Бомарше.
Бомарше.
(Larroumet: ‘tudes d’histoire et de critique dramatiques’. Paris, 1892).
И. К.
‘Русская Мысль’, кн.VI, 1892
Бомарше, И. К., Год: 1892
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Личность Бомарше, эта оригинальная, загадочная личность одного изъ наиболе выдающихся драматурговъ,— говоритъ Ларруме,— не переставала привлекать вниманіе публики и литературы въ конц XVIII и въ теченіе XIX вковъ. Его другъ Гюденъ де-ла-Бренеллеръ посвятилъ ему обстоятельную біографію, которая была опубликована только въ 1887 г. Морисомъ Турнё съ добавленіемъ критическихъ замтокъ послдняго. Въ 1856 г. вышла книга Ломени Beaumarchais et son temps, для составленія которой онъ пользовался неукоризненными источниками. Арнетъ, занимаясь изслдованіями въ внскомъ императорскомъ архив, наткнулся на объясненіе темнаго и двусмысленнаго эпизода изъ жизни Бомарше. Сенъ-Маркъ-Жирарденъ, Сенъ-Безъ и Низаръ, представители критики въ первой половин XIX вка, оцнили его какъ писателя и отвели ему одно изъ выдающихся мстъ въ ряду французскихъ драматурговъ. Наконецъ, въ новйшее время интересъ къ изученію личности и произведеній этого писателя поднялся съ новою силой. Генрихъ Сордье издалъ первую библіографію его сочиненій въ 1883 г. Французская академія предложила конкурсную работу на тему о Бомарше и премія за нее была назначена Лекуру въ 1887 г. Нмецкій критикъ Беттельгеймъ посвятилъ Бомарше обширный трудъ, пользуясь при его составленіи работами французскихъ авторовъ и своими собственными изысканіями во Франціи и Испаніи.
‘Обиліе этихъ работъ,— говоритъ Ларруме,— послужило мн поводомъ къ составленію статьи о Бомарше. Весь этотъ огромный матеріалъ даетъ нсколько сбивчивое понятіе о личности нашего знаменитаго драматурга. На основаніи всего прочитаннаго у меня сложился вполн опредленный взглядъ на Бомарше, какъ на человка и писателя, которымъ я и хочу подлиться съ публикой’. Бомарше является врнымъ отраженіемъ своей эпохи. Духъ вка сказался на немъ особенно сильно: получая впечатлнія изъ окружающей среды, онъ перерабатывалъ ихъ со всею страстностью своей натуры въ яркіе и живые образы, которые врзывалась въ памяти на всю жизнь. Не будучи ни Вольтеромъ, ни Ж.-Ж. Руссо, онъ довершилъ ихъ дло, однимъ ршительнымъ толчкомъ онъ направилъ общественное мнніе къ цли, намченной его предшественниками. Изъ ихъ положеній онъ сдлалъ выводы и, какъ выразился Сенъ-Маркъ-Жирарденъ, ‘примнилъ идеи на практик’. Его собратья по искусству были также дтьми вка, но они не знали жизни, будучи прикованы къ своей профессіи. Бомарше, наоборотъ, какъ-то побдоносно ворвался въ литературу, занявъ одно изъ видныхъ мстъ, но не утвердился тамъ навсегда. Онъ находилъ источникъ вдохновенія въ своей груди, черпая образцы для своихъ произведеній изъ той бурной, богатой приключеніями жизни, которая влекла его безотчетно. Чмъ больше проникаешь въ исторію его жизни, чмъ больше изучаешь основныя черты характера Бомарше, тмъ доступне становятся образы его произведеній. Эта смсь интеллектуальной силы и нравственной распущенности, апатіи и дятельности, энтузіазма и эгоизма, скептицизма и иллюзій, которая характеризуетъ духъ французскаго общества въ XVIII вк, сказалась во всей своей сил на натур Бомарше. Онъ окунулся во вс слои общества той эпохи, онъ былъ своимъ везд. Идеи его соотечественниковъ сдлались не только его идеями, он были переработаны всмъ опытомъ его жизни и доведены до той степени ясности, которую не въ состояніи поколебать никакая перемна обстоятельствъ.
24 января 1732 г. въ семь часовщика, на улиц Сенъ-Дени, родился Пьеръ Августинъ Каронъ. Его юность протекла въ центр народныхъ кварталовъ Парижа, среди всевозможныхъ уличныхъ сценъ, гула и оживленія улицы. Семья, въ которой онъ родился, стояла въ культурномъ отношеніи сравнительно высоко, она не являлась исключеніемъ въ данную эпоху и вполн отвчала духу времени. Приближался тотъ великій историческій моментъ духовнаго подъема буржуазіи, когда она, сознавъ свою силу и преимущества передъ другими классами общества, пожелала занять боле видное мсто въ ряду трехъ сословій. Трудъ и сбереженія доставили ей богатства, торговля и финансы находились въ ея рукахъ, недоставало только законнаго освященія ея правъ. Пока она требовала реформъ, не преслдуя разрушенія, она считала себя крпко связанной съ настоящимъ, но ея первые шаги на историческомъ поприщ доказали ей непрочность этой связи. Выразителемъ всхъ смутныхъ надеждъ буржуазіи явился ‘сынъ Барона’.
Онъ промнялъ отцовскую лавку на блестящій дворъ, куда ему былъ открыть доступъ съ двадцатичетырехлтняго возраста: сперва въ качеств простаго часовщика, затмъ ‘совтчика по музыкальной части’ въ кругу придворныхъ дамъ. Вліяніе женщинъ на судьбу Бомарше было всегда велико. Чуть не съ дтства игралъ онъ возл нихъ роль Херубина, одного изъ самыхъ изящныхъ драматическихъ образовъ въ Женитьб Фигаро. Его юношеская жизнь богата шумными приключеніями, которыя возмущали ‘го пуританина-отца и приводили въ восторгъ обожавшихъ его сестеръ. Первая жена принесла ему имя Бомарше, вторая положила основаніе его богатству. Бракъ не остепенилъ его и не помшалъ ему увлекаться другими женщинами. Являясь наивнымъ и скептикомъ, неврнымъ и нжнымъ, въ одно и то же время, онъ уврялъ, что ‘каждая женщина стоитъ вниманія’, но ‘немногія достойны сожалнія’, и, тмъ не мене, относился къ нимъ серьезно, былъ снисходителенъ къ ихъ слабостямъ, благодаренъ за ихъ ласку и готовъ на всякія услуги. Он его боготворили даже тогда, когда имли поводы ненавидть. Вращаясь постоянно въ кругу женщинъ, Бонарше усплъ хорошо изучить женское сердце, что дало ему возможность создать очаровательные типы Розины, графини Альмавивы и Сузанны, въ которыхъ оживаетъ во всей своей прелести женщина XVIII вка.
Живой и блестящій, онъ щеголялъ своею увренностью въ успх. На него сыпались жалобы и эпиграммы. Онъ дко отвчалъ на одн, презиралъ другія, смялся надъ третьими и выходилъ всегда побдителемъ изъ всякихъ затруднительныхъ положеній. Въ минуту опасности его не покидало хладнокровіе: онъ могъ всегда произвести точную оцнку обстоятельствъ и избрать самый врный путь. Веселость была основною чертой его характера, она смнялась иногда періодами мечтательной грусти въ силу крайней впечатлительности его натуры, но не надолго. Если ему не была доступна возвышенная поэзія и стремленіе къ идеалу, за то у кого же мы встртимъ такую гибкость, практичность и изобртательность ума, какъ у него?— говоритъ Ларруме. Натура, полная контрастовъ: эпикуреецъ и стоикъ, смсь Донъ-Жуана и Грандиссона, Бомарше былъ созданъ для наслажденія и борьбы.
Его свтское положеніе оказало ему немало услугъ. Выручивъ изъ бды какого-то милліонера, онъ сдлался богачомъ. Бомарше страстно любилъ деньги, какъ великую силу, какъ могучее оружіе для достиженія цли. Въ этомъ отношеніи онъ былъ не только сыномъ своего вка, но даже опередилъ его. Онъ изъ-за денегъ бросался во всевозможныя предпріятія. ‘Философія золотой середины’ была ему не по плечу, онъ любилъ блескъ, шумъ, ропотъ удивленія и восторга. Въ ту эпоху, когда жилъ Бомарше, слава драматурга считались наиболе завидной: создавъ трагедію, можно было разсчитывать на блистательный успхъ. Хотя трагедія еще держалась на французской сцен, она отживала свой вкъ,— ощущалась потребность въ драм. Идеи Дидро толкнули Бонарше на этотъ путь и онъ написалъ Евгенію, а затмъ Двухъ друзей. Въ длинномъ предисловіи, которое представляетъ собою какую-то странную смсь практическаго ума и утопій, онъ преслдовалъ т же задачи, что и авторъ Отца семейства. Евгенія и Два друга, какъ и вс произведенія Бомарше, носятъ отпечатокъ его личной жизни. Первое изъ нихъ, Евгенія, оказалось удачнымъ и обратило на себя вниманіе публики. Путь былъ открытъ: отнын все, выходящее изъ-подъ пера того же автора, представляло интересъ.
Казалось, сама судьба благопріятствовала ему: подвернувшіяся обстоятельства сложились такъ, что создали ему извстность, на которую онъ даже не разсчитывалъ. Ему пришлось вести процессы, въ качеств наслдника, съ другими претендентами на наслдство, клеветы и поношенія сыпались въ него, онъ защищался до послднихъ силъ, но его не спасла эта отчаянная защита и, вслдствіе ссоры съ однимъ изъ знатныхъ вельможъ, онъ былъ брошенъ въ тюрьму, хотя вс преимущества были на его сторон. Выпущенный на волю почти безъ средствъ, онъ бросился въ борьбу съ своими врагами. Изучивъ придворную знать въ Версал, онъ познакомился также близко съ французскими судами. Безъ всякихъ средствъ къ борьб, кром пера, онъ гордо требовалъ у государства признанія своихъ правъ. Его старались обезчестить, онъ отвчалъ рзво, бросая въ лицо своимъ противникамъ страшныя обвиненія.
Въ этой борьб проснулся его геній, онъ оказался великимъ писателемъ, авторомъ Мемуаровъ. Ихъ сравниваютъ съ Provinciales Паскаля. Но, несмотря на кажущееся сходство, эти два произведенія такъ же разнятся другъ отъ друга, какъ и ихъ авторы. Паскаль — прямая, страстная душа, Бомарше — непостоянная, сложная натура. Иронія одного — насмшка высшаго ума, иронія втораго — отвтъ на нападки враговъ. Паскаль преслдовалъ въ борьб не личные интересы: страстная преданность иде толкала его, онъ былъ человкомъ партіи, которая подняла знамя во имя самыхъ дорогихъ интересовъ человчества. Бомарше кинулся въ борьбу въ виду личной защиты. Онъ орудовалъ такъ ловко, что, въ конц-концовъ, эта цль стушевалась на задній планъ и на сцену выступили интересы всей Франціи: несостоятельность судебныхъ учрежденій и отсутствіе правосудія для простыхъ смертныхъ. Бомарше, какъ и Паскаль, ршилъ обратиться къ общественному мннію, считая дло проиграннымъ въ судебныхъ учрежденіяхъ стараго порядка. Необходимо было привлечь вниманіе публики, заинтересовать ее. Бомарше не пощадилъ красокъ, онъ облекъ себя и своихъ противниковъ въ театральные костюмы и глазамъ зрителей предстала завязка комедіи, разршенія которой они ждали съ горячимъ нетерпніемъ. Склонивъ публику на свою сторону, онъ заставилъ ее думать по-своему: онъ внушилъ ей, что это дло — дло всхъ французовъ, что каждому изъ нихъ придется, быть можетъ, когда-нибудь очутиться въ такомъ же положеніи, какъ онъ. Интересъ и негодованіе публики возростали по мр развитія этой трагикомедіи. Хотя она и знала, что чиновники и юристы — опасные люди, она считала ихъ, однако, въ произведеніяхъ Рабле и Расина вымышленныни чудовищами. Здсь же, наоборотъ, предъ ней предстали въ комичномъ свт живые люди со всми ихъ человческими слабостями. Нанося страшные удары своимъ врагамъ и судьямъ, Бомарше сохранялъ по отношенію къ нимъ видъ глубочайшаго почтенія. Его умнье держать себя привлекло къ нему симпатіи публики.
Спокойный и улыбающійся въ отвтъ на гнусныя преслдованія противниковъ, Бомарше щадилъ свое достоинство. Торжественная, безобразная обстановка судопроизводства служила незамнимою декораціей для его комедіи. Посл длиннаго монолога онъ обрисовалъ нсколькими мягкими штрихами безгранично преданнаго ему отца и сестеръ. Набросавъ сантиментальную картину своей семейной жизни, онъ перешелъ къ врагамъ. Здсь не было предла его остроумію и наблюдательности, онъ подмтилъ въ наждомъ смшную сторону и игралъ на ней. Эти люди прошли бы незамченными въ жизни, но, благодари Бомарше, они сдлались безсмертными типами. Нкоторыя страницы Мемуаровъ прямо просятся на сцену. Стиль Бомарше носитъ драматическій характеръ, хотя онъ еще не вполн сформированъ: ему недостаетъ блеска, гибкости, за то какая образность языка, сколько юношескаго жара и безконечнаго веселья!— говоритъ Ларруме.
Нкоторые эпизоды Мемуаровъ обработаны боле другихъ, они принадлежатъ къ лучшимъ, мстами нтъ никакой обработки: точно слова и мысли безпорядочно вырвались изъ-подъ пера и слились въ какую-то нестройную массу. Есть и недостатки, общіе всему вку: нкоторая напыщенность на ряду съ сантиментальною декламаціей. Но въ общемъ вы видите столько остроумія въ словахъ, положеніяхъ и характерахъ, что невольно прощаете недостатки, встрчаемые вами въ Мемуарахъ. Кром этого остроумія, которое Бомарше пускаетъ въ ходъ на каждомъ шагу, васъ подкупаетъ его искреннее веселье, живые и колоритные образы. Юное вдохновеніе, доходящее до лиризма, скрашиваетъ проблы, недостатки стушевываются на задній планъ и выступаютъ одни достоинства. Подобнаго произведенія было достаточно, чтобы раздавить враговъ. Выдумка была удивительна, результаты блестящи: Мемуары имли не литературный только успхъ. Подъ вліяніемъ страстной проповди Руссо, они говорили языкомъ Вольтера, дискредитируя въ глазахъ общества судебныя учрежденія той эпохи и подрывая его уваженіе къ существовавшему порядку вещей. Вмсто правосудія, оно увидло страшный произволъ и отшатнулось отъ него. Многіе изъ требовавшихъ впослдствіи судебной реформы научились презирать королевскую магистратуру, читая Бомарше. Онъ освтилъ тотъ мракъ, который господствовалъ въ суд во время засданій, и заговорилъ открыто о злоупотребленіяхъ.
Каждая изъ его остроумныхъ шутокъ,— говоритъ Сенъ-Маркъ-Жирарденъ, — ‘содержала въ зародыш т великіе принципы справедливости и гуманности, которые легли впослдствіи въ основу судебнаго законодатель-ства’. Блестящая побда была одержана авторомъ Мемуаровъ. Обвиненный судомъ, онъ выигралъ свой процессъ передъ общественнымъ мнніемъ. Общество увидло въ лиц Бомарше ‘представителя націи’, который отстаивалъ права и интересы своихъ согражданъ, на уступая въ борьб ни на іоту. Онъ произвелъ такую сенсацію, что даже Вольтеръ обезпокоился въ Ферне, когда до него достигла всть о возроставшемъ успх Бомарше. Да, это былъ апогей его славы, она еще не разъ впослдствіи внчала его главу цвтами, но никогда не достигала такихъ размровъ, какъ въ настоящій моментъ. Бомарше приближался къ тому критическому возрасту, когда въ такихъ натурахъ, какъ его, совершается переломъ и человкъ отдается всецло своимъ склонностямъ.
Упоенный успхомъ, онъ не зналъ чувства мры. До сихъ поръ жы видли энергичнаго честолюбца съ непомрнымъ самолюбіемъ, съ выдающимися талантами, теперь увидимъ авантюриста, не останавливающагося ни передъ какими препятствіями въ погон за славой. Слдуетъ сказать нсколько словъ о той тайной миссіи въ Англію, которая была ему поручена Людовикомъ XV въ интересахъ г-жи дю-Барри. Такъ какъ порицаніе (blme) суда влекло за собою непріятныя послдствія, отъ которыхъ Бомарше могъ избавиться только милостью короля, онъ постарался заручиться всми правдами и неправдами благосклонностью коронованнаго владыки. Оказавъ извстную услугу королю, онъ былъ вправ разсчитывать на помилованіе, но его царственный должникъ умеръ и Бомарше остался не причемъ. Пришлось разыгрывать ту же унизительную роль передъ новымъ королемъ. Онъ довелъ до свднія Людовика XVI, что юной королев, окруженной ненавистью и клеветами французскаго народа, грозитъ опасность отъ какого-то грязнаго памфлета, который находится въ рукахъ Ангелуччи. Быть можетъ, этотъ Ангелуччи никогда не существовалъ въ дйствительности, а явился лишь выдумкой Бомарше въ виду его цли, тмъ не мене, противъ него была организована цлая система преслдованій, во глав которой сталъ самъ авторъ Мемуаровъ. Здсь начинается длинная повсть приключеній, дикихъ до невроятности, героемъ которыхъ явился Бомарше, въ погон за своимъ вымышленнымъ противникомъ. Онъ изучилъ до тонкости знать и королей, состарился въ придворныхъ интригахъ и научился презирать своихъ покровителей. Это самый мрачный, безобразный періодъ въ жизни Бомарше, его послдующіе шага на жизненномъ пути могутъ вызвать удивленіе, улыбку, но не негодованіе. Несмотря на страстную погоню за наживой, онъ былъ способенъ на великодушные порывы. Когда вспыхнула сверо-американская война, онъ сталъ на сторону инсургентовъ. Грандіозный планъ создался въ его изобртательной голов: онъ привлекъ къ своему длу двухъ королей, французскаго и испанскаго, снарядилъ флотъ, помогалъ деньгами. Нельзя сказать, чтобъ онъ дйствовалъ вполн безкорыстно — это былъ рискъ, афера съ окраской либеральныхъ тенденцій. Посл американскихъ инсургентовъ онъ обратился съ предложеніемъ своихъ услугъ и талантовъ къ родной стран. Послднее предпріятіе, за которое онъ взялся подъ конецъ своей жизни, была поставка ружей Конвенту.
Покончивъ съ біографіей Бонарше,— говоритъ Ларруне,— перейдемъ къ разбору его сочиненій. Этотъ человкъ столько видлъ на своемъ вку, такъ хорошо изучилъ жизнь и людей, что его произведенія имютъ несомннную цну. Севильскій цирюльникъ появился на парижской сцен 23 февраля 1775 года. Этотъ годъ отмченъ въ исторіи французскаго театра такъ же рзко, какъ года появленія Сида и Эрнани. Севильскій цирюльникъ представляетъ собою не только chef-d’oeuvre драматическаго искусства: рисуя блестящую картину, современныхъ нравовъ, онъ указалъ комедіи новый путь, котораго она еще не знала. Съ перваго взгляда новая пьеса казалась повтореніемъ старой избитой темы. У Мольера встрчались такіе же сюжеты, только Горасъ перемнилъ одежду баккалавра Линкера, Бартоло явился Арнольфомъ подъ плащомъ испанскаго медика, Агнеса — Розиной. Что же касается цирюльника, ведущаго интригу,— это излюбленный типъ Мольера, это тотъ же Маскариль, тотъ же Гали. Но подобное отношеніе къ новой пьес могло явиться только на первыхъ порахъ: сходство было вншнее, а суть дла заключалась не въ форм. Для Бомарше представляли интересъ дв центральныя фигуры, слуги и господина, и въ мастерской обрмсовк ихъ характеровъ онъ сказалъ нчто новое. Слуги Мольера относились къ своему положенію вполн покойно: у нихъ не было ни злобы, ни презрнія и честолюбивыхъ надеждъ. Хотя они и сознавали свое превосходство надъ господами, у нихъ не являлось никогда попытки посягнуть на существующій порядокъ вещей. Ихъ били, ссылали на галеры, вшали подчасъ, они молчали, терпли, стараясь избгнуть палочныхъ ударовъ и заслужить одобреніе своихъ господъ. Не таковъ Фигаро. Онъ широко пользуется предоставленною ему свободой и позволяетъ себ высказывать открыто свои смлые взгляды на существующую въ мір несправедливость. Онъ попалъ въ лакеи только благодаря безобразному строю современнаго общества, не находя примненія для своихъ силъ и способностей въ другой сфер дятельности. Но когда условія этой жизни измнятся, — о, тогда онъ покажетъ себя! Не бда, что его общественное положеніе не привилегировано: для него не существуетъ никакихъ наслдственныхъ правъ, онъ знакомъ съ Общественнымъ договоромъ Руссо и сторонникъ личныхъ заслугъ. Но пока существующій строй еще держится, не слдуетъ терять золотаго времени: потворствуя прихотямъ своего господина, можно разсчитывать на награду. Деньги — его кумиръ, и Фигаро, не стсняясь, повторяетъ это на каждомъ шагу.
Въ костюм Фигаро передъ нами никто иной, какъ Бомарше,— говоритъ Ларруме.— Сходство до того поразительно, что подчасъ оно бросаетъ тнь на автора комедіи. Рядъ язвительныхъ сужденій Фигаро о несправедливости этого міра — результатъ неудачъ, понесенныхъ Бомарше. Хотя обвиненія современнаго строя ведутся на общей почв, тмъ не мене, въ нихъ сквозитъ личная обида. Но и тутъ мы видимъ тотъ же ловкій пріемъ, какъ и въ Мемуарахъ: личные интересы связаны съ интересами всего общества,— этого достаточно для восторга толпы. Симпатичныя черты Фигаро, присущія автору, также не мало подкупаютъ зрителей, такъ какъ это родственныя черты всей французской націи.
Фигура графа Альмавивы оттняетъ еще больше личность слуги. Онъ принадлежитъ къ прошедшему, онъ потомокъ тхъ знатныхъ вельможъ, которые создали свои привилегіи путемъ грубой силы. Доживъ до того момента, когда эти наслдственныя права начинаютъ подвергаться оспариванію, графъ Альмавива полагаетъ, что достаточно нкотораго усилія воли, чтобъ удержать ихъ за собой. Отсюда рядъ противорчій въ его словахъ и поступкахъ: то онъ выслушиваетъ задорныя сужденія Фигаро, то держитъ его на разстояніи. Впрочемъ, и у него есть достоинства: доброта, открытый умъ, изящество въ манерахъ и выраженіяхъ,— словомъ, вс достоинства его расы. Бомарше, протеже и жертва знати, версальскій гость и тюремный узникъ, не отказывалъ ей въ извстной дол симпатіи, и, мстя своимъ врагамъ, внчалъ ихъ голову цвтами.
Впервые на сцен французскаго театра разыгрывалась пьеса съ политическимъ оттнкомъ. Духъ времени, свидтельствовавшій о полномъ перерожденіи общества, сказался и на театр. Въ теченіе пятидесяти лтъ политика являлась излюбленною темой литературныхъ произведеній и частныхъ разговоровъ. До тхъ поръ высказывались робкія сужденія о министрахъ, но никто не осмливался подвергать критик принципъ верховной власти, не было и рчи объ обязанностяхъ правящихъ классовъ, о правахъ подчиненныхъ, объ уваженіи націи. Теперь эти слова были у всхъ на устахъ. Въ царствованіе Людовика XIV ‘патріотъ’, какъ Вобанъ, вызывалъ негодованіе и презрительныя насмшки современниковъ. Съ воцареніемъ Людовика XV въ Версал образовался клубъ экономистовъ, называвшихъ себя ‘гражданами’. Въ кафе, на улицахъ, въ тни аллей Тюльери и Люксембурга стали подвергаться критик вс существующія учрежденія, въ дебаты вкладывалось столько горячности и отваги, что даже полицейскіе шпіоны смолкали передъ бурнымъ потокомъ негодованія. Съ восшествіемъ на престолъ Людовика XVI, критика этихъ учрежденій была перенесена на сцену. Каждый вечеръ передъ глазами зрителей раскрывалась возмутительная картина современныхъ нравовъ. Это была дкая сатира, достойная пера Аристофана.
Внутреннее строеніе пьесы носило также оригинальный характеръ. Бомарше не создалъ ничего новаго, но онъ такъ ловко комбинировалъ вс элементы драматическаго произведенія, выработанные классическими авторами, что его комедія получила своеобразную окраску. Онъ совмстилъ въ своей пьес психологію съ интригой, чего не допускали классики. Фигаро и Альмавива представляютъ два типа. За развитіемъ ихъ характеровъ мы слдимъ съ такимъ же интересомъ, какъ за ходомъ интриги. Съ появленіемъ на сцен Севильскаіо цирюльника комедія вступила на новый путь, котораго она съ тхъ поръ не покидала. Кром вышеупомянутыхъ достоинствъ, пьеса Бомарше была написана прозой, а не стихами. Онъ показалъ впервые, до какой степени можно заинтересовать французскую публику картинами обыденной жизни, рисуя обыкновенныхъ людей съ ихъ недостатками и достоинствами, съ ихъ неподдльною рчью. Стиль Бомарше вполн оригиналенъ. Его предшественники, кто бы они ни были по профессіи: ораторы, моралисты или драматическіе писатели, говорили вс однимъ и тмъ же литературнымъ языкомъ, употребляя длинные изящные періоды. Со временъ Мариво стиль драматическихъ произведеній нсколько измнился. Оживленіе, охватившее общество, сказалось также и на характер его рчи. Въ салонахъ, которые являлись литературными центрами той эпохи, каждый требовалъ слова, короткой реплики, а не скучнаго монолога съ оттнкомъ диссертаціи, и эта живая форма бесды была перенесена на сцену. Мариво создалъ стиль комедіи, подражая разговорному языку. Это новая форма драматическихъ произведеній пришлась какъ нельзя больше по вкусу Бомарше. Живой, блестящій, дерзкій умъ послдняго не выносилъ никакихъ границъ, тутъ же онъ могъ быть самъ собой — дитя народа и Парижа — со всми присущими ему чертами и качествами. Раньше бесды велись только въ избранномъ обществ, теперь он вырвались изъ душной атмосферы салона на улицу и утратили свой исключительно-литературный характеръ. Бомарше пользовался для своихъ произведеній всякою формой рчи, не пренебрегая ничмъ. Хотя онъ не былъ человкомъ книги, тмъ не мене, усплъ прочесть много.
Онъ любилъ Маро и Монтеня, воспитался на Рабле. У первыхъ Бомарше позаимствовалъ неуловимую прелесть стиля и музыкальную отчетливость фразы, у второго — силу и образность языка. Подъ вліяніемъ этихъ авторовъ у него сложился вполн своеобразный стиль: колоритный и блестящій, гибкій и могучій, сжатый и живой, съ музыкальнымъ сочетаніемъ фразъ и удивительною игрой словъ. Вдохновеніе бьетъ черезъ край и разливается широкою волной въ произведеніи Бомарше. Вся его пьеса дышетъ остроуміемъ, которое ни на мигъ не утомляетъ зрителей. Главный недостатокъ его стиля — излишняя субъективность: она прорывается всюду, сквозитъ во всхъ роляхъ пьесы, несмотря на различіе чувствъ, положеній и возрастовъ дйствующихъ лицъ, у Бомарше вс говорятъ его же собственнымъ языкомъ и въ этомъ отношеніи онъ далекъ отъ своихъ предшественниковъ, которые пытались согласовать рчи своихъ героевъ съ ихъ характерами. Но, несмотря на эти недостатки, стиль Бомарше имлъ неотразимое вліяніе на послдующихъ драматическихъ писателей. Даже и теперь, вкъ спустя, большинство современныхъ комедій повторяетъ, какъ отдаленное эхо, чудные мотивы изъ Севильскаго цирюльника, говорятъ Ларруме. Кром стиля, современный театръ позаимствовалъ у Бомарше эту живую смну лицъ и дйствій, которая не даетъ ни минуты покоя заинтересованнымъ зрителямъ.
Черезъ девять лтъ посл Севильскою цирюльника, 27 апрля 1784 года, вышло продолженіе пьесы Бомарше подъ заглавіемъ женитьба Фигаро. Оно явилось результатомъ пари съ графомъ Конти. Если въ первомъ изъ этихъ произведеній насмшка, казалось, щадила знать, во второмъ она превзошла всякія ожиданія публики. Этимъ объясняется громадный, невиданный успхъ женитьбы Фигаро. Еще до начала представленіе у дверей театра толпились массы народа. Все, что было лучшаго въ Париж, стеклось на представленіе этой пьесы. Громъ рукоплесканій покрылъ послднія слова актеровъ, восторженныя оваціи привтствовали автора. Но, несмотря на блистательный успхъ пьесы, несмотря на ея оригинальный сюжетъ и другія достоинства, Женитьба Фигаро стояла ниже Севильскаго цирюльника. На ней сказался отпечатокъ Скаррона, Мольера и въ особенности Лесажа. Чрезмрное преобладаніе главной роли, осложненіе завязки, введеніе мелодрамы и преобладаніе сатирическаго элемента — нарушили ея стройность. Это былъ уже не шагъ по пути къ революціи, а ‘сама революція’. Между тмъ, ослпленіе общества росло вмст съ приближеніемъ опасности. Королева, дворъ, цензора только разжигали пламя. Публика требовала Фигаро и онъ явился, заполонилъ собою всю сцену и подчинилъ всхъ своей вол. Его положеніе съ тхъ поръ не измнилось: изъ цирюльника онъ превратился въ дворецкаго,— это тотъ же слуга, та же пшка въ рукахъ господина. Но Фигаро ловко ведетъ свою игру: онъ держится такъ, какъ будто безъ него немыслимо никакое дло, какъ будто онъ всюду необходимъ. Изливаясь въ длинныхъ монологахъ или давая тонъ общей бесд, онъ вчно позируетъ, вчно любуется собой. Въ послднемъ акт, въ тни каштановъ, Фигаро произносить свою знаменитую, немного туманную рчь о господствующей въ мір несправедливости, о печальномъ положеніи служащихъ лицъ и масс злоупотребленій. Высказавъ мрачные взгляды на существующій порядокъ вещей, онъ воздаетъ хвалу политической экономіи, требуетъ свободы прессы и посл длинной, краснорчивой тирады задается вопросомъ о назначеніи человка и сущности своего я. Несмотря на серьезный характеръ этихъ вопросовъ, хочется разсмяться при вид Фигаро, драпирующагося въ Гамлета, говорить Ларруме. Это не рчи дворецкаго, а самого автора. Недостатокъ, сказавшійся въ Севильскомъ цирюльник, проявился въ Женитьб Фигаро во всей своей сил. Озлобленный жизнью и людьми, Бомарше все больше и больше входилъ въ роль своего излюбленнаго героя. Подъ конецъ пьесы изъ-подъ маски Фигаро на насъ глядитъ уже не искусившійся въ придворныхъ интригахъ дворецкій, а самъ Бомарше. Передъ нами развертывается картина его жизни, полная забавныхъ приключеній, судебныхъ тяжбъ, неудачъ и успховъ, передъ нами встаетъ его образъ, образъ высокомрнаго повсы, въ погон за наживой, съ тою странною смсью меланхолическаго раздумья и наивной безпечности, которая была такъ присуща натур Бомарше. Фигура графа Альмавивы выдержана какъ тамъ, такъ и здсь. Тотъ юный, рыцарски-любезный графъ, который распвалъ когда-то серенады подъ балконами Севильи, остался тмъ же милымъ графомъ, хотя онъ и носитъ теперь титулъ ‘великаго коррежидора Андалузіи’. Насъ подкупаетъ въ немъ это изящество въ манерахъ, это благородство осанки, въ связи съ чувствомъ собственнаго достоинства, этотъ легкій отпечатокъ скептицизма и остроумія, — и, несмотря на его жажду наслажденій, на его интригу съ Сузанной и крупную размолвку съ графиней Альмавива, мы не отказываемъ ему въ извстной дол симпатіи.
Его царству приходитъ конецъ, но онъ гибнетъ съ честью среди этой пошлости и грязи и не вызываетъ ни призрнія, ни насмшки. Розина — та прежняя безпечная ingnue, которою такъ увлекался юный графъ — обратилась въ знатную даму, въ несчастную графиню Альмавива. Бракъ окончательно преобразилъ ее. Изъ жизни она ничего не вынесла, кром опыта въ дл запретной любви, которымъ она и пользуется теперь. По словамъ Бомарше, графиня — ‘любезная, добродтельная женщина’, но это какая-то сомнительная добродтель.
Сузанна — типъ субретки. Бомарше приписываетъ ей вс достоинства: ‘каждая ея фраза, каждое ея слово,— говоритъ онъ,— дышетъ умомъ и преданностью своему долгу’. Предположимъ,— замчаетъ Ларруме,— что эта странная ingnue въ моментъ открытія занавса иметъ вс права на уваженіе, тмъ не мене, это одна изъ тхъ натуръ, у которыхъ сопротивленіе длится не долго: если бы графъ Альмавива дйствовалъ нсколько осторожне, онъ достигъ бы желанныхъ результатовъ очень скоро. Это дв женщины, графиня и субретка, иллюстрируютъ взглядъ Бомарше и его современниковъ на женщинъ и любовь. Первыя созданы для наслажденія и нги, он жертвуютъ собой изъ любви къ интриг, но страсть молчитъ въ ихъ груди и он не знаютъ истиннаго чувства. Любовь — ничто иное, какъ развлеченіе, которое можетъ до извстной степени скрасить жизнь, но не наполнить ее. Благодаря этимъ взглядамъ, отношеніе къ женщин въ XVIII вк носило характеръ обожанія въ связи съ легкимъ презрніемъ: женщина была игрушка — не боле. Со времени Новой Элоизы и Эмиля на нее взглянули серьезне, ей отвели боле почетное мсто,— мсто матери и воспитательницы дтей. Но подобное отношеніе длилось не долго, когда прошелъ первый пылъ увлеченія Руссо, ее вызвали опять изъ дтской въ гостиную и предъявили къ ней старыя требованія. Взявъ отъ нея все, что она могла дать, ее обманывали, унижали и бросали подчасъ на произволъ судьбы.
Слдуетъ сказать еще нсколько словъ,— добавляетъ Ларруме,— о ‘бсенк паж’. Эта маленькая, изящная фигурка Херубина обрисована Бомарше съ удивительнымъ искусствомъ. Завтра, быть можетъ, онъ скинетъ свою дтскую курточку и предстанетъ передъ графиней Альмавива въ костюм офицера, но сегодня — онъ еще ребенокъ и жадно пользуется всми привилегіями своего возраста. Лучъ поэзіи ворвался вмст съ Херубиномъ въ chef-d’oeuvre остроумія и комизма. При вид этого прелестнаго созданія,— говоритъ Ларруме,— въ нашей душ пробуждаются отдаленныя воспоминанія юности, чудной поры свтлыхъ надеждъ и смутныхъ грезъ. По, несмотря на блестящее остроуміе, на веселыя шутки, Женитьба Фигаро производить тяжелое впечатлніе. Передъ нами, — говоритъ Ларруме,— встаетъ кровавый эпилогъ комедіи, начертанный рукой исторіи. Это нарядное общество собралось здсь въ послдній разъ на послдній блестящій пиръ и какъ его веселье плохо гармонируетъ съ предсмертною агоніей! Завтра ихъ ждетъ гильотина, эти графы, графини, Бертоли, Басили и Херубины явятся предъ революціоннымъ трибуналомъ и ихъ головы падутъ на эшафот. Уцлетъ только Фигаро. Онъ явится во глав движенія, въ саду Пале-Рояля въ дни народнаго возстанія. По кто знаетъ, быть можетъ, въ моментъ возникновенія террора этотъ хитрый и ловкій дворецкій будетъ обвиненъ въ ‘умренности’ и въ дйствительности окажется таковымъ, вопреки своимъ высокомрнымъ девизамъ. То же случилось и съ Бомарше,— революція озадачила и испугала его. Человкъ, который бросалъ такъ смло вызовъ своимъ врагамъ и судьямъ, который обращался такъ свободно съ министрами и королемъ,— этотъ самый человкъ спасовалъ передъ парижскою коммуной и комитетомъ общественной безопасности. Онъ, какъ и многіе, требовалъ реформъ и боялся разрушенія, предпочитая постепенное совершенствованіе общества рзкому переходу отъ одной формы правленія къ другой. Онъ закрывалъ глаза на окружающую дйствительность, которая такъ рельефно выступала изъ произведеній его соотечественниковъ, его собственныхъ статей и театральныхъ пьесъ. Онъ прекрасно зналъ, что ни одно изъ существующихъ учрежденій не можетъ уцлть, такъ какъ вс они отжили свой вкъ, — и, тмъ не мене, испугался ршительнаго шага. А, между тмъ, логика событій шла своимъ путемъ, Длая неумолимые выводы изъ Мемуаровъ, Севильскаго цирюльника и Женитьбы Фигаро.
Старость Бомарше была печальна и тревожна. Онъ умеръ, забывшись сномъ въ своей постели, 19 мая 1799 г. Предполагаютъ, что онъ самъ покончилъ съ своею жизнью. Бомарше какимъ-то чудомъ спасся отъ эшафота. Сколько разъ бушевало возстаніе у воротъ того дома, гд онъ мечталъ найти отдыхъ во дни своей старости и откуда привтствовалъ разрушеніе Бастиліи! По разрушители старой крпости отказали ему даже въ той дол благодарности, на которую онъ имлъ полное право, являясь однимъ изъ предвстниковъ этого разрушенія.
Онъ не съумлъ воспользоваться результатами своихъ трудовъ и предоставилъ пожинать другимъ посянныя имъ смена. Когда же великое дло, дло всего человчества, которому онъ служилъ своими произведеніями полушутя, полусерьезно, восторжествовало, ему было отведено одно изъ самыхъ видныхъ мстъ въ ряду тхъ замчательныхъ дятелей, которые подготовили революцію путемъ литературы. Мемуары, Севильскій цирюльникъ и Женитьба Фигаро играли такую же роль въ XVIII вк, какъ Provinciales и Тартюфъ въ XVII в., это были блестящіе эпизоды борьбы, яркое выраженіе той эпохи. Какъ вкъ Людовика XIV страдалъ бы отъ отсутствія Паскаля и Мольера, такъ вку революціи недоставало бы Бомарше.
Чувства и страсти, идеи и доктрины той эпохи, въ которую жили эти люди, были схвачены ими во всей ихъ полнот и отлиты въ такія изящныя, ясныя формы, что мы до сихъ поръ испытываемъ наслажденіе, читая ихъ произведенія. Какъ Мольеръ и Паскаль шли въ свое время объ руку съ Декартомъ и Боссюэтомъ, такъ Бомарше боролся на ряду съ Вольтеромъ и Руссо за одно общее дло. Онъ далъ намъ чудное орудіе борьбы для нашихъ битвъ,— говорить Ларруме,— и мы обязаны ему своею глубокою благодарностью.
Онъ завщалъ намъ вчную борьбу съ тою массой злоупотребленій, противъ которыхъ боролся самъ такъ ожесточенно, и мы свято хранимъ его завтъ. Мы до сихъ поръ находимъ въ произведеніяхъ Бомарше отголосокъ своимъ чувствамъ и мыслямъ, такъ какъ насъ не перестаютъ возмущать классовыя неравенства, существующія въ современномъ обществ, такъ какъ мы видимъ на каждомъ шагу печальное положеніе трудящихся массъ и несправедливость правительственныхъ лицъ. Но, кром соціальнаго значенія, пьесы Бомарше имютъ еще литературную цну,— этимъ объясняется ихъ не ослабвающій интересъ для публики. Это врная картина французскаго общества въ моментъ его пробужденія. Бомарше такъ мтко схватилъ вс черты національнаго духа, воплотилъ ихъ въ такіе живые, яркіе образы, что мы не забудемъ ихъ никогда,— говоритъ Ларруме. Если личность Бомарше не можетъ быть поставлена въ образецъ нравственнаго идеала человка, за то произведенія этого великаго драматурга могутъ смло занять одно изъ первыхъ мстъ въ ряду chef-d’oeuvre’омъ французской литературы.