Александръ Амфитеатровъ.
Красивыя сказки
Красивыя сказки
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія Спб. Т-ва ‘Трудъ’. Фонтанка 86
1908
Черный всадникъ.
Черный всадникъ.
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
Черный всадник, Амфитеатров Александр Валентинович, Год: 1907
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Вотъ что разсказалъ мн старый, одтый въ блую мантію, монахъ въ долгую безсонную ночь, когда мы вдвоемъ съ нимъ сидли на мшистой стн флорентинской Чертозы и смотрли на синій мракъ долинъ и большія звзды темнаго безлуннаго неба.
Было племя, былъ городъ, — великое племя, золотой городъ.
Вендъ былъ вождемъ города.
Народъ, которымъ онъ правилъ, — теперь забытый даже по имени, — жилъ здсь, между двумя теплыми морями, у подножья невысокихъ горъ, подъ синимъ шатромъ ласковаго неба. То былъ кроткій народъ пастуховъ и земледльцевъ, не вдавшій ни войны, ни междуусобій. Люди мирно обрабатывали поля, выгоняли стада на пастбища и чтили боговъ. Таинственныя незримыя существа возвщали мудрымъ изъ народа свою волю шелестомъ дубравы, грохотомъ горныхъ потоковъ и теченіемъ небесныхъ свтилъ.
Было время, когда въ этотъ благословенный край пришло и осло въ немъ, какъ саранча, дикое воинственное племя. Одтые въ звриныя шкуры, покрытые, вмсто шлемовъ, ужасными мордами волковъ и медвдей, бородатые и длинноволосые дикари упали съ горъ на долины, подобно снгу изъ заблудившейся въ неб тучи. Они избили треть населенія, а остальной народъ обратили въ рабство.
Они заставили побжденныхъ выстроить по ущельямъ и на вершинахъ холмовъ крпкіе замки и заперлись за ихъ стнами, подлившись на мелкія дружины. Въ то время, какъ порабощенные туземцы гнули спину надъ черными пашнями или водили стада по зеленымъ горнымъ скатамъ, дикари-побдители слдили за ними со своихъ вышекъ, какъ ястреба, всегда готовые слетть въ долъ на добычу. И, когда они слетали, худо было стран: поля утучнялись кровью и мертвыми тлами, сотни юношей и двъ увозили горные мулы плнниками въ замки чужеземцевъ, а побдители справляли празднества въ честь новой удачи.
Но въ сред покореннаго народа было не мало людей мужественныхъ и гордыхъ. Они не захотли покориться игу чужеземцевъ и бжали изъ роднаго края въ далекія юго-восточныя горы. Тамъ бглецы жили нищенскимъ бытомъ звролововъ и пчелинцевъ: одинъ день сыты, два дня голодая. Тмъ не мене число ихъ съ каждымъ днемъ возрастало, и наконецъ ихъ собрались многія тысячи. Тогда они ршили возстать и сказали своимъ старйшимъ:
— Выберите изъ своей среды вождя, чтобы мы могли идти за нимъ съ мечомъ и огнемъ.
Но старйшины отвчали:
— Вотъ мы спрашивали боговъ и въ шум водъ, и въ полет птицъ, и въ звздныхъ путяхъ, но боги безмолвствуютъ. Знать, избранника нтъ между нами. Подождите, пока боги укажутъ его!
Въ одну ночь, когда верховный жрецъ бглецовъ крпко спалъ предъ очагомъ въ своей пещер, нкто шепнулъ ему на ухо:
— Встань, близится избранникъ, или ему на встрчу!
А когда жрецъ въ испуг сорвался со своего жесткаго ложа, отряхая сонъ отъ зницъ, въ отверстіе пещеры заглянулъ косматый звроловъ — начальникъ стражей ущелья, восклицая:
— Проснись, отецъ, потому что надъ горами видно великое чудо!
Большая, невиданная дотол, звзда возсіяла на далекой восточной черт, гд синее небо сходилось съ черными горами. Она была — какъ рубинъ въ рукоятк царскаго меча, а подъ нею висла широкая полоса свтящагося тумана. Звзда блистала такъ ярко, что освщала весь небесный просторъ, какъ смоляной факелъ освтилъ бы тсную хижину. Жрецъ долго стоялъ на обрыв предъ своею пещерой, вперивъ взоръ въ дивное явленіе и измряя мыслями его тайну. Потомъ сказалъ стражу звролову:
— Возьми головню съ очага и иди предо мною. Мы пойдемъ, куда зоветъ насъ звзда.
И, въ трепетномъ молчаніи, они вышли изъ горнаго гнзда бглецовъ и погрузились во мракъ спящихъ ущелій. Облака покрыли влагой ихъ плащи, колючія травы раздирали ихъ обувь, утесы торчали поперекъ ихъ дороги, какъ ночные великаны-грабители, неизмримыя пропасти развали вокругъ нихъ черныя бездны, полныя шумомъ дикихъ водопадовъ, Не разъ вскакивали съ ихъ пути хищные зври и, стоя въ сторон, жалобно выли, дивясь изъ темноты на красное трескучее пламя головни, которою размахивалъ предъ собою стражъ-звроловъ. И, когда изъ глубины ущелій, отъ потоковъ, потянуло предразсвтнымъ втромъ, когда изумрудное созвздіе Воза, перевернувшись къ зениту дышломъ, покатилось за горы, а новая звзда, въ предчувствіи денницы, стала быстро блднть и таять на просвтлвшемъ бирюзовомъ неб, — жрецъ и звроловъ вышли изъ горъ на отлогій берегъ шумнаго моря. Запылала заря и — въ пн буйнаго прибоя — показала имъ юношу, безъ чувствъ распростертаго на груд камней и раковинъ. На чел юноши сіяла золотая повязка и мечъ съ золотою рукояткой сверкалъ у его бедра. Увидвъ это, жрецъ и звроловъ исполнились страха и благоговйно преклонились предъ юношей, онъ же, открывъ большіе глаза, синіе, какъ небо, смотрлъ на нихъ съ изумленіемъ и не понималъ, что они говорили ему, а они не понимали, что говорилъ онъ. Но такъ какъ юноша, ударяя руками себя въ грудь, много разъ повторилъ одно слово — ‘Вендъ’, то жрецъ сказалъ:
— Кто бы ты ни былъ, о Вендъ! слдуй за нами, ибо звзды послали намъ тебя, чтобы ты поразилъ нашихъ враговъ и правилъ нами!
Шесть лунъ родилось и умерло, родилась и созрвала седьмая. Тогда жрецъ сказалъ стражу-звролову:
— Ударь въ щитъ, чтобы собрались люди и слышали, что скажетъ имъ Вендъ.
И, когда, на звукъ щита, сошлись горцы-бженцы, жрецъ вывелъ къ нимъ Венда изъ пещеры и сказалъ:
— Вотъ вождь, котораго вы просили у боговъ. Мы со стражемъ-звроловомъ нашли его въ первую ночь таинственной звзды, озаряющей востокъ. Шесть лунъ онъ былъ моимъ гостемъ, и я скрывалъ его въ своей пещер. Теперь возьмите его: онъ вашъ! — но преклонитесь предъ нимъ, ибо онъ избранникъ свтилъ, въ ночи блуждающихъ надъ нами по неизмннымъ небеснымъ путямъ.
Такъ какъ горцы очень изумились и молчали, то Вендъ выступилъ впередъ и сказалъ:
— Не для того скрывался я шесть лунъ въ жилищ мудрйшаго изъ васъ, о люди горъ, не для того учился вашему языку, чтобы теперь молчать предъ вами, кто я и какъ попалъ къ вамъ. Моя страна далеко — къ югу отъ вашей. У васъ тепло — у насъ жарко. У васъ растетъ пинія и магнолія — у насъ пальмы и бананы. У вашихъ горъ снгъ серебритъ только чубы на макушкахъ, наши уперлись головами въ небо и по поясъ опустили сдыя бороды. Имя этимъ горамъ — Небесныя, у подножія ихъ жилъ мой народъ — такіе же русые люди, съ блымъ тломъ и свтлыми глазами, какъ я, кого вы видите предъ собою. Вы называете меня Вендомъ. Это имя не мое, а моего народа, но, такъ какъ я одинъ между вами и мн не быть уже на родимой сторон, то пусть отнын Вендъ станетъ моимъ именемъ!
Я князь и сынъ князя своего племени. Мой пращуръ населилъ долины Небесныхъ горъ, — цвтущія долины, гд розы благоухаютъ надъ жемчужными ручьями, гд по вчно зеленымъ пастбищамъ бродятъ козы съ шерстью блою, какъ молоко, блестящею, какъ серебро, мягкою какъ пухъ, что осенью рождается въ воздух и летаетъ по втру. Сильный враждебный народъ сталъ напирать на насъ съ юга. Мы не захотли отдать ему свои розы, ручьи и козъ. Мы бились съ нимъ острыми мечами, но пришельцы задавили насъ, какъ лавина давитъ караванъ въ ущельи, смыли насъ съ лица земли, какъ наводненіе уноситъ хижину съ рчнаго берега. Неудержимо стремясь на сверъ, они остановились въ нашемъ краю лишь на одну зиму и потекли дальше, но и этого было достаточно: позади ихъ осталась кровь, трупы и пепелъ.
Когда минуло это великое несчастіе, мой отецъ, съ немногими уцлвшими отъ бойни, выступилъ изъ заоблачной пещеры, куда удалился онъ посл нашего пораженія, и сказалъ:
— Я дряхлъ и сдъ: мн уже не вкусенъ медъ, и дротикъ колеблется въ моей рук. Пала моя дружина, — дожди моютъ ея кости на дн долинъ. Мн въ пору только сожигать трупы и плакать у ихъ костровъ: умерла душа моя, не мн мстить врагамъ и возстановлять величіе вендовъ. Ты, сынъ мой, юноша, мышцы твои крпки, и умъ полонъ смлыми помыслами. Иди на сверъ! Тамъ найдешь ты пустынный край — границу земли и снга. На полноводныхъ ркахъ, прорзывающихъ дремучіе лса и необозримыя степи, живетъ тамъ обильный, одноплеменный намъ, народъ. Пади къ ногамъ его старйшинъ, и пусть они, великіе Ваны, примутъ на себя обиду, которою поразили насъ, ихъ братьевъ, жестокіе Азы!
При имени Азовъ затрепетали горцы, потому что такъ назывался народъ, угнетавшій и ихъ страну. Но Вендъ продолжалъ:
— И я вышелъ въ путь, и міръ открылся моимъ очамъ. Я спустился съ великихъ горъ въ желтую пустыню, гд только втеръ былъ мн товарищемъ, обгоняя песчаными вихрями бгъ моего верблюда. Марево ряло предо мною въ душномъ воздух, солнце краснымъ шаромъ ходило въ вышин, а по ночамъ звзды загорались надъ моею головой такія большія и яркія, что казалось, будто я ду въ ихъ области, и холодный втеръ полуночи, разввая мой бурнусъ, несетъ меня прямо къ неподвижной звзд свера, которой держаться веллъ мн отецъ, чтобы достигнуть страны великихъ Вановъ. Такъ дохалъ я до большой рки, катящейся по пескамъ. Здсь меня взяли въ плнъ чернобородые воины съ пиками, украшенными хвостами коней, и, ограбивъ, продали, какъ раба, халдеямъ — въ храмъ великихъ маговъ, поклонявшихся золотому солнцу — огню вселенной. Но когда маги узнали, что я — Вендъ и происхожу изъ страны солнца, они возвратили мн свободу, наградили меня и, поклонившись до земли, указали путь къ западному лукоморью, гд имютъ дома люди-корабельщики, чтущіе жестокаго мднаго бога, пожирателя младенцевъ, и добывающіе изъ раковинъ темно-синій пурпуръ. Имъ извстна страна великихъ Вановъ, и я слъ на корабль, чтобы достигнуть ея, но буря унесла насъ отъ береговъ въ открытое море. Три дня я три ночи она влачила насъ по волнамъ, передавая съ рукъ одного разъяреннаго втра на руки другому, еще боле ожесточенному, пока, наскучивъ нами, не ударила корабль о подводные камни. Море поглотило моихъ спутниковъ, а меня, слугу таинственнаго жребія, выбросило на вашъ берегъ. И вотъ я здсь, и вашъ жрецъ, мудрйшій изъ людей, сталъ мн вторымъ отцомъ и открылъ мн очи на божественную волю, начертавшую мою судьбу. Звзда взошла надъ моей головой. Люди горъ! если вы довряете ея выбору, я вашъ. Я поведу васъ на вашихъ притснителей, потому что, если я не нашелъ великихъ Вановъ, то нашелъ тхъ, кому я обязался мстить: ваши враги — мои враги. Идите же за мною, люди горъ, и возвратите своимъ братьямъ свободу, а себ — отчизну!
Такъ сказалъ Вендъ, и горцы подняли его на щитъ съ радостными кликами:
— Живи, Вендъ! живи, нашъ вождь, избранникъ звзды, и да погибнутъ Азы!
Вендъ побдилъ Азовъ и вытснилъ ихъ далеко за предлы освобожденнаго края. Азъ-Торъ, рыжебородый предводитель притснителей, негодуя на свое пораженіе, самъ пронзилъ себя мечомъ и былъ похороненъ въ русл отведенной рки, по обычаю великихъ богатырей своего племени.
Вендъ правилъ долгій, счастливый вкъ, о которомъ до сихъ поръ сокрушаются люди, называя его золотымъ. Вендъ не велъ войнъ, чтобы расширять свои владнія, но никто не дерзалъ нападать на его область: такъ грозно смотрла въ очи иноземцамъ мощная власть внутри страны, многолюдной, богатой, текущей молокомъ и медомъ. Ко двору Венда стекались богатыри, мудрецы и художники. Онъ воздвигалъ великолпныя зданія и наполнялъ ихъ изображеніями боговъ, почитаемыхъ его народомъ. Самъ Вендъ не врилъ во многихъ боговъ. Когда, еще въ стран убжища, верховный жрецъ вывелъ его, юношу, на темя горы и сказалъ ему:
— Поклонись солнцу, ходящему въ неб, потому что оно — Зевсъ.
Вендъ покачалъ головой и возразилъ:
— Нтъ, отецъ. Хотя ты очень мудръ, но ошибаешься. Солнце не Зевсъ, а разв одно изъ жилищъ Зевса.
Жрецъ взглянулъ на него съ удивленіемъ и воскликнулъ:
— Разв ты одинъ изъ посвященныхъ, что теб извстно таинство, передаваемое въ нашемъ сословіи изъ рода въ родъ и отъ отца — на смертномъ одр — сыну?
Вендъ сказалъ:
— Такъ вровалъ весь мой народъ, жившій у подножія Небесныхъ горъ.
Жрецъ еще боле изумился, но, качая головой, отвтилъ:
— Счастливъ народъ, озаренный свтомъ истины, но — сынъ мой! нашъ народъ простъ и дикъ, ему мудрено постигнуть великую тайну. Не оскорбляй его божествъ, чтобы онъ не возненавидлъ тебя и не отказался видть въ теб избранника.
Вендъ сказалъ:
— Я никого не хочу оскорблять. Я не могу поклоняться солнцу, какъ Зевсу, но разв оно — прекраснйшее изъ жилищъ Зевса — не достойно того, чтобы предъ нимъ благоговлъ простой смертный?..
Судъ Венда, справедливый и нелицепріятный, славился въ самыхъ дальнихъ предлахъ земли. Народъ его былъ великъ и многъ числомъ, но Вендъ самъ вникалъ во вс тяжбы своей страны. Придворные говорили ему:
— Зачмъ ты утруждаешь себя, вождь? Судъ могли бы справить за тебя и мы, твои ближніе мужи!
Вендъ возражалъ:
— Я не веду войнъ, жертвы и храмы отдалъ жрецамъ, если и судъ вамъ отдамъ, — что же оставлю себ? Справедливость — дло вождя. Оставьте меня длать свое дло: отъ этого не будетъ хуже ни мн, ни вамъ.
Вендъ былъ человкъ ученый, зналъ травы, камни и слова, исцлявшіе недуги, читалъ звздную книгу и, глядя въ лицо человка, узнавалъ его мысли. Зври засыпали отъ его блестящаго взора. Онъ не длалъ золота, потому что презиралъ его, но мудрыя книги научили его тайн долгой жизни и, посщая больныхъ, онъ возстановлялъ ихъ силы, такъ что нигд на всей земл смерть не имла такъ мало жертвъ, какъ въ стран Венда.
Такъ жилъ Вендъ и дожилъ до восьмидесяти лтъ, когда сдая голова его пожелтла, а борода опустилась до самаго пояса и стала похожею на пну, что посл волненія качается на зеленыхъ морскихъ волнахъ.
Пришла въ Золотой городъ всть изъ сосдняго царства:
— Неспокойно у насъ въ царств. Невидимкой ходитъ между людьми невдомая болзнь, и многіе умираютъ напрасною смертью. Берегитесь, чтобъ и у васъ не было того же.
Вскор посл того, какъ Вендъ получилъ эту всть, прибгаетъ къ нему начальникъ стражи, которую держалъ онъ въ пограничныхъ ущельяхъ, и говоритъ въ испуг:
— Тридцать лтъ стою я стражемъ на рубеж нашей земли, какъ раньше стояли мой отецъ и ддъ. Мимо меня не прорыскивалъ зврь, не пролетывала птица, безъ того, чтобы я не зналъ и не могъ отвчать о нихъ твоему могуществу. Сегодня проникъ въ страну какой-то витязь на ворономъ кон, въ черномъ доспх. Мы окликнули его, — онъ не отозвался намъ, мы требовали, чтобы онъ остановился и сказалъ свое имя, — онъ, молча, перехалъ границу, мы скрестили предъ нимъ копья, но онъ дунулъ, — и копья распались прахомъ, а многіе изъ моихъ воиновъ упали замертво, и теперь часть ихъ уже умерла, а остальнымъ такъ худо, что, я полагаю, недалекъ и для нихъ часъ кончины. Пока мы, пораженные страхомъ, стояли въ онмніи, витязь скрылся изъ вида. Боюсь, Вендъ: не изъ тхъ ли онъ злыхъ волшебниковъ, которые, какъ слышно, сютъ болзнь и смерть въ сосдней стран.
Смутился Вендъ, — сталъ смотрть въ мудрыя книги, но ничего не сказали ему мудрыя книги. Въ волненіи ходилъ онъ по открытымъ террасамъ своего дворца, и такъ билось у него сердце, и такъ мутились мысли въ голов, что онъ подумалъ:
— Старъ я сталъ и скоро умру!
Втеръ колыхалъ платаны сада, придвинувшіе къ террасамъ свои могучіе сучья, фонтаны шумли въ ихъ тни, птицы чирикали въ ихъ втвяхъ, радуясь солнечному дню и голубому небу, но и въ шум платановъ, и въ плеск фонтановъ, и въ пташьемъ крик звучало Венду:
— Ты скоро умрешь, другъ Вендъ! ты скоро умрешь, другъ Вендъ!
И задумался старый вождь, взявшись руками за перила террасы. Но духъ воспрянулъ въ немъ и, тряхнувъ сдыми кудрями, онъ воскликнулъ:
— Да будетъ такъ! я прожилъ довольный вкъ и сдлалъ, что могъ въ своей жизни. Умирать — такъ умирать! — я готовъ, не боюсь. У меня есть сынъ: онъ займетъ мое мсто и, какъ я, будетъ блюсти и любить мой народъ
Съ просвтленнымъ лицомъ и спокойнымъ духомъ, Вендъ вошелъ въ палату своего совта. Но здсь предсталъ ему встникъ и сказалъ:
— Государь, въ пограничныхъ селахъ, гд прохалъ черный витязь, вымерли тысячи жителй. Испуганный народъ бжитъ толпами въ городъ, чтобы ты защитилъ ихъ отъ лютаго волшебника, а онъ медленно детъ слдомъ за бглецами и губитъ ихъ…
И не кончилъ еще разсказа этотъ встникъ, какъ вбжалъ другой, растерзалъ свою одежду, упалъ ницъ передъ вождемъ и воскликнулъ, рыдая:
— Горе намъ, Вендъ, во вки неутшное горе! У тебя не стало сына!.. Ратуя за свой народъ, онъ, мужественный, какъ ты, пытался загородить путь черному всаднику и вышелъ противъ него съ мечомъ и щитомъ. Но чудовище коснулось его копьемъ, и вотъ онъ лежитъ мертвый на дорог, и хищныя птицы кружатъ надъ нимъ…
Глухо застоналъ Вендъ и схватился за палатный столбъ, чтобы не упасть.
— Поведите меня къ моему сыну! сказалъ онъ по томъ, но услышалъ отвтъ:
— Нельзя, потому что между мстомъ, гд лежитъ его трупъ, и городскими воротами — несмтная толпа бглецовъ, а въ тылу у нихъ черный всадникъ.
Грозно нахмурилъ Вендъ косматыя брови, и вопль, похожій на рычаніе льва въ пустын, вырвался изъ его груди. Молча вышелъ онъ изъ дворца и крпкимъ шагомъ пошелъ черезъ Золотой городъ, по смятеннымъ площадямъ и улицамъ, къ крпостнымъ воротамъ, гд, какъ бараны, толпились въ тсной давк обезумвшіе бглецы. Они бросались къ ногамъ вождя, цловали края его одеждъ и вопили:
— Защити насъ, могучій Вендъ!
Вендъ взошелъ на крпостную стну и увидлъ съ нея на многое пространство ту же несчастную толпу трусовъ. Онъ видлъ искаженныя ужасомъ лица, полные заячьяго страха глаза, простертыя съ мольбой руки, слезы, текущія по блднымъ щекамъ, слышалъ рыданія, стоны, возгласы единой надежды на него, ихъ вождя, защиту и друга, — и крупныя слезы полились изъ его омраченныхъ глазъ и, какъ алмазы, засверкали на блой бород.
Послдніе бглецы, вздымая клубы срой пыли, сбжали съ высотъ и еще ломились въ ворота, когда въ тылу ихъ, надъ безплоднымъ, песчанымъ холмомъ, блеснула искра булатнаго копья и, слдомъ за искрой, черный гигантъ на черномъ кон выросъ надъ холмомъ…
Затрясся старый Вендъ, увидавъ губителя своего народа, и слезы высохли на его глазахъ. Мощною ногою ступилъ онъ на зубецъ крпостной стны и — словно выросъ на локоть — сдлался великъ и страшенъ.
— Стой! крикнулъ онъ, потрясая руками, простертыми къ черному всаднику, — и голосъ его гремлъ, какъ громъ, когда разбиваетъ утесъ въ горахъ, а взоръ сверкалъ, какъ зарница.
— Стой, кто бы ты ни былъ! Я Вендъ, глава Золотого города, запрещаю теб слдовать за этими людьми, они мои! моя любовь и воля стоятъ между тобой и нами!
И росъ, и крпчалъ его голосъ, и ярче, и остре становился пристальный взглядъ свтлыхъ очей, и грозне напрягались простертыя въ воздух руки, а втеръ раздувалъ пурпурный плащъ вождя и космы сдой бороды… Черный всадникъ смутился: сдержалъ коня и нсколько мгновеній стоялъ какъ бы въ нершимости. Потомъ повернулъ коня и, медленно поднявшись на вершину холма, сталъ на ней — безмолвный и неподвижный, подобно изваянію одного изъ суровыхъ боговъ жестокой древности. Вождя же оставила вндрившаяся въ него сила, и онъ упалъ на руки сопровождавшихъ его воиновъ, какъ дитя, внезапно застигнутое сномъ.
Весь день до поздняго вечера не показывался Вендъ, изъ своихъ покоевъ. Только, когда мгла совсмъ уже насла на Золотой городъ, и въ большой палат дворца зажглись розовыя лампады, наполненныя благовоннымъ масломъ, вышелъ онъ къ своей дружин, ожидавшей его съ большою тревогой. Мрачнымъ взоромъ окинулъ вождь мужей брани и совта, слъ къ золотому столу и спросилъ:
— Что длаетъ тотъ… черный воинъ… нашъ врагъ?
— До сумерекъ, о, государь, онъ недвижимо, какъ каменный, стоялъ надъ холмомъ, пугая своимъ видомъ смятенный народъ. Теперь же мракъ покрылъ его, и — продолжаетъ ли онъ сторожить городъ, ухалъ ли, — мы не знаемъ.
Вендъ опустилъ голову на грудь, такъ что лицо его было въ тни, и никому нельзя было прочитать его мыслей. Онъ молчалъ — и дружина молчала.
— Есть ли между вами храбрые люди? сказалъ онъ наконецъ.
— Мы вс не трусы! не обижай насъ, государь! отвчали дружинники въ волненіи.
— Но дерзнетъ ли кто-нибудь изъ васъ похать сейчасъ къ черному всаднику и говорить съ нимъ?
Дружинники смутились, и старйшій изъ нихъ возразилъ:
— Ты требуешь невозможнаго, вождь. Когда человкъ идетъ на звря, онъ знаетъ, что у звря есть клыки, когти и стальныя мышцы, когда онъ идетъ на человка, знаетъ, что у человка есть оружіе,— знаетъ, чего надо страшиться отъ своихъ враговъ и въ чемъ надо стать выше ихъ, чтобы не быть пораженнымъ или убитымъ. Это знаніе даетъ человку храбрость. А ты посылаешь насъ къ волшебнику, поражающему людей на смерть невдомо какимъ оружіемъ или чарами, отъ которыхъ нтъ защиты. Всякую храбрость убиваетъ невдніе.
Вендъ молчалъ, такъ какъ ему казалось, что дружинникъ говоритъ правду. Но выступилъ впередъ мужъ — богатырь ростомъ и съ широкими плечами, онъ показалъ Венду бугры мышцъ на своихъ обнаженныхъ рукахъ и сказалъ:
— Вендъ! Годъ тому назадъ, въ горной пещер, напалъ на меня зврь. Такого я никогда не видалъ раньше и не увижу боле, потому что, должно быть это былъ послдній въ нашей стран. Боролись мы въ темнот, я не видалъ ни когтей его, ни зубастой пасти, и чувствовалъ только, что онъ силенъ и громаденъ. Когда же онъ захриплъ подъ моею рукою и издохъ, я съ великимъ трудомъ вытащилъ его изъ пещеры и изумился: то былъ левъ, изъ той могучей породы, что, какъ говорятъ старики, нкогда во множеств жила въ пещерахъ нашихъ горъ, но была истреблена и вымерла. Теперь только громадные скелеты львовъ блютъ у входовъ въ горные гроты и на дн ущелій. Такимъ образомъ я сражался съ невдомымъ, не боялся и побдилъ. Думаю, что я не струшу и чернаго всадника.
Возвысилъ голосъ другой мужь.
— Я морякъ, сказалъ онъ.— Море — могучій титанъ, а суда мои ничтожныя щепки. Море хитро и обманчиво, вздымаетъ внезапныя бури и выдвигаетъ сегодня подводныя скалы тамъ, гд вчера была бездонная глубина. Однако, на зло его коварству, я полжизни провелъ на его поверхности, плавая на удачу то къ Сикуламъ, то къ Иберамъ, то къ жителямъ далекаго Тира. Я привыкъ бороться съ невдомымъ и не боюсь чернаго всадника.
Третій мужъ просто сказалъ:
— Пошли меня, вождь: я поду.
Вендъ подумалъ и сказалъ:
— Вы подете вс трое.
И онъ всталъ съ сдалища, распрямилъ свою старую спину, расправилъ широкія плечи и повеллъ:
— Скажите ему, скажите злодю: старый Вендъ, который поразилъ Азовъ и шестьдесятъ лтъ правитъ Золотымъ городомъ, зоветъ тебя къ престолу Зевса судиться за безвинно погубленный тобою народъ! Завтра, на разсвт, Вендъ будетъ ждать тебя у городскихъ воротъ и сразится съ тобою на жизнь и смерть, копьемъ и мечомъ, на кон и пшій, со щитомъ и безъ щита!
Такъ какъ борода Венда сильно тряслась, когда онъ говорилъ эти слова, то дружина окружила его, умоляя:
— Вождь! Успокойся!
Но Вендъ далъ имъ знакъ молчать и вышелъ изъ палаты.
Безмолвно хали три богатыря сквозь темную ночь къ холму чернаго всадника. Круглая луна уже выставила изъ-за горъ большой свой отрзокъ, но была еще красна и не давала свта. Ночь молчала. Только копыта коней позвякивали о кремнистую дорогу. Было душно: казалось, будто небо стало ближе къ земл и, какъ низкій потолокъ, придавило и сгустило воздухъ надъ нею. Втра не было, неподвижныя тучи лежали кое-гд на неб, точно спящія чудовища, и закрывали своими черными тушами звзды.
Кони стали. Три рога загремли въ ночной тишин. Эхо загрохотало по холмамъ. Звуки его домчались и въ Золотой городъ. У тысячъ жителей дрогнули сердца, потому что молва о вызов Венда разошлась уже между народомъ, и вс поняли, что значитъ этотъ грозный призывъ.
Еще… и еще… Трижды трубили богатыри, но трижды имъ не было отвта съ вершины холма.
— Явное дло, братья, врагъ ушелъ, и мы ждемъ отклика отъ пустого мста, — воскликнулъ богатырь-убійца льва, и товарищи согласились съ нимъ.
Но, когда луна поднялась и поблднла, ночь изъ черной сдлалась синею, и черный всадникъ предсталъ глазамъ пословъ Венда, такой же угрюмый и застылый, какъ видли они его днемъ. Тогда богатырь-морякъ закричалъ ему своимъ густымъ голосомъ, привычнымъ къ борьб съ ревомъ втра и стономъ сдаго моря:
— Витязь! Мы трое — послы къ теб отъ Венда, царя Золотого города. Дозволь намъ говорить съ тобою. Коней и оружіе мы оставимъ у подножія холма по посольскому обычаю нашей страны, и врь, что мы не нападемъ на тебя измной. Можемъ ли мы приблизиться къ теб безъ боязни, что ты поразишь насъ?
Морякъ замолкъ… Мсяцъ доплылъ до облака и нырнулъ въ его глубь, небо потускло, втеръ нежданнымъ порывомъ коротко свистнулъ въ ущельи, ночная птица гд-то крикнула… Наконецъ послышался отвтъ — какъ будто издалека, глухой, сиплый, но такой могучій, словно весь холмъ вздохнулъ глубиною своей песчаной груди:
— Идите!
Богатыри поднялись на холмъ, поклонились всаднику и подивились его росту, коню и тяжелому оружію. Они хотли взглянуть ему въ лицо, но черная стальная стка висла у него съ шелома на грудь, спину и плечи. Кольчатая рубаха, кольчатыя рукавицы, кольчатая обувь: весь всадникъ былъ — какъ выкованный изъ стали. Напрасно привтствовали его богатыри: онъ не отвтилъ имъ ни словомъ, ни наклоненіемъ головы. Богатыри сли на песокъ, и такъ заговорилъ первый изъ нихъ — убійца льва:
— Мы привезли теб вызовъ на смертный поединокъ отъ нашего вождя, старца Венда. Будь на разсвт у городскихъ воротъ. Вождь встртитъ тебя и сразится съ тобой за обиженный тобою народъ, какъ нкогда сразился онъ съ Азами и уничтожилъ ихъ. Если же ты силой чаръ или оружія побдишь нашего государя, то не одинъ онъ богатырь въ своемъ народ! Я первый…
Но — на этомъ слов — затрепеталъ богатырь, голосъ его прервался, и онъ впился безумными отъ испуга очами въ ночную тьму, которая, за спиной всадника, была какъ будто и гуще, и туманне, чмъ всюду. Слыша, что товарищъ умолкъ, не скончавъ рчи, — богатырь-морякъ подумалъ: ‘врно, ороблъ!’ и продолжалъ, за него:
— Нашъ вождь и вс мы въ Золотомъ город — дружина и народъ — одно тло. Не знаемъ, одолешь ли ты васъ, но, если и одолешь, дорого станетъ теб побда. Грудью пойдетъ дружина Венда на твои чары, и вотъ эта, привычная къ битвамъ съ людьми и моремъ, грудь будетъ первою, которую ты встртишь въ бою…
Но тутъ и морякъ оборвался на слов: очи его расширились, волосы на голов зашевелились, колна задрожали, и зубы застучали, какъ у лихорадочнаго. Замтивъ это, третій богатырь всталъ съ земли и, закрывъ глаза рукой, чтобы подобно товарищамъ, какъ предположилъ онъ, не увидать чего-нибудь страшнаго, спросилъ:
— Что же прикажешь ты передать Венду?
И опять раздался голосъ, подобный вздоху песчанаго холма:
— Буду!
На обратномъ пути къ Золотому городу третій богатырь спросилъ:
— Братья! что было съ вами? отчего вы такъ странно замолкли?
Убійца льва сказалъ:
— У меня открылись очи на невидимое. Знай, братъ: всадникъ не одинъ на холм. За нимъ видлъ я великое полчище образовъ, блдныхъ, страшныхъ, искаженныхъ судорогами смертельной муки. И въ полчищ этомъ былъ… мой покойный отецъ. Онъ рыдалъ, ломалъ руки и длалъ мн знаки, чтобы я замолчалъ… О, братъ! слово само застыло у меня на устахъ!
Морякъ сказалъ:
— Я видлъ то же самое… и своего старшаго брата Арна. Лицо его было бло, какъ известь, а на лбу краснла рана, что привела его къ погребальному костру. Далеко, на счастливыхъ островахъ великаго моря, за столбами Мелькарта, убили брата черные люди, а вотъ въ эту ночь онъ предсталъ предо мною здсь на гор и, рыдая, молилъ меня взглядомъ и движеніями, чтобы я не раздражалъ чернаго всадника.
— Братья! воскликнулъ третій богатырь, — у кого же были мы, кого видли, если онъ творитъ такія чудеса?
— Это волшебникъ! сказалъ убійца льва.
— Это злой духъ! сказалъ морякъ.
— Это сама смерть! подумалъ третій богатырь.
Вендъ ждалъ возвращенія богатырей въ своей опочивальн. Безсонный лежалъ онъ на лож, блуждая въ темнот открытыми глазами, и думалъ объ умершемъ сын и о своемъ народ, но не плакалъ и крпко сдерживалъ накипвшія въ сердц слезы, потому что боялся ослабить рыданіями силу своихъ мышцъ предъ утреннимъ поединкомъ. Молча выслушалъ онъ пословъ и отвернулся отъ нихъ лицомъ къ стн. Предъ разсвтомъ оруженосецъ вошелъ въ опочивальню, чтобы разбудить Венда, но нашелъ его уже вооруженнымъ: со шлемомъ на голов и съ мечомъ у бедра.
— Вождь! замтилъ онъ: разв нтъ у тебя лучшаго меча? Ты препоясалъ свой старинный мечъ, выкованный изъ плохой стали неискусными руками грубыхъ горныхъ кузнецовъ.
— Да! возразилъ онъ.— Но не бойся: его не съла ржа, и онъ по рук мн, какъ въ дни юности. Имъ когда-то поразилъ я Азовъ, имъ сослужу я послднюю службу своему народу. Духъ живетъ въ моемъ старомъ меч, — вщій духъ любви, чести и свободы, и горе тому, противъ кого возстаетъ этотъ духъ! Врую въ него, и не надо мн лучшаго меча! Сдлай мн коня, и — смло на врага!
Блый туманъ лежалъ на горахъ, долин и стнахъ Золотого города. Вс зубцы на стнахъ были усяны людьми, пришедшими видть поединокъ, но напрасно они искали своего царя въ молочной мгл разсвта. Только его серебряный рогъ звучалъ гд-то подъ стной, въ бездн тумана, вызывая отвтные трубные звуки на песчаномъ холм. На дальней вершин загорлась золотая точка, къ ней, какъ стрлы къ цли, полетли лучъ за лучомъ еще не виднаго въ долин, но уже взошедшаго за ея крутыми границами, солнца. Горные скаты и обрывы расцвтились румяными пятнами. Въ зыбкіе клубы тумана посыпались розы, серебро, золото и драгоцнные камни. Молочная мгла заволновалась и стала таять, осдая росою къ земл или всплывая паромъ къ легкимъ облакамъ лазурнаго поднебесья.
Горожане увидли Венда. Въ блой одежд, сверкая золотомъ на панцыр и шлем, возвышался онъ, верхомъ на бломъ кон, на бугр у большаго пути изъ горъ въ Золотой городъ. Онъ былъ свтелъ лицомъ, и булатное копье не дрожало въ его рук. Онъ смотрлъ навстрчу солнцу, выплывающему большимъ шаромъ изъ-за высотъ востока, и, казалось, читалъ молитвы. Единодушный вопль привта вырвался, какъ изъ однихъ устъ и одной груди, у всхъ горожанъ, когда они увидли своего героя, а онъ наклонилъ свое копье — привтствуя ихъ и прощаясь съ ними…
Какъ грозовая туча, спускался съ песчанаго холма черный всадникъ, земля гудла подъ копытами его коня, онъ казался еще громадне и грозне, чмъ вчера. Во ста шагахъ, не дозжая Венда, онъ остановился. Такъ какъ народъ на стнахъ очень смутился, и вс мертво молчали, то далеко разнеслось и было слышно мощное слово всадника къ Венду:
— Старикъ! дай мн дорогу. Я хочу войти въ твой городъ.
И слышно было слово Венда:
— Ты не войдешь!
— Вендъ, любимецъ Зевса! Я, имющій власть надо всмъ на свт, хотлъ бы пощадить тебя… Дай дорогу.
Вендъ сказалъ:
— Я и мой старый конь — вотъ твоя дорога. Растопчи наши тла копытами твоего коня. Но, пока я живъ и сижу на сдл, ты не подешь дале.
— Вендъ, возразилъ черный всадникъ, — я знаю, что ты этою ночью вопрошалъ свтила, и они сказали теб, кто я.
— Да, я знаю, кто ты.
— И все-таки противишься мн?
— Да.
— Берегись, Вендъ! Я — неодолимая сила.
— А во мн живеть безстрашная любовь.
— Ты — безумецъ, Вендъ.
— Нтъ, я — вождь. Когда мой народъ былъ рабомъ я его освободилъ. Когда онъ былъ безправенъ, я его судилъ. Когда онъ голодалъ, я его кормилъ. Когда нападали на него болзни, я его лчилъ. Когда врывались къ нему враги, я спасалъ его побдой. Теперь я могу умереть за него.
Черный всадникъ покачалъ шеломомъ.
— Ты стоишь предо мною, о Вендъ, какъ слабая соломенка предъ бурей пустыни. На какихъ же условіяхъ будемъ мы биться?
— Что можетъ предписывать слабйшій сильнйшему? возразилъ Вендъ.
— Вендъ, клянусь теб, еслибъ я умлъ и могъ смяться, я смялся бы надъ твоею безумною отвагой.. Чего ты потребуешь отъ меня, если побдишь?
— Ты оставишь меня и мой народъ жить и умирать такъ же, какъ вела насъ воля Зевса до твоего прихода, — спокойно сказалъ Вендъ.
— Клянусь теб въ этомъ самимъ собою. клянусь! воскликнулъ всадникъ, поднимаясь на стременахъ, и доспхи на немъ затряслись и зазвенли.
— Дай бою!
— Дай бою!
Всадникъ пронзительно свистнулъ и ринулся на Венда съ поднятымъ копьемъ. Бойцы сшиблись. Облако пыли взвилось изъ-подъ конскихъ копытъ и скрыло битву отъ глазъ толпы. Вотъ раздался тяжкій ударъ… что-то охнуло, зазвенло, затрещало, — и горы звякнули въ отвтъ гулкимъ эхомъ… Осколки копій высоко брызнули въ воздухъ… земля загрохотала отъ грузнаго паденія… и горожане увидали, что вождь ихъ побдилъ! Какъ свтлый духъ, стоялъ онъ надъ простертымъ на земл врагомъ, давя его грудь колномъ, и, сверкая у его горла мечомъ, восклицалъ:
— Ты побжденъ!.. Вспомни, вспомни! ты клялся!
А невдалек бшено грызлись и лягали другъ друга ихъ разъяренные кони……
Небеснымъ громомъ прокатились по Золотому городу клики спасеннаго народа.
— Побда! славьте вождя! онъ живъ и поразилъ чернаго всадника!
Но черный всадникъ всталъ съ земли и, мрачно глядя на городскія стны, сказалъ:
— Вендъ! я клялся и сдержу клятву. Ты спасъ свой народъ. Вы будете жить, но никому изъ живущихъ на земл не видать больше Золотого города. Да позабудетъ міръ, что рукой смертнаго была побждена здсь сама великая Смерть!..
Такъ сказалъ онъ и выросъ до облаковъ и заслонилъ собой солнце. Простертыя руки его коснулись западныхъ и восточныхъ горъ. И горы — недвижимыя отъ вка — застонали, оторвались отъ своихъ гранитныхъ корней и со звринымъ рыкомъ покатились на Золотой городъ. Он накрыли его каменнымъ сводомъ и на-вки схоронили отъ людскаго зрнія и слуха. По земл прошла всть, что землетрясеніе въ одинъ день уничтожило царство Венда. А, когда пришли въ этотъ край римляне, то самое имя Венда оставалось жить только въ темныхъ старинныхъ сказкахъ этрусковъ, населившихъ его землю. Но Вендъ живъ даже до сего дня: не старясь, царитъ онъ въ глубокихъ подземныхъ ндрахъ надъ своимъ не умирающимъ народомъ, какъ прежде, учитъ его правд и творитъ надъ нимъ мудрый судъ и расправу.