Честь
Честь
Рассказ Бине-Вальмера
Перевод Е. Ильиной
* * *
———————————————————————————
Честь, Бине-Вальмер, Год: 1912
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Элегантный, стройный, державшийся очень прямо, г. Годар де Сюра, опираясь локтем на ручку кресла, читал совершенно спокойным голосом, только что написанное им письмо. С другой стороны стола его слушал г. Годар-Равилль. Яркий свет лампы освещал их лица, очень между собою схожие. Оба были молоды. Оба во фраках, оба с гладкой прической и усами на английский манер. И оба в эту минуту казались слегка побледневшими.
Г. Годар де-Сюра, окончив чтение письма, взглянул на брата.
Г. Годар-Равилль произнес:
— Да… так хорошо.
И никогда братья, казалось, не были ближе друг к другу, как в эту минуту. А между тем, с того времени, как они покинули родительский дом, они шли всегда по одному и тому же пути, и все их поступки, житейская борьба, успехи и убеждения, все это было одинаково.
Годары были сыновьями нотариуса в одном небольшом городке. Отца их уважала вся провинция, но им захотелось подняться выше. Один женился на m-lle Сюра, другой на m-lle Равилль. Сюра принадлежали к старинному знатному дворянству, а Равилль был знаменитым ученым. Денег за невестами не было, но были связи и брак с ними мог считаться очень почетными. Благодаря ему перед молодыми честолюбцами открылись и салоны и клубы. Они в них блистали, но с осторожной скромностью. Они вовсе не желали удивлять, а стремились понемногу утвердиться в высшем обществе. Интриганами назвать их было нельзя, они терпеливо пробирались вперед взаимно друг другу помогая, чему способствовала их взаимная привязанность. Эту тесную дружбу между братьями ценили и восхваляли. Они чувствовали себя почти своими в этом обществе, где еще ценилась добродетель и где, несмотря на пышность и богатство, люди сохранили безусловную честность.
Поэтому братьев уважали, как честных людей, верных мужей, преданных друзей. Они считались услужливыми, честными, чистоплотными во всех отношениях.
И вот, внезапно на их пути встало самое ужасное несчастье.
Сегодня вечером они получили по письму. И в этих письмах нотариус Годар, с ужасной простотой, сознавался им, что вот уже пятнадцать лет как он пустился в мошенничество. Было ли это для воспитания детей, или для удовлетворения какой-нибудь страсти, но он тратил деньги своих доверителей, не объяснив причины этого мошенничества. Он объявил только, что наступил час расплаты, и он не может больше изворачиваться. Что скандал должен разразиться на днях, и он в виду этого вручает свою жизнь в руки своих сыновей. Что они ему прикажут сделать, то он и сделает.
И письмо, которое читал г. Годар де Сюра брату, и с которым последний вполне согласился, было ответом на письма отца. И это письмо было так прямолинейно, так бесстрашно, так лишено всякого волнения и жалости, что, не выражая этого словами, оно являлось настоящим смертным приговором. В этих размеренных фразах все было полно благоразумия и строгой логики. Они даже не особенно долго и совещались. Похожие душой, они одинаково посмотрели на ужасную задачу и решение показалось им очень просто. И это их поддерживало и ободряло. И в то время, как г. Годар де Сюра вкладывал письмо в конверт, они обменялись взором.
В эту минуту в дверь постучали.
— Что такое?.. А… Ну хорошо, просите, — сказал слуге старший брат и, обращаясь к младшему, проговорил:
— Это Павел!
Г. Годар Равилль наморщил брови.
На пороге появился видимо взволнованный человек.
Это был третий сын нотариуса. На сколько сдержанности было в взоре старших братьев, настолько сверкали огнем его глаза. Ах! Этот Павел всегда отличался отсутствием благоразумия! Он также был на пути, но на пути беспорядка, и его брак погрузил его окончательно в цыганскую жизнь. Он женился, совершенно беззаботно, на представительнице богемы из Монтмартрского предместья и жил с ней просто так, по привычке. Это был бородатый, высокий малый, толстый и шумный, которого братья стыдились, а отец не уважал.
— Ах! Милые мои! Милые!..— повторял Поль Годар и шел к братьям с раскрытыми объятьями.
Но братья, поднявшись с кресел, встали за столом и сразу, с первых же слов поставили его на место.
Но их сухость не помешала ему излить свою горесть. Ведь это был их отец… и кроме того надо же понять… Несомненно это все произошло не вдруг… тянулось долго… надо же это понять!
Но видя, что их физиономии все больше и больше замыкались, он рассердился:
— Ну так как же? Что же вы придумали?
Годар де Сюра отвечал:
— Мы ему ответили.
— Да что? Что ответили-то?
— Послушай, Павел, я не думаю, что бы ты мог быть хорошим судьей в деле нашей чести…
— То есть, как это?
— Не заставляй меня вызывать тяжелых воспоминаний. Когда наш отец еще был самим собой, он лишил тебя своего уважения…
— Да… Он осудил меня слишком поспешно. Но из этого не следует, чтобы и я его также поспешно судил!
— Я не желаю спорить, Павел! Мы ответили твоему отцу… по совести, а эту совесть мы унаследовали от него же. Ты же можешь поступать как тебе угодно… Ну да! Ты можешь ему написать… Делай как хочешь!..
И гнев здесь был бессилен. Стоя сзади стола, плечом к плечу, братья были так бесконечно далеки от него… Павла.
Ему оставалось только уйти, что он и сделал, с силой хлопнув дверью.
Очутившись на улице, среди темноты, Павел шел пылая гневом. В нем гнев в эту минуту пересиливал сострадание. Их честь!.. Их честь!.. Канальи!.. Конечно им удобнее, чтобы старик исчез…
Кровь, говорят, все омывает! Они не жалели чужой крови!.. Ах! Они!.. Несчастный старик!
И Павлу представлялся там этот старик, с большой головой, бритыми губами и седыми баками, которые он почесывал в затруднительные минуты. Он украл? А зачем?.. Что доказывало, что он воровал не для них же?.. О! Конечно, не для меня, а для них! И они его еще судят!..
И Павел развел руками. Он так часто сам себе прощал и был полон такого доброжелательства! Бедный старик!.. Надо бы к нему поехать… да ведь далеко? А деньги, где их взять?.. занять?.. ну это мудрено!
Нет, он ему напишет, сейчас жена пишет и сумеет его удержать… Но вернувшись домой, Павел начал рассказывать о том, что было, своей жене, описывал ей, как держали себя братья и снова пришел в ярость.
А на другой день, в сумерки, в маленьком провинциальном городке, нотариус Годар дожидался у ворот дома прихода почтальона, и он ждал и надеялся… Ночью он вел себя как трус… а теперь даже и страху точно не чувствовал, он надеялся, что его удержат, ведь это его родные дети и для них же… Почтальон подал ему письмо. Одно, единственное письмо. Г. Годар узнал почерк и тяжелыми шагами прошел к себе в кабинет. Послышался шум, туда бросились люди и нашли его мертвым. А на другой день, с первой почтой пришло в городок чудное письмецо, полное жалости, нежности, любви. Павел его написал и послал, но только… немножко поздно.
Источник текста: журнал ‘Вестник моды’, 1912, No 30. С. 268—270.