Библиография. Новые книги по истории философии, Тихомиров Павел Васильевич, Год: 1899 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Тихомиров П. В. Библиография. Новые книги по истории философии // Богословский вестник 1899. Т. 3. No 11. С. 528-546 (3-я пагин.).

БИБЛІОГРАФІЯ.

(Продолженіе).

VII.
Eduard von Hartmann. Geschichte der Metaphysik Erster Teil: bis Kant Leipzig. 1899. SS. XIV+588.

Это большое сочиненіе маститаго Германскаго философа образуетъ одиннадцатый томъ издающагося теперь собранія его ‘Избранныхъ сочиненіи’. Никакого введенія въ настоящей книг нтъ. Задачи и цли автора заране не намчены. Читателю приходится уже угадывать ихъ самому. Авторъ-же прямо съ первой страницы начинаетъ изложеніе исторіи метафизики до Платона (I. Die vorplatonische Metaphysik). Впрочемъ, самое начало этого изложенія иметъ до нкоторой степени вводный характеръ и знакомитъ нсколько съ задачами автора. ‘Научная обработка метафизики, говоритъ Гартманъ, впервые встрчается у грековъ. Здсь въ первый разъ выступаетъ стремленіе освободить метафизику отъ сліянія (Verquickung) ея съ фантастическими религіозными воззрніями, поставить ее на собственныя ноги и путемъ разумнаго изслдованія понятій сообщить ей научную форму. Документальная исторія греческой метафизики начинается для насъ лишь съ Платона: о всхъ прежнихъ попыткахъ мы знаемъ лишь по безсвязнымъ цитатамъ и по сомнительнымъ извстіямъ изъ третьихъ рукъ. Реконструкція до-платоновской метафизики изъ такого скуднаго матеріала есть, безъ сомннія, въ высшей степени заманчивая задача для филологовъ и историковъ, ибо ни къ чему люди такъ ревностно не стремятся, какъ къ ршенію такихъ проблемъ, при которыхъ комбинирующая и дополняющая фантазія и остроуміе въ построеніи догадокъ имютъ наиболе простора (S. 1). Но, по его мннію, такое изслдованіе ‘имло-бы весьма высокій культурно-историческій интересъ, исторія-же метафизики получила-бы отсюда лишь чрезвычайно малую выгоду’ (S. 2). И авторъ ‘съ философской точки зрнія’ считаетъ достаточнымъ до-платоновскую метафизику ‘обозрть лишь въ бгломъ введеніи’, чтобы понять исходные пункты Платонова мышленія (ibid.). Уже отсюда мы видимъ, что у автора философскій интересъ безусловно господствуетъ надъ историческимъ. Для него важны преемственности и логическое взаимоотношеніе исторически смнявшихся идей, а не культурно-историческія условія послднихъ. Изъ самаго изложенія философскихъ системъ это еще видне. Въ качеств представителей до-платоновской метафизики авторъ разсматриваетъ — алеса, Анаксимандра, Анаксимена, Діогена Апол., Пиагора, Ксенофана, Парменида, Зенона, Мелисса, Гераклита, Эмпедокла, Левкиппа, Демокрита, Анаксагора, софистовъ, Сократа и сократиковъ.

Начиная съ Платона, Гартманъ разсматриваетъ метафизическія доктрины по группамъ, опредляемымъ частію хронологическими данными, главнымъ-же образомъ характерными чертами направленія. Такъ Платонъ н Аристотель являются у него представителями ‘классическаго раціонализма’ (SS. 26—71). Въ самомъ изложеніи ученій какъ Платона и Аристотеля, такъ равно и прочихъ философовъ, авторъ совершенно избгаетъ входить въ обсужденіе какихъ либо чисто историческихъ или критико-литературныхъ вопросовъ, а главное вниманіе сосредоточиваетъ на логическомъ генезис и связи идей. Для ознакомленія съ характеромъ работы автора, мы приведемъ нсколько подробностей изъ его обозрнія Платоновой метафизики.

Свой обзоръ Гартманъ начинаетъ съ указанія отношеній Платона къ предшественникамъ. Платонъ вполн раздлялъ Гераклитовскій взглядъ, что все чувственное находится въ постоянномъ измненіи, течетъ, и никакое знаніе о немъ невозможно: вмст съ тмъ онъ вполн соглашался и съ элеатскимъ ученіемъ, что истинно сущее должно быть постояннымъ и пребывающимъ, чуждымъ всякаго измненія. Учитель его Сократъ въ опредленіи понятій видлъ единственный источникъ истины, Платонъ, такимъ образомъ, думалъ, что надо только перенести въ метафизику и натурфилософію пріемы этого познанія, служившаго у Сократа этическимъ интересамъ, чтобы найти истинно сущее. Что сущее, какъ учили элеаты, должно быть въ послдней инстанціи единымъ, это для Платона не подлежало никакому сомннію, познаніе при помощи понятій и должно вести къ этому единому, — подобнымъ-же образомъ, какъ мы восходимъ отъ индивидуальныхъ вещей къ видовымъ понятіямъ, а отъ послднихъ къ понятіямъ родовымъ и такъ дале до самаго высшаго и всеобъемлющаго родоваго понятія. Отожествляя видовыя понятія съ понятіемъ лучшаго или съ понятіемъ относительныхъ цлей, онъ высшее родовое понятіе единаго сущаго отожествилъ съ понятіемъ просто блага, или абсолютной цли, такимъ образомъ, по примру Эвклида, онъ произвелъ синтезъ Парменидовской и Сократовской точекъ зрнія. А отожествляя, дале, единое сущее, или абсолютную все опредляющую цль, или благо съ душою міра, онъ сливаетъ высшій принципъ Анаксагора съ принципомъ Сократа, поскольку-же эта разумная, дйствующая по цлямъ и абсолютно благая душа міра тожественна съ Богомъ, Платонъ, стало быть, сливаетъ оба эти принципа съ монотеистическимъ понятіемъ о Бог Ксенофона (SS. 27—28). Съ другой стороны, Платонъ произвелъ также синтезъ Сократовскаго ученія о понятіяхъ съ пиагорейскимъ ученіемъ о числахъ, сближая лежащіе въ основ Сократовскихъ понятій метафизическіе объекты съ идеальными числами пиагорейцевъ (S. 28). Наконецъ, и отъ атомистовъ Платонъ заимствовалъ взглядъ, что чувственный міръ состоитъ изъ сущаго и не-сущаго, или представляетъ смсь ихъ: отсюда-же заимствуетъ Платонъ и свой взглядъ на не-сущее, какъ на пространство, хотя, впрочемъ, въ его ученіи пустое пространство и не иметъ того значенія, какъ у атомистовъ (SS. 28—29). Изъ этого обзора мы видимъ, что исходные пункты Платоновой метафизики представляются Гартману сложной амальгамой различныхъ элементовъ изъ предшествующихъ ученій. Имя въ виду содержаніе этого идейнаго наслдства, и принимая во вниманіе самостоятельныя дополненія и усовершенствованія, привнесенныя Платономъ, мы будемъ владть всми нитями для правильной критической оцнки данной метафизики, какъ одного изъ моментовъ въ выработк ршенія занимающихъ и наше сознаніе метафизическихъ проблемъ. Ясно разграничивая въ каждой изучаемой метафизик ея историческіе корни и самостоятельные научные вклады, авторъ даетъ, такъ сказать, феноменологію метафизическаго сознанія, даетъ обстоятельный отчетъ касательно идейной эволюціи въ этой области философскихъ изысканій. Доведенная до нашихъ дней, такая феноменологія могла-бы служить прекраснымъ ключемъ къ оцнк современныхъ философскихъ ученій и руководствомъ къ установк естественныхъ проблемъ будущаго. При такой важности избраннаго авторомъ метода, нельзя не пожалть, что онъ совершенно удалилъ изъ своей книги такъ называемый ученый аппаратъ. Историческое изложеніе у него ведется совершенно догматическимъ тономъ, какъ будто касательно излагаемыхъ подробностей въ наук господствуетъ полнйшее согласіе, ссылки на источники и литературу почти совсмъ отсутствуютъ. Всякая попытка проврить автора этимъ до крайности затрудняется, а безъ проврки положиться на него въ такомъ важномъ дл было-бы крайне рискованно. Нужно, впрочемъ, сказать, что въ общемъ Гартмана нельзя упрекнуть ни въ незнакомств съ результатами научныхъ работъ по исторіи философіи, ни въ тенденціозныхъ искаженіяхъ. Но возвратимся къ Платону.

Указавъ историческія отношенія Платоновой метафизики, Гартманъ даетъ характеристику ея съ точки зрнія принимаемыхъ ею основныхъ принциповъ объясненія дйствительности. Съ этой точки зрнія, все ученіе Платона является дуализмомъ: единое сущее, съ одной стороны, и не сущее,— съ другой. Дуализмъ это — непримиримый, потому что по первоначальному замыслу философа дйствительность слдовало-бы приписать только сущему, а тому, что получено изъ смшенія съ нимъ несущаго,— лишь постольку, поскольку, въ немъ находится истинно-сущее, но въ исполненіи дло приняло совсмъ другой видъ, потому что не-сущее получило значеніе не только препятствія, но и условія для осуществленія цли,— телеологической причинности противо-стоитъ механическая, и разуму неразумная необходимость. Какъ противоположность сущему, или благу, не-сущее есть зло и источникъ зла въ благоустроенномъ мір. Этимъ нарушается абсолютность и всемогущество отожествляемаго съ идеей блага Божества, и послднее становится только Мірообразователемъ (деміургомъ) (ss. 29—30). Какъ видимъ, Гартманъ не только излагаетъ, но и оцниваетъ метафизическія ученія. Оцнка эта длается въ предлахъ основоположеній и допущеній самой системы и состоитъ лишь въ проврк логическаго взаимоотношенія ея элементовъ (имманентная критика). Это сообщаетъ разсматриваемой книг высокую поучительность. Читатель какъ-бы присутствуетъ при отбор исторически-цнныхъ данныхъ общечеловческаго міровоззрнія. Настоящая исторія философіи, собственно говоря, такъ и должна писаться.

За разсмотрніемъ общаго характера системы, слдуетъ разсмотрніе ея существенныхъ составныхъ частей. Соотвтственно двумъ принципамъ Платоновскаго объясненія дйствительности (сущее и не-сущее), и существенными составными частями системы являются, по Гартману,— ученіе объ идеяхъ (истинно сущемъ) и ученіе о матеріи (или не сущемъ). Для посредства между трансцендентными сущностями-идеями и матеріей, изъ которой возникаетъ міръ быванія, Платонъ призналъ душу міра, какъ источникъ движенія и жизни въ мір. Ученіе о душ міра, такимъ образомъ, является тоже неизбжною составною частью системы. Отожествленіе ея съ Божествомъ и аналогія съ нею человческой души длаютъ столь-же логически необходимыми частями системы — ученіе о Бог и объ индивидуальныхъ человческихъ душахъ. Эти части Платоновой метафизики и разсматриваетъ Гартманъ. (ss 30—39). Мастерски показавъ строгую сопринадлежность излагаемыхъ пунктовъ Платоновой системы другъ съ другомъ, съ ея историческими предположеніями и основнымъ характеромъ, устранивъ вс несущественныя черты и подробности, авторъ длаетъ замчательно наглядными достоинства этой системы,— ея слабыя и сильныя стороны.

Изъ мене существенныхъ частей системы авторъ касается только той, которая имла значеніе для послдующаго развитія философской мысли. Ученіе Платона о категоріяхъ излагается потому, что оно, повидимому, оказало вліяніе на Аристотеля, по крайней мр послдній свои 10 категорій нигд не выдаетъ за собственное открытіе, а вводитъ, какъ нчто уже извстное, — значитъ онъ ихъ заимствовалъ у Платоновой Академіи (S. 43).

Въ заключеніе указывается историческое значеніе Платона: ‘прямое вліяніе Платона на послдующее развитіе философіи гораздо ничтожне, чмъ обыкновенно принимаютъ, потому что если поздне и говорится о платонизм, то подъ этимъ обыкновенно разумется неоплатонизмъ. Непрямое-же вліяніе Платона на дальнйшій ходъ исторіи, напротивъ, больше, чмъ какого-либо другого философа, потому что оба полюса, вокругъ которыхъ почти два тысячелтія вращалась философія, суть аристотелизмъ и неоплатонизмъ, и оба они — непосредственно произошли отъ Платона’ (S. 43).

Уже по приведенному образцу,— какъ Гартманъ разсматриваетъ ученіе Платона,— вполн можно судить о характер его работы. Поэтому дальнйшаго содержанія книги мы излагать не будемъ, а только перечислимъ обозрваемыя авторомъ группы метафизическихъ ученій. За ‘классическимъ раціонализмомъ’ слдуетъ ‘сенсуалистическая и скептическая развязка классическаго раціонализма’ (стоики, эппкурейцы, скептики) (ss. 71—87), дале — ‘позднйшая греческая религіозная метафизика’ (Аристовулъ, Филонъ, неопиагорейцы,— Плутархъ, Нуменій, Галенъ, первохристіанство, гностицизмъ, — Керинъ, Маркіонъ, Карпократъ, Василидъ, Валентинъ, христіанскіе апологеты,— Ермъ, Іустинъ, Татіанъ, Авинагоръ и т. д.) (SS. 87—106), потомъ — ‘Плотинъ, какъ поворотный пунктъ отъ древней къ средневковой философіи’ (SS. 106—187). Этимъ заканчивается первый отдлъ книги, посвященный древней метафизик. Второй отдлъ занимается средневковой метафизикой. Здсь разсматриваются: 1) ‘христіанская метафизика подъ неоплатоническимъ вліяніемъ’ — святоотеческая философія и начатки схоластики (ss. 187—212), 2) ‘арабская и іудейская метафизика’ (SS. 212—225), 3) ‘христіанская метафизика подъ аристотелевскимъ вліяніемъ’,— разцвтъ схоластики (ss. 225—251), 4) ‘незамтная эмансипація метафизики отъ аристотелизма’,— исходъ средневковья (ss. 251 — 282). Третій отдлъ излагаетъ метафизику возрожденія и реформаціонной эпохи (SS. 282—356). Наконецъ, четвертый отдлъ говоритъ о метафизик новаго времени отъ Декарта до Канта. Здсь авторъ видитъ развитіе двухъ главныхъ направленій, — раціонализма и сенсуализма,— и даетъ такую схему этого развитія:

1. Раціонализмъ.

a) Дуализмъ субстанціи (Декартъ, де-ля-Форжъ, Клаубергъ, Гейлинксъ, Мальбраншъ).

b) Философія тожества.

а) Монистическая философія тожества (Спиноза).

б) Плюралистическая философія тожества (Лейбницъ).

в) Переработка философіи тожества (Вольфъ, Рюдигеръ, Кнутценъ, Баумгартенъ, Бильфингеръ, Мейеръ и Тетенсъ, Крузіусъ, Ламбертъ, Лессингъ и Гердеръ).

2. Сенсуализмъ.

а) Эмпиристическій сенсуализмъ съ раціоналистической примсью (Бэконъ, Чербери, Гассенди, Гоббесъ, Ньютонъ, Локкъ).

d) Феоменалистическіи сенсуализмъ (Кольеръ, Берклеи, Юмъ, Ридъ).

c) Физіологическій сенсуализмъ (Броунъ, Гартли, Кондильякъ, Бонне, Робине, Вольтеръ, Дидро, Гельвецій, Руссо, Ляметтри, Гольбахъ, Кабанисъ, Дестютъ-де-Траси, Менъ-де-Беранъ, Амперъ)

(SS. 356—588).

Нельзя не замтить, что терминологія въ этой классификаціонной схем избрана не особенно удачно. Отношеніе раціонализма къ сенсуализму и послдняго къ эмпиризму представляется довольно неточно. Не особенно удобно говорить и о философіи тожества.

Въ заключеніе считаемъ долгомъ сказать, что разсматриваемая ‘исторія метафизики’ принадлежитъ безспорно къ числу чрезвычайно интересныхъ и поучительныхъ книгъ.

Что касается литературныхъ достоинствъ книги, то за нихъ достаточно говоритъ уже знаменитое имя автора.

VIII.

Eduard von Hartmann, Kategorienlehre Leipzig, 1896 (Ausgewhlte Werke, B X) SS. XV+357

Въ этомъ произведеніи Эдуарда Гартмана разсматривается природа и значеніе категорій въ трехъ различныхъ сферахъ: во-первыхъ, въ субъективно-идеальной, во-вторыхъ, въ объективно-реальной и, въ-третьихъ, въ метафизической. Поэтому оно содержитъ заразъ краткій очеркъ трехъ философскихъ дисциплинъ: теоріи знанія, натурфилософіи и метафизики. По своему отношенію къ прежнимъ работамъ автора, это его ‘ученіе о категоріяхъ’ восполняетъ проблъ между ‘Grundproblem der Erkenntnisstheorie’ и ‘Philosophie des Unbewussten’ Чтобы ясно представить себ общій характеръ работы автора, надо имть въ виду, что ‘субъективно-идеальная сфера’ обнимаетъ у него ‘субъективно-идеальный міръ явленій въ философствующемъ индивидуум, содержаніе сознанія, гносеологически-имманентное’, вторая сфера, ‘объективно-реальная’, обнимаетъ ту единую, общую для всхъ индивидуумовъ дйствительность, тотъ объективно-реальный міръ явленій,— потусторонній или вншній въ отношеніи ко всмъ индивидуальныхъ сознаніямъ,— который въ гносеологическомъ смысл есть уже трансцендентное и только въ метафизическомъ — имманентное для мысли, третья, ‘метафизическая сфера’ есть ‘трансцендентное какъ въ гносеологическомъ, такъ и въ метафизическомъ смысл’,— сущность, лежащая позади обихъ сторонъ (объективной и субъективной) въ являющемся нашему сознанію мір. Субъективно-идеальная сфера совпадаетъ съ областью сознательнаго духа, объективно-реальная покрывается царствомъ природы, включающимъ въ себ и міръ духовъ съ ихъ естественной стороны, метафизическая-же есть область безсознательнаго духа, этого общаго, по Гартману, корня сознанія и бытія. Эти отношенія предметовъ познанія авторъ наглядно представляетъ въ слдующей схем:

Гносеологически-имманентное (Содержаніе сознанія)	Гносеологически-трансцендентное (Вещь въ себ).
Субъективно-идеальная сфера (сознательный духъ)	Объективно-реальная сфера (природа)	Метафизическая сфера (безсознательный духъ)
Метафизически-имманетное (Міръ явленій)	Метафизически- трансцендентное (сущность)

Онъ изслдуетъ категоріи отдльно въ каждой изъ указанныхъ сферъ, потому что не вс категоріи иметъ значеніе во всхъ трехъ сферахъ и не везд извстная категорія иметъ одинаковое значеніе (Vonvort, SS. V—VI).

Ученіе о категоріяхъ, по словамъ автора, досел обыкновенно предлагалось, какъ часть гносеологіи или метафизики. И въ книгахъ по логик оно разработывалось или съ гносеологической, или съ метафизической точки зрнія. Боле или мене враждебное отношеніе къ метафизик послдняго времени естественно вызвало столь-же одностороннее преобладаніе гносеологической точки зрнія на категоріи, какъ раньше Гегелева философія обусловила преимущественно метафизическій взглядъ на нихъ. Самъ онъ находитъ эти точки зрнія нисколько не исключающими другъ друга, а вполн совмстимыми (S. VII). Собственному опыту такого всесторонняго обслдованія категорій Гартманъ не предпосылаетъ, впрочемъ, никакого историческаго обзора сдланнаго въ этой области другими, если не считать нсколькихъ бглыхъ замчаній въ предисловіи (SS. IX—XIII). Онъ даетъ въ своей книг прямо положительное раскрытіе своихъ собственныхъ воззрній. При этомъ онъ не скрываетъ, что для него лично центральный интересъ въ его изслдованіи представляетъ метафизическое значеніе категорій (S. XIII).

Самое изслдованіе Гартмана распадается на дв части: въ первой разсматриваются ‘категоріи чувственности’ (SS. 1—172), а во второй ‘категоріи мышленія’ (SS. 173—545). Въ такомъ дленіи категорій онъ явно примыкаетъ къ Канту, который на ряду съ категоріями разсудка признавалъ ‘категоріи чувственности’, а затмъ также и понятія рефлексіи и разума. Но Кантъ всетаки вообще удержалъ за понятіемъ категорій въ строгомъ смысл обычное значеніе — высшихъ познавательныхъ понятій. Усвояя такимъ образомъ категоріямъ значеніе не просто только высшихъ руководящихъ понятій мышленія, Гартманъ, очевидно, понимаетъ терминъ ‘категорія’ нсколько шире, чмъ обыкновенно. Согласно съ этимъ, онъ и опредляетъ категорію, какъ ‘безсознательную интеллектуальную функцію’ извстнаго рода, или ‘безсознательное логическое опредленіе’, устанавливающее извстное отношеніе (S. VII). Когда эта безсознательная функція духа вступаетъ въ субъективно-идеальную сферу, то устанавливаемыя ею отношенія являются ‘формальными составными частями въ содержаніи сознанія’, тогда сознательная рефлексія можетъ а posteriori изъ даннаго ей готоваго содержанія сознанія путемъ абстракціи получить т категорическія понятія, которыя участвовали въ образованіи этого содержанія (ibid. VII—VIII). Такъ-какъ категорическихъ понятій нельзя получить путемъ дедукціи а priori, то понятно, что мы никогда не можемъ имть ихъ исчерпывающей таблицы, и потому въ ‘ученіи о категоріяхъ’ изслдуются только важнйшія изъ нихъ. Не имя ни возможности, ни надобности въ настоящей замтк подробно излагать обильное содержаніе настоящей книги Гартмана, мы съ нкоторою подробностью остановимся только первой ея части, составляющей оригинальное отличіе Гартмана отъ другихъ изслдователей. Здсь-же наглядне можно видть и отраженіе основного взгляда Гартмана на категоріи, какъ на безсознательныя интеллектуальныя функціи. А что касается второй части, то мы лишь вкратц укажемъ ея содержаніе.

Первая часть распадается на два отдла: одинъ изслдуетъ ‘категоріи ощущенія’ — качество и количество,— а другой ‘категоріи воззрнія’ — пространство и пространственныя отношенія.

Качество, занимающее у Гартмана первое мсто среди категорій чувственности, разсматривается, какъ и вс прочія категоріи, съ трехъ точекъ зрнія. Прежде всего идетъ рчь о качеств въ субъективно-идеальной сфер (SS. 1—33). Авторъ здсь сначала разсматриваетъ простыя и сложныя ощущенія органовъ чувствъ (SS. 1—5), затмъ отмчаетъ тотъ фактъ, что многія, на первый взглядъ простыя ощущенія оказываются въ сущности синтезами ощущеній (S. 6), и указываетъ пять классовъ такого синтеза ощущеній: во-первыхъ, такія ощущенія, сложность которыхъ ускользаетъ отъ нашего сознанія, во-вторыхъ, такія, которыя некритичными и неразвитыми умами считаются за простыя, но, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, могутъ быть аналитически разложены опытнымъ наблюдателемъ, въ-третьихъ, такія, сложность которыхъ замтна для всякаго, но въ которыхъ составляющія ихъ части являются въ извстной мр исчезающими моментами общаго впечатлнія (напр., музыка съ пніемъ, соло или хоръ съ оркестромъ и т. п.), въ четвертыхъ такія, въ которыхъ отдльныя части не образуютъ единаго общаго впечатлнія, а суть отдльныя ощущенія, связанныя только въ мышленіи и относимыя къ одной и той-же вещи, какъ ихъ общей причин (напр., зрительныя и слуховыя ощущенія, получаемыя при одновременномъ воспріятіи декламаціи и жестикуляціи артиста, или синтезъ зрительныхъ, обонятельныхъ и вкусовыхъ ощущеній, возбуждаемыхъ кушаньемъ), въ-пятыхъ, наконецъ, такіе синтезы, которые состоятъ въ простой установк и простомъ признаніи одновременности извстныхъ случайно совпавшихъ ощущеній, не находящихся между собою ни въ какой связи (S. 7). Дале онъ говоритъ о свойствахъ и взаимоотношеній этихъ классовъ, о переход въ качество простыхъ отношеній интенсивности и т. п. (SS. 7 ff). Любопытно въ этомъ отдл замчаніе автора, что удовольствіе и неудовольствіе суть не качества, а безкачественныя первоощущенія (S. 31). Въ заключеніе онъ утверждаетъ, что качество есть исключительная категорія ощущенія. ‘Всякое качество содержанія сознанія, говоритъ, онъ, есть качество ощущенія или соединеніе такихъ качествъ съ другими качествами ощущеній или съ безкачественными функціями. Мышленіе, какъ логическая функція, не иметъ въ себ ничего такого, что могло-бы быть названо качествомъ, оно есть чисто формальная функція, которая все содержаніе и вмст съ нимъ все качество получаетъ изъ ощущенія и воззрнія. Воззрніе само есть только синтезъ изъ содержанія ощущенія и формальныхъ интеллектуальныхъ функцій, оно качественно лишь постольку, поскольку качественны ощущенія, изъ которыхъ оно составилось, и то, что оно даетъ новаго, есть уже не качественное, а количественное — именно, протяженіе извстной величины’ (S. 33)

Въ объективно-реальной сфер наука, говоритъ Гартманъ, разршаетъ качество въ количественныя отношенія. Если разумть подъ сферой объективнаго только содержаніе со-знанія, поскольку оно стало пространственнымъ въ воззрніи и противопоставляется форм сознанія, то само собою очевидно, что вс качества объектовъ воспріятія суть качества ощущенія и ничего боле, потому что объекты воззрнія суть не боле, какъ пространственно распредленныя и проецированныя въ представляемое пространство ощущенія. Но если подъ сферою объективнаго разумть гносеологически-трансцендентную или транссубъективную сферу вещей въ себ, реальность, независимую отъ ея представляемости, то вопросъ,— приложима-ли здсь категорія качества,— можетъ быть ршенъ уже только спеціальнымъ научнымъ анализомъ. Науки, занимающіяся свойствами транссубъективной реальности вещей, называются естественными науками. Он разршили трансцендентно-объективныя при-чины звука свта, тепла, электричества, магнетизма и т. д. въ колебательныя состоянія извстныхъ формъ и скоростей, т. е. въ движенія съ чисто количественной опредленностью. Подобнымъ образомъ наука даетъ механическое объясненіе и всмъ физическимъ свойствамъ тлъ. Свойства химическихъ элементовъ наука стремится также объяснить механически въ гипотез сводимости всего многообразія качественно-опредленныхъ элементовъ къ нкоторымъ безкачественнымъ первоэлементамъ, обладающимъ лишь количественными различіями (SS. 34—35). Объективно-реальныя качества вещей суть, по Гартману, только аббревіатуры мысли. Мы называемъ вещи въ себ качественно различными и приписываемъ имъ различныя объективно-реальныя качества, когда получаемыя отъ нихъ нашими чувствами впечатлнія принуждаютъ нашу способность воспріятія къ качественно различнымъ синтезамъ. Мы переносимъ, такимъ образомъ, качества нашихъ ощущеній, какъ готовыя качества, изъ насъ на вещи въ себ и невольно заключаемъ отъ качественнаго разнообразія нашихъ субъективно-идеальныхъ ощущеній къ качественному разнообразію ихъ объективно-реальныхъ причинъ. Какъ ни мало основательно такое представленіе дла, свойственное наивному реалистическому мышленію, намъ однако нтъ нужды возставать противъ пользованія терминами обычнаго языка, — надо только помнить условное значеніе этихъ терминовъ. Ничто не мшаетъ намъ говорить о голубомъ стекл, если только помнить, что это выраженіе указываетъ не на качественную опредленность стекла, а на количественную, именно, на такой распорядокъ его молекулъ, что имъ пропускаются только лучи опредленной скорости, вызывающіе извстныя нервно-мозговыя раздраженія и такимъ образомъ дающіе намъ слагаемыя для ощущенія голубого цвта (SS. 37—38). Въ извстномъ смысл, полагаетъ Гартманъ, можно однако говорить и о качеств въ вещахъ въ себ. Съ точки зрнія трансцендентальнаго реализма, качественныя различія ощущеній указываютъ на нкоторыя различія вещей, вызывающихъ въ насъ эти ощущенія, и только по этимъ различіямъ ощущеній мы можемъ познавать дйствительныя различія вещей. Физика и химія сводятъ послднія къ количественнымъ различіямъ, но это он могутъ длать, только отправляясь отъ качественнаго различія ощущеній. Но этимъ не ограничивается отношенія качества къ вещамъ въ себ. Если мы и принимаемъ, что въ трансцендентно-объективной реальности можно находитъ опредленность только количественную, а не качественную, то это будетъ справедливо лишь постольку, поскольку вещи мы мыслимъ только существующими въ себ и дйствующими другъ на друга только въ объективно-реальномъ смысл. Если-же мы допустимъ, что всякое сущее въ себ, оказывающее извстное воздйствіе на другую реальность и вызывающее въ ней извстное впечатлніе, само, въ свою очередь, способно подвергаться воздйствію п получать впечатлнія, что вся-кое сущее въ себ, являясь для другихъ (fr andere) трансцендентно-объективной реальностью, аффицирующею ихъ причиною, въ то-же время для себя самого (fr sich selbst) есть нчто внутреннее (ein Jnnerliclies), способное къ впечатлніямъ и къ аффицированію другими реальностями, то мы должны будемъ согласиться, что качество есть и въ каждой вещи въ себ. Но его надо искать не въ ея объективно-реальномъ бытіи и дйствіи, а только въ ея субъективно-идеальномъ въ себ бытіи и страданіи (Leiden), въ ея ощущеніяхъ и сознаніи, и оно, какъ таковое, есть нчто воспринимаемое и существующее только для самого ощущающаго субъекта (SS. 40—41).

Въ метафизической сфер категорія качества, по мннію Гартмана, не иметъ приложенія. Метафизическія функціи, полагающія какъ объективно-реальный, такъ и субъективно-идеальный міръ явленій, совершенно безкачественны (SS. 42—44). Метафизическая сущность индивидуумовъ и монадъ тоже безкачественна (S. 46). Безкачественна и сущность абсолютнаго (SS. 47—48). ‘Мы должны, говоритъ авторъ, приложимость категоріи качества ограничить сферою ощущенія и признать, что сверхчувственная сущность непреходящихъ аттрибутовъ есть нчто совершенно иное въ сравненіи съ чувственнымъ качествомъ измнчивыхъ акциденцій’ (S. 49). Дятельность безкачественнаго въ своемъ существ абсолютнаго, или всеединаго производитъ и качество, но послднее есть уже вторичный продуктъ, получаемый въ сознаніи изъ синтеза количественнаго многообразія въ мір явленій (ibid).

Въ количеств, какъ категоріи ощущенія, Гартманъ различаетъ два вида — интенсивное количество и количество экстенсивное или временность.

Всякое качество, воспринимаемое сознаніемъ является связаннымъ съ извстной интенсивностью. Не существуетъ никакихъ ощущеній, которыя-бы нс обнаруживали въ себ извстной интенсивности. Одинъ и тотъ-же тонъ,— простой или сложный,— можетъ звучать то спльне, то слабе, одинъ и тотъ-же свтъ,— простой или сложной окраски,— свтитъ то ярче, то тускле, одинъ и тотъ-же запахъ или вкусъ могутъ имть разную интенсивность. Если качество ощущенія сложно, то оно остается, при измненіяхъ интенсивности, равнымъ само себ только подъ условіемъ, что его компоненты стоятъ между собою въ томъ-же отношеніи, а съ перемною этого отношенія мняется и качество (SS. 50— 51). Увеличеніе или, уменьшеніе интенсивности при извстныхъ условіяхъ уничтожаетъ сознаніе самаго качества: въ ослпительномъ свт, въ разъдающемъ носъ возбужденіи мы уже не сознаемъ качественныхъ различій цвта или запаха. Нормальное возрастаніе ощущенія въ своей интенсивности возможно только въ рамкахъ эмпирически устанавливаемыхъ границъ (для каждаго разряда ощущеній) между верхнимъ и нижнимъ порогомъ сознанія (S. 52). Это возрастаніе слдуетъ извстному закону Вебера (S. 54). Гартманъ разсматриваетъ степень интенсивности ощущенія, какъ безсознательную синтетическую функцію (S. 55), различныя преобразованія вншняго возбужденія въ индивидуум (S. 56), преобразованіе живой силы въ силу напряженную ц наоборотъ (S. 57), отношеніе удовольствія и неудовольствія къ вол (S. 59) и къ качеству ощущенія (S. 61),— это все образуетъ изслдованіе категоріи интенсивности въ субъективно-идеальной и объективно-реальной сфер. Въ заключеніе этого отдла авторъ утверждаетъ, что ‘всякое ощущеніе первоначально есть не что иное, какъ удовольствіе или не-удовольствіе, всякая первоначальная интенсивность есть интенсивность удовольствія или неудовольствія, и что не только всякое качество, но и всякая интенсивность въ высшихъ сознаніяхъ, являющихся отршенными отъ удовольствія и неудовольствія, есть всетаки только продуктъ синтетическаго построенія изъ пріятныхъ или непріятныхъ ощущеній на низшихъ ступеніяхъ сознанія’ (S. 63). Этотъ выводъ образуетъ переходъ къ уясненію значенія категоріи интенсивности въ метафизической сфер.

Удовольствіе и неудовольствіе сами по себ, говоритъ авторъ, суть только формы, въ какихъ сознается воля при своемъ столкновеніи съ другою волею. Само хотніе есть чистая интенсивность, направленная вовн, неудовольствіе есть интенсивность, отброшенная назадъ чужою интенсивностью, а удовольствіе есть интенсивность, освобожденная отъ стсненія (Repression). Удовольствіе и неудовольствіе въ чистомъ вид не суть нчто отличное отъ воли, а только ея модусы (SS. 63—64). Хотніе, какъ абстрактно-единое, не есть въ сущности и хотніе, потому что нтъ ничего такого, на чемъ-бы оно могло осуществить свою реализирующую тенденцію, дйствительное хотніе всегда раздлено и въ своихъ частичныхъ функціяхъ вступаетъ въ противоборство съ самимъ собою. Гд дано на лицо динамическое или волевое отношеніе, тамъ необходимо столкновеніе двухъ проявленій силы или двухъ хотній, изъ которыхъ каждое — активно или дятельно въ отношеніи къ другому и каждое — пассивно или страдательно вслдствіе другого. Въ каждомъ интенсивность его активности зависитъ отъ него самого, а интенсивность его пассивности отъ активности другого. Только абстрактное или недйствительное хотніе чуждо ощущенію. Дйствительная-же воля есть воля ощущающая. Какъ стсненное проявленіе силы, какъ страдающее хотніе, воля сказывается неудовольствіемъ. Какъ избытокъ дятельности, вызывающій страданіе въ другой вол, оно является удовольствіемъ. Такимъ образомъ, въ вол дв стороны,— внутренняя и вншняя. Первая даетъ элементы субъективно-идеальнаго міра, а послдняя — объективно-реальнаго. Отношеніе воли къ ощущенію подобно отношенію дйствительныхъ количествъ къ мнимымъ въ математик. Интенсивность сохраняется и въ томъ случа, когда она (какъ при воспріятіи) переходитъ изъ дйствительнаго въ мнимое измреніе, или (какъ при мотиваціи) изъ мнимаго измренія возвращается въ дйствительное. Конечно, при этомъ переход и единица измренія становится другою, такъ что интенсивности обоихъ измреній несоизмримы другъ съ другомъ (какъ 1 и корень изъ —1). Такимъ образомъ, динамическая интенсивность и интенсивность ощущенія суть лишь два различныя измренія принципа интенсивности (SS. 64—65). Что касается отношенія между ощущеніемъ и волей, то переходя въ своемъ познаніи отъ извстнаго къ неизвстному, мы должны изъ данной намъ интенсивности ощущенія раскрыть интенсивность воли, которая, съ точки зрнія сознанія, есть нчто трансцендентное, безсознательное, непосредственно не воспріемлемое. Но если мы, напротивъ, станемъ на точку зрнія абсолютнаго, то воля есть реальный Prius ощущенія, а это послднее — идеальный побочный продуктъ или мнимое (imaginre) сопровождающее явленіе воли, какъ реальнаго событія. Доступная непосредственному опыту сторона интенсивности есть только субъективно-идеальная интенсивность ощущенія, объ интенсивности-же объективно-реальнаго міра мы непосредственно не знаемъ ничего, но посредствено знаемъ все, что насъ касается и иметъ къ намъ отношеніе. Такимъ образомъ интенсивность ощущенія представляетъ собою, подобно качеству ощущенія, только посредственный опытъ въ отношеніи объективно-реальнаго міра (SS. 65—66). Собственно въ логической области, въ сфер мышленія, интенсивность не иметъ мста. Это — принципъ не-логическаго элемента въ познаніи, представляющійся въ объективномъ смысл волей, а въ субъективномъ ощущеніемъ (SS. 67—68).

Въ трактат своемъ объ экстенсивномъ количеств ощущенія, или времени (SS. 68—94) Гартманъ, коснувшись различныхъ особенностей этого спеціальнаго ощущенія (временность въ субъективно-идеальной сфер (SS. 68—85), утверждаетъ что въ объективно-реальной сфер категорія времени, даже при допущеніи солипсизма, иметъ полное приложеніе, вопреки трансцендентальному идеализму (S. 68 ff), и что тмъ боле невозможны временныя отношенія между содержаніями многихъ сознаній безъ объективно-реальной временности (SS. 88 ff). Затмъ онъ раскрываетъ взглядъ на время съ точки зрнія своею трансцендентальнаго реализма (SS. 90 Ц), утверждаетъ, что объективно-реальная перемна невозможна съ точки зрнія матеріализма и плюрализма, а только съ точки зрнія безматеріальнаго динамизма (S. 92 ff),

Посл категорій ощущенія къ категоріямъ чувственности принадлежатъ, по Гартману, категоріи воззрнія. Существенной чертой воззрнія является экстенсивная количественность. Такимъ образомъ, пространство составляетъ спеціальную категорію воззрнія.

Говоря о пространственности въ субъективно-идеальной сфер (SS. 107—127), авторъ останавливается на систем ‘мстныхъ знаковъ (Localzeiclien)’ различныхъ ощущеній (осязаніе, ощущеніе движенія, общее чувство), затмъ указываетъ относительную истину въ нативистической и эмпирической теоріи пространства, а равно и ихъ заблужденія (SS. 107—116). Самъ онъ образованіе пространственнаго воззрнія объясняетъ безсознательно-синтетической интеллектуальной функціей, упорядочивающей матеріалъ ощущеній (S. 116 f). Этой-же безсознательной функціей объясняетъ онъ и объективно-реальное полаганіе явленій въ пространств (S. 142 f). Здсь заслуживаетъ упоминанія отрицаніе имъ пустого пространства, которое, вслдъ за наивнымъ реализмомъ, склонно допускать и научное мышленіе (S. 143). Отрицаетъ онъ и наполняющій пространство матеріальный флюидъ (S. 145). Наполненіе пространства онъ старается объяснить съ точки зрнія своего динамизма (SS. 149 tf). Если, такимъ образомъ, пространство ‘не можетъ быть ни субстанціей, ни акциденціей объективно-реальной матеріи, то ничто не мшаетъ быть ему акциденцій проявленія силы (Accidenz der Kraftus-serung). Сила, какъ потенція, такъ-же безпространственна, какъ и безвременна: но проявленіе силы, какъ динамическая функція, можетъ быть столь-же пространственнымъ, какъ и временнымъ Пространственность, въ такомъ случа, не будетъ боле непосредственной акциденціей субстанціи, какъ полагаетъ наивной реализмъ, считающій матерію за реальную субстанцію, которой присуща пространственность, какъ акциденція. Пространственность будетъ тогда только формой проявленія (Actualitt) силы, подобно времени, — стало быть, акциденціей въ акциденціи, или посредственной акциденціей второго порядка’ (S. 151). Здсь мы вступаемъ въ область метафизическаго истолкованія пространства, которое представляетъ большой интересъ въ связи съ Гартмановой метафизикой вообще.

Вторая часть книги Гартмана трактуетъ о ‘категоріяхъ мышленія’. Она состоитъ изъ трехъ отдловъ: въ первомъ разсматривается ‘основная категорія (die Urkategorie) omнoшенія’ (SS. 173—196), во второмъ — ‘категоріи рефлектирущаго мышленія’ (SS 197—362) и въ третьемъ — ‘категоріи спекулятивнаго мышленія’ (SS. 363—544).

Въ первомъ отдл слдуетъ отмтить утвержденіе автора, что отношеніе есть вообще основная категорія — не только для категорій мышленія, но и для категорій чувственности (S. 191).

Во второмъ отдл разсматриваются категоріи, лежащія въ основ различныхъ сторонъ познавательной дятельности и въ основ пріемовъ логическаго мышленія, 1) ‘категоріи сравнивающаго мышленія’ (SS. 197—224), 2) ‘категоріи раздляющаго и связывающаго мышленія’ (SS. 255—249), 3) ‘категоріи измряющаго мышленія’ (SS. 250—280), 4) ‘категоріи умозаключающаго мышленія, или формы логическаго опредленія’ (SS. 281—335) и 5) ‘категоріи модальнаго мышленія’ (SS. 337—362).

Въ третьемъ отдл подробно разсматриваются три категоріи — причинности (SS. 383—430), цлесообразности (SS. 331—495) и субстанціальности (496—544). Ученіе о первой образуетъ этіологію, о второй — телеологію и о третьей — онтологію.

Разсматриваемая книга Гартмана полне и наглядне другихъ его работъ знакомитъ насъ съ характеромъ и положительнымъ содержаніемъ его философіи. Благодаря своему чрезвычайно широкому понятію о категоріяхъ, авторъ имлъ возможность коснуться, можно сказать, всхъ важнйшихъ вопросовъ теоретической философіи. Строгая планомрность и отчетливость изложенія позволяетъ легко оріентироваться въ этой книг. Какой-бы вопросъ относительно Гартмановой гносеологіи и метафизики ни возникъ, мы въ этомъ ‘Kategorienlehre’ скоре всего найдемъ опредленное и точное выраженіе мнній нашего философа по этому вопросу. Данную книгу можно безъ всякой неточности назвать подробнымъ конспектомъ всей системы Гартмана. Для историка философіи весьма важно знакомство съ этимъ сочиненіемъ.

(Окончаніе слдуетъ).

П. Тихомировъ.

(Продолженіе).

Читайте также: