Чему нет имени, Евреинов Николай Николаевич, Год: 1937 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 22 минут(ы)

Н. Н. ЕВРЕИНОВ

ЧЕМУ НТ ИМЕНИ

(БДНОЙ ДВОЧК СНИЛОСЬ)

Пьеса в 3-х дйствіях и 8-ми картинах с эпилогом

ПАРИЖ
1965 г.

Пьеса ‘Чему нет имени’, как и уже опубликованная драматическая хроника ‘Шаги Немезиды’, задуманные и написанные в 1935-1937 годах, являются плодом долгих размышлений H. Н. Евреинова о судьбах России. Те ‘баснословные года’ были временем когда он особенно страстно интересовался событиями на родине, ибо то, что творилось там — коллективизация, чистки, процессы, вообще весь неслыханный сталинский режим, — настолько остро переживались им, что газетные новости и иным способом полученные ‘вести с родины’ заполняли все его мысли. Вероятно, чтоб отделаться от этих кошмаров, он и задумал эти пьесы. В этот период нашей совместной 33-х летней жизни, мое влияние на него было особенно сильно. Я всячески старалась отвлечь его от вредно на него действующего непрестанного ‘политической) обозрения’. Пыталась мысленно вернуть его в прошлое России, рисовала, как умела, картины будущего неизбежного возрождения. Так, во время наших частых прогулок по Булонскому лесу, сложилась у него фабула и ее персонажи. Я определенно знаю, что много из моего характера выразил он в лице Нюры и Серафимы Кондратьевны. Для Нюры он взял даже мое имя: — так меня в юности звали в семье. Серафима Кондратьевна — в ее поисках религиозного сознания, в привычной чтении Библии — тоже до некоторой степени мое отражение. Образ Шуры безусловно навеяп моей младшей сестрой. Конечно, мы обе идеализовяны, ‘романсированы’, ‘театрализованы’, говоря языком Евреинова. Я лично особенно люблю эту пьесу мужа: в ней, в противоположность ‘Шагам Немезиды’, много любви к родине, надежды на ее выздоровление от кошмаров, продиктованных местью, злобой, политической нетерпимостью и животным страхом…

Анна Кашина-Евреинова.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Переплетчик ЛУТОХИН, Семен Иваныч,

СЕРАФИМА КОНДРАТЬЕВНА, его жена,

НЮРА, ШУРА, их дочки,

Старик СМОЛЬКО, Кондратій Петрович, их дд, — боцман ‘запаса’,

Доктор ДРОБНИЦКІЙ, Борис Борисович — военный врач,

МИША, его сын, — военный летчик,

Ксенія Львовна ПОНЧНК, — из ‘курсисток’,

Студент ВОСКРЕСЕНСКІЙ, Александр Емельяныч,

Фельдшер ПОТАПОВ,

ЛЕОНТІЙ, — сподручный Лутохина,

Кухарка ДАРЬЯ

И другіе.

Действіе начинается лтом 1914 года, под Петербургом (в Гатчин).

ДЙСТВІЕ I

Картина 1-ая

На дач у Лутохиных, в Гатчин. Жаркое іюльское утро 1914 г.

Сцена представляет собою просторную комнату с двумя окнами посредин, выходящими в сад, за деревьями котораго чуть виднется палисадник и улица.

У комнаты этой, — с бдным убранством ‘гостиной’, служащей вмст с тм и ‘столовой’, — нсколько неправильная конфигурація, благодаря тому, что стна справа, в противоположность стн слва, поворачивает (параллельно рамп и совсм близко от нея) направо, образуя небольшой выступ.

На означенной выступ, прямо на виду у публики, висит изрядных размров календарь, на котором бросаются в глаза начертанія ‘1914’, ‘іюль’ и огромная красная цифра ’24’, под которою, в скобках, черная цифра ’11’.

В комнат три двери: одна направо, у самой рампы, ведущая в переднюю, и дв налво: ближняя к рамп, ведущая в переплетную мастерскую, — откуда временами слышится легкій шум, характерный для массовой переплетной работы, — и дальняя, ведущая в спальни, на кухню и др.

Среди мебели, прежде всего бросается в глаза большой раздвижной обденный стол, стоящій близко к окнам и окруженный пол-дюжиной стульев, затм — мягкая комфортабельная тахта, занимающая дальній угол направо, и небольшой буфет, направо же, недалеко от двери. В простнк налво нсколько полок с книгами.

При поднятіи занавса, за столом сидят Нюра и Шура и прилежно записывают в ученическія тетради то, что им, не торопясь, ‘вщает’ студент Воскресенскій, расхаживающій по комнат с видом лектора и изрдка останавливающійся у стола, чтобы заглянуть в книжку или в одну из брошюр, разложенных на стол. Это великовозрастный усатый малый, родственный типу ‘вчнаго студента’, с ‘нигилистической’ шевелюрой, — в черной косоворотк, под засаленной срой тужуркой, в пенснэ на шнурочк, немного прыщавый, с чуть-чуть лоснящимся лицом, но в общей недурной собой и — несмотря на свою вншнюю непріязненность и смшное ‘вызывающее’ поведеніе, — добрый русскій парень.

Нюра — на рдкость миловидная, граціозная барышня лт 18-ти, с подкупающе умным и сердечным выраженьем лица, с задушевный голосом и обаятельными манерами.

Шура — младше Нюры и намного уступает Нюр в миловидности, это скоре подросток, чм сложившаяся двушка и притом очень слабой комплекціи, жалкаго вида и с нсколько неуклюжими манерами, временами — особенно рядом с сестрою — Шура способна внушить впечатлніе полу-идіотки или экзальтированной дурочки.

СТУДЕНТ ВОСКРЕСЕНСКІЙ (начавшій говорить еще до поднятія занавса, пріостанавливает свое мрное хожденіе и заглядывает в одну из брошюр на стол) …Таким образом еще в ‘Деклараціи прав человка’, т. е. еще в конц XVIII вка, борцы за свободу настаивали, что ‘никто не может быть обвинен, арестован или задержан иначе, как в случаях, опредленных законом и согласно установленному порядку’. ‘Свободный обмн мыслями и мнніями составляет одно из самых драгоцнных прав человка, всякій гражданин, слдовательно, может свободно говорить, писать, печатать, отвчая лишь за злоупотребленія этой свободой в случаях, опредленных законом’… (Снимает пенснэ, дышит па его стекла и протирает их платком). Теперь эти блага, возвщенныя в ‘Деклараціи прав человка’ и отчасти уже завоеванныя человчеством, называются свободой слова, печати, свободой совсти, союзов и свободой собраній.

ШУРА (дописывает фразу, слегка высуну в кончик языка). А что значит ‘свобода совсти’?

СТУДЕНТ (слегка нервничая). Прямо бда с вами, Шура! — самых обыкновенных вещей не понимаете! Я же объяснил вам на прошлой урок…

НЮРА (заступаясь горячо). Нт, нт! — Шура вовсе не так непонятлива! А только и вправду ‘свобода совсти’ неудачное выраженіе!

СТУДЕНТ (опшив). Неудачное?!

НЮРА. Конечно! Лучше бы сказать ‘свобода религіозных убжденій’! вот тогда всм было бы понятно. А ‘свобода совсти’…

СТУДЕНТ (вызывающе скрестив руки на груди). Ну разумется! — ‘Россійская Соціал-Демократическая Партія’ разбирается хуже вас в терминологіи! Надо было у вас спросить! Врно?

НЮРА (спокойно). Ну чего вы сердитесь?

СТУДЕНТ (уязвленно). Я?! Сержусь?!

ШУРА. Конечно!.. А ошибаться всякій может!

СТУДЕНТ (стучит карандашом по столу). Дальше!..

ШУРА (продолжая свое). И соціал-демократы тоже!

СТУДЕНТ (стучит вторично). Я говорю ‘дальше’! Потому что если вы боле свдущи в соціальных вопросах, то незачм было меня приглашать! — Занимались бы без помощи ‘репетитора’! Я вдь вашему отцу не навязывался: — он сам уговорил меня пособить вам, в дл политическаго просвщенія! Потому что стыдно быть недоучками, когда отец ваш был сослан в Сибирь за свои убжденія. И вы должны быть достойны отца!

ШУРА (наивно). Мы же и стараемся!

СТУДЕНТ. А коли так, так нечего препираться со мною!

(Незадолго до этого, раздается приближающійся шум аэроплана, летящаго, как слышно, слва направо. — Двушки, улыбаясь друг другу, обращаются вслух не столько в направленіи к своему ‘репетитору’, сколько к шуму пропеллера и вдруг, словно по команд, бросаются к окнам, у которых, с затаенный дыханіем, слдят за пролетающим аэропланом).

НЮРА (волнуясь). Это Миша!.. Мишин ‘Ньюпор’…

ШУРА. Нт, не Мишин! Тот совсм по-другому гудит!

НЮРА. Ну вот, будешь спорить! — Это ‘Ньюпор’!

ШУРА. ‘Ньюпор’, но не Мишин!.. Тот летит, словно воркуя, а этот…

НЮРА. Я же не глухая!

ШУРА. Я тоже!

СЕРАФИМА КОНДРАТЬЕВНА (появляется слва из двери в глубин. Это моложавая красивая женщина, с типично-русским ‘иконописными лицом, — все время кажется, что внутренній огонь словно пожирает ее, отражаясь жгуче в ея огромных глазах). Никак подпоручик Дробницкій летит? А?.. Словно бы его аппарат?

СТУДЕНТ (npomupaem пенснэ, с недовольным видом, и взирает нд небо, в окно, прищуренными глазами). И откуда это вы научились различать так хорошо, чей аппарат, кто летит, куда летит и тому подобное?

CEP. КОН. Господи! Да пояшвите с наше в Гатчин и живо научитесь различать и ‘Моран’ и ‘Фарман’ и ‘Ньюпор’! Вдь аэродром здсь близехонько! Разв вы не знали?

НЮРА (хлопая в ладоши). Миша!.. Миша!.. Это его мотор!

ШУРА. Нт, не его!

СЕР. КОН. (студенту). Вы как скоро отзанимаетесь с дочками?

СТУДЕНТ. А что?

СЕР. КОН. Да уж пора к завтраку накрывать, — ждем лишь мужа! (Слва, слдо. за Серафимой Кондратьевной появляется ея отец, старик Смолько, — в потертой флотской тужурк, с боцманскими отличьями ).

СМОЛЬКО (говорит хрипловатыя добродушным тоном ‘напрямки’, характерныя для ‘морского волка’, и притом с украинским акцентом). Сима!.. Куда ж ты дэлась, сэрденько? Ась? Общалась пришить пуговицу, а сама с иголкой сховалась!.. (Увидв Студента). Здравія желаю, господин студент!.. Як Бог милует? (здоровается). Нэ черезчур того… маетесь с дивчатами? Ась?.. Вы с ними послабже! Помилосердствуйте трошки! Бо он ще махонькія!

СТУДЕНТ. Помилуйте, Кондратій Петрович! — Какія же он ‘махонькія’? — вашим внучкам уж замуж пора! Такія кокетки, что страсть! А уж своевольныя, упаси Боже!

СМОЛЬКО. ‘За-амуж’? Хе, хе… Еще чего выдумаете? (смется).

ШУРА. Ддушка милый! Ты все знаешь! Который теперь час по Пулковской обсерваторіи?

СМОЛЬКО (крякнув). Час пріема у дохтура! — Я к нему иду!

СЕР. КОН. К доктору Дробницкому? Теб снова худо?

СМОЛЬКО. Рэвматизм больно шкодит в колнк! — приструнить его трэба! а то хромаю — конфуз! (Студенту). За кого ж это он замуж пойдут, когда скоро на войну всх возьмут? Вы разв не бачили, что в газетах гуторят? Недаром к нам Пуанкарэ министр прізжая! Это к войн, — врьте слову! И опять же из лагерей сколько полков вызвали! — почитай вся гвардейская кавалерія!

СТУДЕНТ. Это не из-за войны!

СМОЛЬКО. А из-за чего же?

СТУДЕНТ. Из-за забастовок на Петербургских заводах! (Шум аэроплана вдруг сразу стихает).

CEP. КОН (отцу). Ну, идем что ли! (Уходит налво).

СМОЛЬКО (Студенту). Что вы! Станут они из-за забастовок гвардію трэвожить! Войной пахнет! Порохом! — о це причина! (Уходит вслд за дочерью).

НЮРА (Шур). Выключил мотор! Слышишь?.. Садится!.. Ей-Богу садится!

СТУДЕНТ (ей). Кто ‘садится’?

НЮРА. Миша! Т. е. я хочу сказать — подпоручик Дробницкій ‘приземливается’.

ШУРА. И вовсе не он!

СТУДЕНТ (двушкам, пытаясь сострить). Садитесь и вы в таком случа! И уж больше не отвлекайтесь! (Двушки садятся за свои тетрадки. — Студент откашливается и заглядывает в одну из брошюр, лежащих на стол). Итак, каковы т главные вопросы, которые…

НЮРА (перебивая). Простите, Александр Емельяныч, а вы врите, что при соціализм осуществится призыв ‘долой смертную казнь’?

СТУДЕНТ. Ну, конечно! Почему вы спрашиваете? — Вдь это же чистйшій пережиток варварства! Разв вам не ясно из историческаго процесса, который я изложил вам, что…

НЮРА (перебивая). А как же во время французской Коммуны?.. Или коммунисты были варварами?

СТУДЕНТ. Время идет вперед! И то, что было к лицу XIX вку, — то ХХ-му идет как ‘коров сдло’! Закон прогресса! Горе тому, кто с ним не считается! Дайте только побдить пролетаріату и вы не услышите больше ни о смертной казни, ни о полицейском произвол, ни о цензур, зажимающей правд рот, ни о войн, наконец, которую вновь накликает сейчас продажная пресса!

НЮРА. Неужели Австрія и в самом дл нападет на Сербію?

СТУДЕНТ. А почему бы и нт, если ей приспичило доканать Сербію? Вдь сошел же ей с рук захват Босніи и Герцеговины! И не такой еще афронт вынесет наше бездарное правительство! Надо знать исторію, чтобы понимать политику!

ШУРА (с внезапным возмущеніем). А я не хочу знать исторію! Не хочу! Потому что там одни ужасы, несправедливости и всякія гадости!

СТУДЕНТ (насмшливо). Вот теб раз!.. Да эдак всю науку надо к чорту послать, в таком случа!

НЮРА (вступаясь за сестру). Лев Толстой и послал ее к чорту! А неглупый был старик, говорят!

СТУДЕНТ (вспыхивает и, выдержав паузу, быстро собирает свои книжки со стола, бормоча тоном ледяной вжливости). Ну, если вы хотите слдовать примру Толстого, то… я вам не слуга и мн нечего здсь длать.

НЮРА (бросаясь к нему). Да полно вам в самом дл! Разв можно быть таким вспыльчивый! (Берет у него книжки и водворяет их на прежнее мсто). Успокойтесь, пожалуйста: — мы вовсе не против науки! Но… Шура совершенно права, находя, что порою тягостно изучать исторію!

СТУДЕНТ (стараясь успокоиться, вопрошает с горестной ироніей). Чм же ‘тягостно’, позвольте спросить?

НЮРА. Тм, что приходится возиться с человчеством, которое, по словам Ренана, ‘в теченіе тысячелтій было сумасшедшим посл того, как в теченіе тысячелтій было… зврем’.

СТУДЕНТ (нсколько огорошенный). Гд вы это вычитали, скажите?

НЮРА. У Ренана, в ‘Исторіи Еврейскаго народа’.

СТУДЕНТ (разводя руками с усмшкою недоумнія). И чего только эти двочки не читали, — просто диву даешься!.. (Вс трое смются ).

НЮРА. Ничего удивительнаго, раз папа у нас переплетчик и обслуживает дв библіотеки!

СТУДЕНТ (заглядывает в книжку). Итак… на чем мы остановились?

(За окнами, в садик слышно нарастающее недовольство кухарки Дарьи и жалобный птичій писк).

ГОЛОС ДАРЬИ (за сценой). Отдай сейчас же, паршивый мальчишка! Я теб что говорю, хулиган окаянный!

СТУДЕНТ (бросив в раздраженіи на стол книгу). Нт, сегодня положительно нельзя сосредоточиться! Словно сговорились вс, чтоб мшать…

ГОЛОС ДАРЬИ. Гд это видано, чтоб гнзда разорять без спроса? Гд — я тебя спрашиваю?!.. Вот скажу твоей мамк, как придет с работы, так она теб живо покажет, как гнзда разорять, дрянь паршивая! ‘От горшка два вершка’, а туда же — озорничать!

Н1УРА (стремглав бросается к окнам и, открыв одно из них настежь, кричит налво). В чем дло?!.. Что случилось?! Дарья!.. Да-арья!.. Подите сюда!

КУХАРКА ДАРЬЯ (появляется в саду, перед раскрытый окном. — Это пожилая баба, врная своему деревенскому облику и простонародному говору). Сладу с ним нт, прости Господи… Пока мать на завод, — прямо одно горе с мальчишкой! Сущее наказанье!

ШУРА (тревожно). Что это у вас в руках?

ДАРЬЯ (передавая ей через окно пичужку). Синичка бдненькая!.. Подбил ей крыло пострленок!.. (Оборачиваясь налво). Ужо матери скажу, так она покажет теб, окаянный, как на деревья лазать и камнями метать из рогатки!.. Сукин сын! Думаешь, управы на тебя не найдется?!

ШУРА (дышит на птичку в смятеніи чувств, преисполненная жалости и досады). Из гнзда свалилась?! Боже!.. И откуда столько безсердечія у этих мальчишек! Нашли себ забаву?.. (Подошедшим к ней Нюр и Воскресенскому). Ну посмотрите-ка на это испуганное существо!.. Как оно трепещет, ища у Бога защиты!.. И подымется же рука обидть такое крошечное созданіе!

ДАРЬЯ. Добро бы ворону зашиб али галку!.. А то накось — самую что ни на есть безвредную птаху!

ШУРА (нжит птичку, полу насвистывая ей). Тью-тью-тью-тью-тью! Скажи им: — что я сдлала такого? За что на меня нападают и грозят укромному гнздышку? Кому я сдлала зло? Кому я мшаю? Кому?

ДАРЬЯ (с грубоватым добродушіем). Да ровно никому! Потому как эти синички самыя пользительныя в крестьянской быту: всх букашек, что пакостят на полях, истребляют на пользу хозяйству! Божья помочь через них мужику! — право слово!

ШУРА (птичк, цлуя ее в голову). Ты слышишь, бдняжка? Слышишь, как тобой не нахвалятся?

ГОЛОС СЕРАФИМЫ КОНД. (слва). Дарья!.. Дарья!., куда вы запропастились?!

ДАРЬЯ (нараспв). Иду-у!.. (Убгает налво).

СТУДЕНТ (Шур, покачивая укоризненно головой). Ну можно ли быть такой сентиментальной?!.. И это в наш трезвый практическій вк!

НЮРА (вытирая Шур глаза). Смотрите: — до слез себя довела!

СТУДЕНТ. А все от излишка фантазіи: — воображаете себя птичкой наврно? Да? Маленькой, слабенькой птичкой? Эдаким невинным порхающим существом, которому сам Бог велл всх плнять, умилять, восторгать?

НЮРА (ему). А вы знаете? — Вы догадались! Шура даже кроватку себ устроила врод гнздышка!

СТУДЕНТ. Ну вот видите!.. А как это ‘врод’? Т. е. я хочу спросить, в каком смысл?

НЮРА (смясь). В самом птичьем смысл! (Цлуя сестру в щеку). Шурочка гораздо оригинальне, чм кажется!

ШУРА (грустно, полу-обиженно). Ты говоришь ‘Шурочка’, а мн слышится ‘дурочка’!

НЮРА (с чувством). Ну тогда ты и впрямь дурочка, если теб слышатся несуразности! Потому что, видит Бог — я… (махнув безнадежно рукой,). Ну, да что там!

СТУДЕНТ (Нюр, со смхом). Запутались?

ШУРА (пичужк, медленно уходя с нею налво). Идем, моя крошка! — Нас здсь не понимают! Бог с ними! — Не всм вдь доступен птичій язык! Надо быть ближе к небу! Правда, тью-тью? Сейчас я верну тебя в теплое гнздышко и крылышко там заживет в лучшем вид! (Поворачивается к присутствующим и кланяется им на порог двери). До свиданья, господа тыо-тью-тью! Извините нас за безпокойство! (Ушла).

СТУДЕНТ (ей вслд, с саркастическим сожалніем). Ужасно сентиментальна!.. И что смшне всего: — видит в этом свое главное достоинство!

НЮРА. А что же тут смшного, позвольте спросить?

СТУДЕНТ (горячо). Что смшного?!.. (В отдаленіи слышна ‘дачная’ шарманка, подчиняющая понемногу сцену между Нюрой и студентом своей грустной мелодіи. — Студент невразумительно мямлит). Излишек сентиментальности в наше время — время ожесточенной борьбы за высшіе идеалы человчества…

НЮРА (снова перебивая). Да кто вам сказал, что это ‘излишек’ сентиментальности? И кто вообще может знать в этой области мру? Какіе у вас странные взгляды, ей-Богу! Кто вам внушил их, скажите? Жандарм какой-нибудь? Солдафон — головорз? Городовой?

СТУДЕНТ (задтый за живое). Вы ужасно странно выражаетесь! У меня, простите, у самого голова на плечах — с какой стати я буду слушаться каких-то ‘солдафонов’ или жандармов, которых я презираю?! И вообще… откуда у вас берется со мною этот презрительный тон?! Что я вам сдлал такое, позвольте спросить? За что вы на меня все время нападаете? Разв я причинил вам зло какое-нибудь, или…

НЮРА (полу-насвистывает, шутя, на манер Шуры). Тью-тью-тью-тью! Вы ‘самый пользительный в крестьянской быту’! Прикажете и с вами носиться, как с подшибленной птичкой? Да? (Грозит ему пальцем и передразнивает его). Стыдно быть таким сентиментальный! — излишек сентиментальности в наше время, — время ожесточенной борьбы…

СТУДЕНТ (ловит ея грозящій палец и задерживает его крпко в рук). Нт, серьезно, Нюра, вы… вы ко мн радикально измнили отношенье, как только на горизонт появился этот летчик Дробницкій! Что вы нашли в нем привлекательнаго, интереснаго? Какой у вас может быть общій язык с человком, у котораго, что ни слово, то ‘рад стараться’, ‘как прикажете’, ‘точно так’ и ‘не могу знать’? Уж если попрекать кого ‘солдафоном’, так это вас скоре!

НЮРА (вырывая руку, со смхом). Он же нарочно так разговаривает! — чтобы скрыть свою сентиментальность! Потому что она ему не к лицу, как военному человку!

СТУДЕНТ (снова хватая ее за руку). Не защищайте! — вам не удастся это… (обрывает фразу, заслышав шаги).

СМОЛЬКО (появляется слва в вычищентй тужурк, с флотской фуражкой в одной рук, и с рыночной корзинкой в другой. На секунду старик пріостанавливается, крякает предостерегающим образом и немедленно же, как ни в чем не бывало, продолжает свой путь направо в переднюю).

НЮРА (чуть-чуть смущенная). Куда это ты, ддушка… с корзинкой?

СМОЛЬКО (на ходу). За птичьим молоком… (Пауза. Дойдя до двери направо, вдруг оборачивается и, сдлав два шага назад, обращается к Студенту, словно извиняясь). Оны ещэ махонькія, господин студент!.. Так что ежели насчет ухаживанья, вы… помилосэрдствуйте!

СТУДЕНТ (покраснв). Я… и не думаю ‘ухаживать’!.. Я просто так, на товарищеских началах…

СМОЛЬКО (улыбаясь просительно). Онэ еше махонькія! (Уходит направо).

СТУДЕНТ (оправившись). Чудак старик! Как будто я вас съм! Прямо смшно!.. И о каком это птичьем молок говорил он? Намек какой-нибудь? Да?

НЮРА (пытаясь улыбнуться). Это он в шутку!.. И потом… ддушка порой заговаривается: — он вдь очень старенькій, наш ддушка, и кром того… (показывает па голову) немного ‘того’!

СТУДЕНТ. Гм… Большой чудак, во всяком случа! (Шарманка понемногу стихает).

ШУРА (появляется в саду, перед окном, с ликующей улыбкой. Сзади нея проходит налво кухарка Дарья). Водворили синичку на ‘мсто жительства’!.. Она даже крылышки расправила, как почувствовала себя ‘дома’. Вот так! и чирикнула! (Поднимает изогнуто руки, в вид крыльев, и вдруг замчает в своем костюм изъян). Ого! я, кажется, блузку сейчас разорвала под мышкой! (с интонаціей сожалнія). Тью-тью-тью! (Вдруг восторженно). Зато как чудесно среди верхушек деревьев! Высоко-высоко! Так близко к Богу… (Студенту и сестр). Я сейчас переоднусь! Подождите меня чуточку! Я мигом! (Убгает садом налво).

СТУДЕНТ (тихо Нюр, кивая вслд Шур). Ну объясните на милость, зачм ей мои уроки и вообще наши собесдованія о политик? Вдь для нея это прямо — ‘не в коня корм’! Только мшает нам!

НЮРА. Вот глупости! — Чм она нам мшает?.. И потом разв хватит духу сказать ей, что она… (Поникает головой, не договаривая). Уж и так была драма, когда ее в гимназію не приняли по нездоровью… Боже, как она плакала!

СТУДЕНТ (наморщив соболзнуя лоб). У нея, кажется, легкое одно не работает! Мн говорил Семен Иваныч, что…

НЮРА. Она вообще не жилица на этом свт.

СТУДЕНТ. Ну вот видите, — ей может быть даже вредны наши занятія!

НЮРА. Но ей так хочется итти вровень со мною!

СТУДЕНТ. Мн самому жаль ее! Но она ‘тормозит’ нас, потому что ваша Шурочка, как это ни грустно…

НЮРА. …’Дурочка’, вы хотите сказать? — Ошибаетесь: — она только непохожа на других, а в общей у нея очень много ‘своего ума’! Я хочу сказать — самобытнаго! И вообще она видит весь мір совсм иначе, чм мы с вами! Впрочем и мама тоже!.. Это конечно трудно объяснить, но увряю вас, — мір далеко не во всем соотвтствует обычному его пониманію.

СТУДЕНТ. To-есть что вы хотите сказать?

НЮРА. То, что многое постигается вовсе не здравый смыслом.

СТУДЕНТ. А чм же?

НЮРА. Ну хотя бы наитіем, какое свойственно чутким людям!.. (В парадной, справа, раздается звоиок).

СТУДЕНТ (сбитый с толку горячей отповдью Нюры). Ну, знаете ли, если так разсуждать, то и впрямь — ‘пофилософствуй — ум вскружится’!

НЮРА (кричит налво). Дарья!.. Звонят в передней!

СТУДЕНТ (Нюр) …и вообще, если читать без разбору всякія книжки, а потом валить все в кучу, то получится… (Дарья пробгает вправо, в переднюю) ‘сапоги в смятку’! Или ‘чепуха на постном масл’!

ДАРЬЯ (оборачивается на ходу). Чего-с?

СТУДЕНТ (выкрикивает с напустым сарказмом). ‘Сапоги в смятку’, говорю!

ДАРЬЯ. A-а!.. Я думала вы насчет завтрака. (Убгает в переднюю, откуда вскор доносится шум отпираемой двери, какая-то возня и голоса ‘курсистки’ Пончик, Дарьи и переплетчика Лутохина).

НЮРА (смясь). А и правда — время завтрака приспло!.. (Из передней, сильно запыхавшись, блдный и в испарин, появляется переплетчик Лутохин, с двумя огромными пакетами печатнаго матеріала. Это средних лт блондин, невысокій, худощавый, узкогрудый, с благообразными чертами лица, добрыми, чуть-чуть фанатичными глазами, с рдкой шевелюрой и клинообразной бородкой, говорящій тихим голосом, характерным для чахоточных).

ЛУТОХИН (обернувшись в сторону передней). Оставьте пока там! (Студенту). А! Александр Емельяныч!.. (Кладет пакеты на пол). Ну как живем? (Вытирает nom со лба). Слыхали новости? Война на носу!

СТУДЕНТ (подходя к нему). Вздор! (здоровается).

ЛУТОХИН. Нт, кром шуток! Мір сошел с ума! (Кричит налво в сторону двери, ведущей в переплетную). Леонтій! Товарищ Леонтій! (Нюр). Позови его, дтка! (Нюра убгает в переплетную).

СТУДЕНТ (Лутохину). Никакой войны не будет! Просто бряцают оружіем! (Справа входит курсистка Пончик, — полноватая, немного вульгарная двушка не первой молодости, скоре ‘пикантная’, чм хорошенькая. Она в простенькой шляпк, скромном плать, без перчаток. Вносит большой пакет печатнаго матерьяла и опускает его на пол. За нею кухарка Дарья проносит два таких же пакета налво, в переплетную, на порог почти сталкиваясь с Нюрой и подручным Лутохина — Леонтіем, который, улыбнувшись прибывшим, принимает пакеты от Дарьи и уносит их в переплетную).

ПОНЧИК. А!.. и товарищ Воскресенскій здсь?.. Вы мн нужны! (Здоровается с hum).

НЮРА. Здравствуйте, Ксенія Львовна!

ПОНЧИК. Здравствуйте, Нюрочка!.. Ну что? Как занятія с Александр Емельянычей? А? (Подсмивается). ‘Развивает’?.. ‘Просвщает’?.. ‘Наставляет’?.. Берегитесь его, дорогая! Это такой ‘ухажор’, каких свт не видал! (Вс смются).

ЛУТОХИН (Нюр). Поди, предупреди маму: может быть Ксенія Львовна позавтракает у нас с Александрой Емельянычем.

ПОНЧИК. Ни! ни! спасибо!.. — у меня еще куча дл!.. (К ним подходтит Леонтій. — Это тип поджараго питерскаго пролетарія средних лт из ‘недоучек’, — у него скуластое лицо землистаго цвта, лысоватый череп, на носу стальныя очки, за которыми жмурятся ‘глядлки’ ущемленнаго судьбой человка, в слегка змистых губах — ‘вчный окурок’. Пончик по-мужски трясет ему руку). Товарищу Леонтію — почет и уваженіе! (Нюра убгает налво в дверь, на заднем план).

ЛЕОНТІЙ (к Пончику). Ну что бают в Питер?

ПОНЧИК. Насчет австрійскаго ультиматума?

ЛЕОНТІЙ. Вот-вот!.. Ходит слух — не сегодня-завтра — ‘пожалуйте бриться’!

ПОНЧИК (свистит). Фью-ю!.. Так вот и ‘пожалуйте бриться’?.. А соціал-демократы в Германіи на что? Надо стать послдней сволочью, чтобы, будучи правоврный марксистом, голосовать за военные кредиты!

ЛЕОНТІЙ. Ну, не очень-то я врю этим ‘камрадам’ в опрусаченной Германіи! Потому что, если расчленить вопрос, с одной стороны — они стопроцентные патріоты, а с другой — на 50 процентов ревизіонисты, для которых соглашательство с Вильгельмом — ‘раз плюнуть’!

ПОНЧИК. Ерунда! — я бесдовала об том и с думскими товарищами, они получше вас информированы!

ЛЕОНТІЙ (с усмшечкой). А что же они говорят?

ПОНЧИК. Конечно, от войны никто не застрахована — иначе не было бы надобности выпускать эту брошюру… (Хлопает по одному из пакетов, которые Леонтій готовится унести в переплетную). Но из-за этого заране ‘вшать собак’ на нмецких товарищей глупо!

ЛЕОНТІЙ (перебивая). А что это за ‘фальцовка’? (Сдирает покрышку с одного из пакетов и читает ‘титульблам’).

ЛУТОХИН (отвчая Леонтію). ‘Рабочій класс перед угрозой войны’. — Я ж вас предупредил вчера!

ЛЕОНТІЙ. ‘На правах рукописи’?

ПОНЧИК. Ясно, — не с благословенія Синода .

ЛЕОНТІЙ. Сколько?

ПОНЧИК. Пока десять тысяч.

ЛУТОХИН (Леонтію). Хватит станков?

ПОНЧИК. Сброшюровать спшно к 13 іюля! Сегодня у нас какое? Одиннадцатое ? (Смотрит на стнной календарь). Ах да, — у вас по новому стилю? С вашим календарем собьешься, почем зря!

СТУДЕНТ (шутливо). Семен Иваныч — принципіально ‘передовой’ переплетчик!

ЛУТОХИН (устало хорохорится). А что ж по вашему, если Россія даже в календарной отношеніи не идет в ногу с вком, так и мы должны отставать? (Вс вяло смются. Слва, из двери в глубин, показывается Серафима Кондр., Нюра и Шура, послдняя в нарядной кофточк, которая придает ей, рядом с сестрою, особенно жалкій вид ).

CEP. КОН. (мужу). Наконец-то! Гд ты пропадал? Пора завтракать! (Пончик). Здравствуйте, Ксенія Львовна! (Короткое рукопожатіе). Что новаго? Неужели война?!.. У меня оба брата, убиты при Ляоян… Неужели снова затвают? (Шура в это время здоровается с Пончик, а Леонтій уносит пакеты ‘сфальцованнаго матерьяла’ в переплетную). А это что?.. (Сер. Конд. разсматривает пристально оставшійся пакет). Опять ‘нелегальщина’?! (вскидывает глаза на мужа и Пончик). Вдь мы же под негласным надзором полиціи! Помилосердствуйте!

ПОНЧИК (почти лебезит). Это буквально на два дня!.. Не волнуйтесь, пожалуйста: все законспирировано! И вы должны бы радоваться, как пацифистка, потому что это (показывает на пакет) против войны! (Лутохин уносит послдній пакет в переплетную).

СЕР. КОНД. (заглянув в переднюю). А там что еще? Тоже ‘нелегальщина’? Вы нас, видно, совсм не жалете?

ПОНЧИК. Это… прокламаціи! — Я их сейчас же увезу! Не безпокойтесь! (Студенту). Товарищ Воскресенскій, вы поможете мн развезти? — Дло не терпит! (Сер. Кондр. из предосторожности закрывает торопливо окно).

НЮРА (с недовольной гримаской, Воскресенскому). А как же наши занятія, Александр Емельяныч?

ПОНЧИК (ей, чуть-чуть колко). Есть занятія, простите, поважне ваших!.. И как ни тяжело товарищу Воскресенскому, а… раз записался в партію, надо быть готовый на жертвы! (Ему). Врно? (Хлопает его по плечу и кланяется всм). До свиданья! (Слва, из переплетной возвращается Лутохин. Пончик протягивает ему руку для краткаго пожатія и что-то шепчет ему на ухо. Студент забирает со стола свои брошюрки и книжку, посл чего присоединяется к Пончик и Лутохину, отошедшим к рамп).

ДАРЬЯ (выглянув в глубин слва). Можно накрывать? Али…

CEP. КОНДР. (подходя к ней). Да, да, сейчас! Подождите немного! (Уходит с нею налво. — Нюра и Шура, попрощавшись с Воскресенским, отходят к столу и убирают с него свои тетрадки и письменныя принадлежности. Потом Нюра открывает окна в сад и вдруг кого-то там радостно замчает, готовая уже вскрикнуть, она спохватывается и посылает в сад знак молчанія и ‘повременить’).

ЛУТОХИН (прощаясь с Пончик, спрашивает ее секретно). А куда везете сейчас прокламаціи?

ПОНЧИК. К доктору Дробницкому.

ЛУТОХИН. Вы с ума сошли!

ПОНЧИК (смясь). Не к нему самому, разумется, а к Потапову!

ЛУТОХИН (сообразив). Ах да! Он вдь фельдшером при нем состоит!

ПОНЧИК. Сейчас как раз пріем у доктора!

ЛУТОХИН. Да! Там сохраннй всего.

ПОНЧИК. Ну, еще бы! Военный врач и сын-офицер! (Крпкія рукопожатія. Дружески). Не бойтесь за старых партійцев: — они щадят не только себя, но таких новичков среди нас, как вы!

ЛУТОХИН. Спасибо! Добрый путь! (Что-то вспомнив). Ах да!… (Убгает в переплетную с негромким кликом). Леонтій!..

СТУДЕНТ (направляясь в переднюю с Пончик). Словно помшались вс на Дробницких: одни — на отц, другіе — на сын! Везет же людям!

ПОНЧИК (задиралъно). Ревнуете Нюру?

СТУДЕНТ (не оставаясь в долгу). А вам что?

ПОНЧИК. Мн?.. Гм… (с горькой усмшкой). Мн жалко вас, вот и все! (Скрываются направо, слышно как они возятся в передней с какой-то тяжелой поклажей и потом хлопают дверью).

НЮРА (оглядвшись, манит кого-то из сада и негромко заявляет, свсившись в окно). Ушли!.. (Неред окном, в отвт на это, появляется летчик Дробницкій, в лтней военной форм. Это красивый молодой офицер, немного застнчивый и на рдкость обаятельный). Здравствуйте, Миша! Почему вы садом, а не через парадную?

МИША ДРОБНИЦКІЙ (пацловав украдкой руку Нюры, ловко впрыгивает на подоконник). Там какой-то извозчик у вас, перед подъздом с поклажей. Ну я и ршил через калитку, ‘обходным движеньемъ

НЮРА. Входите же!

МИША. Через окно?! Офицеру?!

НЮРА. Вы же — летчик! Вам по роду службы полагается влетать, а не входить!

МИША. Ну, в таком случа… (Перебрасывает ноги через подоконник в комнату). Рад стараться! (Сам себ командуя). Раз два! (Расшаркивается перед Нюрой и вытягивается по-военному). Здравія желаю! (Снова цлует Нюр руку). Что называется — ‘гони природу в дверь, она влетит в окно’. (Смется).

НЮРА (смясь вмст с ним). А разв вас отсюда кто-нибудь гонит? Или гнал когда-нибудь?

МИША. Никак нт! — это я так просто, ‘к слову’! — поговорка такая существует!

НЮРА (оглянувшись). Откуда вы?

МИША. Прямо из Петербурга! Из штаба — по служебному порученію? Ну и дла, знаете! — только и разговоров, что о войн!

НЮРА. Бдные сербы! — неужели Австрія и в самом дл…

МИША (горячо перебивая). Да тут уж не об Австріи рчь, а о самой Россіи! — мы же не можем потворствовать, чтобы право сильнаго торжествовало. Врно, Нюрочка? В Генеральном Штаб до того возмущены, что и сказать нельзя!

НЮРА. Даст Бог — ничего не случится!.. Вы знаете, Миша, — завтра ровно год, что мы с вами знакомы! Помните… когда ваш отец начал лечить мамочку…

МИША. А мн кажется — это было вчера! Или врне — тысячу лт тому назад! Потому что мн теперь трудно представить себ, чтобы я вас раньше не знал.

НЮРА. И мн тоже! — как странно!

МИША. Я к вам прямо с вокзала! Даже отца еще не видал! А он ждет моих новостей, как в лихорадк наврно!

НЮРА (конфузясь). Я вам очень признательна…

МИША. Не мог удержаться, чтобы к вам сперва не зайти! Потому что… (Его голое прескается) не ровен час — мобилизація и тогда…

НЮРА. Бросьте! Этого не может быть! Вы нарочно меня пугаете!

МИША (голосом, в котором готовы задрожать слезы, — тихо, по-дтски ласково и просто). Нюрочка, я вас так люблю, так люблю, что если бы вы только знали… (Сжимает в руках фуражку и, закрыв ею лицо, отворачивается, чтобы скрыть волненіе).

НЮРА (задушевно, с прерывистым дыханіем). Миша!., это же невозможно, чтобы… Вы преувеличиваете наврно!.. Этого не может быть, дорогой! Я не могу себ представить, чтобы…

ШУРА (входя слва). Миша?! Вы?! (Здоровается с юстем). Оставайтесь завтракать! — Сегодня у нас битки в сметан и лсная земляника! Какой вы интересный сегодня!.. Впрочем, вы и третьяго дня были интересный, и позатретьяго дня, и наканун были тоже очень интересный, и перед этим, на прогулк… Вы всегда интересный! А уж когда ‘петли’ начинаете з-воздух длать, — ну тогда прямо глаз нельзя оторвать, до чего интересный!

НЮРА (ласково, прекращая поток ея слов). Миш нужно домой! Он прямо из Петербурга, из Штаба…

ШУРА (живо). Поздом?

МИША. Поздом. А что?

ПІУРА (Нюр, торжествующе). Ага! Я была права! (Ему). Нюр показалось, что это вы летали здсь давеча! А я прекрасно знаю, как ваш мотор гудит и оказалась совершенно права! (Хлопает подтст в ладоши).

МИША (обращается к ней с улыбкой снисхожденія, как к ребенку). Как же мой мотор гудит, Шурочка? А?.. Разскажите!

ШУРА (чуть ‘кобенясь’, по-дтски). А он… словно голубок воркует!.. Серьезно! И я очень хорошо чую, что он воркует… даже когда вы на большой высот!

МИША. Неужели у вас такой тонкій слух, что вы можете отличить мой мотор?

ШУРА (зардвшись). Да как же его не отличить (поднимает взор кверху), когда он так ясно, ясно выговаривает, словно дразнит меня: ‘Шура, Шура, Шура, Шура, Шура, Шура, Шура, Шура’… (Нюра обмнивается с Мишей многозначительным взглядом и оба беззвучно смются, пока Шура, в упоеніи, повторяет ‘Шура, Шура, Шура, Шура’ и т. д.).

ЗАНАВС

КАРТИНА 2-я

У доктора Дробницкаго.

Комната представляет собою типичный кабинет русскаго терапевта, начала XX вка, с обычной, для даннаго мста дйствія, мебелью и ‘аксессуарами’. — Комната не глубока. — За письменный столом, направо, стоит подвижное кресло. Клеенчатая ‘больничная’ кушетка, налво, прикрыта блой простыней, около нея — табурет. Стны кабинета заняты полками с книгами и с лабораторно-медицинскими препаратами.

Единственная в комнат дверь раздляет среднюю стну на дв равныя части.

При поднятіи занавса, старик Смолько сидит, согнувшись, на кушетк, в одной матросской ‘тльник’, с высоко засученными рукавами, около него, на табурет, сидит доктор Дробницкій, со вниманіем разсматривающій жилистыя руки паціента. — Доктор одт в срую тужурку военнаго врача (со звздочкой ‘статскаго совтника’ на погонах), — это коренастенькій человк, небольшого роста, в очках, которыя он то и дло вскидывает на лоб, его лицо, голое, манеры, все изобличает в нем русскаго интеллигента конца XIX вка, добраго, с напускной строгостью, слегка чудаковатаго.

Невдалек от них, прибирая банки с жидкостью ‘для анализа’, стоит, в блой халат установленнаго образца, фельдшер Потапов, — верзила средних лт, про котораго хочется сказать, что ‘хоть не ладно скроен, зато крпко сшит’ и, вслдствіе этого, не боится, повидимому, спиртных напитков, как яда.

ДОКТОР ДРОБНИЦКІЙ (осмотрв локтевыя сочлененія у Смолько). Нда-с… ‘анкилозы’ все еще того-с… Типично-морская штукенція, батенька! На служб должно быть неосмотрительны были? Давно это у вас началось?

СМОЛЬКО (опускает рукава, Потапов подходит ему помочь). То-ись що такэ?

ДОКТОР. Да вот эти непріятности?

СМОЛЬКО. Служебныя?

ДОКТОР. Нт, ревматическія?

СМОЛЬКО. A-а!.. Так то ще с того времечки, як я в ‘кругосвтное’ ходил третій раз!.. Море тогда дюже баловалось, як Америку огибали, вот и промочило маленько! А ‘Эльбург’ — пакебот — может слышали — и совсм тогда промок, бдненькій!

ДОКТОР. To-есть как это ‘совсм’?

СМОЛЬКО. А так что потонул, звыняюсь!.. И мы бы смогли тоже!

ФЕЛЬДШЕР ПОТАПОВ (обращаясь к Смолько и пытаясь сострить). Ваше ‘кругосвтное’, значит, чуть не стало ‘на-тот-свтным’ путешествіем, хе, хе?

ДОКТОР (Потапову, шутливо морщась). Ради Бога! Не угнетайте своим остроуміем! — и так сегодня жарко и душно! (Смотрит на часы). Приготовьте лучше шприц, чтобы закатить ддушк ‘іодипину’ порцію! (Потапов, продолжая посмиваться, зажигает спиртовку, на которой кипятит потом воду и в ней — во время послдующаго діалога — стерилизует шприц. Д-р Дробницкій подбодряюще поглаживает по плечу Смолько). А потом, старина, я вам такое впрыски^ ванье пропишу, что прямо помолодете! Ей-ей! Сейчас как раз такіе опыты в одной лабораторіи производятся. Вдь разв это не безобразіе, что люди так скоро старют? А?

СМОЛЬКО. Оно конечно обидно, господин дохтор! — стольким, скажем, премудростям обучился во флот! Примнять бы и дальше науку на пользу отечеству, а между прочим смерть уже за ногу цапает!

ДОКТОР. А вот мы ее по рукам-то и хлопнем, ха, ха! Она и бросит свои замашки, когда ‘жизненный элексиром’ запахнет!

ПОТАПОВ (к Смолько, вновь пускаясь в ‘острословіе’). Это уж наука тому порукой, что смерть по рукам будут хлопать! (Самодовольно смется ).

ДОКТОР (ему). Пощадите, прошу вас! — от вашей ‘игры слов’ живот может вспучить!.. (К Смолько). Кстати — как у вас насчет живота? Функціонирует кишечник? Исправен?

СМОЛЬКО. Функцинировать-то он, конечно, функцинирует, а только, звыняюсь, нэ дйствует каждый день!

ДОКТОР (сдержав смх). Вот это нехорошо! От больного кишечника половина всх болестей происходит: и мигрень, и безсонница, и сыпи на тл, словом — ‘чего хочешь, того просишь’!

ПОТАПОВ (заканчивая стерилизацію шприца). Да кто же их ‘хочет’, Борис Борисович? — помилуй Бог от таких прелестей!

ДОКТОР (вcmaem и шутливо ‘наскакивает’ на Потапова). Кто хочет, спрашиваете? — Да хотя бы вы! (Поворачивается к Смолько, указуя па Потапова). У человка застарлый геморой! Другой давно б уж дал себя оперировать! Так нт же: — хочет страдать им, отравляя себ существованіе! И весь мір должен быть в отвт за это. А так как міру начхать на его болзнь, то он и бунтует, вымщая все на других!

ПОТАПОВ. Ну уж вы и скажете, Ворис Борисович! — Люди могут Бог знает что подумать!

ДОКТОР (расшаркиваясь перед пим с добродушной ироніей ). Ах, вы не бунтовали в девятьсот пятом? Нт?.. И мн не пришлось вас вызволять тогда у жандармов? Тоже нт?.. (К Смолько). Вы не можете себ представить, что это за кровожадный революціонер!.. — всм недоволен: правительством, жизнью, Богом!.. А все из-за чего? — изза гемороя! Ей, ей! (Потапову). Лечиться надо! Вот и все! Не возражайте пожалуйста! Видл я также вашего Троцкаго в девятьсот пятом, когда он неистовствовал в Совт Рабочих Депутатов! У вас геморой, а у него катарр! И каждая мысль его — плод несваренья желудка! Каждая фраза его окрашена желчью! И такіе-то люди, как Троцкій или врод вас, хотят властвовать над другими? — над тми, кто, в свою очередь, болен от наслдственнаго бездлья, пьянства, сифилиса, барских извращенностей и одержим страхом перед воображаемыми опасностями?!.. Лечить надо таких людей, батенька! Лечить! и вас, и их! и никаких тогда революцій не будет! (Смотрит на часы). Что это Миша как задерживается в Петербург?.. Протелефонировать что ли в штаб?

ПОТАПОВ (не без злорадства играя па нервах доктора). Может быть забастовка на желзной дорог?

ДОКТОР. Ну вот еще! Скажете!

ПОТАПОВ. И очень просто: на заводах Лесснера сейчас безпорядки, на Пороховых бастует тротиллитовое отдленіе и капсюльное тоже, в типографіи Яблонскаго третій мсяц печатники в стачк, на Обуховских накипает…

ДОКТОР (перебивая). Те-те-те!.. откуда это у вас такія точныя свднья: гд какая забастовка, на каком завод кипит, а гд еще только пакииает? А?.. Ой, смотрите, Потапов! Влопаетесь опять в исторію, — на меня уж тогда не разсчитывайте!

ПОТАПОВ (ухмыляясь). Помилуйте, Ворис Борисович…

ДОКТОР (снова смотрит на часы). Я-то помилую, а вот помилует ли снова департамент полиціи, — это вопрос!.. Пойду-ка все же протелефонирую! (Уходит. — Потапов к этому времени прокипятил в вод шприц, достал ‘іодипину’, банку с эфиром и, намочив в нем вату, вновь засучивает один из рукавов у Смолько и растирает ему предплечье, готовясь к впрыскиванью).

ПОТАПОВ (‘занимает разговором’ Смолько, длая не торопясь свое дло). Вот вы коснулись Америки… А как это — говоря откровенно — подходящая страна или в нкотором род реклама?

СМОЛЬКО. Да как сказать? — Оно, конечно, везд люди живут!

ПОТАПОВ (шбрав шприц лекарства, подносит к рук больного). Ну а как насчет языка? Я слыхал — замысловатый и трудно разобрать, ежели без выучки?

СМОЛЬКО (деликатно сплюнув). Привычка.

ПОТАПОВ (выбрав мсто на рук для укола). To-есть практика, вы хотите сказать?

СМОЛЬКО. Она самая! А ее не больно трудно и пріобрсть!

ПОТАПОВ (вонзая в руку шприц). Не больно трудно, говорите?

СМОЛЬКО (слабо вскрикивает). Ух!.. (Посл краткой паузы). Не больно! Нт.

ПОТАПОВ. Завидую я вам, Кондратій Петрович! — в каких только странах не побывали!

СМОЛЬКО (объясняя). Моряк! — только через это! Поступите во флот — и с вами то же случится.

ПОТАПОВ (посмявшись). А гд по вашему лучше всего?

СМОЛЬКО. На родин.

ПОТАПОВ. Я слыхал, в Англіи комфорту больше!

СМОЛЬКО. Зато товары дороже. (Пауза). А только не всякій знает, гд его настоящая родина.

ПОТАПОВ. Это в каком смысл?

СМОЛЬКО. А в том, что забыли к ней дорогу, — вот и потерялась она для людей!.. А она одна и у всх та же самая! А находится, я слыхал, в такой мирной стран, гд сами ангелы вьют себ гнздышки на деревьях.

ПОТАПОВ (почти насмшливо). Да что вы говорите?.. Вот бы създить полюбопытствовать!

СМОЛЬКО (мечтательно). Так сказывают…

ПОТАПОВ. Гд же та страна находится, интересно? Почему о ней в географіи ни гу-гу?

СМОЛЬКО. Потому что сховалась та страна в окіян за рифами… Посл землетрясенія, когда дюже люди Бога прогнвали!

ПОТАПОВ. Скажите пожалуйста, какая досада!

СМОЛЬКО. А як стало вмсто одной родины сотни, — вот и пошли с того времени войны! Потому как всякій свою родину хвалит, а на чужую ему наплевать! (Входит д-р Дробницкій, с сильно озабоченным видом).

ПОТАПОВ. Ну что, Борис Борисович, узнали что-нибудь?

ДОКТОР. Ничего не мог толком добиться.

СМОЛЬКО (прощаясь с ним). Досвиданьице! Благодарствуйте, дохтор! (Сует ему рубль).

ДОКТОР. Нотой заплатите, когда вылечитесь! (Потапову). Кто это там насорил, в передней? И чья это корзинка там, от которой пух летит во вс стороны? Уберите ее к чорту!

СМОЛЬКО (робко). Это моя, звыняюсь… Для внучки… Она гнздышко себ вьет… (смотря заискивающе па Потапова) на манер ангелочков… Так вот я матерьяльцу ей насбирал. Такая корзинка нескладная! Прямо конфуз получается. Я ее сейчас уберу! Прощевайте! (Кланяется, торопясь уйти).

ДОКТОР (задерлсивает Смолько, озадаченный ею словами). Простите, я не разслышал, о каком это вы гнздышк сейчас… (Издали доносится электрическій звопок). Фу, чоррт… (Потапову, строго). Скажите, что я заканчиваю пріем!.. Запишите на завтра!

ПОТАПОВ. Слушаюсь. (Уходит).

СМОЛЬКО (нсколько мнется со своим отвтом доктору). А это я тут разсказывая насчет разных стран… Будто такая страна есть в окіян далекой, гд ангелочки, звынаюсь, себ гнздышки вьют.

ДОКТОР (смотря на Смолько, как на полоумнаго). Да, да… разныя бывают страны… Вам врно много довелось их перевидать? Не тянет эдак… снова попутешествовать?

СМОЛЬЕО (мотая отрицательно головой). Не-е! — будет! — напутешествовался!.. Человк не может без конца путешествовать: — когда нибудь и остановиться трэба!

ДОКТОР (перестав думать, что перед ним сумасшедшій). Вот, вот!.. Это только разный смутьянам любы кровавыя авантюры! Им, конечно, наплевать на моего Мишу, который остался мн единственный утшеніем посл смерти жены! Ну, а мн, простите, не наплевать! Вы слышите? — не наплевать!

СМОЛЬКО (простодушно). Слышу, слышу!

ПОТАПОВ (возвращается с конвертом служебнаго образца, запечатанным с<казенными печатями' и передает его доктору). Экстренный пакет из Военнаго Госпиталя.

ДОКТОР (вскрывая пакет с недовольным видом). Что еще такое? С какой стати ‘экстренный’?

СМОЛЬКО (пятясь к двери). Досвиданьице! (Кланяется доктору, углубившемуся в чтеніе ‘казетюй бумаги’, прощается за руку с Потаповым и уходит).

ДОКТОР. Ну вот, словно предчувствовал : — вс разршенія отпусков временно отмняются!

ПОТАПОВ. Видно и впрямь к войн дло клонится!

ДОКТОР (бросает полученную ‘бумагу’ на стол и, взяв себя в руки, прохаживается по кабинету). Никакой войны у нас, конечно, не будет! Во-первых, мы к ней еще не готовы, а во-вторых, мір еще не сошел с ума, чтобы рисковать ни-за-што, ни-про-што всм своим достояніем!

ПОТАПОВ. Оно, конечно… Хотя, как знать! Сумасшедших все больше и больше становится! Взять хоть этого морехода, что сейчас приходил!

ДОКТОР. Вы думаете, — он сумасшедшій?

ПОТАПОВ. Вам это лучше знать: вы доктор и к тому же лечили его дочку, — эту самую… Лутохину, жену переплетчика!

ДОКТОР (задумчиво). Миша, кажется, слегка ‘пріударяет’ за его внучкой? А?

ПОТАПОВ. Не знаю. А только вы ее долго лечили, эту самую Лутохину, Серафиму Кондратьевну!

ДОКТОР (вяло улыбаясь). Вы хотите сказать: лечил, да не вылечил?

ПОТАПОВ. Ну, вдь, неизлечимых никакая наука не вылечит?

ДОКТОР. Ясное дло! А у этой Лутохиной та рдкая форма психостеніи, которая лишь недавно открыта Вальдштейном: — больную клонит ко сну… ее все время осаждают всякія сновиднія и она не может сомкнуть глаз, без того, чтобы ей что-нибудь не пригрезилось!

ПОТАПОВ. Паршивая болзнь! Лучше бы этот Вальдштейн и не открывал ее вовсе! (Слышен звонок).

ДОКТОР. Никого больше не пускать! Не успю! (Смотрит на часы). Миша сейчас должен пріхать! (Раздается стук в дверь).

ДОКТОР. Кто там?

ПОНЧИК (влетая с обворожительной улыбкой). Разршите на одну минуточку?

ДОКТОР. Здравствуйте, дорогая! Я к сожалнію занят и поэтому…

ПОНЧИК (договаривая свое и перебивая доктора) …на правах бывшей слушательницы акушерских курсов? (Здоровается с доктором и Потаповым).

ДОКТОР (нехотя). Чм могу служить?

ПОНЧИК (почти скороговоркой). Вторую ночь не сплю: :— сердцебіеніе, усталость… С этой глупйшей жарой и извстіями о войн вс нервы измочалились. Принимала ‘Борниваль’ — ноль эффекта, ‘камфару бромату’ — никакого дйствія, ‘бромураль’, ‘антинервин’, ‘валиль’, ‘валидоль’, ‘дорміоль’, — ни малйшаго облегченія! Прямо не знаю, что длать!

ДОКТОР. Замуж выйти! Вот что длать, коллега! Вся ваша нервозность — от сексуальной неуравновшенности!

ПОНЧИК (обмахиваясь платком и кокетливо вытирая nom со лба). Вам все шуточки, доктор! А между тм я серьезно прошу выслушать мое сердце! Потому что неровен час и…

ДОКТОР. Чепуха! Я ж недавно вас осматривая! А это, знаете ль, не безопасно в моем возраст и при чарах вашего тлосложенья! (Заслышав повторный звонок телефона). Никак телефон? Простите, коллега! (Быстро уходит).

ПОНЧИК (торопливо говорит Потапову, полушопотом). У подъзда извозчик. Наги, не бойтесь! Примите от него листовки ‘против войны’, для рабочих! Я постараюсь подольше задержать докторишку… (Потапов подходит настороженно к двери и плотно ее закрывает). Не бойтесь, — у телефона сейчас Воскресенскій!

ПОТАПОВ (нервно). Кто?

ПОНЧИК. Саша — студент. Он задержит доктора минуты на три!.. Вам нетрудно принять сейчас два тюка? Для ‘Рельсопрокатнаго’ и для ‘Ремонтнаго’ на Балтійской вокзал?

ПОТАПОВ (хмуро). Раз надо, так надо!.. (Не без вожделнія обхватывая ея талію). Ох, умница-разумница! Все-то у нея предусмотрено!.. А сама — ну прямо не Пончик, а вылитый помпончик!

ПОНЧИК (высвобождаясь из его объятій). Не дурачьтесь, Потапов! И без вас жарко!.. Скажите лучше, почему вас не было вчера на собраніи? Получена ‘шифровка’ из заграницы. Пишут: скоро пришлют нам такую инструкцію в связи со слухами о войн, что мы ахнем от удивленія! (Прислушивается). Никак его шаги? (Пауза). Сварганьте поживе прокламаціи! И чтобы надежный образом! — Слышите? А пока вы будете там валандаться, я займу ваше начальство своей персоной!

ПОТАПОВ. Так сказать — даешь ‘Самсона и Далилу’?

ПОНЧИК. Вот-вот! — сцену обольщенья в постановк ‘Художественнаго Театра’!

ПОТАПОВ. Только не переиграйте, смотрите! А то я ух как ревнив! (Оба сразу смолкают: в коридор раздаются приближающіеся шаги доктора ).

ДОКТОР (входит с недовольным видом, садится за стол, что-то отмчает в блокнот и, вскинув глаза па свою паціентку, буркает безапелляціонно). Раздньтесь!

ПОНЧИК (кокетничая). Я так и знала! — вс мужчины на один лад! (Потапов, воплощая ‘верх деликатности’, выскальзывает из кабинета. Пончик снимает блузку и разстегивает лифчик). Вы чмто разстроены?

ДОКТОР. Устал! (Пауза). Опять звонили ради освобожденья от воинской повинности… (Bcmaem, стукнув кулаком по столу). Люди прямо спятили!.. Войны еще нт и в помин, а уж начинается паникерство!

ПОНЧИК. И юбку снять?

ДОКТОР. Юбку можете оставить! (Выслушивает ее). Дышите!.. (Пауза). Не дышите! (Надавливает ей шейныя вены и изслдует пульс).

ПОНЧИК (посл паузы). А вы боитесь войны?

ДОКТОР. Не столько войны, сколько глупости!

ПОНЧИК. А что вас смущает?

ДОКТОР. А то, что врачи заботятся, как бы продлить человческую жизнь, а другіе — как бы ее сократить!

ПОНЧИК. Чему ж вы удивляетесь: при буржуазной режим вся жизнь полна противорчій!

ДОКТОР (продолжая свое). Вот тут и разбирайся, когда в одно и то же время ты и врач и военный! Тьфу!

ПОНЧИК (почти ластясь кпему). Бдный вы, бдненькій! (Опуская слегка рубашку на груди). А что это у меня здсь за пятнышко, доктор?

ДОКТОР (нагибается к ней). Гд?.. Вот это?

ПОНЧИК (томно, сквозь зубы). Дда… что это такое?

ДОКТОР. Комариный укус!

ПОНЧИК. Ну, слава Богу! А я думала — прыщ!

ПОТАПОВ (входя, немного запыхавшись). Михаил Борисович… подходит к дому!

ДОКТОР (радостно). Миша?!.. Зовите его сюда! Наконец-то!

ПОНЧИК. До свиданья, доктор! (Прощается).

ДОКТОР. До свиданья, голубушка! Обтирайтесь на ночь водичкой и поменьше шьте мучного! Чтобы людям не дать повод говорить: ‘С жиру бсится’. (Она со смхом уходит в сопровожденіи Потапова. Доктор сбрасывает с себя китель и, вытерев наскоро nom с шеи, поворачивается к двери, в которую стучат). Войдите!

МИША (врывается в кабинет, в приподнято-радостном настроеніи и бросается доктору на шею). Здравствуй, отче!.. Не сердись, что опоздал! Не мог! Сейчас объясню — почему!

ДОКТОР (обнимает его со всх сил и перебивая его рчь поцлуями). Молчи, разбойник! И не оправдывайся!.. Прямо разбойник! Не жалешь отца! А меня когда-нибудь ‘кондрашка’ хватит! Потому что уж довольно того, что сын летчиком стал, так нт же! — надо еще чтоб война нависла в воздух! (Вдруг начинает беззвучно плакать). А у меня и так нервы от этой жары ни на что не похожи!!! И вообще, кром тебя, у меня никого… И если что случится с тобой, …я …я не переживу!

МИША (с наигранной молодцеватостью). Ну, брось, ей-Богу!.. Что за срам такой!.. Еще увидит кто ненароком!

ДОКТОР (вытирая глаза и успокаиваясь). А ну их всх к чорту! Какое мн дло до других?! (Громко высморкавшись). Что говорят о войн?

МИША. Никто в нее не врит! Австрійскій блеф, говорят! Тм не мене предпринимаются мры…

ДОКТОР. Какія еще там ‘мры’? Это, что отпуска прекращены?

МИША. И это, и насчет мобилизаціи…

ДОКТОР. С ума они сошли со своим Распутиным!..

МИІПА (улыбаясь). Да не волнуйся ты, ради Бога, — никакой войны, я уврен, не будетГА у меня есть новость для тебя поважне!

ДОКТОР (прищурившись). Служебная?

МИША. И вовсе не служебная!

ДОКТОР. Ну, что еще! Не томи!

МИША (чуть не танцуя от счастья). Нюрочка Лутохина согласилась стать моей женой!

ДОКТОР (посл паузы недоумнія). Нюрочка Лутохина?

МИША. Да! И мы просим у тебя разршенья на брак!

ДОКТОР. Постой, постой!.. Это какая же Лутохина? Та, у которой здсь не в порядк? (Показывает себ на лоб).

МИША (смясь). То Шурочка, а это Нюрочка!

ДОКТОР (растерянно). И ты хочешь на ней жениться?

МИША. Ты угадал!

ДОКТОР. А… а как же я?

МИША. Ты будешь жить с нами!

ДОКТОР. Да разв в твои годы женятся, братец? Это же форменное безуміе!

МИША (смясь). У тебя все ‘безуміе’! И война — ‘безуміе’, и женитьба — ‘безуміе’.

ДОКТОР. Э- I Нт-с! Извините-с! Из двух зол я выбираю все же меньшее!

МИША. Значит, согласен?

ДОКТОР (качая головой, с еле сдерживаемой улыбкой). Очень вам нужно мое согласіе, подумаешь!

МИША. Ну, а все же, согласен?

ДОКТОР. А что же мн остается, как не согласиться?

МИША (кидаясь доктору на шею и цлуя его, в неописуемом восторг). Отче!.. я задушу тебя!

ЗАНАВС

ДЙСТВІЕ II

КАРТИНА 3-я

В спальн Лутохиной и ея дочек.

Небольшая комната, расположенная углом т. е. представляющая собой треугольное пространство, ограниченное двумя стнами, сходящимися на задней план сцены.

Слва, постель Серафимы Кондр., справа — Нюры, посреди них, во глав угла, небольшая, но сравнительно высокая тахта, окаймленная кольцом сплетенных вмст камышей и древесных вток, наподобіе вншней ограды птичьяго гнзда.

В изголовьях постелей Серафимы Кондр. и Нюры небольшія иконки стариннаго письма, в углу, над ‘гнздом’ Шуры,— образок, представляющій Духа Святого в вид голубя, под образком, на парчевой лент — большое пасхальное яйцо.

Два стула и табурет завершают ‘меблировку’ спальни.

При поднятіи занавса, сцена пуста. Через три-пять секунд входит, прижимая платок к глазам, Шура и бросается полу-ничком на свою тахту, имющую вид ‘гнзда’. За ней слдом входит Нюра.

НЮРА. Ну чего ты плачешь?

ІІІУРА. Оставь меня в поко!

ШОРА. Я теб надола?

ШУРА. У меня болит голова.

НЮРА. Неправда! Я знаю, почему ты плачешь!

ШУРА. Ты все знаешь!., т. е. воображаешь это! А от этого ничего и не знаешь!

НЮРА. Чего же это я не знаю, скажи?

ШУРА. А того, что я так несчастна, как никогда!

НЮРА. Вот тут-то и ошибаешься! Потому что, если хочешь знать правду, то Миша на самом дл влюблен не в меня, а в тебя!

ШУРА (вскинув на нее глаза). Миша?! Зачм ты говоришь глупости?! — такими вещами не шутят!

НЮРА. А вот и не глупости! Может и вправду мотор его воркует все ‘Шура’ да ‘Шура’!

ШУРА. Я это сказала… для смха!

НЮРА. Да, да! — ‘для смха’! Меня не надуешь!

ШУРА. Я увряю тебя…

НЮРА. Не увряй, ради Бога, а лучше присмотрись повнимательнй к Миш! — это такой скрытный человк, Шурочка, что ты даже и представить себ не можешь!

ШУРА. Ну вот! — опять говоришь ‘Шурочка’, а думаешь про себя ‘дурочка’!

НЮРА. И ничего подобнаго! Потому что Миша только притворяется, что влюблен в меня! Да, да! Притворяется, чтоб меня задобрить!

ШУРА. Задобрить?! С какой стати?

НЮРА. А чтобы я… не противилась твоему счастью с ним! Да, да! Нечего глаза так таращить, будто я ни всть какую чушь мелю! Он и к мам так подлаживается, потому что боится отказа…

ШУРА. Какого ‘отказа’? Христос с тобой!

НЮРА. Отказа выдать тебя замуж прежде меня! т. е. младшую дочку раньше старшей!

ШУРА. Откуда ты это взяла? Что за фантазія?! Или ты рехнулась совсм вообще, что за вздор ты сегодня плетешь?

НЮРА. А вот и не вздор! Потому что надо знать психологію мужчины. Мы их все судим по-своему, т. е. по-женски! А на самом дл это такія хитрыя бестіи, которыя лишь прикидываются, что сродни нам характером, а на самом дл это совершенно другая порода людей.

ШУРА. Зачм же им прикидываться, я не понимаю!

НЮРА. А чтоб врне ввести в заблужденіе! — Двушка, как увидит, что мужчина страдает, — ей так жалко его становится, что вс просьбы его, даже и не очень приличныя, она готова исполнить! А мужчина только и ждет того, чтобы погубить двушку! Оттого и существуег на свт так много погибших созданій!

ШУРА (сильно огорченная). Да неужели ж вс мужчины такіе отъявленные негодяи?!.. Вдь посл этого им руки нельзя подавать!. А, между тм…

НЮРА. Это совсм не потому, что они такіе уж ‘негодяи’, а потому, что у них такая манера! Да! Такая ‘нахрапистая’ сноровка! Им непремнно надо ‘отвести глаза’ от настоящих намреній, усыпить бдительность своей жертвы и тому подобное… Они все время держатся как на войн! Ей Богу! ‘Покоряют сердца’, ‘молят о пощад’, утверждают, что их ‘плнили’, т. е. взяли в плн, а в это время сами ‘плняют’ женщин и губят их, чтобы потом хвастать своими побдами!

ШУРА. Господи! Какая низость!

НЮРА. А что ты с ними подлаешь!.. Это уж в крови у мужчины — натура его такова!.. Он никогда, напримр, не показывает вида, кто ему больше нравится!

ШУРА. Почему?

НЮРА. Потому что мужчина хочет заинтриговать собою и набить себ цну. А еще, конечно, из-за самолюбія.

ШУРА. А причем тут ‘самолюбіе’?

НЮРА. А при том, что если сразу дать понять, в кого влюблен, то предмет любви может возгордиться и начать мучить своего кавалера!

ШУРА (крайне недоврчиво). Ну-у! Кто же станет мучить того, кто нравится? Это уж не только невоспитанно выходит, а просто глупо!

НЮРА. Да что ты, не читала что ли в романах, на этот счет, и вообще в книжках о любви? Прямо смшно не знать таких простых вещей! Во всяком случа, я теб врать не стану! И теперь все дло от тебя зависит!

ШУРА. Что от меня зависит?

НЮРА. Все. Потому что остановка теперь только за тм, чтобы ты не противилась.

ШУРА. Чему не противилась, я не понимаю? Что ты сегодня говоришь загадками?

НЮРА. Не чему, а кому!

ШУРА. Ну — ‘кому’?

НЮРА. Миш — вот кому!

ШУРА. Да ты с ума сошла! Как могу я противиться тому, кто на меня — ноль вниманья! И вдобавок — тому, кто… кто мн с перваго же взгляда понравился на всю жизнь?! Да! На всю жизнь!.. Никогда не поврю, чтобы он хотл меня погубить! Это такой благородный человк, культурный, воспитанный!

НЮРА. А мн так он вовсе не таким представляется!

ШУРА Миша?!

НЮРА. Конечно, он сравнительно симпатичный, но — ‘не моего романа’ герой! Для этого у него слишком много чего не хватает!

ШУРА. Да ты с ума сошла?! Разв Миша может не нравиться?!

НЮРА. Я вообще убдилась за послднее время, что не люблю военных. Да, — милые люди, обходительные, безстрашные, но в общем, как ни как… ‘примитив’!

ШУРА (почти вскрикивает, задыхаясь). Миша — ‘примитив’?!

НЮРА. Во всяком случа недалеко ухал от примитива. ‘Слушанье’, ‘рад стараться’, ‘не могу знать’, ‘как прикажете’…

ШУРА (от всего сердца, зардвшись). Да вдь он же шутит, когда так говорит! Это он для смху говорит по-казенному! Нарочно! Чтоб развлечь нас! Видит, что мы не Бог всть какія ученыя, — ну и не хочет смущать своей образованностью!

НЮРА (поджав губы). Не знаю… Может быть я ошибаюсь… Во всяком случа прости, если оскорбила твои чувства к нему. Я не знала, что он дорог теб даже в своих недостатка!!.. Ну что же, ‘мир да любовь’! ‘Честным пирком да и за свадебку’!

ШУРА (улыбаясь). Вот ты все шутишь, Нюра, а я серьезно, — смйся надо мною, — видла недавно сон, будто у нас за завтраком собрались гости, по какому-то случаю, и вдруг встает Миша, в своем новенькой френч, поднимает бокал и, как на парад, докладывает: ‘Я, мол, давно уже души не чаю в мадемуазель Лутохиной и об этом уже знает мой папа, начальство мое и родители той, кого я нареку, с их согласія, своей законной супругой. Позвольте же мн по этому случаю предложить тост за мою обожаемую невсту, за мою безцнную Шурочку!..’ Тут вс повскакали с мст и переспрашивают наперебой: ‘Нюрочку, вы хотите сказать?!’ ‘Нт, Шурочку’, — отвчает Миша и просит тут же благословить нас. (Пауза). Ну, что ты скажешь?.. Вдь это же прямо немыслимо, чтобы такой дикій сон оказался дйствительностью! Этого в жизни не может быть! — я это очень хорошо знаю!

НЮРА (усмхнувшись). Почему ты так думаешь?

ШУРА. Потому что такого ‘сна в руку’ никогда не бывает!

НЮРА. И еще как бывает! — Помнишь, мам приснилось, чго у сосдей пожар?.. — просыпается, а у Петровых и в самом дл сажа в труб загорлась и уж пожарные орудуют во-всю!

ШУРА (задумчиво). Ну, мама — особь-статья!., мама — святой человк и врод как ясновидящая!.. А я… кто я такая, чтобы Бог раскрывал мн, в снах, свои предначертанья?! — Я, может быть, самый никудышный человк на свт! Всм-то я в тягость, ничего толком не знаю, силенок все меньше и меньше… Иногда так заволакивает все перед глазами, что мнится: уж не держу ли я путь на тот свт?.. В ушах звенит тогда словно в церкви, вдали что-то вспыхивает манящее и не то птички поют, не то ангелочки чирикают, подражая птичкам, на потху Всевышнему… (Смотрит перед собою широко раскрытыми глазами, в которых застыли слезы. Посл паузы). Умереть бы скорй!

НЮРА (растерявшись). Ну зачм ты так говоришь?.. И как теб не стыдно, в самом дл? Кому это ты ‘в тягость’, скажи на милость? Разв мы вс не любим тебя больше жизни, как нашу общую радость и утшеніе?.. Видит Бог, что я всм своим достояніем готова пожертвовать для тебя, Шурочка: — здоровьем, знаньем, силами, всм, чм только могу!

ШУРА (тихо). И… любимым человком?

НЮРА (посл едва уловимой паузы). И им.

ШУРА (подумав). Завидую я теб, Нюрочка.

НЮРА. Почему, дорогая?

ШУРА. Потому что у тебя столько хорошаго, чм ты можешь подлиться со мною! А у меня ничего, кром болзни, тоски и отчаянія!

НЮРА (в мучительной порыв). Шурочка! Видит Бог: — если бы не боялась Его прогнвить, я бы с удовольствіем умерла, чтобы только дать теб крошечку счастья! (Цлует ее, изнемогая от жалости).

ІІ1УРА (вытерев глаза). А ты все-таки любишь Мишу?

НЮРА (улыбаясь). Мишу?

ШУРА. Да! Хоть немножечко?

НЮРА. Гм… я много думала, Шурочка, о любви и знаешь, к какому я пришла заключенью?

ШУРА. Ну?

НЮРА. Важно не столько, кого мы любим, сколько… кого мы больше других любим. Ты понимаешь?.. Напримр, я очень люблю нашу Дарью — она такая славная, — но мамочку и тебя я люблю куда больше! Даже сравнить нельзя!

ШУРА. Я это очень хорошо понимаю. Оттого-то мн и грустно, когда думаю, что Мишу я люблю… не меньше тебя!

НЮРА (бодрящим тоном). Это ничего, Шурочка! Это совершенно естественно, когда бываешь… влюбленной! И тут ничего худого нт! Увряю тебя, что это совершенно в порядк вещей!

ШУРА (со слезами в голос). Нт, не в порядк вещей! Потому что кто для меня Миша и кто ты для меня? Что он для меня сдлал такого, чтобы я ставила его рядом с тобой?! — ничего! И выходит как бы неблагодарность к теб за то, что ты возишься со мной, несмотря па блажь мою и капризы! (ІІлачет). А я не хочу быть неблагодарной! Не хочу, не хочу! Я скоре умру, чм стану неблагодарной!

НЮРА. Ну, вот! — опять слезы!.. Никто тебя и не думает подозрвать в неблагодарности! Ты себя все время нарочно разстраиваешь! — выдумываешь что-нибудь обидное для себя, а потом из-за этого плачешь!.. У тебя наврно опять лихорадка? — Прими-ка лучше свои капельки, а то эдак, милая, вс глазки выплачешь! (Слва входит Смолько, с корзиной, наполненной мхом, птичьим пухом, зелеными камышами и перьями. Он вытягивается во фронт и балагуря рявкает ).

СМОЛЬКО. Так что имю честь доложить вашим превосходительствам, что старшій боцман сверхурочной службы на брандвахтенном судн ‘Осторолшый’ Кондратій Смолько вернулся из отпуска в ваше распоряженіе! (Принимает ‘вольную’ позу и добродушно ухмыляется). Бывайте здоровеньки! Як Бог милует?! И воопче?! ‘Солнце нызенько, вичор близэнько, лэчу до тэбэ, мое сэрденько!’ Птичьяго молока не достал, а для гнздышка всякой всячины насбирал и честь имю представить на ваше благоусмотрніе! (Ставит корзину перед Шурой и замчает у нея заплаканные глаза). Що такэ, Шурочка? Що такэ, моя махонькая? Отчего глазки заплаканы? Обидл тебя кто? Нездоровится дюже? Али сон дурной кто наслал, щоб ему было неладно!

НЮРА. Никто ее не обижал и никто ей сна дурного не насылая, а она сегодня с утра такая! — нервничает, от лекарства отказывается, плачет все время и вконец меня разстроила своими жалобами!.. А всм ея огорченіям — грош цна, потому что она их из пальца высосала!

ШУРА (глотая слезы). Нт, не из пальца!

НЮРА. Нт, из пальца!

ШУРА. А вот и не из пальца!

НЮРА. А я теб говорю, что из пальца!

СМОЛЬКО (присаживается па краю ‘гнзда’ Шуры, оправляет его, как постель, и умягчает содержимым своей корзинки). Эх, не добре, не добре! — сестрички в мир должны жить, чтобы радовать Вожиньку, а не то конфуз большой получается и не так як бы трэба!.. (Нащупывает в гнзд куколку ангела, какія продаются на вербных базарах и какими украшаются рождественскія елки). А это що такэ? Ангеленочек бидный!.. Ишь куда сховался, родимый! Ну, побачьте ня милость, до чего Шура примяла его! — Ажно крылышки поникли у летчика!.. Ай-ай-ай! Не добре, Шура, дитятко! — с ангелятами трэба аккуратно цацкаться! бо народ деликатный и ты, миленькая, не смотри, что то куколка, а мысли: — то образ Божій!

НЮРА (берет у дда куколку ангела, выправляет ему крылышки и прихорашивает головку). Она послднее время все ворочается по ночам и вообще спит безпокойно. Вот и примяла ненароком!

ШУРА (вытирая глаза и сморкаясь). И совсм не потому! А потому что нельзя из постели гнздо устраивать: выходит ни то, ни се: снизу тюфяк жмет, все плоско, нту ямки глубокой, куда бы зарыться, и вообще нт вольности, как на деревьях у птиц!

НЮРА (тревожно). Что ж ты на дерево вздумала перебираться?.. Слышишь, ддушка, что она затвает? Этого еще не доставало!

ШУРА (мечтательно). Там видно будет… Во всяком случа — там ближе к Богу, к солнцу, к небу, гд может кружить голубок, воркуя мн: ‘Шурочка, Шурочка, Шурочка’…

СМОЛЬКО (с дловитой серьезностью). Ну, а ежели дождик?

ШУРА (пожав плечами). Пойдет и перестанет!

СМОЛЬКО (помолчав). Гм… оно пожалуй и так… (Нюра смотрит на них ‘во вс глаза’). А то можно… навс с камыша смастерить.

ШУРА. Еще того лучше!

СМОЛЬКО. Врод крыши!

НЮРА (Шур). И теб не будет жалко… разстаться со мной?

ШУРА (поджав губы). Почему ‘разстаться’? Мы же будем видться иногда!

НЮРА (с горькой укоризной). ‘Иногда’?

ШУРА (сдержанно). Я не хочу быть никому в тягость!

НЮРА. Кому же ты в тягость, скажи? Мн?

ШУРА. Раз тебя безпокоит, что я ворочаюсь по ночам…

НЮРА (раздосадованная). С тобой прямо нельзя разговаривать: — так поворачиваешь слова, что даже обидно становится.

ШУРА. Глупо обижаться, когда говорят правду!

НЮРА. Какую ‘правду’?

ШУРА. А вот такую. (Молчанье).

СМОЛЬКО. Ай-ай-ай, як не добре выходит! Сами любят друг дружку, а гуторят промежду собою як в ссор!.. Прямо конфуз получается, а не так, як бы трэба!

ШУРА (посл коротенькой паузы, прижимается неожиданно к ддушк, обхватив ею шею руками). Ддушка, миленькій! Ты все знаешь! Скажи мн, отчего я такая несчастная!

СМОЛЬКО. Ты?!.. Да Вог с тобою, сэрденько! Чм же ты ‘несчастная’?

ШУРА. Всм, ддушка, всм! Я такая несчастная, что и подумать о себ не в силах без слез! (Плачет).

СМОЛЬКО. Ну так значит оттого ты и несчастная, что не знаешь, какая ты счастливая!

ШУРА. Я?!.. Счастливая?! Чм же? Ты смешься, ддушка!

СМОЛЬКО А тм, что в солдаты тебя не возьмут, на войну тебя не погонят, убивать других не прикажут, под пулями спать не заставят!

ШУРА. Только от этого?

СМОЛЬКО. А этого теб мало?

ШУРА. Нт, но… какое же это утшенье?

СМОЛЬКО. Как какое? Солдатам кости дробить будут пули, печенку разрывать им на части, глаза из под бровей вырывать, руки-ноги калчить и в обрубки людей превращать! — а ты в это время будешь нжиться в своем гнздышк, ручки-ножки у тебя будут цлы, глазки тоже, и будешь ты далеко от горя-злосчастья порхать себ Божьей птахой! (Шура начинает плакать еще жалостнй прежняго). Чего ж ты опять плачешь, моя махонькая? Разв ж, глядя на войну, не счастливая ты, по сравненію с прочими?

ШУРА (глотая слезы). Как же я могу быть счастливой, когда у других будут вырывать глазки снарядами? Печенку разрывать на части? И ни всть какіе ужасы над ними творить?.. Да я умру тогда от жалости, а не то, что буду счастлива!

НЮРА (опускатся в припадк нжности на колни перед Шурой и цлует ей руки). Шурочка!.. Сам Бог говорит твоими устами!

СМОЛЬКО (почесав себ за воротом и расправив усы, крякает и говорит в смущеніи). Гм… да! Пожалуй что оно и так! гм… не добре у меня это вышло: — конфуз получается! (Разводит руками). Прямо бда, як стало трудно разговаривать с молодежью!

ЗАНАВС

КАРТИНА 4-ая.

Перед дачей Лутохиных.

Почти у самой рампы, — окаймленная кое-гд сучьями деревьев, — высится деревянная стна дачи, с двумя окнами, — одно закрыто и занавшено, другое открыто настежь. У послдняго сидит, согнувшись, Серафима Кондр. Лутохина и читает Библію, многія страницы которой заложены полосками картона. На колнях Лутохиной черные чулки и штопальныя принадлежности.

Вечерет. За окнами, в столовой, почти совсм темно, но снаружи, в саду, еще довольно свтло. Временами слышится негромкое чириканье и попискиванье птичек.

Поднятіе занавса совпадает с шумом отходящаго с вокзала позда и протяжный свистом локомотива.

Через нсколько секунд по поднятіи занавса, в комнат появляется Нюра с рукодліем (вышивкой закладки для книги в вид ленты) и присаживается у окна, рядом с матерью.

НЮРА (с довольным видом). Уснула!..

СЕР. КОНД. (облегченно). Слава Богу!.. (Закрывает Библію). Наконец-то!

НЮРА. Ох, боюсь, не жилица она на этом свт!

СЕР. КОНД. На каком?

НЮРА. Да вот на этом…

СЕР. КОНД. А может он только снится, ‘этот’ свт! А?.. Я уж сбилась по правд говоря! (Посл паузы). Вдь еще неизвстно, гд сон, гд явь!.. Ибо то, что нам снится порою, — правдивй самой правды бывает!.. И вообще это дло спорное, а пожалуй и не нашего ума дло!

НЮРА. Как так ‘не нашего’, мамочка?

СЕР. КОНД. А так что вс мы умпичаем понапрасну, — умнй Бога хотим стать, а в итог — ничего кром грха не получается!

НЮРА. Да что ты, мамочка, откуда ж это видно?

СЕР. КОНД. А оттуда, что ежели Бог не открыл нам всего, так нечего возвеличиваться и плоды срывать дерзновенно с ‘древа познанія добра и зла’!.. Вон порох открыли! А сколько чрез него несчастій! Ты об этом подумала? —

НЮРА. Что правда, то правда! (Углубившись в работу). Прямо жутко подумать, чм грозит война в наше время! — Шутка сказать, драться с нмцами, которые сорок лт готовились к бойн!

СЕР. КОНД. (убжденно). Напрасно готовились: не видать им побды!

НЮРА. Ты думаешь, мы с Франціей их проучим?

СЕР. КОНД. Не потому! а… вряд ли воевать придется. По крайней мр я войны не вижу. И врю, Бог смилуется не только над нами!

НЮРА. Ой-ли?!

СЕР. КОНД. Смилуется!.. А если покарает, то разв что тяжким сном, от котораго не всякому будет дано проснуться!

НЮРА (вскинув испуганно глаза на мать, скрывает свой страх в безпечной интонаціи). ‘Страшен сон, да милостив Бог’.

СЕР. КОНД. ‘Сон правду скажет, да не всякому’.

НЮРА. А кому же?

СЕР. КОНД. (берет с подоконника Библію и открывает ее на одной из заложенных страниц). А тм, ‘кто затыкает уши свои, чтобы не слышать о кровопролитіи, и закрывает глаза свои, чтобы не видть зла, — тот и будет обитать на высотах’.

НЮРА. Это чье пророчество?

СЕР. КОНД. Исаіи. (Она вздыхает и устремляет взор в какое-то загадочное пространство, мечтательно улыбаясь).

НЮРА (озабоченно). Что ты, мамочка, разсматриваешь там?.. Что теб привидлось?

СЕР. КОНД. Пустяки… Небывальщина сущая… Мало ли что человку померещиться может!..

НЮРА. Ну а все-таки?.. Или это секрет?

СЕР. КОНД. Какой там секрет!.. Я из своих снов секрета не длаю!

НЮРА. Ах, так значит — это теб приснилось? Когда?

СЕР. КОНД. И вчера, и сегодня… часто мн это снится за послднее время…

НЮРА. Что ‘это’?

СЕР. КОНД. А вот что будто там (показывает перед собой) за вокзалом, — видишь, гд училище, — вмсто дач и домишек, словно замки понастроены!.. Красивые — прекрасивые, высоченные, с балконами, с башенками стройными… И живут будто в них не вельможи какіе, а наш же брат, трудящійся, мастеровой люд!..И везд-то царит благодать… мир, любовь, благоволеніе… Вс задлались братьями и живут не то в Федераціи какой международной, не то в Соединенных Штатах Вселенной… (Тихо смется и снова принимается за штопку чулок. Слышен шум проходящаго позда).

НЮРА. Никак это ‘десятичасовой’ прошел? А?

СЕР. КОНД. Ждешь кого?

НЮРА. Миша хотл зайти из Военнаго Собранія: — интересно, какія новости!

СЕР. КОНД. Не врь ‘новостям’: изолгался народ, прости Господи!.. А главное — умничают, мудрствуют, забывая, что есть мудрость в глазах Божіих (открывает Библію на залошнном мст и читает). ‘Если кто средь вас мнит себя мудрым, согласно вку сему, пусть он станет безумным, дабы оказаться мудрым. Ибо мудрость міра сею есть безуміе пред Богом’. Так писал апостол Павел Коринфянам.

НЮРА (посл паузы). Как скоро нынче темнть стало! Время так летит, что никакому летчику за ним не угнаться! Август уже на носу!

СЕР. КОНД,. Насчет летчика… ты со своим не очень прохлаждайся сегодня: — помни, завтра день рожденія Семена Иваныча! Надо пораньше встать и…

НЮРА (перебивает со смхом). А это что? (показывает вышитую книжную закладку). Как же мн не помнить о дн рожденія папы, когда я ему книжную закладку вышила! И у Шуры такой же подарок!

СЕР. КОНД. А то к завтраку гости пожалуют и… одной Дарь не справиться! (Справа раздаются шаги по песчаной дорожк).

НЮРА (прислушиваясь). Никак шаги Миши?.. (Высовывается в окно и смотрит направо). Так и есть! (Машет рукою и кивает головой, повернувшись направо).

СЕР. КОНД. (встает). Ну, не буду стснять в таком случа!.. Не засиживайся только, — слышишь? (Цлует Нюру в щеку, крестит ее и поспшно удаляется).

НЮРА (св на подоконник, зовет приглушенным голосом, высунувшись наружу). Идите же! Чего вы замшкались? Вс спят, — не бойтесь! (Справа входит Миша, козыряет Нюр, бросается к ея окну и схватывает ее за об руки). Ну?.. Какія новости? Здравствуйте!

МИША (цлуя руки Нюры). Здравія желаю!.. Изволили читать послднія телеграммы?

НЮРА. Я не очень-то в них разбираюсь. Да! Не забудьте: завтра день рожденія папы и вы приглашены на завтрак вмст с отцом!

МИША. Обязательно придем! Если только война не грянет!

НЮРА (убждент). Никакой войны не будет! Скажу вам по секрету, что… Вы мн даете только слово?

МИША. Ну, разумется!

НЮРА (оглядвшись кругом и понизив голое). Папа сказал, что вс рабочіе военных заводов забастуют, как один человк! И что вообще надо ждать полной солидарности наших рабочих с нмецкий пролетаріатом!.. Вы не можете себ представить, как сильна сейчас власть соціал-демократов и особенно большевиков! А вдь папа, вы знаете, перешел недавно к болыпевикам!

МИША (сдерокагто, по-военмому). Мн этого знать не полагается!

НЮРА. Я и говорю вам это под строжайшим секретом! (Схватив его за руку). Да если и начнут воевать, — мы все равно вас не пустим на фронт!

МИША. Т. е. как это не пустите?

НЮРА. А вот так! — не пустим и кончен бал!

МИША (смясь). Никак нт, осмлюсь доложить : это невозможно! Я бы и сам хотл, а только это не в ваших силах! (Цлует ея руки. — Слышгю, как вдали проходит позд).

НЮРА (посл паузы). А вон и мсяц показался… Мы теперь прямо, как Ромео и Джульетта! Вы читали Шекспира?

‘Нт повсти печальне на свт,

Чм повсть о Ромео и Джульетт!’

МИША. А чм же наша ‘повсть’ печальна?

НЮРА. А угрозу войны вы забыли? (Он хочет что-то отвтить, по она прикладывает палец к его губам). Тсс… Слышите?.. (Гд-то недалеко раздается полу-сонное щебетанье птичек). Тью-тью-тью!.. Это та самая синичка, которую спасла Шурочка… Слышите?.. Слышите?.. (Миша озирается кругом с блаженной улыбкой). Это она благословляет Бога и свою заступницу!.. Слышите?

МИША (почти задыхаясь от нахлыпувших па него чувств). Боже мой, как прекрасна вселенная!.. Какая неописуемая красота разлита во всем мір!.. Я, конечно, совсм не поэт! Мн не хватает для этого слов! Но когда я вижу такую неимоврную красоту, — мн хочется от всего сердца умереть за вас, Нюрочка!.. Я не шучу! — я, ей Богу, хочу принести вам огромную жертву! Потому что у вас замчательная душа!

НЮРА (слабо улыбаясь, гладит Мишу по голов). А Шурочк?

МИША. Что Шурочк?

НЮРА. Вы ей тоже могли бы принести жертву?

МИША (слегка опшив). Вашей сестр?.. Я… я, конечно, готов… Но… у меня к ней совершенно другое отношеніе…

НЮРА. В каком смысл ‘другое’?.. Вам ее не жалко?

МИША. Разумется, я ей сочувствую: — она такая несчастненькая… но… что из этого?

НЮРА. Как что?.. И вы можете так отзываться о больном человк?!..

МИША. Т. е… как, я вас не понимаю!

НЮРА. …Так безсердечно?

МИША. Почему ‘безсердечно’?

НЮРА. Потому что… Шурочка в вас влюблена!

МИША. ‘Влюблена’?! (Усмхнувшись). Вот теб раз!

НЮРА. Да!.. И она не переживет, если… если вы не откликнетесь на ея чувство, т е. если вы разрушите ея грезу!

МИША. Я вас не вполн понимаю… Вы же знаете, что я равнодушен к Шурочк! (Реагируя на жест досады у Нюры). Т. е. я, конечно, ее жалю — у нея больная душа, — но… это ничего общаго не имет с любовью! Я люблю только вас, одну вас, единственно вас и никого больше!

НЮРА (нжно и вкрадчиво). Я, поврьте, это очень цню и однако… я не могу допустить, чтобы мое счастье с вами отозвалось болью в сердце кого бы то ни было… а тм боле — в сердц моей бдной, смшной сестренки! Ей — не справиться с болью!.. Нт, нт! — Я ее знаю! Она не выдержит удара, который вы — ея кумир — нанесете ей при моем ‘благосклонной участіи’!

МИША (мнется). Я боюсь, что вы… вы преувеличиваете, Нюрочка!

НЮРА (горячо). Она с дтства во мн находила самую врную защиту ото всх бд и превратностей жизни, ото всх ударов по ея болзненному самолюбію! И вдруг я сама окажусь ‘камнем преткновенія’ на пути ея к счастью!

МИША. Да, но… ни вы, ни я — мы нисколько не виноваты, что я люблю вас, а не ее! Не могу же я себя передлать и полюбить на заказ! Разв сердцу прикажешь?!

НЮРА. Вас никто и не обвиняет, но… как же мн не считаться с тм, что Шурочка, как вы знаете, безнадежно больна и гаснет, можно сказать, с каждым днем! — Вы сами понимаете, что с одним легким долго не протянешь! И дни ея безусловно теперь сочтены… Оттого-то мы и не надышимся на нее, исполняем каждое ея желаніе и малйшія прихоти… Разв хватит сил огорчить умирающаго человка?! Да еще такого безконечно добраго, славнаго, такого исключительно доврчиваго к людям и… (Голое ея внезапно прескается и она суетливо достает платок, чтобы вытереть слезы).

МИША (очень растроганный). Ради Бога, Нюрочка… умоляю вас, дорогая, не разстраивайтесь, пожалуйста! Потому что, во-первых, медицина теперь длает чудеса… Отец говорил мн, что в его практик были случаи, когда…

НЮРА (перебивает, вытирая глаза). Нт, нт!.. Не утшайте! Шурочка — обреченная! Да, да, — обреченная! И гршно сокращать ея дни, разрушая ея дтскія грезы о счастьи!.. Не только гршно, а прямо преступно!

МИША (в крайнем смущеніи). Но кто же хочет сокращать ея дни?!.. Откуда вы это взяли?

НЮРА. Да вы же первый! — правда, без злого умысла, но… от этого не легче!

МИША. Я?! Да что вы, Нюрочка?! Одумайтесь, родная… Разв можно возводить напраслину на ни в чем неповиннаго человка?!

НЮРА (с горечью). Ах, Миша, Миша! Неужели вы такой не чуткій, что для вас не ясно^о чем я собственно говорю, чего я хочу избжать?

МИША (задтый за живое, слегка вспыхивает). Не сердитесь. Нюрочка, но я в первый раз слышу обвиненіе меня в ‘нечуткости’!

НЮРА. Ну вот! — вы же еще вздумали обижаться!

МИША. Нт, но… Мн как-то больно слышать, что я в чем-то ‘манкирую’ относительно вас, для которой — видит Бог — я готов пожертвовать всею своей жизнью, всм своим счастьем, ршительно всм!

НЮРА (посл короткой паузы). Но если это… правда… если это не ‘фраза’…

МИША (прерывая ее с горячностью самозабвенья). Клянусь вам честный словом офицера! Неужели вы можете сомнваться, что я…

НЮРА (перебивая). Нт, нт! Но… (наигранно ‘лукавит’ с печальной улыбкой) вы думаете, я не способна принять от вас жертву? Ошибаетесь! — Я неспособна потребовать тяжелую жертву, но принять ее… дло другое! Конечно, если она от чистаго сердца!

МИША. Ну, ясное дло!.. Пожалуйста! — приказывайте! — Я вас слушаю!

НЮРА. Отлично. Только помните, — вы сами меня вызвали на это!

МИША. Я вас слушаю.

НЮРА (не давая ему опомниться). Женитесь на Шурочк!

МИША (растерянно). Что?!

НЮРА. Я говорю: женитесь на Шурочк! Она слабенькая… она скоро умрет… Скрасьте послдніе денечки этого несчастнаго существа! Дайте сбыться ея завтной мечт!

МИША (не вря своим угиам). Жениться на Шурочк?!

НЮРА (горячо). Ея дни сочтены! А что слаще на свт, чм исполнить послднюю волю обреченнаго человка? (Пауза). Ну, что же вы молчите?!

МИША (словно во сн). Но вдь это же… Это же диковинно, что вы требуете от меня!

НЮРА. Я не требую, а прошу!.. Я сама приношу огромную жертву, уступая вас Шурочк! Неужели вам это не понятно?! Но я знаю, — за это судьба вознаградит нас сторицей! А без этого — не видать нам счастья, основаннаго на несчасть другого!

МИША (приходя в себя). Вы стало быть не любите меня? Нт? Не любите вовсе, раз готовы уступить меня кому бы то ни было?! Вы, очевидно, не врите в наше счастье вдвоем?! Оно вам не дорого?! Нт?! Отвчайте!

НЮРА (подносит палец к губам, оборачиваясь назад). Тсс… наши уж спят! Успокойтесь, прошу вас, и поймите: я не могу заглушить в себ голоса жалости, когда думаю о бдной Шурочк, которая…

МИША (перебивая). А жалость ко мн? Гд жалость ко мн? Ея нт в вашем сердц?! Гд она?!

НЮРА. Миша, поврьте мн…

МИША (почти вн себя от горя). Не могу я вам больше врить теперь! Не могу я врить той, кто жертвует моим счастьем ради какого-то сумасброднаго желанія! Да! — сумасброднаго! Недаром отец предостерегал меня от тяжелой наслдственности, которая наблюдается в вашей семь! Я не врил ему, думал: вздор…

НЮРА (испуганно). Какая ‘наслдственность’? О чем вы говорите?

МИША (почти злобно, от отчаянія). Я не доктор, как он, чтоб объяснять вам подробно! И вообще мн не к чему препираться по вопросам, которые вн моей компетенціи! Скажу только, что никогда не поврю, будто это ваша любовь заставлявъ меня жениться на нелюбимой особ. Я вижу в этом не любовь, а жестокое издвательство! Да! издвательство, на какое способны одни лишь сумасшедшіе и психопатки! Для нормальнаго человка, — а я, простите, еще не ‘спятил’, — это просто бред, что вы мн предлагаете! И я не хочу подвергать глумленію свое чувство любви к вам! Оно слишком мн дорого! Оно священно для меня! И это не ‘фраза’! Я скоре умру, чм дам надругаться над тм, что для меня священно! (Его дугиат слезы, которыя он удерживает из послдних сил). И вообще… нам не о чем разговаривать, раз вы так относитесь к человку, который души в вас не чаял и готов был… Ну, да что говорить!.. Прощайте! (Бььстро уходит направо. Нюра смотрит ему вслд широко раскрытыми глазами и, услышав как замирают шаги, тяжело опускает голову на руки. Секунда, — и ея плечи сотрясают беззвучныя рыданья).

Издали доносится протяжный свист паровоза и грохот прозжающаго позда. Нюра через силу встает с подоконника, закрывает наглухо окно и, пошатываясь, скрывается в темнот комнаты. Справа, спшной походкой, — почти бгом, — возвращается Миша. Он бросается к одному окну, к другому, всматривается в их стекла, барабанит в них пальцами, бормочет ‘Нюра, Нюрочка’, но грохот отходящаго со станціи позда заглушает его слабый зов. Он секунды три-четыре стоит в нершительности, потом печально вздыхает и, понуря голову, уходит.

ЗАНАВС

КАРТИНА 5-ая

В столовой Лутохиных, незадолго до завтрака (декорація 1-ой картины). На стнном календар 1914 значится, красными цифрами, 27-ое іюля, а под этим числом, черными цифрами, 14-ое іюля.

При поднятіи занавса слышен громкій дружный хохот, — им разражается компанія, —появляющаяся слва, из переплетной мастерской, — состоящая из фельдшера Потапова, курсистки Пончик, студента Воскресенскаго, Семена Иваныча Лутохина и его сподручнаго Леонтія.

Дарья, только что накрывшая чистой скатертью обденный стол (раздвинутый до предльной длины), расправляет на ней складки и уходит через дверь налво, что на заднем план.

Хохот веселой компаніи был явно вызван Потаповым, который, по сравненію с другими, кажется пріосанившимся, на правах ‘души общества’.

ПОНЧИК (подавляя смх, отмахивается от Потапова). Ну и ляпнет тоже, чорт возьми! Вот уж у кого язык без костей!.. У вас, товарищ Потапов, одн только похабности на ум!

ПОТАПОВ (чувствуя себя поощреииым). Да помилуйте, Ксенія Львовна, чм же я виноват, что Распутин так выражается?! — Я повторяю лишь слова ‘святого старца’! А их он произносит не только на конюшн царя, а и в салон императрицы, которая, говорят, просто умиляется, слыша, как тот объясняет ей интимныя вещи ‘собственными словами’. (Нкоторые из компаніи к этому времени присаживаются, отодвинув стулья далеко от стола, другіе стоят, прислонивгиись к стн, или прохаживаются по авансцен).

СТУДЕНТ (протирая пенснэ и глаза, заслезившіеся от смха). Чорт знает, в какую мы живем эпоху! — за Человка стыдно становится!

ПОТАПОВ (осклабясь плотоядно). Говорят, фрейлины императрицы не только ему руки лобызают, но и ноги моют!

ЛЕОНТІЙ (тоном знатока). Ну, это ради придворной карьеры!.. (Студент сплевывает от преизбытка презрнія, Пончик, завидв Дарью со стопкой тарелок в руках, предостерегающе кашляет).

ЛУТОХИН (выждав пока Дарья yxodum, обращается к Пончик). Да! Чтоб не забыть: — когда ж освободят меня от этой брошюры, что вы завезли давеча?

ПОНЧИК. ‘Рабочій класс перед угрозой войны’?

ЛУТОХИН. Вот именно! — мы с Леонтіем цлую ночь ее сшивали! А теперь о ней словно забыли!

ПОНЧИК (как бы ‘огрызается»). Я исполняю лишь распоряженія Центра. Вот когда я буду членом Центральнаго Комитета, — тогда и спрашивайте с меня!

СЕР. КОНД. (гостям, проходя в переплетную). Кажется, со всми здоровалась?

ПОНЧИК (протягивая ей руку). Здравствуйте, Серафима Кондратьевна!.. Все по хозяйству? В хлопотах?.. (Рукопожатіе).

СЕР. КОНД. (криво улыбаясь). Так уж на вку написано, дорогая, чтобы одни своим длом занимались, а другіе — чужими!

ПОТАПОВ (смясь). Раздленіе труда в нкотором род?

ПОНЧИК (слегка заносчиво). А вам это не нравится?

СЕР. КОНД. Что вы! Что вы! Я не жалуюсь! (Дарь). Помогитека мн столик притащить сюда! (Уходит в переплетную, Дарья за нею ).

ПОНЧИК (Лутохину и другим). Вот мы кричим ‘долой войну’!.. А между тм, вспомните войну Наполеона III, приведшую к Парижской коммун! Вспомните о нашей Севастопольской кампаніи, приведшей к освобожденію крестьян! Вспомните, наконец, русско-японскую войну, посл которой у царя была вырвана Конституція! Это чего-нибудь да стоит!

СЕР. КОНД. (внося с Дарьей столик из переплетной и устанавливая его налво, под книжными полками). Конечно! — стоит многих тысяч человческих жизней, не говоря уже о полной разореніи казны! (Накрывает большой салфеткой ‘закусочный столик’ и, в продолженіе дальнйшаго діалога, ставит на него водку, Рябиновку, Англійскую Горькую и недорогія закуски, которыя достает из буфета. Дарья ей помогает, а потом, вдруг спохватившись, убгает на кухню).

ПОНЧИК (слегка вызывающе). ‘Чтоб состряпать яичницу, надо сперва разбить яйца’, — гласит поговорка!.. Вам, как хозяйк, это должно быть извстно лучше меня!

СЕР. КОНД. Конечно! Только увряю вас, что курицам такая поговорка никогда не пришла бы в голову!

ПОНЧИК. Вполн возможно! Но… чего и ждать от куриных мозгов. (Сдержанный смх среди слушателей).

ЛУТОХИН. Бросьте, друзья, пикировку! — ‘политика булавочных уколов’ — удл буржуев. Нам она не к лицу. (Дарья возвращается со стаканами, рюмками, горчицей, перцем, уксусом и пр. ‘спеціями’, которые она торопливо разставляет на большом стол).

СЕР. КОНД. (Дарь). А гд же Нюра? — общала помочь нам, а сама мшкает!

ДАРЬЯ. Нюрочка волосы перечесывает Шурочк: — Шурочк прическа, вишь, чм-то не понравилась! С ленточкой хотят! (Слва, из глубины, слышится маршеобразный топот ног и залихватское сиповатое пніе дда Смолько: ‘И шумэ, и гудэ, дробин доокдик идэ! А кто ж мэгіэ молоденьку тай ж до дому доведэ?’). Да вот и они сами! (Входит принаряженный дд Смолько, посадив Шуру себ на плечо, около пих пританцовывает Нюра, поддерживая Шуру за руку, об двушки в блых платьицах, с розовой отдлкой. У Шуры на голов розовая лента).

СЕР. КОНД. (весело ахая, при входгь этой троицы). Этого еще не хватало! Что за выдумки такія?! — чтобы хворая на хвором скакала! Да ты рехнулся, батька! Шура, сейчас же слзай с ддушки! (Шура, при общем смх и поощрительных апплодисментах, спускается на пол и здоровается, вслд за Нюрой, с гостями).

СМОЛЬКО (Серафим Кон., под утихающій гомон гостей). Тая она ж, як перышко! Прямо птаха небесная! (Хорохорясь шутливо и повышая голое). И ты не бачь, сэрденько, что мн под восемьдесят: — я ще, коли трэба, утак австріяку шею намну, что запросит пардону! (Засучивает рукава как борец-забіяка и поплевывает на ладони, чтобы разсмшить общество).

СЕР. КОНД. (отмахивается от него шутливо). Ладно уж! ‘Аника-воин’!

ЛУТОХИН. ‘Запорожец за Дунаем!’.

СЕР. КОНД. (кланяясь развеселившимся гостям). Может быть закусите, чм Бог послал, дорогіе гости? А?

ПОТАПОВ (крякая). Можно-с! Мы не гордые!

СЕР. КОНД. Милости просим по рюмочк! — заморить червячка!

ЛУТОХИН (робко). А не подождать ли, пока доктор Дробницкій пожалует с сыном? — Как бы не вышло обиды…

СЕР. КОНД. Семеро одного не ждут!

ЛЕОНТІЙ. Врно! Люблю русскія поговорки!

СМОЛЬКО (весело). И украинскія не плохи! Усе равно, чи водка, чи горилка, — одна другой краше и требуют час блюсти! (Смотрит на часы).

ЛЕОНТІЙ. Святая истина! А потому разршите налить вам, чтобы не опоздать. (Нотчует, смясь, ‘дда’ водкой. Лутохин наливает Потапову и студенту, говоря: ‘примр заразите леи’. Отдльные голоса тонут в общем говор. — Серафима Конд. достает из буфета графшчик ‘Когору’, угощает курсистку и — в половинном размр — Нюру и Шуру. Студент подходит чокнуться к Нюр и говорит ей какіе-то комплименты к явному неудовольствію Пончик. Дд Смолько, сразу же захмелв, показывает Потапову и Леонтію татуировку на своей груди и хвастается брелоками, висящими у него на часовой цпочк. Леонтій набрасывается на шпроты и ст и пьет за двоих. Сер. Когід. и Лутохин потшают, как умют, Шуру, цлуют ее и подкармливают, преувеличенно восторгаясь розовой лентой на ея кудряшках. Дарья приносит и уносит закусочныя тарелки, мняет вилки и ножи, суетится и поминутно извиняется, проталкиваясь между гостями. Нкоторое время царит общій говор, смх, звон посуды и шарканье ног).

СТУДЕНТ (перекрикивая других). Хочу чокнуться с виновником торжества! (Подходит к Лутохину и чокается с ним и со всм его семейством ).

ЛЕОНТІЙ (хмельным голосом). Да здравствует Семен Иваныч и долой войну! (Чокается со всми).

ПОТАПОВ. Пррравильно! (Лутохину). Поздравляю с дней рожденія!

СТУДЕНТ (постучав ножом по тарелк). Извстны ли вам, дорогіе товарищи, данныя современной статистики? Сколько тратится на вооруженье всми государствами вмст? Я говорю о мирном времени!

ПОТАПОВ (икнув). Ну, сколько же?

СТУДЕНТ. Пол-милліарда рублей в день!..

ПОТАПОВ. Здорово!

СТУДЕНТ (в азарт). Вы только подумайте, что на эти деньги можно сдлать и какія перспективы открываются перед человчеством, если оно будет ежедневно — слышите? — ежедневно — экономить около пол-милльярда рублей на свои нужды! — на нужды созиданья, а не разрушенія!

ШУРА (хлопая в ладоши). Вс богачами станут!

ПОТАПОВ. И очень просто! — некуда денег будет двать!

ШУРА (бросаясь на шею Лутохину). И папочка мой будет богатый!

ПОТАПОВ. Непремнно! Я сам буду богатый, чорт побери! И тогда за меня сама Ксенія Львовна пойдет замуж! Врно? (Чокается с Пончик, под общій смх).

ШУРА (бросаясь на шею дда). И ддушка будет богатый!

СМОЛЬКО (ворчит, ухмыляясь). Куда мн богатство? Я уж помирать собираюсь!

ПОТАПОВ (ему). Аттандэ-с! — на пол-мильярда в день такія санаторіи понастроят и такіе ‘элексиры жизни’ нафабрикуют, что больные до двухсот лт будут жить припваючи! (Общій смх).

СЕР. КОНД. (посмиваясь). Нашей Гатчины тогда и не узнать наврно: — такое насоорудят, что только держись!

ПОТАПОВ. Да уж будьте благонадежны! Пол-мильярда экономіи, это вам ‘не кот наплакал’! (Показывая на окна). Такой у вас тут ‘Нью-Іорк’ перед окнами обнаружится, что лучшаго ‘бель-вю’ в цлом мір не сыщете… Станете здсь чаек себ распивать на террас, а вокруг небоскребчики будут выглядывать, средь сирени, и райскія птички щебетать на вточках! (Вс смются).

ШУРА (матери). Мама! Правду он говорит?

СЕР. КОНД. Ну, конечно, правду, раз ему так кажется! (Цлует Шуру). Я-то может и не доживу до этого, а вог Нюра воочію убдится!.. (Спохватываясь). И Шурочка тоже! И Шурочка доживет до этого! (Осыпает Шуру поцлуями и плачет. Вс замирают на своих мстах, среди неловкаго молчанія).

ЛУТОХИН (Потапову, как бы извиняясь за жену). У нея двух братьев на войн убили!.. Когда с японцами воевали!

СМОЛЬКО (крестясь). Царство Небесное Ван и Сереж!

СЕР. КОНД. (вытирает глаза и сконфуженно улыбается). Ах ты, Господи, нервы за послдніе дни до того истрепались, что сил нт! (Издали доносится полковая музыка прозжающей вскор мимо дома конницы и цоканье лошадипых подков).

НЮРА (вскрикивает). Кирасиры! Кирасиры!.. (Бжит к окнам, отворяет одно из них, высовывается, смотрит налво и быстро туда убгает. Вслд за_ нею, почти немедленно, убгает Шура, повторяя как ребенок: ‘Кирасиры! Кирасиры!’.

СМОЛЬКО (Лутохину). Трэба побачить, чи они уж в походной амуниціи, але еще в ординарной! (Уходит вмст с Лутохиным и Леонтіем ).

СЕР. КОНД. (поспшая за тми). Господи! Сейчас завтра’! Опомнитесь: что вы солдат не видали? Слушайте!.. (Уходит. За нею собираются уйти и Потапов со Студептом, но Пончик их удерживает и, взяв одного за руку, а другого под руку, отводит к рамп).

ПОНЧИК. Ну, братцы, такую я узнала вчера новость в Центр, что вы прямо ахнете!

ПОТАПОВ и СТУДЕНТ (вмст). От кого?

ПОНЧИК. Тсс.. (понизив голос). От Малиновскаго.

ПОТАПОВ. Который в думской фракціи? Что ж он говорит?

СТУДЕНТ. Будьте осторожнй! — слухи ходят, что он провокатор!

ПОНЧИК. Кто? Малиновскій? — Чепуха!.. (Тоном заговорщицы). Говорит, — полная перемна тактики в отношеньи войны! (Леонтій возвращается и закусывает. Сквозь звуки полковой музыки, вскор замирающей, как и цоканіе подков прозжающей конницы, доносится повторный электрическій звонок). По послдним свдніям, за военные кредиты будут голосовать и такіе ‘господа’, как Шейдеман, в Германіи, Эрвэ и Самба, во Франціи, и уж конечно Вандервельдэ, в Бельгіи!

ЛЕОНТІЙ (вставляя). Я вам говорил! — Разв можно соціал-демократам врить на-слово?

ПОНЧИК. О нашем милйшем Плеханов и говорить не приходится: он заодно с Эрвэ и Самба!

ПОТАПОВ. Чорт знает, что такое!

ПОНЧИК. Чертыхаться поздно! — война неминуча!.. А коли так, важно не дать увлечь себя в болото соціал-шовинизма и помнить опыт Парижской Коммуны, когда имперіалистическая война Наполеона III была превращена в войну гражданскую!

СТУДЕНТ (опшив). Да неужели же мы будем голосовать за войну?!

ПОНЧИК. Малиновскій не видит другого выхода! К тому же разв партія не вправ измнять свою тактику в зависимости от обстоятельств?.. И разв не ясно теперь, что только война способна так ослабить наше правительство, что оно будет безсильно бороться с надвигающейся революціей?!.. (Вновь раздается настойчивый звонок, на который слва выбгает Дарья, направляясь в переднюю).

СТУДЕНТ (покачивая головой). И обрадуется ж этим новостям Семен Иваныч! — хорошенькій подарок ко дню его рожденія!.. (Справа слышится хлопанье двери и мужскіе голоса).

ПОНЧИК (приняв безпечный вид, выбирает закуску на маленьком столик). Успете его информировать! — чего даром разстраивать человка!.. (Справа, из передней, входят доктор Дробницкій и его сын Миша, — оба принаряженные, при оружіи и с фуражками в руках).

ПОТАПОВ (кланяется вошедшим, разводя руками). Борис Борисович?! Здравствуйте-с! Вот с км судьба привела здсь встртиться!.. И Михаил Борисович?!.. Добро пожаловать! А уж мы вас ждали-ждали! (Общія рукопожатія. Дарья убгает налво).

ДОКТОР (здороваясь с Пончик). И вы тут?

ПОНЧИК (кокетливо). А почему бы мн и не быть тут?

СТУДЕНТ (знакомясь с доктором). Воскресенскій. (Миш). С вами мы уж встрчались!

ПОНЧИК. Что слышно новаго, доктор? Скоро в поход?

ДОКТОР. Откуда вы взяли? Если б государь ршил воевать, он бы вернул из заграницы свою августйшую мать!

СТУДЕНТ. Разв Марія Федоровна заграницей?

ПОНЧИК (наигранно). Так что вы думаете, еще есть надежда?

ДОКТОР. Уврен даже!

ПОТАПОВ (потчуя водкой доктора и Мишу). По рюмочк!

МИША. Мерси!.. А гд же хозяева? (Миша выпивает, доктор уклоняется, Потапов опрокидывает себ в рот рюмку Рябиновки).

ЛЕОНТІЙ (здороваясь с доктором и его сыном). Честь имю кланяться!

ДОКТОР. Рад познакомиться! (Потапову, качая отечески головой). Ого! И это при вашем-то недуг?!

ЛЕОНТІЙ (замтно охмелвшій). А при печени можно?

ДОКТОР. Что значит ‘при печени’? — у каждаго есть печень! Вопрос лишь, в каком она состояніи! (Выпивает. Завидв дда Смолько, появившагося налво в дверях). A-а! ‘ддушка русскаго флота’!

МИША (пожимает руку Смолько). Здравствуйте, Кондратій Петрович! Как внучки поживают?

СМОЛЬКО (шутливо). А що им длается? — вчера в куклы играли, а сегодня романсами интересуются! — ‘спрятался мсяц за тучку’ и тому подобное!

ЛЕОНТІЙ (подходя к Миш с полной рюмкой). Если на войну призовут, — разршите поступить к вам механиком! Потому как вопервых интересуюсь аэропланами, а во-вторых, служил раньше во флот механиком.

МИША (улыбаясь). Буду рад содйствовать! (Слва, из глубины влетают Шура и Нюра).

НЮРА (радостно смущетшя, плохо владет собой). Миша?! Вы здсь? А я думала… Господи! Мы там по хозяйству возимся. Что вы так поздно?

ШУРА (Нюр, весело). А ты говорила, что Миша не придет! Откуда ты это взяла? (Доктор и Миша здороваются с барышнями и поздравляют с семейным праздником).

ЛУТОХИН (входя, из глубины, слва). Просим за стол! — сейчас подают! (Увидв доктора и Мишу). Здравствуйте, господа! Добро пожаловать! А уж мы отчаялись, что придете! (Пожимая им руки). Очень, очень рад! (Угощая). Разршите по рюмочк перед кулебякой?

ДОКТОР. Благодарю, но… во-первых, не пью, во-вторых, уже выпил (общій смх), а в-третьих, мы с Мишей принесли два флакона ‘шипучки’, чтоб раскупорить в вашу честь… (сыну). Гд же, друг мой, наше приношеніе? Тащи сюда скорй! (Миша уходит в переднюю).

ЛУТОХИН (сконфуженно). Зачм вы безпокоились?.. Мн, право, совстно!

ЛЕОНТІЙ (вмшиваясь). Разршите расчленить вопрос таким образом, чтобы сперва заняться ‘англійской горькой’, а уж потом…

ДОКТОР (договаривая) …вашей печенью? (Смх. Во время предшествующей реплики Леонтія, входят, почти одновременно, — слва Серафима Кондратьевна, сопровождаемая Дарьей, подающей на стол дымящуюся кулебяку, а справа Миша, с двумя бутылками шампанскаго. — Доктор, а за пим Миша, расшаркиваются перед хозяйкой дома, Миша цлует ей руку, она его — в лоб).

ДОКТОР. Простите, что так задержались… никак не мог закончить раньше пріема!

СЕР. КОНД. (ласково). ‘Лучше поздно, чм никогда’! Милости просим за стол! (Ко всм). Господа! Не заставляйте себя просить, ради Бога! И ‘без чинов’ пожалуйста: — кому гд нравится, там и садитесь! (Вс усаживаются, среди общаго гомона, за стол в слдующем порядк: ближе к окнам и лицом к публик — посредин дд Смолько, по правую руку — Серафима Конд., по лвую руку — Лутохин, около Серафимы Конд., справа, Шура, около Лутохина, слва, Нюра, спиной к публик и лицом к окнам, усаживаются, считая слва направо: Нончик, Потапов, Леонтій и Студента во глав стола, налво усаживают Доктора, во глав стола, направо, Мишу, который тут же, не теряя времени, откупоривает с шиком шампанское и, пока Серафима Кондратьевна, при помощи Дарьи, раскладывает всм на тарелки кулебяку, обходит стол и, — под веселые возгласы слегка уже подвыпившей компаніи, — наполняет бокалы пнящейся влагой).

НОНЧИК. Ну, ежели шампанское, так уж требуется тост! Правильное замчанье?

ПОТАПОВ. Правильное! А потому поднимаю бокал за здоровіе Семена Иваныча и желаю ему благоденствія на многія лта! (Вс поднимаются и чокаются с Лутохиным, говоря: ‘Многія лта!’, ‘ваше здоровье!’, ‘давай Бог!’, ‘разршите облобызать’ и т. п.).

СТУДЕНТ (стучит ножом по тарелк). Рчь!.. Рчь!.. Просим Семена Иваныча сказать нсколько слов о переживаемой момент!

ЛУТОХИН (встает). Я, господа, не оратор! Я… переплетчик и… если вам так хочется, то могу сказать нсколько слов только в качеств переплетчика. Правда, я когда-то хотл быть оратором, хотл быть адвокатом и защищать разных жертв полицейскаго произвола, но… сам, как вы знаете, попал в число таких жертв и вмст с ними… в Сибирь. А там пришлось изучать уже не искусство оратора, ибо говорить было не перед км, а какое-нибудь ремесло, чтобы прокормиться. Я избрал переплетное и… не жалуюсь, так как оно дало мн случай прочитать уйму книг, а среди них такія, какія дают полную надежду, что война станет скоро совершенно немыслимой.

ПОНЧИК (скептически). Как так ‘немыслимой’?

ШУРА (слета взволнованная). А какія ж это книги, папочка?

ЛУТОХИН. Во-первых, книжка Оствальда, гд требуется, чтоб из учебников физики изъяли слово ‘матерія’ и замнили его словом ‘энергія’, так как матерія это та же энергія, но только в конденсированной состояніи.

ПОТАПОВ (с набитым ртом). Но что ж из этого слдует?

ЛУТОХИН. А то, что если ее вывести из этого состоянія, то одной крупицы ея будет достаточно, чтоб на сотнях фабрик и заводов она замнила собою паровые двигатели.

ДОКТОР. Я понимаю: — вы имете в виду новое ученіе об атомах и возможность их расщепленія?

ЛУТОХИН. Совершенно врно. Потому что еще в 1911 году Рутерфорд…

ПОТАПОВ (перебивая). Ну а какое же это имет отношеніе к войн?

ЛЕОНТІЙ (иронически разъясняя). Военных заводов можно будет больше настроить.

ЛУТОХИН. Не в том дло! А в том, что освобождая энергію из атомов, можно будет обрсти такую взрывчатую силу, которая станет угрозой самому существованію нашей планеты!

ПОТАПОВ (с усмшечкой). Ну уж и ‘планеты’! Какія ж тому доказательства?

ЛУТОХИН. Все дло лишь в том, чтоб научиться освобождать энергію из атомов. А вы знаете, что сказал знаменитый Ренан, предвидя прогресс пауки?

ПОТАПОВ (чокаясь с Пончик). Будьте здоровы! (Пьет). Что ж он сказал, ваш Ренан?

ЛУТОХИН. А то, что если будет доказано, что ученый ничего не стоит взорвать нашу гршную землю, гд мы истребляем друг друга как дикіе зври, то,, под этой угрозой, они заберут власть над вселенной и прекратят в ней войны и междуусобицы!

ПОНЧИК (иронически). Вашими бы устами да мед пить!

ДОКТОР (чокаясь с Лутохимым). Превосходная рчь! Благородная и как нельзя боле кстати!

ШУРА (восторженно). Папочка, неужели это возможно?! Такое счастье?! (Хлопает в ладоши и блаженно смется).

ПОТАПОВ (направляясь к Лутохину). И он еще говорит, что не оратор! Да вдь вы к&кет посл этого, Семен Иваныч! Прямо кокет, напрашивающійся на комплименты! Дайте я вас поцлую по этому случаю! (Троекратно лобызает Лутохина, под общій говор, смх, одобренія и отдльные апплодисменты).

МИША (встает и стучит по тарелк, приглашая всх к тишин). Разршите и мн, господа, сказать нсколько слов! Но только совершенно личнаго характера! И, должен предупредить: — не экспромт, а… нчто заране взвшенное и обдуманное!

ГОЛОСА. Просим! Просим! Мы вас слушаем!

МИША (подняв бокал). Господа! Я хочу выпить за здоровье моей дорогой невсты!.. (Вс в одт миг настораживаются). За здоровье моей ненаглядной Шурочки!

ДОКТОР и семейство ЛУТОХИНЫХ (почти хором). Нюрочки, вы хотите сказать?

МИША. Нт, именно Шурочки!.. Шурочки, которую я сразу же полюбил, как только с нею познакомился, но… скрывал, так как боялся отказа: она такая гордая и такая фантазерка… ее не сразу поймешь, и потому я боялся…

ШУРА (встает совершенно пунцовая). Подождите!.. (Пауза). Этого же не может быть!., не может быть!

СЕР. КОНД. Чего ‘не может быть’?

ШУРА (прерывисто дыша). Не может быть, чтобы все сбылось, как во сн… совсм как во сн!

СЕР. КОНД. (прижимая к сердцу Шуру). Но ты-то его любишь? А? Хочешь замуж за Мишу?

ШУРА (растерянно, слегка дрожа, робко мямлит упавшим голосом). Я… я боюсь, что это сон!.. (Пауза. Громко, с широко раскрытыми глазами). Это не сон?.. (Обводит взором всх присутствующих и, вдруг, опустившись на стул, заливается слезами. Гости, посл паузы крайняго недоумнія, начинают выходить из сковавшаго их оцпеннія, нкоторые умиленно смются, не отрывая глаз от Шуры).

ЛУТОХИН (подойдя к ней сзади и гладя ея волосы). Ах ты, моя глупенькая! Ну чего ты, дтка, расплакалась?

МИША. Это вовсе не сон, Шурочка! Смю вас уврить! Потому что я с самыми честными намреніями и, повторяю, заране взвсил все и обдумал… Я вообще не привык шутить в таких важных вопросах и никогда бы себ этого не позволил! Для меня сватовство и женитьба вовсе не ‘сон’, простите, а самая настоящая дйствительность!

СМОЛЬКО (торопясь на выручку Миш, крякает молодцевато и хлопает рукой по столу). Ну да чего там много разговаривать! ‘Горько!’ — и кончен бал! Цлуйтесь поскоре, чтоб подсластить винцо! а то, право слово, — ‘горько’ и дюже трэба, щобы сладко было!

ВС (кричат почти истерически громко, давая исход своим чувствам, подогртыя вином и замороженныя было неожиданностью). Горько! Горько! Горько! (Миша и Шура цлуются, вс тянутся к ним с поднятыми бокалами).

ЗАНАВС

ДЕЙСTВIЕ III

КАРТИНА 6-я

В спальн Лутохиной и ея дочек (декорація 3-й картины ІІ-го дйствія).

Поздно вечером.

Из угла справа, у самой рампы, исходит мягкій ‘лампадный’, мерцающій по временам, свт, — он придает всей спальн нсколько необычный вид, чему как нельзя боле споспшествует почти ‘свитое’ уже ‘гнздо’ на тахт, стоящей в центральной углу комнаты, под пасхальный яйцом.

Серафима Кондратьевна, встав на табурет, поправляет лампадку. Потом, сойдя на пол и встав на колни, молится Богу, обратив лицо к освщенному углу комнаты.

(Слва, за сценой, слышны торопливые шаги и окрик Лутохина: ‘Сима! Да гд же ты?..’ Он входит в спальню неувренной походкой. У него усталый, измученный вид. На плечах лтнее пальто ‘в накидку’. В руках — соломенная шляпа. Он вытирает пот со лба и прерывисто дышит).

ЛУТОХИН. А я тебя на кухн ищу!

СЕР. КОНД. Ты прямо с вокзала?.. Ну что говорят в Петербург?

ЛУТОХИН (садится, в изнеможеніи, на постель). Всеобщая мобилизація!..

СЕР. КОНД. Что это значит?

ЛУТОХИН. Война.

СЕР. КОНД. (полу-машинально). Что за вздор! Кто теб сказал?

ЛУТОХИН. Какой там ‘вздор’! — было засданье Совта Министровъ Предсдательствовал Горемыкин… обсуждали бюджет. Как вдруг влетает генерал Янушкевич и прямо бжит к предсдательскому мсту. — Горемыкин кричит ему: ‘Генерал! Здсь идет засданье Совта Министров!..’. Но Янушкевич — ноль вниманья и как заорет истошным голосом: ‘Царь повелл объявить всеобщую мобилизацію!’.

СЕР. КОНД. (крестится). Сумасшедшіе!

ЛУТОХИН. Гд наши двочки?

СЕР. КОНД. (нервничая). Сейчас вернутся. Только ты пожалуйста их не разстраивай! — Ушли проводить Мишу. Он такой несчастный, все их успокаивает… Ну и что же дальше? Дальше что разсказывают?

ЛУТОХИН. Ну, министры, сказывают, повскакали тут, загудли разом, кто-то затянул ‘Боже царя храни’, другіе ‘Коль славен’, еловой начались такія врноподданническія изліянія, каких свт не видал.

СЕР. КОНД. Ну а наши? Наши что? Партійные товарищи?

ЛУТОХИН. А Бог их знает! Не добиться толку! В думской фракціи колеблются, потому что Малиновскій убждает голосовать за военные кредиты…

СЕР. КОНД. (вн себя). Чтоб соціалисты потакали войн?!.. Гд ж это слыхано?!

ЛУТОХИН (с усмшкой). Эдак будто легче взбунтовать народ против правительства. Коли, значит, война, — значит будут лишенія, а коли лишенія, — больше шансов для революціи. Так и на Штутгартской, и на Базельской конференціи 1912-го года ршено.

СЕР. КОНД. Как же так? — народ уврен, что это царская власть обрекает его на смертоубійство! А выходит, что свои же товарищи!

ЛУТОХИН (поникнув головой). Видно, вс против нас: и вражескія государства, и собственное правительство, и торговцы пушками, и духовенство, даже свои же товарищи — и т против мира и за войну! Мы одни теперь одинешеньки, в полной безсиліи перед угрозой войны!

СЕР. КОНД. А Бог?.. Забыл слова Его: ‘Мн отмщеніе и Аз воздам’?

ЛУТОХИН (с горькой усмшкой). Завидую я теб… (Слышно хлопанье двери).

СЕР. КОНД. (перебивая). Чш… Кажется, двочки вернулись.

ЛУТОХИН. Ну, спокойной ночи! (Цлует жену и уходит. — Серафима Еондратьевна оправляет постели. Издали доносится протяжный свист паровоза и шум проходящаго позда. Входят Нюра и Шура).

СЕР. КОНД. Наконец-то!.. Спать пора, а вы полуночничаете!

НЮРА. Да коли спать не хочется!

ШУРА. Уснешь тут, когда такое настроеніе!..

СЕР. КОНД. Какое такое ‘настроеніе’? Ложитесь поскоре, а то опять не выспитесь, как вчерась!.. (Уходит. — Нюра и Шура начинают нехотя раздваться и укладываются потом спать).

ШУРА (посл паузы). У Миши такой вид, словно его приговорили к смерти!.. Скажи откровенно, теб его жаль?

НЮРА. Ну конечно жаль.

ШУРА. А почему ты все время шутила?

НЮРА (улыбаясь). Чтоб разрядить атмосферу.

ШУРА (надув губки). Вышло очень неестественно. И он мог обидться.

НЮРА (улыбаясь). Ну прости меня в таком случа!

ШУРА. За что? — я не сержусь.

НЮРА …За неумстныя шутки. (Ложится. Снова доносится заунывный свист паровоза и грохот проходящаго позда).

ШУРА (укладываясь спать, в своей гнзд). Все позда, позда!.. Никогда их столько не было!.. Прямо не счесть!

НЮРА. Это все ‘воинскіе’ наврно!

ШУРА. С мобилизованными? (Нюра не отвчает). Неужели — война?!.. Дарья говорила, будто к булочнику брат пріхал из Питера и там уже никто не сомнвается, что всеобщая мобилизація будет объявлена.

НЮРА. ‘Утро вечера мудрене’!.. Спи, Шурочка! Утром все узнаем!

ШУРА. От кого?

НЮРА. Из газет, конечно!

ШУРА (посл паузы). Что ж это будет такое? Вдь Мишу тогда сейчас же на фронт?! Он летчпк!

НЮРА. У тебя стало привычкой — выдумывать всякіе ужасы! Неужели теб так нравится поминутно пугать себя? А?

ШУРА. Я себя вовсе не пугаю… Я только соображаю. (Среди шума маневрирующаго паровоза, смутно выдляется гул пропеллера). Аэроплан!.. Слышишь?

НЮРА. Это грузовик…

ШУРА (таинственно). Нт, это он, он!.. Снова кружит надо мною, парит, мечется, словно вспугнутый голубок над пожарищем!.. Ты слышишь этот гул?.. Я отличу его из сотен.

НЮРА (успокоительно). Ну чего ему ночью летать! — у тебя галлюцинація…

ШУРА (прислушиваясь). И что он там воркует наверху? Неразборчиво так! — ‘Шура’ или ‘Нюра’? А?.. ‘Шура’ или ‘Нюра’?

НЮРА. Я ничего не слышу, кром свистков… И правда, — эти паровозы заснуть не дадут! Свистят словно нарочно, в насмшку… чтоб надругаться над лучшими чувствами! Будто кого-то освистывают! Заране освистывают виновника возможной драмы!

ШУРА ‘Драмы’?.. А при чем тут театр?

НЮРА. А притом, что готовится скверное представленіе, которое может очень дорого обойтись его устроителям! И надо молить Бога, чтоб оно не состоялось!

ШУРА (наивно). А на каком же театр оно готовится?

НЮРА (с усмшкой). На ‘театр военных дйствій’.

ШУРА (помолчав). А кому нужен такой театр?

НЮРА. Не знаю, — гм, кто на нем наживается, врно!

ШУРА. Господи, неужель нельзя добиться, чтобы запретили такіе ‘театры’?! Чего смотрит драматическая цензура?

НЮРА. Как подумаешь, что сплошь и рядом ничтожное, казалось бы, существо, — врод меня напримр, — находит силы отказаться, ради ближняго, от самаго дорогого на свт, а культурныя государства, кичащіяся своей гуманностью и богатством, только и думают, что о кровавой нажив за счет других государств!

ШУРА (подумав). Безобразіе! (Снова слышится, среди ночного шума, грохот и свистни желзнодорожнаго движенья).

НЮРА. Опять позда… Ни минуты покоя!

ШУРА (крайне нервно). И все с мобилизованными!.. С солдатиками, у которых косточки начнут дробить снарядами, печенку разрывать на части, глазки вырывать!..

НЮРА (строго, — приподнявшись на постели). Успокойся!.. Слышишь? Не смй больше думать об этом!

ШУРА (забившись в истерик, кричитГпротяжно и надрывно). Не хочу войны!., не хочу, не хочу, не хочу-у!.. (Рыдает, сжавшись в комочек ).

НЮРА (соскакивает с постели и подбгает к сестр). Шурочка, перестань! Перестань, моя милочка! Ну перестань, умоляю! Бог не допустит! Все обойдется! Бог сжалится! Не плачь! Слышишь?.. (Гладит ее, цлует, прижимается % ней, охваченная безысходной жалостью. — Посл паузы, когда Шура начинает успокаиваться). Ай, ай, ай!.. Ну разв можно так распускаться?! Прямо срам, ей Богу! Как теб не стыдно? А еще гнздышко себ устроила на манер птички! Ну гд ты видла, чтобы птички плакали?

ШУРА (вытирая слезы). Так я ж еще не настоящая птичка! Я только стараюсь на нее походить! (Нюра смется. — Слва доносятся неясные обрывки разговора Лутохина с женой, слышно, что они спорят, взволнованные, в повышениом топ).

НЮРА (прислушавшись). Сейчас мама вернется! (Наскоро цлует Шуру и возвращается гм свою постель. Лампадка, к этому времени, начинает сильно мигать). Не огорчай маму, Шурочка! Будь паинькой! — она и так ужасно разстроена вс послдніе дни!

ШУРА. О чем она все спорит с папой? А? И хоть сама разстроена, а его успокаивает! (Преясде, чм Нюра улеглась). Оправь пожалуйста лампадку! Что она так мигает сегодня? (Нюра подходит к углу направо, придвигает туда табурет и, встав на него, оправляет лампадку ). А как ты думаешь, Нюра, — все хотла спросить тебя, — правда это, что ддушка разсказывая насчет ангелов?.. Будто там, гд мир водворяется и любовь, — туда ангелы слетаются и даже вьют себ гнздышки там?

НЮРА (слзая с табурета и ложась в постель). Не могу сказать точно. Кто знает?.. Вряд ли ддушка из головы это выдумал!.. Знаю лишь, что когда в обществ замолчат вс разом, — говорят: ‘Словно ангел пролетл’.

ШУРА (обрадовавшись). Врно, врно!.. Видно, недаром так говорится! А? Как ты думаешь?

НЮРА (позвывая). Возможно… (Слышны быстро приближающіеся к спальн шаги ‘на цыпочках’. Об сестры, как по команд, натягивают па себя одяла до самых глаз и притворяются спящими. Лампадка снова начипает сильно мигать и, — под ея неврным свтом и от отсвтов ея граней, — образуются перемежающіяся тни, которыя складываются на стнах в смутныя фигуры сражающагося воинства {Эффект достигается посредством транспарантных стн, за которыми движутся живыя фигуры, или проекціей ‘волшебнаго фонаря’, помщеннаго в суфлерской будк.}. — Дверь налво отворяется и на порог ея показывается Серафима Кондратьевна, с горящими ‘нездшним свтом’ глазами. Она стоит нкоторое время, едва переводя дыханье, устремив взор на лампаду. Потом, жестом лунатички, закрывает за собой дверь и, не раздваясь, бросается, в изнеможеньи, на свою постель. — Тни сражающихся, на обоях, начинают, к этому моменту, как бы неистовствовать, под желзный грохот и лязг поздов. Так проходит нсколько секунд, кажущихся вчностью… Вдруг Серафима Еондратьевна поднимается и, в неописуемом экстаз, бросается на колни, — посреди комнаты, — воздв руки к невидимой икон, откуда теплится лампадный свт).

МОЛИТВА СЕРАФИМЫ КОНДРАТЬЕВНЫ:

Господи Боже мой! Ты расторг силою своей море и спас народ свой из неволи Египетской! Ты дал силу Іисусу Навину остановить солнце на неб! Ты пощадил на Руси город Китеж и сохранил его в чистых водах, от потока татарскаго! К Теб взываю я, ибо Ты услышишь меня! Избави нас от крови, болзни и смерти, уготованных нам войною! Спаси нас, Боже, от гибели, какую сами себ мы готовим! Спаси нас от собственнаго нашего неразумія!.. Много гршных на свт, Око Всевидящее!… Но не вс же, о Господи!.. Взгляни на чад моих, Боже правый! Взгляни на отца их несчастнаго, который врит тайно в Тебя, Отче наш! (В голос ея пачинают дрожать слезы). За что нас обижать еще, Господи? — мы и так живем обиженные и не ропщем! Спаси нас, Боже милосердный, и охрани от воинской брани! О мир всего міра молим Тебя! (Плачет). Пощади!.. Спаси!.. Сохрани!…

(Нюра и Шура не выдерживают искуса жалости и — как только у матери их задрожали в голос слезы — бросаются к ней с двух сторон и, плача сами, до-нельзя растроганныя, прижимаются к ней, в горячем порыв любви, — ‘Мамочка, мамочка, не плачь, — повторяют он, — Бог сжалится над нами! Нспремгто сжалится! Честное слово, сжалится!’. Посл этого, фигуры сражающихся тней, на обоях, постепенно утихомириваются, лампада начинает свтить ровным свтом, грохот поздов и свистки паровозов смолкают, все явственнй и явственнй слышится откуда-то сверху хор безплотных духов: ‘Слава в вышних Богу и на земл мир’).

ЗАНАВС.

КАРТИНА 7-я

В столовой Лутохиных (декорація 1-й и 5-й картины).

Очень рано утром. — Свтло, но чувствуется, что утро только-только что смнило ночь. — В саду, верхушки деревьев освщены нжнорозовым свтом недавно вставшаго солнца, в комнат же еще сравнительно сумеречно, но, с развитіем дйствія, все свтлет и свтлет.

Из сада, — сквозь открытыя окна, — доносится на рдкость радостное и мелодичное пніе птичек, на фон далекаго церковнаго благовства.

При поднятіи занавса, Дарья вносит самовар и ставит его на накрытый, к утреннему чаю, раздвижной стол, — нсколько сокращенный в своих размрах.

Слва, из глубины, входит Серафима Кондратьевна, одтая в затрапезный капот, который очень к ней идет. — Пока Дарья, звая и поеживаясь от утренней прохлады, неторопливо заваривает чай, — Серафима Кондратьевна подходит к календарю, висящему на стн, у рампы, и, сорвав лист, показывающій ‘1 августа’, по новому стилю, и ’19 іюля’, по старому, долго смотрит, с каким-то мистическим выраженьем лица, на число 2-го августа (20 іюля) 1914 года.

ДАРЬЯ. Сегодня воскресенье… Пойдете в церковь, барыня?

СЕР. КОНД. (обернувшись к ней). Непремнно, только не к ‘ранней’!

ДАРЬЯ. Сами газеты купите али мн сходить? Пожалуй еще рано?

СЕР КОНД. (вспыхнув). Нт, нт, совсм не рано!.. Пока дойдете до вокзала, он и придут как раз из Питера.

ДАРЬЯ. Ладно! (Уходит налво, почти столкнувшись, в дверях, с Шурой). Доброе утро, барышня!

ШУРА (обнимая Дарью и цлуя). Здравствуйте, Дарья!

СЕР. КОНД. А Нюра?.. (Дарья уходит. — Серафима Кондратьевна садится за стол и разливает чай).

ШУРА. Пусть ее, мама, подремлет епіе! — Она так вчера измучилась! (Садится за стол, рядом с матерью). А почему ты, мамочка, так жарко молилась вчера? Разв в самом дл войну объявили?

СЕР. КОНД. Хотли. (Она наливает Шур сливок в чашку, намазывает ей сухарик маслом, обмакивает его в чай и сует ей в рот, по старой привычк, как ‘маленькой’). Хотли отнять у нас Мишеньку, у других Гришеньку, у третьих Петичку, Федичку, Сашу, Аркашу! И только зати, чтобы безобразіе в мір умножить, а заодно и число инвалидов, покойничков, вдов и сирот!.. Как же не взмолиться, при этом, к Создателю!

ШУРА (с набитым ртом). Понимаю!

СЕР. КОНД. (обнимая ее и ласково посмиваясь). А ты очень любишь Мишеньку? Очень, скажи? (Потчует ее, почти ‘закармливая’).

ШУРА (не раскрывая рта). Угу!..

СЕР. КОНД. За что же ты больше всего его любишь?

ШУРА (проглотив наскоро остаток третьяго сухаря). Так вдь он же как птица!.. — Летчик! Порхает себ по поднебесью, как голубь, и горя ему мало! Ну, ясное дло, — глаз от него не оторвешь!

СЕР. КОНД. (смясь). Ах, вот что?!.. (Цлует ее).

ШУРА (пьет чай с блюдечка, дуя на чай, чтоб остыл, и болтает под столом ногами). Что же может быть лучше на свт, чм птица? Да еще такая чудесная, как Миша?

СЕР. КОНД. Так что же это такое? — Выходит, что ты его с аэропланом вмст любишь? То-бишь с крыльями?

ШУРА. А разв это гршно?

СЕР. КОНД. Нт! Но… как же ты с ним устроиться думаешь, ежели он мил теб только с крыльями?.. Ты вдь знаешь, — папа с мамой часто отдыхают на одной кроватк! И Миша твой того же захочет! А как же с крыльями ты его спать-то уложишь? Вдь это же невозможно! Никакой аэроплан в кроватк не помстится!

ШУРА. Я и не хочу, чтобы в кроватк! — Я хочу жить в гнзд, на дерев!

СЕР. КОНД. Ну все равно! Вдь спать-то гд-нибудь надо?

ШУРА. Спать?.. А на что он мн нужен, когда я сплю? Я его тогда во сн вижу! И еще лучше, чм на яву!

СЕР. КОНД. Так ты его и так можешь видть во сн! Для этого незачм выходить замуж!

(В полуоткрытой двери, на заднем план, безшумно показывается Нюра, сперва опа как-будто собирается на цыпочках подойти к матери, но потом, вслушавшись в бесду, замирает на мст в выжидательной поз).

ШУРА (подумав). Ты думаешь?

СЕР. КОНД. (дипломатично поджимает губы и наливает себ и Шур еще по чашк чаю). Кушай!

ШУРА (уныло)… Я так мечтала о нем, так мечтала!

СЕР. КОНД. А кто же теб и дальше мечтать запрещает?.. Мечта это — разлюбезное дло и поступаться ею не слдует!

ІПУРА. Я и не собираюсь, потому что когда мечта сбывается, — ее уж и нетути больше, ‘поминай как звали’!

СЕР. КОНД. Вот то же самое и с Мишей у тебя может случиться: исчезнет он, как ‘мечта’, и ‘поминай как звали’!.. А если Нюра выйдет замуж за Мишу, — он для тебя никогда не исчезнет и все время будет кружиться над твоим гнздышком, как ‘мечта’!

ШУРА. Как голубок, ты хочешь сказать?

СЕР. КОНД. Ну как голубок! Да и мы с тобой тогда не разстанемся — будем жить около твоего гнздышка!

ШУРА (повеселв). А вы с папой будете ко мн в гнздышко лазать?

СЕР. КОНД. Ну конечно! Что за вопрос? Нетто мы ‘аспиды’, чтобы к пташк родной да в гнздо не навдаться?!

ШУРА. А ддушка?

СЕР. КОНД. (подумав). Вот насчет ддушки не знаю: — стар он больно! Хотя прежде, говорит, бгом на верфи взбирался!

ШУРА. А Нюра?

НЮРА (подбгая к Шур, в неописуемом восторг). Буду! Буду! Разв я могу прожить без тебя! Я же тебя люблю больше жизни! (Зацловывает Шуру).

ШУРА. Ну, если так, так сдлай мн, Нюрочка, одолженіе: скажи Миш, что я хоть и очень его люблю, но… раздумала насчет замужества! Сошлись на мое нездоровье, чтобы он не обидлся, и… на гнздо, куда я думаю перехать! Скажи, в утшенье, что ты его тоже любишь, но предпочтительно на земл, а я в поднебесьи! — в том вся разница! Растолкуй ему пожалуйста, как умешь! А то мн самой ужасно неловко! Общаешь, Нюра?

НЮРА. Общаю и клянусь! — будь спокойна! (Шура обвивает ея шею руками и горячо цлует).

ЛУТОХИН (входя слва, в рабочем костюм). С добрым утром, дорогія мои! Как спали? (Цлует жену и дочек). Газет еще не принесли?

ДАРЬЯ (вбгает, запыхавшись). Вот газеты!.. Еле раздобыла! (Передает Лутохту и Нюр ‘Рчь’ и ‘Петербургскую газету’). Так и рвут у газетчика! Так и рвут! Словно невидаль! Даже оторопь взяла! Сколько лт в Гатчин маюсь, а ничего подобнаго не видала! И народ такой праздничный-препраздничяый! Говорят, сегодня самыя что ни есть важнющія всти в газетах: и насчет государя, и про Думу, и о войн!

СЕР. КОНД. (пока Лутохип и Нюра читают, не отрываясь, газеты). А отец гд?

ШУРА (почти в голое с матерью). Гд ддушка?

ДАРЬЯ. На базар ушел спозаранку: — торговка ему одна гагачьяго пуха, для гнзда, общала. По сходной цн: не то рупь двадцать, не то два двадцать, — запамятовала!

СМОЛЬКО (входя с корзиной, наполненной гагачьим пухом). Три двадцать! Первый сорт! — я еще гривенник выторговал!

ЛУТОХИН (оторвавшись наконец от газеты ‘Рчь’, очутившейся в его руках, говорит прерывающимся, от радостнаго волненія, голосом). Друзья мои!.. Нчто прямо невроятное! Такой сюрприз, что… дух захватывает от неожиданности!

СЕР. КОНД. }

ШУРА. } Что такое?

ДАРЬЯ. }

ЛУТОХИН. Полная ‘перемна декорацій’ во вншней политик! Вс вопросы разршаются самым мирным путей и притом со сверхъестественною быстротою! Такая небывальщина, что просто диву даешься!

СЕР. КОНД. Да в чем дло? — не мямли! Какой такой ‘сюрприз’?

ЛУТОХИН (скоре ‘выпаливая’, чм выговаривая сенсаціонные заголовки газеты). ‘Никакой войны отнын больше не предвидится: угроза ея прескается раз навсегда! Найден компромис, принятый к исполненію как Австро-Венгріей, так и Сербіей. Тяжба между ними переносится завтра же в Гаагскій Трибунал’!

НЮРА (читает скоро и четко ‘Петербургскую газету’). ‘Согласно благой иниціатив королевы Нидерландов Вильгельмины и вдовствующей императрицы Маріи Феодоровны, пребывающей нын заграницей, состоялось тайное свиданіе премьер-министров великих держав на предмет дружественнаго воздйствія на державное правительство Австро-Венгріи. Желанный Компромис обртен и вс спорные вопросы между тяжущимися принципіально разршены’.

ЛУТОХИН (в азарт). Вот это здорово! А?! Что скажете?

(Справа вбгает Леонтій, с газетой в руках).

ЛЕОНТІЙ (кричит). Товарищи! Нчто неслыханное! Читали?

СМОЛЬКО (гаркает). Молодцы, хлопцы!

СЕР. КОНД. (с шутливым укором). Какіе ‘хлопцы’? — это императрица-то Марія Федоровна да королева Голландіи?

СМОЛЬКО. Ну все равно: начальство!

ДАРЬЯ (расчувствовавшись, вытирает фартуком слезы). И до чего хорошо прописали! Ажно слеза прошибает! Хоть и не разобрать, что к чему, а прямо дух захватывает!

СМОЛЬКО (смясь). Эх ты, ‘деревня’!

ЛЕОНТІЙ (кричит ей, захлебываясь от радости). Войны не будет! Войну избжали!

ДАРЬЯ (простодушно). Какую войну? (Громовой хохот присутствующая). Чего же вы сметесь-то? Мало ли какія войны бывают! Нешто за всми услдишь!

ЛУТОХИН. ‘Европейской войны’ не будет! ‘Всемірной’! Поняла?

ДАРЬЯ (махнув рукой). А ну вас, право! Все сметесь надо мной! А у меня на кухн вода грется! Вскипла, быть может, а я с вами прохлаждаюсь! (Убгает, под общій хохот).

ЛУТОХИН (жен). Что же ты сидишь так, будто ничего особеннаго не случилось? Неужели не поражена?!

СМОЛЬКО (разводя руками). Просто сногсшибательно, до чего ловко все оборудовали!

СЕР. КОНД. (ко всм). А что ж тут ‘сногсшибательнаго’? — Неужели вы серьезно полагали, что дло дойдет до войны?!

ЛУТОХИН. Да что ты, матушка, газет вчера не читала?!

СЕР. КОНД. Мало ли что газеты пишут! За мной в молодости один журналист ухаживая, так такого врунишки я в жизни не встрчала!

ЛУТОХИН (недоумвая). Но разв ты сама не чувствовала, что призрак войны уж навис над нами? Разв это не было сущей правдой?

СЕР. КОНД. Конечно. Но правда правд— рознь! Вдь и то, что мы видим во сн, тоже кажется правдой!

ЛУТОХИН (слегка теряя терпніе). Теб говорят не про сон, а про то, что было в дйствительности!

СЕР. КОНД. В какой дйствительности? Есть правда у Бога и правда у людей! И порой он вовсе не схожи!

ЛУТОХИН (улыбается, чтобы скрыть досаду). Я говорю про людскую правду, — про ту, что всм ясна как солнце!

СЕР. КОНД. (усмхаясь). Ну и нашел сравненіе! — солнце кажется величиною с тарелку, а на самом дл куда больше, коль не врут астрономы! Мало ли что кажется!.. Но ты это хорошо сказал про ‘призрак войны’! Это именно ‘призрак’. А призраков только дти боятся, потому что их не существует на самом дл!

ЛУТОХИН (махнув рукой). С тобой трудно спорить!

СЕР. КОНД. Да тут и спорить не о чем! — Ну разв можно поврить в самую возможность войны! И это в то время, как к услугам человчества всякіе суды и международные трибуналы! Да вдь надо быть сумасшедшим, чтобы при ныншних способах изничтоженья друг друга, броситься в драку, как озорные мальчишки! Нешто здравомыслящій человк может вообразить себ такую нелпость!

ЛЕОНТІЙ. Это что и говорить: — трудно представить себ, что бы вышло, коль война началась бы!

СМОЛЬКО (горячо). Конфуз! Сплошной конфуз! Потому как русскій флот при Цусим погиб, а казаки с нагайками — это ж нэ войско, звыняюсь!

СЕР. КОНД. Начни войну сегодня Австрія, — слда от нея не осталось бы на карт Европы! Начни ее Вильгельм, — кончилось бы его изгнаніем из Германіи! Начни ее наш император, — погибла бы не только Россія, но и сам внценосец, призывавшій нкогда ко всеобщему разоруженію! (Ея слова перебиваются музыкой проходящаго мимо дома военнаго оркестра).

ДАРЬЯ (выскочив из двери, в глубин, орет радостпым голосом). Солдаты возвращаются с мобилизаціи!.. (Давая представленіе о масс народа). Народ-ду-у!.. (Машет рукой. Из передней, справа, слышеп звонок). Идите поглядть, до чего весело! Просто ужасти! Слеза прошибает, — так чувствительно! Невозможно смотрть, — потому не ожидали!.. (Вс смются. Сер. Кондр. с дочками уходят налво).

ЛУТОХИН (при повторном звонк из передней). В передней звонят!.. Слышите, Дарья?!

ДАРЬЯ. Сичае! (Убгает в переднюю).

СМОЛЬКО (подхватывая под-руку Леонтія). Треба побачить, чи они в походной амуниціи але в ординарной! (Уходит с Леонтіем налво. — Лутохин хотл было послдовать за ушедшими, как входит студент Воскресенскій и Потспов. — Музыка постепенно смолкает).

СТУДЕНТ ВОСКРЕСЕНСКІЙ (здоровается с Лутохиным, как человк, у котораго ‘рыльце в пушку’). Простите великодушно за ранній визит, но… такія событія, что не могли удержаться, чтоб не заглянуть к вам! Ну что вы скажете?!

ЛУТОХИН. Чудо.

ПОТАПОВ. Вот именно чудо! (Из передней раздается звонок).

ЛУТОХИН (кричит, подходя к двери налво). Дарья!.. (Снимает с полки небольшой томик с закладкой, вышитой Нюрой). Не помню, показывая ли я вам закладку, которую подарила мн Нюра?

СТУДЕНТ. Нт… (Прочищая пенено). Разршите заглянуть?

ЛУТОХИН. Закладка хороша, но еще лучше — страница, которую ‘заложила’ мн Нюра! (Дарья пробгает, на повторный звонок, в переднюю. — Лутохин читает). ‘Дитя, когда ты появляешься на свт, — вс вокруг тебя улыбаются, одно ты плачешь, сдлай же так, чтобы, когда ты станешь покидать этот свт, вс бы вокруг тебя плакали, одно ты улыбалось бы!’.

ПОТАПОВ (с глубокомысленный видом). Нда-с! Что называется, в самую точку!

ДОКТОР ДРОБНИЦКІЙ (входит радостно настроенный, с ‘лекарским несесером’ и газетным листом, сопровождаемый Дарьей, которая, впуешив доктора, снова убгает, на звонок, в переднюю). Здравствуйте, Семен Иванович! Событія-то какія! А? Кто бы мог ожидать?! Просто чудо! (Здоровается с Лутохиным, студентом и Потаповым).

ЛУТОХИН. И впрямь, нчто невроятное!..

ДОКТОР. Мн ваша Дарья занесла записку, что с супругой? Снова занемогла?

ЛУТОХИН. Обошлось, — вчера ужасно нервничала, а как принесли сегодняшнія газеты, — всю хворь как рукой сняло!

ДОКТОР. Ну, слава-Богу!.. Событія и впрямь такія, что лучше всяких лекарств: — хотл по-пути зайти к одному паралитику, а он сам, — смотрю, — бжит мн навстрчу и ‘Экстренный Бюллетеней’ помахивает! Читали? (Разворачивает газетный лист, с которым пришел ).

ЛУТОХИН. }

СТУДЕНТ. } Что это такое?

ЛЕОНТІЙ. }

ДОКТОР (выждав, пока они успокоятся, продолжает чтеніе). ‘Проект Соединенных Штатов Вселенной’.

ПОНЧИК (вбгает, сопровождаемая Дарьей, с газетой в руках). Товарищи! Да здравствует свобода!.. Читали? (Читает запыхавшись). Федеральная Ассамблея Швейцарской Республики обратилась ко всм народам міра с предложеніем выяснить условія, на коих могло бы состояться обсужденіе проекта Соединенных Штатов Вселенной… (Начавшійся церковный блаъовст заглушает слова ‘курсистки’. Окружающіе ее Лутохии, Потапов, доктор, студент и Леонтій сами дочитывают, с упоеньем, текст ‘Экстреннаго Бюллетеня’, обмниваясь неслышными, — за звоном, — замчаньями, комментаріями и междометіями. — Во время этой мимической сцены, слва появляются принарядившаяся Серафима Еондратъевна, во всей своей ‘иконописной’ красот, ея дв дочки и дд Смолько. Обгція привтствія и поздравленія, посредством вынужденной ‘пантомимы’).

ЛУТОХИН (как только благовст смолк). Куда это вы собрались?

СЕР. КОНД. В церковь, на молебен.

ЛУТОХИН. A-а! Ну идите, идите! (Доктор ему шепчет что-то на-ухо ).

СТУДЕНТ (дамам). Я вас провожу маленько! — разршаете? Сегодня пречудесная погода! Прямо на заказ!

СЕР. КОНД. Сдлайте одолженіе! (Уходит направо, сопутствуемая Шурой, Смолько и студентом в то время, как Пончик, Потапов и Леонтій, откланявшись, удаляются налво в переплетную с газетой, которую они чуть не вырывают друг у друга).

НЮРА (задерживает прощаясь руку доктора и обращается к нему интимно с вопросом). А гд же Миша?… Мы так за него безпокоились!.. Он на фронт?

ДОЕТОР (машет рукой). Какой там ‘фронт’! (Перемигивается с Лутохиным).

НЮРА. Так гд же он?

ДОЕТОР (ворчит, не без комикованья). А шут его вдает! — с этими летчиками прямо наказанье: никогда не знаешь, гд они: на земл иль в поднебесьи!

НЮРА. Я так хотла б его повидать!

ДОЕТОР. А вы думаете, я не хотл бы? (Заговорщицки подталкивает локтем Лутохина).

НЮРА. У меня к нему дло!

ДОЕТОР. Какое?

НЮРА. Гм… по порученью сестры…

ДОЕТОР (лукаво). Ах, ‘по порученію’…

ЛУТОХИН (ей). А сама б ты не хотла его видть?

ШОРА. Гм… может быть и хотла б, если б он хотл! (Направляется к выходу).

ДОКТОР (преграждая ей дорогу). А вы думаете, он не хотл бы?!

НЮРА. Если б хотл, то пришел бы. А раз его нт в такой день, как сегодня…

ДОЕТОР (напрямик). Значит, он вас не любит?! Это вы хотите сказать? (Она молчит). Ну, так я вам ставлю единицу за познанья в психологіи! (Отходит, взволнованный, к открытому окну и заглядывает в сад).

НЮРА. Как так?

ДОЕТОР. А так, что вы забыли о самолюбіи, ‘отверженнаго’, которое удерживает его от… навязчивости!

НЮРА (раздраженно). Ах, вот что?!.. Ну, знаете ли, я была другого мннія о Миш. Досадно, если так ошиблась!

ДОЕТОР ‘Досадно’? (Схватив ее за руку, нашептывает ей, с ‘мефистофельским’ видом). Так топните ножкой с досады и он тотчас явится вас утшить!

НЮРА (вырывая руку). Простите, доктор, но мн не до шуток!

ДОЕТОР. A-а!.. понял-с! — мы вас стсняем? (Лутохину, беря его под-руку). Семен Иваныч, на два слова! (Увлекает его в переплетную и закрывает за собой дверь. Снова издали доносится полковая музыка, — на этот раз приближающейся конницы, — и привтственные клики народа).

НЮРА (стоит нкоторое время растерянная, с недоврчивой улыбкой, в нершительности и досад. Нотой, обернувшись на дверь, в которую ушел доктор с Лутохиным, сердито топает ногой и направляется в переднюю).

МИША (вскакивая в окно). Нюра! Куда вы?!

НЮРА (задохнувшись от счастья). Миша?!… Вы?!..

МИША. Здравствуйте!.. Страстно берет ее за об руки и покрывает их поцлуями).

НЮРА. Гд вы были сейчас?

МИША. С вами… в мыслях… с вами всегда! (Обнимает ее, в безумном порыв любви). Ты любишь меня?

НЮРА (заплакав). И ты еще спрашиваешь?!

МИША. По-настоящему?!

НЮРА. Сильнй нельзя! (Он сливается с ней в поцлу, смйте свои слезы с ея. — Ликующій грохот полкового оркестра смшивается с начавшимся перезвоном церквей. Солнечные лучи наполняют комнату таким нестерпимым блеском, что поневол приходится omjстить: —

ЗАНАВС

КАРТИНА 8-я

Перед дачею Лутохиных.

Вечерет… Сцена залита мягким, сиреневатым свтом, придающим людям и вещам призрачный характер.

Окно направо раскрыто. Около него, немного высунувшись наружу, сидит Серафима Кондратьевна и смотрит куда-то вверх, направо, словно на макушку высокаго дерева, растущаго предположительно на мст рампы. — Оттуда, с высоты, раздается умильно-дтскій голосок Шуры, подражающей, на вс лады, птичк: ‘тью-тью-тью-тью-тью…’.

СЕР. КОНД. Ишь, куда забралась!.. Ну, как там? Хорошо? Голова не кружится?

ГОЛОС ШУРЫ (издали — сверху ). Хорошо!.. близко к небу, к звздам, к Богу!.. Все земное кажется отсюда муравьиной хлопотней.

СЕР. КОНД. Ну, поздравляю с новосельем!

ГОЛОС ШУРЫ. Спасибо, тью-тью-тью!..

СЕР. КОНД. Тепло, в гнздышк-то?

ГОЛОС ШУРЫ. И еще как! — ночью пух грет, а дней солнышко припекает, вдь отсюда до него ‘рукой подать’! Приходи в гости, мамочка: сама убдишься!

СЕР. КОНД. Непремнно! — дай только с хозяйством справлюсь! Вдь оно на новые рельсы становится! Везд теперь перемны! Вся жизнь перестраивается!

ГОЛОС ШУРЫ. Интересно, тью-тью-тью?

СЕР. КОНД. Ну еще бы!.. Теперь, с новыми машинами и при равенств всх, в отношеніи земных благ, людям не больше двух мсяцев надо работать в году! Остальное время — хочешь, гуляй, хочешь, учись высшим наукам, хочешь, спи себ на здоровье или ходи в даровое кино, в музеи, библіотеки, путешествуй безплатно куда вздумается!

ГОЛОС ЛУТОХИНА (из дачи). Сима-а!.. Симочка!.. Гд ты, родная? Пора спать, милая! — поздно!

СЕР. КОНД. (кричит, обернувшись). Я здсь! (Подняв голову, лицом к публик). Папа спать кличет. Спи, моя пташка, и ты! Спокойной ночи! (Посылает вверх воздушные поцлуи. Надвигаются сумерки ).

ГОЛОС ШУРЫ. Спокойной ночи, тью-тью-тью! Я тебя, мамочка, сверху теперь охраняю и ты ничего уж не бойся! Слышишь? (Заливается птичьим пніем ‘тью-тью-тью’, во время котораго Сер. Кондр. закрывает окно и исчезает в быстро наступающей ночной темнот. Рзкій грохот позда заглушает птичье щебетаніе Шуры. Справа, у самой рампы, входят, в сопровожденіи фельдшера Потапова, два санитара, с носилками, на которых стонет смертельно раненый Миша. И Потапов, и оба санитара — в военно-походной одежд, у передняго санитара к кушаку прикрплен зажженный фонарь. Поставив носилки наземь, санитары отирают nom со лба и закуривают, в то время, как Потапов стучит легонько в окно. — Начиная с этой сцены, дйствіе ускоряется, чередуя, к концу его, картины как в лихорадочном кошмар).

ДАРЬЯ (открыв окно). Кого это вы притащили сюды? А? Чего надоть?

ПОТАПОВ (‘под хмельком’). Поручика Дробницкаго. Плечо ему ранили. Хочет с невстой, перед смертью, проститься.

ДАРЬЯ. Ой страсти какія! Не даром сказывали, что война не к добру! И то сказать: мясо для супа и то два с полтиной таперь, яйца — рупь сорок, а к картошк и не подступись, даром, что мерзлая!

ПОТАПОВ. То-то и оно! Пора по-домам, а начальство не нущает! Дескать, мало еще воевали для профиту буржуев! Мало еще попили нашей кровушки! (Смачно сплюнув). В дом тащить женишка али ваша невста сама к нему выйдет?

ДАРЬЯ (простодушно). В столовую несите! — там стол, в случа,Богу душу отдаст, — есть куда положить. А папа их гд? Доктор Дробницкій то-ись?

ПОТАПОВ. В лазарет: — сыпной тиф подхватил. (Санитарам). Ну, ребята, за дло! (Дарь, в то время, как санитары поднимают носилки с Мишей). ‘Сыпняк’ на фронт так и косит, потому — вошь всю Рассю зала! (Уходит, вслд за санитарами, налво).

ДАРЬЯ (ему вслд). Истинная правда! Всюду вошь: в ней теперь вся сила над Рассюшкой! (Закрывает окно и исчезает в полной темнот, в которой ‘стна’ дачи незамтно взвивается, чтобы потом обнаружить, при свт, столовую Лутохиных, с календарем 1916 года, показывающим 13 мая по новому стилю. — Гд-то близко проходит, со свистом и грохотом, длинный желзнодорожный позд. Темноту столовой прорывает свт фонаря, прикопленнаго к кушаку одного из санитаров, — они вносят Мишу, на носилках, в столовую, ставят их посреди комнаты и исчезают в то время, как Дарья зажигает лампу).

НЮРА (вбгая, с плачем). Гд?.. Гд?.. Миша!.. Ненаглядный! Очнись! Миша! Мишенька! (Падает на его грудь и рыдает).

П1УРА (вбгая). Что случилось?.. Ранили моего голубка?

НЮРА (ей). Тише! — он в забытьи! (Входит Дарья и останавливается недалеко от носилок, с сокрушеньем качая головой).

П1УРА (склоняясь над Мишей, хватает его за руку). Что это?.. Боже мой!.. Оторвали лапку у моего голубка!.. (Подняв глаза кверху). О, злыя птицы! Проклятые коршуны! Они его заклевали! Они отняли у меня все счастье жизни, ея смысл и отраду!

НЮРА (строго). Брось декламировать! — Нашла время!..

ШУРА. Я говорю искренне! Потому что этой самой рукою он гладил мои волосы, ложимал мою руку. Боже мой! Этой рукой он крестился, молясь Теб, Господи! Этой рукой он правил рулем, летя навстрчу солнцу и правд!..

ДАРЬЯ (вытирая слезы фартуком, хныкает). Невозможно, до чего как жалостно. Прямо смотрть нельзя, чего это война надлала!

МИША (приходя в себя). Гд я? Что со мной?.. Дайте пить!.. Словно жгут меня изнутри! Я жить хочу! Слышите?.. Мн 23 года!.. Гд папа?.. Сходите за папой! Мн больно, мн невыносимо больно! Кто меня ранил так? Что за пытка! За что?.. (Рыдает, как маленькій мальчик. А в это время слышатся звонки из передней, стук в дверь и грубые мужскіе голоса. — Дарья и Нюра быстро уносят носилки с Мишей вглубь, налво, Шура за ними слдует, истерически осняя себя многократиым крестным знаменьем. Лишь только вс четверо исчезли в дверях, на задней план, как из дверей слва, на тереднем план, выходит Лутохин. — К этому моменту, на стнном календар, дата 1916 года незамтно смняется датой: 27 февраля 1917 года, по старому стилю, и 12 марта по новому).

ЛУТОХИН (кричит). Дарья! Куда вы пропали? Звонят, стучат, а ей и дла нт! Да-арья!.. (Дарья появляется слва и пробгает направо, в переднюю). Неужели не слышите, что к нам чуть не ломятся?!

ПОЛИЦЕЙСКІЙ ПРИСТАВ (появляется справа, на порог передней, с портфелем под мышкой, за ним, — чуть виднясь, — два нижних чина). Господин Лутохин? Семен Иванов?

ЛУТОХИН. Да. Что вам угодно?

НОЛИЦ. ПРИСТАВ (вынимая из портфеля какую-то бумагу). По долгу службы, предъявляю вам ордер на производство обыска в вашей квартир и мастерской! (Длает два шага вперед и тм дает возможность Дарь пройти сзади него налво).

ЛУТОХИН. А в чем меня подозрвают?

ПРИСТАВ (заглянув в бумагу). В распространеніи противоправительственной брошюры ‘Рабочій класс перед угрозой войны’. — Это вдь у вас служил рабочій Леонтій?

ЛУТОХИН. Да. А что? (Сразу сообразив). A-а! Так вот кто меня предал?!

ПРИСТАВ. Угодно ли указать, гд хранится ваша нелегальщина и тм облегчить задачу дознанія?

ЛУТОХИН. Я соціалист, господин пристав, и потому не в моих правилах ‘облегчать задачу’ царской полиціи!

ПРИСТАВ. В таком случа я принужден подвергнуть вас аресту! (Вынимает другую бумагу). Вот соотвтствующій ордер! Извольте слдовать за мной в Полицейское Управленіе!

НЮРА (а за ней и Шура бросаются, с плачем, к отцу). Папочка! Куда они ведут тебя? Папочка! Возьми нас с собой! (Вшаются на шею отца и цлуют его, плача).

ПРИСТАВ (отстраняя их). Не извольте мшать исполненью служебнаго долга! (Ему). Марш вперед! (Уводит Лутохина, в окруженьи нижних чинов полиціи).

СЕР. КОНД. (входит слва, из глубины, слегка позвывая, в безмятежном настроеніи духа). Шура! Нюра! Куда вы длись? (Подходит к буфету, наливает себ воды и пьет. С ея появленіем, на сцен становится немного свтле, а за окнами вырисовываются, под лучами прожекторов, великолпныя строящіяся зданія).

НЮРА и ШУРА (вбгая из передней, бросаются к матери, жмутся к пей и говорят наперебой). Мамочка, не спи так долго! — когда ты спишь, нам становится так страшно, так тягостно, что хочется умереть!

СЕР. КОНД. Ох, маловрныя! Чего вы все боитесь? — вдь это ж мои сны безпокойные вас тревожат, а вовсе не дйствительность! Сны мои! А не дйствительность!

НЮРА (поцловав ее в теку). А что же теб снилось сейчас?

СЕР. КОНД. (улыбаясь). Да всякая ерунда! — будто война с нмцами разразилась, Мишу бдненькаго убили, началась революція, Семена Иваныча забрали в кутузку! — мало ли какія глупости могут присниться!.. (Смотрит в окна. — Слышится нжная музыка, незамтно начавшаяся, во время этого монолога, и неизвстно откуда взявшаяся). Смотрите-ка, дти, какія постройки стали возводить в нашей Гатчин! — Помните, Потапов предсказывая ‘эдакіе небоскребчики’?.. Прямо пророк оказался! Вот что значит, когда милліарды идут не на разрушенья войны, а на зодчество мира!

ГОЛОС СМОЛЬКО (слва). Сима!.. Симочка!..

НЮРА (Шур, с глубокой печалью в голос). А мам все хуж.е и хуже! (Показывает на лоб).

ШУРА. Чм хуже? Вот глупости! — я завидую мам: она живет в другом мір, гд царит правда Божія, а она правдиве здшней правды! (Слышится отдаленный рев толпы, выстрлы и ‘Марсельеза’, заглушаемая ‘Интернаціоналом’).

СМОЛЬКО (входя слва, крайне взволнованный). Участок подожгли! А там батька ваш сидит под арестом! Вот вам и свобода, кровью добытая! (Закрывает ставни). Нэ свобода, а сплошной конфуз, коли ‘своя своих нэ познаша’! (Звонок из передней и громкій стук в дверь).

НЮРА (кричит). Да-арья!..

СМОЛЬКО. Нэма ея, — нэ кричи! Она, як другіе, с красной тряпкой пошла на процессію! (Направляясь в переднюю, отплевывается). Тьфу ты, бисово отродье, до чего народ избаловамшись! (Уходит направо ).

ШУРА (плана на груди Нюры). Папочку сожгут живьем! Нашего добраго папочку! (Справа входит студент Воскресенскій, — в кожаной куртк, финской гиапк с наушниками, и при огромном револьвер в кобур. За ним Смолъко и два матроса с ружьями, увшанные патронными лептами. В одном из матросов нетрудно узнать Леонтія, сподручнаго Лутохина).

СТУДЕНТ ВОСЕРЕСЕНСКІЙ (cmaeum матросов, на положеніи ‘часовыя’, — одного у-двери в переднюю, другого у двери слва, на заднем план). Никого не пускать, товарищи! Слышите?

ЛЕОНТІЙ. Будьте спокойны, товарищ!

СТУДЕНТ ( окину в взором комнату, срывает листы со стнного календаря). Однако, здсь не торопятся жить, чорт побери! (Оставляет на календар дату 26 октября 1917 г. и обращается к Нюр, красуясь своей развязностью). Здравствуйте, гражданочка! Что же вы не поздравляете, в моем лиц, побдившій пролетаріат? Ну поцлуйте же меня по-товарищески!

СМОЛЬКО. Он еще махонькія, господин студент, чтобы цловаться с хлопцами!

СТУДЕНТ (ему). Тебя не спрашивают! (Нюр). Я пришел с обыском от Революціоннаго Комитета.

НЮРА. Насчет брошюр этих самых?

СТУДЕНТ. Вы догадались! А также и насчет прокламацій, которыя вы прячете быть может у себя на груди или под юбкой, кто вас знает! Слдуйте ж за мной в мастерскую: — я лично учиню вам натльный обыск! (Леонтій и другой матрос плотоядно ржут, в то время как студент тащит Нюру в переплетную).

СМОЛЬКО (не пуская Нюру). Она еще махонькая, господин студент!

СТУДЕНТ. А вот мы в этом и убдимся сейчас! (Матросы снова гогочу т ).

СМОЛЬКО (отпихивая студента). Нэ позволю, сукин сын! Пошел прочь! Слышишь?!

ЛЕОНТІЙ (подходя к нему, с ружьем на-перевс). Ну, ну! Не дури, старик! Брысь! (Отталкивает его легонько прикладом, — студент втаскивает Нюру в переплетную и с шумом запирает изнутри дверь).

СМОЛЬКО (орет сердито). Ах, ты вот яки фасон со мной держишь?! Сволочь паршивая! (Дерется с Леонтіем, цдя бранныя слова сквозь стиснутые зубы, в то время как из переплетной доносится невнятная возня и гул голосов).

КРИК НЮРЫ (из переплетной). На помощь!.. Надо мною хотят надругаться!.. Это насиліе! Д-ду-шка!.. Спаси меня!

ЛЕОНТІЙ (хохочет). Попала двушка в переплет!

СМОЛЬКО. Я теб покажу, кто ‘попал в переплет’, сучій сын! (Ударяет Леонтія наотмашь в грудь. Другой матрос стрляет в Смолько и старик валится на пол).

ШУРА (бросаясь к Смолько). Ддушка! Очнись! Ддушка, что с тобой? Что же ты молчишь? Мн страшно! (Тормогтт старика).

СТУДЕНТ (возвращается слва, — красный, потный, — оправляя костюм). Ну, товарищи, айда по домам! — пора ужинать, а то здсь ни корки хлба!

ЛЕОНТІЙ (приводя себя в порядок посл драки, обращается шутливо к студенту). ‘Разговлись’, Александр Емельянович? — проздравляем с побдой! (Пересмивается с другим матросом и вс трое удаляются направо, напвая ‘Ах, яблочко, да куды котишься? Попадешь к нам, в Кронштадт, — не воротишься!’).

ІІІОРА (входит слва, шатаясь, с ратрепанными волосами и обезумвшим взором). Что с ддушкой?..

ШУРА (рыдает, причитая). У-умер! У-умер! Ддушка умер! Ддушка бдненькій! Умер, — убили!

НЮРА (склоняясь над ддом). Ах, лучше бы меня убили! — не перенесть мн моего позора! Не перенесть мн безчестья! (Плачет).

СЕР. КОНД. (входит и на сцен сразу же становится свтле). Что тут у вас за возня?.. Что случилось такое?

СМОЛЬКО (подымаясь). Да ничего не случилось! С чего ты взяла?.. Обронил я тут ключ в темнот, стал искать и упал, поскользнувшись, а дивчата нивсть что подумали. (Им). Я же пошутил, мои махонькія!

СЕР. КОНД. А почему здсь так темно? Кто закрыл ставни? (Подходит к окнам и отворяет ставни).

ШУРА. Нам, мамочка, стало страшно! — вот ддушка и прикрыл ставни! (Смолько, махну в рукой, уходит налво).

СЕР. КОНД. Ах, маловрные! все им ужасы мерещатся! Не сказано ль в Священной Писаніи, что ‘кто закрывает глаза свои, чтобы не видть зла, — будет обитать на высотах?’.

ЛУТОХИН (входит справа, ‘здрав и невредим’, в отличнйшем расположеніи духа). Здравствуйте, дорогія мои! Заждались? (Здоровается, цлуясь с женой и дтьми). А я тут заказ получил из Общественной Библіотеки. Ну и книги, доложу я вам! — нчто поразительное! И даром предлагаются народу! — Я даже прослезился! (Сморкается, стыдясь своего умиленія). Пойду в переплетную: работа не терпит!

СЕР. КОНД. А я посплю еще!

ШУРА и НЮРА (умоляюще). Только не долго, мамочка! Слышишь? (Лишь только Лутохин с женою ушли, как свт в окмх меркнет, словно вечернія облака заволокли все небо).

СТУДЕНТ (нагло осклабясь, входит, в сопровожденіи мрачнаго бородатаго субъекта, ему). Садитесь, товарищ, будьте как дома!.. (Обрывает календарь, пока тот не показывает: 16 октября 1919 г.)

НЮРА. Кого это вы к нам привели?

СТУДЕНТ. Замстителя народнаго судьи. Отец дома?

НЮРА. Да, а что?

ШУРА. Дарья сказывала, что ‘блые’ уж в трех верстах от нас и что у генерала Юденича чуть не милліонная армія!

СТУДЕНТ (принулсденно смется). ‘Милліонная армія’!.. Да ее наш Троцкій перекрошит, как капусту! Вы забыли, что ‘красными’ руководят нс бездарные ‘Держиморды’, а культурные геніи, как наш Зиновьев, Каменев, Бухарин и Рыков!

ШУРА. А мамочка сказала, что и без блой арміи вожди большевизма перебьют потом всх этих Каменевых, Зиновьевых, Бухариных и им подобных.

СТУДЕНТ. Много твоя мать понимает! — ей в психіатрической лечебниц мсто. (Топая ногой). Пошла вон отсюда, покуда цла!.. (Раздается орудійная пальба).

ШУРА (простодушно). Пойдем, дорогая! — ‘правда глаза ржет’! (Удаляется с Нюрой налво, в то время как справа входят, с портфелями в руках, Пончик — в ‘кожанк’, Потапов — в военмой форм, и Леонтій — матрос).

ПОНЧИК (торопливо здороваясь). Здорово, товарищи! Надо быть на чеку: генерал Юденич под Гатчиной и не ровен час… Слышите, как палят?

СТУДЕНТ. Отобьют!

ПОТАПОВ (здороваясь). Не скажите! Вам, под дйствіем кокаина, сам чорт не брат! А без кокаина оно по-другому выглядит! (Оглушительный пушечный выстрл).

БОРОДАЧ (садясь за стол посредин). Не будем терять времени! За дло, товарищи! Садитесь! (Вс, хром Леонтія, занимают мста за столом, по бокам бородача). Открываю засданіе Рев-трибунала, в порядк ускореннаго судопроизводства, замняющаго ‘полевой суд’. Введите обвиняемаго!

ЛЕОНТІЙ (пріотворяет дверь в переплетную и кличет). Гражданин Лутохин!..

ЛУТОХИН (входя). Что это за собраніе?

ПОТАПОВ. Рев-трибунал, облеченный полнотой власти.

БОРОДАЧ (протягивая Лутохину бумагу). Озакомьтесь с обвинительный актом! (Пальба).

ЛУТОХИН (пробжав текст врученной ему бумаги). Как!.. И царское правительство, и ваше одинаково преслдуют за ту же брошюру против войны?!.. Но вдь это же невроятно!

ПОНЧИК (бородачу). Кром противодйствія гражданской войн, Лутохин дискредитирует нашу партію, подозрвая товарища Малиновскаго в провокаціи, как агента царской полиціи!

БОРОДАЧ (Лутохину). Что вы можете сказать в свое оправданіе? (Пальба). Признаете себя виновным? Да или нт?

ЛУТОХИН. Перед законом Божеским — я…

БОРОДАЧ (перебивая). Бог отмнен, гражданин Лутохин! А потому — коротко и ясно: сознаешься аль нт? (Пауза). Молчишь? Ну так я за тебя отвчу: кто не с нами, тот против нас и в любой час может перекинуться к блым! (Обводя глазами собраніе). А так как генерал Юденич — на подступах к Гатчин, то предлагаю обвиняемому пулю в затылок и притом немедленно же!

ВС. Правильно! Время не терпит!

БОРОДАЧ. Товарищ Леонтій, именем закона, приказываю вам тут же привести приговор в исполненіе!

ЛЕОНТІЙ (вынимая револьвер из кобуры). Есть, товарищ предсдатель! (Подходит к Лутохину).

ПОНЧИК (визотт). Только не здсь!.. У меня и так вс нервы разстроены из-за дежурства в Чека! Пожалйте меня хоть немного!

БОРОДАЧ. Ладно! (Леонтію). Подожди! (Ей). Ох, нжности! (Отдаленный треск пулеметов и ружейные залпы, из-за которых едва слышны слова бородача). Выведи его за ограду! (Oн длает жест рукой, указующій направо. — Леонтій тащит направо Лутохина).

ЛУТОХІІН (упираясь). Безумцы!.. Так-то вы правите именем пролетаріата, купившаго себ кровью свободу?!.. (Леонтій, в остервенніи от слов Лутохина, выталкивает его, наконец, в дверь направо. Вс члены Рев-трибунала, как одии, вытягивают шеи направо и вслушиваются, стисну в зубы. Секунда… дв, и — совсм близко, направо — раздается револьверный выстрл. Мгновенно гшступает мгла, во время которой, у самой рампы, опускается, при тусклом освщеніи сверху, срая стна, с пятнами сырости, забрызганная — на высот человческаго роста — кровью. Справа слышен грубый окрик ‘herein’ и тотчас же за ним входят, как бы вталкиваемые сюда силой, Леонтій, Студент, Ііончик и Потапов. Вс четверо, сильгю постарвшіе, одты в полосатыя ‘каторжныя’ одянія, в какія наряжали нмцы, в войну 1939-1945, своих жертв. У всх у них связаны спереди руки и вид людей, отчаявшихся в спасеніи. За ними входит нмецкій унтер-офицер, при оружіи и с хлыстом в рук. Он говорит на ломаном русском язьтъ).

УНТЕР-ОФИЦЕР (крикливо). Вставать к стн и ожидалъ распоряженій!

ЛЕОНТІЙ (робко). Пить хочется!

ПОНЧИК. Trinken, bitte schn!

УНТЕР-ОФИЦЕР (грозно). Schweigen!

СТУДЕНТ. Вот уж два дня, как мы без воды!

УНТЕР-ОФИЦЕР (замахиваясь хлыстом). Aber schweigen! Hrst du mal?!.. (Посл тузы мертвой тишины, он уходит направо ).

ПОТАПОВ (когда тот скрылся). Вот сволочь паршивая!.. И кто это нас выдал, товарищи? Вдь этому имени нт!

ЛЕОНТІЙ. Нюрка выдала! Кто же другой!

СТУДЕНТ. Нюра? Вы уврены?

ЛЕОНТІЙ. А кто же, как не вы, ее обезчестили!

СТУДЕНТ. А кто же, как не вы, ее отца застрлили!

ПОНЧИК (жалобно). Меня ноги больше не держат!.. Это же форменная пытка!

ПОТАПОВ (оборачиваясь к стн). Вишь, сколько пятен крови!

СТУДЕНТ (в полном отчаяніи, тихим голосом). Хоть бы умереть поскоре!

ЛЕОНТІЙ. Успете!

ПОНЧИК (прерывистым голосом). И подумать, что все это свершается в начал XX вка! Невроятно!

ПОТАПОВ. Какое там ‘в начал’! Уже средина XX вка!

ЛЕОНТІЙ. И вправду: 1944-ый не за горами! А давно ли была первая міровая война!

ПОТАПОВ. Не сумли заключить тогда мира в Берлин, вот и получилась ‘тридцатилтняя’.

УНТЕР-ОФИЦЕР (возвращаюсь с небольшими щипцами, читаны по записк). Кто есть Потапов, бывшій фельдшер?

ПОТАПОВ. Я.

УНТЕР-ОФИЦЕР (развязывает ему руки, засунув щипцы за кушак). Achtung! Кто имет золотые зубы? Коронки и пломбы?… (Раздаются отвты: ‘у меня’, ‘у меня’, ‘у меня’). Карашо! (Передавая Потапову щипцы). Начальство велит у всх выдергивать золотые зубы и коронки. Берись дружно за дло и работай прилежно!.. Я сейчас вернусь. (Уходит).

ПОТАПОВ (вертит, в нершительности, щипцы). Ну, братцы… Сами понимаете: не моя тут воля… Так что открывайте рты, чтобы лишних непріятностей не было!

ПОНЧИК (испуганно). А зачм им приспичило забрать наше золото?.. (Потапов в это время орудует щипцами во рту студента).

ЛЕОНТІЙ. А зати, что нас в ‘расход’ видимо записали. И чтоб не пропадало даром…

ПОНЧИК (перебивая). Нас убьют?!

ЛЕОНТІЙ. А на что мы нужны им? — возраст у нас уж не маленькій, для работ не годимся.

ПОТАПОВ. Недаром газовыя печи они понастроили! — Не мы первые, не мы послдніе!.. (Гд-то совсм близко слышен заразительный смх Серафимы Кондратьевны. — Осужденные переглядываются, в паническом ужас. Наступает вмиг темнота, во время которой окровавленная стнка поднимается, как занавс, чтоб открыть вид на столовую Лутохиных. Эта столовая представляется явно преображенной: раскрытыя в сад окна кажутся выше и шире, на стол, под художественным чайным сервисом, радует взор красиво вышитая скатерть, на стнах развшаны умиротворяющіе дух пейзажы, по гуглам разставлены: комфортабельная мебель, пьянипо и радіоаппарат новйшей конструкціи. В окна виден, залитый солнцем, фантастическій город будушиго, гд стройныя зданія, с воздушными башенками и лсенками, тонут в темной зелени великолпных деревьев. — Стнной календарь все на том же мст, на нем дата ’20 августа 1944 года’. — За столом ‘чайничают’ Серафима Кондратьевна и дв ея дочки, вс трое в элегантных ‘пенюарах’).

СЕР. КОНД. (продолжая смяться). И приснится же такая ерунда!.. А?.. Нчто до смшного невроятное!

ЗАНАВС

ЭПИЛОГ

Сцена представляет собою ‘террасу’, на крыш высокаго дома, нсколько необычной архитектуры. Справа и слва, у рампы, красуются трельяжи, с вьющимися розами ‘Gloire de Dijon’. Налво, в глубин, трельяж образует небольшую арку, служащую как бы открытою дверью, ведущею вниз, — на предполагаемый лифт. Направо же, в глубин, отступя от трельяжа, высится башенка, тонущая в неб, с ажурной, вьющейся вокруг нея, лстницей, ведущей на ея вышку.

В общем, эта терраса отдаленно напоминает, своим мсторасположеніем, столовую Лутохиных, в ея преображенной аспект 8-й картины. — Там же и тот же самый стоит стол, с окружающей мебелью, там же приблизительно установлен и радіоаппарат, новйшей конструкціи, тот же, наконец, — но уже совершенно ‘открытый’ — представляется вдали и вид на город будущаго, среди темной зеленой листвы.

Огромный календарь направо, совсм близко от рампы, иопрежнему привлекает вниманье, но висит он теперь не на выступ стны, а на выступ трельяжа, среди вьющихся роз, один из бутонов которых закрывает случайно годичную дату дйствія, видно только: ’20 іюля 19…’

При поднятіи занавса, за столом сидят Нюра и Шура, чуть-чуть повзрослвшія, в изящных платьицах, и бгло записывают в тетрадки то, что им диктует ‘вчный студент’ Воскресенскій, расхаживающій по террас, в лтнем одяніи спортивнаго покроя. Он все такой же. в общем, что и раньше, но сильно посдл, — что ему крайне к лицу, на котором не осталось и слда былых прыщей, — в очках, вмсто пенснэ, очень ‘уравновшенный’ теперь в своей манер руководить занятіями младших ‘коллег’.

Закатный, тихій час, перед ‘блою ночью’… Из сада доносится мелодичное пніе птичек… Гд-то далеко-далеко разливает усладу нжная струнная музыка.

СТУДЕНТ (начав свою рчь еще до поднятія занавса). …что было обусловлено как сокращеніем путей сообщенія, — благодаря овладнію стратосферными рейсами, — так и услугами телевизіи, благодаря коим населеніе земного шара оказалось еще боле сплоченный, в своих интересах, чм раньше.

ШУРА. Вы об этом говорили уже прошлый раз!

СТУДЕНТ (мято). Помню… — я хочу лишь резюмировать сказанное!

ІНУРА. A-а!., простите!

СТУДЕНТ (продолжая начатую рчь). Как я уже объяснил вам, — момент уравненія в правах всх и каждаго совпал с такой реорганизаціей труда, посл которой машина превратилась из ‘проклятія’ безработицы в ея ‘благословеніе’. — Спрашивается: каким образом это стало возможный? (Нау за. Он длает пригласительный же cm Шур). Помните?

ШУРА (отвчая как ‘урок’). Гм… В мір образовались столь огромные запасы продуктов, что для них уже не находилось покупателей. Это привело к массовому увольненію рабочих и к смертельной угроз для индустріальнаго капитала.

СТУДЕНТ. Врно. И какое правило из этого извлекли экономисты?

ШУРА. То, что всякое машинное производство стремится к развитію, а примненіе рабочих в таком производств — к сокращенію.

СТУДЕНТ (от души). Браво, Шурочка! — вы сдлали такіе успхи, что сердце радуется.

НЮРА (цлуя сестру). Молодец, Шурёха! Любо-дорого слушать! Меня заткнешь скоро за пояс! (Слва снизу входит Дарья. Она в полуспортивном облаченіи, с красиво обстриженными волосами, в элегантых сандаліях на босу ногу и в пенснэ. Говорит без малйшаго простонароднаго акцента).

ДАРЬЯ (слегка присдая). Простите, — я насчет чая. Там пришли гости (показывает вниз) и Серафима Кондратьевна просила узнать, скоро ли вы кончите занятія! (Поправляет пенснэ).

СТУДЕНТ (прочищая свои очки). Сію минуту! — так и передайте, Дарья Михайловна! — сію минуту!

ДАРЬЯ. Отлично! (Уходит).

НЮРА (Воскресенскому). Надюсь, вы останетесь скоротать с нами вечер?

СТУДЕНТ (кланяясь). Если… не помшаю!

НЮРА. Ну что вы! — мы вас считаем за родного!

СТУДЕНТ. Тронут!.. (Шур). Послдній вопрос: — как вы представляете себ основной маневр экономики, приведшій к нашей эр всеобщаго благоденствія?

ШУРА. Человчество убдилось, что могло бы — при своих сверхмашинах — и кормиться, и одваться, и квартироваться почти даром! — стоило пустить лишь машины во всю мочь! — он вдь стали сущими освободительницами людей от напрасной работы!.. И вот, когда человчество научилось извлекать атомическую энергію из пригодных к тому элементов, — машины получили неистощимый источник движенія и… наступила эра всеобщаго благоденствія. (Е концу ея рчи, сверху доносится шум пропеллера и все явственне и явственне раздаются, в ею смутном воркующей грохот, слова ‘Шура, Шура, Шура, Шура’…).

СТУДЕНТ (апплодируя Шур). Браво, брависсимо! Пять с плюсом! Вы могли бы стать лектором по новйшей исторіи! — я говорю не шутя!.. (Жмет ей руки, в то время как Нюра ее цлует).

ШУРА (подняв голову кверху). Спасибо, — польщена, но… Вы не слышите?.. (Пауза. Слышно только имя ‘Шуры’, среди псни пропеллера). Миша кружит над моим гнздом! А меня там нтути! Хороша, нечего сказать!.. (Прибирает свои тетради). Бгу! Не то обидится! (Убгает вглубь направо, за башню. — Нюра поворачивает кнопку радіоаппарата и из него начинает литься нжная усладительная мелодія).

СТУДЕНТ (прохаживаясь по террас с Нюрой). Как она поправилась за послднее время!

НЮРА. Доктор Дробницкій — настоящій волшебник! Вам тоже доктор сильно помог! Ах, каким вы были раньше несносный! (Смется).

СТУДЕНТ. Я страдал от ‘inferiority complex’… Немудрено — раз приходилось жить в обществ гд царили не сердце и ум, а тугіе бумажники! К тому же, знаете ли (смется), когда руки потют и прыщи на лиц, — весь мір представляется в мрачном свгб!

НЮРА (смется). Вас теперь не узнать!.. (Смотря в сторону, гд скрылась Шура). Смотрите, как она ловко карабкается!.. Ай да Шура! И какое чудное гнздо она свила себ на верхушк дуба!

СТУДЕНТ (залюбовавшись зрлищем приковавшим взор Нюры). Замчательно!.. Как в сказочной цирк!

НЮРА (посл краткой паузы). А вы все еще любите меня? (Он склоняет голову). Попрежнему?

СТУДЕНТ. Еще сильне… только… по другому! Раньше я любил болзненно! — хотл надругаться над тм, чему поклонялся! Вы так злили меня своей неприступной невинностью!

НЮРА. А теперь? (Срывает розу с трельяжа).

СТУДЕНТ. Теперь, когда вы вышли замуж, я… я даже порадовался тому, что духовная любовь к вам превозмогла во мн плотскую!

НЮРА (засовывает ему розу за поле). Вас дйствительно теперь не узнать!

СТУДЕНТ (посмиваясь). Да и других тоже! — Взять хотя бы Потапова-фельдшера, каким он был до операціи и каким стал посл!.. А Ксенія Львовна! Вс только и говорят, что об идеальной спокойствіи и кротости ‘мадам Потаповой’! Или взгляните на Леонтія, посл излеченія его желчнаго пузыря!.. А ваш ддушка! Вдь это замчательно, как…

НЮРА (перебивает, прислушиваясь). Никак его голое? (Останавливает радіо).

СТУДЕНТ (улыбается, как бы что-то вспомпив). Он всегда был тут, как тут, при нашем ‘tte—tte’! (Слва, снизу, входят, бесдуя, доктор Дробпицкій и Смолько. — Доктор мало измнился: все такой же бодрый, энергичный ‘очкастый интеллигент’, врный еще военной выправк, но уже не в военной одежд: на нем парусиновый спортивный костюм и высокія сандаліи. Зато старика Смолько лишь с трудом можно признать в помолодвшем лт на десять Кондратіи Петрович, оставшемся попрежнему врным своей ‘морской форм’).

ДОКТОР (продолжая бесду). …и все это заживает теперь в лучшей вид. Ну а как у вас ‘анкилозы’? Не появляются больше?

СМОЛЬКО. А щэ такэ ‘анкилозы’, звыняюсь? (Задумывается, почесывая затылок).

ДОКТОР (здороваясь с Нюрой и Студентом). Забыли, что значит ‘анкилозы’? Вот это ловко! (Хохочет). Эдак я пожалуй и сам забуду скоро и про ‘анкилозы’, и про вс болзни на свт!.. Помните, я общал вам нчто врод ‘эликсира жизни’? А? Ну что, врал я вам?

СМОЛЬКО (крякает). Оно дйствительно!.. Узнать себя нэ в мочь до чего сил прибавилось. Ажно конфузно в мои годы.

ДОКТОР. Вот видите!.. А вид у вас грустный! Что за неувязка! Извольте быть веселый! — того требует наука!

СМОЛЬКО (печально). Нэ могу, дохтор! — увольте!.. Потому как вспомню, что умерли сыночки мои на войн с Японіей, и что не увидть им уж ныншней жизни привольной… аж слеза прошибает горючая! (Сморкается с трубным звуком). Звыняюсь!

ДОКТОР. Нда… на это ничего не возразишь! Много бд принесла международная рознь! Я сам чуть было Миши своего не лишился!

СМОЛЬКО (вытирая глаза). Нэ понимали, дурни, что пора уж остановиться!.. Не можно ж все драться да драться, будто всм мста на свт не хватит! (Слва, снизу появляются, оживленно болтая, Серафима Кондратьевна, в обнимку с Ксеніей Львовной Пончик-Потаповой, и Лутохин, под руку с Потаповым, — вс выглядят здоровяками, окрпшими и даже словно бы похорошвшими, несмотря на преклонные годы. Одты вс в легкіе изящные костюмы, согласно мод наступившей эры благоденствія, особенно красиво и богато наряжена ПончикгПотапова ).

СЕР. КОНД. (Ксеніи Львовн). Душенька, не спорьте: сегодня Ильин день и обязательно будет гроза!

ПОНЧИК-ПОТАПОВА. Увряю вас, душенька, что сегодняшняя гроза отмнена правительством!

СЕР. КОНД. Как так ‘отмнена’?

ПОНЧИК-ПОТАПОВА. А так что хлбные злаки не нуждаются больше в дожд и потому тучегонители его не допустят.

СЕР. КОНД. (улыбается, словно спохватившись). Вы правы, — я все забываю, в какой вк мы живем! (Кличет вниз). Дарья Михайловна! А как насчет чаю?

ГОЛОС ДАРЬИ. Сію минуту!

СЕР. КОНД. (всм). Садитесь, господа, гд кто хочет! (Садится за стол).

ПОНЧИК-ПОТАПОВА (доктору). А гд же ваш сын?

ДОКТОР (показывая на небо). А вон! Видите авіон, что кружит вокруг дуба? (Слышен гул пропеллера, словно выговаривающаго ‘ІПура, Шура’).

ПОНЧИК-ПОТАПОВА (смотря на небо). A-а!., вижу, вижу! (Залюбовавшись). Какой плавный полет!.. Вот чудо-летчик!.. Как должны вы гордиться, Борис Борисович! (Сложив руки рупором, кричит вверх). Прилетайте к нам чай пить!.. По вас папа скучает! (Смется).

НЮРА (кричит вверх). И жена-а!

МИША (вбгая слва со смхом). Рад стараться! (Здоровается со всми). Кто это скучает по мн? Отче и Нюрочка? (Цлует ее и доктора). Напрасно изволите утруждаться: — я здсь и к вашим услугам!

СТУДЕНТ (опшив). Позвольте… а там кто ж летает? Разв это не ваги аппарат?

МИША. Мой!.. Но пилотирует механик Леонтій!

СТУДЕНТ. Товарищ Леонтій? (Входиш Дарья с подносом, ycmaвленным лакомствами и чашками с дымящимся чаем).

МИША. Так точно. И отлично пилотирует, должен признать!

СТУДЕНТ. А как же Шурочка?.. Вдь она думает, что это вы там парите!

МИША (от души). И пусть думает! — она любит засыпать под ‘колыбельную’ моего авіона! А я задерживаюсь порой по длам! Вот Леонтій и летит тогда мн на выручку. (Вс добродушно смются. Дарья уходит).

СЕР. КОНД. (ко всм). Милости просим! — кто хочет чаю? (Угощает. — Гости с благодарностью откликаются па радушіе хозяйки, кто присаживается к столу, а кто, — взяв в руки чашку и печенье, — чуть-чуть поодаль. Нюра и Миша садятся рядышком отдльна от других, совсм близко к рамп и, преисполненные взаимной любви, нжно держатся за руки).

ДОКТОР (хозяйк). А мн некогда, Серафима Кондратьевна: — больные ждут!

СЕР. КОНД. Да неужто есть еще больные на свт? Когда же вы их всх перелепите? (Общій смх). Вон мой батя уж чего старе, и тот поправился!

ДОКТОР. Вс скоро поправятся — дайте срок! А пока новыя болзни регистрируются, о которых раньше говорили, как о чем-то ‘нормальной’!

ЛУТОХИН. Напримр?

ІІОТАПОВ (отвчая за доктора). Напримр, глупость! Прежде на глупость не обращали вниманія, потому что, как сказал Гете, — ‘gegen Dummheit kmpfen Gtter selbst vergebens’, т. e. ‘сами боги безсильны против глупости’! А теперь ей объявлена война!

СЕР. КОНД. (всплескивая руками). Опять война! Кто же это смл ее обявить?

ДОКТОР. Успокойтесь, Серафима Кондратьевна! Война с глупостью совершенно безкровна! (Общій смх).

ЛУТОХИН (доктору). Нт, серьезно: это не шутка? Глупость теперь излечима?

ПОИЧИК-ПОТАЛОВА (Лутохину). Разв вы не слышали о впрыскиваніи мозгового экстракта, в связи с пересадкой щитовидных желез?

ЛУТОХИН (вздыхая, с грустной ироніей). Эх! Запоздало это открытіе, ей Богу! — сколько бд натворили глупцы у ‘кормила правленія’! — и не счесть всх их жертв!

ДОКТОР. Ну, я бгу!.. (Прощается со всми и уходит. — Наступает молчаніе, в котором стихает наконец шум пропеллера).

СТУДЕНТ (с легкой тревогой в голос). Забыл спросить у доктора об одной странной вещи.

ЛУТОХИН. О чем?

СТУДЕНТ. Мн временами кажется, особенно, когда я бываю у вас…

СЕР. КОНД. (насторожившись). Что?.. Что кажется?.. (Вс напряженно ждут отвта студента, как какого-то ‘откровенія»).

СТУДЕНТ. Гм… будто чего-то мн не хватает… (Слегка оживившись). Гм… Какой-то мелочи, какого-то пустяка, который бы придал окружающему реальность.

СЕР. КОНД. (усмхаясь). Какой еще реальности’ вам надо?

ПОТАПОВ (почти мистически). И мн порою сдается, будто то. что мы видим, — не настоящая дйствительность, т. е. не та, в которой Малиновскій, напримр, и вправду оказался провокатором, обманувшим самого Ленина, и что…

ПОНЧИК-ПОТАПОВА (пугливо перебивая). А вдруг все это благоденствіе нам только грезится? — Морока и больше ничего?

НЮРА (прижимаясь к Миш). О чем они говорят? — мн не по себ от этих разговоров.

МИША (тихо). Успокойся!.. Не надо быть мнительной… (Цлует ее нжно-нжно и прижимает к груди, как бы защищая от какою-то страшнаго наважденія).

СЕР. КОНД. (прищурив глаза, поворачивается в сторону Пончик). ‘Морока’, говорите вы?

СТУДЕНТ. Да, да! — будто стоит только ‘дунуть-плюнуть’ и все это наважденье исчезнет.

СЕР. КОНД. (повернувшись к студенту). ‘Наважденье’, вы полагаете?.. (Пауза). Так ‘дуньте-плюньте’, за чм же дло стало?.. (Повернувшись к Потапову). Ну?.. (Наступает тяжелое молчаніе).

ПОТАПОВ (‘поджав хвост’). Да я, собственно, так сказал… вообще…

СЕР. КОНД. (язвительным тоном, каким говорят колдуньи, задтыя за живое). Что значит ‘так сказал’?.. (Почти бормочет). Хочется бду накликать, так сдлайте одолженіе! — накликать бду один миг!

СТУДЕНТ (неувренным тоном, с извиняющейся улыбкой). Не сердитесь, но только мн снилось, будто война тогда — в 1914 году -все-таки началась и, посл перемирія, вновь разразилась, через нсколько лт, причем мы проявили, с англо-саксами и французами, неслыханное геройство, в побд над безчеловчный врагом!

СЕР. КОНД. (полу-язвительно). А вам не снилось, какою цной эта слава была достигнута? Не снились города, стертые с лица земли бомбардировками? Десятки милліонов человческих жертв, искалченных, замученных в плну и обезумвших от голода и бездомнаго существованія?

ПОНЧИК-ПОТАПОВА. А вы знаете, и впрямь нчто подобное мн снилось! И так реально, знаете ли, что окружающій нас мір мн кажется теперь как бы ‘незаконнорожденный’ и потому не имющим права на существованье! — словно в этом мір не хватает того, что…

СЕР. КОНД. (грозно шипит, топая ногой). Чшш!.. (Пауза. — Вс смотрят на нее, слегка съежившись… И вдруг она разражается веселым смхом. А за нею, сначала понуждая себя, а потом и взаправду — начинают смяться вс присутствующіе). Что?!.. Испугались, голубчики!.. (Передразнивая) ‘Чего-то не хватает’!.. Скажите, какіе ненасытные! — у них все есть, чего душа желает, а им ‘чегото не хватает’! Какой-то гршной правды, — вот как Адаму и Ев, когда все было к их услугам в раю!.. Чего вам хочется? Говорите!!.. Сорвать покровы со страшной стихіи и снова быть изгнанными из рая?.. (К послдней фраз снова появляется Дарья, с подносом, уставленным чашками чая). Пейте лучше чай, господа, и перестаньте капризничать! (Вс дружно смются и откликаются на приглашеніе хозяйки дома. Нюра подскакивает к радіоаппарату и извлекает из него упоительные звуки симфоническаго оркестра, как вдруг всеобщее вниманіе привлекают три маленьких ангела, появившихся неожиданно наверху лстницы обвивающей башню направо. На них фосфоресцирующія голубоватыя одянія, а за спинами полу-прозрачныя трепещущія крылышки, на вид это сущія дти, один другого очаровательне. При вид их присутствующіе замирают, в восторжнном созерцаніи ).

ЛУТОХИН (прерывая всеобщее молчаніе, ласковым голосом). Откуда вы, дти?.. Что вам угодно? (Нюра разом прекращает радіомузыку ).

1-ый АНГЕЛ (учтиво поклонившись спрашивает тоненьким голоском). Простите, пожалуйста, — не здсь ли живет раба Божія Серафима, по отчеству Кондратьевна?

СЕР. КОНД. (встает). Здсь, здсь!.. Чм могу вам служить? (Подходит к ангелам).

1-ый АНГЕЛ. Нам поручено передать вам вот это письмо! (Вынимает из-под крылышка у другого ангела голубое письмо с золотыми, печатями ).

СЕР.КОНД. От кого это? А? От кого?

1-ый АНГЕЛ (немного спускается с лстницы и передает ей письмо). Это от ваших родственников!.. Прочтите и вам все станет ясно!

СМОЛЬКО (подходя к ангелам). Ишь махонькіе какіе! Заходите к нам, хлопчики! Мста всм хватит! Не хотите ли чаю? (Серафима Конд. отходит в сторону, вскрывает конверт и углубляется в чтеніе полученнаго письма).

1- ый АНГЕЛ (кланяясь Смолько). Спасибо!.. Позвольте только осмотрться сначала!

2- ой АНГЕЛ (совсм ‘карапуз’). Как у вас здсь хорошо!.. Тихо-тихо!.. И блки по елкам прыгают!

1-ый АНГЕЛ. Можно у вас… поселиться поблизости? Мы не обезпокоим своим сосдством?

ЛУТОХИН. Да нисколько! Сдлайте одолженье!— будем очень рады!

2-ой АНГЕЛ (показывая на сад). У вас тут уж занято одно деревцо! — мы сейчас пролетали… Там двочка одна спит!

1-ый АНГЕЛ. А можно и нам по сосдству свить себ гнздышко?

СМОЛЬКО. Да выбирайте любое дерево!

ПОТАПОВ (подходя конфузливо к лстниц, на которой расположились ангелы). А вы собственно кто такіе будете, разршите спросить?

1-ый АНГЕЛ (скромно). А мы — встники Божіи!

ПОТАПОВ. ‘Встники’?

2-ой АНГЕЛ. ‘Ангелы’, как нас кличут в молитвах!

ПОТАПОВ. ‘Ангелы’?! То-то я вижу крылышки у вас на спин!

Ну, тогда все понятно! А то мн сперва показалось, что — летчики!

1-ый АНГЕЛ. Нт, мы ангелы.

ПОТАПОВ. Теперь я вижу.

ЛУТОХИН (ангелам). Садитесь, пожалуйста!

1-ый АНГЕЛ. Благодарствуйте.

ПОТАПОВ. Мн, признаться, не доводилось до сих пор встрчаться с вашей братіей, но… очень, очень рад!

2-ой АНГЕЛ (с простодушіем ребенка). А мы сейчас на аэроплан катались! Нас один летчик подвез, — Леонтіем звать! А то мы чуть было не сбились с дороги из-за… тучегонителей!

1-ый АНГЕЛ. Сегодня Ильин день, — мы по облачкам грозовым путь держали! А тучегонители нас с пути сбили! Спасибо, что летчик Леонтій нас выручил!

ЛУТОХИН. Да садитесь, ради Бога! Не стсняйтесь пожалуйста!

1-ый АНГЕЛ. Ах, ‘ради Бога’? (Вс три ангела, при упоминаніи Бога, вмиг присаживаются на ступенях лстницы).

ПОТАПОВ (обртая вновь присущую ему развязность). А я, признаться, ребята, представляя вас совершенно другими!

2-ой АНГЕЛ. Каким же, дяденька?

ПОТАПОВ. А таким вот, как рисуют иногда на иконах: врод как одна головка без туловища, а вокруг крылышки бленькія и больше ничего. (Ангелы тихонько смются). Я даже анекдот в том смысл запомнил, будто органист какой-то так здорово играл, что даже ангелята однажды слетлись послушать. Ей-Богу! Вот он это играет себ да играет, а ангелята эти самые летают себ да летают, пока у него в глазах не зарябило. — ‘Сядьте пожалуйста’! — взмолился органист. А ангелята в отвт чуть не плачут: — ‘И рады бы, — говорят, — да… не на что!’ (Ангелы заливаются дтским смхом, который звучит как серебряные колокольчики).

СЕР. КОНД. (прочитав письмо, доставленное ей ангелами, приходит в радостный экстаз и, с криком счастья, бросается на грудь Смолько). Батька!.. Батька!.. Ты знаешь, кто пишет?.. Ваня и Сережа!

СМОЛЬКО (взволнованный). Ваня и Сережа?!

СЕР. КОНД. Они живы, живы и здоровы. Ей-Богу! Ваня хворал в плну у японцев, а Сережа был контужен и словно без памяти вс вти годы! (Размахивая писъмом). Господа!.. Мои братья живы! Слышите, живы?.. Мы считали их с батькой убитыми на войн, а они вот что пишут! Прочтите! Батька, я умру от счастья! (Плачет на груди Смолъко).

СМОЛЬКО (взяв письмо в руки). Ну вот видишь, сврденько! А мы с тобой чуть глаза вс не выплакали посл Русско-японской войны, — будь она проклята вмст со всми войнами!

ЛУТОХИН и НЮРА. Да гд же они? Гд они сейчас?

СЕР. КОНД. (сквозь радостныя слезы). дут сюда!.. в пути!.. Прочтите сами! — в письм все сказано!

ЛУТОХИН (перехватив письмо у Смолъко, читает, сильно нервничая). ‘…И хотя мы далеко еще от вас, — на дальней, предальнем Восток, — но уже в пути и надемся, что к сроку нашего свиданія вы будете уже готовы принять должным образом… выходцев с того свта!’.

СЕР. КОНД. (с просвтленным лицом, воздв руки к небу). Мы будем готовиться!.. Мы будем готовы! (Раздается дтское пніе — ‘Слава в вышних Богу’, — как бы исходящее из уcm ангелов, преклонивших, к этому моменту, колни на ступенях лстницы. Вс присутствующіе поднимают взоры к небу и блажемю улыбаются).

3АНАВС

alt=’0x01 graphic’ src=’text_1937_chemu_net_imeni_oldorfo-1.png’>

Конец 8-ой картины был передлан H. Н. Евреиновым посл второй міровой войны в соотвтствіи с послдующими политическими событіями.

А. К. Е.

Н. Н. ЕВРЕИНОВ

ЧЕМУ НТ ИМЕНИ

ДЙСТВІЕ II

КАРТИНА 5-ая

ДЕЙСTВIЕ III

Читайте также: