Басни Лафонтена, Лафонтен Жан, Год: 1668

Время на прочтение: 16 минут(ы)

 []

Басни Лафонтена

въ переводахъ:

Крылова, Измайлова, Дмитріева, Хемницера, Коринфскаго, Талина, Лихачева, Юрьина, Жукова.

Съ рисунками Доре.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія П. П. Сойкина, Стремянная, No 13.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Безхвостая Лисица
Виноградникъ и Олень
Влюбленный Левъ
Водопадъ и Рка
Волкъ и Журавль
Волкъ и Ягненокъ
Волчья хитрость
Воля и неволя
Ворона и Лисица
Вороненокъ
Врачи
Госпожа и дв служанки
Два голубя
Дв собаки и мертвый оселъ
Дряхлый Левъ
Дубъ и трость
Заяцъ и лягушки
Искателя Фортуны
Коршуны и голуби
Котъ и Лисица
Котъ и старая Крыса
Кошка, превращенная въ женщину
Крестьянинъ и Смерть
Ласточка и птички
Левъ и Комаръ
Лиса и виноградъ
Лошадь и Волкъ
Лошадь и Оселъ
Лягушка и Волъ
Лягушки, просящія царя
Лсъ и дровоскъ
Мартышка и Котъ
Медвдь и два охотника
Молодая вдова
Молочница и кувшинъ молока
Моръ зврей
Мышь, удалившаяся отъ свта
Орелъ и Сова
Откупщикъ и сапожникъ
Павлинъ, жалующійся Юнон
Пастухъ и Море
Подагра и Паукъ
Пустынникъ и Медвдь
Птухъ и Жемчужное зерно
Птухъ, Котъ и Мышенокъ
Разборчивая невста
Скупой и курица
Скупой, потерявшій свое богатство
Смерть и умирающій
Старикъ и трое молодыхъ
Стрекоза и Муравей
Устрица и двое прохожихъ
Фортуна и дитя
Хозяйскій обдъ

ЖАНЪ ДЕ-ЛАФОНТЕНЪ.
(біографическій очеркъ).

Жанъ де-Лафонтенъ родился 8-го іюля 1621 года, въ маленькомъ городк Шатоверри въ Шампаньи, гд отецъ его, Шарль де-Лафонтенъ, служилъ лсничимъ. Въ школ юный Лафонтенъ учился довольно небрежно и школьная наука не оказала никакого вліянія на развитіе его генія. Двадцати лтъ, прочитавъ нсколько книгъ духовнаго содержанія, онъ ршилъ поступить въ Семъ-Маглуарскую семинарію, но пробылъ тамъ всего годъ. Его примру послдовалъ братъ Лафонтенъ — Клодъ, — который окончилъ курсъ съ успхомъ и сдлался священникомъ. По выход изъ семинаріи будущій баснописецъ велъ въ родительскомъ дом праздную, полную удовольствій жизнь, грозившую имть на него пагубное вліяніе.
Когда Жану минуло двадцать шесть лтъ, отецъ женилъ его и передалъ ему свои обязанности лсничаго. Демонъ поэзіи все еще не посщалъ Лафонтена.
Какъ-то Лафонтену пришлось слышать декламацію одной изъ онъ Мальэрба, это произвело впечатлніе на будущаго поэта: онъ прочелъ всего Мальэрба и пытался подражать ему. Но Мальэрбъ о динъ могъ бы испортить вкусъ Лафонтена, если бы друзья его Пентрель и Макруа не посовтовали ему прочесть образцы другихъ авторовъ, имющіе большее значеніе въ литературномъ отношеніи. Изъ древнихъ авторовъ Платонъ и Плутархъ вскор сдлались его любимцами, ему приходилось читать ихъ въ перевод, такъ какъ греческаго языка Лафонтенъ не зналъ. Онъ увлекался также Гораціемъ и Виргиліемъ, которыхъ въ состояніи былъ понимать въ подлинник Изъ современныхъ ему авторовъ онъ предпочиталъ Рабеле, Маро, Де-Перье, М. Ренье и Урфе.
Бракъ не измнилъ его перемнчивыхъ вкусовъ, не ослабилъ его увлеченія удовольствіями. Марія Герикуръ, на которой родители заставили его жениться въ 1647 году’ была женщина красивая, неглупая, но природа не одарила ее твердымъ характеромъ, любовью къ порядку и труду, вообще, у нея не было тхъ качествъ, которыя могли бы оказать дисциплинирующее вліяніе на мужа. Въ то время^какъ она зачитывалась романами, онъ искалъ развлеченій на сторон, или грезилъ собственными стихами и произведеніями его любимцевъ. Семейное счастье молодыхъ супруговъ длилось не долго.
Посл смерти своего отца Лафонтенъ, по собственному выраженію, скоро ‘пролъ’ полученное отъ него наслдство, приданаго жены хватило также не надолго. Волей-неволей семь приходилось довольствоваться содержаніемъ, которое Лафонтенъ получалъ въ качеств лсничаго. Никакого другого занятія онъ себ не выбралъ.
Есть основанія думать, что Лафонтенъ-лсничій ограничивался продолжительными прогулками по лсу, отдаваясь своей природной склонности къ мечтательности. Дйствительно, дломъ онъ, повидимому, занимался очень мало, такъ какъ посл многолтней службы онъ не имлъ нкоторыхъ элементарныхъ понятій о лсномъ хозяйств и техник. Его очаровывала поэзія, первыя попытки его ограничивались небольшими стихотвореніями, написанными по поводу различныхъ случаевъ жизни, въ Шато-Тьеррскомъ обществ вещицы эти пользовались большимъ успхомъ. Лафонтенъ задумалъ тогда написать комедію, но за недостаткомъ изобртательности, онъ заимствовалъ интригу у одного изъ своихъ любимыхъ классиковъ, измнилъ имена дйствующихъ лицъ, и слдилъ за текстомъ подлинника, въ подражательной форм. Но выбранная пьеса не подходила къ французскому театру, авторъ не пытался добиться постановки ея на сцену, но выпустилъ ее въ свтъ, этимъ произведеніемъ, съ недурною версификаціей, Лафонтенъ обратилъ на себя вниманіе. Ему было тогда 32 года.
Въ ту пору одинъ изъ родственниковъ Лафонтена, совтникъ короля, Жаннартъ, представилъ его суперинтенданту Фуке, покровительствовавшему литераторамъ, онъ любезно принималъ и щедро одарялъ ихъ. Фуке предложилъ Лафонтену сдлаться его постояннымъ поэтомъ, назначивъ ему содержаніе въ тысячу ливровъ. Каждую четверть года Лафонтенъ представлялъ своему патрону по одному стихотворенію. О годахъ, про веденныхъ Лафонтеномъ въ роскошной обстановк дворца Фуке, гд ему постоянно приходилось вращаться въ избранномъ обществ, Лафонтенъ вспоминалъ впослдствіи съ особымъ удовольствіемъ. Вліяніе этой жизни отразилось въ его Songe des Vaux, — первомъ произведеніи, въ которомъ проглядываетъ талантъ, развившійся съ годами до геніальности. Первою музою его было чувство благодарности, но печаль воодушевила его счастливе, такъ какъ, Elegie aux nymphes de Vaux, написанная по поводу немилости, въ которую впалъ суперинтендантъ, поставила его на высоту первоклассныхъ мастеровъ. Раньше Лафонтенъ былъ остроумный, веселый, доступный каждому версификаторъ, теперь онъ сталъ въ ряды поэтовъ, и его трогательныя жалобы въ названномъ произведеніи считаются по своему языку образцовыми. Посл заточенія Фуке, Лафонтенъ не только оплакивалъ прекращеніе удовольствій и разрушеніе своихъ надеждъ: его угнетало несчастіе человка, котораго онъ искренне любилъ благодарною любовью, и блестящія качества котораго его очаровывали. Грусть, охватившая Лафонтена, не была скоропреходящимъ чувствомъ: уже по прошествіи нсколькихъ лтъ, посл смщенія Фуке, будучи проздомъ въ Амбуаз, врный другъ пожелалъ постить комнату во дворц, въ которой начиналось заточеніе Фуке, но, когда его туда не пустили, онъ остановился у порога, плакалъ горькими слезами и е.ушелъ только по наступленіи ночи’.
Въ обществ выдающихся умовъ и знатныхъ женщинъ Лафонтенъ имлъ несомннный успхъ. Его любили какъ остроумнаго, благовоспитаннаго, интереснаго собесдника, искренняго и благодушнаго. По характеру своему Лафонтенъ предпочиталъ, молча, наблюдать и мечтать, но когда желалъ, то бывалъ очень любезенъ въ обществ.
Съ того времени, какъ Фуке впалъ въ немилость, Лафонтену пришлось проводить большую часть времени въ своей семь, но, какъ и раньше онъ тяготился обязанностями семьянина. Даже сынъ, родившійся у него, не въ состояніи былъ привязать его къ семь, дтей Лафонтенъ, вообще, никогда не любилъ: этотъ маленькій народъ, какъ онъ ихъ называлъ, былъ для него невыносимъ: ‘они крайне требовательны, нетерпливы, шумливы, нуждаются въ постоянномъ за ними уход, тираничны до послдней степени, въ особенности по отношенію къ равнодушнымъ’. При томъ, онъ видлъ въ дтяхъ своихъ соперниковъ. Лафонтенъ всю свою жизнь былъ избалованнымъ ребенкомъ, а потому требовалъ, чтобы домашніе ухаживали исключительно за нимъ, исполняли вс его желанія. Ему было непріятно и досадно видть что часть этихъ заботъ, и при томъ часть довольно значительная, выпадала на долю его сына.
Шато-Тьерри казался Лафонтену могилою. Чтобы разсяться онъ послдовалъ въ Лиможъ за своимъ родственникомъ Жаннартомъ, высланнымъ вмст съ мадамъ Фуке, длами которой онъ управлялъ. Поэтъ описалъ свое пребываніе въ Лимож въ письмахъ къ своей жен, въ которыхъ проза безпрестанно прерывается остроумными стихотвореніями. Но въ Лимож ему пришлось пробыть не долго. По возвращеніи оттуда, онъ длилъ свое время между Шато-Тьерри и Парижемъ, куда въ первое время онъ прізжалъ съ женой, а потомъ — одинъ.
Жизнь двумя домами разстраивала его и безъ того сильно пошатнувшіяся дла, но, благодаря свойственной ему безпечности и немалой дол эгоизма, это его безпокоило очень рдко. Съ этого времени начинается его дружба съ Расиномъ, съ которымъ Лафонтенъ познакомился чрезъ Мольера. Расинъ былъ друженъ съ Буало {Буало-Депрео — французскій поэтъ и критикъ, родился въ 1636 г. въ Париж. Въ литератур стяжалъ себ извстность своими ‘Сатирами’.}, а Мольеръ — съ литераторомъ Шапелемъ. Образовался дружескій кружокъ, весело проводившій часы досуга въ бесдахъ, спорахъ, и нердко — въ безшабашныхъ оргіяхъ. Лафонтенъ былъ душою этой компаніи, которой, однако, вскор суждено было распасться. Неблаговидный процессъ въ который былъ замшанъ Расинъ, заставилъ Мольера порвать съ нимъ знакомство, а также и съ его другомъ Буало. Лафонтенъ, однако, съумлъ остаться въ хорошихъ отношеніяхъ со всми членами бывшаго кружка.
Отъ времени до времени Лафонтенъ вмст съ Буало здилъ въ Шато-Тьерри, гд онъ продавалъ свои участки земли для того, чтобы ‘нсколько урегулировать свои расходы и доходы’. Легкомысленная жизнь, которую велъ Лафонтенъ, заставила наконецъ супругу его разойтись съ нимъ, но до формальнаго развода у нихъ дло не доходило…
Лафонтену, между тмъ, минуло уже сорокъ лтъ, а онъ все еще считался салоннымъ поэтомъ. Въ эту пору его пригласила въ качеств личнаго секретаря герцогиня Орлеанская, вдова Гастона, брата Людовика XIII. При маленькомъ Люксембургскомъ двор, гд Лафонтенъ былъ любезно принятъ, онъ вскор съумлъ пріобрсть всеобщую симпатію. Герцогиня Булльонская также не пренебрегала обществомъ поэта, она предложила Лафонтену примнить свой талантъ для подражанія Аріосто и Бокаччіо. Совтъ этотъ возбудилъ къ дятельности одну изъ струнъ его генія и поставилъ его на путь аполога. Лафонтенъ дебютировалъ Жокондою. Разсказъ этотъ, представляющій свободное подражаніе Аріосту, вызвалъ полемику, во время которой Буало сталъ на сторону своего друга. Но, какъ бы то ни было, Жоконда имлъ успхъ, и Лафонтенъ написалъ еще нсколько новеллъ въ томъ же род.
Однако, характеръ этихъ послднихъ произвнденій не понравился Людовику XIV и Кольберу. При томъ и паденіе Фуке далеко еще не было забыто, и бросало тнь на его бывшихъ друзей. Монархъ общалъ вернуть Лафонтену свою милость, если онъ дастъ слово ‘исправиться’ — перемнитъ характеръ своихъ произведеній. Лафонтенъ далъ слово. Онъ ршилъ искупить свои заблужденія безукоризненными произведеніями. Онъ ршилъ поработать на пользу обученія и развлеченія начинавшаго свое образованіе Дофина. Это былъ почетный способъ для поправленія своей репутаціи въ глазахъ Монарха и его приближенныхъ. Лафонтену явилась мысль подражать Федру и Эзопу, и онъ принялся за работу.
Первый сборникъ басенъ, состоявшій изъ шести книгъ, вышелъ въ свтъ въ 1668 г., подъ скромнымъ заглавіемъ: Басни Эзопа, переложенныя въ стихи Ж. де-Лафонтеномъ, онъ былъ посвященъ Дофину.
Изъ сказаннаго видно, что талантъ Лафонтена развивался постепенно, медленно, но за то онъ далъ безсмертные плоды, искупающіе нкоторые промахи въ его жизни, ему нужно было сознаніе своего дйствительнаго призванія и назначенія, и это призваніе онъ нашелъ, выпустивъ первый сборникъ своихъ басенъ. Съ этого момента Лафонтенъ достигъ настоящаго своего значенія.
По смерти герцогини Орлеанской ему оказала свое покровительство М-мъ де-Ла-Сабліерь, собиравшая въ своемъ салон ученыхъ и литераторовъ. До 72-лтняго возраста Лафонтенъ оставался другомъ дома въ отел М-мъ де Ла-Сабліеръ, гд вращался въ обществ наиболе выдающихся людей Франціи того времени. Двадцать лтъ онъ прожилъ въ этомъ дом, не зная никакихъ заботъ, ему не приходилось искать иныхъ покровителей: будущность казалась обезпеченною. При такихъ условіяхъ онъ отдался вполн демону поэзіи, который не покидалъ его съ тхъ поръ почти до самой смерти.
Первыя басни Лафонтена встртили сочувственный пріемъ, имли всеобщій успхъ, дальнйшія — поддерживали его реноме. Урывками имъ написанъ былъ романъ Психея, въ которомъ проза мстами прерывается небольшими стихотвореніями. Впослдствіи Корнейль и Квино передлали этотъ романъ въ оперу, причемъ музыка написана была Люлли. Попытки Лафонтена въ области драматической литературы оказались мене успшными. На сцену была поставлена только небольшая комедія его Флорентинецъ, въ которой есть сцены, достойныя Мольера.
Поэтическія произведенія Лафонтена нисколько не умаляютъ его значенія, они блднютъ въ лучахъ его славы, какъ баснописца: какъ баснописецъ Лафонтенъ сдлался безсмертнымъ. Басня въ той форм, которую ей придалъ Лафонтенъ — одно изъ счастливйшихъ твореній человческаго ума. Апологія его напоминаетъ эпопею — по форм разсказа, драму — по игр дйствующихъ лицъ и обрисовк характеровъ, поэзію — по своей музыкальности. Басни его очаровываютъ въ особенности своею жизненностью, иллюзія полная: она была пережита авторомъ, а по тому внушается и читателю. Лафонтенъ дйствительно видитъ то, что описываетъ, и разсказъ его представляетъ яркую картину. Такая картинность басни Лафонтена объясняется его слогомъ все въ немъ образно, жизненно, естественно собственно говоря, басни Лафонтена не читаешь и не запоминаешь: ихъ смотришь и слышишь — Не слдуетъ полагать, что до Лафонтена, французовъ не было басни: одно изъ лучшихъ произведеній этого рода — Романъ Лисицы представляетъ дйствительную исторію изъ жизни средневковыхъ феодаловъ, дйствующія лица — животныя, аллегорически изображающія людей. Лафонтену не было извстно, что въ ХІІІ столтіи были попытки подражать Эзопу, поэтому, онъ и не могъ ими заимствоваться. Лафонтенъ непосредственно пользовался древними оригиналами: Эзопъ, Федръ, Бидпаи — вотъ обычные его образцы. Хотя Бланше (авторъ басни Адвокатъ Пателинъ) и Клементъ Маро оказывали небольшое вліяніе на Лафонтена, они не нарушили его самобытности въ манер писать.
Оригинальность Лафонтена не исчерпывается складомъ его ума и воображенія, но проявляется и въ его язык Слогъ его изящный, естественный, своеобразный, вслдствіе нкоторыхъ архаическихъ формъ и старинныхъ оборотовъ.
Поэтъ выхода въ свтъ второго сборника басенъ, который Лафонтенъ преподнесъ Людовику XIV, баснописецъ былъ избранъ въ члены Парижской Академіи. Засданія Академіи его очень интересовали, и онъ аккуратно посщалъ ихъ.
Во время тяжкой болзни Лафонтена, когда со дня на день ожидали его смерти, умерла въ уединеніи его патронесса М-мъ де-Ла-Сабліеръ..
По выздоровленіи Лафонтена одинъ изъ его друзей — Герваръ — предложилъ ему поселиться въ его отел на улиц Платріеръ. Въ этихъ роскошныхъ покояхъ, украшенныхъ произведеніями кисти Миньярда, Лафонтенъ провелъ послдніе два года своей жизни. Онъ посщалъ еще Академію, но чаще ходилъ въ церковь, онъ переложилъ въ стихотворную форму нсколько псалмовъ и Dies irae, и продолжалъ писать басни.
Кром того, онъ, совмстно съ Фенелономъ, принималъ дятельное участіе въ воспитаніи молодого герцога Бургундскаго. До самой смерти Лафонтенъ сохранилъ свжесть ума и любезность обращенія.
Лафонтенъ мирно скончался 13 февраля 1695 г., посл нсколькихъ мсяцевъ крайней слабости, на 74-мъ году отъ рожденія. Когда Макруа получилъ извстіе о смерти его стариннаго друга, онъ написалъ слдующія трогательныя строки: ‘Мой дорогой и врный другъ, г. де-Лафонтенъ, умеръ. Мы съ нимъ были друзьями боле пятидесяти лтъ, и я благодарю Бога, что до самой старости ни одно облачко не омрачало нашей дружбы, и что я одинаково нжно любилъ его до самаго конца. Я не зналъ человка боле искренняго и правдиваго, чмъ Лафонтенъ: не знаю солгалъ-ли онъ хоть разъ въ своей жизни’.

 []

 []

ВОЛКЪ и ЖУРАВЛЬ.
Что волки жадны, всякій знаетъ:
Волкъ, вши, никогда
Костей не разбираетъ.
Зато на одного изъ нихъ пришла бда:
Онъ костью чуть не подавился.
Не можетъ волкъ ни охнуть, ни вздохнуть,
Пришло хоть ноги протянуть!
По счастью, близко тутъ журавль случился.
Вотъ, кой-какъ знаками сталъ волкъ его манить
И проситъ горю пособить.
Журавль свой носъ по шею
Засунулъ къ волку въ пасть и съ трудностью большою
Кость вытащилъ, и сталъ за трудъ просить.
‘Ты шутишь!’ зврь вскричалъ коварный
‘Теб за трудъ? Ахъ, ты, неблагодарный!
А это ничего, что свои ты долгій носъ
И съ глупой головой изъ горла цлъ унесъ!
Поди-жъ, пріятель, убирайся,
Да берегись: впередъ ты мн не попадайся!’!
И. А. Крыловъ.

 []

 []

ЛАСТОЧКА и ПТИЧКИ.
Летунья Ласточка и тамъ и сямъ бывала,
Про многое слыхала,
И многое видала,
А потому она
И бол многихъ знала.
Пришла весна
И стали сять ленъ.— ‘Не по сердцу мн это!’ —
Пичужечкамъ она твердитъ:
‘Сама я не боюсь, но васъ жаль, придетъ лто,
‘И это смя вамъ напасти породитъ,
‘Произведетъ силки и стки,
‘И будетъ вамъ виной
‘Иль смерти, иль неволи злой,
‘Страшитесь вертела и клтки!
‘Но умъ поправитъ все, и вотъ его совтъ:
‘Слетитесь на загонъ и выклюйте все смя’.
— ‘Пустое!’ — разсмясь, вскричало мелко племя:
‘Какъ будто намъ въ поляхъ другого корма нтъ! ‘
Чрезъ сколько дней потомъ, не знаю,
Ленъ вышелъ, началъ зеленть,
А птичка ту же псню пть.
‘Эй, худу быть! еще вамъ, птички, предвщаю:
‘Не дайте льну созрть,
‘Вонъ съ корнемъ! или вамъ придетъ дождаться лиха! ‘
— ‘Молчи, зловщая вралиха!’ —
Вскричали птички ей:
‘Ты думаешь легко выщипывать все поле!’
Еще прошло десятокъ дней,
А можетъ и гораздо бол,
Ленъ выросъ и созрлъ.
— ‘Ну, птички, вотъ ужъ ленъ посплъ,
‘Какъ хочете меня зовите’ —
Сказала Ласточка: ‘а я въ послдній разъ
‘Еще пришла наставить васъ:
‘Теперь того и ждите,
‘Что пахари начнутъ хлбъ съ поля убирать,
‘А посл съ вами воевать:
‘Силками васъ ловить, изъ ружей убивать,
‘И стью накрывать,
‘Избавиться такого бдства
‘Другого нтъ вамъ средства,
‘Какъ дал, дал прочь. Но вы не Журавли,
‘Для васъ вдь море край земли,
‘Такъ лучше ближе пріютиться,
‘Забиться въ гнздышко, да въ немъ не шевелиться’.
— ‘Пошла, пошла! другихъ стращай!
‘Своимъ ты вздоромъ!’ —
Вскричали пташечки ей хоромъ:
‘А намъ гулять ты не мшай’.
И такъ он въ поляхъ летали, да летали,
Да въ клтку и попали.
Всякъ только своему разсудку вслдъ идетъ,
А вруетъ бд не прежде, какъ придетъ.
И. И. Дмитріевъ

 []

 []

ЛОШАДЬ и ОСЕЛЪ
Добро, которое мы длаемъ другимъ,
Добромъ же служитъ намъ самимъ,
И въ нужд надобно другъ другу
Всегда оказывать услугу.
Случилось лошади въ дорог быть съ осломъ,
И лошадь шла порожнякомъ,
А на осл поклажи столько было,
Что бднаго совсмъ подъ нею задавило.
— ‘Нтъ мочи, говоритъ:— я право упаду,
До мста не дойду.’
И проситъ лошадь онъ, чтобъ сдлать одолженье,
Хоть часть поклажи снять съ него.
‘Теб не стоитъ ничего,
А мн-бъ ты сдлала большое облегченье’, —
Онъ лошади сказалъ.
‘Вотъ, чтобъ я съ ношею ослиною таскалась!’
Сказала лошадь, отказалась.
Оселъ потуда шелъ, пока подъ ношей палъ,
И лошадь тутъ узнала,
Что ношу раздлить напрасно отказала,
Когда ее одна
Съ ослиной кожей несть была принуждена.
И. И. Хемницеръ.

 []

 []

ПОДАГРА и ПАУКЪ.
Подагру съ паукомъ самъ адъ на свтъ родилъ:
Слухъ этотъ Лафонтенъ по свту распустилъ.
Не стану я за нимъ вывшивать и мрить,
Насколько правды тутъ, и какъ, и почему,
Притомъ же, кажется, ему,
Зажмурясь, въ басняхъ можно врить.
И, стало, нтъ сомннья въ томъ,
Что адомъ рождены подагра съ паукомъ.
Какъ выросли они, и подоспло время
Пристроить дтокъ къ должностямъ
(Для добраго отца больныя дти — бремя,
Пока они не по мстамъ!),
То, отпуская въ міръ ихъ къ вамъ,
Сказалъ родитель имъ: ‘Подите
Вы, дтушки, на свтъ, и землю раздлите!
Надежда въ васъ большая есть,
Что оба вы мою поддержите тамъ честь,
И оба людямъ вы равно надодите.
Смотрите же отсел напередъ,
Это что изъ васъ въ удлъ себ возьметъ.
Вонъ, видите-ль вы пышные чертоги?
А тамъ, вонъ, хижины убоги?
Въ однихъ просторъ, довольство, красота,—
Въ другихъ и тснота,
И трудъ, и нищета.’
— ‘Мн хижинъ ни за что не надо’
Сказалъ паукъ.— ‘А мн не надобно палатъ ‘ —
Подагра говоритъ: ‘пусть въ нихъ живетъ мои братъ,
Въ деревн, отъ аптекъ подал, жить я радъ,
А то меня тамъ станутъ доктора
Гонять изъ каждаго богатаго двора.’
Такъ смолвясь, братъ съ сестрой пошли, явились въ мір.
Въ великолпнйшей квартир
Наукъ владніе себ отмежевалъ:
По шкафамъ пышнымъ, расцвченнымъ,
И по карнизамъ золоченнымъ
Онъ паутину разостлалъ,
И мухъ бы вдоволь нахваталъ:
Но къ разсвту, едва съ работою убрался,
Пришелъ и щеткою все смелъ слуга долой.
Паукъ мой терпливъ: онъ къ печк перебрался,
Оттол паука метлой.
Туда, сюда наукъ, бдняжка мой,
Но гд основу ни натянетъ,
Иль щетка, иль крыло везд его достанетъ
И всю работу изорветъ,
А съ нею и его частехонько смететъ.
Паукъ — въ отчаяньи, и за городъ идетъ
Увидться съ сестрицей.
‘Чай, въ селахъ’ — говоритъ — ‘живетъ она царицей!’
Пришелъ, а бдная сестра у мужика
Несчастнй всякаго на свт паука:
Хозяинъ съ ней и сно коситъ,
И рубитъ съ ней дрова, и воду съ нею носитъ
Примта у простыхъ людей,
Что чмъ подагру мучишь бол,
Тмъ ты скорй
Избавишься отъ ней.
— ‘Нтъ, братецъ’ — говоритъ она: ‘не жизнь мн въ пол!’
А братъ
Тому и радъ,
Онъ тутъ же съ ней удломъ обмнялся:
Вползъ въ избу къ мужику, съ товаромъ разобрался
И, не боясь ни щетки, ни метлы,
Заткалъ и потолокъ, и стны, и углы.
Подагра же — тотчасъ въ дорогу,
Простилася съ селомъ,
Въ столицу прибыла, и въ самый пышный домъ
Къ превосходительству сдому сла въ ногу.
Подагр рай! Пошло житье у старика:
Не сходитъ съ нимъ она долой съ пуховика.
Съ тхъ поръ съ сестрою братъ ужъ бол не видался,
Всякъ при своемъ у нихъ остался,
Доволенъ участью равно:
Паукъ по хижинамъ пустился неопрятнымъ,
Подагра же пошла по богачамъ и знатнымъ,
И оба длаютъ умно.
И. А. Крыловъ.

 []

 []

ФОРТУНА и ДИТЯ.
Однажды на краю глубокаго бассейна,
Въ кустахъ, склонившихся предъ нимъ благоговйно,
Дремалъ ребенокъ посл школьнаго труда…
Вдь, дтямъ ложе всякое кушеткой иль кроваткой —
Когда имъ сонъ смежитъ рсницы дремой сладкой —
Покажется всегда!
Прохожій, увидавъ въ опасности ребенка,
Шаговъ бы за двадцать, пожалуй, крикнулъ звонко,
Чтобъ разбудить (и погубить!) дитя…
На счастье тутъ Фортуна проходила,
На колес своемъ, какъ по втру, летя, —
Вплотную подошла, малютку разбудила
И молвила: ‘Прошу, мой крошка, объ одномъ:
‘Будь осторожне потомъ!..
‘Вдь, еслибъ ты упалъ, — смерть мн бы приписали,
‘А между тмъ, была-бъ виновна я едва-ли
‘Въ оплошности твоей!..
‘Чтожъ было бы тогда, коль по вин мое
‘Въ бассейн ты лежалъ?! ‘
И съ этими словами —
Пропала за кустами…
Мы вс случайности приписываемъ той,
Что сыплетъ намъ съ небесъ дождь счастья золотой…
И правильно, по мн, Фортуна говорила:
Толпа — ее одну во всемъ бы обвинила!
Кто вкъ живетъ глупцомъ — тотъ видитъ корень зла
Лишь въ томъ, что отъ него Фортуна прочь ушла,
Для мудраго-жъ она — наивна, простовата…
Короче:— бдная предъ всми виновата!..
Аполлонъ Коринфскій.

 []

 []

ВРАЧИ.
У смертнаго одра
Какого-то больного
Весь день и ночь до самаго утра
Вс плакали, сказать не смя слова.
А доктора между собой
На перебой
Вели дебаты въ часъ досуга,
Какъ приступить къ леченію недуга?
Припарки и компрессъ!— настаивалъ одинъ.
Другой кричалъ:— Тутъ нужно сдлать ванны!
И знаетъ только Богъ одинъ,
Къ чему-бы могъ прійти ихъ разговоръ пространный,
Когда-бы не больной:
Смирясь предъ грозною судьбой,
Онъ бросилъ міръ болзни и печали,
Пока два доктора о ‘способахъ’ кричали.
Одинъ изъ нихъ, дорогою домой,
Съ упрекомъ говорилъ:— Когда-бы способъ мой
Былъ принятъ, онъ-бы живъ остался.
— А я давно ужъ зналъ,
Другой сказалъ,
Но онъ одной лишь смерти дожидался!
В. С. Жуковъ

 []

 []

ВОЛКЪ и ЯГНЕНОКЪ.
У сильнаго всегда безсильный виноватъ,
Тому въ исторіи мы тьму примровъ слышимъ,
Но мы исторіи не пишемъ,
А вотъ о томъ, какъ въ басняхъ говорятъ.
Ягненокъ въ жаркій день зашелъ къ ручью напиться,
И надобно жъ бд случиться,
Что около тхъ мстъ голодный рыскалъ Волкъ.
Ягненка видитъ онъ, на добычу стремится,
Но, длу дать хотя законный видъ и толкъ,
Кричитъ: ‘какъ смешь ты, наглецъ, нечистымъ рыломъ
Здсь чистое мутить питье
Мое
Съ пескомъ и съ иломъ?
За дерзость такову
Я голову съ тебя сорву!’
— ‘Когда свтлйшій Волкъ позволитъ,
Осмлюсь я донесть, что ниже по ручью
Отъ свтлости его шаговъ я на сто пью,
И гнваться напрасно онъ изволитъ:
Питья мутить ему никакъ я не могу*
— ‘Поэтому я лгу!
Негодный! слыхана-ль такая дерзость въ свт!
Да помнится, что ты еще въ запрошломъ лт
Мн здсь же какъ то нагрубилъ:
Я этого, пріятель, не забылъ! ‘
— ‘Помилуй, мн отъ роду нтъ и году’, —
Ягненокъ говоритъ.— ‘Такъ это былъ твой братъ.’
— Нтъ братьевъ у меня.’ — Такъ это кумъ сватъ
Вы сами, ваши псы и ваши пастухи,
Вы вс мн зла хотите,
И если можете, то мн всегда вредите,
Но я съ тобой за ихъ развдаюсь грхи ‘.
— ‘Ахъ, я чмъ виноватъ?’ — ‘Молчи! усталъ слушать.
Досугъ мн разбирать вины твои, щенокъ!
Ты виноватъ ужъ тмъ, что хочется мн кушать’.
Сказалъ, и въ темный лсъ Ягненка поволокъ.
И. А. Крыловъ.

 []

 []

 []

ОРЕЛЪ и СОВА.
Орелъ съ Совою помирились
И, закрпить союзъ покрпче силясь,
По братски обнялись
И поклялись,
(Чтобы виднй была услуга):
Птенцовъ не трогать другъ у друга.
‘Ты знаешь ли.моихъ птенцовъ?’
Сова Орла спросила.
‘Не знаю!’ — молвитъ тотъ.— ‘Ахъ, въ томъ-то вотъ и сила!
Не зная ихъ, ты ихъ пожрешь въ конц-концовъ ‘.
‘Такъ опиши мн ихъ фигуры!’
Сказалъ Орелъ,
И взглядъ пронзительный и хмурый
На собесдницу навелъ.
‘Ахъ, молвила Сова, мои птенцы такъ малы,
Изящны, волны красоты,
Что ихъ изъ жалости, пожалуй,
Не тронешь ты ‘.
Случилось такъ, что Богъ послалъ Сов семейство.
Однажды вечеромъ, едва
Сова
Помчалась на злодйства,
Орелъ по воздуху парилъ,
И вдругъ въ разщелин развалинъ
Птенцовъ какихъ-то онъ накрылъ,
Ихъ видъ былъ такъ жалокъ и печаленъ,
А голосъ такъ ужасенъ и унылъ,
Что нашъ Орелъ ршилъ сердито,
Что у Совы такихъ не можетъ быть дтей.
И тутъ же ими сытно
Позавтракалъ злодй.
Сова вернулась… но… о, боги!..
Дтей ужъ нтъ… остались только ноги…
Сова рыдаетъ, мечетъ, рветъ,
Сова разбойниковъ клянетъ…
Но, вотъ,
Ей кто-то молвитъ таровато:
‘Сова! Сама ты виновата!
Ты вздумала, бдняга, безъ пути
Въ своей семь прекрасное найти…
Расхвасталась и разболталась,
Ну, и попалась!
В. В. Жуковъ.

 []

 []

ИСКАТЕЛИ ФОРТУНЫ.
Кто своемъ вку Фортуны не искалъ?
Но, еслибъ силою волшебною какою .
Всевидящимъ я сталъ
И вдругъ открылись предо мною
Вс т, которые и дутъ и ползутъ,
И скачутъ и плывутъ,
Изъ царства въ царство рыщутъ,
И дочери Судьбы отмнной красоты
Иль убгающей мечты
Безъ отдыха столь жадно ищутъ?
Бдняжки! жаль мн ихъ: ужъ, кажется, въ рукахъ…
Ужъ сердце въ восхищеньи бьется…
Хотъ только что схватить… хоть какъ, такъ увернется
И въ тысяч уже верстахъ!
Возможно-ль, многіе, я слышу, разсуждаютъ:
Давно-ль такой-то въ насъ искалъ?
А нын какъ онъ пышенъ сталъ!
Онъ въ счастіи растетъ, а насъ за грязь кидаютъ!
Чмъ хуже мы его?’ — пусть лучше во сто разъ,
Но что вашъ умъ и все? Фортуна вдь безъ глазъ,
А къ этому прибавимъ:
Чинъ стоитъ-ли того, что для него оставимъ
Покой, покой души, даръ лучшій всхъ даровъ,
Который въ древности удломъ былъ боговъ?
Фортуна — женщина: умрьте вашу ласку,
Не бгайте за ней, сама смягчится къ вамъ.
Такъ милый Лафонтенъ давалъ совты намъ,
И сказывалъ въ примръ почти такую сказку.
Въ деревн-ль, въ городк,
Одинъ съ другимъ невдалек,
Два друга жили,
Ни скудны, ни богаты были.
Одинъ все счастье ставилъ въ томъ,
Чтобы нажить огромный домъ,
Деревни, знатный чинъ — то и во сн лишь видлъ,
Другой богатствъ не ненавидлъ,
Однакожъ ихъ и не искалъ,
А кажду ночь покойно спалъ.
— ‘Послушай, — другъ ему однажды предлагаетъ:
На родин никто пророкомъ но бываетъ,
Чего-жъ и намъ здсь ждать? со временемъ — сумы?
Подемъ лучше мы
Искать себ добра, войти, сказать умемъ,
Авось и мы найдемъ, авось разбогатемъ’.—
— ‘Ступай’, — сказалъ другой, —
‘А я остануся, мн дорогъ мой покой,
‘И буду спать, пока мой другъ не возвратится ‘.
Тщеславный этому дивится,
И детъ. На пути встрчаетъ цни горъ,
Встрчаетъ много ркъ, и напослдокъ встртилъ
Ту самую страну, куда издавна мтилъ:
Любимый уголокъ Фортуны, то есть, дворъ.
Не дожидаяся ни зову, ни наряду,
Присталъ къ нему, и по обряду
Всхъ жи
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека