(*) Площадь, на которой даютъ къ Мадрит бой быковъ, устроена почти также, какъ цирки у древнихъ. Обширный, носкомъ усыпанный кругъ, около котораго обставлены уступами скамьи и два ряда ложъ находится посреди оной. Двое рогатокъ отдляютъ мсто, назначенное для боя, отъ мстъ, занимаемыхъ зрителями. Между сими рогатками есть полое мсто, куда скрываются бойцы, преслдуемые быкомъ, ибо внутренняя рогатка не выше шести футовъ и чрезъ же легко можно перескочить. Вторая, которая ближе къ зрителямъ, около десяти футовъ вышиною, и надъ нею еще нсколькими футами повыше, протянута веревка. Подъ уступами для зрителей, построены стойла, конюшни и комнаты, гд приготовляются бойцы.
Пикадоръ, настоящій боецъ, является на кон и съ копьемъ. Капеадоры, вмсто оружія для защиты, имютъ только плащи яркихъ цвтовъ. Они пшіе и числомъ ихъ отъ 15 до 20. Бандерильеры тоже капеадоры, вооруженные стрлами съ хлопушками, кои лишаются, какъ скоро стрла вонзится къ бокъ животнаго.
Наконецъ торреадоръ или матадоръ, коему принадлежитъ право окончить битву, обвиваетъ лвую руку краснымъ плащемъ а въ правой иметъ длинную, широкую шпагу, которою убиваетъ быка, поражая его въ загривокъ.
‘Пойдемъ, Эльвира, займемъ мста. Садись и опусти покрывало на свтлые твои глаза… ты улыбнулась: не думай, чтобы ревнивый страхъ уменьшилъ во мн довренность къ моей милой, но солнце такъ жжетъ, и скоро лучъ его будетъ падать прямо намъ на головы: площадь раскалилась, и топотъ и скочки рьяныхъ коней взметаютъ на воздухъ палящій песокъ. Милая Эльвира! побереги прекрасные свои глаза отъ солнца и пыли.’
Эльвира, повинуясь супругу, опустила длинное свое покрывало. Онъ продолжалъ:
‘Вотъ ужъ услся народъ по уступамъ, ложи знатныхъ и богачей тоже мало по малу наполняются, вс смотрятъ на балконъ, украшенный львами и башнями: это мсто то судей. Вотъ они входятъ, скоро бой начнется.’
Эльвира, казалось, почти не вслушивалась въ рчи своего мужа, взоры ея смутно пробгали площадь и, по видимому, не встрчали того, чего искали.
Вдругъ Пересъ всталъ, и схвативъ за руку жену свою, указалъ ей молодаго всадника, который въхалъ въ загородку на Андалузскомъ конь, съ легкимъ въ рук копьемъ. Посмотри, моя красавица, вотъ пикадоръ, — этотъ безбородый молокососъ, что прозжается тамъ кругомъ по площади и глазами привтствуетъ друзей своихъ, которые сидятъ около насъ. Это пригожій Хиль-Поло, ему едва исполнилось девятнадцать лтъ, и ужъ онъ прославился и отвагою, и любовными своими похожденіями. Мн что-то приглянулось, будто бархатный съ вышивками камзолъ на немъ похожъ на тотъ, который ты недавно кончила и послала въ гостинецъ своему брату, что въ Эстремадур.’
Эльвира отъ глубины сердца благодарила того добраго духа, который внушилъ супругу ея мысль заставить ее опуститъ покрывало, ибо, хотя она была женщина и привыкла къ притворству, но ей невозможно бъ было скрыть краску, вспыхнувшую на щекахъ ея, отъ проницательнаго взора Пересовъ. Онъ продолжалъ, не замчая легкаго смущенія жены своей:
‘Однако жъ въ посланномъ тобою камзол пурпуровый цвтъ гораздо ярче: не правда ли, моя Эльвира?’ — ‘И мн тоже кажется,’ отвчала она, радуясь ошибк своего мужа.— ‘Я увренъ,’ продолжалъ Пересъ: ‘что и эту блестящую шитьемъ эпанчу подарила ему также какая нибудь изъ гордыхъ нашихъ красавицъ. въ нашемъ благонравномъ город, женщины превзошли даже мужчинъ своимъ примрнымъ поведеніемъ: отцы наши отъ роду не видывали, чтобы дочь потомка древнихъ Готовъ плнилась скоморохомъ, или сходила съ ума отъ любви къ пикадору. Милая моя Эльвира! благодарю судьбу свою, что дала мн отца честнаго и супругу прекрасную и добродтельную…’ — ‘Другъ мой,’ перервала Эльвира: ‘кажется, быкъ скоро выйдетъ, вотъ ужъ алгвазилъ стукнулъ блою своею палкой въ дверь, за которою быкъ запертъ, и скачетъ во всю прыть своего мула въ ворота, что на противной сторон.’
И въ самомъ дл, дверь настежь отворилась, и быкъ, раздразненный своими сторожами, вышелъ яростенъ и бросился на пикадора, который, твердо держась въ стременахъ, ждалъ его, держа копье на переревсъ. То былъ Хиль-Поло. Народъ кликами привтствовалъ отважнаго своего любимца, и онъ, ободренный рукоплесканіями толпы, вонзилъ острое копье свое въ плечо животнаго, копье переломилось въ ран.
Капеадоръ тотчасъ подалъ ему другое, и съ этимъ онъ снова пустился на быка, неистоваго отъ боли, но на сей разъ пикадоръ не столько былъ счастливъ, какъ въ первый: копье скользнуло по кож и не пробило ея, и быкъ, поднявъ коня на крпкіе рога свои, отбросилъ всадника за нсколько шаговъ на песокъ. Хиль-Подо, оглушенный паденіемъ, лежалъ на песк, и безъ защиты, оставался въ добычу животнаго, уже быкъ бросился на него, какъ вдругъ, замахавъ легкими, красными своими значками, капеадоры, завернувъ руки въ эпанчи, подбжали къ животному, и быстрымъ своимъ бгомъ отвлекли обманутую его злобу.
Хиль-Поло всталъ, слъ на свжаго коня и снова собирался пуститься на быка, но сей, взрывая землю ногою, стоялъ, не трогаясь съ мста, посреди площади, протяжно мычалъ и поводилъ смутными глазами то на смлаго пикадора, то на проворныхъ капеадоромъ, то ни шумную толпу народа.
Онъ какъ будто отказывался отъ битвы: уже чернь изъявляла свою нетерпливость, уже, негодуя на трусость буся {Bucy — бычишка, презрительное названіе, которое Мадритская чернь даетъ быку робкому.}, съ крикомъ требовала, чтобы на него выпустили собакъ.
Эльвира смотрла на бой съ сильнымъ безпокойствомъ, сердце ея сжалось, и они не въ силахъ была скрыть своего страха, когда увидла, что пригожій пикадоръ сбитъ съ коня. Пересъ также весьма внимательно смотрлъ на сіе опасное зрлище, позабылъ даже свое негодованіе на Мадритскихъ женщинъ и на алый камзолъ. Охота къ симъ жестокимъ зрлищамъ составляетъ одну изъ страстей Испанца.
