Банковый билетъ въ 1.000.000 фунтовъ стерлингов.
Разсказъ Марка Твена.
(Съ англійскаго).
Банковый билетъ въ 1.000.000 фунтовъ стерлингов.
Разсказъ Марка Твена.
(Съ англійскаго).
КОНЕЦЪ.
‘Встникъ Иностранной Литературы’, No 5, 1893
Банковый билет в 1.000.000 фунтов стерлингов, Твен Марк, Год: 1893
Время на прочтение: 28 минут(ы)
Когда мн было двадцать семь лтъ, я служилъ клеркомъ въ одной горнозаводской фирм, въ Санъ-Франциско, и былъ агентомъ но всмъ торговымъ дламъ ея. Въ цломъ мір у меня не было никого и я могъ разсчитывать только на свои личныя способности и на свою незапятненную репутацію, обстоятельства эти толкнули меня по необходимости на путь разнообразныхъ приключеній и я былъ доволенъ открывавшейся передо мною будущностью.
По субботамъ я вполн располагалъ своимъ послобденнымъ временемъ и проводилъ его обыкновенно катаясь на небольшой парусной лодк по заливу. Разъ какъ-то я рискнулъ проплыть слишкомъ далеко и меня унесло въ открытое море. Я уже потерялъ всякую надежду на спасеніе, когда незадолго до наступленія ночи меня подобралъ небольшой бригъ, шедшій въ Лондонъ. Намъ пришлось плыть долго и выдержать бурю, а за безплатный проздъ меня заставили работать, какъ простого матроса. Когда я высадился въ Лондон, то увидлъ себя жалкимъ оборванцемъ, а въ карман у меня былъ всего одинъ долларъ. Денегъ этихъ мн хватило ровно на сутки, а затмъ, въ теченіе слдующихъ двадцати четырехъ часовъ, я очутился на улиц безъ пищи и крова.
Часу въ десятомъ слдующаго утра, когда я прохаживался вдоль Портландъ Плэса, едва волоча ноги, обтрепанный и голодный, мимо меня прошелъ ребенокъ, котораго тащила за руку нянька, и бросилъ въ канаву большую сочную грушу, слегка только надкушенную. Всякій пойметъ, что я остановился и жаднымъ окомъ впился въ это сокровище. У меня потекли слюнки, желудокъ мой мучительно требовалъ груши, все мое существо молило о ней. Но всякій разъ, какъ я длалъ движеніе, чтобы заполучить ее, чьи нибудь глаза мимоходомъ подстерегали мое намреніе и, разумется, я спшилъ оправиться, принималъ равнодушный видъ, словно и не помышлялъ объ этой груш. А такъ какъ маневръ этотъ повторялся непрерывно, то мн не удавалось раздобыть грушу. Наконецъ, потерявъ терпніе, я уже ршился отложить въ сторону всякій стыдъ и достать ее, какъ вдругъ позади меня открылось окно и джентльменъ, высунувшись изъ него, обратился во мн съ слдующими словами:
— Пожалуйста, зайдите сюда.
Меня впустилъ величественный ливрейный лакей и проводилъ въ роскошно убранную комнату, гд сидли два пожилыхъ джентльмена. Они отослали лакея, а меня пригласили ссть. Они только-что кончили завтракать и при вид остатковъ състнаго, мн едва не сдлалось дурно. Я съ трудомъ могъ сохранить свое самообладаніе передъ этой пищей, но такъ какъ меня не просили отвдать ее, то мн пришлось переносить свои мученія терпливо, на сколько это было возможно въ моемъ положеніи.
Нсколько ране тутъ произошло нчто такое, о чемъ я узналъ только много дней спустя, но читателю я разскажу объ этомъ теперь же. Эти два старыхъ брата дня за два передъ тмъ сильно поспорили между собою и въ конц концовъ стали держать пари — англійскій способъ ршенія всякихъ споровъ и недоразумній.
