А. И. Рейтблат
Булгарин Ф. В.: биобиблиографическая справка, Булгарин Фаддей Венедиктович, Год: 1990
Время на прочтение: 7 минут(ы)
БУЛГАРИН, Фаддей Венедиктович [24.VI(5.VII).1789, имение Перышево, Минское воеводство Великого княжества Литовского — 1(13).IX.1859, мыза Карлово, близ Дерпта, ныне — Тарту] — журналист, прозаик, издатель. Из семьи польского шляхтича. С 1798 г. учился в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе, в 1806 г. выпущен корнетом в Уланский великого князя Константина Павловича полк. Принимал участие в военных действиях в Пруссии в 1807 г. (против наполеоновской армии, был ранен и награжден орденом Анны III степени) и в Финляндии в 1808—1809 гг. (против шведских войск). Свою счастливо складывавшуюся военную карьеру разрушил сатирическими стихами против командира полка (по некоторым сведениям — против шефа полка — великого князя Константина), за что в 1809 г. был переведен в Кронштадтский гарнизонный полк (несколько месяцев просидел под арестом в крепости), а через год — в Ямбургский драгунский полк. Здесь Б. также не ужился, из-за какой-то скандальной истории был плохо аттестован и в 1811 г. отставлен от службы. Б. отправился на родину, в Польшу, а потом, по его собственному признанию, ‘следуя пословице, ‘как волка ни корми, а он все в лес смотрит’, полетел бродить за белыми орлами (польский герб.— А.Р.) и искать независимости отечества’ (ИРЛИ.— 10102.— Лист 60). Вступив во французские войска (Франция после Тильзитского мира была союзным России государством), он воевал в составе Польского легиона в Испании, участвовал в походе на Россию и в военных действиях на территории Германии. В 1816 г. Б. приехал в Петербург (был издан указ о прощении поляков, состоящих на службе в наполеоновских войсках), где по поручению своего состоятельного дяди вел судебную тяжбу о крупном поместье. Во время длительного пребывания в Вильне в 1819 г. вступил в ‘товарищество шубравцев’ (по-польски — плуты, пройдохи) — кружок преподавателей Виленского университета, выпускавший на польском языке сатирическую газету ‘Уличные ведомости’, где с просветительских позиций высмеивались пороки польской шляхты, препятствующие буржуазному развитию. Б. публиковал стихи и прозу в этой газете и ряде других польских периодических изданий, получив литературную известность. С 1819 г. он печатал стихи, рассказы, воспоминания в польском варианте газеты ‘Русский инвалид’. В 1820 г. знакомится с Н. И. Гречем (в том же году статьей ‘Краткое обозрение польской словесности’ (Сын отечества.— 1820.— No 31, 32) дебютирует в русскоязычной печати). Деловой и инициативный журналист, Б. быстро сходится с молодыми, прогрессивно настроенными литераторами (братья Бестужевы, А. О. Корнилович, В. К. Кюхельбекер, К. Ф. Рылеев и др.). Особенно сблизился он с А. С. Грибоедовым — оказывал ему различного рода услуги, провел в печать фрагменты из ‘Горя от ума’ (в изданном Б. первом отечественном театральном альманахе ‘Русская Талия’.— Спб., 1825), пропагандировал его творчество в ‘Северной пчеле’. Уезжая в 1828 г. в Персию, Грибоедов подарил ему список комедии с надписью: ‘Горе мое поручаю Булгарину. Верный друг Грибоедов’. Б. познакомился и поддерживал хорошие отношения с Пушкиным, на протяжении 20 гг. время от времени печатавшимся в его изданиях. В 1824 г. Пушкин относил Б. к ‘малому числу тех литераторов, коих порицания или похвалы могут быть и должны быть уважаемы’ (Полн. собр. соч.— Т. 13.— С. 85). С 1822 г. Б. издавал ‘Северный архив’ (‘Журнал истории, статистики и путешествий’), один из лучших русских журналов того времени (в 1823—1824 гг. в приложении к нему выходили ‘Литературные листки’, где Б. активно участвовал в литературной полемике), с 1825 г. совместно с Гречем издавал ‘Северную пчелу’, первую частную газету, имеющую право печатать политические известия.
Хорошее знакомство с польской и французской литературой, чутье журналиста, знающего потребности публики, бойкое перо позволили ему стать пионером в освоении русской литературой ряда жанров: нравоописательного очерка, фельетона, военного рассказа. Принадлежат Б. и одни из первых в русской литературе опыты в жанрах утопии (‘Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в XXIX веке’, 1824) и антиутопии (‘Невероятные небылицы, или Путешествие к средоточию Земли’, 1825). Не отличаясь особыми литературными достоинствами, произведения Б. были тем не менее написаны живо, интересно и профессионально.
Б. скептически относился к проектам революционного переустройства русской жизни. Придерживаясь умеренно-либеральных взглядов, он делал ставку на царя и царское правительство как инициаторов прогресса в России. Разгром декабристов еще более укрепил его на этих позициях. Напуганный восстанием (среди репрессированных было немало его друзей), Б. стал всеми силами демонстрировать свою преданность — дал словесный портрет разыскиваемого Кюхельбекера, подготовил несколько докладных записок для правительства по вопросам литературы и театра (см.: Русская старина.— 1900.— No 9.— С. 579—590, Лемке М.— С. 317—330, Былое.— 1918.— No 1.— С. 16—27, Вопросы литературы.—1985.— No 2.— С. 130—132). Вначале он представлял их генерал-губернатору и в генеральный штаб, а с середины 1826 г., после создания III отделения, стал адресоваться туда. Информируя III отделение, Б. выступал ‘как доброволец-осведомитель, а не как наемный агент сыска’ (Модзалевский Б. Л. Пушкин под тайным надзором.— Л., 1925.— С. 35). Власти высоко ценили и осведомительскую деятельность, и литературное творчество Б. В конце 1826 г. по указу царя он был зачислен (без определенной должности) в штат Министерства народного просвещения (с чином 8 класса) и, как писал Бенкендорф в 1831 г., ‘был употребляем по моему усмотрению по письменной части на пользу службы, и… все поручения он исполнял с отличным усердием’ (цит. по кн.: Лемке М.— С. 282). В 1831 г. Б. ушел со службы, но в 1844 г. вновь вступил в нее членом-корреспондентом специальной комиссии конезаводства, дослужившись к выходу в отставку (в 1857 г.) до чина действительного статского советника. Бенкендорфу и Николаю I нравился роман ‘Иван Выжигин’ (см.: Современник.— 1913.— No 2.— С. 293), а в 1848 г. царь назвал ‘Северную пчелу’ изданием, ‘отличающимся благонамеренностию и направлением, совершенно соответствующим цели и видам правительства’ (ЦГИА.— Ф. 777.— Оп. 2.— 1850.— Д. 146.— Л. 57).
Тем не менее и во время николаевского царствования в деятельности Б. были положительные моменты. Он деятельно помогал Грибоедову, временно заключенному в крепость после восстания декабристов, оказывал содействие А. А. Бестужеву в публикации его произведений. Б. высоко оценил в ‘Северной пчеле’ ‘Героя нашего времени’ Лермонтова и тем самым способствовал распространению романа. Он активно пропагандировал польскую культуру в России (что, впрочем, не помешало ему при необходимости напечатать в 1831 г. исключительно резкие по тону статьи против польских повстанцев). При всей своей благонамеренности, Б. неоднократно вступал в конфликты с цензурой по поводу запрещения публикации статей или их фрагментов (в частном письме он писал в 1845 г., что министр народного просвещения С. С. Уваров ‘набросил на все тень, навел страх и ужас на умы и сердца — истребил мысль и чувство…’ — ИРЛИ.— 18439.— Л. 66), часто получал выговоры от царя или высокопоставленных чиновников за уже напечатанные материалы.
Однако в целом Б.-литератор был в значительной мере творцом мировоззрения, соответствующего Николаевской эпохе. Выступив идеологом ‘мещанской народности’ (термин А. Азадовского), он выражал интересы средних слоев чиновничества, военных провинциального дворянства, части купечества и мещанства), на которые стремилось опереться правительство. Поэтому он получил поддержку сверху и в то же время пользовался широкой популярностью в читательских кругах. Сотрудничество Б. с III отделением было обусловлено не только его личными моральными качествами, но и логикой принятой на себя культурной роли. Во-первых, литератору, не демонстрирующему постоянно своей преданности, правительство просто не позволило бы издавать газету. Во-вторых, если литераторы из дворянской элиты с помощью родственных связей могли непосредственно входить в контакт с царем и его приближенными, то Б. вынужден был делать это через органы политического сыска. В-третьих, в условиях, когда промышленность развивалась не в условиях свободной конкуренции, а в борьбе за правительственную привилегию, Б., как литературный промышленник, также стремился к достижению монополии не только за счет привлечения подписчиков, но и путем политической дискредитации соперников.
С ориентацией на средние слои связаны и другие особенности позиций Б. в литературе. Если большинство литераторов апеллировали к мнению критики и просвещенных читателей, то для Б. основной инстанцией являлась публика. В результате книга оценивалась не по степени ее художественности, а по количеству разошедшихся экземпляров, критику заменяла реклама. Любимым жанром Б. был фельетон, где в легкой и живой форме описывались и обсуждались разнообразные явления бытовой и культурной жизни страны, прежде всего — Петербурга. Наблюдательность и остроумие обеспечивали ему популярность, хотя журнальные противники нередко демонстрировали предвзятость и некомпетентность Б. Нередко он выступал также с путевыми и нравоописательными очерками, театральными и литературными рецензиями, но все эти произведения были близки по характеру к его фельетонам, разделяя их достоинства и недостатки.
Параллельно с журналистской работой Б. писал романы, адресуясь все к той же публике из средних слоев. Читательская аудитория, резко выросшая во второй половине 20 гг., читала в основном переводные романы, русские образцы этого жанра в данный период практически отсутствовали, хотя усиливавшийся интерес к истории и этнографии России создавал благоприятную почву для них. Удачно угадав потребность, Б. достаточно успешно удовлетворил ее, соединив в первом своем романе ‘Иван Выжигин’ (Спб., 1829) традиционную схему плутовского романа с бытовыми картинами русской жизни и изложив это современным (а не архаизированным, как напр., у Нарежного) литературным языком. Герой его — неплохой, но легко поддающийся искушениям человек. Вначале безродный бедняк, он после многочисленных приключений (участие в шайке мошенников, плен у киргизов, тюремное заключение, судебный процесс, участие в войне с Турцией и т. д.) обретает семью, богатство и высокое служебное положение. Традиционный сюжет плутовского романа, дающий возможность описать образ жизни различных кругов общества (свет, помещиков и чиновников, армию, преступников, суда и т. д.), Б. насытил нравоучительными мотивами, стремясь доказать своим читателям из среды мелкого дворянства и чиновничества, что честность, умеренность и добросовестная служба позволят им достичь успеха в жизни.
Роман имел громадный успех у широких кругов читателей. Первое его издание было быстро распродано, за ним последовали второе и третье, переводы на французский, английский, немецкий, итальянский, шведский, польский и др. языки. Однако представители другой читательской среды отнеслись к роману резко отрицательно — для их реакции на роман типичен отзыв П. А. Катенина: ‘Пустота, безвкусие, бездушность, нравственные сентенции, выбранные из детских прописей, неверность описаний, приторность шуток’ (Катенин П. А. Размышления и разборы.— М., 1981.— С. 76).
Близки по характеру были и другие ‘нравственно-сатирические’ романы Б.— ‘Петр Иванович Выжигин’ (Спб., 1831) и ‘Памятные записки титулярного советника Чухина’ (Спб., 1835), имевшие, однако, меньший успех у читателей. Б. был одним из создателей русского исторического романа вальтер-скоттовского типа, опубликовав почти одновременно с ‘Юрием Милославским’ Загоскина ‘Дмитрия Самозванца’ (Спб., 1830), а позднее — ‘Мазепу’ (Спб., 1833— 1834). Лишенные динамизма и ярких бытовых черт, написанные стандартным языком и, что самое главное, резко отрицательно изображающие широкие народные движения, они не пользовались особой популярностью у читателей, однако оказали немалое воздействие на массовую историческую беллетристику 30—40 гг.
По мере того как росли известность и влияние Б., усиливалась и борьба с ним литераторов пушкинского круга. В конце 20 гг. эта среда узнает о контактах Б. с 111 отделением и использовании им связей такого рода для борьбы с конкурентами. В результате полемика резко обостряется, причем П. А. Вяземский и Е. Баратынский (авторы эпиграмм на Б.) втягивают в нее и Пушкина как наиболее авторитетного литератора своего лагеря. После обмена личными выпадами в 1830—1831 гг. (в т. ч. булгаринские памфлеты ‘Анекдот’ и ‘Предок и потомки’, пушкинское стихотворение ‘Моя родословная’ и заметка о ‘Записках’ Видока) и угроз Пушкина (в памфлете ‘Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем’) обнародовать ряд фактов биографии Б. тот капитулировал, прекратив полемику. В дальнейшем ожесточенную борьбу с Б. вели Белинский и Некрасов. После смерти Б. остался в литературной памяти, правда, не как реальный литературный деятель, а как символ моральной нечистоплотности, готовности торговать своими убеждениями и сотрудничать с полицейскими органами ради материальных выгод.
Соч.: Соч.: В 3 ч.— СПб., 1836, Полн. собр. соч.: В 7 т.— СПб., 1839—1844 (не включает произведений, вошедших в предшествующее издание): Очерки и рассказы // Полярная звезда.— М., 1960, ‘Янычар, или Жертва междоусобиц’ // ‘Северная лира’ на 1827 год.— М., 1984: Рецензии // ‘Горе от ума’ на русской и советской сцене.— М., 1987.
Лит.: Лемке М. К. Николаевские жандармы и литература. 2-е изд.— Спб., 1909.— С. 229—358, Греч Н. И. Записки о моей жизни.— М., Л., 1930, Покровский В. А. Проблема возникновения русского ‘нравственно-сатирического’ романа (о генезисе ‘Ивана Выжигина’) // Изв. АН СССР. Отд. обществ, наук. — 1932.— No 10, Гиппиус В. В. Пушкин в борьбе с Булгариным в 1830—1831 гг. // Временник Пушкинской комиссии.— М., Л., 1941, Русская повесть XIX века.— М., 1973, Вацуро В. Э. ‘Северные цветы’.— М., 1978, Мещеряков В. П. А. С. Грибоедов. Литературное окружение и восприятие.— Л., 1983,— Гл. 9.
Источник: ‘Русские писатели’. Биобиблиографический словарь.
Том 1. А—Л. Под редакцией П. А. Николаева.
М., ‘Просвещение’, 1990