Посл разныхъ приключеній, обыкновенно испытываемыхъ путешественниками по Сибири, мы наконецъ пристали къ берегу у Благовщенска. Первое впечатлніе было очень незавидное. Въ Благовщенск объ извощикахъ конечно никогда не было и помину, на берегъ, для перевозки багажа явилась только одна телга. Я пошолъ отъискивать сначала пристанище и попалъ на квартиру къ одному чиновнику.— Возвратившись къ пароходу, я увидлъ весь берегъ, преобразившимся: на разстояніи сажень ста лежали груды чемодановъ, подушекъ, узелковъ, картоновъ и всякой дорожной всячины, ожидающей перевозки съ берега на квартиры. Одинокая телга, принадлежавшая, какъ оказалось переселенцу молокану {Секта молоканъ переселена на Амуръ изъ таврической губерніи.} уже совершила нсколько перездовъ отъ парохода въ пустынныя улицы города и обратно. Только — что она возвращалась къ пароходу, какъ ее снова заваливали снизу до верху багажомъ и усталая лошадь снова плелась по пустыннымъ улицамъ молодаго города. Предъ окончаніемъ перевозки явилась на выручку какая-то колесница, служившая для перевозки бревенъ и, такимъ образомъ способъ передвиженія улучшился. Съ грхомъ пополамъ наконецъ дошла очередь и до моего багажа, и кое-какъ я перебрался на квартиру.
Благовщенскъ, какъ и вс вообще поселенія по Амуру, очень растянутъ вдоль берега,— устье рки Зеи, впадающей въ Амуръ съ лвой стороны, находится въ двухъ верстахъ отъ города. Благовщенску долго еще суждено не дотянуться до этого пункта. Препятствіемъ къ достиженію этой цли служитъ главнымъ образомъ, во первыхъ, ошибка при основаніи города, застроеннаго въ 4 верстахъ отъ устья Зеи, во вторыхъ, малочисленность населенія и въ третьихъ — станица Нижнеблаговщенская, построенная при самомъ усть Зеп. Это послднее препятствіе, впрочемъ, устранено. Казаки переселены теперь выше города за 7 верстъ, вверхъ по теченію Амура, въ станицу Верхнеблаговщенскую.
Описывать Благовщенскъ я считаю совершенно лишнимъ, потому что съ того времени, какъ писалъ о немъ г. Максимовъ, городъ почти нисколько не измнился,— прибыло два дома по берегу, да уничтожилось нсколько землянокъ, замненныхъ лачугами, построенными на второй улиц.
Вслдъ за пароходами стали приплывать къ Благовщенску и баржи съ товарами. Интересно и поучительно это плаваніе баржей. Отправляются он изъ г. Читы тотчасъ же по вскрытіи р. Шилки, и выгода каждаго купца, конечно, проплыть по Амуру первымъ — лучше поторгуетъ. Сколько усилій употребляетъ каждый, чтобы плыть впереди, сколько затаенныхъ желаній неудачи своему собрату кипитъ на его сердц! Стеченіе этихъ неуклюжихъ баржъ сильно оживляетъ городъ, въ особенности по набережной улиц. Около берега стоятъ пять-шесть баржъ и идетъ въ нихъ торговля. Чиновники съ супругами, казаки, казачки, манчжуры и манчжурки, вс спшатъ къ баржамъ и производятъ въ нихъ нчто подобное толче. Только къ полудню около баржъ толпа рдетъ и длается посвободне. Я пошелъ посмотрть на торговлю и зашелъ въ одну изъ баржъ,— покупателей было очень немного, да и т видимо зашли полюбопытствовать, только манчжуръ съ своей женой засматривался на занимавшіе его часы съ кукушкой, какъ на грхъ часы начали бить двнадцать и кукушка, припрыгивая, начала куковать. Манчжурка раскрыла ротъ отъ удивленія и дергала за полы своего мужа, манджуръ замтно и самъ изумлялся кукушк и хотлъ пріобрсть ее въ собственность, но чувствовалъ, что она должна стоить не дешево.
— А сколько пятаки, тута часа стоита? спрашиваетъ онъ купца.
— Много пятаки, улыбаясь, отвчаетъ купецъ: — рублями считать надо, пятаками не сочтешь.
— Ну, плимрно, сколько бумажки (ассигнаціи)?
— Десять бумажки.
— Пять бумажка! сердито сказалъ манчжуръ и хотлъ идти изъ баржи, во избжаніе соблазна, но умоляющій взглядъ манчжурки остановилъ его.
Публика изъ баржи поубралась, стало еще свободне. Манчжуръ началъ торговаться съ купцомъ, предлагалъ ему устроить мну на овесъ, рисъ, гречу, но купецъ мнять не соглашался. Наконецъ торгъ поршили на восьми бумажкахъ. Купецъ уложилъ часы въ ящикъ и майчжуръ бережно понесъ ихъ въ свою лодку, такъ же бережно, какъ Плюшкинъ несъ, полученные отъ Чичикова, кредитные билеты.
Дней шесть продолжалась оживленная торговля на баржахъ, а потомъ въ одинъ день, одна за одной, он отчалили отъ берега, стараясь не давать одна другой преимущества приплыть къ станиц ране. Вслдъ за баржами, уплывшими внизъ съ красными товарами, стали приплывать къ берегу Благовщенска баржи съ бакалейными товарами — сыръ, икра, макароны, горошекъ, варенье, стеариновыя и сальныя свчи, мыло и русское масло изъ Забайкалья, нсколько лучшее и дешевле манчжурскаго. Опять спшатъ жители закупать такъ давно не виднные продукты, потому что въ городскихъ лавкахъ (Юдина и Амурской Комп.) еще съ начала зимы все уже было распродано и, по словамъ жителей, зимой выписывали изъ Читы съ почтой стеариновыя свчи.
Май мсяцъ самое оживленное время для Благовщенска. Кром баржъ, приходящихъ изъ Читы, въ город строятся свои баржи, мстные капиталисты (все т же: Юдинъ, Амурская компанія, Людорфъ и Кандинскій) закупаютъ у манчжуръ быковъ, просо, ячмень, рисъ, овесъ, гречу и все это сплавляется въ Николаевскій портъ для удовлетворенія жителей, насидвшихся во время зимы на солонин, да на замороженномъ мяс, продаваемомъ по 16 руб. пудъ, да и то въ вид милости, ради знакомства.
Въ іюн мсяц, по набережной улиц города, по распоряженію мстнаго начальства, начались работы. Предполагалось протянуть во всю длину города береговую аллею и около одного изъ домовъ,— высунувшихся на самый край берега безъ кола и двора,— разсадить цлый лсъ — нчто въ род, парка, въ миніатюр конечно. Въ это время случилось здсь страшное происшествіе,— убійство двухъ человкъ, сдланное въ дом купца Нахолкова. Этотъ ужасный случай встревожилъ весь городъ, забыли про паркъ и про аллею. Дло было такимъ образомъ: вечеромъ, въ восемь часовъ, купецъ Нахолковъ, возвратившись домой, увидлъ убитыми своего кучера и мальчика лтъ 15-ти, въ дом все было перерыто, изъ гардероба повыбрасано платье, чемоданы разрзаны и брошены посреди комнаты, но такъ какъ у чемодановъ было двойное дно съ секретнымъ помщеніемъ для кредитныхъ билетовъ, то убійцы, совершивъ преступленіе, не могли найдти денегъ. Сумма же, находившаяся на дн чемодановъ, была около тридцати тысячъ рублей. Наряжено было слдствіе и преступленіе въ продолженіи двухъ недль открылось: убійцы были два плотника, работавшіе въ сосднемъ дом баталіоннаго командира Языкова. Дло вмст съ преступниками переслали въ Забайкальскую область.
II.
Въ Благовщенск, каждый мсяцъ, дв недли продолжается манчжурская ярмарка. Много было заботъ и хлопотъ при выбор мста для этой ярмарки. Три раза ее устроивали на различныхъ мстахъ, три раза торговцы русскіе и манчжурскіе разбирали свои лавки и переносили ихъ съ одного мста на другое. Переселившись съ лавками на третье мсто макчжуры начали громко говорить, что если еще разъ заставятъ ихъ переносить свои лавки, то они и торговать въ русскомъ город не будутъ, а удутъ къ себ домой на родной лвый берегъ. Къ счастію, лавки остались на третьемъ мст, по близости котораго соорудили изъ стараго дома,— ране бывшаго помщеніемъ для губернатора,— гостиный дворъ и надъ нимъ водрузили коммерческій флагъ. Въ гостиномъ двор, во время моего прізда въ Благовщенскъ, лавокъ никто не занималъ, да и некому было: у купцовъ лавки настроены около своихъ домовъ.
Манчжурская ярмарка начиналась обыкновенно съ девяти часовъ утра. Десятки разнообразныхъ, боле или мене фигурныхъ лодокъ приставали къ русскому берегу. Манчжуры выгружали свои товары и таскали ихъ на ярмарку на своихъ собственныхъ плечахъ. Нойонъ (чиновникъ) ударялъ нсколько разъ въ бубны и ярмарка съ этого момента считалась открытой, хали городскіе барыни, большею частію жены чиновниковъ и офицеровъ, закупать провизію, шли казаки и поселенцы кто за мукой, кто за табакомъ или аракой, появлялась въ толп народа, присущая исключительно только амурскому краю, обдерганная фигура казака-сынка {Казакъ-сынокъ — это штрафной солдатъ, переселенный на Амуръ. Сынками называютъ ихъ потому, что, не имя ни кола ни двора, они розданы были по одному на казацкую семью.}, получившаго на Амур званіе гольтипака. Торговля начиналась. Манчжуры безпокойно поводили глазами, стараясь поймать значеніе русскихъ словъ, размахивали руками, показывая пальцы и безжалостно ломали и коверкали русскія слова, перемшивая ихъ съ своей родной рчью.
— Сколько пятаки? бормоталъ пьяный, безсмысленно выпучивая осоловвшіе глаза.
— Шолоро! Монгу ачи ты (денегъ нтъ у тебя), снова кричалъ манчжуръ, выпроваживая пьянаго гольтипака изъ своей лавчонки.
Гольтипакъ, врный самому себ, начиналъ сыпать отчаянную брань на неповинную голову манчжура и хотлъ драться, но сознавая собственное безсиліе, пошатываясь и ругаясь, уходилъ дале, гд снова начиналась та же исторія съ другимъ манчжуромъ.
Торговались покупатели такимъ образомъ: поселенецъ подходитъ къ лавк и высматриваетъ что ему нужно, потомъ беретъ извстный продуктъ въ руки и показываетъ его манчжуру. Манчжуръ поднимаетъ пальцы къ верху, означая ими количество пятаковъ, требуемое имъ за покупаемую вещь.
— Пять пятаковъ што-ли теб: спрашивалъ поселенецъ, поднимая всю ладонь къ верху.
— Айя! Айя (хорошо)! кричалъ весело манчжуръ, радуясь что его поняли. Поселенецъ показывалъ четыре пальца. Манчжуръ отрицательно качалъ головой и, не имя силы выдержать молчаніе, принимался говорить по манчжурски, несмотря на то, что поселенецъ не понималъ ни слова. Поселенецъ наконецъ выкладывалъ на прилавокъ извстное количество денегъ, и торгъ оканчивался.
Дале, около одной изъ лавокъ, манчжуръ, по видимому бдный и уже довольно старый, въ дырявомъ кафтанишк, держалъ въ рукахъ дикаго гуся и старался объяснить окружавшимъ его казакамъ, какъ онъ поймалъ его. Онъ представлялъ своей фигурой птицу, идущую по степи, тревожно и торопливо повертывалъ своей старческой головой въ разныя стороны, какъ будто высматривая нтъ-ли гд врага-человка и потомъ вдругъ начиналъ дергать правой ногой, показывая этимъ, что гусь попался въ петлю, разставленную въ пол. Манчжуръ окончилъ свою пантомиму и глупо улыбался, вопросительно смотря на публику.
Цлый день около лавокъ тснится толпа казаковъ и поселенцевъ, безцльно передвигающаяся отъ одной лавки къ другой. Къ полудню начинаютъ показываться казаки, къ вечеру слышатся тамъ и сямъ псни, псни смняются крикомъ, бранью и доходятъ наконецъ до драки. Часамъ къ семи раздается снова ударъ въ бубны. Торопливо начинаютъ бгать и суетиться манчжуры, собирая свои товары, они спшатъ къ своимъ лодкамъ, боясь опоздать и подвергнуться за это справедливому гнву своего нойона, присутствующаго на ярмарк съ утра до вечера, въ качеств охраняющей силы. Быстро таскаютъ манчжуры съ ярмарки къ своимъ лодкамъ товары, быстро укладываютъ ихъ и отплываютъ отъ русскаго берега. Вскор по рк поднимается свистъ и визгъ: манчжуры, распустивъ паруса, вызываютъ своимъ свистомъ бога втровъ, прося у него помощи и попутнаго втра.
Обороты благовщенской ярмарки конечно ничтожны. Въ продолженіи двухъ недль каждодневной торговли, вс манчжурскія лавки вмст выручатъ не боле двухъ тысячъ рублей кредитными билетами. Вс эти билеты потомъ переходятъ чрезъ руки манчжуръ въ карманы мстныхъ русскихъ купцовъ, вымнивающихъ ихъ на русское серебро, считая каждый рубль въ 1 р. 50 к. и 1 р. 75 к. Со времени заселенія Амура цна на серебро была за каждый серебряный рубль два бумажныхъ рубля, но возрастающая конкуренція на эту выгодную (лично для купца) торговлю, понизила курсъ на серебро до 1 р. 40 к. Благовщенскіе купцы ведутъ съ манчжурами дла отдльно отъ ярмарочной торговля, эта послдняя, такъ сказать, мелочная, розничная торговля, иметъ отношеніе только къ мстнымъ жителямъ. Торговля же мстныхъ купцовъ съ манчжурами ведется на дому. Купцы закупаютъ отъ манчжуръ большими партіями быковъ, муку и проч. и сплавляютъ означенные продукты внизъ по Амуру до Николаевскаго порта, гд нердко продаютъ часть своихъ товаровъ на иностранные корабля или вымниваютъ ихъ на джинъ, портеръ и т. п. Иностранные корабли покупаютъ или мняютъ только въ такомъ случа, когда имъ необходимо имть балластъ. Кром отправки изъ Благовщенска партіи живыхъ быковъ, нкоторые изъ купцовъ отправляютъ внизъ по Амуру значительное количество солонины въ боченкахъ, покупая быковъ тоже отъ манчжуръ и засаливая мясо на мст. Боченки заготовляются молоканами изъ сосдняго съ городомъ селенія, расположеннаго около рки Зеи.
Получая отъ манчжуръ вс вышеозначенные предметы, русскіе купцы взамнъ ихъ выдаютъ большею частію русскую серебряную монету. Русскіе товары конечно тоже идутъ къ манчжурамъ, но сравнительно въ весьма незначительномъ количеств, боле всего плисъ, даба, нанка, иглы и отчасти сукна. Кром торговли съ купцами, манчжуры запродаютъ много скота въ казну и получають за это звонкой монетой.
Сентябрь и октябрь въ Благовщенск снова оживляются торговлей. Вс спшатъ покупать заграничные товары,— и на Амур успла развиться страсть къ заграничнымъ предметамъ, конечно только въ высшихъ слояхъ общества. Въ 1862 г. Людорфъ имлъ въ такомъ ничтожномъ по населенію город, каковъ Благовщенскъ, иностранныхъ товаровъ на тридцать тысячъ рублей серебромъ, но да не подивится читатель этой цифр — большая часть товаровъ заключалась въ винахъ, а остальная, мене значительная, въ мануфактурныхъ издліяхъ, въ сахар, сигарахъ, въ бакалейныхъ товарахъ и въ косметическихъ вещахъ. Стеариновыя свчи предпочитаютъ покупать русскія, потому что, привозимыя чрезъ Николаевскъ, гамбургскія свчи невыносимая дрянь, издающая вонь и отекающая хуже сальныхъ. Папиросы привозятся изъ Иркутска, Нерчинска и Читы отъ 50 к. до 1 р. за сотню. Частію он приготовляются на мст изъ привозимаго русскими турецкаго табака. Осенью 1863 года, когда уже не было боле надежды получить товаръ изъ Забайкалья, одинъ торговецъ скупилъ весь имвшійся въ город табакъ и началъ длать сквернйшія папиросы, подмшивая въ турецкій табакъ манчжурскій листовой и эту смсь изволилъ продавать ли чудовищной цн. Публика конечно была весьма недовольна такой продлкой, бранила въ глаза и за глаза лавочника, но все-таки покупала папиросы его фабрикаціи. Вс означенные товары — вина, портеръ, сахаръ, папиросы и сигары привозятся въ Забайкалье, а въ Иркутскъ они не попадаютъ по причин пошлины, взимаемой со всхъ иностранныхъ товаровъ, провозимыхъ чрезъ Амуръ. Мра эта конечно, уменьшаетъ привозъ товаровъ и отчасти тормозитъ развитіе торговли на Амур. Многіе изъ торговыхъ людей оправдываютъ эту мру, говоря, что иначе американцы забрали бы на Амур всю торговлю въ свои руки, что и теперь они подавляютъ русскую торговлю, но если американцы удачно ведутъ дла на Амур, то отчего же этого не могутъ длать русскіе, что же смотрла и чмъ занималась Амурская компанія во время своего существованія на Амур?
Вс эти пресловутые управляющіе, директоры, ревизоры, что могутъ отвчать на прямой вопросъ о причин разстройства длъ компаніи? У Амурской компаніи былъ очень солидный основной капиталъ и при этомъ капитал конечно не мене почтенный кредитъ, слдовательно, что же разстроило ее? Чего недоставало ей для того, чтобы полновластно господствовать на Амур и конкурировать съ мелкими американскими торговцами? Крупныхъ неудачъ и несчастій у нея ни разу не было,— слдовательно, гд же причина упадка длъ? Извстно, чего недостаетъ намъ — самаго главнаго,— недоставало знанія,— вотъ чмъ была больна амурская компанія! И эта болзнь, какъ и слдовало ожидать, довела компанію до того, что дло прекратилось распродажею оставшагося имущества и товаровъ по 7% за рубль.
Единственная польза, которую принесла умершая компанія на Амур, это то, что большая часть служащихъ въ ней лицъ завели свои собственныя дла, компанія въ этомъ случа конечно играла страдательную роль.
Цны на жизненные припасы въ Благовщенск по нкоторымъ продуктамъ много разнятся зимой и лтомъ, потому я считаю нелишнимъ выставить т и другіе. Товары получаются изъ двухъ источниковъ. Такимъ образомъ:
Кром огурцовъ на благовщенскомъ базар мн не случалось никогда встрчать другихъ овощей. Нкоторые изъ хозяевъ имютъ у себя огороды, но на продажу никто не отдаетъ, а пользуется самъ плодами своихъ трудовъ. Въ послднее время, благодаря молоканамъ, на базар стала появляться свжая капуста и арбузы, на капусту, какъ видно изъ таблицы, цна существуетъ ужасная, но это потому, что они плохо родится, а на арбузы я цны не помню.
III.
Въ Благовщенск мн нужно было прожить по моимъ собственнымъ дламъ боле году, и потому волей неволей нужно было мириться со скукой и бездйствіемъ. Объ общественной жизни въ город нтъ и помину. Небольшое общество чиновниковъ и офицеровъ, сначала такъ хорошо и дружно жившее, чрезъ полгода, подъ вліяніемъ сплетней и дамской хлестаковщины, перессорилось между собой и раздлилось на отдльные кружки. Общество же купцовъ г. Благовщенска составляетъ особый кружокъ, гд спокойствіе ералаша, преобладающаго въ чиновничьемъ кружку, замняется тревожнымъ штосомъ, стуколкой и звономъ бутылокъ и стакановъ. Къ этой сред примкнула часть холостаго чиновничества и между ними, во время моей жизни въ Благовщенск, занималъ первое мсто какой-то молодой фельдшеръ. Онъ пользовался полнйшимъ авторитетомъ по части опустошенія купеческихъ кармановъ… Въ Благовщенск въ купеческомъ кругу не проходитъ ночи, въ которую бы почтенные комерсанты не играли до зари въ карты, нсколько лицъ сначала пріхавшихъ на Амуръ по торговымъ дламъ, видя успшность картежной игры,— оставили свои дла и занялись спеціально стуколкой.
Обвинять эту нелпую жизнь безусловно нельзя. Люди, не приготовленные ни воспитаніемъ, ни жизнію, къ другой боле здоровой и полезной дятельности, все же скучаютъ, и противъ этой скуки нтъ для нихъ никакого средства, кром картежной игры или пустой, ни къ чему не ведущей болтовни. О книгахъ, напримръ, тутъ и помину нтъ.
Въ мое время въ Благовщенск поговаривали частенько объ устройств клуба, но дло тмъ и кончилось, что поговорили и пошумли, а впрочемъ клубъ не можетъ создать общества, когда его нтъ…
У насъ есть, такъ называемый, свтъ,
Есть даже люди, но общества нтъ:
Русская мысль въ одиночку созрла,
Да и гуляетъ безъ дла.
Въ одинъ изъ теплыхъ вечеровъ я по обыкновенію вышелъ гулять. Пустынно было по улицамъ, давно замолкъ стукъ топоровъ, раздававшихся тамъ и сямъ въ продолженіи дня, прекратились выстрлы артиллерійскаго ученья и баталіонные солдаты возвращались уже съ работъ по постройк новаго деревяннаго собора, только военные музыканты наигрывали еще свои марши противъ губернаторскаго дома. Былъ четвергъ {Въ Благовщенск по четвергамъ и воскресеньямъ въ продолженіе всего лта на берегу играла военная музыка.}. Публика лниво и какъ-то сонно двигалась по набережной улиц, видно было, что вс другъ другу давно наскучили и не знаютъ куда дваться отъ бездйствія и тоски. Какъ радость, какъ Богъ знаетъ какое необыкновенное счастіе,— оживилъ долетвшій издали пароходный свистъ, вс засуетились, ожили и спшили скорыми шагами къ мсту пароходной пристани. Пароходъ идетъ! пароходъ идетъ! слышалось всюду. На берегу начала собираться толпа. Появились купцы, за ними слдомъ манчжуры. Слышался разговоръ.
— Что же вы берете у меня рубли-то? спрашивалъ купецъ.
— Модонэ ачи (не понимаемъ), отвчали манчжуры.
— Рубли, рубли, объяснялъ купецъ и, соединивъ большой палецъ правой руки съ указательнымъ, изобразилъ кружкомъ серебрянный рубль.
— А! Анда! Модонэ (А! другъ! поняли!)! Тута десяти тысяча есь! закричали манчжуры, показывая пальцами на пароходъ.
Купецъ началъ уврять, что серебра на пароход быть не можетъ, что серебро изъ Россіи уже все вывезли и только у него одного осталась еще небольшая часть, но манчжуры не врили его розсказнямъ и махали руками.
— Э! Анда! Знама! кажда парохода серебро вези, много есь!
Съ парохода начали сходить пассажиры, кто торопливо вертлъ головой въ разныя стороны, осматривая городъ, кто грустно шагалъ не обращая ни на кого и ни на что вниманіе. Одинъ офицеръ велъ подъ руку даму. Дама плакала и утирала платкомъ слезы. Замтно было, что Благовщенскъ порадовалъ даму до слезъ своими длинными пустынными улицами.
Изъ толпы, стоявшей на берегу, выдвинулась впередъ высокая фигура поселенца съ клеймами на щекахъ и на лбу, онъ старался какъ возможно съежиться и принять жалобный видъ.
— Батюшка! пропищалъ онъ, разбитымъ голосомъ, подходя ко мн,— нтъ ли, родимый, копечки на бдность! Подайте убогому, несчастному.
Я промолчалъ. Поселенецъ сталъ по очередно подходить ко всмъ стоявшимъ на берегу и корчилъ самую плачевную фигуру, получая отказъ, онъ шелъ дале и снова начиналъ выводить заунывнымъ голосомъ о своей бдности и убожеств. Кто-то отвтилъ ему, что готовъ бы дать милостыню, да не иметъ при себ мелкихъ. Поселенецъ еще боле съежился и пропищалъ самымъ жалобнымъ голосомъ: ‘да нтъ ли батюшка хоть цлковинькаго?’, сказалъ онъ эту фразу и самъ не могъ удержаться отъ улыбки. Публика конечно засмялась и кто-то спросилъ: откуда и куда пробирается онъ?
— Я, батюшки мои, отцы кормильцы, возвращаюсь изъ холодныхъ странъ николаевскихъ, съ Чиньраховской крпости, гд былъ въ работ за непочтеніе родителей, возвращаюсь я въ теплыя области забайкальскія, не имю дневнаго пропитанія и, ради его, пріемлю отъ рукъ человческихъ подаяніе. Ваше высокоблагородіе! закричалъ онъ, вдругъ возвышая голосъ на цлую октаву: отцы благодтели, не откажите несчастному!
Замчая, что плачевный тонъ не достигаетъ своей цли, поселенецъ вдругъ тряхнулъ головой, выпрямился во весь свой длинный ростъ и гаркнулъ:
Поселенецъ снова преобразился. Онъ разгладилъ усы, подперъ руки въ бока и грубо отвтилъ:
— Да ты небольно, братъ, кричи, я и самъ съ усамъ — вотъ что! Потомъ помолчалъ нсколько времени, обвелъ пьяными глазами толпу, взглянулъ на пароходъ, выпускавшій послдніе пары и, сдлавъ публик подъ козырекъ, пошелъ по направленію къ мелочнымъ лавочкамъ, далеко дающимъ знать о себ запахомъ отвратительной араки.
Скоро публика разбрелась по домамъ, совершенно довольная, что приходъ парохода отчасти нарушилъ общее однообразіе. Я прошелъ далеко въ поле и возвращался назадъ, когда уже совершенно стемнло. По улицамъ не было уже боле видно ни одного человка, кое-гд лниво бродили коровы или лошади. Далеко стояли одинъ отъ другого маленькіе домики жителей, соединенные между собою длинными плетнями, замняющими заборъ. Около плетней лежали свиньи. Пройдя длинную улицу, я вышелъ къ берегу рки. На рк было тоже безмолвно и тихо, на пароход не было видно ни души, кром дежурнаго матроса — городъ спалъ, только за ркой въ манчжурской деревн изрдка мелькали огоньки, да изъ губернаторскаго дома, въ раскрытое окно, неслись звуки шубертовской серенады. Только-что я прошелъ домъ губернатора, какъ встртилъ дущаго въ одноколк казака. Онъ окликнулъ меня. Я остановился и спросилъ, что ему нужно. Казакъ остановилъ свою тощую лошаденку и почти, шепотомъ, какъ-то таинственно спросилъ:
— Вы, ваше почтеніе, не купецъ ли?
— Да, купецъ, отвчалъ я,— а что теб?
— Такъ-съ… мучицы вотъ вамъ не сподручно ли взять?
Я удивился этой ночной торговл и заглянулъ въ одноколку, въ ней дйствительно лежалъ маленькій мшокъ муки. Неужели укралъ? подумалъ я и пригласилъ казака хать на мою квартиру.
— Отчего же ты ночью привезъ продавать? спрашивалъ я.
— Да такъ пришлось… запинаясь отвчалъ старикъ-казакъ.
— Вдь не укралъ же ты ее?— всего-то, я думаю, у тебя пуда полтора.
— Нешто ваше почтеніе! какъ можно, помилуйте!
— Отчего-же ночью, скажи пожалуйста!
— Да такъ… оно точно что… какъ бы это и неловко немного… да ужь такъ…
— Такъ и нужно-бы днемъ.
— Да что ужь таиться ваше почтеніе, началъ казакъ махнувъ рукой,— дло-то все выходитъ въ томъ, что мы здсь, какъ то есть отъ казны получали провіантъ, примрно хлбъ, такъ значитъ теперь въ уплату нудятъ, а длишки-то все еще плоховаты, деньжонками-то бдно… Вотъ теперь бы этотъ самый мшокъ въ складъ казенный надо-бы везти, хлбушко-то отдать, а я, гршнымъ дломъ, свое-то добро крадучи продаю.
— Неладно, братъ.
— Оно точно, ваше почтеніе, не совсмъ-то ладно, ничего тутъ какъ есть хорошаго нту, да вдь достатки-то наши больно жидковаты, тоже вотъ примрно и по хозяйству все въ неустройств… Другіе вонъ, наши тоже забайкальцы, которые снялись съ старыхъ-то мстовъ богатыми, имъ и здсь не хуже прежняго пожалуй, а бдняку везд едино: все нужда, да нужда…
Я купилъ хлбъ у казака по рублю за пудъ, и на прощанье спросилъ его, гд они поселены.
— Станица-то наша за Зеей… Вотъ теперича и падежи насъ тоже донимаютъ крпко,— скотъ часто валится. Я вотъ ныншнимъ годомъ двухъ мериновъ сволокъ въ рку, только и видлъ, какъ ихъ унесло по рк, а какіе мерина-то были хорошіе, да работящіе!— по двадцати пяти бумажекъ купилъ у манчжура, чистыми деньгами отвалилъ, пятьдесятъ-то рублевъ,— да вотъ что станешь длать-то!— Старикъ вздохнулъ, поблагодарилъ за покупку и ухалъ со двора.
Въ іюл мсяц пристали къ берегу города до пятнадцати лодокъ, на каждой сидло человкъ по пяти крестьянъ, народъ все рослый, здоровый и румяный. Жители города были удивлены причаливавшей флотиліей и на берегу стала собираться толпа любопытныхъ.
— Что вы за люди такіе! что вамъ такое здсь нужно? спрашивали горожане.
Изъ лодокъ вышли на берегъ нсколько стариковъ, помолились на востокъ и обратились къ публик съ вопросомъ:
— Мы переселенцы, и хочется намъ съ ними повидаться и, можетъ быть, коли Господь благословитъ, поселиться съ ними по сусдству.
Молоканы поселены по Зе, вскор посл занятія Амура, кажется чрезъ полтора года. Они вышли изъ таврической губерніи. Народъ они весьма трудолюбивый и честный, бдныхъ между ними нтъ, а о сбор милостыни между ними и не слышно. Однажды случилась въ город Благовщенск покража: у одного изъ мелкихъ торгашей подрылись воры подъ лавчонку и выкрали товару рублей на пятьсотъ или шестьсотъ. Началось слдствіе и по розысканію оказался виновнымъ одинъ изъ молоканъ, да еще старикъ весьма почтенныхъ лтъ, имвшій свой собственный домъ и торговлю. Нужно было видть, какъ это поразило молоканъ, какъ они озлились на укравшаго старика и отшатнулись отъ своего собрата по вр. ‘Не марай, говорили они, нашу незамаранную честь, а если ты, посл всего, чему тебя учили съ дтства до старости, оказываешься собакой — то и пусть теб будетъ собачья смерть.’
Изъ гражданскихъ переселенцевъ есть еще, тоже около Благовщенска, скопцы, но ихъ немного, всего семей шесть или семь, и кром молочнаго хозяйства, да отчасти птицеводства, они ничмъ не занимаются. Молокане же доставляютъ дрова, длаютъ боченки для отправки внизъ но Амуру солонины, доставляютъ съ своихъ огородовъ въ городъ овощи, хотя еще и въ очень незначительномъ количеств. Они-же первые начинаютъ пробовать засвать пшеницу, которая почему-то очень плохо родится у русскихъ, подвергаясь почти каждый годъ болзни, извстной подъ названіемъ помпы,— красная сыпь на колосьяхъ. Въ манчжурскомъ-же хозяйств засвается всего боле пшеница и никогда не сется ни ржи, ни ярицы. Нкоторые изъ молоканъ, боле состоятельные, строятъ въ Благовщенск свои дома и отдаютъ ихъ подъ квартиры. Одинъ построилъ верстахъ въ 20 отъ города рчную мельницу, но при отсутствіи необходимыхъ знаній, дло не довелъ до конца. Одинъ артиллерійскій офицеръ предложилъ свои услуги молокану и взялся поправить у него мельницу. Но импровизованный механикъ еще больше напортилъ, такъ что молоканъ — хозяинъ мельницы, вынужденъ былъ просить услужливаго механика оставить его въ поко.
— Ужъ я т, ваше высокое благородіе, самыихъ что ни на есть лучшіихъ арбузовъ предоставлю, только ужь ты значитъ пожалуйста ослобони меня отъ твоей работы.
Офицеръ закусилъ губы и долженъ былъ оставить мельницу въ поко. При основаніи города задумали наши русскіе механики устроить конную мельницу. Выстроить то выстроили, а работать на ней нельзя,— не дйствуетъ значитъ! Такъ теперь и стоитъ на берегу уродливое зданіе, крытое соломой. О втряныхъ мельницахъ никто и не думалъ, а они, кажется, были бы очень полезны Благовщенску,— одъ стоитъ на ровной безлсной мстности и втры въ немъ бываютъ очень часты и продолжительны. Сосди манчжуры не имютъ ни рчныхъ, ни втряныхъ мельницъ,— одни только ручныя и конныя, и потому цна на пшеничную муку въ Благовщенск не бываетъ дешевле 1 р. 50 к. за пудъ, доходя иногда до 2 рублей съ половиной.
Въ Благовщенск, въ первые два года его существованія, затвалось многое, но ничего не сдлалось. Устроилось-было общество огородничества, выпросили и землю, и работы начались, да потомъ все забросили, не собравъ плодовъ, даже изъ одного посва. Потомъ одинъ изъ докторовъ продотировалъ кожевенный, салотопенный, и мыловаренный заводъ, но сочувствія въ публик не оказалось, хотя дло это дйствительно было бы выгодное. Въ заключеніе, архитекторъ предложилъ образовать компанію для устройства пивовареннаго завода, но это уже конечно само по себ не могло пойдти при дороговизн и недостатк хлба. Около Благовщенска принимались устраивать хозяйство на раціональныхъ началахъ — два фермера. Одинъ полякъ, нарочно для этого переселившійся изъ Забайкалья, а другой мстнаго баталіона офицеръ, промнявшій шпагу на плугъ, но дло у обоихъ рухнулось самымъ плачевнымъ образомъ. Полякъ началъ первый. Онъ поселился по Зе, приплавилъ изъ Забайкалья скотъ (въ то время не было еще разршено покупать скотъ у манчжуръ), сдлалъ постройки и принялся за дло, но наступившая прибыль воды затопила его хлбъ, а скотъ весь налъ отъ заразительной чумы. Собравъ свои послднія крохи, бдный полякъ, отецъ многочисленнаго семейства, принялся снова за дло и на будущую весну погорлъ. Пожаръ, случившійся по неосторожности рабочаго, лишилъ его послднихъ средствъ и возможности продолжать хозяйство. Неизвстно, что случилось съ нимъ впослдствіи. Во время моей жизни въ Благовщенск я его видалъ сгорбленнымъ и истомленнымъ. Исторія другого фермера не иметъ такого грустнаго характера. Онъ уложилъ на свою ферму все, что у него было, надлалъ долговъ и снова промнялъ плугъ на шпагу. Но въ исторіи амурскаго фермерства есть замчательный, по своей безтолкости, ходъ дла фермы господина Р., о которомъ самъ Р., подъ именемъ ‘Амурскаго хлбопашца’ напечаталъ дв статьи въ ‘Русскомъ Встник’: ‘О вольно-наемномъ труд на Амур’ и ‘Изъ Амурской жизни’ (Русскій Встникъ 1863 и 1866 года). Но какъ извстно, что правильный и безпристрастный судъ надъ самимъ собой не всякій можетъ произнести, то и г. Р., разсказывая о ход своей фермы, скромничалъ передъ читателями и не разсказалъ о своихъ хозяйственныхъ промахахъ.
Я потому говорю открыто о промахахъ г. Р., что дло, имъ заведенное на Амур, принадлежало всецло мн. Тутъ была положена вся моя жизнь, вс мои средства и самая колосалыіая ошибка была конечно съ моей стороны, такъ какъ я забылъ о басн Крылова, что не бываетъ добра, когда пироги печетъ сапожникъ. Теперь уже отъ этой фермы осталось только одно воспоминаніе. Господинъ Р. такъ запутался въ своихъ длахъ, что не имлъ возможности получить выписанныя мною кругомъ свта сельско-хозяйныя машины,— они кажется до сихъ поръ лежатъ въ Николаевскомъ порт, какъ увдомлялъ меня частнымъ образомъ торговый домъ Есипова и К. Я же, съ своей стороны, получить ихъ не могу, потому что вс акты, доказывающіе принадлежность ихъ мн, переданы г. Р., ухавшему впослдствіи съ Амура Богъ знаетъ куда.
IV.
Много было говору о странномъ выбор мста для постройки города и не мало удивлялись этому выбору, нельзя догадаться о причинахъ, руководившихъ въ этомъ случа основателями города. Строевой лсъ далеко, городъ Айгунь въ тридцати верстахъ, Зея въ трехъ верстахъ, пристань неудобная мстность песчаная и подвержена частымъ втрамъ — вотъ неудобства города и, но всему вроятію, они были извстны основателямъ, слдовательно, изъ нихъ многіе могли быть устранены. Городъ могъ быть построенъ противъ Айгуня, гд 30 тысячъ населенія, и отъ этого сосдства могла бы много выиграть торговля, такъ какъ обмнъ совершался бы быстре, наконецъ, при усть