‘Что такъ нескоро выпускаютъ собакъ?’ сказалъ онъ жен своей: ‘А! вотъ дверь отворяется…. да это не он!… Браво! Бандерильеры выходятъ съ загнутыми своими стрлами… увидимъ, останется ли этотъ быкъ спокоенъ. Примчай внимательне, Эльвира: эта минута очень любопытна: не то, чтобы тутъ была какая опасность, посмотри на пикадора, онъ остановился прямо прошивъ насъ и смотритъ сюда спокойно, ты понимаешь, моя Эльвира, что здсь не о чемъ безпокоиться…. Не вздрагивай: этотъ быкъ не страшенъ, хоть мы здсь и на передней скамь, но двойная загородка и протянутая надъ нею веревка могутъ удержать и самаго злаго быка Астурійскаго. Однако жъ онъ начинаетъ сердиться, вотъ уключилъ голову: стрлки пущены, вотъ сверкнулъ огонь, хлопушки лопаются, за дымомъ не видно и быка. Ухъ! какъ онъ грозенъ теперь показался! Ну, пригожій Хиль-Подо, смле! Пикадоръ, капеадоры, бандерильеры! будьте проворне, машите эпанчами: вдь быкъ очнулся. Взглянь на него, Эльвира: онъ не слышитъ себя отъ бшенства, кровь выступаетъ сквозь сверкающіе глаза его, густая пна бьетъ изъ морды, ноздри надулись отъ гнва. Онъ выискиваетъ врной мести, медлителенъ на ходу, онъ не мечется слпо въ опасность, презирая и шумъ, и пламя, и боль, онъ готовится, страшенъ будетъ ударъ. Вотъ онъ бросился. Прощай, пикадоръ!… ‘
Быкъ сбилъ лошадь, пикадоръ упалъ снова, и въ этотъ разъ ловкость капеадоровъ не могла его спасти. Раненный въ грудь и подмятый подъ ноги, онъ лежалъ на песк игрушкою чудовища, которое бросало его въ верхъ и подхватывало на острые рога свои. Эльвира ничего не видала. Когда Хиль-Поло былъ опрокинутъ, она лишилась чувствъ. Пересъ удивлялся, жмурилъ брови и выискивалъ причины такой горести, когда быкъ, оставя въ прах издыхающую свою жертву, опрокидывая капеадоровъ и бандерильеровъ, бросался неистовый, перепрыгнулъ об загородки, рванулъ веревку и вскочилъ въ толпу народа, сидвшаго на подмосткахъ, вс разбжались — Пересъ одинъ остался неподвиженъ подл Эльвиры, приходившей въ себя. Быкъ наклонилъ голову, чтобъ ее ударить, но Пересъ, ловко и сильно налегши обими руками на загнутые рога его, скрючилъ голову животнаго, которое стало недвижимо и какъ бы обезоружено, народъ заплескалъ въ ладони. Гордясь своею побдой, Пересъ вытснилъ плннаго быка на площадь и отдалъ его матадору, который нанесъ ему смертельный ударъ.
Пораженное чудовище пало, четыре легкіе мула въхали въ круги, крпкая веревка привязана къ ременной ихъ упряжи: этою веревкой опутали рога быку, и, при звук трубъ, мулы потащили его винъ изъ загородки.
Пересъ пошелъ на свое мсто, Эльвиры тамъ не было. Онъ скрылся отъ кликовъ толпы, и искалъ жены своей въ амфитеатр. Одинъ мальчикъ видлъ молодую женщину подъ покрываломъ, бжавшую къ той комнат, гд раненымъ подается помощь. Пересъ вошелъ туда. Онъ увидлъ на постел умирающаго алый камзолъ, подл, молодую жену свою въ слезахъ, Хиль-Поло цловалъ руку, на которой сіяло еще обручальное кольцо. Эльвира узнала своего мужа, и поблднла. Онъ, не показывая на лиц того, что чувствовалъ, сказалъ ей: ‘пойдемъ! быкъ убитъ, опасность миновалась.’ И увлекъ ее безъ сопротивленія. Ихъ не видали уже въ цирк.
Въ полуденную пору, молодой пастухъ уснулъ подъ тнью изъ, на берегу канала Мансанаресскаго: подл него послышался шопотъ шаговъ и разбудилъ его. Онъ вслушивался, потому, что за листьями ничего не было видно.
Мужчина говорилъ шедшей подл него женщин: ‘Берегись, не подходи такъ близко къ краю: поскользнешься.’ — Она отвчала дрожащимъ голосомъ: ‘я не подхожу, отсторонись… ‘ Онъ: ‘говорю теб, что близко подходишь.’ — Она: ‘Ахъ, Боже!…’
И пастухъ слышалъ, какъ что-то упало въ воду, голоса смолкли, шаги удалились, а когда онъ всталъ, то увидлъ, что какой то человкъ бгомъ бжалъ по долин.
Говорятъ, что на другой день, мальчикъ повелъ поить лошадей своихъ къ каналу, лошади не захотли итти въ воду, и мальчику показалось, что тамъ на дн есть человческій трупъ. Онъ возвратился въ городъ, но когда пришелъ снова къ каналу съ алгвазиломъ, то тла уже тамъ не было. Съ Франц. С.