Бриллианты Юстэсов, Троллоп Энтони, Год: 1873

Переводы
Время на прочтение: 732 минут(ы)
Скачать в PDF

БРИЛЛІАНТЫ ЮСТЭСОВЪ.

РОМАНЪ

ЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.

ИЗДАНІЕ
Е. Н. АХМАТОВОЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ПЕЧАТАНО ВЪ ТИПОГРАФІИ Е. Н. АХМАТОВОЙ, ДМИТР. ПЕР., Д. No 17.
1872.

Глава I.
ЛИЗЗИ ГРЕЙСТОКЪ.

Вс друзья Лиззи Грейстокъ и даже враги ея — которые были гораздо многочисленне и дятельне первыхъ — сознавались, что она устроилась очень хорошо. Мы разскажемъ исторію Лиззи Грейстокъ съ самаго начала, но не станемъ, такъ распространяться о ней, какъ распространялись бы, еслибъ любили ее. Она была единственная дочь адмирала Грейстока, котораго послдніе годы его жизни очень стсняла дочь. Адмиралъ любилъ вистъ, вино — и вообще разгулъ всякаго рода — и добивался только того, чтобъ хорошо прожить каждый день. Говорили, что ему удалось, и что даже на смертномъ одр онъ не разставался съ вистомъ, виномъ и всякимъ разгуломъ. У него не было состоянія, а между тмъ его дочь, едва выйдя изъ дтства, разъзжала повсюду въ брилліантахъ на пальцахъ, въ красныхъ камняхъ на ше, въ желтыхъ камняхъ въ ушахъ и въ блыхъ камняхъ въ черныхъ волосахъ. Ей только-что минуло семнадцать, когда отецъ ея умеръ, и ее взяла къ себ ея сварливая старая тетка лэди Линлитго. Лиззи предпочла бы поселиться у какой-нибудь другой родственницы или знакомой, имвшей домъ въ город. Дядя ея, деканъ Грейстокъ, въ Бобсборо, взялъ бы ее къ себ и на свт не было женщины добродушне жены декана — и три пріятныя, кроткія дочери декана нсколько разъ старались подружиться съ своей кузиной Лиззи, но Лиззи желала для себя жизни получше той, которую она вела бы въ дом декана въ Бобсборо. Она ненавидла лэди Линлитго. При жизни отца, когда она надялась пристроиться до его смерти, она не имла привычки скрывать свою ненависть къ лэди Линлитго. Лэди Линлитго дйствительно была нелюбезна и съ ней ужиться было не легко. Но когда адмиралъ умеръ, Лиззи, не колеблясь ни минуты, переселилась къ старой карг, какъ она имла привычку называть графиню въ своей переписк съ бобсбороскими двицами.
Адмиралъ умеръ кругомъ въ долгахъ — въ такихъ большихъ долгахъ, что надо удивляться, какъ лавочники врили ему. Буквально ничего не осталось ни для кого и господа Бартеръ и Бенджаминъ въ Старой Бондской улиц соизволили явиться въ домъ лэди Линлитго въ Брукской улиц и просили, чтобъ брилліанты, доставленные ими въ этомъ году, были имъ возвращены. Лиззи увряла, что у ней брилліантовъ нтъ — то-есть нтъ брилліантовъ значительныхъ, такихъ, какихъ стоило бы возвращать. Лэди Линлитго видла брилліанты и потребовала объясненія. Они были отданы, по приказанію адмирала — такъ говорила Лиззи — въ уплату другихъ долговъ. Этому лэди Линлитго не врила, но она не могла добиться правды. Въ то время брилліанты были заложены, потому что Лиззи были нужны деньги. Надо же было платить за нкоторыя вещи — напримръ горничной, надо же имть деньги въ карман на поздки по желзнымъ дорогамъ и на бездлушки, которыя нельзя брать въ долгъ. Когда Лиззи минуло девятнадцать лтъ, она, такъ же какъ многія двушки, умла обходиться безъ денегъ, но были такія потребности, которыя она должна была исполнять, долги, которые даже она должна была платить.
Однако, она не прекратила знакомства съ господами Бартеромъ и Бенджаминомъ. Не прошло и восьми мсяцевъ посл смерти ея отца, какъ она вела уже переговоры съ мистеромъ Бенджаминомъ по одному небольшому длу. Она сказала, что пріхала къ нему, какъ только сдлалась совершеннолтней, и готова взять на себя отвтственность за долги, подписать всякій вексель, всякую росписку, какихъ потребуетъ отъ нея фирма. Разумется, у ней не было своего собственнаго ничего и не будетъ никогда. Это Бенджаминъ зналъ. Что касается уплаты долга лэди Линлитго, которая для графини могла назваться нищей, Лиззи знала наврно, что мистеръ Бенджаминъ не ожидалъ ничего подобнаго. Но…
Тутъ Лиззи замолчала, а мистеръ Бенджаминъ съ сладенькой и остроумной улыбкой намекнулъ, что можетъ быть мистрисъ Грейстокъ выходитъ замужъ. Лиззи съ милымъ двическимъ румянцемъ согласилась, что такая катастрофа очень случиться можетъ. За нее сватался сэр-Флоріанъ Юстэсъ. Мистеръ Бенджаминъ зналъ, какъ знали вс, что сэр-Флоріанъ Юстэсъ былъ дйствительно очень богатъ, вовсе не имлъ долговъ и могъ заплатить по всякому счету, представленному ювелирами, какъ бы ни былъ онъ великъ. Чего же желала мисъ Грейстокъ? Бенджаминъ не предполагалъ, чтобъ мисъ Грейстокъ просто руководило желаніе заставить своего будущаго мужа уплачивать по ея старымъ счетамъ. Мисъ Грейстокъ желала только сдлать заемъ достаточный на то, чтобъ выкупить свои брилліанты. Тогда она дастъ обязательство на всю сумму сполна. Мистеръ Бенджаминъ сказалъ, что онъ желаетъ навести справки.
— Но вы меня не выдадите, сказала Лиззи: — потому что моя свадьба можетъ разойтись.
Мистеръ Бенджаминъ общалъ поступить очень осторожно.
Въ томъ, что Лиззи Грейстокъ сказала ювелиру, не столько было лжи, сколько можно было ожидать. Это была неправда, что она совершеннолтняя и, слдовательно, ея будущій мужъ небудетъ обязанъ по закону платить ея долги. Несправедливо было и то, что сэр-Флоріанъ Юстэсъ сдлалъ ей предложеніе. Въ этихъ двухъ маленькихъ неправдахъ въ ея разсказ слдуетъ сознаться. Но было справедливо, что сэр-Флоріанъ былъ у ея ногъ и что, воспользовавшись надлежащимъ образомъ своими разнообразными очарованіями — включая заложенные брилліанты — она могла заставить его сдлать предложеніе. Мистеръ Бэнджаминъ навелъ справки и согласился. Онъ не сказалъ мисъ Грейстокъ, что она солгала ему относительно ея совершеннолтія, хотя эту ложь онъ узналъ. Сэр-Флоріанъ наврно заплатитъ по всякому счету своей жены, не справляясь о законности требованія. По свдніямъ, какія мистеръ Бенджаминъ могъ собрать, онъ заключилъ, что бракъ состоится и что эта спекуляція окажется для него выгодною. Лиззи взяла обратно свои брилліанты, а мистеръ Бенджаминъ получилъ росписку особы совершеннолтней. Цль брилліантщика удалась — удалась и цль двицы.
Лэди Линлитго видла какъ драгоцнныя вещи возвращались одна за одной, перстень прибавлялся къ перстнямъ на маленькихъ восковыхъ пальчикахъ, рубины украшали шею, а желтыя серьги висли въ ушахъ. Хотя Лиззи носила трауръ по отц, все-таки эти вещи можно было выставлять на видъ. Графиня не могла видть ихъ безъ разспросовъ и стала допрашивать, бойко. Она угрожала, шумла, протестовала. Она покушалась даже на набгъ въ шкатулку молодой двицы, но ей не удалось. Лиззи огрызалась, ворчала и стояла на своемъ — потому что въ это время бракъ съ сэр-Флоріаномъ готовъ былъ совершиться, а графиня слишкомъ хорошо понимала всю важность такого союза для племянницы, чтобъ подвергать его риску посредствомъ открытаго разрыва. Домикъ въ Брукской улиц — домъ былъ очень малъ и очень неудобенъ — домъ, такъ сказать, сжатый между двумя другими безъ надлежащаго пространства — не заключалъ въ себ счастливой семьи. Одна спальня, самая большая, была отведена графу Линлитго, сыну графини, молодому человку, который проводилъ въ Лондон можетъ быть пять ночей въ цломъ году. Другихъ обитателей не было, кром тетки, племянницы и четырехъ слугъ — въ числ которыхъ находилась горничная Лиззи. Для чего же такая графиня побезпокоилась взять къ себ такую племянницу? Просто потому, что графиня считала это обязанностью. Лэди Линлитго была женщина свтская, скупая, дурного характера, себялюбивая и низкая. Лэди Линлитго готова была обмануть мясника, не выдать кухарк мсячнаго жалованья, если могла это сдлать подъ какимъ-нибудь благовиднымъ предлогомъ въ свою пользу. Она готова была насказать множество лжи, для того чтобъ поддержать какое-нибудь дло, которое по ея мннію должно бло имть успхъ въ обществ. О ней говорили, что она обманываетъ въ картахъ. Въ злословіи никакая ядовитая старуха между Бондской улицей и Парковымъ переулкомъ не могла превзойти ее — а что еще было удивительне, ни одинъ ядовитый старикъ въ клубахъ. Но все-таки она сознавала нкоторыя обязанности — и исполняла ихъ, хотя ненавидла. Она бывала въ церкви не только потому, чтобъ люди могли видть ее тамъ — о чемъ въ сущности она вовсе не заботилась — но она находила, что такъ слдуетъ. Она взяла къ себ Лиззи Грейстокъ, которую ненавидла почти столько же какъ проповди, потому что жена адмирала была ея сестра и графиня признавала это своей обязанностью. Но, связавши себя такимъ образомъ съ Лиззи — которая была красавица — разумется она поставила первою цлью своей жизни освободиться отъ Лиззи посредствомъ брака. И, хотя ей было бы пріятно думать, что Лиззи будетъ мучиться всю жизнь, хотя она вполн была уврена, что Лиззи заслуживаетъ мученій, она старалась доставить ей блистательную партію. По-крайней-мр она будетъ имть возможность каждый день упрекать свою племянницу, что блистательную партію устроила она. Бракъ съ сэр-Флоріаномъ Юстэсомъ былъ бы очень блистателенъ и поэтому графиня не могла разбирать дло о брилліантахъ съ тою строгостью, какую при другихъ обстоятельствахъ она непремнно обнаружила бы.
Бракъ съ сэр-Фларіаномъ Юстэсомъ — бракъ дйствительно былъ совершенъ — конечно былъ очень блистателенъ. Сэр-Флоріанъ былъ молодой человкъ лтъ двадцати-восьми, очень красивый, съ огромнымъ богатствомъ, ршительно безъ долговъ, принятый въ лучшемъ кругу, популярный, на столько благоразумный, что никогда не рисковалъ своимъ состояніемъ на скачкахъ или въ картежныхъ домахъ, имлъ репутацію храбраго офицера и былъ самый преданный влюбленный. Были два обстоятельства, которыя пожалуй говорили не въ его пользу. Онъ былъ развратенъ и — при-смерти. Когда одинъ знакомый съ добрымъ намреніемъ, намекнулъ о послднемъ обстоятельств лэди Линлитго, графиня мигала, кивала головой, а потомъ клялась, что она совтовалась съ докторами по этому поводу. Доктора будто бы объявили, что сэр-Флоріанъ можетъ умереть не боле всякаго другого человка — если только женится, все это, сказанное ея сіятельствомъ, было ложью. Когда тотъ же знакомый намекнулъ объ этомъ самой Лиззи, Лиззи ршила, что она отмститъ ему. Во всякомъ случа сватовство продолжалось.
Мы сказали, что сэр-Флоріанъ былъ развратенъ,— но онъ не былъ дурнымъ человкомъ, и развратенъ-то онъ былъ не такъ, какъ понимаетъ свтъ. Онъ не отказывалъ себ ни въ какомъ удовольствіи, чего бы это ни стоило его здоровью, карману или нравственности. О грх или разврат онъ, вроятно, не имлъ яснаго понятія. Въ добродтель, какъ принадлежность окружающаго его общества, онъ не врилъ. О чести онъ думалъ очень много и усвоилъ себ довольно благородную мысль, что такъ какъ ему дано многое, то многое и требуется отъ него. Онъ былъ надмененъ, вжливъ — и очень щедръ. Даже въ его порокахъ было какое-то благородство. Онъ обладалъ какимъ-то особеннымъ благородствомъ, о которомъ трудно сказать, слдуетъ или нтъ имъ восхищаться. Ему сказали, что онъ можетъ умереть — очень можетъ умереть, если не перемнитъ своего образа жизни. Не подетъ ли онъ въ Алжиръ на время? Конечно, нтъ. Онъ не сдлаетъ ничего подобнаго. Если онъ умретъ, то братъ его Джонъ заступитъ его мсто. И опасеніе смерти никогда не набросило тучи на этотъ величественный, прекрасный лобъ. Юстэсы вс были недолговчны. Чахотка унесла много жертвъ изъ этой фамиліи. Но все-таки это были люди великіе и никогда не боялись смерти.
Потомъ сэр-Флоріанъ влюбился. Разсуждая объ этомъ съ своимъ братомъ, который былъ, можетъ быть, его единственнымъ задушевнымъ другомъ, онъ объявилъ, что если двушка, которую онъ полюбилъ, захочетъ выйти за него, то онъ вознаградитъ ее за свою раннюю смерть блистательнымъ брачнымъ контрактомъ. Джонъ Юстэсъ, котораго дло это касалось очень близко, не сдлалъ возраженія на это предложеніе. Въ этихъ Юстэсахъ всегда было что-то великое. Сэр-Флоріанъ былъ настоящій джентльмэнъ, но онъ долженъ былъ быть тупоуменъ, не прозорливъ, близорукъ, когда принялъ Лиззи Грейстокъ — изъ всхъ женщинъ, какихъ могъ найти въ свт — за самую чистую, самую врную и самую благородную. Говорили, что сэр-Флоріанъ не вритъ въ добродтель. Онъ открыто выражалъ недовріе въ добродтель женщинъ, окружавшихъ его — въ добродтель женщинъ всхъ сословій. Но онъ врилъ въ добродтель своей матери и своихъ сестеръ, какъ-будто он родились на небесахъ, и принадлежалъ къ числу такихъ людей, которые врятъ въ добродтель своихъ женъ, какъ-будто он были царицы небесныя. Онъ врилъ добродтели Лиззи Грейстокъ, думая, что въ ней соединились умъ, чистота, правдивость и красота, каждое качество въ совершенств. Умъ и красота дйствительно у ней были,— но чистота и правдивость… Какъ могло быть, чтобъ такой человкъ, какъ сэр-Флоріанъ Юстэсъ, былъ такъ слпъ!
Сэр-Флоріанъ дйствительно не былъ человкомъ даровитымъ, но онъ считалъ себя глупцомъ. А считая себя глупцомъ, онъ желалъ, желалъ чрезвычайно позаимствоваться той даровитостью, которая могла, по его мннію, перейти къ нему отъ сношеній съ даровитой женщиной. Лиззи хорошо читала стихи и читала ему — сидя къ нему очень близко, почти въ темнот, съ лампой, закрытой абажуромъ и бросавшей свтъ на ея книгу. Сэр-Флоріанъ удивлялся, какъ хороша поэзія. Самъ онъ не могъ прочесть ни строчки, но срываясь съ ея губъ, стихи казались ему очаровательны. Это было новое удовольствіе, и удовольствіе такого рода, котораго, хотя онъ надъ нимъ насмхался, онъ такъ часто жаждалъ. Потомъ она передавала ему такія чудныя мысли — такія чудныя радости въ свт, которыя будутъ возбуждены мыслями. Я сказалъ, что онъ былъ гордъ и надмененъ, но онъ былъ чрезвычайно скроменъ и смирененъ въ оцнк самого себя. Какъ божественно было это созданіе, голосъ котораго казался ему голосомъ богини!
Онъ заговорилъ съ нею, нсколько отвернувшись отъ нея: будетъ она его женою? Но прежде, чмъ она отвтитъ ему, пусть она его выслушаетъ. Ему сказали, что ранняя смерть, вроятно, будетъ его участью. Онъ самъ этого не чувствуетъ. Иногда онъ бываетъ боленъ — очень боленъ, но часто онъ здоровъ. Если она рискнетъ соединить свою жизнь съ его жизнью, онъ постарается вознаградить ее на сколько можетъ своимъ богатствомъ. Рчь его была нсколько длинна и, произнося ее, онъ почти не смотрлъ въ лицо Лиззи.
Но ему было необходимо узнать по какому-нибудь знаку, каковы ея чувства. Когда онъ заговорилъ о своей опасности, изъ горла ея раздалось печальное журчаніе, нжный, почти музыкальный горестный звукъ, придававшій необыкновенное краснорчіе его словамъ. Когда онъ заговорилъ о своей надежд, звукъ нсколько измнился, но все-таки продолжнлся. Когда онъ намекнулъ о томъ, какъ распорядится своимъ богатствомъ, она бросилась къ его ногамъ.
— Этого не надо, сказала она:— этого не надо!
Онъ поднялъ ее и обнявъ ее рукою, старался разсказать ей, что считаетъ своей обязанностью сдлать для нея. Она вырвалась изъ его объятій и не хотла его слушать. Но… но!.. когда онъ опять заговорилъ о любви, она опустила свою голову на его грудь. Разумется, помолвка была тогда ршена.
А все-таки чаша могла ускользнуть отъ ея губъ. Посл смерти ея отца прошло только десять мсяцевъ и какой отвтъ могла она дать, когда ей шептали на-ухо настоятельную просьбу ускорить бракъ? Это было въ іюл, и нельзя же было его оставить не женатымъ переносить суровость другой зимы. Она поглядла ему въ лицо и узнала, что она иметъ причины опасаться. О, Боже? если вс эти золотыя надежды распадутся въ прахъ и она сдлается извстною только какъ невста покойнаго сэр-Флоріана!
Но онъ самъ уговаривалъ поспшить свадьбою по этой же самой причин.
— Мн говорятъ, сказалъ онъ:— что въ начал октября мн слдуетъ хать на югъ. Я поду не одинъ. Вы знаете, что я хочу сказать, Лиззи?
Разумется, она обвнчалась съ нимъ въ сентябр. Они провели шесть недль медового мсяца въ его шотландскомъ помсть, и первый ударъ обрушился на сэр-Флоріана, когда они прозжали чрезъ Лондонъ, обратно изъ Шотландіи, по дорог въ Италію. Господа Бартеръ и Бенджаминъ прислали свой счетецъ, доходившій до 400 ф. с., были присланы и другіе счетцы. Сэр-Флоріанъ принадлежалъ къ числу такихъ людей, которые непремнно платятъ по такимъ счетамъ, но которые не заплатятъ, не понявъ многаго и не вообразивъ еще большаго относительно ихъ причины и свойства. Сколько онъ дйствительно понялъ, Лиззи никогда не знала — но она знала, что онъ поймалъ ее въ положительной неправд.— Конечно, она могла бы лучше устроить это дло, и признайся она во всемъ, вроятно, мало было бы и разговоровъ объ этомъ. Она однако не поняла, какую росписку подписала, и думала, что ювелиры пришлютъ ея мужу просто новый счетъ. Она фальшиво объяснила эту сдлку и была уличена во лжи. Я не знаю, очень ли заботилась она объ этомъ. Въ ней ршительно не было истинной нжности, не было также и совсти. Однако они отправились за-границу и въ половин зимы въ Неапол онъ уже зналъ, какова его жена — а предъ концомъ весны онъ умеръ.
До-сихъ-поръ она вела свою игру, хорошо и выигрывала свои ставки. Какія сожалнія, какія угрызенія вытерпла она, когда знала, что онъ оставляетъ ее — а потомъ, когда онъ умеръ, кто сказать можетъ? Такъ какъ человкъ никогда не бываетъ настолько твердъ, чтобъ безъ примси находитъ наслажденіе въ добр, то мы можемъ предположить также, что онъ не можетъ быть на столько слабъ, чтобъ находить удовольствіе во зл. Должно быть, она чувствовала угрызеніе, когда глядла на его умирающее лицо, которому разочарованіе въ ней придало горькое выраженіе, и слушала суровый, бранчивый голосъ, не спшившій уже произносить выраженія любви. Она должна была чувствовать какія-нибудь угрызенія, когда размышляла, что жестокій обманъ, въ который она вовлекла его, вроятно, ускорилъ его смерть. Сдлавшись вдовою, въ первое торжественное время ея вдовства она была несчастна и не хотла видть никого. Потомъ она вернулась въ Англію и заперлась въ небольшомъ домик въ Брайтон. Лэди Линлитго предлагала перехать въ ней, но она просила оставить ее одну. Первые мсяцы ужасъ, происходившій отъ быстроты, съ какою все это случилось, поразилъ ее. Годъ тому назадъ она совсмъ не знала человка, который сдлался ея мужемъ. Теперь она была вдова — вдова очень богатая — и носила подъ сердцемъ плодъ любви своего мужа.
Но даже въ эти ранніе дни вдовства друзья и враги не колеблясь говорили, что Лиззи Грейстокъ устроилась очень хорошо, потому что всмъ было извстно, какая необыкновенная щедрость была оказана ей въ брачномъ контракт.

Глава II.
ЛЭДИ ЮСТЭСЪ.

Нкоторыя обстоятельства въ ея положеніи длали невозможнымъ, чтобы Лиззи Грейстокъ — или лэди Юстэсъ, какъ мы должны называть ее теперь — осталась совершенно одна въ скромномъ вдовьемъ убжищ, которое она нашла въ Брайтон. Насталъ апрль и сдлалось извстно, что если все обойдется благополучно, то она сдлается матерью до окончанія лта. Отъ того, какъ судьба распорядится въ этомъ дл, зависли громадные интересы. Если родится сынъ, онъ получитъ въ наслдство все, разумется, кром вдовьяго наслдства матери. Если дочь, то ей будетъ принадлежать огромное богатство, собственно принадлежавшее сэр-Флоріану, когда онъ умеръ. Если не будетъ сына, Джонъ Юстэсъ, братъ, получитъ йоркширскія помстья, главное основаніе богатства фамиліи Юстэсъ. Если не родится ничего, Джонъ Юстэсъ получитъ все кром укрпленнаго за вдовою. Сэр-Флоріанъ сдлалъ брачный контрактъ до свадьбы, а посл тотчасъ написалъ завщаніе. Въ грустные итальянскіе дни ничего не было измнено. Вдова по брачному контракту была надлена очень щедро. Все шотландское помстье принадлежало Лиззи пожизненно, а посл ея смерти переходило ко второму сыну, если будетъ второй сынъ. Въ завщаніи ей отказаны были деньги, и боле чмъ требовалось для какихъ-нибудь непредвиднныхъ обстоятельствъ. Когда она узнала, какъ все было устроено — на сколько она узнала — она поняла, что она богатая женщина. Для такой умной женщины она была чрезвычайно несвдуща въ цнности денегъ, земель и доходовъ — хотя можетъ быть не несвдуще многихъ молодыхъ женщинъ, которымъ не боле двадцати одного года. Шотландское помстье она считала своею собственностью вчной, потому что теперь второго сына быть не могло, а между тмъ она не знала наврно, будетъ ли оно ея собственностью, если у ней совсмъ не будетъ сына. Относительно суммы денегъ, оставленной ей, она не знала, изъ шотландскаго ли помстья будетъ она получать ихъ, или эти деньги будутъ отданы ей отдльно — и ежегодно или только одинъ разъ. Она получила еще въ Неапол письмо отъ фамильнаго повреннаго, сообщавшаго ей такія подробности о завщаніи, какія ей необходимо было знать, а теперь ей хотлось разспросить, узнать наврно, что принадлежитъ ей, и привести въ извстность свое богатство. Ей предстояла блистательная будущность, а между тмъ, несмотря на это, чувство одиночества убивало ее. Не было ли бы гораздо лучше, еслибъ ея мужъ остался живъ, обожалъ ее и позволялъ читать ему стихи? Но посл счета, присланнаго Гартеромъ и Бенджаминомъ, она стиховъ ему не читала.
Читатель будетъ имть мало дла съ этимъ временемъ и его можно поскоре попросить перешагнуть чрезъ годъ и даже два года, послдовавшіе за смертью бднаго сэр-Флоріана. Вопросъ о наслдств, однако былъ очень серіозенъ и въ начал мая лэди Юстэсъ навстилъ дядя ея мужа, епископъ Юстэсъ изъ Бобсборо. Епископъ — младшій братъ отца сэр-Флоріана — былъ въ то время человкъ лтъ пятидесяти, очень дятельный и очень популярный — и стоявшій въ свт высоко, даже между епископами. Онъ намекнулъ своей племянниц, что ей слдовало бы въ предстоящій часъ испытанія не разставаться съ родными ея мужа, и наконецъ уговорилъ ее поселиться въ епископскомъ дом въ Бобсборо, когда кончится это событіе. Лэди Юстэсъ перехала въ епископскій домъ и въ надлежащій срокъ у ней родился сынъ. Джонъ Юстэсъ, сдлавшійся теперь дядей наслдника, пріхалъ и, съ откровеннымъ добродушіемъ объявилъ, что посвятитъ себя маленькой глав фамиліи. Онъ былъ сдланъ опекуномъ и управленіе огромными фамильными помстьями должно быть въ его рукахъ. Лиззи не читала ему стиховъ и онъ ее не любилъ, не любилъ ее и епископъ, а дамы въ семейств епископа терпть ее не могли и думали, что семейство декана — деканъ въ Бобсборо былъ дядя Лиззи — не очень любилъ Лиззи съ-тхъ-поръ какъ она возвысилась въ свт и не нуждалась боле въ ихъ помощи. Но все-таки они были обязаны исполнять свой долгъ въ отношеніи ея, какъ вдовы покойнаго и настоящаго баронета. И они не находили большой причины жаловаться на поведеніе Лиззи въ то время. Въ дл фамильнаго брилліантоваго ожерелья — которое конечно не слдовало возить въ Неаполь и о которомъ ювелиръ сказалъ повренному, а повренный Джону Юстэсу, что конечно оно теперь не можетъ считаться собственностью вдовы — епископъ очень совтывалъ ничего не говорить пока. Ошибку эту, если только тутъ есть ошибка, можно поправить во всякое время. И ничего въ то раннее время не было сказано о великолпномъ юстэсовскомъ ожерель, которое впослдствіи сдлалось такъ знаменито.
Почему Лиззи вс Юстэсы вообще такъ не любили, объяснить трудно. Пока она жила въ епископскомъ дом, она была очень скромна — можетъ быть, даже жеманна. Можетъ быть, имъ не нравилось ршительное намреніе, выраженное ею, прекратить вс сношенія съ ея теткой, лэди Линлитго — потому что они знали, что лэди Линлитго все-таки была другомъ Лиззи Грейстокъ. Есть люди, которые могутъ быть благоразумны въ извстныхъ границахъ, но за чертою этихъ границъ длаютъ большія сумасбродства. Лэди Юстэсъ покорилась родственникамъ епископа на этотъ періодъ своего нездоровья, но не могла умолчать о своихъ будущихъ намреніяхъ. Она также время отъ времени длала мистрисъ Юстэсъ и даже ея дочери любопытный, тревожный вопросъ о своемъ имніи.
— Ей смерть хочется взять въ руки свои деньги, сказала мистрисъ Юстэсъ епископу.
— Она въ этомъ только похожа на всхъ людей вообще, сказалъ епископъ.
— Будь она откровенна, я простила бы ей это, сказала мистрисъ Юстэсъ.
Никтоизъ нихъ не любилъ ее — и она не любила ихъ.
Она оставалась въ епископскомъ дом шесть мсяцевъ и въ конц этого времени отправилась въ свое шотландское помстье. Мистрисъ Юстэсъ очень совтывала ей пригласить съ собою ея тетку, лэди Линлитго, но Лиззи очень твердо отказалась отъ этого. Она выносила лэди Линлитго въ тотъ годъ, который прошелъ между смертью ея отца и ея замужства, теперь она начинала надяться, что будетъ имть возможность наслаждаться благами, пріобртенными ею, а присутствіе вдовствующей графини ‘карги’ конечно не принадлежало къ числу этихъ благъ. Въ чемъ должны были состоять ея наслажденія, она еще не составила себ опредленнаго заключенія. Она любила брилліанты. Она любила возбуждать восторгъ. Она любила имть возможность обращаться надменно съ окружающими. Она любила хорошо покушать. Но были и другія вещи очень для нея драгоцнныя. Она любила музыку — хотя можно было сомнваться, будетъ ли она играть или даже слушать игру одна. Она любила читать, особенно стихи — хотя даже въ этомъ она была фальшива и жеманна, просматривала мелькомъ, притворялась, будто читала, врала и выставляла на видъ свое знаніе литературы, чтобы заслужить похвалы безъ всякаго для себя труда. Она мечтала о любви и находила наслажденіе строить воздушные замки, населяя ихъ друзьями и любовниками, которыхъ она длала счастливыми съ самой чистосердечной благосклонностью. Она имла теоретическія понятія о жизни очень не дурныя — но на практик она достигла своей цли и спшила воспользоваться свободой, чтобы наслаждаться ими.
Въ епископскомъ дворц очень тревожились относительно будущей жизни лэди Юстэсъ. Еслибъ не младенецъ-наслдникъ, разумется, родные не имли бы никакого права вмшиваться, но права этого младенца были такъ серіозны и важны, что не вмшиваться было почти невозможно. Мать, однако, выказывала маленькіе признаки, что она не намрена покоряться вмшательству, и причины собственно никакой не было, почему ей не быть свободной какъ воздухъ. Но неужели она дйствительно намревалась отправиться одна въ замокъ Портрэ — то-есть, только съ малюткой и няньками? Это кончилось тмъ, что съ нею похала ея старшая кузина, Элеопора Грейстокъ, которая была старше ея десятью годами. Не было женщины добре Элеоноры Грейстокъ — не было существа добродушне и ласкове. Посл многихъ разсужденій въ дом декана и въ епископскомъ дворц — между этими духовными домами существовала большая дружба — было сдлано предложеніе и данъ совтъ. Элеонора приняла мученичество съ условіемъ, что если совтъ будетъ принятъ, она должна остаться въ замк Портрэ три мсяца. Посл продолжительныхъ разсужденій между лэди Юстэсъ и женою епископа предложеніе было принято и об дамы отправились въ Шотландію.
Въ эти три мсяца вдова все выжидала время. О своихъ будущихъ планахъ жизни она не говорила ни слова своей компаньонк. О своемъ-ребенк она говорила очень мало. Она разговаривала о книгахъ — выбирая такія книги, какихъ ея кузина не читала — и пересыпала свой разговоръ итальянскими выраженіями, потому что ея кузина не знала этого языка. Вдова держала экипажъ и он вмст вызжали. Настоящихъ дружескихъ отношеній не было. Лиззи выжидала время и чрезъ три мсяца мисъ Грейстокъ съ радостью, но и по необходимости, вернулась въ Бобсоро.
— Я не сдлала никакой пользы, сказала она матери: — а мн самой было очень неудобно.
— Душа моя, сказала ей мать:— мы спасли три мсяца изъ двухгодовой опасности. Когда пройдутъ два года посл смерти сэр-Флоріана, она опять выйдетъ замужъ.
Когда объ этомъ говорили, Лиззи вдовла почти годъ и осторожно выжидала. Она написала нсколько глупыхъ писемъ своему повренному о деньгахъ и имніи, говорила разныя глупыя вещи — напримръ, Элеонор Грейстокъ она сказала, что имніе Портрэ было ея собственностью и будто она могла длать съ нимъ что хотла. Деньги, отказанныя ей мужемъ, въ это время были уже ей выплачены и она отдала ихъ на текущій счетъ банкиру. Доходъ съ шотландскаго помстья — 4000 въ годъ — безспорно принадлежалъ ей пожизненно. Фамильное брилліантовое ожерелье было въ ея рукахъ и она не отвчала на приписку въ письм повреннаго, въ которомъ ей давался совтъ относительно этого ожерелья.
Въ конц второго года, когда она достигла двадцатидвухлтняго возраста и конца второго года своего вдовства, она все еще была лэди Юстэсъ, опровергнувъ такимъ образомъ предсказаніе, сдланное женою декана. Настала весна и у ней былъ въ Лондон свой собственный домъ. Она открыто разошлась съ лэди Линлитго. Она не принимала, хотя открыто и не отвергала всякія братскія предложенія Джона Юстэса. Она не приняла вторичнаго приглашенія, и для себя, и для сына въ епископскій дворецъ. Она положительно объявляла о своемъ намреніи оставить у себя брилліанты. Она говорила, что ея покойный мужъ эти брилліанты ей подарилъ. Такъ какъ они цнились въ 10,000 ф. с. и дйствительно были брилліанты фамильные, вс, прикосновенные къ этому длу, чувствовали, что оно очень важно. Она находилась въ тягостномъ невдніи, которое сдлалось серіозно отъ ея одинокаго положенія. Она научилась писать чеки, но о длахъ не имла никакого правильнаго понятія. Она умла только тратить деньги, копить ихъ или выгодно помщать. Хотя она была умна, хитра и жадна, она не имла никакого понятія о томъ, что могутъ или чего не могутъ сдлать ея деньги, и не было у ней ни одного врнаго человка, который могъ бы сказать ей это. У ней былъ молодой кузенъ адвокатъ — сынъ декана, котораго она можетъ быть любила нсколько боле всхъ другихъ своихъ родственниковъ — но она не принимала совтовъ даже отъ своего друга адвоката. Она не хотла вести свои дла съ старымъ фамильнымъ повреннымъ Юстэсовъ — тмъ самымъ, который теперь формально требовалъ возвращенія брилліантовъ — но выбрала себ другихъ повренныхъ. Господа Маубрэ и Монусъ были такого мннія, что такъ-какъ брилліанты подарены ей мужемъ безъ всякихъ условій о возвращеніи, то никто не могъ требовать ихъ обратно. О томъ, какимъ образомъ брилліанты были отданы ей, никто не зналъ боле того, что говорила она сама.
Но когда она завелась своимъ домомъ въ Лондон — скромнымъ домикомъ въ улиц Маунтъ, близъ парка — равно чрезъ два года посл смерти ея мужа, у ней былъ большой кругъ знакомыхъ. Юстэсы, Грейстоки и даже Линлитго не совсмъ отвернулись отъ нея. Правда, графиня выражалась очень ядовито, на что она имла причины, но вдь графиня была извстна своею ядовитостью. Деканъ и его семья все еще заботились о томъ, чтобъ уговорить Лиззи жить скромно, и хотя они боялись многаго, но думали, что для открытыхъ жалобъ причины не было. Юстэсы были снисходительны и всегда надялись лучшаго.
— Къ чорту ожерелье! сказалъ Джонъ Юстэсъ, и къ несчастью епископъ слышалъ, какъ онъ это говорилъ.
— Джонъ, сказалъ прелатъ:— что ни случилось бы съ этой бездлушкой, вы могли бы выразить ваше мнніе боле разумнымъ языкомъ.
— Я прошу извиненія у вашего преосвященства, сказалъ Джонъ:— я только хотлъ сказать, что намъ не слдуетъ тревожиться изъ-за какихъ-нибудь каменьевъ.
Но фамильный повренный, Кэмпердаунъ, совсмъ не такъ смотрлъ на это. Вс вообще думали, что молодая вдова открыла свою кампанію гораздо благоразумне, чмъ можно было ожидать.
Теперь, такъ-какъ много было сказано о характер, состояніи и особенныхъ обстоятельствахъ Лиззи Грейстокъ, которая сдлалась лэди Юстэсъ новобрачной и лэди Юстэсъ вдовой, и матерью все въ-теченіе одного года, то слдуетъ описать ея наружность и привычки, каковы были он въ тотъ періодъ, съ котораго нашъ разсказъ будетъ имть начало. Вопервыхъ, надо сказать, что она была очень хорошенькая — гораздо лучше чмъ въ то время, когда она очаровала сэр-Флоріана. Она была не высока, но казалась выше чмъ на самомъ дл, потому что фигура ея была чрезвычайно симетрична. Ея ноги и руки могли быть взяты за образецъ скульпторомъ. Станъ ея былъ гибкій, легкій, стройный, тонкій. Если въ немъ былъ какой-нибудь недостатокъ — то этотъ недостатокъ состоялъ въ слишкомъ большомъ движеніи. Были люди, говорившіе, что она почти походила на змю въ своихъ быстрыхъ изгибахъ и почти въ слишкомъ свободныхъ движеніяхъ тла, потому что она была очень жива и выражала свои мысли движеніями членовъ. Она непремнно сдлала бы себ карьеру какъ актриса, еслибъ судьба заставила ее зарабатывать себ пропитаніе такимъ образомъ. И голосъ ея шелъ бы къ сцен. Онъ былъ силенъ, когда она вызывала его силу, но въ тоже время гибокъ и способенъ выказывать большое чувство. Она могла довести его до шепота, отъ котораго сердце ваше растаяло бы отъ нжности, какъ растаяло сердце сэр-Флоріана, когда она сидла возл него и читала стихи, а потомъ она могла возвышать его до тона негодованія и гнва, какъ лэди Макбетъ, когда мужъ осмливался упрекать ее. И слухъ ея былъ совершенно вренъ, когда она модулировала эти тоны. Она знала — должно быть, по инстинкту, потому что ея свднія въ подобныхъ вещахъ были ничтожны — какъ употреблять свой голосъ, такъ чтобъ нжность и гнвъ не были выражены некстати. Нкоторые стихи она могла читать — стихи не очень хорошіе сами по себ — такъ-что привела бы васъ въ восторгъ, и смотрла на васъ такимъ образомъ въ это время, что вы не посмли бы ни отвести глазъ, ни отвчать на ея взглядъ. Сэр Флоріанъ не умлъ сдлать ни того, ни другого и поэтому схватилъ ее въ свои объятія. Лицо ея было овально — нсколько длинне овальнаго — съ весьма легкимъ румянцемъ, а можетъ быть и вовсе безъ него. Между тмъ оттнки ея физіономіи постоянно измнялись, переходя отъ самой мягкой и прозрачной близны къ самымъ богатымъ, мягкимъ тнямъ смуглаго цвта. Только когда она выказывала гнвъ — она была почти неспособна къ настоящему гнву — удавалось ей вызвать тонкую струю румянца изъ ея сердца, чтобъ показать, что въ ея жилахъ течетъ кровь. Волосы ея почти черные — но въ сущности гораздо нжне и блестящее чмъ бываютъ настоящіе черные волоса — она носила тугой косой вокругъ ея великолпнаго лба, съ однимъ длиннымъ локономъ съ каждой стороны плечъ. Форма ея головы была такъ хороша, что она могла осмливаться не носить шиньона или какихъ бы то ни было принадлежностей изъ парикмахерской. Поэтому она очень колко отзывалась о головномъ убор другихъ женщинъ. Подбородокъ ея былъ въ совершенств округленъ, не очень длиненъ — какъ бываетъ у многихъ подобныхъ лицъ, въ которыхъ такая длина совершенно портитъ симетрію физіономіи. Но въ немъ недоставало ямочки и, слдовательно, женской нжности. Ротъ ея можетъ быть былъ слишкомъ малъ или по-крайней-мр губы слишкомъ тонки. Въ губахъ былъ недостатокъ того выраженія горячей правдивости, которая часто выражается на полныхъ губахъ. Зубы ея были безъ малйшаго недостатка, ровные, маленькіе, блые и деликатные, но можетъ быть они показывались слишкомъ часто. Носъ ея былъ маленькій, но многимъ казался лучшею чертою въ ея лиц, такъ изящна была его форма, такъ краснорчиво и граціозно легкое дрожаніе прозрачныхъ ноздрей. Глаза, въ которыхъ по ея мннію заключался весь блескъ ея красоты, были свтлоголубые, блестящіе, какъ лазуревая вода. Глаза эти были длинные, большіе — по очень опасные. Для тхъ, кто умлъ читать въ лиц, въ нихъ ясно была написана опасность. Бдный сэр-Флоріанъ читать въ лиц не умлъ. Но очарованіе ея лица заключалось не въ глазахъ. Это чувствовали даже т, которые бгло не могли читать книги. Они были слишкомъ выразительны, слишкомъ громко требовали вниманія и въ нихъ недоставало нжности. Какъ мало есть женщинъ, какъ можетъ быть мало есть мужчинъ, знающихъ, что самые нжные, самые мягкіе, самые кроткіе, самые правдивые глаза, какіе могутъ быть у женщинъ, всегда бываютъ зеленаго цвта! Глаза Лиззи не были нжны — не были они и правдивы. Но надъ ними были проведены самыя чудныя тонкія брови, какія природа когда-либо рисовала на лиц женщинъ.
Мы сказали, что она была умна. Мы должны прибавить, что она дйствительно училась много. Она говорила по-французски, понимала по-итальянски, читала по-нмецки. Она хорошо играла на арф и порядочно на фортепіано. Она пла по-крайней-мр со вкусомъ и не фальшиво. О вещахъ, которымъ она научилась посредствомъ чтенія, она знала много, потому что дйствительно трудилась прилежно. Она знала много стиховъ наизусть и могла говорить ихъ. Она не забывала ничего, прислушивалась ко всему, понимала быстро и желала блистать не только какъ красавица, но и какъ умница. Въ то время были люди, находившіе ее самой умной, самой красивой женщиной въ Англіи. Изъ всхъ независимыхъ молодыхъ женщинъ она, можетъ быть, была самая богатая.

Глава III.
ЛЮСИ МОРИСЪ.

Хотя первыя дв главы этой новой исторіи были посвящены описанію наружности лэди Юстэсъ, историкъ проситъ своихъ читателей не думать, чтобъ богатая аристократка Беки Шэрпъ {Лицо въ роман Тэккерея ‘Ярмарка тщеславія’. Прим. перев.} была удостоена званія героини на послдующихъ страницахъ. Будетъ ли какая-либо героиня, историкъ не беретъ на себя утверждать, но если героиня будетъ, то во всякомъ случа не лэди Юстэсъ. Бдная Лиззи Грейстокъ!— какъ ее еще называли люди вдвое ея старе и знавшіе ее смлымъ, капризнымъ, избалованнымъ ребенкомъ при жизни отца. Она такъ много дйствовала, употребляла столько усилій, надлала столько страданій другимъ и сама столько страдала во время всхъ тхъ сценъ, какія мы будемъ разсказывать, что исторію эту нельзя разсказать, недавъ ей того виднаго мста, которое было ей отведено въ послднихъ двухъ главахъ.
Лтописецъ не сметъ выставить героиней и Люси Морисъ. Настоящая героиня, если будетъ можно прилично драпировать ее и вложить въ ея роль надлежащія героическія слова, выступитъ къ намъ гораздо поздне въ этомъ разсказ, когда писатель пріучитъ себя къ напыщеннымъ словамъ и доведетъ себя до такого душевнаго состоянія, которое требуется для благородныхъ дйствій и благородныхъ разговоровъ. Пока да будетъ всмъ извстно, что бдная Люси Морисъ была гувернанткой въ дом старой лэди Фонъ, когда наша прелестная молодая вдова поселилась въ улиц Маунтъ.
Лэди Юстэсъ и Люси Морисъ давно знали другъ друга — он даже росли вмст дтьми — между Грейстоками и Морисами была когда-то старинная фамильная дружба. Когда была жива жена адмирала, Люси, восьми или девятилтняя двочка, гостила у нея. Она часто гостила въ дом декана. Когда лэди Юстэсъ перехала въ епископскій дворецъ въ Бобсборо, для того чтобы наслдникъ Юстэса родился подъ благопріятной кровлей, Люси Морисъ находилась у Грейстоковъ. Люси, которая была годомъ моложе Лиззи, была въ то время сиротой уже четыре года. Она тоже осталась безъ всякаго состоянія, но ее не ожидала такая блистательная будущность, какъ та, которую Лиззи устроила для себя. У ней не было графини-тетки, которая могла бы взять ее въ свой лондонскій домъ. Деканъ, жена и дочери декана были ея лучшими друзьями, но это были не такіе друзья, отъ которыхъ она могла зависть. Между ними кровнаго родства не было. Восемнадцати лтъ поступила она въ гувернантки. Старая лэди Фонъ услыхала объ ея добродтеляхъ — лэди Фонъ, у которой было семь незамужнихъ дочерей отъ тринадцати до двадцатисемилтняго возраста включительно, а Люси Морисъ была нанята учить по-англійски, по-французски, по-нмецки и немножко музыки двухъ младшихъ мисъ Фонъ.
Во время пребыванія въ дом декана, когда родился наслдникъ Юстэсовъ, Люси выносила нчто въ-род искуса для классной дома Фонъ. Предложеніе лэди Фонъ находили очень выгоднымъ для нея. Лэди Фонъ считалась чудомъ Добродтели, Доброжелательства и Настойчивости. Каждое хорошее качество ея было такъ замтно, что заслуживаетъ быть написаннымъ большою буквою. Но добродтели ея были такого высокаго свойства, что въ нихъ не было малйшей слабости — что ихъ нельзя было преодолть, нельзя исказить сумасбродствами или преувеличеніемъ. Когда она услыхала о достоинствахъ мисъ Морисъ отъ жены декана, а потомъ, посл подробныхъ разспросовъ, узнала качества молодой двицы, она выразила желаніе взять Люси къ себ въ домъ на особыхъ условіяхъ. Она должна умть учить музыки въ нкоторой степени.
— Стало быть, все кончено, сказала Люси декану съ хорошенькой улыбкой — той улыбкой, которая заставляла всхъ старыхъ и пожилыхъ мужчинъ влюбляться въ нее.
— Совсмъ не кончено, сказалъ деканъ: — вамъ остается четыре мсяца. Нашъ органистъ не хуже любого хорошаго учителя въ Англіи. Вы двушка съ способностями, онъ будетъ давать вамъ уроки.
Люси отправилась въ Бобсборо и потомъ была взята лэди Фонъ.
Пока она жила въ дом декана, дружба между нею и Лиззи возобновилась. Правда, это была дружба почти съ одной стороны, потому что Люси, которая была проницательна и безсознательно способна читать ту книгу, о которой мы говорили въ предыдущей глав, стала нсколько бояться богатой вдовы. А когда Лиззи говорила съ нею о прежнихъ дняхъ ихъ дтства, цитировала стихи и говорила о вещахъ романическихъ — на что она имла наклонность — Люси чувствовала, что металлъ звучитъ фальшиво. Потомъ у Лиззи была скверная привычка бранить всхъ своихъ друзей за-глаза. Люси непріятно было слышать, какъ Лиззи бранила Грейстоковъ, и говорила это.
— Все это прекрасно, дурочка, шутливо отвтитъ Лиззи: — но вдь сами знаете, какіе они вс ослы!
Люси вовсе не думала, что Грейстоки ослы, и сильно придерживалась мннія, что одинъ изъ нихъ такъ былъ далекъ отъ осла, какъ только могло быть далеко какое-либо человческое существо, извстное ей. Это былъ Фрэнкъ Грейстокъ, адвокатъ. О Фрэнк Грейсток должно быть дано особенное, но — будемъ надяться — очень короткое описаніе впослдствіи. Пока достаточно будетъ объявить, что во время короткихъ праздниковъ Пасхи, которые онъ проводилъ въ дом своего отца въ Бобсборо, онъ нашелъ Люси Морисъ самой пріятной собесдницей.
Вспомни ея положеніе, сказала деканша своему сыну.
— Ея положеніе! Какое же ея положеніе, матушка?
— Ты знаешь, что я хочу сказать, Фрэнкъ. Она премилая двушка и настоящая лэди. Но съ гувернанткой, если не желаешь на ней жениться, ты долженъ быть осторожне, чмъ со всякой другой двушкой, потому что ты можешь надлать ей большого вреда.
— Я вовсе этого не вижу.
— Если лэди Фонъ узнаетъ, чтоу нея есть обожатель, она не пуститъ ее къ себ въ домъ.
— Стало быть, лэди Фонъ идіотка. Если двушка достойна обожанія, то разумется у ней будутъ обожатели. Кто можетъ этому помшать?
— Ты не знаешь, о чемъ я говорю, Фрэнкъ.
— Да — знаю. Не думаю, чтобъ я могъ жениться на Люси Морисъ. Во всякомъ случа, матушка, я никогда не скажу ни слова, которое могло бы возбудить къ ней надежду — если надежда можетъ быть…
— Разумется, надежда можетъ быть.
— Я этого не знаю. Но я никогда не скажу ей подобнаго слова — если не ршу, что имю возможность жениться на ней.
— О Фрэнкъ, это невозможно! сказала деканша.
Мистрисъ Грейстокъ была очень добрая женщина, но у нея были стремленія устроить какъ можно выгодне своихъ дтей, или по-крайней-мр этого сына, и она думала, что было бы очень хорошо, еслибъ Фрэнкъ женился на богатой наслдниц. Это было однако давно, около двухъ лтъ тому назадъ, и многое устроилось посл того какъ Люси гостила въ дом декада. Она сдлалась старымъ и привычнымъ членомъ семейства лэди Фонъ. Младшей Фонъ не было еще пятнадцати и условіе было, что Люси останется у Фоновъ еще на неопредленное время. Старшая дочь лэди Фонъ, мистрисъ Гитауэ, имла свою собственную семью, она была замужемъ уже десять или двнадцать лтъ, и весьма вроятно, что Люси могла перейти къ ней. Лэди Фонъ вполн цнила свой кладъ и всегда добросовстно старалась сдлать Люси счастливою. Но она думала, что гувернантка не должна желать замужства, по-крайней-мр до извстнаго періода жизни. Если гувернантка будетъ влюбляться, то она не можетъ исполнять своихъ обязанностей. Конечно, быть не гувернанткой, а молодой двушкой, освобожденной отъ затруднительной необходимости зарабатывать себ хлбъ, свободной имть обожателя и мужа, было бы гораздо пріятне. Точно такъ гораздо пріятне родиться съ десятью тысячами годового дохода, чмъ желать дохода въ пятьсотъ фунтовъ. Лэди Фонъ могла говорить очень благоразумно на эту тему цлый часъ сряду и всегда соглашалась, что слдовало очень цнить гувернантку, которая знала свое мсто и исполняла свою обязанность. Она очень любила Люси Морисъ и обращалась съ зависящей отъ нея двушкой съ дружелюбнымъ вниманіемъ — но она не одобряла посщеній Фрэнка Грейстока. Люси, покраснвъ до ушей, объявила однажды, что она не желала принимать своихъ гостей въ дом лэди Фонъ, но друзей своихъ выбирать зависитъ отъ нея самой.
— Любезная мисъ Морисъ, сказала лэди Фонъ: — мы такъ хорошо понимаемъ другъ друга, вы такая хорошая, что наврно всегда будете поступать какъ слдуетъ.
Лэди Фонъ жила въ Ричмонд цлый годъ, въ большомъ старинномъ дом, съ большимъ стариннымъ садомъ, называемомъ замокъ Фонъ. Посл того, какъ она сказала эти слова Люси, Фрэнкъ Грейстокъ нсколько мсяцевъ не былъ въ замк Фонъ, можетъ быть, ея сіятельство сказала также нсколько словъ и ему. Но лэди Юстэсъ на своей хорошенькой пар срыхъ пони иногда прізжала въ Ричмондъ повидаться съ своимъ ‘милымъ старымъ другомъ’ Люси, и посщенія ей дозволялись. Лэди Фонъ сказала своимъ дочерямъ, что она не видитъ въ лэди Юстэсъ ничего дурного. Ей казалось даже, что лэди Юстэсъ ей нсколько нравится. Но вдь лэди Фонъ ненавидла лэди Линлитго, какъ только дв старухи могутъ ненавидть одна другую — и она не слыхала исторіи о брилліантовомъ ожерель.
Люси Морисъ конечно была кладъ — кладъ, хотя не героиня. Она была кроткое, общежительное, чистосердечное существо, присутствіе котораго въ дом чувствовалось всми, какъ присутствіе солнечнаго луча. Она никогда не была смла, никогда не бывала застнчива. Она была всегда готова къ дружелюбнымъ сношеніямъ, никогда не выставляя себя впередъ. Не было ни мужчины, ни женщины, которымъ разговоръ ея не казался бы замчательно пріятнымъ — и она могла разговаривать такимъ образомъ съ каждымъ ребенкомъ. Она была дятельная, заботливая, веселая, энергичная двушка, умвшая взяться за всякое дло. Она составила каталогъ для библіотеки — которую собралъ покойный лордъ Фонъ съ особеннымъ предпочтеніемъ къ христіанской теологіи третьяго и четвертаго столтія. Она набросала планъ новаго цвтника — хотя лэди Фонъ думала, что она сдлала это сама. Она была неоцненна во время продолжительной болзни Клары Фонъ. Она знала каждое правило въ крокет и умла играть въ пикетъ. Когда двушки затяли играть въ шарады, он должны были признаться, что все зависло отъ Люси Морисъ. Это были добродушныя, некрасивыя, непривлекательныя двушки, говорившія Люси въ глаза, что она легко можетъ сдлать все, за что возьмется. Лэди Фонъ искренно любила ее. Лордъ Фонъ, старшій сынъ, молодой человкъ лтъ тридцати-пяти, пэръ парламента и помощникъ государственнаго секретаря-очень благоразумный и очень прилежный человкъ — котораго мать и сестры очень боялись, часто совтовался съ Люси и не скрывалъ своей дружбы къ ней. Мать знала хорошо своего старшаго сына и не боялась ничего дурного съ этой стороны. Лордъ Фонъ потерплъ разочарованіе въ любви, но утшалъ себя учеными книгами и преодолвалъ свою страсть постоянными посщеніями министерства ост-индскихъ длъ. Женщина, которую онъ любилъ, была богата, а лордъ Фонъ бденъ, но тмъ не мене онъ преодоллъ свою страсть. Нечего было опасаться, чтобъ его чувства къ гувернантк сдлались слишкомъ горячи, — невроятно было и то, чтобъ мисъ Морисъ подвергалась опасности въ-отношеніи къ нему. Въ семейств вс знали, что лордъ Фонъ долженъ жениться на богатой.
Люси Морисъ дйствительно была кладомъ. Не было лица боле пріятнаго для того, чтобъ искать сочувствія въ радости и въ гор. Въ глазахъ ея былъ блескъ почти магнитическій, посредствомъ котораго она достигала той общности въ интересахъ, которой она желала — хотя бы только на минуту. Лордъ Фонъ былъ напыщенъ, вялъ, тупъ и остороженъ, но даже онъ тотчасъ поддался этому. Лэди Фонъ тоже была очень осторожна, но она давно призналась себ, что не можетъ безъ огорченія думать о разлук. Разумется, Люси надо будетъ передать семейству Гитауэ, мать котораго жила на Варвикскомъ сквэр, а отецъ былъ предсдателемъ палаты апеляцій по гражданскимъ дламъ. Гитауэ были единственные внуки, которыми судьба благословила лэди Фонъ, и разумется Люси должна перейти къ Гитауэ.
Она была маленькое созданьице и ее нельзя было назвать, какъ лэди Юстэсъ, красавицей. Очарованіе ея лица состояло въ особенномъ водянистомъ блеск глазъ — въ углахъ которыхъ всегда какъ-будто проглядывала брилліантовая слеза, когда рчь шла о чемъ-нибудь способномъ возбудить волненіе. Свтлокаштановые волосы Люси были мягки, гладки и красивы. Волосы эти были очень хорошіе, но особенности никакой не имли. Ротъ ея былъ нсколько великъ, но исполненъ разнообразнаго выраженія. Лобъ ея былъ низокъ и широкъ, съ выдающимися висками, и она имла привычку крпко прижимать къ нимъ свои маленькіе, распростертые пальчики, когда слушала васъ. Никто лучше ея не умлъ слушать, потому что она всегда вставляла слово другое для того, чтобъ вамъ помочь — самое лучшее слово, какое только можно было сказать, а потомъ опять старалась не проронить ни одного вашего слова. Есть такіе слушатели, которые показываютъ, что они слушаютъ только по обязанности — а не потому, что это ихъ интересуетъ. Люси Морисъ была не такова. Она присвоивала себ предметъ вашего разговора, каковъ бы онъ ни былъ. Тогда былъ въ ходу вопросъ, слдовало ли саабу Майгобскому заплатить двадцать милліоновъ рупій и посадить его на тронъ или заключить его въ тюрьму на всю жизнь. Британское общество нельзя было заставить заинтересоваться саабомъ, но Люси положительно овладла этимъ предметомъ и почти поставила лорда Фона въ затруднительное положеніе, уговаривая его возстать противъ своего начальника и заступиться за оскорбленнаго принца.
Что еще можно сказать о ея лиц или вообще наружности такого, что могло бы заинтересовать читателя? Когда она улыбалась, на щекахъ ея показывалась премиленькая ямочка. Когда она смялась, маленькій носикъ, который былъ не такъ хорошо обрисованъ, какъ бы слдовало, почти измнялъ форму и гордо вздергивался кверху. Руки ея были очень-тонки и длинны, такъ же какъ и ноги — которыя вовсе не были такими образцами, какъ у ея пріятельницы лэди Юстэсъ. Люси была маленькое, худощавое, живое, граціозное существо, которое вамъ невозможно было видть, не пожелавъ имть его возл себя. Она была самымъ безкорыстнымъ созданіемъ, но имла очень опредленное понятіе о своей личности. Она твердо ршилась не оставаться ничтожнымъ существомъ между своими ближними — не относительно того, чтобъ выйти за лорда или богача, или относительно того, чтобъ считать себя красавицей или умницей, но не ничтожнымъ существомъ относительно полезной цли въ жизни. Она была самымъ смиреннымъ существомъ на свт, потому что не выставляла себя впередъ и не пряталась безъ нужды назадъ, а между-тмъ для нея самой никто не былъ выше ея. То, что у ней было принадлежало ей — и старое срое шелковое платье, купленное на деньги, заработанныя ею, и умъ, данный ей природой. Титулъ лорда Фона былъ его собственностью, званіе лэди Фонъ принадлежало ей. Люси не желала чужой собственности, но она была намрена не уступить своей. О настоящихъ выгодахъ или невыгодахъ — имла ли она одн или страдала отъ другихъ — она не думала вовсе. Недостаткомъ ея было неимніе женскаго тщеславія. Но ни одинъ мужчина, ни одна женщина на свт не имли боле горячаго желанія убдить, добиться доврія, сочувствія и содйствія — не для личныхъ выгодъ, но потому что, добившись этого, она достигала цли, какова бы она ни была.
О ней можно сказать еще одно. Она отдала свое сердце навсегда — какъ созналась самой себ — Фрэнку Грейстоку. Она призналась самой себ въ этомъ, призналась также и въ томъ, что ничего изъ этого не выйдетъ. Фрэнкъ становился человкомъ замчательнымъ, но не имлъ денегъ. Мене чмъ кто бы то ни было могъ онъ позволить себ жениться на гувернантк. Кром того, онъ никогда не говорилъ ни слова, чтобъ навести ее на мысль, что онъ любитъ ее. Онъ былъ у ней раза два въ замк Фонъ — почему ему было не навстить ее? Такъ какъ семейства ихъ были дружны столько лтъ, кто могъ пожаловаться на это? Лэди Фонъ не жаловалась, но сказала нсколько словъ. Слово, сказанное кстати, какую пользу можетъ принести? Люси не очень обращала вниманіе на слова, сказанныя ей, но когда она размышляла, что мистеру Грейстоку тоже было сказано нсколько словъ — а то почему же онъ никогда не прізжалъ?— это ей не понравилось.
Сама она смотрла на свою страсть, какъ здоровый человкъ смотритъ на потерю руки или ноги. Это большой вредъ, потеря, искалчивающая всю жизнь — несчастье, достойное сожалнія. Но съ потерею ноги потеряно не все. Человкъ съ деревянной ногой можетъ и ковыляя дйствовать, можетъ наслаждаться самыми сильными удовольствіями человчества. У него остаются глаза, уши и разумъ. Сердце его не разобьется отъ потери этой ноги. Такъ было и съ Люси Морисъ. Она все-таки дйствовала, и очень дятельно. У ней остались глаза, уши и разумъ.
Глядя на свое положеніе, она говорила себ, что счастливая любовь не можетъ быть ея долею въ жизни. Она думала, что лэди Фонъ права. Гувернантка должна ршиться обойтись безъ обожанія. Люси отдала свое сердце, а между-тмъ она обойдется безъ обожателя. Въ одинъ пасмурный, мрачный день, когда Люси, думала обо всемъ этомъ, лордъ Фонъ вдругъ сунулъ ей въ руки непомрно-длинный, напечатанный документъ, относительно сааба, и Люси немедленно принялась за работу. Читая этотъ документъ, Люси не могла удержаться, чтобъ не подумать, какъ чудесно Фрэнкъ Грейстокъ заступился бы за индійскаго принца, еслибъ ему поручили защищать его въ суд.
Настала весна, съ маемъ и съ лондонскими бабочками, въ то время, когда начинается наша исторія, и Фрэнкъ Грейстокъ уже полгода не былъ въ замк Фонъ. Однажды лэди Юстэсъ пріхала съ своими пони, съ своимъ лакеемъ и съ новой компаньонкой, миссъ Мэкнёльти. Пока лэди Фонъ гостепріимно принимала миссъ Мэкнёльти, Лиззи ушла въ уголъ съ своей старой милой пріятельницей Люси Морисъ. Пріятно было видть, какъ такая богатая и свтская женщина, какъ лэди Юстэсъ, показывала столько дружбы гувернантк.
— Давно видли вы Фрэнка? сказала лэди Юстэсъ, говоря о своемъ кузен-адвокат.
— Не очень давно, сказала Люси съ самой веселой улыбкой.
— Неужели онъ окажется фальшивымъ рыцаремъ? спросила лэди Юстэсъ самымъ тихимъ шепотомъ.
— Я не знаю, преданъ ли рыцарству мистеръ Грейстокъ, сказала Люси: — разв только онъ не прочь, чтобъ его партія сдлала его сэр-Фрэнсисомъ {Въ подлинник игра словъ: knight значитъ рыцарь и knight — званіе, дающее право на титулъ: ‘сэръ’.}.
— Вздоръ, душа моя, будто я не знаю! Врно лэди Фонъ эта старая кошка — сунулась не въ свое дло.
— Она совсмъ не старая кошка, Лиззи. И я не хочу слышать, чтобъ ее называли такимъ образомъ. Если вы такъ думаете, вамъ не слдовало прізжать сюда. Она не совалась не въ свое дло, то-есть она не сдлала ничего такого, чего не слдовало ей длать.
— Ну ужъ врно совалась, сказала лэди Юстэсъ, вставая и проходя чрезъ комнату съ самой нжной улыбкой къ старой кошк.

Глава IV.
ФРЭНКЪ ГРЕЙСТОКЪ.

Фрэнкъ Грейстокъ, адвокатъ былъ, старшій сынъ бобсбороскаго декана. У декана было много дочерей — не такъ, много, какъ у лэди Фонъ, потому что у него было только три — а онъ вовсе не былъ богатымъ человкомъ. Если у декана нтъ своего собственнаго состоянія, или если ему не посчастливится вынуть счастливый билетъ въ лотере на деканскія мста, онъ не можетъ быть богатъ. Въ Бобсборо деканъ имлъ большой, раскинутый, живописный, неудобный домъ и тысячу пятьсотъ фунтовъ годового дохода. Относительно собственнаго состоянія можно съ достоврностью сказать, что у Грейстока никогда его не было. Это была фамилія, въ которой мужчины непремнно должны быть деканами и адмиралами, а женщины непремнно имть хорошихъ мужей. Жили они хорошо и знались съ богатыми людьми. Но денегъ у нихъ никогда не было. Юстэсы всегда имли деньги и епископъ бобсбороскій былъ богать. Деканъ совсмъ не походилъ на своего брата адмирала, который никогда никому ничего не платилъ. Деканъ платилъ, но былъ немножко медлителенъ въ своихъ платежахъ и денегъ у него никогда не было. При такихъ обстоятельствахъ Фрэнку Грейстоку необходимо было начать рано зарабатывать себ хлбъ.
Однако онъ выбралъ профессію, которая сначала не часто бываетъ прибыльна. Онъ выбралъ адвокатуру и здилъ по дламъ въ тотъ округъ, въ которомъ находился каедральный городъ Бобсборо. Бобсборо почти городомъ назваться не можетъ и судьи удостоивали его посщеніемъ не каждый годъ, а чрезъ годъ. Фрэнкъ началъ довольно хорошо, получилъ небольшую работу въ Лондон и зарабатывалъ почти достатотно для того, чтобъ имть возможность бывать и не въ округахъ того графства, въ которыхъ находился каедральный городъ. Но онъ началъ жизнь такимъ же безупречнымъ образомъ, какимъ славились Грейстоки. Портные и книгопродавцы врили ему и думали, что получатъ свои деньги, и всякій настойчивый поставщикъ получалъ ихъ. Онъ не поднималъ чернаго флага безденежья и не провозглашалъ своего намренія обижать мелочныхъ торговцевъ, какъ сдлалъ его дядя адмиралъ. Но онъ сдлался извстенъ какъ молодой человкъ, у котораго денегъ было мало. Все это происходило за три или четыре года до того, какъ онъ встртился съ Люси Морисъ у декана. Ему было тогда двадцать-восемь лтъ и онъ уже четыре года былъ адвокатомъ. Ему минуло тридцать лтъ, какъ старуха лэди Фонъ намекнула ему, что ему лучше не бывать боле въ замк Фонъ.
Но дла его очень измнились въ послднее время. Посл того, какъ онъ былъ у своего отца, онъ вдругъ возвысился въ своей профессіи. Корпорація лондонскаго Сити предъявила искъ на англійскій банкъ за неправильное присвоеніе земли, какъ ни значителенъ былъ этотъ искъ по всмъ своимъ интересамъ, мы не будемъ здсь говорить о немъ, а скажемъ только, что это дло доставило много денегъ адвокатамъ. Кое-что перепало въ карманъ Фрэнка Грейстока, но онъ пріобрлъ изъ этого дла кое-что поболе и получше чмъ деньги. Адвокаты приписывали ему, что англійскій банкъ былъ спасенъ отъ необходимости перестраивать вс свои монетныя кладовыя, и Фрэнкъ составилъ себ репутацію. Въ слдующемъ году жители Бобсборо не знали, гд найти талантливаго молодого консерватора-кандидата, и Фрэнкъ Грейстокъ былъ приглашенъ въ кандидаты. Не думали, чтобъ онъ имлъ много возможности на успхъ и деканъ былъ противъ этого. Но Фрэнку нравились почетъ и слава этого состязанія, нравились они и матери Фрэнка. Фрэнкъ Грейстокъ былъ выбранъ депутатомъ, и въ то время, когда ему былъ запрещенъ въздъ въ замокъ Фонъ, онъ около года былъ уже въ парламент.
— Разумется, это мшаетъ заниматься своимъ дломъ, сказалъ онъ отцу: — но за то и доставляетъ дло. Человкъ, имющій дло въ парламент и показывающій, что онъ намренъ работать, всегда будетъ имть дла вдоволь.
Такъ Фрэнкъ объяснялъ своему отцу. Можетъ быть, не со всми такъ бываетъ. Деканша разумется была въ восторг отъ успха сына, въ восторг были и двушки. Женщинамъ пріятно чувствовать, что молодые люди, находящіеся съ ними въ родств, длаютъ кое что въ свт, такъ-что ихъ слава отражается и на нихъ. Пріятно было говорить о Фрэнк какъ о депутат отъ города Бобсборо. Братья не очень интересуются успхомъ брата, но сестра всегда симпатизируетъ. Если Фрэнкъ женится на богатой, то онъ всего можетъ достигнуть. Милая старушка была почти уврена, что онъ непремнно будетъ сидть на шерстяномъ мшк. Но для того, чтобъ онъ могъ сидть спокойно, ему было необходимо не жениться на бдной. Въ дом декана боялись Люси Морисъ.
— Мысль жениться на деньгахъ, какъ ты выражаешься, сказалъ Фрэнкъ своей второй сестр Маргарет: — самая противная мысль.
— Такъ же легко полюбить двушку съ состояніемъ, какъ и ту, у которой нтъ ничего, сказала Маргарета.
— Нтъ — не такъ легко, двушекъ съ деньгами мало, а двушекъ безъ денегъ много, не думаю, чтобъ ты примчала силу этого аргумента.
Маргарета была поставлена втупикъ и ушла.
— Право, Фрэнкъ, я думаю, что лэди Фонъ права, сказала мать.
— А мн кажется, что она неправа. Если что-нибудь въ этомъ есть, вмшательство лэди Фонъ не уничтожитъ этого. Неужели вы думаете, что я позволю лэди Фонъ предписывать мн, какую я долженъ выбрать себ жену?
— Привычка видться съ нею можетъ сдлать что-нибудь, другъ мой. Никто не любитъ Люси Морисъ боле меня. Мы вс ее любимъ. Но, милый Фрэнкъ, хорошо ли будетъ для тебя жениться на ней?
Фрэнкъ Грейстокъ помолчалъ съ минуту, а потомъ отвтилъ на вопросъ матери:
— Я не увренъ еще, хорошо, будетъ или нтъ. Но я думаю, что если у меня достанетъ смлости жениться теперь и положиться во всемъ на будущее, и уговорить Люси сдлаться моей женой, я сдлалъ бы хорошее дло. Я сомнваюсь однако, хватитъ ли у меня мужества.
Все это растревожило жену декана.
Читатель, прочитавшій до-сихъ-поръ, можетъ быть, подумаетъ, что Фрэнкъ Грейстокъ былъ влюбленъ въ Люси, какъ Люси была влюблена въ него. Но этого не было. Это абсолютный, извстный, признанный фактъ, что женщины влюбляются чаще и скоре мужчинъ. Теорія любви этого не допускаетъ, такъ-какъ объясняться долженъ мужчина, а женщина должна молчать. Предполагается также, что женщина должна держать свое сердце свободнымъ отъ любви, пока она не будетъ въ состояніи принять эту тяжесть на свое сердце съ увренностью, что она сдлается для нея радостью и утшеніемъ. Но такія предположенія, хотя можетъ быть они хороши для поддержанія нравственности, не всегда оказываются справедливыми. Обдумать внимательно и ршать быстро въ подобномъ случа больше подходитъ къ складу женской души, чмъ мужской. Для мужчины этотъ вопросъ часто ршаетъ случай. Онъ ршается сдлать предложеніе женщин, или длаетъ предложеніе не ршаясь заране, потому что только, она близко отъ него. Фрэнкъ Грейстокъ насмхался надъ вмшательствомъ лэди Фонъ въ такое важное дло какъ любовь, а между тмъ, еслибъ его охотно принимали въ замк Фонъ, онъ непремнно признался бы въ любви Люси Морисъ. Его неохотно принимали, напротивъ, онъ былъ изгнанъ, и вслдствіе этого изгнанія, онъ не остановился ни на какомъ намреніи относительно Люси, и ршительно не зналъ, необходима она для него или нтъ. Но Люси Морисъ все это знала.
Сверхъ того мужчины часто не умютъ анализировать эти вещи и не составляютъ себ опредленнаго понятія о своихъ чувствахъ и намреніяхъ. Мы слышимъ, что мужчина поступаетъ дурно съ двушкой, между тмъ какъ поведеніе, въ которомъ онъ оказался виновенъ, происходило просто отъ необдуманности. Онъ нашелъ себ пріятную собесдницу и подчинился этому удовольствію безотчетно. Какая-то неопредленная мысль промелькнула въ голов его, что свтъ ошибочно предполагаетъ, будто подобная дружба не можетъ существовать безъ брака или безъ вопроса о брак. А это просто дружба. Между тмъ, если этотъ другъ скажетъ ему, что она намрена выйти замужъ за другого, онъ вытерпитъ вс мученія ревности и вообразитъ, что съ нимъ поступлено ужасно дурно. Имть такого друга — друга-женщину, на которой онъ не можетъ или не хочетъ жениться — не сдлаетъ ему никакого вреда. Для него это просто составляетъ наслажденіе, придаетъ прелесть его жизни, предметъ, извстный ему одному и о которомъ нельзя говорить съ другими, источникъ гордости и внутренняго восторга. Ему радостно объ этомъ думать, когда онъ просыпается, это составляетъ его утшеніе въ его маленькихъ непріятностяхъ. Это прогоняетъ усталость жизни и составляетъ праздникъ въ его будничной работ. Для нея это смерть — но онъ этого не знаетъ.
Фрэнкъ Грейстокъ думалъ, что онъ поступитъ неблагоразумно, женившись теперь на Люси Морисъ, а между тмъ онъ чувствовалъ, что лэди Фонъ злая старуха, потому что просила его не бывать пока въ замк Фонъ.
— Разумется, вы меня поймете, мистеръ Грейстокъ, сказала она, имя намреніе быть вжливой: — когда мисъ Морисъ оставитъ насъ — если только она насъ оставитъ — я буду очень рада видть васъ здсь.
— Какой чортъ понесетъ меня въ замокъ Фонъ, если Люси тамъ не будетъ! сказалъ онъ себ — не заблагоразсудивъ оцнить вжливость лэди Фонъ.
Фрэнку Грейстоку было въ это время около тридцати лтъ. Онъ былъ хорошъ собой, но не красавецъ, худощавый, средняго роста, съ проницательными срыми глазами, съ лицомъ гладко выбритымъ, за исключеніемъ гладкихъ бакенбардъ, съ густыми темными волосами, уже начинавшими подергиваться сдиной. По наружности онъ совсмъ не походилъ на своего покойнаго друга, сэр-Флоріана Юстэса. Онъ былъ находчивъ, остроуменъ, самонадянъ и не очень дорожилъ наружными приличіями. Онъ желалъ исполнять свою обязанность къ другимъ, но еще боле желалъ, чтобъ другіе исполняли свою обязанность къ нему. Онъ желалъ имть въ свт успхъ и думалъ, что счастье достигается успхомъ. Онъ былъ созданъ для той профессіи, которую выбралъ для себя. Отецъ его, полагаясь на свои связи въ духовномъ вдомств, и на то обстоятельство, что онъ находился въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ съ епископомъ, желалъ, чтобъ сынъ его поступилъ въ духовное званіе, но Фрэнкъ зналъ, и себя, и свои способности такъ хорошо, что не могъ послдовать совту сьоего отца. Онъ захотлъ быть адвокатомъ и въ тридцать лтъ находился уже въ парламент.
Онъ былъ выбранъ депутатомъ отъ Бобсборо консервативной партіей. Выбравшіе его, вроятно, не знали его политическихъ мнній — вроятно не знали даже, есть ли у него какія нибудь мннія на этотъ счетъ. Отецъ его былъ настоящій старый тори старинной школы, находившій, что все идетъ къ худшему, но жившій счастливо, не смотря на свои опасенія. Деканъ былъ одинъ изъ тхъ старосвтскихъ политиковъ — мы встрчаемся съ ними каждый день и это вообще пріятные люди — приходящіе въ восторгъ отъ политики той стороны, къ которой они принадлежатъ, не имя въ нее особенной вры. Если къ нимъ пристать, они почти сознаются, что ихъ мнимыя убжденія боле ничего какъ предразсудки. Но ни за что на свт не отступятся они отъ нихъ. Когда двое, трое таковыхъ встртятся, они какъ франмасоны соединены пріятной связью, отдляющей ихъ отъ вншняго міра. Они чувствуютъ промежъ себя, что все длаемое дурно — даже еслибъ это длалось ихъ собственной партіей. Дурно было заступаться за Карла I, дурно терпть Кромвеля, дурно прогонять Іакова, дурно переносить Вильгельма. Гановерскій домъ дуренъ, отнятіе прерогативъ дурно. Биль о реформ былъ очень дуренъ. Захватъ епископскихъ имній былъ дуренъ. Эманципація римскихъ католиковъ хуже всего. Уничтоженіе законовъ о пшениц, церковной подати, присяг, все было дурно. Вмшательство въ университетскія постановленія было прискорбно. Поступокъ съ ирландской церковью просто дьявольскій. Пересмотръ школъ былъ чрезвычайно вреденъ для англійскаго воспитанія. Били о воспитаніи и ирландскихъ земляхъ были дурны. Каждый сдланный шагъ былъ дуренъ. А между тмъ, для нихъ нтъ страны лучше старой Англіи для житья и вовсе не сдлалась она неудобне отъ сдланныхъ въ ней перемнъ. Люди наклонны ворчать на каждую милость, оказываемую имъ, а вмст съ тмъ и наслаждаться каждой милостью. Они тоже знаютъ свои преимущества и по-своему понимаютъ свое положеніе. Это живописно и нравится имъ. Всегда считать себя правыми, а между тмъ всегда находиться на проигрывающей сторон, всегда будто бы раззоряться, всегда терпть преслдовнія отъ сумасброднаго духа республиканцевъ демагоговъ — а между тмъ никогда ничего не терять, ни положенія, ни общественнаго уваженія, довольно пріятно. Громадная, живая, ежедневно увеличивающаяся обида, не длающая осязаемаго вреда, это самое счастливое достояніе, какое только можетъ имть человкъ. Въ Англіи такихъ людей куча и лично они составляютъ истинную соль націи. Тотъ, кто сказалъ, что вс консерваторы глупы, не зналъ ихъ. Можетъ быть, есть глупые консерваторы, но и радикалы тоже найдутся очень глупые. Образованный, начитанный консерваторъ, увренный въ томъ, что все хорошее постепенно доводится до конца голосомъ народа, вообще самый пріятный человкъ. Но онъ буддистъ, имющій религіозное врованіе, совершенно мрачное и таинственное для наружнаго міра. Т, которые наблюдаютъ за поступками передоваго буддиста, не знаютъ, вритъ ли онъ самъ въ своего скрытаго бога, но примчаютъ, что онъ достоинъ уваженія, самодоволенъ и человкъ замчательный. Разумется, изъ общества такихъ людей слдуетъ искать кандидатовъ консервативной партіи, но, увы! трудно вперить въ юные умы старое врованіе съ-тхъ-поръ какъ новыя теоріи жизни такъ созрли!
Когда консервативная партія пригласила Фрэнка Грейстока въ депутаты отъ Бобсборо, онъ не допустилъ, чтобъ его политическія мннія помшали его повышенію. Можетъ быть адвокатъ подчиняется вліянію личныхъ убжденій въ политик мене всякаго другого человка, посвящающаго себя публичнымъ дламъ. Въ этомъ замчаніи нтъ никакого намренія набросить тнь на юридическую профессію. Трудолюбивый, талантливый, полезный человкъ, трудившійся всю жизнь, находитъ, что его собственные успхи требуютъ отъ него, чтобъ онъ сдлался политикомъ. Адвокатъ можетъ достигнуть самыхъ высокихъ успховъ въ своемъ дл только посредствомъ политической борьбы. Какъ развитой и свтскій человкъ, знакомый съ тмъ обстоятельствомъ, что каждый вопросъ иметъ дв стороны и что часто столько же можно сказать за одну сторону, сколько и за другую, онъ длается не очень горячимъ политическимъ партизаномъ. Такимъ образомъ онъ видитъ, что и тутъ и тамъ есть выходъ, и обида, въ томъ и другомъ случа, для него не велика. Для Фрэнка Грейстока это было очень легко. Отступникомъ онъ не былъ. Иногда онъ нападалъ на ультра-торизмъ своего отца и выговаривалъ матери и сестрамъ, когда они называли Гладстона Аполліопомъ, а Ло честили извергомъ рода человческаго. Но ему легко было вообразить себя консерваторомъ и консерваторомъ и онъ занялъ онъ мсто въ парламент безъ всякаго тревожнаго чувства.
Первые четыре мсяца первой сессіи онъ рчей не говорилъ — но онъ былъ полезенъ. Онъ засдалъ въ нсколькихъ комитетахъ, хотя какъ адвокатъ могъ бы уклониться, и употребилъ вс силы, чтобы разузнать обычаи парламента. Но онъ уже началъ находить, что время, которое посвящалъ парламенту, онъ отнималъ отъ своей профессіи. Деньги ему были очень нужны. Тогда къ нему явилась новая мысль.
Джонъ Юстэсъ и Грейстокъ были очень дружны — такъ дружны, какъ когда-то были дружны сэръ-Флоріанъ и Грейстокъ.
— Я скажу вамъ, чего я желалъ бы, Грейстокъ, сказалъ ему однажды Юстэсъ, когда они стояли безъ дла въ передней парламента, потому что Джонъ Юстэсъ также былъ въ парламент.
— Я все готовъ сдлать для васъ, другъ мой.
— Это бездлица, сказалъ Юстэсъ:— женитесь на моей кузин, вдов моего брата.
— Ей-Богу — я желалъ бы имть на это возможность!
— Я не вижу почему вамъ не имть. Она непремнно выйдетъ замужъ, и въ ея лта такъ и слдуетъ. Ей еще нтъ двадцати-трехъ лтъ. Мы можемъ доврить вамъ, и ребенка, и все. Теперь же у насъ съ нею много хлопотъ.
— Но, мой милый…
— Я знаю, что она любитъ васъ. Вы обдали у ней прошлое воскресенье.
— И Фонъ обдалъ тамъ. Вотъ кто женится на Лиззи — лордъ Фонъ. Вотъ увидите, что онъ женится на ней. Онъ очень ухаживалъ за ней прошлый вечеръ и заинтересовалъ ее.
— Она никогда не будетъ лэди Фонъ, сказалъ Джонъ Юстэсъ:— и сказать по правд, мн не хотлось бы имть дло съ лордомъ Фономъ. Съ нимъ будетъ несносно имть дло, а я не могу совсмъ отказаться отъ ея длъ. Она иметъ пожизненно пять тысячъ фунтовъ годового дохода и право, кажется, въ ней нтъ ничего особенно дурного.
— Особенно дурно! Мн напротивъ кажется, что я никогда не видлъ такой красивой женщины, сказалъ Грейстокъ.
— Да, — но я говорю и о ея поведеніи. Она какъ-то странно себя держитъ, и Кэмпердаунъ, нашъ повренный, намренъ ‘обобрать ее’, но это только потому что она не понимаетъ, какъ ей слдуетъ поступать и какъ не слдуетъ. Вы могли бы научить ее.
— Я вовсе не желаю ссориться съ Кэмпердауномъ, сказалъ адвокатъ смясь.
— Вы съ нимъ поршили бы дло въ пять минутъ, а меня избавили бы отъ безконечныхъ хлопотъ, сказалъ Юстэсъ.
— Фонъ женится на ней:— помяните мое слово, сказалъ Грейстокъ, возвращаясь въ залу парламента.
Драматурги пользуются прекраснымъ преимуществомъ ставить въ начал своихъ драмъ списокъ дйствующихъ лицъ — а въ старину драматурги имли обыкновеніе обыкновенно предупреждать насъ, кто въ кого влюбленъ и кто кому приходится сродни. Въ такомъ разсказ какъ этотъ, такой способъ не принятъ — и потому бдный разскащикъ былъ принужденъ употребить первыя четыре главы только на то, чтобъ представить читателю своихъ дйствующихъ лицъ. Онъ сожалетъ, что это представленіе вышло такъ длинно, и теперь тотчасъ приступитъ къ самому разсказу.

Глава V.
ОЖЕРЕЛЬЕ ЮСТЭСОВЪ.

Джонъ Юстэсъ, деверь лэди Юстэсъ, сказалъ своему пріятелю Грейстоку, родственнику лэди, что Кэмпердаунъ, адвокатъ, намренъ ‘обобрать’ ее. Хотя Джонъ Юстэсъ употребилъ нсколько сильное и пошлое выраженіе, но мы все-таки должны сказать, что Джонъ Юстэсъ правъ. Мистеръ Кэмпердаунъ имлъ серіозное намреніе добиться возвращенія брилліантовъ. Кэмпердаунъ былъ человкъ лтъ шестидесяти, онъ былъ повреннымъ отца сэр-Флоріана, а отецъ его былъ повреннымъ дда сэр-Флоріана. Его отношенія къ имнію и фамиліи Юстэсовъ давали ему право поступать съ Юстэсами съ большою свободой. Поэтому когда Джонъ Юстэсъ ссылался на то, что наслдникъ во время своего продолжительнаго несовершеннолтія, получитъ полную возможность накупить еще больше брилліантовъ и, что ради спокойствія, слдовало дозволить этотъ грабежъ, Кэмпердаунъ позволилъ себ сказать:
— Чортъ меня дери, если я это допущу!
— Я право не знаю, что вы можете сдлать, сказалъ Джонъ Юстэсъ.
— Я настрочу прошеніе въ судъ, сказалъ старый повренный.— Боже великій! какъ вы, опекунъ, можете примириться съ этимъ воровствомъ? Брилліанты эти представляютъ стоимость въ пятьсотъ фунтовъ годового дохода, а она пользуется этимъ только потому, что заблагоразсудила ихъ захватить!
— Врно Флоріанъ могъ ихъ подарить. Но всякомъ случа онъ могъ ихъ продать.
— Я этого не знаю, сказалъ Кэмпердаунъ.— Я этого еще не разузнавалъ, но мн кажется, что это ожерелье фамильное наслдство. Во всякомъ случа оно представляетъ стоимость собственности, которую слдуетъ и можно передать только законнымъ порядкомъ. Это самое явное воровство, какое только случалось видть мн въ жизни, и воровство прескверное. У ней не было ни фартинга, а она получила право на пожизненное владніе Айрширскимъ помстьемъ. Она разсказываетъ всмъ и каждому, что она можетъ продать его завтра, если захочетъ. Нтъ Джонъ — Кэмпердаунъ зналъ Юстэса мальчикомъ, онъ выросъ на его глазахъ и старикъ еще не пріучился бросить имя, которымъ называлъ его съ дтства:— мы не должны этого позволять. Какъ вамъ это покажется, вдь она потребовала у меня суммы на содержаніе ребенка — а этому крошк нтъ еще и двухъ лтъ?
Кэмпердауну не нравились вс обстоятельства, сопровождавшія женитьбу сэр-Флоріана и онъ подвергся неудовольствію сэр-Флоріана за то, что выразилъ свое мнніе. Онъ старался растолковать, что такъ какъ невста не приноситъ приданаго, то и не иметъ права на такое вдовье наслдство, какимъ сэр Флоріанъ ршился наградить ее. Но сэр-Флоріанъ упорно поставилъ на своемъ — и относительно обезпеченія, и въ брачномъ контракт, и въ завщаніи. Уже посл смерти сэр-Флоріана страшное дло о брилліантахъ пришло въ голову Кэмпердауну. Ювелиры, у которыхъ хранились драгоцнныя вещи посл смерти покойной лэди Юстэсъ, сообщили объ этомъ Кэмпердауну тотчасъ по возвращеніи молодой вдовы изъ Неаполя. Сэр-Флоріанъ взялъ отъ ювелира не вс, но самыя цнныя вещи, тотчасъ по возвращеніи въ Лондонъ изъ путешествія по Шотландіи посл свадьбы. Ювелиры знали очень хорошо, котораго числа было взято отъ нихъ ожерелье.
Первая попытка Кэмпердауна была сдлана въ самомъ вжливомъ и даже въ лестномъ письм, въ которомъ онъ предлагалъ лэди Юстэсъ, что выгодне было бы для всхъ сторонъ, еслибъ фамильныя драгоцнности хранились вмст. Лиззи, читая это письмо, улыбнулась и сказала себ, что она не видитъ, какимъ образомъ ея выгоды выиграютъ при этомъ. Она не отвчала на письмо Кэмпердауна. Чрезъ нсколіко мсяцевъ посл этого, когда родился наслдникъ, въ то время, когда лэди Юстэсъ прозжала чрезъ Лондонъ на пути изъ Бобсборо въ Портрэ, было устроено свиданіе между нею и Кэмпердауномъ. Она старалась посредствомъ всхъ возвожныхъ уловокъ избгнуть этого свиданія, но ее принудили. Ей почти дали понять, что если она не согласится на это свиданіе, то ее лишатъ возможности получать доходъ съ имнія Портрэ. Господа Маубрэ и Мопусъ совтовали ей покориться.
— Мой мужъ подарилъ мн ожерелье, а его хотятъ отъ меня отнять, сказала она Мопусу.
— Не отдавайте, отвтилъ Мопусъ.— Если вы найдете нужнымъ, попросите мистера Кэмпердауна обратиться къ намъ, мы ему отвтимъ.
Во время этого свиданія, Кэмпердаунъ взялъ на себя трудъ объяснить очень ясно и нсколько разъ, что доходъ съ имнія Портрэ принадлежалъ лэди Юстэсъ только пожизненно. Посл ея смерти доходъ этотъ присоединится ко всему остальному юстэсовскому состоянію. Это было повторено лэди Юстэсъ въ присутствіи Джона Юстэса, но она не сдлала на это никакого замчанія.
— Вы понимаете смыслъ брачнаго контракта, лэди Юстэсъ? сказалъ Кэмпердаунъ.
— Мн кажется, я понимаю все, отвтила она.
Потомъ, въ конц свиданія, онъ сдлалъ вопросъ о брилліатахъ. Лэди Юстэсъ сначала не отвчала.
— Ихъ лучше бы отослать обратно къ Гарнетамъ, сказалъ Кэмпердаунъ.
— Я не знаю, есть ли у меня что-нибудь такое, что я должна къ нимъ отсылать, отвтила она, и ускользнула прежде чмъ Кэмпердаунъ усплъ направить на нее новую атаку.
— Я лучше справлюсь съ ней письменно, чмъ лично, сказалъ онъ Джону Юстэсу.
Такіе дловые люди какъ Кэмпердаунъ дйствуютъ медленно, и только четыре мсяца спустя написалъ онъ письмо отъ своего имени къ лэди Юстэсъ, объясняя ей, все вжливо, что онъ обязанъ заботиться о томъ, чтобы вещи, принадлежащія фамиліи Юстэсъ, находились въ надежныхъ рукахъ, и что цнное брилліантовое ожерелье, составлявшее фамильное наслдство и неоспоримо принадлежащее наслднику, по слухамъ, находилось у ней въ рукахъ.. Такъ какъ подобныя вещи особенно подвержены потерямъ, не потрудится ли она передать это ожерелье на сохраненіе господамъ Гарнетъ. На это письмо Лиззи не отвчала, не отвтила она и на второе письмо, обращавшее ея вниманіе на первое. Когда Джонъ Юстэсъ сказалъ Грейстоку, что Кэмпердаунъ намренъ ‘обобрать’ лэди Юстэсъ, фирмой было написано уже слдующее письмо — но до того времени Лиззи на него не отвчала:

’62, Новый Скверъ, Линкольн-инъ, мая 5, 186—.

‘Милостивая государыня,

‘Мы обязаны, какъ повренные по дламъ имнія вашего покойнаго мужа сэр-Флоріана Юстэса и въ виду интересовъ вашего сына, его наслдника, просить возвращенія цннаго ожерелья, которое по слухамъ находится у вашего сіятельства. Нашъ старшій партнеръ, мистеръ Кэмпердаунъ, не разъ писалъ къ вашему сіятельству объ этомъ, но не удостоился получить отвтъ. Нтъ никакого сомннія, что еслибъ это ожерелье ошибочно предполагалось въ вашихъ рукахъ, то вы увдомили бы насъ объ этомъ. Брилліанты эти были взяты отъ господъ Барнетовъ, ювелировъ, сэр-Флоріаномъ вскор посл его женитьбы и, безъ всякаго сомннія, были отданы вамъ на сохраненіе. Это фамильное наслдство, которое не должно находиться въ вашихъ рукахъ, какъ вдовы покойнаго баронета, и оно представляетъ такую цнную вещь, которую никакъ нельзя отдлить отъ фамильной собственности безъ законныхъ на то правъ, какъ какую-либо ничтожную вещь, служащую для пользы или украшенія. Эти брилліанты цнятся боле чмъ въ 10,000 ф. с.
‘Мы къ сожалнію принуждены, не получивъ отвта на три письма мистера Кэмпердауна старшаго, объяснить вамъ, что если вы оставите безъ вниманія это письмо, то мы будемъ принуждены, исполняя нашу обязанность, принять законныя мры для возвращенія фамильной собственности.
‘Имемъ честь быть, милостивая государыня, покорнйшіе
‘слуги вашего сіятельства

‘КЭМПЕРДАУНЪ И СЫНЪ.’

‘Лэди Юстэсъ.’
И проч. и проч.
Чрезъ нсколько дней посл того, какъ письмо это было отправлено, старикъ Кэмпердаунъ прочелъ изъ копировальной книги конторы это письмо Джону Юстэсу.
— Я не вижу, какъ вы ихъ получите, сказалъ Юстэсъ.
— Мы заставимъ ее показать, что они достались ей законнымъ образомъ. Она не можетъ этого сдлать.
— А что если она ихъ продала?
— Мы ихъ отыщемъ. Десять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, любезный Джонъ! Господи помилуй! это великолпное приданое для дочери — прекрасное обезпеченіе для младшаго сына. И ей позволить украсть его, какъ другія вдовы крадутъ фарфоровыя чашки и серебряныя ложки! Это вещи обыкновенныя, но о такомъ воровств я отроду не слыхивалъ.
— Это будетъ очень непріятно, сказалъ Юстэсъ.
— Потомъ она везд твердитъ, что имніе Портрэ ея собственность. Она дурная женщина. Я это прежде зналъ. Разумется, у насъ будутъ хлопоты.
Тутъ Юстэсъ объяснилъ повренному, что лучше всего выдать вдову замужъ за какого-нибудь порядочнаго человка. Она непремнно выйдетъ замужъ рано или поздно — такъ сказалъ Джонъ Юстэсъ — а ‘съ порядочнымъ, приличнымъ’ человкомъ будетъ легче справиться, чмъ съ нею.
— Онъ долженъ быть неприличнйшимъ изъ неприличныхъ, если мы съ нимъ не справимся, сказалъ Кэмпердаунъ.
Но Юстэсъ не назвалъ Фрэнка Грейстока, адвоката, какъ будущаго приличнаго мужа.
Когда Лиззи получила письмо — а получила она его на другой день ея визита въ замокъ Фонъ, о чемъ мы уже упоминали — она не читала этого письма дня два. Она распечатала его, не зная почерка писаря, но прочла только первую строку и подпись. Дня два занималась она обыкновенными длами и развлеченіями, какъ-будто не получала такого письма, но думала о немъ все время. Брилліанты находились въ ея рукахъ, она заставила своего стараго пріятеля Бенджамина оцнить ихъ. Бенджаминъ намекнулъ, что такіе цнные камни опасно держать въ обыкновенномъ лондонскомъ дом, но Лиззи чувствовала, что если Бенджаминъ захватитъ ихъ въ свои руки, то можетъ быть и не возвратитъ. Кэмпердаунъ и Гарнетъ, можетъ быть, сговорились съ Бенджаминомъ. Что она будетъ длать, если Бенджаминъ скажетъ ей, что по какимъ-нибудь законнымъ причинамъ онъ долженъ былъ отдать брилліанты Кэмпердауну? Она намекнула Бенджамину, что можетъ быть продала бы ихъ, если бы ей предложили хорошую цну. Бенджаминъ, который зналъ ее коротко, намекнулъ, что можетъ быть встртится маленькое фамильное затрудненіе.
— О! ни малйшаго, сказала Лиззи:— но, кажется, я съ ними не разстанусь.
Тутъ она заказала Бенджамину крпкій сундучокъ, который былъ къ ней доставленъ. Крпкій сундучокъ, который былъ такъ тяжелъ, что она едва могла поднять его сама, находился теперь въ ея лондонской спальн.
Утромъ на третій день она прочла письмо. Мисъ Мэкнёльти гостила у ней, но лэди Юстэсъ ни слова не сказала ей о письм. Она прочла его въ своей спальн, а потомъ сла подумать о немъ. Сэр-Флоріанъ, отдавая ей брилліанты, чтобъ она надла ихъ на обдъ, который давался для нихъ, когда они прозжали чрезъ Лондонъ, сказалъ ей, что это брилліанты фамильные.
— Оправа была сдлана для моей матери, сказалъ онъ:— но это уже старо. Когда мы вернемся домой, они будутъ передланы.
Тутъ онъ прибавилъ какую-то супружескую шуточку о будущей невстк, которая будетъ ихъ носить. Лэди Юстэсъ не знала наврно, можетъ ли она заключить изъ этихъ словъ мужа, что онъ отдалъ брилліанты въ полную ея собственность. Она во второй разъ говорила съ Мопусомъ, и Мопусъ спросилъ ее, есть ли какой-нибудь фамильный актъ объ этихъ брилліантахъ. Она не слыхала объ этомъ акт, и мистеръ Кэмпердаунъ о немъ не упоминалъ. Она читала письмо разъ двнадцать, а потомъ, поженски ршила, что безопасне всего не отвчать.
А между тмъ она была уврена, что изъ этого выйдетъ что-нибудь непріятное. Кэмпердаунъ былъ не таковскій, чтобъ поднять такой вопросъ и оставить его безъ послдствій. Законныя мры! Что значатъ законныя мры и что эти мры могутъ сдлать ей? Можетъ ли Кэмпердаунъ засадить ее въ тюрьму, или отнять у ней имніе Портрэ? Она могла присягнуть, что мужъ отдалъ ей брилліанты, и могла придумать какія хотла слова, будто бы сопровождавшія этотъ подарокъ. Съ ними никого тогда не было. Она чувствовала, что она ршительно и страшно несвдуща не только въ законахъ, но и въ обычаяхъ, принятыхъ въ подобныхъ длахъ. Господа Маубрэ, Мопусъ и Бенджаминъ были союзники, къ которымъ она должна была обратиться для руководства, но она знала, что Маубрэ и Мопусъ, Гартеръ и Бенджаминъ люди ненадежные, между тмъ какъ Кэмпердаунъ и сынъ и господа Гарнетъ тверды какъ скала и пользуются такимъ же уваженіемъ, какъ англійскій банкъ. Обстоятельства — несчастныя обстоятельства — заставили ее обратиться къ Гартеру и Бенджамину, Маубрэ и Мопусу, между тмъ какъ ей было бы такъ пріятно чувствовать, что вліятельные честные люди на ея сторон! Она съ такимъ удовольствіемъ говорила бы съ своими друзьями о Кэмпердаун и Гарнетахъ! Но спокойствіе, безопаснось и даже уваженіе могли быть куплены слишкомъ дорого. Десять тысячъ фунтовъ! Въ состояніи ли она отдать такую сумму?.. Она уже удостоврилась, что достать эти деньги будетъ очень трудно. Кагда она намекнула Бенджамину, что ему слдовало бы купить эти брилліанты, достойный ювелиръ вовсе не обрадовался этому предложеніе. Какая польза ей въ ожерель вчно запертомъ въ желзномъ сундук, который, почему она знаетъ, агенты Кэмпердауна могли унести во время ея отсутствія? Не лучше ли войти въ соглашеніе и отдать? Но какія предложатъ ей условія?
Будь у ней хоть одинъ другъ, съ которымъ она могла бы посовтоваться, другъ, съ которымъ она могла бы посовтоваться дйствительно по-дружески!— не просто достойный уваженія человкъ, щедрый, великодушный, который посовтовалъ бы ей непремнно возвратить брилліанты. Дядя ея деканъ, кузенъ ея Фрэнкъ, старая лэди Фонъ непремнно подадутъ ей такой совтъ. Нкоторые люди ужасно великодушны, когда дло идетъ объ интересахъ ихъ друзей. Что если она спроситъ лорда Фона?
Мысль о второмъ супружеств конечно приходила въ голову лэди Юстэсъ и въ этой мысли, конечно, ничего не было дурного. Эта себялюбивая, жадная женщина, которая не могла ршиться отдать украденную вещь, которую она захватила въ свои руки, поддалась великой иде — отдать себя и все свое состояніе человку, который внушилъ бы ей великую страсть. Флоріана Юстэса она не любила. Она сидла возл него, смотрла на его красивое лицо и читала ему стихи — только за его богатство и потому, что для нея было необходимо пристроить себя хорошо. Онъ былъ очень хорошій человкъ — великодушный, чистосердечный, съ рыцарскими чувствами, раздражительный, но не блестящаго ума джентльмэнъ, и она никогда не была въ него влюблена. Теперь она желала такъ влюбиться, чтобъ могла пожертвовать всмъ для своей любви. Пока такой любви еще не было въ ея сердц. Она не видала никого, кто тронулъ бы ея сердце такимъ образомъ. Но она сознавала романическую сторону любви и была влюблена въ идею возможности влюбиться.
‘Ахъ’, говаривала она себ въ минуты уединенія: ‘будь у меня свой корсаръ, какъ я поджидала бы ладью моего возлюбленнаго, сидя на берегу морскомъ!’
Она была уврена, что можетъ любить такимъ образомъ.
Но было бы также очень хорошо сдлаться женою пэра — чтобъ имть возможность неоспоримо быть одною изъ знатныхъ лондонскихъ дамъ. Какъ вдова баронета, съ большимъ доходомъ, она была уже почти знатной дамой, но она очень мтко подмчала, что положеніе ея не совсмъ твердо. Семейства епископа и декана не совсмъ полагались на нее. Кэмпердауны и Гарнеты нисколько ей не довряли. Мопусы и Бенджамины были съ ней гораздо фамильярне, чмъ съ настоящей знатной дамой. У нея доставало проницательности примчать все это. Выбрать ей лорда Фона или корсара? Въ лорд Фон хуже всего было то, что самъ-то онъ былъ не великій человкъ. Конечно, онъ можетъ сдлать свою жену пэресой, но онъ былъ бденъ, имлъ кучу сестеръ, скученъ какъ ученая книга и кром его пэрскаго титула, ничто не говорило въ его пользу. Еслибъ она могла найти пэра неженатаго, съ проблесками корсара! А пока что же она будетъ длать съ брилліантами?
Въ это время у ней гостила мисъ Мэкнёльти, дальняя родственница старой лэди Линлитго, не имвшая ровно никакихъ средствъ къ существованію, но хорошаго происхожденія, порядочно воспитанная, среднихъ лтъ двушка, какихъ много найдется въ Лондон. Жить на счетъ своихъ друзей, каковы бы они ни были, было единственнымъ способомъ къ существованію, доступнымъ ей. Такую зависимую жизнь она не выбирала и не отвергала, но покорилась ей по необходимости — она должна была выбрать или такую жизнь, или богадльню. Мысль о возможности зарабатывать себ хлбъ иначе, какъ ухаживать за богатыми друзьями, никогда не приходила ей въ голову. Она не могла длать ничего — она умла только одваться, какъ прилично порядочной женщин, самымъ дешевымъ способомъ и стараться угождать. Въ настоящую минуту, положеніе ея было очень ненадежно. Она поссорилась съ лэди Линлитго и, вслдствіе этой ссоры, была принята своей старой пріятельницей Лиззи — можетъ быть, врне было бы сказать: старой непріятельницей. Но Лиззи не общала ей постояннаго пребыванія въ своемъ дом и бдная мисъ Мэкнёльти знала, что постоянное пребываніе у лэди Юстэсъ не можетъ назваться благополучіемъ. Мисъ Мэкнёльти была женщина честная.
Он сидли вмст въ одинъ майскій день въ маленькой гостиной дома въ улиц Маунтъ. Он отобдали рано и теперь пили чай, намреваясь хать въ оперу. Было шесть часовъ и еще очень свтло, но толстая цвтная занавсь единственнаго окна была опущена и двери притворены, комната имла вечерній видъ. Ожерелье цлый день такъ тяжело лежало на сердц Лиззи, что она не могла направить свои мысли на тотъ воздушный замокъ, въ которомъ корсаръ долженъ былъ царствовать самодержавно, но не одинъ.
— Милая моя, сказала она — она всегда такъ называла мисъ Мэкнёльти:— вы знаете тотъ сундучокъ, который я заказала у ювелировъ?
— Вы говорите о несгараемомъ сундук?
— Ну, да, только это не несгараемый сундукъ. Несгораемый сундукъ огромная вещь. А этотъ сундучокъ сдланъ нарочно для тхъ брилліантовъ, которые сэр-Флоріанъ подарилъ мн.
— Я такъ и думала.
— Желала бы я знать, безопасенъ ли этотъ сундучокъ?
— Будь я на вашемъ мст, лэди Юстэсъ, я не держала бы ихъ въ дом, я держала бы ихъ тамъ, куда ихъ отдавалъ сэр-Флоріанъ. Что если кто-нибудь вдругъ придетъ да убьетъ васъ?
— Я вовсе этого не боюсь, сказала Лиззи.
— А я боялась бы. Что вы сдлаете съ брилліантами, когда подете въ Шотландію?
— Я уже брала ихъ туда съ собою, я знаю, что это не безопасно. Желала бы я знать, куда мн ихъ двать.
— Есть люди, которые берутъ на сбереженіе такія вещи, сказала мисъ Мэкёльти.
Тутъ Лиззи помолчала съ минуту. Она умирала отъ желанія посовтоваться и поговорить откровенно.
— Я никому не могу ихъ поврить, сказала она: — можетъ быть, изъ-за нихъ будетъ процесъ.
— Какъ процесъ?
— Я не могу объяснить всего, но я очень безпокоюсь. Отъ меня хотятъ эти брилліанты отобрать, но мн подарилъ ихъ мужъ и въ память его я этого не сдлаю. Когда онъ надлъ ихъ мн на шею, онъ сказалъ, что это мои собственные брилліанты — это онъ сказалъ. Какимъ же образомъ женщина можетъ отдать обратно такой подарокъ — подарокъ отъ мужа — который умеръ? А цнностью ихъ я не дорожу. Но я этого не сдлаю.
Лэди Юстэсъ расплакалась и ей удалось нсколько убдить мисъ Мэкнёльти въ справедливости своихъ словъ.
— Если эти брилліанты принадлежатъ вамъ, то ихъ не могутъ отъ васъ отнять, сказала мисъ Мэкнёльти.
— И не отнимутъ. Они узнаютъ, что во мн еще осталась энергія.
Тутъ она подумала, что корсаръ-обожатель защититъ ея брилліанты, сбережетъ ихъ отъ цлой дюжины Кэмпердауновъ. Но она сомнвалась, способенъ ли лордъ Фонъ на это. Тутъ дверь отворилась и доложили о лорд Фон. Не въ первый разъ лордъ Фонъ зазжалъ къ вдов въ такое время. Конечно, улица Маунтъ не по дорог изъ министерства ост-индійскихъ длъ въ палату пэровъ, но въ извощичьей карет не долго завернуть туда. Въ небреженіи по служб лордъ Фонъ никогда не былъ виновенъ, но какой министръ поставитъ въ вину неутомимому чиновнику, если на пути отъ одной должности къ другой онъ употребитъ полчаса на свои собственныя дла или отдохновеніе?
Лэди Юстэсъ была вся въ слезахъ, когда о немъ доложили, но въ комнат было такъ темно, что слдовъ слезъ нельзя было примтить. Воображеніе Лиззи клонилось въ пользу корсара и носилось между брилліантами и поэзіей, и она мало заботилась въ эту минуту о томъ званіи, въ которое могъ возвести ее лордъ Фонъ.
— Дло сааба ныншній вечеръ будетъ-обсуждаться въ парламент, сказалъ онъ въ отвтъ на вопросъ мисъ Мэкнёльти.
Потомъ онъ обернулся къ лэди Юстэсъ.
— Вашъ кузенъ, мистеръ Грейстокъ, сегодня подниметъ этотъ вопросъ въ парламент.
— А вы будете отвчать ему? невинно спросила мисъ Мэкнёльти.
— О, нтъ! Но я буду тамъ. Пэръ, вы знаете, иметъ право присутствовать въ нижней палат.
Тутъ лордъ Фонъ довольно подробно объяснилъ обимъ дамамъ сущность и положеніе британскаго парламента. Мисъ Мэкнёльти испытывала невинное удовольствіе, слушая какъ это ей объясняетъ лордъ. Лэди Юстэсъ знала, что лордъ Фонъ такимъ образомъ выражалъ женщин свою любовь и думала, что отъ него и это хорошо. Если она выйдетъ замужъ во второй разъ только для того, чтобъ быть женою пэра, имть уважаемаго мужа и стать на хорошей ног въ обществ, то она такъ же охотно будетъ слушать о парламентскихъ подробностяхъ и о судьб сааба, какъ и обо всемъ другомъ. Она знала очень хорошо, что наклонностей корсара нельзя было ожидать отъ лорда Фона.
Лордъ Фонъ опять вернулся къ саабу, когда Фрэнкъ Грейстокъ вошелъ въ комнату.
— Теперь у насъ представители обихъ палатъ, сказала лэди Юстэсъ, привтствуя вошедшаго кузена.
— Вы намрены сегодня предложить вопросъ о сааб? спросилъ съ большимъ интересомъ лордъ Фонъ, чувствуя, что еслибъ ему досталась на долю эта обязанность, то онъ теперь же приготовлялъ бы свою маленькую рчь.
Но Фрэнкъ Грейстокъ пришелъ къ своей кузин, не для того чтобы говорить о владніяхъ Майгобскаго принца. Когда его пріятель Юстэсъ предложилъ ему жениться на вдов, онъ поднялъ на смхъ эту мысль,— а самъ, тмъ не мене, много объ этомъ думалъ. Онъ усиленно трудился, работалъ прилежно, составлялъ себ репутацію въ парламент, длая успхи — такъ говорили вс его друзья — въ адвокатской профессіи. Это былъ молодой человкъ, подававшій большія надежды, о немъ много говорили — но все-таки онъ былъ бденъ. Ему казалось, что между другими хорошими качествами, онъ не былъ надленъ экономіей. Онъ имлъ небольшіе долги и, не смотря на то, что имлъ ихъ, продолжалъ тратить все что зарабатывалъ. Для того чтобы подняться въ свт, ему нужна была богатая жена. Искать двушку, которую онъ могъ бы искренно любить и у которой, кром красоты, было бы и состояніе — онъ не могъ. Еслибъ онъ говорилъ себ о любви, еслибъ онъ долженъ былъ сознаться, что любви онъ можетъ подчиниться, то онъ долженъ былъ сознаться, что Люси Морисъ владетъ его сердцемъ. Онъ на столько зналъ себя, что это было ему извстно — но онъ зналъ также, что онъ не сказалъ ничего, что обязывало бы его идти по этому пути. Онъ могъ предаваться тайному честолюбію, не боясь прослыть безчестнымъ. Поэтому онъ тоже сталъ навщать прекрасную вдову. Онъ зналъ, что ухаживать за нею придется не долго. Онъ могъ завтра же сдлать ей предложеніе — или пожалуй сегодня — безъ малйшей нершимости. Она могла или принять его предложеніе или отказать ему, но, какъ онъ говорилъ себ, ни въ томъ, ни въ другомъ случа, никому не будетъ отъ этого вреда.
Точно такая же мысль пробжала въ голов Лиззи, когда она разговаривала съ обоими молодыми людьми. Она знала, что ея кузенъ Фрэнкъ былъ бденъ, но думала, что можетъ влюбиться въ него. Онъ не совсмъ походилъ на корсара, но у него были корсарскія наклонности. Онъ былъ смлъ, отваженъ, не щекотливъ и талантливъ, человкъ, имющій возможность составить себ имя и которому женщина можетъ ршиться повиноваться. Еслибъ она ршилась выбрать мужа по сердцу, то не могло быть рчи о выбор между Фрэнкомъ и лордомъ Фономъ. Она думала, что Фрэнкъ Грейстокъ съуметъ удержать ожерелье, если онъ самъ будетъ имть въ этомъ интересъ, между тмъ какъ лордъ Фонъ тотчасъ отдастъ его Кэмпердауну.
Лорду Фону хотлось подождать ухода кузена, но такъ-какъ у Грейстока было такое же намреніе и такъ какъ онъ былъ энергичне лорда Фона, то разумется ухалъ лордъ Фонъ. Онъ, можетъ быть, помнилъ, что его ждетъ извощикъ — стоющій шесть пенсовъ каждую четверть часа — а можетъ быть ему хотлось показаться въ палат лордовъ до ухода пэровъ. Мисъ Мэкнёльти также вышла изъ комнаты и Фрэнкъ остался одинъ съ вдовой.
— Лиззи, сказалъ онъ: — вамъ должно быть чувствуете себя одинокой.
— Да, я одинока.
— И врядъ ли вы счастливы?
— Я совсмъ не могу назвать себя счастливой, Фрэнкъ. Есть обстоятельства, длающія меня очень несчастной — особенно одно обстоятельство, которое я разскажу вамъ, если вы мн позволите.
Фрэнкъ чуть-было не ршился попросить ее дать ему позволеніе утшать ее во всхъ ея горестяхъ, какъ вдругъ въ дверь послышался двойной стукъ.
— Знаютъ, что меня нтъ дома ни для кого другого, сказала лэди Юстэсъ.
Но Фрэнкъ Грейстокъ уже возвратилъ свое самообладаніе, когда мисъ Мэкнёльти поспшно вошла въ комнату и съ ужасомъ объявила, что лэди Линлитго уже въ пріемной.

Глава VI.
ПОРУЧЕНІЕ, ПО КОТОРОМУ ПРІХАЛА ЛЭДИ ЛИНЛИТГО.

— Лэди Линлитго! сказалъ Фрэнкъ Грейстокъ, поднимая кверху об руки.
— Да, право она, сказала мисъ Мэкнёльти.— Я не говорила съ нею, но видла ее. Она велла кланяться, лэди Юстэсъ, и сказать вамъ, что она желаетъ видться съ вами.
Лэди Юстэсъ была такъ удивлена, что до-сихъ-поръ не сказала ни слова. Ссора между нею и теткой была такого рода, что пріздъ старой графини въ улицу Маунтъ казался невозможенъ. Конечно, Лиззи очень дурно поступила съ теткой — такъ дурно только какъ могла молодая женщина поступить съ старухой. Она принимала отъ тетки и столъ, и пріютъ, и даже одвалась на ея счетъ и отказалась протянуть руку своей благодтельниц, какъ только получила возможность жить на свой собственный счетъ. А вотъ теперь лэди Линлитго въ ея гостиной и посылаетъ поклонъ племянниц!
— Я не хочу ее видть, сказала Лиззи.
— Вамъ лучше видться съ нею, сказалъ Фрэнкъ.
— Я не могу видться съ нею, сказала Лиззи.— Боже милостивый! милая моя — зачмъ она пріхала?
— Она говоритъ, что по длу очень важному, отвчала мисъ Мэкнёльти.
— Разумется вы должны видться съ нею сказалъ Фрэнкъ: — позвольте мн уйти, а потомъ прикажите слуг тотчасъ проводить ее сюда. Не будьте малодушны, Лиззи, я заду завтра разузнать въ чемъ дло.
— Непремнно зазжайте, сказала Лиззи.
Фрэнкъ ухалъ, а Лиззи сдлала какъ онъ ей сказалъ.
— Останьтесь здсь, Джулія, сказала она:— чтобы находиться поблизости, если вы понадобитесь мн. Пусть она войдетъ въ большую гостиную.
Ршительно дрожа при мысли о предстоящей непріятности, она сла въ большой гостиной. Все еще было замедленіе. Фрэнку Грейстоку было дано время уйти, не встртившись съ лэди Линлитго въ передней. Мисъ Мэкнёльти передала приказаніе лэди Юстэсъ слуг, и тотъ же самый слуга отворилъ парадную дверь Фрэнку, прежде чмъ исполнилъ данное ему приказаніе. Лэди Линлитго, хотя очень бодрая, была стара. Движенія ея были медленны, или можетъ быть врне будетъ сказать, величественны. Она принадлежала къ числу тхъ старухъ, которыя и на видъ кажутся старухами — которыя на памяти молодыхъ людей всегда были старухами — но на нихъ старость не производитъ разрушительнаго дйствія. Руки лэди Линлитго дрожали только отъ гнва, ноги ея спотыкались не безъ причины. Въ своемъ род лэди Линлитго была очень энергичнымъ существомъ. Страхъ, состраданіе, милосердіе, нжность любви были ей неизвстны. Воображенія у ней не было. Она была суетна, жадна и часто даже жестока. Но намренія у ней были честныя и правдивыя, хотя часто эти намренія неудавались,— о своихъ обязанностяхъ въ жизни она составила себ опредленное понятіе. Она себ не потакала. Она была тверда какъ дубовый столбъ — но за то на нее можно было положиться. Никто ее не любилъ — но многіе отзывались о ней хорошо. Съ большой жертвой для своего спокойствія, она старалась исполнять свою обязанность къ племянниц своей, Лиззи Грейстокъ, когда Лиззи осталась бездомной сиротой. Конечно, постель Лиззи, пока ее стлали въ дом тетки, не была усыпана розами, но какова бы ни была эта постель, Лиззи занимала ее, пока имла въ ней надобность. Лиззи принуждала себя выносить присутствіе тетки, — но какъ только удалось ей вырваться, она ршилась совершенно отступиться отъ тетки. Теперь же тяжелые шаги тетки слышались на лстниц! Лиззи тоже была женщина храбрая въ нкоторомъ отношеніи. Она была способна подвергнуться большой опасности для опредленной цли. Но она была еще слишкомъ молода для того, чтобъ пріобрсти обладаніе тмъ настойчивымъ мужествомъ, которое составляло отличительное достояніе лэди Линлитго.
Когда графиня вошла въ гостиную, Лиззи встала, но не отошла отъ своего кресла. Старуха была не высока — но лицо у ней было, и длинно, и широко, подбородокъ и лобъ четыреугольные, что заставляло ее казаться высокою. Носъ у ней былъ длинный, не горбатый какъ клювъ, а прямой и крпкій, съ широкимъ переносьемъ и багроваго цвта, глаза зоркіе и срые, ротъ широкій и надъ нимъ столько волосъ, что молодому человку достало бы для усовъ. Подбородокъ былъ твердый, широкій и крпкій. Полосы еще каштановые, съ легкой сдиной. Старух чрезвычайно идутъ сдые волосы, но волосы лэди Линлитго не могли никогда сдлаться совершенно сдыми. Вообще наружность ея была не привлекательна, но внушала понятіе о неподдльной, истинной сил. Вы видли въ ней не клеенку, китовые усы, румяна и фальшивые волосы, въ ней все было человческое — не совсмъ женское, ужъ конечно не ангельское, можетъ быть, даже наоборотъ — но человческое тло, а не вата и заплатки.
Лиззи, увидавъ тетку, приготовилась къ битв. Какой мужчина или какая женщина не испытывали въ жизни той минуты, отъ которой завислъ выигрышъ борьбы и въ которую было необходимо собраться съ мужествомъ? Увы! иногда борьба наступаетъ, а мужества недостаетъ. Лэди Юстэсъ была сама не своя, когда ея тетка вошла въ комнату. ‘О, съ миромъ или съ войной приходишь ты?’ сказала бы она, еслибъ смла. Тетка послала ей поклонъ — если только ея порученіе передали врно, но какіе дружескіе поклоны могутъ быть между ними?
Графиня тотчасъ приступила къ длу, не длая намековъ на неблагодарное поведеніе Лиззи.
— Лиззи, сказала она:— я пріхала къ теб по порученію мистера Кэмпердауна! Я сяду съ твоего позволенія
— О! конечно, тетушка Пенелопа… мистера Кэмпердауна!
— Да,— мистера Кэмпердауна. Ты знаешь кто онъ. Онъ былъ у меня, какъ у ближайшей твоей родственницы. Я дйствительно самая близкая твоя родственница и поэтому пріхала, хотя, говорю теб, мн это не нравится.
— Однако, вы сдлали это для собственнаго своего удовольствія, сказала Лиззи дерзкимъ тономъ, который хорошо быль знакомъ въ прежнее время лэди Линлитго.
— Нтъ, мисъ. Я пріхала вовсе не для моего собственнаго удовольстія, я пріхала ради чести нашей фамиліи, если только можно ее спасти. Ты куда-то запрятала брилліанты твоего мужа и должна ихъ возвратить.
— Брилліанты, принадлежавшіе моему мужу, принадлежатъ и мн, съ твердостью сказала Лиззи.
— Это брилліанты фамильные, наслдственные — старинная собственность Юстэсовъ, точно такая же какъ и ихъ помстья. Сэр-Флоріанъ не могъ дарить ихъ и не захотлъ бы, еслибъ могъ. Такія вещи не дарятся такимъ образомъ. Это вздоръ и ты должна отдать ихъ.
— Кто это говоритъ?
— Я это говорю.
— Это ничего не значитъ, тетушка Пенелопа.
— Ничего? Ты увидишь. Такъ говоритъ мистеръ Кэмпердаунъ. Вс это скажутъ. Если ты не поостережешься, моя милая, ты попадешь въ судъ и услышишь, какъ это скажутъ присяжные. Вотъ до чего это дойдетъ. Какую пользу получишь ты изъ этого? Ты продать ихъ не можешь, и носить не можешь, какъ вдова. Если выйдешь замужъ, ты не захочешь безславить своего мужа, выставляя напоказъ Юстэсовскіе брилліанты. Но вдь ты никогда не понимала благородныхъ чувствъ.
— Я все понимаю не хуже васъ, тетушка Пенелопа, и вовсе не желаю получать отъ васъ уроки.
— Отдашь ты брилліанты мистеру Кэмпердауну?
— Нтъ, — не отдамъ.
— И ювелирамъ не отдашь?
— Нтъ, не отдамъ. Я намрена… оставить ихъ у себя… для… моего сына.
Тутъ послышалось рыданіе, полились слезы и Лиззи поднесла къ глазамъ носовой платокъ.
— Для твоего сына! Разв ювелиры не съумютъ сберечь этихъ брилліантовъ и для него, и для фамиліи? Я не врю, чтобъ ты очень заботилась о своемъ сын.
— Тетушка Пенелопа, прошу васъ остерегаться.
— Я буду говорить, что думаю, Лиззи. Ты не можешь испугать меня. Дло въ томъ, что ты безславишь фамилію твоего мужа, а такъ какъ ты моя племянница…
— Я никого не безславлю. Это вы всхъ безславите.
— Такъ-какъ ты моя племянница, я общала пріхать къ теб и сказать, что если ты не общаешь отдать ихъ чрезъ недлю, съ тобою начнутъ процесъ за то, что ты украла ихъ.
Лэди Линлитго, произнося эту страшную угрозу, закивала головой племянниц, для того чтобъ придать этимъ силу своимъ словамъ. Все вмст, слова, тонъ и движеніе, дйствительно были ужасны.
— Я ихъ не украла. Мой мужъ самъ подарилъ ихъ мн.
— Ты не отвчала на письма мистера Кэмпердауна. Это одно осуждаетъ тебя. Посл этого нечего объ этомъ и говорить. Кэмпердаунъ фамильный повренный Юстэсовъ, онъ пишетъ теб письмо за письмомъ, а ты такъ же мало обращаешь на него вниманіе, какъ и на собаку!
Старуха дйствительно употребляла очень сильныя выраженія. Тонъ, которымъ она произнесла послднее слово, пристыдилъ лэди Юстэсъ.
— Оставила ли бы ты его письма безъ отвта, еслибъ не знала, что ты не права? Разумется, ты сама знаешь, что ты не права.
— Нтъ я этого не знаю. Я не обязана отвчать на всякое письмо.
— Очень хорошо. Теб придется сказать это въ суд, потому что ты будешь отдана подъ судъ. Говорю теб, Лиззи Грейстокъ или Юстэсъ, или какъ бы тебя тамъ ни звали, что это просто воровство. Врно ты хочешь продать эти брилліанты?
— Я этого не стерплю, тетушка Пенелопа! сказала Лиззи вставая.
— Должна стерпть — теб придется терпть и не то еще. Неужели ты полагаешь, что мистеръ Кэмпердаунъ заставилъ меня пріхать сюда по пустякамъ? Если ты не хочешь, чтобъ тебя публично назвали воровкой…
— Я этого не стерплю! вскрикнула Лиззи: — съ какой стати вы прізжаете сюда и говорите мн такія вещи? Это мой домъ.
— Я скажу все, что хочу.
— Мисъ Мэкнёльти, подите сюда.
Лиззи отворила настежъ дверь, сама не зная, какъ можетъ ей помочь эта слабая союзница, но принужденная силою битвы искать помощи гд-нибудь. Мисъ Мэкнёльти, которая сидла у двери и не могла не слышать каждаго слова, больше ничего не оставалось какъ выйти. Изъ всхъ человческихъ существъ лэди Линлитго казалась ей самой страшной, а между тмъ въ нкоторомъ отношеніи она любила старуху. Мисъ Мэкнёльти была ничтожна, труслива, раболпна, но она была не глупа и понимала розницу между истиной и ложью. Она вынесла страшныя притсненія отъ лэди Линлитго, но знала, что гнвъ лэди Линлитго служитъ боле надежнымъ покровительствомъ, чмъ мни мая дружба.
— Такъ вы здсь, здсь? сказала графиня.
— Да — я здсь, лэди Линлитго.
— Врно подслушивали. Ну — тмъ лучше. Вы знаете все хорошо и можете объяснить ей. Вы не глупы, хотя боитесь раскрыть ротъ.
— Джулія, сказала лэди Юстэсъ: — потрудитесь велть проводить тетушку до кареты. Я не могу вносить ея дерзостей и пойду наверхъ.
Говоря это, она очень граціозно направилась въ заднюю гостиную, откуда могла ускользнуть въ свою спальню.
Но тетка пустила въ нее послднюю стрлу.
— Если ты не сдлаешь, какъ теб велятъ, Лиззи, ты непремнно попадешь въ тюрьму.
Когда племянница не могла уже слышать ея словъ, она обернулась къ мисъ Мэкнёльти:
— Вы врно слышали объ этихъ брилліантахъ, Мэкнёльти?
— Я знаю, что они у нея, лэди Линлитго.
— Она такое же иметъ на нихъ, право какъ и вы. Вы наврно боитесь ей сказать, чтобъ она не выгнала васъ, — но ей слдуетъ объ этомъ знать. Я исполнила мою обязанность. Не трудитесь посылать слугу. Я сама найду дорогу.
Однако, позвонили въ колокольчикъ и графиню проводили въ карету съ должнымъ уваженіемъ.
Об дамы похали въ оперу и только по возвращеніи, когда собирались ложиться спать, он начали говорить объ ожерель и о посщеніи графини. Мисъ Мэкнёльти разговора не начинала, а Лиззи умышленно откладывала его. Но ни на минуту не выходило это изъ мысли лэди Юстэсъ. Она не очень любила музыку, хотя увряла и даже думала, будто любитъ. Но въ этотъ вечеръ, еслибъ она даже и была въ другое время рабой св. Цециліи, она освободилась бы отъ рабства. Угрозы старухи вошли въ самую кровь ея сердца. Ее такъ сильно напугали воровствомъ, тюрьмой, присяжными и судьями, что она была почти оглушена. Неужели въ-самомъ-дл ее обвинятъ въ воровств? Она была лэди Юстэсъ, а кто кром лэди Юстэсъ могъ владть этими брилліантами или имть право ихъ носить? Никто не могъ сказать, что сэр-Флоріанъ не подарилъ ихъ ей. Неужели ей поставятъ въ преступленіе, что она не отвчала на письма мистера Кэмпердауна? Наврно она ничего не знала. Ея идеи о законахъ и судебныхъ преслдованіяхъ были очень смутны. О томъ, что было хорошо, и о томъ, что было дурно, она имла ясное понятіе. Она знала очень хорошо, что старалась украсть фамильные брилліанты Юстэсовъ, но она не знала, какую силу иметъ законъ, чтобъ не допустить ее до этого воровства или наказать ее за намреніе. Она знала хорошо, что это вещи не ея, но по ея мннію за нее говорило такъ много обстоятельствъ, что ей казалось жестокостью, если кто-нибудь будетъ стараться отнять у ней краденную вещь. Разв она не единственная лэди Юстэсъ, находящаяся въ живыхъ? Относительно угрозъ Кэмпердауна и лэди Линлитго, она чувствовала, что, справедливы эти угрозы или нтъ, а он будутъ пущены въ ходъ противъ нея. Сердце ея сокрушится, если она откажется отъ своей добычи, а потомъ найдетъ, что Кэмпердаунъ ничего не могъ бы съ нею сдлать, еслибъ она попридержала ихъ у себя. Но кто могъ сказать ей правду? Она было на столько проницательна, чтобъ понять, или по-крайней-мр на столько подозрительна, чтобъ врить, что Мопусомъ руководитъ только желаніе взять съ нея деньги.
— Душа моя, сказала она мисъ Мэкнёльти, когда он шли спать посл оперы: — войдите ко мн въ комнату на минуту. Вы слышали все, что говорила тетушка?
— Я не могла не слышать. Вы велли мн остаться, а дверь была полуотворена.
— Я хотла, чтобъ вы слышали. Разумется, она говорила самый нелпый вздоръ.
— Я этого не знаю.
— Когда она говорила о томъ, будто меня засадятъ въ тюрьму за то, что я не отвчала на письма повреннаго, это должно быть вздоръ.
— Должно быть такъ.
— Притомъ она такая свирпая вдьма — просто старая карга. Разв это не правда, что она свирпая вдьма?
Лиззи помолчала, ожидая отвта, желая, чтобъ ея собесдница раздлила ея непріязнь къ тетк, но мисъ Мэкнёльти не желала ничего говорить противъ своей бывшей, а можетъ быть и будущей покровительницы.
— Неужели вы скажете, что не ненавидите ее? сказала Лиззи:— если вы не ненавидите ее посл всего того, что она сдлала съ вами, я буду васъ презирать. Неужели вы не ненавидите ее?
— Я нахожу ее очень непріятной старухой, сказала мисъ Мэкнёльти.
— О, вы бдное созданіе! Такъ это все, что вы осмливаетесь сказать о ней?
— Я поневол бдное созданіе, сказала мисъ Мэкнёльти и на щекахъ ея выступили красныя пятна.
Лэди Юстэсъ поняла и смягчилась.
— Но вамъ нечего бояться сказать мн, что вы думаете, продолжала она.
— То-есть о брилліантахъ?
— Да, о брилліантахъ.
— У васъ довольно брилліантовъ и безъ нихъ. Я отдала бы ихъ ради спокойствія и тишины.
Таковъ былъ совтъ мисъ Мэкнёльти.
— Нтъ, — у меня недовольно — или по-крайней-мр недостаточно. Мн пришлось прикупать множество вещей посл смерти моего мужа. Со мною поступили очень жестоко. Меня заставили заплатить за всю мебель въ Портрэ.
Это было неправда, но вотъ какъ было дло: Лиззи, при покупк новыхъ вещей для своего деревенскаго дома, хотла надавать векселей подъ залогъ юстэсовскаго имнія.
— Мн недостаетъ моего дохода. Я ужъ въ долгахъ. Меня называютъ богатой женщиной, но когда приходится тратить, оказывается, что я далеко не богата. Для чего мн отдавать брилліанты, если они принадлежатъ мн?
— Если они ваши, отдавать не надо.
— Если я сдлаю вамъ подарокъ, а потомъ умру, не могутъ же отнять его у васъ, оттого что я не упомянула о немъ въ завщаніи. Стало быть, подарковъ совсмъ длать нельзя.
Это Лиззи сказала съ очевиднымъ убжденіемъ въ сил своего довода.
— Но это ожерелье очень цнно.
— Это не можетъ составить разницы. Всякій можетъ подарить вещь, составляющую его собственность,— конечно не домъ, не ферму, не лсъ или что-нибудь другое въ этомъ род, но вещь, которую онъ можетъ возить съ собой — разумется, онъ можетъ подарить.
— Но можетъ быть сэр-Флоріанъ не навсегда отдалъ вамъ это ожерелье? намекнула мисъ Мэкнёльти.
— А можетъ быть и навсегда. Онъ сказалъ мн, что эти брилліанты мои и что я должна оставить ихъ у себя. Стало быть, это кончено. Вы можете теперь ложиться спать.
Мисъ Мэкнёльти легла спать.
Лиззи, думая объ этомъ, призналась себ, что никакой помощи съ этой стороны ожидать нельзя. Она не сердилась на мисъ Мэкнёльти, которая была ничтожнымъ существомъ. Но она была убждена сильне прежняго, что ей необходимо имть друга, который не былъ бы ничтожнымъ существомъ. Лордъ Фонъ, хотя пэръ, былъ существо ничтожное. Фрэнка Грейстока она считала твердымъ какъ столбъ.

Глава VII
РЧИ МИСТЕРА БОРКА.

Лэди Фонъ сказала Люси Морись, что такъ-какъ она гувернантка, то ей не слдуетъ влюбляться въ Фрэнка Грейстока и что это ей не нравится. Лэди Фонъ конечно употребила слова не столь рзкія — вроятно, она сказала очень мало и выразила свои мысли боле миганіемъ, покачиваніемъ головы, движеніями рукъ и кончила поцлуемъ — во всемъ этомъ она имла намреніе соединить милосердіе съ справедливостью, и въ сущности слова ея были исполнены любви. Однако Люси это не понравилось. Двушки, не любять, чтобы ихъ предостерегали отъ любви, если даже предостереженіе необходимо. Люси знала очень хорошо, что предостереженіе опоздало. Лэди Фонъ могла ршать, что ея гувернантка не должна принимать обожателя въ ея дом,— а гувернантка могла ршать, слдуетъ ли ей оставаться посл этого или уйти, по лэди Фонъ не имла права говорить своей гувернантк, чтобъ она не влюблялась. Все это Люси безпрестанно говорила себ, а между тмъ она чувствовала, что лэди Фонъ обращалась съ ней хорошо. Старуха цловала ее, ласкала, хвалила и дйствительно любила ее. Разумется, Люси не имла права имть обожателя. Люси знала это очень хорошо. Когда она гуляла одна, она приводила доводы въ защиту лэди Фонъ противъ себя. А между-тмъ, каждую минуту она готова была вспыхнуть гнвомъ и представить себ сцену, въ которой она смло говорила бы лэди Фонъ, что такъ-какъ ея обожатель былъ изгнанъ изъ замка Фонъ, то она, Люси, не хочетъ оставаться тамъ доле. Противъ этого поступка были дв причины. Вопервыхъ — Фрэнкъ Грейстокъ не былъ ея обожателемъ, вовторыхъ, оставивъ замокъ Фонъ, она не знала куда ей дться. Вс знали, что она оставитъ замокъ Фонъ не иначе, какъ ей будетъ найденъ приличный пріютъ, или у Гитауэ, или у другихъ. Лэди Фонъ точно также не допустила бы ее оставить ея домъ для какого-нибудь ненадежнаго мста, какъ не ршилась бы выгнать свою дочь изъ дома при такихъ же условіяхъ. Лэди Фонъ служила для Люси надежной крпостью, но надежная крпость каждую минуту можетъ сдлаться тюрьмой.
Фрэнкъ Грейстокъ не былъ ея обожателемъ. Ахъ!— вотъ это было хуже всего! Она отдала свое сердце и ничего не получила взамнъ. Она сообразила все это въ ум, стараясь удостовриться, иметъ ли она причину стыдиться своего поведенія. Поступала ли она неженственно? Не слишкомъ ли торопливо отдала она свое сердце? Было ли оно отнято у нея, какъ отнимается сердце у женщинъ, посредствомъ усилій со стороны мужчины, или оно просто выскочило у нея для перваго встрчнаго? Тутъ она припомнила нкоторыя сцены въ дом декана, слова, которыя были сказаны, взгляды, которые были обращены на нее, пожатіе рукъ поздно вечеромъ, шепотъ, выброшенную ленточку, подаренный цвтокъ и разъ, разъ… тутъ щеки ея вспыхнули, оттого что происходило такъ много, а между тмъ значительнаго было такъ мало. Она не имла права говорить другимъ и уврять себя, что этотъ человкъ былъ ея обожатель. Но она знала, что если она не иметъ права назвать его своимъ обожателемъ, то въ этомъ для нея есть нкоторая несправедливость.
Она думала много о своемъ прав считаться живымъ существомъ и имть сердце способное страдать и душу способную терпть. Она врила въ себя, думая, что если ей достанется на долю сдлаться женою, то она будетъ для мужа истиннымъ другомъ и спутницей жизни, станетъ жить его радостями и бороться, если это будетъ необходимо, изъ всхъ силъ, за его интересы. Но о томъ, что она могла дать кром сердца и ума, она не думала вовсе. Личную красоту она очень мало цнила, даже въ другихъ. Фигура и лицо лэди Юстэсъ, дйствительно прелестныя, были для нея противны, между тмъ какъ она съ удовольствіемъ глядла на широкую, некрасивую, безцвтную физіономію Лидіи Фонъ, которая сдлалась дорога ей по своему искреннему добродушію и безкорыстному характеру. Она никогда не спрашивала себя, красивъ или безобразенъ тотъ или этотъ мужчина. Она знала, что лицо Фрэнка Грейстока было исполнено живого ума, и знала что лицо лорда Фона отличалось отсутствіемъ умственныхъ способностей. Одного она не только любила, но даже не могла не любить, другой же, относительно того сочувствія, которое необходимо въ брак, всегда долженъ быть отъ нея далекъ. Она знала, что мужчины требуютъ отъ женщины красоты, и себя красавицей никогда не считала, но ей въ голову не приходило, чтобъ изъ-за этого она могла потерпть неудачу. У нея было слишкомъ мужественное сердце для подобнаго опасенія. Она не очень думала обо всемъ этомъ, но чувствовала себя вправ сдлаться женою такого человка, какъ Фрэнкъ Грейстокъ. Она была гордая, твердая, самоувренная, но скромная женщина, слишкомъ любившая правду для того, чтобы говорить себ ложь о себ, самой. Она обладала большой способностью къ сочувствію, умла въ обществ вести разговоръ — хотя любила боле слушать и говорила мало. Она вполн понимала юморъ, любила похохотать такъ, что беззвучный смхъ оживлялъ все ея лицо. Она знала, что можетъ занять въ жизни мсто выше мста гувернантки — а между-тмъ какъ же могло быть иначе?
Лэди Линлитго была у племянницы въ четвергъ и въ тотъ же самый вечеръ Фрэнкъ Грейстокъ поднялъ вопросъ въ нижней палат о сааб Майгобскомъ. Мы вс знаемъ значеніе такихъ рчей. Еслибы Фрэнкъ принадлежалъ къ той партіи, которая сопротивлялась правамъ сааба, то онъ вроятно не очень заботился бы о принц. Мы можемъ быть уврены, что онъ не позаботился прочесть ни одной строчки того скучнаго, длиннаго памфлета, который онъ долженъ былъ одолть, прежде чмъ отважился сдлать шагъ въ этомъ дл, еслибъ для него не былъ открытъ опозиціонный путь. Но для того, чтобы проткнуть своимъ копьемъ кирасу врага, политикъ способенъ на все. Фрэнкъ сказалъ свою рчь и сказалъ очень хорошо. Это дло какъ разъ годилось для адвоката, допуская тотъ родъ защиты, который адвокатъ иметъ право употреблять. Тогдашній министръ остиндскихъ длъ, начальникъ лорда Фона, ршилъ посл многихъ тревожныхъ соображеній, что онъ обязанъ не соглашаться на требованіе принца, и за это-то сопротивленіе нанего напали. Еслибъ онъ согласился, то нападеніе было бы также ядовито и весьма вроятно сдлано съ той же самой стороны. Молодого консерватора, добивающагося почета отъ своей партіи, никто не сталъ бы за это порицать. Такимъ образомъ ведется война. Фрэнкъ Грейстокъ взялся защищать сааба и извлекъ бы изъ глазъ своихъ слушателей слезы негодованія, еслибъ его слушатели не знали условій войны. Съ той и съ другой стороны слушатели много интересовались притязаніями сааба, но они чувствовали, что Грейстокъ предъявлялъ свои собственненныя требованія на будущую награду отъ своей партіи. Онъ очень сильно напалъ на министра — онъ сильно напалъ и на лорда Фона, доказывая, что никогда еще жестокость правительственнаго вліянія не выражалась такъ ясно, какъ въ вопрос о несправедливости, съ какою обходились съ бднымъ туземнымъ принцемъ. Это было очень прискорбно для лорда Фона, который лично желалъ покровительствовать бдному принцу, — и тмъ еще прискорбне, что онъ былъ очень друженъ съ Грейстокомъ. Онъ очень этимъ обидлся и обида эта еще не прошла, когда по своему обыкновенію онъ пріхалъ въ замокъ Фонъ въ субботу вечеромъ.
Семейство Фонъ, состоявшее все изъ женщинъ, обдало рано. По субботамъ, когда прізжалъ его сіятельство, для него одного приготовлялся обдъ. По воскресеньямъ вс обдали вмст въ три часа. Въ воскресенье вечеромъ лордъ Фонъ возвращался въ Лондонъ, приготовляться къ работ слдующаго дня. Можетъ быть также ему не нравилась проповдь, которую лэди Фонъ всегда читала всмъ домашнимъ въ девять часовъ вечера по воскресеньямъ. Въ эту субботу онъ посл обда вышелъ въ садъ, гд старшая незамужняя дочь, мисъ Фонъ, гуляла съ Люси Морисъ. Вечеръ былъ почти лтній,— до такой степени, что нкоторые сидли на садовыхъ скамьяхъ, а четыре двушки играли въ крокетъ на лугу, хотя уже такъ стемнло, что съ трудомъ можно было различать шары. Мисъ Фонъ уже сказала Люси, что ея братъ очень сердитъ на мистера Грейстока. Люси сочувствовала Фрэнку и саабу. Она старалась, и отчасти успла, привлечь на свою сторону товарища министра. Люси не имла намренія перемнить свое мнніе, хотя вс дочери лэди Фонъ и сама она были противъ нея. Когда братъ или сынъ товарищъ министра, то сестры и матери постоянно держатъ сторону правительства въ тхъ длахъ, которыя касаются этого министерства.
— Право, Фредерикъ, сказала Августа Фонъ: — мн кажется, что мистеръ Грейстокъ зашелъ уже слишкомъ далеко.
— Эти господа все себ позволяютъ длать и говорить! воскликнулъ лордъ Фонъ.— Я самъ не могу этого понять. Когда я принадлежалъ къ опозиціонной партіи, я никогда не длалъ ничего подобнаго.
— Не оттого ли это произошло, что онъ разсердился на мама? сказала мисъ Фонъ.
Вс знавшіе Фоновъ знали, что Августа Фонъ была не умна и что ей случалось иногда говорить именно то, чего не слдовало.
— Нтъ, сказалъ товарищъ министра, который не могъ перенести мысли, что слабыя женщины могли имть какое-нибудь вліяніе на важныя дйствія парламента.
— Ты знаешь, мама сказала…
— Совсмъ не отъ этого, замтилъ лордъ Фонъ, повелительно перебивъ сестру.— Просто мистеръ Грейстокъ нечестный политикъ. Вотъ въ чемъ все дло. Онъ вздумалъ напасть на меня, потому что къ тому представился случай. Во всемъ парламент не найдется человка, который лично интересовался бы этими длами такъ мало, какъ я.
Еслибы его сіятельство сказалъ: ‘такъ много какъ я’, онъ можетъ быть выразился бы правильне.
— Я терпть этого не могу. Адвокатъ, кажется, никогда не понимаетъ, за что слдуетъ и за что не слдуетъ состязаться.
Люси чувствовала, какъ лицо ея вспыхнуло, и готовилась заступиться за молодого адвоката, когда голосъ лэди Фонъ послышался изъ окна гостиной:
— Ступайте въ комнаты, двочки. Девять часовъ.
Въ этомъ дом лэди Фонъ царствовала самовластно и никто ни на минуту не помышлялъ ослушаться ее. Шары остановились, а т, которые гуляли, повернули лица къ окну гостиной. Но лордъ Фонъ, не принадлежавшій къ числу двочекъ, прошелся еще разъ по саду, думая о нанесенномъ ему оскорбленіи.
— Фредерикъ сердится на мистера Грейстока, сказала Августа, какъ только он сли.
— Я тоже чувствую, что это досадно, сказала вторая сестра.
— И соображая, что мистеръ Грейстокъ такъ часто бывалъ здсь, я нахожу, что это не совсмъ хорошо съ его стороны, сказала третья.
Лидія не говорила ничего, но не могла удержаться, чтобы не взглянуть на Люси.
— Я полагаю, что въ парламент все дозволяется, сказала лэди Фонъ.
Тутъ лордъ Фонъ, слышавшій послднія слова, вошелъ въ открытое балконное окно.
— Этого я не знаю, матушка, сказалъ онъ.— Джентльмены должны вести себя одинаково везд. Есть вещи, которыя говорить можно, и есть вещи, которыхъ говорить нельзя. Мистеръ Грейстокъ зашелъ за обычныя границы и я постараюсь выразить ему мое мнніе.
— Неужели ты затешь съ нимъ ссору? спросила мать.
— Я не вызову его на дуэль, если вы говорите объ этомъ, но дамъ ему почувствовать, что онъ переступилъ дозволенныя границы.
Это его сіятельство сказалъ съ тмъ надменнымъ превосходствомъ, которое мужчины обыкновенно обнаруживаютъ при своихъ родственницахъ.
Люси долго терпла, зная хорошо, что подобную непріятность лучше выносить молча, но дале извстныхъ границъ она переносить не могла. Ей казалось невыносимо, что мистера Грейстока чернятъ при дамахъ, которыя вс знали ея привязанность къ этому человку. Потомъ ей казалось, что и она можетъ вступить въ битву и нанести косвенный ударъ его сіятельству за отсутствующаго противника, будто бы сражаясь за сааба. Было время, когда бдный саабъ былъ въ милости въ замк Фонъ.
— Мн кажется, что мистеръ Грейстокъ долженъ былъ сказать все, что могъ въ пользу принца. Если онъ взялся защищать его, то обязанъ употребить на это вс свои силы.
Она говорила энергично и съ румянцемъ на лиц. Лэди Фонъ, слушая ее, покачала ей головой.
— Читали вы рчь мистера Грейстока, мисъ Морисъ? спросилъ лордъ Фонъ.
— Отъ перваго слова до послдняго въ ‘Таймс’.
— Поняли вы его намекъ на то, что я обязанъ былъ сказать въ палат лордовъ въ пользу правительства?
— Должно быть. Понять было не трудно.
— Я нахожу, что мистеръ Грейстокъ не долженъ былъ нападать на Фредерика, сказала Августа.
— Мы къ этому не привыкли, сказалъ лордъ Фонъ.
— Этого, конечно, я не знаю, сказала Люси: — я нахожу, что съ принцемъ поступили очень дурно — что его лишили собственности, что его лишаютъ правъ, только потому что онъ слабъ, и я очень рада, что кто-нибудь заступился за него.
— Милая Люси, сказала лэди Фонъ:— если вы станете разсуждать о политик съ лордомъ Фономъ, вы непремнно будете побждены.
— Я вовсе не противъ взгляда мисъ Морисъ на дло сааба, великодушно сказалъ товарищъ министра:— многое можно сказать съ обихъ сторонъ. Я давно знаю, что мисъ Морисъ большая пріятельница сааба.
— И вы прежде были его пріятелемъ, сказала Люси.
— Я жаллъ о немъ — и теперь жалю. Все это очень хорошо. Я никого не прошу соглашаться со мною въ этомъ вопрос. Я только говорю, что мистеръ Грейстокъ обошелся со мною неприлично.
— А я нахожу, что никогда не читала такой прекрасной рчи, сказала Люси съ опрометчивой энергіей и съ сгустившимся румянцемъ на лиц.
— Стало-быть, мисъ Морисъ, у насъ съ вами различные взгляды на рчи, строго сказалъ лордъ Фонъ: — вы, вроятно, никогда не читали рчей Борка?
— И не имю никакого желанія читать ихъ, сказала Люси.
— Это другой вопросъ, сказалъ лордъ Фонъ, и тонъ его, и обращеніе сдлались еще строже.
— Мы говоримъ о рчахъ въ парламент, сказала Люси.
Бдная Люси! она знала такъ же хорошо, какъ и лордъ Фонъ, что Боркъ былъ ораторъ въ нижней палат, но отъ нетерпнія и отъ непривычки къ аргументамъ она забыла объяснить, что говоритъ о рчахъ современныхъ.
Лордъ Фонъ поднялъ кверху об руки, а голову наклонилъ на бокъ.
— Милая Люси, сказала лэди Фонъ:— вы обнаруживаете ваше незнаніе. Гд же, предполагаете вы, мистеръ Боркъ говорилъ свои рчи?
— Я знаю, что онъ говорилъ ихъ въ парламент, сказала Люси, чуть не плача.
— Если мисъ Морисъ хочетъ сказать, что самыя лучшія рчи Борка не были сказаны въ парламент — что его рчь къ бристольскимъ избирателямъ, напримръ, и рчь въ процес Баррена Гастингса выше…
— Я совсмъ не объ этомъ говорю, сказала Люси.
— Лордъ Фонъ старается помочь вамъ, милая моя, сказала лэди Фонъ.
— Мн не нужно ничьей помощи, отвтила Люси.— Я только хотла сказать, что нахожу рчь мистера Грейстока безподобной. Въ ней нтъ ни одного слова, которое не казалось бы мн не на своемъ мст. Я нахожу, что съ этимъ бднымъ индійскимъ принцемъ поступаютъ очень дурно и очень рада, что нашелся человкъ, у котораго достало мужества заступиться за него.
Конечно было бы лучше, еслибъ Люси не давала воли языку. Еслибъ она просто спорила съ противникомъ политическаго оратора, рчь котораго читала съ удовольствіемъ, она можетъ быть промолчала бы, чтобъ не спорить со всей фамиліей Фонъ. Она была любима всми ими и даже товарищъ министра не могъ быть къ ней суровъ. Но для бдной Люси тутъ было дло поважне. Это дло такъ близко касалось ея сердца, что она не могла не разсердиться за любимаго человка. Она позволила себ увлечься и почти была невжлива съ лордомъ Фономъ.
— Милая моя, сказала лэди Фонъ: — мы ничего не будемъ больше объ этомъ говорить.
Лордъ Фонъ взялъ книгу, лэди Фонъ занялась вязаньемъ. Лидія приняла несчастный видъ, какъ-будто случилось нчто очень грустное. Августа сдлала брату вопросъ тономъ, ясно показывавшимъ, что по ея мннію съ братомъ ея поступлено дурно и что поэтому онъ иметъ право на особенное вниманіе. Люси сидла молча и тихо, а потомъ торопливо вышла изъ комнаты. Лидія тотчасъ встала и хотла пойти за нею, но мать остановила ее.
— Лучше оставь ее одну на время, душа моя, сказала лэди Фонъ.
— Я не зналъ, что мисъ Морисъ особенно интересуется мистеромъ Грейстокомъ, сказалъ лордъ Фонъ.
— Она знала его съ дтства, сказала мать.
Спустя часъ лэди Фонъ пошла наверхъ и нашла Люси, сидящую одну въ такъ-называемой классной комнат. У ней свчи не было и она не занималась ничмъ съ тхъ-поръ, какъ ушла изъ гостиной. Между-тмъ семейныя молитвы были прочтены и отсутствіе Люси было необыкновенно и противъ правилъ.
— Люси, душа моя, зачмъ вы здсь сидите? спросила лэди Фонъ.
— Затмъ, что я несчастна.
— Отчего же вы несчастны, Люси?
— Не знаю. Я предпочла бы, чтобъ не спрашивали меня. Мн кажется, я дурно вела себя внизу.
— Мой сынъ проститъ васъ сейчасъ, если вы попросите у него извиненія.
— Но я этого не сдлаю. Я могу просить извиненія у васъ, лэди Фонъ, но не у него. Разумется, я не имла права говорить въ вашей гостиной о рчахъ, политик и этомъ принц.
— Люси, вы удивляете меня.
— Пусть такъ. Милая лэди Фонъ, не глядите на меня такимъ образомъ. Я знаю, какъ вы добры ко мн. Я знаю, что вы мн позволяете длать и говорить то, чего другія гувернантки не могутъ, но все-таки я гувернантка и знаю, что поступила дурно съ вами.
Тутъ Люси залилась слезами.
Лэди Фонъ, сердце которой былъ не каменное и не желзное, тотчасъ смягчилась.
— Милая моя, вы для меня дороги, какъ родная дочь.
— Милая лэди Фонъ!
— Но я огорчаюсь, когда вижу, что мысли ваши заняты мистеромъ Грейстокомъ. Это правда, Люси, вы не должны думать о мистер Грейсток. Мистеръ Грейстокъ долженъ составить карьеру и не можетъ жениться на васъ, даже еслибъ этого и желалъ. Вы знаете, какъ я откровенна съ вами, потому что признаю въ васъ честный и здравый смыслъ. Для меня и для моихъ дочерей вы, какъ образованная двушка, самый дорогой другъ. Да, Люси Морисъ нашъ милый, дорогой другъ Люси. Но мистеръ Грейстокъ, членъ парламента, не можетъ жениться на гувернантк.
— Но я такъ его люблю, сказала Люси, вставая со стула:— что малйшее его слово дороже для меня всхъ словъ на свт. Безполезно будетъ возражать, лэди Фонъ, я люблю его и не намрена отказываться отъ своей любви!
Лэди Фонъ постояла молча съ минуту, а потомъ замтила, что не лучше ли имъ обимъ лечь спать. Въ эту минуту она не могла ршить, что лучше сказать или сдлать въ такомъ непредвиднномъ обстоятельств.

Глава VIII.
ЯВЛЯЕТСЯ ПОБДОНОСНЫЙ ГЕРОЙ.

Читатель можетъ быть вспомнитъ, что когда Лиззи и Юстэсъ доложили о прізд тетки, то Фрэнкъ Грейстокъ былъ у нея и общалъ вернуться на слдующій день, узнать о результат свиданія. Еслибъ лэди Линлитго не пріхала въ эту самую минуту, Фрэнкъ вроятно рискнулъ бы сдлать предложеніе своей богатой кузин. Она сказала ему, что она одинока и несчастна, а посл этого какъ же ему было не просить ее сдлаться его женою? Но старая графиня пріхала и помшала ему. Онъ ухалъ второпяхъ, общая пріхать завтра — но не пріхалъ. Это была пятница и Лиззи оставалась дома все утро. Когда пробило четыре часа, Лиззи знала, что Фрэнкъ будетъ въ парламент. Но она все-таки не тронулась съ мста. Она устроила такъ, чтобъ мисъ Мэкнёльти была въ отсутствіи цлый день. Мисъ Мэкнёльти даже отправили вечеромъ въ театръ одну. Но отсутствіе ея оказалось безполезнымъ. Фрэнкъ Грейстокъ не пріхалъ и въ одиннадцать часовъ вечера. Лиззи поклялась себ, что если онъ прідетъ, то успха имть не будетъ. Однако, цлый день въ субботу она ждала его, а въ воскресенье утромъ все еще чувствовала расположеніе къ нему. Можетъ быть, онъ прідетъ въ этотъ день? Она понимала, что человкъ, у котораго руки полны дла, какъ у ея кузена Фрэнка, не можетъ иногда держать даннаго слова. На такого человка нельзя даже сердиться, если онъ забудетъ объ условленномъ свиданіи. Но онъ наврно прідетъ въ воскресенье. Лиззи была совершенно уврена, что предложеніе будетъ сдлано, когда эта противная, старая вдьма своимъ пріздомъ разстроила все. Фрэнкъ чуть было не сдлалъ предложенія. Лиззи уже чувствовала волненіе, задала себ важный вопросъ — и отвтила на него. Она сказала себ, что это будетъ для нея хорошо. Фрэнкъ не совсмъ походилъ на того героя, какого рисовало ей воображеніе — но въ немъ все-таки былъ геройскій элементъ. Вс говорили, что онъ взберется на самую вершину и сдлается богачомъ. Лиззи ршилась, а тутъ нужно было пріхать этой лэди Линлитго! На врно онъ прідетъ въ воскресенье.
Въ воскресенье пріхалъ не онъ, а лордъ Фонъ. Тотчасъ посл обдни лордъ Фонъ объявилъ о своемъ намреніи вернуться изъ замка Фонъ въ Лондонъ. Онъ былъ очень молчаливъ за первымъ завтракомъ и сестры его полагали, что онъ еще сердится на бдную Люси. Люси тоже казалась сама не своя — она была молчалива, грустна и уныла. Лэди Фонъ имла серіозный, почти торжественный видъ,— такъ-что въ это воскресенье не было въ замк Фонъ даже праздничной веселости. Однако вся семья отправилась въ церковь и, тотчасъ по возвращеніи, лордъ Фонъ выразилъ намреніе вернуться въ Лондонъ. Вс сестры его чувствовали, что Люси навлекла на нихъ эту непріятность. Только по воскресеньямъ обденный столъ ихъ украшался присутствіемъ мужскаго члена ихъ семьи, а его прогнали.
— Я очень жалю, что ты насъ бросаешь, Фредерикъ, сказала лэди Фонъ.
Лордъ Фонъ пробормоталъ что-то о ршительной необходимости и ухалъ. Весь день прошелъ очень скучно въ замк Фонъ. Ничего не было говорено объ отъзд лорда Фона, но вс чувствовали, что Люси виновата.
Въ четыре часа, въ это самое воскресенье, лордъ Фонъ сидлъ заперевшись съ лэди Юстэсъ.
Подъ словомъ ‘заперевшись’ надо подразумвать просто то, что мисъ Мэкнёльти тутъ не было. Лиззи вполн цнила удовольствіе, пользу и вообще удобство имть компаньонку, не церемонясь освобождаться отъ нея, когда желала.
— Милая моя, скажетъ она:— самымъ лучшимъ друзьямъ на свт не всегда слдуетъ быть вмст, не правда ли? Не хотите ли похать на цвточную выставку?
И мисъ Мэкнёльти хала на цвточную выставку — или уходила въ свою спальню.
Когда Лиззи начала опять пылать гнвомъ, зачмъ не прізжалъ Фрэнкъ Грейстокъ, вдругъ явился лордъ Фонъ.
— Какъ вы добры, сказала Лиззи,— Я думала, что вы всегда въ Ричмонд по воскресеньямъ.
— Я прямо отъ матушки, сказалъ лордъ Фонъ, вертя въ рукахъ шляпу.
Тутъ Лиззи очень мило поспшила освдомиться о здоровь лэди Фонъ, о дочеряхъ ея и о ея милой пріятельниц, Люси Морисъ. Лиззи могла быть очень привтлива, когда хотла. Она наклонилась впередъ, когда длала вопросы, и откинула назадъ свои длинные глянцовитые локоны, тонкими пальцами, покрытыми брилліантовыми перстнями — которые, можетъ быть, подарилъ ей сэр-Флоріанъ, а можетъ быть и тми, которые она достала у Бенджамина, искуснымъ образомъ, который мы описали въ первой глав.
— Вс здоровы, благодарю, сказалъ лордъ Фонъ.— Кажется, и мисъ Морисъ здорова, хотя она была немножко не въ дух вчера.
— Надюсь, что она не больна, сказала Лиззи, опять откидывая впередъ свои глянцовитые локоны.
— Я говорю, что она была только не въ дух, сказалъ лордъ Фонъ.
— Неужели? Надюсь, что мисъ Люси не забывается. Это было бы очень прискорбно посл всхъ тхъ милостей, которыя были ей оказаны.
Лордъ Фонъ сказалъ, что это было бы очень прискорбно, а потомъ поставилъ шляпу на полъ. Въ эту минуту въ голов Лиззи промелькнула какъ бы электрическая всть, переданная ея разуму движеніемъ шляпы — что она можетъ сдлаться женою лорда Фона, если только захочетъ. Въ пятницу она могла захватить въ свои руки Фрэнка — еслибъ не помшала лэди Линлитго. Но теперь она вовсе не была уврена, что можетъ захватить Фрэнка. Лордъ Фонъ во всякомъ случа былъ пэръ. Она слышала, что онъ былъ бдный пэръ — но по ея мннію пэръ все-таки не могъ быть совершенно бденъ. И хотя онъ былъ глупъ какъ филинъ — Лиззи не колеблясь признавалась себ, что онъ глупъ какъ филинъ — у него было положеніе въ свт. Онъ былъ членъ правительства и жена его, конечно, могла бывать везд. Для Лиззи сдлалось необходимо выйти замужъ. Еслибъ даже ея мужъ отдалъ брилліанты, все-таки она не подвергнется безславію отдать ихъ сама. Она оставитъ ихъ у себя пока не перестанетъ принадлежать къ фамиліи Юстэсъ. Фрэнкъ, конечно, имлъ намреніе пріхать въ четвергъ, — но наврно онъ давно уже былъ бы въ улиц Маунтъ, еслибъ не передумалъ. Мы вс хорошо знаемъ, что синица въ рукахъ — лучше соловья въ лсу.
— Я два раза была въ замк Фонъ, сказала Лиззи съ самой милой граціозностью:— и всегда находила, что это образецъ истиннаго семейнаго счастья.
— Надюсь, что вы будете тамъ очень часто, сказалъ лордъ Фонъ.
— Ахъ! я не имю права часто надодать вашей матушк, лордъ Фонъ.
Для него не могло быть лучшаго начала, еслибъ онъ заблагоразсудилъ воспользоваться имъ. Но не такимъ образомъ располагалъ онъ приступить къ длу — потому что онъ уже приготовился.
— Ничего подобнаго не можетъ быть, сказалъ онъ.
Потомъ онъ замолчалъ. Какъ ему развить свои силы на почв, находившейся предъ нимъ, такъ чтобъ употребить т стратегическія уловки, которыя, онъ приготовилъ для этого случая?
— Лэди Юстэсъ, сказалъ онъ:— я не знаю вашей цли въ жизни.
— Я должна, какъ вамъ извстно, воспитывать своего сына.
— Ахъ! да, разумется, это придаетъ жизни большой интересъ.
— Онъ получилъ въ наслдство очень большое состояніе, лордъ Фонъ,— слишкомъ большое, я боюсь, для молодого человка двадцати-одного года — и я должна стараться сдлать его способнымъ владть этимъ состояніемъ. Это всегда должно быть главной цлью моей жизни.
Тутъ она почувствовала, что сказала слишкомъ много. Это былъ именно такой человкъ, у котораго достанетъ глупости поврить ей.
— Хотя это довольно трудно. Мать разумется можетъ посвятить себя своему ребенку — но когда часть преданности должна быть посвящена на сохраненіе матеріальныхъ интересовъ, то въ ней остается меньше нжности. Вы какъ думаете?
— Безъ сомннія, сказалъ лордъ Фонъ: — безъ сомннія.
Но онъ не слдилъ за ея мыслью и все думалъ о своей собственной стратегіи.
— Разумется, утшительно знать, что ребенокъ вашъ обезпеченъ.
— О, да, — но мн сказали, что бдняжечка будетъ имть сорокъ тысячъ фунтовъ годового дохода, и я, глядя на него, когда онъ лежитъ въ постельк, или сжимая его въ своихъ объятіяхъ и думая объ этихъ деньгахъ, почти жалю, зачмъ его отецъ не былъ бднымъ, простымъ джентльмэномъ.
Тутъ носовой платокъ былъ поднесенъ къ глазамъ, и лордъ Фонъ могъ воспользоваться этой минутой, чтобъ собраться съ мыслями.
— Я самъ бденъ — то-есть для моего званія.
— Человкъ въ вашемъ положеніи, лордъ Фонъ, съ вашими дарованіями и съ вашей геніальностью къ дламъ, никогда не можетъ быть бденъ.
— Имніе моего отца, какъ вамъ извстно, было въ Ирландіи.
— Въ-самомъ-дл?
— Онъ былъ ирландскій пэръ, пока лордъ Мельбурнъ не сдлалъ его англійскимъ пэромъ.
— Онъ былъ ирландскимъ пэромъ?
Лиззи ршительно ничего не понимала, но предположила, что у ирландскаго пэра нтъ достаточно средствъ для жизни. Лордъ Фонъ старался разсказать исторію своего отца, въ самыхъ краткихъ словахъ.
— Онъ былъ сдланъ лордомъ Фономъ Ричмондскимъ, пэромъ соединенныхъ королевствъ. Ирландское имніе все еще принадлежитъ мн, но тамъ нтъ замка.
— Неужели?
— Тамъ былъ домъ, но мой отецъ не поддерживалъ его и онъ развалился. Это въ Типперари — не очень пріятная мстность для житья.
— Да! Тамъ не убиваютъ людей?
— Имніе это приноситъ около пяти тысячъ фунтовъ годоваго дохода, половина котораго принадлежитъ моей матери пожизненно.
— Какое прекрасное семейное распоряженіе! сказала Лиззи.
Между каждымъ объясненіемъ лордъ Фонъ длалъ длинную паузу, такъ-что Лиззи принуждена была давать какой-нибудь отвтъ.
— Вы видите, что для пэра это состояніе очень небольшое.
— Но вдь вы получаете жалованье?
— Теперь получаю — но вдь неизвстно, какъ долго это можетъ продолжаться.
— Конечно, для всхъ было бы хорошо, еслибъ продолжалось еще много и много лтъ, сказала Лиззи.
— Благодарю васъ, сказалъ лордъ Фонъ: — я однако боюсь, что многіе думаютъ не такъ. Вашъ кузенъ Грейстокъ готовъ сдлать все на свт, чтобъ выгнать насъ.
— Къ счастью, мой кузенъ Фрэнкъ не иметъ большой власти, сказала Лиззи.
Говоря это, она придала своему тону и своей физіономіи презрительное выраженіе къ Фрэнку, какъ къ человку и къ политику, которое было пріятно для лорда Фона.
— Теперь я сказалъ вамъ все о себ, что, какъ честный человкъ, я обязанъ былъ сказать, прежде чмъ я… я… я… словомъ вы понимаете.
— О, лордъ Фонъ!
— Я сказалъ вамъ все. Долговъ у меня нтъ, но я не могу взять жену безъ приданаго. Ни одна женщина не нравилась мн такъ, какъ вы. Я люблю васъ всмъ сердцемъ.
Онъ сталъ прямо предъ ней и пальцами правой руки дотронулся до лвой стороны груди, въ его движеніи и осанк было что-то похожее на достоинство.
— Можетъ быть, вы ршились, не вступать во второй бракъ. Я могу только сказать, что если вы доврите мн себя и вашего сына, я буду исполнять мою обязанность въ отношеніи васъ обоихъ и сдлаю ваше счастье главною цлью моего существованія.
Если она выслушивала его до-сихъ-поръ, то конечно это значило, что она принимаетъ его предложеніе, но онъ не былъ въ этомъ увренъ. Она сидла молча, сложивъ руки на груди и смотря въ землю, но онъ не осмливался ссть возл нея.
— Лэди Юстэсъ, продолжалъ онъ:— могу я надяться?
— Могу я просить васъ дать мн часъ на размышленіе? сказала Лиззи, украдкой бросая на него взглядъ.
— О, конечно! Я заду къ вамъ, когда вы мн прикажете.
Она молчала минуты дв-три, во время которыхъ онъ все еще стоялъ предъ нею. Но руку отъ груди онъ уже отнялъ, наклонился и поднялъ шляпу, чтобъ уйти. Когда онъ долженъ пріхать, въ понедльникъ, во вторникъ или въ среду? Пусть она скажетъ ему это и онъ уйдетъ. Онъ, конечно, думалъ, что въ среду будетъ лучше, потому что по середамъ засданія въ парламент нтъ. Но Лиззи была великодушна.
— Лордъ Фонъ, сказала она, вставая: — вы оказали мн самую величайшую честь, какую только мужчина можетъ оказать женщин. Отъ васъ эта честь вдвойн мн драгоцнна, вопервыхъ, потому что вы пользуетесь такой репутаціей, а вовторыхъ…
— Почему же вовторыхъ?
— Вовторыхъ, потому что я могу васъ полюбить.
Это было сказано самымъ тихимъ шепотомъ, потомъ Лиззи придвинулась къ лорду Фону и почти положила голову къ нему на грудь.
— Дрожайшая Лиззи! сказалъ онъ, цлуя ее въ лобъ.
— Дрожайшій Фредерикъ! прошептала она.
— Я напишу къ моей матери сегодня же, сказалъ онъ.
— Напишите, напишите, милый Фредерикъ
— И я увренъ, что она тотчасъ къ вамъ прідетъ.
— Я приму ее и буду любить какъ мать, сказала Лиззи со всей своей энергіей.
Тутъ онъ опять поцловалъ ее въ лобъ и въ губы — а потомъ простился, общая пріхать къ ней въ среду.
— Лэди Фонъ! сказала Лиззи самой себ.
Это звучало не такъ пріятно, какъ лэди Юстэсъ. Но много значило имть мужа, а еще боле быть женою пэра.

Глава IX.
ЧТО ГОВОРИЛИ МИСЪ ФОНЪ И ЧТО ДУМАЛА МИСТРИСЪ ГИТАУЭ.

Относительно исполненія обязанности лордъ Фонъ былъ Геркулесъ — конечно, онъ не былъ способенъ влзать на гесперидское дерево, но онъ могъ совершать предпріятія, которыя для другихъ мужчинъ показались бы если не невозможными, то по-крайней мр такъ непріятными, что были бы оставлены какъ неудобоисполнимыя.
Въ понедльникъ утромъ, посл того, какъ лэди Юстэсъ приняла его предложеніе, онъ похалъ къ своей матери въ замокъ Фонъ, прежде чмъ отправился въ министерство ост-индскихъ длъ.
Онъ по-крайней-мр очень добросовстно описалъ свои обстоятельства той женщин, на которой имлъ намреніе жениться. Онъ сказалъ ей всю правду, и хотя она, при всемъ своемъ ум, не могла тотчасъ усвоить себ факты, разсказанные такъ внезапно, все-таки сказано было довольно для того чтобъ, когда впослдствіи будутъ разсуждать о длахъ уже не такъ торопливо, лордъ Фонъ могъ сказать, что онъ объяснилъ вс свои обстоятельства прежде чмъ сдлалъ предложеніе.
Также старательно разсмотрлъ онъ и ея дла. Онъ разузналъ, что ея покойный мужъ укрпилъ за нею пожизненно помстье, приносившее четыре тысячи годового дохода. Онъ также зналъ, что ей отказано было по завщанію восемь тысячъ фунтовъ, но этого онъ въ разсчетъ не принялъ. Очень могло быть, что она истратила эти деньги. Если что-нибудь осталось отъ этихъ денегъ, то это будетъ нежданнымъ подаркомъ.
Лордъ Фонъ очень цнилъ деньги. Будучи бденъ и занимая мсто, приличное только для богачей, онъ былъ принужденъ думать о деньгахъ и сдлался бережливъ, отказывая себ во многомъ — мы можемъ даже сказать, жаденъ и скупъ. Такой характеръ есть обыкновенное послдствіе такого положенія. Никто такъ не дорожитъ деньгами, какъ человкъ небогатый, но честный, обязанный жить въ кругу богатыхъ людей. Тяжесть жизни въ такихъ обстоятельствахъ такъ подавляетъ человка, требуетъ такого напряженія мысли и такъ даетъ чувствовать себя, что страдалецъ обязанъ даже считать пенсы. Такого человка несправедливо будетъ ставить наравн съ другими людьми, имющими равный съ нимъ доходъ.
Лордъ Фонъ сказалъ своей будущей жен, что онъ иметъ половину изъ пяти тысячъ годоваго дохода — или лучше сказать половину дохода съ имнія, которое должно давать пять тысячъ фунтовъ въ годъ — и конечно неженатаго человка съ такимъ доходомъ нельзя назвать бднымъ. Но лордъ Фонъ, къ несчастью, быль лордъ и землевладлецъ, да еще ирландскій. Какъ бы ни считалъ онъ пенсы, фунты будутъ литься у него изъ рукъ, или можетъ быть лучше будетъ сказать, фунты не могутъ литься къ нему въ руки. Онъ очень былъ бережливъ на свои пенсы и всегда думалъ не о томъ, чтобъ сводить концы съ концами, но какъ согласить самую строгую экономію съ приличіемъ, которое необходимо соблюдать англійскому вельмож.
Такой человкъ, весьма естественно считаетъ женитьбу вспомогательнымъ средствомъ въ этой печальной борьб. Для него скоро становится ясно, что онъ не можетъ жениться на бдной и онъ привыкаетъ думать, что богатыя невсты созданы нарочно для него. Онъ сознаетъ, что судьба послала ему трудную долю и считаетъ богатство жены своимъ законнымъ способомъ избавиться отъ этой доли. Самъ онъ, его положеніе и титулъ стоютъ извстнаго ежегоднаго дохода. Даромъ отдать все это невозможно. Онъ такъ поставленъ, что не можетъ ничего даромъ отдавать. Но, будучи честнымъ человкомъ, онъ, если возможно выгодно, но честно себя продастъ. Лордъ Фонъ былъ несомннно честный человкъ и старался уже лтъ шесть или семь выгодно жениться. Но трудно ршить, какой бракъ будетъ выгоденъ. Кто могъ сказать лорду Фону, въ какую сумму ежегоднаго дохода можно его оцнить? Онъ раза два просилъ большую цну, но торгъ не былъ заключенъ. Теперь онъ очень спустилъ съ себя цну, предлагая свою руку вдов съ ребенкомъ и только съ четырьмя тысячами годового дохода. Потомственно ли укрпленъ за нею этотъ доходъ или только пожизненно, лордъ Фонъ длая предложеніе, положительно не зналъ. Въ завщаніи сэр-Флоріана Юстэса объ имнь ничего сказано не было. По заведенному порядку, жена должна получать только пожизненный доходъ. Съ какой стати сэр-Флоріанъ отдастъ ей въ потомственное владніе свое родовое помстье? Однако носились слухи, что сэр-Флоріанъ поступилъ очень щедро, что шотландское помстье должно было перейти ко второму сыну, если будетъ второй сынъ,— а если не будетъ, то имніе останется въ полномъ распоряженіи вдовы. Конечно, будь лордъ Фонъ настойчиве, онъ могъ бы разузнать всю правду. Онъ, однако, разсчиталъ, что ему удобно принять и пожизненный доходъ. Если окажется что-нибудь поболе пожизненнаго дохода, тмъ будетъ лучше для него. Онъ можетъ во всякомъ случа такъ устроить фамильныя дла, чтобъ его наслдникъ, если онъ у него будетъ, не долженъ былъ выплачивать своей матери больше половины своего дохода — какъ длалъ это онъ самъ.
Лордъ Фонъ завтракалъ въ замк Фонъ въ понедльникъ, а мать сидла возл него и разливала чай.
— О, Фредерикъ, сказала она:— какое это важное дло!
— Дйствительно. Мн хотлось бы, чтобъ вы похали къ ней сегодня или завтра.
— Разумется, я поду.
— И вамъ надо бы пригласить ее сюда.
— Я не знаю, прідетъ ли она. Не надо ли мн также пригласить мальчика?
— Непремнно, сказалъ лордъ Фонъ, всовывая въ ротъ ложку съ яйцомъ:— непремнно.
— И мисъ Мэкнёльти?
— Нтъ, надобности въ этомъ я не вижу. Я вдь женюсь не на мисъ Мэкнёльти. Мальчикъ, разумется, будетъ составлять часть нашей семьи.
— А какой у нея доходъ, Фредерикъ?
— Четыре тысячи въ годъ. Немножко больше номинально, но четыре тысячи она тратить можетъ.
— Ты въ этомъ увренъ?
— Совершенно увренъ.
— И это не пожизненно, а вчно ей принадлежитъ?
— Полагаю. Но этого я наврно не знаю.
— Это составляетъ большую разницу, Фредерикъ.
— Очень большую. Думаю, что это ея собственность. Но во всякомъ случа она гораздо моложе меня и я не долженъ укрплять за нею вдовьяго наслдства. Это очень важно. Вы не находите, что она… мила?
— Она очень хорошенькая.
— И умна?
— Неоспоримо очень умна. Надюсь, что она не своевольна, Фредерикъ.
— Если она своевольна, то мы должны стараться не давать ей большой воли, сказалъ лордъ Фонъ съ улыбкой.
Но въ сущности онъ вовсе не думалъ о той черт характера, на которую намекала его мать. У лэди Юстэсъ было состояніе. Это было первое и самое необходимое условіе. Ока была хорошаго происхожденія, женщина образованная и красавица. Мы должны отдать справедливость лорду Фону, что во всхъ своихъ супружескихъ попыткахъ онъ принималъ въ соображеніе не только богатство, но и красоту. Онъ два года ухаживалъ за Вайолетъ Эфингамъ, которая была первой красавицей въ то время — за Вайолетъ Эфингамъ, которая теперь была женою лорда Чильтерна, и три раза длалъ предложеніе мадамъ Максъ Гёслеръ, извстной по своему богатству и красот {Вайолетъ Эфингамъ и мадамъ Максъ Гёслеръ — дйствующія лица въ роман ‘Финіасъ Финнъ’, помщенномъ въ 1869 г. Собранія Романовъ. Пр. Пер.}. Об эти женщины были гораздо богаче чмъ та, которую онъ сосваталъ теперь, и состояніе было ихъ собственностью. Но ему эти попытки не удались, однако лордъ Фонъ не принадлежалъ къ числу такихъ людей, которые считаютъ себя обиженными судьбой оттого что не могутъ получить первой хорошей вещи, которой они добивались.
— Могу я сказать двочкамъ? спросила лэди Фонъ.
— Да — когда я уду. Я долженъ теперь хать, я никакъ не могъ удержаться, чтобы не пріхать къ вамъ.
— Ты всегда таковъ, Фредерикъ.
— Вы подете къ ней сегодня?
— Поду, если ты желаешь — непремнно.
— Позжайте въ карет и возьмите съ собою одну изъ двочекъ. Я взялъ бы только одну. Лучше всего взять Августу. Вы врно подете къ Клар.
Клара была его замужняя сестра, мистрисъ Гитауэ.
— Если ты желаешь.
— Ей лучше будетъ похать въ четвергъ. Пусть это сдлается извстнымъ. Я не желаю медлить. Ну — кажется теперь все.
— Надюсь, что она будетъ для тебя доброю женой, Фредерикъ.
— Я не вижу, почему ей не быть доброю женой. Прощайте матушка. Скажите двочкамъ, что я увижусь съ ними въ субботу.
Онъ не видалъ, почему женщин, на которой онъ собирался жениться, не быть для него доброй женой! А между тмъ онъ ничего о ней не зналъ и нисколько не старался разузнать. Что она хороша собой, онъ могъ видть, что она умна, онъ понималъ, что она жила въ улиц Маунтъ, это былъ фактъ, родство ея было ему извстно,— что она владтельница большого годового дохода, было неоспоримо, но какъ могъ онъ знать, не подвержена ли она всмъ возможнымъ порокамъ? И дйствительно, у ней такъ много было пороковъ, что если прибавить къ нимъ вс остальные, едвали сдлалась бы она хуже, чмъ была теперь. Она никогда не жертвовала для любовника своей красотой — она ничмъ никогда не жертвовала ни для кого — она не была пьяницей. Трудно сказать что-нибудь другое въ ея пользу, а между тмъ лордъ Фонъ былъ очень радъ жениться на ней, не видя причины, почему ей не быть хорошей женою. И сэр-Флоріанъ не видалъ причины, — а между тмъ Лиззи разбила сердце сэр-Флоріана.
Когда двочки узнали новость, он и испугались, и обрадовались. Лэди Фонъ съ дочерьми жила далеко отъ свта. Он также были бдные богачи — если можно употребить такое выраженіе — и мало бывали въ обществ. Въ замк Фонъ держали буфетчика, ливрейнаго мальчика, двухъ садовниковъ, человка, смотрвшаго за коровами, экипажами и лошадьми, и толстаго кучера. Держали кухарку, судомойку, двухъ горничныхъ — шившихъ платья — двухъ служанокъ и молочницу. Надо было держать въ порядк большой старый кирпичный домъ и красивый паркъ. Намъ извстно, что у лэди Фонъ было семь незамужнихъ дочерей и гувернантка. Съ такимъ семействомъ и съ доходомъ, не превышавшимъ трехъ тысячъ фунтовъ въ годъ, лэди Фонъ богата быть не могла. А между-тмъ кто могъ бы сказать, что старушка съ дочерьми были бдны, когда могли тратить три тысячи фунтовъ въ годъ? Люди незнатные въ Англіи должны считать, что внезапное полученіе титула тотчасъ возвышаетъ цну на всякій предметъ на двадцать процентовъ. Баранина, прежде стоившая девять пенсовъ за фунтъ, будетъ стоить десять пенсовъ, и придется кормить большое количество людей. И чай выйдетъ скоре. Земледлецъ работаетъ по десяти часовъ въ сутки, сквайръ, девять, а пэръ только восемь. Мисъ Джонсъ, сдлавшаяся лэди Джонъ, должна платить не мене трехъ пенсовъ за каждое ‘милэди’, которое ласкаетъ ея слухъ. Даже баронетъ, длающійся лордомъ, долженъ сократить свои покупки, вслдствіе увеличенія цнъ, если только онъ очень опытенъ въ длахъ міра сего. Старая лэди Фонъ, которая не длала никогда долговъ и, несмотря на свою экономію, была не скупа, знала очень хорошо, что она можетъ длать и чего не можетъ. Старая фамильная карета и дв горничныя составляли необходимость, но лондонское общество было для нея недоступно. Слдовательно, они не много слышали о Лиззи Юстэсъ. Но кое-что слышали.
— Надюсь, что она не слишкомъ будетъ пристрастна къ выздамъ, сказала Амелія, вторая дочь.
— И не будетъ расточительна, сказала Джоржипа, третья.
— Ходили какіе-то слухи, будто она въ страшныхъ долгахъ, когда выходила за сэр-Флоріана Юстэса, сказала Діана, четвертая дочь.
— Фредерикъ позаботится разузнать объ этомъ, сказала Августа, старшая.
— Она очень хороша собою, сказала Лидія, пятая.
— И очень умна, сказала Цецилія, шестая.
— Красота и умъ не составляютъ достоинствъ доброй жены, сказала Амелія, считавшаяся умницей въ семь.
— Фредерикъ наврно позаботится, чтобы она не сдлала ничего дурного, сказала Августа, которая не была умна.
Тутъ Люси Морисъ вошла въ комнату съ Ниной, младшей.
— О, Нина! какъ ты думаешь? сказала Лидія.
— Милая моя! сказала лэди Фонъ, протянувъ руку и остановивъ нескромную рчь.
— О! мама, что это такое? спросила младшая.
— Конечно, Люси сказать можно, сказала Лидія.
— Ну да, конечно Люси сказать можно. Нтъ никакой причины, чтобы Люси не знала всего касающагося нашего семейства, — тмъ боле, что она давно дружна съ нею. Душа моя, сынъ мой женится на лэди Юстэсъ.
— Лордъ Фонъ женится на Лиззи! сказала Люси такимъ тономъ, въ которомъ выражалось не одно удовольствіе.
— Если только вы не объявите запрещенія при оглашеніи въ церкви, сказала Діана.
— Разв есть какая-нибудь причина, чтобы онъ не женился на ней? спросила лэди Фонъ.
— О, нтъ! только это кажется такъ странно. Я не знала, что они знакомы — то есть такъ коротко. Притомъ…
— Что такое, душа моя?
— Это какъ-то странно — вотъ и все. Наврно все это очень хорошо, и надюсь, что они будутъ счастливы.
Однако, лэди Фонъ осталась недовольна и не говорила съ Люси до своего отъзда съ Августой въ Лондонъ.
Она прежде захала къ своей замужней дочери, жившей на Нарвикскомъ сквэр. Мистрисъ Гитауэ, мужъ которой былъ предсдателемъ апеляціоннной палаты по гражданскимъ дламъ, и очень хорошо былъ извстенъ во всхъ присутственныхъ мстахъ и вообще всмъ должностнымъ лицамъ, слышала боле матери о томъ, что происходило въ свт. Освободившись отъ материнскаго контроля уже десять или двнадцать лтъ, она могла выражаться при матери съ большей откровенностью, чмъ другія ея дочери.
— Мама, сказала она: — неужели вы говорите правду?
— Правду, Клара, неужели я стану лгать?
— Это самая хитрая лисица во всемъ Лондон.
— О, Клара! сказала Августа.
— И какая лгунья! продолжала мистрисъ Гитауэ.
По лицу лэди Фонъ пробжало выраженіе огорченія, потому что лэди Фонъ врила своей старшей дочери. Но все-таки она намревалась не уступать въ такомъ важномъ дл.
— Хитрая лисица выраженіе довольно неопредленное, сказала она.— Еслибъ ты мн сказала, въ чемъ состоитъ ея хитрость, Клара?
— Разстройте свадьбу брата, мама.
— Зачмъ мн разстроивать — даже еслибъ я могла?
— Вы ее не знаете, мама.
— Она нсколько разъ была въ замк Фонъ, она дружна съ Люси.
— Если она дружна съ Люси Морисъ, мама, я не возьму къ себ Люси.
— Но что же она сдлала? Я никогда не слыхала, чтобъ она вела себя неприлично. Что все это значитъ? Она принята везд, не думаю, чтобъ у нея были любовники. Фредерикъ мене всхъ на свт способенъ жениться на женщин, не пользующейся хорошей репутаціей.
— Фредерикъ не дальновидне другихъ мужчинъ. Разумется у нея есть состояніе — пожизненное.
— Кажется, потомственное, Клара.
— Я не сомнваюсь, что она это говоритъ. Я думаю, что во всемъ Лондон не найдется такой лгуньи. Разузнайте-ка объ ея брилліантахъ, прежде чмъ она вышла за сэр-Флоріана, и сколько онъ долженъ былъ за нее платить, или лучше я разузнаю. А если вы хотите знать все подробно, мама, спросите ея родную тетку, лэди Линлитго.
— Мы вс знаемъ, душа моя, что лэди Линлитго съ ней поссорилась.
— Я такъ думаю, что она опять по уши въ долгахъ, но я разузнаю и тогда безъ церемоніи разскажу все Фредерику. Орландо также можетъ разузнать.
Мужа мистрисъ Гитауэ звали Орландо.
— Я не сомнваюсь, что мистеръ Кэмпердаунъ знаетъ всю ея подноготную. Словомъ, мама, я столько слышала о лэди Юстэсъ, что по моему мннію, Фредерикъ раскается, женившись на ней.
— Но что же можемъ мы сдлать? сказала лэди Фонъ.
— Разстроить свадьбу, отвчала мистрисъ Гитауэ.
Энергичныя выраженія дочери произвели самое непріятное дйствіе на лэди Фонъ. Мы уже сказали, что она врила мистрисъ Гитауэ. Она знала, что мистрисъ Гитауэ было извстно все, происходившее въ свт, и что она ежедневно слышала такія вещи, которыя вовсе не доходили до замка Фонъ. А между тмъ ея сынъ бывалъ въ свт, нисколько не мене ея дочери. Если лэди Юстэсъ была такая отверженница, какою ее теперь представляли, то почему же лордъ Фонъ не слыхалъ объ этомъ? А она уже дала согласіе и общала похать къ лэди Юстэсъ.
— Неужели ты не подешь къ ней? сказала лэди Фонъ.
— Какъ! къ лэди Юстэсъ?— конечно не поду. Если Фредерикъ женится на ней, разумется, я должна познакомиться съ нею. Тогда другое дло. Поневол надо мириться съ непріятнымъ обстоятельствомъ. Я не сомнваюсь, что не пройдетъ и двухъ лтъ, какъ они разойдутся.
— О Боже, какъ это ужасно! воскликнула Августа.
Лэди Фонъ, посл глубокихъ соображеній, пришла къ такому убжденію, что она должна выполнить свое намреніе и похать къ невст сына, несмотря на все дурное, что говорили о ней. Лордъ Фонъ общалъ послать увдомить лэди Юстэсъ о чести, предстоявшей ей. Сказать по правд, лэди Фонъ любопытно было посмотрть, какъ живетъ женщина, которая можетъ быть сдлаетъ несчастье ея единственнаго сына. Можетъ быть, она узнаетъ что нибудь, взглянувъ на эту женщину въ ея собственной гостиной. Во всякомъ случа она подетъ, но слова мистрисъ Гитауэ заставили ее не брать съ собой Августу. Если можно заразиться, зачмъ подвергать Августу зараз? Бдная Августа! она съ нетерпніемъ ожидала удовольствія обнять свою будущую невстку, и удовольствіе не уменьшилось бы, можетъ быть, оттого что ей сказали, что лэди Юстэсъ фальшивая, расточительная и хитрая женщина. Но такъ-какъ она была двушка, она принуждена была повиноваться — хотя ей было за тридцать — и она повиновалась.
Лиззи разумется была дома, мисъ Мэкнёльти была на выставк садоводства или гд-нибудь въ другомъ мст. Въ такомъ случа Лиззи непремнно останется одна. Она очень позаботилась о своемъ костюм, думая не столько о своей наружности, какъ о характер гостьи. Она очень старалась, по-крайней-мр теперь, заслужить доброе мнніе лэди Фонъ.
Она одлась богато, но очень просто. Все въ комнат показывало богатство, но она припрятала французскіе романы и положила библію на столикъ, позади своего кресла, слегка закрывъ ее. Длинные глянцовитые локоны были подобраны, но брилліантовые перстни остались на пальцахъ. Она имла твердое намреніе одержать побду надъ своей будущей свекровью и золовкой — потому что письмо, которое она получила изъ министерства ост-индскихъ длъ, увдомляло ее, что съ лэди Фонъ прідетъ и Августа.
‘Августа моя любимая сестра, писалъ влюбленный женихъ: ‘и я надюсь, что вы об всегда будете друзьями.’
Лиззи, читая это, сказала себ, что изъ всхъ дуръ, извстныхъ ей, Августа Фонъ была всхъ глупе. Когда она увидала, что лэди Фонъ одна, она не растерялась и не спросила о своемъ будущемъ возлюбленномъ друг.
— Милая, милая лэди Фонъ! сказала она, бросаясь къ ней на шею и прижавшись къ груди старухи:— теперь я счастлива вполн.
Тутъ она отступила на нсколько шаговъ, все держа руку, которую схватила своими обими руками, и глядя въ лицо своей будущей свекрови.
— Когда онъ предложилъ мн сдлаться его женою, я прежде всего подумала, прідете ли вы ко мн тотчасъ.
Она говорила это безподобнымъ голосомъ. Обращеніе ея было также безподобно. Можетъ быть, она длала слишкомъ много жестовъ, слишкомъ много движенія, въ глазахъ было слишкомъ много умоляющаго выраженія, слишкомъ крпко пожимала она руку лэди Фонъ. Но лэди Фонъ, вроятно, не обратила бы на это вниманія, еслибъ по дорог въ улицу Маунтъ не захала на Варвикскій сквэръ. Но страшныя слова дочери еще звучали въ ея ушахъ и она не знала, какъ себя держать.
— Разумется, я пріхала какъ только онъ мн сказалъ, отвтила она.
— И вы будете мн матерью? спросила Лиззи.
Бдная лэди Фонъ! въ ней было настолько материнской любви, что она охотно взяла бы на себя обязанность матери къ женамъ цлой дюжины сыновей — еслибъ только эти женщины пришлись ей по-сердцу. А ей легко было бы внушить сочувствіе — она была вовсе не такая женщина, чтобъ слишкомъ любопытствовать относительно достоинствъ жены сына. Но что она должна была длать посл предостереженія, которое она получила отъ мистрисъ Гитауэ? Какъ она могла общать материнскую нжность хитрой женщин и лгунь? По характеру, она была не фальшива.
— Милая моя, я надюсь, что вы будете для него доброй женой.
Это было не очень одобрительно, но Лиззи покорилась этому. Ей очень хотлось внушить лэди Фонъ хорошее мнніе о себ, но она не очень разочаровалась, когда это доброе мнніе было выражено не тотчасъ. Дурной человкъ рдко ожидаетъ, чтобъ его сочли хорошимъ. Онъ только желаетъ преодолть дурное впечатлніе, но всегда предполагаетъ, что дурное впечатлніе существуетъ.
— О, лэди Фонъ! сказала она:— я такъ буду стараться сдлать его счастливымъ! Скажите мн, что онъ любитъ? Чего онъ желаетъ отъ меня? Вы знаете его благородный характеръ и я должна просить вашего руководства.
Лэди Фонъ пришла въ замшательство. Она сидла на диван, Лиззи возл нея, почти завернувшись въ ея мантилью.
— Милая моя, сказала лэди Фонъ:— если вы будете стараться исполнять вашъ долгъ къ нему, я уврена, что и онъ будетъ длать то же.
— Я это знаю. Я въ этомъ уврена. Я буду стараться, буду. Вы позволите мн любить васъ и называть васъ матерью?
Изъ волосъ Лиззи несло какими-то особенными духами, которые лэди Фонъ не понравились. Ея дочери мало употребляли духовъ. Она нсколько отодвинулась и Лиззи принуждена была ссть прямо. До сихъ-поръ лэди Фонъ говорила очень мало и роль Лиззи была трудна. Она слышала, что въ замк Фонъ каждое воскресенье вечеромъ читается проповдь, и думала, что лэди Фонъ особенно религіозна.
— Вотъ, сказала она, протягивая назадъ руку и схвативъ книгу, лежавшую на столик:— вотъ что будетъ моимъ руководствомъ. Это научитъ меня, какъ исполнять мою обязанность въ отношеніи моего благороднаго мужа.
Лэди Фонъ съ нкоторымъ удивленіемъ взяла книгу изъ рукъ Лиззи и увидала, что эта библія.
— Разумется, вы не можете сдлать ничего лучше, милая моя, какъ читать библію, сказала лэди Фонъ — но въ голос ея было больше порицанія, чмъ похвалы.
Она очень спокойно положила библію на столъ и спросила лэди Юстэсъ, когда ей удобне пріхать въ замокъ. Лэди Фонъ общала сыну пригласить его невсту, и ей казалось, что теперь она не могла не сдлать этого приглашенія.
— О, какъ это мн пріятно! сказала Лиззи:— когда для васъ будетъ удобне, я тотчасъ къ вамъ явлюсь.
Тутъ условились, что лэди Юстэсъ прідетъ въ замокъ Фонъ чрезъ недлю и пробудетъ тамъ дв недли.
— Теперь я боле всего желаю, сказала Лиззи: — познакомиться съ вами и съ вашими милыми дочерьми — и заслужить любовь всхъ васъ.
Оставшись одна, лэди Юстэсъ стала посреди комнаты и нахмурилась — она хмуриться умла.
‘Не поду я къ нимъ, сказала она себ: ‘къ этимъ противнымъ, глупымъ, скучнымъ пуританкамъ. Если ему это не понравится, никто ему не помшаетъ уйти на попятный дворъ, не Богъ всть, какая завидная партія!’
Тутъ она сла обсудить, завидная эта партія или нтъ. Какъ только лордъ Фонъ оставилъ ее посл сдланнаго предложенія, она начала говорить себ, что онъ существо ничтожное и что она поступила дурно.
‘Только пять тысячъ годового дохода! говорила она себ — она не совсмъ поняла его краткое объясненіе о его доход.— Это бездлица для лорда.’
Потомъ она шепнула себ:
‘Онъ гонится за моими деньгами. Онъ узнаетъ, что я умю не выпускать изъ рукъ того, что успла захватить.’
Теперь, когда лэди Фонъ обошлась съ нею холодно, Лиззи еще мене дорожила этимъ бракомъ. Но одна побудительная причина удерживала ее отъ разрыва. Если родные лорда Фона думали, что могли разстроить ея бракъ, то она покажетъ имъ, какъ мало имютъ они власти на это.
— Ну, мама, вы видли ее? сказала мистрисъ Гитауэ.
— Да, душа моя, я видла ее. Я и прежде видла ее раза два или три, какъ теб извстно.
— И вы все еще восхищаетесь ею?
— Я никогда не говорила, что восхищаюсь ею, Клара.
— Что же вы ршили?
— Она прідетъ въ замокъ Фонъ на будущей недл и останется у насъ дв недли. Тогда мы узнаемъ, какова она.
— Такъ будетъ лучше, мама, сказала Августа.
— Поймите меня, мама. Я прямо выскажу Фредерику, что думаю о ней. Разумется, онъ обидится, и если свадьба не разстроится, онъ мн не проститъ — пока не узнаетъ правды.
— Надюсь, что такой правды онъ не узнаетъ никогда, сказала лэди Фонъ.
Она однако не могла сказать слова въ пользу своей будущей невстки. О маленькой сцен съ библіей она не сказала ничего, но никогда о ней не забывала.

Глава X.
ЛИЗЗИ И ЕЯ ЖЕНИХЪ.

Понедльникъ и весь вторникъ мысли Лиззи были настроены противъ супружества. Сначала, она почти съ восторгомъ разсказала мисъ Мэкнёльти о своей помолвк, и бдная компаньонка, хотя знала, что ее выгонятъ на улицу, поздравила свою покровительницу.
— Карга возьметъ васъ опять, когда узнаетъ, что вамъ некуда дться, сказала Лиззи, показывая этимъ свое знаніе характера тетки.
Но посл визита лэди Фонъ, она заговорила о своемъ замужств совсмъ другимъ тономъ.
— Разумется, милая моя, я должна позаботиться, какъ будетъ составленъ брачный контрактъ.
— Я полагаю, это устроятъ ваши повренные, сказала мисъ Мэкнёльти.
— Да,— повренные! Все это очень хорошо. Я знаю каковы повренные. Такъ я и доврюсь повренному, чтобы онъ отдалъ кому не слдуетъ мое состояніе! Разумется мы будемъ жить въ Портрэ, потому что его помстье въ Ирландіи — а я ни зачто на свт въ Ирландію не поду. Я сказала ему это съ самаго начала. Я не намрена отдавать ему моего дохода. Не думаю, чтобы онъ осмлился даже намекнуть на это.
Тутъ она опять заворчала:
— Хотя онъ и министръ…
— Разв лордъ Фонъ министръ? спросила мисъ Мэкнёльти, которая была не совсмъ несвдуща въ этихъ вещахъ.
— Конечно, сказала Лиззи съ гнвнымъ движеніемъ.
Можетъ быть, несправедливо покажется, если мы обвинимъ ее въ глупомъ незнаніи обстоятельствъ и вмст съ тмъ во лжи, а между тмъ это было такъ. Лиззи сказала, что лордъ Фонъ министръ, только потому, что кто-то при ней съ пренебреженіемъ отзывался о его политическомъ положеніи, говоря, что онъ не министръ. Лиззи не знала, насколько была свдуща ея компаньонка, а мисъ Мэкнёльти не понимала глубины невжества своей покровительницы. Такимъ образомъ ложь, сказанная Лиззи, изумляла мисъ Мэкнёльти. Говорить, что лордъ Фонъ министръ, когда всмъ извстно, что онъ только товарищъ министра! Какая польза женщин уврять въ такой ясной и очевидной лжи? Но Лиззи ничего не знала о существованіи товарищей министровъ. Лордъ Фонъ былъ лордъ, а даже и комонеры бываютъ членами совта министровъ.
— Конечно, повторила Лиззи:— но я не позволю сдлать изъ моей гостиной собраніе министровъ. Я не буду ихъ принимать..
Потомъ опять во вторникъ вечеромъ она выказала притязаніе на независимость.
— Что касается этихъ женщинъ въ Ричмонд, я не позволю имъ распоряжаться мною, могу васъ уврить. Я сказала, что поду къ нимъ и разумется сдержу слово.
— Я сама думаю, что вамъ лучше похать, сказала мисъ Мэкнёльти.
— Разумется, я поду. Мн не нужно, чтобы кто-нибудь говорилъ мн куда я должна хать и куда не должна. Но это будетъ первый и послдній визитъ. А ужъ конечно я не возьмусь вывозить въ свтъ этихъ шлюхъ. Я даже сомнваюсь, могутъ ли он прилично одваться.
Когда она ложилась спать во вторникъ вечеромъ, мисъ Мэкнёльти сомнвалась, состоится ли этотъ бракъ. Она не врила словамъ своей хозяйки, но если слова лэди Юстэсъ имли какое-нибудь значеніе, то въ нихъ обнаруживалось сильное отвращеніе къ семейству Фонъ. Она даже насмхалось надъ самимъ лордомъ Фономъ, увряя, что онъ ничего не смыслитъ, кром службы.
Дйствительно, Лиззи почти ршилась отказать своему жениху. То, что она могла выиграть, недостаточно уравновшивало то, что она должна была потерять. Такъ она чувствовала вечеромъ во вторникъ. Но въ среду утромъ она получила письмо, которое опять заставило ее возвратить свое расположеніе къ лорду Фону. Письмо было слдующаго содержанія:
‘Господа Кэмпердаунъ и сынъ свидтельствуютъ свое почтеніе лэди Юстэсъ. Имъ поручено требовать законнымъ порядкомъ возвращенія юстэсовскихъ брилліантовъ, находящихся у лэди Юстэсъ, и они будутъ очень обязаны лэди Юстэсъ, если она сообщитъ имъ имя и адресъ ея повреннаго. 62, Новый скверъ, мая 30, 186—.’
Письмо это заставило Лиззи вернуть свое расположеніе къ лорду Фону. Она испугалась за брилліанты, а все-таки твердо ршилась не отдавать ихъ. Но въ такомъ затруднительномъ положеніи ей нужна была помощь, или для того, чтобъ удержать ихъ, или для того, чтобъ отдать. Письмо юристовъ заставило ее сознать свою слабость, а въ родств съ Фонами она найдетъ опору. Такъ-какъ лордъ Фонъ бденъ, то онъ можетъ быть брилліантовъ не отдастъ. Лиззи знала, что она не можетъ бороться съ Кэмнердауномъ только съ помощью Маубрэ и Мопуса, и вслдствіе этого сердце ея смягчилось къ жениху.
— Я полагаю, что Фредерикъ будетъ у меня сегодня, сказала она мисъ Мэкнёльти, когда он сидли за завтракомъ въ полдень. Мисъ Мэкнёльти кивнула головой.
— Вы можете нанять кэбъ и хать куда вамъ угодно.
Мисъ Мэкнёльти сказала, что она думаетъ хать въ Національную Галерею.
— А назадъ вы можете прійти пшкомъ, сказала Лиззи.
— Я могу и туда дойти пшкомъ, сказала мисъ Мэкнёльти — о которой можно сказать, что иногда послдняя унція тяжелой ноши разбиваетъ спину лошади.
‘Фредерикъ’ пріхалъ и былъ принятъ очень любезно. Лиззи положила записку Кэмпердауна на столикъ возл себя, подъ библіей, чтобъ она была у нея подъ рукой, если представится случай показать ее своему будущему мужу.
‘Фредерикъ’ слъ возл нея и разговоръ шелъ въ такомъ тон, какого можно было ожидать отъ невсты-вдовы и жениха товарища министра ост-индскихъ длъ. Они были нжны, но говорили больше о матеріальныхъ интересахъ, льстили другъ другу и каждый время отъ времени намекалъ на какое-нибудь обстоятельство, о которомъ ему хотлось бы поврне разузнать. Одинъ понималъ въ чемъ дло, но соображалъ медленно, другая какъ ящерица умла проворно метаться куда ни попало, но почти не знала ничего. Когда она сказала, что Айрширское помстье ‘составляло ея собственность, что она могла сдлать съ нимъ что хотла’, она не знала, что лордъ Фонъ можетъ узнать правду изъ другихъ источниковъ, прежде чмъ женится на ней. Она даже сама не была уврена, правду или ложь говоритъ она, хотя не стала бы повторять этого такъ часто, еслибъ знала достоврно правду. Все это было ей объяснено — но что-то было сказано о второмъ сын, а у ней другого сына не было. Можетъ быть, у ней еще будетъ второй сынъ — будущій лордъ Фонъ, и получитъ наслдство. Въ отношеніи честности женихъ былъ выше невсты, потому что онъ объявилъ свою цль и лжи не говорилъ — но и онъ былъ такъ же корыстолюбивъ какъ она. Не любовь привела лорда Фона въ улицу Маунтъ.
— Какъ называется ваше ирландское помстье? спросила Лиззи.
— Тамъ дома нтъ, знаете.
— Но прежде былъ, Фредерикъ?
— Мсто, на которомъ когда-то стоялъ домъ, называется Килэджентъ. Старинное помстье называется Кило.
— Какія хорошенькія имена! и… и… на сколько миль простирается оно?
Лордъ Фонъ объяснилъ, что оно простирается на много миль въ горы.
— Какая прелестная, романическая мстность! сказала Лиззи: — но въ горахъ живутъ люди и платятъ вамъ арендныя деньги?
Лордъ Фонъ не длалъ такихъ нелпыхъ вопросовъ объ Айрширскомъ помсть, но освдомился кто повренный по дламъ Лиззи.
— Надо же будетъ устроить кое-какія дла, сказалъ онъ:— и моему повренному не худо бы повидаться съ вашимъ. Мистеръ Кэмпердаунъ…
— Мистеръ Кэмпердаунъ! почти взвизгнула Лиззи.
Лордъ Фонъ объяснилъ съ нкоторымъ изумленіемъ, что мистеръ Кэмпердаунъ его повренный. По его мннію, не было юриста боле пользовавшагося всеобщимъ уваженіемъ. Тутъ онъ спросилъ, что Лиззи можетъ сказать противъ мистера Кэмпердауна.
— Мистеръ Кэмпердаунъ былъ повреннымъ сэр-Флоріана, сказала Лиззи.
— Тмъ будетъ легче, какъ мн кажется, сказалъ лордъ Фонъ.
— Я не знаю, можно ли будетъ это сдлать, сказала Лиззи, стараясь устремить свои мысли на этотъ предметъ: — мистеръ Кэмпердаунъ поступилъ очень невжливо со мною — я должна это сказать, я думаю даже, не совсмъ честно. Онъ хочетъ теперь отнять у меня вещь, принадлежащую мн.
— Какую эта вещь? медленно спросилъ лордъ Фонъ.
— Вещь очень цнную. Я все разскажу вамъ, Фредерикъ. Разумется, я теперь буду говорить вамъ обо всемъ. Я никакъ не могу скрывать что-нибудь отъ человка любимаго мною. Это не въ моемъ характер. Вотъ прочтите это письмо.
Она протянула руку назадъ и вынула письмо Кэмпердауна изъ-подъ библіи. Лордъ Фонъ прочелъ письмо очень внимательно, и когда онъ читалъ, имъ овладло большое сомнніе. Какого рода была эта женщина, которую онъ сосваталъ только потому, что у нея было состояніе? Мысль, что Кэмпердаунъ былъ неправъ въ этомъ дл, не приходила въ голову лорду Фону. Англійскій джентльмэнъ вритъ безусловно умнію и добросовстности своего фамильнаго повреннаго. Онъ всегда поступаетъ по совтамъ своего повреннаго. Онъ покупаетъ и продаетъ по его указаніямъ и чувствуетъ себя совершенно спокойно, имя руководителя, на которомъ лежитъ отвтственность за все, что длается на этомъ свт.
— Какіе это брилліанты? спросилъ лордъ Фонъ очень тихимъ голосомъ.
— Мои собственные — собственные мои. Сэр-Флоріанъ подарилъ ихъ мн. Когда онъ вручилъ ихъ мн, онъ сказалъ, что даритъ ихъ навсегда. ‘— Вотъ, сказалъ онъ: ‘они ваши, длайте съ ними, что хотите’. Посл этого не слдовало бы отнимать ихъ у меня — вдь не слдовало? Еслибъ вы были женаты прежде и ваша жена подарила вамъ на намять какую-нибудь вещь, чтобы вы сохранили ее на всегда, разв вы отдали бы ее повренному? Вамъ это не понравилось бы, — не правда ли Фредерикъ?
Она взяла его за руку и смотрла ему въ лицо, длая этотъ вопросъ. Опять, можетъ быть, она нсколько преувеличила свою роль, но въ глазахъ ея сверкали слезы и топъ голоса ея былъ совершенствомъ.
— Мистеръ Кэмпердаунъ называетъ эти брилліанты юстэсовскими — фамильными брилліантами, сказалъ лордъ Фонъ.— Изъ какихъ они камней? Что они стоятъ?
— Я вамъ покажу, сказала Лиззи, вскакивая и торопливо выбгая изъ комнаты.
Лордъ Фонъ, оставшись одинъ, протеръ себ глаза и началъ думать обо всемъ. Требовать, чтобъ она отдала вещь, подаренную ей мужемъ, было очень жестокой мрой со стороны Юстэсовъ и Кэмпердауна. Но ему казалось невроятно, чтобъ Юстэсы и его повренные ршились жестоко поступать съ вдовой, носившей имя Юстэсъ. Юстэсы по характеру были щедры, а старикъ Кэмпердаунъ не былъ способенъ строго требовать бездлицъ отъ богатыхъ кліентовъ. А между-тмъ тутъ лежало его писімо, грозившее вдов покойнаго баронета судебнымъ преслдованіемъ за удержаніе брилліантовъ, которые самъ сэр-Флоріанъ подарилъ жен на память! Можетъ быть сэр-Флоріанъ ошибся и приказалъ вставить въ перстень или брошку для своей жены какой-нибудь брилліантъ, который онъ считалъ своей собственностью, между-тмъ какъ этотъ камень былъ наслдственный. Если такъ, то брилліантъ разумется надо отдать — или замнить другимъ одинаковой цнности.
Лордъ Фонъ пришелъ къ такому заключенію, когда Лиззи вернулась съ сафьяннымъ футляромъ въ рукахъ.
— Вотъ какимъ образомъ онъ отдалъ мн, сказала Лиззи, открывая футляръ:— вотъ почему эта вещь такъ драгоцнна для меня.
Лордъ Фонъ не зналъ никакого толка въ брилліантахъ, но даже онъ понялъ, что если ожерелье, къ которому былъ придланъ мальтійскій крестъ, состояло изъ настоящихъ брилліантовъ, то эта вещь должна быть очень цнная. Ему тотчасъ пришло въ голову, что такое ожерелье даже мужъ не можетъ подарить жен такимъ образомъ, какъ описывала Лиззи. Перстень, брошку и, можетъ быть, браслетъ влюбленный лордъ можетъ принести въ карман. Но такой уборъ, какъ тотъ, на который теперь смотрлъ лордъ Фонъ, дарятъ совершенно инымъ образомъ. Онъ былъ увренъ въ этомъ, хотя не былъ свдущъ въ цнности камней.
— Вы знаете, сколько это стоитъ? спросилъ онъ.
Лиззи колебалась съ минуту, а потомъ вспомнила, что Фредерикъ въ его настоящемъ положеніи, можетъ быть, былъ бы радъ помочь ей удержать такую цнную вещь.
— Кажется, говорили, что оно цнится… десять тысячъ фунтовъ, отвтила она.
— Десять… тысячъ… фунтовъ!
Глаза лорда Фона были прикованы къ ожерелью.
— То-есть, такъ мн сказалъ… ювелиръ.
— Какой ювелиръ?
— Тотъ, который прізжалъ… поправлять ихъ, кажется… или, что-то въ этомъ род. Бдный сэр-Флоріанъ этого желалъ. Онто это и сказалъ.
— Какъ звали этого ювелира?
— Я забыла его имя, сказала Лиззи, не знавшая, будетъ ли одобрено ея знакомство съ Бенджаминомъ.
— Десять тысячъ фунтовъ! Конечно, вы не держите этихъ брилліантовъ въ вашемъ дом — неужели держите?
— У меня на верху есть желзный сундучокъ — такой тяжелый.
— И этотъ желзный сундучокъ вамъ подарилъ сэр-Флоріанъ?
Лиззи колебалась съ минуту.
— Да, сказала она:— то-есть… нтъ. Но онъ заказалъ его, а потомъ мн его принесли — посл его… смерти.
— Стало быть, онъ зналъ цнность этихъ брилліантовъ?
— О, да! Хотя онъ не называлъ суммы, однако онъ говорилъ мн, что они очень — очень дороги.
Лордъ Фонъ не тотчасъ распозналъ ложь, заключавшуюся въ каждомъ слов этой женщины, потому что соображеніе его было нсколько медлительно и онъ не могъ и думать и слушать въ одно и тоже время. Но онъ запутался въ тягостномъ лабиринт сомннія и почти неудовольствія. Судебное преслдованіе о возвращеніи брилліантовъ, затянное противъ женщины, на которой онъ захотлъ жениться, семействомъ ея покойнаго мужа, не нравилось ему. Держать свои руки чистыми во всякомъ дл, стоять выше всхъ дурныхъ словъ, быть уважаемымъ, если возможно всми, таково было честолюбіе лорда Фона. Онъ былъ бденъ и корыстолюбивъ, но онъ тотчасъ отказался бы отъ своего жалованья, еслибъ общественное мнніе находило, что такъ слдуетъ сдлать. Онъ былъ чрезвычайно робокъ и жилъ въ постоянномъ страх, чтобъ газеты не сказали чего-нибудь непріятнаго о немъ. Дло сааба огорчило его больше потому, что Фрэнкъ Грейстокъ назвалъ его представителемъ деспотической администраціи. Ему было бы очень пріятно, чтобъ у жены его были брилліанты, стоющіе десять тысячъ фунтовъ, но онъ скоре не женился бы никогда — или женился бы на бдной — чмъ на женщин обвиненной въ присвоеніи чужихъ брилліантовъ.
— Я думаю, сказалъ онъ наконецъ:— что еслибъ вы отдали ихъ мистеру Кэмпердауну…
— Отдать ихъ мистеру Кэмпердауну!
— А потомъ предоставить дло третейскому суду.
— Третейскому суду? Это значитъ отдать себя подъ судъ?
— Нтъ, моя дорогая — это не значитъ отдать себя подъ судъ. Брилліанты будутъ отданы на сохраненіе мистеру Кэмпердауну, а потомъ выберутъ людей, которые ршатъ, кому они должны принадлежать.
— Они принадлежатъ мн, сказала Лиззи.
— Но мистеръ Кэмпердаунъ говоритъ, что эти брилліанты фамильные.
— Мало ли что онъ говоритъ! сказала Лиззи.
— Милйшая моя, нельзя найти человка достойне мистера Кэмпердауна. Вы должны же на что-нибудь ршиться.
— Я ни на что другое не ршусь, сказала Лиззи:— сэр-Флоріанъ подарилъ мн эти брилліанты и я оставлю ихъ у себя.
Говоря это, Лиззи не смотрла на своего жениха, но онъ смотрлъ на нее и ему не понравилась перемна, которую онъ увидалъ на ея физіономіи. Ему не нравились обстоятельства, въ которыхъ онъ очутился.
— Зачмъ мистеръ Кэмпердаунъ вмшиваемся не въ свое дло? продолжала Лиззи.— Если эти брилліанты принадлежатъ не мн то въ такомъ случа они принадлежатъ моему сыну, а кто иметъ такое право какъ я сберегать ихъ для него? Но они принадлежатъ мн.
— Ихъ не слдуетъ держать въ частномъ дом, если они стоютъ такъ дорого.
— Если я выпущу ихъ изъ рукъ, мистеръ Кэмпердаунъ ихъ захватитъ. Онъ готовъ на все, чтобъ ихъ захватить. О, Фредерикъ! я надюсь, что вы заступитесь за меня и не дадите меня въ обиду. Разумется, эти брилліанты мн нужны только для моего обожаемаго сына.
Лицо ‘Фредерика’ очень вытянулось и мысли его перепутались. Онъ могъ только предложить, что самъ подетъ къ Кэмпердауну и узнаетъ какъ слдуетъ поступить. Онъ все стоялъ на томъ, что мистеръ Кэмпердаунъ не можетъ сдлать ничего дурного — такъ что Лиззи спросила его наконецъ, неужели онъ Кэмпердауну вритъ больше чмъ ей.
— Я думаю, что онъ дла понимаетъ лучше васъ, сказалъ осторожный женихъ.
— Онъ хочетъ ограбить меня, сказала Лиззи:— и я надюсь, что вы не допустите до этого.
Когда лордъ Фонъ ухалъ — а ухалъ онъ не прежде, какъ долго уговаривая Лиззи предоставить это дло Кэмпердауну — женихъ и невста были не совсмъ въ ладахъ. Онъ объявилъ ей, что непремнно увидится съ Кэмпердауномъ, она объявила ему, что непремнно оставитъ у себя брилліаны, несмотря на Кэмпердауна.
— Но милая моя, если судъ ршитъ дло противъ васъ… серіозно сказалъ лордъ Фонъ.
— Не могутъ ршить противъ меня, если вы заступитесь за меня, какъ вамъ слдуетъ.
— Я не могу сдлать ничего, сказалъ лордъ Фонъ съ трепетомъ.
Тутъ Лиззи посмотрла на него — и взглядъ ея, который былъ очень краснорчивъ, назвалъ его трусомъ такъ ясно, какъ только взглядъ могъ говорить. Затмъ они разстались и знаки привязанности между ними были не очень удовлетворительны.
Только-что дверь затворилась за нимъ, какъ Лиззи начала уврять себя, что онъ отъ нея не ускользнетъ. Не прошло и сутокъ посл того какъ она говорила себ, что ей не нравится ея женихъ и что она хочетъ съ нимъ разойтись, а теперь она топала своей маленькою ногой, сжимала въ кулакъ свои маленькія руки и клялась себ всми богами, что этотъ несчастный робкій лордишка не ускользнетъ отъ ея стей. Она презирала его за то, что онъ не хотлъ сберечь брилліантовъ. Она считала его низкимъ и трусливымъ за то, что онъ хотлъ подчиниться ршенію Кэмпердауна. Но все-таки она хотла извлечь все, что могла, изъ своей помолвки только потому, что примтила въ лорд Фон желаніе освободиться отъ нея. Нтъ! онъ не будетъ освобожденъ. Онъ женится на ней. Она оставитъ у себя ключъ отъ желзнаго сундука съ брилліантами и лордъ Фонъ увидитъ, какой шумъ она подниметъ, если онъ попытается отнять у нея этотъ ключъ. Она закрыла футляръ, пошла съ нимъ въ спальню, заперла его въ желзный сундучокъ, повсила ключикъ по обыкновенію на шею, а потомъ сла писать письма къ своимъ друзьямъ, увдомляя о своей помолвк. До-сихъ-поръ она не говорила объ этомъ никому, кром мисъ Мэкнёльти — но сама еще сомнваясь, устроится ли ея бракъ — просила мисъ Мэкнёльти никому не говорить. Теперь она хотла разгласить о своей помолвк предъ цлымъ свтомъ.
Первый ‘другъ’, которому она написала, была лэди Линлитго. Читатель прочтетъ два, три ея письма и первое будетъ къ графин.

‘Любезная тетушка,

‘Когда вы прізжали ко мн намедни, я не могу сказать, чтобъ вы были ласковы ко мн, и не думаю, чтобъ вы очень интересовались моими длами. Но я считаю своимъ долгомъ сообщить вамъ, что я выхожу замужъ. Я помолвлена съ лордомъ Фономъ, который, какъ вамъ извстно, пэръ, членъ правительства ея величества и вельможа съ большимъ вліяніемъ. Не думаю, чтобъ даже вы могли сказать что-нибудь противъ такого брака.
‘Остаюсь любящая васъ племянница

‘ЕЛИ ЮСТЭСЪ.’

Потомъ она написала къ мистрисъ Юстэсъ, жен бобсбороскаго епископа. Мистриссъ Юстэсъ была очень добра къ ней въ первое время ея вдовства и вполн признавала ее какъ вдову главы фамиліи ея мужа. Лиззи не любила никого въ семейств бобсбороскаго епископа. Они вс были, по ея мннію, глупые, достойные уваженія и скучные люди. Но они не порицали ее открыто, а она знала, что ея выгоды требуютъ оставаться съ ними въ хорошихъ отношеніяхъ. Поэтому ея письмо къ мистрисъ Юстэсъ было не такъ колко, какъ то, которое она написала къ тетк Линлитго.

‘Любезная мистрисъ Юстэсъ,

‘Надюсь, что вамъ будетъ пріятно получить отъ меня извстіе, а новость, которую я вамъ сообщу, наврно васъ не огорчитъ. Я опять выхожу замужъ. Разумется, я не ршусь сдлать шагъ во всхъ отношеніяхъ такой важный, безъ долгаго размышленія, но я уврена, что это будетъ лучше для моего возлюбленнаго маленькаго Флоріана, что же касается меня, то послдніе два года я убдилась, какъ я неспособна сама управлять длами. Поэтому я приняла предложеніе лорда Фона, который, какъ вамъ извстно, пэръ въ парламент, самый важный членъ правительства ея величества и вообще вельможа съ большимъ вліяніемъ. У него есть имніе въ Ирландіи, простирающееся на нсколько миль въ горы. Замокъ его тамъ называется Кильмэджъ, но я не знаю наврно, такъ ли я запомнила это названіе. Надюсь, что вы и милый епископъ будете тамъ когда-нибудь. Съ восторгомъ намреваюсь я употребить мры для того чтобы сдлать милыхъ ирландцевъ счастливыми. Мысль бродить по нашимъ собственнымъ горамъ очаровываетъ меня потому, что по моему характеру, я ничего такъ не люблю, какъ такое уединеніе.
‘Разумется, лордъ Фонъ не такъ богатъ какъ сэр-Флоріанъ, но я никогда не находила богатство необходимымъ для моего счастья. Впрочемъ лордъ Фонъ иметъ хорошій доходъ съ ирландскаго помстья, потомъ разумется онъ получаетъ жалованье, какъ членъ правительства ея величества, такъ что нечего бояться, чтобы онъ жилъ моимъ вдовьимъ наслдствомъ, что разумется было бы несправедливо. Пожалуйста передайте милому епископу и милой Маргарет все это вмст съ моей любовью. Я знаю, вы будете рады слышать, что мой маленькій Фло совсмъ здоровъ. Онъ уже такъ любитъ своего новаго папа!— способность Лиззи ко лжи обнаружилась и въ этомъ послднемъ увреніи, потому что лордъ Фонъ совсмъ не видалъ ребенка.— ‘Прошу считать меня всегда вашей любящей племянницей

‘ЕЛИ ЮСТЭСЪ.’

Она написала еще два письма — одно къ дяд-декану, а другое кузену Фрэнку. Она долго не ршалась писать ли къ Фрэнку Грейстоку, наконецъ она ршила, что напишетъ. Письмо къ декану некчему приводить вполн, такъ-какъ оно было очень похоже на письмо къ жен епископа. Точно также упоминала она о пэрств своего жениха, объ его служб въ правительств ея величества — эту фразу слышала она отъ самого лорда Фона. Она говорила объ ирландскомъ помсть, но не въ такихъ блестящихъ выраженіяхъ, какія она употребила въ письм къ жен епископа, и взаключеніе просила у дяди поздравленія — и благословенія. Письмо ея къ Фрэнку заключалось въ слдующемъ, и безъ сомннія, когда она писала его, въ душ ея сохранялось воспоминаніе о томъ, что самъ онъ, можетъ быть, сдлалъ бы ей предложеніе и получилъ согласіе.

‘Любезный кузенъ,

‘Такъ-какъ я желаю, чтобы вы узнали о моей новости отъ меня самой, а не отъ другихъ, я пишу вамъ, что выхожу за лорда Фона. Разумется, я знаю, что вы не во всемъ согласны съ лордомъ Фономъ — относительно политики, хочу я сказать, но все-таки! я не сомнваюсь, что вы считаете его способнымъ составить счастье вашей бдной кузины. Это было ршено только два дня тому назадъ, но началось давнымъ-давно. Вы все понимаете — не правда ли? Разумется, вы должны присутствовать на моей свадьб и быть очень ко мн добры, — замнить мн брата, знаете, потому что мы всегда были друзьями,— не правда ли? И если деканъ не прідетъ въ Лондонъ, то вы должны быть моимъ посаженымъ отцомъ. Вы должны также прізжать ко мн очень часто, я какъ-то чувствую, что изъ всхъ моихъ родственниковъ только васъ могу назвать настоящимъ роднымъ. Вы должны подружиться съ лордомъ Фономъ и перестать говорить, что онъ не уметъ дйствовать какъ слдуетъ. Разумется, онъ длаетъ все гораздо лучше всякаго другого — исключая кузена Фрэнка.
‘Я ду на будущей недл въ Ричмондъ. Лэди Фонъ непремнно хотла, чтобъ я погостила у нея дв недли. О, Боже! что я буду длать все это время? Вы положительно должны пріхать туда видться со мною — и еще съ другою особой! Только, негодный кузенъ, вы не должны разбивать сердца бдной двушки.
‘Ваша любящая кузина

‘ЕЛИ ЮСТЭСЪ.’

Кто-то, заступаясь за лэди Юстэсъ и выставляя на видъ ея добродтели, уврялъ, что у ней не было любовниковъ. До-сихъ-поръ это было справедливо — но въ воображеніи своемъ она съ наслажденіемъ мечтала о возможности имть любовника. Она все еще думала о корсар, который радъ бы былъ отказаться отъ всхъ своихъ пороковъ изъ любви къ ней и съ которымъ она была бы готова раздлить даже ихъ. Это была только мечта, но она постоянно занимала воображеніе Лиззи. Лордъ Фонъ — пэръ въ парламент и членъ правительства ея величества, не могъ быть для нея такимъ любовникомъ. Была ли какая-нибудь возможность, чтобъ между нею и кузеномъ Фрэнкомъ существовало какое-либо романическое чувство? Она мене всхъ женщинъ на свт была способна убжать съ мужчиной или компрометировать свое положеніе какимъ-нибудь неосторожнымъ поступкомъ, но почему бы не имть съ кузеномъ нчто въ род liaison, тайнаго соглашенія, если не боле — взаимнаго сочувствія, которое боле всего можно было бы выказывать, браня своихъ друзей — и притомъ Лиззи могла бы дать волю своей страсти къ романической и поэтической наклонности.

Глава XI.
ЛОРДЪ ФОНЪ ВЪ СВОЕМЪ КАБИНЕТ&#1122,.

Новость скоро распространилась по всему Лондону — какъ Лиззи и намревалась. Она вдругъ ршила, что лордъ Фонъ не долженъ ускользнуть изъ ея рукъ, и принялась за дло тмъ способомъ, который мы описали. Фрэнкъ Грейстокъ сказалъ Джону Юстэсу, а Джонъ Юстэсъ сказалъ Кэмпердауну прежде чмъ лордъ Фонъ по своей медлительности усплъ посовтоваться съ повреннымъ объ ожерель.
— Боже милостивый — лордъ Фонъ! сказалъ старый повренный, когда это извстіе было ему сообщено: — ну — да,— ему нужны деньги. Я ему не завидую, больше ничего сказать я не могу. Мы теперь получимъ брилліанты, Джонъ. Лордъ Фонъ не позволитъ своей жен удерживать у себя вещь, не принадлежащую ей.
Потомъ дня чрезъ два самъ лордъ Фонъ пріхалъ въ контору Кэмпердауна.
— Кажется, я могу васъ поздравить, милордъ, сказалъ повренный.— Я слышалъ, что вы женитесь… я не могу сказать, чтобъ на моей кліентк, но на вдов моего кліента. Лэди Юстэсъ красавица и иметъ очень хорошій доходъ, она пожизненно владетъ всмъ доходомъ съ шотландскаго помстья.
— Разв только пожизненно? спросилъ лордъ Фонъ.
— Разумется, тутъ была маленькая ошибка съ ея стороны,— по-крайней-мр мн такъ говорили. Женщины никогда не понимаютъ этихъ вещей, а все ясно какъ день. Будь у ней второй сынъ, онъ получилъ бы это имніе. Теперь же оно отойдетъ къ остальному имнію — какъ и слдуетъ. Четыре тысячи въ годъ доходъ не дурной, соображая, какъ она еще молода и что у ней не было и шести пенсовъ своихъ собственныхъ. Посл смерти адмирала не осталось и шести пенсовъ, милордъ.
— Я это слышалъ.
— Не осталось и шести пенсовъ. Это все деньги Юстэсовъ. Кром того, она получила шесть или восемь тысячъ наличными. Я никогда не видалъ такой прелестной молодой вдовы — и такой умной.
— Да, — она умна.
— Кстати, лордъ Фонъ, такъ какъ вы удостоили пожаловать ко мн, я позволю себ сообщить вамъ, что о фамильныхъ брилліантахъ есть одно глупое недоразумніе.
— Я за этимъ и пріхалъ, сказалъ лордъ Фонъ.
Тутъ Кэмпердаунъ съ своей обычной непринужденностью и откровенностью, не обвиняя невсту при жених, объяснилъ все дло объ ожерель, выразивъ свое мнніе, что лэди Юстэсъ, безъ сомннія неизвстна его цнность. Лордъ Фонъ слушалъ, но говорилъ очень мало. Особенно не упоминалъ о томъ, что лэди Юстэсъ давала оцнивать эти брилліанты.
— Я полагаю, они настоящіе? спросилъ онъ.
Кэмпердаунъ уврилъ его, что это самые настоящіе брилліанты, которые когда-либо были привозимы изъ Голконды и проходили чрезъ руки Гарнета.
— Эти бриліанты извстны не мене другихъ фамильныхъ брилліантовъ въ Англіи, сказалъ Кэмпердаунъ.— Она попала въ дурныя руки, продолжалъ онъ.— Маубрэ и Мопусъ — ужасные люди, акулы, заставляющіе стыдиться людей одной съ ними профессіи, и я право боялся, что будутъ у насъ хлопоты, но теперь, разумется, все будетъ сдлано какъ слдуетъ — и еслибъ только она пріхала ко мн, скажите ей, что я сдлаю все зависящее отъ меня для ея успокоенія. Если она хочетъ взять другого повреннаго, разумется, она иметъ на это право. Только растолкуйте ей, кто такіе Маубрэ и Мопусъ. Ваша жена, лордъ Фонъ, не должна имть никакого дла съ Маубрэ и Модусомъ.
Каждое слово Кэмпердауна было для лорда Фона святою истиной.
А между-тмъ читатель понимаетъ, что Кэмпердаунъ не вполн выразилъ свое мнніе въ этомъ разговор. Онъ говорилъ о вдов въ дружелюбныхъ выраженіяхъ, увряя, будто она просто ошибается относительно своихъ правъ на шотландское помстье, ошибается и на счетъ брилліантовъ, — между тмъ какъ въ дйствительности онъ считалъ ее недобросовстной, лживой и злой фуріей. Еслибъ лордъ Фонъ посовтовался съ нимъ, какъ кліентъ, а не пріхалъ къ нему уже женихомъ, онъ откровенно выразилъ бы свое мнніе, но повренный не обязанъ говорить своему кліенту дурное о женщин, которую онъ сосваталъ. Относительно имнія онъ сказалъ правду, и думалъ, что говоритъ правду и о томъ, что дло о брилліантахъ легко можно будетъ уладить. Когда лордъ Фонъ простился, Кэмпердаунъ опять сказалъ себ, что въ денежномъ отношеніи эта партія очень выгодна для его сіятельства, но сама невста слишкомъ дорога для этой цны.
‘Можетъ быть, это ему все-равно, сказалъ себ Кэмпердаунъ:— но я не женился бы на такой женщин, еслибъ ей принадлежала вся Шотландія.’
Въ этомъ разговор многое огорчило лорда Фона. Во-первыхъ, золотая надежда о томъ, что это имніе потомственное, рушилось. Онъ никогда этому не врилъ, но надяться можно даже, когда не вришь. Потомъ онъ совершенно убдился, что Лиззи обязана отдать брилліанты — и что ее принудятъ ихъ отдать. О томъ, на сколько эти брилліанты увеличили бы его состояніе, онъ не очень думалъ,— но не могъ удержаться, чтобы не подумать о жадности Лиззи къ нимъ. Простое объясненіе Кэмпердауна, бывшее для него святой истиной, нисколько не согласовалось съ разсказомъ Лиззи. Сэр-Флоріанъ, конечно, не подарилъ бы такихъ брилліантовъ такимъ образомъ. Сэр-Флоріанъ не заказалъ бы отдльнаго желзнаго сундука для нихъ, для того чтобы они безопасно хранились въ спальн его жены. Потомъ она давала ихъ оцнить и очевидно постоянно думала о своемъ сокровищ. Бдному бережливому пэру можно было постоянно думать о своихъ деньгахъ, но лорду Фону очень хорошо было извстно, что такая молодая женщина, какъ лэди Юстэсъ, должна была бы думать о другомъ. Когда онъ подписывалъ письма въ министерств ост-индскихъ длъ, отдыхая въ то время, когда оставался одинъ, между разборомъ новыхъ длъ, становясь по временамъ, спиною къ камину, голова его была наполнена всмъ этимъ. Онъ не могъ быстро распознавать истину, но понималъ ее, когда она обнаруживалась ему. Лиззи неоспоримо была жадна, фальшива и недобросовстна. А — хуже всего — она осмлилась назвать его въ лицо ничтожнымъ существомъ, потому что онъ не хотлъ поддерживать ея жадности, лжи и недобросовстности! А между тмъ онъ полмолвленъ съ нею!
Тутъ онъ подумалъ о Вайолетъ Эфингамъ, которую онъ любилъ когда-то, и имъ овладло нкоторое опасеніе, что самъ онъ жаденъ и себялюбивъ. А между-тмъ что же оставалось длать такому человку какъ онъ? Разумется, для поддержанія конституціи его родины должны быть будущіе лорды Фоны. А будущихъ лордовъ Фоновъ не можетъ быть, если онъ не женится, — но можетъ ли онъ жениться безъ денегъ?
— Мужикъ можетъ жениться на комъ хочетъ, сказалъ лордъ Фонъ, прижимая руку ко лбу и опуская фалды фрака, когда думалъ о своей высокой и опасной участи, стоя спиной къ камину, между-тмъ какъ огромная груда писемъ лежала предъ нимъ, ожидая подписи.
Это было вечеромъ въ субботу, и такъ-какъ въ парламент засданія не было, то лорду Фону нечего было торопиться изъ канцеляріи. Онъ занималъ въ министерств большой, хорошо меблированный кабинетъ, выходившій въ Сен-Джемскій паркъ, и оглядываясь вокругъ, говорилъ себ, что его счастье должно быть тутъ, а не въ спокойствіи домашней жизни. Палата лордовъ, изъ которой никто не могъ его выгнать, и офиціальная жизнь — пока онъ можетъ удержаться въ ней — должны составлять для него все. Онъ сосваталъ эту женщину и долженъ жениться на ней. Онъ не видалъ никакого способа избавиться отъ этого. Ея дохода достанетъ на содержаніе ея дома, а потомъ, вроятно, явятся новые лорды Фоны. Свтъ могъ бы лучше устроить его, еслибы онъ усплъ понравиться Вайолетъ Эфингамъ. Онъ былъ способенъ любить — и очень способенъ оставаться постояннымъ женщин, врной ему.
Онъ отеръ слезы, садясь подписывать огромныя пачки писемъ. Когда онъ читалъ то письмо, въ которомъ давались инструкціи относительно правъ сааба, онъ вспомнилъ о нападкахъ Фрэнка Грейстока и объ его кузин. Было время, когда онъ опасался, чтобы кузенъ не женился на кузин. Въ эту минуту онъ произнесъ проклятіе противъ депутата отъ Бобсборо, проклятіе, отъ котораго можетъ быть удержался бы, еслибъ депутатъ освободилъ его отъ невсты.
Тутъ дверь отворилась и курьеръ доложилъ ему, что мисстрисъ Гитауэ ждетъ его въ пріемной. Мистрисъ Гитауэ, разумется, тотчасъ просили пожаловать въ кабинетъ товарища министра.
Мистрисъ Гитауэ была женщина энергичная — самая энергичная изъ всего семейства Фонъ — но она пріхала теперь по длу, которое требовало всей ея энергіи. Она сказала матери, что передастъ ‘Фредерику’ все, что думаетъ объ его невст, и пріхала теперь привести въ исполненіе свою угрозу. Она приглашала брата обдать, но онъ отказался. У него было столько приглашеній, что не доставало времени обдать у родныхъ. Она захала къ нему на квартиру, которую онъ занималъ въ улиц Викторія — но разумется не застала его тамъ, хать къ нему въ клубъ было не совсмъ ловко — и она ршилась пріхать къ нему въ министерство. Съ самаго начала свиданія мистрисъ Гитауэ выказала свою энергію. Она начала говорить о свадьб и не поздравила брата.
— Милый Фредерикъ, сказала она: — ты знаешь, что мы вс привыкли уважать тебя.
— Что это значитъ, Клара?
— Это значитъ, что ты долженъ мн простить, если я боле забочусь о твоей будущей карьер, чмъ всякая другая сестра.
— Теперь я знаю, что ты хочешь сказать мн что-нибудь непріятное.
— Да, Фредерикъ. Я слышала такъ много дурного о лэди Юстэсъ!
Товарищъ министра, сидя въ своемъ большомъ кресл, молчалъ нсколько времени.
— Чтоже дурное слышала ты, Клара? спросилъ онъ наконецъ.— Дурное говорятъ о многихъ — какъ теб извстно. Я увренъ, что ты не пожелаешь повторять клевету.
Мистрисъ Гитауэ нельзя было заставить замолчать такимъ образомъ.
— Конечно, не клевету, Фредерикъ. Но когда я слышу, что ты намреваешься возвести эту женщину въ званіе и положеніе твоей жены, тогда разумется истина или ложь этихъ слуховъ становятся очень важны для всхъ насъ. Какъ ты думаешь, не лучше ли теб повидаться съ мистеромъ Кэмпердауномъ?
— Я видлся съ нимъ.
— Что же онъ говоритъ?
— Что можетъ онъ сказать? Лэди Юстэсъ ошиблась на счетъ своего имнья, а т, которые слышали, какъ она говорила объ этомъ, позаботились разгласить, что она умышленно говорила неправду. Вотъ это я называю клеветой, Клара.
— А слышалъ ты о ея брилліантахъ?
Мистрисъ Гитауэ намекала о тхъ слухахъ, которые дошли до нея о долг Лиззи Гартеру и Бенджамину, когда она вышла за сэр-Флоріана, но лордъ Фонъ, разумется, подумалъ о брилліантовомъ ожерель.
— Да, сказалъ онъ: — я все слышалъ. Кто теб сказалъ?
— Я знаю это давно. Сэр-Флоріанъ никогда не могъ этого забыть.
Лордъ Фонъ опять не понялъ ничего, но не хотлъ компрометировать себя новыми разспросами.
— Потомъ ея поступокъ съ лэди Линлитго, которая была ея единственнымъ другомъ до ея замужства, былъ очень нехорошъ. Спроси семейство декана, что оно думаетъ о ней. Мн кажется, и они скажутъ теб то же самое.
— Фрэнкъ Грейстокъ самъ имлъ намреніе жениться на ней.
— Да — изъ-за ея денегъ, можетъ быть,— потому что у него нтъ ни копейки. Милый Фредерикъ, я только желаю предостеречь тебя. Разумется, это очень непріятно и я длаю это только потому, что считаю это своей обязанностью. Я думаю, что она хитра и очень фальшива. Она обманула сэр-Флоріана на счетъ своихъ долговъ, — и онъ не могъ оправиться посл того, какъ разузналъ, какова она. Если она наговорила теб лжи, разумется, ты можешь разойтись съ нею. Милый Фредерикъ, я надюсь, что ты не разсердишься на меня.
— Больше ничего? спросилъ онъ.
— Больше ничего.
— Я буду это помнить, сказалъ онъ: — разумется, это не очень пріятно.
— Я знаю, что это непріятно, сказала мистрисъ Гитауэ, вставая и прощаясь съ дружелюбнымъ, родственнымъ привтствіемъ, которое было принято не очень дружелюбно.
Это было очень непріятно. Въ это самое утро лордъ Фонъ получилъ письма отъ декана и епископа изъ Бобсборо, которые поздравляли его съ помолвкой — достойные духовные сановники оба сочли за нужное удостовриться въ справедливости заявленія Лиззи. Слдовательно, лорду Фону сдлалось извстно, что лэди Юстэсъ разгласила о своей помолвк. Это сдлалось извстно всмъ, и бракъ не могъ быть разрушенъ безъ публичной огласки.

Глава XII.
Я ТОЛЬКО ДУМАЛЪ ОБЪ ЭТОМЪ.

Въ замк Фонъ шла большая суматоха. Въ назначенный день, понедльникъ 5 мая, пріхала Лиззи. Лэди Фонъ не повторяла приглашенія, но лэди Юстэсъ съ ребенкомъ, няней и горничной пріхала въ условленное время, въ четыре часа, въ замокъ Фонъ.
Въ это утро отъ мистрисъ Гитауэ было получено очень длинное письмо — которое серіозно нарушило для нея спокойствіе воскреснаго дня. Лордъ Фонъ не явился въ Ричмондъ въ субботу вечеромъ — и въ воскресенье пріхалъ не рано. Мы можемъ предположить, что воскресенье онъ посвятитъ размышленію. У своей будущей жены онъ не былъ. Его отсутствіе, безъ сомннія, увеличило желаніе Лиззи отправиться въ Ричмондъ. Фрэнкъ Грейстокъ написалъ ей поздравленіе.
‘Милый Фрэнкъ, написала она въ отвтъ: ‘Женщина, находящаясь въ такомъ положеніи, какъ я, должна думать о многомъ. Положеніе лорда Фона будетъ полезно моему сыну. Непремнно прізжайте ко мн въ замокъ Фонъ. Я очень разсчитываю на вашу дружбу и помощь.’
Разумется, ее ожидали въ Ричмонд — хотя цлое утро лэди Фонъ почти надялась, что она не прідетъ.
‘Онъ очень слабо защищалъ ее, говорила мистрисъ Гитауэ въ своемъ письм: ‘и я думаю, что можетъ быть онъ успетъ избавиться.’
Лордъ Фонъ ничего самъ не писалъ — не писала и лэди Юстэсъ. Можетъ быть, лордъ Фонъ принялъ какія-нибудь сильныя мры и лэди Юстэсъ не прідетъ. Но лэди Юстэсъ пріхала — и ее довольно гостепріимно приняли въ замк Фонъ.
Лэди Фонъ и ея дочери не умли искусно лицемрить. Лэди Фонъ почти ничего не говорила дочерямъ о своемъ визит въ улицу Маунтъ, но Августа слышала разсужденіе въ гостиной мистрисъ Гитауэ о характер невсты брата. О предстоящемъ посщеніи говорили почти съ ужасомъ и въ голубятн вселилось убжденіе, что на нихъ обрушилось несчастье. Слдовательно ихъ дружелюбіе къ прізжей, хоть высказываемое на словахъ, не обнаруживалось въ обращеніи. Сама Лиззи позаботилась, чтобъ положеніе, въ которомъ ее принимали, было открыто заявлено.
— Какъ это странно, что я прізжаю къ вамъ какъ сестра, сказала она.
Двушки принуждены были признать это право, но сдлали это холодно.
— Онъ просилъ меня особенно полюбить васъ, шепнула она Август.
Несчастная избранница, не отличавшаяся твердостью, покорилась этому положенію, а потомъ воспользовалась единственнымъ способомъ избавиться отъ поцлуевъ незванной сестры и сослалась на сильную головную боль.
— Матушка! сказала Лиззи лэди Фонъ.
— Да, милая моя, сказала лэди Фонъ.— Одна изъ двочекъ проводитъ васъ наверхъ и покажетъ вамъ вашу комнату.
— Я очень боюсь, сказала лэди Фонъ своей дочери Амеліи. Амелія вмсто отвта покачала головой.
Во вторникъ утромъ было получено письмо отъ лорда Фона къ невст. Разумется, письмо не было показано, но Лиззи получила его за завтракомъ и прочла съ улыбочками и признаками удовольствія. Потомъ она начала разсказывать разныя разности, о которыхъ будто бы упоминалось въ этомъ письм. Онъ говоритъ и это и то, онъ детъ сюда и будетъ тамъ, онъ сдлаетъ это и сдлаетъ то. Вы часто видли, какъ молодыя двушки воркуютъ надъ своими любовными письмами, и пріятно было видть, какъ Лиззи ворковала надъ своимъ письмомъ. А между тмъ письмо было очень коротко. Лордъ Фонъ писалъ, что по дламъ въ парламент и въ министерств онъ не могъ пріхать въ Ричмонтъ прежде субботы, но въ суботу прідетъ. Подписался онъ ‘любящій васъ Фонъ’. Лиззи ворковала очень мило. Наружные признаки любви были доведены до совершенства — такъ что сестры лорда Фона думали, что братъ ихъ написалъ нжное любовное письмо. Внутренно Лиззи клялась себ, съ негодованіемъ читая холодныя слова, что лордъ Фонъ отъ нея не ускользнетъ.
Дни проходили очень скучно. Въ среду и пятницу лэди Юстэсъ сослалась на какой-то предлогъ, чтобъ похать въ Лондонъ, и непремнно захотла взять съ собой несчастную Августу. Никакой причины дня этихъ поздокъ въ Лондонъ не было — кром желанія взглянуть на желзный сундучокъ. Брилліанты были въ сохранности, а мисъ Мэкнёльти наслаждалась разными удовольствіями. Въ пятницу Лиззи предложила Август сдлать набгъ въ кабинетъ члена правительства ея величества, но Августа положительно отказалась.
— Я знаю, что онъ разсердится, извинялась Августа.
— Кому какая нужда до его гнва? сказала Лиззи.
Но визитъ не былъ сдланъ.
Въ субботу — въ субботу лордъ Фонъ долженъ былъ пріхать къ обду — явился другой неожиданный поститель. Около трехъ часовъ Фрэнкъ Грейстокъ пріхалъ въ замокъ Фонъ. Между-тмъ Грейстоку было сказано, что онъ не долженъ прізжать въ замокъ Фонъ, пока тамъ Люси Морисъ.
— Любезный мистеръ Грейстокъ, я уврена, что вы не придадите словамъ моимъ другого смысла, шепнула ему лэди Фонъ:— вы знаете, какъ мы вс привязаны къ нашей милой Люси. Можетъ быть, вамъ извстно…
Она сказала еще много кое-чего, по смыслъ ея словъ былъ тотъ, что Фрэнкъ не долженъ посщать Люси Морисъ въ замк Фонъ. Теперь онъ пріхалъ къ своей кузин Лиззи Юстэсъ.
Лэди Фонъ съ Амеліей и двумя другими дочерьми ухала куда-то въ карет. Несчастная Августа была оставлена дома съ своимъ искреннимъ другомъ — между тмъ какъ Цецилія и Нина должны были болтать по-французски съ Люси Морисъ. Он гуляли по саду, то садились на скамьи, то бродили по аллеямъ, когда вдругъ между ними явился Фрэнкъ Грейстокъ. Лиззи обрадовались кузену почти такъ, какъ родному брату. Она подбжала къ нему, схватила его за руку, повисла къ у него на ше, заглядывала ему въ лицо, а потомъ залилась слезами. Но слезы эти были горячія. Она всхлипнула раза три, поднесла къ блестящимъ глазамъ кружевной носовой платокъ — а потомъ улыбнулась.
— О, Фрэнкъ! сказала она: — невольно вспомнилось старое время!
Августа въ это время почти начала врить лэди Юстэсъ — хотя бдная молодая двушка не сдлалась отъ этого счастливе. Фрэнкъ подумалъ, что его кузина очень хороша собой, и замтилъ, что лордъ Фонъ ‘счастливйшій человкъ на свт’.
— Надюсь, что я сдлаю его счастливымъ, сказала Лиззи, сложивъ руки.
Люси между тмъ стояла въ кругу вмст съ другими. Ей въ голову не приходило, что она обязана бжать отъ любимаго человка. Она пожала ему руку и почувствовала дружелюбіе въ его пожатіи. Она думала, что онъ пріхалъ къ своей кузин, и не имла никакого намренія ослушаться лэди Фонъ. Послдніе дни она проводила много времени съ своей старой пріятельницей Лиззи, и будущая жена пэра показывала къ ней почти привязанность сестры.
— Милая Люси, говорила Лиззи: — вы понимаете меня. А эти люди — о! они очень добры, но они не могутъ меня понять.
Люси выразила надежду, что лордъ Фонъ понимаетъ ее.
— О! лордъ Фонъ — ну да, можетъ быть, — я не знаю. Часто случается, что мужъ мене всхъ понимаетъ жену.
— Еслибъ я это думала, я не вышла бы за него замужъ, сказала Люси.
— Фрэнкъ Грейстокъ будетъ понимать васъ, сказала Лиззи.
Люси понимала характеръ своей богатой пріятельницы и почти стыдилась дружбы съ нею. Она никогда не сочувствовала Лиззи Грейстокъ, а Лиззи Юстэсъ всегда была для нея противна. Она уже чувствовала, что чмъ мене она будетъ видться съ Лиззи Фонъ, тмъ будетъ для нея пріятне.
Не прошло и часа, какъ Фрэнкъ Грейстокъ уже гулялъ по аллеямъ съ Люси — и съ Люси одной. Не было никакого сомннія, что это устроила лэди Юстэсъ. И устроила она это потому, что это казалось ей неприлично. Фрэнкъ не могъ взять жену безъ приданаго. Люси конечно вовсе не стала бы думать о деньгахъ. Фрэнкъ — какъ Лиззи знала — былъ почти у ея ногъ послднія дв недли и пожалуй могъ опять вернуться къ ней. При такихъ обстоятельствахъ ничего не могло быть лучше, какъ свести Фрэнка съ Люси. Лиззи считала это романическимъ взглядомъ. Еслибъ бдная лэди Фонъ узнала объ этомъ, она назвала бы это дьявольскій злостью и безчеловчной жестокостью.
— Ну, Люси — что вы думаете объ этомъ? сказалъ ей Фрэнкъ Грейстокъ.
— О чемъ, мистеръ Грейстокъ?
— Вы знаете, что я хочу сказать — объ этомъ брак?
— Какъ могу я думать? Я не видла ихъ вмст. Я полагаю, что лордъ Фонъ не очень богатъ. Она богата. Притомъ она такая красавица. Вы находите ее красавицей?
— Иногда она бываетъ чрезвычайно хороша.
— Вс это говорятъ и я тоже это нахожу, но, можетъ быть, вы подумаете, что я это говорю изъ зависти.
— Еслибъ я считалъ васъ способной завидовать, Лиззи, я долженъ былъ бы въ тоже время считать васъ очень сумасбродной.
— Я не знаю, что это значитъ — она знала это очень хорошо — но иногда мн на нее страшно смотрть.
— Въ какомъ отношеніи?
— О! я не могу вамъ объяснить. Она кажется прелестнымъ зврькомъ, котораго вы боитесь приласкать, чтобъ онъ не укусилъ — зврькомъ, который былъ бы прекрасенъ, еслибъ его глаза не имли такого неугомоннаго выраженія, а зубы не были такъ остры и такъ блы.
— Какъ это странно!
— Почему же странно, мистеръ Грейстокъ?
— Потому что я чувствую то же самое. Я вовсе не боюсь, чтобъ она укусила меня, а что касается того, чтобъ ласкать зврька — то-есть такъ ласкать, какъ вы говорите — я нахожу, что она именно для этого и создана. Но иногда мн кажется, что она похожа на кошку.
— Иногда она бываетъ даже не такъ ручна, какъ кошка, сказала Люси.
— А все-таки она очень хороша — и очень умна. Иногда мн кажется, что такой красавицы я никогда не видалъ.
— Неужели въ-самомъ-дл?
— Когда она сдлается лэди Фонъ, у ней будетъ куча обожателей. Когда захочетъ, она можетъ сдлать свой домъ очаровательнымъ. Я никогда не видалъ женщины, которая могла бы говорить столько любезностей въ одно время столькимъ лицамъ.
— Вы представляете ее образцомъ совершенства, мистеръ Грейстокъ.
— А когда вы прибавите ко всему этому, что у ней четыре тысячи годового дохода, вы должны согласиться, что лордъ Фонъ счастливый человкъ.
— Я ничего противъ этого не говорила.
— Четыре тысячи годового дохода очень важное обстоятельство, Люси.
Люси нсколько времени не говорила ничего. Она ршила, что не скажетъ ничего,— что не дастъ такого отвта, котрый выказалъ бы какое-нибудь чувство съ ея стороны. Но у ней недостало силъ сдержать свое намреніе.
— Я удивляюсь, мистеръ Грейстокъ, сказала она: — почему вы сами не попытаетесь взять этотъ большой призъ. Кузенамъ дозволено вступать въ бракъ.
Онъ пытался и въ эту минуту не хотлъ ей солгать.
— Родство тутъ ничего не значитъ, сказалъ онъ.
— Можетъ быть, вы уже и думали объ этомъ?
— Думалъ, Люси. Да, я думалъ. Слава Богу, я только думалъ!
Люси не могла удержаться, чтобы не взглянуть ему въ лицо и не всплеснуть руками. Женщина никогда такъ нжно не любитъ мужчину, какъ въ ту минуту когда онъ признается ей, что готовъ былъ совершить великое преступленіе — но воздержался и не совершилъ его.
— Я думалъ объ этомъ. Я вамъ не говорю, что она приняла бы мое предложеніе. Я не имю никакой причины думать это.
— А я уврена, что она приняла бы, сказала Люси, не имвшая ни малйшаго понятія о томъ, какія слова она произноситъ.
— Я ршился бы на это просто для ея денегъ — для ея денегъ и ея красоты, а вовсе не оттого что люблю ее.
— Никогда, никогда — не женитесь на женщин, которую вы не любите, мистеръ Грейстокъ.
— Стало быть, я могу сдлать предложеніе только одной женщин, сказалъ онъ.
Разумется, Люси ничего помогла сказать на это. Если онъ не хочетъ идти дале, она не обязана понимать его. Но войдетъ ли онъ дале? Она чувствовала въ эту минуту, что открытое объясненіе въ любви сдлаетъ ее счастливою навсегда, даже еслибъ Фрэнкъ не сопровождалъ это объясненіе увреніемъ, что не можетъ на ней жениться. Еслибъ только они узнали другъ друга — еслибъ это было между ними положено — она думала, что этого было бы для нея достаточно. А что касается ее — если женщина можетъ вынести такое положеніе, то конечно можетъ вынести и онъ.
— Вы знаете, кто эта одна? спросилъ онъ.
— Нтъ, отвтила Люси, качая головой.
— Люси, правду ли вы говорите?
— Какая до этого нужда?
— Люси — взгляните на меня, Люси…
Онъ взялъ ее за руку.
— Нтъ — нтъ — нтъ! сказала она.
— Я такъ васъ люблю, Люси, что никогда не могу полюбить другую. Я думалъ о многихъ женщинахъ, но любилъ только одну васъ. Мн иногда казалось, что я могу жениться для денегъ и для положенія — чтобы жена помогла мн возвыситься въ свт — но когда мои мысли устремились съ наслажденіемъ на женскія очарованія, вы были всегда — всегда героиней романа, обитательницей счастливаго воздушнаго замка.
— Въ-самомъ-дл? спросила она.
— Всегда — всегда. Относительно этого — онъ ударилъ себя въ грудь — никто не можетъ быть постоянне меня. Хотя я не высокаго о себ мннія, но умю распознать настоящую женщину, когда вижу ее.
Но онъ не просилъ ее сдлаться его женой, — и не дождался возвращенія лэди Фонъ.

Глава XIII.
ЧТО СДЛАЛЪ ФРЭНКЪ ГРЕЙСТОКЪ.

Фрэнкъ Грейстокъ ускользнулъ изъ голубятни до возвращенія лэди Фонъ. Онъ пріхалъ въ Ричмондъ не съ тмъ, чтобы видть Люси Морисъ, или сказать ей что-нибудь особенное, когда увидлъ ее. Онъ просто похалъ, туда по приглашенію своей кузины и потому, что онъ былъ обязанъ видть кузину въ такомъ важномъ случа, какъ ея помолвка. Но онъ говорилъ себ, что старая лэди Фонъ дура и что увидть Люси будетъ очень пріятно.
— Увидть ее — разумется, я ее увижу, говорилъ онъ.— Почему мн не увидтся съ нею?
Теперь, когда онъ видлся съ нею и возвращался по желзной дорог въ Лондонъ, онъ признавался себ, что уже не властенъ устроить свою карьеру посредствомъ брака. Онъ наконецъ сказалъ Люси то, что длало для него невозможнымъ предложить свою руку другой женщин. Конечно, онъ не сдлалъ ей предложенія, но сказалъ, что любить ее. Онъ не просилъ у нея отвта на свое объясненіе, но такъ и ухалъ.
Въ этотъ же день онъ сталъ допрашивать себя на счетъ своего поступка съ этой двушкой и подвергнулъ себя самому строгому допросу. Онъ не принадлежалъ къ числу тхъ мужчинъ, которые могутъ думать, что любятъ одну женщину больше всхъ другихъ на свт, а между тмъ оставаться равнодушнымъ при мысли, что сдлаютъ ей вредъ. Онъ могъ понимать, что мужчина, не имющій возможности жениться, долженъ молчать о своихъ чувствахъ — если онъ будетъ такъ слабъ, что подчинится страсти, которая могла испортить его будущность. Онъ былъ откровененъ и признался себ, что поддался этой слабости. Слабость эта явилась къ нему рано въ жизни и была несомнннымъ фактомъ. Двушку эту онъ не могъ сравнить ни съ какой другой двушкой — и даже съ мужчиной. Въ ея бесд было для него такое удовольствіе, котораго онъ не могъ даже анализировать. Она была не красавица, въ ней не было свтскаго очарованія. Онъ никогда не видалъ ее хорошо одтою — сообразно понятіямъ о нарядахъ, которые преобладали въ свт. Она была маленькое созданьице и не могла привлекать вниманія фигурою, наружностью или обращеніемъ — она спокойно покорилась званію гувернантки и не думала, что этимъ унизила себя. А между тмъ онъ зналъ, что она лучше всхъ другихъ. По-крайней-мр для него она была лучше всхъ другихъ. Пожатіе ея маленькой ручки дйствовало на него прохладно и пріятно. Иногда, когда усиленная работа разгорячала его, онъ воображалъ, какъ было бы ему пріятно, еслибъ Люси находилась возл него и приложила свою руку къ его лбу. Въ глазахъ ея былъ блескъ, къ которому онъ чувствовалъ гораздо боле симпатіи, чмъ ко всмъ другимъ глазамъ на свт. Когда она улыбалась, губы ея имли такое выраженіе, которое было для него краснорчиве всякаго звука. Въ ней была такая дйствительность и такая правда, которыя казались ему непоколебимыми скалами. Онъ никогда не говорилъ себ, что фальшивость или лицемрство въ женщин особенно гнусны. Онъ даже говорилъ, что нкоторая афектація необходима въ женскомъ характер. Онъ зналъ, что его кузина Лиззи любитъ прихвастнуть — что она, какъ выражалась Люси, хорошенькій зврекъ, который можетъ укусить — а между тмъ ему нравилась кузина Лиззи. Онъ не искалъ въ женщинахъ совершенства — такъ онъ говорилъ. Но Люси Морисъ была въ его глазахъ совершенствомъ, и когда онъ сказалъ ей, что она царица, которой суждено царствовать въ его воздушныхъ замкахъ, онъ говорилъ правду.
Онъ поддался этимъ чувствамъ и не могъ теперь избавиться отъ нихъ, — но онъ могъ умалчивать о нихъ. Онъ зналъ, что прежде, въ Бобсборо, онъ не молчалъ. Когда онъ увидлъ ее въ первый разъ въ замк Фонъ, онъ не молчалъ. Но ему не позволили бывать въ замк Фонъ и это запрещеніе такъ сказать, снимало съ него отвтственность за сказанныя слова. Хотя онъ называлъ лэди Фонъ старой дурой, онъ не могъ нкоторымъ образомъ не сознавать ея благоразумія, — и считалъ себя свободнымъ ршить, не сдлавшись безчестнымъ, что онъ можетъ бросить идеи о восторженной любви и отыскивать себ богатую жену. Предполагая, что онъ будетъ умалчивать о своихъ чувствахъ съ своею милою Люси, онъ могъ свободно располагать собою. Такимъ образомъ настала минута, когда онъ ршился сдлать предложеніе своей богатой кузин. Намренію этому помшали и читатель знаетъ, что изъ этого вышло. Успхъ лорда Фона нисколько не раздосадовалъ Фрэнка. Онъ не совсмъ ршился жениться на кузин. Конечно, она была красавица и имла состояніе — но онъ также зналъ, что ея зубы кусаются, а когти царапаютъ. Но успхъ лорда Фона далъ другой оборотъ мыслямъ Фрэнка и заставилъ его подумать, что если мужчина любитъ, то долженъ оставаться вренъ своей любви. Читатель также знаетъ, что изъ этого вышло — какъ наконецъ Фрэнкъ пересталъ молчать. Онъ не предлагалъ Люси сдлаться его женой, но сказалъ то, что ставило его въ невозможность жениться на другой женщин, не сдлавшись безчестнымъ человкомъ.
Думая о томъ, что онъ сдлалъ, онъ старался вспомнить, выразила ли Люси какимъ-нибудь словомъ привязанность къ нему. Она говорила очень мало, но онъ могъ припомнить почти каждое слово.
— Въ-самомъ дл? спросила она, когда онъ сказалъ ей, что она всегда была обитательницей его воздушныхъ замковъ.
И она не старалась скрыть радости, обнаруживавшейся въ этомъ вопрос.
Она вовсе не заминалась. Она не говорила ему, что любитъ его. Но въ томъ вопрос, который она ему сдлала, было нчто сладостне такого увренія.
— Въ-самомъ-дл, сказала она: — вы помстили меня туда, гд заключаются вс мои радости и вся моя слава!
Она была неспособна солгать ему даже въ тон голоса. Она не имла намренія говорить ему о своей любви, но онъ зналъ, что любовь эта высказана. ‘Въ-самомъ дл?’, повторялъ онъ разъ двнадцать и при этомъ ему слышался ея голосъ. Конечно, никогда не было голоса, который казался бы слушателю такъ правдивъ.
Почему бы ему не ршиться сейчасъ жениться на ней? Онъ могъ это сдлать. Въ этомъ не было ни малйшаго сомннія. Онъ могъ измнить весь образъ своей жизни, отказаться отъ клубовъ — отказаться даже отъ парламента, еслибъ это оказалось нужно — и женившись, жить доходомъ съ своей профессіи. Онъ не могъ считать себя бднымъ человкомъ. Два обстоятельства, конечно, не позволяли ему считать себя богатымъ. Съ-тхъ-поръ, какъ онъ началъ жизнь въ Лондон, онъ находился боле или мене въ долгахъ, и потомъ къ несчастью получилъ мсто въ парламент въ такой періодъ своей карьеры, когда опасности подобнаго положенія были больше выгодъ. Все-таки онъ могъ зарабатывать доходъ, который позволитъ ему съ женой жить со всми удобствами, а долги онъ могъ заплатить въ одинъ годъ, еслибъ принялся усиленно трудиться. Эта будущность Люси не испугаетъ, хотя можно было сомнваться, достанетъ ли у него мужества для такой крутой перемны.
У него была контора въ Темпл, а жилъ онъ въ квартир, которую нанималъ помсячно въ одной изъ громадныхъ гостинницъ въ Уэст-энд, обдалъ онъ въ клуб или въ парламент, когда не обдалъ у знакомыхъ. Такой образъ жизни былъ дорогъ и роскошенъ — слдствіемъ его бываетъ то, что человкъ очень скоро длается эгоистомъ. Онъ не былъ наклоненъ къ пьянству, во начиналъ любить хорошее вино. Экономія относительно извощиковъ, перчатокъ, зонтиковъ и желзныхъ дорогъ была ему неизвстна. Шестипенсовыя монеты и шилинги, по его мннію, не стоили того, чтобъ ими отягощать свои мысли. Грейстоки вс жили такимъ образомъ. Даже декана нельзя было не обвинить въ нкоторой расточительности. Все это Фрэнкъ зналъ и не колеблясь говорилъ себ, что онъ долженъ сдлать большую перемну, если намренъ жениться на Люси Морисъ. Онъ былъ настолько благоразуменъ, что не могъ не знать, что перемна эта будетъ трудне съ каждымъ днемъ. До-сихъ-поръ вопросъ оставался для неі/о несомнннымъ. Можетъ ли онъ оставаться несомнннымъ доле? Какъ честный человкъ не былъ ли обязанъ Фрэнкъ раздлить свою судьбу съ Люси Морисъ?
Въ этотъ вечеръ — въ субботу — онъ случайно встртился съ Джономъ Юстэсомъ въ клуб, въ которомъ они оба были членами, и отобдалъ вмст съ нимъ. Они давно знали другъ друга и сошлись короче посл женитьбы сэр-Флоріана на Лиззи. Джонъ Юстэсъ никогда не любилъ Лиззи, а теперь, сказать то правд, онъ любилъ ее меньше прежняго, но онъ любилъ кузена Лиззи и думалъ, что Фрэнкъ можетъ быть ему полезенъ въ возрастающемъ затрудненіи управленія имніемъ наслдника и заботъ объ его выгодахъ.
— Вдова ускользнула отъ васъ, сказалъ онъ Фрэнку, когда они сли за столъ.
— Я сказалъ вамъ, что счастливцемъ будетъ лордъ Фонъ.
— Я это помню. Я этого не думалъ. Я могу только сказать, что жалю, зачмъ не случилось иначе.
— Почему же? Фонъ человкъ не дурной.
— Конечно — не совсмъ дурной человкъ. Но я не могъ бы его назвать хорошимъ человкомъ. Во-первыхъ, онъ женится на ней изъ-за денегъ.
— А вы именно это совтовали мн.
— Я думалъ, что она вамъ нравится. Потомъ, Фонъ будетъ вчно бояться ее и нисколько не будетъ бояться насъ. Мы будемъ драться съ нимъ, а онъ не будетъ драться съ нею. Фонъ задорливъ — когда не боится своего противника.
— Но для чего же быть тутъ драк?
Юстэсъ помолчалъ, потеръ себ лицо и сообразилъ прежде чмъ отвтилъ.
— Она можетъ надлать намъ хлопотъ, сказалъ онъ.
— Какъ, Лиззи?
— Да,— и я начинаю бояться, что она надлаетъ намъ такихъ хлопотъ, съ которыми мы не будемъ знать какъ справиться. Я сегодня былъ у Кэмпердауна. Чортъ меня побери! вдь она уже начала вырубать цлую сторону въ портрэскомъ лсу. Она иметъ точно такое же право касаться лса, какъ и вы, она можетъ только длать поправки.
— А если она проживетъ пятьдесятъ лтъ, спросилъ Грейстокъ:— она все рубить не можетъ?
— Да — безъ позволенія не можетъ. Разумется, каждый годъ вырубается извстное пространство. Вырубка производится такъ же правильно, какъ и платежъ арендныхъ денегъ, и продается по десятинамъ. Но она вырубаетъ старые дубы. Для какого чорта нужны ей деньги?
— Фонъ все это приведетъ въ порядокъ.
— Долженъ будетъ привести, сказалъ Юстэсъ.— Съ-тхъ-поръ, какъ она побывала у старой лэди Фонъ, она написала Кэмпердауну — оставляя его письма безъ отвта цлый годъ — что лорду Фону нтъ никакого дла до ея имнья и что какіе-то Маубрэ и Мопусъ ея повренные. Кээмпердаунъ ужасно разсердился.
— Лордъ Фонъ все приведетъ въ порядокъ, сказалъ Фрэнкъ.
— Кэмпердаунъ боится, что онъ этого не сдлаетъ. Они видлись два раза посл помолвки и Кэмпердаунъ говоритъ, что при послднемъ свиданіи Фонъ важничалъ или по-крайней-мр держалъ себя непріятно. Они говорили о брилліантахъ.
— Неужели лордъ Фонъ хочетъ удержать фамильные брилліанты вашего брата?
— Кэмпердаунъ именно этого не говоритъ, — но Фонъ не предлагалъ возвратить ихъ. Меня тамъ не было и я повторяю только то, что мн сказалъ Кэмпердаунъ. Кэмпердаунъ думаетъ, что Фонъ боится ее.
— Я нисколько этому не удивляюсь, сказалъ Фрэнкъ.
— Я знаю, что хлопоты будутъ, продолжалъ Юстэсъ: — а Фонъ не поможетъ намъ въ нихъ. Она своевольна, хитра, упряма и умна. Кэмпердаунъ божится, что онъ сладитъ съ нею, но я почти сомнваюсь въ этомъ.
— И поэтому вы желаете, чтобъ я на ней женился?
— Да, желаю. Вы можете справиться съ нею. Доходъ она получаетъ съ юстэсовскаго имнія и я предпочелъ бы, чтобъ онъ достался вамъ, чмъ такому малодушному, глупому и хладнокровному вигу, какъ онъ.
— Я не люблю хитрыхъ женщинъ, сказалъ Фрэнкъ.
— Относительно выгодъ партія была бы не дурная, замтилъ Юстэсъ:— она очень молода, иметъ великолпный доходъ и красавица. Фонъ не стоитъ такой жены, — ни одинъ вигъ не стоитъ.
Когда Юстэсъ оставилъ его, Фрэнкъ пошелъ пшкомъ отъ Пэль-Мэля до Темпля. Онъ часто работалъ тамъ по вечерамъ, когда не былъ обязанъ находиться въ парламент или когда въ парламент не было засданія — а теперь онъ былъ занятъ распутываніемъ тайнъ какого-то сложнаго процеса, порученнаго ему для того, чтобъ онъ могъ представить его присяжнымъ еще боле запутаннымъ. Но дорогою онъ думалъ скоре о брак чмъ о законахъ — особенно о томъ брак, въ который теперь вступалъ лордъ Фонъ. Можно ли оправдать мужчину, который женится изъ-за денегъ, или есть ли разумное основаніе ожидать, чтобъ мужчина былъ счастливъ въ такомъ брак? Онъ дорогою бормоталъ про себя совтъ одного квакера старому фермеру: ‘Не женись на деньгахъ, но ступай туда, гд деньги есть!’ Но Фрэнкъ скоре осуждалъ этотъ совтъ, чмъ принималъ.
Онъ видлъ предъ собою два различныхъ рода жизни и каждый имлъ свою привлекательность. Одна начиналась отъ Бельгрэвіи и Пимлико, простираясь до южнаго Кенсингтона, обходя парки, возвращалась чрезъ Парковый переулокъ, Гросвенорскій и Беркелейскій сквэры обратно въ Пикадили. Тутъ онъ могъ жить съ лордами и графинями, и вообще богатыми людьми, бывать на лучшихъ обдахъ, избгать глупыхъ людей, имть все, что свтъ можетъ дать, кром жены, семьи и собственнаго домашняго крова. Всего этого онъ могъ достигнуть работою, которую, конечно, онъ всегда будетъ находить, и посредствомъ того положенія въ свт, котораго онъ достигъ своимъ умомъ. Жена, семья и домашній кровъ тоже могутъ явиться, если ему случится полюбить богатую женщину. Онъ зналъ, какъ опасны очарованія такой жизни для человка, который становится старикомъ безъ семьи. Онъ видлъ что длается съ человкомъ, который въ шестьдесятъ лтъ всегда обдаетъ въ гостяхъ. Но онъ могъ избгнуть этого. ‘Не женись на деньгахъ, но ступай туда, гд деньги есть.’
Другая жизнь заключалась въ той мстности, которая лежитъ къ сверу отъ Оксфордской улицы и счастье которой заключалось въ улыбк, пожатіи руки и поцлу Люси, когда онъ вернется домой утомленный работой.
— Много есть мужчинъ и даже женщинъ, которые проводитъ свою жизнь, не зная что значитъ влюбиться. Они иногда вступаютъ въ бракъ — по-крайней-мр мужчины — и становятся хорошими мужьями. Жены имъ полезны и они привыкаютъ къ мысли, что женщина, сдлавшись женою, иметъ право на уваженіе, покровительство и почетъ, которые мужъ можетъ дать или доставить ей. Такіе люди, безъ сомннія, по большей части ведутъ честную жизнь, хорошіе христіане и переселяются въ другой міръ съ надеждами такими же основательными, какъ будто они любили какъ Ромео. А между тмъ имъ недоставало кое-чего и недостатокъ этотъ длалъ ихъ ничтожными, жалкими и сухими. Такой человкъ никогда не чувствовалъ, что пріятно отдать все на свт за одно, произнесенное шепотомъ уступчивое слово, въ которомъ заключалось бы признаніе, что ему удалось овладть человческимъ сердцемъ. Бываютъ и другіе люди — такихъ людей очень много — которые чувствовали такую любовь и не поддались ей, находя, что любви не слдуетъ властвовать надъ всмъ.
Фрэнкъ Грейстокъ говорилъ себ двадцать разъ, что ему не слдуетъ допускать, чтобы страсть помшала его честолюбію. Хорошо ли молодому человку, уже сдлавшему такъ много, которому, можетъ быть, предстоитъ высокая и великая карьера, лишиться ее отъ того, что онъ не можетъ устоять противъ чувства, которое ничтожная двушка возбудила въ его сердц — двушка безъ приданаго, безъ положенія въ свт, даже безъ красоты, двушка, о которой свтъ скажетъ, когда онъ женятся на ней: ‘О Боже! Фрэнкъ Грейстокъ женился на гувернантк дтей старой лэди Фонъ!’ А между тмъ онъ любилъ ее всмъ сердцемъ и сегодня же сказалъ ей о своей любви. Что теперь будетъ онъ длать?
Запутанный процесъ не былъ ни запутанъ, ни распутанъ имъ въ этотъ вечеръ, но прежде чмъ онъ вышелъ изъ своей конторы, онъ написалъ слдующее письмо:

‘Полночь, суббота.
‘Написано между моими книгами и бумагами.

‘2, Болт-Кортъ, Мидлъ-Темплъ.

‘Милая, милая Люси!

‘Я сказалъ вамъ сегодня, что вы были царицей въ моихъ воздушныхъ замкахъ. Вы не дали мн положительнаго отвта, но одно ваше невнятно произнесенное, сомнительное слово заставило меня надяться, что я имю право просить васъ раздлить со мною домъ, который далеко не будетъ походить на замокъ. Если я ошибаюсь… Нтъ, — я не хочу думать, что я ошибаюсь или что я могу ошибаться. Никакіе звуки срывающіеся съ вашихъ губъ, не могутъ быть сомнительны. Вы олицетворенная истина и невнятно произнесенное вами слово было бы не таково, еслибъ вы не… могу я сказать — еслибъ вы уже не любили меня?
‘Вы можетъ быть чувствуете, что мн слдовало все это сказать вамъ тогда же и что письмо въ подобныхъ вещахъ жалкая замна личнаго увренія въ любви. Вы узнаете всю правду.
Хотя я давно любилъ васъ, я пріхалъ въ замокъ Фонъ, не имя намренія признаться вамъ въ любви. Я сказалъ вамъ святую истину, но она была сказана безъ предварительнаго намренія. Я много думалъ объ этомъ посл того,— а теперь я пишу къ вамъ предложеніе сдлаться моей женой. Я жилъ послдніе два года этою надеждою, а теперь… Милая, милая Люси! не буду писать къ вамъ съ излишней увренностью, но скажу вамъ, что все мое счастье заключается въ вашихъ рукахъ.
‘Если вашъ отвтъ будетъ таковъ, какого я надюсь, скажите тотчасъ лэди Фонъ. Я немедленно напишу въ Бобсборо, такъ какъ ненавижу скрытность въ такихъ длахъ. А если будетъ такъ, какъ я желаю — тогда я потребую позволенія здить въ замокъ Фонъ такъ часто, какъ хочу.
‘Вашъ навсегда — если вы хотите быть моею —

‘Ф. Г.’

Онъ просидлъ цлый часъ за своимъ письменнымъ столомъ и глядлъ на свое письмо, лежавшее на стол. Если онъ ршится отправить его, тогда жизнь въ Бельгрэвіи и Пимлико — которую, сказать по правд, онъ очень любилъ — будетъ почти закрыта для него. Лорды и графини, богатые депутаты, передовые политики, съ радостью принимавшіе его, будутъ презирать его жену, да онъ и не можетъ возить къ нимъ свою жену. Чтобы жить между ними, когда онъ женится, онъ долженъ жить какъ они живутъ — и долженъ имть свой собственный домъ въ ихъ кварталахъ. Современемъ, онъ можетъ доработаться до этого,— но теперь пока онъ можетъ удалиться въ окрестности Регентскаго парка.
Онъ сидлъ и смотрлъ на свое письмо, говоря себ, что въ эту минуту ршаетъ свою судьбу. Онъ опять пробормоталъ совтъ квакера: ‘Не женись на деньгахъ, но ступай туда, гд деньги есть!’
Однако можно сказать, что когда мужчина напишетъ такое письмо, то непремнно пошлетъ его. Фрэнкъ вышелъ изъ Темпля съ письмомъ въ рукахъ и опустилъ его въ почтовый ящикъ за воротами. Когда конвертъ выскользнулъ изъ его пальцевъ, онъ почувствовалъ, что теперь связанъ навсегда.

Глава XIV.
‘НЕ ЖЕНИСЬ НА ДЕНЬГАХЪ’.

Въ эту субботу въ замк Фонъ господствовало большое волненіе. Когда лэди Фонъ вернулась, она услыхала, что Фрэнкъ Грейстокъ былъ въ замк Фонъ, она узнала также отъ Августы, что онъ гулялъ въ саду одинъ съ Люси Морисъ.
Компетентные судьи на выставк старухъ присудили бы награду лэди Фонъ за хорошій характеръ. Ни одна мать многочисленнаго семейства не была мене ея наклонна бранить и сердиться. Но теперь она была нсколько огорчена. Посщеніе Лиззи оказалось неуспшнымъ и лэди Фонъ ожидала женитьбы сына почти съ ужасомъ. Мистрисъ Гитауэ писала каждый день и во всхъ ея письмахъ заключалось какое-нибудь прибавленіе къ непріятнымъ слухамъ, уже извстнымъ. Въ послднемъ письм мистрисъ Гитауэ выражала надежду, что даже теперь ‘Фредерикъ’ можетъ спастись.
Все это лэди Фонъ, разумется, не говорила своимъ дочерямъ, особенно старшей, Август, она считала нужнымъ не говорить ничего, потому что Августа была выбрана собесдницей, увы! будущей лэди Фонъ. Но Августа догадывалась кое-о-чемъ и сдлалось очевиднымъ, что вся семья была встревожена. Вдобавокъ ко всмъ непріятностямъ, Фрэнкъ Грейстокъ прізжалъ въ отсутствіе лэди Фонъ и гулялъ въ саду вдвоемъ съ Люси Морисъ. Лэди Фонъ не могла удержаться, чтобъ не сказать при Август и Амеліи:
— Какъ Люси могла поступить такъ дурно?
Лиззи Юстэсъ этого не слыхала, но зная очень хорошо, что гувернантка не должна принимать обожателя въ отсутствіи хозяйки дома, она вставила свое словцо.
— Любезная лэди Фонъ, сказала она: — кузенъ Фрэнкъ прізжалъ ко мн, когда васъ не было дома.
— Я это слышала, сказала лэди Фонъ.
— Мы съ нимъ точно братъ и сестра. Мн много нужно было сказать ему — о многомъ попросить. У меня нтъ никого другого, знаете, и я просила его пріхать сюда.
— Разумется, онъ будетъ здсь пріятнымъ гостемъ.
— Я боялась, чтобъ вы не сочли это любовной штукой со стороны милой Люси.
— Я никогда не подозрвала ничего подобнаго, сказала лэди Фонъ надменно.— Люси Морисъ не унизитъ себя до подобныхъ штукъ. Мы здсь не занимаемся никакими штуками, лэди Юстэсъ.
Лэди Фонъ могла позволить себ сказать, что Люси поступила дурно, но никто другой въ ея дом не долженъ даже намекать на что-нибудь дурное со стороны Люси. Лиззи ушла улыбаясь. Заставить ‘взъерошиться’ лэди Фонъ, какъ Лиззи выражалась, было ея цлью и удовольствіемъ.
Но вечеромъ вс съ волненіемъ ожидали прізда лорда Фона. Какъ встртится лордъ Фонъ съ своей невстой? Справедливо было мнніе мистрисъ Гитауэ, что ея братъ уже начиналъ жалть о своей помолвк. Лэди Фонъ не старалась скрывать отъ себя, что она сама жалетъ объ этомъ, что она не любила Лиззи и боялась, что ей непріятно имть ее своей невсткой. Но помолвка эта была разглашена и какимъ образомъ можно было теперь разстроить свадьбу? Бдная милая старушка начала повторять себ первую половину совта квакера: ‘Не женись на деньгахъ’.
Лорда Фона ждали къ позднему обду. Пылкій влюбленный могъ бы оставить свою работу немножко ране въ субботу, чтобъ насладиться съ своей возлюбленной прелестью субботняго лтняго дня,— но было уже семь часовъ, когда женихъ пріхалъ въ замокъ Фонъ, и дамы въ это время одвались въ своихъ комнатахъ къ обду. Лиззи притворилась, будто вритъ всмъ причинамъ, по которымъ онъ опоздалъ, и выразила полнйшее удовольствіе.
— У него дла больше, чмъ у другихъ, сказала она Август:— можно сказать, что вся наша обширная ост-индская имперія зависитъ отъ него теперь.
Это не очень было лестно для начальника лорда Фона, высокороднаго Легге Уильсона, который былъ представителемъ ост-индскихъ интересовъ въ государственномъ совт.
— Онъ изнуренъ работой и это просто стыдъ — но что же прикажете длать?
— Мн кажется, онъ любитъ работать, отвтила Августа.
— Но мн это не нравится, я дамъ ему это понять, моя милая. Но я не жалуюсь. Пока онъ будетъ говорить мн все, я жаловаться не стану.
Можетъ быть, будетъ такъ, какъ она желаетъ, можетъ быть, сдлавшись мужемъ, онъ станетъ откровененъ и сообщителенъ, можетъ быть, когда они сдлаются одной плотью и кровью, онъ разскажетъ ей все объ Индіи, — но пока онъ немногое ей разсказывалъ.
— Какъ имъ лучше встртиться? спросила Амелія свою мать.
— О! я не знаю, — все-равно, какъ они хотятъ. Мы ничего не можемъ устраивать для нея. Еслибъ она одлась рано, она могла бы видться съ нимъ тотчасъ по прізд, но ей невозможно было это сказать.
Поэтому ничто не было устроено, и такъ-какъ вс другія дамы были уже въ гостиной прежде чмъ пришла Лиззи, она должна была здороваться съ женихомъ въ семейномъ кругу. Она сдлала это очень хорошо. Можетъ быть, она думала объ этомъ и приготовилась. Когда онъ выступилъ впередъ на встрчу ей, она чуть чуть подставила щеку, показывая этимъ, что ждетъ поцлуя, но такъ незамтно, что еслибъ онъ не поцловалъ, то неловкость этого положенія не сдлалась бы очевидна. Надо сознаться, что Лиззи всегда умла избжать неловкости. Онъ приложился своей щекой къ ея щек и покраснлъ. Держа его руку въ своей рук, на которой не было перчатки, она присоединилась къ кружку, Она не сказала ни слова, а онъ сказалъ какую-то обыкновенную фразу, — но они встртились какъ женихъ и невста, и т члены семьи, которые позволяли себ думать, что даже теперь бракъ можетъ разойтись, невольно отказались отъ этой надежды.
— Онъ всегда былъ такимъ бглецомъ, лэди Фонъ? спросила Лиззи, видя, что никто другой не говоритъ ни слова.
— Я не вижу теперь большой разницы, сказала лэди Фонъ.— Обдать подано. Фредерикъ, подай руку… лэди Юстэсъ.
Бдная лэди Фонъ! какъ часто случалось, что она была неловка!
Не мене десяти женщинъ сидло вокругъ стола, на конц котораго лордъ Фонъ занялъ мсто. Лэди Фонъ пригласила къ обду Люси, и Люси пришла съ двумя младшими двочками. По правую руку лорда Фона сидла Лиззи, а по лвую Августа. Съ одной стороны лэди Фонъ сидла Амелія, а съ другой Люси.
— Мистеръ Грейстокъ былъ здсь сегодня, шепнула лэди Фонъ на ухо Люси.
— Да, онъ былъ здсь.
— О, Люси!
— Я не приглашала его пріхать, лэди Фонъ.
— Я въ этомъ уврена, душа моя, — но… но…
Боле ничего не было сказано объ этомъ.
Но весь обдъ разговоръ поддерживала Лиззи, говорившая съ Августой. Она длала это наклоняясь такимъ образомъ, что включала лорда Фона, сидвшаго между нею и Августой, въ каждый предметъ разговора. Парламентъ, Индія, саабъ, Ирландія, особыя преимущества палаты лордовъ, спокойствіе холостой жизни и удовольствіе имть подъ рукою такое сельское убжище, какъ замокъ Фонъ — служили успшными темами краснорчія Лиззи. Августа, по-крайней-мр, терпливо играла свою роль, а Лиззи трудилась съ той сверхъестественной энергіей, которую женщины часто умютъ обнаруживать при неблагопріятныхъ обстоятельствахъ. Обстоятельства были неблагопріятны, потому что лордъ Фонъ почти не раскрывалъ рта, но Лиззи настойчиво продолжала свое дло и часъ, проведенный за обдомъ, прошелъ безъ всякаго признака досады или угрюмаго молчанія. Когда этотъ часъ кончился, лордъ Фонъ вышелъ изъ столовой вмст съ дамами и заперся съ своей матерью, между тмъ какъ двицы стали гулять по лугу. Не хочетъ ли Лиззи играть въ крокетъ? Нтъ, Лиззи не хочетъ играть въ крокетъ. Она думала, не удастся ли ей поймать жениха и заставить его пройтись съ нею по аллеямъ, но лордъ Фонъ не выходилъ на лугъ въ этотъ вечеръ и Лиззи была принуждена довольствоваться бесдой Августы. Вечеромъ, однако, женихъ сказалъ ей нсколько словъ по секрету:
— Дайте мн десять минутъ завтра между завтракомъ и обдней, Лиззи.
Лиззи общала, нжно улыбаясь. Потомъ занялись музыкой, а потомъ лордъ Фонъ пошелъ заняться дломъ.
— Что онъ скажетъ мн? спросила она Августу на слдующее утро.
Въ груди Лиззи горла жажда доврчивой дружбы — но съ этимъ вмст существовало нчто вовсе несовмстное съ доврчивостью. Она презирала Августу Фонъ, а между тмъ желала бы — за недостаткамъ лучшаго друга — прижать Августу къ груди и поклясться ей въ вчной и нжнйшей дружб. Она желала обладать наружными признаками всхъ тхъ вещей, внутреннія проявленія которыхъ цнятся хорошими и степенными людьми. Она знала, въ чемъ состоятъ стремленія, въ чемъ состоитъ честолюбіе честной женщины, она знала также, какую богатую награду получаетъ подобная честность. Истинная любовь, истинная дружба, истинное доброжелательство, истинная нжность казались ей чудесными — объ этихъ качествахъ она могла разсуждать почти краснорчиво, поэтому она постоянно выказывала притворную любовь, дружбу, доброжелательство и нжность. Она могла говорить въ самыхъ убдительныхъ выраженіяхъ, какъ ужасно всякое притворство, и говорить это искренно, а между тмъ она знала, что сама вчно притворяется.
— Что онъ скажетъ мн? спросила она Августу, всплеснувъ руками.
Она шла наверхъ надть шляпку посл завтрака.
— Врно будетъ просить васъ назначить день свадьбы, сказала Августа.
— Еслибъ я это думала, я постаралась бы сдлать ему угодное. Но это не то. Я такъ хорошо знаю его манеру! Я уврена, что не то. Можетъ быть, онъ хочетъ сказать мн что-нибудь о моемъ мальчик. Наврно онъ не захочетъ разлучить мать съ сыномъ.
— О, нтъ! сказала Августа.— Я уврена, что Фредерикъ не пожелаетъ этого сдлать.
— Во всемъ другомъ я буду повиноваться ему, сказала Лиззи, опять всплеснувъ руками: — но я не должна заставить его ждать — не правда ли? Я боюсь, что мой будущій повелитель немножко нетерпливъ.
А между тмъ главное достоинство лорда Фона заключалось въ терпніи. Когда Лиззи сошла внизъ, онъ ждалъ ее въ передней и вовсе не находилъ, что его заставили долго ждать.
— Я пришла бы къ вамъ раньше, Фредерикъ, но мн нужно было сказать нсколько словъ Август. Я такъ люблю Августу.
— Она очень добрая двушка, сказалъ лордъ Фонъ.
— Правдивая, искренняя — и энергичная. Я перейду на другую сторону, потому что неловко держать зонтикъ, а здсь солнце. Вотъ теперь хорошо. У насъ остается почти часъ до обдни — не такъ ли? Вы врно пойдете въ церковь.
— Намреваюсь, сказалъ лордъ Фонъ.
— Такъ пріятно бывать въ церкви! сказала Лиззи.
Посл своего вдовства Лиззи уладила дло съ свтомъ. Въ одно воскресенье она бывала въ церкви, а въ другое страдала головной болью и оставалась въ постели читать французскій романъ. Но она приготовлялась вести себя строже по крайней-мр первые пять мсяцевъ своей новой супружеской жизни.
— Милая Лиззи, началъ лордъ Фонъ: — съ-тхъ-поръ, какъ видлъ васъ въ послдній разъ, я два раза былъ у мистера Кэмпердауна.
— Неужели вы будете говорить со мною сегодня о мистер Кэмпердаун?
— Да. Я не могъ сдлать этого вчера и долженъ вернуться въ Лондонъ или сегодня вечеромъ, или прежде чмъ вы проснетесь завтра утромъ.
— Я ненавижу даже имя Кэмпердауна, сказала Лиззи.
— Я очень объ этомъ жалю, такъ-какъ убжденъ, что вы не можете найти боле честнаго повреннаго для управленія вашими длами. Онъ распоряжается всми моими длами, онъ же управлялъ длами сэр-Флоріана Юстэса.
— Именно по этой причин я взяла другого повреннаго, отвтила она.
— Очень хорошо. Я ни слова не стану говорить объ этомъ. Хотя я сожалю объ этомъ, но пока я мене всхъ на свт способенъ уговаривать васъ перемнить ваше намреніе. Я желаю только сказать вамъ, что вы должны возвратить брилліанты.
— Кому я должна ихъ возвратить?
— Мистеру Гарнету, ювелиру, если хотите — или мистеру Кэмпердауну — или, если предпочитаете, вашему деверю, мистеру Джону Юстэсу.
— Съ какой стати я должна возвращать мою собственность?
Лордъ Фонъ помолчалъ прежде чмъ отвтилъ.
— Для удовлетворенія моей чести, сказалъ онъ.
Такъ-какъ она не отвчала ему, онъ продолжалъ:
— Я считаю неприличнымъ для себя, чтсбъ на моей жен видли брилліанты юстэсовской фамиліи.
— Я не буду ихъ носить, сказала Лиззи.
— Такъ для чего же вы хотите оставить ихъ у себя?
— Для того, что они мои, для того, что я не хочу, чтобъ мной повелвали, для того, что я не хочу позволить этому хитрому старому проныр Кэмпердауну отнять у меня мою собственность. Они мои и вы обязаны защищать мои права.
— Такъ вы не хотите сдлать мн одолженія, исполнивъ мою просьбу?
— Я не хочу позволить отнять у меня мою собственность, сказала Лиззи.
— Такъ я долженъ объявить — лордъ Фонъ говорилъ очень медленно:— такъ я долженъ объявить, что при настоящихъ обстоятельствахъ, каковы бы ни были послдствія, я долженъ отказаться отъ завиднаго положенія, которымъ вы удостоили меня.
Слова были холодны и торжествены произнесенны дурно, но обдуманы и выучены наизустъ.
— Что вы хотите этимъ сказать? воскликнула Лиззи, вдругъ обернувшись къ нему.
— Именно то, что говорю. Можетъ быть, мн слдуетъ ясне объяснить мои причины.
— Я ничего не хочу знать о причинахъ и не интересуюсь вашими причинами. Неужели вы пріхали сюда угрожать, что бросите меня?
— Не лучше ли вамъ выслушать меня?
— Я не хочу слышать ни одного слова посл того, что вы сказали — кром вашихъ извиненій или опроверженія вашего оскорбительнаго обвиненія.
— Я не сказалъ ничего такого, отъ чего могъ бы отказаться, сказалъ торжественно лордъ Фонъ.
— Когда такъ, я не хочу слышать отъ васъ ни одного слова боле. У меня есть друзья, которые увидятся съ вами.
Лордъ Фонъ, много думавшій объ этомъ и хорошо понимавшій, что это свиданіе будетъ для него чрезвычайно затруднительно, очень старался заставить Лиззи выслушать еще нсколько словъ въ объясненіе.
— Милая Лиззи… началъ онъ.
— Я не позволю, сэръ, называть себя такимъ образомъ человку, который обращается со мною такимъ образомъ.
— Но я желаю, чтобъ вы поняли меня.
— Чтобъ я поняла васъ! Вы сами не понимаете ничего такого, что мужчина долженъ понимать. Я не знаю, какъ у васъ достало мужества на такую дерзость. Еслибъ вы знали, что длаете, у васъ не достало бы духа на это.
Слова ея не очень оскорбляли его и большая часть ея презрнія была для него потеряна. Теперь онъ боле всего желалъ объяснить ей, что хотя онъ долженъ держаться угрозы, сдланной имъ, однако готовъ остаться ея женихомъ, если она согласится исполнить его желаніе относительно брилліантовъ.
— Мн необходимо было объяснить вамъ, что я не могу позволить внести это ожерелье въ мой домъ.
— Никто не думаетъ вносить его въ вашъ домъ.
— Что же вы будете съ нимъ длать?
— Держать въ моемъ собственномъ дом, сказала Лиззи.
Они все еще гуляли вмст и теперь отошли далеко отъ дома. Лиззи въ волненіи забыла о церкви, забыла о дамахъ — забыла все, кром той битвы, которую ей необходимо было вести за себя. Она не хотла допустить разрыва — но хотла удержать и ожерелье. Тонъ, которымъ лордъ Фонъ требовалъ возвращенія ожерелья и въ которомъ не было той притворной нжности, которою она могла бы позволить убдить себя — сдлалъ ее, по-крайней-мръ въ эту минуту, твердою какъ сталь. Для нея было непостижимо, какимъ образомъ лордъ Фонъ можетъ считать себя въ прав отказаться отъ своего слова только потому, что она не хочетъ отдать вещь, находящуюся у нея въ рукахъ и незаконное владніе которой никто не можетъ доказать.
Она шла исполненная свирпаго мужества, презирая своего жениха, но ршившись непремнно выйти за него.
— Я боюсь, что мы не понимаемъ другъ друга, сказалъ онъ наконецъ.
— Конечно, я не понимаю васъ, сэръ.
— Позволите вы моей матери поговорить съ вами объ этомъ?
— Нтъ. Еслибъ я стала просить вашу мать отдать ея брилліанты, что сказала бы она?
— Но эти брилліанты не ваши, лэди Юстэсъ, пока вы не передадите этого вопроса третейскому суду.
— Я ничего не передамъ никому. Вы не имете права говорить объ этомъ до нашего брака.
— Это должно быть прежде ршено, лэди Юстэсъ.
— Когда такъ, лордъ Фонъ, это не будетъ прежде ршено. Или, лучше сказать, это уже ршено. Я оставлю у себя мое ожерелье, а мистеръ Кэмпердаунъ можетъ длать что ему угодно. Относительно же васъ — если вы дурно поступите со мною, я буду знать, куда обратиться.
Они вышли теперь изъ кустарника на лугъ, у дверей дома стояла карета, въ которой старшіе члены семьи должны были хать въ церковь. Разумется, въ такомъ положеніи дла слдуетъ понимать, что Лиззи принадлежала къ старшимъ членамъ семьи.
— Теперь я въ церковь не поду, сказала она, проходя чрезъ лугъ къ двери передней.— Сдлайте одолженіе, лордъ Фонъ, передайте вашей матушк, что я хать не могу. Не думаю, чтобъ вы осмлились сказать ей почему.
Она обошла экипажъ и вошла въ переднюю, въ которой стояли нкоторыя изъ двицъ. Между ними находилась Августа, ждавшая, чтобъ занять мсто между старшими членами семьи — но Лиззи прошла мимо нихъ, не говоря ни слова, прямо въ свою спальню.
— О! Фредерикъ, что случилось? спросила Августа, когда вошелъ ея братъ.
— Это все-равно. Ничего не случилось. Позжайте лучше въ церковь. Гд матушка?
Въ эту минуту лэди Фонъ показалась на лстниц, съ которой спускаясь, она прошла мимо Лиззи. Они не сказали ни слова другъ другу, но лэди Фонъ тотчасъ поняла, что случилось что-нибудь непріятное. Сынъ подошелъ къпей и шепнулъ ей на-ухо нсколько словъ.
— О! конечно, сказала она, переставъ надвать перчатки.— Августа, ни твой братъ, ни я не подемъ въ церковь.
— Ни… лэди Юстэсъ?
— Кажется, сказала лэди Фонъ.
— Лэди Юстэсъ не подетъ въ церковь, сказалъ лордъ Фонъ.
— А гд Люси? спросила Лидія.
— Она тоже не хочетъ въ церковь, сказала лэди Фонъ.— Я сейчасъ была у нея.
— Никто не детъ въ церковь, сказала Нина.— А я все-таки пойду.
— Августа, душа моя, теб лучше отправиться съ двочками. Ты, разумется, можешь взять экипажъ.
Но Августа и двочки предпочли идти пшкомъ и карету отослали.
— Милордъ поссорился съ молодой барыней, сказалъ кучеръ конюху.
Кучеръ видлъ, какимъ образомъ лэди Юстэсъ вернулась въ домъ. Дйствительно была ссора. Цлое утро лордъ Фонъ сидлъ заперевшись съ матерью, а потомъ ухалъ въ Лондонъ, не сказавъ ни съ кмъ, ни слова. Но къ лэди Юстэсъ онъ оставилъ слдующую записку:

‘Дорогая Лиззи,

‘Подумайте хорошенько о томъ, что я вамъ сказалъ. Я не желаю разрыва, я только не могу позволить моей жен оставить у себя брилліанты, принадлежащіе по праву фамиліи ея покойнаго мужа. Вы можете быть уврены, что я не сталъ бы настаивать, еслибъ не удостоврился, что мое мнніе справедливо. Пока вамъ лучше бы посовтоваться съ моей матерью.

‘Любящій васъ
‘ФОНЪ.’

Глава XV.
‘Я ПОДАРЮ ВАМЪ БРОШКУ ВЪ СТО ГИНЕЙ.’

Въ это утро въ дом происходило другое ‘дло’, хотя со всмъ въ другомъ род, чмъ ‘ссора’, случившаяся между лордомъ Фономъ и лэди Юстэсъ. Лэди Фонъ заперлась съ Люси и выразила ей свое мнніе о неприличномъ посщеніи Фрэнка Грейстока.,
— Онъ врно пріхалъ видться съ своей кузиной, сказала лэди Фонъ, желая начать извиненіемъ за такой поступокъ.
— Не могу сказать, отвтила Люси,— Можетъ быть. Кажется, онъ такъ сказалъ. Я думаю, что онъ желалъ боле видть меня.
Тутъ лэди Фонъ принуждена была выразить свое мнніе, и выразила, наговоривъ много, благоразумнаго. Еслибъ Фрэнкъ Грейстокъ имлъ намреніе пожертвовать своей будущностью безкорыстному браку, онъ объяснился бы давно. Онъ не такъ молодъ, чтобъ принявъ ршеніе, не объясняться до-сихъ-поръ. Онъ не имлъ намренія жениться. Это было совершенно очевидно для лэди Фонъ, — и ея милая Люси предавалась надеждамъ, которыя могли сдлать ее несчастною. Еслибъ Люси знала о письм, которое уже было ея собственностью, хотя лежало въ почтовой кружк въ Флотской улиц и не было доставлено только потому, что было воскресенье! Но она была очень мужественна.
— Онъ любитъ меня, сказала она: — онъ сказалъ это мн.
— О, Люси!— отъ часу не легче. Мужчина говоритъ, что любитъ васъ, а между-тмъ не предлагаетъ вамъ сдлаться его женой.
— Для меня и этого довольно, сказала Люси.
Однако, это увреніе врядъ-ли могло быть справедливо.
— Довольно! А вы сказали ему, что отвчаете на его любовь?
— Онъ это знаетъ и безъ того, отвтила Люси.
Какъ это жестоко, что ее допрашивали такимъ образомъ, между тмъ какъ письмо лежало въ почтовой кружк!
— Милая Люси, этого быть не должно, сказала лэди Фонъ.— Вы приготовляете для себя невыразимое горе.
— Я не сдлала ничего дурного, лэди Фонъ.
— Нтъ, душа моя, — нтъ. Я не говорила, чтобъ вы поступили дурно. Но я нахожу, что онъ поступаетъ дурно — ужасно дурно! Я называю это злодйствомъ. Право называю. Собственно для себя вы должны постараться забыть его.
— Я никогда его не забуду, сказала Люси.— Думать о немъ составляетъ все для меня. Онъ сказалъ мн, что я его царица, а онъ будетъ моимъ царемъ. Я всегда останусь ему врна.
Для бдной лэди Фонъ это было ужасно. Двушка настойчиво объявляла о своей любви къ мужчин, а даже и не думала, что этотъ человкъ намренъ жениться на ней. И это была Люси Морисъ — о которой лэди Фонъ привыкла говорить своимъ короткимъ друзьямъ, что она перестала считать ее гувернаткой.
— Она принадлежитъ къ нашей семь, мистрисъ Уинслау — и почти также дорога мн, какъ родная дочь.
Такимъ образомъ въ теплот сердечной описывала она Люси своей сосдк на прошлой недл.
Много благоразумныхъ словъ наговорила она, а потомъ оставила бдную Люси, нерасположенную быть въ церкви. Почувствовала бы она боле расположенія присутствовать у обдни, еслибъ знала о письм, лежавшемъ въ почтовой кружк?
Лэди Фонъ надла шляпку и пошла въ переднюю, а тутъ и случилась ‘ссора’. Посл этого вс въ дом знали, что все разладилось. Когда двицы вернулись изъ церкви,— братъ ихъ уже ухалъ. За полчаса до обда лэди Фонъ послала записку сына къ Лиззи и велла сказать, что обдать будутъ въ три часа — такъ какъ это воскресенье. Лиззи прислала сказать, что она нездорова и проситъ чашку чаю и ‘что-нибудь’ прислать къ ней въ комнату. Если лэди Фонъ позволитъ ей, она желаетъ остаться наверху съ своимъ сыномъ. Во всхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ она всегда старалась извлечь выгоды изъ своего ребенка.
День прошелъ очень грустно и скучно. Лэди Фонъ имла свиданіе съ лэди Юстэсъ, по Лиззи не хотла слушать никакихъ совтовъ на счетъ ожерелья.
— Въ этомъ дл я должна быть сама судьей, сказала она надменно:— или совтоваться только съ моими искренними друзьями. Еслибъ лордъ Фонъ подождалъ, пока мы обвнчаемся, тогда…
— Тогда было бы слишкомъ поздно, строго сказала лэди Фонъ.
— Онъ слишкомъ рано вздумалъ повелвать мною, сказала Лиззи.
Лэди Фонъ, которая можетъ быть боле желала, чтобъ свадьба разошлась, чмъ чтобы брилліанты были возвращены, ушла, и когда она выходила изъ комнаты, Лиззи прижала къ сердцу своего сына.
— По-крайней-мр, онъ останется у меня, сказала она.
Люси и двицы Фонъ отправились въ вечерн, а потомъ, когда он сидли за чаемъ, пришла Лиззи.
Прежде чмъ ушла спать, Лиззи объявила о своемъ намреніе вернуться на слдующій день въ свой домъ въ Маунтской улиц. На это лэди Фонъ, разумется, не возражала.
На слдующее утро случилось происшествіе, которое отняло у отъзда Лиззи ту важность, которая иначе была бы ему приписана. Почтамтъ съ той акуратностью въ исполненіи своихъ обязанностей, которою онъ отличается между всми присутственными мстами, прислалъ письмо къ Люси въ то время, когда всчлены семейства сидли за завтракомъ. Лиззи тутъ не было. Она выразила свое намреніе завтракать въ своей комнат и просила, чтобы ей приготовили экипажъ, въ которомъ она могла бы поспть къ позду, отправлявшемуся въ половин двнадцатаго. Августа приходила къ ней спросить, нельзя ли сдлать для нея чего-нибудь.
— Мн ничего не нужно кром моего ребенка, отвтила Лиззи.
Такъ-какъ въ комнат были и няни, и горничныя, то Августа не могла ничего сказать. Это случилось посл молитвы, въ то время когда длали утренній чай. Когда Августа вошла въ столовую, Люси отрзывала ломоть хлба, и въ эту самую минуту старый буфетчикъ положилъ передъ ней письмо. Она знала почеркъ, но все-таки кончила отрзывать хлбъ. Но рука ея дрожала и лэди Фонъ видла, какъ лицо ея вспыхнуло. Она взяла письмо, разорвала конвертъ и вынула листокъ бумаги, все смотря на лэди Фонъ. Судьба всей ея жизни находилась въ ея рукахъ, глаза всхъ были устремлены на нее. Она не знала даже какъ ей ссть, но все стоя, прочла первыя слова и послднія:
‘Милая, милая Люси’ — ‘вашъ навсегда, если вы желаете сдлаться моею. Ф. Г.’
Ей не нужно было читать боле въ эту минуту. Она медленно сла, положила драгоцнную бумагу обратно въ конвертъ, окинула глазами всхъ, сознавая, что она покраснла до ушей, какъ преступница.
— Люси, милая моя, сказала лэди Фонъ — и Люси тотчасъ повернулась лицомъ къ своему старому другу — вы получили письмо, которое васъ взволновало.
— Да — получила, отвтила Люси.
— Подите въ библіотеку. Вы можете воротиться къ завтраку, когда прочтете письмо.
Люси встала и ушла съ своимъ сокровищемъ въ классную. Но даже и тамъ она не тотчасъ могла прочесть письмо. Когда дверь была заперта и Люси увидла, что она одна, она посмотрла на письмо, а потомъ крпко сжала его въ рукахъ. Она почти боялась прочесть его, чтобъ письмо не противорчило общанію, заключавшемуся въ послднихъ словахъ. Она подошла къ окну и стала смотрть на усыпанную пескомъ дорожку. прижавъ къ сердцу ту руку, въ которой она держала письмо. Лэди Фонъ сказала ей, что она приготовляетъ для себя невыразимое горе — а теперь вдругъ къ ней.явилась невыразимая радость!
‘Мужчина говоритъ вамъ, что любитъ васъ, а между тмъ не предлагаетъ вамъ сдлаться его женой!’ повторяла она слова лэди Фонъ — а потомъ эти другія слова: ‘Вашъ навсегда, если вы хотите сдлаться моею!’ Хотла ли она этого? Она тотчасъ отбросила отъ себя тщеславную, дурную и фальшивую мысль стыдиться своей любви. Она бросилась бы къ нему на шею, еслибы онъ былъ тутъ, и сказала бы ему, что много лтъ онъ былъ для нея почти богомъ. Разумется, онъ это зналъ.
— Хочу ли я! Измнникъ! говорила она себ, улыбаясь сквозь слезы.
Потомъ она разсудила, что все-таки лучше прочесть письмо. Можетъ быть, есть условія, — хотя какія условія можетъ онъ предложить, на которыя она не захотла бы согласиться? Однако, она сла въ уголъ и стала читать письмо. Она поняла не все, — но поняла то, что ей нужно было понять. Онъ просилъ ее раздлить съ нимъ его домъ. Онъ говорилъ съ нею въ тотъ день безъ предварительнаго намренія, — но разв такія слова не должны быть самыми истинными и самыми сладостными?
‘А теперь, я пишу къ вамъ предложеніе сдлаться моей женой.’
О, какъ могутъ иные люди ошибаться въ своихъ сужденіяхъ! Какъ ошибочно было сужденіе лэди Фонъ о Фрэнк Грейсток!
‘Я жилъ послдніе два года этою надеждою’.
— И я также, сказала Люси: — и я также, у меня не было никакихъ другихъ надеждъ.
‘Съ излишней увренностью!’
— Вроломный! сказала она опять улыбаясь и плача: — да, вроломный, когда разумется ты это зналъ. Если его счастіе въ моихъ рукахъ о! тогда онъ будетъ счастливъ. Разумется, я скажу лэди Фонъ сейчасъ,— сію минуту. Милая лэди Фонъ! по какъ она ошибалась! Теперь она врно позволитъ ему бывать здсь. Но теперь, когда я это знаю, это ничего не значитъ.
‘Вашъ навсегда — если вы хотите быть моею’.
— Вроломный, вроломный, вроломный!
Она встала и начала ходить по комнат, сама не зная, что длаетъ, держа письмо въ рукахъ, а потомъ прижимая его къ губамъ.
Она еще ходила по комнат, когда въ дверь послышался тихій стукъ и вошла лэди Фонъ.
— Не случилось ничего дурного, Люси?
Люси остановилась неподвижно, все сжимая въ рукахъ свое сокровище, улыбаясь, почти смясь, между тмъ какъ слезы струились по ея щекамъ.
— Не пойдете ли вы завтракать, душа моя? сказала лэди Фонъ.
— О, лэди Фонъ — о лэди Фонъ! сказала Люси, бросившись на шею къ своему другу.
— Что это, Люси? Кажется, наша умница лишилась разсудка.
— О лэди Фонъ, онъ сдлалъ мн предложеніе!
— Мистеръ Грейстокъ?
— Да,— мистеръ Грейстокъ. Онъ сдлалъ мн предложеніе. Онъ проситъ меня сдлаться его женой. Я думала, что онъ любитъ меня. Я надялась по-крайней-мр. О Боже, я такъ надялась! И онъ дйствительно любитъ!
— Онъ сдлалъ вамъ предложеніе?
— Да, лэди Фонъ, я передала вамъ то, что онъ мн сказалъ, а теперь онъ написалъ мн это. Неправда ли, какъ онъ благороденъ и добръ? Прочтите это письмо — но вы отдадите мн, его назадъ, лэди Фонъ?
— Конечно, отдамъ. Неужели вы думаете, что я отниму отъ васъ письмо вашего жениха?
— Можетъ быть, вы находите, что такъ слдуетъ.
— Если онъ дйствительно длаетъ вамъ предложеніе… сказала лэди Фонъ очень серіозно.
— Ничего не можетъ быть серіозне, сказала Люси съ увренностью, отдавая письмо, и улыбнулась, вкладывая письмо въ конвертъ.
— Вс мужчины на свт не могли сказать этого ясне, сказала Люси, качая головой.
— Я сама такъ думаю, сказала лэди Фонъ: — я ничего ясне не читала въ своей жизни. Желаю вамъ счастья отъ всего моего сердца, Люси. Противъ него нельзя сказать ни слова.
— Противъ него! сказала Люси, находившая, что это весьма недостаточная похвала.
— Я хочу сказать, что когда не позволяла ему прізжать сюда, я только боялась, что онъ не можетъ позволить себ — или думаетъ, что не можетъ жениться на двушк безъ приданаго.
— Теперь онъ можетъ прізжать, лэди Фонъ?
— Ну, — да, я думаю. Я очень была бы рада сказать ему нсколько словъ. Разумется, вы на моихъ рукахъ и я такъ нжно васъ люблю, Люси! Я не могу допустить, чтобъ съ вами могло случиться что-нибудь нехорошее.
— Это хорошее, сказала Люси.
— А будетъ нехорошее и мистеръ Грейстокъ не найдетъ хорошимъ, если вы не пойдете завтракать.
Люси повели обратно въ столовую и она прихлебывала чай и ла поджаренный хлбъ, когда къ ней подошла Лидія.
— Разумется, это отъ него, прошептала Лидія.
Люси кивнула головой, продолжая сть поджаренный хлбъ.
Извстіе, что Фрэнкъ Грейстокъ сдлалъ формальное предложеніе Люси Морисъ, скоро сдлалось извстнымъ всей семь, и извстіе это отняло ту важность, которая безъ этого была бы приписана отъзду Люси. Уже не боялись той церемонности, не опасались сцены, которыя могли бы случиться, не будь письма Фрэнка Грейстока. Разумется, супружество лорда Фона было для всхъ гораздо важне чмъ замужство Люси, но лордъ Фонъ ухалъ и поссорился съ своей невстой. Больше нечего было длать съ Лиззи, какъ стараться освободиться отъ нея. Но счастье Люси, столь неожиданное и столь искренно, откровенно признаваемое его самымъ лучшимъ счастьемъ, какое могло выпасть ей на долю, взволновало всхъ. Въ это утро Нина не училась и обычныя занятія семьи были прерваны. Лэди Фонъ поздравляла, подавала хорошіе совты и объявляла, что Люси должна остаться въ ея дом до замужства.
— Разумется вамъ не слдуетъ переселяться даже къ Клар, сказала лэди Фонъ, повидимому думавшая, что Фрэнкъ Грейстокъ еще не скоро приготовитъ домъ для своей жены.
— Вы знаете, душа моя, что онъ не богатъ — для члена парламента. Я полагаю, что онъ зарабатываетъ хорошій доходъ, но я слышала, что онъ имлъ мало средствъ, когда началъ. Разумется, вы знаете, что некчему торопиться.
Тутъ Люси подумала, что если Фрэнкъ пожелаетъ. отложить свадьбу на три или четыре года — она можетъ сдлаться въ тягость своему другу.
— Но не бойтесь, продолжала лэди Фонъ:— вамъ не понадобистя домъ, пока я буду въ состояніи предложить вамъ свой. Мы скоро узнаемъ намренія мистера Грейстока, и если они не очень безразсудны, мы устроимъ все.
Тутъ за Люси прислала лэди Юстэсъ.
— Лэди Юстэсъ проситъ васъ, мисъ, къ себ въ комнату на минуту.
Люси оторвалась отъ мыслей о своемъ счасть и пошла наверхъ къ лэди Юстэсъ.
— Вы слышали, что я узжаю? сказала Люси.
— Да, я слышала, что вы узжаете сегодня утромъ.
— И вы слышали почему? Я уврена, что вы не станете обманывать меня, Люси, куда мн обратиться за правдой, если не къ такому старому другу, какъ вы?
— Зачмъ мн обманывать васъ, Лиззи?
— Въ-самомъ-дл, зачмъ бы? Однако вс обманываютъ. Свтъ такъ фальшивъ, такъ матеріаломъ, такъ суетенъ! Отдать свое сердце, а взамнъ получить пыль и прахъ — ничего, кром пыли и праха. О, какъ я обманулась въ лэди Фонъ!
— Вы знаете, что она мой искреннйшій другъ, сказала Люси.
— Полно! Я знаю, что вы трудились для нея всю жизнь какъ раба, а какое ничтожное жалованье платила она вамъ!
— Она была для меня матерью, сказала Люси, разсердившись.
— Потому что вы были послушны. А я послушной быть не хочу. Послушаніе не входитъ въ мои планы. Слышали ли вы о причин несогласія лорда Фона со мною?
— Нтъ.
— Скажите правду, Люси.
— Какъ смете вы просить меня объ этомъ? Разумется, я говорю правду. Я знаю только, что вы поссорились за то, что онъ проситъ васъ возвратить кому-то какую-то вещь, а больше я ничего не знаю.
— Да, мой милый мужъ сэр-Флоріанъ, понимавшій меня — а я его обожала — какъ будто созданный нарочно для меня — сдлалъ мн подарокъ. Лорду Фону угодно говорить, что онъ не одобряетъ моего желанія оставить у себя подарокъ моего покойнаго мужа. Соображая то, что онъ намренъ жить богатствомъ, которымъ сэр-Флоріанъ по своей щедрости надлилъ меня, это кажется мн странно. Разумется, я разсердилась. Вы разв не разсердились бы?
— Не знаю, сказала Люси, которая думала, что согласилась бы на всякую просьбу Фрэнка Грейстока.
— Всякая женщина съ малйшей долей энергіи разсердилась бы на это, и я разсердилась. Я сказала лорду Фону, что ни за что на свт не разстанусь съ богатыми подарками, которыми мой обожаемый Флоріанъ осыпалъ меня по своей щедрости. Я сохраняю ихъ не за то, что они богаты, а потому что чрезвычайно дороги мн по воспоминанію о немъ. Если лорду Фону угодно ревновать къ ожерелью, пусть-его ревнуетъ.
Люси, слышавшая кое-что изъ этой исторіи — только то, что Лидія узнала отъ осторожной Амеліи, которая сама очень смутно понимала факты — не совсмъ знала, насколько разсказъ могъ быть справедливъ и насколько ложенъ, Люси и Лиззи Юстэсъ называли себя друзьями. Но Люси не считала свою пріятельницу честной и знала, что въ нкоторыхъ длахъ ея пріятельница не прочь унизить себя до лжи. Поэзія, романическія наклонности и высокопарныя чувства Лиззи никогда не звучали истиной въ ушахъ Люси. Но ея воображеніе было не настолько сильно, чтобъ подняться до высоты тхъ неправдъ, которыя теперь разсказывала Лиззи. Она поврила, что лордъ Фонъ не соглашается на то, чтобъ Лиззи оставила у себя брилліанты только потому, что Лиззи получила ихъ отъ ея покойнаго мужа.
— Что вы думаете о такомъ поступк? спросила лэди Юстэсъ.
— Не останется ли доволенъ лордъ Фонъ, если вы не станете ихъ носить, а будете держать подъ замкомъ? спросила Люси.
— Я никогда не имла намренія носить ихъ.
— Я не понимаю этихъ вещей, сказала Люси, ршившись не допускать при себ порицанія ни одному изъ членовъ фамиліи Фонъ.
— Это деспотизмъ, просто деспотизмъ, продолжала Лиззи: — онъ увидитъ, что я не таковская, чтобъ поддаться этому. Нтъ. Изъ любви я могу отказаться отъ всего, а изъ боязни ни отъ чего. Онъ прямо сказалъ мн, что хочетъ разрыва.
— Неужели онъ сказалъ?
— Но я этого не допущу. Если онъ думаетъ, что меня можно бросить только потому, что онъ забралъ себ это въ голову, онъ ошибается. Онъ узнаетъ, что я не позволю шутить съ собой. Я скажу вамъ, что вы можете сдлать для меня, Люси.
— Что я могу сдлать для васъ?
— Никому на свт я не довряю такъ, какъ вамъ, сказала Лиззи:— и почти никого не люблю такъ много. Подумайте, какъ давно мы знаемъ другъ друга! И можете быть уврены, что я была и всегда буду дружелюбно отзываться о васъ кузену Фрэнку.
— Мн вовсе этого не нужно, сказала Люси.
— Никто не иметъ такъ много вліянія на Фрэнка, какъ я. Напишите мн завтра, послзавтра — и на слдующій день — нсколько строкъ, знаете, въ какомъ положеніи здсь находятся дла.
— Не о чемъ будетъ писать.
— Будетъ, очень много. Обо мн будутъ говорить каждый часъ. Если вы останетесь мн врной, Люси, въ этомъ дом, я сдлаю вамъ такой прекрасный подарокъ, какого у васъ не было никогда. Я подарю вамъ брошку въ сто гиней, — непремнно подарю. Вы получите деньги и сами купите себ.
— Что? воскликнула Люси.
— Вы получите сто гиней и купите себ что хотите.
— Какое же вы низкое существо! сказала Люси:— я даже не думала, чтобъ на свт могла быть такая низкая женщина. Теперь я не удивляюсь поступку лорда Фона. Подслушивать, что говорятъ, передавать вамъ письменно и получать деньги за это!
— Почему же? Это все для пользы.
— Какъ вамъ могло прійти въ голову просить меня о чемъ-нибудь подобномъ? Какъ можете вы такъ дурно думать о другихъ? Я скоре отрзала бы себ руку, а вы, Лиззи.. Я нахожу, что вы низкая и дурная женщина, если вамъ могла прійти такая мысль. Прощайте!
Говоря такимъ образомъ, Люси вышла изъ комнаты, не давъ своей милой пріятельниц времени для дальнйшихъ убжденій.
Лэди Юстэсъ ухала въ это утро, не поспвъ однако къ позду, отправлявшемуся въ половин двнадцатаго, но и не имла надобности явиться къ раннему обду. Прощались очень холодно и церемонно. Разумется, ни слова не было сказано о вторичномъ посщеніи — ни слова о томъ, что можетъ случиться впередъ. Вс пожали Лиззи руку, отданы были приказанія кучеру осторожно отвезти на станцію. При этой церемоніи Люси не присутствовала. Лидія приглашала ее прійти проститься, но Люси отказалась.
— Я видлась съ нею въ ея комнат, сказала Люси.
— И простились дружелюбно? спросила Лидія.
— Ну — нтъ, вовсе не дружелюбно.
Люси больше не сказала ничего, и такимъ образомъ кончился визитъ лэди Юстэсъ въ замокъ Фонъ.
Письма отправлялись на почту въ восемь часовъ вечера и до этого Люси надо было написать къ своему обожателю.
— Лэди Фонъ, шепнула она: — могу я написать ему, чтобъ онъ пріхалъ сюда?
— Конечно, душа моя. Лучше напишите ему, чтобъ онъ пріхалъ ко мн. Разумется, онъ увидится и съ вами, когда прідетъ.
— Я думаю, что ему нужно увидться со мною, сказала Люси:— и мн нужно видться съ нимъ.
Потомъ она написала отвтъ на письмо Фрэнка. Она занималась цлый часъ этимъ пріятнымъ трудомъ, но хотя письмо вышло коротко, часа едва достало на то, чтобъ написать его.
‘Любезный мистеръ Грейстокъ…’
Она долго соображала прежде чмъ могла написала даже это, по покусавъ перо минутъ десять, въ теченіе которыхъ она представляла себ, какъ было бы пріятно назвать его Фрэнкомъ, и нашла, посл попытокъ, повторенныхъ шепотомъ, что изъ всхъ именъ это самое пріятное для произношенія, она ршила не называть его теперь такимъ образомъ.
‘Лэди Фонъ видла ваше письмо ко мн — самое милое письмо, когда-либо написанное — и говоритъ, что вы можете пріхать къ ней. Но вы не должны узжать, не видвшись со мною.
Тутъ она пришла въ затрудненіе, какими словами признаться ему, что она согласна сдлаться его женой. Наконецъ спартанская сторона ея натуры одержала верхъ и слова были написаны очень ясно и очень коротко.
‘Я люблю васъ боле всхъ на свт и хочу быть вашей женой. Постараться сдлаться достойною васъ будетъ цлью моей жизни.
‘Остаюсь всмъ моимъ сердцемъ любящая васъ

‘ЛЮСИ’

Когда письмо было написано, она осталась недовольна имъ.
Но часъ прошелъ и письмо надо было отправить.
‘Я полагаю, что это годится, сказала она сама себ:’ онъ будетъ знать, что это значитъ.’
Письмо было отправлено.

Глава XVI.
КОНЕЧНО, НАСЛДСТВЕННОЕ ИМНІЕ.

Тяжесть положенія лорда Фона такъ давила его душу, что въ понедльникъ утромъ, ухавъ изъ замка Фонъ, онъ не такъ прилежно занимался ост-индскими длами, какъ самъ бы этого желалъ. Онъ ршился поступить какъ слдуетъ — еслибъ только могъ понять какъ слдуетъ поступить въ настоящихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Не нарушить даннаго слова, не быть несправедливымъ, не отступить ни на волосъ отъ тхъ правилъ, какія считаются благородными въ томъ кругу, къ которому онъ принадлежалъ, не дать своимъ политическимъ врагамъ удобнаго случая къ клевет — это составляло для него все. Молодая вдова была очень мила и очень богата, ему было бы очень пріятно жениться на ней, еслибъ только ее можно было убдить подчиниться разсудку и закону. Онъ убдилъ себя, будто очень въ нее влюбленъ, и уже воображалъ, какъ будетъ принимать въ замк Портрэ знаменитыхъ гостей. Но онъ готовъ былъ отказаться отъ всего — отъ любви, дохода, красавицы и замка, безъ малйшей нершимости, скоре чмъ жениться на женщин, которая украла ожерелье и не хочетъ возвратить его. Онъ могъ жениться на ней и настаивать на этомъ посл, но онъ предвидлъ страшныя затрудненія въ этомъ отношеніи. Лэди Юстэсъ была своевольна и сказала ему, что намрена держать брилліанты не въ его дом — а въ своемъ. Что онъ долженъ длать для того, чтобы ни одно человческое существо — даже самый изуврный тори, когда-либо выражавшій презрніе къ лорду-вигу — не былъ въ состояніи сказать, что онъ поступилъ нехорошо? Онъ былъ помолвленъ съ этой женщиной и не могъ просто передумать, не объяснивъ причины. Онъ врилъ Кэмпердауну, но на это онъ не могъ сослаться, если его впослдствіи будутъ обвинять въ бездушномъ поступк. Почему онъ зналъ, что лэди Юстэсъ не подастъ на него прошенія за нарушеніе даннаго слова и взыщетъ съ него вс пени и неустойки, пожалуй даже лишитъ его мста товарища министра? Какъ ему сохранить свои руки чистыми?
Онъ зналъ, что Фрэнкъ Грейстокъ ближайшій родственникъ Лиззи въ Лондон. Деканъ — ея дядя, но деканъ находился въ Бобсборо. Можетъ быть, ему необходимо похать въ Бобсборо. Но пока онъ увидится съ Фрэнкомъ Грейстокомъ. Грейстокъ былъ самый ожесточенный тори во всемъ Лондон. Именно Грейстокъ нападалъ на него, лорда Фона, въ нижней палат по поводу сааба — доходилъ даже до личностей — и безъ малйшей причины! Въ короткихъ, прямыхъ бороздахъ разума лорда Фона воспоминаніе объ этой мнимой обид переливалось постоянно съ возобновляемой горечью. Онъ считалъ Грейстока врагомъ, который не пропуститъ случая повредить ему. Будучи слабъ и ничтоженъ, онъ совершенно былъ неспособенъ судить о другихъ по самому себ. Онъ не отступилъ бы ни на волосъ отъ своего долга, еслибъ зналъ, въ чемъ состоитъ этотъ долгъ, но такъ какъ Грейстокъ назвалъ его въ палат робкимъ и деспотомъ, онъ думалъ, что Грейстокъ не остановится ни за чмъ, чтобы повредить ему. А между тмъ онъ долженъ обратиться къ Грейстоку.
Онъ обратился и Фрэнкъ пріхалъ къ нему въ министерство ост-индскихъ длъ. Но Фрэнкъ, прежде чмъ увидлся съ лордомъ Фономъ, былъ, какъ и слдовало, у своей кузины.
Ничего не было ршено въ этомъ свиданіи. Лордъ Фонъ убдился больше прежняго, что депутатъ отъ Бобсборо его отъявленный врагъ, а Фрэнкъ убдился больше прежняго, что лордъ Фонъ пустой, надутый, самодовольный наглецъ.
Грейстокъ, разумется, заступился за кузину. Онъ долженъ былъ это сдлать и самъ хорошенько не зналъ, иметъ ли Лиззи право удержать эти брилліанты. Ложь, придуманную ею для Бенджамина, когда она заставляла оцнивать брилліанты и которую потомъ повторяла въ различной степени разнымъ лицамъ — лэди Линлитго, Кэмпердауну, Люси и лорду Фону — она повторила теперь еще съ большей увренностью своему кузену. Сэр-Флоріанъ, отдавая ей брилліанты, объяснилъ будто бы, что они очень цнны и что она должна считать ихъ своей собственностью.
— Еслибъ это была наслдственная собственность, онъ не могъ бы это сдлать, сказалъ Фрэнкъ съ увренностью опытнаго адвоката.
— Онъ передалъ ихъ мн въ наслдственную собственность, сказала Лиззи съ жалобной нжностью.
— Это вздоръ, милая Лиззи.
Тутъ она нжно улыбнулась ему и потрепала его по рук. Она была съ нимъ очень кротка и переносила его превосходство съ премилой мягкостью.
— Онъ не могъ отдать вамъ этихъ брилліантовъ въ наслдственную собственность. Если эти брилліанты составляли его собственность, то онъ могъ подарить ихъ вамъ.
— Конечно, они были его собственные.
— Вотъ этого-то я и не могу сказать пока, и это слдуетъ разузнать. Если эти брилліанты составляли часть наслдственной собственности — а на это есть доказательство — вы должны отдать ихъ. Сэр-Флоріанъ могъ дарить только свои собственныя вещи.
— Но лордъ Фонъ не иметъ права предписывать мн законы.
— Конечно, сказалъ Фрэнкъ.
Онъ тутъ же далъ общаніе, зная, что оно опрометчиво, взять сторону кузины въ этомъ дл.
— Я не вижу, почему вы предполагаете, что лэди Юстэсъ удерживаетъ вещь, не принадлежащую ей, сказалъ онъ лорду Фону.
— Я повторяю слова Кэмпердауна, отвтилъ лордъ Фонъ.
— Мистеръ Кэмпердаунъ прекрасный повренный и препочтенный человкъ, сказалъ Грейстокъ.— Я ничего не могу сказать противъ мистера Кэмпердауна. Но мистеръ Кэмпердаунъ не оракулъ и не пророкъ, мы не можемъ позволить ему быть судьей и присяжнымъ въ этомъ дл.
— Наврно вы не пожелаете, мистеръ Грейстокъ, чтобъ дло это дошло до присяжныхъ.
— Вы меня не понимаете, лордъ Фонъ. Если мистеръ Джонъ Юстэсъ отъ имени наслдника или наслдства потребуетъ этихъ брилліантовъ, то лучше передать это дло на обсужденіе совта адвокатовъ. Надо разсмотрть фамильные документы, и безъ сомннія, совтъ адвокатовъ сообщитъ моей кузин, лэди Юстэсъ, что она должна длать и чего не должна. Я слышалъ, что вы помолвлены съ нею.
— Я помолвленъ съ нею дйствительно, сказалъ лордъ Фонъ.
— Неужели вы хотите, милордъ, нарушить данное слово и отказаться отъ помолвки оттого, что кузина моя выразила желаніе удержать вещь, которую она считаетъ своею собственностью?
Это было сказано такимъ тономъ, что лордъ Фонъ убдился больше прежняго, что Грейстокъ его заклятый врагъ. Лично онъ не былъ трусомъ и настолько зналъ свтъ, что могъ быть увренъ въ томъ, что Грейстокъ не вызоветъ его на дуэль. Но нравственно лордъ Фонъ былъ трусъ и боялся, что человкъ, находившійся предъ нимъ, сдлаетъ ему какой-нибудь сильный вредъ.
— Вы не можете имть этого намренія, продолжалъ Фрэнкъ:— и вроятно позволите мн уврить мою кузину, что она не поняла васъ въ этомъ отношеніи.
— Прежде чмъ скажу что-нибудь, я увижусь съ мистеромъ Кэмпердауномъ.
— Я не понимаю, лордъ Фонъ, какъ джентльмэнъ можетъ имть надобность совтоваться съ своимъ повреннымъ, какъ ему поступить въ подобномъ случа.
Они теперь встали съ своихъ мстъ и физіономія лорда Фона была пасмурна, взволновала и исполнена сомнній. Онъ не сказалъ ничего и, вроятно, совсмъ не зналъ, какъ краснорчиво было его лицо.
— Моя кузина, лэди Юстэсъ, продолжалъ Фрэнкъ: — не должна оставаться въ недоумніи. Я согласенъ, что ея право на эти вещи должно быть представлено на судъ компетентныхъ людей. Разумется, я, какъ ея родственникъ, не стану принимать участія въ этомъ слдствіи, но какъ ея родственникъ я долженъ просить васъ согласиться, что ваша помолвка съ нею не можетъ зависть отъ этихъ брилліантовъ. Она ршилась принять ваше предложеніе и я обязанъ позаботиться, чтобъ съ нею обошлись добросовстно, честно и съ должнымъ уваженіемъ.
Фрэнкъ выразилъ это требованіе очень хорошо, между тмъ какъ лордъ Фонъ походилъ на прибитую собаку.
— Разумется, сказалъ ея сіятельство: — я желаю только поступить какъ слдуетъ.
— Будетъ поступлено какъ слдуетъ. Моя кузина не желаетъ удерживать у себя вещей, не принадлежащихъ ей. Стало быть, я могу сказать ей, что вы не намрены отказываться отъ вашего слова?
Посл этого лордъ Фонъ пытался поставить условіемъ, чтобъ взамнъ этого Лиззи дала слово передать дло о брилліантахъ на обсужденіе законныхъ властей, но Фрэнкъ не хотлъ покориться этому, и наконецъ товарищъ министра уступилъ. Помолвка должна была остаться во всей сил. Слдовало обратиться къ адвокатамъ. Помолвленные не должны были видться пока. А когда юристы ршатъ дло, лордъ Фонъ обязанъ былъ выразить свое сожалніе, что онъ подозрвалъ свою невсту. Вотъ каково было словесное условіе сообразно мннію Фрэнка Грейстока. Лордъ Фонъ, безъ сомннія, уврялъ бы, что онъ никогда не соглашался на послднее условіе.
Чрезъ недлю посл этого было свиданіе въ контор Кэмпердауна. Грейстокъ, какъ другъ своей кузины, похалъ послушать, что скажетъ Кэмпердаунъ въ присутствіи лорда Фона и Джона Юстэса.
Фрэнкъ между тмъ създилъ въ Ричмондъ, обнялъ Люси какъ свою будущую жену и поговорилъ съ лэди Фонъ наедин. Какъ женихъ Люси Морисъ, онъ былъ принятъ ея сіятельствомъ, но невозможно было не упомянуть о Лиззи и Фрэнкъ заступился за свою кузину. Разумется, между нимъ и лэди Фонъ водворилось непріязненное чувство. Лэди Фонъ возненавидла Лиззи и желала разстроить бракъ, останутся у ней брилліанты или нтъ. Она не могла сказать этого своему гостю, но очень ясно выказала свои чувства. Фрэнкъ былъ вжливъ, холоденъ и ршительно показывалъ увренность, что разумется этотъ бракъ совершиться долженъ. Лэди Фонъ имла намреніе быть вжливой, но не могла обуздать своего чувства, и хотя не смла сказать, что ея сыну слдовало бы совсмъ перестать знаться съ лэди Юстэсъ, показала очень ясно, что намрена стремиться къ этому. Разумется они разстались недружелюбно и, разумется, бдная Люси это примтила.
Прежде чмъ устроилось свиданіе въ контор Кэмпердауна, онъ пересмотрлъ вс старые документы. Конечно, бываютъ случаи, что часто т дла, которыя по своей важности слдовало бы держать чистыми какъ текучая вода, часто оказываются въ самомъ запутанномъ состояніи. Брилліанты, о которыхъ идетъ рчь, были куплены, вмст съ другими драгоцнными вещами, ддомъ сэр Флоріана въ то время, когда онъ женился на дочери какого-то герцога — по этому случаю старинные фамильные брилліанты, считавшіеся наслдственнымъ достояніемъ, были проданы или отданы взамнъ за вещи тогда покупаемыя. Этотъ ддъ, который также былъ въ свое время сэр-Флоріаномъ. поставилъ въ своемъ завщаніи, что эти брилліанты должны считаться наслдственными, и отказалъ ихъ своему старшему сыну, а потомъ старшему сыну этого сына, если таковый родится. Брилліантами этими владлъ его старшій сынъ, но не владлъ сынъ этого сына. На свт былъ такой Юстэсъ, но онъ умеръ прежде своего отца. Младшій сынъ старика сэр Флоріана, сэр-Томасъ, сдлался наслдникомъ брата и былъ отецъ того Флоріана, который женился на лэди Юстэсъ. Слдовательно, послдній сэр-Флоріанъ былъ четвертымъ наслдникомъ посл того старика сэр-Флоріана, который составилъ завщаніе и предписалъ, что эти брилліанты должны считаться наслдственными. Два промежуточные баронета ничего не упоминали объ этихъ брилліантахъ. Отецъ сэр-Флоріана даже умеръ, не сдлавъ завщанія. Были и другія вещи въ большемъ количеств, но не такія цнныя, какъ эти брилліанты, все еще хранившіеся у господъ Гарнетъ, о нихъ не поднималось никакого спора. Послдній сэр-Флоріанъ по завщанію оставилъ имніе Портрэ вдов, но всю свою остальную собственность своему наслднику. Вотъ что наконецъ узналъ Кэмпердаунъ, но былъ принужденъ сознаться себ, что все это было нсколько запутано.
Однако онъ удостоврился, что затрудненія никакого быть не можетъ. Господа Гарнетъ могли сказать, что ожерелье находилось у нихъ вмст съ другими вещами, еще находящимися у нихъ со времени смерти лэди Юстэсъ до брака послдняго сэр-Флоріана, ея сына. Они показали, что брилліанты были отданы имъ 24 сентября, въ день возвращенія сэр-Флоріана изъ Шотландіи съ его молодою женой. Первое показаніе Лиззи согласовалось съ записью въ книгахъ господъ Гарнетъ, но посл она увряла, будто ожерелье было подарено ей въ Шотландіи. Когда Кэмпердаунъ самъ разсматривалъ запись въ книгахъ ювелировъ, онъ нашелъ, что цифры такъ размазаны что ихъ можно принять и за 4 и за 24 сентября.А день брака сэр-Флоріана былъ именно 4 сентября. Только одинъ Джонъ Юстэсъ зналъ, что мать его въ Шотландіи носила это ожерелье. Только одинъ епископъ зналъ, что онъ видлъ его на ше своей невстки, когда, какъ это часто случалось, она бывала въ парадномъ обществ. Кэмпердауну казалось, что онъ слышалъ отъ Лиззи два разсказа — одинъ, повторяемый не разъ, что брилліанты были подарены ей въ Лондон, второй — что они подарены ей въ Портрэ. Самъ онъ думалъ, что брилліанты совсмъ не были въ Шотландіи посл смерти первой лэди Юстэсъ, но онъ зналъ, что можетъ вполн положиться на распоряженія старика сэр-Флоріана. Не было ни малйшаго сомннія, что это т самые брилліанты, хотя оправа измнена. Старикъ Гарнетъ показывалъ, что онъ подъ присягой готовъ признать это ожерелье.
— Вы не можете предполагать, чтобы лэди Юстэсъ желала удержать вещь, не принадлежащую ей, сказалъ Фрэнкъ Грейстокъ.
— Разумется, сказалъ Джонъ Юстэсъ.
— Никто этого не воображаетъ, сказалъ Кэмпердаунъ.
Лордъ Фонъ, чувствовавшій, что ему не слдовало бы находиться тутъ, и не знавшій, что лучше, заступиться за Лиззи или говорить противъ нея, не сказалъ ничего.
— Но, продолжалъ Кэмпердаунъ:— въ фактахъ сомнваться нельзя. Эти брилліанты составляли часть очень драгоцнныхъ украшеній, укрпленныхъ за наслдниками въ потомственное владніе сэр-Флоріаномъ Юстэсомъ въ 1799. Актъ этотъ былъ написанъ моимъ ддомъ и теперь находится у меня. Я не знаю какое еще доказательство можемъ мы имть. Угодно вамъ взглянуть на актъ, мистеръ Грейстокъ, и на завщаніе?
Фрэнкъ замтилъ, что такъ какъ, вроятно, дло это перейдетъ на обсужденіе законныхъ судей, то ему лучше на документы не смотрть. Все, что онъ скажетъ, взглянувъ теперь на документъ, не можетъ имть вса.
— Но для чего обращаться къ судьямъ, сказалъ Кэмпердаунъ: — когда дло такъ ясно?
— Любезный сэръ, сказалъ Фрэнкъ:— моя кузипа, лэди Юстэсъ убждена, что ея покойный мужъ имлъ намреніе подарить ихъ ей совсмъ, и что онъ не могъ этого сдлать, еслибъ не имлъ на это власти.
Кэмпердаунъ быль убжденъ, что Лиззи лжетъ, и потому ничего не отвтилъ.
— Ваша опытность, вроятно, показала вамъ, продолжалъ Фрэнкъ: — что въ длахъ по наслдствамъ всегда бываетъ большое затрудненіе.
— Я никода по слыхалъ о подобныхъ затрудненіяхъ, сказалъ Кэмпердаунъ.
— Вс вообще понимаютъ это дло очень ясно, сказалъ лордъ Фонъ.
— Покойный сэр-Флоріанъ, повидимому, понялъ не очень ясно, замтилъ Фрэнкъ.
— Пусть она отдастъ ихъ какому-нибудь постороннему человку или контор, пока дло это будетъ ршено, сказалъ Кэмпердаунъ.— Они тамъ могутъ сохраняться гораздо безопасне, чмъ у нея въ рукахъ.
— Я думаю, что они въ безопасности и теперь, сказалъ Фрэнкъ.
Вотъ все, что происходило на этомъ свиданіи. Справедливо сказалъ Кэмпердаунъ Джону Юстэсу, что она намрена ‘уцпиться за нихъ’.
— Могу только надяться, что лордъ Фонъ не будетъ такъ безразсуденъ и не женится на ней, сказалъ Кэмпердаунъ.
Лордъ Фонъ самъ тоже думалъ, — но тогда какимъ образомъ онъ очиститъ свою репутацію отъ обвиненія, которое будетъ взведено на него, и какъ онъ сладитъ съ Фрэнкомъ Грейстокомъ?

Глава XVII.
БРИЛЛІАНТЫ ПОКАЗЫВАЮТСЯ ПУБЛИЧНО.

Не будемъ предполагать, что лэди Юстэсъ въ-теченіе лта вела жизнь затворницы. Лондонскій сезонъ былъ въ полномъ блеск и лэди Юстэсъ вовсе не была затворницей. Первый годъ вдовства она во всхъ отношеніяхъ походила на вдову — то-есть носила трауръ и вела спокойную жизнь въ Бобсборо или Портрэ. Въ этотъ годъ родился ея ребенокъ — и она была принуждена вести скромный образъ жизни, живя съ женами епископовъ и дочерьми декановъ. Два года уединенія вообще считаются достаточными для вдовы. Два года не совсмъ кончились, когда Лиззи открыла свою кампанію въ улиц Маунтъ съ весьма малою долею траура, — но она была молода и богата, а свтъ знаетъ, что двадцатидвухлтняя женщина не можетъ пожертвовать двумя цлыми годами. Относительно своего вдовства Лиззи не встртила большихъ упрековъ. Ее не избгали, о ней не говорили, что она заслужила дурную репутацію въ тхъ улицахъ и сквэрахъ, по которымъ разъзжала въ экипажахъ. Ее называли кокеткой, поднимали кверху руки отъ удивленія сумасбродной щедрости сэр-Флоріана — потому что богатство Лиззи очень преувеличивали — и говорили, что разумется она опять выйдетъ замужъ.
Удивительно, какъ свтъ вообще вритъ лжи. Кому-нибудь вдругъ придетъ въ голову, что такой-то по уши въ долгахъ и не выходитъ изъ дома, боясь попасть въ руки полицейскихъ,— или что съ какой-нибудь несчастной женщиной дурно обращается мужъ, — или что чей-нибудь старшій сынъ раззорилъ отца, между тмъ такой-то не долженъ никому, женщина не слышитъ суроваго слова отъ своего властелина, а старшій сынъ некогда не могъ добиться шилинга свыше назначеннаго ему содержанія. Ложь, ходившая по Лондону въ этотъ сезонъ, основывалась на обширности вдовьяго наслдства лэди Юстэсъ. Ложь эта доходила даже до увренія, будто это наслдство не пожизненное. Полагали, что айрширское помстье отдано ей въ полную собственность, и она можетъ длать съ нимъ, что ей угодно. Само собою разумется, что айрширское помстье цнилось вдвое чмъ стоило на самомъ дл.
Когда сэр-Флоріанъ женился, разгласилось, что онъ поступилъ особенно щедро съ своей неимущей женой, и щедрость эта, по обыкновенію, была преувеличена. Разумется, сама Лиззи постаралась распустить слухъ, будто Портрэ составляетъ ея собственность. Кэмпердаунъ очень старался это опровергать. Джонъ Юстэсъ опровергалъ, когда представлялся случай. Епископъ съ своимъ обычнымъ спокойствіемъ опровергалъ. Лэди Линлитго опровергала. Но ложь была пущена и пошла въ ходъ, и не было человка въ Лондон, который не зналъ бы, что лэди Юстэсъ иметъ восемь или девять тысячъ годоваго дохода въ полной своей собственности въ Шотландіи. Разумется, женщина съ такимъ состояніемъ, такая богатая, прекрасная, умная, молодая, непремнно выйдетъ замужъ и сдлаетъ хорошую партію. Безъ сомннія, къ этому примшивалось чувство, что ‘Лиззи’ — какъ ее часто называли даже люди, видвшіе ее мелькомъ — имла какой-то недостатокъ при всемъ этомъ.
— Не знаю, чмъ она хромаетъ, сказалъ очень умный человкъ, капитанъ Будль, недавно снова появившійся между своими пріятелями-офицерами въ клуб: — только въ ней есть что-то неладное.
— Врно дьявольскій характеръ, сказалъ поручикъ Григсъ.
— Конечно, не смиренница, сказалъ Будль.
Такимъ образомъ о Лиззи говорили въ клуб, но ее приглашали на обды и балы, она сама давала небольшіе обды и до нкоторой степени была въ мод. Вс увряли, что разумется она опять выйдетъ замужъ, а теперь сдлалось извстно повсюду, что она помолвлена за лорда Фона.
— Бдный лордъ Фонъ! сказала лэди Гленкора Паллизеръ своему искреннему другу, мадамъ Максъ Гёслеръ: — вы помните, какъ страстно былъ онъ влюбленъ въ Вайолетъ Эфингамъ два года тому назадъ?
— Два года срокъ продолжительный, лэди Гленкора, и Вайолетъ Эфингамъ выбрала другого мужа.
— Но разв это не униженіе для него? Вайолетъ была премиленькой двушкой и одно время я думала, что она выйдетъ а него.
— А я думала, что она выйдетъ за другого, за котораго она не вышла, сказала мадамъ Гёснеръ, у которой были свои воспоминанія, которая сама была вдова и въ тотъ періодъ, о которомъ упоминала лэди Гленкора, думала, что можетъ быть перестанетъ быть вдовой, только разумется ей никогда не приходило въ голову, что лордъ Фонъ можетъ быть ея вторымъ мужемъ {‘Финіасъ Финнъ’. Собр. Ром. 1869. Пр. Пер.}.
— Бдный лордъ Фонъ! продолжала лэди Гленкора.— Онъ врно ужасно нуждается въ деньгахъ.
— Но вдь лэди Юстэсъ очень хорошенькая.
— Да, она очень хороша — мало этого, она просто загляднье, и очень умна, очень богата, но…
— Что же значитъ ваше ‘но’, лэди Гленкора?
— Кто же когда объясняетъ ‘но’? Вы такъ умны, мадамъ Гёслеръ, что вамъ не нужно объясненій. Да я и не могла бы объяснить. Я могу только сказать, что очень жалю бднаго лорда Фона, который джентльмэнъ, но пороха не выдумаетъ.
— Это правда. А все-таки я люблю лорда Фона, сказала мадамъ Гёслеръ:— и думаю, что онъ именно такой человкъ, которому слдуетъ жениться на лэди Юстэсъ. Онъ всегда или въ своемъ министерств, или въ парламент.
— Мужчина можетъ много бывать въ министерств и еще больше въ парламент, чмъ лордъ Фонъ, отвтила лэди Гленкора смясь: — и вмст съ тмъ думать о своей жен, душа моя.
Никто не проводилъ столько часовъ въ парламент или въ министерств, какъ мужъ лэди Гленкоры Паллизеръ, который уже боле двухъ лтъ занималъ высокое мсто канцлера казначейства.
Разговоръ этотъ происходилъ въ маленькой гостиной мадамъ Гёслеръ въ Парковомъ переулк, но чрезъ три дня посл этого эти дамы опять встртились въ дом, занимаемомъ тогда лэди Чильтернъ на Портсмэнскомъ сквэр — лэди Чильтернъ, въ которую лордъ Фонъ былъ очень влюбленъ, когда она была еще Вайолетъ Эфингамъ.
— Я нахожу, что для него эта прекрасная партія, сказала лэди Чильтернъ мадамъ Гёслеръ.
— Но вы слышали о брилліантахъ? спросила лэди Гленкора.
— О какихъ брилліантахъ?
— Чьихъ брилліантахъ?
Ни та, ни другая не слыхала о брилліантахъ и лэди Гленкора разсказала исторію. Лэди Юстэсъ будто бы нашла вс фамильные брилліанты, принадлежавшіе юстэсовской фамиліи, въ той комнат, гд хранилось серебро въ замк Портрэ, и присвоила ихъ себ, какъ собственность, найденную въ ея дом. Джонъ Юстэсъ и епископъ сообща требовали этихъ вещей отъ имени наслдника и начался процесъ, Брилліанты эти были дороже всхъ брилліантовъ, принадлежавшихъ частнымъ людямъ въ Англіи, и цнились въ двадцать-четыре тысячи фунтовъ. Лордъ Фонъ отказался отъ помолвки, какъ только услыхалъ, что право лэди Юстэсъ владть ими подвержено сомннію. Лэди Юстэсъ объявила о своемъ намреніи подать искъ на лорда Фона, а брилліанты припрятала.
Читателю извстно, что разсказъ этотъ не совсмъ походилъ на настоящую исторію этого дла. Онъ даже ршительно былъ ложенъ во всхъ подробностяхъ, но онъ достаточно показываетъ. что дло это сдлалось гласно.
— Неужели лордъ Фонъ отказался? спросила мадамъ Гёслеръ.
— Отказался, сказала лэди Гленкора.
— Бдный лордъ Фонъ! воскликнула лэди Чильтернъ:— право, кажется, онъ никогда не пристроится.
— Я не думаю, чтобъ у него достало мужества такъ поступить, сказала мадамъ Гёслеръ.
— Кром того, доходъ лэди Юстэсъ не совсмъ врный, сказала лэди Чильтернъ:— а бдному лорду-Фону такъ нужны деньги!
— Но очень непріятно узнать, сказала лэди Гленкора:— сначала что у жены самые дорогіе брилліанты въ Англіи, а потомъ, что она… украла ихъ. Я нахожу, что лордъ Фонъ правъ. Если человкъ женится на деньгахъ, то онъ долженъ ихъ получить. Желала бы я знать, дйствительно ли она приняла его предложеніе. Красавица она несомннная и могла бы найти мужа получше.
— Я не хочу слышать, чтобы лорда Фона такъ унижали, сказала лэди Чильтернъ.
— Мужа получше! сказала мадамъ Гёслеръ:— кого еще лучше можетъ она имть? Онъ пэръ и сынъ его будетъ пэромъ. Я не думаю, чтобъ она могла найти мужа лучше.
Лэди Гленкора когда-то отказала человку, который хотлъ жениться на ея деньгахъ. Лэди Чильтернъ когда-то отказалась сдлаться лэди Фонъ. Мадамъ Гёслеръ когда-то отказала англійскому пэру. Слдовательно, этотъ разговоръ былъ боле интересенъ для каждой, чмъ выражалось въ словахъ.
— Будетъ она у васъ въ пятницу, лэди Гленкора? спросила мадамъ Гёслеръ.
— Общала — общалъ и лордъ Фонъ. Лордъ Фонъ обдаетъ у насъ. Когда она это узнаетъ, она не прідетъ.
— Не таковская! сказала лэди Чильтернъ.— Она прідетъ нарочно. Она не трусиха.
— Если онъ дурно поступилъ съ нею, она совершенно права, сказала мадамъ Гёслеръ.
— И наднетъ т самые брилліанты, о которыхъ идетъ споръ, сказала лэди Чильтернъ.
Такимъ образомъ объ этомъ разсуждали дамы въ Лондон.
— А что Фонъ женится?
Этотъ вопросъ сдлалъ Барингтонъ Ирль Легге Уильсону. Легге Уильсонъ былъ министръ ост-индскихъ длъ, а Барингтонъ Ирль, членъ правительства.
— Право не знаю, сказалъ Уильсонъ:— въ министерств дла идутъ своимъ порядкомъ, вотъ все, что я знаю о Фон. Онъ мн не говорилъ о своей женитьб и поэтому я не разспрашивалъ его.
— Онъ не заявлялъ объ этомъ офиціально?
— Я еще не получалъ бумагъ, сказалъ Уильсонъ.
— Бумаги-то выдутъ неловкія, какъ я слышалъ, сказалъ Барингтонъ Ирль.— Они были помолвлены, въ этомъ нтъ никакого сомннія, и мн кажется, что онъ отказался, не объяснивъ причины.
— Я полагаю, денегъ не такъ много, намекнулъ Уильсопъ.
— Ходитъ странная исторія о какихъ-то брилліантахъ. Никто не знаетъ, кому они принадлежатъ, и говорятъ, будто Фонъ обвинилъ ее въ томъ, что она украла ихъ. Онъ хочетъ отнять ихъ у ней, а она не даетъ. Я полагаю, что дло это дойдетъ до суда. Мн жаль Фона. Это надлаетъ ему большого вреда.
— Вы увидите, что онъ выпутается здравъ и невредимъ, сказалъ Легге Уильсонъ.— Онъ очень осторожный человкъ. И если есть что-нибудь дурное…
— Дурного тутъ очень много, сказалъ Барингтонъ Ирль.
— Вы увидите, что окажется виноватою она.
— Вы увидите также, что она постарается обвинить его во всемъ. У ней ума достанетъ на все. А кто будетъ новымъ епископомъ?
— Я еще не слыхалъ отъ Грешэма, должно быть, Джонсъ, сказалъ Уильсонъ.
— Кто это Джонсъ?
— Духовный сановникъ, я полагаю — безопаснаго характера. Кажется, ничего другого не требуется.
Изъ этого можно видть, что Уильсонъ имлъ свое собственное мнніе о церковныхъ длахъ и что лица высокопоставленныя занимались длами бдной Лиззи.
Лэди Юстэсъ похала на вечеръ къ лэди Гленкор, несмотря на Кэмпердауна и вс свои затрудненія. Лэди Чильтернъ совершенно справедливо сказала, что Лиззи не трусиха. Она похала, зная, что встртитъ лорда Фона, и надла брилліанты. Она надла ихъ первый разъ посл того, какъ сэр-Флоріанъ отдалъ ихъ ей, и не безъ большого мужества ршилась явиться публично въ убор, о которомъ было столько толковъ.
Прошло боле двухъ недль посл того, какъ она разсталась съ лордомъ Фономъ въ замк Фонъ, и хотя они еще считались помолвленными и оба жили въ Лондон, она не видала его посл того. Фрэнкъ Грейстокъ передалъ ей, что лордъ Фонъ находитъ лучшимъ не видаться съ ней до ршенія этого дла. Фрэнкъ, поставилъ это въ числ другихъ условій, которыя онъ выхлопоталъ для нея. Она съ презрніемъ выслушала это — съ смсью презрнія и признательности — презрнія къ человку, общавшему жениться на ней, любящей признательности кузену, поставившему это условіе.
— Разумется, я не желаю видть его. пока у него въ голов такая мысль, сказала она:— но прятаться отъ него не стану. Вы вдь не желаете, Фрэнкъ, чтобъ я пряталась отъ него?
Когда она получила пригласительный билетъ на вечеръ къ лэди Гленкор очень скоро посл этого, она позаботилась дать отвтъ такимъ образомъ, чтобъ лэди Гленкора помнила объ ея согласіи. Лордъ Фонъ, вроятно, будетъ тамъ — если только не захочетъ избгнуть встрчи съ нею. У ней оставалось десять дней, чтобъ ршить, наднетъ ли она брилліанты или нтъ. Мужества у ней было много, но невдніе ея было такъ велико. Она не знала, не можетъ ли Кэмпердаунъ постараться насильно сорвать эти брилліанты съ ея шеи даже на лстниц лэди Гленкоры. Она думала, что ея безопасность заключается въ томъ обстоятельств, что Кэмпердаунъ не знаетъ объ ея намреніи. Она не говорила никому — даже мисъ Мэкнёльти, но явилась предъ нею во всемъ великолпіи, отправляясь садиться въ экипажъ.
— Вы надли ожерелье! сказала мисъ Мэкнёльти.
— Почему же мн не надть моего собственнаго ожерелья? спросила Лиззи съ притворнымъ гнвомъ.
Комнаты лэди Гленкоры были полны, когда Лиззи вошла, но съ ней не было мужчины и вс сторонились, такъ что она могла быстро подниматься на лстницу. Брилліанты были узнаны многими прежде, чмъ Лиззи дошла до гостиной, — хотя эти брилліанты не были извстны и никто не помнилъ этого ожерелья,— но разговоровъ было такъ много, что блескъ каменьевъ тотчасъ напомнилъ эти брилліанты мужчинамъ и женщинамъ.
— Вонъ у ней на ше двадцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ бднаго Юстэса, сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ своему пріятелю Барингтону Ирлю.
— А вонъ лордъ Фонъ явился смотрть за ними.
Лордъ Фонъ, по-крайней-мр, думалъ, что ему слдуетъ смотрть за его невстой. Лэди Гленкора шепнула ему на-ухо передъ тмъ, какъ пошли обдать, что лэди Юстэсъ будетъ вечеромъ, такъ чтобъ онъ могъ самъ выбрать, остаться ему или ухать. Еслибъ онъ могъ ускользнуть такъ, чтобъ объ этомъ никто не узналъ, онъ не пошелъ бы въ верхнія залы посл обда, но онъ зналъ, что за нимъ наблюдаютъ, онъ зналъ, что о немъ говорятъ, и не хотлъ подать поводъ сказать, что онъ убжалъ. Онъ пошелъ наверхъ, думая обо всемъ этомъ, и какъ только увидалъ лэди Юстэсъ, тотчасъ пробрался къ ней сквозь толпу. Много глазъ было устремлено на нихъ, но никто вроятно не слыхалъ, какъ неважны были слова, сказанныя ими другъ другу. Она обошлась съ нимъ безподобно. Она улыбнулась и подала ему руку — только подала безъ малйшаго пожатія — и шепнула что-то, смотря ему въ лицо, но ничего не обнаруживая своимъ взглядомъ. Потомъ онъ спросилъ ее, хочетъ ли она танцовать. Да, — она протанцуетъ кадриль, они и протанцовали кадриль. Такъ-какъ она не танцовала ни съ кмъ другимъ, то было ясно, что она обращается съ лордомъ Фономъ какъ съ женихомъ. Какъ только танецъ кончился, она взяла лорда Фона подъ руку и походила съ нимъ по комнат нсколько минутъ. Она очень хорошо понимала, какое значеніе имютъ ея брилліанты, но на лиц ея не обнаруживалось этого сознанія. Онъ тоже понималъ и обнаруживалъ. Онъ ожерелья не узналъ, но зналъ очень хорошо, что это спорная вещь. Брилліанты были великолпны и ему казалось, что они затемняютъ вс другіе брилліанты въ комнат. О лэди Юстэсъ было можно сказать, что она такая женщина, которой слдуетъ носить брилліанты. Она была создана блистать, сверкать наружными украшеніями — сіять богатыми нарядами. Можно было только сомнваться, не лучше ли бы шли къ ея личности брилліанты поддльные. Но эти брилліанты были неподдльные, она сіяла и сверкала, была чрезвычайно великолпна. Гости лэди Гленкоры не тснились взглянуть на ожерелье,— въ этомъ ихъ обвинить нельзя. Гости лэди Гленкоры, не были способны на это. Но небольшое волненіе было — небольшое — однако, и лордъ Фонъ и лэди Юстэсъ это примтили. Глаза всхъ были устремлены на брилліанты и время-отъ-времени слышался шепотъ. Лиззи переносила это очень хорошо, но лордъ Фонъ былъ растревоженъ.
— Мн нравится, что она ихъ надла, сказала лэди Гленкора лэди Чильтернъ.
— Да, — если она намрена оставить ихъ у себя. Впрочемъ, я ничего объ этомъ не знаю. Вы видите, свадьба не разошлась.
— Полагаю. Что вы думаете сдлала я? Онъ обдалъ здсь и я сказала ему, что она будетъ. Я нашла, что это слдуетъ сдлать.
— А что онъ сказалъ?
— Я позаботилась, чтобъ ему нечего было говорить, но, сказать по правд, не ожидала, чтобъ онъ пошелъ съ нами сюда.
— Стало быть, они не могутъ быть въ ссор, сказала лэди Чильтернъ.
— Въ этомъ я не уврена, сказала лэди Гленкора.— Они, кажется, не очень нжничаютъ.
Лэди Юстэсъ воспользовалась какъ можно боле удобнымъ случаемъ. Вскор посл кадрили она попросила лорда Фона отыскать ея экипажъ. Разумется, онъ отыскалъ и разумется посадилъ ее въ карету, спускаясь и поднимаясь на лстницу два раза для нея. Разумется, вс видли, что онъ длаетъ. До послдней минуты они не говорили между собой ни слова, которое не могло бы быть сказано самыми обыкновенными знакомыми, но когда она сла въ карету, она высунулась впередъ и сказала:
— Вамъ лучше бы пріхать ко мн поскоре.
— Я пріду, сказалъ лордъ Фонъ.
— Да, только прізжайте скоре. Все это надоло мн — можетъ быть, боле чмъ вы думаете.
— Я скоро пріду, сказалъ лордъ Фонъ и вернулся къ гостямъ лэди Гленкоры очень растревоженный.
Лиззи пріхала домой благополучно и заперла свои брилліанты въ желзный сундучокъ.

Глава XVIII.
А МН, НЕЧЕГО ДАТЬ.

Былъ конецъ іюня, а Фрэнкъ Грейстокъ только еще одинъ разъ здилъ въ замокъ Фонъ съ-тхъ поръ, какъ онъ написалъ къ Люси Морисъ предложеніе сдлаться его женой. Это было три недли тому назадъ, и такъ какъ запрещеніе бывать въ замк Фонъ было съ него снято самою лэди Фонъ, двицы думали, что онъ былъ очень нерадивый женихъ, но Люси нисколько не досадовала. Люси знала, что все въ порядк, потому что Фрэнкъ, прогуливаясь съ ней въ послдній разъ около кустарника, далъ ей понять, что между нимъ и лэди Фонъ было маленькое несогласіе изъ-за Лиззи Юстэсъ.
— Я единственный ея родственникъ въ Лондон, сказалъ Фрэнкъ.
— Лэди Линлитго ея родственница, замтила Люси.
— Он поссорились и старуха ядовито отзывается о ней. За нея некому заступиться кром меня и я долженъ позаботиться, чтобъ съ ней не поступили дурно. Женщины такъ яростно ненавидятъ другъ друга и лэди Фонъ ненавидитъ свою будущую невстку.
Люси вовсе не досадовала на помощь, которую ея женихъ оказывалъ своей кузин. Въ чувств ея не было ни малйшей ревности. Она думала, что Лиззи недостойна доброты Фрэнка, но теперь она не хотла этого сказать. Она не сказала ему, какъ Лиззи хотла ее подкупить, она и Фонамъ не сказала объ этомъ ничего. Она понимала также, что такъ-какъ Фрэнкъ объявилъ о своемъ намреніи поддерживать Лиззи, то конечно чмъ рже онъ будетъ видться съ лэди Фонъ, тмъ лучше. Однако лэди Фонъ не говорила Люси ничего худого о поведеніи ея жениха. Въ замк Фонъ вс двицы и вся прислуга понимали, что Лиззи Юстэсъ слдуетъ считать непріятельницей. Вс думали, что лордъ Фонъ разошелся съ нею или по-крайней-мр намренъ разойтись, но употреблялись различныя стратагемы и приготовлялись страшныя орудія, если окажется нужно, для того, чтобъ не допустить брака, который теперь считался безславнымъ. Мистрисъ Гитауэ усиленно трудилась и разузнала кое-что очень похожее на правду въ сдлк съ Бенджаминомъ. Можетъ быть, мистрисъ Гитауэ узнала боле, чмъ было справедливо о прежнихъ грхахъ Лиззи, но тмъ, что она узнала, она воспользовалась очень искусно, сообщая факты матери, Кэмпердауну и брату. Братъ почти поссорился съ нею, но она все продолжала сообщать ему факты.
Въ это время Фрэнкъ Грейстокъ, конечно, велъ себя безразсудно, заступаясь за кузину. Читатель помнитъ, что одно время онъ самъ думалъ жениться на ней — потому что она была богата, но даже тогда онъ не имлъ о ней хорошаго мннія, едвали считалъ ее честной и радовался, когда узналъ, что обстоятельства, а не его собственное мнніе избавили его отъ этого несчастья. Онъ выразилъ радость, когда предложеніе лорда Фона было принято — какъ будто онъ былъ счастливъ мыслью, что его опасная кузина будетъ имть такого надежнаго мужа, а когда онъ услыхалъ объ ожерель, онъ выразилъ мнніе, что разумется оно будетъ отдано. Во всемъ этомъ онъ не выказалъ къ своей кузин большой преданности и очень нжной дружбы, ничего такого, что могло бы заставить чувствовать тхъ, кто его зналъ, что онъ облечется въ броню за нее. Но послднее время — уже посл помолвки съ Люси — онъ выказалъ себя очень твердымъ ея другомъ и облекся въ броню. Онъ не совстился говорить, что намренъ держать ея сторону въ дл съ лордомъ Фономъ, и нсколько изумилъ Кэмпердауна, выразивъ сомнніе въ вопрос объ ожерель.
— Онъ долженъ однако знать, что она иметъ на него столько же правъ, сколько и я, сказалъ Кэмпердаунъ съ негодованіемъ своему сыну.
Кэмпердауна очень тревожило ожерелье и онъ не зналъ, какъ дйствовать.
Между тмъ Фрэнкъ послушался лучшихъ убжденій своего сердца и сдлалъ предложеніе Люси Морисъ. Онъ похалъ въ замокъ Фонъ, чтобъ сдержать общаніе, данное Лиззи Юстэсъ навстить ее тамъ. Онъ гулялъ съ Люси только потому что находился въ замк Фонъ. Онъ написалъ къ Люси только потому, что сказалъ ей о своей любви во время прогулки. Во всемъ этомъ дло устроилось такъ, какъ устраиваются подобныя дла, и сказать по-правд, не о чемъ было и сожалть. Онъ дйствительно любилъ эту двушку всмъ своимъ сердцемъ. Можетъ быть, справедливо будетъ сказать, что онъ никогда не любилъ никакой другой женщины. Когда находился въ хорошемъ расположеніи духа, онъ говаривалъ себ — давнымъ-давно часто себ говорилъ — что если онъ не женится на Люси Морисъ, то не можетъ жениться ни на комъ. Когда его мать, зная, что бдная Люси не иметъ ни копейки, просила его, какъ это длаютъ матери, остерегаться, онъ честно заступился за свою любовь, объявивъ, что въ его глазахъ ни одна женщина не можетъ сравниться съ Люси Морисъ. Читатель видлъ, какъ чуть-было съ его языка не сорвались слова, которыми онъ хотлъ сдлать предложеніе своей кузин лэди Юстэсъ, зная между-тмъ, что его сердце отдано Люси — зная также, что сердце Люси отдано ему. Но онъ этого не сдлалъ и доброе побужденіе одержало верхъ.
Въ образ и состав нашей организаціи, въ нашей плоти и костяхъ есть только одинъ человкъ — мужчина или женщина, съ перевсомъ къ добру или злу, поведеніе которыхъ во всякихъ непредвиднныхъ обстоятельствахъ можетъ быть предсказано довольно врно всякимъ, кто знаетъ этого мужчину или эту женщину. Такіе люди просты, единообразны, и можетъ быть, вообще послдовательны. Они идутъ по прямой линіи, сообразно съ извстными установленными инстинктами или правилами, и сегодня будутъ таковы, какъ вчера, а завтра таковы, какъ сегодня. Лэди Юстэсъ была такова, такова была и Люси Морисъ. Съ характерами противоположными какъ два полюса, каждая изъ нихъ представляла одну сущность, и сомнваться или ошибаться въ сужденіи о будущемъ поведеніи каждой изъ нихъ можно было только по недостаточному знанію ихъ натуры. Но есть человческія существа, которыя хотя единичны тломъ, двойственны по характеру, въ груди которыхъ не только зло вчно борется съ добромъ, но для которыхъ зло иногда бываетъ ужасно отвратительно, а иногда вовсе неотвратительно. Можно сказать, что когда сатана захватитъ такихъ людей, то освободившись отъ него, они отпрянутъ къ добродтельнымъ намреніямъ и къ полнйшей любви ко всему хорошему или благородному. Такіе мужчины — или женщины — едва ли способны унизить себя пошлыми пороками. Они не будутъ ни плутами, ни ворами, ни пьяницами — можетъ быть, не будутъ и лжецами, но честолюбіе, развратъ, потворство своимъ страстямъ, гордость и алчность могутъ овладть ими и, сообразно расположенію ихъ духа, могутъ казаться имъ добродтелями, а не пороками. Такимъ человкомъ былъ Фрэнкъ Грейстокъ, который былъ способенъ гулять по берегамъ спокойнаго, наполненнаго форелью Боба въ Бобсборо, хлестать по вод своею тростью, говоря себ, что свтъ, потерянный для любви, будетъ также потерянъ и для хорошей цли, и который могъ также стоять засунувъ руки въ карманы панталонъ и смотрть на мостовую въ окрестностяхъ Вестминстера и клясться, что онъ выиграетъ игру, чего бы это ни стоило его сердцу. Каковъ долженъ быть мужчина, который позволитъ какому-нибудь неопредленному чувству — внутреннему недугу, который онъ называетъ страстью, и не можетъ анализировать, какому-нибудь желанію, происходящему отъ инстинкта, а не отъ разсудка — вредить всмъ планамъ его разума, всмъ усиліямъ, которыя онъ употребилъ для достиженія своей цли. Обстоятельства привели его на такую стезю жизни, для которой средствъ его было недостаточно, но которую онъ считалъ самой благородной и мужественной стезей. Если онъ останется вренъ себ — и той истин, которая казалась ему въ эту минуту, самой правдивой изъ всхъ истинъ — онъ могъ достигнуть самыхъ крайнихъ границъ честолюбія. Онъ могъ жить съ самыми знатными, съ самыми образованными и съ первыми красавицами, онъ можетъ своимъ умомъ руководить національными совтами и составить себ имя, о которомъ будутъ вспоминать въ его отечеств и читать въ историческихъ лтописяхъ въ послдующихъ вкахъ. Но для этого онъ долженъ идти по этой стез осторожно. Онъ, находящійся въ стсненныхъ обстоятельствахъ, уже надлавшій долговъ, не имющій въ виду никакого наслдства, принужденъ жить, и жить будто бы въ достатк, между тми, которые родились богатыми людьми. А онъ такъ искусно учился образу жизни богачей, что почти разучился, какъ жить въ достатк между бдными.
Но разв онъ шелъ осторожно по своей стез, когда създилъ въ Ричмондъ, а потомъ, сидя въ своей темной контор, написалъ письмо, составившее счастье Люси Морисъ? Надо признаться, что онъ дйствительно любилъ эту двушку — что онъ былъ способенъ къ сильному чувству. Она была не красавица — даже едва ли хорошенькая, мала, наружности почти незначительной, не имла ни копейки и была гувернантка. Онъ часто спрашивалъ себя, чмъ она побдила его. На ней всегда было свтлое срое платье, срыя ленточки — она никогда нарядно не одвалась. Она была образована, образована очень хорошо, но большихъ талантовъ не имла. Она не пніемъ плнила его сердце, не игрою на арф восхитила его. Даже на слова она была скупа, повидимому, любя боле слушать чмъ говорить, она была смиреннымъ созданьицемъ на видъ — о ней можно было сказать, что она считаетъ себя на мст, оставаясь на заднемъ план, а между-тмъ онъ разузналъ ее и понялъ. Онъ распозналъ сокровище и очень желалъ обладать имъ. Онъ признался себ, что еслибъ блескъ и честолюбіе можно было отложить, то это маленькое созданьице составило бы для него весь міръ. Когда онъ сидлъ въ суд или въ парламент, терпливо ожидая своей очереди и небрежно прислушиваясь къ напыщеннымъ рчамъ адвокатовъ или политиковъ, онъ думалъ о блеск глазъ Люси, о ямочк на ея подбородк, о линіяхъ ея губъ, которыя умли говорить такъ краснорчиво, хотя краткими словами. Занимать высокое мсто между своими соотечественниками и вмст съ тмъ жениться на Люси Морисъ — вотъ что было его честолюбіемъ. Теперь онъ выбралъ себ путь и она дала слово быть его женой.
Когда онъ думалъ объ этомъ посл того, какъ это сдлалось, онъ не былъ совершенно счастливъ и доволенъ. Онъ чувствовалъ, что онъ связалъ себя — сдлалъ себя неспособнымъ къ бгу, такъ сказать, привязавъ камень къ своей ног. Онъ сдлалъ ей предложеніе и непремнно долженъ жениться на ней тотчасъ, или по-крайней-мр, очень скоро, потому что у ней не было другого дома, кром того, который онъ предлагалъ ей. Онъ зналъ такъ же хорошо, какъ и лэди Фонъ, что Люси не можетъ поступить въ другой домъ гувернанткой, онъ зналъ также, что ей не слдуетъ оставаться въ дом лэди Фонъ часомъ доле, того, нежели она нужна. Онъ тотчасъ долженъ перемнить свой образъ жизни, отказаться отъ своихъ роскошныхъ комнатъ въ Гросвенор, нанять гд-нибудь небольшой домикъ, вроятно по близости Швейцарскаго Котэджа, здить въ контору по желзной дорог и, по всей вроятности, совсмъ отказаться отъ парламента. Онъ не зналъ наврно, предписываетъ ли ему совсть тотчасъ дать объ этомъ знать бобсбороскимъ избирателямъ.
Размышляя такимъ образомъ, подъ вліяніемъ промежуточныхъ дурныхъ побужденій, почти сердись на себя за то, что говорилъ такъ откровенно или, лучше сказать, написалъ, и можетъ быть, думая о Лиззи и ея красот боле, чмъ бы слдовало, онъ въ три недли только одинъ разъ създилъ въ замокъ Фонъ. Потомъ вдругъ, въ одинъ день, когда у него не было работы, онъ ршился похать туда. Дни были еще длинные и онъ не поцеремонился явиться къ лэди Фонъ въ девятомъ часу вечера. Вс сидли за чаемъ и его приняли ласково. Люси, когда доложили о немъ, тотчасъ встала и встртила его почти въ дверяхъ, сверкая радостной слезой въ глазахъ, съ такимъ выраженіемъ въ лиц и съ такой любовью въ обращеніи, что онъ на минуту почувствовалъ убжденіе, что маленькій домикъ возл Швейцарскаго Котэджа будетъ для него раемъ на земл. Заговорила ли она съ нимъ, онъ не слыхалъ, но рука ея лежала въ его рук, прохладная и мягкая, почти дрожа отъ его пожатія, но съ чистосердечной и честной любовью, не вырываясь отъ него. Ея радостная встрча тотчасъ сказала ему, что у нея не было недовольныхъ мыслей, зачмъ онъ такъ долго не прізжалъ. Видть его было для нея великой радостью, но для нея былъ радостенъ каждый часъ ея жизни, такъ-какъ она знала, что онъ любитъ ее.
Лэди Фонъ была любезна, двицы радушны и Фрэнку было очень пріятно сидть между всми этими женщинами за чайнымъ столомъ. Ни слова не было сказано о Лиззи Юстэсъ. Лэди Фонъ говорила о парламент и выразила сожалніе къ бдному жениху, который былъ такъ связанъ обязанностями къ своей родин, что могъ видться съ своей невстой только разъ въ дв недли.
— Но въ слдующемъ мсяц настанетъ пріятное время, сказала она:— потому что теперь іюль. И хотя двицы не могутъ предъявлять свои права, то за то ихъ предъявятъ тетерева.
— Не парламентъ распоряжается мною деспотически, лэди Фонъ, отвтилъ Фрэнкъ: — а необходимость ежедневно зарабатывать пропитаніе въ пот лица. Человкъ, который долженъ сидть цлый день въ зал суда, долженъ по ночамъ — и во всякое время, какое можетъ уловить — прочитывать ввренныя ему дла.
— Но тетерева могутъ остановить всякую работу, сказала лэди Фонъ.— Садовникъ сказалъ мн сейчасъ, что и онъ хочетъ отлучиться дня на два въ август. Я не сомнваюсь, что онъ отправляется на охоту. А вы подете на охоту, мистеръ Грейстокъ?
Фрэнкъ Грейстокъ самъ еще не зналъ, подетъ онъ или нтъ. Айрширская охота считалась не самою лучшею въ Шотландіи, но все-таки въ Айршир была охота за тетеревами, и охота на горахъ въ Портрэ считалась не самою худшею въ той сторон. Замокъ Портрэ стоитъ надъ моремъ, но его окружаютъ дикія окрестности, простирающіяся далеко во внутренность земли, и Лиззи Юстэсъ съ большою гордостью говорила о ‘своей охот’.
Въ начал весны настоящаго года она пригласила кузена Фрэнка охотиться въ наступающемъ сезон — и онъ принялъ ея предложеніе.
— Я вроятно буду за границей, сказала она: — но вы можете помститься въ старомъ замк.
Она сдлала это предложеніе Фрэнку какъ брату и онъ сказалъ, что прідетъ недли на дв не въ замокъ, а въ маленькій домикъ, отстоявшій на нсколько миль отъ моря, о которомъ Лиззи сказала ему, когда онъ отказался отъ замка.
Когда это приглашеніе было сдлано, Лиззи не была еще помолвлена съ лордомъ Фономъ. Посл того дня чрезъ два она напомнила Фрэнку объ этомъ.
— А его сіятельство будетъ тамъ? спросилъ онъ смясь.
— Конечно нтъ, отвтила Лиззи серіозно.
Тутъ она объяснила, что ея намреніе хать за границу было отмнено по обстоятельствамъ. Она имла намреніе сама похать въ Портрэ.
— Я не могу пригласить васъ поселиться въ замк, сказала она смясь: — но даже Отелло не сталъ бы придираться, что двоюродный братъ живетъ въ маленькомъ коттэдж за столько миль.
Фрэнку не шло намекать, какія соображенія могутъ прійти въ голову современнаго Отелло, но посл нкоторой нершимости онъ общалъ похать. Онъ далъ слово одному изъ своихъ друзей похать съ нимъ на эту охоту и ему хотлось сдержать свое слово. Но все-таки онъ думалъ, что ему слдуетъ избгать Портрэ. Онъ имлъ намреніе поддерживать свою кузину, пока можетъ длать это честно, но не совсмъ еще ршился держать ея сторону и въ хорошемъ и дурномъ. Онъ не желаетъ сдлаться извстнымъ какъ ея защитникъ, а между тмъ чувствовалъ, что будетъ къ этому принужденъ. Онъ предвидлъ опасность и поэтому не ршался хать въ Шотландію.
— Право не знаю, поду или нтъ, сказалъ Фрэнкъ — и почти почувствовалъ, что онъ краснетъ.
— Я надюсь, что вы подете, сказала Люси: — когда работаешь цлый день и почти всю ночь, слдуетъ непремнно пользоваться свжимъ воздухомъ гд только можно.
— Можно найти хорошій воздухъ и безъ поздки въ Шотландію, сказала лэди Фонъ, которая жила въ прекрасномъ дом въ Ричмонд, но имя такъ много дочерей, не имла средствъ на осеннія поздки.
Фоны жили въ замк Фонъ круглый годъ и поэтому лэди Фонъ думала, что и въ Англіи можно найти воздухъ достаточно хорошій и для здоровья, и для развлеченій.
— Это не одно и то же, сказала Люси: — по-крайней-мр для мужчины.
Посл этого ей позволили ускользнуть въ садъ съ ея женихомъ и она была счастлива полчаса блаженствомъ безъ примси. Находиться наедин съ двушкой, съ которой онъ не помолвленъ, составляетъ наслажденіе для мужчины, — находиться наедин съ мужчиной, съ которымъ она помолвлена, составляетъ наслажденіе женщины. Когда дло ршено, мужчина всегда чувствуетъ, точно у него подрзаны крылья, между тмъ какъ женщина сознаетъ новую возможность распустить свои крылышки. Увренность стсняетъ мужчину. Онъ сдлалъ свое дло и одержалъ побду, но побдивъ сталъ рабомъ. Она можетъ говорить ему все и ей можно говорить все — между тмъ какъ ея прежнія откровенныя бесды съ особами ея пола были неинтересны и сравнительно ничтожны. Ему не въ чемъ новомъ признаваться — разв только говорить ей, чтобъ мясо было хорошо изрублено и завтракъ поданъ въ свое время.
Люси не только общала себ великія радости, но и теперь сознавала ихъ. Фрэнкъ казался ей желаннымъ по сердцу. Обращеніе его было ласково и сообщительно, а она была для него изъ всхъ женщинъ самая милая, самая дорогая, самая совершенная и безпредльно преданная ему.
— Но, Фрэнкъ — она уже привыкла называть его Фрэнкомъ, когда они оставались вдвоемъ: — что выйдетъ изъ всего этого для Лиззи Юстэсъ?
— Она выйдетъ замужъ — разумется.
— Вы думаете? А я уврена, что лэди Фонъ этого не думаетъ.
— То, что думаетъ лэди Фонъ объ этомъ, не значитъ ничего. Когда мужчина длаетъ предложеніе женщин и она принимаетъ это предложеніе, то разумется, это кончается свадьбой. Вы какъ думаете?
— Надюсь, что это такъ бываетъ — иногда, сказала Люси, положивъ об руки на руку Фрэнка и повиснувъ на ней со всей своей маленькой тяжестью.
— Вы точно надетесь? сказалъ онъ.
— Надюсь, вы это знаете. Надюсь ли! Я умерла бы, еслибъ не надялась.
— Такъ почему же не надяться ей?
Онъ сдлалъ этотъ вопросъ быстрымъ, рзкимъ голосомъ, а потомъ повернулся къ ней, ожидая отвта.
— Я не знаю, сказала она очень нжно и все цпляясь за него.— Я иногда думаю, что въ людяхъ есть разница.
— Разница есть и мы никакъ не можемъ судить о людяхъ по нашимъ собственнымъ чувствамъ. Такъ какъ она приняла его предложеніе, то вы можете быть уврены, что она желаетъ выйти за него. Она можетъ дать ему больше выгодъ, чмъ онъ ей.
— А я не могу дать никакихъ выгодъ, сказала Люси.
— Еслибъ я это думалъ, я даже теперь отказался бы отъ васъ, отвтилъ онъ.— Именно потому, что вы такъ много можете дать выгодъ — гораздо больше чмъ другія — подумалъ я о васъ, мечталъ о томъ, чтобы вы были моей женой, почти съ тхъ-самыхъ-поръ, какъ только васъ узналъ.
— У меня не осталось больше ничего, сказала она.— Все, что у меня было, отдано. Люди называютъ это сердцемъ. А я думаю, что это и сердце, и умъ, и воображеніе, и тло — и почти душа. Но Фрэнкъ, хотя Лиззи Юстэсъ ваша кузина, я не желаю, чтобы меня сравнивали съ ней. Она очень умна, она красавица — обращеніе ее очаровательно, но….
— Что такое, Люси?
— Я не думаю, чтобъ она любила такъ много, какъ любятъ нкоторыя. Наврно лордъ Фонъ ей очень нравится, но я не думаю, чтобы она любила его такъ, какъ я люблю васъ.
— Они помолвлены, сказалъ Фрэнкъ: — и лучше ничего не могутъ сдлать какъ обвнчаться. Во всякомъ случа я скажу вамъ вотъ что — обращеніе его опять сдлалось серіознымъ — если лордъ Фонъ поступитъ дурно съ нею, я, какъ ея родственникъ, заступлюсь за нее.
— Неужели вы намрены… вызвать его на дуэль?
— Нтъ, моя дорогая. Мужчины теперь не выходятъ на дуэль,— по-крайней мр не такъ часто и мы съ Фономъ не дуэлисты. Я могу дать ему понять что думаю я и что думаютъ другіе, не выходя съ нимъ на дуэль. Онъ выбралъ жалкій предлогъ.
— Но для чего ему выбирать предлогъ — безъ причины?
— Затмъ, что онъ боится. Ему наговорили лжи и онъ думаетъ, что изъ-за ожерелья попадетъ въ бду, а онъ этого терпть не можетъ. Онъ, конечно, женится-таки на ней наконецъ и лэди Фонъ только напрасно трудится, стараясь этому помшать. Вы ничего не можете сдлать.
— О! я-то не могу сдлать ничего. Когда она была здсь, положеніе сдлалось наконецъ очень непріятнымъ. Она почти не говорила съ нами и я уврена, что даже слуги догадались о ссор.
Она ни слова не сказала о предложеніи Лиззи подарить ей брошку и о тхъ разсказахъ, которые постепенно доходили до нея о долгахъ, брилліантахъ и поступк молодой новобрачной съ лэди Линлитго, какъ только она вышла за знатнаго сэр-Флоріана. Люси дурно думала о Лиззи и не могла не сожалть, что ея благородный, великодушный Фрэнкъ тратитъ время и труды на родственницу недостойную его дружбы. Но въ чувств ея не было ни малйшей ревности и она не сказала противъ Лиззи ничего другого, кром того, что есть разница между людьми.
Потомъ стали говорить о собственныхъ планахъ. Люси тотчасъ горячо объявила, что она не ожидаетъ немедленнаго брака. Она не церемонясь сказала Фрэнку, что ей хорошо извстно, какая трудная предстоитъ ему задача и что выгоды его требуютъ оставаться неженатымъ годъ или два. Онъ съ изумленіемъ увидалъ, какъ хорошо она понимаетъ его положеніе и какъ сочувствуетъ его выгодамъ.
— Только одно не могу я для васъ сдлать, сказала она.
— Что же именно?
— Я не могу отказаться отъ васъ. Я почти думала, что мн слдовало бы отказать вамъ, потому что я не могу сдлать ничего — ничего для васъ. Но самоотверженіе иметъ свои границы. Я не могла этого сдлать! не могла!
Читатель знаетъ, какой отвтъ былъ данъ на этотъ вопросъ, и ему не нужно говорить о долгомъ, крпкомъ, похвальномъ поцлу, какимъ молодой адвокатъ уврилъ Люси, что такое самоотверженіе было бы для него гибельно. Они, однако, условились сказать лэди Фонъ, что намрены обвнчаться не прежде будущаго года и формально просить ее позволить Люси остаться въ замк Фонъ до-тхъ-поръ.

Глава XIX.
БРАТЪ МОЙ.

Лордъ Фонъ общалъ, когда сажалъ Лиззи въ карету, что скоро прідетъ къ ней — но пріхалъ не скоро. Прошло дв недли, а онъ не показывался, относительно брилліантовъ ничего боле не было сдлано, кром того, что Кэмпердаунъ написалъ Фрэнку Грейстоку, что вопросъ о собственности брилліантовъ невозможно предоставить ршенію третейскаго суда — третейскій судъ можетъ отнять ихъ отъ того имнія, которое составляетъ собственность ребенка — точно такъ какъ третейскій судъ не можетъ ршать относительно собственности самого имнія.
‘Владніе составляетъ девять-десятыхъ по закону, сказалъ себ Фрэнкъ, откладывая въ сторону письмо и думая въ то же время, что владніе брилліантами Лиззи Юстэсъ включало вс эти девять пунктовъ.
Лиззи надвала свои брилліанты нсколько разъ. Можно сомнваться, увеличились ли ея репутація модной женщины отъ этого ожерелья и гласности его исторіи — которая однако, какъ многія другія исторіи, разсказывалась неврно.
Между тмъ лордъ Фонъ не прізжалъ къ ней. Она написала къ нему:
‘Любезный Фредерикъ, не лучше ли вамъ пріхать ко мн? Любящая васъ — Л. Я ду на сверъ въ конц мсяца.’
Но Фрэнкъ Грейстокъ былъ у ней — не разъ. На другой день посл того какъ письмо было написано, онъ пріхалъ къ ней. Это было въ воскресенье, въ послдней половин іюля, и Фрэнкъ нашелъ Лиззи одну. Мисъ Мэкнёльти пошла въ церковь, а Лиззи лежала небрежено на диван, держа, въ рук какія-то стихотворенія. Она даже читала ихъ и по-своему наслаждалась ими. Въ этихъ стихахъ разсказывалось о старинныхъ рыцаряхъ, которые отправились отыскивать знаменіе съ небесъ, знаменіе это, если они его увидятъ, должно было означать, что они считаются святыми и достойными небеснаго блаженства. Можно бы подумать, что никакой сюжетъ не могъ быть мене интересенъ для Лиззи Юстэсъ, но мелодія стиховъ нравилась ея слуху и она всегда была способна возбудить въ себ ложный энтузіазмъ къ предметамъ совершенно чуждымъ ея жизни. Она думала, что тоже могла бы странствовать для поисковъ этого священнаго знаменія, переносить все, бросить все — и получить награду. А отказаться отъ брилліантовъ — изъ простой добросовстности — это было свыше ея силъ.
— Желала бы я знать, дйствительно ли были такіе люди, сказала она, позволивъ своему кузену взять книгу изъ ея рукъ.
— Будемъ надяться, что ихъ не было.
— О, Фрэнкъ!
— Это были сумасбродные фанатики. Если вы дочитаете до конца…
— Я прочитала все — до послдняго слова! съ восторгомъ сказала Лиззи.
— Стало быть вы знаете, что Артуръ не похалъ на поиски, потому что у него было дло, которое можетъ быть принесло пользу окружавшимъ его людямъ.
— Мн правится Лансело больше Артура, сказала Лиззи.
— Онъ и королев нравился больше, отвтилъ Фрэнкъ.
— Ваши полезные, практическіе люди, засдающіе въ совтахъ и комитетахъ, и размряющіе свои дары другимъ по унціямъ, никогда не имютъ сердца, не правда ли, Фрэнкъ?
— Я не знаю какое значеніе иметъ сердце. Мн иногда кажется, что это значитъ способность длать долги и увозить чужихъ женъ.
— Вы это говорите нарочно, чтобы заставить меня поссориться съ вами. Вы не увозили чужихъ женъ и у васъ есть сердце.
— Но я къ несчастью длаю долги, а что касается чужихъ женъ, то я не знаю наврно, не придется ли мн дойти и до этого когда-нибудь. Былъ у васъ лордъ Фонъ?
Лиззи покачала головой.
— И не писалъ?
Она опять покачала головой, при этомъ ея длинные локоны заволновались и чуть не коснулись Фрэнка, потому что онъ сидлъ возл нея на диван, а она приподнялась заглянуть ему въ лицо и говорила съ нимъ почти шепотомъ.
— Что-нибудь надо ршить, Лиззи, прежде чмъ вы удете изъ Лондона.
— Я писала къ нему вчера — нсколько строкъ — и просила его пріхать. Я ожидала его сегодня, а вмсто него пріхали вы. Говорить ли мн, что я этимъ недовольна!
— Въ этомъ нтъ никакого сомннія.
— О, Фрэнкъ! какъ вы мужчины тщеславны! Вы хотите, чтобъ я поклялась вамъ, что мн пріятне видть васъ, чмъ его. Вы недовольны тмъ, что я это думаю, вы хотите, чтобъ я сказала вамъ это. Вы знаете это. Хотя онъ долженъ быть моимъ мужемъ — я полагаю, что онъ будетъ моимъ мужемъ — его душа не такъ симпатизируетъ со мною, какъ ваша.
— Еслибъ не любили его, вы не приняли бы его предложенія.
— Что мн было длать, Фрэнкъ? Что мн длать? Подумайте, что я одинока, что у меня нтъ друзей, что мн нужно имть какого-нибудь покровителя! Вы не всегда можете быть со мною. Вы интересуетесь мизинцемъ жеманницы, которая живетъ у этой старухи, боле чмъ мною и всми моими горестями.
Это было справедливо, но Фрэнкъ этого не сказалъ.
— Лордъ Фонъ по-крайней-мр человкъ уважаемый. По-крайней-мр я такъ думала, когда приняла его предложеніе.
— Онъ довольно уважаемъ.
— Именно,— не такъ ли?— Не боле. Вы меня не осуждаете за то, что я согласилась быть его женой? Если вы осуждаете, я откажусь, чего бы это мн ни стоило. Онъ обращается со мною такъ дурно, что мн нечего далеко ходить за предлогомъ.
Тутъ она посмотрла въ лицо Фрэнка со всей горячностью своего взгляда, ясно показывая, что она ожидаетъ серіознаго отвта.
— Почему вы не отвчаете мн, Фрэнкъ?
— Что я могу сказать? Онъ робкій, осторожный человкъ. Его напугали этимъ ожерельемъ и онъ поступаетъ дурно. Но мужъ онъ будетъ хорошій. Онъ не мотъ. Онъ знатенъ. Вс его родные люди достойные уваженія. Когда вы сдлаетесь лэди Фонъ, всякій домъ въ Англіи будетъ для васъ открытъ. Лордъ Фонъ не богатъ, но вдвоемъ съ нимъ вы будете богаты.
— Что все это безъ любви?
— Въ его любви къ вамъ я не сомнваюсь. Когда вы сдлаетесь его женою, онъ будетъ нжно васъ любить.
— Ахъ, да!— какъ любилъ бы лошадь или картину. Разв въ этомъ состоитъ восторгъ любви? Разв это ваша идея о любви? Разв такимъ образомъ вы любите вашу жеманницу?
— Не бранитесь, Лиззи.
— Я буду говорить о ней что хочу. Мы съ вами должны быть друзьями, почему же я не могу говорить? Нтъ,— не хочу я имть такой дружбы! Она жеманна. Если это вамъ нравится, что за бда, если я это говорю? Я не жеманна. Я это знаю. По-крайней-мр я не притворяюсь. Когда она сдлается вашей женой, желала бы я знать, понравятся ли вамъ ея манеры.
Онъ еще не говорилъ ей, что Люси будетъ его женой, онъ не сказалъ этого и теперь. Онъ думалъ было сказать ей, но не сказалъ. Онъ говорилъ себ, что это только затруднитъ его настоящее положеніе. Такъ-какъ свадьба отлагалась на годъ, можетъ быть, лучше для Люси не объявлять этого открыто. Такимъ образомъ разсуждалъ онъ самъ съ собою, но тмъ не мене зналъ хорошо, что онъ не говорилъ только оттого, что это лишило бы нкоторой пріятности его дружбу съ кузиной Лиззи.
— Если я женюсь, сказалъ онъ: — надюсь, мн будетъ нравиться обращеніе моей жены.
— Разумется, вы не хотите сказать мн всего. Я не ожидаю отъ васъ откровенности. Я не думаю, чтобъ мужчина былъ способенъ къ истинной откровенности съ своимъ другомъ. Мужчины, даже когда любятъ другъ друга, говорятъ о политик или о деньгахъ, но я сомнваюсь, дйствительно ли они высказываютъ свои мысли и желанія другъ другу.
— А разв женщины сообщительне?
— Конечно. Неужели я не говорила бы вамъ всего, еслибъ вамъ только интересно было слушать? Вс мои мысли открыты для васъ, если только вы желаете читать ихъ. Я ничего не могу отъ васъ скрывать. О, Фрэнкъ, если вы понимаете меня, вы могли бы меня спасти — отъ всякаго несчастья.
Она сказала это такъ хорошо, что онъ не былъ бы мужчина, еслибъ не поврилъ ей. Она сидла теперь почти прямо, хотя ноги ея еще лежали на диван, и наклонилась къ нему, какъ бы умоляя его о помощи, глаза ея были наполнены слезами, а губы раскрыты, какъ будто еще горли отъ ея энергичныхъ выраженій, руки были сложены. Она была очень мила, непреодолимо привлекательна. Для такого человка, какъ Фрэнкъ Грейстокъ, противиться ей въ настоящую минуту было невозможно. Есть мужчины, которые не могутъ не поддаться женщин, если она умна, хороша и безсовстна. Съ ними можно начать борьбу, противъ которой у нихъ нтъ щита — отъ которой они не могутъ удалиться въ крпость — въ которой они не могутъ нанести удара. Когда такой слабый мужчина подвергнется такому нападенію, онъ можетъ иногда бжать, но даже жалкое спасеніе, представляемое бгствомъ, часто бываетъ отнято у него.
Какъ не походила она на Люси! Онъ врилъ ей — отчасти, а между тмъ эта мысль пришла ему въ голову. Когда Люси убждала серіозно, въ глазахъ ея тоже сверкала слеза, крошечная капелька, блестящій, прозрачный брилліантъ, никогда не выкатывавшійся, и все ея лицо сіяло краснорчивымъ чувствомъ — но какъ не походили он другъ на друга! Онъ зналъ, что это такая же разница, какъ между истиной и ложью — а между тмъ онъ отчасти врилъ лжи.
— Еслибъ я зналъ какъ избавить васъ отъ одного тревожнаго часа, я сдлалъ бы это, сказалъ онъ.
— Нтъ — нтъ — нтъ! прошептала она.
— Неужели вы не врите? Стало быть, вы меня не знаете?
Ему нечего было больше говорить, а для ея видовъ нужно было помолчать минуту, пока она вытирала глаза, возвращала спокойствіе и приготовлялась вести битву съ улыбкой. Она хотла вести битву, употребляя вс извстныя ей хитрости, напрягая вс нервы для того, чтобъ одержать побду, идя на встрчу всмъ возможнымъ опасностямъ, а между тмъ у ней не было опредленной цли. Она сама не знала, чего она добивается. Въ этотъ періодъ ея карьеры она не желала выйти за своего кузена — ршивъ, что она хочетъ быть лэди Фонъ. Она не желала и того, чтобъ кузенъ сдлался ея любовникомъ — въ обыкновенномъ смысл любви. Гоняясь за свтскими выгодами, она была слишкомъ осторожна для того чтобы принести себя въ жертву подобному желанію. Она хотла, чтобы Фрэнкъ помогъ ей въ дл о брилліантахъ, но такую помощь она могла имть, какъ знала хорошо, на условіяхъ гораздо боле легкихъ. Вроятно, въ сердц ея было желаніе заставить Фрэнка измнить Люси Морисъ, но главная причина ея поведенія состояла въ желаніи придать всему другой видъ, вчно играть роль, а не жить своей собственной жизнью составляло для нея все.
— Мы должны все-таки приступить къ фактамъ, сказалъ онъ чрезъ нсколько времени: — я полагаю, для васъ гораздо лучше выйти за лорда Фона.
— Если вы этого желаете.
— Нтъ, я не могу этого сказать. Въ этомъ дл вы должны руководиться собственнымъ разсудкомъ. Если вы этого желаете…
Она покачала головой.
— Стало быть, вы сознаете, что это будетъ лучше?
Опять она покачала головой.
— Лиззи, для васъ и для себя я долженъ объявить, что если вы не составили себ мннія относительно этого брака, то и я не стану составлять никакого. Я не допущу васъ говорить, что я уговорилъ васъ выйти замужъ или отговорилъ выходить. Я не хочу подвергаться такому обвиненію.
— Но вы можете сказать мн, что я должна длать.
— Нтъ — конечно, нтъ.
— Подумайте какъ я молода и какъ вы стары — сравнительно. Вы восемью годами старе меня. Вспомните — не смотря на то что я вынесла — мн только дватцать-два года. Въ мои лта у другихъ женщинъ есть друзья, которые могутъ имъ совтовать. У меня нтъ никого — только вы можете посовтовать мн.
— Вы приняли его предложеніе?
— Да.
— Я полагаю, что вы не совсмъ равнодушны къ нему?
Она помолчала и опять покачала головой.
— Право я не знаю. Если вы хотите сказать, что я люблю его, какъ могла бы любить того чье сердце симпатизировало бы моему, конечно я его не люблю.
Она продолжала очень грустно качать головою.
— Я уважала его, когда онъ сдлалъ мн предложеніе.
— Скажите прямо, что если вы уже ршились, то слдуетъ дайти до конца.
— Вы думаете, что я должна?
— Вы думаете это сами.
— Пусть будетъ такъ, Фрэнкъ. Но, Фрэнкъ, я своей собственности не отдамъ. Вы не захотите, чтобъ я сдлала это. Это было бы малодушіемъ, теперь:— не правда ли? Я знаю наврно, что это моя собственность.
— Его довріе къ вамъ не должно зависть отъ этого.
— Разумется, я именно это и говорю. Онъ не иметъ права вмшиваться. Когда онъ сдлалъ мн предложеніе, онъ ничего объ этомъ не говорилъ. Но если онъ ко мн не детъ, что а должна длать?
— Я думаю мн надо повидаться съ нимъ, медленно сказалъ Фрэнкъ.
— Вы повидаетесь? Это будетъ такъ хорошо съ вашей стороны. Я чувствую, что могу безопасно передать это дло въ ваши руки. Вы знаете, что я узжаю тридцатаго. Я чувствую, что мн лучше ухать отсюда, мн опротивли шумъ, блескъ и вся лондонская суета. Вы прідете двнадцатаго?
— Такъ скоро я не пріду, сказалъ онъ посл нкотораго молчанія.
— Но все-таки прідете?
— Да,— около двадцатаго.
— И, разумется, я увижу васъ?
— О, да.
— Стало быть у меня есть руководитель, на котораго я могу положиться. У меня нтъ брата, Фрэнкъ, подумали ли вы когда-нибудь объ этомъ?
Она протяула ему руку, онъ крпко ее пожалъ, а потомъ притянулъ гъ себ Лиззи. Въ одно мгновеніе, она очутилась на полу, на колняхъ у ногъ Фрэнка, а онъ обнялъ ее. Она подняла къ нему лицо и онъ прижался губами къ ея лбу.
— Братъ мой! сказала она, откидывая голову назадъ и смотря ему въ лицо.
— Да — вашъ братъ.
Они сидли, или лучше сказать, играли роль въ задней гостиной, и изъ лакейской входъ велъ въ большую гостиную, вроятно, Лизи это знала, когда позволила себ принять позу, для измненія которой потребовалось бы минуты дв. Когда ливрейный слуга отворилъ двери, Фрэнку показалось, что это сдлалось неожиданно, но Лиззи успла вскочить прежде, чмъ ее застали въ этой поз. Быстрота, съ какою она вскочила, и ловкость, съ какою она не только придала другое выраженіе своему лицу, но и успла поправить растрепавшіеся волосы и платье, чтобъ принять постителя, были изумительны. Видъ ея не показывалъ сознанія въ томъ, что ее застали врасплохъ, что очень непріятно для того, кто иметъ этотъ видъ, между тмъ какъ Фрэнкъ, когда доложили о лорд Фон, сознавалъ, что его обращеніе неловко и вообще вся наружность взволнована.
Лиззи такъ мало была взволнована, какъ будто только въ эту минуту горничная кончила ея туалетъ. Она очень мило встртила лорда Фона, держала его руку довольно долго, чтобъ показать, что она иметъ на это право боле всякой другой женщины, а потомъ прошептала имя своего кузена. Оба гостя пожали другъ другу — и посмотрли другъ на друга, какъ смотрятъ люди, которые знаютъ, что они не друзья, и думаютъ, что могутъ сдлаться врагами. Лордъ Фонъ, рдко забывавшій что-нибудь, конечно, не забылъ сааба, а Фрэнкъ зналъ, что можетъ быть ему скоро придется заговорить съ его сіятельствомъ вовсе не въ дружелюбныхъ выраженіяхъ. Они сказали, однако, нсколько словъ о парламент, погод и о необходимости ухать изъ Лондона.
— Фрэнкъ, сказала лэди Юстэсъ:— прідетъ въ август стрлять моихъ тетеревей въ Портрэ. Онъ и для васъ оставитъ, милордъ, если будетъ знать, что вы прідете.
— Я общаю лорду Фону оставить лучшихъ, сказалъ Фрэнкъ.
— Я боюсь, что въ август не могу быть въ Портрэ, сказалъ лордъ Фонъ: — хотя очень желалъ бы. Одинъ изъ насъ долженъ остаться въ министерств.
— О, это противное министерство! воскликнула Лиззи.
— Я нахожу, что вы, служащіе люди, еще хуже насъ адвокатовъ, сказалъ Фрэнкъ.— Ну, Лиззи, прощайте. Наврно я васъ еще увижу до отъзда.
— Разумется, сказала Лиззи.
Помолвленные остались вмст. Они встртились разъ на бал лэди Гленкоры, посл ссоры въ замк Фонъ, и тамъ, по взаимному снисхожденію, не говорили о своихъ неудовольствіяхъ. Теперь онъ пріхалъ говорить о дл, очень близко касавшемся обоихъ ихъ. Пока Фрэнкъ Грейстокъ находился въ комнат, лорду Фону сравнительно было легко себя держать, но онъ зналъ заране, что ему будетъ вовсе не легко остаться съ нею наедин. Лиззи начала.
— Милордъ, сказала она: — соображая все, что произошло между нами, я нахожу, что вы разыграли роль бглеца.
— Да, — я согласенъ съ этимъ… но…
— Милордъ, я всегда прощаю, когда сознаются въ вин.
Она сла на свое прежнее мсто на диван, а онъ помстился на томъ кресл, которое занималъ Фрэнкъ Грейстокъ. Лордъ Фонъ не имлъ намренія сознаваться въ вин и просить црощенія, но Лиззи была находчиве его и теперь онъ не могъ придумать, что ему сказать.
— Я всегда скоре помню одно одолженіе чмъ десять проступковъ друга.
— Лэди Юстэсъ, я добровольно не длалъ никакихъ проступковъ.
— Пусть такъ. Я не дамъ вамъ ни малйшаго предлога говорить, что вы слышали отъ меня упрекъ. Вы пріхали наконецъ, добро пожаловать. Не довольно ли этого для васъ?
Онъ хотлъ многое сказать ей о брилліантахъ и, когда вошелъ въ комнату, не нашелся ничего сказать ей о чемъ-либо другомъ. Тутъ предъ нимъ явился новый предметъ для размышленія. Долженъ онъ былъ или нтъ считать себя помолвленнымъ съ лэди Юстэсъ, было для него очень сомнительно, но это онъ зналъ наврно, что если она дала ему слово быть его женой, то ей не слдуетъ принимать своего кузена Фрэнка Грейстока въ замк Портрэ, если тамъ не будетъ какой-нибудь старой дамы, не только почтенныхъ лтъ, но и высокаго званія, чтобы заботиться о приличіяхъ. Для него показалось почти оскорбительно, что это посщеніе устроено безъ его позволенія или вдома. Разумется, если онъ не связанъ помолвкою — а мать и сестра уговоривали его желать, чтобы онъ не былъ связанъ — тогда это не его дло. Если, однако, брилліанты будутъ отданы, тогда помолвка останется во всей сил,— и въ такомъ случа не можетъ быть и рчи о томъ, чтобы его невста принимала молодого человка — хоть она вдова а молодой человкъ ея родственникъ. Разумется, онъ долженъ былъ бы прежде заговорить о брилліантахъ, по другой предметъ вкрался въ его мысли и онъ всталъ втупикъ.
— Разв мистеръ Грейстокъ подетъ съ вами въ Шотландію? спросилъ онъ.
— О нтъ! Я поду тридцатаго числа и совсмъ не знаю, когда онъ намренъ быть тамъ.
— Онъ подетъ посл васъ въ Портрэ.
— Да,— онъ подетъ посл меня, разумется.
Лордъ Фонъ всталъ втупикъ больше прежняго.
— Фрэнкъ прідетъ посл меня, другіе охотники также прідутъ посл меня.
— Онъ прямо прідетъ въ замокъ Портрэ?
— Ни прямо, ни косвенно. Именно теперь, лордъ Фонъ, я не расположена принимать гостей — даже, человка, котораго я такъ люблю, какъ кузена Фрэнка. Горы Портрэ довольно обширны, а позади нихъ есть маленькій охотничій домикъ.
— О! сказалъ лордъ Фонъ, чувствуя, что ему лучше тотчасъ приступить къ брилліантамъ.
— Если вы, милордъ, можете пріхать къ намъ на день, кузенъ мой и его пріятель наврно явятся въ замокъ, такъ что васъ не допустятъ остаться втроемъ со мною и мисъ Мэкнёльти.
— Теперь это невозможно, сказала лордъ Фонъ и замолчалъ.— Лэди Юстэсъ, продолжалъ онъ: — положеніе, въ которомъ мы находимся съ вами относительно другъ друга, не совсмъ пріятно.
— Вы не можете сказать, что этому причиною я, сказала она съ улыбкой.— Вы просили меня о томъ, что мужчины считаютъ милостью, и я согласилась — можетъ быть, слишкомъ скоро.
— Я знаю, что очень обязанъ вамъ, лэди Юстэсъ.
Онъ опять замолчалъ.
— Лордъ Фонъ!
— Я надюсь, вы поврите, что ничего не можетъ быть дальше отъ моихъ мыслей, какъ намреніе безпокоить васъ моими поступками.
— А вы меня терзаете, милордъ.
— Вы терзаете меня. Я узналъ, что у васъ въ рукахъ брилліанты которые я не могу дозволить имть моей жен.
— Я не ваша жена, лордъ Фонъ.
Говоря это, она приподнялась и сла прямо.
— Это правда. Вы не жена моя, но вы общали сдлаться моей женой.
— Продолжайте, сэръ.
— Я съ гордостью думалъ, что достигъ такого счастья. Потомъ началось это дло о брилліантахъ.
— Какое вамъ дло до моихъ брилліантовъ — вы имете на это право не боле всякаго другого человка.
— Мн сказали, что они не ваши.
— Кто вамъ сказалъ?
— Многіе. Мистеръ Кэмпердаунъ.
— Если вы, милордъ, намрены врить больше повренному, чмъ мн, въ такомъ дл, гд кром меня никто не можетъ знать правды, то стало быть вы недостойны быть моимъ мужемъ. Брилліанты принадлежатъ мн, и если вы сдлаетесь моимъ мужемъ, то они должны остаться моей собственностью по особенному условію. Они должны остаться моими и я сдлаю съ ними что хочу. Я хочу доставить себ удовольствіе, когда женится мой сынъ, надть ихъ на шею его невсты.
Она держала себя хорошо и сказала это съ достоинствомъ.
— Я хочу только сказать, началъ лордъ Фонъ: — что я долженъ считать нашу помолвку уничтоженной, если вы не согласитесь отдать эти брилліанты мистеру Кэмпердауну.
— Я не отдамъ ихъ мистеру Кэмпердауну.
— Стало быть… стало быть… стало быть…
— А я позволю себ сказать вамъ, лордъ Фонъ, что вы ведете себя не какъ честный человкъ. Теперь я передамъ это дло моему кузену, мистеру Грейстоку.
Она величественно вышла изъ комнаты, а лордъ Фонъ долженъ быль убираться изъ дома какъ могъ. Онъ постоялъ минутъ пять съ шляпой въ рук, а потомъ вышелъ и самъ отворилъ для себя парадную дверь.

Глава XX.
БРИЛЛІАНТЫ НАДЛАЛИ ХЛОПОТЪ.

Наступило тридцатое іюля и Лиззи приготовилась къ поздк въ Шотландію. Съ ней хала мисъ Мэкнёльти, горничная и другіе слуги, и она хала, разумется, какъ знатная дама. Она не видала лорда Фона посл встрчи, разсказанной въ послдней глав, но съ кузеномъ Фрэнкомъ видлась почти чрезъ день.
Посл большихъ соображеній онъ написалъ лорду Фону длинное письмо, въ которомъ давалъ понять этому вельмож, что необходимо объяснить поступокъ, который Фрэнкъ называлъ ‘непонятнымъ’. Потомъ онъ распространялся довольно подробно о брилліантахъ, доказывая, что лордъ Фонъ не имлъ права вмшиваться въ это дло. И хотя Фрэнкъ сначала желалъ, чтобъ Лиззи отдала ожерелье, онъ приводилъ много доводовъ въ ея пользу. Не только покойный мужъ подарилъ эти брилліанты его кузин, но даже не будь они подарены, они принадлежали бы ей по завщанію. Сэр-Флоріанъ отказалъ ей все находившееся въ стнахъ замка Портрэ, а брилліанты находились въ Портрэ въ то время, какъ умеръ сэр-Флоріанъ. Такъ уврялъ Фрэнкъ — несправедливо, но онъ думалъ, что говоритъ правду. Эту ложь сочинила Лиззи, какъ только поняла, что ихъ будутъ имть право требовать обратно на томъ основаніи, что они составляли часть собственности, не отказанной ей въ завщаніи, основаніе это служило подтвержденіемъ главнаго требованія основаннаго на томъ, что это ожерелье было фамильнымъ наслдствомъ.
Убжденіе Лорда Фона, что Лиззи поступала и поступаетъ, дурно, нисколько не поколебалось, и что слдовательно, ему лучше разойтись съ ней, но онъ зналъ, что долженъ очень осторожно выбрать поводъ для своего отказа. Онъ написалъ коротенькую записку Грейстоку, общая дать объясненіе, какъ только обстоятельства позволятъ ему принять какое-либо ршеніе. Между тмъ наступило 30 іюля и лэди Юстэсъ снарядилась въ путь.
Изъ Лондона въ Карлейль шелъ поздъ въ одиннадцать часовъ. Ухать съ этимъ поздомъ, чтобъ ночевать въ Карлейл и чрезъ Думфрисъ прохать въ Портрэ на слдующее утро, таковъ былъ ея планъ, но въ ея планъ входило другое соображеніе, относительно котораго она очень сомнвалась. Оставить ей брилліанты или взять съ собою? Желзный сундучокъ, въ которомъ брилліанты лежали, былъ очень малъ и сильный мужчина могъ поднять его безъ большого труда. Даже Лиззи часто переносила его изъ одной комнаты въ другую. Но онъ былъ такъ тяжелъ, что не могли не обратить вниманія, когда она возьметъ его съ собою. И слуга, и носильщикъ, и мисъ Мэкнёльти догадаются. Горничная ея, разумется, будетъ знать, тяжесть сундучка обратитъ ея вниманіе, между тмъ какъ еслибъ брилліанты лежали въ шкатулк съ другими вещами, то это осталось бы безъ вниманія. Лиззи даже увезла бы ихъ въ карман, еслибъ смла, хотя она не смла. Хотя она была умна и мужественна, она находилась въ полномъ невдніи относительно того, что Кэмпердаунъ могъ сдлать и чего не могъ, для того, чтобъ отнять у нея ожерелье. Она не смла взять брилліанты безъ желзнаго сундучка и наконецъ ршила, что возьметъ сундучокъ. Вскор посл десяти часовъ ея карета — старая карета, теперь въ послдній разъ служившая ей службу — стояла у дверей, а для слугъ былъ нанятъ кэбъ. Вынесли поклажу съ большими чемоданами и желзный сундучокъ съ ожерельемъ. Слуга, конечно боле сгибаясь подъ тяжестью, чмъ было необходимо, поставилъ сундучокъ подъ ноги Лиззи, которая сла прежде, а мисъ Мэкнёльти за мею. Лиззи хотла точно также поставить сундучокъ подъ ноги въ вагон и взять съ собою въ карлейльскую гостинницу. Что если носильщикъ догадается? Ничего не было незаконнаго везти съ собою тяжелый желзный сундучокъ съ брилліантами и, по ея мннію, все-таки это будетъ не такъ опасно, какъ оставить ихъ въ Лондон. Домъ въ Маунтской улиц, нанятый ею на одинъ сезонъ, не оставался за нею, а на кого могла она положиться въ Лондон? Она боялась, что даже банкиры измнятъ ей и отдадутъ ея сокровище Кэмпердауну. А Гартеръ и Бенджаминъ наврно будутъ подкуплены Кэмпердауномъ. Лиззи думала одно время просить своего кузена взять брилліанты на храненіе, но никакъ не могла ршиться выпустить ихъ изъ своихъ рукъ. Десять тысячъ фунтовъ! Еслибъ она могла продать эти брилліанты, отъ какихъ хлопотъ избавилась бы она! Продать ихъ было бы удобно еще по другой причин: лэди Юстэсъ уже имла долги. Но она не могла ихъ продать, и когда сла въ карету, сундучокъ находился у ней въ ногахъ.
Въ эту самую минуту на мостовой, между экипажемъ и дверью дома, явился Кэмпердаунъ. А съ нимъ другой человкъ — очень подозрительной наружности — котораго Лиззи приняла за полицейскаго.
— Лэди Юстэсъ! сказалъ Кэмпердаунъ, снимая шляпу.
Лиззи поклонилась чрезъ мисъ Мэкнёльти и старалась скрыть краснорчивый румянецъ, покрывшій ея щеки.
— Вы, кажется, отправляетесь теперь въ Шотландію? сказала Кэмпердаунъ.
— Оправляемся, мистеръ Кэмпердаунъ, и уже очень опоздали.
— Можете вы поговорить со мною минуты дв въ вашемъ дом?
— О, нтъ! говорю вамъ, мы опоздали. Какое время выбрали вы, мистеръ Кэмпердаунъ!
— Время неловкое, лэди Юстэсъ. Я только сегодня утромъ слышалъ, что вы узжаете такъ скоро, а мн необходимо видться съ вами.
— Не лучше ли вамъ написать, мистеръ Кэмпердаунъ?
— Вы никогда не отвчаете на мои письма.
— Я… я… я право не могу принять васъ теперь. Уильямъ, вели кучеру хать. Мы не можемъ пропустить позда. Мн право очень жаль, мистеръ Кэмпердаунъ, но мы не можемъ пропустить позда.
— Лэди Юстэсъ, сказалъ Кэмпердаунъ, протянувъ руку къ дверц и ставь такимъ образомъ, что кучеръ не смлъ погнать лошадей я:— долженъ сдлать вамъ вопросъ.
Онъ говорилъ тихимъ голосомъ, но мисъ Мэкнёльти сидла съ его стороны, слдовательно она его слышала, услыхалъ и Уильямъ, слуга, который стоялъ возл дверецъ:— я непремнно долженъ знать гд юстэсовскіе брилліанты.
Лиззи чувствовала сундучокъ подъ своими ногами и незамтно раскинула шире подолъ своего платья.
— Теперь я ничего не могу вамъ сказать. Уильямъ, вели кучеру хать.
— Если вы не отвтите мн, я долженъ вамъ сказать, что буду принужденъ, исполняя мою обязанность, выпросить дозволеніе сдлать обыскъ, для того чтобы брилліанты были отданы на сохраненіе кому слдуетъ. Они не принадлежатъ вамъ и ихъ слдуетъ взять отъ васъ.
Лиззи съ испугомъ посмотрла на подозрительнаго человка. Подозрительный человкъ былъ просто очень уважаемый клэркъ въ контор Кэмпердауна, но Лиззи представилось, что обыскъ пожалуй начнется сейчасъ. Она не поняла угрозы и думала, что Кэмпердаунъ уже вооружился властью, о которой говорилъ. Она посмотрла съ минуту на мисъ Мэкнёльти, а потомъ на слугу. Неужели они измнятъ ей? Если они вздумаютъ употребить силу, то конечно сундучокъ можно отъ нея отнять.
— Я знаю, что опоздаю къ позду, сказала она:— я это знаю. Я должна настоять на томъ, чтобъ вы позволили моему кучеру хать.,
На мостовой столпилось человкъ двнадцать, а сундучокъ былъ покрытъ только подоломъ дорожнаго платья Лиззи.
— Брилліанты здсь въ этомъ дом, лэди Юстэсъ?
— Зачмъ онъ не детъ? закричала Лиззи.— Вы не имете права останавливать меня, сэръ. Я не позволю вамъ останавливать меня.
— Или вы взяли ихъ съ собой?
— Я не стану отвчать на вашъ вопросъ. Вы не имете права обращаться со мною такимъ образомъ.
— Когда такъ, я буду принужденъ, отъ имени фамиліи Юстэсъ, выпросить позволеніе сдлать обыскъ здсь и въ Айршир, будутъ приняты также мры и противъ вашего сіятельства.
Говоря такимъ образомъ, Кэмпердаунъ отошелъ и карета ухала.
Времени было довольно, чтобы поспть къ позду — время даже оставалось лишнее. Вся эта исторія въ улиц Маунтъ взяла не боле десяти минутъ. Но дйствіе произведенное ею на Лиззи было очень сильное. Нсколько времени она не могла говорить и наконецъ залилась истерическими слезами — не притворными, а настоящими судорожными рыданіями. Вс въ улиц Маунтъ, включая и ея слугъ, слышали обвиненія противъ нея. Все утро она жалла, зачмъ видла эти брилліанты, но теперь ей было почти невозможно разстаться съ ними. А между тмъ они легли тяжестью на ея грудь, какъ будто она принуждена была держать на колняхъ желзный сундучокъ и день и ночь. Рыдая, она чувствовала сундучокъ подъ ногами и знала, что не можетъ освободиться отъ него. Она возненавидла сундучокъ, а между тмъ должна была держать его при себ. Она стыдилась этого сундучка, а между тмъ должна показывать, будто гордится имъ. Она ужасно боялась его, а между тмъ должна была держать его въ своей спальн. Что скажетъ она теперь Мэкнёльти, которая сидла возл нея, холодно и презрительно предлагая ей нюхательный спиртъ, но не свое сочувствіе.
— Милая моя, сказала она наконецъ:— этотъ противный человкъ совершенно разстроилъ меня.
— Я не удивляюсь, что вы разстроены, сказала мисъ Мэкнёльти.
— И какой онъ несправедливый… какой лгунъ… какой… какой… какой.. Эти брилліанты принадлежатъ точно также мн, какъ этотъ зонтикъ вамъ, мисъ Мэкнёльти.
— Я не знаю, сказала мисъ Мэкнёльти.
— Но я вамъ говорю, сказала Лиззи.
— Я хочу только сказать, что жаль, если есть сомнніе.
— Сомннія нтъ, сказала Лиззи:— какъ смете вы говорить, что сомнніе есть? Мой кузенъ, мистеръ Грейстокъ, говоритъ, что нтъ ни малйшаго сомннія. Онъ адвокатъ и долженъ знать лучше чмъ такой повренный, какъ Кэмпердаунъ.
Въ это время они пріхали на Юстонскій сквэръ и съ сундучкомъ опять начались хлопоты. Лакей съ усиліемъ принесъ его въ залу, а носильщикъ съ усиліемъ вынесъ его изъ залы въ вагонъ. Лиззи не могла не глядть на носильщика, когда онъ несъ сундучокъ, и чувствовала, что человку этому было сказано, что въ немъ лежитъ и что онъ длаетъ усиліе нарочно для того, чтобъ раздосадовать ее. То же самое случилось и въ Карлейл, гд сундучокъ былъ отнесенъ лакеемъ въ спальню Лиззи, гд она была убждена, что ея сокровище сдлалось предметомъ толковъ во всей гостинниц. Утромъ на нее глядли, когда она шла по длинной платформ, а сундучокъ все несли съ усиліемъ впереди нея. Она почти жалла, зачмъ не несетъ его сама, думая, что ея усилія не привлекли бы на него столько вниманія. Ея собственные слуги какъ-будто составили заговоръ противъ нея и мисъ Мэкнёльти никогда не бывала такъ, непріятна. Бдная мисъ Мэкнёльти, добросовстно старавшаяся исполнять свою обязанность и всегда давать надлежащую замну за хлбъ-соль, получаемую ею, не могла преодолть впечатлнія, произведеннаго на нее посщеніемъ Кэмпердауна, и не могла говорить о брилліантахъ безъ холодности и суровости. Она тоже страдала отъ сундучка — до такой степени, что даже замышляла бросить Лиззи, если для нея найдется какой-нибудь другой пріютъ. Кто захочетъ жить съ женщиной, которая повсюду таскала съ собою брилліантовое ожерелье, стоющее десять тысячъ фунтовъ, въ желзномъ сундучк — ожерелье, не принадлежавшее ей?
Но наконецъ лэди Юстэсъ, мисъ Мэкнёльти, слуги — и желзный сундучокъ — благополучно добрались до замка Портрэ.

Глава XXI.
ДУША ІАНТЫ.

Лэди Юстэсъ была сердита дорогою и почти заставила несчастную мисъ Мэкнёльти думать, что лэди Линлитго или богадльня были бы лучше, чмъ эта юная бглянка, но по прізд въ свой домъ она одно время опять сдлалась весела и любезна. Дорогою она сердилась необдуманно, но гнвъ ея былъ почти извинителенъ. Еслибъ мисъ Мэкнёльти могла понять, какъ тяготилъ ея покровительницу сундучокъ съ брилліантами, она простила бы все. До-сихъ-поръ это дло сохранялось въ нкоторой тайн, но теперь этотъ противный повренный разгласилъ это дло на улиц въ присутствіи слугъ, и лэди Юстэсъ чувствовала, что о немъ разсуждали вс носильщики на желзной дорог отъ Лондона до Трупа — станціи въ Шотландіи — гд ее ожидалъ ея собственный экипажъ, чтобъ отвезти въ собственный замокъ. Ночь въ Карлейл была для нея ужасна и брилліанты ни на минуту не выходили у ней изъ головы. Можетъ быть, хуже всего было то что ея собственные слуги слышали запальчивое требованіе Кэмпердауна. Есть люди въ этомъ отношеніи очень счастливые, слуги которыхъ знаютъ вс ихъ дла, принимаютъ участіе въ ихъ заботахъ, сочувствуютъ требованіямъ, понимаютъ ихъ нужды и во всемъ съ ними заодно. Но такіе слуги коротко извстны и составляютъ часть семьи, какъ сыновья и дочери. Бываютъ разрывы и ссоры, случаются причины для прекращенія подобнаго положенія длъ. Но пока продолжается такое положеніе, слуги въ такихъ домахъ, по большей части, готовы драться за своихъ хозяевъ. У дворецкаго Бинса выступитъ пна у рта, если ему намекнутъ, что серебро въ замк Сильверкёпъ не принадлежитъ старому сквайру, а мистрисъ Паунсбоксъ никакими доказательствами нельзя бы уврить, что брилліанты, которые носитъ ея барыня, не составляютъ ея собственности. Биксъ станетъ драться за серебро, а Паунсбоксъ за брилліанты, такъ что дадутъ разорвать себя въ куски. Сохраненіе этихъ сокровищъ для тхъ, кто ихъ содержитъ, поитъ и кормитъ, иногда бранитъ, но всегда помогаетъ, будетъ для нихъ дломъ чести. Никакія пытки не выманятъ отъ Бинса ключа отъ кладовой, никакія угрозы не заставятъ Паунсбоксъ разсказать секретъ туалетнаго замка. Но у бдной Лиззи Юстэсъ не было ни Бинса, ни Паунсбоксъ. Это растенія, вырастающія медленно. Все окружающее лэди Юстэсъ слишкомъ походило на грибы, для того чтобъ позволить ей обладать такими сокровищами… Лакей ея былъ шести футъ роста, не дуренъ собой и звали его Томасъ. Лиззи ничего боле о немъ не знала и была слишкомъ благоразумна для того, чтобъ ожидать отъ него сочувствія или другой помощи, кром того труда, за который она платила. Ея горничная была нсколько къ ней ближе, но не многимъ ближе. Двушку эту звали Пэшенсъ Кробстикъ и она умла хорошо убирать волоса. Лиззи знала о ней не больше этого.
Лиззи все еще считала себя помолвленной съ лордомъ Фономъ — но въ этомъ отношеніи ей негд было искать сочувствія. Фрэнка Грейстока можно было убдить сочувствовать ей — но не такимъ образомъ, какъ желала Лиззи. Потомъ сочувствіе это было бы опасно, если Лиззи ршилась не расходиться съ лордомъ Фономъ. Пока она съ нимъ поссорилась — но самая горечь этой ссоры и ршительность, съ какой ея женихъ объявилъ о своемъ намреніи отказаться, заставляли ее боле прежняго настаивать на томъ, чтобъ онъ женился на ней. Во время поздки въ Портрэ она опять ршила, что лордъ Фонъ долженъ быть ея мужемъ — и если такъ, то нжное сочувствіе — сочувствіе, которое было бы такъ пріятно съ кузеномъ Фрэнкомъ — становилось опаснымъ. Лиззи готова была даже принять сочувствіе мисъ Мэкнёльти, еслибъ эта смиренная особа оказывала ей такое сочувствіе, какого она желала. Она увряла себя, что способна была броситься на грудь мисъ Мэкнёльти и смшать ея слезы съ своими слезами, еслибъ только мисъ Мэкнёльти врила ей. Еслибъ мисъ Мэкнёльти съ энтузіазмомъ разглагольствовала о брилліантахъ, съ энтузіазмомъ разглагольствовала о негодныхъ поступкахъ лорда Фона, съ энтузіазмомъ расхваливала Лиззи, то Лиззи — такъ она говорила себ — осыпала бы всми нжностями женской дружбы даже мисъ Мэкнёльти. Но мисъ Мэкнёльти была жестка какъ деревянная доска. Она длала что ей велятъ и этимъ зарабатывала себ хлбъ. Но въ ней не было ни нжности, ни деликатности, ни чувства, ни понятія. Такимъ образомъ лэди Юстэсъ судила о своей смиренной собесдниц, и въ нкоторомъ отношеніи судила справедливо. Мисъ Мэкнёльти не врила лэди Юстэсъ и не была надлена способностью выказывать притворно то довріе, котораго она не имла.
Бдная Лиззи! Свтъ осуждаетъ строго фальшивыхъ, дурныхъ и себялюбивыхъ людей, которые кажутся счастливыми по наружности, забывая, какія наказанія почти всегда слдуютъ за подобными недостатками. Лиззи Юстэсъ была фальшивая, дурная, себялюбивая женщина — и мы можемъ сказать, что она была также счастлива. Но, несмотря на все это, она не пользовалась спокойствіемъ. Она никогда не бывала довольна. Въ жизни ея не было ни одного пріятнаго обстоятельства, которое доставляло бы ей удовольствіе, и хотя знала, что она фальшивая и дурная женщина, она вполн была убждена, что вс поступаютъ съ нею нехорошо. Лордъ Фонъ очень дурно обращался съ нею,— но она льстила себ мыслью, что будетъ имть возможность ясне показать лорду Фону свой характеръ прежде чмъ разойдется съ нимъ окончательно.
Замокъ Портрэ былъ настоящій замокъ — не простой деревенскій домъ, такъ называемый, а каменное зданіе съ зубцами, круглою башнею въ одномъ углу, съ воротами, походившими на спускную ршетку, и узкими окнами въ одной части этихъ воротъ, съ пушкой на низкой кровл и канавой, называемой рвомъ, съ двухъ сторонъ простирался фантастическій, нсколько живописный садъ. Сказать по правд, хотя часть замка была стара и выстроена въ то время, когда нуждались въ оборон и въ сохраненіи добычи — зубцы, круглая башня и грозные ворота были пристроены однимъ изъ послднихъ сэр-Флоріановъ. Но замокъ казался настоящимъ замкомъ и былъ интересенъ. Какъ домъ, онъ не былъ особенно удобенъ, форма замка домашней архитектуры требовательна по своему свойству и требуетъ, чтобы пространство, которое въ мене притязательныхъ домахъ можетъ быть отведено для удобствъ, было посвящено великолпію. Тамъ была большая зала, прекрасная столовая съ зеркальными окнами, выходившими въ море, но другія гостиныя были незначительны и спальни разбросаны какъ ни попало, и по большей части малы и темны. Лиззи однако выбрала себ большую комнату, тоже выходившую на открытое море.
Замокъ стоялъ на крутизн съ прекраснымъ видомъ на Клейдъ и на далекій островъ Арранъ. Когда воздухъ чистъ — а онъ тамъ часто бываетъ чистъ — Арранскія горы были видны изъ окопъ Лиззи, и она съ гордостью говорила объ этомъ вид. Въ другихъ отношеніяхъ замокъ имлъ пустынный видъ. Около него росли кой-какія захирлыя деревья, но лсъ не разрастался. Былъ большой огородъ — или лучше сказать огородъ, который намревались сдлать большимъ, — но когда началось царствованіе Лиззи, величина осталась въ пренебреженіи. Содержаніе большихъ огородовъ дорого и Лиззи разъ въ жизни выказала твердость, вмсто пяти помощниковъ садовника оставивъ одного мальчика. Главный садовникъ, разумется, тотчасъ отказался, но не сокрушилъ ея сердца, а она наняла скромнаго человка за гинею въ недлю вмсто ученаго артиста, который вовсе не былъ скроменъ и получалъ сто-двадцать фунтовъ въ годъ, отопленіе, помщеніе и всякую садовую роскошь. Хотя Лиззи получала хорошій доходъ, ей уже было извстно, что она не можетъ содержать домъ въ город и въ деревн, и оставаться богатой съ четырьмя тысячами годового дохода. Былъ цвтникъ и небольшой разсадникъ за такъ называемомъ рвомъ, но въ другомъ отношеніи мстность замка Портрэ не была привлекательна. Мсто было мрачное, открытое и зимою очень холодное, и кром обширнаго, прекраснаго и открытаго моря подъ горой, на которой стоялъ замокъ, нельзя было похвалиться мстоположеніемъ. За замкомъ, далеко отъ моря, низкія горы, принадлежащія къ помстью, разстилались на восемь или десять миль, а на дальнемъ краю этихъ горъ, гд стоялъ охотничій домикъ, всегда называемый Котэджемъ, ландшафтъ становился дикъ и величественъ. Въ этомъ-то Котэдж Фрэнкъ Грейстокъ пріютился съ своимъ пріятелемъ, когда пріхалъ стрлять тетеревей.
Лэди Юстэсъ слдовало бы быть счастливой и спокойной. Разумется найдутся люди, которые будутъ говорить, что молодая вдова не можетъ быть счастлива и спокойна — что она должна оплакивать своего умершаго супруга и тосковать объ этой потер. Но въ ныншнемъ свт молодыя вдовы несчастными не бываютъ и, можетъ быть, годъ отъ года въ обществ возрастаетъ направленіе не требовать отъ нихъ излишней горести. Вдовьи наклонности, начиная отъ сожиганія на костр до отвратительныхъ траурныхъ костюмовъ, становятся мене распространенными и женщины привыкаютъ узнавать, что какія несчастья ни постигли бы ихъ, а все-таки почему имъ не наслаждаться тмъ счастьемъ, къ какому ихъ длаетъ способнымъ ихъ характеръ? Женщина можетъ очень уважать своего мужа, оплакивать его искренно, непритворно, всмъ сердцемъ и между тмъ вполн наслаждаться тми благами, которыя онъ оставилъ ей.
Не горесть по сэр-Флоріан длала несчастною лэди Юстэсъ. У ней былъ ребенокъ. У ней было состояніе. У ней были молодость и красота. У ней былъ замокъ Портрэ. У ней былъ новый женихъ — а если она вздумаетъ съ нимъ разойтись, не любя его на столько, чтобы сдлаться его женой, она несомннно можетъ найти другого, который ей боле понравится. До-сихъ-поръ она имла въ жизни полный успхъ, а между тмъ она была несчастна. Чего же ей недоставало?
Она была очень умнымъ ребенкомъ — умнымъ, хитрымъ ребенкомъ, а теперь она сдлалась умной женщиной. Хитрость осталась при ней, но она такъ проницательно распознала свтъ, что начала примчать, что хитрость, какъ бы ни была хитра, въ конц концовъ не достигаетъ своей собственной цли. Она завидовала простодушію Люси Морисъ, находила удовольствіе пріискивать для нея бранныя имена, называла ее скромницей, жеманницей, хитрымъ котенкомъ и тому подобнымъ. Но она видла, что Люси съ своимъ простодушіемъ была сильне, чмъ она съ своей хитростью. Она почти плнила Фрэнка Грейстока своими хитростями, а Люси безъ всякихъ хитростей плнила его совсмъ. Мужчину хитрости могутъ плнить только на время, а простодушіе плняетъ мужчину навсегда — если онъ стоитъ того, чтобъ его плнить. А Лиззи чувствовала также, что какъ ни великъ былъ бы ея успхъ, она не могла быть счастлива, если не можетъ плнить сердце мужчины. Она плнила сердце сэр-Флоріана, но только на одинъ часъ — на мсяцъ или на два. А сэр-Флоріанъ никогда не плнялъ ея сердца. Не можетъ ли она сдлаться простодушной? Не можетъ ли она разыграть простодушіе такъ искусно, чтобъ оно могло дйствовать такъ же сильно, какъ простодушіе настоящее — можетъ быть даже сильне? Бдная Лиззи Юстэсъ! Думая объ всемъ этомъ, она видла многое. Удивительно какъ она могла видть такъ много и говорить себ столько рзкой правды. Но одну правду она видть не могла и, слдовательно, не могла сказать ее себ. У ней не было сердца. Оно окаменло въ то время, какъ она учила себя хитрить съ Бартеромъ и Бенджаминомъ, сэр-Флоріаномъ Юстэсомъ, лэди Линлитго и Кэмпердауномъ.
Лэди Юстэсъ пріхала теперь въ свое помстье, оставивъ Лондонъ и его удовольствія — къ этому ее побудили различныя причины. Во-первыхъ, меблированный домъ въ улиц Маунтъ, слуги и лошади нанимались помсячно. Лэди Юстэсъ хорошо вела свои счеты и знала, что сбережетъ двсти фунтовъ, если не останется въ Лондон еще мсяцъ или три недли, и была такъ внимательна къ своимъ дламъ, что не могла не примтить, какъ ей такая экономія нужна.
Потомъ ей казалось, что вести войну съ лордомъ Фономъ можно было лучше издали, чмъ вблизи. Лондонъ также сдлался противенъ для нея. Многое тамъ длало ее несчастной, а наслаждаться она могла немногимъ. Она боялась Кэмпердауна и вчно терпла пытку, чтобъ изъ-за ожерелья съ ней не случилось какихъ-нибудь ужасовъ — чтобъ какой-нибудь судья не прислалъ ей страшныя бумаги, вызывавшія ее явиться въ Ньюгэтъ, а можетъ быть и къ лорду канцлеру, или чтобъ къ ней не явился полисмэнъ сдлать обыскъ и отнять у нея желзный сундучокъ. Въ лондонской жизни было такъ мало того, что могло доставить ей удовольствіе. Такъ пріятно одержать побду въ борьб, но бороться не всегда пріятно. Кром тхъ немногихъ и рдкихъ минутъ, въ которыя Лиззи находилась наедин съ своимъ кузеномъ Фрэнкомъ — а можетъ быть тхъ другихъ минутъ, которыя она проводила съ своими брилліантами — она немного наслаждалась въ Лондон. Она думала, что наступитъ время, когда будетъ иначе. Подъ такимъ вліяніемъ она уврила себя, что вздыхаетъ по деревенской жизни и уединенію, по широкому пространству своихъ блестящихъ волнъ — какъ она называла ихъ — и по скаламъ милаго Портрэ. Она сказала мисъ Мэкнёльти и Август Фонъ, что жаждетъ айширскаго втерка, что ей хочется вернуться къ своимъ книгамъ и своимъ мыслямъ. Среди лондонскаго вихря невозможно было ни читать, ни думать. Она сама думала это. Она думала это до такой степени, что въ первое утро по прізд вынула изъ кармана книжечку ‘Царица Мабъ’ и отправилась гулять по скаламъ. Она пила чай въ девять часовъ и не было еще десяти, когда прогуливалась по покатистой мстности внизу замка, расхваливъ мисъ Мэкнёльти утренній воздухъ.
Она спустилась внизъ — не очень далеко, но нсколько подале садовой калитки, къ тому мсту, гд выступъ скалы выдвигался изъ скудной растительности утеса. На пятьдесятъ шаговъ ниже начиналась настоящая скала, и хотя настоящія скалы были не очень скалисты, не круты и, даже не широки и отчасти покрыты пропитаннымъ морской солью мохомъ, все-таки они давали ей право говорить о своемъ скалистомъ берег. Берегъ этотъ принадлежалъ ей — пожизненно. Этотъ выступъ подмтила она изъ своихъ оконъ — и думала о немъ цлую недлю какъ о мст приличномъ для уединенія и стихотвореній Шелли. Она и прежде стояла на немъ и протягивала руки чуть виднымъ Арранскимъ горамъ. Въ тотъ разъ, можетъ быть, было прохладно, но теперь надъ головою сіяло яркое солнце, и посидвъ тутъ съ полминуты и вынувъ изъ кармана ‘Царицу Мабъ’, она увидала, что тутъ сидть нельзя. Нельзя, даже если она сдлаетъ себ изъ зонтика балдахинъ. Они встала, поискала тни — какого-нибудь тнистаго мстечка, съ котораго могла бы глядть на ‘свои милый обширный океанъ съ его блистательной улыбкой’. Такимъ образомъ говорила она объ усть Клейда. Тни около нея вовсе не было. Захирвшія деревья лежали за полмилю съ правой стороны — да еще на гор. Она когда-то спускалась до самаго берега и могла сдлать это опять. Но она подозрвала, что и тамъ не будетъ достаточно тни, а подниматься наверхъ и прежде было непріятно, а теперь будетъ еще хуже..
Думая обо всемъ этомъ и сильно страдая отъ солнечнаго жара, она постепенно вернулась въ садъ за рвомъ и сла, держа Шелли въ рук, въ бесдк. Скамейка была узкая, жесткая и сломанная, но все-таки она услась. Ея милую ‘Царицу Мабъ’ можно будетъ читать безъ грубой, неприличной, будничной обстановки гостиной, и теперь для нея сдлалось очевидно, что если она не можетъ вставать раньше утромъ или выходить читать посл солнечнаго заката, то выступъ скалы для нея негодится.
Она начала читать, ршивъ, что будетъ наслаждаться стихотвореніемъ, несмотря на узкую скалу. Она часто говорила о ‘Цариц Мабъ’ и, можетъ быть, думала, что читала. Однако въ сущности это была ея первая попытка.
‘Какъ удивительна Смерть! Смерть и ея братъ Сонъ!’
Тутъ она закрыла книгу и начала думать, что ей нравится эта мысль. Смерть — и ея братъ Сонъ! Она не знала, почему они должны быть удивительне Дйствія, Жизни или Мысли, — но она можетъ запомнить эти слова и ихъ хорошо цитировать.
‘Вдругъ воспрянула душа Іанты, она стояла въ прелестной нагой чистот.’
Имя Іанта очень понравилось Лиззи. Антитеза, представленная ея воображенію нагой чистотой, сильно поразила ее и она ршилась выучить это мсто наизусть. Восемь или девять строкъ были напечатаны отдльно какъ стансы и трудъ будетъ невеликъ.
‘Одушевлена невыразимой красотой и граціей, и каждое земное пятно исчезло, душа снова приняла свое природное достоинство и стояла безсмертною среди погибели тла.’
Что было одушевлено красотой — пятно или душа, она, не старалась узнать, и можно извинить ее, если она не поняла.
— Ахъ! воскликнула она:— какъ это справедливо, какъ это чувствуется, какъ это понимается! ‘Вдругъ воспрянула душа Іанты!’
Она стала ходить по саду, повторяя эти слова и почти забывъ о зно.
— ‘Каждое земное пятно исчезло.’ А!— да. Они исчезнутъ и одушевятся красотою и граціею.
Ею овладла смутная мысль, что когда настанетъ это счастливое время, то никто не станетъ требовать отъ нея ожерелья, и извощикъ, отъ котораго она нанимала лошадей, не станетъ съ такой непріятной точностью присылать свой счетъ.
‘Прелестна въ нагой чистот!’
Какой это мишурный свтъ, въ которомъ необходимы платья, пища и дома! Въ какомъ совершенств юноша-поэтъ понялъ это все!
‘Безсмертна среди погибели!’
Ей нравилась погибель такъ же, какъ и безсмертіе, пятна столько же, какъ чистота. Такъ какъ безсмертіе должно наступить, а пятна одушевлены граціею, зачмъ же бояться погибели тла? Но тогда, если люди поступаютъ дурно — по-крайней-мр женщины — ихъ не приглашаютъ никуда!
‘Вдругъ воспрянула душа Іанты: она стояла во всей своей прелести.’
Такимъ образомъ стихотвореніе было выучено наизусть и Лиззи чувствовала, что она посвятила цлый часъ поэзіи самымъ восхитительнымъ образомъ. По-крайней-мр, она могла цитировать кое-что, и хотя, сказать по правд, она не понимала настоящаго значенія этого изображенія, она такъ изучила жесты, такъ модулировала голосъ, что ей казалось, она могла произвести эфектъ. Дале ей читать не хотлось, она вернулась домой съ книгою. Хотя то мсто, гд говорится о душ Іанты, находится въ начал стихотворенія, Лиззи теперь совершенно знала поэму, и когда впослдствіи говорила о ней какъ о прелестной вещиц, которую она усвоила себ продолжительнымъ изученіемъ, она сама не знала, что лжетъ. Когда она сдлалась старше, однако, она поумнла и узнала, что если выучиваешь изъ поэмы только одно мсто, то его слдуетъ выбирать или въ середин, или въ конц. Свтъ такъ жестоко проницателенъ въ ныншнее время, что даже мужчины и женщины, которые сами не прочитали ‘Царицу Мабъ’, знаютъ, изъ какой части поэмы вырвано мсто, и не поврятъ, что вы прочли хоть одну страницу дальше той, изъ которой взято это мсто.
Посл завтрака Лиззи пригласила мисъ Мэкнёльти ссть у открытаго окна гостиной и посмотрть на ‘блестящія волны’. Отдавая справедливость мисъ Мэкнёльти, мы должны признаться, что хотя она сама не была ни умна, ни образована, читала очень мало и вещи безцвтныя, думала только о томъ, какъ бы кое-какъ провести время и прожить — однако она была довольно проницательна и видла хорошо. Лиззи Юстэсъ не могла обмануть ее. Какова бы ни была Лиззи, мисъ Мэкнёльти готова была выносить ее и сть ея хлбъ. Люди, которыхъ она знала, были или ничтожны — какъ ея отецъ, или жестоки — какъ лэди Линлитго, или фальшивы — какъ лэди Юстэсъ. Мисъ Мэкнёльти знала, что ничтожество, жестокость и фальшивость она должна была переносить. И она могла переносить ихъ, мало о нихъ заботясь и даже въ глубин сердца не очень осуждая ихъ. Но въ ней былъ тотъ странный недостатокъ, что она не могла называть эти качества другими именами, даже предъ тми людьми, которымъ они принадлежали. Она не могла сдлать видъ, будто вритъ рапсодіямъ Лиззи. Въ этомъ ею руководила не столько добросовстность или высокое чувство правдивости, сколько недостатокъ мужества, потребнаго для лжи. У ней недоставало духа называть старую лэди Линлитго доброй и потому лэди Линлитго выгнала ее изъ дома. Когда лэди Юстэсъ обращалась къ ея сочувствію, у ней недостало мужества на попытку разыграть роль, что было необходимо для выраженія сочувствія. Она походила на собаку или на ребенка и никакъ не могла не быть правдивой. Лиззи жаждала притворнаго сочувствія — ей ужасно хотлось похвастаться своимъ ‘Шелли’ и она очень ласково утащила мисъ Мэкнёльти въ амбразуру окна.
— Какъ это мило — не правда ли? сказала Лиззи, протягивая руку къ ‘широкому пространству блестящихъ волнъ’.
— Очень мило — только слишкомъ ярко блеститъ, сказала миссъ Мекнёльти.
— Ахъ! я люблю теплоту настоящаго лта, ма всегда кажется, что солнце необходимо для того, чтобъ созрлъ плодъ сердца.
А между тмъ ее такъ безпокоили комары и жаръ, когда она сидла на камн.
— Я все думаю о тхъ немногихъ великолпныхъ дняхъ, которые я провела съ моимъ обожаемымъ Флоріаномъ въ Неапол,— дняхъ слишкомъ великолпныхъ, потому что ихъ было такъ немного.
Мисъ Мэкнёльти знала исторію этихъ дней и ихъ великолпія — она знала также, какъ вдова переносила свою потерю.
— Должно быть, неаполитанскій заливъ очень красивъ, сказала она.
— Не одинъ заливъ, тамъ есть мста, которыя приводятъ васъ въ восторгъ, только необходимо, чтобъ съ вами былъ тотъ, кто понимаетъ васъ. Душа Іанты! сказала она, примняя это выраженіе къ покойному сэр-Флоріану.— Вы читали ‘Царицу Мабъ’?
— Право не знаю, если и читала, то забыла.
— Ахъ! вамъ надо бы прочесть. Я ничего не знаю на англійскомъ язык такого, что такъ согласовалось бы съ нашими лучшими чувствами и стремленіями. ‘Стоитъ прелестная въ нагой чистот’, продолжала она, все относясь къ душ бднаго сэр-Флоріана: — ‘одушевлена невыразимой красотой и граціей. Всякое земное пятно исчезло’. Я еще и теперь его вижу во всей его мужественной красот, когда мы бывало сидимъ вмст по цлымъ часамъ и смотримъ на воду. О, Джулія! земная дйствительность исчезла, но воспоминаніе о ней будетъ жить вчно!
— Конечно онъ былъ очень хорошъ собой, сказала мисъ Мэкнёльти, видя себя принужденной сказать что-нибудь.
— Я вижу его теперь, продолжала она, все смотря на блестящую воду:— она опять приняла свое врожденное достоинство и стояла. ‘Первобытная среди погибели’. Не правда ли, какая это великолпная мысль и какъ великолпно выражена?
Лиззи забыла одно слово и употребила не тотъ эпитетъ. ‘Первобытная’ показалось ей очень поэтическимъ словомъ.
— Сказать по правд, отвтила мисъ Мэкнёльти: — я не понимаю стиховъ, когда ихъ говорятъ наизустъ, если прежде не читала этого стихотворенія. Кажется, я уйду, потому что свтъ слишкомъ ярокъ для моихъ бдныхъ старыхъ глазъ.
Мисъ Мэкнёльти заняла должность, для которой она не годилась.

Глава XXII.
ЛЭДИ ЮСТЭСЪ ДОСТАЕТЪ ПОНИ ДЛЯ СВОЕГО КУЗЕНА.

Лэди Юстэсъ никакъ не могла добиться сочувствія отъ мисъ Мэкнёльти и не могла переносить терпливо своего разочарованія. Этого нельзя было даже и ожидать. Она дорого платила мисъ Мэкнёльти. Въ минуту опрометчивой щедрости и въ то время, когда она не знала цну деньгамъ, она общала мисъ Мэкнёльти семьдесятъ фунтовъ въ первый годъ и семьдесятъ во второй, если она проживетъ у ней больше года. Второй годъ только теперь начался и лэди Юстэсъ начала думать, что семьдесять фунтовъ большія деньги, когда такъ мало получается взамнъ. Лэди Линлитго не платила своей компаньонк опредленнаго жалованья. А потомъ еще надо было содержать ее, платить за поздки въ первомъ класс въ Шотландію и обратно, давать деньги на извощика въ Лондон, когда отсутствіе мисъ Мэкнёльти было необходимо.
Лиззи, сосчитавъ все это и думая, что за такія большія деньги ея пріятельница должна бы умть разсуждать о душ Іанты или о другомъ подобномъ предмет, разсердилась и говорила себ, что она даромъ платитъ ей. Она знала, какъ ей необходимо имть компаньонку въ настоящихъ обстоятельствахъ ея жизни, и слдовательно, не могла тотчасъ отказать мисъ Мэкнёльти, но иногда становилась очень капризна и говорила бдной Мэкнёльти, что она дура. Впрочемъ, это названіе не было такъ непріятно мисъ Мэкнёльти, какъ требованіе сочувствія, котораго она не умла дать.
Первые десять дней августа прошли очень медленно для лэди Юстэсъ. ‘Царица Мабъ’ была спрятана и о ней не упоминалось боле. Но были и другія книги. Прибылъ огромный ящикъ съ романами, а мисъ Мэкнёльти была большая охотница до романовъ. Еслибъ лэди Юстэсъ стала говорить съ ней о горестяхъ бдной героини, женихъ которой былъ убитъ на ея глазахъ, а потомъ опять ожилъ и получилъ десять тысячъ годового дохода — цлыхъ три недли, пока другая героиня, которая сама была убита, выкинула бы прежніе ужасы изъ ея пластическаго воображенія — мисъ Мэкнёльти могла бы разсуждать объ этой катастроф съ большимъ интересомъ. Лиззи, находя себя не настроенной, какъ она говорила себ, тоже принялась читать романы. Она имла намреніе въ это свободное время одолть ‘Волшебную Царицу’, но ‘Волшебная Царица’ удалась еще хуже ‘Царицы Мабъ’ — и занятія въ замк Портрэ ограничились чтеніемъ романовъ.
Для бдной мисъ Мэкнёльти было бы довольно, еслибъ ее оставили въ поко. Завтракать и обдать, каждый день гулять, читать вдоволь романы и оставаться въ поко — вотъ все, чего она просила отъ судьбы. Но для лэди Юстэсъ этого было мало и она была теперь очень недовольна своею праздностью. Она была уврена, что можетъ читать Спенсера съ утра до вечера и отрываться отъ этого чтенія на часъ, другой для ‘Шелли’, еслибъ только кто-нибудь сочувствовалъ ея чтенію. Но у ней не было никого и она была очень не въ дух.
Тутъ она получила письмо отъ своего кузена, которое на это утро нсколько оживило замокъ.
‘Я видлся съ лордомъ Фономъ, писалъ Фрэнкъ: ‘и видлся также съ Кэмпердауномъ. Такъ какъ трудно будетъ объяснить въ письм что произошло въ этихъ свиданіяхъ, и такъ какъ въ замк Портрэ я буду 20, я описывать не стану. Мы прідемъ съ вечернимъ поздомъ и я явлюсь къ вамъ утромъ, какъ только однусь и позавтракаю. Полагаю, что найду какого-нибудь пони для этой поздки. ‘Мы’ — значитъ я и мой пріятель мистеръ Геріотъ, который, какъ я думаю, вамъ понравится, если вы удостоите принять его, хотя онъ такой же адвокатъ какъ и я. Пока эта милость ваша не нужна, такъ какъ я разумется пріду одинъ въ среду утромъ. Всегда вамъ преданный Ф. Г.’
Письмо было получено въ воскресенье утромъ, а такъ какъ среда была очень близка, то Лиззи находилась въ лучшемъ расположеніи духа, чмъ была съ-тхъ-поръ, какъ чтеніе поэтовъ ей неудалось.
— Какое счастье! сказала она: — будетъ съ кмъ говорить.
Это было нелестно, но мисъ Мэкнёльти не нуждалась въ лести.
— Да, дйствительно, сказала она.— Разумется, вы будете рады видть вашего кузена.
— Я буду рада видть всякаго въ человческомъ образ. Право, я почти желала предложить крегайскому пастору бжать со мною.
— У него семь человкъ дтей, сказала мисъ Мэкнёльти.
— Да, бдняжка, и жена, и нечмъ жить. А все-таки онъ явился бы ко мн. Кстати, я желала бы знать, есть ли здсь пони.
— Пони?
Мисъ Мэкнёльти, разумется, предположила, что пони нуженъ для побга.
— Да, я полагаю, вы знаете, что значитъ пони? Разумется, въ дом этихъ господъ долженъ бы находиться пони для охоты. Моя голова должна думать о многомъ и объ этомъ я забыла, а вы никогда не вздумаете ни о чемъ.
— Я не знала, что мужчинамъ нужны пони для охоты.
— Желала бы знать, что вы знаете. Разумется, пони долженъ быть.
— Я полагаю, что вамъ нужны два пони.
— Нтъ, мн не нужны. Неужели вы воображаете, что мужчины вчно будутъ разъзжать? Но мн нуженъ одинъ. Что мн длать?
Мисъ Мэкнёльти предложила спросить Гаурана. Гауранъ былъ управитель, дворецкій и фактотумъ въ замк, онъ покупалъ и продавалъ коровъ, смотрлъ, чтобъ никто ничего не кралъ, зналъ все касающееся фермъ и арендаторовъ, присматривалъ за водопроводами, когда наступалъ морозъ. Это былъ честный, трудолюбивый, умный шотландецъ, выросшій въ любви къ Юстэсамъ и всмъ сердцемъ ненавидвшій свою теперешнюю госпожу. Онъ остался у ней на служб, думая, что обязанъ спасти Портрэ отъ ея грабежа. Лиззи вполн платила ему такою же ненавистью и ршилась освободиться отъ услугъ Анди Гаурана такъ скоро, какъ только возможно. Покойный сэр-Флоріанъ называлъ его Анди, и хотя вс другіе называли его: мистеръ Гауранъ, лэди Юстэсъ считала приличнымъ, какъ его госпожа, обращаться съ нимъ такъ, какъ съ нимъ обращался его покойный господинъ. Она называла его Анди. Но она ршилась освободиться отъ него какъ только посметъ. Были такія вещи, которыя въ помсть кто-нибудь долженъ былъ знать, и ихъ никто не зналъ кром Гаурана. Каждый слуга въ замк могъ обокрасть ее, еслибъ за этимъ не смотрлъ Гауранъ. Гауранъ далъ ей возможность освободиться отъ садовода Левіафана, который притснялъ ее и который получалъ больше жалованья, чмъ самъ Гауранъ. Она врила Гаурану и ненавидла его — а Гауранъ ненавидлъ ее и не доврялъ ей.
— Кажется, въ Портрэ ничего не можетъ быть сдлано безъ этого человка, сказала лэди Юстэсъ.
— Онъ знаетъ, сколько вамъ надо заплатить за пони.
— Да — и купитъ какую-нибудь клячу, на которой мой кузенъ не станетъ здить, или если подетъ, то сломитъ себ шею.
— Такъ я спрошу мистера Мэкалума, трунскаго почтмейстера, потому что я видла трехъ, четырехъ пони, запряженныхъ въ телеги у его дверей.
— Мэкнёльти, какая же вы идіотка! сказала лэди Юстэсъ, поднимая руки кверху.— Можете ли вы думать, что я куплю для моего кузена Фрэнка пони, который возитъ телегу!
— Можетъ быть, я идіотка, сказала мисъ Мэкнёльти, опять принимаясь за свой романъ.
Лэди Юстэсъ, разумется, была принуждена прибгнуть къ Гаурану, къ которому она обратилась въ понедльникъ утромъ. Даже Лиззи Юстэсъ, для своего кузена Фрэнка, не посмла бы потревожить Гаурана разсужденіями о пони въ воскресный день. Утромъ въ понедльникъ она нашла Гаурана, надзиравшаго за четырьмя мальчиками и тремя старухами, которые косили сно ея сіятельства на лугу, возвышавшимся надъ замкомъ. Мстность около замка была жалкая и открытая, и снокосъ ея сіятельства всегда былъ поздній.
— Анди, сказала она:— мн нуженъ пони для господина, который прідетъ въ Котэджъ. Пони долженъ быть тамъ во вторникъ.
— Пони, милэди?
— Да — пони. Я полагаю, что пони можно купить въ Айршир, хотя кажется въ цломъ свт нтъ мста неудобне для житья.
— Тмъ, которые это находятъ, милэди, не слдуетъ прізжать сюда.
— Оставимъ это. Потрудитесь купить пони и поставить его въ конюшню во вторникъ вечеромъ. Тамъ, конечно, есть конюшни?
— О! да — тамъ помстится больше пони, чмъ ихъ понадобится. Когда Котэджъ строили, милэди, некчему было экономничать.
Анри Гауранъ постоянно упрекалъ Лиззи ея бдностью и ничмъ больше не могъ онъ разгнвать ее.
— А мн некчему экономничать для моего кузена, сказала она свысока, но чувствуя, что компрометируетъ себя предъ этимъ человкомъ.— Потрудитесь достать пони ко вторнику.
— Но вдь понадобятся и сно, и овесъ, и подстилка, кто будетъ за нимъ ходить? Содержать пони гораздо дороже чмъ вы думаете, милэди. Вдь пони стоитъ шесть пенсовъ въ недлю.
Гауранъ, выражая эту разсчетливую осторожность, сдлалъ сильное удареніе шести пенсахъ.
— Очень хорошо. Пусть такъ.
— А купить его, милэди, что будетъ стоить? Въ Айршир теперь пони дешево не купишь, какъ бывало прежде.
— Разумется, я за него заплачу.
— Онъ будетъ стоить фунтовъ десять, милэди.
— Очень хорошо.
— А можетъ статься и двнадцать.
Гауранъ покачалъ головою своей госпож самымъ зловщимъ образомъ. Неудивительно, что она ненавидла его.
— Разумется, вы должны дать настоящую цну.
— Для пони нтъ настоящей цны — все-равно, что для брилліантовъ и тому подобнаго.
Если это было сказано изъ сарказма о брилліантахъ лэди Юстэсъ, мистеру Гаурану слдовало тотчасъ отказать отъ мста. Въ такомъ случа англійскіе присяжные не присудили бы даже выдать ему жалованье за текущій мсяцъ.
— И посл его опять надо продать?
— Это мы посмотримъ.
— Чего будетъ стоить прокормить его зимой! Его надо будетъ продать. А если господа-то, можетъ статься, только одинъ разокъ създятъ на немъ по горамъ и обратно? А тетеревей какихъ они будутъ стрлять на пони? Тетеревей у насъ нтъ.
На горахъ было двое лсничихъ, получавшихъ по пяти и по шести шилинговъ въ недлю за то, чтобъ смотрть за дичью вдобавокъ къ другимъ ихъ должностямъ, и одному отказали по совтамъ Гаурана, такъ что этотъ ударъ былъ жестокъ и неблагодаренъ. Гауранъ, однако, придалъ ему еще боле силы, опять покачавъ головой.
— Вы хотите сказать мн, что для моего кузена нельзя достать лошади?
— Милэди, я ничего подобнаго не говорилъ. Въ Айршир онъ можетъ имть всякихъ полезныхъ животныхъ — за деньги, милэди, лошадь, пони, осла, что вамъ угодно, милэди, но вдь нужно сидло.
— Что?
Послднее слово Гауранъ нарочно такъ произнесъ, чтобъ барыня не поняла его.
— Сидло даромъ не найдешь даже въ Айршир.
— Я не понимаю, что вы говорите, Анди.
— Сидло, милэди! крикнулъ онъ вовсе горло:— и узду. Я полагаю, что кузенъ вашего сіятельства не здитъ же въ Лондон безъ сидла.
— Разумется, надо купить все необходимое, сказала лэди Юстэсъ, уходя въ замокъ.
Анди Гауранъ обидлъ ее и она поклялась, что отмститъ ему. Даже когда ей сказали во вторникъ, что нанятъ хорошій пони за восемнадцать пенсовъ въ день, съ сдломъ, уздечкой и даже грумомъ, сердце ея нисколько не смягчилось къ Гаурану.

Глава XXIII.
ПЕРВОЕ ПОСЩЕНІЕ ФРЭНКА ГРЕЙСТОКА ВЪ ПОРТРЭ.

Еслибъ Фрэнкъ Грейстокъ зналъ все, что его кузина вытерпла для него, былъ ли бы онъ признателенъ? Когда женщины любятъ мужчинъ, он думаютъ объ ихъ удобствахъ въ малыхъ вещахъ, а мужчины принимаютъ это, какъ-будто такъ и слдовало. Когда Фрэнкъ Грейстокъ и Геріотъ пріхали въ Котэджъ къ девяти часамъ утра, ухавъ изъ Лондона вечеромъ съ малымъ почтовымъ поздомъ, пони тотчасъ имъ бросился въ глаза. Это было косматое, черное животное, съ мальчикомъ почти такимъ же косматымъ, но оба были хороши въ своемъ род.
— О! это ты мальчикъ съ пони? отвтилъ Фрэнкъ, когда мальчикъ доложилъ ему о себ.
Фрэнкъ тотчасъ примтилъ, что Лиззи обратила вниманіе на то мсто въ письм, гд онъ говорилъ, что нужны будутъ способы пробраться въ Портрэ, и это обстоятельство показало ему, что Лиззи думаетъ о немъ и желаетъ его видть.
Пріятель его былъ двумя годами его моложе, до-сихъ-поръ неимвшій успха въ адвокатур, но тмъ не мене талантливый, прилежный и образованный человкъ. Онъ былъ бденъ, въ томъ значеніи, какое придаетъ этому слову свтъ, потому что получалъ отъ отца такое содержаніе, какого ему едва было достаточно для того, чтобъ онъ могъ содержать себя какъ прилично джентльмэну. Онъ не былъ извстенъ какъ охотникъ, потому что ему не часто удавалось заниматься охотою, но онъ очень любилъ горы и свжій воздухъ, а тхъ тетеревей, которые были — или которыхъ не было — на горахъ лэди Юстэсъ, достало бы для него точно такъ какъ и для всякаго другого. Прежде чмъ онъ согласился похать съ Фрэнкомъ, онъ освдомился, есть ли тамъ смотритель за дичью, и согласился на эту поздку не прежде, какъ удостоврился, что въ помсть нтъ должностного лица, носившаго такое названіе.
— Если тамъ смотритъ за дичью какой-нибудь оборванный парень, на которомъ вовсе нтъ и штановъ, мн это все-равно, сказалъ онъ въ объясненіе Фрэнку: — но я не хочу имть дло съ строгимъ смотрителемъ въ щегольскихъ бархатныхъ панталонахъ, который тотчасъ пойметъ мое невжество, да еще разгласитъ объ этомъ.
Грейстокъ общалъ, что строгости никакой не будетъ, и Геріотъ похалъ. Грейстокъ привезъ съ собою два ружья, дв удочки, камердинера и огромную корзину съ провизіей отъ Фортнума и Масона. Артуръ Геріотъ, котораго ходатаи по дламъ еще не полюбили, привезъ очень толстые сапоги, штиблеты и ‘Собраніе ршеній по своду законовъ’ Стона и Тодди. Лучшая сторона юридической профессіи заключается въ томъ, что когда приметесь за настоящую работу, то вы можете перестать работать. Кандидатъ долженъ учиться всему, но адвокатъ. можетъ составить себ состояніе въ юридической профессіи и не знать почти ничего. Онъ можетъ допрашивать свидтеля съ толкомъ, разобрать дло съ точнымъ знаніемъ, краснорчиво обращаться къ присяжнымъ — и вмст съ тмъ совсмъ не знать законовъ. Но его должны считать ученымъ педантомъ прежде чмъ ему представится возможность пустить въ ходъ свой толкъ, свое точное знаніе или свое краснорчіе. Люди, имена которыхъ постоянно красуются въ газетахъ, никогда не заглядываютъ въ Стона и Тодди — вовсе этимъ не интересуются — ихъ помощники роются для нихъ въ Стон и Тодди, когда дла требуютъ ссылокъ на законы. Но пока наступитъ это блаженное время, адвокатъ, желающій имть успхъ, повсюду долженъ возить съ собою Стона и Тодди. Грейстокъ теперь никогда не думалъ о законахъ, пока у него не было въ рукахъ какого-нибудь особеннаго процеса, но Геріотъ не могъ позволить себ ухать на прогулку, не взявъ съ собою чемодана и двухъ томовъ Стона и Тодди.
— Вамъ не скучно будетъ остаться одному въ первое утро? сказалъ Фрэнкъ, какъ только они опорожнили одну банку изъ провизіи, привезенной отъ Фортнума и Масона.
— Вовсе нтъ. Стонъ и Тодди помогутъ мн провести время.
— На вашемъ мст я отправился бы на горы.
— Можетъ быть, я пройдусь — чтобъ посмотрть какъ на мн сидятъ сапоги. А въ какое время я могу обдать, если вы не воротитесь?
— Я непремнно вернусь къ обду, сказалъ Фрэнкъ: — если только меня довезетъ пони и я не заблужусь въ горахъ.
Онъ отправился, а Геріотъ тотчасъ сталъ заниматься Стономъ и Тодди съ трубкою во рту. Онъ халъ всю ночь и нужно ли говорить, что чрезъ пять минутъ крпко заснулъ?
И Фрэнкъ халъ всю ночь, но пони и свжій воздухъ не дали ему заснуть. Мальчикъ вызывался отправиться съ нимъ, но онъ не согласился — и ему прибавилась еще забота отыскивать себ дорогу. Извилины долины были однако длинны и не круты, и Фрэнкь не могъ заблудиться, если догадается прохать въ проломъ одной стны, которая находилась на половин дороги между Котэджемъ и замкомъ. Онъ думалъ о томъ, что ему предстояло, и безъ труда нашелъ проломъ. Потомъ ему пришлось спускаться съ горы мили дв, потомъ предъ нимъ явились море и замокъ Портрэ, который на этомъ разстояніи показался ему лежащимъ на самомъ берегу моря.
— Честное слово, Лиззи не дурно устроилась, сказалъ онъ почти вслухъ, смотря на прекрасный видъ, разстилавшійся внизу, и на горы, и припоминая, что по-крайней-мр пожизненно все это принадлежитъ лэди Юстэсъ, а посл ея смерти будетъ принадлежать ея сыну.— Чего еще больше желать всякому человку?
Онъ подъхалъ къ большимъ воротамъ — тропинка, которая вела съ горы на дорогу за полмили отъ замка, была довольно замтна — и передалъ пони въ руки самого мистера Гаурана. Гауранъ увидалъ пони еще на гор и пожелалъ увидать какой такой кузенъ ея сіятельства. Надо сказать правду, мистеръ Гауранъ находилъ, что его покойный баринъ сдлалъ большую ошибку, женившись такимъ образомъ. Онъ считалъ лэди Юстэсъ самой дурной женщиной и думалъ, что теперь и до своего брака она держала себя совсмъ не такъ, какъ слдуетъ. Онъ слышалъ, что отцемъ его барыни былъ адмиралъ Грейстокъ, но Анди Гауранъ былъ человкъ подозрительный и не врилъ даже адмиралу — не слыхавъ, что у него была когда-нибудь жена.
— Я твердо убжденъ, что она просто нуль, а можетъ быть еще и хуже, не разъ говорилъ онъ своей жен, кивая головой съ большимъ удареніемъ на послднемъ слов.
Поэтому ему очень хотлось видть кузена ея сіятельства. Гауранъ думалъ, что онъ уметъ распознать джентльмэна. Онъ думалъ также, что уметъ распознать и лэди, но въ барын своей онъ лэди не видалъ. Кузенъ! какъ бы не такъ!
— Всякаго можно назвать кузеномъ.
Вотъ почему самъ мистеръ Гауранъ находился у воротъ и взялъ пони изъ рукъ Фрэнка.
— Лэди Юстэсъ дома? спросилъ Фрэнкъ.
Гауранъ примтилъ, что Фрэнкъ джентльмэнъ, и обманулся въ ожиданіи. Фрэнкъ явился не какъ человкъ .называющій себя чужимъ именемъ и выдающій себя за честнаго кузена, когда на самомъ дл онъ совсмъ не то… Мистеръ Гауранъ былъ суровый моралистъ и наружностъ Фрэнка обманула его ожиданія.
Лиззи сидла въ маленькой гостиной, въ которую велъ длинный коридоръ со ступенями по средин въ углу замка довольно далеко отъ парадной двери. Комната была веселенькая, съ ситцевыми занавсками, на полкахъ стояли красиво переплетенныя книги, приготовленныя для Лиззи тотчасъ посл ея замужства. Комната выходила на море и Лиззи почти уврила себя, что тутъ она сиживала съ своимъ обожаемымъ Флоріаномъ и съ восторгомъ любовалась вдвоемъ съ нимъ ‘обширнымъ пространствомъ блестящихъ волнъ’.
Она лежала въ низкомъ кресл, когда вошелъ ея кузенъ и не приподнялась принять его. Разумется она была одна, мисъ Мэкнёльти получила совтъ прогуляться въ саду за рвомъ.
— Ну что, Фрэнкъ? сказала она съ самой нжной улыбкой, протягивая ему руку.
Она чувствовала и понимала, какая тсная короткость заключается въ томъ, что она не встала принять его, такъ какъ она не могла броситься, къ нему на шею, то не могла ничего придумать лучше для того, чтобы ясне показать ему, какъ тсна кажется ей его дружба.
— Итакъ я наконецъ въ замк Портрэ, сказалъ онъ, все держа Лиззи за руку.
— Да — въ самомъ скучномъ, въ самомъ печальномъ, въ самомъ противномъ мст во всемъ христіанскомъ мір, какъ мн кажется — если Айрширъ можетъ назваться христіанскимъ міромъ. Но оставимъ это пока. Можетъ быть, такъ какъ вы находитесь теперь по другую сторону горы въ Котэдж, намъ въ замк покажется не такъ скучно.
— Я думалъ, что вы будете здсь счастливы.
— Садитесь и мы дойдемъ до этого постепенно. Чего вы хотите — чаю или позавтракать?
— Ни того, ни другого, благодарю.
— Разумется, вы останетесь обдать?
— Нтъ. Со мною въ Котэдж одинъ человкъ, который въ одиночеств перержетъ себ горло.
— Пусть его, — но оставимъ это пока. Что касается счастья, то женщины, никогда не бываютъ счастливы безъ мужчинъ. Вамъ я лгать не должна. Я нахожу, что вс эти хлопоты о равенств мужчинъ и женщинъ напрасны, именно потому, что мужчины могутъ обходиться безъ женщинъ, а женщины не могутъ обходиться безъ мужчинъ. Моя жизнь для меня въ тягость. Но оставимъ это. Разкажите мн о моемъ повелител,— моемъ повелител и властелин.
— Лорд Фон?
— О комъ же другомъ? Какой другой у меня есть повелитель и властелинъ? Мой сердечный другъ, лучшая надежда моего сердца, моя обтованная земля, мой прохладный ручеекъ свжей воды, моя скала, моя любовь, мой повелитель, мое все! Постоянно ли онъ думаетъ о своей отсутствующей Лиззи? Продолжаетъ ли онъ трудиться въ Дауйингской улиц? О, Боже! помните ли, Фрэнкъ, какъ онъ намъ сказалъ, что… ‘одинъ изъ насъ долженъ остаться въ Лондон’?
— Я видлъ его.
— Вы мн писали объ этомъ.
— Онъ очень упрямъ, упоренъ, но тмъ не мене честный и правдивый джентльмэнъ.
— Фрэнкъ, я и двухъ пенсовъ не дамъ за его честность и правдивость. Если онъ дурно обращается со мною….
Тутъ она замолчала, примтивъ по тому, что онъ безъ улыбки принялъ ея шутку, что ей необходимо серіозно относиться къ ея будущему браку.
— Я вижу, что лучше предоставить вамъ разсказывать мн, сказала она: — а я буду сидть тихо и слушать.
— Онъ намренъ дурно обойтись съ вами.
— А вы позволите ему?
— Лучше слушайте, какъ общали, Лиззи. Онъ объявилъ, что тотчасъ разойдется съ вами, если вы не отошлете брилліантовъ къ мистеру Кэмпердауну или къ ювелиру.
— А по какимъ законамъ или правамъ осмливается онъ принимать такое нелпое намреніе? Разв онъ можетъ доказать, что эти брилліанты не составляютъ моей собственности?
— Если вы спрашиваете моего мннія какъ юриста, я сомнваюсь, чтобы такое доказательство могло быть приведено. Но, какъ мужчина и какъ другъ, я совтую вамъ отдать.
— Никогда!
— Разумется, вы лучше знаете, — но это мой совтъ. Вамъ лучше однако выслушать всю мою исторію.
— Конечно, сказала Лиззи.
Все ея обращеніе теперь измнилось. Она перемнила лежачую позу, въ которой ея ноги, локоны, руки, все тло было такъ приспособлено, чтобы соединить прелесть ея красоты съ прелестью предлагаемой короткости. Она была одта такъ, какъ одлась бы женщина, принимающая своего брата, но вмст съ тмъ нарядъ ея былъ изысканъ. На ней не было никакихъ вещицъ, какихъ она не носила въ будни, а между тмъ даже перстни на пальцахъ были выбраны для кузена Фрэнка. Поза ея была спокойна и непринужденна, такая поза, которую принимаетъ женщина когда она одна, наслаждаясь всей роскошью одиночества,— но Лиззи выбрала эту позу нарочно для кузена Фрэнка. Теперь она приняла серіозный видъ, занимаясь предстоящимъ дломъ, и хотя можно сказать, что она никогда не могла забыть о своей наружности въ присутствіи мужчины, которому она желала нравиться, ея локоны, перстни и поза на минуту остались на заднемъ план. Она сла на обыкновенное кресло, положила руки на столъ и смотрла на Фрэнка горячими, краснорчивыми и плнительными глазами. Она послушается его доводовъ, потому что вритъ имъ, но теперь еще она не хотла слушаться его совтовъ, пока они не будутъ подкрплены доводами.
— Мистеръ Кэмпердаунъ, продолжалъ Грейстокъ: — согласился отдать это дло на судъ какого-нибудь извстнаго юриста, хотя онъ несогласенъ, чтобъ собственность, принадлежащая Юстэсамъ, могла быть подчинена этому мннію.
— Такъ какая же въ этомъ польза?
— По-крайней-мр, мы вс будемъ знать мнніе юриста, способнаго понять обстоятельства этого дла.
— Почему же ваше мнніе не можетъ имть столько вса, какъ мнніе какого-нибудь другого юриста?
— Я не могу подавать мнніе — иначе какъ вашъ другъ, но это мнніе не значитъ ничего и можетъ служить только къ вашему руководству. Мистеръ Кэмпердаунъ…
— Мн нтъ никакого дла до мистера Кэмпердауна.
— Позвольте мн кончить.
— О, конечно! вы не должны сердиться на меня, Фрэнкъ. Для меня такъ важно это дло, не правда ли?
— Я сердиться не стану. Разв по моему лицу видно, что я сержусь? Мистеръ Кэмпердаунъ правъ.
— Можетъ быть — по вашему. Но мн никакого нтъ дла до мистера Кэмпердауна.
— Ни онъ, ни Джонъ Юстэсъ не имютъ права ршить, чтобъ собственность, принадлежащая третьему лицу, была предоставлена ршенію третейскаго суда. Третье лицо не можетъ быть подвержено опасности потерять свое законное право посредствомъ третейскаго суда и право его слдуетъ, по-крайней-мр, заявить.
— Кто это третье лицо, Фрэнкъ?
— Теперь вашъ сынъ.
— Но разв онъ не получитъ этихъ брилліантовъ во всякомъ случа?
— Кэмпердаунъ и Джонъ Юстэсъ говорятъ, что эти брилліанты принадлежатъ ему теперь. Конечно, этотъ вопросъ слдуетъ ршить.
— А по вашему кому они принадлежатъ?
— На этотъ вопросъ я не приготовился отвтить.
— Но какъ вы думаете?
— Я не хотлъ разсматривать ни одной бумаги и мое мнніе не значитъ ничего. Изъ разговора съ Кэмпердауномъ и Джономъ Юстэсомъ я заключаю, что доказательства ихъ неосновательны.
— И я также, сказала Лиззи.
— Они хотятъ спросить мннія мистера Дова.
— Кто этотъ мистеръ Довъ?
— Мистеръ Довъ адвокатъ и очень умный человкъ. Если его мнніе окажется такимъ, какъ ожидаетъ мистеръ Кэмпердаунъ, онъ тотчасъ подастъ на васъ прошеніе въ судъ о немедленномъ возвращеніи ожерелья.
— Я буду готова тягаться съ нимъ, сказала Лиззи, и говоря это, отложила въ сторону всю свою женскую мягкость.
— Если мнніе мистера Дова будетъ въ вашу пользу…
— Ну, сказала Лиззи:— что же тогда?
— Въ такомъ случа мистеръ Кэмпердаунъ, дйствуя за Джона Юстэса и молодого Флоріана…
— Какъ ужасно слышать, что мой заклятый врагъ дйствуетъ отъ имени моего сына! сказала Лиззи, жалобно поднявъ кверху руки.— Ну?
— Въ такомъ случа мистеръ Кэмпердаунъ дастъ вамъ знать, что брилліанты не ваши и чтобъ вы отдали ихъ кому хотите.
— Но они мои.
— Онъ говоритъ нтъ, но въ такомъ случа онъ удовольствуется тмъ, что приметъ мры, чтобъ не допустить васъ продать ихъ.
— Кто говоритъ, что я хочу ихъ продать? съ негодованіемъ спросила Лиззи.
— Или подарить — положимъ, хоть второму мужу.
— Какъ мало знаютъ они меня!
— Теперь я вс разсказалъ вамъ о мистер Кэмпердаун.
— Да.
— Теперь остается разсказать о лорд Фон.
— Вотъ это главное. Я нисколько не интересуюсь мистеромъ Кэмпердауномъ — даже и мистеромъ Довомъ — какое нелпое имя! {Dove по-англійски — голубь. Прим. перво.} Лордъ Фонъ для меня гораздо важне — хотя онъ далъ мн очень мало поводовъ говорить такимъ образомъ.
— Во-первыхъ, я долженъ объяснить вамъ, что лордъ Фонъ очень несчастенъ.
— Онъ самъ себя можетъ благодарить за это.
— Его тащатъ въ разныя стороны, онъ почти помшался, но положительно объявилъ, что разойдется съ вами, если вы тотчасъ не возвратите ожерелья.
— Онъ это сказалъ?
— Онъ поручилъ мн передать вамъ это, и я обязанъ, Лиззи, какъ вашъ другъ, сообщить вамъ мое убжденіе, что онъ раскаеваться въ своей помолвк.
Она встала и начала ходить по комнат.
— Фонъ не отступится, онъ узнаетъ, что не можетъ распоряжаться мною такимъ образомъ. Онъ узнаетъ, что у меня есть твердость — если у васъ ее нтъ.
— Что же по вашему долженъ я сдлать?
— Схватить его за горло, сказала Лиззи.
— Схвативъ за горло, въ ныншнее время рдко достигнешь цли — если тотъ, кого схватишь, не на замчаніи у полиціи. Я нахожу, что лордъ Фонъ поступаетъ очень дурно, и сказалъ ему это. Нтъ никакого сомннія, что онъ подчиняется чужому вліянію — матери или сестеръ — которыя не дружелюбны къ вамъ.
— Лицемрныя идіотки! сказала Лиззи.
— Самъ онъ немножко боится меня,— очень боится васъ, — боится того, что люди скажутъ о немъ, и — надо отдать ему справедливость — боится также поступить несправедливо. Онъ робокъ, слабъ, совстливъ и несчастенъ. Если ваше сердце желаетъ этого брака…
— Мое сердце! сказала Лиззи.
— Или вашъ разумъ — вы можете за него выйти, просто отославъ брилліанты къ ювелирамъ. Каковы бы ни были его желанія, въ этомъ онъ сдержитъ свое слово.
— Я не сдлаю этого ни для него, ни для всего того, что принадлежитъ ему. Это впрочемъ немного, онъ просто нищій съ знатнымъ именемъ.
— Стало быть, ваша потеря будетъ не такъ велика.
— Какое право иметъ онъ обращаться со мной такимъ образомъ? Слыхали вы о чемъ-нибудь подобномъ? Почему ему позволяютъ отступаться безъ наказанія?
— Какого наказанія желаете вы?
— Чтобъ его прибили до полу-смерти,— а если полу будетъ вычеркнуто, я жаловаться не стану.
— И это долженъ сдлать я — когда меня это погубитъ совершенно, а вамъ чрезвычайно повредитъ?
— Мн кажется, что я почти могла бы сдлать это сама.
Лиззи приподняла руку, какъ будто держала въ ней оружіе.
— Но, Фрэнкъ, надо же сдлать что-нибудь. Вы не захотите, чтобъ я это перенесла. Вс знаютъ объ этой помолвк, какое-нибудь наказаніе быть должно.
— Вы не захотите же подать прошеніе въ судъ — за нарушеніе даннаго слова?
— Я хочу сдлать ему какъ можно больше вреда, не повредивъ самой себ, сказала Лиззи.
— Такъ вы не хотите отдать ожерелье? спросилъ Фрэнкъ.
— Конечно нтъ, сказала Лиззи.— Отдать для него — человка, котораго я всегда презирала!
— Такъ пусть его откажется.
— Я не хочу позволить ему отказаться. Какъ — чтобъ на меня указывали пальцемъ какъ на женщину, отъ которой отказался лордъ Фонъ? Никогда! Мое ожерелье должно значить для него не боле этого перстня.
Она сняла съ пальца маленькій золотой перстенекъ съ камнемъ, за которой она была должна Гартеру и Бенджамину тридцать-пять фунтовъ, пока сэр-Флоріанъ на заплатилъ за нее.
— На какую причину можетъ онъ сослаться для подобнаго поступка?
— Онъ признается, что причины никакой онъ не можетъ сказать открыто.
— И я должна это переносить? И вы мн это говорите? О, Фрэнкъ!
— Поймемъ другъ друга, Лиззи. Я драться съ нимъ не стану, то-есть на пистолетахъ, не буду пытаться и прибить его. Безполезно будетъ разсуждать, справедливо или несправедливо общественное мнніе въ этомъ отношеніи, но общественное мнніе теперь настолько противъ этого, что объ этомъ не можетъ быть и рчи. Я сдлаю вредъ вамъ и погублю себя. Если вы намрены поссориться со мною за это, то лучше скажите прямо.
Можетъ быть въ эту минуту онъ даже желалъ, чтобы она съ нимъ поссорилась, но она иначе была расположена.
— О Фрэнкъ! сказала она: — не бросайте меня.
— Я васъ не брошу.
— Вы чувствуете, что я обижена, Фрэнкъ?
— Вижу: я нахожу, что его поведеніе не извинительно.
— И онъ не будетъ наказанъ? спросила Лиззи съ тмъ строгимъ негодованіемъ на несправедливость, которую несправедливые люди всегда чувствуютъ, когда они обижены.
— Если вы будете держать себя хорошо, спокойно и съ достоинствомъ — свтъ накажетъ его.
— Я этому не врю. Я не терпливая Гризельда, которая счастлива, когда можетъ осыпать благодяніями тхъ, кто длаетъ ей вредъ, а потомъ думать, что это горячіе уголья. Люси Морисъ въ такомъ род.
Фрэнку слдовало бы разсердиться на эти нападки, но онъ этого не сдлалъ.
— У меня нтъ такихъ кроткихъ добродтелей. Я скажу ему въ глаза, каковъ онъ. Я заставлю его вести такую жизнь, что ему сдлается даже противно названіе ожерелья.
— Вы не можете потребовать, чтобъ онъ женился на васъ.
— Потребую. Какъ! не требовать отъ человка, чтобъ онъ сдержалъ слово, когда я помолвлена съ нимъ? Я не двчонка какая-нибудь.
— Стало быть, вы любите его?
— Люблю! Я его ненавижу. Я всегда его презирала, а теперь ненавижу.
— А между тмъ вы хотите выйти за него замужъ?
— Ни за что на свт, Фрэнкъ. Нтъ! Я хотла выйти за него только потому, что вы совтовали мн. Да, вы совтовали, Фрэнкъ. Еслибъ не вы, мн и въ голову бы не пришло принять его предложеніе. Вы знаете, Фрэнкъ, какъ это было — когда вы сказали мн о немъ, а сами не захотли обратиться ко мн.
Теперь она сидла возл Фрэнка и положила руку на его руку.
— Нтъ, Фрэнкъ, даже изъ угожденія вамъ я не выйду за него теперь. Но я скажу вамъ, что сдлаю. Онъ опять долженъ сдлать мн предложеніе. На зло этимъ ричмондскимъ идіоткамъ, онъ будетъ у моихъ ногъ — отдамъ я ожерелье или нтъ, а потомъ — потомъ я ему скажу, что думаю о немъ. Чтобъ я вышла за него! Я не хочу дотронуться до него даже щипцами.
Говоря это, она крпко держала кузена за руку.

Глава XXIV.
ЧТО ФРЭНКЪ ГРЕЙСТОКЪ ДУМАЛЪ О СУПРУЖЕCTВ.

Было немного боле полудня, когда Фрэнкъ Грейстокъ дохалъ до замка Портрэ, и было около пяти, когда онъ ухалъ. Разумется, онъ завтракалъ съ обими дамами, а такъ-какъ разговоръ до завтрака былъ интересенъ, то сли завтракать не прежде трехъ. Потомъ Лиззи повела его показывать садъ и окрестности, и они вмст спустились къ берегу.
— Оставьте меня здсь, сказала она, когда онъ непремнно хотлъ ухать, ссылаясь на своего пріятеля въ Котэдж.
Когда онъ замтилъ, что ей нужна помощь, чтобъ обратно взобраться по скаламъ къ замку, она покачала головой, какъ-будто ея сердце было слишкомъ полно для такихъ ничтожныхъ соображеній.
— Мои мысли текутъ свободне, когда въ моихъ ушахъ раздается приливъ волнъ, а не слова этой старухи. Я знаю каждую скалу и каждый камень.
Это было не совсмъ справедливо, такъ-какъ Лиззи приходила сюда только одинъ разъ.
— Вы опять прідете?
Онъ сказалъ, что разумется прідетъ.
— Я не назначаю ни дня, ни часа. Мн некуда узжать отсюда. Если меня не будетъ въ замк, я буду на этомъ мст. Прощайте, Фрэнкъ.
Онъ обнялъ ее и поцловалъ — разумется какъ братъ, а потомъ вскарабкался на скалы, слъ на своего пони и ухалъ.
— Не знаю, что о немъ и думать, сказалъ Гауранъ своей жен.— Можетъ быть, онъ и кузенъ ей.
Изъ этого можно заключить, что Гауранъ смотрлъ на парочку, когда она спускалась къ берегу.
Фрэнку такъ много было о чемъ думать, когда онъ возвращался въ Котэджъ, что, подъхавъ къ пролому, вмсто того, чтобъ повернуть вдоль стны въ долину, онъ похалъ направо по рк и заблудился. Онъ имлъ намреніе вернуться въ Котэджъ къ тремъ или четыремъ часамъ, а между тмъ такъ долго оставался въ замк, что и не заблудившись не могъ быть дома прежде семи. Теперь же въ семь часовъ онъ былъ еще на гор и опять могъ видть Портрэ, какъ бы прикорнувшій къ морю, тонко опоясанный деревьями, и блестящую воду,— но какая дорога вела въ Котэджъ, онъ ничего на зналъ. Онъ думалъ-было вернуться въ Портрэ, пока не примтилъ, что разстояніе гораздо дальше, чмъ было отъ того мста, съ котораго онъ видлъ замокъ утромъ, тутъ онъ повернулъ пони и спустился съ горы съ другой стороны.
Мысли его были наполнены Лиззи Юстэсъ и Люси Морисъ. Еслибъ мы стали здсь уврять, что молодой человкъ можетъ быть совершенно вренъ первой молодой женщин въ то время, какъ онъ влюбляется въ другую, читатели этой исторіи вроятно оскорбились бы. Но несомннно, многіе мужчины считаютъ себя врными, подвергаясь этому процесу, а много есть женщинъ, не ожидающихъ ничего другого отъ своихъ обожателей. Он остаются довольны, если онъ наконецъ вернется къ нимъ. А если онъ не вернется — такъ длается въ свт и игру придется разыграть опять. Люси Морисъ вела слишкомъ уединенную жизнь для того, чтобъ научиться такой полезной снисходительности, но Фрэнкъ Грейстокъ былъ искусникъ. Онъ считалъ себя врнымъ Люси Морисъ такой врностью, какая рдко находится въ нашемъ выродившемся вк, намреваясь принести въ жертву этой врности блестящія надежды своей жизни — и даже великодушно предпочелъ эту врность своему честолюлюбію. Можетъ быть, къ заслуг, которую онъ приписывалъ себ, примшивалось сожалніе къ блестящимъ благамъ, отъ которыхъ онъ долженъ былъ отказаться, но чувство это только помогло ему защищать его настоящее поведеніе отъ всякихъ упрековъ совсти. Онъ имлъ намреніе жениться на Люси Морисъ — не имвшей шиллинга за душой, не имвшей никакого положенія въ свт, двушк, зарабатывавшей себ пропитаніе должностью гувернантки, просто потому, что любилъ ее. Онъ самъ удивлялся, какъ онъ, адвокатъ, свтскій человкъ, членъ парламента, знавшій всю подноготную свтскихъ обычаевъ, могъ еще остаться такимъ невиннымъ, чтобъ сдлаться способнымъ къ такой жертв. Но жертва эта будетъ сдлана несомннно — когда-нибудь.
Было бы нелпостью со стороны человка, сознававшаго въ себ такую заслугу, бояться обыкновенныхъ случайностей жизни. Развратному, горькому пьяниц слдуетъ сдлаться членомъ Общества Трезвости, а не здоровому, трудолюбивому отцу семейства, который не выпьетъ капли вина до обда. Ему нечего бояться бокала шампанскаго, когда онъ случайно попадетъ на пикникъ.
Фрэнкъ Грейстокъ попалъ теперь на пикникъ, и хотя онъ имлъ намреніе оставаться вренъ Люси Морисъ, онъ выпилъ бакалъ шампанскаго съ Лиззи Юстэсъ подъ скалами. Онъ думалъ много о шампанскомъ, когда заблудился.
Какая удивительная женщина его кузина Лиззи — и какъ она непохожа ни на какую другую женщину, извстную ему! Какъ она была полна энергіи, какъ мужественна, и потомъ какая красавица! Конечно, ея обращеніе съ нимъ больше ничего какъ лесть. Онъ говорилъ себ, что это больше ничего, какъ лесть. Но вдь лесть такъ пріятна! Можетъ быть, онъ ей нравится боле другихъ. Онъ не чувствовалъ, какъ несправедливо относится онъ къ сердцу женщины, которая въ то самое время, какъ выражала пристрастіе къ нему, выражала также гнвъ на другого человка, который не соглашался жениться на ней. Потомъ, сердце женщины, у которой былъ уже мужъ, не похоже на сердце двушки.
Такъ по-крайней-мр думалъ Фрэнкъ Грейстокъ. Потомъ онъ вспомнилъ то время, когда самъ имлъ намреніе сдлать предложеніе Лиззи — тотъ самый день — и спрашивалъ себя, сожалетъ ли онъ объ этомъ. Было бы очень пріятно прізжать въ Портрэ какъ въ свой собственный замокъ посл занятій въ суд и парламент. Еслибъ Лиззи сдлалась его женой, ея состояніе помогло бы ему взобраться на самыя высокія ступени свта. Теперь онъ былъ существо ничтожное — потому что бденъ и въ долгахъ. Это неоспоримо, но что все это значило въ сравненіи съ любовью къ Люси Морисъ? Мужчина обязанъ оставаться вренъ своему слову. Онъ останется вренъ. Только, разумется, Люси должна ждать.
Когда онъ въ первый разъ поцловалъ кузину въ Лондон, она замтила, что онъ цлуетъ ее какъ братъ, и увряла, что поцлуй этотъ принимается сестрой. Онъ не остановился, потому что поцлуй былъ дозволенъ.
Ничего подобнаго не было сказано сегодня подъ скалами,— но разумется, братскія отношенія, установленныя и принятыя, долго остаются во всей сил. Фрэнку нравилась кузина Лиззи. Ему было пріятно чувствовать, что онъ можетъ быть ея другомъ и иметъ власть повелвать ею. Она же любила поступать по-своему и повелвать сама собой, но какъ только онъ намекнулъ на ссору, она стала умолять, чтобъ онъ не бросилъ ее.
Такая дружба иметъ привлекательность для молодого человка, особенно если другъ его женщина хорошенькая. Относительно красоты Лиззи ни одинъ мужчина и ни одна женщина сомнваться не могли.
Потомъ она умла такъ хорошо выставить вс свои преимущества, что противъ нея устоять было трудно. Нкоторыя молодыя женщины карабкаются по скаламъ неловко, тяжело, непривлекательно и хлопотъ съ ними сколько! Но Лиззи одно время опиралась о него такъ легко, какъ волшебница, въ другое время перепрыгивала съ камня на камень, не требуя помощи, а потомъ вдругъ становилась такъ безсильна, что онъ почти бывалъ принужденъ нести ее на рукахъ. Вроятно, въ эту минуту Гауранъ сравнилъ ее съ царицей фей.
Но, конечно, хлопоты будутъ. Фрэнкъ настолько былъ опытенъ въ обычаяхъ свта, что не могъ не знать, какія хлопоты происходятъ иногда отъ молодыхъ женщинъ, обращающихся съ молодыми людьми какъ съ братьями, когда эти молодые люди помолвлены съ другими молодыми женщинами. Другія молодыя женщины не одобряютъ братьевъ, которые становятся братьями не по праву рожденія. Онъ зналъ также, что по всмъ обстоятельствамъ своего положенія его кузина должна выйти замужъ во второй разъ. Такъ-какъ онъ не могъ быть ея вторымъ мужемъ — это дло было ршено къ хорошему или дурному — не надлаетъ ли онъ хлопотъ для нея и для самого себя? Тутъ въ душ Фрэнка возникло чувство очень странное, но довольно обыкновенное, что осторожность съ его стороны будетъ низостью, потому что этой осторожностью онъ обезпечитъ безопасность и для себя, и для нея. То, что онъ длалъ, было не только неосторожно, но и дурно. Онъ это зналъ. Но Лиззи была прехорошенькая, а когда дло идетъ о хорошенькой женщин, мужчина не обязанъ думать ни объ осторожности, ни о справедливости. Таковъ былъ — можетъ быть, скоре его инстинктъ чмъ теорія. Для нея, если не для себя, онъ долженъ былъ воздержаться. Она его кузина и такъ поставлена въ свт, что ей необходима помощь сильной руки.
Конечно, онъ зналъ, что Лиззи бездушна, фальшива и жадна, но она жила такимъ образомъ, что даже еще теперь ея будущая жизнь могла быть успшна. Онъ называлъ себя не только ея кузеномъ, но и другомъ, и былъ обязанъ защищать ее отъ непріятностей, если защита была возможна. Но вмсто этого онъ еще увеличивалъ вс ея затрудненія, потому что она притворялась, будто влюблена въ него. Онъ зналъ, что это притворство. Однако потому, что она была хорошенькая, а онъ мужчина, онъ не могъ спасти ее отъ себя самой.
‘Не годится быть умне другихъ мужчинъ, говорилъ онъ себ, окидывая глазами обнаженную гору.
Между тмъ онъ ршительно заблудился.
Въ десятомъ часу дохалъ онъ до Котэджа.
— Разумется, вы обдали, сказалъ Геріотъ.
— И не думалъ. Я ухалъ до пяти часовъ въ увренности, что буду здсь чрезъ полтора часа. Почти пять часовъ здилъ я взадъ и впередъ по этимъ противнымъ горамъ. Вы обдали?
— У насъ была баранина и цыплята, она сказала, что баранина будетъ вкусне разогртая, я и выбралъ цыпленка. Надюсь, что тепленькая баранина покажется вамъ вкусна.
— Я такъ голоденъ, что буду сть все — хотя я завтракалъ великолпно. Вы что длали цлый день?
— Занимался Стономъ и Тодди, сказалъ Геріотъ.
— Занимайтесь, занимайтесь. Ничто такъ не можетъ проложить вамъ дорогу, какъ Стонъ и Тодди. Я жилъ ими два года.
— Стонъ и Тодди, и трубка — вотъ что было моимъ утшеніемъ. Однако я прежде выспался нсколько часовъ, потомъ отправился въ горы.
— Брали ружье?
— Хотлъ было взять, но оно что-то было не въ порядк, я и бросилъ. Какой-то человкъ пришелъ ко мн и сказалъ, что онъ смотритель за дичью.
— Онъ поправилъ бы вамъ ружье.
— Мн было стыдно просить его объ этомъ. Я уврилъ его, что желаю отправиться одинъ, посмотрть, какая здсь дичь, и наконецъ убдилъ его остаться здсь съ старухой. Онъ придетъ въ Котэджъ завтра въ девять часовъ. Надюсь, что я сдлалъ все какъ слдуетъ.
Вечеромъ, когда они курили и пили уиски съ водой — вроятно, предполагая, что такъ и слдуетъ въ Айршир — горячее питье, табакъ и дружба заставили ихъ разговориться о женщинахъ. Фрэнкъ, съ мсяцъ или шесть недль тому назадъ, въ минуту нжнаго доврія, сказалъ своему другу о помолвк съ Люси Морисъ. О Лиззи Юстэсъ онъ говорилъ какъ о кузин, интересы которой были дороги для него. Ея помолвка съ лордомъ Фономъ была извстна всему Лондону и, слдовательно, Артуру Геріоту. Однако до него дошли слухи, что источникъ истинной любви течетъ не совсмъ гладко, и поэтому онъ не хотлъ упоминать объ этомъ, пока Грейстокъ самъ не заговоритъ.
— Какъ странно, когда дв женщины живутъ одн-одинешеньки въ такомъ большомъ дом, сказалъ Фрэнкъ.
— Это потому, что немногія женщины имютъ средства жить въ большихъ домахъ иначе какъ съ отцомъ или мужемъ.
— Дло въ томъ, сказалъ Фрэнкъ: — что женщинамъ нехорошо жить въ одиночеств. Въ такомъ дом, за которымъ не присматриваетъ мужчина, отзывается несчастьемъ — или по-крайней-мр уныніемъ. У насъ вообще мало старыхъ двъ смотрятъ за хозяйствомъ, а вдовы почти всегда опять выходятъ замужъ. Нтъ никакого сомннія, что это безсознательное чувство вызвало сожиганье индійскихъ вдовъ на костр. Женщины неспособны къ одиночеству. Женщина должна выходить замужъ, и два и три раза, если нужно.
— Женщины не могутъ выйти замужъ, если для нихъ не найдутся мужья.
Фрэнкъ Грейстокъ набилъ трубку и продолжалъ читать нравоученія.
— Мысль о томъ, что женщинъ больше чмъ мужчинъ, просто вздоръ. Разумется, мы говоримъ о мужчинахъ и женщинахъ нашего званія и разница въ численности такой небольшой части народонаселенія не значитъ въ итог ничего. Статистика не говоритъ намъ, есть ли такая несоразмрность въ тхъ сословіяхъ, гд мужчины не умираютъ рано отъ чрезмрныхъ трудовъ.
— Женщинъ родится больше чмъ мужчинъ.
— Этого я не знаю. Какъ одинъ изъ законовдовъ, я готовъ уврять, что статистика всегда вретъ. Мы должны побуждать мужчинъ къ браку. Но законъ этого сдлать не можетъ.
— Нтъ, слава Богу!
— Этого нтъ и въ обыча.
— Обычай указываетъ на противное, сказалъ Геріотъ.
— Это могутъ сдлать только воспитаніе и совсть. Посмотрите на любого сорокалтняго мужчину — нашего сословія — вы думаете, что женатые счастливе холостыхъ? Я хочу, чтобы вы отвтили мн, такъ ради аргументовъ.
— Я думаю, что женатые счастливе. Но вы говорите какъ лисица, лишившаяся хвоста — или, по-крайней-мр готовая лишиться.
— Оставимъ въ поко мой хвостъ. Если нравственность и привязанности могутъ способствовать счастью, то должно быть такъ.
— Скудная пища и долги способствуютъ несчастью. Вотъ что я долженъ бы сказать вамъ, еслибъ хотлъ опровергать ваше мнніе.
— Мн никогда не случалось встрчать правдиваго человка, который не былъ бы согласенъ въ томъ, что женатые счастливе. Относительно женщинъ, кажется, и спорить объ этотъ невозможно. А между тмъ не вс мужчины женятся.
— Они не могутъ.
— Вы хотите сказать, что кормиться нечмъ?
— Мужчина боится, что онъ не заработаетъ достаточно для своей жены и семьи.
— Земледлецъ, получающій двнадцать шилинговъ въ недлю, не боится этого, и когда онъ женится, средства явятся. Нтъ, не то. Мужчина не сознаетъ и не знаетъ истиннаго счастья, не хочетъ сть холодную баранину и только три раза въ недлю перемнять блье — не потому, чтобы ему самому были противны баранина и грязное блье — но потому что свтъ называетъ это пошлостью. Это-то чувство и васъ удерживаетъ отъ женитьбы, Геріотъ.
— Я нахожусь въ такомъ положеніи, что долженъ считать молодую женщину моего сословія существомъ чуждымъ для меня. Я не могу выбрать ее моимъ другомъ, какъ мужчину, потому что тотчасъ влюблюсь въ нее, а влюбиться я не смю, потому что не хочу заставить жену и дтей умирать съ голода. Я смотря на себя какъ на монаха самаго суроваго ордена. Я часто жалю, зачмъ меня не отдали въ работники къ шляпочнику.
— Почему же именно къ шляпочнику?
— Мн говорили, что они ведутъ дятельную жизнь. Вы крпко спите и я тоже спалъ, когда вы проповдывали. Не лучше ли намъ лечь спать? Мы завтракаемъ въ девять часовъ, я полагаю?

Глава XXV.
МННІЕ МИСТЕРА ДОВА.

Мистеръ Томасъ Довъ, извстный между членами клуба, адвокатскими писарями и, можетъ быть, даже между судьями, подъ прозвищемъ ‘Горлица’ былъ очень свдующій въ законахъ адвокатъ. Онъ былъ такъ свдущъ въ законахъ, что на всякій юридическій вопросъ, предложенный ему, могъ отвтить съ помощью своихъ книгъ. А когда онъ выразилъ свое мнніе, то весь Вестминстеръ, Канцелярскій переулокъ, Линкольн-Иннъ и и Темпль вмст съ Вестминстеромъ не могли его переуврить. Никто не могъ быть тверже Дова въ убжденіяхъ, и убжденія свои онъ всегда считалъ правыми, и хотя, когда ему случалось даже быть неправымъ, онъ оказывался одинаково упрямъ, однако надо признаться, что онъ рдко оказывался неправъ. Поэтому ходатаи по дламъ врили ему и онъ преуспвалъ.
Это былъ худощавый мужчина, лтъ пятидесяти, очень склонный къ презрнію и гнву, не имвшій терпнія съ дураками и считавшій дураками почти всхъ, не боявшійся ничего на этомъ свт — и въ другомъ, какъ говорили его враги, очень самонадянный, любившій законы, но еще боле любившій повелвать, кроткій какъ овечка для тхъ, кто признавалъ его власть, но тиранъ для тхъ, кто ее оспаривалъ, добросовстный, разсудительный, насмшливый, остроумный и трудолюбивый. Онъ никогда не щадилъ себя. Если у него въ рукахъ было дло, не представлявшее для него почти никакихъ выгодъ, онъ не давалъ себ покоя цлую недлю, если вопросъ требовалъ такого труда.
Теорія жизни Дова состояла въ томъ, чтобъ никто не могъ его побдить. Можетъ быть, боязнь подобнаго рода удерживала его отъ поступленія въ парламентъ и ограничивала его судами и обществомъ ходатаевъ по дламъ.
Онъ былъ женатъ и имлъ дтей, но т, которые знали его какъ предметъ ужаса противниковъ и какъ оракула законовъ, ничего не слыхали о его жен и дтяхъ. Онъ эти вещи держалъ про себя и не имлъ большой наклонности къ короткому знакомству съ тми, съ кмъ ему приходилось работать. Въ Стритгэм, гд онъ жилъ, мистрисъ Довъ, вроятно, имла свой кругъ знакомыхъ,— но домашняя и судебная жизнь Дова были совершенно отдльны.
Въ настоящую минуту Довъ интересуетъ насъ только потому что Кэмпердаунъ ршился положиться на его мнніе въ такомъ важномъ дл, какъ брилліанты Юстэсовъ. Дло было изложено и поднесено Дову тотчасъ посл сцены на мостовой въ улиц Маунтъ, когда Кэмпердаунъ старался убдить Лиззи отдать ожерелье и вотъ какое мнніе далъ мистеръ Довъ:
‘Много есть ошибочныхъ мнній о наслдственныхъ вещахъ, многіе думаютъ, что всякое движимое имніе можетъ сдлать наслдственнымъ тотъ, кому оно принадлежитъ. Это не такъ. Законъ однако признаетъ наслдственность движимости,— относительно которой права душеприкащиковъ или распорядителей отстраняются въ пользу наслдника, и подобная наслдственная движимость переходитъ къ наслднику по обычаю. Завщать при жизни движимое имущество безполезно, потому что завщаніе приводится въ дйствіе посл смерти. Притомъ наслдственная движимость уже по обычаю должна принадлежать наслднику. Мы знаемъ отъ Литльтона, что законъ предпочитаетъ обычай завщанію.
‘Брукъ говоритъ, что лучшая вещь каждаго сорта можетъ считаться наслдственною движимостью — какъ напримръ лучшая постель, лучшій столъ, лучшая кружка, лучшая сковорода.
‘Кокъ говоритъ, что для наслдственной движимости существуетъ обычай, а не законъ.
‘Спельманъ говоритъ, опредляя наслдственную движимость, что это можетъ быть ‘Omne utensil robustius’, что исключаетъ ожерелье.
‘Въ ‘Ternies de Ley’ наслдственная движимость опредлена какъ ‘Ascun parcel des ustensills’.
‘Намъ говоритъ ‘Кокъ о дл Литльтона’ что коронные брилліанты наслдственная движимость — это опредленіе лишаетъ другія драгоцнныя вещи права считаться наслдственными.
‘Нкоторая движимость можетъ несомннно считаться наслдственною — какъ напримръ шпаги, почетные значки, ордена Подвязки и Св. Духа. Смотри дло графа Нортумберландскаго и дло о рог, Пюзи противъ Пюзи. Протоколы палаты лордовъ, офиціально передаваемые пэрамъ, могутъ считаться точно такими же. Смотри дло Уптона противъ лорда Ферерса.
‘Завщатель ясно можетъ отказать кому-нибудь или ограничить владніе движимымъ имніемъ, сдлавъ его неотчуждаемымъ и строго опредливъ порядокъ наслдія. Но въ такихъ случаяхъ это движимое имніе перейдетъ въ полную собственность перваго законнаго наслдника — хотя даже ребенка, а если наслдникъ умретъ, не сдлавъ завщанія, то перейдетъ въ руки душеприкащика. Слдовательно, такія распоряженія могутъ имть силу только для одного наслдника пожизненно и до совершеннолтія другого. Движимое имніе, укрпленное такимъ образомъ, не можетъ считаться наслдственнымъ. Смотри дло Карра противъ лорда Эрроля, 14 Вези и дло Рауланда противъ Моргана.
‘Лордъ Эльдонъ замчаетъ, что судъ предпочитаетъ, чтобы движимое имніе оставалось въ фамиліяхъ. Такъ было въ дл Ормонда. Поэтому душеприкащики, даже отстранивъ всякое притязаніе на то, чтобы движимость считалась наслдственною, не должны употреблять подобныя вещи на уплату долговъ иначе, какъ въ самыхъ крайнихъ случаяхъ.
‘Законъ признаетъ права вдовьей части, но признавая подобныя права, показываетъ, что это право можетъ быть ограничено.
‘Если мужъ подаритъ жен полотно и умретъ, она должна его получить, еслибъ даже не сдлала изъ него того употребленія, на которое это полотно назначалось.
‘Жемчугъ и другія драгоцнныя вещи, хотя только носимыя при торжественныхъ случаяхъ, могутъ переходить къ вдов — но съ ограниченіемъ. Въ дл лэди Дугласъ, которая была дочь ирландскаго графа и вдова королевскаго сержанта, присудили, что 370 ф. с. не большая сумма для ея званія, и ей дозволили взять цпочку, брилліантовую съ жемчугомъ, въ эту цну.
‘Въ 1674 г. лордъ Кинеръ Финчъ объявилъ, что онъ дозволилъ бы только вдов вельможи вдовью часть.
‘Но въ 1721 лордъ Мэкльсфилдъ отдалъ мистрисъ Типингъ вдовью часть на 200 ф. с.— законъ или предшествующія ршенія побудили его къ этому, неизвстно.
‘Лордъ Толботъ присудилъ отдать вдов золотые часы.
‘Лордъ Гардуикъ зашелъ гораздо дале и ршилъ, что мистрисъ Порти иметъ право носить драгоцнныя вещи на 3000 ф. с.— говоря, что цна не длаетъ разницы, но ограничилъ ея право на владніе этими вещами, постановивъ, что она должна носить ихъ только въ парадномъ костюм.
‘Изъ всего этого слдуетъ, какъ мн кажется, что Юстэсы не могутъ предъявлять правъ на эти брилліанты, какъ на наслдственную вещь. Сколько мн извстно, о брилліантахъ этихъ упоминается только въ завщаніи прадда настоящаго баронета — если только это т самые брилліанты, о которыхъ онъ говоритъ. Слдовательно, онъ не могъ отказать ихъ настоящему наслднику, такъ-какъ умеръ въ 1820, а ностоящему наслднику нтъ и двухъ лтъ.
‘Иметъ ли право вдова предъявлять на нихъ притязаніе, какъ на вдовью часть, еще сомнительне. Не думаю, чтобъ это дло можно было ршить, соображаясь съ ршеніемъ лорда Гардуика но если такъ, то ей, какъ мн кажется, слдуетъ воспретить продать ихъ, потому что лордъ Гардуикъ ограничиваетъ употребленіе драгоцнныхъ вещей, не такихъ цнныхъ какъ эти, нравомъ носить ихъ только въ парадномъ костюм. Если употребленіе ограничено, то слдовательно и право отчужденія не можетъ быть ей дано.
‘Предъявленіе правъ лэди Юстэсъ на эти брилліанты, какъ подарокъ мужа, не значитъ ничего. Если они не отказаны ей въ завщаніи — а это кажется ясно — она можетъ удержать ихъ только какъ вдовью часть, принадлежащую ея званіи.
‘Я полагаю, есть возможность доказать, что брилліанты эти не находились въ Шотландіи, когда сэр-Флоріанъ сдлалъ завщаніе или когда онъ умеръ. Первымъ обстоятельствомъ можно воспользоваться, чтобъ показать его намреніе, когда завщаніе составлялось. Я понялъ, что онъ отказалъ въ завщаніи своей вдов вс движимыя вещи въ замк Портрэ.’
Когда Кэмпердаунъ три раза прочелъ это мнніе, онъ почувствовалъ себя очень несчастнымъ. Онъ былъ юристомъ больше сорока лтъ и всегда думалъ, что всякій джентльмэнъ можетъ сдлать наслдственною всякую драгоцнную вещь въ своей семь. У него хранились документы на владніе огромными имніями и у него всегда было много дла съ собственностью всякаго рода, а теперь ему говорили, что относительно собственности извстнаго рода — такой собственности, которая могла принадлежать такимъ людямъ, которые были его кліентами — онъ вовсе ничего не зналъ. Онъ двадцать разъ называлъ Джону Юстэсу это ожерелье наслдственнымъ, а теперь ему говоритъ Довъ, что не только это ожерелье не было наслдственнымъ, но даже и быть не могло. Онъ имлъ большое довріе къ адвокатамъ — что весьма естественно для простого ходатая по дламъ — но онъ теперь почти готовъ былъ сомнваться въ Дов. И другіе пункты его мннія также его тревожили. Не только наслдники не могутъ предъявлять правъ на это ожерелье, но эта жадная сирена, эта бездушная змя, эта гарпія — Кэмпердаунъ въ одиночеств такъ называлъ бдную Лиззи, можетъ быть даже употреблялъ еще боле сильныя выраженія — эта мошенница можетъ предъявить на ожерелье право, какъ на уборъ, принадлежащій ей пожизненно!
Кое-какое утшеніе оставалось ему въ мысли, что онъ можетъ принудить ее предъявить свое право въ суд и, что такимъ образомъ ея жадность будетъ выставлена публично. И ее можно не допустить продать брилліанты. Мистеръ Довъ, кажется, выразилъ это очень ясно.
Но потомъ возникъ другой вопросъ: о наслдственности этой вещи по завщанію мужа. Кэмпердаунъ былъ убжденъ, что сэр-Флоріанъ не имлъ намренія отказать ей въ наслдство это ожерелье. На этотъ счетъ онъ не имлъ ни малйшаго сомннія. Не будетъ ли онъ въ состояніи доказать, что брилліанты не были въ Шотландіи посл женитьбы сэр-Флоріана? Онъ прослдилъ ихъ исторію съ того самаго числа со всевозможнымъ вниманіемъ и думалъ, что она извстна ему. Но было сомнительно, можетъ ли онъ это доказать.
Лэди Юстэсъ показала сначала — прежде чмъ узнала важность другого показанія — что сэр-Флоріанъ подарилъ ей брилліанты въ Лондон, когда они прозжали чрезъ Лондонъ изъ Шотландіи въ Италію, а что она оттуда повезла ихъ въ Неаполь, гд умеръ сэр-Флоріанъ. Если такъ, то они не могли быть въ замк Порэрэ прежде чмъ она отвезла ихъ туда уже вдовою, и слдовательно, ихъ надо считать частью той собственности, которую сэр-Флоріанъ обыкновенно держалъ въ Лондон. Въ этомъ Кэмпердаунъ нисколько не сомнвался.
Но теперь вдова увряла, будто сэр-Флоріанъ подарилъ ей ожерелье въ Шотландіи, куда они ухали немедленно посл свадьбы, и что она сама привезла его въ Лондонъ. Они внчались 5 сентября, а по книгамъ ювелировъ трудно было разобрать, 4 или 24 сентября ожерелье было отдано сэр-Флоріану. Не было никакого сомннія, сто сэр-Флоріанъ и его молодая супруга были въ Лондон 24 сентября. Кэмпердаунъ проклиналъ небрежность конторщиковъ Гарнета.
‘Эти люди такъ же мало имютъ понятія объ акуратности какъ… какъ…’ какъ онъ имлъ о наслдственности движимости, шепнула ему совсть, пополнивъ проблъ.
Все-таки, по его мннію, онъ могъ доказать, что ожерелье было отдано Лиззи въ Лондон. Пожилой и очень скромный прикащикъ Гарнета, отдававшій шкатулку съ брилліантами сэр-Флоріану, зналъ наврно, что сэр-Флоріанъ былъ тогда уже женатъ. Горничная, здившая въ Шотландію съ лэди Юстэсъ и жившая теперь въ Турин — она вышла за курьера — дала показаніе итальянскому адвокату, разспрашивавшему ее, что она не видала ожерелья до прізда въ Лондонъ. Кром того, вроятно ли, чтобъ сэр-Флоріанъ везъ въ Шотландію такую вещь въ карман? Потомъ Кэмпердаунъ вспомнилъ показаніе, которое лэди Юстэсъ сама дала сначала своему кузену Фрэнку, которое Фрэнкъ повторилъ Джону Юстэсу, показаніе неопровертутое никмъ. Хорошо ей было говорить, что она забыла, но кто повритъ, чтобъ объ этомъ можно было забыть?
Все-таки это дло было очень непріятно. Если лэди Юстэсъ и ея друзья увидятъ мнніе Дова, то оно скоре ободритъ ихъ, чмъ испугаетъ. Особенно Кэмпердаунъ чувствовалъ, что между тмъ какъ онъ до-сихъ-поръ думалъ, будто ни одинъ порядочный ходатай не возмется за дло лэди Юстэсъ, онъ не могъ теперь не признаться, что всякій юристъ, увидвшій мнніе Дова, будетъ имть право взяться за ея дло. А между тмъ онъ былъ убжденъ боле прежняго, что эта женщина обворовала имніе, которое онъ обязанъ оберегать, и что если онъ перестанеть настоятельно дйствовать по этому длу, то не пройдетъ и года, какъ ожерелье будетъ разломано и продано, и эта женщина одержитъ надъ нимъ верхъ.
— Увидитъ она, что мы еще съ нею не покончили, сказалъ онъ самъ себ, написавъ нсколько строкъ Джону Юстэсу.
Но Джона Юстэса въ Лондон не было, разумется, — а на слдующій день самъ Кэмпердаунъ отправился къ жен и дтямъ въ котэджъ, который у него былъ въ Долиш. Однако, ожерелье много помшало ему съ удовольствіемъ провести время отдыха.

Глава XXVI.
МИСТЕРЪ ГАУРАНЪ ОЧЕНЬ ЗАБАВЕНЪ.

Фрэнкъ Грейстокъ бывалъ въ Портрэ слишкомъ часто — такъ часто, что пони оказался ршительно необходимъ. Мисъ Мэкнёльти молчала и была угрюма — полагая, что лэди Юстэсъ еще помолвлена съ лордомъ Фономъ и чувствуя, что въ такомъ случа не слдовало бы такъ часто ходить къ скаламъ. Гауранъ былъ очень внимателенъ и могъ сказать даже, включая минуты, какъ долго кузенъ съ кузиной сидли на морскомъ берегу. Артуръ Геріотъ, нисколько не интересовавшійся лэди Юстэсъ, но знавшій, что его другъ общалъ жениться на Люси Морисъ, собирался серіозно поговорить съ нимъ объ этомъ, но — какъ всегда бываетъ съ мужчинами — не имлъ желанія начать этотъ разговоръ.
Одинъ разъ, только одинъ разъ оба друга обдали вмст въ замк — и для этого оказалось необходимо нанять гигъ изъ Престуика. Геріоту не хотлось хать, онъ ссылался на разные предлоги — отсутствіе приличнаго костюма, необходимость заняться Стономъ и Тодди, свою застнчивость и нелпость заплатить пятнадцать шилинговъ за гигъ. Но онъ похалъ наконецъ, побуждаемый своимъ другомъ, и провелъ очень скучный вечеръ. Лиззи совсмъ не походила на себя — была молчалива, серіозна и торжественно-вжлива, мисъ Мэкнёльти не говорила почти ни слова, и даже Фрэнкъ былъ скученъ. Артуръ Геріотъ не старался показаться разговорчивымъ и обдъ казался неудачнымъ.
— Моя кузина, кажется, вамъ не очень понравилась, сказалъ Фрэнкъ, когда они хали домой.
— Она очень хорошенькая.
— И мн кажется, вы не очень понравились ей.
— Вроятно.
— Скажите ради Бога, зачмъ вы не говорили съ нею? Я нарочно сталъ любезничать съ мисъ Мэкнёльти, чтобы дать вамъ возможность поговорить съ моей кузиной. Лиззи вообще разговариваетъ не хуже всякой молодой женщины, но вы не сказали ей ни слова, а она вамъ.
— Это потому, что вы занялись исключительно мисъ Мэк… какъ бишь ее зовутъ?
— Это вздоръ, сказалъ Фрэнкъ:— мы съ Лиззи скоре какъ братъ и сестра. У ней нтъ никого кром меня и она обращается ко мн за совтомъ и тому подобнымъ. Я желалъ, чтобъ она понравилась вамъ.
— Мн никогда никто не нравится и я не нравлюсь никому. Одна старая поговорка гласитъ: ‘Не узнавай человка въ три дня, узнай въ три года’. Мн нужно знать человка три года, прежде чмъ ршусь спросить его о здоровь. Возить меня на обдъ такимъ образомъ было ршительно безполезно.
— Но вдь вы обдаете же въ гостяхъ — въ Лондон.
— Это другое дло. Тамъ идетъ рутинный разговоръ и невольно вовлекаешься въ него. На такомъ же обд, какъ сегодня, надо быть короткимъ друзьямъ, иначе будетъ скука. Я ничего не говорю противъ лэди Юстэсъ. Красота ея неоспорима, а въ ея ум я не сомнваюсь.
— Она иногда бываетъ слишкомъ умна, сказалъ Фрэнкъ.
— Надюсь, что она не становится слишкомъ умна для васъ Вамъ надо помнить, что у васъ есть обязанности въ другомъ мст,— не правда ли, старый дружище?
Это было первое слово, сказанное Геріотомъ объ этомъ предмет, и на это слово Фрэнкъ Грейстокъ не отвчалъ. Но оно произвело дйствіе такъ же, какъ и мрачные взгляды мисъ Мэкнёльти и примтное присутствіе Анди Гаурана въ разныхъ случаяхъ.
Они вдвоемъ настрляли столько тетеревей — такъ божился смотритель — сколько никто никогда не стрлялъ на этихъ горахъ. Геріотъ ршительно самъ убилъ двухъ къ его великой радости, а Фрэнкъ, стрлокъ искусный, убивалъ по четыре и по пяти въ день. Друзья длали прогулки и уже одинъ воздухъ горъ, самъ по себ, былъ для нихъ наслажденіемъ. Хотя Грейстокъ часто отлучался въ замокъ, время не тяготило Геріота и ему было жаль, когда его двухнедльный срокъ кончился.
— Я думаю остаться еще два дня, сказалъ Фрэнкъ, когда Геріотъ заговорилъ объ ихъ возвращеніи.— Дло въ томъ, что я опять долженъ видться съ Лиззи. Къ ней пристаютъ съ длами и я долженъ видться съ нею на счетъ письма, которое пришло сегодня утромъ. Некчему вамъ смотрть такъ угрюмо. Вовсе не оттого, о чемъ вы думаете.
— Я думалъ такъ много о томъ, что вы говорили мн о другой женщин, что желаю по-крайней-мр, чтобъ она была избавлена отъ огорченій.
— Я надюсь, что у нея не будетъ никогда огорченій — изъ-за меня, сказалъ Фрэнкъ.— А если у ней будутъ огорченія — надюсь, что я буду ихъ раздлять и уменьшать.
Въ этотъ вечеръ Геріотъ ухалъ, а Фрэнкъ на другое утро отправился въ замокъ Портрэ, но оставшись одинъ посл отъзда Геріота, онъ написалъ письмо Люси Морисъ. Онъ выразилъ надежду, что никогда не будетъ причиною огорченій для Люси Морисъ и зналъ, что его молчаніе огорчитъ ее. Не было на свт существа мене наклоннаго къ подозрнію, какъ Люси Морисъ. Въ этомъ Фрэнкъ былъ увренъ. Но онъ сдлалъ условіе съ лэди Фонъ, что Люси будетъ позволено получать отъ него письма, и весьма естественно, ей будетъ досадно, если онъ не станетъ писать къ ней. Онъ написалъ:

‘Замокъ Портрэ, 3 сентября 18—.

‘Дорогая Люси,

‘Мы пробыли здсь дв недли, стрляли тетеревей, бродили по горамъ и ночевали на холмахъ. Вы скажете, что нельзя было найти времени боле удобнаго, чтобъ писать письма, но это потому, что вы еще не узнали, что чмъ лниве люди, тмъ боле имъ хочется лниться. Мы слышали, что лорды-канцлеры пишутъ къ матерямъ письма каждый божій день, но т, которые ничего не длаютъ на свт, никакъ не могутъ ршиться взять листъ бумаги. Я общалъ бы, когда сдлаюсь лордомъ-канцлеромъ, то буду писать къ вамъ каждый день, еслибъ не надялся, что когда наступитъ это время, то я всегда буду съ вами.
‘Сказать по правд, я долженъ постоянно навщать мою кузину, которая живетъ въ большомъ замк на морскомъ берегу за десять миль отсюда, за горами, и у которой куча заботъ,— несмотря на ея состояніе, мн кажется, что такую несчастную женщину трудно найти гд-нибудь. Вы настолько знаете ея дла, что не нарушая доврія я долженъ это сказать. Желалъ бы я, чтобъ у ней былъ отецъ или братъ, хлопотать о ея длахъ, но у ней нтъ ни брата, ни отца, и я не могу бросить ее. Вашъ лордъ Фонъ дурно поступаетъ съ нею, и насколько мн кажется, также дурно поступаютъ люди, управляющіе юстэсовскимъ имніемъ. Лиззи, какъ вамъ извстно, женщина не очень сговорчивая, и вообще я замшанъ въ это дло боле чмъ мн пріятно. Длать часто десять миль взадъ и впередъ по одной той же дорог на маленькомъ пони не весьма пріятно, но я почти радъ, что разстояніе такое большое, иначе мн пришлось бы постоянно бывать тамъ. Я знаю, что вы не любите Лиззи, но она достойна сожалнія.
‘Я поду въ Лондонъ въ пятницу, но останусь тамъ только два дня — то-есть одну ночь. Я ду почти только для ея длъ и боюсь, что долженъ опять быть здсь, или въ замк, прежде чмъ примусь заниматься своей работой или своимъ счастьемъ. Въ воскресенье вечеромъ я поду въ Бобсборо — гд конечно мн слдовало быть ране. Я боюсь, что не могу хать въ Ричмондъ въ субботу, а въ воскресенье лэди Фонъ врядъ ли съ удовольствіемъ меня приметъ. Я пробуду въ Бобсборо около трехъ недль, и если вы дадите мн какія-нибудь приказанія, я исполню ихъ.
‘Я могу, впрочемъ, сказать вамъ всю правду, хотя эту правду вы не должны сообщать никакому. Я теперь нахожусь въ такомъ положеніи относительно лорда Фона — будучи ршительно принужденъ поссориться съ нимъ за Лиззи — что лэди Фонъ врядъ ли будетъ пріятно принять меня. Она очень добрая женщина, и такъ какъ она вамъ дорогой другъ, далека отъ меня мысль поссориться съ нею, но разумется она беретъ сторону сына, а я не знаю, можно ли избжать всякихъ намековъ на этотъ счетъ.
‘Однако это, моя дорогая, не должно набрасывать ни малйшей тни неудовольствія между нами, мы любимъ другъ друга больше, чмъ всхъ Фоновъ и Лиззи. Напишите мн въ мою контору нсколько строкъ, что это и теперь и всегда будетъ такъ.
‘Господь да благословитъ мою возлюбленную!
‘Вашъ навсегда

‘Ф. Г.’

На слдующій день Фрэнкъ похалъ въ замокъ. Онъ получилъ письмо отъ Джона Юстэса, который былъ принужденъ създить въ Лондонъ повидаться съ Кэмпердауномъ. Повренный думалъ отложить это дло, пока вс вернутся въ Лондонъ — до ноября, а можетъ быть и до Рождества. Но онъ былъ неспокоенъ, онъ зналъ, что съ брилліантами такъ много можно сдлать въ четыре мсяца! Можетъ быть, они даже и теперь въ рукахъ какого-нибудь Бенджамина или Бартера, и никакіе повренные ни полисмэны не отыщутъ ихъ слдовъ. Для этого Кэмпердаунъ пріхалъ изъ Долиша и убдилъ Джона Юстэса пріхать изъ Йоркшира. Это было очень непріятно и Юстэсъ просто проклиналъ ожерелье.
— Еслибъ кто-нибудь его укралъ, чтобъ мы никогда больше не слыхали о немъ! сказалъ онъ.
Но Кэмпердаунъ такъ часто говорилъ, что цнность ожерелья не шуточная, что Юстэсъ пріхалъ въ Лондонъ. Кэмпердаунъ подалъ ему мнніе Дова, объяснивъ, что это мнніе не слдуетъ показывать другой сторон. Юстэсъ думалъ, что это мнніе должно быть извстно всмъ.
— Мы за него заплатили, сказалъ Кэмпердаунъ:— а они могутъ достать мнніе отъ какого-нибудь другого адвоката, если хотятъ.
Но что было длать? Юстэсъ объявилъ, что о томъ, гд теперь находится ожерелье, онъ безъ малйшаго сомннія узнаетъ отъ Фрэнка Грейстока. Онъ написалъ къ Грейстоку и Фрэнкъ, съ письмомъ въ карман, отправился въ замокъ въ послдній разъ.
Ему тоже опротивло ожерелье, но къ несчастью ему еще не надола та, у которой это ожерелье было въ рукахъ. Онъ боле Джона Юстэса понималъ важность цнности этой вещи, хотя не до такой степени, какъ Кэмпердаунъ.
Слуга сказалъ ему, что лэди Юстэсъ гуляетъ гд-то на утесахъ. Ему было непріятно, что онъ долженъ былъ отыскивать ее, но онъ былъ принужденъ отыскать ее.
На половин дороги къ морскому берегу, гораздо ниже выступа, на которомъ Лиззи пыталась сидть съ своимъ Шелли, но не такъ низко, чтобъ обойтись безъ помощи, Фрэнкъ нашелъ ее сидящую въ маленькомъ овраг.
— Я знала, что вы прідете, сказала она.
Разумется она знала, что онъ прідетъ. Она не встала, даже не подала ему руки, но возл нея было мсто, на которомъ предполагалось, что онъ долженъ ссть. Она держала въ рук стихотворенія Байрона — Корсаръ, Лара, Гяуръ — этотъ родъ поэзіи былъ для нея понятне ‘Царицы Мабъ’.
— Вы узжаете завтра?
— Да, я узжаю завтра.
— А Любинъ ухалъ?
Любинъ былъ Артуръ Геріотъ.
— Любинъ ухалъ. Хотя почему вы называете его Любиномъ, я не могу угадать. Нормальный Любинъ по-моему дуракъ вчно влюбленный. Геріотъ не дуракъ и никогда не бываетъ влюбленъ.
— Пусть его остается Любинымъ, если я хочу его такъ называть. Зачмъ онъ вертитъ пальцами, а не говоритъ? Слышали вы что-нибудь о лорд Фон?
— Я получилъ письмо отъ вашего деверя.
— Что же угодно говорить Джону Справедливому?
— Джонъ Справедливый — это названіе лучше, чмъ то — былъ призванъ въ Лондонъ противъ желанія Кэмпердауномъ.
— То-есть Самуиломъ Несправедливымъ.
Кэмпердауна звали Самуиломъ.
— Онъ желаетъ знать, гд въ настоящую минуту находится это страшное ожерелье.
Онъ замолчалъ, ко Лиззи не отвтила ему.
— Я полагаю, вы не откажете сказать мн, гд оно?
— Конечно, я даже отдала бы его вамъ на храненіе, только не хочу безпокоить васъ. Но имъ я не скажу. Это мои враги. Пусть они сами узнаютъ.
— Вы неправы, Лиззи. Вамъ не слдуетъ секретничать въ этомъ дл.
— Брилліанты здсь — въ замк, въ томъ самомъ мст, гд сэр-Флоріанъ держалъ ихъ, когда подарилъ мн. Гд же могутъ быть мои вещи, какъ не въ моемъ собственномъ дом? А что сказалъ мистеръ Довъ, котораго хотли спросить объ этомъ? Конечно, они имютъ возможность подкупить адвоката, который скажетъ все, что они хотятъ.
— Лиззи, вы слишкомъ жестоко думаете о людяхъ.
— А разв люди не слишкомъ жестоко думаютъ обо мн? Разв все это не равняется обвиненію меня въ воровств? Разв они не преслдуютъ меня? Разв этотъ дерзкій адвокатъ не остановилъ меня на улиц и не обвинилъ въ воровств при моихъ собственныхъ слугахъ? Разв имъ не удалось до такой степени перетолковать мои поступки, что даже мой женихъ измняетъ мн? А теперь вы идете противъ меня? Можете ли вы удивляться, что я жестока?
— Я не иду противъ васъ.
— Да, идете. Вы берете во всемъ ихъ сторону, а не мою. Скажу вамъ вотъ что, Фрэнкъ — похала бы я вонъ въ той лодк, которая тамъ стоитъ, и бросила бы ожерелье въ море, еслибъ не знала, что они ухитрятся вытащить его. Еслибъ брилліанты могли горть, я сожгла бы ихъ. Но хуже всего то, что вы становитесь моимъ врагомъ!
Тутъ она залилась горячими и почти истерическими слезами.
— Лучше бы вамъ отдать ихъ на храненіе такому человку, которому довряете вы оба, пока законъ ршитъ, кому они принадлежатъ.
— Я никому ихъ не отдамъ. Что говоритъ мистеръ Довъ?
— Я еще не видалъ того, что написалъ мистеръ Довъ. Ясно, что ожерелье не наслдственная вещь.
— Такъ почему же мистеръ Кэмпердаунъ сметъ такъ часто говорить, что эта вещь наслдственная?
— Онъ говоритъ, что думаетъ, извинялъ его Фрэнкъ.
— А онъ еще юристъ!
— Я тоже юристъ и не знаю, что считается или не считается наслдственной вещью. Но мистеръ Довъ думаетъ, что такую собственность нельзя было подарить просто на словахъ.
Джонъ Юстэсъ въ своемъ письм не длалъ намека на запутанный вопросъ о вдовьей части.
— Однако, она была подарена такимъ образомъ, сказала Лиззи.— Кто можетъ это знать, кром меня, когда никого другого при этомъ не было?
— Брилліанты теперь здсь?
— Ихъ нтъ у меня въ карман. Я не таскаю ихъ съ собою. Они въ замк.
— И вы возьмете ихъ съ собой въ Лондонъ?
— Что это за допросъ? Я еще не знаю, вернусь ли въ Лондонъ. Для чего мн длаютъ такіе вопросы? Вамъ, Фрэнкъ, я скажу все — я открою вамъ все свое сердце, если только вы захотите узнать его. Но зачмъ Джонъ Юстэсъ разузнаетъ о тхъ уборахъ, которые составляютъ мою собственность? Если поду въ Лондонъ, я возьму ихъ съ собой и буду надвать, куда бы ни похала. Я это сдлаю на зло мистеру Кэмпердауну и лорду Фону. Мн кажется, Фрэнкъ, что ни съ одной женщиной никогда не обращались такъ дурно, какъ со мною.
Фрэнкъ самъ думалъ, что съ ней обращаются дурно. Она такъ заступалась за себя и казалась такъ мила въ слезахъ и въ негодованіи, что онъ началъ чувствовать нчто похожее на искреннее сочувствіе къ ея длу. Какое право имлъ онъ или Кэмпердаунъ, или кто бы то ни былъ, говорить, что эти брилліанты ей не принадлежатъ? И если ея право на нихъ справедливо, зачмъ ее уговаривать отказаться отъ нихъ? Онъ зналъ хорошо, что если она отдастъ ихъ съ той мыслью, что они должны быть ей возвращены, если ея права на нихъ будутъ найдены справедливыми, то во всякомъ случа она получитъ ихъ не очень скоро. Когда брилліанты будутъ бережно сохраняться въ несгораемомъ сундук Гарнета, Кэмпердауну все равно, когда присяжные или судьи ршатъ это дла. Тогда вся тяжесть доказательствъ будетъ сброшена на лэди Юстэсъ. Для того, чтобъ возвратить свою собственность, она должна будетъ явиться передъ свтомъ истцомъ, алчнымъ до богатыхъ уборовъ. Для чего ему совтовать ей отдать ихъ?
— Я только думаю о томъ, сказалъ онъ:— что можетъ быть лучше для вашего собственнаго спокойствія.
— Спокойствія! воскликнула она: — какъ я могу быть спокойна? Вспомните, въ какомъ положеніи я нахожусь! Вспомните, какъ обращается со мной этотъ человкъ, когда вс на свт знаютъ о моей помолвк съ нимъ! Когда я подумаю объ этомъ, мое сердце наполняется такою горечью, что я готова бросить со скалы не только брилліанты, но и самое себя. Мн остается только одно — восторжествовать надъ моими врагами. Мистеръ Кэмпердаунъ никогда не получитъ брилліантовъ. Еслибъ даже они могли доказать, что брилліанты не принадлежатъ мн, они ихъ не найдутъ.
— Я не думаю, чтобъ они могли это доказать.
— Я буду щеголять въ нихъ при всхъ, пока этого доказательства не будетъ, а потомъ — они исчезнутъ. А лорду Фону я такъ отмщу, что онъ узнаетъ, что съ женщиной бороться хуже чмъ съ мужчиной. О, Фрэнкъ! не думаю, чтобъ я была жестока по природ, но эти вещи длаютъ женщину жестокою.
Говоря это, она взяла Фрэнка за руку и поглядла ему въ глаза сквозь слезы.
— Я знаю, что вы не любите меня, а вы знаете, какъ я васъ люблю.
— Не люблю васъ, Лиззи?
— Нтъ,— эта двочка въ Ричмонд составляетъ для васъ все. Она ручна и смирна — кошечка, которая будетъ спать на ковр предъ каминомъ, а вы думаете, что она никогда не будетъ царапаться. Не предполагайте, чтобы я хотла бранить ее. Она была моимъ дорогимъ другомъ, прежде чмъ вы увидли ее. А у мужчинъ, я знаю, такіе вкусы, какихъ мы женщины не понимаемъ. Вамъ нуженъ, какъ вы выражаетесь — отдыхъ.
— Мы сами не знаемъ, что намъ нужно. Мы беремъ то, что судьба посылаетъ намъ.
Слова Фрэнка были, можетъ быть, боле справедливы чмъ благоразумны. Въ настоящую минуту судьба явно посылала ему Лиззи Юстэсъ, и если онъ не призоветъ къ себ на помощь твердость, совершенно независимую отъ судьбы — или отъ того, что мы можемъ назвать случайностью — онъ долженъ будетъ довольствоваться посланнымъ подаркомъ.
Лиззи объявила, что она щипцами не дотронется до лорда Фона, и говоря такимъ образомъ ршила, что не можетъ и не хочетъ выйти за его сіятельство, даже если его сіятельство очутится у нея въ рукахъ. Это она ршила съ быстротою мысли, но ршила. Она будетъ мучить несчастнаго лорда, но не сдлается его женою.
А ршивъ это, не можетъ ли она еще и теперь убдить кузена, чтобъ онъ занялъ мсто, назначенное лорду Фону? Посл всего, что произошло между ними, для чего ей колебаться сказать о своей любви? Съ той же быстротою мысли объявила она себ, что любитъ Фрэнка и что, слдовательно, это замужство будетъ для нея гораздо лучше, чмъ то, которое она устроила себ.
Можетъ быть, читатель не иметъ высокаго мннія о лэди Юстэсъ и думаетъ, что между другими недостатками ея характера она особенно отличается безсердечіемъ. Но она этого о себ не думала. Она готова была уврять — и увряла бы искренно — что у нея самое горячее сердце. Она вроятно думала, что страдаетъ отъ избытка сердца. Ея сердце было теперь переполнено человкомъ, который сидлъ возл нея. Потомъ такъ было пріятно наказать двочку, которая пренебрегала ея подаркомъ и осмлилась назвать ее низкой женщиной, къ тому же этотъ человкъ былъ бденъ, а она богата. Наврно, если она сдлаетъ ему предложеніе, то этотъ великодушный поступокъ покажется благороднымъ. Она все еще заливалась слезами и все рыдала истерически.
— О, Фрэнкъ! сказала она, и бросилась къ нему на грудь.
Фрэнкъ Грейстокъ чувствовалъ, что положеніе его крайне затруднительно, но увеличилось или уменьшилось это затрудненіе появленіемъ головы Анди Гаурана надъ скалою, при вход въ маленькую рытвину, въ которой они сидли, трудно было ршить. Но голова явилась. И голова эта не выглянула, а потомъ спряталась, какъ это сдлала бы голова сдлавшая то, чего ей слдовало стыдиться. Голова съ вытаращеными глазами осталась на своемъ мст и какъ-будто говорила: ‘Да,— я поймалъ васъ — вдь поймалъ?’
Голова дйствительно заговорила, хотя не этими словами.
— Кузены! произнесла голова и закивала.
Между тмъ Лиззи Юстэсъ, которая сидла спиною къ голов, приподняла свою голову и заглянула въ глаза Грейстока, отыскивая въ нихъ любовь. Она тотчасъ догадалась, что случилось нчто непріятное, и вскочивъ на ноги, быстро обернулась — Какъ вы смете безъ спроса являться сюда? сказала она голов.
— Кузены! возразила голова и закивала.
Конечно, Грейстоку было необходимо сдлать что-нибудь, хотя бы только для того, чтобы доказать дерзкому управителю, что онъ не растерялся отъ неловкости своего положенія. Надо признаться, что Фрэнкъ былъ очень раздраженъ и совершенно растерялся.
— Что нужно этому человку? сказалъ онъ, сверкнувъ глазами на голову.
— Кузены! сказала голова и опять закивала.
— Если вы не уйдете, я васъ отколочу, сказалъ Фрэнкъ.
— Кузены! повторилъ Анди Гауранъ, выходя изъ-за скалы и показываясь во весь ростъ.
Анди было за пятьдесятъ и, слдовательно, его колотить было непригодно. Притомъ онъ былъ плотенъ, низокъ, широкоплечъ и жостокъ какъ кремень — человкъ непригодный для битья, съ какой стороны ни взглянуть на это.
— Кузены! сказалъ онъ опять.— Я полагаю, что вы понжне кузеновъ.
— Анди Гауранъ, я отказываю вамъ отъ мста за вашу дерзость, сказала лэди Юстэсъ.
— Это все-равно для Анди Гаурана, милэди! За лсомъ и всмъ надо смотрть для наслдника. Если вашему сіятельству не угодны мои услуги, хозяиномъ моимъ будетъ мистеръ Кэмпердаунъ, онъ не позволитъ лишить меня мста. Кузены!
— Прочь отсюда! сказалъ Фрэнкъ Грейстокъ, подходя и кладя руку на грудь управителя.
Гауранъ опять повторилъ укоризненное слово, а потомъ ушелъ.
Фрэнкъ тотчасъ почувствовалъ, какъ скверно его положеніе. А для лэди Юстэсъ эта непріятность не значила ничего, еслибъ только она могла достигнуть своей цли. Когда она сдлается женою Фрэнка Грейстока, то ничего не будетъ предосудительнаго въ томъ обстоятельств, что ее застали сидящею съ нимъ въ рытвин на морскомъ берегу. Но для Фрэнка затрудненіе выпутаться изъ безвыходнаго положенія было очень велико, не относительно Гаурана, а кузины Лиззи. Конечно, онъ могъ сказать ей, что помолвленъ съ Люси Морисъ,— но почему же онъ не сказалъ ей этого прежде? Онъ не сказалъ ей этого и теперь. Когда онъ уговаривалъ ее уйти съ утеса, она непремнно хотла остаться.
— Я одна найду дорогу, сказала она, стараясь улыбнуться сквозь слезы.
— Этотъ человкъ разсердилъ меня своей дерзостью, больше ничего. Ступайте — если хотите уйти.
Разумется, онъ ушелъ, но не могъ уйти, не сказавъ нжнаго слова.
— Милая, милая Лиззи! сказалъ онъ, цлуя ее.
— Фрэнкъ, вы будете мн врны?
— Я буду вренъ вамъ.
— Теперь ступайте, сказала она.
Онъ поднялся на утесъ, взялъ своего пони и вернулся въ Котэджъ, порядкомъ встревоженный.

Глава XXVII.
ЛЮСИ МОРИСЪ ДУРНО ВЕДЕТЪ СЕБЯ.

Люси Морисъ получила письмо и осталась довольна. Она желала получить какое-нибудь увреніе въ любви отъ своего жениха, но весьма немногаго было достаточно для ея спокойствія.
Для нея было почти невозможно любить и подозрвать человка въ одно и тоже время. Она не могла полюбить этого человка и признаться ему въ любви, не имя о немъ хорошаго мннія, она не могла думать о немъ и хорошо, и дурно въ одно и тоже время. Она жаждала получить отъ него нсколько словъ, посл того какъ разсталась съ нимъ, и получила. Она знала, что онъ находится близъ своей прекрасной кузины — кузины, которую она презирала и которую съ женскимъ инстинктомъ почти считала соперницей. Но ей онъ высказался, и хотя онъ былъ далеко отъ нея и жилъ возл прекрасной кузины, Люси не допускала къ себ ни одной тревожной мысли. Онъ принадлежалъ ей, и какъ далеко ни зашла бы лэди Юстэсъ, онъ все-таки будетъ ей принадлежать. Но ей хотлось слышать, что онъ думаетъ о ней, и наконецъ письмо пришло. Она отвтила на него въ тотъ же вечеръ нжнйшимъ, милйшимъ письмецомъ, очень хорошенькимъ, исполненнымъ любви и доврія. Она писала, что лэди Фонъ милйшая женщина — но что значила для нея лэди Фонъ или вс Фоны въ сравненіи съ ея возлюбленнымъ? Если онъ можетъ пріхать въ Ричмондъ безъ всякихъ затрудненій для самого себя, пусть-его прідетъ, но если онъ чувствуетъ, что при настоящихъ непріятныхъ отношеніяхъ между нимъ и лордомъ Фономъ, ему лучше держаться поодаль, она не станетъ уговаривать его. Видть его будетъ для нея великимъ блаженствомъ, но разв для нея не большее блаженство знать, что онъ любитъ ее? Это совершенно достаточно для того, чтобъ сдлать ее счастливою. Потомъ слдовала небольшая молитва, чтобъ Господь благословилъ его, и увреніе, что она во всемъ его, его Люси. Когда она писала письмо, она во всхъ отношеніяхъ была счастливою двушкой.
Но на слдующій день ея счастье помрачилось — нисколько однако не затронувъ ея полнаго доврія къ жениху. Это была суббота и лордъ Фонъ пріхалъ въ Ричмондъ. Лордъ Фонъ видлъ Грейстока въ Лондон въ тотъ день и это свиданіе вовсе не было пріятно для него. Товарищъ министра ост-индскихъ длъ былъ мраченъ какъ ноябрскій день, когда пріхалъ къ матери, и какъ только вошелъ онъ въ домъ, на всхъ и каждаго полился непрерывный, холодный, мелкій дождь его неудовольствія.
Ричмондскія дамы въ присутствіи Люси никогда не скрытничали, а посл неудачнаго визита Лиззи въ замокъ Фонъ, он не колеблясь, открыто выражали мнніе непріязненное для невсты. Сама Люси могла мало сказать въ защиту своей прежней пріятельницы, которая лишилась всякихъ правъ на ея дружбу посл того какъ старалась ее подкупить — поэтому вс ршили считать Лиззи негодной овцой, — но до-сихъ-поръ лордъ Фонъ скрывалъ свои чувства при Люси. Теперь къ несчастью онъ разговорился и особенно колко отзывался о Фрэнк.
— Мистеръ Грейстокъ держалъ себя очень дерзко, сказалъ онъ, когда вс сидли вмст въ библіотек посл обда.
Лэди Фонъ сдлала ему знакъ и покачала головой. Люси почувствовала, какъ горячая кровь залила об ея щеки, но въ эту минуту она не сказала ни слова. Лидія Фонъ протянула руку подъ столомъ и взяла руку Люси.
— Мы вс должны помнить, что онъ ея кузенъ, сказала Августа.
— Его родство съ Лэди Юстэсъ не можетъ оправдать его дерзости со мною, сказалъ Лордъ Фонъ.— Онъ осмлился сказать мн такія слова, за которыя мн было бы необходимо вызвать его на дуэль, только…
— Фредерикъ, ты этого не сдлаешь! вскричаала лэди Фонъ, вскакивая съ своего мста.
— О, Фредерикъ! пожалуйста, пожалуйста не длай этого! сказала Августа, бросившись къ брату.
— Я уврена, что Фредерикъ не иметъ этого намренія, сказала Амелія.
— Теперь никто никого не вызываетъ на дуэль, прибавилъ миролюбивый лордъ.— Но ничто на свт не заставитъ меня заговорить съ человкомъ, который такъ не похожъ на джентльмэна.
Лидія еще крпче сжала руку Люси, какъ бы не допуская ее встать.
— Онъ не прощаетъ мн, продолжалъ лордъ Фонъ: — своей смшной несправедливости относительно сааба.
— Я уврена, что то дло не иметъ никакого отношенія къ этому, сказала Люси.
— Мисъ Морисъ, я осмлюсь остаться при своемъ мнніи, сказалъ лордъ Фонъ.
— А я при своемъ, храбро сказала Люси.— Саабъ Майгобскій не имлъ никакого отношенія къ тому, что мистеръ Грейстокъ сказалъ или сдлалъ относительно своей кузины. Я совершенно въ этомъ убждена.
— Люси, вы забываетесь, сказала лэди Фонъ.
— Милая Люси, вамъ не слдуетъ противорчить моему брату, сказала Августа.
— Послушайтесь моего совта, Люси, и оставьте это безъ вниманія, сказала Амелія.
— Какъ я могу слышать подобныя вещи и не обращать на нихъ вниманія? спросила Люси.— Зачмъ лордъ Фонъ говоритъ ихъ при мн?
Лордъ Фонъ теперь удостоилъ разсердиться на гувернантку своихъ сестеръ.
— Я полагаю, что могу выразить свое мнніе, мисъ Морисъ, въ дом моей матери.
— А я буду выражать мое, сказала Люси.— Мистеръ Грейстокъ джентльмэнъ. Вы говорите неправду, что онъ не джентльмэнъ.
Услышавъ эти ужасныя слова, лордъ Фонъ всталъ и медленно вышелъ изъ комнаты. Августа пошла за нимъ, протянувъ об руки. Лэди Фонъ закрыла лицо обими руками и даже Амелія смутилась.
— О, Люси! зачмъ вы не промолчали? сказала, Лидія.
— Я молчать не стану, сказала Люси, залившись слезами.— Онъ джентльмэнъ.
Въ замк Фонъ поднялась большая тревога. Чрезъ нсколько минуть Лэди Фонъ пошла за своимъ сыномъ, не сказавъ ни слова Люси, а Амелія пошла за нею. Бдная Люси осталась съ младшими двочками и, конечно, была очень несчастлива. Но она еще была въ негодованіи и не хотла уступить. Когда Джорджина, четвертая дочь, замтила ей, что по всмъ правиламъ благовоспитанности Люси слдовало бы не говорить ея брату, что онъ сказалъ неправду, Люси опять вспылила.
— Онъ сказалъ неправду! вскричала она.
— Но, Люси, не водится обвинять другъ друга въ неправд. Образованная двушка не’ можетъ сказать такого слова джентльмэну.
— Онъ не долженъ былъ говорить, онъ знаетъ, что мистеръ Грейстокъ дороже для меня всхъ на свт.
— Еслибъ у меня былъ женихъ, сказала Нина: — и кто-нибудь сказалъ бы противъ него слово, я непремнно накинулась бы на того. Я не понимаю, почему Фредерикъ непремнно долженъ поступать по-своему.
— Нина, ты дура, сказала Діана.
— Я нахожу, что Люси это очень тяжело переносить, сказала Лидія.
— И я переносить не хочу! воскликнула Люси.— Думать, будто мистеръ Грейстокъ такой низкій человкъ, что сердится за какого-нибудь дикаря индійца, потому что беретъ сторону своей кузины! Разумется, мн лучше ухать. Вы вс думаете, что мистеръ Грейстокъ теперь врагъ вашъ, но для меня онъ никогда не можетъ быть врагомъ.
— Мы думаемъ, что лэди Юстэсъ врагъ, сказала Цецилія:— и врагъ очень скверный.
— Я ни слова не говорила о лэди Юстэсъ, сказала Люси:— но мистеръ Грейстокъ джентльмэнъ.
Чрезъ часъ посл этого лэди Фонъ послала за Люси и об долго сидли вмст вдвоемъ, заперевшись. Лордъ Фонъ былъ очень сердитъ и до-сихъ-поръ не соглашался оставить безъ вниманія эту обиду.
— Я обязанъ сказать вамъ, объявила лэди Фонъ очень выразительно:— что ничто не можетъ оправдать васъ въ томъ, что вы обвинили лорда Фона въ неправд. Разумется, мн жаль, что о мистер Грейсток упомянули въ вашемъ присутствіи, но такъ-какъ о немъ было упомянуто, то вамъ слдовало терпливо перенести сказанное.
— Я не могла перенести этого терпливо, лэди Фонъ.
— Это всегда говорятъ злые люди, когда убьютъ кого-нибудь, а потомъ ихъ повсятъ за это.
— Я уду, лэди Фонъ…
— Это неблагодарно, душа моя. Вы знаете, что я этого не желаю, но если вы ведете себя дурно, то разумется я должна вамъ объ этомъ сказать.
— Я лучше уду. Вс здсь думаютъ дурно о мистер Грейсток, но я дурно о немъ не думаю и никогда не буду думать. Зачмъ лордъ Фонъ говоритъ о немъ такія жестокія вещи?
Ей предложили сойти внизъ рано утромъ и извиниться предъ лордомъ Фономъ за свою грубость, но она не хотла въ этотъ вечеръ согласиться на это. Что ни говорила лэди Фонъ, Люси думала, что оскорбленіе было сдлано ей, а не его сіятельству.
Такимъ образомъ они разстались не друзьями. Лэди Фонъ не поцловала ее, когда ушла, а Люси съ упорной гордостью ршительно не хотла признаться въ своей вин. Она только говорила, что ей лучше ухать, а когда лэди Фонъ безпрестанно повторяла, что такой человкъ, какъ лордъ Фонъ, не можетъ перенести обвиненія въ неправд, Люси продолжала говорить, что въ такомъ случа лорду Фону слдовало остерегаться говорить неправду.
Все это было ужасно и надлало большой тревоги и большихъ огорченій въ замк Фонъ. Лидія пришла въ комнату Люси вечеромъ и об двушки говорили объ этомъ нсколько часовъ.
Утромъ Люси встала очень рано и увидала лорда Фона, прогуливающагося въ саду. Ей сказали, что вроятно его можно будетъ найти въ саду, если она хочетъ извиниться предъ нимъ.
Люси очень много думала объ этомъ — не только въ отношеніи своего жениха, но и собственнаго своего поведенія. Одна изъ старшихъ дочерей лэди Фонъ сказала ей, что никакая образованная двушка не иметъ права говорить джентльмэну, что онъ сказалъ неправду, и Люси не могла опредлить наврно, справедливъ ли этотъ приговоръ. Притомъ она не могла не помнить, что этотъ джентльмэнъ былъ лордъ Фонъ, а она гувернантка лэди Фонъ. Но мистеръ Грейстокъ былъ ея женихъ и главная ея обязанность относилась къ нему. Потомъ, сознаваясь, что она виновна въ томъ, что обвинила лорда Фона въ неправд, она не могла не спросить себя, что не боле ли виноватъ лордъ Фонъ, сказавъ при ней, что мистеръ Грейстокъ не джентльмэнъ. Его вина вызвала ея вину. Люси сама не знала, должна ли она извиниться предъ лордомъ Фономъ, или нтъ, но была уврена, что лордъ Фонъ обязанъ извиниться предъ нею.
Она прямо подошла къ лорду Фону и встртилась съ нимъ подъ деревьями. Онъ еще былъ мраченъ и торжественъ, и очевидно не прощалъ своей обиды, но поклонился ей и остановился, когда она подходила къ нему.
— Милордъ, сказала она: — я очень жалю о томъ, что случилось вчера.
— И я также — очень жалю, мисъ Морисъ.
— Мн кажется, вамъ извстно, что я помолвлена съ мистеромъ Грейстокомъ?
— Я не могу допустить, чтобъ это имло какое-нибудь отношеніе…,
— Когда вы подумаете, что онъ долженъ быть для меня дороже всхъ на свт, вы сознаетесь, что я не могла слышать молча дурные отзывы о немъ.
Лицо его сдлалось мрачне прежняго и онъ не отвчалъ. Ему хотлось, чтобъ двочка, любившая его врага, униженно просила у него прощенія. Если она сдлаетъ это, онъ удостоитъ простить ее, но онъ былъ такъ ничтоженъ по природ, что не могъ согласиться простить на другихъ условіяхъ.
— Разумется, продолжала Люси: — я обязана обращаться съ вами съ особеннымъ уваженіемъ въ дом лэди Фонъ.
Она замолчала и почти съ умоляющимъ видомъ взглянула на него.
— Но вы обращаетесь со мною съ особеннымъ неуваженіемъ, сказалъ лордъ Фонъ.
— А вы какъ обращаетесь со мною, лордъ Фонъ?
— Мисъ Морисъ, мн должно быть дозволено, когда я разсуждаю съ моею матерью, выражать мое мнніе такими словами, какія наиболе покажутся мн удобными. Поведеніе со мною мистера Грейстока было… было… совершенно не джентльмэновское.
— Мистеръ Грейстокъ джентльмэнъ.
— Поведеніе его было обидное и самое… самое не джентльмэновское. Мистеръ Грейстокъ обезславилъ себя.
— Это неправда, сказала Люси.
Лордъ Фонъ вздрогнулъ, а потомъ пошелъ къ дому самыми быстрыми шагами.

Глава XXVIII.
МИСТЕРЪ ДОВЪ ВЪ СВОЕЙ КОНТОР.

Сцена между лордомъ Фономъ и Грейстокомъ происходила въ контор Кэмпердауна въ присутствіи Джона Юстэса. Повренный вытерплъ много непріятностей до прізда первыхъ двухъ господъ отъ постоянныхъ повтореній Юстэса, что онъ не хочетъ больше имть никакихъ хлопотъ съ брилліантами.
Напрасно Кэмпердаунъ указывалъ ему, что, какъ душеприкащикъ и опекунъ, онъ обязанъ защищать собственность своего племянника, Юстэсъ уврялъ, что хотя онъ сравнительно человкъ бдный, онъ скоре готовъ самъ заплатить за ожерелье, чмъ подвергаться непріятности вести такую постоянную ссору.
— Любезный Джонъ, десять тысячъ фунтовъ! говорилъ Кэмпердаунъ.— Это состояніе для младшаго сына.
— Мальчику только два года и онъ успетъ составить состояніе для своихъ младшихъ сыновей, если не промотаетъ всего. А если промотаетъ, то десять тысячъ фунтовъ разницы не сдлаетъ.
— Но примите въ соображеніе справедливость, Джонъ.
— Справедливость можетъ быть куплена слишкомъ дорого.
— Этакая гарпія! настаивалъ повренный.
Тутъ вошелъ лордъ Фонъ, а за нимъ тотчасъ и Грейстокъ.
— Я немедленно скажу, началъ Грейстокъ: — что лэди Юстэсъ ршилась поддерживать свои права на эту вещь и не хочетъ отдать брилліантовъ до-тхъ-поръ, пока судъ не ршитъ, что она ошибается. Позвольте, мистеръ Кэмпердаунъ. Я обязанъ пойти дале и выразить мое мнніе, что она права.
— Я никакъ не могу понять, чтобы такое мнніе могли выразить вы, сказалъ Кэмпердаунъ.
— Вы, кажется, перемнили свое мнніе? сказалъ Джонъ Юстэсъ.
— Нтъ, Юстэсъ. Мистеръ Кэмпердаунъ потрудится понять, что я выражаю здсь мое мнніе какъ другъ, а не какъ юристъ. И вы должны понять, Юстэсъ, продолжалъ Грейстокъ: — что я говорю теперь о правахъ моей кузины на эту вещь. Хотя цнность велика, я совтовалъ ей отдать брилліанты на сохраненіе, пока это дло не будетъ ршено. Это я ей совтую и ни въ чемъ своего мннія не перемнялъ. Но она чувствуетъ, что съ ней поступили жестоко, и какъ женщина энергичная, не хочетъ отступить. Мистеръ Кэмпердаунъ просто остановилъ на улиц ея экипажъ.
— Она не отвчала ни на одно письмо, сказалъ повренный.
— И я могу сказать прямо — потому что обстоятельства извстны всмъ, здсь присутствующимъ — что лэди Юстэсъ приведена въ сильное негодованіе обращеніемъ лорда Фона.
— Я только просилъ ее отдать брилліанты, пока вопросъ будетъ ршенъ, сказалъ лордъ Фонъ.
— И подтвердили вашу просьбу угрозою, милордъ. Моя кузина весьма естественно пришла въ негодованіе, и позвольте вамъ сказать, милордъ, что я вполн раздляю это чувство.
— Нтъ никакой надобности длать изъ этого ссору, сказалъ Юстэсъ.
— Ссора уже сдлана, отвтилъ Грейстокъ.— Я долженъ сказать лорду Фону въ присутствіи вашемъ и мистера Кэмпердауна, что онъ не посмлъ бы обращаться съ женщиной такъ дурно, еслибъ не зналъ, что ея положеніе, какъ вдовы, избавляетъ его отъ законнаго наказанія, а обычаи настоящаго времени отъ наказанія другого рода.
— Я обращался съ ней со всевозможнымъ уваженіемъ, сказалъ лордъ Фонъ.
— Это пустыя слова, сказалъ Фрэнкъ.— Я утверждаю одно, а вы другое. Свтъ разсудитъ насъ. Какое право имете вы ршать, принадлежитъ ли лэди Юстэсъ эта или другая вещь, или нтъ?
— Когда объ этомъ говорили, я былъ принужденъ составить себ мнніе, сказалъ лордъ Фонъ, все обдумывая, какими словами отвчать на обиду, сдланную ему Грейстокомъ, не оскорбляя достоинства товарища министра.
— Ваше поведеніе, сэръ,было совершенно не извинительно.
Тутъ Фрэнкъ обратился къ повренному.
— Мн сказали, что вы желаете знать, гд теперь находится брилліантовое ожерелье. Оно находится въ дом лэди Юстэсъ въ Шотландіи — въ замк Портрэ.
Тутъ онъ пожалъ руку Джону Юстэсу, поклонился Кэмпердауну и усплъ выйти изъ комнаты, прежде чмъ лордъ Фонъ собрался съ мыслями, чтобы опредленными словами выразить свой гнвъ.
— По доброй вол никогда не заговорю я больше съ этимъ человкомъ, сказалъ лордъ Фонъ.
Но такъ какъ было невроятно, чтобы Грейстокъ пожелалъ разговаривать съ лордомъ Фономъ, то эта угроза не содержала въ себ большой строгости.
Кэмпердаунъ жаллъ и досадовалъ. Ему казалось, что гарпія, какъ онъ называлъ Лиззи, дйствительно одолетъ его — по-крайней-мр такъ надолго, что все торжество успха будетъ на ея сторон. Онъ зналъ, что она уже въ долгахъ, и предполагалъ, что она расточительне, чмъ была на самомъ дл. Разумется, брилліанты будутъ проданы за полцны и гарпія восторжествуетъ. Какую пользу сдлаетъ ему или Юстэсамъ ршеніе суда въ его пользу, когда брилліанты будутъ разломаны и разбросаны на вс четыре стороны?
Десять тысячъ фунтовъ! Кэмпердауну казалось ужасно, что въ стран, хвастающейся своими законами и исполненіемъ своихъ законовъ, такая лгунья, какъ эта вдова, будетъ имть возможность захватить своими грязными, алчными пальцами такую вещь, и чтобы не было никакихъ способовъ наказать ее. Что лэди Юстэсъ украла брилліанты, какъ воръ крадетъ карманные часы, это былъ фактъ, не имвшій ни малйшей тни сомннія для Кэмпердауна.
Кэмпердаунъ очень старался — постоянно оскорбляя сэр-Флоріана — спасти Портрэ отъ предстоявшаго ему униженія, по старался напрасно. Портрэ принадлежалъ гарпіи на всю жизнь, и сверхъ того онъ самъ былъ принужденъ содйствовать къ уплат гарпіи большой суммы юстэсовскихъ денегъ тотчасъ посл того, какъ она овдовла. Потомъ возникло дло о брилліантахъ — дло о десяти тысячахъ фунтахъ!— какъ Кэмпердаунъ восклицалъ, поднимая глаза къ потолку. А теперь пожалуй она его одолетъ даже въ этомъ, хотя не было ни малйшаго сомннія относительно ея лжи и безчестной кражи. Ему такъ не везло въ этомъ дл! У Джона Юстэса не было ни энергіи, ни надлежащихъ чувствъ относительно обязанности къ его собственной фамиліи. Лордъ Фонъ былъ слабъ и почти испортилъ это дло своимъ содйствіемъ. Грейстокъ, который былъ бы сильною опорой, пошелъ противъ него и теперь готовъ утверждать, что гарпія права. Кэмпердаунъ зналъ, что гарпія неправа, и не хотлъ бросать этого дла, но затрудненія были большія, а непріятности, которымъ онъ подвергался, чрезмрныя. Его жена и дочери были въ Долиш, а онъ еще въ город въ сентябр, просто потому что гарпія владла брилліантами.
Кэмпердаунъ былъ шестидесятилтній, красивый, сдой, здоровый, нсколько румяный мужчина. На лиц его и во всей наружности виднлись признаки успха и та самонадянность, которую успхъ производитъ всегда. Но знавшимъ его короче было извстно, что онъ плохо переносилъ непріятности. Во всякихъ такихъ непріятностяхъ, какія возникли по поводу этого ожерелья, на лиц его являлось выраженіе слабости, обнаруживавшее недостатокъ внутренней силы. Сколько видишь лицъ, которыя въ обыкновенныхъ обстоятельствахъ спокойны, самоуврены, самодовольны и даже слпы, а въ затруднительныхъ обстоятельствахъ становятся малодушными, слабыми и незначительными! Есть лица, которыя въ обыкновенномъ вид какъ-будто дышатъ благоденствіемъ, но при потер двнадцати очковъ въ вист принимаютъ выраженіе присущее прибитой собак. Физіономія Кэмпердауна, когда лордъ Фонъ и Юстэсъ ушли, приняла это жалкое выраженіе. Онъ уже держалъ себя не какъ человкъ, собирающійся прибить собаку, а какъ собака, опасающаяся быть прибитою.
Лучше Кэмпердауна не было въ Лондон ходатая по дламъ. Сказать просто, что онъ былъ честенъ и усерденъ, значило бы дать весьма поверхностное понятіе о его достоинствахъ. Интересы его кліентовъ были для него такъ же дороги, какъ его собственные, а законныя права тхъ имній, которыя находились въ его вдніи, были для него такъ же дороги, какъ его собственныя плоть и кровь.
Но его нельзя было назвать ученымъ юристомъ. Можетъ быть, въ той отрасли юридической профессіи, въ которой онъ трудился, опытность значитъ боле учености. Даже подлежитъ сомннію, не то ли же самое можно сказать о каждой отрасли, каждой профессіи.
Но Кэмпердауну, можетъ быть, было бы не худо, еслибъ онъ въ молодости читалъ побольше о передаточной движимости. Теперь онъ былъ слишкомъ старъ для подобныхъ занятій и могъ только полагаться на чтеніе другихъ. Конечно, чтеніемъ другихъ людей онъ всегда могъ воспользоваться, а кліенты его были люди богатые, которые охотно заплатятъ за мнніе. Получать мнніе отъ Дова или отъ какого-нибудь другого ученаго джентльмэна, было ежедневной практикой его жизни, и когда онъ получалъ — что случалось съ нимъ часто — успокоительные для него маленькіе отрывочки юридическихъ свдній и тонкія опредленія собственности, онъ радовался, что всегда можетъ имть подъ рукою какого-нибудь Дова, который говоритъ ему, насколько онъ иметъ права защищать интересы его кліентовъ.
Но теперь эти свднія не принесли ему успокоенія. Довъ употребилъ много трудовъ и достигъ только того, что сдлалъ вредъ его кліенту.
‘Ожерелье не можетъ быть наслдственнымъ! говорилъ себ Кэмпердаунъ, перечитывая по пальцамъ примровъ шесть, которые были ему извстны или о которыхъ онъ слышалъ, когда глава фамиліи распорядился порядкомъ наслдованія фамильныхъ брилліантовъ.
Потомъ онъ опять прочелъ мнніе Дова и снялъ какое-то юридическое сочиненіе съ полки, съ цлью проврить врность свдній адвоката. Кружка или сковорода могутъ быть наслдственной вещью, а ожерелье не можетъ! Кэмпердаунъ никакъ не могъ поврить, чтобъ на это былъ законъ. Потомъ вдовья часть! До-сихъ-поръ, хотя ему часто приходилось устраивать дла вдовъ, онъ никогда еще не слыхалъ, чтобъ вдова требовала себ часть изъ движимаго имнія кром той, которая укрплена за нею по брачному контракту. Но т вдовы, съ которыми ему приходилось имть дло, были женщины благородныя, довольствовавшіяся тмъ состояніемъ, которое укрпило за ними щедрое благоразуміе ихъ друзей и мужей — а не такія алчныя, кровожадныя гарпіи, какъ лэди Юстэсъ. Кэмпердауна приводило въ ужасъ, что одинъ изъ его кліентовъ попалъ въ такую яму. Mors omnibus est communis. {Смерть присуща всмъ.} Какъ можно мужу оставлять посл своей смерти такую вдову!
— Джонъ! сказалъ онъ, отворяя дверь.
Джонъ былъ его сынъ и товарищъ, и Джонъ пришелъ къ нему, позванный клэркомъ изъ другой комнаты.
— Запри дверь. Какая была здсь у меня сцена! Лордъ Фонъ и мистеръ Грейстокъ чуть не подрались за эту противную женщину.
— Верхней палат плохо пришлось по обыкновенію, сказалъ младшій стряпчій.
— А Джонъ Юстэсъ вовсе не заботится объ этомъ, какъ-будто ему и дла никакого нтъ, — говоритъ, что заплатитъ за брилліанты изъ своего собственнаго кармана, и это говоритъ человкъ, интересы котораго въ этомъ имніи на могутъ сравниться съ ея интересами!
— Онъ этого не сдлаетъ, сказалъ Кэмпердаунъ младшій, который не зналъ Юстэсовъ.
— Онъ непремнно это сдлаетъ, сказалъ отецъ, который Юстэсовъ зналъ.— Они все готовы отдать, когда заберутъ это въ голову. Подумай, что эта женщина будетъ владть имньемъ Портрэ, можетъ быть, еще шестьдесятъ лтъ — неограниченно — только потому, что она строила глазки сэр-Флоріану!
— Это ужъ ршено и покончено, батюшка.
— А вотъ Довъ говоритъ, что только одно коронное ожерелье можетъ считаться наслдственнымъ.
— Что ни говорилъ бы онъ, вамъ надо врить ему наслово.
— Наврно я этого не знаю. Это не можетъ быть. Я скажу теб, что сдлаю. Я повидаюсь съ нимъ. Я не сомнваюсь, что мы можемъ подать прошеніе въ судъ и доказать, что это брилліанты фамильные и должны переходить по завщанію. Но она ихъ продастъ прежде чмъ мы успемъ помстить ихъ въ надежное мсто.
— Можетъ быть, она уже сдлала это.
— Грейстокъ говоритъ, что они въ Портрэ, и я этому врю. Они были на ней въ Лондон въ іюл — за два дня до того, какъ она ухала изъ Лондона. Еслибъ какой-нибудь ювелиръ былъ въ замк, я слышалъ бы объ этомъ. Она еще ихъ не продала, но продастъ.
— Она можетъ сдлать это и съ наслдственной вещью.
— Нтъ, Джонъ, не думаю. Мы могли бы дйствовать скоре и напугать ее.
— На вашемъ мст, батюшка, я бросилъ бы это дло и предоставилъ Джону Юстэсу заплатить за нихъ, если онъ хочетъ. Мы вс знаемъ, что никто не подумаетъ заставить его это сдлать. Это не наше дло.
— Десять тысячъ фунтовъ! сказалъ Кэмпердаунъ старшій, для котораго цнность кражи почти облагораживала нсколько низкую обязанность уличать вора.
Кэмпердаунъ всталъ и медленно прошелъ чрезъ новый сквэръ, Линкольн-Иннъ, подъ низкой аркой, чрезъ входъ въ старый судъ, гд бывало засдалъ лордъ Эльдонъ, къ Старому сквэру, на которомъ Довъ выстроилъ свое юридическое гнздышко въ первомъ этаж, возл старыхъ воротъ.
Довъ большую часть жизни проводилъ въ своемъ мрачномъ ученомъ жилищ. Засданія въ судахъ кончились и его товарищи ухали изъ Лондона, набираясь силъ на Альпахъ или упиваясь здоровьемъ въ свжихъ деревняхъ, морскимъ втеркомъ въ Кент или Суссекс, а можетъ быть стрляли оленей въ Шотландіи или ловили рыбу въ Коннемар.
Но Довъ былъ человкъ желзный и въ подобныхъ развлеченіяхъ надобности не имлъ. Отлучиться отъ своихъ юридическихъ книгъ и отъ чернаго, заваленнаго соромъ, запачканнаго чернилами стараго стола, на которомъ онъ всегда писалъ свое мнніе, значило для него сдлаться несчастнымъ. Единственное движеніе, необходимое дли него, состояло въ томъ, чтобъ надть парикъ и идти въ судъ, находившійся возл его конторы — но даже и это было почти противно для него. Онъ предпочиталъ сидть на своемъ старомъ кресл, перелистывать старыя книги, отыскивая ршенія старыхъ длъ, и составлять мннія, которыя онъ готовъ былъ поддерживать противъ всхъ въ Линкольн-Инн. Онъ давно коротко зналъ Кэмпердауна, и хотя званіе этихъ людей въ ихъ профессіи было различно, они могли разсуждать объ юридическихъ вопросахъ, не думая объ этой разниц. Одинъ зналъ много, другой мало, одинъ не только былъ ученъ, но обладалъ также большими дарованіями, между тмъ какъ другой былъ просто обыкновеннымъ умнымъ человкомъ, но у нихъ было много общаго, что длало ихъ друзьями, они оба были честны, не продавали своихъ услугъ безчестнымъ кліентамъ и въ равной степени питали глубоко закорененное презрніе къ той части человческаго рода, которая думала, что имніемъ можно управлять безъ вмшательства юристовъ. Вншній міръ для нихъ состоялъ изъ хорошенькихъ, смющихся, несвдующихъ дтей, а юристы были родители, опекуны, пасторы и учители, которые должны защищать дтей отъ несчастныхъ случаевъ, свойственныхъ ихъ ребячеству.
— Да, сэръ, онъ здсь, сказалъ клэркъ: — онъ собирается хать, но не удетъ. Онъ отпускаетъ меня на недлю, но мн не хочется оставить его. Мистрисъ Довъ и дти въ Рамсгэт, и онъ здсь ночуетъ. Онъ такъ давно не выходилъ, что когда вчера вздумалъ сходить въ Темпль, мы не могли найти его шляпу.
Тутъ клэркъ отворилъ двери и ввелъ Кэмпердауна въ комнату.
Довъ былъ моложе Кэмпердауна пятью, шестью годами и волосы его еще были черны. Волосы Кэмпердауна были скоре блы, чмъ сды, а все-таки Кэмпердаунъ казался моложе. Довъ былъ долговязый, худощавый человкъ, сгорбленный въ плечахъ, съ глубокими, впалыми глазами и щеками, желтымъ цвтомъ лица, съ длинными, худощавыми руками. Каждое движеніе его тла и каждый тонъ голоса показывалъ, что старость приближается къ нему — между-тмъ какъ шаги были еще легки и рчь жива. На Кэмпердаун былъ синій сюртукъ, цвтной галстукъ и свтлый жилетъ. Весь костюмъ Дова былъ черный, кром манишки, и имлъ ту особенную черноту, которой достигаетъ человкъ, когда утромъ наднетъ фракъ съ чернымъ жилетомъ.
— Я боюсь, что вы немногое извлекли изъ того, что я послалъ вамъ, на счетъ наслдственныхъ вещей, сказалъ Довъ, угадавъ цль посщенія Кэмпердауна.
— Гораздо боле, чмъ мн было нужно, могу васъ уврить, мистеръ Довъ.
— Есть много ошибочныхъ мнній на счетъ наслдственныхъ вещей.— Очень много, долженъ я сказать. Господи помилуй! когда знаешь, какъ часто это слово встрчается въ фамильныхъ документахъ, съ изумленіемъ услышишь, что ничего подобнаго нтъ.
— Кажется, я этого не говорилъ. Я даже старался указать, что законъ признаетъ наслдственную движимость.
— Но не брилліанты, сказалъ повренный.
— Я сомнваюсь, зашелъ ли я такъ далеко.
— Только коронные брилліанты.
— Не думаю, чтобъ я исключилъ вс другіе брилліанты. Брилліянтъ въ орденской звзд можетъ составлять часть наслдственной движимости, но не думаю, чтобъ брилліантъ самъ по себ могъ считаться наслдственнымъ.
— Если онъ можетъ считаться наслдственнымъ въ орденской звзд, почему онъ не можетъ быть наслдственнымъ въ ожерель? доказывалъ Кэмпердаунъ почти съ торжествомъ.
— Потому что орденская звзда, если не подмнена обманомъ, весьма естественно останется въ своемъ первобытномъ вид. Оправа ожерелья, по всей вроятности, измняется изъ поколнія въ поколніе. Первая, такъ же какъ и картина или драгоцнная мебель…
— Или кружка и сковорода, саркастически перебилъ Кэмпердаунъ.
— И кружки, и сковороды могутъ быть драгоцнны, возразилъ Довъ: — такія вещи можно прослдить и считать наслдственными, не подвергая слишкомъ большимъ затрудненіямъ ихъ хранителей. Законъ вообще очень мудръ и остороженъ, мистеръ Кэмпердаунъ — гораздо благоразумне и осторожне чмъ т, которые стараются исправить его.
— Я совершенно согласенъ съ вами въ этомъ, мистеръ Довъ.
— Какъ вы думаете, окажетъ ли законъ услугу, если станетъ поддерживать своей властью особое сохраненіе въ особыхъ рукахъ вещей, употребляющихся только для тщеславія и украшенія? Такая ли это собственность, чтобъ владлецъ могъ имть боле продолжительное и боле самовластное право распоряжаться ею, чмъ дается ему даже относительно земли? Землю, по-крайней-мр, можно прослдить. Это вещь недвижимая и извстная. Жемчужную нить не только можно измнить, но она постоянно измняется и ее не легко прослдить.
— Собственность такой громадной цнности, по-крайней-мр, должна быть защищена закономъ, съ негодованіемъ сказалъ Кэмпердаунъ.
— Всякая собственность защищена, мистеръ Кэмпердаунъ, хотя мы знаемъ очень хорошо, что такая защита не можетъ быть совершенной. Но система наслдственной движимости, если только такая система существуетъ, была придумана не для того, о чемъ мы съ вами говоримъ, когда говоримъ о защит собственности.
— Я сказалъ бы, что эта система именно для этого и была придумана.
— Я не думаю. Она была придумана съ боле живописной идеей — поддержать рыцарскія воспоминанія. Движимость сдлалась наслдственной не для того, чтобы обезпечить богатство будущимъ владльцамъ — какова бы ни была цнность вещи, укрпленной такимъ образомъ — но для того, чтобъ внукъ, или правнукъ, или потомокъ могли наслаждаться удовольствіемъ говорить: ‘Мой ддъ, или праддъ, или предокъ сидлъ на этомъ стул, смотрлъ такъ, какъ онъ теперь представленъ на этой картин, или носилъ на груди то самое украшеніе, которое вы теперь видите лежащимъ подъ стекломъ.’ Коронные брилліанты считаются наслдственными въ такомъ же отношеніи, какъ представляющіе не собственность государя, а почетное достоинство короны. Законъ, который вообще вмшивается въ нашу собственность, жизнь, свободу, въ этомъ отношеніи любезно склонился предъ духомъ рыцарства и оказалъ помощь романизму,— но конечно онъ сдлалъ это не для того, чтобы дать возможность несогласнымъ между собою наслдникамъ богатаго человка ршить простой, грязный денежный вопросъ, который при обычномъ благоразуміи богатый человкъ долженъ бы самъ ршить при жизни.
Довъ говорилъ ршительно и хорошо, и Кэмпердаунъ не ршался прерывать его, пока онъ говорилъ. Довъ сидлъ откинувшись на спинку своего кресла, но наклонивъ шею и голову впередъ, медленно потирая свои длинныя, худощавыя руки и пристально устремивъ на лицо своего собесдника свои глубокіе, блестящіе глаза.
Кэмпердаунъ не рдко слышалъ и прежде, какъ онъ говорилъ такимъ образомъ, и привыкъ къ его способу распутывать тайны и доискиваться причинъ закона съ энергіей, почти придававпіей поэзію предмету обсужденія. Когда Довъ принимался за это, Кэмпердаунъ не совсмъ понималъ слова, но слушалъ ихъ съ несомнннымъ благоговніемъ. Онъ отчасти понималъ ихъ, сознавая, что нкоторая доля поэтическаго духа вливается и въ его собственное сердце. Онъ думалъ впослдствіи объ этихъ рчахъ и имлъ высокія, но нсколько туманныя понятія о красот и величіи закона. Рчи Дова приносили пользу Кэмпердауну и предохраняли его отъ самой худшей изъ всхъ болзней — низкаго понятія о человчеств.
— Стало быть, вы думаете, что намъ лучше не требовать ихъ какъ наслдственную вещь? спросилъ онъ.
— Думаю.
— А думаете, что она можетъ требовать ихъ — какъ вдовью часть?
— Этотъ вопросъ не былъ предложенъ мн — хотя я позволилъ себ увлечься имъ. Еслибъ не моя короткость съ вами, я не отважился бы зайти такъ далеко.
— Мн не нужно говорить вамъ, какъ много мы вамъ обязаны. Но мы представимъ вамъ два, три другихъ дла.
— Я думаю, что судъ не отдастъ этихъ брилліантовъ ей какъ вдовью часть, на томъ основаніи, что цнность ихъ слишкомъ велика сравнительно съ ея доходомъ и званіемъ: но если отдастъ, то оградитъ ихъ отъ отчужденія.
— Она ихъ продастъ — потихоньку.
— Тогда она сдлается виновною въ краж — на это она едва ли ршится, даже если ее не удержитъ честность, то оттого, что цнность ихъ непремнно поведетъ къ открытію продажи. То же самое опасеніе не допуститъ ихъ купить.
— Она говоритъ, что они были подарены ей совсмъ.
— Мн хотлось бы знать подробности.
— Да,— разумется.
— Но я думаю, что по справедливости утвержденіе получившаго такой подарокъ, не подкрпляемое ни доказательствами, ни документами, не будетъ принято во вниманіе. Мужъ оставилъ завщаніе и правильный брачный контрактъ. Мн кажется, что принадлежности этихъ брилліантовъ брачный контрактъ не касается.
— О, нтъ!— тамъ ни слова не сказано о нихъ.
— Когда такъ, я думаю, что право на владніе этими брилліантами, какъ вдовьей частью, должно быть подчинено завщанію.
Кэмпердаунъ пустился въ разсужденія о затрудненіи на счетъ движимаго имнія въ Шотландіи и Англіи, когда Довъ остановилъ его, объявивъ, что онъ не можетъ отважиться разсуждать о длахъ, обстоятельства которыхъ ему неизвстны.
— Разумется,— разумется, сказалъ Кэмпердаунъ.— Мы приготовимъ изложеніе этихъ длъ. Я сталъ бы извиняться, что пришелъ къ вамъ за этимъ, да вдь я такъ много узнаю изъ нсколькихъ словъ.
— Я всегда радъ видть васъ, мистеръ Кэмпердаунъ, сказалъ Довъ, кланяясь.

Глава XXIX.
МН ЛУЧШЕ УХАТЬ.

Когда лордъ Фонъ вздрогнулъ и пошелъ къ дому утромъ въ воскресенье передъ завтракомъ, Люси Морисъ была очень огорчена. Она во второй разъ обвинила лорда Фона въ неправд. Она не совсмъ понимала обычаи свта, но знала, что джентльмэнъ никогда не можетъ быть обвиненъ въ неправд. Можетъ быть, джентльмэнъ, да и другіе люди оказываются виновны въ этомъ проступк чаще, чмъ во всякомъ другомъ, но по обычаямъ общества джентльмэнъ не можетъ сдлать этого проступка. Все это Люси нсколько понимала. Она знала, что слово ‘ложь’ просто ужасно.
Она и двицы Фонъ очень часто сознавались, что Лиззи Юстэсъ лгунья,— но сказать лэди Юстэсъ, что каждое ея слово ложь, было бы преступленіемъ хуже чмъ самая ложь.
Обвинить лорда Фона такимъ выраженіемъ, значило бы унизить себя навсегда. Но была ли разница между ложью и неправдой? Она чувствовала, что одна была умышленна, а другая нтъ, но она чувствовала также, что мене оскорбительное слово значило ложь, но что свтъ принужденъ былъ употреблять его оттого что не осмливался говорить о лжи, и слово, имвшее такое значеніе въ обыкновенномъ разговор, она два раза примнила къ лорду Фону. А между тмъ какъ ей хорошо было извстно, лордъ Фонъ лжи не говорилъ! Онъ самъ врилъ въ каждое слово, сказанное имъ противъ Фрэнка Грейстока. Люси все еще думала, что онъ самъ былъ виноватъ въ неблагородной жестокости, говоря такимъ образомъ объ ея же нихъ въ ея присутствіи, но все-таки ей не слдовало обвинять его во лжи.
‘Это все-таки неправда, сказала она, все еще стоя на дорожк и смотря на быстрое исчезновеніе лорда Фона и стараясь придумать, что ей теперь лучше длать.
Разумется, лордъ Фонъ, какъ взрослый ребенокъ, тотчасъ отправился разсказать матери, что эта негодная гувернантка сказала ему.
Въ передней Люси встртила свою пріятельницу Лидію.
— О, Люси! что такое случилось съ Фредерикомъ? спросила она.
— Лордъ Фонъ очень разсердился.
— На васъ?
— Да,— на меня. Онъ такъ разсердился, что, мн кажется, не сядетъ завтракать со мною. Поэтому я внизъ не приду. Вы скажете вашей мама? Если она хочетъ прислать за мною, разумется, я тотчасъ къ ней пойду.
— Что вы сдлали, Люси?
— Я опять сказала ему, что онъ сказалъ неправду.
— Зачмъ?
— Затмъ… О! какъ могу я сказать зачмъ? Зачмъ вс длаютъ не то, что слдуетъ? Это паденіе Адама, я полагаю.
— Вамъ не слдуетъ шутить надъ этимъ, Люси.
— Вы не можете себ представить, какъ я несчастна. Разумется, лэди Фонъ велитъ мн ухать. Я нарочно пошла просить у него прощенія въ томъ, что сказала вчера, и именно опять сказала то же самое.
— Но зачмъ вы это сказали?
— И скажу опять, опять, опять, если онъ мн повторитъ, что мистеръ Грейстокъ не джентльмэнъ. Мн кажется, онъ не долженъ былъ это говорить. Разумется, я очень виновата, я это знаю. Но мн кажется, что и онъ также виноватъ. Но я должна сознаться, а онъ нтъ. Я теперь пойду на верхъ и останусь въ моей комнат, пока ваша мама пришлетъ за мною.
— Я велю Джэнъ принести вамъ завтракать.
— Я совсмъ не хочу завтракать, сказала Люси.
Лордъ Фонъ сказалъ матери, и лэди Фонъ пришла въ чрезвычайное недоумніе. Ея разсудокъ и чувства раздлялись между преимуществомъ Люси, какъ двушки имющей дозволеннаго жениха — это преимущество конечно существовало, но было не очень велико — и еще большимъ преимуществомъ, которымъ долженъ былъ пользоваться лордъ Фонъ, какъ мужчина, пэръ и товарищъ министра — и которое еще боле принадлежало ему, какъ глав и единственному мужчин въ фамиліи Фонъ.
Когда такой человкъ, побуждаемый сыновней обязанностью, удостоиваетъ прізжать разъ въ недлю къ матери, онъ иметъ право говорить что хочетъ и никто не долженъ противорчить ему. Конечно, у Люси есть женихъ — женихъ дозволенный, но можетъ быть это обстоятельство можетъ только уравновшивать ничтожность ея гувернантскаго званія. Лэди Фонъ разумется принуждена взять сторону сына и побранить Люси.
Люси слдуетъ побранить очень серіозно. Но было бы такъ пріятно, еслибъ Люси можно было уговорить выслушать ея брань и покончить съ этимъ, а не ухудшать дла, напирая на свой отъздъ!
— Неужели ты думаешь, что она пришла въ садъ съ намреніемъ сказать теб грубость? спросила лэди Фонъ сына.
— Нтъ,— я этого не думаю. Но характеръ у нея такой несговорчивый, и вы такъ избаловали ее здсь — я говорю, разумется, о двочкахъ — что она не уметъ сдерживать себя.
— Она просто золото, Фредерикъ.
Онъ пожалъ плечами и объявилъ, что больше ни слова объ этомъ не скажетъ. Онъ, разумется, можетъ остаться въ Лондон, пока мистеръ Грейстокъ вздумаетъ взять къ себ свою жену.
— Ты терзаешь мн сердце этими словами! воскликнула несчастная мать.— Разумется, она оставитъ нашъ домъ, если ты этого желаешь.
— Я не желаю ничего, сказалъ лордъ Фонъ:— но я не позволяю называть меня лжецомъ.
Величественно удалился онъ по коридору и слъ за завтракъ, мрачный какъ громовая туча.
Лэди Фонъ и Люси сидли другъ противъ друга въ церкви, но не говорили ни слова. Лэди Фонъ похала въ церковь въ экипаж, а Люси пошла пшкомъ, а такъ какъ Люси ушла въ свою комнату тотчасъ по возвращеніи домой, то не было возможности сказать слово. Посл завтрака Амелія пришла къ ней поговорить.
— Надо сдлать что-нибудь, Люси, сказала Амелія.
— Я полагаю.
— Разумется, мама должна видть васъ. Она не можетъ дозволить этого. Мама очень огорчена и не съла за завтракомъ ни куска.
Амелія просто хотла этимъ сказать, что ея мать не хотла взять во второй разъ ветчины, какъ она это длала всегда.
— Разумется, я пойду къ ней, какъ только она пришлетъ за мною. О!— я такъ огорчена!
— Я этому не удивляюсь, Люси. Мой братъ также огорченъ. Эти вещи огорчаютъ всхъ. Свтъ называетъ это… дурнымъ характеромъ, Люси.
— Для чего сказалъ онъ мн, что мистеръ Грейстокъ не джентльмэнъ? Я ничего не говорила больше этого.
— Вы сказали больше, Люси.
— Когда онъ сказалъ, что мистеръ Грейстокъ не джентльмэнъ, я сказала, что это неправда. Зачмъ онъ это говорилъ? Онъ знаетъ все очень хорошо. Вс это знаютъ. Разв вы находите, что онъ поступилъ благоразумно, браня его при мн, когда вы знаете, что онъ значитъ для меня? Я не могу этого переносить и не хочу. Я уду завтра, если ваша мама этого желаетъ.
Но лэди Фонъ именно этого и не желала.
— Я думаю, Люси, что вамъ слдовало бы изъявить глубокое огорченіе о томъ, что случилось.
— Вашему брату?
— Да.
— Такъ онъ опять будетъ бранить мистера Грейстока и все пойдетъ хуже прежняго. Я попрошу у лорда Фона прощенія, если онъ общаетъ не говорить, ни слова о мистер Грейсток.
— Вы не можете ожидать, чтобы онъ согласился на это, Люси.
— Я сама такъ думаю. Я знаю, что я очень дурно себя держу, но меня надо оставить въ поко. Я веду себя такъ дурно, что не могу остаться здсь. Вотъ въ чемъ все дло.
— Я боюсь, что вы горды, Люси.
— Я сама такъ думаю. Еслибъ не была такъ обязана всмъ вамъ и еслибъ не любила всхъ васъ такъ много, я гордилась бы своей гордостью — для мистера Грейстока. Только меня убиваетъ огорченіе лэди Фонъ.
Амелія оставила виновную, чувствуя, что никакой не сдлала пользы, а лэди Фонъ не видала преступницы до вечера.
Лордъ Фонъ между тмъ бродилъ по берегу рки одинъ-одинехонекъ, горюя о положеніи своихъ длъ. Несчастенъ для него былъ тотъ день, въ который онъ въ первый разъ увидалъ лэди Юстэсъ. Съ первой минуты своей помолвки съ нею онъ сдлался несчастнымъ человкомъ. Ея обращеніе съ нимъ, разсказы, слышанные имъ отъ мистрисъ Гитауэ и другихъ, угрозы Кэмпердауна относительно брилліантовъ, оскорбленія Фрэнка Грейстока убждали его, что онъ не можетъ жениться на лэди Юстэсъ. А между тмъ у него не было приличнаго способа избавиться отъ своей помолвки. Онъ былъ человкъ совстливый и его мучила мысль поступить дурно съ женщиной.
Можетъ быть, было бы трудно анализировать его мученія и ршить, насколько мученія эти происходили отъ чувства, что онъ поступаетъ дурно, и насколько отъ убжденія, что свтъ обвинитъ его въ этомъ, но то и другое терзало его.
Мученію его положили начало неотмщенныя обиды Грейстока, — а теперь ему казалось, что поведеніе этой двушки служитъ продолженіемъ тому. Свтъ уже начиналъ обращаться съ нимъ съ тмъ недостаткомъ уваженія, котораго онъ такъ опасался. Онъ зналъ, что онъ слишкомъ слабъ для борьбы противъ распространившагося мннія, что онъ поступаетъ дурно.
Есть люди, которые могутъ ходить по улиц съ спокойными лицами, засдать въ парламент, прилежно работать въ своей контор и преспокойно бывать въ свт, еслибъ даже вс говорили о нихъ дурно за-глаза. Такіе люди могутъ перенести временную клевету и почти радоваться одиночеству, въ которое она ихъ поставитъ. Лордъ Фонъ зналъ очень хорошо, что онъ не принадлежитъ къ числу такихъ людей. Онъ приписалъ бы свою слабость, можетъ быть, слишкомъ тонкой чувствительности. Знавшіе его сказали бы, что у него нтъ силы характера, а можетъ быть мужества.
Онъ помолвленъ съ этой вдовой и очень желаетъ поступить какъ слдуетъ. Онъ сказалъ, что не женится на ней, если она не отдастъ ожерелья, и очень желалъ сдержать слово. Онъ два раза былъ оскорбленъ и старался съ достоинствомъ перенесть эти оскорбленія. Ничтожная обида бдной Люси терзала его наравн съ другими боле важными обидами. Для него была ужасна дерзость смиреннаго друга его матери. Онъ даже не былъ увренъ, что его сестры не обращаются съ нимъ съ меньшимъ уваженіемъ. Онъ такъ желалъ поступить справедливо и исполнять свою обязанность въ томъ званіи, въ которомъ Богу угодно было поставить его! Во многомъ онъ сомнвался, но въ двухъ вещахъ онъ былъ совершенно увренъ — въ томъ, что Фрэнкъ Грейстокъ негодяй, а Люси Морисъ самая дерзкая двушка во всей Англіи.
— Чего ты желаешь, Фредерикъ? сказала ему мать, когда онъ воротился.
— Въ какомъ отношеніи, матушка?
— Въ отношеніи Люси Морисъ. Я еще не видала ее. Я думала, что ее лучше оставить одну пока. Я полагаю, она придетъ обдать, она приходитъ всегда.
— Я не желаю мшать обду этой двицы.
— Нтъ, — но какъ же ты встртишься съ нею? Если ты не станешь говорить съ нею, это будетъ очень непріятно. Это будетъ непріятно для всхъ насъ, но я главное думаю о теб.
— Я не желаю, чтобы кто-нибудь былъ потревоженъ ради меня.
Но еслибъ молодая двушка сошла къ обду въ немилости и еслибъ никто съ нею не говорилъ, это произвело бы успокоительное дйствіе на лорда Фона, который почувствоваль бы, что всеобщее молчаніе и скука были жертвою, принесенною въ его честь.
— Я могу, разумется, настоять, чтобы она извинилась, но если она не захочетъ, что я буду длать тогда?
— Пожалуйста, чтобы не было извиненій, матушка.
— Что же мн длать, Фредерикъ?
— По мннію Люсъ Морисъ извиниться значитъ повторять оскорбленія съ большей грубостью. Не мн предписывать, что вы должны сдлать. Если справедливо, что она помолвлена съ этимъ человкомъ…
— Конечно, справедливо.
— Тогда это ставитъ ее въ положеніе совершенно независимое отъ васъ, и я понимаю, что ея присутствіе здсь при подобныхъ обстоятельствахъ должно быть очень непріятно для насъ всхъ. Нтъ никакого сомннія, что она чувствуетъ эту независимость.
— Право, Фредерикъ, ты ее не знаешь.
— И не желаю узнать короче. Вы не можете предполагать, чтобы я желалъ короче познакомиться съ двушкой, два раза назвавшей меня лжецомъ въ вашемъ дом. Такое поведеніе очень странно, и такъ какъ наказанія не можетъ быть, то виновную слдуетъ избгать. Только такимъ образомъ подобныя вины можно наказывать. Я буду доволенъ, если вы дадите ей понять, что она не должна говорить со мною.
Бдная лэди Фонъ начала думать, что Люси справедливо говорила, что поправить вс эти непріятности можетъ только ея отъздъ. Но куда отправится она? У ней дома своего не было, она могла только зарабатывать себ хлбъ должностью гувернантки, а въ ея настоящемъ положеніи не могло быть и рчи о томъ, чтобъ она искала другого мста.
Лэди Фонъ также чувствовала, что она дала слово Грейстоку, что до будущаго года Люси останется въ замк Фонъ. Конечно, Грейстокъ былъ теперь врагомъ ея семейства, по Люси не была врагомъ и не могло быть и рчи о томъ, чтобы съ нею обращаться враждебно. Ее можно побранить, на неё можно хмуриться, на время обречь на изгнаніе — такъ чтобы вс дружескія сношенія съ нею ограничивались занятіями въ классной и конференціями въ спальной. Но ссориться съ нею — сдлать врага изъ двушки, которую вс он любили, которая была ‘просто золото’, какъ выражалась лэди Фонъ, которая сдлалась такъ дорога старушк, что лишеніе ее ихъ семейной привязанности походило бы на отсченіе члена — это было просто невозможно.
— Я полагаю, мн лучше повидаться съ нею, сказала лэди Фонъ:— у меня такая сильная головная боль.
— Вамъ не надо видться съ нею ради меня, сказалъ лордъ Фонъ.
Однако это было неизбжно и лэди Фонъ медленными шагами отправилась къ Люси въ классную.
— Люси, сказала она, садясь:— чмъ все это кончится?
Люси подошла къ ней и стала на колна у ея ногъ.
— Еслибъ вы знали, какъ я огорчена оттого, что разсердила васъ!
— Я сама огорчена, душа моя, потому что запальчивость заставила васъ сдлать неприличный поступокъ.
— Я это знаю.
— Такъ зачмъ же вамъ не обуздать вашего характера?
— Еслибъ кто-нибудь сталъ обвинять при васъ лэди Фонъ, лорда Фона или Августу, разв вы не разсердились бы? Могли ли бы вы выдержать это?
Лэди Фонъ была недальновидна, она была не умна и даже всегда неразумна, но чрезвычайно честна. Она знала, что накинулась бы на всякаго, кто въ ея присутствіи сказалъ бы такія колкія вещи о ея дтяхъ, какъ лордъ Фонъ сказалъ о Грейсток при Люси, — она знала также, что Люси имла право любить Грейстока такъ же нжно, какъ она любила своихъ сыновей и дочерей. Лордъ Фонъ въ замк Фонъ не могъ поступить дурно. Этого мннія она была принуждена крпко держаться. А между-тмъ съ Люси поступали очень жестоко. Лэди Фонъ пріискивала убдительный доводъ.
— Душа моя, сказала она:— ваша молодость должна составлять разницу.
— Разумется.
— И хотя для меня и для двушекъ вы такъ дороги, какъ только можетъ быть дорогъ другъ, и можете говорить, что хотите… Дйствительно, мы здсь и молодые, и старые живемъ такимъ образомъ, что вс можемъ говорить, что хотимъ. Но вамъ надо знать, что лордъ Фонъ совсмъ другое дло.
— Долженъ ли онъ былъ говорить при мн, что мистеръ Грейстокъ не джентльмэнъ?
— Мы, разумется, очень жалемъ, что вышла ссора. Это все виновата эта отвратительная, фальшивая женщина.
— Это такъ, лэди Фонъ. Я думала объ этомъ цлый день и совершенно убждена, что мн лучше не оставаться здсь, пока вы и ваши дочери дурно думаете о мистер Грейсток. Не для одного лорда Фона, а для всего. Я все желаю сказать что-нибудь хорошее о мистер Грейсток, а вы все дурно думаете о немъ. Вы были для меня — о, самымъ лучшимъ другомъ на свт! Почему вы обращались со мною такъ великодушно, я не понимаю.
— Потому что мы любили васъ.
— Но когда двушка общала выйти замужъ за любимаго человка, онъ долженъ быть ея лучшимъ другомъ. Не правда ли, лэди Фонъ?
Старуха наклонилась и поцловала двушку, у которой былъ любимый человкъ.
— Не неблагодарность къ вамъ заставляетъ меня такъ думать о немъ, не такъ ли?
— Конечно, душа моя.
— Такъ мн лучше ухать.
— Но куда же вы удете, Люси?
— Я посовтуюсь съ мистеромъ Грейстокомъ.
— Что можетъ онъ сдлать, Люси? Это только надлаетъ ему хлопотъ. Онъ не можетъ найти для васъ дома.
— Можетъ быть, меня возьметъ семейство декана, медленно сказала Люси.
Она очевидно много думала обо всемъ этомъ.
— Лэди Фонъ, я не буду сходить внизъ, пока здсь лордъ Фонъ, а когда онъ прідетъ — если только онъ прідетъ, пока я здсь — онъ не будетъ имть неудовольствія встрчаться со мною. Онъ можетъ быть въ этомъ увренъ. Можете сказать ему, что я не защищаюсь, только всегда буду думать, что ему не слдоало говорить при мн, что мистеръ Грейстокъ не джентльмэнъ.
Когда лэди Фонъ оставила Люси, дло было ршено въ томъ отношеніи, что Люси не просили сойти къ обду и не запретили ей искать другого дома.

Глава XXX.
НЕПРІЯТНОСТИ ГРЕЙСТОКА.

Фрэнкъ Грейстокъ остался воскресенье въ Лондон, а въ Бобсборо похалъ въ понедльникъ. Его отецъ, мать, сестра, вс знали объ его помолвк съ Люси и слышали также, что лэди Юстэсъ сдлается лэди Фонъ. Объ ожерель они слышали до сихъ-поръ очень мало, а о ссор между помолвленными не слыхали ничего. Въ дом декана сожалли объ этихъ бракахъ.
Мистрисъ Грейстокъ, мать Фрэнка, была прекраснйшая женщина, какъ мы имемъ привычку говорить о многихъ женщинахъ. Она была безкорыстна, сострадательна, нжна, то-есть женщина въ полномъ смысл слова. Но она думала, что ея сынъ Фрэнкъ съ своими преимуществами — красотою, умомъ, популярностью, мстомъ въ парламент — могъ скоре жениться на богатой наслдниц, чмъ на двочк безъ копейки за душой. Сама она, урожденная Джэксонъ, могла довольствоваться очень малымъ, но Грейстокамъ всмъ нужны были деньги. Для нихъ въ шилинг никогда не бывало боле девяти пенсовъ, еще даже мене. Они принадлежали къ такому роду, который не могъ довольствоваться умреннымъ доходомъ. Даже милый деканъ, который дйствительно былъ совстливъ относительно денегъ и почти не вызжалъ изъ Бобсборо, не могъ обойтись безъ долговъ, не смотря на вс усилія его жены. Адмиралъ, старшій братъ декана, былъ извстенъ своей несостоятельностью, а Фрэнкъ быть вылитый Грейстокъ. Онъ именно былъ такой человкъ, которому необходима богатая жена.
А его хорошенькая кузина, вдова, которая была предана ему и вышла бы за него по одному его слову, имла нсколько тысячъ годоваго дохода! Разумется, Лиззи была не такова, какъ бы ей слдовало быть,— но кто же всегда держитъ себя какъ слдуетъ? Въ одномъ отношеніи, по-крайней мр, ея поведеніе было всегда прилично. Не было никакихъ слуховъ о томъ, чтобъ у нея были любовники или чтобъ она была кокетка. Она была очень молода и Фрэнкъ могъ сформировать ее какъ хотлъ.
Разумется, сожалли много. Бдная милая Люси Морисъ была просто золото. Мистрисъ Грейстокъ готова была согласиться съ этимъ. Она была нехороша собой, — такъ по-крайней-мр говорила мистрисъ Грейстокъ. Она никакъ не хотла согласиться, чтобъ Люси была хороша собой. По ея понятіямъ Люси была существомъ довольно ничтожнымъ Она просто была гувернантка. Мистрисъ Грейстокъ объявляла дочери, что никто на свт не иметъ большаго уваженія къ гувернанткамъ, какъ она. Но гувернантка все-таки остается гувернанткой,— и для человка въ положеніи Фрэнка такой бракъ будетъ просто самоубійствомъ.
— Вамъ не надо говорить этого, мама, теперь это уже ршено, сказала Элеонора.
— Но, душа моя, иногда ршаются такія вещи, которыхъ не слдуетъ ршать, ты знаешь твоего брата.
— Фрэнкъ получаетъ большой доходъ, мама.
— А знала ли ты какого-нибудь Грейстока, который не проживалъ бы боле своего дохода?
— Я не проживаю, мама, а доходъ мой очень малъ.
— Ты Джэксонъ Фрэнкъ — Грейстокъ съ ногъ до головы. Если онъ женится на Люси Морисъ, онъ долженъ отказаться отъ парламента. Вотъ и все.
Самъ деканъ держалъ себя сдержанно и не показывалъ наклонности мшать браку сына, но чувствовалъ то же, что и жена. Онъ ни за что на свт не намекнулъ бы сыну, что хорошо было бы жениться на деньгахъ, но думалъ, что его сыну было бы хорошо пойти туда, гд деньги есть. Онъ зналъ, что Фрэнкъ тратилъ гинеи скоре, чмъ ихъ получалъ. Всю жизнь деканъ видлъ, что выходитъ изъ такой расточительности. Фрэнкъ вступилъ въ свтъ и имлъ удачу, но удача эта продолжаться не могла, если онъ не женится на богатой.
Разумется, очень сожалли, когда пришло извстіе о гибельной помолвк съ Люси Морисъ.
— Они должны ждать десять лтъ по-крайней-мр, сказала мистрисъ Грейстокъ.
— Я думалъ одно время, что онъ женится на своей кузин, сказалъ деканъ.
— Разумется, — вс такъ думали, отвтила декантша.
Фрэнкъ пріхалъ. Онъ хотлъ остаться нсколько недль — можетъ быть, мсяцъ — и для него длались большія приготовленія, но тотчасъ по прізд онъ объявилъ о необходимости вернуться въ Шотландію чрезъ десять дней.
— Вы, разумется, слышали о Лиззи? сказалъ онъ.
Они слышали, что Лиззи сдлается лэди Фонъ, больше не слыхали ничего.
— Вы знаете объ этомъ ожерель? спросилъ Фрэнкъ.
Кое-какіе слухи объ ожерель проникли даже въ спокойное Бобсборо. Тамъ знали, что вдова и душеприкащики покойнаго сэр-Флоріана спорили о какихъ-то брилліантахъ.
— Лордъ Фонъ держитъ себя въ этомъ дл самымъ гнуснымъ образомъ, продолжалъ Фрэнкъ: — и въ конц концовъ свадьбы не будетъ.
— Свадьбы не будетъ! воскликнула мистрисъ Грейстокъ.
— Кто же правъ въ дл о брилліантахъ? спросилъ деканъ.
— А!— Потрудятся юристы прежде чмъ это ршатъ. Брилліанты очень цнны, — мн сказали, что они стоятъ около десяти тысячъ фунтовъ, но большая часть этой суммы перейдетъ къ моимъ пріятелямъ адвокатамъ. Жаль, что мн самому не удастся поживиться.
— Почему же теб не удастся? спросила мать съ нжнымъ сожалніемъ — думая объ этомъ дл не такъ, какъ думалъ ея сынъ, но чувствуя, что когда онъ такъ близокъ къ богатству, то не слдовало позволять ему ускользнуть изъ его рукъ.
— Сколько я понимаю, продолжалъ Фрэнкъ: — она иметъ полное право на эти брилліанты. Я полагаю, что на нее будетъ подано прошеніе въ судъ, а это вовсе не по моей части. Она говоритъ, что мужъ подарилъ ихъ ей — прямо самъ надлъ ихъ ей на шею и сказалъ, что они принадлежатъ ей. А наслдственной вещью, какъ оказывается, эти брилліанты быть не могутъ. Я этого не зналъ, но кажется, что нельзя сдлать брилліанты наслдственной вещью. Меня удивляетъ то, что Фонъ вооружился противъ ожерелья. Онъ просто сказалъ, ей, что не женится на ней, если она не отдастъ этихъ брилліантовъ.
— А она что говоритъ?
— Сердится и бсится — какъ сдлала бы всякая другая женщина на ея мст. Я не нахожу, чтобъ она поступала дурно. Она хочетъ только довести его до повиновенія, а потомъ отказать. Я нахожу, что это справедливо. Ничто на свт теперь не заставитъ ее выйти за него.
— Любила ли она его когда-нибудь?
— Не думаю. Она находила свое положеніе хлопотливымъ и думала, что ей лучше выйти замужъ. Потомъ онъ лордъ, а это всегда значитъ что-нибудь.
— Я жалю, что у тебя столько хлопотъ, сказала мистрисъ Грейстокъ.
Но въ сущности мать не сожалла. Она не говорила себ, что сынъ ея сдлаетъ хорошо, если измнитъ Люси Морисъ для того, чтобъ жениться на своей богатой кузин, но чувствовала, что ему было бы выгодно распоряжаться большимъ доходомъ лэди Юстэсъ. ‘Не женись на деньгахъ, но ступай туда, гд деньги есть.’ Въ обыкновенномъ разговор мистрисъ Грейстокъ осуждала бы корыстолюбивый бракъ и строго отнеслась бы къ мужчин, измнившему невст. Но очень трудно примнять общія правила къ своимъ поступкамъ въ своей собственной семь, — притомъ Грейстоки были такіе странные люди!
Когда сынъ сказалъ ей, что очень скоро долженъ хать въ Шотландію, она примирилась съ его отъздомъ. Еслибъ онъ оставлялъ Бобсборо для того, чтобъ ухать къ Люси въ Ричмондъ, мать его очень огорчилась бы.
Дни проходили и ничего не говорили о бдной Люси. Мистрисъ Грейстокъ ршилась молчать. Люси поступила дурно, позволивъ полюбить себя человку, которому слдовало бы полюбить богатую невсту, и мистрисъ Грейстокъ ршилась выказать свои чувства молчаніемъ.
Деканъ не имлъ никакого опредленнаго намренія, но думалъ, что лучше не упоминать о женитьбъ сына. Самъ Фрэнкъ былъ этимъ огорченъ, съ утра до вечера, изо дня въ день, онъ не говорилъ объ этомъ ни слова. Онъ зналъ, что такъ не должно быть, что такое молчаніе вроломство для Люси, но молчалъ. Что онъ хотлъ сказать, когда, оставляя Лиззи Юстэсъ на скалахъ Портрэ — въ послднюю минуту — онъ уврилъ ее, что останется ей вренъ? А что хотла сказать Лиззи? Онъ былъ боле увренъ въ значеніи словъ Лиззи, чмъ своихъ.
— Какъ тяжело жить на свт! говорилъ онъ самъ себ въ то время, когда думалъ о своихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ.
Но когда пробылъ уже недлю въ дом декана и когда его отъздъ начиналъ уже озабочивать домашнихъ, сестра наконецъ осмлилась заговорить о Люси.
— Я полагаю, что твоя свадьба еще не ршена, Фрэнкъ.
— Еще не ршена.
— И долго не будетъ ршена?
— Не будетъ — долго.
Это онъ сказалъ тономъ непріятнымъ, даже сердитымъ. Онъ чувствовалъ, что сердиться за это было не хорошо, не только относительно сестры, но и Люси. Онъ какъ-будто показывалъ, что его женитьба непріятна для него.
— Дло въ томъ, что ничего нельзя ршить. Люси понимаетъ это такъ же хорошо, какъ и я. Мое положеніе не позволяетъ мн жениться на двушк, неимющей ничего. Можетъ быть, даже очень жаль, что мужчина не умлъ пріучить себя къ мысли полюбить богатую двушку, но такъ какъ я не могъ, то свадьбу надо отложить. Она должна остаться на своемъ мст по-крайней-мр годъ.
— Но ты намренъ видться съ нею?
— Да, я право не знаю, какъ могу видться съ нею, я поссорился съ лордомъ Фономъ, а лорда Фона мать и сестры считаютъ единственнымъ Юпитеромъ, пребывающимъ на земл.
— Я люблю ихъ за это, сказала Элеонора.
— Только это мшаетъ мн хать въ Ричмондъ,— а бдный Фонъ такой жалкій Юпитеръ!
Вотъ все, что было сказано о Люси въ Бобсборо, пока пришло письмо отъ Люси къ жениху, сообщавшее объ обстоятельствахъ ея ничтожнаго положенія въ Ричмонд. Она не разсказывала ему подробно всхъ обстоятельствъ. Она не повторила сильныхъ выраженій, употребленныхъ лордомъ Фономъ, и не объясняла, какъ разсердилась она сама.
‘Лордъ Фонъ былъ здсь, писала она: ‘и столько было непріятностей! Онъ очень сердится на васъ за лэди Юстэсъ, и разумется лэди Фонъ беретъ его сторону. Мн не нужно говорить вамъ, чью сторону я беру. Вышла, какъ выражаются слуги, маленькая ссора. Не правда ли, какъ это ужасно? Лэди Фонъ была очень добра, но въ результат выходитъ, что я не могу остаться здсь. Вы не должны предполагать, что меня выгоняютъ сейчасъ. Я останусь пока не придумаю чего-нибудь, и вс ко мн добры. Но что мн длать? Я постараюсь найти другое мсто, если вы думаете, что такъ лучше, только мн кажется, я должна буду объяснить, сколько времени могу остаться. Лэди Фонъ знаетъ, что я пишу къ вамъ о томъ, что вы находите лучшимъ.’
Получивъ это письмо, Грейстокъ. пришелъ въ сильное недоумніе. Какая дурочка Люси, но какая милая дурочка! Съ какой стати обращать вниманіе на лорда Фона? Разумется, лордъ Фонъ отзывается о немъ дурно и храбро станетъ кукарекать на своемъ собственномъ птичьемъ двор, но было бы гораздо благоразумне со стороны Люси перенести кукареканье и оставить безъ вниманія слова такого слабаго и ничтожнаго человка. Но зло было сдлано и онъ долженъ устроить какъ-нибудь бдную Люси. Еслибы онъ зналъ въ чемъ дло, то-есть, что Люси сама предложила ухать и что въ настоящее время вс дамы въ замк Фонъ — разумется въ отсутствіе лорда Фона — были принуждены простить Люси, еслибы Люси захотла быть прощенной, и прятаться когда прідетъ лордъ Фонъ — еслибы Фрэнкъ зналъ все это, онъ можетъ быть посовтовалъ бы ей остаться въ Ричмонд. Но онъ думалъ, что лэди Фонъ настаивала на отъзд Люси, и разумется въ такомъ случа Люси должна уяать. Онъ показалъ письмо сестр и спросилъ ея совта.
— Какое несчастье! сказала Элеонора.
— Да, неправда ли?
— Желала бы я знать что она сказала лорду Фону.
— Она наврно выразилась очень ясно.
— Должно быть такъ, а то ей не велли бы ухать. Это такъ не похоже на то, что я всегда слышалъ о лэди Фонъ.
— Люси очень можетъ быть упряма, если захочетъ, сказалъ ея женихъ.— Что я могу сдлать для нея? Не думаю, чтобы она могла получить другое приличное мсто.
— Если она должна быть твоей женой, я нахожу, что ей не слдуетъ поступать на другое мсто. Если это ршено… сказала Элеонора и взглянула на брата.
— Ну, что жъ тогда?
— Если ты непремнно ршился…
— Разумется, ршился.
— Такъ ей лучше пріхать сюда. А поступить опять въ гувернантки и говорить всмъ, что она чрезъ нсколько мсяцевъ будетъ твоей женой, объ этомъ не можетъ быть и рчи. Не можетъ быть рчи также и о томъ, чтобы она поступила въ домъ, не сказавъ правды. Разумется, она должна перехать сюда.
Наконецъ ршили, что Элеонора поговоритъ объ этомъ съ матерью.
Когда все это было передано мистрисъ Грейстокъ, она смирилась больше прежняго. Люси должна перехать въ домъ декана, какъ невста Фрэнка, и весь Бобсборо долженъ обращаться съ нею какъ съ его невстой. Это будетъ значить, что деканъ одобряетъ бракъ и что сама мистрисъ Грейстокъ одобряетъ его. Она знала хорошо, что не иметъ власти отказывать въ своемъ позволеніи. Фрэнкъ могъ жениться на комъ хотлъ. Когда Люси сдлается его женою, разумется, въ дом декана должны принимать ее съ распростертыми объятіями. Не было никакого сомннія въ томъ, что Люси золото, бда въ томъ, что настоящее золото, какъ оно ни гадко, только одно и было нужно Фрэнку. Матери казалось, что она примтила въ своемъ сын что-то указывавшее на возможность разорвать этотъ неблагоразумный бракъ, и если такая возможность существовала, то конечно Люси не слдовало принимать въ дом декана. Все-таки, если Фрэнкъ настоитъ на этомъ, она должна пріхать.
Но у мистрисъ Грейстокъ былъ планъ.
— О, мама! сказала Элеонора, когда этотъ планъ былъ предложенъ ей: — неужели вы не находите, что это было бы жестоко?
— Жестоко, душа моя? Нтъ, конечно, не жестоко.
— Она такъ зла!
— Ты это думаешь потому, что лэди Юстэсъ это говорила. Я не знаю, чтобы она была зла. Я считала ее, напротивъ, очень доброй женщиной.
— Вы помните, мама, что адмиралъ говорилъ о ней?
— Адмиралъ, душа моя, пытался занимать у ней деньги — онъ занималъ у всхъ — а когда она не дала ему, тогда онъ сталъ бранить ее. На бднаго адмирала нельзя полагаться въ такихъ вещахъ.
— Не думаю, чтобы Фрэнку это понравилось, сказала Элеонора.
Планъ былъ слдующій. Лэди Линлитго, которая, чрезъ своего зятя, покойнаго адмирала Грейстока, была въ родств съ семействомъ декана, объявила о своемъ желаніи взять новую компаньонку на полгода. Съ нею будутъ обращаться какъ съ благородной двушкой, но жалованья она не получитъ. За нее будутъ платить дорожныя издержки, отъ нея не будутъ требовать никакихъ обязанностей, она должна только слушать графиню и разговаривать съ нею.
— Я нахожу, что ничего не можетъ быть лучше для нея, сказала мистрисъ Грейстокъ.— Это не то, что быть гувернанткой. Она не будетъ получать жалованья.
— Я не знаю лучше ли это, мама.
— Она будетъ, какъ бы въ гостяхъ у лэди Линлитго. Это-то и составляетъ разницу, душа моя.
Элеонора была уврена, что ея братъ не захочетъ объ этомъ слышать — но онъ выслушалъ и, посл разныхъ замчаній, одобрилъ. Люси не слдуетъ уговаривать, если это ей не нравится. Съ лэди Линлитго надо будетъ условиться, что Люси можетъ оставить ее, когда хочетъ. Это должно быть приглашеніе, которое Люси можетъ принять, если желаетъ. Для Люси слдуетъ обезпечить положеніе почетной гостьи. Думали, что лучше не говорить лэди Линлитго о помолвк Люси, если она не спроситъ, — или если Люси не захочетъ ей сказать. Надо принять всевозможныя предосторожности, а потомъ Фрэнкъ долженъ одобрить.
Онъ понималъ, онъ такъ сказалъ, что Люси неудобно перехать сейчасъ въ домъ декана, потому что въ такомъ случа она должна остаться тамъ до самой свадьбы, какъ бы долго ни тянулось время.
— Можетъ быть, пройдетъ года два, сказала мать.
— Врядъ ли такъ долго, возразилъ сынъ.
— Я нахожу, что это было бы… не совсмъ пріятно… для папа, сказала мать.
Хорошо, что объ этомъ разсуждали не при декан, потому что онъ сейчасъ опровергнулъ бы слова жены. Деканъ былъ такъ близорукъ и неблагоразуменъ, что пришелъ бы въ восторгъ отъ мысли имть Люси Морисъ гостьей въ своемъ дом.
Фрэнкъ согласился на доводъ матери — и самъ устыдился себя за это. Ни Элеонора, ни ея сестры не согласились, но по необходимости должны были уступить. Мистрисъ Грейстокъ тотчасъ написала къ лэди Линлитго, а Фрэнкъ написалъ съ той же почтой къ Люси Морисъ.
‘Такъ какъ свадьба должна быть отложена на годъ, писалъ онъ: ‘мы вс здсь думаемъ, что вамъ слдуетъ повременить прізжать къ намъ. Если вамъ не нравится планъ перехать къ лэди Линлитго, скажите сейчасъ. Я не стану васъ просить сдлать что-нибудь непріятное’.
Ему очень трудно было написать это письмо. Онъ зналъ, что Люси слдуетъ тотчасъ пригласить въ Бобсборо. Онъ зналъ также, на чемъ основывается несогласіе его матери. Но могло пройти два года прежде, чмъ онъ будетъ имть возможность жениться на Люси Морисъ — а можетъ быть и три. Прилично ли ей оставаться въ дом декана на такое долгое и непреодленное время? А если помолвка будетъ такъ продолжительна, хорошо ли всмъ разглашать объ этомъ?— а объ этомъ узнаютъ вс, если Люси поселится въ дом декана. Конечно, слдуетъ взять въ соображеніе чувства его отца.
Кром того, онъ и Лиззи должны понять другъ друга относительно взаимнаго общанія въ врности, которымъ они размнялись.
Между тмъ Фрэнкъ получилъ слдующее письмо отъ Кэмпердауна:
’62, Новый Скверъ, Линкольн-Иннъ, 15 сентября 18—.‘

‘Милостивый государь.

‘Посл того, что случилось въ нашей контор намедни, мы считаемъ за лучшее сообщить вамъ, что душеприкащикъ покойнаго сэр-Флоріана Юстэса поручилъ намъ подать прошеніе въ судъ на вдову лэди Юстэсъ о возвращеніи цнныхъ брилліантовъ. Вы обяжете насъ, сообщивъ объ этомъ ея сіятельству, и можетъ быть, сообщите намъ имена повренныхъ ея сіятельства.
‘Имемъ честь быть, милостивый государь,
‘Вашими покорнйшими слугами

‘КЭМПЕРДАУНЪ И СЫНЪ.

‘Ф. Грейстоку, эсквайру Ч. П.
Чрезъ нсколько дней посл полученія этого письма Фрэнкъ отправился въ Шотландію.

Глава XXXI.
ВТОРОЙ ПРІЗДЪ ФРЭНКА ГРЕЙСТОКА ВЪ ПОРТРЭ.

На этотъ разъ Фрэнкъ Грейстокъ отправился въ Портрэ съ намреніемъ остановиться въ замк на то короткое время, которое онъ останется въ Шотландіи. Онъ халъ туда по длу кузины — не для охоты за тетеревами или другихъ удовольствій, и намревался остаться очень короткое время — можетъ быть, только одну ночь. Его кузина, сверхъ того, говорила, что у ней будутъ гости, и въ такомъ случа въ его поступк никакого неприличія не будетъ.
А будутъ у ней гости, или не будутъ, какую разницу это можетъ сдлать? Гауранъ уже видлъ то, что можно было видть, и сдлалъ все зло, какое можно было сдлать. Онъ могъ, если хотлъ, распустить слухи въ окрестностяхъ и можетъ быть, даже сообщить о томъ, что онъ видлъ, юстэсовской партіи — Джону Юстэсу, Кэмпердауну и лорду Фону. Это зло, если только это зло, слдуетъ принимать съ ршительнымъ равнодушіемъ. Фрэнкъ прямо отправился въ замокъ и былъ принятъ спокойно, но очень любезно кузиной Лиззи.
Въ Портрэ не было гостей, но очень извстная женщина, мистрисъ Карбункль, съ племянницей мисъ Ронокъ, недавно ухали, также же какъ и извстный вельможа лордъ Джорджъ де-Брюсъ Карутерсъ. Лордъ Джорджъ и мистрисъ Карбункль часто видлись другъ съ другомъ, хотя, какъ всмъ было извстно, между ними не было ничего, кром самой простой дружбы.
Былъ тамъ также сэр-Грифинъ Тьюитъ, молодой баронетъ, влюбленный, какъ предполагали, въ великолпную красавицу Лучинду Ронокъ. Объ этихъ знатныхъ друзьяхъ — съ которыми Лиззи познакомилась въ Лондон — мы ничего не будемъ говорить пока, такъ какъ ихъ не было въ замк, когда пріхалъ Фрэнкъ. Когда онъ пріхалъ, по умышленному ли плану, или по случайнымъ обстоятельствамъ, у Лиззи въ Портрэ никого не было — кром врной мисъ Мэкнёльти.
— Я думалъ, что найду у васъ всхъ гостей, сказалъ Фрэнкъ — онъ говорилъ это въ присутствіи врной Мэкнёльти.
— У насъ были гости, но только на два дня. Они опять прідутъ въ ноябр. Вы охотитесь — не такъ ли, Фрэнкъ?
— У меня нтъ времени для охоты. Вы зачмъ спрашиваете?
— Я буду здить на охоту. Это далеко отсюда, миль десять или двнадцать, но здсь почти вс охотятся. Мистрисъ Карбункль опять прідетъ, а лучше ея никто въ Англіи не охотится,— и лордъ Джорджъ опять будетъ.
— Кто этотъ лордъ Джорджъ?
— Вы помните лорда Джорджа Карутерса, котораго мы вс знали въ Лондон.
— Какъ! высокій мужчина съ впалыми глазами и огромными усами, жизнь котораго составляетъ тайну для всхъ? Онъ будетъ у васъ?
— Онъ мн правится именно потому, что не похожъ ни на кого. И сэр-Грифинъ Тьюитъ будетъ.
— Который похожъ на всхъ.
— Ну,— да, бдный сэр-Грифинъ! Дло въ томъ, что онъ страстно влюбленъ въ племянницу мистрисъ Карбункль.
— Не длайтесь свахой, Лиззи, сказалъ Фрэнкъ.— Мы вс согласны въ томъ, что сэр-Грифинъ дуракъ, но я нахожу, что у него достаетъ ума съ весьма малыми средствами выдавать себя за богача. Онъ въ ссор съ матерью, съ сестрами и съ младшимъ братомъ.
— Будь онъ даже въ ссор съ бабушкой, для меня это не значитъ ничего, Фрэнкъ. О Лучинд можетъ заботиться ея тетка, а сэр-Грифинъ прідетъ съ лордомъ Джорджемъ.
— Неужели вы снабдите всхъ ихъ лошадьми, Лиззи?
— Ну не всхъ. Лордъ Джорджъ и Сэр-Грифинъ держатъ своихъ лошадей въ Трун, Кильмарнок, или не знаю, гд-то тамъ. Дамы приведутъ по дв лошади, и у меня будутъ дв.
— А экипажныя лошади?
— Экипажныя лошади разумется здсь.
— Это все будетъ стоить вамъ очень дорого, Лиззи.
— Я тоже это говорю, сказала мисъ Мэкнёльти.
— Живя здсь, я не истратила даже шилинга въ два мсяца, сказала Лиззи:— все изъ экономіи, а между тмъ думаю, будто нтъ вдовы такой богатой какъ я. Конечно, средства мои позволяютъ мн принимать немногихъ друзей одинъ мсяцъ въ году. Если я увижу, что средства мои не позволяютъ мн этого, я отдамъ замокъ внаймы, а сама поду за-границу. Moжно ли предполагать, чтобы женщина заперлась здсь на шесть или на восемь мсяцевъ и все время не видлась ни съ кмъ?
Въ день прізда Фрэнка ни слова не было сказано ни объ ожерель, ни о лорд Фон, ни о взаимномъ обязательств, данномъ на скалахъ.
Фрэнкъ передъ обдомъ пошелъ посмотрть, какъ все идетъ и не обманываютъ ли вдову ея подчиненные. Притомъ ему любопытно было разузнать кое-что о такомъ дл, относительно котораго его любопытство было скоро удовлетворено.
Только-что онъ дошелъ до зданій, находившихся за огородомъ по дорог въ лсъ, какъ встртился съ Анди Гаураномъ. Врный слуга фамиліи Юстэсъ поднесъ руку къ шляп и замахалъ головой, а потомъ молча и съ возобновленнымъ прилежаніемъ обратился къ работ, которою онъ занимался. Калитка дворика, на которомъ находился коровій хлвъ, снялась съ петли и Анди вбивалъ столбъ и укрплялъ заборъ. Фрэнкъ постоялъ съ минуту, посмотрлъ на его работу, а потомъ спросилъ объ его здоровь.
— Мн некогда заботиться о своемъ здоровь, мистеръ Грейстокъ.
Фрэнкъ сказалъ, что онъ жалетъ о разстройств здоровья мистера Гаурана, и прошелъ мимо. Ему неприлично было упоминать о той маленькой сцен, въ которой Гауранъ велъ себя такъ дурно и кивалъ головой. Если лэди Юстэсъ простила дурное поведеніе Гаурана, то чмъ мене говорить объ этомъ, тмъ лучше.
Потомъ Фрэнкъ пошелъ по лсу и убдился, что заботливое усердіе Гаурана не уменьшилось оттого, что онъ не одобрялъ поведенія своей госпожи. Заборы были поправлены въ отсутствіе Фрэнка, дорога или тропинка, гд возили лсъ, который лэди Юстэсъ имла право вырубить зимою, была вымощена камнями.
Фрэнкъ ни на минуту не оставался наедин съ кузиной въ этотъ вечеръ, но объ ожерель разсуждали подробно въ присутствіи мисъ Мэкнёльти.
— Разумется, оно мое, настаивала лэди Юстэсъ:— и я могу длать съ нимъ, что хочу. Если они будутъ дйствовать со мною такимъ образомъ, то я пожалуй продамъ его за что-нибудь — только для того, чтобъ доказать, что я могу это сдлать. Я почти ршилась продать, а потомъ пошлю имъ деньги и велю отложить ихъ для моего маленькаго Флори. Не правда ли, что это будетъ имъ подломъ, Фрэнкъ?
— Я бы этого не сдлалъ, Лиззи.
— Почему же? Вы всегда говорите мн, чего я не должна длать, а никогда не скажете, что должна.
— Это потому что я благоразуменъ и остороженъ. Если вы будете стараться продать брилліанты, васъ могутъ остановить, а потомъ не поврятъ вашему великодушному намренію.
— Васъ не могутъ остановить, когда вы вздумаете продать это кольцо?
Кольцо подарила ему Люси посл помолвки, это былъ ея единственный подарокъ, купленный на заработанныя ею деньги, и она сама надла его на палецъ Фрэнку. Случайно или умышленно Фрэнкъ не носилъ его, когда прежде былъ въ Портрэ, и Лиззи тотчасъ замтила, что этой вещи она прежде не видала. Она знала хорошо, что Фрэнкъ не купитъ такого кольца. Кто подарилъ ему это кольцо? Фрэнкъ почти покраснлъ, посмотрвъ на эту вещицу, и Лиззи была уврена, что она подарена ему этимъ хитрымъ, пронырливымъ существомъ, Люси.
— Дайте мн взглянуть на это кольцо, сказала она.— Никто не вздумаетъ остановить васъ, если вы захотите продать его мн.
— Маленькія вещицы всегда мене хлопотливы, чмъ большія, сказалъ онъ,
— Что оно стоитъ? спросила Лиззи.
— Оно не продается, Лиззи. Ваши брилліанты тоже продаваться не должны. Вы должны предоставить имъ начать судебное преслдованіе, если они хотятъ, и довольствоваться тмъ, чтобъ защищать вашу собственность. Посл этого вы можете поступить какъ хотите, но сохраните брилліанты въ цлости, пока дло не ршено. Будь на вашемъ мст, я отдалъ бы ихъ банкирамъ.
— Да, — а потомъ, когда я потребую ихъ назадъ, мн отвтятъ, что ихъ нельзя отдать мн по запрещенію мистера Кэмпердауна или лорда-канцлера. Какая польза держать вещь подъ замкомъ? Вы носите ваше кольцо — почему же мн не носить мое ожерелье?
— Я ничего не имю сказать противъ этого.
— Впрочемъ, я не дорожу подобными вещами, не такъ ли, Джулія?
— Мн кажется, что эти вещи вс дамы любятъ, сказала глупйшая и упрямйшая изъ всхъ смиренныхъ пріятельницъ, мисъ Мэкнёльти.
— Я вовсе ихъ не люблю и вы это знаете. Я ихъ ненавижу. Они составили несчастье моей жизни. О, какъ они мучатъ меня! Даже, когда я сплю, они снятся мн, и я все думаю, что ихъ украдутъ. Они не дали мн ни одной минуты счастья. Когда надваю ихъ, я всегда боюсь, что Кэмпердаунъ и сынъ схватятъ ихъ сзади. Я слишкомъ хорошо думаю о себ, чтобъ предположить, будто по милости ожерелья обо мн станутъ думать лучше. Единственную пользу сдлали мн эти брилліанты въ томъ отношеніи, что спасли меня отъ человка, который никогда меня не любилъ. Но они мои — и поэтому я хочу оставить ихъ у себя. Хотя я женщина, я понимаю мои права и буду защищать ихъ. Если вы говорите, что я не должна продавать ихъ, Фрэнкъ, я сохраню ихъ, но стану носить ихъ такъ же, какъ вы носите на вашемъ пальц этотъ залогъ любви. Никто не увидитъ ихъ безъ меня. Я стану надвать ихъ запросто на чай ко всякой старух. Мистеръ Джонъ Юстэсъ обвиняетъ меня въ томъ, что я украла ихъ.
— Кажется, Джонъ Юстэсъ не говорилъ о нихъ ни слова, сказалъ Фрэнкъ.
— Ну, такъ мистеръ Кэмпердаунъ — словомъ, люди, называющіе себя опекунами и покровителями моего сына, какъ-будто я не самая, лучшая его опекунша и покровительница. Я покажу имъ, по-крайней-мр, что своей добычи не стыжусь. Я не вижу, зачмъ мн запирать ихъ въ какой-нибудь грязный старый банкъ. Почему вы не пошлете въ банкъ ваше кольцо?
Фрэнкъ не могъ не чувствовать, что она говорила все это очень хорошо. Во-первыхъ, она очень мило обнаруживала свое полунасмшливое негодованіе. Хотя она употребляла нсколько сильныя выраженія, она длала это съ такимъ видомъ, который изглаживалъ впечатлніе пошлости и запальчивости. И хотя негодованіе было отчасти насмшливо, оно было также отчасти дйствительно, а мужество и энергія Лиззи были привлекательны.
Грейстокъ наконецъ пріучилъ себя къ мысли, что Кэмпердаунъ не имлъ права предъявлять свое требованіе, и что вслдствіе этого несправедливаго требованія съ Лиззи Юстэсъ поступаютъ дурно.
— Видли вы это яблоко раздора, спросила Лиззи:— эту прекрасную Елену, за которую дерутся греки и римляне?
— Я никогда не видалъ ожерелья, если вы говорите о немъ.
— Я принесу его. Вамъ надо его видть, вамъ приходится говорить о немъ такъ часто.
— Не могу ли принести его я? спросила мисъ Мэкнёльти.
— Боже великій! какъ можно предполагать, чтобъ я держала это ожерелье мене чмъ подъ семью ключами и что у него можетъ быть замокъ, который кто-нибудь можетъ отворить кром меня?
— Гд же эти семь ключей? спросилъ Фрэнкъ.
— Близъ моего сердца, сказала Лиззи, приложивъ руку къ лвому боку: — когда я сплю, ключи висятъ на моей ше въ сумочк, а сумочка постоянно сжата въ моей рук. А подъ изголовьемъ у меня лежитъ ножъ, приготовленный для мистера Кэмпердауна, если онъ явится за брилліантами.
Она выбжала изъ комнаты и чрезъ дв минуты явилась съ ожерельемъ на ше. Этой поспшностью она хотла показать, что разсказъ о замкахъ и ключахъ ожерелья шутка и что съ уборомъ, какъ онъ ни цненъ, она обращается такъ же равнодушно, какъ съ самой простой женской бездлушкой. Въ эти дв минуты она успла однако отпереть тяжелый желзный сундукъ, который всегда стоялъ подъ ея кроватью.
— Вотъ! сказала она, швырнувъ ожерелье чрезъ столъ Фрэкку, такъ что онъ едва усплъ подхватить его.— Говорятъ, что они стоятъ десять тысячъ. Можетъ быть, вы мн не поврите, когда я скажу, что мн было бы очень пріятно швырнуть ихъ въ синія волны, еслибъ я не думала, что Кэмпердаунъ и сынъ вытащутъ ихъ.
Фрэнкъ разложилъ ожерелье на стол и нагнулся разсмотрть его, между тмъ какъ мисъ Мэкнёльти подошла поглядть чрезъ его плечо.
— И это стоитъ десять тысячъ? сказалъ онъ.
— Такъ говорятъ.
— И вашъ мужъ подарилъ ихъ вамъ, какъ другой даритъ вещь стоющую десять шилинговъ!
— Точно такъ, какъ Люси Морисъ подарила вамъ это кольцо.
Фрэнкъ улыбнулся, но оставилъ безъ вниманія это замчаніе.
— Я такой бдный человкъ, сказалъ онъ: — что эта нитка, которую вы швыряете какъ игрушку, составила бы мое состояніе.
— Возьмите и составьте себ состояніе, сказала Лиззи.
— Для меня кажется ужасно держать въ рукахъ вещь такой громадной цнности, сказала мисъ Мэкнёльти, приподнявъ ожерелье со стола: — на это можно бы купить помстье, не правда ли?
— На это многія женщины могли бы купить мужа, сказала Лиззи: — но на меня они не производятъ такого дйствія, не правда ли, Фрэнкъ?
— Вы употребляли ихъ до-сихъ-поръ не съ этой цлью.
— Хотите взять ихъ, Фрэнкъ? сказала Лиззи: — возьмите со всми ихъ затрудненіями и заботами. Возьмите ихъ со всей тяжестью судебнаго преслдованія господъ Кэмпердауновъ. Это будетъ для меня такъ пріятно, какъ пріятны цвты въ ма.
— Затрудненія слишкомъ тяжелы, сказалъ Фрэнкъ.
— Вы предпочитаете колечко.
— Гораздо больше.
— Я не сомнваюсь, что вы правы, сказала Лиззи: — кто боится подняться, тотъ не упадетъ. Но полюбуйтесь на нихъ, они останутся здсь на цлый вечеръ.
Говоря такимъ образомъ, она надла ожерелье на шею мисъ Мэкнёльти.
— Какъ вы чувствуете себя, Джулія, съ помстьемъ на ше? Пятьсотъ десятинъ по двадцати фунтовъ десятина. Назовемъ это годовымъ доходомъ въ пятьсотъ фунтовъ. Вотъ оно что!
По лицу мисъ Мекнёльти можно было подумать, будто это ей не нравится, но она осталась нсколько времени съ этой драгоцнной ношей, пока Фрэнкъ объяснялъ кузин, что врядъ ли земля можетъ ей дать пять процентовъ.
Потомъ брилліанты были сняты и положены на столъ, и лэди Юстэсъ взяла ихъ съ собою, когда пошла спать.
— Я похожа на какого-нибудь негоднаго человка въ ‘Тысяч одна ночь’, сказала она:— у котораго есть сокровище, вчно вводящее его въ хлопоты, но онъ не можетъ отвязаться отъ него, потому что ему подарилъ его какой-нибудь духъ. Наконецъ въ одно утро сокровище превратится въ булыжникъ, а онъ долженъ пойти въ водовозы, а тамъ сдлается счастливъ и женится на дочери короля. Какой королевскій сынъ найдется для меня, когда эти брилліанты превратятся въ булыжникъ? Спокойной ночи, Фрэнкъ!
Она ушла съ брилліантами и съ свчой.
На слдующій день Фрэнкъ предложилъ вести дловой разговоръ.
— Это значитъ, что я должна сидть молча и смирно, пока вы будете читать мн нравоученія, сказала Лиззи.
Но она покорилась и они вмст пошли въ маленькую гостиную, выходившую на море — ту комнату, гд Лиззи держала Шелли и Байрона, занималась музыкой и акварельной живописью, а иногда мечтала о Корсар.
— Скажите же мн, мой важный Менторъ, какъ долженъ поступить бдный, несвдущій Телемакъ женскаго рода, чтобъ свтъ не затопталъ его слишкомъ жестоко.
Фрэнкъ сначала разсказалъ ей, что произошло между нимъ и лордомъ Фономъ, и посовтовалъ написать этому несчастному вельмож, возвратить подарки, какіе она получила отъ него, и выразить съ кроткимъ, но понятнымъ сарказмомъ сожалніе, зачмъ они сошлись.
— Я приготовляю для его сіятельства кое-что похуже этого, сказала Лиззи.
— Вы говорите о личномъ свиданіи?
— Конечно.
— Мн кажется, вы ошибаетесь, Лиззи.
— Разумется, вамъ это кажется. Мужчины сдлались теперь такъ нжны, что не смютъ даже думать о наказаніи тхъ, кто поступаетъ дурно, и надются, что женщины будутъ еще нжне и еще снисходительне ихъ. Со мною поступили дурно.
— Это правда.
— И я хочу отмстить. Послушайте, Фрэнкъ, если вы смотрите на эти вещи не такъ, какъ я, перестанемъ говорить объ этомъ. Изъ всхъ существъ на свт вы для меня теперь важне всхъ. Можетъ быть, и прежде никто не былъ мн такъ дорогъ, какъ вы. Но даже для васъ я не могу измнить мою натуру. Даже для васъ я не захотла бы измнить ее, еслибъ и могла… Этотъ человкъ оскорбилъ меня, и вс объ этомъ знаютъ. Я хочу ему отмстить, и вс объ этомъ узнаютъ. Я поступила дурно — я это чувствую.
— Въ какомъ отношеніи дурно?
— Я сказала человку, котораго не любила, что выйду за него. Богу извстно, какъ я была наказана.
— Можетъ быть, Лиззи, это лучше.
— Гораздо лучше. Я скажу вамъ теперь, что никакъ не могла бы принудить себя пойти въ церковь внчаться съ этимъ человкомъ. Я могла бы внчаться съ человкомъ, котораго не люблю, но не съ тмъ, котораго я презираю.
— Стало быть, вы спаслись отъ большого несчастья.
— Да, — но тмъ не мене онъ оскорбилъ меня, онъ отказывается отъ меня не оттого, что презираетъ меня — даже и не оттого, что думаетъ, будто я взяла вещь мн непринадлежащую.
— Такъ отъ чего же?
— Онъ боится, что свтъ скажетъ, будто я это сдлала. Бдное ничтожное существо! Но онъ будетъ наказанъ.
— Я не знаю, какъ вы можете наказать его.
— Предоставьте это мн. Мн предстоитъ другое дло потрудне.
Она помолчала, взглянула на Фрэнка, а потомъ потупила глаза въ землю. Онъ не сказалъ ничего и она продолжала:
— Я должна извиниться предъ вами въ томъ, что приняла его предложеніе.
— Я никогда васъ не осуждалъ.
— Не на словахъ. Какъ вы могли это сдлать? Но если вы не осуждали меня въ сердц, я презираю васъ. Я знаю, что вы презирали меня. Я видла это по вашимъ глазамъ, когда вы совтовали мн или принять предложеніе этого жалкаго человка, или бросить его. Выскажитесь откровенно какъ мужчина. Не такъ ли?
— Я никогда не думалъ, что вы любите его.
— Люблю его! За что можетъ женщина его любить? Разв онъ не жалкая палка — кусокъ сухого дерева, годный для столба, если женщин нуженъ столбъ? Мн тогда такъ нуженъ былъ столбъ!
— Я не вижу почему.
— Вы не видите?
— Право нтъ. Очень естественно, что вы имли желаніе опять выйти замужъ.
— Очень естественно, что я должна была имть желаніе опять выйти замужъ! Только-то? Иногда трудно понять, тупъ мужчина или лицемритъ такъ отлично, что кажется тупымъ. Я никакъ не могу представить себ, чтобъ вы были тупы, Фрэнкъ.
— Стало быть, я долженъ быть отличный лицемръ.
— Вы думали, что я приняла предложеніе лорда Фона потому что очень естественно опять желала выйти замужъ! Фрэнкъ, вы не думали ничего подобнаго. Я приняла его предложеніе въ гнв, съ горя, съ отчаянія, потому что ожидала вашего предложенія — а вы не предлагали мн.
Она бросилась на кресло и смотрла на Фрэнка.
— Вы сказали мн, что обратитесь ко мн, а держались поодаль. Это васъ, Фрэнкъ, я желала наказать тогда — но въ этомъ не было наказанія для васъ. Когда это будетъ, Фрэнкъ?
— Что такое? спросилъ онъ тихимъ голосомъ, почти остолбенвъ.
Какъ ему прекратить этотъ разговоръ и что онъ долженъ ей сказать?
— Ваша свадьба съ этой хитрой штучкой, которая подарила вамъ кольцо — этимъ жеманнымъ образцомъ женскаго приличія, у котораго достало смысла убдить васъ, что ея нравственности будетъ достаточно для вашего счастья.
— Я не хочу, чтобъ Люси Морисъ бранили при мн, Лиззи.
— Разв это брань? Разв брань говорить, что она нравственна и прилична? Но, сэръ, я буду ее бранить. Я знаю, какова она, а ваши глаза закрыты. Она благоразумна, нравственна, благопристойна и жеманна, но она лицемрка и въ ея организм нтъ сердца. Не бранить ее, когда она отняла отъ меня все… все… все, что было у меня на свт! Ступайте къ ней. Право лучше ступайте тотчасъ. Я не имла намренія говорить вамъ всего этого, но высказалась, и вы должны оставить меня. Я не умю лицемрить — я очень желала бы умть.
Онъ всталъ, подошелъ къ ней и хотлъ взять ея руку, но она вырвалась отъ него.
— Нтъ! сказала она: — никогда, никогда этого не дозволю, если вы не скажете мн, что останетесь врны общанію, которое вы дали мн на берегу. Правду или ложь говорили вы, сэръ?
— Лиззи, не употребляйте со мною такихъ словъ.
— Я не могу придумывать отборныхъ словъ, когда все вокругъ меня вертится и мозгъ горитъ. Что мн до моихъ словъ? Скажите мн одно слово, и пока жива, я буду произносить только такія слова, которыя могутъ сдлать вамъ удовольствіе. Если вы не можете сказать это слово, для меня все-равно, что вы или другіе будете думать о моихъ словахъ. Вы знаете мою тайну, и мн все равно, кто бы ни узналъ ее другой. Во всякомъ случа я могу умереть!
Она замолчала, а потомъ величественно вышла изъ комнаты.
Въ этотъ день Фрэнкъ долго гулялъ одинъ по горамъ, онъ дошелъ почти до Котэджа и опять вернулся, и ему сказали, что лэди Юстэсъ нездорова и легла въ постель.
Лиззи не пришла также къ обду. Фрэнкъ обдалъ съ мисъ Мэкнёльти и провелъ наедин съ нею весь вечеръ.
Фрэнкъ ршилъ во время прогулки, что онъ удетъ изъ Портрэ на слдующій день, но онъ не ршился ни на что другое. Въ одномъ только онъ былъ убжденъ — онъ помолвленъ съ Люси Морисъ и долженъ остаться вренъ ей. Его кузина была очаровательна — и никогда не казалась она такъ прелестна, какъ въ ту минуту, когда сознавалась ему въ любви. Онъ удивлялся и восхищался ея мужествомъ, ея энергичнымъ выраженіемъ, ея силою. Онъ не могъ забыть, какъ полезенъ былъ бы ему ея доходъ. И вдобавокъ къ этому присоединилось нехорошее чувство — мысли совершенно противорчившія тмъ добрымъ мыслямъ, которыя побудили его написать Люси Морисъ предложеніе сдлаться его женой — мысли, что такой женщин, какъ его кузина Лиззи, приличне быть женой человка, брошеннаго какъ онъ въ свтъ, чмъ такой милой, тихой, скромной двушк, какъ Люси Морисъ. Но онъ помолвленъ съ Люси Морисъ и, слдовательно, ничего не подлаешь.
На слдующее утро онъ послалъ спросить кузину, увидится ли съ нею передъ отъздомъ. Ему все-таки было необходимо знать, какихъ повренныхъ выберетъ она, если Кэмпердаунъ выполнить свою угрозу и подастъ на нее прошенія въ судъ. Въ своей записк онъ предлагалъ ей передать это дло въ руки Таунсенда, его друга.
Онъ получилъ въ отвтъ лоскутокъ бумажки, старый конвертъ, на которомъ были написаны имена Маубрэя и Мопуса широкимъ, размашистымъ почеркомъ и карандашомъ. Фрэнкъ сунулъ въ карманъ эту бумажку, чувствуя, что не можетъ спорить съ Лиззи въ эту минуту, и хотлъ хать, когда пришли сказать, что лэди Юстэсъ все еще нездорова, но встала, и если это не обезпокоитъ его, то увидится съ нимъ передъ отъздомъ.
Онъ пошелъ за посланнымъ въ ту же маленькую комнатку, выходившую на море, и нашелъ тамъ Лиззи въ блой блуз и съ распущенными волосами. Глаза ея были красны отъ слезъ, а лицо блдное, осунувшееся и плачевное.
— Мн очень жаль, что вы больны, Лиззи, сказалъ онъ.
— Да, я больна,— иногда бываю даже очень больна, но что за бда? Я послала за вами, Фрэнкъ, не за тмъ, чтобъ говорить о такихъ пошлостяхъ. Я должна просить васъ объ одной милости.
— Разумется, я соглашусь на все.
— Простите мое вчерашнее поведеніе.
— О, Лиззи!
— Скажите, что вы прощаете меня. Скажите!
— Какъ я могу прощать то, въ чемъ не было вины?
— Вина была: Скажите, что вы прощаете меня.
Она топнула ногою, прося прощенія.
— Я прощаю васъ, сказалъ онъ.
— А теперь прощайте!
Она бросилась къ нему на грудь и поцловала его.
— Теперь ступайте, сказала она: — и не прізжайте боле ко мн, если не хотите, чтобъ я сошла съ ума. Да благословитъ васъ Всемогущій Господь и сдлаетъ васъ счастливымъ!
Произнеся эту молитву, она отворила дверь, и ему больше ничего не оставалось какъ уйти.

Глава XXXII.
МИСТЕРЪ И МИСТРИСЪ ГИТАУЭ ВЪ ШОТЛАНДІИ.

Многіе здятъ въ Шоландію осенью. Когда осенью вы можете располагать свободнымъ временемъ, ничего не можетъ быть аристократичне, какъ хать въ Шотландію. Герцоговъ тамъ больше чмъ въ Пэль-Мэл, и вы встртите графа или по-крайней-мр лорда на каждой гор. Разумется, если вы просто путешествуете изъ гостинницы въ гостинницу и нтъ у васъ собственнаго пріюта или знатнаго знакомаго, вы не очень наслаждаетесь удовольствіями, но хать въ Шотландію въ август и оставаться тамъ, можетъ быть, до конца сентября, самый врный шагъ къ осеннему аристократизму. Швейцарія и Тироль, даже Италія, вс пахнутъ Кукомъ и въ тхъ прелестныхъ земляхъ вы подвергаетесь, по-крайней-мр, подозрнію.
Никто такъ не цнилъ обязанности держаться лучшей стороны общества, какъ мистеръ и мистрисъ Гитауэ на Варвикскомъ сквэр. Мистеръ Гитауэ былъ предсдателемъ аппеляціонной палаты по гражданскимъ дламъ и очень хорошо понималъ, что предсдатель предсдателю рознь. Онъ могъ назвать вамъ трехъ, четырехъ человкъ, занимавшихъ офиціальныя мста съ такимъ точно жалованьемъ, какъ то, которое онъ получалъ,— это жалованье, какъ онъ часто говорилъ, было совершенно ничтожно, какія-то жалкія дв тысячи фунтовъ въ годъ, меньше даже чмъ пріобртаетъ какой-нибудь мелкій лавочникъ — но это просто были главные клэрки и больше ничего. Никто ничего не зналъ о нихъ. Именъ у нихъ не было. Вы не встрчали ихъ нигд. Министры никогда о нихъ не слыхали и никто не совтывался съ ними въ ихъ собственныхъ департаментахъ. Но есть и другіе, и Гитауэ вполн сознавалъ, что онъ принадлежитъ къ ихъ числу, которые движутся совсмъ въ другой сфер. Одинъ министръ часто спрашивалъ другого, совтовались ли съ Гитауэ объ этой или другой мр, — такъ по-крайней-мр Гитауэ имли привычку говорить. Имена мистера и мистрисъ Гитауэ постоянно стояли въ газетахъ. Ихъ приглашали на вечера къ первымъ министрамъ. Ихъ видли на модныхъ собраніяхъ. Они бывали въ концертахъ въ Букингамскомъ дворц. Разъ въ готъ они давали обдъ, о которомъ упоминалось въ газет Утренняя Почта. Въ такихъ случаяхъ по-крайней-мр одинъ министръ всегда украшалъ ихъ столъ.
Словомъ, мистеръ Гитауэ, какъ предсдатель аппеляціонной палаты по гражданскимъ дламъ, былъ важное лицо, а мистрисъ Гитауэ, какъ его жена и сестра пэра, также была особа важная. Читатель вспомнитъ, что мистрисъ Гитауэ до замужства называлась Фонъ.
То счастливое положеніе, котораго достигъ Гитауэ, имло одну непріятную сторону — оно требовало извстной затраты. Никто не долженъ воображать, что можетъ сдлаться важнымъ лицомъ, не заплативъ за эту честь, если только онъ не пасторъ. Когда вы дете въ концертъ въ Букингамскій дворецъ, вы ничего не платите за вашъ билетъ, это правда, а министръ, обдающій у васъ, стъ и пьетъ не больше вашего стараго пріятеля Джонса, стряпчаго. Но какимъ-то вкрадчивымъ, непредвидннымъ образомъ, который понимается только посл большой опытности, эта модная роскошь составляетъ большую тяжесть для скромнаго дохода.
Мистрисъ Гитауэ знала это очень хорошо, имя большую опытность, и храбро вела борьбу. Доходъ мистера Гитауэ былъ очень скроменъ. Онъ имлъ нсколько тысячъ фунтовъ, когда женился, а его Клара принесла ему очень скромную сумму — полторы тысячи. Кром этого, жалкое жалованье — даже мене дохода какого-нибудь лавочника — составляло все ихъ состояніе. Домъ на Варвикскомъ сквэр они благоразумно купили, когда женились — въ то время дома на Варвикскомъ сквэр были дешевле, чмъ теперь — и вели свою борьбу съ успхомъ.
Но съ двумя тысячами въ годъ не далеко удешь на Варвикскомъ сквэр, даже если наемъ квартиры вамъ не стоитъ ничего, если у васъ семья и необходимо держать экипажъ. Изъ этого выходило то, что когда мистеръ и мистрисъ Гитауэ здили въ Шотландію, а это они старались длать каждый годъ, для нихъ было очень важно проводить свое аристократическое свободное время въ гостяхъ у какого-нибудь аристократическаго знакомаго.
Они такъ хорошо вели свою игру въ этомъ отношеніи, что рдко имли неудачу. Въ одномъ году они были гостями какого-то знатнаго маркиза, жительствовавшаго далеко на свер, и годъ этотъ былъ самый великолпный. Говорить о Стакалан было такъ чудесно. Но въ томъ году мистеръ Гитауэ былъ очень полезенъ въ Лондон.
Посл того они гостили въ восхитительныхъ охотничьихъ домикахъ въ Росс и Инвернесшир, постили милліонера въ его дворц среди Аргайльскихъ горъ, были угощаемы на западномъ остров, скучали у какой-то старой вдовы въ Денди и переносили общество лотіанскаго лэрда. Но почти всегда имъ удавалось, и Гитауэ были всегда извстны какъ люди, здившіе въ Шотландію. Онъ могъ справиться съ ружьемъ и былъ на столько искусенъ, что никогда не подстрливалъ смотрителя. Она могла читать вслухъ, порядочно играть на домашнемъ театр, умла разговаривать и молчать, и какъ бы ни были знатны хозяева, она никогда ихъ не безпокоила тмъ, что имла видъ не принадлежать къ ихъ кругу и поэтому требовать особеннаго вниманія.
На этотъ разъ мистеръ и мистрисъ Гитауэ гостили у старой лэди Пьерпойнтъ въ Думфрис. Въ пользу лэди Пьерпойнтъ ничего не говорило, кром того, что у ней былъ большой домъ и хорошій доходъ и что она любила приглашать къ себ извстныхъ лицъ. Лэди Пьерпойнтъ такъ была далека отъ гитауэскаго свта, что мистрисъ Гитауэ сочла себя обязанной объяснить своимъ друзьямъ, что она принуждена хать въ замокъ Думдумъ по старой дружб. Милая старушка лэди Пьерпойнтъ постоянно проситъ ихъ объ этомъ уже десять лтъ. Выгода для мистрисъ Гитауэ состояла въ томъ, что Думфриширъ близъ Айршира, что Думдумъ не очень далеко — миль двадцать или тридцать — отъ Портрэ и что она можетъ узнать что-нибудь о томъ, какъ Лиззи Юстэсъ поживаетъ въ своемъ деревенскомъ дом.
Гитауэ ухали въ конц августа, чтобы остаться цлый мсяцъ у лэди Пьерпойнтъ. Гитауэ часто объяснялъ это нарушеніе свтскихъ обычаевъ — въ томъ отношеніи, что онъ остался въ Лондон три недли посл прекращенія засданій парламента — особенными длами въ апеляціонной палат въ томъ году. Двумъ, тремъ, очень короткимъ друзьямъ мистрисъ Гитауэ намекнула, что все надо сдлать, чтобы остановить этотъ ужасный бракъ лорда Фона.
— Что ни случилось бы и во что бы то ни стало, а остановить надо, осмлилась она сказать лэди Гленкор Паллизеръ — которую однако врядъ ли можно было назвать ея короткимъ другомъ.
— Я вовсе этого не вижу, сказала лэди Гленкора: — я нахожу, что лэди Юстэсъ очень мила. И почему бы ей не выйти за лорда Фона, если она помолвлена съ нимъ?
— Но вы слышали объ ожерель, лэди Гленкора?
— Да, слышала. Желала бы я, чтобъ кто-нибудь попробовалъ отнять у меня мои брилліанты! Услыхали бы они, что я скажу!
Мистрисъ Гитауэ очень восхищалась лэди Гленкорой, но тмъ не мене ршилась настаивать на своемъ.,
Еслибъ лордъ Фонъ былъ откровененъ съ своими родными въ то время, многія непріятности можно было бы отстранить, потому что онъ почти ршился, что каковы бы ни были послдствія, онъ не женится на Лиззи Юстэсъ, но онъ боялся сказать объ этомъ даже своей сестр. Онъ общалъ жениться на этой женщин и долженъ поступать очень осторожно, а то укоризнъ свта онъ не въ силахъ будетъ переносить.
— Это совершенно зависитъ отъ ея поведенія, Клара, сказалъ онъ, когда сестра пристала къ нему.
Она однако не прочь была узнать что-нибудь о поступкахъ лэди Юстэсъ. Гитауэ нсколько разъ былъ у Кэмпердауна.
— Да, сказалъ Кэмпердаунъ въ отвтъ на вопросъ зятя лорда Фона: — она растранжирила бы имніе, еслибъ у насъ не было человка, который присматриваетъ за нимъ. Тамъ всю жизнь живетъ человкъ по имени Гауранъ и мы очень на него полагаемся.
Неоспоримо, что во многихъ отношеніяхъ женщины ведутъ себя не такъ деликатно какъ мущины. Гитауэ, вроятно, не унизился бы до шпіонства, но мистрисъ Гитауэ была не такъ совстлива. Она просто похала въ Трунъ и имла свиданіе съ Гаураномъ, безцеремонно сославшись на имена Кэмпердауна и лорда Фона. А дней десять спустя Гауранъ похалъ въ Думфрисъ и въ Думдумъ, и имлъ свиданіе съ мистрисъ Гитауэ. Результатомъ всего этого и дальнйшихъ справокъ было слдующее письмо мистрисъ Гитауэ къ ея сестр Амеліи:

‘Думдумъ, 9 сентября 18—.

‘Любезная Амелія,

‘Вотъ мы здсь и останемся до конца мсяца. Разумется, поздка эта приличная, но ужасно скучная. Ричмондъ въ это время года сравнительно рай, а поздки въ Шотландію каждую осень надоли мн до смерти. Только что же длать, когда живешь въ Лондон? Еслибъ не Орландо и дти, я пошла бы наперекоръ приличіямъ, и пусть говорили бы что хотли. А что касается здоровья, то я нигд не бываю такъ здорова, какъ дома, и люблю, чтобъ около меня было все мое. Орландо буквально нечего здсь длать. Здсь есть охота только за фазанами, и та начинается не прежде октября.
‘Но я очень рада для Фредерика, что пріхала сюда, тмъ боле, что узнала правду объ этомъ мистер Грейсток. Эта лэди Юстэсъ дурная женщина во всхъ отношеніяхъ. Она продолжаетъ уврять, что помолвлена съ Фредерикомъ, и всмъ разсказываетъ, что свадьба не разошлась, а между-тмъ у ней живетъ ея кузенъ и она любезничаетъ съ нимъ самымъ неприличнымъ образомъ. Люди, заступавшіеся за нее, говорили обыкновенно, что она никогда не кокетничала. Я право не знаю, что люди подразумваютъ подъ словомъ кокетство. Но можешь поврить моему слову, что она позволяетъ своему кузену цловать ее и цлуетъ его. Я не говорила бы этого, еслибъ не могла доказать. Ужасно вспомнить, что она почти иметъ право говорить, что Фредерикъ помолвленъ съ нею.
‘Конечно, онъ съ нею помолвленъ. Это большое несчастье, но слава Богу! это поправить можно. У него какія-то сумасбродныя понятія о чести, какъ-будто честь обязываетъ человка жениться на женщин, обманувшей его во всхъ отношеніяхъ! Она все не отдаетъ брилліантовъ — а можетъ быть она уже ихъ продала, какъ я думаю, а мистеръ Кэмпердаунъ хочетъ подать на нее прошеніе въ судъ. А Фредерикъ все не хочетъ объявить о разрыв. Я чувствую однако обязанность сообщить ему, что я узнала. Я мене всхъ на свт способна дйствовать въ подобномъ дл, еслибъ не могла доказать своихъ словъ. Но мн не хочется писать Фредерику. Можетъ быть, мама увидится съ нимъ и передастъ ему мои слова. Разумется, ты покажешь это письмо мама. Если нтъ, я должна это отложить до прізда въ Лондонъ, но я думаю, что онъ это лучше приметъ отъ мама. Мама можетъ быть уврена, что она дурная женщина.
‘А теперь скажите мн, что вы думаете о вашемъ мистер Грейсток? Такъ же врно, какъ то, что я здсь, видли какъ онъ сидлъ, обнявъ свою кузину, сидлъ на открытомъ воздух — и цловалъ ее! Я никогда не врила, чтобъ онъ женился на Люси Морисъ. Онъ мене всхъ на свт способенъ жениться на гувернантк. Онъ по уши въ долгахъ и если женится, то долженъ жениться на богатой. Я право нахожу, что мама и вс вы были слишкомъ слабы къ этой двушк. Я думаю, что она хорошая гувернантка — то-есть хороша для снисходительной мама — и вовсе не думаю, чтобъ она длала что-нибудь тайкомъ. Но гувернантку, у которой есть женихъ, непріятно имть въ дом, а теперь еще непріятне. На вашемъ мст я сказала бы ей. Мн кажется, это было бы очень сострадательно. Имютъ ли они намреніе вступить въ бракъ, я не могу сказать — то-есть, мистеръ Грейстокъ и эта женщина, но они должны имть это намреніе, — вотъ и все.
‘Дай мн знать тотчасъ, увидится ли мама съ Фредерикомъ и поговоритъ ли съ нимъ откровенно. Она можетъ сослаться на меня, только никто кром мама не долженъ видть этого письма.
‘Цлую всхъ.

‘Ваша любящая сестра
‘КЛАРА ГИТАУЭ.’

Написавъ Амеліи вмсто матери, мистрисъ Гитауэ знала наврно, что сообщаетъ свои мысли по-крайней-мр двумъ лицамъ въ замк Фонъ и что, слдовательно, будутъ разсужденія. Еслибъ она написала матери, та вроятно промолчала бы и не сдлала ничего.

XXXIII.
ЭТО НЕПРАВДА.

Мистрисъ Грейстокъ написала лэди Фонъ свое предложеніе помстить Люси къ лэди Линлитго, а Фрэнкъ съ тою же почтой написалъ къ Люси.
Но прежде чмъ эти письма дошли до замка Фонъ, тамъ получили ужасное письмо мистрисъ Гитауэ. Смятеніе, произведенное въ замк Фонъ извстіемъ о вроломств Грейстока, почти отняло важность отъ свдній, относящихся къ лорду Фону.
Возможно ли, чтобъ этотъ человкъ, такъ открыто и такъ мужественно сосватавшій Люси Морисъ, возымлъ теперь намреніе жениться на своей богатой кузин? Лэди Фонъ этому не врила. Клара не сама видла эти ужасы, а другіе могли солгать. Но Амелія качала головой. Амелія очевидно думала, что мужчина способенъ на вс беззаконія.
— Видите, мама, жертва была для него слишкомъ велика!
— Но онъ ршился на нее, говорила лэди Фонъ.
— Нтъ, мама, онъ сказалъ, что ршится. Мужчины эти вещи длаютъ. Это гадко, но мн кажется, что теперь каждый длаетъ что хочетъ, а заботится только о томъ, чтобъ его не посадили въ тюрьму.
Эти дв благоразумныя особы ршили, что пока ничего не надо говорить ни Люси, ни кому бы то ни было. Он подождутъ, а пока попытаются — насколько возможна такая попытка безъ словъ — дать понять Люси, что она можетъ остаться въ замк Фонъ, если хочетъ.
Пока это происходило, лордъ Фонъ опять пріхалъ и на этотъ разъ Люси просто не пришла къ обду и въ семейный кружокъ вечеромъ.
— Онъ пріхалъ и вамъ придется опять сидть въ тюрьм, сказала Нина, цлуя ее.
Дло, на которое мистрисъ Гитауэ намекала въ своемъ письм, подробно обсуждали мать и дочь. Правда, он были не такъ мужественны и энергичны, какъ замужняя дочь, но чаще видя лорда Фона, он лучше мистрисъ Гитауэ знали настоящее поженіе дла. Он понимали, что онъ уже достаточно раздраженъ противъ лэди Юстэсъ, и думали, что нтъ надобности исполнять непріятную обязанность, налагаемую на лэди Фонъ. Лэди Фонъ не пользовалась преимуществомъ жить въ свт какъ ея дочь, и можетъ быть стснялась брезгливой деликатностью.
— Я право не могу сказать ему о томъ, что она цловала этого человка. Могу ли л, душа моя?
— И я не могу, сказала Амелія:— но Клара сказала бы.
— И говоря по правд, продолжала лэди Фонъ:— для меня это было бы все-равно, еслибъ не бдная Люси. Что будетъ съ нею, если этотъ человкъ измнитъ ей?
— Она не повритъ ничему на свт, пока онъ самъ не скажетъ ей, замтила Амелія, знавшая нсколько характеръ Люси.— Пока онъ не скажетъ ей или пока она не узнаетъ, что онъ женился, она не повритъ ничему.
Потомъ чрезъ нсколько дней пришли другія письма изъ Бобсборо — одно отъ жены декана, другое отъ Фрэнка. Предложеніе, заключавшееся въ этихъ письмахъ, необходимо было обсудить вмст съ Люси, такъ какъ Люси это предложеніе тоже было сообщено.
Люси тотчасъ пришла къ лэди Фонъ съ письмомъ своего жениха и съ кроткой улыбкой на лиц объявила, что это было бы очень хорошо.
— Я уврена, что уживусь съ нею, и буду знать, что останусь у ней не долго, сказала Люси.
— Но мы вовсе не желаемъ, чтобъ вы оставили насъ, сказала лэди Фонъ.
— О! я должна васъ оставить, сказала Люси рзкимъ и ршительнымъ тономъ:— я ухать должна. Я была обязана ждать извстія отъ мистера Грейстока, потому что моя первая обяобязанность повиноваться ему. Но, разумется, я не могу оставаться здсь посл того, что случалось. Какъ Нина выражается, я просто должна сидть въ тюрьм, когда лордъ Фонъ прізжаетъ сюда.
— Нина дерзкая двчонка, сказала Амелія.
— Она премиленькое, дружелюбное созданьице, сказала Люси:— и всегда говоритъ правду. Я сижу въ тюрьм, и когда лордъ Фонъ прізжаетъ, я чувствую, что должна идти въ тюрьму. Разумется, мисъ надо ухать. Что это за бда? Лэди Линлитго, конечно, не такова, какъ вы — и она ласково положила свою маленькую ручку на толстую руку лэди Фонъ:— и меня тамъ не будутъ баловать такъ, какъ вы вс балуете меня, но я просто буду ждать, пока явится онъ. Теперь все должно ограничиваться для меня ожиданіемъ.
Какъ будетъ, ужасно если ‘онъ’ не явится! Амелія явно думала, что ‘онъ’ не явится никогда, а лэди Фонъ привыкла думать, что дочь умне ея. А если мистеръ Грейстокъ былъ таковъ, какимъ описывала его мистрисъ Гитауэ — если не сбудется любящее ожиданіе Люси — то ей вовсе не слдовало оставлять замокъ Фонъ и перезжать къ лэди Линлитго. Въ такомъ случа — когда разразится ударъ — съ Люси надо будетъ обращаться не такъ, какъ съ ней станетъ обращаться лэди Линлитго. Она поблекнетъ и преклонится къ земл, какъ цвтокъ, подточенный червемъ. Она будетъ похожа на засохшую втвь, въ которой не можетъ уже быть сока. Видя, что Люси предстоитъ такое несчастье, лэди Фонъ не могла перенести мысли, что Люси должна выносить это несчастье въ холодной тни равнодушія лэди Линлитго.
— Душа моя, сказала она: — забудемъ прошлое. Пойдемте къ лорду Фону. Никто не скажетъ ничего. Васъ въ-самомъ-дл очень раздражили и довольно было говорено объ этомъ.
Со стороны лэди Фонъ это было почти чудомъ — лэди Фонъ, для которой ея сынъ всегда былъ выше всхъ! Но Люси разсказала обо всемъ своему жениху, и женихъ одобрилъ ея отъздъ. Можетъ быть, ею руководило чувство, несознаваемое ею, что пока она останется въ замк Фонъ, она не увидитъ своего жениха. Она сказала ему, что для ея счастья ей достаточно одной увренности въ его любви. Но мы вс знаемъ, какъ несправедливы подобныя увренія. Разумется, она желала видть его.
‘Хоть бы онъ прошелъ по дорог, чтобъ я могла на него взглянуть въ калитку! говорила она себ.
Въ душ ея не было опредленной увренности, что она будетъ видаться съ нимъ у лэди Линлитго, но все-таки перемна въ ея жизни подавала ей эту надежду. Она скажетъ всю правду лэди Линлитго, а почему бы лэди Линлитго не согласиться доставить ей такое раціональное удовольствіе? Существовала причина, по которой Фрэнкъ не долженъ бывать въ замк Фонъ, но домъ въ Брютонской улиц не могъ быть запертъ для него.
— Я не съумю высказать вамъ, какъ я васъ люблю, сказала она лэди Фонъ:— но право я должна хать. Я надюсь, что наступитъ время, когда вы съ мистеромъ Грейстокомъ будете друзьями. Разумется, это время наступитъ. Не такъ ли?
— Кто можетъ предвидть будущее? сказала благоразумная Амелія.
— Разумется, если онъ сдлается вашимъ мужемъ, мы будемъ его любить, сказала мене благоразумная лэди Фонъ.
— Онъ долженъ сдлаться моимъ мужемъ, сказала Люси, вскочивъ.— Что вы хотите сказать? Вы захотли что-нибудь сказать?
Лэди Фонъ, которая вовсе не была благоразумна, стала уврять, что она ничего не хотла сказать.
Что имъ длать? Въ этотъ день условились, что лэди Фонъ только на другой день отвтитъ на письмо мистрисъ Грейстокъ — такъ-какъ утро вечера мудрене. Это просто значило, что лэди Фонъ будетъ опять совщаться съ своей второй дочерью въ своей спальн въ этотъ вечеръ.
Общее безпокойство въ замк Фонъ увеличилось отъ угрюмости Августы, старшей дочери, которая знала, что получены письма и происходили совщанія, но на эти совщанія допущена не была. Съ-тхъ-поръ, какъ бдная Августа была назначена въ особые друзья лэди Юстэсъ, въ семь водворилось какое-то понятіе, будто Августа, по своему положенію, не можетъ сочувствовать общему желанію освободиться отъ Лиззи, и притомъ великій вождь семьи, мистрисъ Гитауэ, никогда не довряла бдной Август.
— Она не съуметъ промолчать, хотя ее озолотите, говаривала мистрисъ Гитауэ.
Августа надулась, чувствуя себя оскорбленной.
— Ршились вы на что-нибудь? спросила она Люси въ этотъ вечеръ.
— Не совсмъ,— однако, я узжаю.
— Я не вижу, зачмъ вамъ узжать. Фредерикъ не часто сюда здитъ, а когда прідетъ, мало съ кмъ говоритъ. Это все штуки Амеліи.
— Никто меня не выгоняетъ, я сама чувствую, что должна ухать. Мистеръ Грейстокъ находитъ, что это будетъ лучше.
— Онъ врно поссорился со всми нами.
— Нтъ, душа моя. Я не думаю, чтобъ онъ хотлъ ссориться съ кмъ-нибудь — но важне всего, чтобъ онъ не поссорился со мною. Лордъ Фонъ поссорился съ нимъ, къ несчастью.
— Куда же вы передете?
— Еще ничего не ршено, но мы думаемъ о лэди Линлитго — если она возьметъ меня.
— Лэди Линлитго! О, Боже!
— Разв это будетъ нехорошо?
— Говорятъ, что она престрашная старуха. Лэди Юстэсъ разсказывала о ней ужасы.
— А знаете, мн было бы пріятно перехать къ ней.
Но на слдующее утро съ Люси случилось кое-что другое. Разсужденіе въ спальн лэди Фонъ зашло за полночь, и ршили, что Люси будетъ сказано одно слово, если можно уговорить ее остаться въ замк Фонъ. Лэди Фонъ должна была сказать это слово и на слдующее утро заперлась съ Люси.
— Душа моя, начала она: — мы вс желаемъ, чтобъ вы оказали намъ особенную милость.
Говоря это, она держала Люси за руку и никто, смотрвшій на нихъ, не подумалъ бы, что Люси гувернантка, а лэди Фонъ ея хозяйка.
— Милая лэди Фонъ, право мн лучше ухать.
— Останьтесь на одинъ мсяцъ.
— Я не могу этого сдлать, потому что пропущу случай найти себ пріютъ. Разумется, мы не можемъ ждать мсяцъ, чтобъ дать знать мистрисъ Грейстокъ.
— Разумется, мы должны ей написать.
— Потомъ, вы видите, мистеръ Грейстокъ этого желаетъ.
Лэди Фонъ знала, что Люси уметъ выказать большую твердость, и не надялась достигнуть цли простымъ убжденіемъ. Он давно привыкли между собой считать ее упрямой и знали, что даже повинуясь, она повиновалась по-своему. Слдовательно, лучше было сказать тотчасъ, что сказать надлежало.
— Милая Люси, приходило ли вамъ въ голову когда-нибудь, что отъ чаши до губъ далеко?
— Что вы хотите сказать, лэди Фонъ?
— Иногда помолвка такъ и остается помолвкой. Взгляните на лорда Фона и лэди Юстэсъ.
— Мы съ мистеромъ Грейстокомъ не таковы, гордо сказала Люси.
— Такія вещи ужасны, Люси, но он случаются.
— Вы точно хотите сказать мн что-нибудь, лэди Фонъ?
— Я такъ полагаюсь на вашъ здравый смыслъ, что я вамъ скажу все. До меня дошли слухи, что мистеръ Грейстокъ… гораздо внимательне къ лэди Юстэсъ, чмъ слдовало бы.
— Это его кузина.
— Но вдь женятся же на кузинахъ, Люси.
— Онъ всегда былъ для нея братомъ. Я нахожу, что это очень жестоко. Это говорятъ о немъ оттого, что онъ жертвуетъ своими деньгами и своимъ свободнымъ временемъ для того, чтобъ смотрть за ея длами. У него нтъ близкихъ родныхъ кром него и онъ обязанъ это длать. Онъ мн все сказалъ. Я нахожу, лэди Фонъ… я нахожу, что я никогда ничего не слыхала постыдне!
— Но если это правда…
— Это неправда.
— Конечно, я могу говорить съ вами какъ другъ, Люси. Вамъ не слдуетъ такъ рзко выражаться. Вы слушаете вы меня, Люси?
— Разумется, — только я не поврю ни одному слову.
— Очень хорошо! Теперь позвольте мн продолжать. Если это будетъ…
— О… лэди Фонъ!
— Не дурачьтесь, Люси. Я скажу все, что хочу сказать. Если… если… Позвольте, на чемъ я остановилась. Вотъ что я хотла сказать. Лучше вамъ остаться здсь, пока это дло не приметъ боле опредленнаго оборота. Если даже это только слухъ — я сама думаю, что это слухъ, не боле — вамъ лучше выслушать его у насъ — гд васъ окружаютъ друзья, чмъ у такой посторонней женщины, какъ лэди Линлитго. Если все пойдетъ нехорошо, вамъ негд будетъ утшиться. Когда здсь у васъ что-нибудь не ладилось, вы всегда могли обратиться ко мн, какъ къ матери. Не правда ли?
— Это правда. И впередъ всегда буду обращаться къ вамъ. Лэди Фонъ, я люблю васъ и вашихъ милыхъ дочерей больше всхъ на свт — кром мистера Грейстока. Если случится что-нибудь подобное, мн кажется, я приползу сюда и попрошу позволенія умереть въ вашемъ дом. Но этого не случится. А теперь мн лучше ухать.
Наконецъ нашли, что Люси должна поступить по-своему, и были написаны письма къ мистрисъ Грейстокъ и Фрэнку, чтобъ тотчасъ начать переговоры съ мистрисъ Линлитго.
Люси въ письм къ жениху была боле обыкновеннаго весела и шутлива. Она много смшного наговорила о лэди Линлитго и ни однимъ словомъ не изъявила ни малйшаго опасенія относительно лэди Юстэсъ. Она говорила о бдной Лиззи и объявила свое убжденіе, что свадьб ея не бывать.
‘Вы не должны сердиться на меня, когда я скажу, что сердце мое не разрывается отъ горести за нихъ, я никогда не думала, что они влюблены другъ въ друга. А лордъ Фонъ, разумется, мой ВРАГЪ!’
Она написала это слово большими буквами.
‘А Лиззи — ваша кузина и все такое. Она прехорошенькая и все такое. Она богата какъ Крезъ и все такое. Но я не думаю, чтобъ сердце ея разорвалось отъ горя. Сердце мое разорвалось бы… только… только… только… Вы поймете остальное. Если это случится, я желала бы знать, позволитъ ли ‘герцогиня’ бдной двушк принимать друга въ Брютонской улиц?’
Фрэнкъ разъ назвалъ лэди Линлитго герцогиней, по сходству съ какой-то извстной картиной въ какой-то извстной книг, а Люси никогда не забывала того, что говорилъ Фрэнкъ.
Это случилось. Мистрисъ Грейстокъ тотчасъ переписалась съ лэди Линлитго, которая проводила въ Рамсгэт осень, и лэди Линлитго просила привезти къ ней Люси въ Лондонъ 2 октября. Осеннія поздки лэди Линлитго всегда кончались въ послдній день сентября. Октября 2 лэди Фонъ сама отвезла Люси въ Брютонскую улицу и лэди Линлитго явилась.
— Мисъ Морисъ считаетъ своею обязанностью, сказала лэди Фонъ: — сообщить вамъ, что она помолвлена.
— Съ кмъ? спросила графиня.
Люси вспыхнула какъ огонь, хотя твердо ршилась не краснть, когда это извстіе будетъ сообщаться.
— Я не знаю, желаетъ ли она назвать этого господина теперь, но я могу васъ уврить, что ея женихъ таковъ, какимъ ему слдуетъ быть.
— Я терпть не могу секретовъ, сказала графиня.
— Если лэди Линлитго… начала Люси.
— О! это для меня не значитъ ничего, продолжала старуха.— Должно быть, свадьбы вашей не будетъ раньше полугода.
Люси наклоненіемъ головы подтвердила это.
— Онъ не долженъ бывать здсь, мисъ Морисъ.
На это Люси не сказала ничего. Можетъ быть, ей удастся растрогать графиню, а если нтъ, она должна шесть мсяцевъ быть лишена дневного свта.
Такимъ образомъ дло было ршено. Люси удетъ обратно въ Ричмондъ и должна пріхать въ понедльникъ.
— Мн не нравится разлука съ вами, Люси, сказала ей лэди Фонъ на возвратномъ пути домой.
— Такъ будетъ лучше, лэди Фонъ.
— Я терпть не могу отъздовъ, но вы не такъ огорчены, какъ я.
— Вы не сказали бы этого, еслибъ знали, что я чувствую.
— Вамъ нтъ никакой причины узжать. Фредерикъ начинаетъ равнодушно относиться ко всему. Что Нина будетъ теперь длать? Посл васъ я не могу взять другой гувернантки. Я ненавижу такія разставанья, да еще изъ-за такихъ пустяковъ. Фредерикъ долженъ забыть все.
— Это произошло не отъ него, лэди Фонъ.
— Отъ чего же?
— Изъ-за мистера Грейстока. Когда двушка помолвлена, она должна думать о своемъ жених больше чмъ о всхъ другихъ.
— Почему вы не могли думать о немъ въ замк Фонъ?
— Потому что… потому что обстоятельства сложились неудачно. Онъ еще не другъ вашъ. Неужели вы не понимаете, лэди Фонъ, что какъ ни дороги вс вы мн, я должна любить его друзей и брать его сторону?
— Стало быть, вы хотите ненавидть всхъ насъ!
Люси, услышавъ это, могла только заплакать, лэди Фонъ также залилась слезами.
Въ воскресенье передъ отъздомъ Люси лордъ Фонъ опять пріхалъ въ Ричмондъ.
— Разумется, вы придете… какъ будто не случилось ничего, сказала Лидія.
— Мы посмотримъ, отвтила Люси.
— Мама разсердится, если вы не придете, сказала Лидія.
Но у Люси былъ планъ и появленіе ея за обденнымъ столомъ въ воскресенье зависло отъ того, какъ этотъ планъ будетъ приведенъ въ исполненіе. Посл обдни лордъ Фонъ всегда шатался по саду, прежде чмъ входилъ въ домъ, и въ это утро Люси также осталась въ саду. Она скоро нашла случай прямо подойти къ нему по тропинк.
— Лордъ Фонъ, сказала она: — я пришла просить у васъ прощенія.
Онъ обернулся, услышавъ позади себя шаги, но все еще былъ удивленъ и не приготовился къ отвту.
— Это ршительно ничего не значитъ, сказалъ онъ.
— Для меня это значитъ много, потому что я поступила дурно.
— То, что я сказалъ о мистер Грейсток, было сказано не для васъ.
— Даже еслибъ такъ, я не должна была обращать на это вниманія. Я не имю намренія вспоминать объ этомъ теперь. Я прошу у васъ прощенія, потому что сказала то чего, не должна была говорить.
— Видите, мисъ Морисъ, какъ глава этого семейства…
— Еслибъ я сказала это Джуниперу, я попросила бы у него прощенія.
Джуниперъ былъ садовникъ, и лорду Фону не понравилось сравненіе. Лобъ его омрачился и онъ началъ бояться, что Люси опять оскорбитъ его.
— Мн не слдовало никого обвинять въ неправд — такимъ образомъ, я очень жалю о томъ, что сдлала, и прошу у васъ прощенія.
Она повернулась, какъ бы возвращаясь домой. Но онъ остановилъ ее.
— Если вамъ удобне остаться у моей матери, я никогда не скажу противъ этого ни слова, мисъ Морисъ.
— Положительно ршено, что я уду завтра, лордъ Фонъ. Въ противномъ случа я никакъ не побезпокоила бы васъ.
Она направилась къ дому, но онъ позвалъ ее назадъ.
— Мы все-таки пожмемъ другъ другу руку, сказалъ онъ:— и не разстанемся врагами.
Итакъ они пожали другъ другу руку. Люси сошла внизъ и сидла за столомъ вмст съ нимъ.

Глава XXXIV.
ЛЭДИ ЛИНЛИТГО ДОМА.

Въ своемъ письм къ жениху Люси ясно спрашивала его, можетъ ли она сообщить лэди Линлитго имя ея будущаго мужа, но не получала еще отвта, когда отправилась въ Брукскую улицу. Разставаніе съ Ричмондомъ было очень тягостно и лэди Фонъ объявила, что ршительно не въ состояніи хать вторично въ Лондонъ съ неблагодарною бглянкою. Хотя семейство Фоновъ любило Люси не мене прежняго, однако во всхъ преобладало чувство, что она поступаетъ нехорошо — даетъ волю своему упорству. Зачмъ ей было хать? Даже лордъ Фонъ выразилъ желаніе, чтобы она осталась. Кром того, разсудительные члены семейства утратили почти всякую вру въ возможность брака съ Грейстокомъ. Отъ мистрисъ Гитауэ пришло еще письмо, въ которомъ она говорила, что въ окрестностяхъ Портрэ уже достоврно извстно намреніе лэди Юстэсъ выйти за своего кузена. Мистрисъ Гитауэ ставила это Лиззи въ страшное преступленіе, хотя она въ то же время приписывала ей проступокъ, совсмъ противоположный — желаніе выйти за лорда Фона. И конечно одно преступленіе усугубляло другое. При всемъ своемъ краснорчіи, мистрисъ Гитауэ не находила словъ, соотвтственныхъ чернот характера бдной Лиззи. Что касалось Грейстока, то онъ просто былъ бездушный, свтскій человкъ, который желалъ устроиться тепло. Мистрисъ Гитауэ ни минуты не врила, чтобы онъ когда-нибудь думалъ жениться на Люси Морисъ. Мужчины всегда имютъ три, четыре подобныя пассіи, для забавы въ часы досуга — такъ по-крайней-мр разсуждала мистрисъ Гитауэ. ‘Лучше бы тотчасъ открыть двушк глаза.’
Таково было ея мнніе по поводу бдной Люси.
— Я не могу сдлать боле того, что уже сдлала, сказала лэди Фонъ Август.
— Она никогда не утшится, мама, никогда! отвтила Августа.
Ничего боле говорено не было и Люси ухала въ экипаж Фоновъ. Ее провожали Лидія и Нина, и хотя дорогою поплакали, но не мало было и смха. Характеръ ‘герцогини’ служилъ предметомъ долгихъ и подробныхъ разсужденій, и много было дано общаній писать длинныя письма. Въ сущности Люси не была грустна. Она теперь переселялась ближе къ Фрэнку, и ей почти было общано, что она будетъ жить въ дом декана посл того, какъ пробудетъ полгода у лэди Линлитго. Въ дом декана она, конечно, увидится съ Фрэнкомъ, къ тому же она понимала, что продолжительное пребываніе въ дом декана самый врный путь къ собственному домашнему очагу, о которомъ она мечтала постоянно.
— Батюшки мои!— она прислала васъ сюда въ своемъ экипаж? Отчего вы не пріхали по желзной дорог?
— Лэди Фонъ нашла, что мн лучше хать въ ея карет. Она такъ добра.
— Все это я называю вздоромъ, было бы вамъ извстно. Надюсь, вы не боитесь здить въ кэб?
— Нисколько, лэди Линлитго.
— Здсь вамъ нельзя разъзжать въ карет. Я никогда не держу лошадей ране Рождества. Вамъ извстно, надюсь, что я бдна какъ Іовъ.
— Я этого не знала.
— Однако это такъ. У меня вы ничего имть не можете кром здоровой пищи. Да я и въ томъ не уврена, что она всегда здорова. Мясники мошенники, а булочники хуже ихъ. Что вы длали у лэди Фонъ?
— Я давала уроки двумъ младшимъ дочерямъ.
— Здсь вамъ некому давать уроковъ, если вы только не вздумаете давать ихъ мн. Получали вы тамъ жалованье?
— О, да!
— Фунтовъ пятьдесятъ въ годъ, я полагаю.
— Восемьдесятъ.
— Неужели восемьдесятъ фунтовъ?— и экипажъ для разъздовъ?
— Я имла еще гораздо боле того, лэди Линлитго.
— Что вы этимъ хотите сказать?
— Я пользовалась искренней любовью. Вс смотрли на меня какъ на дорогого друга. Не думаю, чтобы съ гувернанткою гд-либо такъ обращались, какъ со мною. Я чувствовала себя какъ дома. Чмъ больше я смялась, тмъ пріятне это было.
— Здсь вы не найдете повода къ смху, по-крайней-мр я не нахожу. Если вы непремнно хотите смяться, то смйтесь наверху, или внизу въ маленькой гостиной.
— Я могу обойтись безъ смха на время.
— Это счастливо, мисъ Морисъ. Если вс были такъ добры къ вамъ, что побудило васъ оставить домъ лэди Фонъ? Вамъ врно отказали?
— Видите ли — теперь я не могу вамъ еще пояснить всего. Много разныхъ обстоятельствъ соединилось вмст. Нтъ,— они не отказывали мн. Я оставила домъ лэди Фонъ, потому что такъ слдовало.
— Вроятно, что-нибудь относящееся къ вашему обожателю?
На это Люси сочла лучшимъ не отвчать, и разговоръ на время прекратился.
Люси пріхала около половины четвертаго и лэди Линлитго сидла тогда въ гостиной. Посл первыхъ вопросовъ и отвтовъ Люси было разршено пойти на верхъ въ свою комнату, когда же она возвратилась въ гостиную, то нашла графиню все еще сидящую на своемъ кресл очень прямо. Она теперь была занята счетами и въ первую минуту не замтила возвращенія Люси. Въ чемъ будутъ состоять ея обязанности компаніонки, какое занятіе въ дом будетъ поручено ей, какими часами въ дн она можетъ располагать, и что ей длать въ т часы, которые оставитъ за собой графиня — обо всемъ этомъ ей до настоящей минуты не сказано было ни слова. Ей просто сообщили, что она будетъ компаніонкою лэди Линлитго — безъ жалованья, конечно — и за свои услуги получитъ пріютъ, насущный хлбъ и покровительство. Она взяла со стола книгу и просидла минутъ десять, силясь читать. Это была знаменитая поэма Туппера. Лэди Линлитго все подводила итоги и ничего не говорила. Она не произнесла ни слова посл возвращенія въ гостиную своей новой компаньонки, и такъ какъ поэма не имла обаятельнаго дйствія на Люси при ея нсколько взолнованномъ состояніи духа — какъ и было естественно — то она ршилась спросить:
— Не могу ли я услужить вамъ чмъ-нибудь, лэди Линлитго?
— Умете вы считать?
— О, конечно! Я могла бы назвать себя книгою готовыхъ счисленій.
— Съумете вы сдлать такъ, чтобъ на одной сторон страницы дважды два было пять, а на другой только три?
— Я боюсь, что не въ состояніи сдлать этого и доказать потомъ.
— Такъ вы ничего для меня не стоите.
Объявивъ это, лэди Линлитго продолжала сводить счеты, а Люси вернулась къ знаменитой поэм.
— Нтъ, милая моя, сказала графиня, когда покончила.— Вамъ здсь не будетъ никакого дла. Надюсь, вы не пріхали сюда съ такою ошибочной мыслью. Отъ васъ не потребуется ничего. Я сама мшаю у себя въ камин и сама разрзываю баранину. У меня нтъ даже дрянной собаченки, которую надо мыть. Вышиванье гарусомъ я не цню ни во что. Моя горничная штопаетъ мн чулки, и такъ-какъ у нея есть работа, то я и плачу ей жалованье. Васъ я пригласила жить со мною потому только, что не люблю быть одна. Утренній чай я пью въ девять часовъ, и если вы не сойдете внизъ къ тому времени, я буду не въ дух.
— Я всегда встаю гораздо ране.
— Завтракъ подается въ два — хлбъ съ масломъ и сыромъ, и больше ничего, иногда, пожалуй, еще кусокъ холоднаго мяса. Обдаю я въ семь — и очень плохо, потому что въ Лондон нтъ хорошаго мяса. Въ Файфшир мясо гораздо лучше здшняго, только я совсмъ перестала туда здить. Въ половин одиннадцатаго я ложусь. Жаль, что вы такъ молоды, я не знаю, какъ вы устроитесь на счетъ выздовъ. Впрочемъ, можетъ быть, это для васъ неважно, вдь вы не хороши собой.
— Далеко не хороша, отвтила Люси.
— Можетъ быть, вы считаете себя хорошенькою. Все измнилось съ той поры, какъ я была молода. Теперь двушки уродуютъ себя и, говорятъ, мужчины точно также — он расхаживаютъ съ неопрятными зданіями изъ взбитыхъ волосъ на голов, отъ которыхъ и собаку стошнитъ. Прежде двушки были опрятны, пріятны, милы — такъ бы и расцловалъ ихъ. Не понимаю, какъ можетъ мужчина находить удовольствіе цловать лицо, вокругъ котораго мотается грязный лошадиный хвостъ. Я и не полагаю, чтобъ это доставляло мужчинамъ удовольствіе, но они покоряются этому поневол.
— На мн нтъ и самаго крошечнаго хвостика, замтила Люси.
— Такъ они васъ врно охотно цлуютъ.
— Нтъ, не цлуютъ! воскликнула Люси, не зная, что отвчать.
— Я почти совсмъ еще не видала васъ, но вы мн не кажетесь красавицей.
— Въ этомъ вы совершенно правы, лэди Линлитго.
— Я ненавижу красавицъ. Моя племянница, Лиззи Юстэсъ, красавица, а по моему мннію, изъ всхъ бездушныхъ существъ на свт она самое бездушное.
— Я коротко знаю лэди Юстэсъ.
— Разумется. Она урожденная Грейстокъ, а вы знаете Грейстоковъ. Она здила въ Ричмондъ къ старой лэди Фонъ. Вотъ, я думаю, старух-то было съ нею хлопотъ — не такъ ли?
— Посщеніе кончилось не совсмъ благополучно.
— По моему мннію, Фонамъ съ Лиззи не справиться. Я не могла совладать съ нею. Хуже ея не бывало никого на свт. Она лжива, безчестна, бездушна, жестока, безбожница, неблагодарна, низка, невжественна, жадна и подла!
— Боже милостивый, лэди Линлитго!
— Она еще хуже того. Но она хороша собой. Я никогда не видывала женщины красиве. Въ три часа я обыкновенно вызжаю въ кэб, но вамъ нтъ надобности хать со мною. Не знаю, право, что вы станете длать въ это время. Мэкнёльти гуляла вокругъ Гросвенорскаго сквэра, воображая, что ее принимали за знатную барыню. Вы же одн тамъ гулять не можете, какъ вамъ извстно, хотя мн собственно все-равно.
— Я никого ни капельки не боюсь, сказала Люси.
— Теперь вы все знаете. Дла у васъ не будетъ ровно никакого. Внизу вы найдете романы мисъ Эджвортъ, а въ моей спальн ‘Гордость и Предразсудокъ’. Я не абонирована у Мёдай, потому что когда требовала ‘Адама Бида’, мн всегда присылали ‘Атамана Разбойниковъ’. Не можете ли вы доставать книги отъ вашихъ друзей въ Ричмонд? Мистрисъ Грейстокъ наврно говорила вамъ, что у меня прескверный нравъ.
— Я очень давно не видала мистрисъ Грейстокъ.
— Такъ лэди Фонъ сказала — или кто другой. Когда дуетъ восточный втеръ, или сверо-восточный, или даже сверный, то я не въ дух, потому что у меня поясницу ломитъ. Хорошо толковать о пріятномъ нрав. Нельзя быть въ веселомъ расположенія духа съ ломомъ въ поясниц. У меня порой бываетъ и подагра въ колн. Тогда я сердита и вы на моемъ мст тоже сердились бы. Къ тому же я отъ всхъ нихъ едва получаю съ небольшимъ половину слдующихъ мн вдовьихъ денегъ. Это длаетъ меня очень сердитою. Зубы мои плохи и я люблю, чтобъ говядина у меня была мягкая. Однако она всегда жестка и это сердитъ меня. Когда поступаютъ мн наперекоръ, какъ всегда длала Лиззи Юстэсъ, я бываю очень и очень сердита.
— Надюсь, что вы пощадите меня, сказала Люси.
— Я не кусаюсь, если вы подразумваете это, возразила графиня.
— По-моему лучше кусаться, чмъ лаять, отвтила Люси.
— Гмъ! промычала старуха и снова принялась за счеты.
У Люси было немного собственныхъ книгъ и она намревалась просить Фрэнка прислать ей еще. Книги дешевы и она не стсняясь попроситъ его доставить ей журналовъ, сборниковъ и пожалуй нсколько томовъ книгъ взаймы. Между тмъ она читала Туппера поэму ‘Гордость и Предразсудокъ’ и одинъ изъ романовъ мисъ Эджвортъ — вроятно, въ третій разъ. Первую недлю своего пребыванія въ Брукской улиц она провела бы довольно спокойно, еслибъ не то обстоятельство, что она не получила отъ Фрэнка ни строчки. Она уже усвоила себ убжденіе, что Фрэнкъ не охотникъ писать. Она и вообще склонна была думать, что мало дловыхъ людей любятъ писать письма, а изъ числа ихъ наимене любятъ это адвокаты. Естественно человку, который большую часть дневного своего труда исполняетъ съ перомъ въ рукахъ, питать къ письму отвращеніе въ минуту досуга. Для нея же писать письма было однимъ изъ восхитительнйшихъ занятій въ ея жизни, а писать письма къ жениху просто предвкушеніе рая, но мужчины, конечно, совсмъ не то, что женщины, какъ ей было извстно. Она знала и то — что ея прямою обязанностью въ настоящее время было воздерживаться отъ всякой ревности и прихотливыхъ требованій, чтобъ онъ оказывалъ ей вниманіе въ мелочахъ. Онъ любилъ ее и сказалъ ей это, и общалъ, что она будетъ его женой, а этого должно быть для нея достаточно. Она съ нетерпніемъ ожидала отъ него письма, желая скоре узнать, можетъ ли упомянуть его имя лэди Линлитго,— но она не позволяла себя и тни укора за то, что письмо долго не приходило.
Графиня неоднократно выказывала любопытство относительно жениха, и наконецъ по прошествіи десяти дней, когда она уже отчасти освоилась съ своею новою компаньонкою, она прямо приступила къ разспросамъ.
— Терпть не могу тайнъ, сказала она.— Кто этотъ молодой человкъ, за котораго вы идете замужъ?
— Онъ мой старый знакомый.
— Это не отвтъ.
— Я не хотла бы назвать его вамъ теперь, лэди Линлитго.
— Почему же нтъ, если партія приличная? Онъ джентльмэнъ?
— Да,— онъ джентльмэнъ.
— А какихъ лтъ?
— Право, не знаю,— лтъ тридцати-двухъ, быть можетъ.
— Богатъ онъ?
— У него хорошая профессія.
— Мн не нравятся подобныя тайны, мисъ Морисъ. Если вы не хотите называть его, зачмъ было говорить мн, что вы помолвлены? Какъ прикажете вамъ врить?
— Я и не нуждаюсь въ томъ, чтобы вы врили.
— Какой вздоръ!
— Я сообщила вамъ то, что касается меня въ этомъ дл, полагая, что вамъ слдуетъ это знать, когда я перезжаю въ вашъ домъ. Но я не вижу, почему вамъ надо знать, что касается его. А если вы не врите мн, такъ на лэди Фонъ, я думаю, положиться можно.
— Ни крошечки больше, чмъ на васъ. Не всегда придерживаются правды, потому что носятъ титулъ или дожили до сдыхъ волосъ. Въ Лондон онъ живетъ,— или нтъ?
— По большей части въ Лондон. Онъ адвокатъ.
— О — о! онъ адвокатъ? Эти люди или пріобртаютъ кучу денегъ, или ничего не имютъ. Къ какому разряду принадлежитъ онъ?
— Онъ пріобртаетъ достаточно.
— То-есть столько, что помстилось бы въ глазу и не помшало бы видть?
Стоило взглянуть на старуху, когда она съ этими словами быстро обернулась къ Люси и поглядла на нее.
— Племянникъ моей сестры, сынъ декана, одинъ изъ лучшихъ молодыхъ адвокатовъ, говорятъ.
Люси покраснла до ушей, но старуха уже отвернулась и не замтила ея смущенія.
— Но онъ въ парламент и мн говорили, что онъ тратитъ боле денегъ, чмъ зарабатываетъ. Врно вы его знаете?
— Знаю,— я видла его въ Бобсборо.
— Я полагаю, что посл всей этой возни съ лордомъ Фономъ онъ женится на своей кузин Лиззи Юстэсъ. Какъ юристъ, если онъ такъ уменъ, какъ утверждаютъ, онъ съуметъ, я полагаю, завладть ею. Я бы желала, чтобъ онъ женился на ней.
— Когда вы о ней такого дурного мннія.
— Кого-нибудь она непремнно подцпитъ, пусть же деньги ея достанутся лучше ему чмъ другому. Не было еще Грейстока, который не нуждался бы въ деньгахъ. Такъ и будетъ,— вотъ увидите.
— Никогда, ршительно возразила Люси.
— А почему бы нтъ?
— Я думаю, что мистеръ Грейстокъ — по-крайней-мр. судя по тому, что я слышала о немъ — никогда въ жизни не будетъ способенъ жениться изъ-за денегъ.
— Какъ знать, на что человкъ можетъ быть способенъ?
— Это было бы подлостью, — особенно, если онъ не любитъ ее.
— Все вздоръ! сказала графиня.— Они были очень близки къ тому въ прошломъ году, когда явился лордъ Фонъ. Столько-то мн было извстно. Они тмъ и кончатъ наврно.
— Никогда не кончатъ, возразила Люси.
Тутъ хитрый умъ графини озарился внезапнымъ свтомъ. Она повернулась на своемъ кресл къ Лісси и съ минуту глядла на нее молча, а потомъ медленно произнесла:
— Не онъ ли вашъ женихъ?— вдь онъ?
Люси не отвчала.
— Такъ вотъ оно что! вотъ что! говорила старуха.— Вы сдлали мн честь избрать пріютомъ мой домъ, пока племянникъ моей сестры найдетъ возможность жениться на васъ!
— Что-жъ въ этомъ дурного? спросила Люси, отчасти рзко.
— Бобсбороская барыня прислала васъ сюда, чтобы удалить отъ сына. Я понимаю все. А эта старая ричмондская чучела передала васъ мн, не желая, чтобы въ ея глазахъ происходили подобныя продлки.
— Никакихъ продлокъ не было, замтила Люси.
— И онъ вроятно будетъ приходить сюда, когда я буду въ отсутствіи?
— Онъ и не думаетъ бывать здсь. Я не понимаю, что вы хотите сказать. Никто не воображалъ наносить вамъ оскорбленіе. Почему говорите вы такія жестокія вещи?
— Онъ не можетъ жениться на васъ, вы это знаете.
— Ничего я не знаю объ этомъ. Можетъ быть, намъ долго придется ждать, лтъ пять. Это никого не касается, кром меня.
— Я сама угадала,— не такъ-ли?
— Да,— вы угадали.
— Я только думаю, какъ хитра бобсбороская барыня, что прислала васъ въ мой домъ!
Ни въ этотъ, ни въ слдующіе два дня лэди Линлитго не намекала Люси ни однимъ словомъ на ея помолвку.

Глава XXXV.
НЕСТОЮЩІЙ СОЧУВСТВІЯ.

Когда Фрэнкъ Грейстокъ выхалъ изъ Бобсборо, онъ не сказалъ, когда вернется, и еще не совсмъ былъ увренъ, подетъ ли въ Шотландію, или нтъ. Онъ далъ слово быть въ Норфольк для охоты и почти уже ршился вернуться въ Лондонъ и работать съ Геріотомъ. Не смотря на вакаціи, занятій у него нашлось бы довольно — разобрать нсколько сложныхъ процесовъ и прочесть много бумагъ, если онъ только будетъ въ состояніи взяться за дло. Но сцены въ Шотландіи такого были свойства, что онъ чувствовалъ себя неспособнымъ къ усидчивому труду. Какъ ему направить свой челнъ между скалъ, которыя длали его настоящее путешествіе очень опаснымъ? Читателю, конечно, должно быть ясно, какъ ему слдовало поступить. Усильно трудиться въ своей профессіи, пояснить кузин, что она совершенно обманулась въ его чувствахъ, и остаться врнымъ Люси Морисъ было такъ очевидно его долгомъ, что читателю покажется невроятно, какъ могъ человкъ питать сомнніе на этотъ счетъ. Не мракъ затрудненій, а цлый потокъ свта ложился на его пути — подумаетъ читатель — потокъ такихъ яркихъ лучей, что не видть предъ собой дороги не было возможности. Человкъ, побуждаемый извращенными вкусами, злостью и лукавствомъ, можетъ конечно совершить убійство или поддлать векселя, или, какъ безчестный директоръ, довести компанію до банкротства. Точно также и мужчина можетъ измнить своей невст — и пренебречь истинною любовью, гоняясь за мишурой и красотой, за лживыми словами и большимъ доходомъ. Но зачмъ и писать о такихъ подлыхъ созданіяхъ? Кому же охота валяться въ грязныхъ канавахъ или дышать зловоннымъ воздухомъ, или питаться нечистотами? Если мы имемъ дло съ героями и героинями, то пусть они по-крайней-мр стоятъ выше такой низости, какъ обманъ въ любви. Фрэнкъ Грейстокъ будетъ просто подлецъ, если позволитъ себ измнить Люси Морисъ хотя бы на одинъ часъ изъ-за денегъ и красоты такой женщины, какъ Лиззи Юстэсъ.
Всмъ извстны старые стихи, гд говорится: ‘Хорошо быть веселымъ и разсудительнымъ, хорошо быть честнымъ и врнымъ, и хорошо покончить съ старою любовью прежде чмъ заведешься новой.’ Это великая истина, и еслибъ вс, мужчины и женщины, могли слдовать этому наставленію, въ свт боле не было бы горя. Но съ этимъ совтомъ не соображаются ни мужчины, ни женщины. Они такъ же неспособны воспользоваться имъ, какъ и владть копьемъ, древко котораго съ бревно на ткацкомъ станк, или сражаться шпагою Экскалибура. Чмъ боле они упражняются своимъ собственнымъ оружіемъ, тмъ они ближе къ тому, чтобъ владть оружіемъ исполина,— или даже священнымъ оружіемъ. Но при настоящемъ положеніи вещей члены измняютъ имъ, мускулы ихъ слабы и пища въ излишеств затрудняетъ ихъ дыханіе. Они силятся быть веселыми безъ благоразумія и составили теоріи постоянства и честности, которыми хотятъ сковать другихъ, находя, что свобода отъ подобныхъ оковъ хороша для нихъ самихъ. И въ дл любви — хотя чувство это очень сильно — измна иногда кажется осторожностью и жажда новыхъ наслажденій часто идетъ наперекоръ искренней преданности.
Очень легко описать героя — человка безупречнаго и совершеннаго какъ Артуръ,— человка честнаго во всхъ его поступкахъ, сильнаго противъ всхъ испытаній, правдиваго во всхъ своихъ рчахъ, равнодушнаго къ собственному счастью, трудящагося для одного общаго блага и, что всего важне, врнаго въ любви. По-крайней-мр, это не трудне, чмъ описывать человка, который то хорошъ, то дуренъ, мыслями паритъ высоко, а часто поступаетъ низко. Однажды возникла школа живописи, которая не иначе изображала человческое лицо, какъ совершенной красоты, и съ той поры мы остаемся недовольны, если каждая женщина не изображена Венерой или по-крайней-мр Мадонной. Не думаю, чтобъ мы этою лживою методою много выиграли относительно красоты или искусства. Конечно, намъ напишутъ хорошенькую вещичку, на которую пріятно посмотрть, — но мы знаемъ, что эта красивая картина не иметъ настоящаго лица царицы нашего сердца, черты которой мы желали увковчить, передавъ ихъ на полотн. Небесные втры, притиранія или полуночный газъ,— страсти, горе или, можетъ быть, румяна и пудра нсколько измнили ее. Но въ глазахъ еще все тотъ же огонь, и ротъ не мене краснорчивъ и, наконецъ, что-нибудь могло сохраниться отъ утраченной молодости и невинности, что живописецъ могъ бы передать, оставивъ въ сторон классическія черты Венеръ и Мадоннъ. Но живописецъ не посметъ этого сдлать. Онъ такъ долго писалъ по той метод, что возненавидлъ бы и самъ свое произведеніе, дай онъ мсто грубости кожи отъ румянъ или притираній, — или даже дйствію небесныхъ втровъ. А какъ понравилось бы вамъ, милордъ, когда вы не жалете сотенъ фунтовъ на портретъ вашей возлюбленной, еслибъ вы прочли въ отдл художественной критики, что это какая-то баба съ мдно-краснымъ лицомъ, которая точно будто хватила лишнюю рюмку или пришла съ снокоса?
Такъ и читающая публика пріучилась предпочитать неземные характеры мужчинъ и женщинъ. Пусть тотъ, кто рисуетъ перомъ и чернилами, передастъ газовый свтъ и притиранья, страсти и горе, горящую желаніемъ осторожность, румяна и пудру свта въ ихъ настоящемъ вид, и ему скажутъ, что никто не заглянетъ въ его произведенія. Кому же намъ сочувствовать? говорятъ читатели, не безъ основанія воображающіе, что герой долженъ быть героиченъ. О, любезный читатель, котораго сочувствіе по настоящему главная и даже единственная цль моего произведенія, когда ты соберешь лучшихъ своихъ друзей вокругъ гостепріимнаго своего стола, сколько героевъ насчитается въ ихъ числ? Твой закадычный пріятель, если онъ и рыцарь безъ страха, дйствительно ли рыцарь безъ упрека? Извстный теб Айвенго разв не пожалъ руку Ревекк? Лордъ Ивэндэль разв не поставилъ своего титула на ставку, когда силился пріобрсть любовь Эднеи Беленденъ? Былъ ли Трезильянъ постоянно вренъ и терпливъ, когда врность и терпніе уже не могли принести ему пользы? А т милыя двушки, которыхъ вы знаете, разв никогда не колеблятся он между бднымъ человкомъ, котораго, какъ думаютъ, он любятъ, и богачомъ, состояніе котораго он ясно сознаютъ, что желаютъ?
Пойдите на рынокъ продавать или покупать и назовите вещь, которую хотите продать или пріобрсти, тмъ именемъ, которымъ она дйствительно называется, и вы тотчасъ останетесь въ потер. Посредственный овесъ назовется соромъ, подметаемымъ въ анбар, рабочая лошадь клячею въ полномъ смысл слова, а хорошій, здоровый портвейнъ простымъ сокомъ отъ чернослива, который ничмъ не заявляетъ и притязанія на достоинство, если нтъ на немъ знака: No 1. Между тмъ мы въ дйствительной жизни довольствуемся предметами очень посредственными, рады имть рабочую лошадь и знаемъ, что если пьемъ портвейнъ, то должны пить такой, который и нехорошъ, и нездоровъ Въ тхъ описаніяхъ жизни и характеровъ, которыя мы называемъ романами, требуется соотвтственно высшій духъ. Окружающіе насъ друзья не всегда веселы и разсудительны, или, увы! не всегда бываютъ врны и честны. Они часто капризны и безразсудны, а порой вроломны и коварны. Когда они оказываются такими, мы негодуемъ, но потомъ мы прощаемъ имъ, отчасти сознавая собственныя немощи. И мы знаемъ — по-крайней-мр думаемъ — что хотя они иногда бываютъ коварны и вроломны, въ нихъ все же есть и равносильная доля добра. Мы не можемъ позвать героевъ къ себ на обдъ. Ихъ нтъ. Да еслибъ они и были, герои пришлись бы намъ не по вкусу. Тмъ не мене и друзья наши не подлецы, которыхъ каждое стремленіе клонится ко злу и каждая минута жизни есть борьба для подвига, достойнаго духа тьмы.
Лица, которыхъ вы не хотите видть въ роман, потому что они такъ дурны, т же самые друзья, которыхъ вы горячо любите за то, что они такіе хорошіе. Улучшить себя и другихъ не однимъ прыжкомъ на верхъ совершенства — такъ какъ устройство нашихъ ногъ этого не дозволяетъ — но медленно карабкаясь на высоту, я полагаю, цль всхъ наставниковъ, предводителей, законодателей, духовныхъ пастырей и повелителей. Пишущій разсказъ, подобный этому, вроятно также иметъ, при всемъ смиреніи, такого рода отдаленную цль въ виду. Описаніе возвышеннаго, богоподобнаго благородства, — описаніе короля Артура между людьми можетъ, пожалуй, имть благодтельное вліяніе. Но подобныхъ картинъ еще недостаточно. Когда он представляютъ, какимъ человку слдовало бы быть, то он врны истин. Когда же он пишутся съ тмъ, чтобы показать, каковы люди на самомъ дл, то он лживы. Описаніе дйствительной жизни, еслибъ могло быть вполн врно, показало бы людямъ, каковы они и какъ могли бы подняться, если не разомъ до верха совершенства, то все же шагъ за шагомъ, по ступенямъ лстницы.
Нашъ герой Фрэнкъ Грейстокъ, плачевнымъ образомъ оказавшійся не героемъ, былъ вовсе не въ веселомъ расположеніи духа, когда пріхалъ въ Бобсборо. Кто знаетъ, не потому ли онъ возвращался домой въ объятія матери, что былъ увренъ именно тамъ встртить сочувствіе, еслибъ ршился измнить Люси? Мать во всякомъ случа одобритъ его образъ дйствія, тогда какъ вроятно отецъ, и признавая вину, того будетъ мннія, что она заключалась въ помолвк съ Люси, а не въ измн ей. Онъ написалъ Люси свое письмо въ порыв восторженности, справедливо ли было, чтобы за то онъ поплатился несчастьемъ цлой жизни?
Нельзя достаточно поставить на видъ, что Лиззи Юстэсъ не казалась Фрэнку такою, какою она выставлена въ глазахъ читателя. По длу объ ожерель онъ уже приходилъ къ тому убжденію, что съ нею дйствительно поступали нехорошо, что же касается другихъ чертъ въ ея характер — чертъ, которыя онъ видлъ и которыя были не такого свойства, чтобы привлекать — надо вспомнить, что красавица въ объятіяхъ мужчины удивительно какъ очищается отъ всякой черноты. Даже лэди Линлитго, на которую красота Лиззи не могла имть подобнаго вліянія, все же согласилась, что она очень хороша. И красота этого лица должна была очаровывать того, кто разъ помирится съ мыслью о вроломств, безспорно изобличаемомъ глазами Лиззи. Вокругъ ея лица не оказывалось никакихъ грязныхъ лошадиныхъ хвостовъ. На ней не было ни пышныхъ волановъ или подложныхъ подушечекъ, она не румянилась и не носила фальшивыхъ волосъ или спиннаго нароста, цль котораго вроятно торжественно доказать, какую степень нелпаго уродства женщины могутъ заставить мужчинъ выносить. Ліоси была гибка, жива, ослпительна — именно въ томъ період жизни, когда женщина всего плнительне. Она едва только еще достигла полнаго развитія женской красоты, — того предла, посл котораго она уже увядаетъ. Роскошная красота въ ней еще не превратилась въ скромную пріятность, а воздушная легкость ея походки не сдлалась ни на волосъ тяжеле отъ лтъ или отъ хорошей жизни. Все это было предложено Фрэнку — и при томъ богатство, необходимое для его карьеры. Хотя Грейстокъ не сказалъ бы живой душ, что природа создала его съ наклонностью мотать и пользоваться благами міра сего, онъ безъ сомннія думалъ это о себ. Онъ Грейстокъ, и какимъ лишеніямъ придется ему подвергнуть Люси, если при такихъ наклонностяхъ онъ женился бы на ней и сталъ нищимъ-аристократомъ!
Когда женщина сама предлагаетъ себя мужчин, это такъ не благовидно, что мы не задумываясь называемъ женщину эту гнусною. Мы Лиззи Юстэсъ оправдывать не станемъ. Она поступила гнусно. Но человкъ, которому предложеніе сдлано, едва ли видитъ дло въ такомъ же свт, какъ мы. Онъ склоненъ врить, что въ исключительномъ случа, касающемся его самого, есть обстоятельства, которыя если не совсмъ оправдываютъ, то все же отчасти извиняютъ женщину. Фрэнкъ поврилъ любви кузины къ нему. Онъ поврилъ ей, когда она сказала, что приняла предложеніе лорда Фона съ досады, что онъ не пріхалъ къ ней, когда общалъ быть. Ему казалось естественно, что она настаивала на брак съ лордомъ Фономъ, когда Фрэнкъ не совтовалъ ей отказаться. А потомъ ея ревность по поводу кольца Люси и то, какъ она отдлала ее — все было въ его глазахъ доказательствомъ любви. Еслибъ она не любила его, зачмъ ей желать выйти за него замужъ? Разв таково было его положеніе, чтобъ она могла добиваться раздлить его — иначе какъ потому, что любила его боле кого-либо? Онъ настолько былъ ослпленъ, что не видлъ въ своей кузин колдуньи, свистомъ призывавшей втеръ и готовой воспользоваться первымъ дуновеніемъ, которое понесетъ ее на помл куда бы то ни было въ поднебесной. И наконецъ предложеніе, которое она, конечно, при обыкновенныхъ обстоятельствахъ ему не сдлала бы, разв не оправдывалось тмъ, что онъ былъ бденъ сравнительно съ ея богатствомъ, и укоръ въ нахальств, который иначе палъ бы на нее, этимъ однимъ совершенно былъ устраненъ. Онъ не согласился на ея предложеніе. Онъ не отказался отъ своего слова Люси Морисъ. Онъ ушелъ отъ Лиззи, не сказавъ ей ничего поощрительнаго, все изъ-за свой помолвки. Однако онъ полагалъ, что Лиззи искренна. Теперь онъ врилъ, что она говоритъ правду, хотя прежде былъ глубоко убжденъ, что ложь и хитрость ея вторая натура.
Въ Бобсборо онъ видлся съ своими доврителями и сказалъ имъ обычную осеннюю рчь. Жители Бобсборо остались довольны и снова подали за него голосъ. Такъ какъ на митинг собрались одни его приверженцы, то нечего удивляться, если онъ былъ выбранъ единодушно. Вс присутствовали, когда онъ говорилъ рчь, отецъ его, мать и сестры, вообще въ семейств питали сильное убжденіе, что Фрэнкъ предназначенъ поставить Грейстоковъ опять на ноги. Когда человкъ можетъ говорить, что хочетъ, съ убжденіемъ, что каждое слово его будетъ повторено, и обращаться къ слушателямъ въ качеств лица, несомннно выше ихъ стоящаго, ему конечно открывается обширное поприще. Когда консерваторы станутъ, какъ и подобаетъ, во глав правленія, Фрэнкъ Грейстокъ несомннно будетъ генерал-прокуроромъ. Даже нкоторые усердные поклонники находили,— что при его заслугахъ и способностяхъ не было надобности соблюдать обычную постепенность въ повышеніи на политическомъ поприщ и ему слдовало попасть прямо въ генерал-прокуроры. Мужчины стали пророчить декану всякаго рода благополучіе и мистрисъ Грейстокъ считала уже почти врнымъ засданіе на шерстяномъ мшк или по-крайней-мр на мст королевскаго судьи съ титуломъ пэра. Но тогда нельзя жениться на бдной гувернантк. Если онъ женится на своей кузин, можно сказать, что шерстяной мшокъ достанется ему.
Тутъ пришло письмо Люси, милое, дорогое, шутливое письмо о ‘герцогин’ и разбитыхъ сердцахъ.
‘Сердце мое разорвалось бы, только… только… только…’ Да, онъ зналъ очень хорошо, что Люси хотла сказать. Мое сердце никогда не разорвется, потому что вы не вроломный подлецъ. Будь вы вроломный подлецъ, а не перлъ, тогда сердце мое разорвалось бы. Вотъ что Люси хотла сказать, она не могла выразиться ясне и Фрэнкъ очень хорошо понялъ ее. Очень пріятно расхаживать по своему городку, считаться единогласно достойнымъ доврія и быть великимъ человкомъ, но если вы подлецъ и не привыкли быть подлецомъ, черная забота будетъ сидть позади васъ, когда вы скачете по улицамъ.
Письмо Люси требовало отвта, но какъ онъ ей отвтить? Онъ конечно не желалъ, чтобъ она сказала лэди Линлитго о своей помолвк, но Люси явно желала позволенія сказать, а на какомъ основаніи могъ онъ предписать ей молчаніе? Онъ зналъ, или ему такъ казалось, что пока онъ не отвтитъ на ея письмо, она не разскажетъ его тайны, и день отъ дня откладывалъ отвтъ. Мужчина обыкновенно не пишетъ любовнаго письма, когда не ршается, сдлаться ему подлецомъ или нтъ.
Потомъ пришло письмо къ ‘бобсборобской барын’ отъ лэди Линлитго, наполнившее всхъ изумленіемъ.
‘Милостивая государыня — такъ начиналось письмо — такъ какъ вашъ сынъ помолвленъ съ мисъ Морисъ — по-крайней-мр, она это говоритъ — вамъ не слдовало присылать ее ко мн, не сообщивъ мн обо всемъ. Она говоритъ, что вы знаете объ ея помолвк, что я могу вамъ написать, если хочу. Разумется, я могу это сдлать и безъ ея позволенія. Но мн кажется, что если вы знаете объ этомъ брак и одобряете его, то вашъ домъ, а не мой, долженъ быть приличнымъ мстомъ для нея.
‘Мн говорятъ, что мистеръ Грейстокъ важный человкъ. Моя компаньонка не можетъ быть важной женщиной. Не можетъ быть, что вы желаете разстроить этотъ бракъ, а то вы сказали бы мн. Она останется у меня шесть мсяцевъ, а потомъ должна ухать.
‘Искренно вамъ преданная

‘СЮЗАННА ЛИНЛИТГО.’

Сочли ршительно необходимымъ показать это письмо Фрэнку.
— Ты видишь, замтила ему мать: — она тотчасъ сказала старух.
— Я не вижу, почему ей не сказать.
Однако Фрэнкъ былъ раздосадованъ. Спрашивая у него позволенія, Люси по-крайней-мр должна была бы дождаться его отвта.
— Ну, я не знаю, сказалъ мистрисъ Грейстокъ.— Вообще считается, что молодыя двушки должны молчать о такихъ вещахъ, а она выболтала и тотчасъ расхвасталась.
— Я думалъ, что двушки всегда разглашаютъ о своей помолвк, сказалъ Фрэнкъ:— и не вижу, чмъ тутъ хвастаться.
Потомъ онъ замолчалъ на минуту.
— Дло въ томъ, что вс мы очень дурно обращаемся съ Люси, сказалъ онъ потомъ.
— Я этого не вижу, сказала его мать.
— Намъ слдовало пригласить ее сюда.
— На сколько времени, Фрэнкъ?
— На сколько ей понадобился бы пріютъ.
— Еслибъ ты пожелалъ, Фрэнкъ, разумется она пріхала бы сюда. Но ни я, ни твой отецъ не могли съ удовольствіемъ принять ее какъ твою будущую жену. Ты самъ говоришь, что не можешь жениться на ней по-крайней-мр два года.
— Я сказалъ одинъ годъ.
— Мн кажется, Фрэнкъ, ты сказалъ два. Мы вс знаемъ, что такой бракъ будетъ для тебя гибеленъ. Какъ же мы можемъ съ удовольствіемъ принять ее? Можешь ты найти средства приготовить для нея домъ чрезъ годъ?
— Почему же нтъ? Я завтра могу устроить домъ.
— Такой домъ, какой приличенъ твоему положенію? И хорошо ли, Фрэнкъ, жениться на ней, а потомъ сказать, что у тебя долги?
— Мн кажется, ей все-равно, если она будетъ сть черствый хлбъ съ водой.
— Ей не должно быть все-равно, Фрэнкъ.
— Мн кажется, сказалъ деканъ сыну на слдующій день:— что въ нашемъ сословіи слдуетъ избгать неблагоразумныхъ браковъ. Мой бракъ былъ бы очень счастливъ, но я всегда былъ бденъ и чувствую это теперь, когда не въ состояніи помочь теб. А между тмъ у твоей матери было кой-какое состояніе. Мн кажется, что никто не дорожитъ богатствомъ мене меня. Я довольствуюсь почти ничмъ.
Ничто, которымъ деканъ довольствовался, заключало въ себ вс удобства жизни, хорошій столъ, хорошее вино, новыя книги, костюмъ всегда съ иголочки, но такъ какъ бобсбороскіе лавочники посредствомъ мистрисъ Грейстокъ всегда снабжали его этими вещами, точно будто сваливавшимися съ облаковъ, деканъ дйствительно думалъ, что никогда ничего не желалъ.
— Я довольствуюсь почти ничмъ. Но я чувствую, что люди вашего сословія не могутъ вступать въ такіе браки, въ какіе вступаютъ богатые или бдные другихъ сословій. Ты, напримръ, долженъ жить съ богатыми, а самъ небогатъ. Это можно сдлать только посредствомъ осторожности, а осторожность невозможна съ женою и дтьми.
— Но люди въ моемъ положеніи женятся, сэръ.
— Посл извстнаго возраста — или женятся на богатыхъ. Видишь, Фрэнкъ, не многіе поступаютъ въ парламентъ съ такими умренными средствами, какъ твои, а т, которые поступаютъ, можетъ быть, боле понимаютъ экономію.
Деканъ ни слова не сказалъ о Люси Морисъ, а все выражался общими мстами.
Слушаясь совта, а можетъ быть и приказанія сына, мистрисъ Грейстокъ не отвтила на письмо лэди Линлитго. Онъ халъ въ Лондонъ и дастъ лично или письменно отвтъ, какой окажется нуженъ.
— Стало быть, ты увидишься съ Люси Морисъ? спросила мать.
— Конечно, я увижусь съ Люси. Что-нибудь надо ршить.
Тонъ, которымъ онъ сказалъ эти слова, нсколько утшилъ его мать.

Глава XXXVI.
ГОСТИ ЛИЗЗИ.

Врные своему слову, мистрисъ Карбункль, мисъ Ронокъ, лордъ Джорджъ, де-Брюсъ Карутерсъ и сэр-Грифинъ Тьюитъ пріхали въ замокъ Портрэ. Дня на два пріхалъ еще гость, которому Лиззи была очень рада, но о добродушіи котораго Кэмпердаунъ на этотъ разъ возымлъ очень дурное мнніе. Это былъ Джонъ Юстэсъ.
Его невстка написала къ нему въ убдительныхъ выраженіяхъ, и не желая ссориться съ вдовою брата, пока этого можно избгнуть — такъ сказалъ онъ Кэмпердауну — онъ принялъ предложеніе. Если долженъ быть процесъ о брилліантахъ, то пусть его ведетъ Кэмпердаунъ.
Лиззи до-сихъ-поръ никогда не принимала своихъ знакомыхъ такъ парадно. Нкоторыхъ она приглашала въ Лондон обдать, разъ или два были у нея гости вечеромъ. Но во всхъ ея лондонскихъ поступкахъ проглядывалъ трепетъ боязни — объясняемый ея молодостью и вдовствомъ, и въ Портрэ — въ ея собственномъ дом — ей приличне всего выказать гостепріимство. Она и тутъ выждала время, но теперь имла намреніе показать своимъ друзьямъ, что у нея есть свой собственный домъ.
Она написала даже къ дяд мужа, епископу, приглашая его въ Портрэ. Онъ пріхать не могъ, но прислалъ дружескій отвтъ и благодарилъ за память. Она назвала многихъ, будучи уврена, что они не прідутъ — но двое-трое приняли ея приглашеніе. Джонъ Юстэсъ общалъ пріхать къ ней на два дня. Когда Фрэнкъ ухалъ, оставивъ ее такимъ образомъ, какъ мы описали, она написала къ нему, приглашая присоединиться къ ея гостямъ. Вотъ ея записка:
‘Прізжайте ко мн на недлю, писала она: ‘пока у меня гости, чтобъ я не казалась брошенной. Садитесь на конц моего стола и будьте для меня братомъ. Я ожидаю этого отъ васъ.’
На это онъ отвтилъ, что прідетъ въ первыхъ числахъ ноября.
Пріхалъ къ ней пасторъ изъ Лондона, Джозефъ Эмиліусъ, о которомъ говорили, что онъ родился жидомъ въ Венгріи, и звали его Миліусъ. Въ настоящее время онъ считался однимъ изъ краснорчивыхъ лондонскихъ проповдниковъ, и нкоторые увряли, что онъ достигъ такого краснорчія, какого не запомнитъ никто. Относительно декламаціи находили, что со временъ мистрисъ Сидонсъ никто не могъ сравниться съ нимъ. Но онъ былъ не въ ладахъ съ какимъ-то епископомъ и нкоторые не знали, была ли на свт, или нтъ мистрисъ Эмиліусъ. Онъ вдругъ явился въ послдній сезонъ, и по милости его, здить къ обдни сдлалось пріятнымъ занятіемъ для Лиззи Юстэсъ.
Въ послдній день октября пріхали Эмиліусъ и Джонъ Юстэсъ, каждый самъ по себ. Мистрисъ Карбункль и мисъ Ронокъ пріхали на почтовыхъ изъ Айра — точно также пріхали лордъ Джорджъ и сэр-Грифинъ чрезъ часъ посл нихъ. Фрэнка еще не ожидали. Онъ общалъ назначить день и еще не назначилъ.
— Очень хорошо, очень хорошо, сказалъ Гауранъ, когда ему сообщили о предстоявшихъ событіяхъ и велли сдлать необходимыя приготовленія:— конечно, она можетъ длать съ своимъ добромъ что хочетъ. Чмъ больше льешь, тмъ меньше останется. Мистеръ Джонъ будетъ? Я радъ видть мистера Джона. Ну да, овса будетъ вдоволь. Еще надо корову? Понадобится еще дв. О коровахъ я позабочусь.
Анди Гауранъ, несмотря на междоусобную войну, происходившую между нимъ и его госпожой, позаботился о сн, о коровахъ, обо всемъ и нанялъ лишнихъ слугъ. Между нимъ и лэди Юстэсъ существовала непріязнь и онъ ее не скрывалъ — но онъ получалъ отъ нея жалованье и длалъ свое дло.
Мистрисъ Карбункль была женщина удивительная. Она была женою человка, съ которымъ ее видали очень рдко, котораго никто не зналъ, который бывалъ гд-то въ Сити, но какъ-то никогда не успвалъ добыть денегъ, а между-тмъ она бывала везд. По-крайней-мр говорили, что она везд бывала, и дйствительно она здила во многія мста.
Ни у Карбункля, ни у ней денегъ не было. Она была дочерью человка, который похалъ въ Нью-Йоркъ — и обанкрутился тамъ. О ея родныхъ ничего боле не было извстно. У ней былъ домъ въ одной изъ очень маленькихъ улицъ Мэйфэра, куда она часто приглашала знакомыхъ на чай къ пяти часамъ.
Другихъ приглашеній она не длала никогда. Во время лондонскаго сезона она всегда держала экипажъ, а зимой у ней всегда были охотничьи лошади. Кто платилъ за нихъ, никогда не было извстно, и никто не заботился узнать. Костюмъ ея всегда былъ безподобенъ — относительно моды и того, какъ онъ къ ней шелъ. Относительно же одобренія манеры одваться мистрисъ Карбункль — это былъ вопросъ вкуса. Можно было сказать, что главнымъ правиломъ ея туалета была смлость — смлость не неблагопристойности, которая, что ни говорили бы сатирики, въ Англіи не иметъ успха, но смлость въ цвтахъ, рисункахъ, фасон. Она разъзжала въ парк въ черной съ желтымъ амазонк и являлась въ опер въ бломъ бархат безъ малйшаго цвтного пятнышка.
Хотя ей наврно стукнуло тридцать, и по всей вроятности она приближалась къ сорокалтцему возрасту, ея черные какъ гагатъ волосы были распущены по спин, а въ іюн она разъзжала по Лондону въ соломенной круглой шляп. Но вс соглашались, что она была хорошо одта. Потомъ возникалъ вопросъ, кто платилъ по ея счетамъ?
Мистрисъ Карбункль была красивая женщина, съ полнымъ лицомъ, съ смлыми глазами, съ безподобными черными бровями, широкимъ носомъ красивой формы, съ толстыми губами и ровными зубами. Подбородокъ у нея былъ круглый и короткій, можетъ быть съ легкой наклонностью сдлаться двойнымъ. Но хотя лицо ея было полное и круглое, въ немъ были сила и повелительное выраженіе, хотя можетъ быть трудно было сказать, въ какихъ чертахъ оно преобладало. Но въ сущности душа придаетъ тонъ каждой черт, а сердце мистрисъ Карбункль стремилось повелвать.
Но, можетъ быть, удивительне всего въ ея лиц былъ цвтъ. Т, которые не знали ее коротко, говорили, что разумется она сама себя прикрасила. Но, хотя этотъ слишкомъ яркій румянецъ почти всегда виднлся на ея лиц, покрывая щеки, но не касаясь ея лба или шеи, онъ въ извстныя минуты измнялся и даже пропадалъ. Когда она сердилась, онъ исчезалъ на минуту, а потомъ возвращался ярче прежняго. Притиранія не было на щекахъ мистрисъ Карбункль, а между тмъ румянецъ былъ такъ блестящъ и такъ прозраченъ, что почти оправдывалъ убжденіе, что не могъ быть подлиннымъ. Были люди, уврявшіе, будто такого чуднаго румянца никогда не бывало на лиц другой женщины ныншняго вка, а другіе, напротивъ, называли ее молочницей. Она была высока и походка ея была такова, какъ будто ей принадлежала половина міра.
Ея племянница, миссъ Ронокъ, была такого же роста и такой же красоты, съ тми улучшеніями и съ тми недостатками, какіе принадлежатъ юности. Ей казалось на видъ двадцать-четыре года, а на самомъ дл было не боле восемнадцати. Возл тетки она казалась на половину ниже ея, а между тмъ ростъ ея былъ не маленькій. Она тоже была высока, какъ будто привыкла повелвать, и ходила словно юная Юнона. Волосы у ней были очень темные — почти черные — и очень густые, глаза большіе и блестящіе, хотя слишкомъ смлые для такой молоденькой двушки, носъ и ротъ точно такіе, какъ у тетки, но подбородокъ ея былъ нсколько длинне, такъ что отнималъ отъ ея лица ту круглоту, которая можетъ быть нсколько лишала величія наружность мистрисъ Карбункль.
Цвтъ лица мисъ Ронокъ былъ поистин чудесенъ. Никто не думалъ, чтобы она притиралась, потому что румянецъ выступалъ, исчезалъ и измнялся съ каждымъ словомъ, съ каждой мыслью, но постоянно оставался на ея щекахъ такимъ же яркимъ, какъ у тетки, хотя нсколько прозрачне и съ боле деликатнымъ оттнкомъ, когда яркій цвтъ блднлъ и переходилъ почти въ мраморную близну кожи. У мистрисъ Карбункль ни перехода, ни блдности не было. Красный и блдный цвтъ граничилъ одинъ съ другимъ на ея щекахъ безъ всякихъ переходовъ, какъ на флаг.
Лучинда Ронокъ была неоспоримо очень красивая женщина. Вроятно, никому не пришло бы въ голову сказать, что она мила. Съ нея былъ спятъ портретъ прошлой зимой и возбудилъ большое вниманіе на выставк. Нкоторые находили, что она походила на Бренвилье, другіе на Клеопатру, третьи на царицу савскую. Въ глазахъ ея на портрет не виднлось, конечно, любви, но сравнивавшіе ее съ египетской царицей Клеопатрой думали, что Клеопатра употребляла свою любовь для честолюбивой цли. Сравнивавшіе ее съ Бренвилье такъ привыкли къ нжности и лести женщинъ, что привыкли думать, будто женщина молчаливая, надменная и недоступная вчно замышляетъ убійство. Мнніе учениковъ школы савской царицы, составлявшихъ, можетъ быть, боле многочисленную партію, происходило отъ величественной осанки Лучинды, скоре чмъ отъ опредленнаго понятія о той госпож, которая посщала Соломона. Вс, однако, были согласны въ томъ, что Лучинда Ронокъ очень хороша собой и совсмъ не такая двушка, съ которой мужчина пожелалъ бы побродить подъ отдаленными буковыми деревьями на пикник.
Она дйствительно была молчалива, серіозна, и если не надменна по характеру, то выказывала вс признаки надменности. Она везд бывала съ теткой и позволяла водить себя въ танцахъ, подъзжать къ себ, катаясь верхомъ, и заговаривать съ собою въ обществ, но сама не трудилась говорить — а смха, кокетства или ужимокъ отъ нея также мало можно было ожидать, какъ и отъ мраморной Минервы.
Въ послднюю зиму она начала здить на охоту съ теткой и уже научилась хорошо охотиться. Если оказывалась необходимость въ помощи у калитки или у забора, а слуга, провожавшій обихъ дамъ, не находился поблизости, Лучинда принимала эту помощь отъ перваго ближайшаго къ ней мужчины, но почти всегда благодарила однимъ поклономъ, и даже молодые лорды, мастерскіе наздники и красавцы-полковники, сквайры съ тысячными доходами, съ трудомъ успвали завлечь ее въ разговоръ объ охот.
Все это примчали, обо всемъ этомъ говорили, всмъ этимъ восхищались. Слдовало предполагать, что Лучинд Ронокъ былъ нуженъ мужъ, а между тмъ ни одна двушка не старалась мене ея достать себ мужа. Двушка не должна постоянно стараться привлекать къ себ мужчинъ, но ей слдуетъ придавать себ нкоторую привлекательность. Такая красивая двушка, какъ Лучинда Ронокъ, умвшая летать на лошади какъ птица, державшая себя съ достоинствомъ герцогини и неоспоримо умная, должна была поставить себя въ такое положеніе, чтобы принимать т блага, которыя ей могутъ доставить ея прелести и достоинства, но Лучинда Ронокъ держалась поодаль и презирала всхъ. Вотъ какимъ образомъ говорили о Лучинд, а о ней говорили много посл выставки.
Затрудненіе состояло въ томъ, чтобы узнать о ея происхожденіи. Общее мнніе было, что она американка. Ея мать, такъ же какъ и мистрисъ Карбункль, дйствительно была въ Нью-Йорк. Карбункль былъ уроженецъ Лондона, но предполагали, что Ронокъ былъ американецъ.
Это было справедливо. Лучинда родилась въ Нью-Йорк, воспитывалась тамъ до шестнадцати лтъ, а потомъ отвезена въ Парижъ на девять мсяцевъ, а изъ Парижа привезена въ Лондонъ теткой. Мистрисъ Карбункль всегда говорила, что Лучинда получила воспитаніе парижское. Сама Лучинда никогда не говорила о своемъ воспитаніи и прошлой жизни.
— Я вотъ скажу вамъ что, сказалъ одинъ итонскій школьникъ своей старшей сестр, когда разсуждали о характер и положеніи Лучинды:— она героиня и застрлитъ человка ни за что, ни про что.
Въ семейств этого школьника Лучинду всегда посл этого называли героиней.
Какимъ образомъ Джорджъ де-Брюсъ Карутерсъ привязался къ этимъ дамамъ было тайной, но лордъ Джорджъ всегда былъ таинственъ. Это былъ молодой человкъ — его считали молодымъ — лтъ сорока-пяти и онъ все длалъ не такъ, какъ длаютъ другіе. Онъ много охотился, но не водилъ дружбы съ охотниками, являлся то въ этомъ графств, то въ другомъ, совершенно пренебрегая травой, заборами, дружбою или лисицами. Лейстеръ, Эссексъ, Айрширъ или Баронъ равно приводили его въ восторгъ, и во всхъ графствахъ онъ былъ какъ дома. Состоянія у него никогда не было и онъ не заработывалъ шилинга. Говорили, что въ молодости онъ учился у стряпчаго въ Абердин и назывался тогда просто Джорджъ Карутерсъ. Его троюродный братъ, маркизъ Килайкрэнкай, былъ убитъ на охот, вторая отрасль благородной фамиліи пала при Балаклав, третья погибла въ индійскомъ возстаніи, а четвертая, царствовавшая нсколько мсяцевъ, скоропостижно умерла, оставивъ большую семью, состоявшую изъ дочерей. Въ три года исчезли четыре брата, не оставивъ мужского наслдника, а старшій братъ Джорджа, служившій тогда въ вест-индскомъ полку, былъ призванъ на родину изъ Демерары, чтобъ сдлаться маркизомъ Килайкрэнкай. По обычной вжливости правительства, вс братья были сдланы лордами, и за двнадцать лтъ до начала нашего разсказа Джоржъ Карутерсъ, давно бросившій контору въ Абердин, сдлался лордомъ Джорджемъ де-Брюсъ Карутерсомъ.
Какъ онъ жилъ, никто не зналъ. Считали невозможнымъ, чтобъ братъ много помогалъ ему, такъ какъ имніе, укрпленное за наслдовавшими Килакрэнкайскій титулъ, было не велико. Онъ иногда бывалъ въ Сити и предполагали, что ему знакома биржевая игра. Можетъ быть, онъ держалъ пари на скачкахъ. Вообще онъ жилъ съ людьми со средствами — или по-крайней-мр съ однимъ человкомъ со средствами за одинъ разъ, но знавшіе его хорошо увряли, что онъ никогда не занималъ шилинга у пріятеля и никогда не долженъ былъ гинеи поставщику. У него всегда были лошади, но никогда не бывало дома. Въ Лондон онъ помщался въ одной комнат и обдалъ въ клуб. Онъ былъ полковникъ волонтерскаго егерскаго полка — самыхъ буйныхъ удальцовъ во всей Англіи — и слылъ отъявленнымъ радикаломъ. Его даже подозрвали въ республиканскихъ чувствахъ, и несвдущіе лондонскіе юноши намекали, что онъ былъ центромъ великимъ британскихъ феніевъ. Онъ былъ приглашенъ въ депутаты отъ Тауер-Гамлетса, но сказалъ депутаціи, явившейся къ нему, что онъ знаетъ кое-что получше этого. Заплатятъ ли они его издержки и положатъ ли ему жалованье? Депутація сомнвалась, можетъ ли общать это.
— А я не сомнваюсь, но знаю наврное, что этого не сдлаютъ, сказалъ лордъ Джорджъ, и депутація вернулась восвояси.
По наружности это былъ длинноногій, длиннотлый, длиннолицый мужчина, съ густыми бакенбардами и густыми усами, но съ выбритымъ подбородкомъ. Глаза его глубоко сидли въ голов, щеки были впалы и желты, а между тмъ онъ казался сильнымъ и здоровымъ человкомъ. Руки у него были большія, костлявыя, шея казалась длинной, потому что онъ такъ носилъ рубашку, что часть горла всегда была обнажена.
Очевидно, онъ любилъ находиться въ обществ красивыхъ женщинъ, но никто не предполагалъ, чтобъ онъ женился. Послдніе два-три года между нимъ и мистрисъ Карбункль завязалась дружба, а въ послдній сезонъ онъ сдлался почти коротокъ съ нашей Лиззи. Лиззи думала, не можетъ ли онъ сдлаться корсаромъ, котораго рано или поздно она должна встртить.
Сэр-Грифинъ Тьюитъ, которымъ въ настоящемъ період его карьеры руководилъ лордъ Джорджъ, былъ не очень любезный баронетъ. Да и обстоятельства его были таковы, что не могли сдлать человка любезнымъ. Онъ номинально былъ не только наслдникомъ, но и владльцемъ большого состоянія — но не могъ дотронуться до капитала и количество дохода опредлялось съ дозволенія законниковъ. Грейстокъ сказалъ правду — съ нимъ вс тягались — такъ успшно его отецъ разстроилъ имнье. Замокъ Тьюитъ пришелъ въ упадокъ въ четыре года, а теперь отдавался внаймы почти даромъ.
Сэр-Грифинъ былъ блокурый худощавый молодой человкъ, съ дурными глазами, съ слабымъ ртомъ, съ худощавыми руками, любившій крпкіе напитки и ненавидвшій смертельно всякаго знакомаго, который выигрывалъ отъ него пятифунтовый билетъ, и всякаго лавочника, который требовалъ уплаты по счету.
Но въ немъ было одно достоинство, выкупавшее вс недостатки — онъ находилъ Лучинду Ронокъ красавицей и желалъ жениться на ней.
Вотъ какихъ друзей Лиззи Юстэсъ принимала въ замк Портрэ въ первый день своего роскошнаго гостепріимства — вмст съ Джономъ Юстэсомъ и съ Джозефомъ Эмиліусомъ, моднымъ проповдникомъ въ Мэйфэр.

Глава XXXVII.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЛИЗЗИ.

Пріздъ Джона Юстэса былъ очень важенъ для Лиззи, хотя Джонъ Юстэсъ пріхалъ только на два дня. Это избавляло ее отъ необходимости казаться брошенной передъ ея друзьями — брошенной тми, которымъ слдовало быть близкими къ ней, что было бы прискорбно для нея.
Присутствіе Джона у ней на два дня помогло ей оправиться. Она могла называть его Джономъ, приводить къ нему своего сына и напоминать съ нжнйшей улыбкой — почти со слезами, что онъ опекунъ мальчика.
— Малюточка! Такъ многое зависитъ отъ этой жизни — не такъ ли, Джонъ? шепнула она на ухо ему.
— Счастливчикъ! сказалъ Джонъ, потрепавъ мальчика по голов: — позвольте, разумется, онъ поступитъ въ Итонъ.
— Еще не скоро, сказала Лиззи съ трепетомъ.
— Конечно, не теперь, — лтъ двнадцати.
За этимъ мальчика увели. Она сыграла своего козыря. Джонъ Юстэсъ былъ добрякъ, умлъ прощать многое и не ожидалъ совершенства въ людяхъ.
Мистрисъ Карбункль ему не понравилось, къ красот Лучирды онъ остался равнодушенъ,— татарина лорда Джорджа онъ боялся, а сэр-Грифина презиралъ. Въ душ онъ считалъ Эмиліуса самозванцемъ, способнымъ пожалуй обворовать его, а мисъ Мэкнёльти не казалась ему привлекательна. Но онъ улыбался и былъ веселъ, называлъ лэди Юстэсъ по имени и радъ былъ оказаться ей полезнымъ, показавъ ея друзьямъ, что Юстэсы не совсмъ ее бросили.
—Я получила такое дружеское письмо отъ милаго епископа, сказала Лиззи:— но онъ пріхать не можетъ. Онъ не можетъ отказаться отъ приглашенія, сдланнаго прежде моего.
— Очень далеко, сказалъ Джонъ:— а онъ уже не молодъ, — притомъ за бобсборскими пасторами надо присматривать.
— Я не думаю, чтобъ его удерживало что-нибудь подобное, сказала Лиззи, которая не думала, чтобъ блаженное состояніе епископа портилось занятіями.
Джонъ былъ такъ милъ, что она почти ршилась поговорить съ нимъ объ ожерель, но она была осторожна, обдумала и нашла, что лучше промолчать. Джонъ Юстэсъ, конечно, былъ очень добръ, но можетъ быть и скажетъ ей некрасивое словцо, если она поступитъ опрометчиво. Она воздержалась и посл завтрака на второй день онъ ухалъ безъ всякихъ намековъ на непріятныя дла.
— Я считаю моего деверя совершеннымъ джентльмэномъ, сказала Лиззи съ энтузіазмомъ, когда о немъ стали разсуждать за-глаза.
— Это несомннно, сказала мистрисъ Карбункль.— Онъ мн кажется очень спокойнаго характера.
— Ему не очень нравилось это общество, сказалъ лордъ Джорджъ.
— А я уврена, что ему нравилось, сказала Лиззи.
— Я говорю съ политической стороны. Для него мы вс бурные демагоги и цыгане. Юстэсъ старый тори, можетъ быть единственный оставшійся тори. Но вы правы, лэди Юстэсъ, онъ джентльмэнъ.
— Онъ себ на ум не хуже другихъ, сказалъ сэр-Грифинъ.
— А я что — демагогъ или цыганка? спросила Лиззи корсара.— Я не знаю.
— Отчасти и то и другое, лэди Юстэсъ.
— А мисъ Ронокъ тоже демагогъ?
— Конечно, сказалъ лордъ Джорджъ:— я кажется, не клеплю на васъ, мисъ Ронокъ?
— Лучинда демократъ, а не демагогъ, лордъ Джорджъ, сказала мистрисъ Карбункль.
— Этихъ различій мы не понимаемъ по сю сторону Океана. Но демагоги, демократы, демонстраціи и демосеновское краснорчіе — все равномрно противно для Джона Юстэса. Какъ молодой человкъ, это самый лучшій тори, мн извстный.
— Онъ вренъ своему знамени, сказалъ Эмиліусъ, старавшійся возбудить вниманіе мисъ Ронокъ къ драматическимъ произведеніямъ Шекспира:— а я люблю людей, врныхъ своему знамени.
Эмиліусъ говорилъ съ легкимъ иностраннымъ произношеніемъ — такимъ легкимъ, что оно могло только служитъ къ тому, чтобы привлечь на него вниманіе.
Пока Юстэсъ еще былъ въ Портрэ, пришло письмо отъ Фрэнка Грейстока, сообщавшее, что онъ прідетъ въ Портрэ изъ Глазго въ среду 5 ноября. Онъ долженъ ночевать въ Глазго, дла, друзья или удовольствія требовали его вниманія въ этомъ обширномъ центр торговли. Его убдили охотиться и онъ согласился. Съ Кильмарнокской стороны графства въ эту среду собиралась охота и онъ приведетъ съ собою лошадь изъ Глазго. Даже въ Глазго можно было нанять охотничью лошадь и отослать утромъ за сорокъ или пятьдесятъ миль, а вечеромъ возвратить ее. Лиззи разузнала обо всемъ и написала ему. Если онъ зайдетъ въ конюшню Мэк-Фарлэна въ Бухананской улиц, или даже напишетъ къ Мэк-Фарлэну, онъ наврно найдетъ порядочную лошадь. Мэк-Фарлэнъ посылалъ лошадей въ Айрширъ каждый божій день. Стоило только заплатить три гинеи за лошадь, а потомъ за отправку по желзной дорог.
Фрэнкъ, знавшій объ этомъ не меньше кузины и никогда не думавшій много о гинеяхъ и билетахъ на желзную дорогу, общалъ пріхать на охоту въ полной экипировк. Вещи его пойдутъ по желзной дорог и Лиззи должна послать за ними въ Трунъ. Онъ предполагалъ, что благодтельное провидніе само возвратитъ лошадь Мэк-Фарлэну. Таково было содержаніе его письма.
— Если онъ не позаботится, собьется съ толку, сказалъ сэр-Грифинъ.— Онъ подетъ по одной желзной дорог, а его лошадь по другой.
— Мы съумемъ лучше устроить для нашего кузена, сказала Лиззи, съ упрекомъ кивая головой.
Но въ Портрэ была охота прежде, чмъ пріхалъ Фрэнкъ Грейстокъ. Охота эта была назначена для того, чтобы Лиззи познакомилась со всми прелестями отъзжаго поля. Надо отдать ей справедливость, что она годилась для этого занятія. здила она хорошо, хотя еще не зжала на охоту, и мужества была хладнокровнаго. Она была красива на лошади и имла то присутствіе духа, которое никогда не должно оставлять женщину, когда она охотится.
Для нея была куплена пара лошадей подъ надзоромъ лорда Джорджа, совокупно съ мистрисъ Карбункль — лошади эти стояли въ замк десять дней — ‘продая дыру въ хозяйскомъ карман’, какъ съ печалью выражался Анди Гауранъ. Лиззи упражнялась въ верховой зд даже въ то время, когда Джонъ Юстэсъ былъ у ней, а не прошло еще и трехъ ночей, какъ ея учителя ночевали въ замк, Лиззи уже разъ шесть перескакивала взадъ и впередъ черезъ каменную стну.
— О да! сказала Лучинда въ отвтъ на замчаніе сэр-Грифина:— это довольно легко — пока не наткнешься на что нибудь трудное.
— Ничто трудное не останавливаетъ васъ, сказалъ сэр-Грифинъ.
Этотъ комплиментъ Лучинда не удостоила отвта.
Въ понедльникъ Лиззи отправилась на охоту въ первый разъ въ жизни. Надо признаться, что когда она надвала амазонку, а потомъ завтракала со всми своими гостями въ охотничьемъ костюм, а тамъ похала съ ними въ своемъ собственномъ экипаж на мсто сборища, сердце ея нсколько трепетало. Ея осторожность въ трат денегъ получила ударъ. Мистрисъ Карбункль сказала ей, что пара лошадей, годныхъ для нея, можетъ стоить около 180 ф. Покупка была поручена лорду Джорджу и онъ потребовалъ отъ нея чекъ на 320 ф. Разумется, она написала чекъ, не говоря ни слова, но ей начинало приходить въ голову, что охота удовольствіе дорогое. Гауранъ увдомилъ ее, что купилъ скирдъ сна отъ сосда за 75 ф. 15 ш. 9 п.
— Прости Господи, сказалъ Анди:— а ужъ какъ я, бдняжка, потрудился для вашего сіятельства.
75 ф. 15 ш. 9 п. была большая сумма и неужели она должна была купить цлый скирдъ? Въ конюшн стояло восемь лошадей. Къ какому знакомому могла она обратиться, чтобъ узнать сколько сна можетъ състь лошадь въ одинъ мсяцъ? Въ этомъ она могла безусловно положиться на Анди Гаурана, но какъ она могла это знать? Потомъ, что если у какой-нибудь отчаянной загородки она слетитъ съ лошади и разобьетъ себ носъ или выбьетъ себ передній зубъ! Стоитъ ли игра свчъ? Мистрисъ Карбункль не очень ей нравилась. И хотя лордъ Джорджъ очень нравился, возможно ли, чтобъ онъ купилъ лошадей по 90 ф. каждую, а съ нея взялъ по 160 ф.? Корсары длаютъ такія вещи. Лошади были дв милочки, съ звздами на лбу, съ глянцовитой шерстью и съ восхитительной способностью мгновенно прыгать чрезъ все. Лордъ Джорджъ не попользовался ни однимъ пенни и лошади были хорошія, стоившія этихъ денегъ,— но какъ Лиззи могла это знать? Хотя она сомнвалась и боялась, она могла улыбаться и глядть на всхъ какъ ни въ чемъ не бывало. Если все пойдетъ худо, она можетъ достать деньги за брилліанты.
Въ этотъ понедльникъ сборище было сравнительно близко — только за двнадцать миль. Въ слдующую среду сборище будетъ за шестнадцать миль, и они подутъ по желзной дорог — а вечеромъ за ними прідетъ экипажъ.
Три дамы и лордъ Джорджъ сли въ карету, а сэр-Грифинъ влзъ на козлы. Лошади дамъ были отправлены съ двумя грумами, а лошади лорда Джорджа и сэр-Грифина должны были находиться на мст сборища. Лиззи нсколько гордилась своими лошадьми и своимъ экипажемъ,— но въ то же время нсколько боялась. До-сихъ-поръ она очень мало знала жителей графства и не была уврена, какъ примутъ ее,— потомъ что будетъ съ нею, если лисица тотчасъ выбжитъ, а у ней не достанетъ снаровки или мужества поскакать за нею? За мисъ Ронокъ долженъ былъ смотрть сэр-Грифинъ, а лордъ Джорджъ за мистрисъ Карбункль, наконецъ Лиззи поразила такая ужасная мысль, что она не могла не высказать ее.
— Что мн длать? сказала она:— если я останусь одна въ пол, а вс удутъ?
— Мы не поступимъ съ вами такимъ образомъ, сказала мистрисъ Карбункль.
— Вы можете остаться одн только въ такомъ случа, когда опередите всхъ, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Наврно все пойдетъ хорошо, сказала Лиззи, собравшись съ мужествомъ и говоря себ, что женщина можетъ умереть только одинъ разъ.
Все шло хорошо, какъ обыкновенно. Лошадей было множество — у каждаго охотника было по дв лошади, и кром того за каждыми тремя дамами смотрлъ грумъ. Лиззи пожелала взять для себя особаго грума, но ей сказали, что недостанетъ лошади.
— Мн нуженъ грумъ только для того, чтобъ держать мой флаконъ, непромокаемый плащъ и завтракъ, сказала мистрисъ Карбункль.— Безъ этого и я взглянуть не захотла бы на грума.
— Удобно иногда, чтобъ отворили калитку, медленно сказала Лучинда.
— Разв это можетъ сдлать для васъ только грумъ? спросилъ сэр-Грифинъ.
— Джентльмэны не могутъ отворять калитокъ, сказала Лучинда.
Сэр-Грифинъ въ прошломъ году такъ часто отворялъ калитки для мисъ Ронокъ, что нашелъ ея слова жестокими.
Лошадей было восемь, и восемь лошадей съ тремя грумами составляли цлую толпу. Въ толп айрширскихъ охотниковъ — гд находились два лорда, двнадцать лэрдовъ, дв дюжины фермеровъ, столько же дловыхъ людей изъ Айра, Кильмарнака, Глазго — скоро сдлалась извстнымъ, что между ними находится лэдя Юстэсъ съ своимъ обществомъ. О Лиззи многое уже слышали и наконецъ узнали, что она пожизненно владетъ Портрэ. Пошли толки, шептанья и то волненіе, которое появленіе новопрізжихъ производитъ на охот. Лордъ Джорджъ зналъ двухъ, трехъ человкъ, которые удивились, найдя его въ Айршир, а мистрисъ Карбункль скоро была какъ своя съ однимъ молодымъ вельможей, котораго она встрчала въ долин съ барономъ. Сэр-Грифинъ не оставлялъ Лучинду и одно время бдная Лиззи чувствовала себя одинокою въ толп.
Кто не знаетъ этого ужаснаго чувства и необходимости страдальца показать, будто онъ не страдаетъ — что опять портится убжденіемъ, что притворство напрасно? Это, можетъ быть, нехорошо для мужчины, а для женщины, которая никогда не должна быть одинока въ толп, ужасно.
Пять минутъ, въ-продолженіе которыхъ всякій говорилъ съ кмъ-нибудь — пять минутъ, показавшихся ей часомъ, Лиззи не говорила ни съ кмъ, и никто не говорилъ съ нею. Разв для такого непріятнаго положенія тратила она сотни за сотнями и длала долги? Она была уврена, что у нея будутъ долги, прежде чмъ она разстанется съ мистрисъ Карбункль.
Есть люди, ихъ даже очень много, для которыхъ гостепріимство само-по-себ пріятно, но есть другіе, которые всегда разсчитываютъ, стоитъ ли игра свчъ. Лиззи наговорили, что она богата — очень богата для женщины. Конечно, она имла право угощать друзей, и если мистрисъ Карбункль и мисъ Ронокъ могли дать на охоту, конечно охота была доступна и для ея средствъ. А между-тмъ она тратила много денегъ. Она видла большую телегу съ овсомъ, поднимавшуюся на гору къ конюшнямъ Портрэ, и знала, что ей придется много заплатить за овесъ. Въ погребахъ Портрэ нашелся запасъ вина — которое по ея просьб осмотрлъ кузенъ Фрэнкъ,— но онъ сказалъ ей, что необходимо еще выписать изъ Лондона шампанскаго, ликеровъ и разныхъ другихъ лакомствъ, стоющихъ денегъ.
— Вамъ непріятно будетъ не имть этихъ вещей, когда прідутъ эти люди?
— О, конечно! сказала она съ энтузіазмомъ.
Она хотла длать все, что длаютъ богатые люди, но теперь, въ непріятныя минуты, она сочла все и никакъ не могла понять, какое вознагражденіе получитъ за свои издержки. А что если въ этотъ первый день она упадетъ, не имя помощи нжной руки, и выбьетъ себ передній зубъ!
Но кавалькада начала двигаться и лордъ Джоржъ очутился возл нея.
— Вы не должны сердиться, если я не стану отставать отъ васъ, сказалъ онъ.
Она любезно улыбнулась ему, говоря, что это было бы невозможно.
— Потому что, знаете, хотя ничего нтъ легче какъ слдовать за охотой и съ женщинами не случается ничего, сначала собьешься.
— Я непремнно собьюсь, сказала Лиззи.— Я совсмъ не знаю, какъ мы начнемъ. Мы теперь гонимся за лисицей?
Въ эту минуту они прозжали по полямъ чрезъ рядъ калитокъ къ первой нор.
— Нтъ еще. Собакъ еще не спустили. Видите этотъ лсъ? Я полагаю, станутъ поднимать оттуда.
— Что значитъ поднимать, лордъ Джоржъ Мн все хочется узнать, а я такая невжда. Никто другой не скажетъ мн.
Лордъ Джоржъ далъ ей урокъ и пояснилъ теорію и систему охоты за лисицей.
— Стало быть, мы здсь будемъ ждать, когда лисица выбжитъ? Но вдь мсто широкое, и если она убжитъ, а ее никто не увидитъ? Надюсь, что она убжитъ, такъ было бы пріятно хать спокойно!
— Многіе этого желаютъ и многіе думаютъ, что было бы пріятно хать спокойно. Только вамъ не надо признаваться въ этомъ.
Онъ продолжалъ урокъ и объяснилъ значеніе слда, и какъ затруднительно удалиться отъ охоты, какъ преступно скрывать лисицу, какъ хорошо имть тонкій слухъ въ большомъ лсу — какъ вдругъ раздался трижды повторенный звукъ голоса старой охотничьей собаки и скорое, тихое, робкое, тревожное завыванье цлой дюжины молодыхъ собакъ, признававшихъ прозорливость извстнаго и высокоцнимаго старшины.
— Вотъ лисица! сказалъ лордъ Джоржъ.
— Что мн длать теперь? сказала Лиззи съ трепетомъ.
— Оставайтесь на мст и закурите сигару если любите курить.
— Пожалуйста не шутите со мною. Вы знаете, что я желаю держать себя какъ слдуетъ.
— Такъ стойте на своемъ мст, а не скачите во вс стороны. Здсь не боле ста-двадцати десятинъ, а лисица невсегда покажется сначала. Даже можетъ быть, изъ такого лса она совсмъ не выбжитъ. Я самъ люблю охотиться въ лсу, потому что, какъ вы говорите, тамъ легко слдить за охотой, но если вы хотите поздить, вамъ надо… Боже, они убили ее!
— Убили лисицу?
— Да, она мертва. Слышали вы?
— Такъ въ этомъ-то и состоитъ охота?
— Ну, — да.
— Зачмъ лисица не убжала? Какое глупое животное! Ну, это не Богъ знаетъ что такое. Кто убилъ ее? Тотъ, кто трубитъ въ рогъ?
— Собаки задушили.
— Задушили!
Лордъ Джорджъ съ большимъ терпніемъ объяснилъ Лиззи, которая разочаровалась и пришла въ негодованіе, это несчастное обстоятельство.
— А теперь мы подемъ домой? Все кончилось?
— Говорятъ, въ здшней сторон бездна лисицъ, сказалъ лордъ Джорджъ.— Можетъ быть, мы задушимъ еще съ полдюжины.
— Боже мой! задушимъ полдюжины лисицъ! А он любятъ, когда ихъ душатъ? Я думала, он всегда убгаютъ.
Лордъ Джорджъ съ постоянствомъ и терпніемъ халъ рядомъ съ Лиззи отъ одной норы къ другой. Вторую лисицу убили точно такимъ же образомъ какъ первую, третью не могли выгнать дальше сажени, четвертая ушла въ нору чрезъ пять минутъ и была вытащена самымъ безславнымъ образомъ,— въ это время пошелъ мелкій дождь.
— Гд человкъ съ моимъ непромокаемымъ плащомъ? спросила мистрисъ Карбункль.
Лордъ Джорджъ послалъ этого человка посмотрть, нельзя ли гд пріютиться по сосдству. Мистрисъ Карбункль разсердилась.
— Я сама виновата, сказала она: — зачмъ не взяла своего собственнаго человка. Лучинда, ты промокнешь.
— Мн все-равно, сказала Лучинда.
Лучинд всегда было все-равно.
— Если вы подете со мною мы пріютимся въ риг.
Между-тмъ семь человкъ работали лопатками и мотыками, хозяинъ охоты и пятеро наиболе усердныхъ охотниковъ прилежно занялись рудокопной работой въ маломъ размр. Ловчій отдавалъ приказанія. Какой-то энтузіастъ, растянувшійся. на брюх и цлыхъ пять минутъ валявшійся въ грязи съ длинной палкой въ рук, вдругъ глубокомысленно приложилъ ее къ носу. Обыкновенный наблюдатель въ увеличительное стекло могъ бы увидть волосокъ на конц палки.
— Она здсь, сказалъ энтузіастъ, покрытый грязью, долго и усердно нюхая палку.
Ловчій удостоилъ бросить на нее взглядъ.
— Это кроликъ, сказалъ ловчій.
Тотчасъ составилась конференція о волоск, приставшемъ къ палк, и три опытные фермера ршили, что это кроликъ. Грязный энтузіастъ, принужденный замолчать, но не убжденный, удалился изъ толпы, оставивъ палку, и утшился водкою.
— Она здсь, милордъ, сказалъ ловчій своему благородному хозяину:— только мы еще не близко подошли къ ней.
Онъ говорилъ почти шепотомъ, чтобы несвдущая толпа не слыхала мудрыхъ словъ, которыхъ не пойметъ или, можетъ быть, которымъ не повритъ.
— Норы полны волосами кроликовъ. Здсь нтъ, должно быть, собаки-мышеловки. Въ здшней сторон не найдешь ничего нужнаго. Работайте направо — вонъ туда.
Стали работать направо, и почти чрезъ часъ лисицу вытащили за хвостъ и заднія ноги, между-тмъ какъ опытная собака вытащившая бдное животное, крпко держала его за шею.
— Старая собака, милордъ. Здсь много ихъ, не мшаетъ и поубавить.
Собаки зали третью лисицу въ этотъ день.
Между-тмъ лэди Юстэсъ, мистрисъ Карбункль и лордъ Джорджъ пробрались подъ навсъ коровьяго хлва. Лучинда медленно послдовала за ними, а сэр-Грифинъ за нею. Мужчины закурили сигары, а дамы, позавтракавъ и напившись хереса, были холодны и сердиты.
— Если охота такова, сказала Лиззи:— я право не высокаго мннія о ней.
— Это шотландская охота, сказала мистрисъ Карбункль.
— Я видалъ такую охоту за лисицами и на Твид, замтилъ лордъ Джорджъ.
— Посл охоты барона все покажется вяло, сказала мистрисъ Карбункль, отличавшаяся въ прошломъ март мсяц съ охотничьими собаками барона.
— А теперь мы подемъ домой? спросила Лиззи, которой было бы пріятно получить утвердительный отвтъ.
— Я полагаю, опять будутъ поднимать! воскликнула мистрисъ Карбункль, сердито нахмурившись:— еще нтъ и двухъ часовъ.
— Въ Шотландіи всегда охотятся до семи, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Это вздоръ, замтила мистрисъ Карбункль: — смеркается въ четыре.
— Въ Шотландіи охотятся съ факелами, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Въ Шотландіи длаютъ много весьма непріятныхъ вещей, сказала мистрисъ Карбункль.— Лучинда, видала ли ты когда-нибудь, чтобы трехъ лисицъ убили въ пять минутъ? Я не видала никогда.
— А мн случалось цлый день не находить лисицы, сказала Лучинда, которая любила говорить правду.
— И мн также, сказалъ сэр-Грифинъ:— очень часто. Разв вы не помните, когда мы здили изъ Лондона въ Брингерскій лсъ и тамъ притворились, будто нашли лисицу въ половин пятаго? Это я называю ловкою штукой.
— Они продолжаютъ, лэди Юстэсъ, сказалъ лордъ Джорджъ.— Если вы не устали, мы можемъ посмотрть, какъ ее выгонятъ.
Лиззи устала, но сказала, будто не устала, и похала. Нашли пятую лисицу, но опять слдовъ не было.
— Какой чортъ выслдитъ лисицу, когда люди суются куда попало! сказалъ ловчій очень сердито, подскакивая къ двумъ всадницамъ.— Собаки позади васъ, а вы и не посмотрите. Есть люди, которые никогда не смотрятъ!
Два провинившіеся всадника были къ несчастью сэр-Грифинъ и Лучинда.
День выдался такой, когда вс мужчины и женщины возвращаются домой сердитыми, и когда малодушные люди общаютъ себ никогда не здить больше на охоту. Когда хозяинъ охоты ршилъ посл трехъ часовъ, что онъ не станетъ боле охотиться, потому что не было больше никакихъ слдовъ, нашему обществу пришлось возвращаться къ своимъ экипажамъ за девять или за десять миль.
Лиззи очень устала, и когда лордъ Джорджъ снялъ ее съ лошади, она готова была расплакаться отъ усталости. Мистрисъ Карбункль никогда не уставала, но она промокла — насквозь, какъ она выражалась — въ т четыре минуты, когда грумъ отлучился съ ея непромокаемымъ плащомъ, и не могла забыть, что съ ней поступили такъ нехорошо. Лучинда ршительно онмла, а посторонній наблюдатель вообразилъ бы, что оба джентльмэна поссорились между собою.
— Теперь вамъ слдуетъ ссть на козлы, ворчалъ сэр-Грифинъ.
— Когда вы доживете до моихъ лтъ, а я до вашихъ тогда я сяду, сказалъ лордъ Джорджъ, усаживаясь въ карету.— Вы позволите мн курить? обратился онъ къ Лиззи.
Она просто наклонила голову.
Такимъ образомъ хали они домой — лордъ Джорджъ курилъ, а дамы молчали. Лиззи, одваясь къ обду, почти готова была плакать отъ досады и разочарованія.
На верху у мистрисъ Карбункль съ Лучиндой, когда он освободились отъ своей горничной, происходилъ небольшой разговоръ.
— Мн кажется, сказала мистрисъ Карбункль: — что ты не ршишься ни на что.
— Мн не на что ршаться.
— А мн кажется, есть на что — даже на многое. Намрена ты выйти за человка, который вертится около тебя?
— За него не стоитъ выходить.
— Карутерсъ говоритъ, что современемъ имніе его поправится. Можетъ быть, ты могла бы пристроиться лучше, только ты не дашь себ труда. Теб извстно, что мы не можемъ продолжать жить такимъ образомъ.
— Еслибъ вы, такъ же какъ я, ненавидли такую жизнь, вы не захотли бы продолжать жить такимъ образомъ.
— Зачмъ ты съ нимъ не говоришь? Я нахожу,.что онъ совсмъ не дурной человкъ.
— Мн не о чемъ съ нимъ говорить.
— Онъ завтра сдлаетъ теб предложеніе, если ты примешь.
— Не допускайте его до этого, тетушка Джэнъ. Я не могу согласиться. А любить его… О Боже!
— Ты знаешь, что нельзя продолжать такимъ образомъ.
— Мн только восемнадцать лтъ — и это мои деньги, тетушка.
— А на долго ли ихъ станетъ? Если ты не можешь принять его предложеніе, откажи ему, и пусть присватается къ теб другой.
— Мн кажется, сказала Лучинда: — что одинъ хуже другого. Я лучше выйду за башмачника и буду помогать ему шить башмаки.
— Это просто злость, сказала мистрисъ Карбункль.
— Он пошли обдать.

Глава XXXVIII.
СРАЯ ЛОШАДЬ НЭПАЯ.

Во вторникъ друзья наши повеселли, а въ среду утромъ опять отправились на охоту. Мистрисъ Карбункль, вроятно чувствовавшая, что она поступила дурно, разсердившись за грума и побранивъ Шотландію, почти извинилась и объяснила, что холодный дождь всегда длаетъ ее сердитою,
— Любезная лэди Юстэсъ, надюсь, что я была не очень свирпа.
— Любезная мистрисъ Карбункль, надюсь, что я была не очень глупа, сказала Лиззи съ улыбкой.
— Любезная лэди Юстэсъ. любезная мистрисъ Карбункль и любезная мисъ Ронокъ, надюсь, что я не выказалъ себя большимъ эгоистомъ, сказалъ лордъ Джорджъ.
— А я это нахожу, сказалъ сэр-Грифинъ.
— Да, Грифъ, и вы были эгоистомъ: — а удалось-то мн.
— Я почти радъ, что не участвовалъ въ охот, сказалъ Эмиліусъ своимъ музыкальнымъ, иностраннымъ тономъ.— Мы съ мисъ Мэкнёльти не ссорились, не такъ ли?
— Нтъ, сказала мисъ Мэкнёльти, которой нравилось общество Эмиліуса.
Но въ это утро для Лиззи была привлекательность, которой недоставало въ понедльникъ. Она должна была встртится съ своимъ кузеномъ, Фрэнкомъ Грейстокомъ.
Путешествіе было продолжительное и лошади отправились наканун. Общество похало по желзной дорог до Кильмарнока, а тамъ должна была встртить ихъ карета, нанятая въ гостинниц. Лиззи, услышавъ отданное приказаніе, спросила себя, она ли должна заплатить за карету, или лордъ Джорджъ и сэр-Грифинъ снимутъ это съ ея плечъ. Молодыя женщины обыкновенно не платятъ ни за что, и было бы очень непріятно, если она, такая молодая женщина, должна платить за все. Но она улыбнулась и приняла предложеніе.
— О, да! разумется надо карету у станціи. Какъ пріятно, что имешь человка, который думаетъ обо всемъ, какъ лордъ Джорджъ!
Карета встртила ихъ и все обошлось прекрасно.
Почти прежде всхъ они встртили Фрэнка Грейстока, въ черномъ сюртук, это правда, но на великолпной срой лошади и съ такимъ видомъ, какъ будто онъ очень хорошо зналъ все. Его представили мистрисъ Карбункль, мисъ Ронокъ и сэр-Грифину. Съ лордомъ Джорджемъ онъ былъ прежде слегка знакомъ.
— Вамъ не было затрудненій насчетъ лошади? спросила Лиззи.
— Ни малйшаго. Но я ужасно испугался сегодня утромъ. Я написалъ Мэк-Фарлэну изъ Лондона, а вчера и сегодня утромъ не имлъ ршительно ни одной свободной минуты захать къ нему. Я остановился въ Гленшильс и едва посплъ къ позду. Но я узналъ, что по желзной дорог отправлена лошадь, конюхъ отъ Мэк-Фарлэна только-что ушелъ, когда я пріхалъ.
— Разв онъ не послалъ мальчика съ лошадью? спросилъ лордъ Джорджъ.
— Кажется, мальчикъ посланъ и онъ ужасно разсердится. Я веллъ отправить лошадь въ Кильмарнокъ.
— На эту охоту всегда лошадей отправляютъ въ Кильмарнокъ, сказалъ одинъ господинъ, познакомившійся съ обществомъ Лиззи въ понедльникъ: — но Стюартовъ гораздо ближе.
— Такъ мн сказали въ вагон, продолжалъ Фрэнкъ: — и я усплъ взять лошадь въ Стюартон. Кондукторъ и носильщикъ были чрезвычайно вжливы, но у меня не было времени отыскать мальчика.
— Я всегда приказываю моему человку оставаться при лошадяхъ, сказалъ сэръ-Грифинъ.
— Но видите, сэр-Грифинъ, у меня человка нтъ, я нанялъ только лошадь. Но я буду нанимать много лошадей отъ мистера Мэк-Фарлэна, если онъ всегда будетъ давать мн такихъ хорошихъ лошадей.
— Какъ я рада, что вы здсь, сказала Лиззи.
— И я также. Я бываю на охот два раза въ три года, а никто не любитъ охоты боле меня. Мн остается еще узнать, уметъ ли эта лошадь прыгать.
— Лучше любой лошади, сэръ, сказалъ одинъ изъ тхъ здоковъ, которыхъ можно встртить на всхъ охотахъ, которые носятъ старыя коричневыя панталоны, старые черные сюртуки, старыя охотничьи фуражки, которые здятъ на разбитыхъ лошадяхъ и никогда не падаютъ.
— Вы знаете эту лошадь? спросилъ Фрэнкъ.
— Знаю. Я не зналъ, что эта лошадь принадлежитъ мистеру Мэк-Фарлэну. Да она и не его, прибавилъ здокъ, обернувшись къ своему пріятелю: — это лошадь Нэпая изъ Ямайкской улицы.
— Не можетъ быть, сказалъ пріятель.
— Посл этого вамъ остается сказать мн, что я не знаю моей собственной лошади.
— Я думаю, что у васъ никогда собственной не было, сказалъ пріятель.
Лиззи очень обрадовалась, увидвъ кузена возл себя. Онъ врно простилъ ей, что она сказала ему въ его послдній пріздъ, иначе его не было бы тутъ. Потомъ онъ приносилъ съ собою какое-то чувство правдивости, котораго не доставало ей — она сама была такъ фальшива — въ ея знакомств съ окружающими ее людьми.
На этотъ разъ три, четыре человка, прежде только смотрвшіе на нее вытаращивъ глаза, заговорили съ нею или поклонились ей, а ловчій снялъ фуражку и выразилъ надежду, что устроитъ для нее что-нибудь получше, чмъ въ понедльникъ. Ловчій былъ тоже очень вжливъ къ мисъ Ронокъ, выражая ту же надежду съ фуражкой въ рук, и любезно улыбаясь. Ловчій въ начал всякаго дня или въ конц удачнаго дня совсмъ не похожъ на ловчаго въ конц неудачнаго дня! Ловчему часто приходится плохо отъ охоты, и иногда бываетъ удивительно, какъ онъ не послдуетъ совту, который Іовъ получилъ отъ своей жены. Но теперь все улыбалось и скоро сдлалось извстно, что его сіятельство поднимаетъ лисицу изъ Крэгатанскаго Вереска. Въ той стран не было мста для охоты лучше Крэгатанскаго Вереска.
— Я желаю сдлать одинъ вопросъ, мистеръ Грейстокъ, сказалъ лордъ Джорджъ при Лиззи.
— Сдлайте два, сказалъ Фрэнкъ.
— Кто будетъ провожать лэди Юстэсъ сегодня — вы или я?
— О, пусть кто-нибудь провожаетъ меня сегодня, сказала Лиззи.
— По преданности, сказалъ Фрэнкъ: — то-есть, преданности къ моей кузин, я перещеголяю всхъ. А въ искусств уступаю лорду Джорджу.
— Мои притязанія точно такія же, сказалъ лордъ Джорджъ:— я преданностью пылаю, но искусство мое ничтожно.
— Я предпочитаю васъ, лордъ Джорджъ, сказала Лиззи, смясь.
— Это ршаетъ вопросъ, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Вполн, сказалъ Фрэнкъ, снимая шляпу.
— То-есть какъ провожатаго, сказала Лиззи.
— Я вполн цню важность этого предпочтенія, сказалъ лордъ Джорджъ.
Лиззи была въ восторг и думала, что игра стоитъ свчъ. Благородный хозяинъ охоты сказалъ ей, что изъ Крэгатана лисица непремнно выбжитъ, и Лиззи нисколько не устала, и не пришлось стоять въ большомъ лсу, и не было дождя, и во всхъ отношеніяхъ этотъ день не походилъ на понедльникъ.
Сидя на глянцовитой живой лошади, рядомъ къ кузеномъ и съ лордомъ Джорджемъ де-Брюсъ Карутерсомъ, видя вжливость со стороны всхъ охотниковъ того графства, гд находилось ея помстье, и зная, что лисица найдена въ Крэгатанскомъ Вереск, чего еще могла пожелать женщина? Вотъ это значило жить. Однако страха осталось еще довольно, такъ что вся кровь приливала къ сердцу.
— Мы сейчасъ поскачемъ, сказалъ лордъ Джорджъ очень серіозно:— держитесь близко отъ меня, но не очень близко. Когда увидятъ, что я показываю вамъ дорогу, никто не станетъ между нами. Если вы отстанете, я не попаду впередъ. Придержите вашу лошадь, когда она подъдетъ къ загородк, и если можете, не подъзжайте, пока я не перескачу. Тамъ внизу горы есть калитка у угла и мостъ чрезъ воду. Не могло быть лучше. Ей-Богу! вотъ она здсь. Если ее не повалятъ черезъ пять минутъ, у насъ будетъ гонка.
Лиззи понимала многое — по-крайней-мр боле чмъ понимаютъ девять изъ десяти молодыхъ женщинъ, никогда не бывавшихъ на охот. Она должна была хать куда повезетъ ее лордъ Джорджъ и не натыкаться на него. Это по-крайней-мр она понимала — и это она ршилась сдлать.
Опасеніе лишиться передняго зуба, терзавшее ее въ понедльникъ, теперь совершенно исчезло. Ей хотлось здить такъ же быстро, какъ здила Лучинда Ронокъ. Это была ея преобладающая мысль.
Лучинда съ мистрисъ Карбункль, сэр-Грифинъ и грумъ этихъ дамъ находились по другую сторону лса. Фрэнкъ былъ съ кузиной и лордомъ Джорджемъ, но спустился съ горы нова собаки были въ вереск. Человкъ, любящій охотиться, но охотящійся только разъ въ году, желаетъ какъ можно боле воспользоваться своимъ днемъ. Когда собаки подбжали и перешли черезъ ручеекъ въ конц вереска, Фрэнкъ можетъ быть захалъ слишкомъ впередъ. Но положеніе дла не позволяло ждать или церемониться на охот.
На противоложномъ берегу ручья шелъ низкій частоколъ, который не придавалъ охоты перезжать чрезъ воду. Объздъ въ тридцать или сорокъ шаговъ позволялъ легко подъхать къ маленькому мосту, и туда-то стремилась толпа. Но двое-трое человкъ съ хорошими глазами и съ хорошимъ мужествомъ видли, какъ передовыя собаки, переплывъ ручей, повернули на гору отъ моста, и поняли, что самыя важныя дв минуты могутъ быть потеряны въ толп. Фрэнкъ сдлалъ то же, не видавъ собакъ, но съ инстинктивнымъ знаніемъ, что эти люди умютъ здить на охот.
— Если это не Нэпаева лошадь, я ее доду, сказалъ одинъ изъ передовыхъ другому, когда вс трое рядомъ поднимались на гору.
Фрэнкъ зналъ только, что онъ былъ перенесенъ черезъ воду и частоколъ безподобно, и воспылалъ признательностью къ Мэк-Фарлэну. Поднялись на гору, и не обративъ вниманія на калитку, перескочили четырехфутовую стну и умчались.
— Какимъ это способомъ влзъ онъ на лошадь Нэпая? сказалъ здокъ своему пріятелю.
— Теперь мы поспли, сказалъ ловчій, подъзжая къ Фрэнку.
Онъ перехалъ по мосту, но прежде всхъ, и умлъ скакать скоро. Похали, здокъ впереди на своей чистокровной, но разбитой ногами лошади, ловчій вторымъ, Фрэнкъ третьимъ. Другой здокъ не могъ поспть за ними.
Когда лордъ Джорджъ и Лиззи поднялись на гору, у калитки столпились лошади. Въ то время, когда они поднялись, Лучинда и мистрисъ Карбункль скакали чрезъ стну. Лордъ Джорджъ оглянулся и этимъ сдлалъ безмолвный вопросъ. Лиззи отвтила также безмолвно: ‘Скачите!’ Она уже немножко запыхалась, но была готова перескакнуть, какъ перескочила Лучинда Ронокъ. Лордъ Джорджъ перескочилъ, а она послдовала за нимъ, почти не сдержавъ шага лошади.
Наврно въ цломъ свт никогда не случалось ничего подобнаго. Впереди разстилался лугъ и на минуту Лиззи очутилась возл лорда Джорджа.
— Придержите ее прежде чмъ она скакнетъ, сказалъ лордъ Джорджъ.
Она кивнула головой и съ признательностью улыбнулась. Дыханія у нея доставало на зду, но не на разговоръ. Теперь они были очень близко отъ Лучинды, сэр-Грифина и мистрисъ Карбункль.
— Лошадь мистрисъ Карбункль не выдержитъ такой скорой зды, сказалъ лордъ Джорджъ.
О! еслибъ Лиззи могла обогнать ихъ и подъхать къ тмъ мужчинамъ, которыхъ она видла впереди! Она знала, что одинъ изъ нихъ ея кузенъ Фрэнкъ. Она не желала ихъ обгонять, но ей хотлось, чтобъ онъ видлъ ее.
У слдующей загородки лордъ Джорджъ увидлъ перила, и считая ихъ надежне сплошного забора, направился къ нимъ. Лошадь его и Лиззи перескочили хорошо, но Лиззи перескочила слишкомъ близко къ нему, потому что онъ остановился посмотрть на землю.
— Право, я больше не буду этого длать, сказала она, переведя духъ, чтобъ извиниться.
— Вы здите великолпно, сказалъ лордъ Джорджъ:— и ваша лошадь стоитъ вдвое дороже заплаченной цны.
Лиззи теперь была очень рада, что онъ не пожаллъ денегъ за ея лошадь. Посмотрвъ направо, она могла видть, что мистрисъ Карбункль только что перескакнула чрезъ заборъ. Лучинда все еще была впереди, но сэр-Грифинъ отставалъ, какъ будто раздляя услуги между племянницей и теткой. Потомъ они прохали въ калитку, и лордъ Джорджъ остановилъ свою лошадь, чтобъ отворить калитку для Лиззи. Она хотла поблагодарить его, но онъ перебилъ ее:
— Не разговаривайте, а подемте дальше и старайтесь хать легче.
Она опять улыбнулась, и онъ сказалъ себ, что она удивительно хороша. Притомъ она здила такъ хорошо! Притомъ у ней было четыре тысячи фунтовъ годового дохода!
— Теперь въ этотъ проломъ. Не торопитесь. Вы позжайте впередъ, а я за вами, чтобъ отстранить этихъ двухъ человкъ. Держитесь лве, туда, гд прозжали другія лошади.
Они прохали и Лиззи была на небесахъ. Она не могла вполн понять своихъ чувствъ, потому что, еслибъ дло шло объ ея жизни, она не могла бы сказать ни слова. А между тмъ она была не только счастлива, но и спокойна. Скачокъ былъ восхитительный и лошадь галопировала съ нею такъ, какъ будто радовалась не меньше ея.
Лиззи казалась, что она приближается къ Лучинд. Въ душ она считала Лучинду стрлой. Еслибъ она могла обогнать Лучинду! О существованіи охотничьихъ собакъ она совсмъ забыла. Она знала только, что двое-трое человкъ хали впереди и что въ числ ихъ находился ея кузенъ Фрэнкъ, что Лучинда Ронокъ не отставала отъ нихъ, а что она догоняетъ Лучинду Ронокъ. Она знала, что она догоняетъ ее, потому что могла теперь видть, какъ хорошо и твердо Лучинда сидла на своей лошади. Сама она боялась свалиться,— но ей нечего было бояться. Она была такъ мала, гибка и легки, что ея тло естественно приспособлялось къ шагу ея лошади. Лучинда была иначе сложена и ей шло усвоить себ твердую посадку.
— Намъ надо перескакнуть чрезъ стну, сказалъ лордъ Джорджъ, который на минуту опять очутился возл Лиззи.
Она охотно перескакнула бы чрезъ стну замка, включая ровъ, башни и все остальное, еслибъ только лордъ Джоржъ показывалъ ей дорогу.
Ловчій и Фрэнкъ перескакнули чрезъ стну. Чистокровный конь здока, вполн понимая свои способности, отказался — не грубо, не остановился вдругъ, не отпрыгнулъ, а сдлалъ поворотъ налво, который лошадиный знатокъ тотчасъ понялъ. Время, которое лошадь потеряла на перескакиванья, онъ могъ наверстать здою, и лошадиный знатокъ прохалъ вдоль стны и перескакнулъ чрезъ обвалившійся край на конц ея, потерявъ не боле минуты.
Лошадь Лучинды, слдуя дурному примру, уклонилась отъ скачка. Она повернула ее съ свирпымъ блескомъ въ глазахъ, который Лиззи могла видть, находясь близко отъ нея, быстро ударила ее по лопатк хлыстомъ, и лошадь перелетла съ нею на слдующее поле.
‘О, еслибъ я могла сдлать также! подумала Лиззи.
Но въ эту самую минуту она сдлала еще лучше. Не слдуя за лордомъ Джоржемъ, но рядомъ съ нимъ, лошадка перемнила бгъ, прошла рысью ярда два, перепрыгнула чрезъ стну какъ ни въ чемъ ни бывало, сбила камень со стны заднею ногой и опустилась на землю такъ тихо, что Лиззи не врила, какъ могла перескакнуть чрезъ громадное препятствіе, стоившее Лучинд такого усилія. Лошадь Лучинды опустилась на вс четыре ноги съ ржаніемъ и стономъ, и Лиззи знала, что она загнала ее. Въ эту минуту Лучинда страшно сердилась на здока, помшавшаго ей.
— Она зацпилась, сказала Лиззи, думая, что ея лошадь обезславила себя.
— Она стоитъ золота, сказалъ лордъ Джоржъ.— Подемъ дальше. Вотъ ручей съ бродомъ. Морганъ же перезжаетъ ручей.
Морганъ былъ ловчій.
— Не позволяйте имъ опередить васъ.
О, нтъ! Лиззи не позволитъ никому опередить себя. Она употребляла вс силы и успла нсколько опередить Лучинду у ручья.
— Очень хорошо, не правда ли? сказала Лучинда.
Лиззи мило улыбнулась. Она могла улыбаться, хотя говорить не могла.
— Только жаль, что мшаютъ у барьера, сказала Лучинда. здокъ почти вернулся на свое мсто и находился за Лучиндой, такъ что могъ слышать ея слова — и Лучинда это знала.
На дальней сторон поля, за ручьемъ, было небольшое мстечко, поросшее верескомъ, и на полминуты собаки остановились.
— Дайте имъ время, сэръ, дайте время, сказалъ Морганъ Фрэнку безъ малйшаго оттнка той свирпости, которая отличала его въ понедльникъ.
— Дай ему обнюхать, Болтонъ, Биверъ нашелъ. Очень пріятно, милэди, не такъ ли? Ну, Карстэрсъ, если гнаться за лисицей, то гонитесь теперь.
здока звали Карстэрсомъ и съ нимъ Морганъ очень часто ссорился.
— Такъ-то душечки! и Морганъ въ одно мгновеніе перескакнулъ чрезъ проломанную стну за передовыми собаками.
— Перескакнуть намъ? сказала Лиззи, очень боявшаяся, что Лучинда опередитъ ее.
Теперь на-лицо было три дюжины всадниковъ, и насколько понимала Лиззи, можно было начать сызнова. На охот проскакать составляеть удовольствіе, — и не только просто проскакать хорошо, но проскакать лучше другихъ.
— Я нахожу это неудобной мстностью, сказала мистрисъ Карбункль, подъзжая.— Ее нельзя сравнить съ имніемъ барона.
— Каменныя стны въ четыре фута съ половиною высоты и хорошо построенныя неудобны, сказалъ благородный владлецъ охоты.
Но собаки опять убжали, и Лиззи перескакнула прежде Лучинды, которая впрочемъ дала дорогу своей хозяйк съ надменной вжливостью, не ускользнушей отъ Лиззи. Лиззи не могла остановиться, чтобъ просить извиненія, но хотла вспомнить объ этомъ и любезно извиниться на возвратномъ пути домой. Они теперь хали по открытой мстности и даже быстре прежняго.
Впереди все хали трое, Морганъ, Грейстокъ и Карстэрсъ. Карстэрсъ нсколько впереди, а Морганъ разумется божился посл, что онъ все время не отставалъ отъ собакъ.
— Слдъ былъ хорошъ, сбиться было нельзя, сказалъ Морганъ.— Я видалъ, какъ они скакали, скакали, скакали, нисколько не обращая вниманія на собакъ. Всякій идіотъ можетъ скакать на лошади.
Это все только значило, что Джоржъ Морганъ не любилъ видть никого впереди себя на охот.
Теперь необходимо было скакать въ галопъ и можно было сомнваться, не отличился ли тутъ и Моргавъ. Во второмъ разряд было около пяти или шести, и между ними лордъ Джоржъ и Лиззи занимали хорошее мсто. Но Лучинда опять очутилась впереди.
— Мисъ Ронокъ слдуетъ позаботиться, а то она загонитъ свою лошадь, сказалъ Джоржъ.
Лиззи было все-равно, что ни случилось бы съ лошадью мисъ Ронокъ, только бы она могла хать медленне и отстать. Но Лучинда все торопилась, а лошадь ея имла боле длинный шагъ чмъ лошадь Лиззи.
Они перехали чрезъ дорогу, спустились съ горы и опять очутились въ огороженной мстности. Низкія изгороди казались Лиззи ничтожными. Она могла видть, какъ кузенъ перескакивалъ чрезъ нихъ впереди нея, какъ будто он не значили ничего, и ея собственная лошадь длала то же самое. Вдругъ они очутились рядомъ съ ловчимъ.
— Тамъ внизу большой ручей, милордъ, сказалъ ловчій.
Лиззи пріятно было это слышать. До-сихъ-поръ она такъ легко перепрыгивала чрезъ вс большія препятствія.
— Какъ же мы справимся? спросилъ лордъ Джоржъ.
— Прохать въ бродъ можно, милордъ, только это будетъ пониже на полмили. Посмотримъ, какъ они продутъ. Они повернули, милордъ, и мы должны повернуть или возвратиться на дорогу.
Морганъ поспшилъ впередъ, показывая, что онъ намренъ перехать чрезъ ручей, также какъ и Лучинда.
— А намъ вернуться на дорогу спросилъ? лордъ Джоржъ.
— Нтъ, нтъ! сказала Лиззи.
Лордъ Джоржъ посмотрлъ на нее и на лошадь, а потомъ поскакалъ за ловчимъ и Лучиндой. здокъ на чистокровной лошади первый перехалъ ручей. Маленькая лошадка могла справиться во всякой вод, а ея всадникъ зналъ это мсто.
— Онъ переплыветъ какъ птица, сказалъ онъ Грейстоку, и Грейстокъ похалъ за нимъ. Наемная лошадь Мэк-Фарлена тоже переплыла какъ птица.
— Я знаю эту лошадь, сэръ, сказалъ Карстэрсъ.— Мистеръ Нэпай заплатилъ за нее въ Нортэмптоншир въ прошломъ феврал 250 ф., онъ купилъ ее у мистера Персиваля. Вы знаете мистера Персиваля, сэръ?
Фрэнкъ не зналъ ни мистера Персиваля, ни мистэра Нэпая, и въ эту минуту не заботился ни объ одномъ изъ нихъ. Для него въ эту минуту мистеръ Мэк-Фарленъ въ Бухананской улиц въ Глазго былъ лучшимъ другомъ на свт.
Морганъ хорошо зная лошадь, на которой онъ халъ, пустилъ ее въ ручей, отчасти прохалъ, отчасти проплылъ по грязи и вод и благополучно выкарабкался на другую сторону.
— Она не прыгнула бы со мною, какъ бы я ее ни понукалъ, говорилъ онъ впослдствіи.
Лучинда подскакала къ ручью прямо какъ стрла, но лошадь ея остановилась какъ вкопанная, и еслибъ Лучинда не сидла крпко, сбросила бы ее въ ручей.
Лордъ Джоржъ пустилъ Лиззи прежде, зная, что если случится несчастье, онъ такимъ образомъ можетъ лучше оказать помощь. Лиззи ручей показался самой черной, самой глубокой и самой широкой ркой на свт. На минуту сердце ея дрогнуло — но только на одну минуту. Она зажмурила глаза и отдала поводъ. Съ минуту она думала, что упадетъ въ воду. Ея лошадь почти прямо стояла на берегу, задними ногами на обвалившейся земл, а Лиззи уцпилась за ея шею. Но она была легка, а лошадь была на ногахъ крпка, и Лиззи поняла, что ей удалось перехать. Въ трудную минуту сердце ея замерло, такъ что она едва переводила духъ. Когда она оглянулась, лордъ Джоржъ былъ уже возл нея.
— Вы нсколько затянули ее, сказалъ онъ:— но все-таки она перехала великолпно. Боже милостивый! мисъ Ронокъ въ рк!
Лиззи оглянулась и дйствительно Лучинда барахталась съ съ своею лошадью въ вод. Они остановились на минуту. Три или четыре человка помогали Лучинд.
— Подемте, сказалъ поръ Джоржъ: — много есть кому вытащить ее, а мы не можемъ добраться до нея, если и останемся.
— Я должна остановиться, сказала Лиззи
— Вы не можете вернуться ни за какія деньги, сказалъ лордъ Джоржъ.— Съ ней не случилось ничего дурного.
Подстрекаемая такимъ образомъ, Лиззи похала за своимъ вожатымъ на гору и въ одно мгновеніе догнала Моргана.
Хуже всего то на охот, что девять разъ изъ десяти т, которые больше всего отличаются, ничмъ не перещеголяютъ тхъ, которые не отличаются. Еслибъ положено было наказаніе для тхъ, кто объзжаетъ опасное мсто, и давалась награда тмъ, которые дутъ прямо — такъ что наблюдалась бы нкоторая справедливость — тогда, можетъ быть, было бы лучше. Когда вы чуть не сломите себ шеи, чтобы поспть къ собакамъ, или замучите вашу лошадь, а потомъ увидите, что очутились возл самыхъ отсталыхъ всадниковъ на дорог, потому что лисиц вздумалось принять какой-нибудь неправильный поворотъ, чувства ваши будутъ не совсмъ пріятны. А какой-нибудь человкъ, вовсе не здившій вдругъ спроситъ васъ, гд вы были, и его улыбка какъ-будто уличаетъ васъ во лжи, если вы пытаетесь объяснить обстоятельства. Пусть будетъ достаточно для васъ чувствовать въ эту минуту, что вамъ не стыдно самого себя. Уваженіе къ самому себ поддержитъ человка даже въ такой бд.
Лисица, переплывъ рку, не сбжала съ берега, но такъ повернула отъ рки, что передовые наздники, слдовавшіе за собаками чрезъ воду, наткнулись на толпу всадниковъ на дорог въ пространств короче мили. Тутъ была и мистрисъ Карбункль. Узнавъ о бд, случившейся съ Лучиндой, она разсердилась на лорда Джорджа, а лордъ Джорджъ отвтилъ ей:
— Мы уже перехали рку прежде, чмъ это случилось, и никакимъ образомъ не могли бы добраться до нея. Перестаньте дурачиться.
Послднія слова были сказаны шепотомъ, но острый слухъ Лиззи уловилъ ихъ.
— Я должна была поступить, какъ мн велли, извинялась Лиззи.
— Наврно все обошлось хорошо, милая лэди Юстэсъ. Сэр-Грифинъ съ нею. Я такъ рада, что вы здите такъ хорошо!
Опять отправились и глупая лисица ршительно вернулась назадъ чрезъ рку. Но съ этой или съ той стороны, а ея борьба за жизнь была теперь напрасна. Два года счастливой, свободной жизни среди крэгатанскихъ степей были ей даны. Два раза благодтельная буря или не мене благодтельное яркое солнце дали ей возможность обмануть своихъ преслдователей. Теперь насталъ достославный день, и лисица должна была покориться общей дол смертныхъ. Бросилась она-было къ своему собственному крову — только для того, чтобъ дать возможность немногимъ избраннымъ видть ея паденіе, а потомъ пала.
Между этими немногими были Фрэнкъ, лордъ Джорджъ и наша Лиззи. Морганъ былъ тутъ, разумется, и одинъ изъ его дозжачихъ. Изъ айрширскихъ, можетъ быть, было пятеро или шестеро, и между ними нашъ пріятель Карстэрсъ. Лисицу загнали до службъ одной фермы и убили въ домашнемъ звринц для кроликовъ.
— Какъ вы находите охоту? спросилъ Фрэнкъ свою кузину.
— Божественной!
— Кажется, моя кузина здила хорошо? сказалъ Фрэнкъ лорду Джорджу.
— Какъ райская птица. Никто никогда не здилъ лучше и не будетъ, какъ мн кажется. Вы сами прекрасно мчались.
— Это правда, сказалъ Фрэнкъ, гладя свою трепещущую лошадь.
— А вы мастерски успли воспользоваться ея средствами, сэръ, сказалъ Карстэрсъ.— Когда мы перехали ручей и немножко трудно было вбираться на гору, я зналъ, что вы увидите, какъ она уметъ прыгать хорошо.
— Желалъ бы знать, можно ли ее купить? спросилъ Фрэнкъ съ энтузіазмомъ.
— Я не знаю лошади, которую нельзя купить, сказалъ Карстэрсъ:— если только вы не постоите за деньгами.
Вс теперь собрались на дорог къ ферм и въ то время, пока говорили, между лошадьми сдлалась суматоха. Человкъ въ маленькомъ кабріолет пробирался по дорог, слышались голоса, какъ-будто человкъ въ кабріолет былъ сердитъ.
Онъ дйствительно былъ очень сердитъ. Фрэнкъ, стоявшій возл своей лошади, могъ видть, что человкъ этотъ въ охотничьемъ костюм, въ яркой красной куртк, въ плоской шляп и погоняетъ пони охотничьимъ хлыстомъ. Человкъ этотъ, подъзжая, говорилъ, но къ тому, что онъ говорилъ, Фрэнкъ былъ совершенно равнодушенъ. Фрэнкъ оставался совершенно къ этому равнодушенъ, пока его новый пріятель, мистеръ Карстэрсъ, шепнулъ ему на-ухо:
— Это Нэпай.
Тутъ въ голов Фрэнка промелькнула мысль, что какъ бы не вышли непріятности.
— Вотъ она! сказалъ Нэпай, вдругъ остановивъ своего пони и выпрыгнувъ изъ кабріолета.— Вы, сэръ, украли мою лошадь!
Фрэнкъ не сказалъ ни слова, но остался на своемъ мст, положивъ руку на поводья жеребца.
— Вы украли мою лошадь, вы украли ее съ желзной дороги и здили на ней цлый день. Да, вы здили. Видали что-нибудь подобное? Бдная скотина едва держится на ногахъ.
— Я взялъ ее отъ мистера Мэк-Фарлэна.
— Къ чорту Мэк-Фарлэна! Вы не сдлали ничего подобнаго. Вы украли ее съ желзной дороги въ Стюартон. Да, украли, а она была отправлена въ Кильмарнокъ. Гд полиція? Кто это потерпитъ? Посмотрите, милордъ!
Около бднаго Фрэнка собралась толпа и подъхалъ владлецъ охоты. Нэпай былъ изъ Гуддерсфильда, пріхалъ въ Глазго прошлою зимой, но популярность его въ отъзжемъ пол была еще не такъ велика, какъ могла бы быть.
— Должно быть! вышла ошибка, сказалъ владлецъ охоты.
— Ошибка, милордъ! Взять чужую лошадь съ желзной дороги въ Стюартон, когда она отправлена въ Кильмарнокъ, и загнать ее до полусмерти! Какая это ошибка? Это воровство — вотъ это что. Есть здсь полиція, сэръ? обратился онъ къ одному фермеру.
Фермеръ не удостоилъ его отвта.
— Можетъ быть, вы скажете мн ваше имя, сэръ, если у васъ есть имя. Джентльмэнъ не возьметъ лошади другого джентльмэна съ желзной дороги такимъ образомъ.
— О, Фрэнкъ! удемте, сказала Лиззи, которая стояла возл.
— Мы разъяснимъ все въ дв минуты, сказалъ Фрэнкъ.
— Нтъ, не разъяснимъ, сказалъ Нэпай: — не разъяснимъ и въ два часа. Я спрашивалъ, какъ ваше имя.
— Мое имя — Грейстокъ.
— Грейстокингсъ {Срые чулки. Пр. Пер.}, сказалъ Нэпай сердите прежняго.— Я не врю въ такое имя. Гд вы живете?
Кто-то шепнулъ ему нсколько словъ.
— Членъ парламента — вотъ онъ кто! А мн все-равно… Члену парламента не слдуетъ красть мою лошадь съ желзной дороги, когда она отправлена въ Кильмарнокъ. Позвольте спросить, милордъ, что вы сдлали бы, еслибъ съ вами поступили такимъ образомъ?
Онъ снова обратился къ благородному владльцу охоты.
— Я выразилъ бы надежду, что моя лошадь везла джентльмэна такъ, какъ онъ желалъ, сказалъ владлецъ охоты.
— Она везла меня замчательно хорошо, сказалъ Фрэнкъ.
И въ толп раздался громкій хохотъ.
— А я желалъ бы, чтобъ она сломала теб шею, мошенникъ!— вотъ чего я желалъ бы, сказалъ Нэпай.— Мой человкъ, моя лошадь и я самъ — вс отправились изъ Глазго въ Кильмарнокъ — а когда я пріхалъ туда, что мн сказалъ кондукторъ?— Онъ сказалъ мн, что какой-то мужчина въ черномъ сюртукъ взялъ мою лошадь въ Стюартон, а я цлыхъ три часа разъзжаю по окрестностямъ въ этомъ гиг!
Когда Нэпай дошелъ до этого мста въ своемъ объясненіи, онъ чуть не плакалъ.
— Я заставлю его поплатиться, заставлю! Снимите руку съ повода моей лошади, сэръ. Кому здсь было бы пріятно заплатить двсти-восемьдесятъ гиней за лошадь, а потомъ видть, какъ прізжій изъ Лондона загоняетъ ее до полусмерти? Если вы членъ парламента, для чего вы не сидите въ вашемъ парламент? Я думаю, моя лошадь не стоитъ теперь и пятидесяти фунтовъ.
Фрэнкъ все время старался объяснить, въ чемъ дло, какъ онъ заказалъ лошадь у Мэк-Фарлэна и все остальное — что читатель понимаетъ, но совершенно напрасно. Разсерженный Нэпай не хотлъ ничего слышать. Но когда онъ заговорилъ о деньгахъ, Фрэнкъ подумалъ, что теперь представился случай помириться.
— Мистеръ Нэпай, сказалъ онъ: — я куплю эту лошадь за ту цну, которую вы дали за нее.
— Я прежде пожелаю вамъ… добраго здоровья, сказалъ Нэпай.
Лошадь отдали Нэпаю и Фрэнкъ предложилъ вернуться въ Кильмарнокъ въ гиг и заплатить за него. Но Нэпай не хотлъ позволить ему ступить ногой въ гигъ.
— Это мой гигъ на весь день, сказалъ онъ:— и вы не смете подходить къ нему. Ступайте-ка пшкомъ отсюда въ Кильмарнокъ, мистеръ Грейстокингсъ.
Но Нэпай, длая эту угрозу, забылъ, что у всхъ джентльмэновъ есть подставныя лошади. Фрэнкъ тотчасъ слъ на лошадь, принадлежавшую лорду Джорджу, а слуга лорда Джорджа за угломъ фермы влзъ въ гигъ и былъ отвезенъ въ Кильмарнокъ человкомъ, который провожалъ Нэпая въ его утренней погон на колесахъ за собаками.
— Честное слово, мн очень жаль, сказалъ Фрэнкъ, возвращаясь съ своими друзьями въ Кильмарнокъ: — и когда наконецъ понялъ, что случилось, я готовъ былъ сдлать все на свт. Но что я могъ сказать? Невозможно было не смяться, онъ такъ безразсуденъ.
— Я отхлесталъ бы его, сказалъ дюжій фермеръ, желая оказать вжливость Фрэнку Грейстоку.
— Неловко было сдлать это посл того, какъ мистеръ Грейстокъ хлесталъ его лошадь, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Мн не пришлось ни разу хлестнуть ее, сказалъ Фрэнкъ.
— А вы разв даромъ прокатились на его лошади? спросила заботливая Лиззи.
— Вы увидите, что онъ пришлетъ счетъ, сказалъ кто-то изъ присутствовавшихъ.
— Онъ не пришлетъ, сказалъ лордъ Джорджъ.— Оскорбленіе для него дороже денегъ.
Фрэнкъ не получилъ счета и прокатался даромъ. Когда онъ обратился къ Мэк-Фарлэну, тотъ объявилъ, что онъ не получалъ письма о лошади. Съ этого дня срая лошадь Нэпая польпользовалась большой репутаціей въ Айршир, но тамъ вс говорятъ, что хозяинъ не уметъ такъ хорошо здить на ней, какъ Фрэнкъ Грейстокъ здилъ на ней въ тотъ день.

Глава XXXIX.
СЭР-ГРИФИНЪ НЕБЛАГОРОДНО ПОЛЬЗУЕТСЯ СВОИМЪ ПРЕИМУЩЕСТВОМЪ.

Мы должны вернуться къ несчастной Лучинд, которую оставили барахтающуюся вмст съ лошадью въ грязной вод ручейка, чрезъ который сна пыталась перескочить. Двое мужчинъ тотчасъ бросились вслдъ за нею, и она была спасена и безъ большихъ затрудненій вывезена на берегъ, съ котораго скакала. Она не ушиблась и не испугалась, но промокла насквозь и съ минуту очень была огорчена, потому что не совсмъ оказалось легко высвободить ея лошадь. Впродолженіе десяти минутъ, пока бдное животное билось, фыркая въ грязи, Лучинда совершенно забыла о себ и какъ будто находила, что сэр-Грифину слдовало бы идти въ воду за ея лошадью. Но двое мужчинъ уже были въ вод, а трое на берегу, и сэр-Грифинъ считалъ своею обязанностью оставаться при молодой двушк.
— Я нисколько не забочусь о себ, сказала Лучинда:— но еслибъ чмъ-нибудь можно помочь бдному Воину!
Сэр-Грифинъ уврялъ, что ‘бдному Воину’ оказываютъ всевозможное вниманіе, и вслдъ за тмъ онъ представлялъ ей, какъ опасно было оставаться въ такомъ положеніи, промокшею насквозь, съ ногами по колно покрытыми грязью, и коченя отъ холода съ каждою минутою боле. Она прикоснулась губами къ водк, которую кто-то подалъ ей, и повторила снова, что ни о чемъ не заботится, кром бднаго Воина. Наконецъ бдный Воинъ былъ поставленъ на ноги, вода капала съ его черныхъ боковъ, морда его была въ грязи, на одной ног оказывался легкій порзъ — и, увы! сдло на немъ промокло насквозь. Тмъ не мене ничего другого не оставалось, какъ хать въ Кильмарнокъ. Все общество должно вернуться въ Кильмарнокъ и, можетъ быть, если поторопятся, ея платье успетъ высохнуть до отправленія позда, съ которымъ они должны хать. Конечно, ее сопровождалъ сэр-Грифинъ и они вдвоемъ въхали въ городъ. Мистрисъ Карбункль вскор узнала о происшествіи съ Лучиндою, но племянницы не видала и не могла даже посл того, какъ услыхала о несчастномъ случа, присоединиться къ ней.
Если что-нибудь можетъ заставить двушку высказаться мужчин, то это такая ванна, какую взяла Лучинда. Подобныя неожиданныя событія въ образ несчастья, или противнаго тому, обыкновенно устраняютъ на время застнчивость. Двушка, которая будетъ съ вами въ вагон въ то время, какъ онъ опрокинется, станетъ разговаривать съ вами точно Розалинда, хотя до катастрофы она была безмолвна какъ могила. Относительно Лучинды Ронокъ однако подобной перемны повидимому не произошло. Когда сэр-Грифинъ помогъ ей ссть на лошадь, она проскакала бы всю дорогу до Кильмарнока не говоря ни слова, еслибъ онъ допустилъ это. Онъ по-крайней-мр понималъ, что такое общее несчастье должно вызвать откровенность, потому что и онъ потерялъ охоту, упустить же теперь удобный случай онъ не имлъ ни малйшаго намренія.
— Я такъ радъ, что былъ возл васъ! сказалъ онъ.
— О да! благодарю, мн бы плохо пришлось, еслибъ я была одна.
— Я хочу сказать, что радуюсь тому, что возл васъ былъ я, замтилъ сэр-Грифинъ.— Трудно уловить минуту, чтобъ переговорить съ вами.
Они теперь хали по дорог рысью и впереди у нихъ оставались мили три.
— Право не знаю, отвтила она.— Я всегда въ обществ.
— Именно… тутъ онъ замялся: — мн хотлось бы застать васъ, когда вы не бываете окружены другими. Впрочемъ, быть можетъ, вы меня не любите.
Онъ остановился въ ожиданіи отвта и она почувствовала, что ей слдуетъ сказать что-нибудь.
— О, нтъ! люблю, возразила она:— наравн со всми.
— Только-то?
— Кажется.
Онъ прохалъ около мили прежде чмъ заговорилъ съ нею опять. Онъ твердо ршился говорить. Онъ самъ не зналъ, почему добивался ея руки. Онъ не ршилъ, жаждетъ ли очарованія или удобствъ домашняго очага. Онъ даже не думалъ еще, гд будетъ жить, когда женится. Онъ не говорилъ себ, что Лучинда пріятная собесдница, что ея нравъ сходится съ его нравомъ, что ихъ вкусы согласуются или что она будетъ доброю матерью будущему сэр-Грифину Тьюитъ, онъ видлъ только, что она очень хорошенькая двушка, и потому думалъ, что ему будетъ пріятно жениться на ней. Упади она ему въ ротъ какъ сплая слива, или выкажи только готовность упасть, онъ вроятно зажалъ бы губы и отступилъ на попятный дворъ. Но препятствія безспорно усиливали его желаніе.
— Я надялся, сказалъ онъ:— что посл нашего продолжительнаго знакомства могло бы оказаться что-нибудь побольше.
Она опять была вынуждена говорить, потому что онъ остановился.
— Я не знаю, почему бы это составляло разницу.
— Мисъ Ронокъ, вы не можете не понимать того, что я хочу сказать.
— Право не понимаю, отвтила она.
— Такъ я выскажусь ясне.
— Не теперь, сэр-Грифинъ, вдь я вся мокрая.
— Вы можете выслушать меня, еслибъ и не хотли отвчать. Вы, я увренъ, знаете, что я люблю васъ боле всхъ на свт. Согласитесь ли вы отдаться мн?
Онъ прохалъ немного впередъ, чтобъ, оглянувшись, посмотрть ей въ лицо.
— Позволите ли вы мн думать о васъ, какъ о будущей моей жен?
Мисъ Ронокъ была способна перескочить на лошади чрезъ каменную стну или чрезъ рчку, и повторить подобную попытку, еслибъ она не удалась съ перваго раза. На это у нея достало бы мужества. Но для отвта сэр-Грифину у нея не хватило духу. Быть можетъ, это происходило оттого, что она знала, чего хочетъ, относительно каменной стны или рки, тогда какъ сама не могла себ уяснить, чего хочетъ относительно сэр-Грифина.
— Я нахожу, что теперь не время длать подобный вопросъ, сказала она.
— Почему нтъ?
— Потому что я промокла до нитки и зябну. Вы неблагородно пользуетесь своимъ преимуществомъ.
— Я не имлъ намренія пользоваться какимъ-либо преимуществомъ, возразилъ угрюмо сэр-Грифинъ: — я полагалъ, какъ мы одни…
— О, сэр-Грифинъ, я такъ устала!
Они възжали въ то время въ Кильмарнокъ и было очевидно, что онъ не могъ настаивать доле. Итакъ они шумно подскакали къ гостинниц, гд сэр-Грифинъ тотчасъ распорядился, чтобъ затопили каминъ въ одной изъ спаленъ и чтобъ хозяйка явилась къ услугамъ Лучинды. Заказанъ былъ чай съ поджареннымъ хлбомъ и минуты чрезъ дв мисъ Ронокъ избавилась отъ присутствія баронета.
— Этого рода вещи мужчина не уметъ понимать, сказалъ Грифинъ про-себя.— Конечно, она подразумваетъ это, но почему же, чортъ возьми, не можетъ она этого сказать?
Онъ не думалъ отказаться отъ своей цли и врилъ, что вроятно добьется этого отъ Лучинды, когда она будетъ лэди Тьюитъ.
Они провели въ гостинниц около часа до того времени, когда пріхали мистрисъ Карбункль и лэди Юстэсъ, и въ-теченіе этого часа сэр-Грифинъ не видалъ мисъ Ронокъ. На это, конечно, много было причинъ. При помощи хозяйки мисъ Ронокъ сушилась и чистилась и никакъ не могла бы въ такомъ вид выслушать объясненіе въ любви своего жениха. Баронетъ разъ шесть посылалъ къ ней съ запросомъ, расхаживая по двору гостинницы, но не получалъ отвта. Пока Лучинда пила чай и сушила свои вещи она, безъ сомннія думала о сэр-Грифин,— но старалась думать какъ можно меньше. Конечно, онъ долженъ прійти и тогда она ршится на что-нибудь. Ей непремнно надо принять какое-нибудь ршеніе. Ея состояніе, притомъ, что оно было такъ ограниченно, скоро будетъ истрачено на похожденія для поисковъ мужа. Она также имла свой взглядъ на любовь и была на столько честна, чтобъ любить искренно, но ей казалось, что вс мужчины, которыхъ она знала, были таковы, что могли вселять въ нее одно отвращеніе. Ее возили съ мста на мсто, а между тмъ она еще не имла настоящаго понятія объ общественныхъ связяхъ. Она была бы готова выбрать башмачника — какъ говорила въ своихъ капризахъ тетк — еслибъ могла познакомиться съ этимъ башмачникомъ естественнымъ, а не насильственнымъ образомъ. Въ ней была какая-то свирпая антипатія къ тому образу жизни, который сложился для нея обстоятельствами. Именно эта свирпость и побуждала ее скакать сломя голову и не допускала ее улыбаться людямъ, которыхъ она не любила, и быть съ ними любезною. А все же она знала, что принять какое-нибудь ршеніе слдовало. Ей нельзя было выжидать, какъ другимъ двушкамъ. Почему не выйти за сэр-Грифина, какъ и за всякаго другого дурака? Едва ли она знала, какъ упрямъ, какъ безжалостенъ, какъ жестокъ бываетъ съ женщиною дуракъ.
Ея чулки были вымыты и высушены, ея сапожки и панталоны почти просохли, когда мистрисъ Карбункль, въ сопровожденіи Лиззи, стремительно вошла въ комнату.
— О, моя душечка! какъ ты себя чувствуешь? вскричала тетка, обнимая ее.
— Я только грязна теперь, отвтила Лучинда.
— Главную грязь мы уже счистили, милэди, замтила трактирщица.
— О, мисъ Ронокъ, сказала Лиззи:— вы не думаете, надюсь, что съ моей стороны было нехорошо прохать дальше.
— Разумется, вс дутъ дальше, сказала Лучинда.
— Я такъ просила лорда Джорджа позволить мн возвратиться къ вамъ! Вы знаете, что мы перехали прежде чмъ это случилось. Но онъ сказалъ, что это ршительно невозможно. Мы подождали, пока вы выбрались изъ ручья.
— Это вовсе ничего не значитъ, лэди Юстэсъ.
— И мн было такъ жаль, когда я перескакнула чрезъ стну въ лсу прежде васъ. Но я такъ была взволнована, что сама не знала, что длаю.
Лучинда, которая вполн привыкла къ такимъ дламъ на пол, просто кивнула головой въ отвтъ на это извиненіе.
— Го какъ великолпно вы скакали, не такъ ли?
— Довольно хорошо, сказала мистрисъ Карбункль.
— О, великолпно!— потомъ вдь я перехала рку. Ахъ, еслибы вы были тамъ посл! Между человкомъ въ гиг и кузеномъ Фрэнкомъ какое было приключеніе!
Потомъ вс похали по желзной дорог въ Портрэ.

Глава XL.
BЫ НЕ СЕРДИТЕСЬ?

На возвратномъ пути въ Портрэ дамы такъ устали, что разговаривать не могли, а сэр-Грифинъ былъ сердитъ. Сэр-Грифинъ еще не слыхалъ о приключеніи съ Грейстокомъ и не хотлъ знать. Но пріхавъ въ замокъ, взявъ теплую ванну, напившись хереса, одвшись и сойдя къ обду, вс были очень довольны.
Для Лиззи это былъ самый торжественный день въ ея жизни. Ея бракъ съ сэр-Флоріаномъ былъ для нея торжествомъ, но это былъ только шагъ къ хорошему, которое должно было явиться впослдствіи. Тогда въ ея распоряженіи находились только ея умъ и красота, а передъ нею разстилался міръ, въ которомъ, какъ ей казалось, было много удовольствій, если только она могла достигнуть ихъ. До-сихъ-поръ она почти не пользовались удовольствіями, но этотъ день былъ очень пріятенъ. Лордъ Джорджъ де-Брюсъ Карутерсъ былъ ея корсаромъ и она узнала наконецъ то чмъ ей пріятно будетъ заниматься и въ чемъ она скоро сдлается искусною. Какъ чудесно было перескакнуть чрезъ этотъ черный зіяющій ручей, а потомъ видть какъ Лучинда упала! Лиззи помнила каждый прыжокъ и чувство восторга, съ какимъ она выбралась на другую сторону. Она знала наизусть каждое ласковое слово, сказанное ей лордомъ Джорджемъ — ей нравилась эта милая, пріятная корсарская короткость возникшая между ними.
Лиззи хотлось знать ревнуетъ ли Фрэнкъ. Было бы не дурно, еслибъ онъ немножко ревновалъ. Потомъ кто-то привезъ домой въ карман лисій хвостъ, который владлецъ охоты веллъ ловчему отдать ей? Все это было восхитительно — и еще восхитительне оттого, что мистрисъ Карбункль хала не такъ, какъ ей хотлось, и потому, что Лучинда упала въ рку.
Обдали посл восьми и дамы и мужчины вышли вмст изъ столовой. Кофе и ликеры принесли въ гостиную вс были такъ дружны, спокойны, счастливы — кром сэр-Грифина Тьюита, который былъ еще очень сердитъ.
— Сказалъ онъ что-нибудь? спросила мистрисъ Карбункль Лучинду.
— Да.
— Ну что же?
— Сдлалъ предложеніе, но разумется я не могла отвчать ему когда промокла насквозь.
Нашлась только одна минута, но въ эту минуту Лучинда ничего больше не хотла сказать.
— Теперь я не намрена трогаться съ мста, сказала Лиззи бросившись въ уголъ дивана:— пока кто-нибудь не отнесетъ меня въ постель. Я никогда такъ не уставала.
Она устала, но бываетъ усталость восхитительная, когда вся обстановка пріятна и удобна.
— Я не называю это очень утомительнымъ днемъ, сказала мистрисъ Карбункль.
— Вы убили только одну лисицу, сказалъ Эмиліусъ, выставляя восхитительное пасторское невжество:— а въ понедльникъ вы убили четырехъ. Почему вы такъ устали?
— Мы, должно быть прохали около двадцати миль, сказалъ Фрэнкъ, который также былъ несвдущъ.
— Около десяти можетъ быть, сказалъ лордъ Джорджъ.— Все продолжалось часъ и сорокъ минутъ, а прежде чмъ мы вернулись чрезъ рку, сколько времени мы медленно охотились.
— Я уврена, что мы прохали тридцать, сказали Лиззи забывая усталость въ пылу энергіи.
— Десять миль всегда лучше двадцати, сказалъ лордъ Джорджъ: — а пять вообще лучше десяти.
— Сегодня мы прохали именно столько сколько нужно, чтобы было лучше, сказала Лиззи.— Я слышала, какъ пріятель Фрэнка, мистеръ Нэпай, сказалъ, что двадцать. Кстати, Фрэнкъ, не надо ли намъ было пригласить мистера Нэпая обдать?
— Я это думалъ, сказалъ Фрэнкъ: — но не могъ самъ осмлиться на это.
— Я право думаю, что съ бднымъ мистеромъ Нэпаемъ поступили очень дурно, сказала мистрисъ Карбункль.
— Разумется, сказалъ лордъ Джорджъ:— съ-тхъ-поръ какъ выдумана охота, никому не приходилось хуже. Онъ имль право на двнадцать обдовъ и на безконечное покровительство, но видите онъ всего этого лишился, назвавъ вашего кузена мистеромъ Грейстокингсъ.
— Я почувствовалъ этотъ ударъ, сказалъ Фрэнкъ.
— Я всегда буду называть васъ кузеномъ Грейстокингсъ, сказала Лиззи.
— Непріятно ему было, продолжалъ лордъ Джорджъ:— я понялъ все, когда онъ разсердился на то что отправили лошадь въ Кильмарнокъ. Будь его лошадь отправлена по желзной дорог, онъ и его люди могли защитить ее. Лошадь была отдана подъ защиту общества желзной дороги, а это общество выдало ее первому человку, который явился и спросилъ ее.
— Это было жестоко, сказалъ Фрэнкъ.
— Случись это со мною, я очень разсердилась бы, сказала мистрисъ Карбункль.
— Но еслибъ Фрэнкъ не взялъ лошадь мистера Нэпая, у него совсмъ не было бы лошади, сказала Лиззи.
Лордъ Джорджъ все продолжалъ защищать Нэпая.
— Конечно, это надо принять въ соображеніе, но все-таки я согласенъ съ мистрисъ Карбункль. Случись это со мною, я… совершилъ бы убійство и самоубійство. Я не могу представить себ ничего ужасне. Хорошо благородному владльцу охоты говорить о вжливости и надяться, что лошадь везла хорошо. Есть обстоятельства, когда человкъ вжливъ быть не можетъ. Потомъ вс смялись надъ нимъ! Таковъ ужъ свтъ. Чмъ ниже вы падаете, тмъ больше васъ лягаютъ.
— Что я могу сдлать для него? спросилъ Фрэнкъ.
— Запишите его въ вашъ клубъ и закажите тридцать дюжинъ срыхъ рубашекъ отъ Нэпая и К. не торгуясь.
— Онъ вмсто рубашекъ пришлетъ вамъ срыхъ чулковъ, сказала Лиззи.
Но хотя Лиззи была на небесахъ, ей надо было вести себя осторожно. Корсаръ былъ прекраснымъ образцомъ корсарства — такого хорошаго корсара она почти не видывала и онъ былъ преданъ ей на цлый день. Но извстно, что корсары опасны, и неблагоразумно было бы жертвовать будущими надеждами для чувства, которое конечно было основано на поэзіи, но вроятно, не могло имть благопріятнаго результата. Насколько ей было извстно, у корсара не было даже своего острова на Эгейскомъ мор. А если и былъ, нтъ ли у него тамъ своей Медоры, а можетъ быть и двухъ? Въ скачк по полю этотъ корсаръ былъ настоящимъ корсаромъ, но зная корсара очень мало она не могла для него бросить своего кузена.
— Вы не сердитесь на меня за то, что я позволила лорду Джорджу хать со мною вмсто васъ?
— Мн на васъ сердиться?
— Я знала, что я вамъ только помшала бы.
— Иначе и нельзя было. Онъ знаетъ все, а я не знаю ничего. Я очень радъ, что вамъ было пріятно.
— Мн было пріятно,— и вамъ также. Я была такъ рада, что вамъ досталась лошадь этого бднаго человка. Вы не сердились тогда?
Они проходили переднюю и поднялись на нижнюю лстницу.
— Конечно, нтъ.
— И вы не разсердитесь за то, что случилось прежде?
Она не глядла на него, длая ему этотъ вопросъ, но стояла, потупивъ глаза на коверъ.
— Право нтъ.
— Спокойной ночи, Фрэнкъ.
— Спокойной ночи, Лиззи.
Она ушла, а онъ вернулся въ нижнюю комнату, приготовленную для куренья, содовой воды и водки.
— Ну, Грифъ, вы сегодня не въ дух, сказалъ лордъ Джорджъ своему пріятелю, прежде чмъ къ нимъ пришелъ Фрэнкъ.
— И вы сдлались бы не въ дух, когда вмсто того, чтобъ скакать, вамъ пришлось вытаскивать изъ воды молодую двушку. Я терпть не могу молодыхъ двушекъ, когда он мокры и пахнутъ грязью.
— Я полагала, вы намрены жениться на ней.
— Какъ вамъ понравились бы мои вопросы? Намрены вы жениться на вдов? А если намрены, что скажетъ мистрисъ Карбункль? А если не намрены, что вы будете, длать?
— Что касается женитьбы на вдов, мн хотлось бы прежде все хорошенько разузнать. А мистрисъ Карбункль нисколько препятствовать не будетъ. Я всегда такъ взнуздаю моихъ лошадей, что он противиться не могутъ. А что касается послдняго вопроса, то я намренъ остаться здсь дв недли, и совтую вамъ покончить съ мисъ Ронокъ. Вотъ кузенъ милэди, для человка, который здитъ не часто, онъ здилъ сегодня очень хорошо.
— Желалъ бы я знать возьметъ ли онъ двадцатифунтовый билетъ если я пошлю ему, сказалъ Фрэнкъ, когда они расходились.— Мн непріятно даромъ прокатиться на лошади такого человка.
— Онъ будетъ жаловаться на общество желзной дороги, и тогда вы можете заплатить если хотите.
Нэпай подалъ просьбу на общество желзной дороги, требуя непомрной уплаты,— но съ какимъ результатомъ, мы не станемъ трудиться узнавать.

Глава XLI.
И МЕДВДИ СОВОКУПЛЯЮТСЯ.

Фрэнкъ Грейстокъ остался на слдующій понедльникъ въ Портрэ, но его нельзя было уговорить охотиться въ субботу — день, въ которой охотники, мужчины и женщины, отправились на охоту. Онъ сказалъ, что не можетъ положиться на измнника Мэк-Фарлэна, и боялся, что его другъ мистеръ Нэпай, не позволитъ ему опять хать на срой лошади. Лиззи предложила ему одного изъ своихъ любимцевъ — разумется, онъ отказался отъ этого предложенія, и лордъ Джорджъ также предложилъ посадить его на лошадь. Но Фрэнкъ сослался на то, что онъ уже кончилъ охотиться въ этотъ сезонъ и не хочетъ подвергать опасности пріобртенные имъ лавры.
— Кром того, сказалъ онъ:— я не посмлъ бы встртиться съ мистеромъ Нэпаемъ на охот.
Такимъ образомъ остался онъ въ замк и пошелъ прогулялся съ Эмиліусомъ. Эмиліусъ длалъ много вопросовъ о Портрэ и выказалъ горячее сочувствіе къ вдовству Лиззи. Онъ называлъ ее ‘милымъ, веселымъ, простодушнымъ молодымъ созданіемъ’.
— Она очень молода, отвтилъ ея кузенъ.— Да, продолжалъ онъ въ отвтъ на дальнйшіе разпросы:— Портрэ очень красивъ Я не знаю, каковъ доходъ. Ну, да. Кажется, боле тысячи. Восемь! Нтъ, я никогда не слыхалъ, чтобъ доходъ былъ такъ великъ.
Если Эмиліусъ ршилъ въ ум, что доходъ долженъ быть тысячъ пять, онъ выказалъ нкоторую долю проницательности, такъ какъ ему было доставлено очень мало свдній.
Въ замк шутили, что Эмиліусъ влюбился въ мисъ Мэкнёльти. Во время охоты они проводили вмст очень много времени, и мисъ Мэкнёльти съ необыкновеннымъ энтузіазмомъ расхваливала его обращеніе и разговоръ. Ей также длались вопросы о Портрэ и доход, и на вс она отвчала какъ умла — не имя намренія выдать тайну, потому что она не знала никакой тайны, но давала обычныя свднія о самомъ обычномъ изъ всхъ предметовъ — доход нашихъ знакомыхъ.
Потомъ поднялся вопросъ, есть ли ваканція для мисъ Мэкнёльти. Мистрисъ Карбункль слышала о убжденіи мистрисъ Эмиліусъ. Лучинда была уврена, что таковой нтъ — это убжденіе произвело въ ней обращеніе преподобнаго джентльмэна съ нею самое былое время. Для Лиззи, которая теперь была очень снисходительно настроена, мысль, что у мисъ Мэкнёльти есть обожатель, — женатый или холостой, это все-равно, была восхитительна.
— Я право не знаю, что вы хотите сказать, замтила мисъ Мэкнёльти:— не думаю, чтобъ мистеръ Эмиліусъ замышлялъ что нибудь подобное.
Но мисъ Мэкнёльти это нравилось.
Въ субботу не случилось ничего особеннаго. Нэпай былъ на охот на своей срой лошади и удостоилъ вступить въ разговоръ съ лордомъ Джорджемъ. Онъ былъ бы не прочь, еслибъ мистеръ Грейстокъ халъ къ нему извиниться однако мистеръ Грейстокъ не сдлалъ этого. Лордъ Джорджъ уврялъ, что онъ сдлалъ тоже самое замчаніе, но, шепнулъ онъ на ухо Нэпаю, застнчивость мистера Грейстока всемъ была извстна.
— Однако, онъ не застнчиво здилъ на моей лошади, сказалъ Нэпай.
Все это разсказывалось за обдомъ вечеромъ, среди громкаго хохота.
На охот ничего особеннаго не случилось и энтузіазмъ Лиззи, хотя еще очень высокій, упалъ на нсколько градусовъ ниже жара крови. Лордъ Джорджъ опять провожалъ ее, но надобности никакой въ проводахъ не предстояло, некчему было запыхаться, некчему было бросать Лучинду, не было ни рки, ни большой стны — словомъ, ничего. Долго оставались они въ большомъ лсу, но Лиззи, разсказывая объ этомъ дн своему кузену, созналась, что она сама не знаетъ что они длали все время.
— Трубили въ рога, скакали взадъ и впередъ цлый день, сказала она: — а потомъ Морганъ опять надулся и разбранилъ всхъ. Было одно хорошее препятствіе и Дэнди великолпно перескакнулъ. Два человка свалились съ лошади и одинъ изъ нихъ очень ушибся. Было очень весело,— но совсмъ не такъ, какъ въ среду.
Не все такъ, какъ въ среду, было и для Лучинды Ронокъ, которая не упала въ воду и приняла руку сэр-Грифина, когда онъ опять сдлалъ ей предложеніе въ Саркайскомъ лсу. Многое говорила Лучинд въ четвергъ и пятницу мистрисъ Карбункль — что Лучинда не очень хорошо приняла. Въ эти дни Лучинда держала себя какъ можно дальше отъ сэр-Грифина и почти фыркала на баронета, когда онъ заговаривалъ съ нею. Сэр-Грифинъ поклялся себ, что онъ не позволитъ обращаться съ собою такимъ образомъ. Онъ непремнно женится на ней! У нкоторыхъ мужчинъ къ любви примшивается большая доля ненависти,— которые любятъ женщину такъ, какъ способны любить лисицу, для убіенія, которой они употребляетъ всю свою энергію и весь свой разумъ. Мистрисъ Карбункль, которая не совсмъ понимала, какая настойчивость руководитъ сэр-Грифиномъ, очень боялась, чтобы Лучинда не лишилась добычи и сообразно этому вела рчь.
— Потрудись пожалуйста сказать мн, что ты намрена съ собою длать? спрашивала мистрисъ Карбункль.
— Ничего не намреваюсь.
— А куда ты пойдешь, когда истратишь вс твои деньги?
— Туда, куда иду теперь, сказала Лучинда.
Надо опасаться, что подъ этими словами, она подразумвала такое мсто, на которое въ подобномъ случа не слдовало длать намека.
— Теб никто другой не нравится? добивалась мистрисъ Карбункль.
— Мн не нравится никто и ничто, сказала Лучинда.
— Да, нравится, ты любишь здить верхомъ и наряжаться?
— Нтъ, не люблю. Мн нравится охота, потому, что можетъ быть, когда-нибудь я сломаю себ шею. Некчему смотрть такимъ образомъ, тетушка Джэнъ. Я знаю, что все это значитъ. Еслибъ я могла сломать себ шею, ничего не могло бы быть лучше для меня.
— Ты разобьешь мн сердце, Лучинда.
— Мое разбито давнымъ-давно.
— Если ты примешь предложеніе сэр-Грифина и устроишь себя, ты увидишь, какъ все пойдетъ прекрасно. Это все происходитъ отъ ужасной неизвстности. Неужели ты думаешь, что я не страдаю? Карбункль вчно грозилъ, что воротится въ Нью-Йоркъ, а что касается лорда Джорджа, то онъ обращается со мною такимъ образомъ, что я иногда боюсь показаться.
— Какая вамъ нужда до лорда Джорджа?
— Это все очень хорошо говорить, какая мн до него нужда. Мн до него никакой нтъ нужды, а все-таки не хочется ссориться съ друзьями. Карбункль говоритъ, что лордъ Джорджъ ему долженъ.
— Я этому не врю, сказала Лучинда.
— А лордъ Джорджъ говоритъ, что Карбункль ему долженъ.
— Я этому врю, сказала Лучинда.
— Между всмъ этимъ я не знаю, въ какую сторону повернуться. Теперь теб представляется прекрасная дорога, а ты сама не знаешь, что длаешь.
— Я очень хорошо знаю, что длаю.
— Говорю теб, что теб никогда не представится такой другой случай. Красота не все еще значитъ. Ты ни съ кмъ слова сказать не хочешь, а когда мужчина обращается къ теб, ты становишься свирпа и сердита какъ медвдь.
— Продолжайте, тетушка Джэнъ.
— Ты такъ всхъ ненавидишь и терпть не можешь, что можно подумать, будто по твоему мннію природа вовсе мужчинъ не создавала.
— Она создала нкоторыхъ очень дурными, сказала Лучинда: — а другихъ создала на половину. Какъ вы думаете, что сэр-Грифинъ уметъ длать?
— Онъ джентльмэнъ.
— Стало быть, еслибъ я была мужчина, я не пожелала бы быть джентльмэномъ — вотъ и все. Я гораздо охотне вышла бы за ловчаго, у котораго есть занятіе, и который уметъ длать что-нибудь.
Опять она сказала:
— Не надодайте мн, тетушка Джэнъ, это не принесетъ никакой пользы. Мн кажется, что мн ршительно невозможно сдлаться женою сэр-Грифина, и я уврена, что ваши разговоры этого не сдлаютъ.
Тутъ тетка оставила ее и, встртившись съ лордомъ Джорджемъ, по его приказанію пошла любезничать съ Лиззи Юстэсъ.
Это было въ пятницу. Въ субботу сэр-Грифинъ, выжидая время, нарочно отсталъ на прогулк съ Лучиндой отъ другихъ всадниковъ. Онъ не хотлъ переносить такихъ пустяковъ. Онъ имлъ право получить отвтъ и зналъ, что по своему званію и положенію иметъ право на отвтъ благопріятный. Двушка, которая, на сколько ему было извстно, не имла ни копейки, о происхожденіи и родств которой никто не зналъ ничего, въ пользу которой не говорило ничего кром ея красоты — ничего кром этого и умнія держать себя въ свт, какъ слдуетъ знатнымъ дамамъ держать себя — важничаетъ съ нимъ и ожидаетъ, чтобъ онъ сдлалъ ей предложеніе десять разъ! Ей-Богу! ему очень бы хотлось ухать и заставить ее понять, что она ошиблась. Онъ сдлалъ бы это — да, только онъ былъ такой человкъ, который любилъ пріобрсть что ему хотлось. Для него было нестерпимо получить отказъ въ чемъ бы то ни было.
— Мисъ Ронокъ, сказалъ онъ и замолчалъ.
— Сэр-Грифинъ, сказала Лучинда, наклонивъ голову.
— Можетъ быть, вы удостоите вспомнить, что я имлъ честь говорить вамъ, когда мы хали въ Кильмарнокъ въ прошлую среду?
— Меня только что вытащили изъ рки, сэр-Грифинъ, и я не думаю, чтобъ какая-нибудь молодая двушка должна помнить то, что ей говорили, когда она находилась въ такомъ положеніи.
— Если я это теперь повторю, вы вспомните?
— Не могу общать, сэр-Грифинъ.
— Вы дадите мн отвтъ?
— Смотря по обстоятельствамъ.
— Послушайте, — я хочу получить отвтъ. Когда мужчина говоритъ женщин, что онъ восхищается ею, и проситъ ее быть его женой, онъ иметъ право получить отвтъ. Какъ вы думаете, иметъ право мужчина въ подобныхъ обстоятельствахъ получить отвтъ?
Лучинда колебалась съ минуту и сэр-Грифинъ начиналъ уже выказывать нетерпніе, когда она измнила тонъ и отвтила ему серіозно:
— Въ подобныхъ обстоятельствахъ мужчина иметъ право получить отвтъ.
— Такъ отвчайте мн. Я восхищаюсь вами боле всхъ на свт и прошу сдлаться моею женой. Я говорю совершенно серіозно.
— Я это знаю, сэр-Грифинъ. Я не стану обижать ни себя, ни васъ предположеніемъ, что можетъ быть иначе.
— Очень хорошо. Желаете вы принять мое предложеніе?
Опять она замолчала.
— Разумется вы имете право получить отвтъ — но очень трудно дать его. Мн кажется, вы не совсмъ сообразили, какъ серіозенъ этотъ отвтъ.
— Не сообразилъ? Разумется, онъ серіозенъ!
— Не лучше ли будетъ вамъ опять подумать объ этомъ?
Теперь онъ сталъ колебаться. Можетъ быть, это было бы лучше. Если она приметъ его предложеніе, то отступать нельзя. Но лордъ Джорджъ зналъ, что онъ уже прежде длалъ предложеніе. Лордъ Джорджъ узналъ объ этомъ отъ мистрисъ Карбункль и показалъ, что знаетъ это. Потомъ онъ самъ уже ршился. Она была нужна ему и онъ имлъ твердое намреніе обладать ею.
— Мн нечего боле думать, Лучинда. Я ничего не длаю необдуманно, а когда обдумаю, то мн нечего передумывать. Вотъ моя рука — хотите взять ее?
— Хочу, сказала Лучинда, вложивъ свою руку въ его руку.
Какъ только она дала ему слово, ему тотчасъ представилось, что онъ поступилъ опрометчиво и что она одержала надъ нимъ верхъ. Сколько есть вещей на на свт драгоцнне красивой двушки, а она даже никогда не говорила ему, что любитъ его!
— Я полагаю вы любите меня? спросилъ онъ.
— Шшъ!— Вотъ они вс.
Рука была отнята, но все-таки мистрисъ Карбункль и лэа,и Юстэсъ видли.
Мистрисъ Карбункль въ чрезвычайномъ безпокойств выжидала время и не отставала отъ племянницы. Можетъ быть, она чувствовала, что лучше разлучить на время помолвленныхъ, чтобъ они не поссорились прежде, чмъ помолвка сдлается извстна друзьямъ, такъ чтобъ не было никакой возможности для разрыва. Лучинда очень скромно хала съ толпой. Сэр-Грифинъ остался возл нея, но не говорилъ ни слова. Лиззи шепнула лорду Джорджу, что было сдлано предложеніе. Мистрисъ Карбункль сидла въ величественномъ достоинств на лошади. Какъ будто въ эту минуту ничто особенно не привлекало ея вниманія. Прошелъ почти часъ прежде, чмъ она успла сдлать важный вопросъ!
— Ну — что ты ему сказала?
— Именно то, что вы хотли.
— Ты приняла его предложеніе?
— По необходимости. Вы узнаете одно обстоятельство, тетушка Джонъ, и надюсь, что это васъ успокоитъ. Я ненавижу многихъ, но больше всхъ на свт ненавижу я сэр-Грифина Тьюита.
— Это вздоръ, Лучинда.
— Пусть вздоръ, если вы хотите, но правда. Я должна буду ему лгать — но вамъ солгать нельзя, какъ бы вы этого ни желали. Я ненавижу его!
Это было очень плачевно, но мистрисъ Карбункль понимала очень хорошо, что для людей, находящихся въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, дла могутъ казаться плачевны. Нкоторую долю плачевности слдуетъ выносить. Она знала также, что Лучинда была не такая двушка, которую можно было погонять, такъ чтобъ она не становилась на-дыбы. Мистрисъ Карбункль взялась погонять Лучинду и сдлала это довольно удачно. Дло такое важное теперь удалось. Племянница ея была помолвлена съ знатнымъ человкомъ, съ человкомъ слывшимъ богачомъ, съ человкомъ свтскимъ. Теперь, посл помолвки, двушка не могла взять назадъ слова и мистрисъ Карбункль предстояло позаботиться, чтобъ и сэр-Грифинъ не могъ отказаться. Она тотчасъ должна принять для этого мры. Объ этой помолвк нужно объявить всмъ, а самой ей поговорить съ женихомъ нужно прежде всего. Сама она лично не очень любила сэр-Грифина, но для такой оказіи она могла улыбаться медвдю. Сэр-Грифинъ былъ медвдь — такъ же какъ и Лучинда. ‘Кролики и зайцы вс сходятся парами, медвди также совокуплются.
Мистрисъ Карбункль утшала себя этой пснью и старалась уврить себя, что все кончится хорошо. Разумется, медвдицы не такъ вжливы съ медвдями, какъ голубки съ голубями. Конечно, это было несчастье, что племянница ея была не голубка, какова бы она ни была, все лучшее сдлано для нея.
— Любезный сэр-Грифинъ, сказала она при первомъ удобномъ случа, не обращая вниманія на толпу и даже желая, чтобъ каждое слово было услышано: — моя милая двочка обрадовала меня.
— Поторопилась же она! сказалъ сэр-Грифинъ.
— Разумется, поторопилась. Она мн все-равно что дочь. У меня нтъ своихъ дтей, и она составляетъ для меня все. Могу я сказать вамъ, что вы счастливйшій человкъ въ Европ?
— Не всякая двушка могла понравиться мн, мистрисъ Карбункль.
— Я въ этомъ уврена. Я примтила, какъ вы разборчивы. Я ни слова не скажу о красот Лучинды. Мужчины могутъ судить объ этомъ лучше женщинъ, но относительно высокаго рыцарскаго духа, честныхъ правилъ, благородства и того, что я называю истиннымъ достоинствомъ, я не думаю, чтобъ вы могли найти кого-нибудь выше ее. Она жестка какъ сталь.
— И я начинаю думать, что она также надежна.
— Такая двушка какъ она сэр-Грифинъ, не легко отдаетъ себя. Именно поэтому онъ должна вамъ нравиться еще боле теперь, когда вы сдлались ея обладателемъ. Она очень молода и знала мое желаніе, чтобъ она не спшила выходить замужъ. Но теперь я не могу сожалть ни о чемъ.
— Я полагаю, сказалъ сэр-Грифинъ.
Человкъ этотъ конечно былъ медвдь, а медвди, вроятно, сами не знаютъ, какъ они грубы. Сэр-Грифинъ, конечно, самъ не зналъ, до чего доходитъ его грубость. До его грубости мало было дла мистрисъ Карбункль, если онъ признавалъ помолвку. Она не ожидала любовныхъ восторговъ ни отъ него, ни отъ нея. А разв она могла оставаться недовольной этой помолвкой? Поэтому она не позволяла ни малйшей тучк омрачить ея лобъ, пока хала возл лорда Джорджа.
— Сэр-Грифинъ сдлалъ предложеніе и она приняла его, сказала она шепотомъ.
Теперь она не желала, чтобъ ее слышалъ кто-нибудь кром того, съ кмъ она говорила.
— Какъ ей не принять! сказалъ лордъ Джорджъ.
— Этого я не знаю, Джорджъ. Иногда мн казалось, что она хочетъ, а иногда нтъ. Вы никогда не понимали Лучинды.
— Я надюсь, что Грифъ ее пойметъ — вотъ и все. А теперь, когда все ршено, пожалуйста не приставайте ко мн. Пусть горе падетъ на ихъ собственныя головы. Если дло дойдетъ до драки, я не сомнваюсь, что Лучинда приколотитъ его. Но пока дло будетъ ограничиваться словами и вспышками, она найдетъ Тьюита не такимъ смирненькимъ, какъ онъ кажется.
— Я думаю, что они прекрасно уживутся.
— Можетъ быть. Никто не можетъ знать, кто съ кмъ уживется. Вы и Карбункль прекрасно уживаетесь. Когда свадьба?
— Еще ничего не ршено.
— Не слишкомъ приставайте съ брачнымъ контрактомъ, а можетъ быть онъ найдетъ способъ улизнуть. Когда двушка безъ копейки за душой потребуетъ слишкомъ много, свтъ одобряетъ человка, расходящагося съ невстой. Пусть она сдлаетъ видъ, будто равнодушна къ этому — этимъ можно его удержать.
— Какой у него доходъ, Джорджъ?
— Не имю понятія. Нтъ человка скрытне насчетъ денегъ. Я думаю, что онъ когда-нибудь получитъ все тьюитское имнье. Теперь онъ не можетъ тратить боле двухъ тысячъ.
— Вдь онъ не иметъ долговъ?
— Онъ немножко долженъ мн — тысячу-двсти, кажется, и я намренъ эти деньги получить. Я полагаю, что у него есть долги, но немного. Онъ держитъ нелпыя пари.
— У Лучинды есть тысячи три.
— Это пустяки. Пусть ее придержитъ эти деньги. Лучше о деньгахъ не говорите ничего. У него повренный хорошій, и пусть онъ напишетъ брачный контрактъ. Послушайте, Джэнъ, сдлайте это какъ можно скоре.
— Вы поможете мн?
— Если не станете приставать, помогу.
На возвратномъ пути домой мистрисъ Карбункль могла сказала лэди Юстэсъ:
— Вы знаете, что случилось?
— О, да! отвтила Лиззи, смясь.
— Вамъ сказала Лучинда?
— Разв вы думаете, что у меня самой нтъ глазъ? Разумется, это должно было случиться. Я узнала это съ той самой минуту какъ сэр-Грифинъ пріхалъ въ Портрэ. Я такъ рада, что Портрэ оказался полезенъ.
— О, какъ полезенъ, милая лэди Юстэсъ! Конечно, это должно было случиться везд, потому что на свт нтъ человка, такъ сильно влюбленнаго, какъ сэр-Грифинъ. Это Лучинда затруднялась.
— Я полагаю, онъ нравится ей.
— Да, разумется, энергически сказала мистрисъ Карбункль.
— Хотя теперь двушки не очень интересуются мужчинами. Имъ надо выйти замужъ и он выбираютъ жениховъ получше. Она очень хороша собой, а онъ, я думаю, богатъ.
— Онъ дйствительно будетъ богатъ. Говорятъ, что онъ такой прекрасный человкъ, когда его узнаешь.
— Мн кажется, что вс молодые люди оказываются прекрасными — когда вы ихъ узнаете. Что говоритъ лордъ Джорджъ?
— Онъ въ восторг. Онъ очень привязанъ къ Лучинд, знаете.
Такимъ образомъ это дло устроилось. Не прошло и четверти часа по возвращеніи домой, какъ было сказано Фрэнку Грейстоку. Онъ сталъ разспрашивать мистрисъ Карбункль объ охот, она шепнула ему:
— Помолвлены.
— Сэр-Грифинъ? спросилъ Фрэнкъ.
Мистрисъ Карбункль улыбнулась и кивала головой. Всмъ слдовало объ этомъ знать.

Глава XLII.
УТРОМЪ ВЪ ВОСКРЕСЕНЬЕ.

— Итакъ, мисъ, вы приняли его предложеніе? сказала общая горничная Карбункль въ этотъ вечеръ своей младшей госпож.
Мистрисъ Карбункль ршила, что это дло слдуетъ разгласить.
— Помните, отвтила Лучинда:— что я не хочу ни слова слышать объ этомъ.
— Я только хотла васъ поздравить, мисъ.
Лучинда съ гнвомъ обернулась къ двушк.
— Мн не нужно вашего поздравленія. Довольно. Я могу раздться сама. Прошу не приходить ко мн, если вы не умете молчать, когда вамъ приказываютъ.
— Я умю молчать не хуже всхъ другихъ, сказала субретка, качая головой.
Это случилось посл того, какъ вс разошлись спать. За обдомъ сэр-Грифинъ, разумется, велъ Лучинду подъ-руку, но онъ длалъ это постоянно въ Портрэ. Лучинда за столомъ почти не раскрывала рта и ушла спать съ головной болью, когда мужчины, остававшіеся въ этотъ день нсколько минутъ доле дамъ, пришли въ гостиную. Это сэр-Грифинъ принялъ за обиду, потому что по какому-то особо составленному имъ плану хотлъ проститься съ своей невстой въ этотъ вечеръ. Если она намрена обращаться съ нимъ такимъ образомъ, то онъ просто броситъ ее, и она должна это узнать.
— Ну, Грифъ, все ршено, сказалъ лордъ Джорджъ въ курительной комнат.
Тамъ былъ Фрэнкъ и сэр-Грифину не понравился этотъ вопросъ.
— Что значитъ по вашему ‘ршено’? Я не знаю, что такое ршено.
— Я такъ думалъ. Вамъ, кажется, сказали? спросилъ лордъ Джорджъ, повернувшись къ Грейстоку.
— Мн намекнули, сказалъ Фрэнкъ.
— Чортъ… въ жизнь свою не встрчалъ подобныхъ людей, сказалъ сэр-Грифинъ.— Они, кажется, не имютъ понятія, что человкъ можетъ желать, чтобъ его собственныя дла оставались въ секрет.
— Такія дла въ секрет не остаются, сказалъ лордъ Джорджъ.— Женщины позаботятся объ этомъ. Неужели вы полагаете, что он никому не скажутъ, какую добычу имъ удалось поймать?
— Если он меня принимаютъ за добычу.
— Разумется, вы добыча. Каждый мужчина добыча. Только нкоторые мужчины добыча такая плохая, что за ними гоняться не стоитъ. Помиритесь съ этой мыслью, Грифъ, вы пойманы.
— Нтъ, я не пойманъ.
— И наслаждайтесь удовольствіемъ, что она одна изъ красивйшихъ двушекъ. Я же предпочелъ бы вдову. Прошу у васъ извиненія, мистеръ Грейстокъ.
Фрэнкъ просто поклонился.
— Я просто говорю это оттого, что она гораздо легче здитъ верхомъ. Вамъ будетъ стоить чего-нибудь находить лошадей для лэди Тьюитъ.
— Я не имю намренія посылать ее на охоту, сказалъ сэр-Грифинъ.
Изъ этого видно, что баронетъ не отпирался отъ своей помолвки.
На слдующій день, въ воскресенье, сэр-Грифинъ, удостоврившись, что мисъ Ронокъ не имла намренія быть въ церкви, также остался дома. Эмиліуса пригласили служить въ ближайшей церкви и все общество отправилось слушать его проповдь. Лиззи особенно заботилась не забыть библіи и молитвенника, а мисъ Мэкнёльти пришпилила къ шляпк яркія ленты, какихъ прежде никто на ней не видалъ.
Лучинда, услыхавъ обо всемъ этомъ, сказала тетк, что не пойдетъ внизъ пока вс не вернутся, но мистрисъ Карбункль, опасаясь гнва сэр-Грифина и полагая, что какъ бы, разсердившись, онъ не ускользнулъ отъ нихъ совсмъ, сказала нсколько словъ, которыя даже Лучинд показались разумными.
— Если ты приняла его предложеніе, то не должна избгать его, душа моя. Теб же худо будетъ посл. Притомъ это показываетъ трусость, не такъ ли?
Никакое другое слово не могло врне достигнуть цли. По-крайней-мр она не выкажетъ себя трусихой.
Какъ только стукъ экипажей затихъ на дорог, Лучинда, очень позаботившаяся о своемъ наряд — она такъ заботилась, чтобъ вс слды заботливости не были видны — медленными, величественными шагами сошла въ гостиную, въ которой обыкновенно сидли по утрамъ. Вроятно, сэр-Грифинъ курилъ гд-нибудь въ саду, но она не обязана отыскивать его. Она останется въ гостиной, и если онъ хочетъ, то можетъ къ ней прійти. Онъ не будетъ имть причины жаловаться, если найдетъ ее въ той комнат, гд вс въ дом сидли обыкновенно.
Чрезъ полчаса онъ вышелъ на терасу и уткнулся носомъ въ стекло. Лучинда поклонилась и улыбнулась ему — возненавидвъ себя за эту улыбку. Кажется, первый разъ сдлала она усиліе, чтобъ встртить его съ пріятнымъ лицомъ. Онъ не сказалъ ничего, но обошелъ вокругъ дома, бросилъ окурокъ сигары и вошелъ въ комнату. Что ни случилось бы, она не хотла выказать себя трусихой. Она должна была выйти за него. Такъ какъ она приняла его предложеніе наканун, не убжала въ ночь и не отравилась, а пришла на свиданіе съ нимъ, то по-крайней-мр она вынесетъ это мужественно. Что за бда, если даже онъ поцлуетъ ее? Ей выпало на долю переносить несчастье, а такъ какъ она не хотла отравиться, то несчастье переносить надо.
Она встала, когда онъ вошелъ, и протянула ему руку. Она обдумала, какъ должна поступать, и держала себя сдержанно и съ достоинствомъ. Онъ не обдумалъ и держалъ себя очень неловко.
— Итакъ вы въ церковь не пошли, сэр-Грифинъ а — слдовало бы,сказала Лучинда, опять улыбнувшись.
— Я сдлалъ то же, что и вы.
— У меня головная боль, а вы остались курить сигару.
— Я остался, чтобъ видть васъ, душа моя.
Женихъ можетъ назвать невсту ‘душа моя’ и сдлать это очень мило. Онъ можетъ произнести это слово такъ, что оно ей понравится и почувствовать въ сердц признательность къ нему за этотъ милый звукъ. Но сэр-Грифину не удалось мило произнести это слово.
— Мн такъ много нужно вамъ сказать.
— Я не стану льстить вамъ и говорить, будто осталась слушать васъ.
— Но вдь вы остались для этого, — вы остаетесь для этого теперь?
Она покачала головой, но въ этомъ виднлась какая-то шутливость.
— Но я вдь знаю, что вы остались для этого. И для чего вамъ не сказать теперь, когда мы должны сдлаться мужемъ и женой? Я люблю когда двушка высказывается. Я полагаю, что если я желаю находиться съ вами, то вы столько же желаете находиться со мной, не такъ ли?
— Я не вижу, чтобы одно слдовало изъ другого.
— Ей-Богу… если такъ, я откажусь.
— Это какъ вамъ угодно, сэр-Грифинъ.
— Ну, скажите же, любите вы меня? Вы мн еще не говорили, что любите меня.
Къ счастью можетъ быть для нея, онъ думалъ, что самымъ лучшимъ увреніемъ любви былъ поцлуй. Она не возмутилась, не вырвалась отъ него, но горячая кровь залила все ея лицо, губы похолодли и она почти задрожала въ его объятіяхъ. Сэр-Грифинъ не могъ быть предметомъ обожанія многихъ женщинъ, но мужскіе инстинкты такъ были въ немъ сильны, что онъ не могъ не почувствовать, что она не страстно отвчала на его поцлуй. Онъ находилъ ее удивительной красавицей — но ему показалось, что она никогда не была такъ мало хороша, какъ въ то время, когда онъ крпко прижималъ ее къ сердцу.
— Что же, сказалъ онъ, все держа ее:— вы поцлуете меня?
— Я поцловала, сказала она.
— Нтъ,— не такъ. О! если вы не хотите…
Она вдругъ ршилась и поцловала его. Она предпочла бы броситься въ самую черную, самую мрачную, самую грязную рку.
— Теперь довольно, сказала она тихо освобождаясь изъ его объятій.— Не вс двушки похожи на меня, я это знаю, но вы должны взять меня такою, какая я есть, сэр-Грифинъ — то-есть если вы возьмете меня.
— Для чего вы не можете бросить ‘сэръ’?
— О да!— это я могу сдлать.
— И вы любите меня?
Она замолчала, усиливаясь сказать ложь.
— Послушайте — я не женюсь на двушк, которая стыдится сказать, что любитъ меня. Я люблю существенное. Вы любите меня?
— Да, сказала она.
Ложь была произнесена и онъ остался доволенъ. Но въ душ онъ ей не врилъ. Хорошо ей было говорить, что она не похожа на другихъ. Отчего она не похожа? Конечно, ей хочется сдлаться лэди Тьюитъ — но онъ не сдлаетъ ее лэди Тьюитъ, если она съ нимъ будетъ важничать. Она должна броситься къ нему на грудь и клясться, что любитъ его больше всего на свт,— а иначе она не будетъ лэди Тьюитъ. Не похожа на другихъ двушекъ! Она узнаетъ, что и онъ не похожъ на другихъ мужчинъ.
Онъ пригласилъ ее прогуляться. На это она не возражала. Она сходитъ за своей шляпой и вернется въ одну минуту.
Но она находилась въ отсутствіи боле десяти минутъ. Когда она осталась одна, она посмотрлась въ зеркало, а потомъ залилась слезами. До-сихъ-поръ никогда не была она такъ осквернена. Этотъ поцлуй показался ей отвратителенъ. Онъ заставилъ ее гнушаться самое себя. Если начало было такъ дурно, какъ осушитъ она до дна горькую чашу? Она знала, что другія двушки любили своихъ жениховъ — такъ любили, что каждая минута разлуки, если не огорчала, то по-крайней-мр внушала ей сожалніе, когда она стояла, готовая разорвать себя на части: такъ гнусно казалось ей ея положеніе, она думала, что такая любовь уже невозможна для нея. Ради того мужчины, который долженъ былъ сдлаться ея мужемъ, она ненавидла всхъ мужчинъ. Разв вс окружающіе ее не были низки, подлы, отвратительны? Лучинда тотчасъ поняла зачмъ мистрисъ Карбункль такъ скоро разгласила это извстіе, поняла то, что руководило тревожною душою ея тетки. Этому пойманному человку не слдовало давать возможности ускользнуть. Но какое было бы блаженство, еслибъ онъ ускользнулъ! Какъ бы ускользнуть ей? Однако она знала, что будетъ переносить все. Можетъ быть, посредствомъ изученія и упражненія, она сдлается такою же, какъ многія другія — хищной птицей и больше ничмъ. Можетъ быть то чувство, которое сдлало для нея противными эти минуты, можно будетъ вырвать изъ ея сердца. Она отерла слезы съ свирпой энергіей и сошла къ жениху съ вуалью, крпко пришпиленной къ шляп.
— Надюсь, что не заставила васъ ждать, сказала она.
— Женщины вчно заставляютъ ждать, отвтилъ онъ смясь.— Это придаетъ имъ важность.
— Со мною этого не бываетъ, могу васъ уврить. Я скажу вамъ всю правду. Я была взволнована — и плакала.
— О, да, понятно.
Ему нравилось, что онъ довелъ до слезъ надменную Лучинду.
— Но вамъ не слдовало стыдиться того, что я это увижу. Я не могу видть ничего. Вы должны тотчасъ снять вуаль.
— Не теперь, Грифинъ.
О, какое это имя! Оно какъ будто жгло ея языкъ безъ обычной приставки.
— Я никогда прежде не видалъ васъ закутанной до такой степени. Вы не кутаетесь, когда дете на охоту. Я видлъ, что снгъ билъ вамъ въ лицо а вы такъ же мало обращали на это вниманія, какъ и я.
— Вы не можете удивляться, что я теперь взволнована.
— Но вы счастливы,— не правда ли?
— Да, сказала она.
Ложь разъ сказанную, слдовало поддержать.
— Честное слово, я васъ не понимаю, сказалъ сэр-Грифинъ.— Послушайте, Лучинда, если вы хотите взять назадъ слово, вы можете.
— Если вы опять скажете мн это, я это сдлаю.
Это было сказано прежнимъ свирпымъ голосомъ и тотчасъ возвратило къ рабству сэр-Грифина. Получить теперь отказъ было бы для него смертью. А если выйдетъ ссора, онъ былъ увренъ, что всмъ покажется, будто ему было отказано.
— Это все такъ, сказалъ онъ:— только когда человкъ думаетъ, какъ бы сдлать васъ счастливою, ему непріятно видть одн слезы.
Посл этого они мало говорили до возвращенія въ замокъ.

Глава XLIII.
ЖИЗНЬ ВЪ ПОРТРЭ.

Утромъ Фрэнкъ ухалъ. Всмъ въ замк онъ нравился кром сэр-Грифина, который, когда онъ ухалъ, замтилъ Лучинд, что онъ нестерпимый педантъ, одинъ изъ тхъ гордецовъ, которые считаютъ себя важными людьми, потому что засдаютъ въ парламент. Лучинд Фрэнкъ понравился, и она очень смло высказала это.
— Я понимаю причину, возразилъ сэр-Грифинъ:— вамъ всегда нравятся т люди, которыхъ я не люблю.
Когда Фрэнкъ прощался, Лиззи оставила на минуту свою руку въ его рук, и взглянула ему въ глаза.
— Когда Люси должна быть осчастливлена? спросила она.
— Я не знаю, будетъ ли Люси когда-нибудь, осчастливлена, возразилъ онъ:— но я искренно желаю этого.
Ни слова боле не было сказано, и онъ вернулся въ Лондонъ.
Мистрисъ Карбункль и Лучинда оставались въ замк Портрэ все Рождество, гораздо доле того срока, который сначала былъ назначенъ для ихъ посщенія. Лордъ Джорджъ и сэр-Грифинъ узжали и возвращались нсколько разъ. Много охотились и много было любовныхъ сценъ, которыхъ здсь нтъ надобности описывать. Не разъ въ эти шесть, семь недль между сэр-Грифиномъ и Лучиндою возникала ссора, ожесточенная, шумная и ршительная, но лордъ Джорджъ и мистрисъ Карбункль всегда успвали мирить ихъ, и когда настало Рождество, помолвка еще имла прежнюю силу. Ршительное заявленіе, чтобы она была расторгнута и уничтожена, всегда длалась со стороны Лучинды, а сэр-Грифинъ, когда видлъ, что Лучинда говоритъ серіозно, опять поддавался давнишнимъ желаніямъ и ршался достигнуть того, что хотлъ. Однажды онъ обошелся такъ грубо, чего однимъ униженнымъ извиненіемъ и можно было достигнуть этого. Онъ униженно извинился и посл того почувствовалъ, что у него подрзаны крылья и ему остается только повиноваться во всемъ. Лордъ Джорджъ увезъ его съ собой и привезъ опять назадъ, и ободрилъ его, — и наконецъ, при помощи убжденій мистрисъ Карбунклъ, заставилъ согласиться назначить день свадьбы. Она должна была совершиться въ теченіе первой недли апрля. Когда они вс удутъ изъ Портрэ, сэръ-Грифинъ отправится въ Лондонъ повидаться съ своимъ нотаріусомъ. Надо было составить брачный контрактъ и ршить что-нибудь относительно будущаго мстопребыванія.
Посреди всего этого Лучинда оставалась безучастна къ распоряженіямъ, но очень была мучительна для окружающихъ своимъ настоящимъ образомъ дйствій. Даже съ лэди Юстэсъ она обращалась рзко и невжливо. Съ теткой она по временамъ бывала свирпа. Лорду Джорджу она не разъ говорила въ лицо что онъ вовлекаетъ ее въ гибель.
— Кой чортъ! да что-жъ вамъ надо? возражалъ ей лордъ Джорджъ.
— Не выходить за этого человка.
— Но вы же сами приняли его предложеніе. Я не уговаривалъ васъ соглашаться. Не въ богадльню же вы желаете поступить, надюсь.
Потомъ она такъ отчаянно скакала верхомъ, что вс лэрды въ Айршир, приведенные въ смятеніе, повысыпали изъ своихъ помстій, и преобладало общее опасеніе, что ей не миновать какого-нибудь ужаснаго несчастья. И Лиззи, побуждаемая ревностью, пріучилась скакать такъ же отчаянно, и когда он помчатся взапуски на охот всегда поднимется тревога. Почесывая въ голов, Морганъ уврялъ, что онъ видалъ пьяныхъ головорзовъ, но никогда не видывалъ такихъ бдовыхъ дамъ. Лиззи, перескочивъ однажды стну, упала съ лошади и довольно сильно ушиблась, и Лучинда ударилась о перекладину воротъ. Однако Рождество прошло и замокъ Портрэ опустлъ, а катастрофы никакой не случилось.
Между Лиззи и мистрисъ Карбункль возникла такая большая дружба, что он стали очень сообщительны. Были ли об, или которая нибудь изъ нихъ, откровенны, конечно могло подвергнуться сомннію. Мистрисъ Карбункль была вполн откровенна, обсуждая съ своею пріятельницею опасную измнчивость въ причудахъ Лучинды и страшное отвращеніе, которое она, повидимому, питала къ сэр-Грифину. Но эти причуды и отвращеніе были такъ очевидны, что скрывать ихъ оказалось бы невозможно — какая же польза въ откровенныхъ разговорахъ, если умалчивать о томъ, что повренная увидла бы сама безъ всякаго сообщенія?
— Она вела бы себя точно такъ же съ каждымъ, кто бы ни былъ ея женихомъ, сказала мистрисъ Карбункль.
— Надо полагать, отвтила Лиззи, удивляясь такому странному явленію въ женской натур.
Но согласившись на счетъ того, что это фактъ — именно, что Лучинда возненавидла бы каждаго мужчину, котораго предложеніе бы приняла — он об были того мннія, что свадьб лучше состояться.
— Надо же ей когда-нибудь выйти замужъ, говорила мистрисъ Карбункль.
— Конечно, соглашалась Лиззи.
— Съ ея красивою наружностью нельзя предположить, чтобъ она не вышла.
— Никакъ нельзя, подтверждала Лиззи.
— И я право не вижу, чтобъ она могла сдлать лучшую партію. Вдь у нея такая натура. Мн это надоло порядкомъ, сознаюсь замъ. Въ пансіон близъ Парижа ее никакъ переломить не могли. Никто никогда не былъ въ состояніи переломить ее. Вы можете судить объ этомъ по тому, какъ она здитъ верхомъ.
— Сэр-Грифинъ, я полагаю, долженъ сдлать это, сказала Лиззи смясь.
— Да — это, или совсмъ другое, знаете?
Но кто бы ни пересилилъ или былъ пересиленъ, относительно одного сомннія не было — свадьб слдуетъ состояться.
— Если не стоять на-своемъ съ такою двушкою, какъ она, лэди Юстэсъ, ничего не сдлаешь.
Лиззи вполн соглашалась. Какое ей дло, кто пересилитъ или будетъ пересиленъ, если только она успетъ провести свой челночекъ, не разбивъ его о скалы? Между тмъ скалы оказывались. Она не знала наврно, что длать съ лордомъ Джорджемъ, который безспорно былъ корсаръ — и наговорилъ ей премилыхъ вещей въ корсарскомъ дух. Однако изъ слуховъ, доходившихъ до нея, она заключила, что Фрэнкъ отказался или, по-крайней-мр, намревается отказаться отъ двчонки, жившей у лэди Линлитго.
Произошло нчто въ род ссоры — такъ по-крайней мр она слышала отъ мисъ Мекнёльти, съ которою лэди Линлитго изрдка переписывалась, несмотря на ихъ прежнія неудовольствія. Отъ Фрэнка Лиззи часто получала письма, но онъ никогда не упоминалъ о Люси Морисъ. Еслибъ Фрэнкъ разошелся съ Люси, думала она, то онъ вернулся бы къ ней. А въ такомъ случа кузенъ Фрэнкъ гораздо былъ бы надежне корсара въ качеств несокрушимой скалы для опоры въ свт.
Лиззи и мистрисъ Карбункль пришли къ самому удовлетворительному соглашенію относительно денегъ. Мистрисъ Карбункль очень было удобно оставаться въ Портрэ. Не оказывалось боле надобности вывозить Лучинду, чтобъ искать добычи. Единственный зврь, въ которомъ нуждались, былъ загнанъ, не очень роскошный олень, но каковъ бы ни былъ онъ, а все его взяли, и мистрисъ Карбункль очень казалось пріятно упрочить за собой и за племянницей домъ достаточно приличный, чтобъ удовлетворять общественное мнніе — вн Лондона — и лучше того, въ Шотландіи, у особы, имвшей титулъ, пользующейся всми принадлежностями богатства и къ которой лордъ Джорджъ и сэр-Грифинъ могли имть доступъ. Но лэди Юстэсъ ни въ какомъ случа не должна была брать на себя вс расходы. Мистрисъ Карбункль взялась снабжать конюшни и заплатила за стогъ сна и возъ овса, которые заставили забиться сердце Лиззи, когда она увидала, что ихъ везутъ на гору къ ея анбарамъ. Очень удобно, когда подобныя вещи опредляются ясно. Въ начал января они вс должны были возвратиться въ Лондонъ. Тогда Лиззи на нкоторое время — до свадьбы, Лучинды — будетъ гостьей мистрисъ Карбункль въ ея небольшомъ дом въ Мэйфэр,— но Лиззи будетъ держать экипажъ на свой счетъ. Тутъ возникла, быть можетъ, между дамами нкотораго рода попытка поторговаться, но мистрисъ Карбункль, какъ старшая, вроятно, одержала верхъ. Рчь шла о прислуг въ Лондон. Лакей долженъ былъ принадлежать мистрисъ Карбункль, тогда какъ кучеръ необходимо долженъ быть изъ числа слугъ Лиззи. Мистрисъ Карбункль согласилась наконецъ взять на себя обоихъ слугъ,— но, какъ благоразумная женщина, она выторговала кое-что.
— Вы можете прибавить что-нибудь къ подарку, который сдлаете Лучинд. Она выберетъ вещь фунтовъ въ сорокъ.
— Положимъ, тридцать, сказала Лиззи, начинавшая знать деньгамъ цну.
— Разность пополамъ, сказала мистрисъ Карбункль, слегка пріятно захохотавъ.
И разность была раздлена. Чтобъ опрятный и даже щегольскаго вида грумъ, который здилъ съ ними на охоту, былъ снабженъ на счетъ мистрисъ Карбункль, казалось понятно, и не мене ясно то, что Лиззи слдовало снабдить его лошадью, на которой онъ здилъ чрезъ каждые два дня. Когда подобные вопросы ясно опредлены, это много способствуетъ къ пріятнымъ отношеніямъ между друзьями, живущими вмст.
Мистеръ Эмиліусъ остался дольше, чмъ предполагали, и не узжалъ пока не отправились лордъ Джорджъ и сэр-Грифинъ. Замтили, что онъ никогда не говорилъ о своей жен, хотя мистрисъ Карбункль была почти уврена, что она слыхала о ея существованіи. Онъ былъ очень любезенъ и, отъ природы или отъ воспитанія, человкъ крайне вжливый, который дамамъ говорилъ комплименты. Правда иногда онъ изумлялъ своихъ слушателей рчами, которыя могли бы считаться почти грубыми, еслибъ не говорило ихъ духовное лицо. Лиззи вообразила, что онъ намренъ жениться на мисъ Мэкнёльти. И послднее его вниманіе, безспорно, доставляло удовольствіе. Вслдствіе этихъ соображеній, продолжительное пребываніе въ замк мистера Эмиліуса не возбудило удивленія, но когда въ конц ноября лордъ Джорджъ и сэр-Грифинъ ухали, и онъ былъ вынужденъ вернуться къ своей паств.
Относительно важнаго вопроса о брилліантахъ Лиззи откровенно высказалась мистрисъ Карбункль въ самое первое время ихъ дружбы — тотчасъ по заключеніи ихъ торга.
— Десять тысячъ фунтовъ! воскликнула мистрисъ Карбункль, широко раскрывъ глаза.
Лиззи три раза кивнула головой въ знакъ усиленнаго утвержденія.
— Разв вы думаете, что знаете ихъ настоящую цнность?
Дамы въ это время сидли запершись и обсуждали много разныхъ вещей въ интимной бесд.
— Мн ихъ оцнили ювелиры.
— Десять тысячъ фунтовъ! И сэр-Флоріанъ подарилъ ихъ вамъ?
— Онъ мн надлъ ихъ на шею и сказалъ, что они мои — навсегда.
— Щедрая душа!
— Ахъ, еслибъ вы знали его! сказала Лиззи, едва коснувшись глазъ носовымъ платкомъ.
— Надо сознаться. А теперь ихъ требуютъ отъ васъ назадъ? Я нисколько не удивляюсь этому, моя милая. И я бы думала, что человкъ не могъ сдлать такого значительнаго подарка — не такъ, по-крайней-мр, какъ даютъ вещь цною фунтовъ въ сорока или пятьдесятъ.
Мистрисъ Карбункль не устояла противъ искушенія выказать, что она не придавала большого значенія ‘подарку’ въ тридцать-пять фунтовъ, на счетъ котораго состоялся торгъ.
— Это и утверждаютъ. И, кром того, говорятъ еще много другого. Утверждаютъ, будто это ожерелье — наслдственное имущество.
— Можетъ быть, это и такъ.
— Но это не такъ. Мой кузенъ Фрэнкъ, который знаетъ законы боле кого-либо въ Лондон, говоритъ, что ожерелье нельзя сдлать наслдственнымъ. Еслибъ это была брошка или кольцо, то дло другое. Я не совсмъ это понимаю, однако это положительно.
— Какая жалость, что сэр-Флоріанъ не упомянулъ о немъ въ своемъ завщаніи! замтила мистрисъ Карбункль.
— Но онъ сдлалъ это — хотя не называлъ именно ожерелья.
Тутъ лэди Юстэсъ изложила смыслъ завщанія ея покойнаго мужа относительно движимости, находившейся въ замк Портрэ въ то время, когда онъ умеръ, и прибавила вымыселъ, который теперь уже повторяла обыкновенно, что ожерелье подарено ей было въ Шотландіи.
— Я не отдала бы его, сказала мистристъ Карбункль.
— Я и не намрена, отвтила Лиззи.
— Я бы продала брилліанты, сказала мистрисъ Карбункль.
— Зачмъ?
— Нельзя знать что можетъ случиться. Женщина должна быть очень богата, чтобъ позволить себ расхаживать съ десятью тысячами фунтовъ на плечахъ. Ну какъ воры вломятся въ домъ и украдутъ ихъ? А еслибъ они были проданы, моя милая, и одни попали въ Парижъ, другіе въ Петербургъ, а нкоторые еще въ Нью-Йоркъ, повреннымъ поневол пришлось бы отказаться отъ своего требованія.
Прежде чмъ былъ конченъ разговоръ, Лиззи проворно взбжала къ себ наверхъ и вернулась съ ожерельемъ, которое надла на мистрисъ Карбункль.
— Я не хотла бы держать такой цнной вещи у себя въ дом, моя милая, продолжала мистрисъ Карбункль.— Конечно, брилліанты очень красивы. Ничего не можетъ быть красиве. И еслибъ имть приличное мсто, гд хранить ихъ, и тому подобное…
— У меня крпкій желзный сундучокъ, сказала Лиззи.
— Но брилліантамъ слдуетъ храниться въ банк, или у ювелировъ, или гд-нибудь — гд они совершенно безопасны. Пожалуй украдутъ и весь сундучокъ вмст съ ними. На вашемъ мст я продала бы ихъ.
При этомъ случа мистрисъ Карбункль было сообщено, что Лиззи привезла ихъ съ собою по желзной дорог и намрена такимъ же способомъ отвезти ихъ обратно въ Лондонъ.
— Для воровъ ничего не можетъ бытъ легче какъ украсть ихъ на дорог, сказала мистрисъ Карбункль.
Спустя немного дней Лиззи получила по почт какія-то ужасно страшныя бумаги, которыя были первымъ послдствіемъ, въ отношеніи къ ней, просьбы поданной на нее въ судъ, — враждебное дйствіе, исполненное благодаря одной энергіи Кэмпердауна, хотя Кэмпердаунъ выставлялъ себя простымъ орудіемъ опекуновъ юстэсовскаго имнія. Чрезъ недлю Лиззи должна была явиться въ судъ или подвергнуться какой-то предварительной формальности, въ род того, чтобы показать почему, она не хочетъ отдавать брилліантовъ лорду-канцлеру или одному изъ его сатраповъ, вице-канцлеру, или какимъ-нибудь другимъ страшнымъ прислужникамъ. Въ письм своемъ Кэмпердаунъ пояснялъ, что въ Шотландіи прилагаемая бумага не могла быть дйствительна относительно ея лично, — даже еслибъ онъ отправилъ ее съ нарочнымъ, но что она, вроятно, отошлетъ ее къ своему повренному, который избавитъ ее отъ необходимости показываться публично въ суд, явившись вмсто нея. Изъ всего этого Лиззи не поняла ни слова. Письмо господъ Кэмпердауновъ и приложенная къ нему бумага сильно пугали ее, хотя вопросъ этотъ обсуждался такъ часто, что она привыкла утверждать, будто подобныя пугала не могутъ имть на нее дйствія. Она спрашивала Фрэнка, на случай, еслибъ подобнымъ снарядомъ пустили въ нее, можетъ ли она отослать бумаги къ нему. Онъ отвтилъ, что они немедленно должны быть вручены ея стряпчему, — согласно чему она и отправила ихъ къ господамъ Маубрэю и Мопусу съ коротенькой записочкой.
‘Лэди Юстэсъ свидтельствуетъ почтеніе господамъ Маубрею и Мопусу и посылаетъ полученныя ею бумаги на счетъ брилліантовъ. Брилліанты ея собственные, такъ какъ они подарены были покойнымъ ея мужемъ. Прошу принять надлежащіе мры, но мистера Кэмпердауна надо заставить заплатить за вс издержки.’
Она, безъ сомннія, ласкала себя надеждой, что дальнйшихъ дйствій по этому длу не будетъ, отъ одного имени вице-канцлера кровь у нея застывала въ жилахъ на нсколько часовъ. Въ эти часы она почти была готова бросить ожерелье въ море, въ увренности, что еслибъ брилліанты погибли безвозвратно, дло прекратится поневол. Но мало-по-малу къ ней вернулась бодрость и она вспомнила слова кузена, который ей говорилъ, что, на сколько онъ могъ судить, ожерелье законно принадлежитъ ей. Конечно, ея кузенъ введенъ былъ въ заблужденіе тмъ, что она налгала ему, но за то ложь, которая имла дйствіе на него, могла имть такое же дйствіе и на другихъ. Кто могъ доказать, что сэр-Флоріанъ не возилъ съ собою въ Шотландію и не дарилъ ей ожерелья въ этомъ самомъ дом, который теперь принадлежалъ ей?
Она сообщила мистрисъ Карбункль о снаряд, которымъ метнули въ нее изъ лондонскаго суда, и мистрисъ Карбункль очевидно заключала, что брилліанты все равно какъ бы уже пропали для нея.
— Тогда вы не можете продать ихъ, я думаю, сказала она.
— Конечно могу,— я могла бы продать ихъ завтра. Кто мн запретитъ? Предположимъ, что я отвезла бы ихъ въ Парижъ.
— Ювелиры подумаютъ, что вы украли ихъ.
— Я не крала ихъ, возразила Лиззи: — они вполн моя собственность. Фрэнкъ говоритъ, что никто не можетъ отнять ихъ у меня. Почему же нельзя мужу подарить своей жен брилліантовое ожерелье такъ же точно, какъ и брилліантовый перстень? Вотъ чего я постичь не въ состояніи. Что можетъ мужъ подарить жен такого, чтобъ потомъ не приставали къ ней подобнымъ образомъ и не мучили бы ее до смерти? Что-жъ касается наслдственнаго имущества, то каждый кто смыслитъ сколько-нибудь, долженъ знать, что это не можетъ быть наслдственнымъ имуществомъ. Кастрюля или сковорода могутъ быть наслдственнымъ имуществомъ — брилліантовое же ожерелье никогда. Это каждому извстно, кто мало-мальски смыслить дло.
— Я уврена, что все объяснится, сказала мистрисъ Карбункль, не поврившая нисколько въ законъ, провозглашаемый Лиззи, о кастрюл и сковород.
Въ первыхъ числахъ января лордъ Джорджъ и сэр-Грифинъ вернулись въ замокъ, имя въ виду возвратится въ Лондонъ въ обществ трехъ дамъ. Этотъ планъ отчасти не состоялся вслдствіе того обстоятельства, что сэр-Грифину было угодно ухать изъ Портрэ двумя днями ране остальныхъ и путешествовать одному. Между Лучиндою и ея женихомъ возникла сильная ссора, и какъ поняла потомъ лэди Юстэсъ, сэр-Грифинъ также поговорилъ крупно съ лордомъ Джорджемъ — но въ чемъ заключались эти крупныя слова, она никогда не узнала наврно. Между мужчинами не было открытаго разрыва, но сэр-Грифинъ высказалъ свое неудовольствіе дамамъ, которыя скоре могли терпливо вынести его дурное расположеніе духа при настоящихъ обстоятельствахъ, чмъ сдлалъ бы это лордъ Джорджъ. Когда мужчина выкажетъ себя на столько способнымъ поддаться женской власти, чтобъ возымть намреніе жениться, дамы много вынесутъ отъ него съ терпніемъ. Мистрисъ Карбункль вынесла бы отъ сэр-Грифина все, — именно теперь, а ради мистрисъ Карбункль даже Лиззи оказывала долготерпніе. Нельзя впрочемъ утверждать, чтобъ этотъ Петручіо усплъ усмирить свою Своенравную. Лучинда была свирпе, чмъ когда-либо, и отбривала его, ворчала и чуть что не кусала. Сэр-Грифинъ также ворчалъ и говорилъ очень полновсныя грубости. Но когда доходило до настоящей ссоры, онъ вдругъ замолкалъ и своимъ безмолвіемъ уступалъ ей.
— Я не вижу, почему слдуетъ исполнять волю Карутерса, сказалъ онъ Лучинд въ одно утро, когда назначена была охота.
— Наплевать мн было, кто бы ни исполнялъ своей воли, возразила Лучинда: — но я намрена длать то, что хочу — вотъ и все.
— Я говорю не о васъ. По-моему, это просто вмшательство съ его стороны. И вы уступаете ему. Однако вы никогда не исполните того, что скажу я.
— Вы никогда не предлагаете того, что мн пріятно исполнить, отвтила Лучинда.
— Это очень жаль, сказалъ сэръ-Грифинъ: — мн придется предлагать много такихъ вещей, которыя вамъ надо будетъ исполнять.
— Я еще этого не знаю, отозвалась Лучинда.
Во время ссоры, мистрисъ Карбункль подошла съ намреніемъ уладить дло.
— Какія вы дти! вскричала она, смясь.— Точно будто каждому изъ васъ не придется исполнить того, что предложитъ другой.
— Будьте такъ добры, мистрисъ Карбункль, началъ сэр-Грифинъ:— не учите меня, какъ я долженъ вести себя теперь или въ будущемъ. Я сочту это за величайшую милость.
— Сэр-Грифинъ, не ссорьтесь пожалуйста съ мистрисъ Карбункль, обратилась къ нему Лиззи.
— Лэди Юстэсъ, если мистрисъ Карбункль вмшивается въ мои дла, я буду ссориться съ нею. Я терплъ это слишкомъ долго. Я не позволю мистрисъ Карбункль говорить мн и то, и другое, потому что она тетка будущей лэди Тьюитъ — если дло еще дойдетъ до того. Я не намренъ жениться на цломъ семейств, и чмъ мене я услышу подобныхъ вещей, тмъ боле правдоподобія, что я ршусь нацарапать свое имя въ надлежащее время.
Тутъ Лучинда встала и заговорила:
— Сэр-Грифинъ Тьюитъ, нтъ ни малйшей надобности, чтобы вы наконецъ ршились — ‘нацарапать’. Удивляюсь, какъ я до-сихъ-поръ не была въ состояніи уяснить вамъ, что ести вы найдете удобнымъ отказаться отъ брака, это нисколько не будетъ противъ моего желанія. Одно я вамъ должна сказать еще, сэр-Грифинъ — повтореніе подобной грубости противъ моей тетки, ршительно заставитъ меня разстаться съ вами навсегда.
— Конечно, вы любите ее гораздо боле, чмъ меня.
— Гораздо боле, отвтила Лучинда.
— Чортъ меня побери, если я вынесу это! вскричалъ сэр-Грифинъ, выходя изъ комнаты.
Онъ тотчасъ оставилъ замокъ и ночевалъ въ Килмарнок, въ гостинниц. Однако слдующій день провели на охот, и хотя сэр-Грифинъ ничего не говорилъ ни одной изъ трехъ дамъ, он думали, возвращаясь въ Портрэ, что ссоры не будетъ. Лордъ Джорджъ объяснился съ сэр-Грифиномъ и взялъ на себя сказать, что ссоры нтъ. На третье утро пришла записка отъ сэр-Грифина къ Лучинд — именно въ ту минуту, когда отправлялись въ путь, чтобы вернутьсь въ Лондонъ — въ которой сэр-Грифинъ выражалъ сожалніе, если сказалъ мистрисъ Карбункль что-нибудь непріятное.

Глава XLIV.
ПОЛУНОЧНОЕ ПРИКЛЮЧЕНІЕ.

Кое-что о брилліантахъ сообщено было лорду Джорджу — и это оказывалось необходимо, такъ какъ лордъ Джорджъ намревался сопровождать дамъ на ихъ пути изъ Портрэ въ Лондонъ. Конечно, онъ слышалъ объ этихъ брилліантахъ — кто же не слыхалъ? Онъ слышалъ также объ лорд Фон и зналъ, почему онъ положительно отказался отъ Лиззи. Но что брилліанты находятся въ замк, этого онъ не зналъ, пока мистрисъ Карбункль не сказала ему, и теперь только онъ понялъ, что ему выпала на долю обязанность охранять ихъ во время обратнаго пути въ Лондонъ.
— Они, кажется, очень большой цни? сказалъ онъ мистрисъ Карбункль, когда она заговорила съ нимъ о брилліантахъ.
— Въ десять тысячъ фунтовъ, отвтила мистрисъ Карбункль почти съ ужасомъ.
— Я этому не врю, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Она говоритъ, что ихъ оцнили въ эту сумму уже посл того, какъ они у ней.
Лордъ Джорджъ признался себ, что такое ожерелье стоило бы имть, — такъ же какъ и замокъ Портрэ съ доходомъ отъ земли, даже еслибъ ими можно было пользоваться только при жизни жены.
До-сихъ-поръ въ своей весьма неудачной карьер, онъ избавлялся отъ брачныхъ узъ и въ числ разнообразнаго образа жизни не придумывалъ еще способа взять жену съ состояніемъ и пристроиться на будущее время, если и въ невол, то съ удобствами. Сказать, что онъ никогда не разсчитывалъ на подобный бракъ, было бы можетъ быть несправедливо. Для такихъ людей, какъ лордъ Джорджъ, этотъ слишкомъ легкій результатъ карьеры не можетъ быть совершенно выкинутъ изъ головы. Но онъ не длалъ еще попытокъ, да еще никакая женщина не пользовалась такимъ почетомъ въ его мысляхъ, чтобъ имть отношеніе къ тмъ неопредленнымъ идеямъ, которыя онъ могъ составлять на этотъ счетъ.
Но теперь ему пришло въ голову, что въ замк Портрэ онъ могъ бы безъ скуки проводить два-три мсяца въ году. А если ужъ онъ долженъ жениться, то Лиззи Юстэсъ не хуже всякой другой женщины, съ которой ему случилось бы сойтись.
Онъ никому объ этомъ не говорилъ и, слдовательно, его нельзя обвинять въ тщеславіи. Онъ мене всхъ на свт былъ способенъ заговорить объ этомъ съ кмъ бы то ни было. А такъ какъ Лиззи награждала его своими улыбками, своей наклонностью къ поэзіи и отчасти своимъ довріемъ, нельзя было сказать, чтобъ надежды его были неосновательны. Но она была ‘страшная лгунья’. Лорду Джорджу удалось это подмтить.
— Конечно, она лжетъ, сказала мистрисъ Карбункль: — но кто же не лжетъ?
Утромъ въ день отъзда сундучокъ съ брилліантами былъ вынесенъ въ переднюю въ ту минуту, когда они узжали. Высокій лондонскій лакей принесъ его и поставилъ на дубовый стулъ въ передней, какъ-будто сундучокъ былъ такъ тяжелъ, что онъ насилу могъ его нести.
Какъ Лиззи ненавидла этого человка, когда наблюдала за нимъ, и какъ сожалла, что не вздумала сама вынести сундучокъ! Она уже въ это утро вынимала брилліанты и опять уложила ихъ. Немного дней проходило, чтобъ она не брала брилліантовъ въ руки и не любовалась на нихъ. Мистрисъ Карбункль замтила, что сундучокъ съ брилліантами можно украсть — и когда Лиззи думала объ этомъ, сердце ея замирало.
Вернувшись въ Лондонъ, она ршится предпринять что-нибудь, чтобы не таскать съ собой вещи, причиняющей столько заботъ, слуга съ большимъ трудомъ поставилъ сундучокъ на стулъ, а потомъ застоналъ вслухъ. Лиззи знала очень хорошо, что можетъ поднять ящикъ безъ помощи и что, по-крайней-мр, стонать не было необходимости.
— А что если кто-нибудь украдетъ ихъ на дорог? сказалъ ей лордъ Джорджъ не очень любезнымъ тономъ.
— Не предсказывайте такихъ ужасовъ, сказала Лиззи, усиливаясь захохотать.
— Мн это очень не понравилось бы, сказалъ лордъ Джорджъ.
— А мн кажется, что меня это нисколько не огорчило бы. Вы слышали, какъ меня преслдуютъ. Я часто говорю, что мн хотлось бы швырнуть ихъ въ волны океана.
— А мн хотлось бы превратиться въ сирену и поймать ихъ, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Какая польза была бы вамъ оттого? Такія вещи только возбуждаютъ суетность и раздраженіе. Терпть не могу блестящихъ вещей.
Она хлопнула по сундучку хлыстомъ, который держала въ рукахъ.
Условились ночевать въ Карлейл. Общество состояло изъ лорда Джорджа, трехъ дамъ, высокаго лакея и двухъ горничныхъ. Мисъ Мэкнёльти съ наслдникомъ и няньками осталась въ Портрэ еще на нкоторое время.
Желзный сундучокъ опять поставили въ вагонъ, вмсто скамейки подъ ноги Лиззи. Все могло бы обойтись хорошо, еслибъ не было перемны позда. Въ Трун носильщикъ велъ себя хорошо и не очень напрягалъ силы, когда выносилъ сундучекъ изъ вагона на платформу. Но въ Кильмарнок, гд они встртили поздъ изъ Глазго, высокій лакей опять повторилъ преагнюю сцену въ глазахъ цлой толпы.
Лиззи показалась, что лордъ Джорджъ почти поощрялъ это напряженіе силъ, какъ будто былъ въ заговор съ лакеемъ. Но между Кильмарнокомъ и Карлейлемъ не было больше перемнъ и общество устроилось очень удобно.
О завтрак позаботились, — потому что мистрисъ Карбункль очень дорожила такими вещами, и лордъ Джорджъ также любилъ выпить бокалъ шампанскаго въ середин дня. Лиззи выказывала совершенное равнодушіе къ такимъ вещамъ, но тмъ не мене она съ удовольствіемъ позавтракала и позволила лорду Джорджу уговорить ее выпить вторую и часть третьей рюмки вина. Даже Лучинда вышла изъ своей обычной апатіи и позволила себ на время забыть сэр-Грифина.
Во время этой поздки въ Карлейль, Лиззи Юстэсъ почти ршила, что лордъ Джорджъ тотъ самый корсаръ, котораго она ждала съ тхъ самыхъ поръ, какъ осилила знаменитую поэму Байрона. Онъ говорилъ и поступалъ какъ повелитель, но въ то же время умлъ сдлать себя пріятнымъ для своихъ подчиненныхъ — особенно для одной подчиненной, которой онъ отдавалъ особенный почетъ въ это время — все это соотвтствовало понятіямъ Лиззи о томъ, каковъ долженъ быть мужчина. Потомъ онъ обладалъ тмъ полнымъ равнодушіемъ ко всмъ приличіямъ и законамъ, которое составляетъ великое преимущество корсаровъ. Онъ не уважалъ ничего — а это много значитъ. Королева и парламентъ, епископъ и даже полиція были для него паразитами и фальшивыми лицемрами. Такъ восхитительно было бы жить съ человкомъ, который самъ имлъ титулъ, относился о герцогахъ и маркизахъ съ презрніемъ, по причин ихъ нелпаго положенія!
Когда повеселли и сдлались свободне посл завтрака, лордъ Джорджъ выразилъ столько же презрнія къ честности, сколько къ герцогамъ, и явно показалъ, что считаетъ брачныя узы и маркизовъ равномрно безполезными.
— Какъ вы смете говорить такія вещи при насъ? воскликнула мистрисъ Карбункль.
— Я утверждаю, что еслибъ мужчины и женщины были добросовстны, то ни въ какихъ обтахъ не было бы надобности,— стало быть и въ брачныхъ обтахъ. Неужели вы думаете, что такіе обты соблюдаются?
— Да, сказала мистрисъ Карбункль съ энтузіазмомъ.
— А я не думаю, сказала Лучинда.
— И я также, прибавилъ корсаръ.— Кто повритъ, что женщина всегда будетъ любить своего мужа, оттого что поклялась въ этомъ?
— Но женщины должны выходить замужъ, сказала Лиззи.
Корсаръ прямо объявилъ, что не видитъ подобной необходимости.
И хотя трудно было бы назвать этого корсара красавцемъ, все-таки у него были прекрасные корсарскіе глаза, исполненные выраженія и ршимости, глаза, которые могли выражать любовь и кровожадность въ одно и тоже время, а потомъ у него столько мужественныхъ качествъ — сила, громадный ростъ, наружная смлость — принадлежащіе корсару. Имть въ свт помощь такого человка, который иногда будетъ обращаться съ страшной строгостью, а въ другое съ нжнйшей любовью, не будетъ говорить дв недли, а потомъ цлую недлю будетъ постоянно цловать, иногда погружать въ бездну отчаянія своей опрометчивостью, а потомъ поднимать на вершину человческихъ радостей своимъ мужествомъ — вотъ, но мннію Лиззи, какая жизнь шла бы къ ея поэтическому темпераменту. Но что же будетъ съ нею, если корсаръ самъ станетъ помогать себ въ свт, а ее съ собою не возьметъ — и будетъ это длать всегда на ея счетъ? Можетъ быть, онъ будетъ помогать въ свт какой-нибудь другой женщин. На сколько Лиззи помнила, у Медоры не было ни вдовьей части, ни собственнаго состоянія. Но все-таки женщина должна рискнуть кое-чмъ, если давать хоть сколько-нибудь волю поэтическому призванію.
— Вотъ опять эти скучные брилліанты, сказалъ лордъ Джоржъ, когда поздъ остановился у карлейльской платформы.— Я полагаю, ихъ надо помстить въ вашей спальн, лэди Юстэсъ.
— Я желала.бы, чтобъ вы позволили помстить сундучокъ въ вашу спальню на одну ночь, сказала Лиззи.
— Нтъ, я на это несогласенъ, отвтилъ лордъ Джоржъ.
Тутъ онъ объяснилъ, что такія вещи также легко можно украсть изъ его комнаты, какъ и изъ ея,— но если ихъ украдутъ у него, то это надлаетъ ему непріятностей, которыя нисколько не уменьшатъ ея потери. Она не поняла его, но видя, что онъ говорилъ совершенно серіозно, она велла отнести сундучокъ опять въ свою спальню.
Лордъ Джоржъ посовтывалъ отдать его хозяину гостинницы, и минуты на дв Лиззи сотласилась съ этимъ, но потомъ передумала и ршила, что сундучокъ надо отнести въ ея комнату.
— Неизвстно что можетъ сдлать Кэмпердаунъ, шепнула она лорду Джоржу.
Носильщикъ и высокій лакей, вдвоемъ, шатались подъ тяжестью своей ноши и желзный сундучокъ опять былъ поставленъ въ спальн Лиззи въ карлейльской гостинниц.
Вечеръ въ Карлейл былъ проведенъ очень пріятно. Дамы условились не наряжаться, но разумется принарядились съ большимъ или меньшимъ стараніемъ. Лиззи успла сдлать себя очень авантажной, хотя юпка того платья, въ которомъ она вышла, была та самая, въ которой она была дорогою. Указавъ на это съ большимъ торжествомъ, она обвинила мистрисъ Карбункль и Лучинду въ вроломств, въ томъ отношеніи, что он не оставили на себ ни малйшей частички своего дорожнаго костюма. Но ссора была не горячая и вечеръ прошелъ пріятно.
Три гуріи очень увивались около лорда Джоржа и Лиззи въ глаза назвала его корсаромъ.
— А вы Медора, сказала мистрисъ Карбункль.
— О нтъ! Это конечно ваше мсто, сказала Лиззи.
— Какая жалость, что сэр-Грифина здсь нтъ, сказала мистрисъ Карбункль: — мы могли бы назвать его Гяуромъ.
Лучинда задрожала, не стараясь скрывать своей дрожи.
— Я думаю, Лучинда, что изъ сэр-Грифина вышелъ бы хорошій Гяуръ.
— Пожалуйста перестаньте, тетушка. Позвольте забыть объ этомъ хоть на минуту.
— Желалъ бы я знать, что сэр-Грифинъ сказалъ бы, еслибъ это услыхалъ, сказалъ лордъ Джорджъ.
Поздно вечеромъ лордъ Джорджъ вышелъ погулять и, разумется, въ его отсутствіе дамы стали разбирать его качества. Мистрисъ Карбункль увряла, что онъ душа чести. Относительно же своихъ собственныхъ чувствъ къ нему она доказывала, что ни у одной женщины никогда не было друга преданне его. О всякомъ другомъ чувств не могло быть и рчи — потому что не была ли она замужняя женщина? Еслибъ не это, мистрисъ Карбункль думала, что она отдала бы свое сердце лорду Джорду. Лучинда объявляла, что она всегда считала его чмъ-то въ род отца.
— Я полагаю, что онъ годами двумя старе сэр-Грифина, сказала Лиззи.
— Лэди Юстэсъ, зачмъ вы хотите сдлать меня несчастною? сказала Лучинда.
Тутъ мистрисъ Карбункль объяснила, что сэр-Грифину еще нтъ тридцати, а лорду Джорду за-сорокъ.
— Я могу только сказать, что на видъ ему нельзя столько дать, съ энтузіазмомъ доказывала лэди Юстэсъ.
— Такіе мужчины всегда моложавы, сказала мистрисъ Карбункль.
Когда лордъ Джорджъ вернулся, его встртили какимъ-то намекомъ на ангельскія крылья и совсмъ испортили бы его, если такія вещи могли портиться.
Какъ только часы пробили десять, дамы пошли спать.
Лиззи, разумется, нашла горничную въ своей комнат. Такая женщина какъ лэди Юстэсъ не могла ни лечь въ постель, ни переодться, безъ помощи горничной. Ей было бы непріятно заставить думать, будто она могла приколоть булавку безъ помощи. Однако ей часто случалось желать отвязаться отъ этой двушки.
Такъ было и въ это утро, и предъ обдомъ, и опять теперь. Лиззи секретничала въ своихъ поступкахъ и у ней всегда былъ какой-нибудь закоулокъ въ шкатулкахъ, мшечкахъ и принадлежностяхъ костюма, до котораго она не хотла допустить мисъ Пэшенсъ Крабстикъ. Она очень была осторожна относительна своихъ писемъ и денегъ. А желзный сундучокъ, въ которомъ хранились брилліанты! Пэшенсъ Крабстикъ еще его не видала. Притомъ можно было сказать къ чести или безславію Лиззи — какъ читатель захочетъ на это взглянуть — что она очень могла одться сама, причесать себ волосы, снять съ себя платье, и что ни по характеру, ни во воспитанію она не была неспособна. Еслибъ этого не требовали честь и слава, она предпочла бы не допускать Пэшенсъ Крабстикъ заглядывать въ свои частныя дла. Крабстикъ только знала и часто повторяла это, что ея барыня ‘прехитрая и прелукавая’.
Въ этотъ вечеръ ее очень скоро выпроводили въ ея комнату. Лиззи однако, прежде чмъ отослала горничную, старательно взглянула на желзный сундучокъ.
На этотъ разъ Крабстикъ не далеко пришлось отправляться на ночь. Возл большой спальни Лиззи была маленькая комнатка — уборная съ кроватью, въ которой на эту ночь помстили Крабстикъ. Разумется, она ушла отъ барыни въ ту дверь, которая вела изъ одной комнаты въ другую, но какъ только эта дверь затворилась, Крабстикъ пошла внизъ дополнить удовольствія этого вечера.
Лиззи, оставшись одна, заперла об двери изнутри, а потомъ поспшно легла спать. Ставъ на колна возл желзнаго сундучка, она прочла короткую молитву. Потомъ она положила подъ изголовье часы съ цпочкой, перстни, которые сняла съ пальцевъ, пакетъ, который вынула изъ дорожной шкатулки, и легла въ постель, намреваясь обдумать хорошенько вопросъ о корсар — хорошо ли будетъ отдать себя и все свое состояніе человку, который, можетъ быть, состояніе-то ея возьметъ, а ее-то броситъ? Предметъ этотъ былъ не очень пріятенъ, и пока она раздумывала, она заснула.
Около двухъ часовъ утра человкъ, весьма искусный въ томъ ремесл, которымъ онъ тогда занимался, сталъ на колна возл двери лэди Юстэсъ и тонкою пилой, съ помощью вроятно нкоторыхъ другихъ хорошихъ инструментовъ, просто вырзалъ ту часть двери спальной, на которой находилась задвижка. Онъ, должно быть, зналъ это мсто, потому что ни минуты не находился въ нершимости, когда началъ работу. Кусокъ былъ вырзанъ безъ малйшаго шума, а потомъ, когда дверь отворилась, былъ положенъ на полъ спальни.
Тогда человкъ этотъ совершенно неслышными шагами вошелъ въ комнату, опять сталъ на колна — на томъ самомъ мст, гд бдная Лиззи читала молитву — чтобы ему легче было приподнять желзный сундучокъ безъ усилій, и вынесъ его изъ комнаты на рукахъ, не потревоживъ спящей красавицы. Потомъ онъ спустился съ лстницы, прошелъ въ кофейную, находившуюся внизу лстницы, и подалъ сундучокъ въ отворенное окно человку, присвшему снаружи въ темнот. Потомъ онъ вылзъ самъ, закрылъ окно, надлъ сапоги, приготовленные для него товарищемъ, а потомъ оба, помшкавъ нсколько минутъ въ тни темной стны, удалились съ своей добычей въ уголъ.
Ночь была очень темная и дождливая. Темне ночи быть не могло. До-сихъ-поръ предпріимчивые авантюристы имли успхъ, и мы оставимъ ихъ въ избранномъ ими убжищ, занятыми боле продолжительной операціей — разламываніемъ желзнаго сундучка. Они условились между собой, что сундучокъ надо разломать. Хотя тяжесть его не показалась непомрна тому, кто выносилъ его изъ комнаты Лиззи, какъ высокому лакею, все-таки сундучокъ могъ служить помхою для господъ, намревавшихся хать по желзной дорог, съ намреніемъ не привлекать на себя вниманія. Они запаслись хорошими инструментами, и мы оставимъ ихъ за работой.
На слдующее утро, Лиззи проснулась ране, чмъ ожидала и нашла въ своей спальн не только Пэшенсъ Крабстикъ, но служанку гостинницы и жену содержателя гостинницы.
Ей скоро все было разсказано. Въ комнату ея ворвались и сокровище ея исчезло.
Общество намревалось позавтракать, не торопясь, и хать въ Лондонъ съ поздомъ, шедшимъ изъ Карлейля въ середин дня, но всхъ скоро потревожили. Лэди Юстэсъ едва успла надть туфли, накинуть блузу, сбросить растрепанный ночной чепецъ, какъ хозяинъ гостинницы, лордъ Джорджъ, высокій лакей и дворники очутились въ ея спальн. Для всхъ было ясно, что брилліанты украдены. Начальникъ карлейльской полиціи посплъ наравн съ другими, и очень скоро явился важный баринъ — глава констэблей графства.
Лиззи, услыхавъ объ этомъ извстіи, казалась поражена ужасомъ, а наружно не очень выказала свое горе.
— Это цлый заговоръ, сказйлъ лордъ Джорджъ.
Капитанъ Фицморисъ, благородный начальникъ констэблей, покачалъ головою.
— Заговоръ порядочный, сказалъ начальникъ полиціи, который не имлъ намренія сообщать своихъ мыслей кому бы то ни было и никого не исключалъ изъ своихъ подозрній.
Хозяинъ гостинницы очень разсердился и сначала не воздерживался отъ гнва. Разв не было извстно, что цнныя вещи, привозимыя въ гостинницу, всегда отдаются на сохраненіе хозяину? Онъ какъ-будто думалъ, что Лиззи сама украла свой сундучокъ съ брилліантами.
— Любезный другъ, сказалъ лордъ Джорджъ:— никто ни слова не говоритъ о васъ и вашемъ дом.
— Нтъ, милордъ, но…
— Лэди Юстэсъ не осуждаетъ васъ и вы никого не осуждайте, сказалъ лордъ Джорджъ.— Пусть полиція длаетъ свое дло.
Наконецъ мужчины ушли и Лиззи осталась съ Пэшенсъ и мистрисъ Карбункль. Но даже и теперь она горю воли не давала, но сидла на постели, пораженная ужасомъ и нмая.
— Можетъ быть, мн лучше одться, сказала она наконецъ.
— Я этого боялась, сказала мистрисъ Карбункль, дружески держа Лиззи за руку.
— Да, — вы это говорили.
— Вещь такая цнная!
— Я всегда говорила милэди… начала Крабстикъ.
— Молчите! сердито закричала Лиззи.— Я полагаю, полиція сдлаетъ что можетъ, мистрисъ Карбункль.
— О! да, — это сдлаетъ и лордъ Джоржъ.
— Я немножко полежу, сказала Лиззи.— Мн такъ дурно, что я право не знаю, что и длать. Если полежу, я можетъ быть оправлюсь.
Съ большимъ затрудненіемъ удалось ей выпроводить всхъ.
Потомъ, прежде чмъ раздлась, она опять заперла ту дверь, у которой осталась задвижка, а другую заперла на ключъ. Сдлавъ это, она вынула изъ-подъ изголовья свертокъ, который везла съ собой въ шкатулк и, развязавъ его примтила, что ея милое брилліантовое ожерелье въ сохранности и цлости.
Предпріимчивые авантюристы украли желзный сундучокъ, но больше не украли ничего. Читателю не слдуетъ предполагать, что если Лиззи сохранила брилліанты, то сундучокъ былъ унесенъ съ ея согласія. Воровство это было настоящее, задумано съ большимъ искусствомъ, исполнено очень замысловато и съ большими издержками — это воровство нкоторое время сбивало съ толку англійскую полицію и доставило большую знаменитость тмъ, кто его исполнилъ. Но только одинъ сундучокъ достался ворамъ.
Молчаніе Лиззи, когда она узнала о похищеніи сундучка — молчаніе о томъ, что ожерелье въ настоящую минуту находилось у ней самой — сначала не было умышленнымъ обманомъ. Ей было стыдно сказать, что она везла изъ Портрэ пустой сундучокъ, боясь, что его украдутъ, а брилліанты держала при себ. Потомъ ей пришло въ голову съ быстротою молніи, что хорошо было бы уврить Кэмпердауна, будто брилліанты украдены.
Такимъ образомъ она промолчала. Поразмысливъ съ полчаса, она увидла, какъ велики будутъ теперь ея затрудненія. Но такъ какъ она сначала не сказала правды, то не могла сказать ее и теперь.

Глава XLV.
ПУТЕШЕСТВІЕ ВЪ ЛОНДОНЪ.

Когда мы оставили лэди Юстэсъ одну, въ своей спальн, въ карлейльской гостинниц, посл открытія воровства, она имла много заботъ. Ожерелье, правда, было сохранно у нея подъ подушкой, но когда ее окружала толпа — друзья ея и полицейскіе, и лица, принадлежащія къ гостинниц, — она не говорила имъ, гд брилліанты, но дала имъ уйти съ тмъ убжденіемъ, что брилліанты исчезли вмст съ сундучкомъ. Она очень хорошо знала, что въ эту самую минуту берутся мры для отысканія воровъ и для того, чтобы обстоятельства этой покражи сдлались извстны. Теперь, безъ сомннія ужъ лондонскіе полицейскіе извщены, что ночью входили въ ея комнату и похитили сундучокъ съ брилліантами. Какъ же ей при настоящемъ положеніи дла сказать правду? Могло быть и то, что воры уже пойманы. Не откроется ли истина въ такомъ случа, хотя бы она и умолчала о ней? Тутъ она было ршилась совсмъ избавиться отъ брилліантовъ, такъ чтобы никто о нихъ ничего не зналъ. Она спрятала бы ихъ, еслибъ могла придумать такое мсто, гд не отыщетъ ихъ никакое человческое искусство. Пусть воры говорили бы что хотли, ея слова въ подобномъ случа имли бы больше вса, чмъ утвержденіе воровъ. Она объявила бы, что брилліанты были въ сундучк, когда онъ пропалъ. Воры клялись бы, что сундучокъ былъ пустъ. Она опровергла бы это, и воры — извстные какъ воры — конечно были бы заподозрны даже собственными пріятелями и товарищами въ томъ, что сбыли брилліанты, прежде чмъ попались въ руки правосудія. Въ этомъ заключалась бы тайна, это была бы искусная хитрость, что все не лишено было привлекательности для Лиззи Юстэсъ.
Она всхъ поставила бы втупикъ. Кэмпердаунъ не могъ бы мучить ее ничмъ боле и въ этомъ отношеніи оказался бы побжденъ. Она избавилась бы отъ страшно тягостнаго для нея чувства публичнаго пораженія въ дл объ ожерель. Лордъ Фонъ, по всему вроятію, опять будетъ у ея ногъ. И въ шум и толкахъ, которые подобное дло вызоветъ въ Лондон, не будетъ ничего такого, что могло бы заставить ее стыдиться. Мысль эта ей понравилась, ожерелье надоло ей до-нельзя.
Но куда его двать? Въ эту минуту она держала его межъ пальцевъ подъ подушкой. Если она намрена — а ей казалось, что она намрена — совсмъ избавиться отъ него, то море лучшій тайникъ. Въ случа, еслибъ она ршилась уничтожить безвозвратно такое цнное имущество, врне всего для нея было бы прибгнуть ‘къ собственнымъ широкимъ волнамъ’, какъ выражалась она, даже говоря мысленно сама съ собой. Въ ‘дружеской глубин ея собственнаго, опоясаннаго скалами моря’ она похоронитъ свою тяжелую заботу. Но теперь она удалялась отъ моря, и трудно было бы ей вернуться въ Портрэ, не возбудивъ подозрнія, которое могло ей быть гибельно.
Къ тому же, не окажется ли возможности избавиться отъ брилліантовъ, однако тмъ не мене оставить за собою право на нихъ въ будущемъ? Она знала, что входитъ въ долги и современемъ можетъ очень нуждаться въ деньгахъ. Ея знакомство съ ювелиромъ Бенджаминомъ часто приходило ей на умъ. Она не получитъ отъ него, быть можетъ, десяти тысячъ, — но если онъ дастъ восемь или шесть, или даже пять, какъ пріятно это будетъ! Еслибъ она могла спрятать брилліанты на три или четыре года,— еслибъ ей удалось скрыть ихъ такъ, чтобъ ни одна человческая душа не увидала, пока она не извлечетъ ихъ опять на Божій свтъ — она, конечно, посл тако то продолжительнаго промежутка, могла бы употребить ихъ въ пользу! Гд однако найти такое потаенное мсто? Она очень хорошо понимала, какъ велика была для нея опасность, пока ожерелье находилось при ней. Непредвиднная случайность могла повести къ его открытію, а при малйшемъ подозрніи, полиція нагрянетъ къ ней, и силою отыщетъ его. Не можетъ же быть, чтобъ не нашлось подобнаго тайника,— если только хорошенько подумать! Тутъ она стала вспоминать вс слышанные ею разсказы о тайныхъ преступленіяхъ. Долженъ существовать какой-нибудь способъ исполнить это, если только она приложитъ вс усилія, чтобъ сосредоточатъ на этомъ свои мысли. Яма, глубоко вырытая въ земл, не могла ли бы она служить тайникомъ? Но гд же вырыть подобную яму? Въ какомъ мст могла бы она довриться земл? Нигд боле какъ въ Портрэ. А между тмъ она хала теперь въ Лондонъ, оставляя Портрэ за собою. Ей казалось несомннно, что она не можетъ нигд вырыть въ Лондон ямы, которая осталась бы извстна одной ей. И того она не могла надяться, чтобъ въ часъ или два, которые ей оставалось провести въ Карлейл, она нашла бы мсто для подобной ямы.
Ей нуженъ былъ другъ,— кто-нибудь, на кого она могла бы положиться. Но подобнаго друга у ней не оказывалось. Вручить брилліанты лорду Джорджу она не ршалась. Разв не завладетъ сокровищемъ каждый корсаръ, который введенъ будетъ въ такое искушеніе? А еслибъ, что очень возможно, она еще ошиблась на его счетъ, и онъ вовсе не оказался корсаромъ, то онъ наврно выдалъ бы ее полиціи. Она перебрала въ ум всхъ своихъ лучшихъ друзей — Фрэнка Грейстока, мистрисъ Карбункль, Лучинду, мисъ Мэкнёльти, даже Пэшенсъ Крабстикъ — но изъ всхъ нихъ никому бы не могла довриться. Что бы она ни сдлала, это должно быть исполнено ею одною! Она начинала опасаться, что взяла на себя бремя заботъ, которое превышало ея силы. Одно только ей было ясно, она не могла рисковать теперь открыть кому-нибудь изъ нихъ, что ожерелье находится у нея, и что украденный сундучокъ былъ пустъ.
Думая обо всемъ этомъ, она легла въ постель,— все крпко держа пакетецъ въ рук — и въ этомъ же положеніи проснулась утромъ, часовъ около десяти, когда мистрисъ Карбункль постучала въ дверь. Лиззи соскочила съ постели и впустила свою пріятельницу, вмст съ которою вошла и Пэшёнсъ Крабстикъ.
— Вамъ пора вставать, моя милая, сказала мистрисъ Карбункль.— Мы сейчасъ будемъ завтракать.
Лиззи объявила, что такъ встревожена, что будетъ завтракать у себя наверху. Она просила, чтобъ ее не ждали. Карбстикъ принесетъ ей чашку чая, — и кусокъ чего-нибудь.
— Вы не можете удивляться тому, что я сама не своя, заключила Лиззи.
Мистрисъ Карбункль удивлялась совершенно противному. И лордъ Джорджъ, и она не мало были изумлены спокойствіемъ Лиззи при такой потер. Лордъ Джорджъ приписывалъ ей истинное мужество. Мистрисъ Карбункль замтила шепотомъ, что быть можетъ, она считала покражу удобнымъ способомъ избгнуть процеса.
— Вамъ, я полагаю, извстно, Джорджъ, что у нея отняли бы эти брилліанты.
Лордъ Джорджъ засвисталъ и также шепотомъ выразилъ мысль, что его уваженіе къ лэди Юстэсъ возросло бы въ сильной степени, еслибъ все это маленькое похожденіе было устроено ею самою съ цлью побороть Кэмпердауна.
— Если окажется, заключилъ лордъ Джорджъ:— что она наняла двухъ разбойниковъ, точно какой-нибудь старый итальянскій маркизъ, я получу о ней превысокое мнніе.
Разговоръ этотъ происходилъ до входа къ Лиззи мистрисъ Карбункль, но ни лордъ Джорджъ, ни она не подозрвала, чтобъ ожерелье еще находилось въ гостинниц.
Сундучокъ былъ отысканъ, и обломки отъ него принесены въ столовую, пока общество сидло за завтракомъ. Лиззи въ комнат не было, но извстіе тотчасъ ей передала Крабстикъ, подавая крылышко фазана и ломтями поджаренный хлбъ. Желзный сундучокъ былъ найденъ въ углубленіи подъ сводомъ, который проходилъ подъ полотномъ желзной дороги ярдахъ въ ста пятидесяти отъ гостинницы. Сундучокъ былъ взломанъ, по словамъ полицейскаго сержанта, самыми превосходными стальными орудіями, которыя приготовляются исключительно для этой цли. Полицейскій сержантъ былъ вполн увренъ, что дло исполнили искуснйшіе столичные мошенники. Очевидно, ничего не было выпущено изъ вида, каждое движеніе путешественниковъ, должно быть, извстно было ворамъ, и вроятно кто-нибудь изъ нихъ халъ на одномъ позд съ ними. Даже дверь спальни въ гостинниц была смрена тмъ, кто вырзалъ задвижку. Полицейскій сержантъ не могъ достаточно надивиться на такое искуство — но надзиратель, съ которымъ лордъ Джорджъ говорилъ нсколько разъ, былъ сдержанъ и молчаливъ. Надзиратель вовсе не былъ увренъ, чтобы лордъ Джорджъ самъ не питалъ пристрастія къ брилліантамъ. Однако онъ не выронилъ, ни словечка о подозрніи, которое возносилось бы на такую обаятельную высоту, а просто заявилъ, что желалъ бы оставить при себ кого-нибудь изъ нихъ. Еслибъ лэди Юстэсъ обошлась безъ высокаго лакея, онъ могъ бы оказать пользу въ Карлейл. Итакъ было ршено, что высокій лакей останется,— и онъ остался, хотя противъ своего желанія.
Вс не исключая самой лэди Юстэсъ и Пэшенсъ Крабстикъ, должны были дать свое показаніе карлейльскому судь, передъ тмъ какъ общество отправилось въ дальнйшій путь. Лиззи исполнила эту формальность, заперевъ на это время ожерелье въ свою шкатулку съ письменнымъ приборомъ, которая оставалась въ гостинниц. Брилліанты цнились въ десятъ тысячъ фунтовъ. О нихъ начинался процесъ. Она не сомнвалась, ни минуты, что брилліанты эти были ея собственностью. Она такъ тщательно хранила эти брилліанты, именно вслдствіе процеса. Опасаясь, чтобы мистеръ Кэлнердаупъ не отнялъ ихъ у нея, она заказала этотъ крпкій желзный сундучокъ. Въ послдній разъ она видла брилліанты вечеромъ, наканун своего отъзда изъ Портрэ. Тогда она сама заперла ихъ въ сундучокъ, и при этомъ показала ключъ къ нему. Замокъ былъ такъ мало поврежденъ, что ключъ дйствовалъ. Таково было показаніе Лиззи. Крабстикъ подтвердила слова своей госпожи, не безъ запинокъ. Она, конечно, видла брилліанты, но не часто. Она видла ихъ въ Портрэ, но уже давно. Крабстикъ не могла сказать о нихъ почти ничего, но ловкій надзиратель вовсе не былъ увренъ, чтобъ Крабстикъ не знала гораздо боле, чмъ говорила. Мистрисъ Карбункль и лордъ Джорджъ также видли брилліанты въ Портрэ. Не могло быть сомннія, что брилліанты находились въ желзномъ сундучк,— и безспорно, прибавилъ лордъ Джорджъ, это ожерелье сдлалось такъ извстно по поводу угрожавшаго процеса, что лондонскіе воры очень хорошо могли знать о его существованіи и его цнность. Высокаго лакея не допрашивали, но онъ былъ задержанъ полиціею по требованію судьи.
Не смотря на предосторожности, взятыя молчаливымъ надзирателемъ, многое сдлалось извстно изъ того, что было сдлано. По всмъ направленіямъ разослали телеграмы и узнали, что съ почтовымъ поздомъ прибыло двое неизвстныхъ, изъ которыхъ одинъ вышелъ въ Аннан, а другой въ Думфрис. Эти неизвстные взяли билеты на поздъ, который отправлялся изъ Карлейля въ пятомъ часу утра. Ихъ-то и сочли ворами. Седьмой часъ былъ уже на исход, когда замтили покражу, а въ это время неизвстные не только могли дохать до вышеозначенныхъ городовъ, но успли бы прохать и дале, назадъ къ Лондону или по направленію къ Шотландіи. На первый случай слдъ ихъ, конечно, былъ потерянъ. Полицейскій сержантъ не сомнвался, что одинъ изъ нихъ пробирался въ Лондонъ съ ожерельемъ въ карман. Это было сообщено Лиззи лордомъ Джорджемъ, и хотя опасность ея положенія поразила ее ужасомъ, она однако испытывала нкоторое удовольствіе при мысли, что одна она имла ключъ къ этой разгадк. А бдные воры! можно представить себ ихъ отчаяніе, когда они увидали, посл всхъ трудовъ и опасностей этой ночи, что сундучокъ не заключалъ брилліантовъ,— что сокровище имъ не досталось, а имъ все-таки надо спасаться бгствомъ, и хитростями избгнуть полицейскаго преслдованія! Думая объ этомъ, Лиззи почти жалла воровъ. Въ какое смущеніе придутъ Кэмпердауны и Гарнеты, Мопусы и Бенджамины, когда извстіе это дойдетъ до Лондона! Лиззи эта мысль доставляла наслажденіе. Пока она думала, составляя новые планы дйствія, ею овладло почти болзненное желаніе придать еще большую таинственность этому длу. Она вполн была уврена, что никто еще не зналъ тайны, и даже никто не могъ подозрвать. Представлялась большая опасность, но вмст и удовольствіе не говоря о выгод, еслибъ она могла припрятать гд-нибудь брилліанты въ безопасное мсто, прежде чмъ возбудится подозрніе противъ нея. Она понимала, что до полиціи дойдетъ слухъ, будто сундучокъ былъ пустъ, хотя бы воровъ и не поймали, но подобные слухи ничего бы не значили, еслибъ она только могла припрятать брилліанты. Какъ она сначала думала, такъ и теперь единственнымъ средствомъ представлялось ей немедленное возвращеніе въ Портрэ. Тамъ она нашла бы мсто, гд зарыть ожерелье. Но она должна была теперь дать умчать себя въ Лондонъ. Когда она сла въ вагонъ желзной дороги, маленькій пакетецъ былъ запертъ въ ея шкатулк съ письменнымъ приборомъ, а ключъ надтъ у нея на ше.
Они заручились особеннымъ отдленіемъ въ вагон для перезда изъ Карлейля въ Лондонъ и, конечно, занимали вс четыре мста.
— Такъ же врно, какъ то, что я на этомъ мст, сказалъ лордъ Джорджъ, когда поздъ тронулся со станціи: — полицейскій надзиратель думаетъ, что я воръ!
Мистрисъ Карбункль засмялась. Лиззи вскричала, что это нелпо. Лучинда объявила, что подобное подозрніе чрезвычайно забавно.
— Это врно, продолжалъ лордъ Джорджъ.— Я видлъ по глазамъ этого господчика, что онъ думалъ, и нахожу, что онъ оказалъ мн честь. Полицейскіе такъ проницательны, что подозрніе ихъ вторая натура. Я помню, когда украли сосуды въ барчестерскомъ собор нсколько лтъ назадъ, одному изъ полицейскихъ пришла блистательная мысль, что похищеніе было сдлано самимъ епископомъ!
— Неужели? спросила Лиззи.
— Могу васъ уврить. Я не сомнваюсь, что нкоторые изъ нихъ думаютъ, что вы сами украли свои брилліанты съ цлью побороть мистера Кэмпердауна.
— Но что-жъ бы мн съ ними начать, еслибъ я украла? спросила Лиззи.
— Продать ихъ, разумется. Всегда есть возможность сбыть подобную вещь.
— Кто-жъ купитъ?
— Если вы были такъ искусны, лэди Юстэсъ, я найду вамъ покупщика. Пришлось бы прохать порядочное разстояніе, чтобъ отыскать его,— это сопряжено было бы съ расходами. Но исполнить это возможно. Вна, я полагаю, подходящее мсто.
— Очень хорошо, сказала Лиззи.— Не удивляйтесь, если я попрошу васъ създить туда вмсто меня.
Тутъ они засмялись, мысль показалась очень забавна. Вс изъявили мнніе, что Лиззи переноситъ свою потерю съ большимъ хладнокровіемъ.
— Я была бы совсмъ равнодушна къ тому, что лишилась своихъ брилліантовъ, замтила Лиззи: — еслибъ это не былъ подарокъ Флоріана. Эти брилліанты мн надлали столько досады, что быть избавленной отъ нихъ просто облегченіе.
Шкатулка съ письменнымъ приборомъ была поставлена въ вагонъ и служила теперь скамейкой, вмсто пропавшаго сундучка.
Въ домъ мистрисъ Карбункль, въ Гертфордской улиц, пріхали очень поздно, часу въ одиннадцатомъ — но Лиззи послала записку къ своему кузену Фрэнку съ посыльнымъ, стоявшимъ на Юстонскомъ сквэр. То-есть, врне сказать, отправлены были дв записки, — одна въ нижнюю палату, а другая въ Гросвенорскую гостинницу.
‘Мое ожерелье украли. Приходите ко мн завтра рано утромъ въ домъ мистрисъ Карбункль, No — , въ Гертфордской улиц’.
Онъ явился прежде чмъ Лиззи встала. Въ начал десятаго часа Крабстикъ пришла доложить своей госпож, что мистеръ Грейстокъ въ гостиной. Лиззи опять заторопилась одваться, чтобъ выйти къ кузену, однако не упускала изъ вида, чтобъ нарядъ ея хотя, и могъ изобличать поспшность, тмъ не мене былъ очарователенъ. Одваясь, она прилагала вс усилія, чтобъ прійти къ какому-нибудь ршенію. Не лучше ли было бы ей во всемъ сознаться Фрэнку и отдать себя безусловно въ его распоряженіе, полагаясь на его находчивость, чтобъ вывести ее изъ затрудненія? Она почти всю ночь напролетъ обсуждала свое положеніе и припомнила, что въ Карлейл она подъ присягой сдлала ложное показаніе. Она поклялась, что брилліанты были оставлены ею въ сундучк. Еслибъ ихъ нашли у нея, она пожалуй попала бы въ тюрьму за кражу этихъ брилліантовъ. Она не могла разсчитывать на снисхожденіе Кэмпердауна, еслибъ попалась ему въ руки. Но Фрэнкъ, по всему вроятію, съумлъ бы спасти ее, еслибъ она созналась ему во всемъ откровенно.
— Что случилось съ брилліантами? спросилъ онъ, какъ только увидалъ ее.
Она бросилась ему почти въ объятія, какъ бы не помня себя отъ волненія.
— Разв вы хотите сказать, что они дйствительно украдены?
— Украдены, Фрэнкъ.
— Дорогой?
— Да, дорогой, Фрэнкъ, — въ Карлейл, въ гостинниц.
— Совсмъ съ сундучкомъ?
Она разсказала ему не истинную исторію, но ту, которой врилъ весь свтъ. Она нашла невозможнымъ, сообщить ему правду.
— И сундучокъ взломили и бросили на улиц?
— Подъ аркою, отвтила Лиззи.
— А что думаютъ полицейскіе?
— Не знаю, лордъ Джорджъ утверждаютъ, будто они подозрваютъ его.
— Онъ зналъ о брилліантахъ? спросилъ Фрэнкъ, какъ будто не находилъ, чтобъ мысль была совсмъ нелпа.
— Разумется, зналъ.
— А что-жъ надо длать?
— Право не знаю. Я послала за вами, чтобъ вы сказали мн это.
Тутъ Фрэнкъ сталъ утверждать, что необходимо тотчасъ извстить Кэмпердауна. Онъ самъ подетъ къ Кэмпердауну и также повидается съ начальникомъ полиціи. Онъ не сомнвался, что вс обстоятельства этого дла уже извстны въ лондонскомъ полицейскомъ управленіи,— но не худо будетъ повидаться съ полицейскимъ. Онъ зналъ начальника полиціи и могъ получить отъ него новыя свднія. Лиззи согласилась немедленно и Фрэнкъ отправился прямо въ контору Кэмпердауна.
— Еслибъ я потеряла такимъ образомъ десять тысячъ, разсуждала мистрисъ Карбункль: — кажется, я была бы неутшна.
Лиззи чувствовала, что сердце ея скоре переполнено радостью, чмъ надрывается отъ горя, такъ какъ брилліанты въ десять тысячъ фунтовъ не были утрачены ею на самомъ дл.

Глава XLVI.
ЛЮСИ МОРИСЪ ВЪ БРУКСКОЙ УЛИЦ.

Люси Морисъ въ начал октября перехала къ лэди Линлитго, и все еще была у нея, когда Лиззи Юстэсъ вернулась въ Лондонъ въ январ. Въ эти три мсяца Люси конечно не была счастлива. Во-первыхъ, она ни разу не видла своего жениха. Это не возбуждало въ ней ни гнва, ни подозрнія, такъ какъ старая графиня сказала ей, что запрещаетъ посщенія какого-либо жениха въ ея дом, а тмъ боле, никогда не позволитъ молодому человку, съ которымъ сама была въ родств, являться къ ней въ качеств жениха ея компаньонки.
— Судя по тому, что я слышу, говорила лэди Линлитго:— мало вроятія, чтобъ состоялся этотъ бракъ,— во всякомъ случа онъ не можетъ состояться здсь.
Люси находила, что приличіе требуетъ заступиться за жениха, выразивъ свое убжденіе, что бракъ состоится, она сдлала это храбро, но не просила позволенія принимать его, и храбро вынесла эти непріятности.
Потомъ Фрэнкъ былъ неудовлетворительнымъ кореспондентомъ. Онъ писалъ къ Люси иногда — а къ старой графин онъ написалъ немедленно по возвращеніи изъ Бобсборо письмо, которое служило отвтомъ на то письмо, которое она написала къ мистрисъ Грейстокъ. Что было написано въ этомъ письм Люси не знала, но ей было извстно, что рдкія письма Фрэнка были не подробны и не откровенны,— и совсмъ не походили на т любовныя письма, какія помолвленные пишутъ другъ другу, когда находятъ въ этомъ безконечное удовольствіе. Она извиняла его — говоря себ, что онъ заваленъ работою и что при двойной профессіи члена парламента и юриста, отъ него нельзя было ожидать писемъ,— что мужчины не такъ любятъ писать письма, какъ женщины, и тому подобное, но все-таки въ сердце ея закралась забота, увеличивавшаяся съ недли на недлю, и лишавшая ее веселости. Быть любимой своимъ женихомъ и чувствовать, что она принадлежитъ ему, — имть своего собственнаго обожателя, которому бы она могла посвятить себя — сознавать, что она принадлежитъ къ числу счастливыхъ женщинъ, находящихъ спутника жизни достойнаго обожанія и любви — это было такою великою радостью, что даже грусть ея настоящаго положенія не могла производить на нее уныніе.
Каждый день увряла она себя, что не сомнвается — что нтъ ни малйшей причины къ сомннію,— что она сама упала бы низко, еслибъ допустила малйшую тнь подозрнія. Но между тмъ его отсутствіе и краткость писемъ, приходившихъ разъ въ дв недли, сказывались на ней вопреки ея собственнымъ убжденіямъ. На каждое письмо она отвчала немедленно, но писала, когда получала письма. Она не хотла упрекать его, отправляя къ нему письма чаще, чмъ онъ писалъ самъ. Когда онъ далъ ей такъ много, а она могла дать ему взамнъ только свое довріе, неужели она откажетъ ему въ этомъ? Она говорила, что любви не можетъ быть безъ доврія, а любить его было гордостью ея сердца.
Обстоятельства ея настоящей жизни были страшно утомительны для нея. Она не понимала, зачмъ лэди Линлитго нужно ея присутствіе. Отъ нея не требовали ничего. У ней не было никакихъ обязанностей и, какъ ей казалось, она не была полезна никому. Графиня даже не позволяла ей оказывать обыкновенныя услуги. Лэди Линлитго, какъ она говорила, сама мшала въ камин, сама разрзывала мясо, сама зажигала свчи, сама отворяла и запирала двери, сама писала письма — и даже не любила, чтобы ей читали книги. Она просто хотла, чтобъ съ нею сидлъ кто-нибудь, съ кмъ она могла бы говорить и длать маленькія саркастическія злыя замчанія.
Гостей въ дом въ Брукской улиц никогда не бывало, а графиня всегда вызжала одна. Даже когда нанимала кэбъ хать въ лавки или длать визиты, она рдко приглашала Люси съ собою, и все ея благоволеніе ограничивалось тмъ, что если Люси хотла погулять около сквэра или дойти до парка, то горничной ея сіятельства позволялось провожать ее.
Бдная Люси часто говорила себ, что такая жизнь была бы нестерпима — еслибъ у нея не оставалось великаго удовольствія вспоминать о своемъ жених. Притомъ условіе было сдлано только на шесть мсяцевъ. Люси не знала, какова будетъ ея судьба въ конц этихъ шести мсяцевъ, но думала, что попадетъ въ преддверіе того милаго элизіума, въ которомъ должна будетъ проводить свою жизнь. Элизіумъ — это домъ Фрэнка, а преддверіе — это домъ декана въ Бобсборо.
Два раза впродолженіе трехъ мсяцевъ лэди Фонъ съ двумя дочерьми прізжала къ Люси. Въ первый разъ къ несчастью Люси не было дома, она воспользовалась покровительствомъ горничной ея сіятельства и пошла погулять. Лэди Линлитго также не было дома и лэди Фонъ не видала никого. Потомъ Люси и ея сіятельство были дома, и лэди Фонъ оказалась чрезвычайно любезна и дружелюбна.
— Вы наврно желаете сказать что-нибудь другъ другу, сказала лэди Линлитго: — я уйду.
— Пожалуйста не безпокойтесь, сказала лэди Фонъ.
— Вы будете меня бранить, если я не уйду, сказала лэди Линлитго.
Но только она вышла, Люси бросилась на шею своего друга.
— Какъ пріятно видть васъ опять!
— Да, душа моя, не правда ли? Я вдь, знаете, прізжала прежде.
— Вы были такъ добры ко мн! Видть васъ опять, это все равно, какъ увидать весну съ фіалками и буквицами.
Она прижалась къ лэди Фонъ, держа за руку своего милаго друга Лидію.
— Я ни слова не могу сказать противъ лэди Линлитго, но здсь такъ похоже на зиму посл милаго Ричмонда.
— Да, мы находимъ, что у насъ въ Ричмонд лучше, сказала лэди Фонъ.
— Тамъ столько занятій, сказала Люси.— Какое утшеніе имть занятіе!
— Зачмъ вы оставили насъ? спросила Лидія.
— О! я была принуждена. Теперь, когда вы пріхали ко мн, вы не должны бранить меня.
Много пришлось говорить о замк Фонъ и дтяхъ, а еще больше о лэди Линлитго и Брукской улиц. Потомъ наконецъ лэди Фонъ сдлала важный вопросъ.
— А теперь, душа моя, что вы мн скажете о мистер Грейсток?
— О!— я ничего не знаю — нечего говорить, лэди Фонъ. Все-таки по прежнему я совершенно довольна.
— Вы видаете его иногда?
— Никогда. Я не видала его съ-тхъ-поръ, какъ онъ прізжалъ въ Ричмондъ. Лэди Линлитго не позволяетъ принимать обожателей.
Въ глазахъ Люси мелькнула искра смха, которая объяснила бы постороннему зрителю всю исторію привязанности, существовавшей между нею и лэди Фонъ.
— Это очень злая черта, сказала Лидія.
— И онъ еще приходится родственникомъ, замтила лэди Фонъ.
— Именно по этой причин она и не позволяетъ, объяснила Люси.— Разумется, лэди Линлитго думаетъ, что сынъ ея сестры можетъ найти жену лучше ея компаньонки. Понятно, что она должна думать такимъ образомъ. Я только боюсь, чтобъ деканъ и мистрисъ Грейстокъ не думали такимъ образомъ.
Нтъ никакого сомннія, что деканъ и мистрисъ Грейстокъ думали такимъ образомъ — лэди Фонъ была въ этомъ уврена.
Лэди Фонъ была очень добрая женщина, безкорыстная, доброжелательная, умла цнить людей и всегда была рада сдлать добро. Характеръ у ней былъ мягкій, ласковый и доброжелательный, но она знала очень хорошо, что будь у нея сынъ — второй сынъ — въ такомъ положеніи, какъ Фрэнкъ Грейстокъ, она не желала бы, чтобъ онъ женился на двушк безъ состоянія, которая должна была зарабатывать себ хлбъ должностью гувернантки. По ея мннію, жертва со стороны Грейстока была бы такъ велика, что она ей не врила. Какъ многія женщины, она считала мужчину гораздо важне женщины и не могла думать, чтобъ Фрэнкъ Грейстокъ посвятилъ свою жизнь такой двушк, какъ Люси Морисъ.
Еслибъ лэди Фонъ спросили, кто лучше, ея бывшая гувернантка или адвокатъ, объявившій себя обожателемъ этой гувернантки, она сказала бы, что никто не можетъ быть лучше Люси. Она такъ хорошо знала достоинства Люси, что готова была на всевозможныя дружескія жертвы для такого кроткаго и превосходнаго созданія.
Для нея самой и для ея дочерей Люси была собесдницей и другомъ во всхъ отношеніяхъ удовлетворительнымъ. Но вроятно ли, чтобъ такой свтскій человкъ, какъ Фрэнкъ Грейстокъ, человкъ съ блистательной будущностью, членъ парламента, который, какъ всмъ было извстно, особенно нуждался въ деньгахъ — возможно ли, чтобъ такой человкъ женился на Люси только потому, что она добра, исполнена достоинствъ и кроткаго характера? Конечно онъ сказалъ, что женится — и опасенія лэди Фонъ обнаруживали со стороны ея сіятельства очень дурное мнніе о людяхъ вообще.
Можетъ показаться парадоксомъ, что это дурное мнніе происходило отъ того высокаго понятія, которое она составила себ о важности мужчинъ вообще, — но это было такъ. У ней былъ одинъ сынъ, изъ всхъ ея дтей наимене достойный, но онъ былъ для нея гораздо важне всхъ ея дочерей. Она почти не длала разницы между своими дочерьми и Люси, — но когда сынъ ея вздумалъ поссориться съ Люси, оказалось необходимо посылать Люси обдать наверхъ. Она не могла поврить, чтобъ Грейстокъ имлъ такое высокое мнніе о подобной двочк, что ршился жениться на ней. Конечно, Грейстокъ поступитъ очень дурно, если не женится,— но мужчины часто поступаютъ очень дурно. Въ глубин сердца она почти думала, что ихъ можно извинить въ этомъ. По ея мннію, свтскій человкъ такъ много долженъ думать о чемъ, и самъ такъ важенъ, что не можетъ дйствовать во всемъ добросовстно и искренно.
Люси намекнула, что декану и мистрисъ Грейстокъ можетъ быть не нравится этотъ бракъ, и посл этого намека лэди Фонъ сказала:
— Я полагаю, еще ничего, не ршено, куда вы передете по прошествіи шести мсяцевъ?
— Еще ничего, лэди Фонъ.
— Васъ не приглашали въ Бобсборо?
Люси отдала бы все на свт, чтобъ не покраснть, когда отвтила, и она покраснла.
— Еще ничего не ршено, лэди Фонъ.
— Что-нибудь надо ршить, Люси. Ршить пора, — не такъ ли, душа моя? Что вы будете длать, не имя пріюта, если въ конц шести мсяцевъ лэди Линлитго скажетъ вамъ, что вы ей больше не нужны?
Люси конечно не представляла себ возможности находиться въ такомъ положеніи, чтобъ лэди Линлитго могла быть властительницей ея судьбы. Мысль остаться съ графиней была для нея почти такъ же непріятна, какъ и мысль остаться безъ пріюта. Она еще краснла, чувствуя себя разгоряченной и сконфуженной. Но лэди Фонъ ждала отвта. Для Люси былъ возможенъ только одинъ отвтъ:
— Я спрошу мистера Грейстока что мн длать.
Лэди Фонъ покачала головой.
— Вы не довряете мистеру Грейстоку, лэди Фонъ, а я ему врю.
— Душечка моя, сказала ея сіятельство, начавъ именно ту рчь, для которой она пріхала изъ Ричмонда:— вопросъ идетъ не о довріи, а о самой обыкновенной осторожности. Двушка не должна позволить себ зависть отъ мужчины, прежде чмъ она выйдетъ за него. Иначе она можетъ лишиться даже его уваженія.
— Я говорила не о деньгахъ, сказала Люси, разгорячившись больше прежняго и съ глазами полными слезъ.
— Она ни въ какомъ отношеніи не должна зависть отъ него, пока онъ не соединится съ нею у алтаря. Вы можете поврить мн, Люси, когда я вамъ это говорю. Я говорю вамъ это только потому, что люблю васъ.
— Я это знаю, лэди Фонъ.
— Когда срокъ вашего пребыванія здсь кончился, уложите ваши вещи и вернитесь въ Ричмондъ. У васъ вамъ нечего бояться. Фредерику очень понравилось ваше съ нимъ разставанье и вся эта небольшая исторія забыта. Въ замк Фонъ вы будете въ безопасности и даже счастливы, если мы только можемъ сдлать васъ счастливою. Это самое приличное мстопребываніе для васъ.
— Разумется, вы прідете, сказала Діана Фонъ.
— Негодница вы будете если не прідете, сказала Лидія.— Мы не знаемъ что длать безъ васъ. Не правда ли, мама?
— Люси сдлаетъ удовольствіе всмъ намъ, воротившись въ свой прежній пріютъ, сказала лэди Фонъ.
Слезы струились по лицу Люси, такъ что она ни слова не могла сказать въ отвтъ на эту доброту. Она даже не знала, что ей сказать. Если она приметъ предложеніе и сознается что ей ничего лучшаго не остается, какъ пріютиться подъ крылышко своего стараго друга,— не покажетъ ли она этимъ, что сомнвается въ своемъ жених? А между тмъ она не могла переселиться въ домъ декана, если это непріятно ему и его жен, а такъ какъ она подозрвала, что это не будетъ для нихъ пріятно, то прилично ли ей было затруднять жениха, заставляя его помщать ее у людей, которымъ она не нужна? Еслибъ она была пріятной гостьей въ Бобсборо, наврно мистрисъ Грейстокъ сказала бы ей объ этомъ.
— Нечего вамъ говорить, душа моя. Прізжайте и кончено.
— Но я вамъ больше не нужна, сказала Люси среди рыданій.
— Много вы знаете, возразила Лидія.— Вы намъ нужны больше всего.
— Желала бы я знать, могу я теперь войти? сказала лэди Линлитго, входя въ комнату.
Такъ какъ это была собственная гостиная графини и дло происходило зимой, а огонь въ камин столовой по обыкновенію потухъ, то въ просьб этой не было ничего безразсуднаго. Лэди Фонъ разсыпалась въ изъявленіяхъ признательности и тотчасъ начала объяснять слезы Люси, ссылаясь на ихъ нжную дружбу, продолжительную разлуку и волненіе бдной Люси. Потомъ она простилась и Люси, разцлованная друзьями за дверьми гостиной, отправилась къ себ и продолжала плакать въ своей холодной комнат.
— Слышали вы новость? сказала лэди Линлитго своей компаньонк спустя мсяцъ посл этого.
Лэди Линлитго вызжала и сдлала этотъ вопросъ тотчасъ по возвращеніи домой. Люси, разумется, не слыхала никакой новости.
— Лиззи Юстэсъ вернулась въ Лондонъ и у ней на дорог украли брилліанты.
— Брилліанты? съ изумленіемъ спросила Люси.
— Да,— юстэсовскіе брилліанты. Они вдь такъ же мало принадлежатъ ей, какъ и вамъ. Какъ бы то ни было, ихъ украли, и судя по тому, что я слышала, я нисколько не стану удивляться, если это устроила она сама.
— Устроила, чтобъ ихъ украли?
— Истинно, милая моя. Лиззи Юстэсъ способна на это. У ней достанетъ способности на все.
— Но, лэди Линлитго…
— Я понимаю все. Разумется, это гадость, и если это узнаютъ, то ее будутъ судить. Я ожидаю, что это случится когда-нибудь. Она связалась съ какими-то подлыми людьми и разъзжаетъ съ ними. Тамъ какой-то человкъ называетъ себя лордомъ Джорджемъ де-Брюсъ Карутерсомъ. Я его знаю и помню, когда онъ былъ мальчишкой на побгушкахъ у какого-то нечестнаго юриста въ Абердин.
Графиня солгала, лордъ Джорджъ никогда не былъ на побгушкахъ, а абердинскій стряпчій — насколько это возможно для шотландскаго провинціальнаго юриста — вовсе не былъ нечестнымъ.
— Мн говорили, будто полиція думаетъ, что лордъ Джорджъ ихъ взялъ.
— Какъ это ужасно!
— Да, это ужасно. Какъ бы то ни было, въ спальню Лиззи ночью вошли люди и унесли сундучокъ съ брилліантами. Можетъ быть она спала въ то время, — но она изъ числа такихъ, которые почти всегда спятъ съ открытыми глазами.
— Она не можетъ быть такою дурною женщиной, лэди Линлитго.
— Можетъ быть. Увидимъ. О брилліантахъ только что начали процесъ, — отнять ихъ у нея. А тутъ ихъ и украли. Это что-то подозрительно. Мн говорили что вся лондонская полиція поднята на ноги.
Въ этотъ самый день сама Лиззи Юстэсъ явилась въ Брукскую улицу. Она поссорилась съ теткой и он об ненавидли другъ друга, но старуха прізжала къ Лиззи совтовать ей, какъ читатель можетъ быть помнитъ, отдать брилліанты, и теперь Лиззи отплатила визитъ.
— Вотъ вы на мст бдной Мэкнёльти, сказала Лиззи своей старой пріятельниц, когда графиня на минуту вышла изъ комнаты.
— Я у вашей тетушки компаньонкой на нсколько мсяцевъ. Правда, Лиззи, что у васъ брилліанты украдены?
Лиззи разсказала о воровств, правдиво во всхъ отношеніяхъ, кром того, что брилліантовъ не было въ сундучк. Графиня оклеветала бдную Лиззи, воровство было не поддльное. Воръ отворилъ дверь ея комнаты и взялъ сундучокъ, а она спала все время. Потомъ сундучокъ нашли, онъ находится въ рукахъ полиціи и служитъ уликою въ покражи.
— Думаютъ, сказала Лиззи: — что это штуки мистера Кэмпердауна.
При этомъ замчаніи вошла лэди Линлитго и Лиззи повторила всю исторію воровства. Хотя тетка и племянница были открытыми и отъявленными врагами, обстоятельства были такъ странны и интересны, что между ними происходилъ почти дружескій разговоръ.
— Такъ какъ эти брилліанты дорогіе, я сочла обязанностью, тетушка Сюзанна, сама пріхать вамъ разсказать.
— Ты сдлала очень хорошо, но я уже слышала объ этомъ. Я говорила вчера миссъ Морисъ о томъ, какія странныя вещи разсказываютъ объ этомъ.
— Вы очень испугались? спросила Люси.
— Видите, дитя мое, я ничего не знала. Воръ вырзалъ отлично кусочекъ двери, а я не слыхала ни малйшаго звука пилы.
— А ты спишь такъ легко, сказала графиня.
— Говорятъ, что врно за обдомъ мн подлили въ вино чего-нибудь, чтобъ заставить меня заснуть.
— А! воскликнула графиня, ни на минуту ни оставлявшая своего ошибочнаго подозрнія:— весьма вроятно.
— Говорятъ, что эти люди могутъ это длать, не производя ни малйшаго шума. Какъ бы то ни было, сундучокъ исчезъ.
— И брилліанты? спросила Люси.
— Разумется. И какая пошла суматоха! Полицейскіе приходили ко мн почти каждый день.
— А что думаетъ полиція? спросила лэди Линлитго.— Мн говорили, что подозрваютъ кого-то.
— Конечно, подозрваютъ, сказала Лиззи.
— Ты врно хала съ друзьями?
— О да!— съ лордомъ Джорджемъ де-Брюсъ Карутерсъ и съ мистрисъ Карбункль — мой короткій другъ — и съ Лучиндой Ронокъ, которая помолвлена съ сэр-Грифиномъ Тьюитомъ. Насъ было большое общество.
— А Мэкнёльти?
— Ее съ нами не было. Я оставила мисъ Мэкнёльти въ Портрэ, съ моимъ ангельчикомъ. Нашли, что ему лучше остаться подольше въ Шотландіи.,
— Ахъ! да,— можетъ быть, лордъ Джорджъ де-Брюсъ Карутерсъ не любитъ ребятъ. Этому я врю. Жаль, что Мэкнёльти не было съ тобою.
— Почему вы жалете объ этомъ? сказала Лиззи, уже начинавшая чувствовать, что графиня намрена, по обыкновенію, наговорить ей непріятностей.
— Она глупа, скучна, тупоголова, но ея словамъ врить можно.
— А вы разв не врите моимъ словамъ? спросила Лиззи.
— Конечно, это справедливо, что брилліанты исчезли.
— Да.
— Я не знаю, кто этотъ лордъ Джорджъ де-Брюсъ Карутерсъ.
— Онъ братъ маркиза, сказала Лиззи, думавшая, что это лучшій отвтъ для матери шотландскаго графа.
— А я помню его просто Джорджемъ Карутерсомъ, бгавшимъ по абердинскимъ улицамъ въ дырявыхъ сапогахъ безъ пятокъ, однако тогда онъ зарабатывалъ свой хлбъ, а теперь никто не знаетъ, откуда онъ беретъ деньги. Желала бы я знать, почему онъ называетъ себя де-Брюсъ.
— Потому что крестный отецъ и крестная мать назвали его такъ, когда онъ сдлался христіаниномъ и наслдникомъ небеснаго царствія, сказала Лиззи дерзкимъ тономъ.
— Я этому не врю.
— Меня при этомъ не было, тетушка Сюзанпа, и потому я не могу въ этомъ присягнуть. Такъ онъ записанъ въ книг пэровъ, а я полагаю, тамъ должны это знать.
— А что лордъ Джорджъ де-Брюсъ Карутерсъ говоритъ о брилліантахъ?
Лэди Юстэсъ сама подозрвала, что лордъ Джорджъ участвовалъ въ воровств. Придумать и исполнить такой планъ для присвоенія себ такой богатой добычи было бы штукой достойной настоящаго корсара,— корсара записаннаго въ книг пэровъ братомъ маркиза,— часы или брошка, конечно, не заслуживали бы его вниманія, но брилліантовъ, стоющихъ десять тысячъ фунтовъ, нельзя достать каждый день. Корсаръ долженъ жить, и если не такой богатой добычей, то чмъ же? Если лордъ Джорджъ придумалъ этотъ планъ, онъ конечно не могъ знать о результат воровства, пока не встртится съ смиренными исполнителями его плана и, какъ Лиззи думала, не могъ знать правды до прізда въ Лондонъ.
Для нея было очевидно, что дорогой онъ правды не зналъ. Но они уже находилась въ Лондон три дня и въ это время Лиззи видла его одинъ разъ. Въ этомъ свиданіи онъ былъ угрюмъ, почти сердитъ — и почти не говорилъ о воровств. Онъ сдлалъ только одно замчаніе.
— Я сказалъ здшнему начальнику полиціи, замтилъ онъ:— что буду готовъ дать вс показанія, когда меня позовутъ. До-тхъ-поръ я не сдлаю ни одного шага. Мн уже предлагали такіе вопросы, которыхъ не слдовало предлагать.
Онъ сказалъ это такимъ тономъ, который не допускалъ дальнйшихъ разсужденій объ этомъ предмет, но Лиззи, думая обо всемъ этомъ, вспомнила его шутливое замчаніе въ вагон о подозрніи, которое можетъ возникнуть относительно его самого. Если онъ былъ воръ и потомъ узналъ, что украденъ только сундучокъ, какъ удивительна будетъ эта тайна!
— Ему нечего говорить, отвтила Лиззи на вопросъ графини.
— А кто такая твоя мистрисъ Карбункль? спросила старуха.
— Мой искренній другъ, я съ нею теперь живу. Вы не много вызжаете, тетушка Линлитго, но наврно встрчали мистрисъ Карбункль.
— Я старуха и ничего не знаю. Милая моя, я нисколько не удивляюсь, что ты лишилась брилліантовъ. Жаль только, что они не твои.
— Они мои.
— Потеря падетъ на тебя, потому что Юстэсы наврно заставятъ тебя заплатить. Теб придется разстаться съ половиною твоего дохода. Вотъ до чего ты дойдешь. Можно ли возить съ собою такія вещи!
— Он мои, и я имла право длать съ ними что хотла. Никто не обвиняетъ васъ въ томъ, что вы украли ихъ.
— Это совершенно справедливо. Меня никто не обвинитъ. Я полагаю, лордъ Джорджъ ухалъ изъ Англіи для поправленія своего здоровья. Меня вовсе не удивитъ, если я услышу, что мистрисъ Карбункль похала за нимъ — нисколько.
— Вы все такая же, тетушка Сюзанна, сказала Лиззи, вставая и прощаясь.— Прощайте, Люси,— надюсь, что вы здсь счастливы и довольны. Видите вы нашего пріятеля?
— Если вы говорите о мистер Грейсток, то его я не видала посл отъзда изъ замка Фонъ, сказала Люси съ достоинствомъ.
Когда Лиззи ухала, лэди Линлитго свободно высказала свои мысли о племянниц.
— Лиззи Юстэсъ придется плохо. Когда я услыхала, что она помолвлена за чопорнаго лорда Фона, я надялась, что она спасется отъ бдъ. Разумется, теперь этой свадьб не бывать. Когда онъ услыхалъ объ ожерель, то не захотлъ совать голову въ петлю. Теперь она попала въ такой кружокъ, что ничто не можетъ спасти ее. Она ударилась въ охоту и рыскаетъ какъ сумасшедшая.
— Многія дамы охотятся, сказала Люси.
— Подцпила этого лорда Джорджа и эту противную американку, о которой никто не знаетъ ничего. Я не сомнваюсь, что они раздлили брилліанты между собой. Я побьюсъ съ вами о шести пенсахъ, что полиція все разузнаетъ и что выйдетъ какой-нибудь ужасный скандалъ. Эти брилліанты столько же принадлежатъ ей, сколько и мн, и ее заставятъ заплатить за нихъ.
Ожерелье между тмъ было заперто въ шкатулк Лиззи — подъ патентованнымъ ключомъ — въ дом мистрисъ Карбункль и очень смущало нашу несчастную пріятельницу.

Глава XLVII.
МАЧИНГСКІЙ ПРІОРАТЪ.

Январь еще не прошелъ, а въ Лондон вс уже знали о громадномъ воровств въ Карлейл — и многіе слышали также, что случилось что-то особенное — что-то поважне воровства. Много ходило разныхъ слуховъ. Повсюду было извстно, что за эти брилліанты тягалась молодая вдова съ опекунами юстэсовскаго имнія. Составились сильныя партіи — которыхъ мы можемъ назвать лиззистами и противолиззистами. Лиззисты находили, что съ бдной Лиззи Юстэсъ обращаются очень дурно, — что брилліанты вроятно принадлежатъ ей и что по-крайней-мр лордъ Фонъ явно долженъ былъ принадлежать ей. Достойно замчанія, что вс лиззисты были консерваторы. Вроятно, Фрэнкъ Грейстокъ поднялъ эту партію, и натурально, что политическіе опоненты думали, что благородный молодой товарищъ министра либеральной стороны, лордъ Фонъ, поступилъ нехорошо.
Когда дло это приняло наконецъ важность, требовавшую передовыхъ статей въ газетахъ, т газеты, которыя поддерживали консерваторовъ, очень напали на лорда Фона. Вс силы правительства однако состояли изъ противолиззистовъ, и по мр того, какъ споръ усиливался, каждому хорошему либералу сдлалась извстно, что лэди Юстэсъ была способна сдлать или заставить сдлать всякую гадость, жадность, смлость, хитрость безъ отлагательства, безъ затрудненія, безъ малйшей совстливости.
Лэди Гленкора Пализеръ одно время старалась защищать Лиззи въ либеральныхъ кружкахъ — изъ великодушія скоре, чмъ отъ вры въ нее, а можетъ быть побуждаемая чувствомъ, что въ обществ слдуетъ защищать всякую женщину, способную сдлать необыкновенный поступокъ, но даже лэди Гленкора должна была отказаться отъ своего великодушія и признаться, что Лиззи Юстэсъ была дйствительно очень дурная женщина. Все это, безъ сомннія, произошло отъ исторіи съ брилліантами, а главное отъ воровства, но Лиззи пользовалась достаточной извстностью до дла въ Карлейл, чтобы заставить всхъ думать, что ея характеръ былъ понятъ давно.
Общество, составившееся въ Мачингскомъ пріорат, деревенскомъ дом, который принадлежалъ Пализеру и который лэди Гленкора очень любила, было не велико, потому что дядя Пализера, герцогъ Омніумъ, гостившій у нихъ, былъ уже очень старъ и не любилъ большихъ собраній.
Тамъ были лордъ и лэди Чильтернъ — тотъ лордъ Чильтернъ, который такъ долго и такъ хорошо былъ извстенъ въ охотничьихъ графствахъ Англіи, и та лэди Чильтернъ, которая была популярна въ Лондон какъ красавица Вайолетъ Эфингамъ, были тамъ мистеръ и мистрисъ Грей, короткіе друзья Пализеровъ. Грей теперь былъ депутатомъ отъ Сильвербриджа, гд вліяніе герцога Омніума предполагалось еще велико, несмотря на вс били о реформахъ, а мистрисъ Грей была дальняя родственница лэди Гленкоры.
Была тамъ и мадамъ Максъ Гёслеръ — общество которой еще очень любилъ старый герцогъ — и мистеръ и мистрисъ Болтинъ, которыхъ пригласили не потому, чтобы ихъ очень любили, но для того, что услуги этого господина оказывались необходимы Пализеру для какой-то великой реформы въ монетной систем.
Пализеръ, бывшій теперь канцлеромъ казначейства, намревался измнить цнность пенни. Если трудъ этотъ окажется не свыше его силъ и онъ не умретъ прежде чмъ исполнитъ возложенную на него обязанность, будущій пенни долженъ будетъ содержать въ себ пять фартинговъ, а шилингъ десять пенсовъ. Думали, что если этого можно будетъ достигнуть, ариметика цлаго міра до того упростится, что имя Пализера будетъ благословляться всми школьниками, клэрками, лавочниками и капиталистами. Но затрудненія были такъ велики, что волосы Пализера уже начинали сдть отъ трудовъ, а плечи горбились отъ тяжести, наложенной на нихъ.
Бонтинъ съ двумя секретарями казначейства пріхалъ въ Мачингъ помогать Пализеру и думали, что мистеръ и мистрисъ Бонтинъ чуть не сходили съ ума отъ тяжести пенни въ пять фартинговъ. Бонтинъ замчалъ многимъ изъ своихъ политическихъ друзей, что два лишнихъ фартинга, которыхъ никакъ нельзя втиснуть въ шилингъ, положатъ его въ холодную могилу прежде чмъ свтъ узнаетъ, что онъ сдлалъ — и вознаградитъ за это частичкой, прибавленной къ его имени, и пенсіономъ.
Лордъ Фонъ также былъ въ Мачинг — лэди Гленкор нкоторые передовые либералы предложили поддержать лорда Фона ея гостепріимствомъ въ его затруднительныхъ обстоятельствахъ.
Мысли Пализера были слишкомъ заняты, такъ что онъ не могъ интересоваться дломъ объ ожерель, но во всемъ остальномъ обществ не было ни одного человка, который не прислушивался бы съ любопытствомъ къ извстіямъ объ этомъ дл. Относительно же стараго герцога это оказалось ршительно находкой, каждую почту, по мр того какъ извстія доходили до Мачинга, они сообщались ему. Были такіе люди, которые не хотли даже ждать почты, а получали извстія о брилліантахъ бдной Лиззи по телеграфу.
Дло это было чрезвычайно важно для лорда Фона и лэди Гленкору, можетъ быть, слдуетъ оправдать въ томъ, что она потребовала предпочтенія къ своимъ дламъ предъ телеграмами, постоянно пересылавшимися между Мачингомъ и казначействомъ объ этихъ двухъ несчастныхъ фартингахъ.
— Герцогъ, сказала она, входя довольно быстро въ маленькую, теплую, роскошную комнатку, въ которой дядя ея мужа проводилъ утро: — герцогъ, говорятъ, что брилліантовъ-то не было въ сундучк, когда его вынесли изъ комнаты въ Карлейл.
Герцогъ лежалъ въ спокойномъ кресл, склонивъ голову на грудь, а мадамъ Гёслеръ читала ему. Было три часа и старика снесли въ эту комнату посл завтрака. Мадамъ Гёслеръ читала послдній знаменитый новый романъ, а герцогъ дремалъ. Въ этомъ, вроятно, не были виноваты ни чтица, ни романистъ: герцогъ привыкъ дремать въ эти дни. Но извстія лэди Гленкоры совершенно его разбудили. Она держала телеграму въ рук, такъ что герцогъ могъ видть, что ему принесены самыя послднія извстія.
— Брилліантовъ не было въ сундучк, сказалъ онъ, подаваясь головою впередъ и сидя съ распростертыми пальцами обихъ сложенныхъ рукъ.
— Барингтонъ Ирль говоритъ, что майоръ Макинтошъ почти увренъ, что брилліантовъ тамъ не было.
Майоръ Макинтошъ былъ одинъ изъ высшихъ чиновниковъ полиціи, на котораго вс полагались безусловно и вс врили, что онъ можетъ найти виновниковъ всякаго злодянія, если только потрудится. Его обязанности были такъ затруднительны, что онъ былъ принужденъ посвящать имъ шестнадцать часовъ въ день, — а свтъ обвинялъ его въ лности. Онъ все могъ разузнать, только не давалъ себ труда разузнавать все случавшееся. Дв-три газеты ужъ очень на него напали за юстэсовскіе брилліанты. Говорили, что такую тайну онъ долженъ былъ давнымъ-давно раскрыть. Что онъ еще не разузналъ, это было совершенно врно.
— Брилліантовъ не было въ сундучк? сказалъ герцогъ.
— Она должна была это знать, сказала мадамъ Гёслеръ.
— Одно не слдуетъ изъ другого, мадамъ Максъ, сказала лэди Гленкора.
— Но почему брилліанты не находились въ сундучк? спросилъ герцогъ.
Такъ какъ лэди Гленкора въ первый разъ выразила подозрніе, что брилліанты не были украдены вмст съ сундучкомъ, а такъ-какъ это извстіе было получено по телеграфу, то она не могла дать яснаго объясненія на вопросъ герцога. Она подняла кверху руки и покачала головой.
— Что объ этомъ думаетъ Плантаджепетъ? спросилъ герцогъ.
Племянника и наслдника герцога звали Плантадженетъ Пализеръ. Очевидно, мысли герцога были очень разстроены.
— Онъ думаетъ, что и сундучокъ, и брилліанты не стоили и пяти фартинговъ, сказала лэди Гленкора.
— Брилліантовъ не было въ сундучк! повторилъ герцогъ.— Мадамъ Максъ, вы врите, что брилліантовъ въ сундучк не было?
Мадамъ Гёслеръ пожала плечами иничего не отвчала, но пожатія ея плечъ было совершенно достаточно для герцога, который всегда думалъ, что мадамъ Гёслеръ все длаетъ лучше всхъ.
Лэди Гленкора осталась у дяди почти часъ и говорила только о Лиззи и ея ожерель, но такъ-какъ была подана новая идея, а свдній никакихъ не имлось, кром тхъ, которыя сообщили въ телеграм, то никакого разъясненія быть не могло.
Но на слдующее утро лэди Гленкора получила отъ Барингтона Ирля письмо, которое такъ много сообщало и длало столько намековъ, что лучше представить его читателю.

Трэвелерсъ, 29 января 186—.

‘Любезная лэди Гленкора,

‘Надюсь, что вы вчера получили мою телеграму. Я только-что видлъ Макинтоша — я долженъ сказать однако, что онъ сообщилъ мн такъ мало, какъ только могъ. Слышится однако со всхъ сторонъ, что брилліантовъ не было въ сундучк, когда его украли изъ гостинниц въ Карлейл. Насколько я могъ узнать, полиція основываетъ свое подозрніе на томъ обстоятельств, что не можетъ найти слдовъ камней. Полицейскіе говорятъ, что еслибъ такіе брилліанты прошли чрезъ руки лондонскихъ воровъ, то оставили бы за собою какой-нибудь слдъ. Насколько я могу судить, Макинтошъ тоже думаетъ, что брилліанты у лорда Джорджа, но что ихъ подарила ему ея сіятельство и что это маленькое воровство въ Карлейл было придумано для того, чтобы сбить съ толку Джона Юстэса и повренныхъ. Если окажется, что сундучокъ былъ раскрытъ прежде чмъ его унесли изъ Портрэ, что ея сіятельство сама вырзала задвижку у своей двери, или это сдлалъ его сіятельство съ помощью ея сіятельства, и что разломанный сундучокъ былъ вынесенъ изъ гостинницы самимъ его сіятельствомъ лично, то это будетъ такой великолпный заговоръ, что всхъ участвовавшихъ въ немъ слдуетъ включить въ число святыхъ или, покрайней мр, позволить имъ сохранить ихъ покражу. Одинъ изъ старыхъ сыщиковъ сказалъ мн, что раскрыть сундукъ подъ аркою желзной дороги, въ открытомъ мст, врядъ ли можно было такъ ловко, какъ это было сдлано, — что никакой воръ не ршился бы потерять время для этого, и что еслибъ это сдлали воры, то ихъ отыскали бы. Противъ этого есть одно обстоятельство, — какъ я слышалъ отъ разныхъ лицъ, занимавшихся этимъ слдствіемъ,— нкоторыя лица въ воровской общин въ большой ссор между собой — высшій или распорядительный департаментъ обвинялъ низшій или исполнительный въ грубомъ вроломств по поводу того, что присвоилъ себ всю добычу, за которую ему была общана условленная цна. Но, можетъ быть, его и ея сіятельство распустила этотъ слухъ для того, чтобы сбить съ толку, полицію. Словомъ, эта маленькая тайна восхитительна и вытснила балотировку и пятифартинговый пенни мистера Пализера. Теперь ни о чемъ больше не заботятся какъ о брилліантахъ Юстэсовъ. Мн говорили, что лордъ Джорджъ предлагалъ вызвать на дуэль всякаго, начиная съ лорда Фона и кончая майоромъ Макинтошемъ. Если онъ невиненъ, что разумется возможно, ему должно быть досадно. Я самъ удивляться не стану, если окажется, что ея сіятельство оставила ихъ въ Шотландіи. Однако, тамошній замокъ былъ обысканъ по приказанію полиціи и съ согласія ея сіятельства.
‘Не позволяйте мистеру Пализеру убивать себя. Я надюсь, что планъ Бонтина удастся. Я никогда не зналъ человка, который могъ бы больше Бонтина найти фартинговъ въ шилинг. Напомните обо мн герцогу и пожалуйста помогите бдному Фону не упадать духомъ. Если онъ хочетъ видться съ лордомъ Джорджемъ, я очень буду радъ сдлаться его другомъ. Вспомните нашу послднюю дуэль. Чильтернъ съ вами и можетъ научить Фона, какъ лучше пробраться въ Фландрію — и вернуться, если ему удастся остаться въ живыхъ.

Всегда вашъ врный
‘БАРИНГТОНЪ ИРЛЬ.’

‘Разумется, я буду вамъ писать обо всемъ относящемся къ ожерелью, пока вы сами не прідете въ Лондонъ.’
Все это письмо лэди Гленкора прочла герцогу, лэди Чильтернъ и мадамъ Гёслеръ — а главное содержаніе письма повторила всему обществу. Вс думали въ Мачинг, что брилліанты были у лорда Джорджа — безъ помощи или съ помощью ихъ прелестной обладательницы.
Герцогъ былъ пораженъ ужасомъ, думая обо всхъ обстоятельствахъ.
— Братъ маркиза! сказалъ онъ жен своего племянника:— какое безславіе для пэровъ!
— Пэры давно привыкли къ этому, герцогъ, сказала лэди Гленкора.
— Я прежде никогда не слыхалъ ничего подобнаго.
— Я не вижу, почему братъ маркиза не можетъ сдлаться воромъ, какъ всякій другой. Говорятъ, что у него нтъ никакого состоянія — а мн кажется, именно это обстоятельство заставляетъ красть чужую собственность. Пэры занимаются торговлей, а пэрессы биржевою игрой. Пэры становятся банкротами, а сыновья пэровъ бгутъ за-границу — точно такъ, какъ другіе. Я не вижу, почему вс предпріятія не могутъ быть открыты имъ. Подумаешь, какъ эта мурлыкающая кошечка лэди Юстэсъ была… умна! Просто завидно.
Все это происходило утромъ — то-есть около двухъ часовъ, но посл обда разговоръ о брилліантахъ сдлался общимъ. Можетъ быть, нсколько сдерживались относительно чувствъ лорда Фона — но этого было недостаточно, чтобъ изгнать такой интересный предметъ изъ головы и изъ разговора гостей.
— Тьюитъ все-таки женится, сказала мистрисъ Бонтинъ.— Я получила письмо отъ милой мистрисъ Рётеръ, она пишетъ, что это ршено.
— Желала бы я знать, позволитъ ли себ мисъ Ронокъ надть брилліанты подъ внецъ, замтилъ одинъ изъ домашнихъ секретарей.
— Никто не осмлится надвать брилліантовъ въ будущемъ сезон, сказала лэди Гленкора.— А я съ своей стороны не осмлюсь этого сдлать. Мн постоянно будетъ казаться, что ихъ разсматриваютъ.
— Если только тайна не будетъ раскрыта, сказала мадамъ Гёслеръ.
— Надюсь, что этого не сдлаютъ, сказала лэди Гленкора:— игра такъ хорошо ведется, что не можетъ кончиться такъ скоро. Если мы услышимъ, что лордъ Джорджъ помолвленъ съ лэди Юстэсъ, кажется, ничто не можетъ остановить этотъ бракъ.
— Почему ей не выйти замужъ, если она хочетъ? спросилъ Пализеръ.
— Я ничего не имю противъ ея замужства. Я надюсь отъ всего сердца, что она выйдетъ замужъ. Я даже думаю, что она должна имть мужа, если купила его такою дорогою цной. Я полагаю, что лордъ Фонъ не запретитъ оглашенія въ церкви.
Эти слова были сказаны шепотомъ ея ближайшему сосду, лорду Чильтерну, но бдный лордъ Фонъ видлъ какъ шептались и зналъ, что этотъ шепотъ относился къ его положенію.
На слдующее утро пришли новыя извстія. Полиція просила позволенія у лэди Юстэсъ и лорда Джорджа обыскать комнаты, въ которыхъ они жили, и ни тотъ, ни другая позволенія этого не дали. Такъ писалъ Барингтонъ Ирль лэди Гленкор. Лордъ Джорджъ сказалъ полицейскому очень грубо, что никто не осмлится дотронуться до вещи, принадлежащей ему, безъ формальнаго приказа. Если какой-нибудь судья осмлится дать такой приказъ, пусть даетъ.
‘Мн говорили, что лордъ Джорджъ необыкновенно хорошо разыгрываетъ роль человка, приведеннаго въ негодованіе, говорилъ Барингтонъ Ирль въ своемъ письм. ‘А бдная Лиззи упала въ обморокъ, когда къ ней обратились съ этимъ предложеніемъ. Просьбу возобновили, какъ только Лиззи опомнилась, она отказала — по совту ея кузена мистера Грейстока, такъ сказала она.’
Барингтонъ Ирль прибавилъ, что полицію очень осуждали.
Думали, что судья не получилъ достаточно уликъ для того, чтобъ оправдать формальный обыскъ — и что при подобныхъ обстоятельствахъ на обыскъ покушаться не слдовало. Таковъ былъ публичный приговоръ по увреніямъ Барингтона Ирля въ послднемъ письм къ лэди Гленкор.
Пализеръ думалъ, что попытка обыскать домъ лэди Юстэсъ была несправедлива. Бонтинъ покачалъ головою и думалъ, что на мст министра внутреннихъ длъ онъ приказалъ бы сдлать обыскъ. Лэди Чильтернъ сказала, что еслибъ полицейскіе пришли къ ней, то она позволила бы обыскать все до капельки. Мистрисъ Грей напомнила, что несчастной женщин извстно только то, что сундучокъ съ брилліантами былъ украденъ изъ ея спальни въ гостинниц. Мадамъ Гёслеръ думала, что женщина, которая развозитъ такъ сундукъ съ собою, заслуживаетъ, чтобъ его украли. Лордъ Фонъ принужденъ былъ сознаться, что онъ вполн согласенъ съ мадамъ Гёслеръ. Къ несчастью, онъ былъ знакомъ съ лэди Юстэсъ и теперь принужденъ сказать, что ея поведеніе оправдываетъ подозрнія полиціи.
— Разумется, мы вс подозрваемъ ее, сказала лэди Гленкора: — разумется, мы подозрваемъ также лорда Джорджа, и мистрисъ Карбункль, и мисъ Ронокъ. Но знаете, еслибъ я лишилась моихъ брилліантовъ, и меня подозрвали бы точно также — а можетъ быть и Плантадженета. Такъ пріятно думать, что женщина сама украла свои бриллліанты и привела въ тревогу всю полицію.
Лордъ Чильтернъ объявилъ, что брилліанты до-смерти надоли ему, а мистеръ Грей, который былъ очень справедливый человкъ, замтилъ, что улики до-сихъ-поръ были ничтожны.
— Разумется ничтожны, сказала лэди Гленкора.— Не будь он ничтожны, это походило бы на всякое другое воровство и нисколько не было бы интересно.
Въ это же утро мистрисъ Бонтинъ получила другое письмо отъ своей пріятельницы мистрисъ Рётеръ. Бракъ Тьюита разошелся. Сэр-Грифинъ велъ себя очень запальчиво и грубо въ дом мистрисъ Карбункль и мисъ Ронокъ объявила, что ни за что на свт не будетъ говорить съ нимъ никогда. Мистрисъ Рётеръ думала однако, что сэр-Грифинъ нарочно притворился запальчивымъ, желая разорвать бракъ посл дла съ брилліантами.
‘Онъ очень коротокъ съ лордомъ Джорджемъ, писала мне трисъ Рётеръ: ‘и боится, чтобы его не запутали.’
— По моему мннію, онъ совершенно правъ, сказалъ лордъ Фонъ.
Все это разсказали герцогу Гленкора и мадамъ Гёслеръ въ уединенной комнатк его свтлости, потому что герцогъ былъ дряхлъ и не обдалъ въ обществ, если день былъ не очень благопріятенъ для него. Но вечеромъ онъ выползалъ въ гостиную и всмъ въ комнат говорилъ объ юстэсовскихъ брилліантахъ. Вс находили, что это воровство было находкой для развлеченія герцога.
— Не хочетъ позволить обыскать свои вещи, сказалъ герцогъ:— это чрезвычайно подозрительно. Можетъ быть, лэди Чильтернъ, мы завтра утромъ услышимъ еще что-нибудь.
— Бдный милый герцогъ! сказала лэди Чильтернъ своему мужу.
— Старый враль и идіотъ, отвтилъ онъ.

Глава XLVIII.
ПОЛОЖЕНІЕ ЛИЗЗИ.

Когда такой человкъ, какъ Барингтонъ Ирль, берется доставлять свднія такому кореспонденту, какъ лэди Гленкора, и по поводу такого дла, каково дло о брилліантахъ лэди Юстэсъ, тогда на немъ лежитъ обязанность придерживаться не столько точности, сколько полноты свдній. Можно даже сказать, что совершенная точность служила бы скоре въ ущербъ такого дла, чмъ въ пользу, потому что точность разсяла бы чувство таинственности, столь благопріятной въ подобныхъ случаяхъ. По правд сказать, лорду Джорджу де-Брюсъ Карутерсу не было сдлано ни малйшаго внушенія относительно обыскамвъ сундукахъ и ящикахъ его сіятельства. Однако знаменитнйшій сыщикъ мистеръ Бёнфитъ не одинъ разъ посщалъ лорда Джорджа, хотя лордъ Джорджъ довольно ясно показывалъ, что это ему совсмъ не нравится.
— Еслибъ вамъ угодно было объяснить мн, чего вы желаете, то много обязали бы меня тмъ, сказалъ ему лордъ Джорджъ.
— Слушаю, милордъ, мы желаемъ этихъ брилліантовъ.
— Разв вы уврены, что они находятся у меня?
— Милордъ, люди въ моемъ положеніи никогда ни въ чемъ не бываютъ уврены. Мы можемъ подозрвать, но никакъ не можемъ быть увренными.
— Такъ вы подозрваете, что я укралъ ихъ?
— Нтъ, милордъ, я этого не говорилъ, но согласитесь сами, что это очень странное дло, не правда ли?
Непосредственная цль посщенія мистера Бёнфита въ это утро состояла въ томъ, чтобъ удостовриться отъ самого лорда Джорджа, правда ли, что его сіятельство изволилъ быть у господъ Гартера и Бенджамина на другой же день по прізд въ городъ. Никто изъ полицейскихъ чиновниковъ до-сихъ-поръ не видалъ, чтобъ Бартеръ или Бенджаминъ имли какое-нибудь соотношеніе къ покраж. Но безъ преувеличенья можно сказать, что аргусовы глаза майора Макинтоша не выпускали изъ вида всего учрежденія господъ Гартера и Бенджамина, и вообще было вроятіе, что если брилліанты въ Лондон, то непремнно находятся подъ замкомъ въ какомъ-нибудь тайник этого дома. Но майоръ Макинтошъ и его помощники считали еще боле правоподобнымъ, что брилліанты находятся уже въ Гамбург, и за это время, какъ объяснялъ майоръ мистеру Кэмпердауну, можно каждый брилліант обдлать въ новую оправу или даже совсмъ перегранить. Но когда стало извстно, что лордъ Джорджъ побывалъ въ дом господъ Гартера и Бенджамина рано утромъ сейчасъ по возвращеніи въ городъ, тогда смтливый мистеръ Бёнфитъ, но причин своего положенія ни въ чемъ не увренный, а только все подозрвавшій, выразилъ свое мнніе майору Макинтошу, что ожерелье наврно было передано въ то же утро евреямъ.
Лондонская полиція была вполн уврена, что не было дла ‘такого рискованнаго и нечистаго’, за которое не ршились бы приняться господа Бартеръ и Бенджаминъ. Нельзя ли будетъ поразспросить лорда Джорджа, что онъ скажетъ на счетъ этого посщенія? Въ случа, еслибъ лордъ Джорджъ отказался отъ него, это отреченіе послужило бы только доказательствомъ врности мннія мистера Бёнфита. Вопросъ былъ сдланъ, и лордъ Джорджъ не отказался отъ визита.
— Къ несчастью, они имютъ векселя на меня, сказалъ лордъ Джорджъ: — и я часто бываю у нихъ.
— Намъ извстно, что они имютъ векселя на имя вашего сіятельства, сказалъ мистеръ Бёнфитъ, и поблагодарилъ лорда Джорджа за его учтивость.
Можно понять, что все это было крайне непріятно лорду Джорджу и приводило его въ негодованіе до бшенства.
Но свднія мистера Ирля, конечно, весьма неполныя въ отношеніи лорда Джорджа де-Брюса Карутерса, отличались тмъ большею точностью, когда дло касалось лэди Юстэсъ. Свиданіе, самое ужасное для бдной Лиззи, происходило между нею и мистеромъ Бёнфитомъ въ дом мистрисъ Карбункль во вторникъ 30 января. Много уже было свиданій у Лиззи съ полицейскою силою относительно брилліантовъ, но предлагаемые ей вопросы относились всегда къ предположенію, что она какъ-нибудь заложила свое ожерелье, но сама не помнитъ куда. Разв нтъ возможности, что она вообразила, будто заперла его подъ замокъ, а между тмъ въ сущности забыла положить его въ желзный сундучокъ? Пока вс эти вопросы относились къ предположенію, что ожерель по ошибк могло остаться въ Шотландіи, что по весьма понятной забывчивости она могла не захватить его съ собою, Лиззи какъ-будто нравилось даже все это дло. И это даже очень вроятно. Она вполн уврена, что брилліанты были ею заперты въ желзный сундучокъ, но сознавалась, что пожалуй и то могло случиться, что она забыла ихъ въ замк. Это случилось въ первый разъ, что полицейскіе чиновники заподозрили, что ожерелья не было въ сундучк, когда его вынесли изъ карлейльской гостинницы, но и прежде того приходило имъ въ голову, что лордъ Джорджъ замшанъ въ покраж, а пожалуй и сама лэди Юстэсъ не прочь отъ того. Изъ Лондона посланы были люди, что потребовало разумется значительныхъ издержекъ, и въ замк Портрэ, съ дозволенія владлицы, произведенъ былъ строгій обыскъ, начиная отъ флюгера до фундамента — къ большому смущенію мисъ Мэкнельти и къ вящшей радости Анди Гуарана. Не оказалось никакихъ слдовъ брилліантовъ, и посл этого Лиззи, такъ сказать, побраталась съ полиціею. Но когда мистеръ Бёнфитъ постилъ ее въ пятый или шестой разъ и намекнулъ ей, что ему предписано съ помощью женщины, оставленной имъ въ передней, обыскать вс сундуки, комоды, шкапы, чуланы и тайники въ дом, то дло приняло совсмъ другой оборотъ въ ея глазахъ.
— Изволите ли видть, сказалъ Бёнфитъ въ оправданіе своего своеобразнаго требованія: — между вещами вашего сіятельства ничто не можетъ оставаться невдомымъ для насъ.
Лэди Юстэсъ въ это время сидла въ гостиной вмст съ мистрисъ Карбункль, и мистрисъ Карбункль первая запротестовала противъ этого намренія. Если мистеръ Бёнфитъ воображаетъ, что можетъ длать обыскъ въ ея вещахъ, то онъ сильно ошибается. И что это она вытерпла изъ-за этого ожерелья, такъ этого не знаетъ ни одинъ человкъ, ни одна женщина въ мір, но всему же бываетъ конецъ. По ея мннію, полиціи должно бы давнымъ-давно розыскать каждый камешекъ этого ожерелья. Во всякомъ случа она живетъ въ своемъ собственномъ дом, и давала ясно понять мистеру Бёнфиту, что его частыя посщенія непріятны ей. Но когда мистеръ Бёнфитъ, не показывая ни малйшаго неудовольствія противъ наговоренныхъ ему непріятностей, пояснилъ ей, что обыскъ ограничится комнатами, занимаемыми собственно лэди Юстэсъ, тогда мистрисъ Карбункль разомъ перемнила свой взглядъ на это дло и объявила, что въ такомъ случа ему дозволяется исполнять свои обязанности.
Надо сказать, что въ эту минуту положеніе бдной Лиззи было по-истин очень жалко. Разсказывающему эти подробности было бы очень непріятно имть тайны отъ своихъ читателей. Брилліанты въ эту минуту были спрятаны въ шкатулк Лиззи. Все время за эти послднія три недли они лежали тамъ, если не будетъ врне сказать, что они лежали тяжелымъ камнемъ на ея сердц. Цлыя три недли ея умъ постоянно былъ занятъ мыслью — должна ли она вынуть оттуда брилліанты и что съ ними длать? Какъ ни была удивительна сила ея самообладанія, однако и для нея стала невыносима тяжесть такой муки. А тутъ, что ни день, становилось ей не легче, когда мало-по-малу она стала замчать, что подозрніе падало и на нее. Не поврить ли ей своей тайны лорду Джорджу или мистрисъ Карбункль, или Фрэнку Грейстоку? Она чувствовала, что все могла бы вынести, еслибъ только кто-нибудь согласился выносить съ нею. Но когда приходила минута сдлать эту довренность, у ней не хватало мужества. Съ лордомъ Джорджемъ она часто видлась, но онъ не выказывалъ ей сочувствія и даже довольно грубо обходился съ нею. Она знала, что и на него тоже падало подозрніе, и почти готова была думать, что онъ самъ замышлялъ сдлать кражу. Если это такъ, если воровство было его дломъ, то мудрено ли, что онъ не показываетъ сочувствія къ владлиц, которая, по всей вроятности, все держала въ своихъ рукахъ желанную добычу, ускользнувшую изъ его рукъ? Несмотря на то, Лиззи казалось, что будь онъ къ ней поласкове, какъ подобаетъ страстному, нжному, настоящему корсару, хотя бы всего-то на какіе-нибудь полчаса, она наврно все разсказала бы ему и передала ожерелье въ его руки. Бывали и такія минуты, когда она совсмъ-было ршалась поврить свою тайну мистрисъ Карбункль. Вдь она же ничего не украла — такъ она сама себя утшала. Вдь она только желала оградить и сохранить свою собственность. Даже ложь, произнесенная ею и со дня на день подтверждаемая, была нкоторымъ образомъ вынуждена обстоятельствами. Ей казалось, что мистрисъ Карбункль сочувствовала бы ей въ томъ, что удержало ее отъ произнесенія правды, когда въ первый разъ она сама въ тиши своей спальни сознала дло о покраж. Мистрисъ Карбункль была такая дама, которая много говорила лжи въ свою жизнь — Лиззи это очень хорошо знала — и конечно такую даму не напугаешь ложью, произнесенною при такихъ обстоятельствахъ. Но не въ характер Лиззи было довряться женщин. Мистрисъ Карбункль наврно разсказала бы обо всемъ лорду Джорджу,— и тогда все дло испортится. Ей приходила также мысль поврить все своему кузену, но это всегда случалось въ его отсутствіе. Въ его же присутствіи эта мысль становилась невыносимо-ужасною. Ужъ одно то, что она никакъ бы не осмлилась сознаться ему, что въ Карлейл подъ присягой сдлала ложное показаніе, способно было остановить ее. Итакъ, ей приходилось нести тяжелое бремя и съ каждымъ часомъ тяжесть его увеличивалась, а спина бднаго созданія была не довольно широка, чтобъ снести его. На яву она каждую минуту думала объ ожерель: когда засыпала, она видла его во сн. Она не могла удержаться, чтобъ двадцать разъ въ день не отворить шкатулки и не посмотрть на ожерелье, хотя сознавала всю опасность подобной нервной озабоченности. Еслибъ можно было совсмъ избавиться отъ этого ожерелья, такъ наврно она теперь сдлала бы это. Она бросила бы его на дно океана, еслибъ только могла одна очутиться на океан. Но она чувствовала, что куда бы теперь ни пошла, всюду за нею будутъ наблюдать. Объяви она завтра, что подетъ въ Ирландію, или пожалуй хоть въ Америку, тронься она съ мста, и непремнно какое-нибудь страшилище изъ полиціи пустится по ея слдамъ. Желзный сундучокъ былъ ужасною помхой для нея, но желзный сундучокъ былъ ничто въ сравненіи съ ожерельемъ, запертымъ въ ея шкатулк. Со дня въ день она замышляла планъ, какъ бы захватить съ собою эту вещь и выронить ее гд-нибудь въ потемкахъ, но она была уврена, что и въ это время кто-нибудь будетъ наблюдать за нею и увидитъ, что она выронила ее. Она неохотно доврялась своему старому другу Бенджамину, но въ эти дни у нея была любимая мечта, какъ бы предложить ему брилліанты за самую ничтожную цну. Еслибъ только онъ согласился помочь ей, то конечно можно бы вынуть ожерелье изъ сокровеннаго мста и передать ему въ руки. Мужчина всегда бы имлъ возможность помочь ей, еслибъ только нашелся мужчина, которому она могла довриться. Для осуществленія своей мечты она зашла такъ далеко, что сломала даже брошку — свою любимую брошку — чтобъ имть предлогъ захать къ ювелирамъ. Но даже и это она откладывала со дня на день. Судя по ходу дла, она полагала, что полиція не могла настаивать на счетъ открытія шкатулки, пока не будетъ улики противъ нея. Улики не было и ея шкатулка была до-сихъ-поръ неприкосновенна. Но тотъ же ходъ дла вразумилъ ее, что теперь и на нее пало подозрніе въ какой-то интриг относительно брилліантовъ — хотя она не совсмъ ясно понимала, въ чемъ именно ее подозрвали. Насколько она могла угадывать мысли своихъ непріятелей, ей казалось, что они даже не предполагали, чтобъ брилліанты были у нея въ рукахъ. По всему видимому, ея враги были уврены, что брилліанты переданы лорду Джорджу. Пока ея враги пустились по ложнымъ слдамъ, не лучше ли бы ей оставаться спокойною?
Но вся смтливость, сосредоточенная сила и научная опытность лондонской полиціи, вроятно, будутъ слишкомъ могущественны и въ конц концовъ одержатъ надъ нею верхъ. Она не надялась сохранить свою тайну и брилліанты до-тхъ-поръ, пока она сознаетъ себя побжденною. Притомъ она испытывала съ своей стороны смертельное желаніе выдать свою тайну — желаніе доходившее почти до болзни. Изъ ея души очень скоро вырвалась бы тайна, имй она кого-нибудь, съ кмъ могла бы подлиться своимъ знаніемъ. А между тмъ, какъ она раздумывала о всемъ, ей самой приходилось сознаваться, что въ цломъ мір у нея не было такого врнаго, такого преданнаго друга, который могъ бы оправдать подобное довріе. Она заболла отъ тоски, но что и того хуже, мистрисъ Карбункль знала, что она больна. Между ними было признано, что такое дло, какъ дло объ ожерель, до того ужасно, что хоть какую женщину уложило бы въ постель. Мистрисъ Карбункль на ту пору была такъ снисходительна, что допускала эту возможность. Но не могло ли и такъ случиться, что мистрисъ Карбункль заподозритъ, что ей не вполн извстна эта тайна? Мистрисъ Карбункль не разъ уже имла случай подпустить два, три словечка, весьма непріятныхъ для Лиззи.
Таково было положеніе Лиззи, когда явился мистеръ Бёнфитъ съ настойчивымъ требованіемъ произвесть обыскъ во всхъ ящикахъ Лиззи и когда мистрисъ Карбункль, оградивъ свою собственность, выразила мнніе, что мистеру Бёнфиту дозволяется исполнить свои обязанности.

Глава XLIX.
БЁНФИТЪ И ГЭДЖЕРЪ.

Лишь только эти слова сорвались съ языка мистрисъ Карбункль — эти злобныя слова, выражавшія ея согласіе на предложеніе мистера Бёнфита произвесть обыскъ для отысканія брилліантовъ между имуществомъ лэди Юстэсъ, находившемся въ ея дом — мужество совершенно покинуло Лиззи. А она дйствительно была очень мужественна, конечно, сила терпнія иногда совсмъ оставляла ее, конечно, сердце у нея часто замирало и она вся изнемогала, однако она неуклонно шла впередъ, и терпла, и молчала. Терпть и молчать въ ея положеніи, это уже означало великое мужество. Въ своемъ злополучіи она была совершенно одинока и не знала, какъ выбраться изъ этого бдственнаго положенія. Брилліанты тяжелымъ бременемъ лежали на ея душ, а между тмъ она все стояла на своемъ неуклонно. Теперь же, когда до ея слуха достигли слова мистрисъ Карбункль, она вдругъ почувствовала, что сила мужества ее покидаетъ. Потомъ какъ-будто въ горл что-то сдавило, такъ что она не могла заговорить и она почувствовала, какъ будто сердце разорвалось. Она протянула руки и не въ силахъ была опять подобрать ихъ. Она вполн сознавала, что своею слабостью сама себя обличаетъ, и успла еще услышать, какъ этотъ человкъ объяснялся, что обыскъ будетъ простою формальностью, только для того, чтобъ удовлетворить публику, что тутъ не произошло ошибки — она это слышала, и за тмъ упала въ обморокъ. До-сихъ-поръ Барингтонъ Ирль давалъ точныя свднія лэди Гленкор. Лиззи прижала руки къ сердцу, открыла ротъ, чтобы перевесть дыханіе, и за тмъ упала въ обморокъ на диванъ. Пожалуй и то, что ей ничего лучшаго не оставалось длать. Если обморокъ былъ притворный, то принятая мра выказывала большое искусство. Но обморокъ былъ не притворный. Сперва мистрисъ Карбункль, а за нею мистеръ Бёнфитъ бросились къ ней на помощь. Съ перваго взгляда никому въ голову не приходило, что обморокъ не настоящій.
— Вся эта исторія слишкомъ тяжела для нея, сказала мистрисъ Карбункль сурово и въ тоже время позвонила, призывая слугъ на помощь.
— Безъ всякаго сомннія, сударыня, безъ всякаго сомннія. Намъ часто случается видть такого рода вещи. Немножко свжаго воздуха, сударыня, да и еще попрошу водицы, настолько, сколько надо чтобъ окрестить ребенка. Это всегда бываетъ лучшее средства.
— Еслибъ только вы сдлали одолженіе и держались въ сторон, сказала мистрисъ Карбункль, укладывала Лиззи на диванъ.
— Съ моимъ удовольствіемъ, сударыня, отвчалъ Бёнфитъ, отстороняясь къ стн, но не выказывая ни малйшаго расположенія покинуть комнату.
— Вамъ бы лучше уйти, продолжала мистрисъ Карбункль громко и очень сурово.
— Ужъ позвольте лучше остаться и посмотрть, какъ она очнется. Поврьте, сударыня, я не сдлаю ей ни малйшаго вреда. Вдь бываетъ иной разъ, что он падаютъ въ обморокъ отъ одного взгляда на этакихъ людей какъ мы, но мы должны все выносить. Немножко побольше воздуха, сударыня, да еще плеснуть на нее водицы хоть нсколько капель. Вдь капля для нихъ чувствительне, чмъ цлымъ ведромъ окатить, и тогда он тотчасъ приходятъ въ себя, какъ будто ни чемъ не бывало.
Бёнфитовъ совтъ, основанный на многолтней опытности, оправдался на дл, и Лиззи мало по малу приходила въ себя и открыла глаза. Въ туже минуту она поднесла руку къ груди, чтобъ ощупать, тутъ ли ея ключъ. Она нашла его неприкосновеннымъ. Но прежде чмъ ея пальцы ощупали ключъ, въ ея голов блеснула мысль, что это движеніе повредило ей. Для мистрисъ Карбункль оно было потеряно, но не для мистера Бёнфита. Въ первую минуту ему не пришло въ голову, что брилліанты находятся въ ея шкатулк, но онъ былъ почти увренъ, что тутъ что-нибудь да есть — вроятно, у нея спрятанъ какой-нибудь документъ, который, если откроется, послужитъ указаніемъ настоящихъ слдовъ, гд отыскивать брилліанты. А все же онъ не могъ силою произвесть обыскъ.
— Вы скоро изволите оправиться, ваше сіятельство, сказалъ онъ съ любезностью.
Лиззи старалась улыбнуться, выражая согласіе на его предположеніе.
— Какъ я уже докладывалъ старой лэди…
— Кому это, сэръ, вы докладывали? запротестовала мистрисъ Карбункль съ яростью, приподнимаясь: — какой старой лэди?
— Какъ я осмливался уже объяснять, подобные припадки часто случаются въ нашихъ длахъ. Воры, сударыня — то-есть настоящіе воры — ничуть не безпокоятся при васъ и женщины въ этомъ случа еще крпче чмъ мущины, ну, а когда приходится намъ имть дло съ знатными дамами, тогда он часто падаютъ въ обморокъ, какъ и теперь случилось. Бывало и такъ, что он при одномъ взгляд падали въ обморокъ.
— Какъ вы думаете, сэръ, не лучше ли вамъ теперь оставить насъ? спросила мистрисъ Карбункль.
— Разумется лучше, поддержала Лиззи: — я теперь неспособна ни на какія дла.
— Мы ни на минуточку не станемъ васъ тревожить, ваше сіятельство, сказалъ Бёнфитъ:— еслибы только вамъ угодно было выдать намъ ваши ключи. Ваша прислуга будетъ сопровождать насъ и мы пальцемъ ни до чего не коснемся.
Но Лиззи, несмотря на крайнюю слабость, всегда сопровождающую истинный обморокъ, ни за что не хотла выдавать ключи. Въ ея голов промелькнулъ уже предлогъ для этого. Но въ первую минуту она не ршалась.
— Я не смю этого требовать, лэди Юстэсъ, сказалъ мистеръ Бёнфитъ: — но если вы позволите мн сдлать замчаніе, то я думаю, что это послужитъ на пользу вашего сіятельства.
— Я не могу ни на что ршится, не посовтовавшись съ моимъ двоюроднымъ братомъ мистеромъ Грейстокомъ, сказала Лиззи, крпко ухватившись за эту мысль.
Сыщикъ убждалъ ее всевозможными резонами, чтобъ она выдала ему ключи, увряя, что это не сдлаетъ ей ни малйшаго вреда и что ея отказъ возбудитъ безконечный рядъ подозрній. Но Лиззи придумала себ оправданіе и крпко уперлась на-своемъ. Она всегда совтовалась съ братомъ и всегда дйствовала только по его наставленію. Она ничего не будетъ длать, пока онъ самъ не скажетъ ей. Если мистеръ Бёнфитъ повидается съ мистеромъ Грейстокомъ и если мистеръ Грейстокъ самъ придетъ посовтовать ей покориться, то она покорится. Несмотря на болзненную слабость, упорство ея было непреклонно и мистеръ Бёнфитъ принужденъ былъ уйти изъ дома, даже не прикоснувшись пальцемъ къ ключу, хотя и чувствовалъ, что лэди Юстэсъ непремнно скрываетъ его при собственной особ.
На возвратномъ пути въ свою квартиру въ полицейскомъ управленіи Бёнфитъ чувствовалъ себя удовлетвореннымъ своимъ утреннимъ трудомъ. Онъ не ожидалъ, чтобъ нашлось что-нибудь у лэди Юстэсъ, а когда она упала въ обморокъ, онъ потерялъ надежду, чтобъ его допустили произвесть обыскъ. Но теперь онъ былъ увренъ, что во всякомъ случа ея сіятельство скрываетъ какое-то преступное сознаніе. Бёнфитъ принадлежалъ къ числу тхъ, которые съ самаго начала были уврены, что желзный сундучокъ былъ пустъ въ то время, какъ его унесли изъ гостинницы. ‘Камни такіе цнные непремнно окажутся такъ или иначе’, таковъ былъ твердый выводъ Бёнфита. Быть можетъ, и невроятно было, чтобъ полиція уже нашла эти брилліанты, но когда они попадаются въ руки обыкновеннымъ ворамъ, то не могутъ переходить изъ рукъ въ руки, не оставляя по себ слда. По его мннію, сундучокъ былъ открытъ и дверь вырзана съ согласія и съ содйствіемъ лорда Джорджа де-Брюса Карутерса и съ помощью какого-нибудь очень искуснаго вора. Ничего нельзя было добиться отъ высокаго лакея и онъ былъ выпущенъ на свободу, хотя извстно было, что онъ находится въ сношеніяхъ съ дурными товарищами. Высокій лакей сталъ теперь кричать, требуя вознагражденія за нанесенное ему оскорбленіе. Многіе полагали, что высокій лакей замшанъ въ этомъ дл, то-есть многіе изъ опытныхъ дятелей полицейской силы. Бёнфитъ думалъ иначе: Бёнфитъ былъ увренъ, что брилліанты находились теперь въ рукахъ или лорда Джорджа, или Гартера и Бенджамина, что они были переданы лорду Джорджу для того, чтобы снасти ихъ отъ господъ Кэмпердауновъ и судебнаго преслдованія, и что лордъ Джорджъ и лэди Юстэсъ бюли въ любовныхъ отношеніяхъ. Поведеніе этой лэди при послднемъ ихъ свиданіи, ея обморокъ и что она прежде всего хватилась ключа — все это утверждало Бёнфита въ его мнніи. Но къ несчастью Бёнфита, онъ почти одинъ держался этого мннія. Въ полиціи было нсколько человкъ — сыщики, пользовавшіеся громкою славою — которые признавали, что въ этомъ дл непремнно участвовали двое изъ опытнйшихъ и хорошо извстныхъ воровъ. Что нкто мистеръ Смайлеръ, къ которому вся лондонская полиція питала чувство близкое къ благоговнію, и самый малорослый изъ взрослыхъ воровъ, Билли Канъ — самый малорослый, но въ тоже время самый ловкій — оба были какъ-нибудь тутъ замшаны, въ этомъ не сомнвались нкоторые люди, всегда готовые подозрвать, пока подозрніе не сдлается достоврностью. Путешественникъ, оставившій шотландскій поздъ въ Думфрис, былъ очень маленькаго роста, и это былъ также извстный фактъ, что мистеръ Смайлеръ выхалъ изъ Лондона съ поздомъ отъ станціи на Юстонскомъ сквэр наканун того дня, когда Лиззи съ своимъ обществомъ пріхала въ Карлейль. Если это такъ, если мистеръ Смайлеръ и Билли Канъ оба дйствовали въ гостинниц, то едвали можно допустить предположеніе, что воровство было замышлено лордомъ Джорджемъ, такъ разсуждали противники теоріи Бёнфита. Согласно съ его теоріею, единственная вещь, въ которой нуждались злоумышленники, состояла въ томъ, какъ бы передать брилліанты отъ лэди Юстэсъ лорду Джорджу такимъ способомъ, чтобъ избжать подозрнія на счетъ передачи. Это можно было сдлать безъ особенныхъ хлопотъ: оставить сундучокъ пустымъ и ключъ въ немъ. Дверь въ спальню была вырзана искусными людьми въ своемъ ремесл и сундучокъ былъ взломанъ посредствомъ инструментовъ, которыми могли запастись только искусные воры по ремеслу. Какая же вроятность въ томъ, чтобъ лордъ Джорджъ ршился компрометировать себя связью съ такими господами и подвергать себя убыточной плат за ихъ услуги, когда онъ могъ, — согласно теоріи Бёнфита, добыть брилліанты безъ всякихъ хлопотъ, опасностей и убытковъ? Молодой сыщикъ, чрезвычайно ловкій — почти чрезчуръ ловкій и конечно ужъ слишкомъ проворный — по имени Бэджеръ, провозгласилъ, что теорія Бёнфита ‘построена на-фуфу’. Согласно съ толкованіемъ Бэджера, Смайлеръ былъ въ эту минусу человкъ съ глубоко сокрушеннымъ сердцемъ, поставленный между бшенымъ негодованіемъ и убійственнымъ разочарованіемъ, потому что его провели самымъ коварнымъ образомъ въ этомъ дл. Мистеръ Бэджеръ былъ вполн убжденъ, какъ и Бёнфитъ, что брилліантовъ не было въ сундучк. Не одинъ, а многіе испытывали горькое, бшеное, сердце раздирающее разочарованіе по поводу этихъ брилліантовъ. Что при этомъ произошло двойное воровство, Гэджеръ тоже былъ совершенно увренъ — или скоре, что въ этомъ воровств участвовали два разряда воровъ, при чемъ одни надули другихъ. Врно и то, что въ этомъ дл Смайлеръ и бдный крошка Билли Канъ остались обманутыми. До-сихъ-поръ мысли Гэджера слдовали по пути увренности. Но въ такомъ случа какъ же ихъ надули и кто ихъ надулъ? И кто еще прибгалъ къ ихъ услугамъ? Подобная кража врядъ ли была умышлена и исполнена иначе, какъ по порученію. Даже Смайлеръ не сталъ бы отягощать себя такими брилліантами, еслибъ не зналъ, куда съ ними дваться и что за нихъ получитъ. Что эти брилліанты предназначались окончательно попасть въ руки Гартера и Бенджамина, въ этомъ тоже Гэджеръ былъ почти увренъ. Гэджеръ готовъ былъ также думать, что господа Гартеръ и Бенджаминъ, или скоре одинъ Бенджаминъ — потому что Гартеръ былъ уже слишкомъ старъ для дла, требовавшаго такого сильнаго умственнаго напряженія — что Бенджаминъ, не довряя честности исполнителя своей воли, пустилъ въ ходъ великолпную штуку коварства въ отношеніи его. Гэджеръ не совсмъ еще докончилъ свою теорію, но онъ твердо стоялъ на одномъ пункт, что воры въ Карлейл были настоящіе воры, воображавшіе, что они крадутъ брилліанты и понявшіе свою ошибку только тогда, какъ сундучокъ были взломанъ подъ мостомъ.
— Въ такомъ случа у кого же они въ рукахъ? спросилъ Бёнфитъ съ шепотомъ презрнья у своего младшаго собрата.
— Ну да, у кого они въ рукахъ? вдь это легко сказать! Ну положимъ, что у него.
Подъ словомъ ‘у него’ Гэджеръ подразумвалъ лорда Джорджа де-Брюса Карутерса.
— Вдь ихъ и слдъ простылъ — давнымъ-давно, вы сами это знаете, Бёнфитъ.
Это случилось до предполагаемаго обыска въ сундукахъ Лиззи, но Бёнфитъ оставался непоколебимъ въ своихъ умозрніяхъ. Посредствомъ своей теоріи Бёнфитъ могъ обозрть все вокругъ себя, вся суть и вс причины, какъ и дйствія участниковъ въ этомъ дл, объяснялись его теоріею, тогда какъ теорія Гэджери указывала только на то, чего не было сдлано, не предлагая объясненія приведеннаго въ исполненіе умысла. Тутъ Бёнфитъ сдлалъ шагъ впередъ въ своей теоріи, не пренебрегая заимствовать нчто и отъ Бэджера. Можетъ быть, что и лордъ Джорджъ нанялъ этихъ людей и впослдствіи нашелъ, что гораздо будетъ практичне взять брилліанты безъ ихъ содйствія. Въ одномъ важномъ пункт сходились мннія всхъ участниковъ по этому слдствію — что брилліантовъ не было въ сундучк, когда его утащили изъ спальни въ карлейльской гостинниц. Главный же пунктъ разногласія заключался въ томъ, что Бэджеръ былъ увренъ, будто совершившееся воровство было неподдльное, а настоящее, тогда какъ Бёнфитъ держался того мннія, что сундочокъ былъ сперва открытъ и потомъ вынесенъ изъ гостинницы, для того чтобъ сбить съ толку полицію.
Дло становилось очень важно. Дв, три изъ руководящихъ газетъ сначала бросали намеки, а затмъ открыто стали нападать на несостоятельность и медленность полиціи. Таковыя сужденія, какъ всмъ извстно, очень обыкновенны и изъ десяти случаевъ девять всегда несправедливы. Печатающіе подобныя порицанія, по всей вроятности, мало знакомы съ обстоятельствами дла и, указывая на недостатки то тутъ, то тамъ, не упоминаютъ даже о многочисленныхъ успхахъ, которые такъ обыкновенны, что входятъ, такъ сказать, въ привычку. Тоже самое происходитъ по поводу и всхъ общественныхъ вопросовъ объ арміи, о флот, о бдныхъ, о почт. День за день и почти ежедневно слышатся порицанія, несправедливость которыхъ очень чувствительна, но главный результатъ всякой подобной несправедливости есть усиленная дятельность. Экипажъ долженъ двигаться скоре, потому что въ рук кучера бичъ, хотя лошади, которыхъ подгоняютъ, никакъ не заслуживаютъ удара. Въ этомъ дл юстэсовскихъ брилліантовъ полиція обнаружила удивительную дятельность, но ея дятельность не имла успха — значитъ, она виновата. Прошло уже три недли, какъ воровство совершилось, исчезло имущество, оцненное въ десять тысячъ фунтовъ, а между-тмъ полиція не составила даже точнаго мннія по этому предмету. Случись подобное дло въ Нью-Йорк или Париж, давно каждый камень былъ бы выслженъ. Таковы были утвержденія въ обществ и полицію подстрекали къ усиленной дятельности. Бёнфитъ готовъ былъ отдать свою правую руку, Гэджеръ не пожаллъ бы жизни, чтобъ только вывдать эту тайну. Даже майоръ Макинтошъ обнаруживалъ признаки безпокойства.
Искъ, предъявленный Кэмпердауномъ, и предписаніе суда относительно возвращенія брилліантовъ, конечно, разнеслись повсюду и много придали интереса и многосложности этому длу. Всми было признано, что ршимость Кэмпердауна добыть брилліанты была очень энергична и что ршимость лэди Юстэсъ сохранить брилліанты тоже была не мене энергична. Удивительныя исторіи ходили въ обществ о мужеств, энергіи и отважности Лиззи. Врядъ ли оставался хоть одинъ изъ извстныхъ адвокатовъ, который не поднималъ бы этого вопроса и не выражалъ бы своего мннія на счетъ правъ Лиззи на ожерелье. Прокуроръ и генералъ-прокуроръ были противъ нея, утверждая, что брилліанты не могли перейти къ ней по духовному завщанію и не могли быть ей подарены. Но они были члены либеральнаго правительства и потому конечно противолиззисты. Господа же равные имъ въ званіи, занимавшіе также важныя мста, были совершенно другого мннія. Лэди Юстэсъ могла имть право на брилліанты, какъ на исключительное имущество, собственно принадлежащее ея званію, — въ этомъ притязаніи подарокъ мужа безъ сомннія подкрпляетъ ея права. И этимъ господамъ — которые были лиззисты и разумется консерваторы въ политик — совсмъ не казалось яснымъ почему бы брилліанты не могли достаться ей по завщанію. Если будетъ доказано, что брилліанты въ послднее время сохранялись въ Шотландіи, то по мннію бывшаго генералъ-прокурора они могли достаться ей по завщанію. Вс эти пренія теперь, когда брилліанты были украдены, происходили гласно и сильно увеличивали тревогу полиціи. Лиззисты и противолиззисты расположены были думать, что Лиззи очень умна.
Фрэнкъ Грейстокъ за это время принималъ сторону Лиззи съ полною увренностью въ ея правот. Онъ не питалъ ни малйшаго сомннія, чтобъ она могла обманывать его въ отношеніи брилліантовъ. Что воровство было настоящимъ воровствомъ и что Лиззи лишилась своего сокровища, для него это не подлежало никакому сомннію. Онъ мало-по-малу убдилъ себя, что Кэмпердаунъ былъ не правъ въ своемъ притязаніи, и вмст съ тмъ твердо держался мннія, что лордъ Фонъ обезславилъ себя поведеніемъ своимъ въ отношеніи лэди Юстэсъ. Когда онъ услыхалъ, какъ и слдовало услыхать, что какое-то подозрніе падаетъ на его кузину, и когда онъ узналъ, какъ къ несчастью пришлось неизбжно ему узнать, что лордъ Фонъ поддерживаетъ это подозрніе, тогда онъ вышелъ изъ себя и наговорилъ много оскорбительнаго о лорд Фон. Ему казалось крайнею жестокостью допускать, чтобъ подозрніе падало на его кузину потому только, что она была обокрадена. Онъ принадлежалъ къ числу самыхъ суровыхъ обвинителей полиціи и тмъ съ большею жестокостью нападалъ на нее, что слышалъ объ увреніяхъ полицейскихъ, что ожерелье не заподлинно украдено. Онъ самъ много хлопоталъ по этому длу и даже разспрашивалъ Джона Юстэса о его намреніяхъ.
— Любезный другъ, отвчалъ Юстэсъ:— еслибъ эти брилліанты били и вамъ такъ же ненавистны, какъ мн, то наврное вы никогда бы не упоминали о нихъ.
Мистеръ Грейстокъ на это возразилъ, что такое выраженіе ненависти къ этому предмету, быть можетъ, очень идетъ Юстэсу, по что онъ считаетъ себя обязаннымъ защитить свою кузину.
— Вы не можете ее защищать противъ меня, сказалъ Юстэсъ:— потому что я-то не нападаю на нее. Никогда я и одного слова не сказалъ противъ нее. Когда она пригласила меня, я тотчасъ же похалъ въ Портрэ. Что касается лично меня, такъ она совершенно вольна носить ожерелье, если опять добудетъ его. Я никакъ не хочу вмшиваться въ это дло.
Посл этого Фрэнкъ отправился къ Кэмпердауну, но не могъ добиться отъ него никакого удовлетворенія. Кэмпердаунъ твердилъ только одно, что онъ обязанъ такъ поступать, чтобъ исполнить свой долгъ. По поводу воровства онъ отказался выразить свое мнніе. Это дло полиціи. Въ случа если брилліанты будутъ отысканы, онъ конечно потребуетъ ихъ, какъ часть фамильнаго имущества. По его мннію, будутъ ли брилліанты отысканы, или нтъ, лэди Юстэсъ все-же станетъ отвчать своимъ имуществомъ за ихъ стоимость. Наперекоръ, во-первыхъ убжденіямъ, а во-вторыхъ требованіямъ фамиліи ея покойнаго мужа, она настойчиво стояла на-своемъ и всюду таскала съ собою громадной цны собственность, не ей принадлежавшую. Кэмпердаунъ полагалъ, что она непремнно поплатится своимъ вдовьимъ достояніемъ за потерю брилліантовъ. Фрэнкъ второпяхъ объявилъ, что брилліанты по его мннію принадлежатъ его кузин, въ отвтъ на что Кэмпердаунъ замтилъ, что ршеніе этого вопроса зависитъ отъ вице-канцлера. Фрэнкъ Грейстокъ понялъ, что съ Кэмпердауномъ ничего не подлаешь и чувствовалъ, что вся сила его мести должна пасть на лорда Фона.
Бёнфитъ, по возвращеніи изъ дома мистрисъ Карбункль въ полицейское управленіе, имлъ свиданіе съ майоромъ Макинтошемъ.
— Ну, Бёнфитъ, видли ли вы лэди?
— Точно такъ, сэръ, я видлъ ее.
— И что же изъ этого вышло?
— Она упала въ обморокъ — какъ это всегда съ ними бываетъ.
— Полагаю, обыскъ не былъ произведенъ?
— Никакъ нтъ, сэръ — обыска не было. Она не соглашалась на это, пока не получитъ позволенія отъ своего двоюроднаго братца.
— Я и не думалъ, чтобъ она согласилась.
— И я не думалъ. Но вотъ я вамъ что доложу, майоръ, она все знаетъ.
— Вы думаете?
— Наврно знаетъ, сэръ. Кром того, она непремнно гд-нибудь въ дом держитъ подъ замкомъ нчто, что вполн могло бы разъяснить всю эту важную тайну, еслибъ только мы могли добиться отъ нея этого. Господинъ майоръ…
— Ну что же дальше, Бёнфитъ?
— Я никакъ не буду спорить, что она пожалуй сама держитъ эти брилліанты подъ замкомъ или, можетъ быть, носитъ ихъ при себ.
— Я и самъ не увренъ, чтобъ она не сдлала этого.
— Воровство въ Карлейл не было воровствомъ, продолжалъ Бёнфитъ: — по самымъ ловкимъ мошенничествомъ, какое мн приходилось встрчать. По моему мннію, это мошенническая сдлка между ея сіятельствомъ и его сіятельствомъ, и кто-нибудь изъ нихъ, или онъ, или она, хранитъ брилліанты при себ до-тхъ-поръ, пока настанетъ удобная минута, когда можно продать ихъ съ полной безопасностью.

Глава L.
ВЪ ГЕРТФОРДСКОЙ УЛИЦ.

За все это время Лучинда Ронокъ считалась невстою сэр-Грифина Тьюита и женихъ бывалъ въ Гертфордской улиц. Мистрисъ Карбункль хлопотала по прежнему, чтобъ свадьба состоялась именно въ назначенный день, и хотя ссоры постоянно повторялись, однако ничего особеннаго не происходило, что могло бы заставить ее отчаяваться. Сэр-Грифинъ произносилъ какую-нибудь оскорбительную рчь, Лучинда говорила, что не желаетъ боле видть его когда-либо, и тогда баронетъ, обыкновенно подъ руководствомъ лорда Джорджа, оправдывался подъ какимъ-нибудь трусливымъ предлогомъ. Мистрисъ Карбункль — по правд сказать, не красна была ея жизнь за это время — держала себя при подобныхъ случаяхъ съ удивительнымъ терпніемъ, а иногда съ удивительнымъ мужествомъ. Лиззи, которая при настоящихъ обстоятельствахъ не могла выносить мысли потерять помощь и послднихъ друзей, была кротка, любезна и даже привтлива къ медвдю. Самъ медвдь, казалось, желалъ этой свадьбы, хотя часто длалъ такія оскорбленія, при которыхъ невроятною становилась возможность свадьбы. Но извстно, что для сэр-Грифина добыча, ускользавшая изъ рукъ, всегда становилась желанною. Онъ разсказывалъ о своей страстной любви мистрисъ Карбункль и Лиззи — а какъ только дла его улаживались съ Лучиндой, онъ немедленно оскорблялъ ихъ и показывалъ пренебреженіе Лучинд. Однако самой Лучинд онъ рдко осмливался говорить такія слова, которыми онъ ежедневно угощалъ другихъ дамъ. Какую идею онъ могъ имть о своей будущей семейной жизни, разв можетъ понять читатель, и можетъ довольно ясно выразить это писатель? Онъ зналъ, что Лучинда презираетъ и ненавидитъ его. Въ глубин сердца онъ боялся ее. Онъ не имлъ понятія о другомъ удовольствіи отъ ея общества, кром удовлетвореннаго чувства тщеславія, что вотъ онъ женится на красавиц. Покажи она малйшую нжность къ нему, малйшую боязнь, что она можетъ лишиться его, малйшее чувство, что она въ немъ получаетъ цнный призъ, такъ онъ безъ малйшаго угрызенія совсти бросилъ бы ее и насмялся бы надъ нею. Но она пренебрегала имъ и отказывала ему, и онъ трусилъ и добивался.
— Да,— вы ненавидите меня и охотно бы отвязались отъ меня, но вы дали мн слово быть моею женою и никакъ уже не можете увернуться отъ меня.
Сэр-Грифинъ, собственно говоря, не произносилъ такихъ словъ, но проводилъ ихъ въ дйствіяхъ своихъ. Лучинда выносила его присутствіе — сидя подальше отъ него, молчаливая, высокомрная, но всегда прекрасная. Вс говорили, что она съ каждымъ днемъ хорошетъ, и она дйствительно хорошла, не смотря на свою тоску. Бываютъ такія лица, которыя выдерживаютъ всякое душевное состояніе, не увядая и не дурня. Она не проливала слезъ, не худла и не блднла. Пріятной двственной нжности, робкой женственной слабости, смющихся глазъ или надувшихся губъ отъ нее нечего было ожидать. Сэр-Грифинъ въ первые дни знакомства съ нею находилъ, что ея красота подходила къ ея характеру — а теперь она становилась еще прекрасне. Онъ вроятно воображалъ, что любитъ ее, и во всякомъ случа ршился жениться на ней.
Нсколько уже разъ онъ выражалъ свое негодованіе по поводу пропавшихъ брилліантовъ. Онъ говорилъ мистрисъ Карбункль, что ея жилица, лэди Юстэсъ, находится въ подозрніи у полиціи и что хорошо было бы лэди Юстэсъ убираться вонъ или выпроводить бы ее изъ дома. Но мистрисъ Карбункль не имла желанія выпроваживать лэди Юстэсъ изъ своего дома, да и лордъ Джорджъ де-Брюсъ Карутерсъ совсмъ не желалъ того. По внушенію мистрисъ Карбункль, лордъ Джорджъ нсколько разъ подрзывалъ сэр-Грифина, и когда онъ опять принимался за свое, его подрзывали еще съ большею грубостью. Сэръ-Грифинъ пожаловалъ въ Гертфортскую улицу въ тотъ день когда тамъ былъ Бёнфитъ, нсколько часовъ посл его ухода, когда Лиззи еще лежала на постел наверху, совершенно подавленная сознаніемъ страшной опасности, грозившей ей. Ему сказали о посщеніи Бёнфита, и онъ опять выразилъ мнніе, что продолжительное пребываніе лэди Юстэсъ подъ кровомъ этого дома есть истинное несчастье.
— Неужели вы хотли бы выгнать ее потому только, что у нея украли ожерелье? спросила мистрисъ Карбункль.
— Въ свт разсказываютъ про то престранныя исторіи, сказалъ сэръ-Грифинъ.
— Да, это врно, сэръ-Грифинъ, продолжала мистрисъ Карбункль:— въ свт разсказываются такія нелпости, что я едва могу понять, какъ это позволяется разсказывать такія нелпости. Я слышала, что полиція подозрваетъ лорда Джорджа въ краж брилліантовъ.
— Ну это нелпо.
— Разумется, сэр-Грифинъ, нелпо. Такъ же нелпо и другое. Неужели же вы подозрваете, что лэди Юстэсъ сама украла у себя брилліанты?
— Я не вижу пользы держать ее у себя. При моемъ настоящемъ положеніи, я имю право воспротивиться этому.
— Въ какомъ это вы положеніи, сэр-Грифинъ? спросила Лучинда.
— Ну да, само собою разумется. Если вы будете моею женою, то долженъ же я подумать немножко, съ какими людьми вы живете.
— Вы были радехоньки жить у лэди Юстэсъ въ Портрэ, замтила Лучинда.
— Я здилъ туда только за тмъ, чтобы слдовать за вами, сказалъ сэр-Грифинъ любезно.
— А я желала отъ всего сердца, чтобы вы убирались подальше, сказала Лучинда.
Въ эту минуту показался лордъ Джорджъ и мисъ Ронокъ продолжала говорить въ томъ же тон съ намреніемъ показать лорду Джорджу, каково ведетъ себя медвдь.
— Сэр-Грифинъ говоритъ, что тетушка должна выгнать лэди Юстэсъ вонъ изъ своего дома.
— Ну не совсмъ такъ, сказалъ сэр-Грифинъ, длая попытку засмяться.
— Совершенно такъ, возразила Лучинда:— не думаю, чтобъ онъ подозрвалъ бдную лэди Юстэсъ, но онъ думаетъ, что другъ моей тетушки долженъ быть выше подозрнія, какъ жена Цезаря.
— Вотъ что, Тьюитъ, сказалъ лордъ Джорджъ: — еслибъ вы больше заботились о своихъ собственныхъ длахъ, такъ это было бы гораздо лучше для всхъ насъ. Я удивляюсь, что мистрисъ Карбункль не вытолкала васъ изъ своего дома за подобное предложеніе. Будь это мой домъ, я такъ бы и сдлалъ.
— Полагаю, что я могу сказать мистрисъ Карбункль, что мн нравится. Мисъ Ронокъ будетъ не вашею женой.
— А по моему мннію мисъ Ронокъ еще ничья жена, по-крайней-мр до настоящей минуты ничья, сказала Лучинда.
Посл этихъ словъ сэр-Грифинъ ушелъ, пробормотавъ что-то себ подъ носъ, можетъ быть послднее прощанье съ нею.
Вслдъ за этимъ вошла Лиззи медленными, беззвучными шагами, точно призракъ съ блднымъ лицомъ, распущенными волосами и такимъ утомленнымъ, болзненнымъ видомъ, который теперь сдлался ей почти привыченъ. Она привтствовала лорда Джорджа слабою улыбкой и прижалась къ уголку дивана. Она спросила, слышалъ ли онъ исторію о предполагаемомъ обыск, и затмъ попросила своего друга мистрисъ Карбункль описать всю сцену.
— Если это не прекратится, то вс эти тревоги замучатъ меня до смерти, сказала Лиззи.
— Они и со мною обошлись не лучше того, замтилъ лордъ Джорджъ.
— Но подумайте только, лордъ Джорджъ, какова ваша сила и какая моя слабость.
— По чести, я не совсмъ съ этимъ согласенъ! воскликнулъ онъ:— въ этомъ дл ваша слабость гораздо крпче моей силы. Никогда въ жизни я не выносилъ такихъ оскорбленій! Тогда это была забавная штука, когда, узжая но желзной дороги изъ Карлейля, мы толковали о подозрніяхъ какого-то господчика изъ провинціальной полиціи, но теперь это уже не шутка. Ко мн тоже являлись люди и почти требовали, чтобъ я допустилъ ихъ произвесть обыскъ въ своихъ вещахъ.
— А отъ меня они совсмъ-таки требовали этого, сказала Лиззи жалобно.
— Вы — другое дло. Тутъ есть по-крайней-мр какое-нибудь основаніе. Эти проклятые брилліанты вамъ принадлежатъ, или по-крайней-мр они принадлежали вамъ. Вы, какъ извстно, послдняя особа, которая видла ихъ. Даже еслибъ они и теперь были у васъ, такъ вы скрываете только то, что называете своею собственностью.
Лиззи смотрла на него во вс глаза и слушала во вс уши.
— Но я то тутъ при чемъ?
— Да, тяжелая обида пала на васъ, сказала мистрисъ Карбункль.
— Другое дло, еслибъ я укралъ ихъ.
— Понятно, какъ это нелпо, сказала Лучинда.
— Когда тотъ упрямый, провинціальный болванъ принялъ меня за ночного вора, это не много тревожило меня. Не думаю, чтобы я когда-нибудь безпокоился о томъ, что люди обо мн думаютъ. Но по всему видно, что теперешніе молодцы подсылаются сюда главою столичной полиціи и всему міру извстно, что они посланы. Оттого только, что я былъ настолько внимателенъ къ вамъ женщинамъ, что позаботился о васъ при перезд въ Лондонъ, и оттого еще, что одна изъ васъ по непростительной безпечности потеряла свои брилліанты, я — я сдлался предметомъ толковъ во всемъ Лондон, какъ человкъ укравшій ихъ!
Все это было высказано безъ особенной вжливости къ присутствующимъ дамамъ. Лордъ Джорджъ не придерживался уже условій, принятыхъ въ обществ, и рыцарской вжливости, которая въ повседневной жизни сдлалась крайнею необходимостью. Онъ уклонился отъ условныхъ обычаевъ и перешелъ къ грубой правдивой рчи, подавленный бременемъ тяжелой обиды, которой онъ подвергался. И женщины поняли это и оцнили по достоинству, и имъ нравилась эта грубость боле чмъ что другое. А Лиззи казалось даже очень натуральнымъ, что корсаръ, обставленный такими обстоятельствами, можетъ быть такъ невжливъ, какъ это ему угодно. Что касается мистрисъ Карбункль, такъ она давнымъ-давно свыклась съ нравомъ своего друга.
— Въ сущности они не должны такъ думать, сказала она.
— А есть люди, которые именно такъ думаютъ. Мн говорили, что вашъ закадычный другъ лордъ Фонъ, продолжалъ онъ, обращаясь къ Лиззи:— выразилъ ршительное мнніе, что ожерелье всегда находится у меня въ карман. Надюсь, что мн удастся когда-нибудь свернуть ему шею.
— Я очень желаю, чтобъ вы это сдлали.
— Не упущу случая, только бы подвернулась удобная минута. До настоящихъ происшествій я самъ сомнвался, могло ли какое-нибудь дло такъ оскорбить меня и вывести изъ терпнія. Не думаю, чтобы нашелся еще человкъ въ мір, который меньше бы меня заботился объ общественномъ мнніи. Я равнодушенъ какъ носорогъ ко всмъ обыкновеннымъ сплетнямъ. Но клянусь Георгомъ, когда дло доходитъ до кражи брилліантовъ, оцненныхъ въ десять тысячъ фунтовъ, и деликатной внимательности всей столичной полиціи, тогда поневол начинаешь чувствовать, что есть у тебя мсто уязвимое. Встаю ли рано утромъ, я почти предчувствую, что не пройдетъ дня, какъ меня запрутъ куда-нибудь въ тюрьму, и въ глазахъ всякаго встрчнаго я могу видть, что меня принимаютъ за атамана ночныхъ воровъ.
— И все это по моей милости, сказала Лиззи.
— Какъ бы я желала, чтобъ эти брилліанты были брошены въ море, замтила мистрисъ Карбункль.
— А что вы сами-то думаете о нихъ? спросила Лучинда.
— Самъ не знаю, что и думать. Я въ страшномъ недоумніи. Лэди Юстэсъ, знаете ли вы этого Бенджамина?
Лиззи вздрогнула, но отвчала, что знаетъ, — что до своего замужства имла даже дла съ нимъ и разъ была должна ему двсти или триста фунтовъ. При ясномъ упоминаніи объ этомъ человк она сочла за лучшее сдлать это признаніе.
— Ну и онъ мн тоже разсказывалъ. Но и я вамъ скажу, что во всемъ Лондон не найдется подобнаго мошенника, какъ этотъ Бенджаминъ.
— Я не знала этого, сказала Лиззи.
— Но я зналъ и съ этимъ бездльникомъ имлъ денежныя дла за послднія шесть или семь лтъ. Онъ ссужалъ меня подъ векселя наличными деньгами и теперь иметъ векселя за подписью моего имени — и сэр-Грифина тоже. Я готовъ думать, что брилліанты попали ему въ лапы.
— Неужели вы такъ думаете? воскликнула мистрисъ Карбункль.
— Мистеръ Бенджаминъ! прошептала Лиззи.
— А онъ отплачиваетъ мн такимъ же комплиментомъ.
— Какъ это отплачиваетъ? спросила мистрисъ Карбункль.
— Онъ или думаетъ, что брилліанты у меня въ рукахъ, или желаетъ уврить меня, что онъ такъ думаетъ. Онъ не осмливается этого сказать мн, по иметъ это поползновеніе. Такое мнніе отъ такого человка и по такому предмету — почти уже комплиментъ. Я и чувствую это. Но все же это тревожитъ меня. Вы помните его масляную, жидовскую улыбку, лэди Юстэсъ?
Лиззи кивнула головой и пыталась улыбнуться.
— Когда я спросилъ у него вчера о брилліантахъ, онъ лукаво глянулъ на меня искоса и, потирая себ руки, сказалъ:
‘— А вдь прекрасная вышла штука, — не правда ли, лордъ Джорджъ?
— На это я отвчалъ ему, что напротивъ нахожу, что штука вышла прескверная и что надо надяться на полицію, которая скоро розыщетъ вора и брилліанты.
‘— Это устроено съ такимъ искусствомъ, что трудно исполниться вашей надежд,— какъ вы думаете, лордъ Джорджъ?
Повторяя его слова, лордъ Джорджъ передразнивалъ его, и дамы конечно засмялись. Но у бдной Лиззи попытка на смхъ выходила очень неудачна.
— Тутъ я сказалъ ему прямо въ лицо, что по моему мннію эти брилліанты находятся между ихъ драгоцнностями.
‘— Нтъ, лордъ Джорджъ, нтъ, нтъ!’ повторялъ онъ и видимо наслаждался шуткою. Если они у него, то онъ не можетъ полагать, что они у меня, но если у него ихъ нтъ, онъ непремнно воображаетъ, что они у меня. Кром того, я назову вамъ еще человка, который подозрваетъ меня.
— Вс они дураки, сказала Лиззи.
— Не знаю я про то ничего. Вотъ и сэр-Грифинъ, Лучинда, не совсмъ увренъ въ томъ, что не обртаются ли они въ моемъ карман.
— Отъ него все станется, отвчала Лучинда.
— И какъ кажется, онъ готовъ всему поврить противъ меня. Скоро я и самъ буду думать, что взялъ ихъ, или во всякомъ случа долженъ бы это сдлать. Желательно знать, что вы думаете объ этомъ? Если и вы думаете, что я ихъ взялъ, пожалуйста скажите мн это прямо безъ всякаго зазрнія совсти. Я почти свыкся съ этимъ обвиненіемъ и на будущее время не стану обижаться.
Дамы опять разсмялись.
— И вы же питаете какія-нибудь подозрнія.
— Мн кажется, что кто-нибудь изъ лондонскихъ воровъ укралъ ихъ, сказала мистрисъ Карбункль.
— Полиція увряетъ, что сундучокъ украденъ пустой, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Какъ полиція можетъ это знать? спросила Лучинда:— вдь она не была съ ворами, когда они ее взломали. Разумется, теперь воры будутъ уврять, что ничего не украли.
— А вы какъ думаете, лэди Юстэсъ?
— Сама не знаю, что и думать. Можетъ быть, мистеръ Кэмпердаунъ сдлалъ это.
— Или лордъ-канцлеръ, сказалъ онъ: — одно стоитъ другого. Мн хотлось бы узнать ваши настоящія мысли. Вся эта исторія вполн бы довершилась, еслибъ и вы три заподозрили меня. А между тмъ я никакъ не могу отъ этого избавиться, ухалъ бы я въ Парижъ или хоть бы въ Камчатку, но я хорошо знаю, что куда бы я ни отправился, по пятамъ моимъ потечетъ чуть не полдюжина сыщиковъ. Я долженъ здсь выносить весь этотъ позоръ, какъ будто у меня мдный лобъ. А главное, и что хуже всего, я самъ чувствую, какъ тнь виновности прокрадывается въ самого меня. Въ душ моей возникаетъ какая-то увренность, что вотъ-вотъ меня арестуютъ и потащутъ въ судъ, и присяжные произнесутъ обвинительный приговоръ противъ меня. И во сн я вижу то же, и если — что очень вроятно — мн суждено съ ума сойти, такъ наврное въ помшательств — я самъ себя буду обвинять. Тутъ морочитъ меня какая-то волшебная, сила которой я ни понять, ни отстранить отъ себя не могу. Я начинаю придумывать, что бы я сдлалъ, еслибъ въ самомъ дл утащилъ эти брилліанты. Цлые часы проходятъ у меня въ разсчетахъ, сколько бы я могъ выручить за нихъ и гд бы нашлись охотники на нихъ. Поврите ли, вчера разговаривая съ Бенджаминомъ, я даже не могъ удержаться, чтобъ не спросить его, сколько бы онъ далъ за нихъ.
— Что же онъ на то отвчалъ? спросила Лиззи, которая все время сидла впившись глазами въ корсара и сама была словно обморочена какою-то волшебною силой.
Лордъ Джорджъ все время разговора то ходилъ, то садился на одинъ или на другой стулъ, но въ эту минуту прислонился къ камину. Онъ почти исключительно обращался къ Лиззи, которая глазъ не могла отъ него оторвать.
— Онъ сдлалъ масляную улыбку, сказалъ корсаръ:— и замтилъ, что ему разъ предложены были эти брилліанты вами.
— Ложь! сказала Лиззи.
— Очень можетъ быть. И за тмъ онъ прибавилъ, что вроятно эти брилліанты рано ли, поздно ли попадутъ ему въ руки.
‘— А вдь славная будетъ штука, лордъ Джорджъ, сказалъ онъ, потирая себ руки:— какъ посл всей этой суматохи брилліанты окажутся фальшивыми?
— Это даетъ мн мысль, что они дйствительно въ его рукахъ и что онъ вмсто настоящихъ вставитъ фальшивые въ ту же оправу и тогда выдастъ ихъ подъ какою-нибудь благовидною исторіей.
‘— Вдь вы узнали бы, лордъ Джорджъ, фальшивые они или нтъ, спросилъ онъ: — не такъ ли?’
Корсаръ, передавая слова Бенджамина, поддлывался подъ его жидовскую манеру въ такомъ совершенств, что Лиззи невольно вздрагивала.
— Но вотъ пока я разговаривалъ съ нимъ, пришелъ сыщикъ, но имени Гэджеръ.
— Можетъ быть, тотъ самый, который и здсь былъ? спросила мистрисъ Карбункль.
— Не думаю. Повидимому, онъ очень въ близкихъ отношеніяхъ съ Бенджаминомъ и тотчасъ заговорилъ о брилліантахъ. Бенджаминъ сказалъ, что они наврно отправились въ Парижъ и что до него доходили уже эти слухи. Я и самъ сошелся съ Бэджеромъ, который безъ стыда почти прямо въ глаза показывалъ, что считаетъ насъ съ Бенджаминомъ сообщниками. Кэмпердаунъ предлагаетъ четыреста фунтовъ въ награду за отысканіе брилліантовъ, которые отсчитаетъ сполна тому, кто вручитъ ихъ ювелиру Барнету. Бэджеръ тутъ же объявилъ, что если они достались обыкновенному вору, то наврно онъ выдастъ ихъ за эту сумму.
— Я и сама думаю, что это врно, замтила мистрисъ Карбункль.
— Какъ же обыкновенный воръ можетъ выручить эти деньги, если самъ себя не выдастъ? Кто отважится пойти въ магазинъ Барнета и съ брилліантами въ рук требовать за нихъ четыреста фунтовъ? Впрочемъ, они непремнно проданы кому-нибудь и именно моему пріятелю Бенджамину, вотъ въ этомъ я вполн увренъ.
‘— Полагаю, что вы теперь никуда ужъ не удете?’ спросилъ у меня этотъ Бэджеръ.
— А вамъ на что? переспросилъ я. Онъ только засмялся и покачалъ головою. Я не сомнваюсь, что здсь гд-нибудь торчитъ полицейскій въ ожиданіи, когда я выйду изъ дома, или пожалуй онъ разсматриваетъ меня въ великолпную трубу изъ окна противоположнаго дома. Они наврно сняли съ меня фотографіи на улиц, думаю, каждый волосокъ на моемъ лиц описанъ и оглашенъ во всхъ объявленіяхъ. Вчера я обдалъ въ клуб и увидлъ тамъ незнакомаго слугу. Мн тотчасъ стало ясно, что это полицейскій служитель, ради меня облекшійся въ ливрею. Вчера я круто повернулъ въ улицу и встртился носомъ къ носу съ человкомъ, выглядывавшимъ изъ-за угла. Я увренъ, что онъ за мною присматривалъ и оглядывалъ мои карманы, не отдуваются ли они отъ футляра съ ожерельемъ. Да и я самъ не могу ни о чемъ другомъ думать, какъ только объ ожерель. Хотлось бы мн утащить его, чтобъ имть какое-нибудь вознагражденіе за вс эти невзгоды.
— И я бы того же желала, сказала Лиззи.
— Но что сталъ бы я съ нимъ длать? Не могу себ представить. Все объ этомъ я и думаю день ночь, придумывая планы, чтобъ сбыть его съ рукъ, какъ будто укралъ его. По моему мннію, мн отъ него до того сдлалось бы тошно, что я кинулъ бы его съ мосту въ рку — не опасайся я, что и тутъ полицейскій глазъ подсмотритъ за мною. Настоящее мое положеніе не легко, но имй я ожерель въ рукахъ, кажется, оно совсмъ сокрушило бы меня. И все это ухудшается оттого, что титулъ своитъ предъ моимъ именемъ, оттого, что я лордъ или по-крайней-мр называюсь лордомъ. Вообще людямъ очень нравится мысль, что лордъ укралъ ожерелье.
Слова эти производили на Лиззи волшебное вліяніе. Если этотъ сильный мужчина такъ растревоженъ одними подозрніями, то что же она должна испытывать? Брилліанты были у нея наверху въ ея шкатулк и полиція тоже слдитъ за нею,— вроятно и теперь подсматриваетъ за нею, не выпуская ее изъ вида. На сколько же ей трудне возиться съ брилліантами, чмъ было бы этому человку? Въ это время мистрисъ Карбункль встала и ушла изъ гостиной, за нею послдовала и Лучинда. Лиззи видла, какъ он уходили, и не смла за ними идти. Она чувствовала, что ноги не дотащили бы ее до дверей. Оставшись наедин съ корсаромъ, она робко посмотрла въ его глубоко впалые глаза, когда онъ подошелъ и наклонился къ ней.
— Разскажите же мн все, что знаете объ этомъ, сказалъ онъ тмъ глухимъ басомъ, который при начал ихъ знакомства возбудилъ въ ней участіе и даже страхъ къ нему.

Глава LI.
ДОВРЕННОСТЬ.

Лиззи Юстэсъ сидла безгласна и не спускала глазъ съ корсара. Ей слдовало бы отвчать рзко, высказать негодованіе или обратить разговоръ въ шутку. Но она совсмъ не могла отвчать. Ей хотлось разсказать ему все, что она знала на счетъ украденнаго ожерелья, и духу не доставало, языкъ не ворочался утверждать, что ничего не знаетъ. Но въ чемъ онъ могъ бы подозрвать ее? И что онъ думаетъ? Не подсмотрла ли за нею мистрисъ Карбункль и не сказала ли чего-нибудь лорду Джорджу? Въ такомъ случа не лучше ли будетъ, чтобъ онъ всю правду узналъ отъ нея самой? Одна безъ всякой поддержки, она не могла вынести всей тяжести этого бремени. Если ей необходимо съ кмъ-нибудь подлиться этою тайною, такъ не лучше ли ему довриться? Она понимала, что въ такомъ случа она навки будетъ въ его рукахъ и что онъ будетъ длать съ нею, что хочетъ — но разв нтъ особенной прелести покоряться такимъ образомъ? Правда, онъ только томпаковый лордъ. Она была такъ умна, что не могла не понимать этого, но у нее хватало и на то ума, чтобъ понимать, что вдь и она-то сама томпаковая лэди. Онъ какъ разъ по ней, а она какъ-разъ придется по немъ — если только онъ захочетъ взять ее. Съ перваго дня своихъ мечтательныхъ стремленій она вчно жаждала корсара. Ну вотъ онъ стоитъ предъ нею — только не на колняхъ у ея ногъ, а прямо надъ нею, какъ подобаетъ истому корсару. Какъ бы ни было, но онъ укротилъ ее и она не смла отказываться отъ его вопросовъ.
Онъ подождалъ минуту, не спуская съ нея глазъ и не возобновляя вопроса, эта минута показалась ей вчностью. Съ каждою секундою она чувствовала, какъ сила ея воли подъ этимъ взглядомъ становилась слабе и слабе. Мало-по-малу на его лиц разливалась насмшливая улыбка, и она поняла, что онъ могъ читать въ ея сердц. Затмъ онъ назвалъ ее, какъ прежде никогда не называлъ ее..
— Ну, Лиззи, сказалъ онъ: — вамъ бы лучше все разсказать мн. Вы знаете.
— Что знаю?
Слова дошли до его слуха, хотя произнесены были едва внятнымъ шепотомъ.
— Объ этомъ проклятомъ ожерель. Что же такое? Гд они? Какъ вы это устроили?
— Я ничего не устраивала.
— Но вы знаете, гд они.
Онъ опять замолчалъ, но не спускалъ съ нея глазъ. Мало-по-малу на лиц его, какъ показалось Лиззи, выразилась такая свирпость, что ей стало страшно. Если онъ возстанетъ противъ нея и соединится за-одно съ полиціей, какая надежда на спасеніе останется ей?
— Вы знаете, гд брилліанты, повторилъ онъ.
Она только кивнула головою въ подтвержденіе его словъ.
— Гд же они? Ну говорите же. Если не мн, такъ кому другому скажете. Вдь это невыносимо.
— А вы не выдадите меня?
— Ни за что, если вы будете откровенны со мною.
— Да, я буду откровенна. Все это былъ только случай. Когда я вынула ихъ изъ сундучка, такъ это было сдлано только для безопасности.
— Такъ они были вынуты изъ сундучка?
Она кивнула головой.
— И они у васъ теперь?
Снова кивнула она.
— Гд же они теперь? Говорите же, съ такимъ предпріимчивымъ духомъ, какимъ вы обладаете, у васъ должна быть и сила для слова. У Бенджамина они что ли?
— О, нтъ!
— И онъ ничего объ этомъ не знаетъ?
— Ничего.
— Такъ я мысленно оклеветалъ этого сына Авраама?
— Никто ничего не знаетъ, сказала Лиззи.
— Ни Джэнъ, ни Лучинда?
— Никто ничего.
— Какъ удивительно вы умли сохранить свою тайну! Гд же они теперь?
— Наверху.
— Въ вашей спальн?
— Въ письменной шкатулк, что въ маленькой гостиной.
— Господи помилуй! воскликнулъ лордъ Джорджъ: — вся лондонская полиція, начиная отъ главнаго начальника до послдняго сыщика, гоняется за ожерельемъ. Каждому извстному вору въ город завидуютъ другіе воры, воображая, что ему удалось захватить поживу. Меня подозрваютъ, Бенджамина подозрваютъ, сэр-Грифина заподозрли, половина ювелировъ въ Лондон и Париж находится подъ подозрніемъ, что у нихъ скрываются брилліанты, у всхъ мужчинъ и женщинъ только и толковъ, что о брилліантахъ, и ссоры за нихъ выходятъ до того крупныя, что друзья готовы горло другъ другу перерзать, между тмъ какъ все это время они преспокойно лежатъ въ вашей шкатулк! Но скажите на милость, какимъ же образомъ вы могли взломать сундучокъ и вынести его изъ вашей комнаты въ Карлейл?
Тутъ Лиззи, дрожа отъ страха, часто опуская глаза на полъ, шепотомъ разсказала всю исторію.
— Еслибъ у меня была одна минута для размышленія, я разсказала бы всю правду еще въ Карлейл. Зачмъ мн было красть то, что составляетъ мою собственность? Но вс сбжались ко мн въ спальню такъ неожиданно, что мн трудно было сказать, что они у меня подъ подушкою.
— Я думаю.
— А потомъ я не могла уже никому разсказать. Мн все хотлось вамъ признаться — съ самаго начала такъ хотлось! Мн сдавалось, что вы будете великодушны ко мн. Вдь это ожерелье моя собственность. Разв я не могу длать что хочу съ своею собственностью?
— Ну да — въ нкоторой степени, но видите ли, изъ-за него начался уже процесъ въ суд. Кром того въ Карлейл вы дали ложную присягу, и во всякомъ случа это дло не совсмъ чисто — понимаете?
— А я думаю не такъ.
— Едвали. Майоръ Макинтошъ, судьи, господа Бёнфитъ и Гэджеръ не притихнутъ и не сядутъ сложа ручки, мирные и довольные, когда узнаютъ, чмъ кончится вся эта хлопотливая исторія. И какъ я думаю, Кэмпердаунъ подастъ жалобу о взысканіи съ васъ за вс издержки. Признаюсь, все это необыкновенно умно устроено, только пользы въ томъ я не вижу.
— Я поступила какъ безумная, но вы не покинете меня?
— Клянусь честью, я не придумаю, что тутъ длать.
— Хотите получить ихъ отъ меня въ подарокъ?
— Разумется, не хочу.
— Но они такъ дорого стоятъ — десять тысячъ фунтовъ! Притомъ же это моя собственность и что хочу могу съ ними длать.
— Вы очень добры, но я-то что съ ними буду длать?
— Продадите.
— А кто купитъ ихъ? И посл этого не пройдетъ недли, меня посадятъ въ тюрьму, а мсяца чрезъ два заставятъ выслушать свой приговоръ въ суд. Нтъ, ужъ этого-то именно я не сдлаю, душа моя.
— Что же вы сдлаете для меня? Вдь вы другъ мн — не правда ли?
Брилліантовое ожерелье не прельщало лорда Джорджа де-Брюса Карутерса, но замокъ Портрэ съ его доходами и сознаніе, что Лиззи Юстэсъ еще очень молода, были весьма обольстительны. Ея красота тоже не совсмъ пропадала даромъ для лорда Джорджа, хотя, какъ онъ часто самъ себ говорилъ, онъ былъ слишкомъ старъ для того, чтобъ много жертвовать на такія игрушки. Что-нибудь онъ долженъ для нея сдлать, хотя бы потому только, что она созналась ему откровенно. Не могъ же онъ уйти и бросить ее, не сказавши ни слова утшенія и ничего не сдлавши для нея. И онъ ни за что не донесъ бы на нее, не выдалъ бы ее полиціи.
— Вы не покинете меня, сказала она, взявъ его руку и цлуя ее унизительно, какъ несчастная просительница.
Онъ обнялъ ее за талью, но скоре какъ дитя, чмъ женщину, какъ онъ уврялъ себя. Изъ всхъ длъ, въ которыхъ ему приходилось участвовать, это было самое трудное. Съ покорностью она приняла его объятіе, и прижавшись къ его плечу, смотрла прямо ему въ глаза. Еслибъ только онъ сказалъ ей, что любитъ ее, онъ былъ бы связанъ съ нею и — тогда онъ долженъ остаться ей вренъ.
— Джорджъ! воскликнула она и залилась слезами съ тихими, сдержанными рыданіями, прижавшись лицомъ къ его рук.
— Все это очень хорошо, сказалъ онъ, все еще держа ее въ объятіяхъ — такъ было пріятно держать ее!— Но какого чорта съ ними длать? Я не придумаю, какъ изъ этого выбраться. Мн кажется, что лучше всего будетъ вамъ отправиться къ Кэмпердауну, передать брилліанты и сказать всю правду, какъ она есть.
Она зарыдала еще сильне и рыдала до-тхъ-поръ, пока ея тонкое ухо уловило звуки шаговъ на лстниц, въ одинъ мигъ она высвободилась изъ его объятій и сидла на диван почти безъ слда слезъ на глазахъ. Вошелъ лакей и спросилъ отъ имени мистрисъ Карбункль, нужна ли будетъ карета лэди Юстэсъ на этотъ день. Самымъ пріятнымъ голосомъ лэди Юстэсъ послала привтъ мистрисъ Карбункль съ увреніями, что ей карета не нужна до самаго вечера. Лакей ушелъ.
— Вамъ ничего другого не остается длать, продолжалъ лордъ Джорджъ: — какъ выдать ихъ Кэмпердауну и отдлаться стыдомъ. Не думаю, чтобъ васъ стали преслдовать судомъ.
— Меня преслдовать! воскликнула Лиззи.
— За ложную присягу, какъ я полагаю.
— А что они могутъ со мною сдлать?
— О! я не знаю наврное. Запрутъ васъ пожалуй лтъ на пять въ тюрьму.
— За то, что мое собственное ожерелье лежало подъ подушкой въ моей комнат?
— Вспомните-ка, сколько хлопотъ вы всмъ надлали.
— Ни за что не отдамъ ихъ Кэмпердауну! Они мои — моя собственность. Мой кузенъ, мистеръ Грейстокъ, побольше знаетъ всякихъ Кэмпердауновъ и тотъ то же говоритъ. О Джорджъ! придумайте что-нибудь. Только не говорите, что я должна ихъ отдать. Не купитъ ли ихъ Бенджаминъ?
— Да — за пустяшную цну, а потомъ разсказалъ бы всю эту исторію и получилъ денежки съ противной стороны. Бенджамину нельзя довриться.
— Но вамъ я могу довриться.
Она ухватилась за него и слезами и заклинаніями заставила его повторить общаніе не выдавать ея тайны. Она одно твердила, чтобъ онъ принялъ отъ нея ужасный свертокъ и поступилъ съ нимъ какъ заблагоразсудитъ. Но отъ этого онъ положительно отказался, доказывая ей, что ожерелье гораздо безопасне при ней, чмъ при немъ. Онъ объяснилъ ей, что если оно будетъ захвачено въ его рукахъ, то преступленіе его будетъ гораздо важне, чмъ когда бы у нея нашлось. Вдь это ея собственность, какъ она сама всегда утверждаетъ, и еслибъ не такъ то право собственности подвержено такому сомннію, что ее никакъ уже нельзя обвинить въ краж. И потомъ ему надо подумать, все сообразить — дать себ время на размышленіе — прежде чмъ принять надлежащія мры.
Но въ ея душ была еще тревога, на счетъ которой она желала получить его совтъ, прежде чмъ онъ уйдетъ. Она сказала сыщику, что позволитъ сдлать обыскъ въ своихъ комодахъ и сундукахъ, если кузенъ Фрэнкъ посовтуетъ ей. Ну что если полиція нагрянетъ вмст съ ея кузеномъ въ то время, какъ брилліанты еще лежатъ въ шкатулк? Что тогда ей длать? Онъ можетъ прійти во всякое время и тогда придется повиноваться ему.
— А онъ думаетъ, что они украдены въ Карлейл? спросилъ лордъ Джорджъ.
— Разумется, онъ такъ думаетъ, отвчала Лиззи съ негодованіемъ.
— Но они не осмлятся требовать, чтобъ васъ лично обыскивали, замтилъ Джорджъ.
Лиззи ничего не сказала на то, а только заявила, что должна руководиться совтомъ кузена.
— Имйте ихъ при себ, когда онъ придетъ. Не берите ихъ съ собою, когда вызжаете, но дома держите ихъ у себя въ карман. Врядъ ли они приведутъ съ собою женщину, чтобъ обыскивать васъ.
— Но утромъ полицейскій приводилъ уже съ собою женщину.
— Въ такомъ случа вы можете отказаться наперекоръ совту вашего кузена. Покажите, что вы на него разсердились и что вы на всхъ сердитесь. Поклянитесь, что вы ни за что не намрены покоряться такому оскорбленію. Они не могутъ производить обыска безъ вашего позволенія, разв получатъ на то приказъ отъ суда. Не думаю, чтобъ они зашли такъ далеко. Если они и станутъ осматривать, то не дальше какъ ваши сундуки и платья. Если же они потребуютъ большаго, то будьте непреклонны и откажитесь ршительно. Разумется, они станутъ подозрвать васъ, но вдь они и теперь подозрваютъ васъ. И кузенъ Фрэнкъ будетъ подозрвать, но вы должны помириться съ этимъ. Дло будетъ прескверное — но я ничего лучшаго не вижу. А главное — никому ни слова обо мн!
— О, нтъ! никому, сказала Лиззи, общая повиноваться ему.
Тогда онъ сталъ прощаться съ нею.
— Вы останетесь мн врны — вдь останетесь? спросила Лиззи, опять ухватившись за его руку.
Онъ далъ общаніе оставаться врнымъ.
— О, Джорджъ! кром васъ у меня нтъ друга! Вы будете заботиться обо мн, не правда ли?
Онъ обнялъ ее, поцловалъ и далъ слово заботиться о ней. И какъ онъ могъ бы уклониться отъ этого? Когда онъ ушелъ, Лиззи стала обдумывать все случившееся и ршила, что наконецъ она нашла своего корсара.

Глава LII.
МИСТРИСЪ КАРБУНКЛЬ ОТПРАВЛЯЕТ ЕЯ ВЪ ТЕАТРЪ.

Ни мистрисъ Карбункль, ни лэди Юстэсъ не сидли взаперти оттого, что въ дом было не все спокойно. Это совсмъ не согласовалось съ воззрніями мистрисъ Карбункль на житейскія дла, зачмъ стала бы она жить въ затвор и чуждаться жизненныхъ радостей? Она слишкомъ многимъ жертвовала для того, чтобъ найти ихъ, и слишкомъ хорошо понимала, какою высокою цною купила ихъ. Прошла уже половина зимняго сезона, несмотря на то, увеселеній было довольно на каждый вечеръ. Мистрисъ Карбункль до страсти любила театръ и бывала всякій разъ на первомъ представленіи всякой новой пьесы. Не было замчательнаго актера или актрисы, съ которыми она не была бы знакома, и потому она свободно распространялась въ сужденіяхъ на счетъ ихъ относительныхъ достоинствъ. На самый этотъ вечеръ три дамы запаслись билетомъ на ложу въ Гаймаркет, въ которомъ давалась новая пьеса ‘Благородная Кокетка’, написанная знаменитымъ авторомъ. Мистрисъ Карбункль много толковала о ‘Благородной Кокетк’ и хвасталась тмъ, что она разсуждала о двухъ главныхъ характерахъ съ актеромъ и актрисой, которые должны ихъ воспроизвести. Мисъ Талботъ увряла ее, что роль Маргариты была совершенно неудобоисполнима, и мистрисъ Карбункль была почти того же мннія. Чтоже касается героя Стейнмарка — по истин подобной ролью ни одинъ актеръ въ мір не въ состояніи вызвать сочувствія въ публик. Тутъ былъ также и второстепенный герой, фламандскій графъ, смирный-пресмирный, словно дождевая вода, какъ выражалась мистрисъ Карбункль. Она весьма тревожилась на счетъ успха пьесы, которая имла своего рода достоинства, но по ея предчувствію, не будетъ имть успха. Вс эти дни она много толковала о томъ, что ни за что не откажется отъ удовольствія быть въ театр отъ того только, что въ ея дом происходитъ возня изъ-за брилліантоваго ожерелья. Лиззи, по уход лорда Джорджа, много недоумвала по поводу этого предмета, оставаться ли ей дома, или хать въ театръ. Еслибъ лордъ Джорджъ сидлъ съ нею или кузенъ Фрэнкъ навстилъ бы ее, или вдругъ лордъ Фонъ вздумалъ пріхать къ ней, такъ она охотно отказалась бы отъ театра. Но оставаться въ одиночеств, съ ожерельемъ въ шкатулк или въ своемъ карман — это было слишкомъ ужасно. Притомъ же надо думать, что за время ея пребыванія въ театр полиція не станетъ обыскивать ея вещи. Ожерелья она не возьметъ съ собою въ театръ. Онъ приказалъ оставить его въ шкатулк, когда она подетъ со двора.
Лучинда тоже ршилась смотрть новую пьесу. Она объявила своей тетк въ присутствіи Лиззи и безъ малйшаго поползновенія на улыбку, что для нея можетъ быть полезно научиться, какъ должна поступать кокетка для того, чтобъ кокетничать благороднымъ образомъ.
— Душа моя, сказала тетка:— ты все слишкомъ горячо принимаешь къ сердцу.
— Только никакъ уже не къ сердцу, отвчала молодая двушка.
Итакъ она тоже ршилась хать, а когда она разъ ршалась на что-нибудь, такъ ничто въ мір не могло отклонить ее. Да и не было у нея охоты оставаться дома при мысли, что пожалуй сэр-Грифинъ вздумаетъ постить ее.
— Положимъ, что пьеса можетъ быть плоха, сказала она:— но едвали она будетъ хуже дйствительной жизни.
Лиззи, но уход лорда Джорджа, тихо прокралась наверхъ и сла у себя въ комнат, чтобъ обдумать свое положеніе, не выпуская изъ рукъ ключа отъ шкатулки. Еслибъ кто стукнулъ въ дверь, она всегда успетъ спрятать въ карманъ футляръ съ брилліантами. Дверь свою она заперла на задвижку, такъ что во всякомъ случа можно успть на все приготовиться. Въ душ она ршилась исполнить совтъ лорда Джорджа, и ни одинъ полицейскій и съ своею женщиною не будутъ допущены обыскивать ее, разв силою. Сидла она и все ждала, что вотъ-вотъ придутъ ея кузенъ съ Бёнфитомъ и съ женщиною. Но никто не приходилъ и она въ шесть часовъ сошла внизъ къ обду. Посл многихъ размышленій она оставила брилліанты въ шкатулк. Наврно никто уже не придетъ длать обыскъ въ такой поздній часъ. Никто не пришелъ и въ то время, когда человкъ доложилъ, что карета подана и вс три дамы похали въ театръ.
Во всю дорогу мистрисъ Карбункль разглагольствовала объ ужасномъ положеніи, въ которое поставленъ лордъ Джорджъ этимъ воровствомъ, и о всемъ томъ, чмъ ему обязана Лиззи по случаю его хлопотъ.
— Душа моя, сказала она Лиззи:— наименьшее, что вы можете для него сдлать, это отдать ему все, что вы можете отдать.
— Не знаю, желаетъ ли онъ, чтобъ я что-нибудь отдала ему, отвчала на то Лиззи.
— А я думаю, что это очень понятно, продолжала мистрисъ Карбункль:— и ужъ конечно я-то желаю, чтобъ это такъ и было. Мы съ нимъ добрые друзья — очень добрые, нжные друзья, и ничего я не желаю такъ искренно, какъ того, чтобъ онъ устроился приличнымъ образомъ. Злые языки любятъ болтать всякій вздоръ только потому, что не всякій согласенъ жить безсердечною, разсчетливою жизнью. Но я могу васъ уврить, что между мною и лордомъ Джорджемъ ничего такого не происходило, что могло бы помшать ему отдать вамъ сердце свое нераздльно.
— Вполн врю, что ничего и не могло быть, отвчала Лиззи, не упускавшая удобнаго случая кольнуть мистрисъ Карбункль.
Первое представленіе потерпло фіаско, по-крайней-мр такъ увряла мистрисъ Карбункль. Мнніе же критиковъ расходилось въ газетахъ, вышедшихъ на другой день, расходилось не только въ сужденіяхъ, но и въ фактахъ. Разсказать, какъ пьеса была принята публикою, гораздо важне, чмъ исчислить достоинства пьесы или даже достоинства актеровъ. Три или четыре газеты объявляли, что публика не только съ одобреніемъ, но и съ восхищеніемъ приняла ее. Другіе дв, три газеты утверждали, что пьеса потерпла полное фіаско. Такъ какъ вызовы не продолжались сорокъ или пятьдесятъ разъ сряду, то и слдовало считать первое представленіе полнымъ паденіемъ. На возвратномъ пути изъ театра мистрисъ Карбункль объявила, что Минни Талботъ сдлала все что могла изъ неблагодарной роли Маргариты, по этотъ характеръ не могъ возбудить симпатіи.
— ‘Благородная Кокетка’, друзья мои, есть противорчіе словъ. Ничего подобнаго не можетъ быть. Разъ, что женщина дала слово, она обязана держать его. Деликатность женственнаго характера не допускаетъ колебаній между двумя мужчинами. Одна мысль о томъ возмутительна.
— Но разв нельзя совсмъ не думать о мужчинахъ? спросила Лучинда: — неужели и это будетъ возмутительно?
— Конечно, молодая двушка можетъ питать подобную мысль, однако съ своей стороны я смотрю на это какъ на вещь ненормальную, нтъ, разъ что она отдалась, не можетъ она взять себя назадъ, не потерявъ того аромата, который молодая женщина должна беречь какъ зеницу ока.
— Ну, а ежели она увидитъ, что ошиблась? спросила Лучинда съ жаромъ: — разв не можетъ молодая двушка тоже ошибаться, какъ и старуха? Ея ароматъ не помшаетъ ей сдлать ошибку и понять, что она ошиблась.
— Душа моя, подобныя ошибки, какъ ты называешь, всегда происходятъ отъ фантастическихъ мечтаній. Разберемъ эту пьесу. Зачмъ двиц кокетничать съ женихомъ? Вдь не потому же, что она не любитъ его. Нтъ, она любитъ его боле нежели когда-нибудь.
— Онъ такъ глупъ, что по-моему она совершенно права, бросивъ его, сказала Лиззи:— ужъ я-то ни за что бы не вышла за человка только потому, что когда-нибудь сказала ему, что буду его женою. Если я пойму, что не люблю его, такъ оставлю его даже предъ алтаремъ. Если пойму, что не люблю его, такъ и посл алтаря брошу его. Я оставила бы его во всякое время, когда бы поняла, что не люблю его. Вдь это очень легко проповдовать объ ароматахъ, но жить съ человкомъ, котораго не любишь — вдь это адская жизнь.
— Душа моя, кого Богъ соединяетъ, тмъ не слдуетъ разлучаться,— разлучаться только по тому, что любишь или не любишь.
Мистрисъ Карбункль произнесла это высокопарнымъ тономъ нравственнаго чувства въ ту самую минуту, когда карета остановилась у подъзда въ Гертфордской улиц. Тутъ он тотчасъ увидали, что двери отворены настежъ, и мистрисъ Карбункль, переходя тротуаръ, замтила, что въ передней стоятъ двое полицейскихъ. Лакей былъ съ ними въ театр, но кухарка, служанка и горничная мистрисъ Карбункль находились въ передней съ полицейскими. Мистрисъ Карбункль вскрикнула, а Лиззи, слдовавшая какъ-разъ за нею, ухватилась за ея руку, тогда мистрисъ Карбункль повернулась и увидла при газовомъ свт, что Лиззи поблднла какъ полотно и что черты ея лица оцпенли и исказились.
‘Слдовательно, она все знаетъ, подумала мистрисъ Карбункль.
Лиззи ничего не говорила, но тяжело повисла на рук мистрисъ Карбункль, а Лучинда, замтивъ ея изнеможеніе, тотчасъ бросилась поддержать ее. Полицейскій выступилъ впередъ и приложилъ руку къ шляп. Это были не Бёнфитъ и не Гэджеръ. Хотя дамы не замтили разницы, но онъ былъ дйствительно непохожъ ни на Бёнфита, ни на Гэджера, которые всегда были въ партикулярныхъ платьяхъ, тогда какъ этотъ господинъ былъ въ мундир.
— Милэди, сказалъ онъ, обращаясь въ мистрисъ Карбункль:— здсь произошло воровство.
— Воровство! воскликнула мистрисъ Карбункль.
— Точно такъ, милэди. Вс люди ушли со двора — вс кром одной, но и та скрылась. Украдены драгоцнности, а также безъ сомннія и деньги, которыя здсь оставались. А главное, воры никакъ бы сюда не зашли, еслибъ не знали, за чмъ идутъ.
У Лиззи сердце судорожно сжалось, мучительное страданіе уязвило ее, казалось, она не вынесетъ новаго потрясенія, однако ноги еще не отнялись у нея, уцпившись за мистрисъ Карбункль, она вошла съ нею въ столовую. Едва ли она сознавала то, что слышала, но она слышала и ей показалось, что о воровств говорилось ясно, какъ о дл до нея лично не касающемся. Полицейскіе не сказали, чтобъ нашлись брилліанты, но толковали о какой-то пропаж. Она сла на стулъ у стны и не произносила ни одного слова.
— Мы были наверху, милэди, и видли, что они побывали во многихъ комнатахъ. Одна шкатулка взломана.
Лиззи невольно вскрикнула.
— Точно такъ, сударыня, продолжалъ полицейскій, обернувшись къ Лиззи:— а также бюро и уборный столикъ. Ваше сіятельство изволите сказать, что пропало, когда сами посмотрите. Одна изъ горничныхъ скрылась. Это она и должна быть виновница.
Тутъ кухарка стала объясняться. Она съ служанкою и горничною мистрисъ Карбункль только-что вышли со двора, чтобы прогуляться до угла, оставивъ Пэшенсъ Крабстикъ присмотрть за домомъ, когда же он вернулись, то оказалось, что ворота были заперты съ внутренней стороны, парадный подъздъ тоже запертъ, он стучались-стучались да такъ и не достучались, тогда он обратились за помощью къ полиціи. Полицейскій перелзъ чрезъ ворота, отворилъ парадный подъздъ и тогда открылось воровство. Впослдствіи оказалось, что прислуга отправилась пить чай въ ближайшій трактиръ, по предварительному соглашенію съ Пэшенсъ Крабстикъ, которая взялась караулить домъ. По возвращеніи же он увидали, что Пэшенсъ Крабстикъ скрылась, шкатулка, бюро и уборный столикъ взломаны.
— При ней былъ опытный воръ, сказалъ полицейскій, продолжавшій обращаться къ мистрисъ Карбункль:— это видно по тому, какъ вещи взломаны.
— Я всегда думала, что эта женщина окончательно испорчена, сказала мистрисъ Карбункль въ порыв негодованія.
Но Лиззи сидла на стул, не произнося ни одного слова, блдная какъ полотно, съ страшнымъ выраженіемъ тоски на лиц. За эти десять минутъ возвращенія, мистрисъ Карбункль успла побывать наверху во всхъ комнатахъ, и все въ сопровожденіи двухъ полицейскихъ. Она въ ужасъ пришла, когда увидла, что ея бюро и уборный столикъ тоже были взломаны, хотя цнность пропавшихъ у нея вещей была очень ничтожна. У нея тоже были брилліанты — но ея брилліанты были фальшивые, а очень небольшое число настоящихъ драгоцнностей, имвшихъ нкоторую цну — нсколько перстней, брошки и еще нкоторыя бездлицы — она надла на себя, отправляясь въ театръ. У нея было немного денегъ, но она оставила деньги въ гостиной, а туда повидимому воры не заходили. По правд сказать, все имущество мистрисъ Карбункль не стоило того, чтобъ привести въ искушеніе искуснаго и опытнаго вора. Но при такой удобной оказіи оказалось приличнымъ выказать негодованіе, и она могла вознегодовать съ достоинствомъ, потому что воровкой оказалась не ея собственная горничная, а Пэшенсъ Крабстикъ. Полицейскіе ходили вслдъ за мистрисъ Карбункль, служанки шли за полицейскими, но Лиззи Юстэсъ не вставала со стула у стны.
— Вы думаете, они много у васъ украли? съ теплымъ сочувствіемъ спросила Лучинда, подходя къ ней.
Лиззи приложила об руки къ сердцу и, задыхаясь, длала усилія, чтобъ заговорить, но не могла.
— Вроятно, все это надлала ваша горничная и потомъ скрылась.
Лиззи кивнула головой и старалась улыбнуться. Но ея попытка произвела такое страшное выраженіе на лиц, что Лучинда, на что ужъ была не робкаго характера, однако испугалась. Она сла рядомъ съ Лиззи, взяла ее за руки и стала утшать на сколько могла.
— Два раза быть обкраденной — вдь это тяжело выносить, говорила она.
Лиззи опять кивнула головой.
— Надюсь однако, что теперь немного у васъ унесли. Не хотите ли со мною пойти наверхъ, тогда увидимъ.
Бдное созданіе съ трудомъ поднялось на ноги, но такъ тяжело переводило дыханіе, что Лучинда испугалась, подумавъ, что она умираетъ.
— Не позвать ли кого на помощь? спросила Лучинда.
Лиззи сдлала новое усиліе, чтобъ заговорить, но судорожно задрожала и, поддерживаемая Лучиндой, разразилась потокомъ слезъ.
Слезы видимо облегчили ее и она опять могла играть свою роль.
— Да, сказала она:— пойдемте за ними. О, какъ это ужасно! Не правда ли?
— Невыразимо ужасно, а все же гораздо лучше, что васъ не было дома, когда это случилось. Такъ идемъ?
Он пошли вслдъ за другими и на лстниц Лиззи объяснила, что въ шкатулк, отъ которой ключъ она всегда носила на ше, были вс деньги, сколько она имла: дв десятифунтовыя банковыя асигнаціи, четыре пятифунтовыя и три суверена, всего сорокъ три-фунта. Ея другія драгоцнныя вещи — которыхъ она имла много, кром рокового брилліантоваго ожерелья — лежали въ уборномъ столик. Пэшенсъ, безъ сомннья, провдала, что деньги и драгоцнности здсь находятся. Такъ разговаривая, он взошли наверхъ. Шкатулка взломана, деньги пропали. Пять или шесть перстней, браслетъ вынуты изъ уборнаго столика, который Лиззи забыла запереть. Изъ вещей мистрисъ Карбункль было украдено достаточно, чтобъ составить длинный реэстръ, написанный ея рукою. Въ комнату Лучинды Ронокъ, какъ видно, не заглядывали, скрывшаяся горничная надла на себя лучшее свое платье и сапожки на ранту, принадлежавшіе кухарк. Квартальный надзиратель пришелъ въ домъ прежде чмъ он легли спать, и опись была составлена. Квартальный выразилъ мнніе, что дло ведено ловко, но въ тоже время думая, что воры ожидали большей добычи.
— Они мало хлопочатъ о бумажныхъ деньгахъ, милэди, потому что получаютъ за нихъ очень низкую цну отъ тхъ, кому сбываютъ ихъ. Три суверена для нихъ гораздо больше значатъ, чмъ сорокъ фунтовъ бумажныхъ денегъ.
Квартальный наслышался о брилліантовомъ ожерель и выразилъ сожалніе, что бдную лэди Юстэсъ преслдуетъ несчастье.
— Все оттого, что попалась такая дрянная горничная, сказала мистрисъ Карбункль.
Квартальный съ намреніемъ утшить Лиззи замтилъ, что очень трудно узнать двушку.
— Вдь вс он кажутся такими мягкими какъ масло, а на самомъ дл хитры какъ лисицы, и такъ проворны, такъ проворны — такъ проворны, какъ подмазанная молнія, милэди.
Подобнаго рода дла, какъ случившееся въ настоящую пору, всегда быстро сближаютъ людей.
Итакъ, брилліантовое ожерелье, оцненное въ десять тысячъ фунтовъ, наконецъ украдено не на шутку! Когда полицейскіе ушли, шумъ утихъ и домъ былъ запертъ, Лиззи ушла въ свою спальню, отказавшись отъ помощи другой горничной вмсто негодной Пэшенсъ. Лиззи осматривала шкатулку вмст съ двумя своими пріятельницами и полицейскими, и тотчасъ же увидала, что футляра съ ожерельемъ не было. Деньги тоже исчезли къ ея великой радости. Она тотчасъ смекнула, что будь деньги оставлены, то ужъ одно это служило бы уликою, что тутъ была другая боле лестная добыча. Но деньги пропали — она показала настоящую сумму — и теперь она могла честно и искренно утверждать, что ее обокрали. Но вмст съ тмъ она потеряла наконецъ свое главное сокровище, и если оно опять найдется, такъ тогда уже она не избжитъ опасности. Два раза она отдавала свое ожерелье и не на шутку желала бросить на дно морское, чтобъ только избавиться отъ хлопотъ. Но теперь, когда оно дйствительно было похищено у нея, потеря эта показалась ей жестокою. Десять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, за которые она вытерпла такую борьбу, вынесла столько непріятностей, которые сдлались для нея господствующимъ фактомъ ея жизни исчезли, исчезли навки для нея! Однако не эта печаль и не это сожалніе почти лишили се чувствъ въ столовой. Въ ту минуту она почти не понимала, почти не думала, украдены брилліанты или нтъ. Но ее давило предчувствіе, что позоръ съ каждымъ часомъ приближался къ ней. Ея тайна не принадлежала уже ей одной. Одинъ человкъ зналъ это и говорилъ ей о ложной присяг и пятилтнемъ заключеніи. Пэшенсъ тоже должна была это знать, и кто-нибудь другой еще знаетъ теперь. Полиція, разумется, все откроетъ и тогда какія страшныя слова она услышитъ! Она почти не понимала, что значитъ ложная присяга, это звучало что-то наравн съ поддлкою и кражей со взломомъ. Быть вызванной въ судъ, сидть на скамь подсудимыхъ, а потомъ быть заключенной въ тюрьму на пять лтъ — о, какой конецъ всмъ ея блистательнымъ успхамъ въ свт! И какое же она сдлала преступленіе, чтобъ заслужить такое наказаніе? Когда вс сбжались къ ней въ спальню въ Карлейльской гостинниц, она просто со страха не сказала имъ, что ожерелье на ту пору лежало подъ ея подушкой.
Она старалась все это обдумать и составить себ понятіе о томъ, что могло быть истиной. Конечно, Пэшенсъ Крабстикъ вызнала ея тайну, но давно ли она ее узнала? И какимъ образомъ она могла открыть это? Лиззи почти была уврена, судя по нкоторымъ обстоятельствамъ, по нкоторымъ словамъ Пэшенсъ и по разнымъ признакамъ, ею замченнымъ, что Пэшенсъ никакъ не подозрвала даже, чтобъ ожерелье хало вмст съ ними изъ Карлейля въ Лондонъ. Разумется, появленіе Бёнфита съ женщиной для обыска подало ей первую мысль объ этомъ дл, но Бёнфитъ съ женщиной приходили въ это же самое утро. Корсаръ зналъ настоящіе факты, и никто кром корсара. Что корсаръ былъ настоящимъ корсаромъ — это подтверждаютъ подозрнія полиціи. Она сама предлагала свое ожерелье, корсару, но когда она предлагала, тогда онъ отказывался взять его. Она понимала, что онъ предвидлъ опасность принять брилліанты изъ ея рукъ, но въ то же время желалъ ихъ имть. И не могъ ли онъ подумать также о томъ, что укравъ у нея брилліанты, онъ избавитъ ее тмъ отъ тягости хранить ихъ? Она не чувствовала негодованія противъ такого поступка корсара, когда взвшивала доводы за и противъ того, чтобы онъ взялъ ихъ такимъ образомъ. Корсаръ долженъ быть корсаромъ. Приди онъ къ ней, сознайся въ своемъ подвиг, и она готова была бы еще больше его любить, восхищаясь его искуствомъ и отвагой. И въ-самомъ-дл сколько ума, сколько мужества оказалъ онъ. Разумется онъ зналъ, что вс три дамы подутъ въ театръ, но въ какое же короткое время онъ съумлъ отдлаться отъ другихъ женщинъ и воспользоваться услугами Пэшенсъ Крабстикъ.
Однако, какъ же теперь ей слдуетъ вести себя, когда полиція явится на другой день — полиція и вс эти народы, которые толпою повалятъ въ домъ? Какъ она должна принять Фрэнка? Какими глазами она будетъ смотрть, когда при ней заговорятъ о стеченіи обстоятельствъ этого сугубаго воровства? Какъ она должна держать себя, когда ее опять призовутъ въ судъ и заставятъ подъ присягой показать какія пропали вещи изъ ея имущества! Должна ли она опять дать ложную присягу, когда разные уже люди знаютъ, что ея присяга ложная? Весь свтъ теперь подозрваетъ ее. Всему свту скоро будетъ извстна суть дла. Разв не можетъ случиться, что въ эту минуту ея брилліанты находятся въ рукахъ Кэмпердауна и что предъ ея глазами выставятъ ихъ, какъ только вторичная ложная присяга будетъ уликой противъ нея? А между тмъ какимъ же образомъ высказать истину? И что подумаетъ о ней корсаръ — корсаръ, которому все уже извстно? За-ночь она обдумала вопросы и приняла одно ршительное намреніе: ни за что ее не заманятъ опять въ судъ. Судьи и вс эти народы могутъ приходить къ ней, но она ни за что на свт не явится предъ ними. Когда настало утро, она объявила, что совсмъ больна и не можетъ встать съ постели. Полицейскіе, какъ она узнала, были въ дом съ самаго ранняго утра. Около девяти часовъ мистрисъ Карбункль и Лучинда пришли къ ней наверхъ. Тревога и суматоха въ дом подняли ихъ рано съ постели, но Лиззи не хотла и пошевелиться. Если это такъ необходимо, сказала она, то эти люди могутъ прійти къ ней въ комнату. Все случившееся наканун до такой степени потрясло ее, что она не могла встать съ постели. Она сослалась на Лучинду, которая видла, въ какомъ она была положеніи. Она такъ перепугалась, эти воровства такъ потрясли ея нервы, что она чувствуетъ, какъ будто сердце ея готово разорваться. Если съ нея надо снять показаніе, такъ она можетъ это сдлать и въ постели. Разумется, судья пришелъ къ ней въ комнату и показаніе было записано. Изъ шкатулки вынуто сорокъ-три фунта, а изъ уборнаго столика нкоторыя драгоцнныя вещи, которыя она описала въ подробности. Кром этихъ вещей ничего не пропало, насколько она могла сообразить. Такъ она отвчала на вопросъ судьи, спрашивавшаго, какъ ей показалось, суровымъ голосомъ и смотрвшаго пытливыми глазами. И такъ она во второй разъ произнесла ложную присягу. Но по-крайней-мр одно было выиграно: лордъ Джорджъ-де-Брюсъ Карутерсъ не смотрлъ на нее въ то время, какъ она присягала.
Большую часть этого дня лордъ Джорджъ провелъ въ дом,но не просилъ позволенія войти въ спальню Лиззи, не заявляла и она желанія видть его. Фрэнкъ Грейстонъ зашелъ въ то-же утро, только довольно уже поздно, и прямо пошелъ наверхъ къ кузин. Какъ только она увидала его, руки ея протянулись къ нему и она залилась слезами.
— Бдное дитя! сказалъ онъ:— но что же это все значитъ?
— Не знаю. Кажется, они хотятъ убить меня. Они убьютъ меня. Какъ можно все это вытерпть. Воры были здсь прошлую ночь, судьи и полицейскіе цлый день провозились здсь!
Тутъ съ нею сдлался сильный истерическій припадокъ, настоящій, не притворный. Подумайте только, читатель, сколько бдная женщина должна была вытерпть!
Фрэнкъ, не имя въ голов и тни подозрнія противъ кузины и твердо врившій, что она была жертвою изъ-за цнности брилліантовъ, и построившій собственную теорію на счетъ воровства въ Карлейл, съ обстоятельствами котораго трудно было согласовать обстоятельства новаго воровства — Фрэнкъ былъ очень нженъ къ своей кузин и боле часа оставался съ нею.
— О! Фрэнкъ, что мн теперь длать?
— На вашемъ мст я ухалъ бы изъ Лондона.
— Да — разумется. Я уду. О да, я уду!
— Еслибъ вы не боялись холодовъ Шотландіи…
— Я ничего не боюсь — ничего кром того, что полицейскіе могутъ прихсдить ко мн. О!
Тутъ она содрогнулась и опять впала въ истерическій припадокъ. Она не притворно играла свою роль. Припоминая судей, сыщиковъ и полицейскихъ въ ихъ мундирахъ и соображая, что вроятно ей придется много видть еще прежде чмъ игра будетъ покончена, она чувствовала, что мысли ея путались, и невыносимо становилось для нея это положеніе.
— Тамъ вашъ сынъ, тамъ вашъ домъ. Позжайте и оставайтесь тамъ, пока кончится вся эта суматоха, продолжалъ уговаривать Фрэнкъ.
Она общалась ухать въ Шотландію, какъ только ея здоровье поправится.
А за это время юстэсовскіе брилліанты были заперты въ несгараемый сундукъ, задланный въ стн небольшого погреба подъ магазиномъ господъ Гартера и Бенджамина въ переулк Минто, что въ Сити. Господа Гартеръ и Бенджаминъ всегда запасались двумя мстами для торговли. Ихъ большой магазинъ находился въ Западной части Лондона, но у нихъ былъ и другой въ Сити.
Лтописецъ сейчасъ же отмчаетъ этотъ фактъ, потому что не хочетъ имть тайнъ отъ своего читателя.

Глава LIII.
ЛИЗЗИ НА ОДР БОЛЗНИ.

Когда прошло три дня посл того, какъ совершено было воровство въ Гертфордской улиц, и во всемъ город шли толки о случившихся событіяхъ тогда Лиззи не на шутку уже расхворалась. Она дала слово ухать въ Шотландію, покоряясь совту своего кузена Фрэнка, и въ минуту общанія готова была немедленно перенестись въ Портрэ, еслибъ это было возможно, чтобъ только избавиться отъ визитовъ полиціи и власти законниковъ и судей, но когда надъ ея головою проносились часы и присутствіе духа снова возвратилось ей, тогда она вспомнила, что вдь и въ замк Портрэ ей не избжать опасности, съ тою разницею, что заключившись въ его четырехъ стнахъ, она сама лишитъ себя вспомогательныхъ средствъ для осуществленія своихъ плановъ. Лордъ Джордъ въ Лондон, Фрэнкъ Грейстокъ въ Лондон и лордъ Фонъ въ Лондон. Теперь боле нежели когда-нибудь ей необходимо найти мужа изъ числа этихъ трехъ, мужа, который оставался бы ея мужемъ, даже въ ту пору, когда всему міру откроется истина относительно карлейльской исторіи. Да и что же это въ-самомъ-дл, вдь она ничего не украла. Такъ она старалась утшать себя, повторяя себ это неоднократно. Вдь она ничего не украла и все еще надялась, что если найдется сильная рука, на которую можно ей опереться, такъ можетъ быть удастся ей избжать наказанія за ложныя присяги, которыя она произносила. Мужъ увезетъ ее за-границу и вся эта исторія мало-по-малу забудется. Еслибъ ей удалось выйти за лорда Джорджа, разумется, онъ тотчасъ увезетъ ее за-границу и не предстоитъ никакой необходимости спшить возвращеніемъ. Они будутъ скитаться по островамъ подъ дивнымъ южнымъ небомъ, и мечты ея юности наконецъ осуществятся. Ея доходы съ помстья все же останутся ея собственностью. Никто не осмлится пальцемъ дотронуться до нихъ. Такъ по-крайней-мр она думала, хотя и нсколько озабоченная недостаткомъ увренности въ этомъ отношеніи. Если она немедленно удетъ въ Шотландію, то ей надо сейчасъ же и совершенно отказаться отъ веденія этого дла. Пускай бы Фрэнкъ далъ ей слово жениться на ней чрезъ три, четыре мсяца или даже чрезъ полгода, въ такомъ случа она немедленно ухала бы въ Шотландію. Къ Фрэнку она питала боле доврія, чмъ даже къ лорду Джорджу. Что касается любви — такъ она иной разъ сама себя увряла, что она страстно влюблена, но пока сама еще не могла ршить въ кого именно. Лордъ Джорджъ безъ всякаго сомннія лучшій представитель того совершенства-корсара, какимъ рисовался онъ въ ея мечтахъ, но относительно практической жизни она любила кузена Фрэнка даже боле чмъ кого-либо изъ смертныхъ. Но по правд сказать, въ настоящемъ своемъ положеніи и но собственному ея сознанію, она едвали имла право выбирать. Лордъ Фрнъ далъ слово на ней жениться, и на него, какъ на мужа, она все еще имла свои права, какъ ей казалось по ея понятіямъ. До настоящей минуты она ни въ чемъ еще не была уличена, что могло бы оправдать нарушеніе даннаго имъ слова.
Конечно, въ пылу увлеченія она увряла своего кузена Фрэнка, что ни за какія блага въ мір не согласится теперь быть женою лорда Фона, и въ минуту этихъ завреній она говорила искренно, насколько это было въ ея характер. Но съ-тхъ-поръ обстоятельства сильно измнились. Она не питала большой надежды, чтобъ лордомъ Фономъ можно завладть, хотя имла поводъ предположить, прежде чмъ совершилось послднее воровство, что лордъ Фонъ, не считаетъ себя совсмъ безопаснымъ. При такихъ обстоятельствахъ, она совсмъ не желала покинуть Лондонъ, какъ общала своему кузену, и кажется, не очень огорчалась, что несомннная болзнь давала ей предлогъ отказаться отъ поздки.
И она не на шутку расхворалась. Правда, ея мысль опять работала надъ планами, ею создаваемыми, не безъ надежды благополучно выкарабкаться изъ бды, однако она не вдругъ могла оправиться отъ непритворнаго физическаго изнеможенія, которому невольно подчинилась, когда, по возвращеніи изъ театра, узнала о случившейся покраж. Были минуты, когда ей казалось, что сердце ея готово разорваться, и тогда она готова была во всемъ признаться Лучинд Ронокъ, еслибъ только отъ страха она не потеряла способности говорить. Когда мистрисъ Карбункль входила по лстниц съ полицейскимъ, слдовавшимъ по ея пятамъ, Лиззи охотно продала бы вс свои надежды, замокъ Портрэ, жениховъ, брилліантовое ожерелье, свои доходы, красоту, за малйшую увренность въ самой скромной безопасности. Съ быстрымъ соображеніемъ, которое было ей присущимъ, она тотчасъ смекнула даже среди своихъ страданій, что воры, укравшіе ея ожерелье, могли скоре способствовать къ сохраненію ея тайны, чмъ къ непосредственному ея раскрытію. Ни Кэмпердаунъ, ни Бёнфитъ тутъ ни въ чемъ не причастны. Вроятно, ея тайна была открыта ея горничною Пэшенсъ Крабстикъ и потому брилліанты пропали. Но деньги тоже были украдены и нтъ никакой необходимости разглашать по цлому міру, что брилліанты были вмст съ ними. Но лордъ Джорджъ зналъ. И тутъ-то ясно предсталъ предъ нею вопросъ: не вслдствіе ли ея доврія къ лорду Джорджу пропали ея брилліанты? Немудрено, что среди всхъ этихъ бдъ Лиззи не на шутку заболла.
Она томилась желаніемъ видть лорда Джорджа, но если врить словамъ мистрисъ Карбункль, лордъ Джорджъ отказывался постить ее. Лиззи не врила мистрисъ Карбункль и, слдовательно, находилась во мрак неизвстности относительно своего корсара. Такъ-какъ она могла имть съ нимъ сообщеніе только посредствомъ мистрисъ Карбункль, то и не мудрено, что ему натолковали, будто она не можетъ принять его. Конечно и затрудненій было довольно. Что кузенъ Фрэнкъ приходитъ навщать ее больную, лежащую въ постел — это дло очень понятное: именно съ кузеномъ Фрэнкомъ она должна совщаться на счетъ настоящихъ ужасныхъ хлопотъ. Тутъ и задумываться ей не для чего было, свженькій ночной чепчикъ, да тоненькій носовой платочекъ, обшитый кружевомъ — и дло съ концомъ, разв еще прикрыть плечи чмъ-нибудь пощеголевате, на случай, еслибъ пришлось привстать съ постели. Онъ могъ проводить большую часть дня въ ея спальн, только бы свободнаго времени у него хватало. Но корсаръ не кузенъ и даже не признанный женихъ. Было затруднительно даже придумать причину ея желанію видться съ нимъ, чтобъ заявить это желаніе мистрисъ Карбункль, и единственная причина, на которую она сослалась, тотчасъ представлена была ей какъ именно та, почему онъ не хочетъ посщать ее. Она сказала, что желала бы видть его, потому что онъ такъ много замшанъ въ дл этого ужаснаго воровства, а мистрисъ Карбункль на это тутъ же объявила ей, что лордъ Джорджъ не находитъ возможнымъ прійти къ ней именно потому, что имя его такъ часто упоминалось въ связи съ этими брилліантами.
— Видите ли, моя душечка, сказала мистрисъ Карбункль:— у него нтъ ни одной основательной причины посщать васъ больную, лежащую въ постел. Еслибъ ваши отношенія были иныя, какъ я нкогда полагала, что будетъ…
Въ голос мистрисъ Карбункль зазвучало нчто оскорбительное для уха Лиззи — нчто дававшее подразумвать, что всмъ надеждамъ конецъ.
— Очень понятно, что я томлюсь желаніемъ узнать, что онъ думаетъ, сказала Лиззи жалобно:— его мнніемъ я дорожу боле, чмъ мнніемъ всхъ на свт. А что его имя замшано въ это дло, такъ вдь это только въ шутку.
— Могу васъ уврить, возразила мистрисъ Карбункль:— что для него это было совсмъ не шутка.
Лиззи не смла настаивать на своемъ желаніи. Конечно, она боле знала въ этомъ дл, чмъ мистрисъ Карбункль. Тайна хранилась въ ея душ — тайна полночнаго воровства въ Карлейл, которую она открыла лорду Джорджу. О краж въ Лондон она ничего не знала, кром того, что оно совершилось съ помощью коварной Пэшенсъ Крабстикъ. Не имлъ-ли лордъ Джорджъ боле свдній относительно этого дла, чмъ она сама? А если такъ, не оттого ли онъ уклонялся отъ свиданія съ нею?
— Видите ли, моя душечка, убждала ее мистрисъ Карбункль:— очень странно покажется, что человкъ, неимющій особенныхъ отношеній къ женщин, навщаетъ ее въ спальн.
Лиззи сдлала движеніе нетерпнья, не скрывшееся подъ одяломъ. Такая причина была совсмъ ничтожна для нея, она понимала, что и для самой мистрисъ Карбункль она была не мене того ничтожна. Какая важность заключалась въ томъ, чтобъ у нея въ спальн былъ одинъ мужчина или другой? Она могла пригласить къ себ хоть дюжину докторовъ, лишь стало бы на то охоты, а въ такомъ случа зачмъ же ей нельзя принять этого одного человка, врачебная сила котораго дйствовала бы на нее гораздо цлебне?
— Притомъ же вы желали бы видться съ нимъ наедин, продолжала мистрисъ Карбункль:— а разумется, это будетъ извстно полиціи. Тутъ совсмъ ничего нтъ удивительнаго, что онъ уклоняется отъ свиданія.
Положеніе, въ которомъ находилась Лиззи, не допускало много возраженій, и свое несогласіе со взглядомъ мистрисъ Карбункль она заявляла дурнымъ расположеніемъ духа и жалобнымъ видомъ.
Фрэнкъ Грейстокъ навщалъ ее съ удивительнымъ постоянствомъ, почти ежедневно, отъ него она узнавала о воровств все, что доходило до его свднія. Прошло три дня, прошло шесть дней, прошло наконецъ и десять дней, и никто еще не былъ арестованъ. Полиція, по словамъ Фрэнка, не дремала, но дйствовала втайн, она или не хотла, или не могла ничего сказать. Для него конечно воровство въ Карлейл и совершенное въ Гертфордской улиц не имли никакой связи. Многіе думали, что воры Гертфордской улицы и воры карлейльскіе не только одни и тже, но и даже гнались за одною и тою же добычею, и что наконецъ при вторичномъ нападеніи имли успхъ. Но Фрэнкъ держался другого мннія. Онъ ни разу и ни на одну минуту не усомнился, что брилліанты были украдены въ Карлейл, и второе воровство объяснялъ предположеніемъ, что успхъ перваго поддалъ духу Пэшенсъ Крабстикъ. Желзный сундучокъ, безъ сомннія, былъ похищенъ при ея содйствіи, и вторичное воровство было уже слдствіемъ ея близкихъ сношеній съ ворами, съ которыми она тогда сошлась. Потеря Лиззи при второмъ случа оцнялась только фунтами. Таковы были предположенія и догадки Фрэнка Грейстока и, конечно, его теорія была очень утшительна для Лиззи.
— Вс думаютъ, что брилліанты попали уже въ Парижъ, сказалъ онъ ей однажды.
— Ахъ, еслибъ вы только знали, какъ мало я о нихъ забочусь! Мн кажется, что я совсмъ забыла о нихъ среди всхъ этихъ заботъ и огорченій.
— Но Кэмпердаунъ-то сильно заботится о нихъ. Я слышалъ, будто онъ говорилъ, что заставитъ васъ поплатиться за нихъ изъ вашего вдовьяго имущества.
— Разумется, это было бы ужасно, сказала Лиззи, которая при этомъ утшалась уже мыслью, что все это дло воровства можетъ остаться какъ-нибудь въ секрет, такъ что она избжитъ другого наказанія кром денежной уплаты.
— Но я увренъ, что онъ этого не можетъ сдлать, и даже полагаю, что онъ самъ не ршится на подобную попытку. Джонъ Юстэсъ не допуститъ до этого. Вдь это было бы настоящимъ преслдованіемъ.
— Кэмпердаунъ всегда преслдовалъ меня.
— Я понимаю, что для него очень непріятна потеря такихъ брилліантовъ. Кажется вы, Лиззи, никогда не соображали настоящей цнности этого ожерелья.
— И мн тоже кажется, Фрэнкъ. Что бы тамъ ни было, а ожерелье все-таки остается боле ничмъ какъ ожерельемъ. Я совсмъ не дорожила имъ, но для меня невыносима была мысль, что какой-нибудь Кэмпердаунъ сметъ предписывать мн законы. Скажите вы только слово, и я съ радостью отказалась бы отъ него въ ту же минуту.
Фрэнкъ, соображая, что она лежитъ больная, не хотлъ противорчить ей напоминаніемъ, что напротивъ именно онъ настойчиво, и даже очень настойчиво, совтовалъ ей возвратить брилліанты, не смотря на то, что считалъ несправедливымъ притязанія ея противниковъ.
— Вдь я часто говорила вамъ, продолжала Лиззи:— что мн приходило искушеніе забросить ихъ въ волны морскія. Я говорила искренно. Я предлагала вамъ принять ихъ отъ меня въ подарокъ, и какъ была бы рада, еслибъ вы тогда же развязали меня съ ними!
— Но вдь это было невозможно.
— Я знаю — невозможно съ вашей стороны, но съ моей стороны было бы такъ отрадно! Какую пользу они мн приносили? Только два раза я надвала ихъ, и то потому только, что этотъ господинъ — она подразумвала лорда Фона — осмлился оспаривать мои права на владніе брилліантами. А до того времени я даже не взглянула на нихъ. Неужели вы думаете, что наряжаться въ нихъ или смотрть на нихъ доставляло мн какую-нибудь радость? Никогда! Они были истинною напастью для меня. На меня нападали и потому защитить и сохранить свою собственность я считала дломъ чести. Но я рада, что они пропали — истинно рада.
Все это было очень хорошо и не осталось безъ дйствія на Фрэнка. Трудно было бы требовать отъ женщины въ такомъ положеніи жертвы, угнетаемой преслдованіями, и при такихъ душевныхъ страданіяхъ, чтобъ каждое слово, произнесенное ею, было суровой истиною. Лиззи въ свженькомъ ночномъ чепчик, съ носовымъ платкомъ, обшитымъ кружевомъ, блдная и съ глазами сверкающими отъ слезъ, была поистин очень мила.
— Помнится мн, что кто-то подарилъ кому-то какую-то одежду, которая сожгла его, когда онъ надлъ ее на себя, — кажется, какая-то женщина послала эту одежду какому-то человку, потому что пламенно любила его.
— Вы говорите объ одежд, которую Деянира послала Геркулесу? Да, Геркулесъ порядкомъ пообгорлъ отъ нея.
— Вотъ такъ и ожерелье, которое подарилъ мн мужъ въ знакъ своей пламенной любви, тоже страшно обожгло меня. Оно почти сгубило меня. Это все-равно, что блый слонъ, котораго восточный монархъ даритъ своему подданному, когда хочетъ его разорить. Разница только въ томъ, что бдный Флоріанъ никакъ не желалъ погубить меня. Онъ сдлалъ мн этотъ подарокъ въ знакъ любви. А вы, Фрэнкъ, если эти люди заведутъ со мною процесъ, не откажитесь защищать меня?
— Процеса не будетъ. Вашъ деверь не допустить до этого.
— А хотлось бы мн знать, кому именно достались эти брилліанты. Вдь они такой дорогой цны! Только подумайте, десять тысячъ фунтовъ пропало безслдно — за-даромъ!
Предметъ разговора былъ нсколько опасенъ, но столько имлъ волшебной силы, что она отршиться отъ него не могла.
— Какой-нибудь безчестный продавецъ брилліантовъ выручитъ за нихъ настоящую цну — разумется, чрезъ нсколько лтъ. Драгоцнныя вещи могли бы служить сильнымъ искушеніемъ, еслибы только въ рукахъ вора он не становились почти безъ всякой цны по случаю крайне труднаго сбыта украденныхъ драгоцнностей. Положимъ, что я взялъ бы ваше ожерелье.
— Ахъ! Фрэнкъ, какъ бы я желала, чтобъ оно у васъ очутилось!
— Мн некуда было бы съ нимъ дваться. Три суверена или даже десять шиллинговъ были бы мн полезне. Самое обладаніе такими драгоцнностями составляетъ такое бремя, какого я не въ силахъ былъ бы вынести. Одна мысль, что я укралъ эту вещь и что мой поступокъ можетъ обнаружиться, довела бы меня до помшательства. Благодаря собственному малодушію я вынужденъ былъ бы поврить свою тайну кому другому. Ну, а тогда я никакъ не могъ бы сомкнуть глазъ изъ страха, что мои повренный измнитъ мн.
Какъ живо она это прочувствовала! Какъ это вроятно, что лордъ Джорджъ измнитъ ей. Какъ врно описаніе Фрэнка, что бремя тайны такъ тяжело, что одному не вынести этой тяжести!
— Не много надо размышленія, продолжалъ Фрэнкъ:— чтобы вскор убдиться, что грубое и явное воровство есть нелпое и глупое ремесло, и потому попадаетъ въ руки людей недовольно образованныхъ для высшихъ продлокъ нечестности. Прокрасться ночью въ банкъ и украсть немногое, оставшееся въ ящикахъ, или даже захватить пригоршню ассигнацій съ вроятностью, что пока вы лзете изъ трубы или другого какого отверзтія, полицейскій не спускаетъ съ васъ глазъ — это дло топорное и глупое, но прохаживаться посреди улыбокъ и поклоновъ между директорами, вынимать изъ кассы капиталы въ тысячи и десятки тысячъ фунтовъ, которыхъ никогда не вкладывалъ и которыхъ никогда не можешь уплатить, и которые, когда все дло сдлано, вы только позаимствовали — вотъ это великій подвигъ.
— Неужели вы такъ думаете не вшутку?
— Мужество, находчивость, самоувренность, необходимыя дли подобныхъ подвиговъ, дйствительно достойны удивленія. Притомъ же, есть какая-то раболпная, почти презрительная мелочность въ честности, которая почти не дозволяетъ ей обнаруживать себя. Истинно-честный человкъ никогда не промолвитъ ни одного словечка предъ тми, кто ничего не знаетъ о его честности, того словечка, которое могло бы заявить или намекнуть имъ, каковъ онъ. Онъ станетъ уже одною ногою въ могил, прежде чмъ сосди узнаютъ, что у него есть такая именно вещь, за которую они съ радостью заплатили бы большія деньги, еслибь только могли знать, что у него это есть. Нечестный же человкъ почти сомнвается, точно ли въ немъ безчестна его нечестность, до какихъ бы размровъ онъ ни простиралъ ее. Честный же человкъ почти сомнвается, честна ли его честность, если она не сохраняется втайн. Положимъ, что два человка будутъ искать одного и того же мста, и что судьи, выбирающіе ихъ, не будутъ имть другихъ руководителей, кром собственныхъ словъ и взглядовъ двухъ соперниковъ, и кто же можетъ усомниться въ томъ, что именно нечестный будетъ избранъ преимущественно предъ честнымъ? Честный человкъ осматривается вокругъ себя, повся голову, какъ бы сознавая, что ему не поврятъ, пока его честность не будетъ доказана. Безчестный высоко задираетъ голову и такіе высокомрные взгляды бросаетъ вокругъ себя, какъ будто громогласно заявляетъ, что нтъ никакой надобности собирать свднія о его личности.
— О Фрэнкъ, какимъ вы стали философомъ!
— Не мудрено, раздумье о вашихъ брилліантахъ навело меня на философію. Когда же вы отправляетесь въ Шотландію?
— У меня силъ не хватитъ для такого далекаго путешествія. Да и холоду я страхъ боюсь.
— Ну, на берегу-то морскомъ холодовъ большихъ нечего бояться. Сказать по правд, Лиззи, мн очень бы хотлось, чтобъ вы убрались изъ этого дома. Я ничего не хочу сказать противъ мистрисъ Карбункль, но посл всего, что тутъ произошло, гораздо было бы лучше вамъ ухать отсюда. Въ свт начинаютъ сплетничать на счетъ васъ и лорда Джорджа?
— Да чмъ же я могу этому помшать?
— Надо ухать отсюда.— то-есть, въ случа если несправедливы толки. Но я не желаю напрашиваться на ваши тайны.
— У меня нтъ тайнъ отъ васъ.
— Если несправедливы увренія, что вы дали слово быть женою лорда Джорджа Карутерса.
— Это несправедливо.
— Такъ не потому ли вы желаете оставаться здсь, что это можетъ произойти? Извините, Лиззи, что я вынужденъ длать вамъ нескромные вопросы, но иначе я не могу совтовать вамъ.
— Разумется, ваши вопросы очень нескромны.
— Я немедленно прекращу ихъ, если вамъ это непріятно.
— Фрэнкъ! вы поступаете со мною вроломно.
Произнося эти слова, она привстала съ постели и сла, устремивъ на него глаза и вытянувъ свои тонкія руки по одялу.
— Вы знаете, Фрэнкъ, что я не могу желать помолвки ни съ нимъ и ни съ кмъ другимъ. Вы лучше знаете, чмъ даже я сама, въ какомъ состояніи находится мое сердце. Во всякомъ случа, въ отношеніи васъ, у меня нтъ ни малйшаго лицемрія. Все было вамъ высказано — не буду говорить, какъ это дорого мн стоило. Честной женщин, я боюсь, приходится еще хуже, чмъ честному человку, о которомъ вы только что толковали. По вашему мннію, если не ошибаюсь, честнаго человка, хотя бы и при конц жизни, а все-же оцнятъ, но честная женщина до самаго смертнаго часа должна нести наказаніе за свою честность. Въ женщин свтъ никогда не прощаетъ ее.
Онъ молча сидлъ все время, пока она говорила, но почти безсознательно протянулъ лвую руку и взялъ ея правую руку. Нсколько секундъ она допускала это положеніе и лежала смирно, пока ихъ руки были крпко сжаты, но вдругъ она съ содроганіемъ выдернула свою руку и какъ бы съ ужасомъ оттолкнулась отъ его прикосновенія.
— Какъ вы смете жать мн руку, когда знаете, что такое пожатіе есть коварство и проклятіе съ вашей стороны?
— Ну ужъ и проклятіе, Лиззи!
— Да, проклятіе. Говорю прямо, не подбирать же мн словъ для васъ. Подобное пожатіе, происходя отъ васъ, что оно означаетъ?
— Любовь.
— Да — но какого рода любовь? У васъ достаетъ духа подобными залогами питать мою любовь, тогда какъ вы сами знаете, что не намрены платить мн взаимностью! О, Фрэнкъ! отдайте мн сердце мое назадъ! Забыли ли вы, что общали мн, когда мы сидли съ вами на скалахъ Портрэ?
Невыразимо трудно для мужчины отказываться отъ предложенія женской любви. Пожалуй скажутъ, что отказъ въ подобномъ случа со стороны мужчины вполн естественъ, что сердце, такимъ образомъ предлагаемое, лишается своей цны, что женщина, способная такъ поступать, сама себя лишаетъ привилегій, принадлежащихъ ей какъ женщин, что суровое порицаніе и даже нескрытое презрніе оправдываются такими поступками, — и что самая ослпительная красота, самое волшебное очарованіе женственности совершенно теряютъ свою прелесть, когда открыто предлагаются, какъ на рынк. Нтъ сомннья, что такова наша теорія въ любви и сватовств. Но на дл, даже и тогда, какъ самая ясная теорія руководитъ нами, столько зависитъ отъ случайныхъ обстоятельствъ и условныхъ результатовъ, что всякая теорія часто распадается въ пухъ и прахъ. Не могъ же Фрэнкъ презирать эту женщину, не могъ онъ и суровымъ быть къ ней, не могъ онъ принудить себя объявить ей прямо и смло, что въ отношеніи любви онъ ничего не можетъ сказать ей. Онъ придумывалъ для нея оправданія и уврялъ себя, что особенныя обстоятельства ея положенія извиняютъ ея неженственное поведеніе, хотя ему самому трудно было бы опредлить, какого рода именно эти обстоятельства. Она богата, прекрасна, умна — и это все льстило его самолюбію. Однако онъ зналъ, что жениться на ней ему нельзя — онъ зналъ также и то, что хотя она ему очень нравится, однако не возбуждаетъ въ немъ любви.
— Лиззи, сказалъ онъ: — мн кажется, что вы не понимаете моего положенія.
— Очень понимаю. Эта двчонка обморочила васъ и выманила общаніе.
— Еслибъ и такъ, не захотите же вы заставлять меня нарушить данное слово.
— Напротивъ, захочу, если только вы находите, что вамъ она неподходящая жена. Неужели такой человкъ какъ вы долженъ быть связанъ на цлую жизнь, неужели онъ долженъ отказаться отъ честолюбія, отъ всхъ высокихъ надеждъ только потому, что у какой-нибудь двочки хватило ума выманить у него общаніе жениться на ней? Разв неправда, что вы въ долгахъ?
— А что же за бда? Во всякомъ случа отъ васъ-то, Лиззи, я не захочу помощи.
— Вотъ что значитъ гордость мужская! Разв не всему міру извстно, что для такой карьеры, какая предлежитъ вамъ, непремнно требуется если не богатство, то по-крайней-мр обезпеченный доходъ? Неужели вы думаете, что я не съумю счесть дважды-два? Неужели вы думаете обо мн такъ низко, чтобъ воображать, будто я могла сказать то, что сказала, еслибъ вполн не сообразила, что могу вамъ помочь? Мужчина, кажется, не можетъ понять женской любви, которая жертвуетъ своею гордостью только изъ желанія его пользы. Я желаю вашего счастья. Я желала видть васъ великимъ человкомъ и лордомъ, и при томъ понимаю, что безъ состоянія вы не можете сдлаться ни тмъ, ни другимъ. Ахъ! я готова отдать вамъ все, что имю, и вмст оградить отъ бремени, съ которымъ состояніе это связано.
Очень могло случится, что вотъ тутъ-то именно онъ сообщилъ бы о своей помолвк съ Люси и о ршимости исполнить данное общаніе, но на ту пору вошла мистрисъ Карбункль. Фрэнкъ засидлся больше часа въ спальн кузины, а такъ какъ Лиззи все еще считалась больною и подъ надзоромъ, такъ сказать, мистрисъ Карбункль, то очень естественно было, что хозяйка заявила свои права.
— Вы знаете, душечка моя, что вамъ вредно утомляться. А еще сегодня же общалъ прійти къ вамъ мистеръ Эмиліусъ.
— Мистеръ Эмиліусъ? воскликнулъ Грейстокъ.
— Да — священнослужитель. Разв вы не помните его въ Портрэ? Брюнетъ съ прищуренными глазами. Вы еще всегда, злой насмшникъ, увряли, что онъ прежде жидёнкомъ бгалъ по улицамъ.
Лиззи, говоря о своемъ духовномъ руководител, видимо не желала оказывать ему большого благоговнія.
— Напротивъ, я очень хорошо его помню, онъ бросалъ изподтишка нжные взоры на мисъ Мэкнёльти и ужасно много пилъ вина за обдомъ.
— Бдная Мэкнёльти! Я ни одному слову не врю на счетъ вина, ну а что касается Мэкнёльти, я не могу понять, почему бы и ей не быть обращенной на путь истины, какъ и всякой другой. Онъ приходитъ почитать мн. Надюсь, что вы ничего не имете противъ этого?
— Ничего ршительно — если только вамъ это нравится.
— Ахъ! Фрэнкъ, иногда приходятъ въ голову торжественныя мысли, особенно если заболешь.
— О, конечно! Здоровому или больному, все-равно, приходятъ иногда въ голову торжественныя мысли — даже привиднія какъ-будто являются. А что, мистеръ Эмиліусъ довольно ли свдущъ, чтобъ произносить заклинанія противъ нихъ?
— Онъ священнослужитель, мистеръ Грейстокъ, произнесла мистрисъ Карбункль съ укоризною.
— Такъ говорятъ. Я не присутствовалъ при его посвященіи, но надюсь, что это происходило въ законномъ порядк. Какъ подумаешь, сколько вреда можетъ надлать епископъ, такъ по невол пожелаешь, чтобъ нашли способъ избирать самыхъ надежныхъ епископовъ.
— Но вы ничего не знаете противъ мистера Эмиліуса? спросила Лиззи.
— Ничего, кром его наружности, голоса и обращенія, кром разв еще того, что онъ говоритъ популярныя проповди, пьетъ много вина и длаетъ сладкіе глазки мисъ Мэкнёльти. Мистрисъ Карбункль, совтую вамъ спрятать подъ замокъ серебряныя ложки, если только воры оставили вамъ хоть одну. Вы желали узнать о судьб вашихъ брилліантовъ, Лиззи. Можетъ быть, они обогатятъ протестантскую церковь въ родной сторон мистера Эмиліуса.
Въ этотъ день приходилъ мистеръ Эмиліусъ и почиталъ для лэди Юстэсъ. Священнослужитель иметъ такую же привилегію входить въ спальню больныхъ дамъ, какъ и докторъ или кузенъ. Тутъ опять понадобился свженькій чепчикъ и носовой платочекъ съ кружевами, но для этого случая прибавилась еще шаль для прикрытія плечиковъ Лиззи. Мистеръ Эмиліусъ прежде всего прочелъ молитву, стоя на колняхъ у постели больной, потомъ прочелъ главу изъ Библіи, и закончилъ первой половиной четвертой псни ‘Чайльдъ-Гарольда’, которую прочиталъ до того превосходно, что Лиззи почувствовала на ту минуту, что во всякомъ случа поэзія — жизнь, а жизнь — поэзія.

Глава LIV.
‘ПОЛАГАЮ, ЧТО Я МОГУ ЗАМОЛВИТЬ СЛОВЕЧКО.’

Вторая кража, которой подверглась Лиззи Юстэсъ, отнюдь не ослабила интереса, связаннаго съ ея именемъ и отношеніями въ великосвтскомъ кругу. Настала пора собираться членамъ парламента и общество въ Мачингскомъ пріорат — общество лэди Гленкоры Пализеръ въ деревн — въ нкоторой степени рушилось. Вс эти господа, находящіеся на служб королевскаго правительства, по необходимости должны были хать въ Лондонъ, а проживавшіе съ своими женами въ Мачинг забрали съ собою и женъ своихъ. Мистеръ и мистрисъ Бонтинъ распростились съ своими вакаціями. Самъ мистеръ Пализеръ, конечно, уже находился на своемъ пост, и вс государственные секретари съ своими помощниками находились уже на пол битвы. Въ день 13 февраля мистеръ Пализеръ представилъ парламенту свой первый важный отчетъ по вопросу о пятифартинговомъ пенни, при чемъ давалъ слово употребить вс усилія, чтобъ внести эту мру въ парламентъ въ настоящую сессію. Представители Сити, находившіеся въ палат на эту пору, и вс директоры англійскаго банка въ галере, и каждый Барингъ, и каждый Ротшильдъ, если тутъ были Баринги и Ротшильды, не достигшіе еще права засдать въ палат, вс — вс единодушно заявляли, что подобное дло слишкомъ громадно, чтобъ вынести его одному члену на своихъ плечахъ или въ одну сессію. Иные говорили, что подобная мра никогда не достигнетъ цли, потому что недоконченная работа одной сессіи не убавитъ трудовъ слдующей сессіи, надо будетъ начинать сызнова, изъ чего слдуетъ — такъ утверждали эти члены, лишенные надежды — что пенни въ пять фартинговъ, пенни изъ сотни которыхъ должны выйти десять шилинговъ, благодатный пенни, по милости котораго вся будущая денежная численность будетъ легка для самаго тупоумнаго великобританца — словомъ, что такой пенни никогда не привьется въ стран. Другіе же господа, боле богатые надеждами, завряли, что, напротивъ, мало-по-малу эта счетность до того запечатлется въ умахъ членовъ парламента, писателей передовыхъ статей и въ дятельной публик вообще, что войдетъ въ число общедоступныхъ истинъ, которыя всми принимаются безъ всякихъ предварительныхъ преній. Напримръ, можно наконецъ допустить, что настанетъ пора, когда десятичная мра для всхъ будетъ желательна, слдовательно, не потребуется отъ весеннихъ засданій мсяца или двухъ для обсужденія предварительнаго вопроса. Но пока поры еще этой не наставало, всми дятелями въ Сити признавалось, что мистеръ Пализеръ слишкомъ горячится. Было и то вроятіе, какъ многіе говорили, что онъ можетъ убить себя работою, которая во всхъ отношеніяхъ — кром успха — можетъ назваться геркулесовскою и что посл него ни одинъ финансистъ не дерзнетъ взяться за это дло. Лэди Гленкор предлежала обязанность надсматривать, чтобъ ея Геркулесъ не убивалъ себя.
При такомъ положеніи длъ лэди Гленкора разрывалась между Мачингомъ, гд на ея рукахъ находился дядя ея мужа, герцогъ Омніумъ, и Лондономъ, куда ее призывали обязанности въ отношеніи мужа. Когда члены парламента стали собираться въ Лондонъ, она тоже туда отправилась, оставляя герцога на рукахъ полудюжины друзей, которые умли забавлять его, но она скоро возвратилась, зная, что ея долгое отсутствіе можетъ быть опасно. Герцогъ, хотя и старъ, однако былъ самъ себ господинъ, онъ очень любилъ общество мадамъ Гёслеръ, и ея любезность къ нему была предупредительна и безустанна, а тутъ-то именно предстояла опасность, и лэди Гленкора чувствовала, что на ней лежитъ отвтственность, чтобъ старый вельможа ничего такого не сдлалъ по стариковской слабости, что могло бы омрачить блескъ его прошлой жизни. Ну что изъ этого выйдетъ, если въ одинъ прекрасный день его свтлость очутится въ Париж и вздумаетъ сдлать мадамъ Гёслеръ герцогинею въ посольской церкви? До-сихъ-поръ мадамъ Гёслеръ вела себя очень хорошо и вроятно будетъ продолжать точно также. Лэди Гленкора искренно любила мадамъ Гёслеръ. Но на ставк были такіе важные интересы! Вотъ при такихъ-то обстоятельствахъ лэди Гленкора нашла нужнымъ часто кататься по дорог между Мачингомъ и Лондономъ.
Но хотя лэди Гленкора была подъ бременемъ великихъ заботъ, однако она отнюдь не выпускала изъ виду участія къ юстэсовскимъ брилліантамъ, и когда дошло до ея свднія, что сверхъ важнаго карлейльскаго воровства произошло еще и второе, и что это второе совершилось тогда, какъ вся лондонская полиція была поднята на ноги, гоняясь по слдамъ перваго воровства, тогда ея озабоченность еще усилилась, даже самъ герцогъ принялъ такъ близко къ сердцу этотъ вопросъ, что почти желалъ перехать въ Лондонъ, вроятно съ тмъ намреніемъ, чтобъ лично видть лэди Юстэсъ, такъ по-крайней-мр предполагали нжно за нимъ ухаживавшія дамы.
— Но объ этомъ нечего и думать, душа моя, сказала лэди Гленкора мадамъ Гёслеръ, когда та передала ей въ первый разъ желаніе герцога.
— Я такъ и сказала ему, эту поздку ему не вынести.
— Разумется, она ему не подъ-силу, объ этомъ нечего и думать, повторила лэди Гленкора, и потомъ продолжала шепотомъ: — Кто его знаетъ, можетъ быть ему пришла бы блажь жениться на ней, а не всякая женщина можетъ устоять противъ такого искушенія.
Мадамъ Гёслеръ улыбнулась и покачала головою, но ни слова не сказала на намекъ лэди Гленкоры.
Лэди Гленкора увряла дядю, что вс подробности будутъ ему извстны, что она каждый день станетъ писать, а новйшія новости будетъ посылать по телеграфу, если ему покажется, что почта медленно доставляетъ свднія.
— Ахъ, да! сказалъ герцогъ: — я очень люблю телеграмы. А знаете ли, мн сдается, что лордъ Джорджъ Карутерсъ непремнно замшанъ въ этомъ дл. Какъ вы думаете, мадамъ Гёслеръ?
Давно уже всмъ стало понятно, что герцогъ пламенно желалъ, чтобъ одинъ изъ ему равныхъ оказался воромъ, потому что похищенная добыча самая аристократическая.
Относительно самой Лиззи, лэди Гленкора, по возвращеніи въ Лондонъ, вздумала произвесть переворотъ въ пользу нашей героини. До-сихъ-поръ вся либеральная партія признавала за несомннный фактъ, что Лиззи непремнно принимала участіе въ краж своихъ брилліантовъ. Духъ партій, составляющій отличительную черту характера государственныхъ людей Англіи, былъ причиною, что все правительство поддерживало лорда Фона, а лорда Фона можно было поддерживать только въ томъ предположеніи, что Лиззи Юстэсъ злоумышленная преступница. Но лэди Гленкора, хотя очень врная въ государственной политик, однако была способна имть свои собственныя мннія, и увлекаясь нкоторыми порывами, желала, чтобъ и другіе члены ея партіи слдовали за нею. Вотъ и стала она выражать мнніе, что лэди Юстэсъ несчастная жертва, а вслдъ за нею вс госпожи Бонтины и даже иные господа Бонтины сочли своею обязанностью соглашаться съ нею. Она стояла на такомъ высокомъ пьедестал, что не была обязана подчиняться тому, что стсняло другихъ, и можно даже сказать, на слишкомъ высокомъ пьедестал для того, чтобъ другіе осмлились противиться ея руководству. Какъ членъ партіи, она была перемнчива и опасна, но по своему положенію и отличительному характеру она была всесильна. Когда она провозгласила, что лэди Юстэсъ жертва, другимъ оставалось только поддакивать ей. Этотъ переворотъ всею тяжестью падалъ на лорда Фона, тмъ боле, что лэди Гленкора взяла на себя трудъ утверждать, что лордъ Фонъ не иметъ права отвергать лэди Юстэсъ. Лэди Гленкора имла поддержку для своихъ видовъ въ томъ, что съ прошлой недли, посл того какъ произведено было слдствіе по случаю кражи въ Гертфордской улиц, полиція не заявляла свжихъ подозрній относительно Лиззи Юстэсъ. Она ежедневно слышала отъ Барингтона Ирля, что маіоръ Макинтошъ и Бёнфитъ и Гэджеръ дятельне чмъ когда-нибудь производили свои розыски, что все полицейское управленіе ршилось во что бы ни стало докопаться истины и что разосланы были опытные агенты, чтобъ выслдить брилліанты въ Гамбург, Париж, Вн и Нью-Йорк. Кром того, Ирлю шепнули на-ухо, что мсто, гд укрылась Пэшенсъ Крабстикъ, было открыто и что многіе изъ предводителей воровскими шайками помогали полиціи,— но никакого и намека не было, чтобъ вина падала на Лиззи Юстэсъ.
— Клянусь честью, я начинаю думать, что на нее больше нагршили, чмъ сколько она сама согршила.
Такъ было сказано лэди Гленкор Барингтономъ Ирломъ, которому, кажется, спеціально поручалось наблюдать за этимъ дломъ для доставленія свдній своей партіи. Это было на другой день посл того, какъ Пализеромъ произнесена была знаменитая рчь о пяти фартингахъ.
— Я уврена, что она тутъ не причемъ. Со времени послдней кражи я не переставала такъ думать. Сэр-Симонъ Слопъ вчера еще говорилъ мн, что Кэмпердаунъ совсмъ отступился отъ этого дла.
Сэр-Симонъ Слопъ былъ въ то время генералъ-прокуроръ.
— Съ его стороны было бы нелпо продолжать дло теперь, когда брилліанты пропали, разв, что онъ намренъ принудить ее къ уплат за нихъ.
— Это было бы жестокое преслдованіе. Разумется, ее преслдовали какъ жертву. Я заду къ ней.
Тутъ она написала слдующее письмо къ герцогу:

14 февраля 18—.

‘Любезный герцогъ,

‘Плантадженетъ былъ на ногахъ три часа и три-четверти въ прошлую ночь, а я все это время сидла. Насколько могла замтить за ршеткой, я одна въ цлой палат слушала его. Мистеръ Грешэмъ наврно крпко спалъ. Жалостно было видть, какъ иные изъ нихъ звали. Плантадженетъ говорилъ очень хорошо, и мн кажется, какъ-будто я поняла его. Они, кажется, говорятъ, что никто съ другой стороны не станетъ столько хлопотать, чтобъ представлять ему правильную оппозицію, но что тутъ есть люди изъ Сити, которые напишутъ статьи для газетъ и поднимутъ много шума въ финансовомъ мір. Плантадженетъ ничего не говоритъ. Но по глазамъ его видно, что онъ положилъ себ за правило — совершить или умереть, въ этомъ много трагическаго. Засданіе окончилось въ одиннадцать часовъ, тогда онъ пріхалъ домой, сълъ три устрицы, выпилъ стаканъ пива и крпко заснулъ. Говорятъ, что настоящая работа наступитъ, когда дло перейдетъ въ комитетъ — то-есть если только дойдетъ до этого. Биль предложенъ и будетъ прочитанъ въ слдующее засданіе, назначенное на будущій понедльникъ.
‘Что касается воровства, то кажется нельзя и сомнваться, что полиція захватила горничную. Ее не арестовали, но ведутъ съ нею мирные переговоры. Барингтонъ Ирль говоритъ, что сержантъ женится на ней для того, чтобъ вести, дло безопасне. Полагаю, что они знаютъ свое дло, но мн это вовсе не представляется какъ надежнйшее средство. Кажется, они думаютъ, что брилліанты отправлены въ Парижъ, но впослдствіи отосланы въ Нью-Йоркъ.
‘Относительно молоденькой вдовушки я думаю, что она была жертвою. Сперва она лишилась своихъ брилліантовъ, а теперь похищены у нея остальныя драгоцнности вмст съ деньгами. Не могу въ толкъ взять, что могла бы она выиграть чрезъ такое мошенничество, и думаю, что съ нею жестоко поступили. Она остановилась въ дом какой-то мистрисъ Карбункль, но все-равно, я поду навстить ее. Я желала бы, чтобъ вы могли видть ее, потому что она такая красавица — именно въ такомъ род, какъ вы любите: не такъ румяна, какъ нашъ другъ, но правильныя черты и нескончаемая игра физіономіи — можетъ быть, не всегда въ лучшемъ вкус — но можемъ ли мы все имть разомъ — не правда ли, милый герцогъ?
‘Что касается до настоящаго вора — разумется, вы должны сейчасъ же сжечь это письмо и никакъ никому не открывать, что слышали это отъ меня — я подозрваю, что все это устроено очаровательнымъ шотландскимъ лордомъ. Думаютъ, что онъ былъ подкупленъ евреями-ювелирами. Кажется, у него нтъ довольно денегъ, чтобъ совершать такіе подвиги на собственный счетъ. Относительно второго воровства, принималъ ли онъ въ немъ участіе или нтъ, этого я не могу еще сообразить. Не вижу однако причины, почему бы ему не быть и тутъ въ дол. Если человкъ втягивается уже въ дло, то долженъ, по мр силъ, извлекать изъ него что возможно. Конечно, вторичная кража ничтожна въ-сравненіи съ брилліантовымъ ожерельемъ, однако все-же чего-нибудь да стоитъ. Въ город много ходитъ толковъ о сэр-Грифин Тьюитъ. Онъ не подложный сэр-Грифинъ, въ чемъ вы можете убдиться изъ книги пэровъ. Говорятъ, онъ хотлъ-было жениться на нкоторой молодой двушк, и лордъ Джорджъ требуетъ настойчиво, чтобъ онъ женился. Не доберусь въ этомъ толку, но эта двушка живетъ въ одномъ дом съ лэди Юстэсъ, и потому, когда я заду къ ней, тогда все и разузнаю. Говорятъ, что сэр-Грифину извстна вся подноготная дла объ ожерель и что онъ грозитъ всю тайну открыть, если его не развяжутъ отъ такой женитьбы. Я же готова думать, что эта двушка просто-на-просто дочь лорда Джорджа, такъ что въ этомъ дл много путаницы.
‘Въ Мачитъ я вернусь въ субботу. Если въ это время выйдетъ еще что-нибудь интересное, я непремнно напишу вамъ или пришлю телеграму. Не знаю, найдется ли возможность для Плантандженета покинуть Лондонъ въ это время. Онъ говоритъ, что въ понедльникъ ему непремнно потребуется вернуться сюда и что много времени пропадаетъ даромъ на дорогу. Расцлуйте за меня моихъ милыхъ крошекъ — милыя крошки, это дти лэди Гленкоры и игрушки герцога — и передайте мой привтъ мадамъ Максъ. Не думаю, чтобъ вы очень много заботились объ остальныхъ.
‘Много васъ любящая

‘ГЛЕНКОРА.’

На другой день лэди Гленкора дйствительно похала въ Гертфордскую улицу и постила нашу пріятельницу Лиззи Юстэсъ. Горничная доложила ей, что лэди Юстэсъ больна и въ постел. Но со свойственной ей настойчивостью лэди Гленкора стала ее разспрашивать, и когда узнала, что Лиззи принимаетъ нкоторыхъ постителей въ спальн, она послала ей свою карточку. Почетъ былъ такъ великъ, что и отказа не могло быть. Лэди Гленкора занимала такое высокое мсто въ свт, что ея покровительство было почти равносильно опор, предлагаемой рукою иного жениха. А что если лордъ Джорджъ сохранитъ ея тайну и лэди Гленкора будетъ ей другомъ-покровительницей? Не выйдетъ ли она опять блистательною женщиной? Такимъ образомъ явилась лэди Гленкора Пализеръ въ спальн Лиззи. Лиззи оказалась въ самомъ прелестномъ ночномъ чепчичк, съ прехорошенькимъ носовымъ платочкомъ, обшитомъ кружевомъ, съ томикомъ Теннисона и флакончикомъ въ рукахъ. Она понимала, что при этомъ свиданіи ей надо выказать много ума. Инстинктъ подсказывалъ ей, что при первыхъ привтахъ гостьи ей слдуетъ выказать боле удивленія, чмъ признательности. Сообразно съ этимъ она была изумлена самымъ очаровательнымъ женственнымъ и почти ребяческимъ образомъ.
— Знаю, что длаю самое странное дло въ мір, сказала лэди Гленкора съ улыбкой.
— Я уврена, что вы намрены сдлать самое доброе дло.
— Пожалуй, что и такъ. Кажется, мы съ вами не встрчались съ-тхъ-поръ, какъ вы были у меня въ конц прошлой зимы.
— Дйствительно такъ. Вотъ уже шесть недль какъ я вернулась въ Лондонъ, но очень рдко вызжала, и вотъ уже дв недли какъ съ постели не встаю. У меня было столько непріятностей, что нтъ ничего удивительнаго, если он и въ постель меня уложили.
— До меня дошли о томъ слухи, вотъ почему я и поспшила навстить васъ и заявить вамъ свое сочувствіе. Когда я узнала, что вы принимаете, мн пришло въ говову, что можетъ быть вы и меня примите.
— И какъ еще рада вамъ, лэди Гленкора!
— Разумется, я слышала о вашихъ ужасныхъ потеряхъ.
— Потери ничто въ сравненіи съ непріятностями, сопровождавшими ихъ. Не знаю, какъ и говорить о томъ. И прежде бывали случаи, что у дамъ похищали драгоцнности, но не думаю, чтобы кого-нибудь обвиняли, какъ меня, въ обкрадываніи самихъ себя.
— Наврно обвиненія не было.
— То-есть меня не посадили въ тюрьму, лэди Гленкора, но ко мн присылали полицейскаго съ просьбою, чтобы я позволила обыскать свои вещи — и кром того, вы сами знаете, какіе слухи были распространяемы обо мн.
— О! конечно, знаю. Еслибъ не это, то, говоря откровенно я едвали попала сюда.
Тутъ лэди Гленкора излила свое сочувствіе, быть можетъ, съ большимъ краснорчіемъ и очарованіемъ въ словахъ, чмъ съ деликатностью въ чувствахъ.
— Что касается до потери брилліантовъ, я думаю, что вы переносите эту потерю съ удивительнымъ мужествомъ, сказала она.
— Еслибъ вы могли представить себ, какъ мало я о нихъ хлопочу! сказала Лиззи въ порыв увлеченія:— они потеряли для меня всякую отраду, которую я полагала въ нихъ, какъ въ подарк моего мужа. Въ свт шли толки о нихъ и мн угрожали за нихъ только потому, что я желала сохранить то, что считала своею собственностью. Само собою разумется, что я не желала отказываться отъ нихъ. Скажите, лэди Гленкора, вы отказались бы отъ своихъ?
— Ужъ конечно нтъ.
— Ну и я не отказалась. Но когда пошла вся эта суматоха, они сдлались для меня невыносимою тягостью. Я часто говорила, что съ радостью закинула бы ихъ въ море.
— Не думаю, чтобъ я ршилась на это, замтила лэди Гленкора.
— Ахъ! вы никогда не знали тхъ страданій, какія я вынесла..
— Мы никакъ не можемъ знать, въ какомъ мст чужіе сапоги жмутъ чужую ногу.
— Да, но вы никогда не были покинуты въ такомъ одиночеств. У васъ мужъ и друзья.
— Мужъ, желающій втиснуть пять фартинговъ въ одинъ пенни! Не все то золото, что блеститъ, лэди Юстэсъ.
— Вы никогда не знали тхъ огорченій, какія я испытала, продолжала Лиззи, ничего не понявъ въ намек новаго друга на важный текущій вопросъ: — можетъ быть, вы слышали, что втеченіе прошлаго лта я была помолвлена съ однимъ лордомъ, который, кажется, и вамъ знакомъ.
Это было сказано самымъ нжнымъ шепотомъ.
— О! да — лордъ Фонъ. Я очень коротко его знаю. Разумется, я слышала о томъ. У насъ всмъ это было извстно.
— И вамъ также извстно, какъ онъ со мною поступилъ?
— Да — безъ сомннья.
— О немъ я ничего не стану говорить вамъ, лэди Гленкора. Не считаю достойнымъ себя жаловаться. Но все это произошло отъ проклятаго ожерелья. Посл этого станете ли вы удивляться, что я искренно желала забросить эти камни въ бездны морскія?.— Полагаю, что лордъ Фонъ опять будетъ… что это снова все уладится, сказала лэди Гленкора.
— Уладится? повторила Лиззи съ изумленіемъ.
— Препятствія къ свадьб теперь не существуетъ.
— Увряю васъ, что я совсмъ не вдаю намреній его сіятельства, сказала Лиззи съ презрніемъ:— да и по правд сказать, совсмъ не интересуюсь узнавать ихъ.
— Я хочу сказать только, что онъ не желалъ, чтобъ юстэсовскіе брилліанты были у васъ.
— Это не юстэсовскіе брилліанты, а мои собственные.
— Но ему не нравилось, что они у васъ, и теперь, когда они исчезли навки…
— О! да, они исчезли навки!
— Слдовательно, и препятствіе исчезло. Почему бы вамъ.не написать къ нему и не пригласить его повидаться съ вами? Вотъ это я сдлала бы на вашемъ мст.
Лиззи съ пылкостью отвергла мысль принудить лорда Фона къ женитьб, которая ему противна по какой бы то ни было причин.
— Его сіятельство совершенно свободенъ, насколько это отъ меня зависитъ, сказала Лиззи въ порыв гнва.
Все это было понято лэди Гленкорой какъ слдуетъ. Лиззи Юстэсъ была порядкомъ измучена и лэди Гленкора не сомнвалась, что она будетъ радехонька возвращенію жениха. Молоденькая вдовушка потерпла жестокія испытанія — такъ соображала лэди Гленкора — и вдь это по истин было бы доброе дло, еслибъ удалось возстановить ее въ великосвтскомъ кругу и опять устроить ея свадьбу. Относительно же лорда Фона — вдь ни богатство не уменьшилось и все при ней остается, какъ и въ то время, когда онъ въ первый разъ сватался за нее. А она такъ прелестна, да и кром того вдова баронета, и во всхъ отошеніяхъ боле приличной партіи не найти для лорда Фона. Прелестная, молоденькая вдова баронета съ четырьмя тысячами ежегоднаго дохода и замкомъ въ Шотландіи, и скандальною исторіею вдобавокъ! Лэди Гленкора ршила, что свадьбу слдуетъ возстановить.
— Вроятно, вамъ извстно, что истинные друзья хотя и поссорятся, а все же кончаютъ тмъ, что мирятся и остаются вчными друзьями. Полагаю, что я могу замолвить словечко лорду Фону?
Лиззи медлила отвтомъ, но вдругъ вспомнила, что по-крайней-мр мщеніе доставитъ ей полную отраду. Вдь она поклялась отмстить лорду Фону. Во всякомъ случа, не самое ли лучшее осуществленіе ея клятвы заставить его жениться? Но такъ ли, или иначе, не выйдетъ изъ того худа, если онъ теперь будетъ лежать у ея ногъ.
— Да — если только вы думаете, что изъ этого можетъ выйти что-нибудь доброе.
Согласіе было дано съ большою нершительностью, но при такихъ обстоятельствахъ требовалась такая нершительность, а лэди Гленкора вполн понимала силу обстоятельствъ. Когда она встала, чтобы проститься, Лиззи разсыпалась въ заявленіяхъ своей благодарности.
— О, лэди Гленкора, какое доброе дло вы сдлали, принявъ на себя трудъ навстить меня! Умоляю васъ, зазжайте еще ко мн, если только найдется у васъ свободная минута.
Лэди Гленкора сказала, что непремнно задетъ.
Во время этого посщенія лэди Гленкора закинула вопросъ относительно Лучинды и сэр-Грифина и получила свдніе, что ихъ свадьба состоится. Она сдлала намекъ насчетъ родства Лучинды, но Лиззи не поняла намека и вопросъ не повторялся.

Глава LV.
КВИНТЫ ИЛИ ПОЛУДЕСЯТЫЯ.

Не легка была задача, за которую взялась лэди Гленкора. Безъ всякаго сомннья, лордъ Фонъ былъ покорный слуга предводителей своей партіи, онъ очень трусилъ мннія своихъ единомысленныхъ и мучительно подчинялся вліянію общественнаго, какъ онъ называлъ, мннія, онъ былъ до нкоторой степени большой трусъ, очень хлопотавшій о томъ, чтобъ поступать справедливо, такъ чтобы его не могли обвинить въ несправедливости, и въ то же время мало былъ одаренъ настоящимъ пониманіемъ, которое научаетъ человка разбирать, что хорошо, что дурно. Лэди Гленкора все это хорошо замчала и чувствовала, что на такого человка нсколько словъ съ ея стороны могутъ имть сильное вліяніе. Но даже и лэди Гленкора не вдругъ ршилась сказать благородному человку, что онъ долженъ жениться на женщин, когда онъ объявилъ уже свое намреніе не жениться на ней и пытался почти публично оправдывать свою ршимость ея поведеніемъ. Лэди Гленкора почти чувствовала, что взяла на себя слишкомъ много, когда въ голов своей перебирала вс средства, какъ бы исполнить общаніе, данное лэди Юстэсъ.
Пятифартинговый биль былъ предложенъ во вторникъ и долженъ былъ быть прочитанъ въ первый разъ въ понедльникъ чрезъ недлю. Въ среду лэди Гленкора написала къ герцогу и зазжала въ Гертфордскую улицу. Въ воскресенье она была уже въ Мачинг и ухаживала за герцогомъ, но она вернулась въ Лондонъ ко вторнику, а въ среду былъ небольшой обдъ въ дом Пализера, очевидно съ цлью дружескихъ преній относительно новаго пализеровскаго пенни. Первый министръ былъ приглашенъ, и Бонтинъ, и Барингтонъ Ирль и т члены правительства, которые могли оказаться особенно полезны финансовому Геркулесу того дня. Въ ум Пализера возникъ вопросъ, быть можетъ не существенной важности, но такого рода, что если его пропустить безъ вниманія, то пожалуй онъ сдлается роковымъ для окончательнаго успха принимаемой мры. Такъ много значенія бываетъ въ одномъ имени — унція смшнаго часто могущественне, чмъ стопудовой аргументъ. Подъ какимъ названіемъ будетъ оглашенъ пятифартинговый пенни? Кто-то злорадно шепнулъ Пализеру, что фартингъ означаетъ четверть, и тутъ возникла новая тревога, которая на время нависла надъ нимъ черною тучей. Смло ли пренебречь первобытнымъ значеніемъ полезнаго, стараго слова или рискнуть на опасность изобртенія новаго слова? Октябрь, объяснялъ онъ самому себ, все же десятый мсяцъ въ году, ноябрь одиннадцатый и такъ дале, хотя ихъ наименованія такъ ясно означаютъ восьмой и десятый. Вся Франція пыталась освободиться отъ такой нелпости и потерпла неудачу. Держаться ли ему фартинга, или назвать его квинтою или полудесятою?
— Выходитъ же журналъ разъ въ мсяцъ, тогда какъ онъ называется Fortnightly Review {Двухнедльное обозрніе.}, а между тмъ говорятъ, что онъ очень хорошо идетъ, сказалъ Пализеръ своему другу Бонтину.
Бонтинъ былъ большой раціоналистъ и потому думалъ, что ‘обозрніе’ сдлало бы лучше, когда бы называлось боле раціональнымъ, подходящимъ именемъ, онъ сильно высказывался въ пользу ‘квинты’ вмсто фартинга. Грешэмъ выразилъ мимоходомъ мнніе, что англичанъ не заставишь разговаривать о квинтахъ и въ этомъ заключается большое затрудненіе. Вслдствіе этого замчанія устроился небольшой обдъ, и какъ обыкновенно бывало въ такихъ случаяхъ, Пализеръ передалъ заботу объ устройств обда своей жен. Когда онъ услыхалъ, что лордъ Фонь включенъ ею въ число гостей, онъ вытаращилъ глаза. Лордъ Фонъ, можетъ быть, и пригоденъ на что-нибудь въ министерств ост-индскихъ длъ, но ужъ ровно ничего не смыслитъ въ финансовомъ вопрос о пенни.
— Онъ приметъ это за величайшій почетъ, сказала лэди Гленкора.
— Да я-то не желаю оказывать почета лорду Фону, возразилъ Пализеръ.
— Ну такъ я желаю, сказала лэди Гленкора, и дло на томъ покончилось.
Обдъ вышелъ восхитительный. Мистрисъ Грешэмъ и мистрисъ Бонтинъ тоже были тутъ и великій насущный вопросъ былъ ршенъ въ дв минуты, прежде чмъ гости вышли изъ гостиной.
— Держитесь вашего фартинга, сказалъ Грешэмъ.
— Я такъ и думаю, отвтилъ Пализеръ.
— А квинта такое легкое слово, замтилъ Бонтинъ.
— Но сквинты {Quint (квинтъ) — пятый, squint (сквинтъ) — косой.} еще легче, произнесъ Грешэмъ съ шутливымъ авторитетомъ перваго министра.
— Въ народ имъ врно дали бы прозвище косоглазокъ {Cock-eye — косоглазый.}, сказалъ Барингтонъ Ирль.
— Да и въ фартинг нтъ ни малйшаго созвучія съ четвертью, замтилъ Пализеръ.
— Держитесь стараго слова, повторилъ Грешэмъ.
— Такъ дло на томъ и покончилась, а за это время лэди Гленкора осыпала комплиментами лорда Фона по поводу искусно довершеннаго имъ дла сааба Майгобскаго. Вслдъ за тмъ вс отправились въ столовую и ни одного уже слова не было сказано о новомъ пенни Пализера.
Предъ обдомъ лэди Гленкора вытребовала отъ лорда Фона общаніе возвратиться въ гостиную. Лэди Гленкора была необыкновенно искусна въ такихъ длахъ и ни однимъ словомъ не намекнула о своей цли, она совсмъ не имла охоты разгонять своихъ гостей, а лордъ Фонъ — именно лордъ Фонъ — непремнно долженъ остаться. Если онъ уйдетъ, то за цлый вечеръ не будетъ другого разговора, кром объ этомъ несносномъ пенни. Онъ долженъ остаться, хотя бы для того, чтобъ сдлать ей одолженіе — и, само собою разумется, онъ остался.
— Какъ вы думаете, кого я на дняхъ видла? спросила лэди Гленкора, когда ей удалось наконецъ загнать свою жертву въ уголокъ.
Конечно, лордъ Фонъ не имлъ понятія о томъ, кого она видла. До самой этой минуты въ его голов не мелькало ни малйшей тни подозрнія о грядущей на него опасности.
— Я навстила бдную лэди Юстэсъ и нашла ее больною, въ постел.
Лордъ Фонъ вдругъ покраснлъ до самыхъ корней волосъ и на минуту онмлъ отъ изумленія.
— Я такъ жалю ее! Мн кажется, съ нею жестоко поступили.
Лордъ Фонъ обязанъ былъ что-нибудь отвчать.
— Много толковъ было и обо мн въ связи съ нею.
— Да, лордъ Фонъ, я это знаю. И потому именно, что я уврена въ вашемъ высокомъ великодушіи и вашей — искренней преданности, я ршилась поговорить съ вами объ этомъ предмет. Я убждена, что вы ничего такъ не желаете, какъ знать истину.
— Конечно, лэди Гленкора, въ этомъ и сомннья не можетъ быть.
— Всевозможныя сплетни были распущены о ней и, я уврена, безъ малйшаго повода съ ея стороны. Въ настоящее время начинаютъ уже говорить, что она имла несомннное право на брилліанты, и что даже, еслибъ сэр-Флоріанъ и не подарилъ бы ихъ, то все-же они ея собственность по смыслу его духовнаго завщанія. Фамильные стряпчіе отказались отъ мысли преслдовать ее закономъ.
— Это потому, что ожерелье украдено.
— Совершенно независимо отъ того. Повидайтесь съ Джономъ Юстэсомъ и спросите у него, справедливо ли я говорю, или нтъ. Еслибъ оно не было ея собственностью, то на ней лежала бы отвтственность за стоимость хотя бы и украденной вещи, а при такомъ состояніи, какимъ она обладаетъ, ей никакъ бы не дозволили увернуться отъ уплаты. Ее преслдовали съ такимъ ожесточеніемъ, насколько возможности хватало — не правда ли?
— Кэмпердаунъ уврялъ, что она должна возвратить собственность, не принадлежащую ей.
— О, конечно!— именно такъ зовутъ этого человка, этого ужаснаго человка. Мн говорили, что онъ поистин безчеловчно относился къ ней. И только потому, что шайка воровъ вертлась вокругъ нея — то-есть ея брилліантовъ — какъ мухи около сосуда съ медомъ — и сначала украли у нея ожерелье, а потомъ деньги — достало у людей безстыдства выдумать, что она сама похитила свою собственность.
— Лэди Гленкора, я не слыхалъ, чтобъ это говорили.
— Говорили что-то очень похожее на то, лордъ Фонъ. Но для меня даже сомннья нтъ въ томъ, кто настоящій воръ.
— Кто же?
— О! именъ не слдуетъ произносить, прежде чмъ улика налицо, но какъ бы тамъ ни было, а я намрена поддержать ее. Будь я на вашемъ мст, я похала бы навстить ее,— поврьте, что я непремнно такъ бы сдлала. Думаю, что вы даже обязаны такъ сдлать… А что вы думаете, герцогъ, о пенни Плантадженета? Будетъ ли онъ имть стоимость двухъ полупенни?
Съ этимъ вопросомъ она обратилась къ герцогу де-Сент-Бёнгэй, знатному вельмож, любимцу всхъ либераловъ и члену кабинета министровъ. Онъ зашелъ посл обда разспросить, на чемъ ршенъ вопросъ.
— Разумется, если только онъ будетъ принятъ, то кажется такъ. Я доволенъ ужъ и тмъ, что онъ не будетъ содержать пяти полудесятыхъ. Полудесятая никогда не можетъ быть популярною монетою въ Англіи. Намъ ненавистны новыя названія до такой степени, что до сего времени мы не примирились съ названіемъ монеты въ четыре пенни.
— Въ названіи очень много силы — не правда ли? Какъ вы думаете, ужъ не назовутъ ли ихъ пализерами или палями, или какъ-нибудь въ томъ же род? Мн очень было бы непріятно слышать, какъ при новомъ правленіи будутъ говорить, что два леденца стоютъ три паля. Говорятъ, что вопросъ никакъ не можетъ быть ршенъ въ ныншнюю сессію — а въ будущей мы, пожалуй, и участвовать не будемъ.
— Это кто ршилъ? Не напророчьте несчастья, лэди Гленкора. А я такъ надюсь принимать участіе еще въ цлыхъ трехъ сессіяхъ и намренъ видть, какъ мра Пализера будетъ внесена въ палату лордовъ въ слдующую сессію, я буду еще расплачиваться за бараньи котлетки въ клуб квинтами. А вы какъ думаете, Фонъ?
— Не знаю право, что и думать, отвчалъ лорда Фонъ, мысли котораго вращались совсмъ въ другихъ сферахъ. Воспользовавшись первымъ случаемъ, онъ быстро исчезъ изъ гостинной, спасаясь на улицу. Онъ былъ сильно встревоженъ. Если лэди Гленкора ршилась заступиться за отвергнутую имъ женщину, то прощай навки комфортъ и спокойствіе его жизни! Онъ зналъ, какова была сила лэди Гленкоры.

Глава LVI.
УТШИТЕЛИ ІОВА.

Прошло уже шесть или семь недль, какъ мистрисъ Карбункль и лэди Юстэсъ перехали въ Лондонъ, и отчетъ о ихъ подвигахъ по необходимости наполненъ преимущественно кражами и слухами о кражахъ. Но въ промежуткахъ мысли этихъ дамъ устремлялись и на другіе предметы. Мистрисъ Карбункль все еще хлопотала выдать замужъ свою племянницу Лучинду Ронокъ за сэр-Грифина, а Лиззи ни на минуту не выпускала изъ вида священнаго долга, на ней лежавшаго, отмстить за себя лорду Фону. Помолвка сэр-Грифина съ Лучиндою все еще имла силу. Мистрисъ Карбункль настаивала на-своемъ наперекоръ и жениху и невст, и не теряла надежды на успхъ. А наша Лиззи, несмотря на свое горе, не оставалась въ праздности. Надо отдать ей справедливость въ томъ, что она почти покинула надежду сдлаться лэди Фонъ. Другія надежды, иныя честолюбивыя мечты представлялись ей. Въ послднее время корсаръ былъ для нея всмъ во всемъ — за исключеніемъ нкоторыхъ минутъ, когда она увряла себя, что ея сердце принадлежать исключительно кузену Фрэнку. Но обиду, нанесенную ей лордомъ Фономъ, не слдовало забывать, и она постоянно развивала предъ кузеномъ Фрэнкомъ всю бездну оскорбленій, претерпнныхъ ею.
Со стороны Фрэнка Грейстока никакъ нельзя сказать, чтобъ онъ желалъ допустить товарища министра такъ легко выпутаться изъ этой исторіи. Надо надяться, что читатель припомнитъ, что если ему разсказаны вс подробности и открыты вс тайны безъ утайки, то къ другимъ дйствующимъ лицамъ отнеслись не съ такой простодушной откровенностью. Читатель гораздо лучше знаетъ Лиззи, чмъ ея кузенъ Фрэнкъ. Конечно, онъ не совсмъ былъ влюбленъ въ Лиззи, но для него она была хорошенькая, граціозная, молоденькая женщина, съ которою онъ связанъ многими узами и которую оскорбляли жестоко. Безъ всякаго сомннья, она женщина опасная и даже, можетъ бытъ, немножко хитрая. Еслибъ она вышла за лорда Фона, дло было бы хорошо, и теперь, если она выйдетъ за него, все-же выйдетъ очень хорошее дло. Слдуя общепринятнымъ правиламъ въ подобныхъ длахъ, лордъ Фонъ обязанъ на ней жениться. Ихъ помолвка была оглашена въ обществ, и Лиззи ничего такого не сдлала, чтобъ дать ему право отступиться отъ своего слова. Относительно ожерелья, какъ причины, на основаніи которой онъ покинулъ ее — это пустая, неблаговидная отговорка. Всякому становилось теперь понятно, что Кэмпердауну никогда бы не удалось заручиться бриліантами, хотя бы они и не были украдены. Это ‘чудовищно’, какъ Фрэнкъ не разъ твердилъ своему другу Геріоту, чтобъ мужчина, связанный словомъ съ благородною женщиной, присвоивалъ себ право быть судьею ея поведенія, какъ это сдлалъ лордъ Фонъ, и чтобъ на основаніи своего личнаго приговора нарушилъ данное обязательство. Вслдствіе такого убжденія, Фрэнкъ не унимался въ преслдованіи его сіятельства и не терялъ изъ вида надежды, что когда-нибудь отпразднуетъ ихъ свадьбу — наперекоръ всмъ возраженіямъ, которыя Лиззи заявляла предъ нимъ въ Портрэ.
Никакъ ужъ нельзя сказать, чтобъ лордъ Фонъ весело провелъ зиму. Тяжелымъ бременемъ оказывалась его жизнь между мистрисъ Гитауэ съ одной стороны и Фрэнкомъ Грейстокомъ съ другой. Многіе не разъ уже намекали ему, что онъ поступилъ нехорошо въ отношеніи женщины, которую выставляли несчастною жертвою судьбы и его жертвою. Съ другой же стороны ему доказывали, что нтъ ничего такого дурного, чему бы нельзя поврить на счетъ Лиззи Юстэсъ, и что нтъ большаго несчастья, какъ если онъ покорится и позволитъ себя женить на ней.
— Гораздо ужъ лучше будетъ, говорила мистрисъ Гитауэ:— теперь же удалиться отъ длъ и ухать въ Ирландію хозяйничать въ твоемъ помсть въ Типперари.
Такой оскорбительный приговоръ сильно раздражалъ ея брата и показалъ, въ какой степени возставала сестра противъ той, которой онъ имлъ несчастье предложить свою руку. А тутъ еще пришло письмо отъ Грейстока, требовавшаго отъ него ‘письменнаго объясненія’. Для общественнаго дятеля не можетъ быть ничего нестерпиме, какъ когда отъ него требуютъ ‘письменнаго объясненія’.
‘Невозможно, писалъ Фрэнкъ: ‘чтобъ ваше поведеніе относительно моей кузины такъ и осталось безъ послдствій. Ея поведеніе безукоризненно. Ваша помолвка съ нею была разглашена — вами преимущественно, и не можетъ быть сомннія въ томъ, что съ нею нельзя поступать безнаказанно, какъ поступили вы, ваше сіятельство’.
Какого рода будетъ наказаніе, онъ не высказалъ, но наказаніе изливалось на лорда Фона изъ глазъ каждаго человка, съ которымъ онъ встрчался, и слышалось въ звукахъ каждаго голоса, обращавшагося къ нему. Взоры даже писарей въ министерств ост-индскихъ длъ обвиняли его въ дурномъ поступк противъ молодой женщины и швейцаръ въ палат пэровъ какъ-будто косился на него. А теперь недоставало еще этого!— лэди Гленкора, общественный руководитель его партіи, женщина-полярная звзда либеральнаго неба, самая популярная и самая отважная женщина въ Лондон, и она лично произвела на него нападеніе и сказала, что онъ обязанъ навстить лэди Юстэсъ!
Не должно ни на минуту предполагать, чтобъ лордъ Фонъ дйствовалъ безсознательно или былъ равнодушенъ къ нравственнымъ обязательствамъ. Во всемъ Лондон не было человка мене лорда Фона способнаго оскорблять молодую женщину или охотне лорда Фона спшившаго одержать надъ собою побду, чтобъ свернуть на путь справедливости, если онъ разъ убдился, что былъ на ложномъ пути. Но онъ принадлежалъ къ числу тхъ, которые не терпятъ вмшательства въ свои частныя дла, и былъ доведенъ почти до помшательства въ борьб между сестрою и Фрэнкомъ Грейстокомъ. Удалившись изъ дома лэди Гленкоры, онъ направился къ своему жилищу, имя грозныя тучи на чел. Сначала онъ не на шутку разозлился на лэди Гленкору. Даже ея положеніе не давало ей права вмшиваться въ его частныя дла. Онъ дастъ ей это почувствовать и разойдется съ нею. Но какому праву она можетъ совтовать ему навстить кого бы то ни было? Но мало-по-малу гнвъ утихъ, уступая мсто опасеніямъ, сомнніямъ и внутреннимъ вопросамъ. Онъ тоже замтилъ перемну въ общественномъ мнніи относительно брилліантовъ. Когда онъ произвольно взялъ на себя отвтственность нарушить обязательство, тогда ему очевидно было, что весь свтъ признавалъ, что Лиззи Юстэсъ завладла чужою собственностью. Теперь уже вс толкуютъ о ея потеряхъ, словно брилліанты принадлежали ей безспорно. На другой день лордъ Фонъ воспользовался первымъ случаемъ, чтобы повидаться съ Кэмпердауномъ.
— Любезный лордъ, сказалъ Кэмпердаунъ:— я умываю руки въ этомъ дл и совсмъ отказываюсь отъ него. Брилліанты пропали и теперь вопросы остановились на томъ, кто укралъ ихъ и гд они теперь? По нашей профессіи, мы не вмшиваемся въ подобные вопросы.
— Слдовательно, вы откажетесь отъ процеса?
— Какая же польза въ процес, когда брилліанты пропали?.. Если лэди Юстэсъ иметъ какое-нибудь отношеніе къ этому воровству?
— Такъ вы ее подозрваете?
— Никакъ нтъ, милордъ, не могу этого сказать. Не имю права произносить такое слово. Не лэди Юстэсъ я подозрваю. Она, кажется, попалась въ худыя рули, но я никакъ не подозрваю, чтобъ она сама была воровкою.
— Но вы сами длали намекъ, говоря, что если она принимала участіе въ воровств…
— Да, какъ предположеніе, но и въ такомъ случа не намъ слдуетъ принимать мры противъ нея. Дло въ томъ, что между опекунами ршено оставить все это безъ послдствія, и у меня руки связаны. Если наслдникъ, достигнувъ совершеннолтія, потребовалъ бы отъ нихъ своей собственности, то они предпочитаютъ внести за нее слдующую сумму изъ своихъ средствъ. Конечно, невроятно, чтобъ это когда-нибудь потребовалось, но по-крайней-мр таково ихъ ршеніе.
— Но если это фамильное достояніе? продолжалъ лордъ Фонъ, настаивая на прежнемъ притязаніи.
— Это затрудненіе уже уничтожено, мистеръ Довъ вполн разъяснилъ вопросъ.
Такъ вотъ чмъ кончился искъ, поданный въ судъ и на который Кэмпердаунъ возлагалъ такъ много надеждъ! Надо сознаться, что бдный лордъ Фонъ въ своихъ поступкахъ относительно Лиззи преимущественно полагался на поддержку въ процес, затянномъ Кэмпердауномъ на основаніи законнаго порядка. Трудно врится, чтобъ общество потребовало отъ него женитьбы на женщин, противъ которой вчиненъ искъ судебнымъ порядкомъ для отобранія отъ нея брилліантовъ, не ей принадлежащихъ. Но теперь эта поддержка совершенно отнята отъ него. Теперь признано, что брилліантовое ожерелье не составляетъ наслдственнаго имущества, это прямо сознано самимъ Кэмпердауномъ. Даже Кэмпердаунъ не хотлъ выражать мннія, что лэди Юстэсъ сама украла свои брилліанты.
И что это будетъ, если посл всего этого онъ все-таки женится на ней? Поводъ раздора между ними во всякомъ случа устраненъ. Ежегодный доходъ остался при ней и лэди Гленкора сверхъ того общала ей свою дружбу. Когда, по возвращеніи изъ конторы Кэмпердауна, лордъ Фонъ входилъ въ домъ министерства ост-индскихъ длъ, ему казалось уже, что нельзя придумать лучшаго средства выпутаться изъ этого дла. У себя онъ нашелъ зятя своего Гитауэ, ожидавшаго его возвращенія. Всякому человку необходимо имть друга, съ которымъ можно бы откровенно потолковать о близко касающихся длахъ, и на Гитауэ палъ выборъ быть такимъ другомъ лорда Фона. Во всхъ отношеніяхъ Гитауэ былъ такой человкъ, какого могъ бы лордъ Фонъ выбирать себ въ друзья, но онъ былъ избранъ по случаю ихъ близкой родственной связи. Гитауэ былъ болтунъ, немножко суетливъ и чрезчуръ склоненъ выводить крайнюю важность изъ каждаго мелкаго обстоятельства своей жизни. Но трудно найти друзей, которымъ можно бы вполн довряться, и мало кому бываетъ охоты увеличивать кружокъ, въ которомъ извстны наши семейныя тайны. Какъ бы тамъ ни было, а мистеръ Гитауэ безспорно усердствовалъ семейству Фоновъ и, кром того, его характеръ какъ общественнаго дятеля былъ высоко поставленъ. Еще наканун онъ получилъ приглашеніе зайти изъ апелляціонной палаты, чтобы сказать свое мнніе относительно письма, въ которомъ Фрэнкъ Грейстокъ требовалъ письменнаго объясненія. Письмо было передано ему, а мистеръ Гитауэ захватилъ его съ собою домой, чтобы показать его жен.
— Вотъ неуступчивый тори, который ршился во что бы ни стало надлать непріятностей, сказалъ Гитауэ, вынимая изъ кармана письмо и начиная разговоръ.
Лордъ Фонъ услся въ большое кресло и закрылъ лицо обими руками.
— Посл основательнаго размышленія, я охотно посовтовалъ бы вамъ не обращать никакого вниманія на это письмо, продолжалъ Гитауэ, предлагая свой совтъ согласно инструкціямъ, полученнымъ отъ жены.
Лордъ Фонъ продолжалъ сидть, не отнимая рукъ отъ лица.
— Очень понятно, что дло трудное, — очень трудное, но изъ двухъ золъ надо выбирать меньшее. Человкъ, написавшій это письмо, во всякомъ случа совершенно неспособенъ привесть въ исполненіе свою угрозу.
‘Что можетъ этотъ человкъ сдлать ему? вопрошала мистрисъ Гитауэ, которая при этомъ почти отщелкала своего мужа.
— Тмъ боле, продолжалъ Гитауэ наставлять лорда Фона:— всмъ извстно, что общественное мнніе совершенно согласно съ вашимъ. Поведеніе лэди Юстэсъ всмъ извстно.
— Вс принимаютъ ея сторону, сказалъ лордъ Фонъ, чуть не плача.
— Вотъ ужъ нтъ!
— А я вамъ говорю, что да. Прошеніе, поданное въ судъ, взято обратно, и по моему убжденію, если завтра отыщется ожерелье, никто не помшаетъ ей пользоваться имъ — по прежнему.
— Но вдь это наслдственное имущество?
— Вотъ то-то нтъ. Вс юристы ошибались въ этомъ. На сколько я могу понимать, юристы всегда ошибаются. Кэмпердаунъ самъ сознался, что ошибся. О тхъ девяти-стахъ-тысячахъ рупій для Сааба, Финлэ всегда ошибался. Если посл всего этого брилліанты дйствительно ея собственность, то я поистин самъ не знаю, что мн длать. Благодарю васъ, Гитауэ, что навстили меня. Въ настоящую минуту ничего боле нельзя сдлать. Положите здсь письмо этого бездльника, а я подумаю о немъ.
Мистрисъ Гитауэ сообразила, что это весьма неблагопріятное положеніе вещей, и въ дом на Варвикскомъ сквэр произошло великое смятеніе посл того какъ Гитауэ пересказалъ своей жен новую исторію о слабодушіи ея брата. Ужъ она-то не ослабетъ! Ужъ она-то не намрена отступаться отъ сопротивленія этому браку! Ужъ eе-то не напугаютъ ни Лиззи Юстэсъ ни Фрэнкъ Грейстокъ, которые, какъ ей хорошо извстно, находятся въ любовныхъ и совсмъ уже неблаговидныхъ сношеніяхъ.
— Разумется, она сама украла брилліанты, утверждала мистрисъ Гитауэ:— да и въ томъ не сомнваюсь, что и деньги она сама же у себя украла. Нтъ ничего такого дурного, чего бы она не способна была сдлать. Легче было бы мн видть Фредерика въ могил, чмъ женатымъ на подобной женщин. Мужчины не въ состояніи понять, какъ женщина можетъ быть хитра — вотъ это такъ врно. А Фредерикъ такъ избалованъ въ Ричмонд, что онъ совсмъ не можетъ судить о женщинахъ въ настоящемъ вид. Но я не думаю, чтобъ онъ намренъ былъ жениться на ней.
— Клянусь честью, я ничего тутъ не понимаю, сказалъ мистеръ Гитауэ.
Тутъ мистрисъ Гитауэ положила твердое намреніе написать въ Шотландію.
Въ Лондон въ это время проживалъ старый лордъ — или, лучше сказать, старый либералъ, но новый лордъ — нкто лордъ Маунтъ Тистль, который засдалъ въ кабинет министровъ и не такъ давно былъ пожалованъ въ пэры, когда его мсто понадобилось. Онъ былъ надутый, пустой, тупоумный старикъ, хорошо знакомый со всми преданіями своей партіи и по этому случаю полезный, но пренесносный старикъ,.всегда любившій вмшиваться въ чужія дла, когда его не спрашивали. Лэди Гленкора, на другой день посл бывшаго у нея обда, шепнула ему мимоходомъ, что лордъ Фонъ поставленъ въ весьма щекотливое ношеніе и что нсколько словъ предостереженія отъ такого уважаемаго человка, какъ лордъ Тистль, принесли бы ему великую пользу. Лордъ Маунтъ Тистль знавалъ отца лорда Фона и потому не задумавшись объявилъ, что считаетъ себя въ прав вмшаться совтомъ въ его дла.
— Онъ дйствительно поступаетъ не хорошо въ отношеніи лэди Юстэсъ, сказала лэди Гленкора:— и по моему мннію самъ этого не понимаетъ.
Лордъ Маунтъ Тистль, гордясь порученіемъ изъ устъ лэди Гленкоры, прямо отъ нея отправился къ сыну своего друга. Онъ нашелъ его въ парламент и въ одномъ изъ коридоровъ шепнулъ ему нсколько словъ предостереженія.
— Я увренъ, что вы, Фонъ, извините меня, сказалъ лордъ Маунтъ Тистль:— но кажется вс думаютъ, что вы не совсмъ хорошо поступили въ-отношеніи лэди Юстэсъ.
— Кто это говоритъ? спросилъ лордъ Фонъ.
— Любезный другъ, вотъ вопросъ, на который никакъ нельзя отвчать. Вамъ извстно, что ужъ я-то не люблю вмшиваться въ чужія дла, кром тхъ случаевъ, когда меня обязываетъ къ тому священный долгъ дружбы. Вы были помолвлены съ нею?
Лордъ Фонъ только нахмурился.
— Въ такомъ случа, произнесъ бывшій министръ: — если вы нарушили данное обязательство, то на васъ лежитъ обязанность представить основательныя тому причины. Она иметъ право требовать отъ васъ объясненія.
На.другой день утромъ, въ пятницу, лордъ Фонъ получилъ письмо, которое Лиззи написала по совту лэди Гленкоры. Письмо было очень коротко.
‘Не лучше ли вамъ повидаться со мною? Врядъ-ли вы можете думать, что такія вещи могутъ быть такъ оставлены. Л. Ю.— Гертфордская улица, четвергъ.’
А онъ надялся — онъ осмливался надяться — что именно такія вещи могутъ быть оставлены и что он сами собою устроятся, что отъ своего обязательства можно отступиться безъ дальнйшихъ хлопотъ и что это обстоятельство такъ и исчезнетъ. Но на дл вышло не такъ. Врагъ его, Фрэнкъ Грейстокъ, требуетъ отъ него ‘письменнаго объясненія’ его поведенія. Кэмпердаунъ покинулъ его. Лэди Гленкора Пализеръ, съ которою онъ не имлъ чести находиться въ короткихъ отношеніяхъ, взяла на себя право давать ему совты. Лордъ Маунтъ Тистль нашелъ причину обвинять его. А тутъ еще подоспло письмо отъ Лиззи Юстэсъ, которое едвали можно оставить безъ отвта. Въ эту пятницу онъ обдалъ въ клуб и оттуда прямо отправился къ сестр своей на Варвикскій сквэръ. Если гд-нибудь онъ могъ ожидать помощи, такъ это именно отъ сестры, ужъ у нея-то ни въ какомъ случа не будетъ недостатка въ мужеств, чтобъ вступить въ борьбу за него.
— Съ нею дурно поступлено! сказала она, какъ только онъ заперся съ нею: — кто-жъ это осмливается говорить?
— Старый дуракъ лордъ Маунтъ Тистль былъ у меня.
— Надюсь, Фредерикъ, что ты не станешь хлопотать о томъ, что говоритъ такой человкъ. Вроятно, его подстрекнули ея пріятели. Ну а еще кто?
— Кэмпердаунъ отступается и увряетъ, что ему теперь никакого дла нтъ до ожерелья. Лэди Глэнкора Пализеръ говорила мн недавно, что весь свтъ увренъ, что ожерелье ея собственность.
— А что понимаетъ лэди Гленкора Пализеръ въ этомъ дл? Еслибъ лэди Гленкора Пализеръ боле заботилась о своихъ собственныхъ длахъ, такъ это было бы гораздо полезне для нея. Я помню, что было время, когда у нея отъ своихъ бдъ было такъ много хлопотъ, что ей было не до того, чтобы вмшиваться въ чужія дла.
— Ну а теперь вотъ еще и отъ нея письмо. Я думаю, надо навстить ее.
— Не длай этого, Фредерикъ.
— А почему бы? Вдь я долженъ ей отвчать, а что я могу сказать?
— Если ты ршишься постить ее, то наврно эта женщина заставитъ тебя жениться на ней, и пока живъ, ты не узнаешь уже счастливыхъ дней. Нтъ причины, чтобъ ваша свадьба состоялась и она знаетъ это хорошо. На твоемъ мст я не обратила бы ни малйшаго вниманія ни на нее, ни на ея кузена, и ни на кого изъ нихъ. Если она вздумала бы подать на тебя жалобу въ судъ ну тогда другое дло.
Лордъ Фонъ обдумывалъ нсколько минутъ въ молчаніи.
— Я думаю, что мн слдуетъ създить къ ней, сказалъ онъ.
— А я такъ убждена, что не слдуетъ. Причина вашего разрыва не въ однихъ брилліантахъ,— хотя я считаю, что и этого было бы достаточно. Разв ты забылъ, что видлъ въ Портрэ тотъ человкъ, о которомъ я говорила теб?
— Я не увренъ, правду ли онъ говоритъ.
— Совершенную правду.
— Притомъ же я гнушаюсь всякимъ шпіонствомъ. Чрезъ это выходитъ такъ много ошибокъ.
— Когда же онъ самъ видлъ, что она сидла въ объятіяхъ кузена и цловала его? Если хочешь, Фредерикъ, то разумется можешь поступать какъ знаешь. Мы не имемъ права запрещать теб. Ты совершенно свободенъ жениться на комъ теб угодно.
— Я не говорю о женитьб.
— А по твоему мннію для чего она желаетъ твоего посщенія? Я уврена, что для твоей общественной карьеры это будетъ смерть. Будь я на твоемъ мст, такъ и близко бы къ ней не подошла. Ты было выпутался изъ бды, желаю, чтобы и не возвращался туда.
— Въ томъ-то и дло, что не выкарабкался, сказалъ лордъ Фонъ.
На другой день, въ субботу, онъ ни на что не ршился, а по обыкновенію похалъ въ Ричмондъ, гд не упоминалъ даже имени Лиззи. Лэди Фонъ и ея дочери никогда уже не произносили ея имени — ни ея, ни даже имени бдной Люси Морисъ въ его присутствіи. Но по возвращеніи въ Лондонъ въ воскресенье вечеромъ онъ нашелъ у себя другое письмо отъ Лиззи:
‘Не думаю, чтобъ у васъ достало жестокости оставить мое письмо безъ отвта. Покорнйше прошу увдомить меня, когда вы намрены пріхать ко мн.’
Онъ чувствовалъ, что какой-нибудь отвтъ, а надо написать. На минуту ему пришла мысль попросить мать създить къ ней, но немедленно онъ понялъ, что такимъ поступкомъ можетъ сдлаться великимъ посмшищемъ для всхъ. Нельзя ли лорда Маунта Тистля отправить своимъ Меркуріемъ? Но онъ чувствовалъ, что лорду Тистлю нтъ возможности втолковать вс обстоятельства своего щекотливаго положенія. Сестра его, мистрисъ Гитауэ, могла бы създить къ ней, еслибъ она сама не возставала такъ сильно противъ этого визита. Чмъ боле онъ обдумывалъ этотъ вопросъ, тмъ сильне становилось его убжденіе, что если разгласится молва о томъ, что онъ получилъ отъ дамы два письма и оставилъ ихъ безъ отвта, то все общество осудитъ его и назоветъ его поступокъ дурнымъ. Кончилось тмъ, что онъ написалъ — въ тотъ же вечеръ, въ воскресенья — назначивъ нсколько отдаленный срокъ своему посщенію. Вотъ содержаніе его письма:
‘Лордъ Фонъ свидтельствуетъ почтеніе лэди Юстэсъ. Согласно желанію, выраженному въ двухъ письмахъ лэди Юстэсъ, отъ 23 текущаго мсяца и ныншняго числа, лордъ Фонъ будетъ имть честь явиться къ лэди Юстэсъ въ будущую субботу, 3 марта, въ 12 часовъ дня. Лордъ Фонъ разсчитывалъ, что при существующихъ обстоятельствахъ личное свиданіе не поведетъ къ счастью никого изъ нихъ, но такъ какъ лэди Юстэсъ иметъ другое мнніе, то онъ считаетъ себя вынужденнымъ покориться ея желанію.
‘Воскресенье вечеромъ, 25 февраля 18—‘.
— Я буду у нея въ-теченіи этой недли, сказалъ онъ въ отвтъ на вопросъ лэди Гленкоры, которая, воспользовавшись случайной встрчею съ нимъ, не преминула затронуть этотъ предметъ, а у него не хватило мужества сказать лэди Гленкор, чтобъ она лучше заботилась о своихъ длахъ и предоставила ему заботу заниматься своими.
Будь она немножко не такъ сильна, какъ она была — относительно самой себя или своего мужа — такъ разумется онъ сказалъ бы напрямикъ. Но лэди Гленкора, общественная королева партіи, которой онъ принадлежитъ, а мистеръ Пализеръ канцлеръ казначейства и будущій лордъ Омніумъ.
— По мр вашего великодушія будьте сострадательны, говорила ему лэди Гленкора: — вы, мужчины, никакъ не можете себ представить, что мы, женщины, чувствуемъ, когда любимъ. Поврьте мн, она умретъ, когда вы не примиритесь съ нею. И кром того — она такъ прекрасна!
— Объ этомъ предмет я разсуждать не могу, лэди Гленкора.
— Еще бы! Кром того, вроятно, никто въ мір не пожелаетъ вамъ счастья такъ искренно, какъ я. Но видите ли — если бдная лэди ничего такого не совершила, чтобъ заслужить вашъ гнвъ, то на мой взглядъ, бросить ее, не выставляя даже основательной причины своему поступку — вдь это слишкомъ уже жестокая мра. И какимъ образомъ вамъ можно будетъ оправдывать свой поступокъ, если она вздумаетъ все это предать гласности?
У лэди Гленкоры не было недостатка въ великомъ мужеств и даже, осмлимся сказать, въ наглости. Послдній ея вопросъ былъ оставленъ безъ отвта и лордъ Фонъ ушелъ отъ нея сильно раздосадованный.
Въ-теченіи недли онъ сказалъ сестр о назначенномъ имъ свиданіи, а она уговаривала его отложить его по-крайней-мр до-тхъ-поръ, пока прідетъ одинъ человкъ изъ Шотландіи. Она написала къ мистеру Эндрю Гаурану — и послала ему денегъ на дорогу — такъ что братъ можетъ слышать лично отъ него обвинительныя доказательства. Неужели же Фредерикъ не можетъ отловить свиданія до прізда Гаурана? Но Фредерикъ не соглашался на это предложеніе. Онъ назвалъ день и часъ. Онъ назначилъ свиданіе — и, конечно, обязавъ исполнить слово.

Глава LVII.
ГЁМПТИ ДЁМПТИ.

Воровство въ дом въ Гертфордской улиц происходило 30 января, а утромъ 28 февраля Бёнфитъ и Гэджеръ сидли въ печальной, темной комнатк полицейской конторы, разсуждая объ обстоятельствахъ этого гнуснаго поступка. Прошелъ мсяцъ, а никто еще не сидлъ въ тюрьм. Мсяцъ посл этого второго воровства, но около восьми недль прошло посл воровства въ Карлейл, и даже то воровство было еще тайной. Газеты громко осуждали полицію. Безпрестанно повторяли, что ни въ какой другой цивилизованной стран на свт не могла такая цнная вещь пройти чрезъ руки воровъ, не оставивъ какого-нибудь слда, по которому полиція могла бы добраться до истины. Майоръ Макинтошъ былъ объявленъ неспособнымъ, а всхъ Бёнфитовъ и Гэджеровъ называли трусами, кротами и страусами. Они были лнивы, слпы и такъ глупы, что думали, будто когда они сами не видятъ ничего, то другіе видятъ еще меньше. Майоръ, который былъ широкоплечій философъ, переносилъ все это какъ тяжесть своей профессіи, но Бёнфиты и Гэджеры очень сердились и не знали, что придумать. Имъ не приходило въ голову питать вражду къ газетамъ, которыя ругали ихъ. Ихъ врагами были воры, которыхъ нельзя было поймать, и они держались того убжденія, что съ людьми такими упрямыми, какъ эти воры — съ людьми, къ которымъ очень увеличились пощада и снисхожденіе — слдуетъ поступить съ необыкновенной строгостью, когда ихъ поймаютъ. На язык ихъ постоянно вертлось извиненіе — что еслибъ дло шло о простыхъ ворахъ, о ворахъ обыкновенныхъ, то все было бы давно открыто, но когда лорды и лэди съ титулами замшаны въ такомъ дл — люди, въ дом которыхъ полисмэнъ не можетъ обыскивать какъ хочетъ — какимъ же образомъ полицейскій сыщикъ можетъ открыть что-нибудь?
Бёнфитъ и Гэджеръ были принуждены перемнить свою теорію о карлейльскомъ дл по поводу обстоятельствъ позднйшаго дла въ Гертфордской улиц. Они оба думали, что лордъ Джорджъ былъ замшанъ въ воровств — впрочемъ, это сдлалось теперь общимъ мнніемъ. Онъ былъ человкъ сомнительной репутаціи, безъ видимыхъ средствъ къ жизни. Онъ вступилъ въ большую короткость съ лэди Юстэсъ въ такое время, когда она возила эти брилліанты съ собою, гостилъ у нея въ замк Портрэ, когда брилліанты находились тамъ, и былъ ея спутникомъ въ поздк, во время которой брилліанты были украдены. Единственные люди въ Лондон, предполагаемые способными выгодно распорядиться такою вещью, были Гартеръ и Бенджаминъ,— о которыхъ было извстно, что они знали о существованіи этихъ брилліантовъ и имли дла съ лордомъ Джорджемъ. Кром того, было извстно что лордъ Джорджъ разговаривалъ наедин съ Бенджаминомъ утромъ посл своего прізда въ Лондонъ. Все это, взятое вмст, составляло почти убжденіе, что лордъ Джорджъ былъ замшанъ въ этомъ дл. Бёнфитъ всегда былъ увренъ въ этомъ. Гэджеръ, хотя не сходясь съ Бёнфитомъ въ подробностяхъ, всегда былъ не прочь подозрвать лорда Джорджа. Но извстные факты какъ то не вязались между собою. Если лордъ Джорджъ завладлъ брилліантами въ Карлейл или былъ въ сообщничеств Лиззи до прізда въ Карлейль — для чего же было второе воровство? Бёнфитъ, который очень придерживался своей теоріи, намекнулъ, что второе воровство было прибавочнымъ планомъ, придуманнымъ для того, чтобъ пустить пыль въ глаза полиціи. Пэшенсъ Крабстикъ, разумется, принадлежала къ этой шайк и ей позволили улизнуть съ деньгами и мене драгоцнными вещами ея госпожи — такъ чтобъ полицію еще боле запутать невдніемъ и сомнніемъ. Съ этимъ взглядомъ Гэджеръ никакъ не соглашался. Онъ думалъ, что лордъ Джорджъ взялъ брилліанты въ Карлейл съ участіемъ Лиззи — что онъ въ Лондон возвратилъ брилліанты ей, находя подозрніе противъ себя слишкомъ опаснымъ — а теперь укралъ ихъ во второй разъ, опять съ участіемъ Лиззи, но въ этомъ послднемъ отношеніи Гэджеръ не высказывалъ ршительнаго убжденія.
Но Гэджеръ въ настоящую минуту достигъ въ этомъ дл торжества, котораго вовсе не имлъ желанія раздлять съ своимъ начальникомъ. Можетъ быть, вообще, боле теряется, чмъ выигрывается посредствомъ скрытности. Умть молчать прекрасно — особенно для полисмэновъ. Но когда молчаніе доходитъ до такой степени самоувренности, что возбуждаетъ убжденіе, будто ничья помощь не нужна для достиженія великой цли, оно часто противоборствуетъ достиженію. Еслибъ полиція мене скрытничала, можетъ быть, тайна раскрылась бы скоре. Гэджеръ въ эту самую минуту имлъ причину полагать, что одинъ человкъ можетъ — и захочетъ, если дйствовать надлежащимъ образомъ — сообщить ему, Гэджеру, тайну настоящаго мстопребыванія Пэшенсъ Крабстикъ. Это убжденіе было такъ драгоцнно и такъ важно, какъ думалъ Гэджеръ, для того, чтобъ легкомысленно подлиться имъ съ такимъ человкомъ, какъ Бёнфитъ — человкомъ тупоголовымъ, по мннію Гэджера, хотя безъ сомннія посредствомъ стараній онъ имлъ успхъ въ нкоторыхъ трудныхъ длахъ.
— Сіятельный-то не шевелится, сказалъ Бёнфитъ.
— Какъ это — не шевелится, мистеръ Бёнфитъ?
— Никуда не узжаетъ изъ Лондона.
— Для чего ему узжать изъ Лондона? Что онъ выиграетъ, если удеретъ? Ничего не можетъ быть хуже, какъ бжать, когда есть подозрніе. Онъ знаетъ это все. Онъ останется. Онъ не улизнетъ.
— Не думаю, чтобъ онъ улизнулъ. Онъ человкъ ловкій, не правда ли? Этакого ловкаго мн еще видть не приходилось.
Бёнфитъ такъ часто длалъ это замчаніе, что Гэджеру почти надоло это слышать.
— Онъ дйствительно ловокъ, чортъ его дери… Какая изъ этого польза? Судя изъ того, что начальникъ говорилъ мн утромъ, нтъ ни малйшаго сомннія, гд эти брилліанты.
— Разумется, въ Париж, сказалъ Бёнфитъ.
— Никогда не были они въ Париж. Ихъ отвезли отсюда въ Гамбургъ въ короб разнощика, торгующаго ножами и ножницами. Тамъ ихъ перегранили. Говорятъ, никогда въ Гамбург не исполняли такъ быстро подобной работы. Теперь они въ Нью-Йорк. Вотъ что сдлалось съ брилліантами.
— Разумется Бенджаминъ, шепнулъ Бёнфитъ, вынувъ трубку изо рта.
— Ну — да, конечно, Бенджаминъ. Но какъ получилъ ихъ Бенджаминъ?
— Разумется, отъ лорда Джорджа.
— А онъ какъ ихъ досталъ?
— Въ томъ-то и дло, не такъ ли?
Наступило молчаніе, впродолженіе котораго Бёнфитъ продолжалъ курить.
— Такъ же врно, какъ и то, что васъ зовутъ Гэджеръ, онъ получилъ ихъ въ Карлейл.
— А зачмъ же Смайлеръ сунулся въ Карлейль?
— Такъ для вида, сказалъ Бёнфитъ.
— А кто вырзалъ дверь?
— Билли Канъ.
— А кто разломалъ сундучокъ?
— Они оба, сказалъ Бёнфитъ.
— И это все для вида?
— Да — именно. И прекрасно придумали они все это — ничего лучше не видалъ.
— Прекрасно, сказалъ Гэджеръ.— Только я не согласенъ съ вами, мистеръ Бёнфитъ, потому что дло-то не стоило того. Господь съ вами! чего стоило бы все это? Что мшало лэди Юстэсъ и лорду Джорджу отвезти брилліанты къ Бенджамину и получить деньги за нихъ? Перехитрить всегда не хорошо, мистеръ Бёнфитъ. А когда все это было сдлано, для чего она опять дала себя обокрасть? Нтъ — я не говорю, вы человкъ умный въ своемъ род, мистеръ Бёнфитъ, но вы это дло не поняли. Для чего же Смайлеръ метался какъ бшеная собака, когда увидалъ, что его провели?
— Можетъ быть, онъ ожидалъ найти что-нибудь другое въ сундучк, кром ожерелья, что досталось-бы одному ему, предположилъ Бёнфитъ.
— Это вздоръ.
— Я не вижу, для чего вы называете вздоромъ, Гэджеръ. Это невжливо.
— Это вздоръ — позволять себ такія мысли, точно вы публика. Когда они оба разломали сундучокъ въ Карлейл — а что они это сдлали, это такъ же врно, какъ вы сидите тутъ — они думали, что брилліанты тамъ. А ихъ тамъ не было.
— Я самъ думаю, что ихъ не было, сказалъ Бёнфитъ.
— Очень хорошо — гд же они были? Подбирайтесь-ка къ этому длу понемножку, мистеръ Бёнфитъ, и расчищайте себ путь. Эти оба человка вырзали дверь, взяли сундучокъ, раскрыли его и не нашли добычи. Гд же добыча была?
— У лорда Джорджа, опять сказалъ Бёнфитъ.
— Очень хорошо — у лорда Джорджа. Это довольно вроятно. Но вотъ что выходитъ, Бенджаминъ, и его люди исполнили все воровство. А я, мистеръ Бёнфитъ, не могу опредлить, и не думаю, чтобъ вы могли, хотя вы очень находчивы, мистеръ Бёнфитъ, заодно ли были лордъ Джорджъ и Бенджаминъ въ первомъ дл, или нтъ. Если заодно — и я скоре готовъ думать такъ — стало быть, онъ съ Бенджаминомъ долженъ былъ переговариваться и получить брилліанты отъ лэди Юстэсъ ночью.
— Разумется, взялъ — а Смайлеръ и Билли знали, что ихъ не было въ сундучк?
— Вотъ вы опять вернулись къ прежнему, мистеръ Бёнфртъ, и не прочищаете себ пути. Смайлеръ и Канъ исполнили свою штуку, какъ имъ было велно, и горько защемило у нихъ сердце, когда они отперли сундучокъ. Эти люди въ Карлейл — какъ вс провинціалы — выболтали все, и прежде чмъ это общество ухало изъ Карлейля, сдлалось извстно, что подозрваютъ лорда Джорджа.
— На этихъ людей никакъ положиться нельзя, сказалъ Бёнфитъ.
— Хорошо — что случилось потомъ? Лордъ Джорджъ отправляется къ Бенджамину, по брилліанты съ собой не беретъ. Говорилъ онъ съ Бенджаминомъ, или не говорилъ, какъ бы то ни было, онъ брилліанты не взялъ съ собою въ это утро. Онъ не держитъ брилліанты у себя посл тхъ слуховъ, которые разнеслись въ Карлейл. Такимъ образомъ онъ отдаетъ брилліанты обратно лэди Юстэсъ.
— И они остаются у ней все время?
— Я этого не говорю — но вижу, что на этомъ можно основать предположеніе.
— Она скрывала что-то, Гэджеръ. Я все время это говорилъ. Я догадался объ этомъ тотчасъ, какъ только увидалъ ее въ обморок.
— Она многое скрывала, я не сомнваюсь. Ну, вотъ они у нея — а сундучокъ исчезъ, и люди, которые начинали съ нею тяжбу, мистеръ Кэмпердаунъ и другіе, сбились съ толку. Что она длаетъ съ ними?
— Везетъ ихъ къ Бенджамину, съ увренностью сказалъ Бёнфитъ.
— Все это очень хорошо, мистеръ Бёнфитъ. Но съ Бенджаминомъ уже вышла ссора. Бенджаминъ долженъ былъ прежде ихъ получить. Бенджаминъ истратилъ много денегъ и остался ни съ чмъ. Конечно, Бенджамину пришлось такъ же плохо, какъ Смайлеру, или еще хуже. Конечно, Бенджаминъ сложилъ это на Смайлера и думалъ, что Смайлеръ его перехитрилъ. Наврно онъ съ Смайлеромъ поговорилъ. Я не стану удивляться, если Смайлеръ грозилъ проломить Бенджамину голову — что онъ очень могъ сдлать — и не было ли между ними сдлано шутливыхъ замчаній о пожизненной каторжной работ. Видите, мистеръ Бёнфитъ, это не могло быть пріятно ни для кого изъ нихъ.
— Они должны были разсориться, сказалъ Бёнфитъ.
— Однако они не разсорились — по-крайней-мр открыто. Ну вотъ брилліанты у лэди Юстэсъ. Все это сдлалъ лордъ Джорджъ. Лордъ Джорджъ и лэди Юстэсъ за-одно. Онъ ее обворовываетъ, а она должна такъ поступать, какъ ей велятъ. Брилліанты у лэди Юстэсъ, а лордъ Джорджъ почти боится на нихъ взглянуть. Посл того, что было сдлано, этому удивляться нечего. Случается второе воровство.
— И это тоже лордъ Джорджъ придумалъ? спросилъ Бёнфитъ.
— Не могу уврять, чтобъ я это зналъ, мистеръ Бёнфитъ, разумется, воровъ впустила Крабстикъ.
— Въ этомъ нтъ никакого сомннія.
— Разумется, это были Смайлеръ и Билли Канъ.
— Я полагаю.
— Она всегда была около барыни — ходила за нею и все такое. Вотъ она отправляется къ Бенджамину и говоритъ ему, что ожерелье-то еще у барыни — онъ и устраиваетъ второе воровство. Вотъ вы дошли до всего.
— А лордъ Джорджъ, стало быть, потерялъ ихъ? Это не можетъ быть. Лордъ Джорджъ и онъ закадычные друзья.
— Очень хорошо. Я ничего не говорю противъ этого. Лордъ Джорджъ знаетъ, что брилліанты у лэди Юстэсъ — онъ даже самъ отдалъ ихъ ей назадъ на храненіе. Мы дошли до этого, мистеръ Бёнфитъ.
— Я думаю, что они у нея.
— Очень хорошо. Что же длаетъ тогда лордъ Джорджъ? Онъ не можетъ получить за нихъ деньги, они обжигаютъ ему пальцы, это онъ узналъ, когда вздумалъ продавать ихъ, вотъ онъ и подстрекнулъ Бенджамина на второе воровство.
— А кто теперь пользуется ими, Гэджеръ — э?
— Мистеръ Бёнфитъ, я не говорю, что знаю что-нибудь больше того, что Бенджаминъ и его два наемника были проведены въ Карлейл, что лордъ Джорджъ и барыня привезли брилліанты въ городъ, и что люди, которые ихъ не получили въ Карлейл, опять принялись за дло и достали ихъ въ Гертфордской улиц.
Во всемъ этомъ находчивый Гэджеръ былъ бы правъ, еслибъ могъ выкинуть изъ головы заманчивое убжденіе, что начальникомъ воровъ былъ лордъ.
— Намъ никогда не удастся довести это дло до суда, уныло сказалъ Бёнфитъ.
— Я все-таки намренъ попробовать. Этотъ Смайлеръ дерзко расхаживаетъ по городу, одтый щегольски. Онъ имлъ дерзость сказать мн, что онъ детъ на ньюмаркетскія скачки для лошади, въ которой онъ иметъ долю.
— Я говорилъ съ Билли не дале какъ вчера, прибавилъ Бёнфитъ.— У меня засло въ голов, что они поступили съ Билли не совсмъ честно. Онъ ничего не выболталъ на счетъ Бенджамина, но прямо сказалъ мн, какъ онъ раздраженъ. ‘Мистеръ Бёнфитъ, сказалъ онъ: — это такое мошенничество, котораго коснуться не можетъ такой простой человкъ какъ я. Это такіе люди, которые выколятъ мн глаза во сн, а потомъ присягнутъ, что это сдлалъ я самъ.’ Вотъ его собственныя слова, и я понялъ, что Бенджаминъ поступилъ съ нимъ не честно.
— Вы ни на что не намекали, мистеръ Бёнфитъ?
— Я напомнилъ ему, что мистеръ Кэмпердаунъ общалъ пятьсотъ фунтовъ.
— А что онъ сказалъ на это, мистеръ Бёнфитъ?
— Онъ говорилъ много. Этотъ Билль прехитрый человкъ, онъ много читалъ. Слышали вы о Гёмпти Дёмпти, Гэджеръ? Гёмпти Дёмпти называлось яйцо.
— Такъ.
— Оно упало и разбилось — объ этомъ написана поэма.
— Знаю.
— Ну, Билли говоритъ мн:— Мистеру Кэмпердауну нужны не свднія, а брилліанты, брилліанты эти похожи на Гёмпти Дёмпти, мистеръ Бёнфитъ. Вс королевскія лошади и вс королевскіе подданные не могутъ сдлать Гёмпти Дёмпти опять цлымъ.
— Билли правъ, сказалъ младшій полицейскій, вставая съ мста.
Поздно въ этотъ день, когда Лондонъ уже освтился газовымъ свтомъ, Гэджеръ, принарядившись для дружескаго посщенія, которое онъ намревался сдлать, отправился въ небольшую таверну на углу Микской улицы и Пинипль-Корта, а эта мстность — какъ всмъ хорошо знакомымъ съ Лондономъ извстно — находится на минуту ходьбы отъ Грэй-Инскаго переулка. Гэджеръ во время совщанія съ своимъ сослуживцемъ Бёнфитомъ былъ въ простомъ черномъ плать, но, несмотря на это простое платье, онъ казался полицейскимъ съ ногъ до головы. Въ его членахъ была какая-то чопорность, а въ глазахъ въ то же время проницательность, которыя, въ соединеніи съ той мстностью, въ какой онъ находился, длали невозможнымъ ошибиться въ его профессіи. Въ этой мстности онъ самъ не пожелалъ бы, чтобъ его приняли за что-нибудь другое. Но когда онъ вошелъ въ таверну ‘Восходящее Солнце’ въ Микской улиц, въ немъ ничего не было полицейскаго. Его можно было принять за человка держащаго пари на скачкахъ, обстоятельства котораго недавно поправились на столько, что позволяли ему принять ту гладкую, непринужденную, размашистую наружность, которая служитъ идеаломъ личнаго честолюбія человка, держащаго пари.
— Ну, мистеръ Гоуардъ, сказала конторщица:— пріятно поглядть на васъ для больныхъ глазъ.
— Водки на шесть пенни пожалуйста, моя милая, горячей, сказалъ мнимый Гоуардъ, непринужденно входя во внутреннюю комнату, гд онъ казался обычнымъ постителемъ.
Онъ слъ въ старинное кресло, посмотрлъ на газовый рожокъ и медленно сталъ попивать водку. Иногда онъ приподнималъ рюмку къ губамъ, но какъ-будто и не думалъ пить. Когда онъ вошелъ въ эту комнату, тамъ были какой-то господинъ и какая-то дама, удовольствіе которыхъ повидимому разстроилось отъ легкаго несогласія, но Гоуардъ, смотря на рожокъ, не обращалъ на нихъ никакого вниманія. Они скоро вышли изъ комнаты, кончивъ ссору и питье, и другіе постители входили и выходили. Горячая водка Гоуарда, должно быть, совсмъ простыла, пока онъ тутъ сидлъ и смотрлъ на газовые рожки, вмсто того, чтобъ заниматься своею водкой. Ни слова не сказалъ онъ никому боле часа и не выказывалъ ни малйшаго нетерпнія. Наконецъ онъ остался одинъ, только не дале какъ черезъ минуту вошелъ вертлявый маленькій человчекъ не больше пяти футъ, лтъ двадцати-трехъ, четырехъ, одтый очень старательно, въ узкихъ панталонахъ и французской шляп формы трубы. На немъ были яркій шелковый носовой платокъ и блая рубашка, воротничокъ и манжеты которой были шире и длинне чмъ приличествовало малымъ размрамъ этого человка. На немъ было блое пальто, глухо застегнутое около пояса, но такимъ образомъ, что выказывало все великолпіе цвтнаго носового платка, а въ рук онъ держалъ крошечную тросточку съ маленькимъ серебрянымъ набалдашникомъ. Онъ развязно вошелъ въ комнату и обратился къ нашему пріятелю полисмэну очень дружелюбно.
— Любезный мистеръ Гоуардъ, сказалъ онъ:— какъ пріятно, какъ пріятно, какъ пріятно!
— Чего вы хотите? спросилъ Гэджеръ.
— Да, чего? Не спросить ли негуса изъ портвейна покрпче, приправленнаго мускатомъ?
Это онъ сказалъ молодой буфетчиц, которая вошла вмст съ нимъ въ комнату. Негусъ принесли, Гэджеръ заплатилъ и попросилъ, чтобъ имъ никто не мшалъ минутъ пять. Молодая двушка общала постараться, а потомъ затворила дверь.
— Ну, мистеръ Гоуардъ, что я могу для васъ сдлать? сказалъ мистеръ Канъ, воръ.
Гэджеръ, прежде чмъ отвтилъ, вынулъ изъ кармана трубку и закурилъ ее.
— Будете вы курить, Билли? сказалъ онъ.
— Нтъ, я кажется курить не стану. У меня табакъ достаетъ на долго, мистеръ Гоуардъ. Одну сигару выкурю. Видите, мистеръ Гоуардъ, изъ удовольствія никогда не слдуетъ длать необходимости, когда обстоятельства въ жизни человка требуютъ, чтобъ эти удовольствія были оставлены на боле продолжительное время. При вашемъ образ жизни, мистеръ Гоуардъ — которая иметъ свои неудобства — курить можно почти постоянно.
Канъ, длая это замчаніе, ходилъ по комнат и подкрплялъ свои, аргументы дотрогиваясь кончикомъ трости до жилета Гоуарда.
— А что же, Билли, насчетъ молодой женщины?
— Я ужъ шесть недль въ глаза ее не видалъ, мистеръ Гоуардъ. Я видлъ ее только разъ въ жизни, мистеръ Гоуардъ, или можетъ быть два — на память вдь положиться нельзя — и не знаю, пожелаю ли я увидть ее опять. Она не въ моемъ вкус, мистеръ Гоуардъ. Я люблю женщинъ кроткихъ, милыхъ, привлекательныхъ. А эта — хотя у ней есть свои хорошія стороны — очень стройная нога — но какой носъ, мистеръ Гоуардъ! А манеры у ней какія, точно у дворовой собаки.
— Она въ Лондон, Билли?
— Какъ могу я это знать, мистеръ Гоуардъ?
— Какая же польза въ томъ, что вы сюда пришли? спросилъ Гэджеръ довольно строгимъ тономъ.
— Пользы я не знаю никакой. Я ничего не говорилъ о польз, мистеръ Гоуардъ. Вдь вы желаете отыскать брилліанты?
— Разумется.
— Вы ихъ не отыщете. Я, конечно, ничего о нихъ не знаю, кром того, что мн было сказано. Вы знаете мой образъ жизни, мистеръ Гоуардъ?
— Безъ малйшаго сомннія.
— А я знаю вашъ. Я имю случай слышать объ этихъ вещахъ — и вы также. Можетъ быть, мои уши длинне. Я слышалъ. Вы не можете ожидать, чтобъ я разсказалъ вамъ боле этого. Я слышалъ. Хороша была штучка. Жаль, что я въ этомъ не участвовалъ. Вы ничего боле ожидать не можете, мистеръ Гоуардъ.
— А что же вы слышали?
— То, что брилліанты отправлены туда, откуда никто изъ васъ не можетъ ихъ получить. Пятьсотъ фунтовъ, общанныхъ повренными, не достанутся никому. Если вамъ нужны свднія, мистеръ Гоуардъ, вы такъ и сказать должны.
— И вы можете ихъ доставить, Билли?
— Нтъ, — нтъ….
Онъ произнесъ эти отрицанія тихимъ голосомъ и съ разстановкою.— Я не могу доставить ихъ. Человкъ не можетъ дать того, чего у него нтъ — но, можетъ быть, я могу достать ихъ.
— Какой же вы оселъ, Билли! Разв вы не знаете, что мн извстно все?
— Какой же вы оселъ, мистеръ Гоуардъ! Разв я не знаю, что вы не знаете, — а то вы не обратились бы ко мн. Вы догадываетесь. Вы вчно догадываетесь. Но догадываться не значитъ знать. Вы не знаете, — и я еще не знаю. Сколько вы дадите, если я разузнаю, гд эта молодая женщина?
— Десять фунтовъ, Билли.
— Пять теперь и пять, когда вы увидите ее.
— Точнехонько, Билли.
— Она будетъ внчаться съ Смайлеромъ въ будущее воскресенье Рамсгэт,— она теперь въ Рамсгэт. Вы найдете ее, мистеръ Гоуардъ, если не будете звать, гд-нибудь около таверны ‘Скрипка съ одной струной’.
Это свдніе мистеръ Гоуардъ нашелъ до того основательнымъ, что заплатилъ Кану пять совереновъ.

Глава LVIII.
‘СКРИПКА СЪ ОДНОЙ СТРУНОЙ’.

Гэджеръ пріхалъ въ Рамсгэтъ съ раннимъ поздомъ на слдующее утро и скоро отыскалъ ‘Скрипку съ одной струной’.
‘Скрипка съ одной струной’ была таверна очень смиренной наружности, въ предмстьи, на дорог, ведущей къ Педжэуельскому заливу. На этотъ разъ Гэджеръ одлся въ простое платье и хотя полицейская профессія не такъ была видна въ его наружности въ Рамсгэт, какъ въ Лондон — все-таки еслибъ на это былъ сдланъ малйшій намекъ, жители рамсгэтскіе тотчасъ убдились бы въ томъ, кто такой этотъ человкъ. Гэджеръ, безъ сомннія, старательно сообразилъ вс обстоятельства своего дла и ршилъ, что этотъ образъ дйствія общаетъ ему боле успха, нежели всякій другой. Онъ прямо вошелъ въ домъ и спросилъ, не живетъ ли тутъ молодая женщина. Хозяинъ стоялъ за прилавкомъ вмст съ своей женой и ему Гэджеръ шепнулъ нсколько словъ. Трактирщикъ стоялъ съ минуту какъ нмой, а жена его заговорила:
— Это еще что? Здсь нтъ никакой молодой женщины. У васъ совсмъ нтъ молодыхъ женщинъ.
Тогда трактирщикъ шепнулъ жен, а Гэджеръ между тмъ стоялъ между постителями передъ прилавкомъ съ непринужденнымъ, свободнымъ видомъ.
— Ну что-жъ изъ этого? сказала жена.— Мы ничего не сдлали дурного.
— Я никогда этого не думалъ, сударыня, сказалъ Гэджеръ:— и о молодой женщин я ничего дурного не знаю.
Тутъ мужъ и жена стали совщаться и попросили Гэджера посидть въ маленькой гостиной, пока трактирщица бгала наверхъ. Гэджеръ быстро осмотрлся вокругъ и однимъ взглядомъ понялъ систему постройки ‘Скрипки съ одной струной’. Онъ слъ въ маленькой гостиной, отворивъ дверь, и остался тамъ, можетъ быть, минуты дв. Потомъ пошелъ къ передней двери и взглянулъ на крышу.
— Не безпокойтесь, сказалъ содержатель таверны, слдуя за нимъ:— она не уйдетъ. Она не совсмъ здорова и лежитъ.
— Поклонитесь ей отъ меня и скажите, отвтилъ Гэджеръ:— что ей не слдуетъ тревожиться изъ-за меня.
Трактирщикъ посмотрлъ на него подозрительно.
— Скажите ей, что я говорю. И скажите ей, что чмъ скоре, тмъ лучше. Ее ищетъ одинъ господинъ. Можетъ быть, мн лучше будетъ уйти до него.
Это было передано двушк и Гэджеръ опять слъ въ маленькой гостиной.
Намъ часто говорятъ, что въ любви и на войн все позволяется, а дло, которымъ теперь былъ занятъ Гэджеръ, можетъ быть, походило на военныя дйствія. Но онъ теперь воспользовался мягкостью характера особы, съ которою онъ желалъ имть свиданіе, а это врядъ-ли можно оправдать даже въ полицейскомъ. Когда высокій лакей Лиззи попалъ въ затруднительныя обстоятельства по поводу ожерелья, отъ него взяли и потомъ не возвратили фотографическій портретъ. Это былъ портретъ Пэшенсъ Крабстикъ, который бдная двушка отдала въ нжную минуту тому, кто былъ бы ея любовникомъ, еслибъ дла ихъ не пошли такъ дурно. Этотъ маленькій портретъ попалъ въ руки Гэджера и онъ теперь вынулъ его изъ кармана. Онъ самъ былъ въ дом въ Гертфордской улиц только посл второго воровства и еще не видалъ мисъ Крабстикъ, но онъ старательно изучилъ ея лицо, ожидая или, по-крайней-мр, надясь когда-нибудь имть удовольствіе лично познакомиться съ нею. Теперь это удовольствіе предстояло ему и онъ приготовлялся освоиться съ чертами лица двушки, какъ солнце изобразило ихъ. Вышло маленькое замедленіе и мистеръ Гэджеръ выразилъ безпокойство.
— Она не убжитъ, сказала хозяйка:— но дама, собирающаяся на свиданіе съ мужчиной, не можетъ одться во что ни попало, какъ мужчина.
Гэджеръ согласился со всмъ съ этимъ и опять сталъ ждать.
— Чмъ скоре она придетъ, тмъ меньше будетъ ей хлопотъ, сказалъ Гэджеръ хозяйк:— еслибъ вы могли убдить ее въ этомъ.
Наконецъ, когда онъ пробывъ въ дом больше часа, его попросили наверхъ и тамъ въ маленькой комнат надъ буфетомъ онъ имлъ случай, столь желаемый, лично познакомиться съ Пэшенсъ Крабстикъ.
Можно вообразить, что бдная горничная была не очень спокойна посл того, какъ ей сказали, что ее ждетъ внизу какой-то господинъ, назвавшій себя полисмэномъ, какъ только вошелъ въ таверну. Первою ея мыслью было, разумется, бжать, но ей скоро растолковали, что это невозможно. Во-первыхъ, была только одна лстница, внизу которой была отворенная дверь въ ту комнату, гд сидлъ полицейскій, а потомъ хозяйка очень твердо объявила, что не станетъ способствовать ничему такому, что можетъ лишить ее и ея мужа права содержать трактиръ.
— Вамъ надо къ нему выйти, сказала хозяйка.
— Я полагаю, что не могутъ же принудить меня встать съ постели, если я не хочу, твердо сказала Пэшенсъ.
Но она знала, что даже это средство ей измнитъ и что разсерженный полисмэнъ можетъ взять на себя обязанность горничной. Она должна была видться съ нимъ и увидалась.
— Я долженъ сказать вамъ нсколько словъ, моя милая, сказалъ Гэджеръ.
— Стало быть, намъ лучше остаться однимъ, сказала Пэшенсъ, и хозяйка скромно вышла изъ комнаты.
Свиданіе было такъ продолжительно, что читателя утомило бы подробное описаніе всего, что было говорено при этомъ. Полицейскій и горничная оставались наедин больше часа и такъ дружелюбенъ былъ ихъ разговоръ, что въ половин разговора Гэджеръ пошелъ внизъ и заказалъ завтракъ для мисъ Крабстикъ. Онъ даже удостоилъ състь нсколько раковъ и выпить стаканъ пива вмст съ нею. Много было говорено и кое-что даже ршено, какъ можно заключить изъ окончательныхъ словъ этого достопамятнаго разговора.
— Ничего объ этомъ не говорите, душа моя, но велите ему сказать, что вы ухали въ Лондонъ по дламъ.
— Господь съ вами, мистеръ Гэджеръ, онъ вдь все узнаетъ.
— Пусть его. Разумется, онъ узнаетъ — если прідетъ сюда. А я думаю, что онъ не покажется боле въ Рамсгэт.
— Но, мистеръ Гэджеръ…
— Что, душа моя?
— Вы не лжете?
— На счетъ чего? что я на васъ женюсь? Я всегда держалъ себя честно. На меня можно положиться, когда я далъ слово. Какъ только это дло свалится у меня съ души, вы будете мистрисъ Гэджеръ, душа моя. И все будетъ хорошо для васъ. Васъ обманули, вотъ оно что.
— Обманули, мистеръ Гэджеръ, сказала Пэшенсъ, отирая глаза.
— Вы были обмануты и должны быть прощены.
— Я ничего не получила изъ ожерелья, а на счетъ другихъ вещей меня такъ напугали, что я спустила ихъ вс за ту цну, какъ я вамъ сказала. А мистеромъ Смайлеромъ я не интересовалась никогда. Онъ не такой человкъ, чтобъ могъ тронуть мое сердце — вовсе нтъ, это было бы даже невроятно. Безобразный мужчина — очень безобразный, мистеръ Гэджеръ.
— Онъ скоро сдлается еще безобразне, душа моя.
— Они такъ мучили меня, мистеръ Гэджеръ, съ тхъ самыхъ поръ, какъ сдлали мн свое гнусное предложеніе, что я была… ужъ право я не знаю, какая я была. И хотя милэди не такая барыня, которую горничная могла бы любить, и если ужъ кто заслуживалъ быть обокраденной, такъ ужъ это она, а все-таки, мистеръ Гэджеръ, я знаю, что поступила дурно. Я это знаю и слезно раскаиваюсь. Но вы сдержите слово, мистеръ Гэджеръ?
Надо признаться, что Гэджеръ очень рискнулъ для достиженія успха и позволилъ себ изъ усердія увлечься до крайнихъ предловъ неблагоразумія. Ему было необходимо взять Крабстикъ съ собою въ Лондонъ и взять какъ свидтельницу, а не какъ преступницу. Онъ мтилъ на Бенджамина — и если возможно, на лорда Джорджа, и сообразилъ, что сть его можетъ быть такъ велика, чтобы поймать и Смайлера вмст съ другими двумя большими рыбами, еслибъ онъ могъ убдить Пэшенсъ Крабстикъ и Билли помогать ему закинуть сть.
Но мысли его еще были разстроены въ одномъ отношеніи.
Какъ онъ ни приставалъ съ разспросами къ своей возлюбленной Пэшенсъ, былъ одинъ пунктъ, относительно котораго онъ никакъ не могъ добиться отъ нея того, что онъ считалъ правдой. Она настойчиво утверждала, что лордъ Джорджъ де-Брюсъ Карутерсъ не участвовалъ ни въ одномъ воровств, а Гэджеръ такъ твердо убдилъ себя въ противномъ, что не могъ отбросить отъ себя этой мысли, даже при увреніяхъ Пэшенсъ Крабстикъ.
Вечеромъ онъ съ торжествомъ вернулся въ Лондонъ съ Пэшенсъ Крабстикъ и двица эта была помщена въ полиціи со всми удобствами, кром свободы.

Глава LIX.
ГАУРАНЪ ВЪ ЛОНДОН.

Между тмъ мистрисъ Гитауэ прилежно разглашала, что Лиззи Юстэсъ или помолвлена за своего кузена Фрэнка, или скоро будетъ помолвлена. Конечно, она длала это съ единственной цлью спасти своего брата, но усердіе заставляло ее слишкомъ свободно обращаться съ именемъ Фрэнка и Лиззи. Они, со всми своими друзьями, были ея враги и она совершенно была убждена, что вс они дурные, низкіе люди. О лорд Джордж и мистрисъ Карбункль, о мисъ Ронокъ и сэръ-Грифин Тьюит она думала разныя гадости. У нея были свои собственныя предположенія на счетъ брилліантовъ, исторіи — вроятно ея собственнаго сочиненія, хотя она считала ихъ справедливыми — осносительно образа жизни въ Портрэ, маленькія исторійки о долгахъ Лиззи и важный фактъ — сцена, которую Гауранъ видлъ собственными глазами. Лиззи Юстэсъ была для нея противна имя этой противной женщин ея братъ опять подвергался опасности жениться. Она громко поносила Лиззи и старалась, чтобъ это доходило даже до лэди Линлитго, такъ чтобы бдная Люси Морисъ могла знать, какого рода былъ женихъ, на котораго она полагалась. За Анди Гаураномъ было послано и онъ былъ на дорог въ Лондонъ въ то время, когда Гэджеръ былъ занятъ въ Рамсгэт. Главную цль жизни мистрисъ Гитауэ составляло теперь желаніе заставить брата увидться съ Гаураномъ прежде чмъ онъ подетъ на свиданіе съ лэди Юстэсъ.
Бдная Люси получила рану, назначавшуюся для нея. Оружіе враговъ безпрестанно поражало ее, но до-сихъ-поръ оно попадало на твердый щитъ ея вры. Но какъ бы ни твердъ былъ щитъ, онъ все-таки наконецъ можетъ отъ ударовъ сдлаться негоденъ къ употребленію. Щитъ Люси получилъ много такихъ ударовъ и самые тяжелые удары наносилъ тотъ, кому она врила больше всхъ. Она не видала его нсколько мсяцевъ и письма его были коротки, неудовлетворительны и рдки. Она увряла себя и своего друга лэди Фонъ, что никакое стеченіе обстоятельствъ, ни отсутствіе, какъ бы продолжительно оно ни было, никакіе слухи, дошедшіе до ея ушей, не заставятъ ее сомнваться въ любимомъ ею человк. Она еще твердо стояла на этой ршимости, но несмотря на ея ршимость, сердце ея начало унывать. Она сдлалась скучна, несчастна, безпокойна и, хотя не хотла признаться въ этомъ самой себ, она стала сомнваться.
— Итакъ, все-таки вашъ Грейстокъ женится на моей племянниц Лиззи Грейстокъ.
Эти добродушныя слова въ одно утро сказала Люси ея настоящая покровительница лэди Линлитго.
— Я этого не думаю, сказала Люси, собравшись съ духомъ и улыбаясь.
— Вс это говорятъ. А Лиззи сдлалась настоящей героиней. Съ этимъ ожерельемъ, съ двумя воровствами, съ охотой, съ ея разными женихами — два лорда и членъ парламента, душа моя — кто можетъ сравниться съ нею? Лэди Гленкора Паллизеръ здила къ ней. Она позаботилась дать мн знать объ этомъ. А теперь мн сказали, что она помолвлена за своего кузена.
— По вашимъ же собственнымъ словамъ, лэди Линлитго, у ней есть еще два жениха. Не можете ли вы сдлать мн одолженіе и предположить, что она выйдетъ за одного изъ лордовъ?
— Я боюсь, душа моя, что она выбрала мистера Грейстока.
Потомъ, посл нкотораго молчанія, старуха начала серіозно:
— Какая польза, мисъ Морисъ, не посмотрть истин прямо въ лицо? Мистеръ Грейстокъ пренебрегаетъ вами.
— Онъ не пренебрегаетъ мною. Вы не позволили ему прізжать сюда видться со мною.
— Конечно,— но еслибъ онъ не пренебрегалъ вами, вы не были бы здсь. И вотъ онъ каждый день бываетъ у Лиззи Юстэсъ. Онъ не можетъ жениться на васъ, а на ней жениться можетъ. Гораздо лучше, чтобъ вы взглянули прямо на все это и знали до чего это должно довести.
— Я подожду — и не поврю ни одному слову, пока онъ самъ не скажетъ.
— Вы не знаете, каковы мужчины, милая моя.
— Очень вроятно, лэди Линлитго, и можетъ быть дорого поплачусь за это свдніе. Разумется, я могу ошибаться — только не думаю, чтобъ я ошибалась.
Когда происходила эта маленькая сцена, оставался только мсяцъ до того срока, на который Люси поступила къ лэди Линлитго, а относительно ея будущаго мстопребыванія не было еще ничего опредлено. Лэди Фонъ была готова дать ей пріютъ и, повидимому, она должна была отправиться къ лэди Фонъ. Лэди Линлитго не соглашалась оставить Люси у себя, находя, что ея компаньонк не идетъ быть невстой племянника ея покойной сестры. Мсяца два ни слова не было говорено о дом декана и Люси, хотя ея надежды въ этомъ отношеніи были когда-то тверды, была слишкомъ горда для того, чтобы самой назваться на житье въ семейство ея жениха. По ходу обстоятельствъ ей слдовало искать себ другого мста, какъ всякой другой гувернантк, оставшейся безъ мста, но она могла сдлать это только посовтовавшись съ лэди Фонъ, а если она посовтуется съ лэди Фонъ, то та наврно пригласитъ своего молодого друга въ замокъ Фонъ.
Надо же было наконецъ прекратить ея пребываніе въ замк Фонъ. Это Люси повторяла себ безпрестанно. Это могло быть только временной мрой. Если… если судьба опредлитъ ей выхать изъ замка Фонъ счастливой, торжествующей невстой, то одолженіе, оказанное ей ея милыми друзьями, не будетъ казаться ей тяжело. Но похать въ замокъ Фонъ съ тмъ, чтобы постепенно сознаваться, что для нея надо найти другое мсто, было бы очень дурно. Она предпочла бы всякую немедленную непріятность. Однако, какъ же ей знать? Какъ только она могла ускользнуть отъ графини, она пошла въ свою комнату и написала слдующее письмо. Она изучала свои слова очень старательно — сидла и думала прежде чмъ позволяла перу скользить по бумаг.

‘Любезный Фрэнкъ,

‘Давно не видлись мы,— не правда ли? Я пишу это не какъ упрекъ, но потому что друзья говорятъ мн, будто я не должна считать себя помолвленной съ вами. Они говорятъ, что въ вашемъ положеніи вы не можете жениться на бдной двушк, и что я не должна желать отъ васъ такой жертвы. Я на столько понимаю ваши дла, что знаю, какъ гибеленъ можетъ быть для васъ неблагоразумный бракъ, и конечно не желаю сдлаться причиною вашей погибели. Я прошу васъ только сказать мн правду. Это не отъ того, чтобы я потеряла, терпніе, но я должна ршиться, что мн длать, когда я оставлю люди Линлитго.
‘Любящій васъ другъ

‘ЛЮСИ МОРИСЪ.’

‘2 марта 18 —.’
Она нсколько разъ перечитала письмо, думая обо всемъ, что тутъ было сказано, и о томъ, чего сказано не было. Сначала она хотла уврять въ своемъ прощеніи — убдить Фрэнка, что она даже въ сердц не станетъ упрекать его, если онъ сочтетъ себя обязаннымъ возвратить ей общаніе, которое она дала ему. Ей хотлось выразить свою любовь, но выразить такъ, чтобъ ея женихъ зналъ, что у ней достанетъ твердости пожертвовать собою для него. Но хотя сердце ея жаждало высказаться свободно, разсудокъ говорилъ ей, что лучше остаться сдержанной и спокойной въ своихъ выраженіяхъ. Всякая горячность съ ея стороны будетъ для него упрекомъ. Если она дйствительно желала помочь ему выпутаться изъ затрудненій, въ которыя онъ попалъ изъ-за нея, она лучше это сдлаетъ, предложивъ ему свободу въ самыхъ краткихъ и простыхъ выраженіяхъ, какія только съуметъ придумать.
Но даже когда письмо было написано, она сомнвалась, благоразумно ли будетъ отослать его. Она удержала его, чтобъ обдумать до утра. Она обдумала — и когда настало утро, она письма не послала. Не была ли неограниченная вра ея жениха скалой, на которой она построила зданіе своихъ будущихъ надеждъ? Не увряла ли она безпрестанно, что никакія предостереженія не заставятъ ее поколебаться въ этой вр? Не было ли ея великою доктриною довріе — довріе безусловное, даже когда бы все погибло, еслибъ ея довріе оказалось неумстнымъ? И хорошо ли было отказаться отъ всего этого только потому, что для нея было удобно устроиться для предстоящихъ мсяцевъ? Если судьба опредлила ей быть отвергнутой женихомъ и быть обманутой, какую пользу сдлаетъ ей устройство ея будущности? Все будетъ для нея гибельно и все-равно куда бы она ни переселилась. Потомъ зачмъ ей лгать ему, посылая такое письмо? Если онъ броситъ ее, онъ сдлается измнникомъ и сердце ея будетъ преисполнено упрековъ. Какова бы ни была его будущая участь въ жизни, онъ обязанъ раздлить ее съ нею, и если онъ уклонится отъ этого долга, то будетъ измнникомъ и негодяемъ. Она никогда не скажетъ ему этого. Она слишкомъ горда для того чтобы унизиться до личныхъ или письменныхъ упрековъ. Но она будетъ знать, что это такъ, и для чего же ей лгать ему, говоря совсмъ другое? Думая обо всемъ этомъ, когда настало утро, она оставила письмо въ своей письменной шкатулк.
Лордъ Фонъ долженъ былъ быть у лэди Юстэсъ въ субботу, а въ пятницу посл полудня мистеръ Эндрю Гауранъ находился въ задней гостиной мистрисъ Гитауэ на Варвикскомъ сквэр. Посл большихъ усилій и большихъ убжденій брать согласился видться съ важнымъ свидтелемъ сестры. Лордъ Фонъ чувствовалъ, что онъ унижаетъ себя сношеніемъ съ такимъ человкомъ, какъ Анди Гауранъ, относительно поведенія женщины, на которой онъ имлъ намреніе жениться, и старается уклониться отъ этого свиданія. Онъ то сердился, то жаловался, то былъ надмененъ, то угрюмъ, но мистрисъ Гитауэ преодолла его несогласіе своей упорной настойчивостью и наконецъ бдный лордъ Фонъ согласился. Онъ долженъ былъ пріхать на Варвикскій сквэръ въ пятницу вечеромъ, какъ только парламентъ разойдется, и обдать тамъ. До обда онъ долженъ быть представленъ мистеру Гаурану. Анди пріхалъ въ половин шестого и, поговоривъ съ мистрисъ Гитауэ, былъ оставленъ одинъ, ожидать прізда лорда Фона. Наружность и обращеніе его совсмъ не походили на наружность и обращеніе Анди Гаурана, который былъ извстенъ въ Портрэ. Въ рук онъ держалъ тяжелую, жесткую шляпу. На немъ былъ черный сюртукъ, черныя панталоны, тяжелый красный жилетъ, застегнутый почти до горла, которое было завязано грязнымъ чернымъ шелковымъ носовымъ платкомъ. Въ Портрэ не было человка говорливе, самоувренне, способне для его ежедневныхъ занятій, какъ Анди Гауранъ, но непривычная одежда, поздка въ Лондонъ и лондонскіе дома привели его въ робость и сдлали молчаливымъ. Мистрисъ Гитауэ нашла его молчаливымъ, остерегающимся и робкимъ. Не зная что съ нимъ длать, боясь попросить его закусить въ кухн и не желая, чтобы въ гостиную къ нему принесли ду и питье, она приказала слуг подать ему рюмку хереса и бисквитъ. Онъ пріхалъ за часъ до назначеннаго времени и только съ этимъ легкимъ услажденіемъ оставленъ былъ ожидать одинъ лорда Фона.
Анди и прежде видалъ лордовъ. Лорды не рже встрчаются въ Айршир какъ въ другихъ шотландскихъ графствахъ, потомъ разв лордъ Джорджъ де-Брюсъ Карутэрсъ не гостилъ въ Портрэ половину зимы? Но лордъ Джорджъ не былъ для Анди настоящимъ лордомъ,— притомъ лордъ въ его собственной стран былъ для него гораздо меньше лондонскаго лорда. А этотъ лордъ былъ парламентскимъ лордомъ, лордомъ правительственнымъ и вроятно имлъ власть повсить такого человка, какъ Анди Гауранъ, если онъ дастъ ложное показаніе или скажетъ что-нибудь такое, что лордъ можетъ назвать ложнымъ показаніемъ. Онъ не зналъ наврно, что желаетъ ему сказать лордъ Фонъ. Онъ зналъ очень хорошо, что сестра лорда желаетъ, чтобы онъ доказалъ, какая дурная женщина лэди Юстэсъ, но онъ примчалъ, что брать и сестра не заодно, и не разъ во время своей поздки въ Лондонъ чуть не ршался онъ вернуться обратно въ Портрэ. Конечно, между нимъ и его госпожой была вражда, однако госпожа не сдлала ему вреда даже когда онъ грубо оскорбилъ ее, и еслибъ она отказала ему отъ мста, то онъ долженъ ожидать позволенія остаться при своей должности не отъ мистрисъ Гитауэ, а отъ мистера Джона Юстэса. Тмъ не мене онъ взялъ деньги отъ мистрисъ Гитауэ и теперь былъ у нея.
Въ половин восьмого сестра ввела въ комнату лорда Фона и Анди Гауранъ, вставъ со стула, три раза качнулъ головой.
— Мистеръ Гауранъ, сказала мистрисъ Гитауэ:— братъ мой желаетъ, чтобъ вы разсказали ему все что вы видли въ поведеніи лэди Юстэсъ въ Портрэ. Вы можете говорить совершенно свободно и я знаю, что вы скажете правду.
Анди опять качнулъ головой.
— Фредерикъ, продолжала мистрисъ Гитауэ:— я знаю наврно, что ты безусловно можешь поврить всему, что мистеръ Гауранъ теб скажетъ.
Тутъ мистрисъ Гитауэ вышла изъ комнаты — братъ ея поставилъ это непремннымъ условіемъ.
Лордъ Фонъ не зналъ, какъ начать, а Анди вовсе не былъ готовъ помочь ему.
— Если мн сказали правду, сказалъ лордъ:— то вы много уже лтъ занимаете должность въ имніи Портрэ?
— Всю свою жизнь, къ услугамъ вашего сіятельства.
— Такъ — такъ. И разумется, вы интересуетесь благосостояніемъ юстэсовской фамиліи?
— Конечно, милордъ,— конечно, очень интересуюсь.
— И будучи честнымъ человкомъ, вы сожалли бы, еслибъ съ имніемъ Портрэ случилось… случилось…. случилось… что-нибудь дурное.
Анди кивнулъ головой, а лордъ Фонъ примтилъ, что вовсе не подвигается къ началу.
— Теперь лэди Юстэсъ ваша госпожа?
— Въ нкоторомъ род, милордъ. И госпожа, и нтъ. Въ Портрэ есть многое такое, за чмъ надо посмотрть.
— Она платитъ вамъ жалованье? рзко сказалъ лордъ Фонъ.
— Жалованье? Да, милордъ, платитъ она.
— Стало быть, она ваша госпожа.
Анди опять кивнулъ головой, а лордъ Фонъ опять усиливался придумать, какимъ бы способомъ подвинуться ему къ длу.
— Ея кузенъ, мистеръ Грейстокъ, гостилъ недавно въ Портрэ?
— Больше по пріятельски, чмъ по родственному, сказалъ Анди, подмигнувъ.
Для лорда Фона было ужасно, что этотъ человкъ подмигиваетъ ему. Онъ не совсмъ понялъ, что сказалъ Анди, но понялъ однако, что этотъ шотландскій управитель обвиняетъ женщину, съ которой онъ, лордъ Фонъ, помолвленъ, въ какой-то неприличной фамильярности съ ея кузеномъ. Вс чувства его натуры возмущались противъ предстоявшей ему задачи, а теперь, когда она настала, онъ нашелъ ее совершенно неудобоисполнимой. Онъ не могъ заставить себя разспросить подробно о кокетств бдной Лиззи между скалами. Онъ былъ слабъ, глупъ и во многихъ отношеніяхъ несвдущъ — но онъ былъ джентльмэнъ. Когда онъ приближался къ цли, къ которой его подвигали, онъ возненавидлъ Анди Гаурана — а себя возненавидлъ еще больше за то, что покорился такому сообщничеству. Онъ помолчалъ съ минуту, а потомъ объявилъ, что разговоръ конченъ.
— Я думаю, этого довольно, мистеръ Гауранъ, сказалъ онъ: — кажется, вы не можете ничего сказать мн такого, что я желалъ бы слышать. Я думаю, вамъ лучше воротиться въ Шотландію.
Сказавъ это, онъ оставилъ Апди одного и пошелъ въ гостиную. Когда онъ вошелъ туда, тамъ были и его сестра и мистеръ Гитауэ.
— Клара, сказалъ онъ очень сурово: — пошли кого-нибудь отпустить этого человка. Я не буду больше съ нимъ говорить.
Лордъ Фонъ не говорилъ больше съ Анди Гаураномъ, но мистрисъ Гитауэ говорила. Посл слабыхъ и безуспшныхъ усилій удостовриться, что произошло въ задней комнат, она пошла туда и нашла Апди сидящимъ на стул, все съ шляпой въ рукахъ и неподвижнымъ какъ восковая фигура. Онъ испугался лорда, но какъ только лордъ оставилъ его, онъ на него разсердился. Его призвали издалека разсказать, что онъ зналъ, лорду, а лордъ ушелъ, не выслушавъ ни слова — ушелъ и просто оскорбилъ его, разспрашивая, кто платитъ ему жалованье, а потомъ сказалъ ему, что лэди Юстэсъ его госпожа. Гауранъ чувствовалъ, что не такого обращенія имлъ онъ право ожидать. Просидвъ одинъ-одинехонекъ полтора часа, онъ безъ большого удовольствія остался опять одинъ въ этой комнат.
— Капля слабаго вина въ рюмк не глубже яичной скорлупы, два бисквита — это называетъ она закуской!
Такимъ образомъ Анди потомъ говорилъ своей жен о гостепріимств Варвикскаго сквэра, относительно чего его гнвъ былъ очень горячъ, съ нимъ обошлись какъ съ ребенкомъ или съ обыкновеннымъ работникомъ, вмсто того, чтобъ оставить ему весь графинъ пить сколько душ угодно. Слдовательно, когда мистрисъ Гитауэ вернулась къ нему, страхъ, внушенный ему новыми обстоятельствами и лордомъ, постепенно исчезалъ, уступая мсто тому упорному негодованію противъ людей вообще, которое было его нормальнымъ состояніемъ.
— Я полагаю, мн надо вернуться въ Портрэ, мистрисъ Гитауэ, вамъ врно ничего больше не нужно?
Это онъ сказалъ, какъ только мистрисъ Гитауэ вошла въ комнату. Но мистрисъ Гитауэ не желала такъ скоро лишиться его услугъ. Она выразила сожалніе, что братъ ея не счелъ себя способнымъ разсуждать о предмет, весьма естественно непріятнымъ для него, и просила Гаурана прійти къ ней опять на слдующее утро.
— Я видлъ собственными глазами то, что видлъ, мистрисъ Гитауэ — хотя его сіятельству, можетъ быть, это не по нраву, какъ ваше сіятельство изволите это говорить. Они вдвоемъ бесдовали и сидли другъ у друга на колнахъ, и цловались — да, милэди, цловались, какъ женщины, чтобъ не сказать какъ мужчины, не должны цловаться, если они не мужъ и жена, да еще на скалахъ, милэди, и если его сіятельство не хочетъ слышать объ этомъ и находитъ это непріятнымъ, ему не слдовало вызывать Анди Гаурана изъ Портрэ только для того, чтобъ сказать ему, что онъ не хочетъ слушать того, что я пріхалъ ему сказать!
Все это было сказано такъ внушительно, что даже мистрисъ Гитауэ не могла найти это пріятнымъ. Она затрепетала отъ краснорчія мистера Гаурана и почти раскаялась въ своемъ усердіи. Но женщины, можетъ быть, чувствуютъ мене отвращенія чмъ мужчины пользоваться неблагородной помощью для достиженія хорошей цли. Хотя мистрисъ Гитауэ трепетала отъ выразительныхъ движеній, которыми мистеръ Гауранъ подкрплялъ свои крпкія словца, она все-таки была уврена въ превосходств своей цли, и думая, что отъ Анди Гаурана все-таки можно получить полезную помощь, а можетъ быть благоразумно желая извлечь выгоду изъ издержекъ, употребленныхъ на поздку Анди изъ Айршира, заставила его общать прійти къ ней на слдующее утро.

Глава LX.
ПУСТЬ БУДЕТЪ ТАКЪ, КАКЪ БУДТО НЕ БЫЛО НИКОГДА.

Между сыномъ, замужней дочерью и Люси Морисъ бдной лэди Фонъ жизнь сдлалась въ тягость. Все шло дурно и въ замк Фонъ не было ни спокойствія, ни счастья. Изъ всхъ простыхъ человческихъ врованій самое сильное врованіе въ настоящее время у фонскихъ дамъ относилось къ дурнымъ поступкамъ Лиззи Юстэсъ. Она была причиною всхъ этихъ горестей и ее ненавидли тмъ боле, что дурные поступки ея не были доказаны передъ глазами свта. Было время, когда соглашались, что она поступала дурно, удерживая у себя брилліанты наперекоръ постояннымъ требованіямъ Кэмпердауна, такъ что вс имли бы право прекратить съ нею знакомство и между прочими и лордъ Фонъ. Но посл второго воровства мнніе публики повернулось въ пользу Лиззи и вс начали думать, что съ нею поступлено нехорошо. Потомъ явилось свидтельство мистрисъ Гитауэ о дурныхъ поступкахъ Лиззи въ Шотландіи — о дурныхъ поступкахъ, которые Анди Гауранъ описывалъ съ пылкостью, такъ ужасно нравственной, и то, что было сначала, такъ сказать, прибавлено къ брилліантамъ, какъ прибавочный всъ, для того чтобъ беззаконія Лиззи могли повергнуть ее на земь, постепенно приняло видъ врнаго обвиненія противъ нея. Лэди Фонъ не чувствовала отвращенія разсуждать о брилліантахъ. Когда Лиззи называли ‘воровкой’, ‘грабительницей’ и ‘мошенницей’, та или другая изъ двицъ въ семейств — произнося шепотомъ сильныя выраженія, какъ дали имютъ привычку длать, когда желаютъ уменьшить неприличіе своихъ выраженій кротостью тона, которь мъ произносятся слова — когда Лиззи такимъ образомъ называли при лэди Фонъ въ ея собственномъ дом, она была не противъ этого. Это обстоятельство должно быть извстно, такъ чтобъ вс знали, что сынъ ея поступаетъ хорошо, отказываясь жениться на такой дурной женщин. Но когда къ этому прибавилось другое, когда стали разсказывать, что видлъ Гауранъ на скалахъ, когда это постепенно сдлалось особеннымъ преступленіемъ, оправдывавшимъ ея сына въ томъ, что онъ отказался отъ знакомства съ лэди Юстэсъ, тогда лэди Фонъ сдлалась очень несчастна и нашла, что этотъ предметъ, какъ мистрисъ Гитауэ описывала его, очень противенъ.
Непріятности эти также поражали Люси Морисъ, какъ и лорда Фона. Если Лиззи Юстэсъ не годилась быть женою лорда Фона по милости этихъ вещей, то и Фрэнкъ Грейстокъ не только не годился быть мужемъ Люси, но даже и не намревался этого сдлать, годился или нтъ. Недли дв лэди Фонъ позволяла себ раздлять радость Люси и думать, что Грейстокъ останется вренъ двушк, сердцемъ которой онъ завладлъ вполн,— но она скоро научилась недоврять молодому члену парламента. который всегда дерзко обращался съ ея сыномъ, проводилъ свободное время съ Лиззи Юстэсъ, никогда не навщалъ и рдко писалъ къ двушк, на которой общалъ жениться, о которомъ вс единогласно говорили, что долги не позволятъ ему жениться на такой женщин, которая не иметъ средствъ помочь ему. Все это было прискорбно и досадно, а между тмъ когда замужняя дочь приставала къ ней и требовала ея содйствія, она не имла возможности уклониться.
— Мама, говорила мистрисъ Гитауэ: — лэди Гленкора Паллизеръ была у нея, вс заступаются за нее, и если поведеніе ея въ Шотландіи не будетъ доказано, Фредерикъ долженъ жениться на ней.
— Но что же я могу сдлать, душа моя? спрашивала лэди Фонъ почти въ слезахъ.
— Настаивайте, чтобъ Фрэдерикъ узналъ всю правду, энергически отвчала мистрисъ Гитауэ.— Разумется, это непріятно. Никто не можетъ боле этого чувствовать кром меня. Ужасно говорить о такихъ вещахъ — и думать о нихъ.
— Это правда, Клара — очень ужасно.
— Но все лучше, мама, чмъ допустить Фредерика жениться на такой женщин. Надо ему доказать, какъ она негодится быть его женою.
Имя въ виду исполнить свое намреніе, мистрисъ Гитауэ, какъ мы видли, приняла Анди Гаурана въ своемъ дом, и съ этой же самой цлью повезла Анди Гаурана на слдующее утро въ Ричмондъ.
Мистрисъ Гитауэ, ея мать и Анди сидли запершись съ полчаса и лэди Фонъ ужасно страдала. Лордъ Фонъ нашелъ, что не можетъ выслушать этого разсказа и не выслушаетъ. У него достало энергіи ускользнуть и вообще онъ одержалъ верхъ въ легкой стычк, которая произошла между нимъ и шотландцемъ, но бдная старушка лэди Фонъ не могла ускользнуть. Анди позволили разглагольствовать краснорчиво и ей была разсказана вся исторія, хотя она предпочла бы быть высченной публично скоре, чмъ слушать это. Потомъ Анди подали ‘закуску’ такого рода, которая заставила его предпочесть замокъ Фонъ Варвикскому сквэру, и сказали, что онъ можетъ ворошиться въ Портрэ такъ скоро, какъ желаетъ.
Когда онъ ушелъ, мистрисъ Гитауэ откровенію высказала свои мысли матери.
— Дло въ томъ, мама, что Фредерикъ женится на ней.
— Почему? Я думала, что онъ открыто отказался. Я думала, онъ сказалъ это ей самой.
— Что-жъ изъ этого, если онъ сожалетъ о томъ, что онъ сказалъ? Онъ такъ слабъ! Лэди Гленкора Паллизсръ заставила его общать похать къ ней, и онъ детъ сегодня. Вроятно, онъ тамъ теперь — въ эту самую минуту. Будь онъ твердъ, все было бы кончено. Посл всего, что произошло, никто не могъ предполагать, что его помолвка должна иміть силу. Но что можетъ онъ сказать ей теперь, когда онъ у поя, кром того, что сызнова подниметъ всю бду? Я нахожу, что эта женщина поступила дурно, вмшавшись не въ свое дло. Право нахожу! Она гадкое, дерзкое существо — вотъ она что! Посл всхъ моихъ хлопотъ она разстраиваетъ все однимъ словомъ.
— Что можемъ мы сдлать, Клара?
— Я думаю, что еслибъ Фредерика можно было заставить поступать какъ слдуетъ, она вышла бы за своего кузена мистера Грейстока и тогда всему былъ бы конецъ. Я право думаю, что онъ ей больше нравится, изъ всего, что я слышала, она вышла бы за него теперь, еслибъ Фредерикъ только держался поодаль. А онъ разумется употребляетъ вс силы, чтобъ жениться на ней. У него нтъ ни шилинга, онъ по-уши въ долгахъ.
— Бдная Люси! воскликнула лэди Фонъ.
— Ну — да, но это разумлось само собою. Я всегда думала, мама, что вы и Амелія поступали нехорошо, поддерживая въ ней это мнніе.
— Но, душа моя, этотъ человкъ сдлалъ ей предложеніе въ самыхъ ясныхъ выраженіяхъ. Я видла его письмо.
— Конечно — мужчины длаютъ предложеніе. Мы вс это знаемъ. Я право не знаю, зачмъ они длаютъ это. Но, вроятно, это забавляетъ ихъ. Прежде какъ-то чувствовали, что если мужчина поступитъ дурно, то съ нимъ слдуетъ сдлать что-нибудь, но теперь это прошло. Мужчина можетъ длать предложеніе кому хочетъ, а если вздумаетъ потомъ сказать, что это не значило ничего, ничмъ нельзя наказать его за это.
— Это очень тяжело, сказала старушка, о которой вс говорили, что она совсмъ не такъ хорошо понимаетъ свтъ, какъ ея старшая дочь.
— Двушки вс знаютъ это и въ конц концовъ это сводится на одно. Мужчины должны жениться и то, что теряетъ одна двушка, выигрываетъ другая.
— Это убьетъ Люси.
— Двушекъ не такъ легко убить, мама — въ ныншнее время. И если мы станемъ говорить, что это убьетъ ее, чрезъ это не перемнится его натура. Нельзя ожидать, чтобъ такой человкъ, какъ Фрэнкъ Грейстокъ, въ долгахъ и членъ парламента, бывающій во всхъ лучшихъ домахъ, женился на вашей гувернантк. Что онъ выиграетъ черезъ это? Вотъ что я желаю знать.
— Я полагаю, онъ любилъ ее.
— Господи! какія у васъ допотопныя понятія, мама! Конечно она ему нравилась, хотя что онъ въ ней находитъ, я никогда не могла понять. Я думаю, что мисъ Морисъ будетъ очень хорошею женою для бднаго пастора, который на бдность вниманіе не обратитъ. Но она не уметъ себя держать — и я не вижу въ ней красоты. Для чего такой человкъ, какъ Фрэнкъ Грейстокъ, свяжетъ себя по рукамъ и по ногамъ съ такой двушкой? Но онъ и не намренъ жениться на Люси Морисъ, мама. Велъ ли бы онъ себя такимъ образомъ съ своей кузиной въ Шотландіи, еслибъ имлъ это намреніе? Онъ вовсе его не иметъ. Онъ намренъ жениться на доход лэди Юстэсъ, если ему удастся имъ завладть — и она выйдетъ за него еще до лта, еслибъ только мы могли удалить отъ нея Фредерика.
Мистрисъ Гитауэ требовала отъ матери, чтобъ она и кстати и некстати убждала лорда Фона, растолковывала ему необходимость подождать, чтобъ онъ могъ видть, какъ вроломно лэди Юстэсъ поступила съ нимъ, и также чтобъ она внушила Люси Морисъ, какъ тщетны вс ея надежды. Еслибъ Люси Морисъ отказалась отъ своихъ правъ, дло можно было бы устроить и скоре и врне. Еслибъ Люси можно было убдить сказать Фрэнку, что она отказывается отъ своихъ правъ и видитъ, какъ имъ невозможно быть мужемъ и женою, тогда — такъ разсуждала мистрисъ Гитауэ — Фрэнкъ тотчасъ бросится къ ногамъ кузины и вс затрудненія прекратятся. Гнусное, ничмъ пеоправдываемое и дерзкое вмшательство лэди Гленкоры въ настоящую минуту разстроитъ все хорошее, что было сдлано, если ему дятельно не противодйствовать. Изъ ожерелья не вышло ршительно ничего. Хитрая тварь сдлалась почти героиней изъ-за этого ожерелья. Даже тайна, которою были покрыты оба воровства, дйствовала въ ея пользу. Лорда Фона просто заставятъ на ней жениться — лэди Гленкора и ея кружокъ принудятъ его — если не воспользоваться любовной интригой ея съ кузеномъ, о которой Анди Гауранъ могъ представить столько уликъ, для того чтобъ до этого не допустить.
Теорія жизни и системы, по которой слдовало управлять общественными длами, изложенная ея замужней дочерью, была очень тягостна для лэди Фонъ. Когда ей сказали, что при новомъ порядк вещей общанія мужчинъ не слдуетъ считать обязательными, что любовь не считается ни во что, что двушки должны быть довольны, если имъ скажутъ, что когда одного жениха лишишься, то найдется другой, она сдлалась очень несчастна. Она не могла не врить всему этому и полагаться на свою вру въ добродтель, постоянство и честность. Она готова была думать, что все перемнилось къ худшему со времени ея молодости и что теперь общанія не такъ обязательны, какъ бывали прежде. Она сама вышла замужъ въ либеральное семейство, имла сына либерала и сама себя называла либеральной, но не могла не слышать отъ другихъ своихъ сосдей, что англійскіе обычаи, англійскія правила англійское общество гибнетъ по милости такъ называемой либеральности ныншняго вка. Она думала, что дйствительно мужчины длаютъ теперь такія вещи, какихъ они не длали сорокъ лтъ тому назадъ, а женщины ршительно измнились совсмъ. Ужъ конечно она не привела бы Анди Гауарана къ своей матери разсказывать такія вещи въ ихъ присутствіи, какія разсказывалъ этотъ человкъ.
Мистрисъ Гитауэ посмялась надъ нею, когда она сказала, что бдная Люси умретъ, если будетъ принуждена отказаться отъ своего жениха. Мистрисъ Гитауэ говорила о необходимости разстроить эту помолвку, не сказавъ ни одного гнвнаго слова противъ Фрэнка Грейстока. По мннію мистрисъ Гитауэ, Фрэнкъ Грейстокъ развлекался самымъ естественнымъ образомъ, когда сдлалъ предложеніе Люси. Такая гувернантка какъ Люси поступила сумасбродно, ожидая, чтобъ такой человкъ какъ Грейстокъ говорилъ серіозно. Разумется, она должна отказаться отъ своего жениха и если ужъ осуждать кого, то должна осуждать самое себя за свое сумасбродство. А все-таки лэди Фонъ была такъ мягкосердечна, что думала, будто горе сдавитъ сердце Люси, если даже не убьетъ ее.
Но тмъ не мене она была обязана сказать Люси то, что считала правдой. Исторія о томъ, что случилось на скалахъ въ Портрэ, была очень непріятна, но лэди Фонъ считала ее справедливой. Фрэнкъ Грейстокъ объяснялся въ любви своей кузин посл своей помолвки съ Люси. А потомъ не очевидно ли, что онъ неглижировалъ бдной Люси во всхъ отношеніяхъ? Онъ не видалъ ее почти полгода. Еслибъ онъ имлъ намреніе жениться на ней, не нашелъ ли онъ бы для нея пріюта въ дом своего отца? Обращался ли онъ съ нею въ чемъ бы то ни было какъ съ двушкой, на которой имлъ намреніе жениться? Сообразивъ все это, лэди Фонъ показалось положеніе Люси безнадежнымъ — и думая такимъ образомъ, она написала къ ней слдующее письмо:

Замокъ Фонъ, 3 марта 18—

‘Милйшая Люси,

‘Мн такъ многое нужно вамъ сказать, что я думала было васъ выпросить у лэди Линлитго сюда на день, но полагаю, что можетъ быть лучше написать. Кажется, вы оставляете лэди Линлитго на второй недл апрля и вамъ необходимо принять какое-нибудь намреніе относительно вашей будущей жизни. Еслибы дло шло только объ этомъ, то безпокоиться было бы не о чемъ, такъ какъ, разумется, вы прідете ко мн. Мы вс чувствуемъ, что здсь вашъ домашній кровъ, и я должна вамъ сказать, что намъ всмъ васъ недоставало — не только для Цециліи и Нины, но для всхъ насъ. И я не стала бы къ вамъ писать, еслибъ рано или поздно не нужно было сказать вамъ кое-что другое, потому что вашъ пріздъ къ намъ въ апрл разумется самъ собою. Вся ошибка въ томъ, что вамъ не слдовало узжать отъ насъ. Мы будемъ васъ ожидать въ тотъ день, въ который вы условитесь съ лэди Линлитго оставить ее.’
Бдная, милая старушка повторяла свое ласковое приглашеніе, потому что затруднялась придумать слова, въ какихъ могла бы дать жестокій совтъ, который она считала своей обязанностью предложить Люси.
‘А теперь, дорогая Люси, я должна сказать правду о мистер Грейсток. Мн кажется, вамъ надо постараться забыть его — или по-крайней-мр забыть предложеніе, которое онъ вамъ сдлалъ прошлой осенью. Серіозное ли онъ имлъ намреніе тогда, или нтъ, я думаю, что онъ теперь ршился забыть его. Я боюсь, что нтъ ни малйшаго сомннія въ томъ, что онъ ухаживаетъ за своей кузиной лэди Юстэсъ. Вы хорошо знаете, что я не упомянула бы объ этомъ, еслибъ не имла самаго сильнаго основанія предполагать, что я должна это сдлать. Но независимо отъ всего этого его поведеніе къ вамъ послдніе полгода убждаетъ всхъ насъ, что эта помолвка непріятна для него. Онъ, вроятно, нашелъ, что его положеніе не позволяетъ ему жениться на бдной, а у него недоставало твердости сердца сказать это открыто. Я убждена, такъ же какъ и Амелія, что для васъ было бы лучше отказаться совсмъ и пріхать сюда поправляться отъ удара между друзьями, которые будутъ ласковы къ вамъ какъ нельзя боле. Я знаю все, что вы будете чувствовать, и вы имете мое полное сочувствіе, но даже такія горести излечиваются современемъ, съ помощью Господа, которая не только безконечна, но и всемогуща.

‘Вашъ преданный другъ
‘К. ФОНЪ.’

Лэди Фонъ, написавъ это письмо, разсуждала о немъ съ Амеліей, и об были согласны въ томъ, что Люси никогда не преодолетъ дурныхъ послдствій удара, предсказываемаго такимъ образомъ.
— А чтобы это убило ее, сказала Амелія:— я не врю. Если я сломаю себ ногу, это несчастье можетъ укоротить мою жизнь и это можетъ укоротить ея жизнь. Другимъ образомъ, это ее не убьетъ. Но это совершенно ее измнитъ. Никто не бывалъ такъ легко счастливъ, какъ Люси Морисъ, но все это теперь пропало.
Когда Люси получила это письмо, оно произвело на нее при первомъ чтеніи не очень большое дйствіе. На полчаса ей удалось оставить его безъ вниманія, какъ относящееся къ такому предмету, на счетъ котораго она приняла ршеніе совершенно противоположное совту ея кореспондентки. Лэди Фонъ говорила ей, что ея женихъ имлъ намреніе ей измнить. Она старательно обдумывала объ этомъ послдніе два дня и твердо ршилась продолжать доврять своему жениху. Она ршилась не посылать къ нему письма, написаннаго ею, и держалась этой ршимости. Лэди Фонъ, разумется, была ласкова и дружелюбна какъ настоящій другъ. Она нжно любила лэди Фонъ. Но она не обязана была думать, что лэди Фонъ права, а въ этомъ случа она не находила лэди Фонъ правою. Поэтому она свернула письмо и положила его въ карманъ.
Но положивъ письмо въ карманъ, она не могла выкинуть его изъ головы. Хотя она ршилась, какая польза была ей въ ршимости, на которую она не могла положиться? День проходилъ за днемъ, недля за недлею, а вся душа ея тосковала отъ потребности увидть этого человка, который жилъ въ ближайшей улиц отъ нея. Ей стыдно было признаться самой себ, сколько часовъ сидла она у окна, думая, что можетъ быть онъ пройдетъ мимо дома, въ которомъ она была заключена, какъ онъ зналъ. И даже если ему было невозможно быть у нея, почта для него открыта. Ей не хотлось писать къ нему чаще чмъ онъ къ ней писалъ, и теперь ихъ переписка почти прекратилась. Онъ зналъ, такъ же хорошо какъ и лэди Фонъ, когда періодъ заключенія Люси въ тюрьм лэди Линлитго прекратится, и онъ зналъ также, какъ велика была ея надежда быть принятой гостьей въ дом декана, когда настанетъ этотъ періодъ. Онъ звалъ, что она должна отыскивать новый домъ, если онъ не скажетъ ей, гд она должна жить. Вроятно ли — возможно ли, чтобъ онъ молчалъ такъ долго, если еще имлъ намреніе жениться на ней? Безъ сомннія, онъ вспомнилъ о своихъ долгахъ, о своемъ честолюбіи, подумалъ о богатств своей кузины, подумалъ также и объ ея красот. Какое право имла она надяться сдлаться его женой — она, у которой никогда не было ни денегъ, ни красоты — она, которая не могла ничего дать ему взамнъ его имени и его дома, кром своей души и своего сердца? Когда Люси думала обо всемъ этомъ, она посмотрла на свое срое полинялое платье, встала посмотрть на свои черты въ зеркал, и увидала, какъ она мила и какъ ничтожна, и вспомнила, что все ея состояніе состоитъ изъ нсколькихъ фунтовъ, которые она накопила и продолжала копить для того, чтобъ отправиться къ нему въ приличной одежд. Благоразумно ли было ожидать этого? Но зачмъ обратился онъ къ ней и сдлалъ ее несчастною? Она могла признаться себ, что она поступила сумасбродно, тщеславно, съ полнымъ невдніемъ къ собственнымъ своимъ достоинствамъ, осмливаясь надяться, — но каковъ же былъ онъ, прежде возвеличивъ ее въ глазахъ всхъ ея друзей, а потомъ сдлавъ ей такой ужасный вредъ и доведя ее до такой полной гибели? Отъ упрековъ, и, словесныхъ, и письменныхъ, она разумется воздержится. Она не напишетъ и не будетъ говорить упрековъ — но отъ невыраженныхъ упрековъ какъ она можетъ воздержаться? Она разъ назвала его измнникомъ съ шутливой, любящей ироніей въ т немногіе часы, когда любовь была для нея роскошью, которою она могла наслаждаться. Но теперь онъ былъ дйствительно измнникъ. Еслибъ онъ оставилъ ее въ поко, она любила бы его молча и не была бы несчастна отъ своей любви. Она знала, что въ такомъ случа у нея достало бы и мужества, и силы характера нести свою ношу безъ вншнихъ признаковъ страданія, безъ всякаго внутреннаго страданія, которое могло бы разстроить ходъ ея жизни. Но теперь все для нея было кончено. Она не думала о смерти, но ея будущая жизнь была пуста. Она сошла внизъ завтракать съ лэди Линлитго, а старуха не примтила, что съ ея компаньонкой случилось что-то непріятное. Получены были еще извстія о Лиззи Юстэсъ и о лорд Фон, и о воровствахъ, и графиня объявила, что она читала въ газетахъ, что одинъ человкъ сидитъ уже въ тюрьм за воровство въ дом въ Гертфордской улиц. Отъ этого предмета она перешла къ извстіямъ, дошедшимъ до нея отъ ея старой пріятельницы лэди Клантатранъ, будто женитьба Фона опять пошла въ ходъ.
— Я этому не врю, моя милая, потому что мн кажется, что мистеръ Грейстокъ обезопасилъ себя въ этомъ отношеніи.
Все это Люси слушала и не выказывала ни малйшихъ признаковъ, даже движеніемъ головы, что она страдаетъ. Потомъ лэди Линлитго спросила ее, что она намрена длать посл пятаго апрля.
— Я вовсе не вижу, почему вамъ не остаться здсь, если вамъ пріятно, мисъ Морисъ — то-есть если вы отказались отъ глупой мысли о помолвк съ Фрэнкомъ Грейстокомъ.
Люси улыбнулась и даже поблагодарила графиню, но сказала, что она ршилась вернуться въ Ричмондъ мсяца на два, пока не найдетъ другого мста гувернантки. Потомъ она вернулась въ свою комнату и опять сла у окна, смотря на улицу.
Какая ей теперь нужда до того, куда она подетъ? А между тмъ она должна похать куда-нибудь и длать что-нибудь. У ней оставалась скучная забота о своей личности, и пока она жива, она должна сть, одваться и имть пріютъ. Она не могла вести горькую жизнь въ дом лэди Фонъ, сть хлбъ изъ милости, таскаться по комнатамъ и по саду безъ пользы и въ праздности. Какъ горько ей было заботиться о своей личности, когда она чувствовала, что изъ этой личности ничего нельзя сдлать хорошаго! Она сомнвалась даже, можетъ ли она быть полезной гувернанткой и останется ли у ней энергіи зарабатывать свой хлбъ, преподавая какъ слдуетъ то немногое, что она знала. Но она должна сдлать попытку и продолжать до тхъ поръ, пока Господь въ своемъ милосердіи не возьметъ ее къ себ.
А между тмъ нсколько мсяцевъ тому назадъ жизнь была для нея такъ сладостна! Когда она чувствовала это, она не думала о тхъ короткихъ дняхъ взволнованнаго лихорадочнаго блаженства, въ которые думала, что вс блага міра посыплятся къ ней на колна, но о прежнихъ годахъ, въ которые все для нея было въ такомъ положеніи какъ теперь, — съ единственнымъ исключеніемъ, что тогда она не была обманута. Она была полна улыбокъ, веселости, совершенно счастлива между друзьями, хотя сознавала необходимость заработывать себ хлбъ посредствомъ самой ненадежной профессіи, въ то время, когда ее не ожидала никакая надежда. Хотя она любила этого человка и не имла никакой надежды, она была счастлива. Но теперь наврно изъ всхъ двушекъ и женщинъ она была самая несчастная.
Согласившись съ справедливостью мннія лэди Фонъ, Люси отказалась отъ всякой надежды. Вс говорили это, и это была правда. Ни слова ни съ какой стороны не ободряло ее. Дло было кончено и она никогда боле не будетъ поминать его имени. Она просто попроситъ всхъ Фоновъ не упоминать о немъ въ ея присутствіи. Она никогда не будетъ порицать его и конечно не станетъ хвалить. На сколько она будетъ въ состояніи управлять своимъ языкомъ, его имя никогда не будетъ на ея губахъ.
Она думала одно время, что пошлетъ письмо уже написанное, другое письмо она не могла ршиться написать. Даже думать о Фрэнк было для нея мучительно, но сообщать ему свои мысли было хуже чмъ мученіе. Это было бы почти сумасшествіе. Къ чему было посылать письмо? Если все кончено, стало быть кончено. Можетъ быть у ней оставалась — безъ ея вдома — слабая искра надежды, что можетъ быть еще онъ вернется къ ней.
Наконецъ она ршилась не посылать никакого письма и уничтожила написанное.
Но она написала записку къ лэди Фонъ, въ которой съ признательностью принимала ласковое предложеніе своего стараго друга, до того времени пока она можетъ ‘найти мсто’.
‘Относительно другого предмета, писала она: ‘я знаю, что вы правы. Пожалуйста пусть все будетъ такъ, какъ будто ни было никогда’.

LXI.
ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫЙ ДРУГЪ ЛИЗЗИ.

Настало наконецъ утро той субботы, когда лордъ Фонъ общалъ быть у Лиззи, знаменательный то былъ день въ неизвстномъ дом въ Гертфордской улиц — преимущественно, разумется, по случаю посщенія его сіятельства, но также и въ силу другихъ событій, которыя столпились какъ-разъ въ эту субботу. Мы зашли немного впередъ въ нашемъ разсказ, такъ какъ лэди Линлитго только въ слдующій понедльникъ прочла въ газетахъ и сообщила Люси, что схваченъ какой-то человкъ по поводу кражи брилліантовъ. Рано поутру въ субботу сэр-Грифинъ Тьюитъ прикатилъ въ Гертфордскую улицу и бурная произошла сцена сперва между нимъ и Лучиндою, а потомъ между нимъ и мистрисъ Карбункль. Сама Лиззи ничего не видала, но мистрисъ Карбункль пересказала ей обо всемъ. Она въ послдніе дни совсмъ перемнила свое обращеніе съ Лиззи и была съ нею очень ласкова, а между тмъ въ теченіе почти всего февраля мсяца настоящая хозяйка дома почти и вжливости не соблюдала въ отношеніи своей прибыльной гостьи, намекая не разъ, что условія, на которыхъ он сошлись, было бы лучше уничтожить.
— Видите ли, лэди Юстэсъ, сказала однажды мистрисъ Карбункль:— тревоги по поводу всхъ этихъ кражъ мн не подъ силу.
Лиззи, въ то время еще больная и въ постоянномъ страх, чтобъ отъ нея не потребовали отчета въ пропавшихъ брилліантахъ, воспользовалась своимъ положеніемъ больной, чтобъ отказаться обсуждать вопросъ о своемъ перезд. Теперь же она считалась выздоравливающею, но мистрисъ Карбункль стала по прежнему дружественна. На то безъ сомннія была причина — и причина явная въ глазахъ Лиззи. Лэди Гленкора навстила ее — разумется, Лиззи понимала, что одно это совсмъ измняло ея положеніе. И потомъ, хотя она лишилась своихъ брилліантовъ, хотя воры, укравшіе ихъ, несомннно посвящены въ тайну перваго воровства, и хотя она сама открыла эту тайну лорду Джорджу, котораго съ той поры не видала боле — несмотря на вс эти поводы къ безпокойству, она въ послднее время постепенно выходила изъ того состоянія глубокаго унынія, въ которое впала, пока брилліанты находились у нея. Она знала, что теперь ей возвращается прежній всъ, потому когда мистрисъ Карбункль пришла сообщить ей оскорбительныя слова, которыми внизу помнялись сэр-Грифинъ и его невста, и спросить ея совта, какъ теперь быть, Лиззи нисколько не изумилась и сказала:
— Насколько я понимаю, партіи не суждено состояться.
— О! ради Бога, не говорите такихъ ужасныхъ словъ посл всего, что я вынесла. Не намекайте Лучинд на что-либо подобное.
— Но судя по тому, что вы сейчасъ мн разсказывали, онъ наврно никогда боле не вернется.
— Какъ бы не такъ! Не безпокойтесь. У него только такая замашка.
— Признаться, очень непріятная.
— Безъ сомннія, лэди Юстэсъ. Но что прикажете, нельзя вкушать одну сладость. Должна быть и горечь. Насколько мн извстно, онъ получитъ имніе чрезъ нсколько лтъ — и наконецъ Лучинд положительно необходимо на что-нибудь ршиться. Она приняла его предложеніе — ну и держись этого.
— Она мн кажется очень убита, мистрисъ Карбункль.
— Всегда она была такой. Въ жизнь свою она не бывала весела и беззаботна, какъ другія двушки. Я не видывала ее ни разу что называется счастливою.
— Она вдь любитъ охоту?
— Да — любитъ скакать очертя голову, чтобъ забыться. Я сдлала для нея все, что могла, она должна теперь довести до конца затянное дло. И отступить-то нельзя, говоря по правд, у насъ на это и средствъ не хватило бы.
— Въ такомъ случа старайтесь держать его въ лучшемъ расположеніи духа.
— Не его собственно я и опасаюсь наиболе, но вотъ что, любезная лэди Юстэсъ, мы васъ попросимъ помочь намъ немного.
— Какъ я могу?
— И очень можете. Не одолжите ли вы намъ двсти-пятьдесятъ фунтовъ только на шесть недль?
Въ лиц Лиззи мгновенно произошла перемна и глаза ея приняли пресеріозное выраженіе. Шутка ли, двсти-пятьдесятъ фунтовъ!
— Конечно, вы вполн будете обезпечены. Не давайте Лучинд подарка, пока я не заплачу вамъ, это уже составитъ сорокъ-пять фунтовъ.
— Тридцать-пять, поправила Лиззи съ сердцемъ.
— Мн казалось, что мы остановились на сорока-пяти, когда ночь шла о прислуг,— потомъ вы можете сказать извощику, что я обязана платить за экипажъ и лошадей. Вы дадите ваши деньги, пожалуй всего только одною недлею ране или около того, а между тмъ можете спасти этимъ Лучинду въ настоящую минуту.
— Отчего вы не обращаетесь къ лорду Джорджу?
— Къ лорду Джорджу! Да у него нтъ денегъ. Скоре онъ попроситъ у меня. Не знаю право, что съ нимъ сдлалось въ послднее время. Я думаю сначала, что между вами и имъ что-нибудь устроится. Эти дв кражи его просто съ ума свели. Но, милая Лиззи — вдь вы можете одолжить насъ?
Мысль объ этомъ займ вовсе не понравилась Лиззи, а предложенное ей обезпеченіе она не ставила ни во что. Положимъ, она сказала бы извощику, что мистрисъ Карбункль обязана заплатить по счету вмсто нея, но что тогда будетъ, если мистрисъ Карбункль не заплатитъ? Что-жъ касается подарка Лучинд, то ей крайне было непріятно, чтобъ имъ располагали такимъ образомъ, тогда какъ она имла въ виду добровольный дружескій подарокъ будущей лэди Тьюитъ. Однако и возстановлять противъ себя мистрисъ Карбункль она не хотла.
— Никогда въ жизни я не бывала такъ бдна, какъ въ настоящую минуту — то-есть со времени моего замужства, сказала она.
— Бдны вы быть не можете, милая лэди Юстэсъ.
— Вдь у меня же взяли вс мои деньги изъ шкатулки.
— Сорокъ-три фунта, возразила мистрисъ Карбункль, разумется коротко ознакомленная со всми подробностями воровства.
— Едва ли вы угадаете, что мн стоила осень въ Портрэ. Счеты мн подаются только теперь и право они порой пугаютъ меня до того, что я просто не знаю, что мн длать. У меня нтъ лишнихъ денегъ, могу васъ уврить.
— Вы все получите обратно до послдняго пенни ровно чрезъ шесть недль, сказала мисъ Карбункль, лицо которой уже разгоралось отъ гнва.
Она намрена была насказать много непріятнаго свой ‘любезной лэди Юстэсъ’ или своей ‘милой Лиззи’, если не достигнетъ желаемаго, а какъ за дло взяться, это она знала отлично. Говоря по правд, Лиззи боялась этой женщины. Ей почти невозможно было не опасаться тхъ, съ кмъ она жила. Столько говорило противъ нея — столько было источниковъ опасеній!
— Я вполн убждена, что вы не откажете мн въ такой пустой услуг, продолжала мистрисъ Карбункль, и щеки ея разгорались все сильне.
— Не полагаю, чтобъ я могла располагать такою суммою у моихъ банкировъ.
— Они вамъ откроютъ кредитъ — на сколько вы желаете. Если вашъ чекъ вернутъ, то это будетъ мое дло.
Лиззи уже испробовала такую продлку и знала, что банкиры не откажутъ ей.
— Будьте добрымъ другомъ, моя милушка, и напишите чекъ безъ дальнихъ разсужденій.
— Еще сто-пятьдесятъ фунтовъ я, можетъ быть, какъ-нибудь найду, сказала Лиззи дрожащимъ голосомъ.
Мистрисъ Карбункль упорно отстаивала большую сумму, но согласилась наконецъ принять меньшую и чекъ былъ написанъ.
— Разумется, это не должно быть помхой для подарка Лучинд, такъ какъ мы можемъ свести счеты платою за экипажъ.
На такое замчаніе со стороны мистрисъ Карбункль лэди Юстэсъ однако не отвтила ничего.
Вскор посл завтрака, къ которому Лучинда не выходила, доложили о прізд лэди Гленкоры Пализеръ. Дама эта просидла около десяти минутъ, она заявила, что пріхала собственно для того, чтобъ передать лэди Юстэсъ поклонъ герцога Омніума и его желаніе, чтобъ украденные брилліанты нашлись.
— Кром ювелировъ по профессіи, едва ли въ Англіи найдется кто-нибудь, кто боле герцога зналъ бы толкъ въ брилліантахъ.
— Или имлъ ихъ боле, любезно улыбаясь подсказала мистрисъ Карбункль.
— Этого я не знаю. Кажется, есть фамильные брилліанты, но я никогда не видала ихъ. Герцогъ принимаетъ въ васъ величайшее участіе, милая лэди Юстэсъ. Мало надежды, чтобъ вы получили ихъ назадъ.
Лиззи улыбнулась и покачала головой.
— Не странно ли, что никакъ не могутъ отыскать воровъ? Я слышала, что полиція еще не отказалась отъ этого дла — къ несчастью только ожерелья-то никогда не вернутъ.
Просидвъ минутъ десять, она встала и, прощаясь съ Лиззи, шепнула ей:
— Вдь онъ будетъ у васъ — не такъ ли?
Лиззи молча отвтила утвердительно одною улыбкой.
— Надюсь, все устроится опять, сказала лэди Гленкора и ухала.
Лиззи чрезвычайно полюбилась дружба лэди Гленкоры. Можетъ быть, ничего боле о брилліантахъ извстно и не будетъ и они просто сохранятся въ памяти, какъ нчто таинственное въ ея жизни, скоре заманчивое, чмъ оскорбительное. Лордъ Джорджъ правда зналъ все — но добрый, врный корсаръ, какимъ былъ лордъ Джорджъ, никогда не выдастъ ея. Воры знали — но ужъ они-то, если ихъ только не поймаютъ, никогда не проронятъ словечка. Да и наконецъ говори они сколько хотятъ, даже и корсаръ тутъ же съ ними, все-таки половина общества не повритъ такимъ разсказамъ Чего страшилась Лиззи — до того страшилась, что чуть-было не изнемогла подъ бременемъ ужаса — это было публичное изобличеніе полиціею. Если она этого могла избгнуть, то передъ нею еще открывался свтъ во всемъ своемъ блеск. Участіе, которое принимали въ ней такія лица, какъ герцогъ Омніумъ и лэди Гденкора, доказывало, что она не только избгла позора до-сихъ-поръ, но еще попала на хорошій путь, чтобъ совсмъ избавиться отъ него. Три недли назадъ она отдала бы половину своего дохода, чтобъ имть возможность скрыться изъ Лондона, не оставивъ по себ слда. Три недли назадъ мистрисъ Карбункль обращалась съ нею невжливо и ее больную оставляли по цлымъ днямъ одну. Теперь дла ея шли лучше. Прежнее положеніе возвращалось ей мало-по-малу. Кэмпердаунъ, который первый напалъ на нее, такъ сказать, ‘совсмъ улетучился’. Онъ призналъ себя побжденнымъ. Лордъ Фонъ, котораго поступокъ съ нею былъ такимъ жестокимъ оскорбленіемъ, будетъ у нея въ этотъ же самый день. Кузенъ Фрэнкъ, хотя и не длалъ ей предложенія, однако былъ ласкове, чмъ когда-либо. Мистрисъ Карбункль унижалась предъ нею въ это же утро, чтобъ занять денегъ. А лэди Гленкора Пализеръ — путеводная звзда всего моднаго міра — навщала ее два раза! Зачмъ же ей упадать духомъ? У нея ежегодный доходъ въ четыре тысячи фунтовъ, а ей помнилось, что у ея тетки, лэди Линлитго, всего только семьсотъ и есть. Лэди Фонъ со всми своими дочерьми не имла и приблизительно того, что она. При этомъ она была молода, прекрасна и вольна поступать какъ душ угодно. Конечно послдніе полтора года ея жизни были рядомъ страданій изъ-за этихъ отвратительныхъ брилліантовъ — теперь они исчезли и она имла сильный поводъ надяться, что исчезла вмст съ ними и ея тайна.
При такомъ положеніи вещей слдовало ли ей принимать руку лорда Фона? Разумется, она не могла быть уврена, чтобъ послдствіемъ его посщенія оказалось вторичное предложеніе, но она считала возможнымъ довести его до того, приложивъ съ своей стороны нкоторое стараніе. Зачмъ бы ему и прізжать къ ней, если онъ самъ не имлъ подобнаго намренія? На этотъ счетъ она не имла ни малйшаго сомннія. Онъ неминуемо возобновитъ свое предложеніе, по приметъ ли она его — вотъ въ чемъ заключался вопросъ. Она клялась Фрэнку, что никогда не будетъ женой лорда Фона, и поклялась сама себ, что заставитъ этого негодника поплатиться. Теперь представлялся случай отплатить ему и доказать Фрэнку, что она говорила искренно. Къ тому же, этотъ человкъ ршительно ей противенъ. Конечно, это обстоятельство не имло большого значенія, но все же значило что-нибудь въ глазахъ Лиззи Юстэсъ. Кузенъ Фрэнкъ ей нравился — и лордъ Джорджъ тоже. Она сама хорошенько не знала, кого изъ обоихъ по-настоящему любила, хотя во всякомъ случа предпочтеніе отдавала кузену Фрэнку, какъ боле надежному изъ двухъ. Лордъ Фонъ голякъ, вспомнилось ей. И т оба бдны, но ихъ бдность не казалась такимъ недостаткомъ въ глазахъ Лиззи, какъ приличная разсчетливость тугого на руку лорда Фона. У него правда былъ кой-какой доходишко и онъ настоящій пэръ, а слдовательно она будетъ женою пэра. Вдумываясь въ эти вс вопросы, она пришла къ заключенію, что много можно бы сказать и за и противъ, тяжелымъ гнетомъ лежала на ея душ необходимость принять немедленное ршеніе.
Ровнехонько въ назначенный часъ явился лордъ Фонъ, и разумется, нашелъ Лиззи одну. Вс мры были приняты. Его повели наверхъ и она приняла его очень любезно. Она встала при его вход и протянула ему руку. Ни слова привтствія ею произнесено не было, но она глядла на него съ доброю улыбкой и оставляла съ минуту свою руку въ его рук. Онъ очевидно чувствовалъ себя неловко и былъ смущенъ до крайности, разсять его смущеніе, понятно, не входило въ ея расчеты.
— Надюсь, вамъ теперь лучше, догадался онъ наконецъ сказать.
— Я поправляюсь, лордъ Фонъ. Не угодно ли садиться?
Онъ слъ, поставилъ шляпу на полъ возл себя, но ршительно не могъ ничего придумать, что бы сказать.
— Я была очень больна.
— Я слышалъ и очень жаллъ.
— Было отчего и заболть — не такъ ли?
— То-есть вы говорите о краж?
— О многомъ говорю я, лордъ Фонъ. Кражи еще не самое худшее, хотя конечно перепугали меня до смерти. Вдь ихъ было дв.
— Знаю.
— Ахъ, ужасно вспомнить! Потомъ мн угрожали процесомъ. Вы слышали?
— Слышалъ.
— Не чуть ли отъ процеса-то отказались теперь. По словамъ моего кузена Грейстока, который врнымъ былъ мн другомъ въ моемъ гор, эти олухи теперь наконецъ догадались, что имъ и опереться-то не на что. Врно вы и про это слышали, лордъ Фонъ?
Конечно лордъ Фонъ смутно слышалъ сущность мннія Дова, а именно, что ожерелья нельзя было требовать въ качеств фамильнаго имущества, неотъемлемо принадлежащаго Юстэсовскому роду. Но онъ слышалъ также, что Кэмпердаунъ не сомнвался нисколько въ томъ, что вернетъ это имущество другимъ путемъ. Отказались ли окончательно отъ такого требованія, или оставили его потому, что брилліантовъ боле не оказывалось, этого лордъ Фонъ не зналъ, да и никому другому извстно не было — самъ Кэмпердаунъ не принималъ еще ршенія на этотъ счетъ. Только то зналъ лордъ Фонъ, что сестра его въ послднее время перемнила тактику въ своей ожесточенной борьб противъ Лиззи Юстэсъ, прибгнувъ къ сцен, которую видлъ Гауранъ, вмсто того, чтобъ выставлять на видъ жадность Лиззи по поводу ожерелья. Изъ этого лордъ Фонъ вывелъ то заключеніе, что ему слдуетъ опасаться, какъ бы не измнилъ ему сильный пунктъ относительно ожерелья. Однако онъ счелъ бы неприличнымъ сознаться, что выставленная имъ причина для отступленія вовсе причиною служить не могла. А привести другую ему было бы до крайности трудно, еслибъ попытались вынудить его къ тому. Онъ очень хорошо зналъ, что у него духу не хватитъ сказать дам, что онъ отъ сестры слышалъ, будто нкоторый Анди Гауранъ былъ свидтелемъ нкоторой ужасной сцены на скалахъ въ Портрэ. Итакъ нашъ лордъ хранилъ молчаніе, оставляя безъ отвта первое утвержденіе Лиззи насчетъ брилліантовъ.
Но ожерелье было ея сильнымъ пунктомъ и она не имла ни малйшаго намренія дать ему увильнуть отъ этого вопроса.
— Если не ошибаюсь, лордъ Фонъ, вы сами раза два говорили о моихъ брилліантахъ съ этимъ гадкимъ старымъ стряпчимъ?
— Я безспорно видлся съ Кэмпердауномъ. Онъ нашъ фамильный стряпчій.
— Вы такъ были добры, что интересовались вопросомъ о моихъ брилліантахъ — не правда ли?
Съ минуту, она ждала отвта, но не получивъ, прибавила:
— Разв не такъ?
— Это справедливо, лэди Юстэсъ.
— Они были большой цны и потому естественно, что они васъ интересовали. Кэмпердаунъ грозилъ мн не-всть чмъ — не такъ-ли? Чего, чего онъ не хотлъ сдлать со мною! Онъ даже остановилъ меня на улиц, когда я хала въ собственномъ экипаж на станцію желзной дороги и ожерелье было со мною — мра довольно сильная, полагаю. А писалъ онъ ко мн несчетное число — ухъ! какихъ ужасныхъ писемъ. Онъ по всему городу трезвонилъ, что это фамильное имущество — разв не такъ? Вдь вамъ же все это извстно, лордъ Фонъ.
— Я знаю, что онъ хотлъ получить брилліанты.
— Говорилъ онъ вамъ, что совтовался съ адвокатомъ — не запомню его имени — человкомъ дйствительно свдущимъ по этой части, и свдущій-то юристъ ему и объявилъ, что онъ чушь мелетъ, что ожерелье фамильнымъ имуществомъ вовсе и быть не можетъ, когда принадлежитъ мн, и что онъ лучше сдлаетъ, если броситъ весь процесъ. Слышали вы про это?
— Нтъ, я этого не слыхалъ.
— Ахъ! лордъ Фонъ, вы слишкомъ скоро бросили справки. Конечно, вы такъ заняты въ парламент и государственными длами, что у васъ времени не было, но еслибъ вы продолжали справляться, то узнали бы, что Кэмпердауну пришлось отказаться отъ своихъ притязаній, потому что онъ былъ не правъ отъ начала до конца.
Лиззи говорила съ такою неимоврною быстротой, что совсмъ задыхалась въ конц своей энергичной рчи.
Лордъ Фонъ почувствовалъ, что ему необходимо держаться вопроса объ ожерель, какъ единственнаго и вполн достаточнаго оправданія его поступковъ.
— Я полагалъ, что Кэмпердаунъ потому бросилъ дло теперь, что брилліанты украдены, сказалъ его сіятельство.
— Ничуть! вскричала Лиззи, вскочивъ съ кресла.— Кто это говоритъ? Кто сметъ это утверждать? Кто бы это ни былъ — я говорю прямо, что онъ лгунъ. Вдь я понимаю очень хорошо. Процесъ могъ идти своимъ чередомъ какъ нельзя лучше и меня бы заставили заплатить сумму, въ которую оцнено ожерелье, изъ моихъ собственныхъ доходовъ, еслибъ оно не принадлежало мн по праву. Конечно, такой умный человкъ, какъ вы, лордъ Фонъ, не можетъ не усмотрть этого, и еще вкъ свой засдая въ парламент и правя государственными длами. Да кто-жъ повритъ, чтобъ такой врагъ мн, какъ Кэмпердаунъ, который преслдовалъ меня всми способами и клеветалъ на меня встрчному и поперечному — даже пытался удержать моего дорогого, возлюбленнаго мужа отъ женитьбы — чтобъ онъ бросилъ дло, еслибъ могъ продолжать его?
— Мистеръ Кэмпердаунъ человкъ почтенный, лэди Юстэсъ.
— Почтенный! Толкуйте мн про его почтенность посл всего, что я выстрадала чрезъ него! Когда вы такой охотникъ до справокъ, лордъ Фонъ, вамъ право слдовало продолжать справляться. Фрэнку вы не поврили бы.
— Вашъ двоюродный братъ всегда велъ себя очень дурно въ отношеніи меня.
— Фрэнкъ мн все-равно, что родной братъ, онъ умлъ защищать меня отъ оскорбленій — или, врне, заступиться за меня, когда меня обижали. Такъ какъ вы не были расположены врить ему, милордъ, почему вы не обратились къ тому свдущему адвокату, о которомъ я упоминала? По моему мннію, это дло нисколько до васъ не касалось, но когда вы уже разъ начали вмшиваться въ него, то непремнно слдовало идти до конца. Не согласны ли вы со мной?
Она все еще стояла, и хотя роста не высокаго, точно будто угрожала несчастному товарищу министра, который не вставалъ съ своего кресла.
— Очень дурно было поступлено противъ меня, милордъ, продолжала Лиззи.
— Мною, хотите вы сказать?
— Да, вами. Кмъ же еще?
— Не думаю, чтобъ я съ кмъ-нибудь поступилъ дурно. Заявить, что я не могу признать этихъ брилліантовъ собственностью моей жены, я былъ обязанъ.
— А какое вы на это имли право? Эти брилліанты были у меня, когда вы просили моей руки.
— Я не зналъ этого.
— Не знали и того, что у меня на мизинц это колечко? На что похоже, чтобъ вы или какой другой мужчина отвернулся отъ женщины и объявилъ ей, что нарушаетъ свое слово, и она остается опозоренною въ глазахъ знакомыхъ и друзей, потому что въ его голову взбрела фантазія не возлюбить ея колечка или ея брошки? Повторяю вамъ, лордъ Фонъ, совсмъ это не ваше было дло, даже и тогда, какъ вы сдлались моимъ женихомъ. Какіе бы у меня брилліанты не оказывались или оказывались, вамъ до этого никакого дла не было, пока я бы не стала вашею женой. Спросите кого хотите, если это не такъ. Вы говорите, что Фрэнкъ оскорбилъ васъ, заступаясь за меня какъ братъ. Спросите кого хотите. Спросите какую-нибудь свою знакомую. Назовемте посредницу, которая бы ршила, кто изъ насъ правъ, кто виноватъ. Лэди Гленкора Пализеръ ваша пріятельница и мужъ ея членъ кабинета. Не выбрать ли ее? Правда, что ея дядя, герцогъ Омніумъ, самый знатный и высокопоставленный изъ англійскихъ аристократовъ, принимаетъ во мн живое участіе.
Этотъ маневръ былъ преловкій со стороны Лиззи. Она въ жизнь свою и не видывала герцога, но его имя было упомянуто лэди Гленкорой и потому Лиззи не преминула имъ воспользоваться.
— Я не могу допустить посторонняго вмшательства, заявилъ лордъ Фонъ.
— А я-то — мн что-же прикажете длать? Не оставаться ли мн оплеванной, потому что такъ вашему сіятельству заблагоразсудилось? Вамъ не угодно допускать посторонняго вмшательства. Милордъ справляется у стряпчихъ, пока т ему клевещутъ на меня, но прекращаетъ свои справки немедленно, коль скоро стряпчему внушили, что онъ неправъ. Вы мн вотъ что скажите, сэръ. Можете ли вы сами-то себя оправдать въ душ?
На горе лорда Фона, онъ не совсмъ былъ увренъ, что правъ. Брилліанты пропали, процесъ былъ прекращенъ и мнніе, которое преобладало съ мсяцъ или два назадъ, что Лиззи постыдно замшана въ покраж своего собственнаго ожерелья, повидимому также было устранено. Лэди Гленкора и герцогъ имли для лорда Фона почти такое же важное значеніе, какъ и для Лиззи. Конечно, у. него оставалось еще орудіе — неприличіе, совершенное на скалахъ, но засвидтельствовано оно было однимъ Анди Гаураномъ — и даже его свидтельство лордъ Фонъ отказался принять иначе какъ чрезъ вторыя руки. Лиззи между тмъ и на это обвиненіе имла готовый отвтъ — такой отвтъ, который повторяла уже неоднократно, хотя прямого обвиненія еще не воспослдовало, а состоялъ онъ въ томъ, что Фрэнкъ Грейстокъ ей скоре братъ, чмъ кузенъ. Положимъ, что такого рода отношеніе къ брату не совсмъ могло быть пріятно для лорда Фона, еслибъ онъ опять сталъ глядть на лэди Юстэсъ, какъ на женщину, которая можетъ сдлаться его женой, но все же это отвтъ какъ отвтъ и опровергнуть его нельзя.
Безспорно, лордъ Фонъ предавался размышленіямъ, какія послдствія повела бы за собой его женитьба съ лэди Юстэсъ. Онъ долженъ будетъ совсмъ разойтись съ мистрисъ Гитауэ и стать въ боле холодныя отношенія къ замку Фонъ. У него будетъ жена, на счетъ которой онъ же самъ распространялъ невыгодные слухи, и человкъ, котораго онъ ненавидлъ боле всхъ на свт, будетъ любимымъ кузеномъ этой жены, ея братомъ, такъ сказать. Онъ въ нкоторой степени очутится въ сношеніяхъ съ мистрисъ Карбункль, лордомъ Джорджемъ де-Брюсъ Карутерсомъ и сэр-Грифиномъ Тьюитомъ, которыхъ всхъ до единаго гнушался. И наконецъ въ его собственномъ имніи, Портрэ, какимъ оно сдлалось бы въ случа его женитьбы, его собственный староста или управляющій былъ именно тотъ человкъ, который видлъ… то, что онъ видлъ. Все это было очень непріятно, но какъ избгнуть женитьбы? Считался же онъ женихомъ. Какъ бы ему теперь-то по-крайней-мр увильнуть отъ возобновленія сватовства? Онъ неоднократно заявлялъ, что удерживала его отъ женитьбы на Лиззи единственно ея упорство не отдавать брилліантовъ. Теперь же ожерелья не оказывалось боле.
А Лиззи все стояла въ ожиданіи отвта.
— Можете ли вы сами-то себя оправдать въ душ? повторила она, нсколько секундъ напрасно прождавъ отвта, тономъ еще выразительне и энергичне.— Еслибъ я была вашею сестрою, лордъ Фонъ, а другой поступилъ со мною такъ, какъ поступили вы, я желаю знать, сказали бы вы, что онъ поступилъ хорошо и что она не иметъ повода жаловаться? Заставьте себя честно отвтить на этотъ вопросъ.
— Надюсь, что я на всякій вопросъ отвчу честно.
— Такъ отвчайте. Да нтъ, вы не можете, потому что должны осудить самого себя. Ну что-жъ вы теперь намрены сдлать, лордъ Фонъ?
— Я думаю, лэди Юстэсъ, что всякое чувство благосклонности ко мн съ вашей стороны…
— А дальше — что бы вы такое думали о моей благосклонности?
— Что ее не существуетъ боле.
— Говорила я вамъ это? Передавалъ вамъ это кто-нибудь отъ меня?
— Не принимали ли вы благосклонно любезнаго вниманія отъ другихъ?
— Любезнаго вниманія!— Какое такое вниманіе? Мн оказывали кучу вниманія — и самаго лестнаго. Даже сегодня утромъ я удостоилась самаго пріятнаго вниманія со стороны его свтлости герцога Омніума.
— Я не то хотлъ сказать.
— Что-жъ вы хотли сказать? Не собираюсь же я замужъ за герцога Омніума, потому что онъ оказываетъ мн вниманіе — или за кого другого еще. Если вы, посл всхъ другихъ справокъ на мой счетъ, которыми удостоили меня, теперь еще хотите бросить мн въ лицо обвиненіе, что я… что я въ какомъ-нибудь отношеніи сдлалась недостойной званія вашей жены, потому что въ моемъ гор нашлись люди добрые и внимательные ко мн, то вы еще подле, чмъ я полагала. Извольте сейчасъ мн назвать того, кого подразумеваете, сэръ.
Безъ преувеличенія можно сказать, что лордъ Фонъ струсилъ передъ нею. И безъ сомннія можно утверждать, не рискуя ошибиться, что еслибъ Лиззи Юстэсъ изучала театральное искусство, она была бы любимицею публики. Когда ей представлялась малйшая возможность разыграть роль, она исполняла ее безукоризненно. Въ обыкновенныхъ сценахъ обыденной жизни, какъ напримръ ея посщеніе замка Фонъ, она не имла такой ловкости. Она не была довольно естественна, и это отсутствіе естественности бросалось въ глаза людямъ наимене наблюдательнымъ. Но только дайте ей разыграть роль, которая требовала усиленнаго чувства, и она наврно будетъ имть успхъ. Даже и въ ту страшную минуту, когда, по возвращеніи изъ театра, она думала, что полиція открыла ея тайну о брилліантахъ, хотя она почти лишилась чувствъ отъ страха, она все же не забывала своей роли въ присутствіи Лучинды Ронокъ, а когда она видла себя вынужденной сказать всю правду лорду Джорджу Карутерсу, она съумла представиться бднымъ, слабымъ, обиженнымъ существомъ. Читатель, разумется, не подумаетъ, чтобъ ея положеніе въ обществ въ настоящую минуту было очень прочно — вроятно, онъ также пойметъ, что она сама сознавала себя на крайнемъ рубеж общественнаго паденія. Но она уже вполн подготовилась къ неизбжному въ настоящемъ свиданіи и способна была разыграть свою роль не хуже какой-либо актрисы, подвизавшейся на театральныхъ подмосткахъ. Она назвала его подлымъ и стояла, глядя ему прямо въ лицо.
— Я никого въ особенности не подразумвалъ, промолвилъ лордъ Фонъ.
— Какое же вы тогда имли право спрашивать меня, не принимала ли я благосклонно чьего-либо вниманія? Еслибъ не дружеское вниманіе ко мн кузена Фрэнка, да я, кажется, умерла бы подъ бременемъ того горя, которое вы причинили мн!
Она говорила смло, хотя назвала именно того человка, о которомъ Анди Гауранъ разсказывалъ свою ужасную исторію и котораго ухаживанія за Лиззи, по мннію мистрисъ Гитауэ, было весьма достаточно, чтобъ замнить нкоторое послабленіе относительно дла о брилліантахъ.
— До меня дошелъ слухъ, что вы помолвлены съ мистеромъ Грейстокомъ, сказалъ Фонъ, собравшись съ духомъ.
— Такъ слухъ лживъ, милордъ. Тотъ или та, кто повторилъ вамъ его, также солгалъ. А кто бы, такой или такая, ни повторилъ его дальше, тотъ солжетъ.
Лицо лорда Фона покрылось черными тучами. Слово ложь было ему ненавистно — оскорбляло его даже тогда, какъ не обращалось прямо къ нему, но онъ все еще роблъ и не въ силахъ былъ выразить своего негодованія — выразить такъ, какъ выразилъ бдной Люси Морисъ, гувернантк его матери.
— Позвольте мн теперь васъ спросить, лордъ Фонъ, въ какихъ отношеніяхъ состоимъ мы другъ къ другу? Когда моя пріятельница лэди Гленкора не дале какъ сегодня утромъ спрашивала меня, иметъ ли еще силу наша помолвка, и передала мн самое дружеское пожеланіе по этому поводу отъ дяди своего герцога, я ршительно не знала, что мн ей отвчать.
Не мудрено, если Лиззи при своихъ настоящихъ затрудненіяхъ воспользовалась именемъ своего новаго друга и чуть-чуть усилила его дружбу къ ней.
— Я сказала, что мы были помолвлены, но поведеніе вашего сіятельства относительно меня такъ странно, что я и сама не знаю, какъ мн о васъ говорить съ друзьями.
— Я полагалъ, что объяснился съ мистеромъ Грейстокомъ.
— Фрэнкъ врно не понялъ вашего объясненія.
Лордъ Фонъ зналъ, что Грейстокъ понялъ его какъ нельзя лучше, разв не оскорбилъ онъ его именно за то, что бракъ былъ расторгнутъ? но какъ прикажете разсуждать о фактахъ съ обиженною женщиной?
— Посл всего, что произошло, можетъ быть, намъ лучше бы разойтись, заключилъ лордъ.
— А въ такомъ случа я передамъ это дло въ руки герцога Омніума, смло заявила Ляззи.— Я не допущу, чтобъ вся моя жизнь были испорчена, мое доброе имя запятнано…
— Я ничего не говорилъ такого, что бы ложилось пятномъ на ваше доброе имя.
— Такъ на какомъ же основаніи вы осмлились самовольно положить конецъ помолвк, состоявшейся но вашей же усильной просьб — по собственной же вашей усильной просьб, разумется. Чмъ оправдываете вы подобное свое поведеніе? Вы либеральной партіи, лордъ Фонъ, а герцогъ Омніумъ считается всми главою либеральнаго дворянства въ Англіи. Онъ мой другъ и дло это я передамъ въ его руки.
Вроятно, Лиззи слышала отъ Фрэнка Грейстока, что лордъ Фонъ боится предводителей собственной партіи боле всякаго другого судилища на земл — а можетъ быть и на томъ свт.
Лордц Фонъ сознавалъ всю нелпость угрозы, но тмъ не мене она имла на него вліяніе. Ему отлично было извстно, что герцогъ Омніумъ старый, истасканный развратникъ, что онъ одною ногою стоитъ въ гробу и составляетъ предметъ заботливости двухъ, трехъ дамъ, чтобъ не допустить его осрамиться вередъ смертью какою-нибудь глупостью. Тмъ не мене герцогъ Омніумъ или имя его было силою. Лэди Гленкора конечно также имла большой всъ и мужъ ея былъ министромъ финансовъ. Лордъ Фонъ ни минуты не подумалъ, чтобъ герцогъ мало-мальски интересовался, замужемъ Лиззи или нтъ, но лэди Гленкора несомннно принимала въ ней участіе и могла сдлать для него пребываніе въ Лондон почти невыносимымъ, если вздумаетъ разглашать по городу, что онъ долженъ бы жениться на Лиззи. А въ придачу ко всмъ этимъ заботамъ о будущемъ еще присоединялось и настоящее затрудненіе. Онъ находился въ собственной комнат Лиззи — дуракъ, что втесался туда — и долженъ какъ-нибудь выбраться вонъ.
— Лэди Юстэсъ, началъ онъ: — я ни подъ какимъ видомъ не желаю поступать дурно въ этомъ дл.
— Но вы поступаете дурно — очень дурно.
— Съ вашего позволенія я вотъ что предложу. Я изложу вамъ письменно мое мнніе.
Лордъ Фонъ вкъ свой излагалъ свои мннія письменно и считалъ себя отчасти докой въ этомъ дл.
— Тогда я постараюсь объяснить вамъ, почему нахожу, что лучше для насъ обоихъ расторгнуть предполагаемый бракъ. Если прочитавъ изложеніе моихъ доводовъ, вы несогласитесь со мною и будете настаивать на томъ прав, которое я далъ вамъ, прося вашей руки — я исполню обязательство, которое несомннно взялъ на себя.
На это глупйшее съ его стороны предложеніе Лиззи конечно согласилась. Она изъявила согласіе и простилась съ нимъ съ самою плнительною улыбкой. Теперь ей стало ясно, что въ ея власти былъ и мужъ, и месть, что бы она ни выбрала.
Это было днемъ торжества для Лиззи и вечеромъ она съ восторгомъ говорила обо всемъ съ мистрисъ Карбункль, когда ей доложили, что полицейскій желаетъ ее видть. О, эти противные полицейскіе! Опять кровь хлынула ей въ голову и чуть не убила ее. Она медленно сошла въ переднюю, гд полицейскій, не въ партикулярной одежд, какъ Бёнфитъ, но въ полной полицейской форм, сообщилъ ей, что ея бывшая горничная Пэшсисъ Крабстикъ явилась добровольною свидтельницей и содержится теперь въ полиціи. Сочли долгомъ извстить ее объ этомъ обстоятельств, но боле того полицейскій не былъ въ состояніи ей ничего сказать.

Глава LXII.
‘ВЫ ЗНАЕТЕ, КЪ КОМУ ЛЕЖИТЪ МОЕ СЕРДЦЕ.’

На слдующее воскресенье Фрэнкъ по обыкновенію пріхалъ въ домъ въ Гертфордской улиц. Онъ пользовался большимъ расположеніемъ мистрисъ Карбункль и настолько вошелъ въ милости даже Лучинды Ронокъ, что, по словамъ Лиззи, могъ бы, еслибъ захотлъ, безъ затрудненія похитить ее у сэр-Грифина. Въ этотъ день онъ былъ озабоченъ и унылъ, когда же его стали разспрашивать, онъ не скрылъ, что его мучитъ денежный вопросъ.
— Я перебралъ у моихъ банкировъ до пятисотъ фунтовъ свыше моего кредита и они, по ихъ выраженію, осмлились напомнить мн про это. Желалъ бы я, чтобъ они рже брали подобныя вольности, такое же напоминовеніе слышалъ я недли дв назадъ.
— Куда вы дваете ваши деньги, мистеръ Грейстокъ? спросила мистрисъ Карбункль, смясь.
— Сорю ихъ, платя счеты — все та же старая, престарая исторія. Дло въ томъ, что я прозябаю въ отвратительныхъ, ни къ чему не относящихся предлахъ между состоятельностью и неостоятельностью, лишенныхъ всхъ выгодъ и той и другой стороны. Я становлюсь жертвой каждаго кредитора, такъ какъ предполагается, что я заплатить могу — между тмъ я никогда не въ состояніи этого сдлать.
— Точь-въ-точь мой бдный, милый папа, замтила Лиззи.
— Не совсмъ, онъ устроивался гораздо лучше и никогда никому не платилъ. Только бы мн удалось стать на твердую почву — по одну ли, по другую ли сторону, мн право все-равно. Теперь же я надленъ всею безпечностью человка безнадежно несостоятельнаго, однако его полнаго равнодушія еще не пріобрлъ. Наше положеніе самое гадкое. Стряпчіе должны намъ значительные куши, однако мы не можемъ приставать къ нимъ съ требованіями. Мн кучу денегъ должны люди богатые, которые потому только не торопятся уплатой, что воображаютъ это сущимъ вздоромъ для меня. Съ ними я разумется говорю свысока и такой принимаю видъ, какъ-будто деньги для меня послдняя вещь на свт, тогда какъ меня такъ и подмываетъ отвсить имъ поклонъ и попросить о большомъ одолженіи свести наши счеты.
Во все это время Лиззи поглощена была мыслью о томъ, что ей надо сообщить кузену наедин.
Необходимо было сказать ему, что она слышала о Пэшенсъ Крабстикъ. Въ глубин души она жалла, что ея горничной не удалось убраться съ своей поживой по добру по здорову къ антиподамъ. Она ни малйшаго не имла желанія вернуть ни брилліантовъ своихъ, ни другихъ мелкихъ вещицъ. Она искренно желала, чтобъ полиція на имла никакого успха въ своихъ поискахъ и чтобъ воры пользовались совершенной безопасностью вмст съ своею добычей. Она даже не завидовала Бенджамину, что онъ обладаетъ брилліантами — милорду Джоржу, если дйствительно лордъ Джоржъ былъ послднимъ воромъ. Воровство оставило ей возможность побороть Кэмпердауна и, повидимому, также лорда Фона, оно избавило ее отъ храненія вещи, которая ей стала ненавистна. Право эта кража была отличною вещью. А теперь эти негодные полицейскіе гд-то отрыли Пэшенсъ Крабстикъ и опять будутъ терзать ее.
Разумется, надо сказать Фрэнку. Онъ наврно услышитъ про это, и пусть лучше отъ нея, чмъ отъ другихъ. Было воскресенье, а по ея разсчетамъ онъ непремнно узнаетъ всю истину въ слдующій понедльникъ. Въ этомъ она не ошибалась: именно въ понедльникъ старуха лэди Линлитго прочла въ газетахъ, что кто-то арестованъ.
— Мн надо вамъ сообщить что-то, сказала Лиззи кузену, какъ скоро ей удалось остаться съ нимъ глазъ-на-глазъ.
— О брилліантахъ?
— Собственно не о брилліантахъ — хотя рчь можетъ быть и о нихъ. Сперва я хочу сообщить вамъ нчто другое.
— Не относящееся къ брилліантамъ?
— Да нтъ же — нисколько. Вотъ это что. Вы должны мн позволить дать вамъ взаймы пятьсотъ фунтовъ, въ которыхъ вы нуждаетесь.
— Ничего подобнаго не позволю. Я не говорилъ бы при васъ объ этомъ, еслибъ не считалъ васъ въ числ несостоятельнаго люда. Вы сами были должны, когда мы въ послдній разъ говорили о деньгахъ.
— Я и должна, эта отвратительная мистрисъ Карбункль еще заставила меня дать ей сто-пятьдесятъ фунтовъ. Но совсмъ дло другое, когда рчь о васъ, Фрэнкъ.
— Да — я нуждаюсь боле чмъ она.
— Что она мн? А вы для меня все! Такъ плохо мое положеніе быть не можетъ, чтобъ я не могла собрать пятисотъ фунтовъ. Собственно говоря, я не въ долгу, если взять въ соображеніе мои доходы, но будь я въ долгу даже, помочь вамъ, когда вы нуждаетесь, было бы первою моею обязанностью.
— Сперва надо послушаться великодушія, а потомъ разсудка, не такъ ли, Лиззи? Но видите, я пи въ какомъ случа не могъ бы взять у васъ ни одного пенни. Есть лица, отъ которыхъ мужчина денегъ брать не можетъ. Вы въ этомъ числ.
— Да почему же?
— Ахъ, это трудно объяснить! На самомъ дл оно такъ, что мистрисъ Карбункль совершенно было естественно занять у васъ денегъ, такъ и Богъ веллъ. А какой-нибудь жидъ, котому желательно содрать тридцать процентовъ, именно тотъ человкъ, у котораго естественно занять мн. Вс эти условія ясно опредлены и некчему нарушать принятаго порядка и соскакивать съ колеи. Я выдерусь изъ тисковъ. Разскажите мн теперь ваши новости.
— Полиція схватила Пэшенсъ.
— Неужели? Наконецъ-то мы узнаемъ что-нибудь о брилліантахъ.
Это было совсмъ не по душ бдной Лиззи.
— Гд ее поймали?
— Ахъ! я право не знаю.
— Кто же сообщилъ вамъ это извстіе?
— Полицейскій приходилъ сказать вчера вечеромъ. Она будетъ свидтельницею противъ воровъ и откроетъ все, что ей извстно. Негодная, низкая тварь!
— Воры вообще негодныя и низкія твари. Теперь мы все узнаемъ о воровств въ Карлейл и здсь. Знаете ли вы, что вс до-сихъ-поръ находятся въ томъ убжденіи, что вашъ добрый другъ лордъ Джорджъ де-Брюсъ продалъ ваши брилліанты ювелиру Бенджамину?
Лиззи только пожала плечами. Колеблясь между разными предположеніями, она сама была не прочь раздлять общее мнніе. Она полагала — насколько полагать могла въ этомъ темномъ дл — что корсаръ ршился во что бы ни стало овладть такимъ призомъ съ той самой минуты, какъ увидалъ ожерелье въ Шотландіи, что корсаромъ было устроено воровство въ Карлейл и опять имъ же въ Лондон, коль скоро онъ услыхалъ, гд лежать ея брилліанты. На ея взглядъ, это было самымъ простымъ разршеніемъ тайны,, когда же оказалось, что и другіе его считаютъ чуть-что не воромъ, разумется, ея подозрніе превратилось въ увренность. И нисколько она не презирала его за это, и не осуждала, и противенъ онъ ей не сталъ. Приди онъ къ ней и сознайся во всемъ, да такъ еще, чтобъ она почувствовала себя безопасною въ будущемъ, она не задумалась бы поздравить его съ успхомъ и тутъ же признать его своимъ возлюбленнымъ, давно ожидаемымъ корсаромъ. Но въ такомъ случа зачмъ же онъ испортилъ дло? Ему слдовало лучше держать въ рукахъ исполнителей своего замысла и не давать имъ возможности обратиться противъ него. Какъ онъ не съумлъ отдлаться отъ такого ничтожнаго существа, какъ Пэшенсъ Крабстикъ? Зачмъ не отправилъ онъ ее въ Нью-Йоркъ или… или… куда бы ни было? Еслибъ до ушей Лиззи дошло, что лордъ Джорджъ выхалъ съ этой двушкой въ море на яхт — положимъ, хоть къ тмъ красивымъ островамъ, о которыхъ она все мечтала и бросилъ бы ее за бортъ, завязанную въ мшк, она нашла бы подобный образъ дйствія вполн приличнымъ корсару. А теперь она сердилась на лорда Джорджа, потому что ея тревоги снова возвращались къ ней. Фрэнкъ заявилъ, что лордъ Джорджъ главный воръ, и Лиззи только пожала плечами.
— Теперь мы все узнаемъ, сказалъ онъ съ торжествующимъ видомъ.
— А я такъ ршительно ничего не желаю знать. Меня истерзали этими противными брилліантами и я хотла бы, чтобъ о нихъ никогда боле и помину не было. Мн все-равно, кому бы они ни достались. Вдь враги мои утверждали, будто я такъ ими дорожу, что не могу съ ними разстаться. Я всегда ненавидла ихъ и ни малйшаго удовольствія они не доставляли мн. Сколько разъ я желала бросить ихъ въ море и какъ обрадовалась, когда ихъ украли!
— Воровъ надо отыскать, Лиззи — для общей безопасности.
— Очень мн нужно заботиться о безопасности! Что мн сдлало общество когда-либо? Однако у меня есть еще для васъ новость въ запас. Много перебывало здсь людей вчера, кром противнаго полицейскаго. Милая лэди Гленкора опять навстила меня.
— Васъ втянутъ въ либеральную партію, Лиззп.
— Къ этому я торжественно равнодушна. Но ужъ если на то пошло, то я скоре готова быть либералкой, чмъ глупою поклонницею дряхлаго консерватизма. Лэди Гленкора была очень добра ко мн и передала мн самое любезное порученіе отъ герцога Омніума. До него дошло, какъ дурно со мною было поступлено.
— Старый идіотъ.
— Это легко сказать про старика. Не думаю, Фрэнкъ, чтобъ вы знали его.
— Нисколько не знаю — и не имю желанія.
— Сочувствіе высокопоставленныхъ людей не бездлица. А что касается лэди Гленкоры, то я люблю ее искренно. Она вполн подходитъ къ моему идеалу, какою слдуетъ быть женщин — безкорыстной, исполненной ума, любящей и съ легкимъ романическимъ оттнкомъ.
— Очень сильнымъ оттнкомъ, я полагаю.
— И ршимостью значить что-нибудь въ свт. Лэди Гленкора не нуль.
— Да, она ужасно богата, Лиззи.
— Полагаю. Впрочемъ, это не пятно. Было у меня и еще одно лицо.
— Лордъ Фонъ собирался быть.
— Онъ и прізжалъ.
— Какъ же все обошлось между вами?
— О! это не легко передать. Жаль, что вы не могли присутствовать за занавскою. Вамъ необходимо знать все, а такъ трудно все пересказать. Я прочла ему порядочную нотацію и просто въ азартъ вошла.
— Не сомнваюсь.
— Я смло ему высказала, какъ дурно онъ со мною поступилъ. Могу васъ уврить, я не сидла съ жалобнымъ видомъ и горькимъ стономъ. Тутъ онъ завелъ рчь о васъ — о вашемъ вниманіи ко мн.
Фрэнкъ Грейстокъ очень хорошо помнилъ сцену на скалахъ и какъ Анди Гауранъ покачалъ головой, глядя на нихъ своими зоркими глазами. Онъ уже и въ то время былъ увренъ, что бдительность Анди пойдетъ въ дло, хотя еще не зналъ о сношеніяхъ между Гаураномъ и мистрисъ Гитауэ. Если до лорда Фона дошелъ слухъ объ этой маленькой интермедіи, онъ конечно имлъ поводъ упоминать объ оказанномъ ‘вниманіи’.
— Ему какое дло? вскричалъ Фрэнкъ.— Онъ дерзкій оселъ — я говорилъ ему это разъ, видно придется повторить.
— Дло-то, я полагаю, было, Фрэнкъ.
— Я этого не вижу. Онъ отказался отъ своихъ правъ — какія бы они ни были.
— Но я-то не согласилась, чтобъ онъ сложилъ съ себя должность — какъ говорится въ газетахъ — и теперь еще не соглашаюсь.
— Вы за него вышли бы?
— Этого я не говорю, Фрэнкъ. Вопросъ нешуточный и долженъ быть обсужденъ основательно. Конечно, я желаю видть его опять у моихъ ногъ. Но удостоился ли бы онъ чести, чтобъ я опять подняла его, это иное дло. Разв не натурально это посл того, какъ онъ поступилъ со мною?
— Натурально по-женски.
— Разв я не женщина? Да, Фрэнкъ, я хочу, чтобъ онъ опять былъ у меня въ рукахъ — и будетъ. Онъ собирается мн написать длинное, длинное письмо — это такъ похоже на члена кабинета, не правда ли? А впередъ уже сказалъ все, что въ письм должно быть написано. Всегда такъ они и поступаютъ. Онъ письменно изложитъ мн, что женится, если мн будетъ угодно.
— Онъ общалъ это на писать?
— Когда онъ объявилъ, что прідетъ ко мн, я твердо вознамрилась не отпускать его, пока онъ не дастъ подобнаго общанія. Онъ и не могъ отвертться. Что-жъ я такое сдлала?
Фрэнкъ вспомнилъ сцену въ скалахъ. Разумется, онъ не намекнулъ на нее ни однимъ словомъ, но Лиззи не послдовала его примру.
— Что жъ касается того, что видлъ старый мошенникъ въ Шотландіи, я въ грошъ этого не ставлю, Фрэнкъ. Онъ прізжалъ въ Лондонъ и наврно пересказалъ имъ все, гадкій, подлый шпіонъ! Но что-жъ изъ этого слдуетъ? Тфу, и больше ничего! Едва онъ упомянулъ про васъ, какъ я просто зажала ему ротъ. Что сталось бы со мною, не имй я добраго друга? Какъ бы ни было, а онъ теперь обязанъ просить письменно моего ршенія — и что-жъ мн ршить?
— Вамъ надо спроситься своего сердца.
— Нтъ, Фрэнкъ, это лишнее. Зачмъ вы такъ говорите?
— Я не знаю, что мн другое вамъ сказать.
— Женщина можетъ выйти замужъ, не спрашиваясь своего сердца. Это длается ежедневно. Этотъ человкъ лордъ и иметъ положеніе въ свт. Извстно, я презираю его отъ глубины души, но даже ненависти моей онъ не стоитъ.
— И вы бы вышли за него?
— Этого я не говорила. Я вынуждена теперь къ признанію, которое, быть можетъ, вамъ покажется неженственно. Мн хотлось бы выйти за кого-нибудь. Жить такъ, какъ прожила я эти послдніе два года, не радость.
— Я бы не согласился на вашемъ мст соединить свою судьбу съ человкомъ, котораго презираю.
— И я бы не сдлала этого добровольно. Онъ честенъ и пользуется почетомъ, не смотря на все, что было и прошло., я думаю, онъ будетъ обращаться хорошо съ женщиною, которая разъ уже сдлалась его женой. Разумется, я охотне вышла бы за человка, котораго могла любить. Но если это невозможно, Фрэнкъ…
— Я полагалъ, что вы ршились не имть боле никакого дла съ этимъ лордомъ.
— И я такъ полагала. Вы знаете, Фрэнкъ, все что я думала и чего желала. Вы мн тутъ толкуете, чтобъ я за того шла, кому отдала свое сердце. Разв это возможно?
— Какъ мн знать?
— Полноте, Фрэнкъ, будьте чистосердечны со мною. Вдь я заставила же себя говорить вамъ всю истину. Между вами и мною по-крайней-мр но должно быть произнесено ничего лживаго. Вы знаете, Фрэнкъ, къ кому лежитъ мое сердце.
Съ этими словами она подошла, наклонилась къ нему и положила руку на его плечо.
— Отвтьте мн на одинъ вопросъ.
— Если могу, то отвчу.
— Помолвлены вы съ Люси Морисъ?
— Помолвленъ.
— И намрены жениться?
Онъ медлилъ отвтомъ.
— Мы съ вами оба довольно опытны, Фрэнкъ, намъ нельзя не понимать, что для счастья въ брак требуется кой-что кром того, что вы называете сердцемъ. Я не стану отзываться дурно о Люси, хотя она моя соперница.
— Вы ничего дурного сказать не можете. Въ ней нтъ ни одного недостатка.
— Оставимъ это, хотя едва ли съ вашей стороны милосердо такъ выражаться именно въ эту минуту. Пусть она будетъ совершенствомъ. Можете вы жениться на этомъ совершенств, у котораго нтъ шести пенсовъ за душой — вы, которые въ долгу какъ въ шелку и въ жизнь свою не будете въ состояніи скопить даже и шести пенсовъ? Послужитъ ли подобный бракъ къ ея. счастью — къ вашему собственному? Вы изволили сдлать глупость, милостивый государь, и знаете отлично, что должны выпутаться такъ или иначе.
— Ничего подобнаго я не знаю.
— Жениться на Люси Морисъ вамъ ршительно нельзя. Въ этомъ вся суть. Мое настоящее критическое положеніе придаетъ мн смлость. Фрэнкъ, не сдлаете ли вы меня своею женою? Подобный бракъ конечно не будетъ безъ любви, по-крайней-мр съ одной стороны — хотя бы съ другой и оказалось полное равнодушіе.
— Вы знаете, что я къ вамъ не равнодушенъ, сказалъ онъ по непростительной слабости..
— Теперь, надюсь, вы должны понять, кто отвтитъ лорду Фону. Вы отвтите. Если мн суждено жить съ разбитымъ сердцемъ, разв не все-равно, подъ чьимъ бы кровомъ ни коротать вкъ?
— У меня нтъ и крова, который я могъ бы предложить вамъ.
— За то у меня есть! вскричала она, обвивъ его шею рукою.
Съ минуту онъ принималъ ея поцлуй, пожимая въ отвтъ ея руку, но вдругъ высвободился изъ ея объятій, схватилъ шляпу и стремительно вышелъ, оставивъ ее посреди комнаты.

Глава LXIII.
КОРСАРЪ ТРУСИТЪ.

На слдующее утро — то-есть въ понедльникъ — въ одной изъ газетъ появилась замтка, о которой лэди Линлитго говорила Люси Морисъ. ‘До нашего слуха дошло’ — обычная формула газетъ — ‘что воръ, извстный лондонской полиціи своимъ искусствомъ въ кражахъ со взломомъ, былъ схваченъ по поводу воровства, произведеннаго 30-го января въ дом лэди Юстэсъ въ Гертфордской улиц. Нтъ сомннія, что тотъ же самый человкъ замшанъ и въ краж бриліантовъ ея сіятельства въ Карлейл въ ночь 8-го января. Тайна, которая такъ долго облекала эти два событія и набрасывала невыгодную тнь на столичную полицію, вроятно, теперь разъяснится.’
О Пэшенсъ Крабстикъ ни слова, а, какъ замтила Лиззи, извстіе сообщенное полицейскимъ, относилось къ одной Пэшенсъ, про то же, что арестованъ воръ, онъ ничего не говорилъ. Наши дамы въ Гертфордской улиц прочли записку съ величайшимъ вниманіемъ и мистрисъ Карбункль сильно разгнвалась, что домъ названъ былъ домомъ лэди Юстэсъ.
— Вдь я не виновата въ этомъ, возразила Лиззи.
— Къ вамъ приходилъ полицейскій но этому поводу.
— Ни слова я этому человку не говорила — да и приходить не просила его.
— Надюсь, теперь все откроютъ, замтила Лучинда.
— А я желала бы, чтобъ все предали забвенію навсегда.
— Нтъ, разъяснить слдуетъ, сказала мистрисъ Карбункль:— но полиція должна быть осмотрительне въ томъ, что говорятъ. Полагаю, насъ всхъ опять вызовутъ въ судъ.
Бдная Лиззи почувствовала, что ей грозитъ новая бда. Она теперь знала, что проступокъ, за который ее можно преслдовать судомъ и подвергнуть наказанію, это ложная присяга, что еслибъ все сдлалось извстно, обвинить ее въ воровств нельзя и она пожалуй отдлалась бы ничмъ, только бы ей какъ-нибудь улизнуть отъ перваго взрыва раздраженія судьи и полицейскихъ. Во всякомъ случа ея дохода у нея не отнимутъ. Но какимъ же ей способомъ улизнуть? А съ другой стороны какъ она вынесетъ перекрестный допросъ и устремленные на нее пытливые взоры всхъ прикосновенныхъ къ длу? Ей казалось, что она бодре вынесла бы все, еслибъ ей удалось устроить хоть брачныя свои дла. Еслибъ она могла видть лорда Джорджа, то спросили бы его совта — не такъ какъ была вынуждена совтоваться съ Фрэнкомъ Грейстокомъ, на основаніи ложнаго изложенія фактовъ, но съ тмъ, что все извстно и вся истина на-лицо.
Въ этотъ самый день пріхалъ лордъ Джорджъ, онъ былъ разъ шесть посл воровства, но Лиззи лежала въ постели, а войти къ ней въ спальню онъ не хотлъ. Говоря по правд, даже лордъ Джордъ сталъ нсколько побаиваться ея посл того, какъ услыхалъ правду на счетъ исторіи съ ожерельемъ въ Карлейл. Эту исторію онъ слышалъ отъ нея самой, а нкоторыя подробности о ея прошлой жизни отъ Бенджамина. Ювелиръ. котораго все вниманіе поглощено было Юстэсовскими брилліантами, сообщилъ лорду Джорджу, какъ онъ, по просьб милэди, оцнилъ ожерелье, какъ заказалъ для него кованный сундучокъ и какъ наконецъ ея сіятельство однажды попыталась продать ему этотъ уборъ. Бенджаминъ, который безспорно очень былъ коротокъ съ лордомъ Джорджемъ, охотно заводилъ рчь о брилліантахъ и неоднократно намекалъ, что готовъ имть дло съ его сіятельствомъ, еслибъ они перешли въ его руки посредствомъ брака. Относительно же того, чтобъ вести это дло съ ея сіятельствомъ — Бенджаминъ сознавался, что считалъ это рискованнымъ. Тутъ украли сундучокъ и лордъ Джорджъ не зналъ, что думать. Бенджаминъ также нкоторое время не зналъ, что думать, но ни тотъ, ни другой не врилъ въ невинность своего пріятеля. Естественно было лорду Джорджу подозрвать Бенджамина. А Бенджаминъ просто не зналъ, на чемъ ему остановиться — онъ почти не считалъ лорда Дорджа способнымъ на такую отважность, ловкость и силу воли. Наконецъ, соображая одно съ другимъ, она угадалъ истину и нашелъ средство побудить покорную Пэшенсъ наблюдать за своей госпожой. Такимъ-то образомъ Бенджаминъ усплъ убдитъ Смайлера и Кана, что онъ не причастенъ къ ихъ жестокому разочарованію въ Карлейл. Выше изложено, какъ лордъ Джорджъ узналъ истину — то-есть, какъ Лиззи спрятала ожерелье къ себ подъ подушку и привезла его потомъ въ Лондонъ въ письменный шкатулк. Относительно же подробностей второго воровства онъ не имлъ никакого понятія и по-сю пору. Онъ едва ли не подозрвалъ, что Лиззи опять выкинула штуку — онъ просто трусилъ ее. Онъ далъ слово заботиться о ней, пожалуй онъ наговорилъ того, что могло внушить ей надежду, что онъ современемъ даже женится на ней. Онъ и не помнилъ хорошенько, что ей говорилъ — а бояться-таки боялся. Она била такъ удивительна ловка, стоило ему только разъ дать маху, и онъ попался бы какъ куръ во щи, а не угодно ли потомъ выкарабкиваться изъ западни!
Онъ ни одной душ не выдавалъ ея тайны и находился въ совершенномъ недоумніи относительно второго воровства, когда прочелъ замтку въ газет. Въ ту же минуту онъ отправился въ полицію и навелъ тамъ справки. Его имя такъ часто было упомянуто по поводу всего этого дла, что любопытство его вполн оправдывалось.
— Да, милоръ мы дйствительно открыли кой-что, сказалъ ему Бёнфитъ. Бенджаминъ далъ тягу, какъ вамъ извстно.
— Бенжаминъ?
— Да, выкинулъ штуку, милордъ, и былъ таковъ. Но какая въ томъ польза, когда существуютъ телеграфныя проволоки?
— А кто же воры?
— Ахъ! милордъ, выбалтывать все не слдъ. Можетъ быть, я совсмъ и не знаю. А можетъ знаю. Двое, трое изъ насъ пожалуй и знаютъ. Вы услышите обо всемъ въ свое время, милордъ.
Бёнфитъ желалъ казаться сообщительнымъ, потому что мало самъ зналъ. Гэджеръ былъ такъ низокъ, что велъ дло до крайности тайно, хотя внезапный отъздъ Бенджамина за границу дошелъ-таки до Бёнфита.
Лордъ Джорджъ тщательно остерегался всякихъ разспросовъ объ ожерель въ такомъ смысл, какъ-будто онъ зналъ, что оно было въ дом, когда совершилось вторичное воровство въ Гертфордской улиц, но ему сдавалось, что полиціи это обстоятельство извстно. Захватили мошенника по поводу воровства въ Гертфордской улиц и въ связи съ этимъ арестомъ оказывается внезапный отъздъ Бенджамина. Такой человкъ, какъ Бенджаминъ, не сталъ бы принимать личнаго участія въ молвой краж.
Изъ полиціи лордъ Джорджъ направился прямо въ Гертфордскую улицу. Онъ нуждался въ деньгахъ, въ постоянномъ дом, въ постоянномъ доход и вовсе не былъ доволенъ своимъ настоящимъ образомъ жизни. Лиззи Юстэсъ, безъ сомннія, приметъ руку — если не выдала своей тайны кому другому, кого также прочила въ женихи. Чтобы жену его тотчасъ посл внца, а чего добраго и до свадьбы, судили публично за ложную присягу, далеко не было пріятно. Было многое, чмъ онъ гордиться бы не сталъ, ведя невсту свою къ алтарю — но и то сказать, разв можно упрочить за собою ежегодный доходъ въ четыре тысячи фунтовъ безъ малйшей жертвы? По-крайней-мр, лордъ Джорджъ не считалъ себя въ такомъ положеніи, чтобъ это было возможно для него. Не будь относительно Лиззи кой-чего неладнаго, такъ сказать, она оставалась бы для него недосягаема. Есть люди, которые вкъ свой здятъ на разбитыхъ лошадяхъ, а между тмъ охотятся не мене другихъ. Но когда посл того сознанія, къ которому онъ ее вынудилъ, лордъ Джорджъ сталъ подозрвать, что она заставила свою горничную украсть брилліанты изъ ея собственной шкатулки, онъ почти сталъ бояться ее. Теперь онъ опять склонялся къ тому мннію, что второе воровство было не поддльное. Онъ самъ хорошенько не зналъ, какъ намренъ поступить, но ршилъ, что повидается съ нею.
Итакъ, онъ спросилъ ее и былъ немедленно введенъ въ ея маленькую гостиную.
— Наконецъ-то вы навстили меня!
Такъ встртила она его.
— Да — я наконецъ тутъ. Неприлично мн было приходить, пока вы лежали въ постели. Бабьё внизу подняло бы тревогу на весь городъ.
— Пожалуй, съ жалобнымъ видомъ произнесла Лиззи.
— И наконецъ крайне безразсудно было бы мн приходить посл всего, что говорилось. Меня наврно заподозрили бы, что вещи изъ вашей шкатулки перешли ко мн.
— О! нтъ — какъ можно?
— Я не былъ намренъ подвергаться такому риску, милая моя.
Его обращеніе съ нею не блистало ни вжливостью, ни любезностью. Если таковъ бываетъ нравъ у корсаровъ, она вовсе не была уврена, чтобъ корсаръ ей оказывался пріятенъ.
— Разскажите мн теперь, что знаете о второмъ воровств.
— Ничего не знаю, лордъ Джорджъ.
— Какъ вамъ не знать? Ужъ что-нибудь да знаете. Во всякомъ случа вамъ извстно, что брилліанты находились тутъ же.
— Это — конечно.
— И что они были взяты.
— Разумется.
— Вы въ этомъ уврены?
Его обращеніе было дерзко до нахальства. Фрэнкъ обращался съ нею ласково, даже лордъ Фонъ оказывалъ ей уваженіе.
— Вы ужъ очень были ловки, извольте видть. Признаться по правд, я сначала совсмъ не поврилъ, чтобъ брилліанты дйствительно были украдены. Вдь это могло быть маленькою продлочкою, устроенною вами съ горничной, чтобъ сбыть брилліанты съ рукъ.
— Я право не знаю, за кого вы меня принимаете, лордъ Джорджъ.
— Принимаю я васъ за даму, которая долго водила за носъ полицію и правосудіе, и ухитрилась свалить вс хлопоты съ своихъ плечъ на чужія плеча. Вы слышали, что захваченъ одинъ изъ воровъ?
— И двушку засадили?
— Э? Я не зналъ этого. Вотъ и мошенникъ Бенджаминъ удралъ.
— Удралъ! воскликнула Лиззи, поднявъ кверху руки.
— Ровнехонько во-время, милэди. А что вы теперь намрены длать?
— Что мн длать?
— Конечно, все обнаружится.
— Разв это неизбжно?
— Врне смерти. Какъ же вы этому помшаете?
— Вы вдь не скажете. Вы общали не выдавать меня.
— Ба!— общалъ! Да если меня позовутъ въ свидтели, долженъ же я буду сказать. Когда рчь идетъ о подобныхъ штукахъ, общанія не въ счетъ. И вообще-то я не ставлю ихъ ни во что. Важная бда не сдержать слово!
— Да вдь это обманъ! въ наивномъ изумленіи вскричала Лиззи.
— А какъ вы назовете то, что показали подъ присягой въ Карлейл и потомъ еще здсь въ присутствіи судьи?
— О, лордъ Джорджъ! какъ вы жестоки ко мн!
— Пэшенсъ Крабстикъ безъ меня все разскажетъ! Разв вы не видите, что все должно обнаружиться? Она скажетъ, гд брилліанты нашлись — а какъ же имъ попасть туда, если не вы сами положили ихъ? Что касается разсказовъ, то ихъ вдоволь будетъ. Вамъ остается только два образа дйствія.
— Какіе, лордъ Джорджъ?
— Улетучиться, подобно Бенджамину, или покаяться во всемъ. Пошлите за Джономъ Юстэсомъ и признайтесь ему. Ради памяти брата онъ это уладитъ. Вся исторія попадетъ въ печать и тмъ длу будетъ конецъ.
— Я не въ силахъ этого сдлать, лордъ Джорджъ! вскричала Лиззи и зарыдала.
— Вы спрашиваете моего мннія, какъ же прикажете не говорить вамъ того, что я думаю? Чтобъ вы были въ состояніи сохранить въ тайн всю эту исторію съ брилліантами, чистйшій вздоръ. Разумется, кто богатъ и родство иметъ богатое, да водится съ великими міра сего — словомъ, кто принадлежитъ къ такъ называемой знати, тотъ иметъ громадное преимущество надъ мелкимъ людомъ, когда попадется въ бду. Вы вдова баронета, у васъ одинъ дядя деканъ, другой епископъ, тетка графиня. У васъ деверь и двоюродный брать члены парламента, а отецъ былъ адмираломъ. Вы были помолвлены за пэра.
— И лэди Гленкора моя большая пріятельница, прибавила Лиззи.
— Вотъ какъ! Тмъ лучше. Лэди Гленкора несомннно знать изъ знати.
— Герцогъ Омніумъ все готовъ сдлать для меня! воодушевляясь вскричала Лиззи.
— Еслибъ вы были существомъ ничтожнымъ, разумется, васъ судили бы за ложную присягу и посадили бы въ тюрьму. Но при подобныхъ связяхъ, вамъ стоитъ разсказать всю исторію кому-нибудь изъ вашихъ знатныхъ пріятелей и я считаю весьма правдоподобнымъ, что вы не поплатитесь ничмъ. Мн бы казалось, что мистеръ Юстэсъ или вашъ двоюродный братъ Грейстокъ были бы самые надежные въ этомъ случа.
— Отчего же вы не хотите? Вдь вы знаете. Я созналась вамъ потому… потому… потому, что ожидала отъ васъ большаго участія, чмъ отъ всхъ другихъ.
— Вы мн сознались потому, милая моя, что ршили въ ум, не важная-де я птица. Я оцнилъ комплиментъ по достоинству. Я ничего для васъ сдлать не могу. Я не такъ близокъ къ тмъ, кто носитъ судейскіе парики.
Лиззи не поняла половины изъ того, что онъ говорилъ — вгладь ничего не поняла изъ намека на судейскіе парики и осталась въ совершеннйшихъ потемкахъ относительно ироніи на счетъ ея высокопоставленныхъ друзей, одно только она усматривала ясно — что онъ вполн искренно совтуетъ ей во всемъ сознаться. Съ минуту она вдумывалась, и чмъ больше вдумывалась, тмъ сильне убждалась, что сдлать этого не въ состояніи. Разв не предлагалъ онъ ей еще другого исхода — скрыться, какъ Бенджаминъ? Быть можетъ, ей удастся ухать подъ благовиднымъ предлогомъ, не такъ, какъ далъ тягу ювелиръ. Въ такомъ случа не отдаться ли ей подъ покровительство корсара? Не было ли бы это самымъ приличнымъ способомъ удалиться?
— Нельзя ли мн хать за-границу — на время?
— И дать гроз миновать?
— Разумется, вы же понимаете.
— Пожалуй, что это и можно. Совсмъ-то гроза не минуетъ. Всмъ сдлается извстна эта исторія. Поздно теперь останавливать полицію, если вы хотите ухать, то должны исполнить это немедленно — сегодня же или завтра.
— О, Боже мой!
— Говоря по правд, я не знаю еще, пустятъ ли васъ. Вы могли бы отправиться теперь, сію секунду — а разъ въ Дувр, вамъ легко было бы перехать на французскій берегъ. Но какъ скоро сдлается извстно, что ожерелье находилось все время въ вашей шкатулк, каждый судья, полагаю, имлъ бы право остановить васъ. Лучше бы вамъ обратиться къ какому-нибудь стряпчему, на котораго можете положиться — разумется, не къ подлецу Мопусу.
Мало утшенія принесъ ей лордъ Джорджъ. Когда онъ ей сказалъ, что она могла бы отправиться немедленно, она вспомнила съ мгновенною болью въ сердц, что забрала у своихъ банкировъ свыше своего кредита. Съ ежегоднымъ доходомъ въ четыре тысячи фунтовъ она въ своемъ убійственномъ положеніи не могла двинуться съ мста, потому что денегъ не имла на путевыя издержки. Еслибъ все было благополучно, она безъ сомннія могла бы отправиться къ своимъ банкирамъ и устранить это затрудненіе. Но теперь она не имла возможности, что называется, рукой пошевельнуть, и кошелекъ ея былъ пустъ.
Лордъ Джорджъ сидлъ и глядлъ на нее, размышляя, не ршиться ли ему очертя голову просить ея руки — не взирая на вс сопряженныя съ нею затрудненія и невыгоды. Онъ съ тмъ довелъ ее до такого отчаянія, чтобъ она приняла его руку — хотя бы только для того, чтобъ было ей на кого опереться въ своемъ гор — во пока онъ глядлъ на нее, сомнніе вдругъ овладло имъ. Она такая страшная обманщица, подумалъ онъ и пришелъ въ ужасъ. Пожалуй она скажетъ, что согласна за него выйти, а потомъ, когда гроза минуетъ, откажется отъ своего слова. Да не въ долгу ли она еще — такъ что и состоянія то все-равно что нтъ? Какъ могъ онъ знать, не замужемъ ли она, чего добраго? Одно было врно, что она подлежала всякаго рода наказаніямъ за то, что сдлала. Поглядлъ онъ на нее еще и сказалъ себ, что она прехорошенькая. Но, несмотря на ея красоту, разсудокъ его говорилъ не въ ея пользу. Онъ не могъ ршиться раздлить даже свой жизненный челнокъ съ такою опасною пассажиркой.
— Вотъ мой совтъ, сказалъ онъ, вставая.
— Вы уходите?
— Да — ухожу, право не знаю, что-жъ я еще могу сдлать для васъ.
— Какіе вы недобрые!
Онъ пожалъ плечами, едва коснулся ея руки и вышелъ изъ комнаты, не сказавъ ни слова боле.

Глава LXIV.
ПОСЛДНІЙ ПЛАНЪ ЛИЗЗИ.

Оставшись одна, Лиззи сильно была разгнвана на корсара — какъ еще, можетъ быть, никогда она не сердилась на кого-либо изъ своихъ возлюбленныхъ, пожалуй даже на кого бы то ни было въ жизни. Искренній, пылкій, жгучій гнвъ не былъ въ числ ея недостатковъ. Она могла быть грубой, ворчать и ненавидть и говорить колкости, она могла ссориться и драться и быть злою, но вспышка въ ней настоящаго гнва была явленіемъ рдкимъ. Теперь она дйствительно испытывала гнвъ. Она оказывала лорду Джорджу боле, чмъ вжливость. Она открыла ему свой домъ и свое сердце. Она поврила ему свою тайну. Она умоляла его о покровительств. Она отдавалась въ его объятія. А онъ отвергнулъ ее! Что онъ обращается съ нею круто, это только согласовалось съ поэтическими атрибутами корсара, которые она придавала ему. Но крутость эта должна бы слегка оттняться нжностью. Никакъ ему не слдовало оставлять ее такъ грубо. Во время всего свиданія онъ не сказалъ ей ни одного любящаго слова. Совтъ онъ ей далъ, хорошій онъ или дурной, но далъ такъ, какъ будто презираетъ ее. Онъ говорилъ съ нею отъ начала до конца точь-въ-точь какъ говорилъ бы съ сэр-Грифиномъ Тьюитомъ. Она не состояніи была дать себ яснаго отчета въ своихъ чувствахъ, но смутно сознавала, что вслдствіе того, что произошло между ними, и потому, что ему извстна ея тайна, онъ не соблюдалъ въ отношеніи къ ней ничего такого, на что она имла право какъ женщина и какъ лэди. Она слыхала грубости отъ людей низшаго сословія, которые имли случай просмотрть ее насквозь. Эндрю Гауранъ оскорбилъ ее. Пэшенсъ Крабстикъ грубила ей. Бенджаминъ, который пользовался услугами воровъ, обращался съ нею крайне безцеремонно. Но до-сихъ-поръ между тми, которыхъ ей угодно было называть людьми своего круга, она всегда встрчала то вжливое вниманіе, въ которомъ рдко отказываютъ женщин. Она все понимала. Она знала очень хорошо, что такое любезное обращеніе часто одинъ обычный пріемъ и пустой звукъ словъ. Тмъ не мене подъ этимъ подразумевается. уваженіе и признается извстное положеніе въ свт той, которой оказывается это уваженіе. А лордъ Джорджъ?— да онъ просто обошелся съ нею какъ школьникъ съ товарищемъ.
И онъ не сказалъ ей ни одного слова любви. Крутость прощается за любовь. Выраженіе любви можетъ загладить даже грубости. Назови онъ ее хоть разъ своею милою Лиззи, онъ могъ бы бранить ее всласть — могъ бы оскорблять ее сколько душ угодно. Какъ не было въ его обращеніи ничего, что соблюдается благовоспитаннымъ мужчиною въ отношеніи къ дам, такъ и не сказывалось въ немъ ни малйшаго оттнка влюбленнаго. Этой мечт насталъ конецъ. Лордъ Джорджъ былъ уже не корсаръ боле, а просто грубіянъ.
Но что-жъ ей начать? И грубіянъ можетъ говорить правду. Она собиралась хать вечеромъ въ театръ съ мистрисъ Карбункль, однако осталась дома, вдуматься хорошенько въ свое положеніе. Весь день она не получала никакого извщенія изъ полиціи, итакъ она ршилась, если только ее насильно не удержать, отправиться въ Шотландію посл-завтра. Ей казалось, что она непремнно такъ сдлаетъ, хотя конечно должна соображаться съ тмъ, что произойдетъ. Она все-таки написала мисъ Мэкнёльти, извщая о своемъ прізд, и мистрисъ Карбункль она сообщила о предполагаемой поздк, когда та узжала въ театръ. На другое утро однако пришло извстіе, отъ котораго поздка Лиззи стала сомнительною. Въ газетахъ опять стояла замтка о воровств. Въ этотъ разъ заявлялось, что слухъ, переданный наканун, отчасти ошибоченъ. ‘Искусный воръ’ еще не былъ пойманъ. Только лицо, помогавшее ‘искусному вору’, находилось въ рукахъ полиціи, которая уже напала на слдъ самаго ‘искуснаго вора’. Дале намекалось въ двухъ, трехъ строкахъ на таинственное исчезновеніе нкотораго ювелира. Лиззи, сообразивъ все, нашла, что иметъ основаніе надяться — а по всякомъ случа она могла разсчитывать на отсрочку. Ей, повидимому, представлялась возможность отложить свою поздку въ Шотландію дня на два. Разв не слдовало ей ждать отвта лорда Фона и разв не долженъ кузенъ Фрэнкъ прислать ей какое-нибудь объясненіе по поводу того, кто такъ внезапно обратился въ бгство?
Еслибъ дйствительно ей пришлось сказать всю истину кому-нибудь — а порой она говорила себ, что этого не миновать — то никому кром Фрэнка. Она боле врила въ его расположеніе къ ней, чмъ въ чье-либо на свт. Она полагала, что онъ искренно полюбилъ бы ее, не будь онъ связанъ съ этою негодницею, ничтожною гувернанткою. Она полагала еще, что представься ему средство избавиться отъ Люси, онъ и теперь женился бы на ней — женился бы и такъ былъ къ ней добръ, что ея мечта о поэтической сторон жизни не совсмъ бы разсялась. Вдь брилліанты же принадлежали ей, никому другому. Не украла же она ихъ. Мудрено ли, что она, озадаченная судьями и полицейскими, не имя никого, кому бы довриться, никого, кто бы далъ ей совтъ — разумется, Лиззи теперь говорила сама себ, что ни одной минуты не питала доврія къ корсару — впала въ ошибку и сказала то, что было несправедливо. Длая репетицію передъ зеркаломъ, она находила, что можетъ разсказать Фрэнку свою плачевную исторію съ приличною мимикою и приличными слезами. И не будь Люси Морисъ, думалось ей, онъ взялъ бы ее со всми ея недостатками и всми погршностями.
Относительно же лорда Фона она очень хорошо знала, что напиши онъ что хочетъ и повтори наиформальнйшимъ образомъ свое предложеніе, онъ въ ту же минуту нарушитъ свое обязательство, какъ только до него дойдетъ, какъ дло было въ Карлейл. Она побдила его тмъ, что онъ не могъ боле оправдывать своего поступка съ нею, ссылаясь на брилліанты. Но когда всему свту сдлается извстно, что она два раза дала подъ присягою ложное показаніе, ему будетъ чмъ оправдаться и — онъ несомннно этимъ воспользуется. Его письмо только послужитъ для осуществленія ея мести. Послднее — и ршительное усиліе съ ея стороны должно имть цлью доставить ей обладаніе рукой и сердцемъ Фрэнка Грейстока.
— Ахъ! Желаю я сердца! сказала она сама себ.
Надо ей однако устроить что-нибудь до своего отъзда въ Шотландію — если устроить можно. Только бы ей удалось, прежде чмъ вс ея хитрости будутъ изобличены, выманить у Фрэнка общаніе жениться, то онъ вроятно останется вренъ своему слову. Онъ не бросилъ бы ее, какъ лордъ Фонъ. Посл долгихъ размышленій она остановилась на одномъ план, самомъ возмутительномъ изъ всхъ ея плановъ. Во что бы то ни стало она доведетъ до разрыва между Фрэнкомъ Грейстокомъ и Люси Морисъ. Принявъ это ршеніе, она написала:

‘Любезная Люси,

‘Мн необходимо васъ видть — по длу. Прізжайте ко мн завтра въ двнадцать часовъ. Я пришлю за вами карету, которая и отвезетъ васъ обратно. Прошу, не отказывайте мн. Мы прежде были друзьями, а я съ своей стороны и теперь люблю васъ.

‘Вашъ старый другъ
‘Лиззи’.

Разумется, Люси похала. Лиззи тщательно заучила свою роль передъ этимъ свиданіемъ, даже до словъ, которыми должна выражаться. Сперва встрча оказалась очень дружеская, такъ-какъ Люси почти забыла о попытк Лиззи подкупить ее и во всякомъ случа вполн простила ей. Лиззи Юстэсъ никогда не могла занимать мста въ ея сердц, но эта прежняя подруга была — такъ думала Люси Морисъ въ свои счастливые дни — двоюродною сестрой ея будущаго мужа и пользовалась его дружбой. О сдланной ей обид она и не помышляла боле.
— Вотъ что, душечка моя, начала Лиззи:— мн хотлось бы предложить вамъ вопросъ, впрочемъ это и вопросомъ не будетъ Я лучше приступлю прямо къ длу. Кажется, мой кузенъ Фрэнкъ однажды говорилъ — что женится на васъ.
Люси не произнесла ни слова, но вся задрожала и вспыхнула.
— Не такъ ли, моя душечка?
— Что-жъ еслибъ и такъ? Я не знаю, на какомъ основаніи вы длаете мн запросы насчетъ того, что касается меня одной.
— Разв онъ мн чужой?
— Конечно, не чужой. Но отчего же вы тогда не спрашиваете у него самого? Вдь вы видаетесь ежедневно, полагаю?
— Почти каждый день.
— Къ чему же тогда было посылать за мною?
— Мн такъ трудно вамъ это сказать, Люси. Я послала за вами съ полнымъ довріемъ и любовью. Я сама похала бы къ вамъ — да эта старая карга не дала бы намъ слова спокойно перемолвить. Правда, я вижусь съ нимъ — постоянно. И я люблю его отъ всей души.
— Это меня не касается.
Кто бы со стороны услыхалъ этотъ разговоръ, нашелъ бы, что обращеніе Люси до крайности рзко.
— Онъ сознался мн во всемъ.
Посл этого Лиззи остановилась и поглядла на свою жертву.
— Онъ сказалъ мн то, чего не могъ бы говорить вамъ. Не дале какъ вчера или третьяго дня онъ жаловался на свои долги. Я предложила ему распорядиться всмъ, что я имю, чтобъ только избавить его отъ нихъ, но онъ не хочетъ брать моихъ денегъ.
— Разумется.
— Не хочетъ брать однхъ денегъ. Потомъ онъ сознался мн, что вы помолвлены. Прежде онъ не говорилъ этого ни разу, хотя я знала. Все тутъ и вышло наружу. Люси, онъ любитъ меня, хотя далъ слово жениться на васъ.
— Я этому не врю.
— Разсердить вы меня не можете, Люси, потому что мое сердце обливается кровью за васъ.
— Вздоръ! вранье! Очень мн нужно, чтобъ ваше сердце обливалось кровью! Да у васъ и сердца-то нтъ. Деньги у васъ есть, вотъ и все.
— А у него ихъ нтъ. Еслибъ я не любила его, зачмъ бы мн желать отдать ему все, что я имю? Разв не безкорыстно это?
— Ничуть. Вы ни о комъ не думаете кром себя. Безкорыстной вы не можете быть.
— А вы о комъ думаете, позвольте спросить? Способствуете вы его счастью, желая, чтобъ человкъ въ его положеніи, безъ средствъ, честолюбивый и съ убжденіемъ, что достигнетъ всего, если не будетъ остановленъ недостаткомъ въ деньгахъ — женился на двушк, у которой ничего нтъ? Разв я не могу боле для него сдлать, чмъ вы можете?
— Я готова была бы работать для него на колняхъ, я такъ искренно люблю его.
— Какой толкъ вышелъ бы для него изъ подобной услуги? Жениться на васъ ему нельзя. Разв онъ видится съ вами? Разв пишетъ онъ къ вамъ такъ, какъ бы считалъ васъ будущею своею женою? Разв вы не знаете, что все кончено — что все должно быть кончено? Ему невозможно жениться на васъ. Но если вы вернете ему слово, то онъ сдлается моимъ мужемъ и все мое состояніе будетъ принадлежать ему. Посмотримъ теперь, кто изъ насъ его любитъ больше.
— Люблю я! сказала Люси.
— Какъ вы докажете это?
— Нтъ надобности доказывать. Онъ знаетъ. Единственный человкъ на свт, которому я желаю, чтобъ это было извстно, уже вполн убжденъ. Вы для того только и посылали за мной?
— Да — для того.
— Ему слдуетъ сообщить мн подобную всть — не вамъ. Вы-то мн что — ничего ровно. Наговорили вы мн все это теперь, имя въ виду одну себя — отнюдь не его. Правда, что онъ не видается со мною, правда и то, что онъ не пишетъ ко мн. Вы можете сказать ему отъ меня — сама написать къ нему я не могу — что онъ воленъ поступить какъ для него лучше. Но если вы ему скажете, что я не люблю его боле всего на свт, то вы солжете. И если вы будете говорить, что онъ любитъ васъ боле меня, то вы также скажете ложь. Чувства его мн извстны.
— Однако, Люси…
— Я ничего боле слушать не стану. Онъ воленъ поступить какъ хочетъ. Если деньги для него важне любви и честности, пусть онъ женится на васъ. Я никогда не потревожу его, въ этомъ онъ можетъ быть увренъ. Что васъ касается, Лиззи, надюсь, мы ужъ никогда не увидимся.
Она не хотла ссть въ экипажъ госпожъ Юстэсъ и Карбункль, который ожидалъ ее у подъзда, и пшкомъ вернулась въ Брютонскую улицу. Люси не сомнвалась, что ея счастье разбито. Конечно она знала, какая лгунья Лиззи Юстэсъ, однако думала, что лгунья на этотъ разъ говорила правду. Лэди Фонъ не была лгуньей, однако лэди Фонъ говорила ей точь-въ-точь то же, что и Лиззи. И будь надобность въ доказательствахъ еще, разв поведеніе ея жениха не говорило ясно?
— Все потому, что я бдна, сказала она себ:— а что онъ меня любитъ, я врно знаю!

Глава LXV.
ДАНЬ.

Лиззи откладывала день за день свое путешествіе въ Шотландію, хотя Фрэнкъ упорно настаивалъ на ея отъзд. Онъ приводилъ разныя уважительныя причины. Ея сынъ тамъ, ей приличне имть ребенка при себ. Потомъ она жила съ людьми, которые не пользовались уваженіемъ въ свт и на счетъ которыхъ по городу ходило много невыгодныхъ толковъ. По словамъ Фрэнка, вообще предполагали, что лордъ Джорджъ де-Брюсъ Карутерсъ помогъ Бенджамину украсть брилліанты, и самъ Фрэнкъ не обинуясь говорилъ, что вритъ этому.
— О! быть не можетъ, дрожа говорила Лиззи, но опроверженіе ея тмъ не мене было нсколько нершительно.— Къ тому же, какъ вамъ извстно, я совсмъ не вижусь съ нимъ. Посл второго воровства я только одинъ разъ видла его и то на минуту. Конечно, онъ былъ у меня въ Портрэ, но теперь мы совсмъ раззнакомились.
Фрэнкъ настаивалъ на-своемъ. Онъ приводилъ и то, что мистрисъ Карбункль постыднымъ образомъ устроила бракъ между Лучиндою Ронокъ и сэр-Грифиномъ, весь свтъ утверждалъ, что это постыдно, что у нея нтъ пенни за душой, что двушка какая-то авантюристка, и сэр-Грифинъ упрямый, раззорившійся идіотъ. Необходимо было Лиззи удалиться отъ всей этой ‘швали’. Отвтъ, который Лиззи желала бы сдлать, очень былъ простъ. Дайте слово жениться на мн и я завтра же отправлюсь вашею невстою въ Шотландію или куда бы вы ни приказали. Пусть это дло сперва ршится и я готова ухать изъ Лондона такъ скоро, какъ только вы пожелаете. Но я теперь въ такомъ страшномъ недоумніи, что нельзя же не выяснить его предварительно. И полиція, повидимому, еще не напала на слдъ ожерелья, такъ мн пожалуй пока еще не слдуетъ обращаться въ бгство. Разумется, она этого не говорила. Она и первой мысли не излагала въ словахъ, но силилась всми способами дать понять Фрэнку, что она исполнитъ его приказанія, какъ скоро онъ заручится правомъ приказывать. Однако онъ или не понималъ, или не хотлъ понимать ее. Наконецъ она разсердилась или сдлала одинъ видъ, будто сердится.
— Право, Фрэнкъ, вы просто несправедливы ко мн!
— Чмъ же я несправедливъ?
— Вы только прізжаете бранить всхъ моихъ друзей и совтовать мн хать туда — сюда, точно я ребенокъ и… и… и…
— И что, Лиззи?
— Вы знаете, что я хочу сказать. Сегодня вы кажетесь однимъ, завтра другимъ. Надюсь, мисъ Люси Морисъ была совершенно здорова, когда вы имли послднее извстіе о ней.
— Вы не вправ упоминать при мн о Люси — по-крайней-мр съ пренебреженіемъ.
— Тмъ не мене вы поступаете съ нею очень дурно, вы это знаете.
— Правда.
— Такъ зачмъ же вы не отказываетесь отъ нея? Зачмъ не предоставляете вы ей свободы пользоваться тмъ, что можетъ ей быть доступно? Вы очень хорошо знаете, что жениться на ней не можете. Вамъ никогда не слдовало и свататься. Вы толкуете о мисъ Ронокъ и сэр-Грифин Тыоит. Есть люди ничмъ не лучше сэр-Грифина, да и мистрисъ Карбункль также. Вы полагаете, что я говорю за себя. Давнымъ-давно я отбросила вс несбыточныя мечты. Я никогда не выйду замужъ во второй разъ. Относительно этого я уже ршилась. Я и безъ того достаточно выстрадала.
Она залилась слезами. Фрэнкъ осушилъ ея слезы и сталъ утшать ее. Онъ простилъ ей все, что она сказала о немъ оскорбительнаго. Почти невозможно человку холостому моложе сорока лтъ и не философу находиться въ короткихъ и дружескихъ отношеніяхъ съ молодою и красивою женщиной и сохранять при этомъ такое же хладнокровіе, какое онъ испытывалъ бы съ пріятелемъ. Въ глубин души Грейстокъ презиралъ эту женщину, онъ неоднократно повторялъ себ, что не будь на свт никакой Люси, онъ не женился бы ней, что она была неестественна, притворна, просто лжива въ каждомъ слов, взгляд и движеніи, которые вс были у нея разсчитаны. Судя не по ея словамъ, но по тому, какъ онъ видлъ вещи и какъ слухи дошли до него, онъ не винилъ ее въ дл о брилліантахъ. Ему никогда не приходило на умъ, чтобъ она скрыла ихъ. Онъ оправдывалъ ее относительно всхъ тхъ обвиненіи, которыя повсемстно распространялись на ея счетъ, но онъ считалъ ее бездушною и неблагородною. Онъ не разъ говорилъ себ, что хорошо было бы, еслибъ она вышла замужъ и онъ избавился отъ заботы о ней. И все же онъ любилъ ее нкоторымъ образомъ, онъ находилъ удовольствіе сидть съ нею и ласки ея льстили ему. Когда она клала руку на его плечо, по тлу его пробгала легкая дрожь удовольствія. Тмъ не мене онъ обрадовался бы, еслибъ порядочный человкъ женился на ней съ условіемъ, чтобъ онъ никогда боле съ нею не видался. Молодые или старые, мужчины всегда склонны къ роли Мерлина при встрч съ Вивьенами. Въ этотъ разъ Фрэнкъ ухалъ возмущенный въ душ, но не выказалъ своихъ чувствъ.
— Прізжайте завтра опять, вдь вы будете? говорила она ему.
Онъ не далъ общанія, да она и не разсчитывала на это. Онъ ухалъ почти такъ же внезапно, какъ намедни. И этому она не изумилась. Она понимала, что задача ея сопряжена съ величайшими затрудненіями — смутно она сознавала и то, что хотя роль свою разыгрывала искусно, но не вполн удовлетворительно. Люси потому оставалась побдительницей, что была естественна. Швыряйте брилліантъ какъ угодно, на немъ и царапины не останется, а поддльный брилліантъ тотчасъ выдаетъ себя при неосторожномъ съ нимъ обращеніи. При всхъ своихъ самоувренныхъ заявленіяхъ, Лиззи знала, что она фальшивый брилліантъ, а Люси настоящій. Почему бы ей не попытаться искусне играть роль, чтобъ фальшивый брилліантъ былъ бы такъ же хорошъ, какъ настоящій — по-крайней-мр, казался такимъ же хорошимъ?
‘Если онъ теперь презираетъ меня, что скажетъ онъ, когда узнаетъ все? спрашивала она себя.
А Фрэнкъ Грэйстокъ между тмъ, хотя твердо ршился относительно Лиззи Юстэсъ, на счетъ Люси находился въ сомнніи. Онъ имлъ теперь около двухъ тысячъ фунтовъ дохода, однако цифра его долга увеличилась противъ прошлаго года. Когда онъ попытался-было вникнуть въ настоящее положеніе своихъ длъ, онъ не могъ даже припомнитъ, куда двалъ деньги. Онъ не игралъ. У него не было маленькой яхты, которая стоила бы ему около шестисотъ фунтовъ въ годъ. Онъ держалъ въ Лондон одну только лошадь. Онъ не жилъ домомъ. Когда-же онъ оказывался свободенъ отъ занятій, то обыкновенно бывалъ у пріятелей. А все-таки положеніе его съ каждымъ днемъ какъ бы становилось хуже. Правда, что онъ не задумывался бросить полсоверена, что, требуя вино въ своемъ клуб, онъ и не вспоминалъ о его цн, что ему казалось вполн естественно заставить кэбъ прождать себя цлыхъ полдня, что въ своихъ поздкахъ онъ никогда не соображалъ расходовъ, что длая портному заказъ, онъ не помышлялъ ни о чемъ, кром своего удобства. Однако, когда онъ съ гордостью изложилъ себ, какую наблюдаетъ бережливость, что успшно составивъ себ карьеру, имя большой доходъ и не обремененный семействомъ, не держитъ не егерей, ни яхты, не арендуетъ степи, для охоты не играетъ, ему показалось, что судьба къ нему жестока, ставя его въ затруднительное положеніе. Тмъ не мене онъ былъ стсненъ, и находясь въ стсненныхъ обстоятельствахъ, слдовало ли ему жениться на двушк, у которой шилинга не было за душой?
Мистрисъ Карбункль въ это время упрашивала свою пріятельницу не узжать изъ Лондона до свадьбы. Лиззи не давала слова, ее только заставили согласиться на то, чтобъ заемъ въ сто-пятьдесятъ фунтовъ не имлъ вліянія въ свадебный подарокъ Лучинд. Его можно было взять въ долгъ у господъ Гартера и Бенджамина. Въ магазин торговали по прежнему, хотя Бенджаминъ находился въ отсутствіи — похалъ осмотрться немного въ Европ, чтобъ поискать драгоцнныхъ камней за сходную цну, говорилъ Гартеръ. Много было совщаній по поводу подарка и мистрисъ Карбункль наконецъ ршила, безъ сомннія съ содйствіемъ мисъ Ронокъ, что онъ будетъ состоять просто изъ настоящихъ серебряныхъ вилокъ и ложекъ, на сколько денегъ хватитъ. Мистрисъ Карбункль сама похала съ пріятельницею выбрать ихъ, и не полагаю, чтобъ мы клеветали на нее, утверждая, что она преимущественно имла въ виду возможность немедленно превратить эти вещи въ деньги, еслибъ оказалась подобная печальная необходимость. Разспросы мистрисъ Карбункль относительно качества серебра внушили Гартеру глубокое къ ней уваженіе. Вроятно, и не сочтутъ съ ея стороны несправедливымъ — принимая въ соображеніе, что все это дло стало настоящимъ торгомъ — требованіе, чтобъ тридцать пять фунтовъ превращены были въ пятьдесятъ, такъ какъ покупка длалась въ кредитъ.
— Милая Лиззи, говорила мистрисъ Карбункль:— моя двочка не получитъ ни на одну унцію боле, чмъ имла бы, еслибъ вы въ другой лавк покупали на наличныя деньги.
Лиззи заворчала, но заключительный доводъ мистрисъ Карбункль положилъ конецъ всякому сопротивленію.
— Вотъ мы что сдлаемъ, сказала она: — мы возьмемъ тридцать фунтовъ наличными.
На такое разумное предложеніе нечего было возражать.
Въ это время въ дом мистрисъ Карбункль много было толковъ о подаркахъ къ свадьб Лучинды. Независимо отъ того, что бы она ни испытывала по поводу ея собственнаго участія въ контрибуціи, Лиззи всми мрами способствовала сбору этой дани. На томъ основаніи, что двушка только разъ выходитъ замужъ — чтобъ вдова вступала во второй бракъ, это обстоятельство довольно рдкое — все было употреблено въ дло, чтобъ собрать подать съ общественныхъ плательщиковъ. При такомъ случа считалось вполн дозволительнымъ дать понять мужчинамъ, что отъ нихъ ожидаютъ не пустого подарка, не дрянной фаянсовой штучки въ тридцать шилинговъ, не ничтожнаго флакончика или фантастическаго ножика для разрзыванія книгъ, въ сущности не имющихъ никакой цны, а только на то и сдланныхъ, чтобъ доставить купцу деньги. Одному или двумъ пожилымъ мужчинамъ, которыхъ мистрисъ Карбункль надлила своими улыбками, она рискнула намекнуть, что чекъ былъ бы самымъ приличнымъ подаркомъ съ ихъ стороны.
— Что вы скажете о парочк совереновъ? освдомился насмшливый пожилой господинъ, вроятно недостаточно надленный улыбками мистрисъ Карбункль.
Она засмялась и поздравила своего остроумнаго пріятеля съ удачною шуткою, но два соверена остались на стол и были присоединены къ общей добыч.
— Вы должны дать Лучинд что-нибудь хорошее, сказала Лиззи кузену.
— Что вы называете хорошимъ?
— Вы человкъ холостой и членъ парламента. Пожертвуйте пятнадцать фунтовъ.
— Я хочу быть повшенъ, если сдлаю это! вскричалъ Фрэнкъ, которому домъ въ Гертфордской улиц становился все противне.— Вотъ вамъ пять фунтовъ и распоряжайтесь ими какъ хотите.
Лиззи передала ту самую бумажку, которую получила отъ Фрэнка, а мистрисъ Карбункль, безъ сомннія, распорядилась ею какъ заблагоразсудила.
Произошла чуть-что не ссора, потому что, Лиззи, посл долгихъ соображеній, объявила, что не видитъ возможности взять подарокъ съ герцога Омніума. Она столько наговорила о немъ мистрисъ Карбункль, что та почти была вправ обратиться къ ней съ подобною просьбой.
— Не въ цнности дло, говорила она: — ни я, ни Лучинда не имемъ этого въ виду, но такъ было бы хорошо, еслибъ имя этого милаго герцога стояло на одной изъ вещицъ!
Лиззи объявила, что герцогъ въ этомъ отношеніи неприступенъ.
— Вы ошибаетесь, возразила ей мистрисъ Карбункль.— Я случайно узнала, что его свтлость большой охотникъ давать свадебные подарки.
Это было тмъ тяжеле для Лиззи, что она уже успла насказать столько лестнаго о Лучинд лэди Гленкор, что та прислала мисъ Ронокъ прелестнйшій флакончикъ для духовъ.
— Надюсь, вы не то хотите сказать, что послали свадебный подарокъ будущей лэди Тьюитъ? обратилась къ своей пріятельниц мадамъ Максъ Геслеръ.
— А почему нтъ? Сэр-Грифинъ мн повредить не можетъ. Когда окажешь разъ доброту, почему не быть доброй ко всмъ? Мадамъ Максъ замтила, что пожалуй лучше было бы положить конецъ всякому добродушію.
— Въ этомъ вы совершенно правы, милая моя, согласилась лэди Гленкора,— Я давно уже нахожу, что длать подарки не иметъ никакого смысла. Но если имешь много денегъ и это доставляетъ удовольствіе, почему же не дарить? Я столько раздала подарковъ на своемъ вку людямъ, которыхъ почти въ глаза не знала, что лишній подарокъ лэди Тьюитъ ничего не значитъ.
Пожалуй блистательнйшимъ подвигомъ въ эту кампанію оказывалось храброе нападеніе мистрисъ Карбункль на нкоторую мистрисъ Гэнбюри Смитъ, въ послднія шесть, семь лтъ не находившуюся въ числ ея короткихъ друзей. Мистрисъ Гэнбюри Смитъ жила съ своимъ мужемъ въ Париж, но до своего замужства была знакома въ Лондон съ мистрисъ Карбункль. Отецъ мистрисъ Гэнбюри Смитъ, мистеръ Бёнбюри Джонсъ, счелъ нужнымъ, вслдствіе какихъ-то разсчетовъ, оказывать вжливое вниманіе мистрисъ Карбункль именно въ то время, когда выдавалъ дочь замужъ, а мистрисъ Карбункль, вроятно, хорошо снабженная деньгами, сдлала свадебный подарокъ. Съ того самаго дня и до настоящаго она даже не встрчалась ни съ мистрисъ Гэнбюри Смитъ, ни съ мистеромъ Бёнбюри Джонсомъ, но не таковская была женщина, чтобъ пренебречь своимъ правомъ на отвтный подарокъ. Ея даръ былъ сменемъ, брошеннымъ въ землю, разумется, нельзя было ожидать, чтобъ смя это дало самъ-двадцать или даже самъ-десять, но все отъ него слдовало ожидать жертвы. Итакъ, она написала мистрисъ Гэнбюри Смитъ, что ея дорогая Лучинда выходитъ за сэр-Грифина Тьюита, и при этомъ поясняла, что такъ какъ у нея нтъ собственныхъ дтей, Лучинда замняетъ ей дочь. Взаключеніе, чтобъ не оставалось ничего темнаго, она выражала свою увренность, что ея пріятельница порадуется случаю отвтить тмъ же на чувства, изъявленныя ею самою по случаю собственнаго замужства мистрисъ Гэнбюри Смитъ.
‘Теперь въ подобныхъ вопросахъ деликатничать не слдуетъ’, возразила бы мистрисъ Карбункль какой-нибудь пріятельниц, которая замтила бы ей, что она прибгаетъ къ сильнымъ мрамъ для взысканія дани. ‘Люди уже пришли къ такому убжденію, что лопатка есть лопатка, а десять фунтовъ — десять фунтовъ’, прибавила бы она. Еслибъ мистрисъ Гэнбюри вовсе не обратила вниманіе на требованіе, такъ бы это дло вроятно и осталось, но она имла глупость прислать изъ Парижа какую-то модную бездлушку, купленную въ Пале-Роял за десять франковъ. Мистрисъ Карбункль и написала ей слдующее:

‘Любезная мистрисъ Гэнбюри Смитъ,

‘Лучинда получила вашу маленькую брошку и очень вамъ признательна за память, но вспомните, что когда вы шли замужъ, я прислала вамъ браслетъ въ десять фунтовъ. Еслибъ у меня была дочь, я конечно ожидала бы, чтобъ она при своемъ замужств пожала отъ этого плоды. Моя племянница мн все-равно, что дочь. Кажется, это всми вполн признано. Лучинда очень обманется въ своей надежд, если вы не пришлете ей того, что она считаетъ себя вправ ожидать. Разумется, вы можете вычесть стоимость брошки, если желаете.

‘Искренно преданная вамъ
‘ДЖЭНЪ КАРБУНКЛЬ’.

Мистеръ Гэнбюри Смитъ любилъ пошутить и заставилъ жену написать слдующій отвтъ:

‘Любезная Мистрисъ Карбункль,

‘Я вполн признаю систему возмездія, но не полагаю, чтобъ она распространялась на потомство — ни въ какомъ случа на племянницъ. Я признаю и подарокъ, который вы цните въ десять фунтовъ. Признаться, я полагала, что цна ему семь фунтовъ десять шилинговъ’.
— Низкая, подлая тварь! прервала чтеніе мистрисъ Карбункль, когда показывала Лиззи это письмо:— она должно быть ходила справляться въ магазинъ. Номинальная цна была десять фунтовъ, но я выторговала два фунта десять шилинтовъ, такъ какъ платила наличными.
‘— Когда вы вторично будете вступать въ бракъ, я исполню что подобаетъ. Только могу уврить, что ни у одной изъ моихъ добрыхъ знакомыхъ нтъ племянницъ, признанныхъ за дочерей.

‘Искренно преданная
‘Каролина Гэнбюри Смитъ’.

На этомъ кореспонденція и остановилась, даже и мистрисъ Карбункль не въ состояніи была бы вытребовать уплату подобнаго долга судебнымъ порядкомъ, зато она вознаграждала себя ожесточеннымъ поношеніемъ низости мистрисъ Смитъ, разсказывая эту исторію всмъ и каждому. Ей въ умъ не приходило, что она говоритъ противъ себя самой, да въ ея кружк и преобладало мнніе, что она поступала очень хорошо.
Ловче устроилась она съ богатымъ старымъ мистеромъ Кэбобомъ, котораго несомннно надлила множествомъ улыбокъ. Кэбобъ исполнилъ ея требованіе и прислалъ чекъ на двадцать фунтовъ съ запиской, въ которой просилъ мисъ Ронокъ купить вещицу, какую пожелаетъ. Мисъ Ронокъ — или врне ея тетка — пожелала кольцо въ тридцать гиней, купила его и послала счетъ къ мистеру Кэбобу, чтобъ онъ доплатилъ. Зная вроятно, что ему дешево не могутъ обходиться улыбки, старый богачъ не упоминалъ объ этомъ ни однимъ словомъ.
Лэди Юстэсъ принимала во всемъ участіе и ей это положительно нравилось. Она даже не была раздражена контрибуціей, которую взяли съ нея самой — хотя она всячески старалась уменьшить ея размръ. Вообще людямъ слдуетъ быть ловкими, пріятно было присутствовать при искусныхъ хитростяхъ и быть посвященной въ ловкую игру. Она обратилась бы и къ герцогу Омніуму, еслибъ смла, не мало торжествовала она, когда получила склянку для духовъ отъ лэди Глэнкоры. Но сама Лучинда никакого не принимала участія въ этихъ продлкахъ. Никакія убжденія мистрисъ Карбункль не могли побудить ее заинтересоваться ими или чмъ-либо въ приданомъ, которое преимущественно длалось на довольно шаткій кредитъ сэр-Грифина и безъ малйшаго помысла о бережливости. Мнніе свое на счетъ всего этого Лучинда высказывала одной тетк. Ни лэди Юстэсъ, ни лордъ Джорджъ, ни даже ея горничная не слыхали ея жалобъ. А между тмъ она жаловалась, и сильно.
— Къ чему все это, тетушка Джэнъ? У меня никогда не будетъ дома, куда бы это помстить.
— Что за вздоръ, дружокъ! Почему же у, тебя не быть дома, какъ у всхъ другихъ?
— Да еслибъ онъ и былъ, я оставалась бы совершенно равнодушна ко всему. Мн эти вещи ненавистны. Очень мною интересуются какая-нибудь лэди Гленкора или лордъ Фонъ!
Даже лорда Фона заставили заплатить дань и онъ прислалъ ящичекъ съ письменными принадлежностями.
— Эти вещи то же, что деньги, Лучинда, когда двушка выходитъ замужъ, она всегда получаетъ подарки.
—. Да, они имютъ смыслъ, когда дарятся тми, кто любитъ ее, когда ей бросаютъ эти подарки на колни, съ поцлуями, радуясь ея счастью, что она выходитъ за человка любимаго. О! это должно быть очень отрадно. Еслибъ я выходила по любви за бднаго человка и бдная подруга подарила мн рашперъ, чтобы мн было на чемъ готовить обдъ мужу, какъ цнила бы я такой подарокъ!
— Не знаю человка, который больше любилъ бы бдныя вещи и бдныхъ людей, вознегодовала тетушка Джэнъ.
— Я ничего и никого не люблю.
— Въ такомъ случа теб лучше принимать все добро, которое теб выпадаетъ на-долю, по-крайней-мр безъ воркотни. Сколько трудовъ мн стоило устроить все это для тебя, а какая мн благодарность?
— Вы увидите, тетушка Джэнъ, что трудились попустому. Я никогда не выйду за этого человка.
Однако слова эти тетушка Джэнъ слышала такъ часто, что не обращала вниманія на угрозу.

Глава LXVI.
ВЫСОКІЯ НАДЕЖДЫ МИСТЕРА ЭМИЛІУСА.

Мистрисъ Карбункль говорила во всеуслышаніе, что относительно дани невст никто не поступалъ великодушне Эмиліуса, моднаго иностранца-проповдника, бывшаго еврея, который и теперь собиралъ большое количество слушателей поблизости дома мистрисъ Карбункль. Она правда постоянно посщала его богослуженіе и взяла даже мсто на тринадцать воскресеній по десяти шилинговъ за разъ. Но денегъ-то она еще не вносила, а Эмиліусъ зналъ какъ нельзя лучше, что если его билеты не будутъ оплачиваться впередъ, то въ его доход окажется значительный дефицитъ. Вообще онъ наблюдалъ въ отношеніи платы величайшую точность и не позволялъ, чтобъ мсто отмчалось чьимъ-либо именемъ прежде чмъ деньги были въ его рукахъ. Только въ отношеніи къ мистрисъ Карбункль онъ не унизился до такой комерческой точности. Она имла три мста на одной изъ лучшихъ скамеекъ въ самой видной части церкви и никто еще не заикался ей о деньгахъ. Только за одно изъ этихъ мстъ лэди Юстэсъ заплатила впередъ. Однако въ одинъ прекрасный день принесли отъ Эмиліуса прелестнйшее золотое блюдцо.
‘Я посылаю билетъ господъ Клерико, писалъ Эмиліусъ: ‘на случай еслибъ мисъ Ронокъ пожелала удостовриться въ качеств металла.’
— Онъ наврно получилъ его дешево въ томъ же мст, гд покупалъ по порученію серебро и подсвчники для церкви, замтила мистрисъ Карбункль, осматривая блюдцо и соображая: — но тмъ не мене, если считать по 3 фунта 16 шилинговъ 3 пенса золотникъ, одно золото стоитъ около двадцати фунтовъ. Правда, Эмиліусъ обязанъ былъ любезности мистрисъ Карбункль, что ему было куда хать изъ города осенью, но вдь это дло давно прошедшее и едвали Эмиліусъ сталъ бы выражать свою признательность за прошлую услугу съ такою щедростью.
‘Я хочу быть повшенъ, если онъ не мтитъ на замокъ Портрэ, подумала про-себя мистрисъ Карбункль.
Эмиліусъ и мтилъ на Портрэ. Онъ безмолвно стремился овладть имъ, не съ большою увренностью, однако и не безнадежно, съ того времени, какъ увидалъ все его великолпіе и получилъ нкоторое понятіе о настоящей цифр дохода Лиззи. Мистрисъ Карбункль вывела свое заключеніе, основываясь не на одномъ свадебномъ подарк, а также на поспшности, съ какою Эмиліусъ устранилъ сомннія, распространившіяся — было на счетъ его положенія въ жизни. Онъ заявилъ мистрисъ Карбункль, что никогда не былъ женатъ. Вскор посл его посвященія великимъ и отличнымъ человкомъ, покойнымъ епископомъ Іерусалимскимъ, онъ взялъ къ себ одну даму, которая была — мистрисъ Карбункль не могла хорошенько припомнить, кто именно была эта дама, но у нея сохранилось въ памяти, что она какъ-то сродни приходилась мачих Эмиліуса, жившей въ Богеміи. Дама эта нкоторое время завдывала его хозяйствомъ, но злые толки стали распространяться въ обществ и Эмиліусъ, изъ уваженія къ своему сану, отослалъ бдняжку назадъ въ Богемію. Послдствіемъ было то, что онъ жилъ теперь въ совершенномъ одиночеств и, прибавлялъ онъ, довольно грустномъ. Вс эти обстоятельства Эмиліусъ очень подробно изложилъ, конечно не Лиззи, по мистрисъ Карбункль. Если лэди Юстэсъ захочетъ допустить подобнаго претендента на свою руку, почему ему не бывать въ дом? Мистрисъ Карбункль къ этому относилась совершенно равнодушно.
Лиззи засмялась, когда ей сообщили, что она можетъ прибавить имя преподобнаго Эмиліуса къ списку своихъ поклонниковъ.
— Разв вы забыли, какъ мы бывало дразнили имъ мисъ Мэкнёльти? сказала Лиззи.
— Я очень хорошо знала, при чемъ тутъ мисъ Мэкнёльти.
— Разумется, никто не можетъ знать, на что мтитъ человкъ. Я такъ думала, что онъ разсчитываетъ связями мисъ Мэкнёльти увеличить свою паству.
— Онъ мтитъ на васъ, душечка моя, и на вашъ доходъ. Паству онъ съуметъ себ округлить безъ посторонняго содйствія.
Лиззи оказывала ему большую вжливость, но было несправедливо обвинить ее въ томъ, что она поощряла его надежды. Естественно быть на короткой и даже дружеской ног съ любимымъ священникомъ, а Лиззи безъ сомннія не знала ни одного духовнаго лица, которое боле пользовалось бы ея расположеніемъ, чмъ Эмиліусъ. Ея дядя былъ деканомъ и дядя ея мужа епископомъ, но она не скрывала своего презрнія къ этимъ устарлымъ, туманнымъ свтиламъ церкви.
— Они проповдуютъ иногда въ собор, говорила она Эмиліусу: — и вс пользуются этимъ случаемъ, чтобъ выспаться.
Эмиліусъ нашелъ очень забавнымъ это опредленіе краснорчія высокихъ пастырей. Ему казалось очень естественно спать въ церкви тмъ людямъ, которые не трудятся отыскивать краснорчивыхъ проповдниковъ.
— Англиканская церковь, говорилъ онъ: — которая и есть моя церковь, моя возлюбленная церковь — о, какъ прекрасна она! Это два въ яркой, сіяющей одежд. Но увы! она нма. Она не постъ. Въ ней нтъ мелодіи. Настанетъ время, когда запоетъ и она. Я самъ — я жалкій пвецъ въ великомъ хор.
Эмиліусъ, надо полагать, намекалъ на свое краснорчіе проповдника. Онъ умлъ и слушать, не только нтъ, онъ чутко ловилъ все, что говорилось въ обществ о лэди Юстэсъ и ея брилліантахъ. Онъ изучилъ досконально ея права относительно замка Портрэ и вскор обрадовался, что онъ принадлежитъ ей только пожизненно. Чмъ лучше было бы ея положеніе, тмъ недосягаеме она оставалась бы для него. Точно также, когда дошли до него невыгодные для Лиззи слухи относительно брилліантовъ, онъ тотчасъ сообразилъ, что предубжденіе противъ нея принесетъ ему пользу. Господину, который заказывалъ однажды къ обду макрель, сказали, что живая будетъ стоить шилингъ, а сонную можно получить за шесть пенсовъ. ‘Такъ подайте мн сонную’, ршилъ онъ. Эмиліусъ жаждалъ рыбки, но зналъ, что по своему положенію не могъ разсчитывать на лучшую. Свтскіе лорды Фоны да Фрэнки Грейстоки мене будутъ рваться овладть Лиззи, если она какою-нибудь неосторожностью навлечетъ на себя мрачную тучу. Эмиліусъ тщательно изучалъ свтскій небосклонъ и зналъ, что подобныя тучи разсеваются очень скоро, когда он окаймлены золотомъ. Лиззи ничего такого не сдлала, дай вроятно не сдлаетъ, что могло бы существеннымъ образомъ отозваться на ея доход. Могло правда быть, что Юстэсы заставятъ се заплатить стоимость ожерелья, но и въ такомъ случа весьма еще оставалось бы достаточно, чтобъ удовлетворить скромный и незаносчивый комфортъ, котораго желалъ онъ. Извстность въ свт онъ хотлъ пріобрсти не богатствомъ, а духовнымъ краснорчіемъ, тмъ не мене, когда у проповдника хорошенькая жена съ знатнымъ титуломъ, значительнымъ доходомъ и еще замкомъ въ Шотландіи, то это просто рай да и только! Еслибъ онъ находился въ такомъ положеніи, не позавидывалъ бы онъ ни декану, ни епископу, ни архіепископу. Онъ много размышлялъ объ этомъ и не усматривалъ непреодолимой преграды для успха.
Она сообщила ему, что детъ въ Шотландію.
— Не теперь же? воскликнулъ онъ.
— Мой сынъ тамъ.
— Что-жъ вамъ мшаетъ взять ребенка сюда? Для людей, которые свободны выбирать, разумется, великій центръ свта представляетъ очарованія, какихъ нельзя имть въ отдаленныхъ мстахъ.
— Я люблю уединеніе! съ восторженностью произнесла Лиззи.
— О! я врю этому. (Эмиліусъ самъ былъ свидтелемъ уединенія въ Портрэ и слышалъ тамъ разсказы объ охотахъ въ Айршир.) Это въ вашей натур, но, любезная лэди Юстэсъ, вы мн позволите вамъ замтить, что вашей натур присуще паденіе.
— Не то ли вы хотите сказать, что нечестиво съ моей стороны желать жить въ Шотландіи, вмсто шумнаго города?
— Я не говорю ни о чемъ нечестивомъ, Лэди Юстэсъ, одно только я позволю себ поставить вамъ на видъ, что натура не всегда ведетъ насъ по пути праведности. Безъ сомннія, хорошо проводить въ Портрэ часть года, но разв нтъ въ этомъ Лондон, гд скопилась громадная масса человчества, такой благодати, которую вы въ Портрэ не найдете?
— Разумется, я могла бы слушать ваши проповди, мистеръ Эмиліусъ.
— Надюсь, это что-нибудь да значитъ, лэди Юстэсъ, иначе множество людей, которые длаютъ мн честь приходить слушать меня, просто жалко теряли бы свое время. А показывать примръ окружающимъ — разв не боле принесли бы вы этимъ пользы въ Лондон, чмъ въ пустыняхъ Шотландіи? Больше добра можно длать, живя среди ближнихъ, лэди Юстэсъ, чмъ убгая отъ нихъ. Поэтому мн бы казалось, что вамъ не ране августа слдовало хать въ Шотландію, а мальчика, вашего, выписать сюда.
— Воздухъ родныхъ горъ необходимъ для ребенка, возразила Лиззи.
Дитя на самомъ дл увидало свтъ въ Бобсборо, но это вроятно не составляло существенной разницы.
— Не удивляйтесь, что я такъ горячо уговариваю васъ остаться, заключилъ Эмиліусъ, придавъ своему взору всю нжность, на какую онъ былъ способенъ.— Какимъ мракомъ облеклось бы все въ моихъ глазахъ, еслибъ я не видлъ васъ боле на вашемъ обычномъ мст въ дом хваленія и молитвъ!
Подобно нкоторымъ другимъ дамамъ, которымъ слдовало бы быть разборчиве, Лиззи Юстэсъ не имла никакой утонченности во вкус относительно мужчинъ. Хотя она была умна и, несмотря на свое невжество, тотчасъ отличала человка образованнаго отъ дурака, она не длала разницы между настоящимъ джентльмэномъ и низкимъ пошлякомъ. Въ ея глазахъ противъ Эмиліуса говорило то, что онъ духовное лицо, что онъ ничего не иметъ, кром того, что зарабатываетъ, наконецъ то, что его полагали перекрещеннымъ жидомъ и что никто не зналъ, откуда онъ и кто онъ. Эти недостатки или скоре невыгодныя стороны Лиззи сознавала вполн. Но для нея ничего не значило, что онъ грязный, раболпный, ползающій и низкій негодяй съ черною мглою на лиц, неспособный даже смотрть ей прямо въ лицо или произнести слово, которое не звучало, бы ложью. Въ его голос слышалась нота, которая должна бы ей дать почувствовать, что онъ не заслуживалъ никакого доврія. Въ его обращеніи было какое-то вычурно-мягкое притязаніе на важность, которое могло бы ей сказать, что онъ неспособенъ водиться съ людьми порядочными. Во всей его особ проглядывала гнусность, которая должна бы внушать ей, какъ женщин все-таки взросшей въ хорошемъ обществ, глубокое къ нему отвращеніе. Но Лиззи не испытывала ничего подобнаго. Она посмялась съ мистрисъ Карбункль надъ ея мыслью о притязаніи проповдника на ея руку. При всемъ своемъ несчасть она однако думала, что можетъ лучше устроитъ свою судьбу, чмъ выйти за Эмиліуса. Она сознавала это дерзостью съ его стороны, если увренія мистрисъ Карбункль справедливы, но она не чувствовала ни гнва, ни отвращенія, и позволяла ему говорить съ собою, даже ухаживать по-своему, какимъ-то свойственнымъ ему гадкимъ псевдо-духовнымъ образомъ.
Безспорно, она могла лучше устроиться, чмъ выйти за Эмиліуса. Было двадцатое марта и цлыя дв недли прошли съ-тхъ-поръ, какъ ее увдомили, что Пэшенсъ Крабстикъ въ рукахъ полиціи. Ничего боле и не было, пожалуй Пэшенсъ Крабстикъ ничего не сказала противъ нея. Она не врила, чтобъ Пэшенсъ ничего не имла говорить противъ нея, но могло быть, что Пэшенсъ, хотя и въ рукахъ полиціи, однако находила выгоднымъ для себя не давать показанія противъ своей прежней госпожи. Во всякомъ случа все было тихо и спокойно, и дло о брилліантахъ точно будто вышло у всхъ изъ головы. Грейстокъ два раза зазжалъ въ полицейское управленіе, но ничего не могъ узнать. Опасались, сказали ему, что люди, дйствительно замшанные въ воровств, отдлались безнаказанно. Фрэнкъ не вполн врилъ ихъ словамъ, но узнать ничего не могъ. Ободренная этимъ, Лиззи приняла ршеніе не вызжать изъ Лондона до свадьбы Лучинды и пока лордъ Фонъ не исполнитъ своего общанія. Хотя онъ долго медлилъ, Лиззи не сомнвалась, что наконецъ придетъ отъ него письмо. Съ Фрэнкомъ она ничего сдлать не могла — онъ дуракъ! И съ Лордомъ Джорджемъ ничего — онъ грубіянъ! Одинъ лордъ Фонъ оставался въ ея власти, еслибъ дло о брилліантахъ могло сохраниться втайн до того времени, когда она сдлается его женою.
Лучинда разъ заговорила съ нею о ея предполагаемой поздк.
— Вы собирались, кажется, въ Шотландію съ недлю назадъ, лэди Юстэсъ?
— И теперь собираюсь.
— Тётушка Джэнъ сказала мн, что вы ожидаете моей свадьбы. Вы очень добры — но прошу васъ, не ждите.
— Я и не подумаю ухать ране. Остается всего десять или двнадцать дней.
— Я считаю ихъ и знаю, сколько остается. Можетъ быть, гораздо побольше этого.
— Отложить свадьбу вы теперь уже не можете кажется, возразила Лиззи:— а такъ какъ я заказала платье, то непремнно останусь, чтобъ надть его.
— Мн очень жаль, что вы заказали платье, мн очень жаль, что все это сдлалось. Знаете, мн иногда приходитъ на умъ, что я убью его.
— Лучинда,— какъ вы можете говорить такія ужасныя вещи? Но я вижу, вы шутите. (На прекрасномъ лиц двушки, которое такъ рдко озарялось выраженіемъ веселости или добродушія, мелькнула слабая улыбка.) Только я бы желала, чтобъ вы никогда боле не говорили такихъ ужасовъ.
— Ему было бы по дломъ, если же бы онъ убилъ меня, и мн было бы по-дломъ. Онъ знаетъ, что я ненавижу его, а между тмъ настаиваетъ на женитьб. Я тысячу разъ говорила ему, но ничто не можетъ заставить его отказаться. Это не то, чтобъ онъ любилъ меня, но ему это представляется какъ бы торжествомъ надо мною.
— Отчего вы не откажетесь сами, когда такъ страдаете?
— Онъ долженъ это сдлать — разв не онъ?
— Я не вижу, почему.
— Разв онъ зависитъ отъ кого-нибудь такъ, какъ я отъ тетки? Никто не могъ взять съ него клятвы. Вы не вполн уясняете себ нашего положенія, лэди Юстэсъ. Желала бы я знать, дадите ли вы себ трудъ оказать мн одолженіе.
Лучинда Ронокъ никогда еще не просила ее о чемъ-либо, насколько Лиззи было извстно, она никогда и ни къ кому не обращалась съ просьбою.
— Чмъ могу я вамъ быть полезна? спросила она.
— Заставьте его отказаться. Наговорите ему обо мн что хотите. Скажите ему, что я сдлаю его только несчастнымъ и еще презрнне, чмъ онъ теперь, что я никогда не буду для него доброю женою. Скажите ему, что я до мозга костей дурная двушка и что онъ до конца своей жизни будетъ раскаиваться. Наговорите ему что вздумаете — только заставьте его отказаться.
— Когда все готово!
— Что значитъ это въ сравненіи съ цлою жизнью страданій? Я право думаю, лэди Юстэсъ, что способна убить его — если онъ на самомъ дл сдлается моимъ мужемъ.
Лиззи наконецъ согласилась по-крайней-мр поговорить съ сэр-Грифиномъ. Она и сдержала слово посл трехъ, четырехъ дней, выждавъ удобную минуту. Между мистрисъ Карбункль и сэр-Грифиномъ только что произошла сильная схватка по поводу денегъ. Сэр-Грифину дано было понять, что у Лучинды есть или будетъ нсколько сотъ фунтовъ, и онъ настаивалъ на томъ, чтобъ деньги эти отдали ему на руки въ день свадьбы. Мистрисъ Карбункль возражала, что деньги должны быть извлечены изъ продажи какого-то имнія въ Йоркшир, и срокъ назначила такой, который сэр-Грифину показался чмъ-то миическимъ. Онъ высказалъ, что его надули, а мистриссъ Карбункль, не въ силахъ боле владть собою, накинулась на него съ яростью. Лиззи поймала его на лстниц, когда онъ спускался внизъ, и въ столовой онъ ей высказалъ все, на что считалъ себя вправ жаловаться.
— Эта женщина не иметъ понятія о томъ, что значитъ поступать честно, заключилъ онъ.
— Не чрезчуръ ли вы строго судите ее, сэр-Грифинъ?
— Ни капли. Шестьсотъ фунтовъ вздоръ! А у нея нтъ шилинга за душой и никогда не будетъ! Никогда не бывало человка великодушне или глупе меня.
Лиззи при этихъ словахъ невольно вспомнила бднаго покойнаго сэр-Флоріана.
— Я не искалъ состоянія, ни слова не говорилъ о деньгахъ, какъ это длаютъ почти вс — я бралъ ея племянницу безъ всего. А теперь она мн объявляетъ, что я не могу получить и той бездлицы, на которую разсчитывалъ для свадебной поздки. По-дломъ имъ было бы обоимъ, еслибъ я отказался.
— Отчего же вы этого не длаете?
Онъ быстро, пытливо и пристально поглядлъ ей въ лицо.
— На вашемъ мст я бы отказалась, договорила Лиззи.
— Чтобъ дать содрать съ себя всякаго рода вознагражденія? вскричалъ сэр-Грифинъ.
— Ничего подобнаго бы не было, я уврена. Видите ли, говоря по правд, вы и мисъ Ронокъ то и дло имете между собой стычки. Мн иногда представляется, что вы нисколько не любите ее.
— Я жалуюсь на старую вдьму, а женюсь вдь не на ней. Когда выйду изъ церкви, я уже никогда боле съ нею не увижусь, лэди Юстэсъ.
— Разв вы полагаете, что она желаетъ брака?
— То-есть кто?
— Разумется, Лучинда.
— Безъ сомннія желаетъ. Что сталось бы съ нею, еслибъ дло теперь разошлось? Не полагаю, чтобъ у нихъ вдвоемъ хватило денегъ платить за наемъ дома, въ которомъ он живутъ.
— Мн право нтъ особенной охоты выставлять вамъ на видъ вс затрудненіи, сэр-Грифинъ, и дло, конечно, заведено очень далеко. Но, но моему крайнему убжденію, Лучинда согласилась бы положить всему конецъ. Я никогда не думала, чтобъ вы дйствительно ее любили.
Опять онъ поглядлъ на Лиззи очень пытливо и пристально.
— Она прислала васъ сказать мн это?
— Кто прислалъ меня? Не мистрисъ Карбункль.
— Такъ Лучинда?
Лиззи подумала прежде, чмъ отвтить, но никакъ не могла заставить себя совершенно честно отнестись къ длу.
— Нтъ, она не присылала меня. Только изъ того, что я вижу и слышу, я составила себ полное убжденіе, что она не желаетъ свадьбы.
— Въ такомъ случа она совершится. Я не позволю дурачить себя такимъ образомъ. Она будетъ обвнчана и какъ только она сдлается моею женой, я намренъ сказать ей, что она никогда боле не увидитъ этой бабы-яги. Если она воображаетъ командовать мною, то очень ршибется въ разсчет.
При этомъ сэр-Грифинъ оскалилъ зубы, какъ бы заявляя свое намреніе быть господиномъ въ дом, не однимъ словомъ, и но мимикою. Тмъ не мене лэди Юстэсъ осталась при мнніи, что когда наступитъ ршительная борьба изъ-за владычества, Лучинда одержитъ верхъ.
Лиззи не сообщала мисъ Ронокъ о своей неудач, даже о попытк, которую она сдлала, да несчастная молодая двушка и не обращалась къ ней за отвтомъ. Приготовленія къ свадьб шли своимъ чередомъ, очевидно, мистрисъ Карбункль намревалась оказать своимъ знакомымъ самое щедрое гостепріимство. Она разсчитывала дать завтракъ, для котораго домъ въ Гертфордской улиц былъ бы тсенъ, итакъ взято было помщеніе, въ гостинниц въ Олбемарльской улиц. Туда и перевозили мало-по-малу вс подарки по мр того, какъ приближался день свадьбы, чтобъ могли гости осматривать ихъ и читать имена, дателей, написанныхъ на билетикахъ. Нкоторая доля подаренныхъ денегъ оказалась необходима на расходы и потому никакъ нельзя было пріобрсти подарковъ, на которые были даны чеки, вотъ и умудрилась мистрисъ Карбункль взять нсколько вещичекъ на прокатъ, и увидавъ свои имена на привязанныхъ къ нимъ билетикахъ, датели вроятно не мало изумлялись выгодному помщенію своихъ денегъ.

Глава LXVII.
ВЪ ГЛАЗАХЪ ПУБЛИКИ.

Много времени понадобилось лорду Фону, чтобъ написать свое письмо, наконецъ онъ осилилъ его. Но замедленіе не должно было набрасывать на него тни относительно точности или вообще свойства длового человка, много побудительныхъ причинъ явилось какъ-разъ во-время, чтобъ оправдать его увренія, что замедлилъ онъ по обстоятельствамъ совсмъ отъ него независящимъ. Къ тому каждый сознается, что время, потребное на какое-нибудь дло, не столько зависитъ отъ количества сдланнаго, сколько отъ важности того, что исполнено. Нельзя ожидать, чтобъ человкъ намахалъ чекъ въ дв тысячи фунтовъ такъ же быстро, какъ чекъ на пять — если только онъ не богачъ, которому дв тысячи плевое дло. Для лорда Фона письмо это было вопросомъ жизни или смерти. Онъ изложилъ Лиззи съ большою точностью, что напишетъ ей. Онъ возобновитъ свое предложеніе — признавъ себя обязаннымъ это сдлать вслдствіе перваго своего предложенія — по представитъ причины, почему ей не слдовало бы принимать его. Еслибъ что-нибудь между тмъ случилось, что бы въ его мнніи давало ему право вторично отвергнуть ея руку, онъ конечно не замедлитъ этимъ воспользоваться. Спроси его кто-нибудь, что было главною побудительною причиною во всемъ, что онъ длалъ или намревался сдлать, онъ отвтилъ бы, что прежде всего ему необходимо ‘быть правымъ въ глазахъ публики’.
Но все-таки онъ этого сдлать не могъ безъ посторонняго вмшательства. Вмшались и мистеръ, и мистрисъ Гитауэ, онъ не имлъ возможности не выслушать ихъ и не поврить имъ, хотя опровергалъ ихъ слова и отвергалъ вс ихъ предположенія. Фрэнкъ Грейстокъ вмшивался, также и лэди Гленкора Пализеръ. Даже Джона Юстэса уговорили написать лорду Фону, что въ качеств опекуна надъ имніемъ покойнаго его брата онъ считаетъ долгомъ высказать мнніе, что Юстэсы никакого повода не имютъ къ претензіи на лэди Юстэсъ относительно брилліантовъ, которые украдены. Цослднее оказывалось жестокимъ ударомъ для лорда Фона и безъ сомннія было результатомъ общаго соглашенія въ Юстэсовской партіи — включая епископа, Джона Юстэса и даже Кэмпердауна — что хорошо было бы выдать вдову замужъ и отдать ее такимъ образомъ подъ приличный надзоръ.
Лэди Гленкора даже безъ зазрнія совсти спросила его, скоро ли состоится свадьба и когда назначится день. Лордъ Фонъ однако настолько собрался съ духомъ, чтобъ отвтить ей:
— Мои частныя дла, повидимому, крайне интересны.
— Что-жъ, это правда, лордъ Фонъ, сказала лэди Гленкора, которую ничмъ нельзя было смутить: — они очень интересны. Видите ли, мы вс такъ любимъ милую лэди Юстэсъ, что желаемъ скоре узнать ршеніе ея судьбы.
— Къ сожалнію, я не могу дать вамъ положительнаго отвта.
Но преслдованіе но этому поводу со стороны супруговъ Гитауэ было хуже всего.
— Ты видлъ ее, Фредерикъ? спрашивала сестра.
— Да — видлъ.
— Ты не давалъ ей никакого общанія?
— Любезная Клэри, въ этомъ дл я долженъ поступать согласно собственному сужденію.
— Но что скажетъ наша родня?
— Не думаю, чтобъ кто-нибудь изъ нашего семейства имлъ основаніе порицать мой образъ дйствія съ той поры, какъ я имю честь быть его главою. Я всми мрами старался такъ поступать, чтобъ мои поступки не встрчали ни частной, ни общественной хулы. Если ты не одобришь ихъ, мн очень жаль, но я не могу изъ-за этого поступать иначе, какъ по собственному усмотрнію.
Мистрисъ Гитауэ знала своего брата вдоль и поперекъ, почему нисколько его не боялась.
— Все это прекрасно, и ты наврно знаешь, Фредерикъ, какъ мы вс гордимся тобою. Только женщина-то эта презрнная, низкая интригантка, дурного поведенія и еще безчестная тварь впридачу. Если ты женишься на ней, то будешь навкъ несчастливъ. Ничто не можетъ огорчать насъ съ Орландомъ боле, чмъ ссора съ тобою. Но мы ясно видимъ, что это поведетъ къ твоей гибели, и я до послдней минуты буду повторять теб одно и тоже. Отчего не спросишь ты ее прямо въ лицо о томъ, что произошло въ Шотландіи?
— Любезная Клэри, не позволишь ли ты мн знать лучше твоего, что я долженъ или не долженъ у нея спрашивать.
Зять приставалъ къ нему не меньше.
— Фонъ, говорилъ онъ: — не лучше ли бы вамъ поручить пріятелю вести дло съ лэди Юстэсъ?
— Что вы этимъ хотите сказать?
— Мн. кажется, что именно въ подобномъ дл пріятно сослаться на мнніе третьяго лица. Разумется, ея родственники желаютъ, чтобъ вы женились на ней. Если же вы могли бы сказать, что поручили все это дло — положимъ, хоть мн или какому другому пріятелю, вы были бы избавлены отъ большой отвтственности. Пусть бы кричали обо мн сколько душ угодно, я въ грошъ этого бы не ставилъ.
— Если быть крику, то его нельзя вынести чрезъ посредство намстника, возразилъ лордъ Фонъ, очень довольный своимъ остроуміемъ и прозорливостью.
Онъ, говоря по правд, оградилъ себя отъ всякаго крика даже и чрезъ намстника, когда общалъ лэди Юстэсъ письменно объяснить свой образъ дйствія и побудительныя къ тому причины. Еслибъ что-нибудь дошло до него изъ полицейскаго управленія, что давало бы ему право сказать — или даже думать — что Лиззи украла свои собственные брилліанты, онъ просто извстилъ бы ее, что воздерживается отъ всякаго сообщенія, пока дло о брилліантахъ не разъяснится, но со времени появленія таинственной замтки въ газетахъ, о воровств не было ни слуху, ни духу, а повидимому общественнае мнніе клонилось въ пользу невинности Лиззи. Онъ находилъ, что партія Юстэсовъ измнила ему, помня отлично, съ какимъ жаромъ Кэмпердаунъ утверждалъ, что вдова удерживаетъ у себя громадную долю имущества, называя его своею собственностью, тогда какъ на самомъ дл никакого права на него не иметъ. Главнымъ образомъ вслдствіе этого утвержденія партіи Юстэсовъ, почти согласно ихъ совту, онъ и ршился расторгнуть свой бракъ, а теперь они становились противъ него и Джонъ Юстэсъ даже написалъ ему письмо, въ которомъ очевидно проглядывало, что лордъ Фонъ обязанъ жениться на женщин, когда просилъ ея руки!
Лордъ Фонъ сознавалъ, что съ нимъ поступаютъ дурно и что много приходится выносить тому, кто хочетъ остаться правымъ въ глазахъ публики.
Наконецъ онъ написалъ свое письмо — это было въ среду, день отдыха и отрады для него, такъ какъ онъ не былъ обязанъ засдать въ парламент.

‘Министерство ост-индскихъ длъ, 28 марта 18—.

‘Любезная лэди Юстэсъ,

‘Согласно моему общанію, когда я имлъ честь быть у васъ въ Гертфордской улиц, я берусь за перо съ цлью изложить вамъ результатъ моихъ соображеній относительно обязательства вступить въ бракъ, которое я несомннно взялъ на себя прошлымъ лтомъ.
‘Посл того я несомннно позволилъ себ сказать, что беру слово свое назадъ, но вполн признаю, что сдлалъ это безъ вашего согласія или дозволенія. Подобный образъ дйствія несомннно требуетъ основательной и сильной защиты. Мое оправданіе заключается въ слдующемъ:
‘Я узналъ, что у васъ находились громадной цны брилліанты, каковое имущество душеприкащики по духовному завщанію вашего покойнаго мужа требовали отъ васъ на основаніи того, что оно фамильное. Они говорили еще самымъ положительнымъ образомъ, что вы не имли никакого права или основанія удерживать его за собою. Я посовтовался съ друзьями и съ юристами, вслдствіе чего пришелъ къ заключенію, что это имущество никакимъ образомъ вамъ принадлежать не можетъ. Еслибъ я женился на васъ при этихъ обстоятельствахъ, я волей-неволей сдлался бы участникомъ въ процес, который затвали противъ васъ душеприкащики, по ихъ собственному увренію. Я не могъ стать на вашу сторону, потому что считалъ васъ неправою. И разумется не могъ бы я стать на сторон тхъ, которые въ этомъ дл обвиняли бы мою жену.
‘При такомъ положеніи вещей я просилъ васъ — какъ вы и сами, надюсь, согласитесь, со всею почтительностью и добрымъ желаніемъ — отказаться отъ сохраненія брилліантовъ и помстить ихъ въ нейтральныя руки’ — лорда Фона часто просили оставаться нейтральнымъ относительно права владнія индійскихъ княжествъ — ‘пока законъ не ршитъ, кому они принадлежатъ по праву. Что меня касается, то я оставался совершенно равнодушенъ, будетъ ли моя будущая жена обладать этимъ богатствомъ, или нтъ. Я просто желалъ избавиться отъ затруднительнаго положенія, которое не въ силахъ былъ бы вынести.— Вы отказались исполнить мою просьбу не только положительно, но, я могу сказать, и рзко, тогда конечно мн ничего не оставалось боле, какъ держаться ршенія, которое я вамъ сообщилъ.
‘Съ той поры брилліанты украдены и, полагаю, проданы. Искъ, предъявленный на васъ, взятъ обратно и, такъ сказать, кости раздора не существуетъ боле. Я не имю права отказываться отъ исполненіи взятаго на себя обязательства вслдствіе моего предубжденія противъ того, чтобъ брилліанты находились у васъ — итакъ относительно этого пункта я беру свой отказъ назадъ.’
Лорду Фону показалось, что онъ удачно выразился, и потому онъ прочелъ вслухъ эту послднюю фразу.
‘Но теперь возникаетъ вопросъ, слдуетъ ли въ интересахъ, какъ вашихъ, такъ и моихъ, чтобъ бракъ этотъ состоялся. Не лучше ли было бы для вашего счастья и моего разорвать его по причинамъ вовсе не относящимся къ брилліантамъ? Въ такомъ серіозномъ дл какъ бракъ счастье супруговъ важне всхъ другихъ, соображеній.
‘Нтъ сомннія, что между нами возникло обоюдное чувство недоврія, которое повело къ обвиненіямъ, едва-ли совмстнымъ съ тмъ полнымъ согласіемъ, которому слдуетъ быть между мужемъ и женою. Сперва конечно это было вызвано различіемъ во взглядахъ относительно упомянутаго мною имущества — и гд ваше мнніе могло быть врне моего. По этому поводу я не прибавлю ни слова къ тому, что уже сказалъ. Тмъ не мене непріятное чувство вызвано и, я боюсь, оно не изгладится настолько, чтобъ его замнило обоюдное довріе, безъ котораго мы не могли бы быть счастливы другъ съ другомъ. Сознаюсь, что я съ своей стороны теперь не желаю союза, который нкогда былъ высшею цлью моего честолюбія — что я не могъ бы пойти съ вами къ алтарю безъ опасеній и безъ страху. Относительно же вашихъ собственныхъ чувствъ, вамъ лучше знать каковы они. Я не обвиняю васъ ни въ чемъ, но если вы разлюбили меня, то кажется естественно было бы не желать боле сдлаться моею женою и не настаивать на томъ, чтобъ состоялся бракъ просто потому, что вы этимъ какъ-бы заявляете свое торжество надъ прежнимъ предубжденіемъ.’
Прежде чмъ закончить этотъ пунктъ, лордъ Фонъ задумался объ Анди Гауран и расказанной ему сцен среди скалъ. Но упомянуть о ней не было возможности. А все-таки онъ зналъ, что Лиззи не любитъ его, и ему очень бы хотлось высказать ей это.
‘Относительно же того, что каждый изъ насъ выиграетъ или потеряетъ съ свтской точки зрнія, расторгнувъ бракъ или скрпивъ его, я не скажу ни слова. У васъ есть титулъ и состояніе, слдовательно я могу утшать себя мыслью, что отговаривая отъ васъ брака, я не лишаю васъ никакихъ преимуществъ. Не скрою, что я желаю отговорить васъ, такъ какъ держусь убжденій, что мы не были бы счастливы. Однако, вслдствіе того, что я считаю себя связаннымъ словомъ моимъ, если вы потребуете, чтобъ я сдержалъ его, я покорюсь и предоставлю этотъ вопросъ вашему ршенію.

‘Остаюсь навсегда
‘Искренній вашъ другъ
‘Фонъ’.

Онъ перечелъ письмо, списалъ его и нашелъ, что оно написано великолпно. Ему казалось невозможно, чтобъ какая-нибудь женщина посл такого письма выразила желаніе сдлаться женою того, кто написалъ его, а между тмъ — такъ казалось ему — ни мужчина, ни женщина не нашли бы повода къ обвиненію въ подобномъ письм. Правда, тутъ было одно обстоятельство, которое могло привести въ отчаяніе. Ну что какъ она наперекоръ всему объявитъ свое ршеніе выйти за него замужъ? Предоставивъ ршеніе ей — и еще письменно — онъ не могъ же опять отступиться отъ своего слова. Онъ будетъ въ ея власти и что тогда жизнь для него? Разв парламентъ или Ост-индское министерство, или общественное мнніе утшатъ его тогда среди его многоразличныхъ страданій? Что ему начать съ женою, на которой онъ женился бы съ заявленіемъ, что не любитъ ее? Какъ могъ бы онъ съ настоящими чувствами дать клятву въ присутствіи священника, что онъ будетъ любить ее и заботиться о ней? Разв не останется она навсегда для него змей, которую онъ даже и отогрть не могъ бы на груди? Разв онъ былъ бы въ состояніи жить съ нею въ одномъ дом? А въ такомъ случа разв могъ бы онъ просить мать и сестеръ навщать ее? Онъ очень хорошо помнилъ, какъ мистрисъ Гитауэ честила ее презрнною, низкою интриганткою, дурного поведенія и еще безчестною тварью въ придачу. Онъ и считалъ ее именно такою. Однако предлагалъ жениться на ней, если она заблагоразсудитъ принять его.
Тмъ не мене письмо было отправлено. Но правд сказать, онъ не имлъ другого исхода, онъ написалъ подобное письмо, ему ничего боле и не оставалось, какъ насовать туда всевозможные доводы противъ совершенія брака. Это онъ сдлалъ и, ему казалось, очень удачно. Нельзя было и допускать предположеніе, чтобъ она пожелала за него выйти посл чтенія такого письма.
Лиззи получила его въ своей спальн, гд она завтракала. Разумется, она при первой же встрч съ своею пріятельницей мистрисъ Карбункль сообщила ей о томъ, что оно пришло.
— Милордъ смирился наконецъ, сказала она, держа письмо въ рук.
— Какой — лордъ Фонъ?
— Да, лордъ Фонъ. Какой же другой лордъ? Онъ мой лордъ, мой пэръ парламента, мой министръ кабинета, мои высокородный, мой членъ правленія — моя зазноба тожъ, по выраженію горничныхъ.
— Что-жъ онъ говоритъ?
— Что ему говорить?— Только то, что онъ поступилъ очень дурно и надется на мое прощеніе.
— Врно, онъ не совсмъ такъ выразился, не правда ли?
— По-крайней-мр, смыслъ такой. Разумется, написано пропасть — на Богъ знаетъ сколькихъ страницахъ. Разв способенъ онъ былъ бы написать иначе, чмъ составляетъ парламентскія бумаги, съ почему, посему и поколико? Письмо испещрено этимъ, но смыслъ все-таки остается тотъ, что онъ слова повергается къ моимъ стопамъ и что я могу поднять его, если желаю принять его предложеніе. Я показала бы вамъ письмо, еслибъ это не было отчасти безчестно относительно бдняка.
— Чмъ же онъ оправдывается?
— О! насчетъ этого онъ довольно логиченъ. Онъ называетъ ожерелье костью раздора. Для лорда Фона это не дурно, не правда ли? Кости раздора, говоритъ онъ, не существуетъ боле, слдовательно, нтъ и причины, чтобъ намъ не соединиться бракомъ, если пожелаемъ. Онъ услышитъ кой-что о кости раздора, если мы соединимся на самокъ дл.
— А что вы теперь сдлаете?
— Это легко спрашивать. Человкъ онъ не дурной въ своемъ род. Онъ не пьетъ, не играетъ и я не предполагаю въ немъ чего-либо, что бы напоминало царя Давида — ршительно нтъ.
— Словомъ, олицетворенная добродтель.
— И не мотъ.
— Зачмъ же дло стало? Берите его и баста.
— Онъ такой уродъ — оселъ, просто куча негодныхъ правительственныхъ бумагъ.
— Полноте, милочка, вы имли много непріятностей.
— Дйствительно имла.
— И нельзя знать, насколько эти непріятности отстранены.
— Что вы хотите сказать, мистрисъ Карбункль?
— Не много, только видите ли, непріятности-то эти могутъ повториться. Что-жъ касается лорда Джоржа, мы вс знаемъ, что у него нтъ пенни за душой.
— Еслибъ у него было столько же серебрянниковъ, сколько у Іуды, лордъ Джорджъ оставался бы для меня ничмъ.
— И кузенъ вашъ, повидимому, не иметъ серіозныхъ намреній.
— Я знаю намреніе моего кузена. Мы отлично понимаемъ другъ друга, но кузенъ и кузина могутъ быть очень дружны, однако не вступать въ бракъ.
— Разумется, вамъ лучше знать что длать, но я на вашемъ мст вышла бы за лорда Фона. Я говорю изъ участія — какъ женщина сочувствующая другой женщин. Что значитъ любовь, если говорить искренно? Много ли мы видимъ любви между супругами? Разв лэди Гленкора Пализеръ дйствительно любитъ своего мужа, который ни о чемъ на свт не помышляетъ кром назначенія таксъ и ихъ отмны?
— Любите вы вашего мужа, мистрисъ Карбункль?
— Нтъ,— но это дло совсмъ иное, обстоятельства вынудили меня жить съ нимъ врозь. Лордъ Фонъ человкъ хорошій и нтъ причины не уважить его и не хорошо относиться къ нему. Онъ доставитъ вамъ твердое положеніе въ свт — въ которомъ вы, лэди Юстэсъ, по правд, очень нуждаетесь.
— Тралала, тралала, тралала, лалала! презрительно отнеслась Лиззи къ предостереженію пріятельницы.
— Тогда конецъ всмъ заботамъ о брилліантахъ и покражахъ, продолжала мистрисъ Карбункль.
Лиззи пристально взглянула на нее. Отчего бы мистрисъ Карбункль предполагала, что должны быть или будутъ еще заботы на счетъ брилліантовъ?
— Такъ вашъ совтъ выходить, сказала Лиззи.— Я почти готова принять его и, можетъ быть, приму. Во всякомъ случа я заставила его опомниться, и это уже что-нибудь да значитъ, милая моя. Тмъ или другимъ способомъ я дамъ ему почувствовать, что я довольна своимъ торжествомъ. Я твердо ршилась добиться побды и добилась.
Посл этого она снова прочла письмо съ большимъ вниманіемъ. Была ли бы она въ состояніи выйти за человка, который заврялъ ее безконечными разсужденіями, что не желаетъ на ней жениться? Ей казалось, что была бы. Разв не поступаютъ вс и съ другими почти такимъ же образомъ? Разв не любила она своего корсара искренно — а какъ обошелся онъ съ нею? Разв не была, она правдива, безкорыстна и такъ нжна съ Фрэнкомъ Грейстокомъ, а чего она добилась отъ него? Умненько вести свое дло и стать на твердую почву — вотъ ея обязанность въ настоящую минуту. Мистрисъ Карбункль была права. Одно имя лорда Фона — это скала для нея, а какъ нужна ей была скала для опоры! Взявъ все въ соображеніе, она ршила въ ум, что можетъ выйти за него — если только Пэшенсъ Крабстикъ и полиція опять не помшаютъ ея благополучію.

Глава LXVIII.
МАЙОРЪ.

Лэди Юстэсъ не была намрена потратить на отвтъ лорду Фону столько же времени, сколько ему понадобилось для его письма, но даже и она находила, что подобный вопросъ требовалъ зрлаго обсужденія. Мистрисъ Карбункль уговаривала ее принять предложеніе лорда Фона, основываясь на доводахъ, которые Лиззи признавала вполн справедливыми, по опять мистрисъ Карбункль не знала всего. Она не видала письма его сіятельства, и хотя большая часть его содержанія, формально повторенное предложеніе, и было ей передано врно, все же, какъ читатель легко усмотритъ, нкоторыя подробности остались для нея скрытыми. Лиззи сла за письменный столъ набросать нсколько словъ и посмотрть, какъ это выйдетъ. Но оказалось это трудне, чмъ она думала. Посл безчисленныхъ попытокъ она остановилась на слдующихъ строкахъ, какъ на лучшемъ отвт, еслибъ ршилась сдлаться лэди Фонъ:
‘Любезный лордъ Фонъ, такъ какъ мы были помолвлены и вс наши друзья извщены объ этомъ, то мн кажется, что дло лучше бы довести до конца’.
Тмъ не мене 30 марта утромъ письмо еще отослано не было. Она сказала себ, что дня два будетъ обдумывать свой отвтъ — но и въ пятницу эти нсколько словъ еще лежали въ ея письменной шкатулк на-готов.
Что выигрывала она, выходя замужъ за человка, котораго просто нетерпла? Что онъ также не любилъ ее, ничего для нея не значило. Этотъ человкъ дурно съ ней обращаться не будетъ, какъ бы непріязненно расположенъ къ ней ни былъ, или врне сказать, то дурное обращеніе, котораго она могла ожидать отъ него, не такого было свойства, чтобъ нарушить ея спокойствіе. Онъ не станетъ бить ее, обирать, запирать на ключъ или морить голодомъ. Онъ или оказывалъ бы ей полное пренебреженіе, или читалъ наставленія. Относительно перваго она могла бы утшаться вниманіемъ другихъ, а на проповди пожалуй и сама съумла бы отвтить проповдями же — не мене рзкими, если не такими продолжительными, какъ его сіятельство. Во всякомъ случа она не боялась его. Но что-жъ она выиграетъ? Очень хорошо имть скалу для опоры, какъ говорила мистрисъ Карбункль, но все-таки это не составляетъ всего. Лиззи даже не вполн была убждена, что ей пріятно будетъ жить на скал.
И незыблемое положеніе въ свт не можетъ стоить слишкомъ дорого. Во всей особ лорда Фона не оказывалось ни капли поэзіи, а поэзіи-то и жаждала ея душа — поэзіи при пышной обстановк, шампанскомъ, брилліантахъ и обожаніи. Доходъ ея оставался при ней, а между тмъ она не усматривала необходимости для себя въ скал. Вслдствіе такихъ соображеній она написала лорду Фону такую записку, по-крайней-мр образецъ записки, чтобъ сличить съ первою. И теперь отвтъ ея взялъ гораздо боле времени.
‘Милордъ, не знаю, какъ выразить съ достаточнымъ смиреніемъ мою признательность за громадное снисхожденіе и доброту въ письм вашего сіятельства. Но ваше возвышенное великодушіе, быть можетъ, выдается боле того и другого. На самомъ дл вы хотите уклониться отъ взятаго на себя обязательства, но сильно трусите послдствій и, не осмливаясь дйствовать открыто, взваливаете все на меня. Вы имли полный успхъ. Не полагаю, чтобъ вы когда-либо читали стихи, но по жалуй вы поймете слдующія дв строки:
‘Я вынуждена сказать, что поваренокъ вашего сіятельства.
‘Скоре сдлается моимъ мужемъ, чмъ вы сами.
‘Я вижу васъ насквозь и презираю отъ всего сердца.

‘Е. Юстэсъ.’

Она сличала свои два отвта въ сильномъ недоумніи, который отправить, когда къ ней явился человкъ, въ которомъ она узнала, полицейскаго, хотя онъ не называлъ себя имъ и одтъ былъ въ партикулярное платье. Майоръ Макинтошъ, говорилъ посланный, свидтельствуетъ ей почтеніе и спрашиваетъ, можетъ ли она сдлать ему честь принять его въ три часа пополудни. При первомъ взгляд на полицейскаго она мгновенно почувствовала, что въ скал-то именно она и нуждается. Мистрисъ Карбункль права. У нея много было непріятностей и впереди могло быть, слдовательно скалу-то ей и нужно. Но опять, чмъ она сильне убждалась въ этомъ, благодаря присутствію посланнаго, тмъ ясне видла, какъ трудно достигнуть безопасной скалы. Еслибъ она публично была изобличена, возобновленное предложеніе лорда Фона не имло бы никакой силы, она прекрасно знала это. Только бы сдлалось извстно, что брилліантовое ожерелье — хотя и ея собственное — находилось у нея подъ подушкой въ Карлейл, и онъ считалъ бы себ вправ отказаться отъ нея даже въ десятый разъ.
Она очень дурно обошлась съ посланнымъ, тмъ боле, что онъ выносилъ ея грубость, не отвчая ей тмъ же. Когда она сказала, что полиція дйствовала очень плохо и что майору Макинтошу непростительно безпокоить ее опять, ожерельемъ же своимъ она уже нисколько не дорожитъ, человкъ этотъ не возражалъ на ея вспышку. Онъ сознавался, что безпокойство ей причиняли большое и что полиція дйствовала плохо. Онъ чуть не сознался даже, что майоръ поступалъ непростительно. Онъ готовъ былъ согласиться на все, лишь бы достигнуть своей цли. Однако, когда Лиззи объявила, что не можетъ видться съ маіоромъ Макинтошемъ въ три часа, не можетъ принять его ни въ два, ни въ четыре, но въ пять, тогда учтивый посланный полицейскаго управленія намекнулъ ей словомъ, другимъ, что свиданія она избгнуть не можетъ и еще майоръ оказывалъ величайшее одолженіе тмъ, что самъ хотлъ быть у нея. Разумется, Лиззи согласилась на свиданіе. Если майору угодно пріхать она будетъ дома въ три часа.
По уход полицейскаго Лиззи сидла одна, совсмъ измнившись въ лиц противъ того, какъ смотрла посл письма Фона. На нее налегла новая тягость, больше быть можетъ всхъ прежнихъ. Бывали у нея тяжелыя минуты — какъ напримръ, когда ее вызвали въ судъ въ Карлейл или когда она застала у себя полицію по возвращеніи изъ театра и когда лордъ Джорджъ вынудилъ ее выдать ему свою тайну. Но при каждомъ изъ этихъ эпизодовъ надежда возвращалась къ ней съ новою силою прежде чмъ отчаяніе окончательно подавляло ее. Теперь же ей казалось, что все кончено и спасенія уже нтъ. Высшія власти лондонской полиціи, безъ сомннія, знали всю исторію. Ахъ, зачмъ не удалось ей заблаговременно взобраться на скалу, заручиться защитникомъ или человкомъ, обязаннымъ по-крайней-мр заступиться за нее и сдлать все, что возможно для ея защиты! Тогда она еще вынесла бы всю эту пытку.
Ну что ей длать въ настоящую минуту? Она поглядла на часы и увидала, что второй часъ. Мистрисъ Карбункль сидла запершись наверху съ Лучиндою, свадьба которой была назначена въ слдующій понедльникъ. Была пятница. Обратись она за помощью къ мистрисъ Карбункль, та не оказала бы ей никакой, разв только еслибъ она покаялась ей во всемъ. Она даже и на это была готова. А между тмъ какъ неосторожно поступила бы она, еслибъ по приход майора оказалось, что онъ ничего самъ не знаетъ! Ни одной минуты она не предполагала, чтобъ мистрисъ Карбункль сохранила ея тайну. Какъ ни жаждала она совта и утшеній дружбы, она тотчасъ сказала себ, что не купитъ ихъ, выдавъ свою тайну женщин.
Не представлялось ли ей средства убжать? Она не имла точнаго понятія о законахъ, полагала, что нельзя подвергнуться наказанію за то, что она не сдержитъ слова, даннаго даже такому сильному лицу какъ майоръ Макинтошъ. Она могла оставить записку, въ которой говорилось бы, что дло не терпящее отлагательства вынудило ее ухать. Опять и то сказать, куда же ей хать? Она было придумала отправиться въ кэб въ Нижнюю Палату, вызвать Фрэнка Грейстока и сказать ему всю правду. Гораздо лучше было бы, еслибъ съ майоромъ видлся онъ. Однако, опять ей пришло на умъ, что она можетъ ошибаться относительно размра свдній майора. Немного погодя она чуть не ршилась бжать въ Шотландію, оставивъ два слова, что вынуждена была немедленно хать къ своему сыну. Какъ на грхъ не оказывалось прямого позда въ Шотландію ране восьми или девяти часовъ вечера, а въ эти промежуточные часы полиціи достаточно будетъ времени уловить ее. Куда бы ей дваться на эти часы? Ахъ! будь у нея теперь скала, чтобъ ей не было надобности полагаться на одинъ собственный свои умъ!
По мр того какъ минута летла за минутою, она приходила къ убжденію, что ей надо видться съ майоромъ. Да, чтожъ она сдлала? Она ничего не украла. Ничьего имущества она не касалась? Ее обокрали подлйшимъ образомъ и полиція ничего не сдлала, чтобъ вернуть ей украденное, хотя это было ея обязанностью. Она позволитъ себ высказать майору свое мнніе объ оплошности полиціи. Не одинъ майоръ будетъ вести рчь.
Не будь одного слова, которымъ лордъ Джорджъ огорошилъ ее, она бы не унывала. Разумется, она солгала — и не разъ быть можетъ. Она очень хорошо знала, что говорила ложь. Что-жъ изъ этого? Разв не лгутъ люди ежедневно? Она почти и вниманія бы не обратила на обвиненіе во лжи. Но лордъ Джорджъ ей сказалъ, что она виновна въ клятвопреступленіи. Въ одномъ этомъ слов для нея заключалось что-то особенно страшное. И съ нимъ были связаны Богъ-всть какія ужасныя наказанія. Лордъ Джорджъ грозилъ ей тюрьмой, только она не помнила, на годы или на мсяцы. Ей сдавалось даже, будто она слыхала, что конфисковали имніе людей, оказавшихся виновными въ очень важныхъ преступленіяхъ. О, зачмъ нтъ у нея скалы!
Когда пробило три, часа она не ухала ни въ Шотландію, ни куда бы то ни было. Вскор она принимала майора. Еслибъ могла она вполн положиться на слугъ, то въ послднюю минуту сказалась бы не дома, но она опасалась измны, и положеніе ея было бы еще хуже посл безплодной попытки скрыться. Она сидла одна, блдная, съ разстроеннымъ лицомъ и вся дрожа, когда ввели къ ней майора. Лучше будетъ сказать тотчасъ, что майоръ зналъ или полагалъ, что знаетъ, вс подробности той и другой кражи, и что его предположенія были согласны съ истиною во всхъ отношеніяхъ. Пэшенсъ Крабстикъ и Канъ, помщенные безопасно, были готовы сказать все, что знаютъ. Смайлеръ сидлъ въ тюрьм, а Бенджаминъ находился въ Вн во власти австрійской полиціи, готовой, по совершеніи извстныхъ формальностей, требуемыхъ закономъ, сдать его на руки тхъ, кто желалъ его присутствія въ Англіи. Не подлежало сомннію, что Бенджаминъ и Смайлеръ будутъ преданы суду, послдній за воровство, а первый за участіе въ замысл грабежа и за сокрытіе краденныхъ вещей. Одного не могли ршить — что сдлать съ лэди Юстэсъ. Въ настоящую минуту это было главною заботою лондонской полиціи. Въ послднія три недли приняли вс мры, чтобъ сохранять это дло втайн, и мы не возьмемъ на себя лишняго, утверждая, что интересы Лиззи соблюдались не только со всмъ вниманіемъ, но и съ нжнымъ участіемъ.
— Мн очень жаль, что я долженъ тревожить васъ, лэди Юстэсъ, сказалъ майоръ.— Человкъ, котораго я присылалъ утромъ, вроятно, заявилъ вамъ, кто я.
— Я очень хорошо знаю, кто вы.
Лиззи длала невроятныя усилія, чтобъ скрыть свой страхъ, она совсмъ упала духомъ. Майоръ этого однако не примчалъ, повидимому, и самъ былъ до крайности смущенъ, стараясь избавить ее отъ лишнихъ мукъ. Онъ былъ высокій, худощавый человкъ лтъ сорока, съ большими, добрыми глазами, тмъ не мене Лиззи только къ концу своего свиданія съ нимъ ободрилась настолько, чтобы взглянуть ему въ лицо.
— Я прихожу, какъ вамъ извстно, лэди Юстэсъ, по поводу воровства, совершившагося здсь въ дом — и другого въ Карлейл.
— Меня такъ измучили этими ужасными кражами! Иногда мн кажется, что он уложатъ меня въ могилу.
— Полагаю, мы открыли теперь всю истину.
— О! странно, отчего… вы такъ долго… не могли до нея добраться.
— Намъ пришлось имть дло съ очень искусными людьми, и я боюсь, что украденнаго мы никогда не будемъ въ состояніи вернуть.
— Я ни во что не ставлю своего ожерелья, сэръ, хотя оно безспорно принадлежало мн. Кром меня никто убытка не потерплъ и я не вижу причины, почему не бросить совсмъ этого дла, когда я нисколько имъ не интересуюсь. Кто бы ни взялъ брилліанты, пусть ими и владетъ.
— По нашей обязанности мы должны были раскрыть истину и, полагаю, раскрыли ее наконецъ. Быть можетъ, какъ вы говорите, намъ слдовало бы ране прійти къ этому результату.
— О! мн все-равно.
— У насъ содержатся двое, лэди Юстэсъ, которые должны дать показанія, какъ свидтели и, я боюсь, мы будемъ вынуждены пригласить и васъ — дать показаніе.
Лиззи пришло на умъ, что ее не могли въ одно и тоже время засадить въ тюрьму и вызывать въ качеств свидтельницы, но она ничего не сказала. Посл того майоръ приступилъ къ единственному вопросу существенной важности.
— Разумется, вы не обязаны говорить мн-что либо, лэди Юстэсъ, иначе какъ если сами того пожелаете, позвольте васъ уврить, что я нисколько не имю въ виду побудить васъ выдать себя.
— Не понимаю, что вы этимъ хотите сказать.
— Если вы сами поступили незаконно, я не требую отъ васъ сознанія.
— Въ чемъ же? что у меня украли вс мои брилліанты? Быть можетъ, я и дурно сдлала, что имла ихъ при себ.
— Вернемтесь къ моему вопросу. Полагаю, мы съ вами не станемъ оспаривать, что брилліантовое ожерелье находилось въ вашей письменной шкатулк, когда воры вошли въ этотъ домъ, взломали вашу шкатулку и украли ожерелье вмст съ деньгами?
Лиззи задыхалась и не въ силахъ была отвчать. Майоръ говорилъ кротко и снисходительно — но какъ же ей допустить этотъ фактъ? Именно на немъ все и основывалось.
— Пэшенсъ Крабстикъ созналась во всемъ, продолжалъ майоръ:— она покажетъ подъ присягою, что видла ожерелье въ вашихъ рукахъ въ Гертфордской улиц, когда вы убирали его въ письменную шкатулку. Это она сообщила Бенджамину — какъ прежде извщала его относительно вашего путешествія въ Шотландію — и ее свели съ двумя людьми, которыхъ она впустила въ домъ. Одного изъ нихъ, который также долженъ будетъ показать, что знаетъ, она видла прежде въ Карлейл. При ней ожерелье было вынуто. Тотъ самый, кто взломалъ замокъ шкатулки и вынулъ изъ нея брилліанты, вырзалъ и дверь въ Карлейл. Онъ такъ и покажетъ въ суд. Тотъ, кто вынесъ ожерелье изъ дома и взломалъ сундучокъ въ Карлейл, будетъ судиться, какъ и Бенджаминъ, который сбылъ брилліанты. Я теперь разсказалъ вамъ все, что мн сообщено горничною Крабстикъ. Разумется, если это неправда, вы вольны опровергать ея слова.
Лиззи сидла молча и неподвижно, устремивъ глаза въ полъ. Она не въ силахъ была говорить.
— Еслибъ вы позволили мн, лэди Юстэсъ, дать вамъ совтъ — истинно дружескій совтъ.
— О! прошу васъ.
— Вамъ лучше бы прямо сознаться, что все это справедливо.
— Брилліанты вдь были мои собственные, едва слышно молвила она.
— По-крайней-мр, вы такъ полагали. На этотъ счетъ едвали возможно сомнніе. Никто не думаетъ, чтобъ воровство въ Карлейл было устроено вами.
— О, нтъ!
— Но вы, вроятно, вынули ожерелье изъ сундучка передъ тмъ, какъ легли спать?
— Нтъ, не тогда.
— Все же вы его вынули?
— Я сдлала это въ утро моего отъзда изъ Портрэ. Меня напугали тмъ, что сундучокъ украдутъ.
— Именно такъ — и вы положили ихъ въ письменную шкатулку въ этомъ дом?
— Это правда, сэръ.
— Я вамъ скажу, что не сомнвался относительно этого прежде чмъ пріхалъ къ вамъ. Ужъ я давно ршилъ въ ум, что иначе быть не можетъ, мое предположеніе подтвердилось недавно показаніями двухъ изъ соучастниковъ. Одинъ изъ воровъ и брилліантщикъ будутъ преданы уголовному суду и я боюсь, что вамъ предстоитъ непріятность находиться въ числ свидтелей.
— Что-же со мною сдлаютъ, майоръ Макинтошъ?
Лиззи въ первый разъ взглянула ему въ глаза и почувствовала въ нихъ доброту. Не онъ ли ея скала? Кажется, онъ говорилъ съ нею не враждебно, да и то сказать, кто могъ знать лучше его, какимъ образомъ выйти изъ затрудненія.
— Васъ попросятъ сказать всю правду.
— Я непремнно это и сдлаю, отвтила Лиззи, не сообразивъ, что посл всего, что она налгала, очень будетъ трудно сказать правду.
— И васъ, вроятно, пригласятъ повторять это на вс лады, способомъ, который вамъ покажется непріятенъ. Вотъ видите ли, и здсь въ Лондон, и въ Карлейл вы… вы давали неврныя показанія.
— Знаю. Но ожерелье принадлежало мн. Вдь въ этомъ не было ничего безчестнаго — не такъ ли, майоръ Макинтошъ? Когда ко мн пришли вы комнату въ Карлейл, я совсмъ потерялась и не знала почти, что говорю. А разъ какъ дала неврное показаніе, я ужъ и не знала, какъ мн взять слова свои назадъ.
Майоръ, не такъ коротко ознакомленный съ Лиззи, какъ читатель, пожаллъ ее.
— Я это понимаю, сказалъ онъ.
Насколько онъ былъ добре къ ней лорда Джорджа, когда она созналась ему во всемъ! Вотъ она скала-то! И такой красивый мужчина впридачу — не то чтобъ корсаръ, когда онъ имлъ высокое положеніе въ лондонской полиціи — по сильный и молодцеватый, который съуметъ владть шпагою или пистолетомъ не хуже любого корсара и, безъ сомннія, одаренъ и поэтическимъ чувствомъ! Подобная мечта однако оказывалась совершенно тщетною: у майора были жена и семь человкъ дтей.
— Только скажите мн, что я должна сдлать, говорила она, глядя на него съ мольбою и протянувъ къ нему сложенныя руки.
Тогда онъ объяснилъ ей очень подробно и съ большимъ терпніемъ, что онъ ей совтовалъ. Онъ полагалъ, что если она будетъ вызвана какъ свидтельница, не станутъ ее преслдовать судомъ за неврныя показанія, въ которыхъ она безъ сомннія была повинна. Было всякое вроятіе, что она получитъ удостовреніе на этотъ счетъ, прежде чмъ ее пригласятъ дать свое показаніе при предварительномъ дознаніи по длу Бенджамина и Смайлера. Онъ не могъ общать ей, что это будетъ такъ, однако не сомнвался въ этомъ. Чтобъ не представилось никакихъ зацпъ, онъ ей очень совтовалъ отправиться безъ замедленія къ Кэмпердауну и сознаться ему во всемъ.
— Юстэсы должны быть предупреждены, говорилъ майоръ: — а лучше для васъ, чтобъ вы сдлали это сами, чмъ чтобъ мы увдомили ихъ.
Когда она колебалась, онъ пояснилъ ей, что этого дла никакъ скрыть нельзя и что ея показаніе неминуемо будетъ напечатано въ газетахъ. Онъ полагалъ, что ее вызовутъ чрезъ недлю — это было бы въ первую пятницу посл свадьбы Лучинды — и совтовалъ хать къ Кэмпердауну на слдующее утро.
— Какъ! завтра? воскликнула Лиззи въ отчаяніи.
— Любезная лэди Юстэсъ, чмъ скоре вы вернетесь на прямой путь, тмъ скоре успокоитесь.
Она общала похать въ среду — на другой день свадьбы.
— Не удивляйтесь тогда, если окажется, что Кэмпердауну уже все будетъ извстно, замтилъ майоръ.
— Скажите мн одно, обратилась она къ нему, когда протягивала ему руку на прощаніе: — могутъ или нтъ отнять у меня что-либо изъ того, что мн принадлежитъ по праву?
— Не думаю, чтобъ могли, отвтилъ майоръ и довольно быстро исчезъ изъ комнаты.

Глава LXIX.
Я НЕ МОГУ ЭТОГО СДЛАТЬ.

Субботу и воскресенье Лиззи провела въ наружномъ спокойствіи, хотя безъ сомннія душа ея была сильно взволнована. Она не сказала ничего о томъ, что происходило между нею и майоромъ Макинтошомъ, объяснила, что ея посщеніе было сдлано единственно съ цлью сообщить ей, что Бенджамина выслали изъ Вны, но что брилліанты пропали безслдно. Она условилась съ майоромъ Макинтошомъ не хать къ Кэмпердауну до вторника — оправдывая свою отсрочку своими хлопотами о свадьб мисъ Ронокъ, и слдовательно, эти два дня принадлежали ей. Посл нихъ наступитъ совершенное измненіе въ ея жизни. Вс узнаютъ исторію о брилліантахъ — кузенъ Фрэнкъ, лордъ Фонъ, Джонъ Юстэсъ и мистрисъ Карбункль, жители Бобсборо и, лэди Гленкора, и старая карга, ея тетка, графиня Линлитго. Это должно наступить теперь — но у нея есть два дня, въ которые она можетъ оставаться спокойна и подумать о своемъ положеніи. Она хотла послать одно изъ своихъ писемъ къ лорду Фону прежде чмъ подетъ къ мистеру Кэмпердауну — но которое ей послать? Или написать третье, объяснявшее все дло въ сладкихъ, жалобныхъ, женскихъ выраженіяхъ, и поклясться, что единственное оставшееся чувство въ ея груди — преданная любовь къ человку, который теперь два раза общалъ сдлаться ея мужемъ?
Между тмъ приготовленія къ знаменитой свадьб продолжались. Мистрисъ Карбункль хлопотливо проводила свое время между спальней Лучинды и банкетной залой въ Олбемарльской улиц. Несмотря на денежныя затрудненія, приданое вышло чудесное, и даже Лиззи удивилась брилліантамъ, которые эта неутомимая женщина собрала для предварительной выставки въ Герфортской улиц. Она проводила цлые часы у Гоуэля и Джэмса, и удивительно, какъ дешево устроилась и тутъ и тамъ. Присланы были вещи для выбора, изъ которыхъ большая часть должна была быть возвращена, но вс оставлялись для выставки. Т-же самыя вещи, которыя показывались въ пятницу и субботу друзьямъ въ Гэртфордской улиц какъ часть приданаго, перевозились въ Олбемарльскую улицу въ воскресенье, для добавленія почти публичной выставки подарковъ въ понедльникъ. Денегъ истрачено было очень много, но большая часть была взята въ кредитъ. Каждая частица щедрости друзей такъ была прилажена, чтобъ увеличить наружное великолпіе. И мистрисъ Карбункль сдлала все это безъ всякой помощи со стороны Лучинды. среди самаго презрительнаго равнодушія со стороны Лучинды. Ее съ трудомъ можно было уговорить позволить модисткамъ примрить ей платья и она положительно отказалась надть ботинки съ золотистыми каблуками и бронзовыми носками, которые составляли большую красу. Никто не зналъ этого кром мистрисъ Карбункль и горничной — даже Лиззи Юстэсъ не знала, разъ невста съ бшенствомъ накинулась на наряды, разбросала кружева, сунула подъ кровать ящики съ перчатками, а ботинки съ золотистыми каблуками въ каминъ, и выразила бурю ярости противъ прекраснйшей выставки юпокъ, устроенной когда-либо съ цлью возбудить восторгъ и зависть пріятельницъ. Но все это мистрисъ Карбункль перенесла и все стояла на-своемъ. Дло такъ близилось къ концу, что она могла настаивать, хотя поводъ бросить его былъ такъ великъ. Она даже перестала длать замчанія племянниц, но молча продолжала считать часы до-тхъ-поръ, пока хлопоты снимутся съ ея плечъ и перейдутъ на плеча сэр-Грифина. Для нея было очень важно, она даже этого не ожидала, что ни Лучинда, ни сэр-Грифинъ положительно не отказались отъ брака. Теперь невозможно было отказаться ни тому, ни другой.
Къ счастью для мистрисъ Карбункль, сэр-Грифинъ восхитился выставкой, онъ сдлалъ это по медвжьему, указывая на пятнышки съ такимъ смысломъ, котораго мистрисъ Карбункль до-сихъ-поръ не подозрвала въ немъ. Относительно нкоторыхъ украшеній онъ замтилъ, что и серебро и золото были не настоящія. Фальшивую нитку жемчуга онъ примтилъ тотчасъ — а пощупавъ одно кружево, вздернулъ носъ и покачалъ головой. Потомъ въ воскресенье въ Олбемарльской улиц онъ указалъ мистрисъ Карбункль на разныя вещи, которыя видлъ въ спальн въ субботу.
— Но, любезный сэр-Грифинъ, безъ этого нельзя, сказала мистрисъ Карбупкль.
— О!— безъ этого нельзя, такъ-ли? сказалъ сэр-Грифинъ, опять вздернувъ носъ.— А откуда эта чаша?
— Это одна изъ самыхъ лучшихъ _ этрусскихъ вазъ Мортлока, сказала мистрисъ Карбункль.
— О!— Я думалъ, что этрусскія вазы получаются изъ Греціи и Италіи, сказалъ сэр-Грифинъ.
— Право вы несносны, сказала мистрисъ Карбункль, усиливаясь не разсердиться.
Онъ провелъ много часовъ въ воскресенье въ Гертфордской улиц и лордъ Джорджъ также былъ тамъ нсколько времени. Лиззи, которая не могла устремить свои мысли только на эту свадьбу, оставалась одна въ гостиной большую часть дня, но она вышла, когда тамъ былъ лордъ Джорджъ.
— Я слышалъ, что здсь былъ Макинтошъ, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Да — былъ.
— Что же онъ сказалъ?
Лиззи не понравилось, какъ этотъ человкъ смотрлъ на нее, ей казалось, что взглядъ его не только недружелюбенъ, но положительно жестокъ. Онъ какъ-будто намекалъ, что ему извстно, что ея тайна скоро обнаружится. А что такое теперь онъ для нея, чтобы обращаться съ нею дерзко? То, что онъ зналъ, узнаютъ вс на этой недл. А тотъ другой человкъ, который уже зналъ объ этомъ, былъ ласковъ къ ней, ничего не говорилъ о ложной присяг, а объяснилъ ей, что ей придется перенести одн непріятности, а вовсе не тюрьму и не потерю денегъ. Лордъ Джорджъ, къ которому она была такъ вжлива, для котораго она тратила деньги, которому она почти навязывала себя и все свое состояніе — лордъ Джорджъ, котораго она выбрала первымъ повреннымъ своей тайны, ни слова не сказалъ, чтобы утшить ее, но еще представилъ ей дло гораздо хуже чмъ оно было на самомъ дл. Для чего ей покоряться допросамъ лорда Джорджа? Дня черезъ два тайна, извстная ему, уже не будетъ тайною.
— Это все-равно, что бы онъ ни сказалъ, лордъ Джорджъ, отвтила она.
— Онъ все разузналъ?
— Спросите его сами, сказала Лиззи: — мн это дло надоло и я не хочу больше о немъ говорить.
Лордъ Джорджъ засмялся и Лиззи возненавидла его за этотъ смхъ.
— Вы прежде были такими друзьями, сказала мистрисъ Карбункль:— а теперь огрызаетесь другъ на друга.
— Это непостоянно ея сіятельство, а не я, сказалъ лордъ Джорджъ.
Посл этого лэди Юстэсъ вышла изъ комнаты и не показывалась до обда.
Вскор посл этого Лучинда также старалась ускользнуть, но этому воспротивился сэр-Грифинъ. Сэр-Грифинъ былъ очень веселъ и держалъ себя какъ счастливый женихъ.
— Полно, Лучи, сказалъ онъ: — бросьте важничать. Завтра вдь вы должны совсмъ покориться.
— Тмъ боле причины, чтобъ я не покорялась сегодня.
— А вотъ не будетъ же по вашему, сказалъ сэр-Грифинъ.— Лучи, сядьте ко мн на колни и поцлуйте меня.
Въ эту минуту лордъ Джорджъ и мистрисъ Карбункль были въ первой гостиной и лордъ Джорджъ разсказывалъ настоящую исторію ожерелья. Надо объяснить въ его защиту, что поступая такимъ образомъ, онъ не считалъ, что измняетъ довренности, оказанной ему.
— Полиція все это знаетъ, я узналъ отъ Гэджера. Они были обязаны сказать мн, что на прошлой недл вся полиція думала, что я былъ главный между ворами. Когда подумаю объ этомъ, я самъ не знаю, смяться мн или плакать.
— И они были у нея все время! воскликнула мистрисъ Карбункль.
— Да, въ этомъ дом! Слыхали вы когда о такой кошечк? Я могу сказать вамъ еще больше. Она хотла, чтобъ я взялъ ихъ и продалъ.
— Нтъ!
— Хотла — а теперь, видите, какъ она обращается со мною! Все-равно. Не говорите ей ни слова, пока это не обнаружится само-по-себ. Ее безъ сомннія арестуютъ.
— Арестуютъ!
Дальнйшія восклицанія мистрисъ Карбупкль были остановлены борьбою Лучинды въ другой комнат. Она отказалась ссть на колни къ жениху, но согласилась, что обязана покориться поцлую. Онъ поцловалъ ее, а потомъ старался притащить на колни къ себ. Но Лучинда была сильна, сопротивлялась и, какъ впослдствіи онъ говорилъ, свирпо ударила его.
— Разумется, я ударила его, сказала Лучинда.
— Вы поплатитесь за это, сказалъ сэр-Грифинъ.
Это происходило въ присутствіи лорда Джорджа и мистрисъ Карбункль, а между тмъ Лучинда и сэр-Грифинъ должны были внчаться на другой день.
— Какъ это вамъ пришло въ голову жаловаться, что двушка ударила васъ — да еще та, которая завтра будетъ вашей женой? сказалъ лордъ Джордъ, когда они вмст ушли.
— Я знаю на что жаловаться и на что нтъ, сказалъ сэр-Грифинъ.— Вы отдадите мн деньги?
— Нтъ, не отдамъ, сказалъ лордъ Джорджъ:— вотъ и дло съ концомъ.
Несмотря на это, они обдали вмст въ клуб, а вечеромъ сэр-Грифинъ опять былъ въ Гертфордской улиц.
Это случилось въ воскресенье и ни одна изъ дамъ не пошла въ церковь. Эмиліусъ хорошо понималъ причину ихъ отсутствія и не чувствовалъ пасторскаго гнва. Онъ долженъ былъ внчать парочку утромъ въ понедльникъ и обдалъ съ дамами въ воскресенье. Онъ былъ особенно любезенъ, улыбался и говорилъ о предстоящемъ гимене, какъ-будто онъ общалъ быть радостнымъ и счастливымъ боле обыкновеннаго. Къ Лиззи онъ былъ почти дружелюбенъ, а мистрисъ Карбункль льстилъ до-нельзя. Способность этого человка оставаться веселымъ подъ тяжестью непріятностей, угнетавшихъ всю семью, была удивительна. Ему приходилось имть дло съ женщинами суетными, зачерствлыми и наклонными вполн къ дурному. Даже относительно невсты, которая чувствовала ужасъ своего положенія, справедливость требуетъ это сказать. Хотя каждый день и каждый часъ она открыто объявляла свою ненависть къ окружающему ее — а между тмъ она все продолжала. Съ-тхъ-поръ, какъ она вступила въ жизнь, она ничего не знала кром фальшивости и хитрыхъ плановъ, — и хотя возмущалась противъ послдствій, она не возмущалась противъ дурныхъ поступковъ. Для этой несчастной молодой двушки и ея двухъ пріятельницъ Эмиліусъ разглагольствовалъ съ внушительной смсью небеснаго и земного прославленія, что доказывало во всякомъ случа большое искусство съ его стороны. Онъ говорилъ имъ, что добрая жена была короною, или лучше сказать внкомъ изъ воздушныхъ розъ для своего мужа, и что высокое званіе и важное положеніе въ свт длали такой внокъ еще прелестне и драгоцнне. Его труды въ виноградникахъ, говорилъ онъ, послднее время происходили между богатыми и знатными, и хотя онъ не скажетъ, что иметъ право тщеславиться этимъ, а все благодаритъ Бога ежедневно, что ему дана возможность подать сьою смиренную помощь къ веденію божественной жизни тмъ, которые своимъ примромъ могутъ имть такое большое вліяніе на своихъ ближнихъ.
Когда пришелъ сэр-Грифинъ, Эмиліусъ обратилъ на него особенное вниманіе.
— Я думаю, сэр-Грифинъ, началъ онъ: — что ни одинъ періодъ въ жизни человка не бываетъ такъ счастливъ, какъ тотъ, въ который вы вступите завтра.
Это онъ сказалъ шепотомъ, но шепотъ этотъ былъ слышенъ дамамъ.
— Да, это правда, сказалъ сэр-Грифинъ.
— Что значитъ жизнь, пока мужчина не встртитъ подругу своей души? Одна пустота — и пустота эта становится каждый день нестерпиме несчастному пустыннику.
— Я удивляюсь, почему вы не женитесь сами, сказала мистрисъ Карбункль, примтившая, что сэр-Грифинъ не можетъ пріискать отвта.
— Ахъ, еслибъ любовь всегда была счастлива! сказалъ мистеръ Эмиліусъ, взглянувъ на Лиззи Юстэсъ.
Всмъ было очевидно, что онъ не хочетъ скрывать своей страсти.
Мистрисъ Карбункль стремилась къ тому, чтобъ жениха съ невстой не оставлять вдвоемъ, но чтобъ ихъ заставить думать, будто они проводятъ вечеръ въ дружескихъ разговорахъ. Лучинда не говорила почти ничего посл ея непріятной борьбы съ сэр-Грифиномъ. Онъ говорилъ мало, но съ мистрисъ Карбункль обращался лучше обыкновеннаго. Время отъ времени она шепталась съ нимъ, говорила, что он будутъ въ церкви ровно въ одиннадцать, объясняла, какъ велики будутъ чемоданы Лучинды для свадебной поздки, увряла, что новая горничная Лучинды будетъ сокровищемъ для его манишекъ и носовыхъ платковъ. Она прекрасно болтала о мелочахъ, всегда длала какіе-нибудь намеки на Лучинду и ни разу не упомянула, что его ожидаетъ далеко не рай. Труды были большіе, задача ужасная, но теперь она кончилась. А къ Лиззи она была очень вжлива, не намекнула ни словомъ, ни взглядомъ, что угрожаетъ новая непріятность по поводу брилліантовъ. У ней тоже, когда она принимала сальныя любезности Эмиліуса съ милой улыбкой, душа была также полна заботъ.
Наконецъ сэр-Грифинъ ушелъ, опять поцловавъ свою невсту. Лучинда приняла его поцлуй не говоря ни слова и почти безъ трепета.
— Ровно въ одиннадцать, сэр-Грифинъ, сказала мистрисъ Карбункль весело.
— Прекрасно, отвтилъ сэр-Грифинъ, выходя изъ дверей.
Лучинда перешла чрезъ комнату и не спускала глазъ съ его удаляющейся фигуры, когда онъ спускался съ лстницы. Эмиліусъ уже ушелъ, общая не опоздать, и Лиззи ушла спать.
— Милая Лиззи, спокойной ночи, сказала мистрисъ Карбункль, цлуя ее.
— Спокойной ночи, лэди Юстэсъ, сказала Лучинда:— я врно увижу васъ завтра?
— Увидите меня? Разумется, вы увидите меня. Я приду къ вамъ съ двицами, когда вы напьетесь чаю.
Двицы, о которыхъ упоминалось, были четыре подруги невсты, которыхъ трудно было найти, потому что у Лучинды не было ни сестры, ни кузины, и она не имла особенной дружбы ни къ кому. Но мистрисъ Карбункль устроила это и четыре прилично одтыя двицы должны были явиться завтра въ десять часовъ утра.
Потомъ Лучинда и мистрисъ Карбункль остались одн.
— Одно я знаю наврно, сказала Лучинда тихимъ голосомъ.
— Что такое, душа моя?
— Я никогда боле не увижусь съ сэр-Грифиномъ Тьюитомъ.
— Ты говоришь нарочно такимъ образомъ, чтобъ лишить меня силъ въ послднюю минуту.
— Любезная тетушка, я не лишила бы васъ силъ, еслибъ это зависло отъ меня. Я боролась такъ усиленно — просто для того, чтобъ вы освободились отъ меня. Мы об поступили очень сумасбродно, но я перенесла бы все наказаніе, еслибъ могла.
— Ты знаешь, что теперь это вздоръ.
— Очень хорошо. Я только вамъ говорю. Я знаю, что никогда не увижу его боле. Я никогда не ршусь остаться съ нимъ наедин. Я этого сдлать не могу. Когда онъ дотрогивается до меня, все мое тло страдаетъ. Его поцлуй сводитъ меня съ ума.
— Лучинда, это очень нехорошо. Ты сама себя доводишь до сумасбродства.
— Нехорошо — да, я знаю, что я поступаю нехорошо. Но довольно было сдлано нехорошаго. Неужели вы думаете, что я намрена извинять себя?
— Однако ты завтра непремнно выйдешь за сэр-Грифина.
— Я никогда за него не выйду. Какъ я отъ него избавлюсь — смертью, сумасшествіемъ, самоубійствомъ — это извстно одному Богу.
Тутъ она замолчала, а тетка, посмотрвъ ей въ лицо, начала думать, что она говоритъ серіозно. Но она все-таки не принимала этого за окончательный результатъ завтрашняго дня. Лучинда и прежде часто говорила тоже самое, а все-таки покорялась.
— Знаете, тетушка Джэнъ, не ко всякому человку, конечно, могла я чувствовать любовь. Но этого человка — о Боже! какъ я его ненавижу! Я не могу этого сдлать.
— Лучше ложись спать, Лучинда, и позволь мн прійти къ теб утромъ.
— Да, приходите ко мн утромъ — рано.
— Приду — въ восемь часовъ.
— Тогда я, можетъ быть, буду знать.
— Душа моя, пойдемъ въ мою комнату и лягъ со мною.
— Нтъ, у меня такъ много дла. Мн надо бумаги сжечь, вещи уложить. Приходите ко мн въ восемь часовъ. Спокойной ночи, тетушка Джэнъ!
Мистрисъ Карбункль пошла съ ней въ ея спальню, дружелюбно поцловала ее и оставила.
Она дйствительно испугалась. Что будутъ говорить о ней, если она настоятельно доведетъ бракъ до конца, а если посл какая-нибудь страшная трагедія разыграется между мужемъ и женой? Она все-таки была уврена, что Лучинда, несмотря на все сказанное ею, пойдетъ къ алтарю и выдержитъ брачный обрядъ. Послднія слова, о сжиганьи бумагъ и укладываніи вещей, какъ будто показывали, что Лучинда все еще думала ухать завтра изъ этого дома. Но что будетъ посл? Отвращеніе, выражаемое невстой, было непритворное. Какъ мистрисъ Карбункль хорошо было извстно, это была антипатія не фальшивая. Она старалась представить себ, какъ поступитъ эта двушка и какова будетъ ея участь, если она очутится во власти человка, котораго она такъ ненавидла. Но не длали ли тоже самое другія двушки и между тмъ оставались живы, толстли, длались равнодушны и пристращались къ свту? Только труденъ первый шагъ.
Какъ бы то ни было дло должно продолжаться — должно продолжаться, каковъ бы ни былъ результатъ для Лучинды или мистрисъ Карбункль самой. Да, оно должно продолжаться. Конечно, свтъ очень безжалостенъ къ нимъ, къ подобнымъ имъ женщинамъ, къ тмъ, которыя осуждены необходимостью своего положенія къ постоянной борьб. Такъ всегда было и всегда будетъ. Но каждую горькую чашу слдуетъ осушать въ надежд, что другая будетъ слаще. Разумется, свадьб надо совершиться, хотя разумется чаша должна быть очень горька.
Не разъ ночью мистрисъ Карбункль подкрадывалась къ двери комнаты племянницы, стараясь узнать что происходитъ внутри. Въ два часа, когда она стояла на площадк, свча была погашена и мистрисъ Карбункль слышала, какъ Лучинда легла въ постель. По крайней-мр въ этомъ отношеніи все обстояло благополучно. Неясное, смутное понятіе о какой-то возможной трагедіи промелькнуло въ голов бдной женщины, заставило ее трястись и трепетать, не допускало ее, какъ она ни утомилась, лечь,— но теперь она сказала себ, что это пустая фантазія, и легла спать. Разумется Лучинда должна это перенести. Она сама этого хотла, а сэр-Грифинъ ничмъ не хуже другихъ. Говоря это себ, мистрисъ Карбункль ожесточила свое сердце, вспомнивъ, что ея собственная супружеская жизнь была не особенно счастлива.
Ровно въ восемь часовъ на слдующее утро постучалась она въ дверь племянницы и ее тотчасъ попросили войти.
— Войдите, тетушка Джэнъ.
Эти слова чрезвычайно ее развеселили. По-крайней-мр, трагедіи еще не было, и повертывая ручку замка, мистрисъ Карбункль чувствовала, разумется, что эта свадьба придетъ къ окончанію, какъ всякая другая. Она нашла Лучинду уже одтою — но костюмъ ея нисколько не показывалъ приготовленій къ свадебному туалету. На ней была обыкновенная утренняя блуза, а волосы подобраны кверху и зашпилены, какъ-будто она уже приготовилась къ отъзду. Но боле всего удивилась мистрисъ Карбункль обращенію Лучинды. Она сидла за столомъ и читала книгу, которая, какъ узнали потомъ, была Библія, и не повернула головы, когда вошла тетка.
— Какъ! ты уже встала? сказала мистрисъ Карбункль: — и одта.
— Да, я встала и одта. Я встала давно. Какъ могла я лежать въ постели въ такое утро? Тетушка Джэнъ, я желала дать вамъ знать такъ скоро, какъ только возможно, что никакія причины на свт не заставятъ меня выйти изъ этой комнаты сегодня.
— Какой вздоръ, Лучинда!
— Говорите что хотите, только лучше бы вамъ поврить мн. Прошу васъ, извстите мистера Эмиліуса и тхъ двушекъ — и того человка. Хорошо, еслибъ лордъ Джорджъ увдомилъ всхъ остальныхъ. Я не шучу.
Она и дйствительно не шутила — она говорила совершенно серіозно, хотя въ ея обращеніи проглядывалъ оттнокъ безпечности, и мистрисъ Карбункль, подмтивъ это, вообразила, что она мене будетъ упорна, чмъ наканун вечеромъ. Несчастная тетка цлыхъ полтора часа упрашивала, грозила, бранила и плакала. Когда двушки одна за другою постучали въ дверь, ихъ не впустили. Мистрисъ Карбункль все еще не теряла надежды одержать верхъ. Однако ничто не могло поколебать Лучинды или заставить ее даже обсуждать вопросъ. Она сидла, не отводя глазъ отъ страницы, раскрытой предъ нею, почти не отвчала, совсмъ не оправдывалась, но только увряла, что ни за что на свт не выйдетъ изъ комнаты въ этотъ день.
— Что-жъ ты меня убить что-ли хочешь? вскричала наконецъ мистрисъ Карбункль.
— Вы убили меня, отвтила Лучинда,
Въ половин десятаго къ двери подошла Лиззи Юстэсъ и въ своемъ отчаяніи мистрисъ Карбункль сочла лучшимъ спросить ея совта. Итакъ Лиззи впустили.
— Что случилось? спросила она.
— Все пропало! отвтила несчастная тетка.— Она говоритъ, что — не пойдетъ замужъ.
— О, Лучинда!
— Ради Бога, уговорите ее, лэди Юстэсъ. Ужъ поздно становится, ей бы слдовало быть почти одтой. Разумется, она должна дать себя одть.
— Я одта.
— Однако, милая Лучинда, вс же васъ ждутъ, замтила Лиззи.
— Пусть ждутъ — пока не надостъ. Если тетушк Джэнъ не угодно было послать предупредить ихъ, вина не моя. Я не выйду изъ этой комнаты сегодня, если меня не вынесутъ насильно. Что же вы добиваетесь, чтобъ я убила этого человка?
Ей принесли чаю и старались уговорить ее принять пищу. Она согласна была выпить чаю, если ей дадутъ слово извстить гостей, чтобъ они не прізжали. Мистрисъ Карбункль уступила настолько, что соглашалась на это, если Лучинда назначитъ свадьбу на завтра или на посл-завтра. Услыхавъ это, однако молодая двушка выказала почти величіе въ своемъ гнв. Ни завтра, ни посл-завтра, ни въ слдующій затмъ день она не пойдетъ за подлеца, которому хотятъ отдать ее насильно.
— Все же она должна выйти, обратилась мистрисъ Карбункль къ Лиззи.
— А вотъ увидите, должна ли, возразила Лучинда, сидя неподвижно у стола и не отводя отъ Библіи глазъ.
Пришелъ слуга доложить, что четыре подруги невсты въ гостиной. Тутъ твердость измнила даже мистрисъ Карбункль, она бросилась на кровать и заплакала.
— О, лэди Юстэсъ! что намъ длать? Лучинда, ты просто убила меня, и это посл всего, что я для тебя сдлала!
— А со мною что сдлано, какъ вы полагаете? возразила Лучинда.
Надо было на что-нибудь ршиться. Вс слуги въ дом знали уже, что свадьб не бывать, вроятно, кой-какой слухъ о неудач дошелъ и до четырехъ двицъ, собравшихся въ гостиной.
— Что мн длать? вскричала мистрисъ Карбункль, вскочивъ съ постели.
— Мн кажется, что дйствительно лучше бы извстить мистера Эмиліуса, отвтила Лиззи: — да и лорда Джорджа также.
— Что-жъ мн сказать? Кого я пошлю? О, лучше бы кто-нибудь убилъ меня сію же минуту! Лэди Юстэсъ, не согласитесь ли вы сойти внизъ и сказать молодымъ двушкамъ, чтобъ он ухали?
— Не послать ли мн и Ричарда въ церковь?
— Конечно, посылайте всхъ и всюду. Я совсмъ теряюсь. О, Лучинда! никто и никогда еще не поступалъ такъ бездушно, такъ безчестно, такъ ужасно! Никогда, никогда я не буду въ силахъ вынести этотъ позоръ!
Мистрисъ Карбункль совсмъ упала духомъ, но Лучинда твердо сидла передъ столомъ, неподвижная какъ скала, безмолвная, не оправдываясь и только пристально глядя на Библію.
Лэди Юстэсъ передала порученіе удивленнымъ и негодующимъ подругамъ невсты и успла наконецъ отослать ихъ обратно домой. Ричардъ, въ блистательной новой ливре и забывъ вынуть изъ петлицы цвты — онъ совсмъ былъ готовъ хать съ невстою — отправился съ своею печальною встью сперва въ церковь, а потомъ въ нанятое для пира помщеніе въ Олбемарльской улиц.
— Свадьбы не будетъ? переспросилъ буфетчикъ въ гостинниц.— Я такъ и зналъ, что у этихъ людей что-то въ голов неладно. Во всякомъ случа куча вещей ручается за уплату по счету, прибавилъ онъ, вспомнивъ о свадебныхъ подаркахъ.

Глава LXX.
УВЫ!

Изъ Гертфордской улицы не посылали никуда боле. Сэр-Грифинъ и лордъ Джорджъ вмст хали въ церковь въ фаэтон и дорогой шаферъ отчасти подтрунивалъ надъ женихомъ по поводу предстоящей ему, какъ онъ полагалъ, перемны жизни.
— Я ршительно не понимаю, какъ вы устроитесь, говорилъ лордъ Джорджъ.
— Какъ другіе, полагаю.
— Да вдь вы и теперь уже на ножахъ.
— Все отъ старухи, которую вы такъ любите. Я не намренъ выносить капризовъ отъ моей жены, доложу вамъ. Знаю я, кому будетъ хуже, если она ихъ затетъ.
— Честное слово, я думаю, у васъ руки будутъ полны дла, сказалъ лордъ Джорджъ.
Они вышли изъ экипажа у маленькой боковой двери, ихъ встртилъ церковный служитель съ вытянутымъ лицомъ. Печальное извстіе уже пришло и было сообщено Эмиліусу, который находился въ ризниц.
— Пріхали дамы? спросилъ лордъ Джорджъ.
Огорченный клэркъ отвтилъ, что дамы не прізжали и мистеръ Эмиліусъ желаетъ ихъ видть. Итакъ ихъ ввели въ ризницу и они услыхали истину.
— Сэр-Грифинъ, началъ Эмиліусъ, держа баронета за руку: — мн очень жаль, что я поставленъ въ необходимость сообщить вамъ непріятную всть изъ Гертфордской улицы.
— Какую? спросилъ сэр-Грифипъ.
— Не то ли вы хотите сказать, что мисъ Ронокъ не прідетъ въ церковь? вскричалъ лордъ Джорджъ.— Клянусь Богомъ, я ожидалъ этого! Я такъ и зналъ.
— Я только то могу сообщить, лордъ Джорджъ, что знаю. Человкъ мистрисъ Карбункль былъ здсь минутъ десять назадъ, сэр-Грифинъ — прежде чмъ я усплъ прійти — и сказалъ церковному служителю, что… что…
— Что же, чортъ побери, сказалъ онъ? крикнулъ сэр-Грифинъ.
— То, что мисъ Ронокъ передумала и вовсе не намрена выходить замужъ. Вотъ все, что я могъ извлечь изъ словъ клэрка. Быть можетъ, вы найдете лучшимъ сами създить въ Гертфордскую улицу.
— Чтобъ меня побрали черти, если я поду! воскликнулъ сэр-Грифинъ.
— Я нисколько не изумленъ, повторилъ лордъ Джорджъ:— Тьюитъ, надо поворачивать оглобли, милый мой, и хать домой завтракать. Чмъ скоре вы улизнете изъ Лондона, тмъ будетъ лучше.
— Я зналъ, что меня проведетъ подъ-конецъ эта проклятая женщина, сказалъ сэр-Грифинъ.
— Мистрисъ Карбункль въ этомъ не виновата, если вы подразумваете ее. Она дала бы руку на отсченіе, только бы дло это состоялось. Я нахожу, что вы счастливо отдлались, Грифъ, на вашемъ мст я былъ бы доволенъ.
Сэр-Грифинъ не сказалъ ни слова боле, вышелъ изъ церкви, слъ вмст съ пріятелемъ въ фаэтонъ, который привезъ ихъ, и такимъ образомъ совсмъ исчезъ изъ нашего разсказа. Эмиліусъ глядлъ ему вслдъ пристальнымъ взоромъ, сожаля объ утраченномъ гонораріи. Будь баронетъ мене крутъ и заносчивъ въ словахъ, онъ потребовалъ-бы его, но изъ опасенія, чтобъ его не послали къ чорту въ его собственной церкви и при его собственномъ служител, онъ воздержался. Нсколько поздне посл того, какъ онъ предложилъ обманутому жениху въ вид утшенія горячій завтракъ съ ликеромъ и сигарами, лордъ Джорджъ пошелъ въ Гертфордскую улицу и завернулъ дорогой въ гостинницу. Тамъ буфетчикъ сообщилъ ему что зналъ. Человкъ тридцать или сорокъ гостей прізжали на свадебный пиръ и ихъ отослали, сообщивъ имъ, что свадьба отложена.
— Вы могли бы сказать немного боле того, замтилъ лордъ Джорджъ.
— Всего пріятне для нихъ, что только отложена. Какъ бы то ни было, а такъ сказано, милордъ, хотя мы полагаемъ, что теперь ничего боле не понадобится.
Лордъ Джорджъ сказалъ, что насколько ему извстно, ничего не понадобится, и направился дале къ Гертфордской улиц.
Прежде всего онъ встртился съ Лиззи Юстэсъ, на которую неудача этого дня имла самое грустное дйствіе. Свадьба должна была служить ей единственнымъ пріятнымъ развлеченіемъ предъ унизительною исповдью, на которую она была осуждена. Свадьба не состоялась и ей теперь только предстояло думать о Кэмпердаун, о кузен Фрэнк и лэди Гленкор Пализеръ.
— Что тутъ происходитъ? спросилъ лордъ Джорджъ съ неуваженіемъ, которое постоянно оказывалъ ей посл того, какъ она выдала ему свою тайну: — что все это значитъ?
— Вроятно, вы знаете столько же, сколько и я, милордъ.
— Мн много пришлось бы знать въ такомъ случа. Повидимому, у васъ на ум обманъ на обман.
— Полагаю, вы говорите о вашихъ друзьяхъ, лордъ Джорджъ.
— Вамъ должно быть извстно гораздо боле о длахъ мисъ Ронокъ, чмъ мн.
— Разв она говоритъ, что совсмъ не выйдетъ за сэр-Грифина?
— Такъ я поняла ее, но вамъ право лучше бы послать за мистрисъ Карбункль.
Такъ онъ и сдлалъ, и переговоривъ съ нею нсколько словъ, вошелъ въ комнату Лучинды. Несчастная двушка все сидла на стул, съ котораго не трогалась во все утро. На лиц ея выражалась упорная, но почти безмысленная ршимость, губы ея были сжаты, глаза мутны, пальцами она слегка касалась книги, лежавшей предъ нею. Она ничего не ла съ утра и давно уже не предавалась вспышкамъ гнва, когда тетка приставала съ ней съ разспросами. Однако, она твердо стояла на-своемъ, когда мистрисъ Карбункль спросила ея согласія, чтобъ написать сэр-Грифину, что свадьба отложена на время вслдствіе нездоровья.
— Нтъ, не на время, вовсе не на время. Вы можете писать къ нему, что хотите, но я не выйду изъ этой комнаты, если вы мн скажете, что я должна его видть.
— Что все это значитъ, Лучинда? спросилъ сэр-Джорджъ самымъ ласковымъ своимъ голосомъ.
— Онъ тутъ? спросила она, быстро повернувъ голову.
— Сэр-Грифинъ? Нтъ, могу васъ уврить. Онъ ухалъ изъ Лондона.
— Вы уврены, что его тутъ нтъ? Ему не кчему прізжать сюда. Хотя бы онъ здилъ до скончанія вка, никогда боле онъ некоснется до меня — нтъ, не коснется живой, не коснется живой!
Съ этими словами она пошла къ камину и схватила щипцы.
— Она все утро была такая? шепотомъ спросилъ лордъ Джорджъ.
— Вовсе нтъ. Она была очень покойна. Лучинда!
— Такъ не пускайте его сюда, вотъ и все. Какая польза въ этомъ? Не могутъ же заставить меня выйти за него противъ моей воли. А я за него не выйду. Вс знали, что я ненавидла его — что онъ мн былъ противенъ. О, лордъ Джорджъ, со мною поступали очень, очень жестоко!
— Разв по моей вин, Лучинда?
— Она не длала бы этого, еслибъ вы сказали, чтобъ она не длала. Но вы не привезете его боле — вдь не привезете?
— Конечно, нтъ. Онъ намренъ хать за границу.
— Ахъ! это самое лучшее. Пусть онъ узжаетъ въ чужіе края. Вдь онъ все время зналъ, что мн ненавистенъ. Зачмъ онъ настаивалъ, чтобъ я сдлалась его женой? Если онъ узжаетъ за границу, я сойду внизъ. Но изъ дома я не выйду. Ничто на свт не заставитъ меня выйти изъ дома. Ухали двушки, которыя должны были провожать меня къ внцу?
— Давнымъ-давно, жалобно отвтила мистрисъ Карбункль.
— Въ такомъ случа я сойду.
Они вдвоемъ свели ее въ гостиную.
— Какъ я понимаю, сказалъ лордъ Джорджъ мистрисъ Карбункль спустя минуту:— вы свели ее съ ума.
— Ужъ не накинетесь ли и вы на меня?
— Я говорю правду. Не понимаю, какъ у васъ достало духу такъ терзать ее. Пожалуй, что у меня не многимъ боле чувства, чмъ у мильнаго столба, но я хочу быть застрленъ, еслибъ могъ это исполнить. Каждый день я все ожидалъ, что вы уступите.
— Мужчины всегда таковы — когда все кончено, они накидываются на женщину и говорятъ, что ока всему виной.
— А кто, позвольте спросить, устроилъ все это, если не вы? Кажется, вы даже очень гордились своимъ подвигомъ, когда заставили его сдлать ей предложеніе въ Шотландіи, а ее заставили принять его. Вы просто не въ силахъ были скрывать своего торжества. Что-жъ вы теперь намрены длать? Продолжать жить, какъ-будто ничего не случилось?
— Право не знаю, что и начать, сколько теперь придется платить!
— Полагаю, не мало. Нельзя требовать и того, чтобъ платилъ сэр-Грифинъ. Вамъ надо увезти ее куда-нибудь. Вы увидите, что здсь ей оставаться нельзя. А ту другую, не пройдетъ недли, какъ засадятъ въ тюрьму — если она не убжитъ.
Не много утшенія доставилъ лордъ Джорджъ кому-либо изъ нихъ, съ мистрисъ Карбункль онъ обращался точно такъ же грубо, какъ и съ Лиззи Юстэсъ. Пробывъ въ дом около часа, онъ простился, говоря, что кажется и самъ подетъ за границу.
— Я не полагалъ, говорилъ онъ: — чтобъ что-нибудь могло повредить моей репутаціи, но, честное слово, между вами и лэди Юстэсъ я прихожу къ убжденію, что на каждую глубину можетъ быть глубина сравнительно еще глубже. Весь городъ обвинялъ меня въ покраж ожерелья ея сіятельства, а теперь еще меня приплетутъ къ этому мнимому браку. Я удивлюсь, если Руперъ не пришлетъ ко мн своего счета. (Руперъ былъ содержатель гостинницы въ Олбемарльской улиц.) Право я поду съ сэр-Грифиномъ за границу. Вы мн сдлали пребываніе въ Англіи невыносимымъ.
Съ этими словами онъ вышелъ. Вечеръ этого дня былъ до крайности тяжелъ для трехъ дамъ въ Гертфордской улиц, а слдующій день чуть-ли еще не тяжеле. Никто не прізжалъ къ нимъ и никто изъ нихъ не осмливался упоминать о предстоящемъ. На третій день, то-есть въ среду, лэди Юстэсъ назначила свое свиданіе съ Кэмпердауномъ, согласно убдительному совту майора Макинтоша. Она написала стряпчему и назначила часъ. Кэмпердаунъ отвтилъ, что свидтельствуетъ свое почтеніе и будетъ имть честь принять лэди Юстэсъ въ назначенное ею время. Находиться въ ожиданіи этой встрчи было невыносимо, но даже и то не могло сравниться съ убійственнымъ положеніемъ вещей въ дом. Мистрисъ Карбункль, которую Лиззи всегда знала бодрою, ршительною, почти повелительною, совсмъ упала духомъ отъ своего несчастья. Она имла видъ жалобный, слезливый и совершенно безнадежный. Насколько узнала Лиззи, мистрисъ Карбункль была въ долгу какъ въ шелку и положеніе ея оставалось бы отчаяннымъ, даже ее либъ Лучинда вышла замужъ, но она готова была все вынести, только бы пристроить племянницу. Для себя она не ожидала никакой пользы отъ этого брака. Она очень хорошо знала, что сэр-Грифинъ не заплатитъ ея долговъ, не предложитъ ей жить съ ними и не дастъ ей денегъ взаймы. Но зато выдать замужъ двушку, которая находилась на ея попеченіи, было само-по себ успхомъ и вознаградило бы ее въ нкоторой степени за вс ея хлопоты. Оставалось бы на что указать, хотя потрачены деньги и время. Но теперь куда бы она ни взглянула, везд ей бросалась въ глаза или неудача, или горе. Даже слуги и т какъ-будто понимали, что отъ нихъ почти не требуется обыкновенной почтительности.
Что касается Лучинды, то съ первой минуты, какъ Лиззи взглянула на нее въ утро, когда назначена была свадьба, она поняла, что несчастная двушка помшана. Она упорно сидла въ своей комнат и все держала предъ собою Библію. Каждый разъ, какъ постучатся въ дверь или позвонятъ, она оглядываласъ вокругъ съ подозрніемъ. Однажды она шепнула Лиззи на ухо, что если онъ вернется еще, она дастъ ему свирпый поцлуй. Во вторникъ Лиззи посовтовала мистрисъ Карбункль пригласить врача, и наконецъ он послали за Эмиліусомъ, чтобъ Посовтоваться съ нимъ. Эмиліусъ улыбался и утшалъ, и все высказывалъ свои надежды о золотистомъ ра, но наконецъ сознался шепотомъ лэди Юстэсъ, что кому-нибудь надо увидаться съ мисъ Ронокъ. Мисъ Ронокъ видли — докторъ, къ которому это относилось, покачалъ головой. Можетъ быть, мисъ Ронокъ лучше повезти въ деревню на нкоторое время?
— Любезная лэди Юстэсъ, сказала мистрисъ Карбункль: — теперь вы можете дйствительно быть другомъ.
Она, разумется, намекала на приглашеніе въ замокъ Портрэ, которое боле всего другого можетъ поправить это неловкое дло. Мистрисъ Карбункль, обращаясь съ этой просьбой, разумется, знала о наступающихъ непріятностяхъ Лиззи,— но что ни сдлали бы съ Лиззи, домъ у нея отнять не могли.
Но Лиззи тотчасъ почувствовала, что это негодится.
— А! мистрисъ Карбункль, сказала она:— вы не знаете, въ какомъ положеніи я нахожусь!

Глава LXXI.
ЛИЗЗИ УГРОЖАЮТЪ РАБОЧИМЪ ДОМОМЪ.

Рано утромъ въ среду, за два или три часа до времени, назначеннаго для визита Лиззи къ Кэмпердауну, кузенъ ея Фрэнкъ пріхалъ къ ней. Она предполагала, что ему неизвстно ничего изъ того, что зналъ майоръ Макинтошъ, и поэтому она старалась принять его, какъ будто на сердц у нея было легко.
— О, Фрэнкъ! сказала она:— вы слышали о нашемъ ужасномъ несчасть?
— Я слышалъ такъ много, сказалъ онъ серіозно:— что право не знаю, чему врить и чему не врить.
— Я говорю о свадьб мисъ Ронокъ.
— О да!— я слышалъ, что она разошлась.
Тутъ Лиззи съ притворной поспшностью описала ему все дло, объяснила, какъ страшно, какъ трагично было это дло съ самаго начала.
— Помните ли, Фрэнкъ, какъ въ Портрэ они съ самаго начала не любили другъ друга? Они сдлались помолвлены въ то самое время когда вы были тамъ.
— Я этого не забылъ.
— Дло въ томъ, что Лучинда Ронокъ не понимала, что значитъ истинная любовь. Она никогда не пріучала себя понять, въ чемъ состоитъ эссенція любви, — а что касается сэр-Грифина Тьюита, хотя онъ желалъ на ней жениться, онъ вовсе не имлъ никакого понятія о любви. Вамъ не казалось этого, Фрэнкъ?
— Я жалю, что вы находились съ ними такихъ тсныхъ отношеніяхъ, Лиззи.
— Пролитаго молока не воротишь, Фрэнкъ, и я не думаю, чтобъ мистрисъ Карбункль могла сдлать мн какой бы то ни было вредъ. Женихъ баронетъ и партія была бы приличная. Мисъ Ронокъ поступила странно, вотъ въ чемъ вся суть. Что длать, Фрэнкъ, со всми купленными подарками?
— Не имю понятія. Лучше продать и уплатить по счетамъ. Но я пріхалъ къ вамъ, Лиззи, по другому длу.
— По какому длу? спросила она, смотря ему въ лицо, стараясь держать себя смло, по дрожа.
Она думала, что ему неизвстна ея исторія, но скоро примтила по его обращенію съ нею, что онъ зналъ все — или по-крайней мр зналъ столько, что она должна сказать ему все остальное. Нельзя уже больше съ нимъ секретничать. Секретничать нельзя уже ни съ кмъ. Она должна быть приготовлена найти свтъ вполн извщеннымъ о всхъ подробностяхъ дла, которое въ послдніе три мсяца было для нея такою тяжелою ношей, что бывали времена, когда она изнемогала подъ тяжестью. Она уже старалась понять свое положеніе и ясно представить себ свою будущую жизнь. Лордъ Джорджъ говорилъ ей о ложной присяг и тюрьм, и старался напугать ее, представивъ вс ея недостатки въ худшемъ вид. По его словамъ, ее непремнно заставятъ сдлать это, сберегая свой доходъ во время пребыванія въ тюрьм. Это было ужасное положеніе — и она почти поврила этому. Потомъ майоръ явился къ ней. Она находила, что никогда не видала такого джентльмэна, какъ майоръ, думала, что онъ ея лучшій другъ. Ахъ! еслибъ не жена и семеро дтей, все-таки могло быть какое-нибудь утшеніе. То, что лордъ Джорджъ называлъ ложной присягой, майоръ такъ просто и между тмъ такъ правильно назвалъ неправильнымъ изложеніемъ обстоятельствъ. Оно такъ и было — и только. Лиззи, защищая себя передъ собой, чувствовала, что хотя жестокіе судьи, жестокосердые адвокаты и упрямые присяжные могутъ называть ея маленькую вину ложной присягой, это настоящей ложной присягой быть не можетъ, потому что брилліанты принадлежали ей. Она никого не обворовала, не желала никого обворовать — еслибъ только ее оставили въ поко. Ей нужно было неправильно изложить обстоятельства, потому что люди совались въ ея дла, а теперь все это обрушилось на нее! Майоръ очень утшилъ ее, но все-таки что скажетъ свтъ? Даже онъ, какъ ни былъ добръ и ласковъ, далъ ей понять, что она должна явиться въ судъ и признаться въ неправильности своего показанія. Она врила каждому слову майора. Ахъ, вотъ человкъ, которому стоитъ врить, краса всхъ мужчинъ! Отъ нея не могутъ отнять дохода, или замка. Ее не могутъ заставить заплатить за брилліанты. А все-таки что скажетъ свтъ? И что скажутъ ея женихи? То, что одинъ изъ ея жениховъ счелъ нужнымъ сказать, она уже слышала. Лордъ Джорджъ высказался, и очень непріятно. Она знала, что лордъ Фонъ откажется отъ своего предложенія, каковъ бы ни былъ ея отвтъ. Но что скажетъ Фрэнкъ? Теперь Фрэнкъ былъ съ нею и смотрлъ ей въ лицо строгими глазами.
Она была больше прежняго убждена, что жизнь вдовы не годится для нея и что между ея женихами она должна отдать свое богатство и свое сердце какому-нибудь одному жениху. Ни ея богатство, ни ея сердце не пострадаетъ отъ признанія, которое она приготовилась сдлать. Но мужчины такъ робки, такъ фальшивы и такъ слпы! Относительно Фрэнка, котораго она, по ея мннію, полюбила со всею горячностью своей юной привязанности съ той первой минуты, въ которую увидла его посл смерти сэр-Флоріана — она очень затруднялась, какъ очистить для него путь. Она знала о его глупой помолвк съ Люси Морисъ и готова была простить ему это оскорбленіе. Она знала, что онъ не можетъ жениться на Люси по милости своего безденежья и своихъ долговъ, и вотъ почему ршилась видться съ Люси, чтобъ устроить дло съ той стороны. Люси, конечно, грубо поступила съ нею, но Лиззи думала, что ей все-таки удалось. Люси была груба, не умла держать себя, но въ тоже время она была добра и едвали станетъ настаивать посл того, что было сказано ей. Лиззи была уврена, что мсяцъ тому назадъ кузенъ охотно поддался бы ей, еслибъ могъ освободиться отъ Люси Морисъ. Но теперь въ одинъ мигъ, и очень для нея важный, полиціи удалось открыть ея тайну, и вотъ Фрэнкъ сидитъ и смотритъ на нее сурово, зло, скоре какъ врагъ, чмъ обожатель.
— Какое дло? спросила она въ отвтъ на его вопросъ.
Она должна быть смлою — если можетъ. Она должна выставить ему мдный лобъ, если только у нея достанетъ силъ сдлать себ мдный лобъ въ его.присутствіи. Онъ такъ глупо врилъ всмъ ея разсказамъ о воровств, когда никто другой имъ не врилъ, что передъ нею, какъ она чувствовала, была задача очень непріятная и очень трудная. Она посмотрла на него, усиливаясь быть смлою, но взглядъ ея опустился передъ его взглядомъ и потупился въ полъ.
— Я вовсе не желаю заглядывать въ ваши секреты, сказалъ онъ.
Секреты отъ него! Подобное восклицаніе готово было сорваться съ ея губъ, когда она вспомнила, что главная ея цль въ настоящую минуту состояла въ томъ, чтобъ признаться въ секрет, который она скрывала отъ него.
— Жестоко съ вашей стороны говорить со мною такимъ образомъ, сказала она.
— Я говорю совершенно серіозно. Я не желаю заглядывать въ ваши секреты, но я слышу слухи, которые кажутся основательными, и хотя я разумется могъ бы отъ васъ отсторониться…
— О! что ни случилось бы, пожалуйста, пожалуйста не отстраняйтесь отъ меня. Куда мн обратиться за совтомъ, если вы отстранитесь отъ меня?
— Все это очень хорошо, Лиззи.
— Ахъ! Фрэнкъ, если вы бросите меня, я погибла.
— Вдь конечно правда, что у васъ недавно былъ кто-то изъ полиціи?
— Майоръ Макинтошъ былъ у меня въ конц прошлой недли — очень добрый человкъ, настоящій джентльмэнъ — и я была рада видть его.
— Зачмъ онъ прізжалъ?
Зачмъ онъ прізжалъ? Какъ ей разсказать?
— О! разумется, онъ прізжалъ насчетъ воровства. Полиція разузнала все. Бенджаминъ, брилліантщикъ, состряпалъ все. Эта противная хитрая горничная, которая служила у меня, Пэшенсъ Крабстикъ подучила его. Тутъ дйствовали два настоящихъ вора. Наконецъ все разузнали.
— Я слышалъ.
— И майоръ Макинтошъ прізжалъ разсказать мн объ этомъ.
— Но брилліанты пропали?
— О да! эти противные, противные брилліанты! Знаете ли, Фрэнкъ, что хотя они мои собственные, какъ сюртукъ, который на васъ, принадлежитъ вамъ, я рада, что они пропали. Я рада, что полиція не отыскала ихъ, они мучили меня до того, что я возненавидла ихъ. Помните, какъ я разсказывала вамъ, что мн хотлось бросить ихъ въ море и отвязаться отъ нихъ навсегда?
— Разумется, это была шутка.
— Это не была шутка, Фрэнкъ. Это была торжественная, серіозная правда.
— Я желаю знать… гд они были украдены.
На этотъ вопросъ Лиззи Юстэсъ до-сихъ-поръ отвчала неправильнымъ изложеніемъ обстоятельствъ, а теперь она должна разсказать правду. Мдный лобъ она не могла принять. Можетъ быть, искусно разыгранная роль принесетъ ей пользу и лицо скоре нжное чмъ смлое.
— О Фрэнкъ! воскликнула она и залилась слезами.
— Я всегда предполагалъ, что они были украдены въ Карлейл, сказалъ Фрэнкъ.
Лиззи упала на колни къ его ногамъ, сложивъ руки, и одинъ длинный локонъ ея волосъ коснулся его руки, глаза ея сверкали слезами, но не были еще мокры и не покраснли отъ слезъ. Не достаточно ли этого признанія? Неужели онъ будетъ такъ жестокосердъ, что заставитъ самое ее разсказать о своемъ безславіи? Разумется, онъ теперь зналъ, когда брилліанты украдены. Если у него есть какая-нибудь нжность, какой-нибудь тактъ-какое-нибудь благородство, онъ будетъ продолжать такъ, какъ-будто на вопросъ его былъ данъ отвтъ.
— Я совсмъ этого не понимаю, сказалъ онъ, тихо положивъ руку на ея плечо: — меня заставили уврять другихъ въ томъ, что теперь оказывается неврно. Въ Карлейл былъ украденъ только сундучокъ?
— Только сундучокъ.
На этотъ вопросъ она могла отвтить.
— Но воры думали, что брилліанты были въ сундучк?
— Полагаю. Но, Фрэнкъ, не допрашивайте меня. Еслибъ вы знали, какъ я страдала, вы не захотли бы наказывать меня. Я общала быть у мистера Кэмпердауна сегодня. Я вызвалась сдлать это тотчасъ, но у меня не достанетъ силъ перенести это, если вы не будете добры ко мн теперь. Милый, милый Фрэнкъ — будьте добры ко мн!
Онъ былъ къ ней добръ. Онъ поднялъ ее, посадилъ на диванъ и не разспрашивалъ боле объ ожерель. Разумется, она лгала и ему, и всмъ. Съ самаго начала его короткости съ нею онъ зналъ, что она лгунья, чего же онъ могъ ожидать отъ нея кром лжи? А эта ложь была особенно громадна, особенно важна и была причиною безконечныхъ непріятностей. Она была совершенно безполезна съ самаго начала, и хотя вредна для многихъ, гораздо вредне для нея, чмъ для кого бы то ни было. И ему былъ сдланъ вредъ, но теперь ему казалось, что она ршительно погубила себя. И все это было сдлано безцльно — было сдлано, какъ онъ думалъ, для того, чтобъ Кэмпердаунъ ничего не зналъ, между тмъ какъ вс разъясненія на свт не помогли бы Кэмпердауну ни въ чемъ. Фрэнкъ вспомнилъ, стоя возл Лиззи, вс сцены, которыя она такъ успшно разыгрывала въ его присутствіи посл того, какъ онъ пріхалъ въ Лондонъ — сцены, въ которыхъ они разсуждали вдвоемъ о воровств въ Карлейл. Лиззи въ то время свободно выражала свое мнніе объ ожерель, говоря шепотомъ и мило пожимая плечами, что по ея мннію лордъ Джорджъ не могъ быть замшанъ въ воровств. Фрэнкъ чувствовалъ, когда она говорила это, что она намрена набросить нкоторое подозрніе на лорда Джорджа. Она изъявляла желаніе знать, извстно ли что-нибудь объ этомъ Кэмпердауну. Она надялась, что лордъ Фонъ теперь останется доволенъ. Она была совершенно убждена, что Бенджаминъ укралъ брилліанты. Она приходила въ негодованіе, что полиція не отыскала вещей. Она спрашивала шепотомъ — очень тихимъ шепотомъ — возможно ли, чтобы мистрисъ Карбункль знала объ этомъ боле, чмъ хотла говорить. А между тмъ все это время ожерелье лежало въ ея письменной шкатулк и она положила его туда собственными руками.
Фрэнкъ изумлялся, какъ эта женщина могла быть такъ фальшива и такъ хорошо поддерживать свою фальшивость. И это была его кузина, его возлюбленная — какъ кузина она конечно была возлюбленная, да еще было время, когда онъ думалъ жениться на ней! Онъ не могъ не улыбаться, смотря на нее и представляя себ всю суматоху, которую она надлала, и думая, какъ мало смущало ее открытіе ея дурныхъ поступковъ.
— О Фрэнкъ! не смйтесь надо мною, сказала она.
— Я не смюсь, Лиззи, я только удивляюсь.
— А теперь, Фрэнкъ, скажите мн, что я должна длать.
— Ахъ!— трудно, не такъ ли? Вы видите, что я еще не знаю всей правды. Я и не желаю знать боле — но какъ я могу посовтовать вамъ?
— Я думала, что вы знаете все.
— Я не думаю, чтобъ вамъ могли сдлать что-нибудь.
— Майоръ Макинтошъ говоритъ, что никто ничего не можетъ сдлать. Онъ вполн понимаетъ, что брилліанты моя собственность и что я имю право держать ихъ въ моей шкатулк, если хочу. Для чего мн было разсказывать, гд они? Разумется, я поступила глупо и вотъ теперь они пропали. Ужъ если кто пострадалъ, такъ я. Майоръ Макинтошъ совершенно понимаетъ это и говоритъ, что никто ничего не можетъ сдлать мн — только я должна хать къ мистеру Кэмпердауну.
— Васъ опять будутъ допрашивать передъ судьей.
— Да — я думаю, меня надо допросить. Вы подете со мною, Фрэнкъ — не такъ ли?
Онъ поморщился и не тотчасъ отвтилъ.
— Не къ мистеру Кэмпердауну, а къ судь. Это будетъ въ суд?
— Я полагаю.
— Ко мн судья прізжалъ прежде сюда. Не можетъ ли онъ опять пріхать?
Тутъ Фрэнкъ объяснилъ ей разницу ея настоящаго положенія, и объясняя, упомянулъ кое-что объ ея кривизн. Онъ далъ ей понять, что судья отступилъ отъ своихъ обязанностей на послднемъ слдствіи, считая ее благородной женщиной, жестоко обиженной, которой поэтому слдовало оказывать большое вниманіе.
— Я дйствительно была жестоко обижена, сказала Лиззи.
Но теперь отъ нея потребуютъ сказать всю правду, вопреки ложному показанію, которое она дала прежде, и ее самое избавятъ отъ преслдованія за ложную присягу только на томъ основаніи, что ее заставляютъ обвинять себя, давая показаніе противъ преступниковъ, преступленія которыхъ гораздо важне ея собственныхъ.
— Я полагаю, меня не могутъ състь, сказала она, улыбаясь сквозь слезы.
— Нтъ, — васъ не съдятъ, отвтилъ онъ серіозно.
— И вы подете со мною?
— Да, я полагаю, что мн лучше хать.
— Ахъ, это было бы такъ мило!
Мысль о сцен въ полиціи была вовсе не ‘мила’ для Фрэнка Грейстока.
— Мн все-равно, что мн скажутъ, когда вы будете находиться возл меня. Вс узнаютъ, что эти брилліанты принадлежали мн — не правда ли?
— И потомъ будетъ процесъ.
— Другой процесъ?
Тутъ онъ объяснилъ ей положеніе длъ — что воровъ вроятно будутъ судить въ Карлейл за то, что они украли сундучокъ, а потомъ опять въ Лондон, за то, что они украли брилліанты — что были совершены два отдльныхъ воровства и что ея показаніе потребуется въ обоихъ случаяхъ. Онъ сказалъ ей также, что ея присутствіе предъ судьей въ пятницу будетъ только предварительной церемоніей и что прежде чмъ дло кончится, ей придется вынести много непріятностей и отвчать на много непріятныхъ вопросовъ.
— Мн ршительно все-равно, если только вы будете возл меня! воскликнула она.
Онъ очень уговаривалъ ее похать въ Шотландію какъ только кончится ея допросъ, и очень удивился предлогу, на который она сослалась, чтобъ не длать этого. Мистрисъ Карбункль заняла у ней вс ея наличныя деньги, но такъ какъ она теперь жила въ дом мистрисъ Карбункль, она могла возвратить часть займа, пользуясь и домомъ, и столомъ. Она не сказала именно, сколько мистрисъ Карбункль заняла у нея, но оставила въ душ Фрэнка то впечатлніе, что эта сумма въ десять разъ больше настоящей. Этимъ предлогомъ онъ остался недоволенъ и сказалъ ей, что она должна хать въ Шотландію, хотя бы только для того, чтобъ избавиться отъ мистрисъ Карбункль. Она общала повиноваться ему, если онъ будетъ ея провожатымъ. Приближалась Пасха и онъ не могъ сослаться на недостатокъ времени.
— О Фрэнкъ! не отказывайте мн въ этомъ, только подумайте какъ страшно одиноко мое положеніе!
Онъ не отказалъ, но и не общалъ. Онъ былъ еще мягкосердеченъ къ ней, несмотря на ея гнусности. Объ одной кривизн — можетъ быть, самой худшей — онъ еще не зналъ. Онъ еще не слыхалъ объ ея безкорыстной просьб къ Люси Морисъ
Когда Фрэнкъ оставилъ Лиззи, она была почти весела на нсколько минутъ,— но мысль предстоящемъ свиданіи съ Кэмпердауномъ опять нагнала на нее грусть. Она больше всего опасалась двухъ обстоятельствъ — перваго свиданія съ кузеномъ Фрэнкомъ посл того, какъ онъ узнаетъ правду, и тхъ опасностей, которыми лордъ Джорджъ угрожалъ ей. Оба эти пугала теперь исчезли. Этотъ милый человкъ майоръ сказалъ ей, что такихъ опасностей не будетъ, а кузенъ Фрэнкъ, повидимому, не приписывалъ большой важности ея лжи и вроломству. Онъ все еще былъ дружелюбенъ къ ней, онъ будетъ поддерживать ее передъ судьей и подетъ съ нею въ Шотландію. А потомъ, кто знаетъ, что можетъ случиться? Какъ сумасбродно она мучила себя — чуть-было не умерла со страха, боясь открытія. Теперь все открылось — и что же вышло изъ этого? Важный чиновникъ правосудія майоръ Макинтошъ былъ боле чмъ вжливъ къ ней, а ея дорогой кузенъ Фрэнкъ, все еще ея кузенъ — дорогъ по прежнему. Стало быть, люди не приписывали большой важности ложной присяг, такой ложной присяг, какъ ея, относительно ея собственности. Это противный лорд-Джорджъ напугалъ ее, вмсто того, чтобъ утшить, какъ онъ сдлалъ бы, будь въ немъ искра настоящей корсаровской поэзіи. Она не чувствовала въ себ спокойной увренности относительно того, что скажутъ о ней лэди Гленкора и герцогъ Омніумъ, но почти готова была думать, что лэди Глэнкора поддержитъ ее. Лэди Гленкора была не жалкое, сладкорчивое существо, а свтская женщина понимавшая въ чемъ дло. Конечно, Лиззи желала, чтобъ процесы и допросы кончились,— но ея деньги были въ безопасности. Отъ нея не могли отнять Портрэ — не могли лишить ее четырехъ тысячъ годового дохода. А все остальное она можетъ пережить.
Она приказала заложить карету, чтобъ хать къ Кэмпердауну, и принарядилась какъ слдуетъ. По-крайней-мр, онъ не долженъ думать по ея наружности, что она стыдится самое себя. Но передъ отъздомъ она перекинулась словцомъ съ мистрисъ Карбункль.
— Мн кажется, я поду въ Шотландію въ субботу, сказала она, провозглашая свою новость не весьма любезно.
— То-есть, если васъ отпустятъ, сказала мистрисъ Карбункль.
— Что вы хотите сказать? Кто можетъ мн помшать?
— Полиція. Я все знаю, лэди Юстэсъ, вамъ нечего смотрть такимъ образомъ. Лордъ Джорджъ сообщилъ мн, что васъ вроятно запрутъ въ тюрьму сегодня или завтра.
— Лордъ Джорджъ лгунъ. Но я не врю, чтобъ онъ это сказалъ, а если сказалъ то онъ ничего не знаетъ.
— Онъ долженъ знать, соображая все, что вы заставили его выстрадать. Чтобъ вы все время держали ожерелье въ вашей шкатулк, допуская думать, что онъ взялъ его, и принимая его вниманіе между тмъ — вотъ чего я не могу понять! А какъ вы могли глядть въ лицо всмъ этимъ людямъ въ Карлейл, это свыше моего понятія. Разумется, лэди Юстэсъ, вы не можете оставаться здсь посл того, что случилось.
— Я останусь сколько хочу, мистрисъ Карбункль.
— Бдная, милая Лучинда! я не удивляюсь, что она лишилась разсудка, услышавъ такую ужасную исторію. Она не могла выдержать сознанія, что жила все время въ одномъ дом съ женщиной, обманувшей всю полицію — всю полицію! И я не могу этого выдержать.
А между тмъ, какъ Лиззи тотчасъ поняла, мистрисъ Карбункль знала все это въ то время, когда просила взять ее въ Портрэ. И эта женщина занимала у нея деньги на прошлой недл, эту женщину она угощала нсколько мсяцевъ въ Портрэ, эта женщина выдавала себя за ея искренняго друга!
— Вы очень хорошо сдлаете, если подете въ Шотландію какъ можно скоре — если васъ отпустятъ, продолжала мистрисъ Карбункль:— разумется, вы не можете оставаться здсь. До пятницы я могу это позволить, но пусть слуги подаютъ вамъ обдать въ вашихъ комнатахъ.
— Какъ смете вы говорить со мною такимъ образомъ? взвизгнула Лиззи.
— Когда женщина дала ложную присягу, сказала мистрисъ Карбункль, поднявъ кверху об руки съ ужасомъ и горестью: — о ней позволительно говорить все дурное. Вы виновны въ нарушеніи законовъ страны и я полагаю, что васъ могутъ отдать въ рабочій домъ и посадить на хлбъ и воду на нсколько мсяцевъ — а можетъ быть и лтъ.
Произнеся этотъ страшный приговоръ, мистрисъ Карбункль величественно вышла изъ комнаты.
— Ваше имніе могутъ взять подъ секвестръ въ пользу вашихъ кредиторовъ, я это знаю, сказала она, вернувшись чрезъ минуту и сунувъ голову въ дверь.
Карета была готова и Лиззи пора была хать, если она имла намреніе сдержать слово, данное Кэмпердауну. Она была очень взволнована растерялась отъ оскорбленія мистрисъ Карбункль и съ трудомъ удерживалась отъ слезъ. А между тмъ слова этой женщины были несправедливы отъ начала до конца. Двушка, которая замнила Пэшенсъ Крабстикъ, должна была сопровождать ее. Когда она проходила переднюю, то настолько уже владла собою, что могла скрыть свое смущеніе отъ слугъ.

Глава LXXII.
ТОРЖЕСТВО ЛИЗЗИ.

Разумется, до Кэмпердауна дошелъ слухъ о настоящей исторіи съ Юстэсовскими брилліантами. Онъ узналъ, что еврей-ювелиръ принималъ отчаянныя мры, чтобъ овладть ими, сначала нанялъ воровъ вломиться къ Лиззи въ Карлейл, а потомъ въ домъ въ Гертфордской улиц, какъ скоро только онъ узналъ, что сама лэди Юстэсъ скрывала ихъ у себя. Вс эти свднія доходили до него мало-по-малу, однако не такимъ способомъ, чтобъ онъ могъ быть убжденъ въ ихъ справедливости. Теперь же лэди Юстэсъ прізжала къ нему, какъ онъ полагалъ, чтобъ во всемъ сознаться.
Когда до него донеслась первая всть о покраж брилліантовъ въ Карлейл, онъ жарко спорилъ съ Джономъ Юстэсомъ, утверждая, что отвтственность вдовы относительно утраченнаго имущества нисколько не уменьшалась изъ-за того, что она допустила его украсть, благодаря своему дурацкому упорству. Онъ посовтовался съ своимъ другомъ Довомъ, который пользовался его полнымъ довріемъ, представивъ на его обсужденіе новый вопросъ. Довъ выразилъ ему такое мнніе, что если сперва докажутъ, что брилліанты были не собственностью лэди Юстэсъ, а частью юстэсовкаго имущества, да сверхъ того, что они были украдены по ея оплошности, только тогда и было бы возможно вытребовать стоимость брилліантовъ изъ ея имущества. Такъ какъ она таскала съ собою брилліанты самымъ нелпымъ образомъ, то отвтственность ея въ этомъ случа еще могла быть признана,— но отрицаніе ея права собственности сперва должно быть утверждено вице-канцлеромъ, при чемъ представляется всякое вроятіе что она подастъ на апеляцію въ высшую инстанцію и палату пэровъ. Прежде всего надо подать просьбу куда надлежитъ для ршенія вопроса о прав особенности, и тогда, еслибъ брилліанты наконецъ признаны были фамильнымъ имуществомъ, можно бы обыкновеннымъ судебнымъ порядкомъ потребовать вознагражденія за имущество, утраченное по милости вдовы.
Таково было мнніе Дова и Кэмпердаунъ немедленно склонился предъ ршеніемъ своего великаго юридическаго руководителя. Но услыхавъ объ этомъ, Джонъ Юстэсъ положительно объявилъ, что онъ несогласенъ на дальнйшія затраты для возвращенія имущества, которое вовлекло бы въ два процеса, и даже въ такомъ случа, когда они были бы выиграны, еще неизвстно, удалось ли бы вернуть его.
— Какъ мы заставимъ ее заплатить десять тысячъ фунтовъ? Она можетъ умереть прежде, говорилъ Джонъ Юстэсъ.
Кэмпердауну пришлось уступить. Но тутъ случилось второе воровство и мало-по-малу стали распространяться слухи, что брилліанты все время находились въ Гертфордской улиц, что ихъ совсмъ не крали въ Карлейл, зато теперь уже несомннно наконецъ похитили.
Опять закипятился Кэмпердаунъ. Опять онъ прибгнулъ за совтомъ къ Дову и совщался съ Джономъ Юстэсомъ. Отъ полиціи онъ узналъ все, что ему расположены были сообщить, а теперь вся истина должна ему быть открыта самою главною виновницей. На взглядъ Кэмпердауна, два вора и Пэшенсъ Крабстикъ — даже самъ Бенджаминъ — были бле снга въ сравненіи съ чернотою лэди Юстэсъ. На его взглядъ не было наказанія, достаточно сильнаго для нея — а между тмъ онъ приходилъ къ убжденію, что она отдлается цлою и невредимою. Ея свидтельство понадобится для уличенія воровъ, а нельзя же будетъ подвергнуть ее суду за ложное показаніе подъ присягой, когда ее вызовутъ свидтельницей.
— Говоря по правд, она только налгала на счетъ своей собственной вещи, замтилъ Довъ.
— Не собственной, чужой, упорно стоялъ на своемъ Кэмпердаунъ.
— Ея собственной, пока закономъ не будетъ опредлено противнаго, ея собственной съ точки зрнія защиты предъ судомъ присяжныхъ, еслибъ ее привлекли къ отвтственности. Еслибъ ее подвергли суду за ложное показаніе подъ присягой, ваша попытка овладть брилліантовымъ ожерельемъ была бы обстоятельствомъ, говорящимъ въ ея пользу.
Съ невыразимымъ сожалніемъ Кэмпердаунъ усматривалъ, что съ нею ничего не подлаешь.
Но она сама будетъ къ нему сообщить факты, о которыхъ до него только доходили смутные слухи. Онъ началъ искъ и ходъ дла остановилъ просто потому, что стали толковать — неосновательно, какъ теперь оказывалось — что брилліанты украдены въ Карлейл. Желая воспользоваться свидтельствомъ Лиззи противъ воровъ, майоръ Макинтошъ посовтовалъ ей сказать всю правду тмъ, кто требовалъ цнное ожерелье въ качеств фамильнаго имущества, и вотъ эта ненавистная женщина въ первый разъ жизни навститъ его, Кэмпердауна, въ собственной его контор.
Онъ не счелъ удобнымъ принять ее одинъ. Итакъ, онъ посовтовался съ своимъ руководителемъ Довомъ и съ своимъ кліентомъ Джономъ Юстэсомъ, который согласился присутствовать при свиданіи. Дову былъ сдланъ намекъ, что ради такого необыкновеннаго случая онъ могъ бы уклониться отъ принятаго обычая и пріхать къ стряпчему въ его собственную контору, но онъ только улыбнулся и сказалъ, что хотя онъ выше всякихъ мелочныхъ предразсудковъ и ничего не иметъ противъ того, чтобъ навстить своего друга Кэмпердауна, еслибъ это вело къ чему-нибудь хорошему, по его мннію онъ своимъ присутствіемъ въ настоящемъ случа только способствовалъ бы смущенію молодой женщины.
Въ это утро, пока мистрисъ Карбункль отдлывала Лиззи въ своемъ дом въ Гертфордской улиц, Джонъ Юстэсъ и Кэмпердаунъ были у Дова, чтобъ сообщить ему о предстоящемъ свиданіи. Довъ сидлъ откинувшись на спинку кресла и вытянувъ впередъ голову, какъ будто она готова у него отдлиться отъ шеи, пока два постителя вслушивались въ его слова.
— Буіьте снисходительны, говорю я, совтовалъ адвокатъ.
Джонъ Юстэсъ очевидно раздлялъ его мнніе. Кэмпердаунъ вовсе не смотрлъ снисходительнымъ.
— Что выиграете вы, преслдуя это бдное, слабое существо, не имющее понятія о законахъ? продолжалъ Довъ.— Она тянулась за своей игрушкой и налгала, чтобъ сохранить ее. Разв вы не слыхали, что въ томъ же оказывались виновны люди постарше, боле свдущіе въ законахъ и ближе къ намъ стоящіе?
Именно въ это время предполагалось соперничество, но безъ интригъ, между нкоторыми передовыми людьми въ юридическомъ мір, по поводу почетныхъ должностей, сопряженныхъ съ хорошимъ вознагражденіемъ, которыя оказывались вакантными или должны были вскор сдлаться вакантными. Лордъ-канцлеръ собирался сложить съ себя должность и умеръ судья. Будетъ ли не очень популярный судья вынужденъ довольствоваться однимъ мстомъ или ему позволятъ выжидать другого, это было вопросомъ, который обсуждался во всхъ газетахъ. Пришли къ такому заключенію, что представлялось нчто среднее въ-род мста второкласнаго главнаго аторнея, но только настоящій второкласный судья не соглашался на подобное раздвоеніе его званія. Между всми прикосновенными лицами существовала ярая зависть и шли толки, которые, быть можетъ, не строго согласовались съ истиною. Кэмпердаунъ и Юстэсъ понимали, что адвокатъ намекаетъ на эти обстоятельства, говоря о лжи и объ игрушкахъ да о людяхъ свдущихъ, ближе къ нимъ стоящихъ. Онъ самъ не тянулся ни за какой игрушкой, во какъ бываетъ съ тми, кто не подверженъ подобной слабости, онъ не прочь былъ подтрунить, когда другіе подавали поводъ къ насмшкамъ.
— Пощадите ее, говорилъ Довъ.— Собственно имущество уже не представляетъ существеннаго вопроса, такъ какъ оно повидимому пропало безвозвратно. Взявъ все въ соображеніе, даже хорошо, чтобъ такое фиктивное имущество, какъ брилліанты, подверглось подобному уничтоженію въ глазахъ всего свта. Относительно насъ имущества этого не существуетъ и я не сталъ бы преслдовать это бдное, несвдущее молодое созданіе.
Дорогою отъ Стараго къ Новому-Сквэру Джонъ Юстэсъ объявилъ стряпчему, что вполн раздляетъ мнніе Дова.
— Во-первыхъ, мистеръ Кэмпердаунъ, она вдова моего брата.
Стряпчій долженъ былъ съ этимъ согласиться, хотя и съ грустью.
— Потомъ она мать главы нашего рода. Не унижать ее намъ слдуетъ, а скоре охранить отъ униженія, если возможно.
— Очень жалю, что ей не досталось по-заслугамъ прежде чмъ вашъ бдный братъ встртился съ нею.
Въ страх своемъ Лиззи пріхала въ назначенныя часъ и даже минуту. Когда Юстэсъ и Кэмпердаунъ подходили къ лстниц, которая вела къ помщенію стряпчаго, карета лэди Юстэсъ уже стояла у двери. Лиззи, поднявшись наверхъ, пришла въ восторгъ, когда ей сказали, что Кэмпердаунъ въ отсутствіи, но сейчасъ вернется. Она тотчасъ ршила, что ей неприлично ждать. Согласно ея общанію, она пріхала, не застала Кэмпердауна и умчится такъ скоро, какъ только могутъ унести ея колеса. На ея несчастье, пока она нжнымъ шепотомъ пояснила клэрку, что немыслимо ей ждать стряпчаго, который не оказался точнымъ, когда самъ назначилъ свиданіе, Джонъ Юстэсъ и Кэмпердаунъ появились на площадк и она немедленно была введена въ кабинетъ.
Лиззи всегда одвалась хорошо, но теперь нарядъ ея вполнъ соотвтствовалъ положенію знатной дамы съ четырьмя тысячами годового дохода и короткой пріятельницы лэди Гленкоры Пализеръ. Когда она въ послдній разъ видлась съ Кэмпердауномъ, то была въ лтнемъ дорожномъ костюм, собираясь въ дальній и пыльный путь, ни наружнымъ убранствомъ, ни обращеніемъ она не могла возбуждать большого восторіа. Ее неожиданно остановили на улиц и напугали. Теперь же, въ какомъ бы ни была она затруднительномъ положеніи, она будетъ гордо держать себя и не упадетъ духомъ. Немного смутилась она, увидавъ своего деверя, но она приложила вс старанія, чтобъ скрыть смущеніе.
— А, Джонъ! вскричала она:— я не ожидала застать васъ у мистера Кэмпердауна.
— Я счелъ лучшимъ быть здсь — какъ другъ вашъ.
— Разумется, это для меня очень пріятно, отвтила Лиззи.— Я не убждена, чтобъ мистеръ Кэмпердаунъ позволить мн считать его своимъ другомъ.
— Вы не имете повода считать меня врагомъ, лэди Юстэсъ, замтилъ стряпчій.— Не угодно ли садиться? Полагаю, вы желаете изложить обстоятельства, при которыхъ были украдены юстэсовскіе брилліанты, когда они находились въ вашихъ рукахъ?
— Мои собственные, мистеръ Кэмпердаунъ.
— Я не могу этого допустить ни на минуту, милэди.
— Какая въ этомъ важность? вмшался Юстэсъ.— Эти ненавистные брилліанты пропали навсегда и вопросъ принадлежали ли они по праву моей невстк, или ея сыну, теперь значенія не иметъ.
Кэмпердаунъ съ раздраженіемъ качнулъ головой. Его оскорбляло до глубины души, что вс берутъ сторону этой безчестной, лживой женщины, надлавшей ему столько хлопотъ. Лиззи угадывала выгоду своего положенія и была смле чмъ когда-либо.
— Вы никогда не заставите меня признать, чтобъ они не были моими, сказала она.— Мужъ мн подарилъ ихъ и я знаю, что они принадлежали мн.
— Теперь они во всякомъ случа украдены, отвтилъ стряпчій.
— Да,— ихъ украли.
— Не скажете ли вы намъ теперь, какимъ образомъ?
Лиззи взглянула на деверя и вздохнула. Еще ни разу ей не приходилось разсказывать эту исторію во всей ея нагот, хотя она сознавалась три, четыре раза, отвчая утвердительно на вопросы. Она молчала съ минуту въ надежд, что ее станутъ разспрашивать и ей легко будетъ отвчать полусловами, но ни единаго слова не было произнесено, чтобъ помочь ей.
— Я полагаю, вы все знаете, сказала она наконецъ.
— Ровно ничего не знаю, возразилъ Кэмпердаунъ.
— Мы слышали, что сундучокъ съ брилліантами украли изъ вашей комнаты съ гостинниц въ Карлейл и что его взломали, сказалъ Юстэсъ.
— Такъ и было. Вломились въ мою комнату ночью, когда я лежала въ постели и крпко спала, и сундучокъ унесли. Когда настало утро, вс бросились ко мн въ спальню, я до того перепугалась, что не знала, что длаю. Каково было бы вашей дочери, еслибъ два мошенника вырзали замки и вошли въ ея спальню во время ея сна? Вы, повидимому, этого вовсе не принимаете въ соображеніе.
— А гд же было ожерелье? спросилъ Юстэсъ.
Лиззи вспомнила, что ея другъ майоръ Макинтошъ очень совтовалъ ей сказать всю правду Кэмпердауну, ставя ей на видъ, что такимъ образомъ она много можетъ способствовать огражденію себя отъ преслдованія.
— Подъ моей подушкой, шепотомъ промолвила она.
— Отчего же вы не сказали судь, что оно находилось у васъ подъ подушкой?
Предлагая этотъ вопросъ, который составлялъ всю суть, голосъ Кэмпердауна звучалъ строго и почти оправдывалъ легкія рыданія, которыя Лиззи предпослала своему отвту.
— Я сама не сознавала, что длаю. Право я не знаю чего вы отъ меня хотите. Вы преслдовали меня со смерти сэр-Флоріака изъ-за этихъ брилліантовъ и я не знала, что мн длать. Они принадлежали мн и я не считала своимъ долгомъ заявлять встрчному и поперечному, гд держу ихъ. Есть такія вещи, которыхъ никто не высказываетъ. Еслибъ мн вздумалось разспрашивать вс ваши тайны, сообщили бы вы мн ихъ? Когда Вальтеръ-Скотта спросили, онъ ли пишетъ романы, то онъ отперся.
— Его не спрашивали подъ присягой, лэди Юстэсъ.
— Онъ клялся не разъ. Я право не вижу, какая тутъ можетъ быть разница. Никто не обязанъ высказывать своихъ тайнъ и я этого не хотла.
— Разница та, лэди Юстэсъ, что давая ложное показаніе подъ присягой, вы были виновны въ клятвопреступленіи.
— Какъ могла бы я думать объ этомъ, когда я такъ перепугалась и растерялась, что сама себя не помнила и не понимала, что длаю? Ну вотъ, теперь я вамъ созналась во всемъ.
— Вы не досказали еще всего. Брилліанты не были украдены въ Карлейл, но ихъ украли потомъ. Заявили вы полиціи или судь что у васъ было похищено посл кражи въ Гертфордской улиц?
— Заявила. У меня взяли деньги, кольца и другія драгоцнныя вещи.
— А про брилліанты вы говорили, что ихъ на самомъ дл украли въ этотъ разъ?
— Меня объ этомъ не спрашивали, мистеръ Кэмпердаунъ.
— Все ясно какъ день, Джонъ, обратился стряпчій къ Юстэсу.
— Совершенно ясно.
— Такъ мн, вроятно, можно ухать, сказала Лиззи, вставая.
Не было повода удерживать ее. Теперь, по окончаніи свиданія, даже казалось, что ей не было причины и прізжать. Хотя они услыхали полное сознаніе отъ нея самой, они знали не боле чмъ прежде. Тайна была открыта и Лиззи Юстэсъ оказалась низкою интриганткою, но даже Кэмпердауну стало ясно, что съ нею ничего сдлать нельзя. Онъ никогда не находилъ разумнымъ преслдовать ее за ложную присягу, и теперь убждался, что она отдлается совсмъ безнаказанно, хотя своимъ упорствомъ и безчестстіемъ причинила такой значительный ущербъ знатному семейству, принявшему ее въ свое лоно.
— Я не имю повода удерживать васъ, лэди Юстэсъ, сказалъ онъ.— Еслибъ я говорилъ до скончанія вка, и то едвали бы усплъ убдить васъ, въ какой мр вы надлали вреда, и заставить взглянуть въ настоящемъ свт на положеніе, въ которое поставили самое себя и близкихъ вамъ. Когда скончался вашъ мужъ, вамъ дали хорошій совтъ и, кажется, онъ былъ данъ съ большою деликатностью. Вы не хотли послушаться и видит теперь послдствія вашего упорства.
— Я нисколько и ничего не стыжусь.
— Полагаю, отвтилъ Кэмпердаунъ.
— Прощайте, Джонъ, обратилась Лиззи къ своему деверю, протягивая ему руку.
— Прощайте, Лиззи.
— Честь имю кланяться, мистеръ Кэмпердаунъ.
Лиззи низко присла предъ стряпчимъ и вернулась къ своей карет, сопровождаемая клэркомъ. Она безспорно вышла изъ этого свиданія, не получивъ свжихъ ранъ.
— Адвокату, которому придется подвергнуть ее вторичному допросу въ центральномъ уголовномъ суд, предстоитъ дло не легкое, сказалъ Кэмпердаунъ, какъ только затворилась за нею дверь.— Нтъ вещи, которой не въ состояніи сдлать хорошенькая женщина, когда она отброситъ всякое чувство стыда.
— Она великая женщина, замтилъ Джонъ Юстэсъ: — великая женщина, еслибъ прекрасному полу открыто было юридическое поприще, она сдлалась бы извстнымъ адвокатомъ.
Между тмъ Лиззи Юстэсъ возвращалась въ Гертфордскую улицу съ торжествомъ.

Глава LXXIII.
ПОСЛДНІЙ ЖЕНИХЪ ЛИЗЗИ.

Свиданіе Лиззи съ стряпчимъ произошло въ среду посл полудня, по ея возвращеніи въ Гертфордскую улицу, ей подали записку отъ мистрисъ Карбункль.
‘Я распорядилась такъ, чтобъ не обдать дома сегодня, и не вернусь ране десяти. То же я сдлаю завтра и каждый день пока вы не удете, а завтракать вы можете у себя. Разумется, вы исполните ваше намреніе выхать изъ дома въ понедльникъ. Посл того, что произошло, я предпочитаю не видаться съ вами.— Д. К.’
И это написала женщина, которая за нсколько дней назадъ заняла у нея сто-пятьдесятъ фунтовъ и въ настоящую минуту имла въ рукахъ на пятьдесятъ фунтовъ серебра, подареннаго Лучинд! Очевидно, подарокъ слдовало возвратить, когда свадьба Лучинды была отложена, по выраженію газетъ. Лучинда въ это время уже выхала изъ дома, но Лиззи не сообщили, куда ее увезли. Она и не могла обратиться къ Лучинд для возвращенія серебра — надо сказать, что оно находилось въ ту пору въ рукахъ хозяина гостинницы въ Олбемарльской улиц, который удержалъ его въ вид небольшого обезпеченія того, что ему остались должны — и вполн была уврена, что напрасно потребовала бы отъ мистрисъ Карбункль какъ серебро, такъ и свой долгъ. Но все-таки она причинитъ досаду письмомъ и отвтитъ оскорбленіемъ на оскорбленіе. Итакъ, она написала прежней пріятельниц:

‘Милостивая государыня,

‘Конечно, я вовсе не желаю продолжать знакомство, въ которое была вовлечена обманчивою наружностью и во время котораго оказала почти нелпое радушіе людямъ, вовсе недостойнымъ моего снисхоженія. Вы съ вашею племянницей и вашимъ короткимъ другомъ, лордомъ Джорджемъ Карутерсомъ, да несчастнымъ молодымъ человкомъ, женихомъ вашей племянницы жили въ качеств гостей на всемъ готовомъ въ моемъ замк нсколько мсяцевъ. Здсь въ дом я живу по праву вслдствіе заключеннаго условія, а такъ какъ я плачу боле, чмъ сколько приходилось бы на мою долю по справедливости изъ общихъ расходовъ, я буду жить здсь сколько мн угодно и уду когда мн вздумается.
‘Между тмъ, какъ мы расходимся, безъ сомннія, навсегда, я прошу немедленно возвратить одолженные вамъ мною сто-пятьдесятъ фунтовъ. Я вижу себя вынужденною настаивать и на возвращеніи серебра, приготовленнаго какъ свадебный подарокъ вашей племянниц. Чтобъ вы оставили его себ въ вид побочнаго дохода, не можетъ быть допущено ни на минуту, какъ удобно это ни казалось бы вамъ самимъ.
‘Ваша и такъ дале

‘Е. Юстэсъ.’

Относительно требованія возвратить взятое или вообще оскорбленія Лиззи не могла бы подйствовать мене на мильный столбъ. Мистрисъ Карбункль была очень сильна духомъ и такъ давно боролась съ тягостями міра сего, что подобное бичеваніе словами для нея ровно ничего не значило. Она не обратила вниманія на записку, а такъ какъ она уже сговорилась съ управляющимъ дома съ условіемъ, что выдетъ въ понедльникъ — что и сообщено было Лиззи слугами — она не испугалась угрозы Лиззи остаться въ дом. Къ тому же еще она знала, что длаются приготовленія къ поздк въ Шотландію.
Лиззи вернулась отъ Кэмпердауна съ торжествомъ. Она и тогда еще торжествовала въ душ, когда писала къ мистрисъ Карбункль, но ея веселое расположеніе духа значительно пострадало отъ замтки, которую она прочла въ вечерней аристократической газет того дня. Она всегда просматривала вечернюю аристократическую газету и усвоила себ такое убжденіе, что жизнь безъ нея немыслима. Однако, въ этотъ вечеръ она поссорилась съ пресловутымъ общественнымъ органомъ навсегда. Популярная и хорошо извщенная газета сообщала своимъ читателямъ, что юстэсовскіе брилліанты и проч. и проч. Словомъ, вся исторія была изложена и взаключеніе выражалась надежда, что такъ какъ публика съ самаго начала сильно интересовалась этимъ дломъ и глубоко сочувствовала лэди Юстэсъ по поводу потери ея брилліантовъ, то лэди Юстэсъ вроятно будетъ въ состояніи объяснить ту часть своего поведенія, которая въ настоящую минуту безспорно остается непонятною. Лиззи швырнула газету съ негодованіемъ, спрашивая себя, какое право имютъ газетные писаки соваться въ частныя дла такихъ лицъ, какъ она.
Въ этотъ вечеръ вопросъ объ отвт лорду Фону былъ для нея на очереди и наиболе занималъ ее. Лордъ Фонъ долго писалъ свое письмо, и она имла право медлить отвтомъ сколько душ угодно, но для нея самой было лучше отвтить скоре. Она уже пробовала свои силы на двухъ отвтахъ и непремнно отправила бы утвердительный, еслибъ могла быть уврена, что послднія открытія не измнятъ ршенія лорда Фона. Онъ ясно и категорически заявлялъ, что женится, если она пожелаетъ. Она и намрена была пожелать посл всхъ треволненій въ послдніе шесть мсяцевъ. Но опять и то было несомннно, что лордъ Фонъ возьметъ свое слово назадъ, какъ скоро услышитъ объ обстоятельствахъ, до того уже извстныхъ, что ихъ излагали въ газетахъ. Она ршила, что дастъ себ еще одну ночь на размышленіе.
Увы! эта ночь была лишнею ночью. На другое утро она лежала еще въ постели, когда ей подали письмо отъ лорда Фона, написанное въ клуб наканун вечеромъ.
‘Лордъ Фонъ свидтельствуетъ свое почтеніе лэди Юстэсъ и проситъ ее снисходительно понять, что онъ совершенно отказывается отъ своего предложенія въ письм отъ 28-го марта. Еслибъ лэди Юстэсъ сочла нужнымъ усомниться въ приличіи подобнаго ршенія со стороны лорда Фона, она лучше сдлаетъ, если предоставитъ обсудить этотъ вопросъ кому-нибудь изъ своихъ друзей, и лордъ Фонъ послдуетъ ея примру. Лордъ Фонъ считаетъ не лишнимъ заявить свою ршимость, ни при какихъ условіяхъ не имть личныхъ сношеній съ лэди Юстэсъ по этому поводу и — насколько онъ можетъ судить въ настоящую пору — по всякому другому’.
Это письмо было жестокимъ для нея ударомъ, хотя она не сомнвалась, что лордъ Фонъ мгновенно ускользнетъ у нея изъ рукъ, какъ только исторія съ брилліантами сдлается извстна. Письмо это было для нея тяжкимъ ударомъ, хотя она сотни разъ увряла себя, что бракъ съ такимъ человкомъ, каковъ лордъ Фонъ, въ которомъ нтъ капли поэзіи, что такой бракъ сдлалъ бы ее невыразимо несчастною. Какой исходъ оставался бы для ея чувствъ въ подобномъ союз? Вопросъ этотъ она задавала себ не разъ и никогда не была въ состояніи разршить его. Зачмъ она не успла ране отвтить Фону? Зачмъ не отвергла съ презрніемъ его вторичнаго сватовства, какъ онъ того заслуживалъ? Ахъ! въ этомъ-то и заключались все ея ея несчастье, вся ея вина.
Но когда Лиззи не могла сдлать того, чего желала, чтобъ другіе считали исполненнымъ ею, она тотчасъ придумывала способъ, какъ бы ей прикинуться, будто сдлала. Что она получила записку лорда Фона въ ту минуту, когда собиралась къ нему писать, было очень не удачно. Все она ему напишетъ и помтитъ письмо заднимъ числомъ. Вроятно, онъ не повритъ этому числу. Она и не ожидала, чтобъ кто-нибудь ей впредь сталъ врить. Но ему придется прочесть, что она напишетъ, и такимъ образомъ она избгнетъ необходимости упоминать о его послднемъ письм.
Ни одинъ изъ двухъ приготовленныхъ ею отвтовъ не соотвтствовалъ настоящему положенію дла и потому она написала третій. Прежнее письмо, въ которомъ она отвергала его предложеніе, было восхитительно дерзко по ея мннію и намекъ на поваренка чрезвычайно удаченъ, еслибъ она отослала письмо тогда, теперь же требовалось что-нибудь посильне — и сильнйшее заключалось въ слдующемъ:

‘Гертфордская улица, среда, 3-го апрля.

(Число, какъ замтитъ читатель, обозначало канунъ того дня, когда ей утромъ подали послднюю записку лорда Фона.)

‘Милордъ,

‘Цлую недлю я не отвчала на письмо, которое вы сдлали мн честь написать, находя лучшимъ дать себ время на размышленіе въ такомъ важномъ вопрос. Въ этомъ я послдовала примру офиціальной осторожности вашего сіятельства.
‘Кажется, я никогда не читывала письма лживе, трусливе и подле того, которое вы оказались способны написать мн.
‘Когда мы были помолвлены, сознаюсь красня, я не имла понятія о вашемъ характер. Посл вы отвергли меня и запятнали мое доброе имя, просто потому, что узнавъ о моихъ врагахъ, струсили стать съ ними лицомъ къ лицу, и всячески искали средства уклониться отъ своего слова. Съ самаго начала и до конца все это олицетворенная трусость. Ваше поведеніе со мною одно продолжительное, ничмъ не оправдываемое оскорбленіе, тщательно обдуманное, изъ страха, какъ бы не наткнуться на хлопоты. Такой неслыханной подлости никто не встрчалъ ни въ романахъ, ли въ дйствительной жизни.
‘И теперь вы опять предлагаете мн свою руку — потому что опять струсили. Не чуть ли вы боитесь, что васъ поколотятъ, если вы откажетесь отъ своего слова, и вами руководитъ то чувство, что друзья мои не могутъ отколотить васъ, когда вы изъявите готовность жениться. Не бойтесь. Ничто на свт не заставитъ меня быть вашею женою. А еслибъ кто изъ моихъ друзей взглянулъ на васъ съ такимъ видомъ, какъ-будто хочетъ проучить, только покажите ему это мое письмо и поясните, что я отказалась быть вашею женою, а не вы отказались сдлаться моимъ мужемъ.

‘Е. Юстэсъ.’

Лиззи отправила это письмо, находя, что ничего не можетъ прибавить къ его дерзости, сколько бы ни сидла надъ нимъ. Ей казалось, когда она перечитывала его въ пятый разъ, что оно имло видъ, будто написано до полученія послдней его записки и потому взбситъ лорда Фона тмъ боле.
Это было послднею недлею ея пребыванія въ город, а тамъ ей предстояло схоронить себя въ Портрэ, гд все ея общество будетъ составлять врная Мэкнёльти, остававшаяся въ Шотландіи въ послдніе три мсяца, какъ старшая няня маленькаго наслдника. Въ пятницу Лиззи предстояло отправиться въ судъ, дать свое показаніе, по поводу чего ей уже была прислана какая-то отвратительная бумажонка, но Фрэнкъ будетъ сопровождать ее. Она отдлалась такъ легко въ другихъ случаяхъ, что теперь почти вовсе не испытывала страха. Она и не умла вполн уяснить себ, почему ей надо быть осужденной на изгнаніе, и много думала объ этомъ. Она сдалась на совтъ Фрэнка, когда впервые стала опасаться, что не совладаетъ съ своими затрудненіями. Теперь затрудненія понемногу отстранялись, что-жъ касается Фрэнка — чмъ былъ онъ для нея, чтобъ она его слушала? Тмъ не мене сундуки и чемоданы ея были уложены и она узнала, что ей надо хать. Онъ будетъ сопровождать ее въ этомъ путешествіи и ей представится еще одинъ благопріятный случай относительно его.
Пока она обдумывала все это, доложили о приход Эмиліуса. Въ своемъ одиночеств она была рада всякому постителю и знала, что Эмиліусъ по-крайней-мр будетъ съ нею вжливъ. Едва онъ усплъ ссть, какъ заговорилъ о несчасть, что не состоялся предполагаемый бракъ, и намекнулъ тихимъ, едва слышнымъ голосомъ, что во всемъ этомъ дл съ самаго начала было что-то не общающее хорошаго. Онъ съ своей стороны всегда опасался, чтобъ союзъ, открыто основанный на однихъ ‘меркантильныхъ’ интересахъ — онъ заявилъ въ скобкахъ, что слово меркантильный передавало его мысль ближе всякаго другого — не могъ вести къ супружескому счастью.
— Мы вс знаемъ, говорилъ онъ:— что нашъ добрый другъ мистрисъ Карбункль имла свои собственные виды, совершенно отдльные отъ благополучія ея племянницы. Я питаю величайшее уваженіе къ мистрисъ Карбункль — могу сказать, благоговніе — но нельзя въ продолжительномъ и близкомъ знакомств съ нею не видть, что она — корыстолюбива.
— И очень.
— Вы также замтили? Правда, она очень корыстолюбива и это набрасываетъ тнь на ея характеръ, который въ другихъ отношеніяхъ такъ плнителенъ.
— Она самая дерзкая, неблагодарная женщина, какую мн приходилось знать! воскликнула Лиззи съ гнвомъ.
Эмиліусъ широко раскрылъ глаза, но не возражалъ.
— Такъ какъ вы упомянули про нее, мистеръ Эмиліусъ, то я вамъ все скажу. Чего я не длала для этой женщины! Вы знаете, какъ я принимала ее у себя въ Шотландіи.
— Съ роскошнымъ гостепріимствомъ, замтилъ Эмиліусъ.
— Разумется, она не платила ни за что у меня въ Портрэ.
— Само собою.
Мысль о плат за то, что съдено или выпито въ дом пріятеля, была въ высшей степени непріятна пастору.
— А здсь я платила за все. То-есть, мы условились на счетъ общихъ расходовъ съ большою выгодою для нея. Кром того она заняла у меня много денегъ.
— Я нисколько этому не удивляюсь, вставилъ свое слово Эмиліусъ.
— А когда эта несчастная двушка, ея племянница, должна была выйти за бднягу сэр-Грифина Тьюита, я подарила ей цлый серебряный сервизъ.
— Какая удивительная щедрость!
— И поврите ли, она воспользовалась всмъ для своихъ собственныхъ низкихъ цлей! Какъ вы думаете, что она сдлала?
— Любезная лэди Юстэсъ, едва-ли что-нибудь удивитъ меня.
Лиззи вдругъ затруднилась, какъ ей, не коснувшись своихъ собственныхъ непріятностей относительно воровства, передать, что мистрисъ Карбункль выгоняетъ ее изъ дома.
— Она объявила мн, продолжала она: — чтобъ я убиралась отсюда немедленно. Но я полагаю, что она задолжала до такой степени, что не можетъ доле оставаться въ этомъ дом.
— Я знаю, что она много должна, лэди Юстэсъ.
— Все-же она могла бы оказать мн вжливость. А вмсто того она обошлась со мною дерзко до крайности. И почему, какъ бы вы думали? Потому что я не позволила ей хать съ бдною сумасшедшею двушкою въ Портрэ.
— Неужели она просила васъ объ этомъ?
— Я вамъ говорю!
— Въ жизнь не слыхивалъ о подобномъ безстыдств, сказалъ Эмиліусъ, опять широко раскрывъ глаза и покачивая головой.
— Она желала, чтобъ я пригласила ихъ обихъ къ себ въ Портрэ на… на… разумется, это было бы почти навсегда. Право не знаю, какъ я потомъ избавилась бы отъ нихъ. А бдная двушка, знаете ли, помшана — совсмъ помшана. Она не могла оправиться посл того утра. О! что я вынесла съ этимъ несчастнымъ бракомъ отъ жестокаго, варварскаго упорства мистрисъ Карбункль! Вы представить себ не можете, мистеръ Эмиліусъ, какія сцены происходили здсь въ этотъ послдній мсяцъ. Ничего не можетъ быть ужасне. Ни за какія блага въ свт не согласилась бы я пройти чрезъ все это опять. Я просто больна отъ этого и должна хать въ Шотландію поправить здоровье.
— До меня дошло, что вы узжаете, и я желалъ сказать вамъ — слова два наедин предъ вашимъ отъздомъ.
Эмиліусъ долго обдумывалъ, что ему говорить при этомъ свиданіи, и приготовился къ нему съ величайшимъ тщаніемъ. Онъ зналъ довольно подробно исторію ожерелья отъ мистрисъ Карбункль, которая услышала ее, какъ вроятно помнитъ читатель, отъ лорда Джорджа. Онъ зналъ о помолвк съ лордомъ Фономъ и также о дружескихъ отношеніяхъ, возникшихъ было между Лиззи и лордомъ Джорджемъ. Эмиліусъ былъ бдителенъ, терпливъ, не пренебрегалъ ничмъ и наконецъ сталъ надяться. Когда онъ услыхалъ, что его возлюбленная детъ въ Шотландію, онъ сказалъ себ, что хорошо бы отважиться на ршительный шагъ до ея отъзда. Что-жъ касалось поздки въ Айрширъ, то это сущіе пустяки для человка влюбленнаго какъ Эмиліусъ, онъ нисколько не затруднился бы явиться въ замокъ безъ приглашенія. Каковы ни были его недостатки, храбрости довести подобное дло до благополучнаго конца у него хватило бы съ избыткомъ. Насколько смлость и отвага могутъ быть человку полезны, онъ былъ хорошо вооруженъ. У него достало бы духу сдлать предложеніе герцогин съ доходомъ въ десять разъ больше, чмъ у Лиззи, и голосъ его не дрогнулъ бы, краска смущенія не выступила бы на лиц. Онъ долго вдумывался въ вопросъ, какъ бы ему врне побдить ее, намекомъ ли на ея провинности относительно брилліантовъ, или длая видъ будто находится въ совершенномъ невдніи. Наконецъ онъ ршилъ, что успхъ вроятне при смломъ заявленіи истины.
‘Я знаю, какъ страшно вамъ нужна опора, чтобъ вынести вс эти невзгоды, и знаю также, что вс ваши знатные обожатели будутъ уклоняться отъ васъ изъ-за того, что вы сдлали, итакъ лучше, если вы примите мою руку. Согласитесь и я поддержку васъ, несмотря ни на что. А если откажете, то я помогу раздавить васъ.’
Таковы были доводы, которые Эмиліусъ ршился пустить въ ходъ, и облечь ихъ онъ хотлъ въ такую же форму — разумется, съ небольшими измненіями. Онъ приступалъ теперь къ своему длу съ твердымъ намреніемъ не щадить силъ для достиженія успха. Заявивъ о своемъ желаніи переговорить съ Лиззи глазъ-на-глазъ, Эмиліусъ придвинулъ стулъ и наклонился къ ней впередъ, засунувъ свои сложенныя руки между сжатыхъ колнъ. Онъ былъ смуглъ, довольно хорошо сложенъ, носъ имлъ горбатый и густые, жирные волосы, вообще онъ могъ бы казаться довольно красивымъ въ глазахъ нкоторыхъ женщинъ, еслибъ въ одномъ его глазу не было чего-то страннаго, точно будто онъ косъ. Когда онъ проповдывалъ, это было незамтно, но въ обыкновенной и дружеской бесд производило впечатлніе непріятное.
— Въ-самомъ-дл? сказала Лиззи съ прекрасно разыграннымъ изумленіемъ.
Она уже стала размышлять, не годится ли, взявъ все въ соображеніе, и мистеръ Эмиліусъ?
— Точно такъ, лэди Юстэсъ. Мы съ вами знаемъ другъ друга уже много мсяцевъ и мн доставило самое искреннее удовольствіе это знакомство — не позволите ли вы сказать, дружба, возникшая между нами?
Лиззи не запретила употребленія пріятнаго слова и только слегка наклонила голову.
— Полагаю, какъ человкъ преданный и духовное лицо, я не могу быть обвиненъ въ нескромномъ вмшательств въ частныя дла, когда скажу, что случайно до меня дошли вс подробности двухъ покражъ, которыми васъ такъ жестоко преслдовали.
Э! да онъ явился по поводу брилліантовъ, а не предложеніе длать! Лиззи подняла брови и едва замтно наклонила голову.
— Не знаю, насколько друзья ваши или публика осуждаютъ васъ, но…
— Мои друзья меня вовсе не осуждаютъ, милостивый государь.
— Я очень радъ это слышать.
— Никто не осмливался осуждать меня, кром безстыдной женщины, которая ищетъ предлога не заплатить мн того, что должна.
— Я въ восхищеніи. Итакъ, я намревался высказать вамъ, что хотя вы и нарушили букву закона и подлежите судебному преслдованію, которое можетъ быть непріятно…
— Я не подлежу ршительно ничему непріятному, мистеръ Эмиліусъ.
— Вы меня очень успокоиваете. Я собирался выразить мнніе, такъ какъ слышалъ, что въ свт есть люди, которые осмливаются обвинять васъ въ… въ ложной присяг…
— Никто не осмливался обвинять меня въ чемъ-либо. Съ какой стати приходите вы ко мн говорить подобныя вещи?
— Ахъ, лэди Юстэсъ! Мною руководитъ то, что эти клеветы говорятся открыто за вашей спиной.
— Кто говорить ихъ? Мистрисъ Карбункль и лордъ Джорджъ Карутерсъ — мои враги?
Эмиліусъ чувствовалъ, что не подвигается впередъ.
— Я только хотлъ вамъ сказать, какъ я смотрю на вопросъ. Взглянувъ на него съ точки зрнія духовнаго лица, я нахожу, что вы были правы въ тхъ мрахъ, какія приняли для огражденія своей собственности, на которую злоумышленники намревались запустить лапу.
— Разумется, я была права.
— Вамъ лучше знать, лэди Юстэсъ, могу ли я оказать вамъ помощь въ чемъ-нибудь.
— Ни въ какой помощи я не нуждаюсь, мистеръ Эмиліусъ, благодарю.
— Мн сообщили, что т, которые съ сердечною преданностью должны бы поддерживать васъ въ это время, можно сказать, скорби, бросили васъ съ холодною эгоистичностью.
— Да никакой скорби нтъ и никто меня не бросалъ.
— Мн говорили, что лордъ Фонъ…
— Лордъ Фонъ идіотъ.
— Безъ сомннія.
— И я бросила его. Сегодня утромъ я отвтила на его убдительное письмо возобновить нашу помолвку, что объ этомъ не можетъ быть рчи. Я презираю лорда Фона, а сердце своего я никогда не отдамъ тому, кто не иметъ моего уваженія.
— Это возвышенный взглядъ, лэди Юстэсъ, которому я вполн сочувствую. Теперь же позвольте мн приступить къ настоящей цли моего сегодняшняго посщенія, сладостной цли моего прихода въ это утро. Предварительно однако увривъ васъ, что я не предложилъ бы вамъ своего сердца, еслибъ съ сердцемъ вмст не было сопряжено совершеннйшее уваженіе, когда-либо питаемое мужчиною къ женщин.
Эмиліусъ счелъ нужнымъ прямо приступить къ длу, когда лэди Юстэсъ не позволила ему дойти до него окольнымъ путемъ, какъ онъ намревался. Все-таки онъ полагалъ, что сказанное имъ не останется безъ дйствія, такъ какъ онъ ни минуты не врилъ ея увреніямъ на счетъ друзей и отсутствія скорби. Она только бодре выносила вс эти невзгоды, чмъ онъ ожидалъ, а потому заставила его измнить планъ атаки. Не теряя времени онъ воспользовался первымъ удобнымъ случаемъ.
— Что вы хотите сказать, мистеръ Эмиліусъ?
— То, что повергаю къ вашимъ ногамъ мое сердце, руку, счастье, званіе и карьеру. Я ршаюсь сказать про себя, что однимъ краснорчіемъ и собственнымъ умомъ завоевалъ себ значительное положеніе въ этой кишащей народомъ столиц. Я понимаю, лэди Юстэсъ, какъ высоко вы стоите. Вашу плнительную красоту я сознаю — увы! всею душою. Мн сказали, что вы богаты. Но и я, дерзающій выступить въ качеств искателя вашей руки, и я не ничтоженъ въ этомъ мір. Кровь, которая течетъ въ моихъ жилахъ, не мене знаменита, чмъ ваша, я потомокъ знатнаго и древняго рода въ моей отчизн. Званіе, избранное мною, самое возвышенное, которое когда-либо воодушевляло благороднымъ честолюбіемъ человческое сердце. Мн едва минуло тридцать-два года и я уже извстенъ какъ величайшій проповдникъ моего времени, хотя проповдую не на родномъ язык. Ваша палата пэровъ была бы мн открыта какъ духовному лицу, еслибъ я снизошелъ на условія, предлагаемыя мн тми, кто нуждается въ моемъ содйствіи. Я двигаю массами. Я трогаю сердца. Въ этомъ громадномъ скопищ народа, которое вы называете Лондономъ, я могу избрать себ кружокъ людей близкихъ среди самыхъ высокопоставленныхъ лицъ въ этой стран. Лэди Юстэсъ, не согласитесь ли вы раздлить мою карьеру и мою судьбу? Я прошу вашей руки, потому что вы единственная женщина, къ которой сердце мое снизошло, которую я полюбилъ.
Человкъ этотъ былъ противный, сальный, лживый, косой, жидъ-перекрещенецъ, обманщикъ, сорока лтъ слишкомъ, котораго величайшій успхъ въ свт состоялъ въ доставленномъ ему чрезъ посредство мистрисъ Карбункль доступ въ замокъ Портрэ. Къ епископской митр онъ былъ такъ же близокъ, какъ великій человкъ прошлаго поколнія, депутатъ Шепгердъ. Къ такому существу можно было питать одно отвращеніе — онъ быль гнусно саленъ, лгунъ и обманщикъ, новъ немъ проглядывало нкоторое мужество. Онъ не боялся этой женщины, и говоря за себя, онъ держалъ высоко голову. Онъ изучилъ свою рчь и зналъ, какъ слдовало произнести каждое слово. Онъ не краснлъ, не запинался и не раболпствовалъ. Весьма вроятно, онъ никогда не слыхивалъ о своемъ дд или бабк, однако говорилъ о своихъ благородныхъ предкахъ такимъ тономъ, что заставилъ Лиззи поврить ему. Онъ почти убдилъ ее и въ томъ, что признанъ всмъ міромъ какъ величайшій проповдникъ своего времени. Пока онъ говорилъ свою рчь, она почти плнилась его косымъ глазомъ. Его сальная и гнусная фигура нравилась ей безспорно. Предполагая, какъ и было естественно, что многое изъ сказаннаго имъ неправда, ей и ложь эта понравилась. Въ немъ вообще былъ оттнокъ поэзіи, а поэзія, думала она, несовмстна съ пошлою правдивостью. Мужчина, чтобъ вполн быть мужчиной въ ея глазахъ, долженъ умть побожиться, что вс его гуси настоящіе лебеди и что онъ считаетъ ихъ десятками, хоть бы ему не принадлежало на самомъ дл и перышка отъ гусинаго крыла. Ей понравилась его смлость, наконецъ, въ своемъ объясненіи онъ не побоялся открыто высказаться насчетъ своихъ чувствъ. Тмъ не мене онъ былъ только пасторъ Эмиліусъ, и она знала, что его доходъ далеко не роскошенъ. Хотя она восхищалась его обращеніемъ и разговоромъ, она знала очень хорошо, что онъ гонится за ея деньгами. Съ той минуты, какъ Лиззи уяснила себ его цль, она твердо ршилась не быть его женою, пока сохранится малйшая надежда завладть Фрэнкомъ Грейстокомъ.
— Мн говорили, мистеръ Эмиліусъ, что вы женаты.
— Это сущая ложь, лэди Юстэсъ. Изъ одного состраданія я пріютилъ отдаленную родственницу. Въ то время я находился въ чужой стран и злословіе коснулось моего образа жизни. Не жалуясь, я отослалъ обратно родственницу на ея родину. Помогать ей изъ состраданія я могъ точно такъ же тамъ, какъ и здсь.
— Стало быть, вы содержите ее?
Эмиліусъ помолчалъ съ минуту. Опасно было бы сказать, что на немъ лежитъ подобная обуза.
— Я помогалъ ей, пока она не нашла себ собственнаго дома, сдлавшись женой честнаго человка.
— О! въ-самомъ-дд? Я рада слышать это.
— А теперь, лэди Юстэсъ, могу ли я надяться на благопріятный отвтъ?
Лиззи отвтила такою же длинною и почти такою же ловкою рчью, какъ была его собственная. Сердце ея вынесло въ послднее время много испытаній. Она лишилась лучшаго изъ мужей, какого когда-либо боготворила жена. Она подумала было для своего ребенка, хотя не могла теперь пояснить, въ какихъ именно видахъ, о вступленіи во второй бракъ съ человкомъ высокаго званія, который однако оказался недостойнымъ ея. Она отступилась отъ него — съ великолпнымъ выраженіемъ презрнія — Лиззи представила въ лицахъ, какъ она отступилась — и не желала боле думать ни о какомъ брак. Выслушавъ ее, Эмиліусъ отвсилъ низкій поклонъ, и наружная дверь еще не закрылась за нимъ, какъ онъ соображалъ, сколько ему будетъ стоить поздка въ Шотландію.

Глава LXXIV.
ЛИЗЗИ ВЪ ПОЛИЦІИ.

Въ среду и четвергъ Лиззи торжествовала. Она безспорно вышла цла и невредима изъ кабинета Кэмпердауна, а женщина, разумется, можетъ назвать побдой, когда мужчина повергаетъ къ ея ногамъ свою руку, сердце, счастье и все, что иметъ. Однако, когда настала пятница, хотя Лиззи и твердо ршилась не унывать, страхъ все-таки овладлъ ею. Она очень хорошо понимала, что ее пригласятъ публично сознаться въ томъ, что она два раза ложно показывала подъ присягой. Хотя очевидно ей не грозило никакого существеннаго наказанія, все-таки она подвергнется очень невыгоднымъ для нея замчаніямъ какъ со стороны судьи, такъ и со стороны защитника обвиняемыхъ. Легла она спать въ прекрасномъ расположеніи духа, но утромъ проснулась въ страх и гор. Она одлась въ черное съ ногъ до головы и приготовила себ толстую черную вуаль. Она велла привести извощичій фаэтонъ для этого случая, не находя разумнымъ выставить на видъ свой собственный экипажъ. Позавтракала она рано и выпила большой стаканъ вина, чтобъ подкрпиться. Когда Фрэнкъ пріхалъ къ ней безъ четверти въ десять, она была уже совсмъ готова и схватила его за руку, почти не сказавъ ни слова. Она только поглядла ему въ лицо глазами полными слезъ.
— Все скоро кончится, сказалъ онъ.
Она пожала ему руку и сдлала знакъ, что готова выйти вслдъ за нимъ.
— Этимъ дломъ начнутъ, замтилъ онъ: — вамъ не долго придется ждать.
— О, вы такъ добры — такъ добры ко мн!
Она пожала его руку, на которую опиралась, и не сказала ни слова боле во всю дорогу. У входа въ судъ толпилось множество народа. Переулокъ былъ узенькій и такъ расположенъ, что фаэтонъ Лиззи едва могъ пробраться до двери. Но предъ нею тотчасъ разступились, когда Фрэнкъ высадилъ ее изъ экипажа, и полицейскіе, которые тутъ дежурили, оказали ей такое вниманіе, какъ-будто она жена лорда-канцлера. О преступныхъ дяніяхъ мягко будутъ отзываться, понизивъ голосъ, даже полицейскіе, когда преступники прізжаютъ въ экипаж и носятъ титулъ. Лиззи провели въ отдльную комнату и ей сообщили, что она прождетъ тутъ не боле нсколькихъ минутъ. Фрэнкъ вошелъ въ присутствіе и увидалъ, что двое судей только что заняли свои мста. Одного было достаточно, но дло представляло рдкій интересъ и даже члены полицейскаго суда подвержены человческимъ слабостямъ. Грейстоку было дозволено обойти вокругъ стола и шепнуть два слова на ухо тому изъ судей, который предсдательствовалъ въ этотъ день. Судья кивнулъ головой и приступили къ длу.
Несчастный Бенджаминъ доставленъ былъ изъ Вны подъ строгимъ карауломъ и находился теперь на скамь подсудимыхъ. Возл него, въ качеств соучастника, стоялъ Смайлеръ, высокій, массивный, некрасивый, но ршительнаго вида мошенникъ, искусный взламывать замки, одаренный громадною силою и коротко извстный полиціи, съ которой вдался не разъ съ-тхъ-поръ, какъ взялся за свое ремесло лтъ пятнадцать назадъ. Да онъ, по правд сказать, и за долго до того былъ знакомъ съ полиціею. Насколько онъ могъ себя запомнить, всегда знавалъ ее. Только любительская дятельность его дтскихъ лтъ теперь уже не шла въ зачетъ. Въ послдніе пятнадцать лтъ его біографія писалась со всею точностью, какой заслуживали подвиги великаго человка. Изъ этихъ ста-восьмидесяти мсяцевъ онъ провелъ сто въ тюрьм и подвергся двадцати-тремъ приговорамъ. Онъ уже становился старъ — для вора — и пріятели его полагали, что онъ скоро поселится навсегда въ какомъ-нибудь уединенномъ уголк. Бенджаминъ смотрлъ почтеннымъ, пожилымъ человкомъ лтъ пятидесяти, съ легкою просдью и въ превосходномъ черномъ костюм. Видомъ своимъ онъ всячески старался выказать изумленіе, что очутился на такомъ мст и въ такой компаніи. Онъ то и дло говорилъ съ своимъ стряпчимъ и тмъ адвокатомъ, который долженъ былъ излагать, почему онъ не подлежитъ суду. Вообще онъ все время былъ въ волненіи. Смайлеръ, напротивъ, какъ дома. Онъ очень хорошо понималъ свое положеніе и не раскрывалъ рта. Онъ стоялъ прямо, какъ столбъ, глядлъ на судью, не отводя глазъ, и не облокачивался даже ни разу на перила во вс четыре часа, пока длилось разбирательство. Только когда пріятель его, Билли Канъ, разодтый въ пухъ и прахъ, спокойный и мягкій, какъ онъ видлъ его однажды въ трактир ‘Восходящее Солнце’ въ Микской улиц, введенъ былъ въ присутствіе дать показаніе противъ него, Смайлеръ бросилъ на него взглядъ, въ которомъ очевидно для всхъ присутствующихъ заключалась угроза кровавой отплаты. Но Билли зналъ выгоду своего положенія и только съ улыбкой кивнулъ головой своему старому товарищу. Тотъ былъ гораздо сильне его и надленъ многими преимуществами, по взявъ все въ соображеніе, его старый-то товарищъ, пожалуй, оказался наимене смтливымъ изъ двухъ воровъ. Такъ поняли зрители улыбку Билли.
Обстоятельства дла изложилъ очень коротко и ясно аторней. Все умстилось бы въ орховой скорлупк, заявилъ онъ, еслибъ воровство, произведенное предъ тмъ въ Карлейл, не усложнило вопроса. Не трудно бы доказать виновность подсудимыхъ и въ этомъ проступк, но сочли лучшимъ ограничиться однимъ обвиненіемъ въ краж, учиненной въ Гертфордской улиц. Онъ коснулся того, что произошло въ Карлейл, только для поясненія, но замтилъ, что вс его слова могутъ быть подкрплены доказательствами. Потомъ онъ изложилъ все, что извстно читателю о желзномъ сундучк. Брилліантовъ тамъ не оказалось, сказалъ онъ, и за тмъ послдовала исторія Лиззи, но передалъ онъ ее съ величайшей пощадою. Во все это время Лиззи сидла подъ вуалью въ отдльной комнат и ни слова не слыхала изъ того, что говорилось. Между тмъ аторней приступилъ къ краж въ Гертфордской улиц. Онъ докажетъ, говорилъ онъ, показаніемъ самой лэди Юстэсъ, что брилліанты лежали у нея въ замкнутой письменной шкатулк, хотя вс ея знакомые и друзья полагали, что они были взяты въ Карлейл, и онъ докажетъ кром того показаніемъ соучастниковъ, что брилліанты были украдены двумя людьми — младшимъ изъ подсудимыхъ и свидтелемъ, который будетъ приведенъ — что ожерелье было передано этими двумя людьми старшему изъ подсудимыхъ, и тотъ далъ имъ извстную сумму денегъ за исполненныя ими. два воровства. Много еще говорилъ аторней, но для читателя, которому все извстно, это было бы третье повтореніе одного и того же. Заключилъ онъ тмъ, что прежде всего предлагаетъ спросить лэди Юстэсъ, у которой находились брилліанты, когда ихъ украли. Фрэнкъ Грейстокъ вышелъ при этихъ словахъ изъ присутствія и вскор возвратился, ведя бдную Лиззи подъ руку.
Ее провели къ креслу и посл того, какъ она приняла присягу, пригласили ссть. Но ее попросили поднять вуаль, которую она было опустила, какъ скоро приложилась къ евангелію. Первый вопросъ ей предложили очень легкій. Помнитъ ли она ночь въ Карлейл? Не разскажетъ ли она, что произошло въ эту ночь? Когда украли сундучокъ, находились ли въ немъ брилліанты? Нтъ, она вынула ихъ для безопасности и положила къ себ подъ подушку. Тутъ настала горькая минута, когда ей пришлось сознаться въ ложномъ показаніи подъ присягой предъ судьею въ Карлейл, но и это даже прошло какъ-то легко. Судья сдлалъ ей одинъ строгій вопросъ:
— Неужели, лэди Юстэсъ, вы дали тогда ложное показаніе, зная, что оно ложно?
— Я находилась въ такомъ положеніи отъ испуга, что сама не знала, что говорю! воскликнула Лиззи и залилась слезами, протянувъ къ судь сложенныя руки съ умоляющимъ видомъ.
Съ этой минуты судья былъ на ея сторон — и публика тоже. Бдное, несвдущее, измученное молодое созданіе — и такая красавица! Таково было общее впечатлніе. Но она еще не попала въ руки адвоката, защитника Бенджамина. Потомъ Лиззи разсказала все, что ей было извстно о другомъ воровств. Она конечно не заявляла при допрос, чтобъ у нея украдены были брилліанты. Она также не упоминала о брилліантахъ въ списк украденныхъ у нея вещей. Не упоминала она потому, что считала ихъ своею собственностью и предпочла потерять скоре чмъ снова поднимать исторію о покраж въ Карлейл. Такъ показала она предъ судомъ, затмъ предоставили право разспрашивать ее очень ученому и очень искусному адвокату, котораго Бенджаминъ взялъ защищать его — или врне, изложить причины, почему его совсмъ не слдовало привлекать къ суду.
Надо сознаться, что Лиззи вынесла отъ него часть того наказанія, которое несомннно заслуживала. Этотъ тонкій и ученый господинъ принялъ въ настоящемъ случа самый добродушный и сладкій голосъ, которымъ когда-либо говорилъ англійскій адвокатъ. Онъ обратился къ лэди Юстэсъ въ самыхъ мягкихъ выраженіяхъ, точно-будто едва осмливался говорить съ женщиной, стоящей такъ высоко по богатству, званію и красот, тмъ не мене онъ сдлалъ ей нсколько очень тяжелыхъ вопросовъ. ‘Такъ ли онъ понялъ, что она добровольно давала показаніе въ суд въ Карлейл съ цлью содйствовать полиціи въ поимк извстныхъ людей за покражу извстныхъ драгоцнныхъ камней, зная между тмъ, что драгоцнные камни эти находятся у нея самой?’
Пораженная рзкой противоположностью между сладкимъ голосомъ и грубымъ вопросомъ, Лиззи не могла никакъ понять его и онъ трижды повторилъ вопросъ, придавая своему голосу все боле и боле сладкозвучія.
— Такъ, отвтила наконецъ Лиззи.
— Такъ?
— Да, такъ, повторила Лиззи.
— И вы, ваше сіятельство, заставили кумберландскую полицію гоняться за мнимыми ворами брилліантовъ, которые находились въ вашихъ рукахъ, когда вы давали это показаніе подъ присягой?
— Да.
— И вы знали, ваше сіятельство, что показываете неправду?
— Знала.
— И полиція отыскивала, этихъ людей въ-теченіе нсколькихъ недль?
— Отыскивала.
— Основываясь на вашемъ показаніи?
— На моемъ, сквозь слезы произнесла Лиззи.
— И вы все время знали, ваше сіятельство, что эти бдные люди неповинны въ краж вашихъ брилліантовъ?
— Но они украли сундучокъ, возразила Лиззи опять сквозь слезы.
— Разумется, кто-нибудь взялъ желзный сундучокъ изъ комнаты вашего сіятельства, но вы показали подъ присягой, что украдены были брилліанты. Если не ошибаюсь, на васъ въ то время былъ предъявленъ искъ по поводу этихъ брилліантовъ, на которые другія лица заявляли права?
— Это правда
— И лица эти прекратили искъ, какъ скоро услыхали, что брилліанты украдены?
При всей его вкрадчивой кротости, онъ довелъ Лиззи чуть-что не до обморока. Ей казалось, что вопросамъ конца не будетъ. Напрасно судья ставилъ на видъ ученому мужу, что лэди Юстэсъ неоднократно сознавалась въ своемъ ложномъ показаніи, какъ въ Карлейл, такъ и въ Лондон. Защитникъ Бенджамина настаивалъ на однихъ и тхъ же вопросахъ, все раскапывая дло въ Карлейл и почти вовсе не упоминая о второй краж въ Гертфордской улиц. Онъ задался цлью такъ обставить вопросъ, какъ-будто Лиззи сама устроила это воровство, чтобъ провести Кэмпердауна, и что лордъ Джорджъ Карутэрсъ былъ ея соучастникомъ. Онъ даже спросилъ ее почти шепотомъ и съ сладчайшею улыбкой, не выходитъ ли она замужъ за лорда Джорджа. Когда Лиззи отвтила отрицательно, онъ все-таки выразилъ мысль, что этотъ бракъ вроятно впереди. Тутъ Фрэнкъ Грэйстокъ обратился къ судь съ просьбою оградить лэди Юстэсъ отъ такой безполезной пошлости и въ суд произошла сцена. Лиззи эта сцена была непріятна, но она отвлекла отъ нея вниманіе публики, которой, разумется, очень было забавно слышать, какъ два адвоката перекидывались крупными словами.
Лэди Юстэсъ была вынуждена оставаться въ отдльной комнат во все время, пока допрашивали Пэшенсъ Крабстикъ и Кана, но слышать она не могла ничего. Пэшенсъ оказалась самою закоснлою и неподатливою свидтельницей, она никакъ не хотла высказывать что-либо дурное о себ и относительно этого не заслуживала всего хорошаго, что ей выпало на долю. Но Билли Канъ былъ обворожителенъ любезенъ, сообщителенъ и точенъ. Его ничмъ нельзя было сбить. Опытный и свдущій адвокатъ попытался-было истерзать его на части, однако ничего съ нимъ сдлать не могъ. На вопросъ, не былъ ли онъ воромъ по ремеслу цлыхъ десять лтъ, онъ отвтилъ:
— Десять или двнадцать.
Разв онъ ожидаетъ, чтобъ какіе-нибудь присяжные поврили его показанію подъ присягой? обратился къ нему адвокатъ со вторымъ вопросомъ..
— Только въ такомъ случа, когда оно вполн будетъ подтверждено.
— Можете ли вы взглянуть прямо въ лицо этому человку — который во всякомъ случа честне васъ? воскликнулъ адвокатъ съ паосомъ.
— Кажется, могу, отвтилъ Билли, и такъ улыбнулся Смайлеру, что зала суда огласилась неудержимымъ хохотомъ.
Оба обвиненные были преданы уголовному суду и Лиззи Юстэсъ обязали, подъ опасеніемъ извстнаго наказанія, явиться по требованію и снова дать свое показаніе.
— Я радъ, что это кончено, сказалъ Фрэнкъ, прощаясь съ нею у двери передней мистрисъ Карбункль.
— О Фрэнкъ, дорогой Фрэнкъ! что было бы со мною безъ васъ?

Глава LXXV.
ЛОРДЪ ДЖОРЖЪ ВЫСКАЗЫВАЕТСЯ.

Лэди Юстэсъ не выходила изъ дома ни въ субботу, ни въ воскресенье, и занялась исключительно приготовленіями къ отъзду. Мистрисъ Карбункль она боле не видала, но он переговаривались чрезъ посланныхъ и даже писали другъ къ другу. Все это не повело ни къ чему. Лиззи желала получить обратно подаренное серебро и часть денегъ, если возможно. Ложки и вилки находились въ Олбемарльской улиц, вн власти мистрисъ Карбункль, а деньги, разумется, были истрачены. Лиззи могла бы избавить себя отъ труда требовать ихъ обратно, еслибъ ей не доставляло удовольствія оскорблять свою прежнюю пріятельницу, не смотря на то, что она навлекала на себя такимъ образомъ новыя оскорбленія. Что касалось дрянныхъ ложекъ, говорила мистрисъ Карбункль, то он принадлежали мисъ Ронокъ, такъ какъ были ей подарены безъ всякаго условія задолго до свадьбы, вслдствіе совершенно отдльнаго денежнаго соглашенія. Мистрисъ Карбункль не признавала за собою права располагать собственностью мисъ Ронокъ. Относительно Денегъ, которыя требовала лэди Юстэсъ, когда между ними окончательно сведутся счеты, должно оказаться, что мистрисъ Карбункль еще слдуетъ получить съ нея значительный кушъ. Но еслибъ даже она и была должна какую-нибудь бездлицу лэди Юстэсъ, все-таки она ничего бы не заплатила, увдомленная, что все имущество лэди Юстэсъ конфисковано по случаю совершенныхъ ею клятвопреступленій — слово было подчеркнуто два раза въ записк мистрисъ Карбункль. Разумется, это было непріятно, но мистрисъ Карбункль не одна покрылась славою на пол битвы. Лиззи также насказала не мало непріятныхъ вещей, тмъ непріятне, что он были справедливы. Псенка мистрисъ Карбункль была почти-что допта, тогда какъ доходъ Лиззи, несмотря на ея ложныя показанія въ суд, былъ сравнительно цлъ и невредимъ. Та, которая была неоспоримою хозяйкою замка Портрэ и матерью настоящаго сэр-Флоріана Юстэса, могла смотрть съ презрительнымъ пренебреженіемъ на мистрисъ Карбункль, хотя и было извстно, что она налгала на счетъ фамильныхъ брилліантовъ.
Лордъ Джорджъ всегда прізжалъ въ Гертфордскую улицу по воскресеньямъ и лэди Юстэсъ велла слуг передать ему, что она была бы рада увидться съ нимъ до своего отъзда въ Шотландію.
— Она детъ завтра? переспросилъ лордъ Джорджъ.— Хорошо, я зайду къ ней.
И он направился къ комнат Лиззи прежде чмъ пошелъ къ мистрисъ Карбункль.
Приглашая его къ себ, Лиззи смутно имла въ виду романическое прощаніе. Онъ поступилъ съ нею очень дурно, много получилъ отъ нея и отказался дать ей что-либо взамнъ, ему первому доврила она свою важную тайну, онъ же не отвтилъ ей никакимъ довріемъ. Онъ обошелся съ нею грубо и несправедливо. И наконецъ онъ не хотлъ быть въ нее влюбленъ! Она исполнена была гнва противъ него и рада была наговорить ему дерзостей. Но все же прощаніе съ нимъ давало поводъ къ нкоторому волненію и пожалуй къ изъявленію мнимыхъ чувствъ. Кром того, ей представится случай порядкомъ отдлать мистрисъ Карбункль.
— Такъ, вы дете завтра? сказалъ лордъ Джорджъ, становясь на коверъ передъ каминомъ и глядя внизъ на нее, нагнувъ голову немного на сторону.
Гнвъ Лиззи на этого человка происходилъ преимущественно оттого, что онъ обращался съ нею со всею вольностью корсара, но безъ нжности ему свойственной. Она простила бы отсутствіе почтительности, будь любовь видна — но лордъ Джорджъ былъ и дерзокъ, и равнодушенъ.
— ду, отвтила она:— благодаря Бога, завтра меня уже не будетъ въ этомъ ужасномъ дом и я вскор буду опять подъ собственнымъ кровомъ. Что я вынесла здсь!
— Мы вс поиспытали кое-что, сказалъ лордъ Джорджъ, не переставая глядть на нее полунасмшливо и точно будто онъ изучаетъ любопытную породу животныхъ, а замчательне образца еще никогда ему не встрчалось.
— Ни одна женщина не оказывала дружбы безкорыстне меня и какъ мн заплатили за это?
— Это вы про меня-то говорите — мн вы оказали безкорыстную дружбу?
Лордъ Джорджъ слегка коснулся пальцами своей груди. Голову онъ все еще держалъ немного на сторону и улыбка не сходила съ его лица.
— Я главное имла въ виду мистрисъ Карбункль.
— Я не могу отвчать за чувства мистрисъ Карбункль, лэди Юстэсъ. Довольно съ меня быть въ отвт за свои собственныя. Если вы на меня имете поводъ жаловаться — я по-крайней-мр васъ выслушаю.
— Богу извстно, что я ни на кого жаловаться не желаю, сказала Лиззи и закрыла руками лицо.
— И пользы въ этомъ мало — что въ нихъ въ жалобахъ-то? Лучше мириться съ людьми какъ они есть и пользоваться ими. Престранныхъ субъектовъ встрчаешь иногда въ свт — не такъ ли?
— Я не знаю, что вы этимъ хотите сказать, лордъ Джорджъ.
— Именно то, что подразумвали вы, говоря о вынесенныхъ здсь испытаніяхъ. Иногда они приводятъ въ изумленіе. Много мыкался я по блу свту и готовъ былъ утверждать, что меня ничто удивить не можетъ. Сравнительно со мною вы просто ребенокъ, а между тмъ вы изумили меня.
— Надюсь, я не сдлала вамъ вреда, лордъ Джорджъ?
— Помните, какъ вы скакали на охот въ тотъ день, когда вашъ кузенъ взялъ чужую лошадь? Вы меня изумили.
— О, лордъ Джорджъ! это быль счастливйшій день въ моей жизни. Какъ мало счастья на земл для людей!
— А потомъ, когда Тьюитъ убдилъ ту двушку дать ему слово, ваше хладнокровіе при возмутительныхъ сценахъ въ вашемъ дом — изъ-за людей совершенно вамъ постороннихъ — также изумило меня.
— Я хотла быть такою доброю ко всмъ вамъ.
— Когда же я узналъ, что вы постоянно таскаете съ собой брилліанты въ десять тысячъ фунтовъ, я изумился не на шутку. Я нашелъ, что вы опасная спутница.
— Прошу васъ, не говорите про это ужасное ожерелье.
— Тутъ случилась покража и вы, повидимому, преспокойно вынесли потерю вашихъ брилліантовъ. Теперь это, конечно, понятно.
Лиззи при этомъ улыбнулась, но не сказала ни слова.
— Вдругъ я понялъ, что въ воровств подозрваютъ меня — меня считали воромъ! Вы сами, конечно, не могли подозрвать, чтобъ брилліанты были у меня, когда они преспокойно лежали въ вашемъ карман. Но теперь вы сознаться можете, разв вы не думали, что сундучокъ былъ украденъ мною?
— Жалю, что не вами, отвтила Лиззи, смясь.
— Все это изумляло меня до крайности. Полиція подкарауливала меня день и ночь, какъ кошка подстерегаетъ мышь, она не сомнвалась, что напала на слдъ вора, когда открыла мои сношенія съ Бенджаминомъ. А вы — вы во все это время подсмивались надо мною изподтишка.
— Нисколько, лордъ Джорджъ.
— Нтъ, смялись. Ядро было у васъ, а вы думали, что я далъ себ трудъ раскусить орхъ и очутился съ одними скорлупами въ рукахъ. Когда же вы убдились, что състь ядра не можете, что безъ помощи нельзя вамъ сбыть своей добычи, вы и обратились ко мн. Тогда я сталъ находить, что вы намъ не подъ силу. Ей-Богу такъ! Случилось второе воровство и я, разумется, предположилъ, что устроено оно вами.
— Ахъ, нтъ! вскричала Лиззи.
— Къ несчастью, не вами, но я это думалъ тогда. А вы подали, что я воръ! Бенджаминъ перехитрилъ насъ обоихъ и поплатится-за это наказаніемъ на всю жизнь. Желалъ бы я знать, кто останется въ выигрыш. Кому достанутся наконецъ брилліанты?
— Мн совершенно все-равно. Эти брилліанты мн ненавистны. Конечно, я не хотла ихъ отдавать, когда они мои собственные.
— Результатъ всего, повидимому, тотъ, что вы лишились своей собственности, что надавали безъ конца ложныхъ показаній подъ присягой, что ввели въ хлопоты всхъ своихъ друзей и сами ничего не выиграли. Къ чему же повело все ваше искусство?
— Зачмъ вы пришли мучить меня, лордъ Джорджъ?
— Я пришелъ по вашему же приглашенію. Вотъ моя бдная пріятельница, мистрисъ Карбункль, утверждаетъ, что лишилась добраго имени, не можетъ теперь пристроить племянницу и даже дома не иметъ боле — и все потому, что была знакома съ вами.
— Мистрисъ Карбункль, это… это… это… О, лордъ Джорджъ! разв вы не знаете, что она такое?
— Я знаю, что мистрисъ Карбункль въ очень плохихъ обстоятельствахъ, что Лучинда помшана, бдный Грифъ ухалъ въ Японію, а я самъ такъ измученъ, что не знаю, куда дваться. И все какъ-будто происходитъ боле или мене отъ вашихъ искусныхъ продлокъ. Мы, видите ли, сдлались людьми замчательными — не такъ-ли?
— Вы всегда были человкомъ замчательнымъ, лордъ Джорджъ.
— И все это ваше дло. Разумется, вы поплатились брилліантами за свои труды. Я скоре помирился бы совсмъ, еслибъ кто-нибудь оставался въ выигрыш. Даже еслибъ Бенджамину посчастливилось, я и тому бы порадовался.
Онъ все стоялъ на одномъ мст, глядя внизъ на нее и говоря насмшливымъ тономъ, въ которомъ слышался строгій укоръ. Она пригласила его къ себ, а теперь не знала, что ему сказать. Хотя ей казалось, что она ненавидитъ его, ей пріятно было бы устроить нчто въ вид чувствительнаго прощанія, сцену со слезами, нжностью, поэзіею — и, быть можетъ, ласкою въ минуту разставанія. Но онъ былъ холоденъ какъ скала съ своимъ насмшливымъ лицомъ и злою ироніей въ словахъ. Онъ молчалъ теперь, но все глядлъ на нее сверху, стоя неподвижно на ковр, и ей волею-неволею приходилось заговорить опять.
— Я просила васъ зайти, лордъ Джорджъ, потому что не хотла разстаться съ вами навсегда, не сказавъ ни слова на прощаніе.
— Вы отрываетесь отъ всего — не такъ ли?
— Я ду въ Портрэ.
— И никогда не вернетесь боле? Полноте, вы будете въ Лондон до конца сезона съ подсотнею новыхъ удивительныхъ замысловъ въ вашей головк. Итакъ, съ лордомъ Фономъ дло покончено, если не ошибаюсь?
— Я объявила лорду Фону, что ни за что на свт не хочу боле видть его.
— А кузенъ Фрэнкъ?
— Фрэнкъ проводитъ меня въ Шотландію.
— Ого! это измняетъ вопросъ. Онъ проводитъ васъ въ Шотландію, кузенъ-то вашъ? И мистеръ Эмиліусъ также будетъ провожать?
— Кажется, вы хотите оскорбить меня, милостивый государь.
— Нельзя же человку не поревновать, когда его совсмъ такъ-таки и стушевали. Было время, какъ вамъ извстно, когда и кузенъ Фрэнкъ оказывался не лучше меня.
— Много вы объ этомъ думали, лордъ Джорджъ.
— Думалъ, и много, милэди, и нравилась мн эта мысль чрезвычайно.
Лиззи навострила уши. Могло ли быть, чтобъ онъ оказался корсаромъ, несмотря на всю его грубость?
— Я безпутный бродяга и вообще малый не ахти, а все же сильно задумывался на счетъ этого. Вы знаете, что хороши — необыкновенно хороши.
— Полноте, лордъ Джорджъ.
— Сознаюсь, что и доходъ имлъ не малое значеніе. Во всякомъ случа онъ не обманъ, я полагаю.
— Надюсь. Нтъ обмана и въ красот, лордъ Джорджъ — если она во мн оказывается.
— Я никогда въ этомъ не сомнвался, лэди Юстэсъ. Но когда мн пришло на мысль, что вы украли брилліанты, а про меня думали, что я укралъ сундукъ — видите ли, я не такого десятка, чтобъ стсняться пустыми предразсудками, но ей-Богу! я не могъ на это ршиться.
— Кто-жъ хотлъ, чтобъ вы ршались? Уйдите. Вы безжалостны ко мн. Желаю никогда боле съ вами не встрчаться. Не чуть-ли вы любите эту противную, пошлую женщину боле всхъ на свт.
— Ахъ! да вдь я зналъ ее столько лтъ, Лиззи, а это открываетъ и покрываетъ много недостатковъ. Узнаешь мало-помалу, какъ много дурного въ старыхъ друзьяхъ, но зато и прощаешь имъ все, какъ старымъ друзьямъ.
— Потому вы мн и не прощаете — я дурная и только новый другъ.
— Нтъ, я прощаю вамъ все и надюсь, что вы еще будете счастливы. Одинъ совтъ я позволяю себ дать вамъ на прощаніе: остерегайтесь излишняго искусства тамъ, гд нечего имъ выиграть.
— Да, я совсмъ неискусна, запротестовала-было Лиззи, готовая заплакать.
— Прощайте, моя милая.
— Прощайте, отвтила Лиззи.
Одною рукою онъ пожалъ ей руку, другою погладилъ по голов, какъ ребенка, и вслдъ затмъ вышелъ.

Глава LXXVI.
ЛИЗЗИ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ВЪ ШОТЛАНДІЮ.

Авторъ опасается, что Фрэнкъ Грейстокъ заявилъ себя не съ выгодной стороны тмъ изъ читателей, которые полагаютъ, что роль влюбленнаго въ героиню всегда должна быть исполняема молодымъ человкомъ съ свойствами героя. Однако, молодой депутать отъ Бобсборо имлъ много прекрасныхъ качествъ и былъ настолько же способенъ выказать геройскій духъ, какъ и большинство адвокатовъ и членовъ парламента, съ которыми онъ водился и которые для него были — міромъ. Человкъ, рожденный богатымъ, можетъ — не вредя ни себ, ни близкимъ — поступать почти какъ заблагоразсудитъ относительно брака, разумется, предполагая, что выборъ его остановится на женщин одного съ нимъ общества. Онъ не бываетъ вынужденъ жениться по разсчету или отказаться отъ женитьбы по недостатку средствъ содержать жену. И бднякъ, не имющій притязаній на знатность или значеніе въ свт, кром того, которое дается честностью, и тотъ воленъ въ своемъ выбор. Состояніе жены его будетъ заключаться въ работ рукъ ея и въ умнь помогать мужу въ домашнихъ длахъ. Но между этими двумя крайностями есть средній классъ людей, которые по воспитанію особенно склонны поддаться женскому очарованію, а между-тмъ буквально не могутъ жениться по любви, потому что зарабатываемаго ими дохода едва достаетъ на ихъ собственное содержаніе. Что касается именно того молодого человка, о которомъ мы ведемъ рчь, его заработокъ, сказать по правд, могъ бы покрывать и не одни эти расходы, однако тмъ не мене онъ находился въ такомъ положеніи, что женитьба на бдной двушк повидимому грозила гибелью и ему, и ей. Вс его пріятели говорили Фрэнку, что онъ погибшій человкъ, если женится на Люси Морисъ — а его пріятели считались людьми очень добрыми и умными. Его родители, деканъ и жена его, вполн были убждены, что это будетъ его гибелью. Старая лэди Линлитго даже не допускала возможности подобнаго брака. Бобсбороскій епископъ, когда дошелъ до него этотъ слухъ, объявилъ, что подобная женитьба была бы сущею жалостью. И даже милая старушка лэди Фонъ, хотя желала этого для Люси, не разъ предсказывала, что это совсмъ несбыточно. Когда слухъ объ этомъ брак дошелъ до лэди Глэнкоры, она сказала своей пріятельниц мадамъ Максъ Гёслеръ, что молодой человкъ намренъ всадить себ пулю въ лобъ. По ея мннію, эти два дйствія оказывались равносильными. Только читая описаніе подобныхъ людей, мы сознаемъ, что честность въ отношеніи къ возлюбленной есть первая обязанность человка. Я боюсь, мы не такой совтъ даемъ нашимъ сыновьямъ.
Но Фрэнкъ Грейстокъ давалъ его себ съ величайшею настойчивостью съ-тхъ-поръ, какъ увидалъ Люси Морисъ въ первый разъ. Безспорно, онъ колебался, но въ своемъ взгляд на собственный образъ дйствія въ будущемъ онъ былъ гораздо благородне своихъ пріятелей. Онъ ни минуту не сомнвался въ достоинствахъ Люси Морисъ. Она не красавица, не одарена отъ природы удивительными дарами, не напоминала богини. Она ровно ничего не имла. Никогда онъ не видывалъ ее, что въ свт называется, нарядною. А все-таки она была для него всмъ. Между ними возникло сочувствіе, одинаково сильное съ его, какъ и съ ея стороны, и онъ вполн сознавалъ это. Никогда онъ не сомнвался относительно своей любви — и когда онъ бывалъ все ближе къ убжденію, что въ его исключительномъ положеніи ему надо жениться на богатой кузин изъ-за ея состоянія, въ то самое время онъ чувствовалъ всего сильне, что близость Люси Морисъ была бы для него величайшимъ наслажденіемъ въ жизни. До-сихъ-поръ деньги Лиззи, вмст съ лестью и ласками — противъ которыхъ молодой человкъ устоять не можетъ, если только онъ изъ плоти и крови — все это искушало его, но онъ боролся съ искушеніемъ. Въ одинъ памятный вечеръ его любовь къ Люси подвергалась искушенію. Онъ поддался ему и письмо, вслдствіе котораго они были помолвлены, было имъ написано. Онъ никогда не имлъ въ виду уклониться отъ исполненія своего слова, онъ всегда говорилъ себ, что уклоняться не долженъ, но мало-по-малу день проходилъ за днемъ, мсяцы за мсяцами, и онъ оставлялъ ее въ печальномъ одиночеств, почти даже не извщая о себ.
И она слышала со всхъ сторонъ, что имъ брошена. Она написала ему, что возвращаетъ его слово. Но письма своего не отсылала. Правда, она не сомнвалась, что все кончено — почти не сомнвалась. Однако все-таки она письма не отсылала. Пусть лучше дло это кончится само собою безъ всякой переписки. Упрековъ она ему не сдлаетъ, хотя всегда будетъ считать его измнникомъ. Разв она не была бы готова умереть съ голоду для него, еслибъ тмъ приносила ему пользу? А онъ не могъ для нея отложить на короткій срокъ своего благоденствія! Разв не была она готова ждать нескончаемо — лишь бы онъ ей сказалъ съ словомъ любви, что ждетъ и онъ? Но онъ не только бросалъ ее — онъ еще отдавалъ себя этой лживой, гнусной женщин, совершенно недостойной быть его женой. Люси въ душ называла его измнникомъ — и находила измнникомъ на-самомъ-дл, однако все же считала лучшимъ изъ людей. Женитьбой на такой женщин, какъ Лиззи Юстэсъ, онъ, по мннію Люси, убьетъ вс свои превосходныя качества, точно такъ, какъ человкъ, падая въ яму, не можетъ боле пользоваться ни своей красотой, ни силой. Теперь Люси Морисъ уже ничего не прощала Лиззи. Когда Люси пріхала къ ней въ Гертфордскую улицу, то почти забыла, какъ она налгала и хотла подкупить ее, и всю ея низость. Но когда Лиззи заявила права на Фрэнка, Люси мгновенно пришла на умъ вся ея гнусность. Люси поврила тогда ея словамъ. Она поврила, что ея Фрэнкъ, тотъ, кого она боготворила, пригретъ эту гарпію на своей груди и назоветъ ее женою. Когда такъ, разв не лучше, что она предупреждена? Но съ этой минуты грхи бдной Лиззи казались боле тяжкими Люси Морисъ, чмъ даже Кэмпердауну или мистрисъ Гитауэ. У нея даже вырвалось слово въ разговор съ старухой Линлитго. Графиня назвала племянницу маленькой лгуньей.
— Не маленькая! воскликнула Люси.— Самъ сатана, полагаю, не въ состояніи такъ лгать, какъ эта женщина.
— Эхе! отозвалась графиня.— Видно лэди сатана и кузенъ Фрэнкъ соединяются бракомъ?
— Они вольны длать, что имъ угодно, сказала Люси, выходя изъ комнаты.
За тмъ появилась статья въ аристократической вечерней газет и наконецъ отчетъ о допрос въ суд. Вскор пронесся слухъ, что лэди Юстэсъ узжаетъ въ Шотландію и съ нею Грэйстокъ, депутатъ отъ Бобсборо.
— Доходъ у нея большой, разсуждала графиня:— но честное слово, дорогою цною онъ будетъ купленъ съ подобною женщиной.
Люси ничего не сказала, но до крови прикусила губу. Она хала въ замокъ Фонъ, чтобъ оставаться у своихъ добрыхъ друзей, пока пріищетъ себ мсто. Одинъ только разъ она вынесетъ тяжелый разговоръ и потомъ вкъ свой уже не коснется этого предмета.
Рано въ назначенный день Фрэнкъ Грейстокъ былъ съ двумя кэбами у двери мистрисъ Карбункль въ Гертфордской улиц. Лиззи ршила такъ, что выдетъ съ первымъ поздомъ — въ восемь часовъ утра — чтобъ пріхать на мсто въ тотъ же день. При настоящихъ обстоятельствахъ лучше было не ночевать въ Карлейл. Насчетъ этого Фрэнкъ и Лиззи были согласны. О краж, вроятно, до-сихъ-поръ шли толки въ гостинниц и отчетъ о разбирательств въ суд наврно достигъ уже этого свернаго пограничнаго города. Имъ предстояло продолжительное путешествіе и, безъ сомннія, скучное. Сознавая это, такъ же какъ и то, что на ней временно тяготетъ мрачное облако, хотя она и восторжествовала въ нкоторой мр надъ затрудненіями своего положенія, Лиззи смиренно сошла съ лстницы и сла въ кэбъ возл кузена, почти ни слова не сказавъ. Она опять была вся въ черномъ и плотная, черная вуаль скрывала ея лицо. Горничная съ багажемъ помстилась въ другой кэбъ и они похали къ Юстонскому сквэру. На этотъ разъ не было съ ними высокаго лакея и Лиззи почти не раскрывала рта.
— О, Фрэнкъ, милый Фрэнкъ! сказала она, и боле ничего.
Онъ распорядился насчетъ багажа и всего, однако кром распоряженій и вопросовъ относительно путешествія онъ также не произносилъ ни слова. Позавтракала ли она? Не выпьетъ ли чашку чая на станціи? Не принести ли ему завтракъ для нея? При каждомъ вопрос она только взглядывала на него и качала головой. Она покончила навсегда со всякимъ помысломъ о физическихъ удобствахъ. Спокойствіе, немного поэзіи и милый ея мальчикъ — вотъ все, въ чемъ она нуждалась на короткій срокъ своего пребыванія на земл. Такія чувства она намревалась выразить, покачивая головой и взглядывая ему въ лицо. Все для нея кончено въ этой жизни. Прошли минуты счастья и она узнала всю ихъ суетность. Теперь она посвятитъ себя исключительно своему ребенку.
— Я увижу моего мальчика сегодня, сказала она, садясь въ вагонъ.
Въ подобномъ настроеніи духа, или врне съ такимъ ршеніемъ, она отправилась въ путь. Еслибъ онъ повеселлъ, сталъ разговорчивъ и любезенъ, или даже нжно безмолвенъ, или наконецъ хоть теперь открыто выказалъ свои чувства, она безъ сомннія могла бы измнять свое обращеніе согласно перемн въ немъ. Онъ былъ родственно заботливъ, но мраченъ въ суд, точно таковъ же, когда отвезъ ее домой, и съ перваго взгляда на него при встрч въ передней въ это утро она убдилась, что онъ находился въ прежнемъ настроеніи. Разумется, она должна подлаживаться подъ его тонъ. Разв не суждено женщин подлаживаться подъ тонъ, предписанный мужчиной — за исключеніемъ немногихъ случаевъ, когда женщина иметъ возможность быть повелительницею? Лиззи была бы не прочь командовать, только та бда, что обстоятельства-то были противъ нея въ настоящее время.
Она пристально наблюдала за нимъ. Сперва онъ много спалъ. Обыкновенно онъ ложился поздно, а въ это утро былъ на ногахъ до шести. Въ Ругби онъ вышелъ позавтракать, какъ сказалъ ей, Не желаетъ ли она чашку чая? Опять она качнула головой и улыбнулась. Улыбка ея нсколько походила на улыбку нкоторыхъ женщинъ, когда имъ предлагаютъ третій бокалъ шампанскаго.
‘Вы конечно шутите. Не предполагаете же дйствительно, что я выпью’, означала улыбка Лиззи. Онъ прошелъ въ буфетъ, поворчалъ на то, что горячъ чай, что кушанье отвратительно гадко, и посл назначенныхъ пяти минутъ остановки слъ въ курительный вагонъ. Вернулся онъ къ Лиззи не ране, какъ въ Крю. Когда онъ возвратился на свое прежнее мсто, она только улыбнулась опять и качнула головой на вопросъ, не спала ли. Она сейчасъ декламировала про-себя обращеніе къ душ Іанты и вся была проникнута поэзіею.
Онъ находилъ, что ей непремнно надо пость чего-нибудь, сталъ настаивать, чтобъ она пообдала. Конечно, онъ не зналъ, что она лакомилась бисквитами и шеколадомъ, пока онъ курилъ, даже подкрпилась хересомъ изъ фляжки, которую везла въ дорожномъ мшк. Когда Фрэнкъ заговорилъ объ обд, она не ограничилась улыбкою и отказомъ. Она отвергла предложеніе съ негодованіемъ. Останавливались на двадцать минутъ для обда въ Карлейл, какъ ей хорошо было извстно, и даже не будь съ нею шеколада и хереса, она терпла бы голодъ до изнеможенія, скоре чмъ выйти на памятную ей платформу.
— Надо же вамъ пость, чтобъ не умереть съ голода. Я достану вамъ чего-нибудь.
Итакъ, онъ заплатилъ одному изъ трактирыхъ слугъ, чтобъ онъ принесъ ей холоднаго цыпленка и хереса. Посл того Фрэнкъ опять ушелъ курить и не показывался ей до Думфриса.
До-сихъ-поръ не было ничего похожаго на нжность — одно холодное соблюденіе родства. Онъ явно выказывалъ ей, что покорился необходимости проводить ее до Портрэ по одному сознанію долга, но что онъ не могъ имть ничего общаго съ особою, которая такъ уронила себя. Это бсило ее. Она очень хорошо обошлась бы безъ его общества и путешествіе свое совершила бы съ большимъ комфортомъ безъ него, чмъ съ нимъ, если онъ намренъ выдержать такую роль до конца. Они сидли одни въ купэ во все время перезда отъ Крю до Карлейля, однако онъ почти не говорилъ съ нею. Еслибъ онъ порядкомъ отдлалъ ее за вс ея проступки, она еще имла бы возможность этимъ воспользоваться. Она бросилась бы предъ нимъ на колни и умоляла бы его о прощеніи, или, въ случа очень сильнаго сопротивленія, могла бы намекнуть за возможность броситься изъ окна вагона. Она справилась бы съ нимъ, только бы онъ заговорилъ съ нею, но что-жъ прикажете длать съ человкомъ, который молчитъ? Она не зависла отъ него. Никакой власти онъ не имлъ надъ нею. Она была хозяйкой замка Портрэ и никакого вмшательства въ ея дла съ его стороны быть не могло. Если онъ намренъ не говорить съ нею во все время и выказывать ей презрніе, она возмутится наконецъ.
‘Что-жъ, и червякъ можетъ возмутиться’, думала она, хотя собственно червякомъ-то себя не считала вовсе. Въ нсколькихъ станціяхъ за Думфрисомъ они опять остались одни. Совсмъ уже стемнло и путешествіе ихъ длилось часовъ девять. Прежде восьми они не могли достигнуть станціи, гд выйдутъ, чтобъ оттуда уже отправиться въ Портрэ. Наконецъ онъ заговорилъ съ нею:
— Вы устали, Лиззи?
— Ужасно.
— Вы спали дорогой, надюсь?
— Глазъ не смыкала. А вы такъ спали!
Это произнесено было тономъ укора.
— Спалъ.
— Я пробовала читать, но не всегда можно владть своими мыслями. О, какъ я утомлена! Далеко еще до Портрэ? Я совсмъ не могу опредлить ни времени, ни мста.
— Мы выйдемъ на слдующей станціи посл той, гд остановимся теперь. Скоро все будетъ кончено. Не выпить ли вамъ капельку хереса? У меня есть съ собой въ фляжк.
Она отрицательно покачала головой.
— До Портрэ отъ желзной дороги не близко, надо сознаться.
— Очень жалю, что причинила вамъ трудъ сопровождать меня.
— Не о себ я думалъ. Мн это нипочемъ. Лучше было, чтобъ кто-нибудь сопровождалъ васъ — именно въ это ваше путешествіе.
— Не понимаю, почему бы въ этомъ путешествіи заключалось что-нибудь особенное, съ досадой возразила Лиззи.
Что-жъ она сдлала въ-самомъ-дл, чтобъ необходимо было смотрть за нею, какъ — за провинившимся ребенкомъ?
— Какъ бы то ни было, я провожу васъ теперь до мста.
— Вы вдь останетесь у меня нсколько дней, Фрэнкъ? Не сейчасъ же вы удете? Проведите со мною недлю. Милый, дорогой Фрэнкъ, дайте слово провести со мною недлю. Я знаю, что въ парламент долго еще не будетъ засданій. О, Фрэнкъ! какъ жажду я, чтобъ вы опять стали прежнимъ Фрэнкомъ!
Почему бы ей не сдлать послдняго усилія? При этомъ всякій признакъ утомленія мгновенно исчезъ.
— На завтра я останусь наврно.
— Только одинъ день?
— Каждый день для меня деньги, Лиззи, а деньги мн теперь очень нужны.
— Я ненавижу ихъ. Это единственная вещь, которой нельзя дать тмъ, кого любишь. Я могла бы подарить вамъ все другое на свт — хоть бы это стоило тысячи фунтовъ.
— Пожалуйста не длайте этого. Вс вообще любятъ подарки, мн они въ тягость.
— Потому что вы такъ равнодушны, Фрэнкъ — такъ холодны. Помните, вы мн дали колечко?
— Помню. Оно стоило восемь шилинговъ и шесть пенсовъ.
— Очень мн было нужно знать цну — вотъ оно.
Съ этими словами она сняла перчатку и показала ему колечко на своемъ пальц.
— И умирая я не разстанусь съ нимъ. Вы говорите, что вамъ нужны деньги, Фрэнкъ. Разв я не могу вамъ дать? Разв мы не братъ и сестра?
— Милая Лиззи, вы сказали, что ненавидите деньги. Лучше о нихъ и не говорить.
— Вы заговорили о нихъ. Я упоминаю только потому, что хочу отдать вамъ — о! все, что имю. Когда я поняла въ первый разъ настоящее значеніе духовной моего мужа, единственною моею мыслью было помочь вамъ.
Говоря откровенно, она сильно прілась Фрэнку. Теперь ему казалось, что онъ никогда не могъ думать серіозно о возможности жениться на ней. Все обаяніе исчезло и даже хорошенькое личико утратило въ его глазахъ всякую прелесть. Онъ взглянулъ на нее, спрашивая себя, дйствительно ли она хороша. Она была цлый день въ дорог и подвергнуть ее подобному обзору пожалуй не совсмъ было справедливо съ его стороны. Но ему пришло на мысль, что даже посл продолжительнйшаго пути Люси не смотрла бы такой грязной, блдной, растрепанной и неопрятной, какъ эта женщина.
Опять къ нимъ вошли путешественники и они продолжали свой путь въ большой компаніи до станціи, гд пересли на поздъ, идущій въ Трунъ. Тутъ они опять оставались одни на нсколько минутъ и Лиззи храбро отважилась на послднюю попытку.
— Вы знаете, Фрэнкъ, на что я намекаю, сказала она.— Вы не можете обвинить меня. Примите все, что въ моей власти вамъ дать.
Она нагнулась къ нему очень близко и онъ въ это время смотрлъ на ея длинный локонъ, развитый и растрепанный — которому не слдовало бы находиться на виду при такомъ путешествіи.
— Разв вы не знаете, что я помолвленъ съ Люси Морисъ? отвтилъ онъ.
— Нтъ, не знаю.
— Я не разъ говорилъ вамъ.
— У васъ нтъ средствъ жениться на ней.
— Такъ я женюсь безъ средствъ.
Лиззи раскрывала ротъ, чтобъ заговорить о своей соперниц презрительнымъ тономъ, который умла принимать, когда Фрэнкъ остановилъ ее.
— Ничего не говорите противъ нея въ моемъ присутствіи, Лиззи, я этого не допущу. Вы только вынудите меня разстаться съ вами на Трунской станціи, а лучше, чтобъ я проводилъ васъ до дома.
Лиззи откинулась въ уголъ и не произнесла боле ни слова до самаго Портрэ. Онъ высадилъ ее изъ вагона и помогъ ссть въ ея собственный экипажъ, который ожидалъ ихъ на станціи. Онъ посадилъ и горничную, заботился о багаж, а Лиззи все молчала.
‘Лучше поссориться съ нимъ, думала она. Эта змя Люси наврно разскажетъ ему о свиданіи въ Гертфордской улиц, когда же онъ узнаетъ о немъ, то кром ссоры ничего не останется. Какой онъ мягкосердый дуракъ, какой малодушный идіотъ! Лукавая смиренница Люси выманила у него однажды слово и онъ не иметъ духа взять его назадъ. У него мене силы воли, чмъ у самого лорда Фона. Что она предлагала ему, составило бы его счастье. Съ его положеніемъ и какъ членъ парламента, при томъ доход, который она могла ему дать, не говоря о замк, вс почести были для него открыты. И онъ такъ слабодушенъ, что хотя стремился ко всему этому, не протянетъ руки, чтобы овладть призомъ — потому что боится такой ничтожности.
Такъ думала она о немъ, пока молча хала, прижавшись въ уголокъ. Чтобъ отдать ей справедливость, мы должны сознаться, что она мене оскорблялась пренебреженіемъ къ ея красот какъ женщина, чмъ можно было предполагать. Что она ненавидла Люси, разумется само собою — понятно и то, что она очень сердилась на Фрэнка. Но гнвъ этотъ происходилъ скоре отъ общаго чувства обманутой надежды, чмъ отъ оскорбленія, что пренебрегли ея красотой.
— О! теперь я увижу моего ангельчика, сказала она, когда карета остановилась у воротъ замка.
Когда Фрэнкъ Грейстокъ пришелъ къ ужину, мисъ Мэкнёльти передала ему, что лэди Юстэсъ извиняется, она такъ утомилась отъ дороги, что не въ силахъ къ нему выйти. Лиззи имла въ виду извщеніе очень рзкое и невжливое, но мисъ Мэкнёльти смягчила его — и желаемаго дйствія не оказалось.
— Она должна быть утомлена, согласился Фрэнкъ.
— Полагаю, хотя лэди Юстэсъ никогда и ничмъ не утомляется, замтила мисъ Мэкнёльти.— Если она весела, то неутомима. Быть можетъ, путешествіе было скучно.
— Страшно скучно, отвтилъ Фрэнкъ, накладывая себ на тарелку приготовленнаго кухаркой къ ужину телячьяго рагу.
Мисъ Мэкнёльти оказывала ему всякое вниманіе и о многомъ разспрашивала. Объ ожерель она едва осмлилась упомянуть и только выразила сожалніе, что такіе драгоцнные камни пропали безвозвратно.
— Очень жаль, согласился Фрэнкъ съ полнымъ ртомъ.
Потомъ она перешла къ несостоявшейся свадьб. Какой ужасъ! Неужели мисъ Ронокъ дйствительно помшалась? Фрэнкъ согласился и съ тмъ, что это ужасно, но выразилъ мнніе, что еслибъ состоялась свадьба, вышло бы нчто еще ужасне. Что касается молодой двушки, ему только извстно, что ее куда-то увезли. А сэр-Грифинъ, какъ онъ слышалъ, отправился въ Японію.
— Въ Японію? вскричала мисъ Мэкнёльти, сильно заинтересованная.
Еслибъ сэр-Грифинъ отправился только въ Булонь, удовольствіе ея при этомъ извстіи, разумется, было бы несравнено меньше. Тутъ она ввернула мимоходомъ вопросъ о лорд Джордж и приступила наконецъ къ настоящему источнику своего безпокойства. Не видалъ ли мистеръ Грэйстокъ въ это время мистера… Эмиліуса? Фрэнкъ не видалъ святого мужа и только одно могъ сказать, что еслибъ Лучинда Ронокъ и сэр-Грифинъ Тьюитъ сочеталась бракомъ, соединилъ бы ихъ преподобный Эмиліусъ.
— Въ-самомъ-дл? Какъ вы нашли мистера Эмиліуса, когда видли его здсь? Не правда ли, онъ очень уменъ?
— Я не сомнваюсь, что онъ малый не промахъ.
— О, мистеръ Грейстокъ! едвали о немъ можно отзываться въ такихъ выраженіяхъ. Онъ общалъ мн писать, но вроятно у него все боле и боле дла на рукахъ и потому не было времени сдержать свое слово.
Фрэнкъ, который не имлъ понятія о высокихъ стремленіяхъ проповдника, уврилъ мисъ Мэкнёльти, что при разнородныхъ занятіяхъ, сопряженныхъ съ его званіемъ, нтъ возможности предположить, чтобъ у него оставалось время на кореспонденцію.
Фрэнкъ далъ слово провести одинъ день въ Портрэ и не хотлъ какъ бы обратиться въ бгство, не видавъ кузины. Хотя его сильно подмывало ухать немедленно, онъ провелъ въ замк общанный день и случайно имлъ разговоръ съ Гаураномъ. Анди Гауранъ былъ очень любезенъ, но не упоминалъ о своей поздк въ Лондонъ. Онъ сдлалъ нсколько вопросовъ по поводу появленія ея сіятельства въ суд — слухъ объ этомъ уже донесся до Айршира — и выказалъ сильное сокрушеніе по поводу утраты брилліантовъ.
— Вдь лгутъ, что они стоили десять тысячъ? спросилъ Анди.
— Совсмъ не лгутъ.
— И ея сіятельство всюду таскала съ собою десять тысячъ фунтовъ въ сундучк?
Анди выразилъ сильное сомнніе сердитыми взглядами, крпко сжавъ губы и изобразивъ во всей своей фигур величайшую строгость посл этого вопроса.
— Я не знаю толку въ брилліантахъ, но говорятъ, они стоили этой цны.
— Кажется, вдь ея сіятельство не была замшана въ исторію о сундучк, мистеръ Грейстокъ?
Фрэнкъ не могъ допустить дальнйшихъ разспросовъ о такомъ щекотливомъ предмет и ушелъ, говоря, что воровъ еще не судили, а потому чмъ мене разговора объ этомъ, тмъ лучше.
Въ четыре часа пополудни онъ еще не видалъ Лиззи и вскор она велла ему передать, что чувствуетъ себя очень худо посл дороги и не въ силахъ переносить чьего-либо присутствія, кром своего ребенка. Она надялась, что Фрэнку оказано всякое вниманіе, а сама она полагала, что въ силахъ будетъ выйти къ нему на другой день посл завтрака. Фрэнкъ однако ршился ухать рано утромъ и увдомилъ объ этомъ кузину запиской. Онъ просилъ ее не безпокоиться выходить къ нему, такъ какъ онъ удетъ прежде чмъ она встанетъ, и напоминалъ ей еще, чтобъ она немедленно прізжала въ Лондонъ, какъ скоро ее потребуютъ къ судебному слдствію по длу Бенджамина и его соучастника. Фрэнку показалось, какъ-будто она находитъ, что вс ея муки по поводу этого непріятнаго дла теперь уже кончены.
‘Разбирательство можетъ длиться очень долго, и если вы желаете, я буду сопровождать васъ, написалъ онъ кузин.
Получивъ его записку, Лиззи сочла нужнымъ сойти къ нему, свиданіе продолжалось около четверти часа и произошло въ ея маленькомъ будуар окнами на море. У нея возникла мысль, которую она немедленно сообщила ему. Еслибъ она оказалась больна въ день, назначенный для слдствія, могутъ ли заставить ее, не смотря на болзнь, явиться въ судъ и дать свое показаніе? Фрэнкъ отвтилъ, что могутъ и сдлаютъ. Она очень искусно убждала его.
— Вдь теперь нельзя боле вернуться къ тому, что я сказала въ Карлейл, когда я сама все выдала по ихъ требованію.
Ее заставили сознаться въ своемъ проступк и подвергнуть суду уже не могли. Фрэнкъ однако ничего не хотлъ слушать и объявилъ ей, что она явиться должна.
— Очень хорошо, Фрэнкъ. Я знаю, что вы всегда ставите на-своемъ. Всегда и ставили. Моихъ же чувствъ вы вовсе не берете въ соображеніе. Я наведу справки, и если это необходимо — то я пріду.
— Лучше готовтесь къ этому заране.
— Очень хорошо. Я чувствую себя очень слабою, Фрэнкъ, и потому прощусь съ вами. Благодарю за сопровожденіе. Прощайте!
Такъ они и разстались.

Глава LXXVII.
РАЗСКАЗЪ О ЛЮСИ МОРИСЪ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ.

Въ назначенный день Люси Морисъ вернулась изъ дома старой графини въ замокъ Фонъ.
— Мн жаль, что вы узжаете, милая моя, сказала ей лэди Линлитго.— Быть можетъ, вы находите, что я была съ вами не добра, но я никогда не бываю добра. Васъ я полюбила.
— Я рада этому, когда мы такъ долго прожили вмст.
— Вы могли бы остаться здсь сколько хотите, еслибъ пожелали, и я постаралась бы, чтобъ вамъ у меня было лучше.
— Мн вовсе худо не было — только дла я не имла никакого. Однако, ухать мн необходимо. Я поищу мста гувернантки, это для меня самое лучшее.
— Изъ-за жалованья то-есть?
— Да, отчасти.
— Я намрена заплатить вамъ, сказала графиня, развернувъ свой бумажникъ и отыскивая въ немъ пальцами два приготовленные заране банковые билета.
— О! ради Бога не длайте этого. Я ничего не заслужила.
— Я всегда давала Мэкнёльти, которая далеко не была такъ пріятна, какъ вы.
Графиня вынула два десятифунтовыхъ билета, но Люси слышать не хотла о деньгахъ. Когда старуха стала настаивать, она отказалась гордо, почти съ негодованіемъ. Она ничего не заслужила и ничего не возьметъ. Напрасно раскладывала предъ нею старуха новенькія, чистыя бумажки.
— Итакъ, вы опять поступите въ гувернантки?
— Какъ скоро пріищу мсто.
— Вотъ я вамъ что скажу, милая моя. На мст Фрэнка Грейстока я не отступалась бы отъ своего слова.
Люси заплакала, но улыбнулась старух сквозь слезы.
— Разумется, онъ женится на этомъ чертенк.
— О, лэди Линлитго! если можете, помшайте этому.
— Какъ же мн это сдлать, милая моя? Я не имю никакой власти надъ ними.
— Я говорю не для себя. Если нельзя… если нельзя.. если нельзя совершиться тому, на что я разсчитывала, я ни къ кому не прибгну за помощью. Не это я имю въ виду. Мои надежды рушились безвозвратно.
— Вы отказались отъ нихъ?
— Окончательно. Но все же я не могу не думать о немъ. Она дурная женщина, никогда онъ не будетъ счастливъ, если женится на ней. Когда онъ предложилъ мн руку, то сдлалъ ошибку относительно того, что для него хорошо. Не слдовало ему длать такой ошибки. Для меня не слдовало.
— Это совершенно справедливо, милая моя.
— Но я не желаю, чтобъ онъ былъ несчастливъ навкъ. Онъ не дурной человкъ, а она и говорить нечего кто. Ни за что я не хотла бы, чтобъ ему сказали, что онъ обязанъ мн чмъ-нибудь, но еслибъ этимъ можно его спасти — о, какъ я была бы счастлива!
— Такъ вы денегъ моихъ не берете?
— Нтъ, лэди Линлитго.
— Право, взяли бы вы лучше. Вдь вы честно заработали ихъ.
— Я не возьму, благодарю васъ.
— Нечего длать другого, какъ убрать ихъ опять.
Съ этими словами графиня положила билеты обратно въ бумажникъ. Пока происходилъ этотъ разговоръ, Фрэнкъ Грейстокъ возвращался одинъ изъ Портрэ въ Лондонъ. Въ тотъ же день экипажъ лэди Фонъ пріхалъ за Люси. Такъ какъ Люси была въ сильномъ огорченіи, то лэди Фонъ не хотла допустить, чтобъ она хала иначе, какъ въ ея экипаж. Она не имла собственно той мысли, чтобъ экипажъ утшилъ ея любимицу, но она сдлала это на такомъ же основаніи, какъ заказала бы лакомый кусочекъ для человка, который переломилъ себ ногу. Ея сострадательное сердце сочувствовало чужому горю, хотя это сочувствіе порой выражалось довольно оригинальнымъ способомъ. Лэди Линлитго почти разсердилась по поводу кареты.
— Сколько каретъ и сколько лошадей держитъ лэди Фонъ? спросила она.
— Одну карету и пару лошадей.
— Должно быть, она любитъ, чтобъ он разъзжали по лондонскимъ улицамъ.
Люси не возражала, зная, что нтъ возможности смягчить сердце одной старухи къ другой. Она поцловала лэди Линлитго на прощаніе и отвезена была парадно въ Ричмондъ.
Она ршилась имть одинъ разговоръ съ лэди Фонъ о своей помолвк — которой уже не существовало боле — и тмъ покончить навсегда. Она попроситъ лэди Фонъ сказать дочерямъ, чтобъ он никогда не упоминали имени Грейстока въ ея присутствіи. И лэди Фонъ приняла такое же ршеніе. Она понимала, что вопросъ этотъ слдовало разомъ уяснить — и не возвращаться къ нему боле. Разумется, Люси надо взять другое мсто, но спху никакого нтъ. Она вполн признавала чувство независимости своего молодого друга и находила себя не вправ предложить Люси остаться у нея навсегда въ числ ея дочерей, итакъ, откинуть совершенно мысль о помщеніи Люси она не могла, но конечно она останется у нея въ дом, пока не найдется такого мста, которое соотвтствовало бы требованіямъ во всхъ отношеніяхъ. Спшитъ, разумется, нтъ повода — однако нсколько словъ о Фрэнк Грейсток сказать надо. Можно не говорить ихъ немедленно по прізд. Пусть въ первый день возвращенія ихъ стараго друга въ дом царствуетъ веселость, на лицахъ сіяютъ улыбки и звонкій смхъ раздается по комнатамъ. Такъ какъ Люси чувствовала то же самое, то они въ этотъ вечеръ разговаривали весело и пріятно. Молодыя двушки разспрашивали Люси на счетъ карги — какъ они слышали, что лэди Юстэсъ честила тетку — и прямо въ лицо смялись надъ Люси, когда она завряла ихъ чуть не клятвенно, что привязалась къ старух въ извстной степени.
— Въ такомъ случа вы способны полюбить каждаго, замтила Нина.
— О, нтъ! вскричала Люси, мгновенно вспомнивъ Лиззи Юстэсъ.
Лэди Фонъ распредлила слдующій день съ величайшей точностью. Посл завтрака Люси проведетъ утро съ двочками въ старой класной, гд ей будетъ дань генеральный отчетъ въ занятіяхъ послднихъ шести мсяцевъ. Въ три часа они пообдаютъ, а посл обда произойдетъ объясненіе.
— Не придете ли вы ко мн наверхъ въ четыре часа, моя милочка? въ чайной сказала лэди Фонъ, похлопавъ Люси по плечу.
Люси очень хорошо понимала, зачмъ ея присутствіе въ комнат лэди Фонъ оказывалось нужнымъ. Разумется, она придетъ. Благоразумне было скоре вынести тяжелую минуту и покончить съ этимъ дломъ навсегда.
Въ полдень лэди Фонъ выхала въ карет съ тремя старшими дочерьми, а Люси осталась съ младшими, окруженная книгами, картами и листками исписанной почтовой бумаги. Относительно преподаванія въ это утро ничего не сдлали, но много было высказано полушутливыхъ сознаній въ лности относительно прошедшаго, при множеств твердыхъ намреній усердствовать въ будущемъ. Одна или дв двочки собирались приняться за курсъ ученія, который сломилъ бы профессора, и рчь была о строгихъ правилахъ относительно разговора одинъ день по-французски, другой по-нмецки.
— Но такъ какъ мы не умемъ говорить по-нмецки, замтила Нина:— намъ придется молчать.
— Э! Нина, ты скоре заговоришь по-голландски, чмъ останешься нмою, возразила на это одна изъ сестеръ.
Совтъ еще былъ въ полномъ разгар, когда въ класную вошла служанка съ вытянутымъ лицомъ. Въ гостиной былъ какой-то господинъ, который спрашивалъ мисъ Морисъ. Люси, стоявшая въ это время у стола, заваленнаго книгами, вдругъ поблднла какъ полотно. Ея врный другъ, Лидія Фонъ, находилась возл нея, она немедленно схватила ее за руку и держала крпко. Лицо горничной было бы у мста на похоронахъ. Она знала, что у мисъ Морисъ былъ ‘обожатель’, что обожатель этотъ явился — и мисъ Морисъ оставила домъ. Теперь мисъ Морисъ взяли назадъ, и въ первый же день, едва милэди успла отвернуться, обожатель опять тутъ какъ тутъ! Прежде чмъ она пошла наверхъ съ докладомъ, въ кухн ршили единогласно, что это значитъ ‘не въ коня кормъ травить’. Люси была блдна какъ мраморъ и не въ силахъ произнести слово. Она не сомнвалась ни минуты, что поститель Фрэнкъ Грейстокъ. Съ какою же цлью могъ бы онъ прійти, кром одной? На ней было старое-престарое, свтлое срое платье, въ которомъ она до перезда къ лэди Линлитго по утрамъ занималась съ двочками. Швея должно быть вложила въ него особенный талисманъ швейнаго искусства, потому что вс любили это платье. Надла его Люси, чтобъ доказать окружающимъ ее, что она откинула всякую мысль сдлаться чмъ-нибудь инымъ, а не гувернанткой. Лэди Фонъ очень хорошо поняла значеніе платья.
— Вотъ она, наша душечка, точь-въ-точь какъ была прежде, сказала Лидія, цлуя ее.
— Она словно соня легла спать на зиму и проспала все это время, подхватила Цецилія.
Люси дорого цнила эти ласки, но понимала, что он значатъ. Она ухала отъ нихъ невстой Грейстока, депутата отъ Бобсборо, а теперь вернулась прежней Люси Морисъ, гувернанткой.
— Я все та же Люси, что и прежде, отвтила она съ кроткою улыбкой.
И вс понимали, что этими словами она отказывалась отъ своего жениха.
Между тмъ горничная все стояла у дверей, ожидая отвта. Отправятъ ли обожателя назадъ, откуда пришелъ, не солоно нахлебавшись, за то, что онъ явился украдкою, лукаво и нечестно въ отсутствіи лэди Фонъ, или мисъ Морисъ безъ стыда пойдетъ и приметъ его?
— Кто этотъ господинъ? спросила Діана, старшая изъ двочекъ Фонъ, находившихся въ класной.
— Тотъ самый, что бывало и прежде навщалъ мисъ Морисъ, отвтила горничная.
— Это мистеръ Грейстокъ, сказала Люси, длая надъ собою усиліе, чтобъ казаться спокойной.— Мн лучше сойти къ нему. Потрудитесь ему сказать, Мэри, что я сейчасъ буду.
— Вамъ слдовало бы переодться, шепнула ей Нина на ухо.
— Не потерялъ же онъ время, чтобъ прійти повидаться съ вами, замтила Лидія.
— Вроятно — все оттого произошло, что онъ не хотлъ бывать у лэди Линлитго, выразила свое мнніе Цецилія.
Люси ничего не говорила. Она съ минуту простояла неподвижно, стараясь собрать мысли, и потомъ медленно вышла изъ комнаты. Она не удостоитъ перемнить свой костюмъ хотя бы на одну булавку или ленточку. Очень могло быть, что посл утра, проведеннаго то въ игр, то въ занятіяхъ, волосы ея и растрепались, но она ихъ не пригладитъ изъ гордости. Тотъ, кого она любила, кто любилъ и ее, но пренебрегъ ею, находился въ дом. Онъ не послдовалъ бы за нею, еслибъ не имлъ въ виду загладить свое невниманіе. Однако она не употребитъ съ нимъ никакой хитрости — не станетъ и просить его. Пожалуй и то могло быть, что у него хватило духу пріхать къ ней откровенно и честно сознаться, что о прежнемъ не можетъ быть помину — что онъ сдлалъ ошибку и проситъ у нея прощенія. Если такъ, она не сдлаетъ ему ни одного упрека. Она будетъ съ нимъ спокойна и холодна, но ни слова укора не произнесетъ. Если же… О! въ такомъ случа она не могла быть уврена, что сдлаетъ, но чувствовала, что не долго ему придется молить о прощеніи. Что касается ея платья — онъ полюбилъ ее въ немъ и, вроятно, не обратитъ большого вниманія на ея нарядъ въ настоящемъ случа.
Дверь она отворила очень тихо и медленно, съ намреніемъ подойти къ нему не торопясь. Но мгновенно, прежде чмъ успла опомниться, она очутилась въ его объятіяхъ и онъ покрывалъ поцлуями ея лобъ, глаза и губы. Когда она впослдствіи припоминала эту сцену, ей казалось, что онъ ни слова не говоря заключилъ ее въ свои объятія. Безспорно, она заговорила первая, прося выпустить ее изъ рукъ. Но глубоко врзались въ ея памяти первыя слова, дошедшія до ея слуха:
— Проститъ ли мн моя дорогая Люси?
Отвтила она только тмъ, что вся въ слезахъ поднесла его руку къ своимъ губамъ.
Когда вернулась лэди Фонъ, она увидла между деревьями въ саду фигуры двухъ особъ, гуляющихъ рука объ руку.
— Это Люси? спросила она.
— Да, Люси, отвтила Августа съ ужасомъ.— И право — это мистеръ Грейстокъ.
Лэди Фонъ не оскорбилась, она не испытывала ни удовольствія, ни обманутой надежды, но смутно сознавала, что судьба къ ней отчасти несправедлива.
— Ахъ, Боже мой! И въ самый первый день! невольно вырвалось у нея.
— Онъ видно не хотлъ бывать у лэди Линлитго, мама, замтила Амелія.— Должно быть, онъ выжидалъ.
— Но въ самый первый день! воскликнула опять лэди Фонъ.— Надюсь, Люси будетъ счастлива — вотъ все, что я могу сказать.
Произошло большое совщаніе между Фонами въ полномъ комплект, какъ скоро лэди Фонъ вошла въ домъ съ старшими дочерьми. Грейстокъ гулялъ съ Люси по саду послдніе полтора часа. Люси только разъ забгала въ домъ, просить, чтобъ лэди Фонъ сообщили о присутствіи Грейстока тотчасъ по ея возвращеніи.
— Она сказала, чтобъ вы сейчасъ прислали за ней, мама, передала Лидія.
— Но теперь время обдать, что мы сдлаемъ съ мистеромъ Грейстокомъ?
— Пригласите его обдать съ нами вмсто завтрака, вотъ и все, ршила Амелія.
— Надюсь, все уладилось какъ слдуетъ, сказала лэди Фонъ.
— Я вполн уврена, отвтила Нина.
— Что она сказала теб, Лидія? спросила мать.
— Она просто сіяла счастьемъ. Нтъ сомннія, что все уладилось какъ слдуетъ, мама. У нея былъ точно такой видъ, какъ посл его письма тогда.
— Надюсь, она успла перемнить платье, промолвила Августа.
— Нтъ, она не переодвалась, возразила Цецилія.
— Не думаю, чтобъ онъ сколько-нибудь обращалъ вниманія на ея платье, замтила Нина.— Никогда я не стала бы думать о фрак того, кого бы полюбила.
— Теб не слдуетъ такъ говорить, Нина, остановила ее Августа.
Нина скорчила гримасу за спиной одной изъ сестеръ. Сестрами Августа не признавалась оракуломъ.
Совщаніе кончили ршеніемъ, въ силу котораго Нину отправили съ порученіемъ къ влюбленнымъ. Лэди Фонъ посылала поклонъ мистеру Грейстоку и просила его пожаловать къ завтраку. Люси должна идти обдать, такъ какъ обдъ поданъ.
— И мама желаетъ васъ видть на минуту, Люси, вполголоса прибавила Нина, длая видъ, будто говоритъ потихоньку.
— О! Нина, моя милочка! вскричала Люси, обнимая свою молодую пріятельницу въ порыв восторга.
— Все улажено? спросила Нина уже не мнимымъ шепотомъ, а дйствительно тихо.
Люси отвтила однимъ поцлуемъ. Разумется, Фрэнкъ Грейстокъ долженъ былъ ссть за столъ и его осыпали доказательствами вниманія. Вс знали, что онъ дурно поступилъ съ Люси — вс, кром самой Люси, которая съ этой минуты и навсегда предала забвенію, что было время, когда она смотрла на него какъ на измнника и питала убжденіе, что онъ обманулъ ее и дурно поступилъ съ нею. Вс Фоны отзывались о немъ за спиной Люси самымъ строгимъ укоромъ, не признавая его достойнымъ, чтобъ порядочный человкъ даже слово перемолвилъ съ нимъ. Лэди Фонъ утверждала, что съ самаго начала не считала его человкомъ надежнымъ. Августа никогда не любила его. Амелія опасалась, что бдная Люси Морисъ поступила неразумно и увлеклась честолюбіемъ. Джорджина, разумется, всегда видла, что ничего изъ этого не будетъ. Діана клялась, что это сущій срамъ. Лидія была уврена, что онъ вовсе не стоитъ Люси. Цецилія спрашивала себя, куда бы его послать — за каковую форму проклятія и получила отъ матери строгую нотацію. Нина всегда ненавидла его пуще яда. Но теперь дло другое, не было земного блага, котораго бы онъ не оказывался достоинъ. Холостой человкъ, который жертвуетъ своей свободой, въ женскихъ глазахъ всегда заслуживаетъ отличіе и лавровый внокъ. Во всхъ Фонахъ было такъ мало эгоизма, какъ только можетъ быть — даже между женщинами. Грейстокъ не женится ни на одной изъ нихъ, но только на ихъ гувернантк. А все-таки, хотя онъ не хотлъ ни сть, ни пить въ этомъ часу, для него приготовили особенное блюдо и достали изъ погреба бутылку хорошаго вина. Вс грхи ему отпустились. Ни одного вопроса ему не сдлали относительно его грубыхъ проступковъ въ послдніе полгода. Не спрашивали съ него никакого увренія или ручательства насчетъ будущаго. Онъ явился женихомъ, и закололи упитаннаго тельца.
Посл ранняго обда Фрэнку тотчасъ надо было возвратиться въ городъ и Люси выпросила разршеніе проводить его до станціи. Теперь ей казалось, что онъ ничмъ виноватъ и не былъ. Все произошло такъ, какъ быть, надлежало. Еслибъ кто-нибудь намекнулъ на его провинности, она заступалась бы за него до послдней возможности. Между ними было упомянуто о Лиззи, но вовсе не изъ ревности. Прошло много мсяцевъ, прежде чмъ Люси разсказала о записк Лиззи и своемъ свиданіи съ нею въ Гертфордской улиц. Рчь зашла объ ожерель и Люси содрогнулась, услыхавъ о ложныхъ присягахъ.
— Право я теперь думаю, что лордъ Фонъ былъ правъ, сказала она, взглянувъ Фрэнку въ лицо.
— Только то надо замтить, что онъ отказался до этого.
— Какъ они добры и милы, не правда ли? говорила Люси о своихъ друзьяхъ.— Съ кмъ, спрашиваю я, обращались такъ, какъ они со мною? Вотъ я вамъ что скажу, сударь, вы не должны боле ссориться съ лордомъ Фономъ. Я не позволю этого.
Она вернулась со станціи одна, почти не помня себя отъ счастья. Въ этотъ вечеръ лэди Фонъ пожелала объясненія, но ничего не узнала. Когда Люси спросили, отчего онъ такъ долго хранилъ молчаніе, Люси полушутя и полусеріозно вспылила и объявила, что все шло самымъ естественнымъ порядкомъ. Онъ не могъ прізжать въ домъ лэди Линлитго. Лэди Линлитго его не принимала. Разумется, она потеряла терпніе, но въ этомъ была ея вина. Разв не явился онъ къ ней въ самый первый день по ея возвращеніи въ Ричмондъ? Когда Августа намекнула на письма, которыя могли быть написаны, Люси отвтила ей рзко:
— Кто-жъ говоритъ, что онъ не писалъ? Онъ писалъ. Если я довольна, странно, чтобъ другія обвиняли его.
— О! я нисколько не обвиняю, возразила Августа.
Тутъ послдовали разспросы относительно будущаго — разспросы, на которые лэди Фонъ имла право. Что намренъ теперь длать мистеръ Грейстокъ? Тутъ Люси опять заплакала. Сквозь слезы и рыданія, но съ торжествующимъ отъ любви и счастья лицомъ она объявила, что будетъ жить въ дом декана. Фрэнкъ привезъ ей записку отъ матери, въ который та приглашала ее поселиться на первый случай въ Бобсборо.
— И вы узжаете отъ насъ, едва пріхавъ? спросила Нина.
— Останьтесь на мсяцъ, милочка моя, сказала лэди Фонъ: — чтобъ вс знали, что мы друзья, а тамъ, разумется, всего приличне для васъ жить въ дом декана.
Такъ и ршили.

——

Взаключеніе мы только скажемъ, что Люси Морисъ была встрчена въ дом декана съ величайшею любовью, какую могла оказать мистрисъ Грейстокъ пріемной дочери. Она никогда и не возставала собственно противъ Люси, но только противъ непріятнаго обстоятельства, что сынъ ея не возьметъ за женою денегъ. Въ Бобсборо Люси провела счастливыхъ пятнадцать мсяцевъ и по прошествіи этого времени сдлалась мистрисъ Грейстокъ. Цлая толпа двицъ Фонъ провожала ее къ внцу. Дйствующія лица разсказа подобнаго этому должны бы понастоящему вс взаимно вліять другъ на друга, почему желательно было бы, чтобъ разскащикъ могъ сообщить, что бракъ былъ совершенъ Эмиліусомъ. Но это оказалось невозможно. Свадьба была въ конц лта, а мистеръ Эмиліусъ въ то время никогда не оставался въ город по окончаніи сезона. Обрядъ внчанія совершалъ самъ деканъ при помощи одного изъ младшихъ канониковъ.

L XXVIII.
СУДЪ.

Кончивъ исторію Люси Морисъ, авторъ долженъ возвратиться къ главнымъ лицамъ въ этомъ разсказ. Было начало апрля, когда Лиззи Юстэсъ ухала въ Шотландію, сопровождаемая кузеномъ, а дло Бенджамина и Смайлера назначено было къ слушанію въ центральномъ уголовномъ суд около половины мая. Въ начал мая адвокатъ отъ правительства обратился къ Грейстоку съ запросомъ, не приметъ ли онъ на себя распоряженія по поводу явки въ судъ лэди Юстэсъ, извщая его притомъ, что ее формально призвали. За этимъ онъ написалъ Лизси, что ей лучше сдлать, очень ласково — какъ-будто ихъ дружелюбныя отношенія не прекращались, предлагалъ похать съ нею въ судъ — и называлъ гостинницу, въ которой совтовалъ ей остановиться на то короткое время, которое она останется въ Лондон. Она отвчала на это письмо. Съ сожалніемъ должна она сказать, что она нездорова и не только хать, но и думать о путешествіи не можетъ, таково было ея настоящее положеніе, что она очень сомнвалась, будетъ ли она когда-нибудь въ состояніи выйти изъ тхъ двухъ комнатъ, въ которыхъ она теперь заключена. Ей осталось только смотрть на голубыя волны изъ окна замка своего милаго мужа — того окна, у котораго она любила сидть, и находить счастье въ улыбкахъ своего сына. Чрезъ нсколько мсяцевъ все кончится, и тогда можетъ быть, т, которые вогнали ее въ гробъ, почувствуютъ угрызеніе при мысли о ея преждевременной смерти. Она уже давала показаніе и сказала правду — хотя она теперь знала, что ей не слдовало длать этого, такъ какъ лишилась очень цнной собственности по милости грубаго небреженія полиціи. Ей теперь говорили люди, настоящимъ образомъ понимавшіе законъ, что она можетъ получить стоимость брилліантовъ, подаренныхъ ей милымъ, милымъ мужемъ, отъ владльцевъ прихода, въ которомъ произошло воровство. Она боялась, что ея здоровье не позволитъ ей принять необходимыя мры. А то она перевернула бы все верхъ дномъ, чтобы получить стоимость своей собственности — не по причин цнности, по потому что съ нею такъ дурно обошлись Кэмпердаунъ и полиція. Потомъ она прибавляла въ приписк, что ни о какомъ путешествіи ея не можетъ быть и рчи прежде шести мсяцевъ.
Читателю врядъ-ли нужно, говорить, что Грейстокъ не поврилъ ни одному слову. Онъ былъ увренъ, что Лиззи не больна. Въ письм была энергія, не согласовавшаяся съ болзнью. Но онъ не могъ заставить ее пріхать. Конечно, онъ не имлъ намренія опять хать въ Шотландію за нею — и даже еслибъ похалъ, то не могъ принудить ее хать съ нимъ. Онъ могъ только отправиться къ повреннымъ, занимавшимся этимъ дломъ, и прочесть имъ т мста изъ письма, которыя находилъ необходимымъ сообщить имъ.
— Это совсмъ не годится, сказалъ одинъ старый господинъ, находившійся во глав фирмы:— съ нею было поступлено очень снисходительно, она должна пріхать.
— Такъ вы должны устроить это, сказалъ Фрэнкъ.
— Надюсь, что она не надлаетъ намъ хлопотъ, потому что въ такомъ случа мы должны будемъ обнаружить вс ея продлки, сказалъ второй членъ.
— Она даже не прислала докторскаго свидтельства, сказалъ новичокъ, который былъ не такъ хитеръ, какъ вроятно сдлается, когда пробудетъ членомъ фирмы лтъ десять или двнадцать.
Вы никогда не должны спрашивать конюха, не крадетъ ли онъ овесъ. Въ этомъ случа Фрэнкъ не совсмъ находился въ положеніи конюха, но онъ увдомилъ свою кузину письмомъ, что она подвергнетъ себя всмъ возможнымъ непріятностямъ и наказаніямъ, если не послушается полученнаго вызова, или должна представитъ медицинское свидтельство.
Когда Лиззи получила это, у ней были два способа достигнуть своей цли. Одинъ аирскій писарь сказалъ ей, что вызовъ, присланный къ ней, не иметъ никакого значенія для жителей въ Шотландіи — и она достала также доктора по сосдству, который находилъ, что нездоровье не позволяетъ ей хать въ Лондонъ. Она страдала отъ разслабленія въ легкихъ, которое при стсненной жизненности во всхъ органахъ и не надлежащей слабости во всхъ тлесныхъ отправленіяхъ доведетъ ее до преждевременной кончины, если она вздумаетъ отправиться въ Лондонъ. Свидтельство въ этомъ достала она въ трехъ экземплярахъ. Одинъ послала она къ повреннымъ, другой къ Фрэнку, а третій оставила у себя.
Дло дйствительно не терпло отлагательствъ. Сообразили, что процесъ нельзя отложить до слдующей сессіи уголовнаго суда, потому что стоило очень дорого выписать свидтелей изъ Гамбурга и Вны, они уже были на дорог въ Лондонъ, когда было получено второе письмо Лиззи. Кэмпердаунъ ршился отыскать брилліанты, все съ надеждою, что они могутъ быть отданы на сохраненіе къ господамъ Гарнетъ, для того, чтобы лежать взаперти и не въ употребленіи по-крайней-мр еще двадцать лтъ. Брилліанты прослдили прежде до Гамбурга, потомъ до Вны — и теперь было доказано, что они украшали шею какой-то громадно-богатой иностранной княгини. Отъ нея оказалось невозможнымъ получить ихъ, но свидтели, которые, какъ надялись, могли помочь усиліямъ Кэмпердауна, должны были допрашиваться въ суд.
Довреннаго клэрка послали въ Портрэ, но довренному клэрку никакъ не удалось добраться до Лиззи. Ему сказали, что лэди Юстэсъ только силою можно вывести изъ спальни, и что сила, употребленная для этого, можетъ вытащить ее только мертвою, ужъ никакъ не живой. Онъ однако навелъ справки о доктор и узналъ, что это дйствительно докторъ. Если докторъ дастъ свидтельство, что женщина умираетъ, что могутъ сдлать судьи или присяжные? Есть нкоторыя свидтельства, которыя фальшивы какъ адъ, но должны быть принимаемы какъ святая истина. Клэркъ донесъ, когда вернулся въ Лондонъ, что по его мннію лэди Юстэсъ пользовалась прекраснымъ здоровьемъ — но онъ также увренъ, что она не явится свидтельницей при процес. Силенъ былъ гнвъ, который почувствовали многіе при лживомъ упорств Лиззи. Кэмпердаунъ думалъ, что ее слдуетъ притащить въ Лондонъ, привязавъ къ телег веревкой. Повренные, приглашенные истцами, почти вышли изъ себя. Они послали къ Лиззи своего доктора, но Лиззи не хотла его видть — не хотла видть, несмотря на то, что ей грозили самыми ужасными послдствіями. На нее донесутъ, подвергнутъ штрафу въ нсколько тысячъ фунтовъ, посадятъ въ тюрьму за презрніе къ суду и вдобавокъ будутъ судить за ложную присягу. Но она была тверда. Она написала на лоскутк бумажки доктору, пріхавшему изъ Лондона:
‘Я не доживу до того, чтобъ удовлетворить ихъ ненасытное мщеніе.’
Даже Фрэнку Грейстоку было больше досадно, чмъ пріятно, что Лиззи будетъ имть возможность ускользнуть. Т, которые слышали о слдствіи передъ судьей, отложили свое волненіе и свое любопытство, зная, что день процеса будетъ знаменитымъ днемъ, а когда они услыхали, что лишены удовольствія слышать вторичный допросъ лэди Юстэсъ, почти во всей публик было возбуждено чувство ярости, что правосудіе оскорбляется такимъ образомъ. Доктора, давшаго свидтельство, поносили въ газетахъ и писались длинныя статьи о безсиліи закона. Но Лиззи удалось поставить на-своемъ и процесъ происходилъ безъ нея.
Оказалось однако, что хотя ея показаніе было очень желательно, оно не было необходимо, такъ какъ вслдствіе ея болзни, подтверждаемой свидтельствомъ врача, можно было представить показаніе, которое она дала въ полиціи. Сверхъ того, вс обстоятельства воровства были доказаны Пэшенсъ Крабстикъ и Билли Каномъ. А передача брилліантовъ Бенджаминомъ тому, кто принялъ ихъ въ Гамбург, была также доказана. Много другихъ уликъ было собрано полиціей — такъ что не оставалось ни малйшаго сомннія относительно подробностей дла въ Гертфордской улиц. Ходили слухи, что Бенджаминъ хочетъ признать себя виновнымъ. Можетъ быть, онъ и сдлалъ бы это, еслибъ лэди Юстэсъ не находилась въ отсутствіи, но такъ какъ ея отсутствіе давало ему возможность вывернуться, онъ стоялъ на-своемъ.
Отсутствіе Лиззи очень раздосадовало лондонскихъ любителей зрлищъ, но все-таки зала суда была полна. Вс знали, что ученый адвокатъ, приглашенный защищать Бенджамина и имвшій помощникомъ хитраго господина, являвшагося при допрос судьи, сильно накинется на Лиззи даже въ ея отсутствіе и будетъ основывать свое требованіе оправданія подсудимаго на тхъ обстоятельствахъ, что она удержала у себя брилліанты, на ложной присяг и на ея упорномъ отказ явиться въ судъ. Такъ-какъ было извстно, что онъ могъ быть очень строгъ, многіе пришли слушать его — и не обманулись въ ожиданіи. Читатель увидитъ часть его рчи къ присяжнымъ — которая, какъ мы надемся, имла нкоторое благодтельное дйствіе на Лиззи, когда она читала ее въ своемъ убжищ Портрэ, смотря на голубыя волны.
‘Теперь, господа присяжные, позвольте мн повторить вамъ всю исторію этой дамы, относящуюся къ брилліантамъ, изъ-за которыхъ находится въ опасности мой кліентъ. Вы слышали отъ мистера Кэмпердауна, что они ей не принадлежатъ — что по-крайней-мр ихъ не считаютъ принадлежащими ей т, въ чьихъ рукахъ осталось управленіе имніемъ ея мужа, и что когда они предполагались украденными въ Карлейльской гостинниц, онъ уже принялъ законныя мры, чтобъ высвободить ихъ изъ ея когтей. Подано было прошеніе въ судъ, потому что она упорно отказывалась выпустить ихъ изъ рукъ. Лордъ Фонъ вамъ доказалъ, что хотя онъ былъ помолвленъ съ нею, онъ расторгъ предполагаемый бракъ, находя, что съ ея стороны несправедливо и безчестно оставлять у себя эти брилліанты.’
Этотъ допросъ былъ страшнымъ бдствіемъ для несчастнаго товарища министра и заставилъ его положительно улетучиться на цлый мсяцъ какъ изъ министерства ост-индскихъ длъ, такъ и парламента.
‘Вамъ доказано уже, что когда брилліанты считались украденными въ Карлейл, она дала ложное показаніе подъ присягой. Она подтвердила это сама въ томъ показаніи, которое дала подъ присягой же, когда мой кліентъ былъ привлеченъ къ суду, и которое, по моему мннію, совершенно несправедливо и противозаконно теперь употреблено, какъ орудіе противъ моего кліента.’
Тутъ судья поглядлъ чрезъ очки на ученаго адвоката и замтилъ ему, что этотъ доводъ уже слышали и ршили вопросъ.
‘Справедливо, милордъ, но по моему убжденію долгъ въ отношеніи къ моему кліенту велитъ мн возвращаться къ нему. Лэди Юстэсъ совершила клятвопреступленіе въ Карлейл, показавъ подъ присягой, что брилліанты украдены, когда они лежали у нея въ карман. Еслибъ вполн было соблюдено правосудіе, господа, судили бы теперь лэди Юстэсъ, а не моего несчастнаго кліента. Что-жъ мы узнаемъ дальше? Повидимому, она привезла съ собой брилліанты въ Лондонъ, но сколько времени продержала у себя, этого никто не знаетъ. Между тмъ надо же было дать какой-нибудь отчетъ въ томъ, что сталось съ ними. Устроивается кража посредствомъ женщины, надо полагать, скоре довреннаго друга, чмъ горничной лэди Юстэсъ, и другого свидтеля, который при васъ псказывалъ противъ самого себя и, по моему взгляду, самый увертливый, самый закоснлый, самый недобросовстный и наимене достойный вры изъ всхъ свидтелей, которыхъ я встрчалъ. Я не сомнваюсь, что два свидтеля сговорились. Не стану утверждать, чтобъ и лэди Юстэсъ была съ ними заодно. Только я попросилъ бы васъ принять въ соображеніе, нтъ ли въ этомъ вроятія. Во всякомъ случа она вторично показала ложно. Она дала списокъ украденнымъ у нея вещамъ и не упомянула о брилліантахъ. Или она въ другой разъ нарушила присягу, или брилліанты, по поводу которыхъ мой кліентъ подвергается опасности, совсмъ въ дом не находились и потому украдены быть не могли. Послднее весьма вроятно, ничего не можетъ быть вроятне. Мистеръ Кэмпердаунъ и опекуны надъ Юстэсовскимъ имніемъ мало-по-малу пришли къ убжденію, что карлейльское воровство обманъ — необходимо было устроить вторичную кражу. Итакъ опять совершается покража. Прекрасная молодая вдова является въ судъ и безстыдно даетъ другое показаніе подъ присягой. Или брилліанты совсмъ украдены не были, или она вторично нарушаетъ свою присягу.
‘А теперь, господа, ее здсь нтъ. Она больна, извольте видть, находясь въ своемъ собственномъ замк въ Шотландіи, и прислала докторское свидтельство. Повренные истца небыли введены въ заблужденіе и не поврили этой болзни. Будь у нея настоящія женственныя чувства, она должна бы лежать при смерти. Но повренные отлично знали, при чемъ они, и отправили къ ней собственнаго доктора. Вы слышали его показаніе — и эта удивительная дама теперь не находится передъ нами. Повторяю, ей слдовало бы сидть на скамь обвиненныхъ, не смотря на ея титулъ, не смотря на замокъ, богатство, красоту и знатную родню. По-истин преудивительная дама эта вдова, ее общественное мнніе признаетъ виновною въ этой страшной масс лжи и продлокъ. За ея отсутствіемъ, и посл того, что она сама сдлала, въ состояніи ли вы будете обвинять кого-либо въ покраж или въ присвоеніи этихъ брилліантовъ?’
Сила убжденія, поза и негодующій голосъ адвоката говорили больше словъ, но присяжные тмъ не мене нашли виновными Бенджамина и Смайлера, которыхъ судья приговорилъ къ каторжной работ на пятнадцать лтъ.
Тмъ кончилась исторія о Юстэсовскихъ брилліантахъ, насколько о нихъ когда-либо было извстно въ Англіи. Кэмпердауну не удалась и попытка скупить ихъ за сумму нсколько ниже ихъ настоящей цны. Онъ даже пришелъ въ смущеніе, когда увидалъ, до какой цифры достигли его затраты для возвращенія этого имущества его кліентовъ. Разсуждая впослдствіи съ Довомъ, онъ оправдывался тмъ, что не могъ, когда такая негодница на глазахъ у него нахально крадетъ, не попытаться помшать этому.
— Я зналъ, что она такое, съ самаго начала, какъ сэр-Флоріанъ вступилъ въ этотъ несчастный бракъ, заключилъ стряпчій.— Онъ ввелъ въ семейство гарпію и я былъ вынужденъ объявить ей войну.
Довъ, повидимому, находилъ, что окончательная утрата брилліантовъ понастоящему была желательна въ видахъ общественной пользы.
— Я жалю, что вопросъ о прав владнія не былъ обсуждаемъ и ршенъ, говорилъ онъ: — въ немъ оказывалось пункта два интересныхъ. Напримръ, никто изъ насъ не знаетъ, что человкъ можетъ и чего не можетъ отдать однимъ сказаннымъ словомъ.
— Никогда подобнаго слова говорено не было! съ гнвомъ вскричалъ Кэмпердаунъ.
— Представили бы свидтельства, какія нашлись, въ подтвержденіе того, что оно сказано было. Но самое существованіе имущества, которымъ такъ можно располагать, или нельзя такъ располагать, уже есть зло. Цлыхъ полгода мы возились насчетъ кучи камней, мене полезныхъ даже плитъ на улиц, и вотъ они исчезаютъ безслдно, не оставивъ намъ никакого вознагражденія за наши труды.
Кэмпердаунъ, признаться, не совсмъ понялъ своего пріятеля. Труды Дова будутъ вознаграждены обычною платою — хотя Кэмпердаунъ и зналъ очень хорошо, что не было человка равнодушне къ этому вопросу, чмъ Довъ.
И полиція очень сокрушалась. Конечно, она избавила общество отъ двухъ мошенниковъ, по всему вроятію, навсегда, и отъ себя отклонила укоръ, что такое крупное воровство осталось неоткрытымъ, но досадно было, что драгоцнное имущество пропало безвозвратно и пришлось выпустить изъ рукъ Билли Кана. Быть можетъ, сокрушеніе отчасти услаждалось въ душ великаго Бэджера плнительностью и красотою Пэшенсъ Крабстикъ, на которой онъ женился согласно данному слову. Это событіе — въ то время — также дошло до свднія ученаго защитника Бэнджамина и это орудіе въ его рукахъ также способствовало къ интересу судебнаго слдствія. Когда Гэджера допросили по этому поводу, онъ не думалъ отпираться и выразилъ сильное убжденіе, что мисъ Крабстикъ поддалась искушенію вслдствіе коварныхъ козней жида, но что она безъ сомннія будетъ честною и превосходною женою. Станемъ надяться, что онъ не обманулся въ своемъ ожиданіи.
Разсчитывали на удовольствіе изъ другихъ еще источниковъ, однако обманулись въ разсчет. Мистрисъ Карбункль и лордъ Джорджъ были вызваны въ судъ, но и тотъ и другая выхали изъ города прежде чмъ до нихъ дошелъ вызовъ. По городу пронесся слухъ, что мистрисъ Карбункль отправилась съ племянницею къ своему мужу въ Нью-Йоркъ. Какъ бы то ни было, но она скрылась изъ Лондона, оставивъ во себ такую кучу долговъ, что только можно бы подивиться, какъ великодушны и щедры иногда бываютъ богатые лондонскіе торговцы съ своими потребителями. Были неоплаченные счеты модныхъ магазиновъ за три года и содержатели извощичьихъ дворовъ длали ей кредитъ по нскольку лтъ, хотя едвали видли когда-нибудь отъ нея деньги. Только по одному счету она расплатилась честно. Трактирщикъ въ Олбемарльской улиц получилъ сполна, что ему слдовало, и вс подарки были уложены и увезены. Гд находился лордъ Джорджъ слдующіе за тмъ полгода никто не зналъ, но онъ явился въ Мельтон въ ноябр. Насколько мн извстно, никто не отваживался сдлать ему вопросъ насчетъ Юстэсовскихъ бриллліантовъ.
О Лиззи и ея судьб надо будетъ сказать кое-что еще въ послднихъ главахъ этого романа. Она была нашею героинею и нельзя намъ оставить ее прежде чмъ мы выведемъ изъ настоящаго ея тягостнаго положенія, но мы упомянемъ здсь, что, несмотря на вс угрозы не только Кэмпердауна и аторнеевъ, но и самого судьи, она не подверглась никакому наказанію за отказъ явиться въ судъ, да и попытки никакой не сдлали наказать ее. Дло кончилось и вс были рады избавиться отъ дальнйшихъ хлопотъ. Поговаривали сперва, будто затвается дло съ цлью доказать, что она совсмъ больна не была, и лишить шотландскаго доктора его званія и всхъ преимуществъ съ нимъ сопряженныхъ — но ничего не было исполнено и Лиззи торжествовала.

Глава LXXIX.
ОПЯТЬ ВЪ ПОРТРЭ.

Въ самый день суда Эмиліусъ халъ изъ Лондона въ Кильмарнокъ. Это было въ понедльникъ, слдовательно, онъ имлъ предъ собою цлую недлю до того времени, когда его присутствіе потребуется въ церкви. Онъ внимательно слдилъ за дломъ Бенджамина и Смайлера, и зналъ заране съ величайшей точностью, какіе свидтели явятся и какіе нтъ при великомъ событіи въ старомъ зданіи суда. Когда до него дошла первая, всть о болзни лэди Юстэсъ, онъ написалъ ей самое дружески-пастырское письмо, въ которомъ сильно убждалъ позаботиться прежде всего о своемъ здоровь, и уврялъ, что. по его мннію и по взгляду всхъ его друзей, она вполн была права въ томъ, что не хала въ Лондонъ. Отвтила она ему очень короткимъ, но очень любезнымъ письмомъ, въ которомъ благодарила за участіе и заявляла, что при ея состояніи здоровья ей и думать нельзя выхать изъ Портрэ. ‘Не полагаю, чтобъ кто-нибудь зналъ, какъ я больна, нужды нтъ. Когда меня не станетъ, то увидятъ, что сдлали.’ Эмиліусъ ршился хать въ Шотландію. Пожалуй, лэди Юстэсъ и не такъ больна, какъ воображаетъ, но можетъ быть, что слдствіе и жестокія вещи, сказанныя про нее, при одиночеств и чувств, что она нуждается въ покровител, теперь смягчатъ ея сердце. Пусть она знаетъ по-крайней-мр, что одинъ ея нжный другъ не бросилъ ее изъ-за всего дурного, что про нее говорилось.
Онъ отправился въ Кильмарнокъ въ тхъ видахъ, что лучше не являться прямо, по постепенно подготовить Лиззи къ своему посщенію. Еслибъ при неожиданномъ появленіи въ замокъ ему отказали, трудно бы найти предлогъ, чтобъ повторить посщеніе или заставить принять себя насильно. Изъ Кильмарнока онъ написалъ лэди Юстэсъ, что дло, относящееся къ его священнослуженію въ предстоящую осень, привело его въ прекрасное ея сосдство и онъ не можетъ ухать, не засвидтельствовавъ ей лично своего почтенія. Онъ будетъ у нея во вторникъ въ полдень, если она позволитъ. Онъ надялся, что состояніе ея здоровья не помшаетъ ей принять его, и напоминалъ, что духовное лицо часто бываетъ не мене желаннымъ гостемъ у изголовья больного, какъ докторъ или сидлка. Онъ не давалъ ей своего адреса, чтобъ она не имла средства отвчать ему. Въ назначенный часъ онъ былъ у двери замка.
Нужно ли говорить, что состояніе здоровья Лиззи не помшало ей принять добраго своего друга, мистера Эмиліуса? Разумется, каждый читатель, не упрямецъ и не педантъ, согласится, что она была права, оградивъ себя отъ кары, готовившейся ей въ суд чрезъ посредство рзкаго языка защитника Бенджамина. Еще бы одинокая женщина, такая молодая и деликатнаго сложенія! Могла ли бы она выдержать подобное обращеніе! И наконецъ разв женщины не считаютъ извинительнымъ всякій ложный предлогъ, чтобъ уклониться отъ общественныхъ требованій? Разв есть женщина, которая стснялась бы уклониться отъ уплаты налога? Когда женщина понимала свой долгъ въ отношеніи къ государству? А тутъ еще требовалось исполненіе долга такого ужаснаго, что и потверже ея духомъ могли прибгнуть къ обману. Едвали можно ставить Лиззи въ большую вину, что она не похала въ Лондонъ. Она разыгрывала роль больной даже съ своими собственными слугами. Это она была обязана сдлать даже для доктора, у котораго выманила свидтельство правдами и неправдами и который долженъ былъ отстаивать его потомъ отъ страха. Но мистеръ Эмиліусъ ея духовный пастырь — какъ она поясняла своей горничной — который пріхалъ изъ Лондона единственно, чтобъ находиться при ней въ ея болзни. Само собою разумется, что его она приметъ.
Лиззи не обратила большого вниманія на осеннее священнодйствіе въ Кильмарнок. Она очень хорошо знала, зачмъ Эмиліусъ израсходовался на путешествіе въ Шотландію въ самый разгаръ столичнаго сезона. Она жестоко пострадала въ своей послдней борьб съ людьми и была теперь безсильна и покрыта грязью. Раненною птицею можетъ овладть и ребенокъ безъ всякихъ орудій искуснаго охотника. Эмиліусъ являлся къ ней въ минуту ея слабости, опасаясь, чтобъ всякая возможность на успхъ не ускользнула у него изъ рукъ, если она успетъ вновь расправить свои крылья. Все это Лиззи понимала и вполн могла оцнить Эмиліуса согласно собственной его оцнк. Но тутъ она невольно задала себ вопросъ, какъ ей цнить себя. Страшно истерзали ее птицеловы. Ей отшибли, такъ сказать, оба крыла и она сомнвалась, будетъ ли когда въ состояніи снова попытаться на полетъ въ общество. Нельзя же ей жить въ Портрэ одной до конца своихъ дней. Душа Іанты и корсаръ не могли бы замнить ей общество. Ей надо имть кого-нибудь, кому она бы доврилась — ахъ! кого она могла бы любить. Она не видала причины, почему ей не любить Эмиліуса. Возмутительно поступили съ нею и лордъ Фонъ, и корсаръ, и Фрэнкъ Грейстокъ. Ни одна женщина не была безпощадне поражена въ своихъ привязанностяхъ. Она чувствовала безконечную жалость къ себ самой, когда думала объ испытаніяхъ, ею вынесенныхъ. Овдоввъ молодою, она была преслдуема роднею мужа, дважды обворована, предметомъ шпіонства собственныхъ своихъ слугъ, не оцнена свтомъ вообще, жестоко оскорблена тремя поклонниками, жертва избраннаго своего друга, мистрисъ Карбункль, и теперь изгнана изъ общества за то, что сама же лишилась брилліантовъ! Нтъ, никогда она не читывала и не слыхивала о такомъ безподобномъ обращеніи съ бдной женщиной. А все она еще не отказывалась отъ борьбы. Доходъ ея оставался при ней, она же сильно вровала въ могущество доходовъ. И хотя она знала, что тяжело ранена охотниками, но не теряла надежды, что время залечитъ эти раны. Свтъ не будетъ упорно непреклоненъ къ женщин съ четырьми тысячами фунтовъ годового дохода, потому что она насказала неправды о своемъ собственномъ ожерель. Все это она взвсила, но крпче всего засло ей въ умъ, что ей нуженъ мужъ. Она сознавала, что женщина одна ничего въ свт не сдлаетъ, что вся сила незамужней женщины въ томъ и заключается, что она можетъ скоро выйти — ей въ особенности было необходимо покровительство мужа, который могъ бы вынести за нее часть толчковъ, повидимому, написанныхъ ей на роду. Могла ли она найти лучшую партію, чмъ Эмиліусъ?
Представляйся ей свободный выборъ, она вроятно не выбрала бы именно его. Правда, что нкоторыя свойства этого человка, въ высшей степени противныя въ глазахъ другихъ, на нее не производили такого невыгоднаго дйствія. Она считала его скоре красивымъ, несмотря на маленькій недостатокъ въ лвомъ глаз. Она восхищалась его черными какъ смоль и глянцевитыми волосами и находила его горбатый носъ очень недурнымъ. Она не совсмъ поврила древнему роду, которымъ онъ хвасталъ, и не полагала, чтобъ онъ когда-либо достигъ званія епископа. Но онъ былъ популяренъ и еще боле будетъ имть успха съ богатою и знатною женой. По ея мннію, ‘мистеръ Эмиліусъ и лэди Юстэсъ’ звучало бы очень хорошо въ сопоставленіи, и они безспорно съумли бы проложить себ путь въ большой свтъ. Въ этомъ человк были жадное честолюбіе и способности, которыя въ соединеніи дадутъ ему возможность пріобрсти громкую славу. И наконецъ, выходя за Эмиліуса, еслибъ ршилась на этотъ бракъ, она предписала бы условія брачнаго контракта. Это оказалось бы очень затруднительно съ лордомъ Фономъ или лордомъ Джорджемъ, или даже съ кузеномъ Фрэнкомъ. Съ Эмиліусомъ, думалось ей, она оставитъ за собою неограниченное право распоряжаться своимъ собственнымъ доходомъ. Тмъ не мене она не принимала еще никакого ршенія. Она увидится съ нимъ и послушаетъ, что онъ ей скажетъ. Доходъ ея принадлежалъ ей, и въ случа отказа Эмиліусу, всегда нашлись бы другіе искатели ея руки.
Она одлась съ величайшимъ тщаніемъ — хотя сперва было думала принять гостя въ постели. Но дло разбиралось уже безъ нея, слдовательно ей пора начать выздоравливать. Итакъ, она велла подать себ блую утреннюю блузу съ розовыми бантами и позволила завить длинный локонъ, чтобъ онъ лежалъ у нея на плеч. Хорошенькія туфли съ золотыми снурками и носовой платокъ, обшитый кружевомъ, довершали нарядъ. Она взяла въ руки томъ Шелли и такимъ образомъ приготовившись принять своего постителя. Съ-тхъ-поръ, какъ читатель впервые познакомился съ Лиззи, она стала порой прибгать къ румянамъ и блиламъ, и теперь въ честь своей болзни была чрезвычайно блдна. А все сквозь ея блдность проглядывалъ легкій оттнокъ румянца, котораго нжныя блила не могли скрыть. Кто зналъ Лиззи, могъ быть увренъ, что она съуметъ взяться за дло, когда прибгнетъ къ искусственнымъ мрамъ, чтобъ возвысить свою красоту.
Разумется, сначала разговоръ шелъ объ одномъ ея здоровь. Ей казалось, будто она чувствуетъ себя лучше, но по мннію доктора успокоительные симптомы могутъ быть обманчивы, и очень даже. Она ничего не ла — буквально ничего. Немного винограда изъ ея оранжерей — вотъ единственная ея пища во всю послднюю недлю. Подобное увреніе Лиззи было не совсмъ умно. Эмиліусъ, человкъ любопытный по природ, давно удостоврился, что во всемъ помсть нтъ винограднаго куста. Единственное наслажденіе для нея теперь, это чтеніе и присутствіе сына. Иногда ей казалось, что она такъ и разстанется съ этимъ міромъ съ своимъ ребенкомъ на колняхъ и любимою книгою въ рук. Эмиліусъ выразилъ надежду, что она не разстанется съ нимъ еще много, много лтъ.
— О, мой другъ! воскликнула Лиззи: — что такое жизнь, чтобъ мы желали сохранить ее?
Эмиліусъ, разумется, возразилъ, что ея жизнь можетъ не имть цны въ ея глазахъ, но очень дорога тмъ, кто ее любитъ.
— Да, моему мальчику, сказала Лиззп.
Эмиліусъ представилъ ей съ видомъ убжденія, что не одинъ ея мальчикъ любитъ ее. На одно врное сердце она можетъ положиться, если сколько-нибудь цнитъ его. Лиззи только улыбнулась и бросила своими тоненькими пальчиками шарикъ на средину комнаты — вроятно, чтобъ наглядно опредлить цну, которую придавала упомянутому сердцу.
Дло разбиралось въ суд цлыхъ два дня, въ понедльникъ и вторникъ, а теперь уже была середа. Ршеніе суда сообщили Эмиліусу по телеграфу — конечно безъ всякаго отчета о бичующей рчи ученаго защитника — и обожатель передалъ полученное свдніе предмету своей страсти. Два мошенника наконецъ были признаны виновными и приговорены по всей строгости законовъ.
— Бдняги! замтила лэди Юстэсъ:— бдный мистеръ Бенджаминъ! Эти злополучные брилліанты едва-ли не принесли ему еще боле несчастья, чмъ даже мн.
— Разумется, онъ никогда не вернется живой. Это убьетъ его.
— Убьетъ и меня. Какое-то внутреннее чувство говоритъ мн, что я никогда не поправлюсь. Никто не повритъ, сколько я вынесла изъ-за этихъ дрянныхъ брилліантовъ. Онъ хоть желалъ ими овладть. Я и этого сказать не могу, хотя разумется не хотла выпустить изъ рукъ, когда это былъ послдній подарокъ моего возлюбленнаго мужа.
Эмиліусъ поспшилъ уврить ее, что вполн это понималъ и уяснялъ себ ея чувства.
Настала минута, но его мннію, когда ему слдовало возобновить свое предложеніе. Съ вдовами, слышалъ онъ, дло надо вести круто. Онъ уже разъ просилъ ея руки и она должна знать причину его прізда въ Шотландію.
— Любезная лэди Юстэсъ, началъ онъ безъ всякаго вступленія: — не позволите ли вы мн возобновить просьбу, съ которою я однажды осмлился обратиться къ вамъ въ Лондонъ?
— Просьбу! воскликнула Лиззи.
— О! я понимаю, что при вашемъ равнодушіи вы даже забыли про нее. Лэди Юстэсъ, я осмлился высказать вамъ… что… люблю васъ.
— Ахъ, мистеръ Эмиліусъ, мн столько мужчинъ говорили это!
— Врю. Нкоторые могли говорить вамъ это изъ низкихъ, своекорыстныхъ видовъ.
— Благодарю за комплиментъ.
— Никогда я вамъ не скажу комплиментовъ, лэди Юстэсъ. Каковы бы ни были наши отношенія въ будущемъ, вы отъ меня услышите одну правду. Были люди, которые говорили вамъ о своей любви изъ корыстныхъ цлей…
Онъ произнесъ эти слова съ подобающей строгостью и потомъ остановился, какъ бы въ ожиданіи, осмлится ли она оспаривать его, но она молчала и, перемнивъ тонъ, онъ продолжалъ заискивающимъ, сладкимъ голосомъ, который составилъ его карьеру:
— Были и такіе, безъ сомннія, которые говорили изъ глубины души. Только одно я могу утверждать, что никто не высказывался съ такою непогршимою правдивостью, съ такимъ тревожнымъ опасеніемъ такою искреннею заботливостью о вашемъ благосостояніи въ этомъ мір и въ будущемъ, какъ тотъ чье сердце исполнено этихъ чувствъ.
Лиззи очень понравилась его рчь. Ей казалось, что человкъ иметъ право высказываться, а въ такомъ случа, какъ настоящій, даже цвтисто, съ восторженностью и поэзіей. Она находила, что вообще мужчины боялись выдавать свои чувства и были нмы какъ безсловесныя животныя отъ недостатка воодушевленія. Эмиліусъ сопровождалъ свою рчь движеніями рукъ, онъ ударялъ себя въ грудь и декламировалъ каждое слово съ надлежащей интонаціей.
— Это легко говорить, мистеръ Эмиліусъ, замтила Лиззи.
— Говорить-то не такъ легко, лэди Юстэсъ. Вы никогда не поймете, какъ тяжело изливать чувства, которыми сердце полно. Я не скажу, легко или тяжело даются эти чувства — только знаю, что не испытывать ихъ я не могу. Лэди Юстэсъ, мое сердце предалось вашему сердцу и стремится къ своему спутнику въ жизни. Оно жаждетъ любви и не знаетъ преградъ. Оно исторгаетъ отъ меня слова — которыя, вроятно, падутъ на меня со всею горечью желчи, если вы не примите ихъ какъ выраженіе искренняго чувства, и чувства, которое стоитъ оцнить.
— Я хорошо знаю цну такому сердцу, какъ ваше, мистеръ Эмиліусъ.
— Такъ примите его, моя безцнная!
— Нельзя любить по приказанію, мистеръ Эмиліусъ.
— Нельзя и не любить. Не думаете ли вы, что я не пытался? Разв пріятно быть отвергнутымъ тому, кто прошелъ всю свою жизнь, торжествуя надъ всякимъ препятствіемъ, надъ всякимъ отказомъ, преграждавшимъ ему путь, разв вы полагаете, что мене горечи, чмъ въ смерти, для подобнаго человка, услышать ‘нтъ’ отъ женщины?
— Что значитъ для васъ, мистеръ Эмиліусъ, ‘нтъ’ бдной женщины?
— Оно значитъ все для меня — значитъ смерть, гибель, разрушеніе — если только я не могу одолть его. Возлюбленная моего сердца, царица души моей, повелительница надъ всмъ духомъ моего существа, скажите — не одолю ли я его и теперь?
Никогда и никто не объяснялся ей въ любви такимъ образомъ. Она знала или подозрвала, что это лицемръ и вмст интригантъ, жаждущій ея денегъ, который послдовалъ за нею въ эту минуту испытанія, имя въ виду, что это лучшее время для него добиться своей цли. Въ любовь его она вовсе не врила. А между тмъ ей нравилось, какъ онъ ухаживалъ за нею, и она одобряла его образъ дйствія. Она любила ложь, находя ее прекрасне правды. Лгать ловко, умно, безстыдно и вполн успшно было, согласно вселеннымъ въ нее убжденіямъ, необходимостью для женщины, очарованіемъ въ мужчин. Вотъ несчастная Мэкнёльти, которая никогда не скажетъ неправды, какая ей польза въ томъ? Она даже не годилась для должности, которую брала на себя. Когда бдная мисъ Мэкнёльти услыхала въ это утро, что Эмиліуса ждутъ въ замк, а ея имя даже не было упомянуто имъ, и наконецъ, когда доложили о его приход, несчастная двушка не въ силахъ была скрыть своего нелпаго разочарованія.
— Мистеръ Эмиліусъ, вы настаиваете очень упорно, замтила Лиззи, откидываясь на спинку кушетки.
— Я настаивалъ бы еще упорне, чтобъ добиться чести, къ которой стремлюсь.
При этомъ онъ сдлалъ руками движеніе, какъ-будто уже держалъ ее въ своихъ объятіяхъ.
— Вы пользуетесь моею болзнью.
— Осаждая крпость, разв не пользуются всми случайными преимуществами? Любезная лэди Юстэсъ, позвольте мн вернуться въ Лондонъ съ нравомъ защищать ваше доброе имя, на которое нападаютъ въ настоящее время люди лживые и легкомысленные. Вы нуждаетесь въ покровител.
— Я сама умю защищаться отъ всхъ нападеній, милостивый государь. Насколько мн извстно, ничто мн повредить не можетъ.
— Сохрани Богъ, чтобъ вамъ что-нибудь нанесло вредъ! Я молю милосердое Небо, чтобъ на мою возлюбленную даже втеръ не повялъ рзко. Но моя возлюбленная сдлалась предметомъ людской злобы. Моя возлюбленная цвтокъ дивной красоты внутри и снаружи, но съ слабымъ стебелькомъ и нжными лепестками, блескъ которыхъ легко блекнетъ. Да будетъ мн позволено быть тою крпкою опорою, возл которой моя возлюбленная можетъ цвсти безопасно!
Ее охватило смутное впечатлніе, что этотъ цвтистый языкъ отзывается библейскимъ характеромъ и потому въ нкоторой степени отвлеченный и съ оттнкомъ религіозности. Набожность вовсе не приходилась ей по вкусу въ такую критическую минуту и она уже готова была выказать обожателю холодность, но ей нравилось, что ее называли цвткомъ, и библію, признаться, она далеко не знала твердо. Слова, показавшіяся ей знакомыми, могли относиться къ исторіи Іоана и Гаиде, а слдовательно и быть вполн умстными.
— Разв вы ожидаете отъ меня немедленнаго отвта, мистеръ Эмиліусъ?
— Да — немедленнаго, отвтилъ онъ, стоя предъ нею съ спокойнымъ достоинствомъ и скрестивъ руки на груди.
Она и отвтила ему, но сперва отвернулась къ стн или врне къ спинк кушетки и залилась потокомъ слезъ. Минута эта была исполнена прелести для нея. Она рыдала съ наслажденіемъ, говоря сквозь слезы что-то о своемъ ребенк, что-то о своихъ испытаніяхъ, что-то о горестной своей судьб, что-то о сокрушенномъ вдовьемъ сердц, что-то наконецъ о долг въ отношеніи къ обществу, который велитъ ей удержать свои доходы въ собственныхъ рукахъ, и она сдалась на его мольбу.
Въ этотъ же вечеръ она сочла приличнымъ извстить мисъ Мэкнёльти о случившемся.
— Онъ великій проповдникъ, сказала она: — и я не знаю положенія въ свт, которое было бы достойне любви и удивленія женщины.
Мисъ Мэкнёльти не въ силахъ была произнести слова въ отвтъ. Она даже не могла поздравить свою счастливую соперницу, хотя бы насущный ея хлбъ оттого завислъ. Она тихо вышла изъ комнаты, пошла къ себ наверхъ и выплакалась.
Въ начал іюня лэди Юстэсъ стала подъ внецъ съ своимъ женихомъ. Обрядъ внчанія былъ совершенъ въ епископской церкви въ Айр, вдали отъ любопытныхъ глазъ столичныхъ жителей. Прибавимъ только, что Эмиліуса никакъ нельзя было уговорить отказаться въ брачномъ контракт отъ малйшей частицы главенства, присвоеннаго мужу, когда приблизилась ршительная минута, Лиззи не имла духа отвергнуть и этого жениха, зная, что ея помолвка извстна всему свту. Быть можетъ, мистеръ Эмиліусъ будетъ для нея такимъ же хорошимъ мужемъ, какъ и всякій другой — только бы его прошедшее не оказалось очень полно темныхъ приключеній. Онъ даже будетъ нженъ съ нею по-своему, хотя во всемъ поступать по собственному усмотрнію и ни капли не пугаться, когда она погрозитъ умереть въ его глазахъ, заливаясь ручьями слезъ. Авторъ однако позволитъ себ заявить, что судьба Лиззи не останется покрыта совершеннымъ мракомъ.

Глава LXXX.
ЧТО ГОВОРИЛОСЬ ОБО ВСЕМЪ ЭТОМЪ ВЪ МАЧИНГ.

Праздники Троицына и Духова дня приходились очень поздно въ этотъ годъ, только въ начал іюня, и отдыхъ по поводу этихъ праздниковъ продленъ былъ до девятаго числа. Наканун 8-го Лиззи и Эмиліусъ сочетались бракомъ, и въ тотъ же день у лэди Гленкоры Пализеръ собралось многочисленное общество въ Мачингскомъ Пріорат. Что герцогъ Омніумъ былъ тутъ, лишнее и упоминать. Лэди Гленкора рдко разставалась на долго съ дядею мужа и вообще всегда находилась поблизости отъ него, исполняя свою обязанность относительно главы мужнина рода самымъ примрнымъ образомъ. Злые языки говорили, что она зорко наблюдаетъ за нимъ, но про знатныхъ особъ всегда злословятъ люди мелкіе. Одно была достоврно, что она окружала удобствами и пріятностью преклонные годы знатнаго вельможи. Мадамъ Максъ Геслеръ также была въ Мачинг, а ея общество всегда доставляло удовольствіе старому герцогу. И Пализеръ былъ тутъ для отдыха, въ которомъ онъ очень нуждался, но подъ словомъ ‘отдыхъ’ слдовало подразумевать, что проработавъ весь день, онъ имлъ время пообдать и посл обда только написать нсколько писемъ предъ тмъ, какъ лечь, вмсто засданія въ парламент до двухъ, трехъ часовъ ночи. Но онъ все еще былъ весь поглощенъ квинтами и полудесятыми. И теперь это важная мра обсуждалась въ комитет. Сто-второй пунктъ прошелъ только съ девятью отдленіями голосовъ противъ него сколько-нибудь значительными. Семь изъ самыхъ существенныхъ пунктовъ, правда, били отложены и важный спорный пунктъ относительно двухъ лишнихъ фартинговъ еще былъ впереди. Тмъ не мене онъ не терялъ сладостной надежды представить свой биль цликомъ въ палату пэровъ до конца іюля. Какія тамъ могли быть сдланы измненія, онъ до-сихъ-поръ не хотлъ даже принимать въ соображеніе.
— Если пэры станутъ противиться всей націи въ вопрос чисто комерческомъ, отвтственность за все зло, которое произойдетъ, пусть падаетъ на нихъ.
Это онъ говорилъ какъ членъ нижней палаты. Чрезъ годъ или самое большое, два — а всего вроятне чрезъ немного мсяцевъ — онъ сдлается пэромъ и тогда взглянетъ на вопросъ съ иной совсмъ точки зрнія. Однако онъ усердно работалъ надъ своею великою мрою и усердіе его по-крайней-мр заслуживало быть вознаграждено успхомъ. И теперь съ нимъ была цлая толпа секретарей, главныхъ клэрковъ и счетоводовъ, которыхъ лэди Гленкора плняла любезностью въ глаза и осмивала за спиной. И мистеръ Бонтинъ былъ тутъ съ своей женой, заявлявшій торжественно всмъ пріятелямъ, что Англія купитъ славу десятичной монетной системы его кровью и надъ его могилой. И Барингтонъ Ирль былъ тутъ, но смотрлъ на все мене мрачно, и лордъ Чильтернъ съ женой, у которой иногда спрашивалъ, не можетъ ли она объяснить ему цнность квинты, и много еще другихъ лицъ, которыхъ нтъ надобности называть. Лорда Фона тутъ не оказывалось. Лордъ Фонъ, котораго здоровье пострадало отъ усиленныхъ занятій въ министерств остиндскихъ длъ, отправился въ свое помстье въ Типперари.
— Она сегодня выходитъ замужъ, герцогъ, въ Шотландіи, сказала лэди Гленкора почти на-ухо старику, такъ какъ онъ былъ немного глухъ.
Они сидли въ маленькой комнат, гд герцогъ обыкновенно проводилъ утро. Кром мадамъ Максъ Гёслеръ никто при этомъ не присутствовалъ.
— Выходитъ замужъ завтра — и въ Шотландіи? Ахъ, Боже мой! кто бишь онъ такой?
Герцогу не разъ былъ сообщено, къ какому сословію принадлежалъ Эмиліусъ.
— Онъ духовнаго званія, герцогъ. Мадамъ Максъ, вы здили его слушать и можете намъ сказать, что онъ такое.
— Разумется, онъ пасторъ англиканской церкви, отвтила мадамъ Гёслеръ.
— Пасторъ англиканской церкви — ахъ, Боже мой! и она выходитъ за него въ Шотландіи! Это тмъ странне. Я удивляюсь, что можетъ побудить пастора жениться на ней?
— Деньги, герцогъ, сказала Гленкора очень громко.
— Да, деньги. Такъ у него деньги есть, вотъ оно что!
— Ни одного пенни, герцогъ, но она богата.
— Да, вдь я забылъ. Ее щедро надлилъ мужъ, не такъ-ли? И она вышла за пастора, у котораго ничего за душой нтъ. Ахъ, Боже мой! кажется, вы говорили, что она очень хороша?
— Прелестна.
— Постойте — вдь вы къ ней здили, если не ошибаюсь.
— здила два раза — и меня чуть не выбранили за это. Плантадженетъ мн сказалъ, что если я непремнно хочу видть всякую гадость, такъ лучше отправиться къ мадамъ Тюссо. Не правда ли, мадамъ Максъ?
Мадамъ Максъ улыбнулась и кивнула утвердительно головой.
— А на что похожъ пасторъ? освдомился герцогъ.
— Теперь вы должны продолжать разговоръ, обратилась лэди Гленкора къ мадамъ Максъ, понизивъ голосъ.— Я прельстилась невстой, а вы женихомъ. Мадамъ Максъ разскажетъ вамъ про него, герцогъ, прибавила она, возвысивъ голосъ.— Она знаетъ его очень коротко.
— Вы знаете его коротко, мадамъ Максъ? Ахъ, Боже мой!
— Я совсмъ его не знаю, герцогъ, но разъ здила слушать его проповдь. Онъ изъ числа тхъ людей, которые вызжаютъ на подбор словъ и много умютъ извлечь изъ батистоваго платка.
— Онъ хорошаго рода? освдомился герцогъ.
— Настолько же, насколько вы архіепископъ, вмшалась лэди Гленкора.
Это показалось герцогу чрезвычайно забавно.
— Хи, хи, хи! Я не вижу, почему бы мн не быть архіепископомъ. Еслибъ я не былъ герцогъ, мн это нравилось бы. Оба архіепископа сидятъ наравн со мною. Никогда я не понималъ почему, но тмъ не мене это такъ. И это неизмнно, когда разъ установлено. Въ наше время это просто нелпо, особенно посл того, какъ имъ такъ страшно обрзали крылья. Прежде они были владтельными принцами, кажется, и большую имли власть. Теперь же это нелпость и они сами должны это чувствовать. Я часто думалъ объ этомъ, Гленкора.
— А я думаю о бдной жен архіепископа, у которой совсмъ нтъ никакого титула.
— Мн такъ странно кажется, чтобъ у высокаго сановника церкви была жена, замтила мадамъ Максъ, которая нсколько лтъ провела въ католической стран.
— И человкъ этотъ пошлый и продувной интригантъ? спросилъ герцогъ.
— Жидъ изъ Богеміи, герцогъ — шарлатанъ, пріхавшій сюда искать счастья. Мы слышали, что у него есть жена въ Праг и вроятно дв-три еще въ другихъ мстахъ. Но онъ прибралъ къ рукамъ бдную Лиззи Юстэсъ и ея деньги, а кто его знаетъ, говоритъ, что онъ не таковскій, чтобъ не удержать того, что разъ захватилъ.
— Ахъ, Боже мой!
— Барингтонъ говоритъ, что лучшая спекуляція, какую онъ совтовалъ бы какому-нибудь младшему сыну, это отправиться въ Прагу отыскать первую его жену и привезть оттуда свидтельство о брак. Бдная молодая женщина наврно осталась бы признательна герою, который избавилъ бы ее отъ несчастья.
— Ахъ, Боже мой! повторилъ герцогъ.— А брилліанты такъ и не нашлись? Право это жаль, потому что я коротко зналъ отца покойнаго мужа. Мы одно время часто были вмст. У него прекрасное было помстье и мы вели тамъ — по я не могу вамъ сказать, какую жизнь мы тамъ вели. Хи, хи, хи!
— Лучше не говорите, герцогъ, замтила мадамъ Максъ.
Дла нашей героини опять были предметомъ сужденій въ этотъ день въ другой части дома. Находились въ биліардной и Бонтинъ возставалъ противъ безсилія закона, который осудилъ двухъ виновныхъ, а между тмъ они все-таки ухитрились скрыть юстэсовскіе брилліанты и концы схоронить.
— Крайне неудовлетворительный результатъ, говорилъ онъ.— Всегда такъ бываетъ, что ловятъ мелкую рыбу, а крупная увиливаетъ.
— Кого же вы еще хотите словить? спросила лэди Гленкора.
— Лэди Юстэсъ и лорда Джорджа де-Брюсъ Карутерса, какъ онъ себя называетъ.
— Я вполн согласенъ съ вами, мистеръ Бонтинъ, что очень назидательно было бы отправить брата маркиза въ Ботанибей, или куда ихъ тамъ посылаютъ теперь, и не мало также принесло бы пользы запереть вдову баронета въ исправительный домъ, но видите ли, когда они невинны, разв не грхъ было бы наказывать ихъ ради одного примра?
— Они должны быть виновны, ршилъ Барингтонъ Ирль.
— Они и виновны, подтвердилъ Бонтинъ.
Пализеръ въ это время наслаждался десятью минутами рекреаціи передъ тмъ, какъ возвратиться къ своимъ письмамъ.
— Я не могу сказать, чтобъ слдилъ внимательно за этимъ дломъ, замтилъ онъ: — и потому не имю права высказывать о немъ мнніе.
— Еслибъ люди только говорили о томъ, съ чмъ они знакомы, какъ было бы мало предметовъ для разговора — не такъ ли мистеръ Бонтинъ?
Это замчаніе было сдлано лэди Гленкорой.
— Насколько однако я слышалъ, продолжалъ Пализеръ: — лордъ Джорджъ Карутерсъ не могъ имть ничего общаго съ этимъ дломъ. Это оказывается нелпою ошибкою полиціи.
— Я въ этомъ не убжденъ, мистеръ Пализеръ, возразилъ Бонтинъ.
— Мн говорилъ объ этомъ Колдерутъ.
Сэр-Гэрри Колдерутъ былъ въ то время министромъ внутреннихъ длъ и, разумется, въ такомъ важномъ дл имлъ свое собственное мнніе.
— Мы вс знаемъ, что онъ имлъ денежныя дла съ этимъ жидомъ Бенджаминомъ, сказала мистрисъ Бонтинъ.
— Зачмъ онъ не явился дать показаніе, когда его вызывали въ свидтели? спросилъ съ торжествующимъ видомъ Бонтинъ.— А что касается женщины, разв кто-нибудь станетъ оспаривать, что ее слдовало привлечь къ суду за ложныя показанія подъ присягой?
— Женщина, какъ вамъ было угодно назвать ее, мой добрый другъ, отвтила ему лэди Гленкора.
Когда же она длала подобное заявленіе — что случалось не рдко — никто не осмливался ей возражать. Такъ было принято, что лэди Гленкор никто не долженъ давать щелчковъ, хотя она очень склонна была давать щелчки другимъ. Она упрочила за собою такое выгодное положеніе смсью красоты, знатности, богатства и храбрости, но изъ четырехъ этихъ качествъ наиболе способствовала къ этому храбрость.
Тутъ лордъ Чильтернъ, который игралъ на биліард съ Барингтономъ Ирлемъ, стукнулъ кіемъ объ полъ и вскричалъ:
— Никогда и ничего мн не надодало до такой степени, какъ лэди Юстэсъ! Цлыхъ полгода не перестаютъ говорить про нее!
— Всего три мсяца, лордъ Чильтернъ, съ укоромъ возразила лэди Гленкора.
— И все, что я о ней слышу — это, что она налгала съ три короба и лишилась ожерелья.
— Когда у лэди Чильтернъ украдутъ ожерелье въ десять тысячъ фунтовъ, будутъ говорить и о ней, замтила лэди Гленкора.
Въ эту минуту мадамъ Максъ Гёслеръ вошла въ комнату и шепнула два слова на ухо хозяйк. Она пришла прямо отъ герцога, которому оказался невыносимъ стукъ биліардныхъ шаровъ.
— Онъ хочетъ лечь? Очень хорошо. Я сейчасъ иду къ нему.
— Онъ, повидимому, совершенно утомленъ своимъ участіемъ къ лэди Юстэсъ.
— Эта женщина просто богомъ послана, что бы мы длали безъ нея?
Лэди Гленкора сказала это почти про-себя, готовясь идти къ герцогу.
Прежде чмъ легъ спать, герцогъ еще одно только замчаніе сдлалъ:
— Боюсь, Гленкора, что вашей пріятельниц не красные дни впереди.
Съ этимъ мнніемъ стараго герцога, вроятно, согласится и читатель.

Конецъ.

Троллоп Энтони
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Сэр-Гэрри Готспур, Троллоп Энтони, Год: 1871
  2. Наследник Ральф, Троллоп Энтони, Год: 1871
  3. Рэчель Рэй, Троллоп Энтони, Год: 1863
  4. Бельтонское поместье, Троллоп Энтони, Год: 1866
  5. Клеверинги, Троллоп Энтони, Год: 1867
  6. Дети герцога, Троллоп Энтони, Год: 1879
  7. Марион Фай, Троллоп Энтони, Год: 1882
  8. Орлийская ферма, Троллоп Энтони, Год: 1862
Электронная библиотека