Ицхок-Лейбуш Перец
Ицхок-Лейбуш Перец
Благочестивый кот
Благочестивый кот
Перевод с еврейского С. Ан-ский.
Перевод с еврейского С. Ан-ский.
* * *
—————————————————————————
Благочестивый кот, Перец Ицхок Лейбуш, Год: 1915
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Три певчих птички перебывали в доме, и всех их, одну за другой, прикончил кот.
Это был не простой, не заурядный кот. Он имел возвышенную, богобоязненную душу, ходил в беленькой шубке, и в глазах его отсвечивало само голубое небо.
Это был поистине благочестивый кот. Десять раз на день совершал он омовения, а трапезы свои он справлял скромненько и тихо, где-нибудь в сторонке, в уголку…
В течение дня он перекусывал чем приходилось, довольствовался чем-нибудь молочным. И только когда наступала ночь, он разрешал себе мясную пищу — кусочек мышиного мяса.
Ел он не торопясь, без жадности, не так, как едят обжоры. Он ел медленно, скромненько, почти играючи. Он не спешил. Пусть себе мышонок поживет еще секунду, еще секунду, пусть себе еще побегает, потрепещет, пусть исповедуется в грехах. Благочестивый кот никогда не спешит.
Когда принесли в дом первую певчую птичку, кот тотчас же проникся к ней глубокой жалостью.
— Такая красивая, милая, крошечная пташка, и не удостоится царствия небесного! — стонал он.
Да и как может она удостоиться царствия небесного?
Во-первых, она совершает обряд омовения по-немецки, по-новомодному, купаясь всем тельцем в чашке с водой.
Во-вторых, как только ее посадили в клетку, она тотчас же взъерепенилась… Хоть она и юная и нежная, а наверное уже больше думает о динамите, чем о религиозно-нравственном чтении.
И, наконец, это пение, это дерзкое, разгульное пение, да еще с присвистываньем. А эти смелые, открытые взгляды прямо в небо, эти бунтовщические попытки вырваться из клетки, эти порывы к грешному миру, к вольному воздуху, к открытому окну!
Случалось ли хоть когда-нибудь, чтобы кота сажали в клетку? Слышал ли кто, чтобы кот когда-нибудь насвистывал песню, да еще так дерзко, так бесшабашно?..
‘А жалко, — плачет благочестивое сердце в груди благочестивого кота. — Ведь все-таки живое существо, наделенное душой, божественной искрой!’
У кота набегают слезы на глаза.
‘И все несчастье в том, — размышляет он, — что грешное тельце так прекрасно. Поэтому для птички мирские удовольствия так притягательны, поэтому и дух зла в ее сердце так силен.
Да и как может устоять против ужасного и сильного духа зла такая крошечная, такая приятная пташечка?
И чем дольше она живет на свете, тем больше она грешит, тем страшнее наказание, которое ждет ее на том свете…’
А-а-а!
В душе благочестивого кота сразу вспыхнул священный огонь. Кот вскочил на стол, где стояла клетка с птичкой, и…
По комнате уже летят перышки…
Кота побили. Побои он принял смиренно. Он набожно простонал, плаксиво промяукал исповедь…
Больше грешить он уже не будет.
Кот понял, за что его побили. Побили его за то, что он засорил комнату перьями и оставил на скатерти кровавые пятна.
Да, подобные приговоры надо выполнять чисто, тихо и благочестиво, так, чтобы ни одно перышко никуда не залетело, чтобы ни одна капля крови не была пролита.
И когда купили и принесли в дом вторую певчую птичку, кот задушил ее уже тихо и осторожно и проглотил вместе с перьями.
Кота секли.
И только теперь кот, наконец, понял, что главная суть не в раскиданных перьях и не в кровавых пятнах на скатерти, а в чем-то совершенно другом.
Тайна заключается в том, — понял кот, — что нельзя убивать, что следует любить и прощать, что не казнями и мучениями можно исправить грешные души.
Надо обращать на путь истинный, поучать, говорить к сердцу.
Покаявшаяся канарейка может достигнуть таких высоких ступеней благочестия, до которых не добраться самому благочестивейшему коту…
И чувствует кот, что в его груди сердце трепещет от радости. Покончено со старыми жестокими временами! Покончено с кровопролитием!
Милосердия, милосердия и еще раз милосердия!
И с чувством глубокой жалости и милосердия приблизился кот к третьей канарейке.
— Не бойся меня, — говорил он ей таким мягким голосом, какой вряд ли исходил еще когда-нибудь из кошачьего горла. — Ты грешна, но я не причиню тебе никакого зла, потому что я жалею тебя.
Я даже клетки твоей не открою, даже не прикоснусь к тебе.
Ты молчишь? Хорошо, пташечка. Чем петь разгульные песни, лучше молчать.
Ты трепещешь? Еще лучше. Трепещи, трепещи, дитя мое, но не предо мною, а перед всевышним.
И если бы ты осталась такою навеки — молчаливой, скромной и трепещущей!..
Я помогу тебе трепетать. Я дохну на тебя смирением и благочестием!. И с моим дыханием пусть проникнет вера в твою душу, богобоязнь во все твое существо, покаяние в сердечко твое…
И чувствует кот, как хорошо, как приятно прощать, как хорошо и радостно дышать на другого своим благочестием. И растет и ширится благочестивейшее сердце в груди благочестивейшего кота.
…Но канарейка не может жить в атмосфере кошачьего дыхания.
Она задохлась…
Версия 1.0 от 9 августа 2013 г., http://public-library.ru. Воспроизводится по ‘Ицхок-Лейбуш Перец. Рассказы и сказки. Перевод с еврейского’, под ред. Шахно Эпштейна, ОГИЗ, Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1941.