Базар житейской суеты. Часть первая, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1848 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 233 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ГАЛЛЕРЕЯ

ИЗБРАННЫХЪ

АНГЛІЙСКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ

Базаръ житейской суеты

Вилльяма Теккерея

ЧАСТЬ I

ПЕРЕВОДЪ И. И. ВВЕДЕНСКАГО

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

1853

http://az.lib.ru

Оглавленіе перваго тома.

Глава I. Чизвиккскій проспектъ

Глава II. Двицы Шарпъ и Седли приготовляются къ открытію кампаніи

Глава III. Ребекка передъ лицомъ перваго непріятеля на базар житейской суеты

Глава IV. Зеленый шолковый кошелекъ

Глава V. Другъ Доббинъ

Глава VI. Воксалъ

Глава VII. Новыя сцены и новыя лица

Глава VIII. Изліяніе болзненныхъ ощущеній въ дружеское сердце

Глава IX. Фамильные портреты

Глава X. Ребекка начинаетъ пріобртать друзей

Глава XI. Аркадская простота и невинность нравовъ

Глава XII. Изліяніе сердечныхъ ощущеній

Глава XIII. Веселая жизнь порядочныхъ джентльменовъ и необыкновенная прозорливость нжной страсти

Глава XIV. Миссъ Кроли въ своемъ лондонскомъ дом

Глава XV. Мимолетный выступъ таинственного супруга на сцену

Глава XVI. Письмецо на булавочной подушечк

Глава XVII. Кептенъ Доббинъ купилъ фортепьяно

Отъ издателей.

Вилльямъ Мэкписъ Теккерей, сынъ гражданскаго чиновника (civil servant) ост-индской компаніи, родился въ Калькутт, въ 1811 году. Лишившись своего отца еще въ дтств, онъ былъ отправленъ въ Лондонъ, гд получилъ сперва воспитаніе въ частномъ пансіон, а потомъ въ Чартергауз и въ кембриджскомъ университет. Варбуртонъ, Кинглекъ и Монктонъ Милнисъ были его товарищи по университету. Мальчикъ бойкій, рзвый и остроумный, испыталъ много непріятностей въ первыхъ двухъ школахъ,

Мать Теккерея, молодая вдова, вышла замужъ во второй разъ. Это была женщина рдкой красоты, съ рдкимъ умомъ, до страсти любившая своего единственнаго сына. Получивъ посл своего отца около тысячи фунтовъ годоваго дохода, и надясь впослдствіи сдлаться наслдникомъ своего отчима, молодой человкъ, вырвавшись изъ школы, безпечный, веселый, окруженный удовольствіями всякаго рода, съ жадностью принялся за чтеніе историковъ и романистовъ, вовсе не разсчитывая сдлаться когда-нибудь замчательнымъ дятелемъ на поприщ литературы. Въ эту пору было у него одно занятіе — рисовать каррикатуры, боле или мене забавныя въ глазахъ его пріятелей. Проживъ около года въ небольшомъ нмецкомъ городк, онъ воротился въ Лондонъ, думая приготовить себя къ дипломатическому поприщу. Но юридическія занятія, среди разгульной жизни, подвигались впередъ очень медленно и неуспшно, между тмъ какъ его кошелекъ истощался и пустлъ съ замчательною быстротою. Въ двадцать три года, Вилльямъ Мэкпйсъ Теккерей не имлъ уже почти ничего, и впереди представлялась ему перспектива, тмъ боле печальная, что имніе его фамиліи съ каждымъ годомъ разстроивалось больше и больше. Надлежало серьёзно подумать о средствахъ къ независимому существованію. Вспомнивъ о своихъ занятіяхъ въ первой молодости, мистеръ Теккерей ршился усовершенствовать себя въ живописи, и съ этой цлью отправился въ Парижъ, гд написалъ нсколько посредственныхъ картинъ акварелью. Между тмъ его отчимъ основалъ въ Лондон газету ‘the Constittitional’, которая не имла въ публик никакого успха и поглотила большую часть его капиталовъ. Молодой Теккерей, женившійся въ Париж на Ирландк изъ порядочной фамиліи, естественно, сдлался парижскимъ корреспондентомъ своего отчима. Этотъ первый шагъ на литературномъ поприщ, незначительный и скромный самъ по себ ршилъ однакожь навсегда судьбу даровитаго юноши, который первый разъ угадалъ свое настоящее назначеніе.

Само-собою разумется, что наблюденіе и опытность, существенныя условія для каждаго писателя съ талантомъ, и особенно для романиста, который возсоздаетъ въ своихъ произведеніяхъ прошедшую или современную жизнь. Чмъ больше вы видите людей, и чмъ больше имете точекъ для сравненія между ними, тмъ врне можете рисовать современные нравы, различные не только въ каждомъ народ, но и въ каждомъ обществ, даже въ каждой семь. Напротивъ, вы можете получить отъ природы огромный литературный талантъ, и, однакожь, не написать ничего порядочнаго, если судьба опредлила вамъ съ утра до ночи сидть въ своемъ кабинет среди груды книгъ, которыя, безъ столкновенія съ людьми и безъ поврки вычитанныхъ наблюденій, будутъ имть для васъ значеніе мертвой буквы. Горацій Валльполь въ Англіи, князь Вяземскій въ Россіи, оба въ различныя времена, но тотъ и другой съ одинаковой отчетливостію, развили эту мысль, одинъ въ переписк съ графиней Оссори, другой въ своемъ сочиненіи о Фон-Визин. Если съ этой точки смотрть на призваніе современнаго писателя, то можно было даровитому Теккерею съ самаго начала предсказать блистательный успхъ. Горизонтъ его литературныхъ наблюденій былъ и есть гораздо обширне, чмъ, Вальтеръ-Скотта. Рожденный на берегахъ Ганга и бросаемый по вол судьбы, изъ одной страны въ другую, онъ, какъ новый Эней, испыталъ самыя разнообразныя приключенія на суше и моряхъ. Парижскіе и лондонскіе клубы съ ихъ многочисленными оттнками, знакомы ему столько же, какъ музыкальные вечера на Рейн и поэтическія мастерскія итальянскихъ художниковъ. Много испыталъ онъ, много чувствовалъ, много терплъ и въ этомъ смысл, сочиненія Теккерея могутъ быть отчасти названы собственными опытами его жизни.

Посл мелкихъ и незначительныхъ статей, напечатанныхъ въ газет отчима, г. Теккерей отправилъ въ Frazer’s Magazine небольшой романъ подъ оригинальнымъ заглавіемъ: ‘Papers by Mr. Yelowplush’. Затмъ онъ написалъ нсколько критическихъ статей для газеты ‘Times,’ и чрезъ нсколько времени помстилъ въ Frazer’s Magazine сатирическую повсть ‘Catharine’, направленную противъ ложной и лицемрной филантропіи, распространившейся въ ту лору въ Англіи. Лондонская публика сочла это пустымъ фарсомъ, и не обратила никакого вниманія на молодаго писателя. Въ это время семейное несчастье постигло г. Теккерея: онъ похалъ въ Ирландію, и потерялъ на дорог свою жену, которая сошла съ ума. Наступила для него опять тяжелая пора, и только великодушіе журналиста, издателя Frazer’s Magazine, съ которымъ онъ поссорился, выручило его изъ затруднительнаго положенія. Журналистъ открылъ ему свой кошелекъ, и вмст съ тмъ возможность продолжать литературные труды. Скоро г. Теккерей сдлался усерднымъ сотрудникомъ журнала ‘Punch’ гд между прочимъ помстилъ онъ прекрасную повсть. ‘The History of Samuel Titmarsh and the great hoggarti diamond’. Здсь подъ именемъ Титмарша обрисовалъ онъ отчасти свои собственныя похожденія. Въ этомъ же журнал помщены одна за другою: ‘Irish sketchbook’, ‘Book of Snobs’ и ‘James’s Diary’. Въ 1845 году, по возвращеніи изъ путешествія на Востокъ и въ Италію, онъ, подъ именемъ Титзнарша издалъ комическій дневникъ: ‘Notes of Journey from Rornhill to Cairo’, гд осмялъ своихъ собратовъ-туристовъ, наполнявшихъ путевыя записки высокопарными картинами. Лондонская публика опять довольно холодно приняла эту остроумную пародію, и, повидимому, не замчала таланта въ своемъ сатирик. Г. Теккерей, чуждый всякаго притязанія на философскій тонъ, выдавалъ себя за добраго малаго, за веселаго повсу, какимъ его и считали — ни больше, ни меньше.

Наконецъ въ 1847 году произошелъ ршительный кризисъ въ литературной судьб англійскаго сатирика. Въ это время, какъ извстно нашимъ читателямъ, издавался въ Лондон небольшими ливрезонами великолпный романъ Диккенса: ‘Домби и Сынъ’, и въ это же время мистеръ Теккерей точно такими же ливрезонами печаталъ свой новый романъ: ‘Vanity Fair’ — ‘Базаръ Житейской Суеты’. Вниманіе публики въ одинаковой степени заинтересовалось этими двумя произведеніями, и тогда только англійская критика оцнила достойнымъ образомъ своего новаго романиста. Немногія изъ произведеній современной литературы пользуются въ Англіи такою народностію, какъ ‘Базаръ Житейской Суеты’: его читаютъ и перечитываютъ во всхъ сословіяхъ, потому-что романъ этотъ, по своему образу изложенія равно интересенъ и доступенъ для всхъ классовъ общества. Печатая предисловіе ко второму изданію Базара, авторъ, называя себя режиссеромъ театра, имлъ полное право благодарить англійскую публику за то горячее участіе, съ какимъ они встртили это замчательное произведеніе, равное, по своимъ достоинствамъ, лучшимъ романамъ Вальтеръ-Скотта. Предлагая этотъ романъ вниманію русской образованной публики, ‘Галлерея’ надется въ непродолжительномъ времени познакомить своихъ читателей съ двумя послдними произведеніями Теккерея: ‘Пенденнисъ’ и ‘Исторія Генриха Эсмонда.’

Предисловіе Автора.

Занавсъ поднимается — просимъ покорнйше!

Когда режиссеръ кукольной комедіи сидитъ передъ занавсомъ на подмосткахъ, чувство глубокой печали овладваетъ его душою при взгляд на обширную площадь Базара. Чего тутъ нтъ? Человчество стъ и пьетъ напропалую, плачетъ и смется, куритъ, надуваетъ, пляшетъ, прыгаетъ и гудитъ на скрипк. Забіяки даютъ подзатыльники другъ другу, площадные франты заглядываютъ подъ шляпки женщинъ, мошенники вытаскиваютъ платки, шарлатаны ревутъ передъ своими балаганами, ротози глядятъ на мишурныхъ плясуновъ и размалеванныхъ паяцовъ, между-тмъ какъ промышленники чужой собственностью практикуются подъ открытымъ небомъ около джентльменскихъ кармановъ и дамскихъ ридикюлей. Вотъ вамъ истинный Базаръ Житейской Суеты, — мсто, конечно, не слишкомъ веселое, хотя шумное и разгульное. Взгляните на лица всхъ этихъ паяцовъ и актеровъ, когда они удаляются со сцены: омка Дуракъ смываетъ румяны съ своего лица и садится за столъ въ обществ своей жены и маленькаго пузыря, Ваньки Пуддинга. Но вотъ занавсъ поднимается: омка бросилъ ложку, перекувыркнулся и закричалъ:

— Эй, почтеннйшая публика! Каково живешь-поживаешь?

Человкъ мыслящій, гуляя по выставк этого разряда, не слишкомъ возрадуется духомъ, и не будетъ черезчуръ подавленъ веселостію своихъ ближнихъ. Здсь и тамъ, въ вид эпизодовъ, онъ найдетъ, конечно, довольно-забавныя сцены въ юмористическомъ или трогательномъ род: встртитъ хорошенькое дитя, облизывающееся на инбирную коврыжку, молодую стыдливую двушку подъ-руку съ женихомъ, который покупаетъ ей подарокъ, омку Дурака, додающаго, за своей фурой, черствую корку хлба, и окруженнаго семействомъ, которое онъ кормитъ своими кривляньями на балаганныхъ подмосткахъ, — при всемъ томъ, общая картина нагонитъ скоре печаль, чмъ наветъ веселье на вашу душу. Вы прійдете домой, сядете за письменный столъ и углубитесь въ свои занятія, въ трезвомъ и созерцательномъ расположеніи духа.

Другой мысли я не имлъ въ виду на своемъ ‘Базар Житейской Суеты’. Многія особы находятъ вообще неумстными всякіе базары, и настойчиво уклоняются отъ нихъ съ своими семействами и прислугой: хорошо это или дурно, судить не могу. Но рчь моя обращается собственно къ той почтеннйшей публик, которая любитъ по временамъ, для развлеченія, посмотрть и полюбоваться на продлки своихъ ближнихъ. Настоящая комедія составлена въ ея вкус. Есть тутъ сцены всякаго рода: страшныя битвы, гимнастическія эволюціи, сцены изъ моднаго свта, картины изъ средняго круга, любовныя приключенія и комическіе эпизоды. Все это обставлено приличными декораціями, и блистательно освщено собственными свчами автора.

Раскланиваясь съ почтеннйшей публикой, режиссеръ спектакля считаетъ своею обязанностью принести ей чувствительную благодарность за то участіе, съ какимъ она принимала сей кукольный театръ, успвшій уже объхать главнйшіе города трехъ соединенныхъ королевствъ. Режиссеру пріятно думать, что маріонетки его, благодаря содйствію типографскихъ станковъ, повсюду доставляли удовольствіе. Знаменитая малютка Бекки Кукла, по общему признанію, обнаружила необыкновенную гибкость въ членахъ и бгала по проволочк съ удивительнымъ искусствомъ, Амелія Игрушка понравилась не очень многимъ, но, во всякомъ случа, художникъ старался отдлать и одть ее съ большою тщательностію, неуклюжая Фигура Доббинъ, по отзывамъ знатоковъ, выплясываетъ очень забавно и совершенно натурально. Мальчики Маріонетки заслужили также одобреніе весьма многихъ особъ.

Посл всего этого, режиссеръ свидтельствуетъ публик глубочайшее почтеніе, и еще разъ иметъ честь извстить, что занавсъ поднимается. Просимъ покорнйше!

Лондонъ.

Іюня 28, 1848.

ГЛАВА 1.

Чизвиккскій проспектъ.

Это было въ достославную эпоху первыхъ годовъ второго десятилтія девятнадцатого вка.

Въ одно прекрасное іюньское утро, къ большимъ желзнымъ воротамъ ‘Благородной для двицъ Академіи миссъ Пинкертонъ’ подъхала большая фамильная коляска съ двумя жирными конями въ блестящей сбру и съ огромнымъ, жирнымъ кучеромъ въ парик и треугольной шляп. Черный слуга, покоившійся на козлахъ подл жирного кучера, растопырилъ свои косолапыя ноги въ ту минуту, какъ экипажъ поверстался съ блестящей мдной доской заведенія миссъ Пинкертонъ, и лишь-только потянулъ онъ къ колокольчику свою дюжую руку, дюжины полторы молодыхъ головъ высунулись изъ узкихъ оконъ джентльменского старинного кирпичного дома. Но между этими головками внимательный наблюдатель безъ труда угадалъ бы красный носъ, принадлежавшій миссъ Джемим Пинкертонъ, младшей сестриц ‘Основательницы Академіи для молодыхъ двицъ’.

— Посмотрите-ка сюда, сестрица, сказала миссъ Джемима Пинкертонъ, это, кажется, коляска мистриссъ Седли. Я угадала Самбо, чорного слугу, и кучера въ новомъ красномъ жилет.

— Окончены ли вс необходимыя приготовленія къ отъзду двицы Седли, миссъ Джемима? спросила сама миссъ Пинкертонъ, величественная леди, Семирамида между профессорами женскаго пола, искренняя пріятельница самого доктора Джонсона, и постоянный корреспондентъ даже самой мистриссъ Чепонъ.

— Двицы встали сегодня въ четыре часа утра, и ужь, я думаю, уложили свои вещи, сестрица. Мы приготовили для нея прощальный пучокъ цвтовъ.

— Должно говорить: ‘прощальный букетъ’ въ благородномъ слог. Замть это, сестра.

— Очень хорошо. Мы приготовили для нея прощальный букетъ величиною съ копну сна. Я положила въ ящикъ Амеліи дв бутылки гвоздичной воды для мистриссъ Седли и подробный рецептъ, какъ ее приготовлять.

— И я надюсь, миссъ Джемима, вы приготовили также копію съ денежнаго счета касательно миссъ Седли. Не забудьте: девяносто три фунта стерлинговъ и четыре шиллинга. Адресуйте: ‘господину Джону Седли, на Россель-Сквер’, и потрудитесь также запечатать это письмо, написанное мною къ его супруг.

Автографъ письма миссъ Пинкертонъ, въ глазахъ сестрицы ея, Джемимы, былъ предметомъ глубочайшаго благоговнія, наравн съ писаніемъ какого-нибудь знаменитого принца. Только въ томъ случа, когда воспитанницы оставляли заведеніе, или выходили замужъ, миссъ Пинкертонъ изволила писать персонально, и разъ еще, когда бдная миссъ Перчъ умерла отъ скарлатины, миссъ Пинкертонъ собственноручно извстила ея родителей объ этомъ плачевномъ приключеніи въ такихъ краснорчивыхъ выраженіяхъ, что они, по мннію миссъ Джемимы, должны были совершенно утшиться въ потер своей дочери.

На этотъ разъ, миссъ Пинкертонъ благоизволила писать:

Чизвиккскій проспектъ. Іюня 15. 18…

‘Милостивая государыня, имю честь извстить, что миссъ Амелія Седли, посл шестилтняго пребыванія подъ моимъ вдомствомъ въ ‘Академіи благородныхъ двицъ’, препровождается, наконецъ, къ ея родителямъ, какъ молодая леди, достойная занять приличное мсто въ благородномъ и образованномъ кругу. Вс добродтели, характеризующія молодую Англичанку, аристократку по происхожденію и чувствамъ, вс таланты, приличные ея положенію въ обществ, соединены въ достолюбезной миссъ Седли, которая своимъ прилежаніемъ и послушаніемъ пріобрла общую любовь наставниковъ, и кротостью своего характера снискала горячую привязанность своихъ взрослыхъ и молодыхъ подругъ.

‘Въ музык, танцахъ и англійской орографіи, во всхъ родахъ шитья и вышиванья, миссъ Седли оказала похвальные успхи, и удовлетворила пламеннымъ ожиданіямъ своихъ друзей. Относительно географіи еще многого остается желать впереди, равно какъ рекомендуется при семъ тщательное употребленіе желзного корсета въ продолженіе первыхъ трехъ лтъ, для сообщенія миссъ Седли совершенно прямой таліи и возвышенной осанки, столько необходимой для всякой молодой леди изъ высшаго круга.

‘Относительно правилъ религіи и нравственной философіи, миссъ Седли оказалась вполн достойною заведенія, которое нкогда благоволилъ почтить своимъ присутствіемъ и лестнымъ одобреніемъ самъ докторъ Джонсонъ, великій лексикографъ. Оставляя теперь Чизвиккскій проспектъ, миссъ Амелія уноситъ съ собою сердца всхъ своихъ подругъ и всегдашнее благоволеніе своей бывшей начальницы, которая иметъ честь быть, вашею,

Милостивая государыня,

покорнйшею слугою

Барбара Пинкертонъ.’

‘P. S. Миссъ Седли отправляется въ сопровожденіи двицы Шарпъ. Пребываніе миссъ Шарпъ на Россель-Сквер ни въ какомъ случа не должно простираться свыше десяти дней. Знатная фамилія, куда она обязана явиться съ своимъ академическимъ аттестатомъ, желаетъ пользоваться ея педагогическими услугами безъ всякого отлагательства.’

Окончивъ письмо, миссъ Барбара Пинкертонъ приступила къ начертанію своего имени, вмст съ фамиліей миссъ Седли, на заглавномъ лист джонсонова словаря, такъ-какъ это знаменитое произведеніе неизмнно предлагалось въ подарокъ всмъ воспитанницамъ, при отъзд ихъ изъ ‘Благородной Академіи’. На крышк переплета были вырзаны золотыми буквами: ‘Стихи достопочтеннаго доктора Самуила Джонсона, поднесенные имъ молодой леди посл посщенія учебного заведенія миссъ Пинкертонъ’. Дло въ томъ, что имя покойного лексикографа всегда было на устахъ этой достойной воспитательницы молодыхъ двицъ, и визитъ его въ Чизвиккскую Академію сдлался причиною ея славы.

Получивъ приказаніе отъ старшей сестры принести лексиконъ, миссъ Джемима вынула изъ шкафа два экземпляра этой достославной книги. Когда миссъ Пинкертонъ окончила подпись на заглавномъ лист, Джемима съ нершительнымъ и робкимъ видомъ представила ей другой экземпляръ.

— Это еще для кого, миссъ Джемима? сказала миссъ Пинкертонъ съ поражающею холодностью.

— Для Ребекки Шарпъ, отвчала Джемима съ лихорадочнымъ трепетомъ, причемъ краска распространилась по всему ея блдному лицу, для Бекки Шарпъ: и она вдь узжаетъ, сестрица.

— МИССЪ ДЖЕМИМА! воскликнула миссъ Ппнкертонъ, (и восклицаніе ея могло выразиться не иначе, какъ огромными заглавными буквами), въ своемъ ли вы ум? Отнесите лексиконъ назадъ, и никогда не осмливайтесь прибгать къ своевольнымъ распоряженіямъ противъ моихъ точныхъ приказаній.

— Что жь такое, сестрица? Лексиконъ стоитъ только два шиллинга и девять пенсовъ, а бдной Ребекк будетъ очень жаль не получить прощального подарка.

— Пошлите ко мн миссъ Седли, сказала Пинкертонъ.

И бдная Джемима, безъ всякихъ отговорокъ, поспшила исполнить приказаніе сестры.

Исторія очень простая и самая обыкновенная въ житейскомъ быту. Отецъ миссъ Седли былъ богатымъ лондонскимъ купцомъ, между-тмъ какъ миссъ Ребекка Шарпъ была безпріютная сиротка, и, по мннію Пинкертонъ, ей даже безъ лексикона оказано слишкомъ много благодяній.

Въ ныншній нечестивый вкъ, по обыкновенію, оказываютъ очень мало доврія аттестаціямъ академическихъ начальницъ, но случастся, и довольно часто, что рекомендаціи ихъ нисколько не преувеличиваютъ нравственныхъ и ученыхъ свойствъ рекомендуемыхъ особъ. Миссъ Амелія Седли была въ самомъ дл прелестной двицей со всхъ возможныхъ сторонъ, и заслуживала въ полной мр блистательные отзывы достопочтенной содержательницы благородной академіи. Можно даже сказать, что миссъ Пинкертонъ исчислила далеко не вс очаровательный достоинства своей воспитанницы.

Миссъ Амелія Седли пла какъ жаворонокъ, танцовала какъ Сильфида, вышивала превосходно и знала англійскую орографію какъ докторъ Джонсонъ, но это еще далеко не все: у миссъ Амеліи было нжное, чувствительное, прекрасное сердце, и все заведеніе любило ее, начиная отъ самой Минервы въ академическомъ чепц, до бдной судомойки въ грязной юбк и до кривой пирожницы-двчонки, которой позволялось разъ въ недлю угощать произведеніями своей стряпни юныхъ воспитанницъ на Чизвиккскомъ проспект. Изъ двадцати четырехъ двушекъ по крайней мр двнадцать были искренними и задушевными друзьями миссъ Амеліи Седли. Никто и никогда не злословилъ ее, ни даже сама миссъ Бриггсъ, двица удивительно злонравная, имвшая несчастную привычку злословить цлый свтъ. Заносчивая и гордая миссъ Сальтиръ, внучка лорда Декстера, согласилась однажды навсегда, что Амелія чудо какъ мила, и этого мннія никто не опровергалъ.

И вотъ пробилъ часъ разлуки, грустный и печальный часъ для всхъ юныхъ сердецъ, еще незнакомыхъ съ истиннымъ горемъ жизни.. Миссъ Шварцъ, богатая мулатка съ шелковистыми волосами, расплакалась до такой степени, что академическій докторъ принужденъ былъ дать ей успокоительный порошокъ опьяняющаго свойства. Миссъ Пинкертонъ, какъ можно представить, вела себя достойнымъ и величественнымъ образомъ, не обнаруживая вспышки неприличныхъ чувствъ, но миссъ Джемима уже хныкала нсколько разъ, и только присутствіе сестры спасло ее отъ истерическихъ припадковъ. Ктому же было у нея множество хозяйственныхъ хлопотъ, не позволявшихъ принять дятельнаго участія въ общемъ гор. Честная Джемима завдывала денежными счетами, отпускала провизію для кухни, смотрла за мытьемъ блья, за порядкомъ въ классахъ, и, сверхъ того, имла верховный надзоръ за прислугой. Но къ чему распространяться о Джемим? Стоитъ только затворить желзныя ворота академіи, и мы вроятно ни раза не услышимъ ни о ней, ни даже о самой Минерв, пріятельниц лексикографа.

Но съ Амеліей мы будемъ встрчаться очень часто, и я полагаю, не будетъ никакой бды, если читатель узнаетъ съ самаго начала, что природа снабдила эту двушку самыми лучшими своими дарами. Мы этому очень рады, потому-что, можете представить, мы имемъ инстинктивное отвращеніе ко всему, что отзывается безнравственностью не только въ жизни, но даже и въ романахъ. Жаль, однакожь, что эта двица отнюдь не можетъ служить идеаломъ физической красоты, потому-что у нея коротенькій носъ и слишкомъ полныя, румяныя щеки, но въ замнъ этого, личико ея цвло розовымъ здоровьемъ, и въ глазахъ отражался самый добродушный юморъ, кром тхъ случаевъ, когда они покрывались слезами, что случалось довольно часто. Миссъ Амелія плакала и надъ мертвой канарейкой, и надъ послдней страничкой глупой сантиментальной повсти, и даже надъ мышеловкой, если жадная кошка готовилась схватить несчастную жертву, соблазнившуюся лакомымъ кускомъ, но всего боле плакала миссъ Седли, когда кто-нибудь осмливался сказать ей неласковое слово. Вотъ почему миссъ Пинкертонъ, не имвшая впрочемъ ни малйшаго понятія о чувствительности и слабостяхъ человческаго сердца, перестала бранить ее посл первого раза, и даже распорядилась отдать формальное приказаніе, чтобы вс учителя и наставницы обходились какъ-можно ласкове съ миссъ Седли.

Ничего, стало-быть, мудреного нтъ, если въ день отъзда миссъ Седли совсмъ растерялась, и не знала, что ей длать: смяться или плакать. Она была очень рада хать домой, но мысль, что ей надобно разстаться съ милыми подругами, переполняла горестью ея сердце. Уже цлыхъ три дня, маленькая сиротка, Лаура Мартинъ, таскалась за нею какъ маленькая собачонка. Ей надлежало принять и возвратить по крайней мр четырнадцать подарковъ со включеніемъ четырнадцати торжественныхъ общаній писать непремнно каждую недлю.

— Адресуйте свои письма на имя моего ддушки, графа Декстера, а онъ ужь перешлетъ ихъ ко мн съ курьеромъ, говорила миссъ Сальтиръ.

— Не разбирай почтовыхъ дней, mon ange, пиши просто каждый день, и, поврь, твои письма будутъ для меня слаще конфектъ, говорила миссъ Шварцъ, великодушная мулатка съ шелковистыми волосами.

Отвты, само-собою разумется, были эксцентрически-утвердительнаго свойства. Чтобы не отстать отъ другихъ, малютка Лаура Мартинъ взяла подъ руку миссъ Амелію, и бросивъ на нее умильный взглядъ, проговорила:

— Душечка, Амелія, я буду называть васъ мамашей въ своихъ письмахъ.

Вс эти подробности, нтъ сомннія, какой-нибудь степенный джентльменъ, имющій обыкновеніе читать романы за чашкой кофе съ трубкою въ устахъ, назоветъ чрезвычайно глупыми, пошлыми, приторными и до крайности сантиментальными. Точно такъ, и вотъ уже я вижу, какъ сей степенный джентльменъ беретъ въ эту минуту карандашъ, подчеркиваетъ эти унизительные эпитеты и прибавляетъ къ нимъ на поляхъ свое собственное замчаніе: совершенно справедливо. Очень хорошо. Бросьте эту книгу, степенный джентльменъ, и ступайте въ клубъ играть въ карты.

Но мы будемъ продолжать. Сундуки, прощальные подарки, шкатулки и картонки со шляпками миссъ Седли поступили въ распоряженіе косолапого Самбо вмст съ ободраннымъ чемоданомъ двицы Шарпъ, уложеннымъ на дно коляски съ приличными замчаніями и насмшками со стороны кучера и слуги. Когда такимъ образомъ упаковка и поклажа были приведены къ благополучному концу, наступили послднія минуты разставанья, страшныя, горестныя минуты, смягченныя только необыкновенною твердостію духа и присутствіемъ самой основательницы заведенія. Само-собой разумется, что при этомъ торжественномъ случа миссъ Пинкертонъ произнесла великолпную прощальную рчь имвшую самое успокоительное вліяніе на сердца юныхъ питомицъ. Рчь была до крайности скучна, фигуральна, нелпа и дика, но вс понимали съ удовлетворительною ясностью, что въ присутствіи миссъ Пинкертонъ отнюдь не должно давать простора изліянію дтскихъ чувствъ. Вслдъ затмъ явились на сцену тминная коврижка съ бутылкой малаги, и когда двицы окончательно утшили себя такимъ напиткомъ, миссъ Седли получила окончательное позволеніе хать въ родительскій домъ.

— А вы, миссъ Бекки, разв не хотите проститься съ массъ Пинкертонъ? сказала Джемима молодой двушк, на которую, казалось, никто не обращалъ никакого вниманія во все это время. Ребекка уже сходила съ лстницы въ дорожномъ плать и съ картонкой подъ мышкой.

— Напротивъ, очень хочу, отвчала миссъ Шарпъ спокойнымъ тономъ.

Затмъ, она постучалась въ кабинетъ и, получивъ позволеніе войдти, сказала по французски:

— Mademoiselle, je viens vous faire mes adieux.

Миссъ Пинкертонъ не понимала французскаго языка, хотя хвастала при каждомъ удобномъ случа, что можетъ свободно объясняться на многихъ европейскихъ діалектахъ. Закусивъ губы, и вздернувъ къ верху свой римскій носъ, она отвчала величественнымъ тономъ:

— Миссъ Шарпъ, желаю вамъ счастливого пути.

Говоря такимъ образомъ, она протянула, въ знакъ прощанья, одинъ изъ пальцовъ своей руки, мизинецъ, къ которому надлежало прикоснуться съ достодолжнымъ уваженіемъ. Но миссъ Шарпъ холодно уклонилась отъ этой чести, и только сдлала реверансъ, сопровождаемый двусмысленной улыбкой. Семирамида запылала пожирающимъ огнемъ благородного негодованія.

— Благослови васъ Богъ, дитя мое, сказала она, обнимая миссъ Амелію, и бросая черезъ плечо этой двицы грозный взглядъ на миссъ Шарпъ.

— Ступайте, Бекки, Богъ съ вами, сказала взволнованнымъ тономъ миссъ Джемима, опасавшаяся дурныхъ послдствій отъ вроятного столкновенія, которое могло произойдти между Ребеккой и ея сестрой.

И дверь кабинета захлопнулась за двумя пансіонерками, окончившими полный курсъ наукъ.

Внизу еще разъ произошла прощальная борьба, невыразимая словами. Въ пріемной зал собрались вс служанки, вс милые дружки, вс молодыя леди и съ ними танцовальный учитель, отложившій теперь попеченіе о своемъ урок. Цалованьямъ, объятіямъ, рыданьямъ и даже истерическимъ взвизгамъ не было конца. Наконецъ, миссъ Седли кое-какъ высвободилась изъ дружескихъ объятій, и об пансіонерки услись въ дорожную коляску. Никто, повидимому, не жаллъ о миссъ Ребекк, и она съ своей стороны не считала нужнымъ проливать прощальныхъ слезъ.

Но въ ту пору, когда кучеръ получилъ приказаніе двинуться съ мста, Джемима вдругъ выбжала къ воротамъ съ какимъ-то узломъ подъ мышкой, и закричала:

— Стой! Вотъ это для васъ, Амелія, сказала она миссъ Седли, подавая узелокъ съ пирожками и жареной говядиной, а вотъ это вамъ, Бекки, Бекки Шарпъ… книга отъ моей сест… отъ меня… лексиконъ… вы знаете. Зачмъ же вамъ узжать безъ подарка? Ну, прощайте! Благослови васъ Богъ! Кучеръ, ступай!

И добрая сестрица пошла назадъ, въ твердой увренности, что сочинила доброе дло. Но увы! лишь-только кучеръ двинулся съ мста, миссъ Ребекка Шарпъ, выставивъ изъ коляски свое блдное лицо, бросила со всего размаха прощальный подарокъ, и знаменитое твореніе доктора Самуила Джонсона, перекувыркиваясь и длая рикошеты, прикатилось обратно къ желзнымъ воротамъ ‘Академіи для благородныхъ двицъ’. Джемима обомлла отъ изумленія и страха.

— Ахъ, какъ!… Ну, я никогда… сказала она, какая смлая!..

Но ужасъ оковалъ языкъ сестрицы, и начатыя сентенціи остались неоконченными.

Коляска покатилась быстро, желзныя ворота затворились, колокольчикъ собралъ въ танцклассъ благородныхъ воспитанницъ миссъ Пинкертонъ. Широкій міръ открылся передъ двумя молодыми леди. Прощай, Чизвиккскій проспектъ.

ГЛАВА II.

Двицы Шарпъ и Седли приготовляются къ открытію кампаніи.

Показавъ свою храбрость надъ несчастнымъ словаремъ, укатившимся къ ногамъ изумленной Джемимы, миссъ Ребекка Шарпъ приняла самодовольный видъ, и съ улыбкой на блдныхъ щекахъ облокотилась на подушку..

— Прощай Академія! воскликнула миссъ Шарпъ, пусть старая двка припоминаетъ на досуг, какъ меня звали!

Миссъ Седли была озадачена выходкой своей подруги почти столько же, какъ бдная Джемима, потому-что, можете представить, прошло не боле одной минуты, какъ она оставила свой пансіонъ, державшій ее шесть лтъ въ своихъ четырехъ стнахъ. Въ одну минуту, разумется, не могутъ разлетться по воздушному пространству впечатлнія школы, гд первоначально развились наши мысли и чувства. Что я говорю? Мн случалось видть и такихъ особъ, которыя сохранили на всю жизнь воспоминанія школьныхъ лтъ. Я знаю, напримръ, одного старого джентльмена лтъ семидесяти, который однажды, явившись на завтракъ съ испуганнымъ лицомъ, сказалъ мн съ величайшимъ волненіемъ:

— Вообразите, мистеръ Теккерей, я видлъ сонъ, ужасный, страшный сонъ…

— Какой, смю спросить?

— Мн грезилось, будто докторъ Рейнъ выскъ меня розгами! Фантазія, какъ видите, перекинула этого джентльмена за шестьдесятъ лтъ назадъ, къ блаженнымъ временамъ школьной жизни. Еслибъ докторъ Рейнъ явился изъ-за могилы съ розгою въ рукахъ, семидесяти-лтній старецъ, я увренъ, сталъ бы передъ нимъ на колни, испрашивая помилованья какъ провинившійся школьникъ. Что жь мудреного теперь, если миссъ Седли въ нкоторой степени поражена была ужасомъ и страхомъ при выходк своей дерзкой подруги?

— Какъ это вы осмлились, Ребекка? сказала наконецъ миссъ Седли, посл продолжительной паузы, что вы надлали?

— Какъ что? Перекувыркнула Джонсона, вотъ и все тутъ.

— Бросить прощальный подарокъ!

— Э, полноте! Неужьто вы думаете, что миссъ Пинкертонъ пустится за нами въ погоню?

— Конечно нтъ, однакожь…

— Терпть я не могу этотъ домъ, и надюсь, глаза мои не увидятъ больше заведенія старой двки, продолжала съ ожесточеніемъ миссъ Ребекка Шарпъ, о, еслибъ Темза выступила изъ береговъ и затопила миссъ Пинкертонъ съ ея тюрбаномъ!

— Тсс!

— Что съ вами, Амелія? Неужели вы боитесь, что насъ подслушаютъ, и старая двка поставитъ насъ въ темный уголъ?

— Нтъ, нтъ, однакожь…

— Или вы думаете, что этотъ чорный лакей перескажетъ мою повсть старой двк? продолжала запальчиво миссъ Ребекка, пусть онъ, если хочетъ, идетъ къ миссъ Пинкертонъ и объявитъ отъ моего имени, что я ненавижу ее отъ всего моего сердца, и что я желаю отъ всей души доказать ей эту ненависть на самомъ дл. Пусть идетъ. Цлыхъ два года я терпла отъ нея насмшки всякого рода. Ни отъ кого, кром васъ, Амелія, я не слыхала дружеского и ласкового слова, и вс въ этомъ заведеніи могли безнаказанно обижать меня потому только, что я не имла счастія пользоваться благосклонностью старой двки. Цлыхъ два года болтала я безъ умолка по-французски въ нисшихъ классахъ до того, что мн самой наконецъ опротивлъ материнскій языкъ. А не правда-ли, я очень хорошо сдлала, что обратилась къ миссъ Пинкертонъ съ французскимъ комплиментомъ? Пусть ее бснуется, какъ фурія. Vive la France! Vive Bonaparte!

Подобныя восклицанія, должно замтить, считались въ ту пору самымъ нечестивымъ злословіемъ въ устахъ всякой честной Англичанки. Сказать ‘Vive Bonaparte’ значило почти то же, что пожелать многая лта Люциферу и его нечестивымъ легіонамъ. Миссъ Амелія затрепетала.

— Ахъ, Ребекка, Ребекка, какъ вамъ не стыдно питать въ душ такія нечестивыя мысли! воскликнула миссъ Седли.

— Vive Bonaparte, и да погибнетъ старая двка! вскричала миссъ Шарпъ.

— Мщеніе великій грхъ, мой ангелъ.

— Можетъ-быть, но я совсмъ не ангелъ.

И, сказать правду, титулъ ангела никакимъ образомъ не могъ примниться къ миссъ Ребекк Шарпъ.

Коляска между-тмъ медленно продолжала катиться по правому берегу Темзы. Подруги разговаривали все въ такомъ же тон, обращая рчь на свжія воспоминанія пансіонской жизни. Приведенный нами отрывокъ изъ этой бесды характеризуетъ нкоторымъ образомъ нравственныя свойства миссъ Ребекки Шарпъ, и читатель, конечно, догадался, что она порядочный мизантропъ или, если угодно, мизогинистъ потому-что мужчины еще не входили въ кругъ ея наблюденій, и стало-быть не могли сдлаться предметомъ ея ненависти. Вс обходились съ нею дурно, сказала сама Ребекка, и мы въ свою очередь уврены, что если какая-нибудь особа, мужского или женского пола, подвергается дурному обхожденію въ какомъ бы то ни было обществ, значитъ, она сама, такъ или иначе, заслуживала это обхожденіе. Міръ, по нашему мннію, то же что зеркало, въ которомъ каждый видитъ отраженіе своего собственного лица. Бросьте на наго сердитый взглядъ, и онъ въ свою очередь будетъ хмуриться на васъ, улыбнитесь ему, и онъ тоже подаритъ васъ добродушною улыбкой. Всякой мизантропъ, кто бы онъ ни былъ, виноватъ прежде всего самъ, и отнюдь не иметъ безъусловного права жаловаться на толпу и презирать людей: это аксіома въ моихъ глазахъ. Что касается до миссъ Ребекки, достоврно по крайней мр то, что она никому и никогда не длала никакого добра въ томъ обществ, среди которого жила: что жь мудреного, если дв дюжины двочекъ не имли въ свою очередь ни малйшей привязанности къ этому мизантропу въ женской юбк?

Отецъ миссъ Шарпъ былъ художникъ, и давалъ нсколько времени уроки въ учебномъ заведеніи миссъ Пинкертонъ. Это былъ смышленый малый, весельчакъ, беззаботный поэтъ, съ ршительной наклонностью занимать деньги, гд ни попало, и пропивать ихъ въ первомъ трактир. Пьяный, онъ обыкновенно шумлъ въ своей квартир, и проспавшись на другой день съ головною болью, сердился на человчество вообще и на художниковъ въ особенности, не умвшихъ по достоинству оцнить его артистического таланта. Такъ-какъ онъ могъ содержать себя не иначе какъ съ величайшимъ трудомъ, и притомъ лишился почти всякого кредита между трактирщиками предмстья Сого, гд была его квартира, то, для поправленія своихъ обстоятельствъ, онъ придумалъ жениться на Француженк, отставной оперной двиц, потерявшей свое мсто. Плодомъ этого брака была миссъ Ребекка, не считавшая, впрочемъ, нужнымъ объяснять со всми подробностями свое происхожденіе съ матерней стороны. Она разсказывала первоначально, что предки ея съ матерней стороны были какіе-то Entrechats, извстные всей Гасконіи по древности и благородству своего рода. Это служило предметомъ гордости для миссъ Ребекки. Замчательно, впрочемъ, что, по мр возвышенія своего на почетныхъ ступеняхъ общественной лстницы, миссъ Шарпъ постепенно возвышала геральдическое достоинство своихъ предковъ.

Мать Ребекки была женщина довольно образованная, и ея дочь говорила по-французски какъ природная Парижанка. Это обстоятельство, рдкое между Англичанками, доставило ей доступъ въ академію миссъ Пинкертонъ. Когда мать Ребекки умерла, мистеръ Шарпъ, предчувствуя и свою близкую смерть, написалъ къ миссъ Пинкертонъ патетическое письмо, въ которомъ рекомендовалъ сироту ея просвщенному вниманію и покровительству. Вслдъ затмъ, онъ сошолъ въ могилу посл третяьго припадка delirii trementis. Ребекка, которой въ эту пору было уже семнадцать лтъ, явилась на Чизвиккскій проспектъ, и поступила пепиньеркой въ заведеніе миссъ Пинкертонъ. Она обязалась говорить по-французски съ молодыми двицами, и въ замнъ этого, ей предоставлено право слушать безплатно профессоровъ Чизвиккской Академіи. Это заведеніе давно было извстно миссъ Шарпъ, потому-что она часто ходила туда при жизни отца.

Ребекка была низка ростомъ, худощава, блдна, съ волосами золотистого цвта и съ глазами, почти постоянно-опущенными въ землю, но эти глаза, зеленые и большіе, имли силу до того привлекательную, что отъ нихъ чуть не сошолъ съ ума молодой оксфордскій студентъ, нкто мистеръ Криспъ, отрекомендованный своею маменькой въ заведеніе миссъ Пинкертонъ, гд онъ долженъ былъ преподавать эстетику молодымъ пансіонеркамъ. Уже влюбленный юноша написалъ нжное посланіе предмету своей страсти, но, къ несчастью, записка была перехвачена изъ рукъ неловкой торговки пирогами, и нжная страсть должна была погаснуть при самомъ разгар. Мистриссъ Криспъ, извщенная объ опасности, немедленно взяла къ себ обратно неопытного преподавателя эстетики, и спокойствіе, разрушенное на нсколько времени въ ‘Академіи благородныхъ двицъ’, скоро было возстановлено на прочныхъ основаніяхъ. Миссъ Шарпъ получила строжайшій выговоръ отъ содержательницы пансіона, хотя было доказано неоспоримыми фактами. что она ни разу не имла счастья говорить съ господиномъ Криспомъ.

Въ обществ взрослыхъ и высокихъ пансіонерокъ, Ребекка Шарпъ казалась настоящимъ ребенкомъ, но бдность и нужда преждевременно развили ея мозгъ. Нердко разговаривала она съ кредиторами своего отца, и удачно успвала выпроваживать ихъ за двери, нердко своими ласками вкрадывалась она въ довренность мелочныхъ лавочниковъ и купцовъ, отпускавшихъ имъ въ долгъ свои товары. Отецъ гордился остроуміемъ маленькой дочери, и съ удовольствіемъ рекомендовалъ ее своимъ буйнымъ товарищамъ, приходившимъ въ его квартиру фантазировать за бутылками артистическихъ напитковъ. Часто молодая двушка сидла съ ними за однимъ столомъ, прислушиваясь къ такимъ рчамъ, которыя должны быть слишкомъ чужды дтского уха. Посл всего этого, Ребекка имла, конечно, полное право сказать:

— Никогда я не была двочкой, и никогда не ощущала дтскихъ чувствъ. Восьми лтъ отъ роду, я уже была женщиной въ полномъ смысл слова.

О миссъ Пинкертонъ! Зачмъ вы такъ неосторожно заключили въ свою клтку эту опасную птичку?

Но великія женщины, такъ же какъ и малыя, подвергаются иногда непростительнымъ ошибкамъ. Миссъ Пинкертонъ въ простот сердечной воображала, что дочка рисовального учителя самое кроткое, слабое и беззащитное созданіе въ подлунномъ мір, потому-что Ребекка съ неподражаемымъ искуствомъ разыгрывала роль d’une fille ingnue всякій разъ, какъ удавалось ей побывать въ Чизвикк. Семирамида считала ее скромнымъ и невиннымъ ребенкомъ, и разъ, въ одинъ прекрасный вечеръ, это случилось за годъ до окончательнаго поступленія Ребекки въ Академію благородныхъ двицъ: ей было тогда шестнадцать лтъ, миссъ Пинкертонъ съ величественною важностью подарила ей куклу, конфискованную собственность миссъ Суиндль, которая осмлилась заниматься своимъ сокровищемъ въ учебные часы. О, если бы видла миссъ Пинкертонъ, какъ Ребекка и ея отецъ, по возвращеніи домой, хохотали цлый вечеръ надъ этой куклой, длая изъ нея каррикатуру самой основательницы благородного пансіона! Ребекка наряжала куклу собственными руками, вздергивала ей носъ, разговаривала съ нею какъ пансіонерка съ своей начальницей, и заставляла ее выдлывать самые уморительные фарсы. Съ этой поры все предмстье Сого, отъ мелочного лавочника до чумазого мальчишки изъ харчевни, знали почтенную миссъ Пинкертонъ въ образ куклы миссъ Ребекки. Молодые живописцы, собиравшіеся у своего ветерана, разспрашивали, по обыкновенію, Ребекку, о здоровь мнимой старухи Пинкертонъ, и веселились на-славу посл ея остроумныхъ отвтовъ. Однажды Ребекка удостоилась прогостить цлую недлю на Чизвиккскомъ проспект: Джемима подчивала ее разными сластями, ласкала какъ бдную сиротку, и даже подарила ей на дорогу нсколько серебряныхъ монетъ. И что же? По возвращеніи домой, миссъ Шарпъ соорудила себ другую куклу, представлявшую миссъ Джемиму въ самомъ каррикатурномъ вид! Эстетическое чувство смха, очевидно, одерживало верхъ надъ чувствомъ благодарности въ сердц дочери оперной актрисы.

Наступила наконецъ пора, когда миссъ Ребекка Шарпъ водворилась окончательно въ ‘Академіи благородныхъ двицъ’. Строгая формальность непріятна была молодой двушк, привыкшей къ цыганской жизни съ своими покойными родителями. Урочные часы вставанья, молитвъ, обдовъ и прогулокъ, распредленныхъ съ математическою точностью, надоли ей до того, что она поминутно вздыхала о своей прежней жизни, и вс воображали, что миссъ Ребекка груститъ неутшно о потер своего отца. Ей отвели каморку на чердак, гд часто слышали какъ она рыдаетъ по ночамъ. Она точно рыдала отъ злости, но не отъ печали. Никогда не случалось ей жить въ обществ женщинъ: ея отецъ, несмотря на свое не совсмъ безъукоризненное поведеніе, былъ человкъ съ талантомъ, и его разговоръ нравился ей въ тысячу разъ больше, чмъ болтовня всхъ этихъ двицъ, молодыхъ и старыхъ, съ которыми теперь связала ее судьба. Она ненавидла всхъ вообще и каждую порознь, за исключеніемъ миссъ Амеліи Седли, къ которой чувствовала искреннюю привязанность. Ктому же предпочтеніе, которое отдавали передъ ней другимъ молодымъ двицамъ, раздирало ея сердце мучительной завистью.

— И отчего эта двчонка такъ высоко поднимаетъ носъ? говорила она объ одной изъ воспитанницъ миссъ Пинкертонъ.

Едва прошолъ годъ, и уже миссъ Ребекка Шарпъ ршилась, во что бы то ни стало, и какъ бы ни стало, вырваться изъ ‘Академіи благородныхъ двицъ’. Въ голов ея образовались и созрли связные планы относительно будущей судьбы.

Однажды, въ отсутствіе двицъ, Ребекка сла за фортепьяно и сыграла нсколько новыхъ и трудныхъ пьесъ съ такимъ совершенствомъ, что миссъ Пинкертонъ предложила ей давать музыкальные уроки въ младшемъ класс: это освободило бы ее отъ платы музыкальному учителю. Но, къ величайшему ея изумленію, миссъ Шарпъ сдлала ршительный отказъ.

— Я живу здсь для того, чтобъ говорить съ дтьми по французски, сказала она смлымъ и ршительнымъ тономъ, не мое дло давать имъ музыкальные уроки и сберегать для васъ деньги! Платите мн, если угодно, за каждый урокъ, и я буду учить.

Миссъ Пинкертонъ принуждена была уступить, и съ этого дня перестала любить миссъ Ребекку Шарпъ.

— Никто и никогда, въ продолженіе цлыхъ тридцати пяти лтъ, не смлъ въ моемъ дом идти наперекоръ моимъ распоряженіямъ! воскликнула миссъ Пинкертонъ, озадаченная дерзостью молодой двицы. Я пригрла змю на своей груди!

— Змю, какой вздоръ! воскликнула въ свою очередь миссъ Шарпъ. Вы взяли меня, потому-что разсчитывали употребить съ пользой въ своемъ заведеніи, вотъ и все тутъ. Между нами нтъ и не можетъ быть вопроса о взаимной благодарности. Я ненавижу это мсто и хочу его оставить по своей доброй вол. Вы не принудите меня длать то, къ чему я не обязывалась.

— Вы забываетесь, миссъ Ребекка!

— Дайте мн денегъ, и отпустите меня на вс четыре стороны, если угодно. А всего лучше вы сдлаете, миссъ Пинкертонъ, если пріищете мн мсто гувернантки.

Миссъ Пинкертонъ разъ заблагоразсудила сдлать ей публичный выговоръ въ присутствіи двадцати-четырехъ двицъ, но Ребекка, при помощи французского діалекта, совершенно сбила съ толку раздраженную старуху.

Такимъ образомъ, для возстановленія порядка въ заведеніи, оказывалось неизбжно необходимымъ удалить миссъ Шарпъ, и когда этимъ временемъ сэръ Питтъ Кроли обратился съ просьбой насчетъ гувернантки, миссъ Пинкертонъ поспшила отрекомендовать миссъ Шарпъ, какъ двицу ученую, способную преподавать вс возможныя искуства и науки.

— И что жь такое? говорила миссъ Пинкертонъ. Поведеніе двицы Шарпъ преступно только въ отношеніи ко мн одной, но я не могу не согласиться, что ея таланты и познанія относятся къ высшему разряду. Что касается до необыкновеннаго развитія головы этой двицы, я заране уврена, миссъ Шарпъ сдлаетъ большую честь педагогической систем моего заведенія. Ктому же, во всякомъ случа, я сдлаю доброе дло, оказавъ окончательное покровительство безпріютной сирот.

Такъ кончилась эта достопамятная борьба на Чизвиккскомъ проспект, продолжавшаяся съ.упорнымъ ожесточеніемъ нсколько мсяцовъ сряду.

Этимъ временемъ миссъ Амелія Седли вступила въ завтный возрастъ семнадцатилтней двицы, и должна была, по требованію своей матери, возвратиться подъ гостепріимную кровлю родительского дома. Чувствуя искреннюю привязанность къ бывшей пепиньерк, Амелія пригласила ее съ собою погостить на недлю въ центр англійской столицы, и Ребекка безъ всякихъ отговорокъ согласилась на предложеніе своей подруги.

Такъ открылся свтъ для двухъ молодыхъ двицъ. Въ глазахъ Амеліи, это былъ совершенно новый, свжій, блистательный міръ со всми радужными цвтами у его подножія, что жь касается до миссъ Ребекки, свтъ едва ли имлъ для нея привлекательность новизны. Много навидлась она и наслышалась въ предмстьи Сого, еще больше начиталась. Во всякомъ случа, Ребекка видла теперь передъ собой необозримое поле новой жизни.

Между-тмъ, молодыя двушки благополучно прохали черезъ Кенссингтонскую заставу. Амелія, само собою разумется, еще не успла забыть своихъ пансіонскихъ подругъ, но глаза ея уже совершенно осушились отъ слезъ, и щеки покрылись яркимъ румянцемъ, когда передъ заставой молодой офицеръ, заглянувъ ей въ лицо, сказалъ: ‘Какая хорошенькая двушка!’ Много и долго говорили он о своихъ надеждахъ и мечтахъ и о томъ, какъ он будутъ рисоваться на бал у лорда-мэра, куда. нтъ сомннія, Амелію непременно пригласятъ.

Но вотъ, наконецъ, коляска остановилась у великолпного подъзда. Миссъ Амелія выпорхнула какъ бабочка на плечахъ чорного слуги, вполн счастливая и довольная судьбой. Самбо и кучеръ давно согласились между собой, что барышня ихъ прослыветъ первою красавицей въ Лойдон, и теперь единодушно согласились съ этимъ, мнніемъ и отецъ и мать, и слуги, и служанки, обступившія свою госпожу въ пріемной зал.

Посл первыхъ привтствій и восторговъ, Амелія ознакомила свою подругу съ устройствомъ дома, и показала ей все свое имніе: шкафы, книги, свой ройяль, свои платья, ожерелья, кольца, браслеты, брошки, цпочки, и прочая, и прочая. Она упросила ее принять нсколько драгоцнныхъ бездлокъ, и дала себ слово выпросить у матери позволеніе подарить ей блую кашмировую шаль. Почему жь и не подарить? Братецъ Джозефъ привезъ ей изъ Индіи дв кашмировыя шали.

Услышавъ, будто въ первый разъ, что у Амеліи есть братецъ, Ребекка пришла въ истинное умиленіе.

— Ахъ, какъ это должно быть пріятно имть братца! воскликнула она съ невиннымъ простодушіемъ, а модна въ цломъ мір, круглая сирота, безъ родственниковъ, покровителей и друзей!

— Нтъ, Ребекка, ты не одна, мой ангелъ, сказала Амелія, я люблю тебя какъ сестру, и буду всегда твоимъ нжнымъ, истиннымъ другомъ.

— Но у тебя есть родители, добрые, богатые, любящіе родители, которые даютъ теб все, чего ни попросишь. Мой бдный папа ничего мн не оставилъ, и все мое имніе въ двухъ поношенныхъ платьяхъ. Притомъ, Амелія, у тебя есть братъ, милый, нжный братъ! Ахъ, какъ ты должна любитъ его?

Амелія засмялась.

— Какъ! Разв ты его не любишь? Можетъ ли это быть?

— Люблю, отвчала Амелія, только…

— Только что?

— Только Джозефу, кажется, все равно, люблю я его, или нтъ. По возвращеніи изъ Индіи, гд пробылъ десять лтъ, онъ даже не поцаловался со мной. Онъ добръ, конечно, и ласковъ, но со мной почти никогда не говоритъ. Кажется, онъ больше любитъ свою трубку, чмъ меня. Мн было только пять лтъ, когда онъ ухалъ въ Индію.

— Богатъ онъ? спросила Ребекка. Говорятъ, что вс эти индійскіе набобы ужасные богачи.

— Да, кажется у него огромное имніе.

— Давно ли онъ женатъ? Его супруга, я полагаю, прекрасная леди.

— Да кто жь теб сказалъ, что у него есть супруга? отвчала Амелія улыбаясь. Джозефъ и не думалъ жениться.

— Вотъ что!!

Очень могло статься, что Амелія говорила объ этомъ еще въ пансіон, но Ребекка, по разсянности, совсмъ забыла, и ей казалось, что она увидитъ цлую группу племянниковъ и племянницъ вокругъ своей подруги.

— Ахъ, какъ это жаль, что мистеръ Седли не женатъ! воскликнула миссъ Ребекка. Я такъ люблю маленькихъ дтей!

— Вотъ прекрасно! Маленькія дти, я думаю, надоли теб и въ Чизвикк, отвчала миссъ Амелія, совсмъ не подозрвавшая такой нжности въ своей подруг.

Въ самомъ дл, миссъ Шарпъ никогда не обнаруживала особенной привязанности къ дтямъ, но можно ли было сомнваться въ ея искренности? Ей было теперь только девятнадцать лтъ.

Толпы предположеній, надеждъ, разсчетовъ, плановъ, мгновенно. образовались теперь въ голов невинной двушки, и все это само собою подводилось бодъ одинъ и тотъ же итогъ, который можетъ быть переданъ на простой и ясный языкъ въ слдующей форм:

— Если мистеръ Джозефъ Седли холостякъ и богатъ, какъ индійскій набобъ, то почему же мн не сдлаться его женой? Я могу пробыть здсь только дв недли, короткій срокъ, но… попытка не шутка, спросъ не бда.

И Ребекка ршилась попытаться. Она удвоила свои ласки къ Амеліи, перецаловала вс ея подарки, и поклялась на первый случай, что ей не хотлось бы разстаться съ нею никогда, во всю свою жизнь. Въ ту минуту раздался обденный звонокъ, и об пріятельницы, сцпившись подъ руку, побжали внизъ. Передъ дверью гостиной невольная робость овладла Ребеккой, и она никакъ не ршалась войдти.

— Ахъ, Боже мой, какъ бьется у меня сердце! сказала она взволнованнымъ тономъ своей подруг.

— Чего жь тутъ робть, мой ангелъ? Не бойся. Папенька такой добрый. Войдемъ.

И он вошли.

ГЛАВА III.

Ребекка передъ лицомъ первого непріятеля на базар житейской суеты.

Въ гостиной, подл камина, съ огромной газетой въ рукахъ, сидлъ рослый, толстый, дюжій мужчина въ зеленомъ сюртук съ большими стальными пуговицами по обоимъ рядамъ, въ красномъ, полосатомъ жилет и щегольскихъ гессенскихъ сапогахъ съ затйливыми кисточками фантастического фасона. При вход молодыхъ двушекъ, онъ отпрянулъ отъ своихъ креселъ какъ ужаленный вепрь, и покраснлъ до ушей. То былъ мистеръ Джозефъ Седли.

— Здравствуй, братецъ, сказала миссъ Седли улыбаясь. Рекомендую мою подругу, миссъ Шарпъ, о которой я теб говорила.

Съ этими словами, она подала руку своему чопорному брату.

— Когда же, сестрица? Хоть убей, не помню… то-есть, оно выходитъ просто, что… сегодня прекрасная погода, и холодъ пробираетъ насквозь. Не правда ли, миссъ?

И, проговоривъ эту сентенцію, мистеръ Джозефъ Седли принялся изо всей мочи разгребать огонь въ каминъ, хотя никто не могъ чувствовать холода въ половин іюня.

— Ахъ, какой онъ хорошенькій! шепнула Ребекка Амеліи довольно громко.

— Будто бы? Ты такъ думаешь? Я ему скажу это.

— Ни полслова, моя милая, сохрани тебя Богъ! сказала миссъ Шарпъ, отскочивъ назадъ, какъ робкая лань.

Мистеръ Джозефъ еще съ большимъ усердіемъ началъ разгребать огонь.

— Я еще не благодарила тебя, братецъ, за твой индійской подарокъ: прекрасныя шали, Ребекка, не правда ли?

— Безподобныя! отвчала миссъ Шарпъ, и умильные ея глазки обратились на разгребателя углей, который между тмъ пыхтлъ, кряхтлъ, раздувался и краснлъ почти такъ же, какъ угли въ камин.

— Но я, Джозефъ, не могу теб сдлать такого прекрасного подарка, продолжала сестра, а впрочемъ, знаешь ли? при выход изъ пансіона, я вышила для тебя пару прекрасныхъ подтяжекъ.

— Какой вздоръ ты говоришь, Амелія? Что съ тобой? вскричалъ братъ, испугавшійся неизвстно какихъ вещей. Кстати, я уже слишкомъ засидлся, мн пора хать. Пусть подаютъ мою одноколку.

Въ эту минуту вошолъ отецъ семейства, побрякивая своими печатями, какъ истый британскій негоціантъ.

— Что здсь у васъ, Эмми? сказалъ онъ. Зачмъ понадобилась одноколка твоему брату.

— Онъ хочетъ хать, папенька.

— Куда? Зачмъ?

— Я общалъ сегодня обдать съ господиномъ Бонеми.

— Что это за Бонеми?

— Мой сослуживецъ.

— Но вдь ты сказалъ матери, что будешь обдать съ нами?

— Оно бы, пожалуй, все равно… но въ этомъ костюм, вы видите, не совсмъ удобно.

— Пустяки, мой милый. Посмотрите, миссъ Шарпъ, разв онъ дуренъ въ этомъ франтовскомъ наряд?

Миссъ Шарпъ, какъ и слдуетъ, взглянула на свою подругу, и об засмялись самымъ пріятнымъ смхомъ.

— Случалось ли вамъ видть такіе прекрасные жилеты въ пансіон у старухи Пинкертонъ? продолжалъ отецъ, находившій очевидное удовольствіе помучить молодого человка.

— Батюшка!… Ради Бога! восклицалъ смущенный мистеръ Джозефъ.

— Что, мой другъ! Разв я задлъ за чувствительную струну?

Къ обществу въ гостиной присоединилась теперь мистриссъ Седли.

— Послушай, жена, продолжалъ неумолимый старикъ, я какими-то судьбами задлъ за чувствительную струну твоего сына, похваливъ его пестрый жилетъ. Можешь спросить объ этомъ миссъ Шарпъ.

Молодыя двушки разразились опять самымъ пріятнымъ смхомъ.

— Однакожь пора обдать, заключилъ старикъ Седли. Ну, Джозефъ, подай руку миссъ Шарпъ и веди насъ въ столовую.

— Для тебя, братецъ, говорятъ, приготовленъ сегодня превосходный пилавъ по твоему индійскому вкусу, проговорила Амелія, желавшая, повидимому, ободрить своего брата.

— Что жь ты стоишь, мой милый, какъ индійскій птухъ? сказалъ отецъ. Бери миссъ Шарпъ, а я дотащу этихъ обихъ молодыхъ женщинъ.

Онъ взялъ подъ руки жену и дочь, и вся компанія весело отправилась въ столовую.

Если миссъ Ребекка Шарпъ ршилась въ своемъ сердц одержать побду надъ первымъ попавшимся верзилой, о которомъ, покамстъ, ей извстно только то, что онъ мужчина и богатъ какъ индійскій набобъ, то я отнюдь не думаю, милостивыя государыни, что вы или я имемъ неоспоримое право осуждать молодую двицу. Всмъ и каждому очень хорошо извстно, что ловля жениховъ, по заведенному ходу вещей, поручается маменькамъ или тетушкамъ, которыя иной разъ для этой только цли и существуютъ на бломъ свт, но припомните, что двица Шарпъ безродная и безпріютная, оставлена въ этомъ отношеніи на произволъ судьбы и, стало быть, надлежало ей самой хлопотать о жених, или, другими словами, искать суженого-ряженого на распутіяхъ широкого міра… Вы негодуете, милостивыя государыни, вы хмуритесь, но скажите, ради Аллаха, зачмъ съ такимъ неутомимымъ усердіемъ молодые люди добиваются знакомствъ и вызжаютъ въ свтъ, если нтъ у нихъ впереди супружескихъ цлей? Зачмъ регулярно каждое лто цлыя группы тётушекъ, маменекъ, кузинъ, сопровождаемыхъ полчищемъ дочекъ и племянницъ, отправляются на минеральныя воды во всхъ концахъ подлунного міра? Зачмъ восемь мсяцовъ сряду танцуютъ он до-упада каждую ночь до пяти часовъ утра?

А кабинетныя занятія? Разв даромъ ваша дочь съ нжныхъ лтъ коверкаетъ свой языкъ для изученія трехъ или четырехъ иностранныхъ языковъ? Разв даромъ вы платите по двадцати франковъ за урокъ модному музыкальному учителю, который надслживаетъ горло и руки вашего дтища два или три раза въ недлю? А какая цль имется въ виду при вашихъ хозяйственныхъ распоряженіяхъ? Зачмъ почтенные родители такъ часто мняютъ мёбли, и ставятъ ребромъ послднюю копейку, задавая блестящіе балы и вечера съ живыми цвтами въ половин зимы и роскошными ужинами, гд шампанское льется черезъ край? Неужели все это длается изъ безкорыстной любви къ человчеству? Fi donc! Вамъ нужны женихи для взрослыхъ дочекъ, и балы ваши ничто иное какъ отчаянная игра въ марьяжъ.

Зачмъ же мы станемъ обвинять Ребекку Шарпъ? Амелія была еще въ пансіон, но заботливая маменька устроила для нея, по крайней мр, дюжину лотерей супружеской жизни. Ей, видите ли, надлежало пристроить свою дочку, между-тмъ какъ никто въ цломъ мір не могъ думать о пристройк Ребекки, для которой, въ строгомъ смысл, женихъ еще гораздо нужне, чмъ для миссъ Седли. Во первыхъ, нтъ, у ней никакого покровителя, а во вторыхъ, миссъ Ребекка иметъ чувствительное сердце и самое пламенное воображеніе. Она читала ‘Арабскія Ночи’ и сантиментальные романы въ новйшемъ вкус, со включеніемъ географіи Гутри. Вотъ на этомъ-то основаніи, миссъ Ребекка Шарпъ, одваясь къ обду и разспрашивая Амелію о разныхъ разностяхъ относительно ея братца, построила въ своей фантазіи на собственный счетъ великолпный воздушный замокъ, съ мраморными стнами и съ покорнйшимъ супругомъ на заднемъ план, она еще не видала интересного братца и, стало-быть, фигура его обрисовывалась весьма неясно въ этой картин. Уже мысленный взоръ ея блуждалъ въ невдомыхъ областяхъ по ту сторону океана, на плечахъ ея были драгоцнныя кашмировыя шали, на голов богатйшій тюрбанъ, на рукахъ жемчужные браслеты, и вотъ она, разряженная какъ пава, детъ на слон, при звукахъ трубъ и литавръ, во дворецъ самого Великого Могола. Очаровательныя алькаскарскія виднія! Юность, одна только юность иметъ привилегію питать васъ въ своей душ, и сколько прелестныхъ созданій, кром Ребекки Шарпъ, убаюкиваютъ себя этими радужными мечтами!

Джозефъ Седли былъ двнадцатью годами старше своей сестры, миссъ Амеліи. Онъ служилъ въ Ост-Индіи гражданскимъ чиновникомъ компаніи, и завдывалъ сборомъ пошлинъ и налоговъ въ Богли-Уолл,— должность почотная и выгодная, гд расторопный служака, съ нкоторою смтливостью, могъ въ короткое время нажить огромное состояніе, ничмъ не возмутивъ спокойствія своей совсти.

Вы не знаете Богли-Уолла? Такъ называется мстечко, расположонное въ прекрасной, уединенной, болотистой, лсистой области, гд вы можете стрлять бекасовъ къ своему обду и охотиться за тиграми, если угодно. Львовъ и тигровъ тутъ цлыя стада. Рамгенджъ, средоточіе англійской администраціи, охраняемой достаточнымъ количествомъ войска, отстоитъ отсюда на сорокъ миль, такъ, по крайней мр, писалъ Джозефъ къ своему отцу, когда сдлали его сборщикомъ пошлинъ. Около восьми лтъ, мистеръ Седли прожилъ въ этой глуши совершенно одинокимъ, и только два раза въ годъ приходилось ему видть европейскія лица, когда отрядъ, посланный компаніею, прізжалъ туда за собранными доходами для отправленія ихъ въ Калькутту.

Къ счастію, около этого времени, Джозефъ началъ жестоко страдать растройствомъ печени, и врачи присовтовали ему отправиться на родину, гд заране онъ расчитывалъ испробовать вс роды наслажденій европейского комфорта. Въ Лондон, отдльно отъ своей семьи, Джозефъ нанялъ для себя великолпную квартиру въ модной улиц, и жилъ какъ веселый холостякъ. Передъ отъздомъ въ Индію, онъ былъ слишкомъ молодъ для разнообразныхъ столичныхъ удовольствій, зато теперь, по возвращеніи, онъ погрузился въ нихъ тломъ и душой. Онъ разъзжалъ повсюду въ щегольскомъ экипаж, обдалъ въ лучшихъ гостиницахъ и клубахъ, посщалъ театры и не пропускалъ ни одной замчательной оперы.

Возвратившись въ Индію опять, онъ съ величайшимъ энтузіазмомъ расказывалъ своимъ товарищамъ объ этомъ счастливомъ період своей жизни, и давалъ знать кому слдуетъ, что онъ и нкто Бруммель были первостатейными львами британской столицы.

Но, говоря такимъ образомъ, мистеръ Джозефъ лгалъ немилосердо. Среди шума столичной жизни, былъ онъ одинокъ точно такъ же, какъ въ дремучихъ лсахъ Богли-Уолла. Единственнымъ его знакомцемъ былъ только докторъ, принявшій на себя обязанность привести въ порядокъ растроенную печень индійского выходца. Джозефъ былъ неповоротливъ, лнивъ, брюзгливъ, и общество дамъ смущало его, какъ школьника, никогда не переступавшаго за порогъ класной залы. Поэтому онъ рдко навщалъ родительскій домъ на Россель-Сквер, гд часто собиралось множество гостей и гд нескромныя шутки старика-отца кололи его раздражительное самолюбіе.

Мистеръ Седли никогда не былъ хорошо одтъ, несмотря на величайшіе вседневные труды украсить свою дюжую особу и придать своей личности величественный, джентльменскій видъ. Чорный его слуга скопилъ порядочное состояніе отъ отбракованныхъ статей въ гардероб своего барина. Его туалетный столикъ загроможденъ былъ всми возможными эссенціями и помадами, изобртенными для возвышенія природной красоты, и онъ перепробовалъ вс возможные корсеты и бандажи для исправленія своей неуклюжей таліи. Жирный и толстый, онъ заказывалъ портному самыя узкія платья юношеского покроя и самыхъ яркихъ, блестящихъ цвтовъ. Разфранчонный такимъ образомъ, какъ ворона въ павлиньихъ перьяхъ, раздушонный и перетянутый, онъ разгуливалъ одинъ по парку или по окрестностямъ Лондона, и потомъ одинъ же обдалъ въ какомъ-нибудь ресторан. Вообще мистеръ Джозефъ былъ легкомысленъ и тщеславенъ, какъ молодая двушка, и, быть-можетъ, чрезмрная застнчивость была естественнымъ плодомъ его чрезмрного тщеславія. Если миссъ Ребекка Шарпъ, при своемъ первомъ вступленіи въ свтъ умла заинтересовать собою такого джентльмена, то, значитъ, въ ней должно видть двицу съ умомъ не совсмъ обыкновеннымъ.

Уже первый ея маневръ обнаружилъ мастерское умнье, взяться за дло. Назвавъ мистера Седли хорошенькимъ мужчиной, она знала, что Амелія перескажетъ это матери, которая въ свою очередь намекнетъ объ этомъ мистеру Джозефу, и во всякомъ случа будетъ рада, что сынъ ея удостоился такого комплимента. Скажите какой-нибудь Готтентотк, что сынъ ея прекрасенъ какъ ангелъ: она повритъ вашему слову и растаетъ, какъ сальный огарокъ, отъ полноты душевного восторга. Материнское самолюбіе не иметъ никакихъ предловъ, и Ребекка понимала это инстинктивно. Впрочемъ, комплиментъ ея былъ произнесенъ довольно громко, и Джозефъ Седли услышалъ его собственными ушами, услышалъ — и похвала молодой двушки просверлила вс фибры его дюжого тла, и хорошенькій мужчина затрепеталъ отъ удовольствія. Скоро, однакожь, онъ одумался и задалъ себ вопросъ: ‘Ужь не шутитъ ли надо мной эта смазливая двчонка?.. А впрочемъ, къ чему жь ей шутить?’ тотчасъ же подумалъ мистеръ Седли. ‘Чемъ же я, въ самомъ дл, не хорошъ? Нтъ, чортъ побери, немного такихъ молодцовъ, какъ Джозефъ Седли’. Мы замтили, что мистеръ Седли тщеславенъ, какъ молодая двушка. Великій Боже! Переверните медаль на другую сторону, и молодыя двицы, разсуждая о какой-нибудь сестриц изъ своей среды, будутъ имть полное право сказать: ‘Она самолюбива и тщеславна, какъ мужчина.’ Да, милостивыя государыни, брадатыя созданія любятъ похвалы и комплименты всякого рода почти столько же, какъ первыя кокетки въ мір.

Итакъ, почтенная компанія спустилась внизъ. Джозефъ продолжалъ краснть и пыхтть, Ребекка скромничала и потупляла въ землю свои зеленые глазки. Она была вся въ бломъ, и нагія ея плечи лоснились какъ алебастръ, изящное олицетвореніе невинности и простоты, облечонной въ двственную форму.

— Надобно будетъ пораспросить его объ Индіи, думала Ребекка, другихъ идей нельзя предполагать въ этой пустой голов.

Мы уже слышали, что мистриссъ Седли приготовила пилавъ для своего сынка и такъ называемое curry, самое національное индійское блюдо, приправленное горячими снадобьями разныхъ сортовъ. Сли за столъ и curry явилось на огромномъ блюд передъ самымъ носомъ мистера Седли.

— Что это такое? спросила Ребекка наивнымъ тономъ, бросая умильный взглядъ на мистера Джозефа.

— Превосходно, сказалъ красный набобъ, пережовывая съ величайшимъ трудомъ лакомый кусокъ. Можно подумать, матушка, что вы держите при себ индійскую кухарку. Превосходно.

— Ахъ, позвольте попробовать: мн хочется знать вкусъ индійскихъ блюдъ, сказала миссъ Ребекка. Мн кажется, что все должно быть хорошо въ этой поэтической стран.

— Удли частичку этого лакомства для миссъ Шарпъ, проговорила, улыбаясь, мистриссъ Седли.

Ребекка въ самомъ дл не знала, что такое curry.

— Ну, какъ вамъ нравится индійскій вкусъ? спросилъ мистеръ Седли.

— Прекрасно! проговорила сквозь слезы Ребекка, начинавшая испытывать отчаянную муку отъ наперченного куска.

— Прибавьте сюда немножко чили, и вы увидите: кушанье что въ ротъ, то спасибо, сказалъ Джозефъ, заинтересованный этимъ національнымъ предметомъ.

— Чили! Ахъ, дайте, это должно быть превосходно, проговорила Ребекка, задыхаясь.

Ее соблазнилъ цвтъ стручковаго перца, который, думала она, служитъ, вроятно, противодйствіемъ жгучему свойству индійского блюда, но вышло на поврку, что вкусъ чили былъ совершенно невыносимымъ для европейской натуры. Кровь запылала въ жилахъ молодой двушки, и ложка выпала изъ ея рукъ.

— Воды, воды, ради Бога, воды! закричала миссъ Ребекка.

Старикъ Седли разразился громкимъ смхомъ и, очевидно, любовался страданіями своей гостьи. Какъ человкъ, проводившій большую часть времени на бирж, онъ любилъ шутки всякого рода, и теперь веселился на-славу.

— Самбо, подай воды миссъ Шарпъ, сказалъ онъ, продолжая заливаться отчаяннымъ смхомъ.

Отеческій хохотъ заразилъ и сына, который тоже, съ своей стороны, видлъ въ этомъ обстоятельств превосходную шутку. Дамы, напротивъ, улыбались очень скромно, расчитывая весьма основательно, что бдная Ребекка страдаетъ не на шутку. Впрочемъ, стаканъ воды съ успхомъ залилъ огонь, пожиравшій ея внутренность, и молодая двушка, оправившись отъ непріятного волненія, проговорила съ добродушнымъ и комическимъ видомъ:

— Благодарю васъ, господа, теперь по крайней мр индійскія блюда для меня не новость. Сама виновата: мн бы слдовало вспомнить про сливочные торты индійской принцессы, о которыхъ говорится въ арабскихъ сказкахъ. Кстати, мистеръ Седли, кладутъ ли у васъ въ Индіи стручковый перецъ въ сливочные торты?

Старикъ Седли принялся хохотать опять, и подумалъ, что Ребекка двушка не робкаго десятка. Джозефъ отвчалъ простодушно:

— Сливочные торты, сударыня? Такихъ диковинокъ въ Индіи не водится. Бенгальскія сливки сущая дрянь. Мы обыкновенно употребляемъ козье молоко, и это, скажу я вамъ, славнецкая штука!

— Не врьте, миссъ Шарпъ, скоро вы убдитесь, что вся ихъ Индія не стоитъ вашей улыбки, остроумно замтилъ старикъ Седли, вставая изъ-за стола.

Какъ-скоро дамы удалились изъ столовой, старикъ, сдлавъ выразительный жестъ, замтилъ своему сыну:

— Берегись, Джой, эта двчонка какъ-разъ запутаетъ тебя.

— Вотъ вздоръ! Видалъ я и не такіе виды, сказалъ Джой съ самодовольнымъ видомъ. Была одна двушка въ Думдум, лакомый кусочекъ, нечего сказать, дочь Кутлера, я говорилъ вамъ о немъ передъ обдомъ, онъ еще женатъ на вдов, и служитъ докторомъ въ артиллерійскомъ полку, славный малый, и дочка его ухаживала за мной два года сряду, да что тутъ толковать? Муллигетони, тоже чудесный молодой человкъ, и гораздъ, что называется на вс руки, онъ судья въ буджебуджской ратуш, и скоро, я полагаю, будетъ засдать въ совт, чудесный человкъ. Такъ вотъ, сударь мой, бацъ-бацъ любовное ядро, а Квинтинъ и говоритъ, — вы еще не знаете Квинтина? Забіяка, сударь мой, и молодецъ съ головы до пятокъ. ‘Седли, говоритъ онъ, то-есть, Квинтинъ, сударь мой, ‘держу, говоритъ, сто противъ одного, что Софья Кутлеръ подцпитъ тебя или Муллигетони, не успешь, говоритъ, мигнуть, а дло въ шляп’. Пустяки, говорю, куда ей! А портвейнъ, смю сказать, превосходный. Изъ какого погреба, сударь мой?…

Легкій храпъ былъ единственнымъ отвтомъ, почтенный негоціантъ успокоился въ.сладкомъ сн, и конецъ джозефовой исторіи скрылся подъ спудомъ на этотъ день. Джозефъ Седли, должно замтить, былъ чрезвычайно разговорчивъ въ обществ мужчинъ, и эту самую исторію онъ расказывалъ больше двадцати разъ своему доктору, мистеру Голлопу, когда тотъ приходилъ освдомляться насчетъ его печени.

Принужденный, по предписанію врача, соблюдать строгую діэту, Джозефъ Седли удовольствовался на этотъ разъ только полубутылкою портвейна, за исключеніемъ двухъ стакановъ ост-индской мадеры, выпитой въ продолженіе обда. Для освженія желудка, онъ скушалъ также тарелку малины съ сахаромъ и сливками, и дюжину кондитерскихъ пирожковъ, лежавшихъ передъ нимъ. Кончивъ этотъ десертъ, молодой человкъ погрузился въ глубокую думу насчетъ молодой двушки, побжавшей наверхъ съ его матерью и сестрой.

— Веселая креатурка, нечего сказать, думалъ Джозефъ Седли, и умна, и мила, и остроумна. Какъ она смотрла, когда я поднялъ за столомъ ея платокъ! А она, какъ нарочно, роняла его два раза. Кто это поетъ въ гостиной? Уфъ! заливается какъ канарейка. Пойду, посмотрю.

Но вдругъ скромность и застнчивость обуяли его съ неимоврною силой. Онъ призадумался, и сталъ среди комнаты въ нершительной поз. Отецъ его храплъ, шляпа лежала въ зал на стол, одноколка стояла у подъзда: великій соблазнъ!

— Нтъ, ужь поду лучше въ балетъ, сказалъ Джозефъ Седли, и на цыпочкахъ выюркнулъ изъ комнаты, не потревоживъ своего почтенного родителя.

— Джозефъ ухалъ, маменька! вскричала Амелія, смотрвшая на улицу изъ окна гостиной, между-тмъ какъ Ребекка сидла за фортепіано.

— Это вы спугнули его, миссъ Шарпъ, сказала мистриссъ Седли. Бдный Джой, долго ли онъ будетъ такъ робокъ?

ГЛАВА IV.

Зеленый шолковый кошелекъ.

Паническій страхъ бдного Джоя продолжался два или три дня, и въ этотъ промежутокъ онъ не навщалъ родительского дома. Ребекка ни раза этимъ временемъ не заикнулась о мистер Джозеф. Зато она была преисполнена почтительной благодарности къ мистриссъ Седли, и восхищалась съ дтскою наивностью всми чудесами, какія ей показывали. Она дивилась всякой бездлиц въ модныхъ магазинахъ, и утопала въ океан наслажденій, когда сидла въ театральной лож съ своей подругой, глядя на великолпный спектакль.

Однажды у Амеліи разболлась голова, и она не могла выхать на вечеръ, куда приглашены были об молодыя двицы. Ребекка ни за что не ршалась оставить свою подругу.

— Какъ, мой ангелъ, оставить тебя въ этомъ положеніи! восклицала она изъ глубины души. Никогда, никогда! Не ты ли въ первый разъ показала бдной сирот, что такое счастье и любовь въ ея жизни?

При этомъ глаза ея, орошонные слезами, устремились къ небу, и мистриссъ Седли благодарила судьбу, что дочь ея отыскала подругу съ такимъ благороднымъ сердцемъ.

Старикъ Седли до страсти любилъ шутки всякого рода, и воображалъ себя первйшимъ острякомъ въ своемъ кругу, миссъ Шарпъ наивно улыбалась при каждомъ его слов, и этимъ невиннымъ средствомъ умла въ короткое время привлечь къ себ благосклонность старика. Но не одни представители дома полюбили молодую и прекрасную гостью. Ребекка оказывала глубочайшее сочувствіе къ мистриссъ Бленкиншопъ, домовой ключниц, и при каждомъ случа удивлялась необыкновенному ея искусству приготовлять малиновое варенье. Обращаясь къ чорному слуг, она величала его не иначе какъ ‘сэръ’ или ‘мистеръ Самбо’, и нужно было видть, съ какою ловкостью извинялась она передъ горничной, когда по звонку колокольчика та приходила въ ея комнату. Словомъ, миссъ Шарпъ угодила всмъ, и вс были безъ ума отъ миссъ Шарпъ.

Однажды, пересматривая рисунки, привезенные Амеліей изъ пансіона. Ребекка вдругъ залилась горькими слезами, и поспшно оставила комнату. Это было въ тотъ день, когда Джозефъ Седли подкатилъ опять на своей одноколк къ родительскому дому. Амелія побжала за своей подругой, и черезъ минуту воротилась въ большомъ волненіи, узнавъ причину ея внезапной грусти.

— Отецъ ея, вы знаете, маменька, былъ у насъ въ Чизвикк рисовальнымъ учителемъ, и при взгляд на мои рисунки, она живо припомнила, какъ онъ поправлялъ ихъ. Печальныя воспоминанія для бдной сироты!

— Какая чувствительность! какое нжное сердце! воскликнула мистриссъ Седли.

— Не мшало бы ей пробыть у насъ еще недльку, сказала Амелія.

— Она демонски похожа на миссъ Кутлеръ, которую я знавалъ въ Думдум, только гораздо лучше ея, надобно сознаться, замтилъ Джозефъ Седли, бывшій свидтелемъ всей этой сцены. Софья Кутлеръ теперь вышла замужъ за лекаря артиллерійскаго полка, а то, бывало, мы того… Знаете ли, маменька? Однажды пріятель мои Квинтинъ вздумалъ держать пари…

— Мы знаемъ эту исторію, Джозефъ, сказала Амелія улыбаясь. Пересказывать нтъ надобности, а ты лучше упроси маменьку написать письмо къ какому-то сэру Кроли, чтобъ онъ не торопился брать отъ насъ Ребекку.

— Что это за Кроли? Сынъ его не служилъ ли у насъ въ Индіи въ драгунскомъ полку? Въ такомъ случа, я съ нимъ знакомъ.

— И прекрасно, стало-быть, ты можешь написать самъ… но вотъ и Ребекка, какіе у нея заплаканные глаза!

— Мн теперь лучше, покорно васъ благодарю, сказала молодая двушка, почтительно цалуя протянутую руку мистриссъ Седли. Какъ вы вс добры ко мн! Да, вс, прибавила она съ невинной улыбкой, кром васъ, однакожь, мистеръ Джозефъ.

— Кром меня! воскликнулъ Джозефъ въ величайшемъ испуг. Великій Боже! какъ это, кром меня, миссъ Шарпъ?

— Точно такъ. Не жестоко ли было съ вашей стороны запотчивать меня этимъ ужаснымъ блюдомъ? Да, мистеръ Джозефъ, вы ко мн совсмъ не такъ добры, какъ ваша сестрица.

— Не мудрено: братъ еще не знаетъ тебя, какъ я, возразила Амелія.

— Онъ узнаетъ васъ и полюбитъ больше всхъ насъ, за это ручаюсь, сказала мистриссъ Седли.

— А пилавъ былъ превосходный, совершенно въ индійскомъ вкус, сказалъ Джой серьёзнымъ тономъ. Недоставало разв лимонной кислоты немножко, но это можетъ различить только знатокъ.

— Какъ понравились теб чили?

— Демонски-хороши. Охъ, какъ же вы заплакали, миссъ Шарпъ! воскликнулъ Джой, припоминая смшную сторону этого обстоятельства, и разражаясь внезапно громкимъ хохотомъ, который, однакожь, кончился мгновенно, безъ дальнйшихъ послдствій.

— Впередъ, надюсь, вы меня не проведете, мистеръ Джозефъ, сказала Ребекка, когда они спускались по лстниц въ столовую, я не воображала, что мужчины такъ любятъ дурачить бдныхъ двушекъ.

— Миссъ Ребекка, клянусь, я не думалъ нанести вамъ ни малйшаго оскорбленія!

— Врю и безъ клятвы, что вы благороднйшій человкъ, мистеръ Джозефъ.

И она слегка пожала его руку своею маленькой ручкой, но тутъ же оробла и, отпрянувъ назадъ, взглянула сперва на его лицо, и потомъ на узоры на коврахъ. Сердце молодого человка забило сильную тревогу.

Это былъ уже значительный шагъ впередъ и, я знаю, нкоторыя леди готовы будутъ осудить мою нескромную героиню, но прошу припомнить еще разъ, что бдная Ребекка должна была собственными средствами устроивать свою судьбу. Если нтъ у васъ слуги, вы поневол сами метете свою комнату и чистите платье собственными руками, если у молодой красавицы нтъ маменьки, она поневол изворачивается собственными средствами, заискивая на всякой случай благосклонное вниманіе молодыхъ людей. И какъ это хорошо, что женщинамъ не суждено въ этомъ мір гораздо чаще обнаруживать надъ нами свою непосредственную власть! При другомъ порядк длъ, мы были бы ршительно беззащитны передъ ними. Пусть женщина сама обнаружитъ свою склонность и, я убжденъ, мужчина падетъ къ ея ногамъ, хотя бы она была безобразна и стара. И это я утверждаю какъ положительную истину, возведенную на степень аксіомы въ моихъ глазахъ. Итакъ поблагодаримъ судьбу за существующій порядокъ, невсты наши то же что дикіе зврки въ дремучемъ лсу. Он сами не сознаютъ своей силы. Не будь на свт тетушекъ и маменекъ, мы бы погибли невозвратно.

— Чортъ меня побери! думалъ Джозефъ, переступая за порогъ столовой, начинается опять со мной та же исторія, что въ Думдум, когда я волочился за миссъ Кутлеръ. Неужели и теперь голова моя пойдетъ кругомъ!

За столомъ миссъ Ребекка Шарпъ шутила чрезвычайно нжно, и длала весьма утонченные намеки на геройскую осанку индійского набоба. Что тутъ удивительного? Теперь она была почти какъ своя въ гостепріимной семь, и молодыя двушки любили другъ друга какъ родныя сестры. Это всегда бываетъ, когда дв незамужнія особы сходятся вмст въ одномъ дом на десять дней.

Амелія, повидимому, совершенно вошла въ планы своей подруги, и старалась усердно запутать индійского набоба. Теперь весьма кстати пришло ей въ голову давнишнее общаніе любезного братца.

— Помнишь ли, Джозефъ? сказала она, ты когда-то общалъ взять меня съ собой въ воксалъ.

— Очень помню, отвчалъ набобъ, это было въ прошлую пасху, корда ты прізжала изъ пансіона.

— Стало-быть, теперь ты можешь сдержать свое слово: мы подемъ съ Ребеккой.

— Ахъ, какъ это будетъ хорошо! воскликнула Pебекка съ дтской наивностью, хлопая своими маленькими ручками.

Но тутъ она опомнилась и, укротивъ свой восторгъ, потупила глаза въ землю.

— Сегодня я не могу, сказалъ Джозефъ.

— Ну, такъ завтра, это будетъ все-равно, возразила сестра.

— Завтра мы не обдаемъ дома, замтила мистриссъ Седли.

— Неужели ты думаешь, мой другъ, что я на старости лтъ потащусь въ воксалъ? сказалъ старикъ Седли, я бы совтовалъ и теб не думать о такихъ пустякахъ.

— Какъ же отпустить дтей однихъ? возразила скромная супруга.

— Они будутъ не одни: Джозефъ не маленькій оселъ!

При этомъ остроумномъ замчаніи, даже мистеръ Самбо за буфетомъ разразился неистовымъ смхомъ. Самолюбіе набоба страдало невыносимо.

— Что съ тобой, Джой? Растегни корсетъ, любезный, продолжалъ неумолимый старикъ, спрысните его водой, миссъ Шарпъ, не то онъ упадетъ въ обморокъ. Или, всего лучше, отнесите его наверхъ, миссъ Шарпъ. Бдный ребенокъ! Отнесите его, онъ вдь легокъ какъ перо.

— Батюшка! Что вы подъ этимъ разумете? проревлъ мистеръ Джозефъ.

— Самбо, приведи слоновъ для мистера Джозефа, не то его самъ чортъ не своротитъ съ мста!

Видя однакожь, что молодой человкъ готовъ расплакаться отъ внутренней пытки, старый шутникъ пріостановилъ свой смхъ и, протягивая руку сыну сказалъ:

— Ну, помиримся, любезный, на бирж все обстоитъ благополучно, и слоновъ я не стану требовать для тебя. Самбо, принеси намъ бутылку шампанского. Такого вина, мой другъ, теб не продадутъ въ Калькутт ни за мильйонъ.

Пять бокаловъ шампанского возстановили совершеннйшимъ образомъ спокойствіе въ душ мистера Джозефа, онъ повеселлъ, развернулся и повторилъ свое торжественное общаніе отправиться съ двицами въ воксалъ.

— Надобно, однакожь, пріискать еще кавалера, сказалъ старикъ, обращаясь къ своей супруг, Джой, безъ сомннія, забудетъ сестру, и она пропадетъ въ толп. Миссъ Шарпъ, конечно, завладетъ имъ одна на весь вечеръ. Написать записку къ Джорджу Осборну.

При этомъ имени, я не знаю почему, мистриссъ Седли взглянула на своего супруга и засмялась. Глаза мистера Седли заморгали неописанно лукавымъ образомъ, и онъ взглянулъ на миссъ Амелію. Амелія опустила голову и раскраснлась, какъ-только умютъ краснть семнадцатилтнія двицы, но Ребекка Шарпъ сохраняла совершеннйшее присутствіе духа: она краснла только одинъ разъ въ жизни, когда двочкой семи лтъ ей удалось унести изъ буфета кусокъ пирога.

— Пусть лучше Амелія напишетъ сама, сказалъ отецъ, и Джорджъ Осборнъ явится передъ ней, какъ листъ передъ травой. Кстати, онъ полюбуется на ея почеркъ, и увидитъ, что мы не напрасно прожили шесть лтъ у старухи Пинкертонъ. А помнишь ли, Эмми, когда ты въ первый разъ нацарапала ему записку съ граматическими ошибками?

— О, это было давно, папенька! сказала Амелія.

— А мн кажется не дальше какъ вчера, сказала мистриссъ Седли своему супругу, ахъ, Боже мой, какъ скоро летитъ время, Джонъ, и какъ скоро мы старемся, мой другъ!

Въ этотъ вечеръ, въ малиновой комнат второго этажа, гд стояла постель на высокихъ столбахъ, завшенная со всхъ сторонъ розовымъ ситцомъ съ индійскими узорами, мистриссъ Седли, въ частной аудіенціи, сообщила своему супругу нсколько замчаній относительно его жестокого обращенія съ сыномъ.

— Право, мой другъ, вдь это безчеловчно съ твоей стороны, сказала мистриссъ Седли, что за удовольствіе находишь ты мучить молодого человка?

— Послушай, моя милая, возразилъ супругъ въ защиту своего поведенія, Джой мелоченъ до крайности, и тщеславенъ гораздо боле, чмъ ты была тщеславна въ свое время, а это слишкомъ много! Ну, это совсмъ другая статья, теб простительно было лтъ за тридцать назадъ, въ тысяча-семьсотъ-восьмидесятомъ, напримръ, ты имла нкоторое право. Я и не спорилъ, потому-что это была въ порядк вещей, но я терпть не могу этой суетности, этого приторного жеманства, которое на-бду замчаю въ своемъ сын. Это, вдь, изъ рукъ вонъ, мой другъ: дтина только и думаетъ о себ, воображая, что онъ первый красавецъ въ мір. Мы еще наживемъ съ нимъ бездну хлопотъ, помяни мое слово. Вотъ теперь волочится за нимъ подруга Эмми, прехитрая двчонка, сколько я вижу, не она, такъ другая, а ужь онъ непремнно попадетъ въ просакъ. Этому человку суждено быть жертвой какой-нибудь кокетки: это для меня ясно какъ день. Еще надобно благодарить судьбу, что до сихъ поръ онъ не вывезъ къ намъ изъ Индіи какую-нибудь чорную невстку, но будь уврена, мой другъ, его непремнно подцпитъ первая кокетка, которой вздумается обратить на него свое вниманіе.

— Въ такомъ случа, завтра же мы отправимъ на мсто эту двушку, сказала мистриссъ Седли взволнованнымъ тономъ. Было ясно, что опасенія супруга казались ей довольно основательными.

— Зачмъ же, мой другъ? Не она, такъ другая, это совершенно все-равно. У Ребекки, по крайней мр, блое лицо, и этимъ надобно дорожить. По мн, впрочемъ, все-равно, на комъ бы онъ не женился. Пусть хлопочетъ о себ самъ.

Голоса супруговъ постепенно смолкли, и смнились весьма не гармоническимъ храпомъ. Былъ часъ за полночь, какъ возвстилъ объ этомъ уличный ночной сторожъ, домъ негоціанта Джона Седли на Россель-Сквер погрузился въ глубокій сонъ.

Утро вечера мудрене, и поутру добрая мистриссъ Седли совершенно выбросила изъ своей головы грозныя мысли въ отношеніи къ миссъ Шарпъ. Материнская ревность, очень естественная и даже похвальная въ извстныхъ случаяхъ, уступила на этотъ разъ свое мсто тихой и нжной привязанности, которую невольно внушила къ себ почтительная двушка, одаренная такими блистательными талантами. Немедленно отправили просьбу къ сэру Питту Кроли, и въ тотъ же день получили вожделнную отсрочку для миссъ Ребекки Шарпъ.

Все, казалось, содйствовало къ благополучію молодой двушки, и самыя стихіи природы, повидимому, работали съ нею за одно, хотя Ребекка думала сперва, что он вооружаются противъ нея. Громъ и молнія какъ нарочно разразились въ тотъ самый вечеръ, когда молодые люди должны были отправиться въ воксалъ. Стариковъ не было дома: они обдали въ этотъ день у богатого негоціанта въ Гайбери-Борн. Moлодые люди, отложивъ поздку въ воксалъ, остались дома, и съ ними былъ теперь мистеръ Джорджъ Осборнъ, явившійся по приглашенію на Россель-Скверъ. Мистеръ Осборнъ, казалось, радъ былъ счастливому обороту дла, избавившему его отъ необходимости любезничать въ душномъ воксал. Онъ и Джозефъ Седли, засдая посл обда въ столовой, tte—tte, выпили значительную порцію портвейна, при чемъ веселый Джой расказалъ множество забавныхъ анекдотовъ изъ индійской жизни, потому-что, какъ мы замтили, былъ онъ чрезвычайно разговорчивъ въ обществ мужчинъ. Затмъ, миссъ Амелія Седли хозяйничала въ гостиной, вс были веселы и довольны, и вс единогласно объявили, что громъ и молнія оказали имъ на этотъ разъ чрезвычайно важную услугу.

Джорджъ Осборнъ, крестникъ старика Седли, былъ почти членомъ семейства въ его дом. Въ своемъ дтств онъ и жилъ на Россель-Сквер. Младенцомъ шести недль, онъ получилъ въ подарокъ отъ Джона Седли серебряную чашку, и потомъ еще черезъ шесть недль Джонъ Седли подарилъ ему коралловую погремушку съ бубенчиками и золотыми колокольчиками. Въ первые лта юности, маленькій Джорджъ прізжалъ на святки и каникулы гостить къ своему крестному отцу, и онъ очень хорошо помнилъ, какъ въ этотъ періодъ времени, однажды, при возвращеніи въ школу, Джозефъ Седли отколотилъ его за какую-то проказу: ему было тогда десять лтъ, и Джозефъ казался передъ нимъ огромнымъ дтиной. Словомъ, Джорджъ Осборнъ былъ домашнимъ человкомъ въ этомъ почтенномъ семейств въ Россель-Сквер.

— Помнишь ли, Седли, сказалъ мистеръ Осборнъ, какъ ты окрысился на меня однажды, когда я отрзалъ кисточки отъ твоихъ гессенскихъ сапоговъ? И, Боже мой, какъ плакала тогда малютка Амелія, упрашивая на колняхъ своего буяна-братца пощадить маленького Джорджа.

Джой совершенно помнилъ это характеристическое обстоятельство, но притворился, будто совсмъ забылъ.

— А помнишь ли, какъ передъ отъздомъ въ Индію, ты прізжалъ проститься къ моему отцу? Ты еще далъ мн полгинеи и, въ добавокъ, шлепнулъ меня по голов. Мн казалось, что ты ростомъ по крайней мр въ дв сажени и, можешь представить, какъ я удивился, когда по возвращеніи изъ Индіи ты оказался отнюдь не выше меня.

— Если мистеръ Седли давалъ вамъ деньги, это показываетъ, что у него было чувствительное сердце, замтила Ребекка, длая умильные глазки.

— Конечно, и это видно изъ того, между-прочимъ, что онъ отколотилъ меня за гессенскіе сапоги, сказалъ мистеръ Осборнъ. Дти никогда не забываютъ ни подарковъ, ни колотушекъ.

— Мн ужасно правятся гессенскіе сапоги, сказала Ребекка.

Джой Седли особенно дорожилъ этой статьею въ своемъ щегольскомъ костюм, и комплиментъ молодой двушки пришолся какъ нельзя больше по его вкусу. Онъ величественно протянулъ свои ноги изъ-подъ креселъ.

— Миссъ Шарпъ! воскликнулъ Джорджъ Осборнъ, вы, какъ превосходная артистка, обязаны создать великую историческую картину изъ этой сцены сапоговъ, и вотъ вамъ программа: Джозефъ Седли стоитъ у крыльца, бросая невыразимо-грустный взглядъ на изуродованныя кисти, одна его рука въ воздух, а другою онъ вцпился въ воротникъ моей дтской рубашки, передъ нами на колняхъ маленькая Амелія съ распущенными волосами и поднятыми къ небу руками. Вся картина должна имть аллегорическій смыслъ, который предоставляется вашей изобртательности.

— Картина будетъ написана, но не теперь, сказала Ребекка. Я примусь за работу, когда меня не будетъ больше въ этомъ дом.

Ея голосъ понизился, глаза потускнли, и каждый долженъ былъ увидть, какъ груститъ бдная двушка при мысли о скорой разлук.

— Останься съ нами подольше, Ребекка, сдлай милость, сказала Амелія.

— Къ чему? Зачмъ? отвчала миссъ Шарпъ невыразимо-грустнымъ тономъ. Какой-нибудь мсяцъ, и тоска… мн будетъ очень не пріятно васъ оставить.

И она отворотила свою головку. Амелія заплакала, и старалась сквозь слезы утшить свою печальную подругу, мы уже говорили, что неумстное пролитіе слезъ было единственнымъ недостаткомъ этого слабого созданія. Джорджъ Осборнъ смотрлъ на молодыхъ двушекъ съ трогательнымъ любопытствомъ, Джозефъ Седли, понуривъ голову, безмолвно любовался на свои гессенскіе сапоги.

— Сыграйте намъ что-нибудь, миссъ Седли… Амелія, сказалъ мистеръ Осборнъ, почувствовавшій въ эту минуту непреодолимое желаніе поцаловать молодую двушку, и прижать ее къ своему сердцу.

Амелія тоже взглянула на молодого человка съ необыкновенной нжностью, но вы жестоко ошибетесь, если подумаете, что юноша и два только сію минуту влюбились другъ въ друга. Говоря откровенно, они были предназначены къ этой любви съ самыхъ нжныхъ лтъ, и родители уже давно, въ семейномъ совт, провозгласили ихъ женихомъ и невстой. Этотъ фактъ былъ извстенъ молодымъ людямъ. Теперь они удалились въ другую комнату, гд стояло фортепьяно, и, такъ-какъ было довольно темно, Амелія, съ дтскою невинностью, взяла руку мистера Осборна въ свою маленькую ручку, и они дружелюбно услись на одномъ изъ мягкихъ оттомановъ. Мистеръ Джозефъ и Ребекка остались одни, съ глаза-на-глазъ? въ гостиной за столомъ, гд миссъ Шарпъ, отъ нечего-длать, принялась вышивать зеленый, шолковый кошелекъ.

— Кажется, нтъ никакой надобности распрашивать о фамильныхъ секретахъ, сказала миссъ Ребекка, молодые люди высказались сами.

— Да, у нихъ ужь давно идетъ дло на ладъ, отвчалъ Джозефъ, эта матерія конченная. Впрочемъ, что жь такое? Осборнъ чудесный малый.

— Сестрица ваша тоже прелестная, предостойная двушка, сказала Ребекка. Счастливъ тотъ мужчина, который удостоился ея любви!

И съ этими словами, миссъ Ребекка Шарпъ испустила глубокій вздохъ.

Когда дв молодыя особы разного пола сходятся вмст, и начинаютъ, какъ теперь, разсуждать о предметахъ деликатного свойства, искренность и довренность между ними установляются безъ малйшихъ затрудненій. Мы, впрочемъ, не считаемъ нужнымъ представлять подробный отчотъ о бесд между мистеромъ Седли и молодой двушкой, вязавшей кошелекъ, бесда, какъ можно судить но ея началу, не отличалась особеннымъ остроуміемъ или краснорчіемъ. Да и часто ли вы встрчаете остроумный разговоръ въ дружескихъ кружкахъ? Только въ романахъ и драматическихъ произведеніяхъ предоставляется дйствующимъ лицамъ изливать на своихъ читателей потоки великолпныхъ остротъ, но мы пишемъ не романъ… Такъ-какъ въ сосдней комнат занимались музыкой, то Ребекка и Джозефъ, для соблюденія приличій, разговаривали втихомолку, хотя, быть-можетъ, эта деликатность съ ихъ стороны была въ настоящемъ случа совершенно неумстною.

Почти первый разъ въ жизни мистеръ Джозефъ Седли былъ наедин съ молодой двушкой. Къ удивленію своему, онъ не чувствовалъ ни малйшей робости, и языкъ его постепепно расшевелился. Миссъ Ребекка предложила ему нсколько вопросовъ насчотъ Индіи, и это подало ему поводъ расказать множество интересныхъ анекдотовъ, какъ относительно этой страны, такъ и о собственной особ. Онъ описывалъ вечера и балы въ губернаторскомъ дом и замысловатыя средства, которыми поддерживался холодъ въ этой знойной стран, рисовалъ остроумныя каррикатуры шотландскихъ офицеровъ въ индійской служб и, наконецъ, краснорчиво изобразилъ страшную охоту за тигромъ, гд онъ самъ лично подвергался большой опасности. Ребекка приходили въ восторгъ отъ губернаторскихъ баловъ, смялась отъ всего сердца надъ шотландскими офицерами, и пришлавъ неописанный ужасъ, когда рчь зашла о тигровой охот.

— Ради вашей матушки, мистеръ Седли, сказала она, съ трудомъ переводя духъ отъ крайняго испуга, ради всхъ вашихъ друзей, дайте мн слово, что вы никогда впередъ не будете отправляться въ эти страшныя экспедиціи.

— Что съ вами? Что съ вами, миссъ Шарпъ? сказалъ индійскій набобъ, гордо поправляя накрахмаленный воротникъ своей рубашки, чмъ больше опасности, тмъ больше славы, и такія охоты, скажу я вамъ, содйствуютъ, нкоторымъ образомъ, къ возвышенію духа.

Мистеръ Седли, сказать правду, всего одинъ только разъ участвовалъ въ тигровой охот, да и то чуть не умеръ отъ страха еще прежде, чмъ увидлъ лютого звря. Но расказывая теперь объ этомъ трагическомъ событіи онъ становился смле и, наконецъ, расхрабрился до такой степени, что осмлился даже спросить:

— Для кого это, миссъ Шарпъ, вяжете вы этотъ шолковый кошелекъ?

— Для того, кто иметъ нужду въ кошельк, отвчала Ребекка, подаривъ своего собесдника очаровательнйшей улыбкой.

Мистеръ Седли, отъ полноты восторга, не чувствовалъ земли подъ собою, и уже собирался произнести торжественную рчь, которая начиналась такимъ образомъ: ‘О, миссъ Шарпъ! какъ’… но въ эту минуту въ другой комнат только-что кончилась какая-то арія, мистеръ Седли ясно разслышалъ свой собственный голосъ, покраснлъ до ушей, и остановился.

— Слыхали ли вы когда что-нибудь похожее на краснорчіе вашего братца? шепнулъ мистеръ Осборнъ Амеліи. Подруга ваша творитъ, просто, чудеса,

— Тмъ лучше, я очень рада, сказала миссъ Амелія.

Дло въ томъ, что эта молодая двица, какъ и вс дочери общей нашей праматери, была порядочной свахой въ душ, и теперь приходила въ восторгъ при мысли, что братецъ ея додетъ въ Индію съ женой. Ктому же, въ этотъ послдній промежутокъ времени, она почувствовала необыкновенную привязанность къ Ребекк, и открыла въ ней мильйонъ такихъ совершенствъ, которыя прежде совершенно ускользали отъ ея вниманія на Чизвиккскомъ проспект. Замчеео давно, и мы подтверждаемъ торжественно, что привязанность молодыхъ двушекъ растетъ не по днямъ, а по часамъ. Доказано также нмецкими философами, къ которымъ мы питаемъ глубочайшее уваженіе, что эта женская ‘Selmsucht nach der Liebe’ иногда испаряется посл свадьбы, но мы съ своей стороны отнюдь не намрены обвинять за это женскій полъ. Чего хотите вы, если идеалъ нжной страсти немедленно превращается въ какого-нибудь пузанчика съ краснымъ носомъ, и если… но объ этомъ рчь впереди.

Миссъ Амелія между-тмъ истощила весь запасъ музыкальныхъ арій, и теперь было очень кстати попросить Ребекку занять ея мсто за роялемъ.

— Вы никогда не стали бы меня слушать, если бы напередъ слышали Ребекку, сказала Амелія мистеру Осборну.

— Я готовъ отдать полную справедливость миссъ Шарпъ, сказалъ Осборнъ, но увряю напередъ, что въ моихъ глазахъ, миссъ Амелія Седли первая пвица въ мір.

— Сейчасъ вы перемните ваше мнніе, сказала Амелія, когда Ребекка подошла къ фортепьяно.

Мистеръ Джозефъ Седли былъ теперь столько учтивъ, что самъ зажогъ свчи, и поставилъ ихъ на фортепьяно. Осборнъ сдлалъ замчаніе, что гораздо было бы удобне сидть въ потьмахъ, но миссъ Седли, улыбаясь, уклонилась отъ удовольствія вести съ нимъ дальнйшій разговоръ, и подошла къ своей подруг. Ребекка спла сперва французскій романсъ, въ которомъ мистеръ Седли не понялъ ни одного слова, затмъ нсколько національныхъ псенъ, бывшихъ въ большой мод лтъ за сорокъ передъ этимъ. Любовь бдной Сусанны и несчастныя похожденія голубоокой Маріи были, какъ водится, главнйшими тэмами этихъ интересныхъ стихотвореній. Было бы весьма неосновательно назвать ихъ блистательными съ музыкальной точки зрнія, но совершенно справедливо, что нжная ихъ мелодія гораздо доступне и пріятне для національного слуха, чмъ эти неистовые lagrime, sospiri и безконечные fйlicita въ операхъ синьора Доницетти.

Чувствительная бесда, приспособленная къ случаю, наполняла антракты между пснями, которыя даже удостоились благосклонного вниманія всей домашней челяди. Кухарка, смазливая горничная, мистеръ Самбо и степенная мистриссъ Бленкиншопъ выступили общимъ хоромъ на лстничныя ступени, и съ восторгомъ слушали пвицу: разительное доказательство эстетического вкуса, заразившаго въ нашъ вкъ даже кухни и подвалы!

Въ заключеніе концерта, миссъ Ребекка Шарпъ пропла съ особеннымъ паосомъ удивительную балладу трагическаго содержанія, которая оканчивалась слдующими словами:

И вдругъ, съ разсвтомъ на зар,

Ушла несчастная сиротка

Изъ хижины гостепріимной,

Оставивъ за собой,

И радость, и покой!

При этомъ, голосъ Ребекки задрожалъ, и она съ трудомъ могла произнести послдній стихъ. Похвалы и рукоплесканія огласили маленькую гостиную, и вс утопали въ восторг. Какъ мелодія, такъ и содержаніе баллады удивительно согласовались съ положеніемъ безпріютной сироты, и каждый въ эту минуту сокрушался о ней всмъ сердцемъ и душою. Джозефъ Седли, безъ памяти любившій музыку, былъ теперь въ какомъ-то странномъ упоеніи, и глубоко растроганъ. Его сердце прониклось искреннимъ сочувствіемъ къ содержанію трагической баллады. Если бы у него было нсколько побольше храбрости, и если бы притомъ мистеръ Осборнъ своимъ присутствіемъ не помшалъ свободному изліянію нжныхъ чувствъ, нтъ сомннія, холостая жизнь Джозефа Седли пришла бы къ своему желанному концу. Но въ конц псни Ребекка оставила фортепьяно и, взявъ за руку Амелію, поспшно вышла въ другую комнату.

Въ эту минуту мистеръ Самбо явился съ огромнымъ подносомъ, на которомъ въ симметрическомъ порядк были разставлены варенья, желе, буттерброты, графины и стаканы, обратившіе на себя пристальное вниманіе Джозефа Седли. Занятые интересными расказами всякого рода, молодые люди совсмъ не слышали, какъ подъхала карета, и старики воротились изъ гостей. Въ ту пору, когда старикъ Седли былъ уже въ комнат, мистеръ Джозефъ рисовался передъ двицею Шарпъ, и уговаривалъ ее краснорчивйшимъ образомъ скушать ложечку желе для возобновленія силъ посл такого восхитительного, очаровательного труда.

— Браво, Джозъ, браво! воскликнулъ мистеръ Седли, услышавъ рчь своего сына.

Джозефъ пришолъ въ крайнее смущеніе, и тотчасъ же поспшилъ распроститься съ родительскимъ домомъ. Въ эту ночь онъ усердно занимался ршеніемъ вопроса: влюбленъ онъ, или нтъ, въ прелестную миссъ Шарпъ. ‘Какъ очаровательно она поётъ! Какъ хорошо, чортъ побери, говоритъ по французски!’ восклицалъ мистеръ Седли, ворочаясь подъ теплымъ одяломъ въ своей постели, ‘лучше даже, чмъ губернаторская жена! Въ Калькутт, нечего говорить, такая жена произведетъ удивительный эффектъ. Ну, это ясно, она врзалась въ меня по уши, продолжалъ думать мистеръ Седли. Что жь? Зачмъ дло стало? Пусть она бдна, но разв богаче ея вс эти невсты, которыя прізжають въ Индію? ‘Нечего звать, милашка ты этакой’, заключилъ мистеръ Джозсфъ, привтствуя себя нжнымъ титуломъ, ‘куй желзо, пока горячо, а то, пожалуй, попадешь въ такую трущобу, изъ которой самъ дьяволъ не выручитъ тебя’.

И съ этими пріятными мечтами онъ заснулъ.

Само-собою разумется, что миссъ Ребекка Шарпъ, воспрянувъ отъ сна на другой день, прежде всего предложила себ вопросъ: придетъ, или нтъ, сегодня индійскій набобъ? Ея сердце произнесло утвердительный отвтъ, и не ошиблось, мистеръ Джозефъ Седли явился передъ завтракомъ въ радужномъ блеск своей мужественной красоты. Такой почести еще ни раза не удостоивался отъ него родительскій домъ на Россель-Сквер.

Пришолъ и Джорджъ Осборнъ, прекратившій весьма некстати утреннія занятія миссъ Амеліи, которая писала двнадцатое письмо къ одной изъ своихъ подругъ. Ребекка дятельно продолжала свою вчерашнюю работу. Когда раздался громовый бой молотка, возвщавшій о прибытіи индійского сборщика пошлинъ и податей, мистеръ Осборнъ и Амелія обмнялись телеграфическими взглядами, и тутъ же бросили лукаво-многозначительный взоръ на миссъ Ребекку, которая на этотъ разъ дйствительно покраснла какъ роза, и безмолвно склонилась надъ своей работой. Ея локоны въ это утро были чудо какъ хороши и даже соблазнительны въ нкоторомъ смысл. Легко вообразить, какою нжною страстью запылало и забилось сердце молодой двушки, когда мистеръ Джозефъ заскриплъ на лстниц своими гессенскими сапогами, и когда, наконецъ, предсталъ онъ собственной особой въ новомъ жилет и въ чудномъ галстух изъ индійской матеріи первого сорта. Это, можно сказать, была критическая минута для всей компаніи, и мы не знаемъ, почему Амелія испугалась больше всхъ,

Самбо, отворившій дверь и доложившій о прибытіи мистера Джозефа, послдовалъ за нимъ въ гостиную съ комическою важностью, и представилъ глазамъ изумленной публики два превосходные букета цвтовъ, которые, можете вообразить, купилъ никто другой, какъ самъ индійскій набобъ, нарочно здившій за ними на ковентъ-гарденскій рынокъ. Раскланиваясь и расшаркиваясь, мистеръ Джозефъ подошолъ къ молодымъ двушкамъ, и представилъ каждой изъ нихъ по букету.

— Браво, Джой! вскричалъ Осборнъ.

— Благодарю тебя, милый Джозефъ, сказала Амелія, изъявившая готовность поцаловать любезного братца.

Но мистеръ Джой съ непостижимымъ равнодушіемъ отвернулся отъ прелестной сестрицы.

— О, небесные, божественные цвты! восклицала миссъ Шарпъ, утопавшая, повидимому, въ океан блаженства.

Она ихъ цаловала, прижимала букетъ къ своему сердцу и, въ припадк умилительной благодарности, возводила взоръ свой къ потолку быть-можетъ, миссъ Ребекка заглянула сперва въ букетъ, и поискала между небесными цвтами billet-doux, но этого мы не смемъ утверждать заподлино. Записки не было.

— Что, Седли, въ Индіи у васъ не водится обыкновенія разговаривать посредствомъ цвтовъ? спросилъ мистеръ Осборнъ.

— Какой вздоръ! отвчалъ набобъ, устремивъ гнвный взоръ на мистера Осборна. Очень радъ, что вамъ нравятся цвты: купилъ ихъ самъ въ магазин жида Надана. Да вотъ еще, Амелія, мой другъ, я купилъ въ то же время чудесный ананасъ, который теперь у Самбо. Вели приготовить изъ него компотъ: чудесное блюдо въ жаркую погоду!

Ребекка обнаружила сильнйшее желаніе кушать компотъ изъ ананаса.

Такъ начался разговоръ. общавшій плодовитыя послдствія, но неизвстно какъ это случилось, только мистеръ Осборнъ незамтно вышелъ изъ комнаты, и вслдъ за мимъ отправилась Амелія, вроятно для того, чтобы самой наблюдать за приготовленіемъ ананасового компота. Джой остался одинъ съ Ребеккой, которая немедленно принялась за свой зеленый кошелекъ, блестящія иголки неуловимо начали скользить между ея тоненькими блыми пальчиками.

— Какую вы без-без-безподобную арію вчера изволили пть, несравненная миссъ Шариь! Я, право, чуть не плакалъ, клянусь честью!

Такъ, посл продолжительной паузы, открылъ свою рчь сборщикъ податей и пошлинъ.

— Я не удивляюсь, сказала Ребекка, у васъ нжное чувствительное сердце, мистеръ Джозефъ, и прекрасная душа.

— Я, знаете ли, не спалъ всю ночь, и мн все грезилась ваша псня. Пропойте еще, миссъ Шарпъ, для меня, сдлайте милость.

— Нтъ, мистеръ Седли, не теперь! сказала Ребекка съ глубокимъ вздохомъ.

— Почему же? Оно бы все равно и теперь.

— Нтъ, право… мои нервы нсколько разстроены, и ктому же мн надобно поскоре кончить работу. Помогите мн, мистеръ Седли, вязать этотъ кошелекъ.

И не спросивъ, какимъ образомъ можетъ быть оказана подобная помощь, мистеръ Джозефъ Седли, сборщикъ податей и пошлинъ Остъ-индской компаніи, сидлъ, tte—tte, съ молодою леди, бросая не нее самые зажигательные взгляды, причемъ его руки машинально бродили по шолковой ткани, дотрогиваясь повременамъ до нжныхъ пальчиковъ миссъ Ребекки.

——

Въ этомъ романическомъ положеніи Осборнъ и Амелія застали интересную чету, когда они пришли возвстить, что компотъ изъ ананаса дожидается ихъ въ столовой вмст съ другими принадлежностями прохладительного завтрака. мистеръ Джой только-что начиналъ постигать организацію шолковыхъ нитей, приспособленныхъ къ вязанію зеленыхъ кошельковъ.

— Сегодня вечеромъ, ma chre, онъ непремнно… вотъ увидишь, сказала Амелія, пожимая руку своей подруги.

‘Была не была, я сегодня въ воксал пойду напропалую, чортъ меня побери!’ думалъ мистеръ Джозефъ Седли, приготовляясь сть ананасовый компотъ.

ГЛАВА V.

Другъ Доббинъ.

Неожиданная ссора Коффа съ Доббиномъ и ея послдствія надолго останутся въ памяти всхъ и каждого, кто имлъ счастіе получить воспитаніе въ знаменитомъ пансіон доктора Свшителя. Доббина первоначально кликали здсь не иначе какъ Доббинъ-Хорекъ, или Кукушка-Доббинъ, присовокупляя къ этому другіе энергическіе эпитеты весьма замысловатого свойства. Это былъ самый скромный, тихій, чрезвычайно неуклюжій и, повидимому, глупйшій изъ всхъ молодыхъ джентльменовъ въ учебномъ заведеніи доктора Свиштеля.

Отецъ Доббина былъ мелочнымъ торговцомъ въ Сити, и носился слухъ, вроятно справедливый, что онъ выплачивалъ за своего сына натурой, а не деньгами, представляя доктору Свиштелю каждую треть, по систем взаимного соглашенія, потребное количество сахара, сальныхъ и стеариновыхъ свчь, душистого мыла, чая, изюма, чернослива и другихъ полезныхъ лакомствъ, необходимыхъ для десерта и приготовленія смачныхъ пуддинговъ. Въ воздаяніе за вс эти блага, юный Доббинъ пользовался привилегіей занимать между соучениками послднее мсто въ класс, гд сидлъ онъ въ своихъ плебейскихъ штанахъ и сизой куртк, выставляя на показъ свой дюжія, огромныя кости. То былъ страшный, роковой день для юного питомца, когда одинъ изъ юнйшихъ, бгавшій въ городъ за секретной покупкой пряниковъ и коврижекъ, принесъ своимъ товарищамъ неожиданно радостную всть, что онъ видлъ собственными глазами у докторского анбара неуклюжую, зеленую фуру, откуда выгружались товары мщанина Доббина, сахарника и маслобоя, торгующаго въ Сити, на Великорцкой улиц, въ лавк подъ нумеромъ такимъ-то.

Съ этой поры юный Доббинъ не имлъ уже покоя въ пансіон доктора Свиштеля. Шутки и насмшки посыпались на него мелкой и крупной дробью безъ всякого милосердія и пощады.

— Доббинъ, душа моя, кукушечка-Доббинъ, говорилъ одинъ острякъ, въ ныншнихъ газетахъ я вычиталъ пріятную новость для тебя. Сахаръ станутъ длать изъ жолтой глины, и отецъ твой будетъ тузъ.

Другой предлагалъ своимъ товарищамъ ршить математическую задачу слдующаго рода:

— Если фунтъ сальныхъ свчъ стоитъ, по ныншней цн, семь пенсовъ съ половиной, то во сколько можно оцнить птуха-Доббина.

Вс эти остроты, по обыкновенію, сопровождались громкимъ смхомъ со стороны дйствительныхъ джентльменовъ, смотрвшихъ свысока на торговлю сахаромъ и сальными свчами.

— Вдь и твой отецъ, Осборнъ, тоже купецъ, замтилъ Доббинъ, въ частной аудіенціи, черномазому мальчишк, который накликалъ на него всю эту бурю.

— Неправда. Мой отецъ джентльменъ, и у него есть собственная карета! горделиво отвчалъ Осборнъ, бросивъ презрительный взглядъ на товарища.

Такимъ образомъ, мистеръ Вилльямъ Доббинъ оставался одинокимъ въ кругу рзвыхъ мальчишекъ, и велъ вообще горемычную жизнь. Въ рекреаціонные часы, когда весь пансіонъ предавался беззаботному разгулу на докторскомъ двор, отверженный юноша забивался въ уединенный уголокъ, и соболзновалъ на-досуг о своей злосчастной судьб. Надобно отдать справедливость: наши англійскія школы, преимущественно т, на которыя правительство не иметъ непосредственного вліянія, пропитаны злополучнымъ духомъ, и я не знаю въ Европ ни одной страны, которая въ этомъ отношеніи могла бы поверстаться съ великобританскимъ королевствомъ. Кто изъ насъ не вспоминаетъ съ замираніемъ сердца о болзненно-горестныхъ часахъ, проведенныхъ на школьной скамейк? Кто въ свое время не терплъ нравственной пытки надъ этой негодной латынью, которою, Аллахъ вдаетъ ради какихъ причинъ, забиваютъ намъ голову чуть ли не отъ пелёнокъ?

И вотъ, по милости этой латыни, Вилльямъ Доббинъ принужденъ былъ считаться самымъ послднимъ ученикомъ въ докторскомъ пансіон, гд онъ казался настоящимъ гигантомъ между маленькими шалунами, истощавшими надъ нимъ силу своихъ врожденныхъ остротъ. Вижу будто сейчасъ, какъ идетъ онъ между ними съ своимъ несчастнымъ букваремъ, опустивъ голову въ землю и выдлывая преглупйшія мины. И чего не длали надъ нимъ днемъ и ночью, въ классахъ и на двор, въ рекреаціонные часы? Запустить ему въ носъ снигиря, то есть свернутую въ трубочку бумажку съ перцомъ, или засыпать ему ротъ табакомъ, когда онъ спалъ, считалось сущею бездлицой и самою позволительною шуткой. И все сносилъ терпливо бдный школьникъ, изгой и загнанный въ дтскомъ кругу.

Совсмъ другая статья — мистеръ Коффъ. Это былъ денди въ учебномъ заведеніи доктора Свшителя. Онъ пилъ вино, курилъ трубку и храбро дрался съ мальчишками на улиц. По субботамъ приводили къ нему верховую лошадку съ щегольскимъ сдломъ и посеребреной уздечкой. Дома въ его комнат стояли огромные ботфорты, въ которыхъ онъ по воскресеньямъ здилъ на охоту. У него были золотые часы съ репетиціей, и серебряная табакерка, такая же какъ у самого доктора Свшителя. Онъ здилъ въ оперу, и тономъ знатока судилъ объ актерахъ и актрисахъ. Мистеръ Коффъ, что называется, собаку сълъ въ латинскомъ язык, и могъ забросать васъ цитатами изъ Горація и Сенеки. Онъ писалъ греческіе гекзаметры, и сочинялъ французскіе стихи. Все зналъ мистеръ Коффъ, и не было для него тайнъ въ области искуства и науки. Носился слухъ, будто онъ въ состояніи за-поясъ заткнуть самого доктора Свиштеля.

Среди школы мистеръ Коффъ былъ, въ нкоторымъ смысл, трех-бунчужнымъ пашою, и подъ его безконтрольной командой состояли вс юные питомцы. Одинъ чистилъ сапога мистера Коффа, другой бгалъ для него въ лавочку за колбасой, третій имлъ непосредственный надзоръ за его гардеробомъ, четвертый подавалъ ему шары, когда играли въ криккетъ, и такъ-дале, все въ этомъ род. Одинъ кукушка-Доббинъ состоялъ постоянно подъ его опалой, и мистеръ Коффъ презиралъ его до такой степени, что даже не требовалъ отъ него услугъ, кром весьма рдкихъ случаевъ, когда ему лнь было позвать къ себ достойнйшаго слугу.

Но вдругъ произошло совершенно-неожиданное столкновеніе между этими двумя юношами, альфой и омегой докторской школы. Это случилось такимъ образомъ: Кукушка сидлъ одинъ въ класной комнат и сочинялъ письмо домой, въ это время Коффъ, воротившійся съ прогулки, вынулъ изъ кармана деньги, и приказалъ ему бжать въ мелочную лавку для покупки тминной коврижки.

— Не могу, сказалъ Доббинъ, мн надобно докончить письмо.

— Ты не можешь? сказалъ Коффъ, вырвавъ документъ изъ рукъ ослушника, ты не можешь?

Документъ содержалъ въ себ черновое письмо, набросанное весьма неискусною рукою, гд граматическія ошибки рельефно перемшивались съ каплями слезъ, пролитыхъ на бумагу: бдный юноша писалъ къ своей матери, которая любила его нжно, хотя была женою мелочного лавочника и жила въ скромномъ домик на Великорцкой улиц.

— Ты шутишь, кукушка, или нтъ?

— Я говорю серьёзно.

— А почему, желалъ бы я знать? Разв ты не можешь написать въ другое время это глупое письмо?

— Отдай письмо, Коффъ, честный человкъ не долженъ отрывать чужихъ тайнъ.

— Какъ? Ты смешь меня учить?

— Я говорю только отдай письмо.

— А я говорю: ступай въ лавку.

— Не пойду.

— Такъ ты не пойдешь! вскричалъ Коффъ, засучивая рукава своей куртки.

— Коффъ! Не давать воли рукамъ, или я задамъ теб такого туза… заревлъ взбшенный Доббинъ, и тутъ же схватилъ свинцовую чернильницу, изъявивъ такимъ образомъ ршительную готовность вступить въ отчаянную битву.

Мистеръ Коффъ пріостановился, опустилъ рукава, засунулъ руки въ карманы и, сдлавъ кислую гримасу, вышолъ изъ комнаты. Съ этой поры онъ уже никогда не приходилъ въ личное соприкосновеніе съ Доббиномъ, и только дозволялъ себ издваться надъ нимъ изподтишка. Эту сцену глубоко сохранилъ онъ въ своей душ.

Черезъ нсколько времени посл этого свиданія, случилось, что мистеръ Коффъ проходилъ мимо Вилльяма Доббина, лежавшого подъ деревомъ на заднемъ двор и углубленного въ чтеніе ‘Арабскихъ Ночей’, которыми онъ наслаждался всякій разъ, какъ товарищи оставляли его въ поко. Въ этомъ фантастическомъ мір привольно развивались его мысли и чувства, независимо отъ латинской граматики и математическихъ фигуръ, и на этотъ разъ онъ забылъ, казалось, весь свтъ, совершая мысленное путешествіе съ матросомъ Синдбадомъ по Жемчужной Долин. Пронзительный крикъ, раздавшійся въ нсколькихъ шагахъ, вывелъ его изъ этой мечтательной страны, гд только-что нашолъ онъ красавицу Перибану съ ея волшебнымъ принцемъ. Доббинъ открылъ глаза, и увидлъ передъ собой Коффа, который тузилъ мальчишку.

Мальчишка былъ тотъ самый, что принесъ въ пансіонъ роковую всть о зеленой фур, не Доббинъ не питалъ вражды въ своей душ, по крайней мр, противъ безсильныхъ малютокъ.

— Какъ ты смлъ разбить бутылку? кричалъ Коффъ маленькому пузырю, размахивая надъ нимъ жолтой палочкой, употреблявшейся въ игр ‘криккетъ’.

Мальчишк приказано было перелзть черезъ заборъ задняго двора, пробжать четверть мили до ближайшого погребка, купить въ долгъ бутылку ананасового пунша, и, воротившись назадъ, опять перелзть черезъ заборъ на задній дворъ, гд молодые джентльмены продолжали играть въ криккетъ. Перелзая черезъ заборъ, юный питомецъ поскользнулся, сорвался, упалъ, и бутылка разбилась въ дребезги, и пуншъ пролился, и панталоны его забрызгались, и онъ предсталъ передъ своего господина со страхомъ и трепетомъ, склонивъ передъ нимъ свою повинную головку.

— Какъ ты смлъ, негодный воришка, явиться переда мной въ такомъ вид? А! ты вздумалъ попробовать сладенькій пуншъ, и притворился, будто разбилъ бутылку? Я тебя проучу. Протяни свою лапу.

И жолтая палочка взвизгнула въ воздух, и тяжолый ударъ поразилъ дтскую ладонь. Послдовалъ ужасный стонъ. Доббинъ бросилъ книгу и поднялъ глаза. Принцъ Перибану прошмыгнулъ въ сокровенную пещеру съ принцомъ Ахметомъ, матросъ Синдбадъ взвился въ облака на волшебныхъ крыльяхъ, и честный Вильямъ Доббинъ увидлъ передъ собой явленіе вседневной жизни: большой парень колотилъ малютку безъ всякой видимой причины и безъ достаточного основанія.

— Ну, теперь другую лапу, ревлъ Коффъ, хорохорясь передъ мальчишкой, которого лицо страшно корчилось отъ нестерпимой муки.

Доббинъ задрожалъ и съежился въ своей узкой куртк.

— Вотъ теб, вотъ теб, маленькой чертёнокъ! вскричалъ Коффъ, и жолтая палочка опять хлопнула по дтской ладони.

Еще разъ взвизгнула палка, и Доббинъ быстро вскочилъ съ мста. Зачмъ и для чего, я не знаю хорошенько. Можетъ-быть, ему жаль стало бдного мальчика, или въ душ его возникла мысль помрять свой силы съ этимъ школьнымъ буяномъ. Какъ бы то не было, онъ вскочилъ и закричалъ:

— Прочь отсюда! Не смй трогать этого ребенка, или я тебя…

— А что ты мн сдлаешь, болванъ? спросилъ изумленный Коффъ, остановленный такъ неожиданно въ своей пріятной экзерциціи. Ну, чертёнокъ, протяни теперь об руки.

— Остановись, Коффъ, или я проучу тебя такъ, что ты всю жизнь не забудешь! вскричалъ Доббинъ, отвчая только на первую часть сентенціи Коффа.

Маленькій Осборнъ, задыхаясь и проливая горькія слезы, смотрлъ съ величайшимъ изумленіемъ и недоврчивостью на странного богатыря, который съ такою непостижимою смлостію вызвался защищать его. Изумленіе Коффа тоже не имло никакихъ границъ. Представьте себ какого-нибудь великана въ мдной брон, готового ополчиться противъ маленького героя, и вы поймете чувствованія Реджинальда Коффа.

— Посл класовъ мы раздлаемся, сказалъ онъ, бросивъ на своего противника такой взглядъ, который ясно говорилъ: ‘Сдлай свое завщаніе, и поспши въ этотъ промежутокъ времени проститься съ своими друзьями.’.

— Хорошо, быть по твоему, сказалъ Доббинъ. Осборнъ я беру тебя подъ свое покровительство.

— Покорно васъ благодарю, отвчалъ юный джентльменъ, повидимому, забывшій на этотъ разъ, что папенька его иметъ собственную карету на Россель-Сквер.

Наступилъ роковой часъ. Битва, по всмъ правиламъ боксированія, должна была производиться на заднемъ двор среди площадки, гд обыкновенно играли въ криккетъ. Никто не сомнвался, что кукушка-Доббинъ, не принимавшій почти ни раза дятельного участія въ гимнастическихъ упражненіяхъ своихъ товарищей, будетъ побжденъ и отступитъ позорно. Увренный въ своихъ силахъ, учоный Коффъ выступилъ на середину, веселый и довольный, какъ-будто собирался танцовать на одномъ изъ баловъ своего отца. Онъ вдругъ подбжалъ къ своему противнику и влпилъ ему ловкихъ три удара по плечамъ и по груди. Доббинъ зашатался и чуть не упалъ. Площадь огласилась громкими рукоплесканіями, и каждый въ эту минуту готовъ былъ преклонить колно передъ героемъ, одержавшимъ побду.

— Ну, пропала моя головушка, если все такъ у нихъ пойдетъ, думалъ молодой Осборнъ, подходя къ своему неловкому защитнику. Отстань, братъ, Кукушка, гд теб, да и зачмъ? сказалъ онъ мистеру Доббину. И есть изъ чего хлопотать? Какихъ-нибудь два, три бубенчика по ладонямъ: это ничего, Кукушка, право. Я ужь къ этому привыкъ.

Но Доббинъ, казалось, ничего не слыхалъ. Члены его дрожали, ноздри расширялись, глаза сверкали необыкновеннымъ блескомъ, и прежде чмъ Коффъ усплъ насладиться своимъ торжествомъ, онъ разбжался и ловкимъ ударомъ всадилъ ему тумака на самую середину его римского носа. Къ изумленію всей компаніи, Коффъ пошатнулся и упалъ.

— Молодецкій ударъ, нечего сказать, проговорилъ маленькій Осборнъ тономъ знатока. Ай же, Кукушка! Хорошо, любезный, хорошо.

Битва возобновилась съ новымъ ожесточеніемъ и Доббинъ опять одержалъ блистательную побду. Изумленіе зрителей увеличивалось съ минуты на минуту тмъ боле, что Кукушка-Доббинъ вс эволюціи производилъ лвою рукою. Наконецъ, посл двнадцатой сходки, мистеръ Коффъ, повидимому, совершенно потерялъ присутствіе духа и утратилъ способность защищаться, напротивъ, мистеръ Доббинъ былъ непоколебимъ, какъ столбъ, и спокоенъ, какъ квакеръ. Тринадцатая схватка увнчалась опять для него блистательнымъ успхомъ.

— Баста, лежачого не бьютъ! сказалъ наконецъ Доббинъ, отступая отъ своего противника, валявшагося передъ уиккетомъ на зеленой трав. Пусть это будетъ для него урокомъ на всякой случай, а ты, Осборнъ, останешься навсегда подъ моимъ покровительствомъ и надзоромъ.

Площадь огласилась крикомъ, и вс привтствовали побдоносного Доббина. Сильный гвалтъ на заднемъ двор пробудилъ, наконецъ, вниманіе самого доктора Свиштеля, и онъ вышолъ изъ своего кабинета развдать, что это за суматоха. Одинъ взглядъ на поле битвы объяснилъ ему сущность дла. Первымъ его дломъ было дать строжайшій выговоръ всмъ вообще и каждому порознь, вторымъ приказать принести розги для наказанія Доббина, уличонного въ буйств. Но мистеръ Коффъ, успвшій между-тмъ подняться на ноги, подошолъ къ доктору Свиштелю, и сказалъ:

— Виноватъ во всемъ я одинъ, милостивый государь: Доббинъ тутъ въ сторон. Я безвинно колотилъ одного мальчика и Доббинъ только вступился за него.

Этой великодушной рчью мистеръ Каффъ не только спасъ своего побдителя отъ розогъ, но и возстановилъ совершеннйшимъ образомъ свою репутацію въ заведеніи доктора Свиштеля.

Въ этотъ же день, юный Осборнъ отправилъ въ родительскій домъ письмо слдующаго содержанія:

5-го марта 18… Мамашенька,

‘Надюсь, что ты совсмъ здорова, милая мамаша, и премного одолжишь меня, если пришлешь сюда круглый пирожокъ съ изюмомъ и пять шиллинговъ, которые мн очень нужны. А у насъ было сраженіе между Коффомъ и Доббиномъ. Ты, вдь, знаешь, мамаша, что Коффъ былъ Птухомъ въ нашемъ пансіон. Они схватывались тринадцать разъ и Доббинъ совсмъ заклевалъ Коффа. Поэтому онъ будетъ теперь ужь вторымъ Птухомъ, а первымъ Доббинъ. Они сражались изъ-за меня. Коффъ началъ было куксить меня за то, что я разбилъ у него кружку съ молокомъ, а Доббинъ не выдержалъ и подцпилъ его на буксиръ. Кукушка, то есть, такъ мы до сихъ поръ называли Доббина, потому-что отецъ его торгуетъ по мелочамъ въ Сити на Великорцкой улиц. Маменька, ты ужь прикажи папаш закупать чай и сахаръ у его отца, потому-что Кукушка сражался изъ-за меня. Коффъ узжаетъ домой каждую субботу, но нынче не подетъ, потому-что у него сизые голуби подъ обоими глазами. За нимъ прізжаетъ грумъ въ полосатой ливре и приводитъ для него маленькую, блую лошадку Пони. Уговори папашу и для меня купить Пони. а я останусь навсегда

вашимъ покорнйшимъ сыномъ,

Джорджъ Седли Осборнъ. ‘

‘P. S. Поцалуй за меня маленькую Эмми. Я вырзалъ для нея чудесную колясочку изъ карточной бумаги. ‘

Посл этой побды, Вилльямъ Доббинъ вдругъ поднялся въ глазахъ своихъ товарищей, и каждый отзывался не иначе какъ съ величайшимъ почтеніемъ о его побд. Титулъ Кукушки попрежнему остался за нимъ, но это уже было прозваніе, получившее одинаковое значеніе съ Птухомъ.

— Послушайте, братцы, вдь если разсудить хорошенько, Доббинъ совсмъ не виноватъ, что его отецъ торгуетъ въ мелочной лавк, сказалъ Джорджъ Осборнъ, да и какая намъ нужда? Пусть его торгуетъ.

— Что правда, то правда, я давно былъ этого мннія, замтилъ одинъ изъ школьниковъ, и съ этого времени уже никто не смлъ издваться надъ Кукушкой.

Съ этою перемною обстоятельствъ, измнились къ-лучшему и душевныя способности Вилльяма Доббина. Въ короткое время онъ сдлалъ быстрйшіе успхи. Самъ мистеръ Коффъ, теперь снисходительный и обязательный, помогалъ ему доискиваться смысла въ латинскихъ стихахъ, объясняя составъ іероглифического синтаксиса въ рекреаціонные часы. Онъ пособилъ ему перебраться изъ низшаго класса въ средній, гд онъ занялъ уже далеко не послднее мсто. При довольно слабомъ пониманіи древнихъ языковъ, Вилльямъ Доббинъ обнаружилъ, однакожь, необыкновенныя способности къ математическимъ наукамъ. Къ общему удовольствію онъ сдлался третьимъ ученикомъ по алгебр, и на публичномъ экзамен передъ каникулами получилъ въ подарокъ французскую книгу. Съ какимъ восторгомъ лавочница мать смотрла на своего возлюбленного сына, когда онъ, передъ глазами многочисленной и блистательной публики, принялъ изъ докторскихъ рукъ ‘Les Aventures de Telmaque’ съ надписью: ‘Domino Gulielmo Dobbino!’ Товарищи поздравляли счастливца съ дружескимъ участіемъ, и отъ всего сердца желали ему всхъ возможныхъ удовольствій. Въ эти блаженныя минуты КукушкаДоббинъ не видлъ земли подъ собою, и споткнулся по крайней мр двадцать разъ, прежде чмъ окончательно добрался до своего мста, Батюшка его, старикъ Доббинъ, впервые получившій теперь высокое мнніе о своемъ сын, далъ ему при всхъ дв гинеи, изъ которыхъ въ тотъ же день юный Доббинъ устроилъ прощальный пиръ для своихъ друзей. Посл каникулъ, онъ возвратился въ школу въ блистательномъ фрак новйшого фасона.

При всемъ томъ, юноша скромный и застнчивый, Вилльямъ Доббинъ былъ слишкомъ далекъ отъ мысли, чтобъ приписать собственному генію такую счастливую перемну въ обстоятельствахъ своей школьной жизни, ему показалось, напротивъ, что всми этими благами онъ одолжонъ маленькому Джорджу Осборну, къ которому съ этой поры почувствовалъ безграничную привязанность, возможную только въ фантастическомъ мір волшебныхъ сказокъ. Онъ просто, палъ къ ногамъ маленького Осберна, и полюбилъ его всми силами своей души. Еще прежде описанной схватки съ Птухомъ, онъ уже удивлялся Осборну и его блистательнымъ талантамъ. Теперь онъ сдлался въ одно и тоже время его покровителемъ, слугой, его Пятницой Робинзона Круэо. Онъ врилъ душевно, что юный Осборнъ владетъ всми возможными совершенствами тла и души, и что нтъ подобного мальчика въ цломъ мір. Онъ длился съ нимъ своими деньгами, покупалъ для него перочинные ножички, карандаши, золотыя печатки, облатки, псенники, романы и богатыя иллюстрированныя изданія, гд на заглавныхъ листахъ золотыми буквами надписывалось: ‘Любезнйшему и незабвенному Джорджу Седли Осборну, отъ его искренняго и преданного друга.’ Вс эти подарки Джорджъ принималъ весьма благосклонно, какъ приличную дань своимъ талантамъ.

——

Въ тотъ самый день, когда молодыя двушки въ сопровожденіи своихъ кавалеровъ должны были отправиться въ воксалъ, поручикъ Осборнъ, явившись на Россель-Сквер, обратился къ дамамъ съ такою рчью:

— Мистриссъ Седли, въ вашей гостиной, я надюсь, найдется мсто для моего друга. Я встртилъ сегодня Доббина, и отъ вашего имени попросилъ его обдать съ нами на Россель-Сквер. Это будетъ превосходный кавалеръ для нашихъ дамъ: онъ почти такъ же скроменъ, какъ Джозефъ.

— Скроменъ, фи! Что за рекомендація! воскликнулъ индійскій набобъ, бросая побдоносный взглядъ на миссъ Шарпъ.

— Я не длаю сравненій, Седли, ты въ тысячу разъ граціозне моего друга, прибавилъ Осборнъ, улыбаясь, на дорог сюда я встртился съ нимъ въ Бедфорд, и сказалъ ему, что миссъ Амелія воротилась изъ пансіона. Онъ тотчасъ же общалъ хать съ нами въ воксалъ, если вы позволите, mesdames. Я уврилъ его, мистриссъ Седли, что вы уже давно простили его за фарфоровую чашку, которую разбилъ онъ у васъ на дтскомъ бал лтъ семь тому назадъ. Вы помните эту катастрофу?

— Какъ не помнить! Онъ еще испортилъ въ ту пору шолковое малиновое платье мистриссъ Фламинго, сказала мистриссъ Седли добродушнымъ тономъ, признаюсь, вашъ другъ порядочный тюлень, да и сестрицы его, кажется, не слишкомъ граціозны. Вчера вечеромъ леди Доббинъ была съ ними на вечер вмст съ нами, у Альдермена, въ Гайбери. Фигуры чрезвычайно неуклюжія!

— Альдерменъ, говорятъ, очень богатъ, сударыня? спросилъ мистеръ Осборнъ.

— Да, богатъ. Вамъ на что?

— Мн бы хотлось посвататься на одной изъ его дочерей.

— Вамъ съ вашимъ жолтымъ лицомъ? Желала бы я знать, кто за васъ пойдетъ.

— Будто я жолтъ въ самомъ дл?

— Какъ померанецъ.

— Интересно знать, что вы посл этого скажете о моемъ загадочномъ друг. Доббинъ три раза выдержалъ жолтую лихорадку: дважды въ Нассау, и одинъ разъ въ Сент-Киттс.

— Можете говорить, что хотите: языкъ безъ костей, только вы чистый померанецъ на наши глаза. Не правда ли, Эмми?

Вмсто отвта, миссъ Амелія улыбнулась и покраснла. Обративъ потомъ пристальный взглядъ на блдную, интересную физіономію мистера Джорджа Осборна, и на его прекрасные, чорные, густые, волнистые бакенбарды, она подумала въ своемъ маленькомъ сердц, что нтъ и не можетъ быть такого красавца въ цлой арміи трехъ соединенныхъ королевствъ.

— Какая мн надобность до физіономіи капитана Доббина, сказала миссъ Амелія Седли, будь онъ жолтъ или чоренъ, я всегда буду его любить.

Это ужь само собою разумется. Доббинъ былъ другъ я защитникъ Джорджа: какъ же его не любить?

— Прекрасный служака и чудесный товарищъ, хотя никто не назоветъ сто Адонисомъ, сказалъ мистеръ Осборнъ, мы вс его любимъ.

И, поглаживая бакенбарды, Джорджъ Осборнъ съ наивнымъ удовольствіемъ подошодъ къ зеркалу, любуясь на свою особу. Ребекка во все это время не спускала съ него глазъ.

— Je vous comprends, mon beau monsieur, je vous comprends! думала миссъ Шарпъ.

Взоры ихъ встртились, и они дйствительно поняли другъ друга.

Вечеромъ, когда Амелія, свжая какъ роза и веселая какъ жаворонокъ, рисовалась въ гостиной въ бломъ кисейномъ платьиц, приготовляясь къ будущимъ побдамъ въ воксал, высокій джентльменъ довольно непривлекательной наружности, съ большими руками и огромными ногами, сдлалъ ей весьма неловкій поклонъ, и отрекомендовался другомъ мистера Осборна. Онъ былъ въ мундир, со шпагою и въ треугольной шляп.

Присдая и улыбаясь, Амелія съ искреннимъ радушіемъ привтствовала мистера Вилльяма Доббина, только-что воротившагося изъ Вест-Индіи, гд онъ выдержалъ жолтую горячку.

— Боже мой, какое чудное превращеніе! подумалъ мистеръ Доббиннъ, это ли маленькая двочка, которую еще такъ недавно я видлъ въ панталончикахъ и розовомъ дтскомъ платьиц?.. И вотъ она, въ полномъ цвт роскошной красоты, невста моего друга! Не мудрено пожертвовать и жизнью за такое соединеніе сокровищъ. Счастливый Осборнъ!

Все это передумалъ мистеръ Доббинъ, прежде чмъ усплъ пожать ручку миссъ Амеліи, и положить на стулъ свою треугольную шляпу.

Его исторія по выход изъ школы до настоящей минуты, когда мы встртились съ нимъ на Россель-Сквер, весьма проста и обыкновенна, и смтливый читатель, мы надемся, отчасти угадалъ ее. Его отецъ поступилъ въ военную службу, и за необыкновенную храбрость въ войн противъ Французовъ произведенъ въ полковники герцогомъ Іоркскимъ. Молодой Доббинъ, по окончаніи курса, также записался въ полкъ, и его примру послдовалъ также Джорджъ Осборнъ. Они служили вмст въ Вест-Индіи и Канад. Теперь полкъ ихъ возвратился въ Англію. Привязанность капитана Доббина къ поручику Осборну нисколько не утратила своей силы, и онъ любилъ его больше всего на свт.

Сли за столъ. Молодые люди говорили о войн, о слав, о лорд Веллингтон, о послднихъ событіяхъ въ отечеств и за границой. Они пламенли желаніемъ выступить на поприще битвы и вписать свой имена въ разрядъ героевъ, прославившихъ отечество. Миссъ Шарпъ приходила въ восторгъ отъ этихъ мужественныхъ порывовъ, Амелія дрожала и чуть не падала въ обморокъ. Мистеръ Джой расказывалъ о своихъ сраженіяхъ съ тиграми и о томъ, какъ волочилась за нимъ миссъ Кутлеръ, эти повствованія не мшали ему пить хересъ полными стаканами и угождать Ребекк за столомъ.

Посл обда, когда дамы удалились наверхъ, мистеръ Джозефъ съ неизъяснимою быстротою проглотилъ еще нсколько стакановъ кларета, и сдлался чрезвычайно веселъ.

— Онъ зарядилъ себя порядкомъ, шепнулъ Осборнъ Доббину, что жь мы станемъ длать въ воксал!

— Ты бы остановилъ его, Джорджъ.

— Зачмъ? Это его обыкновенная діэта. Онъ крпокъ и силенъ, какъ бенгальскій левъ.

Наступилъ, наконецъ, завтный часъ для отправленія въ воксалъ, и уже карета стояла у подъзда.

ГЛАВА VI.

Воксалъ.

Псня моя черезчуръ проста, монотонна и пошла, я серьёзно начинаю опасаться, не навелъ ли тоску на своихъ благосклонныхъ читателей, пробжавшихъ безъ всякого удовольствія и пользы цлыя пять главъ этой незатйливой исторіи. Что жь мн длать? Исправиться я никакъ не могу. Мы забрались въ купеческій домъ на Россель-Сквер, гд добрые люди обдаютъ, завтракаютъ, ужинаютъ, пьютъ, болтаютъ всякій вздоръ и даже влюбляются очень скромно, безъ всякихъ патетическихъ и потрясающихъ эффектовъ. Вотъ содержаніе нашей исторіи: Осборнъ, возлюбленный Амеліи, упросилъ своего друга пообдать на Россель-Сквер, и отправился въ воксалъ. Джозефъ Ceдли влюбленъ въ Ребекку. Женится ли онъ на ней? Ршеніемъ этого вопроса мы и должны заняться въ этой глав.

Это, однакожь, въ нкоторомъ смысл, предметъ чрезвычайно важный, и мы можемъ, если захотимъ, придать ему джентльменскую, или романтическую, или просто шуточную форму. Вообразите, напримръ. что сцена дйствія, обставленная этими же самыми лицами, переносится на Гросвенор-Скверъ: лордъ Джозефъ Седли пламенно влюбленъ въ княжну Ребекку, а маркизъ Осборнъ запылалъ возвышенною страстью къ Амеліи, получившей отъ герцога, своего родителя, полное согласіе располагать своей судьбой.

Или, если угодно, намъ ровно ничего не стоитъ, изъ аристократическихъ салоновъ Гросвенор-Сквера спустится въ какую-нибудь преисподнюю и описать, напримръ, что длается на кухн мистера Седли. Вообразите вмст со мною, какъ чорный Самбо влюбленъ въ кухарку (что, впрочемъ, отнюдь не противорчитъ дйствительности), и какъ онъ сражается изъ-за нея съ безстыднымъ кучеромъ: какъ мальчишка буфетчикъ крадетъ стеариновую свчу, и горничная миссъ Седли остается въ потьмахъ. Вступивъ въ эту колею, я могъ бы, пожалуй, представить множество презабавныхъ столкновеній, не лишонныхъ юмора и комического интереса.

Или, для охотника до раздирательно-трагическихъ эффектовъ, можно было бы совсмъ перевернуть эту грязную картину. Представьте, что за горничной миссъ Седли волочится какой-нибудь бандитъ, лютый бандитъ, сорвиголова. Вотъ онъ вламывается въ домъ честного негоціанта, поражаетъ чорнаго Самбо и похищаетъ бдную миссъ Амелію, лишившуюся чувствъ. Прелестная два исчезла изъ вашихъ глазъ, и вы ужь не увидите ее, какъ своихъ ушей, до послднихъ страницъ послдняго тома, гд, разумется, все оканчивается къ общему благополучію. Тутъ, конечно, была бы пропасть эффектовъ, и читательница, я знаю, съ жадностью ловила бы каждую строку этого литературного произведенія. Вообразите, что эта глава начинается такимъ образомъ.

НОЧНОЕ НАПАДЕНІЕ.

Ночь была мрачная и бурная, облака сходились, расходились, сталкивались и расталкивались, и, наконецъ, совсмъ сгустились и почернли, какъ… какъ чернила. Бурный вихрь неистово срывалъ верхушки трубъ съ кровель домовъ, и дико завывалъ по широкому раздолью, разбивая въ дребезги черепицы и камни. Ничто не могло устоять противъ этой страшной борьбы разъяренныхъ стихій природы, ночные стражи, съеживаясь, спшили укрыться въ своихъ конурахъ, продуваемыхъ втромъ, заливаемыхъ сверху и съ боковъ потоками дождя. Громовые удары слдовали одинъ за другимъ, перекатываясь и раскатываясь на необозримомъ небосклон. Молніи сверкали убійственными змями, прорзывая насквозь сизо-багровыя тучи. Фонари на улицахъ загасли, масло разлилось, стекла потрескались во всхъ нижнихъ и верхнихъ этажахъ. Одинъ кучеръ въ Соутамптон, не успвшій скрыться въ своей конюшн, стремглавъ полетлъ съ своихъ козелъ… куда? Но ураганъ не даетъ встей о судьб своихъ жертвъ и прощальный крикъ несчастного возницы заглохъ и замеръ въ душномъ пространств. Ужасная ночь, страшная ночь! Все было темно вокругъ, какъ въ засмоленной бочк, и не было луны на безпредльномъ горизонт. Да, такъ: не было луны. Совсмъ не было. Не было ни одной звзды. Хоть бы одинъ слабый, мерцающій, перемежающійся лучь изъ надзвздной тверди, но и того не было. Вечеромъ только, въ глубокіе сумерки, показала свой ликъ лишь одна привтная звздочка, но и та сокрылась невозвратно въ непроницаемой мгл.

— Разъ, два, три!

Это былъ сигналъ главного бандита. Десятки безобразныхъ чучелъ съ грязными рожами выскочили изъ подъ моста, и устремились вс на одинъ и тотъ же пунктъ.

— Ты ли это, Визаръ? спросилъ удушливый голосъ.

— Кто жь, кром меня! отвчалъ бандитъ. Ну, ребята, заряжайте пистолеты, и маршъ впередъ. Ты, Блаузеръ, пойдешь на кухню, а ты, Маркъ, въ кладовую. Ключниц зажать ротъ, кучера связать, горничную и кухарку взять съ собою. А я, прибавилъ онъ свирпымъ голосомъ, я посмотрю, что длаетъ Амелія въ своей спальн!

Наступила мертвая тишина.

— Ба! Что я слышу? За мной, ребята! заревлъ Визаръ.

Вдь это было бы очень хорошо: не правда ли, милостивая государыня? Попытаемся теперь разжидить свой слогъ розовой водицой.

Маркизъ Осборнъ написалъ billet-doux, и отправилъ къ леди Амеліи своего миньятюрного жокея.

Красавица получила душистую записку изъ рукъ своей femme de chambre, Mademoiselle Anastansie.

— Милый маркизъ! Какъ онъ любезенъ.

Въ записк было приглашеніе на балъ къ лорду Бумбубунъ.

— Кто эта прелестная двушка? спросилъ въ тотъ же вечеръ индійскій принцъ, Моггичунгукъ, прикатившій изъ Пиккадилли на шестерк вороныхъ коней. Именемъ всхъ купидоновъ, любезный Седли, представьте меня ей.

— Имя ея — миссъ Седли, Monseigneur, сказалъ лордъ Джозефъ многозначительнымъ тономъ.

— Vous avez alors un beau nom, отвчалъ сіятельный Моггичунгукъ, торопливо отступая назадъ съ озабоченнымъ видомъ. Въ эту минуту онъ наступилъ на ногу старого джентльмена, который стоялъ позади и безмолвно любовался на очаровательныя прелести леди Амеліи.

— Trente mille tonnerres! закричалъ старый джентльменъ, скорчившисъ подъ вліяніемъ agonie du moment.

— Ахъ, это вы, Monseigneur! Mille pardons?

— Какими судьбами, mon cher! вскричалъ Моггичунгукъ, увидвъ своего банкира. Пару словъ, mon cher, намрены ли вы теперь разстаться съ вашимъ жемчужнымъ ожерельемъ?

— Mille pardons! Я уже продалъ его за двсти-пятьдесятъ тысячь фунтовъ князю Эстергази.

— Und das ist gar nicht theuer, potztausend! воскликнулъ Моггичунгукъ, и прочая, и прочая, и прочая…

Такимъ образомъ, вы видите, милостивыя государыни, въ какомъ бы дух могла быть написана эта исторія, если только авторъ далъ полный разгулъ своей фантазіи, потому-что, смю васъ уврить, аристократическіе салоны ему извстны въ совершенств, столько же, по крайней мр, какъ вашимъ моднымъ романистамъ, у которыхъ дйствующія лица объясняются между собою на разныхъ діалектахъ! Но ужь во всякомъ случа, съ вашего позволенія, я буду идти скромно по своей дорог. Впрочемъ, увряю васъ заране. что эта глава заслуживаетъ полного вашего вниманія.

Карета быстро покатилась отъ Россель-Сквера къ Уэстминстерскому мосту. Мистеръ Джой и миссъ Шарпъ сидятъ напереди, и между ними довольно свободного мста. Мистеръ Осборнъ сидитъ насупротивъ, посередин, между капитаномъ Доббиномъ и Амеліей.

Пассажиры кареты, вс до одного, уврены, что въ этотъ самый вечеръ Джой непремнно сдлаетъ формальное предложеніе миссъ Ребекк Шарпъ. Родители молодого человка, оставшіеся дома, смотрли сквозь пальцы на это дло, хотя, говоря между нами, старикъ Седли питалъ къ своему сыну весьма странное чувство, довольно близкое къ презрнію. Онъ считалъ его тщеславнымъ, самолюбивымъ, изнженнымъ, лнивымъ. Онъ терпть не могъ притязаній его на свтскій тонъ и открыто смялся надъ его хвастливыми сказками изъ индійской жизни.

— Я оставлю ему половину имнія, творилъ старикъ, да притомъ онъ и самъ богатъ, какъ Крезъ, но я убжденъ, какъ дважды-два: если ему скажутъ завтра, что я, его мать и сестра умерли скоропостижной смертью, онъ равнодушно отвтитъ: ‘вотъ оно какъ!’, и потомъ преспокойно отправится обдать въ свой трактиръ.

Амелія, съ своей стороны, была просто безъ ума при мысли о возможности такого брака. Разъ или два Джозефъ собирался поговоритъ съ ней о чемъ-то очень важномъ, и она отдавала ему въ полное распоряженіе свои уши, но жирный толстякъ никакъ не могъ разршиться отъ своей великой тайны и, къ досад сестры, разражался только вздохомъ и пыхтньемъ.

При этой таинственности братца, добрая миссъ Амелія была какъ на иголкахъ, и завтныя мысли съ непобдимою силой выпрашивались наружу изъ ея маленького сердца. Не ршаясь вступить въ откровенную бесду съ миссъ Ребеккой на счетъ нжного и деликатного предмета, миссъ Амелія облегчала свою душу продолжительными секретными совщаніями съ мистриссъ Бленкиншопъ, домовою ключницой, которая, съ своей стороны, не замедлила сообщить нсколько тайныхъ замчаній горничной двушк, стоявшей на самой дружеской ног съ кухаркой. Все это дло, съ весьма краснорчивыми подробностями, кухарка, при первой возможности, сообщила всмъ мелочнымъ лавочникамъ, и въ короткое время всякая живая душа на Россель-Сквер понимала весьма удовлетворительнымъ образомъ отношенія индійского набоба къ прелестной миссъ Шарпъ.

Однакожь, мистриссъ Седли, увлекаемая материнскимъ чувствомъ, думала нсколько времени, что сынъ ея унизитъ себя женитьбой на дочери-музыканта.

— Какъ это можно, сударыня, помилуй Богъ! восклицала мистриссъ Бленкиншопъ, припомните, сударыня, мы сами торговали въ мелочной лавк, когда вышли за мистера Седли, который въ ту пору былъ только писаремъ у биржевого маклера, и получалъ не больше ста-пятидесяти фунтовъ. А вотъ мы и разбогатли. Богъ не безъ милости, сударыня.

Амелія тоже совершенно соглашалась съ этимъ мнніемъ, и мистриссъ Седли убдилась, наконецъ, что ключница разсуждаетъ какъ женщина, владющая самымъ основательнымъ умомъ. Ктому же, чему быть тому не миновать, и судьба — веревка, это всякій знаетъ.

Зналъ и мистеръ Седли, который энергическимъ тономъ говорилъ своей супруг.

— Пусть Джозефъ женится на комъ ему угодно, это до меня нисколько не касается. Нтъ у двушки никакого состоянія: что жь за бда? мистриссъ Седли тоже была безъ гроша, когда я на ней женился. Миссъ Шарпъ очень умна, и я увренъ, съуметъ держать своего мужа подъ башмакомъ: это не бездлица! Все же она въ тысячу разъ лучше, чмъ какая-нибудь чорная мистриссъ Седли, и отъ нея полдюжины мдно-красныхъ внучатъ.

Конецъ-концовъ: все улыбалось радужнымъ мечтамъ, предположеніямъ и планамъ миссъ Ребекки Шарпъ. Въ столовой, какъ водится, мистеръ Джой велъ ее подъ руку, и теперь, въ карет, она сидла подл него. О супружеств еще не было рчи въ этой маленькой компаніи, но всякій зналъ и понималъ, что это ужь само-собою разумется. Недоставало только предложенія, и увы, какъ скорбла миссъ Ребекка въ настоящую минуту, что матушка ея покоится въ сырой земл! Будь она жива, дло теперь устроилось бы въ какихъ-нибудь десять минутъ, два, три слова съ ея стороны, и вожделнное признаніе мгновенно сорвалось бы съ застнчивыхъ и робкихъ губъ молодого человка.

Въ такомъ положеніи были дла, когда карета перехала чрезъ Уэстммистерскій мостъ и остановилась у Королевскихъ Садовъ, передъ воксаломъ. Когда Джой вышолъ изъ кареты, разфранченный съ ногъ да головы, толпа поспшила съ громкимъ крикомъ и гвалтомъ встртить толстого джентльмена, который краснлъ, пыхтлъ, величаво озирался кругомъ, пробиваясь впередъ съ своей прекрасной спутницой. Мистеръ Осборнъ шолъ позади съ своей невстой.

— Послушай, Доббинъ, сказалъ Осборнъ, обращаясь къ своему другу, ты ужь потрудись, пожалуйста, озаботиться на счетъ шалей и нашихъ вещей.

И въ ту пору какъ об юныя четы, рука объ руку, пробирались черезъ ворота Королевскихъ Садовъ, честный Доббинъ взялъ подъ руку дамскія шали, и ограничилъ свои удовольствія только тмъ, что заплатилъ за вс билеты при вход въ воксалъ.

Онъ пошолъ за ними скромно и съ глубокомысленнымъ видомъ, ршившись напередъ вести себя чинно, тише воды, ниже травы. Молодые люди, очевидно, были совершенно счастливы, зачмъ же кептенъ Доббинъ будетъ своимъ присутствіемъ разстроивать ихъ блаженство? Впрочемъ, ему не было почти никакого дла до поэтическихъ отношеній Джоя къ миссъ Ребекк Шарпъ, онъ не заботился о нихъ ни на волосъ, но онъ думалъ долго и сладко думалъ о миссъ Амеліи Седли. Прелестная двушка, по его мннію, была вполн достойна даже блистательнаго Джорджа Осборна, и онъ слдилъ за наслажденіями юной четы съ искреннимъ умиленіемъ, какъ нжный отецъ. Быть можетъ, мистеръ Доббинъ инстинктивно сознавалъ въ своей душ, что ему пріятне было и теперь имть подъ своей рукой что-нибудь понжне кашмировыхъ шалей (многіе уже начали смяться при взгляд на молодого офицера, навьюченного этимъ женскимъ грузомъ), но онъ теперь, какъ и всегда, былъ совершенно чуждъ всякихъ эгоистическихъ расчетовъ. Да и чего ему еще, какъ-скоро другъ его вполн веселъ и счастливъ?

Шумно и весело было въ Королевскомъ Саду. Сотни тысячъ лампъ горли на огромномъ пространств разноцвтными огнями, скрипачи разыгрывали очаровательныя мелодіи въ фантастической бесдк среди сада, народные пвцы и пвицы, образуя стройный хоръ, услаждали слухъ своихъ зрителей сентиментальными и нжными балладами, граждане и гражданки великого города прыгали до упада на зеленомъ лугу, выдлывая самые эксцентрическіе па, мадамъ Саки порхала какъ ласточка на длинномъ канат, повертывая во вс стороны огромнымъ шестомъ, степенный пустынникъ величаво засдалъ въ своей иллюминованной палатк, и съ важностью разршалъ завтныя тайны гризеткамъ и кухаркамъ, гадавшимъ о своей судьб, въ темныхъ отдаленныхъ аллеяхъ бродили и шептались живописныя пары, изливая другъ въ друга ощущенія нжныхъ сердецъ. Словомъ, народное гулянье было въ полномъ разгар, но мистеръ Вилльямъ Доббинъ не заботился ни о комъ и ни о чемъ.

Молча и повсивъ голову, ходилъ онъ взадъ и впередъ, леля подъ своей рукою блыя кашмировыя шали. Изъ всхъ музыкальныхъ мелодій, особенное вниманіе его обратила на себя какая-то дикая кантата, гд разбивался въ прахъ корсиканскій выскочка, занимавшій въ ту пору политическія головы праздной толпы, мистеръ Доббинъ остановился передъ вызолоченной палаткой и замурлыкалъ самъ что-то похожее на героическую псню.

Но вдругъ онъ захохоталъ надъ самимъ-собою, да и какъ не захохотать? Онъ плъ, ршительно, не лучше какой-нибудь совы.

Дв юныя четы, при вход въ садъ, какъ и водится, дали другъ другу торжественныя общанія не разставаться во весь вечеръ, но, не дале какъ черезъ десять минутъ, он совсмъ разошлись въ разныя стороны и уже нисколько не заботились другъ о друг. Это ужь такъ заведено: воксальныя пары сходятся вмст только за ужинымъ, чтобы поболтать о взаимныхъ удовольствіяхъ и приключеніяхъ этого вечера.

Въ чемъ состояли приключенія мистера Осборна и миссъ Амеліи, покрыто мракомъ неизвстности, но то не подлежитъ ни малйшему сомннію, что они были совершенно счастливы и вели себя прилично въ отношеніи другъ къ другу. Они жили дружно въ продолженіе пятнадцати лтъ, и мистеръ Осборнъ не находилъ никакихъ тайнъ для сообщенія своей невст.

Но когда миссъ Ребекка Шарпъ и неуклюжій ея кавалеръ потерялись въ уединенной прогулк между сотнями счастливыхъ и несчастныхъ паръ, оба они живо почувствовали, что ихъ положеніе иметъ, въ нкоторомъ род, критическій характеръ. Ребекка расчитывала очень справедливо, что теперь или никогда наступила роковая минута вынудить ршительную декларацію, которая уже давно трепетала на робкихъ губахъ мистера Джозефа Седли. Они заглянули напередъ въ панораму Москвы, гд какой-то грубый нахалъ наступилъ на ногу миссъ Шарпъ, отчего она вскрикнула и бросилась въ объятія своего кавалера. Это невинное обстоятельство значительнымъ образомъ увеличило ихъ взаимную нжность, и вмст развязало языкъ мистера Джозефа до такой степени, что онъ расказалъ своей спутниц множество забавныхъ анекдотовъ, выслушанныхъ имъ на берегахъ Ганга.

— Ахъ, какъ бы мн хотлось видть Индію! воскликнула Ребекка, одушевленная неподдльнымъ восторгомъ.

— Неужъ-то! воскликнулъ Джозефъ съ зажигательною нжностью, и нтъ сомннія, вопросы съ его стороны приняли бы боле серьёзный характеръ, еслибъ въ эту минуту,— о злосчастная судьба! не раздался пронзительный звонокъ, возвщавшій о наступленіи великолпного фейерверка.

Вс засуетились и поспшили занять въ ложахъ свой мста, и робкіе любовники были также увлечены общимъ потокомъ въ этой суматох. Черезъ нсколько минутъ они соединились въ лож съ своими друзьями, и мистеръ Джозефъ, подозвавъ буфетчика, отдалъ нужныя приказанія относительно ужина, который долженъ былъ заключить ихъ общее веселье.

Кептенъ Доббинъ сначала тоже имлъ нкоторую идею на счетъ участія въ общемъ ужин, но онъ напрасно рисовался передъ ложей, гд соединились теперь об разрозненныя пары. Никто его не замчалъ, никто не обращалъ на него никакого вниманія, счастливыя четы разговаривали беззаботно и, повидимому, совсмъ забыли, что существуетъ на свт кептенъ Доббинъ. Онъ понялъ, что ему нечего длать въ этомъ счастливомъ кругу, и пошолъ опять куда глаза глядятъ.

Разговоръ въ лож становился интересне и одушевленне съ минуты на минуту. Джозефъ сіялъ во всей своей слав и величественно отдавалъ приказанія оффиціантамъ. Онъ самъ приготовлялъ саладъ, откупоривалъ шампанское, рзалъ цыплятъ, кушалъ и пилъ съ величайшимъ усердіемъ все, что стояло на стол. Наконецъ, мистеръ Джозефъ потребовалъ огромную порцію пунша.

— Эй, малый! аракского пунша съ лимономъ и мускатными орхами, живй!

Этотъ пуншъ изъ арака съ лимономъ и мускатными орхами имлъ чрезвычайно важныя послдствія. Что жь тутъ удивительного? Доказано продолжительнымъ рядомъ наблюденій и вковъ, что пуншъ во всеобщей исторіи человчества играетъ необыкновенно важную роль. Отчего, напримръ, прекрасная Розамунда удалилась отъ міра? отъ пунша. А если вы потрудитесь перелистовать или припомнить исторію древнихъ Персовъ, то, конечно, увидите на каждой страниц чудныя дйствія этого гуманного напитка.

Молодыя леди не пили пунша, Осборнъ тоже, слдовательно, вся порція арака досталась на долю мистера Джозефа, и потому нтъ ничего удивительного, если мистеръ Джозефъ, опорожнивъ послдній стаканъ, разъярился какъ бенгальскій левъ отъ полноты душевного восторга. Сначала, онъ только смялся и кричалъ, но подъ-конецъ затянулъ во весь голосъ такую неистовую балладу, что обратилъ на себя вниманіе всего воксала, не исключая хора музыкантовъ, которые, побросавъ свой инструменты, обступили ложу молодыхъ людей съ безчисленной толпой.

— Браво, толстякъ, браво! забасилъ голосъ изъ толпы. Еще, верзила, еще! закричалъ другой голосъ. Какъ бы хорошо было заставить этого чучелу поплясать на канат! подхватилъ какой-то острякъ, къ величайшей досад мистера Осборна.

— Перестань, Джозефъ, ради Бога! вскричалъ Осборнъ. Вставай, и пойдемъ домой.

Молодыя двицы поднялись съ своихъ мстъ.

— Погодите… еще минутку, ду-ду-шенька, душка, раздуханчикъ! заревлъ во все горло мистеръ Джозефъ, ухватившись за талію Ребекки.

Миссъ Шарпъ отскочила, но не могла освободить своей руки. Оглушительный хохотъ раздался по всей зал. Джозефъ продолжалъ пить, объясняться въ любви и кричать, наконецъ, къ довершенію дивертиссемента, заморгавъ неистово глазами, и еще неистове размахивая стаканомъ пунша, онъ началъ приглашать почтеннйшую публику принять участіе въ его угощеніи.

Уже мистеръ Осборнъ собирался дать толчокъ какому-то джентльмену въ огромныхъ ботфортахъ, принявшему обязательное приглашеніе мистера Джозефа, уже суматоха, гвалтъ и ссора становились неизбжными, какъ вдругъ, въ эту критическую минуту, явился капитанъ Доббинъ, окончившій свою уединенную прогулку въ саду воксала.

— Прочь, глупцы! закричалъ капитанъ, раздвигая во вс стороны праздную толпу, которая мгновенно разступилась передъ его марсовскимъ видомъ.

Взбшонный и встревоженный, мистеръ Доббинъ свободно вошолъ въ ложу.

— О, Боже мой! Гд ты пропадалъ, Доббинъ? вскричалъ Осборнъ, выхватывая блую кашмировую шаль изъ рукъ своего друга, и закутывая Амелію.

— Останься здсь съ Джозефомъ, пока я отведу двицъ въ карету.

При этомъ Джозъ поднялся съ своего мста, обнаруживая ршительное намреніе сопутствовать дамамъ, но мощная рука мистера Осборна оттолкнула его назадъ, и онъ повалился на свой стулъ. Немедленно молодыя двушки вышли изъ ложи, напутствуемыя нжными вздохами, привтствіями и воздушными поцалуями индійского набоба.

Оставшись одинъ съ капитаномъ, Джозъ залился горькими слезами и поврилъ ему тайну своего сердца. Онъ обожалъ миссъ Ребекку, и не мотъ жить безъ нея. Онъ растерзалъ своимъ поведеніемъ благородное сердце этой двицы, и завтра поутру долженъ съ ней внчаться въ Ганновер-Сквер, причемъ онъ убдительно просилъ капитана быть свидтелемъ этого торжественного обряда. Воспользовавшись этимъ обстоятельствомъ, капитанъ уговорилъ разнженного юношу выбраться поскоре изъ воксала, такъ-какъ нужно было имъ обоимъ немедленно приняться за приготовленія къ свадьб. Онъ посадилъ его въ наемную карету, и расторопный извозчикъ, врный данной инструкціи, благополучно доставилъ мистера Джозефа въ его квартиру.

Джорджъ Осборнъ между-тмъ проводилъ молодыхъ двицъ домой, и когда дверь за ними затворилась на Россель-Сквер, онъ захохоталъ такимъ образомъ, что привелъ въ изумленіе полицейскихъ стражей. Амелія взглянула на свою подругу очень грустно, когда он всходили наверхъ, поцаловала ее, и, не сказавъ ни слова, отправилась въ свою спальню.

— Завтра, наконецъ, онъ сдлаетъ предложеніе, думала Ребекка, да и какъ же иначе? Онъ четыре раза назвалъ меня душенькой, и пожималъ мою руку въ присутствіи Амеліи. Завтра непремнно сдлаетъ предложеніе.

Точно также, съ своей стороны, думала и миссъ Амелія Седли, для которой теперь уже не было тайнъ въ сердц ея брата. Она думала тоже, какое будетъ на ней платье въ качеств невстиной подруги, и какіе подарки сдлаетъ она своей будущей сестриц, и какую роль сама она будетъ играть на свадебномъ бал, и прочая, и прочая.

О, невинныя созданія! Какъ мало вы понимаете чудодйственный эффектъ пуншевыхъ стакановъ съ лимонадомъ, коньякомъ и мускатными орхами! Что значитъ араковый пуншъ въ желудк въ сравненіи съ кошачьею тоскою, которую испытываешь въ голов на другой день? Утверждаю, какъ знатокъ, въ совершенств понимающій сущность дла, что нтъ и не можетъ быть на свт головной боли мучительне той, которая непосредственно слдуетъ за воксальнымъ пуншомъ. По истеченіи слишкомъ двадцати лтъ, у меня еще въ свжей памяти роковыя послдствія отъ двухъ стакановъ крпкого вина, — только отъ двухъ, увряю васъ, а мистеръ Джозефъ Седли проглотилъ цлую порцію арака.

Поутру, на другой день, когда миссъ Ребекка въ простот сердечной воображала, что наступилъ для нея разсвтъ безконечныхъ наслажденій, мистеръ Джозефъ Седли стоналъ и терзался въ ужасныхъ пыткахъ, неизобразимыхъ никакимъ перомъ. Содовая вода еще не была изобртена въ ту пору, и шотландское пиво,— кто этому повритъ? было единственнымъ напиткомъ, которымъ несчастные джентльмены тушили свой внутренній огонь посл вечернихъ попоекъ. Бутылка этого снадобья, въ половину опорожненная, стояла на кругломъ столик передъ постели горемычного страдальца, когда мистеръ Джорджъ Осборнъ, посл утреннихъ занятій, пришолъ въ его квартиру. Честный Доббинъ былъ уже здсь почти съ разсвта, и радушно предлагалъ дружескія услуги индйіскому набобу. Молодые офицеры переглянулись между собой и промнялись многозначительными улыбками, обличавшими ихъ тайныя думы. Даже слуга мистера Седли, джентльменъ чрезвычайно важный и степенный, какъ могильщикъ, едва могъ сообщить спокойный видъ своей физіономіи, когда онъ смотрлъ во вс глаза на своего несчастного господина.

— Мистеръ Седли былъ ужасно неспокоенъ вчера вечеромъ, шепнулъ онъ на-ухо мистеру Осборну, когда тотъ взбирался наверхъ, Ему все хотлось драться съ извозчикомъ. Капитанъ принужденъ былъ тащить его на рукахъ, какъ маленького ребенка.

Сардоническая улыбка проскользнула по губамъ мистера Бруша, когда онъ сообщалъ этотъ рапортъ, но въ ту же минуту черты его опять приняли глубокомысленное выраженіе, и при вход въ спальню своего господина, онъ спокойно доложилъ р мистер Осборн.

— Ну, Седли, какъ твое здоровье, любезный? спросилъ Осборнъ, бросая проницательный взглядъ на мистера Джоя. Цлы ли твой кости? Ты вдь, говорятъ, дрался какъ тигръ. Внизу вонъ стоитъ извозчикъ съ подбитымъ глазомъ и подвязанною головой, онъ хочетъ подать на тебя жалобу.

— За что? проговорилъ слабымъ голосомъ мистеръ Седли.

— Ты вчера размозжилъ ему голову, и хотлъ, говорятъ, просто растерзать его. Признаюсь, мой другъ, ты просто ужасенъ, когда выходишь изъ себя. Полицейскій сторожъ мн расказывалъ, что ему въ жизнь не приходилось видть такого запала. Спроси вотъ у Доббина.

— Да, вы были очень неспокойны, сказалъ честный капитанъ, не легко было угомонить васъ, мистеръ Седли.

— А видлъ ли ты, Доббингь, этого красного господина въ кургузомъ фрак, что сцпился съ нимъ въ воксал? Это было просто изъ рукъ вонъ, Джой началъ колотить его какъ мартышку, какъ завизжали въ эту пору женщины, Боже мой! Имъ казалось, что онъ просто задушитъ свою жертву. Признаюсь, я и самъ ужасно испугался. Вы, фрачники, думалъ я, народъ чрезвычайно смирный, но ты разъуврилъ меня, Джой.

— Да, господа, я длаюсь страшенъ, какъ скоро меня раздражаютъ! проговорилъ Джой самодовольнымъ тономъ, длая чрезвычайно забавную гримасу.

Молодые люди расхохотались. Осборнъ ршился теперь преслдовать безъ всякой пощады своего будущаго родственника, которого въ душ считалъ онъ первйшимъ трусомъ. Намреніе Джоя жениться на Ребекк ршительно не нравилось мистеру Осберну. Неужели, въ самомъ дл, будущій его родственникъ унизится до того, что бросится на шею гувернантк? Нтъ, это уже слишкомъ, и мистеръ Осборнъ пуститъ въ ходъ все свое остроуміе, чтобы разстроить этотъ бракъ.

— Ты длаешься страшенъ? закричалъ мистеръ Осборнъ, заливаясь громкимъ смхомъ. Fi donc! Ты едва держался на ногахъ, мой милый, и вс хохотали надъ тобой въ воксал. Вмсто того, чтобы драться, ты ревлъ какъ корова, и мы не знали что съ тобою длать. Помнишь ли, какъ ты напвалъ свою псенку?

— Какую?

— Нжную и чувствительную, отъ которой сестра твоя чуть не сгорла со стыда. Ты называлъ ея подругу, Розу или Ребекку, какъ бишь ее? называлъ душенькой, душкой, раздуханчикомъ, и чортъ знаетъ какъ еще.

И онъ продолжалъ распространять и усиливать эту роль съ демонскимъ искуствомъ безжалостного актера, которому ничего не стоитъ увеличить страданіе дйствующаго лица. Напрасно мистеръ Доббинъ жестами и знаками уговаривалъ его пощадить беззащитного бднягу: онъ ничего не хотлъ слушать, и только визитъ доктора Голлопа прекратилъ его насмшки.

— Къ чему стану я щадить его? сказалъ мистеръ Осборнъ своему другу, когда они вышли изъ квартиры индійского набоба. Вдь онъ въ самомъ дд всхъ насъ одурачилъ въ воксал. И что это за двчонка, которая вздумала вшаться ему на шею? Нтъ, чортъ побери, порода Седли и безъ нея стоитъ не слишкомъ высоко. Не нужно намъ ни субретокъ, ни гувернантокъ, этой дряни не оберешься на каждомъ шагу. Я понимаю свое собственное положеніе, Доббинъ, я знаю то, что миссъ Шарпъ не нашего поля ягода. Индійскій набобъ и безъ того слишкомъ глупъ, моя обязанность спасти его отъ окончательного дурачества, которого нельзя будетъ исправить.

— Длай что хочешь, не мн учить тебя, мой другъ, сказалъ кептенъ Доббинъ нершительнымъ тономъ, впрочемъ, знаешь ли? я на твоемъ мст не сталъ бы вмшиваться въ это дло.

— Это до тебя не касается, мой милый, и я могу въ этомъ случа обойдтись безъ постороннихъ совтовъ. Не хочешь ли самъ поволочиться за миссъ Шарпъ? Пойдемь къ нимъ.

Но кептенъ Доббинъ уклонился отъ этого визита, и другъ его пошолъ одинъ на Россель-Скверъ. Проходя мимо дома своего будущаго тестя, онъ увидлъ въ двухъ различныхъ этажахъ дв маленькія головки, обращонныя своими лицами на дв противоположныя стороны.

Миссъ Амелія стояла на балкон передъ гостиной, и пристально смотрла на оконечность Россель-Сквера въ ту сторону, гд жилъ Осборнъ. Миссъ Ребекка Шарпъ выставила свою головку изъ окна маленькой спальни во второмъ этаж, и взоръ ея съ безпокойствомъ обращонъ былъ на тотъ пунктъ, откуда должна была появиться одноколка мистера Джозефа Седли.

— Аннушка сестрица стоитъ на сторожевой башн, сказалъ Осборнъ своей невст, но никто не явится къ ея услугамъ, по крайней мр на ныншній день.

И, продолжая хохотать, онъ принялся, для миссъ Амеліи, описывать въ самыхъ забавныхъ выраженіяхъ плачевное положеніе ея брата.

— Что жь тутъ смшного, Джорджъ? сказала миссъ Седли, поражонная до глубины души этой непріятной встью.

Вмсто отвта, Джорджъ засмялся еще громче, и продолжалъ веселымъ тономъ развивать свой остроумныя шутки. Въ эту минуту вошла въ гостиную миссъ Ребекка, и молодой человкъ не замедлилъ обратиться къ ней съ комплиментами относительно могущественного вліянія ея прелестей на свтскихъ людей.

— О, миссъ Шарпъ! сказалъ мистеръ Осборнъ, если бы вы взглянули на его фигуру теперь, когда онъ высовываетъ свой языкъ доктору Голлопу! если бы вы видли, какъ онъ стонетъ, бдняга, на своей постели!

— О комъ вы говорите, мистеръ Осборнъ?

— О комъ?… разумется, о капитан Доббин, къ которому вчера мы вс были такъ внимательны.

— Да, это было слишкомъ невжливо съ нашей стороны, сказала Эмми съ нкоторою живостью. Я… я совсмъ забыла капитана,

— Еще бы вамъ о немъ помнить! вскричалъ Осборнъ, продолжая хохотать. Можетъ-быть, вы хорошо помните моего друга, миссъ Шарпъ?

— Если вы говорите о капитан Доббин, то я знаю только то, что вчера онъ разбилъ стаканъ за столомъ, никакой другой идеи я не могу соединить съ существованіемъ вашего друга.

— Очень хорошо, миссъ Шарпъ, я скажу ему это? отвчалъ Осборнъ.

— Можете, если хотите.

Съ этого мгновенія, въ сердце миссъ Ребекки заронилась искра недоврчивости и ненависти къ молодому человку, не имвшему, впрочемъ, ни малйшого желанія внушить эти чувства кому бы то ни было.

— Что жь это такое? думала Реоекка. Неужели онъ издвается надо мной? Не смялся ли онъ надо мной въ присутствіи Джозефа? Не запугалъ ли онъ его? что, если онъ не придетъ?

Слеза готова была навернуться на глазахъ молодой двушки, и сердце ея забило сильную тревогу,

— Вы всегда шутите, мистеръ Осборнъ, сказала она, улыбаясь сквозь слезы. Смйтесь и шутите. Богъ съ вами! Сироту никто не будетъ защищать.

Съ этими словами она вышла изъ гостиной.

— Какъ вамъ не стыдно, Джорджъ! воскликнула миссъ Амелія, изъявляя полную готовность расплакаться при этомъ удобномъ случа.

Джорджъ Осборнъ, повидимому, почувствовалъ нкоторое угрызеніе въ своей душ, и понялъ, что ему не было никакой надобности разстроивать спокойствіе молодыхъ двушокъ.

— Вы слишкомъ чувствительны, Амелія, сказалъ онъ, слишкомъ добры, доврчивы, и можетъ-быть не осторожны. Вы не знаете свта и не имете понятія о людяхъ. Подруга ваша, миссъ Шарпъ, должна помнить, кто вы, и кто она.

— Думаете ли вы, что Джозефъ…

— Я ничего не думаю, и ничего не хочу знать. Джозефъ не маленькій ребенокъ и нему не дядька. Я знаю только, что онъ тщеславенъ до съумасбродства, и мелоченъ до глупости. Съ чемъ, скажите на милость, было сообразно его вчерашнее поведеніе въ воксал? Ду-ду-душка, раздуханчикъ!

Онъ захохоталъ, и на этотъ разъ его смхъ заразилъ даже добрую миссъ Эмми.

Весь этотъ день Джозефъ Седли не являлся въ родительскій домъ. Это, однакожь, не смутило миссъ Амелію, она отправила мальчика въ квартиру брата спросить у него общанныхъ книгъ, и, кстати, справиться о его здоровь. Слуга мистера Джозефа отвчалъ, что баринъ его въ постели и принимаетъ пилюли, прописанныя докторомъ. ‘Завтра онъ непремнно прійдеть’, думала Амелія, не смя, однакожь, говорить съ Ребеккой насчеть этого предмета. Миссъ Шарнъ тоже, съ своей стороны, хранила глубокое молчаніе посл приключенія въ воксал.

На другой день, когда об двицы сидли на соф, занятыя какой-то работой, лакей Самбо вошолъ въ комнату, съ пакетомъ въ одной рук и съ подносомъ въ другой. На поднос было письмо,— письмо отъ мистера Джоза, сказалъ Самбо съ зловщей улыбкой.

Со страхомъ и трепетомъ, Амелія сломала облатку, и прочла слдующее:

‘Милая Амелія,’

‘Посылаю теб ‘Сироту въ Дремучемъ лсу’, и спшу извстить, что вчера мн никакъ нельзя было придти, такъ-какъ я очень боленъ. Сегодня я узжаю изъ Лондона въ Челтьнемъ. Пожалуйста, извини меня, если можешь, передъ миссъ Шарпъ за мое безразсудное поведеніе въ воксал, пусть она забудетъ всякое слово, произнесенное мною за этимъ демонски разгорячительнымъ ужиномъ, Я теперь совсмъ расклеился. По выздоровленіи ду въ Шотландію на нсколько мсяцевъ, и при семъ остаюсь

преданный теб другъ и братъ,

Джозефъ Седли.’

Это былъ смертельный ударъ, разрушившій въ одно мгновеніе воздушныя мечты молодыхъ двицъ. Амелія не смла взглянуть на блдное лицо и пылающія глаза Ребекки, но она уронила письмо на ея колни, и побжала въ свою комнату наверхъ, чтобы выплакать наедин свое горе.

Ключница Бленкинсопъ явилась теперь очень кстати съ своими утшеніями, почерпнутыми изъ опытовъ вседневной жизни. Амелія бросилась къ ней на шею, и расказала все, что таилось на ея душ.

— Не тужите, добрая барышня, все къ-лучшему, сказала мистриссъ Бленкинсопъ. Мн заране не хотлось пугать васъ, а то, вдь, право, никто ее не любитъ въ нашемъ дом. Я видла собственными глазами, какъ она украдкой читала письма вашей матушки. Горничная говоритъ, что она безпрестанно роется во всхъ комодахъ и шкафахъ. Это не хорошо. И, сказать правду, она, кажется, подтибрила въ свою шкатулку вашу блую ленту.

— Я сама отдала ей, сама отдала! возразила миссъ Амелія съ энергическою живостью.

Это, однакожь, отнюдь не измнило мннія мистриссъ Бленкиншопъ насчетъ миссъ Шарпъ.

— Врьте вы этимъ гувернанткамъ! замтила она горничной при первомъ свиданіи. Вдь туда же поднимаютъ носъ, и лзутъ въ барыни, а вдь жалованья-то получаютъ он не больше насъ гршныхъ. Нтъ, сударыня моя, ужь, по моему, всякъ сверчокъ знай свой шестокъ.

Вс теперь въ дом до одной души, кром миссъ Амеліи, знали положительно и врно, что Ребекка должна хать, и вс согласились единодушно, что, чмъ скоре удетъ она, тмъ лучше. Амелія совсмъ не думала такъ скоро разстаться съ своей подругой, но на всякій случай она перерыла вс свой комоды, ящики, шкафы, шкатулки, ридикюли, шифоньерки, пересмотрла вс свой платья, косынки, ленты, кружева, манишки, шемизетки, выбирая и откладывая то, другое, третье, въ подарокъ на память для милой Ребекки. Потомъ она отправилась къ своему папа, великодушному британскому негоціанту, и сказала:

— Милый папа, вы общали въ день моего рожденія подарить мн столько гиней, сколько будетъ мн лтъ: благодарю васъ, папа, но деньги мн не нужны. Будьте такъ добры, позвольте мн отъ вашего имени предложить этотъ подарокъ моей доброй, несравненной миссъ Ребекк, которая нуждается во всемъ.

Заботливая двушка наложила даже контрибуцію на мистера Осборна, и тотъ, исполняя ея волю, долженъ былъ для ея подруги купить щегольскую шляпку въ модномъ магазин и самый лучшій бархатный корсажъ, какой только можно было пріобрсть за деньги.

— Это даритъ вамъ Джорджъ, милая Ребекка, сказала Амелія, съ гордостью вручая картонку, заключавшую эти подарки, какой изящный вкусъ у него! Не правда ли, никто не сравнится съ Джорджомъ!

— Никто, отвчала Ребекка, я очень благодарна вашему жениху. ‘Это Джорджъ Осборнъ растроилъ мою свадьбу’, подумала она въ своемъ сердц, и на этомъ основаніи, миссъ Ребекка Шарпъ полюбила Джорджа Осборна.

Съ рдкимъ спокойствіемъ она длала теперь свой приготовленія къ отъзду, и принимала подарки изъ рукъ доброй миссъ Амеліи, проливавшей обильные потоки горькихъ слезъ. Она поклялась питать въ своемъ сердц чувство вчной благодарности къ мистриссъ Седли, но вообще немного говорила съ этой леди, которая, въ свою очередь, была въ очевидномъ затрудненіи, и всячески избгала непріятныхъ встрчъ съ подругой своей дочери. Она поцаловала руку мистера Седли, когда тотъ подалъ ей кошелекъ. И просила позволенія считать его своимъ добрымъ, великодушнымъ покровителемъ и другомъ. Поведеніе ея было столько умилительно и трогательно, что великодушный покровитель уже хотлъ-было написать для нея вексель на двадцать фунтовъ стерлинговъ, но тутъ же обуздалъ свои чувства, потому-что коляска стояла у крыльца, и онъ отправлялся въ гости на обдъ.

— Благослови васъ Богъ, доброе дитя! сказалъ мистеръ Седли, прізжайте всегда къ намъ, какъ-скоро будете въ город. Ну, Джемсъ, въ Сити, къ альдермену.

Наступило, наконецъ, прощанье съ миссъ Амеліей, но на эту картину, съ позволенія читателя, я набрасываю покрывало. Сцена, само-собою разумется, была трогательная во всхъ возможныхъ отношеніяхъ, и Ребекка здсь боле чмъ гд-либо обнаружила свой художественный талантъ къ трагическимъ ролямъ. Патетическія слезы, флакончики со спиртомъ и духами, вздохи, рыданія, заклинанія, стоны, все было пущено въ ходъ геніальной дочерью актрисы, и Амелія вполн убдилась, что ея подруга драгоцнный перлъ добродтелей и прелестей женскихъ.

ГЛАВА VII.

Новыя сцены и новыя лица.

Къ числу замчательныхъ именъ, помщонныхъ, по алфавитному порядку, въ календар на годъ 18.., относилось имя Кроли, сэра Питта, баронета, имвшаго свой пышный домъ на Большой Гигантской улиц и такъ называемую ‘Королевину усадьбу’ вн столицы. Эта достопочтенная фамилія уже нсколько лтъ постояимо рисовалась въ парламентскихъ спискахъ, въ связи съ именемъ другого достойного джентльмена, какъ члена и представителя ‘Королевиной усадьбы’.

Было время, когда помстье господъ Кроли называлось просто имніемъ Кроли, но съ шестнадцатого столтія, вслдствіе одного счастливого обстоятельства, о которомъ мы не намрены распространяться, оно получило титулъ Королевиной усадьбы, и вмст съ титуломъ право представлять отъ себя двухъ представителей въ парламентъ. При королев Елисавет, мстечко Кроли было чрезвычайно многолюдно и обильно всякими благами изъ всхъ четырехъ царствъ природы, но теперь это была довольно тощая и мелкая усадьба, доставлявшая впрочемъ около двухъ тысячь фунтовъ годового дохода своему владльцу.

Родословная господъ Кроли весьма удовлетворительно объяснена въ фамильныхъ бумагахъ, и мы, для удовольствія читателя, должны здсь воспользозаться этимъ достоврнымъ матеріяломъ. Сэръ Питтъ Кроли, названный такъ въ честь одного знаменитого лица, былъ сынъ Вальполя Кроли, первого баронета и хранителя государственной печати въ царствованіе Георга Второго, а Вальполь Кроли, сынъ Джона Чорчилля Кроли, заимствовалъ свое имя отъ знаменитого полководца въ царствованіе королевы Анны. Дале, родословное дерево упоминаетъ еще о Чарльз Стюарт временъ Джемса Первого, и, наконецъ, уже о родоначальник Кроли, который изображонъ на фамильной картин во весь ростъ, съ бородой и въ трехугольной шляп. Изъ жилета его живописно выставляется самое родословное дерево съ густыми листьями, на которыхъ, въ хронологическомъ порядк, начертаны вс вышеозначенныя имена съ приличными титулами и украшеніями. Подл настоящаго владльца, сэра Питта Кроли, изображено имя его брата, Бьюта Кроли, пастора и ректора въ Королевиной усадьб. Затмъ, въ нисходящей линіи, слдуютъ еще другія мужскія и женскія имена изъ фамиліи Кроли.

Сэръ Питтъ Кроли былъ сперва женатъ на миссъ Гриззели, шестой дочери лорда Мунго-Бинки и двоюродной сестрицы мистера Дундаса. Она произвела ему на свтъ двухъ сыновей: Питта, названного такимъ образомъ по имени знаменитого министра, и Родона Кроли, получившого свое имя отъ одного пріятеля валлійского принца. Черезъ нсколько лтъ посл кончины своей супруги, сэръ Питтъ Кроли вступилъ во второй бракъ съ миссъ Розою, дочерью мистера Графтона, отъ которой родились у него дв дочки, будущія воспитанницы и ученицы миссъ Ребекки Шарпъ.

Выходитъ, стало-быть, что миссъ Ребекка отрекомендована гувернанткой въ такой домъ, съ которымъ ни въ какихъ отгошеніяхъ нельзя сравнить скромную семью на Россель-Сквер. Это не бездлица, и не всякой ученой двиц выпадаетъ такое счастье при выход изъ пансіона.

Повелніе явиться къ должности было ей сообщено на клочк срой бумаги, содержавшей слдующія слова:

‘Сэръ Питтъ Кроли симъ увдомляетъ, что двица Шарпъ и ея скарбъ могутъ быть представлены сюда во вторникъ, ибо завтра, рано поутру, я имю ухать изъ города на ‘Королевину усадьбу’.

‘Большая Гигантская улица.’

Ребекка никогда не видала баронета, никогда и ничего не слыхала о немъ. Посл прощанья съ Амеліей, первымъ ея долгомъ было сосчитать звонкую монету въ кошельк, полученномъ изъ щедрыхъ рукъ великодушного негоціанта, вторымъ отереть слезы на глазахъ батистовымъ платочкомъ, и эта операція была произведена ею тотчасъ же, какъ экипажъ повернулъ за уголъ на Россель-Сквер. Возстановивъ такимъ образомъ спокойствіе души и сердца, молодая двушка принялась рисовать въ своемъ воображеніи идеальный образъ сэра Питта Кроли.

— Хотла бы я знать, спрашивала она сама себя, есть ли у него звзда, или только однимъ лордамъ позволяется носить звзды? Но во всякомъ случа, онъ долженъ быть прекрасенъ въ своемъ парадномъ костюм, въ манжетахъ и напудренныхъ волосахъ. Безъ сомннія, онъ страшный гордецъ, и будетъ на меня смотрть съвысока, но длать нечего, надобно покориться горькой дол… Покрайней мр, я буду теперь жить въ благородномъ кругу, между знатными особами, далеко отъ всхъ этихъ неуклюжихъ мщанъ. И она принялась думать о своихъ прежнихъ друзьяхъ на Россель-Сквер съ тмъ философскимъ спокойствіемъ и равнодушіемъ, съ какимъ, въ извстной басн, лисица разсуждаетъ о недозрломъ виноград. Между-тмъ карета мистера Седли, гд уже она сидла около часа посл трогательного прощанья съ миссъ Амеліей, быстро катилась по Гигантской улиц, и остановилась наконецъ передъ огромнымъ, мрачнымъ домомъ сэра Питта Кроли.

Кучеръ Джонъ, одинъ только провожавшій нашу героиню, не принялъ на себя труда сойдти передъ подъздомъ съ козелъ, чтобъ позвонить въ колокольчикъ, и попросилъ вмсто себя исполнить эту обязанность проходившого мальчишку. Какъ-скоро раздался звонокъ, изъ-за дверей дома выставился плшивый старичишка въ старомъ засаленомъ сюртук, въ срыхъ затасканныхъ панталонахъ и неуклюжихъ хлопанцахъ. Его морщины на щекахъ скорчивались какою-то страшною улыбкой.

— Эй, ты, старина! сказалъ Джонъ, не вставая съ козелъ, здсь, что ли, живетъ сэръ Питтъ Кроли?

— Здсь! отвчалъ старикъ, оскаливая зубы и утвердительно кивая головой.

— Потрудись, любезный, вынести изъ кареты сундуки съ разнымъ тряпьёмъ, продолжалъ кучеръ.

— Можешь вынести ихъ самъ, отвчалъ привратникъ.

— Да разв ты не видишь, что мн нельзя оставить лошадей? Ну, пособи мн, покраймен мр, барышня, авось, дастъ теб на водку, заключилъ Джонъ съ нахальнымъ смхомъ. Видно было, что онъ не имлъ никакого уваженія къ миссъ Шарпъ посл того, какъ она выхала изъ господского дома, не сдлавъ подарка слугамъ.

Привратникъ нершительными шагами выступилъ впередъ, взвалилъ на свои плеча сундукъ миссъ Шарпъ, и понесъ его въ домъ.

— Возьми, пожалуііста, эту корзинку и шаль, и отвори дверь, сказала миссъ Ребекка, выходя съ большимъ негодованіемъ изъ кареты, я напишу о теб мистеру Седли, и онъ узнаетъ, какъ ты велъ себя.

— Ну, барынька, отвчалъ кучеръ, надюсь, вы ничего не забыли. Вс ли захватили вы платья миссъ Амеліи? Авось они будутъ вамъ въ пору. Прощай, старичина. Не мшаетъ теб знать, любезный, что отъ нея не получишь ты ни гроша, продолжалъ Джонъ, указывая пальцомъ на миссъ Ребекку, кулакъ-двчина, охъ, какой кулакъ!

И затмъ карета покатилась обратно на Россель-Скверъ. Дло въ томъ, что кучеръ Джонъ волочился за горничной миссъ Седли, и былъ теперь въ крайнемъ негодованіи, что его возлюбленная лишилась подарковъ, которые, сверхъ всякого ожиданія, перешли къ бдной гувернантк.

При вход въ столовую, по указанію старика въ неуклюжихъ хлопанцахъ, Ребекка нашла, что все въ этой комнат иметъ печальный и безпорядочный видъ, какой обыкновенно бываетъ въ отсутствіе господъ. Турецкій коверъ, измятый и скомканный, укатился подъ буфетъ, картины скрылись за старыми листьями оберточной бумаги, потолочная люстра окуталась въ срый полотняный мшокъ, стулья въ безпорядк разбросались вдоль стнъ, оконныя гардины совсмъ исчезли подъ толстой парусиной, мраморный бюстъ сэра Вальполя Кроли, запыленный и запачканный, едва виднелся на каминной полк, служившей для него пьедесталомъ.

Нкоторое движеніе замчалось только подл камина, гд былъ разведенъ огонь. Передъ каминомъ торчали два соломеные стула, круглый столикъ, и на немъ бутылка портера, хлбъ и сыръ.

— Не хотите ли со мной пообдать? Я васъ могу поподчивать отмннымъ пивомъ.

— Мн надобно видть сэра Питта Кроли, гд онъ? сказала миссъ Шарпъ величественнымъ тономъ.

— Эге, вотъ какъ! Вдь это я, сэръ Питтъ Кроли. Подузнайте только, что вы заставили меня нести сундукъ на собственныхъ моихъ плечахъ! Каково! и вы не догадались, что сэръ Питтъ Кроли былъ вашимъ покорнйшимъ слугой? Спросите, пожалуй, вотъ эту женщину, кто я такой. Мистриссъ Тинкеръ, рекомендую теб миссъ Шарпъ, а вамъ, миссъ гувернантка, рекомендую мою ключницу. Хе, хе, хе!

Мистриссъ Тинкеръ въ эту самую эту минуту вошла въ комнату съ огромной трубкой и пачкой табаку, за которымъ ее посылали въ ближайшую лавку. Она вручила эти вещи сэру Питту, сидвшему подл камина.

— Гд же фарсингъ? спросилъ сэръ Питтъ. Я далъ теб три полупенса, бабушка Тинкеръ, гд же сдача?

— Вотъ она! отвчала Тинкеръ, подавая мелкую монетку, эхъ, вы, баронъ, какъ не стыдно хлопотать о фарсингахъ!

— По одному фарсингу на день, составитъ семь шиллинговъ въ годъ, равняется процегту на семь гиней. Храни прежде всего свой фарсинги, бабушка Тинкеръ, и въ твоемъ карман выростутъ гинеи, это ужь говорю я теб.

— Вы можете быть уврены, молодая двушка, что передъ вами точно сэръ Питтъ Кроли, сказала Тинкеръ, со временемъ, вы узнаете его лучше.

— И полюбите его, миссъ Шарпъ, за это ручаюсь, сказалъ старичокъ съ учтивой улыбкой, справедливость прежде всего, а тамъ великодушіе, это мое правило.

— Онъ въ жизнь свою никому даромъ не давалъ фарсинга, бормотала старуха.

— Никому и не даетъ, это ужь такъ заведено. Давай-ка лучше ужинать, бабушка Тинкеръ. Не мшаетъ принести еще стуликъ изъ кухни. Садитесь, миссъ гувернантка.

Съ этими словами, баронетъ запустилъ желзную вилку въ кострюлю, стоявшую на огн, и вытащилъ оттуда порцію требухи, которую тотчасъ же раздлилъ на дв равныя части. Одна изъ нихъ предназначалась для мистриссъ Тимкеръ.

— Видите ли, миссъ Шарпъ, сказалъ сэръ Питтъ, старуха Тинкеръ держится со мной на короткой ног: стъ и пьетъ съ одного блюда. Го-го! очень радъ, миссъ Шарпъ, что вы не хотиге кушать.

И они съ жадностью принялись утолять свой голодъ, стараясъ, повидимому, перегнать другъ друга.

Посл ужина, сэръ Питтъ Кроли закурилъ свою трубку, и началъ затягиваться съ большимъ аппетитомъ. Часа черезъ два, когда ужь совершенно смерклось и наступила безлунная ночь, онъ зажогъ сальную свчу въ жестяномъ шандал, вынулъ изъ шкафа огромную пачку бумагъ, принялся читать ихъ и приводить въ систематическій порядокъ.

— Я здсь по тяжебному длу, миссъ гувернантка, и по этой-то причин, завтра поутру вы будете имть удовольствіе хать вмст со мною на ‘Королевину усадьбу’.

— У него всегда здсь тяжебныя дла, сказала мистриссъ Тинкеръ, откупоривая бутылку вина.

— Пей, старуха, за мое здоровье, и держи языкъ на привязи, сказалъ сэръ Питтъ Кроли. Да, моя милая, Тинкеръ говоритъ правду, я проигрывалъ на своемъ вку больше всякой живой души на британской почв. Вотъ и теперь у меня дло съ однимъ сутягой, Снаффль его зовутъ. Ужь я поддедюлю его на-славу, или мое имя не Питтъ Кроли. Да это все трынъ-трава. А вотъ еще затяли противъ меня дльцо Поддеръ и другой забіяка, которымъ мерещится, будто земелька подл ‘Королевиной усадьбы’, двсти слишкомъ десятинъ, принадлежитъ имъ по наслдству! Врутъ, скалдырники. Прямыхъ документовъ нтъ. Пойду на проломъ и оттягаю, хоть бы это стоило мн больше тысячи гиней. Есть тутъ и еще два, три дльца, все въ такомъ же род: посмотри сама, миссъ гувернантка. Будетъ намъ пожива. Хорошъ ли у васъ почеркъ? Вы мн пригодитесь въ ‘Королевиной усадьб’, за это ручаюсь, миссъ Шарпъ. Теперь, по смерти вдовствующей Кроли, мн нужна сильная подмога.

— Покойница, не тмъ будь помянута, была такая же сутяжница, какъ самъ онъ, сказала старуха Тинкеръ. Она пересудилась со всми подрядчиками и купцами, и смняла въ четыре года сорокъ восемь слугъ.

— Да таки нешто, была она строгонька и сварлива иной разъ, подтвердилъ баронетъ простодушнымъ тономъ, но для меня чудо что за женщина. Я не держалъ и управителя при ней: за всмъ хозяйствомъ смотрли ея собственные глаза.

И въ этихъ откровенныхъ выраженіяхъ разговоръ, къ удовольствію миссъ Ребекки, продолжался до поздней ночи. Каковы бы ни были нравственныя свойства сэра Питта Кроли, хороши или дурны, онъ не скрывалъ себя ни на-волосъ, и обнаружилъ себя до сокровеннйшихъ изгибовъ своей души. Онъ говорилъ о себ безъ умолка, то на простонародномъ язык, щеголяя площадными выраженіями, то на утончонномъ язык свтскихъ людей высшого полета. Приказавъ, наконецъ, чтобы къ пяти часамъ утра все стояло на ногахъ, онъ пожелалъ миссъ Шарпъ спокойной ночи и надлъ колпакъ.

— Вы проспите съ ключницей эту ночь, миссъ гувернантка, сказалъ онъ. Постель велика. Хватитъ штукъ на пять. Леди Кроли умерла въ ней. Прощайте.

Съ этими словами, сэръ Питтъ махнулъ рукой, и немедленно исчезъ въ свою спальню. Старуха Тинкеръ, съ ночникомъ въ рук, повела свою спутницу наверхъ по каменнымъ ступенямъ, мимо огромныхъ дверей и покоевъ, гд, повидимому, никогда не было слдовъ движенія и жизни. Наконецъ, он пришли въ большую угольную спальню, гд леди Кроли испустила свой послдній духъ. Постель и комната были угрюмы, мрачны, погребальны, и можно было подумать, что не только умерла здсь леди Кроли, но что духъ ея витаетъ и теперь въ этихъ четырехъ стнахъ. При всемъ томъ, Ребекка вбжала въ эту храмину съ двическою рзвостью, и покамстъ старуха длала свой окончательныя приготовленія на сонъ грядущій, она успла обревизовать шкафы, комоды, буфеты, и пыталась отпереть ящики, которые были заперты. Мрачныя картины на стнахъ и принадлежности фамильного туалета тоже не ускользнули отъ вниманія любопытной двицы.

— Я никогда не ложусь спать, не успокоивъ напередъ своей совсти, сказала старуха. Совтую и вамъ, миссъ, подражать моему примру.

— Моя совсть всегда спокойна, бабушка Тинкеръ, покорно васъ благодарю. А вы лучше раскажите-ка мн, милая мистриссъ Тинкеръ, все, что вамъ извстно о сэр Питт Кроли и вдовствующей леди Кроли, это должно быть очень интересно.

— Много будете знать, миссъ, скоро состаретесь, отвчала Тинкеръ брюзгливымъ тономъ. Ночь даровалъ вамъ Господь Богъ для успокоепня усталыхъ костей, а не для пустой болтовии. Ложитесь, миссъ.

Ребекка представила энергическое возраженіе, но ужь не получила никакого отвта, потому-что старуха, оборотясь къ стн, захрапла во всю носовую завертку. Несмотря на совершеннйшее спокойствіе совсти, молодая двушка долго, очень долго не могла заснуть на этомъ новомъ мст. Она думала о завтрашнемъ дн, о новомъ мір, куда влечетъ ее судьба, и о вроятности на успхъ жизни среди новыхъ людей. Ночникъ дымился и трещалъ въ глиняной плошк, каминъ отражалъ гигантскую мрачную тнь на старые полусгнившіе узоры, вышитые, безъ сомннія, рукою покойной леди, и на два миніатюрные нортрета молодыхъ мужчинъ, изъ которыхъ одигъ былъ въ костюм оксфордского студента, а другой въ красгой солдатской куртк. Послдній сдлался для Ребекки предметомъ сонныхъ грезъ и мечтаній.

Ровно въ четыре часа, лишь только розовый свтъ озарилъ мрачныя зданія на Большой Гигантской улиц, старуха Тинкеръ воспрянула отъ глубокого сна, и, разбудивъ свою спящую подругу, приказала ей готовиться къ отъзду. Затмъ мистриссъ Тинкеръ отперла въ коридор огромную желзную дверь, при чемъ громкій стукъ пробудилъ со всхъ сторонъ усыпленное эхо, и побжала на Оксфордскую улицу нанять съ биржи походный экипажъ. Нтъ надобности прибавлять, что взятой извощикъ простоялъ здсь всю иочь, въ надежд, что какой-нибудь молодой запоздалый гуляка, при возвращеніи домой изъ трактира, потребуетъ его услугъ и наградитъ его съ щедростью пьяной руки.

И нтъ никакой надобности распространяться, что упомянутый извощикъ, если таковыя надежды дйствительно гомозились въ его душ, былъ жестоко обманутъ въ своихъ ожиданіяхъ, потому-что достойный баронетъ, которого довезъ онъ до Сити, не далъ ему ни одного пенни сверхъ положенной таксы. Напрасно бдный ванька хлопоталъ, шумлъ, бурлилъ и угрожалъ даже побросать въ канаву вещи миссъ Шарпъ, если не дадутъ ему на водку, сэръ Питтъ Кроли остался непоколебимъ, какъ гранитъ.

— Ничего, братъ, не сдлаешь, сказалъ ему одымъ изъ ямщиковъ конторы дилижансовъ, это, вдь, сэръ Питтъ Кроли.

— Такъ, Джой, такъ, любезный, отвчалъ баронетъ одобрительнымъ тономъ, съ меня ему нечего сорвать.

— Да, сударь, мы вс знаемъ, что съ васъ взятки-то гладки! сказалъ Джой, оскаливая зубы и укладывая чемоданъ баронета на кровлю дилижанса.

— Кондукторъ, взять для меня мсто внутри кареты.

— Слушаю, сэръ Питтъ, отвчалъ кондукторъ, притрогиваясь къ полямъ своей шляпы, и съ трудомъ скрывая внутреннюю досаду.

Дло въ томъ, что это мсто было общано молодому студенту изъ Кембриджа, отъ которого кондукторъ надялся получить дв лишнихъ кроны. Для миссъ Шарпъ тоже отвели мсто въ карет, насупротивъ сэра Питта Кроли.

Что жь теперь, благосклонный читатель? Описывать ли мн, какъ молодой джентльменъ изъ Кембриджа, кипвшій негодованіемъ противъ баронета и кондуктора, взгромоздился, наконецъ, съ своими фраками и шинелями, наверхъ дилижанса, и какъ потомъ онъ помирился съ своимъ положеніемъ, когда, вслдствіе непредвиденныхъ обстоятельствъ, перемстилась къ нему и миссъ Шарпъ, которую онъ поспшилъ закутать своею шинелью? Говорить ли, какъ услись на своихъ мстахъ толстый джентльменъ, страдавшій одышкой, и жирная вдовица съ красными, отвислыми щеками, объявившая, что ей никогда не приходилось терпть дорожныхъ безпокойствъ, и какъ потомъ дилижансъ помчался мимо биржи и Блого Медвдя въ Пиккадилли, постепенно оставивъ за собою Рыцарскій мостъ, Королевскіе сады, Терегемскіе луга, Брентфортъ, Багсготъ, и прочая, и прочая? Увы! нтъ теперь ни дилижансовъ, ни каретъ на огромныхъ протяженныхъ, искрещенныхъ и перерзанныхъ желзною дорогой! А давно ли?.. Сколько разъ даже писателъ этихъ страницъ катился по гладкому шоссе въ спокойныхъ экипажахъ и предавался сладостнымъ мечтамъ, разсуждая о сует мірской подъ звукъ колесъ, разбивавшихъ и растиравшихъ свжій щебень! Сладкія, незабвенныя воспоминанія! Куда теперь двались наши гладкія дороги, и съ ними веселыя приключенія на станціяхъ и въ трактирахъ? Гд теперь наши честные, красноносые извощики, съ которыми, бывало, летишь стрлой въ Тельси или Гринвичъ?.. Куда двался добрый старикъ Уэллеръ съ его трехъ-этажнымъ подбородкомъ? Живъ онъ или умеръ?.. Куда разбрелись буфетчики на придорожныхъ трактирахъ и содержатели постоялыхъ дворовъ, буфетчики и содержатели съ синими носами? Увы! все исчезло, все потонуло въ бездн вчности, и скоро человческое ухо не будетъ боле слышать звуковъ полночного рожка, и человческій глазъ не увидитъ боле шоссейныхъ заставъ съ ихъ живописными будочками, откуда, въ былыя времена, съ такимъ достоинствомъ и важностью, выходилъ философъ, презрвшій суету мірскую, отворять ворота для прозжавшого экимажа.

Прочь, прочь печальныя мысли! Вооружимся эгидой философической премудрости, и маршъ впередъ, по гемпширской дорог, на ‘Королевину усадьбу’, куда спшитъ наша героиня.

ГЛАВА VIII.

Изліяніе болзненныхъ ощущеній въ дружеское сердце.

Миссъ Ребекка Шарпъ къ миссь Амеліи Седли, въ Лондонъ, на Россель-Скверъ,

‘Милая, несравненная Амелія,

безцнный, незабвенный другъ мой!

‘Съ грустью и отрадой вмст принимаюсь за перо, чтобъ отвести душу откровенной бесдой. Какая перемна, ахъ, какая страшная перемна въ судьб безпріютной спроты! Не дале какъ вчера, я была все равно, что въ кругу своихъ родныхъ, въ обществ милой, нжной, обожаемой сестры, а теперь я одна въ цломъ мір, безъ друзей и безъ сердца, способного сочувствовать моему горю.

‘Не стану расказывать, въ какихъ слезахъ и въ какой тоск провела я роковую ночь, разлучившую меня съ вашимъ благословеннымъ семействомъ. Упоенная радостью и счастьемъ, ты должна была въ этотъ самый вечеръ хать на балъ съ женихомъ своимъ и матерью, и я думала о теб всю ночь, воображая миссъ Амелію лучшимъ украшеніемъ великолпного общества. Подъхавъ въ вашей карет къ городскому дому сэра Питта Кроли, я была сдана съ рукъ на руки старому баронету, причемъ кучеръ Джонъ нагрубилъ мн самымъ безстыднымъ образомъ, нагло издваясь надъ моею бдностью и несчастьемъ. Ночь провела я въ печальной спальн на одной постели съ старухой-ключницой, можешь представить, что я не сомкнула глазъ до самого разсвта.

‘Сэръ Питтъ совсмъ не такой человкъ, какимъ обыкновенно мы рисовали баронетовъ въ Чизвиккской школ. Представь себ коренастого, приземистого, грязного, безобразного старичишку, въ старомъ сюртук и дырявыхъ штиблетахъ, съ трубкою во рту и съ кострюлей въ одной рук, гд приготовлялся его отвратительный ужинъ: таковъ былъ сэръ Питтъ Кроли при встрч со мной. Онъ говоритъ ужаснымъ провинціяльнымъ нарчіемъ, и отчаянно бранилъ извощика, который привезъ насъ въ гостинницу, откуда я, большею частію наверху дилижанса, должна была совершить свою поздку въ ‘Королевину усадьбу’.

‘Впрочемъ, сначала, по выход изъ гостинницы, меня посадили во внутренность кареты, но потомъ, какъ-скоро началъ идти сильный дождь, — повришь ли ты этому?— меня заставили выйдти и взгромоздиться наверхъ, потому-что, изволите видть, сэръ Питтъ, какъ содержатель дилижансовъ, счолъ за нужное уступить мое мсто одному пассажиру. Нтъ сомннія, я могла бы промокнуть до костей, еслибъ, къ счастью, молодой джентльменъ изъ Кембриджской Коллегіи не прикрылъ меня своей шинелью.

‘Этотъ джентльменъ и кондукторъ, повидимому, хорошо знали сэра Питта и смялись надъ нимъ во всю дорогу. Они называли его старымъ крючкодемъ, обозначая этимъ именемъ его скупость и жадность. По ихъ словамъ, онъ въ жизнь никому не давалъ ни копйки (эту низость я особенно ненавижу), и молодой человкъ замтилъ мн, что послднія дв станціи мы тащились слишкомъ медленно оттого, что сэръ Питтъ, какъ владлецъ лошадей, самъ сидлъ на-козлахъ вмст съ кучеромъ. Кучеръ пыхтлъ, сердился, ворчалъ, и я разслышала, между прочимъ, какъ онъ собирался выместитъ свою досаду на лошадяхъ сэра Питта, когда дилижансъ подетъ обратно въ Лондонъ. Пассажиры хохотали, и веселость ихъ заразила даже меня.

‘Но за четыре мили до ‘Королевиной усадьбы,’ мы пересли въ богатую карету съ фамильными гербами, и четыре дюжія лошади съ тріумфомъ повезли насъ въ паркъ баронета. Передъ домомъ встртила насъ, со множествомъ присданій и поклоновъ, пожилая женщина, отворившая старыя желзныя ворота, отчасти похожія наворота въ ненавистномъ Чизвикк. Должно замтить, что за милю до ‘Королевиной усадьбы’ растилалась прекрасная аллся.

‘— Вотъ, судари мои, сказалъ сэръ Питтъ Кролі, эта аллся проведена на цлую милю, и стоила мн огромной суммы. Одного строевого лса пошло тутъ на шесть тысячь фунтовъ чистоганомъ, это не бездлица, смю васъ уврить.

‘Съ этими словами, сэръ Питтъ обращался преимущественно къ мистеру Годсону, своему полсовщику и фермеру, которого онъ посадилъ съ собой въ карету. Долго они разсуждали о навоз, объ осушк болотъ, о браконьерахъ и о такихъ предметахъ, которыхъ я никакъ не могла понять. Всего боле сэръ Питтъ рекомендовалъ смотрть, чтобъ никто не смлъ охотиться на его земл.

‘При възд въ усадьбу, я замтила, между прочимъ, прекрасный церковный шпицъ, возвышающійся въ парк надъ старыми ивами, и передъ нимъ, среди лужайки, старый, красный домъ съ высокими трубами, покрытыми плющомъ.

‘— Это ваша церковь, сэръ? спросила я.

‘— А что бы вы думали? разумется, церковь. Годсонъ, какъ поживаетъ Бьютъ? Бьютъ, видите ли, миссъ гувернантка, родной мой братъ, здоровякъ первого сорта. Ха, ха, ха!

‘Годсонъ также засмялся, но потомъ принялъ серьёзный видъ и, кивнувъ головою, сказалъ:

‘— Боюсь, сэръ Питтъ, вашему братцу, кажется, гораздо лучше. Вчера онъ вызжалъ на своей маленькой лошади, и собиралъ нашъ хлбъ.

‘— Собиралъ свою десятину, вотъ онъ какъ! Какъ это до сихъ поръ онъ не обопьется? Вроятно, онъ намренъ прожить дольше Маусаила.

‘Годсонъ захохоталъ опять. Молодые люди, сказалъ онъ, дти вашего братца, опять воротились изъ колддегіи, и на этихъ дняхъ приколотили Джона Скорджинса.

‘— Какъ? Моего второго смотрителя? проревлъ сэръ Питтъ.

‘— Именно такъ, онъ имлъ несчастье зайдти на ихъ землю, отвчалъ Годсонъ.

‘— Смотри, теперь у меня не звать, Годсонъ, если они станутъ охотиться на моей земл, сейчасъ дать мн знать: я имъ переломаю руки и ноги.

‘Изъ этого для меня становится очевидно, что два брата ведутъ между собою непримиримую вражду. Это не новость: братья и сестры часто живутъ между собою, какъ кошка съ собакой. Помнишь ли, милая Амелія, какъ у насъ въ Чизвикк ссорились двицы Скратчли, и какъ он колотили одна другую? А Мери Боксъ тузила свою сестру, Луизу, чуть-ли не каждую недлю.

‘Увидвъ двухъ мальчиковъ, срзывавшихъ втви въ ближайшемъ лсу, Годсонъ, по мановенію сэра Питта, выпрыгнулъ изъ кареты и погнался за ними съ кнутомъ.

‘— Ату ихъ, мошенниковъ! кричалъ сэръ Питтъ, ату ихъ! Притащить ихъ домой, я раздлаюсь съ ними по-свойски!

‘И затмъ мы услышали, какъ Годсонъ началъ хлестать своимъ кнутомъ по плечамъ несчастныхъ мальчиковъ. Когда ихъ взяли подъ арестъ, Питтъ приказалъ кучеру хать во дворъ. Слуги поспшили насъ встртить и . . .

‘На этомъ мст, моя милая, вчера остановилъ меня страшный стукъ въ дверь моей комнаты, я поспшила отворить и увидла, кого бы ты думала? самого сэра Питта въ колпак и халат! Я съ крикомъ отскочила отъ такого постителя, но онъ, не обращая вниманія на мой испугъ, храбро выступилъ впередъ, подошолъ къ моему столику и взялъ свчу.

‘— Посл одиимадцатл часовъ не зажигать свчи, миссъ Бекки, сказалъ онъ. Ступайте въ постель безъ огяя, и спите, какъ можете. Ложитесь и впередъ въ одиннадцать часовъ, если не хотите, чтобъ я каждый вечеръ длалъ вамъ визиты.

‘Съ этими словами, онъ и его буфетчикъ, мистеръ Горроксъ, съ громкимъ хохотомъ вышли изъ моей комнаты. Само-собою разумется, впередъ я постараюсь освободиться отъ этихъ ночныхъ гостей. Ввечеру спускаютъ на двор двухъ огромныхъ борзыхъ собакъ которыя напролеть всю ночь бснуются и лаютъ на луну.

‘Передъ домомъ ‘Королевиной усадьбы’, представляющимъ отвратительное, старомодное, красное зданіе съ высокими трубами, находится терраса, фланкированная фамильными гербами — голубемъ и змемъ, и на нее отворяется дверь изъ большой залы. Эта большая зала столько же огромна, уныла и мрачна, какъ фантастическія комнаты въ Удольфскомъ замк. Въ огромномъ ея камин могла бы помститься вся школа Пинкертонъ, а передъ ршоткой можно бы изжарить цлого быка на этомъ огн. Кругомъ, по всмъ сторонамъ залы, висятъ безчислегныя генераціи благородныхъ предковъ Кроли въ разныхъ позахъ и костюмахъ, одни въ манжетахъ съ длинньми бородами, другіе въ огромныхъ парикахъ и щегольскихъ ботфортахъ, изъ дамъ нкоторыя перетянуты въ струнку длинными корсетами, другія, напротивъ, украшенныя огромными локонами, рисуются вовсе безъ корсета. На одномъ конц залы, большая, чорная, дубовая лстница, и по обимъ ея сторонамъ высокія двери, украшенныя сверху оленьими головами, одна дверь ведетъ въ билльярдную и библіотеку, другая въ большую жолтую залу и утреннія комнаты. Въ первомъ этаж, я полагаю. будетъ покрайней мр двадцать спаленъ, и въ одной изъ нихъ ночевала нкогда королева Елисавета, оставившая свое имя за усадьбой Кроли. Ныньче поутру, мои новыя учениицы показали мн вс эти апартаменты, унылые и мрачные, съ вчно-затворенными окнами и ставнями. Наша классная зала во второмъ этаж, по одну ея сторону моя спальня, по другую комната моихъ ученицъ. Слдуютъ затмъ апартаменты мистера Кроли, старшого сына сэра Питта, и немного дале половина Родона Кроли, младшого сына. Родонъ Кроли, военгый офицеръ, смотритъ большимъ повсой, теперь онъ въ отпуску и проживаетъ дома, впредь до востребованія. Вообще, въ комнатахъ недостатка нтъ, за это ручаюсь, вы можете, если угодно, перехать сюда со всмъ домомъ, и на ‘Королевиной усадьб’ будетъ просторно для всхъ.

‘Черезъ полчаса посл нашего прізда, произительный звонокъ возвстилъ о времени обда, и я пошла внизъ съ своими ученицами, худощавыми, ничтожными двчонками восьми и десяти лтъ. На мн было кисейное платье, которое ты мн подарила, милая Амелія. Меня удостоили сидть за столомъ вмст съ другими членами семейства, кром гостиныхъ дней, когда молодыя двицы и я должны обдать наверху.

‘Какъ-скоро раздался звонокъ, мы собрались въ небольшой гостиной леди Кроли. Это ужь вторая супруга сэра Питта, мать двухъ дочерей, моихъ ученицъ. Она дочь купца, торговавшого желзомъ, и ея замужство считалось для нея великимъ счастьемъ. Въ старину, говорятъ, она была красавицой первой руки, но теперь глаза ея всегда красны отъ слезъ, безъ сомннія, она оплакиваетъ свою красоту. Леди Кроли чрезвычайно блдна, худощава и почти безмолвна, какъ рыба. Ея пасынокъ, мистеръ Кроли, былъ также въ комнат. Онъ блденъ, тонокъ, безобразенъ, съ тощими ногами и почти безъ всякой груди. Его фигура представляетъ совершеннйшее подобіе его матери, Гризельды, которой бюстъ стоитъ на мраморной каминной полк.

‘— Вотъ это новая гувернантка, мистеръ Кроли, сказала леди Кроли, выступивъ впередъ и взявъ меня за руку, миссъ Ребекка Шарнъ!

‘— О! сказалъ мистеръ Кроли, кивнувъ головой, и принимаясь опять читать газету, которая была въ его рукахъ.

‘— Надюсь, миссъ Ребекка, вы будете снисходительны къ моимъ малюткамъ, сказала леди Кроли, поднимая кверху свои красные глаза, почти всегда наполненные слезами.

‘— Разумется, будетъ, отвчалъ старшій пасынокъ, не отрывая глазъ отъ газеты.

‘— Миледи, столъ накрытъ, сказалъ буфетчикъ въ чорномъ фрак и огромныхъ блыхъ манжетахъ, которыя длали его похожимъ на одинъ изъ фамильныхъ портретовъ большой залы.

‘И леди Кроли, подъ руку съ пасынкомъ, пошла въ столовую, куда послдовала и я съ своими воспитанницами. Сэръ Питтъ сидлъ уже въ столовой, съ серебряной кружкой въ рукахъ. Онъ только-что сходилъ въ погребъ и былъ теперь въ полгой форм: то-есть, онъ стянулъ свои штиблеты, и толстыя его ноги облачились въ шерстяные чулки. Весь буфетъ укрытъ былъ блестящею старою посудой, старыми чашками и блюдами, золотыми, серебряными старыми подносами и судками. На стол также все блестло серебромъ, и два лакея съ красными волосами, въ жолтыхъ ливреяхъ, стояли по обимъ сторонамъ буфета.

‘Мистеръ Кроли прочолъ молитву, сэръ Питтъ сказалъ ‘аминь’, и вс сли за столъ.

‘— Какой у насъ сегодня обдъ, Бетси? сказалъ баронетъ.

‘— Бараній бульйонъ прежде всего, я полагаю, сэръ Питтъ, отвчала леди Кроли.

‘— Mouton aux navets, съ важностію проговорилъ буфетчикъ, супъ-potage de mouton а l’Ecossaise, pommes de terre au naturel, и noтомъ chouxfleur а l’eau.

‘— Баранъ есть не что иное, какъ баранъ, и больше ничего, сказалъ сэръ Питтъ, улыбаясь своей подруг. Но прежде, разумется, былъ онъ овцою, Горроксъ, и слдуетъ прежде всего развдать, къ какой пород принадлежалъ онъ.

‘— Къ шотландской, съ чорной шерстью, сэръ Питтъ, сказалъ буфетчикъ.

‘— А когда его убили?

‘— Въ четвергъ.

‘— А кто его убилъ?

‘— Поваръ Стиль.

‘— А сколько у насъ еще такихъ барановъ?

‘— Полторы дюжимы.

‘— Не угодно ли вамъ супу, миссъ… миссъ Шарпъ, сказалъ мистеръ Кроли.

‘— Шотландскій бульйонъ первого сорта, моя милая, сказалъ сэръ Питтъ, хотя чортъ знаетъ зачмъ зовутъ его по французски.

‘Между тмъ какъ мы угощались жирными мясными лакомствами и шотландскимъ пивомъ, сэръ Питтъ нашолъ случай спросить: ‘Куда двались бараньи плеча?

‘— Вроятно, ихъ съли на кухн, отвчала леди Кроли смиреннымъ тономъ.

‘— Точно такъ, миледи, отвчалъ буфетчикъ, людской обдъ на ныншній день былъ весь приготовленъ изъ баранины.

‘Сэръ Питтъ, неизвстно отчего, покатился со смха и продолжалъ свой разговоръ съ буфетчикомъ.

‘— Какъ ты думаешь, любезный, чорная свинка кентской породы должна быть теперь ужасно жирна?

‘— Да-съ, заплываетъ помаленьку, сэръ Питтъ, отвчалъ буфетчикъ серьёзнымъ тономъ, и этотъ отвтъ, опять неизвстно почему, разсмшилъ всю почтенную компанію.

‘— Миссъ Кроли, миссъ Роза Кроли, сказалъ Кроли, смхъ вашъ чрезвычайно неумстенъ, молодыя двицы должны вести себя скромно, особенно за обдомъ.

‘— Ничего, любезный, продолжалъ баронетъ, обращаясь опять къ буфетчику, мы можемъ полакомиться твоей свинкой въ субботу, прикажи ее убить. Миссъ Шарпъ, я полагаю, безъ ума отъ свиней, не правда ли, миссъ Шарпъ?

‘И на этомъ, сколько могу припомнить, вертлся весь обденный разговоръ. Какъ-скоро убрали со стола, передъ особой сэра Питта поставили серебряную кружку съ горячей водой и бутылку съ ромомъ. Мн и моимъ ученицамъ мистеръ Горроксъ подалъ три маленькія рюмки съ виномъ и стаканъ для леди Кроли. Когда вс вышли изъ-за стола, миледи вынула изъ своего рабочого ящика какую-то огромную матерію для шитья, между-тмъ какъ ея дочери принялись играть возл въ засаленныя карты. Я, по предложенію леди Кроли, забавлялась чтеніемъ памфлета о хлопыхъ законахъ. Должно замтить, что у всхъ насъ была одна свча въ серебряномъ подсвчник.

‘Такъ просидли мы около часа, пока передъ дверью послышались шаги.

‘— Бросьте скоре карты, дти, вскричала миледи въ страшномъ испуг. Положите книгу мистера Кроли, миссъ Шарпъ.

‘И лишь только были сдланы эти распоряженія, какъ мистеръ Кроли вошолъ въ комнату.

‘— Намъ слдуетъ опять возобновить вчерашнія занятія, молодыя двицы, сказалъ старшій сынъ сэра Питта, прочтите по страничк изъ своей книги такъ, чтобъ миссъ… миссъ Шарпъ могла васъ слышать.

‘И двочки принялись читать ‘Наставленіе миссіонерамъ относительно обращенія Индійцевъ’.

‘Въ десять часовъ, вс собрались на молитву въ большой зал. Первый пришолъ сэръ Питтъ, посл него, одинъ за другимъ, вошли: буфетчикъ, каммердинеръ мистера Кроли, кучеръ, три лакея въ жолтыхъ ливреяхъ и четыре женщины, изъ которыхъ одна, становясь на колги, толкнула меня очень неучтиво.

‘Посл молитвы, мистеръ Кроли сказалъ почтенному собранію трогательную и назидательную рчь на сонъ грядущій, затмъ, мы взяли свчи и отправились по своимъ спальнямъ. Я принялась писать къ своей милой Амеліи, но сэръ Питтъ, какъ я уже говорила, помшалъ мн на середин письма.

‘Прощай, мой милый, незабвенный другъ. Тысячу, тысячу, тысячу поцалуевъ.

‘Суббота. Сегодня поутру разбудило меня страшное визжанье чорной свиньи, назначенной на закланіе. Мои ученицы, Роза и Фіалка, вчера водили меня по всмъ пристройкамъ около дома. Он показывали мг когюшню, псарню, оранжерею и садовника, который въ ту пору собиралъ фрукты для распродажи на рынк. Двочки попросили у него кисть винограда, но онъ отказалъ наотрзъ и объявилъ, что у сэра Питта на счету каждая ягодка. Потомъ имъ захотлось поздить верхомъ на прекрасной лошадк, но лишь-только Фіалка сла въ сдло, кучеръ съ ужаснымт заклятіями прогналъ всхъ насъ изъ конюшни.

‘Леди Кроли всегда занята своимъ шитьемъ и всегда оплакиваетъ свою красоту. Она не иметъ въ дом никакого значенія. Сэръ Питтъ подвечеръ всегда красенъ, какъ жареный ракъ, не твердъ въ своей походк, и, кажется, въ постояпной оргіи участвуетъ буфетчикъ. Мистеръ Кроли по вечерамъ всегда читаетъ наставленія, а по утрамъ сидитъ въ своемъ кабинет, или разъзжаетъ верхомъ по окрестностямъ ‘Королевиной уеадьбы’.

‘Сто тысячь поклоновъ твоимъ безцннымъ родителямъ. Какъ здоровье мистера Джозефа? Оправился ли онъ отъ этого проклятого пунша? О, Боже мой, какъ мужчины должны быть осторожны!

‘Вчно обожающая тебя

‘Ребекка.’

——

Я не оптимистъ, но, положа руку на сердце, готовъ на этотъ разъ совершенно согласиться съ философіею мистриссъ Бленкиншопъ, ключницы на Россель-Сквер, утверждавшей, что все устроено къ-лучшему въ этомъ подлунномъ мір, и, право, Джозефъ Седли поступилъ весьма основательно, что послушался совтовъ мистера Осборна. Амелія и миссъ Шарпъ — ягодки не одного поля, и я радъ, что имъ не нравилось жить вмст на Россель-Сквер. Ребекка, спора нтъ, двушка умная и съ характеромъ веселымъ, но мн ршительно не нравится ея наблюдательность и слишкомъ обширное знаніе житейскихъ длъ. Зачмъ, напримръ, подмтила она, что леди Кроли оплакиваетъ свою красоту, и что сэръ Питтъ Кроли позволяетъ себ слишкомъ дружескія отношенія къ буфетчику Горроксу? Это не хорошо, и вы, вроятно, правы, милостивыя государыни, если прйшете къ разумному заключенію, что передъ вами рисуется образъ такой женщины, которую едва ли вы согласитесь назвать своей сестрицой. Что жь мн длать? Я гуляю на европейской почв по ‘Базару житейской суеты’. Ахъ, зачмъ, зачмъ судьба, при рожденіи, не забросила меня на островъ Формозу, къ землякамъ почтенного Псалманасара?.. Впрочемъ, знаете ли что?

Видлъ я въ Неапол одного синьйора, раскащика игтересныхъ повстей, около которого, на морскомъ берегу, собиралась длая толпа честныхъ лаццарони, съ жадностію внимавшихъ его словамъ. При одномъ изъ такихъ расказовъ, гд поэтическими красками изображались дянія какихъ-то головорзовъ, и раскащикъ и толпа пришли въ бшеную ярость. Проникнутые сильнйшимъ негодованіемъ противъ фантастического героя вымышленной исторіи, поэтъ и его слушатели быстро вскочили съ своихъ мстъ и подняли на воздухъ свои байоки, изъявляя полную готовность разить безнравственного негодяя, еслибъ, паче чаянія, онъ появился между ними.

А сколько разъ на парижскихъ маленькихъ театрахъ случалось мн слышать собственными ушами, какъ зрители, исполненные справедливого негодованія противъ героя раздирательгой драмы, кричали изъ своихъ ложъ: ‘Ah, gredin! Ah, monstre!’ Я знаю даже, что и актеры на этихъ нравственныхъ театрахъ весьма часто отказываются играть безнравственныя роли какихъ-нибудь infmes Anglais, и соглашаются получать мизеристое жалованье, чтобъ только быть на сцен честными людьми.

Это весьма назидательные факты, и кто охотникъ выводить заключенія изъ данныхъ посылокъ, тотъ можетъ на досуг думать о чемъ ему угодно и сколько угодно, а мы, съ вашего позволенія, примемся продолжать наши странствованія по ‘базару житейской суеты’.

ГЛАВА IX.

Фамильные портреты.

Сэръ Питтъ Кроли былъ, въ нкоторомъ смысл, философъ-циникъ, до страсти любившій жизнь на низшихъ ступеняхъ ея развитія въ общественномъ быту. Безъискусственная простота и отсутствіе джентльменской чопорности были существенными чертами въ философической натур владльца ‘Королевиной усадьбы’. Сперва, мы уже сказали, баронетъ женатъ былъ на дочери благородного лорда Бинки, но этотъ бракъ былъ устроенъ покойными его родителями, вовлечонными въ заблужденіе любовію къ сыну. По кончин леди Кроли, баронетъ избралъ себ въ супруги миссъ Розу Досонъ, дочь мистера Джона Томаса Досона, почтенного негоціанта изъ Модбери, торговавшаго желзомъ на великобританскихъ рынкахъ.

И какъ была счастлива Роза Досонъ, когда судьба такимъ образомъ непредвиднно возвела ее на степегь миледи Кроли? Мы обязаны исчислить по порядку вс статьи ея супружеского блаженства.

Вопервыхъ, по вступленіи въ бракъ, Роза Досонъ принуждена была забыть черноглазого юношу, Питера Бутта, привязанного къ ней съ дтскихъ лтъ цпями нжнйшей дружбы, и теперь этотъ юноша, истомленный грустью и отчаяньемъ, пустился добывать дичь въ чужихъ лсахъ, и побратался съ отъявленными контрабандистами, испортившими въ конецъ его молодую и свжую натуру. Потомъ, какъ и водится, прелестная Роза перессорилась со всми пріятельницами и подругами своей юности, которыхъ, разумется, ей нельзя же было принимать на ‘Королевиной усадьб’ въ качеств миледи Кроли. Новыхъ друзей у нея не было, да и гд могла отыскать ихъ бывшая купеческая дочка? Кто захотлъ бы теперь заключить съ нею дружественную связь? Три взрослыя дочери сэра Гуддельстона-Фуддельстона, сами нкогда питали сладчайшую надежду на титулъ миледи Кроли, и теперь, какъ он говорили, имъ естественно было презирать ворону въ павлиньихъ перьяхъ. Семейство сэра Джильса Вапсгота тоже, съ своей стороны, глубоко оскорбилось этимъ предпочтеніемъ купеческой дочки, потому-что старшая миссъ Вапсготъ не могла уже сдлаться супругой баронета. Впрочемъ, вс вообще великіе и мелкіе помщики этого графства, каждый по своему, были чрезвычайно недовольны тмъ, что собратъ ихь унизилъ свое достоинство неравнымъ бракомъ.

‘А чортъ ихъ побери! думалъ про себя сэръ Питтъ, пусть ихъ ворчатъ, сколько имъ угодно. Знать ихъ не хочу!’

И на этомъ основаніи сэръ Питтъ Кроли, вполн довольный супружсскимъ блаженствомъ, напивался каждый вечеръ съ буфетчикомъ Горроксомъ, и колотилъ иногда, для препровожденія времени, свою прелестную миледи. Во время парламентскихъ засданій, онъ обыкновенно здилъ въ Лондонъ, оставляя супругу на ‘Королевигой усадьб’, гд жила она одна, безъ друзей и даже безъ знакомыхъ. Праддовскій замокъ господъ Кроли былъ для нея тюрьмою въ буквальномъ смысл слова. Даже мистриссъ Бьютъ Кроли, жена баронетова брата, пасторша, отказалась наотрзъ длать визиты своей неветк, потому, говорила она, что дочь какого-нибудь торгаша, заносчивая выскочка, не иметъ никакихъ правъ на ея родственную любовь.

Розовыя щочки и блая кожа были, собственно говоря, единственными талантами, которыми судьба надлила прелестную миледи Кроли. Не получивъ ни малйшого образованія, необходимого для свтской дамы высшого круга, она не имла той нравственной энергіи и душевной силы, которая такъ часто выпадаетъ на долю самыхъ простыхъ и даже глуповатыхъ женщинъ. Слабая и безхарактерная, она не могла надолго внушить къ себ привязанность сэра Питта. Посл рожденія двухъ дтей, двственная ея свжесть исчезла, розы увяли на ея щекахъ, и она сдлалась простою машиною въ дом своего супруга, столько же безполезною, какъ старое фортепьяно покойной леди Кроли. Въ своемъ туалет она любила свтло-яркіе цвта, какъ и вс блондинки, и носила преимущественно шерстяныя небесно-голубыя платья, сшитыя, впрочемъ, безъ всякихъ притязаній на современную моду. Цлый день и большую часть вечера она сама занималась шитьемъ, и почти не выпускала иголки изъ рукъ. Въ два, три года супружеской жизни, ей удалось приготовить стеганыя одяла для всхъ постелей на ‘Королевиной усадьб’, и даже наколочки для подушекъ были ея собственной работы. Такая дятельность приходилась какъ нельзя больше по вкусу философа-баронета. Былъ у ней цвтникъ, хорошій цвтникъ, снабжонный всми растеніями англійской флоры, и она любила его нжно, но кром цвтника, миледи Кроли не имла никакихъ предметовъ нжной привязанности или антипатіи. Какъ-скоро мужъ обходился съ нею круто, она погружалась въ апатическое состояще, равное летаргическому сну. Нердко бродила она, охая и стоная, изъ одной комнаты въ другую, въ папильоткахъ и дырявыхъ башмакахъ.

О базаръ, базаръ житейской суеты! Такая ли судьба ожидала тебя, прелестная миссъ Роза? Питеръ Буттъ и его счастливая супруга могли бы свой вкъ прожить спокойно въ своей уютной ферм, среди кучи розовыхъ дтей, окружонныхъ заботливостью любящихъ родителей, и были бы у имхъ свой мечты, надежды, свои удовольствія и радости, растворяемыя по временамъ тихой грустью. Но увы! великолпная карета и четверка вороныхъ предпочитаются тихой, семейной жизни на базар житейской суеты, и вы промняли, прелестная миссъ Роза, семейное счастье на блестящія игрушки! еслибъ какой-нибудь Синей-Бород нашего времени понадобилась десятая жена, неужели, думаете вы, онъ не отыскалъ бы для себя красавицы-невсты въ семейств какого-нибудь глупого купца?..

Роза и Фіалка, какъ само-собою разумется, не имли особенной привязанности къ своей мама, постояшю грустной, задумчивой и скучной, но он были совершенно счастливы на кухн и въ конющн, между домашней челядью. Къ счастью, у садовника, Шотландца, было хорошее семейство, и малютки миледи Кроли не могли испортить своей нравственности между ихъ дтьми. Этимъ и ограничивалось воспитаніе Розы и Фіалки, до прибытія на ‘Королевину усадьбу’ гувернантки.

Миссъ Ребекку Шарпъ ангажировали сюда по милости старшого сына баронета, мистера Питта Кроли, который уже давго твердилъ своему отцу о необходимости довершить умственное и нравственное образованіе малютокъ подъ руководствомъ опытной наставницы, знакомой съ современнымъ ходомъ искусствъ и наукъ. Мистеръ Питтъ былъ единственнымъ покровителемъ и другомъ леди Кроли, и единственнымъ человкомъ, къ которому, посл своихъ дтей, она питала въ душ чувство, похожее на искреннюю привязанность. Онъ гордился своимъ происхожденіемъ, съ матерней стороны, отъ лордовъ Бинки, и велъ себя, во всхъ отношеніяхъ, какъ истинный джентльменъ знаменитой породы. По возвращеніи изъ школы, онъ былъ уже взрослымъ, совершеннолтнимъ мужчиной степенной наружности, и принялъ на себя обязанность хозяйничать самовластно въ дом своего отца, возъимвшаго къ нему высокое почтеніе. Первымъ его дломъ было возстановить на ‘Королевиной усадьб’ ослабвшій духъ праддовской дисциплины. Его наклонности и вкусы приняли самый утончонный характеръ, и онъ готовъ былъ скоре погибнуть голодной смертью, чмъ ссть за столъ, накрытый скатертью не бле снга. Разъ, лишь только онъ вышолъ изъ школы, буфетчикъ Горроксъ осмлился подать ему письмо, не положивъ его предварительно на серебряный подносъ, мистеръ Питтъ бросилъ на неосторожного слугу такой юпитеровскій взглядъ, мистеръ Горроксъ съ этой поры началъ дрожать передъ нимъ, какъ осиновый листъ.

Весь домъ, безъ малйшихъ исключеній, благоговлъ передъ мистеромъ Питтомъ. Леди Кроли не смла, въ его присутствіи, бродить въ папильоткахъ, и вообще обращала тщательное вниманіе на свою наружность. Старые штиблеты сэра Питта исчезли въ присутствіи сына, и онъ старался, по-возможности, освободиться отъ своихъ плебейскихъ привычекъ. Избгая сыновнихъ выговоровъ и упрековъ, онъ пилъ ромъ и водку втихомолку, подвечеръ и въ такой комнат, куда не простирался непосредственный надзоръ мистера Питта. Въ обращеніи съ прислугой онъ принужденъ былъ соблюдать джеигльменскую важность.

По приказанію Питта, буфетчикъ каждый день, за полчаса до обда, долженъ былъ являться въ комнату леди Кроли въ блыхъ перчаткахъ, и докладывать такимъ образомъ:

— Млледи, столъ накрытъ.

Затмъ, черезъ нсколько минутъ, мистеръ Питтъ самъ приходилъ къ своей мачих, и учтиво предлагалъ ей руку — вести ее въ столовую. Онъ разговаривалъ съ нею не иначе, какъ со всми признаками глубочайшого почтенія, хотя это было очень рдко. Какъ-скоро миледи вставала съ мста, онъ спшилъ отворить ей дверь, и сопровождалъ ея выходъ джентльменскимъ поклономъ.

Въ итоиской коллегіи вс и каждый называли Питта красной двушкой, и я долженъ съ прискорбіемъ замтить, что младшій братецъ, Родонъ, довольно часто колотилъ миссъ Кроли. Особенныхъ способностей къ какой-нибудь наук въ немъ не оказалось, зато былъ онъ прилеженъ до истощенія послднихъ силъ, внимателенъ, послушливъ и аккуратенъ до такой степени, что, въ продолженіе востмилтняго курса, его ни раза не сажали въ карцеръ. Рдкое, завидное счастье.

Въ Итон каррьера его выяснилась и опредлилась. Онъ изучалъ здсь ораторовъ древнихъ и новйшихъ, и говорилъ безъ умолка на сходкахъ, приготовляя себя такимъ образомъ къ дипломатической служб, въ которую посл онъ вступилъ подъ высокимъ покровительствомъ своего дда, лорда Бинки. Но хотя говорилъ онъ какъ трещетка, и вс его рчи шпиговались несмтнымъ множествомъ латинскихъ цитатъ изъ Цицерона и Сенеки, однакожь не убждалъ онъ никого, и каждый съ изумленіемъ видлъ, что мистеръ Питтъ, несмотря на необыкновенное искусство въ жестикуляціи, отнюдь не созданъ для ораторской каедры. На выпускномъ экзамен онъ не получилъ даже поэтического приза, хотя никто изъ пріятелей его не сомнвался, что академическій совтъ удостоитъ его этой награды.

По выход изъ школы, онъ сдлался частнымъ секретаремъ у лорда Бинки, и потомъ, въ скоромъ времени, его назначили чиновникомъ при посольств въ нкій германскій городъ, гд служилъ онъ съ безукоризненною честностью, отправляя повременамъ, въ вид димломатической депеши, страсбургскіе пироги къ тогдашнему министру иностранныхъ длъ. Около десяти лтъ онъ пробылъ за границой, оплакивая въ послдніе годы кончину своего дда, незабвенного лорда Бинки, но великобританскій парламентъ, сверхъ всякого ожиданія и расчетовъ, дурно награждалъ его усердіе къ служб, и мистеръ Питтъ Кроли, недовольный своей дипломатической каррьерой, возвратился въ отечество, на ‘Королевину усадьбу’, съ тмъ, чтобы предаться мирнымъ занятіямъ въ тиши своего уединенного кабинета.

По возвращеніи въ Англію, онъ написалъ учоный политическій памфлетъ (потому-что демонъ честолюбія постоянно мучилъ его душу, и ему хотлось, такъ или иначе, рисоваться передъ публикой), и принялъ потомъ дятельное участіе въ филантропическомъ вопрос относительно Негровъ. Это послднее обстоятельство подружило его съ мистеромъ Уильберфорсомъ, и вслдъ затмъ онъ завязалъ дружескую корреспонденцію съ достопочтеннымъ Мельхіседекомъ Горнблауэромъ, ревностнымъ распространителемъ филантропическихъ идей по ту сторону океана. Весною, въ первыхъ числахъ мая, мистеръ Питтъ, отказавшійся отъ политическихъ преній, регулярно прізжалъ въ Лондонъ, для засданія въ обществ методистовъ. Въ деревн у себя былъ онъ судьею и дятельнымъ ораторомъ въ обществ особъ, имвшихъ нужду въ методистскихъ бесдахъ. Сверхъ того, онъ вступилъ въ дружескую связь со многими дамами, извстными въ ту пору учоному міру краснорчивыми изліяніями своихъ чувствъ въ созерцательныхъ брошюрахъ. Говорили даже, будто онъ частенько длалъ визиты достопочтенной леди Дженни Шимшенксъ, третьей дочери лорда Саутдауна, у которой была сестрица, леди Эмилія, написавшая нсколько умилительныхъ трактатовъ, раздиравшихъ душу и зажигавшихъ сердце.

Миссъ Шарпъ, въ письм къ своей подруг, отнюдь не преувеличила той роли, которую мистеръ Питтъ игралъ на ‘Королевиной усадьб’. Онъ считалъ своей обязанностью наблюдать не только за дяніями, но и за помышленіями всей домашней прислуги, и часто буфетчикъ Горроксъ долженъ былъ, въ его присутствіи, расказывать съ умиленнымъ сердцемъ, какъ ведутъ себя мужчины въ отношеніи къ прекрасному полу, и наоборотъ, какъ двичья ведетъ себя въ отношеніи къ лакейской. По вечерамъ, весьма нердко, мистеръ Питтъ сбиралъ вокругъ себя женщинъ и мужчинъ, чтобы, на сонъ грядущій, прочитать имъ нсколько страницъ изъ какой-нибудь назидательной книги. Этого мало: мистеръ Питтъ, независимо отъ пастората, устроилъ на ‘Королевиной усадьб’ правильную методистскую сходку, куда, по его мннію, разъ въ недлю, долженъ былъ являться сэръ Питтъ Кроли, и выслушивать краснорчивыя сентенціи своего сына, которыя обыкновенно погружали отца въ сладкій сонъ. Эти сходки послужили окончательнымъ поводомъ къ разрыву баронета съ пасторской семьею.

Вс эти запятія отнюдь не истребляли въ душ Питта буйныхъ порывовъ къ политической слав. Для блага великобританского народа, онъ настоятельно требовалъ отъ своего отца, чтобы тотъ уступилъ ему въ парламент свое мсто, но старикъ, сверхъ всякого ожиданія, обнаружилъ здсь необыкновеимую упругость воли. Оба они были слишкомъ умны, чтобы ни съ того ни съ сего отказаться отъ полуторы тысячи годового дохода, который теперь, при растройств фамильныхъ длъ, былъ чрезвычанпо важенъ для ‘Королевипой усадьбы’.

Фамильныя дла растроились особенно посл того, какъ первый баронетъ, Вальполь Кроли, прокутилъ зпачительную сумму денегъ, которую потомъ ‘Королевина усадьба’ обязана была внести въ казну. Сэръ Вальполь былъ весельчакъ и пройдоха на вс руки, ‘alieni appelons, sui profusus’, какъ обыкновенно отзывался о немъ мистеръ Питтъ съ глубокимъ вздохомъ. Онъ занималъ деньги у всхъ капиталистовъ, и моталъ ихъ, зажмуря глаза, въ кругу веселыхъ друзей. При жизни его, ‘Королевина усадьба’ была притономъ всхъ возможныхъ пьяницъ и отъявленныхъ кутилъ, которые съзжались къ баронету со всхъ концовъ Гемпшира. Погреба на ‘Королевиной усадьб’ были въ ту пору наполнены сотнями бочекъ съ бургундскимъ, задній дворъ сворами борзыхъ и гончихъ, а на господскихъ конюшняхъ стояли во всякое время десятки верховыхъ скакуновъ для прізжихъ гостей. Теперь потомки этихъ скакуновъ пахали землю, принадлежавшую ‘.Королевиной усадьб’, или употреблялись въ извозъ для трафальгарскаго дилижанса, на которомъ, между прочимъ, пріхала сюда миссъ Шарпъ. Собственно для домашняго употребленія, сэръ Питтъ держалъ четверку вороныхъ, возившихъ его цугомъ къ близкимъ и отдаленнымъ сосдямъ графства, потому что, несмотря на ршительную наклонность къ цинизму, онъ любилъ этимъ способомъ поддерживать достоинство и древность своего рода, и хотя довольно часто кушалъ онъ баранью требуху, за столомъ его всегда стояли три лакея.

Если бы посредствомъ одной только бережливости можно было наживаться, сэръ Питтъ Кроли, нтъ сомннія, давно бы разбогатлъ какъ Крезъ, если бы судьба опредлила ему быть адвокатомъ въ какомъ-нибудь провинціяльномъ городишк, онъ умлъ бы, конечно, искуснымъ образомъ набить свой карманъ, нисколько не очернивъ своей репутаціи длового человка. Но, къ несчастью, ему достались въ удлъ древнее аристократическое имя и обширное помстье: ни то, ни другое, не могло содйствовать къ возвышенію сэра Питта. Онъ заразился страстью къ тяжбамъ, и это сутяжничество стоило ему нсколькихъ тысячь въ годъ. Чрезмрная скупость не позволяла ему вручить своихъ длъ одному повренному агенту и, вмсто того, управленіемь его помстья завдывала цлая дюжина пройдохъ, которые вс обманывали его кругомъ, заботясь только о своемъ карман. Ему жаль было даже смянъ для посва, и онъ сыпалъ ихъ на землю жадною рукою, отчего природа отмщала ему каждый годъ, награждая въ то же время обильной жатвой щедрыхъ земледльцовъ. Только одни банкроты брали на откупъ его угодья. Онъ любилъ пускаться въ спекуляціи всякого рода: обработывалъ рудники, копалъ каналы, скупалъ акціи, брался содержать почтовыя станціи, вступалъ во вс возможные подряды, и былъ вообще самымъ дятельнымъ человкомъ въ цломъ графств.

Но нигд и ни въ чемъ не успвалъ сэръ Питтъ Кроли. Была подъ его распоряженіемъ гранитная каменоломня, но такъ какъ онъ не хотлъ честнымъ образомъ расплатиться съ своими агентами, то четверо изъ нихъ бжали, унеся въ Америку все свое богатство. За недостаткомъ приличныхъ распоряженій, его ломки, гд добывался каменный уголь, наполнились водою, правительство отказалось брать негодные матеріялы изъ его рукъ, что жь касается до его почтовыхъ лошадей, всмъ было извстно, что онъ шпиговалъ ихъ гнилымъ сномъ и соломой, отъ чего бдныя клячи падали у него чуть не на каждой миле.

При всемъ томъ, въ общежитіи сэръ Питтъ Кроли былъ прелюбезный человкъ, и не было въ немъ ни малйшихъ слдовъ джентльменской спси. Онъ даже предпочиталъ общество какого-нибудь фермера или конского барышника знакомству съ чопорнымъ джентльменомъ, подобнымъ его старшему сыну. Онъ любилъ, что называется, запустить за галстухъ при каждомъ удобномъ случа, отпускалъ простонародныя прибаутки и побранки, и, несмотря на преклонность лтъ, ухаживалъ за дочерьми своихъ фермеровъ.

Филантропическими свойствами природа не наградила сэра Питта, онъ въ жизнь свою не сдлалъ доброго дла, и никто не видалъ никогда, чтобы онъ подалъ нищему какой-нибудь шиллингъ, за то былъ онъ разбитнымъ товарищемъ въ плебейской бесд, шутилъ, любезничалъ, смялся и подъчасъ бражничалъ напропалую съ какимъ-нибудь арендаторомъ, съ которымъ на другой же день плутовски заключалъ выгодную торговую сдлку. Такою же благосклонностью пользовались у него полсовщики и браконьеры, если только они стрляли дичь не на его собственной земл. Насчотъ отношеній его къ прекрасному полу, миссъ Ребекка Шарпъ уже довольно намекнула въ своемъ дружескомъ письм. Словомъ сказать, изъ всхъ англійскихъ баронетовъ, это былъ самый эгоистическій старикашка, глупый, хитрый, жадный… Намъ очень больно представлять здсь характеристику этого рода, но то неподлежитъ ни малйшему сомннію, что есть между нашими джентльменами герой съ такою злокачественною натурой. Что жъ длать?— въ семь не безъ урода.

Обстоятельство, доставившее мистеру Питту Кроли огромное нравственное вліяніе надъ своимъ отцомъ, заключалось главнйшимъ образомъ въ характер финансовыхъ отношеній между ними. Баронетъ долженъ былъ своему сыну значительную сумму денегъ, взятыхъ имъ изъ приданого матери, и платить этотъ долгъ онъ не находилъ приличнымъ. Вообще замтить должно, что сэръ Питтъ Кроли имлъ непобдимое отвращеніе къ своимъ заимодавцамъ, и только силою закона можно было принудить его къ уплат какого бы то ни было долга. Миссъ Шарпъ расчитала съ математическою врностью (скоро мы увидимъ, что она въ совершенств ознакомилась со всми фамильными тайнами ‘Королевиной усадьбы’), что уплата кредиторамъ могла стоить баронету нсколькихъ фунтовъ въ годъ, но онъ и слышать не хотлъ о такой, по его мннію, совершенно безполезной трат депегъ. Руководимый мудрою политикой, онъ всего чаще съ глазъ гонялъ неотвязчивыхъ заимодавцовъ, или, въ случа судебного процесса, откладывалъ платежъ отъ одного срока до другого. Онъ отлично умлъ пользоваться своимъ положеніемъ, и прекрасно понималъ, что никто не дерзнетъ посадить его въ тюрьму.

— Чортъ ихъ побери! говорилъ сэръ Питтъ, зачмъ же я и членъ парламента, если принуждепъ буду всякому олуху платить свои должишки.

О базаръ, базаръ житейской суеты! вотъ предъ нами человкъ, который кое-какъ, съ грхомъ пополамъ, уметъ читать по складамъ, и который едва-ли два, три слова напишетъ безъ грубйшихъ орографическихъ ошибокъ. Жизнь его переполнена грязными привычками, сутяжничествомъ и мелкими каверзами, въ высшей степени унижающими нравственное достоинство человка и гражданина. Нтъ у него ни радостей, ни наслажденій, облагороженныхъ эстетическимъ вкусомъ и, однакожь, этотъ человкъ живетъ въ стран, которая съ гордостью присвоиваетъ себ право на титулъ образованнйшей націи Европы… Какъ живетъ? Сэръ Питтъ Кроли засдаетъ между членами парламента, болтаетъ гугнивымъ языкомъ ораторскія рчи, считается столбомъ великобританской конституціи, и здигъ цугомъ въ золотой карет. Великіе люди жмутъ ему руку, и онъ не стыдится корчить изъ себя достоимнного дипломата. О Англія! какъ часто на твоей плодотворцой почв несчастные герои въ род Питтовъ Кроли затмвали своимъ блескомъ великолпныхъ геніевъ искусства и науки!..

Была у этого чудака незамужняя сестрица, получившая въ наслдство огромное имніе посл своей матери, и хотя баронетъ не разъ просилъ у ней эти деньги подъ закладъ, однакожь миссъ Кроли уклонялась отъ этого предложенія, основательно расчитывая, что наличный капиталъ врне всякого заклада. Носился слухъ и вс это знали, что миссъ Кроли имла намреніе раздлить свое наслдство между младшимъ сыномъ баронета и пасторскою семьей: ей уже приходилось два или три раза выплачивать долги Родона Кроли, когда тотъ учился въ школ и кутилъ на дйствительной служб. Слдовательно, миссъ Кроли была предметомъ глубочайшого почтенія, какъ скоро ей приходилось гостить на ‘Королевиной усадьб’. Иначе и не могло быть, у ея банкира хранился талисманъ, который могъ побдоносно и безъ всякихъ исключеній привязывать къ ней вс нжныя сердца, способныя любить и уважать.

И что за удивительную силу придаетъ старушк этотъ волшебный талисманъ въ желзной касс банкира! Съ какою умилительною нжностью мы взираемъ на ея недостатки, если она, чего дай Богъ всмъ моимъ читателямъ, приходится намъ бабушкой, тетушкой, сестрицой, или чемъ-нибудь въ род седьмой воды на кисел! Какая она добрая, великодушная… великій Аллахъ! пусть у нея будутъ оловяные глаза, горбокъ на спин и парикъ на плшивой голов, мы готовы, пожалуй, назвать ее купидончикомъ, если только у нея карета съ гербомъ и жирный кучеръ на козлахъ. И вотъ уже я вижу, милостивые государи, какъ вы раскланиваетесь въ три погибели, какъ-скоро престарлая леди, внимательная къ любви своихъ нжныхъ родственниковъ, переступаетъ черезъ порогъ вашей гостиной. Съ какимъ усердіемъ вы знакомите своихъ гостей съ ея великолпнымъ положеніемъ на базар житейской суеты!

— Какъ бы я хотлъ, говорите вы съ такой откровенностію, которая длаетъ честь вашему сердцу,— какъ бы я хотлъ, что бы этотъ вексель въ пять тысячь фунтовъ былъ подписанъ рукою миссъ Мак-Уирртеръ!

— Что жь? можно попросить, отвчаетъ ваша супруга.

— Миссъ Мак-Уирртеръ не родственница ли вамъ? спрашиваетъ васъ любознательный гость.

— Она моя тетка, отвчаете вы совершенно безпечнымъ тономъ, повертываясь въ своихъ креслахъ.

И это лишь только одинъ простйшій эпизодъ изъ того употребленія, какое вы длаете изъ своей тетушки на рынк житейскихъ треволненій. Супруга ваша готова каждую недлю препровождать къ ней вещественные знаки невещественныхъ сердечныхъ отношеній, и маленькія дочки ваши работаютъ каждый день, отъ утра до обда, приготовляя для своей бабушки расписанныя подушечки, кошельки, корзинки и узорчатыя скамеечки для ея почтенныхъ ногъ. Какой великолпный огонь горитъ у васъ въ камин, какъ-скоро миссъ Мак-Уирртеръ навщаетъ вашихъ дтокъ! Весь вашъ домъ, въ продолженіе ея присутствія, принимаетъ веселую, праздничную наружность, и все дышетъ счастьемъ, довольствомъ, безпримрнымъ комфортомъ, какого, въ другія времена, не увидишь у васъ никогда! Вы сами, милостивый государь, забываете про свой ежедневный отдыхъ посл обда, и радушно изъявляете готовность сыграть въ преферанчикъ съ достопочтеннйшею гостьей. И какіе чудные обды устроиваются въ эти торжественные дни! Рдкая рыба, устрицы первого сорта и ост-индская мадера ни почемъ, хотя въ другое время не бываетъ за вашимъ столомъ и скромного медока. Даже кухонный комитетъ принимаетъ дятельное участіе въ общемъ благополучіи: люди ваши угощаются шотландскимъ пивомъ первого сорта, потому-что за столомъ засдаетъ съ ними жирный кучеръ миссъ Мак-Уирртеръ, въ дтской почтенная компанія пьетъ отличный чай, не щадя ни сахара, ни сливокъ, потому-что горничная миссъ Мак-Уирртеръ раздляетъ трапезу съ вашей нянькой.

Такъ ли это, милостивые государи? Я обращаюсь собственно къ среднимъ сословіямъ Трехъ Соединенныхъ Королевствъ, и взываю… Великій Боже! Да я сошелъ бы съ ума отъ радости, если бы вдругъ благосклонная судьба ниспослала мн старую незамужнюю тетку, разъзжающую на блыхъ лошадяхъ въ золотой карет съ гербомъ! О, для такого торжественнаго случая, я самъ бы, на старости лтъ, принялся вышивать по канв скамеечки и туфли для ея костлявыхъ ножекъ, а Юлію и всхъ своихъ дтей заставилъ бы сочинять для нея альнаскарскіе обды изъ Тысячи и Одной Ночи! Сладкія, сладкія виднія! Глупыя, глупыя мечты! Прескверный сонъ!

ГЛАВА X.

Ребекка начинаетъ пріобретать друзей.

И теперь, сдлавшись, по вол судьбы, дйствующимъ членомъ этой достолюбезной фамиліи, миссъ Ребекка Шарпъ поставила для себя непремннымъ долгомъ угождать, какъ она говорила, своимъ почтеннымъ благодтелямъ, и пріобрсть ихъ благосклонность во что бы то ни стало. Такое намреніе, всякой согласится, длаетъ честь благодарному сердцу безпріютной сироты, и если въ ея расчеты входили, быть можетъ, нкоторыя эгоистическія соображенія, кто ршится обвинять въ нихъ благоразумную двицу, обязанную изворачиваться собственными средствами на базар житейской суеты!

— Я одна въ этомъ мір, говорила безпріютная сиротка. Перспектива моей будущности основывается исключительно на моихъ собственныхъ трудахъ. Что тутъ станешь длать? Эта краснощокая Амелія, просто, глупая двчонка въ сравненіи со мной, а между тмъ почтенные родители обеспечили ея судьбу еще въ ту пору, когда она качалась въ колыбели. У бдной Ребекки ничего нтъ… ничего, кром умной головы. Очень хорошо. Посмотримъ, нельзя ли чего сдлать съ этой умной головой, нельзя ли со временемъ доказать этой миссъ Амеліи, что Ребекка въ двадцать разъ достойне ея. Стоитъ объ этомъ подумать, да подумать. Что и толковать, я не имю никакого отвращенія къ Амеліи, зачмъ бы я стала ненавидть это доброе, беззащитное созданіе? Но тотъ день будетъ для меня велкимъ праздникомъ, когда свтъ, уважая мои таланты, отдастъ мн ршительное преимущество передъ этой смазливой двчонкой. Не робй, Ребекка! сиди у моря и жди погоды!

Такъ мечтала наша ромагтическая героиня о своей будущей судьб. Къ этому должны мы прибавить, что во всхъ ея воздушныхъ замкахъ первымъ и главнйшимъ жителемъ былъ ея будущій супругъ. Что тутъ удивительного? Мы знаемъ изъ достоврныхъ источниковъ, что молодыя двушки всего чаще думаютъ о своихъ идеальныхъ женихахъ, и они же составляютъ предметъ постоянной заботливости для ихъ матерей. Ужь такъ устроена женская натура.

— Я сама должна быть для себя и матерью и отцомъ, говорила Ребекка, думая въ то же время съ болзненнымъ замираніемъ сердца о своей первой неудач въ столкновеніи съ негоднымъ Джозефомъ Седли. Можетъ быть, оно и къ лучшену, что этотъ дуракъ отсталъ отъ меня.

Ршившись окончательно устроить свое положеніе на ‘Королевиной усадьб’, она расчитала, что ей необходимо заискивать благосклонность всякой живой души, съ которою столкнетъ ее судьба.

Но миледи Кроли, какъ женщина слабая, безхарактерная и не имвшая почти гикакого значенія въ своемъ собственномъ дом, не могла входить въ стратегическія соображенія миссъ Шарпъ, тмъ боле, что супруга баронета вовсе неспособна была оцнить ея таланты. Ребекка оставила ее въ поко. Изрдка говорила она своимъ ученицамъ, съ видомъ соболзнованія, о ихъ ‘бдной мама‘, и хотя она обращалась къ ней всегда не иначе, какъ со всми признаками холодной почтительности, но не на нее обращены были главнйшія усилія ея изобртательного ума.

Ея педагогическая метода въ отношеніи къ малюткамъ Кроли, полюбившимъ отъ всей души свою добрую гувернантку, отличалась необыкновенной простотоій. Миссъ Ребекка думала, что нтъ никакой надобности засаривать молодой мозгъ слишкомъ темными и отвлечонными понятіями, почерпнутыми изъ разныхъ наукъ, а всего лучше оставить малютокъ на произволъ ихъ собственной любознательности, такъ, чтобы он воспитывали себя сами, безъ посторонняго руководства. По ея мннію, изъ всхъ педагогическихъ системъ самая лучшая та, когда дитя само хлопочетъ о развітіи своего ума и сердца. Старшая дочка страстно любила книги, такъ-какъ старая библіотека на ‘Королевиной усадьб’ представляла довольно значительную коллекцію произведеній изящной словесности прошлого столтія, на французскомъ и англійскомъ языкахъ, и такъ-какъ ни одинъ мужчина во всемъ замк не прикасался къ дубовымъ полкамъ книжныхъ шкафовъ, поступившихъ теперь въ полное распоряженіе гувернантки, то Ребекка нашла средство пріятнымъ образомъ, играя и шутя, сообщить миссъ Роз Кроли множество весьма интересныхъ познаній.

Такимъ образомъ, она и миссъ Роза читали вдвоемъ восхитительныя творенія французскихъ и англійскихъ писателей, между которыми особенно имъ нравились произведенія учонаго доктора Смоллета, остроумного мистера Фильдинга (преимуществеимо его Джозефъ Андрусъ), очаровательного и, вмст, фантастического monsieur Кребильона Младшого, которому столько удивлялся безсмертный англіскій поэтъ Грэй. Творенія фернейскаго философа тоже поглощали напряженное вниманіе обихъ двицъ.

Однажды, молодой Биттъ Кроли вошолъ въ классную залу и, увидвъ ихъ за книгами, спросилъ:

— Что вы длаете, миссъ гувернантка?

— Читаемъ Смоллета, отвчала Ребекка невиннымъ тономъ,

— А! это очень хорошо, сказалъ мистеръ Пмттъ Кроли, совершенно успокоенный на счетъ выбора назидательныхъ сочиненій. Докторъ Смоллетъ въ свое время былъ учонйшій человкъ въ мір. Его исторія немного скучновата, но совсмъ не такъ опасна для развитія юной головы, какъ англійская исторія мистера Юма. Вдь вы читаете исторію Смоллета?

— Да, мистеръ Кроли.

И Ребекка сказала правду, хотя при этомъ не считала нужнымъ прибавить, что то была исторія ‘О похожденіяхъ мистера Гомфри Клинкера’.

Въ другой разъ, мистеръ Кроли засталъ свою сестру за чтеніемъ французскихъ трагедій, и это показалось ему довольно соблазнительнымъ для юной двицы, но такъ-какъ гувернантка объяснила, что это собственно длается для пріобртенія легкости въ разговорномъ язык, то это успокоило его совершеннйшимъ образомъ однажды навсегда. Какъ дипломатъ и свтскій человкъ, мистеръ Кроли чрезвычашю гордился своимъ практическимъ знаніемъ французского языка, и съ сердечнымъ удовольствіемъ выслушивалъ комплименты гувернантки, удостоврявшей его, что онъ объясняется на этомъ діалект, какъ самъ monsieur de Massillon.

Миссъ Фіалка ни въ чемъ не походила на свою сестру, и ея наклонности обличали въ ней характеръ юркій, шумный, вовсе не женскій. Она въ совершенств знала заповдныя мста, гд курицы клали свой яйца, и даже умла мастерски карабкаться на верхушки деревьевъ, чтобы разорять гнзда грачей. Главнйшимъ ея удовольствіемъ было объзжать молодыхь жеребчиковъ и скакать по обширнымъ полямъ въ амазонскомъ плать. Миссъ Фіалка была фавориткой своего отца и всхъ конюховъ на ‘Королевиной усадьб’. Она была любимицой, и вмст ужасомъ кухарки, потому-что весьма часто похищала у нея жареныхъ цыплятъ и банки съ вареньемъ. Между ею и старшей сестрою происходили въ дом постоянныя баталіи. Миссъ Ребекка знала наизустъ вс эти дтскія проказы, но ни раза не говорила о нахъ леди Кроли, изъ опасенія, что бы та не сказала обо всемъ отцу, или что еще хуже, мистеру Питту Кроли, она общала молчать, если миссъ Фіалка будетъ доброю двушкой и полюбитъ свою гувернагтку.

Къ мистеру Питту Кроли миссъ Ребекка Шарпъ оказывала всегда самае глубокое почтеніе, и слова этого джентльмена, повидимому, имли для нея силу непреложного закона. Нердко совтовалась ога съ нимъ относительно темныхъ мстъ, которыхъ не могла понять во французскихъ книгахъ, хотя мать ея была природная Француженка, и она въ совершенств знала свой материнскій языкъ. Кром этихъ общихъ наставленій, мистеръ Кроли, руководимый добротою сердца, выбиралъ для своей гувернантки книги нравственного содержанія, и весьма часто обращался къ ней въ своей изустно бесд. Она благоговла передъ его назидательной рчью, которую однажды произнесъ онъ въ обществ методистовъ, и съ восторгомъ читала его политическій памфлетъ. Разъ вечеромъ, передъ отправленіемъ на сонъ грядущій, когда мистеръ Кроли разсуждалъ съ особеннымъ одушевленіемъ о гнусности порока, миссъ Ребекка Шарпъ растрогалась до слезъ, и изъ двственной груди ея невольно вырвалось восторженное восклицаніе:

— О, благодарю васъ, сэръ, благодарю, благодарю!!

При этомъ глаза ея устремились къ небу, и глубокій вздохъ окончательно запечатллъ искрепность ея поэтического восторга. Мистеръ Кроли, упоенный своимъ неожиданнымъ успхомъ, не видлъ земли подъ своими ногами.

— Что ни говори, а кровь что-нибудь да значитъ, разсуждалъ самъ съ собою мистеръ Питтъ Кроли. Удивительно, какъ миссъ Шарпъ электризуется моимъ назидательнымъ словомъ! Для всхъ этихъ олуховъ я какой-то бездушный говорунъ, и они просто зваютъ при самыхъ краснорчивыхъ мстахъ. Для нихъ я долженъ обдлывать каждую фразу, обтачивать свой слогъ на самый простой ладъ, но эта удивительная двушка, можно сказать, ловитъ на-лету мои мысли. Не мудрено: ея мать была изъ породы Монморанси.

Въ самомъ дл, теперь миссъ Шарпъ происходила, кажется, отъ этой фамиліи съ матерней стороны. само-собою разумется, никто не зналъ на ‘Королевиной усадьб’, что родительница ея была актрисой, и теперь это обстоятельство, боле чмъ когда-либо, содержалось въ глубокой тайн. Дло извстное, что въ конц прошлого столтія многія древнія и благородныя фамиліи разорились въ конецъ отъ этого проклятого переворота, и матушка Ребекки подверглась общей участи несчастныхъ эмигрантовъ. Что станете длать? Такова судьба. Миссъ Шарпъ, еще за нсколько мсяцовъ до прибытія на ‘Королевину усадьбу’, выучяла насчетъ своей фамиліи множество преинтересныхъ анекдотовъ, которые теперь расказфвались, кому слдуетъ, съ истиннымъ одушевленіемъ и нердко со слезами на глазахъ. Значительную часть этихъ анекдотовъ мистеръ Кроли случайно отыскалъ въ Энциклопедическомъ Словар, хранившемся въ старой библіотек, и это обстоятельство окончательно утвердило его въ высокомъ мнніи о предкахъ миссъ Ребекки.

Итакъ, мистеръ Кроли считалъ своей обязанностію наводить генеалогическія справки въ энциклопедическихъ словаряхъ, стало быть, онъ думалъ о нашей героин и тогда, какъ она не имла счастья наслаждаться его изустною бесдой. Что жь отсюда слдуетъ? Ничего, собственно говоря, онъ питалъ къ Ребекк нкоторую дружбу, но сердечная его привязанность принадлежала леди Дженни Шимшенксъ.

Разъ или два мистеръ Кроли давалъ молодой двиц выговоръ за то, что она играла въ шашки съ его отцомъ, въ такую игру, которая, по его имнію, чрезвычайно содйствуетъ къ искорененію созерцательныхъ истинъ изъ юной души, причемъ онъ рекомендовалъ ей употреблять свой досугъ на чтеніе вновь вышедшого сочиненія ‘Слпая Прачка’, но миссъ Шарпъ, по этому случаю, извинилась съ нкоторою твердостью, что матушка ея довольно часто игрывала въ шашки съ престарлымъ графомъ де-Триктракъ и достопочтеннымъ аббатомъ дю-Корнетъ, этимъ способомъ, молодая двица совершенно оправдала свой мірскія забавы съ сэромъ Питтомъ Кроли.

Но кром шашекъ были, съ теченіемъ времени, отысканы и другія средства для постоянныхъ сношеній съ господиномъ баронетомъ. Необыкновенная смышленость гувернантки послужили для него драгоцнною находкой. Съ рдкимъ и неутомимымъ терпніемъ, Ребекка читала вс юридическія бумаги, съ которыми сэръ Питтъ Кроли общалъ познакомить ее еще прежде, чмъ она пріхала на ‘Королевину усадьбу’. Она охотно вызвалась переписать многія изъ его писемъ, и весьма искусно измнила тарабарскій ихъ складъ, такъ что они, освобожденные отъ безчисленного множества орографическихъ ошибокъ, вполн пригодились для современного употребленія особъ, на имя которыхъ адресовалъ ихъ сэръ Питтъ Кроли. Она принимала весьма дятельное участіе во всемъ, что имло какое-нибудь отношеніе къ помстью, ферма, паркъ, садъ и конюшни были постояннымъ предметомъ ея внимательной заботливости, обращонной на вс возможные предметы. Рдко баронетъ выходилъ гулять посл завтрака, неьпригласивъ съ собою гувернантку, которая, разумется, должна была ему сопутствовать вмст съ своими ученицами. Ея умная бесда служила для него однимъ изъ лучшихъ наслажденій посл пунша. Ребекка давала ему совты относительно подстрижки деревъ въ садовыхъ аллеяхъ и копанія грядъ въ огородахъ, сообщая притомъ весьма дльныя замчанія относительно лошадей, которыхъ нужію было употреблять для плуга или для извоза.

И прежде чмъ прошолъ одинъ только годъ, миссъ Ребекка Шарпъ совершенно овладла довренностью баронета. Бесда за столомъ, въ которой, въ былыя времена, принималъ постоянное участіе мистеръ Горроксъ, теперь исключительно ограничилась особой сэра Питта и миссъ Шарпъ. Въ отсутствіе мистера Кроли, она была почти совершенною хозяйкою въ дом, и при всемъ томъ, несмотря на свое блистательное положеніе, она вела себя съ такою осторожностью и скромностью, что власть ея отнюдь не оскорбляла низшія управленія на кухн и конюшняхъ. Кухарка, горничная, садовники и кучера были отъ нея въ восторг. Словомъ, миссъ Ребекка Шарпъ совершенно пересоздала свою гордую натуру, и эта радикальная перемна въ ея характер доказывала во веякомъ случа великое благоразуміе, господство надъ собою и ту нравственную энергію, которая достается въ удлъ немногимъ изъ ея сестеръ.

Но было ли искренимъ такое перерожденіе нашей героини, читатель увидть это долженъ изъ ея послдующихъ похожденій на базар житейской суеты. Довольно замтить на этотъ разъ, что система лицемрія и ханжества представляетъ въ своемъ исполненіи множество запутанныхъ и чрезвычайно затруднительныхъ сторонъ, способныхъ оттолкнуть отъ себя всякую молодую особу двадцати одного года.

Впрочемъ, нашъ читатель вроятно помнитъ, что героиня этой достоврной повсти, младшая по лтамъ, много, однакожь, испытала на своемъ вку, и пріобрла неоспоримое право на титулъ умнйшей двицы, какая когда-либо воспитывалась на Чизвиккскомъ проспект, въ академіи старухи Пинкертонъ.

Сыновья сэра Питта, старшій и младшій, никогда не сходились на ‘Королевшой усадьб’, они ненавидли другъ друга отъ искренняго сердца, и Родонъ Кроли вообще презиралъ вс заведенія въ праддовскомъ замк, онъ прізжалъ сюда очень рдко, за исключеніемъ тхъ случаевъ, когда гостила на ‘Королевиной усадьб’ тётушка миссъ Кроли.

О главнйшемъ достоинств этой старухи мы уже ммли случай намекнуть: у ней было семьдесятъ тысячь фунтовъ, и она почти усыновила Родона. Мистера Питта Кроли, своего старшого племянника, она терпть не могла, и презирала его какъ негодного молокососа. Въ свою очередь, мистеръ Кроли, не обинуясь, доказывалъ при всякомъ удобномъ случа, что тётка его пропащая старуха. Подъ эту же категорію неизбжной гибели подводилъ онъ и своего младшого братца.

— Съ ужасомъ я долженъ заключить, говорилъ обыкновенно мистеръ Кроли, что эта женщина безъ всякихъ правилъ. Эти бшенные Французы ршительно свели съ ума несчастную старуху. Вс кости мои проникаются страшнымъ трепетомъ, когда я помышляю о ея будущности, теперь особенно, какъ уже стоитъ она одною ногою на-краю могилы. Она погрязла и душой, и тломъ, въ треволненіи житейского моря, и нтъ предловъ ея сумасбродству.

Мистеръ Питтъ любилъ выражаться высокимъ слогомъ, и мы демонски жалемъ, что различныя треволненія на базар житейской суеты не позволяютъ намъ передавать буквально его выраженій. Главнйшая и существенная бда состояла въ томъ, что легкамысленная старуха настойчиво уклонялась отъ слушанія созерцательно догматическихъ бесдъ мистера Питта Кроли, и за это собственно обрекалъ онъ ее на неизбжную гибель. Ктому же, какъ-скоро она прізжала на ‘Королевину усадьбу’, онъ принужденъ былъ прекращать на время свой вечернія наставленія домочадцамъ и челядинцамъ.

— А слышь ты, Питтъ, говорилъ старикъ отецъ, тётка должна быть здсь на этихъ дняхъ.

— Знаю, что жь изъ этого?

— А то, любезный другъ, возражалъ отецъ, что твои методистскія сходки будутъ теперь ужь неумстны.

— Почему же?

— Потому-что она писала, что терпть не можетъ ни квакеровъ, ни методистовъ. Ты ужь прекрати, сдлай милость, эти вечернія засданія, иначе отъ нея житья не будетъ ни теб, ни мн. Ну, на что это будетъ похоже, если, по твоей милости, ‘Королевина усадьба’ выпуститъ изъ рукъ три тысячи фунтовъ годового дохода?

— Э, батюшка, что значатъ деньги въ сравненіи съ невещественнымъ капиталомъ? продолжалъ мистеръ Кроли.

— То-есть, ты хочешь сказать, мой милый, что теб не видать этихъ денегъ, какъ своихъ ушей? Знаемъ мы васъ!

И точно, старикъ Кроли въ совершенств понималъ натуру своего сына, который могъ, при случа, служить идеаломъ для нового Тартюфа.

Съ его точки зрнія, миссъ Кроли была точно пропащая старуха. У ней былъ уютный маленькій домикъ въ модной столичной улиц, и такъ какъ она кушала вдоволь всякой-всячины въ продолженіе зимняго сезона, то лтомъ, для возстановленія пищеварительной системы, она узжала въ Гаррогетъ или Чельтенгемъ. Гостепрйшствомъ и радушіемъ она отличалась больше всхъ старыхъ весталокъ, и слыла, по ея словамъ, первой красавицой въ свое время. (Дло извстное, что вс старухи были первыми красавицами — въ свое время.) Миссъ Кроли, что называется, была bel esprit, и, на этомъ основаніи, терпть не могла прсвыспреннихъ бесдъ. Она страстно любила французскую поэзію, французскіе романы, французскую кухню и французскія вина. Цвтущіе годы молодости она провела въ Париж, гд, по ея словамъ, мосье Сен-Жюстъ пылалъ къ ней безнадежной страстью. Она читала Монтескьё, и знала наизусть Руссо, бойко говорила о житейской философіи. Она принимала живйшее участіе въ парламентскихъ дебатахъ, и была привязана всмъ сердцемъ къ политическимъ мнніямъ мистера Фокса, портреты его висли во всхъ комнатахъ ея дома на Парк-Лен. Мистеръ Уильберфорсъ, первый пустившій въ ходъ филантропическій вопросъ относительно разработки американскихъ плантацій, былъ ея искреннимъ другомъ, и она увряла даже всхъ своихъ знакомыхъ, что самъ мистеръ Вилльямъ Питтъ почерпалъ для своихъ рчей вдохновеніе въ ея гостиной.

Неизвстно, вслдствіе какихъ причимъ, а быть можетъ и безъ всякихъ причимъ, эта почтенная старушка задумала полюбить Родона Кроли, когда тотъ былъ еще мальчишкой. Она помогла ему вступить въ Кембриджскій Университетъ, мжду тмъ какъ братъ ея обучался въ Оксфорд. Когда, черезъ два года, Родонъ Кроли, за отчаянную лность былъ выгнанъ изъ Кембриджа академическимъ совтомь, миссъ Кроли купила для своего любимца весьма красивую должность и опредлила его на дйствительную службу. На служб, между товарищами, онъ считался малымъ разбитнымъ, слособнымъ на вс руки. Онъ боксировалъ какъ чудо-богатырь, игралъ на бильярд лучше всхъ, просиживалъ за картами цлыя ночи напролетъ, и оказалъ, въ короткое время, необыкновенные успхи во всхъ забавахъ, которыя тогда считались въ мод между молодыми людьми, понимавшими цну жизни. Притомъ, по плводу разныхъ обстоятельствъ, Родонъ Кроли совершилъ побдоносно три отчаянныя дуэли, въ которыхъ представилъ наглядныя доказательства своего полного презрнія къ смерти.

— Пропалъ, несчастный, охъ, пропалъ на вки! говаривалъ мистеръ Кроли, устремляя свои срыя очи къ потолку. Это ужь было въ его натур, мистеръ Питтъ Кроли любилъ на досуг соболзновать о несчастномъ состояніи особъ, которыя, своими длами или мнніями, противорчили его созерцательнымъ бесдамъ.

Но не такъ смотрла на эти вещи романтическая миссъ Кроли. Она искренно любовалась взбалмошной отвагой своего любимца, и охотно выплачивала его долги.

— Что жь онъ такое? говорила она, когда указывали ей на безпутное поведеніе Родона Кроли, въ немъ бушуетъ молодецкая кровь: пошалитъ — исправится, остепенится, и ужь во всякомъ случа онъ въ тысячу разъ достойне своего болвана братца. Терпть не могу этихъ ханжей.

ГЛАВА XI.

Аркадская простота и невинность нравовъ.

Изъ всего, что сказано до сихъ поръ о почтенныхъ обитателяхъ джентльменского замка, читатель могъ убдиться окончательно, какія выгоды сельская жизнь представляетъ надъ городскою касательно чистоты и невинности нравовъ. Для дополненія этой картины, намъ остается отрекомендовать баронетова братца, Бьюта Кроли и его супругу.

Достопочтенный Бьютъ Кроли пользовался во всей области удивительною популярностью, и его знали гораздо больше, чмъ самого баронета. Въ школ онъ былъ коноводомъ всхъ шалуновъ, и никто не смлъ съ нимъ состязаться въ кулачномъ бою. Привычки разгульной жизни, повидимому, остались за нимъ навсегда, онъ присутствовалъ на конскихъ скачкахъ, на кулачныхъ бояхъ, на регаттахъ, и не было въ цломъ околодк, на растояніи пятидесяти квадратныхъ миль, ни одного митинга и публичного обда, куда бы не являлся достопочтенный Бьютъ Кроли. Лтомъ и зимою, весной и въ глубокую осень, онъ тащился на своей гндой кобылк на хуторъ Фуддельстона или въ замокъ Вапсгота, къ кому-нибудь изъ лордовъ, стоявшихъ съ нимъ на короткой ног. Съ ними онъ бесдовалъ, шутилъ, и на вечерахъ ихъ плъ отличныя баллады, возбуждавшія всеобщій восторгъ. Въ довершеніе всего, онъ отлично ловилъ зайцовъ и превосходно удилъ рыбу.

Супруга его, мистриссъ Кроли, представляла изъ себя довольно толстую фигурку небольшого роста, и первымъ ея достоинствомъ было то, что она весьма искусно писала сочиненія для своего мужа. Одаренная ршительными наклонностями къ семейной жизни, мистриссъ Кроли, при содйствіи своихъ дочерей, управляла хозяйствомъ самовластно, и вн дома предоставляла своему супругу полную свободу. Онъ могъ узжать и прізжать по произволу, и обдать въ гостяхъ сколько угодно, потому-что мистриссъ Кроли была женщина расчотливая, и хорошо понимала цну портвейна. Она происходила изъ порядочной фамиліи, покойный отецъ ея, Гекторъ Мак-Тевишъ, былъ подполковникомъ,— и, въ отношеніи къ домашней экономіи, была чудесной женой. При всемъ томъ, несмотря на ея чрезмрную заботливость и аккуратность, достопочтенный Бьютъ Кроли былъ постоянно въ долгахъ. Еще въ коллегіи, при жизни отца, онъ прокутилъ значительную сумму, и едва въ десять лтъ, посл женитьбы, расквитался съ своими кредиторами, снабжавшшими его земными благами, когда онъ былъ студентомъ. Затмъ, дв, три неудачныя спекуляціи еще больше растроили его дла. Престарлая сестрица дарила ему по временамъ по сотн фунтовъ, но это было почти то же, что капля въ океан, и главнйшія его надежды, какъ само-собою разумется, основывались на ея смерти.

— Пусть только умретъ старуха, и мы заживемъ на-славу, говорилъ достопочтенный Бьютъ Кроли, Матильда должна отказать мн половину своихъ денегъ.

Не будетъ, стало-быть, ничего удивительного, есла мы скажемъ на основаніи всхъ этихъ соображеній, что баронетъ и его братъ жили почти такъ же, какъ кошка съ собакой. Сэръ Питтъ не пропускалъ ни одного случая, когда могъ поставить что-нибудь въ пику мистеру Бьюту, а такихъ случаевъ была бездна. Молодой Питтъ собиралъ свои методистскія сходки передъ самымъ носомъ дяди, и открыто охотился на его земл. Родонъ Кроли еще больше долженъ былъ увеличить фамильную вражду своими притязаніями на собственность миссъ Матильды. Эти денежные расчоты, спекуляціи на жизнь и смерть, эти безмолвныя битвы за лакомый кусокъ… кому неизвстно, что все это удивительно какъ скрпляетъ союзъ братской любви на базар житейской суеты? Я, съ своей стороны, зналъ на своемъ вку двухъ братцовъ, которые жили душа въ душу около пятидесяти лтъ, потомъ они поссорились однажды навсегда изъ-за банкового билета въ пять фунтовъ!

Прибытіе на ‘Королевину усадьбу’ такой замчательной особы, какъ миссъ Ребекка Шарпъ, и ея постепенное возвышеніе въ глазахъ баронетова семейства, отнюдь не могло, по крайней мр долго, оставаться тайной для проницательной супруги мистера Бьюта. Собрать біографическія свднія, изслдовать подробно исторію и характеръ новой особы, поселившейся въ джентльменскомъ замк, вотъ задача, которую немедленно предложила себ мистриссъ Кроли. Да и какъ же иначе? Она интересовалась всмъ, что имло какое-либо отношеніе къ ‘Королевиной усадьб’, и было ей извстно въ совершенств, насколько хватаетъ говяжьяго желе въ господскомъ дом, сколько штукъ приготовляется чорного блья къ великому прачечному дню, сколько персиковъ ростетъ въ оранжереяхъ, и какую микстуру употребляетъ леди Кроли въ продолженіе своей болзни. Существовало съ незапамятныхъ временъ примрное родственное согласіе между прислугой пастората и ливрейными слугами замка. Люди сэра Питта весьма часто упивались шотландсквмъ пивомъ на пасторской кухн, и было приведено въ извстность, что пиво здсь гораздо доброкачественне, чмъ въ замк, потому-что мистриссъ Кроли не скупилась ни на солодъ, ни на хмль. Были въ добавокъ и кровныя связи между служителями обоихъ семействъ, и черезъ этотъ каналъ весьма исправно протекали вс свжія новости изъ пастората въ замокъ, и изъ замка въ пасторатъ. Такой порядокъ длъ существуетъ издавна въ человческомъ род, и мы упоминаемъ о немъ только въ вид общихъ замчаній. Какая вамъ нужда до поступковъ брата, если вы любите другъ друга? Но какъ-скоро вы разсорились, вамъ, само-собою разумется, необходимо знать всю подноготную о его семейств.

Вскор по прибытіи на ‘Королевину усадьбу’, Ребекка начала постоянно рисоваться въ бюллетен мистриссъ Кроли, и въ первомъ его нумер стояли слдующія замчанія, выраженныя весьма кратко и сильно:

‘Зарзана чорная свинья. Вса шестьдесятъ фунтовъ. Бока посолили. Къ обду пуддингъ и свиная нога. Мистеръ Крампъ, изъ Модбери, толковалъ съ баронетомъ, какъ упрятать въ тюрьму Джода Блаккмора. Мистеръ Питтъ болталъ на методистской сходк (были такіе-то, имярекъ). Миледи хандритъ, какъ всегда. Выписали гувернантку для двицъ.’

Черезъ нсколько дней, въ бюллетен появились дополненія такового рода:

‘Новая гувернантка начинаетъ водить за носъ всхъ этихъ ословъ. Сэръ Питтъ съ нею удивительно ласковъ. Мистеръ Кроли тоже. Онъ читаетъ ей свою галиматью. Слушаетъ и нердко хнычетъ.’

— Ну, теперь будетъ у нихъ потха! проговорила смуглолицая мистриссъ Бьютъ Кроли, чувствуя при этомъ необыкновенную усладу въ своемъ сердц: она ихъ выведетъ на свжую воду.

Наконецъ, дошло до ея свднія, что гувернантка прибрала къ своимъ рукамъ вс дла на ‘Королевиной уеадьб’. Бюллетень гласилъ:

‘Пишетъ письма для сэра Питта. Завдываетъ его счотами. Вертитъ хозяйствомъ. Управляетъ безконтрольно женой, сыномъ, двчонками, всмъ.’

— Да это, просто, дьяволёнокъ въ женскомъ тл! воскликнула мистриссъ Кроли, надобно теперь держать ухо востро, иначе, пожалуй, у нихъ выйдетъ такой дербедень, что самъ бсъ не разберетъ.

И въ изобртательномъ мозгу мистриссъ Кроли образовались и созрли невдомые планы. Ея наблюденія надъ замкомъ приняли теперь боле ршительный характеръ, и она уже въ буквальномъ смысл знала всю подноготную относительно всего, что происходило въ непріятельскомъ стан.

Мистриссъ Бьютъ Кроли къ миссъ Пинкертонь, въ Академію двиць, что на Чизвиккскомъ проспект.

Пасторатъ на ‘Королевиной усадьб’. Декабря….

‘Милостивая государыня,

‘Много, много лтъ протекло съ той поры, какъ я имла счастье пользоваться вашими драгоцнными наставленіями въ стнахъ учебного заведенія, длающаго честь нашему отечеству, и, однакожь, я всегда неизмнно сохраняла въ тайник своей души глубочайшее почтеніе къ Чизвикку, и въ особенности къ вамъ, безцнная моя наставница. Надюсь, что вы наслаждаетесь добрымъ здоровьемъ. Провидніе, конечно, сохранитъ еще на многая, многая лта несравненную миссъ Пинкертонъ, столько необходимую для общаго блага, объусловливаемого прежде всего разумнымъ воспитаніемъ женского пола.

‘На этихъ дняхъ, почтенная моя пріятельница, леди Фуддельстонъ, изъявила желаніе пріобрсть опытнугю и добродтельную наставницу для своихъ дтей, средства не позволяютъ мн самой держать гувернантку для своихъ малютокъ, но, благодареніе Всевышнему, я получила воспитаніе въ Чизвикк, и по этому обратилась ко мн за совтомъ, зная очень хорошо мой нравственныя правила на пути сей жизни. ‘Ахъ, Боже мой! воскликнула я, добрая, несравненная миссъ Пинкертонъ можетъ какъ нельзя лучше помочь намъ въ этомъ дл!’ Словомъ, милостивая государыня, нтъ ли у васъ на примт опытныхъ двицъ, которыхъ таланты могли бы принести существенную пользу моей почтенной пріятельниц и сосдк? Смю васъ уврить, что леди Фуддельстонъ согласится принять въ свой домъ гувернантку не иначе какъ по вашей рекомендаціи.

‘Мужъ мой проситъ сказать, что ему было бы пріятно видть въ своемъ дом все, что исходитъ изъ благородной академіи миссъ Пинкертонъ. О, какъ бы я желала представить свое семейство несравненному другу и покровительниц моей юности,— той знаменитой осоо, которая нкогда заслужила справедливое удивленіе нашего великого лексикографа! Если когда-либо случится вамъ путешествовать по Гемпширу, то я и супругъ мой позволяемъ себ надяться, что вы благоволите, покрайней мр на короткое время, украсить своимъ присутствіемъ нашу сельскую хижину, гд въ объятіяхъ счастливого семейства пребываетъ

‘безгранично вамъ преданная

‘счастливая питомица ваша

‘Марта Кроли.’

‘P. S: Братъ мистера Кроли, баронетъ, съ которымъ, къ несчастью, мы стоимъ вовсе не на короткой ног, держитъ при себ гувернантку для своихъ малютокъ, не получившихъ до сихъ поръ никакого воспитанія, свойственного ихъ званію и полу, потому-что несчастная ихъ мать сама… но извините, родственная пріязнь запрещаетъ мн распространяться объ этомъ непріятномъ предмет. Гувернантка, какъ мн сказывали, имла счастье получить воспитанье подъ вашимъ руководствомъ. Я получила о ней разные боле или мене неудовлетворительные отзывы, и такъ-какъ, съ одной стороны, я, неоютря на фамильные раздоры, питаю искренно чисто-материнскую привязанность къ своимъ маленькимъ племянницамъ, а съ другой, всякая воспитанница изъ Чизвикка иметъ полное право на мое вниманіе и уваженіе, то, сдлайте одолженіе, миссъ Пинкертонъ, раскажите мн исторію этой молодой двицы, съ которой мн, по чизвиккскимъ воспоминаніямъ, было бы весьма пріятно заключить искреннюю дружбу, хотя бы для того только, чтобы почаще говорить о васъ, почтенная миссъ Пимкертонъ. M. K.’

Миссъ Пинкертонъ къ мистриссъ Бьютъ Кроли. Чизвиккскій проспектъ, Декабря…

‘Спшу немедленно, милостивая государыня, отвчать на пріятное письмо ваше, полученное мною съ послднею почтой. Чувствую невыразимое наслажденіе при мысли, что мои материнскія попеченія возбуждаютъ истинно-дтскую привязанность ко мн въ тхъ особахъ, которыя нкогда пользовались теорическюій и нравственно-практическими уроками въ стнахъ заведенія, удостоенного лестнымъ вимманіемъ и одобреніемъ великого лексикографа. Радуюсь душевно благосостоянію возлюбленной мистриссъ Бьютъ Кроли, въ которой мн пріятно вспомнить еще разъ бывшую свою воспитанницу, умную, кроткую, прилежную, совершннйшую миссъ Марту Мак-Тевишъ. Подъ моимъ руководствомъ воспитываются теперь многія дочери особъ, бывшихъ вашими современницами въ Чизвиккской Академіи, какая радость была бы для меня, если бы и ваши милыя дти поступили подъ мой непосредственный надзоръ!

‘Свидтельствуя свое совершеннйшее почтеніе леди Фуддельстонъ, имю честь (письменно) рекомендлвать ея превосходительству двухъ своихъ пріятельницъ, миссъ Чоффинъ и миссъ Гоки.

‘Об эти двицы получили подъ моимъ руководтвомъ, совершеннйшее воспитаніе. необходимое для образованной гувернантки. Он могутъ учить по-гречески, по-латыни, и преподавать основанія еврейского языка по новйшей метод. Он владютъ также обширными свдніями историческими и математическими, и могутъ, кром ариметики, преподавать алгебру, геометрію, дифференціяльныя исчислснія, астрономію и небесную механику. Притомъ, об он превосходно знаютъ языки испанскій, итальянскій, фраицузскій, географію древнюю и новую, музыку инструментальную и вокальную, физику, зоологію, ботанику, фитологію и танцовальное искусство въ полномъ объем, такъ-что при нихъ не будетъ никакой надобности нанимать особого танцмейстера. Об въ совершенств понимаютъ педагогическое значеніе и употребленіе глобусовъ небесныхъ и земныхъ. Сверхъ-того, миссъ Чоффинъ, дочь покойного пастора, омы Чоффина, бывшаго членомъ Кембриджской Коллегіи Миссіонеровъ, можетъ съ успхомъ преподавать древній сирійскій языкъ и основанія конституціонного права. Должно, впрочемъ, замтить, что ей только восьмнадцать лтъ и она иметъ удивительно привлекательную наружность, быть-можетъ, это обстоятельство послужитъ ей препятствіемъ къ поступленію въ аристократическій домъ сэра Гуддельстона-Фуддельстона.

‘Миссъ Летиція Гоки, напротивъ того, не получила отъ природы блистательныхъ даровъ наружной красоты, ей двадцать одннъ годъ, и лицо ея обезображено оспой. Она немного спотыкается, коситъ обоими глазами, волосы ея имютъ красноватый цвтъ. Въ обихъ двицахъ укоренены глубокія правила высокой нравственности. Жалованье, конечно, должно соотвтствовать ихъ энцтклопедическому образованію и талантамъ.

‘Съ глубочайшимъ почтеніемъ къ достопочтенгому вашему супругу, мистеру Бьюту Кроли, имю честь быть вашею,

милостивая государыня,

покорнйшею слугою

Барбара Пинкертонъ.’

P. S. Миссъ Шарпъ, проживающая теперь въ качеств гувернантки у баронета и члена парламента, сэра Питта Кроли, была, точно, воспитанницей въ моемъ заведеніи, и я, съ своей стороны, не имю ничего сказать въ охужденіе ея личности. Наружирсть ся, конечно, непріятна, и можетъ съ первого взгляда внушать нкоторое отвращеніе, но это собственно дло натуры, нисколько не зависящее отъ нашей воли. Родители ея, къ несчастію, стояли на самой низшей ступени въ общественномъ быту (отецъ миссъ Шарпъ, отличавшійся грязною жизнью, былъ живописецъ, а мать театральная танцовщица, о чемъ я съ ужасомъ узнала посл), однакожь я должна сказать по совсти, что дочь ихъ иметъ весьма значительные таланты, и я не имю особенныхъ причинъ жалть, что приняла ее изъ состраданія. Можно, конечно, опасаться какъ бы со временемъ не привились къ ней, по наслдству, несчастныя свойства ея матери (мн имли безсовстность представить ее какъ французскую графиню, эмигрировавшую къ намъ въ конц прошлого столтія, но посл я убдилась изъ достоврныхъ источниковъ, что это была довольно жалкая тварь, безъ всякихъ нравственныхъ правилъ), но до сихъ поръ, такъ по крайней мр мн казалось, поведеніе миссъ Шарпъ было удовлетворительнымъ въ нравственномъ смысл. Позволяю себ надяться, что и впередъ она не отступитъ отъ правилъ строгой морали, тмъ боле, что теперь она иметъ вс возможные случаи пользоваться прекрасными примрами въ утончонномъ и образованномъ кругу превосходительного сэра Питта Кроли.

Миссъ Ребекка Шарпъ къ миссъ Амеліи Седли.

‘Милая Амелія,

безцнный, несравненный другъ мой!

‘Вотъ уже прошло нсколько мсяцовъ сряду, прежде чмъ я ршилась снова взяться за перо, чтобы возобновить съ тобою переписку, но теперь о чемъ станетъ писать бдная сирота, заброшенная судьбою въ какую-то трущобу, гд не видишь иной разъ человческого лица? Разв интересно теб знать, хорошъ или нтъ, въ ныншнемъ году, урожай на рпу, сколько фунтовъ должна всить откормленная свинья, и будутъ ли жирны коровы, если откармливать ихъ клеверомъ? Другихъ предметовъ, достойныхъ твоего вниманія, я ршительно не нахожу на ‘Королевиной усадьб’. Время тянется уныло, монотонно, и вс дни похожи одинъ на другой, какъ дв капли воды, впрочемъ, вотъ теб еще разъ подробнйшій отчотъ моего житья-бытья.

‘Передъ завтракомъ, прогулка съ баронетомъ и его интересными пичужками, какъ онъ ихъ называетъ, посл завтрака, учебныя занятія въ класс, гд пичужки обязаны слушать наставленія вашей покорнйшей слуги, посл класса, я читаю и пишу дловыя бумаги, разсуждая съ баронетомъ о его рудокопняхъ, каналахъ и безконечныхъ тяжбахъ съ откупщиками, потому-что, какъ изволишь видть, сэръ Питтъ Кроли сдлалъ меня своимъ секретаремъ, посл обда, старшій сынокъ его пускается въ длинныя разсужденія относительно суеты мірской, между-тмъ какъ самъ баронетъ играетъ въ шашки. Миледи, по обыкновенію, слушаетъ, молчитъ, смотритъ во вс глаза и, кажется, не думаетъ ни о чемъ. Она теперь довольно интересна, потому-что страдала недавно мигренью, это обстоятельство привело въ нашъ домъ нового джентльмена въ лиц молодого врача.

‘Очень хорошо, моя милая, бдныя двицы никакъ не должны упадать духомъ. Молодой докторъ весьма деликатно и тонко намекнулъ вашей подруг, что если ей угодно принять на себя интересный титулъ мистриссъ Глауберъ, то она составитъ лучшее украшеніе его медико-хирургического кабинета. Я отвчала эскулапу, что не чувствую въ себ довольно храбрости и силы выдержать соперничество съ его банками и вызолоченными ступками, въ которыхъ онъ толчотъ свои порошки. Неужели, въ самомъ дл, судьба произвела меня на свтъ для того, чтобы сдлать изъ меня жену какого-нибудь сельского врача? Мистеръ Глауберъ воротился домой съ весьма разстроеннымъ здоровьемъ, принялъ прохладительную микстуру, и теперь, если не ошибаюсь, совсмъ излечился отъ любовного недуга. Сэръ Питтъ Кроли былъ, на этотъ разъ, совершенно доволенъ моимъ поступкомъ, и сдлалъ весьма лестный отзывъ относительно моего благоразумія, ему, видите ли, было бы жаль потерять во мн своего маленького секретаря. Впрочемъ, кажется, я нравлюсь старикашк, и онъ меня любитъ, какъ-только можно любить въ его лта, съ такой чорствой натурой. Выйдти замужъ, да еще за деревенского аптекаря!.. Нтъ, нтъ, сердце женщины не вдругъ забываетъ старыя привязанности и связи, о которыхъ, впрочемъ, было бы не кстати распространяться. Возвратимся къ джентльменской трущоб.

‘И то сказать, титулъ трущобы теперь нейдетъ къ ‘Королевиной усадьб’. На дняхъ, ma chre, пріхала къ намъ миссъ Кроли съ своими жирными конями, жирными лакеями, жирнымъ кучеромъ и жирной болонкой, знаменитая миссъ Кроли, у которой семьдесятъ тысячь фунтовъ наличного капитала, и которую обожаютъ оба брата… то-есть, врне будетъ сказать, что баронетъ и его братецъ обожаютъ капиталъ своей престарлой сестрицы. Въ ней, повидимому, обнаруживаются несомннные признаки близкой апоплексіи, и потому ничего нтъ удивительного, что сэръ Питтъ и мистеръ Бьютъ Кроли ухаживаютъ за старухой съ истиннымъ самоотверженіемъ. Забавно видть, какъ они бросаются къ ней наперерывъ, чтобы поправить ея подушки, или подать ей парикъ. Несмотря на тлесные недуги, старушка не теряетъ присутствія духа, и нравъ у нея удивительно веселый.

‘— Всякой разъ какъ я прізжаю въ деревню, говоритъ она, мн совсмъ нтъ надобіюсти брать съ собою свою кошечку, миссъ Бриггсъ, и она остается въ город караулить домъ. Мои братцы лучше всякихъ котовъ.

‘Съ ея пріздомъ ‘Королевина усадьба’ расцвтаетъ, и все здсь на цлый мсядъ принимаетъ праздничный видъ, какъ-будто самъ старикъ сэръ Вальполь возвращается къ намъ съ того свта. Мы обдаемъ великолпно и здимъ четверней съ лакеями на запяткахъ въ богатйшихъ ливреяхъ новйшого фасона. Кларетъ и шампанское у насъ нипочемъ, какъ-будто мы обыкновенно употребляемъ эти напитки каждый день. По вечерамъ, въ классной зал у насъ горятъ восковыя свчи, и въ каминахъ хрустить неугасимый огонь. Леди Кроли выбираетъ изъ своего гардероба модныя платья свтло-зеленого цвта, и воспитанницы мои промниваютъ свой неуклюжія туфли и толстыя тартановыя шубейки на шолковые чулки и блыя кисейныя платьица, какія только могутъ быть приличны для дочерей богатого баронета. Вчера миссъ Роза прибжала ко мн въ величайшемъ испуг: вильтширская свинка, любимица ея на скотномъ двор, ужасно загрязнила и совсмъ испортила ея шолковое сиреневое платьицо. которое только-что она обновила въ первый разъ. Случись это недлью раньше, сэръ Питтъ, нтъ сомннія, жестоко отодралъ бы уши своей пичужк, и засадилъ бы ее на хлбъ и воду на цлый мсяцъ, но теперь онъ только примолвилъ: ‘я раздлаюсь съ тобой, миссъ, дай лишь ухать твоей тётк’. Потомъ онъ улыбнулся и захохоталъ, какъ-будто ничего особенного не случилось. Станемъ надяться, что гнвъ его успетъ простыть еще до отъзда миссъ Кроли, я по крайней мр этого искренно желаю, изъ любви къ миссъ Роз. Деньги — великій миротворецъ на бломъ свт. ‘Семьдесятъ тысячь фунтовъ, олицетворенныхъ въ особ миссъ Кроли, оказываютъ также удивительный эффектъ на сердечныя расположенія двухъ братцовъ Кроли. Я разумю собственно стариковъ, баронета и пастора, душевно ненавидящяхъ другъ друга. Сэръ Питтъ способенъ на всякую продлку, чтобъ при случа досадить мистеру Бьюту, и разъ въ недлю регулярно выводитъ его изъ терпнья, позволяя себ храпть въ ту пору, когда тотъ въ публичномъ собраніи читаетъ свои сочиненія, написанныя высокимъ слогомъ. Но съ пріздомъ миссъ Кроли, они, что называется, живутъ душа въ душу, и нтъ между ними ни малйшаго слда обычныхъ ссоръ. Джентльменскій замокъ посщаетъ пасторатъ, и на оборотъ, vice versa, какъ говорятъ педанты въ школахъ. Пасторъ и баронетъ разговариваютъ дружелюбно о скотномъ двор, о браконьерахъ, о своихъ сосдяхъ, и каждый, смотря на нихъ, подумаетъ, что это закадычные друзья. Иначе и быть не можетъ: миссъ Кроли выразилась на прямикъ, что если хоть разъ они повздорятъ и поссорятся при ея особ, она передлаетъ завщаніе и откажетъ свой деньги шропширскимъ Кроли. Это ея другіе родственники, къ которымъ, мн кажется, могло бы перейдти все наслдство, но шропширскіе Кроли не умютъ и, можетъ-быть, не понимаютъ, какъ взяться за дло. Шропширскій Кроли — пасторъ, такъ же какъ его гемпширскій кузенъ, онъ жестоко оскорбилъ миссъ Кроли неумстными замчаніями насчетъ ея слишкомъ свтского поведенія, и старая два перестала здить въ Шропширъ. Впрочемъ, она и была тамъ одинъ только разъ, когда гемпширскіе братцы, забывъ правила благоразумія, задумали при ней посчитаться между собой.

‘Съ прибытіемъ миссъ Кроли, вечернія бесды на сонъ грядущій прекращаются въ нашемъ замк, и мистеръ Питтъ, которого она презираетъ съ полнымъ сердечнымъ убжденіемъ, обыкновенно считаетъ нужнымъ отправляться въ городъ по своимъ дламъ. Съ другой стороны, братъ его, кептенъ Кроли неизмнно прізжаетъ въ эту пору на ‘Королевину усадьбу’. Можетъ-быть, теб интересно знать, что это за человкъ.

‘Кентенъ Кроли молодой высокій денди, чистой, джентльменской породы. Онъ шести футовъ ростомъ, голосъ у него басистый и громкій, каждый день бранитъ онъ слугъ, на чемъ свтъ стоитъ, и однакожь, слуги любятъ его, потому-что кептенъ Кроли бросаетъ имъ деньги зажмуря глаза и великодушію его нтъ предловъ. Зато и челядиницы ‘Королевиной усадьбы’ готовы сдлать все для своего любимца. На прошлой недл, садовники чуть не уходили констебля и его помощника, пріхавшихъ изъ Лондона переговорить съ господиномъ Кроли по одному весьма непріятному длу, садовники приняли ихъ за браконьеровъ, и чуть-ли не поизмяли ихъ бока. Дло, впрочемъ, не имло дальнйшихъ послдствій, потому-что баронетъ вступился за незваныхъ гостей.

‘Родонъ Кроли ничутъ не уважаетъ старика, и я слышала собственнымй ушами, какъ онъ придавалъ ему многія энергическія названія, нисколько несовмстныя съ почтеннымъ званіемъ баронета. Между здшними леди онъ пользуется страшной репутаціей. Онъ привозитъ съ собой своихъ охотниковъ, дружится и живетъ съ здшними мелкими помщиками, приглашаетъ въ замокъ на обдъ всхъ своихъ знакомыхъ, которыхъ у него бездна, и сэръ Питтъ не смстъ прекословить мистеру Родону, изъ опасенія оскорбить миссъ Кроли и потерять свою часть наслдства, какъ-скоро она скончается отъ апоплексического удара.

‘Говорить ли, какимъ комплиментомъ удостоилъ меня однажды кептенъ Кроли? Не мшаетъ, потому-что это авось позабавитъ тебя. Разъ, вечеромъ, танцовали на ‘Королевиной усадьб’, были у насъ сэрь Гуддельстонъ Фуддельстонъ и его семейство, сэръ Джильсъ Ванеготъ и его молодыя леди, да еще не знаю кто, вообще, гостей было вдоволь. Очень хорошо. Вдругъ кептенъ Кроли, обращаясь къ одному изъ своихъ друзей, проговорилъ: ‘клянусь честью, это будетъ прилакомый кусочекъ!’ и потомъ, съ неподражаемымъ безстыдствомъ, прямо указалъ на вашу покорнйшую слугу. Велдъ за тмъ, я удостоилась чести протанцовать съ нимъ дв кадрили. Съ молодыми помщиками онъ въ самыхъ дружескихъ связяхъ, съ ними онъ пьетъ, держитъ пари, здитъ верхомъ, разсуждаетъ объ охот и стрльб, но здшнихъ двицъ онъ называетъ бездушными, намалеванными куклами, и въ этомъ отношеніи, кажется мн довольно близокъ къ правд: я по крайней мр, совершенно раздляю его мнніе. Он ршительно презираютъ меня, вс до одной, и это между прочимъ доставляетъ мн большое удовольствіе. Когда он танцуютъ, я, по обыкновенію, сижу за фортепьяно, и играю весьма небрежно. Разъ, посл обда, Родонъ Кроли выбжалъ изъ столовой въ разгорячонномъ состояніи духа, и, увидвъ меня за этимъ интереснымъ занятіемъ, закричалъ громко и весьма неосторожно, что я танцую ршительно лучше всхъ красавицъ гемпширского графства, и что онъ, ‘чортъ побери’, немедленно позаботится выписать музыкантовъ изъ Модбери.

‘— Продолжайте, mesdames, я стану для васъ играть! сказала мистриссъ Бьютъ, суетливо усаживаясь вмсто меня за фортепьяно.

‘Мистриссъ Бьютъ Кроли презабавная кругленькая фигурка съ моргающими глазами и старомоднымъ тюрбаномъ на голов. Кептенъ Кроли и ваша бдная Ребекка закружились, подъ ея музыку, въ бшеномъ вальс, и потомъ протанцовали кадриль. Что же? Она поздравила меня съ успхомъ? Пожалуйте, какъ это можно! Гордая мистриссъ Бьютъ Кроли, первая кузина графа Типтопа, ведетъ себя свысока даже въ отношеніи къ миледи Кроли, и никогда не длаетъ ей визитовъ, кром тхъ случаевъ, когда миссъ Кроли гоститъ на ‘Королевиной усадьб’. Бдная леди Кроли! Между-тмъ какъ вс мы веселимся въ гостиныхъ и залахъ бельэтажа, она смиренно сидитъ у себя наверху, и принимаетъ пилюли, отъ нечего длать.

‘Однакожь, можете вообразить! мистриссъ Бьютъ Кроли вдругъ, ни-съ-того ни-съ-сего, почувствовала ко мг сердечную привязанность.

‘— Отчего бы вамъ, милая миссъ Шарпъ. сказала она, не завернуть къ нахъ въ пасторатъ съ своими ученицами, когда-нибудь посл прогулки? Сдлайте одолженіе, миссъ Шарпъ, првходите къ намъ какъ можно чаще, моимъ дтямъ будетъ очень пріятно видть своихъ кузинъ.

‘Я знаю, куда она мтитъ. Синьйоръ Клементи не напрасно училъ насъ музык: добрая пасторша хочетъ имть во мн дарового музыкального профессора для своихъ дочекъ. Вижу насквозь ея маленькія стратагемы, и читаю у нея въ душ. Такъ и быть: сдлаю визитъ достопочтенной Бьютъ Кроли. Я ршилась здсь угождать всмъ этимъ ослицамъ и ослам. Это неизмнная и неизбжная обязанность бдной гувернантки, у которой нтъ ни покровителя, ни друга. Думая мн сдлать комплиментъ, и вроятно растрогать мое сердце, пасторша изволила отозваться весьма выгодно касательно успховъ, сдланныхъ моими ученицами на попрящ искусствъ и наукъ, бдная, простоволосая, деревенская душа! какъ-будто я сколько-нибудь дорожу своими ученицами! Довольно и того, что, по ихъ милости, я живу на ‘Королевиной Усадьб’.

‘Твоя индійская кисея и розовый шолкъ, милая Амелія, говорятъ, пристали мн какъ нельзя лучше. Эти платья довольно поистаскались, но бдныя двушки, само-собою разумется, не имютъ права расчитывать на ‘des fraiches toilettes’. Счастливое, счастливое созданіе! Теб стоитъ только похать на Сент-Джемскую улицу въ модный магазинъ, и добрая maman готова накупить для тебя всякой всячины. Прощай, милый другъ мой.

‘Совершенно теб преданная

‘Ребекка.’

‘P. S. Посмотрла бы ты, какъ перебсились двицы Блакк-Бруксъ (адмиральскія дочки, моя милая), когда кептенъ Кроли ангажировалъ меня на кадриль! А туалетъ ихъ приготовляется въ Лондон по послднимъ картинкамъ.

‘Adieu, chre amie, adieu, adieu!’

Открывается отсюда, что миссъ Ребекка Шарпъ, хорошо понимала свое значеніе и роль на ‘Королевиной усадьб’. Сближеніе замка съ пасторатомъ весьма много зависло отъ ея согласія навщать по временамъ мистриссъ Бьютъ Кроли, которой тайныя намренія были для нея ясне солнца. Тутъ было употреблено очень кстати содйствіе могущественной миссъ Кроли, которая принудила сэра Питта забыть окончательно фамильную вражду, чтобъ всмъ и каждому было весело въ его помстьи. Такимъ образомъ, было ршено на семейномъ совт, что молодыя особы обихъ фамилій будутъ безпрепятствеимо навщать другъ друга какъ-можно чаще, и эта дружеская связь продолжалась ненарушимо во все время пребыванія миролюбивой и веселой старушки на ‘Королевиной усадьб’.

— И зачмъ ты пригласила на обдъ этого забулдыгу, Родона Кроли? сказалъ мистеръ Бьютъ своей супруг, когда они гуляли по парку. Ну, зачмъ онъ теб понадобился? Онъ смотритъ на васъ, провинціяловъ, какъ на какихъ-нибудь Арабовъ. И ужь я знаю, онъ будетъ тянуть мою старую мадеру, какъ водицу, а это не бездлица, бутылка мн стоитъ до десяти шиллинговъ.

— Что жь такое, мой другъ? возразила мистриссъ Бьютъ. Этимъ мы не раззоримся.

— Еще бы! Да вдь, ты, впрочемъ, не знаешь, что это за каналья. Родонъ Кроли картёжникъ,пьяница, негодяй, сорвиголова. Онъ дрался на дуэляхъ, и по уши завязъ въ долгахъ, посмотри вотъ, если большая часть наслдства посл этой старухи не перейдетъ въ его руки. Онъ, просто, насъ грабитъ, да, таки и ограбитъ, помяни мое слово. Стряпчій говорилъ мн… здсь мистеръ Бьютъ, въ изъявленіе негодованія, погрозился кулакомъ на луну, и прибавилъ печальнымъ тономъ: да что тутъ толковать? она отказываетъ ему пятьдесятъ тысячь, и только остальныя тридцать пойдутъ въ длежъ.

— Мн кажется, она скоро умретъ, замтила мистриссъ Бьютъ. Лишь-только мы вышли изъ-за стола, она ужасно раскраснлась, и чуть не побагровла. Я принуждена была расшнуровать еe.

— Не мудрено: она выпила семь бокаловъ шампанского, сказалъ мистеръ Бьютъ Кроли тихимъ голосомъ, а какая гадость это шампанское у моего братца? Просто, чортъ побери… да вдь ты ничего не смыслишь!

— Мы, женщины, ничего не знаемъ, смиренно согласилась мистриссъ Бьютъ Кроли.

— Она выпила посл обда стаканъ вишневки, продолжалъ почтенный супругъ, и пила кофе съ курасо. Вдь это, просто, адскій ликёръ, и я за пять фунтовъ не согласился бы растворить имъ свой кофе.

— Отчего же?

— Да такъ… оттого, моя милая, что у женщины волосъ дологъ, да умъ коротокъ. Не устоитъ старуха, помяни мое слово. Готовъ держать пари какое угодно, что Матильд не прожить и года.

Затмъ они молча продолжали свою прогулку. Погружонный въ торжественныя созерцанія, мистеръ Бьютъ Кроли думалъ о своихъ долгахъ, о своемъ сын Джемс, который учился въ Кембридж, о сын своемъ Франк, который былъ въ Вульвич, о своихъ четырехъ дочеряхъ, слишкомъ обдленныхъ скупою природой благами физической красоты, Бдняжки! не было у нихъ ни одного пенни за душой, кром наслдства посл тетки.

—A знаешь личто? вдругъ сказалъ мистеръ Бьютъ, устремивъ нетерпливый взоръ на свою драгоцнную половину.

— Что такое?

— Вдь этотъ молокососъ, старшій сынокъ Питта, мтитъ въ парламептъ.

— Тутъ удивительного нтъ ничего, возразила супруга, сэръ Питтъ Кроли играетъ важную роль въ политическомъ мір, и ему ничего не стоитъ пристроить своего сынка. Хорошо, еслибъ миссъ Кроли уговорила его сдлать что-нибудь и для нашего Джемса. Ты долженъ похлопотать объ этомъ.

— Питтъ общаетъ, если хочешь, да что въ этомъ толку? сказалъ достопочтенный супругъ. Онъ общалъ уплатить за меня школьные долги, когда умеръ мой отецъ, общалъ потомъ выстроить новый флигель въ пасторат, общалъ отдать аренду съ лугами и полями, и… и, просто, потомъ фигу показалъ, когда я, по его милости, шлепнулся на это мсто. Нтъ, моя милая, нечего намъ ждать отъ Питта. И когда подумаешь, что сыну этого человка, картёжнику, забулдыг, дуэлисту, Матильда хочетъ отказать большую часть своихъ денегъ… нтъ, это просто безчеловчно, изъ рукъ вонъ! Въ душ Родона Кроли сосредоточены вс возможные пороки, кром лицемрія, которое досталось въ удлъ его старшему братцу.

— Тише, тише, мой другъ! Мы на земл сэра Питта, перебила робкая супруга.

— Ну да, разв это не правда, что-ли? возразилъ неугомонный супругъ. Я готовъ сказать въ глаза, что онъ негодяй. Да и кто этого не знаетъ? Разв не онъ дрался на дуэли съ Файрбресомъ? Разв не онъ помогалъ молодому лорду Довделю прокучивать свое имніе? Разв не онъ поссорилъ Билля Сомса съ Тромпомъ, отчего я самъ потерялъ ровно сорокъ фунтовъ? Что жь касается до женщинъ, ты очень хорошо слышала сама, какъ въ моей судейской комнат…

— Ради Бога, мистеръ Кроли, избавьте меня отъ этихъ подробностей, сказала безпокойная леди.

— И ты приглашаешь этого негодяя въ свой собственный домъ! продолжалъ непсправимый супругъ, ты, мать молодыхъ двицъ, жена достопочтенного человка…

— Бьютъ Кроли, ты съ ума сошолъ!

— Сошолъ или нтъ, это другой водросъ, а всетаки Родонъ Кроли не долженъ быть въ нашемъ дом. Ты умна, моя милая, я не спорю, то есть, собственно говоря, ты градусовъ на пять поумне своего мужа, а всетаки я не пущу къ теб Родона Кроли. Захочу пойдти къ Гуддельстону-Фуддельстону, и пойду, вотъ увидишь, это я теб говорю, Марта, и ты мн не запретишь ставить его чорного кобеля съ моимъ бульдогомъ, не запретишь, мистриссъ Кроли, а Родона Кроли не будетъ въ нашемъ дом, прими это къ свднію, и ужь, коль на то пошло…

— Пойдемте домой, мистеръ Кроли, пора вамъ отдохнуть.

Поутру на другой день, мистеръ Бьютъ Кроли, освжившій свою голову бутылкой крпкого пива, согласился на вс желанія своей супруги, и немедленно похалъ къ сэру Гуддельстону съ тмъ, чтобъ воротиться домой въ воскресенье, къ десяти часамъ утра.

Едва прошло нсколько дней по прізд миссъ Кроли на ‘Королевину усадьбу’, какъ Ребекка Шарпъ успла овладть побдоносно сердцемъ этой лондонской львицы. Задумавъ однажды совершить веселую поздку въ Модбери, миссъ Матильда распорядилась взять съ собою и Ребекку. Эта поздка окончательно упрочила завоеваніе нашой героини, старушка во всю дорогу смялась отъ ся остроумныхъ шутокъ, и потомъ, когда он вповь воротились на ‘Королевину усадьбу’, миссъ Матильда Кроли была уже безъ ума отъ своей спутницы.

— Не позволять этой двушк обдать съ гостями! воскликнула она, когда сэръ Питтъ Кроли устроивалъ свой церемонный обдъ и сзывалъ знакомыхъ баронетовъ Гемпширскаго графства. Съ чего это вы изволили взять, мой милый братецъ? Неужели, думаешь ты, имъ пріятно разговаривать о пеленкахъ съ этой леди Фуддельстонъ, или разсуждать о собачьей охот съ этимъ старымъ гусемъ… какъ-бишь его?… сэръ Джильсъ Вайсготъ, если не ошибаюсь. Пусть миссъ Шарпъ обдаетъ вмст съ нами, я этого требую и желаю. Леди Кроли можетъ оставаться наверху, если не будетъ мста за столомъ, но малютка миссъ Шарпъ!.. Да понимаете ли вы, молостивый государь, что только она одна, въ цломъ вашемъ графств уметъ говорить пріятно и умно!

Могъ ли сэръ Питтъ Кроли устоять противъ такой команды? разумется, нтъ. Въ тотъ же день, миссъ Ребекка Шарпъ, гувернантка, получила формальное предписаніе кушать за столомъ, въ общемъ собраніи знаменитыхъ гостей. И когда сэръ Гуддельстонъ Фуддельстонъ, съ приличной важностью сановитого джентльмена, повелъ изъ гостиной въ столовую миссъ Кроли, и приготовился занять свое мсто подл нея, старушка вдругъ, что есть силы, закричала:

— Бекки Шарпъ! Садитесь здсь, подл меня, моя милая, и пусть сэръ Гуддельстонъ сядетъ подл леди Вапсготъ.

Кончился обдъ, кончился и вечеръ. Когда гости разъхались по домамъ, ненасытная миссъ Кроли, обращаясь къ своей любимиц, сказала:

— Пойдемъ ко мн въ будуаръ, Бекки, и потолкуемъ объ этихъ джентльменахъ.

И он вдвоемъ услаждали свою душу, разсуждая остроумно о всей этой компаніи чопорныхъ джентльменовъ и надутыхъ леди. Старикъ сэръ Гуддельстонъ весьма пріятно соплъ и кряхтлъ за столомъ, сэръ Джильсъ Вапсготъ шумлъ какимъ-то страннымъ образомъ, когда хлебалъ супъ, между тмъ какъ супруга его безпрестанно моргала лвымъ глазомъ, все это Ребекка каррикатурила мастерски, сообщая въ это время весьма дльныя и колкія замчанія насчотъ вечернихъ разговоровъ касательно политики, военныхъ дйствій, травли зайцовъ и парламентскихъ засданій. Чтожь касается до модного туалета двицъ Вапсготъ и знаменитой жолтой шляпы леди Фуддельстонъ, миссъ Шарпъ разорвала ихъ въ клочки, къ безпредльному наслажденію своей внимательной слушательницы.

— Послушайте. моя милая, говорила миссъ Кроли, ты, на мои глаза, драгоцнная жемчужина между всей этой женской шелухой. Мн бы демонски хотлось взять тебя съ собой въ Лондонъ, только изъ тебя не выйдетъ такой послушной овечки, какъ ата бдная Бриггсъ… нтъ, ты слишкомъ хитра, лукава, умна какъ бсёнокъ… не правда ли, Фиркинъ?

Мистриссъ Фиркинъ, убиравшая во все это время остатокъ волосъ на маковк веселой старушки, вздернула свою голову, и сказала съ убійственно саркастическимъ видомъ:

— Да, сударыня, миссъ Шарпъ удивительно умна. Дло въ томъ, что природа снабдила мистриссъ Фиркинъ значительнымъ запасомъ ревности, которая, какъ извстно, примадлежитъ къ члслу похвальныхъ свойствъ всякой честной служанки.

Подвергнувъ такимъ образомъ ршительной опал сэра Гуддельстона-Фуддельстона, миссъ Кроли распорядилась однажды навсегда, что съ этой поры будетъ водить ее въ столовую Родонъ Кроли, а Бекки понесетъ за нимъ ея подушку, или наоборотъ: Бекки подастъ ей свою руку, а Родонъ сзади понесетъ подушку.

— Намъ и слдуетъ сидть вмст, сказала она, потому-что во всей этой стран только мы одни истипно порядочные люди съ философскимъ духомъ.

Въ самомъ дл, миссъ Матильда Кроли была пропитана насквозь духомъ современной философіи, и мннія ея всегда имли ршительный характеръ.

— Свтъ, моя милая, удивительно какъ пустъ, говорила она Ребекк, посмотри на моего братца, Питта, вдь это настоящій пеньтюхъ съ ослиной головой. А эти Гуддельстоны? А этотъ бдный Бьютъ съ своей пиголицей въ шутовскомъ тюрбан? Кто изъ нихъ сравняется съ тобой по воспитанію, или по уму? Что я говорю? Едва ли сравняются они съ бдняжкой Бриггсъ, моей компаньонкой, или Баульсомъ, моимъ буфетчикомъ. Ты простоьчудо между ними, и въ твоей маленькой головк гораздо больше мозгу, чмъ во всхъ этихъ ослицахъ и ослахъ всего Гемпшира.

— Вы слишкомъ превозносите меня, миссъ Кроли, отвчала Ребекка смиреннымъ тономъ, бдная гувернантка не заслуживаетъ такихъ похвалъ.

— Гувернантка! Fi donc! Что жь мшаетъ теб подняться на какую угодно высоту? Да нечего и подниматься, ты и безъ того выше всей этой сволочи въ богдыханскихъ тюрбанахъ. Ты совершенно равна мн, моя милая, во всхъ возможныхъ отношеніяхъ равна по уму, по чувствамъ: чего жь больше?.. Подбавь, пожалуйста, углей въ каминъ, поправь мое платье, моя милая, разснуруй меня, поправь наколку… ты такъ хорошо все это длаешь.

И Ребекка, по праву равенства, превосходно исполняла роль служанки, ухаживая за ней по днямъ и по ночамъ. На нее, между прочимъ, возложена была постояимая обязанность читать французскіе романы для миссъ Кроли, когда она уже лежала въ постели.

Въ это самое время вниманіе большого лондонского свта было въ высшей степепи заинтересовано двумя великими событіями, подробно описанными во всхъ современныхъ журналахъ. Корнеть Шафтонъ похитилъ леди Барбару Фитцурсъ, единственную дочь и наслдницу графа Брунна, а нкто Вирвенъ, считавшійся до сорока лтъ весьма степеннымъ джентльменомъ и чадолюбивымъ отцомъ многочисленного семейства, бросилъ вдругъ свою жену и дтей изъ-за мистриссъ Ружмонтъ, актрисы, которой уже было шестьдесятъ-пять лтъ.

— Это, по моему мннію, замчательнйщая черта въ характер лорда Нельсона, что онъ свертлся изъ-за женщины, говорила миссъ Матильда Кроли. Такія выходки, разумется, не по силамъ обыкновенного мужчины. Я безъ ума отъ всхъ этихъ безумныхъ партій. Всего больше мн нравится, когда джентльменъ женится на дочери какого-нибудь мельника, какъ это сдлалъ, напримръ, лордъ Флауэрдель… вс женщины перебсились посл этой свадьбы. Было бы очень недурно, моя милая, еслибъ тебя вздумалъ похитить какой-нибудь великій человкъ изъ нашего круга. Ты стоишь этого.

— Скакать на почтовыхъ! воскликнула Ребекка, поражонная внезапной мыслью. О, это было бы очаровательно!

— А потомъ, всего больше мн нравится, когда какой-нибудь бднякъ подцпитъ богатую невсту, и убжитъ съ нею на тотъ край свта.

— И это недурно, замтила Ребекка.

— Конечно, и я безпрестанно толкую объ этомъ Родону. Было бы очень хорошо, если бы онъ ухптрился увезти какую-нибудь…

— Богатую, или бдную?

— О, какая ты гусыня! разумется, богатую. У Родона нтъ ни шиллинга, кром тхъ денегъ, что я оставляю ему. Онъ по уши въ долгахъ, cribl de dettes: ему непремнно должно поправить свое состояніе удалой женитьбой. Авось онъ будетъ имть успхъ въ большомъ свт.

— Онъ очень уменъ? спросила Ребекка.

— Уменъ?! Въ голов этого молодца никогда не водились человческія мысли: онъ вчно думаетъ о своихъ лошадяхъ, о картахъ, объ охот, и вн этой сферы онъ болванъ болваномъ, но я знаю, онъ успетъ въ нашемъ кругу. Разв ты не слыхала, моя милая, сколько дуэлей было у Родона Кроли? Товарищи по служб безъ ума отъ него, и вс молодые люди стараются брать съ него примръ (1).

Отдавая своей подруг полный отчотъ о маленьномъ бал на ‘Королевиной усадьб’, и о томъ, какъ здсь въ первый разъ отличилъ ее Родонъ Кроли, Ребекка, странно сказать! неврно описала это замчательное обстоятельство своей жизни. Родонъ отличалъ ее и прежде безъ числа и мры. Родонъ почти каждый день встрчался съ нею на утреннихъ прогулкахъ. Родонъ больше сотни разъ держалъ передъ нею свчу на лстницахъ и въ темныхъ корридорахъ. Родонъ больше двадцати разъ склонялся по вечерамъ надъ ея головой, когда она пла и сидла за фортепьяно (миледи сидла наверху съ своей больной головой, и никто не обращалъ вниманія на молодую чету). Родонъ писалъ къ ней нжныя записочки… глупыя, безграмотныя записки…

Но когда онъ въ первый разъ положилъ свою записку между листами баллады, которую она пла, маленькая гувернантка быстро вскочила съ своего мста, и, схвативъ треугольное посланіе, бросила его въ каминъ небрежною рукой. Затмъ, устремивъ на своего непріятеля грозный взглядъ, она опять сла за музыкальный инструментъ, и, очертя голову, запла самую веселую арію, какая только была ей извстна.

— Что тамъ у васъ? спросила миссъ Кроли. пробужденная отъ послобденного дреманья внезапнымъ прекращеніемъ музыкальныхъ мотивовъ.

— Ничего, отвчала миссъ Шарпъ съ громимъ смхомъ. Фальшитъ одна нота.

Родонъ Кроли задыхался отъ внутренней досады.

Какъ это хорошо, что добрая мистриссъ Бьютъ Кроли не думала ревновать гувернантку къ достопочтенной миссъ Кроли! Она даже радовалась сердечно, что молодая двушка обратила на себя благосклонное вниманіе старушки, и на этомъ основаніи, мистриссъ Бьютъ принимала Ребекку въ пасторат со всми признаками искреяняго радушія, и не только ее, но самого Родона Кроли, ненавистного соперника мистера Бьюта. Мистриссъ Кроли и ея племянникъ чуть ли не влюбились другъ въ друга: не было по крайней мр ни малйшаго сомннія въ томъ, что взаимная бесда услаждала ихъ души и переполняла ихъ сердца поэтическимъ восторгомъ. Родонъ Кроли совсмъ бросилъ охоту, отказался отъ веселыхъ пирушекъ въ замк сэра Фуддельстона, пересталъ кутить въ трактирахъ Модбери, и величайшимъ его наслажденіемъ было бродитъ вокругъ пастората, куда по временамъ зазжала также и миссъ Кроли. Миледи была теперь больна, и малюткамъ ея, разумется, не кчему было сидть дома. Он ходили въ пасторатъ вмст съ гувернанткой. Такимъ образомъ составилось маленькое общество, которое, по вечерамъ, изъ пастората возвращалось въ замокъ, такъ однакожь, что нкоторыя особы всегда шли позади, отставая отъ другихъ на значительное разстояніе. Кто жь бы это? Не миссъ Кроли, потому-что она всегда прізжала и узжала въ карет.

При звздахъ, при лун, въ тихую и ясную погоду, въ джентльменскомъ парк, мимо полей и бархатныхъ луговъ — о, что это за очаровательная прогулка для такихъ любителей прпроды, какъ Родонъ Кроли и миссъ Ребекка Шарпъ!

— О звзды, звзды, ахъ, эти звзды! восклицала Ребекка, устремляя на нихъ свои зеленые глазки. И кажется мн, какъ будто духъ мой паритъ къ нимъ легкой птичкой!

— О… ахъ… ухъ… да… я тоже чувствую, миссъ Шарпъ, говорилъ другой пламенный обожатель звздного неба. Вамъ не мшаетъ моя сигара, миссъ Шарпъ?

Но миссъ Шарпъ страстно любила на свжемъ воздух сигарный запахъ. Вотъ она и сама беретъ сигарку, открываетъ прелестный ротикъ — пуффъ! пуффъ!— и потомъ она визжитъ, и возвращаетъ произведеніе Гаванны своему кавалеру, который тутъ же молодецки закручиваетъ свои усы, ерошитъ бакенбарды, затягивается, куритъ, и дымъ густыми облаками поднимается на воздухъ изъ его устъ.

— Лучшей сигары, скажу я вамъ, земля не производила, говоритъ Родонъ Кроли.

Другихъ предметовъ для бесды не находилъ онъ при лун и при звздахъ.

Старикъ сэръ Питтъ, между-тмъ, покуривалъ свою трубку и прихлебывалъ пуншикъ въ обществ буфетчика Горрокса, разсуждавшаго съ нимъ касательно овечекъ и откормленныхъ свиней. Онъ наблюдалъ интересную чету изъ окна своего кабинета, и страшно клялся:

— Вотъ дай только ухать этой старух: я его такъ швырну изъ-за дверей, что онъ у меня костей не соберетъ.

— Да, сударь, оно нешто, справедливо изволите судить, замчалъ мистеръ Горроксъ, каммердинеръ его, Флетчерсъ, бестія, сударь, и такой субтильный джентльменъ, что самъ чортъ на него не угодитъ. Давай ему и пива, и вина, и котлетокъ, и суплетокъ,— все мечи, что ни есть въ печи. Вальяжный блюдолизъ! Ну, а миссъ Шарпъ, сударь, будетъ подъ пару мистеру Родону.

Аксіома, не требующая доказательствъ: миссъ Ребекка Шарпъ могла быть подъ пару и сыну, и отцу.

ГЛАВА XII.

Изліяніе сердечныхъ ощущеній.

Прощаій Аркадія! Прощайте, пламенные обожатели сельской природы, представители первобытной чистоты и невинности обычаевъ и нравовъ! Маршъ, маршъ! по желзной дорог въ Лондонъ, на Россель-Скверъ, къ старикамъ Седли. Что подлываетъ ихъ дочка, миссъ Амелія Седли?

‘Нтъ намъ до нея никакого дла. Мы и не заботимся о ней. Она глупа невообразимо, и скучна ужасно!’

Такъ рекомеидуется миссъ Седли въ письм нейзвстной намъ особы къ другому лицу, о которомъ тоже мы не имемъ ни малйшаго понятія. Письмо написано прекраснымъ мелымъ почеркомъ и запечатано розовой облаткой. Неизвстная особа прибавляетъ въ этомъ род еще нсколько замчаній весьма назидательного свойства, но ужь мы пропустимъ ихъ безъ дальнйшаго обзора.

Мы, впрочемъ, уврены, что возлюбленный читатель, на поприщ житейской опытности, не разъ слышалъ интересныя замчанія въ этомъ вкус, исходившія изъ розовыхъ женскихъ устъ. Прелестныя знакомки, ваши и мои, не могутъ надивиться, что такое привлекаетъ васъ къ какой-нибудь миссъ Смитъ, и он просто постигнуть не могутъ, что бы, напримръ, заставило майора Джонса сдлать предложеніе этой чопорной двчонк, какой-то миссъ Берт Томсонъ, которая, право, какъ дв капли воды, похожа на восковую фигуру. Ну, скажите на милость, что такое нашолъ въ ней мистеръ Джонсъ? Розовыя щочки, голубые глаза, курчавыя пряди густыхъ волосъ… Только-то? и больше ничего? Fi donc! Глупый народъ эти мужчины! Что значатъ эти прелести, исчезающія съ каждымъ годомъ, въ сравненіи съ блистательными свойствами души и сердца, съ этими вковыми дарами генія, украшающими человческую природу? Вотъ иное дло, если двушка знаетъ ботанику и геологію, упражняется въ геометріи и алгебр, сочиняетъ стихи, поетъ трескучія сонаты la мистеръ Герцъ… Ну, тогда можно было бы понять, почему этотъ Джоисъ женится на этой Томсонъ. Срамъ, милостивые государи, просто срамъ!

Согласимся, однакожь, что возвышенныя нравственныя достоинства, столько восхваляемыя прекраснымъ поломъ, во всякомъ случа заслуживаютъ преимущество передъ тихимъ, кроткимъ, вчно улыбающимся, свжимъ, безъискуственнымъ и неприхотливымъ видніемъ, вселяющимъ предчувствіе семейного счастія и восторженныхъ наслажденій. Согласимся и въ томъ, что несчастныя созданія, заклейменныя печатъю тлетворной красоты, заслуживаютъ справедливый гнвъ и негодованіе своихъ учоныхъ сестрицъ, но, увы! увы! этимъ женщинамъ низшого разряда навсегда остается, въ сей юдоли плача и скорбей, то весьма незавидное и гибельное утшеніе, что мужчины имъ дйствительно удивляются и приносятъ посильную дань высокихъ почитаній. Мы, съ своей стороны, наперекоръ нашимъ знакомкамъ, ршительно остаемся въ своемъ нелпомъ заблужденіи, и до конца этой главы не разстанемся съ закоренлымъ предразсудкомъ.

Мн, на свой пай, не разъ приходилось слышать отъ достолюбезныхъ особъ, заслуживающихъ полного доврія, что миссъ Браунъ двушка безъ всякихъ достоинствъ, а миссъ Уайтъ ршительно ничего не иметъ, кром своего petit minois chiffon, что жь касается до мистриссъ Блаккъ, это бездушная кукла, о которой не стоитъ и упомимать. Однакожь, то не подлежитъ ни малйшему сомннію, что я самъ провелъ нсколько часовъ въ самой интересной бесд съ мистриссъ Блаккъ (хотя, въ скобкахъ, это превеликая тайна, о которой мн не велно болтать). Ктому же я вижу собственными глазами, что мужчины льпутъ какъ мухи къ этой миссъ Уайтъ, и что вс молодые люди наперерывъ другъ передъ другомъ добиваются завидной чести покружиться въ котильнон съ миссъ Браунъ. Изъ всего этого, посл долговременныхъ наблюденій, я вывелъ про себя, для домашняго обихода, то логическое умозаключеніе, что женское презрніе составляетъ самый лучшій комплиментъ для презираемой особы, будь она двица или дама, это все равно.

Молодые люди, окружавшіе миссъ Амелію Седли, поступали въ этомъ отношеніи сообразно съ общепринятымъ принципомъ. Двицы Осборнъ и Доббинъ ни въ чемъ не были столько согласны, какъ въ опредленіи ничтожныхъ свойствъ ихъ общей знакомки. Он удивлялись и не могли придумать, какъ это, и зачмъ, и почему ихъ братья находятъ удовольствіе въ обществ этой приторной двочки.

— Ну да, конечно, мы ее ласкаемъ, говорили миссъ Осборнъ, дв молодыя, прелестныя чернобровыя двицы, окружонныя дюжиною профессоровъ, гувернантокъ и модистокъ.

И дйствительно, он обращались съ Амеліей удивительно какъ ласково, и принимали въ отношеніи къ ней такой сановитый видъ джентльменского покровительства, что несчастная двушка въ ихъ присутствіи картавила, заикалась, краснла, блднла, молчала, и, словомъ, вела себя какъ дурочка, точь въ точь, какъ отзывались о ней снисходительныя сестрицы. При всемъ томъ, Амелія твердо ршилась полюбить своихъ подругъ, какъ сестеръ своего будущого мужа, и цроводила съ ними утренніе часы, несмотря на убійственную скуку и тоску, которая грызла ея сердце. Несчастная церемоніально разъзжала съ ними изъ магазина въ магазинъ въ фамильномъ экипаж Осборновъ, гд, кром снисходительныхъ сестрицъ, рисовалась, на первомъ план, чопорная гувернантка миссъ Виртъ, принадлежавшая съ незапамятныхъ временъ къ пород перезрлыхъ весталокъ. Амелію брали съ собой и въ концерты, гд разыгрывались степенныя пьееы, въ ораторію и приходскую церковь, принадлежавшую дтскому пріюту. И здсь, какъ везд, бдная двушка принуждена была вести себя степенно, чинно, съ невозмутимымъ спокойствіемъ, не смя выразить своихъ истинныхъ чувствъ, когда пніе сиротокъ потрясало струны ея нжного сердца. Домъ Осборновъ былъ устроенъ съ истинно джентльменскимъ комфортомъ, столъ всегда былъ отличный, общество собиралось отборное, торжественное, и опытный наблюдатель съ первого взгляда могъ замтить, что хозяинъ и хозяйка питали глубокое уваженіе къ сзоимъ собственнымъ персонамъ. Они занимали лучшее мсто въ церкви, соблюдали всегда самый строгій этикетъ, поведеніе ихъ строжайшимъ образомъ подчинялось условіямъ всхъ возможныхъ приличій, и даже самый разговоръ ихъ былъ организованъ такъ, что слушатель готовился терпть невыразимую скуку, какъ-скоро мистеръ или мистриссъ Осборнъ открывали свои джентльменскія уста. Счастлива была Амелія, когда оканчивался ея визитъ въ этомъ дом! Молодыя леди, между-тмъ, вмст съ перезрлою весталкой, проводивъ свою гостью, перемигивались каждый разъ посл ея ухода, и спрашивали другъ у друга съ возрастающимъ изумленіемъ, какимъ образомъ эта куколка съ румяными щеками могла заинтересовать собою ихъ возлюбленного братца?

— Какъ?! скажетъ читатель, желающій глубже вникнуть въ причины нравственныхъ явленій, возможно ли, чтобы Амелія, столько любимая и уважаемая своими пансіонскими подругами, вдругъ, по вступленіи въ свтъ, сдлалась предметомъ ненависти и преслдованій въ новомъ свт со стороны особъ, способныхъ цнить ея нравственныя и физическія свойства? Очень возможно, мой возлюбленный читатель. Дло въ томъ, что въ академіи миссъ Пинкертонъ не было ни одного мужчины, кром старого танцовального учителя, изъ-за которого, конечно, не стоило ссориться молодымъ воспитаннницамъ достопочтенной леди. Теперь, напротивъ, совсмъ другая статья: прекрасный молодой человкъ покидаетъ общество своихъ сестеръ, и по цлымъ недлямъ не обдаетъ дома. Что жь мудреного, если молодыя двицы негодуютъ на такое пренебреженіе? Съ другой стороны, молодой Буллокъ, сынъ представителя богатой купеческой фирмы: ‘Гулкеръ, Буллокъ и компанія’, волочившійся въ продолженіе двухъ зимъ за Маріею Осборнъ, сталъ ангажировать миссъ Амелію на котильйонъ. Такое явленіе, конечно, не можетъ быть пріятно для двицы, обманутой въ своихъ лучшихъ ожиданіяхъ. При всемъ томъ, прелестная миссъ Мери съ ангельскою добротою изъявляетъ свое сердечное удовольствіе, что неврный обожатель ея столько внимателенъ къ ея подруг.

— Какъ я рада, восклицаетъ она по окончаніи котильйона, что вамъ нравится наша милая Амелія. Она обручена съ моямъ братомъ, Джорджемъ. никто, конечно, не придетъ въ восторгъ отъ ея ума, зато у ней прекраснйшее сердце, и притомъ Амелія наивна какъ дитя. Мы вс любимъ ее отъ искренняго сердца.

Сколько глубокой любви, сколько гуманной симпатіи въ этомъ безкорыстномъ отзыв свтской двицы! Не правда ли, читатель?

Перезрлая Виртъ и любезныя сестрицы Осборнъ безпрестанно изъявляли Джорджу свое удивленіе насчотъ великодушного самопожертвованія въ пользу бдного и слабого созданія, которое ни въ какомъ отношеніи не можетъ стоять въ уровень съ своимъ нарчоннымъ женихомъ. Такое изъявленіе сестринского участія чрезвычайно усилило въ молодомъ человк высокое мнніе о своей личности, и онъ сталъ воображать не на шутку, что составляетъ своей особой лучшее украшеніе.всхъ джентльменскихъ гостлныхъ и салоновъ. Онъ самъ теперь удивлялся своему великому снисхожденію, съ какимъ позволялъ любить себя скромной двушк на Россель-Сквер.

Чаще и чаще мистеръ Джорджъ Осборнъ сталъ отлучаться изъ родительского дома, но рже и рже навщалъ онъ Россель-Скверъ, хотя сердобольныя сестрицы врили всей душой, что великодушный братъ ихъ находится у ногъ обожаемой невсты. Когда кептенъ Доббинъ приходилъ понавдаться о своемъ пріятел, старшая миссъ Осборнъ съ улыбкою указывала на противоположную сторону сквера, и обыкновенно говорила шутливымъ тономъ:

— Вамъ нужно Джорджа? Не безпокойтесь, не ищите его у насъ. Ступайте къ миссъ Амеліи, и попросите, чтобы она отпустила къ вамъ своего жениха. Мы не видимъ Джорджа по цлымъ суткамъ.

Такой отвтъ приводилъ обыкновенно въ крайнее смущеніе бдного капитана, но какъ человкъ истинно великосвтскій, онъ, по мр возможности и силъ, старался скрывать свои ощущенія, и тотчасъ переходилъ къ другимъ предметамъ разговора. Послдняя пьеса въ театр, послдній балъ у банкира, даже самая погода, этотъ благодтельный двигатель общественныхъ бесдъ, должны были выручать молодого человка изъ бды. Миссъ Осборнъ всегда оказывала чрезвычайное вниманіе къ Доббину, охотно слушала его военные расказы, и всегда заботливо навдывалась о здоровь матушки.

— Твой фаворитъ — олицетворенная простота въ неуклюжей форм, говорила Мери Осборнъ сестриц своей, Дженни, по уход капитана, замтила ли ты. какъ онъ раскраснлся, когда сказали ему, что Джорджъ въ цпяхъ у своей невсты.

— Да, онъ очень скроменъ, отвчала старшая

Сестрица, покачала головой. Жаль, что Фредерикъ Буллокъ не беретъ съ него примра.

— Такъ ты называешь это скромностью, Дженнл? Скажи лучше, мистеръ Доббинъ неуклюжъ и неловокъ какъ медвдь. Я вовсе не желаю, чтобы Фредерикъ Буллокъ наступалъ мн на платье, и топталъ мой башнаки. Можешь испытывать это удовольствіе сама, когда мистеръ Доббинъ кружится съ тобою въ котильйон.

— О, на этотъ счетъ, ma chre, ты можешь быть совершенно спокойна: Буллоку трудно задть за твое платье, когда онъ танцуетъ съ миссъ Амеліей Седли.

Но капитанъ Доббинъ конфузился и краснлъ отнюдь не отъ избытка нжныхъ чувствъ. На сердц у него лежало тяжолымъ грузомъ одно маленькое обстоятельство, о которомъ онъ не смлъ говорить прелестнымъ сестрицамъ своего друга. Дло въ томъ, что онъ уже былъ въ дом негоціанта Седли, разумется, подъ предлогомъ справиться насчетъ Осборна, и засталъ несчастную невсту у окна, грустную, печальную. Посл двухъ-трехъ фразъ безь опредленного значенія и смысла, Амелія ршилась, наконецъ, спросить:

— Правда ли, мистеръ Доббинъ, что полкъ вашъ скоро отправляется за границу? И ужь. кстати, давно ли вы видли Джорджа?

— Полкъ нашъ еще не получалъ форменного приказанія, отвчалъ Доббинъ, а Джорджа я не видалъ. По всей вроятности, онъ у своихъ сестеръ. Не прикажете ли мн сходить за нимъ?

Она съ благодарностью протягивала къ нему свою миньйятюрную ручку, и Доббинъ, не говоря больше ни слова, летлъ, сломя голову, въ джентльменскій домъ Осборновъ. И долго онъ сидлъ, и молчалъ, и говорилъ, и смотрлъ изъ оконъ на шумную улицу, въ надежд дождаться и увидть своего друга. Джорджа нтъ, какъ нтъ!

Между-тмъ, любящее сердце съ тревожнымъ нетерпніемъ ожидало радостной всти, и въ этой исключительной мысли объ одномъ и томъ же предмет заключалась всяжизнь, все существованіе несчастной двицы.

Гд же онъ былъ, въ самомъ дл, этотъ вчный предметъ сладостныхъ думъ, мечтаній и надеждъ? Вроятно, Джорджъ Осборнъ игралъ на билльйярд съ капитаномъ Кеннономъ въ ту пору, когда миссъ Амелія спрашивала о немъ у его сослуживца и друга. Джорджъ былъ веселый джентльменъ, любитель и знатокъ всхъ общественныхъ игръ.

Однажды, когда онъ не навщалъ своей невсты три безконечнытъ дня, миссъ Амелія надла свою розовую шляпку, и отправилась къ Осборнамъ.

— Какъ это вы ршились изъ-за насъ покинуть женпха? спрашивали молодыя двицы, ужь не поссорились ли вы съ нимъ? Скажите, Бога-ради!

— О, нтъ, мы не ссоримся. Да и у кого достанетъ духу ессориться съ Джорджемъ? говорила Амелія сквозь слезы, я пришла только навстить своихъ милыхъ подругъ, и больше ннчего. Мы ужь давно не видались.

Въ этотъ день, миссъ Седли ршительно растерялась въ присутствіи своихъ милыхъ подругъ, и двицы Осборнъ, также какъ перезрлая Впртъ, ршительно не могли понять, что это за странный вкусъ у легкомысленного Джорджа.

Не мудрено. Не раскрывать же ей своего голубиного сердца передъ пытливыми глазами милыхь подругъ! и къ чему? конечно, двицы Осборнъ прекрасно умли разсуждать объ относительномъ достоинств кашмировой шали и бархатной мантильи. Он подмчали весьма хорошо, когда миссъ Торнеръ перемняла цвтъ своего платья, или когда миссъ Пикфордъ превращала горностаевую пелеринку въ муфту. Подробности этого рода не ускользали отъ опытного взора великосвтскихъ сестрицъ. Но есть на бломъ свт многое множество предметовъ, составленныхъ изъ веществъ гораздо боле тонкихъ, чмъ атласъ и горностай, и сущность такихъ предметовъ недоступна иногда для глазъ самого опытного знатока. Бываютъ души кроткія и благородныя, цвтущія въ тни, и бываютъ растенія, которыя своею роскошною прелестью затемняють блескъ самого солнца. Амелія не принадлежала къ числу блестящихъ созданій, ослпляющихъ своимъ появленіемъ взоры наблюдателя, и тихая прелесть ея оставалась незамтною для многихъ. Да и къ чему выставлять напоказъ слабый и нжный цвтокъ, который должекъ погибнуть среди удушливого дыханія свта?

Подъ благодатнымъ кровомъ родительского дома, молодая двушка защищена отъ всхъ бурь и треволненій жизни, и не испытываетъ тхъ ужасающихъ потрясеній, которыя обыкновенно даются въ удлъ героиням романовъ, юные годы ея текутъ мирно, плавно и спокойно, какъ жизнь неоперившихся птенцовъ, безопасныхъ въ своемъ гнзд. И не знаетъ молодая птичка ни хищныхъ коршунов, ни выстрловъ, ни силковъ, разставленныхъ для погибели ея безпощаднымъ человкомъ. Беззаботно и безцвтно проводить она свои дни въ тепломъ и уютномъ уголк, пока, наконецъ, и для нея наступаетъ время распустить свои крылья и полетть навстрчу бурнымъ стихіямъ и опасностямъ жизни!

Въ ту пору, когда миссъ Ребекка Шарпъ уже смло, и ршительно выступала на бой съ обстоятельствами и судьбою, и съ искусствомъ опытного воробья, высматривала для себя лакомыя зерны на избитомъ и укатанномъ ток общественной жизни, Амелія, повидимому, продолжала покоиться сладкимъ сномъ младенческого невднія подъ снью родительской кровли.

Только повременамъ ей случалось выходить въ больщой свтъ, но и тутъ сопровождало ее заботливое и бдительное око материнской любви. Казалось, никакое несчастье не могло застигнуть ее врасилохъ въ любимомъ родительскомъ пріют. Мать съ большимъ усердіемъ исполняла свои утреннія обязанности, разъзжала съ визитами къ своимъ пріятельницамъ, и совершала пріятную прогулку по моднымъ магазннамъ, что, какъ извстно, составляетъ одно изъ главныхъ занятій почти каждой богатой лондонской дамы. Отецъ ежедневно отправлялся, по своимъ таинственнымъ дламъ, въ сити. Это мсто служило средоточіемъ кипящей дятельности въ т дни, когда война свпрпствовала во всей Европ, когда издатели журналовъ и газетъ считали своихъ подписчиковъ цльми сотнями тысячь, когда одинъ день извщалъ о битв при Витторіи, а другой о пожар Москвы, и когда разносчики газетъ таскались изъ конца въ конецъ съ извстіямй такого рода: ‘битва при Лейпциг, въ бою шестьсотъ тысячь человкъ… Французы претерпли совершенное пораженіе… убитыхъ двсти тысячь’. Иногда старикъ возвращался домой съ озабоченнымъ видомъ, но никто изъ домашнихъ не обращалъ на это ни малйшого вниманія, имъ было извстно, что политическія событія занимали въ ту пору всякого мыслящого джентльмена.

Между-тмъ, жизнь въ дом мистера Седли на Россель-Сквер текла своимъ обычнымъ чередомъ, какъ-будто не происходило никакихъ особыхъ перемнъ въ судьб европейскихъ государствъ. Отступленіе Французовъ отъ Лейпцига не измнило числа блюдъ, подаваемыхъ къ ежедневному столу, и, несмотря на вступленіе союзныхъ войскъ въ Парижъ, обденный колоколъ на Россель-Сквер попрежнему раздавался ровно въ пять часовъ. Я даже не думаю, чтобы Амелія хоть сколько-нибудь интересовалась политическими событіями, вплоть до усмиренія ‘Корсиканца’, когда она вдругъ, ни съ того ни съ сего, хлопая въ ладоши, бросилась въ объятія Джорджа, къ величайшему изумленію всхъ и каждого, кому случилось тогда быть свидтелями этого превыспренняго выраженія политического восторга. Дло въ томъ, что миръ былъ объявленъ, Европа собиралась отдыхать, и по ‘низверженіи Корсиканца’, полкъ поручика Осборна не долженъ будетъ выступать за границу. Такъ разсуждала миссъ Амелія Седли, и мы находимъ, что она разсуждала здраво. Судьба Европы заключалась для нея въ судьб Джорджа Осборна. Прошли политическія бури, онъ спасенъ, и она прославляетъ Бога отъ полноты душевного восторга. Джорджъ Осборнъ былъ для нея солнцемъ и луною, и когда великая иллюминація озарила великобританскую столицу, ей показалось, что Англія совершаетъ этотъ праздникъ въ честь великого Осборна.

Мы уже довольно говорили о той несчастной школ бдньсти и чорствого эгоизма, въ которой получила свтское образованіе миссъ Ребекка Шарпъ. Теперь, просимъ принять къ свднію, что любовь, и только одна любовь была исключигельною наставницею миссъ Амеліи Седли, и, надобно дивиться, какіе быстрые успхи молодая двушка совершила подъ ‘руководствомъ’ этого всеобщого профессора женскихъ сердецъ. Внимательная къ его ежедневнымъ урокамъ въ продолженіе пятнадцати или восьмнадцати мсяцовъ, миссъ Амелія наиглубочайшимъ образомъ изучила и постигла такія дивныя тайны, о которыхъ не имютъ не малйшого понятія ни перезрлая весталка Виртъ, ни милыя подруги въ джентльменскомъ дом, ни даже сама миссъ Барбара Пинкертонъ на Чизвиккскомъ проспект. Да и съ какой стати вс эти достославныя двы станутъ изучать обветшалую науку глупого сантиментализма? Я очень уважаю миссъ А., миссъ Б. и миссъ В., но не смю и подумать. чтобъ нжная страсть могла когда-либо заразить ихъ джентльменскія сердца. Миссъ Амелія Осборнъ, нечего и говорить, очень ‘расположена’къ господину Фредерику Августу Буллоку, но ея ‘расположеніе’ имстъ, конечно, самый степенный и почтенный характеръ, и она, съ перемною погоды, можетъ точно такимъ же образомъ ‘расположиться’ къ старику Буллоку, потому что желанія ея, какъ и всякой благовоспитанной двицы, обращены на джентльменскій домъ на Парк-Лен, на великолпную дачу въ Уимбладж, на модный экипажъ съ четверкой вороныхъ и, что важне всего, на сто тысячъ фунтовъ годового барыша, пріобртаемого знаменитой фирмой. Вс эти выгоды въ высокой степени совмщаетъ въ себ господинъ Фредерикъ Августъ, и вотъ почему онъ приличная партія для миссъ Маріи Осборнъ. Будь въ ту пору въ Англіи изобртены ораяжевые цвточки, какъ эмблема женской чистоты, миссъ Мери, нтъ сомннія, была бы съ торжествомъ увнчана за добродтель, и вы могли бы порадоваться сердечно, увидвъ изъ своего окна, какъ она детъ въ щегольской карет, засдая подл своего супруга, старого, плшивого, красноносого. подагрика Буллока, которому она съ великимъ самоотверженіемъ посвятила свои двственные восторги. Но былъ женатъ подагрикъ Буллокъ, и, на этомъ основаніи, она душевно предалась Фредерику Августу Буллоку. О, какъ я уважаю васъ, дущистые оранжевые цвточки! Еще недавно я имлъ честь видть нкую миссъ Троттеръ, украшенную оранжевымъ внкомъ, она хала въ золотой карет на Ганновер-Скверъ, гд, среди блистательного собранія, должна была вручить свою руку и сердце маститому лорду Маусаилу, убленному, какъ снгъ, сдыми волосами. Съ какою двственною скромностью она задергивала сторы своей кареты, бдная, бдная овечка! Свадебный поздъ на базар житейской суеты сопровождался дюжинами блистательныхъ каретъ.

Нтъ, милостивые государи, не этотъ родъ любви довершилъ воспитаніе моей героини, приготовлявшейся, въ продолженіе одного года, быть доброю женой и, если приведетъ Богъ, прекрасною матерью семейства. Она любила отъ всего своего сердца молодого офицера британской арміи, съ которымъ мы уже имли счастье завязать знакомство въ дом ея отца. Быть-можетъ, родители миссъ Седли поступали весьма неосторожно, позволяя дочери лелять въ своей миніатюрной головк глупыя романтическія грёзы, но, какъ бы то ни было, дло происходило именно такъ, какъ мы докладываемъ. Миссъ Амелія думала о своемъ жених въ первую минуту своего пробужденія отъ сна, и его же имя послднимъ произносилось въ ея вечернихъ молитвахъ.

И какъ былъ онъ прекрасенъ, какъ уменъ, этотъ несравненный Джорджъ Осборнъ! Не было въ цломъ мір ни одного мужчины лучше Джорджа. Какъ чудесно онъ держался на гордомъ кон, танцовалъ на бальномъ паркет, какъ говорилъ, охъ, какъ онъ говорилъ! Извольте разсуждать теперь о волшебныхъ принцахъ тысячи и Одной Ночи, вс они безобразныя чучелы въ сравненіи съ мистеромъ Осборномъ! Много миссъ Амелія видла мужчинъ и въ воксалахъ, и на публичныхъ гуляньяхъ. и въ театрахъ, видала даже мистера Бруннеля, которому въ ту пору удивлялся весь большой свтъ, но можно ли всхъ этихъ господъ сравнивать съ Осборномъ! Quelle ide! Вс красавцы Большой оперы, просто дрянь въ сравненіи съ Джорджомъ. Вотъ бы ему собственно быть волшебнымъ принцомъ, и какъ бы къ ней самой хорошо пристала роль бдной Чиндереллы, — право! Джорджъ такъ великодушенъ, а она такъ любитъ!

Будь старуха Пикертонъ, при настоящихъ обстоятельствахъ, повренной миссъ Седли, она употребила бы вс зависящія отъ нея средства потушить роковую страсть въ юномъ сердц неопытной двицы, но безъ успха, будьте въ этомъ ршительно убждены. Любовь для нкоторыхъ женщинъ составляетъ неотъемлемую принадлежность ихъ нравственного инстинкта. Есть женщины, созданныя для любви, и ест женщины, созданныя для интригъ, да ниспошлетъ судьба почтенному холостяку, читающему эти строки, такую суженую-ряженую, какой онъ самъ себя считаетъ достойнымъ!

Страшно подумать, но миссъ Амелія Седли, подъ вліяніемъ всесильныхъ впечатляій, почти совсмъ перезабыла дюжину своихъ дружковъ на Чизвиккскомъ проспект, какъ это, впрочемъ, обыкновенно бываетъ съ особами ея эгоистической натуры. Былъ только одинъ предметъ постояннымъ властителемъ ея думы, но съ кмъ же станетъ она длиться своими мыслями и чувствомъ? Миссъ Сальтиръ прехолодная двица, а миссъ Шварцъ, несмотря на свой шелковичные курчавые волосы, едва ли способна углубиться въ изліяніе сердечныхъ ощущеиій. Амелія брала къ себ на домъ въ каникулярные дни Лауру Мартинъ, ту самую малютку, которая называла ее мамашей въ своихъ письмахъ, и мн заподлинно извстно, что Лаура Мартинъ сдлалась повреннюю всхъ тайнъ своей молоденькой мамаши. По выход изъ академіи, Лаура совсмъ перейдетъ къ ней на вчное житье, и теперь, въ ожиданіи этого благополучія, Амелія сообщила ей нсколько назидательныхъ уроковъ относительно того, въ чемъ собственно состоптъ страсть любви, и какой характеръ имютъ любовныя напасти, что, натурально, въ высшей степени было ново и полезно для этой молодой особы. Увы, увы! Я почти увренъ, что героиня моя немножко повихнулась. Чего жь вы хотите? Отъ любовныхъ напастей голова всегда идетъ кругомъ, — это вы знаете по опыту, мой возлюбленный читатель.

Отчего жь почтенные родители не старались охолодить горячку этого юного сердца? Такъ, ни отчего, не старались, да и только! Старикъ Седли не обращалъ вниманія на матерію этого калибра. Съ нкоторого времени онъ сдлался особенно задумчивъ, и дла Сити поглощали вс его мысли. Мистриссъ Седли была вообще старушка легкомысленная, и ей даже неизвстно было, что такое ревность. Мистеръ Джозефъ обртался въ Челтенгем, и состоялъ по сію пору подъ бащмакомъ нкоей ирландской вдовицы.

И жила миссъ Амелія одна подъ родительской кровлей, и сердце ея билось сильне и сильне, и никто не думалъ удержать быстрого полета ея фантастическихъ мечтаній, и не видла она милого дружка по цлымъ днямъ, по цлымъ недлямъ! Что жь мудреного? Джорджъ состоитъ на дйствительной служб, и не брать же ему отпускъ изъ Четема, это какъ-разъ могло бы испортить его служебную каррьеру. Бываетъ онъ и въ город, это правда, часто бываетъ, но у него есть пріятели, друзья, дв чернобровыя сестрицы, есть обширный кругъ знакомыхъ, а извстно, что Джорджъ Осборнъ — честь, слава и краса для всякого порядочнаго общества. Притомъ, когда бываетъ онъ въ Четем, гд стоитъ его полкъ, служебныя хлопоты не позволяютъ ему писать длинныя письма. Амелія не ревнуетъ.

Я знаю, гд у нея хранится одинъ секретный пакетецъ, и могу, если угодно, забравшись ночью въ ея комнату, подобно… подобно синьйору Джакимо… Нтъ, это нехорошо. Я терпть не могу ночныхъ похожденій la signor Jachimo.

Но если Джорджъ Осборнъ писалъ на ухорскій манеръ, съ лаконизмомъ человка, посвященного служб извстнаго сорта, то ‘письма миссъ Амеліи Седли къ мистеру Осборну’, будь только они изданы, распространили бы эту незатйливую повсть до восьмнадцати огромныхъ томовъ мельчайшаго шрифта, которыхъ не дочиталъ бы до конца самый усердный читатель сантиментальной натуры. Не только исписывала она кругомъ цлые листы огромного формата, но и переписывала цлыя страницы чужихъ стихотвореній безъ всякого милосердія и пощады, подчеркивая замчательныя слова и мста съ необузданной энергіей, какъ это обыкновенно длается въ припадкахъ изступленной страсти. Впрочемъ, она совсмъ не героиня для модного романа. Въ ея письмахъ множество безполезныхъ повтореній и ненужныхъ вставокъ. Попадаются и граматическія ошибки, хотя очень рдко. Въ ея стихатъ даже не везд соблюденъ правильный размръ, и она допускаетъ піитическія вольности всякого калибра. Но…

Милостивыя государыни! Если иной разъ вы не въ состояніи растрогать мужского сердца безъ соблюденія граматическихъ правилъ, если нельзя васъ и любить до тхъ поръ, пока вы не изучите всхъ тонкостей правильного метра, то… то да погибнетъна вки вковъ растреклятая піитика съ ея пентаметромъ и триметромъ, и да изчезнетъ всякая школьная крыса съ граматикой въ зубахъ! Dixi.

ГЛАВА XІІІ.

Веселая жизнь порядочныхъ джентльменовъ и необыкновеяная прозорливость нжной страсти.

Должно однакожь согласиться, что джентльменъ, на чье имя адресовались письма миссъ Амеліи Седли, былъ чрезвычайно строгій и даже закоснлый критвкъ. Посланіе слдовало за посланіемъ въ его провинціяльную квартиру, и ему сдлалось даже совстно передъ своими собутыльными товарищами, которые перемигивались, шутили и смялись, когда онъ, въ ихъ присутствіи, получалъ полновсные конверты. Выведенный изъ терпнія и проникнутый справедливымъ негодованіемъ. Джорджъ Осборнъ отдалъ своему камердинеру строжайшій приказъ, чтобы тотъ впередъ приносилъ ему эти письма поутру, когда сидитъ онъ одымъ въ своемъ кабинет за кофеемъ и трубкой. Однажды — страшно сказать! онъ закурилъ сигару принесеннымъ письмецомъ, къ величайшему ужасу честного капитана Доббина, который, можете вообразить! согласился бы предложить банковый билетъ за этотъ документъ.

Его любовная исторія оставалась на нкоторое время глубокой тайной для всего, что ни окружало мистера Осборна. Онъ не таилъ, что ведетъ интригу, и даже намекалъ, что тутъ замшана особа высокого полета, но какая именно, Джорджъ Осборнъ помалчивалъ, бросая на своихъ товарищей многозначительные взгляды.

— Да, чортъ побери, онъ себ на ум, этотъ молоденькій красавчикъ, говорилъ сослуживецъ Спуни другому сослуживцу Стоббльсу. И какъ-будто у него это первая интрига? Поди! Въ Демерар судейская дочка чуть не сошла по немъ съ ума, а въ Сенъ-Винцент — помнишь? эта богатая мулатка, миссъ Пай, врзалась въ него по уши. Съ той поры, какъ онъ на родин, молодыя леди, говорятъ, чуть ли не царапаютъ изъ-за него глаза другъ-другу. Да что тутъ толковать? Онъ настоящій дон-Жуанъ.

А быть ‘настоящимъ дон-Жуаномъ’ значило, по мннію господъ Спуми и Стоббльса, совмщать въ ceб вс прекраснйшія качества, какія только могутъ украшать порядочного джентльмена, и на этомъ основаніи, Джорджъ Осборнъ пользовался завидной репутаціей между всмй окружавшими его молодыми людьми. Онъ постигалъ вс извороты полевой охоты, плъ, или лучше сказать, ревлъ превосходнымъ басомъ и, что всего важне, не зналъ счета своимъ деньгамъ, аккуратно восполняемымъ изъ отцовской кассы. Ктому же, былъ онъ одтъ лучше всхъ сослуживцевъ, и платье на немъ, что называется, всегда было съ пголочки. Онъ пилъ ршительно больше всхъ своихъ сослуживцевъ, включая сюда и старика Гевитона, заслуженного кутилу. Боксировалъ онъ превосходно, лучше даже чмъ мистеръ Ноккльзъ, забулдыга первой руки, которого недавно выгнали изъ службы за пьянство. Про криккетъ мы и не говоримъ, никто не бросалъ шаровъ съ такимъ изумительнымъ искусствомъ, какъ мистеръ Джорджъ Осборнъ. А если бы вы видли, какъ онъ здилъ на своемъ скакун, охъ, какъ онъ здилъ! Да и скакунъ его не напрасно назывался ‘Молнія-Катай-Валяй’! Еще недавно онъ выигралъ первый призъ на квебекскихъ скачкахъ.

Были, кром Амеліи, и другія особы, обожавшія мистера Осборна. Стоббльсъ и Спуни считали его Аполлономъ, кептенъ Доббинъ нимало не сомнвался, что изъ него выйдетъ со временемъ великій человкъ, который удивитъ вселенную своими подвигами, мистриссъ майорша Одаудъ открыто признавалась, что это прелюбезнйшій, прекраснйшій, рдкій молодой человкъ, похожій притомъ, какъ дв капли воды, на второго сына лорда Фоггарти.

Очень хорошо. Стоббльсъ, Спунии компанія погружались въ самыя романтическія догадки относительно женского корреспондента мистера Осборна. Что жь бы это за особа? вроятно, какая-нибудъ графиня, или — чмъ бсъ не шутитъ? прізжая герцогиня изъ Мадрита, а можетъ-быть генеральская дочка, чья-нибудь невста, которая, совсмъ нечаянно, по-уши влюбилась въ нашего героя, когда онъ танцовалъ съ нею на одномъ изъ аристократическихъ баловъ Ганновер-Сквера. Статься можетъ и то, что какая-нибудь супруга лорда и члена парламента, запылавшая къ нему безнадежной страстью, предлагаетъ теперь, для похищенія своей особы, золотую карету и четверку быстроногихъ коней. Все статься можетъ, и ужь то не подлежитъ ни малйшему сомннію, что дло, во всякомъ случа, идетъ о несчастной романтической жертв, влюбившейся въ этого донъ-Жуана наперекоръ самой судьб. По поводу всхъ этихъ догадокъ, Джорджъ Осборнъ упорно хранилъ глубокое молчаніе, оставляя такимъ образомъ въ ршительномъ недоразумніи всхъ своихъ знакомыхъ и друзей.

И никто бы никогда не понялъ настоящей сущности дла, если бы болтливый кептенъ Доббинъ не нарушилъ тайны.

Разъ, въ одно прекрасное утро, кептенъ Доббинъ кушалъ свой обыкновенный завтракъ въ общей зал гостиннницы Четема. Были тутъ Спуни, Стоббльсъ да еще мистеръ Кеккель, лекарскій помощникъ, любившій разсуждать о политическихъ событіяхъ Европы. Они курили, пили и вели чрезвычайно жаркій разговоръ относительно таинственной интриги мистера Осборна. Стоббльсъ держался того мннія, что это собственно была герцогиня изъ Мадрита, а мистеръ Кеккель упорно схоялъ на томъ, что это не больше какъ оперная пвица самой дурной нравственности и безъ всякихъ правилъ, хотя, нечего сказать, красавица, провалъ ее возьзми! Честный капитанъ мигомъ вспылилъ при этой дерзновенной догадк, и хотя ротъ его былъ биткомъ набитъ яицами и буттербродтомъ, хотя притомъ не имлъ онъ ни малйшаго намренія вмшиваться въ посторонній разговоръ, однакожь теперь онъ быстро вскочилъ съ своего мста, и произнесъ громогласно:

— Кеккель, ты глупецъ, дуракъ, съумасшедшій! Ты всегда болтаешь глупости, Кеккель! Что тутъ за похщенія, чортъ васъ побери? Осборнъ знать не хочетъ ни вашихъ модистокъ, ни актрисъ! Миссъ Седли очаровательная молодая двушка, какой не видать вамъ какъ своихъ ушей. Онъ помолвленъ на ней съ дтскихъ лтъ, и я готовъ зажать вамъ ротъ, господа, если вы еще осмлитесь, въ моемъ присутствіи, издваться надъ невстою Осборна.

Заключивъ эту сентенцію, мистеръ Доббинъ, красный какъ жареный ракъ, чуть не задушилъ себя чашкой чая. Мене чмъ въ полчаса, расказанпая повсть разнеслась по всему Четему, и въ тотъ же самый вечеръ, мистриссъ майорша Одаудъ написала къ своей сестриц, Глорвин Одаудстаунъ, чтобы она не торопилась сюда поздкой изъ Дублина, такъ-какъ молодой Осборнъ уже помолвленъ.

И въ тотъ же вечеръ, мистеръ Осборнъ получилъ, за общимъ столомъ, формальное поздравленіе отъ своихъ сослуживцевъ, которые тутъ же, въ честь его невсты, выпили по огромному стакану крпкой настойки. Честный Доббинъ, не принимавшій участія въ этой оргіи, сидлъ одинъ въ своей комнат за флейтой, и, кажется, сочинялъ стихи на меланхолическій тонъ. Немедленно посл обда, Джорджъ Осборнъ отправился дать ему строжайшій выговоръ за неумстную болтливость.

— Какой чортъ тебя просилъ вмшиваться въ мой дла? закричалъ Осборнъ тономъ грозного негодованія. Ну, что ты накуралесилъ? Весь Четемъ болтаетъ теперь о моей женитьб, а эта старая хрычовка, Пегги Одаудъ, разослала обо мн всть во вс концы Трехъ Соединенныхъ Королевствъ. Какая теб надобность была раструбить, что я женихъ? Послушай, Доббинъ, если ты станешь вмшиваться въ мой дла…

— Мн кажется… перебилъ кептенъ Доббинъ.

— Что у тебя типунъ на язык, дополнилъ мистеръ Осборнъ. Я обязанъ теб, можетъ-быть ужь слишкомъ, но изъ того, что ты пятью годами старше меня, вовсе не слдуетъ, что ты имешь право надодать мн своими квакерскими наставленіями. Долго ли еще мн сносить отъ тебя этотъ демонскій видъ покровительства и защиты? Желалъ бы я знать, чортъ побери, чмъ я тебя ниже, любезнйшій мой другъ?

— Да вдь ты помолвленъ?

— А какое теб дло?

— Разв ты стыдишься этого?

— Какое ты имешь право меня спрашивать объ этомъ? Ну, да, какое, желалъ бы я знать?

— Великій Боже! Неужели ты хочешь разорвать эту связь! вскричалъ Доббинъ, быстро вскочивъ со стула.

— Другими словами, ты хочешь спросить: честный ли я джентльменъ? сказалъ Осборнъ, выпрямляясь во весь ростъ. Это ли у васъ на ум, милостивый государь? Вы еще недавно изволили принять со мною такой наставническій тонъ… нтъ, этого я не снесу въ другой разъ, можете быть уврены.

— Что жь я сдлалъ? Я только сказалъ теб, Джорджъ, что ты слишкомъ невнимателенъ къ своей хорошеькой невст. Я замтилъ только, что, прізжая въ городъ, ты могъ бы оставить игорные дома, и почаще быть на Россель-Сквер. Разв это не правда?

— То-есть, вамъ угодно, кажется, взять назадъ свой деньги, мистеръ Доббинъ? сказалъ Джорджъ съ язвительной улыбкой.

— Очень угодно, и ты сдлаешь очень хорошо, если потрудишься заплатить свой долгъ. Я бы не далъ ни одного пенни, если бы зналъ напередъ, что ты все спустишь въ тотъ же вечеръ.

— Ну, что за вздоръ? Помиримся, Вилльямъ, я виноватъ передъ тобой, сказалъ мистеръ Джорджъ Осборнъ тономъ искренняго раскаянія. Мн, въ самомъ дл, не слдовало забывать, что ты слишкомъ усплъ доказать мн свою дружбу. Ты выручалъ меня изъ западни больше тысячи разъ. Когда этотъ Родонъ Кроли обыгралъ меня въ клуб, я сгинулъ бы безъ тебя, мой другъ, ни за что, ни про что. Только ужь ты, сдлай милость, удерживайся со мной отъ этихъ безполезныхъ сентенцій, вдь это, право, и скучно, и досадно. Ну, чего теб надобно? Я люблю Амелію, обожаю, и все, что ты хочешь. Не сердись, Вилльямъ, къ чему ты нахмурилъ свои брови? Амелія не виновата, я знаю. Амелія прехорошенькая двушка, и это мы съ тобой знаемъ. Да только, видишь ли, мой другъ, между всми этими недотрогами не будешь имть никакого успха, если ты станешь, прежде времени, распространяться о моихъ длахъ, а поволочиться… почему не поволочиться молодому человку? Посл свадьбы исправлюсь, даю теб честное слово, и… да что жь ты сердишься, Вилльямъ? Въ будущемъ мсяц я возвращу теб сотню фунтовъ, какъ-скоро отецъ мой обдлаетъ свою послднюю затю. Сейчасъ же поду въ городъ и завтра по утру буду у своей невсты. Довольно ли теб этого, Вилльямъ? Помиримся, мой другъ.

— Длать нечего, я не могу на тебя сердиться, Джорджъ, сказалъ добродушный Доббинъ, протягивая ему свою руку. Что жь касается до денегъ, я знаю, мой другъ, ты бы раздлилъ со.мною послдній шиллпнгъ, если бы я имлъ въ нихъ нужду.

— Ей-Богу раздлилъ бы, ты не ошибаешься, Доббинъ, подтвердилъ Джоржъ съ величайшимъ великодушіемъ, хотя, мимоходомъ сказать, въ карман его никогда не водилось лишнихъ денегъ для какого бы то ни было друга.

— Только ужь вотъ что, Джорджъ, сердись-не сердись, а я бы, право, посовтовалъ теб разстаться со всми этими дурачествами. Если бы ты могъ видть страждущее личико миссъ Эмми, когда намеднись она распрашивала о теб, ты бы, и безъ моихъ совтовъ, забросилъ къ чорту эти бильйярдные шары. Позжай къ ней, ради Бога, утшь ее: теб это ничего не стоитъ. Напиши по крайней мр къ ней письмо подлинне. Сдлай же чт- нибудь для утшенія своей невсты.

— А вдь, должно-быть, она демонски врзалась въ меня, сказалъ мистеръ Осборнъ съ самодовольнымъ видомъ.

И на этомъ основаніи, онъ отправялся доканчивать свой вечеръ въ кругу веселыхъ друзей.

Амелія между-тмъ любовалась на луну изъ окна свой спальни, и пристально думала о миломъ друг своего сердца. Гд онъ? Въ Четем, это она знала. Что-то онъ подлываетъ? Вроятно, такъ же какъ она, смотритъ на луну, и думаетъ о ней. Бдный Джорджъ, милый Джорджъ!.. А можетъ, въ эту минуту, онъ защищаетъ угнетенную невинность, спасаетъ какого-нибудь раненого, или изучаетъ, въ своей одинокой комнат, стратегическое искусство. О, какъ бы ей хотлось теперь вспорхнуть легкой птичкой за облака, долетть до Чатема, и посмотрть украдкой, что длаетъ великодушный Джорджъ?

И ничего бы не увидала. Ворота трактира были заперты, окна занавшены въ общей зал, великодушный Джорджъ кутилъ на пропалую. Бдная Амелія!

Черезъ день посл только-что описанной размолвки двухъ друзей, мистеръ Осборнъ, врный своему честному слову, собрался хать въ городъ, къ величайшему наслажденію капитана Доббина, который теперь усердно помогалъ ему укладывать вещи.

— Какъ бы хорошо было привести ей какой-нибудь подарокъ! сказалъ Джорджъ: — только, какъ-нарочно, теперь нтъ у меня ни пенни за душой.

— Ну, этому горю помочь можно, сказалъ великодушный Доббинъ, вынимая изъ бумажника нсколько банковыхъ билетовъ. Этого, авось, хватитъ, возьми. Сквитаемся.

— Мн, право, совстно…

— Э, что за счетъ между друзьями!

И онъ, я знаю, купилъ бы для Амеліи превосходнйшій подарокъ, если бы въ город, сверхъ всякого ожиданія, не соблазнила его брилльйантовая булавочка, которую онъ увидлъ въ окн ювелира. Булавка какъ-разъ приходилась для его батистовой рубашки, и онъ купилъ эту вещицу, заплативъ за нее большую часть своихъ денегъ. Осталась бездлица — серебра мелочь, и ужъ конечно, теперь было не до подарка.

Нужды нтъ, вы можете быть уврены, что Амелія думала не о подаркахъ жениха. Лишь-только онъ явился на Россель-Скверъ, лицо ея залучезарилось и просіяло, какъ-будто онъ былъ великолпнымъ свтиломъ на горизонт ея любящей души. Маленькія заботы, безпокойства, слезы, опасенія, робкія сомннія, безсонныя грезы многихъ, многихъ, многихъ ночей: все это перезабылось въ одну минуту подъ живительнымъ вліяніемъ чарующей улыбки. Онъ вошолъ къ ней черезъ дверь гостиной, раздушонный, разфранченный, великолпный, какъ Адонисъ. Самбо, даже самъ мистеръ Самбо симпатически оскалилъ зубы, докладывая о вожделнномъ гост, и потомъ онъ видлъ собственными глазами, какъ юная барышня вздрогнула, покраснла, и отпрянула отъ своего сторожевого поста на окн. Самбо отступилъ и широко открылъ свои глаза, лишь-только затворилась дверь, она крпко, крпко прижалась къ сердцу своего Джорджа, какъ-будто оно было для нея единственнымъ роднымъ пріютомъ на земл.

Робкая два! Неопытная два! Видишь ли ты этотъ млгучій столтній дубъ среди рощи, съ прямымъ стеблемъ, крпкими мышцами, съ густыми и широкими листьями, подъ которыми ты такъ часто любила ворковать и лелять свою задушевную мечту? Очень хорошо, и его можно отмтить — ты знаешь для чего, и съ горькимъ трескомъ, онъ падетъ на землю. Мужчина и крпкій дубъ,— какое старое, пошлое сравненіе!

Джорджъ между-тмъ усердно цаловалъ свою невсту и въ двственное чело, и въ розовыя уста и пылающія очи, и былъ онъ въ эту минуту удивительно какъ добръ и нженъ! Амелія въ первый разъ замтила на его груди чудесную брильянтовую булавку, и нашла, что ничего не можетъ быть миле такой булавки. Какъ же иначе? Вдь онъ для нея такъ нарядился!

Если наблюдательный читатель хорошо вникнулъ въ сущность назидательной бесды между двумя закадышными друзьями, то, вроятно, онъ ужь составилъ свое собственное понятіе о характер мистера Осборна. Какой-то циническій Французъ сказалъ когда-то, что въ любовныхъ длахъ бываютъ всегда дв стороны: одна любитъ, или обожаетъ, смотря по обстоятельствамъ, другая, только-что позволяетъ себя любить. Любовь приходится иногда на сторону мужчины, иногда на сторону женщины, это дло случая. Быть можетъ, какой-нибудь отуманенный молодецъ принимаетъ въ своей Дульцине мертвую безчувственность за скромность, природное тупоуміе за двственную осторожность, отсутствіе душевной жизни за милую, поэтическую стыдливость, и, словомъ, принимаетъ гусыню за лебедя, или ворону за паву — это бываетъ, смю васъ уврить. Бываетъ и вотъ что: какая-нибудь идеальная красавица наряжаетъ, въ своемъ воображеніи, неуклюжаго осла во всеоружіе блеска, великолпія, славы, удивляется его неописанному тупоумію какъ мужскому простодушію, поклоняется его надутому эгоизму, какъ мужскому превосходству, считаетъ его глупость изумительнымъ глубокомысліемъ, и распоряжается имъ такъ же, какъ нкогда блистательная волшебница, Титанія, распорядилась извстнымъ ткачомъ въ древнихъ Аинахъ. Такія комедіи часто разыгрываются на базар житейской суеты, хотя изъ этого ровно ничего не слдуетъ.

Миссъ Амелія считала своего возлюбленного самымъ блистательнымъ изъ героевъ, какіе только когда-либо выступали на позорище вселенной. Такимъ же считалъ себя и самъ мистеръ Осборнъ.

Почему жь и не считать? Велика бда, что онъ кутилъ, молодые люди вс кутятъ, и всему свту извстно, что повсу женщина всегда предпочтетъ молокососу. Онъ еще не остепенился? И это не бда: женится, перемнится. И какъ это хорошо, что корсиканского изверга упрятали теперь на Эльбу! Миръ и тишина водворятся во всемъ мір. Джорджъ возьметъ отставку, и они заживутъ припваючи. Вдь они же не бдны: у Амеліи богатое приданое, у него — отличный пенсіонъ. Они удутъ куда-нибудь подальше, въ провинцію, и выберутъ для своего поселенія живописное мстоположеніе съ прекраснымъ сельскимъ домикомъ, гд будетъ и садъ, и паркъ, и прудъ, и оранжерея. Это ли не житье? Джорджъ будетъ ловить рыбу, стрлять рябчиковъ, смотрть за фермой, а она станетъ смотрть за кухней и вышивать для него сюрпрпзы. Чего же больше для семейного счастья? Хорошо, очень, очень хорошо!

Ну, а если будетъ война? Нтъ, вздоръ, войны не будетъ, а пожалуй станется, что Джорджъ не возьметъ отставки. Это ужь не такъ хорошо. Военному человку, собственно говоря, и не слдуетъ жениться. Вообразите мистриссъ Джорджъ Осборнъ въ поход на какой-нибудь провинціяльно квартир или, что еще хуже, въ Вест-Индіи, подъ зноемъ палящаго солнца, въ обществ офицерскихъ женъ, подъ покровительствомъ какой-нибудь мистриссъ майорши Одаудъ! Амелія умирала со смха, когда Джорджъ говорилъ ей объ этой старой хрычовк. Онъ ее слишкомъ любитъ, и потому, ужь можете быть уврены, Амелія никогда не будетъ введена въ общество такихъ вульгарныхъ женщинъ. О себ онъ не заботится — совсмъ нтъ, но она, какъ его жена, должна, разумется, занять приличное мсто къ обществахъ высшаго полета.

— Будь по твоему, мой другъ, я на все согласна!

Еще бы! Не согласиться съ Джорджемъ Осборномъ! Возможно ли это? Она согласилась бы, пожалуй, для его потхи, принимать каждый день геморроидальныя пилюли, какъ это длаетъ, напримръ, джентельменъ, пиущій эти строки.

Такъ они бесдовали вдвоемъ, и взапуски другъ передъ другомъ строили на воздух безчислеимые замки. Амелія украшала ихъ лиліями и ландышами, окружала поэтическими аллеями, живописными, журчащими ручьями и другими принадлежностями идилліи, между-тмъ, какъ воображеніе Джорджа обращалось около конюшень, псарень, погребовъ. Два часа пролетли незамтно, и такъ-какъ мистеру Осборну въ город нельзя было пробыть больше одного дня,— что длать? онъ заваленъ служебными длами,— то поэтому онъ пригласилъ миссъ Эмми пообдать съ нимъ въ обществ ея будущихъ сестеръ. Приглашеніе принято съ искреннею радостію., и они немедленно пошли въ домъ его отца. Здсь мистеръ Осборнъ оставилъ свою невсту среди чернобровыхъ леди, а самъ немедленно отправился покончить дла, не терпвшія, къ несчастію, ни малйшей отсрочки. Амелія, на этотъ разъ, говорила безъ умолку, и, сверхъ ожиданія, обнаружила такое удивительное краснорчіе, что ршительно поставила въ туппкъ обихъ чернобровыхъ сестрицъ, и он должны были подумать, что Джорджъ просто творитъ чудеса изъ этой глупенькой двчонки.

Джорджъ, между-тмъ, завернулъ въ кандитерскую на Черин-Кросс, и скушалъ пирожокъ, потомъ мимоходомъ забжалъ къ портному, и заказалъ отличную пару новйшаго фасона, наконецъ, мистеръ Джорджъ Осборнъ отправился въ трактиръ, и сыгралъ весьма счастливо одиннадцать партій на билльйярд. Домой онъ воротился въ превеселомъ расположеніи духа, хотя немножко опоздалъ къ обду.

Но вовсе не въ дух былъ въ этотъ день старикъ Осборнъ. Когда этотъ джентльменъ воротился изъ Сити, дочки, по заведенному порядку, выбжали къ нему на встрчу вмст съ перезрлою миссъ Виртъ, но тутъ же, съ нкоторымъ изумленіемъ, замтили по его физіономіи, что сердце подъ его огромнымъ блымъ жилетомъ бьетъ какую-то безпокойную, зловщую тревогу. Онъ хмурился, пыхтлъ, моргалъ и страшно поводилъ своими чорными бровями. Когда Амелія выступила впередъ поздороваться съ отцомъ своего жениха, что всегда длала она съ великимъ трепетомъ и страхомъ, старикъ Осборнъ промычалъ какъ медвдь, и немедленно спустилъ миньйатюрную ручку изъ своей огромной, шершавой лапы, не обнаруживъ ни малйшаго желанія пожать ее покрпче. Потомъ онъ взглянулъ угрюмо на свою старшую дочь, и взоръ его, повидимому, спрашивалъ:

— За какимъ дьяволомъ здсь эта двчонка?

Дочка поняла безмолвный вопросъ, и поспшила отвчать:

— Джорджъ въ город, папа, онъ пошолъ по дламъ къ своему начальнику, и скоро воротится домой къ обду.

— А! такъ онъ въ город? Слоняется? Семеро одного не ждутъ, Джении.

Съ этими словами, достойный джелтльменъ погрузился въ кресла, и въ комнат наступило страшное, торжественное молчаніе, прерываемое только безпокойнымъ боемъ французскихъ стнныхъ часовъ.

Когда колоколъ этого хронометра, увнчанного на верху веселой мдной группой, совершавшей жертвоприношеніе Ифигеніи, прогудлъ пять разъ на кладбищенскій манеръ, господинъ Осборнъ неистово дернулъ за сонетку своею правою рукою, и вслдъ за тмъ явился въ комнату буфетчикъ.

— Обдать! проревлъ мистеръ Осборнъ.

— Мистеръ Джорджъ еще не воротился, сударь, доложилъ буфстчикъ.

— А какая мн нужда до твоего мистера Джорджа? Разв я не хозяинъ въ своемъ дом? Обдать!

И страшно мистеръ Осборнъ насупилъ свои чорныя брови. Амелія задрожала. Телеграфическое сообщеніе глазъ быстро пробжало между остальными тремя леди. Послушный колоколъ въ нижнихъ областяхъ зазвенлъ на веселый ладъ, возвщая наступленіе господского обда. Не говоря больше ни слова, глава семейства засунулъ свои руки въ карманы длинного пальто, и пошолъ въ столовую одинъ, грозно озираясь черезъ плечо на четырехъ изумленныхъ женщинъ.

— Что это значитъ, моя милая? спрашивали одна другую молодыя леди, продолжая слдовать въ почтительномъ отдаленіи за сердитымъ старикомъ.

— Я думаю, mesdames, фонды падаютъ на бирж, прошептала перезрлая весталка.

Эта догадка, сколько вроятная, столько же и остроумная, содйствовала нкоторымъ образомъ къ успокоенію женскихъ сердецъ, такъ-какъ для имхъ биржевые фонды не заключали, повидимому, особенной важности. Молча и притаивъ дыханіе, он вошли въ столовую и заняли свои мста. Старимъ прочолъ обычную молитву. Серебрянные приборы загремли. Амелія затрепетала. Она сидла одна по другую сторону стола, ближе всхъ къ страшному Осборну, отъ которого только отдляло ее порожнее мсто, оставленное для Джорджа.

— Супъ! сказалъ мистеръ Осборнъ погребальнымъ тономъ, повертывая въ рукахъ разливательную ложку.

Угостивъ такимъ образомъ Амелію и прочихъ дамъ, онъ налилъ въ свою собственную тарелку, и безмолвно углубился въ созерцаніе супа.

— Принять тарелку у миссъ Седли! сказалъ онъ наконецъ. Она не можетъ кушать этого гадкого супа… не могу и я. Помои! Гикксъ, бери миску. Дженни, завтра поутру прогнать кухарку со двора.

Сдлавъ такое распоряженіе относительно кухарки, мистеръ Осборнъ сообщилъ нсколько характеристическихъ и сатирическихъ замчаній касательно рыбы, и пользуясь этимъ случаемъ, произнесъ энергическое проклятіе на рынокъ, гд продается эта гадкая рыба. Потомъ онъ снова погрузился въ глубокое молчаніе созерцательного свойства, и проглотилъ, одинъ за другимъ, нсколько бокаловъ вина. Его физіономія сдлалась еще угрюмй и мрачне. Все трепетало и безмолвствовало. Вдругъ, къ общему благополучію, раздавшійся звонокъ возвстилъ о прибытіи Джорджа. Джоржъ вошолъ.

‘Ему никакъ нельзя было воротиться раньше. Начальникъ весьма долго разсуждалъ съ нимъ о служебныхъ длахъ. Не нужно супа… и рыбы не нужно. Перекусить чего-нибудь… всмъ будетъ доволенъ. Превосходная бараннна… чудесный соусъ… все превосходно.’

Веселость Джорджа противорчила восхитительнымъ образомъ пасмурной суровости его отца. Онъ шумлъ и болталъ безъ умолка въ продолженіе всего обда, къ величайшему наслажденію всхъ особъ, и въ особенности одной двицы, сидвшей подл него.

Какъ-скоро молодая леди полакомилась апельсинчикомъ и рюмкою малаги,— что составляло обыкновенное заключеніе печальныхъ банкетовъ въ этомъ джентльменскомъ дом.—отецъ семейства подалъ знакъ вставать изъ-за стола, и вс он удалились въ гостиную на верхъ. Амелія надялась, что и Джорджъ мемедленно присоединится къ нимъ. Немедленно она сла за старинный ройяль, и принялась, съ особеннымъ одушевленіенъ, играть его любимые вальсы, но эта маленькая хитрость, сверхъ всякого ожиданія, не сопровождалась вожделннымъ успхомъ. Джорджъ былъ глухъ къ своимъ любимымъ вальсамъ. Мелодическіе звуки становились слабе и слабе, одушевленіе пвицы замирало больше и больше, и, наконецъ, она совсмъ оставила неуклюжій инструментъ. Ея милыя подруги играли теперь самыя громкія и блистательныя пьесы изъ своего нового репертуара, но она уже не слыхала ничего, и сидла молча, погруженная въ свои мрачныя думы. Зловщее предчувствіе тяготило ея маленькое сердце. Старикъ Осборнъ, угрюмый и пасмурный всегда, былъ теперь особенно мраченъ и суровъ, и страшно смотрлъ на нее. Его глаза слдили за ней дико, когда она выходила изъ столовой. Боже мой! Чмъ-же она провинилась передъ отцомъ своего жениха? Когда принесли кофе, Амелія вздрогнула, какъ будто буфетчикъ, Гикксъ, предлагалъ ей чашу съ ядомъ. Бдами грозитъ будущность…

Какими же, позвольте спросить? О, женщины, женщины! Ничтожество вамъ имя. Какъ часто вы лелете въ своихъ душахъ какія-то грозныя предчувствія безъ всякой разумной причины и безъ малйшихъ основаній! Самыя безобразныя мысли становятся любимцами вашего сердца, и вы ласкаете ихъ нжно, какъ своихъ безобразныхъ дтищъ. О, женщины, женщины!

Угрюмая физіономія отца произвела также весьма невыгодное впечатлніе на сердце сына. Джорджу нужны были деньги до зарза, а какъ прикажете ихъ просить, когда старшина смотритъ такимъ бирюкомъ? Нехорошо, даже очень нехорошо. Не перегодить ли? Невозможно, онъ еще наканун профинтился въ-пухъ, и теперь на душ его карточный должишко.

Надо попробовать. Джорджъ началъ прославлять ароматическій запахъ и чудный вкусъ родительскихъ винъ, это было наилучшимъ средствомъ развязать языкъ угрюмому старику.

— Превосходная мадера! Признаться, такой мы не пивали и въ Калькутт. Намеднись я отослалъ изъ вашего погреба три бутылки полковнику Гевитопу, онъ говоритъ, что такого вина не сыскать въ цлой Англіи.

— Право? Онъ сказалъ это?

— Честное слово.

— Мудреного тутъ нтъ ничего, это почтенная, старая мадера.

— Сколько она вамъ стоитъ?

— Восемь шиллинговъ бутылка.

— Это еще не дорого, если взять въ расчетъ…

— Конечно недорого, нечего тутъ брать и въ расчетъ.

— А знаете ли, что, папа? сказалъ Джорджъ веселымъ тономъ. Не хотите ли взять по шести гиней за дюжину бутылокъ? Я бы вамъ нашолъ покупщика.

— Какого?

— Это, скажу я вамъ, величайшій изъ людей во всхъ трехъ королевствахъ.

— Пожалуй, я продамъ, сказалъ отецъ. Кто жь это?

— Когда генералъ Дагилетъ былъ въ Четем, Гевитопъ сочинилъ для него великолпный завтракъ, и угостилъ его вашей мадерой. Генералу такъ понравилось винцо, что онъ тутъ же полюбопытствовалъ развдать, гд, какъ и почему… ну, сами знаете.

— Да, это демонское винцо, произнесъ отецъ, и вслдъ затмъ жолтое лицо его просіяло лучезарнымъ блескомъ.

Пользуясь своимъ выгоднымъ положеніемъ. Джорджъ сообщилъ нсколько пріятныхъ замчаній на счетъ великолпной мебели въ родительскомъ дом, и распространился преимущественно о зеркалахъ, но уже отецъ не слушалъ, и погрузился въ торжественную задумчивость, которая, однакожь, на этотъ разъ. не заключала въ себ ниакихъ зловщихъ признаковъ. Вдругъ онъ дернулъ за сонетку, и приказалъ вошедшему слуг принести кларета.

— Теперь ты увидишь, Джорджъ, каковъ кларетъ въ моемъ погреб, и когда мы станемъ пить, я долженъ буду объяснить теб дльцо, которое у меня давненько на ум.

Амелія слышала, какъ раздался звонокъ изъ столовой, и сердце ея забило сильнуютревогу. Не къ добру этотъ звонокъ, право, не къ добру. Что станете длать съ этими созданіями, у которыхъ все, при извстныхъ обстоятельствахъ, ведетъ къ добру или худу?

— Мн нужно знать, Джорджъ, началъ отецъ, недленно выпивая свой первый стаканъ, мн нужно знать, любезный, какъ тамъ у тебя, далеко ли… зашли дла… съ этой двчонкой, что теперь бренчитъ наверху… понимаешь?

— Вамъ это не трудно, сэръ, видть своими глазами, сказалъ Джорджъ съ самодовольной улыбкой. Дла ведутся начистую, это и слпой увидитъ. Какой превосходный кларетъ!

— Начистую! Что ты подъ этимъ разумешь?

— Зачмъ же тутъ требовать дальнйшихъ объясненій? Вещи сами по себ ясны, какъ день. Я скромный джентльменъ, это вы знаете. Я… я… вы видите, я совсмъ не созданъ для того, чтобъ тиранить женскія сердца, но эта двушка, сказать по совсти, смертельно влюблена въ меня. Этого только слпой не видитъ.

— А ты самъ… влюбленъ?

— Кчему вы объ этомъ меня спрашиваете? Вы приказываете мн жениться, и мой долгъ повиноваться вамъ безпрекословно. Отцы наши вдь давно устроили этотъ бракъ, а я — добрый сынъ.

— Да, ты добрый малый. Я слышалъ кое-что о твоихъ связяхъ съ лордомъ Тарквиномъ, капитаномъ Кроли и съ этимъ мистеромъ Десисомъ. Берегитесь, сэръ, берегитесь.

Произнося эти аристократическія имена, старикъ длалъ выразительное удареніе на каждомъ слов. Джорджъ струхнулъ не на шутку, воображая, что отецъ его провдалъ какъ-нибудь о его страстишк играть въ карты и кутить съ упоминутыми джентльменами, но старый негоціантъ успокоилъ его совершеннйшимъ образомъ, когда вслдъ за тмъ прибавилъ съ просіявшимъ лицомъ:

— Ну, да, конечно, молодые люди всегда будутъ и должны быть молодыми людьми, и я не скрою, мн весьма пріятно, Джорджъ, что ты стараешься жить въ лучшемъ кругу… между знатными особами… и я надюсь, Джорджъ, ты станешь и впередъ распространять этотъ благороднйшій кругъ дятельности… сколько позволяютъ средства твоего отца…

— Благодарю васъ, сэръ, сказалъ Джорджъ, смкнувъ разомъ истинный образъ мыслей своего почтенного родителя, ваша правда: безъ средствъ тутъ ничего нельзя сдлать, а мой кошелекъ… видите ли?

Здсь онъ вынулъ на показъ шолковый кошелекъ, связанный руками миссъ Амеліи, въ кошельк было весьма небольшое количество мелкого серебра.

— Въ деньгахъ, смю сказать, у тебя не будетъ недостатка. Сынъ британского негоціанта можетъ и долженъ вести себя какъ порядочный джентльменъ высшаго калибра. Я не скряга, сэръ. и мои гинеи не хуже аристократическихъ векселей. Заверни завтра въ Сити, къ мистеру Чопперу и онъ передастъ теб, что нужно. Я не постою изъ-за гиней, и касса моя къ твоимъ услугамъ, какъ-скоро я знаю, что ты въ обществ порядочгыхъ людей. Высшій кругъ долженъ быть постоянной сферой твоей дятельности, я этого требую и желаю, потому-что знаю — высшій кругъ полезенъ для моего сына. Я не гордъ… да, совсмъ не гордъ. Я имлъ несчастье родиться въ низшемъ кругу, но ты, Джорджъ, совсмъ другая статья, ты уйдешь далеко, потому-что у тебя огромныя выгоды рередо мной. Пользуйся своими обстоятельствами, и шагай впередъ безъ страха. Ищи себ друзей и знакомыхъ на высшихъ ступеняхъ англійской аристократіи. Есть тамъ достойнйшіе молодые люди, у которыхъ ты можешь поучиться уму-разуму. Твои гинеи стоятъ ихъ долларовъ. Что жь касается до этой розовой шляпёнки…

Здсь старикъ Осборнъ нахмурилъ брови, и свирпо указалъ на потолокъ.

— Что жъ касается до этой розовой шляпёнки… понимаешь?.. ну, молодые люди всегда были и должны быть молодыми людьми. Одного только избгай, мой другъ — въ карты не играй. Если же, сверхъ чаянія, дойдетъ до моего слуха, что ты соришь деньжонки за игорнымъ столомъ, то ужь не прогнвайея: съ той поры ты не получишь изъ моей кассы ни одного шиллинга.

— О, это само-собою разумется! сказалъ Джорджъ, можете быть спокойны, сэръ, я ненавижу карты.

— Хорошо, хорошо. Возвратимся теперь къ Амеліи. Неужели, сэръ, увасъ твердое намреніе жениться на дочери этого купчишки? Разв для васъ ужь не найдется никакой невсты въ аристократическомъ кругу? Вотъ что я желаю знать, сынъ мой, Джорджъ.

— Это вдь у насъ фамильное дло, сэръ, отвчалъ Джорджъ, разгрызая волоскій орхъ, вы и мистеръ Седли, смю сказать, затяли эту партію лтъ за сотню передъ этимъ.

— Такъ точно, я не запираюсь, но обстоятельства, мы видимъ, измняіотся съ каждымъ днемъ, а съ обстоятельствами могуть измняться и мысли. Что хорошо сегодня, то никуда не годится завтра, и наоборотъ. Я не запираюсь: купецъ Седли вывелъ меня, можно сказать, изъ ничтожества, или другими словами: далъ мн первоначальное средство, усиліями моего собственного генія и талантовъ, пріобрсть мало-по-малу огромнйшее состояніе, и утвердиться твердою ногою въ той блистательной позиціи, которую я теперь занимаю въ коммерческомъ мір, какъ первый негоціантъ по части сала и свчей. Благодарю Бога, я имлъ случай еще недавно съ лихвой отблагодарить господина Седли, какъ ты можешь въ этомъ увриться собственными глазами, если заглянешь въ мою коммерческую книгу. Мы квиты, Джорджъ! скажу теб по довренности, за тайну, что дла мистера Седли запутываются весьма неискусною рукой. Мой главный конторщикъ, мистеръ Чопперъ, слдитъ за ними прозорливыми глазами, а ему биржевыя дла извстны какъ свой пять пальцовъ. Чопперъ именно думаетъ, что не удержать этому Седли коммерческого баланса на своихъ рукахъ. Уже Гулкеръ и Буллокъ давно посматриваютъ на него искоса. Что если, въ самомъ дл, онъ свихнется? Что если у этой Амеліи не будетъ ничего, кром ся розовой шляпёнки? Послушай, Джорджъ, невста моего сына должна имть по крайней мр десять тысячь годового дохода, или къ чорту вс эти дочери оголлыхъ банкрутовъ. Выпьемъ еще по стакану, и вели подать кофе.

Съ этими словами, старикъ, растянувшись въ креслахъ, закрылъ свое лицо огромнымъ листомъ вечерней газеты. Это служило сигналомъ окончанія аудіенціи, и Джорджъ увидлъ, что папа желаетъ всхрапнуть посл обда.

Онъ побжалъ наверхъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа, и въ одно мгновеніе ока утшилъ свою милую Амелію. Онъ былъ теперь внимателенъ къ ней до истощенія всхъ силъ своего остроумія, любезности, голубиной болтовни, и каждое слово мистера Осборна проникалось такою нжностью, какой восторженная двушка никогда не замчала въ немъ ни прежде, ни посл. Что жь бы это значило? Неужели великодушное сердце мистера Осборна переполнялось состраданіемъ при мысли о несчастной будущности, какая ожидала его бывшую невсту, и онъ заране хотлъ этимъ способомъ приготовить ее къ неотразимымъ ударамъ судьбы? Или эта драгоцнная игрушка сдлалась теперь для него миле, какъ-скоро зналъ онъ, что долженъ будетъ потерять ее невозвратно?

И долго, очень долго миссъ Амелія жила воспоминаніями этого счастливого вечера въ дом своего жениха. Она припоминала его слова, его взоры, псню, которую онъ плъ, его позу, когда онъ, опираясь на ройяль, смотрлъ прямо и нжно, пристально смотрлъ въ глаза своей невст. Вечеръ пролетлъ удивительно какъ быстро, и она почти разсердилась на мистера Самбо, когда тотъ, совсмъ некстати, принесъ ей дорожную шаль и сказалъ, что мистриссъ Седли приказала ему проводить свою барышню домой.

Поутру на другой день Джорджъ Осборнъ разъ еще завернулъ на Россель-Скверъ прижать къ трепещущему сердцу свою бывшую невсту, и потомъ побжалъ онъ въ Сити, къ мистеру Чопперу — правой рук своего отца. Отъ этого джентльмена получилъ онъ документъ, который тотчасъ же, въ контор господъ Гулкера и Буллока, размняли ему на звонкую монету. Когда Джорджъ былъ у воротъ этого дома, старикъ Джонъ Седли возвращался изъ банкирского кабинета въ самомъ уныломъ и мрачномъ расположеніи духа. Но крестникъ его, упоенный близкимъ счастьемъ, совсмъ не замтилъ, какъ этотъ старый джегтльменъ бросилъ на него свой грустный и печальный взоръ. Дло въ томъ, что молодой Буллокъ, при выход изъ кабинета, не поздравилъ его тою радушною улыбкой, какую онъ привыкъ видть на его устахъ въ бывалое время.

И когда мистеръ Седли, понуривъ голову, вышолъ изъ дверей банкирского кабинета, мистеръ Куилль, банкирскій кассиръ, лукаво подмигнулъ на мистера Драйвера, который писалъ за конторкой у окна, мистеръ Драйверъ улыбнулся, и тоже подмигнулъ.

— Не дутъ, шепнулъ Драйверъ.

— Ни за какую цну, сказалъ Куилль, мистеръ Джорджъ Осборнъ, не угодно ли получить и росписаться?

— Сію минуту.

Въ тотъ же день, въ общей зал за столомъ, мистеръ Джорджъ Осборнъ, въ присутствіи многочисленной компаніи, заплатилъ капитану Доббину пятьдесятъ фунтовъ звонкою монетой.

И въ тотъ же день Амелія написала къ нему длинное, предлинное письмо. Ея нжное сердце — она сама не знаетъ отчего — предчувствуетъ какую-то бду. Отчего это мистеръ Осборнъ былъ вчера такъ пасмуренъ и угрюмъ за столомъ? спрашивала она. Не поссорился ли онъ съ ея папа? За что жь бы? — она не могла прпдумать. У нея голова идетъ кругомъ. ей не спалось всю ночь. Ея бдный папа воротился ныньче такимъ печальнымъ изъ Сити. Весь домъ безпокоится о немъ. И, словомъ, четыре огромныя страницы были пропитаны насквозь любовью, опасеніями, страхомъ и самыми мрачными предчувствіями.

— Бдная Эмми, бдная Эмми! Какъ она влюблена въ меня! сказалъ Джорджъ, прочитавъ, за чашкой кофе, это огромное посланіе своей бывшей невсты, какъ болитъ голова отъ этого проклятого пунша!

Бдная, бдная, бдная миссъ Эмми!

ГЛАВА XIV.

Миссъ Кроли въ своемъ лондонскомъ дом.

Между-тмъ какъ на Россель-Сквер собирались мрачныя тучи, готовыя разразиться надъ бдною головкой влюбленной двушки, въ противоположной части города, на Парк-Лен, въ одно прекрасное утро, къ щегольскому и чрезвычайно опрятгому домику, выстроенному по всмъ правиламъ новйшей архитектуры, подъзжала богатая дорожная карета, съ гербомъ на дверцахъ, съ женщиною, въ дорожномъ чепчик, на запяткахъ, и съ жирнымъ кучеромъ на козлахъ. Широкоплечій кучеръ былъ, казалось, совершенно веселъ и здоровъ, но женщина, засдавшая на запяткахъ, имла чрезвычайно озабоченный видъ, и была, повидимому, недовольна своей судьбой. Экипажъ принадлежалъ любезной нашей старушк, миссъ Кроли, воротившейся теперь изъ Гезмпшира. Окна кареты были заперты, жирная болонка, выставлявшая изъ нихъ въ былыя времена свою морду и языкъ, покоилась на колняхъ женщины, имвшей озабоченный видъ. Лишь только колесница остановилась у подъзда, слуги и служащіе, подъ руководствомъ молодой леди, вынесли оттуда огромный свертокъ шалей и другихъ массивныхъ принадлежностей женского дорожного туалета. Въ этомъ свертк содержалась сама миссъ Кроли, которую тотчасъ же, общими усиліями, отнесли наверхъ, и положили на постель въ теплой комнат, благовременио приготовленной для ея прізда. Въ ту же минуту распорядились послать за докторомъ и хирургомъ, они пришли, понюхали, потолковали, предписали и ушли. Посл этой консультаціи, молодая комнаньйонка миссъ Кроли отправила въ аптеку докторскій рецептъ, откуда для больной, страдавшей воспаленіемъ въ желудк, примесли микстуру антифлогистического свойства. Компаньйонка приняла на себя обязанность поить больную черезъ каждые два часа.

Поутру на другой день пріхалъ изъ четемскихъ казармъ гвардейскій капитанъ, Родонъ Кроли, на своемъ борзомъ кон, который остановился у подъзда и съ нетерпніемъ расчищалъ передними копытами солому, лежавшую густыми слоями передъ окнами больной старухи. Капитанъ распрашивалъ съ величайшимъ усердіемъ обо всемъ, что могло имть какое-нибудь отношеніе къ плачевному состоянію возлюбленной тётки. Было множество предметовъ, способныхъ огорчить и взволновать его любящую натуру. Горничгая миссъ Кроли, та самая женщина, что сидла на запяткахъ, имла теперь чрезвычайно угрюмый и растроенный видъ. Миссъ Бриггсъ, почотная dame de compagnie, утопала въ океан горькихъ слезъ, и Родонъ засталъ ее одну въ парадной гостиной. Она прибжала сюда съ быстротою лани, какъ-скоро услышала, что ея добрая покровительница страдаетъ воспаленіемъ въ желудк. Она пламенла желаніемъ бодрствовать денно и нощно подл болзненного ложа, гд такъ часто, въ былыя времена, ея заботливыя руки разливали сердцекрпительную влагу. И что же? ея не допустили въ спалню миссъ Матильды Кроли, и сказали ей, что не нуждаются въ ея услугахъ. какая-то незнакомая двчонка, пріхавшая изъ деревни, прдъиняла подъ свое вдніе докторскіе рецепты, и зовутъ ее… но слезы не позволили неутшной миссъ Бриггсъ произнести ненавистное ная, и, раздираемая болзненной тоскою, она похоронила свой бдный красный носъ въ батистовомъ платочк.

Лишь-только горничная доложила о прибытіи Родона Кроли, новая компаньйонка, выступившая на цыпочкахъ изъ спальни, протянула капитану свою маленькую ручку, и бросивъ искоса презрительный взглядъ на отуманенную миссъ Бриггсъ, повела его внизъ, въ опустлую столовую, бывшую нкогда великолпнымъ центромъ веселыхъ гостей.

Здсь говорили они минутъ десять, разсуждая, безъ сомннія, о средствахъ возстановить драгоцннле здравіе паціентки. Къ концу этого времени, сверху раздался пронзительный звонокъ, немедленно повторенный внизу мистеромъ Баульсомъ, долговязымъ буфетчикомъ миссъ Кроли (который, какъ намъ заподлигно извстно, наблюдалъ изъ корридора черезъ замочную скважину интересное свиданіе молодыхъ людей). Закрутивъ усы и махнувъ рукой, капитанъ немедленно вышолъ изъ печального дома, и возслъ на хребетъ своего борзого коня, продолжавшаго расчищать солому, къ великому удивленію негодныхъ мальчишекъ, собравшихся на улиц. Между-тмъ какъ борзый конь принялся скокать и выдлывать живописные курбеты. Родонъ Кроли еще разъ заглянулъ въ окно столовой, гд промелькнула фигура молодой двицы, и потомъ исчезъ на противоположномъ конц Парк-Лена. Молодая двушка побжала наверхъ для исправленія своихъ филантропическихъ обязанностей.

Кто жь эта новая компаньнонка. удостоившаяся необыкновенного счастья присутствовать при особ больной старушки?

Вечеромъ, въ тотъ же день, въ столовой былъ приготовленъ маленькій обдъ для двухъ персонъ. Какъ-скоро раздался обденный звонокъ, мистриссъ Фиркинъ, горничная больной леди, вошла въ комнату своей барыни и провозилась тутъ около двадцати минутъ, пока внизу продолжался обдъ. Новая компаньйонка и миссъ Бриггсъ сидли вдвоемъ за параднымъ столомъ.

Подавляемая внутреннимъ волненіемъ, миссъ Бриггсъ едва дотрогивалась до пищи. Молодая двушка, между тмъ, разрзала жареную курицу и попросила яичного соуса такимъ звучно-серебристымъ голосомъ, что бдная миссъ Бриггсъ, передъ которой стояло это лакомое блюдо, затрепетала всми своими членами и, выпустивъ разливательную ложку изъ своихъ рукъ, опрокинулась на сптнку стула со всми ужасающими признаками истерического припадка.

— Потрудитесь налить вина для миссъ Бриггсъ, сказала молодая особа мистеру Баульсъ, буфетчику и, вмст, довренному миссъ Кроли.

Баульсъ повиновался. Миссъ Бриггсъ машинально схватила рюмку, проглотила, и начала выдлывать судорожныя эволюціи съ цыпленкомъ на ея блюд.

— Мы, кажется, можемъ остаться вдвоемъ, и для насъ, я думаю, не нужны боле обязательныя услуги мистера Баульса, сказала молодая двушка вкрадчивымъ и ласковымъ тономъ. Вы можете идти, мистеръ Баульсъ, я позвоню, когда будетъ нужно.

Буфетчикъ поклонился и ушолъ на кухню, гд, для препровожденія времени, принялся ругать беззащитного лакея, состоявшаго подъ его непосредственной командой.

— Очень жалю, миссъ Бриггсъ, что вы принимаете на себя трудъ безпокоиться безъ всякой причины, сказала молодая леди, бросая на свою собесдницу холодный саркастическій взглядъ.

— Благодтельница мля лежитъ на смертномъ одр, а я… я… я не мо… гу и видть ее! захныкала миссъ Бриггсъ въ припадк возобновленной скорби.

— Кто же вамъ сказалъ, что миссъ Кроли на смертномъ одр? Успокойтесь, моя милая, вы длаете изъ мухи слона. Миссъ Кроли обълась и больше ничего. Теперь ей легче. Скоро она выздороветъ, и силы ея будутъ возстановлены для вашего блага. Она слаба, конечно, потому-что ей ставили рожки, но можете быть уврены, что черезъ нсколько дней благодтельница ваша будетъ совсмъ здорова. Успокойтесь, миссъ Бриггсъ, и выкушайте рюмку вина.

— Но зачмъ, ахъ, Боже мой! зачмъ она не хочетъ меня видть? воскликнула миссъ Бриггсъ. О Матильда, Матильда! Это ли награда твоей бдной Арабелл за двадцать три года неизмнной нжности и дружбы!

— Кчему же вы такъ надрываетесь, бдная Арабелла? возразила молодая леди, закусывая слегка свою нижнюю губу, она не хочетъ васъ видть потому только, что вы не умете за ней ухаживать, какъ я. Неужели вы думаете, что мн черезъ-чуръ пріятно просиживать напролетъ цлыя ночи подл ея постели? Я съ удовольствіемъ бы могла вамъ уступить эту обязанность.

— Не я ли ухаживала за ней цлые десятки лтъ? сказала Арабелла, и вотъ теперь…

— Теперь вздумалось ей выбрать другую, лучшую сидлку, какъ она говоритъ. Что тутъ удивительного? У больныхъ всегда бываютъ капризы, это вы знаете. Какъ-скоро она поправится, я уйду, и у васъ все пойдетъ по старому.

— О, никогда никогда! воскликнула Арабелла, неистово обнюхивая хрустальный флакончикъ со спиртомъ.

— Что вы хотите сказать, миссъ Бриггсъ? Никогда она не выздороветъ, или я никогда не уйду? сказала молодая леди съ двусмысленной улыбкой, фи, какъ вамъ нестыдно! Недли черезъ дв, миссъ Кроли совсмъ будетъ здорова, и я должна буду отправиться на ‘Королевину усадьбу’ къ своимъ маленькимъ ученицамъ и къ бдной ихъ матери, которая страдаетъ, можетъ-быть, гораздо больше, чмъ ваша благотворительница. Вамъ нтъ ни малйшей надобности ревновать ко мн, милая моя миссъ Бриггсъ. Я двушка бдная, безъ роду и безъ племени, и не могу быть опасной для кого бы то ни было. Я слищкомъ далека отъ того, чтобы занять ваше теплое мстечко въ сердц миссъ Матильды Кроли. Черезъ два, три дня посл моего отъзда, она совсмъ забудетъ безпріютную сиротку, не спавшую для нея по цлымъ суткамъ, между-тмъ какъ вы навсегда останетесь ея наперсницей и подругой, потому-что привязанность ея къ вамъ основывается на продолжительной привычк. Какъ вы этого не понимаете, моя милая миссъ Бриггсъ? Нальемъ по рюмк вина, и дайте мн вашу руку въ знакъ дружбы. Мн слишкомъ нужны друзья, миссъ Арабелла.

При этомъ воззваніи, разнженная Бриггсъ безмолвно протянула руку, при всемъ томъ еще боле она почувствовала свое грустное одиночество, и горько, горько продолжала оплакивать сердечное непостоянство своей Матильды. Съ окончаніемъ обденной церемоніи, миссъ Ребекка Шарпъ (потому-что — страшно выговорить! — именно такъ, а не иначе называется счастливая соперница бдной миссъ Арабеллы) отправилась опять въ спальню своей паціентки, откуда она, съ обязательной учтивостью, поспшила выпроводить горничную Фиркинъ.

— Покорно васъ благодарю, мистриссъ Фиркинъ, сказала Ребекка, все это очень хорошо, вы распорядились какъ-нельзя лучше. Я позвоню, когда здсъ нонадобится что-нибудь. Покорно благодарю.

И Фиркинъ отправилась внизъ, волнуемая бурею ревности, тмъ боле опасной, что она принуждена была затаить это чувство въ своей груди.

Не эта ли буря раздвинула половинки дверей въ гостиной первого этажа, когда мистриссъ Фиркинъ проходила мимо? Нтъ, дверь была отворена рукою миссъ Бриггсъ. Бриггсъ стояла на часахъ. Чуткое ухо миссъ Бриггсъ мгновенно разслышало шаги на лстничной ступени и звукъ дессертныхъ ложекъ въ рук мистриссъ Фиркинъ.

— Ну, Фиркинъ? сказала она, когда горничная переступила черезъ порогъ отворенной двери. Ну, Дженни?

— Часъ отъ часу нелегче, миссъ Бриггсъ, сказала Фиркинъ, многознаменательно качая головой.

— Не поправляется?

— А почему я знаю? она не удостоила вступить со мною въ разговоръ. Лишь-только я запкнулась спросить: ‘какъ вы себя чувствуете, сударыня?’ миссъ Кроли отвчала… что бы вы думали?.. ‘Придержи свой глупый языкъ, старая хрычовка!’

— Неужьто!

— Вотъ… съ мста не сойдти, если я лгу! О! Боже мой, кто бы млгъ подумать, что я доживу до такой невзгоды!

Слезы и рыданія заглушили раздирательныя жалобы несчастной.

— Желала бы я знать, съ какому разряду женщинъ принадлежитъ эта маленькая миссъ Шарпъ, сказала миссъ Бриггсъ выразительнымъ тономъ. Съ первого взгляда, по ея физіономіи никакъ нельзя сдлать положительныхъ умозаключеній.

— И не длайте, сударыня, это ни кчему не поведетъ, прервала мистриссъ Фиркинъ.

— Какъ, подумаешь, слабъ и недогадливъ смертный! Вс ныншнія святки жила я весело и беззаботно, въ благочестивомъ семейств достопочтенного Ліонеля Деламера и его добродтельной супруги, и что же вышло? На Парк-Лен, при особ моей старинной и все еще милой, даже безцнной подруги, заступаетъ мое мсто какая-то странная иноплеменница, хитрая пройдоха съ притязаніями на утонченную нжность безкорыстно любящей души! О, люди! О, эгоисты! О, миссъ Шарпъ!

Миссъ Бриггсъ, какъ отчасти можно видть по ея утонченному способу выраженія, принадлежала къ разряду учоныхъ женщинъ сантиментальной школы. Она даже издала, по подписк, весьма красивый томикъ стихотвореній, подъ заглавіемъ: ‘Ночныя трели соловья’.

— Я должна замтить вамъ, миссъ Бриггсъ, что вс, можно сказать, безъ памяти и безъ ума отъ этой молодой особы, возразила Фиркинъ. Сэръ Питтъ ни за что бы не разстался съ нею, если бъ могъ въ чемъ-нибудь отказать настойчивымъ требованіямъ миссъ Кроли. Мистриссъ Бьютъ, пасторша ‘Королевиной усадьбы’, ухаживала за этой гувернанткой, какъ за какой-нибудь знатной леди. Капитанъ все это время не спускалъ съ нея глазъ. Мистеръ Кроли былъ демонски ревнивъ. Съ той поры, какъ барыня захворала, никто не смлъ подходить къ ея постели, кром этой молодой двицы. Вы можете думать что вамъ уодно, а я, съ своей стороны, ни на-волосъ не сомнваюсь, что миссъ Ребекка Шарпъ околдовала всхъ, чмъ и какъ, это ужь ея дло.

Въ эту ночь Ребекка не сомкнула глазъ, ухаживая постоянно за своей паціенткои. Другую ночь старушка спала весьма спокойно, и миссъ Шарпъ удосужилась сама проспать нсколько комфортэбльныхъ часовъ на мягкой кушетк, у ногъ своей покровительницы. Здоровье миссъ Кроли поправлялось быстро, черезъ нсколько дней она уже сидла, обложенная подушками, на своей постели, и даже смялась очень весело, когда Ребекка съ неподражаемымъ искуствомъ передразнивала передъ ней сантиментальную миссъ Бриггсъ, поддлываясь подъ ея манеры, жесты и способъ выраженія до мельчайшихъ подробностей. Слезливая жалоба миссъ Бриггсъ и ея несчастная привычка хоронить свой красный носъ въ батистовомъ платочк, были передаванмы до мельчайшихъ подробностей съ такимъ волшебнымъ совершенствомъ, что миссъ Кроли, забывая свой физическій недугъ, пользовалась самымъ счастливымъ расположеніемъ духа, къ неописанному изумленію врачей, которымъ, посл продолжительнлй практики на Парк-Лен, извстно было, что эта достойная героиня модного свта упадала духомъ при малйшей болзни и приходила въ смертельный ужасъ, воображая поминутно свой послдній конецъ.

Родонъ Кроли зазжалъ сюда каждый день, и получалъ отъ миссъ Ребекки подробные бюллетени относительно нравственного и физического состоянія достолюбезной тетки. Все шло превосходно, такъ что на-конецъ веселая старушка допустила къ себ свою прежнюю подругу, неутшную миссъ Бриггсъ. Читательница съ нжнымъ серддемъ, можетъ, если ей угодно, вообразить трогательную картину этого свиданія.

Скоро миссъ Кроли уже часто пускала къ себ на глаза свою старую компаньйонку. Ребекка, съ артистическою важностію смялась ей въ лицо, подражая всмъ ея ухваткамъ, и это передразниванье, естественнымъ образомъ, получило теперь двойной интересъ отъ личного присутствія копіи и оригинала.

——

Сообщая своей повсти сантиментальный и нсколько джентльменскій колоритъ, мы, право, не знаемъ, какъ намъ удовлетворить справедливому любопытству читателя, который, безъ сомннія, желаетъ знать, отчего приключиласъ эта плачевная болзнь миссъ Кроли, и зачмъ она внезапно оставила гостепріимную кровлю своего брата на ‘Королевиной усадьб’. Какъ прикажете изъяснить вамъ деликатнымъ образомъ, что блистательная дама, привыкшая къ самому лучшему обществу въ лондонскихъ салонахъ, опилась и обълась — извините, окушалась — до такой степени, что жирный ужинъ въ пасторат произвелъ ршительное растройство въ ея желудк, хотя сама миссъ Кроли твердо врила, что сырая погода была исключительною причиною ея болзни? Первый пароксизмъ обнаружился такими отчаянными симптомами, что Матильда, какъ выразился ея достоиный братецъ, неизбждо должна была протянуть свои ноги черезъ двадцать-четыре часа. На этомъ основаніи, вся джентльменская фамилія, томимая лихорадкой ожиданія, приготовлялась къ торжественному вскрытію завщанія будущей покойницы. И Родонъ Кроли былъ уже нравственно увренъ, что съ первымъ весеннимъ мсяцомъ онъ въ состояніи будетъ располагать наслдствомъ по крайней мр въ сорокъ тысячь фунтовъ. Мистеръ Питтъ, старшій сынъ баронета, уже составилъ нсколько назидательныхъ трактатовъ по случаю скораго препровожденія своей тетки съ базара житейской суеты въ край невдомый и незримый, но, сверхъ всякого чаянія, опытный врачъ, привезенный благовременно изъ Соутамптона, значительно ослабилъ своей микстурой гибельныя послдствія жирного ужина, и возстаговилъ силы паціентки до такой степени, что она могла, не подвергаясь большой опасности, предпринять обратное путешествіе въ Лондонъ. Эта непредвиднная развязка чрезвычайно огорчила баронета, и онъ не скрылъ своей внутренней досады.

Между-тмъ, какъ вс ухаживали такимъ образомъ за престарлой двой, и встники изъ пастората должны были каждый часъ докладывать своимъ господамъ о состояніи ея драгоцнного здоровья, въ другой части дома, въ уединенной спальн, лежала бдная, заброшенная женщина, страдавшая и тломъ и душой. Это была сама леди Роза Кроли, на которую никто не обращалъ ни малйшаго вниманія, какъ-будто ея и не было на свт. Добрый докторъ, осмотрвъ больную, многозначительно покачалъ головою, и не сказалъ ни слова, сэръ Питтъ согласился на этотъ единственный визитъ потому только, что не было надобности платить за него особыхъ денегъ. Затмъ, леди Кроли однако прозябала и чахла въ своей комнат, какъ безполезное растеніе, заброшенное садовникомъ въ оранжере.

Молодыя двушки, къ великому сожалнію, не могли теперь пользоваться безцнными уроками своей доброй и умной гувернантки. Миссъ Шарпъ обнаружила такое пламенное усердіе къ объвшейся старушк, что миссъ Кроли соглашалась принимать свои микстуры неиначе какъ изъ ея рукъ. Горничная Фиркинъ получила отставку еще задолго до отъзда изъ ‘Королевиной усадъбы’. Возвращеніе въ Лондонъ послужило для нея печальнымъ утшеніемъ по крайней мр въ томъ, что она могла теперь длить свою грусть съ миссъ Бриггсъ, которая, такъ же какъ она, испытала отчаянныя муки жгучей ревности, и въ рзкихъ выраженіяхъ обнаружила свое негодованіе на грустный жребій смертныхъ.

Родонъ Кроли, по случаю болзни своей тетки, взялъ безсрочный отпускъ, и оставался до-поры до-времени на ‘Королевиной усадьб’. Какъ нжный и послушый племянникъ, онъ всегда почти торчалъ въ ея передней. Миссъ Кроли лежала въ парадной спальн, въ которую должно было проходить черезъ маленькую голубую залу. Здсь, по обыкновенію, сэръ Питтъ встрчалъ своего сына, или, какъ-скоро проходилъ онъ по темному корридору, устланному теперь мягкими коврами, дверь изъ отцовского кабинета всегда была отворена, и глаза старого джентльмена жадно впивались въ озабоченную физіономію капитана Родона. Впрочемъ, они съ одинаковымъ усердіемъ, оба, наблюдали другъ за другомъ все это время. Ихъ, безъ всякого сомннія, одушевляло рыцарское соперничеетво относительно того, кто въ настоящемъ случа окажетъ боле ревности и благородной привязанности къ возлюбленной страдалиц, лежавшей въ парадной спальн. Ребекка обыкновенно утшала ихъ обоихъ, и оставляя на минуту свой трудный постъ, удосуживалась переговорить и съ сыномъ, и съ отцомъ. Достойные джентльмены съ жадностью выслушивали вс извстія, выходившія изъ устъ этой молодой и безкорыстно-преданной особы.

За обдомъ, въ столовой нижняго этажа, соединялись каждодневно вс члены джентльменского семейства, и здсь Ребекка являлась возстановительницею фамильного согласія и тишины. По вечерамъ, Родонъ Кроли узжалъ въ ближайшій городъ, оставляя своего отца въ обществ мистера Горрокса и пуншевыхъ стакановъ. Миссъ Шарпъ, по выход изъ-за стола, немедленно удалялась въ спальню, гд въ продолженіе четырнадцати дней она принуждена была терпть ужаснйшую скуку, но природа скрпила, повидимому, металлическими нервами организмъ этой двицы, и она оставалась непоколебимою въ исполненіи своего филантропического долга.

И долго миссъ Шарпъ не сказывала никому, какъ мучительна была ея должность, какъ робка, труслива, сердита и сварлива была старая леди, въ какихъ страшныхъ мукахъ проводила она безсонныя ночи, постоянно думая о смерти, какъ она стонала, грозила, металась, воображая за предлами могилы свою будущую судьбу, о которой ни разу не пришлось ей подумать при нормальномъ состояніи ея душевныхъ и физическихъ силъ. Вообразите себ, прекрасная читательница, суетную, тщеславную, эгоистическую старуху, безъ малйшихъ проблесковъ любви къ человчеству и ближнимъ, вообразите ее безъ парика, съ растрепанными клоками блыхъ волосъ, въ страшныхъ корчахъ по всему организму, и, прежде чмъ вы успли состарться, научитесь любить и благоговть передъ вчными красотами истины и блага!

Миссъ Шарпъ наблюдала это безобразное ложе съ непобдимымъ терпніемъ и постоянствомъ. Ничто не ускользало отъ ея проницательного взора, и впослдствіи, съ рдкимъ благоразуміемъ она умла воспользоваться плодами своихъ наблюденій. Въ лучшіе дни своей жизни одушевляемая двическими воспоминаніями, она расказывала мастерски множество презанимательныхъ исторій относительно миссъ Кроли, причемъ ея щоки неизмнно покрывались самымъ яркимъ румянцомъ. Но въ эту эпоху она всегда была весела, проворна, расторопна, и пользовалась вообще самымъ счастливымъ расположеніемъ духа, при которомъ успокоительный сонъ готовъ былъ сомкнуть ея вжды каждую свободную минуту. Поэтому, физіономія молодой двушки почти вовсе не представляла слдовъ безпокойства, усталости и скуки. Правда, лицо ея немножко поблднло, и кружки около глазъ покрылись темноватымъ цвтомъ, но вообще, при выход изъ спальни, она улыбалась очень мило, шутила, смялась, и розы опять расцвтали на ея щекахъ, когда она въ просгенькомъ платьщ, рисовалась въ обществ обхъ джентльменовъ.

Капитанъ расчитывалъ, что теперь, какъ и всегда она была прелакомый кусочекъ, и онъ мечталъ о ней съ превеликимъ наслажденіемъ и во сн, и на яву. Волшебная стрла любви просверлила его твердое сердце. Шесть недль постоянныхъ встрчь и сближеній всякого рода упрочили въ немъ возрождающуюся склонность. Онъ свободно говорилъ о своихъ чувствахъ въ пасторат, и рисовалъ при всхъ живйшими красками очаровательный образъ миссъ Ребекки. Тетка шутила надъ имъ, подтрунивала надъ его страстію, предостерегала его, давала благоразумные совты, и окончательно объявила, что миссъ Шарпъ, по ея мінію, самая умная, добрая, простосердечная, странная и вмст миловидная двица, какая когда-либо рождалась на англійской земл. Родону никакъ не слдуетъ шутить сердечными наклонностями миссъ Ребекки, иначе…. иначе этого миссъ Кроли не проститъ ему во всю жизнь, потому-что она просто безъ памяти отъ маленькой гувернантки, и любитъ ее какъ собственную дочь. Всего лучше сдлаетъ Родонъ, если удетъ въ этотъ негодный Лондонъ, и перестанетъ играть чувствами бдненькой двушки, незнакомой съ хитростями и уловками большого свта.

При всемъ томъ, снисходительность тетушки Марты Бьютъ Кроли къ влюбленному юнош не имла никакихъ границъ. Она устроивала для капитана поэтическія свиданья въ пасторат, и мы уже видли, какъ онъ провожалъ Ребекку въ джентльменскій замокъ. Бываютъ на свт мужчины извстного сорта, которые смотрятъ во вс глаза и превосходно видятъ, какъ разставляютъ передъ ними любовную удочку со всми дополнительными снурками и крючками для подцпленія неопытного сердца, и однакожь, очертя голову, они прямо летятъ на соблазнительную приманку, проглатываютъ ее, и неизбжно становятся жертвами хитрого ловца. Для опытной кокетки такой мужчина — кладъ неоцненный. Родонъ Кроли понималъ какъ нельзя лучше, что мистриссъ Бьютъ хлопочетъ отдать его подъ команду маленькой гувернантки. Былъ онъ отъ природы не слишкомъ уменъ и не слишкомъ дальновиднъ, но городская жизнь ознакомила его со многими таинственными продлками особъ женского пола. Яркій свтъ озарилъ его душу, когда мистриссъ Бьютъ вступила съ нимъ въ откровенную бесду.

— Родонъ, помяните мое слово, сказала мистриссъ Бьютъ, миссъ Ребекка Шарпъ, рано или поздно, будетъ вашей родственницей.

— Какой родственницей, мистриссъ Бьютъ? Разв кузенъ мой, Францискъ… ухаживаетъ за ней… э? спросилъ капитанъ.

— Нтъ, сударь, повыше поднимайте, сказала мистриссъ Бьютъ, бросая на своего племянника искрометный взглядъ.

— Ужь не братецъ ли мой, Питтъ? Нтъ, тетушка, ему не видать ее какъ своихъ ушей. Онъ и не достоинъ ея. Питтъ увивается, говорятъ, около Дженни Шипшенксъ.

— Вы, мужчины, ничего не понимаете, и все вамъ надобно растолковать, да доказать. Слушайте, Родонъ: если, сверхъ чаянія, сдлается что нибудь съ леди Кроли, миссъ Шарпъ непремнно будетъ вашей мачихой, и это для меня ясне солнца.

Родонъ Кроли, великобританскій дворянинъ и кавалеръ, засвисталъ чудовищнымъ образомъ, выражая свое глубочайшее изумленіе при этой неожиданной всти. Предположеніе тетки казалось ему довольно основательнымъ. Онъ и самъ нердко замчалъ несомннные признаки расположенія своего отца къ миссъ Шарпъ. Характеръ старика извстенъ всему свту, и, вдь пожалуй… чмъ чортъ не шутитъ? Родонъ Кроли закрутилъ усы и пошолъ домой въ твердой увренности, что отыскалъ, наконецъ, ключъ къ завтной тайн тетушки Марты.

—Это никуда не годится, думалъ Родонъ, это даже просто изъ рукъ вонъ, ей Богу! Вдь вотъ оно куда повезло,— поди ты, изволь раскусить! Эта женщина, я знаю, готова погубить ни за что бдную двушку, чтобъ только не видть въ ней будущую леди Кроли. Нтъ, чортъ добери, надобно положитъ этому конецъ.

При первомъ свиданіи съ Ребеккой, онъ сообщилъ ей нсколько весьма остроумныхъ и юмористическихъ замчаній на счетъ привязанности къ ней своего отца. Миссъ Шарпъ высоко подняла голову, быстро взглянула ему въ лицо, и сказала выразительнымъ тономъ:

— Очень хорошо, милостивый государь, предположите, если вамъ угодно, что сэръ Питтъ дйствительно влюбленъ въ меня. Кчему тутъ лицемрить? Я знаю, что онъ влюбленъ, и вс это знаютъ. Что жь? Разв это пугаетъ меня, Родонъ Кроли? Разв думаете вы, я не въ силахъ защищать свою собственную честь отъ кого бы то ни было и какъ бы то ни было? заключила маленькая гувернатка, высматривая грозно и величественно, какъ недоступная принцесса.

— О… ахъ… ну, это ничего… я только такъ… дружескій совтъ… изъ предосторожности… вы понимаете?.. ничего больше, лепеталъ озадаченный драгунъ.

— Стало быть, вы намкаете на что-нибудь несовместное съ моимъ достоинствомъ и честью? сказала она, сверкая глазами.

— Охъ… право… ничего особенного, миссъ Ребекка… вздоръ, то есть, я вамъ скажу.

— Неужели вы думаете, что нтъ на мн чувства самоуваженія потому только, что я бдна, и не имю здсь ни покровителя, ни друга? Разв гувернантка, по вашему мннію, не можетъ и не сметъ имть ни своего ума, ни своихъ собетвенныхъ чувствъ? Но вы забываете, Родонъ Кроли, что я воспитана не хуже какихъ-нибудь гемпшрскихъ джентльменовъ, и что въ жилахъ моихъ — кровь Монморанси! Желала бы я знать, чмъ и какъ Монморанси уступятъ какимъ-нибудь Кроли, хотя бы двадцать тысячъ разъ они владли ‘Королевиной усадьбой’?

Какъ скоро миссъ Шарпъ, въ порыв сильного чувства, обращалась къ своимъ знаменитымъ, родственникамъ съ матерней стороны, голосъ ея становился необыкновенно звученъ и силенъ, и въ ея выговор слегка слышался иностранный акцентъ, что придавало особенную прелесть ея рчи.

— Нтъ, продолжала миссъ Шарпъ, бросая зажигательный взглядъ на капитана, я могу терпть бдность, но никогда не стерплю стыда и… оскорбленія — оскорбленія отъ васъ, Родонъ Кроли!

Сильное чувство прорвалось наружу изъ стсненной груди, и несчастная двушка залилась горькими слезами.

— Какъ это вы… право… миссъ Шарпъ — Ребекка… ей Богу… вотъ-вотъ, честное слово, ни за тысячу фунтовъ. Перестаньте, Ребекка!

Она исчезла, не проговоривъ больше ни одного слова.

Въ тотъ день миссъ Ребекка долго разъзжала съ веселой старушкой по окрестностямъ ‘Королевиной усадьбы’. Это случилось незадолго до болзни миссъ Кроли. За обдомъ Ребекка была необыкновенно весела, но не обращала однакожь ни малйшаго вниманія на безмолвные намеки, выговоры и нмые упреки отуманенного молодого человка. Стычки между ними и засады разного рода встрчались довольно часто, но результатъ ихъ былъ всегда одинъ и тотъ же? и мы не станемъ больше распространяться объ этомъ предмет. Родонъ Кроли чувствовалъ, съ каждымъ днемъ, что ему никакъ не устоять въ этой неравной борьб.

Еслибъ сэръ Питтъ не боялся выпустить изъ рукъ наслдство своей сестрицы, онъ никогда бы не довелъ своихъ малютокъ до печальной необходимости разстаться на время съ гувернанткой, развивавшей съ такимъ блистательнымъ успхомъ ихъ юные умы и сердца. Опустлъ безъ нея джентльменскій замокъ, и ‘Королевина усадьба’ приняла видъ грустной и унылой пустыни. Отсутствіе Ребекки, сообщавшей всмъ предметамъ движеніе и жизнь, обозначилось во всемъ самыми яркими слдами. Никто теперь не переписывалъ и не исправлялъ безграмотныхъ писемъ сэра Питта Кроли, его книги и дловыя бумаги покрылись густыми слоями пыли, въ хозяйств сдлались значительныя опущенія, и въ приходо-расходной книг оказались недочоты. Боле чмъ когда-либо сэръ Питтъ понималъ теперь, какъ необходимъ для него этотъ маленькій секретарь, и эту необходимость энергически выражалъ онъ въ своихъ многочисленныхъ посланіяхъ на Парк-Ленъ, за пересылку которыхъ, онъ, какъ членъ парламента, не имлъ надобности платить почтовыхъ денегъ. Предметъ посланій всегда былъ одинъ и тотъ же. Онъ умолялъ Ребекку возвратиться къ своимъ обязанностямъ на ‘Королевину усадьбу’, изображалъ передъ ней несчастное положеніе своихъ дочерей, лишонныхъ опытной наставницы, и горько жаловался на миссъ Кроли, которая безжалостно оставила своихъ племянницъ на произволъ судьбы. Ни одинъ изъ этихъ документовъ не былъ принятъ въ уваженіе на Парк-Лен, и миссъ Кроли хохотала надъ глупостью своего брата.

Миссъ Бриггсъ не получила формальной отставки, но она сдлалась чмъ то въ род титулярной компаньйонки, и единственными ея собесдниками были жирная болонка въ гостиной и брюзгливая Фиркинъ въ каморк, назначенной для ключницы. Но хотя веселая старушка никакъ не хотла слышать объ отъзд миссъ Ребекки, однакожь должность миссъ Шарпъ не выяснилась и не опредлилась на Парк-Лен. Миссъ Кроли, какъ и вс избалованныя особы ея пола, любила безъотчетно пользоваться услугами своихъ подчиненныхъ, прогоняя ихъ изъ своего дома, какъ-скоро потомъ не оказывалось въ нихъ настоятельной нужды. Между людьми этого сорта, благодарность отнюдь не считается дломъ важнымъ и необходимымъ, они принимаютъ отъ другихъ услуги, какъ законную дань, не обязывающую ихъ ни къ чему. Все это въ порядк вещей, и вы, о смиренный блюдолизъ, отнюдь не имете причинъ жаловаться на свою плачевную судьбу. Твоя дружба къ богачу иметъ своимъ основаніемъ источникъ мутный и грязный, деньги ты любишь, а не человка, и если бы какой-нибудь Крезъ, вслдствіе непредвиднныхъ обстоятельствъ, помнялся мстомъ съ своимъ слугою, мы очень хорошо знаемъ, куда бы ты направилъ дружелюбное расположеніе своего сердца.

И я никакъ не поручусь, чтобъ умная лондонская старуха, не смотря на все простодушіе и неутомимую дятельность Ребекки, не питала насчетъ ея въ своей душ какихъ-нибудь темныхъ подозрній. Миссъ Кроли расчитывала, вроятно, что никто и ничего не обязанъ длать даромъ на этомъ свт, и знаки безпримрного усердія къ ея особ могли, въ глазахъ ея, получить довольно подозрительный характеръ. Заглядывая повременамъ въ глубину своей собственной души, чуждой всякого сочувствія къ ближнимъ, она могла, по аналогіи, судить, что и другіе тмъ мене способны были увлекаться къ ней самой чувствомъ безкорыстной симпатіи, и можетъ-быть думала миссъ Кроли, что эгоистическимъ особамъ не суждено въ этомъ мір наживать искреннихъ друзей.

Какъ бы то ни было, миссъ Ребекка служила для нея величайшимъ утшеніемъ и отрадой. Она подарила ей два новыхъ платья, старое ожерелье, турецкую шаль, и, въ знакъ особенной довренности, близкой къ закадышной дружб, злословила передъ нею всхъ своихъ знакомыхъ. Этого недовольно: миссъ Кроли заботилась даже о будущей судьб покровительствуемой особы, въ голов ея вертлся планъ выдать Ребекку за мистера Кломпа, молодого хирурга, или вообще устроить какъ-нибудь повыгодне каррьеру ея жизни, или, наконецъ, просто-на-просто спровадить ее на ‘Королевину усадьбу’, какъ-скоро не будетъ надобности въ ея услугахъ.

Когда миссъ Кроли, укрпляясь постепенно въ своихъ силахъ, получила позволеніе переходить изъ одной комнаты въ другую, Ребекка пла для нея въ гостиной аріи изъ лучшихъ оперъ, или услаждала ея душу какой-нибудь другой забавой поэтического свойства, когда позволили ей вызжать для прогулки, Ребекка была постоянной ея собесдницей въ карет. Гуляя по окрестностямъ и шумнымъ улицамъ столицы, он захали однажды и на Россель-Скверъ, и фамильный экипажъ миссъ Кроли остановился передъ скромнымъ домикомъ негоціанта, Джона Седли.

Прежде этого событія, какъ легко вообразить, об милыя подруги весьма часто пересылались между собою полновсными письмами самого дружеского содержанія. Должно, впрочемъ, замтить, что въ продолженіе послднихъ мсяцовъ пребыванія Ребекки на ‘Королевиной усадьб’ вчная дружба между ними потерпла значительный ущербъ, и уже начала дряхлть съ неимоврной быстротою. Об подруги погружены были въ созерцаніе своихъ собственныхъ длъ. Ребекка устраивала свой отношенія къ представителямъ джентльменскихъ обществъ, Амелія постоянно устремляла свой помышленія на одинъ и тотъ же предметъ. Но вотъ он встртились и бросились въ объятія другъ друга съ такою энергическою юркостью, которая составляетъ исключительную принадлежность только молодыхъ особъ, соединенныхъ узами вчной дружбы, при чемъ Ребекка разыграла свою роль съ неподражаемымъ искусствомъ, и умилительно было видть, какъ слезы радости заструились по ея щекамъ. Но бдная Амелія зардлась какъ роза, цалуя свою милую подругу, и думала въ своемъ невинномъ сердц, что она слишкомъ, слишкомъ провинилась передъ ней.

Ихъ свиданіе продолжалось весьма недолго. Амелія только-что собралась гулять вмст съ своей мама. Миссъ Кроли ожидала ее уподъзда въ своей карет, ея ливрейные лакеи удивлялись, повидимому, какая нслегкая занесла ихъ въ это захолустье, и смотрли розиня ротъ на честнаго Самбо, чорного слугу, который, какъ имъ казалось, родился и выросъ на Poсceль-Сквер, гд вроятно чорный цвтъ отличаетъ всякого туземца. Но когда миссъ Амелія выпорхнула на улицу съ веселыми и улыбающимися взорами (Ребекка желала ее представять своему аристократическому другу, миссъ Кроли, горвшая нетерпніемъ видть ее, не могла, по слабости здоровья, выйдти изъ кареты), когда, говорю, миссъ Амелія выпорхнула легкой птичкой на гранитный троттуаръ, жители Парк-Лена изумлены были самымъ пріятнымъ образомъ, и съ недоумніемъ спрашивалй себя: неужели такія красотки родятся на Россель-Сквер? Миссъ Кроли, въ свою очередь, совершенно очарована была прелестнымъ личикомъ молодой леди, которая съ такою граціозною робостью подошла къ ея карет, чтобъ лично засвидтельствовать свое почтеніе знаменитой покровительниц своей милой подруга.

— Что это за личико, моя милая, что за голосокъ! говорила миссъ Кроли, когда он обратно катились по широкой улиц въ направленіи къ Вест-Энду. Ваша подруга, моя милая, чудо какъ хороша. Пригласите ее на Парк-Ленъ, я этого непремнно хочу и требую: слышите ли, миссъ Шарпъ?

Миссъ Кроли имла изящный, выработанный вкусъ. Она любила чистую натуру и естественныя манеры съ примсью робости и застнчивости, столько свойственной молодымъ двицамъ, незнакомымъ съ мудростью свта. Она любила вокрутъ себя хорошенькія лица въ такой же мр, какъ любила хорошенькія картины и китайскій фарфоръ. Въ этотъ день разъ шесть она говорила объ Амеліи съ одинаковымъ восторгомъ. Она поспшила отрекомендовать ее Родону Кроли, когда тотъ явился передъ обдомъ съ своимъ обыкновеннымъ визитомъ.

Само-собою разумется, что Ребекка, при этомъ удобномъ случа, поспшила доложить, что подруга ея выходитъ замуж за поручика Осборна, и что они уже были помолвлены съ дтскихъ лтъ.

— Онъ служитъ въ арміи… въ такомъ-то полку, если не ошибаюсь? сказалъ Родонъ Кроли, съ усиліемъ, какъ прилично гвардейцу, припоминая нумеръ полка, гд служилъ Осборнъ, съ которымъ, впрочемъ, онъ давно стоялъ на короткой ног.

Ребекка подтвердила показаніе, и прибавила, что капитанъ этого полка — нкто Вилльямъ Доббинъ.

— Верзила широкоплечій, неуклюжій и до крайности неловкій, сказалъ Кроли, всмъ и каждому наступаетъ на ногу. Знаю его. А Осборнъ миловидный дтина, и у него большіе чорные усы.

— Огромные, подтвердила миссъ Ребекка Шарпъ, и онъ придаетъ имъ огромнйшую цну, увряю васъ.

Вмсто отвта, Родонъ Кроли закатился самымъ пронзительнымъ смхомъ, и долго дамы не могли добиться отъ него никакихъ объясненій. Когда, наконецъ, поунялся въ немъ этотъ припадокъ неестественной веселости, онъ сказалъ:

— Осборнъ считаетъ себя отличнымъ игрокомъ на бильярд, и я еще недавно выигралъ у него около двухъ сотъ фунтовъ. Оселъ въ квадрат, провалъ его возьми! Я бы въ тотъ день облупилъ его какъ липку, еслибъ не этотъ его пріятель, кептенъ Доббинъ!

— Ахъ, Родонъ, Родонъ, долго ли ты будешь такъ повсничать? замтила миссъ Кроли, любуясь внутренно на проказы своего племянника.

— Что-же тутъ прикажете длать, сударыня? Изъ всхъ молодыхъ повсъ, какихъ только мн удавалось видть, этотъ юноша самый зеленый, и еще, покамстъ, не вылинялый, отвчалъ Родонъ Кроли. Тарквинъ и Десисъ вычерпываютъ денежки изъ его кармана, сколько и когда имъ вздумается. Онъ готовъ забраться къ чорту въ омутъ, только бы его видли тамъ съ какимъ-нибудь лордомъ. Онъ расплачивается за ихъ обды въ Гринвич, и каждый изъ нихъ приводитъ сколько угодно гостей.

— Это должно быть прекрасное общество, замтила Ребекка.

— О, да, миссъ Шарпъ, компанія первйшаго сорта… ха! ха! ха! залился Родонъ Кроли, живо представляя себ веселую трактирную компанію, пирующую на чужой счетъ.

— Будь, пожалуйста, степенне, Родонъ, какъ теб не стыдно! воскликнула тётушка Кроли.

— Видите ли къ чемъ штука, продолжалъ неисправимый племянникъ, отецъ этого звря торгуетъ въ Сити сальными свчаи, и денегъ у него, говорятъ, куры не клюютъ. Не мшаетъ этихъ господъ повысосать немного, и у меня покамстъ не кончились длишки съ этимъ Осборномъ. Исторія нашей дружбы впереди. Ха, ха, ха!

— Фи! Неужели прилично такъ вести себя порядочному джентльмену? воскликнула Ребекка. Берегитесь, милостивый государь, я раскажу обо всемъ своей подруг. Мужъ — игрокъ, какъ это можно!

— Ужасный мужъ, не правда ли? сказалъ капитанъ съ великою торжественностью, и потомъ прибавилъ, какъ-будто поражонный внезапной мыслью, вотъ что, тётушка, вы ужь позвольте мн заручить этого господина къ вамъ въ гости.

— Можно его рекомендовать? спросила миссъ Кроли.

— О, да, онъ ни въ какомъ случа не будетъ компрометировать вашихъ гостей. Джоржъ Осборнъ уметъ держать себя, какъ и слдуетъ истинному джентльмену. Большой разницы не будетъ, вы увидите, продолжалъ Родонъ Кроли. Да ужь, кстати, вы, миссъ Шарпъ, распорядитесь насчетъ приглашенія его неветы… какъ-бишь ее зовутъ?.. Ну, все равно. Къ нему я самъ напишу два, три слова, и онъ мигомъ прилетитъ сюда по первому сигналу, въ пикетъ, я полагаю, онъ играетъ не хуже чмъ на бильярд. Гд онъ живетъ, миссъ Шарпъ?

Ребекка поспшила сообщить городской адресъ поручика Осборна, и, черезъ нсколько времени посл этой бесды, Джорджъ Осборнъ получилъ собственноручную записку Родона Кроли, со влозженіемъ пригласительного билетика отъ самой миссъ Кроли. Записка была безграмотна до послдней степени совершенства.

Миссъ Шарпъ озаботилась съ своей стороны отправить пригласительное посланіе къ миссъ Амеліи, которая, разумется, съ великой радостью изъявила свое согласіе, какъ-скоро узнала, что и Джорджъ будетъ въ числ гостей. Распорядились такимъ образомъ, что Амелія должна была провести утренніе часы въ обществ паркленскихъ дамъ, гд вс были съ ней до крайности любезны. Ребеща покровительствовала свою подругу съ видомъ ршительного превосходства, что впрочемъ не составляло для нея особыхъ затрудненій, врожденная кротость и необыкновенная мягкость характера были отличительными свойствами миссъ Амеліи Седли, и она, при первомъ случа, готова была подчиннться всмъ и каждому, кому приходила охота командовать надъ ней. Любезность миссъ Кроли тоже была теперь замчательно оригинальна. Она продолжала безъ всякой церемоніи восхищаться очаровательной малюткой и расхваливала ее въ глаза на вс возможныя манеры, какъ-будто Амелія была кукла, служанка, статуэтка или картина, которую можно оцнивать какъ угодно съ видомъ знатока или дилеттанта.

Не знаю, какъ вы, милостивые государи, а я прихожу всегда въ истинное умиленіе, какъ-скоро особы джентльменского круга на Парк-Лен удостоиваютъ своимъ снисхожденіемъ незатйливыхъ обитателей отдаленныхъ захолустьевъ въ род Россель-Сквера. Это даже поучительно въ нкоторомъ смысл, и мое сердце переполнялось поэтичекимъ восторгомъ, когда я созерцалъ подобныя картины на базар житейской суеты. Должно, впрочемъ, замтить, что чрезмрная, и, можетъ-быть, нсколько приторная благосклонность миссъ Кроли утомляла бдную Амелію, и мн даже кажется, что изъ трехъ паркленскихъ дамъ она полюбила больше всхъ честную миссъ Бриггсъ. Въ невинномъ ея сердц хранился неистощимый запасъ симпатіи къ такимъ кроткимъ и загнаннымъ созданіямъ, какъ титулярная компаньйонка миссъ Кроли, Амелія, видите ли, совсмъ не отличалась остроуміемъ свтскихъ жещинъ извстного полета.

Лишь-только ударило пять часовъ, Джорджъ Осборнъ явился на Парк-Лен съ полною готовностью принять участіе въ обд en garon въ обществ капитана Кроли.

Большая фамильная карета Осборновъ перевезла его съ Россель-Сквера на Парк-Ленъ. Юныя сестрицы Джорджа не получили приглашенія въ джентльменскій домъ, что, разумется, не имло никакой важности въ ихъ глазахъ. Оставшись дома, он принялись, отъ нечего длатъ, перелистывать геральдическую книгу англійскихъ бароновъ, и внимательно изучили все, чте имло какое-нибудь отгошеніе къ фамиліи Кроли и къ предкамъ лордовъ Бинки съ ихъ чадами и домочадцами до тридцатого колна. Между-тмъ, Родонъ Кроли принлъ Джорджа Осборна вжливо и радушно, онъ хвалилъ его игру на бильярд, спрашивалъ, когда онъ намренъ отыграться, интересовался подробностями относительно его полка, и былъ бы очень радъ сыграть съ нимъ партію въ пикетъ, еслибъ миссъ Кроли не запретила всякія игры въ свомъ дом. Такимъ образомъ кошелекъ молодоро челока сохранился въ цлости, по крайнеі мр въ этотъ день. Они согласились устроить свиданіе завтра гд-нибудь въ другомъ мст, Джорджъ кстати обнаружилъ желаніе посмотрть лошадь, которую Родонъ уже давно хотлъ сбыть съ рукъ, лошадь они обревизуютъ на Парк-Лен, а потомъ прійдутъ въ трактиръ провести вечеръ въ обществ веселыхъ товарищей Родона.

— Но быть-можетъ вы ангажированы на завтрашній день вашей невстой? спросилъ Родомъ Кроли, въ такомъ случа я готовъ отказаться отъ удовольствія провести съ вами время. Нечего сказать, подцпили вы чудесную птичку, Осборнъ, прибавилъ онъ въ тихомолку чрезвычайно любезнымъ тономъ, золотыя крылышки — э?

Осборнъ не былъ ангажированъ, и ничто не мшало ему воспользоваться обязательнымъ приглашеніемъ Родона Кроли. Когда они сошлись на другой день, Кроли съ искренней похвалою отозвался о его мастерскомъ наздничеств и рдкомъ знакомств съ лошадиной натурой. Потомъ онъ представилъ его тремъ или четыремъ джентлъменамъ изъ самого высшагл круга, и это новое знакомство окончательно утвердилл Джорджа въ высокомъ мнніи о собственной особ.

— Ну, а какъ поживаетъ у васъ эта малютка… миссъ Шарпъ что ли? спросилъ Джорджь Осборнъ своего пріятеля съ видомъ отчаянного денди.

— Она васъ интересуетъ?

— Какъ же, очень. Это, если не ошибаюсь, замчательная двица. Какъ довольны ею на ‘Королевиной усадьб’? Въ прошломъ году миссъ Седли очень любила ее.

Капитанъ Кроли взглянулъ на него довольно дико своими голубыми глазами, и принялъ наблюдательный постъ, когда Джорджъ Осборнъ отправился въ гостиную возобновить знакомство съ прекрасной гувернанткой. Но поведеніе Ребекки должно было мгновенно успокоить взволнованныя чувства драгуна, если-только ревность могла имть какое-нибудь мсто въ его груди.

Когда молодые люди взошли наверхъ, Осборнъ, расшаркиваясь и раскланиваясь, представился миссъ Кроли, и тутъ же подошолъ къ Ребекк съ весьма неловкимъ видомъ великодушного патрона. Онъ расчитывалъ быть снисходительно любезнымъ съ этою двицей, и для первого начала проговорилъ чрезвычайно вжливымъ тономъ:

— А, вы ли это, миссъ Шарпъ? какъ можете-живете?

Съ этими словами, онъ протянулъ ей руку, увренный заране, что такая неожиданная честь приведетъ въ смущеніе робкую двицу, которую онъ удостоивалъ этого снисхожденія единственно потому, что она считалась пріятельницей его невсты.

Но, къ невыразимому изумленію, миссъ Шарпъ, отвчая на этотъ комплиментъ, предомтавила жениху своей поругаи только оконечность пальчика правой руки, и кивнула ему своей миньятюрною головкой съ такою убійственно-дерзкою холодностью, что Родонъ Кроли, наблюдавшій эту сцену изъ другой комнаты, едва могъ удержаться отъ смха, когда увидлъ, какъ смшался и разстроился молодой джентльменъ, какъ онъ отпрянулъ назадъ шага на два, пріостановился и потомъ, выступая журавлинымъ шагомъ, ршился наконецъ прикоснуться къ миніятюрному пальчику, который ему подали какъ-будто съ очевиднымъ желаніемъ насмяться надъ его заносчивой и чопорной фигурой.

— Славно, чортъ побери, славно! восклицалъ капитанъ въ припадк эстетического восторга, она отдлаетъ хоть кого, бой-двка, чудо-двка!

Предстояла однакожь неизбжная необходимость продолжить начатый разговоръ, и Джорджъ Осборнъ, обращаясь къ миссъ Ребекк, благоволилъ спросить:

— Нравится ли вамъ, миссъ Шарпъ, ваше новое мсто?

— Мое мсто? Какъ это мило, мистеръ Осборнъ, что вы интересуетесь моимъ новымъ мстомъ! Это великая благосклонность съ вашей стороны, и я обязана благодарить васъ отъ чистого сердца. Мсто у меня довольно сносное, мистеръ Джорджъ, жалованье порядочное… разумется, вы, я полагао, платите гороздо больше миссъ Виртъ на Россель-Сквер за вашихъ сестрицъ. Какъ поживаютъ эти молодыя леди? Впрочемъ, едва-ли я имю право освдомляться объ этомъ.

— Отчего же нтъ? сказалъ ошеломленный Осборнъ.

— Оттого, что я ни разу не имла счастья принимать какое-нибудь участіе въ ихъ прекрасной бесд, и он не приглашали меня въ свой домъ, когда я гостила у Амеліи. Впрочемъ, вы знаете, мы, бдныя гувернантки, привыкли къ пренебреженіямъ этого рода.

— Какъ это можно, миссъ Шарпъ! пролепеталъ Джорджъ Осборнъ.

— Очень можно, по крайней мр въ нкоторыхъ фамиліяхъ, продолжала Ребекка: — вы не можете представить, мистеръ Осборнъ, какую разницу иногда находишь между фамиліями извстного сорта. Мы, жители Гемпшира, разумеяся, далеко не такъ богаты какъ вы, счастливые граждано золотого Сити. Зата, видите-ли, я теперь въ джентльменской фамиліи, извстной всему свту, а это что-нибудь да значитъ. Вроятно знаете и вы, что отецъ сэра Питта отказался отъ перства. И между тмъ — смотрите, какъ обращаются со мной въ этомъ аристократическомъ семейств. Мн хорошо здсь, мистеръ Осборнъ, и, право, я довольна своимъ мстомъ. Какъ это мило и любезно, что вы интересуетесь моими мстами! Не хотите ли рекомендовать меня въ какой-нибудь банкирскій домъ? Вы, вдь, я думаю, на короткой ног со всми этими тузами.

Осборнъ стоялъ какъ на иголкахъ. Маленькая гувернантка совсмъ заколола его своими вопросами и восклицаніями, такъ что въ настоящую минуту онъ не представлялъ своею особою ни малйшаго сходства съ молодымъ великобританскимъ львомъ. Напрасно ломалъ онъ свою голову, какъ-бы выдти изъ этого критического положенія и найдти другой предметъ для разговора, ни одна, ршительно, ни одна идея не западала въ его отуманенный мозгъ.

— Мн казаловь, миссъ Шарпъ, что вамъ нкогда довольно нравились фамиліи Сити, сказалъ онъ, стараясь по возможности придать своему голосу высоко-надменный тонъ,

— Въ прошломъ году, то-есть, когда меня только-что выпустили изъ этого ужасного пансіона? Ну да, конечно. Всмъ двочкамъ нравится прізжать на каникулы въ какой бы то ни было домъ. Какъ затворница, выпущенная на волю посл долговременного заключенія, я приходила въ восторгъ отъ всхъ возможныхъ предметовъ, но съ той поры, мистеръ Осборнъ, протекло ровно восьмнадцать мсяцовъ, а это слишкомъ много въ жизни молодой двушки! Притомъ, съ вашего позволенія, я прожила эти восьмнадцать мсяцовъ въ джентльменскомъ дом, и глазамъ моимъ открылись разнообразные пункты для нкоторыхъ интересныхъ сравненій… Ну, что касается до вашей прелестной невсты, Амелія, нечего и говорить, будетъ драгоцннымъ перломъ для всякого общества, какое бы оно ни было, но этотъ народъ въ Сити… право, странный народъ, хотя, разумется, вы собственно никакъ не подходите подъ этотъ разрядъ. Вотъ и мистеръ Джой… кстати, какъ онъ поживаетъ, этотъ чудодйственный мистеръ Джозефъ?

— Но въ прошломъ году, если не ошибаюсь, чудодйственный мистеръ Джозефъ пользовался нкоторою благосклонностью со стороны миссъ Шарпъ.

— Право? Ахъ, какъ это деликатно съ вашей стороны, милостивый государь! Очень хорошо, я буду откровенна: мое сердце, какъ видите, совсмъ не изныло въ продолженіе этихъ восьмнадцати мсяцовъ, однакожь, если бы чудодйствешый джентльменъ предложилъ мн въ свое время что-нибудь въ род вопроса, который я теперь читаю въ вашихъ выразительныхъ глазахъ, то я не сказала бы тогда — нтъ.

Осборнъ молчалъ, но въ глазахъ его безъ труда можно было прочесть слдующій отвтъ:

— Нечего сказать, разодолжила бы ты насъ!

— Вы были бы тогда моимъ своякомъ, а это, вы сами знаете, высока ячестъ для всякой двицы. Какъ же иначе? Быть свояченицей Джорджа Осборна, британского дворянина, сына Джона Осборна, который по прямой линіи происходилъ… какъ звали вашего ддушку, мистеръ Осборнъ? Что жь вы сердитесь? Вамъ, конечно, не исправить родословной вашего дда, и я, для удовольствія вашего, готова повторить еще, что въ ту пору вышла бы съ охотой за мистера Джоя Седли. Чего хотите вы отъ бдной двушки, лишонной средствъ къ самостоятельному положенію въ общественномъ быту? Теперь вы знаете всю мою тайну. Я съ вами совершенно откровенна, а вы, милостивый государь, если взять въ расчетъ вс обстоятельства этого дла, представляете для меня образчикъ одного изъ самыхъ учтивыхъ кавалеровъ, какихъ только можно отыскать въ Сити, Амелія — мистеръ Осборнъ и я говоримъ о твоемъ бдномъ брат, Джозеф, скажи, пожалуйста, какъ онъ поживаетъ?

Такимъ образомъ, Джорджъ Осборнъ доведенъ былъ до крайней степени разстроиства. Тутъ, какъ и водится, совсмъ не было правды на сторон Ребекки, но она искусно лавировала каждой фразой, и Джорджъ Осборнъ почувствовалъ, самъ не зная какъ, что онъ виноватъ кругомъ. Дв-три лишнихъ минуты на этомъ мст, и онъ, нтъ сомннія, разыгралъ бы отчаянного дурака въ глазахъ своей невсты. Для избжанія такой опасности, онъ отступилъ, и должно сознаться, отступилъ съ большимъ стыдомъ.

Но несмотря на такое ршительное пораженіе, Джорджъ Осборнъ былъ далекъ отъ низкой мысли заводить какую-нибудь сплетню насчетъ беззащитной леди, это, однакожь, не помшало ему на другой день сообщить, по довренности, Родону Кроли нсколько весьма интересныхъ замчаній относительно характера миссъ Ребекки, и онъ объявилъ, на первый случай, что это прехитрая двчонка, преопасная, преотчаянная и такъ дале, все въ этомъ род. Родонъ Кроли смялся отъ души, но соглашался ршительно съ каждымъ словомъ, и мене чмъ черезъ двадцать четыре часа Ребекка знала уже въ совершенств сущность всхъ этихъ замчаній, окончательно обрисовавшихъ передъ нею истинный характеръ мистера Осборна. Подъ вліяніемъ женского инстинкта, Ребекка благовременно разгадала, что Джорджъ, и только Джорджъ одинъ, разстроилъ ея первые успхи въ жизни, и она цнила его, какъ онъ этого могъ заслуживать своими поступками.

Купивъ лошадь у Родона и проигравъ ему около двадцати гиней на бильярд, Джорджъ Осборнъ, посл сытного обда въ модномъ трактир, сказалъ ему за бутылкою вина:

— Я, вдь, хочу только изъ дружбы предостеречь васъ, и больше ничего. Поврьте, Родонъ, я знаю женщинъ, и мой совты могутъ для васъ пригорться.

— Очень вамъ благодаренъ, любезнйшій, сказалъ Родонъ, бросая на своего пріятеля какой-то странный взглядъ: вы, сколько я вижу, знатокъ во всхъ этихъ вещахъ.

Въ тотъ же вечеръ Джорджъ Осборнъ, хвастая своей дружбой съ гвардейскимъ капитаномъ, расказалъ Амеліи со всми подробностями, какъ онъ присовтовалъ ему держать ухо востро противъ хитростей опасной кокетки.

— Противъ кого? вскричала Амелія.

— Противъ этой пріятельницы вашей, гувернантки. Чему вы удивляетесь?

— Ахъ, Джорджъ, что ты надлалъ, что ты надлалъ? сказала она, всплеснувъ руками.

Дло въ томъ, что ея женскіе глаза, изощренные любовью, измрили въ одну минуту глубочайшую тайну, которая до сихъ поръ оставалась недроницаемою загадкой для миссъ Кроли, для бдной двственнницы Бриггсъ, и боле всего, для глупыхъ глазъ этого щедушного красавчика, Осборна.

Когда Ребекка въ передней комнат покрывала свою подругу шалью, и когда он удосужились на нсколько минутъ вступить въ завтную бесду, прелесть и очарованіе женской жизни, Амелія, подойдя къ Ребекк, взяла ее за об маленькія ручки, и сказала:

— Ребекка, я все вижу.

Ребекка поцаловала ее.

И ни слова больше молодыя двицы не произнесли между собой относительно этой завтной тайны, но судьба черезъ нсколько времени сама потрудилась приподнять таинственную завсу.

——

Вскор посл всхъ этихъ событій, когда миссъ Ребекка Шарпъ продолжала еще гостить подъ изящной кровлей своей покровительницы, на Большой Гигантской улиц появился одинъ лишній флагъ между множествомъ другихъ, которые обыкновенно украшаютъ этотъ печальный кварталъ. То былъ чорный траурный флагъ надъ великолпнымъ домомъ сэра Питта Кроли, который, однакожь, наслаждался благодатнымъ здоровьемъ на ‘Королевиной усадьб’. Этотъ же самый флагъ, за нсколько лтъ, служилъ погребальнымъ комплиментомъ для старушки-матери сэра Питта, вдовствующей леди Кроли. По истеченіи извстного срока, его сняли съ джентльменской кровли, и онъ забытымъ лежалъ въ одной изъ отдаленныхъ кладовыхъ въ чертог сэра Питта. Теперь его вспомниди и вывсили заботливой рукой въ честь бдной Розы Досонъ, переселившейся на вчный покой изъ сей юдоли плача и скорбей. Сэръ Питтъ овдовлъ въ другой разъ. Гербы на щит флага не были фамильными гербами самой Розы Досонъ, но надпись — ‘Resurgam’ подъ Голубемъ и Змемъ, достаточно свидтельствовали о глубокомъ уваженіи, которое надлежало питать къ покойной супруг сэра Питта Кроли. Голубь, Змй и ‘Resurgam’… есть о чемъ призадуматься, милостивые государи.

Мистеръ Кроли въ послднее время постоянно бодрствовалъ при постели своей страждущей мачихи. Она оставила сей міръ, напутствуемая и услаждаемая всми утшеніями, какія только онъ могъ придумать для нея въ эти роковыя минуты. Уже давно только онъ одинъ служилъ для нея отраднымъ путеводителемъ на распутіяхъ жизни, и дружество его укрпляло нкоторымъ образомъ эту слабую, одинокую душу. Ея сердце исчахло гораздо прежде ея бренного тла, она промняла порывы нжныхъ чувствъ на титулъ миледи Кроли, и продала себя въ невсты сэру Питту. Дочери и матери устроиваютъ каждый день торговыя спекуляціи въ этомъ род на базар житейской суеты.

Сэръ Питтъ не былъ лично свидтелемъ кончины своей супруги. Онъ проживалъ въ столиц по своимъ безчисленнымъ дламъ, и дятельно велъ переговоры съ своими адвокатами по случаю послдней тяжбы. При всемъ томъ, онъ удосуживался зазжать на Парк-Ленъ, и въдобавокъ отсылалъ къ Ребекк одно письмо за другимъ, упрашивая ее, умоляя, и даже иной разъ настоятельно приказывая ей возвратиться на ‘Королевину усадьбу’ къ горемычнымъ малюткамъ, которыя въ ту пору, по случаю болзни своей матери, были ршительно безъ всякого надзора. Но миссъ Кроли и слышать не хотла о ея отъзд. Не было львицы въ цломъ Лондон легкомысленне миссъ Кроли, и хотя обыкновенно ей надодало чрезвычайно скоро общество ея наперсницъ, прогоняемыхъ безъ всякой церемоніи со двора при первомъ каприз, который иногда происходилъ отъ неправильного пищеваренія или нервовъ, однакожь вообще кратковременная ея привязанность обнаруживалась въ колоссальныхъ размрахъ, и теперь она съ отчаяннымъ упорствомъ удерживала при себ миссъ Ребекку Шарпъ.

Никакъ нельзя сказать, чтобъ прискорбное извстіе о смерти леди Кроли произвело слишкомъ сильное потрясеніе въ обществ миссъ Матильды Кроли. Возникли, по этому цоводу, разныя недоумнія и толки, получившіе джентльменскій характеръ, вполн приличный обитателямъ Парк-Лена.

— Выходитъ, стало-быть, что гостей у меня не будетъ по крайней мр недль шесть… какъ это скучно! сказала миссъ Кроли, наморщивъ свое старое чело, и потомъ прибавивъ энергическимъ тономъ: братъ мой, надюсь, воздержится отъ глупости жениться въ третій разъ: это бы значило поступить наперекоръ всякимъ приличіямъ нашего круга.

— Какъ-будто онъ смотритъ на приличія! замтилъ Родонъ Кроли: я знаю только то, что мой старшій братецъ сойдетъ съ ума, или просто, свернетъ себ шею посл этой третьей свадьбы.

Ребекка не сказала ничего. Всть о фамильномъ несчастьи, сверхъ всякого ожиданія, погрузила ее въ глубочайшую думу. Она оставила гостиную прежде, чмъ Родонъ окончилъ свой визитъ, случайно они встртились въ первомъ этаж, когда капитанъ уходилъ домой, и между ними происходила таинственная бесда.

Поутру на другой день Ребекка глазла изъ окна на шумную толпу, а миссъ Кроли, полулежа на бархатной соф, упивалась чтеніемъ раздирательного романа сантиментальной школы. Вдругъ Ребекка закричала:

— Сэръ Питтъ, madame, сэръ Питтъ!

И вслдъ затмъ у подъзда раздался громкій стукъ кареты баронета.

— Не могу его видть, моя милая, не хочу его видть. Пусть Баульсъ скажетъ, что меня нтъ дома, или, всего лучше, ступайте сами въ корридоръ, и скажите, что я больна, никого не принимаю. Въ самомъ дл, мои нервы не могутъ перенести этого свиданія, заключила миссъ Кроли, принимаясь опять за свой романъ.

— Миссъ Кроли не можетъ васъ видть сэръ, ея нервы растроены, проговорила Ребекка, выбгая на встрчу къ сэру Питту, который уже взбирался на лстничныя ступени.

— Тмъ лучше, Бекки, сказалъ сэръ Питтъ, я хочу видть собственно васъ, миссъ Бекки. Пойдемте со мной на пару словъ.

И они вошли въ пустую залу первого этажа. Баронетъ скинулъ свой чорныя перчатки и положилъ на столъ свою шляпу, обернутую крепомъ.

— Вы должны хать со мной, миссъ, на ‘Королевину усадьбу’, началъ сэръ Питтъ съ какою-то неооыкновенною торжественностію, обличавшею восторженное состояніе его духа.

Онъ остановился на минуту, выжидая ршительного отвта. Его глаза засверкали страннымъ блескомъ и сосредоточились на фигур молодой двицы. Ребекка затрепетала почти вслухъ.

— Я надюсь, сэръ, исполнить свой долгъ, какъ-скоро сестриц вашей будетъ лучше, сказала миссъ Шарпъ нершительнымъ и весьма нетвердымъ тономъ, — при первой возможности, сэръ, я возвращусь къ вашимъ милымъ малюткамъ.

— Вы то же самое говорили три мсяца назадъ, миссъ Бекки, возразилъ сэръ Питтъ, и между тмъ съ отчаяннымъ упрямствомъ продолжаете вшаться на шею моей взбалмошной сестриц. Какая вамъ нужда, смю сказать, до этой причудливой старухи? Она броситъ васъ какъ старый, изношенный башмакъ, если только въ чемъ-нибудь вы не угодите ея капризамъ. Но для меня, Бекки, вы будете нужны всегда, — слышите ли? всегда. Я ду теперь на похороны. Хотите-ли вы занять мсто въ моей карет? Да или нтъ?

— Я не смю… не думаю… едва-ли прилично, сэръ, молодой двушк… быть одной… съ вами, сэръ, говорила Бекки, очевидно встревоженная настоятельными требованіями баронета.

— Но я повторяю, вы нужны мн, сказалъ сэръ Питтъ, ударяя кулакомъ по столу, я не могу обойдтись безъ васъ, миссъ Бекки. Этого я не видлъ прежде, но теперь, когда вы умчались изъ ‘усадьбы’, это для меня ясне солнца. Мой домъ готовъ безъ васъ перевернуться вверхъ дномъ. Въ хозяйств опущенья, недочоты, перечоты, сущій, такъ-сказать, сумбуръ, миссъ Шарпъ. Вы должны воротиться. Вамъ непремнно слдуетъ воротиться. О, Бекки, милая Бекки, воротитесь на ‘Королевину усадьбу’!

— Зачмъ же я такъ понадобилась, сэръ?

— Затмъ, чтобъ быть моей женою, миледи Кроли, если вамъ угодно, сказалъ баронетъ, ухватившись за свою траурную шляпу, — довольны ли вы этимъ? Воротитесь и будьте моей женой, вы къ этому очень способны. Вы лучше и дороже для меня всякой гордой леди. У васъ въ одномъ мизинчик въ тысячу разъ больше мозга, чмъ въ головахъ всхъ этихъ женщинъ. Хотите ли воротиться на ‘Королевиму усадьбу’? Да или нтъ?

— О, сэръ Питтъ! воскликнула Ребекка.

— Скажите да, милая Бекки, продолжалъ сэръ Питтъ: я старикъ, это правда, но меня хватитъ еще лтъ на двадцать слишкомъ. Я могу сдлать вась счастливой, и будете распоряжаться по собственной вол, чмъ и какъ угодно. Передъ смертью я устрою какъ нельзя лучше вашу судьбу, клянусь вамъ въ этомъ. Даже передъ свадьбой, если хотите, вдовій капиталъ будетъ для васъ положенъ въ багкъ. Говорите же — да или нтъ, посмотрите на меня!

И старикъ бросился передъ нею на колни, страшно моргая своими впалыми глазами, Онъ былъ въ эту минуту оригиналенъ, какъ милогическій Сатиръ.

Ребекка отпрянула назадъ и остолбенла. Въ продолженіе всей этой исторіи, она, какъ мы видли, въ совершенств владла собой и ни разу не теряла присутствія духа, но теперь врожденное мужество, повидимому, отступилось отъ нея, и — миссъ Ребекка Шарпъ заплакала самыми искреннними слезами, какія когда-либо выпадали изъ ея глазъ.

— О, сэръ Питтъ! воскликнула она, о, сэръ… я… я… я уже замужемъ!

ГЛАВА XV.

Мимолетный выступъ таинственного супруга на сцену.

Читатели, снабженные отъ природы неистощимымъ запасомъ патетическихъ порывовъ сильного чувства (съ другими читателями мы не желаем имть дла), были, безъ малйшаго сомннія, приведены въ трогательное умиленіе поэтической картиной, которою мы имли счастіе закончить послдній актъ нашей маленькой драмы. Въ самомъ дл, что можетъ быть восхитительне изображенія Любви на колняхъ передъ Красотой.

Но лишь-только роковое признаніе, относительно замужества, вырвалосъ изъ устъ обожаемой Психеи, Купидонъ дикимъ вепремъ припрыгнулъ на ковр и быстро выпрямился во весь ростъ, произнося громогласныя восклицанія, которыя поразили ужасомъ и страхомъ бдную Психею.

— Замужемъ! Вы шутите! заголосилъ баронетъ посл первыхъ взрывовъ бшенства и отчаянного изумленія. Вы издваетесь надо мною, Бекки, какой дуракъ захочетъ жениться на двушк, у которой нтъ ни пенни за душой?

— О, да, замужемъ я, сэръ Питтъ, замужемъ! голосила несчастная Ребекка, заливаясь потокомъ слезъ.

Ея голосъ взволновался, руки задрожали, грудь заколыхалась, колни подкосились, глаза подернулись туманомъ, и, готовая упасть въ обморокъ, она граціозно прислонилась къ камину, представляя изъ себя прелестнйшую фигуру душевной грусти, способную разжалобить и растопить самое чугунное сердце.

— О, сэръ Питтъ, добрый, великодушнйшій, милый сэръ Питтъ! Думаете ли вы, что я неблагодарна за вс ваши благодянія и ласки? О, я чувствую, глубоко чувствую все, что вы сдлали для бдной сироты, и только одно ваше великодушіе могло вырвать изъ моей груди эту ужасную тайну.

— А разв мн легче отъ этого-то великодушія, чортъ бы его побралъ? заревлъ сэръ Питтъ. За кого же вы изволили выйдти, миссъ Бекки? Кто вашъ мужъ? Гд онъ?

— Позвольте мн воротиться съ вами, сэръ, на ‘Королевину усадьбу’! Позвольте мн служить вамъ врой и правдой, какъ прежде, какъ всегда! О, не разлучайте меня съ вашими прелестными осиротлыми малютками!

— Эхма! Такъ онъ бросилъ васъ, этотъ шалопай, миссъ Бекки? сказалъ баронетъ, начиная, какъ ему казалось, понимать сущность дла. Ну, Бекки, маршъ на ‘Королевину усадьбу’, если вамъ угодно. Вы не будете сть даромъ чужую требуху. Мое дло сторона, я вамъ сдлалъ предложеніе и получилъ отставку. Пеняйте на себя. Воротитесь гувернанткой, если хотите, это пожалуй, не сдлаетъ большой разницы.

Она протянула ему свою миньятюрную ручку, и расплакалась навзрыдъ, причемъ ея густые локоны въ поэтическомъ безпорядк разсыпались до ея лицу и по мраморной полк камина, куда она преклонила свою горемычную голову. Сэръ Питтъ умилился сердцемъ и душою.

—Такъ этотъ негодяй улизнулъ отъ васъ… на другой день посл свадьбы — э? говорилъ онъ, обнаруживая отвратительную попьггку на утшеніе беззащитной сироты. Ничего, Бекки, ничего, моя милая, будетъ дождь, будутъ и грибки. Я беру васъ на свое попеченіе, Бекки.

— О сэръ! если вамъ пріятно пользоваться услугами вашей маленькой Ребекки, я съ гордостью готова воротиться на ‘Королевину усадьбу’, и принять подъ свое покровительство прелестныхъ малютокъ. Поврьте, сердце мое переполняется невыразимымъ чувствомъ благодарности, когда я думаю о томъ, что вы благоволили предложить мн сію минуту. Я немогу быть вашею женою, сэру, позвольте же мн быть… о, позвольте быть мн вашей дочерью!

Сказавъ это, Ребекка стала на колни въ самой трагической поз, и взявъ костистую чорную лапу сэра Питта въ свой собственныя ручки, блыя какъ снгъ и мягкія какъ атласъ, устремила на его лицо свой глаза съ выраженіемъ чудно-изящнаго паоса дочерней любви, какъ вдругъ… вдругъ дверь отворилась, и на сцену выступила миссъ Кроли.

Мистриссъ Фиркинъ и миссъ Бриггсъ, которымъ пришлось случайно стоятъ у дверей, когда баронетъ и Ребекка вошли въ залу, увидли, тоже совершенно случайнымъ образомъ, черезъ замочную скважину, какъ старикъ припалъ къ ногамъ гувернантки, и услышали собственными ушами, какъ онъ великодушно предложилъ ей на вчныя времена свою руку и сердце. И лишь-только произнесъ онъ свою вступительную рчь, какъ мистриссъ Фиркинъ и миссъ Бриггсъ бросились со всхъ ногъ на лстничныя ступени, взбжали наверхъ, перегоняя одна другую, ворвались въ гостиную, гд миссъ Кроли читала французскій романъ, и мигомъ сообщили этой старушк оглушительную всть, что сэръ Питтъ изволилъ стоять на колняхъ, длая формальное предложеніе гувернантк. Теперь, если вы примете на себя трудъ сдлать математическую выкладку относительно времени для произнесенія цликомъ упомянутой рчи, и сообразите, сколько требовалось времени для того, чтобы взбжать на лстницу двумъ тяжеловснымъ дамамъ, и если притомъ возьмете въ расчетъ, что озадаченная миссъ Кроли не вдругъ бросила свой интересный романчикъ, и не слишкомъ скоро спустилась съ лстницы въ нижній этажъ, то вы увидите сами, какъ точень этотъ расказъ, и поймете, что миссъ Кроли должна была появиться въ зал въ ту самую минуту, какъ Ребекка приняла свою патетически-скромную и, можетъ-быть, нсколько-унизительную позу.

— Это что? На колняхъ не джентльменъ, а женщина! сказала миссъ Кроли тономъ величайшаго презрнія. Мн сказали, что это вы, сэръ Питтъ, стояли на колняхъ: стань еще разокъ, и дай мн полюбоваться на тебя. Какая милая чета!

— Я считала своей обязанностью отблагодарить великодушнаго сэра Питта, вымолвила Ребекка, вставая на ноги, и отирая свои слезы, я сказала ему, что… что мн нельзя принять титулъ леди Кроли.

— Отказъ! воскликнула миссъ Кроли, отуманенная теперь гораздо боле, чмъ прежде. Ему отказала!

— Да, миссъ, отказала, продолжала Ребекка грустнымъ и слезливымъ голосомъ.

— Врить ли мн своимъ ушамъ, сэръ Питтъ? спросила оконтуженная старушка. И вы ршительно ей длали dclaration en forme?

— Ршительно, отвчалъ лаконически баронетъ.

— И она отказала вамъ?

— Отказала, проговорилъ сэръ Питтъ, ухмылясь при взгляд на свою сестру.

— Это, однакожь, сколько я вижу, не сокрушило вашего сердца, замтила миссъ Кроли.

— Ни-ни, ни на йоту, отвчалъ баронетъ съ такою холодностію и вмст добродушіемъ, что миссъ Кроли почти обезумла отъ неописаннаго изумленія.

Старый джентльменъ, богачъ и представитель извстнйшей фамиліи, становится на колни передъ нищей гувернанткой, и потомъ смется какъ оселъ, когда ему дали чистую втставку! Нищая гувернантка отказывается выйдти за баронета, у которого четыре тысячи фунтовъ стерлинговъ годового дохода! Нтъ, вс эти вещи ршительно превышали разумніе миссъ Кроли, и такой запутанной интриги она не находжла даже въ своемъ любимомъ Пиго ле-Брён, которого читала.

— Очень рада, братецъ, что теб вздумалось, на старости лтъ, сыграть эту дтскую шутку, сказала она, продолжая смотрть довольно дико на веселого баронета. Вдь это была шутка?

— Предиковинная! сказалъ сэръ Питтъ. Кто бы могъ подумать! И какой лисой она прикидывалась все это время! бормоталъ онъ про себя, осклабляясь отъ душевнаго удовольствія.

— Кто бы могъ подумать… что? закричала разгнванная миссъ Кроли, притопнувъ своей джентльменской ножкой. Ради Бога, миссъ Шарпъ, не ужь то вы ожидаете, чтобъ изъ-за васъ развелся какой-нибудь принцъ, если вы находите, что титулъ миледи Кроли слишкомъ малъ для васъ! Неужели наша фамилія не въ состояніи удовлетворить вашимъ честолюбивымъ планамъ?

— Милостивая государыня, положеніе, въ которомъ вы застали меня при вход въ эту комнату, говоритъ краснорчиве всего, уважаю ли я высокую честъ, предложенную мн этимъ великодушнымъ джентльменомъ, отвчала Ребекка съ большимъ достоинствомъ. Неужели вы думаете, что я женщина безъ сердца? Вы полюбили меня вс, вы были добры и ласковы къ бдной, безпріютной сирот, и разв я могу не чувствовать всхъ этихъ благодяній? О, друзья мои, благодтели мои! Могу ли я не посвятить вамъ всхъ чувствованій своего сердца, всхъ порывовъ и восторговъ любви, чтобы сколько-нибудь заслужить ту лестную довренность, которой вы удостоили меня? Или вы запретите мн, миссъ Кроли, питать даже чувства благодарности въ отношеніи къ фамиліи вашей? Но это было бы слишкомь… мое сердце такъ полно… полно…

И она упала въ кресла съ такимъ торжественнымъ паосомъ, что вс присутствующія особы умилились душевно и сердечно при взгляд на эту неподдльную грусть, выражавшуюся во всхъ ея чертахъ.

— Будете ли вы моей женой или нтъ, сказалъ разнженный сэръ Питтъ, я всегда говорилъ и буду говорить, что вы добрая двушка, а я — вамъ вчный другъ и пекровитель.

Съ этими словами онъ взялъ свою траурную шляпу, и быстро вышолъ изъ дверей, къ величайшему утшенію и облегченію Ребекки, такъ-какъ теперь становилось совершенно очевиднымъ, что миссъ Кроли еще не открыла ея тайны, и впереди она выигрывала потребное количество времени для необходимыхъ соображеній и расчетовъ.

Приставя батистовый платочекъ къ своимъ заплаканнымъ глазамъ, кивнувъ отрицательно на честную миссъ Бриггсъ, которая хотла-было сопровождать ее наверхъ, Ребекка молча пошла въ свою комнату, мжду тмъ какъ Бриггсъ и миссъ Кроли, доведенная до крайней степени оглушительнаго изумленія, остались потолковать между собою объ этомъ удивительномъ событіи, а мистриссъ Фиркинъ, не мене взволнованная, унырнула тотчасъ же въ кухонный комитетъ, намреваясь расказать о совершившемся чуд компаніи мужской и женской. Этого мало: дйствуя подъ вліяніемъ живйшихъ впечатлній, мистриссъ Фиркинъ въ тотъ же вечеръ отписала и отправила писмьмецо въ пасторатъ на ‘Королевину усадьбу’, извщая что ‘вотъ, дескать, такъ и такъ, былъ у насъ на Парк-Лен сэръ Питтъ, и предлагалъ свою руку миссъ Шарпъ, но — непостижимыя чудеса творятся на бломъ свт’, и прочая.

Въ столовой еще разъ миссъ Кроли и титулярная ея наперсница, миссъ Бриггсъ, выражали другъ передъ другомъ свой мннія и догадки относительно непостижимого поведенія Ребекки, отказавшейся отъ блистательного счастья, какое когда либо выпадало на женскую долю. Бриггсъ весьма благоразумно держалась собственно того предположенія, что было, вроятно, въ предшествующей судьб Ребекки какое-нибудь непреодолимое препятствіе, связавшее ея волю, иначе, разумется, ни одна благоразумная женщина не была бы въ состояній отказаться отъ эксцентрическаго предложенія сэра Питта.

— Вы бы, я думаю, не дали и договорить сэру Питту, не правда-ли, Бриггсъ? сказала миссъ Кроли ласково-шутливымъ тономъ.

— Еще бы! Упустить случай сдлаться сестрицой миссъ Кроли! Разв я съ ума сошла?

— Ну, и то сказать, Бекки могла бы съ достоинствомъ и честью принять и поддержать титулъ миледи Кроли, замтила миссъ Кроли, умиротворенная отказомъ молодой двицы. Должно замтить, что она отличалась рдкимъ великодушіемъ, какъ-скоро не требовали отъ нея какой-нибудь жертвы. Ребекка — преумная двушка, и въ одномъ ея пальчик гораздо больше мозга, нмъ во всей вашей голов, бдняжечка миссъ Бриггсъ. Ея манеры облагородились и сдлались изящными съ той поры, какъ я взяла ее подъ свой непосредственный надзоръ. Она изъ породы Монморанси, Бриггсъ, а кровь что-нибудь да значитъ, хотя я собственно ненавижу фамильное тщеславіе въ этомъ род. Я убждена, что между всми этими манерными и глупыми кокетками Гемпширскаго Графства, Ребекка была бы боле на своемъ мст, чмъ эта несчастная дочь торговца.

— Ваша правда, сударыня, только и думаю съ своей стороны, что у миссъ Ребекки… знаете… можетъ-быть давнишняя пассія…..

— Я такъ и думала: у васъ вчно на ум какой-нибудь tendre ami, голубокъ съ розовыми щочками, сказала миссъ Кроли: эти горемычныя созданія не передлываются ни временемъ, ни мстомъ, ни окончательною перемною обстоятельствъ. Вы сами нкогда, моя милая, пылали нжнйшей страстью къ какому-то учителю чистомаранія, не плачьте, Бриггсъ: кчему тутъ слезы, когда его больше нтъ на свт? весьма немудрено, что и эта бдняжка Бекки привязала свое сантиментальное сердечко къ какому-нибудь конторищку за прилавкомъ въ модномъ магазвн. Все можетъ случиться отъ вашей глупой сестры!

— Бдняжечка! воскликнула миссъ Бриггсъ.

Воображеніе перенесло эту дву за двадцать четыре года назадъ, и живо нарисовало передъ ея умственнымъ взоромъ молодого чахоточного учителя каллиграфіи, отъ которого до сихъ поръ хранилось въ ея шкатулк густой локонъ золотыхъ волосъ въ серебряномъ медальйон и связка писемъ, весьма замчатeльныxъ по превосходнйшему почерку кудреватого фасона.

— Бдная сиротинка! повторила еще миссъ Бриггсъ съ глубочайшимъ вздохомъ.

Еще разъ она превратилась въ розо-ланитую двицу восемнадцати дтъ, и фантазія завела ее въ скромную хижину, гд нкогда, перелистывая ученическія тетради, они вмст прислушивались въ унылымъ звукамъ фортепьяно.

— Посл такого поведенія со стороны Ребекки, сказала миссъ Кроли съ большимъ одушевленіемъ: фамилія наша обязана для нея сдлать что-нибудъ. Постарайтесь розыскать, миссъ Бриггсъ, кто этотъ счастливый голубокъ. Я могу доставить ему практику, заказать свой портретъ на первый случай, или, смотря по обстоятельствамъ, могу рекомендовать его ректору оксфордского университета. Ребекк мы дадамъ приданое, и устроимъ чудесную свадьбу на Паркъ-Лен. Вы, Бриггсъ, будете невстиной подругой, и займетесь приготовленіемъ праздничного обда.

Такіе планы несказанно обрадовали миссъ Бриггсъ, и она даже побожилась, что не было въ цломъ мір созданія великодушне и добре миссъ Кроли. Затмъ, она побжала въ комнату Ребекки, и старалась утшить ее своей болтовней, распрашивая въ тоже время обо всхъ подробностяхъ предложенія и отказа, пробудившаго великодушныя намренія въ сердц миссъ Кроли.

— Все къ-лучшему, мой другъ, сказала она подъ конецъ своей умилительной рчи. Свтъ божій ужъ ршительно такъ устроенъ, что мы никогда не можемъ знать, гд что найдемъ, и гд что потеряемъ.

— О, да, миссъ Бриггсъ, никогда, никогда! воскликнула патетически миссъ Ребекка.

— Теперь скажите, мой ангелъ, кто этотъ счастливый молодой человкъ, овладвшій вашимъ сердцемъ?

Но Ребекка, отвчавшая на вс вопросы съ почтительною нжностью, сказала теперь, что этл глубочайшая тайна ея души. Впрочемъ, мы почти уврены, что ключъ къ этой тайн былъ бы отысканъ, еслибъ миссъ Бриггсъ осталась минутой подольше въ комнат Ребекки, но на бду, среди этой одушевленной бесды явилась сюда сама миссъ Кроли, длая такимъ образомъ неслыханную честь покровительствуемой двиц. Дло въ томъ, что нетерпніе обуяло теперь взволнованныя чувства доброй старушит, и она не могла выждать спокойно медленныхъ операцій своей посланницы: вотъ почему она явилась персонально въ комнату Ребекки, и немедленно приказала выйдти своей титуляргой компаньйонк.

Собственныя ея операціи начались тмъ, что она вполн одобрила поведеніе Ребекки, и попросила расказать ей вс подробности оригинальнаго свиданія, не упуская изъ вида загадочныхъ обстоятельствъ, которыя, безъ сомннія, должны были предшествовать этому изумительному предложенію сэра Питта.

Ребекка отвчала, что съ нкоторого времени ей дйетвительно нельзя было не замтить ршительнаго предпочтенія со стороны сэра Питта, потому-что великодушный джентльменъ имлъ похвальное обыкновеніе выражаться напрямикъ, ничмъ не затемняя своихъ чувствъ и мыслей.

— Но, продолжала Ребекка: — не говоря объ особенныхъ причинахъ, которыми въ настоящее время я не смю безпокоить васъ, миссъ Кроли, возрастъ сэра Питта, его положеніе въ свт и привычки длаютъ, въ моихъ глазахъ, подобный бракъ совершенно невозможнымъ. Да и можетъ ли женщина, съ нкоторымъ уваженіемъ къ себ самой и къ приличіямъ свта, выслушивать хладнокровно dclaration en forme въ такую минуту, когда еще не успли похоронить покойную супругу женіха.

— Глупости, моя милая, вы бы никогда не отказали сэру Питту, еслибъ не было другихъ, боле существенныхъ препятствій, сказала миссъ Кроли, разомъ приступая къ длу. Раскажите мн эти особенныя причины. Я хочу знать, что это за особенныя причины. Кто-нибудь перешолъ дорогу моему брату, кто этотъ счастливый соперникъ, властитель вашего сердца?

Ребекка потупила глазки и призналась, что сердце ея навки отдано другому.

— Вы угадали, mademoiselle, пролепетала она робкимъ и чрезвычайно нжнымъ тономъ. Но вамъ ли, миссъ Кроли, удивляться, что бдная двушка осмлилась питать въ своей душ привязанность къ молодому человку? Я никогда не слыхала, что бдность можетъ насъ защищать отъ вліянія нжныхъ чувствъ. О, еслибъ это было возможно!..

— Бдное дитя мое! воскликнула миссъ Кроли, всегда готовая разнжиться, при первомъ удобномъ случа, стало быть онъ не раздляетъ вашей страсти — а? Мы тоскуемъ въ тихомолку, и тайна крушитъ наше сердце, такъ-ли? Скажите мн все, все, и дайте мн утшить мою бдную малютку!

— О, еслибъ вы могли разсять тоску этого истомленного сердца! сказала Ребекка, заливаясь горькими слезами. Да, миссъ, утшеніе для меня слиишкомъ, слишкомъ необходимо!

И она пріютила свою голову на-плеч миссъ Кроли, и зарыдала такъ жалобно, такъ наивно и съ такимъ умилительно-раздирательнымъ эффектомъ, что старушка, проникнутая невольнымъ чувствомъ симпатіи, обняла ее почти съ материнскою нжностью. Затмъ, выражая свою ласку и движеніями, и словами, она принялась разглаживать ея локоны, и произнесла торжественную клятву, что любитъ ее какъ собственную дочь, для которой готова сдлать все на свт.

— Теперь, мой ангелъ, кто же этотъ другъ твоего сердца? не братецъ-ли миссъ Седли? Кажется, вы что-то говорили о немъ. Я приглашу его, моя милая. Мы устроимъ это дло: будь спокойна.

— Не распрашивайте меня объ этомъ предмет, отвчала Ребекка. Скоро вы узнаете все, непремнно узнаете. Добрая миссъ Кроли, милый другъ мой, смю ли я называть васъ этимъ именемъ.

— Всегда называй, дитя мое, сказала старушка, цалуя ее въ лобъ.

— Я слишкомъ несчастна, но теперь ничего не могу сказать вамъ, милая миссъ Кроли, потому-что тайна, которую храню я въ своемъ сердц, зависитъ не отъ меня одной, продолжала рыдающая Ребекка. Но, о! люибите меня всегда… общайте, что вы будете любить меня всегда.

И среди взаимныхъ слезъ, вымаливаемое общаніе еще разъ скрплено было торжественною клятвой, такъ-какъ чувства молодой женщины отразились въ груди старухи электрическими ударами симпатіи. Еще нсколько минутъ усладительной бесды, и миссъ Кроли оставила свою малютку-protege, напутствуя ее материнескими благословеніями, и удивляясь ей, какъ милому, безхитростному, нжному, непостижимому созданію, рожденному для украшенія человческихъ обществъ.

Оставленная наедин въ своей комнат, юная героиня могла теперь привольно разсуждать о чудныхъ и внезапныхъ событіяхъ этого дня, о томъ, что было и о томъ, что могло бы быть. На какой же пунктъ, думаете вы, устремлены были мысли и чувства миссъ — нтъ, просимъ извинить — мистриссъ Ребекки? Если, за нсколько страницъ повыше, авторъ этой незатйливой исторіи присвоилъ себ привиллегію заглянуть тайкомъ въ спальню миссъ Амеліи Седли, и пересмотрть, съ дерзостью романиста, завтныя скрижали ея невинного сердца, то почему, на основаніи такого же права, онъ не можетъ объявить себя повреннымъ Ребекки, властителемъ ея тайнъ, и хранителемъ печати отъ ея сердечныхъ помышленій?

Итакъ — просимъ прислушать. Во первыхъ, мистриссъ Ребекка дала полный просторъ искреннимъ и трогательнымъ сожалніямъ относительно того, что судьба, такъ-сказать, сама навязывалась къ ней съ своимъ счастьемъ, и однакожь, по вол той же судьбы, она должна была уклониться отъ предложенного счастья. Всякая живая и благоустроенная душа, я увренъ, найдетъ очень естественнымъ такое движеніе мысли въ моей героин. Неужели добрая мать не ршится пособолзновать о безприданной двственниц, принужденной выпустить изъ рукъ цлыя четыре тысячи фунтовъ годового дохода? Какая благовоспитанная леди на всемъ базар житейской суеты не будетъ проникнута сокрушніемъ сердечнымъ при взгляд на умную, достойнйшую двушку, которой, какъ нарочно, длаютъ почетное, выгодное, блистательное предложеніе въ ту самую минуту, когда нтъ боле никакихъ средствъ воспользоваться имъ? Вдь это то же самое, что стоять въ вод по горло и умирать отъ томительной жажды. Право, милостивыя государыни, я увренъ, что несчастье пріятельницы моей, Бекки, заслуживаетъ вашего соболзнованія и нжнйшей симпатіи.

Разъ, помнится, мн случилось быть на базар вечерней порой. Это, что называется, было подторжье, или, если угодно, une soire intime. Въ числ гостей я замтилъ и давнишнюю свою знакомку, старушку миссъ Тоди, любившую до страсти вс возможныя подторжья. Это бы еще ничего, но вотъ гд запятая: старушка миссъ Тоди, къ великому моему изумленію, принялась въ этотъ вечеръ ухаживать изо всей мочи за маленькой мистриссъ Брифлессъ, женой адвоката, которая, спора нтъ, происходила отъ честныхъ и благородныхъ родителей, но зато была до крайности бдна, какъ вс мы это знали.

‘Что за притча? подумалъ я во глубин своей собственной души, чемъ объяснить эту нжную предупредительность со стороны миссъ Тоди? Неужъто господинъ Брифлессъ получилъ должность прокурора, или супруга его разбогатла отъ неожиданного наслдства?’ Къ счастію, миссъ Тоди сама потрудилась объяснить все дло съ такимъ простосердечіемъ, которое составляетъ прекраснйшую черту въ ея нравственной натур.

— Вы, можетъ-быть, не знаете, сказала она, что мистриссъ Брифлессъ приходится внучкой сэру Джону Редганду!

— Нтъ, сударыня, очень знаю, перебилъ я, совершенно не понимая, къ чему поведетъ этотъ вступительный вопросъ.

— Ну, такъ вотъ изволите видть, продолжала добродушная старушка, — сэръ Джонъ опасно боленъ въ Чельтнем, и доктора предсказываютъ ему смерть черезъ полгода. Папенька мистриссъ Брифлессъ заступитъ его мсто, и стало-быть… вы понимаете?… она будетъ дочерью баронета.

И миссъ Тоди пригласила къ себ на обдъ будущую дочку баронета съ ея супругомъ и дтьми.

Чтожь? Если одна только перепектива, сомнительная, отдаленная и тусклая перспектива сдлаться баронскою дочерью можетъ доставить извстной особ весьма лестныя и завидныя почести въ этомъ мір, то ужъ, конечно, мы можемъ и должны уважать тоскливое состояніе духа въ молодой женщин, которая выпустила изъ рукъ блистательный титулъ супруги баронета.

И, право, кто бы могъ подумать, что леди Кроли умретъ такъ скоро? разсуждала Ребекка, тоскуя о своемъ гор. Она принадлежала къ разряду тхъ слабонервныхъ женщинъ, которыя чахнутъ иной разъ лтъ двадцать сряду… И была бы я миледи Кроли! И водила бы я за носъ этого старикашку, который не осмлился бы при мн имть своей воли? Охъ, какъ бы я отблагодарила эту мистриссъ Бьютъ за ея покровительственный тонъ, и этого ханжу, мистера Питта, за его нестерпимое чванство и снисхожденіе ко мн! Я омеблировала бы вновь городской домъ сэра Питта, и могла бы, по произволу, украсить его изящными произведеніями живописи и ваянія. У меня была бы превосходная карета въ Лондон, и абонированная ложа въ Оперномъ Театр, а въ будущую зиму меня бы, разумется, и представили… извстно куда. Все это могло бы быть, но теперь все вокругъ меня — мракъ, сомнніе и тайна.

— Но, что прошло, того воротить нельзя. Кчему безполезно предаваться жалобамъ и тщетной грусти? Прочь, прочь несбыточныя химеры!

И Ребекка, съ удивительной энергіей и твердостью духа обратила все свое вниманіе на будущую судьбу, которая, такъ или иначе, могла въ извстной степени зависть отъ ея собственныхъ соображеній и расчетовъ. Она обозрла свое положеніе и принялась твердою рукою взвшивать свой опасенія, надежды, вроятные удачи и успхи.

Во первыхъ, она замужемъ: это великое дло. Сэръ Питтъ зналъ это. Ее застигли въ расплохъ, и тайна едва не вырвалась изъ ея груди. Однакожь, рано или поздно, надобно открыть ее… что мшаетъ открыть ее теперь? Ужь за-одно бы: семь бдъ одинъ отвтъ. Джентльменъ, изъявившій доброе желаніе жениться на ней самъ, будетъ по крайней мр молчать, когда узнаетъ, кто настоящій ея мужъ. Но какъ миссъ Кроли приметъ эту всть? вотъ задача. Ребекка погрузилась въ глубокое раздумье, но тутъ припомнила она все, что говорила миссъ Кроли, припомнила великодушныя мннія старушки, романтическія наклонности, привязанность ея къ племяннику и несомннную любовь къ ней самой.

— Въ самомъ дл, миссъ Кроли обожаетъ Родона, думала Ребекка. Она прощаетъ ему все. А сколько разъ говорила она, что безъ меня она пропала бы со скуки! Это не бездлица. Ну, какъ-скоро дойдетъ дло до формального объясненія, будутъ, разумется, истерическіе принадки, сцена, большая сеора, и потомъ — торжественное примиреніе. Во всякомъ случа, отсрочкой не выиграешь теперь ничего, Зачмъ медлить? Жребій брошенъ, и ныньче или завтра, слдствія ршительно одни и т же.

Остановившись на этой мысли, молодая героиня обдумывала еще, какимъ образомъ приступить къ ршительному шагу: идти ли на встрчу предстоявшей бур, или скрыться и обождать, пока пройдутъ ея первые порывы. Подъ вліяніемъ этой думы она взяла перо и начертала слдующее письмо:

‘Милый другъ!

‘Великій кризисъ, о которомъ мы такъ часто. разсуждали, наступилъ. Моя тайна извстна вполовину и, перебирая въ своей голов одну мысль за другою, я убдилась окончательно, что теперь, именно теперь, пришло время открытъ весь этотъ секретъ… Сегодня поутру я имла счастіе видть сэра Питта лицомъ къ лицу, и онъ сдлалъ мн… что бы ты думалъ?… декларацію по всей форм. Подумай объ этомъ!..

‘Бдная моя головушка! Я могла бы быть леди Кроли. Какъ бы перебсилась мистриссъ Бьютъ, да и прелестная ma tante, если бы я поверсталась съ нею въ этихъ изящныхъ салонахъ! Тогда была бы я чьей-нибудь маменькой, между тмъ какъ теперь… о, я трепещу, трепещу когда думаю, что дло идетъ къ окончательной развязк и намъ надобно открыться во всемъ, во всемъ.

‘Сэръ Питтъ знаетъ, что я замужемъ, но неподзорвая кто мой мужъ, еще не очень разсердился на меня, но ma tante ршительно сердита, что я отказала сэру Питту. Впрочемъ, она воплощенная снисходительность и доброта. Миссъ Кроли выразилась откровенно и великодушно, что я могла бы осчастливить ея братца въ качеств миледи Кроли, и поклялась торжественно, что будетъ питать всегда материнскую любовь къ вашей маленькой Ребекк.

‘Что жь такое? Легко станется, что всть о нашей женитьб произведетъ на время нкоторое потрясеніе въ ея слабыхъ нервахъ, но можемъ ли мы бояться чего-нибудь, кром ея минутного гнва? Думаю, что нтъ: я даже уврена въ этомъ. Она просто обожаетъ васъ, о, негодный, ничего не значущій повса! — до такой степени, что готова простить вамъ всякую дурь… Ну, а посл тебя (это ужь не подлежитъ ни малйшему сомннію) первое мсто въ ея сердц принадлежитъ вашей покорнйшей слуг, и безъ меня, миссъ Кроли, смю сказатъ, бый бы прежалкое созданіе. Милый! внутренній голосъ говоритъ мн, что судьба готовитъ намъ блистательную побду. Ты возьмешь отставку, бросишь эту проклятую игру, ненавистный бильйярдъ, остепенишься и будешь, однимъ словомъ, bon garon. Мы заживемъ на Парк-Лен, и великодушная тётушка оставитъ намъ вс свой деньги.

‘Завтра въ три часа я пойду гулять въ обыкновенное мсто. Если миссъ Бриггсъ навяжется со мной, ты долженъ непремнно прійдти къ обду и принести свой отвтъ, который можешь положить въ третій томъ ‘Бесдъ Портея’. Во всякомъ случа, жду тебя съ нетерпніемъ.

‘Твоя Ребекка.’

На конверт стоялъ адрессъ:

‘Миссъ Элиз Стайльсъ,

‘подл Рыцарского моста, домъ сдельщика Барнета.’

Миссъ Элиза Стайльсъ, говорила Ребекка, была ея пансіонская подруга, съ которой въ послднее время она вела дятельную переписку. Мы, однако, никакъ не думаемъ, чтобы у миссъ Элизы Стайльсъ были мдныя шпоры и молодецкіе усы огромного размра. Читатель догадался, что это, собственно говоря, былъ капитанъ Родонъ Кроли.

ГЛАВА XVI.

Письмецо на булавочной подушечк.

Какъ они женились, вопросъ второстепенный и вовсе неинтересный для моихъ снисходительныхъ читательницъ. Что, смю сказать, молодому человку, состоявшему на дйствительной служб, и молодой совершеннолтней двиц, что могло имъ помшать купить себ позволеніе въ извстной контор и обвнчаться въ какой-нибудь отдаленной церкви? Кому не извстно, что если женщина чего-нибудь захочетъ, тл въ ея мозгу немедленно родится и созретъ самый лучшій планъ для приведенія къ исполненю своей воли?

Я полагаю, что въ одинъ прекрасный день, когда миссъ Шарпъ вышла со двора, чтобы провести утренніе часы на Россель-Сквер съ своей милой подругой, миссъ Амеліей Седли, въ это самое время, молодая особа, похожая на Ребекку какъ дв капли воды, всходила на паперть приходской церкви въ обществ джентльмена съ нафабренными усами, и потомъ, черезъ четверть часа, этотъ же джентльменъ яроводилъ свою спутницу назадъ до извощичьей кареты, стоявшей подл ограды. Словомъ сказать, свадьба началась и кончилась весьма благополучно, безъ всякой пышности и блеска.

Я думаю также, съ своей стороны, что женитьба мистера Родона была въ его жизни однимъ изъ благороднйшихъ дяній, съ какими только мы можемъ встртиться на поприщ его дальнйшихъ похожденій. Никто не станетъ утверждать, что для мужчины стыдно быть въ плну у хорошенькой двушки, и я ршительно увренъ, что женщины будутъ имть самое высокое мнніе о Родон Кроли, какъ-скоро узнаютъ, что этотъ Геркулесъ дйствительно обожалъ маленькую Ребекку до такой степени, что даже посвятилъ ей вс силы своего духа. Когда она пла, каждая нота дребезжала по фибрамъ его организма, и проникала въ глубь его души. Какъ-скоро она говорила, онъ напрягалъ вс мускулы своего мозга, и слушалъ ее съ вниманіемъ благоговйнымъ. Если она была весела и остроумна, онъ ловилъ на-лету ея шутки, и долго спустя, ни съ того ни съ сего, смялся надъ ними среди улицы, къ великому изумленію грума, сидвшаго съ нимъ рядомъ въ тильбюри, или какого-нибудь товарища, который сопровождалъ его на гуляньи. Ея слова служили для него изрченіями оракула, и каждое ея движеніе запечатлвалось въ его глазахъ необыкновенной граціей, доступной только для совершеинйшаго созданія въ мір.

— Какъ она поетъ, какъ рисуетъ! думалъ Родонъ Кроли. А съ какимъ удивительнымъ искуствомъ она объзжала этого неукротимого коня на ‘Королевиной усадьб!’

Однажды, въ минуту откровенности, онъ сказалъ ей:

— Клянусь честью, Бекки, ты за поясъ заткнешь самого ректора Кембриджского Университета, а ужъ насчетъ твоей храбрости… наше почтеніе! Я бы не задумался ни на минуту послать тебя съ командою противъ корсаровъ!

Что тутъ удивительнаго? Разв мы не видимъ силошь да рядомъ, какъ честные Геркулесы этого подлунного міра засдаютъ иной разъ у передника новйшей Омфалы съ веретеномъ или гребнемъ въ рукахъ?

Когда такимъ образомъ Бекки объявила, что великій кризисъ совершился и наступила пора держать ухо востро, Родонъ Кроли тотчасъ же сталъ подъ ея знамена, и объявивъ готовность, по ея команд, идти за нее въ воду и огонь. Засунуть письмо въ третій томъ Портея, надобности не оказалось. Ребекка легко отдлалась отъ честной Бриггсъ, и, отправивишсь на прогулку одна, встртила на другой денъ своего врного дружка въ обыкновенномъ мст. Ночью въ голов ея организовались новые планы, и она сообщила ихъ Родону. Онъ соглаеился во всемъ, въ твердой увренности, что все было прекрасно. Миссъ Кроли, конечно, поворчитъ малую толику, побсится, и потомъ угомонится. Если бы Ребекк вздумалось предложить ему совершенно противоположный планъ, онъ согласился бы и тогда на вс ея зати по той основательной причин, что Ребекка не можетъ ошибаться.

— Ты, Бекки, умна и за себя, и за меня, сказалъ онъ, ты, я увренъ, выручишь изъ западни самого чорта. Такой умной головы я еще не встрчалъ ни разу, а ужь я ли не видалъ умныхъ головъ!

Выразивъ такимъ образомъ это простодушное confession de foi, влюбленный Геркулесъ поручилъ ей одной привести въ исполненіе вс части обдуманного плана.

Планъ былъ простъ и ясенъ. Надлежало нанять уютную квариру для капитана и мистриссъ Кроли въ Бромптон, или гд-нибудь неподалеку отъ казармъ, потому-что Ребекка ршилась — убжать изъ Парк-Лена. Родонъ, какъ можете представить, былъ въ восторг отъ этого ршенія, онъ самъ, за нсколько недль, умолялъ ее пуститься на такую же продлку, и теперь онъ пустился пріискивать квартиру съ бурнымъ нетерпніемъ влюбленного героя. Онъ согласился платить по да гинеи въ недлю съ такою готовностью, что хозяйка тотчасъ же раскаялась, зачмъ она запросила такъ мало. Онъ заказалъ фортапьяно, и накупллъ цлую оранжерею цвтовъ, со включеніемъ другихъ вещицъ, необходимыхъ въ хозяйств. При покупк шалей, перчатокъ, шолковыхъ чулковъ, французскихъ золотыхъ часовъ, браслетовъ и духовъ, онъ распоряжался какъ влюбленный рыцарь, бросая деньги щедрою рукою. Облегчивъ свою душу изліяніемъ такой щедрости, онъ зашолъ въ клубъ и пообдалъ съ нервознымъ аппетитомъ, расчисляя часы и минуты, когда наконецъ совершится это великое событіе въ его жизни.

Неожиданныя происшествія предшествующаго дня, чудное, непостижимое поведеніе Ребекки, отказавшейся отъ блистательного предложенія, тайное несчастье, отяготвшее надъ ней, безмолвная грусть, съ какой она переносила свою невзгоду: все это въ высшей степени умилило и разнжило чувствительную душу миссъ Кроли. Всякое событіе въ этомъ род, свадьба, предложеніе, отказъ волнуетъ сильно и бурно женскую кровь и приводитъ въ движеніе ихъ истерическія симпатіи. Какъ наблюдатель человческой природы, я регулярно посщаю георгіевскую кирку на Ганновер-Сквер, гд обыкновенно, въ извстный сезонъ, совершаются джентльменскія свадьбы, и наблюденія мои совершенно подтвердили составленную мною теорію относительно женского сердца. Скажу по совсти, я ни разу не замчалъ, чтобы кто-нибудь изъ мужчинъ, составлявшихъ свиту жениха, проливалъ здсь крупныя или мелкія слезы, но женщины — совсмъ другая статья. Я видлъ между ними и такихъ, къ которымъ совершаемая церемонія не могла имть ни малйшихъ отношеній и, однакожь, он, группируясь подл новобрачныхъ, хныкали, сопли, и даже иной разъ оглашали воздухъ громкими рыданіями, какъ-будто имъ самимъ судьба подписывала приговоръ. Были въ числ ихъ не только прелестныя созданія въ розовыхъ шляпкахъ, кандидатки супружескихъ степеней, но и почтенныя старушки въ парикахъ или матери многочисленныхъ семействъ, окруженныя дочерьми и сыновьями. Когда пріятель мой, достолюбезный Джонъ Пимлико, внчался на прелестной леди Бельгревіи Паркеръ, волненіе чувствъ распространилось до такой степени, что даже маленькая сторожиха съ морщинистымъ лицомъ рыдала неутшно. А зачмъ и почему? этого никто сказать не въ состояніи, ни даже сама сторожиха.

И такъ, миссъ Кроли и миссъ Бриггсъ, посл визита сэра Питта, утопали въ океан самого роскошного сантиментализма. Ребекка сдлалась для нихъ предметомъ нжнйшей симпатіи. За отсутствіемъ титулярной компаньйонки, миссъ Кроли утшала себя однимъ изъ самыхъ чувствительныхъ романчиковъ, какіе только были въ ея библіотек. Маленькая Шарпъ, съ ея тайной грустью, сдлалась героиней этого дня.

Вечеромъ Ребекка пла гораздо нжне и разговаривала остроумне, чмъ когда-либо слышали ее на Парк-Лен. Она, можно сказать, обвилась прелестной змйкой вокругъ сердца миссъ Кроли. Она говорила весело и шутливо о предложеніи сэра Питта, и смялась надъ забавной фантазіей стараго джентльмена, но слезы ручьями струились изъ ея глазъ и сердце титулярной Бриггсъ страдало невыразимо, когда Ребекка проговорила, наконецъ, что единственный ея жребій, единственный предметъ ея желаній — оставаться навсегда подл своей милой благодтельницы.

— Живи, душечка, сколько теб угодно, живи, мой ангелъ, сказала старушка, цалуя свою нарченную дочку, я не разстанусь съ тобой, можешь на это положиться. Посл того, что произошло въ этихъ стнахъ. теб нечего и думать о возвращеніи на ‘Королевину усадьбу’. Мы живемъ тутъ втроемъ. Бриггсъ весьма часто длаетъ визиты своимъ родственникамъ. Вы можете, Бриггсъ, приходить и уходить, когда угодно, но ты, мой ангелъ, будешь утшать своимъ присутствіемъ слабую старушку.

Если бы Родонъ Кроли, вмсто того чтобы пить кларетъ въ модномъ клуб, былъ въ эту минуту на Парк-Лен, юная чета смло могла бы припасть къ стопамъ старой двственницы, и нтъ ни малйшаго сомннія, миссъ Кроли простила бы ихъ въ одно мгновеніе ока. Но судьба не позволила имъ воспользоваться такимъ прекраснымъ случаемъ, вроятно для того, чтобы авторъ этой исторіи мотъ безпрепятственно описывать многія чудесныя приключенія, которымъ бы вовсе не суждено было возникнуть на базар житейской суеты, если бы Ребекка и Родонъ Кроли пріютились навсегда подъ гостепріимнымъ кровомъ тетушки Матильды Кроли.

Подъ командой мистриссъ Фиркинъ, въ паркленскомъ дом состояла молодая женщина изъ Гемпшира, обязанная, между-прочимъ, каждое утро являться въ комнату миссъ Шарпъ съ кружкою теплой водицы, которую сама Фиркинъ ни за что бы не согласилась подавать ненавистной гость. У этой двицы, получившей первоначальное воспитаніе на ‘Королевиной усадьб’, былъ братецъ, служившій въ полку капитана Кроли, и если сказать всю правду, ей не безъизвстны были нкоторыя таинственныя распоряженія, имвшія тсную связь съ исторіей нашей героини. Около этого времени, на три гинеи, полученныя отъ Ребекки, она купила для собственного употребленія жолтую шаль, пару зеленыхъ башмаковъ и свтло-голубую шляпку съ краснымъ перомъ, и если взять въ расчетъ, что миссъ Шарпъ отнюдь не любила сорить попустому свой собственныя деньги, то окажется весьма вроятнымъ, что Бетти Мартинъ была, такъ сказать, подкуплена за какія-нибудь услуги, имвшія серьёзный характеръ.

На другой день посл визита и предложенія сэра Питта, солнце взошло своимъ обычнымъ чередомъ, и Бетти Мартинъ, тоже своимъ обычнымъ чередомъ, постучалась, съ кружкою въ рукахъ, въ комнату гувернантки.

Не было отвта изнутри. Бетти постучалась опять. Не слыша никокого шороха и звука, служанка сама отворила дверь, и вошла потихоньку въ спальню.

Маленькая блая канифасная постель была гладка, и подушки, нисколько не измятыя, лежали въ томъ-же стройномъ порядк, въ какой наканун привела ихъ заботливая рука самой миссъ Бетти. Дв небольшія картонки, перевязанныя снурками, стояли въ углу комнаты, а на рабочемъ столик передъ окномъ, на булавочной подушечк, лежало запечатанное письмо, которое, вроятно, покоилось здсь всю ночь.

Бетти подошла къ окну на цыпочкахъ, притаила дыханіе, какъ-будто опасаясь потревожить покой вещицы, лежавшей на разрисованной подушечк, оглянулась вокругъ съ чувствомъ изумленія и сердечной услады, взяла письмо, улыбнулась, повертла его въ своихъ рукахъ, и наконецъ, понесла его внизъ, въ комнату миссъ Бриггсъ.

Желалъ бы я знать, однакожь, какимъ образомъ Бетти могла узнать, что письмо адресовано на имя миссъ Бриггсъ? Она училась мене чмъ на мдныя деньги въ деревенской школ, подъ руководствомъ мистриссъ Бьютъ Кроли, и рукописи были для нея столько же непонятны, какъ еврейскій діалектъ.

— Ахъ, миссъ Бриггсъ! закричала Бетти. О, миссъ, бда въ нашемъ дом! Въ комнат миссъ Шарпъ никого нтъ: постель нетронута, и она убжала, и вотъ письмо къ вамъ, миссъ.

— Чт-о-о! воскликнула Бриггсъ, бросая свой гребень, отчего клочки сдыхъ волосъ весьма некрасиво заюлили на ея голов. Похищеніе! Миссъ Шарпъ убжала! Что это значитъ?

Выхвативъ бумагу изъ рукъ служанки, она мигомъ сломала красивую печать, и начала, какъ говорится, съ жадностью пожирать содержаніе письма, адресованнаго къ ней.

‘Милая миссъ Бриггсъ,

‘Можетъ ли бдная сиротка расчитывать на соболзнованіе и симпатію добрйшаго сердца въ мір, какое бьется въ вашей благородной груди? О, я надюсь, вы извините меня, миссъ Бриггсъ. Со слезами, молитвами и благословеніями я оставляю домъ, гд безпріютное созданіе обрло первый разъ въ своей жизни покровительство, любовь, безпримрную нжность. Несокрушимыя обстоятельства увлекаютъ меня изъ чертога моей благодтельницу. Я иду къ своимъ обязанностямъ… къ своему супругу. Да, я замужемъ. Супругъ мой повелваетъ мн искать пріюта въ скромной хижин, намъ принадлежащей…

‘Милая, несравненная миссъ Бриггсъ: нжное и деликатное сердце, безъ сомннія, внушитъ вамъ, какъ надобно сообщить эту всть моей безцнной, обожаемой благодтельниц и другу. Скажите ей, что, оставляя свой постъ, я проливала горькія слезы на ея милую подушку — на ту самую подушку, къ которой такъ часто прикасалась моя рука въ часы бднія передъ ея болзненнымъ ложемъ, о, съ какою радостію я готова опять возвратиться на Парк-Ленъ, чтобы посвятить ея услугамъ всю свою жизнь! Какъ трепещу я за отвтъ, который долженъ будетъ запечатлть на вкъ мою судьбу!…

‘Когда сэръ Питтъ благоволилъ мн предложить свою руку, великодушная миссъ Кроли снисходительно выразила мнніе, что я заслуживала этой чести. Да снизойдутъ на ея главу благословенія бдной сироты, сдлавшейся достойною быть ея сестрой! Я сказала сэру Питту, что я уже была женою. Даже онъ простилъ меня. Но духъ мой упалъ, силы ослабли, сердце замерло въ груди, и я не могла договорить, что мн нельзя было сдлаться его женою потому собственно, что я уже была его дочерью! Я вручила свою судьбу добрйшему, великодушнйшему изъ мужчинъ: Родонъ, миссъ Кроли, есть, въ настоящее время, и мой Родонъ. По его повелнію, я открываю теперь свои уста, и слдую за нимъ въ нашу скромную хижину съ такою же готовностію, съ какою онъ могъ бы увлечь меня на тотъ край свта.

‘О, милый другъ мой! употребите свое ходатайство передъ нашей обожаемой тетушкой, столько снисходительной къ слабостямъ близкихъ ей особъ: да проститъ она великодушно своего нжного племянника и бдную двушку, которая до сихъ поръ наслаждалась безпримрною привязанностію въ ндрахъ благородного семейства. Упросите миссъ Кроли принять своихъ дтей. Слезы не позволяютъ мн боле писать… Да будетъ благословеніе надъ милымъ домомъ, который я очтавляю.

‘Совершенно преданная и вчно вамъ благодарная

‘Ребекка Кроли.’

Лишь только Бриггсъ прочитала до конца этотъ интересный и трогательный документъ, возводившій ее опять на степень дйствительной компаньйонки при особ миссъ Кроли, въ комнату вошла мистриссъ Фиркинъ.

— Пріхала мистриссъ Бьютъ Кроли, сказала она, задыхаясь отъ внутренняго волненія, изъ Гемпшира, въ почтовой карет, позавтракать съ дороги, сударыня: не угодно ли вамъ разливать чай?

И, къ великому изумленію госпожи Фиркинъ, миссъ Бриггсъ, въ спальномъ капот, съ растрепанвыми клочками сдыхъ волосъ и съ папильйотками на лбу, бросилась со всхъ ногъ къ мистриссъ Бьютъ Кроли, держа въ рук письмо съ оглушительною встью.

— О, мистриссъ Фиркинъ, какія страшныя комисіи у насъ! заголосила Бетти Мартинъ, Миссъ Шарпъ ушла, убжала съ капитаномъ, и они поскакали внчаться въ Гретна-Гринъ!

Намъ было бы весьма пріятно посвятить цлую главу исключительному изображенію чувствованій мистриссъ Фиркинъ, если бы вниманіе нашей джентльменской музы не было обращено на страсти особъ гораздо высшаго полета.

Дишь-только роковая всть о тайномъ брак оттрезвонилась на барабанчикахъ ушей мистриссъ Бьютъ Кроли, отогрвавшей, посл ночного путешествія, свой продрогшія кости у камина, затопленного для нея въ гостиной, она объявила энергическимъ и торжественнымъ тономъ, что сама судьба, нкоторымъ образомъ, привела ее на Парк-Ленъ въ такое время, когда всего нужне ея дятельная помощъ для бдной миссъ Кроли, подвергавшейся такому неожиданно-ужасному удару.

— Я, впрочемъ, совсмъ не удивляюсь этому скандалу, замтила мистриссъ Бьютъ, чего ожидать отъ гувернантки и такого сорванца, какъ Родонъ Кроли? Сказать правду, я давно замчала гнусныя хитрости Ребекки, да только какая мн нужда? Пусть себ, думаю, на свою шею: повадится кувшинъ по воду ходить, тамъ ему и голову сложить.

— Ваша правда, сударыня, истинная правда, отозвалась Фиркинъ.

— И что, скажите на милость, могло расположить сестрицу къьэтому долговязому болвану? Я, съ своей стороны, всегда считала его пропащимъ человкомъ, способнымъ на всякія низкія дла. Въ этомъ ужасномъ пассаж меня утшаетъ по крайней мр то, что это, наконецъ, откроетъ глаза миссъ Кроли относительно истинного характера ея безпутного племянника, пусть она узнаетъ, чего можно ожидать и надяться отъ Родона Кроли. Вдь вотъ справедливо говорятъ: нтъ худа безъ добра.

Заключивъ эту сентенцію, мистриссъ Бьютъ услась, съ большимъ комфортомъ, за круглый столикъ, гд, на серебрянномъ поднос, приготовили для нея горячій чай со сливками и буттербротомъ. Такъ-какъ посл бгства Ребекки опорожнилась уютная комнатка для прізжей гостьи, не имвшей теперь надобности нанимать особую квартиру, то мистриссъ Бьютъ приказала немедленно перенести на Парк-Ленъ изъ конторы дилижансовъ свой чемоданъ и дорожныя картонки.

Миссъ Кроли, да будетъ это извстно, не имла привычки выходить изъ своей комнаты ране двнадцати часовъ: она пила свой шоколадъ въ постели, между тмъ, какъ Ребекка читала ей утреннюю газету, или забавляла ее своей болтовней. Въ настоящемъ случа, нижній комитетъ ршилъ единогласно, что деликатность требуетъ щадить нжныя чувства миссъ Кроли и не объявлять ей ничего до тхъ поръ, покамстъ она не появится въ гостиной, и между тмъ послали служанку доложить, что мистриссъ Бьютъ Кроли, пріхавшая изъ Гемпшира въ почтовой карет, свидтельствуетъ ей свое глубокое почтеніе, и благополучно завтракаетъ въ обществ миссъ Бриггсъ. Всть эта, непріятная во всякое другое врезмя, была теперь принята съ очевиднымъ удовольствіемъ, миссъ Кроли утшалась перспективой поболтать съ своей золовкой относительно покойной леди Кроли и узнать, какія приготовленія длаетъ къ ся похоронамъ неутшный мужъ, получившій отказъ двушки, которая должна была замнить ему покойную жену.

Когда, наконецъ, старушка услась въ гостиной на своемъ обыкновенномъ мст и получила первоначальныя привтствія отъ прізжей гостьи, сердобольныя дамы ршились, скрпя сердце, приступить къ болзненной операціи надъ чувствами миссъ Кроли. Кто не удивлялся на свой пай необыкновенному искуству, съ какимъ женщины приготовляютъ своихъ милыхъ друзей къ непріятнымъ встямъ? Не излагая еще сущности дла, пріятельницы миссъ Кроли приступили къ ней съ такимъ аппаратомъ туманныхъ мистерій, что впечатлительная душа старушки заране переполнилась сомнніями и тревогами самаго мрачнаго свойлтва.

— Ахъ, милая, милая миссъ Кроли, сказала мистриссъ Бьютъ: тутъ нечему удивляться, что она отказала сэру Питту: ей нельзя было за него выйдти, потому-что… ахъ, я, право, не могу…

— Конечно, тутъ была причина, это я знаю и безъ васъ, отвчала миссъ Кроли: она полюбила кого-нибудь, вотъ и все тутъ. Я еще вчера. говорила объ этомъ Бриггсъ.

— Полюбила кого-нибудь — легко сказать! воскликнула Бриггсъ съ глубокимъ вздохомъ: нтъ, сударыня, она уже замужемъ.

— Такъ точно, замужемъ, подзвонила мистриссъ Бьютъ.

И, всплеснувъ руками, он устремили проницательные взоры на свою жертву, внутренно любуясь произведеннымъ эффектомъ.

— Послать ее ко мн, какъ-скоро она выйдетъ изъ своей комнаты. Маленькая плутовка, какъ она смла не сказать мн объ этомъ! проговорила взволнованная миссъ Кроли.

— Нтъ, сударыня, слишкомъ долго ждать… она не выйдеть… О, приготовьтесь, миссъ Кроли! Она ушла надолго, скрылась, исчезла… убжала… простылъ и слдъ ея!..

— Ахъ, Боже мой, кто жь теперь будетъ готовить мой шоколадъ? Послать за нею, и пусть она возвратится на Парк-Ленъ. Я желаю, чтобъ она непремнно воротилась.

— Миссъ, она убжала въ полночь, сказала мистриссъ Бьютъ.

— Сударыня, она оставила письмо ко мн, дополнила Бриггсъ: она вышла за…

— О, приготовьте ее, ради Бога! Не мучьте ее, милая миссъ Бриггсъ.

— Говорите же, за кого она вышла? вскрикнула нервическая старуха грозно-повелительнымъ тономъ.

— За одного изъ вашихъ родственниковъ, за…

— Но, вдь, она отказала сэру Питту, кричала жертва: говорите разомъ. Вы меня съ ума сведете.

— О, миссъ… несчастная… да приготовьте ее, миссъ Бриггсъ… Она вышла за Родона Кроли.

— Какъ?! Ребекка! Гувернантка! Нуль! За моего племянника! Вонъ изъ моего дома, Бриггсъ, сплетница, идіотка, пустомеля… какъ ты смешь?.. Вы были за-одно, Марта… вашъ тутъ умыселъ… заставили его жениться… думаете, что теперь я не оставлю ему своихъ денетъ — вздоръ — вздоръ! визжала бдная старуха, разряжаясь истерическими сентенціями.

— Что я слышу, Боже мой, что я слышу? Я, Марта Кроли, заставляю члена нашей фамиліи жениться на кочующей дочери оголлаго живописца!!

— Ея мать была урожденная Монморанси! вскричала старуха, дернувъ изо всей силы за сонетку.

— Мать ея была танцовщицей, и она плясала на театр, если еще не хуже, сказала мистриссъ Бьютъ.

Миссъ Кроли взвизгнула окончательно, и повалилась безъ чувствъ на спинку креселъ. Сердобольныя дамы принуждены были отнести ее назадъ въ ту комнату, которую она только-что оставила. Начались истерическіе припадки, слдовавшіе одинъ за другимъ съ необыкновеннай быстротою. Послали за докторомъ, и въ аптеку. Мистриссъ Бьютъ вступила теперь въ должность сидлки при болзненномъ одр.

— Вотъ теперь-то истинная родственница должча показать все свое усердіе, проговорила достолюбезная дама.

И лишь только миссъ Кроли была уложена въ постель, въ чертогахъ, ея появилось новое лицо, которому тоже надлежало сообщить роковую всть. Это былъ не кто другой, какъ самъ еэръ Питтъ Кроли.

— Гд Бекки? сказалъ онъ, при вход въ корридоръ: гд ея багажъ? Я пріхалъ отвезти ее на ‘Королевину усадьбу’.

— Неужьто вы еще не изволили слышать, на какой пассажъ отважилась ваша бывшая гувернантка? съ изумленіемъ спросила миссъ Бриггсъ.

— Какъ не слышать? слышалъ, сказалъ сэръ Питтъ: да мн какая нужда? Я знаю, что она замужемъ. Это для меня все равно что трынь-трава. Пусть она сбжитъ внизъ, и не задерживаетъ меня. Я тороплюсь.

— А! такъ, стало быть, вы не знаете, сэръ, что она оставила нашъ домъ, къ душевному прискорбію миссъ Кроли, которая даже слегла въ постель, когда услышала объ этомъ убійственномъ пассаж.

— Да какой же это пассажъ? чортъ васъ побери!..

— Какъ же не пассажъ, сударь, когда собственный вашъ сынъ, ваша, такъ сказать, плоть и кровь, Родонъ Кроли, осрамилъ себя, женивйшсь на безродной гувернантк?

Лишь-только сэръ Питтъ услышалъ эту громовую всть, изъ груди его вырвались такія неистовыя фразы, которыя даже не могутъ быть повторены въ этомъ джентльменскомъ роман, Миссъ Бриггсъ заткнула уши и опрометью бросиласъ къ себ наверхъ, оставивъ такимъ образомъ грязного старичину на произволъ бшеной злобы, затопившей его мозгъ. Разстанемся и мы съ нимъ.

Однажды, по возвращеніи на ‘Королевину усадьбу’, онъ какъ бшеный вбжалъ въ комнату бывшей своей гувернантки, разбилъ ея зеркало, разгромилъ туалетъ, притопталъ ногой бумажную картонку, и разбросалъ по всему полу ея бумаги, платья и другія вещщы, оставшіяся посл нея. Нкоторыми изъ нихъ завладла миссъ Горроксъ, буфетчикова дочка. Пичужки сэра Питта употребили ея платьица для нкоторыхъ уморительныхъ спектаклей. Это случилось черезъ нсколько дней посл того, какъ бдная ихъ мать отправилась на свою вчную квартиру въ могильномъ склеп, гд положили ее, неоплаканную, среди чуждого народа…

——

— Ну, а если, паче чаянія, старуха повихнется, сказалъ Родонъ Кроли своей молоденькой жен, когда они сидли вдвоемъ въ своей уютной хижин въ Бромптонскомъ квартал.

Ребекка все это утро пробовала свое новое фортепьяно. Перчатки пришлись какъ-нельзя лучше по ея миньятюрнымъ ручкамъ, новыя шали пристали къ ней чудесно, новыя кольца сверкали на ея пальчикахъ удивительнымъ блескомъ, французскіе часики тиликали превосходно подъ ея малиновымъ корсажемъ.

— Ну, а если, Бекки… а? вдь чемъ чортъ не шутитъ! что ты на это скажешь?

— Ничего, мой милый, я устрою твое счаетье, сказала юная Далила, обхватывая шею своего богатыря.

— Ты все можешь сдлать, ей-Богу, сказалъ онъ, цалуя ея маленькую ручку: подемъ-ко теперь въ гостинницу ‘Звзды’, и закатимъ такой семибашенный обдъ, чтобы — знаешь? Ну, Бекки!

ГЛАВА XVII.

Кептенъ Доббинъ купилъ фортепьяно.

Бываютъ на базар житейской суеты такія чудныя выставки, гд сатира и элегія путешествуютъ вмст, рука объ руку, встрчая на каждомъ шагу поразительные контрасты смха и слезъ, гд вы, мой возлюбленный читатель, можете, если угодно, приходить въ трогательное умиленіе или хохотать до-упаду, не подвергаясь опасности обратить на себя вниманіе равнодушной толпы. Къ числу такихъ выставокъ принадлежатъ особенно т публичныя собранія, о которыхъ газета ‘Times’ каждый день извщаетъ на своей послдней страниц, и которыми еще такъ недавно управлялъ съ превыспреннимъ достоинствомъ покойный мистеръ Джорджъ Робинсъ. Немногіе — да, я знаю — весьма немногіе изъ жителей Лондона не присутствовали на этихъ интересныхъ митингахъ, вызывающихъ на размышленіе каждую чувствительную душу. Были на нихъ и вы, мой читатель, и, вроятно, такъ же какъ я, думали иной разъ съ нервической дрожью, что вотъ, дескать, быть можетъ, дойдетъ очередь и до меня, когда неутомимый господинъ Moлотковъ, врный предписанной инструкціи, будетъ рекомендовать благородному соревнованію почтенной публики мою библіотеку, мебель, посуду, гардеробъ и отборную коллекцію отечественныхъ и заграничныхъ книгъ. Увы!

Вы не сыщете на цломъ рынк житейскихъ треволненій такого закоренлого эгоиста, который мотъ бы оставаться совершенно безчувственнымъ при взгляд на эту грязную сторону послднихъ почестей, воздаваемыхъ усошпему другу. Умеръ милордъ Лукуллъ, и бренные его останки покоятся въ могильномъ склеп: монументный художникъ вырзываетъ на памятник эпитафію съ правдивымъ исчисленіемъ добродтелей покойника и краснорчивымъ изображеніемъ скорби въ душ наслдника, владльца всхъ его сокровищъ. Какой гость за столомъ Лукулла можетъ теперь, безъ сердечнаго сокрушенія, проходить мимо этого знакомого дома! Вдь вотъ еще такъ недавно горли здсь цлыя сотни свчь, чуть ли не каждый день съ семи часовъ вечера парадныя двери отворялись настежь, и лишь-только начинали вы всходить по ступенямъ комфортэбльной лстницы, ливрейные лакеи звучно провозглашали ваше имя изъ одной комнаты въ другую до тхъ поръ, пока, наконецъ, не долетало оно до мраморного апартамента, гд веселый старичокъ Лукуллъ принималъ своихъ друзей.

И что это за общество собиралось въ дом милорда Лукулла! У него было несмтное множество друзей, и вс они имли, такъ сказать, кратчайшій доступъ къ его сердцу. Суровые и кислые за дверью, они были, однакожь, вс до одного чрезвычайно остроумны въ этомъ мст, и еслибъ видли вы, какъ любезничали здсь между собою многіе почтеннйшіе джентльмены, которые ненавидли другъ друга насмерть и еще недавно перебранились самымъ площаднымъ образомъ! Милордъ Лукуллъ былъ немножко обжорливъ, но чего, съ такими поварами, не могъ переварить его джентльменскій желудокъ? Случалось, повременамъ, онъ бывалъ довольно скученъ, но кого не могло развеселить такое чудное вино, изобртенное для оживленія модной бесды?

— Думайте, что хотите, а я непремнно добуду, для собственнаго употребленія, дюжины дв бургундскаго изъ погребовъ этого туза, говоритъ синьйоръ Пинчеръ, одинъ изъ его траурныхъ друзей, закуривая сигару въ своемъ клуб. Вотъ мн ужь удалось пріобрсть изъ его вещей этотъ миньятюрчикъ — помните? портретъ любовницы знаменитого бандита, котораго сынокъ погибъ на вислиц!

Затмъ интересная бесда принимаетъ оживленный характеръ, и закадышные друзья длаютъ вычисленія, скоро ли сынъ покойного милорда промотаетъ свое наслдство.

Измнился чертогъ Лукулла. Весь фасадъ залпленъ объявленіями, гд колоссальными буквами рекомендуются вниманію публики вс статьи превосходной домашней мебели новйшаго фасона. Изъ оконъ верхняго этажа выставляются богатйшіе ковры, служившіе нкогда украшеніемъ кабинета и будуаровъ, дюжины носильщиковъ слоняются взадъ и впередъ по грязнымъ лстницамъ съ предложеніемъ своихъ услугъ, въ парадной зал толпятся и снуютъ грязные гости съ восточными физіономіями, подавая вамъ печатныя карточки, только-что оттиснутыя типографскими станками. Диллетанты и старухи нахлынули толпами въ комнаты верхняго этажа, гд они взапуски передергиваютъ постельныя занавсы, взбиваютъ перины и подушки, колотятъ матрацы, роются въ шкафахъ и комодахъ. Предпріимчивые молодые хозяева заглядываютъ въ зеркала и ощупываютъ гардины, желая удостовриться, точно ли все это пригодится для ихъ обзаведенія въ новомъ дом. И затмъ, какой-нибудь шалопай или мщанинъ на дворянств будетъ хвастать всю свою жизнь, что такая-то вещица досталась ему посл милорда Лукулла.

Между-тмъ, господинъ Молотковъ засдаетъ въ обденныхъ столахъ изъ красного дерева въ столовой нижняго этажа, въ его рук — малотокъ изъ слоновой кости, и онъ вооружонъ всми хитростями краснорчія, энтузіазма, логики, психологіи, отчаянія. Онъ взываетъ безъ умолка къ почтеннйшей публик, подсмиваясь иной разъ надъ неуклюжестью мистера Давида, надъ неповоротливостью толстой мистриссъ Моссъ. Онъ умоляетъ, повелваетъ, раздуваетъ страсти и горланитъ до тхъ поръ, пока молотокъ, представляющій приговоръ судьбы, не опускается внизъ, и вы не переходите къ слдующему жребію,

О, Лукуллъ, горемычный Лукуллъ! Кто бы, въ былыя времена, засдая за твоимъ роскошнымъ столомъ, нагружоннымъ массивными издліями благородныхъ металловъ — кто бы могъ подумать, что вс эти блюда, вилки и ножи подчинятся нкогда ревущей команд неугомоннаго аукціонера!

Аукціонъ продолжался уже давно. Превосходная гостинная мебель лучшихъ мастеровъ, рдкія заморскія вина, подобранныя съ отличнымъ вкусомъ знатока, полные и богатые приборы, столовые и чайные, были уже распроданы въ предшествующіе дни. Дюжаны три первосортныхъ бутылокъ купилъ, между-прочимъ, для своего хозяина, отличного знатока по этой части, буфетчикъ пріятеля нашего, Джона Осборна, извстнйшаго негоціанта и хлбосола на Россель-Сквер. Молодые маклера изъ Сити скупали нкоторыя статьи мсталлическихъ и фарфоровыхъ приборовъ, наиболе употребительныхъ въ хозяйств. Оставались для распродажи статьи низшаго калибра, и публика была теперь далеко не такъ многочисленна и фешонэбльна, какъ въ первые дни аукціона. Ораторъ на стол разсыпался, между прочимъ, въ похвалахъ картин, которую надлежало отрекомендовать внимательнымъ слушателямъ съ выгоднйшей стороны.

— Нумеръ триста-шестьдесятъ-девятый, проревлъ господинъ Молотковъ. Портретъ джентльмена на слон. Кто желаетъ пріобрсть джентльмена на слон? Подымите картину, Блауменъ, и пусть компанія разсмотритъ хорошенько этотъ нумеръ.

Блдный, долговязый мужчина, сидвшій на одномъ изъ столовъ съ задумчивымъ лицомъ, не могъ удержаться отъ улыбки, когда выставили на показъ драгоцнную картину.

— Блауменъ, поверните слона къ господину капитану, голосилъ мистеръ Молотковъ. Ну, сударь, что прикажете просить за слона?

Но капитанъ отороплъ, смшался, покраснлъ и отворотилъ свою голову отъ аукціонера. Тотъ продолжалъ:

— Прикажете ли двадцать гиней за сіе произведеніе изящного искусства? — пятнадцать, десять, пять, назначьте свою собственную цну. Всадникъ безъ слона стоитъ одинъ пять фунтовъ.

— Удивляюсь, какъ онъ не проломитъ спину этого животного: этакой вдъ чудо-богатырь! проговорилъ мистеръ Моссъ, оффиціальный балагуръ, потшавшій почтеннйшую публику.

Толстый всадникъ на слон былъ въ самомъ дл изображонъ въ огромнйшихъ размрръ. Публика расхохоталась.

— Нтъ, сударь, не извольте унижать достоинство этого нумера, сказалъ мистеръ Молотковъ. Милостивые государи, любуйтесь имъ съ философской точки зрнія, какъ изящнымъ произведеніемъ искусства. Поза галантерейного животного изображена съ удивительною врностію натур, джентльменъ въ нанковой куртк, съ ружьемъ въ рук, скачетъ на охоту за тигромъ, въ отдаленіи, на заднемъ план, банановое дерево и индійская пагода: вс эти сюжеты, милостивые государи, обртаются на лицо въ какомъ-нибудь интересномъ мст знаменитыхъ ведикобританскихъ владній по ту сторону океана. Сколько за этотъ нумеръ? Ну, господа, не задерживайте меня на цлыай день.

Кто-то предложилъ пять шиллинговъ, и это опять цробудило вниманіе джентльмена въ военной форм. Онъ пристально посмотрлъ въ ту сторону, откуда исходило блистательное предложевіе, и увидлъ тамъ другого офицера, подъ руку съ молодой леди. Вся эта сцена ихъ, повидимому, очень забавляла, и они купили, наконецъ, интересную картину за полгинеи. Замтивъ такимъ образомъ эту юную чету, военный джентльменъ отороплъ еще больше, покраснлъ до ушей, и, прикрывшись воротникомъ, совсмъ пересталъ длать свои наблюденія. Было ясно, что ему никакъ не хотлось встрчаться съ юною четой.

Изъ всхъ другихъ статей, рекомендуемыхъ господиномъ Молотковымъ соревнованію почтенной публики, мы обратимъ вниманіе только на одинъ предметъ — на маленькое четвероугольное фортепьяно, принесенное изъ комнаты верхняго этажа (большой парадный рояль былъ проданъ наканун). Молодая леди начала пробовать инструментъ съ быстротою опытной руки, и когда, наконецъ, дошла очередь до этой статьи, агентъ ея получилъ приказаніе вступить въ торгъ.

Но тутъ возникла оппозиція. Угрюмый офицеръ пустилъ въ ходъ своего агента изъ еврейской породы, и тотъ выступилъ на сцену противъ другого еврея — агента юной четы, купившей джентльмена на слон. Такимъ образомъ, по поводу маленького фортепьяно, завязалась жаркая борьба, усердно поддерживаемая блистательнымъ краснорчіемъ господина Молоткова.

Соперничество продолжалось около четверти часа, агентъ молодой леди пересталъ наддавать цну, молотокъ опустился, и аукціонеръ сказалъ:

— За вами, мистеръ Левисъ, идетъ въ двадцати-пяти гинеяхъ.

И командиръ мистера Левиса вступилъ въ законное владніе маленькимъ четвероугольнымъ фортепьяно. Совершивъ эту покупку, воинствннный джентльменъ вздохнулъ свободно, какъ-будто тяжолый грузъ свалился съ его плечъ. Юная чета между-тмъ обратила пристальное вниманіе на своего счастливого соперника, и вдругъ молодая леди сказала своему кавалеру:

— Послушай, Родонъ, вдь это капитанъ Доббинъ.

Думать надобно, что Ребекк не понравилось новое фортепьяно, взятое напрокатъ ея супругомъ, или, быть-можетъ, владльцы этого инструмента вытребовали его назадъ, уклонившись отъ дальнйшаго кредита. Статься-можетъ и то, что маленькій четвероугольный инструментъ пробудилъ въ ея душ какія-нибудь поэтическія воспоминанія, потому-что Ребекка играла на немъ довольно часто въ маленькой гостиной пріятельницы нашей, миссъ Амеліи Седли.

Распродажа производилась въ старомъ дом на Россель-Сквер, гд мы провели нсколько вечеровъ, при начал этого достоврного разсказа. Старикъ Джонъ Седли разорился. Имя его на королевской бирж объявлено несостоятельнымъ: онъ обанкрутился, и коммерческая его дятельность прекратилась. Буфетчикъ мистера Осборна купилъ для погребовъ своего господина три дюжины бутылокъ первосортного портвейна. Три молодые маклера, Дель, Спигго и мистеръ Дель изъ Иголочной улицы, сдлали складчину для покупки двухъ дюжинъ столовыхъ и десертныхъ ложекъ и ножей, которые тотчасъ же, въ знакъ искренней преданности, были ими препревождены къ доброй мистриссъ Седли, такъ-какъ они хорошо помнили ея прежнюю хлбъ-соль и душевно уважали стараго добряка Джона Седли, благосклонного и снисходительного ко всмъ молодымъ людямъ, имвшиіъ съ нимъ въ бывалые времена постоянныя сношенія на бирж. Но зачмъ кептенъ Вилльямъ Доббинъ купилъ маленькое четвероугольное фортепьяно, принадлежавшее миссъ Амеліи, этого никто сказать не всостояніи, мы знаемъ только, что самъ капитанъ не игралъ на этомъ инструмент, точно такъ же, какъ не умлъ онъ плясать на веревочномъ канат. Отсюда и слдуетъ, что фортепьяно куплено имъ не для собственного употребленія.

Есть въ лондонскихъ захолустьяхъ, неподалеку отъ фольгемской дороги, многія изящныя улицы съ романтическими сценами, въ род, на примръ, аделаидиныхъ виллъ,— гд красуются живописныя хижины на подобіе дтскихъ домиковъ младенческой архитектуры, откуда, изъ оконъ первого этажа, вы почти во всякое время непремнно увидите множество разнокалиберныхъ головокъ, снабженныхъ, вроятно, туловищемъ и ногами, чтобъ комфортэбльно сидть въ миньятюрныхъ гостиныхъ. Передъ каждымъ домикомъ непремнно палисадникъ, гд, наравн съ маргаритками и незабудками, каждую весну расцвтаютъ маленькіе дтскіе передники, красные или зеленые сапожки, розовыя шляпки, темно-зеленыя фуражки и другіе сюжеты въ этомъ род, polyandria, polygynia. Здсь обитаютъ красота и невинностъ. Отъ ранняго утра до поздней ночи вы услышите здсь мелодическіе звуки гармоники или эпинетты, акомпанируемые женскими голосами, увидите дтскія пеленки, просушиваемыя на перилахъ, и подъ вечеръ непремнно встртите какого-нибудь писаря или конторщика, кюторый возвращается домой изъ Сити, съ блднымъ лицомъ и понурою головою.

Въ этомъ-то пріют красоты и невинности, среди аделаидиныхъ виллъ, Anna-Maria Rood, West, обиталъ между прочимъ мистеръ Клеппъ, бывшій конторщикъ господина Джона Седли, и здсь-то теперь, въ жилищ этого великодушного джентльмена, пріютилъ свою голову несчастный банкротъ, вмст съ дочерью и женою.

Джозефъ Седли, когда услышалъ весть о фамильномъ несчастьи, распорядился какъ джентльменъ, вполн врный своему характеру и образу мыслей. Онъ не похалъ въ Лондонъ, но написалъ къ своей матушк письмо съ порученіемъ обращаться къ его столичнымъ агентамъ, какъ-скоро окажется настоятельная нужда въ деньгахъ, что на первый случай, естественнымъ образомъ, спасало его родителей отъ крайней нищеты. Сдлавъ такое распоряженіе, добрый Джой продолжалъ жить на хлбахъ въ Чельтенгем, ни въ чемъ не ограничивая своихъ нуждъ. Онъ разъзжалъ на рысак въ своей прекрасной одноколк, пилъ кларетъ, игралъ въ вистъ, расказывалъ индійскія исторіи, и утшалъ себя прелестнымъ обществомъ ирландской вдовицы. Его денежный подарокъ, несмотря на стсненныя обстоятельства, произвелъ дорольно слабое впечатлніе на сердца почтенныхъ родителей, и Амелія расказывала, что отецъ ея, первый разъ посл фамильной грозы, пріободрился только въ тотъ благополучный день, когда они получили отъ молодого маклера большой пакетъ съ серебряными ложками, съ вилками и съ изъявленіемъ глубочайшаго почтенія. Амелія говорила даже, что старичокъ расплакался въ тотъ день какъ ребенокъ и былъ, по этому поводу, гораздо чувствительне своей жены, хотя подарокъ принадлежалъ собственно ея особ. Дло въ томъ, что Эдуардъ Дель, младшій конторщикъ, купившій на аукціон ложки въ пользу разорившейся фирмы, оказывалъ издавна необыкновенную нжность къ миссъ Амеліи, и теперь, несмотря на фамильную грозу, предложилъ ей свою руку. Въ 1820 году онъ женился на миссъ Луиз Коттсъ, дачери Гайгема и Коттса, хлбныхъ торговцевъ, обогатившихъ своего зятя значительнымъ приданымъ, и теперь живетъ онъ припваючи, съ женою и дтьми, въ своей прекрасной вилл. Но было бы неумстно, въ пользу этого джентльмена, длать отступленіе отъ принятого нами плана.

Смю надяться, что, при нкоторомъ знакомств съ джентльменскимъ характеромъ капитана и мистриссъ Кроли, читатель догадается и безъ нашего доклада, что они отнюдь не располагали длать когда бы то ни было визиты въ отдаленную и грязную часть города, на Россель-Скверъ, мщанской фамиліи, которая теперь, потерявъ свой капиталъ, утратіла вс права на уваженіе порядочныхъ людей, принадлежащихъ къ высшему кругу. Ребекка была изумлена весьма непріятно, когда уелышала, что уютный старый домикъ, гд нкогда принимали ее съ такимъ радушіемъ, былъ наводненъ маклерами и оцнщиками, предававшими на расхищеніе и публичный позоръ фамильныя сокровища Седли. Черезъ мсяцъ посл бгства, она какъ-то вспомнила о своей подруг, и Родонъ, разражаясь добродушнымъ смхомъ, выразилъ совершеннйшую готовность увидться опять съ молодымъ Джорджемъ Осборномъ.

— Это отличный малый, Бекки, сказалъ онъ? мн бы хотлось продать ему другую лошадь, Бекки. Да не мшало бы сыграть съ нимъ партій десятокъ на бильярд. Джорджъ Осборнъ — преполезный товарищъ въ нкоторыхъ случаяхъ, мистриссъ Кроли — ха, ха, ха!

Изъ этого, однакожь, никакъ не слдуетъ, чтобъ Родонъ Крали имлъ ршительное желаніе обманывать мистера Осборна: онъ хотлъ только воспользоваться противъ него своимъ мастерскимъ искуствомъ, что, натурально, въ отношеніи къ своему ближнему, позволяетъ себ всякій джентльменъ, играющій въ бильярдъ или карты на базар житейской суеты.

Старая тётка ршительно кобенилась. Прошолъ цлый мсяцъ. Мистеръ Баульсъ доложилъ Родону, что его не приказано принимать, слуги мистера Родона никакими судьбами не могли пробраться въ знакомый домикъ на Парк-Лен: письма его отсылались назадъ нераспечатанными. Миссъ Кроли никуда не вызжала,— она была больна — и мистриссъ Бьютъ присутствовала безотлучно при ея постели. Родонъ Кроли и его супруга основательно расчитывали, что нечего ждать добра отъ этого постоянного присутствія мистриссъ Бьютъ.

— Вотъ теперь я начинаю понимать, куда она метила, когда безпрестанно сводила насъ на ‘Королевиной усадьб’, сказалъ Родонъ Кроли.

— Какая хитрая женщина! отозвалась Ребекка.

— Ну, а мн, провалъ ее возьми, я совсмъ не жалю, Бекки, проговорилъ капитанъ, еще сндаемый любовнымъ пламенемъ къ своей молоденькой жен, которая, вмсто отвта, наградила его жаркимъ поцалуемъ, такъ-какъ сердце ея, дйствительно, чувствовало нкоторую благодарность къ великодушной довренности супруга.

— Какъ жаль, что онъ глупъ, какъ болванъ! думала про себя Ребекка, изъ него было бы можно что-нибудь сдлать.

Но она, какъ и слдуетъ, вела себя такимъ образомъ, что Родонъ отнюдь не подозрвалъ, какое мнніе иметъ о немъ хорошенькая супруга. Ребекка съ неутомимой благосклонностью слушала вс его исторіи относительно конюшни и трактирныхъ похожденій, смялась отъ души надъ всми его шутками, интересовалась судьбою нкоего Джекка Спеттердаша, у которого недавно лошадь вывихнула ногу, принимала живйшее участіе въ нкоемъ Боб Мартингел, которого недавно схватили въ игорномъ дом, и въ Том Сенкбарс, который собирался пустить на скачку своего рысака. Когда онъ приходилъ домой, Ребекка была совершенно счастлива, и когда онъ уходилъ, она умоляла его воротиться какъ можно скоре. Когда Родонъ сидлъ дома, она играла для него и пла, приготовляла его пуншъ, имла верховный надзоръ надъ его обдомъ, приводила въ порядокъ его туфли и настроивала его душу къ веселымъ мыслямъ. Даже лучшія изъ женщинъ, какъ говорила мн моя бабушка, надваютъ постоянно маску лицемрія, непроницаемого для глазъ мужчины, и мы, никогда не узнаемъ всего, что он тщательно скрываютъ отъ нашего брата. Мн, однакожь, заподлинно извстно, что нердко ихъ простота и невинность служатъ покровомъ для самой утонченной хитрости, при которой он способны вывести на свжу воду мудрйшого изъ смертныхъ, и я знаю также, что плнительная улыбка красавицы есть, собственно говоря, не что иное, какъ сть, набрасываемая съ не обыкновеннымъ исскуствомъ на мозгъ мужчины, которого надобно провести или одурачить. Моя рчь идетъ совсмъ не о кокеткахъ, я разумю женщинъ въ домашнемъ быту, заслуживающихъ всякого уваженія. Кто изъ насъ не видлъ, напримръ, какъ умная жена скрываетъ необозримое тупоуміе своего глупйшого супруга, или какъ усмиряетъ она, нердко однимъ словомъ и взглядомъ, сумасбродного буяна? И мы прославляемъ такую женнщну, отнюдь не думая обвинять ее въ лицемріи.

Такимъ образомъ, благодаря вліянію очаровательной сирены, безпардоный сорванецъ и закоснлый гуляка почти совсмъ остепенился и превратился въ счастливйшаго супруга добропорядочного поведенія. Прежніе его собутыльники потеряли его изъ вида. Разъ или два, они спрашивали о немъ въ клуб, но потомъ перестали и заботиться о немъ, какъ-будто никогда не бывало на свт Родона Кроли. Въ балаганахъ на житейскомъ рынк такіе случаи повторяются очень часто, вслдствіе чего и существуетъ поговорка — ‘былъ, да сплылъ’. Родонъ въ свою очередь тоже заботился очень мало о своихъ прежнихъ друзьяхъ. Да и кчему? У него была хорошенькая жена, предуаредительная и веселая, чудесная квартирка, прекрасный столъ, семейные вечера, все это было ново, и получало особую прелесть отъ характера таинственности, господствовавшаго въ хозяйств новобрачныхъ.

Свтъ еще не зналъ и не вдалъ о томъ, что нкто Родонъ Кроли вступилъ въ бракъ, ни одна газета еще не объявила о событіи, иначе кредиторы ни на минуту не задумались бы обступить скромную хижину Родона, еслибъ было имъ извстно, что онъ соединилъ свою судьбу съ женщшюю безъ шиллинга въ ридикюл.

— Мои родственники, авось, перемнятъ когда-нибудь гнвъ на милость, говорила Ребекка съ двусмысленнымъ смхомъ, и на этомъ основаніи, Ребекка, отказываясь отъ удовольствій свта, терпливо выжидала торжественного дня, когда наступитъ для нея примиреніе съ раздражонной тёткой. Не думая до поры до времени занять приличное мсто въ обществ, она жила почти затворницею въ Бромптон, изрдка принимая весьма немногихъ друзей своего мужа, которые допускались по вечерамъ въ ихъ одинокую бесду. Вс эти кавалеры были въ восторг отъ маленькой жены своего товарища и друга. Смхъ и оживленный разговоръ за обденнымъ столомъ и музыка въ гостиной были обыкновенными занятіями скромныхъ гостей. Майоръ Мартингель никогда не думалъ распрашивать ихъ, гд, когда и какъ они вступили въ законный бракъ. Кептенъ Сенкбарсъ былъ совершенно очарованъ неподражаемымъ искуствомъ, съ какимъ Ребекка приготовляла его пуншъ. Молодой поручикъ Спеттердашъ, любившій играть въ пикетъ (Кроли приглашалъ его чаще всхъ), быстро и живо подчинился прелестямъ мистриссъ Кроли, но она была съ нимъ до крайности осторожна и скромна, и ктому же, Родонъ Кроли пользовался такою репутаціею неустрашимого и, вмст, ревнивого джентльмена, что это могло служить окончательной защитой для его маленькой жены.

Все это нисколько не разрушало таинственности, какою окружали себя молодые супруги. Есть въ англійской столиц множество джентльменовъ, даже хорошей породы, которые, однакожь, никогда не посщаютъ женскихъ обществъ, и гостиная какой-нибудь леди для нихъ — terra incognita съ неизвстными нравами и обычаями. На ‘Королевиной усадьб’, а можетъ-быть и во всемъ Гемпширскомъ графств, было, вроятно, множество разнообразныхъ толковъ о скандалёзномъ супружеств Родона Кроли, такъ-какъ мистриссъ Бьютъ немедленно извстила объ этомъ всхъ своихъ знакомокъ, но въ Лондон, повидимому, никто не обращалъ вниманія на этотъ пунктъ. Родонъ жилъ съ большимъ комфортомъ на кредитъ. Его обширный капиталъ заключался въ долгахъ, и, дло извстное, что всякій разсудительный джентльменъ можетъ изворачиваться этимъ капиталомъ нсколько лтъ сряду. Бываютъ и такіе джентльмены, которые живутъ на чужой счетъ въ тысячу разъ лучше, чмъ недальновидныя особы съ наличнымъ золотомъ въ карман. Гуляя пшкомъ по лондонскимъ улицамъ, кто изъ насъ не встрчалъ по крайней мр полдюжины молодцовъ на борзыхъ коняхъ, молодцовъ великолпныхъ, раскланивающихся направо и налво съ блистательными львами, и передъ которыми содержатели магазиновъ изворачиваются въ три погибели, предлагая къ ихъ услугамъ произведенія пяти странъ свта. На чей счетъ живутъ они, Аллахъ ихъ вдаетъ. Вотъ передъ вами нкто мистеръ Джекъ Безталанный: видите ли, какіе курбеты выдлываетъ его кургузый конь? Это бы еще ничего, но мы часто имли наслажденіе присутствовать на лукулловыхъ обдахъ Джека Безталанного, и, могу васъ уврить, что это просто — богдыханскіе обды.

— Какъ это началось, и чемъ это кончится? спрашиваете вы, бросая вокругъ себя изумленные взгляды.

— Любезный другъ, сказалъ мн однажды Джекъ Безталанный, я занимаю деньги во всхъ европейскихъ столицахъ и кредиторамъ моимъ числа нтъ.

Всему этому, разумется, прійдетъ свой обычный конецъ, но покамстъ Джекъ Безталанный цвтетъ и порхаетъ въ модныхъ салонахъ, посщаетъ театры, концерты, и великіе артисты съ удовольствіемъ пожимаютъ ему руку, и вс считаютъ его веселымъ, остроумнымъ, беззаботнымъ джентльменомъ, который притомъ чуть ли не собаку сълъ на всхъ языкахъ и нарчіяхъ Европы. Изрдка кто-нибудь проговорится, что это собственно ‘mauvais garon’ или, ‘mauvais sujet’, но это нисколько не вредитъ мистеру Джеку.

Безпристрастная истина обязываетъ насъ признаться, что Ребекка, собственно говоря, вышла за одного изъ джентльменовъ, относящихся къ этому разряду. Домъ его, во всхъ отношеніяхъ, былъ полною чашей, но въ наличныхъ деньгахъ юные супруги терпли иной разъ демонскую нужду. Однажды, читая газету, Родонъ Кроли наткнулся на извстіе слдующаго рода: ‘Поручикъ Джорджъ Осборнъ производится въ капитаны, на мсто Смита, который увольняется отъ службы’. Замчанія, сдланныя по этому поводу, кончились тмъ, что юные супруги отправились на Россель-Скверъ.

Когда Родонъ и его жена обнаружили явное намреніе сойдтись на аукціон съ капитаномъ Доббиномъ, и узнать отъ него необходимыя подробности относительно катастрофы, обрушившейся надъ старыми знакомыми Ребекки, капитанъ вдругъ исчезъ неизвстно куда, и они должны были обратиться съ своими распросами къ какому-то запоздалому носильщику или оцнщику, бродившему по зал безъ всякой опредленной мысли.

— Интересно наблюдать этихъ красавцевъ съ крючковатыми носами, сказала Ребекка веселымъ тономъ, усаживаясь въ одноколку, съ картиною подъ мышкой, — это, я думаю, все то же, что коршуны посл кровопролитной битвы.

— Не могу судить объ этомъ, Бекки. Я никогда не бывалъ въ дл. Спроси лучше Мартингеля: онъ былъ въ Испаніи адъютантомъ при генерал Блез.

— Мистеръ Седли былъ почтенный старичокъ, сказала Ребекка, мн, право, жаль, что онъ разорился.

— Вздоръ, моя милая, купецъ — торгашъ — банкротъ — дло обыкновенное: они къ этому привыкли, отвчалъ Родонъ, лаская хлыстикомъ своего коня.

— Хорошо было бы намъ купить что-нибудь изъ столовой посуды, продолжала сантиментальная супруга, жаль, что пріхали очень поздно. Двадцать пять гиней за маленъкое фортепьяно — это ужасно дорого, мой другъ. Мы купили его для Амеліи въ Бродвуд, когда она только что вышла изъ пансіона. И тогда оно стоило только тридцать пять.

— Ну, этотъ Осборнъ, я думаю, попятился на задній дворъ, когда узналъ, что фамилія разорилась въ конецъ, это ударъ для твоей подруги — не такъ ли, Бекки?

— Ничего, мой милый, переносятъ и не такіе удары, сказала Бекки съ очаровательной улыбкой.

И они похали въ Бромптонъ, весело разговаривая о другихъ интересныхъ предметахъ.

Примчаніе.

Многосложная и довольно запутанная игра въ криккетъ требуетъ для русскихъ читателей нкоторыхъ поясненій. Она разыгрывается двумя партіями, и каждая партія состоитъ изъ одиннадцати человкъ. Прежде всего вколачизаются въ землю два такъ-называемыхъ уиккета (wickets) или городка, на разстояніи двадцати шаговъ другъ отъ друга. Каждый уиккетъ состоитъ изъ трехъ вертикально поставленныхъ палокъ, на которыя кладется еще палка меньшей величины. Партіи бросаютъ жребій, и тогда съ одной стороны выходятъ съ палками два игрока и становятся подл уиккетовъ. Каждый изъ нихъ обязанъ оборонить свой городокъ. Съ этою цлью тотъ и другой отмриваютъ отъ уиккета длину своей палки, и на томъ разстояніи выкапываютъ маленькое углубленіе, куда вколачиваютъ толстый конецъ дубины. Съ другой стороны выходятъ два такъназываемыхъ баулера (bowlers), которые должны стараться попасть своимъ шаромъ въ эти городки. Другіе игроки изъ второй же партіи, приставленные для наблюденія за ходомъ игры, обязаны считать и подавать баулерамъ шаръ, если онъ отлетитъ слишкомъ далеко. Когда первый баулеръ броситъ шаръ въ противоположный уиккетъ, то могутъ произойдти три характеристическихъ обетоятельства: или баулеръ попадетъ въ уиккетъ, или не попадетъ, и вмст съ тмъ, ударъ его не будетъ отраженъ защитникомъ уиккета, либо, наконецъ, брошенный шаръ далеко отпрянетъ отъ удара дубиной. Въ первомъ случа, неловкій защитникъ городка совсмъ оставляетъ игру, и на мсто его становится игрокъ изъ той же партіи во второмъ — шаръ подымается другимъ баулеромъ, и бросается въ противоположный уиккетъ. Въ третьемъ — баулеры, приставленныя для наблюденій, бгутъ за шаромъ, поднимаютъ его и бросаютъ въ одинъ изъ городковъ. Между-тмъ, въ этомъ послднемъ случа, защитники городковъ перебгаютъ нсколько разъ отъ одного уиккета къ другому, стараясь въ то же время не прозвать непріятельскаго нападенія. Число сдланныхъ ими переходовъ отмчается особенными маркёрами, и на нихъ-то собственно основывается побда той или другой стороны. какъ-скоро сбитъ одинъ изъ городковъ, защитникъ его немедленно долженъ оставить игру, и это мсто занимается другимъ изъ той же партіи криккетистовъ. Когда такимъ-образомъ вс члены одной партіи принуждены будутъ одинъ за другимъ оставить игру, очередь доходитъ до игроковъ противоположной стороны. Побда окончательно ршается числомъ переходовъ, сдланныхъ криккетистами обихъ партій. Должно замтить, что криккетъ — національная и самая любимая игра Англичанъ. Во многихъ городахъ учреждены для нея особенные клубы, и случается весьма нердко, что здсь одинъ городъ соперничествуетъ съ другимъ, выбирая изъ своей среды лучшихъ криккетистовъ, и противопоставляя ихъ соперникамъ другаго мстечка, при чемъ, какъ водится, устроиваются съ обихъ сторонъ пари на огромныя суммы.

Предисловіе Автора.

Читайте также: