Александръ Амфитеатровъ
(Old Gentleman)
СВЯТОЧНАЯ КНИЖКА
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
‘Т-во Художественной Печати’. Англійскій пр., 28.
1902
Чортовъ ужинъ (1217 г.)
Чертов ужин, Амфитеатров Александр Валентинович, Год: 1901
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Фламандецъ не любитъ внезапностей, ему чудится въ нихъ недоброе начало. Если вдругъ — ни съ того, ни съ сего — безъ видимой причины, упадетъ черепица съ крыши, сорвется съ гвоздя повшенная на стну вещь, народное суевpie записываетъ это на счетъ дьяволу. Во многихъ странахъ существуетъ обычай — если втромъ распахнетъ двери дома — привтствовать невидимаго гостя: ‘добро пожаловать! милости просимъ!’ Предполагается, что въ домъ заглянулъ кто либо изъ покойныхъ его обитателей — изъ ‘родителей’, какъ говорятъ на старой Руси — или ангелъ-хранитель. На поврь этомъ нашъ Лсковъ построилъ очень красивый и сильный разсказъ свой ‘Христосъ въ гостяхъ у мужика’. Во Фландріи — совсмъ наоборотъ. Тамъ сказанной случайности боятся — и народная мудрость учитъ:
— Если заскрипитъ и отворится твоя дверь и никого не окажется за нею, берегись сказать ‘милости просимъ!’ Помни, что случилось съ фермеромъ Госленомъ.
Фермеръ этотъ пригласилъ къ обду двухъ друзей. Должны были ссть за столъ въ полдень, а уже прозвонили къ вечерн — и гостей все не было.
— Чортъ же ихъ возьми, сказалъ проголодавшійся фермеръ. Не намренъ я ждать ихъ дальше! Если и придутъ они теперь, найдутъ одн кости. На зло имъ, посажу съ собою за столъ перваго, кто постучитъ ко мн въ домъ, — хотя бы то былъ самъ дьяволъ изъ ада!
Вдругъ дверь дома распахнулась во всю ширь, и никого не было за нею. Фермеръ, забывъ о своихъ нечестивыхъ словахъ, подумалъ, что пришли, наконецъ, его гости, и весело пошелъ имъ на встрчу, крича:
— Нечего сказать, заставили вы себя ждать! За то теперь мы попируемъ въ свое удовольствіе! Входите же, милости просимъ!
Тогда на порог показались — не друзья фермера, но три незнакомца — въ черныхъ, какъ смоль, кафтанахъ и штанахъ, въ черныхъ шляпахъ и съ черными перьями на шляпахъ. Низко кланяясь хозяину, они подошли къ накрытому столу, взяли стулья и принялись за обдъ. Фермеръ былъ такъ озадаченъ, что не посмлъ возразить имъ ни слова.
Чмъ больше смотрлъ онъ на блдныя лица гостей, тмъ зле пробирала его лихорадка. Ни одинъ христіанинъ не лъ такъ странно, какъ эти чудаки. Хоть бы словечкомъ обмнялись они, хоть бы челюсть чавкнула, косточка хрустнула на зубахъ. Кушанья — точно валились въ бездонную пропасть. И съли они все до послдней крошки: только соли не тронули, — а, когда не хватило състного, сожрали ложки, вилки, тарелки, ножи, скатерть со стола — и все не были сыты. Зловще переглянулись они и уставились жадными глазами на помертвлаго Гослена.
И пропалъ безъ всти бдняга Госленъ, и съ тхъ поръ уже никто не уживался и двухъ дней къ ряду въ его запустломъ дом. Потому что — едва падутъ сумерки — вновь тутъ какъ тутъ и пируетъ за столомъ нечистая сила. И — видли люди: тутъ же сидитъ и фермеръ Госленъ, блдный, истерзанный, и полными ужаса глазами смотритъ на демонскій ужинъ.
Наконецъ и домъ обветшалъ, развалился, истлли его обломки. Но мсто, гд онъ стоялъ, навсегда осталось проклятымъ, — такъ облюбовала его нечистая сила. Ничто не спорилось на немъ — даже трава не росла, дикія виднія являются тамъ по ночамъ и пугаютъ здоковъ и прохожихъ.