Благой Д. Анненский, Анненский Иннокентий Федорович, Год: 1930
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Благой Д. Анненский // Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929-1939.
Т. 1. — [М.]: Изд-во Ком. Акад., 1930. — Стб. 164-167.
http://www.feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le1/le1-1642.htm
АННЕНСКИЙ Иннокентий Федорович [1856-1909] — поэт. Р. в состоятельной чиновничьей семье. Рос в Петербурге, в среде, где соединялись элементы бюрократические и помещичьи. По окончании [1879] историко-филологического факультета Петербургского университета служил преподавателем древних яз. и русской словесности, впоследствии директором гимназии в Киеве, Петербурге, Царском селе. Читал лекции по древнегреческой лит-ре на Высших женских курсах. В печати выступил с начала 80-х гг. научными рецензиями, критическими статьями и статьями по педагогическим вопросам. С начала 90-х гг. занялся изучением греческих трагиков, выполнил в течение ряда лет огромную работу по переводу на русский яз. и комментированию всего театра Еврипида. Одновременно написал несколько оригинальных трагедий на эврипидовские сюжеты и ‘вакхическую драму’ ‘Фамира Кифарэд’ (шла в сезон 1916/17 на сцене Камерного театра). Более всего значителен А. как поэт. Стихи начал писать с детства, но напечатал их впервые в 1904. ‘Интеллигентным бытием’ своим А., по его собственным словам, был всецело обязан влиянию старшего брата, известного публициста-народника, Н. Ф. А., и его жены, сестры революционера Ткачева. Однако лирика А., за двумя-тремя исключениями, совершенно лишена общественных и гражданских мотивов. В своей поэзии А., как он сам говорит, стремился выразить ‘городскую, отчасти каменную, музейную душу’, к-рую ‘пытали Достоевским’, ‘больную и чуткую душу наших дней’. Мир ‘больной души’ — основная стихия творчества А. По справедливым указаниям критики, ‘ничто не удавалось в стихах А. так ярко, так убедительно, как описание кошмаров и бессонниц’, ‘для выражения мучительного упадка духа он находил тысячи оттенков. Он всячески изназвал изгибы своей неврастении’. Безысходная тоска жизни и ужас перед ‘освобождающей’ смертью, одновременное ‘желание уничтожиться и боязнь умереть’, неприятие действительности, стремление бежать от нее в ‘сладостный гашиш’ бреда, в ‘запой’ труда, в ‘отравы’ стихов и вместе с тем ‘загадочная’ привязанность к ‘будням’, к повседневности, к ‘безнадежной разоренности своего пошлого мира’ — таково сложное и противоречивое ‘мировосприятие и миропонимание’, к-рое стремится ‘внушить’ А. своими стихами. Приближаясь этим ‘мировосприятием’ из всех своих современников более всего к Федору Сологубу (см.), формами стиха А. наиболее близок молодому Брюсову (см.) периода ‘русских символистов’. Однако преувеличенное ‘декадентство’ первых стихов Брюсова, в к-ром было много нарочитого, придуманного со специальной целью обратить на себя внимание, ‘эпатировать’ читателя, у не печатавшего свои стихи А. носит глубоко органический характер. Брюсов скоро отошел от своих ранних ученических опытов. А. оставался верен ‘декадентству’ в течение всей жизни, ‘застыл в своем модернизме на определенной точке начала 90-х гг.’, но зато и довел его до совершенного художественного выражения. Стиль А. ярко импрессионистичен, отличаясь зачастую изысканностью, стоящей на грани вычурности, пышной риторики dcadence’а. Как и у молодого Брюсова, поэтическими учителями А. были французские поэты второй половины XIX в. — парнасцы и ‘проклятые’: Бодлер (см.), Верлен (см.), Маллармэ (см.). От парнасцев А. унаследовал их культ поэтической формы, любовь к слову как таковому, Верлену следовал в его стремлении к музыкальности, к превращению поэзии в ‘мелодический дождь символов’, вслед за Бодлером причудливо переплетал в своем словаре ‘высокие’, ‘поэтические’ речения с научными терминами, с обыкновенными, подчеркнуто ‘будничными’ словами, заимствованными из просторечья, наконец следом за Маллармэ — на сознательном затемнении смысла строил главный эффект своих стихов-ребусов. От ‘бесстрастных’ французских парнасцев А. отличает особая пронзительная нотка жалости, звучащая сквозь всю его поэзию. Жалость эта направлена не на социальные страдания человечества, даже не на человека вообще, а на природу, на неодушевленный мир страдающих и томящихся, ‘злыми обидами’ обиженных вещей (часы, кукла, шарманка и пр. и пр.), образами к-рых поэт маскирует свою собственную боль и муку. И чем меньше, незначительнее, ничтожнее ‘страдающая’ вещь, тем более надрывную, щемящую жалость к себе она в нем вызывает. Своеобразная лит-ая судьба А. напоминает судьбу Тютчева (см.). Как и последний, А. — типичный ‘поэт для поэтов’. Свою единственную прижизненную книгу стихов он выпустил под характерным псевдонимом ‘Никто’. И действительно в течение почти всей своей жизни А. оставался в лит-ре ‘никем’. Лишь незадолго до смерти его поэзия приобретает известность в кружке петербургских поэтов, группировавшихся вокруг журнала ‘Аполлон’ (см.). Кончина А. была отмечена рядом статей и некрологов, но вслед за тем его имя снова надолго исчезает с печатных столбцов. Только в недавнее время была сделана попытка воскресить стихи А.: в 1923 была издана новая книжка его посмертных стихов, переизданы два прежних сборника. Однако творчество А., эта поэзия скуки, страха и отравы, ‘злых обид’ и великой жалости к малым вещам, один из самых больных цветков умирающей буржуазно-дворянской культуры — естественно остается чуждым всем здоровым тенденциям современности.
Лит-ое влияние А. на возникшие вслед за символизмом течения русской поэзии (акмеизм, футуризм) очень велико. Стихотворение А. ‘Колокольчики’ по праву может быть названо первым по времени написания русским футуристическим стихотворением. Из современных поэтов влияние А. сильно сказывается на Пастернаке (см.) и его школе, и многих других. В своих литературно-критических статьях, частично собранных в двух ‘Книгах отражений’, А. дает блестящие образцы русской импрессионистической критики, стремясь к истолкованию художественного произведения путем сознательного продолжения в себе творчества автора. Следует отметить, что уже в своих критико-педагогических статьях 80-х годов Анненский задолго до формалистов призывал к постановке в школе систематического изучения формы художественных произведений.
Библиография: I. Книги А.: Тихие песни (под псевдонимом ‘Никто’), СПБ., 1904, 2-е изд., П., 1923, Кипарисовый ларец, вторая книга стихов, М., 1910, 2-е изд., П., 1923, Посмертные стихи, П., 1923, Фамира Кифарэд, вакхическая драма, СПБ., 1919, Книга отражений, СПБ., 1906, Вторая книга отражений, СПБ., 1909, Театр Эврипида, т. I, СПБ., 1907, Эврипид, драмы, М., 1916-1921 (из намеченных 6 тт. вышли I-III, текст переводов А. подвергся значительным переделкам со стороны редактора Ф. Ф. Зелинского), О современном лиризме: 1) ‘Они’, 2) ‘Оне’ (Обзор современной поэзии), статьи в журн. ‘Аполлон’, Љ 1-3, 1909, Автобиографические материалы: Венгеров С., Критико-биографический словарь, т. VI, СПБ., 1904, Фидлер Ф., Первые лит-ые шаги, М., 1911, Архипов Е., Библиография А., М., 1914, Кривич В., А. по семейным воспоминаниям и рукописным материалам, альм. ‘Лит-ая мысль’, III, Л., 1925.
II. Волошин М., ‘Аполлон’, Љ 4, 1910 (там же статьи В. Иванова и Г. Чулкова), Брюсов В., Далекие и близкие, 1912, Митрофанов, проф., ‘Русская лит-ра XX в.’, кн. 6, М., 1914-1917, Иванов Вяч., сб. статей ‘Борозды и межи’, М., 1916, Ходасевич В., сб. ‘Феникс’, кн. I, М., 1922, Ларин Б., О Кипарисовом ларце, альм. ‘Лит-ая мысль’, II, 1923.
Д. Благой