В. А. Кошелев
Батюшков К. Н.: биобиблиографическая справка, Батюшков Константин Николаевич, Год: 1990
Время на прочтение: 8 минут(ы)
БАТЮШКОВ, Константин Николаевич [18(29).V.1787, Вологда — 7(19).VII.1855, там же] — поэт, прозаик. Происходил из старинной дворянской семьи. Мать Б. Александра Григорьевна (урожденная Бердяева) в 1795 г. умерла из-за наследственной душевной болезни. До 1797 г. Б. жил в родовом имении — с. Даниловском Бежецкого уезда Тверской губернии (ныне Устюженский р-н Вологодской обл.), его домашним образованием руководил дед, Лев Андреевич Батюшков, предводитель дворянства Устюженского уезда. В 1797—1802 гг. Б. учился в Петербургских пансионах О. П. Жакино и И. А. Триполи, прекрасно овладел французским, итальянским и латинским языками. 14-летним мальчиком Б. перевел на французский язык похвальное слово митрополита Платона Любарского (перевод был выпущен отдельной брошюрой в 1801 г.). С декабря 1802 по январь 1807 г. Б. служил чиновником во вновь организованном министерстве народного просвещения: сначала в канцелярии министра П. В. Завадовского, потом секретарем у товарища министра, попечителя Московского учебного округа М. Н. Муравьева.
М. Н. Муравьев, двоюродный дядя Б., отец двух декабристов, выдающийся писатель и просветитель, сыграл огромную роль в формировании личности и таланта поэта. Под его влиянием Б. основательно изучил философию и литературу французского Просвещения (Вольтер, Дидро, Д’Аламбер), античную поэзию (Гораций, Вергилий, Овидий, Катулл, Тибулл, Сафо), литературу итальянского Возрождения (Данте, Петрарка, Боккаччо, Аристо, Тассо). ‘Дядюшка’ привил Б. критическое отношение к феодально-аристократическим традициям, идеалы независимой, свободно мыслящей личности. С начала творческого пути Б. оказался близок к прогрессивным литературным объединениям — Вольному обществу любителей словесности, наук и художеств и кружку А. Н. Оленина. Среди его первоначальных знакомых были видные писатели (И. А. Крылов, Н. И. Гнедич, В. А. Озеров, А. Е. Измайлов, П. А. Катенин, В. В. Капнист и др.), прогрессивные литературные деятели — сослуживцы Б. (И. П. Пнин, И. И. Мартынов, Н. Ф. Остолопов, Д. И. Языков, Н. А. Радищев и др.). Дебют Б. в печати — сатира ‘Послание к стихам моим’ (Новости русской литературы.— 1805.— No 1.— С. 61—64), сатирические жанры стали ведущими в ранних стихах Б. (‘Послание к Хлое’, ‘Перевод 1-й сатиры Боало’, ‘К Филисе’, эпиграммы), наряду с ними возникают и мотивы предромантизма (‘Мечта’, ‘Элегия’, ‘К Мальвине’, ‘Послание к Н. И. Гнедичу’ и др.): противопоставление блеску окружающей действительности мира ‘мечты’ (‘Мечтанье есть душа поэтов и стихов’, ‘Мы сказки любим все, мы — дети, но большие’), конструирование условного мира счастья, любви и веселья — земных образов человеческого бытия (‘Друзья! оставьте призрак славы, / Любите в юности забавы / И сейте розы на пути’), изначально отличных от ‘потустороннего’ идеала лирики В. А. Жуковского.
В начале 1807 г. Б. круто переменил свою жизнь, записавшись в народное ополчение и отправившись в Прусский поход (в качестве сотенного начальника милиционного батальона). 29 мая 1807 г. в сражении под Гейльсбергом он был тяжело ранен (пуля задела спинной мозг, что стало причиной последующих физических страданий). Б., однако, остался в армии и в 1808—1809 гг. участвовал в войне со Швецией, лишь после полугодовой жизни на зимних квартирах в Финляндии он вышел в отставку. С этого времени формируется своеобразный жизненный облик Б.— ‘странствователя’, ‘первого онегинского типа русской литературы’ (Д. Д. Благой). ‘Онегинство’ Б. проявляется как внутренне — в постоянной душевной неуспокоенности, так и внешне — в острых приступах ‘хандры’, ‘охоты к перемене мест’. Б. почти не жил на одном месте более полугода. С 1808 г. (после вторичной женитьбы отца и раздела имения) ‘единственным верным приютом’ для Б. становится имение матери в с. Хантоново Череповского уезда Новгородской губернии (ныне Череповецкий р-н Вологодской обл.). Однако в деревне Б. тяготился одиночеством, стремился к друзьям, а попадая в столицы, рвался к деревенскому уединению.
Летом 1809 г. Б. написал сатиру ‘Видение на брегах Леты’, знаменовавшую начало зрелого этапа его творчества. Субъективно для поэта это была попытка определить собственные литературные ориентации. Объективно ‘Видение…’ положило начало богатой литературно-сатирической традиции общества ‘Арзамас’, которая продолжала основные мотивы произведения Б. (усыпление от бездарных стихов, ‘суд’ над современными поэтами, ‘надгробные речи’, апелляция к поэтам прошлого и т. д.). Б. выносит суровый приговор современным авторам: проверки в Лете (‘реке забвения стихов’) не выдерживают ни литературные ‘староверы’, соратники ‘славенофила’ А. С. Шишкова, ни ‘лица новы из белокаменной Москвы’, писатели-сентименталисты (П. И. Шаликов, В. В. Измайлов), ни ‘патриоты’ во главе с С. Н. Глинкой. Единственным поэтом, которого Б. удостоил подлинного бессмертия, стал И. А. Крылов — именно из-за самобытности и народности его басенного творчества. ‘Видение…’ (опубл. в 1841 г.) разошлось во множестве списков и стало очень популярно: ему подражали, в частности, А. С. Пушкин (‘Тень Фон-Визнна’ и К. Ф. Рылеев (‘Путешествие на Парнасе’). Столь же широкой и независимой позиция Б.-сатирика осталась и впоследствии: написанный им (в соавторстве с А. Е. Измайловым) ‘Певец, или Певцы в Беседе Словено-Россов’ (1813, опубл. в 1856 г.) был, с одной стороны, памфлетом на писателей — сотрудников ‘Беседы…’, с другой — пародией на стихотворение В. А. Жуковского ‘Певец во стане русских воинов’.
В 1810-1812 гг. Б. сблизился с Н. М. Карамзиным и кругом будущих ‘арзамасцев’ Жуковским, П. А. Вяземским, В. Л. Пушкиным, Д. В. Дашковым, Д. Н. Блудовым, А. И. Тургеневым, Д. П. Севериным и др., стал активно сотрудничать в журнале ‘Вестник Европы’. В этот период определился облик Б.-поэта, виднейшего представителя ‘легкой поэзии’, появился ряд стихотворений (‘Веселый час’, ‘Счастливец’, ‘Мадагаскарская песня’, ‘Источник’, ‘Вакханка’, ‘Мои Пенаты’ и др.), связанных с анакреонтическими традициями литературы прошлых эпох, которые дали основание именовать Б. ‘Парни Российским’ (имея в виду эротическую, гедонистическую стихию лирики французского поэта Э. Парни). В них Б. прославляет радости бытия, дружбу, любовь, свободу личности и ее право на жизнь в соответствии с внутренними потребностями. При этом он идет не от контраста условно-античного и конкретно-биографического плана (как Державин в ‘Анакреонтических песнях’), а от литературного образа идеального поэта-эпикурейца. Упоение жизнью и молодостью соединяется у Б. с предчувствием кризиса, отражающего сложности человеческой психологии вообще: за видимой душевной гармонией (‘Тих, покоен сверху вид’) появляется и глубинная трагедия ‘сердца’ (‘По спустись ко дну… ужасно! / Крокодил на нем лежит!’). В послании ‘Мои Пенаты’ Б. создаст дисгармоничное художественное ‘двоемирие’, в котором естественно сосуществуют образы условной античности с деталями, воссоздающими действительную жизнь поэта в деревенском уединении (‘стол ветхой и треногой’, калека-солдат с ‘двухструнной балалайкой’ и др.).
Своеобразие Б., писателя, сформировавшегося на раннем этапе развития русского романтизма, заключалось прежде всего в его творческой устремленности к литературным поискам, к выработке новых форм и новых художественных идей. Эти поиски шли, как правило, в пределах ‘смежных’ литературных направлений, и потому Б.-писатель воспринимался то как представитель ‘неоклассицизма’ и поэзии рококо, то как романтик, то как предшественник русского психологического реализма.
Подобные же поиски отразились в прозаических произведениях Б. ‘довоенного’ периода (‘Отрывок из писем русского офицера о Финляндии’, ‘Похвальное слово сну’, ‘Опыт в прозе’, ‘Предслава и Добрыня’). Среди них выделяется очерк ‘Прогулка по Москве’ (1811, опубл. в 1867 г.), где Б. представил ряд живых реалистических картинок быта ‘допожарной’ Москвы (перекликавшихся с зарисовками в грибоедовском ‘Гope от ума’) и попытался создать новую жанровую разновидность, предвосхитившую русский ‘физиологический очерк’ 40 гг.
Во время Отечественной войны Б., не ушедший в действующую армию (из-за болезни и из-за необходимости вывозить из Москвы вдову М. Н. Муравьева с детьми), испытал на себе ‘все ужасы войны’ (разрушение ‘прекраснейшей из столиц’, ‘переселение целых губерний’, ‘нищету, отчаяние, пожары, голод’) и отразил свои патриотические чувства в послании ‘К Дашкову’ (1813), в котором декларировал отказ от прежней тематики своего творчества до rex пор, ‘пока на поле чести / За древний град моих отцов / Не понесу я в жертву мести / И жизнь, и к родине любовь…’. Это послание стало ярким патриотическим манифестом в лирике Отечественной войны. Клятву, данную в нем, Б. выполнил: в 1813—1814 гг. он был в заграничном походе русской армии против Наполеона, участвовал (в качестве адъютанта генерала Н. Н. Раевского) в Лейпцигской ‘битве народов’ (4.Х.1813), в штурме Парижа. Под Лейпцигом погиб друг Б., полковник И. А. Петин, образ которого отразился в стихотворении Б. ‘Тень друга’ и прозаических ‘Воспоминаниях о Истине’ (1815), Впечатления войны и военных ‘странствований’ стали основой многих стихов Б. (‘Пленный’, ‘На развалинах замка в Швеции’, ‘Судьба Одиссея’, ‘Переход через Рейн’ и др.) и его очерков в прозе (‘Воспоминание мест, сражений и путешествий’, ‘Путешествие в замок Сирей’).
В ‘военных’ произведениях Б. проявились новые черты его идеологии и поэтики, мироощущение ‘эпикурейца’ трансформировалось в восприятие поэта-‘фронтовика’. Современники поэта поражались точности изображения им войны, умению раскрыть ее народный характер, дух эпохи, мироощущение русского солдата (‘Быть может, он воспоминает / Реку своих родимых мест — / И на груди свой медный крест / Невольно к сердцу прижимает…’). Пушкин назвал ‘Переход через Рейн’ ‘лучшим стихотворением поэта — сильнейшим, и более всех обдуманным’ (Полн. собр. соч.— Т. XII.— С. 283). Новаторство Б. проявилось и в отрывочных ‘военных’ прозаических очерках, которые по своим мыслям и характеру повествования как бы предваряют ‘военные рассказы’ Л. Н. Толстого.
В 1814—1817 гг. Б. по-прежнему ведет ‘страннический’ образ жизни: Петербург, Хантоново, Каменец Подольский, Москва… В этот период он переживает идейный и психологический кризис: ‘горести бытия’ становятся в противоречие с прежними идеалами. Б. создает свою ‘маленькую философию’, пессимистичную по существу. Он отказывается от сатирического изображения действительности, переосмысливает содержание ‘легкой поэзии’. Его творчество тяготеет к углубленному психологизму в изображении человеческой ‘разорванности’ (‘К другу’, ‘Последняя весна’), к мотивам трагической, несчастливой любви (‘Мой гений’, ‘Разлука’, ‘Последняя весна’, ‘Элегия’), к воссозданию конфликта поэта с действительностью (‘Послание к И. М. Муравьеву-Апостолу’, ‘Гезиод и Омир — соперники’, ‘Умирающий Тасс’). Картина общей жизненной дисгармонии, истоки которой лежат в самом человеке, становится предметом стихотворной сказки ‘Странствователь и Домосед’ (1815), где Б. (полемизируя с лозунгом Жуковского ‘Наше счастье в нас самих!’) подвергает сомнению возможность осуществления ‘положительных’ жизненных идеалов вообще. В зрелых своих стихах он выступает как ‘поэт безнадежности’ (Г. А. Гуковский): ‘Минутны странники, мы ходим по гробам, / Все дни утратами считаем, / На крыльях радости летим к своим друзьям — /И что ж?.. их урны обнимаем…’
В 1817 г. вышел сборник Б. ‘Опыты в стихах и прозе’, имевший успех. В первом, прозаическом томе были собраны очерки Б., его переводы, морально-философские статьи (‘О лучших свойствах сердца’, ‘Нечто о морали, основанной на философии и религии’), литературно-теоретические рассуждения (‘Нечто о поэте и поэзии’, ‘Речь о влиянии легкой поэзии на язык’), исследования о писателях прошлого (‘Петрарка’, ‘Ариост и Тасс’, ‘Вечер у Кантемира’, ‘О характере Ломоносова’), первый в русской литературе искусствоведческий очерк ‘Прогулка в Академию Художеств’. Во втором томе были объединены стихи, сгруппированные по жанровом) принципу (‘Элегии’, ‘Послания’ и ‘Смесь’).
19 ноября 1819 г. Б. выехал из России к новому месту службы: в Италию, чиновником при неаполитанской миссии. Там он общается С русскими художниками (С. Ф. Щедриным, О. А. Кипренским, Ф. М. Матвеевым и др.), занимается переводами (в т. ч. из ‘Странствований Чайльд-Гарольда’ Байрона), описанием ‘неаполитанских древностей’ и т. д. Однако наследственная склонность к душевному заболеванию, служебные неприятности и внутреннее чувство ‘раздвоенности’ привели к тяжелым последствиям: в 1821 г. Б. начал ощущать признаки мании преследования, ставшей неизлечимой психической болезнью. Несмотря на заботу родных и друзей (Муравьевых, Жуковского, Вяземского и др.), на лечение в лучших клиниках, вернуть Б. к нормальной жизни не удалось. ‘Что касается до Батюшкова,— заметил Пушкин в 1825 г.,— уважим в нем несчастия и не созревшие надежды. Прощай, поэт’ (XIII, 135).
Последние годы Б. жил у родственников в Вологде, умер от тифозной горячки, похоронен в Спасо-Прилуцком монастыре вблизи города.
Из произведений Б. последнего периода до нас дошли лишь фрагменты, большая часть была уничтожена поэтом в припадке болезни, некоторые остались в виде замыслов (‘Русалка’ — поэма в ‘русском’ духе, обобщающий труд по истории русской словесности и др.). Наиболее ценными из дошедшего до нас являются антологические стихотворения Б., объединенные в два цикла: ‘Из греческой антологии’ (1818) и ‘Подражания древним’ (1821). Они отличаются глубиной психологического содержания и совершенством художественной формы. В пределах нескольких стихов Б. без всяких прикрас воплощает исчезнувшую красоту античности, пластически ощутимо передает цельное мироощущение человека ‘идеальной’ эпохи. Эти стихотворения Б. положили начало традиции антологической лирики в русской поэзии (Пушкин, Дельвиг, Фет, Майкоп и др.), во многом определили развитие в поэзии ‘художественного элемента’ (Белинский).
В. Г. Белинский, говоря о значении Б. в развитии русской лирики, заметил: ‘Б. много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно’ (VII, 228). Б. был признанным кумиром Пушкина-лицеиста, в стихах которого ‘отголоски лиры Б.’ были весьма многочисленны. Как подчеркивает Белинский, влияние Б. на Пушкина было более ‘личным’, чем влияние Жуковского: ‘До Пушкина ни один поэт, кроме Б., не в состоянии был показать возможности такого русского стиха’ (VII, 228). На протяжении своего творческого пути Пушкин по-разному относился к наследию своего предшественника, но постоянно использовал и развивал его художественные открытия. Дело не только в реминисценциях из Б., которые имеются даже в поздних произведениях Пушкина (‘Евгений Онегин’, ‘Медный всадник’ и др.), но и в том, что Пушкин продолжал по существу ту же линию развития психологической убедительности и пластической ощутимости художественного изображения, по которой шел Б. в своих литературных поисках.
Помимо новых художественных форм, Б. открывал новые возможности для литературной идеологии, нашедшие дальнейшее развитие впоследствии. Так, Б. впервые употребил обозначение ‘век железный’ применительно к XIX в. (этот образ впоследствии использовался Пушкиным, Баратынским, Блоком), ему же принадлежит и образ ‘черного человека’ (выражение человеческого ‘двойничества’). Перспективность его художественных достижений была осознана лишь в последующие литературные эпохи: Б. не смог выразить их в законченном виде. Учитывая это, Белинский писал: ‘Батюшкову немногого недоставало, чтоб он мог переступить за черту, разделяющую большой талант от гениальности’ (VII, 241).
Соч.: Соч.: В 3 т. / Вступ. ст. Л. Н. Майкова.— СПб., 1885—1887, Соч. / Вступ. ст. Д. Д. Благого.— М., Л., 1934, Полн. собр. стихотв. / Вступ. ст. Н. В. Фридмана.— М , Л., 1964, Опыты в стихах и прозе / Изд. подгот. И. М. Семенко.— М.. 1977, Нечто о поэте и поэзии / Вступ. ст. В. А. Кошелева.— М., 1985, Избр. соч. / Вступ. ст. А. Л. Зорина.— М., 1986.
Лит.: Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья третья. // Полн. собр. соч.— М., 1955.— Т. VII.— С. 223—254, Майков Л. Н. Батюшков, его жизнь и сочинения.— 2-е изд.— Спб., 1896, Фридман Н. В. Проза Батюшкова.— М., 1965, Фридман Н. В. Поэзия Батюшкова.— М., 1971, Кошелев В. А. Творческий путь К. Н. Батюшкова. Учеб. пос.— Л., 1986, Проскурин О. ‘Победитель всех Гекторов халдейских’ (К. Н. Батюшков в литературной борьбе начала XIX в.) // Вопросы литературы.— 1987.— No 6.— С. 60—93, Зубков Н. Опыты на пути к славе // Зорин А., Немзер А., Зубков Н. Свой подвиг свершив…— М., 1987.— С. 265—350, Кошелев В. Константин Батюшков. Странствия и страсти — М., 1987.
Источник: ‘Русские писатели’. Биобиблиографический словарь.
Том 1. А—Л. Под редакцией П. А. Николаева.
М., ‘Просвещение’, 1990