Басни, Геллерт Христиан, Год: 1769

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Геллерт

Басни

Хемницер И.И. Полное собрание стихотворений. М., Л., 1963. (Библиотека поэта, Большая серия).
Электронная публикация — РВБ, 2006.
Скворец и кукушка
Кащей
Земля хромоногих и картавых
Боярин афинский
Барон
Медведь-плясун
Усмирительный способ
Пустомеля
Конь верховый
Счастливый муж
Хитрец
Домовой
Зеленый осел
Соловей и чиж
Лисица и сорока
СКВОРЕЦ И КУКУШКА
Скворец из города на волю улетел,
Который в клетке там сидел.
К нему с вопросами кукушка приступила
И говорила:
‘Скажи, пожалуй, мне, что слышал ты об нас,
И городу каков наш голос показался?
Я думаю, что ведь не раз
Об этом разговор случался?
О соловье какая речь идет?’
— ‘На похвалу его и слов недостает’.
— ‘О жаворонке что ж?’ — кукушка повторяет.
— ‘Весь город’ и его немало похваляет’.
— ‘А о дрозде?’
— ‘Да хвалят и его, хотя и не везде’.
— ‘Позволишь ли ты мне, — кукушка продолжала, —
Тебя еще одним вопросом утрудить
И обо мне, что слышал ты, спросить?
Весьма б я знать о том желала:
И я таки певала’.
— ‘А про тебя, когда всю истину сказать,
Нигде ни слова не слыхать’.
— ‘Добро! — кукушка тут сказала.—
Так стану же я всем за это зло платить,
И о себе сама всё буду говорить’.
Скворец и кукушка. Перевод басни Геллерта ‘Der Kuckuck’. Впервые — изд. 1779 г., стр. 9. Печ. по изд. 1782 г., ч. 1,стр. 19. В посмертных изданиях, включая изд. Грота, первые два стиха изменены: ‘Скворец из города, где в клетке он сидел, На волю улетел’. Басня переводилась также А. П. Сумароковым.
КАЩЕЙ
Какой-то был кащей и денег тьму имел,
И как он сказывал, то он разбогател
Не криводушно поступая,
Не грабя и не разоряя,
Нет, он божился в том,
Что бог ему послал такой достаток в дом
И что никак он не боится
Противу ближнего в неправде обличиться.
А чтобы господу за милость угодить
И к милосердию и впредь его склонить,
Иль, может быть, и впрям, чтоб совесть успокоить,
Кащею вздумалось для бедных дом построить.
Дом строят и почти достроили его.
Кащей мой, смотря на него,
Себя не помнит, утешает
И сам с собою рассуждает,
Какую бедным он услугу показал,
Что им пристанище построить приказал.
Так внутренно кащей мой домом веселится,
Как некто из его знакомых проходил,
Кащей знакомому с восторгом говорил:
‘Довольно, кажется, здесь бедных поместится?’
— ‘Конечно, можно тут числу большому жить,
Но всех, однако же, тебе не уместить,
Которых по миру заставил ты ходить’.
Кащей. Перевод басни Геллерта ‘Der Wucherer’ (‘Ростовщик’). Впервые — изд.1779 г., стр. 19. Печ. по изд. 1782 г., ч. 1, стр. 29. В изд. 1799 г. концовка басни читается:
Как некто мимо проходил,
У незнакомого с восторгом он спросил:
‘Довольно, кажется, тут бедных поместится?’
‘Довольно здесь их может жить,
Но всех хозяину сюда не поместить,
Которых по миру заставил он ходить’.
ЗЕМЛЯ ХРОМОНОГИХ И КАРТАВЫХ
Не помню, где-то я читал,
Что в старину была землица небольшая,
И мода там была такая,
Которой каждый подражал,
Что не было ни человека,
Который бы, по обычаю века,
Прихрамывая не ходил
И не картавя говорил,
А это всё тогда искусством называлось
И красотой считалось.
Проезжий из земли чужой,
Но не картавый, не хромой,
Приехавши туда, дивится моде той
И говорит: ‘Возможно ль статься,
Чтоб красоту в том находить —
Хромым ходить
И всё картавя говорить?
Нет, надобно стараться
Такую глупость выводить’.
И вздумал было всех учить,
Чтоб так, как надобно, ходить
И чисто говорить.
Однако, как он ни старался,
Всяк при своем обычае остался,
И закричали все: ‘Тебе ли нас учить?
Что на него смотреть, робята, всё пустое!
Хоть худо ль, хорошо ль умеем мы ходить
И говорить,
Однако не ему уж нас перемудрить,
Да кстати ли теперь поверье отменить
Старинное такое?’
Земля хромоногих и картавых. Переработка басни Геллерта ‘Das Land der Hinkenden’ (‘Страна хромых’). Впервые — изд. 1779 г., стр. 25. Печ. по изд. 1782 г., ч. 1, стр. 35. Редакция последних двух стихов (с незначительными изменениями) предложена Львовым в экз. изд. 1779 г., где конец басни читался: ‘У нас же исстари поверье уж такое’.
БОЯРИН АФИНСКИЙ
Какой-то господин,
Боярин знатный из Афин,
Который в весь свой век ничем не отличился
И никакой другой заслуги не имел,
Окроме той одной, что сладко пил и ел
И завсегда своей породой возносился, —
При всем, однако же, хотел,
Чтоб думали, что он достоинствы имел.
Весьма нередко то бывает:
Чем меньше кто себя достойным примечает.
И, право бы, в слуги к себе негоден был,
Когда бы родом он боярином не слыл, —
Тем больше требует почтенья и желает
В том самом городе, где барин этот был,
Какой-то стихотворец жил,
Который пел мужей, делами именитых,
Не титлами пустыми отменитых.
Писателя сего боярин попросил,
Чтоб нечто и в его он славу сочинил.
‘Когда, — писателю вельможа говорил, —
Вы что-нибудь мне в славу сочините
И мне ту сделаете честь,
Прославиться и вам тут также случай есть’.
В ответ писатель: ‘Извините,
Я всею бы душой вам в этом услужил,
Но сделать этого никак мне невозможно,
Затем что я зарок такой уж положил,
Чтоб не из подлого ласкательства и ложно
Стихи на похвалу кого-нибудь писать,
Но ими истинны заслуги прославлять’.
Боярин афинский. Перевод басни Геллерта ‘Elpin’.Впервые — изд. 1779 г., стр. 35. Печ. по изд. 1782 г., ч. 1, стр. 45.В изд. 1799 г. не вошло. В первом изд. между ст. 6 и 7 был еще стих: ‘И перед прочими гордился’.
БАРОН
Жил был скупой богач, и у него один
Был сын.
Отец его скончался,
Наследства миллион молодчику достался,
И захотел сынок, имевши миллион,
Бароном сделаться, — и сделался барон
Баронство куплено. Теперь задумал он
Быть сверх того еще и знатным господином
И слыть бароном с чином.
Хоть знатных он людей достоинств не имел,
Да он их представлять умел,
И всё сбирался и хотел
Министром быть при кабинете,
Чтоб в царском заседать совете,
Иль славным полководцем быть
Барон! достоинство за деньги не купить!
Но всё барон не мог решиться,
К чему бы лучше прилепиться,
Где б больше чести доступить:
Министром быть ли добиваться
Иль в полководцы домогаться?
И так в намереньях одних живет барон,
А всё достоинство барона — миллион.
Он удивленье был народов
Толпою гайдуков своих и скороходов,
Доходами его почти весь город жил,
Он в золото себя и слуг всех обложил,
И ежели когда в карете проезжался,
То больше лошадей своих он величался.
Льстецам он покровитель был
И ревностно тому служил,
Кто, ползая пред ним, его о чем просил,
А кто поступки все и вкус его хвалил,
Талантами его бесстыдно восхищался,
Тот верно помещен в число друзей тех был,
Которые на счет баронов ели, пили,
Смеясь в глаза, его хвалили,
И в тот же самый час мешки его щечили,
Как уверяли все его,
Что против глаз таких, какие у него,
И Аргусовы ничего.
Надолго ль моту миллиона?
Ему другого нет закона,
Как только чтоб по воле жить,
Страстям и прихотям служить.
Барон наш перестал уж больше говорить,
Министром, полководцем быть,
И только к роскошам одним лишь прилепился,
Пил, ел и веселился.
А как весь миллион баронов истощился,
То стал опять ничто барон,
Таков, как был и прежде он,
Без денег он от всех оставлен очутился,
И доказал своим житьем
Барон наш правду эту всем,
Что детям только зла родители желают,
Когда лишь им одно богатство оставляют:
Богатство — пагуба и вред
Тому, в ком воспитанья нет.
Барон. Перевод басни Геллерта ‘Der baronisierte Brger'(‘Пожалованный в бароны мещанин’). Впервые — изд. 1779 г., стр. 37. Печ. по изд. 1782 г., ч. 1, стр. 47. Редакция ст. 49—50 предложена Львовым в экз. изд. 1779 г., где вместо них было: ‘Пока весь миллион баронов истощился’. В изд. 1799 г. исключен ст. 11 и между ст. 44 и 45 вставлен стих: ‘Своим богатством величаться’. По сюжету к этой басне близка басня И. А. Крылова ‘Мешок’.
Гайдуки — здесь: слуги.
Щечить — таскать украдкой, воровать.
Аргус (греч. миф.) — многоглазый великан, часть глаз которого бодрствовала и во время сна.
МЕДВЕДЬПЛЯСУН
Плясать медведя научили
И долго на цепи водили,
Однако как-то он ушел
И в родину назад пришел.
Медведи земляка лишь только что узнали,
Всем по лесу об нем, что тут он, промичали,
И лес лишь тем наполнен был,
Что всяк друг другу говорил:
‘Ведь мишка к нам опять явился!’
Откуда кто пустился,
И к мишке без души медведи все бегут,
Друг перед другом мишку тут
Встречают,
Поздравляют,
Целуют, обнимают,
Не знают с радости, что с мишкою начать,
Чем угостить и как принять.
Где! разве торжество такое,
Какое
Ни рассказать,
Ни описать!
И мишку все кругом обстали,
Потом просить все мишку стали,
Чтоб похожденье он свое им рассказал.
Тут всё, что только мишка знал,
Рассказывать им стал
И между прочим показал,
Как на цепи, бывало, он плясал.
Медведи плясуна искусство все хвалили,
Которы зрителями были,
И каждый силы все свои употреблял,
Чтоб так же проплясать, как и плясун плясал.
Однако все они, хоть сколько ни старались,
И сколько все ни умудрялись,
И сколько ни кривлялись, —
Не только чтоб плясать,
Насилу так, как он, могли на лапы встать,
Иной так со всех ног тут о землю хватился,
Когда плясать было пустился,
А мишка, видя то,
И вдвое тут потщился
И зрителей своих поставил всех в ничто.
Тогда на мишку напустили,
И ненависть и злость искусство всё затмили,
На мишку окрик все: ‘Прочь! прочь отсель сейчас!
Скотина эдака умняй быть хочет нас!’
И всё на мишку нападали,
Нигде проходу не давали,
И столько мишку стали гнать,
Что мишка принужден бежать.
Медведь-плясун. Вольный перевод басни Геллерта ‘Der Tanzbr’. Впервые — изд. 1779 г., стр. 40. Печ. по изд. 1782 г., ч. 1, стр. 50. В первом издании три первые стиха читались:
Медведь плясать какой-то научился
И долго пляскою кормился,
Однако наконец ушел
Новый вариант начала басни, напечатанный в изд. 1782 г., был предложен Львовым. На этот же сюжет написана басня А. П. Сумарокова ‘Медведь-танцовщик’.
УСМИРИТЕЛЬНЫЙ СПОСОБ
Был у отца сын, малый молодой,
Шалун и бедокур такой,
Хоть голову кому так рад сорвать долой.
Какая только где проказа ни случится,
Наш малый завсегда тут первым очутится.
‘Что, — говорит отец, — с повесой мне начать?
И чем его унять?’
Однако, чтоб себя стыда и бед избавить,
А в малом жару поубавить,
Он способ с ним еще вот этот предприял:
Как матушка на то любезна ни косилась,
В Америку его на сколько-то послал.
Что ж? чем поездка та решилась?
Ужли смирнее малый стал?
Где! бешеным таким еще и не бывал.
И для того отец и дядя посудили,
Подумали и положили,
Что как пути в нем не видать,
То б в службу малого военную отдать.
Поплакали, погоревали
И наконец его в солдаты записали,
Что в самом деле для него
Полезнее казалося всего.
Хоть люди каковы б поенные ни были
И что б про них ни говорили,
Но многих палкой жить они уж научили.
А впрочем, нужды в этом нет,
Что столько ж иногда умен и тот, кто бьет,
Как тот, кто за вину побои принимает.
Однако малого ничто не пронимает,
И палка даже не берет.
Посылка за отцом, чтоб в полк ему явиться.
‘Нет, — говорят, — изволь назад ты сына взять
И сам, как хочешь, с ним возиться,
А нашей мочи уж не стало больше биться’.
И велено отцу его назад отдать.
Теперь уж от него добра не ожидать!
Но нет, скорехонько детину проучили:
Еще и месяц не прошел,
Совсем детина присмирел.
Да чем же малого так вдруг переменили?
Ужли в тюрьму отец детину посадил?
Нет, лучше этого его он проучил:
На злой жене женил.
Усмирительный способ. Перевод басни Геллерта ‘Derungeratene Sohn’ (‘Непутевый сын’). Впервые — изд. 1779 г., стр. 46. В изд. 1799 г. изменена концовка: вместо стиха ‘На злой жене женил’, соответствующего заключению басни Геллерта, здесь стих: ‘Женил’.
ПУСТОМЕЛЯ
Из первых шалунов молодчик,
Великий вертопрах, болтун и враль господчик,
Который только в то и жил,
Что вести собирал и вести разносил,
Которые его весь разум занимали
И только лгать,
Молоть, болтать
Бесперестанно заставляли,
А рассуждать о чем никак не допускали,
Который умных всех глупцами называл
Иль сделать их такими всех желал,
Который в то одно старался,
Чтоб людям голову вскружить
Враньем своим бесить
И скуку наводить,
И всех до смерти был готов заговорить.
Такой молодчик вдруг к писателю примчался
И с попыхов к нему бежит,
А сам уж издали кричит:
‘Так! всё за книгами! и всё уединенны!
И всё от света удаленны!
И всё бы вам читать!
И всё бы вам писать!
И я таки не понимаю,
Как, полно, никогда вас скука не возьмет!’
— ‘Я этого не примечаю, —
Писатель отвечал, — один ли я иль нет,
Когда за книгами сижу я в размышленьи,
Но чувствую, что я теперь в уединеньи’.
Пустомеля. Вольный перевод басни Геллерта ‘Der gtige Besuch’ (‘Любезный посетитель’). Впервые — изд. 1779 г., стр. 52. Печ по изд. 1782 г., ч. 1, стр. 62. В изд. 1799 г. не вошло. В первом издании три заключительных стиха читались:
Писателев ему на это был ответ:
‘Я этого никак не примечаю,
Один ли я, иль нет’.
Сюжет басни Геллерта заимствован из басни итальянского баснописца XV — начала XVI в. Абстемия (Лоренцо Бевилаги) ‘Deagricola et poeta’ (‘Землепашец и поэт’).
КОНЬ ВЕРХОВЫЙ
Верховый гордый конь, увидя клячу в поле
В работе под сохой
И в неге не такой,
И не в уборе, и не в холе,
Какую гордый конь у барина имел,
С пренебрежением на клячу посмотрел,
Пред клячею крестьянскою бодрился
И хвастал, чванился, и тем и сем хвалился.
‘Что? — говорит он кляче той. —
Бывал ли на тебе убор когда такой,
Каков убор ты видишь мой?
И знаешь ли, меня как всякий почитает?
Всяк, кто мне встретится, дорогу уступает,
Всяк обо мне твердит и всякий похваляет.
Тебя же кто на свете знает?’
Несносна кляче спесь коня.
‘Пошел, хвастун! — ему на это отвечает. —
Оставь с покоем ты меня.
Тебе ль со мной считаться
И мною насмехаться?
Не так бы хвастать ты умел,
Когда бы ты овса моих трудов не ел’.
Конь верховый. Вольный перевод басни Геллерта ‘Das Kutschpferd’ (‘Каретная лошадь’). Впервые — изд. 1779 г., стр. 54. При переработке басни Хемницер опустил длинное нравоучение, которым она заканчивается у Геллерта. По предположению Грота, Хемницер не решился воспроизвести это нравоучение ввиду резкости выраженных в нем мыслей. Однако следует отметить, что основной смысл нравоучения не только полностью сохранен в басне Хемницера, но и выражен острее именно благодаря лаконизму и афористичности концовки. Приводим для сравнения перевод концовки басни Геллерта: ‘Вы, презирающие низших, знатные тунеядцы, знайте, что самая гордость, с какою вы на них смотрите, само преимущество ваше основаны на их трудолюбии. Ужели тот, кто и себя и вес питает своими руками, не заслуживает ничего иного, кроме презрения? Положим, что твои нравы лучше, но этим преимуществом ты не себе обязан. Ибо если б ты произошел из их хижин, то жил бы так же, как они. А они были бы подобны тебе или, может быть, и лучше тебя, если б были воспитаны, как ты. Без тебя свет легко обойдется, а без них существовать не может’ (изд. Грота, стр. 156—157).
СЧАСТЛИВЫЙ МУЖ
Детина по уши в красавицу влюбился,
И наконец, во что б ни стало то, решился
Иметь ее женой.
Недаром столько он красавицей пленился:
Красавицы еще не видано такой.
Да полно, вот беды какие:
Обыкновенно уж красавицы такие,
Что каждый, думаю, узнал,
Кто в этом случае бывал:
Чем более их обожают,
Тем более они суровыми бывают.
Детина этот то ж уж очень испытал:
Три года по своей красавице вздыхал,
Стенал, страдал,
Терзался, рвался и крушился,
Однако же не мог никак ее склонить,
Чтобы любовь к себе взаимну получить.
Что ж? С грусти наконец он странствовать пустился,
И для красавицы — что может зляе быть?—
В дороге с бесом подружился
И письменно договорился
Во услужении его два года жить,
Чтобы красавицу в жену лишь получить.
У беса тотчас всё с детиною решилось:
Рукописанье бес берет,
И слово честное детине бес дает,
А что обещано, и делом совершилось.
Хоть бес обыкновенно лжет,
Однако тут сдержал что сказано им было,
И время трех недель еще не проходило,
Как для детины день счастливый наступил:
Красавицу свою в жену он получил.
Но что ж? — И двух недель с женой не проживает,
Уж беса в помощь призывает.
‘Ах! — говорит ему. — Не ведаешь всего
Ты горя моего:
Два года я тебе служить ведь обещался,
Когда красавицы тобой я домогался,
Но нет, избавь меня ты от нее, избавь,
А к услужению хоть год еще прибавь’.
Но бес той просьбы не внимает,
А молодой
Вдобавок черту год, вдобавок и другой,
И к году год еще к услугам прибавляет.
‘Хоть тяжко, — говорит, — у черта быть слугой,
Однако легче всё, чем с злою жить женой’.
Счастливый муж. Вольный перевод басни Геллерта ‘Derglcklich gewordene Ehemann’. Впервые — изд. 1779 г., стр. 57. Печ. по изд 1782 г., ч. 1, стр. 67. В первом издании между ст. 19 и 20 был еще стих. ‘И кто бы мог вообразить?’ Варианты изд. 1799 г.:
Вместо ст. 6— 10
Да та беда, в чем всяк, я чаю, искусился,
Что у красавиц всех обычай есть дурной:
Чем более по них вздыхают
Ст. 21—23.
И на два года согласился
Себя ему закабалить,
С тем чтоб его на ней женить.
ХИТРЕЦ
Когда-то в Лондоне хитрец один сыскался,
Который публике в листочках обещался,
Что в узенький кувшин он весь, каков он есть,
С руками
И с ногами
В такой-то день намерен влезть.
При чем кувшину он рисунок прилагает,
Почтенных зрителей покорно приглашает
За вход по стольку-то платить,
Начало ровно в шесть часов имеет быть.
Пошли по городу листы. ‘Ба! что такое?
В кувшин залезть? Что он, с ума сошел? Пустое!
Где это слыхано? Да и дурак поймет,
Что способу тут нет,
Хоть как ни стал бы он ломаться.
Однако, чтобы посмеяться,
Пойдем и поглядим, что это за чудак’.
Уж с чернью взапуски кареты поскакали,
И едучи купец с милордом доказали,
Что нет физической возможности никак
Ему в кувшине уместиться.
‘Положим, — говорит
Купеческа жена, — что это он смудрит
И как-нибудь в кувшин втеснится,
Да вот что мудрено: как в шейку-то пролезть?
Однако же пора: уж без четверти шесть.
Эй, кучер, погоняй!’ — Полгорода, собравшись,
Почти без памяти на тот кувшин глядит,
Который хитреца великого вместит.
‘Что ж? скоро ли? — один другому говорит. —
Пора бы уж начать’. Кто палкою стучит,
Кто топает ногой. Но, долго дожидавшись,
Узнали, что хитрец и с деньгами пропал.
Каких, подумаешь, обманов не бывает!
Тот тем, другой другим обманщик промышляет.
Вот я у нас такого знал,
Который о себе в народе насказал,
Что может видеться с духами,
Всем их показывать и с ними говорить,
Болезни все лечить
Одними порошками.
И собирались тож к нему смотреть духов,
И порошки его в болезнях принимали,
Однако же духов, как слышно, не видали,
А от чудесных порошков
Скоряе, нежели от прочих, умирали.
Хитрец. Вольный перевод басни Геллерта ‘Hans Nord’. Впервые — изд. 1782 г., ч. 2, стр. 12. В басне Геллерта рассказывается о действительном случае, происшедшем в Лондоне с каким-то мошенником, о чем писали английские и немецкие газеты. По указанию Грота, в оригинальной концовке басни Хемницера речь идет, вероятно, о проделках международного авантюриста Калиостро, приезжавшего в Петербург в 1779 г.
ДОМОВОЙ
Пусть люди бы житья друг другу не давали,
Да уж и черти тож людей тревожить стали.
Хозяин, говорят, один какой-то был,
Которому от домового
Покою не было в том доме, где он жил:
Что ночь, то домовой пугать его ходил.
Хозяин, чтоб спастись несчастия такого,
Всё делал, что он мог: и ладаном курил,
Молитву от духов творил,
Себя и весь свой дом крестами оградил,
Ни двери, ни окна хозяин не оставил,
Чтоб мелом крестика от черта не поставил,
Но ни молитвой, ни крестом
Он от нечистого не мог освободиться.
Случилось стихотворцу в дом
К хозяину переселиться.
Хозяин рад, что есть с кем скуку разделить:
И чтоб ему смеляе быть,
Когда нечистый появится,
Зовет его к себе с ним вечер проводить.
Потом просил его, чтоб сделать одолженье
Из собственных стихов прочесть бы сочиненье.
И стихотворец, в угожденье,
Одну из слезных драм хозяину читал
(Однако имя ей комедии давал),
Которою хотя хозяин не прельщался,
Да сочинитель сам, однако, восхищался.
Нечистый дух, как час настал,
Хозяину хоть показался,
Но и явления не выждав одного,
По коже подрало его
И стало не видать. Хозяин догадался,
Что домовой чего-то невзлюбил,
Другого вечера дождавшись, посылает,
Чтоб посидеть опять к нему писатель был,
Которого опять читать он заставляет,
И он читает.
Нечистый только лишь придет —
И тем же часом пропадет.
‘Постой же, — рассуждал хозяин сам с собою,—
Теперь я слажу с сатаною,
Не станешь более ты в дом ко мне ходить’.
На третью ночь один хозяин наш остался.
Как скоро полночь стало бить,
Нечистый тут. Но чуть лишь только показался,
‘Эй, малый, поскоряй! — хозяин закричал. —
Чтоб стихотворец ту комедию прислал,
Которую он мне читал’.
Услыша это, дух нечистый испугался,
Рукою замахал,
Чтобы слуга остался,
И, словом, домовой
Пропал, и в этот дом уж больше ни ногой.
Вот если бы стихов негодных не писали,
Которые мы так браним,
Каким бы способом другим
Чертей мы избавляться стали?
Теперь хоть тысячи бесов и домовых
К нам в домы станут появляться,
Есть чем от них
Обороняться.
Домовой. Вольный перевод басни Геллерта ‘Das Gespenst’ (‘Привидение’). Впервые — изд. 1782 г., ч. 2, стр. 21. В басне Геллерта стихотворец читает трагедию. Хемницер заменяет ее слезной драмой, жанром, который получал все большее распространение в русской литературе. Хемницер отрицательно относился к этому жанру, что ясно видно из следующей его заметки: ‘Рассуждение о порядочном выдерживании какого-нибудь представления в одинаковом положении… Уподобление 2. Что почувствует призванный к похоронному обряду, <когда> увидит между печальных лиц и облеченных печальным одеянием кучу скачущих, коверкающихся, смеющихся и бешеных, одетых в шутовском наряде. Какая странная пестрота зрелищ и чудесная смесь должны будут поражать чувства зрителя и, так сказать, терзать оные чувства впечатлением подобной странности? Вот образ слезных комедий или комических трагедий, какого рода суть многие из немецких нынешних и прежних французских. Боже оборони и российский театр от подобных морских чуд: это будут кентавры, то есть ни лошади, ни люди, а таким уродам, думаю, человеческое сердце ни порадоваться, ни сострадать не может’ (архив Грота).
ЗЕЛЕНЫЙ ОСЕЛ
Какой-то с умысла дурак,
Взяв одного осла, его раскрасил так,
Что стан зеленый дал, а ноги голубые.
Повел осла казать по улицам дурак,
И старики, и молодые,
И малый, и большой,
Где ни взялись, кричат: ‘Ахти! осел какой!
Сам зелен весь, как чиж, а ноги голубые!
О чем слыхом доселе не слыхать!
Нет, — город весь кричит, — нет, чудеса такие
Достойно вечности предать,
Чтоб даже внуки наши знали,
Какие редкости в наш славный век бывали’.
По улицам смотреть зеленого осла
Кипит народу без числа,
А по домам окошки откупают,
На кровли вылезают,
Леса, подмостки подставляют:
Всем видеть хочется осла, когда пойдет,
А всем идти с ослом дороги столько нет,
И давка круг осла сказать нельзя какая:
Друг друга всяк толкает, жмет,
С боков, и спереди, и сзади забегая.
Что ж? Два дни первые гонялся за ослом
Без памяти народ в каретах и пешком.
Больные про болезнь свою позабывали,
Когда зеленого осла им вспоминали,
И няньки с мамками, робят чтоб укачать,
Кота уж полно припевать, —
Осла зеленого робятам припевали.
На третий день осла по улицам ведут,
Смотреть осла уже и с места не встают,
И сколько все об нем сперва ни говорили,
Теперь совсем об нем забыли.
Какую глупость ни затей,
Как скоро лишь нова, чернь без ума от ней.
Напрасно стал бы кто стараться
Глупцов на разум наводить, —
Ему же будут насмехаться.
А лучше времени глупцов препоручить,
Чтобы на путь прямой попали,
Хоть сколько бы они противиться ни стали,
Оно умеет их учить.
Зеленый осел. Вольный перевод басни Геллерта ‘Der grne Esel’. Впервые — изд. 1782 г., ч. 2, стр. 31. Вариант начата басни, записанный в ‘памятной книжке’ Хемницера (изд. Грота, стр. 418): ‘В басню Зеленого осла начало:
Иной шутя дурачество заводит
И дураков прямых наружу тем выводит.
Или:
Иной дурачество из шутки затевает
И множество глупцов прямых тем обличает’.
Сюжет басни Геллерта восходит к басне Абстемия ‘De vidua etasino viridi’ (‘О вдове и зеленом осле’).
Кота уж полно припевать — т. е. петь колыбельную песню про кота.
СОЛОВЕЙ И ЧИЖ
Был дом,
Где под окном
И чиж и соловей висели
И пели.
Лишь только соловей, бывало, запоет,
Сын маленький отцу проходу не дает,
Всё птичку показать к нему он приступает,
Которая так хорошо поет.
Отец, обеих сняв, мальчишке подает.
‘Ну, — говорит, — узнай, мой свет,
Которая тебя так много забавляет?’
Тотчас на чижика мальчишка указал:
‘Вот, батюшка, она’, — сказал,
И всячески чижа мальчишка выхваляет:
‘Какие перушки! Куды как он пригож!
Затем ведь у него и голос так хорош!’
Вот как мальчишка рассуждает.
Да полно, и в житействе тож
О людях многие по виду заключают:
Кто наряжен богато и пригож,
Того и умным почитают.
Соловей и чиж. Вольный перевод басни Геллерта ‘Der Zeisig’ (‘Чиж’). Впервые — изд. 1782 г., ч. 2, стр. 33. На аналогичный сюжет написана басня Крылова ‘Павлин и соловей’.
ЛИСИЦА И СОРОКА
‘Давно уже тебя мне хочется спросить:
Что таки ты весь день изволишь говорить? —
С сорокой свидевшись, лисица ей сказала. —
Я чаю, что тебя послушать рассуждать —
Есть подлинно что перенять’.
— ‘Всё, что я говорю, — сорока отвечала,—
Относится к тому, чтоб, истину вещей
Открыв, других наставить в ней,
И я большим моим стараньем в том успела,
Что я, кого бы ни взяла,
Пред всеми прочими найти ее умела,
С летучей мыши до орла’.
— ‘Большое б, — говорит лисица, — одолженье
Твое услышать наставленье,
Когда бы ты не в труд сочла’.
Как на кафедре врач глубокоизученный,
И знаньем, и своей особой зараженный,
Когда готовится преподавать урок,
Сперва вперед и взад кафедры пошагает,
С осанкой в носовой свой шелковый платок
Утрется и потом уж слово начинает, —
Так точно, на суку сорока находясь
И поучение давать расположась,
Сперва вперед и взад с осанкой выступала
И справа нос об сук и слева подчищала.
Потом, приняв лица ученейшего вид,—
‘Я рада всем служить, что знаю, — говорит.—
Я не люблю своим таиться дарованьем:
Пусть пользуются все открытым мне познаньем.
Не так ли? Ты ведь у себя
Четыре всё ноги считала?
Но не четыре их! Хоть странно для тебя.
Однако должно знать: чего б я ни сказала,
Без доказательства еще не оставляла.
Послушай, и сама признаешься тогда.
Приметила ли ты когда:
Как скоро ступишь ты, нога твоя в движеньи?
Когда же ты стоишь в покойном положеньи.
То и нога твоя покоится тогда?
Да полно, этим я не всё еще сказала,
А слушай, что теперь я стану говорить.
Чего большим трудом недавно я узнала:
Всегда, когда тебе случается ходить,
То ты не иначе как по земле ступаешь.
Приметь же ты свой хвост, и ты тогда узнаешь,
Что всякий раз, когда нога твоя шагнет,
За нею тож и хвост подастся твой вперед,
И как нога твоя то тут, то там бывает,
Точнехонько и хвост твой так же выступает,
Когда на ловлю кур изволишь ты ходить.
Из этого теперь выходит заключенье,
Что хвост твой пятою ногою должен быть.
И вот, сударыня, на ваше предложенье
Вам с доказательством решенье’.
Как, право, веселит, что даже меж скотов
Способности больших умов,
Дающих всем вещам и толк и объясненье!
Мне это важное сороки рассужденье
Лисица рассказав заподлинно сама,
Примолвила при том от хитрости ума:
‘Чем меньше сведущи скоты и чем глупяе,
Тем в доказательствах сильняе’.
Лисица и сорока. Перевод басни Геллерта ‘Der Fuchsund die Elster’. Впервые — изд. 1799 г., ч. 3, стр. 10. Печ. по PC, 1872, апрель, стр. 593. Ст. 14. в подлиннике зачеркнут. В изд. 1799 г. заключение басни читается:
Не образумившись от мудрых толь речей,
Лисица, пятую поджав смиренно ногу,
Пошла, и всю дорогу
Твердила: стало быть, не меж одних людей
Чем кто глупяе,
Тем в доказательствах сильняе.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека