Беседа о благом иге Христовом, Филарет, Год: 1828 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Беседа о благом иге Христовом[1]

(Напечатано в собраниях 1844 и 1848 г.).

1828 год

Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть.
(Матф. XI. 30)

Господь Иисус призывает к Себе труждающихся и обремененных: ‘приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии’, обещает им душевное успокоение: ‘Аз упокою вы, — обрящете покой душам вашим’ (Мф. 11:28—29). Какой приятный зов! Какое вожделенное обещание! Но какое средство употребит Он для успокоения труждающихся и для облегчения обремененных? Снимет ли с них бремя, которое их удручало? Избавит ли их от трудов, которые их изнуряли? Без сомнения, Он сие сделает: но на первый раз Он имеет в намерении совсем другое. Он хочет, чтобы они приняли на себя новое иго: ‘возмите’, говорит, ‘иго Мое на себе’. О милосердый Господи! Утружденных ли посылать на новый труд? На обремененных ли налагать новое бремя? Таковы ли у Тебя средства покоя? — Не смущайтесь, Господь ведает, что творит, и несообразныя с нашим мудрованием средства Его сообразны с намерениями Его премудрости[2]. Утружденные делами плоти и мира найдут покой, если примут на себя новый труд духовный, обремененные игом диавола, связанные злыми привычками, отягченные в совести грехами, гонимые и удручаемые бичами страстей найдут облегчение и свободу, если подклонят выю под иго Христово: ‘иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть’.

Христиане! Когда Сам Иисус Христос, который есть Вечное Слово и Вечная Истина, нашел нужным сказать, что ‘иго’ Его ‘благо, и бремя’ Его ‘легко есть’: то сие, во-первых, удостоверяет нас, что учение жизни Христианской, к исполнению котораго мы призываемся, воистину есть благотворно и удобно к исполнению, во-вторых, сие показывает, что действительно нужно приступающих работати Господеви удостоверять в удобоисполнимости учения Христианскаго.

Слышим еще и ныне жалобу, на которую так давно уже ответствовал Божественный Учитель и Спаситель душ, — жалобу на тягость ига Его, на строгость Его учения, на трудность исполнять Его заповеди. На чем же основывается сия жалоба? В чем состоит сия трудность? — Без сомнения, в том наиболее, что учение Христово повелевает человеку идти против некоторых естественных склонностей, преодолевать их, умерщвлять, приносить в жертву, и что требует от Христианина строгаго очищения не только наружных, но и внутренних действий и движений, не только дел и слов, но и желаний и помышлений. Разберем сии обвинения человеческия против Божественной Истины.

Истина не запирается, что она дает людям заповеди, не так легкия, как детския игрушки, но так тяжелыя, как иго, коим обременяют работный скот. ‘Возмите иго’. Жалующиеся на Истину должны быть довольны сим откровенным признанием истины. Но чем более откровенно ея признание в том, что ея заповеди суть иго: тем более убедительно должно быть ея уверение, что иго сие благо, и бремя сие легко. ‘Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть’.

Люди, сколько нибудь благоразумные, и не совсем низкие в чувствованиях, конечно не решатся объявить требование на то, чтобы всегда быть и оставаться только детьми, вечно заниматься только игрушками. Но если вы помышляете восходить выше сего состояния: то надобно перейти к занятиям дельным, к трудам, к подвигам, — принять на себя ‘иго’.

На что ‘иго’? — скажут непокоривые: — человек не то, что работный скот, человек одарен разумом, для чего ж бы не вести его из состояния детства к возрасту совершенства путями разума, правилами понятными разуму, легкими воле, приятными чувствам? На что бы отягчать его игом, — правилами часто непонятными разуму, трудными воле, неприятными чувствам?

Хорошо, разумные почитатели разума, откройте мне сии простыя, легкия и приятныя правила, посредством которых мог бы человек без труда, как будто в некую игру, выиграть совершенство и благополучие. Только я боюсь, чтобы правила сии не были слишком легки, или, яснее сказать, легкомысленны. Ибо, вопреки сему самонадеянному разуму, неоспоримый опыт свидетельствует, что в сей земной жизни человека никакая способность его не образуется, никакое знание не приобретается, никакой успех не достигается без того, чтоб он не впряг себя в какое нибудь ярмо, не понес какого нибудь бремени. Чтобы научить отрока грамоте, не впрягаете ли вы его в жестокое для него ярмо учебных часов, не отягчаете ли бременем непонятных для него книг, не принуждаете ли целый день твердить безсмысленныя и безвкусныя буквы? Что сказать о высшем образовании сего самаго разума, который хочет быть законодателем легкой нравственности? Чтобы сделаться достойным своего имени, не преклоняется ли он под иго наставников, не силится ли поднять веками собранныя бремена учености, и, чтобы понести оныя, не мучит ли тела безсонницею, не утомляет ли головы напряженными размышлениями? Чтобы сделаться богатым, не отказывает ли себе человек надолго в приятностях роскоши, не связывает ли себя строгим законом бережливости? Чтобы получить жатву, не приобщает ли земледелец и самого себя к ярму орющаго скота, и жнецы не наклоняют ли хребта своего[3] перед малым колосом, прежде нежели он послужит им в пищу? Чтобы сделать одежду для прикрытия и защищения от воздушных перемен тела человеческаго, сколько нужно разных искусств, разных трудов, разных орудий? Вот обыкновенные опыты человеческой жизни! Как же люди, которые по природе думают быть умнее и могущественнее природы, хотят легче научить человека добродетели, нежели грамоте? Легче сделать его совершенным духовно, нежели как он делается образованным по-мирски? Легче доставить ему вечное блаженство, нежели как приобретается тленное богатство? Легче достать живую пищу для безсмертной души, нежели как приготовляется безжизненная пища для смертнаго тела? Легче устроить нерукотворимую ризу правды и славы, нежели как устрояют рукодельную одежду нужды и стыда?

Если свидетельств природы не довольно для людей, которые хотели бы лучше слушаться природы, нежели Евангелия: буду отважнее, сошлюсь на свидетельство сих самых людей в том, что не легкость и приятность, но трудность и пожертвование ознаменовывают истинную и возвышенную добродетель или совершенство в человеках. Пускай сии люди, которым Христианские подвиги потому только не нравятся, что трудны, — пускай они скажут, удивляются ли они делам, которыя никакого труда не стоят, не требуют никакой победы над собою, никакого пожертвования? Великое ли дело, когда богатый не грабит и не мздоимствует? Не гораздо ли важнее то, когда неимеющий насущнаго хлеба не хочет приобрести его неправдою? Когда обиженный отмщает: что тут важнаго? И звери то же делают. Но когда он щадит низложеннаго врага: тогда не только любомудрые, но и зрелищные ценители дел более превозносят победителя за победу над собственным гневом, нежели над силою врага. Что так в общепринятом мнении возвышает над многими другими подвигами подвиги военные и смерть за Отечество, если не пожертвование собственною безопасностию за безопасность Отечества? Итак, если от добродетели требуются подвиг и пожертвование, чтобы она была достойна мира и его мнения: можно ли менее требовать для того, чтобы она была достойна Бога и Его праведнаго избрания[4]? И если надобность подвига и закон пожертвования не делают неудобоисполнимою добродетели мирской: то как можно неудобоисполнимою почитать добродетель Христианскую потому только, что она соединена с тою же надобностию подвига, подчинена тому же закону пожертвования?

Но чтобы прямее ответствовать, почему Иисус Христос налагает на Своих последователей некое иго и бремя, и как иго сие оказывается благим и бремя легким, приведем на память знающим и приемлющим свидетельства Священных Писаний[5], что ‘человек’, некогда ‘в чести сый, не разуме’ превосходства своего Ангелоподобнаго состояния, и, обманутый прельщением искусителя, добровольно ‘приложися скотом несмысленным, и уподобися им’ (Псал. XLVIII. 13), потому что прилепился к чувственной природе, преимущественно пред духовною. Сколько по естественному последствию сего действия, столько же по праведному наказанию сего преступления, он естественно находится ныне под игом чувственности, так что и старания сделать приятным иго плоти крушат дух его, и усилия вырваться из-под ига сего другим образом удручают его[6], поелику грубое иго крепко налегло на него, прирасло к нему, и он, как впряженный скот, не имеет орудий сам себя разрешить от онаго. Таким образом человек, по Апостольскому выражению, ‘естеством чадо гнева’ (Еф.2:3), всегда ‘труждается’[7], без успокоения, всегда ‘обременяется’ без облегчения. В сем состоянии обретает его Христос: и, — примечайте, как напрасно труждающийся и обремененный жалуется на облегчителя и успокоителя, — не теперь в первые налагает, но только переменяет иго его, — переменяет иго злое и тяжкое на благое и легкое, — иго похотей и страстей погибельных на иго заповедей спасительных. И Христовы заповеди суть ‘иго’, потому что скотския похоти надлежит обуздать, зверския страсти укротить, и даже заклать чувственное удовольствие, и принести в жертву закону духовному: но иго Христовых заповедей есть ‘иго благое’, потому что находящийся под сим игом ведется от состояния более или менее скотоподобнаго в состояние истинно человеческое, Ангелоподобное, даже Богоподобное, — есть ‘бремя легкое’, потому что Господь, возлагающий оное, в то же время благодатно подает соразмерную силу нести оное. Иго Христово благо, и бремя легко: потому что чем охотнее человек несет оное, тем более сам становится благим, а чем более сам становится благим, тем легче для него становится исполнять благия заповеди, так что наконец он творит волю Господню с большею легкостию и удовольствием, нежели собственную, и таким образом иго на раменах его совсем исчезает или превращается в крылия, которыя непрестанно несут его на Небо.

В сих размышлениях уже заключается оправдание истины Христианской и против другаго обвинения, будто она слишком строга, когда требует от своего последователя очищения не только наружных, но и внутренних действий и движений. Подлинно, строгость заповедей Христовых преследует и слова праздныя, и взоры нецеломудренные, и желания нечистыя, и помышления суетныя: но как сему и быть иначе, когда ‘прилежит помышление человеку прилежно на злая от юности его’ (Быт. VIII. 21), а намерение Христово есть возвести сего человека к Богу, Которому никакое зло, никакая нечистота, никакая суета приближиться не может?

Кто желал бы, чтобы закон Христов снисходительно взирал на безпорядочныя блуждения человеческих желаний и помышлений: того можно спросить, согласится ли он, чтобы по сему снисходительному закону поступали с ним его дети или его друзья? — Отцу было ли б приятно узнать, что его сын, видимо почтительный, втайне жаждет его наследства и ждет дня, в который оно ему достанется? Какой друг был бы доволен ласками и услугами своего друга, если бы узнал, что в душе его нет любви и усердия, которых оныя кажутся выражением? Если человек, который не видит мыслей и не знает желаний своего ближняго, не удовлетворяется, когда не видит в нем внутренняго к себе расположения: то колико необходимее, чтобы чистоты желаний и мыслей требовал от человека Бог, испытующий сердца и утробы[8]?

А что сия строгость Евангельской нравственности не жестока, и ея требования, при содействии благодати, в данной каждому мере, удобоисполнимы: в том да уверят нас, новоначальных учеников Христовых, благословенные, веками оправданные, опыты учеников Его совершенных, из которых многие, конечно, живо чувствовали благодатную легкость, когда не только носили всецелое иго необходимых заповедей, но и добровольно приложили к нему иго советов Евангельских, отреклись не только от любостяжания, но и от самаго стяжания, не только в наслаждении отказывали плоти своей, но и необходимыя требования тела ограничивали, чтобы тем удобнее распространять свою деятельность в области духа.

Упокоенные и прославленные Игоносцы Христовы! Вашими оставленными нам примерами, наставлениями, молитвами вспомоществуйте нам[9] труждающимся и обремененным бременами плоти и мира, и с верою воспринимать, и с любовию нести благое иго Христово, и в нем обретать покой душам нашим. Аминь.

——

[1] По Евреин. сборн.: Слово в день обретения мощей Преп. Сергия, говоренное в Лавре его июля 5 дня 1828 года.

[2] По Евреин. сборн.: Не смущайтесь, глаголет Господь: ведаю, что творю, и несообразныя с вашим мудрованием средства Мои сообразны с намерениями Моей премудрости.

[3] По Евреин. сборн.: не нагибаются ли…

[4] По Евреин. сборн.: праведнаго суда Его?

[5] По Евреин. сборн.: Священныя предания,..

[6] По Евреин. сборн.: удручают и удушают его,..

[7] По Евреин. сборн.: ‘естественный человек всегда труждается’,..

[8] По Евреин. сборн.: Отцу было ли бы приятно узнать, что его сын, по наружности почтительный, в тайне питает желание скорой смерти его, чтобы скорее получить наследство? Какой друг был бы доволен откровенностию и приверженностию своего друга, если бы узнал, что он открывает совсем не то, что думает, и внутренно презирает его? Если человек, который не видит мыслей и не знает желаний своего ближняго, не почитает в нем ‘невинными оскорбительными’ для себя мысли и желания: то колико необходимее, чтобы чистоты желаний и мыслей требовал от человека Бог всевидящий и всеведущий?

[9] По Евреин. сборн.: каков и сей, котораго благое и легкое иго Христово упокоило так, что торжество его покоя с силою простирается и на нас, еще труждающихся и обремененных. Видно чувствовал он благодатную легкость, когда не только понес всецелое иго необходимых заповедей, но и добровольно приложил к нему иго советов Евангельских, отрекся не только любостяжания, но и самаго стяжания, не только в наслаждении отказал плоти своей, но и необходимыя требования тела ограничил, чтобы тем удобнее распространить свою деятельность в области духа, не только не искал возвышения между человеками, но избегал онаго, сколько то ему возможно было. Упокоенный и прославленный Игоносец Христов! Твоим примером и твоими молитвами помогай нам…

Беседа о благом иге Христовом[1]

(Напечатано в собраниях 1844 и 1848 г.).

1828 год

Читайте также: