Человек ниоткуда, Бриджес Виктор, Год: 1912 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 140 минут(ы)

Виктор Бриджес

Двойник (Человек ниоткуда)

The Man from Nowhere (1913)

1.

Если вы действительно голодны и у вас ровно полтора шиллинга на обед, то подобная проблема требует серьезного размышления.

Я колебался некоторое время между ресторанами Парелли и Карей. У Парелли дают за шиллинг четыре приличных блюда, а шесть пенсов остаются еще на выпивку и чаевые. Но зато там скатерти грязные и атмосфера зловещая, как в китайском притоне.

Кареи в этом отношении стоит гораздо выше, но на шиллинг там дают куда меньше. В данный момент меня больше всего интересовала пища, а потому я и остановился на Парелли.

Первым лицом, бросившимся мне в глаза, когда я открыл дверь ресторана, был Билли Логан. На одно мгновенье я подумал было, что ошибся, но взглянув еще раз на него, я увидел красный шрам, идущий от правого глаза вниз. Билли вывез этот шрам в качестве единственного воспоминания о неудачном восстании в Чили.

Он был так занят едой, что не заметил, когда я подошел к его столу.

— Алло, Билли, — воскликнул я, — какой дьявол занес вас в этот мирный уголок?

Он поднял на меня глаза в упор.

— Джек Бертон?.. А я-то думал, что вы давно умерли!

Я подвинул стул и сел против него.

— Мне жаль вас огорчать, Билли, — заметил я, — но я еще не собираюсь умирать!

— Этот осел Голдли сказал мне, что вас стукнули по голове в каком-то закоулке Боливии, — сказал Билли, перегнувшись через стол и хватая мою руку, словно желая убедиться, что я действительно жив.

— Да, — ответил я сухо, — об этом случае были известия, но для меня было удобным их не опровергать. Билли усмехнулся.

— Я несколько сомневался тогда: я не мог себе представить, что бы вас стерли с лица земли…

— Между тем на это было похоже, — заметил я. — Эй, человек, обед и бутылку вина! — крикнул я кельнеру.

— Я плачу! — тотчас же заявил Билли.

— В таком случае, я возьму бутылку бургундского.

— Принесите две! — крикнул Билли. — А теперь рассказывайте, — прибавил он, когда кельнер удалился. — Последний раз я видел вас во время нашей маленькой встряски в Буэнос-Айросе. Помните?

— Помню, Билли! Вот она-то и заставила меня поехать в Боливию на поправку.

Билли усмехнулся.

— Мне думается, вы не совсем достигли цели…

Я закурил папиросу и ответил:

— Я нашел нечто лучшее, чем здоровье, Билли: я нашел золото!

— Бог мой! — воскликнул он. — Где же?

— Думаю, что это место лишено названия, но я постараюсь его узнать… Я был один, а вся страна кишела индейцами… Взгляни-ка сюда!

Загнув рукав, я показал ему шрам от хорошо направленной стрелы.

— Это одна из визитных карточек!

Билли взглядом знатока посмотрел на шрам и сказал:

— Ваше счастье, что стрела не была отравлена… А как же с золотом?

— Я могу легко найти это место, но для этого требуются деньги. Такого дела один человек поднять не в силах, поэтому я и очутился в Лондоне.

— И вы их раздобыли?

Я покачал головой.

— Напротив! Я истратил все, что имел… Здесь нерешительный народ, Билли!.. Пока вы не затянуты во фрак и не имеете рекомендации, средний британец никогда не решится использовать вас! В штатах можно надеяться на больший успех.

— Когда вы отправляетесь?

— Как только найду пароход. Завтра пойду на пристань и запишусь матросом на первое попавшееся место.

— Я бы хотел поехать с вами, — серьезно произнес Билли.

— Что же вам мешает?

— Я берусь за одно многообещающее предприятие в Америке, его затевают Мансуэлли. Они держат меня около двух месяцев, и я хочу дождаться конца!

— Хорошо, дайте мне ваш адрес, — сказал я. — Если мое дело пройдет, а ваше нет, я бы хотел иметь вас около себя.

Билли вынул карандаш и нацарапал на клочке бумаги несколько слов.

— Вот где я остановился, — произнес он. — Восход Стрит, 34. Если мне придется уехать, я скажу вам, куда пересылать мне письма.

Положив записку в карман, я направил свое внимание на сардины и картофельный салат. Заказанные Билли две бутылки вина, привели нас в прекрасное настроение: весь обед мы весело болтали, вспоминая старых друзей и дни, проведенные в Аргентине, где мы пять лет тому назад впервые наткнулись друг на друга.

Я предложил закончить вечер в Мюзик-Холле, но у Билли, к сожалению, было назначено свидание, в связи с его делом, и он не мог пойти со мной.

Он не только все уплатил по счету, но еще настоял на том, чтобы я взял у него несколько золотых, чему признаться, я был очень рад.

С большим сожалением расстался я с ним в конце Джерард-Стрит и, пройдя через Лейстер-сквер, спустился к набережной, где жил в Челси. Я решил дойти до дома пешком, не желая тратить три пенса на автобус.

Был мягкий летний вечер.

На набережной было мало народа — большей частью влюбленные парочки…

Я медленно шел, позвякивая в кармане золотыми, полученными от Билли, и размышляя о своих делах.

Несколько месяцев тому назад я покинул Боливию, полный радужных надежд: мне в первый раз в жизни предстоял случай сделаться обеспеченным человеком. Я нашел золото в огромном количестве и не сомневался, что мне удастся реализовать в Лондоне достаточный капитал для устройства экспедиции вглубь страны.

Семи — восьми недель, проведенных в Англии, было достаточно, чтобы убить все мои надежды. Весьма возможно, что Нью-Йорк может оказаться для меня не лучше, а даже хуже Лондона, но у меня не было никакого желания терять много времени в этом шумном аду. Этого не допускали и мои средства, да и вообще мне уже начинала надоедать вся эта скучная погоня за богатством.

Если мне удастся найти за несколько дней капиталиста, не боящегося рискнуть — ладно!.. Если нет, я решил не ломать себе голову над этим делом. Пусть это золото лежит на своем месте, пока другой, более предприимчивый человек, не наткнется на него. Я вовсе не был намерен проводить свою жизнь у дверей разных контор в разговорах с жирными джентльменами во фраках в то время, как весь мир, со всеми его радостями и неожиданностями, лежал открыто передо мной.

Прислонившись к парапету набережной у одного из фонарей, я следил за огнями маленького пароходика, который, старательно пыхтя, бежал вниз по Темзе.

Меня охватило непреодолимое желание поскорее вырваться из отвратительной атмосферы. Я уже ощущал вкус морской соли на губах и запах теплого воздуха на широких пампасах… Я страстно хотел моря, солнца, простора и, больше всего, жизни, с ее смехом и борьбой.

Закинув руки назад, я глубоко вздохнул.

— Слава богу, с этим покончено навсегда! — вслух произнес я.

— С чем вас я поздравляю! — послышалось в ответ.

2.

Я хорошо владею своими нервами, но тут я невольно вздрогнул…

Быстро обернувшись, я очутился лицом к лицу с высоким широкоплечим человеком во фраке, полуприкрытом длинным пальто.

Его лицо мне показалось странно знакомым. Я внимательно всматривался в него, стараясь припомнить, где я его встречал, и вдруг меня осенило.

— Что это? — пробормотал я. — Разве вы — зеркало?

Если бы не резкая разница в костюме этот человек был бы моей точной копией.

Он улыбнулся странной улыбкой, искривившей его губы и совершенно не соответствующей это холодным, стальным глазам, тщательно изучавшим свою внешность.

— Изумительное сходство, — заметил он спокойно. — Никогда не думал, что я так красив!

Я поклонился.

— А я никогда не видел себя так хорошо одетым!

— И даже наши голоса… — удивленно пробормотал он. — Кто сказал, что на свете не бывает чудес?

Наступило короткое молчание, в течение которого мы все еще оглядывали друг друга. Затем он опустил руку в карман и вынул маленький золотой футляр с визитными карточками.

— Меня зовут Стюарт Норскотт. Вам может быть, знакомо это имя?

Он протянул мне визитную карточку.

Конечно, я слышал о Стюарте Норскотте!

Трудно было не слышать о нем, когда газеты только и делали, что трубили о его делах, о его богатстве. Он неожиданно появился в Лондоне, неизвестно откуда, и снял дом лорда Ламмерсфильда в Парк-Лейне.

Я принял карточку Норскотта без дальнейших объяснений, как будто встреча с двойником — миллионером была самым обыкновенным явлением в моей жизни.

— Меня зовут Джон Бертон, но должен признаться, собственные визитные карточки не входят в программу моей жизни.

Он поклонился и непринужденно сказал:

— Ну, мистер Бертон, если уж судьба таким странным образом столкнула меня с вами, то было бы обидно не воспользоваться этим случаем, чтобы познакомиться поближе… Если вы не очень спешите, то может быть, доставите мне удовольствие поужинать со мною? Мне показалось, что ему очень хочется, чтобы я принял его предложение. Я решил испытать его и проговорил с улыбкой:

— Это очень любезно с вашей стороны, но я только что пообедал.

Однако он отстранил мое возражение.

— Хорошо, в таком случае, хоть бутылку вина! Ведь не каждый же день мы встречаем своих двойников!

Мимо нас по набережной медленно проезжал кэб. Не дождавшись моего ответа, Норскотт поднял руку и подозвал кучера.

Когда экипаж остановился, какой-то человек в лохмотьях, до сих пор сидевший на одной из ближайших скамеек, прошмыгнул вперед, как бы желая открыть дверцу экипажа.

Случайно взглянув на Норскотта, я был поражен неожиданно происшедшей в нем переменой.

Его лицо исказилось, и он был похож на человека, которому грозит неминуемая опасность. Правая рука его мгновенно опустилась в карман, с совершенно недвусмысленными намерением.

— Назад! — крикнул он резко.

Бродяга, пораженный этим тоном, остановился, освещенный фонарем.

— Простите, ваша милость, — произнес он, — я только хотел открыть вам дверцу…

Голубые глаза Норскотта пронзили его.

— Ладно, ладно, старик, — сказал он более мягким тоном, — вот, получите!..

Он швырнул на панель серебряную монету, и бродяга бросился ее поднимать. Норскотт внимательно следил за ним, потом подошел к экипажу и широко раскрыл дверь.

— Входите, мистер Бертон! — сказал он и, когда я поднялся в кэб, крикнул кучеру: — в ресторан ‘Милан’!

Норскотт понял, что я заметил его волнение и натянуто рассмеялся.

— Не люблю таких субъектов, заметил он. — Это, конечно, глупо, их следует только жалеть, но я не выношу, когда они подходят ко мне! Его слова были просты и естественны, но ничуть меня не убедили. Мне много раз приходилось видеть людей, застигнутых большой опасностью, и я не мог ошибиться в симптомах. Однако я воздержался от объяснений и переменил тему разговора. — Боюсь, что мой туалет не совсем подходит для ‘Милана’, — заметил я. — Не знаю, удобно ли это?

Норскотт пожал плечами.

— Мы возьмем отдельный кабинет: это будет значительно лучше, чем общий зал! — сказал он.

Экипаж повернул на Стрэнд.

Выглянув из окна, Норскотт дал кучеру некоторые указания и, свернув вправо, мы остановились перед незаметным боковым входом, не доезжая до ярко освещенного подъезда ресторана.

Уплатив кучеру, Норскотт провел меня в большой зал, где вежливый и почтительный метрдотель вышел нам навстречу:

— Пожалуйста, отдельный кабинет и что-нибудь легкое к ужину! — сказал Норскотт. — Слушаю, сэр! — ответил тот. — Не угодно ли пожаловать сюда?

Он провел нас через длинный, ярко освещенный коридор и, остановившись перед последней дверью налево, открыл ее.

Мы очутились в небольшой, прекрасно меблированной комнате, в которой стоял накрытый для ужина стол.

Норскотт посмотрел меню, заказал пару блюд, название которых мне было неизвестно, и прибавил:

— Принесите бутылку Гейдевина 98-го года и немного старого бренди.

Метрдотель поклонился и, выдвинув стулья, бесшумно покинул комнату. Я не мог понять, заметил ли он наше поразительное сходство или нет. Во всяком случае, он не показал вида.

— Кто вы? — неожиданно спросил меня Норскотт, когда мы сели за стол. — Я ставлю вам этот вопрос не из простого любопытства!

— Я далек от этой мысли! — любезно возразил я. — Поэтому я не решаюсь ответить вам сразу.

Норскотт улыбнулся, устремив на меня изучающий взгляд.

— Будем откровенны, — заявил он вдруг, — это лучше всего. Кажется вы имеете возможность оказать мне крупную услугу, мистер Бертон!

— В самом деле, — отозвался я, закуривая папиросу.

— С другой стороны, — продолжал он, — очень возможно, что я тоже могу вам пригодиться.

Я вспомнил о его пресловутых доходах и о моем золотом поле в Боливии.

— Это вполне возможно! — заметил я. Норскотт облокотился на стол.

Я увидел, что его руки мускулистые и загорелые, как у человека, привыкшего к тяжелому физическому труду.

— Но я должен знать о вас несколько больше, — сказал он. — Кто вы? Откуда? Чего вы добиваетесь в жизни?

В этот момент открылась дверь, и вошел лакей, принесший ужин. Пока он расставлял блюда и наливал вино, Норскотт легко и остроумно говорил на разные незначительные темы.

Я отвечал наугад в том же небрежном тоне. Мой ум целиком был занят тем таинственным намеком, который он мне бросил: мне хотелось знать, какую услугу я могу ему оказать. Что она связана с нашим поразительным сходством, в этом я был убежден. Дальше этого я не мог идти в своих догадках…

Встреча на набережной, приглашение к ужину и мысль о том, что Норскотт преследует какую-то цель, — все это было так внезапно и странно, что мне начинало казаться, будто я попал в арабскую сказку на современный лад.

Однако, я не имел решительно ничего против того, чтобы познакомить Норскотта со своим невинным прошлым и затруднительным настоящим. Я ничего не собирался от него скрывать, кроме места моего золотого поля.

Мне было совершенно ясно, что за ту неизвестную услугу, которую он от меня ждал, я в свою очередь мог бы заинтересовать его своим планом. Инстинктивно я чувствовал, что предложение Норскотта окажется весьма интересным. Поэтому, как только вышел лакей, я снова наполнил свой бокал и, глядя на собеседника, начал с улыбкой рассказывать ему о себе.

— Начну с того, что мне 34 года!

Он внимательно посмотрел на меня.

— Вы кажетесь намного старше.

— Да, если бы вы пробыли 15 лет в Южной Америке, — заметил я, вы тоже не казались бы моложе.

Некоторое удивление промелькнуло на его лице. Он сухо рассмеялся.

— В какой части Южной Америки вы были?

— Почти везде, но больше всего в Аргентине.

— Что вы там делали?

— Значительно легче сказать, чего я там не делал! Я был ковбоем, торговал рогатым скотом, был лавочником, солдатом, золотоискателем… Южная Америка — широкое поле для самой разнообразной деятельности.

— В этом я с вами согласен! А что же привело вас в Англию?

— Не совсем правильное представление о британской предприимчивости… Последним моим делом в Южной Америке было открытие золота, целых россыпей золота, черт возьми! И я сюда приехал, чтобы найти капитал!

— Вам это удалось?

Я рассмеялся.

— Британские капиталисты остались также богаты, как и в день моего приезда!

— А что вы собираетесь делать дальше?

— Отправиться в Нью-Йорк с первым пароходом.

— У вас много друзей в Лондоне? — спросил Норскотт. — Только моя хозяйка: она очень любезна, пока я ей плачу аккуратно. Этим ограничивается весь круг моих знакомых.

Последовало краткое молчание.

Норскотт встал со стула, подошел к двери и запер ее на ключ, после чего он снова сел к столу и закурил.

Я с любопытством следил за ним.

— Мистер Бертон, во сколько вы оцениваете вашу жизнь? — задал он неожиданный вопрос. — Или, вернее, я хотел сказать, за какую сумму вы согласны рискнуть ею?

Эти вопросы он задал таким деловитым и спокойным тоном, что я не мог удержаться от улыбки.

— Не знаю! — беспечно ответил я. — Если бы я знал, что она имеет некоторую ценность, я пустил бы ее с аукциона!

Норскотт перегнулся через стол и в упор посмотрел на меня.

— Если вы сделаете то, что я хочу, я вам заплачу 10 тысяч фунтов!

3.

Я достаточно привык в своей жизни к неожиданностям, но это предложение было настолько ошеломляющим, что у меня на минуту захватило дыхание. Я откинулся на спинку стула и с восхищением посмотрел на своего двойника.

— Вы ставите дело на широкую ногу, мистер Норскотт! — заявил я. — А платите вы наличными?

Вместо ответа, он сунул руку во внутренний карман и вытащил оттуда кожаный бумажник. Взяв из него четыре банковых билетов, он положил их на стол.

— Здесь две тысячи фунтов, — спокойно произнес он. — Если вы примете мое предложение, я выпишу вам чек на остальные деньги!

Я посмотрел на билеты с тем почтительным интересом, с которым обычно смотрят на знатных иностранцев. Затем, после некоторого раздумья, я закурил папиросу.

— Это должно быть, весьма неприятное дело, — произнес я с некоторым сожалением.

При этих словах мой собеседник засмеялся: это был мрачный, безрадостный смех.

— Да, — сказал он сухо, — если бы я объявил конкурс, запись была бы весьма не велика! Но прежде, чем говорить о дальнейшем, — прибавил он, — я хочу взять с вас честное слово: все, что я вам расскажу, должно остаться между нами, независимо, примите ли вы мое предложение или нет.

— Безусловно! — ответил я без малейшего колебания.

— Великолепно!.. Весьма возможно, что если мне не удастся принять некоторые меры, меня через несколько дней не будет в живых…

Я вспомнил об инциденте на набережной и понял, что он говорит правду.

— Короче говоря, — сказал Норскотт, — я должен исчезнуть! Если я буду жить в Лондоне под своим именем, я наверняка буду убит! Это дело дней, недель, может быть, месяцев, — зависит от меня, но исход верный и совершенно неизбежный.

Я налил себе бокал бренди и поднял его на свет.

— Ситуация хороша, по крайней мере, тем, что она весьма проста!

Та же холодная усмешка заиграла на его губах.

— Это не так просто, как вы думаете! Люди, которые хотят ускорить мой переход на небеса, делают мне честь весьма тонким скрытым вниманием! Я, может быть, могу избежать этого: сегодня вечером, например, мне это удалось! Но удастся ли мне живым выехать из Лондона, Этого я не знаю…

— Ага! — пробормотал я, начиная понимать в чем дело.

Норскотт кивнул головой, словно отвечая на мой невысказанный вопрос.

— Да, мне пришла эта мысль, когда я заметил вас под фонарем. Если бы я верил в сверхъестественное, то решил бы, что вы посланы мне самим дьяволом!

— Ну, что же, — сказал я шутливо, — если меня послал к вам дьявол, то я обязан ему, по крайней мере, хорошим ужином. Что же вы собственно, хотите от меня?

— Я хочу, что бы вы заняли мое место в мире! Я хочу, что бы вы сегодня же переоделись в мое платье и вышли из этого ресторана, как Стюарт Норскотт.

Я глубоко вздохнул и перегнулся над столом, ухватившись руками за его края.

— Хорошо, выдохнул я, — а дальше? — Вы должны вернуться в мой дом в Парк-Лейне и три недели прожить там вместо меня. Если вы после этого срока останетесь в живых, — что маловероятно, — вы можете делать все, что вам угодно!

Мне показалось вдруг, что вся эта история только шутка: мимолетная причуда сумасбродного миллионера, или результат какого-нибудь дурацкого пари. Однако, блеск его стальных глаз, испытующе устремленных на меня, прогнали эту мысль.

— Это невозможно! — вырвалось у меня. — Если даже прислуга не заметит разницы, то меня моментально уличит любой из ваших друзей.

— Почему? — спросил он. — Они могут подумать, что я стал забывчив или эксцентричен. Что же другое может придти им в голову?

— Но подумайте, сколько незнакомого встретится мне: имена людей, ваши дела, даже ваш дом… Ведь я тотчас же выдам себя сам!

— Обо всем этом я уже подумал! — коротко заметил он. — Если бы я не мог предупредить все эти обстоятельства, я бы вам не сделал такого предложения.

Я с любопытством взглянул на него.

— А что может мне помешать взять ваши деньги и думать только о себе?

— Ничего, кроме вашего честного слова!

На минуту снова наступило молчание.

— Ладно, — произнес я с коротким смехом, — гарантии неравные для обеих сторон! Но если это вас удовлетворяет… Я пожал плечами. — Теперь посмотрим, правильно ли я понял ваше интересное предложение… За десять тысяч фунтов стерлингов, из коих две тысячи вы даете мне наличными, а остальные чеком, я должен стать на три недели мистером Стюартом Норскоттом. Весьма возможно, что за это время меня убьют, но если этого не случится, я буду свободен и смогу снова стать самим собой!

Норскотт поклонился, полунасмешливо, как мне показалось.

— Вы прекрасно выразили мою мысль, — заметил он.

Я налил себе второй стакан бренди и выпил его небольшими глотками.

Передо мной стояла заманчивая перспектива, стать хотя бы на три недели миллионером… Кроме того, это дело привлекало меня своей фантастичностью. Всего несколько часов тому назад я жаловался на тоскливую и однообразную жизнь, и вдруг передо мной необъятная возможность всяких приключений и волнений! От одной мысли мое сердце забилось сильнее.

— Если это не слишком нескромный вопрос, — сказал я спокойно, — мне хотелось бы знать — почему кого-то так интересует ваш переход в лучший мир? — Это мое личное дело, таким оно и должно остаться! Могу все же вас уверить, что став на мое место, вы рискуете быть только убитым. Никакого преступления я не совершил, — он засмеялся, — по крайней мере, в глазах английского закона!

— Это весьма утешительно, — заметил я, — но все-таки я предпочел бы знать кто именно так усердно старается всадить в вас нож?

— К сожалению, мне это самому неизвестно! Если бы я только знал… Его лицо на минуту стало похоже на жесткую маску. — Могу вам сказать одно: опасность реальна и очень близка! У меня достаточно оснований думать, что моя собственная прислуга верна мне, но помимо нее я бы не стал доверять никому!

— Видимо, мне придется все время сидеть дома, — сказал я с сожалением.

Норскотт вынул из кармана маленькую записную книжку из красной кожи.

— После первых десяти дней, вы можете поступать, как вам угодно, но вначале вам придется выполнить некоторые обязательства. Они записаны в этой книжке.

— И вы полагаете, что я смогу все это успешно выполнить?

Норскотт кивнул головой.

— Ваши нервы в прекрасном состоянии и вы обладаете большой дозой здравого смысла! Если вы дадите слово, что употребите все ваше старание, то я могу вам довериться. Если же вам не удастся, — он пожал плечами, — то ведь меня тут во всяком случае не будет!

Я протянул ему через стол руку.

— Хорошо, обещаю!

Он схватил мою руку и с минуту мы так сидели, не проронив ни слова.

Норскотт первым прервал молчание.

— Я завидую вашим нервам, мистер Бертон, — заметил он.

— Прежде они были значительно крепче, — сказал я.

Норскотт оторвал листок от записной книжки и, положив его на стол, стал чертить карандашом какой-то план.

Я придвинул стул, чтобы следить за его работой.

— Я вам даю грубую схему расположения моего дома. Это — нижний этаж: здесь столовая и биллиардная. Кабинет и спальня как раз над ними, они сообщаются вот так…

Норскотт очень ловко и ясно очертил различные комнаты и надписал их название посреди каждого квадратика.

— Это очень понятно, сказал я, взяв бумагу. — Что вы скажите относительно прислуги?

— Слуг у меня всего трое: две женщины и Мильфорд, лакей. От всех остальных я избавился за последние две недели. Эти служат у меня с тех пор, как я нанял дом и мне, кажется, им можно доверять. Мильфорду — наверное! Я всегда относился к нему хорошо, и он мне, как будто, благодарен!

— Так вот, если он примет меня за Стюарт Норскотта, — заметил я, — то можно надеяться, что я доведу дело до конца!

— Да, единственное лицо, которое может вас побеспокоить — это мой двоюродный брат, Мориц Форневелл! — заявил Норскотт. — Я обещал приехать к нему и провести несколько дней у него в Суффолке. Было бы лучше, если бы вы сумели этого избежать! Во всяком случае, постарайтесь, чтобы не сделать ни одного промаха в его присутствии.

— Что это за человек? — спросил я.

Норскотт сдвинул брови.

— Не знаю! — отрывисто бросил он. Это мой единственный родственник на всем белом свете и, до известной степени, я ему доверяю. Иногда мне кажется, что это глупо, но… если бы я знал… — его брови еще больше сдвинулись и руки сжались так, что кожа на суставах побелела.

— Полнота ваших сведений изумительна, Норскотт, — иронически заметил я.

— Если бы я останавливался на пустяках, — сказал он угрюмо, — меня бы здесь не было!

Он вынул чековую книжку и выписал чек на восемь тысяч фунтов.

— Вот деньги, — произнес он. — Кроме них, у меня есть на текущем счету несколько сот фунтов, и я смогу подписать несколько чеков с тем, чтобы вы сами заполняли их для текущих расходов.

Раздался стук в дверь.

Норскотт спрятал чековую книжку в карман, встал и открыл дверь.

Вошел лакей и с виноватым видом остановился у порога.

— Я пришел узнать, не потребуется ли вам чего-нибудь, сэр?

— Кажется ничего, — спокойно ответил Норскотт. — Впрочем, дайте мне счет. Думаю, что вы не будете возражать против того, что мы еще некоторое время задержим эту комнату: мы говорим о делах.

Лакей молча поклонился, Норскотт вынул пятифунтовый билет, протянул его лакею и небрежным движением руки отказался от сдачи.

Лакей вышел, бормоча слова благодарности.

Норскотт закрыл за ним дверь на ключ и вернулся к столу.

— Я готов! — сказал он.

Наше переодевание длилось около четверти часа…

Костюм Норскотта прекрасно подошел к моей фигуре, только его лакированные ботинки были на номер меньше, чем нужно мне.

Кончив одеваться, я с чувством удовлетворения посмотрел в зеркало: иллюзия была полная.

В моем поношенном синем костюме Норскотт превратился в совершенно другого человека: он до мельчайших деталей походил на то изображение, которое я ежедневно видел в зеркало моей мебелированной комнаты.

Подойдя к столу, я наполнил бокалы остатками бренди.

— Пью за удачу! — сказал я.

Норскотт поддержал тост и затем, поставив бокал на стол, передал мне чековую книжку и ключ, лежавший перед ним на столе. Я опустил все это вместе с записками в карман.

— Нам лучше не выходить вместе, — заявил Норскотт. — Прощайте! Не думаю, что нам придется когда-нибудь еще раз встретиться. Разве только в аду, если он существует…

— Я думаю, что мне первому представиться возможность выяснить этот вопрос, — в тон ему ответил я.

Взяв коричневое пальто, лежавшее на диване, и, подойдя к двери, я повернул ключ.

Норскотт стоял у стола и следил за мной все с той же странной, безрадостной улыбкой.

— Прощайте, желаю вам счастья! — сказал я, выходя.

Пройдя через длинный коридор гостиницы, я дошел до роковой двери, в которую мы вошли.

Дежурный лакей быстро подошел ко мне.

— Угодно автомобиль, сэр?

— Да, — ответил я, — вызовите!

Мне было холодно, хотя мое сердце билось несколько чаще обыкновенного. Когда машина подъехала, я дал шиллинг любезному человеку в ливрее и, с чувством удовлетворения, опустился на удобное сиденье мотора.

Дело, на которое я согласился, теперь пущено в ход, в этом не было ни малейшего сомнения! Если я не изменю слову, данному Норскотту, то предстоит пережить вереницу таких захватывающих событий, о которых не мог бы мечтать самый смелый ум.

Мне снова в голову пришла мысль, не является ли этот Норскотт просто сумасбродом, желающим поиздеваться на мой счет. Я возобновил в памяти весь наш разговор, начиная с момента встречи на набережной, но не нашел в нем никаких признаков безумия.

Несколько успокоенный этими мыслями, я вынул бумажник, который дал мне Норскотт, зажег спичку и, при ее колеблющимся свете, стал изучать план его дома.

План был достаточно ясен!

Мне стоило только подняться на лестницу, чтобы оказаться перед дверями спальни, окна которой, по-видимому, выходили в Гайд-Парк. Этих сведений было достаточно, хотя бы для первой ночи, остальное можно изучить на следующий день…

Я невольно вздрогнул от неожиданности, когда автомобиль внезапно остановился перед величественным домом, недалеко от Эбсли.

— Черт возьми! — пробормотал я, — надеюсь, что тут нет ошибки.

Взяв себя в руки, я вышел на тротуар и дал шоферу полкроны. Он почтительно дотронулся до шляпы, остановил счетчик и медленно поехал дальше, по направлению к Оксфорд-стрит.

Мгновение я колебался, затем, поднявшись по широкой каменной лестнице, решительно сунул ключ в замочную скважину.

Дверь открылась довольно и, глубоко вздохнув, я переступил через порог… Я очутился в большом круглом вестибюле, освещенном электрическим канделябром.

Множество пальм и всяческие корзины с цветами, придавали этой комнате роскошный и комфортабельный вид. По углам были расставлены глубокие, вольтеровские кресла, обитые красной кожей.

Пока у меня не было оснований для недовольства своим новым жилищем.

Не успел я захлопнуть входную дверь и вступить на мягкий ковер, как послышались сдержанные шаги, из-за драпировки в вестибюле появился человек. Это был приятный на вид мужчина, со спокойными манерами, лет сорока пяти, с живым лицом и начинающий сидеть. Одет он был, как полагается хорошему английскому лакею.

‘Это Мильфорд’, — подумал я.

Я снял шляпу, и свет упал на мое лицо.

— Есть письма? — спросил я спокойно и, внимательно следил за ним, я старался уловить малейший признак удивления или иной знак, указывающий на то, что он заметил что-либо необычное моей наружности.

Но он совершенно просто подошел ко мне и снял с меня пальто и шляпу.

— Было несколько писем с последней почтой, сэр, я их отнес в кабинет.

— Спасибо, — и я направился к лестнице.

— Вам угодно сейчас бренди и содовую, сэр? — спросил лакей.

У меня не было ни малейшего желания пить бренди, но очевидно Норскотт имел обыкновение перед сном пить этот напиток, и я решил не изменять этой привычке.

— Хорошо, подайте наверх!

Я поднялся по широкой лестнице, покрытой роскошным ковром, перешел площадку и открыл дверь в комнату, отмеченную Норскоттом, как мой кабинет.

Выключатель находился около двери и, повернув его, я залил комнату сильными мягким светом ламп, скрытых где-то за карнизом.

Это была большая, богато меблированная комната. Начиная с дубовых книжных полок, покрытых искусной резьбой, и больших вальтеровских кресел, и кончая маленькими кабинетными лампами, стоявшими на разных столах, здесь было все, что может требовать роскошь и придумать изобретательный ум человека.

Раздался осторожный стук в дверь и вошел Мильфорд с подносом, на котором стояли графин, сифон и стаканы. Он поставил поднос на столик у камина и исчез также бесшумно, как и появился.

В другом конце комнаты стояло дубовое бюро, за которым Норскотт, вероятно, вел свою деловую и личную переписку.

Я подошел к нему и опустился в кресло.

Пока все шло поразительно гладко!

Чувство радости, вызванное новизной и необычностью положения, наполнило все мое существо. Мне хотелось громко расхохотаться, но мысль о том, что в любую минуту может войти Мильфорд, заставила меня сдержаться.

Вынув записную книжку Норскотта, я стал просматривать те страницы, где были записаны неотложные дела. В то время моя левая рука бессознательно играла серебряным зеркальцем, стоявшем на краю бюро.

Неожиданно еле слышный звук привлек мое внимание. Звук был так слаб, что только мой чрезвычайно острый слух мог его уловить.

Не делая ни одного движения, я взглянул в зеркало.

Длинная портьера, закрывшая нишу около камина, сзади меня слегка отодвинулась в сторону. Заметив это, все мускулы моего тела инстинктивно напряглись и сердце забилось усиленным темпом.

Вдруг к моему величайшему изумлению, из-за портьеры бесшумно появилась молодая девушка. Она была очень бледна.

Опущенные поля шляпы наполовину закрывали ее лицо, но даже в зеркале я мог заметить, что она поразительно хороша.

На миг остановившись около портьеры, она осторожно вынула из-под длинного плаща маленький револьвер и прицелилась мне прямо в затылок.

4.

Очевидно, я упал в тот самый момент, когда она выстрелила.

Звука не последовало, но я чувствовал колебание воздуха от сильного взрыва. Пуля вошла в доску бюро, как раз на той линии, где секунду назад находилась моя голова…

Это было проделано весьма ловко, но мне совсем не хотелось повторения! Мгновенно перебежав комнату, я схватил девушку за руку. Она не пыталась сопротивляться и выронила револьвер, как только я до нее дотронулся. Она смотрела на меня широко раскрытыми, полными ужаса. глазами…

Я поднял оружие: это был воздушный пистолет, которым можно на расстоянии 20-ти шагов убить человека. Положив пистолет в карман, я выпустил руку девушки и отошел на несколько шагов.

— Не угодно ли присесть? — сказал я любезно.

На мое предложение она реагировала совершенно неожиданно: закрыв лицо руками, она покачнулась и с тихим стоном мягко упала на пол.

‘Вот это уж скверная история’, — подумал я.

Нагнувшись, я поднял ее и на руках отнес на диван.

Первое мое впечатление от девушки в зеркале было не совсем точно… Большая разница существует между миловидностью и красотой, а девушка, лежавшая на диване, была прекрасна, как греческая статуя.

Мой жизненный опыт был достаточно разнообразен, но данное положение казалось из ряда вон выходящее. Но я решил, что прежде всего необходимо привести девушку в чувство.

Налив немного бренди в стакан, я приподнял ее и влил несколько капель сквозь ее сжатые губы.

Крепкий напиток оказал почти мгновенное действие: легкая окраска появилась на ее лице и, глубоко вздохнув, она открыла глаза. Заметив, что я ее поддерживаю, она сильно вздрогнула и откинулась назад на диван.

Нельзя сказать, чтобы это было особенно лестно для меня, но я решил на это не обращать внимания.

— Надеюсь, вам теперь лучше? — спросил я с одобряющей улыбкой.

В ответ она взглянула на меня с такой ненавистью и презрением, что я инстинктивно встал с дивана.

— Ну, что же вы не звоните и не зовете полицию? — дерзко бросила она мне вопрос.

Она говорила низким, гортанным голосом, с легким иностранным акцентом.

Я в упор посмотрел в ее возмущенные глаза и спокойно ответил:

— Я принципиально против полиции! Кроме того, я не знаю, что ей здесь делать?! В конце концов, вы только испортили бюро.

Она не успела еще ничего ответить, как послышались шаги на площадке, и затем кто-то постучал в дверь.

— Кто там? — спросил я.

Из-за дверей раздался извиняющийся голос Мильфорда.

— Это я, сэр! Мне послышалось, будто в вашей комнате что-то упало: я пришел узнать, не могу ли я быть чем-либо полезен!

Я заколебался, но затем подошел к двери и открыл ее, но так, чтобы лакей не мог видеть происходящего в комнате.

— Спасибо, Мильфорд, это пустяки! Я чинил воздушный пистолет, курок неожиданно спустился и попорчена доска бюро. Вы посмотрите ее завтра утром… Кстати, был кто-нибудь в мое отсутствие?

— Нет, сэр! — ответил он и прибавил:

— Возможно, что я выйду опустить письмо, так что, если вы услышите шаги, не подумайте, что это грабители! Спокойной ночи, сэр!

— Спокойной ночи!

Я прислушивался до тех пор, пока не замерли в отдалении шаги Мильфорда, затем закрыл дверь на ключ и вернулся к посетительнице.

— Может быть, вы отдадите мне американский ключ, пока вы не забыли?

Она вскочила с дивана и посмотрела на меня, как прекрасный, затравленный зверек. Плащ упал с ее плеча, и выступили изящные точеные формы, обрисованные обтянутым черным платьем. К кушаку был пристегнут кожаный мешочек, из которого она вынула ключ и, ни слова не говоря, швырнула его на диван.

— Благодарю вас. И, если это не будет нескромным вопросом, позвольте узнать, почему вам так хотелось меня застрелить?

Она бросила на меня взгляд, в котором были одновременно и удивление и отвращение.

— Вы притворяетесь, что ничего не знаете? — презрительно проговорила она.

Я покачал головой.

— Клянусь честью, не имею ни малейшего понятия!

Ее очаровательные губы нервно дрогнули, и она встала во весь рост.

— Я — Мерчиа Солано! — сказала она.

Я поклонился.

— Прелестное имя, но при данных обстоятельствах слегка неуместно.

— Вы еще смеете шутить! — крикнула она с горечью. — Вас правильно назвали сатиром из Кулебры!

— Вот как! — замети я. — Вы меня смущаете: я и не думал, что люди могут так льстить. Но что я сделал, чтобы вызвать к себе столько внимания с вашей стороны?

— Что вы сделали?! — воскликнула она.

Руки ее сжались, грудь высоко поднималась и опускалась от кипевшего в ней негодования.

— Вы спрашиваете, что сделали вы, когда трава… еще не успела покрыть могилу моего отца… — пробормотала она, прерывающимся голосом и, закрыв лицо руками, она горестно зарыдала.

Должен сказать, что в эту минуту я почувствовал себя невероятным грубияном, и от всей души проклинал Норскотта.

— Вы можете мне верить или нет, как вам угодно, — сказал я, — но я также причастен к смерти вашего отца, как вы сами!

Девушка перестала плакать и, открыв лицо, дико посмотрела на меня.

— О!.. — возмущенно крикнула она. — Как вы смеете так говорить?! Зачем вы лжете? Ведь я стояла около отца, когда вы его застрелили… Посмотрите!

Она отвернула рукав и, обнажив запястье, показала на глубокий шрам, резко выделявшийся на ее белом нежном теле.

— Вот след от вашей пули, а вы еще осмеливаетесь лгать мне в глаза? Кто же вы?.. Человек или дьявол?!

Девушка снова упала на диван в порыве отчаянного горя.

— Взгляните на меня, — сказал я ей серьезным тоном.

Она подняла голову.

— Похож я на человека, который лжет? — проговорил я резко. — Клянусь именем моей матери и всего мне дорогого, что я совершенно невиновен в смерти вашего отца! В данный момент я больше ничего не могу вам сказать, но положа руку на сердце, уверяю вас, что это сущая правда!

Крайне серьезный тон моих слов, по-видимому, оказал свое действие: в ее глазах, устремленных на меня, показалась тень сомнения.

— Я… я тогда не понимаю, — проговорила она неуверенно. — Но Гуарец… — голос ее оборвался.

У меня мелькнула мысль, что Гуарец, джентльмен, о котором мне не мешает знать более подробно. Но девушка упрямо стиснула губы и не хотела продолжать начатой фразы.

Мне было обидно, но вести допрос дальше я не мог, не изменив слову, данному мною Норскотту. Меня и без этого уже мучила совесть, что я не совсем точно исполняю свои обязанности.

— Хорошо, — сказал я, пожав плечами, — пусть будет так!.. Вы можете спокойно покинуть этот дом, когда вам заблагорассудится! Кстати, — добавил я, вынув пистолет из кармана и протягивая его ей, — раз вы отдали мне ключ, я считаю своим долгом возвратить вам вашу собственность. У вас, вероятно, имеются еще заряды, но я доверяю вашей чести!

— Честь!.. — вырвалось у нее. — Это вы говорите о чести?! Вы…

Вывод из ее слов был настолько ясен, что я не мог оставить их без ответа.

— Почему же нет? — спросил я, — я же вам сказал, что я совершенно неповинен в тех преступлениях, которые вы мне приписываете.

Я подошел к дивану и взял ключ.

— Вы, быть может, скажите мне, не гуляют ли еще такие предметы по городу? В противном случае, мне нужно заказать новый замок.

Она покачала головой.

— Не знаю! Но должна вам сказать, виновата или нет, все равно вас не спасет никакая сила!

— Возможно, вы и правы, — заметил я, — и все-таки я завтра утром позову слесаря: может быть это даст мне отсрочку.

Я подошел к двери, приоткрыл ее и стал прислушиваться, спит ли прислуга.

— Нет ни души, — сказал я, — можете спускаться в вестибюль, я выпущу вас.

— Хорошо, — ответила она устало.

Я молил судьбу, чтобы не встретить на лестнице никого из слуг.

Мы беспрепятственно дошли до вестибюля, и мне удалось так открыть дверь, чтобы бесшумно выпустить посетительницу.

Как только она вышла, я последовал за ней, захлопнув дверь.

— Я провожу вас до экипажа, — сказал я любезно.

При свете фонаря я заметил ужас в ее глазах.

— Нет, нет, — испуганно прошептала она, — вы должны вернуться, опасно…

— Я совершенно согласен с вами, что молодой девушке опасно гулять по Лондону в такой поздний час! Вот почему я хочу помочь вам найти экипаж.

Она судорожно схватила меня за руку.

— Я ничего не понимаю, — жалобно проговорила она, — это похоже на то, чего я ждала… Только, пожалуйста, пожалуйста…

Послышался стук колес, и унылого вида карета медленно подъехала к нам. Я дал знак кучеру, и он остановился.

— Вот как раз то, что вам надо, — сказал я девушке.

Она с легким вздохом облегчения выпустила мою руку и нервно оглянулась.

Я пошел вперед и стал около колес, как бы защищая ее платье от грязи. Она поднялась в карету и поблагодарила еле слышным голосом.

— Спокойной ночи, — сказал я, протягивая руку. — Представляю вам одной сообщить кучеру, куда вас везти.

Последовало короткое молчание.

Затем она торопливо нагнулась и вложила свою руку в мою.

— Спокойной ночи, — мягко промолвила она.

Я ощутил пожатие ее пальчиков, тех самых нежных пальчиков, которые были так близко к тому, чтобы оборвать мою многообещающую карьеру, — и странное чувство удовлетворения наполнило меня.

Выпустив ее руку, я пошел по тротуару.

Кучер поднял верх, повернул лошадь, и экипаж быстро покатил по направлению к Оксфорд-стриту.

‘На этом кончается первый урок’, — подумал я.

И в это же мгновенье внимание мое было привлечено тем, что происходило на противоположной стороне улицы.

Как раз против того места, где я находился, за решеткой парка росла группа деревьев. Я мог бы поклясться, что в их тени послышался какой-то скрытый шорох…

Очевидно, мои нервы были уже сильно издерганы: я быстро отскочил на открытое место, но сразу же взял себя в руки. Вынув папиросу, я спокойно закурил, затем ровным шагом поднялся по лестнице, держа ключ в руке, и вошел в дом.

Все это время у меня было отвратительное предчувствие, что пуля может попасть мне в спину, но, как и большинство предчувствий, оно не оправдалось! Все же я с большим облегчением закрыл, наконец, дверь и задвинул все болты.

Войдя в кабинет, я прежде всего приготовил крепкую смесь бренди с содовой: я чувствовал в этом большую потребность.

‘Если так будет продолжаться все три недели’, — подумал я, — кончиться тем, что я стану настоящим алкоголиком!’

Но свойственное мне хорошее настроение духа постепенно возвращалось. В конце концов, я все еще жив, и обстоятельства складывались, вне всякого ожидания, самым благоприятным для меня образом.

Норскотт был прав, когда говорил, что найдется мало охотников принять его предложение!

Все мои приключения за этот вечер, были только частью того, что мне предстояло впереди. А при таких условиях, мои шансы на жизнь стояли не очень то высоко: если бы Морчиа была мужчиной, я бы несомненно уже перешел в царство теней.

Кто она такая и каковы ее отношения с Норскоттом?.. Ясно, что этот негодяй был ответственен за смерть ее отца, но остальные обстоятельства этой трагедии оставались для меня тайной. Они должны быть достаточно печальны, если довели молодую девушку до такого отчаянного шага.

Впрочем, весьма возможно, что она только слепое орудие в чужих руках. Как бы то ни было, я нисколько не скрывал от себя, что очень хочу встретить ее еще раз. Ее прекрасное лицо врезалось мне в память, и до сих пор меня еще не покинуло волнение, пережитое от прикосновения ее руки.

Размышляя таким образом, я вдруг почувствовал, что меня сильно клонит ко сну… Я встал, смеясь и зевая, выключил свет и вошел в спальню.

Это была огромная комната, роскошная кровать с четырьмя колоннами, вполне соответствовала ее размерам.

Я прошелся по комнате, чтобы убедиться, что в ней нет больше ни прекрасных молодых девушек, ни другого рода посетителей, ожидавших меня. Затем я тщательно запер дверь на ключ, разделся и влез в шелковую пижаму Норскотта, приготовленную преданным Мильфордом.

Перед тем, как лечь спать, я, словно по вдохновению, подошел к окну и осторожно посмотрел сквозь отверстие венецианской шторы. Как раз в этот момент, из тени деревьев вышла мужская фигура и быстро пошла по улице.

‘Не сеньор ли Гуарец?’ — подумал я.

Улегшись в кровать, я потушил свет: пять минут спустя, я уже спал мертвым сном.

5.

Несмотря на большое количество бренди, выпитое накануне вечером, на следующее утро я чувствовал себя превосходно.

Первое, на что я обратил внимание, был балдахин моей кровати: я долго с удивлением всматривался в него, не понимая где я нахожусь…

И вдруг, все события вчерашнего вечера с быстротой молнии воскресли в моей памяти, и я понял, что лежу в кровати Норскотта…

Кто-то слабо, но настойчиво стучал в дверь.

Соскочив с кровати и сунув ноги в туфли, я пробежал комнату и отпер дверь. Я ожидал увидеть Мильфорда, но вместо него столкнулся с хорошенькой девушкой в опрятном платье и белой наколке. В руках у нее был поднос, на котором стоял чай, и лежало несколько писем.

— Войдите! — сказал я, заметив ее замешательство.

Сбросив туфли, я снова залез под одеяло.

Она подошла и поставила поднос на столик около кровати.

— Сегодня я принесла вам чай, сэр, мистер Мильфорд плохо себя чувствует.

— Мне очень жаль. Что с ним? Вчера вечером он был совершенно здоров.

Она покачала головой.

— Не знаю, сэр, но ему очень плохо!

— В таком случае, немедленно пошлите за врачом, — сказал я, наливая себе чай.

Это было ужасно неприятно: я не хотел лишиться услуг единственного человека, которому, по словам Норскотта, мог вполне доверять.

— Не послать ли за доктором Ричи? — спросила горничная.

Я утвердительно кивнул головой.

— Попросите его придти, как можно скорее! После завтрака, я сам зайду к Мильфорду.

Девушка вышла, а я уселся на кровать и стал рассматривать лежавшую на подносе груду писем. Большинство из них, было очевидно, делового характера, но одно из писем, с гербом на конверте, показалось мне наиболее важным. Я вскрыл его первым.

‘105, Бельгревсквер Ю.-З.

Дорогой Норскотт!

Вчера у меня был разговор с Рездэлом и, сколько я мог понять, дело налажено. Рездэл предполагает открыть ‘Общество’ в первых числах октября. Имеются два вопроса, по которым мне хотелось бы с вами поговорить, и в среду вечером нам это удастся.

Между прочим я послушался вашего совета и купил ‘Чайку’.

Искренне Ваш Сангретт.’

Дойдя до размашистой подписи, я свистнул: несмотря на мое небольшое знакомство с Англией, весьма прелестная репутация Сангретта была мне известна…

Я посмотрел записную книжку Норскотта где были записаны его дела на среду. Там я нашел две или три заметки относительно утренних или послеобеденных свиданий и кончиком карандаша нацарапанное: ‘Был у Сангретта’.

‘Я, конечно, буду там, — подумал я с удовлетворением’.

Если верить слухам, Сангретт был самым отъявленным мошенником, какого только могла знать английская аристократия! Насколько я знал Норскотта, мне было ясно, что он не страдал от избытка щепетильности, так что вечер у Сангретта обещал быть интересным.

С большим наслаждением я медленно совершал свой туалет, радуясь каждой мелочи от всей души. Потом спокойно спустился в столовую.

Я только что уселся за стол, как вошла девушка, неся несколько блюд и душистый кофе.

— Доктор Ричи придет, как только освободиться, сэр! — сказала она.

— Прекрасно. Я зайду к Мильфорду после завтрака.

Когда я вошел с Мильфорду, он сидел тяжело опираясь на подушки. Ему, по-видимому, было трудно дышать, и лицо его нездорового цвета было покрыто испариной.

— Здравствуйте, Мильфорд, — сказал я, — что это вы с собой сделали?

Он слабо улыбнулся и тихо ответил:

— Не знаю, сэр! Я почувствовал себя не совсем здоровым еще вчера вечером, а сегодня утром проснулся в таком состоянии.

Я пощупал пульс его, — чрезвычайно слабый и неровный.

— Доктор Ричи сейчас придет. Не думаю, что бы было что-либо серьезное! — постарался я его утешит. — Может быть, вы съели что-либо, что могло вам повредить?

— Нет, сэр, я обедал дома, а затем выпил обычную кружку пива в баре ‘Гренвиль’ за углом. Не думаю…

Неожиданный приступ боли, исказивший его лицо, помешал ему кончить…

— Вы должны лежать совершенно спокойно, — ласково заметил я, — и ни о чем не думать. Мы обойдемся без вас, в крайнем случае, я возьму кого-нибудь на помощь. Вам же нужно думать только о том, чтобы скорее поправиться.

Мильфорд взглянул на меня, и выражение признательности озарило его лицо.

В это время у входной двери раздался звонок.

— Вероятно, это Ричи, — заметил я, — сейчас мы узнаем, что у вас за болезнь…

Однако горничная доложила не о докторе…

— Вас спрашивает мистер Форневелл, сэр, — сказала она. — Я попросила его подождать в столовой.

В первый момент я не мог сообразить, кто это, и только после минутного размышления я вспомнил, что Мориц Форневелл — двоюродный брат Норскотта, преданность которого была на подозрении у моего двойника.

Предстоящий разговор внушал мне некоторые опасения. Нельзя было все-таки полагаться целиком на мое сходство с Норскоттом, хотя до сих пор оно меня удивительно вывозило.

Форневелл был единственным человеком, кроме Мильфорда, который мог заметить малейший оттенок различия. Но все это придавало остроту моему положению, и я вошел в столовую в несколько приподнятом настроении.

С первого же взгляда я почувствовал антипатию к Морицу. Это был лощеный и манерный молодой человек с черными, разделенными пробором, прилизанными волосами.

— Добрый день, — произнес он протяжно. — Вы необычайно рано встали сегодня. — Что случилось?

— Мильфорд болен, — сказал я неожиданно для себя резко.

— А что с ним? — протянул он.

— Не знаю! Сейчас придет Ричи.

Он передернул плечами.

— Вы великолепны! Вызвать известного специалиста для простого лакея — это уж чересчур! Я позвал бы кого-нибудь подешевле!

— Я в это не сомневаюсь! — сухо возразил я.

Он почувствовал в моем голосе недружелюбную нотку и переменил тон.

— Я пошутил, — сказал он мягче, — мне жаль бедного малого. Что еще нового?

Он произнес это самым естественным тоном, но мне вдруг показалось, что под этим невинным вопросом скрывается какой-то глубокий смысл…

Неужели он знает о ночном визите Мерчии?

Мне самому показалось это нелепым, но я решил все же осторожно испытать его.

— Да, со мною было странное происшествие вчера вечером, — сдержанно произнес я.

При этом я напряженно следил за его лицом и, могу поклясться, уловил легкое движение мускулов.

— Неужели? — спросил он, растягивая слова. — Что же случилось?

Я засмеялся.

— Мне, кажется, что лучше пока об этом не говорить.

Если он был разочарован, то надо сказать прекрасно сумел скрыть это.

— Все это на вас странно похоже, — проговорил Мориц. — Вы всегда любите поражать своей таинственностью! Это вероятно потому, что вы живете под чужим именем.

Могу похвастаться, что эту неожиданную новость, я принял с полным спокойствием.

— Очевидно, это так, — ответил я, отбросив одну сигару и взяв вместо нее другую.

Разговор на некоторое время прервался.

— Ну, а что вы скажете относительно поездки в Эштон? — спросил Мориц, заложив ногу на ногу и откинувшись на спинку стула.

Я вспомнил совет Нор скотта отказаться от этого предложения, но неожиданно во мне заговорило, свойственное мне упрямство.

— Когда вы меня ждете? — небрежно спросил я.

В его глазах блеснуло что-то вроде ликования.

— Что, если в четверг? — сказал он. Удобный для вас поезд отходит в два тридцать. Я встречу вас в Будфорде.

— Четверг мне вполне подходит.

— У нас будет веселая компания, — продолжал он, стряхивая пепел сигары. — Обещали приехать Сангретт и Йорк. Я думаю, что приедет и Джордж Вэн.

— Ну, что же, это недурно, — заметил я.

— Во всяком случае, нам удастся хорошо поохотиться, — закончил он. — Рие сказал мне, что с куропатками дело обстоит прекрасно, а уток там всегда много.

Я задумчиво кивнул головой. Мне было ясно, что на охоте мне придется внимательно следить за своими соседями.

Едва я пришел к этому правильному заключению, я увидел в окно, что к дому подкатил автомобиль.

— Вот и Ричи! Пойду узнать, что он скажет.

Мориц не пытался даже встать.

— Правильно, — протянул он, — я подожду здесь вас: я тоже хочу знать его мнение.

Я встретил доктора в вестибюле и повел его вниз.

Мильфорд выглядел гораздо хуже, чем раньше: на его сером лице выступили красные пятна, а губы были искривлены и сжаты плотно от боли.

Ричи подошел к нему и тщательно осмотрел.

— Боюсь, что вы съели что-то скверное, — сказал он, спустя несколько минут.

Мильфорд бессильно опустился на подушки и чуть слышно прошептал:

— Я умру, сэр?

— Что вы, дорогой мой, нет, нет! — сказал Ричи с одобряющей улыбкой. — Примерно через неделю вы будете совершенно здоровы! Но пока вы должны лежать абсолютно спокойно и исполнять все, что я вам скажу.

Как только мы вышли в коридор, я спросил доктора:

— Ну, в чем же дело?

Последовало короткое молчание, после которого Ричи ответил:

— Дело в том, что этого человека отравили!

6.

Я не знаю, поразило ли меня само известие, или слово ‘отравили’, но, во всяком случае, сообщение доктора вызвало во мне неприятное волнение.

— Отравили, говорите вы?.. Намеренно?

Ричи нахмурил брови.

— Не могу сказать уверенно, это странный случай, но нет сомнения, что у него одна из форм отравления!

— Что нам надо делать? — спросил я.

— Прежде всего, нужно дать сильное рвотное и держать больного в тепле. Я пришлю сестру из больницы св. Георгия, с точным указанием и приду к вам еще раз сегодня утром, немного спустя.

Я старался быть спокойным, но в душе волновался и злился… Неужели Мильфорд стал жертвой деликатной внимательности, направленной на меня?..

Когда доктор ушел, я постоял несколько минут в вестибюле, не зная, как мне поступить… Сообщит ли Морицу о том, что я узнал, или просто сказать ему, что Мильфорд серьезно болен?!..

Наконец, инстинктивное недоверие к этому человеку взяло верх и я решил пока воздержаться от лишних слов.

Когда я вошел в столовую, Мориц встретил меня протяжным: ‘Ну-у?’.

— К сожалению Мильфорду плохо, очень плохо! — ответил я.

— Чем он болен?

— Ричи сам не знает, в чем дело, — заявил я с невозмутимым хладнокровием. — Он полагает, что болезнь протянется несколько недель.

Мориц зевнул.

— Как это отравляет существование.

— Да, — сказал я небрежно, думаю, что мне придется взять другого слугу.

— Вот что я вам предложу, — отозвался Мориц. — Поедемте вместе к Сигрэву, — мне все равно надо ехать до Ганновер-сквер… Там, вероятно, записано много подходящих людей!

Его предложение показалось мне вполне благоразумным и, хотя я целиком разделял недоверие Норскотта к своему кузену, но мне не хотелось с ним спорить. Я решил отложить это удовольствие до того времени, когда у меня будет более твердая почва под ногами.

— Кстати, — спросил Мориц небрежно, когда за нами закрылась дверь, — вы хотите нанять лакея на постоянное место или только на время болезни Мильфорда?

— Ну, конечно, только на время: мне было бы трудно расстаться с Мильфордом.

Он кивнул головой.

— Я думаю, что это очень легко устроить: Сигрэв может доставить вам такого человека, советую предоставить это дело ему.

Я только хотел сказать, что так и собираюсь поступить, как проезжавший мимо автомобиль круто остановился возле нас. Из окна машины выглянул красивый пожилой человек в серой шляпе.

— Алло, Норскотт, — сказал он, — мне как раз надо вас видеть!

Это было весьма лестно, но я не имел ни малейшего понятия о том, кто он такой, и потому почувствовал некоторое смущение.

Мориц неожиданно вывел меня из неловкого положения.

— Доброе утро, лорд Ламмерсфильд! — любезно раскланялся он. — Надеюсь, что леди Ламмерсфильд чувствует себя лучше?

Лорд не обратил никакого внимания на любезность Морица. Он холодно ответил на поклон и сказал, что здоровье леди Ламмерсфильд все в том же состоянии.

Мне лорд понравился с первого же взгляда, и я сказал ему:

— Вы можете видеть меня, когда вам будет угодно.

— Вы будете у Сангетта завтра вечером?

— Да.

— Прекрасно! Я вас там найду.

Небрежным движением руки он попрощался со мной, совершенно не обращая внимания на Морица, и автомобиль его бесшумно покатил по Парк-Лэйну.

— Славный человек этот Ламмерсфильд, — заметил я ядовито.

— В кабинете его не считают таким славным, — ответил Мориц.

Это было для меня новостью, так как я мало следил за политикой.

— Может быть, его не понимают, — произнес я мягко, — это бывает со многими.

Мориц удивленно посмотрел на меня.

— У вас сегодня отвратительное настроение! Жалею тех людей, которым придется иметь дело с вами!

Эти слова указывали на некоторую проницательность, которой я никак не ожидал у моего приемного кузена.

— Время от времени надо быть любезным, — заметил я, — хотя бы ради разнообразия.

Я понятия не имел, кто такой Сигрэв и где его найти, но Мориц остановился у небольшого дома за цветочным магазином, и я прочел не медной вывеске: ‘Сигрэв и К. Бюро для найма’.

Мы открыли дверь и вошли.

Величественный мужчина во фраке с седой бородой вышел нам навстречу, почтительно кланяясь.

— Я пришел спросить, не можете ли вы прислать мне не несколько дней лакея? — обратился я к мужчине. — Мой лакей заболел.

Он всплеснул руками.

— Как это неприятно! Ведь вы мистер Норскотт из Парк-Лэйна? Кажется, мы уже имели удовольствие, сэр, рекомендовать вам прислугу!

Это было для меня новостью, но я принял ее совершенно спокойно.

— В таком случае, продолжайте с тем же успехом.

— Конечно, конечно, сэр! Присядьте на минутку, я только посмотрю свои книги.

Перевернув несколько страниц большой конторской книги, он поспешил вернуться к нам с сияющим лицом.

— Вот, сэр, я нашел то, что нам нужно! Как глупо, что я не вспомнил о нем раньше, но, в сущности, он только со вчерашнего дня записан в наши книги.

— Что это за экземпляр? — тягуче спросил Мориц.

— Его зовут Френсис, сэр! Это последний лакей сэра Генри Трэгстока. Я уверен что это превосходный слуга, он француз по происхождению, но прекрасно говорит по-английски. Рекомендация сэра Генри совершенно безукоризненна.

— Вам ее устно подтвердили? — спросил Мориц.

— Да! Я позвонил самому сэру Генри, после ухода лакея, и он отозвался о нем, как о самом лучшем лакее, когда-либо служившим у него.

— Все это звучит довольно убедительно, — произнес Мориц, обращаясь ко мне. — Как вы думаете?

Я кивнул головой в знак согласия, все это казалось мне весьма занятным.

Я знал сэра Трэгстока десять лет тому назад, когда он был посланником в Боливии, как очень уравновешенного человека, неспособного дать хорошую рекомендацию без достаточных оснований.

Сигрэв просиял и потер руки от удовольствия.

— Великолепно, мистер Норскотт! Может быть, вы дадите вашу карточку и напишете пару строк: Я сам привезу его к вам!

Мы расстались с Морицем, когда вышли на улицу.

— Итак, решено, не забудьте: в четверг с поездом в два тридцать… если я вас до тех пор не увижу… — протянул он.

— Не забуду, — ответил я.

7.

Можно сказать, что мне чертовски везло!

В кармане у меня лежали десять тысяч фунтов, и я еще был жив и играл свою роль, не вызывая ни малейшего подозрения.

Это благополучие, конечно, имело и свою оборотную сторону. Прежде всего, я уже не раз убедился на деле, что страх Норскотта перед убийством был весьма основателен…

Моя оживленная встреча с Мерчией и отравление Мильфорда — убедили меня в том, что ни одно страховое общество не согласилось бы застраховать мою жизнь в течение этих трех недель более чем за 100…

Мерчии я больше не опасался, но таинственный Гуарец и другие джентльмены, с не менее приятными именами, по-видимому еще рыскали около меня, дожидаясь только случая, чтобы довести до конца работу, которую так неудачно начала Мерчиа.

Затем, мне предстоял визит к Морицу…

Предчувствие говорило мне, что, приняв приглашение, я шел навстречу прямой опасности, но у меня не такая натура, чтобы спокойно наблюдать, как передо мной развертывается что-то таинственное, особенно, если вопрос идет о моей жизни!.. Наоборот, я решил со всей быстротой и энергией, на которую был способен, дойти до самой сути дела.

Поэтому, я решил прожить неделю на даче Морица, и охотно соглашался на любой риск, лишь бы довести дело до конца. Но если бы иметь хотя бы одного верного товарища!

Мое естественное равновесие больше нарушалось душевным одиночеством чем перспективой быть неожиданно убитым…

Внезапно меня осенила блестящая мысль: ‘Билли Логан!’…

Если только он еще не связался с Мансуэллами, Билли Логан именно тот, кто мне нужен! Твердый, как сталь, гибкий, как хлыст, всегда идущий навстречу опасностям, — он будет великолепным партнером для этого безумного дела, которому я себя посвятил…

Я нервно шарил по карманам6 стараясь найти его адрес, и ужасаясь при мысли о том, что я мог оставить в своем старом костюме. Но записка нашлась, вложенная между листками моей записной книжки.

Б. П. Логан.
34, Боксхоллрод, Ю-З.

Я решил поехать на Боксхоллрод сегодня же вечером, а пока написал Билли телеграмму, чтобы он был дома и ждал меня.

Это решение подняло мое настроение.

Ровно в 6 часов я сел в кэб: до Боксхоллрода было недалеко. Ехали мы долго, и, когда кучер остановил, наконец, экипаж, мы очутились перед целым рядом унылых трехэтажных домов с грязными отштукатуренными фасадами.

Поднявшись по разрушенной лестнице дома номер 34, я потянул за шнурок звонка. После долгого ожидания, дверь слегка приоткрылась и высунулась женская голова на жирных плечах, она меня подозрительно оглядела.

— Мистер Логан дома? — спросил я.

Женщина покачала головой.

— Когда он вернется?

Она снова покачала головой.

— Не знаю.

Мне очень хотелось выругаться, но я сдержался.

— Я его друг, — постарался я объяснить ей. — Сегодня я послал ему телеграмму, в которой предупредил о моем приходе. Он ее получил?

— Телеграмма то пришла, и я положила ее ему на зеркало, но он со вчерашнего дня не приходил домой.

— Это очень неприятно — заметил я… — Можно мне зайти к нему в комнату — написать записку?

Старая дева открыла дверь, и я вошел в комнату Билли. Сев за письменный столик, я написал следующее:

‘Дорогой Билли!

Если вы еще не договорились с Мансуэллами, прервите переговоры немедленно: у меня имеется для вас нечто более подходящее. Не могу вам объяснить сейчас в чем дело, но речь идет о крупной сумме, и вы мне очень нужны, Билли!

Приходите ко мне, как только прочитаете эту записку: я живу 46-а, Парк-Лэйн, в телефонной книжке отмечен под именем Стюарта Норскотта. Если хотите, можете мне раньше позвонить, но вызовите не меня, а Норскотта, и также поступайте, когда придете в дом. Ни в коем случае не называйте моего имени, спрашивайте только мистера Норскотта. Это — звучит таинственно, но я все объясню при свидании. Не подведите меня, Билли!

Джон Бертон.’

Я вложил лист в конверт и старательно заклеил его. Потом вынул из кармана пригоршню монет, отсчитал из них пять шиллингов и повернулся к хозяйке.

— Позвольте предложить это вам, за причиненное мною беспокойство.

— Наоборот, это для меня удовольствие, — пробормотала она, жадно схватив деньги.

— В таком случае, передайте, пожалуйста, это письмо мистеру Логану, как только он вернется! — прибавил я, вкладывая письмо за зеркало, рядом с телеграммой.

— Можете на меня положиться, сэр! — заверила она. — Мне очень жаль, сэр, что его нет дома.

Она открыла дверь, и стояла на ступеньках лестницы, пока я не уехал.

Я приказал кучеру везти меня в ‘Кафе-Рояль’, где просидел до вечера: мне не хотелось возвращаться в Парк-Лэйн.

Когда я поднялся по лестнице домой, мальчик-телеграфист подъехал на велосипеде и соскочил у подъезда. Поднявшись по ступенькам, он вынул из сумки телеграмму.

— Это для меня? — спросил я. — Для Стюарта Норскотта?

— Да, сэр!

Я взял телеграмму, распечатал и, при свете фонаря, прочитал несколько слов из которых она состояла: ‘Немедленно избавьтесь от вашего нового лакея’.

В первую минуту я удивился, потом весело рассмеялся.

— Спасибо! — сказал я мальчику, протягивая ему монету. — Ответа не будет!

8.^[*]

[*] — В тексте книги 9 глава отсутствует, вероятно опечатка (прим. Spellcheck)

Я очень люблю неожиданности, но, — как говорил мой старый приятель Джек Костелло, — иногда проклинаешь обилие хороших вещей.

Я вошел в дом с телеграммой в руках и закрыл за собой дверь. Вестибюль был освещен и я еще раз прочел текст телеграммы ‘Немедленно избавьтесь от вашего нового лакея’.

Признаться, эта телеграмма вызвала во мне чувство некоторой досады, и вместе с тем забавляла меня…

Если это предупреждение правильно, и мой новый лакей действительно прятался с кинжалом в фалдах своего фрака, то кто же, черт возьми, мог обо мне так беспокоиться?

Мне пришло в голову, что это мог быть только тот, кто знал о событиях этого утра. И, пожалуй, Мориц был единственным человеком, удовлетворявшим этому требованию, но я не мог себе представить, чтобы Мориц так любезно вмешался в мою жизнь.

Как бы то ни было, у меня оставался только один выход: немедленно поговорить с новым лакеем и попытаться выяснить, что он за человек…

Подойдя к камину, я позвонил.

Что касается быстроты исполнения, Фрэнсис был безукоризнен: не прошло и полминуты, как он вошел и почтительно поклонился.

Я посмотрел на него в упор: это был высокий, худощавый мужчина лет тридцати с небольшим, с густыми черными волосами и темным цветом лица.

— Итак, Фрэнсис, вы уже приступили к своим новым обязанностям! — заметил я.

Он снова поклонился.

— Так точно, сэр! Меня привел сюда мистер Сигрэв около трех часов дня, он отдал вашу карточку горничной.

— Хорошо, — сказал я, — я иду спать и мне пока ничего не нужно, кроме горячей воды. Вы придете завтра в восемь часов.

Я дал ему свою шляпу и палку, взял письма со стола и медленно поднялся по лестнице на второй этаж. На верхней площадке я нарочно уронил одно из писем и повернулся, чтобы его поднять.

Этот ловкий маневр оказался для меня совершенно бесполезным: Фрэнсис стоял спиной ко мне у вешалки, в другом конце вестибюля, по-видимому, убирая мою палку.

Когда я вошел в свою комнату, я невольно вспомнил все, что было накануне вечером и подошел к нише. Разумеется, я был уверен, что ничего не найду, но все же в глубине души, я лелеял смутную надежду, что снова увижу там Мерчиа с пистолетом в руке, с грустной и несколько презрительной улыбкой на очаровательном лице. Ради этого я, кажется, согласился бы получить еще одну пулю, но… когда я отдернул портьеру, ниша была пуста, нелепо пуста!

Разочарованный, я уселся в кресло и, с чувством некоторой досады, начал читать письма Норскотта. Их содержание не представляло никакого интереса.

Просматривая последнее письмо, я услышал, как Фрэнсис вошел в спальню: он пробыл там несколько минут, приготавливая все для меня к ночи, потом тихонько постучал в дверь гостиной и открыл ее.

— Комната готова, сэр!

— Спасибо, Фрэнсис, — ответил я, — спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр!

Поклонившись, он вышел из комнаты, прошел через спальню и закрыл за собой дверь.

Я подождал, пока он спустился вниз, и затем решил предпринять кое-какие шаги, чтобы обезопасить себя. Хотя я и думал, что телеграмма била ложную тревогу, все же не мешало принять некоторые меры предосторожности.

Закурив трубку, я начал тщательный осмотр спальни и гостиной. Обе комнаты были в полном порядке и, насколько я мог судить, никто без помощи динамита или поддельного ключа, не мог проникнуть в мою комнату.

Однако, для большей уверенности, я собрал все железные предметы и сложил их двумя грудами у дверей, оставив для себя на всякий случай кочергу.

Теперь при входе в комнату какого-нибудь неожиданного посетителя, мог создаться музыкальный аккомпанемент, от которого я бы немедленно проснулся, тем более, что я спал очень чутко.

Затем я разделся и лег в кровать. Кочергу я поставил у изголовья, чтобы иметь ее под рукой. Осмотрев все кругом еще раз, я потушил свет, закрыл глаза и, очевидно, моментально уснул. Во всяком случае, я не помню, что было после того, как я с чувством удовлетворения нащупал ручку кочерги…

Неожиданно раздалось слабое звяканье железных предметов, и в тот же миг я вскочил и сел в кровати. Сон слетел с меня, как только в комнате стало тревожно.

Вокруг была абсолютная тьма, но моя рука инстинктивно потянулась к выключателю. В таком положении я оставался несколько секунд: сердце билось быстро и напряженно, но мне кажется, я не чувствовал никакого страха.

Затем я услышал, как тихо закрылась дверь, и еле слышные шаги стали приближаться ко мне. Стараясь не произвести никакого шума, я свободной рукой схватил кочергу и повернулся лицом к двери, после чего без колебаний повернул выключатель.

Я имел в виду, как только зажжется свет, запустить в неизвестного посетителя кочергой или же броситься на него и ударить его по голове, не давая ему времени защищаться. Все зависело от того, было у него оружие или нет.

Однако, ни то, ни другое намерение не было мною выполнено: выключатель с треском повернулся, но свет не зажегся, и вокруг оставалась та же тьма…

На миг я остолбенел от неожиданности, почувствовав опасность своего положения, но уже в следующее мгновение отскочил в сторону от кровати. Это было как раз вовремя: что-то ударилось в подушку с ужасным свистом, и вся кровать пришла в движение.

Удивительно, какую невероятную энергию вызывает опасность!..

Ни одна кошка в мире не могла бы двигаться в темноте так тихо и отскочить назад с большей ловкостью, чем это сделал я!

Стена находилась от меня на расстоянии нескольких шагов, и я натолкнулся на нее с такой силой, что у меня перехватило дыхание. С испуганно бьющимся сердцем, я замер у стены, продолжая держать кочергу в правой руке. Положение было не из завидных, и меня утешало только то, что мой противник, потерпев неудачу при первом нападении, находится не в лучшем положении.

Стоя у стены, я напряженно вслушивался, стараясь разглядеть что-нибудь в окружающей меня темноте.

После столь простого нападения на кровать, мой противник тоже замер и я слышал его учащенное дыхание. По-видимому, он не знал, где я, и выжидал, чтобы я ему чем-нибудь выдал себя.

Мысль моя усиленно работала…

Если бы я позвал на помощь, это решило бы мою участь, имея при себе оружие, он наверняка станет стрелять по направлению моего голоса, кроме того, мне очень хотелось покончить с этим делом без посторонней помощи.

Лучше всего было бы очутиться позади него, поэтому я стал осторожно двигаться вдоль стенной панели, спиной к стене, на третьем шаге я натолкнулся на картину, которая покачнулась и неожиданно упала с гвоздя с оглушительным треском. В тот же миг я бросился на пол, ожидая выстрела, но вместо него я услышал звук приближающихся шагов.

Я быстро соображал…

Возможны были два выхода: или оставаться неподвижным, или броситься вперед и ударить наугад в темноте. Неизвестно, на что бы я решился, если бы моя рука неожиданно не дотронулась до угла картины, только что упавшей со стены.

Никогда до этой минуты я не интересовался искусством, но сейчас я схватил картину с благодарностью человека, умирающего от голода и неожиданно нашедшего кусок хлеба! Переложив кочергу в левую руку, я бесшумно встал на ноги и прислушался: через секунду послышался шорох…

В тот же миг я размахнулся изо всех сил правой рукой и бросил картину в сторону звука. Очевидно, она попала моему врагу в лицо, потому что вслед за ударом последовал ужасный вопль.

Опустившись на четвереньки, я отполз на несколько шагов ближе к двери. Противник, по-видимому, услыхал меня, так как сделал быстрое движение в мою сторону и ударил в стену с такой силой, что штукатурка градом посыпалась на пол.

На это я ответил также сильным ударом кочерги в воздух, что чуть не вывихнул себе плечо.

Неизвестно, чем бы кончилась эта схватка, если бы не вмешалось одно неожиданное обстоятельство…

В коридоре послышались торопливые шаги, дверь внезапно открылась, и в комнату проникла струя света. На пороге показалась высокая белая фигура, державшая в одной руке свечу, а в другой какую-то палку.

В следующий момент мимо меня кто-то осторожно прошмыгнул и бросился на белую фигуру, после чего на площадке лестницы произошла отчаянная схватка…

Свеча упала и потухла, и я услышал голос Мильфорда, зовущий на помощь. Бросившись вперед, я натолкнулся в темноте на мое музыкальное сооружение из железных предметов.

Коридор был слабо освещен, и я разглядел два тела, схватившихся в жестокой борьбе.

В тот момент, когда я подбежал, один из боровшихся был в полном измождении, а другой освободившись, стрелой бросился вниз по лестнице. Я кинулся вслед за ним и наверняка догнал бы его, но входная дверь не была заперта на ключ, и он открыл ее соскочив с лестницы прямо на тротуар.

Из последних сил я швырнул ему вдогонку кочергу, но промахнулся. Он понесся по улице, как заяц, и мгновенно исчез за углом.

Я вышел на улицу и поднял кочергу. Парк-Лейн был безлюден, только на противоположной стороне улицы сидела кошка и мирно почесывалась.

В это время часы пробили три…

Я не из тех, кто легко сдается, но я был в таком костюме, что не могло быть и речи о дальнейшем преследовании.

Закрыв за собой дверь я повернулся и увидел в глубине вестибюля двух женщин: обе в ночных сорочках, они стояли прижавшись друг к другу и всхлипывали.

— Все обошлось хорошо, — проговорил я, желая их утешить, — никто не пострадал.

Старшая из женщин, вероятно, кухарка, истерически зарыдала, а младшая — горничная, что приносила мне утром чай, сказала:

— О, мистер Норскотт, мы думали, что вы уже убиты!

На столе в вестибюле горели две свечи. Я взял одну из них и обратился к женщинам:

— Идите, оденьтесь и узнайте, что случилось с электричеством!

Поднимаясь по лестнице, я услышал звуки голосов. Дойдя до площадки, я увидел Мильфорда, а рядом с ним женщину в костюме сестры милосердия.

Заметив меня, Мильфорд вскрикнул и опустился на дубовую скамью, стоявшую позади него. Вся грудь его ночной рубашки была в крови.

— Вы ранены? — взволнованно спросил я.

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, нет, сэр! Это от того человека: у него все лицо было окровавлено.

Я обратился к сестре милосердия, которой необходимо было дать некоторые объяснения.

— Здесь произошло покушение на грабеж! — сказал я. — Вчера я нанял нового слугу и он, по-видимому, пришел с поддельной рекомендацией! Проснувшись я нашел его в своей комнате и, понятно, ударил его… До вас, вероятно, донесся шум?

Сестра, оказавшаяся женщиной с большим самообладанием, кивнула головой.

— Мой пациент услышал шум, — сказала она. — Я пыталась удержать его в кровати, но он оттолкнул меня и раздетый понесся наверх. Единственно, что могла я сделать, это бежать за ним вслед и зажечь свечи.

Я положил руку на плечо Мильфорда.

— Вы хороший слуга, Мильфорд, но отвратительный пациент! Вы должны немедленно лечь в постель!

Он слабо улыбнулся, но ничего не ответил. Я помог ему встать на ноги дал ему опереться на мою руку и спустился с ним вместе с лестницы. Сестра следовала за нами. Мы дошли до нижнего этажа, когда электричество вновь загорелось, и в коридоре появилась горничная.

— Мы выяснили, что случилось с электричеством, сэр, — сказала она, — кто-то выключил ток!

— Ну, теперь все в порядке, — заметил я. — Вы можете идти спать: думаю, что больше вас беспокоить не будут!

Я довел Мильфорда до кровати, уложил его и оставил на попечении сестры милосердия, а сам поднялся к себе.

В комнате царил ужасный беспорядок на полу лежали железные предметы, разбитое стекло, куски рамы от картины, перевернутый стол.

Я кое-как все убрал и стал с интересом разглядывать следы от двух неудачных ударов, направленных на меня моим противником. Мне трудно было с точностью установить, какое у него было оружие, но, очевидно, это было что-то вроде топора: подушка была рассечена пополам.

Я лег на кровать, перевернул взорванную подушку и, оставив гореть свет, свернулся под одеялом, с приятным сознанием, что день прошел не без пользы. Несколько минут спустя я уже спал крепким сном.

На другое утро Мильфорду не только не было хуже от ночного приключения, но напротив, я и приехавший к нему доктор, нашли моего рыцаря сидящим на кровати с большой чашкой молока в руках. Он с большим удовольствием ел булку и запивал ее молоком.

— Алло, Мильфорд! — весело заметил я, — это утешительно.

Славный малый улыбнулся. — Я сегодня чувствую себя гораздо лучше, сэр! Пожалуй, я уже могу встать и приняться за свою работу.

— Да он совсем молодцом! — подтвердил и Ричи. — Ему уже можно встать и, хотя работать в ближайшие два дня не советую, лечение можно считать законченным!

После ухода доктора, я позвал горничную и велел ей передать Билли Логану, если он позвонит или приедет во время моего отсутствия, что я буду дома после обеда. Затем я отправился в Ганновер-сквер, к Сигрэву.

Последний, очевидно, ждал моего прихода, потому что как только я вошел в контору, он бросился мне навстречу.

— Вы получили мою записку, мистер Норскотт? Если бы вы знали, в каком я отчаянии! — бормотал он, извиваясь как ученая собака передо мной.

— О какой записке идет речь? недовольно спросил я. — Я ничего не получал.

— Четверть часа тому назад, я послал вам записку с извинениями: произошла досадная ошибка! Оказывается, лорд Генри Трэгсток никогда не имел лакея с именем Френсис! Очевидно, когда я звонил лорду в дом, кто-то другой ответил за него… От имени фирмы я приношу вам самые искренние извинения! — юлил передо мной Сингрэв.

— Черт возьми, что толку мне в ваших извинениях! — сердито рявкнул я.

— Ах, мне ужасно неприятно это, уверяю вас, мистер Норскотт! Надеюсь, не было несчастных последствий…

— Несчастных последствий?! — перебил я его. — Да знаете ли вы, что этот человек не только хотел ограбить мой дом, но даже покушался на мою жизнь!

С мистером Сигрэвом чуть не сделался удар после моих слов.

— Это ужасно, сэр, ужасно! — завопил он. — Если это станет известным, наша фирма перестанет существовать!

Его откровенный эгоизм даже понравился мне, и я более миролюбиво произнес:

— Да, я не думаю, чтобы это принесло вам особую пользу! Но почему вы решили, что это станет известным?

Луч надежды озарил его лицо.

— Я против гласности! — продолжал я. — Но вы должны быть впредь осторожны! — прибавил я строгим голосом.

— О, конечно, конечно, мистер Норскотт! Я больше не буду довольствоваться рекомендацией по телефону.

Очевидно, этот подлец имел своего сообщника в доме сэра Генри!

— Ну, с сэром Генри разбирайтесь сами, как знаете, а меня прошу оставить в покое! — заявил я, собираясь уходить.

Сигрэв провожал меня до порога конторы.

По дороге домой, я вспоминал события предыдущей ночи, и мне было приятно от сознания, что один из интересующихся мною людей, имеет теперь на своем лице следы моего удара.

Кто бы ни был этот Френсис, таинственный Гуарец или другой тип с подобными же намерениями, — я был уверен, что узнал его! И дал я себе слово, что ни один иностранец с обезображенным носом не осмелится подойти ко мне на близкое расстояние…

В послеобеденное время я сидел дома, надеясь, что Билли даст о себе знать, но пробило уже шесть часов, а он не приходил, не звонил по телефону.

Огорченный напрасным ожиданием, я спустился по лестнице, чтобы узнать о здоровье Мильфорда.

— Я не могу понять одного, — заметил я ему, — как вы могли заболеть от кружки пива?

— Оно было отравлено!

— Вот как? — удивился я. — Но из чего вы это заключаете? — спросил я, желая узнать от него больше подробностей по интересующему меня вопросу.

Мильфорд нервно заерзал в кресле.

— Видите ли, сэр, я уверен, что мне в пиво всыпал что-то один человек, когда я отвернулся.

— Какой человек, где?

— Там, в баре, был один высокий малый вроде иностранца! Он начал со мной разговор, когда я туда пришел. Мне кажется, что это он и всыпал мне отраву в питье…

Эта теория Мильфорда целиком совпадала с моими собственными подозрениями.

— Могли бы вы узнать его? — спросил я.

— Конечно, сэр! Высокий малый с черными волосами, одно плечо у него выше другого… Мне он не понравился с первого же взгляда!

Я только что собирался сказать, что хозяин бара, возможно, сумеет нам что-нибудь пояснить об этом человеке, как послышался стук, и вошла горничная.

— Простите, сэр, — сказала она, — мистер Симпсон пришел!

Наступил затруднительный момент: я не имел никакого понятия о том, кто такой мистер Симпсон, но Мильфорд еще раз выручил меня:

— Я посылал за ним, сэр! Вы говорили, что хотите завтра проехать до Будфорда, если будет хорошая погода, вот я и вызвал его, что бы вы сказали ему, понадобиться ли вам автомобиль!

Для меня это было большой новостью — до сих пор я не знал, что принадлежу к числу собственников автомобилей.

— Очень хорошо, Мильфорд, — проговорил я, поднимаясь. — Я думаю, что буду сам управлять машиной, если будет приличная погода.

Я поднялся по лестнице и застал мистера Симпсона в вестибюле. Это был маленький, бритый человечек, одетый в обычный костюм шоферов.

Я быстро соображал.

У меня не было большого опыта в шоферском деле, но в Буэнос-Айресе мне приходилось не раз управлять автомобилем.

Если Билли придет вовремя, я хотел бы взять его с собой до Будфорда и высадить у первой гостиницы. В этом случае, Симпсон мог бы выдать нас одному из слуг Морица. Вот почему я решил сам править машиной.

— Вы мне не нужны, Симпсон, — сказал я. — Подайте автомобиль к половине одиннадцатого, и снабдите его достаточным количеством бензина. Я буду править сам!

Шофер почтительно козырнул и вышел.

Это посещение привело меня в прекрасное расположение духа: Имея в своем распоряжении автомобиль, я чувствовал себя значительно лучше подготовленным для визита в Будфорд. Я совершенно не доверял Морицу, а ведь автомобиль чертовски удобная вещь, если хочешь без предупреждения покинуть какое-нибудь место.

Единственным темным пятном на моем горизонте было отсутствие Билли. Я начал уже опасаться, что он вошел в дело Мансуэллей. Но в надежде на лучшее я поднялся к себе наверх и начал не спеша одеваться, готовясь идти на бал к лорду Сангетт.

К восьми часам я заказал себе легкий обед, во время которого дал несколько наставлений относительно Билли.

— Скажите ему, что я скоро вернусь обратно и могу оставить его у себя на ночь. Надеюсь, комната есть?

— О, да, сэр, — ответила горничная. Нужно только приготовить постель.

— Сделайте это, и постарайтесь, чтобы он не ушел!

Я подождал до половины одиннадцатого: Билли все еще не показывался. Тогда я надел шляпу и пальто, вызвал экипаж и приказал кучеру везти себя в Бельгрев-сквер.

Дом Сангетта оказался большим особняком, окруженным парком, и занимавшим весь угол улицы. К входным дверям подъезжало множество машин и экипажей: тут же стоял полисмен, следя за порядком.

Выйдя из экипажа, я поднялся по лестнице, покрытой ковром. Избавившись, при помощи ливрейных лакеев, от верхнего платья, я дошел до площадки где стоял камердинер, докладывавший о прибытии гостей. Он, очевидно, знал меня, так как тотчас же доложил торжественным голосом:

— Мистер Стюарт Норскотт!

Лорд Сангетт, который вместе с пожилой седой дамой приветствовал каждого гостя, услышав мое имя, пошел мне навстречу.

Это был высокий мужчина, лет сорока пяти, с тяжелым бритым лицом и жесткими голубыми глазами.

— Я рад, что вы пришли, Норскотт, — шепнул он, пожимая мне руку. — Вы получили мою записку? Я должен с вами переговорить, как только кончу эти глупости!

— Хорошо, — ответил я. — Где мы встретимся?

— Приходите ко мне в кабинет: я удеру от гостей в 11 часов, и вы меня там найдете.

Поклонившись Сангетту, я вошел в зал для танцев, стараясь не показать вида, что я здесь впервые, и это очень забавляло меня.

Зал был переполнен толпой, которая судорожно кружилась в каком-то танце. Я стоял в дверях, ослепленный ярким светом, блеском бриллиантов и красотой нарядов, мелькавших передо мною.

Внезапно я почувствовал, что кто-то стоит у меня за спиной, желая войти. Я отошел в сторону, поднял глаза, и сердце мое забилось так сильно, словно собралось выпрыгнуть.

Напротив меня, под руку с пожилым господином, лицо которого было мне очень знакомо, стояла Мерчиа Солано!

10.

Я так обрадовался, увидев ее, что чуть не подошел к ней и не обнаружил нечаянно, что мы с нею знакомы. Но что-то в ее лице остановило меня…

Она сильно побледнела, и я заметил, как задрожала ее рука, лежавшая на руке спутника. Смущенная, она смотрела на меня, и глаза ее выражали не то страдание, не то чувство облегчения.

Через мгновение она уже прошла мимо меня, увлекаемая своим спутником, а в следующую минуту я услышал, что сзади кто-то произнес мое имя.

Обернувшись, я очутился лицом к лицу с лордом Ламмерсфильдом, который накануне остановил меня в Парк-Лэйне.

— А, Норскотт! — произнес он, кивая мне. — Я как раз хотел узнать, приехали ли вы? Встретить кого-нибудь в этом людском потоке — счастливая случайность!

Он цинично улыбнулся.

— Если хотите, уделите мне десять минут для разговора о некоторых делах! — прибавил он серьезно.

— Хорошо, — ответил я и мы вышли на площадку, на которой толпилось множество людей.

Затем мы прошли длинную галерею, на стенах которой висели фамильные портреты. Кабинет, в который ввел меня Ламмерсфильд, находился в конце галереи. Когда мы вошли в него, он был пуст.

Первые же слова Ламмерсфильда сбили меня с толку.

— Стены лбом не прошибешь, Норскотт, заявил он спокойно. — Денег у меня сейчас нет, и не имеется никакой возможности их достать!

Пораженный этими словами, я едва не воскликнул: ‘Какие деньги?’ Но вовремя удержался.

— Будем говорить откровенно, — продолжал он добродушно, — я в ваших руках: если вы меня прижмете, мне придется продать Кренлэй и отказаться от политики! Британцы могут простить своим политическим вождям все, кроме банкротства! Последнее считается даже большим преступлением, особенно, если это результат неудачной игры на скачках… Если вы согласны подождать, то я уплачу вам при первой возможности, а с другой стороны, если меня и впредь будет преследовать неудача, то Кренлэй, вероятно, пойдет прахом, и вы ничего не получите!

Мне удалось настолько овладеть собой, что я мог, наконец, понять положение. Было ясно, что Норскотт одолжил деньги лорду Ламмерсфильду, и это была, очевидно, крупная сумма! Кроме того, из слов Ламмерсфильда было понятно, что срок платежа приближается.

Разумеется, я не имел понятия о том, что хотел Норскотт, но нет ничего приятнее, как быть великодушным за чужой счет, и я решил использовать данный случай.

Ламмерсфильд, между прочим, продолжал:

— Я сейчас живу только на пять тысяч в год, которые я получаю от министерства внутренних дел. Если я выдержу до следующего года, то мои дела немного поправятся. Весной я получу деньги по страховой премии, кроме того, у меня есть пара годовалых скакунов по Брензелее, на которые Мориц очень надеется! Но их все-таки нельзя считать верным обеспечением…

Я засмеялся.

Мне хотелось взглянуть бы на какого-нибудь среднего либерала-выборщика, который бы сейчас послушал своего уважаемого вождя. Воображаю, какое интересное зрелище представило бы его лицо!

— Знаете, — сказал я, стряхивая пепел с кончика папиросы, — меня это обеспечение вполне удовлетворяет! Мне так нравится спекулировать своим капиталом!

Возможно, у моего собеседника не доставало некоторых способностей, необходимых для британского общественного деятеля, но своими чувствами он владел в совершенстве.

Он выслушал мои слова совершенно спокойно, и выражение его лица не изменилось.

— Может это звучит иронически, но я вам глубоко обязан, Норскотт! — ответил он. — Откровенно говоря, я никак не ожидал, что вы примете мое заявление: ваше последнее письмо по этому поводу…

— Ах, — перебил я его, — не будем говорить об этом письме! Я переменил свою точку зрения с того времени!

Ламмерсфильд ответил на это вежливым поклоном.

— Как вам угодно, — сказал он. — Я бесконечно обязан вам и могу только прибавить, что если у нас будет какое-либо дело, я всегда постараюсь быть вам полезным. И вы, не стесняясь, можете обращаться ко мне… Министерство внутренних дел — отвратительное учреждение, но он имеет то преимущество, что дает возможность иногда помогать друзьям.

Я улыбнулся.

Меня забавляли оригинальные взгляды его сиятельства на привилегии министерского портфеля.

Бросив папиросу в камин, я встал со стула.

— Очень вам признателен, — заявил я, — но, видите ли, у меня пока нет надобности беспокоить такое высокое учреждение! Однако, я буду помнить ваше любезное предложение: может быть, меня когда-нибудь арестуют за слишком быструю езду по улицам…

Ламмерсфильд сухо рассмеялся.

— Хорошо, я буду готов к этому, — ответил он, поклонившись, — теперь вернемся в зал! В минуту слабости, я обещал одной знакомой моей жены представить ее некоторым государственным деятелям, и, хотя я не разделяю вкуса этой молодой дамы, все же слово остается словом!

Первое лицо, которое мы увидели, возвратившись в бальный зал, была Мерчия. Она стояла у стены, едва слушая какого-то господина с длинными седыми бакенбардами.

Я принял неожиданное решение и сказал, обращаясь к Ламмерсфильду:

— Вы, вероятно, знаете здесь почти всех! Скажите, кто та красивая девушка, что стоит у стены?

Лорд посмотрел в сторону Мерчии и ответил:

— Она прелестна, не правда ли? Это — мисс де-Розен! Хотите представлю!

В моей памяти было еще свежо воспоминание о бурной ночи, проведенной с Френсисом, и упоминание о леди Трэгсток меня несколько ошеломило. Но Ламмерсфильд не спускал с меня глаз, и я постарался подавить в себе всякие знаки удивления.

— Пожалуйста, если это вас не затруднит!

Я последовал за Ламмерсфильдом через зал туда, где стояла Мерчиа со своим собеседником.

— Мисс де-Розен, — произнес лорд с вежливым поклоном, когда мы подошли, — разрешите представить вам одного из моих друзей, мистера Стюарта Норскотта!

Затем обращаясь к господину с бакенбардами, он шутливо заметил:

— А, Божан, мне как раз нужно вас видеть! Я думаю, вы сможете его отпустить на минутку, мисс де-Розен: это время вас будет занимать Норскотт!

Это было сделано так ловко, что не успел я оглянуться, как мы с Мерчией остались одни, а Ламмерсфильд уже удалялся, положив руки на плечо недовольного Божана.

Я серьезно взглянул на Мерчиа и сказал:

— Мне надо с вами поговорить! Пожалуйста, пойдемте и поищем более удобное место.

Я предложил ей руку, и она приняла ее.

От легкого прикосновения ее руки, мое сердце наполнилось чувством странной радости…

Мы пересекли бальный зал, наполненный танцующими парами, и спустились в вестибюль, направо от которого находился зимний сад — сказочный уголок, украшенный тропическими и цветущими растениями.

В отдаленном углу сала я увидел два удобных кресла, почти скрытых гигантскими пальмами, и направился туда.

Мерчиа показалась мне очень красивой в тот вечер, на котором произошло наше оригинальное знакомство. Но здесь, при мягком свете, падающем на ее обнаженные прелестные плечи, она казалась обворожительной.

— Я часто спрашивал себя, увижу ли я вас еще когда-нибудь? — произнес я, опускаясь в кресло со вздохом удовлетворения.

Она посмотрела на меня и неожиданно покраснела от гнева.

— А теперь вы довольны, не правда ли? — спросила она надменно. — Но, если бы вы знали, как я ненавижу себя и проклинаю! Неужели вы думаете, что я могу спокойно смотреть на вас и не чувствовать, что изменила памяти моего отца?

Она немного помолчала.

— Вы знаете, что я живу у Трэгстоков? — неожиданно спросила она.

— Мне только что сообщил об этом Ламмерсфильд, но… завтра я уеду в Будфорд к Фернивеллу, так что в течение нескольких дней вам не угрожает такая отчаянная неприятность, как новая встреча со мной! — с горечью заметил я.

— Не думайте, что в Будфорде для вас будет безопасно!

— Во всяком случае, не более опасно, чем в городе! — засмеялся я. И, кроме того, ведь Мориц — мой двоюродный брат.

— Ваш двоюродный брат?! — изумленно повторила она, и вдруг внезапно свет озарил ее прелестное лицо.

— Не уезжайте! Я… — поспешно проговорила она, положив свою руку на мою.

В этот момент в вестибюле послышались шаги, и из-за пальмы показалась фигура непрошенного Божана.

— А, мисс де-Розан! — произнес он напыщенно. — Я нахожу вас, как аравийскую деву под пальмами! Почему вы удалились сюда?

— По той простой причине, — так же шутливо ответила ему Морчиа, — что в бальном зале невыносимо жарко!

— С вашего разрешения, я вас все же уведу из этого оазиса, — продолжал Божан, демонстративно не замечая меня и обращаясь только к Мерчии. — По дороге сюда, я встретил сэра Генри: он хочет поговорить с вами, и я обещал привести вас к нему.

Он предложил ей руку.

Мерчиа одно мгновение колебалась, затем грациозно встала, бросив на меня быстрый взгляд.

— Вы еще расскажете мне, немного погодя, конец вашей занимательной истории, — обратилась она ко мне уходя.

Я поклонился.

Я получил поразительные сведения о Мерчии: оказалось, она живет у Трэгстоков, и под чужим именем…

И все же, я не верил, что Мерчиа была причастна к покушению! Это было такого рода убийство, с которым я никак не мог связать имя Мерчии.

Дело явно запутывалось.

А тут еще этот Мориц, роли которого во всей этой истории я никак не мог определить. Очевидно, Мерчиа что-то хотела сказать мне, или предупредить насчет Морица, известного ей. Но приход Божана помешал этому, и я мог только строить всякие догадки далекие от истины.

Я понял только, что Мерчиа хотела, чтобы я не доверял Морицу, но предупреждение Норскотта и мой собственный инстинкт уже раньше привели меня к этому заключению…

Возможно, что он, как мой ближайший родственник, имел ввиду воспользоваться после моей смерти моим состоянием…

Я продолжал ломать себе голову над всей этой путаницей, как вдруг послышались быстрые шаги и, подняв глаза, я увидел Лорда Сангэтта, направляющегося ко мне.

— Прекрасно! — произнес он. — Я так и знал, что найду вас в зимнем саду! Пойдемте в кабинет, там будет удобно разговаривать.

Признаться, встреча и беседа с Мерчией взволновали меня настолько, что я совершенно забыл о предстоящем разговоре с Сангэттом. Вечер, как видно, продолжал быть очень занимательным и интригующим.

Заперев дверь кабинета, Сангэтт начал с того, что налил два бокала бренди и залпом выпил один из них. Затем, перейдя комнату, он вынул из ящика письменного стола несколько листиков, отпечатанных на машинке, и протянул их мне.

— Я набросал это после последнего разговора с вами. Если желаете, возьмите с собой, но лучше, если вы их просмотрите здесь! Может быть, вам придет в голову какое-нибудь замечание…

Я взял листки.

Большими буквами через всю первую страницу было напечатано следующее:

‘Акционерное общество соединенных золотых россыпей Южной Америки.
Капитал 2 000 000 фунтов Стерлингов’.

11.

Я прочитал этот драгоценный документ от начала до конца: он в ярких красках описывал английской публике новую и якобы богатейшую группу золотых россыпей, только что открытых в северной части Аргентины…

Я был хорошо знаком с этим районом и мог сказать наверняка, что все это наглейшая ложь, и все-таки слова проспекта звучали очень убедительно.

Пока я читал этот оригинальный документ, лорд Сангетт ходил взад и вперед по комнате. Он, видно, хотел отдохнуть от неприятной обязанности быть любезным.

Когда я отложил бумагу, он обратился ко мне и нетерпеливо спросил, каково мое мнение.

— Все это звучит довольно убедительно, — заметил я спокойно, — но можно приукрасить еще больше!

— В финансовых газетах будут хвалебные статьи, — ответил Сангетт. — Об этом хлопочет Роздель: он может все устроить за двадцать тысяч акциями.

Мне показалось, что это довольно дешевый способ выманивания двух миллионов из кармана английской публики.

— Кроме того, нам предстоит дело с Ламмерсфильдом, — заметил Сангетт. — Если вы сумеете поладить с ним, то дело в шляпе! Стоит только в правлении иметь бывшего министра внутренних дел и акции пойдут, как горячие пирожки! Этих идиотов я знаю!

Сказанного было достаточно, чтобы мне стала ясной вся картина! Я понял, что Норскотт одолжил лорду Ламмерсфильду деньги, желая поймать этого талантливого аристократа в свои сети. Занимая пост министра внутренних дел, почтенный лорд, конечно, не мог быть директором какого бы то ни было предприятия. Норскотт хотел, очевидно, заставить его подать в отставку.

Поручившись именем лорда Ламмерсфильда, общество ‘Соединенных золотых россыпей Южной Америки’ должно было продать свои акции, по словам Сангетта, как горячие пирожки!

Это был хороший проект, вполне достойный высокого мнения, составленного мною о моем талантливом двойнике.

— Будьте покойны, — сказал я с легкой иронией, которую мой собеседник не уловил, — Ламмерсфильд в моих руках!

Сангетт нагло усмехнулся.

— Я так и думал!.. Надеюсь, вы сегодня же с ним переговорите! Вы ловкий делец, Норскотт, должен вам в этом признаться.

Слабый стук в дверь прервал его, интересную для меня речь.

— В чем дело? — спросил он, раздраженно распахивая дверь.

На пороге стоял лакей, с виноватым видом кланявшийся:

— Простите, милорд, но ее сиятельство послали меня к вам, просить вас подняться наверх!

— Кажется, я в самом деле должен пойти туда и любезничать со всей этой шушерой! — невольно заметил он, когда лакей ушел… — Возьмите с собой проект и сообщите потом, чтобы вы хотели изменить, — прибавил Сангетт, выходя из кабинета.

Положив бумаги в карман, я последовал за ним.

В большой столовой, гости Сангетта подкрепляли потерянные силы. Я пробыл в столовой больше получаса, успел выпить за это время почти целую бутылку шампанского. Затем вернулся в бальный зал, который снова начал заполняться публикой. Но среди нее не было прекрасного лица, о котором я мечтал. Я прошелся по коридору и по площадке, где сидели гости, но все было напрасно!

Если Мерчиа не ужинала, она, по всей вероятности, была в зимнем саду. Я спустился вниз, моля судьбу, чтобы меня не остановил, кто-либо из знакомых Норскотта.

К моему удивлению, внизу было пусто.

Очевидно, ужин и бальный зал притягивали всю публику наверх.

Я воспользовался одиночеством, уселся в отдаленный угол, недалеко от кабинета Сангетта, и закурил папиросу.

Очень возможно, что Мерчиа уже ушла домой. Поэтому я решил еще раз все осмотреть, а затем последовать ее примеру.

Бросив папиросу, я уже хотел приступить к выполнению своего решения, как вдруг из кабинета Сангетта послышался слабый крик, и следом за ним заглушенный стук падающего стула…

Я вскочил на ноги, навострив уши и прислушиваясь… И вдруг опять крик!

Но ведь это же был голос Мерчии…

Крик повторился, на этот раз еще сильнее! Я буквально перелетел через комнату и ухватился за ручку двери, ведущей в кабинет. Дверь была заперта на ключ, но мне было не до церемонии! Я изо всех сил налег на нее плечом, и дверь с треском распахнулась.

Мерчиа, бледная и негодующая, тяжело дыша, опиралась на камин. Сангетт весь красный от гнева, стоял посредине комнаты. При виде меня он с угрожающим видом направился ко мне.

— Что вы делаете? — спросил он сухо.

Не взглянув на него, я обратился к Мерчиа:

— Мисс де-Розен, сейчас начнется танец, который вы мне обещали.

Мерчиа нежно улыбнулась.

— Кажется, так…

Ни слова не говоря, Сангетт отошел в сторону, а я, все еще не удостаивал его ни одним взглядом, решительно подошел к Мерчии и предложил ей руку.

Улыбаясь, она положила свою руку на мою.

Если бы взгляд человека способен был убить, мы бы с нею не дошли до дверей: так злобно глядел на нее Сангетт!

Спокойно захлопнув за собой дверь, я проводил Мерчиа в зимний сад.

— Нашему знакомству, видимо, суждено стать очень интересным, — заметил я.

— Кажется, мне суждено быть обязанной вам жизнью, — серьезно ответила она.

— Я решил, что вы ушли домой, и наш разговор останется незаконченным…

Приостановившись, она испуганно оглянулась вокруг, словно боясь, что нас подслушают.

— Я остаюсь при своем мнении, — торопливо шепнула она. — Не ездите в Будфорд… Я не могу вам объяснить, я… даже не имею права предупреждать вас, но… прошу вас, не ездите. Откажитесь под любым предлогом!

— Пойдем наверх и поищем два стула, — предложил я, — может быть…

— Нет, нет, — прервала она, — я не могу здесь дольше оставаться: сэр Генри ждет меня, чтобы ехать домой. Во всяком случае, я больше ничего не могу вам сказать…

Мы дошли до вестибюля, где стояли гости, готовясь к отъезду. Между ними я заметил пожилого господина, сопровождающего Мерчиа, когда она вошла в бальный зал. Только теперь я сообразил, что это был сэр Генри Трэгсток.

Он заметил нас и пошел к нам навстречу.

— Ах, вот вы где, Мерчи! Я не мог понять, что с вами случилось! Торопить вас я не хотел, но…

Он остановился и в упор посмотрел на меня с выражением изумления и явной враждебности.

Мерчиа побледнела.

— Вы… вы знакомы с мистером Норскоттом? — запинаясь, пробормотала она. — Я сейчас вернусь… пойду оденусь…

Она быстро отошла от нас, оставив меня в крайне затруднительном положении. Было невероятно, чтобы сэр Генри мог меня запомнить после пятиминутного разговора о далеком прошлом… Но, если бы это было даже так, я все же не мог понять, почему он так явно враждебен? Вероятнее всего, он принял меня за моего двойника!

— Мисс де-Розен, кажется, права, мистер Норскотт, — заметил Генри с ледяной корректностью. — Нам уже приходилось встречаться, при несколько других обстоятельствах.

— Да, — сказал я прямо, — я имел удовольствие говорить с вами в течение пяти минут в Ла-Баце десять лет тому назад.

Его брови чуть-чуть приподнялись.

— В самом деле? — спросил он сухо. Я имел в виду более поздний период. Хотя, возможно, что ваши дела в Санта-Лукке были не так приятны, чтобы вам хотелось о них вспоминать!

— Никогда в жизни я не был в Санта-Лукке! — возразил я честно.

Мнение сэра Генри читалось в его глазах, когда он заметил:

— Боюсь, что такое счастье не выпало на долю Санта-Лукке!

Первый раз в жизни меня назвали лгуном, и сказал это мужчина!..

На одну секунду я почувствовал, что мною одолевает бешеный гнев! Я сделал шаг вперед, но вдруг вспомнил слово, данное мною Норскотту.

Невероятным усилием воли я подавил свой гнев и иронически ответил:

— Теперь мне ясно, почему вы бросили дипломатию…

Мы были так заняты взаимными комплиментами, что не заметили возвращения Мерчии. Она подошла к сэру Генри и слегка дотронулась до его руки.

— Можно послать за экипажем? — спросила она.

Он круто повернулся в ее сторону, а я поклонился Мерчии и вернулся в зимний сад. Мой короткий, но достаточно резкий разговор с сэром Генри, настроили меня агрессивно, и мне показалось, что объяснение с Сангеттом совершенно необходимо.

Не теряя ни минуты, я пошел через зимний сад и постучал в дверь кабинета.

— Войдите!

Сангетт стоял спиной к камину и был похож на тигра, у которого болит голова после неудачной схватки.

— Послушайте, Норскотт! — запальчиво вырвалось у него, хотя он видимо старался подавить раздражение. — Я хотел бы знать, кого вы из себя корчите?

— Мне тоже чрезвычайно интересно узнать о чем вы думали, когда оскорбляли мисс де-Розен? — отпарировал я.

Сангетт угрожающе взглянул на меня и многозначительно засмеялся.

— Ага, вот в чем дело! — воскликнул он.

Мне неудержимо захотелось схватить его за горло, но, к счастью для нас обоих, проклятое слово, данное мною Норскотту, снова удержало меня.

— Не знаю, каково ваше мнение, — произнес он мрачно, — но мне кажется, что мы не имеем права позволять себе ссоры из-за женщины! Дела и женщины — несовместимы!

— Это вполне подходит для данного случая, — заметил я. — Предлагаю вам вести себя прилично!

Он наградил меня взглядом, который едва ли можно было назвать приветливым.

— Должен отдать вам справедливость, Норскотт, вы — законченный негодяй! — яростно прошипел он, — но все же не советую вам вмешиваться в мои дела! Каждый из нас ведет свою игру!

— Я только замечу, — вставил я, — что ваша игра омерзительна! И, пока наше общество не начало работать, советую вам держаться осторожнее.

— Ну, вы меня не запугаете! Здесь вам не Южная Америка! — пытался бравировать Сангетт.

— Если бы мы были в Южной Америке, я не стал бы вас предупреждать! — ответил я любезно.

Наступило короткое молчание.

Сангетт, казалось, оценивал свое положение. Наконец, он пожал плечами и пробормотал:

— Ладно, делайте, как знаете! Я не стану вредить нашему предприятию из-за женщины!

Пока мы говорили, большие часы в углу кабинета пробили один раз. Я вспомнил, что Билли, возможно, ждет меня дома.

— Хорошо! Теперь, когда мы закончили это небольшое дело, — сказал я, — полагаю, что я могу уйти домой. Спокойной ночи! Разрешите поблагодарить вас за восхитительный вечер!

Сангетт был настолько учтив, что не ответил мне. Я вышел.

Бурные события этого вечера так занимали меня, что выйдя на улицу, я даже забыл на время о постоянно грозящей мне опасности.

Я быстро шел вперед, обдумывая то, что узнал сегодня, и, стараясь найти общую связь между всеми этими событиями.

Теперь мне стали ясны отношения Норскотта с Ламмерсфильдом и Сангеттом. Мое знакомство с Мерчией принимало все более приятное для меня направление…

Я еще не мог уяснить себе точно, считает ли она меня в душе, действительно причастным к тем кровавым преступлениям, в которых обвиняет. Но, даже, если и считает, то тем более приятно ее предупреждение относительно Морица…

Мои мысли, наконец, остановились на сэре Генри Трэгстоке!

Как ни был краток наш разговор, он все же пролил некоторый свет на темное прошлое Норскотта.

Санта-Лукка!

Вот где ключ ко всей этой тайне!

Я пожалел, что во время моих странствий по Южной Америке, мне не пришлось побывать в этой веселой местности, но мне припоминалось, что жители ее два года находились в когтях возмутительного пирата Игната Прадо, а затем свергли его и выбрали себе другого претендента по вкусу.

Возможно, что Норскотт был связан с этим негодяем, и в таком случае я находил некоторое оправдание мистеру Гуарецу и другим джентльменам, желающим убить меня.

Мысль о том, что эти милые знакомые могут напасть на меня в любую минуту, вернула меня к действительности.

Окинув внимательным взглядом окрестность, я быстро покрыл последние сто ярдов, отделявших меня от Гайд-Парк-Корнера.

Здесь, как и всегда, несмотря на позднее время, было некоторое оживление. Солидный полисмен важно шагал вдоль решетки парка. Запоздалые экипажи стояли у края панели.

Спокойно перейдя улицу, я вступил в Парк-Лэйн, и уже подходил к дому, намереваясь вынуть из кармана ключ, как вдруг темная фигура бесшумно выскочила из мрака, и я заметил тусклый блеск ножа, занесенного надо мною.

В то же мгновение я нанес незнакомцу молниеносный удар кулаком!

12.

По всей вероятности, мы дошли до дома вместе…

Я ощущал сильную боль в плече, точно от прикосновения раскаленного железа. Мой противник, шатаясь, шел в пяти ярдах от меня…

В это время послышались шаги, и на тротуаре появилась фигура мужчины, спешащего к нам.

Джентльмен, причинивший мне беспокойство, не пожелал ждать дальнейших событий. Он, очевидно, обладал большой силой, так как несмотря на свой ушиб, прыгнул, как заяц, завернул за угол и исчез прежде, чем прохожий дошел до нас.

В это мгновенье прохожий попал под яркий свет уличного фонаря, и я узнал в нем Билли.

— Бертон! — вскричал он. — Ого-го! Так и должно было случиться!

Билли разразился громким смехом.

— Где же этот молодец? Вы его съели?

— Нет, Билли, он удрал! Вероятно, он не хотел вас видеть.

Я снова почувствовал дергающуюся боль в плече.

— Кажется, он меня чем-то проколол, — прибавил я жалобно.

— Вам плохо, — озабоченно спросил Билли. — Можете ли вы подождать, пока я приволоку его сюда? — резко добавил он.

Я улыбнулся и покачал головой.

— Он мне не нужен. Дайте лучше мне руку и пойдемте домой. Все в порядке: сегодня я еще не попал в список мертвецов!

— И не так скоро попадете! — гордо заметил Билли. — Однако, не будем терять времени!

Кровь струей лилась по моей руке, и поспешил воспользоваться помощью Билли, взявшего меня под руку. Шатаясь, мы дошли до ворот моего дома.

— Прежде всего, надо осмотреть рану, — сказал Билли, когда мы вошли в вестибюль. Возможно, что она серьезнее, чем вы думаете.

— Да, она чувствительно дает о себе знать! — согласился я. — Закройте дверь и пойдемте в кабинет.

Когда мы вошли ко мне, Билли ловко и быстро снял с меня верхнее платье, разрезал ножницами белье и обнажил мою руку.

Рана имела некрасивый вид разреза с наружной стороны руки, из которого медленно, но обильно вытекала кровь.

После минутного осмотра, лицо Билли просветлело.

— Ничего страшного, — заметил он, — задета только маленькая вена: я с нею быстро справлюсь.

Десять минут спустя, я лежал на диване с рукой, перевязанной по всем правилам медицинского искусства.

Билли тем временем приготовил бренди с содовой, чтобы подкрепить наши силы.

— Вот теперь все на своем месте, — сказал я, принимая от Билли напиток. — Рассказывайте мне свою историю, потом я расскажу вам свою.

— Мой рассказ не будет слишком длинен, — проговорил он, опустившись в кресло около моего ложа. — Я получил вашу записку только сегодня вечером. Эти Мансуэллы вызвали меня в Ливерпуль, где задержали на 24 часа, а затем отказались от дела.

— Надеюсь, вы протестовали, — спросил я, улыбаясь.

Билли усмехнулся.

— Старый Мансуэлл знает мое мнение о нем и это меня утешает! Во всяком случае, я вернулся в Лондон в отвратительном настроении… Нашел за зеркалом вашу записку, выбежал на улицу, вскочил в кэб и поехал прямо к вам. Отпустив кэб на углу, я направился к вашему дому пешком и неожиданно увидел что-то похожее на схватку. Зная ваш драчливый характер, я решил, что это вы, и побежал посмотреть, в чем дело… Ну, а остальное вы знаете!

— Да, остальное я знаю, — подтвердил я, — и пью за ваше здоровье!

Мы молча выпили друг за друга.

— А теперь, — сказал Билли, — объясните мне, что тут произошло, когда я вас видел в последний раз, вы собирались пуститься в далекие края, и вдруг нахожу вас в Парк-Лэйне в качестве известного миллионера и зовут вас Стюарт Норскотт… В чем дело, старый хитрец?

Я допил бренди с содовой и удобно устроился среди подушек.

— Я все расскажу вам, только не перебивайте меня, пока я не кончу!

Затем я все подробно, стараясь ничего не пропустить, рассказал Билли о том, что произошло со мною после того, как мы с ним расстались.

Билли внимательно слушал, не говоря ни слова. Только по окончании моего рассказа, он рискнул сделать критическое замечание.

— Знаете, это просто сногсшибательно! — воскликнул он и разразился громким смехом. — Это замечательно, черт возьми!

— Я так и знал, что вы будете довольны, — заметил я.

— Только доволен?! — вскричал он, негодующе. — Да это самая блестящая комбинация из всех, какие я когда-либо видел! Вы всегда выискивали себе какие-нибудь несчастья, но эта история побила рекорд!

— И вы будете мне помогать, Билли?

Он с треском ударил кулаком по столу.

— Я с вами, приятель, до вашего последнего вздоха!

После минутного молчания, Билли спросил:

— Вы думаете, что Мориц в заговоре с теми субъектами?

— Несомненно! Ведь по его совету я нанял Френсиса!

— Я полагаю, что мне следует поехать завтра вместе с вами и задержаться в ближайшем трактире.

— Правильно! — одобрил я. — В доме моего почтенного кузена мне нечего за себя бояться. Каким бы ни был подлецом Мориц, он не полезет в петлю, если может обойтись без этого. Я думаю, что некоторые из джентльменов, орудовавших здесь, последуют за мной туда, чтобы разыграть подходящий ‘несчастный случай!’… Что-то подозрительно нахваливал мне Мориц предстоящую охоту!

— Понимаю! — произнес Билли задумчиво. — Тут-то я и появлюсь!

Помолчав, он медленно проговорил:

— Хотел бы я знать, кто вы теперь такой? Это облегчило бы нам задачу, не правда ли? Тут что-то связано с Санта-Луккой… Давайте возьмем карту и посмотрим, где находится эта дыра!

Билли порылся на книжных полках и вытащил толстый атлас.

— А вот и Санта-Лукка! — заметил он, открыв карту Южной Америки. — Посмотрим, что тут о ней сказано… ‘Внутренняя республика, граничит с Бразилией и Аргентиной, триста тысяч жителей, включая и индейцев. Президент — генерал де-Селис, избран после Игнато Прадо, который сверг и убил первого президента Мануэля Солано…

— Что такое? — вскричал я. — Ведь это как раз то, что нам надо! Мерчиа Солано, вероятно дочь этого президента, и я не сомневаюсь в том, что мой милый двойник был одним из шайки Прадо. Не удивительно, что бедняжка хотела пустить в меня пулю!

Билли засмеялся.

— Похоже на то! Как бы то ни было, девица не без яда!

— Билли, — решительно остановил я его, — я не хочу ни слова слышать против нее: она права во всем. К тому же, я люблю девушек с таким темпераментом!

— У вас он такой же! — добродушно ответил Билл. — Вы составили бы прекрасную пару… А теперь, — он встал и посмотрел на часы, — нам следует пойти спать, если хотите ехать утром. Ваша рана за ночь заживет, но вы все же потеряли много крови и нуждаетесь в отдыхе.

Я провел Билли в предназначенную ему комнату, затем вернулся с ним в мою спальню. Он помог мне раздеться, не задевая перевязки.

Я крепко проспал остаток ночи и проснулся только на следующее утро, когда моя горничная постучала в дверь.

Я вскочил с постели и впустил ее.

— Скажите, пожалуйста, сэр, — сказала она, опуская поднос с чаем на столик у кровати, — вы не знаете, что случилось с Мильфордом?

Я удивленно посмотрел на нее.

— Вы хотите сказать, что ему опять стало плохо?

— Нет, сэр, но он ушел из дома вчера вечером, вскоре после вас, и до сих пор не вернулся!

Я безмолвно выслушал это сообщение.

— Попросите ко мне мистера Логана! — сказал я.

Девушка удалилась, а минуту спустя вошел Билли, ослепительный в своей пижаме.

— Новое дело, Билли: пропал Мильфорд!

Я передал ему сообщение горничной и прибавил несколько собственных соображений:

— Возможно, что его заманили в ловушку! Может быть, его угнал куда-нибудь Милый Гуарец! Хотя я бы никогда не подумал про Милфорда, что он такой осел!

Может быть, он тоже принадлежит к их шайке? — высказал свое мнение Билли.

— Нет, — твердо ответил я, — я уверен в честности Милфорда!

— Что же нам в таком случае делать?

— Не знаю! Не могу же я поставить на ноги полицию! Нам остается только ждать, что будет дальше!

— А пока, — заметил Билли, — я посмотрю вашу руку. Он снял повязку и внимательно осмотрел мою рану.

— Зажила великолепно! — произнес он одобрительно. — Однако, мне кажется, что для верности следует оставить перевязку еще на день!

— Хорошо, вы сделаете ее мне после ванны, — сказал я. — Кстати, вы умеете управлять автомобилем?

Билли утвердительно кивнул головой.

— В этом деле я кое-что смыслю.

— Тогда вы свезете меня туда! Я вообще не слишком смыслю и опытен в обращении с машиной, а теперь с больной рукой и подавно.

— Положитесь на меня!

Мы оба приняли ванну. Затем Билли перевязал мне руку, а я одолжил ему свой бритвенный прибор.

Волнение кухарки по поводу исчезновения Мильфорда, не отразилось на качестве нашего завтрака. Отдавая ему дань, Билли был под сильным впечатлением роскошного образа жизни, который я теперь вел.

В половине одиннадцатого я услышал шум мотора и, выглянув в окно, увидел Симпсона, готовящего автомобиль к отъезду.

Я выбрал два лучших костюма Норскотта: один для Билли, другой — для себя, и, с чемоданами в руках, мы сошли вниз.

— Как идет машина, Симпсон? — спросил я, когда шофер, уложив вещи, с почтительным поклоном открыл мне дверцу.

— Очень мягко, сэр, — был успокоительный ответ. — Я ездил вчера весь вечер и не думаю, чтобы автомобиль мог доставить вам неприятности. Бензин находится сзади, сэр!

— Мистер Логан будет править, Я ушиб руку себе.

Билли влез на шоферское место и, с торжествующим ревом мотора, мы пустились в дальнее путешествие.

13.

Было около половины пятого, когда мы въехали в Будфорд и остановились в старомодной гостинице ‘Плау’ в центре города.

На стене ее красовалась бело-красная вывеска, громко объявлявшая, что при здании гостиницы имеется гараж.

— Это, кажется, нам подходит, Билли, — заметил я. — Если имение Морица не слишком далеко отсюда, то, пожалуй, лучше всего остановиться именно здесь!

Оставив багаж и машину во дворе, мы зашли в бар. Двое мужчин сидели в углу и разговаривали, а дама средних лет стояла за столиком с напитками.

Я снял шляпу и заказал две рюмки виски.

— Не знаете ли вы, где находится ‘Аштон’, имение мистера Морица Форневелла? — спросил я.

— ‘Аштон’, — повторила она. Это где-то здесь поблизости. Мистер Рау, этому господину нужно знать, где находится ‘Аштон’.

Один из сидящих в углу поднял голову.

— Это недалеко отсюда! Нужно идти прямо через город, затем спуститься налево, по холму. Тут всего каких-нибудь полторы мили!

Я поблагодарил и предложил ему выпить с нами. Он с радостью согласился.

— Могу я получить здесь комнату на пару дней, — как бы невзначай спросил Билли.

— Конечно, сэр! — ответила дама из-за прилавка. — Я сейчас позову мистера Мартина.

Она вышла и вернулась через минуту в сопровождении хозяина, который сообщил, что в доме имеется много комнат и повел нас наверх по винтовой лестнице.

— Вот хорошая уютная комната, — сказал он, открывая дверь. — Она выходит на главную улицу, вид из ее окна приятный и красивый!

— Прекрасно! — заявил Билли. — Я беру эту комнату.

— Нельзя ли нам чаю? — спросил я.

Через несколько минут, изящная суффолская барышня подала нам чай, варенье, кресс-салат и хлеб с маслом.

Утоляя голод, мы с Билли обсуждали план действий и старались найти наилучший выход. Я согласился с ним, что на следующее утро, еще до завтрака, мне следует выехать в ‘Аштон’ и встретиться с ним на главной дороге, ведущей в Будфорд.

Билли, тем временем, должен будет собрать всевозможные сведения о Морице и его близких. Особенно же тщательно разузнать, не находится ли в окрестностях джентльмен с разбитым лицом и любитель спорта, у которого одно плечо выше другого.

— Я вам оставил автомобиль, Билли, — сказал я, — и поеду в ‘Аштон’ в коляске. Таким образом, в случае необходимости, у нас всегда будет под рукой готовая машина.

— Но вас могут спросить, куда вы дели автомобиль?

— Я отвечу, что он требовал небольшой починки и я оставил его здесь в гараже.

Билли с восхищением посмотрел на меня.

— Джек, — произнес он, — из вас вышел бы прекрасный священник!

Мы заказали экипаж.

Дав Билли немного денег на всякий случай, и порекомендовав ему не любезничать с хорошенькой служанкой, я сел в экипаж и отправился к Морицу.

‘Аштон’ оказался обширным имением, наполовину покрытый лесами. Барский дом стоял вдали от дороги, среди большого сада.

Подъезжая к нему, я увидел издали двух мужчин, сидящих на скамейке, и в одном из них узнал Морица.

Заметив меня, оба встали и пошли мне навстречу.

— Алло! — сказал Мориц. — Я думал, вы прибудете на автомобиле.

Я пожал руку ему и его товарищу.

Это был полный цветущий человек, похожий на букмекера в отставке. Он, по-видимому, был знаком со мной.

— Я так и сделал, — ответил я, — но оставил машину в Будфорде: мотор стал неисправно работать.

— Поэтому я и не люблю автомобилей, — заметил толстяк, — вечно они портятся, не правда ли?

— Вы взяли своего шофера с собой? — задал вопрос Мориц, когда лакей унес мои вещи.

Я отрицательно покачал головой.

— Нет, я решил, что он здесь совершенно не нужен!

Мне показалось, что лицо Морица на миг осветилось радостью.

— Пойдемте в сад, — продолжал он, — или может быть, вы хотите выпить чаю?

Тетя Мэри где-то поблизости. Бэн, вы не знаете, где она?

— Поливает розы, — сказал лаконически толстяк. — Мисс Йорк с нею.

Неожиданное появление этих двух дам прервало наш разговор.

Тетя Мэри оказалась седой дамой средних лет, а ее спутница — высокой красивой девушкой в изящном костюме.

Я пережил тяжелую минуту, так как не знал, знаком ли Норскотт с ними, но их приветствие сразу выяснило мое положение.

— Я так рада, что вам удалось сюда приехать, — сказала тетя Мэри, хотя и без особого восторга. — Вас не так часто удается вызвать из Лондона!

— Но я не так часто получаю такие милые приглашения, — учтиво ответил я, пожимая ей руку.

Она взглянула на меня несколько удивленно, и я тот час же сообразил, что был, вероятно, слишком любезен для настоящего Норскотта.

Она, по-видимому, хорошо знала моего двойника и достаточно изучила его характер.

Мисс Йорк была, как будто, более расположена ко мне.

— Я слышала, вы приехали на автомобиле, мистер Норскотт? — спросила она. — Надеюсь, в нем хватит места и для нас?

Я засмеялся.

— Он довез меня до Будфорда, а там забастовал, но через два дня он будет в исправности.

— Ну, это неважно, — протянул Мориц, — кататься все равно не пришлось бы! Завтра нас ждет охота, послезавтра раут в саду у Катбертов, а на следующий день, партия крокета.

— О, крокет! — восторженно воскликнула мисс Йорк. — Вы ведь, играете, мистер Норскотт?

— Иногда, — ответил я важно, и заметил, что Мориц при этом усмехнулся.

Раздался далекий звон гонга.

— Пора одеваться, — заметила тетя Мэри. — Как быстро летит время!

Мы все вошли в дом.

Мориц взял меня под руку и любезно проводил в большую, светлую комнату, окна которой выходили в сад.

— Думаю, что вам здесь будет хорошо! Во всяком случае, вам никто не будет мешать. Вам ничего не надо?

— Нет, спасибо, — ответил я.

— Обед в восемь часов, — прибавил он, выходя и закрывая дверь за собой.

Я одевался не спеша, стараясь разобраться в своих впечатлениях, с момента приезда сюда. До сих пор, насколько я мог судить, действие развертывалось для меня довольно удачно.

Правда, я оказался слишком жизнерадостным для Норскотта, но ни у кого, даже у Морица, не появилось на мой счет ни малейшего подозрения.

Спустившись в столовую, я уже нашел там всю компанию.

Я не помню, о чем говорили во время обеда, но в конце его у меня появилось злое намерение рассказать, хотя бы в смягченной форме, мое приключение с Френсисом.

Я сообразил, что если Мориц ответственен за появление этого человека в моем доме, то мой наивный рассказ может только убедить его, что у меня нет подозрений на его счет.

— Кстати, Мориц, — заговорил я непринужденно, — я, кажется, еще ничего не говорил вам о лакее, посланном мне Сигрэвом?

— Нет, я от вас ничего не слышал, — холодно ответил он. — Каким же он оказался?

Я улыбнулся.

— Несколько неожиданным, особенно среди ночи…

Затем видя, что привлек внимание всего стола, я начал рассказывать мою ночную схватку приблизительно так, как описывал ее Сигрэву. Я пропустил только подробности, касающиеся сэра Трэгстока.

Все присутствующие хором выразили свое удивление.

— Но ведь страшно подумать, что такой человек оказался на свободе! — проговорила мисс Йорк, и плечи ее вздрогнули. — Вы заявили в полицию?

— Мне не хотелось, чтобы меня беспокоили. Я все это дело передал Сигрэву.

Мориц откинулся на спинку стула и засмеялся.

— Мне ужасно досадно, что я вовлек вас в такую скверную историю! — заметил он чистосердечно. — Я всегда считал, что Сигрэв достоин полного доверия! Хорошо, что еще вы умеете постоять за себя.

— О, конечно, вы тут не причем! — заметил я равнодушно.

— Обсуждайте это дело, как знаете, — сказала тетя Мэри, вставая из-за стола, — а когда кончите, вы найдете нас в биллиардной.

Как только мы остались одни, Мориц придвинул свой стул к моему.

— Пойдемте завтра на охоту, Стюарт! — произнес он. — Я думаю, что если будет хорошая погода, мы двинемся на уток: Рис говорил, что их теперь много!

— На охоту я готов во всякое время, — ответил я спокойно.

— Вот это хорошо! — обрадовался Мориц и предложил мне и Джорджу Бэну перейти в биллиардную.

14.

Конец дня и ночи прошли спокойно. Сон всегда возвращает свойственную мне бодрость, и я проснулся на следующее утро с ощущением чрезвычайной легкости.

Утреннее солнце освещало мою комнату, и молчаливый лакей приготовлял мне ванну.

— В котором часу завтрак? — спросил я его.

— В девять часов, сэр! Теперь только три четверти восьмого.

Таким образом, у меня было достаточно времени, чтобы пойти повидаться с Билли, прежде чем присоединиться к остальной компании.

Часы на камине пробили половину девятого, когда я вышел из комнаты. Спокойно, но быстро спустился я вниз, так как не имел ни малейшего желания встретиться с Морицем или с кем-нибудь другим, перешел через сад и вышел на дорогу.

Билли сидел на скамейке у первого поворота и курил трубку.

— Значит, вас еще не укокошили? — произнес он с видимым удовольствием.

— Наоборот, Билли, я ничего не видел, кроме любви и ласки!

Я сел около него и критически прибавил:

— Я не высокого мнения о вашем табаке.

— Это лучшее, что может дать ‘Плау’. Вы уже начинаете важничать, Джек!

Он похлопал меня по плечу, а затем продолжал:

— Мне кажется, что я нашел свое призвание! Я могу дать Шерлоку Холмсу два очка вперед и сразу же уложить его на обе лопатки!

Билли не любил хвастать, поэтому я посмотрел на него с любопытством.

— Продолжайте, дружище!

Он усмехнулся.

— Этой ночью я занялся слежкой. Я решил, что не мешает познакомиться с окрестностями и сейчас же явился сюда. Я торчал некоторое время за воротами, изучая местность, а затем, так как вблизи никого не было, перескочил через забор и прошел по кустарникам до самого дома. Я пробыл там около десяти минут, скрываясь за кустами, как вдруг увидел, что появился никто иной, как наш друг…

— Кто?

— Тот молодец, который подсыпал яд в питье нашему Мильфорду!.. Он, по крайней мере, в точности соответствовал описанию: высокого роста, кривобокий, одно плечо выше другого…

— Продолжайте, Билли, — оживился я, — это становится интересным!

— Немного погодя, появился и другой подозрительный субъект — здоровый парень, черномазый, с усиками. Я затаил дыхание… Сначала я почти ничего не разбирал, что они говорили, но потом они подошли ближе к кусту, где я засел. Имейте в виду, они уверены, что сегодня во время охоты, им удастся застрелить вас! На вас организована настоящая облава, и они настолько уверены в успехе, что заказали роскошный ужин, чтобы выпить за упокой вашей грешной души!

Я пожал плечами.

— Представьте, Билли, я уверен, что выпивку за мою грешную душу им все же придется отложить! Но интересно, где обитают эти милые юноши?

Билли вскочил.

— Вы видели ‘Холли’, прекрасное имение неподалеку? Ну, так имейте в виду, эта шайка засела там! Я одного из заговорщиков проследил далеко, но он увидел меня и, кажется, я ему не очень понравился, так как он пустился наутек, и я не мог его догнать! И все же издали я увидел, что он вошел в ‘Холли’.

— Пожалуй, Билли, — задумчиво произнес, — сегодня на охоте мне, в самом деле, придется быть очень осторожным: с такими типами шутить не приходится!

— Так зачем же вы тогда едете? Разве вы не можете отказаться от этого подозрительного предприятия?

Я пожал плечами.

— К чему?.. Они найдут другой способ! А на охоте я, по крайней мере, знаю, что меня ждет.

— Да, это верно! — согласился Билли. — Послушайте, Джек, у меня явилась мысль!.. Что, если я возьму себе лодку и буду держаться около мола, пока вы там охотитесь.

— Правильно! — вскричал я. — Море должно быть в наших руках! — А теперь мне пора возвращаться. Я думаю, что на болоте мы будем около половины пятого.

Крепко пожав мне руку, Билли повернулся и зашагал по направлению к городу. Я подождал, пока он не завернул за угол и двинулся к дому. Когда я переходил через сад, Мориц сидел на террасе.

— Алло! — крикнул он. — Вы побили рекорд: я думал, что первым спустился вниз!

— Погода уж больно хороша, невозможно улежать на постели! — отозвался я. — Я осматривал окрестности.

Может быть у Морица и явились какие-нибудь подозрения, но лицо его оставалось спокойным.

— Да, вас нельзя упрекнуть в лени, — сказал он. — Пойдемте завтракать, только что били в гонг.

15.

— Я заказала обед в половине девятого, — объявила тетя Мэри. — Постарайтесь быть не позже восьми: мы к этому времени все успеем проголодаться.

— Мы вернемся раньше, — уверил Мориц. — Балет уток будет приблизительно в седьмом часу, а отсюда всего полчаса ходьбы до болот.

Когда мы вышли после завтрака, Мориц сказал:

— Сначала прокатимся по полям: не имеет смысла быть у озера раньше шести часов.

Мы двинулись.

Собаки окружили нас кольцом и бежали, не отставая. Два подозрительных субъекта в польских бархатных штанах замыкали шествие. Оба они были без ружей, что несколько улучшило мое настроение.

Я знал, что могу без промаха подбить любую доверчивую английскую птицу и потому заранее решил, что следует скрывать свои охотничьи таланты.

Ведь за Норскоттом я знал только два таланта: наживать деньги и волочиться за женщинами! Остальные его особенности были мне неизвестны…

Около половины шестого мы подъехали к продолговатой бухте, в четверть мили шириной. Длинная полоса земли, лежащая параллельно берегу, защищала бухту от моря.

Это была унылая пустынная местность, напоминавшая местами аргентинское побережье. Ни один коттедж, ни одна жалкая лачуга не оживляли окружающего безлюдного и мертвого.

— Здесь мы можем разойтись, — заявил Мориц. — Тут есть пять-шесть местечек, где можно настрелять немало уток! Одно из них около берега: хотите остаться здесь, Норскотт?

Вопрос звучал так искренне, так непосредственно, что я на минуту даже усомнился: неужели он, действительно, собирается устроить мне ловушку?

Но как бы то ни было, я не собирался отказываться от его предложения: нужно было посмотреть, что произойдет дальше.

— Хорошо, я останусь здесь! Что мне нужно делать?

Мориц указал на узкую, песчаную полосу в середине.

Вам придется перебраться туда на челноке: после половины седьмого, утки станут лететь у вас над головой. Здесь вам обеспечена хорошая добыча.

— А вы где будете?

Кивком головы он указал вправо.

— Мы будем ходить вдоль берега! Сможете ли вы сами найти дорогу домой?

— Я думаю, что да, — ответил я, улыбнувшись.

Мысль о том, что я затеряюсь в кустах, в трех милях от этих болот, показалась мне очень забавной.

— Великолепно! Если вас не затруднит вернуться домой без нас, мы таким образом, сократим путь, и нам не придется возвращаться за вами. Об утках не беспокойтесь: оставьте их в челноке, я кого-нибудь пришлю за ними.

Они ушли, оставив меня одного.

Я сел на мол и, глядя некоторое время им вслед, думая о том, что могли бы означать распоряжения Морица! Несомненно, тут крылся какой-то подвох, но сразу мне трудно было сообразить, какой именно.

За исключением островка, на который мне указал Мориц, и длинной полосы земли, лежащей передо мной, не было места, где мог бы усесться даже кролик.

Билли нигде не было видно. Если он и торчал где-нибудь в лодке, то по всей вероятности за изгибом слева, в том месте, где он выступает в озеро.

Я отвязал челнок и поплыл по направлению к острову. Я сообразил, что если опасность кроется именно в том углу, то мне следует причалить возможно скорее, пока компания не удалилась настолько, чтобы не слышать голосов. Моя безопасность, казалась мне обеспеченной, пока они все находились на недалеком расстоянии.

Несколько взмахов весел, и я у цели. Остров зарос камышом и был так мал, что я тотчас понял, что никого, кроме меня на нем не было!

Вытащив челнок на берег, я привязал его к стволу дерева и, закрутив узел, уселся в ожидании взлета уток и дальнейших событий.

Около десяти минут я сидел неподвижно.

Вдруг с того берега бухты, понесся странный тоскливый крик какой-то птицы…

Я схватил ружье и стал медленно подниматься на ноги.

Внезапно меня озарила блестящая мысль!

Я нагнулся, снял свою широкополую шляпу, надел ее на дуло ружья и медленно, почти незаметным движением поднял ее над камышами.

— Бум!..

Шляпа слетела, прострелянная посередине, а потом меня ударил какой-то кусок металла: я понял, что это от дула, раздробленного пулей.

Я бросил ружье, высоко подпрыгнул в воздухе и растянулся во весь рост среди камышей. Этот прием очень популярен среди индейцев: они, таким образом, завлекают своих простодушных противников, и, когда те подходят ближе, закалывают их ножом, который постоянно носят при себе.

В душе я таил желание поступить с моими врагами таким же образом, и меня охватило злорадное чувство, когда я заметил, что второй ствол моего ружья остался неповрежденным.

Лежа на земле, укрытый густыми растениями, я быстро зарядил его и, с ловкостью пумы, проложил себе дорогу среди кустарников до самого берега бухты. Осторожно раздвинув камыши, я стал наблюдать за окрестностью.

Налево от меня маленькая лодка как раз отчаливала от узкой полосы земли по направлению к бухте. В ней сидело двое мужчин и, несмотря на большое расстояние, я сразу узнал в нем одного из типов, за которым Билли гнался накануне вечером. Другой, с карабином в руках, был никто иной, как мой парк-лэйновский друг! Хотя этот здоровый детина правил лишь одним веслом, лодка шла очень быстро.

Я с облегчением улыбнулся и поставил ружье так, что лишь самый кончик его виднелся из-за камышей: я намеревался хорошо начинить их свинцом, как только они приблизятся на расстояние выстрела.

Они подходили все ближе…

Я положил палец на курок, тут лодка остановилась. На секунду мне показалось, что мой фокус открыт. Тогда, не выжидая дальнейших событий, я поспешил спустить курок: последовал безошибочный выстрел, и от лодки отлетел большой кусок дерева.

Здоровый детина ругнулся, закачался и стал грести во всю мочь назад, а его товарищ, взял карабин и поднял его, указывая на то место, откуда раздался выстрел.

Я поспешно переполз на другое место и через мгновенье, раздались сразу два выстрела: стрелял мой парк-лэйновский друг и еще кто-то другой!

И второй выстрел, очевидно, предназначался моим противникам, потому что он произвел на них весьма неприятное впечатление. Они заметались, сразу взялись за весла и поспешно ретировались.

Через несколько минут я увидел ухмыляющуюся физиономию Билли.

— Ну, дружище, — весело крикнул он, — наши молодчики убрались! Жаль беднягу Морица: он уже предвкушал обладания вашими богатствами! Ведь подозрение в вашем убийстве не могло пасть на него. У него было самое бесспорное алиби: он был все время среди своих знакомых. И он мог без всяких неприятностей для себя, вступить во владение вашим имуществом.

Я посмотрел на часы.

Половина седьмого: назначенный час для уток. Боюсь, что мы их спугнули!

Мы подплыли к берегу и скоро уже сидели за столом, выпив по рюмке за благополучный исход нашей стычки.

— Я все же думаю, — заметил Билли, — что мне следует поближе познакомиться с Холли! Не нравятся мне ‘аристократы’ с карабинами: за ними надо следить в оба!

Свой челнок я оставил на месте: мне вовсе не хотелось избавлять людей Морица от лишнего беспокойства.

Мы оба сели в лодку Билли и быстро поплыли вдоль бухты. Преследователей нигде не было видно, а с берега доносился треск выстрелов: очевидно, остальная компания была занята утками.

Вот почему Билли и предложил мне отдохнуть в Будфорде.

— Пойдемте со мной до мыса, и через поле прямиком выйдем к Будфорду. Домой вы еще успеете!

— Да я и не спешу туда, — ответил я. — Пусть мистер Мориц лишний раз поволнуется относительно своей затеи.

Потолковав обо всем, я встал.

— Ну, теперь можно идти, — заметил я.

Билли проводил меня до дверей.

— Где мы встретимся завтра? — спросил он. — Или вы, может быть, заглянете сюда?

Я сказал, что приду после обеда: заявлю Морицу и всем остальным, что хочу посмотреть, как продвигается починка автомобиля.

Торжествуя при мысли о предстоящем Морицу ‘сюрпризе’, я быстро пошел по дороге в ‘Аштон’.

Пройдя три четверти пути и, завернув за тот самый угол, где перед завтраком мы встретились с Билли, я увидел маленького чумазого мальчугана сидящего на скамейке.

Едва я с ним поравнялся, он спрыгнул со скамейки и загородил мне дорогу.

— Извините, сэр, — сказал он, — не вы ли мистер Норскотт?

— Вы угадали, мой друг! — улыбнулся я.

Сунув руку в карман, мальчуган вынул запечатанный конверт.

— Леди велела передать вам это, сэр!

Я взял письмо и вскрыл. Вот что там стояло:

‘Если вы хоть сколько-нибудь дорожите жизнью, немедленно покиньте ‘Аштон’ Гуарец и все остальные поехали вслед за вами, а ваш двоюродный брат с ними в заговоре. Все это по моей вине, вот почему я пользуюсь последней возможностью вас предупредить. Это все, что я могу сделать… Если правда, что вас напрасно обвиняют, молю судьбу, чтобы вам удалось спастись, пока не поздно. Уничтожьте мое письмо’.

— Где тебе передали это письмо? — спросил я мальчугана.

Он заколебался.

— Леди не велела говорить…

Я сунул руку в карман и вытащил пять шиллингов.

— Послушайте, дружок, они будут твоими, если ты мне скажешь!

Он решительно покачал головой.

— Я обещал леди, сэр!

Я спрятал деньги: мне стало стыдно.

— Ты хороший мальчик, — сказал я, — но как ты узнал, что я мистер Норскотт?

— Леди мне подробно вас описала: она сказала, что вы высокий, смуглый и красивый.

— Она так сказала? — воскликнул я, смеясь. — А ты передашь ей от меня записку? Леди тебе не запретила этого?

Он отрицательно качнул головой.

— Великолепно! Если ты это сделаешь, я дам тебе десять шиллингов.

— Полкида! — пробормотал он ошеломленно.

— Да, это одно и то же! — сказал я, вынув монету. — Вот твои деньги!

Мальчуган крепко зажал монету в своей маленькой смуглой лапке. И пока он приходил в себя от радостного потрясения, я вырвал страницу из записной книжки и написал следующее:

‘Можете ли вы быть завтра в три часа в ‘Плау’ в Будфорде? Если нет, то оставьте мне там записку с указанием места, где я могу вас видеть.

Стюарт Норскотт’.

Я передал записку мальчугану, и он тот час же, со всех ног, пустился бежать по дороге.

Когда он скрылся из вида, я еще раз прочитал письмо Мерчии. Предупреждение немного запоздало, но от этого оно не стало менее желанным для меня…

Потом я разорвал письмо на мелкие кусочки и, бросив их на волю ветра, завернул за угол и вошел в боковую калитку.

Были густые сумерки. Окно курительной комнаты было открыто, и свет золотой струей вырывался из него. Держась в тени, я тихонько приблизился к окну и услышал голос Морица:

— Это очень странно! По словам Джорджа, челнок был привязан к сваям у берега, а его следов нигде не нашли! Я ужасно тревожусь за него!

— В таком случае, дорогой Мориц, я рад, что могу вас успокоить! — произнес я, переступив порог.

16.

Я никогда не забуду лицо Морица в ту минуту! Щеки его посерели, как зола, и несколько секунд он смотрел на меня с нескрываемым ужасом…

Если бы даже я сомневался в его виновности, этот драматический эпизод положил бы конец моим колебаниям!

Наконец, после огромного усилия, Мориц пришел в себя настолько, что смог кисло улыбнуться.

— Черт возьми, Стюарт, вы нас здорово напугали! Мы уже боялись, не упали ли вы в воду! — запинаясь, пробормотал он.

— Нет, только моя шляпа попала туда! — ответил я любезно и, взяв шляпу, поднял ее так на свет, чтобы все могли увидеть след пули.

Затем устремив нежный взгляд на Морица, я начал рассказывать мои захватывающие похождения. Когда я закончил, наступило короткое тягостное молчание. Прервал его сэр Джордж.

— Н-н-но ведь это… убийство! — произнес он, запинаясь от волнения.

— Я бы скорее назвал это порчей шляпы, — ответил я спокойно. — Но намерения этого молодца кажутся мне вполне определенными!

— Наверное, это черти, болотные охотники! — воскликнул, уже успевший придти в себя, Мориц. — Тут на берегу шатается целая банда всяких жуликов, которые сделали охоту на уток источником существования. Они воображают, что болото принадлежит им, и никто, кроме них, не имеет права здесь охотиться! Я слышал про их разбойничьи проделки, но никогда не мог себе представить, что они дойдут до такой наглости!.. Милый друг, я просто передать не могу, до какой степени мне все это досадно! — прибавил он, обращаясь ко мне.

— Не стоит из-за этого беспокоиться Мориц, — заметил я. — Эти маленькие неприятности, наверное, произойдут еще не раз!

— Вы поразительно хладнокровно к этому относитесь, Норскотт! — вмешался сэр Джордж. — Случись это со мной, черт возьми, вся деревня угодила бы у меня за решетку!

— Я сейчас же передам это дело полиции, — заявил Мориц. — Могли бы вы знать этих негодяев в лицо?

Мне хотелось ответить ‘да’, ради удовольствия видеть выражение его лица, но я нашел, что это было бы чересчур смело.

— Ручаться не могу, — равнодушно ответил я. — Но любезный иностранец, живущий в ‘Плау’, их, наверное легко узнает: он имел возможность хорошо разглядеть.

Эти слова не выдавали Билл, но вместе с тем заставили Морица пережить пренеприятные минуты.

— Не будем сегодня говорить об этом деле, — прибавил я. — Не стоит, право, будоражить весь дом из-за какой-то глупой шляпы!

Мориц с облегчением вздохнул.

— Вы совершенно правы, Стюарт, — сказал он. — Мы этим только расстроим наших дам! Но завтра мы, первым делом, с утра в Будфорд к судебному следователю: я в землю загоню этих чертей, будьте уверены!

На этом мы успокоились и пошли одеваться к обеду.

Мы приятно провели весь вечер, а потом я рано лег спать и провел спокойную ночь. На следующее утро, за завтраком, Мориц напомнил мне о нашем визите в полицию.

— Нам со Стюартом придется поехать в Будфорд по делу, объявил он.

Дамы хором запротестовали.

— О, это совсем неважное дело, — поспешил заверить Мориц, — оно не займет у нас много времени. Мы поедем в кабриолете и к одиннадцати вернемся назад.

Тотчас же после завтрака, мы уселись в кабриолет и поехали. Мориц сам правил: настроение у него было подавленное.

— Надеюсь, полиция сумеет изловить негодяев, не поднимая шума вокруг этого дела, — произнес он, зло нахлестывая ни в чем неповинную лошадь. — Совсем не интересно, чтобы газеты расписали всю эту историю!

— Будем надеяться на лучшее! — любезно ответил я. — Я нисколько не боюсь хлопот, чтобы помочь вам избавиться от нежелательных соседей!

Выехав за Будфорд, мы остановились у полицейского участка, вышли из кабриолета и поднялись наверх, в контору.

Следователь — высокий, солидный мужчина, сидел за письменным столом и усердно писал что-то. Когда мы вошли, он отложил перо и вытер пальцы о брюки.

— С добрым утром, мистер Фернивелл, — произнес он, — чем могу служить вам сегодня?

— С добрым утром! — ответил Мориц. — Мы пришли к вам по довольно серьезному делу, — прибавил он.

Следователь тот час же принял официальный вид: положил руки на колени и, вывернув пятки, нагнулся вперед и сдвинул брови.

— Я вас слушаю, сэр!

В кратких словах, в которых звучало кажущееся возмущение, Мориц описал все случившееся накануне.

Следователь внимательно выслушал тираду Морица и вынул большую книгу для записей.

— Когда все это произошло? — спросил он. — В котором часу?

— Приблизительно, в три четверти шестого, — ответил я.

— Ага! — пробормотал следователь, записывая этот факт. — А вы бы могли узнать этих людей, сэр?

Я покачал головой.

— Сомневаюсь! Уже темнело, и я не мог хорошо их разглядеть! Вы потом можете спросить моего спасителя, живущего в ‘Плау’.

— Как его зовут? — спросил следователь.

— Ломан, или что-то в этом роде.

Записав фамилию, следователь заявил решительным тоном, закрывая книгу.

— Я тот час же займусь этим делом! Ничего не обещаю, но полагаю, что завтра уже кое-что будет известно! Тут их целая банда, этих охотников! Но я им покажу, где раки зимуют, я их отучу стрелять по людям!

— Благодарю вас! — сказал я. — Я убежден, что наше дело находится в верных руках. Я теперь отправлюсь в ‘Плау’ и скажу этому Ломану, или как там его зовут, что вы желаете с ним переговорить.

Мы вышли.

— Не хотите ли поехать со мной? — предложил я Морицу. — Я с удовольствием познакомил бы вас с моим спасителем: он, кажется, славный малый!

Мориц угрюмо покачал головой.

— Я должен вернуться к теннису. При гласите вашего друга в ‘Аштон’, его быть может интересует крокет!

— Хорошо, — ответил я коротко. — Я кстати, посмотрю, что с автомобилем, так что меня скоро не ждите.

— Сегодня мы приглашены к Кетборгам, и тетя Мэри просила, чтобы кто-нибудь из нас туда поехал.

— Хорошо, Мориц, — ответил я спокойно. — Вы идеальный хозяин!

Оставив его размышлять на свободе над этим комплиментом, я перешел через улицу, по направлению к ‘Плау’.

Билли сидел в баре за столиком: он читал газету и медленными глотками тянул пиво из большой кружки.

— Надеюсь, я не помешал вам завтракать, Билли, — сказал я.

Он вскочил улыбаясь, и швырнул газету на стул.

— Я так и знал, что вы рано придете, — заявил он.

— В таком случае, вы знали больше чем я! Откуда такая уверенность?

Он подошел к буфету, достал из-за бутылок конверт и передал его мне через стол.

— Вот вам, друг, любовное письмо! Девушке я сказал, что вы зайдете за ним до обеда.

Я взял конверт и затрепетал от удовольствия, вспомнив послание Мерчии.

— Когда его принесли, Билли?

— Его принес какой-то мальчик вчера вечером, до половины десятого. Я был как раз здесь и сказал ему, что вы остановились в ‘Аштоне’, но что без сомнения будете завтра после завтрака.

Я разорвал конверт и быстро прочел записку:

‘Буду у старой мельницы за Верганским мостом в четыре часа‘.

Подписи не было, но я не нуждался в ней.

— Пойдемте лучше в сад, — произнес Билли, — когда я прочел записку, — мне нужно еще о многом с вами поговорить.

Мы спустились по лестнице, ведущей на лужайку за домом, уселись на солнышке на старой деревянной скамье.

— Дело подвигается, — заметил я, вынув из кармана трубку, и, не спеша набивая ее. — Мы с Морицем только что были у местного следователя. Покушение на убийство мистера Стюарта Норскотта в руках у полиции!

Билли присвистнул.

— Превосходно!.. А Мориц дал ему какие-нибудь сведения?

— Нет, — ответил я, — он ждет их от вас! Я сказал им всем, что нашелся любезный турист, живущий в ‘Плау’, который вмешался в дело и спас меня!.. Вы настоящий герой, Билли, и полиция желает поговорить с вами возможно скорее!

Помолчав немного, я прибавил:

— Мориц просил меня пригласить вас на завтрак в ‘Аштон’, посмотреть, как играют в крокет!

Билли хлопнул себя по колену от восторга.

— Превосходная работа! Изумительная! Но вы, сэр, пожалуйста, не воображайте, что вы единственный человек, делающий историю! Я тоже могу представить вам такую главу, что заткнет все ваши новости за пояс!

Он интригующе посмотрел на меня и спросил, указывая на письмо, которое я держал в руке:

— А знаете ли вы, где живет ваша прекрасная убийца, Мерчиа Солано?

И, не дождавшись ответа, опершись на спинку скамейки и скрестив руки на груди, он медленно произнес:

— Мисс Мерчиа Солано в настоящее время почетная гостья у мистера Бератти!

Я привскочил от удивления.

— Черт знает, что такое, Билли! Этого не может быть!

— Больше того, — продолжал он, я сам видел ее там вечером! После того как было принесено это письмо, я пошел и добрел до ‘Холли’. Первым делом я осмотрел хорошенько это имение с дороги: все шторы были спущены и ставни по фасаду закрыты! Мне пришлось обойти кругом, и я прокрался через огород к задней части дома. Во втором этаже было открыто окно, в котором горел свет. Не раздумывая долго, я влез на одно из ближайших деревьев, заглянул в комнату и увидел всю их компанию. Там была и ваша милость!.. Насколько я мог понять, все ее ругали. Конечно, я не мог хорошо разобрать слова, так как находился далеко от окна, но видел, как они неодобрительно качали головами и возмущенно пожимали плечами… Мне казалось, будто они старались убедить ее в чем-то: кажется в том, что она должна полоснуть вас ножом!

— Это меня не удивляет, — спокойно заметил я. — Но сегодня я все узнаю: я увижу ее в четыре часа.

Билли нахмурил брови.

— Боюсь, что вы без всякой надобности лезете в петлю! Она живет с ними в одном доме и, в конце концов, вы ее слишком мало знаете!

— Вот потому-то я и хочу узнать больше, — ответил я.

Положив руку на его плечо, я серьезно добавил:

— Мне необходимо видеть ее, Билли! Я не могу больше жить без нее.

Он заворчал.

— Ну, раз вы уж приняли такое решение, толковать нечего, конечно! А все-таки вы осел, дружище! Какие у вас дальнейшие планы?

— Я побуду здесь еще немного, посмотрю машину, а вы пока идите к следователю.

— Что же мне ему сказать?

— Да скажите, что вы охотились на уток и видели, как два других охотника стреляли в мою шляпу, видневшуюся над зарослями. Если он спросит, можете ли вы их узнать, ответьте, что это два жуликоватых молодца, но точных примет не давайте… Пусть он до поры до времени не заглядывает в ‘Холли’!

Билли засмеялся.

— Ладно, я с ними буду разговаривать в перчатках! А теперь пора идти. Только бы с вами не случилось чего-нибудь в мое отсутствие!

Мы расстались у дверей гостиницы.

Билли направился в полицию, а я стал шататься по улице, осматривая старинный город. Таким образом, я дошел до бара, где находится Бергамский мост.

Эту справку дал мне бритый джентльмен в спортивном утреннем костюме: он как раз опрокидывал рюмочку хереса с горькой.

— Бергемский мост? Да он в двух милях отсюда. Тут нельзя ошибиться: в двух шагах от него находится старая развалившаяся мельница!

Я поблагодарил и затем мы еще мило беседовали с четверть часа. Во время нашего разговора я узнал, что его зовут Кеннинг, что он живет по соседству, яркий яхтсмен и небезызвестный писатель, автор кровавых уголовных романов, которые печатаются в уличных еженедельниках.

Я от души пожалел, что слово, данное Норскотту, мешало мне ответить ему с той же откровенностью.

Вернувшись в ‘Плау’, я взял ключ от гаража и осмотрел машину. Я мало смыслю в моторах, но как он работал без перебоев, я решил, что все в порядке и стал наполнять резервуар бензином.

В это время явился Билли.

— Мне сказали, что вас уже нет, — заявил он. — Автомобиль в порядке?

— Да, конечно. Я собираюсь поехать на нем после обеда. Ну, что было у следователя?

Билли лукаво усмехнулся.

— Мы очень подружились! После обеда мы вместе пойдем на болото ловить преступников: он считает это дело очень опасным!

— И к тому же вызывающим жажду! — иронически добавил я. — Боюсь, Билли, что вы этого беднягу уже накачали самым бессовестным образом!

— Он в этом не нуждался! — заявил Билли, взяв меня под руку. — Но я не прочь выпить! Пойдемте! Наша охота начнется только в половине третьего.

Мы вошли в длинную столовую, где пожилой лакей подал нам превосходный завтрак, состоящий из холодной куропатки и стилтоинского сыра.

— Кроме поимки убийц, меня ждет еще работа, — сообщил Билли. — Когда я вернусь, я опять пойду в ‘Холли’: там под окном проходит водосточная труба, которая прекрасно выдержит мою тяжесть.

— Послушайте, Билли, — запротестовал было я, — это дело мое, не берите на себя самую опасную долю!

— Это зависит от взгляда, — засмеялся Билли. — Как бы то ни было, я вполне удовлетворен! Вы только поймайте Мерчию, а я уж поймаю Хамти-Даати и всех остальных… Ну, мне надо идти! Я обещал зайти за Шерлоком в четверть третьего, а закон не может ждать! Завтра расскажу вам все. Когда начинается партия в крокет?

— Черт их знает! — ответил я. — Вероятно, около одиннадцати.

— Ладно, я заверну туда! А пока старина, не забывайте, что все женщины — лгуньи!

17.

Остановив автомобиль у Бергамского моста, я обратил внимание на то, что Мерчиа выбрала для нашей встречи красивое и уединенное место.

Вправо от меня, на невысоком холме, стояла разбитая ветром, полуразвалившаяся ветряная мельница, единственное строение, выделявшееся на однообразном фоне бесконечных суффолских пастбищ.

Открыв ворота, я пошел по неровной тропинке, служившей, вероятно, дорогой для мельницы, и быстро поднялся на холм.

Оглянувшись назад, чтобы убедиться, что за мной никто не следит, я увидел Мерчию. Она стояла в дверях мельницы, бледная и прекрасная. При виде ее, мое сердце дрогнуло.

— Как я счастлив, что вижу вас, — порывисто произнес я, протягивая ей руки.

Она отпрянула от меня.

— Никто не следит за нами? — испуганно прошептала она.

— Нет! Я приехал в автомобиле и оставил его внизу холма.

Она облегченно вздохнула.

— Я так боялась за вас! Мне казалось, что они подозревают меня… С нашей стороны — безумие так встречаться!

— В таком случае, я буду молить судьбу, чтобы рассудок не возвращался к нам! — заявил я с беспечным смаком. — О, Мерчиа, милая Мерчиа, неужели вы думаете, что может быть что-нибудь такое, что заставило бы меня прекратить встречи с вами?

Любовь, звучавшая в моем голосе, вызвала нежную улыбку на ее лице. Она беспомощно прислонилась к стене мельницы и умоляющим жестом подняла руки.

— Не надо, не надо!..

Я покачал головой и настойчиво продолжал: — Все, что хотите, Мерчиа! Но скажите лучше солнцу, чтобы оно перестало светить, только не мне, чтобы я перестал любить вас!

— Вы не должны так говорить со мною! — воскликнула она с рыданием в голосе. — Разве недостаточно того, что я стараюсь спасти вас? Неужели в вас нет ни капли жалости? Еще не поздно: уйдите из моей жизни и дайте забыть мне вас!

— Ни за что! — возразил я. — Я люблю вас, и всем убийцам из Южной Америки не удастся встать между нами!

Она посмотрела на меня душераздирающим взглядом.

— Понимаете ли вы, что говорите? Неужели вам не ясно, что дочь Мануэля Солано не может быть вам близка?

— Нет! — ответил я резко. — Этого я не понимаю! Я вам уже клялся, что совершенно невиновен в смерти вашего отца! И вы мне верите, я знаю, что верите! — уверенно закончил я.

Она посмотрела мне в глаза и более спокойным голосом сказала: — Да, я вам верю! Иначе, разве я была бы здесь? Я верю вам, вопреки доказательствам всей Санта-Лукки и, наконец, даже вопреки рассудку! Вот почему я и старалась вас спасти! Но если вы не убили моего отца, вы должны знать, кто это сделал! Откройте мне всю правду, скажите — кто?!

Ее настойчивая мольба, чуть было не пошатнула моего решения. Но я дал слово Норскотту, и мне стоило огромных усилий, чтобы не нарушить его.

— Точно я не знаю ничего, Мерчиа. Если другие считают кого виновным… — пробормотал я невнятно.

Она вздрогнула.

— Все равно от Лиги ничем не спасешься! — с отчаянием проговорила она. — Когда они пришли ко мне и сказали, что вы его убили, я пошла не раздумывая: я надеялась отомстить за отца… Затем ночью, в Парк-Лейне, я впервые поняла, что запуталась… с тех пор я стала их обманывать… Но, если бы даже я сказала им правду, это ни к чему бы ни привело: они все равно не поверят! А теперь они и меня уже стали подозревать…

Ее бессвязная речь впервые пролила некоторый свет на это темное дело, загадочное для меня.

— Мерчиа, кто я по-вашему, — спросил я.

Она посмотрела на меня, ошеломленная странной интонацией моего голоса.

— Вы — Игнац Прадо! — медленно произнесла она.

— Клянусь вам, что нет!

Последовала минута глубокого молчания. Потом она, почти машинальным движением, положила свою руку на мою.

— Кто же вы? Говорите, молю вас! Кажется, я с ума сойду!

Я схватил ее руки и прижал их к сердцу.

— Мерчиа, любовь моя, — шептал я, сжимая ее в объятиях, — подарите мне ваше доверие так, как я подарил вам свою любовь! Мы с вами запутались в какой-то паутине, сотканной самим дьяволом, и еще неизвестно, чем все это кончится… Выслушайте же меня! Я клянусь вам своей собственной любовью, что я не Игнац Прадо, и что я ничего не знаю о смерти вашего отца… Сейчас я вам ничего не могу больше сказать, но вы должны мне верить, Мерчиа!

Она вырвалась из моих объятий и, бледная, как мраморная статуя, прислонилась к стене.

— Я чувствую, что вы говорите правду, — еле слышно прошептала она, — но, боже, в какой вы ужасной опасности! Лопец со своими товарищами убьет вас. Вам остается только бежать отсюда и исчезнуть… Во всяком случае они убеждены, что вы — Игнац Прадо! А ваш двоюродный брат Мориц Фернивелл — он вас и выдал, — первым сообщил Лиге о том, что вы находитесь в Лондоне.

— Так оно и есть, — угрюмо кивнул я. — Я был уверен, что этой любезностью обязан мистеру Морицу!

— А теперь вы уедите! Немедленно!

— Я уеду только тогда, когда вы уедите, Мерчиа! Если вы воображаете, что я оставлю вас одну с этой шайкой разбойников, вы жестоко ошибаетесь! Если я уеду, то вы поедите со мной: я ни на миг не удалюсь из Будфорда, разве только для того, чтобы привезти вас в Лондон!

— Это безумие! Тогда они убьют нас обоих, только и всего!

— Едва ли! — настаивал я. — Они пока еще слишком заняты тем, чтобы убить меня.

Она покачала головой.

— Лига всегда приводит в исполнение то, что она себе наметила! Здесь вопрос может идти только о времени: через неделю вы будете убиты, и ваш друг вместе с вами! О, вы не знаете, в какой опасности находится ваша жизнь! Послушайте, ведь кроме Прадо и Лопеца, еще четверо было, и все четверо убиты! А вы знаете, что случилось с Лопецом?

— Я вообще ничего не знаю про весь этот адский замысел, кроме того, что они три раза промахнулись, целясь в меня, и что, в конце концов, им удалось похитить моего несчастного Мильфорда. Но теперь я веду борьбу с ними, хотя бы для того, чтобы отомстить за Мильфорда!

— Мильфорд? — повторила она в ужасе. — Это тот, кого они пробовали отравить?

— Да! Он исчез три дня тому назад и я не знаю, что с ним!

Глубокий вздох вырвался из груди Мерчии, и она еле слышно пролепетала: — Ах, вот что! Потому, должно быть, и исчез Да-Коста: он остался сторожить дом и должен был ежедневно писать Гуарецу!

В это время послышались чьи-то приближающие голоса, и мы замолчали, прислушиваясь…

Зазвучали шаги, несколько слов, произнесенных мужским голосом, звонкий женский смех…

Я тот час же узнал этот смех.

— Идите, Мерчиа! Сюда идут двое из нашей аштонской компании, — сказал я тихо. — Нам надо как-то вывернуться, но представьте все мне: я сумею объяснить!

Мерчиа не ответила и мы вышли из двери прямо на солнечный свет. В десяти шагах поднимались по дороге, по направлению к нам Бэн и мисс Йорк.

Когда мы вышли в открытую дверь, они остановились, и мы все четверо смущенно посмотрели друг на друга.

Воцарилось неловкое молчание.

Бен заговорил первый:

— А, это вы, Норскотт! Мисс Йорк утверждала, что внизу стоит ваш автомобиль!

— Да, в этом нет ошибки! — ответил я. — Позвольте мне представить вас друг другу: мисс де-Розен, мисс Йорк, сэр Джорж Бэн!

Чувствуя, что атмосфера сгущается, Бэн любезно спросил:

— Ну, как, автомобиль теперь в порядке?

— Я как раз пустил его для пробы, и при этом едва не задавил мисс де-Розен!

Мерчиа улыбнулась с натянутой выдержкой.

— Я всегда говорила мистеру Норскотту, что он ездит слишком быстро!

— Вы где живете? — спросила мисс Йорк.

— Совсем близко отсюда, у друзей, — небрежно сказала Мерчиа. — Кстати, вы напомнили мне, что нужно торопиться. До свидания, мистер Норскотт! Большое спасибо вам за катание… Право, вам следовало бы заглянуть к нам до вашего отъезда. До свидания!

Она грациозно поклонилась вновь прибывшим и, махнув мне рукой, быстрым шагом, спустилась по холму.

Мисс Йорк, смотревшая на меня с лукавым любопытством, улыбнулась.

— Какой вы популярный человек, мистер Норскотт, — заметила она, — даже здесь в Суффолке, вам никак не удастся скрыться от друзей!

— Очевидно так, — беспечно согласился я. — Вся окрестность, как будто, усеяна ими! Впредь, если захочу уединиться, останусь в Лондоне.

И чтобы не слушать дальнейших разговоров на эту тему, я предложил:

— Хотите я довезу вас до Кетбертов? Обещаю ехать осторожно.

— Превосходная мысль, — одобрил Бэн.

Мы спустились с холма и через две минуты уже сидели в машине.

Бэн знал дорогу и я правил по его указаниям. Вскоре мы очутились среди чудного леса, за которым издалека виднелся старый дом.

— Когда вы вернетесь домой? — спросил я.

— Фернивелл приедет в экипаже, — сказал Бэн, — и там будет достаточно места для нас всех, так что можете не беспокоиться.

Минуту спустя, я уже несся обратно в Будфорд: я сгорал от нетерпения увидеть Билли и рассказать ему про мои сегодняшние открытия. Однако, когда я примчался в ‘Плау’, оказалось, что Билли еще не вернулся со своего болота.

Я поставил машину в гараж, написал ему короткую записку и передал ее кельнерше: я сообщил Биллу, что могу прибавить еще одно новое и в высшей степени интересное сведение к имеющемуся у нас запасу. В конце я просил его непременно заехать в ‘Аштон’ на следующее утро.

Затем, считая, что мое долгое отсутствие может вызвать подозрение Морица, я поехал домой. В ‘Аштон’ я прибыл в одно время с коляской, в которой вернулись все с игры в крокет.

Мы стояли на подъезде и весело болтали, когда появился слуга с телеграммой.

— Виноват, сэр, — произнес он, подавая депешу Морицу, — она пришла днем, когда вы только что уехали.

Мориц взял телеграмму и, пока он вскрывал ее, мы продолжали разговаривать. Мисс Йорк шутливо требовала, чтобы я рассказал ей, как провел день.

Отвечая также шутливо на ее вопросы, я случайно взглянул на Морица.

Его глаза были устремлены на меня, и сколько в этом взгляде я уловил ненависти, торжества и недоверия…

Но это длилось не более секунды.

Как только наши взгляды встретились, это выражение исчезло, словно стертое губкой и, порывисто смеясь, он стал мять телеграмму в руках.

— Вот так неприятность! — заявил он.

— В чем дело? — раздалось со всех сторон.

— Боюсь, что мне придется сегодня же вечером поехать в Лондон! Произошло какое-то недоверие по поводу одной доверенности, или что-то в этом роде: я не могу ясно понять из депеши. Но требуют, чтобы я, как можно скорее, приехал для переговоров!

Все, за исключением меня, поспешили выразить свое сочувствие.

Тетя Мэри вышла к нам из вестибюля и ей тут же сообщили новость.

— Неужели вам придется уехать, дорогой Мориц? — огорчилась она. — Как это неприятно! Вам нужно поймать поезд, отходящий из Будфорда в 9.50! Конечно, я и слышать не хочу, что бы кто-нибудь из гостей уезжал! Стюарт будет заменять вас в качестве хозяина, и мы постараемся не очень скучать!

— Именно так! — подтвердил Мориц, дружески мне улыбнулся. — Вы уж обо всем позаботитесь, старина, не так ли? Я сейчас пойду к себе и уложу чемодан.

В это время раздался удар гонга, — сигнал для переодевания к обеду.

Я поднялся в свою комнату, сел на кровать, закурил, мучительно раздумывая:

‘Что же, черт возьми, было в телеграмме?’

18.

Утром следующего дня, пока шли приготовления к крокету, я прогуливался с мисс Йорк, все время ожидая прихода Билли.

Не знаю, было ли заметно мое внутреннее волнение, но после вчерашней встречи с Мерчией, я чувствовал тяжесть на душе. Поэтому я с нетерпением ждал Билли, думая узнать от него какие-нибудь новые подробности.

Кроме того, я был убежден, что поспешный отъезд Морица в Лондон, находится в связи с моим делом. Но я никак не мог понять, от кого он получил телеграмму?! Разве от отсутствующего Да-Коста, который, очевидно, был ни кем иным, как моим старшим приятелем ‘Френсисом’.

Мисс Йорк, тетя Мэри и сэр Джордж вышли перед началом матча. Гости разместились на стульях в тени двух вязов и приготовились следить за ходом игры.

— Кто это пришел? — вдруг спросила тетя Мэри, и мы увидели фигуру в сером фланелевом костюме. Это был Билли.

— Этого человека зовут мистер Логан, — поспешил я пояснить. — Живет он в ‘Плау’. Мы встретили его на охоте и Мориц пригласил его на крокет.

Добродушная тетя Мэри просияла: она была олицетворенное гостеприимство.

Билли, как человек не робкого десятка прямо направился к нам и снял шляпу, раскланиваясь.

Несколькими словами я представил его всему обществу.

Матч между тем начался, и в течение следующего получаса, наш разговор, главным образом, состоял из хвалебных восклицаний, вроде: ‘хороший удар, сэр!’, ‘отлично!’, ‘вот прекрасный ход!’…

Под шум восклицаний, я слегка толкнул Билли локтем, поднялся с места и предложил ему пройтись.

Мы тихо, делая вид, что прогуливаемся направились к одинокой скамейке, стоявшей на другой стороне.

— Билли, вы не принесли мне дурных известий? — спросил я с некоторым опасением.

— Боюсь, что да! Кажется, наша девица попала в затруднительное положение… Пока ничего серьезного, но эти молодцы из ‘Холли’, каким-то путем пронюхали, что она с вами виделась, и хорошо ее упрятали.

— Как вы это узнали?

— Через окно! Если бы оно было пошире, я мог бы узнать куда больше: я сидел на водосточной трубе!

— Вы славный малый, Билли, и хороший товарищ! — вырвалось у меня от всего сердца. — О чем же они говорили?

— Насколько я мог расслышать, кто-то донес им, что вы виделись днем с Мерчией! Они были чертовски злы и, кажется, обсуждали вопрос о том, как с нею поступить.. Парень, пырнувший вас ножом, был особенно взбешен! Если бы пришлось держать пари, я бы и двух пении не поставил на Мерчию! Но к счастью, их заправила объявил, что теперь надо избегать всякого насилия. И, в конце концов, все остальные с ним согласились!

— Ему повезло! — угрюмо бросил я, стискивая кулаки.

— Да, можно сказать, чертовски повезло! — согласился Билли. — Если бы они пришли к другому заключению, я бы их всех перестрелял через окно: ружье-то было при мне! Но раз обстоятельства изменились, я решил отложить это удовольствие до другого раза!

— Ненадолго! — вставил я. — Что бы ни случилось, мы должны этой же ночью убрать оттуда Мерчию!

В нескольких словах я передал ему наш разговор с Мерчией, и сообщил про таинственную телеграмму, полученную Морицем.

— Черт побери! — воскликнул Билли, взглянув на меня. — Это бросает некоторый свет на наше дело! А вдруг Норскотт никто иной, как этот подлец Прадо? Мне говорили, что Прадо англичанин, но я этому не верил! Хотел бы я знать, как он удрал, и что это за дьявольская Лига, которая преследует его? Верно, у нее имеются серьезные основания так упорно гоняться за ним по белу свету!

— Каковы бы ни были эти основания, — заявил я, — а Мерчию я сегодня же ночью уберу из этого дома и отвезу в Лондон! Я не успокоюсь до тех пор, пока не буду знать, что она находится в безопасности у Трэгстоков!

Мы с Билли живо выработали план наших действий.

Билли сию минуту должен был поехать в Будфорд и к пяти часам прислать мне телеграмму, в которой будет сказано, что меня немедленно вызывают в Лондон. Это послужит поводом к моему отъезду. В ‘Аштоне’ я скажу, что поеду в Лондон на автомобиле, и таким образом встречусь с Билли в ‘Плау’.

Билли, после завтрака в ‘Аштоне’, пожал всем руки и удалился, напутствующий просьбой тети Мэри, ‘заглянуть опять’.

Условная телеграмма прибыла в тот момент, когда мы медленно возвращались по саду домой.

Я увидел, как лакей Морица вышел из дома с неизменным серебряным подносом в руках, и все мои мускулы невольно напряглись. Мне было приятно, что настала, наконец, пора действовать.

Я вскрыл телеграмму и расчитанно усмехнулся, проговорив с горечью:

— Одно за другим: сначала Морица вызвали в город, теперь необходимо ехать мне!

— Как? Сегодня вечером? — воскликнули в один голос тетя Мэри и мисс Йорк.

— К сожалению, да! — ответил я. — Этого требует дело!

— Ах, какая досада! — заохала тетя Мэри. — Но ведь поезд будет только в половине десятого.

— Это не беда! Если меня довезут до Будфорда, я поеду на автомобиле.

— Но ведь вам надо же поесть! — проговорила тетя Мэри с отчаянием. — Пусть кухарка, по крайней мере, приготовит вам несколько бутербродов и фляжку с вином. Все будет готово, когда вы кончите укладываться!

Не ожидая моих протестов, она поспешила домой. Я последил за нею. Поднявшись к себе, я быстро уложил свои пожитки в чемодан и дорожный несессер, унаследованный от Норскотта. Едва я успел кончить с этим делом, как услышал шум колес пролетки, поданной к подъезду.

Вся компания собралась меня провожать.

— Стюарт, возвращайтесь к нам, если только сможете! — сказала тетя Мэри.

— Непременно, — ласково ответил я, целуя ей руку. — Мисс Йорк научит меня играть в теннис. Разве я могу упустить такой случай!

19.

— Мне нужен хороший гаечный ключ!

Билли порылся в ящике с инструментом, выбрал отвертку и передал ее мне.

— Если вы умеете с этим обращаться, то мы обойдемся и без оружия.

Стрелки больших часов на конском дворе показывали половину восьмого.

Мы уплатили по счету в гостинице, закусили и медленным ходом выехали со двора, а затем свернули на улицу.

Старинный городок весь утопал в мягких лучах заходящего солнца. От него веяло каким-то особенным миром и спокойствием… Какое восхитительное несоответствие между красивыми, тихими, залитыми солнцем улицами и дикой затеей, на которую мы пустились, очертя голову!

Билли, который вел машину, затормозил в маленьком еловом леске, на расстоянии ста ярдов от ‘Холли’.

Я вылез из автомобиля и достал из кузова несколько кусков толстой веревки, которую мы заранее припасли, а Билли вооружился таким же гаечным ключом, какой был у меня.

— Мы пройдем через кустарник, — произнес он шепотом. — Таким образом, мы очутимся как раз напротив задней двери. Я пройду вперед и посмотрю, что там делается.

Бесшумно пробираясь сквозь кусты, Билли удалился по направлению к большой сосне, тень от которой падала на полянку. Не спуская глаз с дома, я ждал первого тревожного момента…

На задней стене дома было четыре окна: два в первом этаже и два повыше. Во всех окнах было темно, и все они были наглухо заперты.

Я снова заметил фигуру Билли: он стоял у задних дверей, потом снова исчез, опять появился и минут пять простоял в напряженном состоянии, не спуская глаз с дома.

Вдруг еле слышно донесся крик совы.

Пробравшись сквозь кустарник по следам Билли, я нашел его на корточках под окном: среди густого плюща его почти не было видно.

— Я кое-что нашел, — прошептал он мне в самое ухо. — Здесь сбоку есть открытое окно, мы в него полезем!

Прокрадываясь, как пантера, Билли повел меня кругом. Я следовал за ним, сжимая в руке отвертку. До окна было не больше двенадцати ярдов, но я никогда еще так горячо не благодарил судьбу за благополучное прибытие к месту назначения.

Мы очутились перед маленьким окном, в двух футах от земли. Верхняя раздвижная рама была слегка приподнята: через это отверстие виднелась слабая полоса света, пробивавшегося из-под противоположной двери.

— Я пойду первым, — шепнул Билли, — вы такой большой, что наверняка застрянете!

Он встал ко мне на спину, сунул ноги в отверстие и постепенно начал пролезать в окно, пока его ноги не коснулись пола.

На секунду мы замерли, прислушиваясь, нет ли кого в коридоре, но все было спокойно. Билли высунулся из окна и посоветовал:

— Головой вперед, Джек: для вас это единственный способ.

Я послушался и энергичным толчком снизу вскарабкался в окно. Билли вовремя потянул меня к себе и, благодаря нашим совместным усилиям, трудная затея удалась: я очутился рядом с ним в темноте!

Я перевел дух, и мы оба тихими шагами подошли к двери. В темноте мне удалось нащупать щеколду двери: я слегка нажал ее и убедился, что путь свободен.

— Билли, вы готовы? — шепнул я, вынимая револьвер из кармана.

— Готов! — послышался ответ.

Я открыл дверь, и мы очутились в длинном низком проходе, освещенном газовым рожком, пламя которого тускло мигало над боковой дверью в конце коридора.

Дверь эта, как, оказалось, вела в вестибюль: квадратное и плохо освещенное помещение, откуда шла лестница в верхний этаж и где находились две двери, обе закрыты.

За одной слышались голоса, звук игральных костей и испанские ругательства.

Дверь с грохотом распахнулась, брызнул сноп света, и мы оба ворвались в комнату.

У меня в памяти осталось лишь смутное представление о том, что произошло дальше. Помнится, передо мной стоял человек, — крупный, черномазый детина! Лицо его выражало изумление и ужас, а руки судорожно ухватились за спинку стула…

Потом, по всей вероятности, я ударил его отверткой, так как лицо его вдруг как бы раздвоилось, и он с диким ревом бросился к столу…

Билли в это время колотил чью-то голову о стенку, а затем я почувствовал, что сам стою на коленях в дикой схватке с каким-то стонущим, извивающимся телом…

Несколько быстрых оборотов веревки, которую я вытащил из кармана, и я снова на ногах, задыхающийся, но торжествующий…

Билли находился в другом конце комнаты: он спокойно восседал на дико колыхающейся массе, из которой вырывались непонятные испанские и английские ругательства.

Еще одна короткая схватка, и наш второй пленник лежал связанный, как и первый.

— Я вас оставлю здесь, Билли, — сказал я, — а сам пойду искать Мерчию!

Одну секунду я колебался, не зная идти ли не наверх, или искать девушку в задней части дома. Последнее мне казалось более вероятным.

Пройдя весь вестибюль и открыв дверь, я вошел в коридор, по которому мы ползали с Билли. За первой дверью направо, где тикали часы, находилась кухня: в ней не было ни души, только кошка мирно спала на подоконнике. Я вышел обратно в коридор.

— Мерчиа, — звал я, — Мерчиа!

Из конца коридора донесся слабый сдавленный звук, похожий на стон. В два прыжка я был там.

В полу имелся люк, изъеденный червями: он был задвинут балкой. Я с силой сдвинул ее с места, ухватился обеими руками за кольцо и сорвал крышку люка.

Несколько каменных ступенек вели вниз.

Не задумываясь, одним махом я перескочил через них, и минуту спустя, Мерчиа была уже в моих объятиях, в этой темной и узкой коробке.

— Это вы… вы! — твердила она, как безумная, а я нашел ее губы и страстно припал к ним.

С этим первым поцелуем рухнули все преграды, до сих пор разделявшие нас. Покрывая ее лицо исступленными поцелуями, я заметил, что она дрожит от волнения, а мои руки трясутся, как листья в бурю…

Взяв ее на руки, я понес ее в коридор, тревожным взором оглядывая его. Не заметив ничего подозрительного, я позвал Билли. Он вышел в вестибюль, захлопнув за собой дверь.

— Мерчиа, — сказал я. — Это Билли, мы ему многим обязаны.

— Как мне вас благодарить? — спросила она, с нежной грацией протягивая моему отважному другу руку.

Билли наклонился и поцеловал кончики ее пальцев.

— Мне не надо благодарности, — ответил он, выпрямляясь, и улыбнулся ей своей открытой улыбкой. — Борьба — мое любимое занятие!

Мы вышли. Автомобиль стоял на том же месте. Его большие передние фонари освещали безлюдную дорогу двумя широкими струями золотистого света, что было очень хорошо, так как за это время уже совсем стемнело.

Подойдя к машине, Мерчиа, все время шедшая между нами, вдруг пошатнулась.

— У меня кружится голова, и я очень слаба, кажется, — прошептала она, — со вчерашнего вечера я еще ничего не ела.

Я сквозь зубы энергично выругался, посылая проклятия на своих врагов. Затем быстро подхватил Мерчию и нежно усадил на заднее сиденье.

— Мы это дело сейчас исправим! Какой же я идиот, что не подумал об этом раньше!

С этими словами я открыл чемодан, и вынул бутерброды и фляжку с виски, которыми меня снабдила тетя Мэри.

Мерчиа поблагодарила меня улыбкой.

При первом же глотке алкоголя, нежная краска показалась на ее бледных щеках и глаза заблестели.

Билли сел на свое место у руля, а я устроился рядом с Мерчией, хорошенько укутав ее пледом.

Обвеянные свежим ночным воздухом, мы покатили по дороге в Лондон.

— Мерчиа, когда вас ждут Трэгстоки? — спросил я, совершенно оправившуюся девушку.

— Я им сказала, что поеду на несколько дней, но точно не говорила на сколько.

— Тогда лучше всего, по приезде в Лондон, оставить вас в каком-нибудь отеле, и вы явитесь к ним завтра, как будто прямо из Будфорда.

— А вы? — спросила она с беспокойством.

— Я должен вернуться к себе, чтобы не случилось, я обязан прожить там еще две недели.

— Какое безумие!.. Неужели вы думаете, что они не будут мстить?

— Это все равно! — заявил я решительно. — Я не намерен бежать! Билли будет со мной, а вдвоем мы представляем некоторую силу… Но вот, что мне хочется спросить вас, Мерчиа! — прибавил я и посмотрел ей прямо в глаза. — Зачем вы ходили в Будфорд?

— Это Гуарец послал за мной, — открыто и просто ответила она. — Он сказал, что вы на следующий день должны умереть, вот и подумала, что может быть мне удастся спасти вас.

— А на что вы ему понадобились?

— Мне кажется, Да-Коста видел нас с вами в тот вечер в Парк-Лэйне! С тех пор Гуарец стал подозревать, что вы… ко мне неравнодушны. Он хотел воспользоваться мной, как…

Девушка в смущении остановилась.

— Как приманкой! — докончил я за нее. — Ловко придумано! Но как же он узнал про нашу последнюю встречу?

— Ваш двоюродный брат предупредил его!

— Мориц? — воскликнул я. — Да он-то откуда мог узнать?

— Но тут меня осенила внезапная догадка.

— Да, черт возьми, ему, конечно, мисс Йорк сказала!.. Хотелось бы мне знать, — с досадой прибавил я, — зачем Мориц поехал в Лондон? Что он замыслил?

— В Лондон? — переспросила Мерчиа. — Разве ваш двоюродный брат уехал в Лондон?

В нескольких словах я сообщил ей о полученной телеграмме.

— Не могу догадаться, кто ее послал ему? Разве только исчезнувший Да-Коста?

Мерчиа покачала головой.

— Нет, только не он! Если у Да-Коста было важное сведение, он дал бы знать Гуарецу! Вернее всего телеграмма была от Сангэтта!

— От Сангэтта? — удивленно повторил я. — А какое отношение к этому делу имеет Сангэтт?

Мерчиа смутилась.

— Точно не знаю, но боюсь, что ваш кузен что-то сказал ему! Они говорили о нем вчера вечером, они… Мерчиа запиналась. — Мне кажется, Сангэтт соглашался им помочь с условием, чтобы они передали меня ему в руки… Вот почему Гуарец не позвонил Роджасу убить меня.

— В таком случае, — сказал я тихо, — мне придется иметь беседу с Сангэттом.

Последовало молчание.

— Мерчиа, — спросил я опять, — почему вы называете себя мисс де-Розен? Зачем вы скрыли свое настоящее имя?

— Я не хотела, чтобы убийца моего отца знал, что я нахожусь в Англии! — ответила Мерчиа. Затем она в страстном порыве вдруг повернулась ко мне. — Ведь я вам верю, Стюарт, верю во всем, и верю всем сердцем, всем своим существом! — пылко говорила она. — Так скажите же, наконец мне, кто вы? Вы так похожи на Прадо, что даже Гуарец был введен в заблуждение!

Я многое дал бы, чтобы иметь право ответить на вопросы любимой девушки, но слово, данное мною, стояло между нами…

— Еще несколько дней, Мерчиа, — нежно умолял я. — Я бы все открыл вам сейчас, если бы только можно было, но я дал слово и не могу его нарушить.

Мерчиа долго молчала, затем шепотом и не глядя на меня, сказала:

— Пусть будет так, как вы хотите! Я вам верю, потому, что… потому что люблю.

Неожиданный сильный гудок машины, данный Билли, крутой поворот, и мы въехали в предместье Лондона.

— Как вы относитесь к ‘Дворцовой гостинице’? — предложил нам Билли. — Прошлый месяц я там жил около недели и хорошо знаком с директором.

Мы миновали городскую ратушу, повернули в Чипсайд и остановились у входа в гостиницу.

— Я пойду сначала поговорю с директором, — заявил Билли, сойдя на тротуар и исчезая в подъезде.

Мы с Мерчией остались в машине.

На широкой улице, освещенной фонарями, не было ни души. Я взял ее руку и поднес к губам.

— До завтра, дорогая, — произнес я с нежностью. — Завтра с утра я позвоню вам, перед вашим отъездом к Трэгстокам мы тогда договорились относительно встречи.

Она погладила меня по руке.

— Вы обещаете мне быть осторожным ради меня? — настойчиво попросила она.

Я успокоил ее улыбкой. Теперь ведь у меня была она, мог ли я бравировать своей жизнью?

— Все в порядке, — возвестил Билли, выходя из отеля в сопровождении управляющего. — Мистер Поллан сам позаботится о том, что удобно устроить мисс де-Розен!

Управляющий поклонился.

Открыв дверцу машины, я помог Мерчии выйти. Ее глаза слипались, и я настаивал, чтобы она сейчас же легла спать.

Мы простились в коридоре гостиницы.

Мерчиа поднялась на лифте, а мы с Билли вышли и снова уселись в машину.

— Боюсь, что мы найдем дом запертым со всех сторон, — сказал Билли, — напрасно я не дал телеграммы, чтобы предупредить о нашем приезде.

Мы быстро покатили и через несколько минут остановились перед домом. Через стеклянную дверь я увидел в вестибюле свет.

— Кто-то все-таки есть там.

— Они, вероятно, пригласили к себе на ужин полицейского! — пошутил Билли. Мы сейчас устроим им приятный сюрприз своим появлением, не так ли? Вы пойдите и постучитесь, а я тут подожду и покараулю.

Я поднялся по ступенькам и сунул ключ в дверь: она распахнулась, и я, очутился лицом к лицу с человеком, стоящим у самого порога.

Это был широкоплечий мужчина, с короткими усами и проницательным взором. За ним виднелось испуганное лицо моей хорошенькой горничной.

— Если мой вопрос не покажется чересчур дерзким, — произнес я учтиво, — позвольте узнать, кто вы такой?

— Я следователь Нейль из Скотлэнд-Ярда, — проговорил он отчетливо. — Я, кажется, имею удовольствие говорить с мистером Джоном Бэртоном?

Это было ужасным ударом для меня, но я перенес его совершенно спокойно.

— Ну, и что же дальше? — вопросом на вопрос ответил я.

Билли, оставив мотор, уже поднимался по лестнице.

Следователь Нейль поднял руку и опустил ее спокойно и решительно на мое плечо.

— В таком случае, — заявил он, — я обязан вас арестовать!

Я был буквально ошеломлен.

— Арестовать меня… меня… Да за какие грехи, черт возьми?! — разразился я.

— За убийство Стюарта Норскотта! — последовал быстрый и совершенно ясный ответ.

20.

Я посмотрел прямо в глаза новому знакомому и громко расхохотался: до того нелепым казалось мне то, что я услышал.

Билли сел на решетку и тоже стал смеяться, как сумасшедший.

Лицо следователя выражало недоумение.

— Простите, пожалуйста, — вырвалось наконец у меня, — не лучше ли нам войти в дом?

Вытерев слезы, выступившие у меня на глазах от неудержимого смеха, я первым двинулся вперед. Следователь шел следом за мной, Билли замыкал шествие.

— Ну, а теперь, — сказал я, когда мы все вошли в вестибюль, — вы, может быть, будете столь любезны и объясните нам, в чем дело?

Когда я говорил, послышались тяжелые шаги, и по лестнице спустился полицейский.

Следователь с любопытством посмотрел на меня и пожал плечами.

— Тут нечего объяснять! Меня уполномочили арестовать вас за убийство мистера Стюарта Норскотта. И я считаю своим долгом поставить вас в известность, что отныне все ваши слова будут приняты, как улика против вас.

— Но что дает вам повод предполагать, что мистер Норскотт погиб? — спросил я.

— То, что его тело находится сейчас в мертвецкой Ист-стрита!

Мне в жизни не раз приходилось переживать неприятные потрясения, но такого, признаюсь, я еще никогда не испытывал!

Даже Билли, чье непоколебимое равновесие могло нарушить разве только землетрясение, и тот был до того ошеломлен, что свистнул.

— Итак, в конце концов, Норскотт все-таки попался им в лапы! — пронеслось

лось у меня в голове. — Длинному списку черных дел Игнацо Прадо настал конец!’

Я вспомнил о Мерчии и порадовался за нее.

— Ваше сообщение, господин следователь, несколько лаконично, — сказал я. — Где же случился этот нежелательный инцидент?

— Я не имею права отвечать вам на ваши вопросы, — вежливо возразил следователь — А если вы желаете посоветоваться с юристом, то эта возможность будет вам дана, согласно существующим законам. — А теперь, — прибавил он, обращаясь к полицейскому, — позовите извозчика!

Полицейский козырнул.

— Ну, до свидания, Билли, проговорил я и, в сопровождении следователя, спустился по лестнице.

Я должен был отправиться в тюрьму, откуда мне предстояло предстать перед судом за убийство, которого я не совершал.

Для меня почти не было сомнения в том, что Прадо получил смертельный удар от исчезнувшего Да-Коста. Остальная шайка в этом деле не участвовала. Но я совершенно не мог себе представить, когда и где разыгрался трагический случай. И, против того, меня чрезвычайно интересовало, каким способом полиции удалось раскрыть подлинность моей личности.

Поспешный отъезд Морица из ‘Аштона’ был несомненно связан с этой историей, и теперь я понимаю, почему прочитав телеграмму, он так испытующе посмотрел на меня…

Несмотря на серьезность положения, я не был особенно расстроен. В самом деле, кроме страстного желания лечь в постель, я испытывал еще невероятное и самое искреннее чувство облегчения при мысли о том, что с этим делом раз и навсегда все покончено. Стюарт Норскотт мне порядком надоел, и я находил странное удовольствие при мысли, что снова стал Джоном Бертоном, хотя бы и обвиненным в убийстве…

Наш экипаж тем временем, остановился перед Боунэ. Мы вошли в канцелярию, большую и очень опрятную комнату, где стояли два американских бюро. За одним из них сидел человек с военной выправкой, но в штатском. Он что-то писал.

— Это — мистер Джон Бертон! — доложил мой спутник, и в его голосе прозвучала простительная хвастливость.

Затем, обращаясь ко мне, он прибавил:

— Это следователь Кертис: он вам прочтет обвинительный акт!

Следователь Кертис быстро овладел своим минутным волнением.

— Где вы его арестовали? — спросил он резко, с любопытством и интересом глядя на меня.

— В Парк-Лэйне! Я как раз наводил там справки, когда мистер Бертон подъехал на автомобиле вместе с другим спутником. Мне не оказали никакого сопротивления.

Кертис кивнул головой.

Встав, он перешел через комнату к целому ряду небольших папок и, вынув из одной из них какую-то бумагу, сказал:

— Я прочту вам ваш обвинительный акт!

Боюсь, что сейчас не восстановить с точностью содержание этого документа… Короче говоря, меня обвинили в преднамеренном убийстве Стюарта Норскотта, совершенном в ночь на пятое сентября, в доме, называемом ‘Боксе-Рентс’ на Ист-стрит, в Стэпни…

Нечего и говорить о том, что, несмотря на мою сонливость, я слушал чтение обвинительного акта с величайшим вниманием.

— Очень вам благодарен, — сказал я, когда следователь кончил читать, и я тут же зевнул, не имея сил дальше сдерживаться. — Простите великодушно, — вырвалось у меня, — за мой неуместный зевок, это было очень интересно, но откровенно говоря, я так хочу спать, что еле держусь на ногах.

Оба следователя улыбнулись.

— Вы можете сейчас же лечь, если хотите, — заметил Кертис, складывая документ, — вы также имеете право сообщаться с вашим поверенным и вообще, с кем пожелаете.

Я покачал головой.

— Сейчас я мечтаю только о кровати! Завтра утром я успею написать кому надо!

— В таком случае, следуйте за мной! — пригласил Кертис.

Он провел меня по длинному коридору в небольшую, просто обставленную комнату, в окне которой красовались толстые, железные прутья. Но там стояла кровать с чистыми простынями, и этого при моей непреодолимой сонливости, было более чем достаточно. Я так устал, что через пять минут после ухода следователя уже спал крепким сном…

Если говорить, что жить стоит исключительно ради новизны ощущений, — я не имел никакого повода жаловаться на свою жизнь! Я проснулся на утро в полицейской камере, меня обвинили в убийстве, и у моей кровати стоял следователь с чемоданом в руках.

Это был тот самый чемодан, что я привез из Будфорда.

— Вот ваши вещи: сегодня утром я послал за ними в Парк-Лэйн.

— Вы удивительно любезны, господин следователь! — заметил я. — Теперь я могу надеяться на вас, когда буду сидеть на скамье подсудимых!

Он усмехнулся.

— В одиннадцать часов вас поведут к судье. Все ваши письма будут тотчас же доставлены по назначению, если только они соответствуют правилам тюремной цензуры. Вместе с завтраком вам принесут бумагу и конверты.

Во время завтрака меня осенила внезапная счастливая мысль: написать письмо лорду Ламмерсфильду.

Долго я ломал себе голову, не зная с чего начать и какого направления держаться. Наконец, я взял лист почтовой бумаги, принесенной мне полицейским, и написал следующее:

‘Полицейский участок Боундстрит. Четверг’

Дорогой лорд Ламмерсфильд! В последний раз, когда я имел удовольствие встретить вас на балу у Сангетта, вы были так любезны, что предложили мне свою помощь, если мне случиться попасть в тюрьму… При чтении моего настоящего адреса, вы убедитесь, что я достиг этого положения с неожиданной быстротой… Не знаю, известно ли обществу о том интересном преступлении, в котором меня обвиняют, но, могу вас уверить, что пользуюсь в данный момент совершенно незаслуженной карой!

Если вы можете уделить мне полчаса в течение дня, я буду весьма обязан вам за добрый совет! В ответ на вашу любезность, могу обещать очень занимательный рассказ, способный, наверное рассеять гнетущую скуку, царившую в министерстве внутренних дел, на которую вы так жаловались в наше последнее свидание.

Преданный вам Стюарт Норскотт’.

Насколько я знал лорда Ламмерсфильда, я был совершенно уверен, что это письмо приведет его в мою камеру.

Побочные обстоятельства предъявленного мне обвинения были так необыкновенны, а его собственные дела были так близко связаны с моими, что он, наверное, сгорая от нетерпения узнать все подробности моего дела, если только ему было о нем доложено, поспешит ко мне.

Я надписывал адрес на конверте, когда в камеру вошел следователь Нейль.

— Это единственное письмо, которое я пока написал, — сказал я, протягивая ему письмо, — но я бы был очень обязан, если бы вы немедленно доставили его по адресу!

Бросив любопытный взгляд на адрес, следователь, видимо, проникся уважением ко мне, потому что взял письмо и сразу же вышел. Однако, он вскоре вернулся назад и заявил:

— Пришел ваш вчерашний приятель — мистер Логан: если желаете, можете его видеть.

Минуту спустя, полицейский ввел в камеру моего друга, нас оставили одних.

Билли уселся на угол стола, засунув руки в карманы, и проговорил:

— Да, нечего сказать, в грязную историю мы попали!.. Нас, кажется, подслушивают, прибавил он, оглянувшись на дверь.

— Очевидно, — отозвался я, — но это ничего не значит! Что бы ни случилось я теперь поступлю, как Джон Бертон. Раз Норскотт умер, дело наше кончено!

Билли согласился со мной.

— Конечно так! Необходимо очистить себя от всяких подозрений. Вам придется для этого пригласить адвоката.

— Я написал лорду Ламмерсфильду и уверен, что он придет! Я хочу услышать его мнение, прежде, чем начать действовать!

— Превосходная мысль! — одобрил Билли. — А вы не слыхали ничего новенького относительно убийства? — прибавил он. — Кто это, черт возьми, укокошил Прадо, и каким образом полиция напала на ваш след?

— Думаю, что это дело рук Да-Коста — ответил я. — Но мы скоро что-нибудь узнаем: около одиннадцати я буду у судьи.

— Около одиннадцати? — переспросил Билли. — В таком случае мне пора идти: я обещал вашей девице повести ее в суд.

— Мерчиа? — воскликнул я. — Разве она знает?

— Да, я ей звонил сегодня и все рассказал. Разве этого не надо было делать?

Я пожал плечами.

— Нет, почему же? Все равно газеты будут кричать об этом! Но мне хотелось бы, если возможно, не впутывать ее имя в эту историю.

— Во всяком случае, будет лучше, если мы с нею явимся в суд! Я решил, что полезнее ей сразу узнать обо всем: это избавит ее от лишних волнений! — произнес Билли.

Я протянул ему руку.

— Билли вы молодец!

Он подошел к двери и постучал.

Изумительная поспешность, с которой дверь была открыта полицейским, наводила на некоторые размышления.

Махнув мне на прощание рукой, Билли вышел в коридор.

В течение следующих минут, я старался тщательно восстановить в своей памяти точные числа и последовательный порядок всех происшествий, начиная с момента встречи с Прадо-Норскоттом на набережной.

Я решил рассказать Ламмерсфильду всю правду, и мне хотелось изложить ему историю в самой краткой и сжатой форме…

Мои размышления прервал следователь Нейль.

— Приехал судья, — сказал он. — Ваше дело пойдет первым!

Несмотря на ранний час, зал суда был битком набит публикой.

Когда я направился на указанное мне следователем место — деревянное помещение, напоминающее загон для скота, я не узнал ни одного лица, кроме Морица. Он сидел в центре зала и упорно избегал моего взгляда.

Пресса была в полном составе и, пока я усаживался, вокруг меня слышалось жужжание и шушуканье.

Дальнейшая процедура была, как обыкновенно пишут в газетах, ‘краткой и чисто формальной’.

Прежде всего, следователь Нейль вошел в свидетельскую камеру и в кратких словах изложил подробности моего ареста.

После него следователь Кертис сделал свой полицейский доклад. Понятно, что я слушал его с величайшим интересом.

Кертис заявил судье, что тело убитого мужчины, найденное в ‘Боксе-Ренте’, без всякого сомнения, признано за труп Стюарта Норскотта. Далее по его словам, имеется целый ряд показаний, что за два дня до убийства, я провел с покойным несколько часов в ресторане ‘Милан’. Что, в ночь, когда произошло убийство, я находился на балу у лорда Сангетта, под именем Стюарта Норскотта, что я ушел оттуда рано — это может подтвердить сам лорд Сангетт — и в несколько возбужденном состоянии… Что я вернулся домой рано утром, и платье, надетое на мне, было запачкано кровью…

Правда, Кертис заявил, что в деле имеются некоторые темные, неясные стороны, и все же он настаивал на необходимости моего задержания…

Судья выслушал его, не прерывая до конца, и предложил мне поставить перекрестные вопросы свидетелям.

— В следующий раз меня будет представлять мой доверенный, — заявил я, — вот пусть он берет всю работу на себя!

Лицо судьи осветилось улыбкой.

— В таком случае я задержу вас до следующего дня! Надеюсь, что полиция даст вам возможность приготовить вашу защиту, согласно установленным правилам!

Выходя из зала суда, я впервые заметил Мерчию и Билли. Они сидели позади всех, но даже на таком далеком расстоянии лицо девушки выделялось как прекрасный цветок.

Я не показал вида, что узнал их. Пресса следила за мной с громадным интересом, и мне не хотелось впутывать девушку в это дело.

Не прошло и четверти часа после моего возвращения в камеру, как мой сторож возвестил с благоговением на лице:

— Приехал министр внутренних дел. Он желает видеть вас немедленно!

Минуту спустя, ко мне ввели лорда Ламмерсфильда.

Я встал и, когда надзиратель вышел, закрыв за собой дверь, я поклонился моему высокопоставленному гостю.

— Как это любезно с вашей стороны, что вы так скоро пришли!

В первый момент лорд мне ничего не ответил. Он смотрел мне прямо в лицо с выражением не то удивления, не то иронии. Потом протянул мне руку и сказал:

— Даже председатель кабинета и тот иногда держит свое слово, мистер Норскотт!

Я засмеялся, отвечая на его рукопожатие.

— Лорд Ламмерсфильд, — начал я без всяких предисловий, — я просил вас придти сюда, чтобы выслушать от меня правду… Я… не Стюарт Норскотт! Этот интересный джентльмен теперь умер! Вот единственный пункт, в котором полиция не заблуждается!

— Скотлэнд-Ярд делает замечательные успехи! — невозмутимо заметил министр, и, положив шляпу на стол, придвинул себе стул и сел.

— Я расскажу вам всю историю от начала до конца: так будет лучше! — сказал я. — Кроме того, могу обещать, что вам не надоест ее слушать!

Ламмерсфильд вежливо поклонился.

— Мне ничего не надоедает, кроме политики.

Прохаживаясь по камере, я изложил моему посетителю всю изумительную историю моих похождений, начиная с момента встречи с Норскоттом на набережной. Я пропустил только один-два эпизода частного характера, касавшихся Мерчии.

Когда я кончил, лорд некоторое время сидел молча, глядя на меня, потом тихо рассмеялся.

— Я вам очень признателен, мистер Бертон! — произнес он, наконец. — Я был убежден, что люди, подобные вам, в наше время существуют только в романах! Как утешительно убедиться в подобной ошибке! Да, я понимаю, что жизнь может представлять для человека, с таким пищеварением и такими принципами, как вы — большую ценность! Я скажу, что верить трудно в подлинность вашего рассказа: он слишком неправдоподобен!

Я поклонился.

— Кроме того, — прибавил Ламмерсфильд, иронически усмехнувшись, — рассказ имеет то достоинство, что объясняет некоторые факты, над которыми в настоящий момент наш добрый деятель Кертис ломает себе голову!

— Думаю, что мне придется говорить ему правду! — решительно произнес я.

Лорд поднял руку в знак протеста.

— Никогда не следует прибегать к крайностям! Я сегодня же пошлю к вам Джорджа Гордона! Никогда не встречал человека, который от природы не питал бы к правде более сильное отвращение. Если найдется удобный способ вывести вас из затруднения, не прибегая к истине, можете быть уверены, что он его пустит в ход!

Ламмерсфильд назвал имя самого известного криминалиста, имя которого гремело заслуженной славой!

Я начал благодарить его, но он прервал меня:

— Я смотрю на вещи с эгоистической точки зрения! Как бы там ни было, мне совершенно нежелательно, чтобы он знал о моих частных отношениях с покойным мистером Прадо. — Я бы попросил вас не говорить об этом даже с Гордоном!

Я кивнул головой в знак согласия.

— Что касается меня, я так и поступил, но Прадо, вероятно, оставил какие-нибудь записи в своих делах, и если они попадут в руки двоюродного брата… то вы из моего рассказа уже знаете, что это за птица — Мориц Фернивелл!

Лорд пожал плечами и сказал, поднимаясь:

— Когда занимаешься политикой, невольно становишься философом! В худшем случае это кончится для меня добавочным отпуском, и я считаю, что вполне заслужил такую неприятность, благодаря моей непростительной глупости. Я не понял, что наш покойный приятель просто отъявленный авантюрист! Я был уверен, что он только гнался за титулом!

21.

Мистер Джордж Гордон приехал около половины четвертого. Его привел ко мне сам следователь и доложил о нем с тем же благоговением, что и о министре.

Это был высокий, безупречно одетый молодой человек, с усталым лицом и зоркими глазами под тяжелыми веками.

Когда он произнес свое приветствие, в голосе его послышалось нечто, напоминающее свист кнута.

— Лорд Ламмерсфильд вам, вероятно, все уже рассказал, — заговорил я. — Пожалуй, будет лучше, если вы теперь станете задавать мне вопросы.

Гордон сел за стол и покачал головой.

— Нет, мистер Бертон, если позволите, я предпочитаю выслушать это дело в вашем собственном изложении. Понятие Ламмерсфильда об истине имеют скорее политический, чем юридический характер.

Вспомнив мнение министра о Гордоне, я не мог сдержать улыбки и, без долгих размышлений, начал свой рассказ…

Мой гость слушал меня, нагнувшись над столом, и делал какие-то заметки на листе бумаги. Раза два он прерывал меня и задавал краткие отрывистые вопросы.

Когда я кончил, он встал, потянул к себе свои записки и медленно проговорил:

— Надеюсь, вы понимаете, мистер Бертон, что завтра вы станете самым популярным человеком в Англии! Если вы используете газеты должным образом, то ваши мемуары будут стоить колоссальных денег! Я уверен, что с сегодняшнего дня, каждый английский журналист будет гнаться за вами по пятам!

Немного помолчав, он прибавил:

— Если все, что вы мне рассказали правда, то вам, конечно, ничего не грозит! Начнем с того, что показания господина Логана прекраснейшим образом восстанавливают ваше алиби! Но, с другой стороны, вам трудно избежать судебного процесса! Вся история слишком неправдоподобна! Судья не может принять ее за веру!

— Что же делать, — со вздохом произнес я, — раз все это раскроется, значит так тому и быть!

Гордон кивнул головой.

— Я сейчас разузнаю, какие улики есть у полиции, и просмотрю все ваше дело! Надеюсь, появление в суде мисс Солано или вашего друга, мистера Логана, не встретит никаких затруднений.

— Ровно никаких! Логан живет в моей квартире под надзором полицейского. Он, вероятно, скоро придет сюда. Мисс Солано находится у Трэгстоков, но мне не хотелось бы, чтобы ее имя фигурировало в этой истории!

— Пошлите ко мне Логана, как только он придет, — вежливо попросил Гордон. — Прежде всего, я постараюсь, чтобы издали приказ об аресте Гуареца и всей остальной банды. А затем надо разыскать Мильфорда, если только он еще жив: в его руках все нитки дела!

— Боюсь, что вы найдете его в Темзе, — заметил я. — Моя единственная надежда на то, что ему удалось убить Да-Коста!

Гордон встал с места явно преображенный. Присущая ему усталая томность исчезла-спала с него, как плющ. Глаза засверкали таким живым умом, такой энергией, что я легко понял его выдающийся успех.

— Я сделаю все, что возможно! — заявил он. — Между прочим, не можете ли вы дать мне несколько адресов ваших друзей, живущих в Америке, или в каких-либо других странах, которые могли бы засвидетельствовать вашу личность?

Я выписал ему имена нескольких, самых почтенных моих знакомых, знавших меня и о моей поездке в Англию, и Гордон спрятал этот список в карман.

— Я сегодня же пошлю им каблограмму! Не забудьте прислать мне Логана! А с мисс Солано я постараюсь повидаться сам!

Он ушел, оставив меня в приятном сознании, что защита выбрана очень удачно! Меня теперь беспокоила только мысль о том, что Мерчию все же придется втянуть в эту историю, как свидетельницу.

Но что бы там не случилось, я твердо решил скрыть от публики ее истинную роль, а мою настоящую роль в этом деле, она уже знала от Билли. Ей было известно, что только благодаря мне, Лиге до сих пор не удавалось отомстить убийце ее отца…

Я верил, что ее отношение ко мне не изменится от этого: ведь ее любовь ко мне вспыхнула еще тогда, когда она принимала меня за Прадо. Такая любовь, наверное, выдержит любой удар! Я скорее боялся, что Мерчиа сильно тревожится за меня…

Я предавался размышлениям по этому поводу, когда вошел полицейский и сообщил мне о приходе Билли.

— Расскажите мне, что с Мерчией! — попросил я друга, когда он вошел.

— Она прекрасно себя чувствует: этих Солано не так легко проберешь! — заявил Билли. — Я рассказал ей всю историю перед тем, как приехать в суд, а она и глазом не моргнула. Сильный характер у этой девушки! — одобрительно прибавил он.

— А она ничего не просила передать мне?

— Да, она, кажется, просила сказать, что вы еще не надоели ей! — со смехом ответил Билли.

— Следите за Мерчией! — серьезно попросил я его. — Меня теперь не так беспокоит Гуарец и его шайка, как этот негодяй — Сангетт! Он влюблен в Мерчию и как только узнает, что у меня руки связаны, может придумать какую-нибудь гнусность!

В тот вечер у меня не было больше посетителей, а на следующее утро ко мне снова привели Гордона.

— Не будете ли вы возражать, если я не найду нужным протестовать против назначения дополнительного следствия на сегодня? — спросил он, глядя на меня своим острым взором.

— Если вы можете добиться от судьи, чтобы он выпустил меня на поруки, или как там это называется, я, конечно, брыкаться не буду! — ответил я. — Пока Гуарец и вся его шайка находятся на свободе, мне хотелось бы выйти отсюда, хотя бы для того только, чтобы сохранить мисс Солано.

— Мисс Солано уже охраняется, — любезно заявил Гордон. — Агент тайной полиции сторожит день и ночь дом Трэгстоков! А что касается Гуареца и его товарищей, то я имею приказ об аресте всей шайки. Дело теперь только затем, чтобы их найти!

— Кажется, мне ничего не остается, как всецело положиться на вас! — заметил я, восхищенный его находчивостью.

Гордон кивнул головой.

— В котором часу был убит Прадо? — спросил я.

— Между половиной первого и часом ночи! Вечером к нему приходил какой-то посетитель, а затем, после полуночи, еще другой, или может быть, вернулся тот же самый.

— Но, каким же образом, черт возьми, полиция узнала, что он — Норскотт? Ведь он же был одет в мои вещи и имел при себе документы на мое имя!

— Очевидно, он имел при себе кое-какие бумаги! Полиция вызвала телеграммой Мориуа Фернивелла, и тот сейчас же признал в нем своего кузена. Причем, он заявил полиции, что как только вы приехали в ‘Аштон’, он сразу понял, что вы — самозванец.

— Врет! — возразил я. — А как они узнали мое имя?

— По-видимому, отчасти из бумаг Норскотта, отчасти от вашей квартирной хозяйки: она заявила полиции о вашем исчезновении, а ее описание вашей наружности, конечно, в точности соответствовало наружности убитого!

— Мне это ни разу не пришло в голову! — воскликнул я. — Мне следовало тогда же дать знать старухе, что я не вернусь домой!

В камеру вошел полицейский.

— Судья только что приехал, — объявил он таким тоном, словно со стороны судьи было большой дерзостью явиться в суд, не справившись заранее насколько это удобно мистеру Гордону.

Робость не принадлежит к числу моих добродетелей, но должен сознаться, что я чувствовал в себе мало уверенности, когда вторично шествовал в зал суда, под крылышком следователя Нейля.

Меня тяготила необходимость предстать перед лицом тех людей, с которыми я последнее время находился в дружественных отношениях.

Окинув взором зал суда, я убедился, что в числе присутствующих находилась вся ‘аштонская’ компания, но Мерчии и Билли я не видел.

С места поднялся представитель полиции.

— Мне поручено ходатайствовать о дальнейшем задержании обвиняемого, — сказал он. — Для полиции это дело представляет еще некоторые неясности!

— Имеете ли вы какие-нибудь возражения против данного предложения, мистер Гордон? — обратился судья к моему защитнику.

Гордон встал, и весь зал дрогнул от возбужденного любопытства.

— Если полиция требует дальнейшего задержания в интересах правосудия, — начал он, — то никакого возражения по этому вопросу с нашей стороны не будет! Все же, чтобы выяснить некоторые недоразумения, я хочу заявить, что мой доверитель имеет полный и готовый ответ на все ваши обоснованные обвинения, предъявленные против него.

По залу пробежал гул.

Мой взгляд случайно упал на бледное полное ужаса лицо Морица, впившегося глазами в равнодушного Гордона.

Вдруг, в заднем конце помещения поднялась какая-то суматоха, прервавшая речь защитника.

Главная входная дверь раскрылась настежь и в нее ворвались трое мужчин, к великому ужасу дежурного полицейского, пытавшегося воспрепятствовать их дальнейшему проникновению в зал.

— Что это за шум, кто эти люди? — раздался внушительный и строгий голос судьи!

Как и все, я вытянул шею вперед, чтобы лучше разглядеть вошедших…

Один из них был похож на пастора, другой был высокий, чисто выбритый мужчина, лицо третьего было заслонено плечом полицейского. Но услыхав голос судьи, полицейский отошел в сторону, и я ахнул от изумления, узнав Мильфорда.

Его лицо было бледно и страшно, его костюм, обычно безупречный, смят и испачкан, но в подлинности его личности нельзя было сомневаться.

Со страшным нетерпением я обернулся к Гордону, но прежде, чем я успел привлечь его внимание, человек, одетый наподобие пастора, пробился на середину зала и обратился к судье.

— Простите, мистер Кроуден, что я ворвался во время заседания, — произнес он ясным голосом с легким ирландским акцентом. — Я учитель Мерилль из Стэпни, я вам привел очень важного свидетеля!

Возбуждение зрителей было доведено до лихорадочного состояния! И, несмотря уже на вторичное замечание секретаря, требующего тишины, весь зал, при виде новых лиц, наполнился гулом сдержанных голосов.

— Вам нечего извиняться, мистер Мерилль! — последовал ответ судьи. — Кто ваш свидетель?

— Джон Мильфорд, лакей покойного! Он хочет сделать заявление, которое несомненно, может пролить свет на все это ужасное дело. Я, вместе с доктором Роббинсоном, могу подтвердить его показания.

Наступило краткое молчание.

Я видел, как представитель полиции сказал что-то следователю. И пока судья, наклонившись к секретарю, советовался с ним, Гордон потянулся ко мне:

— В суде нет ни Логана, ни мисс Солано! — шепнул он мне торопливо. — Вам известна причина их отсутствия?

Я покачал головой, и сердце мое сжалось от страха за судьбу Мерчии.

Раздался резкий, строгий голос судьи.

— Я хочу выслушать этих свидетелей перед тем, как решать вопрос о дальнейшем аресте подсудимого!

Представитель полиции встал, чтобы протестовать, но судья сделал ему знак сесть, и подозвал Мильфорда, указывая ему место в свидетельской ложе. Поклонившись, Мильфорд стал перед судьей и начал давать свое показание спокойным, бесстрастным голосом, хорошо вымуштрованного лакея, так дисгармонировавшем с лихорадочно возбужденной публикой.

22.

— Мое имя Джон Мильфорд, сэр! Несколько месяцев тому назад, я служил лакеем в пароходном обществе, и там в первый раз встретился с мистером Норскоттом! Он был одним из пассажиров парохода, прибывавшего из Нью-Йорка в октябре прошлого года.

— Каким образом он предложил вам стать его лакеем?

— Это было после того, как он спас мне жизнь, сэр! На третий день нашего путешествия, во время шторма меня смыла волна с палубы. Мистер Норскотт, стоявший неподалеку, бросился в воду и поддержал меня на поверхности, пока не спустили лодку. Я, конечно, чувствовал к нему большую признательность и, возможно, это послужило тому, что он взял меня к себе лакеем. Он спас мне жизнь и потому мог вполне доверить мне свою!

— Что вы хотите этим сказать? — спросил судья. — Разве он думал, что жизнь его в опасности?

— Он знал это наверняка, сэр! Мистер Норскотт был Игнац Прадо, президент Санта-Лукки!

Заявление Мильфорда не вызвало никаких волнений в публике. Очевидно, мало кто среди присутствующих знал о Санта-Лукке больше того, что она находится в Южной Америке!

Но судья оказался более осведомленным.

— Это заявление удивляет меня, — заметил он, испытующе глядя на Мильфорда. — Я полагал, что Прадо был убит во время последней революции!

— Да, сэр, таково общее мнение! Но потом оказалось, что в ту самую ночь, когда взорвался его дворец, он сел в челнок и поехал к стоявшему в порту пароходу, который и привез его в Нью-Йорк.

— Об этом он рассказывал вам на пароходе?

— Нет, сэр! Все это стало мне известно лишь на днях… Когда мистер Норскотт взял меня на службу к себе, он просто сказал, что хочет поселиться в Лондоне, и что ему нужен лакей, которому он мог бы вполне довериться. Как вам известно, мистер Норскотт жил в Лондоне на ‘широкую ногу’! Мы нередко давали балы, и под моим началом было человек десять прислуги. Затем, месяца два тому назад произошла перемена! Мой хозяин порвал все связи, заперся в своем доме и рассчитал всю прислугу, оставив только трех человек. Кроме того, он дал мне особый приказ — никого не впускать в дом, не узнав и не сообщив ему предварительно имени посетителя…

Мильфорд замолчал и выпил глоток воды.

— Так шла новая жизнь, — продолжал он, — а на прошлой неделе мистер Норскотт попросил вызвать извозчика, так как должен был куда-то ехать в шесть часов утра. Я исполнил приказание, он уехал и больше я его не видел до той самой ночи, когда он был убит!

— Согласно показанию полиции, — сказал судья, — к вам вместо него в Парк-Лэйн явился Джон Бертон!

— Так точно, сэр!

— И вы не заметили, что это не Норскотт?

— Нет, сэр! Мистер Бертон точь-в-точь двойник мистера Норскотта! У него даже голос похож, да и он носил одежду мистера Норскотта, которая была ему а пору, так что ничего не вызывало моего подозрения!

Взоры всех присутствующих теперь устремились на меня. При обычных обстоятельствах такого рода испытание, наверное, смутило бы меня, но я был так заинтересован заявлением Мильфорда, что даже не обратил на это внимание.

— Когда же вы начали подозревать этот изумительный обмен? — спросил судья.

Мильфорд немного помолчал, как бы желая проверить точность излагаемых им фактов.

— Это было в ту ночь, когда лорд Сангетт давал бал, в самую ночь убийства… Мистер Бертон ушел около половины одиннадцатого, но не прошло и четверти часа после его ухода, неизвестный мальчик принес мне записку. Она была написана рукой моего хозяина, Сэр: он просил меня приехать к нему, как можно скорее, на извозчике, по адресу, ‘Вокс-Рентс’, Стэпни… Я ничего не мог понять, так как только что, на моих глазах, мистер Норскотт вышел из дома! Тем не менее: факт был налицо: не было никакого сомнения в подлинности подписи, и я не мог себе позволить ослушаться хозяина… Итак, я нашел в справочнике ‘Вокс-Рентс’ вызвал по телефону извозчика и поехал…

Мильфорд передохнул и продолжал:

— Это оказалось постоялым двором для матросов, где я и нашел своего хозяина, которого не мог узнать с первого взгляда! Он был небрит и грязен, одет в грубое матросское платье… а принял он меня в номере, похожим на свиной хлев. Причем, он запер дверь на ключ и приставил кровать к двери, словно он чего-то боялся!

В зале наступила жуткая тишина.

Начиная с судьи и кончая дежурившим у дверей полицейским, все до единого человека сидели молча, с напряженным вниманием глотая слова Мильфорда.

Поразительная простота и непосредственность, с какой он излагал факты, еще усиливали впечатление.

— Вы уже больше не думали, что мистер Бертон и он — одно и то же лицо? — задал вопрос судья.

Мильфорд провел рукой по лицу.

— Право, не знаю, сэр! Я был до того поражен, что не могу в точности сказать, что я тогда думал! Я просто стоял, как вкопанный, и смотрел с удивлением, не говоря ни слова. Все происходящее мне казалось более похожим на сон, чем на действительность!

— Что же было дальше?

— Он усадил меня на стул, сэр, и медленно, спокойно начал рассказывать о себе!

По его словам, он уехал из Англии еще мальчиком, так что в Санта-Лукке, где он был президентом, все думали, что он родом из Южной Америки. Хозяин сообщил мне, что его зовут Игнац Прадо и что он убежал из дворца во время взрыва. Он был уверен, что никто этого не заметил, но кто-то все же дознался, что он не убит, и компания из Санта-Лукки напала на его след… Люди, погнавшиеся за ним, принадлежали к какому-то тайному обществу, которое он почти уничтожил. У них было одно на уме — убить его во что бы то ни стало, поэтому мой хозяин и понял, что погибнет, если ему не удастся выбраться из Лондона…

Мильфорд снова остановился и выпил еще глоток воды.

Я украдкой бросил быстрый взгляд на Морица: он с тревогой смотрел на свидетеля.

— Продолжайте, — сказал судья.

— С мистером Бертоном мой хозяин встретился случайно: это произошло в ту самую ночь, когда он уехал издома на извозчике. Заметив, что мистер Бертон удивительно похож на него, хозяину пришло на мысль, что он, при некоторой ловкости, сумеет спасти свою жизнь. Ухватившись за эту возможность, он оставил извозчика и вступил в разговор с мистером Бертоном…

Моя особа снова стала центром внимания! Это было не слишком приятно, но что я мог поделать?

— Мой хозяин, — продолжал Мильфорд, — пригласил мистера Бертона поужинать в ресторан ‘Милан’, в отдельный кабинет. Я думаю, сэр, что управляющий гостиницы может это подтвердить.

Судья кивнул головой.

— Да, да, это уже вчера подтвердилось!

— И вот, сэр, когда мой хозяин узнал, что за джентльмен мистер Бертон, он предложил ему обменяться ролями! Мистер Бертон должен был переодеться в его платье, вернуться в Парк-Лэйн и выдавать себя за мистера Норскотта в течение трех недель!

В зале поднялся шум.

Слышалось восхищение с одной стороны и скептические замечания с другой.

— Это весьма интересно, — сухо заметил судья. — И обвиняемый, по-видимому, принял смелое предложение Норскотта! А знал ли он, какие причины побуждают Норскотта бежать из Англии?

— Хозяин сказал мне, что мистер Бертон знал лишь одно, что его могут убить! И он сделал несколько замечаний относительно тех людей, с которыми ему придется встречаться. Затем они обменялись платьями, и мистер Бертон приехал в Парк-Лэйн.

— А что сделал мистер Норскотт?

— Он переночевал в Брос-Гайзе, сэр! Он намеревался уехать в Австралию, но пароходы ходили только через четыре дня, так что он снял комнату в ‘Вокс-Рентс’, где и находился все время.

— Что же его заставило послать за вами?

— Тут было несколько причин! Прежде всего, он хотел узнать, не заметили ли мы разницы между ним и мистером Бертоном, и играл ли мистер Бертон взятую на себя роль, так как этого хотелось бы хозяину! Затем он дал мне подписать какую-то бумагу, которую я должен был свезти его поверенному.

— Что это за бумага? — спросил судья. — Она при вас?

— Вот она, сэр!

— Хорошо, я оглашу этот документ, когда вы закончите свое показание! — сказал судья. — Продолжайте! Что еще поручил вам сделать Норскотт?

— Он взял с меня слово, что я буду писать ему в Австралию и дам знать, чем все это кончится. Он также просил дать ему кое-что из одежды и взять билет на пароход. На это я ответил ему, что переночую где-нибудь поблизости и займусь с утра его делами.

— Почему вы не переночевали в ‘Вокс-Рентсе’?

— Все было занято, сэр! Не оставалось ни одной свободной койки!

— Где же вы спали?

— В гостинице за углом, в номере, где я просил хозяина разбудить меня пораньше утром. И вот, когда он явился ко мне в шесть утра, то, прежде всего, сообщил, что ночью в ‘Вокс-Рентс’ убили кого-то… Я поспешил туда, охваченный ужасом: я почему-то был уверен, что убили моего хозяина! Полиция уже была на месте преступления, а снаружи стояла огромная толпа…

— Вы вошли в дом?

— Нет, сэр! Прислушиваясь к разговору, я понял, что убили действительно моего хозяина, мистера Норскотта.

— Но почему же вы не пошли и не рассказали всю эту историю следователю?

Мильфорд сделал протестующий жест.

— Как же я мог пойти к полицейскому с подобным рассказом? Подумали бы, что я сошел с ума! Кроме того, я до того ошалел, что не знал, как мне поступить… Да и боялся я, что если узнают, что я приходил к хозяину накануне вечером, то могут подумать, что я причастен к убийству.

— Что же вы сделали?

— Я возвратился в Смис-стрит, полагая, что с этим делом уже покончено… Мне тяжело было при мысли, что может быть, из шайки Санта-Лукки следили за мной, и я принес смерть хозяину! Я был уверен, что мистера Норскотта убили именно те люди, про которых он говорил, и я решил повидаться с мистером Бертоном. Но тут я вспомнил, что он собирался в ‘Аштон’… Раздумывая о гибели хозяина, я решил, что на мне лежит обязанность найти убийцу…

В голосе Мильфорда послышалось рыдание, но он спокойно вытер рукой глаза.

Как мог Прадо, один из отъявленных негодяев Южной Америки, внушить к себе такую привязанность — это оставалось для меня загадкой.

— У меня было всего только две приметы, — продолжал Мильфорд, справившись со своим волнением. — Я знал, что убийца иностранец, и догадывался, что он находится где-то поблизости. Мистер Норскотт был не из тех людей, что дадут убить себя без сопротивления. Кроме того, я слышал, как в толпе говорили о кровавых пятнах на лестнице… Однако, мне было известно, что в том квартале много домов, куда впустят человека без всяких расспросов, если он хорошо заплатит… И только счастливый случай, сэр, не что иное, как счастливый случай навел меня на правильный след! Целых три дня я рыскал по всем окрестностям, но ничего не узнал нового, кроме того, что уже знала полиция! Вчера вечером я купил газету у мальчишки-газетчика, и мне сразу бросилось в глаза известие об аресте мистера Бертона… Я до того был расстроен, что зашел в трактир выпить рюмку коньяка, и все думал о происшедшем… В это время в трактир вошли двое, сели неподалеку от меня и начали толковать… Когда я вслушался в их разговор, меня словно обухом по голове хватило…

— О чем они говорили? — спросил судья.

— Один из них, сэр, говорил другому о каком-то квартиранте, который лежит у него больной. Его ранили на улице, но он якобы не хочет поднимать шума, раз тот платит… Я сразу понял, что речь идет об убийце моего хозяина, я прикрылся газетой, а затем, когда они ушли, двинулся за ними следом… Вскоре они расстались, и я пошел уже за тем, кто мне был нужен, но он прошел всю улицу до Шадуэли и завернул в полуразрушенное здание, похожее на развалины…

— И вы повернули обратно?

— Да, сэр! Я решил, что идти одному в этот дом не стоит: надо было найти кого-нибудь, кто мог бы, в случае чего, быть свидетелем. Тут я вспомнил, что в гостинице кто-то упоминал учителя Мэрилля и я решил разыскать его…

— Ист-Энде все до одного, по-моему, знают учителя Мэрилля! — перебил Мильфорда судья.

— Да, это верно! Даже в такой поздний час я сразу узнал, где он живет и пришел к нему. Я сказал, что дело идет о спасении, о жизни и смерти, и передал всю историю от начала до конца. Учитель задал мне только несколько вопросов, из которых понял, что я говорю правду, и тот час же пошел со мною. По пути он постучал в один дом, где уже спали, оттуда вскоре вышел доктор Роббинс. Учитель рассказал ему в чем дело, и он тотчас же оделся и пошел с нами… Часы пробили половину второго, когда мы дошли до нужного нам здания, и доктор долго стучался, пока не вышел человек, которого я проследил. Он был еще пьян и слегка высунул голову, но доктор широко распахнул дверь и убрал пьяного с дороги, схватив за плечо.

— Я врач, — сказал он, — и пришел навестить вашего квартиранта, а если вы начнете скандалить, мы пошлем за полицией.

— Эти слова оказали желанное действие! Услышав слово ‘полиция’, пьяница съежился и заскулил, как побитая собака, уверяя, что он ничего дурного не сделал, а о квартиранте ему ничего неизвестно…

— Вас никто не обвиняет, — сказал ему доктор, — проводите только нас поживей к вашему квартиранту.

Он повел нас в темную комнату. У доктора оказался карманный фонарь, и когда он зажег его, мы увидели человека, лежащего в углу на куче лохмотьев. Он так жутко стонал, что страшно было слушать! Доктор внимательно осмотрел его, вырвал листок из записной книжки, написал что-то на нем и сказал мне, чтобы я сходил к нему на квартиру и принес все, что там написано…

— И вы пошли? — спросил судья.

— Да, сэр! Когда я вернулся, доктор дал раненному какого-то лекарства и он затих. Тогда доктор сделал перевязку, и я увидел, что незнакомец был весь изрезан.

— Он был в сознании, когда вы пришли?

— Нет, сэр! Он бредил и нес какую-то чепуху на ломаном английском языке… Перевязав все его раны, доктор сказал, что перед смертью, он вероятно, придет в себя.

— В котором это было часу? — спросил судья.

— Около трех четвертей третьего, сэр, думается мне! Во всяком случае, я помню, что светать начало несколько позднее.

— Где же был в это время хозяин дома?

— Спал в соседней комнате! Он был настолько пьян, сэр, что ни о чем не собирался беспокоиться!

— Хорошо, продолжайте!

— Раненый вскоре застонал и открыл глаза. Доктор наклонился к нему, дал какого-то лекарства, от которого взор больного стал сразу осмысленным, и он пробормотал:

— Кто вы такой?

— Я врач, — был ответ, — а это здешний учитель, мистер Мэрилль. Ваши дни сочтены, не нужно ли вам что-нибудь сообщить перед смертью?

— Раненный застонал и бессильно откинулся на свое ложе, но учитель нагнулся над ним и взял его за руки.

— Прадо умер! — отчетливо произнес он. — А невинного человека посадили за его убийство в тюрьму!

— О-о-о… — протяжным стоном вырвалось у раненого, и он вздохнул, приподнявшись. — Нет, нет, это я убил его, слушайте, как все это было…

— И что же он вам сказал? — спросил судья.

— Он сообщил, что зовут его Да-Коста, и ему было поручено следить за домом в Парк-Лэйне… Доктор записывал все, что говорил умирающий, сэр, и таким образом мне стало известно, что он следовал за мной в тот вечер, когда я поехал по вызову хозяина, когда же я ушел, он постучал к нему. Мистер Норскотт, по всей вероятности, подумал, что это я вернулся, и открыл ему дверь. Да-Коста бросился на него, пырнул ножом, но, как я уже говорил, мой хозяин не из тех людей, что легко сдаются! Он тоже схватился за нож и, в свою очередь, ударил Да-Косту в бок. Сколько времени длилась их ожесточенная схватка, Да-Коста не мог сказать, но когда ему удалось, наконец, убить хозяина, сам он был почти при смерти! Он выбрался из дома, с трудом дополз до реки, где и встретил того человека, в доме которого мы и нашли его. Тому он сказал, что его ранили в драке и что он ищет место, где бы ему отлежаться. Субъект спросил, есть ли у него деньги: Да-Коста показал ему фунт стерлингов, и он тогда взял его к себе… Вот и вся история, сэр! Вы найдете ее записанной в книжке доктора, с подписью Да-Коста в конце…

— Он еще жив? — спросил судья. — Или умер?

— Нет, сэр! Как только он поставил свою подпись, ему опять стало хуже. Доктор вызвал к нему сиделку, которой сказал, что раненный при смерти, после чего мы все трое поехали сюда на извозчике…

Наступило короткое молчание.

Судья записал что-то в книгу, потом поднял голову и сказал:

— Благодарю вас, Мильфорд за прекрасное показание! Ваше поведение во время всех происшествий было исполнено благоразумия и большого мужества!

Я слушал с напряженным вниманием показания Мильфорда! Они были так ясны и убедительны для каждого, что я мог надеяться на скорое освобождение. Какого бы мнения не была полиция относительно моего поведения, считать меня убийцей она уже не могла!

Но когда Мильфорд кончил, меня охватило лихорадочно-возбужденное состояние, и мысли мои занялись другим, более важным для меня вопросом!

С того момента, когда Гордон шепнул мне, что в суде нет ни Мерчии, ни Билли, душу мою стало давить тяжелое беспокойство. И теперь, когда мой интерес к словам Мильфорда ослабел, все мои прежние опасения относительно Мерчии охватили меня с удвоенной силой.

Я уже думал не о себе, и медленно обвел взглядом весь зал, чтобы убедиться в справедливости слов Гордона…

Все, даже персонажи, игравшие совсем ничтожную роль в этой истории, придуманной Норскоттом, были в сборе, что бы посмотреть на последнее действие! Да, все, за исключением Мерчии и Билли, а также Сангетта!

Последнее обстоятельство особенно поразило меня! Я чуял, что готовится что-то недоброе, какая-то ужасная затея, в которой Мерчиа, Билли и Сангетт были спутаны в один клубок…

Эти страшные мысли до того овладели мной, что я готов был вскочить с места и рвануться к дверям, но… я знал, что это невозможно!

Я с трудом сдерживал себя, мучительно ожидая конца судебного заседания: Мне казалось, что оно продолжается целую вечность, хотя на самом деле все длилось не более четверти часа или немного больше!

Наконец, судья наклоняясь через стол, обратился к председателю обвинения со словами:

— Вы все еще настаиваете на дальнейшем задержании Джона Бертона?

По залу пронесся сдержанный гул.

— От имени полицейских властей, — заявил председатель полиции, поднявшись с места, — я готов снять с мистера Бертона обвинение в убийстве.

— Браво! — послышался серебристый голос в конце зала, и вслед за ним со всех сторон раздались аплодисменты.

Этот энтузиазм был, очевидно, результатом нервного напряжения, царившего в зале до этого момента.

Однако судья не преминул с должной строгостью отнестись к этому бурному проявлению всеобщего одобрения.

— Будьте любезны вести себя прилично, — внушительно бросил он, — здесь полицейский суд, а не концерт!

Затем он обратился к моему поверенному:

— Я полагаю, что дальше незачем вести эту процедуру!

Гордон поднялся со стула.

— Вы прекращаете дело?

Судья кивнул головой.

— Обвинение снято, мистер Гордон, — сказал он.

23.

Всеобщее возбуждение еще не улеглось, когда я очутился вместе с Гордоном в маленькой комнате, рядом с залом суда. Гордон закрыл двери, заглушив таким образом, смешанный шум голосов.

— Позвольте мне вас поздравить! — тепло произнес он, как только мы остались одни.

Я пожал протянутую мне руку.

— Спасибо! Я вам очень благодарен за все ваши хлопоты.

Гордон улыбнулся странной вялой улыбкой и сказал:

— Меня вам не за что благодарить! Всю вашу защиту вел изумительный лакей! Я еще никогда не чувствовал себя таким лишним, как в этом деле.

Пока он говорил, все мои страхи за Мерчию и Билли, утихшие на короткое время, вернулись.

— Мистер Гордон, — обратился я к нему, — может случиться, что ваша помощь будет мне нужна более, чем когда-либо! С мисс Солано случилось что-то недоброе. Билли должен был зайти за ней и привезти ее в суд, а вы знаете, что их не было!

Едва я произнес эти слова, как послышался резкий стук в дверь, и в комнату вошел полицейский.

— Двое мужчин хотят немедленно видеть вас и мистера Гордона: можно их привести сюда?

— О, разумеется!

Вошел Билли, по бледному и озабоченному лицу которого я сразу понял, что мои опасения были не напрасны!

За ним стоял низенький черномазый человек в синем костюме.

— Где Мерчия, Билли? — спросил я.

— Сангетт увез ее! — глухим голосом ответил он. — Мы преследуем его на моторе и, надеюсь, что успеем!

— Что это значит, Вильтон? — сухо бросил Гордон, обращаясь к своему шоферу.

Черномазый открыл было рот, но Билли не дал ему произнести ни слова. — Мистер Гордон, сейчас не до объяснений. Мисс Солано увезли на яхту лорда Сангетта, и мне был нужен человек, который помог бы мне гнаться за ним на моторе, и…

— Этим человеком буду я! — воскликнул я, обращаясь к Билли. — Дело обо мне прекращено, и я свободен, но обо всем я расскажу по дороге!

Лицо Билли осветилось чувством радостного удивления и он произнес:

— Чудесно, Джон! Я так доволен за вас! Берите вашу шляпу и скорее в погоню!

— Вильтон, поезжайте, — приказал Гордон и прибавил, обращаясь ко мне. — Если эту девушку похитили насильно вы вправе расправиться с негодяями, как вам угодно! Закон будет на вашей стороне!

— Очень рад это слышать! — отозвался я и, пролетев стрелой по коридору, мы вскоре были на улице.

Билли без церемоний разогнал толпу зевак, окруживших машину, и распахнув дверцы, сказал:

— Садитесь рядом со мной: я буду править! Вильтон устроиться с наружи!

Когда мы уже промчались по шумному многолюдному Стрэнду, Билли тронул меня за рукав и проговорил:

— Вот как это произошло, Джон!.. Сегодня утром я приехал за Мерчией в половине одиннадцатого, как было условлено. Когда я позвонил, прислуга открыла и сообщила, что мисс Солано вышла утром и еще не возвращалась. Меня это не беспокоило: я решил, что она пошла за покупками, но когда я сказал, что приду попозже и вышел, на улице меня встретил Вильтон, выскочивший из автомобиля. Я уже был знаком с ним и знал от Гордона, что ему поручено следить за Мерчией и не терять ее из вида. Вильтон был взволнован и сообщил мне, что следовал за Мерчией, когда она вышла рано утром. Он проследил ее до дома Сангетта, куда она вошла в три четверти десятого. Немного спустя, подкатил автомобиль, и из дома вышел Сангетт вместе с Мерчией: они сели и уехали. Вильтон заметался в поисках извозчика или машины, и за то время автомобиль успел скрыться. Вильтон думал, что Сангетт, может быть, поехал проводить Мерчию домой, и помчался туда, когда нашел автомобиль. Там он встретил меня, выходившего из дома…

Билли на минуту замолк, так как наша машина в это время ехала по шумному проспекту, переполненному народом. Я ждал продолжения рассказа, полный тревоги и злости.

— Я сразу понял, что Сангетт задумал какую-то гадость, — заговорил снова Билли. — Очевидно, что он обещал Мерчии, что окажет вам помощь на суде: ведь его считали главным свидетелем со стороны обвинения… Ничем иным нельзя объяснить доверие Мерчии к Сангетту: только ради помощи вам, она и могла пойти к нему! Обсудив с Вильтоном план действий, мы помчались к дому Сангетта и спросили, когда ожидают его возвращения? Лакей, открывший нам дверь, на наш вопрос ответил, что мистер Сангетт уехал из Лондона. Больше он ничего не хотел говорить, но я обещал ему десять фунтов, и негодяй согласился на сделку, запросив двадцать пять фунтов. Он сообразил, вероятно, что дело идет о Мерчии, и, получив деньги, сказал, что Сангетт уехал на несколько дней на яхту и я могу его поймать только в Бернгамон-Круч, где стоит эта яхта.

— Билли! — прервал я его в полном отчаянии. — Неужели вы думаете, что Мерчиа на яхте одна с этим зверем?

Мой друг успокаивающе положил мне руку на плечо.

— Джон, они опередили нас только на два часа!

— Но, боже мой, — простонал я, стискивая руки, — как могла Мерчиа поверить ему? Она же знает…

— Я уверен, что Сангетт разыграл перед нею дьявольскую комедию, — сказал Билли, — а когда она попала в его машину, ей уже не вырваться из нее! Она может спастись лишь по приезде в Бернгамон… Если же она очутится на яхте… Сангетт, безусловно, уверен в экипаже своей яхты!

Я так сжал кулаки, что побелели все суставы.

— О, если только ваши предположения верны, — прорычал я, Сангетт пожалеет, что он родился, клянусь в этом Билли!

Машина наша бешено помчалась по окрестностям унылого Страдтфорда, и вдогонку нам несли крики и проклятия всех ломовых и разносчиков…

— Рассказывайте дальше, Билли! Говорите, что угодно, черт возьми, иначе я сойду с ума! Скажите, где вы взяли этот автомобиль?

— Взял его на несколько часов в гараже! Потом мы с Вильтоном поехали в суд, чтобы известить вас о положении дела! Но мне, конечно, и не снилось, что вы поедете с нами! — прибавил Билли. — Но теперь расскажите мне о том, что произошло в суде, Джон!

Чтобы отвлечься от безрадостных дум, я начал обо всем передавать Билли. К концу моего рассказа мы доехали до разветвления устья реки Кручи.

Вдали виднелась серая башня Бернгамской кирки, и когда мы проезжали последние три мили, страдания от мучительной неизвестности, еще сильнее охватили меня…

Я чувствовал, что Билли разделяет мое нервное напряжение, и мы сидели молча, устремив наши взоры вперед, на близкую цель нашей поездки.

Достигнув, наконец, деревни, Билли слегка замедлил ход, и мы, проехав по длинной улице с ее серыми, маленькими домиками, круто свернули и выехали на набережную. Не заботясь о целости шин, сразу остановили машину и выскочили из нее.

— Не можете ли вы нам сказать, — обратился Билли к старому докеру, стоявшему у берега, — где стоит ‘Чайка’?

— ‘Чайка’? — переспросил докер. — Хозяина ее зовут Сангеттом? — прибавил он. — А вот она! — и он указал рукой в сторону моря.

Я взглянул по указанному направлению, и сердце мое замерло!

На расстоянии мили от нас, я заметил изящное судно, плывущее в открытое море, навстречу легкому и свежему западному ветру…

— Она отплыла час тому назад! — пояснил докер. — Хозяин ее приехал на машине, как и вы!

— Он был один? — спросил я, смутно надеясь на то, что мы заблуждаемся.

Докер покачал головой.

— С ним была молодая девушка. Она видимо, была не совсем здорова: я видел, как он нес ее на руках!

В этот момент я понял, что означает на английском языке ‘увидеть все в красном цвете’!

Но Билли вмешался в разговор раньше, чем я успел справиться со своим гневом.

— Не найдется ли в порту судна, быстроходнее ‘Чайки’? — спросил он докера. — Нам нужно передать очень важное письмо ее хозяину. За деньгами мы не постоим, — прибавил Билли, — лишь бы догнать яхту раньше, чем она выйдет в открытое море!

Моряк почесал затылок.

— В Бернгаме нет сейчас такого судна! — ответил он. — Вот разве только моторная лодка, причалившая сегодня: она одна может справиться с этим! — и докер указал на лодочку, стоявшую в устье реки.

— Кому она принадлежит? — Быстро спросил я.

— Право, не знаю! Я слышал, что ее хозяин — молодой человек из Будфорда! Если хотите его видеть, надо пойти в гостиницу.

Докер обернулся, желая указать местонахождения отеля, и вдруг воскликнул:

— Да вот владелец лодки: он стоит у фонарного столба!

Я взглянул по указанному направлению, и сердце мое дрогнуло от радости: в этом симпатичном широкоплечем человеке я узнал своего знакомого, писателя Кэмпинга, которого встретил, когда гостил в ‘Аштоне’.

Я тот час направился к писателю, который узнал меня и ответил на приветствие.

— Надеюсь, вы без труда нашли Бернгамский мост? — спросил он меня с улыбкой.

Я же безо всяких предисловий обратился к нему:

— Мистер Кэмпинг, — начал я, — в тот день вы оказали мне огромную услугу! Но согласитесь ли вы теперь оказать мне другую, более важную?

— В чем дело? — спросил он, поняв, что я говорю серьезно.

Я повернулся и указал на удаляющуюся ‘Чайку’.

— Женщина, которую я люблю, находится на том судне! Ее увез с собой лорд Сангетт, одурманив чем-то! Только ваша моторная лодка даст нам возможность доставить нас, с дальнейшим мы сами справимся. Не знаю, сколько у него человек на яхте, но нас трое и…

— Послушайте, перебил он меня, и глаза его заблестели, — вы не шутите?

Я покачал головой, грустно улыбнувшись.

— Но это же восхитительно! — восторженно произнес писатель, и поспешил прибавить, заметив унылое выражение моего озадаченного лица: — поймите меня правильно: я годами писал о похищениях, убийствах и тому подобных штуках. И вот, действительно, происшествие такого рода, в котором я приму участие!

— Так вы нас повезете?

— Неужели вы сомневались в этом? Да, конечно, повезу и немедленно, черт возьми! Разве можно упустить такой случай? Да ни за что на свете!

Билли, услышав заявление писателя, фамильярно похлопал его по плечу.

— Не знаю, кто вы, но вы — молодец, такие редко бывают! — одобрительно промолвил он.

Писатель, очевидно, сразу разобрался в Билли, потому что с улыбкой потряс его руку, после чего мы помчались по ступенькам к воде.

Вильтон не отставал от нас.

Кэмпинг быстро запустил мотор, он зафыркал, и вскоре мы летели повышенным темпом мимо множества, стоявших на якоре, судов, держа курс к середине речного устья.

— Какова у вас программа? — осведомился Кэмпинг. — Мы должны их только окликнуть или стать рядом и перескочить на яхту?

— Да разве лодка может нас так близко подвезти? — усомнился я.

— Она меня и до ада довезет, если там хватит воды! — весело отозвался писатель. — Вопрос только в том, сможете ли вы, ребята, перепрыгнуть на ту палубу?

Билли усмехнулся.

— Об этом можете не беспокоиться: кто не допрыгнет, тот доплывет!

— Отлично! — промолвил Кэмпинг.

Согнувшись в дугу, я глядел вперед, где плавно двигалась ‘Чайка’. Билли в это время, порывшись в ящике с инструментом, протянул мне тяжелый стальной стержень.

— Возьмите, Джон, — сказал он, — у меня есть револьвер.

— Ладно, Билли, — произнес я, равнодушно опуская в карман это смертельное оружие, — но если мы попадем на ‘Чайку’ вместе, то Сангетта предоставьте мне!

— Хорошо, — согласился Билли. — У меня будет немало хлопот с экипажем, так что его сиятельство будет всецело в вашем распоряжении.

Снова взглянув на ‘Чайку’, я с радостью отметил, что расстояние между нами значительно сократилось.

— Я вам предлагаю, Джон, спуститься в каюту! — вдруг заявил Билли. — Если Сангетт сторожит, он вас заметит и сразу догадается о наших планах, а тогда нам не попасть на яхту. Вы выйдете потом, когда мы уже будем там!

Мне пришлось согласиться с доводами Билли, и я ушел, хотя не имел желания покидать палубу. В каюте я нашел Вильтона, спокойно лежащим на деревянной скамье: для агента все происходящее было самым обычным делом, входящим в программу его работы.

— Мы уже рядом с ними, — сказал Билли, появляясь через некоторое время в дверях каюты, — но они, как будто, ничего не подозревают.

— Сангетт? — бросил я нетерпеливо.

Билли покачал головой.

— Никаких признаков, свидетельствующих о присутствии его и Мерчии! Они, вероятно, находятся внизу.

Немного помолчав, Билли сказал:

— Мы решили так: Кэмпинг внезапно подъедет, встанет рядом с яхтой, и мы с Вильтоном перескочим через перила.

— Ну, а потом?

Билли похлопал себя по карману и ответил:

— Я буду блюсти порядок на палубе, а вы с Вильтоном пойдете разыскивать Мерчию, Кэмпинг же останется у руля лодки.

Мы осторожно вышли наверх.

Лодка плыла уже рядом с ‘Чайкой’, на палубе которой стояло трое мужчин, не обращавших внимания на нас. Один из них правил рулем, остальные усердно стягивали слабо завязанный канат.

Невинный взор Кэмпинга был устремлен на водное пространство, но вдруг он издал чуть слышный свисток.

Билли, Вильтон и я поднялись на крышу каюты, оттуда было легче спрыгнуть на палубу яхты. Кэмпинг же в это время повернул руль и наша лодка ринулась на ‘Чайку’, как ласка на кролика.

Крик ужаса вырвался из груди рулевого, и он с невероятным усилием повернул руль, но Кэмпинг продолжал лавировать.

Мы уже прыгнули со всего размаха вперед! Моя левая рука сорвалась, но правая крепко вцепилась в перила, и мне удалось удержаться. Оглянувшись, я убедился, что Билли с Вильтоном удачно перескочили на палубу.

Двое матросов, занятые канатом, до того были поражены неожиданным нападением, что не сделали попытки нас остановить, когда мы направились в кают-кампанию.

Билли остался на палубе, и, размахивая револьвером, отдавал слова команды.

Увидев белую каютную дверь с медной ручкой, я с яростью рванул ее и она распахнулась. В верхнем отверстии лесенки в это время показалось лицо Вильтона, и я бросился в каюту.

Сангетт, не подозревавший о том, что произошло на яхте, сидел за столом и спокойно курил. Увидев меня, он вскочил, испустив крик ужаса и ярости.

Такими же блестящими глазами, но полными радостного изумления, смотрела на меня и Мерчиа, лежавшая на другом конце дивана в позе затравленного зверька, доведенного до полного отчаяния.

Увидев меня, она тотчас встала и протянула ко мне руки, а лицо ее осветилось невыразимым счастьем.

Сангетт в это время пришел в себя.

Бросившись к столу, он схватил бутылку с бренди за горлышко и бросил ее в меня. Я успел отстранить ее, и на нас обоих пролился спирт, посыпались осколки стекла…

В следующее мгновенье мы оба, отскочив от стола, в дикой схватке ринулись друг на друга, и всем своим весом грохнулись в противоположную стенку каюты.

Сангетт был сильный мужчина, почти такого же сложения, как и я, и боролся он с яростью животного, охваченного диким страхом. Но его сила в сравнении с моей была ничтожна, так как я был доведен до бешенства!

Он схватил меня за горло, но я изловчился и ударил его кулаком по лицу. Я почувствовал, как под моими пальцами хрустнули кости, и Сангетт, издав придушенный крик, ослабил свою руку и разжал пальцы, освобождая мое горло…

Собрав последние силы, я швырнул его во весь рост на пол каюты.

Мерчиа в это время издала протяжный стон.

Я оглянулся, и яростно крикнул:

— Хотите, чтобы я убил этого негодяя?

— Нет, нет, ненужно его убивать, — мягко промолвила она, — он нам уже не страшен!

Мерчиа тихо приблизилась ко мне.

Ее прекрасное лицо было бледно, как смерть, то глаза ясны и спокойны. Она протянула мне дрожащие руки и, несмотря на то, что я был весь залит кровью, Мерчиа обняла меня и приблизила свои губы к моим.

Вне себя от счастья, я прижал ее к сердцу, забившемуся горячо и порывисто…

24.

Внезапный шум приближающихся шагов и треск ударов, доносившихся снаружи, положил конец нашему объятию.

Бросившись к дверям, я столкнулся с Вильтоном, отбивавшимся от двух матросов корабельным ключом.

Пораженные моим ужасным видом, матросы испуганно бросились бежать. Когда он исчезли в конце коридора, с палубы до меня донесся призыв Билли.

— Пойдем, Мерчиа! — сказал я.

Она протянула мне свои нежные пальчики, как вдруг Сангетт очнулся, с трудом оперся на локти и хриплым голосом пробормотал:

— Будьте вы оба прокляты! — и с диким стоном снова упал на пол.

До нашего спуска с ‘Чайки’ потребовалось более сложный церемониал, чем для вступления на нее.

С помощью своего внушительного револьвера, Билли заставил команду яхты спустить паруса. Изящное суденышко застыло на месте, а возле него пыхтела наша лодочка, куда мы первой спустили Мерчию.

Билли спрыгнул последним, продолжая угрожающе размахивать оружием. Связанная команда, во главе со шкипером, провожала нас далеко не нежными глазами.

Оттолкнув лодку при помощи крюка, мы поплыли к берегу, оставив ‘Чайку’ лениво двигаться за нами, по воле волн.

Только удалившись на достаточное расстояние от яхты, я начал расспрашивать Мерчию, от которой узнал все подробности.

Билли оказался прав в своих предложениях: Сангетт прислал Мерчии письмо, в котором давал понять, что его показания будут в мою пользу, если она придет для переговоров с ним. Не подозревая его подлых намерений, Мерчиа приехала к нему, и Сангетт сказал, что отвезет ее в суд.

Только в лимузине она поняла, что попала в ловушку, но бежать было поздно. А перед выходом из машины, Сангетт набросил на лицо платок с хлороформом, и Мерчиа пришла в себя только на борту яхты, плывущей в открытое море…

Сангетт был высокого мнения о себе, считал себя неотразимым, поэтому на яхте стал разыгрывать роль искренне влюбленного и раскаявшегося к тому же в своих действиях. Очевидно, что Мерчиа под влиянием его чар и безвыходности положения, согласится на его предложение.

Сангетт как раз собирался на деле проверить свою, талантливо разработанную систему, как вдруг вмешался сам рок, с помощью твоего кулака…

Такова была история, наскоро переданная Мерчией, после чего мы с Билли рассказали ей о том, что происходило на суде.

Кэмпинг прислушался к нашим словам с напряженным вниманием…

— Мне адски повезло! — воскликнул он, когда я кончил свой рассказ, — значит, вы тот самый Бертон… Я читал о вашем деле за завтраком и мечтал о том, как бы с вами встретиться.

Окинув нас восхищенным взором, он прибавил:

— Да, черт возьми, вот так история! Ваш правдивый рассказ дает много очков вперед самой пылкой моей выдумки! И к тому же, я сам присутствовал при этом… О, весь, ‘аштонский’ клуб позеленеет от злости!

— Поедемте с нами в город и послушайте все дело! — предложил я писателю. — Они, правда, отказались от меня, но осталось много разных интересных подробностей! Не исключено, что меня могут привлечь за кражу тысячу фунтов у Норскотта!

— Что бы ни случилось, — заявил Билли, с улыбкой глядя на Мерчию, — мы можем обещать им свадьбу!

— С тем же успехом и похороны, — прибавил я, — если только мне случится встретиться с Морицем!

— О, это мне очень нравится! — сказал Кэмпинг. — Я отвезу свое детище в безопасное место, — кивнул он на лодку, — и завтра буду в городе. Если вы дадите мне ваш адрес, я заеду засвидетельствовать свое почтение.

— Милости прошу! — ответил я равнодушно. — Если меня не будет в Боундстите, вы найдете меня в Ламмерсфильде-Хоуз или Парк-Лэйне!

— Вы забыли, дружище, что этот дом уже не принадлежит вам, — заметил Билли.

— Нет, пока еще не принадлежит! — решительно возразил я. — Я отдал Норскотту и не намерен выехать до истечения трех недель!

— Превосходно! — одобрил Билли, с восхищением поглядев на меня.

Кэмпинг привязал лодку и мы, выбравшись на набережную, уселись в машину.

— Счастливого пути! — пожелал писатель, когда мы все уселись. — Я передам ваш привет Сангетту, если встречу его!

— Спасибо, — ответил я. — И не пугайтесь, если он поднимет шум: Гордон сказал, что суд будет на нашей стороне.

Дружески махнув Кэмпингу, мы помчались в обратный путь. Завернув за угол набережной, я попросил остановиться, чтобы послать телеграмму Гордону.

‘Экспедиция завершилась удачей, — писал я. — Прибыли в Вестминистер-Палас отель, 5-30′.

— Это против городской думы, — пояснил Билли, — так что он сможет придти туда, даже если очень будет занят. Я горю от нетерпения узнать, что произошло после нашего отъезда!

Автомобиль быстро помчался дальше!

Я был до того счастлив, что не мог говорить и сидел, не выпуская нежной руки Мерчии.

Было четверть шестого, когда завернули за угол Парламент-сквера и остановились перед Вестминистер-Палас отелем.

У нас было достаточно времени, чтобы привести себя в порядок, до появления Гордона.

Устроив Мерчию, я вошел в свой номер, подошел к зеркалу и остолбенел: вид у меня самого дикого разбойника с большой дороги! И я был поражен, как служащие отеля согласились нас принять…

Ванна, гребенка и туалетные принадлежности помогли мне быстро вернуть свой респектабельный вид.

Сидя на кровати, я ожидал Билли, тоже приводившего себя в порядок. Затем мы вместе спустились в гостиную, где был сервирован чай.

Минуту спустя вошла Мерчиа.

Несмотря на все тягостные переживания, она была свежа, как майская роза, и лицо ее сияло необычайной красотой.

Билли до того был поражен ее прелестным видом, что самым откровенным образом выразил ей свое восхищение.

— Черт возьми, Мерчиа! — воскликнул он. — Вас, очевидно, нужно похищать два раза в день! Вы никогда еще не были так прекрасны!

Мерчиа очаровательно рассмеялась и подошла ко мне. В ту минуту же раздался стук в дверь, и вошедший лакей доложил о приходе Гордона.

— Я уже знаю о ваших похождениях, — заявил он, входя, — и одобряю их! Я встретил Вильтона в вестибюле.

— Почему же он сам не пришел сюда? Мы ждали его к чаю!

Гордон покачал головой.

— Вы его не дождетесь! Он только просил поздравить вас от его имени.

— Меня поздравить? — удивился я. — Но с чем?

Гордон принял от Мерчии чашку чая, уселся в кресло и сказал:

— По всей вероятности, с довольно крупной цифрой наследства!

Мы смотрели на Гордона с явным удивлением.

— Вы помните, мистер Бертон, прекрасный совет, который дает нам Евангелие: ‘Ищите друзей вне богатства и вне несправедливости!’ Так вот, сами того не зная, вы поступили именно так! Все, поразившие нас документы, с которыми Мильфорд явился в суд, то есть бумаги, адресованные Хорсфоллу, были ничем иным, как исповедью Норскотта, и как бы его завещание… Он все свое состояние оставил вам, мистер Бертон!

Я привскочил от изумления.

— Вы шутите, черт возьми!

Гордон покачал головой.

— Я шучу только в стенах городской думы!

— Зачем же… — начал было я, но Гордон остановил меня жестом руки.

— Насколько я понимаю, — продолжил он, — Норскотт успел убедиться, что именно Мориц Фернивелл выдал его. Поэтому он не хотел, чтобы тот, как ближайший родственник, получил его состояние. Норскотт подробно и откровенно изложил это в своей бумаге, которую послал Хорсфоллу, и приложил записку, в которой просил вскрыть пакет только в случае его смерти…

— Но причем тут завещание, — прервал я его.

— А! — небрежно бросил Гордон. — Подробно многим отъявленным негодяям, Прадо был слегка фаталист! Он словно предчувствовал, что дни его сочтены, на это он даже намекает в завещании. Ведь в записке к Хорсфоллу, им ясно сказано, что если меры, принятые им из предосторожности, окажутся тщетными. Он оставляет вам все свое состояние на тот невероятный случай, если вы его переживете! В противном случае, состояние его пошло бы на благотворительные цели!

— Значит, Морицу ничего не достанется?

— Ни ломаного гроша! — весело ответил Гордон. — Если он окажется в стесненных обстоятельствах, то завещатель советует ему отправиться в Санта-Лукка!.. Кажется, это единственная его шутка за всю жизнь!

— Но будет ли это завещание иметь законную силу?

Гордон пожал плечами.

— Я полагаю, что да! — ответил он. Относительно ваших ‘Южно-Американских друзей вам тоже нечего беспокоиться: она сегодня утром уже отбыли из Англии! Я мог бы распорядиться, чтобы их арестовали по ту сторону океана, но думаю, что лучше оставить их в покое.

Кивком головы, я выразил свое согласие.

Гордон посмотрел на часы, торопливо встал и взял шляпу с перчатками.

— В три четверти шестого мне уже надо держать речь в палате, — сказал он, — а теперь, уже без десяти шесть. До свидания! Приходите ко мне завтра утром: мы разберемся во всех делах.

— Пятьдесят тысяч фунтов стерлингов! — воскликнул Билли, когда дверь за Гордоном закрылась. — Черт возьми, у меня даже голова закружилась, когда была назначена сумма состояния, оставленная вам в наследство!

— Да, это внушительная сумма, — согласился я. — Видишь, дружище, я был прав, когда говорил, что дом Норскотта еще принадлежит мне. Пойдем, Билли у нас масса дел до обеда!

— Масса дел, — с укором повторил Билли. — Вы забываете, Джон, что теперь вы принадлежите к классу бездельников!

— Не бойтесь, этого никогда не будет! — решительно заявил я. — Сегодня вечером мы все трое будем обедать в Парк-Лэйне!.. Что вы на это скажете, Мерчиа?

Девушка задумчиво кивнула головой.

С того момента, когда Гордон сообщил неожиданную весть о завещании, она странно стала молчаливой.

— Надо знать Трэгстокам, — обратилась она ко мне. — Ведь я ушла рано утром, тотчас же после завтрака.

— Пошлите им лучше телеграмму, — посоветовал я, — и скажите, что будете к десяти. Мы могли бы позвонить им по телефону, но такое положение не совсем удобно объяснять по телефону.

Машина бесшумно остановилась перед Ламмерсфильд-Хоуз!

Я совершенно упустил из виду, что сейчас был самым популярным лицом в Англии, и это едва не привело к нежелательному инциденту.

Когда я выскочил из машины, чтобы помочь Мерчиа сойти, какой-то молодой человек в синем костюме, стоящий на тротуаре, вдруг подскочил ко мне.

Я выкрикнул предостережение Билли и приготовил свой кулак, но незнакомец тотчас отскочил.

— Прошу прощения, мистер Бертон, но дело в том, что я представитель ‘Дейли-Уайр’. Боюсь, что я вас слегка напугал!

— Это пустяки в сравнении с тем испугом, который я чуть было не причинил вам, — был мой ответ.

— Если бы вы только уделили мне несколько минут… — начал он меня убеждать.

— Послушайте, — сказал я, — теперь я занят, у меня гости! Приходите попозже и мы с вами потолкуем!

Он испытующе посмотрел на меня, как бы желая убедиться, что я говорю правду, а затем стал рассыпаться в благодарностях.

— Конечно, это меня не касается, — прибавил он, пытаясь вовлечь меня в беседу, — но вы, вероятно, знаете, что мистер Фернивелл находится в доме!

— Что такое? — выпалил я. — Не может этого быть!

— Но это правда! — подтвердил он. В сущности, я прислан сюда с тем, чтобы интервьюировать его, но он отказывается принять журналистов.

— В самом деле? — спросил я. — Так вот что, если вы подождете меня здесь минуту — другую, то мне, кажется, удастся заставить его изменить свое решение.

— Это чудесно закончит наш день! — вмешался Билли, потирая от удовольствия руки.

Я повернулся к Мерчии.

— Не бойтесь, дорогая, кровопролития больше не будет!

Она ответила с чуть заметной улыбкой:

— С такими людьми, как Мориц, не борются: он трус и к тому же, изменник! — серьезно заметила Мерчиа. — Это он продал Прадо нашей ‘Лиге’, а затем хотел убить вас, когда вы были в ‘Аштоне’.

Я кивнул головой.

— Мне это известно, Мерчиа! Вот за эти-то дела мы хотим его проучить!

Я первый поднялся по лестнице и, ухватившись за ручку двери, остановился.

— Черт возьми, Билли, — произнес я. Ведь Мориц считает теперь себя хозяином имущества Прадо!

— Держи пари, что так! Хороший сюрпризец ожидает его!

Звонок весело затрезвонил под моей рукой.

Дверь перед нами немедленно распахнулась, и я очутился лицом к лицу с хорошенькой горничной. Пораженная моим неожиданным появлением, она воскликнула с восторгом:

— О, вы возвратились, сэр, возвратились!

— Да, конечно! — ответил я. — Ведь я сказал вам, что вернусь, а я всегда говорю правду!

Она посторонилась, пропуская нас.

— Где мистер Фернивелл? — спросил я.

— Мистер Фернивелл… — начала горничная и остановилась: внизу около лестницы стоял сам Мориц, и на его лице отражалось смешанное выражение недоумения, враждебности и страха.

По-видимому, первой его мыслью было удрать: я заметил, как он сделал резкий полуоборот к перилам. Но, вероятно, увидел бесполезность такого образа действий, он невероятным усилием воли овладел собою, приблизился к нам и сказал, плохо симулированным, величественным тоном:

— Мне думается, что это последний дом, в который вы дерзнули опять явиться!

Я глянул на него с многозначительной улыбкой.

— Дорогой Мориц, — иронически отозвался я, — если бы вы были немного посмелее, из вас, в самом деле, вышел бы замечательный негодяй! Как бы там ни было…

С этими словами я начал к нему приближаться. Он побледнел и отступил назад.

— Если вы только вздумаете поднять здесь скандал… — начал Мориц.

— Уж лучше молчите! — добродушно огрызнулся я и, подойдя к нему, схватил его за шиворот.

— Пошлите за полицией! — заявил он.

— Можете посылать хоть за всей английской армией, если вам угодно! — заметил я, тряся его так, что он вынужден был замолчать.

Билли стоял рядом, готовый каждую минуту придти на помощь, но в этом не было необходимости.

— А теперь выслушайте меня! — произнес я громовым голосом. — Хотя ваш двоюродный брат и был негодяем, он все таки имел к вам доверие! А вы предали его, как подленький, низкий Иуда-Христопродавец! Кроме того, вы всячески старались меня убить.

— Неправда! — прохрипел он.

— Нет, правда! — рявкнул я. — Не противоречьте мне, иначе вы выведите меня из терпения!

При этом я поднял Морица на воздух и так потряс, что у него застучали зубы.

— Запомните, миленький Мориц, раз и навсегда, что люди, которые подло обращаются со мною, сами нарываются на неприятности! Гуарец свое получил, другие тоже! И сам только что рассчитался с вашим приятелем Сангеттом!

— Послушайте, — запищал Мориц, — вы ошибаетесь! Вам не к чему прибегнуть к насилию! Если вы хотите денег…

Он замолк.

— Ну? — спросил я хмуро.

— Я… я дам вам чек, и вы можете уехать и начать новую жизнь.

— Билли, — сказал я, — откройте, пожалуйста, пошире дверь!

Он поспешил исполнить мою просьбу, а я повернул своего пленника к себе лицом.

— Мориц, — сказал я, с насмешкой глядя на него, — вы, оказывается, ничего не знаете, поэтому слегка заблуждаетесь! Во-первых, мне вовсе не нужны деньги, а во-вторых, вы не наследник Прадо, и сами нуждаетесь!

Я еще крепче ухватил его за шиворот и медленно повернул к выходным дверям.

— Что вы собираетесь делать? — завопил он.

— Если бы я не намеривался исполнить свое желание, — шутливо заметил я, — то я свернул бы вам шею! Но так как я щажу чувства вашей милой тети Мэри, то просто вышвырну вас за дверь!

Мориц крутился и извивался, как только что пойманный угорь, но я неумолимо шаг за шагом, тащил его к дверям, которые Билли держал открытыми.

На пороге мы остановились, затем сильным взмахом и ловким ударом, я пустил Морица кубарем вниз по ступенькам…

— Таков конец всех изменников! — крикнул ему вслед Билли [*].

[*] — В другом переводе конец текста звучит так:

— Таков конец всех изменников! — крикнул ему в след Билли и захлопнул дверь.

Я облегченно вздохнул и подошел к Мерчии.

Далее идет перевод Э. К. Бродерсен (прим. Spellcheck)

Мориц упал во весь рост прямо в грязь и лишь с трудом поднялся на ноги. Выражение боли и ярости на его лице могло показаться смешным, если бы не было так отвратительно. Он еще не успел прийти в себя, как к нему подошел сильно заинтересованный этой сценой представитель ‘Дейли Уайр’.

Никакое раздражение не может оправдать того грязного потока бранных слов, которым Мориц обдал журналиста. Тот был так поражен, что не мог даже сразу ответить, но вскоре, воспользовавшись минутной паузой, он начал защищать свою честь с такой неслыханной энергией и поразительным богатством выражений, которые, надо думать, свойственны исключительно лите-ратурному темпераменту.

Чувствуя, что слушать этот диалог не совсем приличествует Мерчии, я уже собирался войти в дом и закрыть двери, как вдруг среди всей суматохи послышался хорошо знакомый голос:

— Если вы не перестанете употреблять подобные выражения и сейчас же не уберетесь отсюда, я позову полицию. Стыдно, господа, вести себя так в Парк-Лэйне.

— Это был Мильфорд. Если бы даже я не узнал его голоса, то угадал бы, что это он, по одному тому, как он взывает к чувствам.

Получив заслуженную головомойку, те двое внезапно прекратили свой обмен комплиментами. Мориц понял, наконец, что свалял дурака, и бросил вокруг дикий взгляд, ища способа удрать. На другой стороне улицы стоял наемный экипаж, кучер которого специально подъехал, чтобы позабавиться происходящей сценой. Перейдя через улицу, Мориц указал ему, куда себя везти, вско-чил в коляску и захлопнул дверцу, не бросив даже последнего взгляда на дом.

Я повернулся, желая повидать Мильфорда.

Он окинул всех взглядом и чинно поклонился.

— Разрешите мне приветствовать вас по случаю вашего возвращения в этот дом!

Я подошел к нему и, протянув руку, сказал:

— Мильфорд, я не мастер благодарить словами, но… — я запнулся, — так вот… я вам очень признате-лен. — Кратко и искренне докончил я свою речь.

— Не стоит, сэр. Я сам рад, что мог вам помочь. Позвольте выразить вам мое удовольствие по поводу того, что мистер Норскотт назначил вас своим наследником. Я полагаю, сэр, это и объясняет, почему мистер Фернивелл…

— Вот именно это, — сказал я. — Да еще толчок сзади.

Мильфорд кивнул головой.

— Скверная компания, сэр, очень скверная. Я всегда предупреждал мистера Норскотта относительно него.

— Мильфорд, — сказал я. — Я не знаю, как обстоят дела, но что, если бы вы позвонили Гарроду или Гунтеру и соорудили нам небольшой обед на троих, скажем, к восьми часам. Мисс Солано и мистер Логан пережили всю эту историю вместе со мной, и нам хотелось бы отпраздновать ее успешный конец.

Мильфорд улыбнулся с чувством профессионального достоинства.

— Конечно, сэр, — ответил он. — Все будет готово к восьми часам. Вы можете надеяться, сэр.

— Вы, конечно, останетесь здесь со мной, Билли, — сказал я, когда Мильфорд удалился.

— Скорее всего! — ответил Билли. — Неужели вы думаете, что теперь, когда у вас пятьдесят тысяч фунтов, я вас оставлю. Я только съезжу в свою старую хижину и еще до обеда перевезу сюда свои пожитки.

— Правильно, Билли,— ответил я, смеясь.

К О Н Е Ц.

——————————————

Сборник ‘Двойник. Атлантида. Боксер Билли‘:

Серия ЗШПЛ (Забытые шедевры приключенческой литературы)

Берроуз Э. Боксер Билли: Роман. Бриджес В. Двойник: Роман. Бенуа П. Атлантида: Роман/Сост. В.В. Богоявленский. — Самара, НПЦ ‘Ретроспектива’, 1993 г. 512 стр.

ISBN 5-7033-0064-9

Тексты всех романов воспроизводятся по изданиям, выходившим в различных издательствах в период с 1919 по 1929 гг. (выходные данные указаны для другого перевода данного романа — прим. Spellcheck)

Виктор Бриджес

Двойник (Человек ниоткуда)

The Man from Nowhere (1913)

1.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

8.[*]

10.

‘Акционерное общество соединенных золотых россыпей Южной Америки. Капитал 2 000 000 фунтов Стерлингов’.

11.

12.

13.

14.

15.

16.

17.

18.

19.

20.

21.

22.

23.

24.

К О Н Е Ц.

Читайте также:

8.^[*]

‘Акционерное общество соединенных золотых россыпей Южной Америки.
Капитал 2 000 000 фунтов Стерлингов’.