— сказалъ онъ.

Но взглядъ Чилькота обратился къ столу и сталъ искать что-то среди наваленныхъ на стол предметовъ.

— Лодеръ, пожалуйста,— сдавалъ онъ,— посмотрите, поищите пузырекъ съ лепешками, онъ долженъ быть тутъ гд-нибудь.— Чилькотъ нервно приподнялся на локт, и глаза его стали тревожно блуждать по комнат.— Ночь была ужасная, нервы мои страшно возбуждены, и я думалъ…

Посл перваго момента возбужденія, онъ опять впалъ въ еще большую слабость. Лодеръ возобновилъ атаку.

— Чилькотъ!— строго началъ онъ.

Но Чилькотъ снова схватилъ его за руку.

— Найдите мн мои лепешки!— сказалъ онъ.— Мн он необходимы, когда нервы не въ порядк. — Обезумвши отъ нервнаго ужаса, онъ даже забылъ, что Лодеръ знаетъ его тайну, и машинально повторялъ привычную условную ложь. Потомъ вдругъ на него опять напалъ паническій ужасъ, и онъ устремилъ на Лодера судорожно возбужденный взглядъ.

— Лодеръ, найдите мое лекарство!— почти крикнулъ онъ.— Я не вижу, меня ослпляетъ свтъ. Поищите! поищите!

На лиц его отразилась безграничная мука. Лодеръ откинулъ его толчкомъ на подушки. Онъ старался сохранить самообладаніе.

— Чилькотъ!— снова началъ онъ:— вы призвали меня вчерашнимъ письмомъ, и я пришелъ такъ рано, чтобы сказать вамъ…

Съ возбужденіемъ, придававшимъ ему силу, Чилькотъ оттолкнулъ его руку.

— Боже мой!— воскликнулъ онъ.— Неужели лекарство пропало? Неужели его нтъ нигд въ комнат?— Онъ слъ на постели съ помертввшимъ лицомъ, капли пота выступили у него на лбу, и онъ дрожалъ всмъ тломъ. При этомъ вид Лодеръ плотно стиснулъ губы.

— Лепешки на камин,— сказалъ онъ холоднымъ, отрывистымъ тономъ.

Глубокій вздохъ облегченія вырвался изъ груди Чилькота. Онъ откинулся назадъ, закрывъ глаза, но черезъ минуту непобдимая жажда снова стала его мучить.

— Дайте мн скоре, Лодеръ!— крикнулъ онъ.— Скоре! скоре! На стол есть стаканъ. Влейте въ него виски съ водой — лепешки нужно растворить.— Онъ возбужденно протянулъ руку впередъ.

Но Лодеръ не двинулся съ мста. Онъ пришелъ бороться, или, если нужно, молить, чтобы добиться отсрочки на одинъ часъ, на тотъ часъ, который долженъ оправдать вс его стремленія, увнчать вс его труды. И онъ сдлалъ съ непреклоннымъ упрямствомъ еще одну попытку.

— Чилькотъ, вы написали мн, призывая меня…— началъ онъ, но Чилькотъ не далъ ему договоритъ.

— О чемъ вы болтаете?— крикнулъ онъ.— Къ чорту все! Взгляните на меня. Дайте мн лекарство. Я вамъ говорю, что это необходимо.— Онъ закашлялся и весь задрожалъ,

Лодеръ отвернулся, но крики и мольбы Чилькота не давали возможности заговорить о другомъ.

— Послушайте,— заговорилъ онъ снова, но вдругъ голосъ его измнился. Мысль, которая промелькнула у него въ голов, приняла опредленную форму.— Ну, хорошо,— сказалъ онъ.— Подождите.

Онъ подошелъ къ столу, взялъ пустой стаканъ и налилъ въ него виски и воды. Потомъ, подойдя къ камину, гд стоялъ пузырекъ съ лепешками, онъ остановился и повернулся къ Чилькоту.

— Сколько?— спросилъ онъ.

Чилькотъ поднялъ голову. Лицо его было мертвенное, и только глаза лихорадочно блестли.

— Пять,— отвтилъ онъ.— Пять.

— Пять?— Лодеръ невольно опустилъ руку, въ которой держалъ пузырекъ. По прежнимъ признаніямъ Чилькота онъ зналъ, сколько морфія въ каждой лепешк,— и зналъ, что пять лепешекъ если и не безусловно опасная, то во всякомъ случа чрезмрно большая доза даже для морфиномана. На минуту его ршимость ослабла, но безсознательный эгоизмъ его натуры одержалъ верхъ. Можетъ быть, дурно, даже преступно исполнять такую просьбу разбитаго физически и нравственно человка, но законы бытія требуютъ самоутвержденія, и онъ зналъ, что, исполнивъ просьбу Чилькота, онъ выиграетъ время для исполненія своихъ замысловъ. Онъ взглянулъ на растерянное лицо Чилькота, на его блуждающіе глаза,— вспомнилъ свою усиленную работу за послдніе десять дней, подумалъ о наростаніи своихъ честолюбивыхъ мечтаній,— о близкой побд,— и быстрымъ движеніемъ опустилъ въ стаканъ пять лепешекъ.

XXV.

Лодеръ никогда не жаллъ о сдланномъ въ какомъ бы то ни было направленіи шаг. Онъ спокойно спустился съ лстницы, пошелъ по Стрэнду, и по мр того какъ онъ шелъ, бодрость его усиливалась. Онъ отстранилъ мысль о Чилькот: наконецъ освободился путь для свободнаго дйствія, и вся его воля направилась въ эту сторону. Дойдя до Гровноръ-Сквэра, онъ уже настолько возстановилъ въ себ душевное равновсіе, что спокойно прошелъ опять въ столовую, увренный, что Ева ждала тамъ его возвращенія.

Такъ онъ преодоллъ препятствіе, чуть не погубившее его,— и со свойственной ему цлостностью воли пересталъ думать о тяжелой сцен, пережитой на старой квартир. По возвращеніи въ домъ Чилькота, вс сомннія оставили его. Онъ искалъ случая проявить себя, на пути его встртилось препятствіе, отнимавшее у него этотъ случай,— онъ отстранилъ это препятствіе. Мысль о трудности, которую онъ преодоллъ, усиливала въ немъ энергію и сознаніе своей силы.

Какъ разъ въ этотъ день Фрэдъ ршилъ начать битву въ парламент. Прошло десять дней посл нападенія русскихъ казаковъ на англійскій караванъ, и общее негодованіе сильно разгорлось, такъ какъ въ общественномъ мнніи, по врному выраженію Лэкли, ‘одинъ погибшій англичанинъ важне всего восточнаго вопроса’. Ршено было, что Лодеръ — какъ это всегда длается въ такихъ случаяхъ — поднимется въ конц утренняго засданія и предложитъ, чтобы перерывъ былъ сдланъ ‘на опредленномъ вопрос чрезвычайной важности’, а именно, на вопрос объ опасномъ положеніи англійскихъ подданныхъ въ Мешед. Такимъ образомъ, подготовлена будетъ почва для ‘открытія огня’ на вечернемъ засданіи. Ршившись держаться этой программы, онъ сейчасъ же посл утренняго завтрака прошелъ въ кабинетъ и занялся пересмотромъ своей рчи, но какъ только онъ слъ за работу, вошелъ Ренвикъ и принесъ письмо отъ Фрэда. ‘Милый Чилькотъ,— писалъ Фрэдъ,— Лэкли получилъ неоффиціальнымъ путемъ очень тревожныя всти изъ Мешеда. Нападенія русскихъ на англійскихъ подданныхъ все учащаются, и авторитетъ консульствъ совершенно не признается. Въ ожиданіи подтвержденія этихъ встей, я совтую не указывать опредленно на то, о чемъ вы будете говорить въ вечернемъ засданіи. Держитесь выжидательнаго отношенія — это будетъ лучше всего для насъ. Мы поговоримъ объ этомъ подробне на засданіи. Вашъ Гербертъ Фрэдъ’.

Письмо Фрэда произвело сильное впечатлніе на Лодера, подтверждая важность предстоящей рчи по вопросу огромнаго національнаго значенія. Лодеръ долго сидлъ въ глубокомъ раздумья, все еще не переставая внутренно изумляться тому, до чего дйствительность превзошла вс его надежды. Наконецъ, онъ пошелъ на засданіе партіи, затмъ завтракалъ съ Фрэдомъ и отправился съ нимъ въ палату. Они мало говорили дорогой въ Вестминстеръ, и только одинъ разъ Фрэдъ коснулся того, о чемъ они оба думали, и сказалъ, дотронувшись пальцами до руки Лодера:

— Помните, Чилькотъ,— сказалъ онъ,— что я всецло вамъ довряю.

Вспоминая потомъ объ этомъ дн, Лодеръ самъ удивлялся своей выдержк въ столь трудномъ положеніи. Сидть и ждать съ наружнымъ спокойствіемъ извстій, которыя могутъ измнять весь дальнйшій образъ дйствій, было бы трудно и для опытнаго политика, а тмъ боле для новичка. Въ такихъ условіяхъ онъ сидлъ цлый день на мст Чилькота, повинуясь указаніямъ своего лидера. Засданіе было чрезвычайно скучное, и общій интересъ, съ которымъ вс ожидали этого засданія,— перваго посл пасхальныхъ вакацій,— постепенно угасалъ въ виду того, что ни одна сторона не начинала боя, какъ это собственно предполагалось. Никто не понималъ, почему оппозиція молчитъ и въ какую игру играетъ Фрэдъ.

Дневной свтъ уже блднлъ, и Лодеръ, сидя неподвижно на мст Чилькота, съ затаеннымъ волненіемъ слдилъ за лицами людей, входившихъ въ залъ,— но ни на одномъ лиц не было отраженія встей, которыхъ онъ ожидалъ. Время текло однообразно. Правительство тщательно избгало опасныхъ вопросовъ, оппозиція же, дйствуя по указаніямъ Фрэда, скоре поддерживала предложеніе о перерыв засданія. Вс ожиданія не оправдались, и палата поднялась для обденнаго перерыва съ усталымъ, вялымъ видомъ.

Но политика полна неожиданностей. Въ половин восьмого перерывъ былъ сдланъ среди общаго разочарованія, а въ восемь часовъ кулуары, столовая и все зданіе парламента заволновались и наполнились шумомъ въ виду полученной телеграммы. Предвиднное Фрэдомъ осложненіе на восток дйствительно произошло,— но еще боле сильное, чмъ онъ ожидалъ.

Пришла телеграмма, что генеральный консулъ въ Мешед, сэръ Вильямъ Брайсфильдъ, вступившійся за британскихъ промышленниковъ, былъ убитъ наповалъ русскимъ офицеромъ. Въ первую минуту общее возбужденіе было неописуемо. Вс были въ ужас оттого, что въ культурной современной жизни возможны подобныя варварства, а затмъ всхъ глубоко огорчила ужасная смерть сэра Вильяма Брайсфильда, который пользовался общимъ почетомъ.

И съ этимъ сознаніемъ — что онъ выражаетъ не только чувства свои и своей партіи, но и всей страны, поднялся со своего мста Лодеръ, часомъ позже, чтобы сказать свою рчь — и напасть на правительство. Онъ сначала выждалъ съ минуту, чтобы все замолкло, и чтобы общее вниманіе сосредоточилось на немъ, а потомъ спокойно, но съ явной самоувренностью, началъ свою рчь. Общее настроеніе оживилось, и напряженность атмосферы, которую Лодеръ сразу почувствовалъ, вдохновляла его. Ему въ эту минуту было безразлично, что новыя всти почти уничтожили для него всю прежнюю его подготовку къ рчи. Онъ скоре даже обрадовался свобод. Онъ уже не думалъ, что онъ членъ консервативной партіи, слдующей своимъ традиціямъ,— онъ слдовалъ своему индивидуальному инстинкту, чувствуя и понимая важность интересовъ, сосредоточившихся въ его рукахъ.

Онъ говорилъ около часа, приковавъ въ себ вниманіе палаты — безстрашнымъ, властнымъ призывомъ къ немедленному дйствію. Онъ безъ колебанія указалъ на то, что пришедшее извстіе страшно, главнымъ образомъ, какъ грозное предостереженіе лицамъ, отвтственнымъ за безопасность англійскихъ подданныхъ. Въ конц онъ съ изящнымъ краснорчіемъ коснулся доблести такихъ людей, какъ сэръ Вильямъ Брайсфильдъ, которые, при самыхъ сложныхъ политическихъ обстоятельствахъ на родин, неуклонно исполняютъ свой долгъ на окраинахъ. Когда онъ кончилъ, наступило краткое молчаніе, смнившееся потомъ бурей восторженныхъ апплодисментовъ. Онъ слъ на мсто блдный, но въ такомъ высокомъ настроеніи души, какое можетъ быть у человка лишь разъ или два въ жизни. Торжество его было несомннно. Лица его партійныхъ союзниковъ сіяли, а Сэвборо и его министерство казались очень удрученными. Когда шумъ апплодисментовъ нсколько стихъ, Фрэдъ наклонился надъ спинкой сиднья Лодера. Его сдержанный видъ не измнился, но глаза горли необычайнымъ блескомъ.

— Чилькотъ,— прошепталъ онъ,— я поздравляю не васъ и не себя. Я поздравляю нашу родину съ такимъ великихъ ораторомъ.

Дальнйшіе инциденты быстро слдовали одинъ за другимъ среди наэлектризованной атмосферы залы засданій. Когда утихли оваціи Лодеру, поднялся товарищъ министра иностранныхъ длъ и сталъ защищать поведеніе правительства. Затмъ Фрэдъ произнесъ одну изъ своихъ ловкихъ рчей, выражавшихъ его личную скорбь по поводу извстій изъ Персіи, и подкрпилъ слова Лодера выраженіемъ своей солидарности. За Фрэдомъ говорили два либерала, а затмъ самъ Сэвборо закончилъ дебаты. Рчь его была очень гладкая и мастерская. Но хотя онъ искусно скрывалъ свое безпокойство и говорилъ очень увреннымъ, спокойнымъ тономъ, но попытка возстановить свое положеніе,ослабленное во многихъ направленіяхъ, была задачей, превышавшей его силы. Послдовало голосованіе среди сильнаго общаго волненія,— и оно кончилось пораженіемъ правительства.

——

Лишь черезъ полчаса посл голосованія, Лодеру удалось избавиться отъ нескончаемыхъ поздравленій я направиться къ Ев. Онъ засталъ ее у выхода изъ дамской галереи, гд она ждала его къ концу засданія. Она стояла въ тни, но при обостренности его воспріятій въ эту минуту онъ замтилъ бы все даже въ темнот. Подойдя въ ней, онъ увидлъ у нея слезы на глазахъ. Это преисполнило его гордымъ и счастливымъ сознаніемъ своей силы: то, что свтилось въ глазахъ жены Чилькота, боле глубоко взволновало его, чмъ сознаніе торжества, охватившее его, когда онъ стоялъ тріумфаторомъ на мст Чилькота въ палат.

Онъ быстро протянулъ руки Ев и взялъ ихъ въ свои.

— Я не могъ вырваться,— сказалъ онъ.— Кажется, уже очень поздно?

Съ улыбкой, согнавшей слезы, Ева взглянула на него.

— Разв?— сказала она, засмявшись.— Да я не знаю, который часъ.— Не знаю даже, день ли, или ночь.

Все еще держа ея руку въ своей, онъ спустился съ ней на лстниц, и только внизу она освободила свои пальцы.

Ихъ опять окружили люди, осыпая Лодера восторженными привтствіями. Они направились въ выходу, окруженные цлой, свитой восторженныхъ поклонниковъ, и столкнулись по пути съ Фрэдомъ и лэди Сарой. Фрэдъ взялъ Лодера подъ руку и пошелъ провожать его до коляски Чилькота. Онъ ничего не говорилъ, но крпко пожалъ руку Лодера, съ сіяющимъ выраженіемъ лица. Наконецъ Ева и Лодеръ сли въ коляску. Фрэдъ пожалъ еще разъ руку Ев и Лодеру.

— До свиданья, Чилькотъ,— сказалъ онъ.— Вы выказали себя достойнымъ Евы. Покойной ночи!

Онъ отошелъ и направился къ ожидавшимъ его друзьямъ, а Лодеръ и Ева умчались въ темноту.

Въ напряженные періоды жизни человка женщина иметъ значеніе до и посл моментовъ ршительнаго дйствія. Ева какъ-то смутно сознавала это, откинувшись на своемъ сидньи, съ закрытыми глазами и полуоткрытыми губами. Ей казалось, что жизнь для нея только начинается, что наступилъ ея часъ. Она вдругъ открыла глаза и устремила въ темноту,— въ которой чувствовалось присутствіе множества личностей, которыя вс ждали, какъ осуществить жизнь. Ева уже не казалась себ одинокой, она чувствовала свою пріобщенность къ любящему, страдающему человчеству. Слезы гордости и счастья подступили къ ея глазамъ. Лодеръ наклонился въ ней, и она почувствовала прикосновеніе его руки къ своему плечу и услышала звукъ его голоса.

— Ева,— сказалъ онъ,— я люблю тебя. Понимаешь меня? Я тебя люблю.— И нагнувшись надъ ней, онъ поцловалъ ее.

Лодеръ никогда ничего не длалъ на половину. Устраняя преграду, онъ устранялъ ее вполн, не оставляя ни камня. Онъ медленно дошелъ до сознанія своихъ способностей,— еще медленне понялъ вполн свои чувства. Но, понявъ, онъ открыто призналъ ихъ. Никакія мысли о прошломъ и будущемъ не останавливали его. Они любятъ другъ друга и они одни — вотъ все, что онъ зналъ въ эту минуту. Она была точно Ева, первая женщина, и они теперь были оба какъ бы въ раю.

Онъ повторилъ опять слова любви, не спрашивая у нея отвта, такъ какъ увидлъ его уже въ ея глазахъ, когда она стояла, ожидая его у дверей дамской галереи.

Когда коляска повернула на Пикадилли, онъ опять наклонился въ ней и почувствовалъ прикосновеніе ея мягкихъ волосъ и легкій запахъ фіалокъ.

— Ева,— снова заговорилъ онъ,— вдь я любилъ тебя всегда, съ самаго начала,— неужели ты этого не знала?

Онъ поцловалъ ея волосы и лобъ. Въ это время лошади замедлили ходъ, остановленныя скопленіемъ экипажей въ одномъ мст. Лодеръ, занятый своими чувствами, даже не замтилъ этого, но Ева со смхомъ отодвинулась отъ него.

— Оставь,— мягко сказала она,— посмотри!

Коляска остановилась на площади. Въ одномъ мст толпмлась группа пшеходовъ подъ электрическимъ фонаремъ и тоже выжидала возможности пройти. Лодеръ быстро взглянулъ на нихъ.

— Ну, что же! вс они — женщины и мужчины: вс они поймутъ насъ.— Онъ тоже засмялся, но отвелъ руку, покоряясь ея женскому чувству условныхъ приличій. Такъ они просидли нсколько времени молча, наконецъ, Лодеру надоло ждать, и онъ открылъ окно экипажа.

— Въ чемъ дло?— сказалъ онъ.— Неужели нельзя прохать?— Ева услышала, какъ онъ крикнулъ это кучеру и потому вдругъ замолчалъ.

Онъ высунулся изъ экипажа, чтобы узнать о причин остановки, но вмсто этого, въ силу какого-то магнетическаго притяженія, посмотрлъ на группу людей, стоявшихъ на площади, среди нихъ онъ увидлъ прислонившагося въ фонарному столбу человка съ небритымъ лицомъ, потухшими глазами и въ шапк, надвинутой низко на лобъ. Онъ взглянулъ на него, и тотъ отвтилъ ему взглядомъ. Казалось, что они никогда не оторвуть глазъ другъ отъ друга, потомъ Лодеръ медленно откинулся назадъ. Ева тревожно взглянула на него.

— Что случилось, Джонъ?— спросила она:— у тебя совсмъ больной видъ.

Онъ повернулся въ ней, стараясь улыбнуться.

— Ничего,— сказалъ онъ.— Ты не безпокойся.

Онъ говорилъ быстро, но голосъ его вдругъ сдлался вялымъ. Вся властность его исчезла. Она наклонилась къ нему съ нервной тревогой.

— Это ты усталъ отъ напряженія,— сказала она.

Онъ посмотрлъ на нее, но не пожалъ пальцевъ, державшихъ его руку.

— Да,— медленно сказалъ онъ.— Это отъ возбужденія — отъ реакціи.

XXVI.

На слдующее утро, въ восемь часовъ, опять до завтрака, Лодеръ вышелъ изъ дому и направился изъ Гровноръ-Сквера въ Клифордсъ-иннъ. По дорог до него ежеминутно доносились крики продавцовъ газетъ: ‘Сенсаціонное засданіе палаты! Пораженіе министерства! Рчь мистера Чилькота!’ — и каждый разъ онъ вздрагивалъ отъ волненія. Быстро взбжавъ по лстниц, онъ остановился у входа въ свою квартиру. На этотъ разъ жестянка съ молокомъ не стояла у дверей, и дверь не была заперта на ключъ. При вход его раздался окрикъ изъ кабинета:— ‘Кто тамъ? что вамъ нужно?’ — Лодеръ вошелъ въ комнату и увидлъ,— обрадовавшись и въ тоже время ужаснувшись тому,— что Чилькотъ на этотъ разъ не былъ въ безпамятств. Онъ сидлъ у потухшаго камина, спиной въ свту, съ пледомъ на плечахъ, и на стол за нимъ стояли чайникъ и жестянка съ молокомъ, на спиртовой лампочк грлась вода. Комната была неприбрана, и это прежде всего поразило Лодера, хотя онъ пришелъ по важному длу.

— Гд старуха Робинсъ?— спросилъ онъ.

— Не знаю,— отвтилъ Чилькотъ.— Мы поругались. Она вчера отказалась служить мн.— Онъ вздрогнулъ и закрылся пледомъ.

— Чилькотъ…— сурово началъ Лодеръ, но остановился при вид измученнаго лица Чилькота. Онъ ршительнымъ жестомъ сбросилъ сюртукъ и, подойдя въ камину, сталъ на колни и принялся выгребать золу. Черезъ нсколько минутъ въ камин затрещалъ огонь. Потомъ онъ всталъ, вытеръ руки, подошелъ къ столу, приготовилъ чай, налилъ чашку и подалъ ее Чилькоту.

— Выпейте скоре!— сказалъ онъ.

Чилькотъ протянулъ дрожащую руку за чашкой.— Вы видите!..— началъ онъ, но Лодеръ не далъ ему договорить:

— Я отлично знаю, какъ вы провели ночь,— сказалъ онъ.— Вы Богъ знаетъ гд прошатались до утра и вернулись домой, дрожа отъ холода и думая о своемъ проклятомъ яд. Выпейте чай,— мн нужно съ вами поговорить.

Онъ подождалъ, пока Чилькотъ выпилъ чаю и обогрлся у весело пылающаго камина. Лицо его стало мене апатичнымъ. Тогда Лодеръ подошелъ къ нему, взялъ у него пустую чашку и посмотрлъ на него.

— Чилькотъ,— сказалъ онъ спокойно,— я пришелъ сказать вамъ, что этому нужно положить конецъ.

Чилькотъ поднялся, и на лиц его отразился такой испугъ, что Лодеръ невольно отвернулся.— Почему? почему?— безпомощно спрашивалъ Чилькотъ.

— Потому что я отказываюсь,— твердо отвтилъ Лодеръ.

Чилькотъ заговорилъ растерянно и возбужденно:— Ради Бога, Лодеръ, не покидайте меня! Это невозможно. Можетъ быть, вы требуете большую плату?

— Дло не въ деньгахъ, Чилькотъ,— отвтилъ Лодеръ, сдерживая гнвъ.— Дло въ томъ, что я долженъ уйти. Вы увидите, что произошли большія перемны. Министерство Сэвборо пало изъ-за убійства сэра Вильяма Брайсфильда. Вы произнесли сенсаціонную рчь. Кром того,— онъ вдругъ остановился, не имя силъ сказать то, что хотлъ сказать. Потомъ у него мелькнулъ другой доводъ, который могъ убдить Чилькота, не унижая его самого.— Дло въ томъ, Чилькотъ,— сказалъ онъ спокойне,— что все открылось.— Онъ въ нсколькихъ словахъ разсказалъ о своей исторіи съ Лиліанъ Аструпъ, о томъ, что у нея возникли подозрнія. Онъ хотлъ сказать вовсе не это, но цль его достигалась и этимъ путемъ. Чилькотъ напряженно слушалъ его, и когда Лодеръ кончилъ, онъ опустился на стулъ въ нервномъ возбужденіи.

— Почему же вы мн сразу не сказали?— крикнулъ онъ.— Чего вы надодали мн вашей политикой? Очень меня интересуетъ ваше политическое положеніе!— Онъ растерянно разсмялся.— Какъ же быть, Лодеръ?— спросилъ онъ.

— Вы должны вернуться, Чилькотъ, теперь еще не поздно. Мы затяли слишкомъ опасную игру, и дло кончится плохо. Вы должны вернуться сейчасъ, понимаете?— Лодеръ нсколько разъ повторилъ настойчивымъ голосомъ свое требованіе, и Чилькотъ нервно задвигался на стул. Онъ чувствовалъ власть этого человка, и зналъ, что долженъ ему подчиниться. Нсколько времени онъ еще боролся, потомъ сдался.

— Ну, а вы?— спросилъ онъ слабымъ голосомъ.— Что же будетъ съ вами?

— Со мной?— Лодеръ отвернулся.— Я уду.

——

Но Лодеръ не ухалъ. На слдующій день, въ два часа, онъ сидлъ въ кабинет у стола и курилъ трубку. Передъ нимъ лежала кучка утреннихъ газетъ, и онъ читалъ ихъ съ мучительнымъ сознаніемъ безсилія передъ судьбой, въ ненужности своей обнаруженной на дл силы.— Все кончено!— громко сказалъ онъ.

Въ эту минуту открылась дверь, и вошелъ Чилькотъ. Первое чувство Лодера, при вид его, былъ гнвъ, но за гнвомъ въ немъ проснулась какая-то надежда и радость.

— Въ чемъ дло?— сурово спросилъ онъ.

Чилькотъ былъ безупречно одтъ,— въ петличк у него были фіалки. Въ теченіе всей недли горничная Евы приносила букетикъ фіалокъ въ комнаты Лодера, и Ренвикъ тщательно прикрплялъ ихъ къ его сюртуку. Видъ цвтовъ наполнилъ Лодера невольнымъ чувствомъ ревности, но вмст съ тмъ и радости: эти цвты были для него символомъ.

— Въ чемъ дло?— спросилъ онъ опять мягко.— Зачмъ вы пришли?

Чилькотъ прежде всего вынулъ изъ жилетнаго кармана пузырекъ съ лепешками, приготовилъ питье и быстро выпилъ. Лидеръ подошелъ къ нему.

— Наврное случилось что-нибудь, и вы пришли мн сказать объ этомъ?

Чилькотъ безпомощно опустился на стулъ.— Я не виноватъ, Лодеръ,— сказалъ онъ,— мои нервы…

— Ну, конечно, конечно,— прервалъ его Лодеръ.

— Я не виноватъ,— снова началъ Чилькотъ.— Это проклятый Крэпгэмъ ввелъ ее въ столовую. Здсь, въ вашемъ присутствіи, мн казалось, что я способенъ вернуться къ прежнему. Но когда очутился дома…— онъ остановился и провелъ платкомъ по лбу.— Я ничего не помню,— сказалъ онъ.— Знаю только, что когда я сошелъ въ завтраку посл ужасной ночи — сегодня, въ двнадцать часовъ, когда увидлъ накрытый столъ, цвты и яркое солнце,— я понялъ, что не могу выдержать всего этого.

Лодеръ налилъ себ стаканъ виски и медленно выпилъ. Онъ горлъ любопытствомъ, но не торопилъ Чилькота.

— Мн необходимо было сейчасъ же обезпечить себ свободу,— сказалъ Чилькотъ,— сейчасъ же. На конторк лежали перья, бумага и телеграфные бланки. Я не могъ устоять противъ искушенія. Они привлекали меня какъ магнитъ. Я сначала боролся, а потомъ взялъ перо и написалъ. Это была даже не телеграмма, а скоре цлое письмо. Я объяснялъ, почему вы должны вернуться. Написавъ телеграмму, я успокоился и позвонилъ. Но слуга не являлся — звонокъ, что-ли, испортился,— и я вышелъ въ корридоръ, чтобы позвать его.

— Ну, и что же?— спросилъ наконецъ Лодеръ, не сдержавъ нетерпнія.

— Я вышелъ изъ столовой, но въ дверяхъ натолкнулся на идіота Грининга. Онъ явился ко мн — или, врне, къ вамъ — сообщить что-то про Варкъ. Я пробовалъ отдлаться отъ него, но онъ хуже Блесингтона. Пришлось пойти съ нимъ въ кабинетъ, а когда я вернулся черезъ пять-шесть минутъ, меня встртилъ въ корридор Крэпгэмъ и сказалъ, что пришла ко мн Лиліанъ Аструпъ, и онъ провелъ ее въ столовую.

— Въ столовую?— Лодеръ отступилъ отъ стола.— А тамъ лежала ваша неотправленная телеграмма?

— Ну, да. Я страшно перепугался приходу Лиліанъ, посл того, что вы мн сказали. Я зналъ, что она устроитъ сцену.

— Но телеграмма, телеграмма?— спрашивалъ Лодеръ.

Чилькотъ занятъ былъ своимъ и не отвтилъ.

— Я зналъ, что она пришла къ вамъ, что будетъ сцена. Когда я вошелъ въ столовую, у меня такъ дрожала рука, что я едва могъ повернуть ручку. Но, открывъ дверь, я облегченно вздохнулъ. Въ комнат была также Ева. Я ей обрадовался, какъ никогда.— Чилькотъ засмялся истерическимъ смхомъ.— Я былъ очень милъ съ ней, и она со мной. Ея присутствіе все спасло. Лиліанъ не могла говорить при Ев. Мы мило поговорили нсколько минутъ. Лиліанъ пришла пригласить меня сегодня въ ложу въ ‘Аркадію’ — на сегодня. Я съ радостью согласился. Потомъ Лиліанъ ушла. Я проводилъ ее въ переднюю, зная, что въ присутствіи Крэпгэма она также не можетъ говорить. Она была въ отличномъ настроеніи и улыбалась мн на прощанье. Но потомъ, уже когда она ухала, я вдругъ вспомнилъ, что она была въ столовой до прихода Евы. Я вспомнилъ о телеграмм, быстро вернулся въ столовую, чтобы распросить Еву, но ея не было — и телеграмма исчезла съ конторки. Вотъ почему я пришелъ…

Они съ минуту поглядли другъ на друга. Потомъ вдругъ Лодеръ оттолкнулъ Чилькота, прошелъ въ спальню, и оттуда раздался шумъ открываемыхъ ящиковъ и шкаповъ. Чилькотъ послдовалъ за нимъ и увидлъ Лодера. Онъ стоялъ посреди комнаты, снявъ сюртукъ, а вокругъ него на стульяхъ и на полу лежали жилеты, перчатки и галстуки.

— Лодеръ,— испуганно спросилъ Чилькотъ,— что вы намрены длать?

Лодеръ обернулся къ нему съ твердымъ выраженіемъ лица.

— Я вернусь,— сказалъ онъ,— чтобы распутать завязанный вами узелъ.

XXVII.

Лодеръ установилъ планъ дйствія сейчасъ же. Положеніе длъ было ясное. Лиліанъ Аструпъ была нсколько минутъ одна въ столовой до прихода Евы и увидла телеграмму. Потомъ пришла Ева, но Лодеръ достаточно зналъ Лиліанъ, чтобы предположить, что она взяла телеграмму до прихода Евы.

Прежде всего поэтому Лодеръ взялъ кэбъ и крикнулъ адресъ: ‘Кадоганъ-Гарденсъ, 33!’ — Пріхавъ, онъ позвонилъ, и ему отворилъ все тотъ же учтивый слуга.

— Леди Аструпъ дома?— спросилъ онъ, и на утвердительный отвтъ сказалъ, чтобы ей тотчасъ доложили о немъ. Лодера провели въ блую гостиную, и онъ усплъ замтить на этотъ разъ роскошную артистическую обстановку комнаты. Черезъ нсколько минутъ вошла Лиліанъ, въ свтломъ суконномъ плать и въ мхахъ. Она застегивала перчатки и, улыбаясь, подошла къ Лодеру.

— Я знала, что вы придете,— загадочно сказала она.

— Вы меня ждали?— спросилъ Лодеръ, сейчасъ же почувствовавъ, что она его узнала.— Конечно, я долженъ вамъ визитъ, посл того, какъ обдалъ у васъ. У меня старомодныя привычки.

— Разв, милый Джэкъ?— сказала она съ легкой насмшкой.— А я считала васъ скоре… богемой. Ну, садитесь. Общаю, что не заставлю васъ курить и не попрошу снять перчатокъ.

Лодеръ не могъ понять ея тона, не зналъ, отказалась ли она отъ безплодной борьбы, или играла съ нимъ, какъ кошка съ мышкой. Вглядвшись въ ея нжное лицо и зеленые глаза, онъ сейчасъ же склонился во второму предположенію. Онъ вспомнилъ, что телеграмма въ ея рукахъ, и прежде всего хотлъ проврить, не хитритъ ли она съ нимъ.

— Вы сказали, что ожидали меня,— спокойно началъ онъ.— Что это значитъ?

— А то,— отвтила она съ улыбкой,— что мн доложили о приход Джэка Чилькота, а для меня было ясно, что придетъ не Чилькотъ.

Лодеръ почувствовалъ, что нужно положить этому конецъ.

— Что вы длали сегодня утромъ въ Столовой въ Гровноръ-Сквер до прихода Евы?— спросилъ онъ.

Лиліанъ застегнула перчатку.— Ну, да,— значитъ, я врно догадалась,— сказала она.— Вы пришли узнать, сидла ли я, спокойно сложивъ руки, или искала развлеченій.

Лодера возмущалъ ея тонъ, но теперь было не до того.

— Я опять спрашиваю васъ, почему вы ждали моего прихода?

— А вотъ почему,— со смхомъ отвтила она.— Кто видлъ Джэка Чилькота сегодня въ двнадцать часовъ, тому было ясно, что днемъ его замните вы. А я тутъ совершенно нипричемъ,— прибавила она.— Когда входишь въ пустую комнату и видишь на стол длинную телеграмму…

Но Лодеръ не далъ ей договорить. Ея признанія не интересовали его.

— Я не исповдникъ,— сказалъ онъ. Ему прежде всего хотлось остаться наедин и обдумать дальнйшій ходъ дйствій. Онъ съ улыбкой взглянулъ на Лиліанъ.— Прощайте!— сказалъ онъ, протягивая ей руку.

— Будете вы сегодня вечеромъ въ театр?— спросила Лиліанъ, прощаясь.— Идетъ ‘Двойникъ’. Мн бы очень хотлось видть васъ на этомъ представленіи.— Наклонивъ голову, она глядла на него своими зелеными глазами, и Лодеръ на минуту колебался. Но потомъ лицо его просвтлло.

— Хорошо,— медленно сказалъ онъ.— До свиданія въ театр.

Лодеръ не сомнвался теперь, что Лиліанъ Аструпъ нашла телеграмму и взяла ее, теперь ему оставалось обезцнить документъ, очутившійся въ ея рукахъ. Какъ онъ это сдлаетъ, онъ еще не зналъ, но его возбуждали опасность и предстоящая борьба, и онъ вернулся въ домъ Чилькота полнымъ силы и энергіи. Онъ врилъ въ свою звзду. Поднявшись на лстницу, онъ прямо прошелъ въ комнаты Евы. Она стояла у окна спиной къ свту и лицомъ къ нему. Обрадованный видомъ ея, онъ быстро подошелъ къ ней, протягивая руку.— Ева!— тихо сказалъ онъ.

Но Ева не двигалась. Она взглянула на него, потомъ отвернула глаза.

— Ева,— началъ онъ опять.— Я долженъ объяснить теб кое-что… относительно вчерашняго вечера и сегодняшняго утра.— Но вдругъ, въ его удивленію, Ева быстро повернулась къ нему, и въ глазахъ ея сверкнула радость.

— Я все понимаю,— сказала она.— Не старайся объяснять. Для меня достаточно видть тебя — такимъ.

Лодеръ былъ пораженъ. Онъ ждалъ, что посл вторженія Чилькота Ева отнесется къ нему недоврчиво, но въ ней сказывалось только желаніе жить настоящей минутой, забывая о прошломъ и не думая о будущемъ.

— Значитъ, ты меня прощаешь,— сказалъ онъ и, подойдя ближе, коснулся ея руки. Она стояла, отвернувшись отъ него, но рука ея дрожала. Черезъ минуту она подняла голову, и глаза ихъ встртились. Онъ понялъ ее.

— Джонъ…— быстро сказала она, но не договорила своей мысли.— Какая я глупая и невиная!— воскликнула она, отрывисто засмявшись.— Точно школьница, а не женщина двадцати-четырехъ лтъ.— Помоги мн стать благоразумной!— Щеки ея горли, и видно было, что она сдерживаетъ волненіе.

— Ева!..— началъ снова Лодеръ, но она остановила его.

— Не нужно объясненій,— сказала она,— я хочу радоваться минут. Вдь я такъ безконечно счастлива, когда вижу тебя — такимъ.— Голосъ ея опять дрогнулъ, точно отъ сдержаннаго рыданія.— Ну, что,— сказала она спокойно, посл короткаго молчанія,— пріятно быть великимъ человкомъ?— Она сказала это беззаботно, и ничто въ ея голос не выдавало прежняго волненія.

Лодеръ все еще не зналъ, какъ ему быть. Онъ опять взялъ ее за руку и заглянулъ ей въ глаза.

— Послушай, Ева,— началъ онъ. Но Ева продолжала свою таинственную игру. Она съ нервнымъ смхомъ освободила руку и зажала ему ротъ.

— Ни слова!— сказала она.— Прошлыя дв недли были твои, а теперь мой чередъ. Сегодняшній день — мой.

XXVIII.

Женщина опять побдила. Лодеръ пробылъ у Евы боле двухъ часовъ и ясно чувствовалъ, что тонъ ихъ бесд даетъ она, что она устраняетъ вс опасныя темы. И кром того, онъ видлъ, что она искусно отстраняетъ всякій разговоръ о любви. Потомъ она похала проводить его въ клубъ, и хотя онъ сознавалъ, что положеніе его почти безысходное, все же стихійное чувство торжества охватило его душу, и въ немъ укрпилась увренность въ ожидающемъ его успх въ жизни — и въ любви. У дверей клуба онъ вышелъ изъ коляски и простился съ Евой…

— Ты не обдаешь сегодня дома?— спросилъ онъ.

— Нтъ,— отвтила она:— я приглашена въ Брамфелямъ.

— А когда ты вернешься домой? Я бы хотлъ еще повидать тебя.

Она, видимо, опять хотла что-то сказать, но опять не ршилась и опустила глаза.

— Я буду дома къ одиннадцати,— сказала она.

——

Лодеръ обдалъ съ Лэкли въ клуб и попалъ въ театръ уже въ десятомъ часу. Въ лож Лиліанъ онъ засталъ кром нея еще ея молодую пріятельницу, миссъ Эсельтинъ, и Леонарда Кэна. Онъ совершенно не зналъ, зачмъ его призвала Лиліанъ, и не зналъ, о чемъ заговорить. Изъ вжливости онъ спросилъ, интересна ли пьеса, и попросилъ разсказать, въ чемъ дло, такъ какъ онъ попалъ только ко второму дйствію.

— Да разв вы не знаете этой пьесы?— спросила громко Лиліанъ.— Это передлка для сцены романа ‘Двойникъ’.— Разскажите ему содержаніе, Леонардъ,— прибавила она, обращаясь къ Кэну.

Леонардъ согласился.— Фабула заключается въ томъ,— сказалъ онъ,— что два человка, милліонеръ и художникъ, похожіе другъ на друга какъ близнецы, мняются ради шутки своими личностями.

Лодеръ улыбался, стараясь не выдать себя.

— Но шутка не совсмъ удается,— продолжалъ Кэнъ.— Одинъ изъ нихъ женатъ, и любовь между нею и двойникомъ ея мужа превращаетъ шутку въ драму.

Лодеръ почувствовалъ, что кровь бросилась ему въ лицо.

— Чмъ же кончается исторія?— спросилъ онъ глухимъ голосомъ.

— Ну, конецъ обычный: замститель милліонера длаетъ массу глупостей,— и пузырь лопается.

— А жена?

— Жена?— Лиліанъ коротко засмялась.— Жена — дура: она разводится съ мужемъ.

Вс расхохотались. Въ это время заигралъ оркестръ — и разговоры превратились. Когда оркестръ умолкъ, раздался звоновъ, и поднялась занавсь. Начался второй актъ.

XXIX.

До конца второго акта Лодеръ поднялся и простился съ Лиліанъ. Она отпустила его съ пренебрежительной улыбкой. Ей нужно было показать ему, что его ожидаетъ. Тайна открыта — и нарывъ лопнетъ, какъ въ пьес.

Онъ вышелъ изъ театра и пошелъ пшкомъ на Гровноръ-Сквэръ, едва разбираясь въ мысляхъ. Онъ вдругъ сразу почувствовалъ, что все кончено — что Джонъ Лодеръ, создавшій себ въ нсколько недль такое блестящее положеніе, обреченъ на гибель. Все разбилось,— но по привычк онъ сталъ мысленно распутывать ниточку за ниточкой завязавшійся узелъ и плести какую-то цпь, для того, чтобы связать себя съ будущимъ.

Онъ принялъ новое ршеніе. Войдя въ домъ Чилькота, онъ поднялся по лстниц совершенно въ другомъ настроеніи, чмъ въ прежніе разы. Онъ шелъ, опустивъ голову, согнувъ плечи. Поднявшись, онъ прямо прошелъ въ комнаты Евы. Она стояла у камина въ пышномъ вечернемъ туалет, сверкая брильянтами на ше и въ волосахъ. Когда онъ вошелъ, она быстро взглянула на него испытующимъ взглядомъ, въ которому онъ привыкъ. Но тотчасъ же выраженіе ея лица смнилось тревогой.

— Что случилось?— воскликнула она.— На теб лица нтъ.

— Да,— медленно отвтилъ онъ.— Случилось нехорошее.

Она густо покраснла, но онъ этого не замтилъ.

Съ обычнымъ своимъ упрямствомъ онъ заставилъ себя выполнить принятое ршеніе.

— Ты презираешь ложь,— началъ онъ.— Что же бы ты сказала о человк, который построилъ всю свою жизнь на лжи? Отвчай, мн это нужно знать.

Она долго молчала.

— Я не могу ничего сказать,— проговорила она, наконецъ.— Я не хочу никого судить.

Лодеръ продолжалъ управлять собою.

— Ева,— сказалъ онъ спокойно.— Я былъ сегодня въ театр и видлъ пьесу ‘Двойникъ’. Ты читала, вроятно, романъ, по которому эта драма написана.

— Да, читала.

— Рчь идетъ о полномъ сходств двухъ людей. Какъ ты думаешь,— такое сходство возможно?

— Да,— нервно отвтила Ева.— Я врю въ возможность такого сходства.

— Ты не ошибаешься,— быстро сказалъ Лодеръ.— Я знаю, что такіе случаи бываютъ въ жизни. И подобное сходство очень опасно, оно — страшный соблазнъ.— Онъ остановился, ожидая, что она придетъ ему на помощь, но она молчала.— Ева!— воскликнулъ онъ тогда:— еслибы ты знала, еслибы ты могла догадаться о томъ, что я хочу теб сказать!

Лодеръ, сильный, увренный въ себ Лодеръ растерялся и казался безпомощнымъ ребенкомъ. Въ его голос звучала мольба.

Ева поняла его,— и вс сложныя чувства, которыя мшали ей говорить до этой минуты, разсялись передъ молящимъ звукомъ его голоса. Она быстро, но спокойно обернулась къ нему и посмотрла ему въ лицо взглядомъ, какъ бы озареннымъ свтомъ, идущимъ изнутри.

— Не продолжай,— сказала она просто.— Я все знаю.

Это было сказано просто, какъ вс великія откровенія. Лицоея сіяло особой красотой въ этомъ забвеніи самой себя. Она думала въ эту минуту только о страданіяхъ человка, который стоялъ передъ нею.

Лодеръ едва понималъ ее.

— Ты знала?— спросилъ онъ съ безконечнымъ изумленіемъ.

Не отвчая, она подошла въ маленькому бюро, стоявшему у окна, открыла одинъ изъ ящиковъ и вынула нсколько листковъ, исписанныхъ почеркомъ Чилькота. Не говоря ни слова, она передала ему листки. Они обмнялись безмолвнымъ взглядомъ, понимая другъ друга.

— Когда я вошла сегодня утромъ въ столовую,— сказала, наконецъ, Бва,— и увидла, что Лиліанъ Аструпъ читаетъ телеграмму, я была очень далека отъ желанія послдовать ея примру. Но когда потомъ вошелъ онъ, и я увидла, что ты — я думала, что это ты — опять сталъ прежнимъ, когда они стали весело болтать и шутить, я вдругъ почувствовала себя страшно-покинутой. Въ ту минуту во мн проснулась ревность,— и все остальное исчезло для меня. Когда они вышли вдвоемъ изъ столовой, я вспомнила о телеграмм и стала ее читать. Прочтя первыя слова, я уже не могла не дочитать до конца. Я забрала листки и принесла ихъ сюда.

Лодеръ слушалъ ее, затаивъ дыханіе. Теперь онъ понялъ равнодушіе въ обращеніи Лиліанъ Аструпъ. Не имя въ рук надежнаго орудія, она не хотла продолжать борьбу, которая была бы слишкомъ трудной. Но въ эту минуту онъ чувствовалъ, что его волнуетъ не это открытіе, мнявшее его судьбу, а нчто другое.

— Ева,— сказалъ онъ: — какое было твое первое чувство, когда ты узнала правду обо мн?

Наступило опять короткое молчаніе, потомъ Ева взглянула ему въ лицо открытымъ, яснымъ взглядомъ.

— Первое мое чувство было… большая благодарность,— сказала она.

— Благодарность?— медленно переспросилъ онъ изумленнымъ тономъ.

— Да, благодарность за то, что я не обманулась въ томъ, въ кого поврила.

Она говорила просто и доврчиво, но для Лодера слова ея были самымъ страшнымъ обвиненіемъ.

— Ева,— сказалъ онъ,— ты не знаешь, что говоришь. Я долженъ теб объяснить. Я пришелъ сказать теб многое,— и ты облегчила мн половину признанія тмъ, что узнала правду. Но это еще не все. Я теперь начинаю разбираться въ мотивахъ моего поступка,— того, что я принялъ предложеніе Чилькота,— и теперь понимаю, что мы оба дйствовали изъ эгоизма: онъ слдовалъ влеченіямъ своей несчастной страсти, я — внушеніемъ моего честолюбія. Но къ этому присоединилось вскор еще другое. Вначал я дйствовалъ изъ желанія проявить свою личность, вызвать одобреніе Фрэда… и подняться въ твоихъ глазахъ, пробудить дружеское отношеніе въ теб.

— Ты искалъ моей дружбы?

— Я полагалъ, что дло только въ дружб. И только посл моей рчи въ парламент я понялъ, что чувства мои другія,— что я люблю тебя. Сначала я не увидлъ въ этомъ ничего ужаснаго,— я думалъ только о себ. Но когда мы возвращались домой изъ Вестминстера, произошло странное совпаденіе. Помнишь, какъ мы остановились на Пикадилли? Такъ вотъ, когда я высунулся изъ окна,— я увидлъ передъ собой Чилькота.

Ева вздрогнула. Это соединеніе самаго счастливаго момента ея жизни съ образомъ Чилькота непріятно поразило ее.

— Ты увидлъ его въ тотъ вечеръ?— переспросила она.

— Да, все во мн застыло при вид его. Чувство торжества сразу смнилось тогда мыслью о судьб. Я очнулся отъ своей гордости. На слдующій день я пошелъ къ нему и сказалъ, что нужно положить конецъ всему. Но я не былъ честенъ до конца. Я пошелъ съ тмъ, чтобы признаться ему въ любви къ теб,— но самолюбіе связало мн языкъ, и я изобразилъ опасность въ другомъ вид. Я не одержалъ надъ собой той побды, которую хотлъ одержать. Это выяснилось сегодня, когда онъ пришелъ сообщить мн о потерянной телеграмм. Я ухватился за возможность вернуться вовсе не изъ страха передъ лэди Аструпъ, вовсе не для того, чтобы спасти положеніе,— а только для того, чтобы опять ощутить радость жизни — увидть тебя… хотя бы на одинъ день.

Лодеръ посмотрлъ на Еву, и сейчасъ же опять отвернулся.

— Я думалъ только о себ сегодня, когда говорилъ съ тобой, и когда ты провожала меня въ клубъ. И что я думалъ — ты можешь понять безъ словъ. А потомъ я пошелъ въ театръ, въ ложу лэди Аструпъ, чтобы посмотрть, велика ли опасность съ ея стороны. Но тамъ меня ждало ршеніе судьбы. Едва-ли кто-либо переживалъ въ полчаса столько, сколько я сегодня. Въ пьес два человка мняются своей жизнью, какъ я и Чилькотъ,— но они забываютъ при этомъ о жен одного изъ нихъ. И когда я сидлъ въ театр,— самъ даже не знаю, какъ это произошло,— я внутренно перемнилъ все отношеніе къ жизни. Я посмотрлъ на все при свт общечеловческой правды, а не мелкаго эгоизма. Я вдругъ понялъ, какъ глубоко я виноватъ,— и ршилъ положить конецъ всему.

Ева быстро подошла къ Лодеру съ широко раскрытыми отъ ужаса глазами и положила ему руки на плечи.

— Что ты задумалъ?— воскликнула она.— Ты хочешь уйти, все оставить? Это невозможно. Почему ты думаешь, что это нужно?

— Потому что мы любимъ другъ друга.

— Что въ нашей любви дурного?— спросила она, вся вспыхнувъ.— Мы ничего преступнаго не совершаемъ. Мы будемъ друзьями. Мн такъ нуженъ другъ!

Въ первый разъ Лидеръ видлъ ее въ такомъ отчаяніи, когда она теряла власть надъ собой. И въ немъ такъ сильно заговорило чувство глубокаго состраданія, что всякая жертва казалась ему теперь возможной, превращалась въ священный долгъ. Онъ протянулъ руки въ ней и привлекъ ее въ себ, какъ ребенка.

— Ева,— сказалъ онъ.— Я узналъ сегодня, до чего жизнь женщины во власти свта и до чего свтъ безжалостенъ. При другихъ обстоятельствахъ я былъ бы хорошимъ мужемъ, умлъ бы защитить тебя. Но права защищать тебя я не имю,— и потому буду ограждать тебя отъ всего недостойнаго. Теперь я знаю, что нельзя употреблять свою силу во вредъ другимъ. Нужно жертвовать собой,— и я это сдлаю. Понимаешь ли ты, Ева, что я беру на себя тяжелый долгъ? Насколько легче было бы мн, еслибы я продолжалъ пользоваться слабостью Чилькота и — твоимъ великодушіемъ. Но въ первый разъ для меня жизнь другого человка дороже моей собственной. Въ теб есть что-то высокое и нжное,— и это преграждаетъ мн дорогу. Неужели, Ева, ты не видишь, какъ тяжело мн приходится бороться?

Наступило молчаніе. Ева стояла хрупкая, нжная, вся въ слезахъ, и подняла къ Лодеру лицо, влажное отъ слезъ. На лиц ея отразилась ршимость и готовность самоотреченія, которая поражала въ такомъ слабомъ на видъ существ. Она не произнесла ни слова, потому что слова въ такія минуты излишни, но простымъ и трогательнымъ движеніемъ взяла его руку и поднесла ее къ губамъ.

XXX.

Наступило молчаніе, которое стало, наконецъ, невыносимо Лодеру.

— Ева,— сказалъ онъ, подойдя къ камину,— я не сказалъ теб еще о самомъ трудномъ. Недостаточно, чтобы я ушелъ. Нужно, чтобы вернулся Чилькотъ, нужно заставить его выполнять свои обязательства. Это должны сдлать я и ты. Ты именно можешь многое сдлать. Онъ боится общественнаго мннія — дай ему понять, что знаешь его тайну, и онъ будетъ слушаться тебя. Я пришелъ сегодня просить тебя объ этомъ. Я знаю, что это трудная задача для женщины,— но ты не такая, какъ вс женщины. Пойми, Ева, вдь это единственный исходъ для насъ.

Онъ замолчалъ. Ева ничего не отвтила, но подошла къ Лодеру медленно и нершительно, и протянула ему руки, какъ бы прося помощи.— Я поняла,— медленно произнесла она.— Когда ты меня къ нему поведешь?

Лоіеръ помолчалъ и потомъ отвтилъ тихо и отрывисто:

— Сейчасъ! Сейчасъ же! Я знаю, что ты берешь на себя тяжелое.

Точно боясь, что ему измнитъ собственная ршимость, онъ прошелъ черезъ комнату къ стулу, на которомъ лежалъ темный плащъ Евы, и молча набросилъ его ей на плечи. Потомъ онъ такъ же машинально открылъ дверь, пропустилъ Еву и самъ пошелъ за ней. Они молча сошли съ лстницы и вышли на улицу. На порог Лодеръ на минуту остановился,— и, можетъ быть, даже Ева не представляла себ горечь его чувствъ,— мракъ, который онъ увидлъ передъ собою въ будущемъ.

Увидавъ пустой кэбъ, Лодеръ подозвалъ его, усадилъ Еву и самъ слъ подл нея. Дорога въ Клифордсъ-Иннъ показалась имъ обоимъ безконечно длинной. Оба они почти все время молчали. Дохавъ до Мидль-Тампль-Лэнъ, они оставили кэбъ, прошли пшкомъ по Флитъ-Стриту и, наконецъ, вошли въ Клифордсъ-Иннъ. Ева вздрогнула отъ угрюмаго вида двора.

— Точно кладбище,— проговорила она.

Лодеръ повелъ ее за собой по двору, потомъ по лстниц, и они остановились, наконецъ, у его двери. Лодеръ пробовалъ открыть дверь, но она оказалась запертой изнутри. Онъ обернулся къ Ев съ тревожнымъ выраженіемъ лица.

— Тутъ что-то не ладно,— сказалъ онъ тихо.— Дверь закрыта и не видно свта.

Онъ ршилъ открыть замокъ своимъ запаснымъ ключомъ и сказалъ, что войдетъ сначала одинъ, а потомъ уже позоветъ Еву. Она согласилась и послушно отступила. Лодеръ открылъ дверь и вошелъ въ темноту, а она осталась его ждать. Прошло довольно много времени, и ей сдлалось жутко. Наконецъ, онъ снова показался, но видъ его былъ такой, что у Евы похолодли руки, когда она взглянула ему въ лицо.

— Что случилось?— прошептала она.

Онъ, вмсто отвта, близко подошелъ къ ней,— въ глазахъ его застыло выраженіе ужаса.

— Идемъ,— сказалъ онъ.— Идемъ скоре! Я отвезу тебя домой.

Ева схватила его за руку.

— Почему? Почему?— тихо спросила она.

Но онъ настойчиво повелъ ее въ лстниц.

— Спустимся какъ можно тише,— сказалъ онъ.— Тебя не должны здсь увидать.

— Въ чемъ дло? Что случилось?— настаивала Ева, отказываясь повиноваться. Лодеръ посмотрлъ на нее въ нершительности и, наконецъ, уступилъ ея просьб:

— Онъ умеръ,— тихо проговорилъ онъ.— Чилькотъ умеръ.

——

Ева не имла времени опомниться посл оглушительнаго извстія. Лодеръ торопилъ ее, занятый исключительно мыслью о ней, о томъ, чтобы оградить ее отъ всякой непріятности. Только когда они вышли изъ Клифордсъ-Инна, такъ же незамтно, какъ вошли, и сли въ кэбъ на Стрэнд, Лодеръ вздохнулъ съ облегченіемъ.

Ева все еще не приходила въ себя. У нея было только успокоительное сознаніе, что Лодеръ подл нея и что она подъ защитой его силы. Они оба долго молчали. Наконецъ, и Лодеръ, чувствуя, что на немъ лежитъ отвтственность за Еву, ршился заговорить.

— Ева,— сказалъ онъ,— ты понимаешь, что все это означаетъ?— Она молчала, и посл нкотораго колебанія онъ продолжалъ:— Пойми,— вдь съ того времени, какъ я увидлъ тебя, я думаю только о теб и ни о комъ другомъ.

Она подняла глаза на него.

— Отдаешь ли ты себ отчетъ въ томъ, что произошло сегодня? Съ сегодняшняго вечера въ Лондон нтъ человка, носящаго имя Джона Лодера. Завтра его найдутъ мертвымъ въ его комнат, и посмертное изслдованіе покажетъ, что онъ умеръ отъ морфиноманіи. Его похоронятъ, ничего интереснаго въ его комнатахъ не найдутъ, никакіе родственники не явятся за его тломъ. Все это, конечно, ужасно,— но съ этимъ приходится мириться.

— Для васъ же это иметъ еще другое значеніе, Ева,— продолжалъ онъ рзко и взволнованно.— Сегодня закончилась цлая глава моей жизни. Я бы могъ навсегда захлопнуть книгу и бросить ее прочь. Но я думаю о теб, и потому не бросаю. Вотъ что будетъ. Я вернусь съ тобой на Гровноръ-Скверъ, останусь до тхъ поръ, пока найдется для Чилькота предлогъ для отъзда за границу. Фрэда я буду избгать, откажусь отъ политики. И тогда я сдлаю то, что сдлалъ бы сегодня, еслибы это оказалось возможнымъ. Я уду куда-нибудь въ чужую страну, чтобы начать новую жизнь.

— Въ другую страну?— спросила Ева.— Что это значитъ?

— Я начну новую жизнь въ новой стран, для того, чтобы я могъ придти въ теб съ плодами честнаго труда. Я не такъ старъ, чтобы ужъ не могъ сдлать того, что длаютъ другіе.

— Ты не слишкомъ старъ, это правда,— медленно сказала Ева.— Но дло не въ этомъ, не въ твоихъ личныхъ соображеніяхъ. Теперь весь вопросъ въ томъ, имешь ли ты право уйти. У тебя есть дло. Ты нуженъ своей стран. У меня тоже есть права на тебя — я тебя люблю. Но и эти права ничто. Ты можешь отвергнуть любовь. А долгъ передъ страной — другое дло. Ты отъ него не можешь отречься.

Онъ хотлъ отвтить, но она остановила его:

— Не говори. Я знаю, что ты хочешь сказать. Но подумай. Ты принадлежишь Англіи. А вс твои разсужденія о нравственномъ долг вызваны гордостью. Гордость хороша, когда она умстна. Теперь не время для нея. Знаешь,— сказала она, кладя свои руки на его руки: — м-ръ Фрэдъ сообщилъ мн сегодня, что въ его новомъ министерств мсто товарища министра предоставлено будетъ теб, Джонъ…— На этомъ слов она оборвала фразу. Кэбъ остановился передъ домомъ Чилькота.

— Васъ въ кабинет ждетъ съ полчаса м-ръ Фрэдъ,— доложилъ слуга.

Ева повернулась въ Лодеру, чтобы узнать приговоръ, ршающій ихъ будущую судьбу.— Ты знаешь, что онъ пришелъ предложить лично мсто товарища министра,— сказала она.

Она замолчала. Черезъ минуту Лодеръ обратился въ ней. Лицо его было блдно и серьезно,— но за этимъ выраженіемъ свтилась старая сила и увренность въ себ.

Сдлавъ шагъ впередъ, онъ протянулъ ей об руки.

— Мое согласіе или отказъ,— сказалъ онъ очень спокойно,— зависитъ отъ моей жены.

Съ англ. З. В.

‘Встникъ Европы’, NoNo 1—3, 1907

Читайте также: