Базар житейской суеты. Часть вторая, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1848

Переводы
Время на прочтение: 226 минут(ы)
Скачать в PDF

ГАЛЛЕРЕЯ

ИЗБРАННЫХЪ

АНГЛІЙСКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ

Базаръ житейской суеты

Вилльяма Теккерея

ЧАСТЬ II

ПЕРЕВОДЪ И. И. ВВЕДЕНСКАГО

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

1853

ОГЛАВЛЕНІЕ
ВТОРОГО TOMA.

Глава XVII. Для кого кептенъ Доббинъ купилъ фортепьяно?
Глава XVIII. Миссъ Кроли подъ опекой въ своей спальн
Глава XIX. Кептенъ Доббинъ, какъ устроитель и встникъ Гименея
Глава XX. Маленькая распря изъ-за наслдцицы вест-индскихъ плантацій
Глава XXI. Свадьба и частичка медоваго мсяца
Глава XXII. Подвиги капитана Доббина
Глава XXIII. Мистеръ Осборнъ-старшій
Глава XXIV. Вс наши герои, вмст съ героинями, считаютъ приличнымъ выхать изъ Брайтона
Глава XXV. Между Лондономъ и Четемомъ
Глава XXVI. Амелія соединяется съ своимъ полкомъ
Глава XXVII. Амелія длаетъ нашествіе на Нидерланды
Глава XXVIII. Брюссель.
ГЛАВА XXIX
Глава XXX. Джой Седли принимаетъ на попеченіе свою сестру
Глава XXXI. О томъ, гд, когда, какъ, зачмъ, по какому поводу и вслдствіе чего, мистеръ Джой купилъ двухъ рысаковъ, и сколько онъ заплатилъ за оныхъ

ГЛАВА XVIII.

Для кого кептенъ Доббинъ купилъ фортепьяно?

Повсть наша завязла на нсколько мгновеній между великими событіями и лицами, и зацпилась, въ нкоторомъ род, за полу всеобщей исторіи Европы. Орлы Наполеона Бонапарте вылетли изъ Прованса, гд они услись посл кратковременнаго пребыванія на Эльб, и затмъ, перелетая съ кровли на кровлю, достигли наконецъ до высочайшихъ башень парижскаго собора Notre Dame, но кто бы могъ подумать, что эти благороднйшія птицы великихъ людей могутъ какъ-нибудь ненарокомъ заглянуть, съ позволенія сказать, на Россель-Скверъ, гд человчество прозябаетъ спокойно, въ согласіи и мир, не думая и не замчая, зачмъ, куда и для чего летятъ быстрокрылые орлы?
— Наполеонъ высадился при Каннахъ.
Ничего нтъ удивительнаго, что Вна засуетилась въ паническомъ страх, Пруссія насторожила уши, Талейранъ и Меттернихъ глубокомысленно закивали головами, между тмъ какъ принцъ Герденбергъ и маркизъ Лондондерри совсмъ сбились съ толку, но какимъ образомъ, скажите на милость, извстіе въ этомъ род могло разстроить спокойствіе молодой двицы на Россель-Сквер?
И жила миссъ Амелія безмятежно въ своей уютной комнатк верхняго этажа, и ночной сторожъ весело распвалъ передъ ея окномъ свою дикую псню, возвщая россель-скверскому міру, что вотъ, дескать, пора ложиться спать, потому-что пробилъ такой-то часъ. На улиц молодую двицу охраняли желзныя перила, и если случалось ей идти за ленточкой на Соутамптонскій-рынокъ, чорный слуга, вооруженный огромной палкой, неминуемо слдовалъ по пятамъ своей барышни, изъявляя отчаянную готовность защитить ее отъ всякой напасти. Родители берегли ее какъ зницу ока, леляли, ласкали, и когда барышня уходила въ спальню, ангелы-хранители бодрствовали еженощно надъ ея изголовьемъ. Что жь? неужели европейская борьба не пощадитъ этой бдной, скромной, беззащитной двушки, которая такъ мило воркуетъ надъ своими голубиными мечтами, или вышиваетъ муслиновые воротнички на Россель-Сквер? Неужели громы военной бури разразятся и надъ тобой, прелестный, скромный, оранжерейный цвточекъ, взлелянный подъ родительскою кровлей?
Да, наполеоновы орлы задли своими крыльями бдную миссъ Эмми Седли. Исторія ея сердца тсно соединена съ политической исторіей Европы.
Во первыхъ, роковая всть о Наполеон проглотила богатство ея отца. Вс его спекуляціи и коммерческія соображенія перевернулись вверхъ дномъ, и ни одно предпріятіе не удалось. Товарищи по торговл обанкротились, и биржевые фонды повысились именно тогда, когда, по его разсчетамъ, выходило, что они непремнно упадутъ. Впрочемъ, къ чему тутъ пускаться въ дальнйшія подробности? Если коммерческій успхъ сопровождается движеніемъ медленнымъ и нершительнымъ, за то всякому извстно, какъ быстро и легко можетъ разориться богатйшій негоціантъ.
Старикъ Седли хранилъ зловщую тайну въ глубин своего собственнаго духа. Все, повидимому, шло своимъ обыкновеннымъ чередомъ въ его спокойномъ и богатомъ дом: добрая мистриссъ Седли не подозрвала ничего, и хлопотливо вела свои длишки, занимаясь хозяйствомъ и длая визиты магазинамъ въ утренніе часы, прелестная дочка постоянно погружена была въ одну и ту же нжную мысль, и ршительно не заботилась о томъ, что совершается на европейской почв въ политическомъ и коммерческомъ мір.
Однажды вечеромъ, мистриссъ Седли писала пригласительные билетики, которые надлежало отправить къ ея будущимъ гостямъ, Осборны недавно давали балъ и, разумется, ей не отставать же отъ другихъ. Джонъ Седли воротился домой очень поздно, и сидлъ теперь молча и задумавшись у камина, между тмъ какъ его супруга лепетала разный вздоръ. Эмми ушла въ свою комнату съ больною головой и стсненнымъ сердцемъ.
— Бдняжка! она совсмъ истосковалась, проговорила мать: Джорджъ Осборнъ вовсе не думаетъ о невст. Эти гордецы ужь, право, начинаютъ меня выводить изъ терпнія. Чопорныя двчонки не были у насъ около трехъ недль, Джорджъ два раза былъ въ город и не думалъ завернуть къ намъ. Эдуардъ Дель видлъ его въ опер. Эдуардъ, я знаю, съ радостью готовъ на ней жениться, да и кептенъ Доббинъ, если не ошибаюсь… только у меня душа не лежитъ къ этому человку. Какимъ, подумаешь, денди сталъ выглядывать этотъ Джорджъ Осборнъ! И приступа нтъ. Да вдь этакъ, пожалуй, будетъ и на нашей улиц праздникъ, коль на то пошло. Два, три ласковыхъ словечка Эдуарду Делю, и вотъ мы увидимъ, что изъ этого выйдетъ. Надобно дать балъ, мистеръ Седли. Что жь ты ничего не промолвишь, Джонъ? Во вторникъ, что ли, черезъ дв недли — а? Что ты ничего не отвчаешь? Ахъ, Боже мой, не случилось ли чего-нибудь?
Джонъ Седли быстро вскочилъ съ креселъ на встрчу къ своей жен, которая бросилась къ нему. Онъ обнялъ ее, поцаловалъ, и сказалъ прерывающимся голосомъ:
— Мы разорились, Мери. Намъ должно, моя милая, вновь начинать свою жизнь. Ужь лучше разомъ объявить теб обо всемъ: знай, Мери — я банкротъ.
Говоря такимъ образомъ, онъ дрожалъ всми членами, и едва держался на ногахъ. Ему казалось, что эта оглушительная всть поразитъ и отуманитъ его бдную жену, неслыхавшую отъ него жесткаго слова во все время ихъ супружеской жизни. Но вышло на поврку, что онъ самъ былъ гораздо боле растроганъ, несмотря на то, что ударъ внезапно обрушился надъ головою мистриссъ Седли. Когда онъ упалъ въ изнеможеніи на свои кресла, жена съ твердостью приняла на себя обязангость его утшительницы, между тмъ какъ онъ воображалъ, что эта роль будетъ принадлежать ему. Мистриссъ Седли взяла его трепещущую руку, поцаловала и обвила ее вокругъ своей шеи, она называла его своимъ Джономъ, своимъ милымъ Джономъ, своимъ старымъ мужемъ, своимъ добрымъ старымъ мужемъ, и при этомъ тысячи безсвязныхъ словъ, внушенныхъ нжностью и любовью, полились потокомъ изъ ея любящей груди. Эти утшенія, эти ласки, искреннія, добродушныя и простыя, расположили его сердце къ невыразимо-отрадной грусти, и освободили его душу отъ сокрушительнаго бремени отчаянной тоски. Боле чмъ когда-либо, Джонъ Седли сознавалъ себя счастливымъ мужемъ и отцомъ семейства.
И долго сидли они среди безмолвія спокойной ночи, повряя другъ другу тайны своей души. Джонъ Седли говорилъ жен о своихъ неудачахъ и потеряхъ, разсказывалъ, какъ измнили ему нкоторые старинные друзья, и какъ другіе люди, которыхъ почти не зналъ онъ, поступили съ нимъ великодушно. Мистриссъ Седли слушала внимательно, и только разъ — одинъ только разъ въ продолженіе всей этой бесды, сердце врной супруги обнаружилось въ порыв неудержимой грусти.
— Боже мой, Боже мой! воскликнула она, что-то будетъ теперь съ бдной Эмми!
Отецъ забылъ про бдную Эзгаи. Она лежала въ своей спальн съ открытыми глазами, и сонъ бжалъ далеко отъ ея взолнованной души. Въ родительскомъ дом, среди друзей, въ обществ матери и отца, она была одна. Многіе ли станутъ безъ разбора говорить о тайнахъ своего сердца? Кто согласится быть откровеннымъ тамъ, гд нельзя разсчитывать на взаимную симпатію, гд даже не могутъ и понять насъ окружающія особы? И такъ, миссъ Амелія Седли жила отшельницей подъ родительскою кровлей, и некому ей было вврить своей задушевной тайны. Не было у ней искренняго друга именно тогда, когда всего боле былъ для нея нуженъ искренній другъ. Она не могла разсказывать старушк-матери о своихъ опасеніяхъ и заботахъ, будущія золовки чуждались ее съ каждымъ днемъ больше и больше. И были у ней такія зловщія предчувствія, сомннія и опасенія, въ которыхъ она не могла признаться даже самой себ, хотя они уже давно томили и терзали ея душу.
Ея сердце продолжало жить врой и надеждой, что Джорджъ Осборнъ еще достоинъ ея, еще вренъ своей невст, хотя разсудокъ громко убждалъ ее въ противномъ. Какъ часто она говорила и писала ему, не получая въ отвтъ ни одного разумнаго слова! Его эгоизмъ и равнодушіе становились слишкомъ очевидны, даже для глазъ ослпленныхъ любовью. Кому же несчастная страдалица ввритъ исторію своей ежедневной пытки и борьбы? Самъ ея герой понималъ ее, можетъ-быть, только вполовину, если не меньше. Она не хотла и не смла признаться себ самой, что человкъ, котораго она полюбила, стоитъ гораздо ниже ея, и что она слишкомъ поторопилась вручить ему свое сердце. Миссъ Амелія была слишкомъ скромна, нжна, слишкомъ доврчива, слова, слишкомъ женщина для того, чтобъ по произволу измнять обты, разъ навсегда произнесенные ея сердцемъ.
Такъ проходила затворническая жизнь миссъ Амеліи Седли, когда, въ март мсяц, тысяча-восемьсотъ-пятнадцатаго года, Наполеонъ Бонапарте высадился при Каннахъ, и вся Европа забарабанила тревогу, и фонды упали на лондонской бирж, и старикъ Джонъ Седли разорился.
Мы не намрены идти за почтеннымъ негоціантомъ черезъ вс мытарства, которымъ онъ долженъ былъ подвергаться на пути къ окончательному разоренію. Его огласили на королевской бирж — онъ не явился, векселя его были предъявлены, и банкрутство сдлалось формальнымъ. Движимое и недвижимое имніе на Россель-Сквер подвергнули аресту и продали съ молотка. Джонъ Седли и его семейство удалились, какъ мы видли, приклонить свои головы, гд Богъ послалъ.
Само-собою разумется, что несчастный банкрутъ не могъ боле держать въ своемъ дом слугъ и служанокъ, которыхъ имена появлялись по временамъ на этихъ страницахъ. Вс эти достойныя особы были удовлетворены сполна, и Джонъ Седли наградилъ ихъ съ джентльменскою щедростью, которую часто въ его положеніи обнаруживаютъ люди, обремененные только огромными долгами. Имъ было очень жаль покинуть теплыя мста, но никто, однакожь, не обнаружилъ отчаянной грусти при разставаньи съ великодушными господами. Горничная Амеліи заплакала немного, йалуя свою барышню въ послдній разъ, но скоро успокоилась совершеннйшимъ образомъ, когда удалось ей пріискать доброе мстечко въ джентльменскомъ квартал англіиской столицы. Чорный Самба, очертя голову, ршился завести харчевню, и заведеніе его красуется донын въ одномъ изъ лондонскихъ предмстій. Честная старушка, мистриссъ Бленкиншопъ, видвшая на Россель-Сквер рожденіе Джозефа и Амеліи, и даже присутствовавшая на свадьб Джона Седли и его жены, осталась безъ жалованья при своихъ господахъ, такъ-какъ, съ теченіемъ времени, ей удалось сколотить деньжонокъ на чорный день. Она послдовала за несчастными людьми въ ихъ скромное убжище, продолжала служить имъ врой и правдой, и ворчала повременамъ на мистриссъ Седли.
Безпрестанныя столкновенія и споры съ кредиторами измучили бднаго старика до такой степени, что, въ продолженіе какихъ-нибудь шести недль, онъ постарлъ гораздо боле, чмъ прежде въ продолженіе пятнадцати лтъ. При этихъ столкновеніяхъ и спорахъ, самымъ неумолимымъ и упорнымъ его оппонентомъ оказался Джонъ Осборнъ, старый его другъ, сосдъ и кумъ,— Джонъ Осборнъ, котораго онъ вывелъ въ люди, поставивъ на гладкую дорогу въ коммерческомъ мір,— который былъ ему обязанъ тысячу разъ, и который, наконецъ, помолвилъ своего сына на дочери Седли. Чмъ же могутъ быть объяснены враждебныя чувства Джона Осборна?
Если, примромъ сказать, два задушевные пріятеля, изъ которыхъ одинъ былъ одолженъ другому сотню тысячь разъ, столкнулись какъ-нибудь между собою на базар житенской суеты и поссорились изъ-за какой-нибудь погремушки, то облагодтелъствованный другъ нердко преслдуетъ своего благодтеля гораздо строже, чмъ всякій посторонній врагъ или соперникъ. Въ такихъ случаяхъ, чтобы оправдать свое собственное жестокосердіе и неблагодарность, онъ непремнно доказываетъ вину противной стороны. Онъ не эгоистъ, не сердится, что спекуляція не удалась — нтъ, совсмъ нтъ — но его бснуетъ собственно то обстоятельство, что товарищъ завлекъ его въ эту спекуляцію съ самыми низкими намреніями, которыхъ, разумется, онъ отнюдь не подозрвалъ въ его чорной душ. Такимъ образомъ, задушевный пріятель старается доказать, что несчастный его партнеръ — низкій человкъ съ головы до ногъ, иначе, пожалуй, легко подумаютъ, что онъ самъ плутъ первой руки.
Притомъ, въ коммерческомъ мір, какъ всмъ извстно, существуетъ общее правило, удобно располагающее кредиторовъ къ строгости,— правило, что люди въ затруднительныхъ обстоятельствахъ рдко ведутъ себя съ безъукоризненною честностію. Почти всегда они скрываютъ что-нибудь, преувеличиваютъ вроятность счастливой удачи, рискуютъ зажмуря глаза и очертя голову, утаиваютъ настоящее состояніе вещей, говорятъ, что дла ихъ процвтаютъ, между-тмъ какъ нтъ для нихъ ни малйшей надежды, они улыбаются (и что это за кислая улыбка!) на краю банкротства, готовы воспользоваться всякимъ предлогомъ для отсрочки платежа, и даже безсовстно вступаютъ въ новые долги, чтобы отдалить по крайней мр на нсколько дней неизбжную гибель.
— Прочь, прочь… дурная трава изъ поля вонъ! кричалъ торжествующій кредиторъ, обременяя проклятіями своего погибающаго врага. Пусть онъ пропадаетъ какъ собака. Мы не обязаны потакать безчестнымъ людямъ.
— Глупецъ! зачмъ ты хватаешься за соломенку? говорилъ спокойный здравый смыслъ утопающему человку.
— Негодный, жалкій человкъ! долго ли ты будешь вилять и увертываться отъ неизбжной необходимости вписать свое имя на столбц роковой газеты? говоритъ процвтающій счастливецъ коммерческаго міра оторопвшему горемык, поставленному на край мрачной бездны.
Джонъ Осборнъ преслдовалъ своего задушевнаго друга съ отчаяннымъ упорствомъ закоснлаго врага. Ктому же, надлежало ему окончательно разорвать тсную связь между дочерью Седли и своимъ собственнымъ сыномъ, и такъ-какъ об фамиліи зашли слишкомъ далеко въ этомъ дл, компрометируя нкоторымъ образомъ счастье и даже нравственный характеръ бдной двушки, то необходимо было выставить сильнйшія причины для такого разрыва, и Джонъ Осборнъ, во что бы ни стало, долженъ былъ доказать, что поведеніе Джона Седли никуда не годится.
Такимъ образомъ, на бирж, въ присутствіи кредиторовъ, Джонъ Осборнъ обнаруживалъ отчаянное презрніе къ Джону Седли, и это почти совсмъ доканало разбитое сердце погибающаго человка. Всякія сношенія Джорджа съ миссъ Амеліей были запрещены строжайшимъ образомъ, подъ опасеніемъ отеческихъ проклятій, если молодой человкъ, сверхъ чаянія, задумаетъ опять сдлаться внимательнымъ къ своей бывшей невст. Произнося это непреложное veto, Джонъ Осборнъ не посовстился оклеветать невинную двушку, называя ее легкомысленной и втреной кокеткой, заслуживающей полнаго презрнія со стороны порядочнаго джентльмена. Гнвъ и ненависть отличаются, между-прочимъ, тмъ оригинальнымъ свойствомъ, что клеветникъ, съ теченіемъ времени, самъ начинаетъ мало-по-малу врить въ справедливость своихъ наговоровъ и сплетней. Джонъ Осборнъ былъ, въ самомъ дл, убжденъ, что Амелія пренегодная двчонка.
Когда совершилась роковая катастрофа, и несчастное семейство банкрота перехало изъ Россель-Сквера къ Аделаидинымъ вилламъ, Амелія должда была увидть, что все кончилось между нею и Джорджемъ. Джонъ Осборнъ потрудился написать къ ней собственноручное письмо, гд, въ грубыхъ выражегіяхъ, извщалъ молодую двушку, что отнын и впредь навсегда имютъ быть прекращены всякія обязательства между двумя фамиліями, поелику господинъ Джонъ Седли, къ великому огорченію и соболзнованію, обнаружилъ, въ послднее время, многія качества и свойства, несовмстныя съ достоинствомъ истинннаго джентльмена. Вс эти удары молодая двушка перенесла съ такою твердостію, какой вовсе не ожидала отъ нея мистриссъ Седли (старикъ Джонъ мало думалъ о своей дочери, голова его исключительно была занята собственными длами, бросавшими мрачную тнь на его коммерческую честь и доброе имя). Амелія прочитала письмо старика Осборна съ холоднымъ спокойствіемъ и грустной улыбкой на устахъ. Оно только служило для нея подтвержденіемъ мрачныхъ предчувствій, уже давно бременившихъ ея душу. Она прочитала себ приговоръ за преступленіе, въ которомъ давно была виновата, и приговоръ этотъ казался справедливымъ, зачмъ, въ самомъ дл, она любила слишкомъ сильно, наперекоръ внушеніямъ разсудка? И теперь, какъ прежде, бдная двушка не обнаруживала своихъ мыслей. Горькая чаша ея страданій уже давно была наполнена до самаго края, и послднія событія не прибавили къ ней ни одной капли. Такимъ образомъ, она перебралась изъ большого дома въ маленькую хижину безъ всякихъ взрывовъ болзненной тоски. Большую часть времени, теперь какъ и прежде, она оставалась въ своей маленькой комнат, предавалась безмолвной грусти, и таяла какъ свчка со дня на день.
Изъ этого, однакожь, вовсе не слдуетъ, что вс женщины, при подобныхъ обстоятельствахъ, ведутъ себя совершенно одинаковымъ образомъ. Вы, на примръ, милая моя миссъ Буллокъ, отнюдь ие стали бы крушить и томить своего джентльменскаго сердца. Вы принадлежите къ числу женщинъ съ твердою душою, и у васъ есть свой неизмнныя правила. Я съ своей стороны тоже, мн кажется, не сталъ бы мучиться по пустякамъ, сердце мое довольно настрадалось на своемъ вку, и, признаюсь, я съ успхомъ вынырнулъ изъ омута страданій. Но есть на свт созданія чрезвычайно слабыя, съ хрупкими, деликатными и до крайности нжными сердцами.
Старикъ Джонъ Седли рдко думалъ о сношеніяхъ между Джорджемъ и Амеліей, но когда случалось ему намекать на этотъ пунктъ, онъ становился чрезвычайго мрачнымъ и выходилъ, бывало, изъ себя, также какъ самъ господинъ Осборнъ. Онъ проклялъ Осборна и все его семейство, какъ бездушное, безнравственное и въ высшей степени неблагодарное. Никакія силы и власти, клялся онъ, не заставятъ его выдать свою дочь за сына этого негодяя, и на этомъ основаніи онъ приказалъ Амеліи выгнать Джорджа изъ своей души, и возвратить ему вс полученныя отъ него письма и подарки.
Амелія общалась повиноваться, и тутъ же, не длая значительныхъ усилій надъ своимъ сердцемъ, взяла изъ своей шкатулки дв или три бездлки, полученныя въ подарокъ, но когда дло дошло до писемъ, она вынула ихъ изъ таинственнаго убжища, гд они хранились, и начала читать ихъ, вс до одного, читать пристально, благоговйно, какъ-будто и безъ того она не знала ихъ наизустъ. Неужели ей разстаться съ этимъ единственнымъ сокровищемъ отъ прежней жизни? Нтъ, это свыше ея силъ. Она положила ихъ опять на свою грудь, какъ мать, которая, случалось ли вамъ видть это?— прижимаетъ къ своимъ устамъ и лелетъ на своихъ рукахъ умершаго младенца. Амелія почувствовала, что она умретъ или сойдетъ съ ума, какъ-скоро судьба лишитъ ее и этого послдняго утшенія. Какъ, бывало, она краснла и расцвтала, когда приходили эти письма! Какъ билось ея сердце, и съ какою торопливостью она убгала въ свою комнатку, чтобы прочесть ихъ наедин, втихомолку! Нтъ нужды, что они были иной разъ холодны какъ ледъ, любящее сердце молодой двушки съ непостижимымъ искусствомъ умло открывать въ нихъ искры пламенной и нжной страсти. Случалось, черезъ нихъ проглядывалъ какой-то странный и наглый эгоизмъ, нтъ нужды: Амелія всегда умла извинить своего благороднаго и великодушнаго друга.
И надъ этими ничтожными бумагами задумывалась теперь молодая двушка, не зная себ покоя ни днемъ ги ночью! Она жила въ своей прошедшей жнзни, а каждое письмо припоминало ей какую-нибудь подробность изъ похожденій возлюбленнаго друга. Какъ хорошо она помнила его рчь и взоры, его костюмъ. Вс его жесты при томъ или другомъ свиданіи! И Джорджъ Осборнъ не существуетъ боле для миссъ Амеліи Седли! Его письма — единственные остатки затухшей страсти и единственное занятіе ея жизни. Она будетъ ихъ читать и перечитывать до послдняго вздоха ея груди.
На смерть смотрла она съ невыразимою отрадой. Тамъ, за могилой, думала Амелія, ни что мн не помшаетъ слдовать за нимъ.
Не думайте однакожь, что я пишу панегирикъ этой героин или выставляю ее за образецъ подражанія для пріятельницы моей, миссъ Буллокъ. Сія послдняя двица не нуждается въ моихъ совтахъ, и превосходно знаетъ, какъ, въ томъ или другомъ случа, должно сообщать направленіе своимъ джентльменскимъ чувствамъ. Миссъ Буллокъ никогда бы не довела себя до тхъ крайностей, въ которыя, по неопытности и неблагоразумію, была вовлечена миссъ Амелія Седли. Что за разсчетъ отдать невозвратно свою любовь, пожертвовать своимъ сердцемъ, не имя впереди ничего, кром голословнаго общанія, которое можно нарушить въ одну минуту?
Еслибъ Амелія могла слышать, какія комментаріи длались на ея счетъ въ джентльменскомъ кругу, откуда она изгнана банкротствомъ отца, она увидла бы, въ чемъ состояло ея преступленіе, затмвавшее ея нравственный характеръ. Мистриссъ Смитъ положительно была уврена, что такой втренгицы свтъ не производилъ, мистриссъ Браунъ всегда, можно сказать, съ ужасомъ смотрла на такую страшную фамиліярность съ молодымъ человкомъ, и всегда на этотъ счетъ предостерегала своихъ милыхъ дочерей.
— Ну, разумется, не жениться же капитану Осборну на дочери банкрота, говорили двицы Доббинъ. Довольно и того, что фамилія обманута отцомъ. Чтожь касается до этой малютки, Эммы, глупость ея ужь право превосходила все…
— Все… что? заревлъ кептенъ Доббингъ. Разв они не были помолвлены съ дтскихъ лтъ? И чемъ, желалъ бы я знать, неровенъ этотъ бракъ? Какая безумная душа осмлится заикнуться дерзкимъ словомъ противъ этого чистаго, невиннаго, нжнаго созданія— противъ этого ангела въ женскожъ тл?
— Потише, Вилльямъ, потише, сударь, мы не мужчины, возразила миссъ Дженни. Мы не можемъ сражаться съ вами. И что жь такое? Мы ничего не сказали противъ миссъ Седли, кром того, что ея поведеніе было до крайности неблагоразумно — чтобъ не называть его худшимъ именемъ — и что ея родители принадлежатъ къ извстной пород людей, которые вполн заслужили свое несчастье.
— Ужь не хочешь ли ты самъ, Вилльямъ, посвататься за миссъ Седли? спросила миссъ Анна саркастическимъ тономъ: въ добрый часъ, сердце ея свободно. Хи, хи, хи! Какая чудесная партія… хи! хи!
— Мн жениться на миссъ Седли! воскликнулъ Доббинъ, красный какъ жареный гусь, и съ трудомъ удерживая порывы сильнйшаго негодованія. Думаете ли вы, милостивыя государыни, что она способна играть своими чувствами, такъ же какъ вы? Смйтесь надъ этимъ ангеломъ, подскрыливайте надъ нимъ сколько угодно, она васъ не услышитъ. Какъ тутъ не смяться? она беззащитна и несчастна, слдовательно, вы можете обижать ее вдоволь. Ну, миссъ Анна, продолжайте: вы шутите очень мило, и вс мы съ удовольствіемъ слушаемъ ваши остроты.
— Говорю теб опять, Вилльямъ, мы не мужчины, замтила миссъ Анна.
— Да, клянусь честью, я очень жалю, что все это мн сказано не мужчиною, проревлъ этотъ неукротимый британскій левъ. Еслибъ какой-нибудь мужчина осмлился произнести противъ нея обидное слово, я увидлъ бы, чортъ побери, какой у него лобъ, чугунный или мдный. Но мужчины не говорятъ такихъ вещей, миссъ Анна, женщины одн только умютъ шушукатъ, пищать, визжать и сплетничать, какъ-скоро рчь заходитъ о женщин… Ну, опять пойдетъ потха… полно, полно. Я вдъ только назвалъ васъ гусынями, продолжалъ Вилльямъ Доббинъ, замтивъ, что розовыя глазки миссъ Анны отуманиваются обыкмвенной влагой. Ну, ну, вы не гусыни, вы лебеди… все что хотите, только, пожалуіста, оставьте въ поко миссъ Седли.
— Уму непостижимо, отчего это Вилльямъ привязался къ этой востроносой кокетк! думали единодушно мистриссъ Доббинъ и вс ея дочки. Для такой глупости и примровъ не сыщется на бломъ свт.
И на этомъ основаніи, он трепетали единосердечно, воображая, что хитрая кокетка, брошенная Осборномъ, завербуетъ себ новаго обожателя въ лиц одурлаго Вилльяма Доббина. Имъ было извстно, что такіе опыты производились весьма часто въ кругу ихъ знакомокъ, и — почему знать?— быть-можетъ он сами поступили бы точно такимъ образомъ на мст бдной двушки, покинутой своимъ женихомъ. Въ этомъ послднемъ случа, предчувствія ихъ могли основываться на собственномъ ихъ понятіи о подобныхъ опытахъ.
— Это еще слава Богу, мама, что полкъ ихъ скоро выступаетъ за границу, говорили молодыя двицы: авось это, по крайней мр на время, освободитъ брата отъ стей кокетки.
Дло, въ самомъ дл, получало именно такой оборотъ, скоро возведенный на стенень историческаго факта. По распоряженію судьбы, корсиканскій выходецъ долженъ былъ принять дятельное участіе въ этой домашней драм, разыгрываемой на базар житейской суеты, ей бы и не кончиться безъ могущественнаго содйствія этого великаго героя въ политическомъ мір. Наполеонъ ршительно разорилъ въ конецъ господина Джона Седли. Съ его прибытіемъ, вся Франція стала подъ ружье, Европа заколыхалась, и, что всего хуже, фонды ршительно упали на лондонской бирж. Между тмъ какъ Французы группировались на Майскомъ пол подъ побдоносными орлами, четыре европейскіе гиганта готовились устроить chasse l’aigle, и одинъ изъ нихъ явился въ британской арміи, гд между-прочимъ были два знаменитые героя: кептенъ Доббинъ и капитанъ Осборнъ.
Новость о возвращеніи Наполеона съ острова Эльбы и пріемъ, оказанный ему въ столиц Франціи, преисполнили огненнымъ энтузіазмомъ весь Трильйонный полкъ, еще такъ недавно отличавшійся своими похожденіями по ту сторону океана. Благородное честолюбіе, надежда, патріотическое рвеніе восиламенили всхъ, отъ полковника до послдняго барабанщика, и каждый готовъ былъ поблагодарить лично отъ себя корсиканскаго выходца за его неугомонную юркость. Уже давно Трильйонный полкъ горлъ нетерпніемъ доказать своимъ товарищамъ въ британской арміи, что вест-индскій зной и жолтая лихорадка не истребили въ немъ порывовъ мужества и чести, и вотъ наступила наконецъ желанная пора для подвиговъ великихъ. Стоббль и Спуни надялись, безъ всякихъ хлопотъ, получить слдующій чинъ, майорша Одаудъ надялась, въ конц компаніи, подписываться мистриссъ полковницей Одаудъ Трильйоннаго полка. Пріятели наши, Доббинъ и Осборнъ, раздляли, каждый по своему, всеобщій восторгъ: Доббинъ былъ спокоенъ, тихъ и важенъ, мистеръ Осборнъ беззаботно предавался увлеченію пылкаго чувства, и оба въ одинаковой степени готовы были исполнить свою обязанность на пол чести и славы.
Волненіе, произведенное повсюду свжимъ политическимъ событіемъ, было такого рода, что въ столиц почти не обращали вниманія на частныя дла, и вотъ почему собственно Джорджъ Осборнъ, занятый приготовленіями къ неизбжно-предстоявшему походу, пропускалъ почти мимо ушей вс другія событія, которыя, нтъ сомннія, были бы для него интересны въ мирное время. Сказать правду, онъ не слишкомъ огорченъ былъ катастрофой, разразившейся надъ головою добраго мистера Седли. Онъ имлъ поэтическое совщаніе съ своимъ портнымъ въ тотъ самый день, когда кредиторы въ первый разъ обступили этого несчастнаго джентльмена. Старикъ-отецъ разсказалъ ему о постыдномъ и безчестгомъ поведеніи банкрота, намекнулъ деликатнымъ образомъ о необходимости прервать всякія сношенія съ легкомысленной двочкой, и, въ заключеніе, далъ ему въ тотъ вечеръ значительную сумму денегъ для закупки разныхъ разностей, необходимыхъ для похода, Джорджъ принялъ деньги съ великимъ удовольствіемъ, и пожелалъ своему родителю спокойной ночи. Печатныя объявленія уже висли надъ окнами дома Седли, гд онъ провелъ многое множество пріятныхъ часовъ. Джорджъ ясно разсмотрлъ ихъ при свт луны, когда проходилъ мимо этого дома на свою городскую крартиру. Стало-быть, гостепріимный домъ былъ запертъ для бдной Эмми и родителей ея, куда жь они двались, и гд ихъ настоящій пріютъ? Мысль о погибели несчастнаго семейства произвела непріятное впечатлніе на его душу. Джорджъ былъ въ этотъ вечеръ очень задумчивъ и печаленъ въ общей зал гостинницы ‘Пестраго Быка’, гд была его квартира, и пилъ слишкомъ много, такъ-что это обратило на него вниманіе товарищей, сидвшихъ за общимъ столомъ.
Скоро пришелъ Доббинъ, и заботливой рукою отстранилъ отъ него четвертый или пятый стаканъ пунша, который онъ веллъ подать себ собственно отъ скуки, но когда другъ Доббинъ обнаружилъ намреніе вступить съ нимъ въ серьезный разговоръ, Осборнъ отклонился отъ всякихъ отвтовъ, и признался, что ему чертовски грустно.
Черезъ три дня, Доббинъ засталъ своего друга въ его комнат. Осборнъ сидлъ, облокотишимсь руками на столъ, заваленный газетными листами, и былъ, казалось, погруженъ въ мрачное раздумье,
— Что съ тобою, мой другъ? съ безпокойствомъ спросилъ кептенъ Доббинъ.
— Она… она прислала мн назадъ… мои подарки… вотъ эти. демонскія побрякушки. Посмотри сюда! Доббинъ взглянулъ на пакетъ съ надписью: ‘Капитагу Джорджу Осборну’. Надпись была сдлана извстною рукою. Подл пакета въ безпорядк лежали: золотое колечко, серебряный перочинный ножикъ, купленный для нея на ярмарк Джорджемъ, когда онъ былъ еще мальчикомъ, золотая цпочка и миньятюрный медальйонъ съ волосами.
— Все кончено! сказалъ Осборнъ съ глубокимъ стономъ, вызваннымъ, вроятно, угрызеніемъ совсти. Вотъ теб, Вилльямъ, читай, если хочешь.
Онъ подалъ ему небольшое письмецо изъ нсколькихъ строкъ. Доббинъ прочиталъ:
‘Папенька приказалъ мн возвратить вамъ вс сій подарки, полученные отъ васъ въ счастливые дни моей жизни. Я пишу къ вамъ въ послдній разъ. Не сомнваюсь, вы также какъ я чувствуете всю силу поразившаго насъ удара. Я первая разршаю васъ отъ обязательства, котораго исполненіе невозможно при настоящей бдности нашего семейства. Я уврена также, что вы не раздляете жестокихъ подозрній господина Осборна, которыя, быть-можетъ, всего боле сокрушаютъ разбитое сердце моего отца. Прощайте. Прощайте. Стану молиться Богу, чтобы онъ подкрпялъ меня среди всхъ этихъ несчастій, и благословилъ васъ навсегда. А.
‘Я буду играть на фортепьяно,— на вашемъ фортепьяно. Какъ это мило съ вашей стороны прислать мн эту — теперь уже единственную мою драгоцнноеть!’
Доббинъ былъ джентльменъ удивительно нжный. Взглядъ на страдающихъ дтей или женщинъ всегда приводилъ его въ трогательяое умиленіе. Мысль, что Амелія скорбитъ душевно и томится въ своемъ одиночеств, переполняла его душу невыразимою тоской, и онъ обнаружилъ такіе признаки внутренняго волненія, которые, быть-можетъ, не совсмъ приличны мужу съ характеромъ ршительнымъ и твердымъ. Онъ клялся, что Амелія — небесный ангелъ, и съ этимъ мнніемъ Джорджъ согласился теперь отъ чистаго сердца. Еще разъ мистеръ Осборнъ пересмотрлъ исторію ихъ общей жизни, и воображеніе нарисовало ему картину этой двушки съ дтскихъ ея лтъ до перваго цвта роскошной юности: всегда и везд такъ она мила, невинна, очаровательно-простодушна и безъискусственно-нжна!
И неужели онъ долженъ потерять все это тогда, какъ ему ничего не стоило овладть сокровищами этой юной души?.. Тысячи нжныхъ сценъ и воспоминаній пронеслись передъ его умственнымъ взоромъ: везд, всегда и во всемъ она была прелестна и добра. А онъ?.. мистеръ Джорджъ Осборнъ покраснлъ отъ стыда и угрызеній, когда собственный его эгоизмъ и равнодушіе пришли въ контрастъ съ этой совершеннйшей чистотою. Онъ забылъ теперь шумныя явленія въ политическомъ мір, забылъ свой честолюбивые планы, и друзья начали разсуждать только о дочери банкрота.
— Гд они теперь? спросилъ Осборнъ посл продолжительной бесды и длинной паузы.
Надобно сказать къ его стыду, что, съ нкотораго времени, онъ совершенно выпустилъ изъ вида свою невсту, и не зналъ, куда переселилось несчастное семейство Джона Седли.
— Гд они теперь? къ письму не приложенъ адресъ.
Доббинъ зналъ гд они. Онъ не только отослалъ къ нимъ фортепьяно, но въ добавокъ отправилъ, по городской почт, письмо къ мистриссъ Седли, испрашивая позволеніе навщать ихъ на знаменитыхъ Виллахъ Аделаиды. И не дале какъ вчера онъ видлъ добрую старушку, видлъ миссъ Амелію и, что всего важне, самъ принесъ въ гостинницу ‘Пестраго Быка’ это прощальное письмо и пакетъ, которые такъ глубоко растрогали душу и сердца обоихъ друзей.
Добросердечный джентльменъ съ удовольствіемъ увидлъ, что мистриссъ Седли изъявила полную готовность принять его радушно, какъ одного изъ короткихъ пріятелей, навщавшихъ ея госгепріимный домъ на Россель-Сквер. Старушка находилась еще подъ вліяніемъ свжихъ впечатлній посл прибытія фортепьяно, которое, какъ она догадывалась, прислалъ Джорджъ въ знакъ памяти и дружбы. Не считая нужнымъ исправлять эту ошпбку достойной леди, кептенъ Доббинъ выслушалъ внимательно ея длинную и жалобную повсть, соболзновалъ ея лишеніямъ. и бдствіямъ, и вполн согласился, что старикъ Осборнъ обнаружилъ чорную неблагодарность къ своему благодтелю и другу. Когда наконецъ мистриссъ Седли поугомонилась въ изліяніи сердечной грусти, Доббинъ осмлился попросить позволеніе засвидтельствовать лично свое почтеніе миссъ Амеліи, которая, какъ-обыкновенно, была всегда наверху въ своей одинокой каморк. Черезъ нсколько минутъ, мать свела ее съ лстницы, и бдняжка вошла въ комнату, трепещущая и блдная какъ полотно.
Ея могильная наружность и мрачныя черты отчаянія на всей ея фигур были такъ поразительно-рзки, что благородный Вилльямъ Доббинъ затрепеталъ при взгляд на юную страдалицу, и ясно разобралъ на ея чел роковые слды зловщихъ предчувствій. Она посидла съ нимъ минуты дв или три, и потомъ, вручая ему пакетъ, проговорила голосомъ нершительнымъ и.слабымъ:
— Потрудитесь отдать это капитану Осборну и… и я надюсь, что онъ совершенно здоровъ и… это очень любезно, что вы пожаловали къ намъ и.. и мы вс полюбили нашъ новый домикъ, и намъ здсь хорошо. И… и… я пойду наверхъ, мама, потому, что… такъ… мн что-то не здоровится сегодня. Прощайте, капитанъ.
Съ этими словами, миссъ Амелія сдлала книксенъ, улыбнулась, и побрела назадъ въ свою каморку. Мать, провожая ее наверхъ, бросила на Доббина взглядъ, исполненный отчаянной тоски, но великодушный джентльменъ не нуждался въ такомъ безмолвномъ обращеніи къ себ, онъ самъ любилъ ее слишкомъ нжно, чтобы не сочувствовать ея горю. Невыразимая грусть, соболзнованіе, страхъ, глубоко заронились въ его душу, и онъ поспшилъ удалиться изъ этого пріюта нищеты и скорби.
Какъ-скоро мистеръ Осборнъ услыхалъ, что пріятель его знаетъ, гд они живутъ, вопросы его обнаружили нетерпніе и пылкость пробудившейся страсти. Какъ онъ ее видлъ? Въ какомъ положеніи засталъ? Что она длала? Что говорила?
Кептенъ Доббинъ взялъ его руку, пристально взглянулъ ему въ лицо, и сказалъ:
— Джорджъ! Она умираетъ!
Больше ничего не могъ вымолвить кептенъ Доббинъ.
Во всемъ дом, гд пріютилось несчастное семейство банкрота, была только одна служанка, бойкая ирландская двушка, исправлявшая вс обязанности горничной и кухарки. Нсколько дней сряду она старалась утшить свою барышню и разогнать ея тоску своею болтовней, но Эмми ничего не отвчала, едва-ли даже и знала она какія попытки длаются въ ея пользу другими людьми.
Часа черезъ четыре посл дружескаго разговора между Доббиномъ и Осборномъ, двушка-ирландка вбжала въ комнату Амеліи, гд она вчно сидла надъ своими письмами, читая и перечитывая ихъ сотню тысячъ разъ. Двушка улыбнулась, бросила веселый и лукавый взглядъ, и даже затянула какую-то псню, чтобы обратить на себя вниманіе бдной Эмми, которая однакожь ничего не видала и не слыхала.
— Миссъ Эмми! закричала ирландка.
— Иду, отозвалась Эмми, не оглядываясь назадъ.
— Пришли къ вамъ, продолжала веселая двушка. Тамъ внизу понимаете? кто-то спрашиваетъ васъ, и вотъ къ вамъ новое письмо… перестаньте читать старыя, миссъ Эмми.
И она подала ей записку, въ которой Эмми прочла слдующія слова:
‘Я долженъ васъ видть. Милая, обожаемая Эмми… жизнь моя… любовь моя… ангелъ Эмми, прійди ко мн.’
Джорджъ и мистриссъ Седли разговаривали внизу, пока читалось на верху это новое письмо.

ГЛАВА XVIII.

Миссъ Кроли подъ опекой въ своей спальн.

Мы уже видли, что мистриссъ Фиркинъ, горничная и довренное лицо старой двицы, считала своею непремнною обязанностію писать отношенія, доклады и рапорты въ пасторатъ на ‘Королевину усадьбу’ по поводу всякаго, сколько-нибудь замчательнаго событія на Парк-Лен, и мы намкнули отчасти, что сама мистриссъ Бьютъ, по доброт своего сердца, оказывала особое вимманіе и благосклонность къ этому довренному лицу при особ миссъ Матильды Кроли. Мистриссъ Бьютъ была тоже до крайности добра къ благородной компаньйонк, мистриссъ Бриггсъ, и привлекла ее на свою сторону множествомъ тхъ неуловимыхъ признаковъ внимательности и мелкихъ общаній, которыя ничего почти не стоятъ предлагающему лицу, между тмъ какъ принимающая особа дорожитъ имъ чуть ли не боле всего на свт.
Въ самомъ дл, всякой разсчетливый хозяинъ и образованный домоуправитель долженъ знать превосходно, какъ намъ дешево, въ извстныхъ случаяхъ, обходятся т сладенькія приправы, которыя сообщаютъ самый благовонный запахъ и пріятный вкусъ обыкновеннымъ блюдамъ въ домашней жизни. Желалъ бы я знать, какой это чудакъ выдумалъ пословицу — ‘Соловья баснями не кормятъ?’ Мн извстно по многочисленнымъ опытамъ, собраннымъ на рынк житейскіхъ треволненій, что одной хорошей басней можно иной разъ угостить цлыя сотни соловьевъ и соловьихъ. Пословица ‘Сухая ложка ротъ деретъ’ тоже никуда не годится, и по моему мннію, тотъ былъ простакъ, кто первый пустилъ ее въ ходъ. Превосходный поваръ, такой, напримръ, какъ безсмертный Алексисъ Сойе, можетъ, если захочетъ, накормить васъ за полпени въ тысячу разъ лучше, чмъ какая-нибудь кухарка, которую вы снабдили, за фунтъ стерлинговъ, разнообразными пряностями и кореньями съ травянаго рынка. Такъ и въ дл изящныхъ искусствъ: опытный артистъ извернется двумя или тремя сладенькими фразами тамъ, гд для какого-нибудь вахлака потребны цлыя тетради увсистыхъ троповъ и фигуръ. Этого мало: увсистыя приправы, какъ всмъ извстно, тяготятъ и разстроиваютъ желудокъ, между тмъ какъ всякій удобно переваритъ легкую пищу изъ простйшихъ элементовъ.
Мистриссъ Бьютъ, мы это видли, была превосходная хозяйка, рдкая мастерица своего дла. Въ короткое время она употчивала Бриггсъ и мистриссъ Фиркинъ до такой степени, что он были безъ ума отъ ея хлбосольства, хотя, собственно говоря, ничего не было на ея етол, кром соловьиныхъ басенъ. Не проходило дня, когда бы мистриссъ Бьютъ не говорила имъ о своей глубокой привязанности, и о томъ, чтобы она сдлала для нихъ, еслибы имніе старушки находилось въ ея рукахъ. Почтенные старушки слушали развся уши, и сердобольныя сердца ихъ проникались такою благодарностью, какъ-будто мистриссъ Бьютъ осыпала ихъ драгоцннйшими сокровищами изъ всхъ частей свта.
Родонъ Кроли, напротивъ того, какъ джентльменъ, до крайности недальновидный, никогда не старался завербовать на свою сторону тетушкиныхъ адъютантовъ. Онъ оказывалъ искреннее презрніе къ обимъ дамамъ: разъ или два,— гд это видано? гд это видано? заставлялъ довренную особу снимать сапоги съ своихъ ногъ, посылалъ ее въ дождь и слякоть съ грязными порученіями въ какую-нибудь табачную лавчонку, и если когда-нибудь онъ давалъ ей какую-нибудь гинею, то эти деньги, съ позволенія сказать, звучали словно пощечиной въ ушахъ достопочтенной мистриссъ Фиркинъ. Тетушка его всегда издвалась надъ миссъ Бриггсъ, и благородная компаньйонка служила постоянною мишенью всхъ ея шутокъ: кептенъ Кроли, увлеченный благимъ примромъ, не отставалъ отъ своей тётушки, и остроумныя его шуточки были столько же деликатны, какъ ляганье его кургузаго коня. Мистриссъ Бьютъ между тмъ совтовалась съ благородной гувернанткой во всхъ затруднительныхъ случаяхъ, разсуждала съ нею о поэзіи и превозносила похвалами ея собственныя издлія по стихотворной части. Случалось, хотя довольно рдко, мистриссъ Фиркинъ получала отъ нея монету въ два пенса съ половиной, но этотъ скудный подарокъ сопровождался такими комплиментами и дружескими взглядами, что два пенса съ половиной мгновенно превращались въ слитокъ золота въ благодарномъ сердц этой дамы, которая притомъ, заглядывая въ будущность, смло могла разсчитывать на золотыя горы, какъ-скоро мистриссъ Бьютъ вступитъ въ законное наслдство престарлой леди.
Съ намреніемъ мы распространились объ этихъ двухъ способахъ вести свой длишки на житейскомъ рынк, чтобы воспользоваться случаемъ дать приличное наставленіе неопытнымъ джентльменамъ. Хвалите всхъ и каждаго, милостивые государи, и ни въ какомъ случа не задирайте своего носа: смло говорите свой комплименты въ глаза, и еще смле произносите ихъ заочно, какъ-скоро вы знаете, что васъ могутъ подслушать. Никогда не пропускайте случая сказать ласковое словцо, и помните, что, рано или поздно, вамъ отплатятъ на широкомъ. Базар Житейской Суеты. Коллингвудъ, вы знаете, никогда не могъ видть пустаго мста въ своихъ владніяхъ, безъ того, чтобы не бросить на него жолудь изъ своего кармана: такъ поступайте и вы съ своими комплиментами. Жолудь вамъ ничего не стоитъ, но изъ него можетъ разростись огромный строевой лсъ.
Когда процвталъ и блаженствовалъ Родонъ Кроли, ему повиновались молча, съ подобострастнымъ спокойствіемъ и безъ всякихъ отговорокъ, но когда наступили для него черные дни опалы и невзгоды, никто его не пожаллъ, и никто не явился къ нему на помощь. Но когда мистриссъ Бьютъ приняла въ свое владніе джентльменскій домикъ на Парк-Лен, верхній и нижній департаменты возрадовались всмъ своимъ сердцемъ, разсчитывая на вс возможныя повышенія и льготы подъ великодушной администраціей доброй управительницы дома.
Нечего было и думать, что кептенъ Кроли, посл перваго пораженія, отступитъ навсегда съ поля битвы, и не будетъ стараться выиграть опять выгоднйшую позицію, съ которой его сбили. Мистриссъ Бьютъ Кроли слишкомъ хорошо понимала житейскія дла, чтобы допустить неосновательное предположеніе въ этомъ род. Она знала также, какъ дважды два, что хитрая и отчаянная Ребекка не задумается ни на минуту вступить опять въ открытую борьбу. Мистриссъ Бьютъ Кроли понимала настоятельную необходимость приготовиться къ мужественному отраженію неизбжныхъ приступовъ и нападеній.
Во первыхъ, крпость была въ ея рукахъ — этотъ пунктъ не подлежалъ ни малйшему сомннію, но можно ли было поручиться за главнаго ея владльца? Почему знатъ — быть-можетъ миссъ Кроли сгарала тайнымъ желаніемъ вступить въ миролюбивые переговоры съ изгнаннымъ врагомъ. Старушка любила Родона Кроли, любила и Ребекку, которая умла мастерски разгонять ея скуку. Мистриссъ Бьютъ, съ горестію и сокрушеніемъ сердечнымъ, не могла не признать достоврнаго факта, что никто изъ членовъ ея собственнаго семейства не оказывался годнымъ для забавъ и удовольствій благовоспитанной городской леди.
— Я знаю, разсуждала мистриссъ Бьютъ, пніе дочерей моихъ, посл этой ненавистной гувернантки, никуда не годится. Матильда всегда бывало спитъ, когда Марта и Луиза поютъ для нея свои дуэты. Сынокъ мой, Джемсъ, просто нестерпимъ съ своими необтесанными манерами студента, про муженька нечего и распространяться: у него на ум только лошади да собаки. Ну, какъ тутъ пригласить ее къ себ, въ этотъ несчастный пасторатъ? Она разсердится на всхъ насъ, и убжитъ вроятно посл первой же ночи. Тогда пиши опять, что все пропало. Не успешь оглянуться, а Родонъ какъ-тутъ заграбастаетъ ее въ свои когти, и эта полколодная змя запуститъ свое жало въ самое сердце бдной старухи… Одно для меня ясно: Матильда больна ужасно, и, вроятно, не оправится еще недли три, четыре. Ну, чему быть, тому не миновать, а ужь, пока лежитъ она въ постели, и не дамъ ее въ обиду этимъ безнравственнымъ людямъ. Мой священный долгъ: защищать немочную женщину всми зависящими отъ меня средствами противъ злонамреннаго покушенія негодяевъ.
Миссъ Матильда Кроли, несмотря на врожденную веселость, имла довольно мнительный характеръ. Если, бывало, кто замчалъ ей, что она какъ-будто немножко похудла и цвтъ ея лица какъ-будто немножко измнился, трепещущая старуха немедленно поcылала за докторомъ и шпиговала себя порошками и микстурами безъ всякой пощады. Но теперь, посд внезапнаго фамильнаго переворота, она была дйствительно больна — да и чьи нервы могли бы устоять противъ такихъ страшныхъ потрясеній? По крайней мр, мистриссъ Бьютъ, врная своимъ филантропическимъ обязанностямъ, поспшила немедленно извстить доктора, и аптекаря, и компаньйонку, и всю прлслугу, что миссъ Кроли находится въ самомъ опасномъ положеніи, и что, слдовательно, надобно держать ухо востро. По ея распоряженіямъ, улица передъ окнами была завалена по колно толстыми слоями соломы, и мистеръ Баульсъ окуталъ толстымъ войлокомъ дверной молотокъ у подъзда, чтобы никто не обезпокоилъ страдалицу неосторожнымъ стукомъ. Докторъ неизмнно долженъ былъ являться два раза въ день, и она угощала паціентку отвратительной микстурой черезъ каждые два часа. Если кто-нибудь ненарокомъ входилъ въ комнату, мистриссъ Бьютъ произносила такое шипучее и зловщее шушушшшъ, что старушка невольно вздрагивала на своей постели, и съ трепетомъ обращала свой испуганный взоръ на бисерные глаза мистриссъ Бьютъ, которая неподвижно сидла въ креслахъ подл кровати. Страшно свтились эти глаза среди постояннаго мрака (занавсы всегда были опущены), и когда сердобольная дама выступала по комнат въ своихъ бархатныхъ туфляхъ, миссъ Кроли невольно воображала тигрицу съ ея острыми когтями.
Такъ проходили дни, длинные, безконечные дни. Повременамъ, мистриссъ Бьютъ читала для нея назидательныя книги голосомъ заунывнымъ, погребальнымъ, но чаще всего она, безъ вчякой опредленной цли, прислушивалась къ глухому уличному шуму и монотонной псни ночныхъ сторожей. Въ полночь приходилъ домашній врачъ, и мистриссъ Бьютъ, выслушивая его наставленія, покачивала головой какъ вдьма, и дико моргала своими глазами, обращенными на потолокъ. Сама богиня здравія могла бы пошатнуться и зачахнуть при такой медицинской обстановк!
Недуги тла и души произвели въ короткое время сильнйшее опустошеніе въ разстроенномъ организм нервозной старухи. Чмъ больше при нормальномъ состояніи здоровья хвасталась она модной доктриной французской философіи восьмнадцатаго вка, тмъ боле теперь преслдовалъ ее могильный страхъ, и воображеніе рисовало передъ ней вс ужасы замогильнаго бытія…
Подражая современнымъ романистамъ, мы могли бы, по этому поводу, пуститься въ самыя длинныя диссертаціи, не лишенныя интереса въ философскомъ смысл, но по опыту мы знаемъ, какую скуку наводятъ вс эти диссертаціи романистовъ на читателя. Это, однакожь, не мшаетъ намъ припомнить вковчную истину, что не все то золото, что блеститъ, и не всякій паяцъ въ балаганахъ на Базар Житейской Суеты есть въ то же время беззаботный весельчакъ при своихъ домашнихъ пенатахъ, наедин съ тайнами своей души. Какъ часто одинъ и тотъ же актеръ, который смшитъ почтеннйшую публику на театральной сцн, проливаетъ въ тотъ самый вечеръ кровавыя слезы въ тиши своего кабинета! Какъ часто сладострастный эпикуреецъ, знаменитый своими чуть-ли не волшебными пирами, томится отъ горькой чаши страданій на своемъ болзненномъ одр! И думаете ли вы, что ему становится легче отъ воспоминанія протекшихъ удовольствій? Думаете ли вы, что какая-нибудь дряхлая, изсохшая красавица утшится и усладитъ свою душу, какъ-скоро воображеніе разрисуетъ передъ ней цлый магазинъ модныхъ платьевъ и блистательные успхи на модныхъ балахъ, гд нкогда вс благоговли передъ ней?..
— Что тутъ станешь длать? разсуждала сердобольная мистриссъ Бьютъ,— мужъ мой, при настоящихъ обстоятельствахъ, могъ бы кауъ нельзя лучше пригодиться для этой больной старухи, если бы только онъ самъ не былъ болванъ-болваномъ. Теперь-то собственно и легко было бы убдить ее, что она должна передъ послднимъ издыханіенъ, отдать полную справедливость моимъ бднымъ дочерямъ и сыновьямъ, которые, право, слишкомъ заслуживаютъ эту благостыню отъ своей родни.
Мистриссъ Бъютъ, врная своей систем, старалась всми зависящими отъ нея средствами возбудить сильнйшее отвращеніе къ гнуснымъ дяніямъ Родона Кроли, и для этой филантропической цли она мало-по-малу представила ей цлый каталогъ такихъ ужасныхъ преступленій, за которыя можно было бы осудить цлыя полчища отъявленныхъ негодяевъ. Мистриссъ Бьютъ обнаружила рдкій фамильный интересъ и совершеннйшее знакомство съ похожденіями Родона Кроли. Она знала вс подробности этой гадкой ссоры съ капитаномъ Файрбресомъ, гд Родонъ, виноватый кругомъ съ самаго начала, вызвалъ капитана на дуэль и застрлилъ его на повалъ. А что сдлалъ онъ съ этимъ несчастнымъ лердомъ Довделемъ? вообразите: матушка лорда наняла для него особый домъ въ Оксфорд, гд получилъ онъ превосходнйшее воспитаніе, такъ что до прізда въ Лондонъ не бралъ въ руки картъ и не имлъ понятія о бильярдной игр? И что же? Родонъ началъ похаживать съ нимъ по трактірамъ, пріучилъ его пьянатвовать, играть, буянитъ, такъ что бдный юноша просадилъ въ короткое время четыре тысячи фунтовъ чистоганомъ и сдлался, что называется, пропащимъ человкомъ. Яркими, поразительными и живыми красками мистриссъ Бьютъ изображала до мельчайшихъ подробностей томительное отчаяніе раззоренныхъ имъ семействъ — сыновей, которыхъ онъ безжалостною рукою погрузилъ въ бездонную пропасть нищеты и пороковъ. Она знала несчастныхъ купцовъ, доведенныхъ до банкротства безумною расточительностью Родона Кроли (по неосторожности они врили ему огромныя суммы на честное слово), но что всего боле возмущало и тревожило чувствительную душу мистриссъ Бьютъ, такъ это, можно сказать, безпримрное безстыдство и наглость, какія онъ всегда обнаруживалъ въ своемъ поведеніи въ отношеніи къ великодушнйшей тётк, которой вотъ теперь и отплатилъ, наконецъ, самою черною, низкою и вмст пресмшною неблагодарностью за вс ея жертвы. Вс эти исторіи она разсказывала миссъ Кроли потому единственно, что считала себя вправ длать это по долгу совсти и чести, какъ мать добродтельнаго семейства. Бичуя такимъ образомъ свою отсутствующую жертву, мистриссъ Бьютъ не чувствовала въ душ ни малйшихъ угрызеній, и даже гордилась необычайнымъ присутствіемъ духа, съ какимъ ей удавалось выполнять это безкорыстное дло. Да, кто что ни говори, а ужь если нужно очернить и обезславить человка на рынк житейскихъ треволненій, такъ собственная родственница сдлаетъ это въ тысячу разъ лучще, чмъ всякой посторонній врагъ. Впрочемъ, относительно этого несчастнаго горемыки, Родона Кроли, мы должны признаться, что его было бы легко обвинить простымъ и яснымъ изложеніемъ дйствителъныхъ подвиговъ его жизви, и мистриссъ Бьютъ напрасно безпокоилась принимать на себя трудъ изобртенія скандалёзныхъ исторій раздирателънаго сорта.
Само-собою разумется, что и Ребекка, какъ новая родственница, сдлалась предметомъ особенной заботливости и попеченій со стороны мистриссъ Бьютъ. Сдлавъ напередъ предварительныя распоряженія относительно того, чтобъ на Парк-Лен не смли принимать посланниковъ и писемъ отъ нечестиваго Родона Кроли, она приказала заложить коляску миссъ Кроли, и отправилась къ своей старой пріятельниц миссъ Пинкертонъ, на Чизвиккскій проспектъ, съ тою похвальною цлью, чтобъ сообщить Благородной Академіи оглушительную всть о похожденіяхъ миссъ Шарпъ, обольстивщей Родона Кроли, и собрать на этомъ основаніи дополнительвыя свднія относительно происхожденія и воспитанія отставной гувернантки. Пріятелышьница лексикографа, съ великою охотой предложила свои обязательныя услуги. Немедленно поручено было миссъ Джемим отыскать въ домашнемъ архив письма и росписки бывшаго учителя рисованья. Оказалось, что одно письмо было имъ отправлено изъ долговой тюрьмы, въ другомъ умолялъ онъ, ради самаго неба, прислать ему впередъ мсячное жалованье, въ третьемъ мистеръ Шарпъ покорнйше благодарилъ чизвиккскихъ дамъ за покровительство и благодяні., оказываемыя миссъ Ребекк. Послдній документъ былъ содержанія трогательнаго: несчастный артистъ, уже томившійся на смертномъ одр, поручалъ свое единственное дитя, сиротку Бекки, великодушному вниманію и покровительству миссъ Пинкертонъ. Нашлись въ архив документы и самой Ребекки: въ одномъ, малютка испрашивала помощи для своего несчастнаго отца, въ другомъ содержалась слезная благодарность незабвенной благодтельниц.
Изъ Благородной для Двицъ Академіи на Чизвиккскомъ проепект, мистрвссъ Бьютъ стрлой покатила на предмстье Сого, въ Греческую улицу, въ бывшую квартиру покойнаго живописца, гд до сихъ поръ стны маленькой залы украшались портретами самой хозяйки въ бломъ атласномъ плать, и супруга ея въ синемъ фрак съ мдными пуговицами — портреты были написаны въ уплату долга за квартиру. Бывшая хозяйка, мистриссъ Штоксъ, какъ дама краснорчивая и обязательная во всхъ отношеніяхъ, быстро разсказала все, что было ей извстно о покойномъ живописц. Оказалось, что мистеръ Шарпъ, не говоря дурнаго слова, былъ бднякъ, до крайности распутный, должники, бывало, не отходили отъ его дверей, и что всего ужасне, онъ обвнчался на своей жен весьма не задолго до ея смерти. Хозяйка, къ великому огорченію, узнала объ этомъ посл, иначе, разумется, не стала бы ихъ держать ни одного дня. Дочка ихъ была вообще прехитрая и превтреная лисица, бывало, она хохочетъ цлый день безъ всякой видимой причины, передразниваетъ всхъ и каждаго, прыгаетъ какъ коза, длаетъ уморительныя рожи, и, случалось, отецъ посылалъ ее за джиномъ въ ближайшую харчевню, или съ запиской къ кому-нибудь изъ своихъ безпутныхъ товарищей, жившихъ въ этомъ квартал, всюду бгала малютка Бекки, и всюду ее знали. Коротко и ясно, мистриссъ Бьютъ, не жаля никакихъ хлопотъ, собрала драгоцннйшіе матеріалы для составленія біографіи своей новой родственницы, и вроятно Ребекка была бы ей очень благодарна, еслибъ своевременно могла получить понятіе объ этой безпримрной заботливости о своей особ.
Плодомъ этихъ неутомимыхъ изслдаваній было совершеннйшее просвтленіе умствевныхъ очей доброй старушки, заблуждавшейся такъ долго насчетъ своего племянника и теперешней его жены. Мистриссъ Родонъ Кроли — дочь оперной актрисы. Она танцовала и сама. Она служила натурщицей для живописцевъ. Она воспитана по театральному. Она пила пуншъ съ своимъ отцомъ, курила трубку, и прочая. Это была, однимъ словомъ, женщина, соединившая свою судьбу съ пропащимъ человкомъ. Окончательный выводъ: плутовство ихъ неисправимо, и порядочная женщина не должна обращать на нихъ ни малйшаго вниманія.
Таковы были матеріалы и свднія, предложенныя вниманію больной старухи на Парк-Лен. Мистриссъ Бьютъ воспользовалась ими какъ провизіей, и аммуниціей для укрпленія джентльменскаго дома противъ неминуемой осады, котрая скоро должна быть произведена соединенными усиліями двухъ отъявленныхъ негодяевъ.
Но, къ счастію, во всхъ этихъ распоряженіяхъ проглядывалъ одинъ, довольво важный недостатокъ: мистриссъ Бьютъ была слишкомъ запальчива, усердна, нетерплива, и рвеніе, обнаруженное ею въ настоящемъ случа, превосходило нкоторымъ образомъ границы благоразумной разсчетливости. Она истомила миссъ Кроли гораздо боле, чмъ сколько было нужно, и хотя слабая старуха подчинилась ея авторитету, но власть эта была уже черезъ чуръ натянута, строга, такъ что можно было опасаться, что жертва обнаружитъ намреніе высвободиться изъ подъ ея вліянія при первомъ удобномъ случа. Женщины, всякой знаетъ, весьма часто впадаютъ въ такія ошибки, несмотря на то, что по большей части он дйствуютъ подъ руководствомъ своего прозорливаго инстинкта.
Такъ, напримръ, мистриссъ Бьютъ, увлекаемая безъ сомннія самыми филантропическими побужденіями, ухаживала за своей больной съ такимъ безпримрнымъ раченіемъ, какъ-будто собиралась проводить ее на тотъ свтъ черезъ нсколько недль. Она просиживала у ея изголовья цлыя ночи на пролетъ, не спала, не вкушала пищи, и даже отказалась отъ прогулокъ на свжемъ воздух. Обо всхъ этихъ лишеніяхъ и жертвахъ, она вздумала однажды гамкнуть господину Кломпу, домашнему врачу и, вмст, аптекарю, который неизмнно продолжалъ длать свои визиты по два раза въ день.
— По совсти могу признаться, мистеръ Кломпъ, сказала мистриссъ Бьютъ, что все это время я не щадила никакихъ трудовъ, и никакихъ усилій для нашей драгоцнной паціентки, доведенной своимъ негоднымъ племянникомъ до этого ужаснйшаго состоянія нравственныхъ и физическіхъ недуговъ. О себ ужъ тутъ я не хлопочу нисколько, я не задумаюсь принести себя въ жертву.
— Да, сударыня, и ваша преданность заслуживаетъ истиннаго удивленія, началъ мистеръ Кломпъ,— но…
— И вообразите: я почти ни разу не сомкнула глазъ съ той поры, какъ пріхала изъ деревни! Ужъ какъ-скоро рчь идетъ объ исполненіи своей обязанности, я готова посвятить ей свое здоровье, сонъ, спокойствіе, все что вамъ угодно. Когда бдный мой Джемсъ лежалъ въ осп, думаете ли вы, что я нанимала для него сидлку? Никакъ нтъ.
— Вы поступили тогда, какъ мать, сударыня, какъ превосходнйшая изъ матерей, но…
— Какъ мать семейства и жена достопочтеннаго человка, я смиренно признаюсь, и врю сердечно, что правила моей жизни именно таковы, какъ имъ слдуетъ быть, продолжала мистриссъ Бьютъ съ торжественностью счастливаго убжденія,— и могу васъ уврить, мистеръ Кломпъ, что я не отступлю отъ этихъ правилъ никогда, никогда, до послдняго моего вздоха. Пусть безчеловчные люди положили эту сдую голову на одръ болзни…
Здсь мистриссъ Бьютъ, длая выразительный жестъ, указала на одинъ изъ кофейныхъ париковъ миссъ Кроли, висвшихъ на гвоздик въ ея гардеробной.
— Да, пусть безчеловчные люди, не имющіе ни чести, ни стыда, сразили эту почтенную голову, и положили ее на одръ болзни, я никогда не оставлю ее, мистеръ Кломпъ, хотя бы это стоило мн совершеннйшаго изнуренія всхъ моихъ силъ. Ахъ, мистеръ Кломпъ! боюсь я, то-есть, я уврена, что для этой драгоцнной головы нужны, можетъ-быть, скоре духовныя, чмъ медицинскія утшенія.
— Я хотлъ вамъ собстенно замтить, сударыня, началъ опять мистеръ Кломдъ такимъ ршительнымъ голосомъ, который, повидимому, отстранялъ всякуювозможность дальнйшихъ перерывовъ,— я хотлъ вамъ. собственно замтитъ, что вы, по моему мннію, напрасно безпокоитесь слишкомъ о нашей паціентк, и чго вамъ нтъ ни малйшей надобности жертвовать своимъ здоровьемъ въ ея полвзу.
— Не только здоровьемъ, милостивый государь, я жизнью готова пожертвовать для родственницы своего мужа, храбро перебила мистриссъ Бьютъ.
— Очень хорошо, но прошу васъ обратить вниманіе, что теперь обстоятельства совсмъ не требуютъ такой жертвы, сказалъ мистеръ Кломпъ. Вы можете быть увреньг, что докторъ Скуилльсъ и я разсматривали болзни миссъ Кроли со всмъ стараніемъ и добросовстностью опытныхъ врачей: мы находимъ, что нервы ея ослабли и чрезмрное уныніе овладло ея душою, оттого собственно, что фамильныя происшествія слишкомъ взволновалй ее.
— Погубили, скажите. лучше, и это все ея племянникъ — сломить бы ему шею!
— Слишкомъ взволновали, и вы, сударыня, я говорю безъ преувеличеній — явились ангеломъ-хранителемъ, чтобъ утшать миссъ Кроли подъ бременемъ сильныхъ огорченій. Но докторъ Скуилльсъ и я держимся положительно и единоглаено того мннія, что для нашей любезной паціентки нтъ никакой надобности лежать день и ночь въ постели, не перемняя воздуха спальни. Она огорчена глубоко, спора нтъ, но это постоянное заключеніе, естественнымъ образомъ увеличиваетъ разстройетво ея душевныхъ силъ. Ей нужны перемны, развлеченія, свжій воздухъ, веселыя мысли — самыя лучшія лекарства во всей нашей аптек, прибавилъ мистеръ Кломпъ, улыбаясь и выставляя на показъ свой блые зубы. Убдите ее встать, милостивая государыня, оставить мягкія подушки и ободриться. Прогулки на свжемъ воздух особенно для нея необходимы, такъ же какъ и для васъ, мистриссъ Бьютъ. Вызжайте какъ-можно чаще, и розы быстро опять зацвтутъ на вашихъ увидающихъ щекахъ.
— Это бы, пожалуй, можно устроить, да только та бда, что передъ нашимъ домомъ снуетъ безпрестанно этотъ негодный племянникъ съ своей женой, возразила мистриссъ Бьютъ (выпуская кошку эгоизма изъ ящика своей тайны). Одинъ взглядъ на нихъ поразитъ миссъ Кроли жесточайшимъ ударомъ, и мы принуждены будемъ опять положить ее въ постель. Нтъ, мистеръ Кломпъ, ей не слдуетъ вызжать, и она не выдетъ до тхъ поръ, по крайней мр, пока я останусь въ ея дом. О моемъ здоровьи распространяться нечего: какая кому нужда до моего здоровья? Еще разъ, милостивый государь, я охотно повергну самую жизнь на жертвенникъ своихъ обязанностей.
— Такъ вы непремнно хотите, чтобъ она оставалась въ своей комнат?
— Непремнно.
— Въ такомъ случа, сударыня, я не могу отвчать за жизнь своей паціентки, сказалъ мистеръ Кломпъ серьёзнымъ тономъ. Нервы миссъ Кроли слабютъ со дня на день, и если вы желаете видть капитана Кроли наслдникомъ своей тётки, то я долженъ, милостивая государыня, объяснить вамъ откровенно, что вы хлопочете по возможности изо всхъ силъ въ пользу капитана Кроли.
— Великій Боже! Неужели жизнь ея въ опасности! закричала мистриссъ Бьютъ. Ахъ, мистеръ Кломпъ, что вы не извстили меня объ этомъ раньше?
Наканун этого вечера, за бутылкою вина въ дом сэра Лепина Уаррена, котораго супруга только-что разршилась отъ бремени тринадцатымъ младенцемъ, мистеръ Кломпъ и докторъ Скуилльсъ разсуждали о болзни миссъ Кроли такимъ образомъ:
— Что это за гарпія поселилась въ дом этой старушонки Кроли, желалъ бы я знать? спросилъ докторъ Скуилльсъ, выпивая рюмку вина. Кажется вдь чортъ принесъ ее изъ Гемпшира? Чудесная мадера!
— Какой болванъ этотъ Родонъ, что женился на гувернантк! замтилъ мистеръ Кломпъ. Вроятно было что-нибудь у этой двчонки.
— Зеленые глаза, прозрачная кожа, смазливое личико, замчательное развитіе лба, замтилъ докторъ Скуилльсъ,— а Кроли все-таки дуракъ.
— Дуракомъ родился, дуракомъ и умретъ, подтвердилъ мистеръ Кломпъ.
— Теперь, я думаю, не видать ему ни шиллинга отъ этой старухи, сказалъ докторъ Скуилльсъ посл короткой паузы. Она передлаетъ завщаніе… если только успетъ.
— Неужели, въ самомъ дл, ей прійдется протянуть ноги? Жаль, я потеряю дв сотни фунтовъ годоваго дохода.
— Эта гемпширская вдъма отправитъ ее мсяца черезъ два, Кломпъ, за это ручаюсь, мой другъ, если она останется здсь, сказалъ докторъ Скуилльсъ. Женщина старая — обжора —субъектъ нервозный — трепетаніе сердца — сдавленіе мозга — апоплексія — поминай какъ звали. Выгони эту вдьму, Кломпъ, подыми старуху, или твои двсти фунтиковъ взлетятъ на воздухъ.
И слдствіемъ этой консультаціи было откровенное объясненіе достойнаго мистера Кломпа съ достойнйшею мистриссъ Бьютъ Кроли.
Надлежало, во что бы ни стало, заставить старуху перемнить завщаніе въ пользу пасторскаго семейства. Это бы казалось и легко было сдлать, потому что не было при ея постели никого, кром мистриссъ Бьютъ, но, къ несчастью, тутъ возникли затрудненія непреодолимыя съ психической стороны. Страхъ смерти возрасталъ въ душ миссъ Кроли съ неимоврной быстротою, какъ-скоро осмливались ей длать печальныя предложенія въ этомъ род, и мистриссъ Бьютъ увидла настоятельную необходимость развеселить свою паціентку и возстановить ея здоровье для успшнйшаго достиженія своей цли. Нужно было вызжать, какъ предписалъ и мистеръ Кломпъ, но куда?
— Не хать ли въ лондонскія предмстья? Это, я думаю, всего лучше, заключала мистриссъ Бьютъ. Въ окрестностяхъ Лондона, говорили мн, есть чудныя, живописныя мста.
И на этомъ основаніи, мистриссъ Бьютъ вдругъ полюбила и Гезгастедъ, и Горнси, и Дольвичъ, и усадивъ въ карету свою жертву, начала разъзжать съ ней по этимъ очаровательнымъ мстамъ, разговаривая дорогой, для препровожданія времени, о Родон Кроли и его жен, и выдумывая насчетъ ихъ разныя невинныя исторійки, способныя пробудить и усилить противъ нихъ негодованіе въ сердц ея возлюбленной золовки.
Быть-можетъ мистриссъ Бьютъ перетянула, безъ всякой надобности, струны своихъ филантропическихъ соображеній. Ей, конечно, удалось вооружить приличнымъ образомъ миссъ Кроли противъ ея негоднаго племянника, тмъ не мене однакожь паціентка почувствовала сильнйшую ненависть къ своей безжалостной мучительниц, и сгарала желаніемъ высвободиться изъ подъ ея обременительной опеки. Черезъ нсколько времени миссъ Кроли ршительно взбунтовалась противъ Горнси и Хайгета. Ей захотлось хать въ Паркъ. Мистриссъ Бьютъ знала почти наврное, что они встртятся тамъ съ этимъ гнуснымъ Родономъ, и опасенія ея оправдались весьма скоро. Однажды, среди самаго Парка, появился легкій шарабанъ Родона Кроли, запряженный въ одну лошадь: Ребекка сидла подл него. Въ непріятельскомъ экипаж, миссъ Кроли занимала свое обыкновенное мсто, и подл нея, по лвую сторону, сидла мистриссъ Бьютъ: жирная болонка и миссъ Бриггсъ рисовались на заднемъ план. Это была критическая минута, и сердце Ребекки забило сильную тревогу, когда она угадала знакомую коляску. Когда наконецъ два экипажа поверстались одинъ противъ другаго, Ребекка всплеснула руками, и устремила на старую дву взоры, исполненные невыразимой преданности и тоски. Самъ Родонъ затрепеталъ, и лицо его побагровло ужасно, когда онъ машинально принялся закручивать свой нафабренные усы. Въ другомъ экипаж только старушка Бриггсъ обнаружила нкоторое волненіе, и обратила, съ нервической раздражительностью, свой большіе глаза на старыхъ знакомцевъ. Шляпка миссъ Кроли была ршительно обращена на противоположный конецъ. Вниманіе мистриссъ Бьютъ было поглощено разсматриваніемъ прелестей болонки: она гладила собаченку, ласкала, и придумывала для нея самыя нжныя названія поэтическаго свойетва, Экжпажи между-тмъ подвигались впередъ, каждый по своей линіи.
— Поди вотъ, что ты тутъ сдлаешь? сказалъ Родонъ своей жен.
— Попытайся еще, мой милый, отвчала Ребекка. Разв ты не можешь зацпиться колесомъ и пріостановить ихъ экипажъ?
Но у Родона недостало духа для этого маневра. Какъ-скоро экипажи поровнялись, онъ сталъ на своемъ шарабан, и, приставивъ руку къ полямъ своей шляпы, принялся смотрть во вс глаза. Этимъ временемъ миссъ Кроли приняла правильную позицію на своей сиднк, но она и мистриссъ Бьютъ смло взглянули ему въ лицо, не думая однакожь отвчать ни малйшимъ жестомъ на его усердные поклопы. Родонъ съ заклятіемъ опустился на евое мсто, выхалъ изъ тснаго ряда, и съ отчаянною быстротою поскакалъ домой.
Это былъ великолпный и ршительный тріумфъ для мистриссъ Бьютъ, но такія встрчи могли, съ теченіемъ времени, увеличить опасность, такъ-какъ миссъ Кроли очевидно обнаруживала раздражительность нервовъ. Предстояла настоятельная необходимость оставить Лондонъ, и мистриссъ Бьютъ, заботясь боле всего на свт о драгоцнномъ здоровьи своей золовки, начала усердно рекомендовать ей брайтонскій воздухъ.

ГЛАВА XIX.

Кептенъ Доббинъ, какъ устроитель и встникъ Гименея.

Самъ не зная какъ, честный Вилльямъ Доббинъ принялъ на себя вс хлопоты въ окончательномъ устройств судьбы миссъ Амеліи и Джорджа Осборна. Роковое дло ихъ жизни безъ него никогда бы не подвинулось впередъ. Кептенъ Доббинъ самъ это чувствовалъ, и на лиц его появлялась довольно кислая улыбка, когда онъ воображалъ, что изъ всхъ людей въ мір судьба какъ нарочно выбрала его одного устроить этотъ бракъ. Возникшіе переговоры могли быть трудны и даже чрезвычайно непріятны, но какъ-скоро надлежало вынолнить извстную обязанность, кептенъ Доббинъ принялся за дло круто и живо, съ полною готовностью идти на проломъ всхъ возможныхъ препятствій. Въ настощемъ случа было для него ясно какъ день, что миссъ Амелія Седли умретъ непремнно, если, чего Боже избави, потеряетъ своего жениха: надлежало, стало-быть, во что бы то стало, удержать прелестнаго ангела на краю безвременной могилы.
Читатель уже знаетъ, когда, какъ и почему Джорджъ Осборнъ, руководимый заботливостью честнаго Вилльяма, приведенъ былъ къ ногамъ (или правильне, въ объятія) своей возлюбленной невсты, и я отнюдь не намренъ входить въ мелочныя подробности этого интереснаго свиданія. Одно только желзное, сердце могло не растаять при взгляд на это нжное личико, истомленное отчаяніемъ и грустью, и при этихъ трогательныхъ звукахъ, въ какихъ бдная двушка начала разсказывать свою умилительную повсть. Не было ни обмороковъ, ни истерическихъ припадковъ, когда мать представила ее жениху: положивъ свою голову на его плечо, она заплакала горько, зарыдала, и эти слезы мгновенно облегчили ея грусть. Успокоенная такими утшительными признаками, старушка Седли разочла, что ей нечего длать въ присутствіи молодыхъ людей, и когда она ушла, Эмми прильнула къ рук своего жениха, какъ-будто онъ былъ ея верховнымъ властелиномъ, и она, беззащитная, виновная и бдная, всего должна была ожидатъ отъ его покровительства и ласковаго слова.
Такое безпрекословное повиновеніе тронуло сердце Джорджа, и чрезвычайно польстило его джентльменскимъ чувствамъ. Онъ видлъ передъ собою смиренную невольницу, преисполненную благоговнія къ его особ, и душа его возрадовалась радостью неизрчеиною при этомъ глубоколъ сознаніи своей власти. Онъ будетъ великодушенъ, и постарается, какъ это ни трудно, привести въ уровень съ собою это безсильное созданье. Грусть и красота Амеліи тоже нкоторымъ образомъ растрогали его сердце: онъ приласкалъ свою невсту, приголубилъ, поднялъ ее и, такъ сказать, простилъ — во всемъ простилъ. Вс ея чувства и надежды, замиравшія съ каждымъ днемъ въ удаленіи отъ этого великолпнаго свтила, зацвли опять и распустились разомъ, когда другъ-солнце засіяло на горизонт ея жизни.
Когда вечеромъ въ тотъ денъ миссъ Амелія положила на подушку свою успокоенную головку, вы бы и не узнали въ этомъ юномъ, лучезарномъ личик то самое лицо, которое еще наканун было такъ худощаво, безжизненно и равнодушно ко всему на свт. Честная двушка-ирландка, обрадованная такою перемной попросила позволенія поцаловать свою барышню, расцвтшую съ быстротою весенней розы. Амелія обвила руками шею своей горничной и цоцаловала ее отъ чистаго сердца, какъ нжное, невинное дитя. Этого мало: она успокоилась эту ночь отраднымъ, освжительнымъ сномъ, и какая чудная весна засіяла для ея надеждъ при блеск утренняго солнца!
— Сегодня онъ опять будетъ здсь, подумала миссъ Эмми. Мой Джорджъ — величайшій и благороднйшій изъ всхъ людей на земл.
Джорджъ думалъ въ свою очередь, что онъ великодушнйшій изъ смертныхъ, и что онъ длаетъ страшнйшую жертву, обрекая себя на супружество съ этой молодой двицей.
Въ ту пору какъ женихъ и невста ворковали наверху о своихъ надеждахъ и мечтахъ, старушка Седли и кептенъ Доббинъ разсуждали внизу о настоящемъ положеніи длъ и объ устройств будущей судьбы молодыхъ людей. Предоставивъ любовникамъ полную волю обниматься наедин въ отсутствіи своихъ родителей, мистриссъ Седли, какъ особа съ истиннымъ женскимъ смысломъ, неиспорченнымъ никакими софизмами грубой логики, была собственно того мннія, что никакая сила на земл не принудитъ мистера Седли выдать свою дочь за сына этого ужаснаго человка, который, въ послднее время, поступилъ съ нимъ такъ безчестно, постыдно, чудовищно, позорно. По этому поводу она разсказала предлинную, презанимательную повсть о прежнихъ счастливыхъ временахъ, когда этотъ негодный Осборнъ проживалъ еще шаромыжникомъ на Новой дорог, и когда противная его жена съ радостью, бывало, принимала дтскія игрушки Джоза, которыми мистриссъ Седли награждала ее въ день рожденія кого-нибудъ изъ маленькихъ Осборновъ.
— Черная неблагодарность этого изверга, заключила мистриссъ Седли, доконала сердце моего добраго мужа, и ужь я знаю, онъ никогда, никогда, никогда не дастъ своего согласія на этотъ бракъ.
— Въ такомъ случа, сударыня, пусть они убгутъ и обвнчаются потихоньку, какъ это сдлали недавно Родонъ Кроли и бывшая гувернантка, пансіонскій дружокъ миссъ Эмми, сказалъ улыбаясь честный Вилльянъ Доббинъ.
— Неужьто! воскликнула мистриссъ Седли, пораженная внезапной встью. Возможно ли это?
— Очень возможно, сударыня, влюбились и женились — исторія обыкновенная. Я встрчалъ ихъ довольно часто на гуляньяхъ, и, думаю, что они счастливы.
— Ахъ, какія страсти! Кто бы могъ подумать! Не даромъ ключница моя, Бленкиншопъ, гаворила объ этой двчонк, что изъ нея не выйдетъ никакаго прока. Вотъ оно и вышло, что въ тихомъ омут черти водятся. Ну, признаюсь, самъ Богъ спасъ моего Джозефа.
И она описала, съ большими подробностями, уже извстныя читателю любовныя похожденія миссъ Ребекки и сборщика индійскихъ пошлинъ въ Боггли-Уолла.
Кептенъ Доббинъ, однакожь, не ожидалъ слишкомъ значительныхъ затрудненій со стороны раэдраженнаго старца Седли. Совсмъ напротивъ: его мучило безпокойство другаго рода, и онъ не скрывалъ, что возникнутъ чуть ли не непреодолимыя препятствія со стороны Джона Осборна, этого безжалостнаго торговца саломъ и свчами на Россель-Сквер. Ему было извстно, что онъ запретилъ своему сыну всякія сношенія съ его бывшей неветой. Онъ зналъ, что если засядетъ какая мысль въ голову этого упрямаго старика, никакъ ужь ее не вышибёшь оттуда никакимъ молоткомъ логическихъ умозаключеній.
— Все дло, пожалуй, еще можетъ какъ-нибудь уладиться, если Джорджъ отличится въ предстоящей кампаніи, разсуждалъ кептенъ Доббинъ. Если онъ умретъ, такъ ужь разумется и она не жилица посл него. А если онъ не отличится, тогда что? У Джорджа, какъ я слышалъ, остались деньжонки посл матери: онъ можетъ отправиться въ Канаду, обзавестись хозяйствомъ на широкую ногу, или даже остаться въ Англіи на какой-нибудь скромной мыз, отдаленной отъ столицы. Много ли ему надобно вдвоемъ съ такою умною, доброю и прелестною женой?
И продолжая нить этихъ сужденій, Вилльямъ Добеимъ чуть ли не дошелъ до того премудраго заключенія, что для счастливаго супружества потребны только воздухъ и вода съ крошечною хижиною для помщенія двухъ особъ: недаромъ же въ пансіон доктора Свиштеля его прозвали кукушкой и хорькомъ! Сколько онъ ни думалъ, ни гадалъ, ему и въ голову не приходило, что недостатокъ въ средствахъ завести щегольской экипажъ и лошадей можетъ служить уважительнымъ препятствіемъ къ соединенію Джорджа Осборна и миссъ Седли.
Соображая вс обстоятельства, соприкосновенныя къ длу, онъ убдилъ себя окончательнымъ и ршительнымъ образомъ, что свадьба должна быть совершена какъ можно скоре, безъ малйшей отсрочки. По нкоторымъ признакамъ, мы имемъ право догадываться, что это отнюдь не могло быть вожделннымъ событіемъ для собственнаго его сердца, и легко станется, что кептенъ Доббинъ дйствовалъ въ этомъ случа подобно человку, желавшему поскоре устроить похороны своего умершаго друга, или подобно тмъ нжнымъ друзьямъ, которые, разставаясь на долгое время, желаютъ, для избжанія лишнихъ слезъ, ускорить и сократить церемонію прощанья. Какъ бы то ни было, только мистеръ Доббинъ обнаружилъ въ своихъ хлопотахъ необыкновеимую юркость. Онъ доказывалъ Джорджу необходимость приступить къ немедлеиному исполненію дла, объясняя съ удовлетворительнымъ краснорчіемъ, что старикъ Осборнъ неминуемо проститъ юную чету, какъ-скоро политическая газета возвститъ о блистательномъ подвиг его сына. Онъ брался, въ случа надобности, самъ идти къ обоимъ старикамъ и помирить ихъ между собою.
— Главное — не робй, мой другъ, и куй желзо, пока горячо, говорилъ кептенъ Доббинъ. Полкъ нашъ, того и гляди, получитъ приказъ выступить въ походъ: тогда будетъ поздно думать о женитьб.
Къ великому удовольствію и одобренію мистриссъ Седли, не ршавшейся персонально завести серьезный разговоръ съ своимъ супругомъ, мистеръ Доббинъ отправился искать Джона Седли въ его бывшемъ торговомъ дом въ Сити, куда, по привычк, несчастный банкротъ заходилъ каждый день, хотя не было здсь и слдовъ его бывшей конторы. Онъ неутомимо продолжалъ вести свою корреспонденцію, и получая письма отъ другихъ, связывалъ ихъ въ таинственныя пачки, которыя потомъ мистически укладывалъ въ широкіе карманы своего фрака.
Ничего нтъ, на мой взглядъ, печальне таинственной возни и суетливости погибшаго человка, и едва-ли вы можете хладнокровно видть эти письма, полученныя имъ отъ богачей, эти обветшалые, засаленные документы, которые онъ нетерпливо развертываетъ передъ вами, основывая на нихъ надежду своего будущаго обогащенія и возстановленія своей славы въ коммерческомъ мір. Мой возлюбленный читатель, безъ сомннія, видывалъ на своемъ вку подобныхъ чудаковъ. Встрчаясь съ вами гд бы то ни было, несчастный отводитъ васъ въ отдаленный уголокъ, вытаскиваетъ изъ кармана толстую пачку, развязываетъ, держитъ шелковый снурокъ между зубами, и трепетной рукою перебираетъ передъ вами свой любимыя письма, гд общаютъ ему всякое покровительство и поддержку, если, сверхъ чаянія, не встртится никакихъ препятствій. Кто не знаетъ этихъ грустныхъ, полу-одурлыхъ взглядовъ, бросаемыхъ на васъ безнадежными глазами?
Къ этому разряду людей, гонимыхъ судьбою, принадлежалъ теперь старикъ Джонъ Седли, и мистеръ Доббинъ, къ великому своему ужасу, замтилъ въ немъ вс признаки погибающаго человка. Его фракъ, еще такъ недавно гладкій и красивый, слвсмъ побллъ по швамъ, и мдныя его пуговицы утратили свою позолоту. Лицо его впало, щеки опустились, борода была невыбрита, галстухъ и воротнички рубашки торчали безобразно изъ подъ верхней оконечности мшковатаго жилета. Когда, бывало, приходилось ему угощать молодыхъ людей въ кофейномъ дом, онъ заливался самымъ добродушнымъ смхомъ, кричалъ громче всхъ, и слуги подобострастно перегибались передъ нимъ, но теперь угомонился, присмирлъ, съёжился бдный старикъ, и больно было видть, съ какою униженною учтивостью онъ обращался къ Джону, старому, подслповатому служителю торговаго дома, ходившему въ грязныхъ чулкахъ и скрипучихъ штиблетахъ. Торговый домъ тоже назывался Coffee-house, да еще въ добавокъ Tapioca-Coffee-house, и обязанностію Джона было подавать гостямъ рюмки съ разноцвтными облатками, жестяные стаканы съ чернилами, и разноформенные кусочки бумаги, синей и блой. Ничто, повидимому, не измнилось въ ‘Тапіока-Кофейномъ-Дом’: одинъ только Джонъ Седли былъ не похожъ на самого себя. Посмотрите, какъ принимаетъ онъ Вилльяма Доббина, которому въ былыя времена онъ нердко давалъ подзатыльники и колотушки, и который еще такъ недавно былъ постояннымъ предметомъ его остроумныхъ шутокъ: Джонъ Седли длаетъ передъ нимъ нижайшій поклонъ, и, нершительно протягивая ему дрожащую руку, называетъ его не иначе какъ ‘сэръ’. Покраснлъ и растерялся честный Доббинъ, и показалось ему, неизвстно отчего, будто самъ онъ, въ нкоторой степени, былъ причиною несчастій, разразившихся надъ головою несчастнаго Джона Седли.
— Очень радъ васъ видть, капитанъ Доббинъ, сэръ, сказалъ онъ, стараясь по возможности бросить джентльменскій взглядъ на своего гостя.
Тутъ былъ эффектъ своего рода: мугдиръ капитана и его воинственная осанка произвели, очевидно, нкоторое вліяніе на стараго служителя въ скрипучихъ штиблетахъ, и онъ съ изумленіемъ вытаращилъ на него свой подслповатые глаза. Старикъ Седли продолжалъ:
— Какъ поживаетъ почтенный альдерменъ, и миледи, ваша матушка, сэръ?
Длая особенное удареніе на слов ‘миледи’, онъ выразвтельно взглянулъ на стараго слугу, какъ-будто хотлъ сказать: ‘Видишь ли, Джонъ, у меня еще есть друзья изъ самаго высшаго круга. Смотри, братъ, ты держи ухо востро’.
— Вы, конечно, пришли ко мн, сэръ, по какому-нибудь длу? Молодые друзья мои, Дель и Спигго, выполняютъ теперь вс порученія по моей части, до тхъ поръ пока не будетъ приведена въ порядокъ моя новая контора. Я здсь только на время, капитанъ, вы понимаете, сэръ? Что мы должны для васъ сдлать, сэръ? Не угодно ли чего-нибудь перекусить?
Переминаясь и заикаясь, Доббинъ объявилъ, что онъ не хочетъ ни пить, ни сть, и что у него нтъ никакихъ длъ по коммерческой части. Онъ пришелъ только навдаться о здоровьи своего стараго друга, и лично засвидтельствовать ему глубочайшее почтеніе.
— Матушка моя, слава Богу, совершенно здорова, сказалъ кептенъ Доббинъ, и потомъ, выдумывая отчаянную ложь, прибавилъ весьма неловко: то есть, я хотлъ сказать, что она ужасно больна… выздоравливаетъ понемногу… совсмъ оправилась, и только дожидается перваго солнечнаго дня, чтобы сдлать визитъ супруг вашей, мистриссъ Седли. Какъ поживаетъ супруга ваша, сэръ? Надюсь, что она совершенно здорова.
Здсь кептенъ Доббинъ пріостановился, и увидлъ, что зашелъ уже слишкомъ далеко. Погода стояла превосходная, и солнце палило своими лучами нсколько дней сряду. Что жь касается до мистриссъ Седли, онъ видлъ ее не дальше какъ за часъ передъ этимъ, когда привезъ на ‘Аделаидины виллы’ пріятеля своего, Осборна, котораго и оставилъ наедин съ миссъ Амеліей Седли.
— Жен моей будетъ очень пріятно увидться съ миледи, вашей матушкой, сказалъ старикъ, вынимая толстую пачку бумагъ изъ своего кармана. Недавно я имлъ честь получить письмо отъ почтеннаго вашего родителя, сэръ, покорнйше прошу засвидтельствовать ему глубокое почтеніе. Леди Доббинъ найдетъ нкоторую перемну въ нашемъ хозяйств: домъ у насъ маленькій — но, могу сказать, опрятный и чистый домикъ, совершенно удобный. Мы вс довольны. Жизнь на дач, знаете, совсмъ не то, что въ город: перемна воздуха принесла очевидную пользу моей дочери — вы, вдь, помните малютку Эмми, сэръ? Въ город она очень страдала, но теперь ничего — совершенно ничего.
При этомъ глаза старика запрыгали какимъ-то страннымъ образомъ, и было очевидно, что постороннія думы тснились въ его душу, когда онъ принялся развязывать красную тесемку на своей пачк.
— Вы человкъ военный, сударь мой, прододжалъ Джонъ Седли, спрашиваю васъ, Виль Доббинъ, какой прозорливый дипломатъ могъ, незадолго передъ этимъ, предвидть внезапное возвращеніе этого неугомоннаго Корсиканца съ острова Эльбы? Вдь вотъ въ прошломъ году, сэръ, видли мы собственными глазами Храмъ Согласія, и были у насъ празднества, фейерверки, и китайскій мостъ въ Сен-Джемскомъ парк… ну, кто бы могъ подумать въ ту пору, что миръ еще не прочно утвержденъ во всхъ европейскихъ столицахъ? Спрашиваю васъ, Вилльямъ, могъ ли я воображать, что проведутъ меня какъ дурака съ завязанными глазами? Вы думаете, что я не понимаю этихъ штукъ? Какъ не такъ! Австрійцы нарочно выпустили Бонапарта, чтобы подорвать нашъ кредитъ, понизить фонды и раззорить въ конецъ англійское государство. Вотъ почему я и попалъ въ лабетъ, Вилльямъ Доббинъ. Вотъ почему мое имя и внесено въ газеты какъ несостоятельнаго должника. Какъ же иначе, сэръ? Вдь я долженъ былъ поврить. Взгляните сюда. Посмотрите на эти бумаги. Съ перваго марта фонды начали постепенно возвышаться, и потомъ — вдругъ все пошло къ чорту. Не будь тутъ злонамренныхъ обмановъ, этому Корсиканцу никогда бы не вырваться съ Эльбы. Чего смотрлъ англійскій коммиссаръ, желалъ бы я знать?
Старикъ бсновался больше и больше, и лобъ его наморщился страшнйшимъ образомъ, когда онъ принялся сжатымъ кулакомъ барабанить по своимъ бумагамъ. Капитанъ Доббинъ спшилъ успокоить его какъ могъ:
— Скоро мы опять прогонимъ этого Бонапарта, сэръ. Герцогъ уже въ Бельгіи, сэръ, и мы со дня на день ожидаемъ приказа выступить въ походъ.
— Не давайте ему ни милости, ни пощады, скрутите его по рукамъ и по ногамъ, сударь мой, заревлъ Джонъ Седля, я бы и самъ не прочь стать подъ вашими знаменами… но я уже старикъ… и разорилъ меня въ конецъ этотъ Корсиканецъ… да и не онъ одинъ… есть, сударь мой, и въ нашей сторон пріятели… были они въ свое время оголлыми нищими… я вывелъ ихъ въ люди, и разъзжаютъ они въ щегольскихъ каретахъ, а я, вотъ, сударь мой, хожу пшкомъ, прибавилъ несчастный старикъ прерывающимся голосомъ.
Доббинъ приведенъ былъ въ трогательное умиленіе при взгляд на этого, нкогда великодушнаго и добраго негоціанта, истомленнаго теперь своими несчастіями и вспышками безсильнаго старческаго гнва. Пожалйте падшаго джентльмена, вы, которые привыкли дорожить деньгами и репутаціей, какъ главнйшими благами въ жизни!
— Да, продолжалъ Джонъ Седли, пригрешь иную змю у себя за пазухой, и потомъ она же тебя ужалитъ не на животъ, а на смерть. Пособишь какому-нибудь оголлому нищему взобраться на коня, а онъ того и гляди — станетъ потомъ разъзжать на твоей собственной спин. Все бываетъ на свт, милый мой Биль Доббинъ, и вы знаете о комъ я говорю. У этого глупаго туза на Россель-Сквер не было ни шиллинга въ карман, когда я первый разъ познакомплся съ нимъ, и облагодтельствовалъ его съ ногъ до головы. Зазнался, окаянный, и не думаетъ, что судьба можетъ окарнать его такъ же, какъ меня, чего я отъ души ему желаю.
— Я слышалъ кое-что объ этомъ отъ пріятеля моего, Джорджа, замтилъ Доббинъ, желавшій поскоре првступить къ своему длу. Джорджъ чрезвычайно огорченъ вашей ссорой съ его отцомъ. Кстати, сэръ, у меня есть отъ него довольно важное порученіе къ вамъ, мистеръ Седли.
— А какое, желалъ бы я знать? закричалъ старикъ, прівскакивая на своемъ стул, соболзнуетъ онъ обо мн, горюетъ? Очень благодаренъ, можете сказать, что меня чрезвычайно интересуетъ нахальный видъ его пустйшей головы. Негодный прощалыга. Неужьто и теперь онъ слоняется вокругъ моего дома? Будь мой сынъ немножко похрабре, онъ бы отправилъ его къ чорту на кулички. Вдь онъ такой же мошенникъ, какъ его отецъ. Я запретилъ строго настрого произносить его имя въ моемъ дом. Пусть будетъ проклятъ тотъ день, когда онъ первый разъ переступилъ черезъ мой порогъ. Дочь моя скоре умретъ у моихъ ногъ, чмъ выйдетъ за него. Это ужь ршеное дло.
— Джорджъ не обязанъ отвчать за проступки своего отца, милостивый государь. Дочь ваша любитъ Джорджа, и вы сами ободряли ея любовь. Кто же вамъ далъ право играть привязанностью молодыхъ людей, и безжалостно сокрушать ихъ юныя сердца?
— Прошу имть въ виду, сударь мой, что въ это дло отнюдь не вмшивался его отецъ, кричалъ старикъ Седли. Я самъ разстроилъ ихъ бракъ, разъединилъ молодыхъ людей, разрознилъ, разорвалъ, разбилъ. Наши фамиліи разлучились однажды навсегда, и я, собственною волею, поставилъ непреодолимыя преграды къ соединенію ихъ. Вы думаете, что я упалъ слишкомъ низко? Какъ не такъ! Если потрудитесь заглянуть въ эти бумаги, такъ увидите, что я такое, и какія у меня надежды впереди. Уполномочиваю васъ сказать объ этомъ всему ихъ племени и роду — и сыну, и отцу, и матери, и сестрамъ.
— По моему искреннему и глубокому убжденію, милостивый государь, отвчалъ въ полголоса кептенъ Доббинъ, вы не имете ни права, ни власти разлучать двухъ молодыхъ людей, предназначенныхъ другъ другу чуть ли не съ дтскихъ лтъ. Если вы не ршитесь добровольно дать согласіе вашей дочери, миссъ Амелія принуждена будетъ обвнчаться потихоньку. Изъ того, что вы слишкомъ упрямы, милостивый государь, никакъ не слдуетъ, что дочь ваша должна умереть или вести горемычную жизнь. Да они уже обвнчаны, по моему мннію, почти такъ же, какъ будто пасторы огласили ихъ во всхъ лондонскихъ церквахъ. Старикъ Осборнъ, вы говорите, виноватъ передъ вами? Очень хорошо: вина его будетъ извстна и доказана всему свту, какъ-скоро собственный его сынъ женится на дочери человка, котораго онъ ненавидитъ. Вникните въ это обстоятельство, мистеръ Седли.
Лучь удовольствія проскользнулъ по лицу старика, но тмъ не мене онъ продолжалъ уврять, что свадьб не состояться никогда, если станутъ требовать его согласія.
— Ну, такъ мы обойдемся и безъ согласія, возразилъ улыбаясь кептенъ Доббинъ.
И по этому поводу онъ разсказалъ старику, какъ на этихъ дняхъ капитанъ Кроли похитилъ миссъ Ребекку. Эта исторія, очевидно, понравилась мистеру Седли, такъ же какъ его супруг.
— Вы, капитаны, народъ бойкій, сказалъ онъ, перебирая машинально свой завтныя бумаги.
Морщины его разгладились, лицо прояснилось, и онъ даже улыбнулся нсколько разъ, къ изумленію подслповатаго служителя, вошедшаго теперь въ комнату, и который, до этой поры, никогда не замчалъ веселаго выраженія на лиц несчастнаго банкрота.
Очень вроятно, что старый джентльменъ лелялъ въ своей голов отрадную мысль, полкузмить неожиданнымъ образомъ своего непріятеля, Осборна. Скоро бесда окончилась: мистеръ Седли и кептенъ Доббинъ разстались добрйшими друзьями.

——

— Сестры говорятъ, что у ней брильянты съ голубиныя яйца, сказалъ Джорджъ Осборнъ, заливаясь добродушнымъ смхомъ,— воображаю, какъ это ей къ лицу: въ комнат просто должна быть иллюминація, когда она входитъ съ этими свтлыми орнаментами на своей гагатовой ше. Волосы у нея шелковисты и курчавы, какъ у Самбо. Чего добраго, она, пожалуй, проднетъ брильянтовое колечко черезъ ноздри, какъ-скоро пригласятъ ее на придворыый балъ. О, это будетъ совершеннйшая Belle Sauvage!
Такъ въ разговор съ Амеліей, Джорджъ Осборнъ потшался надъ молодою леди, съ которой недавно познакомились его сестры и отецъ. Эта молодая леди сдлалась предметомъ общаго вниманія на Россель-Сквер. Говорили, что у ней безчисленное множество плантацій по ту сторону океана, груды золота въ европейскихъ банкахъ, и въ добавокъ три звзды, присоедивенныя къ ея имени въ реестр ост-индскихъ акціонеровъ. Былъ у ней дворецъ въ самомъ Лондон на Соррейской сторон, и прекрасная дача въ Портленд-Плес. Имя богатйшей вест-индской наслдницы печаталось въ лондонскихъ газетахъ и журналахъ. Мистриссъ Гаггистаунъ, вдова полковника Гаггистауна, сопровождала ее на всхъ гуляньяхъ, и завдывала хозяйствомъ въ ея дом. Юная леди только-что вышла изъ пансіона по окончаніи полнаго курса наукъ, и сестрицы Джорджа встртились съ нею на вечер въ дом стариковъ ‘Гулькеръ, Буллокъ и Компанія’, которые вели продолжительную и постоянную корреспонденцію съ ея вест-индскимъ домомъ. Двицы Осборнъ обступили ее съ своими ласками и комплиментами, принятыми, какъ и слдуетъ, съ великимъ добродушіемъ. Сиротка въ ея положеніи… ни отца, ни матери… груды золота… какъ это интересно! восклицали прелестныя сестрицы Джорджа. По возвращеніи домой он отнеслись о своей новой знакомк съ большою похвалою миссъ Виртъ, своей долговязой гувернантк, и тутъ же, вмст съ нею, начали придумывать средства видть какъ-можно чаще знаменитую владтельницу вестиндскихъ плантацій. Поутру, на другой день посл бала, он сочли своей обязанностью сдлать ей визитъ. Мистриссъ Гаггистаунъ, вдова полковника Гаггистауна, родствениица лорда Бинки, произвела не совсмъ выгодное впечатлыіе на молодыхъ двицъ: она жеманна, чопорна, высокомрна, и, что всего хуже, безпрестанно говоритъ о лорд Бинки, но эта малютка, Рода,— все что хотите, и двицы Осборнъ были отъ нея въ восторг. Рода умна, добра, наивна какъ ребенокъ, застенчива немножко и не иметъ, такъ-сказать, джентльменскаго лоска, но это пройдетъ по мр ея знакомства съ свтомъ. Двушки называли не иначе какъ христіанскимъ именемъ свою новую знакомку.
— Посмотрла бы ты на ея придворный костюмъ, Эмми! продолжалъ Осборнъ веселымъ тономъ,— она недавно прізжала въ немъ къ моимъ сестрамъ, прожде чмъ представила ее, по всей форм, миледи Бинки, родственница Гаггистауновъ. Впрочемъ она всмъ приходится съ родни, эта Гаггистаунъ. Брильянты ея пылали какъ воксалъ въ тотъ вечеръ, когда мы тамъ были. (Помнишь ли ты, Эмми, какъ Джозефъ любезничалъ тогда съ твоей подругой?) Брильянты и красное дерево, мой ангелъ! Подумай, какой очаровательный контрастъ съ ея блыми перьями въ шелковичныхъ курчавыхъ волосахъ! Серьги на ней то же что канделябры, и ты, право, могла бы поставить на нихъ свчи. Но можетъ-быть всего замчательне желтый атласный шлейфъ, который тащился за ея платьемъ, какъ хвостъ какой-нибудь кометы.
— Сколько ей лтъ? спросила Эммв, слушавшая съ напряженнымъ вниманіемъ болтовню своего жениха.
— Черная принцесса только-что вышла изъ школы, но я думаю, ей ужь чуть ли не стукнуло около двадцати трехъ лтъ. И какимъ она почеркомъ пишетъ, еслибъ ты видла? Вс письма за нее обыкновенно пишетъ мистриссъ полковница Гаггистаунъ, но случается, въ минуту откровенности, она и сама принимается за перья. Сестрицы мои, на этихъ дняхъ, получили отъ нея собственноручную записку, гд столько же грамматическихъ ошибокъ, сколько словъ.
— У насъ въ пансіон тоже была мулатка, которой никакъ не могли растолковать грамматическія правила, замтила Амелія, припомнившая одну изъ своихъ подругъ въ благородной академіи миссъ Пинкертонъ,— она жила на хлбахъ у самой содержательницы.
— Какъ ее звали? спросилъ Осборнъ.
— Миссъ Шварцъ.
— Ну? такъ это она и есть. Отецъ ея, нмецкіи жидъ, торговалъ неграми въ Ост-Индіи и нажилъ мильйоны. Онъ умеръ въ прошломъ году, и миссъ Пинкертонъ довершила воспитаніе его дочери. Она бренчитъ на фортепьяно, поетъ дв, три псни, и съ грхомъ пополамъ уметъ напачкать безграмотную записку подъ диктовку мистриссъ Гаггистаунъ. Дженни и Мери уже изгораздились полюбить ее какъ сестру.
— О, если бы он меня удостоили такой любви! сказала Эмми съ глубокимъ вздохомъ,— он всегда были холодны ко мн.
— Дитя! надобно имть по крайней мр двсти тысячь фунтовъ, чтобъ заслужить благосклонное вниманіе моихъ сестрицъ, возразилъ Джорджъ трагическимъ тономъ,— ужь такъ он воспитаны, и черствая ихъ натура неспособна къ безкорыстнымъ чувствамъ. Подумаешь, что все наше общество состоитъ изъ золотыхъ и серебряныхъ слитковъ. Мы живемъ банкирами и толстыми тузами изъ Сити, каждый, говоря съ тобою, гордо позваниваетъ своими гинеями въ карман, какъ-будто самъ чортъ ему не братъ. Вижу какъ сейчасъ вскъ этихъ ословъ. Вотъ между ними пузатый Фредъ Буллокъ, будущій женихъ сестрицы моей, Мери, приземистый Гольдморъ, директоръ ост-индской компаніи, косолапый Дипли, который устроиваетъ свои длишки по торговл сальными свчами — по нашей торговл, моя милая, дополнилъ Джорджъ съ презрительнымъ смхомъ. Терпть не могу этихъ истукановъ, и мн тошно сидть на ихъ скучнйншхъ обдахъ. Признаюсь, Амелія, мн право даже стыдно за домъ моего отца. Я привыкъ жить въ обществ порядочныхъ джентльменовъ, людей свтскихъ, Эмми, фешонэбльныхъ, и ужь слишкомъ далеко отсталъ отъ этихъ пузатыхъ торговцевъ. Милый другъ мой! ты одна только изъ нашего круга мыслишь, чувствуешь и говоришь, какъ истинная леди, и это въ порядк вещей, потому-что ты ангелъ, Эмми. Не возражай. Я повторю еще — одна только ты настоящая леди между этими воронами въ павлиньихъ перьяхъ. Разв это не замтила миссъ Кроли? А она видла свтъ, и знаетъ лучшія общества европейскихъ столицъ. что жь касается до Родона Кроли, это — примрный джентльменъ, и, по моему, онъ поступилъ благородно, что женился на любимой двиц. Ребекка достойна его.
Амелія тоже находила съ своей стороны, что мистеръ Кроли доступилъ благородно. Она врила душевно, что Ребекка будетъ съ нимъ счастлива, и это обстоятельство — замтила она улыбаясь — должно утшить братца ея, Джоза.
Такъ говорила юная чета, предаваясь беззаботному веселью, и припоминая старину. Младенческая довренность опять водворилась въ сердц малютки Эмми, хотя она обнаружила притворную ревность къ миссъ Шварцъ, и признавалась съ наивнымъ лицемріемъ, будто ужасно боится за своего жениха, который — легко станется — совсмъ забудетъ ее изъ-за богатой наслдницы вест-индскихъ плантацій. Однакожь, на самомъ дл, въ душ ея не было ни малйшихъ безпокойствъ и тревожныхъ сомнній, чего ей бояться, когда милый Джорджъ, презирая всякую опасность, отыскалъ ее, съ такимъ великодушіемъ, на ‘Аделаидиныхъ виллахъ?’
Окончивъ свое посольство въ ‘Тапіока-Кофейный-Домъ’, кептенъ Доббинъ поспшилъ присоединиться къ обществу юныхъ. счастливцевъ, и сердце его затрепетало отъ живйшаго восторга, когда увидлъ, что Амелія вдругъ опять превратилась въ розовую и счастливую двицу. Она шутила, смялась, рзвилась и пла старыя знакомыя псни на фортепьяно до тхъ поръ, пока наконецъ уличный звонокъ возвстилъ счастливой компаніи, что мистеръ Седли воротился изъ Сити. Это было сигналомъ отступленія для Джорджа.
Должно замтить, къ стыду и осужденію эгоистической натуры миссъ Эмми, что она, въ продолженіе всего этого визита, не обращала ви малйшаго вниманія на честнаго Вилльяма Доббина, какъ-будто и не было его на свт, Правда, она улыбнулась очень мило, когда капитанъ вошелъ, но мы смемъ уврить, что это была притворная улыбка, такъ-какъ она считала его прибытіе совершенно неумстнымъ. Нтъ нужды: кептенъ Доббинъ былъ совершенно счастливъ и доволенъ, потому-что миссъ Эмми была счастлива, и онъ чувствовалъ въ душ невыразимую усладу при мысли, что самъ, нкоторымъ образомъ, содйствовалъ къ ея счастію.

ГЛАВА XX.

Маленькая распря изъ за наслдницы вест-индскихъ плантацій.

— Надобно быть пошлымъ дуракомъ, чтобы не полюбить такую двицу, какъ миссъ Шварцъ! разсуждалъ старикъ Осборнъ въ своихъ джентльменскихъ апартаментахъ на Россель-Сквер. И на этомъ основаніи, въ душ честолюбиваго негоціанта зароились самыя яркія надежды, самыя юныя мечты. Онъ ободрялъ и поощрялъ, съ увлеченіемъ пылкаго юноши, нжную привязанность своихъ дочерей къ богатой наслдниц вест-индскихъ плантацій, и не разъ объявлялъ имъ съ торжественнымъ величіемъ, что эта привязанность радуетъ какъ нельзя больше его родительское сердце.
— Само собою разумется, говорилъ онъ миссъ Род, въ скромномъ моемъ домик на Россель-Сквер вы не найдете того блеска и той пышности, которыми васъ обыкновенно окружаютъ въ великолпныхъ салонахъ Вест-Энда. Дочери мои двушки незатйливыя, простыя, безкорыстныя, но сердца ихъ, поврьте мн, миссъ Рода, умютъ отличать истинныя достоянства отъ фальшивыхъ, и вотъ почему он питаютъ къ вамъ привязанность, которая, конечно, длаетъ имъ честь…. ну, да иначе не можетъ быть, и я готовъ повторять всегда, что эта привязанность длаетъ имъ честь. О себ самомъ я не стану распространяться. Я скромный британскій негоціантъ, простой, конечно, и быть-можетъ нсколько грубоватый, зато честный негоціантъ, какъ это вамъ могутъ засвидтельствовать почтенные друзья мои, Гулькеръ и Буллокъ, которые вели постоянную корреспонденцію съ вашимъ покойнымъ, вчно незабвеннымъ родителемъ, миссъ Рода. Вы найдете въ насъ семейство простое, дружное, счастливое, могу сказать, почтенное семейство, безъ всякіхъ притязаній на пышность и джентльменскій лоскъ аристократическихъ салоновъ, но зато, миссъ Рода… милая Рода… да, позвольте называть васъ этимъ именемъ… мы вс васъ любимъ искренно, душевно, и мое сердце проникнуто къ вамъ родительскимъ чувствомъ. Я человкъ откровенный, и готовъ сказать безъ обиняковъ, что люблю васъ, какъ собственную дочь. Бокалъ шампанскаго! Гиксъ, шампанскаго для миссъ Шварцъ!
Думать надобно, что старикъ Осборнъ врилъ искренно всмъ этимъ словамъ, и я не сомнваюсь, что безхитростныя его дочки питали задушевную привязанность къ миссъ Шварцъ. Золото, на Базар Житейской Суеты, иметъ неотразимо привлекательную силу, и каждый членъ британской публики невольно благоговетъ передъ его ослпительнымъ блескомъ. Я готовъ съ своей стороны признаться откровенно, что сердце мое инстинктивно проникается нкоторымъ участіемъ къ судьб ближняго, какъ-скоро я знаю, что въ желзной касс его хранятся мильйоны, но само собою разумется, что это участіе, въ душахъ любостяжателей, увеличивается больше чмъ на сто прцентовъ, и они готовы, при первомъ случа, леттъ, съ распростертыми объятіями, къ счастливымъ владльцамъ мильйоновъ. Я знаю многое множество людей, ршительно неспособныхъ питать дружескія чувства къ тмъ несчастнымъ смертнымъ, которымъ не суждено играть блестящей роли на рынк житейскихъ треволненій. Холодные и даже мертвые ко всмъ профанамъ, чуждымъ звонкой благостыни, эти люди даютъ просторъ своимъ чувствованіямъ не иначе, какъ въ извстныхъ случаяхъ, когда этого требуютъ приличія, опредляемыя направленіемъ магнита, скрытаго для нихъ въ благородныхъ металлахъ. Доказательства у насъ подъ рукою: благородные члены фамиліи Осборновъ, знавшіе Амелію Седли въ продолженіе пятнадцати лтъ, не могли питать къ ней ни малйшаго вліянія, похожаго на дружбу, между-тмъ какъ миссъ Шварцъ въ продолженіе одного вечера, пробудила въ ихъ сердцахъ самыя нжныя чувствованія, какія только могутъ быть доступны для романическаго представителя дружбы.
— Какая чудесная партія для Джорджа! говорили интересныя сестрицы и долговязая ихъ гувернантка, миссъ Виртъ, тутъ нечего и думать о какой-нибудь ничтожной Амеліи Седли. Джорджъ и Рода созданы другъ для друга. Ей нуженъ женихъ съ прекрасной наружностью, блестящей перспективой впереди и значеніемъ въ джентльменскомъ кругу, все это она должна найдти въ капитан Осборн.
И при этомъ, воображеніе молодыхъ двицъ разрисовывало великолпные балы на Портленд-Плес, будущія представленія ко двору и будущее возведеніе ихъ братца въ достоинство пэра. Братецъ Джорджъ и его обширныя знакомства въ джентльменскомъ кругу — вотъ единственная тэма, которую он распространяли на тысячу ладовъ въ присутствіи своей возлюбленной подруги.
Старикъ Осборнъ былъ также убжденъ душевно, что миссъ Рода прекрасная невста для его сына. Джорджъ оставитъ военную службу, поступитъ въ парламентъ и быстро пойдетъ впередъ на блистательномъ поприщ британскихъ дипломатовъ. Старческая кровь негоціанта волновалась и кипла, когда онъ видлъ имя Осборновъ облагороженнымъ въ лиц своего сына, и воображалъ, что судьба назначила ему сдлаться прародителемъ знаменитой линіи баронетовъ. Онъ работалъ неутомимо на бирж и въ Сити, разспрашивая обо всхъ подробностяхъ относительно наслдницы индійскихъ плантацій и въ скоромъ времени узналъ онъ въ совершенств, сколько было денегъ у миссъ Шварцъ, и какое направленіе коммерческая опытность сообщила ея капиталу. Вс эти свднія мистеру Осборну доставлялъ главнйшимъ образомъ молодой Фредерикъ Буллокъ, который бы и самъ не прочь предложить себя оливковой наслдниц плантацій, еслибъ имя его не было заране соединено съ миссъ Маріей Осборнъ. Въ этомъ онъ открыто признавался своему будущему тестю, отказываясь съ благороднымъ безкорыстіемъ отъ богатой мулатки въ пользу любезнаго братца своей невсты.
— Скажите Джорджу, чтобъ онъ не мигалъ и держалъ ухо востро, говорилъ безкорыстный Фредерикъ Буллокъ,— куй желзо, пока горячо,— вы понимаете? Все пойдетъ на ладъ, покамстъ она свжая новинка въ этомъ город, но чрезъ нсколько недль, пожалуй, намъ не видать ея какъ своихъ ушей, если на-бду подвернется какой-нибудь франтъ изъ Вест-Энда… понимаете? Не нашему брату, торгующему въ Сити, тягаться съ этими господами. Вотъ, въ прошломъ году, Поддеръ и компанія совсмъ уже готовъ былъ обдлать свое дльцо съ мисъ Грогремъ, но подвернулся лордъ Фидруфусъ, и все пошло навыворотъ. Чмъ скоре, тмъ лучше, мистеръ Осборнъ, такъ по крайней мр я думаю, и вы, надюсь, можете положиться на мое мнніе.
Но когда мистеръ Осборнъ вышелъ шъ гостигой молодаго банкира, мистеръ Буллокъ вспомнилъ о миссъ Амеліи, и о томъ, какъ эта прелестная двушка привязана къ Джорджу Осборну. Около десяти секундъ удлилъ онъ отъ своего драгоцннаго времени на искреннее соболзнованіе о несчастіи, которое такъ неожиданно разразилось надъ злополучной двицей. Мы даже обязаны замтить, къ чести юнаго банкира, что онъ испустилъ при этомъ вздохъ, нельзя сказать чтобъ слишкомъ глубокій, но все же такой вздохъ, который неоспоримо свидтельствовалъ о его чувствительной натур.
Устроивая такимъ образомъ эту блестящую партію для молодаго человка, приведеннаго къ ногамъ горемычной невсты неусыпною заботливостью великодушнаго друга, старикъ Осборнъ и его дочери отнюдь не сомнвались, что Джорджъ не окажетъ ни малйшаго сопротивленія ихъ плананъ.
Обдлывая свое дльцо по коммерческой систем, старикъ Осборнъ исподоволь пустилъ въ ходъ нсколько энергическихъ ‘намековъ’, которыхъ сущность могла быть очевидною даже для совершеннйшаго идіота съ ослиною головою на плечахъ. Онъ обыкновенно называлъ намекомъ почти вее, что ни длалъ по хозяйственной части. Столкнуть лакея съ лстницы, значило, по его словамъ, сдлать ему тонкій намекъ, чтобъ онъ убирался со двора. Руководимый своей обычной откровенностью, онъ сказалъ напримеръ мистриссъ полковниц Гаггистаунъ, что дастъ ей вексель въ десять тысячь фунтовъ въ тотъ самый день, когда сынъ его женится на ея воспитанниц, и это предложеніе называлъ онъ самымъ деликатнымъ намекомъ, обличавшимъ обыкновенную утонченность его дипломатическаго искусства. Длая такой же намекъ сыну своему, Джорджу, онъ приказалъ ему немедленно жениться на миссъ Шварцъ, причемъ непреклонная его воля объявлена была съ такимъ же хладнокровіемъ, съ какимъ онъ приказывалъ буфетчику откупорить бутылку, или конторщику переписать записку.
Этотъ повелительный намекъ значительно разстроилъ Джорджа. Его мечты уже достигали до самой восторженной степени, когда онъ вновь прянялся ухаживать за миссъ Амеліей, и эта вторичная эпоха нжностей чрезвычайно нравилась ето воображенію. Онъ сравнивалъ наружность и манеры богатой мулатми съ своей хорошенькой невстой, и мысль о женитьб на оливковой владтельниц плантацій представлялась ему вдвойн нелпою и смшною. Вообразйте, напримръ, что онъ, мистеръ Джорджъ, красавецъ первой руки, идеалъ британскихъ львовъ, сидитъ въ карет или театральной лож подл этой заморской обезьяны, унизанной какъ на смхъ брильянтами и жемчугомъ — что это за странная, чудовищная чета! Прибавьте ко всему этому, что мистеръ Осборнъ-младшій былъ такъ же упрямъ, какъ старшій, и если была у него какая-нибудь цль впереди, онъ шелъ къ ней твердыми и ршительными шагами. Притомъ былъ онъ вспыльчивъ и горячъ точно въ такой же степени, какъ его отецъ.
Въ первый день, когда отецъ далъ формальное приказаніе своему сыну ухаживать за миссъ Шварцъ, Джорджъ подытался выставить на видъ неудобства со стороны времени и обстоятельствъ.
— Вамъ бы слдовало подумать объ этомъ прежде, сказалъ мистеръ Джорджъ Осборнъ, поздно хлопотать о женитьб, когда мы съ каждымъ днемъ ожидаемъ приказанія выступить въ походъ. Подождите до моего возвращенія, если только суждено мн возвратиться невредимымъ съ поля битвы.
Потомъ онъ распространился относительно того, какъ дурно было выбрано время для переговоровъ о семейныхъ длахъ, и представилъ своему родителю, что послдгіе дни этой недли онъ обязанъ посвятить не любезиичеству, а приготовленію къ служебной дятельности, и приличному прощанью съ воздухомъ родной земли.
— Время не уйдетъ толковать объ этомъ и посл похода, когда я возвращусь на родину съ новымъ чиномъ и, быть-можетъ съ новыми знаками отличія, заключилъ Джорджъ Осборнъ ршительнымъ тономъ, потому-что я могу общать вамъ, что вы, такъ или иначе, прочтете фамилію Джорджа Осборна во всхъ англійскихъ газетахъ.
Отвтъ отца былъ основанъ на свдніяхъ, отобранныхъ въ Сити. Онъ старался доказать упрямому сыну, что, при малйшей отсрочк, богатая наслдница можетъ ускользнуть изъ рукъ вслдствіе неизбжнаго нашествія изъ Вест-Энда, гд, съ каждымъ днемъ распложаются обднвшіе франты, готовые, при первой возможности, поправить свое разстроенное состояніе богатой женитьбой…
— Дло еще легко можно устроить при твоей доброй вол, сказалъ старикъ Осборнъ, ты можешъ по крайней мр обручиться, и въ продолженіе своего отсутствія вести постоянную переписку съ миссъ Шварцъ. Свадьбу сыграемъ посл, когда ты воротишься назадъ. Притомъ, любезный другъ, если сказать всю правду, такъ по моему мннію, странго искать счастья за границей, какъ-скоро представляется полная возможность, оставаясь дома, получать десятъ тысячъ фунтовъ ежегоднаго дохода.
— Стало-быть вы считаете меня трусомъ? съ нетерпніемъ вскричалъ мистеръ Джорджъ Осборнъ,— неужели вы думаете, что я способенъ обезславить фамилію Осборновъ изъ-за денегъ миссъ Шварцъ.
Эти возраженія, казалось, поколебали старика, но не думая однакожь отказываться отъ своего намренія, онъ проговорилъ довольно твердымъ и ршительнымъ тономъ:
— Миссъ Шварцъ бываетъ здсъ каждый день и вы непремнно каждый день обдаете съ нами, сэръ. Прошу васъ быть какъ можно внимательне къ миссъ Шварцъ. Если нужны вамъ деньги, можете обратиться въ моей контор къ господину Чопперу.
Такимъ образомъ возникло новое препятствіе на пути мистера Джорджа къ сношеніямъ его съ миссъ Амеліей Седли. Объ этомъ предмет держалъ онъ серьёзную консультацію съ своимъ другомъ, и мы уже знаемъ положительное мнвіе мистера Доббина обо всхъ этихъ вещахъ. Онъ тоже съ своей стороны придерживался пословицы: ‘Куй желзо, пока горячо’, и на этомъ основаніи совтовалъ своежу пріятелю жениться какъ можно скоре. Что жь касается до мистера Осборна, новыя препятствія длали его еще боле раздражительнымъ и упрямымъ, какъ-скоро онъ положительно ршался на какой-нибудь подвигъ.
Между-тмъ оливковая владтельница плантацій отнюдь не знала и не подозрвала, какіе планы устроивались на ея счетъ въ почтенномъ семеіств Осборновъ. Ея пріятельница и неразлучная спутница, мистриссъ полковница Гаггистаунъ, хранила объ этомъ предмет глубочайшее молчаніе, и мцссъ Шварцъ, беззаботная и легкомысленная какъ птичка, принимала за чистую монету вс комплименты и ласки, какіе оказывались ей въ дом негоціанта на Россель-Сквер. Предупредительныя и обязательныя двицы Осборнъ казались ей предобрйшими созданіями въ мір, и она отвчала на ихъ дружескія выраженія съ увлеченіемъ пылкаго сердца, взлеляннаго тропическимъ солнцемъ. И если сказать всю правду безъ утайки, былъ особенный предметъ, привлекавшій ее на Россель-Скверъ, и читатель угадалъ, конечно, что этотъ предметъ олицетворялся въ особ мистера Джорджа Осборна, котораго она, въ простот душевной, считала прекраснйшимъ молодымъ человкомъ. Его усы и бакенбарды сдлали на нее весьма выгодное впечатлніе въ первый же вечеръ, когда она увидла его на балу у господъ Гулькеръ и компаніи, и намъ заподлинно извстно, что мистеръ Джорджъ приводилъ въ восторгъ своими физическими дарами не одну миссъ Роду. И самомъ дл, онъ, во многихъ отношеніяхъ, былъ весьма интересный и замчательный кавалеръ: физіономія его чуднымъ образомъ выражала въ одно и тоже время задумчивость и надменность, томную меланхолію и вмст мужественную сановитость. На пасмурномъ чел его рзкими чертами отпечатлвались тайныя думы, глубокія страсти, таинственныя печали, огорченія и заботы романтическаго свойства. Голосъ его былъ звученъ, плавенъ и нженъ. Если онъ длалъ замчанія какой-нибудь двиц относительно погоды, или предлагалъ ей порцію мороженнаго, въ интонаціи его обнаруживалось столько грусти и романической откровенности, что вы, наблюдая его издали непремнно могли бы подумать, что онъ извщаетъ свою внимательную собесдницу о кончин ея матери, или, собирается открыть передъ нею патетическое объясненіе въ любви. Онъ становился на необозримую высоту передъ всею молодежью въ дом своего отца, и считался героемъ между всми напомаженными франтами изъ купеческаго круга. Нкоторые ненавидли его, другіе презирали, иные подсмивались надъ нимъ изподтишка, но были и такіе, которые, какъ мистеръ Доббинъ, изумлялись его талантамъ и благоговли передъ нимъ. Но какъ бы то ни было, бакенбарды его длали свое дло, и миссъ Шварцъ была отъ нихъ въ восторг.
Какъ скоро представлялся вроятный случай встртиться съ нимъ на Россель-Сквер, миссъ Шварцъ пламенла желаніемъ повидаться немедленно съ прелестными двицами Осборнъ. Она употребляла огромныя издержки на новыя платья, браслеты, шляпки и на драгоцнныя перья, вывезенныя изъ-за моря для украшенія прекраснйшей половины человческаго рода. Она украшала свою особу всми изобртеніямя современнаго вкуса и моды, чтобы обратить на себя вниманіе блистательнаго Купидона, и одержать побду надъ его сердцемъ. Ея нравственныя совершенства и таланты тоже, по возможности, были выставляемы на показъ съ самой выгодной стороны. По просьб своихъ подругъ она готова была, по нскольку часовъ сряду, бренчать на фортепьянахъ три романса и пть свой три единственныя аріи, воображая, что заставляетъ всхъ и каждаго удивляться своему музыкальному искусству. Въпродолженіе этихъ увеселительныхъ упражненій миссъ Виртъ и мистриссъ Гаггистаунъ сидли другъ подл друга, воркуя о своихъ знакомыхъ между пэрами, лордами, баронами и графами.
За часъ передъ обдомъ, на другой день посл того, какъ мистеръ Джорджъ получилъ деликатный намекъ отъ своего отца, онъ полулежалъ въ гостиной на соф въ интересной поз молодаго джентльмена, испытавшаго горечь и наслажденіе жизни. По предложенію щедраго родителя, онъ уже имлъ сегодня поутру вожделнную аудіенцію съ господиномъ Чопперомъ, которому поручено было наполнить его опустлый кошелекъ полновсными гинеями изъ конторской кассы. Почтенный родитель, должно замтить, довольно часто снабжалъ своего сына звонкой благостыней, но никогда не назначалъ ему опредленнаго жалованья, предоставляя себ право награждать его, какъ и когда вздумается, единственно по влеченію своего чадолюбиваго сердца. По выход изъ Сити, онъ отправился въ Фольгемъ, на ‘Аделаидины виллы’, и провелъ часа три въ обществ миссъ Амеліи Седли. На Россель-Сквер, въ родительскомъ дом, онъ нашелъ своихъ сестрицъ въ блыхъ раскрахмаленныхъ кисейныхъ платьицахъ, и двухъ пожилыхъ дамъ, рисовавшихся въ гостиной на заднемъ план. Но самымъ замтнымъ лицомъ въ этомъ маленькомъ обществ была малютка миссъ Шварцъ въ своемъ любимомъ атласномъ плать янтарнаго цвта, украшенная сверхъ того бирюзовыми браслетами, безчисленными кольцами, цвтами, брошками, перьями и несмтнымъ множествомъ другихъ бездлокъ, придававшихъ ея фигур истинное подобіе вороны въ павлиньихъ перьяхъ, или трубочистки въ майскій день.
Посл безполезныхъ попытокъ вовлечь молодаго человка въ разговоръ, двицы принялись разсуждать о послднихъ модахъ и послднемъ бал у банкира съ такою чопорною важностью, что Джорджу сдлалось наконецъ тошно отъ ихъ болтовни. Онъ ставилъ въ контрастъ ихъ обращеніе съ манерами миссъ Эмліи, сравнивалъ ихъ пронзительные, грубые голоса съ ея звучными и нжными тонами, ихъ жеманныя позы и накрахмаленные локти съ ея скромными прелестями и плавными движеніями. Бдная малютка Шварцъ сидла на томъ самомъ мст, гд еще такъ недавно сиживала миссъ Эмми. Изумрудныя руки ея покоились на ея атласныхъ колняхъ янтарнаго цвта. Брильянтовыя булавки и серьги отражались радужными цвтами на окружающихъ предметахъ, и большіе глаза оливковой красавицы искрились самодовольнымъ блескомъ. Она не длала ничего, и повидимому погружена была мыслью въ созерцаніе собственныхъ красотъ. Янтарный атласъ былъ чудо какъ хорошъ, и это шитье удивительно какъ шло къ лицу миссъ Роды: это уже замтили ей двицы Осборнъ, и она врила всему, что исходило изъ ихъ устъ.
— О, если бы ты видлъ ее, Вилльямъ! говорилъ Джорджъ своему закадышному другу. Въ этой поз она была точь въ точь китайская кукла, которая только и знаетъ, что оскаливаетъ зубы и киваетъ головой. Признаюсь, мой другъ, мн стоило большихь усилій, чтобы не швырнуть въ нее подушкой съ дивана, на которомъ я лежалъ.
И точно, містеръ Осборнъ удержался отъ этого обнаруженія своихъ чувствъ.
Между-тмъ сестрицы начали играть ‘Битву при Праг’, самую модную арію, какая въ ту пору была въ ходу.
— Остановитесь, mesdames, вскричалъ Джорджъ въ порыв изступленнаго гнва. Вы сведете мена съ ума, если станете бренчать эту негодную пьесу. Сыграйте лучше вы что-нибудь, миссъ Шварцъ. Спойте что-нибудь.
— Что жь я вамъ спою, мистеръ Осборнъ?
— Вее, что хотите, только не эту ‘Битву’.
— Хотите голубоокую Мери, или арію изъ Кабинета? спросила миссъ Шварцъ.
— О, это очаровательная арія! вскрикнули сестрицы.
— Мы уже слышали ее двадцать тысячь разъ, возразилъ мизантропъ, полулежавшій на соф.
— Можетъ-быть вамъ нравится Флюфъ ду Ташъ, мистеръ Осборнъ? сказала миссъ Шварцъ. Извольте, я спою, только наизусть это будетъ довольно трудно.
Эта пьеска была послднею въ музыкальномъ репертуар молодой двицы.
— О, Fleuve du Tage! воскликнула Мери, я сейчасъ принесу вамъ эту арію.
И предупредительная сестрица пошла отыскивать книгу, гд заключалась эта знаменитая псня.
Случаю угодно было распорядиться такимъ образомъ, что эту самую псню, вмст со многдми другими, молодыя двицы получили въ подарокъ отъ одной изъ своихъ подругъ, которой имя стояло на заглавномъ листк. Миссъ Шварцъ, окончивъ эту арію, при громкомъ одобреніи Джорджа, думавшаго въ эту минуту объ Амеліи, надялась, что ее вроятно заставятъ повторить, и въ ожиданіи, принялась перелистывать музыкальную книгу, какъ вдругъ глаза ея обратились на заглавный листъ, и она увидла крупную надпись: ‘Амелія Седли’.
— Ахъ, Боже мой, неужели это моя Амелія? вскрикнула миссъ Шварцъ, быстро повернувшись на фортепьянной табуретк. Ta ли это миссъ Эмми, которая училась вмст со мною въ пансіон Пинкертонъ на Чизвиккскомъ проспект? О да, это она, я не сомнваюсь — ея этотъ почеркъ, ея… и, скажите мн, гд она живетъ?
— Не говорите о ней, миссъ Шварцъ, сказала миссъ Марія Осборнъ скороговоркой. Ея фамилія обезславила себя. Отецъ Амеліи обманулъ нашего папеньку, и здсь у насъ строго запрещено произносить имя этой двицы.
Миссъ Марія Осборнъ поставила это въ пику своему братцу за его грубый отзывъ насчетъ ‘Битвы при Праг’.
— Другъ ли вы моей Амеліи, миссъ Шварцъ? воскликнулъ Джорджъ трагическимъ тономъ, быстро вставая съ мста. О, благослови васъ Богъ, миссъ Шварцъ! Не врьте тому, что говорятъ вамъ эти двицы. Злословіе и клевета не могутъ ни по какому поводу очернить…
— Вы знаете, Джорджъ, что здсь не должно говорить о ней, перебила сестрица Дженни.
— Кто можетъ запрещать мн? вскричалъ Джорджъ. Я хочу говорить о ней, и буду говорить. Миссъ Амелія — предобрая, премилая двица, и сестры мой не стоятъ ея пальчика. Если вы любите Амелію, ступайте къ ней, миссъ Шварцъ: ей теперь нужны друзья, и я благословляю всхъ и каждаго, кто не отказывается отъ своихъ несчастныхъ друзей. Амелія заслуживаетъ самаго искренняго участія, и тотъ будетъ моимъ истиннымъ другомъ, кто скажетъ о ней доброе слово, но всякая особа, позволяющая злословить невинную двушку, есть мой непримиримый врагъ. Благодарю васъ, миссъ Шварцъ.
И сдлавъ трагическій жестъ, онъ принялся ходить по комнат быстрыми шагами.
— Джорджъ! Джорджъ! вскричала одна изъ сестеръ умоляющимъ тономъ.
— Я говорю, и готовъ повторить тысячу разъ, съ гордостію возразилъ мистеръ Джорджъ, что искренняя благодарность моя принадлежитъ всякой особ, которая любитъ миссъ Амелію Сед…
Онъ остановился. Старикъ Осборнъ вошелъ въ комнату.
— Мистриссъ Гаггистаунъ, позвольте мн проводить васъ въ столовую, сказалъ онъ, Джорджъ, дайте свою руку миссъ Шварцъ.
И они пошли.
— Миссъ Шварцъ, я люблю Амелію, и мы помолвлены другъ за друга почти съ дтскихъ лтъ, сказалъ Джорджъ Осборнъ своей дам, когда они спускались съ лстницы въ нижній этажъ.
За столомъ Джорджъ болталъ безъ умолку, такъ что озадачилъ всю компанію.
Посл обда онъ имлъ продолжительный разговоръ съ отцомъ и наконецъ объявилъ, что любитъ Амелію Седли и отказывается отъ руки мулатки.
Мистеръ Осборнъ-старшій посл того неистово дернулъ за сонетку, и когда въ комнату вбжалъ слуга, онъ приказалъ ему немедленно подать кабріолетъ для господина Джорджа.

——

— Все кончено! воскликнулъ Джорджъ, вбгая черезъ часъ въ комнату своего друга, взволнованный и блдный какъ полотно.
— Что такое? спросилъ мистеръ Доббинъ.
Джорджъ разсказалъ въ короткихъ словахъ о случившемся.
— Завтра я женюсь на ней! заключилъ онъ съ торжественнымъ величіемъ,— другъ! Я люблю ее все больше и больше, съ каждымъ днемъ.

ГЛАВА XXI .

Свадьба и частичка медоваго мсяца.

‘Будь непріятель мужественъ, упоренъ, силенъ и крпокъ какъ гранитъ, ему не устоять противъ голода и холода’. Этотъ тезисъ считается чуть ли не аксіомой въ стратегическомъ искусств, и на этомъ основаніи, Джорджъ Осборнъ не чувствовалъ особенной тяжести на своей душ посл столкновенія, описаннаго нами въ предъидущей глав. Скоро, нтъ сомннія, жизненные припасы Джорджа оскудютъ, и онъ долженъ будетъ воротиться въ родительскій домъ съ повинной головой. Жаль, конечно, что молодецъ какъ нарочно угораздился заране запастись обильной провизіей въ тотъ самый день, когда послдовала первая стратегическая ошибка, но это ничего, если углубиться въ сущность дла, потому-что провизія непремнно истощится, и результатъ будетъ одинъ и тотъ же.
Уже нсколько дней между отцомъ и сыномъ не было никакихъ сообщеній. Мистеръ Осборнъ-старшій хмурилъ брови, морщился, пыхтлъ, но при всемъ томъ, казался довольно спокойнымъ, потому-что зналъ онъ, по его словамъ, чмъ и какъ ломаются рога у бодливаго быка. Онъ разсказалъ дочерямъ о послдствіяхъ своего маленькаго спора съ Джорджемъ, и приказалъ имъ не обращать на этотъ пунктъ ни малйшаго вниманія! Было ршено, что двицы Осборнъ должны будутъ принять своего брата, когда онъ возвратится, такимъ образомъ, какъ-будто ничего особеннаго не случилось. Приборъ его за столомъ лежалъ на своемъ обычномъ мст каждый день, и старый джентльменъ вроятно съ нетерпніемъ поджидалъ своего сына, но день проходилъ за днемъ, и мистеръ Джорджъ не являлся въ родительскій домъ. Нкоторыя особы справлялись о немъ и получили отвтъ, что мистеръ Осборнъ и другъ его, кептенъ Доббинъ, выхали за городъ.
Былъ бурный и суровый день въ конц апрля, и дождь крупными каплями неутомимо барабанилъ о камни мостовой въ той старинной улиц, гд, съ незапамятныхъ временъ, расположена была гостиннвца ‘Пестраго Быка’. Джорджъ Осборнъ пришелъ въ гостинницу, блдный и разстроенный, хотя наружность его имла праздничный видъ. Онъ былъ въ синемъ фрак съ блестящими мдными пуговицами и шелковомъ жилет бланжеваго цвта. Здсь, и въ такомъ же костюм, находился также неизмнный другъ его, кептенъ Доббинъ, промнявшій военную форму на статскую по поводу весьма важныхъ обстоятельствъ.
Мистеръ Доббинъ пришелъ въ гостинницу ‘Пестраго Быка’ часомъ раньше своего друга. Онъ перебралъ уже вс журналы и газеты, но не могъ прочесть ни одной страницы. Онъ безпрестаино посматривалъ то на часы, то на улицу, гд лилъ проливной дождь, то на пшеходовъ, нахлобученныхъ огромными зонтиками, покрывавшими ихъ шляпы. Недовольный этими занятіями, кептенъ Доббинъ барабанилъ по столу, грызъ чуть не до крови свои ногти, стучалъ чайными ложечками, опрокидывалъ кружку съ молокомъ, и обнаруживалъ многіе другіе энергическіе признаки внутренняго безпокойства, неоспоримо свидтельствовавшіе, что кептенъ Доббинъ былъ взволнованъ, и вроятно ожидалъ кого-нибудь.
Нкоторые изъ его товарищей, привычные постители общей залы ‘Пестраго Быка’, подшучивали и подсмивались надъ необыкновеннымъ блескомъ и пышностью его статскаго костюма. Одинъ спросилъ, ужь не собирается ли онъ жениться въ этомь праздничномъ наряд? Доббинъ засмялся, и сказалъ, что, въ случа женитьбы, онъ разошлетъ по своимъ знакомымъ сладенькіе пироги вмсто пригласительныхъ билетовъ на свадьбу. Наконецъ явился капитанъ Осборнъ въ своемъ щегольскомъ костюм, блдный и взволнованный, какъ мы уже сказали.
Онъ отеръ свое лицо большимъ желтымъ шелковымъ платкомъ, пропитаннымъ насквозь душистыми эссенціями первйшаго сорта. Онъ подалъ руку капитану Добблну, небрежно поклонился своимъ товарищамъ, взглянулъ на часы, и веллъ трактирному слуг подать себ кирасо. Выпивъ съ нервознымъ аппетитомъ дв рюмки этой сердцекрпительной влаги, онъ еще разъ пожалъ руку своему другу.
— Здоровъ ли ты, Джорджъ? заботливо спросилъ кептенъ Доббинъ.
— Не совсмъ, мой другъ, отвчалъ мистеръ Осборнъ,— не смыкалъ глазъ до самаго разсвта. Голова болитъ смертельно, и судорожная дрожь пробираетъ насквозь. Всталъ въ девять часовъ, и тутъ же взялъ холодную ванну. Не помогло. Чувствую себя въ такомъ же состояніи, какъ намеднись, когда возился съ этимъ Роккетомъ въ Квебек — помнишь?
— Какъ не помнить! отвчалъ Вилльямъ,— въ ту пору я безпокоился можетъ-быть гораздо боле, чмъ ты. У тебя, помнится, былъ тогда чудесный завтракъ, но я постился почти цлый день. Скушай чего-нибудь теперь.
— Благодарю, Вилльямъ. Я ужь лучше выпью за твое здоровье, мой другъ.
— Нтъ, нтъ, довольно съ тебя и двухъ рюмокъ, перебилъ мистеръ Доббинъ. Джонъ, убери вино. Кушай этого цыпленка, и пойдемъ скоре: пора, мой другъ.
Эта встрча и этотъ замчательный разговоръ между друзьями происходили въ половин перваго часа по полудни. Коляска, гд были уложены чемоданъ и дорожное бюро мистера Осборна, уже давно стояла у подъзда, и въ ней-то, подъ прикрытіемъ зонтиковъ, помстились теперь два джентльмена. Слуга мистера Осборна взгромоздился на козлы, проклиная дождь и массивнаго кучера, который, казалось, размокъ до костей.
— Демонская зда, провалъ ихъ возьми! проворчалъ слуга, авось тамъ у паперти дадутъ намъ экппажъ повальяжнй, а то вдъ этакъ костей не соберешь!
И коляска помчалась по дорог въ Пиккадилли, мимо инвалиднаго дома и Георгіевскаго госпиталя, гд еще въ ту пору разгуливали красныя куртки, не сталкиваясь съ огромной статуей Ахиллеса и Пимликской аркой, возведенной впослдствіи патріотическимъ усердіемъ лондонскихъ гражданъ. Миновавъ предмстіе Бромптонъ, коляска подъхала къ извстной капелл подл фольгемской дороги.
Подл ограды стояли два экипажа, карета, запряженная въ четверку лошадей и крытая коляска изъ разряда такъ-называемыхъ стеклянныхъ пролётокъ. Передъ папертью бродило нсколько людей, завлеченныхъ сюда безпокойнымъ любопытствомъ, презрвшимъ дождь и слякоть.
— Четверка лошадей — кчему это! закричалъ мистеръ Джорджъ Осборнъ, я приказалъ только пару.
— Извините, сударь, господинъ мой приказалъ четверню, отозвался лакей мистера Джозефа Седли, стоявшій подл кареты.
Онъ и слуга мистера Осборна послдовали за своими господами.
— Всего скверне то, что и позавтракать-то не удалось! замтилъ слуга мистера Осборна.
— Ну, я на свой пай перехватилъ немножко, чтобъ заморить червяка, сказалъ лакей мистера Джоза, да что въ этомъ толку? Свадьба, мн ужь сказали, будетъ мизеристая.
— Вотъ и вы здсь! заголосилъ старый нашъ пріятель, мистеръ Джозефъ Седли, встрчая своихъ друзей подл дверей капеллы, пріопоздали пятью милутами, господа, мы ужь заждались васъ. А какова погодка, Джорджъ? Вдь подумаешь, право, что начинается дождливый сезонъ, точь въ точь какъ въ Бенгал. Эка притча! Но въ карет моей ты будешь, Джорджъ, словно въ тепломъ гнзд. Идите скоре, господа, матушка и сестра ждутъ насъ въ ризниц.
Джозефъ Седли былъ блистателенъ въ полномъ смысл, съ головы до пятокъ. Онъ разжирлъ и потолстлъ еще больше, чмъ прежде. Рубашечные воротнички, накрахмаленные до самой плотной степени, достигали у него до самыхъ ушей, лицо его краснло и лосннлось отъ жира, и въ довершеніе очарованія, манжеты и брызжи съ пышнымъ блескомъ выставлялись изъ-подъ разноцвтнаго жилета. Лакированные сапожки въ ту пору еще не были изобртены, зато гессенскіе ботфорты съ кисточками сіяли на его ногахъ съ тмъ самымъ великолпіемъ, съ какимъ на старой картин, поступившей во владніе Ребекки Кроли, изображенъ былъ храбрый джентльменъ, возсдавшій на слон. На одной изъ петель его свтло-зеленаго фрака, украшеннаго блестящими пуговицами, живописно рисовался прекрасный свадебный букетъ изъ дорогихъ и рдкихъ цвтовъ.
Явствуетъ отсюда, что мистеръ Джорджъ Осборнъ бросилъ наконецъ въ урну великій жребій своей джентльменской жизни, или, выражаясь простымъ языкомъ, Джорджъ Осборнъ собрался наконецъ вступить въ законный бракъ.
Невста была въ сромъ шелковомъ плать (какъ впослдствіи объявилъ мн кептенъ Доббинъ), и голова ея украшалась простенькой соломенной шляпкой съ розовыми лентами. Шляпа покрыта была вуалью изъ блыхъ шантильскихъ кружевъ, подаренныхъ ей мистеромъ Джозефомъ. Самъ капитанъ Доббинъ выпросилъ позволеніе представить ей въ подарокъ золотую цпочку и часы, купленные нарочно на этотъ случай. Мать съ своей стороны подарила невст брильянтовую брошку — единственную драгоцнность, оставшуюся у ней посл фамильной катастрофы.
Когда началась брачная церемонія, мистриссъ Седли зарыдала горько. Тщетно утшали ее двушка-ирландка и мистриссъ Клеппъ, домовая хозяйка: старушка хотла, казалось, выплакать вс свои слезы. Мужа ея, старика Седди, не было въ капелл. Джозефъ выполнялъ обязанность отца при передач невсты жениху, между-тмъ какъ мистеръ Доббинъ служилъ шаферомъ другу своему, Джорджу.
Въ капелл не было никого кром особъ, совершившихъ брачный обрядъ и друзей жениха съ невстой. Въ отдаленіи, у самыхъ дверей, сидли два лакея съ нахмуренными бровями. Дождевыя капли барабанили въ окна, и стукъ ихъ уныло вторилъ всхлипываньямъ старушки Седли. Голосъ пастора печально раздавался между пустыми стнами. На извстный его вопросъ: ‘хочешь ли ты взять себ въ жену сію двицу?’ Джорджъ отвчалъ громко — ‘хочу’. Отвтъ невсты выпорхнулъ прямо изъ ея сердца, но никто его не слышалъ, кром капитана Доббина.
Когда кончился обрядъ, Джозефъ Седли выступилъ впередъ, и поцаловалъ свою сестру — первый разъ въ продолженіе нсколькихъ мсяцовъ. Мрачное выраженіе на лщ Джорджа исчезло, и онъ казался теперь гордымъ и счастливымъ.
— Ну, Вилльямъ, теперь твоя очередь, любезный другъ, сказалъ онъ веселымъ тономъ, положивъ руку на плечо друга.
Мистеръ Доббинъ подошелъ къ новобрачной, и слегка прикоснулся къ ея розовой щечк. Затмъ, вся компанія отправилась въ ризницу, включить свои имена въ метрическую книгу.
— Благослови тебя Богъ, старый другъ! сказалъ Джорджъ, крпко пожимая руку мистера Доббина. Въ это мгновеніе, глаза его овлажились жидкостью, весьма похожею на слезы. Доббинъ кивнулъ только головою: сердце его было слишкомъ полно, чтобы допустить возможность краснорчивыхъ объясненій.
—. Пиши чаще и прізжай къ намъ какъ можно скоре, проговорилъ мистеръ Осборнъ, прощаясь съ своимъ другомъ на церковной паперти.
Когда наконецъ старушка Седля обнялась въ послдній разъ съ своею дочерью, новобрачные быстро пошли къ своей карет.
— Прочь съ дороги, чертенята! закричалъ Джорджъ на толпу запачканныхъ ребятишекъ, рзвившихся около ограды.
Дождь между-тмъ немилосердо билъ въ лицо новобрачныхъ, когда они подходили къ своему дорожному экипажу. Ямщики дрожали на козлахъ, и отъ нетерпнія хлопали бичами. Нсколько ребятишекъ взвизгнули жалобными голосами, когда забрызганная карета тронулась и поскакала по большой дорог.
Вилльямъ Доббинъ стоялъ передъ оградой, провожая глазами удалявшійся экждажъ. Мальчишки обступили его со всхъ сторонъ, завизжали, но онъ не обращалъ никакого вниманія на ихъ дерзкій смхъ.
— Подемъ-ко домой, любезный, перекусимъ чего-нибудь, закричалъ сзади басистый голосъ, и вслдъ затмъ дюжая рука мистера Джоза обхватила его плечо.
Но кептенъ Доббинъ отказался отъ этого радушнаго приглашенія на завтракъ. Онъ помогъ плачущей старушк и спутницамъ ея ссть въ карету Джоза, и разстался съ ними, не проговоривъ ни одного слова. И эта карета двинулась съ мста, сопровождаемая саркастическими взвизгами мальчишекъ.
— Вотъ вамъ, маленькіе шалуны! сказалъ кептенъ Доббжнъ, бросивъ имъ нсколько мелкихъ монетъ.
И потомъ онъ отправился одинъ, въ бурную и дождливую погоду, на свою одинокую квартиру въ казармахъ. Все, казалось, было теперь кончено для него: они обвнчались и ухали счастливые и довольные своей судьбой, честный Доббинъ поблагодарилъ Бога отъ полноты своего сердца. Никогда, со времени своего дтства, онъ не чувствовалъ себя столько одинокимъ и грустнымъ. Онъ думалъ съ замираніемъ сердца о тхъ счастливыхъ дняхъ, когда Богъ приведетъ ему взглянуть на юную чету.

——

Дней черезъ десять посл этой церемоніи, три знакомые намъ молодые джентльмена наслаждались тою блистательною перспективой, которую Брайтонъ представлялъ въ лтнее время любознательному путешественнику, наблюдающему безпредльное море съ одной стороны, и нижнія окна живописныхъ домиковъ съ другой. Взоры лондонскаго жителя, закупореннаго въ своемъ зимнемъ жиль между колоссальными стнами, весьма охотно обращаются къ безбрежному океану, вчно юному и улыбающемуся своими безчисленными яминками, тогда-какъ блые паруса бороздятъ его изъ конца въ конецъ, и сотни купальныхъ машинъ привтствуютъ подл берега его голубыя волны. Но еще, быть-можетъ, гораздо охотне, столичный психологъ и наблюдатель человческой природы обращаетъ взоръ свой на нижнія окна брайтонскихъ домовъ, гд расцвтаетъ человческая жизнь въ своихъ разнообразныхъ формахъ. Изъ одного окна выставляются фортепьянныя ноты, за которыми юная леди съ шелковичными локонамт упражняется каждый день по шести часовъ, къ великому удовольствію и наслажденію всхъ ближайшихъ жильцовъ, за другимъ между-тмъ на мягкихъ креслахъ сидитъ нянюшка Полли, укачиваетъ своего юнаго джентльмена на рукахъ, тогда какъ папенька его, мистеръ Джакобъ, кушаетъ устрицы и пожираетъ газету Times у третьяго окна. Тутъ же, дв интересныя сестрицы, посл утреннихъ занятій, поглядываютъ на молодыхъ артиллерійскихъ офицеровъ, которые, вроятно для учебныхъ наблюденій, хотятъ взобраться на мловую гору, чтобы охватить своими взорами и море, и живописныя окрестности великаго городка. У подножія скалы, на морскомъ берегу, стоитъ, углубившись въ размышленія, дловой человкъ изъ Сити, съ подзорной трубкой футовъ въ шесть, наведенной на голубое простраиство — стоитъ онъ и наблюдаетъ лодки, шлюпки, катера и купальныя машины, которыя поминутью отваливаютъ отъ берега, или возвращаются назадъ съ своими веселыми пассажирами, омытыми и очищенными соленой влагой.
Но кчему, съ вашего позволенія, сталъ бы я описывать Брайтонъ,— этотъ британскій Неаполь съ его беззаботными лаццарони, отлично понимающими цну эпикурейскихъ наслажденій? Всмъ и каждому извстно, что Брайтонъ — чистенькій, опрятный, веселый, щеголеватый городокъ, до котораго вы, благодаря желзнымъ рельсамъ, долетаете теперь изъ Лондона въ полтора часа, тогда какъ въ первой части этого столтія онъ отстоялъ на цлый день зды отъ англійской столицы. Кто поручится, что черезъ сотню лтъ вы не будете перелетать это пространство въ полторы минуты?…
— Что за прелесть эта быстроглазая двчонка во второмъ этаж надъ магазиномъ! замтилъ одинъ изъ трехъ джентльменовъ, гулявшихъ на морскомъ берегу,— видлъ-ли ты, Кроли, какъ она подмигнула на меня, когда мы проходили?
— Будь остороженъ, Джозъ, отвчалъ джентльменъ, къ которому обращено было это воззваніе,— двушка пожалуй сойдетъ съ ума, если ты станешь шутить съ ея сердцемъ. Этакой Донъ-Жуанъ! Ему ничего не стоитъ влюбить въ себя всхъ этихъ красотокъ!
— Ну, это ужь черезъ-чуръ! сказалъ Джозъ самодовольнымъ тономъ, бросая убійственно искрометный взоръ на горничную, выглядывавшую изъ окна надъ магазиномъ модистки.
Въ Брайтон мистеръ Джозефъ Седли былъ еще блистательне, чмъ въ Лондон на свадьб у сестры. На немъ былъ франтовской жилетъ багроваго цвта и военный сюртукъ съ золотымъ шитьемъ. Въ послднее время онъ старался освоиться съ геройскими привычками и поставить себя на военную ногу, хотя собственно наклонности его имли самый миролюбивый характеръ. Онъ гулялъ теперь съ двумя пріятелями, молодцовато побрякивая шпорами, и выстрливая смертоносными взглядами во всхъ горничныхъ и субретокъ, считавшихся достойными быть его мишенью.
— Что намъ длать, господа, до возвращенія нашихъ дамъ? спросилъ франтъ.
Дамы отправились погулять до Роттингема въ его карет.
— Не мшаетъ, я думаю, сыграть партію въ бильярдъ, сказалъ одинъ изъ пріятелей, мужчина довольно плотный и высокій, съ нафабренными усами.
— Нтъ, братъ, нтъ, провалъ его возьми этотъ бильярдъ, возразилъ Джорджъ, очевидно обезпокоенный этимъ предложеніемъ.
— Сегодня, дружище, я не намренъ играть, довольно было и вчера.
— Ты играешь очень хорошо, сказалъ Кроли улыбаясь, не правда ли, Осборнъ? Вдь онъ мастерски отчеканилъ эти карамболи?
— Отлично, отозвался мистеръ Осборнъ,— Джозефъ собаку сълъ на бильярд, да и во всемъ, если пошло дло на откровенность. Жаль, что тутъ нельзя устроить тигровой охоты, мы бы до обда непремнно убили штукъ пятокъ. Вотъ еще красотка, Джой, не звай! разскажи намъ эту исторію о тигровой охот, и какъ ты отличался тамъ въ дремучемъ лсу: исторія удивительная, Кроли!
Джорджъ Осборнъ звнулъ. Друзья прошли молча нсколько шаговъ.
— Что жь вамъ длать, господа? продолжалъ мистеръ Осборнъ. Вдь скучно въ самомъ дл бродить этакъ безъ всякой цли.
— Не сходить ли намъ взглянуть на лошадей, которыхъ Снаффлеръ купилъ на послдней ярмарк? предложилъ мистеръ Кроли,— славныя лошади, говорятъ.
— Это недурно, но до дорог не мшало бы завернуть въ кондитерскую, замтилъ Джозъ, желавшій такимъ образомъ убить двухъ птицъ однимъ камнемъ.
— А по-моему, всего лучше посмотрть, какъ прикатитъ ‘Молнія’, сказалъ мистеръ Осборнъ,— пойдемъ же въ коитору дилижансовъ, господа.
Этотъ послдній совтъ одержалъ верхъ надъ конюшнями и кондитерской. Друзья повернули къ контор.
На дорог они ветртили коляску мистера Джозефа Седли съ ея великолпными гербами, ту самую блистательную коляску, въ которой онъ, погруженный въ созерцаніе собственнаго величія, разъзжалъ по окрестяостямъ Чельтенгема, скрестивъ руки на груди и нахлобучившпсь своей шляпой. Всего чаще здилъ онъ одинъ, но случалось также, подл него сидли дамы, и тогда мистеръ Джозъ былъ совершенно счастливъ
Въ этой колесниц сидли теперь дв особы: одна маленькая, свтлорусая, въ модномъ костюм свтской дамы, другая — въ сромъ шелковомъ платьиц и въ соломенной шляп съ розовыми лентами. Ея розовое, счастливое личико выражало, повидимому, совершеннйшее довольство своей судьбою. Завидвъ трехъ джентльменовъ, она приказала кучеру остановить лошадей, причемъ щеки ея, весьма некстати, зардлись самымъ яркимъ румянцемъ.
— Мы чудесно прокатались, Джорджъ, сказала розовая леди, и какъ я рада, что вотъ ужъ мы и воротились. И… и… пожалуйста, Джозефъ, не задерживай его.
— Не вводите въ соблазнъ нашихъ мужей, мистеръ Седли,— о, вы лукавый, лукавый человкъ! сказала Ребекка, погрозивъ на Джозефа своимъ миніатюрнымъ нальчикомъ въ щегольской французской перчатк,— ни бильярда, ни трубки, никакихъ проказъ — слышите ли, monsieur?
— Какъ это, мистриссъ Кроли… сударыня… клянусь честью… право!
И больше ничего Джозефъ не могъ произнести въ отвтъ прелестной дам, но зато онъ принялъ молодецкую, истинно-джентльменскую позу, склонивъ голову на свое плечо, и закинувъ одну руку, вооруженную тросточкой, назадъ, тогда какъ другая рука, украшенная брильянтовымъ колечкомъ, кокетливо перебирала манжеты и воротнички его батистовой рубашки. Когда карета тронулась съ мста, онъ поцаловалъ свою брильянтовую руку, посылая такимъ образомъ воздушный поцалуй прекраснымъ леди. О, какъ бы желалъ онъ, чтобы весь Чельтенгемъ, вся Калькутта, вся Индія смотрла на него въ эту минуту, и любовалась, какъ онъ любезничаетъ съ красавицами, наслаждаясь въ то же время обществомъ одного изъ первостатейныхъ столичныхъ львовъ и денди, къ которымъ, безъ всякаго сомннія, принадлежалъ мистеръ Родонъ Кроли.
Брайтонъ, какъ открывается отсюда, былъ вожделннымъ мстомъ, куда наши новобрачные, немедленно посл свадьбы, отправились провести свой медовый мсяцъ. Они помстились съ большимъ комфортомъ въ ‘Корабельной гостинниц’, гд, въ скоромъ времени, присоединился къ нимъ мистеръ Джозефъ. Здсь же, сверхъ ожиданія, нашли они своихъ старинныхъ друзей. Однажды, возвращаясь передъ обдомъ въ свою гостинницу съ прогулки по морскому берегу, они увидли Ребекку и ея супруга. Знакомство возобновилось и устроилось мгновенно безъ всякихъ затрудненій. Ребекка бросилась въ объятія своей безцнной подруги, между-тмъ какъ Осборнъ и мистеръ Кроли спшили пожать руки другъ у друга. Едва прошелъ часъ, какъ мистриссъ Кроли заставила совершеннйшимъ образомъ забыть мистера Осборна ту маленькую размолвку, которая недавно произошла между ними въ джентльменскомъ дом на Парк-Лен.
— Помните ли вы, мистеръ Осборнъ, сказала Ребекка, какъ мы ветртились съ вами въ послдній разъ у тётушки миссъ Кроли? Признаіось, я тогда была очень зла, такъ-какъ мн казалось, что вы нисколько не заботитесь о моемъ друг. Это выводило меня изъ терпнья, и я готова была наговорить вамъ всякихъ грубостей. Вроятно, въ ту пору, вы считали меня очень неблагодарною.
— Совсмъ нтъ, но…
— Но кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ. Вы исправились, я ошибалась, простите меня, мистеръ Осборнъ.
И сказавъ это, она протянула ему свою руку съ такой непринужденной и побдительной граціей, что мистеръ Джорджъ готовъ былъ простить ей всякія обиды. Дло извстное, что смирное и откровенное сознаніе въ проступкахъ, производитъ иной разъ величайшій эффектъ на ‘Базар Житейской Суеты’. Я зналъ однажды такого джентльмена, который причинялъ съ намреніемъ маленькія оскорбленія своимъ ближнимъ, чтобы посл имть удобный случай признаться передъ ними въ своей вин и благородно просить извиненія. Это былъ пріятель мой, мистеръ Крокчи Дойль, великій знатокъ человческихъ сердецъ. Вс его любили, и вс за-одно считали пречестнйшимъ джентльменомъ. Смиреніе Бекки чрезвычайно польстило джентльменскимъ чувствамъ господина Джорджа Осборна.
Эти дв юныя четы, при каждой встрч, говорили между собою безъ умолку, пускаясь въ длинныя разсужденія о своихъ собственныхъ длахъ. Ихъ романическія свадьбы и будущія перспективы ихъ жизни подвергались строжайшему анализу съ обихъ сторонъ. Другъ Доббинъ долженъ былъ извстить непреклоннаго старика Осборна о выходк его сына, и Джорджъ трепеталъ при мысли о послдствіяхъ этого страшнаго переговора. Старушка миссъ Кроли, на которой основывались вс надежды Ребекки и Родона, была неприступна до сихъ поръ. Не имя возможности никакимъ способомъ пробраться въ ея домикъ на Парк-Лен, любящій племянникъ и нжная племянннца послдовали за нею въ Брайтонъ, гд усердные лазутчики, подосланные ими, безпрестанно осаждали ея квартиру.
— Если бы вы, друзья мои, увидли пріятелей Родона, которые почти всегда снуютъ у нашихъ дверей! говорила Ребекка веселымъ тономъ,— случалось ли теб, Амелія, видть когда-нибудь полицейскаго коммиссара и его неуклюжаго помощника? Эти господа всю прошлую недлю караулили насъ въ мелочной лавк насупротивъ нашихъ оконъ, такъ что мы, вплоть до воскресенья, принуждены были сидть дома. Если тётушка не перемнитъ со временемъ гнвъ на милость, мы не знаемъ, что и длать.
При этомъ мистеръ Родонъ, съ громкимъ смхомъ разсказалъ около дюжины анекдотовъ насчетъ необыкновенной ловкости, съ какою управлялась Ребекка съ его несносными гостями, забравшими себ въ голову, будто онъ обязанъ выплачивать имъ какіе-то должишки. Онъ клятвенноьуврялъ, что нтъ въ цлой Европ женщины, которая умла бы съ такимъ краснорчіемъ вести переговоры съ докучнымъ кредиторомъ. Практика ея въ этомъ род началась немедленно посл свадьбы, и счастливый супругъ съ изумленіемъ увидлъ, какое неоцненное сокровище пріобрлъ въ своей жен. На нихъ было пропасть долговъ, и нердко они сидли дома безъ наличнаго гроша въ карман. При всемъ томъ, эти маленькія затрудненія отнюдь не имли гибельнаго вліянія на характеръ мистера Родона. Всмъ, вроятно, удавалось замчать, какъ нкоторыя особы, запутанныя по уши въ долги, живутъ однакожь припваючи на рынк житейскихъ треволненій, не отказывая себ ни въ малйшихъ выгодахъ и наслажденіяхъ жизни. Родонъ и его супруга нанимали лучшія комнаты въ брайтонской гостинниц, и хозяинъ изгибался передъ ними, какъ передъ своими лучшими жильцами. Родонъ заказывалъ превосходные обды и требовалъ винъ первйшаго сорта, съ увренностью богача, который не знаетъ счета своимъ деньгамъ. Продолжительная привычка, мужественная осанка, безъукоризненный костюмъ и завидная юркость характера, иногда замняютъ банкирскіе векселя и билеты на Базар Житейской Суеты.
Нечего и говорить, что дв новобрачныя четы весьма часто навщали другъ друга. Посл двухъ или трехъ вечеровъ, джентльмены, для препровожденія времени, начали играть въ пикетъ, между-тмъ какъ жены ихъ сидли въ сторон и болтали о своихъ длахъ. Это невниное занятіе, и вслдъ затмъ, прибытіе блистательнаго Джоза, сыгравшаго нсколько партій въ бильярдъ съ кептеномъ Родономъ Кроли, наполнили Родоновъ кошелекъ, и снабдили юную чету значительнымъ количествомъ наличныхъ денегъ изъ-за которыхъ иной разъ безполезно ломаютъ себ голову первйшіе геніи подлуннаго міра.
Такимъ образомъ три джентльмена, продолжая свою прогулку, направили шаги къ контор дилижансовъ, чтобы посмотрть, какъ прискачетъ ‘Молдія’ изъ столицы. Аккуратный, минута въ минуту, дилижансъ, плотно набитый внутри и снаружи, быстро пролетлъ черезъ улицу при звукахъ кондукторскаго рожка и остановился у воротъ конторы.
— Ба! вотъ и Доббинъ, закричалъ Джорджъ Осборнъ при вид своего друга, засдавшаго на кровл дилижанса. Визитъ его въ Брайтонъ, по непредвидннымъ обстоятельствамъ, былъ отсрочень до ныншняго дня,— ты ли это, любезный другъ? Радъ тебя видть. Слзай скоре. Эмми заждалась тебя, продолжалъ мистеръ Осборнъ крпко пожимая руку честнаго Вилльяма, когда тотъ спустился, наконецъ, съ своего воздушнаго сдалища, ну, что, какъ наши дла? прибавилъ мистеръ Осборнъ вполголоса и взволнованнымъ тономъ,— былъ ли ты на Россель-Сквер? Что поговариваетъ старшина? Разсказывай все, дружище, все.
Доббинъ былъ задумчивъ, блденъ, и наружность его не предвщала ничего хорошаго.
— Я видлся съ твоимъ отцомъ, сказалъ онъ,— какъ живетъ Амелія… то-есть, мистриссъ Джорджъ? Скоро я разскажу теб обо всемъ, но ты долженъ напередъ узнать свжую политическую новость, которая касается до…
— Убирайся ты съ этими встями! вскричалъ Джорджъ.
— Нтъ, братъ, ты долженъ узнать, что намъ объявленъ походъ въ Бельгію. Все войско выступаетъ — гвардія и армія. Полковникъ Гевитопъ схватилъ подагру и въ отчаяніи оттого, что не можетъ принять участія въ этомъ поход. Одаудъ заступилъ его мсто: мы выступаемъ изъ Четема на будущей недл.
Эта новость разразилась тяжеловснымъ ударомъ на сердца юныхъ супруговъ. Джентльмены призадумались и медленными шагами пошли домой.

ГЛАВА XXII.

Подвиги капитана Доббина.

Кто разгадаетъ тайну безкорыстной дружбы? Отчего одинъ и тотъ же человкъ, медленный, вялый, холодный и робкій въ своемъ обыкновенномъ состояніи, становится, подъ вліяніемъ дружбы, благоразумнымъ, смлымъ, настойчивымъ, твердымъ и ршительнымъ, какъ-скоро ему необходимо свершить подвигъ въ пользу своего друга? Въ длахъ жизни, озаренныхъ дружбой, скромный человкъ становится смлымъ до неимоврной степени, лукавецъ и хитрецъ длается доврчивымъ и простодушнымъ, лнивецъ дятельнымъ, сорванецъ и забіяка смиреннымъ и послушнымъ. Если вы не видали такихъ перерожденій, значитъ, вы не жили на свт.
Отчего, съ другой стороны, никакой адвокатъ, хотя бы зналъ онъ вс законы, какъ свои пять пальцевъ, не ршается защищать самъ свою собственную тяжбу, и смиренно въ этомъ случа обращается къ кому-нибудь изъ своихъ собратовъ по ремеслу? Отчего искусный докторъ спшитъ немедленно послать за своимъ соперникомъ, какъ-скоро разстроился его желудокъ, или заболла его собственная голова? Вдь, казалось бы, ему не трудно ссть передъ зеркаломъ, высунуть языкъ, ощупать пульсъ и предписать рецептъ самому себ. Вс эти вопросы я предлагаю на разсмотрніе своимъ благомыслящимъ читателямъ, которымъ не безъизвстно, какъ легковренъ и, вмст, недоврчивъ смертный, какъ онъ податливъ и упоренъ, грубъ и нженъ, и какъ онъ всегда бываетъ смлъ и ршителенъ въ чужой бд. Не даромъ существуетъ поговорка: ‘чужую бду руками разведу, къ своей — ума не приложу’.
Кептенъ Вилльямъ Доббинъ былъ вообще чрезвычайно мягокъ, податливъ и уклончивъ по своей натур. Для себя собственно не хотлъ бы перейдти и черезъ улицу, считая этотъ подвигъ необыкновенно труднымъ, но за то теперь, для Джорджа Осборна, онъ хлопоталъ изо всхъ силъ съ неутомимымъ усердіемъ эгоиста, который все на свт готовъ подчинить своимъ собственнымъ интересамъ.
Между-тмъ какъ Джорджъ и юная его супруга наслаждались въ Брайтон первыми цвтущими днями медоваго мсяца, честный Вилльямъ оставался въ Лондон, какъ уполномоченный другомъ вести переговоры по поводу его женитьбы. Онъ обязанъ былъ прежде всего настроить старика Седли на веселый ладъ, и познакомить Джозефа съ женихомъ Маріи Осборнъ, такъ, чтобъ Джозъ, въ качеств сборщика податей и пошлинъ при Богла-Уолла, могъ рисоваться на бирж съ выгоднйшей стороны, противодйствуя такимъ образомъ печальному впечатлнію, произведенному банкротствомъ его отца. Все это должно было служить прелюдіей къ примиренію старика Осборна съ Джономъ Седли. Посл этой прелюдіи, надлежало наконецъ извстить старика Осборна о женитьб его сына.
Какъ искусный дипломатъ и политикъ, Доббинъ разсчиталъ очень врно, что ему не мшаетъ напередъ пріобрсть благосклонность второстепенныхъ членовъ въ семейств Осборна, прежде чмъ онъ откроетъ переговоры съ самимъ негоціантомъ. Надобно, во что бы ни стало, подружиться съ дамами, думалъ мистеръ Доббинъ, такъ, чтобъ он стояли за своего брата. Сердиться он не могутъ, это очень ясно. Женщины всегда вступаются весьма охотно за романтическихъ супруговъ, и всть о женитьб брата не можетъ произвести на нихъ непріятнаго впечатлнія. Какъ-скоро дв сестры будутъ на сторон Джорджа, не трудно будетъ втроемъ сдлать нападеніе на ожесточеннаго негоціанта, и все это дло, вроятно, будетъ имть самыя миролюбивыя послдствія. Остановившись на этомъ план, хитрый капитанъ принялся обдумывать средства, какъ бы похитре ознакомнть двицъ Осборнъ съ завтной тайной ихъ братца. Этотъ первый шагъ требовалъ большой осторожности.
Изъ разговоровъ съ своей матерью, онъ легко узналъ, гд и какіе вечера даются ея знакомыми въ этотъ весенній сезонъ, и гд можно разсчитывать на встрчу съ сестрицами Джорджа. Хотя самъ онъ принадлежалъ къ разряду тхъ джентльменовъ, которые, къ великому огорченію прекраснаго пола, терпть не могутъ ни баловъ, ни вечеровъ, однакожь, было бы безумно совтоваться на этотъ разъ съ своими собственными наклонностями, и мистеръ Доббинъ смло отважился на жертву, когда узналъ, что въ такомъ-то дом онъ наврное встртитъ интересныхъ сестрицъ. Явившись ка балъ, онъ протанцовалъ съ ними нсколько вальсовъ, обнаруживая при этомъ необыкновенную предупредительность и учтивость. Наконецъ онъ осмлился попросить у миссъ Осборнъ аудіенцію для себя на другой день поутру, когда надлежало ему, сказалъ онъ, сообщить ей нкоторыя новости чрезвычайно важнаго содержанія.
Отчего же, при этой просьб, миссъ Осборнъ отпрянула назадъ, съ изумленіемъ взглянула на своего кавалера, и стыдливо потупила глаза въ землю? Что тутъ испугало ее до такой степеги, что она едва не упала въ обморокъ на плечо капитана — да, такъ и упала бы, еслибъ онъ, къ несчастію, не наступилъ ей на ногу? Что встревожило и такъ сильно поразило ее при мысли объ этой аудіенціи? Этого никто сказать не въ состояніи. Но когда кептенъ Доббинъ явился на другой день въ гостиной на Россель-Сквер, не было ни младшей сестры, ни гувернантки Виртъ, отправлявшейся куда-то по своимъ дламъ. Дженни Осборнъ, старшая дочь негоціанта, уже, казалось, давно ожидала капитана, и теперь они были оставлены вдвоемъ. Долго они сидли молча, посматривая другъ на друга, и прислушиваясь къ бою стнныхъ часовъ.
— Что вы думаете о вчерашнемъ бал? спросила наконецъ міссъ Осборнъ ободрительнымъ тономъ.
— Ничего особеннаго, отвчалъ капитанъ, Балъ обыкновенный.
— Напротивъ, прекрасный балъ, мн кажется, возразила миссъ. Осборнъ, и… и какъ вы чудесно танцуете ныньче, капитанъ! Вроятно, въ послднее время, вы брали у кого-нибудь танцовальные уроки, прибавила она съ улыбкой на розовыхъ устахъ.
— Посмотрли бы вы, какъ я танцую по-шотландски съ мистриссъ майоршей Одаудъ изъ нашего полка! Recl и Jig — наши любимые танцы. Видли ли вы когда-нибудь джигъ?
— Нтъ, никогда.
— О, это превеселый танецъ. Но съ вами, миссъ Осборнъ, танцовать не такъ легко, какъ съ мистриссъ майоршей Одаудъ. Вы знакомы въ совершенств со всми тонкостями танцовальнаго искусства.
— Эта майорша — молодая и прекрасная леди, капитанъ? продолжала миссъ Осборнъ. Не понимаю, право, какъ они могутъ танцовать, теперь, когда то и дло говорятъ о войн. Ахъ, капитанъ, я вся дрожу, когда думаю о нашемъ миломъ Джордж и о тхъ ужасныхъ опасностяхъ, которыя ожидаютъ его впереди. А много женатыхъ офицеровъ въ вашемъ полку, капитанъ?
‘Она ужь черезъ-чуръ забгаетъ впередъ. Это не годится’, проговорила миссъ Виртъ, но это вставочное замчаніе, произнесенное черезъ дверную щель, не могло долетть до ушей разговаривающихъ лицъ.
— Одинъ изъ нашихъ молодыхъ людей женился весьма недавно, сказалъ кептенъ Доббинъ, приступая теперь къ своему длу. Женихъ и невста были влюблены съ дтскихъ лтъ. У нихъ нтъ никакого состоянія, такъ что, можно сказать, они голы, какъ соколы.
— Какъ это мило, очаровательно! Сколько должно быть поэтическаго увлеченія въ такой страсти! воскликнула прекрасная собесдница, когда капитанъ объявилъ о страсти бдняковъ.
Симпатія молодой двушки ободрила капитана, и онъ продолжалъ теперь гораздо смле:
— Женихъ, скажу я вамъ, прекраснйшій молодой человкъ во всемъ полку, и нтъ никого храбре его въ цлой арміи. Невста — то-есть, ужь теперь жена собственно — чудо, какъ хороша, настоящій ангелъ! О, какъ вы полюбите ее, миссъ Осборнъ, если познакомитесь съ ней!
Молодая леди подумала, что ршительная минута наступила, и это подтверждалось необыкновенною застнчивостью и нервознымъ замшательствомъ капитана. Онъ морщился, моргалъ, билъ тактъ своею правою ногою и быстро принялся застегивать и разстегивать пуговицы на своемъ мундир. Миссъ Осборнъ разсчитывала наврняка, что, переведя духъ, онъ мгновенно выгрузитъ изъ своей груди завтную тайну, и приготовилась слушать. Стнные часы, на поверхности которыхъ совершалось жертвопрныошеніе Ифигеніи, сдлали конвульсивное движеніе и принялись бить двнадцать. Безпокойная два съ трепетомъ дожидалась ихъ послдняго удара.
— Но я пришелъ говорить съ вами не о супружеств, миссъ Осборнъ, началъ кептенъ Доббингь, то-есть, оно, если хотите, о супружеств, да только съ другой стороны, или, говоря ясне, я желалъ бы собственно потолковать съ вами о нашемъ общемъ друг, капитан Джордж Осборнъ.
— Какъ?! О Джордж! вскричала изумленная два такимъ отчаянно разстроеннымъ тономъ, что ceстрица ея, Мери и миссъ Виртъ захохотали по другую сторону дверей. Самъ кептенъ Доббинъ почувствовалъ въ нкоторой степени наклонность къ грубому и неучтивому смху, такъ-какъ онъ могъ соображать, въ чемъ здсь таилась сущность дла. Джорджъ весьма часто подшучивалъ надъ нимъ, и говорилъ, граціозно улыбаясь: ‘Почему бы теб, Вилльямъ, не поволочиться за моей сестрой? Теб стоитъ лишь заикнуться, любезный другъ, и она съ радостью наградитъ тебя своимъ сердцемъ. Держу пять противъ двухъ, что отказа не будетъ’.
— Да, миссъ, рчь идетъ о Джордж, продолжалъ неучтивый кавалеръ. Вамъ извстно, что недавно произошла размолвка между нимъ и почтеннымъ мистеромъ Осборномъ. Я уважаю своего друга искренно, душевно, и вы знаете, что мы давно живемъ какъ братья. Я врю и надюсь, что эта ссора не будетъ имть гибельныхъ послдствій. Скоро мы выступаемъ за границу, миссъ Осборнъ. Намъ приказано ожидать со дня на день окончательныхъ распоряженій къ походу. Кто знаетъ, чмъ окончится для насъ эта кампанія? Не тревожьтесь, миссъ Осборнъ, Богъ милостивъ. Но мы должны принять мры, чтобы отецъ и сынъ разстались друзьями.
— Дружескія отношенія между ними не разстраивались, сколько я зыаю, и вы напрасно безпокоитесь, капитанъ, сказала молодая леди. Была, правда, между ними маленькая домашняя сцена, но вы можете быть уврены, что дурныхъ послдствій отъ нея не будетъ. Мы вс ожидаемъ Джорджа каждый день. Папа желаетъ ему искренно добра. Пусть онъ возвратится, и все, я уврена, пойдетъ какъ нельзя лучше въ нашемъ дом. Могу даже поручиться, что его охотно проститъ и бдная миссъ Рода, которая въ послдній разъ ухала отъ насъ въ печальномъ и сердитомъ расположеніи духа. Женщина любитъ прощать, капитанъ, какъ-скоро видитъ искреннее раскаяніе и готовность къ исправленію.
— Вы судите по себ, миссъ Осборнъ, воображая, что вс женщины такіе же ангелы, какъ вы? возразилъ безсовстно-коварный капитанъ. Мужчина не прощаетъ себ, какъ-скоро наноситъ оскорбленіе женщин. Что бы вы почувствовали сами, еслибъ, чего Боже избави! какой-нибудъ мужчина измнилъ вамъ?
— Я погибла бы — уничтожилась — бросилась изъ окна на мостовую — приняла бы яду — я зачахла бы и умерла, капитанъ, могу васъ уврить! патетически воскликнула миссъ Осборнъ, у которой, однакожь, сказать правду, было нсколько сердечныхъ исторій, кончившихся благополучно, безъ мысли о самоубійств.
— Я не удивляюсь, сударыня, продолжалъ капитанъ, такъ-какъ знаю, что есть въ этомъ мір нжныя и чувствительныя натуры, способныя вполн раздлять вашъ образъ мыслей. Я говорю не объ этой вест-индской наслдниц, миссъ Осборнъ, но о бдной двушк, которую любилъ вашъ братъ, и которая съ дтскихъ лтъ привыкла любить только его одного. Я видлъ въ послднее время, какъ страдало ея бдное, разбитое, безпорочное сердце. Она терпла свое горе, не жалуясь ни на кого, не упрекая никого ни въ чемъ. Я говорю о миссъ Амеліи Седли. Милая миссъ Осборнъ, будетъ ли ваше великодушное сердце стовать на брата, если онъ остался врнымъ своей невст? Былъ ли бы онъ правъ передъ судомъ собственной совсти, если бы вздумалъ покинуть двушку, преданную ему всми силами своей души? Будьте ея другомъ, миссъ Осборнъ, она всегда любила васъ и… и… и я пришелъ сюда отъ имени Джорджа сказать вамъ, что онъ свято исполняетъ свои обязанности… будьте на его сторон, миссъ Осборнъ…
Мистеръ Доббингъ выражался съ могущественнымъ краснорчіемъ, какъ-скоро сильное чувство овладвало его душой. Было очевидно, что слова его на этотъ разъ произвели нкоторое впечатлніе на сердце молодой двицы.
— Очень хорошо, сказала она,— я должна замтить, капитанъ, что все это меня крайне удивляетъ… это даже непостижимо, если взять въ разсчетъ… что скажетъ на это папа? Не безумно ли со стороны Джорджа отказываться отъ блистательной партіи, которую устроиваютъ для него?.. Впрочемъ, братъ не ошибся, длая васъ ходатаемъ за себя, и мы очень хорошо знаемъ, что вы готовы защищать его мужественно, несмотря ни на какія препятствія… Для насъ собственно въ этомъ ходатайств нтъ никакой нужды, продолжала миссъ Осборнъ посл кратковременной остановки. Я съ своей стороны жалю искренно бдняжку Седли. Эту партію, вы знаете, мы всегда считали неприличною дяя Джорджа, но мы всегда ласкали Амелію и были добры къ ней. Но папа, я уврена, никогда не согласится на этотъ бракъ. Да и всякая благовоспитанная двушка… принимая въ соображеніе обстоятелъства… я хочу сказать, что братъ долженъ оставить ее, капитанъ Добоинъ, непремнно оставить.
— Такъ неужели по вашему мннію, мужчина долженъ оставить любящую женщину единственно за то, что она несчастна? сказалъ мистеръ Доббинъ, протягивая свою руку. Полноте, отъ васъ ли я слышу это, любезная миссъ Осборнъ? Можетъ ли это быть чтобы ваше нжное сердце способно было диктовать кому бы то ни было подобные совты? О, будьте къ ней добры, снисходительны, миссъ Осборнъ! Онъ не можетъ, онъ не долженъ отказаться отъ нея. Думаете ли вы, что вашъ собственный женихъ способенъ отказаться отъ васъ, какъ-скоро, вслдствіе непредвиднныхъ переворотовъ, вы будете бдны?
Это ловкое обращеніе къ сердцу миссъ Дженчи Осборнъ произвело нкоторый эффектъ двусмысленнаго свойства.
— Не знаю, сказала она, должны ли мы, бдныя двушки, врить всему, что говорятъ намъ коварные мужчины. Есть въ натур женщины такія свойетва, капитанъ, которыя длаютъ ее слишкомъ легковрною. Мужчины, мн кажется, должны быть страшные обманщики.
И при этомъ обвиненіи мужскаго пола, кептенъ Доббинъ почувствовалъ съ нкоторымъ изумленіемъ, что миссъ Осборнъ довольно крпко пожала ему руку.
— Обманщики! воскликнулъ онъ. Нтъ, миссъ Осборнъ, вы не можете сказать этого обо всхъ мужчинахъ. Братъ вашъ не обманщнкъ.. Братъ вашъ любилъ Аыелію Седли съ дтскихъ лтъ, и никакія блага въ мір не заставили бы его отказаться отъ нея. Неужели вы серьёзно думаете, что онъ долженъ покинуть свою невсту? Этотъ ли совтъ я долженъ передать ему отъ васъ?
Уклоняясь отъ прямаго отвта на этотъ вопросъ, миссъ Дженни проговорила загадочнымъ тономъ:
— Я не смю считать васъ обмащикомъ, капитанъ, но то для меня ясно, что вы большой мечтатель.
Это замчаніе кептенъ Доббинъ пропустилъ мимо ушей, но думая теперь, что миссъ Осборнъ достаточно приготовлена къ принятію важной новости, онъ сообщилъ ее цликомъ въ слдующихъ словахъ, произнесенныхъ энергическимъ тоыомъ:
— Джорджъ не покинетъ Амелію, миссъ Дженни, потому-что Амелія — жена Джорджа.
И за тмъ онъ уже подробно разсказалъ, какъ они обвнчались, и какъ бдная двушка собралась умереть въ случа окончательной разлуки съ другомъ сердца. Старикъ Седли ршительно отказалъ въ своемъ согласіи на этотъ бракъ, и Джорджъ долженъ былъ испрашивать законное позволеніе въ Докторской общин. Джозефъ Седли долженъ былъ прискакать изъ Чельтенгема, чтабы, заступая мсто отца, передать невсту жениху. Посл свадьбы, новобрачные ускакали въ карет мистера Джозефа, чтобы провести въ Брайтон медовый мсяцъ. Счастливый и довольный, Джорджъ надется на содйствіе своихъ добрыхъ еестеръ, которыя безъ сомннія пріймуть участіе въ его судьб, и постараются помирить его съ отцомъ. Въ заключеніе мистеръ Доббинъ выпросилъ позволеніе видть какъ можно чаще добрую Дженни, и разсчитывая весьма основательно, что сообщенная имъ новость, мене чмъ въ пять минутъ будетъ передана всему женскому комитету этого дома, онъ поклонился и ушелъ.
Лишь-только переступилъ онъ за порогь, миссъ Марія и миссъ Виртъ вторгнулись въ гостиную, и миссъ Дженни мгновенно сообщила имъ подробности чудодйственной тайны. Отдавая полную справедливость прекраснымъ сестрицамъ, мы обязаны сказать, что он не слишкомъ сердились на своего братца. Долго он разсуждали объ этой исторіи, разсматривая ее со всхъ сторонъ, и недоумвая, что скажетъ папа, какъ вдругъ громовой стукъ въ уличную дверь прервалъ ихъ размышленія на самомъ интересномъ мст. Это долженъ быть папа, подумали двицы. Но это былъ не онъ. Это былъ только мистеръ Фредерикъ Буллокъ, пріхавшій изъ Сити въ назначенный срокъ вслдствіе даннаго имъ общанія проводить дамъ въ цвточный магазинъ.
Этотъ джентльменъ, какъ легко вообразить, недолго оставался непричастнымъ къ общей тайн, но его лицо, какъ узналъ онъ и взвсилъ сущность дла, выразило изумленіе, совершенно отличное отъ тхъ сантиментальныхъ впечатленій, какими проникнуты были физіономіи сестрицъ. Мистеръ Буллокъ, человкъ практическій и знатокъ житейскихъ отношеній, былъ младшимъ товарищемъ богатой фирмы. Онъ зналъ что такое деньги, и вполн понималъ ихъ цнность: восторгъ ожиданія заискрился въ его маленькихъ глазахъ, и онъ съ улыбкой взглянулъ на свою Мери, когда подумалъ, что, по милости глупой выходки мистера Джорджа, невста его поднялась въ цн слишкомъ на тридцать тысячь фунтовъ противъ той суммы, какую онъ надялся получить за ней.
— Ахъ, Боже мой! Какой праздникъ для васъ, Дженни! вскричалъ онъ, взглянувъ и на старшую сестрицу съ видомъ нкотораго участія. Смотрите теперь во вс глаза за своими женихами: вы стоите около пятидесяти тысячь фунтовъ.
Этотъ денежный вопросъ не представлялся воображенію сестрицъ вилоіь до настоящей минуты, но Фредерикъ Буллокъ, подшучивая надъ ихъ невинностію, объяснилъ имъ сущность дла въ продолженіе одной прогулки, и когда он воротились домой къ обду посл утреннихъ удовольствій, уваженіе ихъ къ самимъ себ увеличилось на нсколько процентовъ.
И читатель будетъ неправъ, если вздумаетъ обвинять въ эгоизм двицъ Осборнъ. Не дальше какъ сегодня утромъ я имлъ честь возвращаться въ Лондонъ изъ Ричмонда, и въ ту пору какъ дилижансъ перемнялъ лошадей, я, засдая на кровл этой колесницы, замтилъ внизу трехъ дтей, игравшихъ дружелюбно въ грязной луж. Они были веселы, грязны и удивительно счастливы. Но вдругъ, запыхавшись и едва переводя духъ, подбгаетъ къ нимъ четвертый дтенышъ, и говоритъ:— ‘Полли, сестра твоя выиграла пенни’. При этой оглушительной всти, дти мигомъ повыскочили изъ грязи, и бросились впередъ, чтобъ засвидтельствовать почтеніе счастливой Пегги. И когда дилижансъ двинулся съ мста, я видлъ, какъ малютка Пегги, сопровождаемая дтской процессіей горделиво пошла къ ларю торговки, продававшей леденцы.

ГЛАВА XXIII.

Мистеръ Осборнъ-старшій.

Приготовивъ такимъ образомъ сестеръ Доббинъ поспшилъ немедленно въ Сити для совершенія послдней и труднйшей части добровольнаго подвига, предпринятаго въ пользу друга. Мысль о столкновеніи лицомъ къ лицу съ непреклоннымъ и гордымъ негоціантомъ, приводила его въ судорожный трепетъ, и онъ уже серьезно подумывалъ предоставить дло на произволъ текущихъ обстоятельствъ, такъ-какъ не подлежало ни малйшему сомннію, что молодыя леди не замедлятъ открыть тайну своему отцу. Но затрудненіе тутъ состояло въ томъ, что кептенъ Доббинъ общался Джорджу представить подробное донесеніе о впечатлніи, какое произведетъ на старика всть о женитьб его сына. Неизбжность личнаго свиданія опредлялась сама собою. Доббинъ зашелъ сперва въ отцовскую контору въ Сити на Великорцкой улиц, и отправилъ оттуда записку къ мистеру Осборну, испрашивая у него аудіенціи по поводу важныхъ длъ, касающихся до сына его, Джорджа. Отвтъ былъ благопріятный. Мистеръ Джонъ Осборнъ, свидтельствуя свое совершеннйшее почтеніе капитану Доббину, покорнише просилъ его пожаловать къ себ въ контору, гд онъ будетъ имть удовольствіе выслушать его объясненія по поводу сына его, Джорджа. Доббинъ пошелъ. Свиданіе, конечно, будетъ имть тревожный и бурный характеръ, думалъ мистеръ Доббинъ, и на этомъ основаніи физіономія его приняла самое мрачное выраженіе, когда онъ постучался у дверей конторы мистера Осборна. Смущеніе его увеличилось еще больше, когда мистеръ Чопперъ, стоявшій у конторки въ первой комнат, поспшилъ привтствовать его съ веселымъ и беззаботнымъ видомъ. Улыбаясь и подмигивая съ какимъ-то особенно-непріятнымъ юморомъ, мистеръ Чопперъ указалъ перомъ на дверь своего патрона и проговорилъ:
— Извольте идти прямо. Старшина васъ ждетъ.
Мистеръ Осборнъ проворно всталъ съ мста, и радушно протянулъ руку своему гостю.
— Какъ ваше здоровье, почтеннйшій? спросилъ онъ съ такимъ искреннимъ участіемъ, что бдный посланникъ Джорджа почувствовалъ себя вдвойн виновнымъ передъ негоціантомъ.
Онъ также протянулъ свою руку, и она какъ-будто замерла въ рук старика. Совсть его была нечиста, и онъ это живо почувствовалъ, когда перешагнулъ черезъ порогъ конторы. Ни онъ ли, кептенъ Доббинъ, былъ почти исключительною причиною этого фамильнаго переворота? не онъ ли привелъ Джорджа къ ногамъ его заброшенной невсты? Не онъ ли устроилъ эту свадьбу? И вотъ, старый негоціантъ принимаетъ его съ радушной улыбкой, вовсе не подозрвая, какую всть онъ долженъ ему сообщить. Было отчего струхнуть и присмирть.
Осборнъ въ свою очередь былъ совершенно убжденъ, что Доббинъ принесъ ему добрую всть. Мистеръ Чопперъ и его принципалъ разсуждали объ этомъ предмет въ ту самую минуту, когда принесли записку отъ капитана. Они оба единодушно согласились, что молодой человкъ вроятно раскаялся въ своей опрометчивости. Уже нсколько дней они готовились къ этому, не сомнваясь, что осажденный непріятель будетъ просить пощады. ‘И какую чудесную свадьбу мы сыграемъ, Чопперъ’ говорилъ мистеръ Осборнъ своему конторщику, бросая на него торжественный взглядъ, и побрякивая шиллингами и гинеями въ своихъ огромныхъ каршнахъ.
Съ такими же операціями, производимыми въ обоихъ карманахъ, мистеръ Осборнъ-старшій сидлъ и теперь на своемъ стул, посматривая на злосчастнаго Доббина, который покамстъ еще не могъ проговорить ни одного слова и сидлъ неподвижно, какъ-будто прикованный къ своему мсту. ‘Что это за странный человкъ! думалъ старикъ Осборнъ. Удивительно, какъ это Джорджъ не научитъ его лучтему обращенію.’
Наконецъ мистеръ Доббинъ пріободрился, и открылъ бесду такимъ образомъ:
— Сэръ, я принесъ вамъ чрезвычайно важную новость. Сегодня утромъ я бьмъ въ Конной-Гвардіи, и тамъ сказали мн, что нашему полку будетъ объявленъ походъ за границу. Не пройдетъ недли, и мы вроятно будемъ на дорог въ Бельгію. Вамъ не безъизвстно, сэръ, что посл этой кампаніи, мы, безъ сомннія, недосчитаемся многихъ изъ своихъ товарицей, и вы понимаете, что не всмъ офицерамъ Трильйоннаго полка суждено воротиться домой.
Осборнъ принялъ степенный видъ.
— Полкъ вашъ, сказалъ онъ, я не сомнваюсь, сдлаетъ свае дло и, конечно, каждый изъ васъ понимаетъ свои обязанности, смю сказатъ, а въ живот и смерти Богъ воленъ.
— Французы, сэръ, очень сильны, продолжалъ кептенъ Доббинъ. — Русскіе и Австрійцы безъ сомннія не скоро соединятъ съ нами свой войска. Мы должны будемъ открыть первую битву въ этой кампаніи, и эта битва, сэръ, будетъ отчаянная: Бонапартъ знаетъ свое дло.
— Что вы хотіте этимъ сказать, капитанъ Доббинъ? перебилъ суровый негоціантъ, нахмуривъ брови, ни одинъ честный Британецъ, я полагаю, не побоится этого Бонапарта, какъ-скоро идетъ дло о націонадьной чести и слав.
— Конечно, сэръ, вы правы, и я совершенно согласенъ съ вами, сказалъ капитанъ Доббинъ, но согласитесь и вы, что военные люди, при открытіи кампаніи, подвергаются нкоторымъ образомъ большимъ опасностямъ. Поэтому, сэръ, если произошла нкоторая размолвка между вами и другомъ моимъ, Джорджемъ, то, принимая въ соображеніе ныншнія обстоятельства… я хочу сказать, сэръ, что вы должны, сэръ, перемнить гнвъ на милость и великодушно простить друга моего, Джорджа, если онъ провинился передъ вами. Сами вы замтили, что въ живот и смерти Богъ воленъ и, стало-быть, при ныншнихъ обстоятельствахъ, вамъ слдуетъ подать дружескую руку своему сьшу. Продолжая питать гнвъ въ своемъ сердц, вы, я знаю, не простите себ никогда, если чего Боже сохрани! война будеть имть роковыя послдствія для Джорджа.
Говоря это, бдный Вилльямъ Доббинъ раскраснлся какъ малина, и почувствовалъ въ глубин души, что самъ онъ, собственно говоря, поступилъ злодйски въ этомъ дл. Не вмшивайся онъ въ отношенія Джорджа, не произошло бы, вроятно, никакой размолвки между сыномъ и отцомъ. Почему бы, въ самомъ дл, не отсрочить этой свадьбы до благопріятныхъ обетоятельствъ? Какой демонъ понуждалъ его торопить жениха? Джорджъ могъ бы, конечно, разстаться съ Амеліей, не чувствуя смертельной тоски, и Амелія, въ свою очередь, мужественно перенесла бы роковой ударъ, если бы женихъ ея не воротился съ поля битвы. Его совты и хлопоты окончательно испортили все дло. И зачмъ онъ хлопоталъ, зачмъ совтовалъ? Затмъ, изволите видть, что капитанъ Доббинъ самъ любилъ миссъ Эмми до такой степени, что мысль о ея несчастіи закружила и отуманила его голову. Ктому же его собственныя страданія становились невыносимы, и онъ радъ был покончить все однимъ ударомъ, такъ, чтобы ршительно отнять возможность возрожденія въ своей душ какой-нибудь заносчивой мечты. Въ этомъ послднемъ случа, очевидно, онъ руководствовался тми же самыми побужденіями, какія мы имемъ въ виду, когда ускоряемъ похороны своего друга.
— Вы добрый человкъ, Вилльямъ Доббинъ, и я съ охотою готовъ послдовать вашему совту, отвчалъ старикъ Осборнъ растроганнымъ голосомъ, Джорджъ и я не должны питать душевной вражды другъ на друга — вы правду говорите. Мы разстанемся друзьями. Но разберите наши отношенія, и будьте по совсти судьею между нами. Я сдлалъ для него все, что только можетъ сдлать заботливый отецъ. Онъ перебралъ у меня денегъ, быть-можетъ, втрое больше, чмъ вы когда-либо могли получить отъ своего отца. Но я не хвастаюсь этимъ — совсмъ нтъ. Я не стану вамъ говорить, какъ я трудился для него изо всхъ своихъ силъ, какъ работалъ по днямъ и ночамъ, не щадя своего здоровья. Спросите объ этомъ Чоппера. Спросите его самого. Спросите Сити и лондонскую биржу. Очень хорошо, капитанъ. Теперь я предлагаю ему такую партію, за которуіо, нтъ сомннія, ухватился бы съ радостью всякій джентльменъ изъ высшаго круга — и что же? Онъ отказывается. Виноватъ ли я здсь на сколько-нибудь? Я имлъ тутъ въ виду его собственное счастье, изъ-за котораго работалъ въ пот лица. Можно ли тутъ упрекать меня въ своекорыстныхъ разсчетахъ? Вы человкъ разсудительный, Доббинъ, и, стало-быть, поймете, на чьей сторон правда. Пусть онъ прійдетъ ко мн, и вотъ ему моя рука. Я не злопамятенъ. О женитьб, при ныншнихъ обстоятельствахъ, разумется, мы толковать не станемъ. Пусть только онъ и миссъ Шварцъ поладятъ между собою: свадьбу успемъ сыграть посл, когда онъ воротится полковникомъ — потому-что онъ будетъ полковникомъ, если тутъ деньги могутъ что-нибудь сдлать. Очень радъ, что вы навели его на истинный путь. Это, разумется, ваше дло, я знаю, Доббингь,— вы часто вытаскивали его изъ западни, и вамъ не мудрено было его образумить. Пусть онъ воротится: я буду великодущенъ. Приходите оба сегодня обдать на Россель-Скверъ. Закусимъ чмъ Богъ послалъ, и побеседуемъ за бутылкою вина. Я заране забываю всякія дрязги.
Въ продолженіе этой хвалебной рчи, Доббинъ ршительно сидлъ на иголкахъ, и каждое слово откровеннаго старика ножомъ врзывалось въ его сердце. Теперь онъ чувствовалъ себя окончательно виновахымъ.
— Мн кажется, сэръ, сказалъ онъ, вы въ заблужденіи. Да, я увренъ, вы въ заблужденіи, сэръ. Джорджъ слишкомъ великодушенъ и благороденъ для того, чтобы позволить себ женитьбу изъ-за денегъ. Если вы станете угрожать ему лишеніемъ наслдства въ случа отказа, такая угроза, сэръ, можетъ только ожесточить Джорджа.
— Это что за дьявольщина, капитанъ Доббинъ? Неужьто вы называете угрозой предложеніе ему восьми или десяти тысячъ фунтовъ годоваго дохода? вскричалъ мистеръ Осборнъ еще довольно веселымъ и полушутливымъ тономъ, да я самъ бы не прочь отъ женитьбы на миссъ Шварцъ, если бы она согласидась имть такого мужа. Смуглянка, на мой вкусъ, ни чуть не хуже какой-нибудь бленькой красотки.
И старикъ засмялся веселымъ и самодовольнымъ смхомъ.
— Но вы забываете, сэръ, прежнія обязательства, въ которыя вступилъ капитанъ Осборнъ, сказалъ посланникъ глубоко-знаменательнымъ тонолъ.
— Какія обязательства! Какія дрязги у васъ на ум, капитанъ Доббинъ? Неужели вы намекаете, продолжалъ мистеръ Осборнъ, начинавшій чувствовать припадокъ гнва при мысли, которая первый разъ блеснула теперь въ его голов, неужели вы намекаете, что глупый сынъ мой еще не перестаетъ ухаживать за дочерью этого банкрота? Ужь не пришли ли вы доложить мн, что онъ изъявляетъ намреніе жениться на этой двчонк? Чудесное, истинно благородное намреніе! Моему сыну и наслднику жениться на дочери нищаго — да съ чего это вы взяли, капитанъ Доббинъ? Если западетъ ему въ голову такая ахинея, пусть онъ заране купитъ себ метлу и выйдетъ мести улицы. Да, да, припоминаю я теперь — эта двчонка давно вшалась ему на шею, и нтъ никакого сомннія, что плутъ-отецъ подзадоривалъ ее!
— Мистеръ Седли считался нкогда лучшимъ вашимъ другомъ, милостивый государь, сказалъ капитагъ Доббинъ, почти обрадованный тмъ, что и самъ начинаетъ исподоволь сердиться. Было время, когда вы ужаснулись бы при мысли, что кто-нибудь осмлится назвать плутомъ этого почтеннаго негоціанта. Вы сами устроивали и поощряли тсную связь между молодыми людыми. Джорджъ не имлъ никакого права играть въ жмурки…
— Въ жмурки! заревлъ старикъ Осборнъ,— въ жмурки? Спасибо за дружбу, капитанъ. Жените его, сдлайте милость, жените! Такая безстыдная тваръ, какъ эта миссъ…
— Сэръ! воскликнулъ Доббинъ, пламеня теперь сильнйшимъ гнвом, ни одинъ человкъ въ мір не смстъ въ моемъ присутствіи обижать эту особу, и всего мене вы, милостивый государь.
— О, вотъ оно куда пошло! Ужь не хотите ли вы мн сдлать формальный вызовъ? Позвольте, я позвоню, чтобы намъ принесли пару пистолетовъ, капитанъ Доббинъ, сказалъ Осборнъ, дернувъ за сонетку.
— Господинъ Осборнъ, проговорилъ капитанъ прерывающимся голосомъ, вы наносите оскорбленіе прекраснйшему созданію въ мір. Боле чмъ другой кто, вы обязаны щадить ее потому, милостивый государь, что она супруга Джорджа!
И съ этими словами, кептенъ Доббинъ, чувствуя неспособность продолжать дальнйшій разговоръ, выюркнулъ изъ дверей, оставивъ старика Осборна съ выпученными глазами и безъ всякаго движенія на своемъ стул. Въ комнату вбжалъ конторщикъ, отвчая на звонокъ своего принципала, и лишь-только Доббинъ, пройдя огромный дворъ, гд помщались конторныя заведенія, вышелъ изъ воротъ на улицу, мистеръ Чопперъ, испуганный и встревоженный, догналъ его безъ шляпы на своей голов.
— Ради Бога, что тамъ у васъ вышло? вскричалъ мистеръ Чопперъ, удерживая капитана за фалды. Старшина въ обморок. Что случилось съ мистеромъ Джорджемъ?
— Онъ женился на миссъ Седли.
— Когда?
— За пять дней передъ этимъ. Я былъ его шаферомъ, мистеръ Чопперъ, и вы, какъ честный человкъ, обязаны защитить его передъ отцомъ.
Старый конторщикъ сомнительно покачалъ головой.
— Дурную всть принесли вы, капитаиь, сказалъ онъ, старшина никогда не проститъ мистера Джорджа.
Доббинъ попросилъ мистера Чоппера извстить его обо всемъ, что случится, адресуя письмо въ гостинницу, гд онъ остановился. Затмъ, пожавъ ему руку, онъ пошелъ по своей дорог, думая о томъ, что было и недоумвая о томъ, что будетъ.
Обденная церемонія на Россель-Сквер, въ урочный часъ, началась своимъ обычнымъ чередомъ, но главный членъ и представитель Россель-скверской фамиліи сидлъ мрачно и угрюмо на своемъ обыкновенномъ мст. Молодыя леди и мистеръ Буллокъ, обдавшій съ ними, мигомъ поняли и сообразили, что роковая всть уже долетла до ушей мистера Осборна. Его мутные и дикіе взоры заставили угомониться мистера Буллока и удержаться отъ всякихъ толковъ по коммерческой части, зато онъ обратилъ все свое вниманіе и любезность на миссъ Мери, подл которой онъ сидлъ, и на старшую ея сестрицу, занимавшую первое мсто за столомъ.
Миссъ Виртъ, гувернантка, сидла одна на своей сторон, такъ-какъ между нею и миссъ Дженни находилось порожнее мсто, произведенное отсутствіемъ мистера Джорджа: его приборъ, какъ мы докладывали, аккуратно ставился здсь каждый день. За обдомъ ничего особеннаго не случилось, по временамъ только улыбался мистеръ Фредерикъ Буллокъ и нашептывалъ что-то на ухо своей невст. Всеобщее молчаніе прерывалось лишь изрдка стукомъ тарелокъ и ножей. Лакеи переступали на цыпочкахъ, не смя, казалось, и дохнуть, чтобы не потревожить всеобщаго покоя. Факельщики при похоронахъ далеко не такъ пасмурны, какъ были теперь служители въ дом господина Осборна. Собственными руками разрзалъ онъ дичину на ровныя части, соображаясь съ числомъ присутствующихъ особъ, но самъ почти не отвдалъ своего куска. Зато безпрестанно онъ кушалъ хересъ, такъ-что буфетчикъ едва успвалъ наливать его рюмку.
Когда подали пирожное, мистеръ Осборнъ обозрлъ безпокойнымъ взоромъ всхъ присутствующихъ, и потомъ глаза его вперились въ приборъ, поставленный для Джорджа. Черезъ минуту онъ молча указалъ на него своею лвою рукою. Дочери не поняли, или, быть можетъ, притворились, что не понимаютъ этого сигнала. Лакеи тоже не поняли его.
— Убрать отсюда и никогда больше не ставить этотъ приборъ! сказалъ наконецъ мистеръ Осборнъ-старшій, выходя изъ-за стола и бросая салфетку.
Затмъ онъ пихнулъ ногою стулъ, на которомъ сидлъ, и пошелъ въ свою собственную комнату.
Позади столовой мистера Осборна былъ особенный покойчикъ, слывшій въ этомъ дом подъ названіемъ кабинета. Эта комната посвящена была самому хозяину дома. Сюда мистеръ Осборнъ отправлялся по воскреснымъ утрамъ, какъ-скоро не думалъ идти въ церковь, и здсь, развалившись въ малиновыхъ креслахъ, онъ читалъ утреннія воскресныя газеты. Здсь, вдоль одной стны, стояли два книжные шкафа подъ стекломъ, въ которыхъ содержались капитальныя произведенія національной литературы въ золотыхъ переплетахъ. Это были: календари за нсколько лтъ, нсколько томовъ журнала: ‘Листокъ для свтскихъ людей’ (Gentlemen’s Magazine), проповди Блера, англійская исторія господъ Юма и Смоллета, и еще нсколько книгъ назидательнаго содержанія. Отъ начала и до конца года, мистеръ Осборнъ-старшій не бралъ въ руки ни одного изъ этихъ волюмовъ, тмъ не мене, однако жь, никто изъ членовъ его семейства не смлъ къ нимъ прикоснуться подъ опасеніемъ строжайшихъ взысканій. Изрдка только, въ воскресные вечера, какъ-скоро не было гостей, мистеръ Осборнъ собственноручно снималъ съ полки одну и ту же назидательную книгу, и читалъ ее во всеусльшаніе внимательному собранію. Ни одинъ членъ хозяйственнаго заведенія, ни дитя, ни слуга, не могли переступить черезъ порогъ этой комнаты безъ тайнаго трепета. Здсь мистеръ Осборнъ поврялъ счетъ ключнницы, и пересматривалъ погребную книгу своего буфетчика. Отсюда онъ черезъ широкій дворъ, устланный щебнемъ, могъ наблюдать конюшню, куда былъ проведенъ колокольчикъ, и длать выговоры кучеру какъ-скоро тотъ по его призыву, становился, снявъ шляпу, передъ окномъ его кабинета. Четыре раза въ годъ, миссъ Виртъ входила въ эту комнату за полученіемъ своего жалованья, и здсь же дочери его получали свое четвертное награжденье. Въ этой самой комнат, Джорджъ, въ продолженіе своего дтства и первыхъ отроческихъ лтъ, подвергался наказанію отъ отцовской руки, тогда-какъ его мамаша сидла, съ замираніемъ сердца, на лстничныхъ ступеняхъ, прислушиваясь къ ударамъ розги. Когда Джорджъ выходилъ изъ кабинета, мать цаловала его тайкомъ, и ласкала, и леляла, и давала ему денегъ на бонбошки.
Надъ каминной полкой возвышалась фамильная картина, принесенная сюда изъ залы посл кончины мистриссъ Осборнъ, Джорджъ сидлъ здсь на крошечной лошадк, тогда-какъ сгаршая сестрица подавала ему роскошный букетъ цвтовъ, младшую вела подъ руку счастливая мать всей этой семьи. У всхъ дтей были розовыя щечки и алые ротики, полуоткрытые для улыбми, которую художникъ портретистъ изобразилъ превосходно. Но прошли года, и сцна измнилась. Собствевный портретъ мистера Осборна, гд, вмст съ нимъ, изображены были его большая серебрянная чернилица и кресла, занималъ до сихъ поръ почетное мсто въ столовой.
Въ этотъ-то кабинетъ удалился теперь старикъ Осборнъ, къ явному удовольствію и отрад остальныхъ членовъ своего семейства. Когда слуги вышли изъ столовой, молодыя леди завязали довольно бглый разговоръ между собою въ тихомолку, но скоро потомъ, для вящшей безопасности, отправились къ себ наверхъ. Мистеръ Буллокъ послдовалъ за ними на цыпочкахъ, укрощая по возможности скрыпучесть своихъ неугомонныхъ сапоговъ. У него недостало храбрости сидть одному въ столовой, за бутылкою вина, въ такомъ близкомъ сосдств съ ужаснымъ джентльменомъ.
Вечеромъ, спустя уже часа полтора посл сумерекъ, буфетчикъ, не получавшій никакихъ приказаній, осмлился постучаться въ дверь кабинета и войдти туда съ чаемъ и восковыми свчами. Мистеръ Осборнъ сидлъ въ креслахъ, притворяясь, будто читаетъ газету, когда слуга, поставивъ на столъ чай и свчи, удалился, онъ всталъ съ своего мста и заперъ за нимъ дверь. Въ эту пору уже нельзя было ошибаться въ сущности дла, вс и каждый изъ обитателей дома знали положительно, что случилась какая-то бда, имвшая, вроятно, гибельную связь съ постояннымъ отсутствіемъ молодаго господина. Въ большомъ блестящемъ комод изъ краснаго дерева былъ у мистера Осборна особый ящикъ, посвященный исключительно дламъ и бумагамъ его сына. Здсь хранились вс документы Джорджа съ его дтскихъ лтъ: прописи, рисовальныя книги, школьныя тетрадки, гд всюду виднлся почеркъ малютки или его бывшаго учителя. Здсь также были его первыя письма, которыя посылалъ онъ въ родительскій домъ изъ пансіона доктора Свиштеля, свидтельствуя почтеніе папаш и мамаш, и выпрашивая у нихъ деньжонокъ на тминныя коврижки. Имя крестнаго папеньки Седли упоминалось въ нихъ довольно часто. Проклятіе задрожало на блдныхъ губахъ старика, и ненависть змею обвилась вокругъ его сердца, когда онъ встртилъ это имя. Вс эти документы были перемчены, занумерованы и перевязаны красными снурками. Отмтки на нихъ были такого рода: ‘Отъ Джорджа. Проситъ пять шиллинговъ. Апрля 25. 18… Отвтъ посланъ апрля 27.’ — Или: ‘Просьба насчетъ лошадки, октября 13’ и т. д. Въ другомъ пакет содержались ‘Отчеты доктора Свиштеля’, ‘счеты портнаго, работавшаго на Джорджа’ и прочая. Затмъ слдовали его письма изъ Вест-Индіи, письма его агента, и газетные листки, гд говорилосъ о порученіяхъ, данныхъ полку, въ которомъ служилъ мистеръ Джорджъ Осборнъ. Здсь также, въ этой завтной комнат, висла плетка малютки Джорджа, и хранился медальнонъ съ его волосами, который, въ бывалые дни, носила его мать на своей груди.
И много унылыхъ, тяжелыхъ часовъ провелъ негоціантъ, переворачивая эти документы одинъ за другимъ, и задумываясь надъ этими памяткиками минувшей жизни. Тутъ были вс его надежды, мечты, вс тщеславные замыслы, которые когда-либо онъ лелялъ въ своей душ. Давно ли онъ такъ гордился своимъ сыномъ, да и кто бы не гордился на его мст? Это было чудное, прекраснйшее дитя и вс говорили, что малютка Джорджъ джентльменскій сынокъ. У какого купца въ Сити могъ быть такой ребенокъ? Все было у малютки Джорджа, что только можно было пріобрсть за деньги. Бывало отецъ прізжалъ къ нему въ школу въ четверн съ ливрейными лакеями на запяткахъ, и щедрою рукою бросалъ шиллинги мальчикамъ, товарищамъ Джорджа. Въ ту пору, когда Джорджъ собирался въ Индію на службу, мистеръ Осборнъ задалъ его сослуживцамъ такой обдъ, за которымъ было бы не стыдно сидть даже герцогу Йоркскому. Отказывался ли онъ когда-нибудь отъ счетовъ, представленныхъ отъ имени Джорджа? Нтъ, за все платилъ мистеръ Осборнъ безъ всякихъ отговорокъ. Немногіе изъ генераловъ въ арміи щеголяли такими лошадьми, какъ его сынокъ.
И куда бы ни обратилъ свое вниманіе старый негоціантъ, всюду и всегда одинъ и тотъ же предметъ поражалъ его взоры. Вотъ они присутствуютъ на парадномъ обд: Джорджъ сидитъ подл своего отца, разговариваетъ и пьетъ вино съ такою смлостью, какъ какой-нибудь лордъ. Вотъ онъ разъзжаетъ въ Брайтон на своемъ гордомъ кон, и смло перескакиваетъ черезъ баррьеръ, изумляя всхъ наздниковъ и егерей. Но вотъ — о счастливая година, Джорджъ Осборнъ на выход у принца регента, гд вс приходятъ въ восторгъ отъ прекраснйшаго молодаго человка, какого еще не бывало въ Сен-Джемс. И все это исчезло, все опрокинулось въ одно мгновеніе! Джорджъ женился на дочери банкрота, выпустилъ изъ рукъ блистательную фортуну! Какое униженіе, какой страшный ударъ для гордости, честолюбія и даже для отцовской любви! Кто можетъ изобразить эту убійственную пытку, подъ которою страдалъ теперь старый любостяжатель, раздираемый отчаянною злобой?
Обозрвъ окончательно эти документы подъ вліяніемъ той безнадежной тоски, какую испытываютъ несчастливцы при воспоминаніи о невозвратимыхъ дняхъ минувшаго блаженства, отецъ Джорджа вынулъ вс эти бумаги изъ ящика, гд они хранились, и заперъ ихъ въ портфейль, перевязавъ его снурками, и скрпивъ собственною печатью. Потомъ онъ отворилъ книжный шкафъ, и взялъ съ верхней полки большую фамильную книу съ золотымъ обрзомъ, переплетенную въ красный сафьянъ. Здсь на заглавномъ лист этой книги, господинъ Осборнъ, слдуя фамильному обыкновенію, собственноручно записывалъ грандіознымъ конторскимъ почеркомъ, день своей свадьбы, день кончины своей супруги, дни и часы рожденія своихъ дтей, исчисленныхъ по порядку съ ихъ христіанскими именами. на первомъ мст стояла Дженни, за нею слдовалъ Джорджъ Седли Осборнъ, и за нимъ Марія Франчесса. Дни крещенія тоже были поименованы съ крестными отцами и матерями. Мистеръ Осборнъ взялъ перо, обмакнулъ, вздохнулъ, и тщательно зачеркнулъ вс имена Джорджа. И когда густой слой чернилъ подсохъ на заглавномъ лист, онъ закрылъ книгу и положилъ ее опять на верхнюю полку шкафа. Эта книга была Библія, и на красной ея крышк былъ фронтисписъ, изображавшій жертвоприношеніе Исаака.
Потомъ мистеръ Осборнъ вынулъ документы изъ другаго шкафа, гд хранились его собственныя бумаги. Прочитавъ одну изъ нихъ, онъ судорожно скомкалъ ее въ рук и зажегъ на свчк. Когда бумага сгорла, онъ собралъ пепелъ и зашвырнулъ его въ каминъ. Это было его завщаніе. Когда оно сгорло, онъ прислъ къ письменному столу, написалъ письмо, и позвонивъ слугу, приказалъ ему вручить это письмо по принадлежности завтра утромъ. Но утро уже наступило. Когда мистеръ Осбарнъ легъ въ постель, весь домъ, озаренный солнечнымъ сіяніемъ, стоялъ уже на ногахъ, и птички весело щебетали между свжими зелеными листьями на Росселъ-Сквер.
Не теряя присутствія духа, капитанъ Доббинъ принялъ мры относительно того, чтобы въ семейств и контор мистера Осборна завербовать какъ-можно боле друзей, которые могли бы, въ случа надобности, ходатайствовать за Джорджа передъ его отцомъ.. Зная очень хорошо, какое могущественное вліяніе на человческое сердце производятъ хорошіе обды и отличныя вина, предпрімчивый капитанъ, тотчасъ же по своемъ возвращеніи домой, написалъ гостепріимное приглашеніе къ господину Томасу Чопперу, прося этого джентльмена пообдать съ нимъ на друтой день въ гостинниц ‘Пестраго Быка’. Мистеръ Чопперъ получилъ эту записку прежде чмъ вьшелъ изъ Сити, и отвтъ его былъ такого рода, что ‘мистеръ Чопперъ свидтельствуетъ свое глубокое почитаніе капитану Доббину, извщая при семъ, что онъ будетъ имть честь явиться на обязательное приглашеніе въ назначенный часъ.’ По возвращеніи въ свою квартиру, мистеръ Чопперъ не замедлилъ показать пригласительное письмецо и черновой отвтъ своей супруг, и дочерямъ, которыя весь этотъ вечеръ разговаривали съ своимъ папенькой объ этихъ военныхъ людяхъ, и о томъ, какъ весело живутъ богатые джентльмены Вест-Энда. Когда, наконецъ, двицы ушли въ свою спальню, мистеръ и мистриссъ Чопперъ долго еще разсуждали о странныхъ событіяхъ, случившихся въ семейств ихъ принципала. Никогда старый конторщикъ не видалъ своего начальника въ такомъ ужасномъ волненіи. Когда онъ прибжалъ къ мистеру Осборну посл ухода капитана Доббина, лицо негоціанта почернло, и онъ былъ въ обморок. Не было никакого сомннія, думалъ мистеръ Чопперъ, что между нимъ и молодымъ капитаномъ происходила страшная ссора. Очнувишсь отъ обморока, мистеръ Осборнъ приказалъ своему конторщику сдлать немедленно итогъ денежныхъ суммъ, выданныхъ капитану Осборну въ послдніе три года. ‘И вышли, моя милая, порядочные куши’, сказалъ мистеръ Чопперъ своей супруг, удивляясь необыкновенной щедрости своего принципала. Онъ глубоко уважалъ и сына и отца зато преимущественно, что онъ, повидимому, не знали счета свомъ гинеямъ. Затмъ разговоръ постепенно склонился на миссъ Амелію Седли. Мистриссъ Чопперъ объявила, что она искренно жалетъ эту молодую двицу, потерявшую такого чуднаго красавца, какъ молодой Осборнъ, но мистеръ Чошеръ не слишкомъ уважалъ миссъ Седли, какъ дочь несчастнаго спекулянта, который очень дурно выплачивалъ дивиденды. Прежде и больше всхъ въ лондонскомъ Сити, онъ цнилъ домъ Осборновъ, питая весьма лестную надежду, что капитанъ Джорджъ женится со временемъ на дворянской дочк. Посл этой назидательной бесды, мистеръ Чопперъ заснулъ самымъ сладкимъ сномъ, и поутру на другой день позавтракалъ съ завиднымъ аппетитомъ въ обществ своихъ дтей. Затмъ, нарядившись въ свое лучшее праздничное платье, онъ поцаловалъ малютокъ и вышелъ со двора, давъ торжественное общаніе своей супруг — щадить, по возможности, портвейнъ на праздничномъ обд капитана Доббина.
Физіономія мистера Осборна, когда онъ пришелъ въ Сити въ свой урочный час, поразила всхъ конторщиковъ и писарей, которые давно привыкли слдить за ея измненіями, заране предъугадывая, въ какомъ расположеніи духа будетъ ихъ принципалъ. Мистеръ Осборнъ былъ страшно блденъ и угрюмъ. Въ двнадцать часовъ явился въ контору мистеръ Гиггсъ, нотаріусъ и стряпчій, извстный своею опытностью въ юридическихъ длахъ. Его впустили въ кабинетъ принципала, и тамъ онъ пробылъ съ нимъ взаперти около часа. Мистеръ Чопперъ между-тмъ получилъ еще письмо отъ капитана Доббина, со вложеніемъ записки для мистера Осборна, которую Чопперъ тутъ же отдалъ по назначенію. Въ скоромъ времени мистеръ Чопперъ и мистеръ Берчъ, младшій конторщикъ, были потребованы въ комнату негоціанта, чтобы засвидтельствовать какую-то бумагу,
— Я сдлалъ новое завщаніе, господа, сказалъ мистеръ Осборнъ,— прошу васъ подписаться,
Чолперъ и Берчъ подписались.
Больше не произошло между ними никакого разговора, никакихъ объясненій. Мистеръ Гиггсъ, выходя изъ конторы, пристально заглянулъ въ лицо мистера Чоппера, но не сказалъ ему ни слова. Замтили вообще, что мистеръ Осборнъ былъ удивительно спокоенъ и деликатенъ весь этотъ день, къ изумленію всхъ особъ, первоначально ожидавшихъ отъ него страшной бури. Никого не побранилъ онъ, никому даже не сдлалъ легкаго выговора. Выходя изъ конторы (очень рано, противъ обыкновенія), онъ еще разъ подозвалъ къ себ главнаго конторщика, и сдлавъ ему какія-то общія замчанія, спросилъ посл нкотораго колебанія:
— Не знаете ли вы, Чопперъ, въ город капитанъ Доббинъ или нтъ?
— Кажется, что въ город, а впрочемъ не знаю, сэръ.
Напротивъ, они оба превосходно знали, что кептенъ Доббинъ еще не думалъ вызжать изъ англійской столицы.
Осборнъ взялъ письмо, адрессованное къ этому офицеру и, подавая его Чопперу, приказалъ немедленно отдать въ собственныя руки капитана Доббина.
— И вотъ теперь, Чопперъ, сказалъ онъ, надвая шлялу, и бросая странный взглядъ,— на душ у меня будетъ легко. Гора свалилась съ моихъ плечь.
Лишь-только пробило два часа, въ контору явился мистеръ Фредерикъ Буллокъ, призванный безъ сомннія заране къ этому сроку. Онъ и мистеръ Осборнъ пошли вмст — вроятно на Россель-Скверъ.
Полковникъ Трильйоннаго полка, въ которомъ служили господа Доббинъ и Осборнъ, былъ старый и заслуженный воинъ, сдлавшій свою первую кампанію подъ командой Вольфа при Квебек. По слабости здоровья онъ уже не могъ состоять на дйствительной служб, и считался только номинальнымъ главой Трильйоннаго полка, но это не мшало ему слдить за военными событіями, и онъ охотно приглашалъ къ своему столу молодыхъ офицеровъ, отличаясь радушіемъ и гостепріимствомъ, рдкимъ въ наше время. Капитанъ Доббинъ пользовался особенною благосклонностію этого стараго генерала. Доббинъ хорошо былъ знакомъ съ военной литературой, и могъ разсуждать о походахъ Фридриха Великаго съ такою же отчетливостью, какъ самъ генералъ, равнодушный къ современнымъ тріумфамъ, и котораго сердце продолжало жить съ великими тактиками прошлаго вка. Маститый герой пригласилъ Доббина на завтракъ въ то самое утро, когда мистеръ Чопперъ надлъ свой праздничный фракъ для предполагаемаго визита. Генералъ, двумя днями раньше, извстилъ молодаго офицера о томъ, чего ожидали вс, то-есть, о поход въ Бельгію противъ Французовъ. При этомъ старый воинъ изъявилъ лестную надежду, что Трильйонный полкъ, разбившій нкогда Вашингтона въ Сверной Америк и задавшій урокъ мистеру Монткаму въ Канад, поддержитъ и теперь, на поляхъ нидерландскихъ, свою историческую славу.
— Поэтому, любезный другъ мой, si vous avez, par exemple, quelque affaire lаbas, сказалъ старый генералъ, взявъ щепоть табаку своею блою, дрожащею рукой, и указывая потомъ на черное пятно своего халата, подъ которымъ еще довольно слабо билось его сердце,— если, примромъ сказать, вамъ надобно утшить какую-нибудь Филлиду, или проститься съ своими добрыми родителями, или составить завщаніе, то я рекомендую вамъ покончить вс эти дла безъ малйшаго замедленія.
Съ этими словами, генералъ подалъ руку молодому офицеру, и привтливо кивнулъ ему своею напудренною головой. Оставшись потомъ одинъ, онъ началъ сочинять какую-то записку на французскомъ язык, такъ-какъ этотъ діалектъ былъ его пассіей въ продолженіе всей жизни.
Всть о поход озадачила капитана и сообщила серьезное направленіе его мыслямъ. Онъ подумалъ о своихъ брайтонскихъ друзьяхъ, и тутъ же, со стыдомъ, признался самому себ, что Амелія прежде всхъ пришла ему въ голову. Да, такъ точно, онъ заботился о ней гораздо боле, чмъ о своей матери, объ отц, о сестрахъ, о всхъ своихъ обязанностяхъ, и онъ думалъ о ней только во сн и наяву. Это, однакожь, не мшало ему быть дятельнымъ и расторопнымъ. Воротившись въ гостинницу, онъ немедленно отправилъ коротенькую записку къ мистеру Осборну-старшему, сообщая ему полученное извстіе, которое, думалъ онъ, наведетъ его да миролюбивыя чувства въ отношеніи къ сыну.
Эта записка, принесенная въ контору тмъ же лицомъ, отъ котораго наканун Чопперъ получилъ гостепріимное приглашеніе, значительно обезпокоила достойнаго конторщика, такъ-какъ адресъ былъ сдланъ на его имя. Онъ сорвалъ печать дрожащею рукой, воображая, что капитанъ, вслдствіе непредвиднныхъ обстоятельствъ, отложилъ свой обдъ, но сердце его мгновенно успокоилось, когда онъ прочиталъ слдующія слова, начертанныя рукою капитана:
‘Мистеръ Чопперъ, я буду ожидать васъ сегодня въ половин шестаго. Не забудьте свое общаніе. Прилагаемую записку потрудитесь отдать господину Осборну.’
Старикъ-конторщикъ, спору нтъ, чрезвычайно интересовался длами своего принципала, но что прикажете длать? Званый обдъ былъ для него важне всякихъ длъ и принципаловъ.
Доббинъ былъ уполномоченъ генераломъ разсказывать о полученномъ извстіи всмъ и каждому изъ своихъ товарищей, кого только ни встртитъ. На этомъ основаніи онъ извстилъ прежде всего прапорщика Стоббля, встрченнаго имъ въ контор его агента, и прапорщикъ Стоббль — такова была его воинственная ревность — отправился немедленно покупать себ новую шпагу въ магазин, гд продавались военные снаряды. Мистеръ Стоббль былъ юноша лтъ семнадцати, ростомъ въ полтора аршина съ небольшимъ и на видъ довольно рыхлый, но войдя въ магазимъ, онъ обнаружилъ необузданную львиную храбрость при выбор оружія, которымъ надялся въ скоромъ времени угощать Французовъ. Онъ шумлъ, кричалъ, горячился, топалъ безъ милосердія своею маленькою ножкой, и молодецки направлялъ выбранную шпагу въ самое сердце капитана, который, однакожь, съ непостижимымъ хладнокровіемъ отражалъ ударъ своею бамбуковою палкой.
Мистеръ Стоббль, какъ можно было догадаться по его росту, принадлежалъ къ рот егерей, прапорщикъ Спуни, былъ гренадеръ и состоялъ подъ непосредственной командой капитана Доббина. Молодые люди отправились въ гостинницу ‘Пестраго Быка’, и заказавъ для себя великолпный обдъ, услись за маленькіе столики писать прощальныя письма къ своимъ добрымъ и нжнымъ родителямъ — письма, исполненныя любви, надежды, безконечной преданности, и переполненныя варварскими грамматическими ошибками на каждомъ слов. Увы! сколько было въ эту пору нжныхъ сердецъ, просверленныхъ отчаянною грустью, и сколько матерей, проливавшихъ слезы при мысли о разлук, быть-можетъ, вчной!
Итакъ, юный Стоббль писалъ письмо за маленькимъ столикомъ, и горькія слезы капали черезъ его носъ на почтовую бумагу, потому-что онъ думалъ о своей мама, и о томъ, что, вроятно, не увидитъ ее въ этой жизни. Доббинъ тоже хотлъ писать къ Джорджу Осборну, но при вид молодаго человка, вдругъ перемнилъ свой мысли.
— Кчему? Зачмъ? сказалъ онъ,— пусть она будетъ счастлива по крайней мр одну эту ночь. Завтра поутру я увижусь съ своими родителями, и потомъ самъ поду въ Брайтонъ.
Затмъ, сдлавъ нсколько шаговъ, онъ положилъ свою большую руку на плечо юнаго Стоббля, погладилъ его по спин и сказалъ трогательнымъ голосомъ:
— Послушайте, молодой человкъ, вы, я вижу, горячо любите свою мать, а кто любитъ мать, тотъ будетъ всегда исправнымъ солдатомъ. Перестаньте только кутить и вести безпорядочную жизнь.
При этомъ глаза молодаго человка заблистали, и онъ съ особеннымъ уваженіемъ посмотрлъ на воина, предложившаго ему благой совтъ. Мистеръ Доббинъ, надобно замтить, былъ любимъ въ полку, и вс считали его лучшимъ офицеромъ.
— Благодарю васъ, Доббинъ, сказалъ юный Стоббль, вытирая кулакомъ свои слезы. Я вотъ только что хотлъ ей написать, что собираюсь остепениться. О, если бы вы знали, сэръ, какъ она любитъ меня!
Слезы опять брызнули ручьемъ изъ глазъ молодаго человка, и этотъ взрывъ чувствительности заразилъ даже самого мистера Доббина, потому-что и онъ весьма подозрительно заморгалъ своими глазами.
Два прапорщика, капитанъ и мистеръ Чопперъ обдали вмст въ одной комнат. Чопперъ принесъ письмо отъ мистера Осборна, гд этотъ джентльменъ, въ короткихъ словахъ, свидтельствовалъ свое почтеніе капитану Доббину и просилъ его вручить приложенную записку капитану Джорджу Осборну. Чопперъ ничего больше не зналъ. Правда, онъ подробно описалъ наружный видъ мистера Осборна, его свиданье съ адвокатомъ и его необыкновенную учтивость съ писарями, но изъ всего этого нельзя было вывесть положительныхъ заключеній! Вдохновленный мало-по-малу горячительнымъ напиткомъ, Чопперъ пустился въ разнообразныя предположенія и догадки, сначала довольно остроумныя, но потомъ, посл трехъ или четырехъ стакановъ, нсколъко темныя и, наконецъ, уже совершенно запутанныя и непостижимыя. Въ поздній часъ ночи, кептенъ Доббинъ усадилъ своего гостя въ извощичью карету, и онъ, съ трудомъ поворачивая языкъ, объявилъ подъ клятвой, что останется на вки вчные закадышнымъ другомъ кап-кап-ппита-на.
Мы уже сказали, что кептенъ Доббинъ, передъ окончаніемъ своей аудіенціи съ миссъ Осборнъ, выпросилъ у нея позволеніе сдлать ей другой визитъ. Старая два ожидала его на другой день нсколько чаеовъ, если бы онъ пришелъ и предложилъ ей ожидаемый вопросъ, миссъ Дженни, безъ всякаго сомннія, объявила бы себя на сторон брата, и въ такомъ случа, благодаря ея ходатайству, можно было бы устроить примиреніе между Джорджемъ и его разсерженнымъ отцемъ. Но кептенъ Доббинъ, наперекоръ ожиданію двственницы, не явился на Россель-Скверъ. У него было множество другихъ важнйшихъ длъ, не терпвшихъ отсрочки. Онъ повидался съ своими родителями, утшилъ свою мать, какъ могъ, и рано поутру, взявъ мсто на имперіал молніеноснаго дилижанса, поскакалъ въ Брайтонъ къ своимъ друзьямъ. Передъ обдомъ, въ этотъ день мистеръ Осборнъ-старшій далъ формальный пріказъ, чтобы не смли, ни подъ какимъ видомъ, пускать въ его домъ Вилльяма Доббина, миссъ Осборнъ слышала это собственными ушами и, такимъ образомъ, ея собвтвенныя надежды на капитанское сердце разрушились однажды навсегда. Мистеръ Фредерикъ Буллокъ былъ теперь необыкновенно любезенъ съ миссъ Мери, и чрезвычайно внамателенъ къ бдному старику, сраженному непредвидннымъ ударомъ, потому-что хотя мистеръ Осоорнъ открыто объявилъ, что гора свалилась съ его плечь и на душ его легко, однакожь, тмъ не мене, событія двухъ послднихъ дней, очсвидно, потрясли и расшатали его твердую натуру. Операція сдлана благополучно,— отрзанъ важный членъ въ его организм, но какія будутъ послдствія этой ампутаціи, мистеръ Осборнъ-старшій не зналъ и не могъ знать.

ГЛАВА XXIV.

Вс наши герои, вмст съ героинями, считаютъ приличнымъ выхать изъ Брайтона.

На дорог съ своими пріятелями въ ‘Корабельную гостинницу’, мистеръ Доббинъ принялъ чрезвычайно веселый и беззаботный видъ, служившій неопровержимымъ доказательствомъ, что этотъ юный герой исподоволь пріучилъ себя къ отъявленному лицемрію, непроницаемому для самыхъ прозорливыхъ очей. Ему нужно было нкоторымъ образомъ подавить свои собственныя ощущенія при первомъ взгляд на мистриссъ Джорджъ Осборнъ въ ея новомъ быту, и потомъ нахлобучить маску на впечатлнія, которыя, вроятно, будутъ произведены на ея чувствительную душу печальной встью о войн.
— Я думаю, Джорджъ, сказалъ онъ, что Бонапартъ, не дальше какъ недли черезъ три, напуститъ на насъ всю свою конницу и пхоту, и задастъ Веллингтону такую пляску, отъ которой, пожалуй, завертится голова. Но всего этого, разумется, отнюдь не должна знать мистриссъ Джорджъ Осборнъ — ты понимаешь? Легко станется, что мы вовсе не будемъ въ дл, и тогда бельгійскій походъ самъ собою превратится въ военную прогулку. Многіе такъ думаютъ. Въ Брюссел, говорятъ, сосредоточень теперь высшій европейскій кругъ, и красавицамъ числа нтъ.
Въ такомъ розовомъ свт пріятели ршились представить Амеліи будущія обязанности британской арміи въ этомъ невинномъ поход.
Устроивъ этотъ планъ хитрый Доббинъ салютовалъ мистриссъ Джорджъ Осборнъ удивительно веселымъ тономъ, и сказалъ ей два или три комплимента на счетъ ея интереснаго положенія въ качеств юной супруги, причемъ должно замтить, что комплименты этого рода, въ устахъ молодаго воина, были совершенно неуклюжи и пошлы. Затмъ капитанъ Доббинъ, длая крутой поворотъ, пустился въ безконечные разсказы о Брайтон и цлительныхъ свойствахъ морскаго воздуха, о веселыхъ окрестностяхъ и купальняхъ, о пріятной зд по гладкому шоссе и удивительномъ проворств ‘Молніи’, снабженной быстроногими конями, и прочая, и прочая, и прочая. Амелія слушала обоими ушами и ничего не понимала, но вс эти разсказы доставляли необыкновенное удовольствіе Реббек, которая наблюдала капитана своими обоими глазами, такъ-какъ она имла привычку наблюдать всхъ и каждаго, кто приходилъ въ ближайшее соприкосновеніе съ ея особой.
Справедливость требуетъ признаться, что Амелія составила себ довольно низкое понятіе объ этомъ капитан Доббин, пріятел своего супруга. Онъ картавилъ, былъ черезъ-чуръ мужиковатъ, неловокъ и неуклюжъ. Она любила его за привязанность къ ея мужу (еще бы онъ не былъ привязанъ!), и считала необыкновеннымъ великодушіемъ со стороны Джорджа, что онъ удостоиваетъ дружескимъ вниманіемъ такого, совершенно неинтереснаго и даже, въ нкоторомъ смысл, противнаго кавалера. Джорджъ въ свою очередъ мастерски передразнивалъ Доббина, и смялся надъ его странными манерами, хотя, должно замтить къ его чести, онъ всегда длалъ самые высокіе отзывы о прекраснйшихъ достоинствахъ своего друга. Въ немногіе дни своего торжества, не имя случаевъ узнать его покороче, Амелія не обращала никакого вниманія на честнаго Вилльяма, и пропускала мимо ушей вс его слова. Доббинъ отлично зналъ, какъ она думаетъ о немъ, и былъ, въ простот сердца, совершенно доволенъ ея незатйливыми мнніями о себ. Впослдствіи она узнала его лучше и перемнила свои мысли, но до той поры слишкомъ много утекло воды.
Ребекка, совсмъ другое дло. Не прошло и двухъ часовъ, какъ она уже постигла въ совершенств его задушевную тайну. Реббека не любила капитана, боялась его, и отнюдь нельзя сказать, чтобы капитанъ въ свою очередь былъ слшкомъ расположенъ въ пользу мистриссъ Ребекки Кроли. Онъ такъ былъ безъискусственъ, простъ и честенъ, что вс ея хитрости и уловки не производили на него ни малйшаго впечатлнія, и онъ уклонялся отъ нея съ инстинктивнымъ отвращеніемъ. Въ настоящемъ случа Ребекка даже ненавидла капитана за его нжную преданность къ мистриссъ Джорджъ, такъ-какъ она была не выше своего пола въ отношеніи къ чувству ревности и самолюбія. При всемъ томъ, она обходилась съ нимъ почтительно, радушно и старалась быть предупредительною. Другъ Осборновъ! другъ ея незабвенныхъ благодтелей! Ребекка увряла торжественно, что она всегда будетъ любить его искренно, душевно, она припоминала съ благодарностью, какую услугу оказалъ онъ имъ въ воксал, и немного позабавиласъ надъ нимъ, когда онъ и Амелія пошли переодваться къ обду.
Родонъ Кроли едва замчалъ присутствіе новаго лица, и считалъ капитана Доббина добродушнымъ простакомъ изъ мщанскаго круга, гд онъ родился и выросъ. Блистательный Джозъ пользовался своимъ покровительствомъ Доббину съ большимъ достоинствомъ, и вовсе не думалъ скрывать, что смотритъ на него свысока.
Когда два закадышные друга остались наедин въ комнат Доббина, куда Джорджъ послдовалъ за нимъ, Доббинъ вынулъ изъ конторки письмо, которое, по порученію мистера Осборна, онъ долженъ былъ вручить сыну.
— Это почеркъ не моего отца, сказалъ Джорджъ, съ безпокойствомъ разсматривая адресъ.
И точно: это былъ не его почеркъ. Письмо написано было стряпчимъ мистера Осборна-старшаго, и содержаніе его было слдующее:

‘Изъ Бедфордскаго ряда въ Сити,

Мая 7, 1815.

‘Милостивый государь,

‘Имю честь, по порученію мистера Осборна, извстить васъ, что мистеръ Осборнъ остается при томъ ршеніи, которое уже онъ объявилъ вамъ лично, и теперь, вслдствіе супружества, которое вамъ благоугодно было заключить, онъ, отнын и навсегда, перестанетъ считать васъ членомъ своего семейства. Таковое ршеніе неизмнно и непреложно.
‘Хотя денежныя суммы, израсходованныя на ваше воспитаніе при малолтств, равно какъ забранныя вами въ послдніе годы на удовлетвореніе вашихъ неумренныхъ потребностей, далеко въ общемъ итог превышаютъ сумму, на которую вы имете право, какъ законный наслдникъ третьей части имнія вашей матушки, покойной мистриссъ Осборнъ (завщаніе ея простирается, какъ на васъ, такъ равномрно на миссъ Дженни Осборнъ и на миссъ Марію Франческу Осборнъ), однакожь мистеръ Осборнъ уполномочиваетъ меня объявить вамъ, милостивый государь, что онъ отказывается отъ всякихъ прітязаній на ваше наслдство, которое, прирастая ежегодно четырьмя процентами, возрасло по сію пору до суммы дв тысячи фунтовъ стерлинговъ британскою монетою (это будетъ третья, собственно ваша доля, выдлеиная изъ полныхъ 6,000 ф.). Сію сумму, вы, или вашъ уполномоченный подъ вашу росписку, можете, когда вамъ будетъ благоугодно, получить отъ

‘Вашего покорнйшаго слуги

‘С. Гиггса.

‘P. S.— Мистеръ Осборнъ желаетъ черезъ меня, разъ навсегда, объявитъ вамъ, что онъ отказывается отъ всякихъ писемъ, посольствъ, порученій и переговоровъ съ вашей стороны какъ по этому, такъ равномрно и по всмъ другимъ дламъ.’
— Нечего сказать, удружилъ ты мн! воскликнулъ Джорджъ, бросивъ дикій взглядъ на простодушнаго Вилльяма.
— Что теб пишутъ? съ безпокойствомъ спросилъ мистеръ Доббинъ.
— На, вотъ, читай на здоровье, если хочешь, сказалъ мистеръ Джорджъ. Нищій, что теперь станешь длать? Пропадай ни за что, ни про что. И почему бы не подождать до поры до времени? Вотъ какъ пуля прохватитъ меня на этой войн, такъ и поминай, какъ звали. Что, спрашивается, выиграетъ Амелія, если останется нищей вдовой? А все это твое дло, любезный другъ. Что я стану длать съ эттій двумя тысячами фунтовъ? Вдь этого теперь не хватитъ и на два года. Я проигралъ въ карты и на бильярд сто-сорокъ фунтовъ капитану Кроли съ той поры, какъ я здсь. Сослужилъ ты службу, нечего сказать, вкъ не забуду!
— Да, положеніе затруднительное, отвчалъ мистеръ Доббинъ, внимательно прочитавъ роковое посланіе, привезенное имъ своему другу, и, какъ ты говоришь, я самъ отчасти устроилъ это дло. Однакожь, я думаю, найдутся люди, которые бы охотно помнялись съ тобой, прибавилъ онъ съ горькою улыбкой,— сколько, думаешь ты, найдется у насъ капитановъ, у которыхъ впереди перспектива въ дв тысячи фунтовъ? Ты долженъ жить своимъ жалованьемъ, прежде чмъ помиришься съ отцомъ, и если, сверхъ чаянія, ты умрешь, у вдовы твоей останется сотня фунтовъ ежегоднаго дохода.
— Какой вздоръ! Неужели ты серьезно думаешь, что человкъ съ моими привычками можетъ существовать однимъ жалованьемъ и этою сотнею фунтовъ? вскричалъ Джорджъ съ великимъ гнвомъ. Глупецъ только можетъ разсуждать этакъ на твоемъ мст. Какъ мн поддержать свое положеніе въ свт съ этими ничтожными деньжонками? Не перемнять же мн своего образа жизни. У меня долженъ быть комфортъ, безъ котораго не можетъ обойдтись порядочный человкъ. Я воспитанъ не на размазн, какъ Макъ-Уиртеръ, и не на картофел, какъ этотъ старикъ Одаудъ. Прачкой, что ли, по твоему, я долженъ сдлать свою жену, или заставить ее тащиться за полкомъ въ обозной фур? Нтъ, слуга покорный.
— Ну, полно, полно, мой другъ, сказалъ кептенъ Доббинъ,— найдутся авось получше экипажи для мистриссъ Осборнъ. Главное — будь спокоенъ, и не теряй присутствія духа, это, разумется, временная буря на горизонт твоей жизни. Дождь пройдетъ, тучи разойдутся, и опять проглянетъ солнце. Стоитъ только отцу твоему прочитать твое имя въ газет, и онъ съ радостью пришлетъ теб свое родительское благословеніе въ банковыхъ билетахъ.
— Въ газет! — наладилъ одно и то же! возразилъ Джорджъ. А въ какой части газеты, позволь тебя спросить? Между убитыми или раненными? Очень немудрено, что въ числ убитыхъ офицеровъ, первымъ будетъ стоять имя Джорджа Осборна.
— Фи, Джорджъ, какъ не стыдно! расплакаться успешь, когда ушибешься, сказалъ мистеръ Доббинъ, заране горевать нечего. Ну, если что случится, такъ я человкъ холостой и не бдный, само-собою разумется, я не забуду въ завщаніи своего крестника, прибавилъ онъ съ добродушной улыбкой.
Разговоръ между двумя закадышными друзьями, теперь, какъ и всегда, кончился миролюбиво. Джорджъ простилъ Вилльяму вс его оскорбленія, и великодушно объявилъ, что не будетъ сердиться.
— Послушай, Бекки! закричалъ Родонъ Кроли изъ кабинета своей жен, одвавшейся къ обду въ своемъ будуар.
— Что? откликнулся пронзительный голосъ Бекки. Она смотрла на себя въ заркало черезъ плечо, любуясь своимъ блымъ кисейнымъ платьицемъ, только-что принесеннымъ отъ модистки. Роскошный кушакъ небеснаго цвта, маленькое ожерелье и чудныя нагія плечи длали ее совершеннйшимъ олицетвореніемъ невинности, молодости, красоты и двственнаго счастья.
— Послушай, Бекки, что станетъ длать мистриссъ Осборнъ, когда мужъ ея уйдетъ въ походъ съ своимъ полкомъ? сказалъ Кроли при вход въ будуаръ, полируя щеткой свой волосы, и съ наслажденіемъ разсматривая свою прелестную супругу.
— Я полагаю, что она выплачетъ вс свои глаза, отвчала Бекки. Она у насъ и безъ того хныкала разъ двадцать, когда мы вдвоемъ заводили рчь объ этомъ поход.
— А теб, вдь, я думаю, все-равно, сказалъ Родонъ полусердитымъ тономъ, упрекая супругу въ недостатк нжнаго чувства.
— Неблагодарный! Разв ты не знаешь, что я ду вмст съ тобой? отвчала Ребекка. Ктому жъ мы совсмъ другая статья. Ты будешь адъютантомъ генерала Тюфто, и, стало быть, мы не принадлежнъ къ дйствующему отряду, заключила мистриссъ Кроли, забрасывая свою головку съ такимъ граціознымъ видомъ, что очарованный супругъ нагнулся и поцаловалъ ее нсколько разъ.
— Родонъ, душа моя, не лучше ли — какъ ты думаешь? не лучше ли теб взять эти деньги у Купидона прежде, чмъ онъ удетъ?
Бекки называла Купидономъ Джорджа Осборна. Ей уже приходилось нсколько разъ длать ему самые лестные комплименты насчетъ его усовъ и бакенбардъ, и особенно она была ласкова къ нему въ тотъ вечеръ, когда онъ забжалъ къ Родону поиграть въ экарте за полчаса передъ ужиномъ.
Но случалось, довольно чаето, Ребекка называла его неисправимымъ кутилой, и грозилась разсказать подробно малютк Эмми, какія ужасныя привычки у ея мужа. Она подавала ему и раскурввала сигары, разсчитывая на особенный эффектъ этого маневра, испытаннаго въ минувшіе дни надъ сердцемъ Родона Кроли. Въ короткое время мистеръ Джорджъ составилъ о ней самое высокое мнніе, и она была въ его глазахъ идеаломъ свтской дамы, умной, образованной, веселой, предупредительной, любезной. На гуляньяхъ, выздахъ и маленькихъ обдахъ, мистриссъ Бекки совершенно затмвала бдную Эмми, которая почти всегда была безмолвна и робка, между-тмъ какъ мистриссъ Кроли и супругъ ея рисовались на первомъ план, весело разсуждая о многихъ интересныхъ предметахъ. Капитанъ Доббинъ и мистеръ Джозъ, при такихъ бесдахъ, обыкновенно хранили глубокомысленное молчаніе.
Сердце бдной Эмми уже начинало по временамъ бить довольно сильную тревогу. Остроуміе Ребекки, ея необыкновенная веселость и блистательные таланты наполняли ея душу мрачнымъ беапокойствомъ. Прошла только недля посл ихъ свадьбы, и вотъ уже Джорджъ терпитъ скуку въ присутствіи своей жены, и усердно ищетъ общества другихъ. Что же будетъ впереди? Амелія трепетала, задавая себ этотъ вопросъ.
— Мн ли быть подругой его жизни? думала бдняжка, оставаясь наедин сама съ собою,— онъ такъ уменъ, блистателенъ, прекрасенъ, а я… что я значу передъ нимъ? Гд найдти людей великодушне Джорджа? Моимъ непремннымъ долгомъ было отказаться отъ его самопожертвованія… но у меня не достало духа. Мн бы слдовало навсегда остаться въ родительскомъ дом на ‘Аделаидиныхъ виллахъ’, и заботиться о бдномъ папа.
И въ первый разъ теперь припомнила она о забвеніи своихъ обязанностей въ отношеніи къ покинутымъ родителямъ, и сердце бдной женщины переполнилось невыразимой тоской. Безпокойная совсть ея придумала множество обвиненій, которыхъ не могъ опровергнуть ея разсудокъ,
— О, да! я заботилась въ ту пору только о самой себ, и грубый эгоизмъ былъ единственнымъ источникомъ всхъ моихъ дйствій, думала мистриссъ Эмми. изъ эгоизма забыла я печаль своихъ родителей, изъ эгоизма заставила Джорджа жениться на себ. Очень ясно, что я недостойна его, и, нтъ сомннія, что онъ былъ бы счастливъ безъ меня. Но я вдь и хотла отказаться… духу недоставало… характера не было.
Не хорошо, mesdames, даже очень нехорошо, если такія признанія и мысли могутъ приходить вамъ въ голову, не дальше какъ черезъ недлю посл свадьбы. Но Амелія быть-можетъ — исключеніе между вами, и, слдовательно, вы позволите мн нсколько подробне распространиться объ этомъ предмет.
Это случилось наканун того дня, какъ мистеръ Доббинъ соединился съ своими друзьями. Была блистательная майская ночь, и луна, какъ водится, сіяла превосходно на безоблачномъ неб. Было такъ тепло, и воздухъ благоухалъ такими ароматами, что друзья наши въ корабельной гостинниц отворили окна. Джорджъ и мистриссъ Кроли стояли на балкон и, проникнутые поэтическимъ восторгомъ, любовались на тихій океанъ, сіявшій передъ ними, между-тмъ какъ Родомъ и Джозъ, среди комнаты, поигрывали въ пикетъ за ломбернымъ столомъ. Амелія, всми оставленная и забытая, полулежала въ своихъ креслахъ и наблюдала юную чету на балкон, чувствуя при этомъ отчаяніе въ душ и угрызеніе въ своемъ нжномъ сердц. Едва прошла недля, и вотъ ужь до чего дошло! Будущее — если бы только она посмотрла на него прозорливыми глазами представляло самую печальную перспективу. Но Амелія не приподнимала завсы будущаго, потому-что она была слишкомъ робка, и ршительно неспособна плыть одна, безъ покровителя и проводника, по этому безбрежному морю жизни. Духу у ней недоставало… характера не было. Что прикажете длать? Я знаю, вы, миссъ Смитъ имете весьма низкое мнніе о моей героин, но многія ли женскія души, позвольте спросить, снабжены такими блистательными талантами и такою крпостію духа, какъ вы, милостивая государыня?
— Какая славная ночь, и какъ ярко сіяетъ луна! сказалъ Джорджъ, покуривая сигару, и выпуская дымъ, который чудными змйками парилъ къ облакамъ.
— Какъ хорошо, я думаю, курить сигару на открытомъ воздух! Я обожаю сигарный запахъ. Кто бы могъ подумать, что луна отстоитъ на двсти-тридцать-шесть тысячь восемъ-сотъ-сорокъ семь миль отъ земли? сказала Ребекка, посматривая съ улыбкой на эту невинную спутницу нашей планеты. Не странно ли, что я помню эти вещи? Fi donc! Мы не напрасно учились въ Академіи миссъ Пиикертонъ! Какъ спокойно море, и какъ ясно все, на что ни посмотришь! Объявляіо, что я могу почти видть отсюда берегъ Франціи.
И зеленые глазки мистриссъ Бекки засверкали искрометнымъ блескомъ, какъ-будто мракъ ночи для нихъ не существовалъ.
— Знаете ли вы, что я намрена сдлать въ одно прекрасное утро? спросила она посл короткой паузы.
Джорджъ не зналъ.
— Вотъ что, продолжала мистриссъ Бекки,— я плаваю чудесно, должно вамъ замтить, и поэтому, когда компаньйонка тетушки Кроли, старуха Бриггсъ — вы ее знаете, вы помните, у ней крючковатый носъ и длинные клочки волосъ на голов — когда Бриггсъ пойдетъ купаться, я намрена поднырнуть подъ ея купальню, и принудить ее помириться со мной въ вод. Чудесная стратагема, не правда ли?
Джорджъ разразился самымъ веселымъ смхомъ при этой остроумной и оригинальной мысли о водяной встрч.
— Что вы тамъ заливаетесь, веселыя головушки? заголосилъ Родонъ, покрывая карту.
Амелія весьма некстати почувствовала приближеніе истерическаго припадка, и удалилась въ свою комнату поплакать наедин!
Нашей исторіи суждено въ этой глав вертеться взадъ и впередъ, и бродить впотьмахъ, повидимому, нершительными шагами. Мы окончили благополучно поэтическій вечеръ и добрались до завтрашняго дня, по немного погодя, случай опять отодвинетъ насъ назадъ, такъ что читатель узнаетъ всю эту повсть не иначе, какъ въ свое опредленное время. Но этотъ безпорядокъ, смю васъ уврить, есть только мнимый, кажущійся, такой притомъ, какой вы встрчаете сплошь да рядомъ, на обширномъ рынк житейскихъ треволненій. Случалось ли вамъ быть въ передней у секретаря государственнаго казначейства? Я бывалъ. Дюжины просителей, съ кроткимъ смиреніемъ, дожидаются своей аудіенціи, и вызываются по очереди одинъ за другимъ, какъ вдругъ прізжаетъ какой-нибудь, примромъ сказать, членъ ирландскаго парламента,— двери отворяются, и онъ, раздвигая толпу, летитъ безъ очереди въ кабинетъ секретаря. Такъ это бываетъ, и такъ должно быть, вы это знаете. Романистъ тоже обязанъ, въ своемъ литературномъ произведеніи, подчиняться такому же порядку. Все мы выслушаемъ, и все увидимъ, но маленькія происшествія должны посторониться, чтобы пропустить напередъ великія событія на нашемъ Базар. Нечего и говорить, что извстіе, принесенное Доббиномъ въ Брайтонъ, извстіе о поход британской арміи и гвардіи въ Бельгію, гд вс союзныя войска должны сгруппироваться подъ верховной командой его свтлости герцога Веллингтона, такое извстіе стоитъ выше всхъ мелкихъ приключеній, описываемыхъ нами въ этой исторической книг. Отсюда, собственно говоря, и вышелъ этотъ маленькій безпорядокъ, легко извиняемый всми благомыслящими читателями, которыхъ наконецъ довели мы, въ этой глав, до свиданія нашихъ героевъ съ мистеромъ Доббиномъ, пріхавшимъ въ Брайтонъ на имперіал дилижанса.
Итакъ — вс дйствующія лица переодваются къ обду. Джорджъ охорашивался передъ зеркаломъ, подтягивая свой галстухъ, и это обстоятельство было причиною, что онъ не слишкомъ торопплся сообщить своей Амеліи роковыя всти, полученныя изъ Лондона. Однакожь, окончивъ свой туалетъ, онъ вошелъ въ комнату юной супруги, держа въ рук дловое письмо съ такимь мрачнымъ, важнымъ и торжественнымъ видомъ, что Амслія мигомъ сообразила и постигала всю опасность какой-то неизвстной бдьи грозившей ея супругу. Быстро она подбжала къ Джорджу, и заклинала его всмъ священнымъ разсказать ей все, все, все!
— Походъ объявленъ?.. Сраженіе на будущей недл?.. Тебя убьютъ, убьютъ, мой милый!..
Но милый Джорджъ, щадя чувствительность жены, уклонился отъ всякихъ разспросовъ насчетъ службы за границей. Онъ меланхолически покачалъ головою и трагически произнесъ:
— Нтъ? Эмми, нтъ, ты не угадала, мой ангелъ. Не о себ — вовсе нтъ — а o теб, мой другъ, я безпокоюсь въ настоящую минуту. Я получилъ дурныя всти отъ своего отца. Онъ отказывается отъ всякихъ переговоровъ со мною, онъ не признаетъ насъ своими дтьми и лишаетъ наслдства. Мы оставлены безъ всякихъ средствъ къ приличному существованію. Для меня это еще немного значитъ, но что станется съ тобой, мой ангелъ? На, читай.
И онъ подалъ ей письмо.
Вс эти великодушныя сентенціи благороднаго героя, Амелія, затаивъ дыханіе въ своей груди, выслушала съ напряженнымъ вниманіемъ, и потомъ услась на поетель, чтобы прослдить документъ, поданный ей съ такимъ торжественно-мученическимъ видомъ. Но, сверхъ всякаго ожиданія, лицо ея прояснилось, когда она дочитала до конца роковое письмо. Мысль раздлять бдность и всякія лишенія съ обожаемымъ предметомъ не можетъ, ни въ какомъ случа, поразить безпокойствомъ сердце любящей жены. Тутъ даже есть поэзія своего рода, восхитительная для женской души, и Амелія нкоторымъ образомъ была рада при взгляд на перспективу нищеты. Потомъ, какъ водится, ей сдлалось стыдно за свое эгоистическое чувство въ такую неприличную минуту, и она, удерживая порывы внутренняго удовольствія, проговорила голосомъ довольно трогательнымъ и печальнымъ:
— О, Джорджъ, милый Джорджъ! Твое бдное сердце должно обливаться кровью при мысли о такой разлук съ своимъ папа.
— Оно и обливается! сказалъ Джорджъ, придавая своей физіономіи чрезвычайно кислую мину.
— Но гнвъ его не будетъ продолжителенъ, мой другъ, продолжала Эмми. Можно ли на тебя сердиться кому бы то ни было, и особенно отцу? Онъ проститъ тебя, мой милый, великодушный супругъ. О, я никогда не прощу себя, если ты не помиришься съ отцомъ.
— Но меня терзаетъ мысль о твоемъ несчастіи, моя бдная Эмми, сказалъ Джорджъ, о себ самомъ я не безпокоюсь. У меня достанетъ твердости переносить бдность, и притомъ скажу безъ хвастовства, у меня есть таланты, чтобы проложить свою дорогу.
— И проложишь, мой милый, непремнно проложишь, подхватила любящая жена въ твердомъ и несомннномъ убжденіи, что супругъ ея, по окончаніи кампаніи, непремнно будетъ генераломъ.
— Да, устрою свою каррьеру, такъ или иначе, продолжалъ Джорджъ Осборнъ, но что будетъ съ тобою, мой другъ? Какъ мн сродниться съ мыслью, что жена моя терпитъ всякія лишенія, отказываясь отъ удовольствій, на которыя она имстъ неоспоризное право по своему положенію въ свт? Жена моя слдуетъ за полкомъ въ обозной фур! Терпитъ всякія лишенія и безпокойства! Вотъ что тревояжитъ меня, мой ангелъ!
— Только-то! воскликнула мистриссъ Эмми, обрадованная тмъ, что узнала, наконецъ, истинную причину безпокойства своего супруга. И взглянувъ на него съ радушно сіяющимъ лицомъ, она принялась напвать свою любимую балладу, въ которой героиня, побранивъ за невниманіе своего Томми, общается ‘починивать его одежду и приготовлять для него гоголь-моголь’, если только онъ будетъ постоянно добръ и вренъ, и никогда не покинетъ ея. Ктому же, сказала Эмми посл короткой паузы, въ продолженіе которой она была, казалось, совершенно довольна и счастлива, ктому же, разв двухъ тысячь фунтовъ мало для насъ, Джорджъ? Вдь это большія деньги.
Джорджъ засмялся при этомъ наивномъ простодушіи, и они пошли обдать. Держа за руку своего Джорджа, Амелія продолжала напвать свою веселую балладу, обнаруживая при этомъ удивителыіую живость, какой совсмъ не замчали въ ней въ прошедшіе дни.
За обдомъ вс веселились на пропалую, какъ-будто дла вдругъ приняли самый благопріятный оборотъ. Всть о наступающей кампаніи противодйствовала въ душ Джорджа тревожнымъ впечатлніямъ, произведеннымъ потерею родительскаго наслдства. Доббинъ постоянно выдерживалъ свой шумный характеръ. Онъ забавлялъ джентльменовъ и леди веселыми разсказами о бельгійской арміи, для которой, по его словамъ, наступали безконечные праздники и удовольствія среди свтской молодежи. Затмъ, имя особенную цль въ виду, этотъ хитрый воинъ принялся описывать гардеробъ мистриссъ майорши Одаудъ, повствуя забавнымъ тономъ, какъ она будетъ укладывать свой знаменитый тюрбанъ съ райской птичкой въ жестяную коробочку, гдъ хранилсь шляпа ея супруга.
— Интересно знать, заключилъ повствователь, какой эффектъ будетъ произведенъ этимъ тюрбаномъ на придворныхъ праздникахъ въ Гент, или на военныхъ балахъ въ Брюссел?
— Въ Гент! Въ Брюссел! вскричала Амелія, вдругъ поблднвъ, какъ полотно. Разв полкъ твой выступаеть, Джорджъ? разв ужь отданъ приказъ?
Страхъ и ужасъ оковали ея языкъ, и она, по инстинкту, прижалась къ своему Джорджу.
— Не бойся, моя милая, сказалъ Джорджъ успокоительнымъ тономъ, весь переходъ будетъ продолжаться не больше двнадцати часовъ. Это не повредитъ твоему здоровью. Вдь ты подешь со мной, Эмми?
— Я поду, подхватила Бекки. Мы принадлежимъ къ главному штабу. Генералъ Тюфто неутомимо волочится за мной. Такъ ли, Родонъ?
Родонъ разразился, по обыкновенію, своимъ ревущимъ хохотомъ, но эта выходка ошеломла невиннаго Вилльяма до того, что онъ вдругъ присмирлъ и раскраснлся до ушей.
— Она не подетъ, сказалъ онъ, неможетъ хать. Подумай, Джорджь…
Подумай объ опаености, хотлъ онъ прибавить, но не онъ ли первый, въ продолженіе всего обда, доказывалъ изо всхъ силъ, что нтъ здсь и тни опасности? Доббинъ смшался, сбился и замолчалъ.
— Я должна хать, и непремнно поду, сказала Амелія съ величайшею живостью.
И мистеръ Джорджъ, ободряя ршимость своей Эмми, погладилъ ее по головк, спрашивая въ то же время присутствующихъ особъ, гд они видали такую храбрую жену?
— Да, мой другъ, ты подешь, сказалъ онъ. Мы поручимъ тебя покровительству мистриссъ Одаудъ.
Но кчему ей чужое покровительство, когда сулругъ будетъ подл нея? Такимъ образомъ горечь разлуки была отстранена. Впереди рисовалась, правда, грозная перспектива, но еще во всякомъ случа пройдетъ довольно времени, прежде чмъ наступитъ война и опасность. Амелія была счастлива, по крайней мр на неопредленное время. Мистеръ Доббинъ тоже понемногу успокоился, и даже чувствовалъ нкоторую усладу въ своемъ сердц. Видть мистриссъ Эмми гд бы и какъ бы то ни было — вотъ что становилось теперь единственной отрадой его жизни, и онъ думалъ въ глубин своей души, какъ онъ будетъ покровительствовать и защищать ее отъ всхъ напастей.
‘Я бы ни за что не согласился подвергнутъ ее всмъ этимъ опасностямъ, еслибы самъ былъ женатъ на ней, думалъ мистеръ Доббинъ, но Джорджъ тутъ воленъ длать, что ему угодно, и я не въ прав вмшиваться въ его дла.’
Обхвативъ рукою станъ своей подруги, Ребекка, наконецъ, вывела Амелію изъ-за стола, тд ршены были такіе важные вопросы, и оставила джентльменовъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа за бутылкою вина,
Вечеромъ въ тотъ же день, когда дв юныя четы опять соединились вмст, Родонъ получилъ секретную записочку отъ своей супруги, и хотя онъ тутъ же скомкалъ ее и сжегъ на свч, однакожь мы ухитрились, черезъ плечо Ребекки, прочесть слдующія строки:
‘Важная новость’, писала она. ‘Мистриссъ Бьютъ ухала. Постарайся выманить сегодня свои деньги у Купидона, такъ-какъ они завтра, вроятно, удутъ. Не забудь.— Р.’
На этомъ основаніи, спустя нсколько минутъ, Родонъ Кролй прикоснулся къ плечу мистера Осборна, отвелъ его въ сторонку, и сказалъ съ граціозной улыбкой:
— Послушай, другъ, я хочу тебя побезпокоить наечетъ этой бездльной суммы, если только теб удобно.
Было вовсе неудобно, однакожь мистеръ Джорджъ вынулъ бумажникъ изъ своего кармана, и вручилъ любезному другу нсколько банковыхъ билетовъ съ векселемъ на своего городскаго повреннаго, отъ котораго Родонъ могъ получить остальную сумму въ конц недли.
Покончивъ это дло, Джорджъ, Джозъ и Доббинъ держали за своими сигарами военный совтъ, и ршили, наконецъ, общимъ голосомъ, что завтра должно быть сдлано наступательное движеніе на Лондонъ въ открытой колесниц мистера Джоза. Такое ршеніе послдовало не вдругъ: Джозъ долго оставался при томъ мнніи, что изъ Брайтона вызжать не слдуетъ прежде Родона Кроли, но Доббинъ и Джорджъ уговоряли его мало-по-малу, представивъ неотразимыя доказательства въ пользу противоположнаго мннія. Джорджъ согласился везти ихъ въ городъ, и для этой цли, чтобъ поддержать свое достоинство, заказалъ четверку лошадей, на которыхъ они и отправшись посл завтрака на другой день. Утромъ въ этотъ день Амелія встала очень рано, и принялась, съ величайшимъ проворствомъ, укладывать свои маленькіе ящики и картонки, между-тмъ какъ Осборнъ лежалъ въ постели, горько жалуясь на судьбу, не позволявшую ему нанять горничную для своей жены. Но Амелія была очень рада, что можетъ сама исполнять эту хозяйственную должность. Безпокойное чувство относительно Ребекки уже наполняло ея душу, и хотя об леди, на разставаньи, поцаловались очень нжно, однакожь мы очень хорошо знаемъ, что такое ревность, и понимаемъ, что мистриссъ Эмми владла этою добродтелью наравн съ другими совершенствами, украшающими женскій полъ.

——

Необходимо теперь припомнить, что, кром всхъ этихъ особъ, есть у насъ въ Брайтон еще добрые друзья въ особ миссъ Матильды Кроли и блестящей ея свиты. Но хотя Ребекка и ея супругъ находились только въ нсколькихъ шагахъ отъ жилища больной тетки, дверь старой леди была заперта для нихъ точно такъ же, какъ въ Лондон на Парк-Лен. Бодрствуя денно и нощно подл своей золовки, мистриссъ Бьютъ Kpоли, въ продолженіе всего своего пребыванія въ Брайтон, принимала вс возможныя мры, чтобы встрча съ безсовстнымъ племянникомъ не потревожила ея возлюбленную Матильду. Всякій разъ какъ старушка вызжала на гулянье, мистриссъ Бьютъ сидла въ карет подл нея. Когда ее выносили на морской берегъ въ паланкин, мистриссъ Бьютъ маршировала по одну сторону носилокъ, тогда-какъ честная миссъ Бриггсъ защищала другое крыло. При всемъ томъ, имъ нердко, на этихъ прогулкахъ, приходилось встрчаться съ Родономъ и его женой, но хоть Родонъ постоянно снималъ шляпу и раскланивался, свита его тетки проходила мимо съ такимъ холоднымъ и убійственнымъ равнодушіемъ, что несчастный племянникъ приходилъ въ отчаяніе.
— Что тутъ станешь длать? Вдь этакъ все-равно мы могли бы жить и въ Лондон, говорилъ Родонъ Кроли съ отчаяннымъ видомъ.
— Нтъ, мой милый, лучше наслаждаться жизнью въ брайтонской гостинниц, чмъ прозябать въ долговой тюрьм на Чансери-Лен, отвчала его жсна шутливымъ и беззаботнымъ тономъ. Подумай объ этихъ двухъ адъютантахъ мистера Мозеса, полицейскаго коммиссара, которые сторожили нашу квартиру, на прошлой недл. Здшніе друзья наши изъ рукъ вонъ глупы, это правда, но все же, мистеръ Джозъ и кептенъ Купидонъ — лучшіе собесдники, чмъ пріятели мистера Мозеса.
— Еще хорошо, что кредиторы не погнались за мной сюда, продолжалъ Родонъ, все еще тревожимый безпокойными мыслями.
— Вздоръ, мой другъ, кредиторовъ мы всегда спровадимъ, отвчала неустрашимая Ребекка, и тутъ же представяла своему супругу значительныя выгоды отъ встрчи съ Джозомъ и Осборномъ. Мы уже знаемъ, что эти господа набили пустой карманъ Родона наличною мопетой.
— Но вдь этого едва хватитъ на расплату съ содержателемъ гостинницы, пробормоталъ Родонъ.
— А зачмъ намъ расплачиваться? подхватила находчивая леди, у которой всегда былъ готовъ отвтъ на всякій вопросъ.
Каммердинеръ мистера Родона стоялъ на дружеской ног съ нкоторыми лицами изъ свиты миссъ Матильды Кроли, и ему поручено было угощать ея кучера всякій разъ, какъ они встртятся на улщ передъ трактиромъ. Ктому же, по прізд въ Брайтонъ, Ребекка къ счастію припомнила, что у ней бываютъ повременамъ мигрени, и на этомъ основаніи она посылала за лекаретвами къ тому же самому аптекарю, который постоянно снабжалъ медикаментами миссъ Кроли. Благодаря всмъ этимъ распоряженіямъ, юные супруги знали почти каждый шагъ тетушки Матильды. Притомъ и миссъ Бриггсъ, несмотря на враждебную позицію, вынужденную обстоятельствами, питала втайн дружественныя чувства къ Родону и его супруг. Характеръ миссъ Бриггсъ былъ очень мягокъ и склоненъ къ прощенію обидъ. Такъ-какъ, съ замужествомъ Ребекки, причина ревности уничтожалась сама собою, миссъ Бриггсъ перестала ненавидть бывшую компаньйонку, и съ удовольствіемъ припоминала ея ласковое обращеніе и неизмнно-веселый характеръ. И она, и мистриссъ Фиркинъ, горничная Матильды, и вся вообще домашняя челядь, стонали и роптали втайн подъ неутомимой командой торжествующей мистриссъ Бьютъ.
Эта самовластная женщина, какъ мы уже докладывали, слишкомъ неосторожно воспользовалась своимъ успхомъ. Въ дв, три недли безконтрольной команды, она довела свою паціентку до такого состоянія безпомощной покорности, что несчастная безусловно подчинилась всмъ ея распоряженіямъ, и даже не смла жаловаться на нее своей горничной или доброй компаньонк. Каждую рюмку вина, предназначеимую для Матильды, мистриссъ Бьютъ измряла съ такою аптекарскою аккуратностью, что мистриссъ Фиркинъ и буфетчикъ приходили въ совершенное отчаяніе. Сладенькіе пирожки, цыплята, супъ, котлетки — все это было измрено, взвшено, расчитано скаредною рукою. Вечеромъ и ночью, утромъ и въ полдень, мистриссъ Бьютъ заливала свою жертву гадкими напитками, предписанными докторомъ, и несчастная паціентка принуждсна была глотать ихъ безъ малншаго сопротивленія, и мистриссъ Фиркинъ замчала по этому поводу весьма справедливо, что бдная ея барыня кушаетъ лекарства, какъ кроткій агнецъ. Вызды въ карет и прогулки въ паланкин были тоже исчислены минута въ минуту, и, словомъ, мистриссъ Бьютъ уничтожила въ больной старушк всякую нравственную энергію съ тмъ удивительнымъ искуствомъ, какое только доступно вамъ однмъ, мой милыя, сердобольныя дамы. Если повременамъ паціентка вымаливала для себя побольше вкуснаго бульйона и поменьше этой гадкой микстуры, сердобольная дама рисовала передъ ней картину скоропостижной смерти съ такими ужасами, что миссъ Кроли трепетала всмъ тломъ, и смиренно отказывалась даже отъ порціи цыпленка.
— Она совсмъ угомонила ее, говорила Фиркинъ компаньйонк Бриггсъ.— Бдная старушка не похожа сама на себя, и вотъ ужь недли три прошло, какъ она даже не называла меня дурой.
Наконецъ, для довершенія своихъ подвиговъ, мистриссъ Бьютъ составила отчаянный планъ удалить отъ своей родственнницы и Фиркинъ, и мистера Баульса, и добрую миссъ Бриггсъ съ тою благою цлью, чтобы, вызвавъ своихъ дочекъ изъ пастората, препроводить страждущую Матильду на ‘Королевину усадьбу’, гд бы удобне можно было уврачевать ея тлесные и, вмст, нравственные недуги, но вдругъ случилось непредвиднное происшествіе, опрокинувшее вс эти расчеты сердобольной дамы. Достопочтенный Бьютъ Кроли, ея супругъ, возвращаясь однажды домой посл веселой пирушки, упалъ съ лошади и переломил себ ключицу. Обнаружились воспалительные симптомы, сопровождаемые лихорадкой, и мистриссъ Бьютъ принуждена была оставить Суссекскую область для Гемпшира. Она общала, при первой возможности, воротиться опять, какъ-скоро супругу будетъ полегче, и сообщпла передъ своимъ отъздомъ подробныя наставленія, какъ прислуга должна вести себя въ отношеніи къ больной госпож. Лишь-только мистриссъ Бьютъ ухала со двора, вс и каждый въ дом миссъ Кроли почувствовали необыкновенную легкость на душ, и благословили отъ всего сердца судьбу, избавившую ихъ отъ нашествія этой женщины, необузданной и безпардонной. Радость была неописанная отъ гостиной до лакейской. Въ этотъ же самый день, миссъ Кроли забросила съ презрніемъ свою послобденную порцію микстуры: въ этотъ же вечеръ, мистеръ Баульсъ откупорилъ свжую бутылку xepcta для себя и для мистриссъ Фиркинъ, и въ эту же самую ночь, миссъ Кроли и миссъ Бриггсъ сыграли дв партіи въ пикетъ. Исторія произошла точно такая же, какъ въ одной старинной англійской сказк, гд говорится, между прочимъ, что въ одной семь наступили порядокъ и спокойствіе посл того, какъ палка забыла однажды поколотить собаку.
Въ ранніе часы яснаго утра, два или три раза въ недлю, миссъ Бриггсъ имла обыкновеніе ходить въ купальню и забавляться въ морской вод въ фланелевой фуфайк и клеенчатой шапочк на голов. Ребекк было извстно это обстоятельство, и она, какъ мы видли, грозилась потревожить миссъ Бриггсъ въ ту самую пору, какъ эта леди спустится по маленькой лстниц на дно глубокаго моря, но этотъ планъ былъ шуточный, придуманный только для забавы мистера Купидона. На самомъ дл, мистриссъ Кроли ршилась сдлать нападеніе на Бриггсъ уже по выход ея изъ купальни, когда она, вспрыснутая и освженная холодной водою, будетъ, по всей вроятности, въ счастливомъ расположеніи духа,
Поутру на другой день, Ребекка встала очень рано, и войдя въ гостиную, гд окна открывались на безбрежный океанъ, навела телескопъ на морскія купалніи, и скоро увидла, какъ Бриггсъ вошла въ свой нумеръ, чтобъ погрузиться оттуда въ соленую воду. Черезъ нсколько минутъ она и сама была на берегу, поджидая свою нимфу изъ купальни.
Это была, въ нкоторомъ смысл, поэтическая картина. Съ одной стороны — морской берегъ и свжія лица выкупавшихся красавицъ, съ другой — длинный рядъ утесовъ и живописныхъ зданій, озаренныхъ яркими лучами утренняго солнца. Съ нжной и добродушной улыбкой на устахъ, Ребекка протянула свою миніатюрную ручку миссъ Бриггсъ въ то самое мгновеніе, какъ эта леди перешагнула черезъ порогъ купальни. Можно ли было не отвчать на такое радушное привтствіе бывшей гувернаитки?
— Миссъ Ш…., мистриссъ Кроли, сказала она.
Мистриссъ Кроли схватила ея руку, прижала ее къ своему сердцу, и увлеченная внезапнымъ порывомъ, бросилась въ ея объятія, нжно цалуя ея губы, щеки и даже размокшіе клочки сдыхъ волосъ.
— Милый, милый другъ мой! восклицала она съ такимъ энергическимъ выраженіемъ нжнаго чувства. что миссъ Бриггсъ растаяла въ одно мгновеніе ока. Даже служанка, смотрвшая за купальнями, была приведена въ трогательное умиленіе при этой сцен.
Не стоило для Ребекки ни малйшихъ трудовъ завлечь миссъ Бриггсъ въ продолжительную, искреннюю, восхитительную бесду. Вс происшествія, случившіяся съ того самого времени, какъ Бекки вдругъ исчезла изъ чертога миссъ Кроли на Парк-Лен, вплоть до настоящаго дня, до счастллваго отъзда мистриссъ Бьютъ, были описаны съ мельчайшими подробностями, изслдованы и разобраны со всхъ сторонъ. Болзненные симптомы миссъ Кроли, способъ ея леченія, припадки, и правила жизни — обо всемъ этомъ и о многомъ другомъ миссъ Бриггсъ расказала съ тою полнотою и отчетливостію, какую только можно требовать отъ женщины, принимающей искреннее участіе въ судьб ближнихъю Кому впрочемъ не извстно, что прекрасный цолъ съ особенной охотой распрострапяется о физическихъ недугахъ и докторскихъ рецептахъ? миссъ Бриггсъ не уставала расказывать, Ребекка не уставала слушать. Праведное небо! какое счастье, что во все это время милая, добрая миссъ Бриггсъ, и врная, несравненная мистриссъ Фиркинъ, могли безвыходно оставаться при болзненомъ одр добрйшей старушки! Но она — великій Боже! она, несчастная Ребекка, поступила неблагодарно въ отношеніи къ своей незабвенной благодтельниц, да, неблагодарно, и, однакожь, согласитесь сами, неужели ся проступокъ былъ неизвинителенъ въ глазахъ всякой чувствительной души? Могла ли, о Боже мой! могла ли она отказать въ своей рук человку, который одержалъ побду надъ ея нжнымъ сердцемъ? Сантиментальная Бриггсъ возводила свои очи къ небесамъ, и невольные, симпатическіе вздохи поминутно вырывались изъ ея груди. Знаетъ она по опыту вс эти искушенія нжной страсти, и признается откровенно, что Ребекка, право, не слишкомъ виновата.
— Могу ли я забыть эту особу, покровительствовавшую съ такимъ участіемъ безпріютной спрот? Пусть она отказалась отъ меня, говорила Ребекка,— но я никогда не перечтану любить ее, и не откажусь отъ надежды посвятить ей всю свою жизнь. Я люблю и обожаю миссъ Кроли, какъ свою собственную благодтельницу, какъ незабвенную родственницу моего милаго Родона, какъ умнйшую женщину, какія только бывали въ нашей сторон. Но посл миссъ Кроли, я питаю искреннюю привязанность ко всмъ особамъ, которыя заботятся о ней. Никогда бы я не позволила себ поступать съ ея врными друзьями такъ, какъ эта ненавистная интригантка, мистриссъ Бьютъ. Мой Родонъ, чувствительный и нжный Родонъ (хотя, конечно, манеры его нсколько грубы), говорилъ тысячу разъ, со слезали на глазахъ, что тётушка его должна благословлять судьбу за такихъ безцнныхъ друзей, какъ вы, миссъ Бриггсъ, и эта несравненная Фиркинъ. Съ ужасомъ мы воображали, чемъ могутъ кончиться эти адскія хитрости Марты Бьютъ, но еслибъ ей удалось, наконецъ, прогнать отъ себя всхъ, и увезти больную сгарушку въ пасторатъ на жертву этимъ фуріямъ, своимъ дочерямъ, то скромный нашъ домикъ, миссъ Бриггсъ, былъ бы всегда къ вашимъ услугамъ. Милый другъ мой! воскликнула Ребекка въ порыв пламеннаго энтузіазма, есть на свт сердца, которыя никогда не забываютъ благодяній, и не вс женщины похожи на эту Бьютъ Кроли!… Впрочемъ, прибавила Ребекка посл короткой паузы,— имю ли я право жаловаться на нее? Пусть я была орудіемъ и несчастной жертвой ея хитрыхъ продлокъ, но все же я одолжена ея моимъ милымъ Родономъ, который, безъ ея содйствія, едва-ли предложилъ бы мн свою руку.
И она развернула передъ глазами изумленной Бриггсъ картину происковъ и коварнаго поведенія мистриссъ Бьютъ на ‘Королевиной усадьб’. Въ ту пору Ребекка не понимала ея дальновидныхъ цлей, но теперь событія объяснили, чего добивалась эта женщина, раздувая всми возможными способами страсть юныхъ любовниковъ, которые женились по ея милости и остались безъ всякихъ средствъ къ независимому существованію. Западня была разставлена слишкомъ хитро, и никто бы не увидлъ стей, прикрывавшихъ ее.
Все это было совершенно справедливо, и миссъ Бриггсъ съ удовлетворительною ясностью увидла стратагемы коварной интригантки. Не подлежало никакому сомннію, что мистриссъ Бьютъ устроила этотъ бракъ между Родономъ и Ребеккой, но хотя Ребекка была здсь совершенной жертвой, однакожъ миссъ Бриггсъ не могла скрыть опасеній, что миссъ Кроли едва-ли не навсегда утратила привязанность къ своей бывшей компаньйонк, и никогда вроятно не проститъ племянника за этотъ неблагоразумный бракъ.
Но Реббека насчетъ этого пункта имла свои собственныя мысли. Если миссъ Кроли не проститъ ихъ теперь, то можно было по крайней мр расчитывать на будущее время, когда старушка понемногу успокоится, одумается и перемнитъ гнвъ на милость. Даже и теперь, собственно говоря, между Родономъ и баронетомъ стоялъ только этотъ рыхлый, вялый и больной сынокъ сэра Питта, и если мистеръ Питтъ —тчто легко могло случиться — отправится въ преждевременную могилу, дла немедленно примутъ для Родона самый блистательный оборотъ. Во всякомъ случа, хорошо по крайней мр то, что удалось ей вывести на свжую воду эту интригантку, мистриссъ Бьютъ. Побесдовавъ такимъ образомъ около часа съ своимъ незабвеннымъ другомъ, Ребекка разсталась съ миссъ Бриггсъ на самой короткой ног, въ твердой увренности, что вс подробности этой интересной бесды дойдутъ немедленно до ушей миссъ Кроли.
Посл этого свиданія, для Ребекки оставалось еще довольно времени воротиться въ гостинницу, гд собралось все вчерашнее общество на прощальный завтракъ. Подруги распрощались, какъ жегщины, которыя любятъ другъ друга съ нжностью родныхъ ceстеръ, причемъ были пролиты обильные потоки слезъ съ обихъ сторонъ. Когда, наконецъ, четверомстная кодяска покатилась по широкой улиц, Ребекка еще разъ махнула изъ окна батистовымъ платочкомъ, и вслдъ затмъ, углубившись въ середину комнаты, принялась докушивать устрицы и раки, съ величайшымъ аппетитомъ. Продолжая угощать себя этимъ лакомствомъ, она объяснила Родону подробности своего утренняго свиданія съ миссъ Бриггсъ. Надежды ея засіяли очень ярко и озарили сердце ея супруга. Родонъ Кроли уже привыкъ настроивать свою душу на веселый или печальный ладъ, судя потому, весела или печальпа была его маленькая жена.
— Теперь, мой милый Аполлонъ, сказала опа,— вы примете на себя трудъ ссть за письменный столикъ, и написать къ миссъ Кроли коротенькое письмецо, гд вы засвидтельствуете ей свое искреннее уваженіе, преданность, любовь и еще что-нибудь въ этомъ род.
Родонъ мигомъ слъ за столъ, схватилъ перо и быстро наимсалъ:
‘Брайтонъ. Четвергъ.

‘Любезная тетушка!’

Но здсь воображеніе Аполлона изсякло до того, что онъ ужь не могъ боле придумать ни одного слова. Томимый безполезными усиліями, онъ грызъ кончикъ пера и жалобно посматривалъ на свою жену. Ребекка засмялась ему въ лицо, и забросивъ руки на спину, принялась ходить по комнат взадъ и впередъ.,
— На чемъ ты остановился, мой милый? спросила она.
— Да я еще ничего не написалъ.
— Ну, такъ пиши: я стану диктовать. Пиши:
‘Оставляя отечество предъ началомъ кампаніи, которая, легко станется, будетъ для меня роковая.’
— Что-о-о? Неужьто роковая? вскричалъ испуганный Родонъ, но тутъ же опомнился, и улыбаясь, написалъ всю фразу.
‘… будетъ для меня роковая, я пріхалъ сюда затмъ…’
— Какъ это — сюда? Вдь по грамматик сюды, Бекки? перебилъ мистеръ Кроли.
‘Я пріхалъ сюда’, настоятельно продолжала Бекки, топая сердито ножкой,— ‘затмъ, чтобы сказать послднее прости своей безцнной покровительниц и другу. Отправляясь теперь въ путь далекій и, быть-можетъ, безвозвратный, я умоляю васъ, милая тётушка, позволить мн еще разъ прижать къ своимъ губамъ великодушную руку, отъ которой я во всю жизнь ничего не получалъ, кром благодяній.’
— Кром благодяній, повторилъ Родонъ, нацарапавъ эти слова, и удивляясь необыкновенной легкости, съ какою посланіе его подвигалосъ впередъ.
‘Единственное мое желаніе состоитъ лишь въ томъ, чтобы вы, любезная тётушка, перестали гнваться на меня передъ моимъ отъздомъ. Я имю справедливыя причины гордиться, въ извстныхъ случаяхъ, своею фамиліею, но эта гордость простирается не на вс пункты. Я женился на дочери художника, и не жалю’,
— И ей-Богу, нтъ, хоть сейчасъ душа вонъ! провозгласилъ Родонъ.
— Негодный! сказала Ребекка, потрепавъ его за ухо и заглянувъ на бумагу черезъ его плечо. Сколько ты надлалъ граматическихъ ошибокъ! Поправь, по крайней мр, вотъ эти два слова: ‘безъ ценной’ и ‘безъ возвратной’.
— Какъ же ихъ писать?
— Слитно и безъ ера.
Родонъ исправилъ замченныя ошибки, и продолжалъ письмо подъ диктовку своей хорошенькой наставницы.
‘Мн казалось, милая тетушка, что вы имли нкоторое понятіе о направленіи моей сердечной привязанности, такъ-какъ я зналъ, что мистриссъ Бьютъ покровительствовала и одобрила нашу страсть. Я не жалуюсь и не длаю никакихъ упрековъ. Я женился на бдной двушк и доволенъ своей судьбой. Вы можете, любезная тётушка, оставить ваше имніе кому вамъ будетъ угодно. Я не буду стовать, какъ бы вамъ ни вздумалось распорядиться своею собственностью. Поврьте, тго я люблю васъ ради васъ самихъ, и отнюдь не ради вашихъ денегъ.’
— Ну, а какъ она приметъ это за чистую монету? съ безпокойствомъ перебилъ Родонъ,
— Пиши знай, что теб говорятъ, отвчала Ребекка, топая ножкой.
— Смотри, Бекки, какъ бы не попасть въ лабетъ! проговорилъ мистеръ Кроли, принимаясь опять за перо.
‘Я хочу только возобновить родственную связь, и помириться съ вами передъ отъздомъ изъ любезнаго отечества. Позвольте, о! позвольте мн увидть васъ, по крайней мр одинъ разъ. Легко станется, что черезъ нсколько мсяцевъ будетъ уже поздно, и я буду въ отчаяніи, если вы, на прощаньи, не удостоите меня ласковаго слова.’
— Славно, Бекки, только знаешь ли что?.. вдь она, пожалуй, смекнетъ, что это не я писалъ, замтилъ Родонъ Кроли. Ну, была-не-была, я наставилъ тутъ десятка два лишнихъ запятыхъ и точекъ.
И этотъ документъ былъ гемедленно отправленъ въ конверт, адресованномъ на имя миссъ Бриггсъ.
Старушка Кроли засмялась, когда Бриггсъ съ таинственнымъ видомъ и мистическими ужимками передала ей это простенькое письмецо.
— Мы можемъ прочитать его теперь же, безъ этой мистриссъ Бьютъ, сказала она. Читайте, Бриггсъ.
Когда Бриггсъ прочитала, покровительница ея засмялась еще громче. Такой припадокъ веселости нсколько озадачилъ добрую компаньйонку, такъ-какъ умилительное посланіе очевидно произвело чильное впечатлніе на ея сердце.
— Какая ты гусыня, Бриггсъ! сказала миссъ Кроли. Разв ты не видишь, что здсь ни одно слово не вышло изъ безмозглой головы моего племянника? Вс его письма пропитаны ухорскими выраженіями и безчисленными ошибками противъ граматики, и притомъ онъ всегда, непремнно и неизбжно, проситъ денегъ. Я вижу очень ясно, что эта маленькая змйка, гувернантка, взяла его въ свой руки.
‘Вс они одного поля ягодки, думала миссъ Кроли въ своемъ сердц. Вс они ждутъ моей смерти, и заране запускаютъ рукй въ мой сундукъ’.
— Впрочемъ, что жь такое? прибавила она посл короткой паузы, совершенно равнодушнымъ тономъ. Я не прочь отъ свиданья съ Родономъ, только бы не было при этомъ какой-нибудьтсцены. Увидимся, поговоримъ и, если надобно, разстанемся друзьями. Но есть предлы человческому терпнью, и замтьте, Бриггсъ, ни по какому поводу и ни въ какомъ случа, я не намрена принимать мистриссъ Родонъ: объ этомъ прошу не говорить мн никогда.
И миссъ Бриггсъ, положа руку на сердце, должна была ограничиться на первый разъ этой половинной мрой къ водворенію мирныхъ отношеній. Въ этотъ же день она извстила Родона, чтобы онъ ожидалъ миссъ Кроли за городомъ, у скалы, когда вынесутъ ее на морской берегъ въ паланкин.
И они встртились у скалы. Неизвстно, какія чувствованія пробудились въ сердц старушки при взгляд на ей стариннаго любимца, только она протянула ему свой два пальца съ такимъ веселымъ и добродушнымъ видомъ, какъ-будто они разстались наканун, но Родонъ покраснлъ и даже побагровлъ отъ полноты душевнаго восторга, причемъ языкъ его утратилъ почти всякую способность къ опредлительному выраженію нжныхъ чувствъ, такъ что онъ стоялъ, мигалъ, улыбался, ломалъ руку миссъ Бриггсъ — и больше ничего. Личные ли интересы клокотали въ его груди, или сердечная привязанность — Аллахъ вдаетъ, но могло, впрочемъ, статься, что мистеръ Родонъ былъ приведенъ въ это необыкновенное волненіе однимъ взглядомъ на ужасную перемну, произведенную въ его тетушк послдней болзнью.
— Старуха начала козырять въ меня такими взглядами, что я, право, совсмъ растерялся, Бекки, говорилъ Родонъ, расказывая своей супруг объ этомъ свиданьи. Впрочемъ, оно такъ себ, нельзя сказать, чтобы того. Я шелъ все по правую сторону этихъ проклятыхъ носилокъ, и ужь былъ у подъзда, когда Баульсъ выскочилъ изъ дверей, чтобы тащить ее наверхъ. Я хотлъ войдти, да таки и вошелъ бы, если бы…
— Неужели ты не вошелъ? вскричала изумленная супруга.
— Нть, Бекки, нтъ. Признаюсь, я анаемски растерялся.
— Глупецъ! Теб слдовало войдти, зассть и не выходить изъ ея комнаты, сказала Ребекка энергическимъ тономъ.
— Нy, а ты ужь не слишкомъ, Бекки, угрюмо возразилъ обиженный герой. Оно, пожалуй, я быль глупъ, только не теб бы говорить мн это.
Онъ бросилъ на супругу ршительно-сердитый взглядъ.
— Хорошо, мой милый, завтра ты опять отправишься на поиски, и ужь постараешься непремнно войдти къ ней, будетъ ли она тебя просить или нтъ, сказала Ребекка, стараясь нжной улыбкой смягчить своего властелина.
Родонъ, однакожь, отвчалъ, что завтра будетъ онъ длать что ему вздумается, и еще разъ посовтовалъ своей супруг — держать языкъ свой за зубами. Остальное время передъ обдомъ провелъ онъ въ билльярдной комнат, угрюмый, подозрительный и молчаливый.
Но прежде чмъ наступилъ вечеръ, мистеръ Родонъ принужденъ былъ торжественно сознаться своей супруг, что онъ дйствительно поступилъ какъ дуракъ при этомъ свиданьи, и что, слдовательно, она имла основательныя причины бранить его сколько ей угодно. Онъ и Ребекка согласились, что послдствія этого промаха могутъ быть гибельны для нихъ обоихъ. Они не ошиблись. миссъ Кроли долго думала объ этой встрч, и результатъ ея размышленій былъ довольно печальный для молодыхъ людей.
— Родонъ потолстлъ и постарлъ, Бриггсъ, сказала она своей компапьйонк. Носъ у него красенъ, какъ у пьяницы, и манеры его удивительно грубы. Связь съ этой женщиной погубила его безнадежно. Мистриссъ Бьютъ всегда говорила, что они пьянствуютъ вмст, и на поврку выходитъ, что это правда. Отъ него страшно несетъ джиномъ. Я замтила это съ перваго взгляда. А ты замтила, Бриггсъ?
Напрасно миссъ Бриггсъ старалась представить на усмотрніе своей покровительниц, что мистриссъ Бьютъ обо всхъ отзывалась дурно, и что эта женщина, по ея скромному мннію…
— Ужасная интригантка? перебила миссъ Кроли. Я это знаю. Бьютъ злословитъ всхъ безъ исключенія, но всетаки я уврена, что эта женщина заставляла пьянствовать Родона. Вс эти низкія твари…
— Онъ былъ такъ взволнованъ, сударыня, когда увидлъ васъ, замтила компаньйонка смиреннымъ тономъ,— и если вы пріймете въ соображеніе, что онъ отправляется, такъ сказать, на поле опасности, судар…
— Сколько онъ общалъ теб денегъ, Бриггсъ? закричала старая двственница, доведенная до бшенаго состоянія. Ну, теперь пойдутъ слезы — обыкновенная исторія. Я ненавижу сцены. Неужели никогда не дадутъ мн покою? Извольте хныкать въ своей комнат, и пошлите ко мн Фиркинъ… нтъ, погодите. Садитесь, Бриггсъ, утрите носъ, перестаньте плакать и напишите письмо къ мистеру Родону.
Бдная Бриггсъ сла за письменный столъ и взяла тетрадь почтовой бумаги. На многихъ листахъ были еще свжіе слды твердаго и быстраго почерка послдней секретарши, мистриссъ Бьютъ Кроли.
— Начните: ‘Любезный мистеръ Кроли’ или просто: ‘Милостивый государь’ — это будетъ лучше… И скажите, что, по порученію мистриссъ Бьютъ… или нтъ, по порученію доктора миссъ Кроли, вы извщаете, что здоровье мое въ прескверномъ состояніи, и всякія сильныя ощущенія могутъ быть для меня опасны, если взять въ расчетъ… и, стало-быть, я должна избавить себя отъ удовольствія вести съ нимъ какіе бы то ни было фамильные переговоры. И поблагодарите его, что онъ пріхалъ въ Браіітонъ, и такъ дале, и скажите, что онъ можетъ убираться къ чорту… нтъ, это черезъ-чуръ… что ему нечего здсь оставаться изъ-за меня, или что-нибудь въ этомъ род. И можете еще прибавить, Бриггсъ, что я желаю ему bon voyage, и что если онъ прійметъ на себя трудъ зайдти къ моему адвокату на Греиннскомъ-Сквер, такъ тамъ будутъ для него нкоторыя порученія. Этимъ и кончить… да: это, авось, заставитъ его теперь же ускакать изъ Брайтона въ Лондонъ.
Послднюю сентенцію обязательная Бриггсъ начертала съ величайшимъ удовольствіемъ.
— Осадить меня въ тотъ же день, какъ ухала мистриссъ Бьютъ — да это верхъ безстыдства! воскликнула гнвная старушка. Пожалуйста, Бриггсъ, напишите еще записку къ мистриссъ Бьютъ, и скажите, что ей нтъ никакой надобности возвращаться назадъ… никакой, да… и чтобы ея духу здсь не пахло. Вотъ еще новости — быть невольницей въ своемъ собственномъ дом! Не хочу, не хочу! Вс они хотятъ убить меня, уморить… ядомъ отравить!
И несчастная старуха зарыдала истерическими слезами.
Послдняя сцена ея печальной комедіи на базар житейской суеты приближаласъ быстро: мишурныя лампы потухали одна за другою, и мрачный занавсъ готовъ былъ опуститься.
Этотъ послдній параграфъ, начертанный благосклонною рукою миссъ Бриггсъ, и приводившій Родона въ соприкосновеніе съ лондонскимъ юристомъ миссъ Кроли, служилъ, въ нкоторомъ смысл, утшеніемъ для юныхъ супруговъ, весьма непріятно озадаченныхъ сначала первыми строками тетушкина письма. Это послужило вмст и причиною, заставившею ихъ ускорить свой отъздъ въ англійскую столицу, чего искренно желала миссъ Кроли.
Проигрышъ Джозефа Седли и банковые билеты Джорджа Осборна пособили мистеру Родону расплатиться въ брайтонской гостинниц, которой содержатель не зналъ, вроятно, до настоящаго дня, какъ сомнительны были его жильцы. Съ предусмотрительностію опытнаго воина, отсылающаго свой багажъ въ аріергардъ передъ началомъ битвы, Ребекка распорядилась на всякій случай заране упаковать вс свои драгоцнности и поручить ихъ покровительству каммердинера Осборновъ, который, съ вещами своихъ господъ, отправлялся въ Лондонъ на запяткахъ дилижанса. Этотъ же экипажъ вмстилъ въ себя на другой день Родона и его жену.
— А интересно бы передъ отъздомъ еще разокъ взглянуть на нашу старушку, сказалъ Родонъ. Она что-то слишкомъ изветшала и скорчилась въ последнее время. Не надолго ее хватитъ. Вотъ увидмъ, какими векселями снабдитъ меня ея адвокатъ. Должно быть фунтовъ двсти — разумется, не меньше двухъ сотъ — какъ ты думаешь, Бекки?
Вслдствіе нкоторыхъ предусмотрительныхъ соображепій по хозяйственной части, Родонъ и его супруга сочли неудобнымъ воротиться на свою прежнюю квартиру въ Бромптон, тмъ боле, что около нея безпрестанно бродили извстные джентльмены подозрительнаго свойства. Они остановилисъ въ гостинниц. Рано поутру, на другой день, Ребекка имла случай взглянуть на нихъ мелькомъ, прозжая черезъ этотъ кварталъ въ домъ старушки мистриссъ Седли, гд надлежало ей взглянуть еще разъ на милую Амелію и брайтонскихъ друзей. Вс они собирались въ Четемъ и оттуда въ Гарвичъ, чтобы ссть на корабль вмст съ полкомъ, отправлявшимся въ Бельгію. Мистриссъ Седли была въ самомъ печальномъ расположеніи духа, и проливала горькія слезы. Посл этого визита, Ребекка воротилась домой и нашла своего супруга, который уже усплъ сходить въ Греиннъ, и узнать свою судьбу. Мистеръ Кроли былъ, повидимому, чрезвычайно озлобленъ.
— Можешь представить, Бекки! сказалъ онъ. она разщедрилась только на двадцать фунтовъ!
Въ самомъ дл, тетушка Матильда сыграла презлую шутку, и Ребекка имла полное право разразиться самымъ веселымъ смхомъ передъ кислымъ лицомъ своего супруга.

ГЛАВА XXV.

Между Лондономъ и Четемомь.

По прізд изъ Брайтона, пріятель нашъ Джорджъ, какъ прилично джентльмену высшаго полета, путешествующему въ собственномъ экимаж на четверк лошадей, остановился въ превосходной гостинниц на Кавендишскомъ-Сквер, гд къ услугамъ его предложены были блистательныя комнаты, великолпный столъ и полдюжина чорныхъ лакеевъ, готовыхъ по одному мановенію исполнять приказанія всякаго рода. Джорджъ развернулся теперь въ полномъ блеск передъ своими закадышными друзьями, и Амелія въ первый разъ, съ чрезмрной робостію въ сердц, должна была предсдательствовать за тмъ, что ея супрутъ изволилъ называть своимъ собственнымъ столомъ.
Джорджъ прихлебывалъ вино и бранилъ чорныхъ лакеевъ съ удивительнымъ величіемъ, и мистеръ Джозъ глоталъ черепаховый супъ съ отмннымъ апетитомъ. Доббинъ съ чрезмрной предупредительностью принялъ на себя хозяйственную роль, потому-что молодая леди, передъ которой поставили блестящую миску за столомъ, оказалась до того незнакомою съ содержавшейся въ ней влагой, что не хотла даже положить супу въ тарелку господина Седли.
Пышный аппартаментъ и богдоханское угощеніе, совершившееся въ немъ, значительно возмутили чувствительную душу мистера Доббина, и онъ поспшилъ выразить свое мнніе насчетъ этого пункта тотчасъ же посл обда, когда Джозъ уснулъ въ своихъ креслахъ. Но напрасно вопіялъ онъ противъ черепахи и непомрнаго употребленія драгоцнныхъ винъ.
— Я. привыкъ путешествовать джентльменски, сказалъ Джорджъ, и жена моя станетъ разъзжать какъ леди. Мистриссъ Джорджъ не потерпитъ ни малйшей нужды, какъ-скоро есть въ нашей шкатулк какой-нибудь шиллингъ, заключилъ щедрый джентльменъ, совершенно довольный проявленіями своихъ великодушныхъ чувствъ.
И Доббинъ уже не хотлъ представлять умозрительныхъ доказательствъ, что счастіе Амеліи не могло заключаться въ черепаховомъ суп.
Вскор посл обда, Амелія выразила желаніе повидаться съ своей мама, и великодушный Джорджъ, скрпя сердце, принужденъ былъ дать ей позволеніе създить въ Фольгемъ, на ‘Аделаидины виллы’. Амелія побрела въ свою пышную спальню, гд на самой середин возвышалась огромная похоронная постель, ‘на которой, въ древнія вренена, опочивала сестра Александра Македонскаго’, и принялась надвать свою розовую шдяпку съ чрезмрной поспшностью и отрадой. Джорджъ продолжалъ пить свой кларетъ, когда она воротилась въ столовую и бросила на него нершительный взглядъ.
— Ты не подешь, мой другъ? спросила она.
— Нтъ, ступай одна. Я занятъ.
Его каммердинеръ получилъ приказаніе провожать мистриссъ Джорджъ. Когда карета остановилась у подъзда гостинницы, Амелія сдлала весьма неловкій книксенъ своему супругу, и заглянувъ ему раза два въ лицо, опустилась, съ грустнымъ видомъ, по большой лстниц, въ сопровожденіи капитана Доббина, который посадилъ ее въ карету, и наблюдалъ, какъ она подетъ. Даже каммердинеру было стыдно, въ присутствіи трактирныхъ лакеевъ, произнесть передъ наемнымъ кучеромъ низкое имя Фольгема, и онъ общалъ сказать этотъ адресъ на дорог.
Доббинъ пошелъ домой на свою старую квартиру, раздумывая на дорог, какъ было бы пріятно сидть въ карет подл мистриссъ Осборнъ. У Джорджа былъ другой вкусъ: опорожнивъ бутылку вина, онъ отправился въ театръ, посмотрть, какъ мистеръ Кинъ выполняетъ роль Шейлока въ ‘Венеціянскомъ купц’. Мистеръ Осборнъ былъ большой любитель драматическаго искуства, и даже самъ отлично выполнялъ драматическія роли на домашнихъ театрахъ.
Джозефъ Седли продолжалъ покоиться сладкимъ сномъ. Были уже глубокія сумерки, когда пробудили его неосторожныя движенія слуги, убиравшаго графины и бутылки со стола. Не видя никого изъ своихъ друзей, онъ приказалъ подать карету, и благополучво отправился въ свою собственную квартиру, гд ожидала его мягкая постель.
Мистриссъ Седли, какъ можете представить, съ восторгомъ прижала свою дочку къ материнскому сердцу. Лишь-только карета остановилась у маленькаго садика передъ окнами дома, старушка бросилась со всхъ ногъ встртить плачущую, дрожащую, молодую супругу. Хозяинъ домика, старикъ Клеппъ, поливавшій цвты и одтый слишкомъ просто, по домашнему, то-есть, почти вовсе неодтый, машинально выбросилъ лейку изъ своихъ рукъ и поспшилъ спрятаться за кустомъ. Двушка-ирландка опрометью выбжала изъ кухни навстрчу своей бывшей барышн, и съ улыбкой проговорила, ‘Благослови васъ Богъ!’ Среди развшанныхъ флаговъ домашняго блья, Амелія съ трудомъ пробралась въ маленькую гостиную своихъ родителей.
Какъ отворились шлюзы въ глазахъ матери и дочери, когда он принялись обнимать другъ друга, легко пойметъ и вообразитъ всякій читатель, способный къ сантиментальнымъ порывамъ. Когда не плачетъ женскій полъ? Какія обстоятельства жизни, радостныя или горестныя, не сопровождаются слезами съ его стороны? И еще бы не плакать теперь, при такомъ чувствительномъ свиданіи. Мать и дочь имли совершенное право дать полный разгудъ своей чувствительности, отрадной, нжной, и даже полезной для здоровья. Что касается до этого супружескаго пункта, я видывалъ женщинъ, ненавидящихъ другъ друга, и которыя, однакожь, обнмались, цаловались и плакали горько при кратковремениомъ свиданьи посл свадьбы. Такая чувствительность, само собою разумется, принимаетъ гораздо высшіе размры въ сердцахъ любящихъ женщинъ.
Такимъ образомъ, милостивые государи, прошу васъ имть нкоторое уваженіе къ мистриссъ Джорджъ и старушк Седли, если он обнимаются, перешептываются, плачутъ, смются и вздыхаютъ, окруженныя поэтическими сумерками въ маленькой гостиной. Старикъ Седли уважалъ и мать, и дочь. Онъ не угадалъ, кто сидлъ въ карет, подъхавшей къ палисаднику его жилища. Онъ не выбжалъ на встрчу къ своей дочери, хотя поцаловалъ ее нжно, когда она вошла въ гостиную, гд онъ, но обыкновенію, перебиралъ свой письма и бумаги. перевязывая ихъ красными снурками. Онъ недолго пробылъ въ пріісутствіи матери и дочери, и весьма благоразумено оставилъ маленькую комнату въ ихъ полномъ распоряженіи.
Каммердимеръ Джорджа бросалъ гордые взгляды на мистера Клеппа, который, не перемняя своего туалета, продолжалъ поливать цвты. Однакожь онъ снисходительно снялъ шляпу передъ мистеромъ Седли, и даже отвсилъ ему довольно учтивый поклонъ. Старикъ вступилъ съ нимъ въ дружескую бесду о своемъ зят, о коляск Джоза и его брайтонскихъ коняхъ, о Банапарте и военныхъ длахъ. Двушка-ирландка получила приказаніе поподчивать его виномъ. Въ заключеніе, мистеръ Седли, чтобъ не ударить лицомъ въ грязь, подарилъ ему полгинеи, которую тотъ опустилъ въ свой карманъ съ чувствомъ изумленія и гордости.
— Выкушайте за здоровье своихъ молодыхъ господъ, любезный Троттеръ, сказалъ мистеръ Седли, и вотъ это, когда прідете домой, употребите на собственное здоровье, Троттеръ.
Едва прошло десять дней, какъ Амелія оставила домъ своихъ родителей, и однакожь ей казалось, будто она давно, давно переступила за порогъ этого мирнаго и спокойнаго пріюта. Какая пропасть лежала теперь между ней и этой прошедшей жизнью? Оглядываясь назадъ съ высоты своего мста, она смотрла, какъ-будто на другое существо, на бдную молодую двушку, погруженную въ одно и то же чувство, обращавшую свой глаза на одинъ и тотъ же предметъ., неблагодарную къ своимъ родителямъ, или по крайней мр, равнодушную къ ихъ ласкамъ, такъ-какъ сердце и мысли ея были постоянно заняты приведеніемъ въ исполненіе одного завтнаго желанія. Ей было стыдно вспоминать про эти дни, протекшіе невозвратно, и взглядъ на добрыхъ родителей переполнилъ нжнымъ угрызеніемъ ея тревожное сердце. Довольна ли она своимъ новымъ положеніемъ? Ясно ли представляется ей перспектива будущей жизни?
Какъ-скоро герой и героиня переступаютъ за супружескую баррьеру, романистъ, по обыкновенію, опускаетъ завсу, кладетъ перо, и читатели его должны знать, что впереди нтъ уже никакихъ элементовъ для драмы. Борьба жизни и всякія сомннія оканчиваются, терой и героиня вступили въ завтную страну, гд все благоухаетъ и цвтетъ. Мужъ и жена идутъ рука объ руку впередъ къ счастливой старости. Но Амелія была только на берегу новой страны, и уже съ безпокойствомъ оглядывалась назадъ на грустныя и печальныя фигуры, которыя стоятъ на другомъ, противоположномъ берегу быстраго потока и говорятъ ей послднее прости.
Само собою разумется, что надлежало чмъ-нибудь угостить молодую супругу, хотя, конечно, она не голодна. Посл первыхъ порывовъ восторга, старушка Седли оставила на минуту мистриссъ Джорджъ Осборнъ, и унырнула въ нижнія области дома, въ преддверіе кухни, гд жили мистеръ и мистриссъ Клеппъ, и куда по вечерамъ по окончаніи хозяйственныхъ распоряженій приходила миссъ Фленнигенъ, двушка-ирландка. Мистриссъ Седли озаботилась приготовить великолпный чай. Всякій придерживается своихъ собственныхъ правилъ насчетъ выраженія гостепріимныхъ чувствъ, и мистриссъ Седли думала съ своей стороны, что горячіе пирожки и сладенькіе кусочки мармелада, прилично расположенные на праздничномъ поднос, будутъ служить превосходнымъ лакомствомъ для Амеліи въ ея интереснйшемъ положеніи.
Когда такимъ образомъ приготовлялись эти лакомства, Амелія вышла изъ гостиной и черезъ минуту, сама не зная какъ, очутилась наверху въ маленькой комнатк, гд она жила передъ замужествомъ, и сла на то самое кресло, въ которомъ она провела такое множество грустныхъ часовъ. Каждая бездлица напоминала ей прошедшую жязнь, и она принялась думать о ней съ замираніемъ сердца. Оглядываться назадъ на пройденное поприще жизни и томиться безпокойными сомнніями при взгляд на загадочнаго человка, который еще такъ недавно былъ исключительнымъ предметомъ всхъ ея желаній: таковъ былъ жребій этого бднаго созданія, этой беззащитной странницы на перепутьяхъ житейскаго базара.
Здсь она сидла, и съ любовію припомнила тотъ образъ .Джорджа, которымъ она увлекалась прежде. Неужели она признавалась самой себ, что дйствительный человкъ былъ далеко не похожъ на того величественнаго, юнаго героя, которому она поклонялась? Много, по обыкновенію, проходитъ годовъ, прежде чмъ тщеславіе женщины позволитъ ей доидти до такого безотраднаго сознанія, тогда притомъ, когда уже слишкомъ дуренъ избранный спутникъ ея жизни. Тутъ же свтились на нее зловщимъ свтомъ зеленые глаза и улыбка Ребекки, съ которою, вроятно, не на радость столкнула ее грозная судьба. Такъ она сидла, погруженная въ свою обыкновенную эгоистическую думу, въ той самой меланхолической поз, въ какой нкогда застала ее рзвая ирландка, подавая ей письмо, гд Джорджъ возобновлялъ свой предложенія невст:
Она смотрла на маленькую блую постель, бывшую въ ея распоряжеаіи за нсколько дней, и думала, какъ было бы прійтно уснуть въ ней эту ночь, и встртить поутру материнскую улыбку. Потомъ она съ ужасомъ думала о большомъ погребальномъ кашимировомъ павильйон среди огромной и грязной спальни въ гостинниц на Кавендишскомъ-Сквер. Какъ часто, въ былыя времена, ея слезы орошали изголовье этой крошечной поетельки, и сколько безсонныхъ ночей провела она здсь передъ уединеннымъ окномъ! Какъ часто приходила она въ отчаяніе, и желала умереть на своемъ двическомъ лож! и, однакожь, теперь исполнились вс ея желанія, и вожделенный другъ сердца принадлежалъ ей навки! Добрая мать! Съ какимъ терпніемъ и нжностью она бодрствовала при этой постели! Амелія стала на колни передъ своимъ двственнымъ ложемъ, и робкая ея душа искала утшенія тамъ, куда рдко до сихъ поръ заглядывалъ ея умственный взоръ. Любовь, одна только любовь была ея руководительницею до настоящей минуты, но теперь она чувствовала, съ замираніемъ сердца, что ей нуженъ другой утшитель и руководитель на скользскомъ поприщ ея новой жизни.
Но имемъ ли мы право повторять или подслушивать молитвы бдной женщины? Нтъ, милостивые гусударя, эти тайны не принадлежатъ къ области базара житейской суеты.
Одно только мы можемъ сказать по секрету, что когда чай окончательно былъ приготовленъ, наша молодая героиня сошла внизъ уже въ веселомъ расположеніи духа. Она не оплакивала своей судьбы, не жаловалась ни на кого, и умственный взоръ ея не встрчался ни съ холодностью Джорджа, ни съ зелеными глазками Ребекки. Войдя въ гостиную, она поцаловала отца и мать, и пустилась въ продолжительную бесду съ мистеромъ Седли, отчего старый джентльменъ значительно повеселлъ противъ прежнихъ дней. Потомъ она сла за фортепьяно, купленное Доббиномъ, и проиграла вс старинныя любимыя псенки своего отца. Чай, по ея мннію, оказался превосходнымъ, и горячіе пирожки съ мармеладомъ были приготовлены отлично. Ршившись такимъ-образомъ осчастливить другихъ, она незамтно и сама почувствовала необыкновенное счастье въ своемъ сердц, и уснула сладкимъ сномъ въ большомъ погребальномъ павильйон, гд, по возвращеніи изъ театра, разбудилъ ее Даюрджъ, котораго она встртила съ радостнoй улыбкой на устахъ.
На другой день, у мистера Джорджа были дла поважне тхъ, которыя наканун привели его въ театръ любоваться на игру господина Кина въ Шейлок. Нсмедленно по прибытіи въ Лондонъ, онъ написалъ письмо къ адвокатамъ своего отца, извщая, что завтра поутру онъ намренъ удостоить ихъ лицезрніемъ своей особы. Трактирныя угощенья, бильярдные и картежные проигрыши Родона Кроли почти совершенно истощили кошелекъ молодаго человка, и онъ видлъ необходимость наполнить его передъ своимъ отъздомъ за границу. Единственнымъ его источникомъ были дв тысячи материнскаго наслдства, за которыми надлежало обратиться въ контору адвокатовъ. Джорджъ былъ убжденъ теоретически и практически, что отецъ его не долго будетъ питать гнвъ въ своей душ. И, помилуйте, могъ ли кто серьёзно разсердиться на такого превыспренняго героя, какимъ былъ мистеръ Джорджъ? Если еще до сихъ поръ его личныя достоинства и прошедшія заслуги не смягчили ожесточенную душу старика, то нтъ ни малйшаго сомннія, что будущая слава и геройскіе подвиги за границей заставятъ его мгновенно перемиить гнвъ на милость и съ любовью обратиться къ прославленному сыну… Ну, а если нтъ? Фи! какъ-будто свтъ тсенъ для него! Дороги лежатъ во вс четыре стороны, и онъ пойдетъ, куда ему угодно. Не все же будетъ онъ проигрывать въ карты, и притомъ, можно покутить довольно на дв тысячи фунтовъ.
Такимъ-образомъ, онъ отослалъ еще разъ Амелію къ ея матери, приказавъ обимъ дамамъ и уполномочивъ ихъ купить все необходимое для миледи, то-есть, для мистриссъ Джорджъ Осборнъ, отъзжающей за границу. Оставался одинъ только день для всхъ этихъ закупокъ, и легко вообразить, что мать и дочь трудились неутомимо. Разъзжая въ карет изъ магазина въ магазинъ, старушка Седли опять была въ своей сфер, и наслаждалась совершеннйшимъ благополучіемъ въ первый разъ посл фамильнаго несчастія. Никакъ нельзя сказать, чтобъ и мистриссъ Эмми не чувствовала никакого удовольствія при покупк разныхъ интересныхъ вещицъ, необходимыхъ для ея свтскаго туалета. Покорная вол своего супруга, она накупила значительное количество дамскихъ погремушекъ, обнаруживая при этомъ самый изящный вкусъ, какъ единодушно согласились вс негоціанты и модистки, съ которыми она торговалась.
Относительно военныхъ дйствій, мистриссъ Осборнъ безпокоилась не слишкомъ много, такъ-какъ не было никакого сомннія, что Бонапарта раздавятъ въ одно мгновеніе ока и безъ всякой борьбы. Корабли отправлялись каждый день, наполненные свтскими дамами и кавалерами, хавшими веселиться въ Брюссел и Гент. О войн, собственно говоря, не стоило и хлопотать: воины не будетъ. Газеты и журналы весело хохотали надъ корсиканскимъ выскочкой, подвергая его всеобщему презрнію и осмянію въ глазахъ всхъ честныхъ людей. Амелія ршительно презирала Наполеона, потому-что, нечего и говорить — политическія ея мннія основывались преимуществеыно на словахъ и доказательствахъ окружающихъ ее особъ, преимущественно капитана Доббина. Словомъ сказать, мистриссъ Джорджъ и мистриссъ Седли провели этотъ день какъ нельзя лучше, и Амелія даже позволила себ сдлать нсколько весьма дерзкихъ предположеній относительно своего будущаго появленія и торжества въ салонахъ большого лондонскаго свта.
Джорджъ, между-тмъ, закрутивъ усы и надвъ шляпу на бекрень, отправился въ Сити на Бедфордскій рядъ, и вошелъ въ контору адвоката съ такимъ джентльменскимъ видомъ, какъ-будто вс эти писаришки съ блдными лицами состояли подъ его верховной командой. Онъ приказалъ доложить мистеру Гиггсу, что его ожидаетъ господинъ Джорджъ Осборнъ, такимъ гордымъ и повелительнымъ голосомъ, какъ-будто лондонскій стряпчій былъ какой-нибудь лакей, обязанный немедленно бросить вс свой дла и безпрекословно выполнить вс повелнія своего знаменитаго пришельца. Мистеръ Джорджъ далекъ былъ отъ мысли, что этотъ стряпчій умне его по крайней мр въ три раза, богаче его въ пятьдесятъ разъ, и опытне его по крайней мр въ тысячу разъ. Онъ не замтилъ презрительной улыбки, пробжавшей по всей комнат, отъ перваго конторщика до послдняго писаря въ оборванномъ сюртук, и величественно слъ на стулъ, играя своей тросточкой, и думая, что это за скоты сидятъ здсь въ этой комнат. Но эти скоты были въ совершенств знакомы съ длами мистера Джорджа. Они уже разсуждали о нихъ нсколько разъ въ трактирныхъ заведеніяхъ и погребкахъ съ своими пріятелями изъ другихъ конторъ. И боже мой, чего не знаютъ вс эти лондонскіе клерки? Ничто не можетъ укрыться отъ ихъ проницательнаго взора, и они безмолвно завдываютъ фамильными длами всей англійской столицы.
При вход въ кабинетъ мистера Гиггса, Джорджъ вроятно ожидалъ, что этотъ джентльменъ обратится къ нему съ какими-нибудь мирными предложеніями со стороны его отца, но ничего этого не случилось: мистеръ Гиггсъ принялъ молодаго человка съ убійственною холодностью и притворился, будто пишетъ какую-то бумагу.
— Присядьте, сэръ, сказалъ мистеръ Гиггсъ,— мы сейчасъ покончимъ ваше дльцо. Мистеръ Пой, потрудитесь пересмотрть бумаги этого господина.
И стряпчій опять принялся писать.
Когда Пой представилъ бумаги своему принципалу, онъ пересмотрлъ ихъ вновь, поврилъ проценты, и сказалъ, что вся сумма простирается до двухъ тысячъ фунтовъ.
— Угодно вамъ получить вексель на банкира, или вврить ему капиталъ для приращенія законными процентами? сказалъ мистеръ Гиггсъ. Одинъ изъ доврителей покойной мистриссъ Осборнъ теперь за городомъ, прибавилъ стряпчій равнодушнымъ тономъ, но клиентъ мой поручаетъ выполнить вс ваши желанія, и покончить это дло какъ можно скоре.
— Дайте мн вексель, сэръ, сказалъ угрюмо мистеръ Джорджъ. Избавьте себя отъ труда считать шиллинги и полупенсы, прибавилъ онъ, когда юристъ началъ подводить окончательный итогъ.
И увренный вполн, что онъ озадачилъ этимъ великодушіемъ мелкаго писаку, мистеръ Джорджъ величественно вышелъ изъ его конторы съ векселемъ въ карман.
— Черезъ два года этотъ молодецъ будетъ сидть въ тюрьм, сказалъ мистеръ Гиггсъ господину Пою.
— Разв старикъ, вы думаете, не проститъ его?
— Могильные памятники не прощаютъ, отвчалъ мистеръ Гигсъ.
— А онъ мигомъ прокутитъ эти денежки, сказалъ конторщикъ. Прошла только недля посл его свадьбы, а ужь я видлъ вчера, какъ онъ съ своими товарищами, по выход изъ театра, усаживалъ въ карету мистриссъ Хайфлайеръ.
Затмъ наступили другія дла, и съ этой минуты, мистеръ Джарджъ Осборнъ исчезъ навсегда изъ памяти этихъ достойныхъ джентльмевовъ,
Вексель былъ написанъ на имя нашихъ пріятелей, госітдъ Гулькера и Буллока, которыхъ торговый домъ находился въ Ломбардской улиц. Туда мистеръ Джорджъ и направилъ свои шаги за полученіемъ двухъ тысячь материнскаго наслдства. Фредерикъ Буллокъ сидлъ, по обыкновению, въ контор, за счетной книгой, когда вошелъ туда братъ его невсты. Его жолтое лицо, при взгляд на нашего героя, подернулось еще боле мертвеннымъ цвтомъ, и онъ поспешилъ укрыться въ своемъ кабинет. Джорджъ, слишкомъ занятый счетомъ своихъ денетъ (такой огромной суммы еще никогда не бывало въ его рукахъ), не замтилъ физіономіи своего будущаго зятя, и не видлъ, какъ онъ исчезъ.
Фредерикъ Буллокъ подробно расказалъ старику Осборну о поведеніи его сына, и о способ появленія его въ контору.
— Онъ вошелъ очень гордо, и взялъ все, до послдняго шиллинга, сказалъ мистеръ Фредерикъ Буллокъ при свиданіи съ тестемъ. мнтересно знать, на сколько ему хватитъ этихъ двухъ тысячь?
— По мн все-равно, сказалъ мистеръ Осборнъ-старшій, хотя бы онъ промоталъ ихъ въ одинъ вечеръ. Это до меня не касается.
Съ этой поры, Фредерикъ Буллокъ уже каждый день обдалъ на Россель-Сквер. Джорджъ Осборнъ былъ совершенно доволенъ своими распоряженіями. Его собственный багажъ и экипировка были поспшно приготовлены, и онъ расплатился за покупки Амеліи съ щедростью лорда.

ГЛАВА XXVI.

Амелія соединяется съ своимъ полкомъ.

Когда великолпная коляска Джоза подкатила къ воротамъ гостинницы въ Четем, взоръ Амеліи упалъ прежде всего на дружеское лицо капитана Доббина, который около часа ходилъ по улиц взадъ и впередъ, ожидая изъ Лондона своихъ друзей. Капитанъ былъ теперь въ военномъ мундир, и его мужественная осанка произвела весьма выгодное впечатлніе на сердце Джоза: статскій джентльменъ гордился своимъ знакомствомъ съ воиномъ, и съ радостью протянулъ ему руку. Это было уже не то, что въ Брайтон, гд мистеръ Джозъ едва удостоивалъ взглядомъ честнаго Вилльяма.
Вмст съ капитаномъ былъ теперь прапорщикъ Стоббль, который, при взгляд на Амелію, подъхавшую къ гостинниц, не могъ удержаться отъ восклицанія.
— Боже мой! какая она хорошенькая! И затмъ онъ сдлалъ весьма выгодный отзывъ объ изящномъ вкус мистера Осборна, выбравшаго себ такую жену, Въ самомъ дл, Амелія въ своей розовой шляпк и съ розовымъ личикомъ, освженнымъ быстрою здой на открытомъ пол, была такъ миловидна, что вполн оправдывала комплиментъ молодого человка. Съ этой минуты Доббинъ полюбилъ прапорщика Стоббля. Когда онъ выступилъ впередъ, чтобы высадить молодую леди, Стоббль увидлъ, какую миніьятюрную ручку она протянула капитану, и замтилъ, какая маленькая, прелестная ножка опустилась на ступени экипажа. Молодой человкъ раскраснлся какъ піонъ, и сдлалъ самый лучшій поклонъ, къ какому только былъ способенъ. Амелія, замтивъ нумеръ Трильйоннаго полка на его фуражк, отвчала ему ласковой улыбкой и прелестнымъ кннксеномъ, и это окончательно сбило съ толку молодого человка.
Доббинъ и мистеръ Стоббль ршительно подружились. Съ этого времени, они часто разговаривали о мистриссъ Джорджъ въ своихъ уединенныхъ прогулкахъ, и капитанъ охотно выслушивалъ отзывы прапорщика о ея блистательной красот. Скоро между всми честными молодыми людьми вошло въ моду обожать мистриссъ Осборнъ и удивляться ея талантамъ. Ея простое, безъискусственное обращеніе и скромныя манеры одержали ршительную побду надъ этимъ неиспорченными сердцами. Мы не беремся описывать. въ чемъ состояла эта простота, безъискуственностъ и скромность въ мистриссъ Джорджъ. Кто не видлъ женщинъ, обнаруживающихъ эти качества даже тогда, когда он говорятъ вамъ, что сегодня теплая погода, нли, что ихъ ангажировали на слдующую кардриль? Джорджъ поднялся теперь на необозримую высоту въ глазахъ всхъ этихъ господъ, ободрявшихъ его безкорыстную женитьбу на безприданной красавиц, и удивлявшихся его изящному вкусу при выбор жены.
Въ гостиной, куда вошли путешественники по прізд въ Четемъ, Амелія, къ величайшему удивленію, нашла письмо, адресованное на имя мистриссъ капитанша Осборнъ. Это былъ треугольный билетикъ на розовой бумаг, запечатанный голубицей, державшей во рту оливковую втвь. Адресъ былъ сдланъ большими неровными буквами, обличавшими женскій почеркъ.
— Посланіе отъ мистриссъ Пегги Одаудъ, сказалъ Джорджъ улыбаясь,— ея рука и ея печать.
Джорджъ не ошибся. Мистриссъ майорша Одаудъ, свидтельствуя свое искреннее уваженіе госпож капитанш Осборнъ, покорнйше просила ее къ себ на вечеръ въ этотъ самый день.
— Ты должна идти, сказалъ Джорджъ. Здсь ты познакомишься съ нашими дамами и джентльменами. Мистриссъ Пегги очень интересная дама. Мужъ состоитъ у ней подъ командой.
Но недолго юные супруги наслаждались письмомъ мистриссъ майорши Одаудъ. Черезъ нсколько минутъ дверь отворилась, и въ гостиную вошла довольно плотная, веселая леди, сопровождаемая двумя офицерами Трильйоннаго полка
— Охъ, упаточилась! Не могла дождаться до вечера, не утерпла. Кептенъ Джорджъ, сударь мой, представьте меня вашей леди. Сударыня, мн ужасть какъ пріятно васъ видть и отрекомендовать вамъ моего мужа. Майоръ Одаудъ, сударыня,— майорша Одаудъ, къ вашимъ услугамъ.
И съ этими словами, веселая леди въ амазонскомъ плать крпко пожала руку мистриссъ Джорджъ. Амелія немедленно угадала въ ней ту самую даму, надъ которой такъ часто смялся ея супругъ.
— Вы, разумется, частенько слышали обо мн отъ вашего супруга, продолякала веселая леди съ большою живостью.
— Вы часто слышали о ней, повторилъ ея супругъ, мистеръ Одаудъ.
Амелія, улыбаясь, проговорила, что имла эту честь.
— Что жь онъ вамъ говорилъ обо мн, красавица моя? Ничего добраго, ужь я знаю, кептенъ Джорджъ презлой кавалеръ, сказала мистриссъ Одаудъ.
— Въ этомъ я порука, дополнилъ майоръ Одаудъ, стараясь принять шутливый тонъ.
Джорджъ засмялся, мистриссъ Одаудъ хлопнула хлыстикомъ, и сказала супругу, чтобы онъ держалъ языкъ на привязи. Обращаясь потомъ къ Джорджу, она потребовала, чтобы ее представили, какъ слдуетъ, мистриссъ капитанш Осборнъ.
— Честь имю представить теб, мой другъ, сказалъ Джорджъ съ большою важностью, мою добрую, милую, несравненную пріятельницу, которую ты видишь. Это Авралія Маргарита, или, сокращенно-называемая, Пегги.
— Истинно такъ, перебилъ майоръ.
— Сокращенно-называемая Пегги, супруга майора Михаила Одауда изъ нашего полка, и дочь господина Фицджорльда Бертсфорда Бурго Мелони изъ Гленмелони, въ Кильдерскомъ Графств.
— Что на Муреинскомъ-Сквер, въ Дублин, дополнила леди съ высокимъ спокойствіемъ.
— Истинно-такъ, на Муреинскомъ-Сквер, прошепталъ супругъ.
— Гд ты въ первый разъ, майоръ, принялся ухаживать за мной, гд мы и обвнчались, заключила торжествующая леди.
Майоръ согласился, какъ на этотъ, такъ и на другіе предложенные ему пункты.
Майоръ Одаудъ, служившій своему отечеству во всхъ частяхъ свта, былъ скромный, молчаливый, кроткій и короткій человкъ, вполн подчиненный своей супруг. За столомъ, въ общемъ собраніи, онъ сидлъ, по обыкновенію, безмолвно, и пилъ одну рюмку за другою. Пресыщенный и нагруженный, онъ безмолвно возвращался домой, описывая на дорог полукруги. Разговаривая съ кмъ-нибудь, онъ считалъ своей обязанностью соглашаться со всми, во всхъ возможныхъ пунктахъ. Жизнь его протекла спокойно, безъ всякихъ душевныхъ волненій и тревогъ. Знойные лучи индійскаго солнца не разогрли его холодной натуры, и валькернская лихорадка не испортила его крови. Онъ шелъ на поле битвы съ такимъ же равнодушіемъ, какъ на званый обдъ, кушалъ лошадиное мясо и черепаховый супъ съ одинаковымъ аппетитомъ. Была у него старушка-мать, мистриссъ Одаудъ, которую онъ очень любилъ, и одинъ только разъ огорчилъ, когда вздумалъ жениться на этой ненавистной Пегги Мелони.
Пегги была одною изъ пяти сестеръ и одиннадцати дтей благороднаго дома Гленмелони, супругъ ея приходился ей кузеномъ съ матерней стороны, но это не давало ему завиднаго права принадлежать къ фамиліи Мелони, которую мистриссъ Одаудъ считала знаменитйшею въ цломъ мір. Девять сезоновъ юная Пегги провела въ Дублин, и два лта въ Челтенгем на водахъ, отыскивая, съ возможнымъ усердіемъ, постояннаго спутника для своей жизнй, но, рискуя на вкъ остаться старой двственницей, миссъ Мелони, на тридцать-третьемъ году отъ рожденія, приказала кузену своему, Михаилу, обвнчаться на ней какъ можно скоре, не испрашивая даже соизволенія почтенной родительницы. Добрый кузенъ немедленно исполнилъ ея волю, и обвнчавшись, отвезъ свою супругу въ Вест-Индію, гд его записали въ Трильйонный полкъ. Вскор мистриссъ Одаудъ заняла первое мсто между дамами этого полка.
Едва прошло минутъ двадцать посл ея знакомства съ Амеліей, какъ мистриссъ Одаудъ успла расказать ей всю свою родословную отъ перваго до послдняго колна. Таковъ ужь былъ ея характеръ.
— Скажу вамъ запросто, моя милая! говорила митсриссъ Одаудъ, что сначала мн хотлось самой породниться съ Джорджемъ, и сестра моя Глорвина была бы для него хорошая невста. Но ужь прошлаго, разумется, не воротишь, и такъ-какъ онъ женился на васъ, я дала себ слово считать васъ своей сестрою, обходиться съ вами именно какъ съ сестрой и любить васъ, какъ добрую родственницу изъ фамиліи Мелони. У васъ предоброе личико, моя милая, и я почти уврена, что мы сойдемся: вы будете, нкоторымъ-образомъ, служить прибавленіемъ къ нашей фамиліи.
— Я самъ такихъ же мыслей, подтвердилъ майоръ Одаудъ.
Такимъ-образомъ, Амелія внезапно пріобрла себ значительную коллекцію новыхъ родственниковъ. Это ее крайне забавляло, и она, улыбаясь, благодарила майоршу за предложенную честь.
— Мы вс здсь добрые пріятели, продолжала мистриссъ Одаудъ. Ни въ одномъ полку вы не найдете еще такой пріятной компаніи, какъ за нашимъ общимъ столомъ. Мы не бранимся, не ссоримся, не сплетничаемъ, и вс, можно сказать, какъ родственники любимъ другъ друга.
— Особенно, я думаю, вы любите мистриссъ Медженисъ, сказалъ Джорджъ улыбаясь.
— Мистриссъ капитанша Медженисъ недавно помирилась со мной, и я простила ее великодушно, хотя, нечего сказать, обхожденіе этой выскочки могло бы довести до могилы мои сдые волосы.
— Но у тебя волосы, другъ мой Пегги, какъ воронье крыло, замтилъ мистеръ Одаудъ.
— Держи языкъ на привязи, гд тебя не спрашиваютъ, Миккъ, перебила достойная супруга. Вотъ эти мужья, моя милая, всегда перебиваютъ наши слова. Когда мы останемся одн, я раскажу вамъ вс подробности о нашемъ полку, и посовтую, какъ вамъ держаться между нашею молодежью. Теперь представьте меня вашему братцу — чудесный кавалеръ! Онъ напоминаетъ мн моего кузена, Даніеля Мелони изъ Беллимелони, который — можетъ-быть, вы слышали, моя милая?— женился на Орфаліи Скулли, собственной кузин лорда Польдуди. Мистеръ Седли, сэръ, я очень рада познакомиться съ вами: считайте меня вашей родней. Вы сегодня обдаете съ нами въ гостинннц, за общимъ столомъ. Припомни докторскіе совты. Миккъ, и ужь я прошу тебя быть трезвымъ сегодня по крайней мр, для моего вечера.
— Сегодня, моя милая, Бильйонный полкъ даетъ намъ прощальный обдъ, сказалъ майоръ Одаудъ, но мы постараемся достать пригласительный билетикъ для мистера Седли.
— Бгите, Симпель (прапорщикъ Симпель, моя милая, изъ нашего полка: я забыла отрекомендовать его вамъ). Бгите, Сиюель, какъ можно скоре, къ полковнику Тевишу, свидтельствуйте ему почтеніе отъ мистриссъ майорши Одаудъ, и скажите, что капитанъ Осборнъ привезъ своего щурина, который желаетъ быть представленнымъ Бильйонному полку сегодня на обд, въ пять часовъ. А мы съ вами, капитанша, перехватимъ чего-нибудь здсь, если вамъ угодно.
Прежде чмъ мистриссъ Одаудъ кончила свою рчь, мистеръ Симпель бжалъ уже сломя голову выполнять ея порученія.
— Мы пойдемъ исправлять свои обязанности, а вы, мистриссъ Одаудъ, останетесь здсь и примете на себя трудъ просвтить мою жену, сказалъ Джорджъ Осборнъ.
И два капитана, вмст съ майоромъ, вышли изъ дверей.
Оставшись теперь наедин съ своимъ новымъ другомъ, неутомимая майорша Одаудъ принялась расказывать такія многочисленныя подробности, которыя никакъ не могли удержаться въ памяти неопытной женщины, очутившейся такъ внезапно въ этомъ новомъ кругу. Амелія слушала, молчала, удивлялась, и по большей части ничего не понимала.
— Мистриссъ Гевитопъ, жена полковника Гевитопа, повствовала майорша Одаудъ, умерла въ Ямайк отъ жолтой лихорадки я, если сказать правду, отъ тоски, потому-что муженёкъ ея длалъ глазки всмъ леди, нтъ нужды, что голова гладка, какъ пушечное ядро. Мистриссъ Медженисъ — женщина безъ всякаго образованія, сплетница, клеветница, обманываетъ даже свою собственную сестру, когда играетъ съ нею въ карты. Мистриссъ капитанша Киркъ — пропащая картежница. Вотъ вы увидите, какъ она хлопаетъ своими раковыми глазами, когда приглашаютъ ее на вистъ. Ни одна изъ этихъ женщинъ не подетъ съ полкомъ, прибавила мистриссъ Одаудъ. Фанни Медженисъ остается съ своей матерью, которая торгуетъ углями и картофелемъ, по всей вроятности, въ Ислингтон, недалеко отъ Лондона, хотя она всегда хвастаетъ овцами своего отца, и указываетъ на нихъ, когда он гуляютъ на берегу. Мистриссъ Киркъ остается съ своими дтьми при Бетезда-Плес, чтобъ почаще видть доктора Рамсгорна, въ котораго она, между нами, влюбилась по-уши. Мистриссъ Бунни въ интересномъ положеніи… то-есть, говоря правду, она всегда въ интересномъ положеніи, и ужь подарила своему мужу, поручику, семерыхъ дтей. Жена прапорщика Поски недавно вышла замужъ, моя милая, всего только два мсяца передъ вашей свадьбой, и ужь она разъ двадцать ссорилась съ своимъ мужемъ. Поски, говорятъ, хочетъ развестись съ ней. Она уйдеть къ своей матери, содержательниц женскаго пансіона въ Ричмонд. А вы гд воспитывалис, моя милая? Я воспитывалась у мадамъ Фленегенъ, недалеко отъ Дублина: французская маркиза учила насъ парижскому произношенію, а французскій графъ преподавалъ намъ вс науки. На мое образованіе, скажу я вамъ, не щадили никакихъ издержекъ.
И въ это замчательное общество, описанное съ такимъ эффектомъ, мистриссъ Одаудъ представила изумленную Амелію, какъ свою младшую сестру. Представленіе совершилось вечеромъ, впродолженіе чайной церемоніи, когда вс кумушки собрались въ квартир мистриссъ майорши Одаудъ. Такъ-какъ мистриссъ капитанша Осборнъ отнюдь не принадлежала къ числу блистательныхъ красавицъ, и была притомъ довольно простодушна, то вс эти дамы длали о ней весьма лестные и выгодные отзывы вплоть до прибытія джентльменовъ, воротившихся съ обда. Джентльмены вс нашли единогласно, что Амелія чудо какъ хороша, и это, для прелестныхъ сестрицъ, послужило сигналомъ къ возмущенію противъ мистриссъ Джорджъ.
— Остепенится ли теперь Осборнъ, желала бы я знать? сказала мистриссъ Медженисъ поручщ Бунни.
Бунни отрицательно покачала головой.
— Ну, моя милая, если этотъ безпардонный кутила сдлается порядочнымъ человкомъ, жена его будетъ совершенно счастлива, замтила мистриссъ майорша Одаудъ прапорщиц Поски, которая до сихъ поръ считалась новобрачною въ полку, и была теперь очень сердита на Амелію, отнявшую у нея этотъ интересный постъ.
Мистриссъ Киркъ, ученица достопочтеннаго доктора Рамсгорна, предложила нашей героин два три вопроса изъ умозрительной эстетики, и хотя Амелія, помнившая хорошо институтскія лекціи, отвчала безъ запинки, однакожь мистриссъ Киркъ вывела заключеніе, что умъ ея блуждаетъ еще во мрак и требуетъ значительнаго просвтленія, почему она и отрекомендовала ей нсколько полезныхъ книгъ эстетічески-назидательнаго содержанія.
Но мужчины вс безъ исключенія, какъ народъ правдивый и честный, сгруппировались около хорошенькой жены своего собрата, и принесли ей обильную дань любезностей и комплиментовъ. Амелія торжествовала, и въ глазахъ ея проглядывало искреннее удовольствіе отъ джентльменскихъ похвалъ. Джорджъ гордился популярностью своей жены, и былъ вполн доволенъ ея робкими и граціозно-наивными манерами, съ какой она отвчала на комплименты джентльменовъ. И какъ прекрасенъ былъ онъ самъ въ своемъ военномъ мундир! Никто, ршительно никто изъ всхъ этихъ господъ не могъ сравнитъся съ капитаномъ Осборномъ. Амелія чувствовала, что онъ съ любовью наблюдаетъ ея движенія, и сердце ея пламенло отъ живйшаго восторга.
‘Я буду ласкова и любезна со всми его друзьями’, ршилась она во глубин души, ‘я буду любить всхъ, кто любитъ его. Моя обязанность — быть веселою и обходиться радушно со всми, кого онъ принимаетъ.’
Весь полкъ, въ самомъ дл, былъ въ восторг отъ капитанши Джорджъ. Старикъ Кутлеръ, докторъ медицины и хирургіи, сказалъ на ея счетъ нсколько остроумныхъ шутокъ, мистеръ Каттль, бывшій студентъ Эдинборгской коллегіи, принялъ на себя трудъ проэкзаменовать ее по литературной части, и даже сообщилъ ей нсколько ученыхъ мнній на французскомъ діалект. Молодой Стоббль переходилъ отъ одного товарища къ другому и безпрестанно шепталъ: ‘смотрите, какъ она хороша!’ Самъ онъ не спускалъ съ нея глазъ до той поры, какъ подали глинтвейнъ.
Но капитану Доббину весьма немного удалось поговорить съ ней во весъ этотъ вечеръ. Онъ и мистеръ Портеръ, капитанъ Бильйоннаго полка, должны были проводить въ гостинницу мистера Джоза, который пилъ черезъ-чуръ много, что однакожь не мшало ему расказывать съ великимъ эффектомъ свою повсть о тигровой охот, какъ за общимъ столомъ, такъ и на soire у мистриссъ майорши Одаудъ. Передавъ сборщика податей и пошлинъ на руки его лакея, мистеръ Доббинъ пошелъ бродить вокругъ гостинницы съ сигарою во рту. Джорджъ между-тмъ осторожно закуталъ шалью свою жену и увелъ ее отъ мистриссъ Одаудъ посл дружескаго прощанья съ молодыми офицерами, которые проводили мистриссъ Джорджъ до кабріолета и наблюдали, какъ она подетъ. По прізд домой, Амелія граціозно протянула свою миньятюрную ручку мистеру Доббину, и, улыбаясь, побранила его за то, что онъ не обращалъ на нее вниманія въ этотъ вечеръ.
Капитанъ продолжалъ гулять и курить свою сигару, тогда-какъ гостинница и вс четемскіе дома уже спали крпкимъ сномъ. Онъ наблюдалъ, какъ огонь исчезъ въ гостиной Джорджа, и какъ потомъ онъ засвтился въ его спальн. Было почти утро, когда капитанъ Доббинъ воротился въ свою квартиру. Онъ слышалъ движеніе на корабляхъ, принимавшихъ на рк свой предуготовительный грузъ, чтобы пуститься въ дальнйшій путь.

ГЛАВА XXVII.

Амелія длаетъ нашествіе на Нидерланды.

Весело разввались на рк флаги кораблей, готовыхъ принять на свой борты офицеровъ и солдатъ Трильйоннаго полка. Приготовленія къ отплытію въ Ост-Энде были приведены къ вожделнному концу, и черезъ два дня посл пиршества въ апартаментахъ мистриссъ майорши Одаудъ, транспортъ двинулся съ мста, при веселыхъ крикахъ съ ост-индскихъ кораблей, и при громогласныхъ восклицаніяхъ военныхъ товарищей, оставшихся на берегу. Офицеры махали шляпами, экипажъ дружно отвчалъ громкими ‘ура’, полковая музыка наигрывала національный гимнъ: ‘Боже, храии короля’. Картина была великолпная, торжественная, трогательная.
Веселый Джой, между-тмъ, проникнутый рыцарственнымъ духомъ, охотно согласился быть въ этомъ поход спутникомъ своей сестры и госпожи майорши, которой движимое имущество, со включеніемъ знаменитой райской птицы и параднаго тюрбана, находилось при полковомъ багаж. Не имя такимъ-образомъ лишняго на своихъ плечахъ, эти дв героини поскакали въ Рамсгетъ, чтобъ оттуда немедленно отправиться въ Ост-Энде.
Сей періодъ жизни, наступившій для сборщика индійскихъ податей и пошлинъ, былъ преисполненъ великими событіями, доставлявшими ему неистощимые матеріялы для поэтической бесды. Онъ позабылъ даже, на нсколько лтъ сряду, свою героическую поэму о тигровой охот, чтобы повствовать о разнообразныхъ эпизодахъ изъ ватерлооской битвы, гд онъ самъ, по его словамъ, былъ однимъ изъ главныхъ дйствующихъ лицъ. Было замчено съ пріятнымъ изумленіемъ, что, согласившись провожать свою сестру въ чужіе краи, мистеръ Джой пересталъ подвергать операціи бритья свою верхнюю губу. Впродолженіе пребыванія своего въ Четем, онъ слдилъ съ неутомимымъ прилежаніемъ за всми парадами и ученьемъ солдатъ. Онъ прислушивался съ напряженнымъ вниманіемъ къ разговору своихъ товарищей-офицеровъ (какъ онъ посл называлъ ихъ), и заучилъ наизусть многое множество военныхъ именъ изъ кодекса стратегіи и тактики. При этой эрудиціи, онъ обыкновенно пользовался наставленіями мистриссъ майорши Одаудъ, знакомой въ совершенств со всми подробностями военнаго артикула. Когда, наконецъ, они вступили на бортъ ‘Нжной Розы’, отплывавшей въ Ост-Энде, мистеръ Джой явился между пассажирами въ щегольскомъ сюртук съ плетёными снурками на груди, въ блыхъ лосинныхъ панталонахъ и военной фуражк, украшенной золотою кокардой. Такъ-какъ при немъ была великолпная карета, и притомъ онъ сообщилъ, по довренности, нкоторымъ лицамъ, что детъ присоединиться къ арміи герцога Веллингтона, то пассажиры вообще приняли его за великую особу въ род генералъ-коммисара, или по крайней мр правительственнаго курьера.
Дорогой онъ страдалъ невыразимо, и только сильный пуншъ изъ арака предохранялъ его отъ роковыхъ послдствій морской болзни. Его спутниды также имли утомленный и болзненный видъ, но Амелія быстро оживилась, повеселла и воскресла духомъ, когда увидла у береговъ Ост-Энде корабли съ Трильйоннымъ полкомъ. Пакетботъ ‘Нжная Роза’ вступилъ съ ними въ гавань почти въ одно и тоже время. Изнуренный Джозъ поковылялъ къ гостинниц, пошатываясь съ боку на бокъ, между-тмъ какъ расторопный кептенъ Доббинъ поспшилъ принять на берегъ прекрасныхъ леди, и потомъ занялся освобожденіемъ джозовой коляски и багажа изъ таможни, такъ-какъ при особ Джоза теперь не было слуги. Человкъ Осборна и откормленный челядинецъ индійскаго набоба свели между собою закадышную дружбу въ Четем, гд они и остались, отказавшись на отрзъ слдовать за своими господами черезъ море. Этотъ лакейскій умыселъ обнаружился, совершенно неожиданно, уже въ послдній день пребыванія нашихъ героевъ на британской почв, такъ-что для нихъ не осталось досуга нанять новыхъ слугъ. Это обстоятельство разстроило набоба до такой степени, что онъ уже хотлъ совсмъ отказаться отъ заграничной экспедиціи, да-таки и отказался бы, еслибъ не кептенъ Доббинъ, который доказалъ ему какъ дважды два, что благоразумный джентльменъ долженъ, въ ршительныя мняуты жизни, стоять выше всхъ возможныхъ обстоятельствъ. Къ этимъ доказательствамъ присоединились весьма кстати остроумные комплименты насчетъ усовъ, достигшихъ весьма значительной зрлости на верхней губ отставного сборщика индійскихъ податей и пошлинъ. Джозъ махнулъ рукой, и похалъ — похалъ, да и пріхалъ. Вмсто благовоспитаннаго и благовыкормленнаго лондонскаго лакея, говорившаго только на своемъ отечественномъ язык, Вилльямъ Доббинъ нанялъ для Джоза загорлаго и сухопараго Бельгійца, который съ одинаковымъ искуствомъ, говорилъ на всхъ европейскихъ діалектахъ, то-естъ, въ строгомъ смысл, не говорилъ ни на одномъ, какъ большая часть полиглоттовъ, занимающихся ученой разработкой древнихъ и новйшихъ языковъ. Зато юркій Бельгіецъ умлъ отлично произносить титулъ милорда, и повторяя его безпрестанно, пріобрлъ въ скоромъ времени совершеннйшее благоволеніе Джоя. Времена теперь перемнились для Ост-Энда. Нтъ боле лордовъ между Британцами, прізжающими туда, и немногіе изъ нихъ сохраняютъ степенно-величавую осанку, свойственную почтеннымъ членамъ англійской наслдственной аристократіи. Мсто ихъ заступили довольно грязные джентльмены въ разнообразныхъ костюмахъ, любители бильярда, водки, и страшные потребители сигаръ.
Но можно сказать и доказать, что каждый Англичанинъ въ арміи герцога Веллингтона расплачивался честно. Воспоминаніе объ этомъ сохранилось до сихъ поръ между всми магазинщиками, погребщиками и содержателями мелочныхъ лавокъ. Нашествіе такой арміи было, въ нкоторомъ смысл, благословеніемъ для коммерческой страны, обязавшейся снабжать жизненными потребностями честныхъ воиновъ Веллингтона. Они пришли покровительствовать стран, не отличавшеися воинственнымъ духомъ. Другіе народы и другія племена сражались на ихъ почв съ незапамятныхъ временъ. Когда писатель этой исторіи принялся, въ свою заграничную поздку, обозрвать орлинымъ взглядомъ поле ватерлооской битвы, мы спросили у кондуктора, имвшаго воинственную наружность, былъ ли онъ тогда на этомъ мст. ‘Pas si bte’, отвчалъ кондукторъ скороговоркой, обнаруживая таяимъ образомъ чувство, въ которомъ не признается ни одинъ Французъ. Но, съ другой стороны, кучеръ дилижанса, получившій отъ насъ на водку двадцать-пять сантимовъ, былъ сынъ какого-то виконта наполеоновскихъ временъ,
Никогда эта страна не была въ такомъ цвтущемъ состояніи, какъ при начал лта 1815 года, когда ея спокойные города и зеленыя поля оживились красными мундирами разнообразныхъ полковъ, и когда блистательные экипажи Аигличанъ появились на всхъ пунктахъ широкаго и гладкаго шоссе. Весело было видть, какъ порхали по каналамъ красивыя шлюпки съ англійскими путешественниками мимо богатыхъ пастбищь, живописныхъ старыхъ деревень и мимо старыхъ замковъ, расположенныхъ между старыми деревьями. Миролюбивое расположеніе духа проявлялось повсюду, и нельзя было смотрть безъ трогательнаго умиленія, какъ честный англійскій солдатъ расплачивался за рюмку водки въ деревенскомъ трактир. Мистеръ Глейгъ въ своихъ запискахъ, недавно изданныхъ, приводитъ фактъ еще боле трогательный: нкто Дональдъ, шотландскій воинъ, квартировавшій на фламандской ферм, качадъ колыбель младенца въ ту пору, какъ родители его, Жанъ и Жанета, отправлялись на снокосъ. Сцены въ этомъ род, объясняющія принципъ честной англійской войны, могутъ быть превосходными сюжетами для національныхъ живописцевъ, обнаруживающихъ съ нкотораго времени ршительную наклонность къ историческимъ картинамъ. Все, казалось, дышало счастьемъ и довольствомъ на этой благодатной почв. Наполеонъ между-тмъ, скрывавшійся въ пограничныхъ крпостяхъ, готовился нахлынуть на эти золотыя поля, чтобъ оросить ихъ потоками человческой крови.
Вс и каждый питали безграничное чувство довренности къ главнокомандующему англійскимъ войскомъ. Герцогъ Веллингтонъ возбуждалъ въ своихъ воинахъ такой же энтузіазмъ, какой нкогда обнаруживали Фраицузы подъ командой своего вождя. Порядокъ везд и во всемъ былъ превосходный, и никто не думалъ бояться за себя, надясь на всесильную защиту. Джозъ и его спутницы, несмотря на робость, свойственную ихъ полу, наслаждались совершеннйшимъ комфортомъ, какъ и вс англійскіе туристы. Знакомые намъ офицеры Трильйоннаго полка разъзжали беззаботно на красивыхъ ботикахъ и шлюпкахъ изъ Ост-Энде въ Брюгге и Гентъ, изъ Гента въ Брюссель. Джозъ на всхъ этихъ гуляньяхъ былъ неразлучнымъ спутникомъ прекрасныхъ леди, и ему особенно нравились эта фландрскія лодки, замчательныя въ самомъ дл по своему роскошному убранству. Каждый могъ на нихъ сть и пить, сколько душ угодно, и въ этомъ отношеніи нидерландскія шлюпки пріобрли такую славу, что оставили даже посл себя весьма наивную легенду. Одинъ англійскій туристъ, пріхавшій въ Бельгію только на недлю, до того полюбилъ путешествія и угощенія на публичныхъ шлюпкахъ, что началъ перезжать безпрестанно изъ Гента въ Брюгге и обратно до тхъ поръ, пока не были наконецъ изобртены желзныя дороги, и тогда бднякъ, озадаченный этимъ изобртеніемъ, утопился съ горя на послдней увеселительной поздк въ Брюгге. мистеру Джозу не суждено было такимъ способомъ покончить свой животъ, но зато онъ наслаждался вдоволь, и мистриссъ Одаудъ была убждена, что для полнаго его блаженства недоставало только сестрицы ея, Глорвины. Сборщикъ податей и пошлинъ просиживалъ по цлымъ днямъ на палуб, пилъ безъ устали фламандское пиво, безпрестанно кричалъ на своего слугу, Исидора, и любезничалъ безъ умолку съ прелестными леди.
Геройству его справедливо изумлялся весь женскій полъ.
— Бонапартъ вздумалъ аттаковать насъ — вотъ исторія! голосилъ воинственный мистеръ Джозефъ Седли, — послушай, Эмми, дружокъ мой, не бойся, сестра: опасности нтъ никакой. Мсяца черезъ два, никакъ не больше, союзники будутъ въ Париж, и не будь я братъ твой Джой, если мы не станемъ съ тобой обдать въ Палеройял. Это ужь я теб говорю. Да и чего тутъ робть? Триста-тысячь Русскихъ идутъ во Францію черезъ Майнцъ и Рейнъ… триста-тысячь! моя милая, подъ командой Витгенштейна и Барклая-де-Толли, знаменитйшихъ полководцевъ, дружочекъ ты мой. Въ военныхъ длахъ, душа моя, ты, разумется, не смыслишь ничего, а я понимаю ихъ какъ свои пять пальцевъ. Не французкой пхтур устоять противъ желзной русской пхоты, и у Бонанарта не найдется генерала, годнаго даже въ адъютанты Витгенштейну. И потомъ еще, пятьсотъ тысячь Австрійцевъ, и вс они тетерь только въ десяти переходахъ отъ бельгійской границы, подъ командой Шварценберга и принца Карла. Изъ Пруссіи тоже подвигаются храбрыя войска подъ командой принца Маршала, а это, сударыня ты моя, такой отважный и храбрый полководецъ, съ какимъ разв можно было бы сравнить одного Мюрата. Какъ вы думаете объ этомъ, мистриссъ Одаудъ? Мюратъ и принцъ Маршалъ стоятъ одинъ другаго — э? И выходитъ, что сестр моей нечего бояться: не такъ-ли, Исидоръ? Послушай, любезный, еще бутылку пива.
Мистриссъ Одаудъ объявила, что сестрица ея, Глорвина, не робкаго десятка, и въ глазахъ ея ни почемъ вс эти полчища Французовъ. Затмъ она выпила стаканъ пива съ такими сладкими ужимками, изъ которыхъ ясно значилось, что она чрезвычайно любила этотъ напитокъ.
Чего не длаетъ привычка? Сталкиваясь безпрестанно съ своими непріятелями на пол битвы, то-есть, на паркетномъ полу въ Челтенгем и Бат, индійскій нашъ герой былъ уже теперь далеко не такъ робокъ, какъ въ былыя времена, и краснорчіе изливалось изъ его устъ быстрйшимъ потокомъ, особенно, когда горячительные напитки вдохновляли его умъ. Трильйонгый полкъ полюбилъ душевно безцеремоннаго Джоя, и солдаты забавлялись вдоволь надъ его воинственною осанкой. Какъ нкогда козелъ путешествовалъ всегда съ однимъ полкомъ, такъ и теперь, по словамъ Джорджа, шуринъ его замнялъ мсто слона для Трильйоннаго полка.
Со времени появленія Амеліи въ Трильйонномъ полку, Джорджъ началъ стыдиться за нкоторыхъ членовъ своей обычной компаніи, которымъ онъ принужденъ былъ представить мистриссъ Осборнъ, и этотъ фальшивый стыдъ, усиливаясь постепенно, вдохнулъ въ него ршимость перейдти въ какой-нибудь другой, лучшій полкъ, чтобы освободить свою супругу отъ общества этихъ пошлыхъ и жалкихъ женщинъ, незнакомыхъ съ манерами и обращеніемъ джентльменскаго круга. Можно вообразить, съ какими чувствами другъ Доббинъ выслушалъ отъ него эту новость. Дло извстное, что мужчины гораздо въ большей степени, чмъ женщины (за исключеніемъ впрочемъ великосвтскихъ леди) способны стыдиться вульгарныхъ обществъ, и мистриссъ Джорджъ, добродушное и наивное созданіе, отнюдь не понимала этого искуственнаго стыда. Голова мистриссъ Одаудъ украшалась павлиньимъ перомъ, и на груди ея постоянно красовался огромный репетиръ, которымъ она любила позванивать при всякомъ удобномъ случа, расказывая, какимъ образомъ нжный родитель подарилъ ей эти часики немедленно посл свадьбы. Эти украшенія и нкоторыя другія вншнія особенности почтенной майорши невыразимо мучили деликатную чувствительность капитана Осборна всякій разъ, какъ его супруга и майорша вызжали вмст на гулянье, или сходились въ дружеской бесд. Молодой человкъ не понималъ, что стыдиться общества своихъ знакомыхъ, значитъ обнаруживать въ себ несомннные признаки той самой вульгарности, которой онъ старался избгать. Амелію между-тмъ только забавляли странности этой женщины, и она отнюдь не стыдилась майорши Одаудъ.
Должно въ самомъ дл признаться, что вечернія и утреннія поздки на шлюпкахъ, предпринимаемыя въ ту пору почти всми Англичанами изъ средняго круга, могли бы быть нсколько поинтересне, если бы въ нихъ не принимала самаго дятельнаго участія мистриссъ майорша Одаудъ,
— Вотъ еще вздумали расхваливать эти шлюпки, говорила мистриссъ Одаудъ: посмотрли бы вы, что это за лодки у насъ въ Ирландіи, на каналахъ между Дублиномъ и Баллинасло! Скоро у насъ путешествуютъ, нечего сказать, да и отличную скотину разводятъ. Недавно отецъ мой получилъ золотую медаль за четырехъ-годовую телицу — удивительная телица! Въ этой сторон не найдти вамъ такой телятины ни за какія деньги!
— Что правда, то правда: мясо въ Англіи отличное, замтилъ мистеръ Седли.
— Я говорю про Ирландію, мой батюшка, безъ которой у васъ тамъ въ Лондон насидлись бы съ голода, съ жаромъ перебила мистриссъ Одаудъ, пользуясь всякимъ случаемъ прославить свою родину насчетъ какой-бы то ни было страны.
Часто приходила ей въ голову престранная идея сравнивать рынки Брюгге съ дублинскими, и при этомъ вся ея физіономія выражала самую высшую степень презрнія и насмшки.
— Прошу покорно растолковать мн, что они разумютъ подъ этой старой каланчой на вершин своей рыночной площади, говорила мистриссъ Одаудъ, разражаясь такимъ громогласнымъ смхомъ, отъ котораго чуть ли не задрожала старая башня, обратившая на себя справедливое негодованіе майорши.
Между-тмъ, нельзя было сдлать ни одного шага на этой плодопосной почв, не встртивъ англійскаго солдата. Подъ звуки англійскаго рожка пробуждались наши путешественники поутру, и британскій барабанъ каждый вечеръ служилъ для нихъ сигналомъ отправленія на сонъ грядущій. Приближались величайшія событія въ европейскомъ мір. Вся Европа стояла подъ ружьемъ, а Пегги Одаудъ продолжала безъ умолку говорить о рогатомъ скот на ирландскихъ лугахъ, о лошадиныхъ стойлахъ въ Гленмелони, и о томъ, какъ много выпивалось кларета въ дом ея отца. Джозефъ Седли прибавлялъ къ этому свой остроумныя замчанія насчетъ карри и пилава, потребляемыхъ въ Думдум, гд волочились за нимъ красавицы разнообразнаго племени и рода. Добродушная Амелія постоянно думала о своемъ супруг и о лучшемъ способ пріобрсть его вчную любовь. Все это весьма старыя и обыкновенныя вещи.
Ну, а что, примромъ сказать, могло бы случиться въ политическомъ мір, если бы не произошло этой великой ватерлооской битвы, и если бы, и прочая, и прочая, и прочая? Вообразите, что Наполеонъ остался побдителемъ герцога Веллингтона — что, что тогда? Я знаю многихъ историческихъ критикановъ, которые страстно любятъ предлагать себ вопросы въ этомъ род, и, по моему мннію, это самый лучшій и надежный способъ пріоорсти себ громкую репутацію на исторической и политической дорог. Было время, когда съ этой точки зрнія я особенно любилъ судить о Наполеон, и окончательный результатъ, до котораго дошелъ я посл своихъ неутомимыхъ умозрній, въ совершенств выраженъ быть можетъ для любознательнаго читателя двумя строками точекъ, которыя спшу поставить въ слдующемъ симметрическомъ порядк. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .И если взять въ расчетъ, что Бонапартъ выбралъ весьма дурное время ускользнуть съ острова Эльбы, то я могу, нисколько не погршая противъ совсти, поставить въ такомъ же порядк еще десять точекъ. . . . . . . . . .
Дла жизни, преисполненной различныхъ удовольствій, текли своимъ чередомъ, и никто не воображалъ, казалось, что непріятель грозитъ разстроить всеобщій комфортъ. Когда наши путешественники прибыли въ Брюссель, гд размстллся по квартиранъ Трильйонный полкъ, счастье, повидимому, начало улыбаться для нихъ со всхъ сторонъ, и они очутились въ одной изъ превеселенькихъ столицъ Европы, куда на базаръ житейской суеты собрались хлопотливые балаганщики со всхъ концовъ міра. Играли безъ конца, танцовали до-упаду, кушали и пили вдоволь, такъ что мистеръ Джозъ утопалъ въ океан гастрономическаго блаженства. Очаровательная Каталани восхищала всхъ своихъ зрителей и слушателей на сцен Опернаго театра, каждый день устроивались превосходныя кавалькады, оживленныя марсовскимъ блескомъ и граціозными позами прелестныхъ амазонокъ, и этотъ рдкій старинный городокъ, съ его странными костюмами и чудодйственной архитектурой, переполнялъ живйшимъ восторгомъ чувствительное сердце мистриссъ Эмми, никогда до той поры не видавшей иностранныхъ государствъ. У ней была прекрасная квартира и чудесные наряды, братецъ Джозъ предлагалъ къ ея услугамъ превосходную коляску, милый Джорджъ съ неутомимымъ усердіемъ сыпалъ на нее комплименты и деньги: чего жь еще недоставало для малютки Эмми? Ея медовый мсяцъ приближался къ концу, и она была вполн счастлива и довольна.
Въ эту счастливую эпоху, удовольствія и забавы разнообразились съ каждымъ днемъ. Любознательные путешественники осматривали старинные памятники, посщали картинныя галлереи, вызжали за-городъ, слушали концерты. Музыка не умолкала ни на минуту, и въ городскомъ парк гуляла англійская аристократія. Праздникамъ, казалось, не будетъ и конца. Джорджъ каждый вечеръ гулялъ съ своей супругой и въ саду, и въ уединенномъ пол, и на общественныхъ сходкахъ: всюду и всегда онъ былъ доволенъ собою въ совершенств, и клялся, что въ немъ быстро развиваются наклонности спокойнаго и неприхотливаго семьянина, помирившагося съ своей скромной долей. Гулять подъ руку съ Джорджемъ, и притомъ въ поэтическіе часы лтней ночи: какое счастье для мистриссъ Эмми! Ея письма къ матери дышали въ эту пору благодарностью и упоительнымъ восторгомъ. Щедрый супругъ не щадилъ для нея никакихъ издержекъ, и она покупала блонды, кружева, браслеты, брильянтовыя серьги. О, какъ онъ былъ добръ, прекрасееъ, великодушенъ и нженъ!
Одинъ взглядъ на многочисленное собраніе лордовъ и великосвтскихъ леди, появлявшихся во всхъ публичныхъ мстахъ, наполняли невыразимымъ восторгомъ истинно-британское сердце мистера Осборна. Въ этомъ чуждомъ краю, блистательные его соотечественники разстались, повидимому, однажды навсегда съ тою сановитою холодностью, которая обыкновенно отличаетъ великихъ людей на ихъ родимой сторон, и появляясь въ безчисленныхъ собраніяхъ, англіискіе денди смшивались безъ разбора съ разнокалибернымъ обществомъ иностранцевъ и туземцевъ. Однажды, на вечер у дивизіоннаго генерала, Джорджъ Осборнъ имлъ честь танцовать съ леди Бланкой Систельвудъ, дочерью лорда Барикриса. Онъ хлопоталъ и суетился, подавая мороженое и конфекты благороднымъ леди, и храбро пробился черезъ толпу, когда приказывалъ подать карету для леди Барикрисъ. По возвращеніи домой, онъ говорилъ нсколько часовъ сряду о графиняхъ и княгиняхъ, и хвасталъ своимъ знакомствомъ съ такимъ блистательнымъ успхомъ, которому даже могъ бы позавидовать его собственный родитель. На другой день онъ сдлалъ визиты своимъ дамамъ, и потомъ имлъ счастіе сопровождать ихъ въ паркъ, рисуясь подл ихъ кареты на своемъ кургузомъ кон. Онъ даже попросилъ ихъ на большой обдъ у ресторатёра, и былъ вн себя отъ восторга, когда великосвтскія леди согласились на его просьбу. Старикъ Барикрисъ, одаренный превосходнйшимъ желудкомъ и совершенно чуждый національной спси, могъ обдать гд и когда угодно.
— Надюсь, впрочемъ, что кром насъ тамъ не будетъ другихъ женщинъ, сказала леди Барикрисъ, размышляя объ этомъ приглашеніи, сдланномъ съ такою опрометчивостью, и на которое он согласились слишкомъ скоро.
— Еще бы! вы, конечно, не думаете, мама, что онъ осмлится представить намъ свою жену, пропищала леди Бланка, вальсировавшая наканун съ мистеромъ Осборномъ, который, по ея мннію, въ совершенств постигалъ поэтическую сторону этого танца. Мужчины еще довольно сносны, но эти ихъ жены… Fi donc!
— У него, однакожь, молоденькая и прехорошенькая жена, какъ мн говорили, сказалъ старикъ Барикрисъ.
— Что жь такое, моя милая? возразила мать. Если отецъ согласенъ хать, подемъ и мы, только, ужь само собою разумется, въ Лондон этотъ господинъ не будетъ знать нашего дома.
Такимъ-образомъ, ршившись прекратить это новое знакомство на Бонд-Стрит, гд находился ихъ столичный домъ, благосклонныя леди согласились откушать въ Брюссел насчетъ мистера Осборна, устроившаго для нихъ великолпный обдъ. За столомъ он вели себя съ большимъ достоинствомъ, и тщательно уклонялись отъ разговоровъ съ мистриссъ Джорджъ, которую осмлились ввести въ ихъ кругъ. Въ этомъ-то и состоитъ особый видъ достоинства, которымъ въ высшей степени отличается британская великосвтская леди. Какъ практическій философъ, гуляющій по рынку житейскихъ треволненій, я всегда съ удовольствіемъ наблюдаю обращеніе этихъ женщинъ, приведенныхъ въ соприкосновеніе съ ихъ сестрицами изъ низшаго или средняго круга.
Но несмотря на огромныя издержки, употребленныя честнымъ Джорджемъ, пиръ этотъ былъ едва ли не самымъ скучнымъ изъ удовольствій, устроенныхъ для Амеліи въ медовый мсяцъ. Она представила о немъ подробный отчетъ въ трогательномъ письм къ своей мама, и описала живйшими красками, какъ миледи Барикрисъ не хотла отвчать на ея скромные и деликатные вопросы, какъ леди Бланка наводила на нее свой лорнетъ, хотя он сидли почти рядомъ, и какъ вообще кептенъ Доббинъ былъ недоволенъ обращеніемъ этихъ великосвтскихъ женщинъ, и какъ, наконецъ, по выход изъ-за стола, старикъ милордъ потребовалъ себ счетъ ресторатера, и, взглянувъ на него, объявилъ, что обдъ былъ прескверный и демонски дорогой. Но хотя мистриссъ Эмми описала все это съ большимъ искуствомъ, и даже намекнула, какъ были грубы ея гости, однакожь, тмъ не мене, старушка Седли возрадовалась душевно необыкновенному счастью своей дочки, и расказывала повсюду о ея блистательныхъ знакомствахъ съ такимъ неутомимымъ усердіемъ, что новость эта немедленно достигла до ушей старика Осборна въ Сити, и онъ принялъ къ свднію, что сынъ его вступилъ за границей въ пріятельскія сношенія съ графами и князьями.
Если вамъ случалось видть сэра Джорджа Тюфто въ 1815 году, вы никакъ не угадали бы его теперь, встртившись съ нимъ на Реджент-Стрит или на Пель-Мельскомъ проспект. Сэръ Джорджъ Тюфто, кавалеръ Бани, перетянутый въ ниточку эластическимъ корсетомъ, гуляетъ очень бодро въ своихъ лакированныхъ сапогахъ на высокихъ каблучкахъ, и молодцовато заглядываетъ подъ шляпки хорошенькихъ леди. Еще миловидне онъ рисуется на своемъ каштановомъ кон, сопровождая блестящіе экипажи въ парк, и вы, при взгляд на него, готовы воскликнуть отъ глубины души: ‘сэръ Джорджъ Тюфто — прекрасный молодой человкъ!’ У него густые каштановые волосы, чорныя брови, отличные бакенбарды и превосходные усы. А между-тмъ вы знаете, что онъ участвовалъ во многихъ походахъ прошлаго столтія, и былъ однимъ изъ дятельнйшихъ генераловъ въ арміи герцога Веллингтона. Въ 1815 году былъ онъ плшивъ, и на голов его торчали по мстамъ свтло-срые клочки волосъ, его члены были округленне, и онъ казался довольно толстымъ и плотнымъ мужчиной. Перерожденіе сэра Тюфто совершилось внезапнымъ образомъ. Когда ему стукнуло семьдесятъ лтъ (теперь ему восемьдесятъ), его рдкіе и совершенно темные волосы вдругъ загустли, закурчавили, перемнили цвтъ и форму, такъ же какъ его брови и бакенбарды, покрывавшіеся чудеснымъ отливомъ смолистаго колорита. Злые языки распространяютъ слухъ, вроятно ложный, будто грудь сэра Тюфто туго набита ватой, и будто волосы его, утратившіе способность къ естественному приращенію, представляются новоизобртеннымъ парикомъ, въ совершенств замняющимъ натуру. Расказываютъ еще весьма странный анекдотъ саркастическаго свойства относительно того, какимъ образомъ потерялъ онъ свой послдніе клочки волосъ, но я поставилъ себ опредленнымъ правиломъ не врить никакимъ клеветамъ, злонамренно распространяемымъ. Ктому же, парикъ сэра Джорджа Тюфто не иметъ ршттельно никакого отношенія къ нашей исторіи.
Однажды друзья наши осматривали городскую ратушу, о которой мистриссъ майорша Одаудъ объявила, что это зданіе далеко не сравняется съ гленмелонскимъ дворцомъ ея отца. Когда, по возвращеніи оттуда, они бродили по цвточному брюссельскому рынку, какой-то штабофицеръ, сопровождаемый ординарцемъ, слзъ съ своего коня, и, разсмотрвъ цвты орлинымъ взглядомъ, выбралъ для себя превосходнйшій букетъ, какой только можно было купить за деньги. Купецъ бережно завернулъ сокровище въ бумагу и передалъ его военному грумму, который послдовалъ за своимъ господиномъ, длая весьма странныя гримасы. Офицеръ быстро прыгнудъ на своего коня и поскакалъ во весь опоръ, обнаруживая на своемъ лиц очевидные признаки внутренняго самонаслажденія и довольства.
— Все это вздоръ, господа, сказала мистриссъ майорша Одаудъ въ вид общаго замчанія, относительно растительнаго царства въ бельгійскомъ государств. Посмотрли бы вы, какіе цвты у насъ, въ Гленмелони! Отецъ мой держитъ трехъ шотланадскихъ садовниковъ, и при нихъ девять помощниковъ, одинъ другого расторопне. Одн оранжереи занимаютъ у насъ цлый акръ земли, и ананасы въ нихъ нипочемъ — тоже, что горохъ въ лтнее время. А виноградъ — охъ!… какой виноградъ!.. каждая кисточка вситъ по шести фунтовъ. И ужь коль на то пошло, я готова присягнуть, что маньйоліи у насъ величиною съ большой фарфоровый чайникъ. Вотъ какъ, господа!
Доббинъ не имлъ привычки подшучивать надъ мистриссъ майоршей Одаудъ, какъ этотъ злой Осборнъ, приводившій въ ужасъ свою супругу, которая умоляла его пощадить добрую женщину, но на этотъ разъ не выдержалъ и честный Доббинъ, зажавъ носъ и отфыркиваясь съ больишмъ трудомъ, онъ отбжалъ на значительное разстояніе и разразился самымъ неистовымъ смхомъ, къ великому удивленію изумленной толпы.
— Вотъ дуракъ-то! замтила мистриссъ майорша Одаудъ, зажалъ ротъ платкомъ и бросился какъ съумасшедшій. Неужьто у него опятъ кровь идетъ изъ носу? Онъ-таки довольно часто говоритъ, что у него кровотеченіе, и я, право, удивляюсь, какъ онъ живъ до сихъ поръ. Нy-съ, а маньйоліи у насъ въ Гленмелони будутъ съ добрый чайникъ, не правда ли, Одаудъ?
— Конечно, моя милая, и даже еще больше, я полагаю, отозвался послушный супругъ.
Въ ту минуту разговоръ былъ прерванъ прибытіемъ офицера, купившаго великолпный букетъ.
— Отличный конь, замтилъ Джорджъ. Кто этотъ всадникъ?
— Нашли чему удивляться, сказала майорша. Посмотрли бы вы, какова лошадка у моего брата, Моллой Мелони! Она еще вотъ недавно выиграла золотой кубокъ на скачкахъ съ препятствіями… чудо, что за конь!
Затмъ мистриссъ Одаудъ принялась было расказыватъ о нкоторыхъ замчателъныхъ свойствахъ лошадиной породы въ Гленмелони, но супругъ остановилъ ее своимъ отвтомъ на вопросъ мистера Джорджа.
— Это дивизіонный генералъ Тюфто, командующій нашей кавалеріей, сказалъ мистеръ Одаудъ. Онъ и я были ранены въ одну и ту же ногу при Талавер.
— И гд васъ повысили обоихъ, да только не въ одинъ чинъ, добавилъ Джорджъ улыбаясь. Генералъ Тюфто! Кроли долженъ бытъ его адъютантомъ. Стало-быть и онъ уже здсь съ своей женой. Надобно повидаться съ ними.
Амелія затрепетала, сама не зная отчего, и яркій блескъ солнечныхъ лучей померкъ въ ея глазахъ. Высокія кровли старинныхъ зданій и шпицы башень потеряли для нея всю свою прелесть. Солнце между тмъ закатывалось великолпно: это былъ одинъ изъ прекраснйшихъ дней въ конц мая.

ГЛАВА XXVIII.

Брюссель.

Мистеръ Джой обзавелся двумя наемными лошадками для своей коляски, и этотъ лондонскій экипажъ, равно какъ и сіи дв скотины, придавали своему владльцу довольно сносную фигуру, когда онъ покатывался въ брюссельскихъ предмстьяхъ. Джорджъ тоже купилъ отличнаго коня для своей партикулярной верховой зды. Онъ и кептенъ Доббинъ довольно часто на своихъ коняхъ рисовались по бокамъ колесницы, гд засдалъ мистеръ Джой съ своей сестрой, предпринимавшей ежедневно увеселительныя поздки за городскую заставу.
На другой день посл нечаянной встрчи съ генераломъ Тюфто, они похали въ городской паркъ, гд, какъ расчитывалъ Джорджъ, они должны были увидть Родона Кроли и его супругу. Расчетъ оказался врнымъ. Среди небольшой группы всадниковъ, принадлежавшихъ къ брюссельской аристократіи, Ребекка, въ прекрасномъ амазонскомъ плать, хала на маленькой лошадк арабской породы, и подл нея, съ лвой стороны, гарцовалъ блистательный Джорджъ Тюфто. Искуству верховой зды Ребекка научилась на ‘Королевиной усадьб’, гд баронетъ, старшій его сыгъ и Родонъ Кроли дали ей достаточное число берейторскихъ уроковъ.
— А что вы думаете? Вдь это самъ герцогъ, сказала мистриссъ майорша Одаудъ, обращаясь къ Джозу, который тутъ же раскраснлся какъ піонъ. А вонъ тамъ, на гндомъ кон, галопируетъ лордъ Оксбриджъ. Смотрите, какой онъ молодецъ! Братъ мой, Моллой Моллони, похожъ на него какъ дв горошины съ одного поля.
При вид коляски Джоза, Ребекка продолжала хать своей дорогой, но замтивъ мистриссъ Эмми, свою старую пріятельницу, она послала ей воздушный поцалуй граціознымъ движеніемъ пальчиковъ своей лвой руки, улыбнулась и проговорила нсколько ласковыхъ словъ. Потомъ она спокойно продолжала прекрасную бесду съ своимъ кавалеромъ, который спросилъ: ‘Кто этотъ толстый офицеръ, въ фуражк съ золотой кокардой?’ на что Ребекка отвчала, что это ‘офицеръ, состоящій на служб въ одномъ изъ ост-индскихъ полковъ’. Но Родонъ Кроли тотчасъ же выхалъ изъ длиннаго ряда всадниковъ, подскакалъ къ коляск, раскланялся съ мистриссъ Джорджъ, и сказалъ мистеру Джою, ‘здравствуйте, почтеннйшій! Все ли вы, того, этакъ, понемногу?’ на что Джой отвчалъ, что оно ничего, такъ-себ, идетъ. И затмъ Родонъ Кроли началъ всматриваться въ лицо и павлиньи перья мистриссь Одаудъ съ такимъ напряженнымъ вниманіемъ, что майорша начала серьезно считать себя побдительницею гвардейскаго капитана.
Джорджъ, отставшій позади на нсколько минутъ, подъхалъ почти въ одно время съ Доббиномъ, и оба они поспшили привтствовать важныхъ особъ, между которым Осборнъ тотчасъ же замтилъ мистриссъ Кроли. Сердце его запрыгало отъ радости, когда онь увидлъ, что Родонъ, облокотившись о коляску, дружески разговариваетъ съ его женой. Онъ крпко пожалъ руку адъютанту генерала Тюфто и привтствовалъ его, какъ одного изъ лучшихъ своихъ друзей. Родонъ Кроли и кептенъ Доббинъ обмнялись только учтивыми поклонами, которые отнюдь не могли служить выраженіемъ душевнаго восторга.
Кроли сказалъ мистеру Осборну, что онъ остановился съ своимъ генераломъ въ Htel du Parc, Джорджъ далъ ему адресъ своей собственной резиденціи, и было ршено, что Родонъ сдлаетъ ему первый визитъ.
— Каьъ это жаль, что вы не были у насъ третьяго дня, сказалъ Джорджъ. Мы обдали въ ресторан, и провели чудесно время. У насъ были въ гостяхъ лордъ Барикрисъ, его суцруга и дочь ея, леди Бланка. Веселились на славу. Какъ это, право, жаль, что мы раньше не сошлись.
Объявивъ такимъ-образомъ свои права на принадлежность къ высшему кругу, Осборнъ раскланялся съ Родономъ, и тотъ поспшилъ присоединиться къ блестящей кавалькад, поворотившей въ боковую аллею. Джорджъ и Доббинъ заняли свои мста по сторонамъ коляски Джоза.
— Какой красавецъ этотъ герцогъ! замтила мистриссъ майорша Одаудъ. Веллингтоны и Мелони, если сказать правду, въ родств между собою… не то, чтобы близкомъ, но и не дальнемъ. Только ужь, само-собою разумется, я не стану забгать въ глаза, если герцогъ первый не обратитъ на меня своего вниманія. Будь я немного побогаче, роли бы, авось, помнялись между нами.
— Это великій полководецъ, сказалъ Джой, начинавшій приходить въ себя съ той минуты, какъ великій человкъ сокрылся изъ виду. Военная исторія не представляетъ побды знамените той, которую Веллингтонъ выигралъ при Саламанк: не правда ли, Доббинъ?
Капитанъ отвчалъ утвердительно.
— А гд, позвольте васъ спросить, онъ впервые изучилъ военное искусство? продолжалъ запальчивый сборщикъ податей и пошлинъ. Въ Индіи, любезный другъ, въ Индіи! Тамошнія дебри и лса, великая школа для будущаго полководца, прошу обратить особенное вниманіе на этотъ пунктъ. Я самъ знакомъ былъ съ нимъ, мистриссъ Одаудъ, мы танцовали съ нимъ мазурку на вечер у миссъ Кутлеръ, дочери артиллерійскаго полковника, и надобно вамъ замтить, что миссъ Кутлеръ считалась первою красавицей во всемъ Думдум. Тутъ еще случилась исторія… но, вдь, ужь кажется я вамъ расказывалъ?
Появленіе великихъ особъ доставило нашимъ пріятелямъ неистощимый матеріялъ для интересной бесды на цлый день, вплоть до вечерняго часа, когда они вс вмст собрались въ оперу.
Брюссельская опера могла служить олицетвореніемъ веселой Англіи старинныхъ временъ. Театръ былъ наполненъ истинными британскими физіономіями и замысловатыми костюмами, которыми встарину столько славились англійскія леди. Мистриссъ Одаудъ была блистательна и великолпна. Чело ея украшалось роскошными локонами, а брильянты на рукахъ и стекла на лебединой ше затмвали своимъ блескомъ все, что ни сидло въ ложахъ. При всемъ томъ, присутствіе мистриссъ Одаудъ мучило невыразимо чувствительную душу мистера Осборна, и онъ уже давно былъ бы радъ отвязаться отъ этой странной и совершенно необразованной ирландки, не умвшей сказать ни одного порядочнаго слова. Не было, однакожь, никакихъ средствъ отвязаться отъ мистриссъ Одаудъ. Она считала своимъ непремннымъ долгомъ участвовать во всхъ удовольствіяхъ и забавахъ, предпринимаемыхъ ея молодыми друзьями, она была убждена душевно, что присутствіемъ ея оживляются всякія собранія, и не было для нея никакихъ сомній, что все приходятъ въ восторгъ отъ ея поучительной бесды.
— Она была полезна для тебя, мой друтъ, сказалъ Джорджъ своей жен, которую могъ, безъ зазрнія совсти, оставлять одну въ обществ этой интересной леди,— но какъ это хорошо, что мы встртились, наконецъ, съ мистриссъ Кроли! Ты возобновишь съ нею дружсскую связь, и, авось, это поможетъ намъ отвязаться отъ несносной ирландки.
На это мистриссъ Эмми не отвчала ни да, ни нтъ, и мы ршительно не знаемъ, въ чемъ заключались ея мысли.
Мистриссъ Одаудъ обозрла весь театръ своими рысьими глазами, но никакъ нельзя сказать, чтобъ театръ произвелъ слишкомъ сильное впечатлніе на ея душу.
— А вотъ посмотрли бы вы, что это за театръ у насъ въ Дублин, на Фишебльской улиц! сказала мистриссъ Одаудъ. Здшнія — дрянь передъ нимъ, то же, что какой-нибудь балаганъ, недостаетъ только паяца… И что это за напвы, господа! Ревутъ, пищатъ, кричатъ — больно ушамъ, а ничего не разберешь. Нтъ, судари мои, если вы не слышали нашихъ ирландскихъ псенъ, такъ вы, скажу я вамъ, не имете понятія о настоящей музык. У насъ въ Ирландіи пастухи лучше поютъ, чмъ здшнія французскія актерки.
И вс эти мннія, съ прибавленіемъ другихъ весьма назидательныхъ, мистриссъ майорша Одаудъ высказывала громогласно, на весь театръ, размахивая при этомъ своимъ веромъ, который величественно колыхался въ ея правой рук.
— Родонъ, милый другъ, кто эта удивительная женщина съ Амеліей? сказала какая-то леди, сидвшая въ противоположной лож.
Но читатель угадалъ эту леди. Ребекка, должно замтить, оказывала пламенную нжность къ своему супругу въ присутствіи постороннихъ особъ, тогда-какъ дома она обнаруживала къ нему холодную учтивость.
— Разв ты не видишь, мой другъ, продолжала мистриссъ Кроли, это рдкое созданіе въ красномъ атласномъ плать, съ жолтой башней на голов и огромными часами на груди?
— Подл нея сидитъ, если не ошибаюсь, хорошенькая женщина въ бломъ: такъ ли, мистриссъ Кроли? сказалъ сидвшій въ лож джентльменъ средняго роста, въ бломъ галстух и съ орденами въ петлицахъ.
— Эта хорошенькая женщина — Амелія, генералъ, моя подруга, если вамъ угодно знать. О, вы замчаете всхъ хорошенькихъ, злой человкъ!..
— Одну только и замтилъ, клянусь честью! проговорилъ восторженный сэръ Тюфто, сидвшій подл Ребекки, которая въ эту минуту слегка ударила его по плечу кончикомъ своего огромнаго букета.
— Такъ и есть, это онъ самъ, готова присягнуть! воскликнула мистриссъ Одаудъ, и этотъ самый букетъ онъ купилъ вчера на Маршино-Флюрсъ (читай — March aux Fleurs)!
И когда мистриссъ Ребекка, поймавъ пристальный взглядъ своей подруги, совершила еще разъ операцію воздушнаго поцалуя, мистриссъ майорша Одаудъ, принимая этотъ комплиментъ на свой собственный счетъ, салютовала съ граціозною улыбкой всхъ особъ, присутствовавшихъ въ противоположной лож. Несчастный Доббинъ снова закрылъ ротъ носовымъ платкомъ и выюркнулъ въ галлерею.
Посл перваго акта, Джорджъ оставилъ на минуту свою жену, чтобъ засвидтельствовать личное почтеніе мистриссъ Кроли въ ея лож. На дорог, передъ буфетомъ, онъ встртилъ капитана Родона, и они обмнялись нсколькими сентенціями касательно происшествій, случившихся въ послднія дв недли.
— Ну, что, вы были съ моимъ векселемъ у моего лондонскаго агента? спросилъ Джорджъ.
— Какъ же? Былъ и размнялъ, отвчалъ Родонъ. Считайте меня въ долгу, и постарайтесь расквитаться съ вашимъ должникомъ. Я всегда къ вашимъ услугамъ. Ну, что вашъ старшина? Обвертлся?
— Нтъ еще, не совсмъ, отвчалъ Джорджъ,— ломается, покамстъ, но авось, посл кампаніи, мы помиримся, я надюсь. А знаете ли, я получилъ наслдство посл матери?
— Это очень хорошо.
— Разумется, недурно, но будетъ еще лучше, когда помирюсь съ отцомъ. А ваша тетка умилостивилась?
— Всего только на двадцать фунтовъ! Когда мы увидимся?
— Когда угодно, для меня все равно, отвчалъ Джорджъ.
— По вторникамъ генералъ не обдаетъ дома. Приходите во вторникъ. Да что это, съ какой стати вашъ шуринъ отпустилъ усы? Скажите, чтобы сбрилъ. Какого чорта тутъ будетъ длать съ усами статскій повса? Ну? такъ не забудьте: во вторникъ.
И сказавъ это, Родонъ продолжалъ свой путь въ буфетъ съ двумя товарищами, которые, такъ же какъ и онъ, принадлежали къ главному штабу.
Джорджъ былъ только вполовину доволенъ приглашеніемъ къ обду въ тотъ день, когда генералъ не обдаетъ дома.
— Я хочу повидаться съ вашей жоной . сказалъ онъ. Зайдти мн въ ея ложу?
— Гмъ, какъ угодно, пробормоталъ Родонъ, длая довольно кислую мину.
Молодые джентльмены, принадлежавшіе къ главному штабу, значительно переглянулись между собой. Пробжавъ галлерею, Джорджъ тихонько подошелъ къ генеральской лож, которой нумеръ онъ съ точностью старался опредлить впродолженіе перваго акта.
— Entrez, откликнулся свтлый и чистый голосокъ, когда мистеръ Осборнъ постучался въ дверь.
Увидвъ нашего пріятеля лицомъ къ лицу, Ребекка привстала со стула, всплеслула руками, и потомъ граціозно протянула свой пальчики мистеру Джорджу: такъ она рада была увлдть его въ своей лож. Генералъ устремилъ суровый взглядъ на новаго пришельца.
— Милый, дорогой капитанъ Джорджъ! вочкликнула Ребекка, уносимая восторгомъ, какъ это любезно съ вашей стороны прйдти въ нашу ложу! Генералъ и я ужасію здсь скучаемъ tte—tte, генералъ, позвольте представить вамъ капитана Джорджа, о которомъ я вамъ говоряла.
— Очень радъ, сказалъ генералъ, длая небрежный поклонъ. Въ какомъ полку служитъ капитанъ Джорджъ?
Осборнъ, скрпя сердце, назвалъ свой полкъ, душевно сожаля, что это былъ не кавалерійскій.
— Трильйонный полкъ, если не ошибаюсь, воротился недавно изъ Вест-Индіии сказалъ генералъ совершенно равнодушнымъ тономъ. Онъ еще немного былъ въ дл. Здсь на квартирахъ, капитанъ Джорджъ?
— Что вы, генералъ? перебила Ребекка, я вамъ назвала капитана Осборна.
Все это время сэръ Тюфто посматривалъ весьма угрюмо на обоихъ своихъ собесдниковъ, и былъ очевидно недоволенъ ими.
— Капитанъ Осборнъ… да, такъ точно. Вы не въ родств ли съ лордами Осборнъ?
— У насъ одинъ и тотъ же гербъ, сказалъ Джорджъ.
И онъ не солгалъ. Лтъ за пятнадцать назадъ, мистеръ Осборнъ-старшій, сооружая новую карету, принялся рыться въ фамильной книг британсквхъ пэровъ, гд, наконецъ, удалось ему напасть на старинную фамилію лордовъ Осборнъ. Гербъ однофамильцевъ послужилъ украшеніемъ его собственной кареты.
Не сдлавъ никакихъ возраженій на этотъ отвтъ, генералъ взялъ лорнетъ, (двухствольныя трубки тогда еще не были изобртены) и сдлалъ видъ, будто смотритъ на партеръ, но Ребекка подмтила въ его глазатъ убійственные взоры, брошенные на нее и Джорджа. Это обстоятельство заставило ее удвоить свое радушіе къ капитану Осборну.
— Какъ здоровье моей милой подруги? сказала она — но, кажется, объ этомъ нечего снрашивать: Амелія здорова и счастлива. Я вижу это по ея глазамъ. А что это за дама подл нея? Ваша прежняя любовь, мистеръ Джорджъ? О, мужчины пренепостоянный народъ! И вотъ, если не ошибаюсь, мистеръ Седли кушаетъ мороженое: ахъ, какъ онъ счастливъ! Отчего у насъ нтъ мороженаго, сэръ?
— Вамъ угодно, чтобы я сходилъ за мороженымъ? сказалъ сэръ Тюфто, пылая благороднымъ гнвомъ.
— Предоставьте это порученіе мн, генералъ, умоляю васъ, проговорилъ Джорджъ.
— Нтъ, я пойду лучше въ ложу вашей супруги, сказала Ребекка. Дайте мн руку, капитанъ Джорджъ.
И съ этими словами, мистриссъ Кроли, слегка поклонившись генералу, вышла въ галлерею. Дорогой она бросила на капитана пристальный и чрезвычайно многозначительный взглядъ, который могъ быть переведенъ на живой языкъ такимъ образомъ:
— Понимаешь ли ты, въ какомъ положеніи мои дла? Вдь я могу изъ него сдлать все, что мн угодно.
Но мистеръ Осборнъ, казалось, ничего не понималъ. Онъ былъ погруженъ въ свои собственные планы, и воображалъ съ неизъяснимой отрадой, что никакая красавица во вселенной не устоитъ противъ его побдительнаго искуства нравиться и прельщать.
Слова, произнесенныя втихомолку милордомъ Тюфто вслдъ за Ребеккой и ея достойнымъ побдителемъ, были самаго энергическаго свойства. Сэръ Тюфто былъ раздраженъ до глубины души, и ревность просверлила насквозь его мужественное сердце.
Нжные глазки Амеліи были тоже съ великимъ безпокойствомъ устремлены на молодыхъ людей, растревожившихъ своимъ поведеніемъ ревниваго сэра Тюфто, но когда Ребекка вошла въ ложу, Амелія, не обращая вниманія на публику, встртила свою пріятельницу со всми признаками душевнаго восторга. Она бросилась въ объятія милаго дружка въ присутствіи всего театра и передъ глазами генерала, который навелъ теперь свой лорнетъ на ложу Осборновъ. Мистриссъ Родонъ привтствовала Джоя съ пылкимъ увлеченіемъ, любовалась на стеклярусную брошку мистриссъ Одаудъ, на ея ирландскіе брильянты, и врить не хотла, что это сокровище вывезено не изъ Голконды. Она шумла, хлопотала, юлила, суетилась, улыбалась одному, весело шутила съ другимъ, и не обращая, повидимому, ни малйшаго вниманія на ревнивый лорнетъ изъ противоположной ложи. И когда, посл оперы, наступило время балета (какая мимика могла сравниться съ ея собственными гримасами, и какой комедіянтъ могъ превзойдти ее въ искуств дурачить своихъ ближнихъ?), Ребекка пошла въ свою собственную ложу, опираясь на этотъ разъ на плечо капитана Доббина… Нтъ, нтъ, услуги Джорджа нк нужны ей, какъ это можно? Джорджъ долженъ остаться съ своей милой, очаровательной, несравненной Эмми.
— Охъ, какая шарлатанка эта женщина! замтилъ честный Вилльямъ другу своему Джорджу, по возвращеніи изъ ребеккиной ложи, куда онъ проводилъ ее въ глубокомъ молчаніи, угрюмый и мрачный, какъ могильщикъ: она вьется и кружится, какъ змя. Замтилъ ли ты, Джорджъ, какъ она все это время старалась, говоря съ нами, бсить этого милорда?
— Фи! что это у тебя за понятія, Вилльямъ! Вздумалъ видть шарлатанку въ женщин, которая безъ сомнгія будетъ служить лучшимъ укршеніемъ всякаго благороднаго круга! отвчалъ съ негодованіемъ Джорджъ Осборнъ, выставляя на показъ свои блоснжные зубы, и закручивая свои надушенные усы. Ты не жилъ въ свт, Доббинъ, и ничего не смыслишь въ этихъ длахъ. Посмотри вотъ, какъ она весело теперь разговариваетъ съ этимъ Тюфто! Смотри, смотри, онъ покатывастся со смху. Какая шейка, какія чудныя плечики! Эмми, отчего у тебя нтъ букета? Здсь у всхъ букеты.
— Отчего жь вы сами, голубчикъ, не догадались купить ей букетъ? сказала брюзгливымъ тономъ мистриссъ майорша Одаудъ.
Мистриссъ Эмми и честный Вилльямъ Доббинъ поблагодарили ее отъ чистаго сердца за это простодушное замчаніе, сказанное во-время и кстати. Но съ этой минуты, об леди, повидимому, потеряли веселое расположеніе духа. Амелія уничтожилась подъ вліяніемъ пышности, блеска и свтской болтовни ея блистательной соперницы, и даже мистриссъ Одаудъ, пораженная этимъ внезапнымъ появленіемъ великосвтской леди, утратила способность изливать свои чувства въ краснорчивой бесд. Во весь остальной вечеръ она не проговорила уже ни одного слова насчетъ рдкостей и чудесъ въ своей родимой сторон.

——

— Когда ты перестанешь играть въ карты, Джорджъ? сказалъ мистеръ Доббинъ своему другу черезъ нсколько дней посл замчательнаго вечера въ Оперномъ театр,— вдь ты мн общалъ больше сотни разъ…
— А когда ты перестанешь давать мн свои отеческія наставленія? сказалъ мистеръ Джорджъ Осборнъ, неужели ты еще думаешь по сю пору, что я могу имть въ нихъ нужду?
— Да, я воображалъ, что дружба даетъ мн право предостерегать тебя, Джорджъ, по крайней мр въ тхъ случаяхъ, которые могутъ подвергать опасности твой кошелекъ.
— Кто жь теб сказалъ, что я самъ мене тебя забочусь о своемъ кошельк? Мы играемъ по маленькой, и вчера я выигралъ. Неужели ты считаешь мистера Кроли способнымъ къ безсовстному обману? При честной игр, проигрышъ всегда прочти равенъ выигрышу въ конц года.
— Однакожь, я не думаю, что Кроли всостояніи платить свой проигрышъ, возразилъ честный Вилльямъ Доббинъ.
Нтъ никакой надобности распространяться, что дружескіе совты теперь, какъ и всегда, имли одинъ и тотъ же успхъ. Осборнъ и Кроли были почти неразлучны. Милордъ Тюфто весьма рдко обдалъ дома. Джорджъ всегда радушно былъ принятъ въ комнатахъ (смежныхъ съ квартирой сэра Тюфто), занимаемыхъ въ гостинниц Родономъ и его женой.
Когда Джорджъ и его супруга навстили первый разъ молодыхъ Кроли въ ихъ квартир, обращеніе мистриссъ Эмми приняло характеръ такого рода, что милые супруги даже побранились по возвращеніи домой, то-есть, другими словами: мистеръ Джорджъ сдлалъ строжайшій выговоръ своей жен за высокомрный и надменный тонъ, какой она позволила принять себ въ отношеніи къ своей бывшей подруг, несравненной мистриссъ Кроли. Амелія не извинялась, не оправдывалась, и даже ничего не проговорила въ отвтъ раздраженному супругу, но когда они отправились во второй разъ къ своимъ пріятелямъ въ гостинницу, поведеніе ея сдлалось еще странне, и она какъ-будто совершенно растерялась, вообразивъ, конечно, ни съ того, ни съ сего, что Ребекка смется ей въ глаза.
Этого совсмъ не было. Напротивъ, мистриссъ Бекки удвоила нжныя ласки къ своей подруг, и ршительно не обращала никакого вниманія на ея холодность.
— Знаете ли что? сказала мистриссъ Бекки на ухо Осборну. Эмми кажется ужасно загордилась, банкр… то-есть, я хочу сказать, несчастія мистера Седли увеличили гордость бдной моей подруги.
Мистеръ Джорджъ нахмурилъ брови.
— Когда мы были въ Брайтон, продолжала Ребекка сладенькимъ голосомъ,— Амелія, мн казалось, удостоивала меня чести ревновать къ вамъ, но теперь, и уврена, мистриссъ Эмми находитъ неприличнымъ, что Родонъ, генералъ и я живемъ вмст. Elle est scandalise de ma conduite, chre petite! Посудите, однакожь, можемъ ли мы жить одни, не раздляя расходовъ съ своими друзьями? И думаете ли вы, что Родонъ не всостояніи защищать мою честь? Впрочемъ, я благодарна вашей супруг, заключила мистриссъ Родонъ.
— Все это отъ ревности, поврьте, мистриссъ Кроли, сказалъ Джорджъ. Вс женщины ревнивы.
— Такъ же, вроятно, какъ вс мужчины. Разв недавно, въ театр, вы не ревновали меня къ милорду Тюфто, такъ же какъ и онъ къ вамъ? Вы оба были черезъ-чуръ смшны и забавны. Милордъ хотлъ, казалось, състь меня, когда я вышла съ вами навстить эту малютку Эмми, какъ-будто въ самомъ дл нужда мн заботиться о васъ или о немъ! заключила мистриссъ Родонъ, величаво забросивъ свою головку назадъ. Хотите вы обдать у меня? Мой мужъ сегодня у главнокомандующаго. Получены военныя новости. Говорятъ, что Французы перешли границу. Мы можемъ обдать съ большимъ комфортомъ.
Джорджъ охотно согласился на приглашеніе, хотя его жена страдала головною болью. Прошло только шесть недль со времени ихъ свадьбы. Посторонняя жеицина смялась и шутила надъ ней въ присутствіи мужа, и мужъ не думалъ сердиться. Онъ даже не сердился на самого себя, по незрченной доброт своего мягкаго сердца.
— Оно, если признаться, немножко стыдно передъ совстью, разсуждалъ онъ самъ съ собою, да что прикажете длать, если тутъ на дорог попадается хорошенькая женщина, предметъ зависти и соревнованія для всякаго мужчины со вкусомъ? Я вдь не деревянный.
— Вообще, господа, я позволяю себ много свободы въ обращеніи съ прекраснымъ поломъ, говорилъ онъ въ дружеской бесд Стобблю и Спуни, когда они обдали за общимъ столомъ. Зато могу похвастать, что и женщины ко мн довольно благосклонны.
И этого было довольно, чтобъ заслужить уваженіе всхъ безъ изъятія господъ Спуни и Стоббль. Кому не извстно, что, посл бранныхъ подвиговъ, любовные побды составляютъ главнйшій источникъ гордости для свтскихъ героевъ на базар житейской суеты? Вдь еще въ школ ребятишки хвастаютъ амурными продлками, и не даромъ дон-Жуанъ, отвратительнйшее и гнуснйшее созданіе безнравственнаго міра, пріобрлъ такую громкую извстность на рынк житейскихъ треволненій.
Такимъ-образомъ, мистеръ Джорджъ, глубоко убжденный въ своей душ, что ему предназначено выигрывать блистательныя побды надъ женскими сердцами, не только не думалъ идти наперекоръ своей судьб, но даже покорился ей съ поэтическимъ наслаждениемъ человка, проникнутаго сознаніемъ своихъ собственныхъ достоинствъ. Мистриссъ Эмми сдлалась, конечно, несчастншимъ созданіемъ въ мір, но она тосковала втихомолку, и не думала въ присутствіи супруга жаловаться на свою горемычную долю. Поэтому Джорджъ, не чувствуя лишней тяжести на своей душ, заблагоразсудилъ вообразить, что глупенькая его жена совершенно не подозрваетъ сокровенныхъ вещей, извстныхъ впрочемъ всмъ его знакомымъ, и не догадывается, что онъ волочится неутомимо за мистриссъ Кроли. Онъ здилъ съ нею за городъ и на вс публичныя гулянья, расказывая Амеліи, что служебныя дла поглощаютъ все его время отъ ранняго утра до поздней ночи, Амелія знала все, и молчала: ей ли мучить своего Джорджа безполезнымъ выраженіемъ ревниваго чувства? И оставляя свою жену бесдовать наедин съ братцемъ Джозомъ, мистеръ Осборнъ проводилъ вс вечера въ обществ Родона Кроли, проигрывая ему свои деньги, и обольщая себя плнительною увренностью, что Ребекка умираетъ отъ любви къ нему. Думать надобно, что между этими достойными супругами никргда не происходило консультаціи въ род слдующей: ‘любезничать жен съ молодымъ джентльменомъ, и мужу наповалъ обыгрывать его въ карты’, но они въ совершенств понимали другъ друга безъ всякихъ предварительныхъ консультацій, и на этомъ основаніи Родонъ Кроли принималъ и провожалъ мистера Осборна, какъ одного изъ самыхъ задушевныхъ друзей.
При такихъ обстоятельствахъ, честный Вилльямъ Доббинъ уже рдко имлъ случай видть своего друга. Джорджъ, посвятившій все время своимъ новымъ знакомцамъ, тщательно избгалъ его въ публичныхъ мстахъ, потому что, какъ мы видли, онъ терпть не могъ принимать отъ кого бы то ни было нравоученія и совты. Само-собою разумется, что кептенъ Доббинъ былъ чрезвычайно недоволенъ поведеніемъ мистера Джорджа, но могъ ли онъ образумить этого юнаго джентльмена? Съ какой стати вздумалъ бы онъ доказывать, что мистеръ Джорджъ былъ легкомысленъ и зеленъ какъ безпутный мальчишка, еще не оставившій школьной скамейки? Можно ли было уврять, что онъ играетъ для Родона несчастную роль глупйшей жертвы, и что онъ броситъ его съ презрніемъ, какъ-скоро вытянетъ послдній шиллингъ изъ его кармана? Джорджъ, нтъ сомннія, не сталъ бы слушать всхъ этихъ наговоровъ, хотя зналъ онъ и самъ, что мистеръ Кроли обыгралъ уже многихъ молодыхъ людей. Такимъ-образомъ, между старинными друзьями уже не происходило больше непріятныхъ и безполезныхъ объясненій, хотя Доббинъ продолжалъ каждый день навщать мистриссъ Осборнъ, скучавшую въ обществ брата. Мистеръ Джорджъ, между тмъ, не связанный ничмъ, летлъ, очертя голову, по широкому раздолью житейскихъ треволненій.

——

Никогда, со временъ Дарія, историческій міръ не видлъ и, быть-можетъ, не увидитъ такой блестящей свиты, какая въ тысячу восемъ-сотъ-пятнадцатомъ году слдовала въ Нидерланды за войскомъ герцога Веллингтона. Праздники и увеселенія, сопровождаемые танцами, игрою, продолжались безпрерывно, на самомъ краю битвы, если позволено такъ выразиться скромному романисту, извстный балъ, данный въ Брюссел благородною герцогинею пятнадцатаго іюня выше упомянутаго года, заслуживаетъ быть историческимъ въ строжайшемъ смысл слова. Столица Бельгіи была въ состояніи неописаннаго восторга, и многія дамы, бывшія тогда въ Брюссел, увряли меня лично, что весь прекрасный полъ интересовался судьбою этого бала гораздо боле, чмъ судьбою будущаго сраженія, которое, такъ сказать, у всхъ висло на носу. Происки, интриги и просьбы достать билеты, имли самый шумный, бурный, энергический характеръ, свойственный только англійскимъ леди, которыя, въ извстномъ случа, хотятъ во что бы ни стало, втереться въ общество великихъ людей своей знаменитой отчизны.
Джозъ и мистриссъ Одаудъ, пламенвшіе желаніемъ быть на бал, тщетно употребляли вс возможныя усилія достать вожделнный билетъ, но другіе наши пріятели были, въ этомъ отношеніи, счастливе Джоза и майорши. Такъ, благодаря могущественному ходатайству лорда Барикриса, помнившаго сытный обдъ въ ресторан, Джорджъ Осборнъ получилъ пригласительную карточку для себя и своей супруги, что, естественнымъ образомъ, польстило какъ нельзя больше его джентльменскимъ чувствамъ. Вилльямъ Доббинъ, пользовавшійся особеннымъ расположеніемъ дивизіоннаго генерала, пришелъ однажды къ мистриссъ Осборнъ, и, улыбаясь, представилъ ея вниманію свой пригласительный билетъ, что, естественнымъ, образомъ пробудило сильнйшее чувство зависти въ сердц мистера Джоза, между-тмъ какъ Джорджъ не могъ надивиться, какими судьбами неуклюжій его пріятель попалъ въ высшій кругъ. Наконецъ, ужь само-собою разумется, были также приглашены мистеръ и мистриссъ Родонъ, какъ пріятели генерала, командовавшаго кавалерійской дивизіей.
Въ назначенный вечеръ, мистеръ Джорджъ, заказавшій новые наряды и украшенія всякаго рода для своей супруги, отправился на знаменитый балъ, гд Амелія буквально не знала ни одной души. Леди Барикрисъ не удостоила и взглядомъ мистриссъ Осборнъ, какъ будто не видала ея ни разу въ своей жизни. Усадивъ свою супругу на скамь, Джорджъ немедленно оставилъ ее на произволъ судьбы, въ добычу собственныхъ размышленій, воображая, что сдлалъ все съ своей стороны, если купилъ для нея новое платье, и привезъ ее на балъ, гд она могла веселиться какъ ей было угодно. Размышленія мистриссъ Эмми приняли самый печальный характеръ, и никто въ этой огромной зал, кром мистера Доббина, не потрудился развлечь и утшить бдную леди, вздумавшую такъ некстати появиться въ кругу неизвстныхъ ей людей. Будь она брошена одна въ дремучемъ лсу, положеніе ея едва-ли могло быть хуже.
И между-тмъ какъ она, къ великому бшенству озадаченнаго супруга, сидла пригорюнившись и съ поникнувшей головой на своей скамейк, мистриссъ Родонъ Кроли выступала блистательно въ своей первой роли на торжественной ярмарк житейской суеты. Она пріхала очень поздно. Ея лицо сіяло радужнымъ блескомъ, и вся ея фигура, украшенная съ величайшимъ изяществомъ всми изобртеніями послдней европейской моды, казалась верхомъ совершенства среди всхъ этихъ особъ, собравшихся здсь выставить свой физическія и нравственныя достоинства на парадномъ рынк житейскихъ треволненій. Вс лорнеты устремились на это новое чудо, еще невиданное въ большомъ свт. Ребекка была холодна, спокойна, сосредоточена въ себ, точь-въ-точь какъ встарину, въ пансіон у старухи Пинкертонъ, когда ей приходилось, въ качеств титулярной гувернантки, сопровождать молодыхъ двицъ на гулянье или въ церковь. Она знала уже множество мужчинъ, и блистательные денди подобострастно увивались вокругъ мистриссъ Кроли. Между знатными леди, съ быстротою вдохновенной мысли, сочинилась на ея счетъ интересная исторія весьма поэтическаго свойства, и въ короткое время всмъ было извстно, что капитанъ Родонъ увезъ изъ какого-то замка свою невсту, и что Ребекка состояла въ родственной связи съ фамиліей Монморанси. Французскій языкъ, которымъ она владла въ совершенств, служилъ подтвержденіемъ этой молвы. Вс безъ исключенія, каждый и каждая, согласились единодушно, qu’elle un air distingu, и что ея манеры превосходны въ великосвтскомъ смысл слова. Пятьдесятъ отборныхъ кавалеровъ столпились вокругъ нея, добиваясь наперерывъ завидной чести танцовать съ мистриссъ Кроли. Ребекка объявила всмъ и каждому, что ее ангажировали, и, на этомъ основаніи, сдлавъ крутой поворотъ, она отправилась прямо къ-тому мсту, гд сидла бдная Эмми, незамченная никмъ и волнуемая печальной мыслью. Довершить ея страданія было, для нашей героини, дломъ одной минуты. Мистриссъ Родонъ привтствовала свою милую подругу съ величайшимъ радушіемъ, и немедленно вызвалась покровительствовать ее на этомъ базар житейской суеты. Оказалось, по ея мннію, что платье сидитъ на ней мшкомъ, что sa coiffure ne lui va pas, и что непостижимо, наконецъ, отчего она si mal chausse. Въ довершеніе эффекта, мистриссъ Бекки общала прислать ей на другой день свою corsetоre. Она увряла, что балъ очарователенъ, что здсь сгруппировалась вся лондонская знать, и что во всей зал весьма немнаго ничтожныхь лицъ, неизвстныхъ большому свту. Всхъ она знала, и вс, повидимому, знали мистриссъ Родонъ Кроли. Не больше какъ въ четырнадцать дней, эта молодая особа, посл трехъ обдовъ въ большомъ свт, изучила вс оттнки свтской болтовни съ такимъ совершенствомъ, какъ-будто она родилась и выросла въ блистательной семь какого-нибудь ларда Бумбумбумъ. Одинъ только французскій языкъ могъ еще, въ нкоторой степени, служить обличительнымъ признакомъ, что мистриссъ Бекки не принадлежала къ британской аристократіи, которая, какъ всему міру извстно, объясняется прескверно на европейскихъ діалектахъ.
Джорджъ, оставившій свою Эмми на скамейк при самомъ вход въ бальную залу, поспшилъ къ ней воротиться, какъ-скоро увидлъ, что Ребекка заняла мсто подл своей милой подруги. Бекки, между-тмъ, въ назиданіе мистриссъ Осборнъ, расказывала съ большимъ одушевленіемъ о неисправимыхъ шалостяхъ ея супруга.
— Ради Бога, ma chre, говорила мистриссъ Кроли, удержите его отъ игры, или онъ совсмъ разорится. Онъ и Родонъ играютъ въ карты каждый вечеръ, а вы знаете, что мужъ вашъ очень бдемъ, если вы его не остановите, легко станется, что Родонъ выиграетъ у него послдній шиллингъ. Отчего бы вамъ не уговорить его быть поосторожне въ обществ друзей? Удивляюсь, какъ вы безпечны, мой ангелъ. Почему бы вамъ не навщать насъ по вечерамъ, вмсто того, чтобы сидть дома и скучать съ этимъ капитаномъ Доббиномъ? Можетъ-быть онъ очень милъ и любезенъ, но, согласитесь, можно ли любить неуклюжаго мужчину съ такими огромными ногами? Совсмъ другое дло — ножки вашего мужа… да вотъ онъ идетъ. Гд вы пропадали, жестокій человкъ? Малютка Эмми выплакала изъ-за васъ вс свои глазки. Что, вы пришли звать меня на кадриль? Идемъ.
И мистриссъ Кроли, бросивъ свою шаль и букетъ подл Амеліи, понеслась танцовать съ Джорджемъ. Женщины только умютъ низвергать своихъ ближнихъ съ такимъ утонченнымъ искуствомъ. Ихъ маленькія стрлы всегда пропитаны ядомъ, который поражаетъ въ тысячу разъ сильне, чмъ тупое оружіе мужчины. Бдняжка Эмми, не знавшая никогда что такое мстить и ненавидть, была безсильна въ рукахъ своего безжалостнаго врага.
Джорджъ танцовалъ съ Ребеккой два… три… неизвстно сколько разъ, потому-что Амелія потеряла счетъ. Она сидла одиноко въ своемъ углу, и никто ея не замчалъ. Разъ только Родонъ Кроли перебросилъ съ нею нсколько безсвязныхъ словъ, да еще, подъ-конецъ вечера, кептенъ Доббинъ принесъ ей порцію мороженаго, и осмлился приссть подл нея. Кептенъ Доббинъ не любилъ и не хотлъ распрашивать, о чемъ груститъ мистриссъ Осборнъ, но желая чемъ-нибудь объяснить причину своихъ слезъ, Амелія сказала, что ее слишкомъ растревожило извстіе о привязанности Джорджа къ картежной игр.
— Удивительная вещь, сказалъ мистеръ Доббинъ, въ вид общаго замчанія касательно странностей человческой природы,— стоитъ толька получить пристрастіе къ игр, и васъ будетъ безъ церемоніи обманывать всякій негодяй.
— Вотъ что! откликнуласъ мистриссъ Эмми.
И больше ничего. Другія мысли, поважне безполезной траты денегь, были у нея на ум.
Мистеръ Джорджъ воротился, наконецъ, за шалью и цвтами Ребекки. Она узжала и, передъ отъздомъ, не считала даже нужнымъ сказать своей подруг прощальное слово. Джорджъ пришелъ, повернулся, взялъ что нужно и ушелъ опять. Амелія склонила свою голову на грудь, и въ глазахъ ея опять заструились слезы. Доббинъ былъ отозванъ и шептался о чемъ-то въ сторон съ дивизионнымъ генераломъ. Онъ былъ свидтелемъ этой послдней разлуки. Джорджъ, между-тмъ, выпорхнулъ съ букетомъ на парадную лстницу, и когда онъ отдавалъ его по принадлежности, въ букет была записка, обвивавшаяся змйкой между цвтами. Опытный взоръ Ребекки мгновенно открылъ эту вещицу. Ей уже не первый разъ приходилось получать записочки мистическаго свойства. Она протянула руку и взяла букетъ. Джорджъ увидлъ по глазамъ, что она понимала, чего должно ей искать. Родонъ Кроли, углубленный въ свои собственныя мысли, казалось, не хотлъ обращать вниманія на то, что происходило въ эту минуту между пріятелелъ и женой. Впрочемъ — ничего особеннаго. Бросивъ таинственный взглядъ, Ребекка еще разъ подала мистеру Джорджу свою миньятюрную ручку, сдлала книксенъ и ушла. Мистеръ Кроли сдлалъ какое-то замчаніе, но Джорджъ неслыхалъ ни чего: упоенный своимъ тріумфомъ, онъ раскланялся съ друзьями и молча пошелъ въ залу.
Амелія видла хорошо послднюю часть букетной сцены. Было въ порядк вещей, если Джорджъ, по просьб мистриссъ Кроли, отправился за ея шарфомъ и цвтами — это онъ длалъ тысячу разъ впродолженіе послдимхъ двухъ недль, но теперь услужливость его ршительно выступила изъ границъ, и Амелія не выдержала.
— Вилльямъ… Вилльямъ, сказала она, вдругъ ухватившись за руку Доббина, который стоялъ подл — вы всегда… вы всегда были такъ добры ко мн и… и… у меня болитъ голова. Я не здорова. Отведите меня домой.
Встревоженная и отуманенная происшествіями этоro вечера, она не знала и не помнила, что назвала его по-дружески, просто Вилльямомъ, какъ это обыкновенно длалъ Джорджъ.
Мистеръ Доббинъ взялъ ее подъ руку и поспшно вышелъ изъ залы. Ея квартира была недалеко. Вилльямъ и Амелія не безъ труда протснились черезъ уличную толпу, которая тутъ, подл иллюминованнаго дома, волновалась и шумла чуть-ли еще не больше, чмъ веселые гости на бал.
Джорджъ, по обыкновенію, сердился всякій разъ, когда, по возвращеніи домой изъ гостей, находилъ, что жена его не спитъ. Поэтому мистриссъ Эмми, дойдя до своей квартиры, раздлась на скорую руку и легла. Но нечего и говорить, что сонъ бжалъ отъ ея глазъ. Крикъ, толкотня и топотъ лошадей передъ окнами спальни мистриссъ Осборнъ не умолкали ни на одну минуту, но Амелія не слыхала этого шума. Были другія обстоятельства, поважне уличной суматохи, которыя не давали ей уснуть.
Осборнъ между-тмъ, совершенно опьяненный отъ восторженныхъ впечатіній, побжалъ къ карточному столу и принялся играть очертя голову. На этотъ разъ онъ выигрывалъ безпрестанно.
— О-го! вотъ какъ везетъ мн въ этотъ вечеръ! говорилъ мистеръ Осборнъ, продолжая закладывать огромныя суммы,— есть отчего потерять голову.
И дйствительно, голова его была потеряна. Сосчитавъ свой выигрышъ, и положивъ въ карманъ, онъ бросился въ буфетъ и выпилъ сряду нсколько стакановъ вина.
Здсь-то, когда онъ кричалъ на окружающую толпу, и смялся, и кривлялся какъ съумасшедшій, нашелъ его мистеръ Вилльямъ Доббинъ, искавшій его сначала у карточныхъ столовъ. Доббинъ былъ угрюмъ, мраченъ и суровъ, представляя, во всхъ отношеніяхъ, разительную противоположность съ своимъ товарищемъ, безпечнымъ и необузданно-веселымъ.
— Ты ли это, другъ? Давай пьянствовать, старичина. Чудесное вино! Эй, человкъ! Пару стакановъ мадеры!
И онъ протянулъ дрожащую руку, чтобы принять свой стаканъ.
— Джорджъ, остановись! сказалъ мистеръ Доббинъ весьна серьёзнымъ тономъ. Не пей!
— А почему, старый др-р-ругъ? Все трынъ-трава, кром хорошаго вина. Увидишь самъ, если выпьешь. Чокнемся и царапнемъ вмст. Ну, Доббъ!
Доббинъ подошелъ къ нему ближе и шепнулъ что-то на ухо. Джорджъ отпрянулъ назадъ, закричалъ ‘ура’, бросилъ порожній стаканъ со всего размаха и поспшно вышелъ изъ буфета, опираясь на плечо своего друга.
— Непріятель перешелъ Самбръ, сказалъ мистеръ Доббинъ,— и нашъ лвый флангъ уже въ дл. Ступай покамстъ домой. Черезъ три часа мы выступаемъ.

——

Быстро пошелъ Джорджъ въ свою квартиру, и еще быстре зароились мысли въ его голов, пробужденной къ дятельности роковою встью о встрч съ непріятелемъ, котораго, впрочемъ, и безъ того ожидали съ часу на часъ, давнымъ-давно. Кчему онъ волочился, и что теперь значила вся эта интрига? Тысячи разнородныхъ предметовъ, одинъ за другимъ, мелькали въ его разгоряченномъ мозгу. Кчему онъ жилъ до сихъ поръ, и какая судьба ожидала его впереди? Вотъ у него жена, молодая и прекрасная, младенецъ, можетъ-быть, котораго не суждено ему увидть никогда, никогда!.. О, какъ-бы онъ желалъ воротить назадъ гибельныя событія этой несчастной ночи! Какъ бы хотлъ онъ съ чистою совстью сказать послднсе прости этому нжному и невинному созданію, которому онъ такъ дурно отплатилъ за его безпредльную любовъ!
Его мысли сосредоточились, наконецъ, исключительно надъ его супружескою жизнью. Въ эти три недли онъ страшно проматывалъ свое материнское наслдство. Какъ онъ былъ втренъ, безуменъ и безпеченъ! Случись теперь роковое несчастіе — что можетъ онъ оставить своей бдной Эмми? О, какъ онъ былъ теперь недостоинъ въ ея глазахъ!.. Да и зачмъ онъ женился на ней? Онъ неспособенъ къ супружеской жизни. Зачмъ онъ не послушалъ своего отца, который всегда былъ къ нему, боле или мене, великодушенъ? Надежда, угрызенін, честолюбіе, нжность и своекорыстные расчеты поперемнго наполняли его сердце.
Джорджъ Осборнъ слъ за столъ и написалъ письмо къ своему отцу. Уже свтало, и заря прокрадывалась черезъ опущенныя сторы, когда онъ положилъ перо. Онъ запечаталъ конвертъ и набожно поцаловалъ сдланную надпись. Ему пришли въ голову тысячи трогательныхъ и нжныхъ сценъ, происходившихъ нкогда между нимъ и отцомъ, и онъ съ огорченіемъ припомнилъ свой послдній разрывъ съ мистеромъ Осборномъ-старшимъ.
Кончивъ письмо, Джорджъ заглянулъ и вошелъ въ спальню своей жены. Амелія лежала спокойно, съ закрытыми глазами, и онъ былъ радъ, что она спитъ. По возвращеніи съ бала домой, онъ увидлъ, что его деньщикъ уже длаетъ приготовленія къ отъзду: деньщикъ понялъ сдланный ему сигналъ — быть какъ можно осторожне, и продолжалъ вс эти приготовленія съ таинственною важностью, быстро, тихо и безмолвно.
— Что жь теперь? думалъ мистеръ Джорджъ, разбудить ли Амелію, или ограничиться запиской къ ея брату, который поутру извститъ ее о моемъ отъзд.
Задавъ себ этотъ вопросъ, онъ пріотворилъ дверь спальни, взглянулъ на жену, и потомъ, воротившись въ свой кабинетъ, написалъ письмо. Но теперь онъ опять былъ въ спальн.
Амелія не спала, когда онъ первый разъ вошелъ въ ея комнату, но она смежила свои глаза изъ опасенія, чтобы мужъ не разсердился. Но когда онъ воротился въ другой разъ, ея робкое сердце успокоилось мало-по-малу, и она осмлилась поворотиться къ нему лицомъ, притворяясь на всякой случай, что длаетъ это во сн. Джорджъ на цыпочкахъ подошелъ къ постели, и, притаивъ дыханье, началъ пристально наблюдать ея кроткое, нжное и блдное лицо, при слабомъ мерцаніи ночной лампы. Ея темныя, густыя рсницы сомкнулись, и одна рука, блая и нжная, выставилась изъ-подъ одяла.
Великій Боже! Какъ она была невинна, чиста, плнительна, нжна, благородна, и какою безпріютною казалась она въ этомъ мір! А онъ? Праведное небо! Онъ былъ неблагодаренъ, низокъ, пустъ и глупъ!
Пораженный стыдомъ и угрызеніями совсти, Джорджъ Осборнъ стоялъ у изголовья постели и смотрлъ на спящую жену. Ему ли, зачерствлому эгоисту, молиться объ этомъ невинномъ созданіи? Онъ не смлъ и думать о молитв, однакожь, уста его невольно шевелились и, казалось, онъ произносилъ: ‘Благослови ее Богъ! Благослови ее Богъ!’ Онъ подвинулся еще ближе и молча склонился надъ ея блднымъ лицомъ.
И когда онъ нагнулся такимъ-образомъ, дв нжныя ручки тихо обвились вокругъ его шеи.
— Я не сплю, Джорджъ, пролепетала бдная женщина, давая теперь полную волю слезамъ, отъ которыхъ надрывалось ея собственное сердце.
Отчего же ты не спала, беззащитное дитя? Кому и для чего понадобилось твое безвременное пробуждеиіе?
Звуки военной трубы огласили брюссельскую площадь передъ ратушей, и быстро распространились отъ нея по всмъ концамъ. Загудлъ пронзительный шотландскій рожокъ, барабаны загремли и весь городъ встрепенулся.

ГЛАВА XXIX.

‘Ура! товарищи, въ походъ!

Прощай, красотка молодая!’

Военная псня.

Читатель жестоко ошибется, если вздумаетъ включить насъ въ число военныхъ романистовъ. Мы не имемъ никакихъ притязаній на этотъ титулъ, и наше мсто среди мирныхъ гражданъ. Какъ-скоро палуба опустла, мы смиренно спускаемся въ трюмъ и терпливо ждемъ развязки. Мы не пойдемъ за Трильйоннымъ полкомъ дале городскихъ воротъ, и въ ту пору, какъ майоръ Одаудъ вступаетъ на свою дйствительную службу, мы отретируемся назадъ къ его супруг и другимъ прелестнымъ дамамъ, оставшимся въ обоз.
Не удостоившись чести быть приглашеннымъ на балъ, описанный нами въ предъидущей глав, господинъ майоръ Одаудъ могъ привольно наслаждаться тмъ естественнымъ и здоровымъ покоемъ, котораго не суждено было въ эту ночь вкусить его товарищамъ, любителямъ свтскихъ удовольствій.
— Послушай, Пегги, другъ ты мой любезный, ласково сказалъ майоръ своей супруг, нахлобучиваясь колпакомъ на сонъ грядущій, черезъ день или черезъ два, я полагаю, зададутъ намъ такого рода балъ съ музыкой и выпляской, какого еще не видывали многіе изъ этихъ господъ.
И въ заключеніе этой сентенціи, онъ выпилъ стаканъ грога, предпочитая это скромное удовольствіе шумнымъ наслажденіямъ легкомысленнаго свта. Мистриссъ Пегги сначала сердечно сокрушалась, что жестокая судьба лишила ее удовольствія отрекомендовать почтенной публик свой тюрбанъ и райскую птицу, то въ скоромъ времени, извстіе, полученное отъ супруга, сообщило другое, боле серьёзное направленіе ея мыслямъ.
— Вотъ что, Пегги, душа ты моя, сказалъ майоръ своей супруг, теб бы не мшало этакъ разбудить меня минутъ за тридцать до барабанной тревоги. Ты ужь потрудись приготовить мои вещи, и потомъ, какъ будетъ половина второго, толкни меня въ бокъ. Легко станется, душа моя, что къ завтраку ужь я не ворочусь.
Съ этими словами, предвщавшими неизбжное наступленіе похода, господинъ майоръ Одаудъ пересталъ говорить, и погрузился въ сладкій сонъ.
Мистриссъ майорша Одаудъ, какъ добрая жена и расторопная супруга, приняла теперь къ свднію, что ей слдуетъ держать ухо востро. Оставаясь нъ юбк, папильйоткахъ и кофт, она ршиила не спать всю ночь.
— Что и говорить, какой теперь сонъ! подумала мистриссъ Пегги въ глубин души,— выспаться успю завтра и посл завтра, когда не будетъ больше добраго моего Мика.
И она принялась укладывать его дорожный чемоданчикъ, весьма удобный для помщенія въ маломъ объем многихъ, совершенно необходимыхъ вещей. Затмъ она вычистила его шинель, фуражку, походный мундиръ и другія статьи военнаго туалета. Само-собою разумется, что въ глубокіе карманы шинели она не забыла помстить многія прохладительныя снадобья, со включеніемъ увсистой плетёной фляжки коньяку, до котораго майоръ былъ особенно охотникъ въ дорог, потому-что коньякъ, въ самомъ дл, превосходный напитокъ. Кончивъ вс эти приготовленія, майорша сла и задумалась, устремивъ свой неподвижный взоръ на часы съ репетиціей, лежавшие передъ нею на стол. И лишь-только эта чудная машина, равная, по своей аккуратности, неизмнно-врнымъ часамъ каедральнаго собора, пробила дв четверти второго, мистриссъ майорша Одаудъ мгновенно разбудила своего супруга, и поднесла къ его устамъ превосходную чашку кофе, какую когда-либо видлъ городъ Брюссель.
Кто изъ смертныхъ будетъ сомнваться, что вс эти распоряженія достойной леди отнюдь не уступаютъ истерическимъ припадкамъ и слезамъ, которыми обыкновенно чувствительныя женщины выражаютъ свою любовь къ нжнымъ друзьямъ сердца? Я, съ своей стороны, убжденъ душевно, что этотъ чудный кофе, который Одауды кушали вмст при звукахъ трубъ и барабановъ, раздававшихся во всхъ улицатъ и переулкахъ бельгійской столицы, былъ, въ своей сущности, гораздо полезне и сообразне съ разумной цлью, чмъ вс эти разительныя изліянія высокопарныхъ чувствъ. Ближайшимъ слдствіемъ вкуснаго завтрака было то, что майоръ Одаудъ явился на парадъ веселымъ, свжимъ, здоровымъ и проворнымъ, и когда онъ слъ на своего коня, можно было залюбоваться, какъ онъ приступилъ къ команд своимъ полкомъ. Вс офицеры весело салютовали майоршу Одаудъ, когда полкъ проходилъ мимо балкона, гд стояла эта храбрая и достоййая леди, размахивая направо и налво своимъ блымъ батистовымъ платкомъ, храбрость мистриссъ Пегги, въ самомъ дл, не подлежала ни малйшему сомннію, и одно только чувство женской деликатности могло удержать ее отъ личной команды Трильйоннымъ полкомъ, выступавшимъ на поле чести и славы.
По воскресеньямъ, и въ нкоторые другіе торжественные дни, мистриссъ Одаудъ постоянно читала, съ великою важностью, какую-то большую книгу съ золотымъ обрзомъ, сочиненную ея дядей, достопочтеннымъ деканомъ. Еще не такъ давно, въ этомъ только чтеніи она находила для себя единственное утшеніе и отраду, когда, при возвращеніи изъ Вест-Индіи на родину, сидла на палуб корабля, качаемаго сильными втрами. И теперь, когда Трильйонный полкъ уже скрылся изъ виду, и барабаны перестали оглашать пробужденный городъ, мистриссъ Пегги снова обратилась къ этому волюму, въ надежд погрузить на его страницахъ свою душевную печаль. Но на этотъ разъ ея мысли бродили далеко, и она, казалось, ничего не понимала изъ своей любимой книги. Проектъ успокоенія на подушк, гд еще лежалъ колпакъ ея супруга, былъ теперь оставленъ безъ всякаго вниманія, несмотря на тревожную ночь, цроведенную безъ сна. Было ясно, что почтенная майорша углубилась въ созерцаніе треволненій жизни. Такъ и все идетъ на свт. ‘Прощай, красотка молодая!’ говоритъ какой-нибудь Джекъ или Дональдъ, и весело, съ ружьемъ на илеч, идетъ впередъ подъ звуки военнаго марша. А красотка молодая сидитъ между тмъ одиноко въ своей комнат, и горюетъ, и крушится, и рыдаетъ, потому что нтъ съ ней милаго дружка, и потому въ особенности, что у ней слишкомъ много времени и досуга для изліянія сердечныхъ ощущеній. Нтъ, однакожь, правила безъ исключеній.
Понимая въ совершенств, что сердечныя сокрушенія, въ подобныхъ случаяхъ, содйствуютъ только къ увеличенію скорби любимыхъ особъ, мистриссъ Бекки ршилась подавить въ себ всякій восторженный порывъ, и на этомъ благоразумномъ основаніи она переносила внезапную разлуку съ удивительнымъ спокойствіемъ и хладнокровіемъ древней Спартанки. Самъ капитанъ Родонъ былъ въ эти минуты растроганъ гораздо больше, чмъ его ршительная сунруга, съ которой онъ прощался, быть-можетъ, навсегда. Она вполн покорила эту суровую натуру, и побжденный Геркулесъ возлюбилъ свою жену всми силами и способностями своей души. Во всю жизнь никогда онъ не былъ столько счастливъ, какъ въ послдніе мсяцы, оживленные присутствіемъ любимаго существа. Вс трактирныя похожденія холостой жизни, карты, конскія скачки, бильярдъ, волокитство за модистками, актрисами и другія боле или мене легкія побды, все это оказалось, на-поврку, глупымъ и совершенно пошлымъ въ сравненіи съ тмъ, чемъ онъ пользовался, обладая Ребеккой. Изобртательная на выдумки, Ребекка находила средства забавлять его во всякое время, и теперь свой собственный домъ казался ему въ тысячу разъ пріятне, чмъ вс другія мста или общества, которыя онъ посщалъ холостякомъ. Онъ проклиналъ свой прошедшія глупости, и особенно оплакивалъ свои огромные долги, которые, какъ онъ думалъ, могли навсегда служить для его жены непреоборимымъ препятствіемъ къ возвышенію и блистательнымъ успхамъ на поприщ свтской жизни. Онъ часто, въ глубокую полночь, разсуждалъ объ этомъ предмет наедин съ Ребеккой, хотя, къ несчастью, вс эти долговыя обязательства ничуть не безпокоили его, когда онъ былъ холостякомъ. Это былъ своего рода нравственный феноменъ, необъяснимый для него самого.
— Вдь вотъ оно, говорилъ мистеръ Кроли, уснащивая свою рчь простонародными поговорками, какихъ было очень много въ его вседневномъ словар,— до женитьбы я проматывалъ, зажмуря глаза, послдній шиллингъ, и подписывалъ векселя напропалую, не заботясь о процентахъ. Дать заемное письмо какому-нибудь жиду, для меня не значило ровно ничего, и я жилъ припваючи со дня на день. Теперь не то. Увряю тебя честнымъ словомъ, Бекки, что со времени женитьбы рука моя не дотрогивалась до гербовой бумаги, кром разв тхъ случаевъ, когда нужно было возобновить отсрочку старымъ векселямъ.
Ребекка владла всегда могущественными средствами разгонять въ своемъ супруг вс эти меланхолическіе припадки, вызванные воспоминаніями протекшихъ лтъ.
— Стоитъ ли тужить объ этихъ мелочахъ? говорила она своему супругу,— разв ужь пропала надежда на тётушку Матильду?… Ну, а если пропадетъ, все еще бды не будетъ никакой. Во-первыхъ, ты человкъ военный, и, стало-быть, можешь расчитывать на выслугу, особенно теперь, когда война разгарается со всхъ сторонъ. Во-вторыхъ, посл смерти брата Питта (умереть онъ долженъ непремнно), ты полный и независимый владлецъ ‘Королевиной усадьбы’. Въ третьихъ… знаешь ли что? Родонъ?
— Что?
— Припишись къ какой-нибудь сходк ‘Кувыркателе’. Это превыгодное ремесло. Я буду писать за тебя сочиненія, и ты отличишься на-славу между этнаи глупцами. Ума тутъ не нужно никакого. Чмъ больше будешь кричать, тмъ лучше, а тебя на это хватитъ, голосъ у тебя богатырскій.
При этой внезапной мысли, возникшей въ изобртательномъ мозгу мистриссъ Бекки, Родонъ разразился самымъ дикимъ и отчаяннымъ смхомъ, такъ-что переполошилъ всю гостинницу, уже спавшую крпкимъ сномъ въ этотъ полночный часъ. Милордъ Тюфто, квартировавшій надъ нашими героями, во второмъ этаж, послалъ своего деньщика освдомиться, ужь не спятилъ ли съ ума его адъютантъ. Поутру, на другой день, за чашкой кофе, Ребекка объяснила всю эту сцену, къ великому наслажденію милорда, который и самъ покатился со смху, когда выслушалъ первую импровизированную рчь, произнесенную Ребеккой въ мнимомъ обществ ‘Кувыркателей’, къ которымъ со временемъ будетъ принадлежать ея супругъ.
Но прошли, наконецъ, вс эти веселые дни, рчи и бесды. Съ роковою встью о поход и открытіи кампаніи, Родонъ Кроли вдругъ сдлался угрюмъ и мраченъ въ такой степени, что Ребекка позволила себ сдлать на его счетъ нсколько весьма колкихъ замчаній. Это оскорбило капитана.
— Надюсь, мистриссъ Бекки, вы не считаете меня трусомъ, сударыня, сказалъ онъ голосомъ, дрожащимъ отъ внутренняго волненія,— я готовъ умереть во всякое время, и грудь моя открыта для непріятельскихъ пуль, но что будетъ съ тобою, Бекки… а можетъ и еще съ кмъ-нибудь… съ двумя, то-есть безпріютными и беззащитными особами, которыя останутся посл моей смерти? Надъ этимъ нечего смяться, я полагаю.
Тысячи нжныхъ словъ и выраженій готовы были, во всякомъ данномъ случа, смягчить и успокоить раздраженнаго супруга. Сатирическій духъ Ребекки, тсно соединенный съ ея природнымъ темпераментомъ, живымъ и юркимъ, проходилъ въ одно мгновеніе ока, и физіономія ея, переставая выражать неугомонную веселость, быстро омрачалась самымъ печальнымъ колоритомъ. Къ такимъ артистическимъ видоизмненіямъ она пріучила себя еще въ лондонскомъ предмстьи Сого, подъ скромной кровлей родитедьской квартиры.
— Милый другъ! воскликнула она, неужели ты думаешь, что я ничего не чувствую?
И въ доказательство чувствительности, румяныя ея щеки оросились крупными слезами, способными размягчить самое черствоё сердце.
— Ну, полно, полно, Бекки, сказалъ растроенный супругъ, посмотримъ-ка вотъ лучше, что у тебя можетъ остаться, въ случа моей смерти. Въ послднее время мн особенно везло, и вотъ тутъ наличными ровно двсти тридцать фунтовъ. Въ карман у меня десять наполеондоровъ, этого, авось, хватитъ на весь походъ. Больше для меня не нужно. За столъ и за квартиру не плати, потому-что генералъ Тюфто расплатился за насъ и за себя. Если меня убьютъ, помни, Бекки, что я не долженъ содержателю. гостинницы ни одного шиллинга. Не плачь, мой другъ, оно, можетъ-быть, и лучше, если убьютъ, потому-что… какъ знать? чего бы ты натерплась со мной. Своихъ лошадей я не беру, оно будетъ дешевле, если поду на генеральскомъ гндк. Я ужь сказалъ генералу, что моя лошадь захромала. Ну, такъ если оно… того, Бекки, лошадей-то, знаешь, можно будеть продать. За кобылу вчера Григгъ давалъ мн девяносто гиней, только я имлъ глупость заартачиться и не уступалъ меньше сотни, такъ-какъ еще намъ не была объявлена эта внезапная новость. Бульфинчь нигд не потеряетъ своей цны, а все-таки лучше продать его въ этой сторон, потому-что въ Лондон его, пожалуй, отнимутъ у тебя за долги. Эту маленькую лошадку, что подарилъ теб сэръ Тюфто, тоже не мшаетъ продать здсь, потому-что, другъ мой, Бекки, воздухъ лондонскихъ конюшенъ будетъ нездоровъ для нея, прибавилъ улыбаясь мистеръ Родонъ. Вотъ эта дорожная шкатулка стоила мн двсти фунтовъ… то-есть, я еще не заплатилъ за нее, не плати и ты, а полтораста фунтовъ теб всякій за нее дастъ. За продажу моего гардероба тоже можно выручить порядочную сумму. Здсь вотъ, къ вашимъ услугамъ, мои булавки, кольца, часы съ золотой цпочкой, и другой довольно цнный хламъ. Все это спусти при первомъ удобномъ случа. За эти часы и цпочку, тётушка Матильда, помнится, заплатила сотню фунтовъ. Золотые флакончики могутъ быть проданы отдльно отъ шкатулки фунтовъ за тридцать. Какъ жаль, право, что у того же купца я не озаботился взять золотой сервизъ!.. Но ужь длать нечего, Бекки, надобно хорошенько воспользоваться и тмъ, что есть.
Длая такимъ-образомъ эти послднія распоряженія, мистеръ Кроли, бывшій отчаяннымъ эгоистомъ до самой женитьбы, когда безкорыстная любовь, нжная и пламенная, пересоздала его грубую натуру, перебиралъ, одну за другою, вс статьи своего движимаго имущества, стараясь опредлить приблизителыіую цну каждой вещи. Онъ былъ серьёзенъ и задумчивъ, потому-что занимался устройствомъ судьбы своей будущей вдовы. Вооруженный карандашомъ, онъ взялъ листъ бумаги, и составилъ школьнымъ почеркомъ длинный реэстръ всхъ своихъ вещей, съ отмткою приблизительной цны каждой. Вотъ образчикъ этого замчательнаго реэстра:
‘Двухствольное мортоновское ружье — сорокъ гиней. Походная шинель на собольемъ мху — пятьдесятъ фунтовъ. Дв пары пистолетовъ въ футляр изъ розоваго дерева (пригодные особенно для дуэлей) — двадцать фунтовъ. Три новыхъ сдла и три попоны,— сорокъ фунтовъ.’
И такъ дале. Все это имущество должно было, въ извстномъ случа, поступить въ полное распоряженіе будущей вдовы.
Врный своему экономическосу плану, капитанъ Кроли надлъ самый старый, изношенный мундиръ, оставивъ новое платье подъ присмотръ и опеку мистриссъ Кроли. И этотъ знаменитый денди Гайд-Парка и Виндзора, отправляясь теперь на поле битвы, былъ скоре похожъ на скромнаго сержанта, чмъ на капитана, и уста его произносили что-то въ род молитвы за женщину, которую онъ собирался оставить. Ребекка, въ свою очередь, приведенная въ трогательное умиленіе, стала на колни и устремила свои глазки въ потолокъ. Родонъ Кроли поднялъ неутшную супругу, заключилъ ее въ свои объятія, и плотно прижалъ къ своему сильно бьющемуся сердцу. Лицо его покрылось пурпуровоій краской, и глаза потускнли, когда онъ усадилъ ее на стулъ, и вышелъ изъ дверей. Онъ халъ рядомъ съ генераломъ и молча курилъ сигару, когда они догоняли бригаду, выступившую раньше ихъ за нсколько минутъ. Брюссель уже исчезъ изъ вида давнымъ-давно, и войска виднлдсь впереди, когда капитанъ Кроли пересталъ крутить усы и вступилъ въ разговоръ съ милордомъ Тюфто.
Ребекка между тмъ, какъ мы уже сказалв, благоразумно ршилась подавить въ себ всякій восторженный порывъ безполезной сантиментальности. Когда супругъ ея вышелъ изъ комнаты, она остановилась у окна, и увидвъ его на улиц, махнула нсколько разъ своимъ бленькимъ платочкомъ, въ знакъ послдняго прощанья. Здсь она простояла неподвижно до тхъ поръ, пока мистеръ Кроли повернулъ за уголъ переулка.
Каедральныя башни и шпицы на остроконечныхъ кровляхъ старинныхъ брюссельскихъ домовъ уже начинали окрашиваться золотымъ свтомъ подъ вліяніемъ солнечныхъ лучей. Ребекка не спала всю мочь. На ней еще красовалось бальное платье, приведенное въ живописный безпорядокъ. Ея черные, густые локоны въ такомъ же безпорядк растрепались по ея плечамъ. Синіе круги подъ глазами свидтельствовали о ея безсонниц и усталости, произведенной тяжелыми впечатлніями посл бала.
— Ахъ, какая я страшная! воскликнула мистриссъ Бекки, осматривая въ зеркал свою фигуру. Эти розовыя тряпки удивительно какъ увеличиваютъ мою блдность.
И она поспшила сбросить свое бальное платье, при чемъ изъ ея корсажа выпала записка, полученная отъ мистера Джорджа. Она подняла ее, прочитала, улыбнулась и заперла въ свою шкатулку. Затмъ, опустивъ свой бальный букетъ въ стаканъ воды, мистриссъ Бекки ушла въ свою спальню и заснула сладчайшимъ, въ высшей степени успокоительнымъ сномъ, столько для нея необходимымъ посл всхъ этихъ душевныхъ безпокойствъ.
Въ город уже все было тихо и спокойно, когда она проснуласъ въ десять часовъ утра. Наблюденія передъ зеркаломъ сообщили теперь самый успокоительный результатъ. Для окончательнаго возстановленія силъ, мистриссъ Бекки приказала подать себ кофе.
Кончивъ завтракъ, она взяла реэстръ, изготовленный для нея честнымъ Родономъ, и принялась внимательнымъ взоромъ всматриваться въ свое новое положеніе. По соображеніи всхъ обстоятельствъ, оказалось, къ великому утшенію, что дла ея, въ извстномъ случа, пойдутъ недурно. Хорошо даже пойдутъ, если распорядиться съ умньемъ. Въ добавокъ къ вещамъ, имющимъ быть полученными въ наслдство посл мужа, были у ней свой собственныя бездлки и свой trousseau. Мы уже имли случай описать и похвалить достойнымъ образомъ великодушіе Родона, обнаруженное имъ немедленно посл свадьбы. Ктому же была у ней собственная лошадка, хорошая лошадка, подаренная милордомъ Тюфто, который, сверхъ-того, купилъ для нея дюжину кашмировыхъ шалей на аукціон, гд продавался гардеробъ одной богатой Француженки, промотавшейся на наряды. Множество бездлокъ, пріобртенныхъ въ магазин брюссельскаго ювелира, свидтельствовали также, въ равной степени, объ изящномъ вкус и огромномъ богатств милорда Тюфто, обожателя Ребекки. Карманныхъ часовъ, или ‘погремушекъ’, какъ называлъ ихъ Родонъ Кроли, было у нея вдоволь, такъ-что, въ этомъ отношеніи, будуаръ Ребекіій походилъ на часовой магазинъ. Однажды какъ-то, вскор посл свадьбы, Ребекка замтила, что ея англніскіе часы, получеимые въ подарокъ отъ жениха, имли довольно неуклюжую форму и нсколько забгали имередъ каждыя сутки, слдствіемъ этого замчанія, высказаннаго, разумется, безъ всякой задней мысли, было то, что на другое утро появились у нея прекрасные французскіе часики работы Деруа, съ цпочкой и прелестной бирюзовой крышкой, а потомъ, еще черезъ день, нжный супругъ повергнулъ къ ея стопамъ миньятюрные брегетовскіе часики, величимою никакъ не больше полкроны. Милордъ Тюфто купилъ для ней превосходные часы женевской работы, и такіе же, черезъ нсколько времени, подарилъ ей мистеръ Джорджъ Осборнъ. У Амеліи не было часовъ, хотя, разумется, нтъ ни малйшаго сомннія, Джорджъ сдлалъ бы ей чудесный подарокъ въ этомъ род, еслибъ она попросила. Супруга милорда Тюфто, постоянно жившая въ Лондон, пробавлялась, въ этомъ отношеніи, стариннымъ инструментомъ, полученнымъ ею отъ матери.
Какъ это жаль, милостивые государи, что наши первостатейные магазинщики, ювелиры и модистки, не заведутъ до сихъ поръ подробнаго реэстра всмъ покупателямъ, которымъ они продаютъ свой bijoux! Это могло бы послужить прекраснымъ статистическимъ матеріяломъ, имтереснымъ для многихъ фамилій. И еслибъ вс эти украшенія поступили, по принадлежности, къ дочерямъ и женамъ, какая блистательная выставка драгоцнныхъ издлій могла бы открыться на прилавкахъ шумнаго базара житейской суеты!
Сообразивъ и вычисливъ вс эти драгоцнности, Ребекка сдлала весьма радостное открытіе, что у ней, въ извстномъ случа, можетъ несомннно образоваться наличный капиталъ въ шесть или семь сотъ фунтовъ стерлинговъ британской монеты. Этого, конечно, при ея свтломъ и сметливомъ ум, было слишкомъ довольно для первоначальнаго обзаведенія на рынк житейскихъ треволненій. Все утро было посвящено у ней обозрнію и приведенію въ порядокъ разнообразныхъ статей этого движимаго имнія. Въ карманной книг Родона, между разнымъ хламомъ, отыскала она вексель въ двадцать фунтовъ, на имя осборнова банкира. Это обстоятельство напомнило ей мистриссъ Осборнъ.
— Пойду прежде къ банкиру и размняю этотъ вексель, сказала она, а потомъ не мшаетъ навстить бдняжку Эмми.
Если въ роман нашемъ нтъ героя, зато читатель найдетъ, по крайней мр, героиню. Едва ли кто могъ, въ критическихъ случаяхъ, обнаруживать столько ршимости и хладнокровія, какъ наша неукротимая мистриссъ Бекки, достойная супруга неустрашимаго адъютанта.
Есть у насъ еще пріятель, не герой, но вообще малый очень добрый, который остался въ обоз, въ числ мирныхъ гражданъ. Это, вы угадали, отставной сборщикъ податей и пошлинъ при Богла-Уолла. Джозефъ Седли, какъ и вс жители бельгійской столицы, рано въ этотъ день поднялся съ своей постели, при звук трубъ и литавръ. Имя, однакожь, превосходный организмъ, способный, въ своемъ летаргическомъ оцпенніи, устоять противъ всякихъ трубъ, литавръ, рожковъ и барабановъ, мистеръ Джой, нтъ сомннія, опочилъ бы на своемъ мягкомъ лож вплоть до двнадцати часовъ, несмотря на бранную тревогу, еслибъ — къ несчастью, а можетъ быть и къ счастью,— покой его не былъ нарушенъ постороннею силой: Джоя разбудили, но вы ошибетесь, если подумаете, что разбудилъ его мистеръ Джорджъ, жившій съ нимъ въ одной квартир. Занятый своими собственными длами, и взволнованный мыслью о печальной разлук съ неутшною женой, Джорджъ совсмъ не думалъ о своемъ шурин и, вроятно, позабылъ, что существуетъ на свт такой человкъ. Кто же растревожилъ сладкій сонъ мистера Джоя? капитанъ Доббинъ.
Покончивъ свой домашнія распоряженія, капитанъ Доббинъ, уже совсмъ готовый къ походу, растолкалъ неучтивою рукой индійскаго набоба, и сказалъ учтивымъ тономъ, что желаетъ имть счастье сказать ему прощальное привтствіе передъ разлукой.
‘А чортъ бы тебя побралъ съ этимъ привтствіемъ!’ подумалъ Джой, протирая свои заспанные глаза. Очень вамъ благодаренъ, капитанъ, сказалъ онъ потомъ, протягивая свою руку. А скоро вы идете?
— Сейчасъ. Мн… мн… вы понимаете, мистеръ Седли, мн бы не хотлось пуститься въ этотъ путь, не повидавшись съ вами, проговорилъ мистеръ Доббинъ нершительнымъ и дрожащимъ голосомъ. Легко станется, что нкоторые изъ насъ, быть-можетъ, не воротятся назадъ и мн бы хотлось удостовриться, все ли у васъ пойдетъ тутъ хорошо… ну, и все такое… вы понимаете.
— Что вы подъ этимъ разумете? спросилъ Джозъ, стараясь удержаться отъ звоты.
Капитанъ не слыхалъ этого вопроса, и, казалось, не обращалъ ни малйшаго вниманія на этого жирнаго толстяка въ ночномъ колпак, пробудившаго, какъ онъ говорилъ, такое нжное участіе въ его сердц. Лицемръ съ ногъ до головы, онъ прислушивался обоими ушами къ движеніямъ, происходившимъ на половин Джорджа, вышагивалъ по комнат, опрокидывая стулья, барабанилъ по стн и обнаруживалъ другіе признаки великаго внутренняго волненія.
Мистеръ Джой, никогда не уважавшій капитана, былъ теперь ршительно убжденъ, что онъ труситъ.
— Что жь я могу сдлать для васъ, Доббинъ? спросилъ онъ саркастическимъ тономъ.
— А вотъ что, сказалъ капитанъ, подходя ближе къ его постели. Черезъ четверть часа мы выступаемъ, Седли, и весьма легко можетъ статься, что я, или Джорджъ, не воротимся назадъ. Слушайте же, что я вамъ скажу: вы не сдлаете шагу изъ этого города, пока не удостовритесь напередъ, какъ идутъ дла. Оставайтесь здсь, чтобъ имть неусыпный надзоръ за своей сестрою. Утшайте ее, развлекайте и примите вс возможныя мры, чтобъ она была спокойна. Помните, Джозефъ, что съ этой минуты, вы — единственный ея защитникъ. Если — чего Боже сохрани! Джорджъ не воротится назадъ, мистриссъ Эмми не иметъ другихъ покровителей въ мір, кром васъ, мистеръ Седли. Въ случа ршительнаго пораженія нашей арміи, вы обязываетесь отвезти ее въ Англію, и вы дадите мн честное слово — не оставлять никогда своей сестры. Такъ ли, мистеръ Джозефъ?
— Ужь это само-собою разумется, отвчалъ Джой, озадаченный этимъ торжественнымъ тономъ.
— Я такъ и думалъ, продолжалъ капитанъ, потому что вы честный человкъ, мистеръ Седли. Что жь касается до денегъ, вы можете на этотъ счетъ быть совершенно откровенны со мной.
— Въ какомъ смысл я долженъ понимать это?
— Я хочу спросить: довольно ли у васъ денегъ, мистеръ Седли? то-есть, можете ли вы, въ случа предполагаемаго несчастія, свободно воротиться въ Англію?
— Милостивый государь, сказалъ Джой величествеимымъ тономъ,— если нужны мн деньги, я знаю, гд искать ихъ. Что жь касается до сестры, вы едва ли не напрасно принимаете на себя трудъ предлагать совты, какъ я долженъ вести себя въ отношеніи къ ней,
— Вы говорите съ большимъ достоинствомъ, мистеръ Седли, и это мн очень нравится, отвчалъ добродушный Доббинъ,— я радъ, что другъ мой Джорджъ оставляетъ сваю жену въ такихъ надежныхъ рукахъ, стало-быть, я могу дать ему, отъ вашего имени, честное слово, что вслуча крайности вы будете защищать и покровительствовать мистриссъ Осборнъ?
— Конечно, конечно, отвчалъ мистеръ Джозъ, довольный тмъ, что оцнили по достоинству его финансовое великодушіе.
— И вы безопасно отвезете ее на родину, вслуча пораженія нашей арміи?
— Что за вздоръ О… о какомъ пораженіи тутъ рчь? заговорилъ испуганный герой, привскакивая на своей постели. Вы хотите запугать меня, но я не робкаго десятка, было бы вамъ это извстно, мистеръ Доббинъ. Пораженіе невозможно тамъ, гд командуетъ герцогъ Веллингтонъ.
Доббинъ не возражалъ. Онъ былъ слишкомъ счастливъ и доволенъ тою ршительностью, съ какой Джой говорилъ о своемъ поведеніи въ отношеніи къ сестр.
‘Можно теперь положиться на волю Божію, думалъ капитанъ Доббинъ,— если насъ и не станетъ, отступленіе ея будетъ, по крайней мр, прикрыто надежною рукой’.
Намъ неизвстно, думалъ ли капитанъ Доббинъ извлечь для себя собственно личную выгоду, взглянувъ въ послдній разъ на мистриссъ Эмми передъ выступленіемъ въ походъ, но если была у него такая своекорыстная цль, эгоизмъ его, какъ и слдовало ожидать, былъ наказанъ жесточайшимъ образомъ. Дверь джозовой спальни выходила въ общую гостняую, за которой открывалась комната Амеліи. Барабаны разбудили всякую живую душу въ бельгійской столиц, и не было уже никакой надобности скрывать сущность дла. Деньщикъ Джорджа укладывалъ въ гостиной вещи своего господина, тогда-какъ самъ мистеръ Осборнъ безпрестанно входилъ и выходилъ изъ смежной комнаты, давая наставленія, какъ и что взять для дороги. И скоро капитанъ Доббинъ удовлетворилъ пламенному желанію своего сердца: онъ увидлъ еще разъ мистриссъ Эмми, но какое лицо — Боже мой! — какое лицо было у мистриссъ Эмми! Блдная и пораженная дикимъ отчаяніемъ, Амелія могла служить олицетвореніемъ страшнаго призрака, и этотъ призракъ долго преслдовалъ встревоженную душу капитана, когда онъ впослдствіи припоминалъ подробности всей этой сцецы.
Она была въ бломъ утреннемъ плать. Волосы ея растрепались по плечамъ, и большіе чорные глаза, лишенные жизненнаго свта, дико блуждали вокругъ, не останавливаясь ни на какомъ опредленномъ предмет. Подъ предлогомъ приготовленій къ отъзду, и желая показать, что она тоже, съ своей стороны, можетъ быть полезною въ эту критическую минуту, несчастная взяла изъ коммода одинъ изъ шарфовъ своего мужа, и безсознательно носилась съ нимъ взадъ и впередъ, продолжая смотрть съ безмолвнымъ отчаяніемъ какъ Джорджъ и его деньщикъ укладывали вещи. Она ходила, останавливалась, спотыкалась, и, наконецъ, прислонившись къ стн, крпко прижала шарфъ къ своему сердцу, и эта малиновая сть казалась на ея груди огромнымъ кровавымъ пятномъ.
Одинъ взглядъ на страдалицу поразилъ чувствительную душу капитана невыразимой пыткой сожалнія и скорби, какъ-будто былъ онъ преступникомъ, заслужившимъ страшную казнь.
— Великій Боже! воскликнулъ Вилльямъ Доббинъ, и я осмлился быть праздньгаъ зрителемъ этихъ страданій!
Но тутъ была безсильна человческая помощь, и никакой геній въ мір не пріискалъ бы средствъ ослабить эту безмолвную тоску. Проникнутый болзненнымъ сознаніемъ своего жалкаго безсилія, капитанъ Доббинъ стоялъ, молчалъ и наблюдалъ, какъ отецъ наблюдаетъ въ роковую минуту свое умирающее дитя…
Наконецъ, мистеръ Джорджъ Осборнъ взялъ за руку свою супругу, и отвелъ ее въ спальню, откуда, черезъ нсколько минутъ, онъ воротился уже одинъ. Прощанье кончилось, и онъ шелъ къ мсту своего назначенія.
— Слава Богу! слава Богу, что все кончилось! думалъ Джорджъ, спускаясь съ лстницы, со шпагою подъ мышкой. Уфъ!
И онъ быстро побжалъ на площадь, гд формировался его полкъ, и куда, подъ военную тревогу, сбгались со всхъ сторонъ вооруженные офицеры и солдаты. Пульсъ его бился сильне и сильне, щеки пылали, грудь волновалась… наступала великая игра на жизнь и смерть, и онъ самъ готовился быть здсь однимъ изъ дйствующихъ лицъ. Что можетъ сильне возбуждать въ человческой груди чувства сомннія, надежды, удовольствія и страха? Гд еще могутъ быть такіе ужасные шансы на выигрышъ и проигрышъ? Что значили вс прошедшія игры въ сравненіи съ этимъ великимъ дломъ жизни? Во всхъ состязаніяхъ и во всякомъ подвиг, требовавшемъ мужества и атлетической силы, молодой человкъ привыкъ отличаться съ дтскихъ лтъ до возраста цвтущей юности, беззаботной и отважной. Богатырь и въ школ и въ полку, онъ всюду и всегда былъ сопровождаемъ храбрйшими изъ своихъ товарищей, исполненныхъ удивленія къ его мужеству и отваг. Сотни тріумфовъ выигрывалъ онъ, отъ дтскаго криккета до военныхъ скачекъ, и гд бы онъ ни появлялся, женщины и мужчины всюду удивлялись и завидовали его слав, иначе и быть не можетъ. Физическая крпость, дятельность, сила и отвага — такія качества, которыя всегда и прежде всего встрчаются дружными рукоплесканіями на широкой дорог жизни. И вс эти свойства съ незапамятныхъ временъ служили постоянной темой для рапсодовъ и бардовъ. Отъ разоренія Трои до настоящаго дня, поэзія всегда выбирала богатырей для своихъ героевъ.
Такимъ-образомъ, послушный звукамъ военной трубы и барабана, Джорджъ вырвался изъ нжныхъ объятій, чувствуя нкоторое угрызеніе.и стыдъ, что дозволилъ себ оставаться въ нихъ слишкомъ долго, хотя на этотъ разъ объятія супруги были слишкомъ слабы. Такимъ же чувствомъ соревнованія и одушевленія пылали сердца всхъ его товарищей Трильйоннаго полка, отъ храбраго майора, уже вступившаго въ команду, до юнаго прапорщика Стоббля, удостоеннаго чести нести знамя въ этотъ день.
Солнце уже взошло довольно высоко, когда стройные ряды полка двинулись къ своей высокой цли. Зрлище открылось великолпное. Труппа музыкантовъ, впереди колонны, играла полковой маршъ. За ними, на прекраснйшемъ кон, выступалъ майоръ Одаудъ, заставляя своего Пирама выдлывать удивительдые курбеты. За майоромъ шли гренадеры-усачи, предводительствуемые своимъ капитаномъ, и въ центр колоины, старшій и младшій прапорщики держали полковыя знамена. Затмъ, впереди своей роты, шелъ капитанъ Осборнъ. Поровнявшись съ своей бывшей квартирой, онъ взглянулъ и улыбнулся Амеліи, стоявшей неподвижно у окна. Торжественные звуки музыки постепенно смолкли, и въ бельгійской столиц не осталось больше ни одного воина изъ Трильйоннаго полка.

ГЛАВА XXX.

Джой Седли принимаетъ на попеченіе свою сестру.

Когда, такимъ-образомъ, вс высшіе офицеры были призваны къ своимъ обязанностямъ на открытомъ пол, мистеръ Джозефъ Седли остался въ Брюссел одинъ командовать надъ маленькою колоніею, гд Амелія была инвалидомъ, и гд весь гарнизонъ составляли только: Исидоръ, бельгійскій каммердинеръ мистера Джоза, и la bonne, то-есть, особа женскаго пола, принявши подъ свое вдніе вс тяжелыя и легкія работы колонистовъ. Растревоженный неожиданнымъ визитомъ Вилльяма Доббина и внезапными событіями этого утра, мистеръ Джозефъ, бодрствующій теперь и тломъ и душою, пробылъ, однакожь, на своей постели до тхъ поръ, пока не наступилъ для него обычный часъ свиданья. Солнце сіяло великолпно на высокомъ горизонт, и Трильйонный полкъ промаршировалъ уже нсколько миль, когда Джозъ явился къ завтраку въ своемъ цвтномъ халат.
Никакъ нельзя сказать, чтобы отсутствіе Джорджа могло сколько-нибудь обезпокоить его шурина. Джозъ, напротивъ, чувствовалъ нкоторую усладу въ своемъ сердц при мысли, что теперь онъ — главное лицо въ квартир, потому-что въ присутствіи зятя онъ игралъ всегда слишкомъ ничтожную роль, и Осборнъ безъ церемоній обнаруживалъ свое презрніе къ этому неповоротливому толстяку. Но мистриссъ Эмми всегда была къ нему внимательна и добра. Она смотрла за его домашнимъ комфортомъ, приказывала подавать къ столу любимыя имъ блюда, гуляла и вызжала вмст съ нимъ (часто, даже очень часто, потому-что Джорджъ, какъ мы видли, всегда былъ занятъ своими собствеными длами), и нжное ея личико постоянно изглаживало въ его сердц непріятныя впечатлнія, произведенныя на него горделивымъ презрніемъ зятя. Нсколько разъ мистриссъ Эмми, преодолвая свою робость, пыталась ходатайствовать передъ Джорджемъ въ пользу своего брата, но мистеръ Джорджъ, какъ джентльменъ ршительный и твердый, всегда былъ нмъ и глухъ къ просьбамъ своей жены.
— Я человкъ честный, говорилъ мистеръ Джорджъ,— и привыкъ обнаруживать свой мннія открыто, какъ честный человкъ. Посуди сама, мой другъ, могу ли я сколько-нибудь уважать такого болвана, какъ твой братъ?
Слдовательно, Джозефъ Седли былъ очень доволенъ отсутствіемъ своего зятя. Взглянувъ на его шляпу и перчатки на буфет, и сообразивъ съ необыкновенной быстротою, что владлецъ ихъ исчезъ. Джозъ почувствовалъ въ глубин своей души какое-то особенное, пронзительное удовольствіе, невыразимое словами. ‘Сегодня, по крайней мр’, подумалъ Джой, ‘онъ не будетъ тревожить меня своимъ безстыднымъ и нахальнымъ видомъ’.
— Эй, Исидоръ! потрудись отнести въ переднюю шляпу и перчатки господина капитана, сказалъ Джой своему слуг.
— Еще неизвстно, сэръ, будетъ ли капитанъ имть нужду въ какой бы то ни было шляп, отвчалъ Исидоръ, бросая на своего господина многозначительный взглядъ.
Monsieur Isidor тоже позволилъ себ ненавидть Джорджа, такъ-какъ мистеръ Джорджъ обходился съ нимъ очень надменно, какъ истый британскій джентльменъ.
— И ступай, спроси, прійдетъ ли madame къ завтраку, продолжалъ мистеръ Джой съ величественною важностью, считая унизительнымъ входить въ объясненія съ лакеемъ по поводу своихъ отношеній къ Джорджу, хотя мы заподлинно знаемъ, что уже нсколько разъ онъ бранилъ передъ этимъ же слугою своего заносчиваго зятя.
Увы! Madame не прійдетъ къ завтраку. Madame потрудилась только нарзать тартинки, любимыя Джозефомъ. Madame больна, и находится въ ужасномъ состояніи съ тхъ поръ, какъ ухалъ Monsieur. Такъ доложила ея bonne. Джозефъ поспшилъ выразить свое соболзнованіе тмъ, что приготовилъ для нея огромную чашку чаю. Другими способами онъ не былъ всостояніи опредлить свою симпатію. Впрочемъ, онъ не только послалъ завтракъ къ своей сестр, но и припомнилъ вмст съ тмъ, какими лакомствами она любитъ угощать себя за обдом.
Исидоръ, каммердинеръ, казался мрачнымъ и угрюмымъ въ ту пору, какъ деньщикъ мистера Осборна распоряжался господскимъ багажемъ передъ отъздомъ капитана, потому-что, во-первыхъ, Исидоръ ненавидлъ мистера Осборна за его высокомрный тонъ и надменность, а во-вторыхъ, онъ былъ сердитъ и терзался внутреннимъ негодованіемъ, что вс эти драгоцнности немінуемо ускользвуть отъ него, и попадутъ въ чужія руки, когда будетъ поражено англійское войско. Насчетъ этого пораженія, какъ онъ, monsieur Isidor, такъ и другія замчательныя лица бельгійской столицы, не имли въ своей душ ни малйшаго сомннія. Повсюду распространилось врованіе, что Наполеонъ, раздливъ непріятельскія арміи, прусскую и англійскую, уничтожитъ ихъ одну за другою, и черезъ три дня торжественно вступитъ въ Брюссель, гд все движимое имущество его настоящихъ господъ, которые будутъ убиты, обращены въ бгство, ранены и взяты въ плнъ, должно обратиться въ собственность мосьё Исидора.
Помогая мистеру Джозу довершать свой трудный и многосложный ежедневный туалетъ, врный слуга производилъ умственныя вычисленія относительно того, что станетъ онъ длать съ разнообразными и разноцнными статьями, которыми украшалъ онъ теперь особу своего господина. Серебряные флакончики съ духами и нкоторыя туалетныя бездлки подаритъ онъ одной молоденькой двушк, въ которую влюбленъ, но англійскія бритвы и большую рубиновую булавку онъ удержитъ для собственнаго употребленія. Эффектъ будетъ превосходный, если онъ наднетъ одну изъ этихъ батистовыхъ рубашекъ съ великолпными брыжжами, и приколетъ къ своей груди рубиновую булавку. Фуражка съ золотой кокардой и военный сюртукъ тоже могутъ быть весьма удобно приспособлены къ его собственному употребленію, если отнять кокарду, и снять излишнія украшенія на сюртук. Большое кольцо, украшенное рубинами, можетъ послужить матеріяломъ для пары превосходныхъ серегъ, которыя, ужь само-собою разумется, онъ подаритъ mademoiselle Stupide.
— И какъ она будетъ изумлена, когда увидитъ меня въ этомъ джентльменскомъ наряд! думалъ мосьё Исидоръ. Желалъ бы я знать, устоитъ ли женское сердце противъ всхъ этихъ красотъ? Палка съ золотымъ набалдашникомъ тоже перейдетъ въ мои руки, такъ же какъ и эти рубашечныя пуговицы, размышлялъ врный каммердинеръ, прикалывая эти орнаменты къ рукавчикамъ мистера Седли. Чудо, что за пуговицы! такихъ, я знаю, не отыскать въ цломъ Париж. Если, въ добавокъ, надть еще капитанскіе сапожки съ мдными шпорами, что стоятъ въ передней комнат — corbleu morbleu! — какой франтъ превзойдетъ меня, примромъ сказать, въ Булонскомъ лсу, или на Елисейскихъ поляхъ.
И когда monsieur Isidor держалъ пальцами носъ своего госнодина, и брилъ его нижнюю губу, намыленную душистымъ мыломъ, умственный его взоръ уносился далеко за предлы бельгійской столицы, и онъ, изукрашенный всми произведеніями изящной моды, гулялъ подруку съ своей mademoiselle Stupide, показывая ей разнообразныя чудеса искуства и натуры, и кушая съ нею мороженное на скамейк подл питейнаго дома.
Но мистеръ Джозефъ Седли, къ счастію для своего душевнаго спокойствія, отнюдь не подозрвалъ, что было на ум его слуги, такъ же какъ я и читатели не знаемъ, вроятно, и не догадываемся, что думаютъ о насъ Иванъ да Марья, которые живутъ на жалованьи въ нашемъ дом. Въ самомъ дл, что думаютъ объ насъ каши слуги? Хорошо, что отвтъ на этотъ вопросъ скрывается во мрак. Было бы слишкомъ дурно жить на свт, если бы мы въ совершенств знали мннія о себ всхъ нашихъ друзей и родственниковъ, преданныхъ, повидимому, намъ всмъ своимъ сердцемъ… такимъ-образомъ, мосьё Исидоръ отмчалъ свою жертву съ такимъ же хладнокровіемъ, с какимъ извстный поваренокъ на Леденголльской улиц украшаетъ безсознательную черепаху билетикомъ съ надписью: ‘Супъ на завтра’.
Но служанка Амеліи, къ счастію, не была пропитана такимъ эгоистическимъ духомъ. Мы должны впрочемъ замтить, что вс ея подчиненныя, почти безъ всякихъ исключеній, питали къ ней искренюю привязанность, рдкую въ лакейскихъ сердцахъ. И это фактъ довольно замчательный, что mademoiselle Pauline, кухарка ремесломъ, утшала мистриссъ Эмми гораздо боле, чмъ вс другія особы, приходившія съ нею въ соприкосновеніе въ это несчастное утро. Послдніе штыки боевой колонны уже давнымъ-давно исчезли изъ вида, а героиня наша все еще стояла у окна, безмолвная, неподвижная, съ отуманенными и безсознательными глазами. Здсьто нашла ее mademoiselle Pauline. Честная двушка взяла ее за руку, и сказала:
— Tenez, madame, est ce qu’il n’est pas aussi а l’arme, mon homme а moi?
И съ этими словами, слезы градомъ полились изъ ея глазъ: Амелія бросилась въ ея объятія, и он зарыдали вмст, соболзнуя другъ о друг..
Нсколько разъ передъ обдомъ, господинъ Исидоръ выбгалъ изъ своей квартиры въ городъ къ воротамъ гостиницъ, трактировъ и постоялыхъ дворовъ, гд бродила всякая сволочь, любившая на-досуг разсуждать о политическихъ длахъ. Здсь-то, вступая въ дружескій разговоръ съ каммердимерами, лакеями и кучерами, monsieur Isidor собралъ обильные матеріялы для составленія политическаго бюллетеня, который и былъ въ скоромъ времени предетавленъ на разсмотрніе мистера Джоза. Почти вс эти господа были втайн преданы Наполеону, и держались своихъ собственныхъ мнній относительно вроятныхъ послдствій этой войны. Наполеоновская прокламація уже достигла Брюсселя въ числ нсколькихъ тысячь экземпляровъ, и каждый могъ читать ее, сколько душ угодно. Вотъ она:
‘Солдаты! Сегодня годовщина нашихъ тріумфовъ при Маренго и Фридланд, гд дважды ршена была судьба Европы. Тогда, какъ и посл битвы Аустерлицкой и посл Ваграма, мы были великодушны. Встртимся съ непріятелями еще разъ. Мы и они, разв не такіе же теперь, какъ тогда? Солдаты, на каждаго изъ васъ при Іен было трое Пруссаковъ, и шесть при Монтмирал. Т изъ васъ, которые были въ плну у Англичанъ, могутъ расказать своимъ товарищамъ, какимъ страшнымъ мукамъ подвергались они на ихъ корабляхъ. Безумцы! Минутный успхъ ослпилъ ихъ глаза, и они вступаютъ на французскую почву, чтобъ найдти въ ней свою могилу!’
На этомъ основаніи, вс приверженцы Французовъ предсказывали неизбжную гибель союзническому войску, и было между ними ршено, что Англичане могутъ воротиться въ Брюссель не иначе, какъ плнниками, въ арріергард побдоносной арміи Наполеона.
Вс эти мннія, съ различными истолкованіями, достигли благовременно до ушей мистери Седли. Ему сказали, что герцогъ Веллингтонъ обращенъ уже въ бгство, и что передовые его отряды были разбиты и разсяны еще прошлую ночь.
— Вздоръ! вздоръ! вскричалъ Джой, чувствовакшій всегда удивительный припадокъ храбрости за рюмкой водки,— герцогъ разобьетъ Наполеона, также какъ прежде онъ разбилъ по одиначк всхъ его генераловъ.
— Бумаги Веллингтона сожжены, вещи вс увезены, и его квартира очищается для герцога Далматскаго, возразилъ неумолимый Исидоръ. Я слышалъ это своими ушами отъ его собственнаго метрдотеля. Веллингтоновскіе люди укладываются въ дорогу. Веллингтонъ убжалъ, и герцогиня дожидается только, пока уложатъ ея серебро, чтобы хать немедленно въ Ост-Энде, для соединенія съ французскимъ королемъ.
— Какой вздоръ! французскій король теперь въ Гент, сказалъ Джозъ, притворяясь, будто ничему не вритъ.
— Нтъ, милордъ, вы ошибаетесь: скоро, говорятъ, его не будетъ и въ Ост-Энде. Герцогъ Беррійскій взятъ въ плнъ. Вс спшатъ теперь же убраться по добру по здорову, потому-что завтра будетъ уже поздно…
— Отчего? спросилъ испуганный Джой.
— Да оттого, милордъ, что завтра, говорятъ, откроются вс шлюзы и плотины: какъ же тутъ бжать, когда вся страна будетъ подъ водою?
— Все это вздоръ, любезнйшій, и ты не понимаешь дла. Однихъ Англичанъ въ открытомъ пол втрое больше противъ бонапартовой силы, возразилъ мистеръ Седли. Ктому же, Австрійцы и Русскіе спшатъ на помощь къ герцогу Веллингтону. Бонапартъ будетъ разбитъ, долженъ быть разбитъ! заключилъ Джой, ударивъ со всего размаха по столу.
— При Іен, милордъ, трое Нмцовъ приходилось на одного Француза, и, однакожь, императоръ разбилъ, разсялъ ихъ войско. При Монтмирал, шестеро выходили на одного, но Французы всхъ разогнали, какъ овецъ. Одинъ только Русскій Императоръ можетъ быть побдителемъ Наполеона, но изъ Москвы до Брюсселя не слишкомъ близко, милордъ, и Русскихъ здсь никто не ждетъ. Я васъ предупреждаю, милордъ, что Англичанамъ не дадугъ никакой пощады, и Наполеонъ хочетъ наказать ихъ достойнымъ образомъ за ихъ жестокіе поступки съ французскими солдатами. Не угодно ли вамъ взглянуть на эту вещицу? Это, милордъ, прокламація Императора Французовъ, заключилъ Исидоръ, вынимая документъ изъ кармана, при чемъ глаза его съ жадностію переходили съ одного предмета на другой, и было ясно, что monsieur Isidor смотритъ на вещи мистера Джоза, какъ на свою добычу.
Никакъ нельзя сказать, чтобы Джой былъ теперь ршительяо испуганъ, однакожь, тмъ не мене, онъ почувствовалъ, что сердце его забило довольно сильную тревогу.
— Дай мн сюртукъ и фуражку, сказалъ онъ, и слдуй за мной. Пойду самъ, и разузнаю подробне сущность всхъ этихъ слуховъ.
Исидоръ былъ крайне недоволенъ, что Джою вздумалось надвать парадный сюртукъ.
— Позвольте вамъ замтить, милордъ, сказалъ онъ, что ходить въ военномъ плать теперь очень опасно, Французы поклялись не давать пощады ни одному британскому солдату.
— Длай, что теб приказываютъ! сказалъ Джой съ ршительнымъ видомъ.
И когда каммердинеръ подалъ сюртукъ, мистеръ Джозефъ, презирая всякую опасность, засунулъ свою руку въ одинъ изъ рукавовъ этого страшнаго наряда. Въ ту минуту вошла въ комнату мистриссъ Родонъ Кроли, сдлавшаяся такимъ-образомъ свидтельиицею его геройскаго поступка. Она вошла безъ доклада, съ тмъ, чтобы, не останавливаясь въ гостиной, пройдти въ комнату Амеліи.
Мистриссъ Кроли, теперь, какъ и всегда, одта была чисто и опрятно. Сладкій и спокойный сонъ, посл прощанья съ мужемъ, освжилъ ее совершенно, и нельзя было безъ особеннаго удовольствія слотрть на ея розовыя, улыбающіяся щечки въ такомъ город и въ такое время, когда вс мужскія и женскія физіономіи имли чрезвычайно озабоченный видъ. Она засмялась при взгляд на мистера Джоза, который длалъ отчаянныя усилія, чтобы поскоре коичить свой воинственный туалетъ.
— Неужели и вы хотите присоединиться къ войску, мистеръ Джозефъ? сказала мистриссъ Кроли. Кто же будетъ здсь покровительствовать намъ, бднымъ женщинамъ?
Джой между-тмъ окончилъ туалетъ, выступилъ впередъ, и пробормоталъ, заикаясь, нсколько безсвязныхъ словъ передъ своей прекрасной гостьей. Мосьё Исидоръ, съ халатомъ подъ мышкой, скрылся въ спальн своего господина.
— Какъ вы себя чувствуете, мистриссъ Кроли, посл ныншимхъ безпокойствъ… посл усталости на вчерашнемъ бал? спросилъ Джозъ.
— Очень вамъ благодарна за участіе, мистеръ Джозефъ, сказала Ребекка, крпко пожимая его руку своими обими руками. Какую твердость и спокойствіе я читаю на вашемъ лиц въ это ужасное время, когда вс почти обезумли отъ страха! Это пріятно видть. Въ какомъ положеніи теперь наша маліотка Эмми? Разлука, вроятно, была ужасная.
— Страшная, подтвердилъ Джозъ.
— Вы, мужчины, привыкли смотрть равнодушно на вс вещи въ мір, продолжала мистриссъ Кроли. Разлука или опасность для васъ нипочомъ. Признайтесь теперь, что вы намрены были присоединиться къ войску и оставить насъ, бдныхъ женщинъ, на произволъ судьбы. Я въ этомъ уврена… внутренній голосъ убждаетъ меня въ этомъ. Я ужасно испугалась, когда эта мысль пришла мн въ голову (потому что повременамъ, оставаясь одна, я думаю о васъ, мистеръ Джозефъ!), и вотъ, какъ видите, я пришла просить и умолять, чтобы вы не покидали насъ, милостивый государь.
Вся эта рчь, въ перевод на ясный языкъ, могла заключать въ себ смыслъ такого рода: ‘Легко станется, что англійская армія потерпитъ пораженіе, и отступленіе сдлается необходимымъ: въ такомъ случа, любезный другъ, у тебя есть превосходная коляска, гд мы удобно можемъ сидть рядомъ.’ Такъ или не такъ мистеръ Джой понялъ эти слова, я не могу ручаться, но онъ былъ глубоко огорченъ ршительнымъ невниманіемъ къ нему этой леди, во все время пребыванія ихъ въ бельгійской столнц. Его никогда не представляли знаменитымъ пріятелямъ Родона Кроли, и онъ даже не получалъ приглашеній на вечера Ребекки, потому-что былъ слишкомъ робокъ въ карточной игр, и присутствіе его могло наскучить и Родону, и Джорджу. Никто изъ нихъ не желалъ въ немъ имть свидтеля своихъ вечернихъ удовольствій.
‘Э-ге!’ думалъ Джозъ, ‘теперь она вздумала заискивать меня, когда понадобилась нужда въ посторонней защит. Пришлось, видно, припомнить и Джозефа Седли, когда наступилъ чорный денёкъ.’
При всемъ томъ, мистеръ Джой чувствовалъ нкоторое удовольствіе при мысли, что Ребекка иметъ высокое мнніе о его геройств. Онъ даже покраснлъ отъ этого чувства, и старался, по возможности, принять мужественную осанку.
— Мн, дйствительно, хотлось взглянутъ, какъ сражаются наши войска, сказалъ мистеръ Джозефъ,— желаніе, свойственное, конечно, всякому порядочному человку, если онъ не трусъ. Военная служна мн знакома отчасти по нкоторымъ походамъ въ Индіи, но до сихъ поръ я не видлъ ничего въ такомъ огромномъ размр.
— Вы, мужчины, способны все принести въ жертву собственному удовольствію, отвчала Ребекка. Капитанъ Кроли оставилъ меня сегодня поутру въ такомъ веселомъ расположеніи духа, какъ-будто онъ собирался на охоту. Какая ему нужда? И кому изъ васъ приходитъ въ голову заботиться о страданіяхъ несчастной, покинутой женщины? Я даже сомнваюсь, точно ли онъ пошелъ на войну, этотъ лнивый и прожорливый мой супругъ. Добрый мистеръ Седли, я къ вамъ пришла искать утшенія и покровительства. Все этго утро я простояла на колняхъ. Я вся дрожу, воображая, какой страшной опасности подвергаются въ эту минуту наши мужья, друзья, вс наши храбрые воины и союзныя войска. На васъ только оставалась вся надежда, какъ на единственнаго оставшагося для меня друга, и что же? Вы сами готовы летть на мсто страшной сцены!
Мистеръ Джой умилился душевно и разнжился сердечно.
— Сударыня… мистриссъ Кроли, сказалъ онъ, успокойтесь, прошу васъ, умоляю. Я сказалъ только, что мн хотлось бы присоединиться къ дйствующей арміи… какой Британецъ не горить этимъ желаніемъ въ настоящую минуту? Но обязанности другаго рода удерживаютъ меня здсь: я не могу оставить безъ покровительства это бдное созданіе, что горюетъ теперь здсь подъ одной со мною кровлей.
И онъ указалъ на дверь другой комнаты, гд была мистриссъ Эмми.
— Добрый, великодушный брать! воскликнула Ребекка, приставляя къ своимъ глазамъ платокъ, надушенный одеколономъ. Я была къ вамъ несправедлива, мистеръ Седли, воображая васъ человкомъ безъ сердца.
— Охъ, да, какъ это можно! откликнулся Джозъ, ухватившись прямо за свое сердце, и какъ будто желая показать, что оно еще не. выпрыгнуло изъ подъ его груди. Вы несправедливы ко мн, мистриссъ Кроли, клянусь честью.
— Вы питаете нжную привязанность къ своей сестр, это длаетъ вамъ честь, мистеръ Джозефъ, но помните ли, какъ вы, за два года передъ этимъ, поступили со мной? сказала Ребекка, мгновенно устремивъ на него свой взоръ, и потомъ отворотившись къ окну.
Джозефъ раскраснлся и смшался ужасно. Тотъ органъ чувствительности, въ существованіи котораго Ребекка обнаружила ршительное сомнніе, забарабанилъ подъ его жилетомъ ужасную тревогу, Джой припомнилъ несчастные дни своего бгства отъ обманутой красавицы, воспламенившей его сердце, т дни, когда она здила съ нимъ въ одной колесниц, когда она вязала для него зеленый кошелекъ, и когда онъ, сожигаемый нжной страстью, сидлъ подл нея, и съ упоеніенъ любовался на ея свтлые глаза и блыя руки.
— Я знаю, вы считаете меня неблагодарною, продолжала Ребекка тихимъ и дрожащимъ голосомъ, отступая отъ окна, и.бросая на Джоза искрометный взоръ,— да, я знаю это, мистеръ Джозефъ. Ваша холодность и совершенное равнодушіе при встрч со мной, ваше слишкомъ церемонное обращеніе и, эти взоры, которые всегда отвращаются отъ меня, даже теперь, когда я говорю съ вами: все утверждаетъ меня въ этой мысли. Но разв нтъ причинъ, заставляющихъ меня избгать васъ, мистеръ Седли? Думаете ли вы, что супругъ мой слшкомъ расположенъ принимать васъ? Разъ только онъ позволилъ себ непріятныя слова въ отношеніи ко мн (я должна отдать справедливость капитану Кроли), и эта слова, жестокія, оскорбительныя, были сказаны изъ-за васъ, милостивый государь.
— Ахъ, Боже мой! Что жь я сдлалъ? вскричалъ Джой, обуреваемый порывами внутренняго восторга. Что жь я сдлалъ… вамъ… или… какъ это, мистриссъ Кроли?
— Разв ревность ничего не значитъ, думаете вы? сказала Ребекка. Онъ уже не разъ попрекалъ мн вами, и, Боже мой! какъ попрекалъ! Одно только это обстоятельство отравляетъ благополучіе моей жизни. Но какія бы ни были мой чувства въ прошедшемъ, сердце мое принадлежитъ исключительно моему супругу. Я невинна теперь. Не такъ ли, мистеръ Седли?
— Ахъ, можно ли въ этомъ сомнваться? сказалъ мистеръ Седли.
Восторженныя чувства радости и удовольствія сильно забились въ груди молодого человка, когда онъ принялся теперь обозрвать проницательньми глазами несчастную жертву своихъ прелестей и очарованій. Еще два, три ласковыхъ слова, сказанныхъ съ необыкновенною любезностью, и сердце его опять запылало нжной страстью, и вс его подозрнія исчезли въ одну минуту. Что прикажете длать? Это ужь такъ заведено отъ начала міра, и не одному Сарданапалу суждено было погибнуть въ стяхъ, разставленныхъ женскимъ котетствомъ.
— Будь теперь, что будетъ, думала Бекки,— я поду въ коляск этого дурака, если отступленіе сдлается необходимымъ.
Никто сказать не въ состояніи, до какихъ напастей довели бы молодого человка его бурныя, огневыя страсти, еслибъ въ эту минуту не вошелъ въ комнату Исидоръ, каммердинеръ, для исправленія своихъ хозяйственныхъ обязанностей, поглощавшихъ его дятельность каждое утро. Уже признаніе совсмъ готово было излетть изъ краснорчивыхъ устъ мистера Джоя, и теперь — онъ чуть не задохся отъ внутренняго волненія, которое принужденъ былъ подавить. Ребекка припомнила въ свою очередь, что ей давно пора навстить свою милую подругу.
— Au revoir, сказала она, поцаловавъ на прощаньи свою собственную ладонь, изъ особенной благосклонности къ мистеру Джозефу.
И затмъ она слегка отворила дверь въ спальню его сестры. Когда она скрылась и затворила дверь, мистеръ Джой погрузился въ кресла, вытаращилъ глаза, и тяжелые вздохи, одинъ за другимъ, начали вылетать изъ его груди.
— Милордъ, этотъ сюртукъ для васъ очень узокъ: надньте лучше свое статское платье, сказалъ Исидоръ, бросая жадный взглядъ на плетеные снурки и пуговицы военнаго костюма.
Но молодой человкъ не слышалъ ничего. Мысли его витали въ областяхъ воздушныхъ, и онъ сгаралъ эротическимъ огнемъ, разсматривая умственными очами прелести Ребекки. Сладкія виднія омрачались только представленіемъ Родона Кроли, съ его безпардонными усами и заряженными ппстолетами, направленными на открытый лобъ мистера Джозефа Седли.
Видъ Ребекки поразилъ Амелію величайшимъ страхомъ и заставилъ ее отпрянуть назадъ. Это появленіе возобновило въ ея памяти вчерашній день, и обратило ея мысли на житейскія дла. Пораженная роковыми событіями утра, она совсмъ забыла и Ребекку, и вчерашній балъ, и ревность, все забыла, кром опаспостей, которымъ подвергался ея супругъ.
И мы тоже совсмъ забыли войдти въ эту печальную комнату до настоящей минуты, когда свтская женщина нарушлла покой этого убжища своимъ визитомъ.
Страхъ и ужасъ оцпенили мистриссъ Эмми на нсколько мгновеній, когда Ребекка, свжая, розовая и блистательная въ своемъ утреннемъ наряд, устремила на нее свои зеленые глазки, и приготовилась подойдти къ ней съ распростертыми объятіями. Скоро, однакожь, чувство гнва, пробужденнаго этимъ появленіемъ, заглушило въ ея душ вс другія чувства. Ея щеки, за минуту блдныя какъ полотно, покрылись яркой краской. Отступивъ на нсколько шаговъ, она выдержала взоръ соперницы съ такою твердостью, которая совершенно озадачила Ребекку.
— Вы нездоровы, Амелія, очень нездоровы, сказала постительница, протягивая свою руку, чтобъ пожать руку Амеліи. Что съ вами? Я не могу быть спокойной, не узнавъ напереду какъ вы себя чувствуете.
Амелія отступила еще на одинъ шагъ и отдернула свою руку. Первый разъ въ своей жизни, отъ младенчества до цвтущей юности, она отказывалась врить искренности дружескаго участія, которое хотли принять въ ней. И такъ она отняла свою руку, и судорожный трепетъ пробжалъ по всему ея тлу.
— Зачлъ вы здсь, Ребекка? сказала она, продолжая смотрть на нее съ какою-то торжественностью своими большими глазами.
Эти взоры привели въ смущеніе Ребекку. ‘Должно быть, она видла, какъ онъ отдавалъ мн записку на вчерашнемъ бал’, подумала соперница.
— Что вы такъ взволнованы, милая Амелія, сказала она, опуская глаза въ землю, я — пришла только навстать васъ, и освдомиться, здоровы ли вы.
— Здоровы ли вы сами? сказала Амелія. Совершенно здоровы, нечего и спрашивать объ этомъ. Вы не любите своего мужа. Вы бы не были здсь, еслибъ любили. Скажите, Ребекка, что я вамъ сдлала?
Мистриссъ Кроли стояла молча съ потупленными глазами.
— Что я вамъ сдлала, Ребекка? Не всегда ли я была къ вамъ ласкова и добра?
— Всегда, Амелія, всегда, отвчала мистриссъ Кроли, все еще не смя приподнятъ свою голову.
— Не я ли первая утшала и ласкала васъ, когда вы были совершенно бдны? Не была ли я для васъ сестрою? Вы видли наши счастливые дни, прежде чмъ я вышла замужъ. Тогда я была единственнымъ сокровищемъ для своего жениха, иначе, какъ бы онъ отказался отъ своего богатства, отъ всхъ своихъ родственниковъ, чтобы только осчастливить меня? Зачмъ же вы, Ребекка, вздумали стать между нимъ и моею любовью? Кто внушилъ вамъ мысль раздлить сердца, соединенныя самимъ Богомъ? За что хотите вы отторгнуть отъ меня моего супруга? Неужели вамъ кажется, что вы способны любить его, такъ же какъ я? Его любовь была для меня всмъ на свт. Вы знали это, и хотли отнять у меня это единственное сокровище моей жизни. Стыдитесь, Ребекка! Вы дурная женщина, фальшивый другъ и фальшивая супруга. Вы неспособны любить, Ребекка.
— Клянусь вамъ Богомъ, Амелія, что я невинна передъ своимъ мужемъ, сказала Ребекка, отворотивъ отъ нея свой глаза. Я поступала съ нимъ благородно и честно.
— Но такъ ли поступили вы со мной, Ребекка? Вы не успли, вамъ не удалось, но ваши умыслы были слишкомъ явны. Спросите объ этомъ свою собственную совсть.
‘Она ничего не знаетъ’, подумала Ребекка.
— Онъ воротился ко мн. Иначе и быть не могло, я знала это. Я была уврена, что никакое притворство, никакая лесть, никакой обманъ не всостояніи отдалить его отъ меня, по крайней мр на долгое время. Я знала, что онъ будетъ мой. Я молилась, чтобы онъ былъ моимъ.
Несчастная произносила вс эти слова скороговоркой и съ такимъ одушевленіемъ, какого Ребекка никогда въ ней не замчала. Мистриссъ Кроли продолжала стоять молча, съ потупленнымъ взоромъ.
— За что жь вы хотли отнять у меня моего мужа? продолжала Амелія плачевнымъ тономъ. Что я вамъ сдлала, Ребекка? Онъ былъ моимъ только шесть недль. Не совстно ли вамъ было возмущать спокойствіе молодыхъ супруговъ? Вы ршились преслдовать меня съ перваго дня, нашей свадьбы, неужели мое счастье растревожило ваше завистливое сердце? И теперь, когда нтъ его со мной, неужели пршили вы любоваться, какъ я несчастна безъ него? Много, слишкомъ много зла натерплась я отъ васъ въ прошедшія дв недли: хотите ли вы и теперь увеличить своимъ присутствіемъ моіо душевную пытку?
— Я… я пришла сюда вовсе не съ такою цлью… проговорила мистриссъ Кроли.
— Зачмъ же иначе вы могли прійдти? Вамъ хотлось вырвать его изъ моихъ объятій, перебила Амелія дико-взволнованнымъ тономъ. Вы опоздали, Ребекка, его нтъ со мной. Мы простились съ нимъ, Ребекка. Вотъ, сегодня поутру, онъ здсь сидлъ, на этой соф. Не прикасайтесь къ ней, Ребекка. Мы сидли и разговаривали вмст. Я была у него на колняхъ, мой руки обвивались вокругъ его шеи, и мы вмст произносили съ нимъ одну и ту же молитву. Да, онъ былъ здсь, Ребекка. Его взяли, его вырвали изъ моихъ объятій, но онъ далъ мн общаніе возвратиться назадъ.
— И онъ воротится, мой другъ, будьте уврены, проговорила Ребекка, чувствуя невольное состраданіе къ несчастной.
— Посмотрите сюда, Ребекка, это вдь его шарфъ… шарфъ моего Джорджа… какъ онъ вамъ нравится? Прекрасный цвтъ… неправда ли?
И она принялась цаловать шолковыя нити малиновой ткани. Этотъ шарфъ перепоясывалъ ея талію съ самаго утра. Она забыла теперь свой гнвъ, свою ревность, самое присутствіе соперницы. Еще минута, и несчастная женщина, съ улыбной на устахъ, молча подошла къ постели и начала разглаживать подушку своего Джорджа.
Ребекка вышла изъ ея комнаты.
— Ну, что, какъ Амелія? спросилъ Джой, неизмнно сохранившій въ креслахъ свою позу.
— Кто-нибудь долженъ быть съ ней, сказала Ребекка, она очень нездорова.
И мистриссъ Кроли съ лицомъ задумчивымъ и печальнымъ пошла домой. Напрасно мистеръ Седли упрашивалъ ее остаться и принять участіе въ раннемъ обд, который онъ нарочно заказалъ для нея: мистриссъ Кроли ушла, не обративъ ни малйшаго вниманія на просьбу Джоза.
Ребекка была отъ природы совсмъ не зла, и справедливость требуетъ замтить, что она питала нкоторую привязанность къ мистриссъ Эмми. Само-собою разумется, что теперь ей не за что было сердиться на свою подругу. Упреки Амеліи, при всей своей жестокости, были однакожь для нея очень лестны, потому-что мистриссъ Кроли видла въ нихъ безсильную жалобу соперницы, оплакивающей свое пораженіе и горе. Желая помочь ей чемъ-нибудь, Ребекка отправилась въ городской паркъ и встртила тамъ мистриссъ майоршу Одаудъ, которая уже гуляла нсколько часовъ посл безполезнаго чтенія эстетически-умозрительныхъ сочиненій достопочтеннаго Декана, не доставившаго ей на этотъ разъ ни малйшей пользы. Ребекка подошла къ ней и раскланялась очень учтиво, къ великому изумленію майорши, не привыкшей къ этимъ обнаруженіямъ вжливости и вниманія со стороны мистриссъ Родонъ Кроли.
— Знаете ли вы что-нибудь о пріятельниц вашей, мистриссъ Осборнъ! сказала Ребекка.
— А что? Нтъ, ничего не знаю, отвъчала майорша.
— Она совсмъ убита посл разлуки съ мужемъ и, кажется, сойдетъ съ ума.
— Неужъ-то?!
— Вы бы очень хорошо сдлали, мистриссъ Одаудъ, если бы потрудились навстить ее.
—У меня, признаться, и у самой голова идетъ кругомъ, и я думала, что бдная Амелія не нуждается сегодня въ дружескихъ визитахъ, сказала съ важностью мистриссъ Одаудъ, но если она точно въ безотрадномъ положеніи, какъ вы говорите, и если вы сами, несмотря на давнишнюю дружбу, не можете быть полезны для нея, то безъ всякихъ вашихъ хлопотъ, мистриссъ Кроли, я пойду къ ней. Желаю вамъ счастливо оставаться, сударыня.
Съ этими словами, мистриссъ Одаудъ, забросивъ голову, поспшила оставить госпожу Ребекку Родонъ Кроли, такъ-какъ она никогда не добивалась чести быть коротко знакомой съ этой леди.
Ребекка съ улыбкой наблюдала отступленіе майорши, такъ-какъ вообще въ природномъ ея характер было много юмора. Веселость ея возстановилась соверошенйшимъ образомъ, когда майорша, сдлавъ нсколько шаговъ, оглянулась черезъ плечо и проговорила что-то сквозь зубы. Мы, однакожь, знаемъ, что она проговорила:
— Смйтесь на здоровье, свтская красотка: я очень рада, что вамъ весело. Нтъ, мать моя, ты врно не будешь кручиниться вмст съ нами — не таковская!
И быстро продолжая свой путь, мистриссъ Пегги была уже черезъ нсколько минутъ въ квартир мистриссъ Осборнъ.
Амелія все еще стояла у постели, гд оставила ее Ребекка, и глаза ея выражали отчаянную грусть. Надленная отъ природы необыкновенною крпостію духа, майорша всми зависящими отъ нея средствами старалась доставить утшеніе своему юному другу.
— Вамъ никакъ не слдуетъ убивать себя, мой другъ, говорила сердобольная Пегги. На что это будеть похоже, если вы захвораете, когда онъ пришлетъ за вами посл побды? Будьте разсудительны и хладнокровны, Амелія. Вы не единственная женщина, вручившая на этотъ день свою судьбу Господу Богу.
— О, я знаю это! что жь мн длать? Я слаба и малодушна, сказала Амелія,
Въ самомъ дл, она хорошо знала свою собственную слабость, но присутствіе другого существа, умвшаго обуздывать свои чувства, значительно подкрпило ея силы, и она пріободрилась въ обществ мистриссъ Пегги. Такъ он просидли и прогоревали вмст до двухъ часовъ за полдень, ихъ сердца поминутно слдовали за боевой колонной впередъ и впередъ, на кровавое поле. Страхъ, сомнніе, тоска и пламенныя молитвы провожали Трильйонный полкъ. Въ этомъ собственно и состоитъ необходимая подать, которую война собираетъ съ женщинъ. Мужчины расплачиваются кровью, женщины слезами.
Въ половин третьяго наступило событіе, важное въ ежедневномъ быту Джоя: обдъ посплъ и аппетитъ его изострился. Пусть храбрые воины дерутся и гибнутъ на пол битвы: Джой долженъ обдать. Онъ вошелъ въ комнату Амеліи, въ надежд соблазнить ее смачными яствами, поданными на столъ.
— Ну… Эмми… право, сказалъ онъ,— супъ очень хорошъ. Попробуй, Эмми… хоть немножко… право.
И онъ поцаловалъ ея руку. За исключеніемъ свадьбы, когда ему надлежало привтствовать новобрачную въ качеств шафера и брата, Джой никогда почти не цаловалъ свою сестру.
— Благодарю тебя, Джозефъ, сказала она,— ты очень добръ и нженъ, но ужъ позволь мн остатъся въ моей комнат.
Запахъ супа произвелъ, однакожь, пріятное впечатлніе на ноздри мистриссъ Одаудъ, и она безъ труда согласилась раздлить съ мистеромъ Седли его трапезу. Они оставили Амелію и сли за столъ вдвоемъ.
Майорша думала о честномъ Михаил, своемъ супруг, хавшемъ впереди своего полка. Дурной обдъ сегодня будетъ у нашихъ молодцовъ, сказала она съ глубокимъ вздохомъ, наливая супъ въ тарелку Джоя.
Вскор мистеръ Джой повеселлъ и, казалось, веселость его значительно увеличивалась съ каждымъ блюдомъ. Передъ супомъ, онъ выпилъ вообще за здоровье всего британскаго воинства, и потомъ, черезъ минуту, выпилъ въ частности стаканъ шампанскаго за здоровье Трильйоннаго полка.
— А теперь, мистриссъ Одаудъ, сказалъ онъ еще черезъ минуту,— я считаю священной обязанностью пить за здоровье вашего супруга, храбраго майора Одауда. Бокалъ шампанскаго! Эй, Исидоръ! Бокалъ шампанскаго для мистриссъ Одаудъ.
Но вдругъ мосье Исидоръ остановился, вздрогнулъ и выпучилъ глаза, майорша положила свою ложку и вилку. Окна комнаты, обращенной къ югу, были открыты. Глухой, отдаленный шумъ съ южной стороны, замирая постепенно, пронесся черезъ кровли, освщенныя солнцемъ.
— Это что такое? сказалъ Джой. Отчего ты не подаешь вина, Исидоръ?
— C’est le feu! откликнулся Исидоръ, выбгая на балкоиь.
— Это пушечная пальба! воскликнула мистриссъ Одаудъ, выбгая изъ-за стола къ открытому окну. Тысячи блдныхъ и встревоженныхъ лицъ уже смотрли изъ оконъ всхъ другихъ домовъ и, черезъ нсколько минутъ, все народонаселеніе Брюеселя толпами хлынуло на улицы.

ГЛАВА XXXI.

О томъ, гд, когда, какъ, зачмъ, по какому поводу и вслдствіе чего, мистеръ Джой купилъ двухъ рысаковъ, и сколько онъ заплатилъ за оныхъ.

Намъ, мирнымъ жителямъ спокойнаго города, никогда не приходилось, и дай Богъ, чтобы никогда не пришлось впередъ быть свидтелями такой бурной суматохи, какая произошла въ бельгійской столиц въ тотъ самый день, когда мистеръ Джозефъ Седли, угощая госпожу майоршу Одаудъ, кушалъ шампанское за здравіе Трильйоннаго полка. Безпорядочныя толпы хлынули къ Намурскимъ воротамъ, откуда происходилъ глухой, отдаленный шумъ, и многіе выбжали за городскую заставу, чтобы узнать поскоре какую-нибудь новость изъ дйствуіощихъ армій. Каждый толкалъ и спрашивалъ своего сосда, и даже знаменитые англійскіе лорды съ своими супругами благосклонно вступали въ разговоръ съ такими джентльменами, которыхъ они совсмъ не знали. Приверженцы французовъ, угорлые отъ необузданнаго восторга, метались во вс стороны и предсказывали тріумфъ Наполеона. Купцы запирали свой лавки и выступали на улицу, чтобы увеличить своимъ присутствіемъ общій хоръ тревоги и демонскаго гвалта. Глухой пушечный гулъ перекатывался чаще и чаще, съ холма на хоимъ, отъ одного зданія къ другому. Скоро появились экипажи съ путешественниками, спшившими оставить городъ. Они хали по дорог въ Гентъ, обгоняя одинъ другого. Предсказанія наполеоновыхъ друзей переходили мало-по-малу въ дйствительные факты.
‘Наполеонъ раздробилъ непріятельскія арміи, гласила молва. Онъ идетъ скорымъ маршемъ прямо на Брюссель. Онъ уничтожитъ Англичанъ, и будетъ ночью здсь’.
— Онъ уничтожитъ Аигличанъ, кричалъ мосье Исидоръ въ назиданіе своему господину,— и будетъ къ ночи здсь.
Расторопный слуга выбгалъ ежемиутно изъ квартиры на улицу, и возвращался всегда съ новыми встями опустошительнаго свойства. мистеръ Джой становился блдне и блдне. Тревога овладла совершенно мягкимъ сердцемъ толстаго джентьмена. Напрасно онъ пилъ шампанское полными стаканами: благородный напитокъ утратилъ для него живительную силу. Къ солнечному закату, нервозность Джоя достигла до крайняго предла, такъ-что пріятель его, Исидоръ, возрадовался и сердцемъ и душою, не имя больше никакихъ сомнній, что фуражка съ золотой кокардой и военный сюртукъ съ плетеными снурками перейдутъ къ нему по-праву наполеоновскаго тріумфа.
Женщины покинули нашего героя на все это время. Заслышавъ канонаду, неустрашимая Одаудъ тотчасъ же вспомнила о своей юной подруг въ другой комнат и побжала къ ней, чтобы подкрпить и, если возможно, утшить мистриссъ Эмми. Мысль, что на рукахъ ея осталось слабое и безпомощное созданіе, придавала особенную силу природному мужеству этой честной ирландки. Пять часовъ сряду провела она подл Амеліи, изобртая различные способы утишить ея взволнованныя чувства, и стараясь по временамъ настроить ея мысли на веселый ладъ своею краснорчивою бесдой. ‘И пока продолжалась канонада, то-есть, до глубокихъ сумерекъ, я ни разу не выпускала ея руки’, расказывала посл мистриссъ майорша Одаудъ, припоминая разнообразныя подробности этого замчательнаго дня.
Когда смолкъ, наконецъ, страшный гулъ пушечной пальбы, мистриссъ Одаудъ вышла изъ амеліиной спальни въ смежную комнату, гд засдалъ мистеръ Джой подл опорожненыхъ бутылокъ, въ которыхъ на этотъ разъ не удалось ему почерпнуть ни малйшей отваги. Разъ или два онъ забгалъ въ комнату сестры, и какъ-будто собирался что-то сказать ей, причемъ на лиц его изображалась неописанная тревога. Но тутъ майорская жена храбро удерживала свой постъ, и онъ уходилъ назадъ, не выгрузивъ ни одного звука изъ своей заготовленной рчи. Ему стыдно было извстить ее, что онъ собирался бжать.
Но когда майорша явилась въ столовую, гд онъ, прикрытый мракомъ ночи, сидлъ въ безотрадномъ обществ опорожненныхъ бутылокъ, мистеръ Джой ршился открыть уста, чтобы повдать храброй женщин тайну своей души.
— Мистриссъ Одаудъ, сказалъ онъ,— не лучше ли вамъ приготовить Амелію въ дорогу?
— Зачмъ? Вы разв хотите взять ее съ собою гулять? сказала майорша,— но Амелія такъ слаба, что не можетъ сдлать шага.
— Я.. я приказалъ выдвинуть изъ конюшни коляску, сказалъ Джой,— сейчасъ приведутъ почтовыхъ лошадей. Исидоръ побжалъ за ними.
— Что жь вамъ за охота вызжать по ночамъ? отвчала недогадливая леди. Сестр вашей всего лучше отдохнуть. Я уговорила ее лечь въ постель.
— Такъ я прошу васъ разбудить ее, сказалъ Джой,— разбудить сейчасъ же, сію минуту. И при этомъ онъ энергически притопнулъ ногою. Говорю вамъ, что закладываютъ мою коляску… да… и сейчасъ приведутъ почтовыхъ лошадей. Все уже кончено и… и…
— И что? спросила мистриссъ Одаудъ.
— Я узжаю въ Гентъ, отвчалъ Джозъ. Вс узжаютъ, въ коляск будетъ мсто и для васъ. Мы должны ускакать черезъ полчама.
Майорша взглянула на него съ выраженіенъ безконечнаго презрнія.
— Я не двинусь съ мста, пока Одаудъ не дастъ мн маршрута, сказала она. Вы можете хать куда вамъ угодно, мистеръ Седли, но ужь прошу извинить: Амелія и я остаемся здсь.
— Она подетъ, закричалъ Джой, топая теперь обими ногами,— она должна хать!
Мистриссъ Одаудъ подперла бока своими обими руками, и заслонила собою дверь спальни.
— А разв вы хотите отвезти ее къ матери? сказала она,— или, ужь не хотите ли вы сами укрыться подъ крылышкомъ у своей мамаши, мистеръ Седли? Добраго вамъ утра, сэръ, и пріятной дороги. Bon voyage, какъ говорятъ Французы, и вотъ вамъ на прощанье мой совтъ: сбрейте свой усы, мистеръ Седли, иначе какъ-разъ вы попадете въ бду.
— Пр-р-роклятіе! заревлъ Джозъ, терзаемый страхомъ, яростію и отчаяніемъ.
Въ эту минуту вбжалъ Исидоръ, разражаясь такими же проклятіями на своемъ собственномъ діалект.
— Pas de chevaux, sacrebleu! кричалъ взбшенный каммердинеръ. Вс лошади въ разгон!
Дло въ томъ. что не одинъ мистеръ Джой былъ сндаемъ паническимъ страхомъ въ этотъ несчастный день. Прежде, однакожь, чимъ кончилась роковая ночь, судьб угодно было увеличить опасенія Джоя до неимоврной высоты.
Mademoiselle Pauline, la bonne, имла также son homme elle въ рядахъ дйствующей арміи, выступившей навстрчу императору Наполеону. Этотъ юноша, брюссельскій урожденецъ, служилъ гусаромъ въ одномъ изъ бельгійскихъ полковъ. Между-тмъ какъ Русскіе и Англичане оказывали чудеса храбрости при столкновеніи съ наполеоновскими войсками, извстно всему міру, что Бельгищы отличились въ этой войн такимъ подвигомъ, который не имлъ ни малйшей связи съ чувствомъ мужества или отваги и молодой фан-Кутеумъ, обожатель Полины, ничуть не отсталъ отъ своихъ товарищей, которымь скомандовали въ разсыпную. Проживая до открытія кампаніи въ брюссельскомъ гарнизон, фан-Кутеумъ проводилъ съ великимъ комфортомъ большую часть своихъ досуговъ на кухн у Полины, и когда онъ простился, наконецъ, съ нжнымъ другомъ своего сердца, чтобы отправиться въ походъ, мамзель Полина набила его карманы рдкими и чрезвычайно вкусными произведеніями своего очага.
Кампанія уже совсмъ окончилась для его полка, составлявшаго часть весьма красивой дивизіи.
Выступивъ противъ союзныхъ войскъ, Ней занималъ одну познцію за другою до той минуты, когда прибытіе изъ Брюсселя отдльнаго британскаго корпуса не сообщило другого направленія этой битв. Эскадроны, между которыми рисовался обожатель Полины, обнаружили величайшую дятельность при отступленіи отъ французской арміи, и были мало-по-малу сбиты со всхъ пунктовъ съ удивительной быстротою. Ихъ движенія перепутались еще боле при столкновеніи съ британскимъ авангардомъ. Очутившись внезапно между двумя огнями, дружескимъ и непріятельскимъ, они ударились въ разсыпную черезъ англійскіе полки, и мгновенно разсялись по всмъ возможнымъ направленіямъ. Гусарскій бельгійскій полкъ не существовалъ боле. Онъ быль везд и нигд, безъ опредленной позиціи и безъ главной квартиры. Пріятель нашъ, фан-Кутеумъ, скакалъ очертя голову, совершенно одинъ, за нсколько миль отъ поля битвы, и гд жь онъ могъ найдти пріютъ для себя и радушное убжище, какъ не въ той самой кухн, гд мамзель Полина встрчала его такъ часто съ распростертыми объятіями?
Около десяти часовъ вечера можно было, съ удовлетворительною ясностью, разслышать звукъ сабли на лстничныхъ ступепяхъ дома, гд Осборны занимали верхній этажъ. Вслдъ затмъ послышался стукъ въ кухонную дверь, и бдная Полина, только что воротившаяся домой, чуть не упала въ обморокъ, встртивъ на порог своего милаго гусара. Молодой человкъ былъ блденъ и страшенъ, какъ полночный драгунъ, возмутившій спокойствіе Леоноры. Мамзель Полина готова была взвизгнуть, но къ счастію припомнила, что ея крикъ можетъ пробудить вниманіе сосдей и открыть ея милаго дружка. Поэтому она удержалась очень кстати, и немедденно отвела своего героя въ кухню, гд явились къ его услугамъ дв бутылки пива и отборныя кушанья отъ обда, къ которому не смлъ прикоснуться мистеръ Джой. Гусаръ обнаружилъ въ одно мгновеніе ока, что онъ отнюдь не былъ выходцемъ съ того свта, безкровнымъ и безплотнымъ, набивая свой ротъ говядиной и пирогами, онъ подробно расказалъ плачевную повсть о несчастіи, постигшемъ бельгійскій полкъ.
Бельгійцы, говорилъ онъ, обнаружили непостижимое геройство, и нсколько времени удерживали съ успхомъ отчаянгый натискъ всего французскаго войска. Но наконецъ ихъ одолли, такъ же какъ и Англичанъ. Маршалъ Ней зврскимъ образомъ уничтожалъ одинъ полкъ за другимъ. Бельгійцы выбивались изъ всхъ силъ, чтобы остановить рзню Англичанъ. Ничто не могло спасти ихъ. Брауншвейгцы были выбиты изъ позиціи, разсяны и выгнаны. Герцогъ ихъ убитъ. Генералы убиты. Полковники убиты. Словомъ, это была всеобщая рзня. Молодой человкъ старался потопить свою горесть и отчаяніе въ потокахъ пива.
Исидоръ, завернувшій на кухню, выслушалъ всю эту повсть, и опрометью бросился съ вожделннымъ извстіемъ къ своему господину.
— Все кончено! закричалъ онъ съ неистовымъ одушевленіемъ. Милордъ Веллингтонъ въ плну. Герцогъ брауншвейгскій убитъ. Британская армія разбжалась. Бельгійцы истреблены. Остался въ живыхъ только одинъ человкъ, и онъ сидитъ у насъ на кухн. Ступайте и выслушайте его.
Подернутый судорожною дрожью, несчастный Джой побжалъ въ ту храмину, гд сидлъ за бутылкой пива храбрый бельгійскій воитель. Призвавъ на помощь все свое искусство въ практическомъ употребленіи французскаго діалекта, Джой упросилъ гусара повторить печальную повсть. Бдствія увеличивались по мр того, какъ расказъ подвигался впередъ. Фан-Кутеумъ былъ единственный человкъ, уцлвшій отъ всеобщей рзни. Онъ видлъ собственными глазами, какъ герцогъ брауншвейгскій палъ, и какъ Шотландцы падали цлыми колоннами при каждомъ выстрл изъ непріятельской пушки.
— А Трильйонный полкъ? спросилъ Джой.
— Изрзанъ въ куски, отвчалъ гусаръ.
— Бдная, бдная, бдная барыня! О, ma bonne petite dame! заголосила сострадательная мамзель Полина, и въ одно мгновеніе весь домъ наполнился ея отчаяннымъ воплемъ.
Встревоженный и отороплый отъ испуга, мистеръ Джозефъ Седли не зналъ, гд и какъ искать успокоенія для души и безопасности для своего тучнаго тла. Онъ побжалъ изъ кухни въ гостиную, и бросилъ тревожный взглядъ на дверь амеліиной спальни, которую майорша затворила и заперла передъ его носомъ. Онъ вспомнилъ, какимъ презрніемъ наградила его неустрашимая Одаудъ, и молча, съ бьющимся сердцемъ, стоялъ у двери, не смя прикоснуться къ замку. Наконецъ, махнувъ рукою, онъ ршился выйдти на улицу, первый разъ въ этотъ день. Схвативъ свчу, онъ началъ искать фуражку съ золотой кокардой, и нашелъ ее въ передней комнат на столик передъ зеркаломъ, гд обыкновенно мистеръ Джой охорашивался всякій разъ, когда собирался выставить себя передъ публикой на общественномъ гуляньи. И такова сила привычки, что даже тепорь, едва не оцпенлый отъ ужаса, мистеръ Джой начиналъ машинально лелять свои локоны, и поправлять кокарду на фуражк. Потомъ онъ съ изумленіемъ взглянулъ на блдное лицо, отражавшееся въ зеркал, и вниманіе его остановилось на усахъ, пустившихъ богатйшій ростъ впродолженіе послднихъ семи недль, съ той поры, какъ они въ первый разъ произошли на свтъ. По усамъ сочтутъ меня за военнаго человка, подумалъ Джой, припомнивъ весьма кстати предсказанія Исидора касательно неминуемаго истребленія, на которое обречены вс англійскіе солдаты. И отступивъ назадъ въ свою спальню, онъ судорожно дернулъ за сонетку, призывая своего врнаго слугу.
Исидоръ бросился молніей на этотъ призывъ. Джозефъ рвалъ на себ манжеты, галстухъ, разстегивалъ пуговицы жилета, и сидлъ въ креслахъ передъ зеркалолъ, поднявъ об руки къ своему горлу.
— Coupez moi, Isidor, закричалъ Джозефъ. Vite! Vite! Coupez moi!
Исидоръ подумалъ въ первую минуту, что господинъ его сошелъ съ ума, и проситъ, чтобы ему перерзали горло.
— Les moustaches! продолжалъ задыхаясь мистеръ Джой. Les moustaches… coupez… rasez. Vite!
Джозефъ умлъ, при случа, объясняться довольно бгло на французскомъ діалект, но никакъ нельзя сказать, чтобы рчь его была слишкомъ замчательна въ граматическомъ смысл.
Первый разъ въ жизни бритва мосьё Исидора прикасалась къ джентльменскимъ усамъ, которые теперь онъ счистилъ съ неимоврной быстротой. Освободившись отъ этого опаснаго украшенія, Джозефъ, къ величайшему наслажденію Исидора, приказалъ подать себ статскую шляпу и статскій сюртукъ.
— Не порти плю милитеръ абитъ, сказалъ Джой, не годится, донни аву, пренни дегоръ… pour vous.
Такимъ-образомъ, фуражка и сюртукъ уже перешли въ законную собственность Исидора. Сдлавъ этотъ подарокъ, Джой выбралъ изъ своего партикулярнаго туалета простой чорный фракъ и шолковый жилетъ. Затмъ онъ надлъ широкій блый галстухъ и пуховую шляпу. еслибъ у него была высокая шляпа съ широкими полями, какую носятъ квакеры, онъ бы нахлобучился ею, не задумавшись ни на минуту.
— Venez maintenant, продолжалъ Джозефъ, суи вей муа… алонъ… партонъ dans la rue.
И проговоривъ эти слова, онъ быстро спустился съ лстницы, и очутился на улиц.
Хотя молодой фан-Кутсумъ уврялъ клятвенно, что онъ только одинъ спасся изъ всей арміи союзниковъ, изрубленныхъ въ куски саблями и штыками солдатъ маршала Нея, однакожь, оказалось, что его показаніе было не совсмъ справедливо, и черезъ нсколько времени въ город появилось значительное количество мнимыхъ жертвъ, уцлвшихъ отъ всеобщей рзни. Десятки товарищей Кутсума, воротившихся съ поля битвы, объявили единогласно, что они спасаются бгствомъ. Пораженіе союзниковъ сдлалось теперь несомнннымъ фактомъ для всей бельгійской столицы. Французовъ ожидали ежечасно, паническій страхъ усиливался, и повсюду обнаруживались приготовленія къ бгству. ‘Нтъ лошадей’! думалъ Джозъ, томимый отчаянной тоской. Онъ заставлялъ Исидора навдываться у каждаго встрчнаго и поперечнаго, не продаетъ ли кто, или, не отдаетъ ли внаймы какую-нибудь клячу, и сердце его обливалось кровью, когда отвсюду слышался одинъ и тотъ же отрицательный отвтъ. Не бжать ли ему пшкомъ, куда глаза глядятъ? Но и самый страхъ не могъ сообщить приличной дятельности этому полновсному организму.
Почти вс гостинницы, занятыя Англичанами въ бельгійской столиц, были сгруппированы около городского парка, и Джой бродилъ нершительными шагами около этого квартала, сталкиваясь съ народными толпами, привлеченными сюда любопытствомъ и страхомъ. Нкоторымъ фамиліямъ посчастливилось отыскать лошадей, и Джой смотрлъ завистливыми глазами, какъ он катили по улиц мимо него, другіе, такъ же какъ онъ, бродили съ понурыми головами, потерявъ всякую надежду запастись необходимыми средствами къ побгу. Между будущими бглецами, Джой замтилъ лсди Барикрисъ и Бланку, ея дочь, сидвшихъ уже въ карет передъ отворенными воротами гостинницы, гд он квартировали. Ихъ вещи были упакованы, имперіалъ экипажа навьюченъ сундуками, и было только одно препятствіе къ побгу —недостатокъ двигательной силы.
Комнаты Ребекки Кроли находились въ этой же самой гостинниц, и она, до этого времени, имла нсколько враждебныхъ встрчь съ дамами изъ фамиліи Барикрисъ. Такъ, миледи Барикрисъ толкнула неосторожно мистриссъ Кроли, когда он случайно встртились на лстниц. Ребекка знала также, что во всхъ мстахъ, гд только произносилось ея имя, миледи отзывалась о ней очень дурно. Ея фамильярное обращеніе съ милордомъ Тюфто особенно не нравилось этой дам. Леди Бланка, съ своей стороны, постоянно избгала мистриссъ Кроли, какъ-будто она была зачумлена. Одинъ только лордъ Барикрисъ добивался ея знакомства въ ту пору, когда дамы не могли наблюдать за его поведеніемъ.
Само-собою разумется, что Ребекка воспользовалась первымъ удобнымъ случаемъ отмстить своимъ врагамъ. Въ гостинниц знали, что лошади капитана Кроли остались дома. Миледи Барикрисъ, при всеобщемъ господств паническаго страха, отправила свою горничную къ супруг капитана съ поклономъ отъ своей особы и желаніемъ узнать цну лошадей мистриссъ Крили. Благодаря за поклогъ, Ребекка приказала сказать, что она не привыкла вести переговоры о цн съ горничными знатныхъ леди.
Этотъ лаконическій отвтъ привелъ въ апартаменты мистриссъ Бекки самого лорда Барикриса, но и его посредничество не имло никакого успха.
— Послать ко мн свою горничную… да съ чего это она взяла, позвольте спросить? кричала мистриссъ Кроли въ припадк сильнйшаго гнва. Отчего еще миледи Барикрисъ не приказала мн самой осдлать лошадей для ея чести? Одного только этого недоставало. И кто хочетъ бжать отсюда на моихъ лошадяхъ? миледи Барикрисъ, или, ея femme de chambre?
Вотъ и все, что милордъ Барикрисъ принужденъ былъ отнести въ отвтъ своей супруг. Больше онъ ничего не добился отъ мистриссъ Родонъ Кроли.
Но чего не длаетъ необходимость? Миледи Барикрисъ, приведенная въ отчаяніе неудачнымъ посольствомъ, ршилась сама, скрпя сердце, сдлать визитъ мистриссъ Ребекк Кроли. Она покорнйше просила ее назачить какую угодно цну, и даже вызвалась пригласить ее въ столичный чертогъ Барикрисовъ, если только мистриссъ Бекки доставитъ ей средства благополучно возвратитья въ эту резиденцію. Ребекка расхохоталась.
— Неужьто вы думаете, сказала она, что я добиваюсь чести быть среди ливрейныхъ констеблей вашего лондонскаго чертога?! Едва ли впрочемъ вы успете воротиться туда, по крайней мр вмст и въ одно время съ вашими брильянтами. Вы отдадите ихъ Французамъ. Они будутъ здсь черезъ два часа, и я проду этимъ временемъ полдороги въ Гентъ. Я не намрена продавать вамъ лошадей — да, хотя бы вы предложили за нихъ т два огромные брильянта, которыми вы изволили гордиться на балу у герцогини.
Леди Барикрисъ затрепетала отъ ужаса и гнва. Брильяиты были зашиты въ подкладку одного изъ ея капотовъ, и запрятаны въ самомъ потаенномъ мст.
— Женщина! Мои брильянты у банкира, и лошади у меня будутъ, сказала миледи Барикрисъ.
Ребекка засмялась ей въ лицо. Взбшенная миледи сошла внизъ, и услась въ своей карет. Ея горничная, жокей, кучеръ и ея супругъ — вс были разосланы по разнымъ частямъ города отыскать двухъ или трехъ скотовъ — и горе было бы тмъ, которые, посл безполезныхъ поисковъ, воротились слишкомъ поздно! Миледи ршилась ускакать въ ту же секунду, какъ приведутъ лошадей, не обращая вниманія, подоспетъ или нтъ къ тому времени милордъ.
Мистриссъ Кроли имла удовольствіе видть, какъ миледи Барикрисъ засдала въ своей карет безъ лошадей. Она вышла на балконъ, и устремивъ на нее свои зеленые глазки, принялась громогласно оплакивать ея бдственную участь.
— Не найдти лошадей, тогда какъ вс брильянты зашиты въ подушкахъ экипажа —какая ужасная исторія! восклицала мистриссъ Кроли. Какую драгоцнную добычу найдутъ Французы… не въ миледи, разумется, а въ ея брильянтахъ и карет!
Ребекка сообщила это извстіе содержателю гостинницы, всмъ слугамъ, всмъ гостямъ и безчисленному множеству ротозевъ, собравшихся на двор. Леди Барикрисъ готова была выстрлить въ нее изъ окна своей кареты.
Наслаждаясь такимъ-образомъ уничиженіемъ своего врага, Ребекка уловила взглядъ мистера Джоя, который прямо пошелъ къ ней, лишь-только замтилъ ее.
Его блдное, запуганное, обезсмысленное лицо ясно обнаруживало роковую тайну, которая щемила его сердце. И Джой, какъ миледи Барикрисъ, отыскивалъ средства къ побгу.
‘Онъ купитъ моихъ лошадей, подумала Ребекка. У меня еще остается лошадка Тюфто’.
Джой быстро подошелъ къ своей пріятельниц, и предложилъ вопросъ, повторенный имъ больше сотни разъ впродолженіе одного часа:
— Не знаете ли вы, гд и какъ достать лошадей?
— Неужели и вы хотите бжать? сказала Ребекка улыбаясь. А я думала, что вы будете рыцаремъ нашихъ дамъ, мистеръ Седли.
— Я… я не военный человкъ, замтилъ Джой.
— Какъ же останется Амелія? Кто будетъ безъ васъ покровительствовать бдную вашу сестрицу? спросила Ребекка. Вы, конечно, ие оставите ее.
— Могу ли и быть полезнымъ для сестры вслуча… вслуча, если прійдеть непріятель въ этоть городъ? отвчалъ Джозефъ. Женщинъ они пощадятъ, конечно, но каммердинеръ мн сказывалъ, что эти подлые трусы поклялись торжественно не давать никакой пощады нашему брату.
— Это ужасно! воскликнула Ребекка, любуясь на его томительное отчаяніе.
— Ктому же, вы угадали, мистриссъ Кроли, я не намренъ оставлять сестру, продолжалъ великодушный братъ. Въ моей коляск найдется мсто для нея… да и для васъ, если только вамъ угодно. Вся бда лишь въ томъ, что лошадей до сихъ поръ я никакъ не могу найдти, заключилъ Джой съ глубокимъ вздохомъ.
— Я могу продать двутъ лошадей…
Джой отъ радости чуть не бросился къ ея ногамъ.
— Живй коляску, Исидоръ! закричалъ мистеръ Седли. Лошади найдены, любезный, найдены, найдены!
— Но моихъ лошадей нельзя впрягать въ экипажъ, продолжала мистриссъ Кроли, Бульфинчъ разобьетъ вдребезги вашу коляску.
— Но удобенъ ли онъ для верховой зды?
— Онъ смиренъ, какъ ягненокъ, и прытокъ, какъ заяцъ, отвчала Ребекка.
— Подыметь ли онъ меня? спросилъ Джой.
Онъ уже скакалъ, въ своемъ воображеніи, по открытому полю, нисколько не думая о своей бдной сестр. Какой бы, впрочемъ, гиппофилъ устоялъ, на его мст, противъ такого соблазна?
Вмсто отвта, Ребекка попросила его войдти въ комнату, куда Джой послдовалъ за ней, сгарая нетерпливымъ желаніемъ окончить поскоре торгъ. Еще ни разу мистеръ Джой не сорилъ такъ много денегъ, какъ теперь, не боле какъ въ полчаса своей жизни. Соразмряя цнность товара съ горячностью покупщика и чрезмрною рдкостью продаваемой статьи, Ребекка запросила за своихъ рысаковъ такую чудовищно-огромную цну, что статскій джентльменъ невольно попятился назадъ и даже въ изумленіи всплеснулъ руками. ‘Если хотите покупать, такъ покупайте обоихъ коней, или я не продаю ни одного’, сказала Ребекка энергически-ршительнымъ тономъ. Родонъ строго запретилъ ей уступать меньше той цны, которую она теперь назначила Джозефу.
— Лордъ Барикрисъ, если угодно, дастъ мн еще больше, но мн бы хотлось услужить собственно вамъ, мистеръ Седли, говорила Ребекка, такъ-какъ я очень хорошо помню вс ваши благодянія и притомъ люблю вашу сестру.
Словомъ, никто въ мір не обнаруживалъ столько нжной привязанности, и вмст такой непреклонности воли, истинно-желзной, какъ мистриссъ Ребекка Кроли.
Джозефъ, какъ и слдовало ожидать отъ него, согласился на предложенное условіе безпрекословно, прося, однакожь, нкоторой отсрочки для платы, такъ-какъ сумма, вырученная Ребеккой, была слишкомъ огромна — огромна до такой степени, что изъ нея могъ даже составиться маленькій капиталецъ для мистриссъ Кроли. Присоединяя умственно къ этой сумм выручку отъ распродажи вещей посл смерти Родона, и вдобавокъ еще вдовій пенсіонъ отъ казны, Ребекка быстро расчитала, что она будетъ совершенно независима въ этомъ мір, и, стало-быть, ей можно безстрашно смотрть на будущую перспективу.
Мысль о бгств изъ Брюсселя тоже прнходила ей въ голову разъ или два впродолженіе этого дня, но свтлый и проницательный разсудокъ внушилъ ей лучшіе совты.
— ‘Ну, пусть Французы прійдутъ, думала Ребекка, какое зло могутъ они сдлать вдов бднаго офицера? Фи! Времена грабежей и заточеній прошли давнымъ-давно для прекраснаго и нжнаго пола. Насъ преспокойно отошлютъ домой, или пожалуй, я могу, съ нкоторымъ комфортомъ, жить и за границей при своемъ маленькомъ доход’.
Между-тмъ, Джозсфъ и достойный его каммердинеръ, мосье Исидоръ, отправились въ конюшню обозрвать новопріобртенныхъ коней. Джозъ приказалъ осдлать немедленно обоихъ рысаковъ. Онъ хотлъ хать въ эту же ночь, въ этотъ самый часъ. И, оставивъ каммердинера возиться съ лошадьми, онъ пошелъ домой готовиться къ отъзду. Все это должно быть сдлано втайн. Онъ пройдетъ въ свою комнату черезъ чорную лстницу въ боковую дверь. Сборы будутъ не продолжительны, и только одинъ содержатель гостинницы узнаетъ объ его отъзд. Онъ не хотлъ прощаться ни съ Амеліей, ни съ мистриссъ Одаудъ: пусть себ остаются и живутъ какъ умютъ. Своя рубашка ближе къ тлу.
Въ ту пору какъ Джой торговался съ Ребеккой, и обозрвалъ дорогихъ животныхъ, время шло своимъ чередомъ и разсвтъ быстро приближался. Но хотя полночь прошла уже давно, городъ, повидимому, не думалъ отдыхать отъ вечерней тревоги. Во всхъ окнахъ свтились огни, толпы женщинъ и мужчинъ стояли въ дверяхъ и у воротъ, и по улицамъ все еще бродилъ народъ. Молва съ разнообразными оттнками переходила изъ устъ въ уста: одни говорили, что прусская армія истреблена въ конецъ, другіе, что Англичане потерпли ршительное пораженіе, но были и такіе, которые утверждали, что Веллингтонъ устоялъ крпко на занятой позиціи. Этотъ послдній слухъ, распространяясь постепенно, пріобрталъ большую вроятность и силу. Въ город, съ поля битвы, еще не появлялся ни одинъ Французъ. Нсколько бродягъ, воротившихся изъ арміи, принесли довольно благопріятныя всти. Наконецъ, къ общему удовольствію, прискакалъ въ Брюссель адъютантъ съ депешами отъ главнокомандующаго къ городскому коменданту, и скоро, въ разныхъ частяхъ столицы появились оффиціяльныя объявленія объ успх союзниковъ при Quatre-Bras, и о совершенномъ отраженіи Французовъ, сражавшихся шесть часовъ подъ командою маршала Нея. Адъютантъ пріхалъ, вроятно, въ ту пору, когда Джозъ и Ребекка производили свой торгь, или, когда Джозъ уже осматривалъ въ конюшн купленныхъ лошадей. Возвращаясь домой, онъ ясно разслышалъ, какъ у воротъ гостинницы разсуждали о свжихъ новостяхъ, уже не подлежавшихъ никакому сомннію. Онъ пошелъ сообщить ихъ женщинамъ, состоявщимъ подъ его опекой. Джозъ не считалъ нужнымъ доводить до ихъ свднія, какъ онъ собирался разстаться съ ними, какимъ образомъ купилъ двухъ рысаковъ, и какую груду злата отвалилъ за оныхъ.
Но успхъ или пораженіе не составляютъ слишкомъ большой важности для женщинъ, такъ-какъ он думаютъ прежде всего о безопасности особъ, близкихъ къ ихъ сердцу. Извстіе о побд еще больше увеличило душевную тревогу мистриссъ Эмми. Ей захотлось немедленно хать въ дйствующую армію. Она со слезами принялась упрашивать брата, чтобы онъ отвезъ ее туда. Ея страхъ и сомннія достигли до совершеннйшаго пароксизма, и несчастная етрадалица, бывшая въ оцпененіи почти цлый день, впала теперь въ истерическое безуміе, и забгала взадъ и впередъ. Жалкое зрлище! никакой мужчина, томимый даже предсмертной мукой на кровавомъ пол, гд, посл упорной борьбы, лежали сотни храбрыхъ воиновъ — никакой мужчина не могъ испытывать страданій ужасне тхъ, какимъ подвергалась эта бдная, беззащитная жертва. Чувствительное сердце Джоза не могло перенести этого страшнаго зрлища. Онъ оставилъ сестру подъ опекой ея великодушной собесдницы, и сошелъ внизъ, къ воротамъ, гд еще продолжали разсуждать о военныхъ длахъ, и дожидались новыхъ встей.
Разсвтъ между тмъ постепенно переходилъ въ ясный день, когда Джозъ и его собесдники стояли у воротъ. Изъ арміи начали приходить свжія всти, привозимыя людьми, которые сами были дйствующими лицами въ кровавой драм. Фуры и длинныя крестьянскія телги, нагруженныя ранеными, заскрипли въ разныхъ мстахъ, страшные стоны слышались внутри ихъ, и болзненныя лица грустно выглядывали изъ-подъ соломы. Джозефъ Седли смотрлъ съ печальнымъ любопытствомъ на эти колесницы, стоны раненныхъ были ужасны, усталые кони съ трудомъ подвигались впередъ.
— Стой! стой! простоналъ слабый голосъ изъ-подъ соломы.
И телга остановилась передъ квартирой мистера Седли.
— Это Джорджъ! вскричала Амелія. Это Джорджъ, я знаю.
Она выбжала на балконъ съ своимъ блднымъ лицомъ и растрепанными волосами. Но это былъ не Джорджъ. Пришла только всть о Джордж и слава Богу!
Это былъ бдный Томъ Стоббль, выступившій изъ Брюсселя за двадцать-четыре часа передъ этимъ, съ полковымъ знаменемъ въ рукахъ, которое онъ такъ храбро защищалъ на пол чести и славы. Французскій уланъ ранилъ въ ногу молодого прапорщика, и онъ упалъ, продолжая держать въ рукахъ святыню Трильйоннаго полка. Посл сраженія, отыскалось порожнее мсто для бднаго юноши въ телг, и его повезли назадъ, въ Брюссель.
— Мистеръ Седли! мистеръ Седли! вскричалъ слабымъ голосомъ молодой человкъ.
Испуганный Джой подошелъ къ телг. Онъ не угадалъ сначала, кто его звалъ.
Юный Томъ Стоббль протянулъ свою горячую и слабую руку.
— Я долженъ остановиться здсь, сказалъ онъ. Осборнъ… и… и Доббинъ сказали, что здсь… возьмутъ меня… и, и вы дайте ямщику два наполеондора, и… и мать моя заплатитъ вамъ.
Мысли бднаго юноши, впродолженіе длинныхъ лихорадочныхъ часовъ, проведенныхъ въ телг, постоянно переносились въ родной пріютъ, подъ кровлю родительскаго дома, оставленнаго имъ лишь за нсколько мсяцевъ передъ открытіемъ войны. Въ этомъ сладкомъ бреду онъ забывалъ повременамъ свою физическую боль.
Гостинница была велика, и сострадательные жильцы ея взяли всхъ пассажировъ крестьянской телги, и размстили ихъ по разнымъ угламъ. Молодой прапорщикъ былъ перенесенъ наверхъ, въ квартиру Осборновъ. Амелія и мистриссъ Одаудъ выбжали къ нему навстрчу, лишь-только завидли его съ балкона. Вообразите, если можете, чувства этихъ двухъ женщинъ, когда имъ сказали, что день кончился благополучно для ихъ мужей. Съ какимъ восторгомъ Амелія бросилась на шею своей доброй подруги, и съ какимъ жаромъ, становясь на колни, молилась она всемогущей сил, сохранившей въ этотъ день ея супруга!
Ни одинъ докторъ въ мір не могъ для нашей героини, страдавшей цлый день истерическими припадками, предписать рецепта надежне и спасительне того, который былъ теперь ниспосланъ для нея сострадательною судьбою. Она и мистриссъ Одаудъ бодрствовали безпрестанно при постели раненаго юноши, терпвшаго жесточайшую боль. Занятая исполненіемъ этой обязанности, столько свойственной женскому сердцу, Амелія не имла досуга задумываться надъ своей собственной грустью, и томить себя безполезнымъ страхомъ и предчувствіями, возникавшими въ ея разгорячснной голов. Молодой паціентъ расказалъ свою простую и трогательную повть о событіяхъ этого дня, и о подвигахъ нашихъ друзей, принадлежавшихъ къ Трильйонному полку. Дло было жаркое. Трильйонный полкъ лишился многихъ офицеровъ и солдатъ. Подъ майоромъ убили лошадь, и вс думали сначала, что самъ майоръ убитъ, и начальство перейдетъ къ Доббину, но когда огонь прекратился, оказалось, что майоръ сидитъ на спин своего бднаго Пирама, и потягиваетъ коньякъ изъ плетёной бутылки. То былъ капитанъ Осборнъ, что поразилъ наповалъ французскаго улана, который ранилъ прапорщика. Услышавъ это, Амелія сдлалась такъ блдна, что юный Стоббль, no внушенію мистриссъ Одаудъ, долженъ былъ прекратить на-время свой расказъ. И то былъ капитанъ Доббинъ, что, посл сраженія, несмотря на собственную рану, взялъ на руки молодого человка, и отнесъ его къ полковому хирургу, а оттуда въ телгу, которая должна была привезти его въ Брюсселъ. Капитанъ Доббинъ общалъ ямщику два луидора, если онъ довезетъ телгу въ городъ, до гостинницы мистера Седли. Онъ веллъ сказать капитанш Осборнъ, что сраженіе кончилось, и что мужъ ея живъ и невредимъ.
— Скажите, пожалуйста, какое у него доброе сердце, у этого Вилльяма Доббина! замтила мистриссъ Одаудъ. А я все сердилась, что онъ смялся надо мной. Какъ часто наружность бываетъ обманчива!
Юный Стоббль положительно уврялъ, что нтъ въ цлой арміи офицера великодушне и добре капитана Доббина. Онъ принялся съ живйшимъ краснорчіемъ выхвалять его скромность, снисходительность, храбрость и удивительное хладнокровіе на пол битвы. Амелія обращала весьма разсянное вниманіе на эту часть разговора: мысли ея были заняты Джорджемъ, и она слушала внимательно только тогда, когда упомимналось въ рчи его имя.
Ухаживая за больнымъ, и вдумываясь въ удивительныя событія, происходившія наканун, Амелія провела слдующій день съ удовлетворительнымъ спокойствіемъ. Во всей арміи былъ для нея только одинъ человкъ, и какъ-скоро онъ живъ, вс другія приключенія, должно признаться, интересовали весьма мало містриссъ Эмми. Донесенія, приносимыя Джоемъ съ улицы, производили весьма неопредленное впечатлніе на ея слухъ, хотя самъ мистеръ Джой имлъ совершенно достаточныя причины для внутренней тревоги, которую вмст съ нимъ раздляли и другіе обитатели бельгійской столицы. Французы были окончательно отражены союзными войсками, но это произошло вслдствіе чрезвычайно упорной битвы, и притомъ дло было кончено только съ одной дивизіей Французовъ. Наполеонъ съ главнымъ корпусомъ стоялъ при Линьи, гд онъ въ-конецъ разбилъ прусскую армію, и собирался теперь двинуть на союзниковъ вс свои силы. Герцогъ Веллингтонъ отступалъ къ Брюсселю, и было очень вроятно, что передъ стнами этой столицы произойдетъ великая битва. Надежда на успхъ была боле чмъ сомнительна. Герцогъ Веллингтонъ могъ совершенно положиться только на двадцать тысячь англійскаго войска, потому-что Бельгійцы были довольно равнодушны къ общему длу. И съ этой горстью, Веллингтонъ долженъ былъ выдержать напоръ ста-пятидесяти тысячь человкъ, предводительствуемыхъ Наполеономъ — самимъ Наполеономъ! Какой полководецъ, при всей своей опытности, могъ съ неравными силами устоять противъ такого гиганта?
Джой приходилъ въ отчаяніе и дрожалъ какъ въ лихорадк, когда размышлялъ обо всхъ этихъ вещахъ. Все народонаселеніе Брюсселя раздляло эти опасенія, и каждый человкъ съ политическимъ тактомъ былъ убжденъ, что вчерашнее сраженіе было только прелюдіей для великой битвы, которая, такъ-сказать, висла на носу. Одна изъ армій, противопоставленныхъ Наполеону, была уже уничтожена въ-конецъ. Малочисленные Англичане, которыхъ еще могутъ вывести противъ него, погибнутъ неминуемо на своихъ постахъ, и побдитель черезъ трупы непріятелей войдетъ въ столицу. Горе несчастнымъ, которыхъ онъ найдетъ въ ней! Горе мистеру Джою! Уже тайкомъ изготовлялись адресы побдоносному вождю, очищались квартиры и фабриковались трехцвтныя знамена для торжественной встрчи императора Французовъ.
Эммиграція продолжалась съ неутомимою дятельностью, и все бжало, что только могло найдти средства къ побгу. Когда Джой, передъ обдомъ, семнадцатаго іюня, зашелъ навстить Ребекку, карета Барикрисовъ покатилась, наконецъ, отъ воротъ гостинницы, гд жила мистриссъ Родонъ Кроли. Милордъ Барикрисъ, неизвстно какими судьбами, усплъ, наконецъ, добыть пару лошадей, и похалъ съ своимъ семействонъ по дорог въ Гентъ, гд сгруппировались теперь вс политическія и дипломатическія лща. Съ ними былъ и Лудовикъ, преслдуемый съ такимъ ожесточеніемъ безпощадною судьбою.
Джой почувствовалъ, что вчерашняя отсрочка была только кратковременною передышкой, и что онъ скоро будетъ имть нужду въ своихъ дорогихъ рысакахъ. Весь этотъ день онъ сокрушался невыразимою тоской. Пока Англичане стояли между Брюсселемъ и Наполеономъ, Джой не видлъ еще повода къ немедленному бгетву, но на всякій случай, онъ перевелъ своихъ лошадей изъ отдаленнаго стойла въ конюшню той гостинницы, гд была его квартира, такъ, чтобы имть ихъ безпрестанно передъ глазами и, если понадобится, защитить ихъ отъ насильственнаго похищенія. Для этой цли, Исидору поручено было стоять въ дверяхъ конюшни, и держать ухо востро. Лошади были осдланы. Мосье Исидоръ съ нетерпніемъ дожидался вожделнной минуты бгства.
Посл вчерашняго пріема, Ребекка уже не хотла боле видть свою милую подругу. Она обстригла букетъ, подаренный ей Джорджемъ, подбавила свжей воды къ цвтамъ, и прочитала еще разъ записку Джорджа.
— Бдная женщина! сказала она, перебирая между своими пальцами измятый клочокъ раздушевной бумаги. Что бы она почувствовала, если бы мн вздумалось показать ей эту вещицу!… И сердце ея сокрушается изъ-за этого негодяя… глупца… фанфарона, который нисколько не заботится о ней! Нтъ, мой добрый Родонъ достойне въ тысячу разъ этого человка.
И потомъ она углубилась въ размышленіе относительно того, что ей длать на бломъ свт, какъ-скоро не станетъ добраго Родона. Какъ это хорошо, что онъ догадался оставить своихъ лошадей!
Впродолженіе этого дня, мистриссъ Кроли, видвшая не безъ досады, какъ покатилась отъ воротъ карета Барикрисовъ, припомнила благоразумную предосторожность этой фамиліи относительно брильянтовъ и подражая миледи Барикрисъ, ршилась сама взяться за иголку. Работа ея пошла очень быстро и, мене чмъ въ часъ, мистриссъ Кроли укрыла въ безопаснйшее мсто вс свой драгоцннлсти, со включеніемъ векселей и банковыхъ билетовъ. Устроивъ это дло, она приготовилась на все: бжать, если потребуетъ необходимость, или остаться въ Брюссел и истртить торжествующаго побдителя, будь онъ Англичанинъ или Французъ. И я никакъ не могу поручиться, что въ эту ночь не грезился ей пріятный сонъ, въ которомъ мистриссъ Кроли видла себя герцогиней или Madame Marchale, но намъ достоврно извстно, что бдный Родонъ, окутанный въ офицерскую шинель, провелъ на бивуак подъ дождемъ весьма тревожную ночь, думая постояно о своей маленькой жен, оставленной почти безъ всякаго покровительства и защиты.
Слдующимъ днемъ было воскресенье. Мистриссъ майорша Одаудъ, возставъ отъ сна, имла удовольсгвіе видть, что оба ея паціента значительно поправились въ здоровь и оживились духомъ, посл отдыха предшествующей ночи. Сама майорша вздремнула немножко въ креслахъ подл амеліиной кровати. Она и не раздвалась, чтобы удобне, при первой необходимости, явиться на помощь къ прапорщику, или къ своей молодой подруг. Съ наступленіемъ утра неустрашимая мистриссъ Одаудъ пошла въ свою собственную квартиру, чтобы заняться многотруднымъ и блистательнымъ туалетомъ, приличнымъ праздничному дню. Здсь, въ скромной спальн, еще такъ недавно оживляемой присутствіемъ ея супруга, лежала на подушк его фуражка и стояла въ углу палка въ томъ вид, какъ онъ ее оставилъ. Долго пробыла майорша въ этой комнат.
По возвращеніи въ гостинницу, она принесла съ собой эстетически-умозрительно-практически-назидательныя произведенія своего собственнаго родственника, достопочтеннаго декана, которыя она неукоснительно читала каждый субботній день, не понимая, къ счастію, всхъ этихъ словъ, длинныхъ, запутанныхъ и чрезвычайно хитрыхъ, такъ-какъ достойный деканъ былъ мужъ ученый и великій латинистъ. Вообще, мистриссъ Одаудъ читала очень хорошо, не пропуская даже латинскихъ цитатъ, произносимыхъ ею на британскій манеръ. Съ какимъ, бывало, усерднымъ вниманіемъ слушалъ ее Михаилъ Одаудъ, когда, впродолженіе морскаго путешествія, она засдала наверху каюты! Маіорша предложила возобновить это чтеніе теперь, въ назиданіе. Амеліи и раненаго прапорщика. Открылась картина умилительная: майорша читала, Амелія слушала, юный Стоббль думалъ о своей мамаш… Въ этотъ день и въ этотъ же самый часъ, мильйоны британскихъ женщинъ и мужчинъ молились въ двадцати тысячахъ церквей…
Они не слышали страшнаго шума, возмутившаго спокойствіе нашихъ брюссельскихъ друзей. То былъ гулъ ватерлооскихъ орудій.
Услышавъ этотъ страшный ревъ, Джой уже не могъ больше отдлываться однимъ страхомъ, и ршился бжать. Онъ бросился въ комнату больного прапорщика, гд сидли наши женщины, и съ азартомъ обратился къ мистриссъ Эмми.
— Не могу больше терпть, сказалъ онъ,— пора убираться всмъ отсюда подобру поздорову. Я ду. Эмми, и ты должна хать со мной. Я купилъ дли тебя лошадь — нтъ нужды за какую цну: одвайся и подемъ. Ты сядешь на одну лошадь съ Исидоромъ.
— Что это значитъ? воскликнула мистриссъ Одаудъ, закрывая свою книгу,— я должна сказать, что вы трусъ, мистеръ Седли.
— демъ, Амелія, скоре, мой другъ, продолжалъ отороплый Джой. Нечего смотрть на эту женщину: она сама не знаетъ что говоритъ. Разв дожидаться здсь, чтобы пришли Французы, и всехъ насъ изрзали въ куски? демь, Эмми.
— Вы забываете Трильйонный полкъ, любезный другъ, сказалъ юный Стоббль. раненный герой, лежавшій на своей постели,— вы по крайней мр, не оставите меня, мистриссъ Одаудъ?
— Нтъ, сынъ мой, сказала майорша, подходя къ постели и цалуя молодого человка: никто не посметъ дотронуться до тебя пальцемъ, пока я твердо стою на своемъ посту. Я не сдлаю отсюда шагу, пока не получу паспорта отъ своего Мика. Да и какъ мн хать? Разв вмст съ этимъ сухопарымъ дтиной, позади его сдла? Хороша была бы фигура, нечего сказать.
Молодой человкъ захохоталъ, воображая такихъ всадниковъ, какъ майорша Одаудъ и мистеръ Джой, эта картина заставила даже улыбнуться мистриссъ Эмми.
— Я не прошу ее, кричалъ мистеръ Джой,— какое мн дло до этой ирландки? Пусть остается, если хочетъ. Подемъ Амелія. Хочешь ли, Эмми?
— хать съ тобой, Джозефъ… безъ мужа? Нтъ, Джозефъ, проговорила Амелія, бросая изумленный взглядъ на своего брата.
И она подала руку неустрашимой майорш. Терпніе Джоза истощилось.
— Ну, такъ прощайте, сказалъ онъ, неистово отворяя дверь сжатымъ кулакомъ.
На этотъ разъ онъ уже дйствительно сдлалъ вс распоряженія къ походу и, выбжавъ изъ дому, тотчасъ же взгромоздился на одного изъ своихъ скакуновъ. Мистриссъ Одаудъ услышала конскій топотъ и, подойдя къ окну, сдлала нсколько презрительныхъ замчаній насчетъ бднаго Джозефа, который между-тмъ уже выхалъ на улицу, сопровождаемый своимъ врнымъ Исидоромъ, щеголявшимъ въ фуражк съ золотой кокардой. Бойкіе кони, долго стоявшіе въ конюшн безъ употребленія, обнаруживали теперь необыкновенную живость, и выдлывали среди улицы прехитрые курбеты. Мистеръ Джой, всадникъ робкій и неуклюжій, представлялъ изъ себя довольно странную фигуру на конскомъ сдл.
— Посмотри-ка на него, Амелія, говорила мистриссъ Одаудъ, выставляясь изъ окна гостиной, такой куклы мн еще ни разу не приходилось видть.
Скоро всадники исчезли за угломъ улицы, выходившей на гентскую дорогу. Мистриссъ Одаудъ провожала ихъ саркастическими залпами, пока они совсмъ не скрылись отъ ея глазъ.
Весь этотъ день, съ самаго утра до солнечнаго заката, канонада не умолкала ни на минуту. Въ глубокіе сумерки ревъ пушекъ внезапно прекратился.
Мы вс читали и знаемъ хорошо, что случилось въ этотъ промежутокъ. Ватерлооская повсть вертится на язык у каждаго Британца. И вы, и я, бывшіе дтьми въ ту пору, когда великая баталія была выиграна и потеряна, никогда не уставали слушать, повторять и пересказывать исторію знаменитой битвы гигантовъ. Воспоминаніе о ней до сихъ поръ кружитъ головы соотечественникамъ храбрыхъ воиновъ, потерявшихъ этотъ день. Они пламенютъ неукротимымъ желаніемъ отмститъ, рано или поздно, за свое уничиженіе при Ватерлоо, и какъ знать! наступитъ, вроятно, вожделнный часъ, когда въ лтописяхъ французскаго и англійскаго міра появятся новыя страницы, славныя для Франціи, позорныя для Англіи, и наоборотъ, и прочая, и прочая, и прочая, и такъ дале, до скончанія вковъ…
Вс наши пріятели принимали весьма дятельное участіе въ этой великой битв. Между-тмъ какъ женщины молились и плакали въ десяти миляхъ отъ боеваго поля, колонны неустрашимой англійской пхоты принимали и отражали неистовый натискъ французской кавалеріи. Ружейные залпы, слышанные въ Брюссел, вспахивали, бороздили и боронили ихъ ряды: храбрые товарищи падали, и мста ихъ немедленно заступались пережившими храбрецами. Къ вечеру, французская аттака, встрченная съ такимъ мужествомъ, ослабла въ своей сил и перемнила направленіе. Были у Французовъ другіе враги, и они начали длать приготовленія къ окончательному приступу. Роковая минута наступила: колонны наполеоновской гвардіи двинулись на холмъ Сен-Жана, чтобы окончательно стереть Англичанъ съ этой высоты, гд они продержались цлый день. Презирая смертоносные залпы, посылаемые навстрчу британской артиллеріей, благородные гвардейцы стройнымъ маршемъ шли впередъ, по направленію къ холму. Уже перевсъ готовъ былъ, казалось, склониться на ихъ сторону, какъ вдругъ колонны начали разстроиваться и волноваться. Потомъ он остановились, все еще продолжая стоять, грудью противъ непріятельскаго огня. Наконецъ, англійскіе полки стремительно бросились съ своего поста, откуда не могла сбить ихъ никакая сила впродолженіе дня, и остатки наполеоновской гвардіи обратились въ бгство.
Преслдованіе непріятеля продолжалось на нсколько миль. Въ Брюссел не слыхали больше ружейныхъ залповъ. Ночной мракъ обложилъ и городъ, и боевое поле. Амелія молилась за своего Джорджа, который плавалъ въ собственной крови, убитый наповалъ непріятельскою пулей.
Джой ускакалъ, и съ его бгствомъ кампанія кончилась.
Теккерей Уильям Мейкпис
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Базар житейской суеты. Часть четвертая, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1848
  2. Базар житейской суеты. Часть третья, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1848
  3. Виригинцы. Часть первая, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1858
  4. Ньюкомы, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1855
  5. Ловель-вдовец, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1860
  6. Дениc Дюваль, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1863
  7. Записки Барри Линдона, эсквайра, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1844
  8. Базар житейской суеты. Часть первая, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1848
Электронная библиотека