Чехов — не для провинции
Чехов — не для провинции
Комментарии
Комментарии
Чехов — не для провинции, Осоргин Михаил Андреевич, Год: 1902
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Осоргин М. А. Московские письма.
Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2003. — (Материалы Лаборатории городской культуры и СМИ Перм. ун-та. Вып. 1)
Если провинциальный читатель с жадностью схватывает новый номер столичной газеты, то для живущего в столице едва ли не больше интереса представляет номер провинциального органа, особенно органа его родины. Это не интерес к смертям и перемещениям по службе родных и знакомых, это интерес к тому, чем живут и что мыслят его соотечественники. Отсюда ясно, как любопытно было мне, пермяку, прочесть в No 91 ‘Пермских Ведомостей’ рецензию о постановке в городском театре ‘Трех сестер’ А. П. Чехова, пьесы, написанной для Московского Художественного театра, пьесы, которою так же бредила Москва, как три сестры бредили Москвою. ‘Как хорошо читать книги Чехова, и как тоскливо и скучно смотреть его большие пьесы!..’ — прочел я в начале рецензии. За такие слова в Москве растерзали бы, но, к счастью, никто их не произносил. Между тем, по слогу заметки, я узнаю перо старого театрала, любителя драмы. В чем же дело? Дело в том, что пьесы Чехова писаны, во-первых, не для провинции и, во-вторых, не для средних артистических сил. Рисовать для провинции картину провинциальной скуки — это то же, что стараться заинтересовать крестьянина картиной деревенской природы или описывать столичному жуиру устройство ресторанов, которые знакомы ему как свои пять пальцев. Никакой пророк не славен в своем отечестве. С другой стороны, можно смело утверждать, что пьесы Чехова можно смотреть только в исполнении Художественного театра. Это действительно пьесы нового настроения, и другим артистам они пока не по силам. Императорский Малый театр, еще недавно считавшийся и бывший лучшим российским театром, оказывается бессильным даже в подражании, а подражанием этим заражены все московские и петербургские театры. Не полагаясь на свое суждение и на голос всей театральной Москвы, я приведу отзыв такого подавляющего авторитета, как заслуженная артистка Савина, которая, посмотрев на исполнение ‘Трех сестер’ в Художественном театре, сказала, что это ‘бешено хорошо!’ — высшая похвала на ее оригинальном языке. То же должно сказать про другую пьесу Чехова — ‘Дядя Ваня’. Когда я прочел эту пьесу Чехова, мне не понравилась ее растянутость, ее монологи, ее кажущаяся несценичность. Но когда я увидел ее на сцене, то в первый раз в жизни забыл, что я в зрительном зале и что передо мною не сама жизнь, а только ее изображение. Впечатление это не поддается описанию и требует опыта.
Мне могут возразить, что хороши артисты, а пьесы может быть плохи. Нет! Артисты только помогают видеть те чудные, полные жизненной правды места, которые ускользают при чтении или заурядной игре.
Я потому так горячо заступаюсь за пьесы Чехова, что в поклонении им скрыта частица московской жизни и московский корреспондент является их естественным и законным защитником. Чехов сыграл в Москве такую роль, какая не выпадала еще на долю драматурга.
Поговорив о Чехове, хочется говорить о Горьком. Если эта фраза не вполне правильна синтаксически, то ее логический смысл вполне понятен. Чехов и Горький — два властителя душ, в особенности последний, на сочинения которого существует предварительная запись в пермской городской публичной библиотеке. Недавно в Москве вышла брошюрка какого-то Михаила Москаля ‘Пафос Горького’, в которой автор трактует о хулиганстве молодого писателя. Разбирая произведения в строгой последовательности, г. Москаль с храбростью, достойной лучшего применения, разносит их вдребезги, не стесняясь в выражениях (например, он заканчивает разбор одного из них такой фразой: ‘…но довольно об этой мерзости!’) В конце концов Горький вместе со своими героями оказывается не только негодяем, но даже подстрекателем на убийство матери и сестры с целью грабежа (в деле А. Каро, взволновавшем недавно Москву). Незадолго перед этим г. Москаль ‘отхлестал’ старика Толстого за его ‘Воскресение’. Вот какие литературные фрукты родит столица.
Поговорил бы о третьем московском кумире Ф. И. Шаляпине, да он посажен на три дня под арест, за оскорбление какого-то ювелира, так что его беспокоить не следует.
17 мая 1902 г.
Чехов не для провинции. 17 мая 1902 г.
С. 129. Рецензия опубликована в No 91 (27 апр. 1902) под рубрикой ‘Театр и музыка’, к сожалению, без подписи. Насколько оценка пьес Чехова Осоргиным совпадает с мнением провинциального критика, можно судить хотя бы по началу заметки: ‘Третьего дня пермяки увидели пьесу Антона Чехова ‘Три сестры’, увидели и убедились, что талантливый беллетрист и юморист произвел на сцене еще кучку отчаянных нытиков’.
Савина Мария Гавриловна (1854-1915) — выдающаяся русская актриса, прима Александрийского театра. Была одним из инициаторов Первого Всероссийского съезда сценических деятелей и организатором Русского театрального общества.
Пьеса Чехова ‘Три сестры’ была впервые поставлена в МХТ 31 января 1900 г.
С. 130. …Недавно в Москве вышла брошюрка… — речь идет о брошюрах Михаила Марковича Митрофанова ‘Возрождение или упадок. Критический этюд по поводу романа гр. Толстого ‘Воскресение’ (М.,1900), ‘Оправдание зла. Пафос Горького’ (М.,1902)
С. 131. Дело А.Кара — С 1901 по 1903 год в Москве проходил шумный судебный процесс, связанный с убийством девятнадцатилетним Александром Кара своей матери и двух сестер.