Оскаръ Норвежскій.
Оскаръ Норвежскій.
Было бы бойко.
Было бы бойко.
(Развязный критикъ).
Было бы бойко, Картожинский Оскар Моисеевич, Год: 1909
Время на прочтение: 4 минут(ы)
О критик и критикахъ. Статьи.
Изд. ‘Заря’, 1909
‘Критики похожи на слпней, которые мшаютъ лошади пахать землю. Лошадь работаетъ, вс мускулы натянуты, какъ струны на контрабас, а тутъ на крупъ садится слпень и щекочетъ, и жужжитъ’.
Въ этомъ, отчасти рзкомъ и смахивающемъ на парадоксъ, мнніи Чехова о критикахъ много горькой правды. Въ особенности это мнніе примнимо къ нкоторой части современной критики. У насъ въ послднее время и въ литератур не особенно считаются съ опредленными требованіями, а въ критик и подавно. Площадная ругань по адресу того или другого произведенія и заодно съ этимъ по адресу самого автора стала обычнымъ явленіемъ. Буренинъ можетъ утшиться. Его перещеголяли въ безстыдств.
Его безпардонная ругань кажется безсильнымъ старческимъ лепетомъ по сравненію, съ позволенія сказать, съ критикой молодого г. Чуковскаго. Критическіе фельетоны послдняго читаются всегда съ неослабвающимъ интересомъ. У обыкновеннаго безхитростнаго читателя этотъ интересъ естественный. Его щекочетъ быстрота и натискъ молодого критика. Такихъ кумировъ, какъ Горькій, развнчалъ, издательство ‘Знаніе’ подводитъ подъ банкротъ. И ужъ, конечно, окончательно уничтожилъ Арцыбашева, Рославлева. Вскользь ругнетъ Дымова, лягнетъ Городецкаго, посмется надъ декадентами, похлопаетъ дружески по плечу Андреева. Еще бы не интересно. Для читателя, боле внимательно относящагося къ литератур, интересъ къ критик г. Чуковскаго иного рода.
Онъ за хлесткостью приговоровъ и рзкостью сужденья неистоваго молодого ищетъ частицу міровоззрнія. И, конечно, не находитъ. Очень любопытно выходитъ у него доказательство того, что въ произведеніяхъ Горькаго все больше ужи и почти нтъ соколовъ. Г. Чуковскій изъ кипы зеленыхъ книжекъ сборниковъ ‘Знанія’ и томовъ Горькаго тщательно выписываетъ подходящія мста и ловко оперируетъ ими. Получается впечатлніе жонглерства понятіями, а не критики. Жонглерство сказывается въ пріемахъ критики Чуковскаго, въ манер письма и, конечно, въ подоплек ихъ. Какъ же не жонглерство, если мы въ ‘Родной Земл’ полгода тому назадъ читали восторженные панегирики Городецкому, Дымову, и въ ‘Рчи’ недавно насмшливое отношеніе къ нимъ. Убжденія мняются, но не въ такое короткое время. На это способны разв только публицисты ‘Новаго Времени’. И потомъ по отношенію къ литератур все-таки существуютъ опредленныя положенія, которыя у Чуковскаго отсутствуютъ. Этимъ-то и объясняется его ловкое жонглерство. Чтобы не быть голословнымъ и наглядно доказать это жонглерство, сошлюсь на фельетонъ г. Чуковскаго въ ‘Рчи’ ‘Обывательскій анархизмъ’. На протяженіи трехсотъ строкъ г. Чуковскій предупреждалъ читателей ‘Рчи’, что кажущійся анархизмъ поэта Рославлева вовсе не анархизмъ, а обывательскій анархизмъ, что существуетъ дйствительно какой-то серьезный теоретическій анархизмъ. Но какой именно и какъ онъ представляется г. Чуковскому, мы не узнаемъ, потому что онъ не считаетъ нужнымъ говорить объ этомъ. Къ слову сказать, нсколько мсяцевъ тому назадъ вышла тощая книжка г. Чуковскаго подъ заглавіемъ ‘Уотъ Уитманъ — поэтъ анархистъ’… Казалось бы, что тамъ можно найти боле точныя опредленія анархизма. Но тамъ, кром безконечныхъ повтореній Уитманъ — анархистъ и спутанныхъ философскихъ посылокъ ничего нтъ. Вернемся къ стать о Рославлев. Вся или, по крайней мр, большая часть статьи ‘Обывательскій анархизмъ’ посвящена разбору только-что вышедшей книги стиховъ А. Рославлева. Тщательнымъ цитированіемъ отдльныхъ мстъ г. Чуковскій доказалъ, какъ это ему казалось, что поэзія Рославлева буднична, что никакихъ сильныхъ протестовъ и бурь въ ней нтъ и т. д. Въ конц своей статьи Чуковскій почему-то вспомнилъ, что у Рославлева есть прекрасныя, извстныя своей грубостью стихотворенія, какъ ‘Псня крови’, ‘Псня пьяныхъ’ и др. Но рчь идетъ не о томъ, — прерываетъ свое вырвавшееся признаніе г. Чуковскій и оставляетъ простака-читателя подъ впечатлніемъ того, что Рославлевъ — симулянтъ, неискрененъ, что поэзія его обывательская и фальшивая.
Есть такая добродушная публика, которая сочтетъ это критикой.
Еще боле яркій примръ безпардоннаго критическаго жонглерства г. Чуковскаго представляетъ собою статья его о роман Арцыбашева ‘Санинъ’, помщенная въ покой газет ‘Утро Россіи’. Но размры данной статьи не даютъ мн возможности приводить цитаты. Было бы вообще странно писать о газетной критик бойкаго г. Чуковскаго. Но такъ какъ за небольшими исключеніями журнальная критика въ послднее время значительно обезцвтилась, вниманіе читающей публики и пишущихъ невольно обращено на газетную критику. И при усиливающейся безпардонности г. Чуковскаго писателямъ поневол приходится послдовать совту Чехова:
‘Нужно встряхивать и махать хвостомъ’.
Ибо это дйствительно не критика, а жужжащій слпень.
Нужно давать отпоръ такимъ смлымъ молодымъ людямъ и указывать имъ на ихъ дйствительное мсто.
Хлесткость и легкое жонглерство умстны, пожалуй, въ газетной публицистик. Въ литератур же, какъ та ковой, господамъ акробатамъ нтъ и не можетъ быть мста.
Разв не акробатство поголовное непризнаніе молодымъ г. Чуковскимъ современной русской литературы?
Каменскій — поддлка.
Рославлевъ — обыватель.
Арцыбашевъ — симулянтъ.
Горькій — мщанинъ.
И пр., и пр.
Что привело васъ въ восторгъ, г. Чуковскій? О чемъ вы писали, упиваясь?
Простодушный кадетскій публицистъ г. Изгоевъ только на основаніи того, что молодой и смлый Чуковскій крикнулъ вдругъ: Караулъ! Сволочь!.. (причемъ было неизвстно, къ кому именно относилось послднее восклицаніе),— поврилъ въ любовь Чуковскаго къ литератур.
Гд она, эта любовь?
Требовательный молодой критикъ, правда, хвалилъ иногда кое-кого.
Но какая эта была безцвтная и безсодержательная похвала.
Понравилось ему однажды произведеніе Леонида Андреева ‘Елеазаръ’, помщенное въ одной изъ книжекъ ‘Золотого Рука’.
И г. Чуковскій на протяженіи газетнаго фельетона (а не газетныхъ фельетоновъ онъ вообще не писалъ), посвященнаго имъ этому произведенію, восторгается тмъ, что бумага журнала ‘Золотое Руно’ великолпна, а бумага сборниковъ ‘Знаніе’ смахиваетъ на оберточную.
О самой вещи, онъ пишетъ: ‘прекрасная вещь’, ‘восхитительная вещь’.
И только.
Привели его въ восторгъ стихи Городецкаго.
И г. Чуковскій пишетъ:
‘Очень хорошіе поэты читали намъ хорошіе стихи. Но вотъ пришелъ юноша Сергй Городецкій и сталъ читать намъ свои стихи’.
Дальше онъ продолжаетъ приблизительно въ томъ смысл, что стихи Городецкаго неожиданны, блестящи, полны своеобразной красоты и пр.
Короче — стоитъ Чуковскому отршиться отъ излюбленнаго имъ метода находить пунктъ помшательства у каждаго писателя, т.-е. стоитъ ему начать писать благосклонно о произведеніи того или другого писателя, какъ онъ неожиданно превращается въ символъ безвкусія и пошлости.
На мст онъ въ роли критика на столбцахъ покойныхъ разухабисто-модернисткихъ понедльничныхъ газетъ.
Тамъ его статьи выдляются неожиданностью ихъ выводовъ, парадоксальной постановкой того или иного литературнаго вопроса, если по отношенію къ Чуковскому можетъ быть вообще рчь о литературныхъ вопросахъ.
Критика, за которой не чувствуется
глубокой любви къ литературному слову,— не критика, а хулиганство.
Есть какое-то стыдливо-благородное отношеніе къ литератур у людей, искренно любящихъ ее.
Г. Чуковскому это неизвстно.
Приверженецъ новыхъ теченій въ литератур, Ал. Блокъ пишетъ, напримръ, о реалистахъ. Онъ не можетъ признать ихъ. Но онъ чутко и внимательно анализируетъ душу живу всякаго реалистическаго произведенія.
Нтъ, одной бойкостью, г. Чуковскій, критики не длаютъ.
Бойко можно писать интервью и политическія обозрнія.
А для того, чтобы писать о литератур, нужны еще душа живая, искренняя любовь къ литературному слову.
Г. Чуковскій не обнаружилъ ея.
Можетъ быть, потому, что онъ еще слишкомъ молодъ.
Поневол приходится вспомнить въ такомъ случа нмецкую поговорку:
So jung und so verdorben.