Я напомню читателю, что англійскій банкъ выпустилъ когда-то два билета, каждый въ одинъ милліонъ фунтовъ стерлинговъ, билеты эти предназначались для особой цли, касавшейся какого-то договора Англіи съ иностранной державой. Такъ или иначе, одинъ изъ этихъ билетовъ пошелъ въ дло и былъ погашенъ, другой же все еще хранился въ кладовыхъ банка. Ну вотъ эти-то братья, бесдуя о разныхъ вещахъ, заспорили какъ-то о томъ, что сталось бы съ интеллигентнымъ и вполн честнымъ иностранцемъ, который по вол случая очутился бы въ Лондон, гд у него не было ни друзей, ни знакомыхъ и ни гроша денегъ, кром этого банковаго билета въ милліонъ фунтовъ стерлинговъ, и никакой возможности доказать, что билетъ этотъ принадлежитъ ему. Братъ А. сказалъ, что онъ умеръ бы съ голоду, братъ В. сказалъ, что нтъ. Братъ А. сказалъ, что ему нельзя было бы предъявить этотъ билетъ ни въ банкъ и никуда въ другое мсто, такъ какъ его сейчасъ же заарестовали бы и посадили бы въ кутузку. Такъ они продолжали спорить, пока братъ В. не заявилъ, что готовъ держать пари на двадцать тысячъ фунтовъ, что данный человкъ проживетъ цлый мсяцъ какимъ бы то ни было образомъ, имя въ рукахъ этотъ милліонъ, да притомъ не попадетъ въ тюрьму. Братъ А. принялъ его вызовъ. Братъ В. отправился въ банкъ и купилъ этотъ билетъ. Какъ видитъ читатель, онъ поступилъ какъ истый англичанинъ: не медля ни минуты сталъ приводить въ исполненіе свою затю. Потомъ онъ продиктовалъ письмо, которое переписалъ одинъ изъ его клерковъ красивымъ почеркомъ, а затмъ оба брата услись у окна и цлый день провели въ подыскиваніи подходящаго человка, чтобы вручить ему и письмо, и билетъ.
Мимо проходило не мало честныхъ, но не достаточно интеллигентныхъ физіономій, много было интеллигентныхъ, но не достаточно честныхъ, иныя совмщали въ себ оба эти качества, но обладатели такихъ физіономій не были достаточно бдными, либо, будучи достаточно бдными, не были чужестранцами. Словомъ, каждой изъ данныхъ физіономій недоставало чего нибудь, пока не подошелъ я, но вотъ они согласились между собою, что я сполна удовлетворялъ поставленнымъ ими условіямъ, они единодушно избрали для своихъ цлей меня и вотъ я стоялъ въ эту минуту передъ ними, ожидая услышать, зачмъ меня позвали. Они принялись разспрашивать меня о моей личности и очень скоро узнали мою исторію. Наконецъ, они объявили мн, что я отвчаю ихъ цлямъ. Я сказалъ, что искренно радъ этому и спросилъ, что бы это такое было. Тогда одинъ изъ нихъ вручилъ мн конвертъ и сказалъ, что въ немъ я найду необходимое объясненіе. Я тутъ же хотлъ распечатать его, но онъ не позволилъ мн сдлать это, я долженъ былъ отнести его къ себ на квартиру, хорошенько осмотрть и не торопясь, не спша обдумать свое ршеніе. Я сталъ втупикъ и хотлъ было нсколько подробне обсудить этотъ предметъ, но братья не стали и слушать меня, такимъ образомъ я распростился съ ними, чувствуя въ душ огорченіе и обиду, что меня, повидимому, избрали мишенью какой-то продлки, однако, я былъ принужденъ вооружиться терпніемъ, такъ какъ не былъ въ состояніи при данныхъ обстоятельствахъ отплатить за оскорбленія богатымъ и сильнымъ людямъ.
Теперь я бы не задумался поднять ту грушу и състь ее передъ цлымъ свтомъ, но ея уже не было, и такъ я потерялъ ее, благодаря этому длу, которое не сулило ничего добраго, и мысль объ этомъ не смягчала чувства досады противъ этихъ людей. Какъ только я очутился въ сторон отъ этого дома, я разорвалъ конвертъ и увидалъ, что въ немъ деньги! Мнніе мое объ этихъ людяхъ перемнилось, читатель можетъ поврить мн! Не теряя ни минуты, я сунулъ и письмо, и деньги, въ карманъ своего жилета и бросился въ ближайшій дешевый трактиръ. Ну и уплеталъ же я! Когда, наконецъ, я нался, что называется, по самое горло, я вынулъ свои деньги и развернулъ ихъ, взглянулъ на нихъ и едва не упалъ въ обморокъ: пять милліоновъ долларовъ! Меня всего бросило въ потъ.
Я просидлъ добрую минуту ошеломленный и ослпленный видомъ этого билета, прежде чмъ пришелъ въ себя. Первое, что я замтилъ тогда, былъ хозяинъ трактира. Глаза его были устремлены на билетъ и онъ весь окаменлъ отъ изумленія. Вся его фигура выражала обожаніе, но, казалось, онъ не въ состояніи былъ пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Въ одно мгновеніе во мн вернулось присутствіе духа и я сдлалъ единственно разумную вещь, которую слдовало сдлать. Я протянулъ ему билетъ и безпечно сказалъ:
— Пожалуйста, размняйте мн его.
Тутъ и онъ пришелъ въ себя и сталъ разсыпаться въ извиненіяхъ, что не въ состояніи размнять этотъ билетъ, и я не могъ добиться, чтобъ онъ прикоснулся къ нему. Онъ просилъ позволенія посмотрть на него и глядлъ на него, не могъ наглядться, казалось, онъ не могъ достаточно насытить свои глаза созерцаніемъ этого билета, но онъ боялся прикоснуться къ нему, словно это было нчто слишкомъ священное для рукъ обыкновеннаго смертнаго. Я сказалъ ему:
— Мн очень жаль, если это васъ затрудняетъ, но я настоятельно прошу васъ размнять мн этотъ билетъ, такъ какъ со мной нтъ другихъ денегъ.
Но онъ возразилъ, что это ничего не значитъ, онъ былъ готовъ оставить эту бездлицу за мной до другого раза. Я возразилъ, что можетъ быть очень долго мн не придется быть снова въ его мстахъ, но онъ сказалъ, что объ этомъ не стоитъ говорить, онъ можетъ подождать, да кром того, я могу имть у него все, что мн потребуется, во всякое время, а уплата по счету останется за мной на такой долгій срокъ, какой мн будетъ угодно. Ужь разумется, сказалъ онъ, онъ не боится оказать кредитъ такому богатому джентльмену, какъ я, только потому, что я по своему веселому нраву, желая потшиться надъ людьми, обратился въ такую одежду. Тмъ временемъ въ трактиръ вошелъ другой завсегдатай и трактирщикъ намекнулъ мн, что надобно спрятать чудовищный билетъ съ глазъ долой, затмъ, вплоть до самыхъ дверей, онъ не переставалъ кланяться, а я тотчасъ же направился къ тому дому и къ тмъ братьямъ, чтобы исправить ошибку ихъ прежде, чмъ полиція будетъ послана за мною въ догонку и заставитъ меня сдлать это. Я находился въ сильномъ нервномъ возбужденіи и въ самомъ дл я страшно испугался, хотя разумется вины за собою никакой не чувствовалъ, но я зналъ людей достаточно хорошо, слдовательно, понималъ, что разъ братья увидятъ, что дали оборванцу-рабочему банковый билетъ въ милліонъ фунтовъ стерлинговъ вмсто билета въ одинъ фунтъ, то придутъ въ неистовое бшенство противъ него, вмсто того, чтобы разсердиться, какъ бы слдовало, на свою собственную близорукость. Когда я подошелъ къ дому, возбужденіе мое слегка улеглось,— здсь царила полная тишина, это убдило меня, что они еще не успли обнаружить свой промахъ. Я позвонилъ. Появился тотъ же лакей. Я спросилъ у него объ этихъ джентльменахъ.
— Они ухали.
Это было сказано надменнымъ, холоднымъ тономъ людишекъ его званія.
— Ухали? Куда ухали?
— Путешествовать.
— Да куда именно?
— Кажется, на континентъ.
— На континентъ?
— Да, сэръ.
— Какимъ путемъ… по какой дорог?
— Не знаю, сэръ.
— Когда вернутся они назадъ?
— Говорили, черезъ мсяцъ.
— Цлый мсяцъ! О, это ужасно! Дайте мн хоть какое нибудь указаніе, куда мн имъ написать. Это въ высшей степени важно.
— Право, не могу. Я совсмъ не знаю, куда они ухали, сэръ.
— Ну такъ я долженъ повидать кого нибудь изъ ихъ семейства.
— Семейство ихъ также въ отъзд, уже нсколько мсяцевъ за границей… въ Египт и въ Индіи, что-ли.
— Любезный, тутъ произошла ужасная ошибка. Они вернутся назадъ раньше наступленія вечера. Пожалуйста, скажите имъ, что я заходилъ сюда и буду заходить, пока все не будетъ исправлено, и что имъ нечего безпокоиться.
— Я скажу имъ, если они вернутся, только я не жду ихъ. Они говорили, что черезъ часъ вы придете сюда и будете разспрашивать, а мн велли сказать вамъ, что они прідутъ сюда въ должное время и будутъ ждать васъ.
И такъ мн оставалось покориться ихъ ршенію и уйти. Какъ все это было загадочно! Я просто готовъ былъ сойти съума. Они будутъ здсь ‘въ должное время’. Что бы это значило? О, письмо объяснитъ мн это, быть можетъ. Я позабылъ о письм, я вынулъ его и прочиталъ. Вотъ что въ немъ говорилось:
‘Вы человкъ интеллигентный и честный, какъ это каждый замтитъ по вашему лицу. Мы догадались, что вы бдны и чужестранецъ. Въ письм этомъ вы найдете извстную сумму денегъ. Она отдается вамъ въ займы на тридцать дней безъ процентовъ. По прошествіи сказаннаго времени обратитесь въ этотъ же домъ. Я держу пари насчетъ васъ. Если я его выиграю, вы получите такое мсто, какое только будетъ въ моемъ распоряженіи, т. е., всякое мсто, которое вы окажетесь способнымъ занять по своимъ знаніямъ и опытности ‘.
Ни подписи, ни адреса, ни числа.
Ну и было же тутъ надъ чмъ поломать свою голову! Читателю уже извстно, что предшествовало всей этой исторіи, но я-то самъ ничего не зналъ. Для меня это была глубокая темная загадка. Я не имлъ ни малйшаго понятія о сущности ихъ пари, не зналъ, имло-ли оно цлью причинить мн вредъ, или сдлать добро. Я отправился въ паркъ и прислъ тамъ на скамейку, чтобы обдумать хорошенько все случившееся и обсудить, какъ мн лучше всего поступить.
Черезъ часъ размышленія мои приняли форму слдующаго окончательнаго ршенія.
Быть можетъ, люди эти желаютъ мн добра, а быть можетъ, они хотятъ сдлать мн зло, вопросъ этотъ неразршимъ, поэтому оставлю его въ сторон. У нихъ какой-то замыселъ, либо планъ или опытъ,— въ чемъ онъ заключается, невозможно опредлить, а потому нечего и останавливаться на этомъ пункт. Обо мн держатъ пари, узнать, въ чемъ оно состоитъ, невозможно — оставлю и этотъ вопросъ въ сторон. Тутъ можетъ быть безконечное множество предположеній, остатокъ же всей суммы этихъ комбинацій представляетъ нчто осязаемое, прочное, и можетъ быть классифицированъ и опредленъ съ полною точностью. Если я попрошу англійскій банкъ записать этотъ билетъ на кредитъ человка, которому онъ принадлежитъ, банкъ сдлаетъ это, такъ какъ знаетъ этого человка, хотя я его и не знаю, но у меня спросятъ, какимъ образомъ билетъ этотъ попалъ въ мои руки, а если я разскажу правду, меня засадятъ всенепремнно въ домъ для умалишенныхъ, соври я — мн не миновать тюрьмы. Тотъ же результатъ получится, вздумай я помстить этотъ билетъ во всякій другой банкъ, или занять подъ него деньги. Волей-неволей я не могу освободиться отъ этого громаднаго бремени, пока не вернутся эти люди. Билетъ этотъ безполезенъ для меня, все равно, что горсть пепла, а между тмъ я долженъ беречь его, стеречь его, тогда какъ мн надобно снискивать себ пропитаніе. Я не могу никому его передать, потому что ни одинъ честный гражданинъ или благомыслящій человкъ не захочетъ ни за что принять его на свою отвтственность или вообще вмшаться въ это дло. Интересамъ же этихъ братьевъ не угрожаетъ никакая опасность.
Потеряй я даже этотъ билетъ, сожги я его, они всетаки ничего не лишатся, потому что могутъ пріостановить уплату по немъ и банкъ удовлетворитъ ихъ сполна, но въ тоже время я долженъ промучиться цлый мсяцъ безъ всякаго вознагражденія и безъ малйшей прибыли — если только я не помогу выиграть это пари (въ чемъ бы оно ни заключалось) и не получу общаннаго мн мста. Мн бы очень хотлось получить это мсто, люди ихъ пошиба всегда имютъ въ своемъ распоряженіи такія мста, которыми нельзя пренебрегать.
Я продумалъ довольно долго объ этомъ мст. Надежды мои занесли меня въ облака. Безъ сомннія, жалованье будетъ большое. Я стану получать его ежемсячно, тогда дла мои пойдутъ какъ по маслу. Очень быстро я почувствовалъ себя лицомъ высшаго полета. Въ это время я бродилъ по улицамъ. Видъ лавки портного возбудилъ во мн страстное желаніе сбросить съ себя лохмотья и одться поскоре, какъ подобаетъ приличному человку. Могъ-ли я эта сдлать? Нтъ. Вдь у меня не было ничего, кром милліона фунтовъ стерлинговъ. И такъ я принудилъ себя пройти мимо этого магазина. Но скоро меня опять потянуло въ нему. Искушеніе жестоко преслдовало меня. Должно быть, я разъ шесть уходилъ и возвращался, пока во мн происходила эта благородная борьба. Наконецъ, я сдался, я вошелъ въ магазинъ. Я спросилъ, не найдется-ли здсь плохо сшитой пары платья, отъ которой отказался заказчикъ? Малый, къ которому я обратился, кивнулъ мн головою на другого малаго, не отвтивъ мн ни слова. Я подошелъ къ указанному малому, а тотъ головою указалъ мн на другого малаго, не вымолвивъ ни словечка. Я подошелъ къ нему и онъ сказалъ мн:
— Сейчасъ буду къ вашимъ услугамъ.
Я ждалъ, пока онъ не кончилъ своего дла, затмъ онъ повелъ меня въ заднюю комнату, разложивъ передо мною цлый ворохъ забракованнаго мужского платья и выбралъ для меня наиболе подходящую пару. Я облачился въ нее. Она сидла на мн прескверно и не отличалась изяществомъ, но она была съ иголочки и мн ужасно хотлось пріобрсти ее, и такъ я не сталъ критиковать ее, а сказалъ съ нкоторой застнчивостью:
— Мн было бы удобно, еслибы вы согласились подождать нсколько дней деньги за нее. У меня съ собой совсмъ нтъ мелкихъ денегъ.
Малый состроилъ въ высшей степени саркастическую гримасу и сказалъ:
— О, у васъ нтъ мелкихъ денегъ? Ну, разумется, я такъ и зналъ. Такіе джентльмены, какъ вы, могутъ имть при себ только очень крупныя деньги.
Задтый за живое, я возразилъ:
— Другъ мой, вамъ бы не слдовало судить о чужестранцахъ по платью, которое они носятъ. Я имю полную возможность уплатить вамъ за эту пару, мн просто не хотлось вводить васъ въ затрудненіе размнять крупный банковый билетъ.
Это заставило его немного сбавить тонъ и онъ сказалъ съ нкоторою важностью:
— У меня не было въ мысляхъ ничего дурного, но ужь если дло дошло до выговоровъ, такъ я долженъ сказать, что вы напрасно изволите полагать, будто мы не въ состояніи размнять какой бы то ни было банковый билетъ, который случился бы у васъ при себ. Совсмъ наоборотъ, мы можемъ размнять его.
Я подалъ ему билетъ и сказалъ:
— О, тмъ лучше. Я беру свои слова назадъ.
Онъ взялъ билетъ этотъ съ улыбкою, съ одной изъ тхъ широкихъ улыбокъ, которыя обнимаютъ все окружающее, такая улыбка иметъ въ себ складки, изгибы, спирали, и напоминаетъ то мсто пруда, куда вы бросили кирпичъ, а затмъ, въ тотъ моментъ, когда онъ мелькомъ взглянулъ на билетъ, улыбка эта застыла, поблднла и стала похожа на т волнообразные, расползающіеся потоки лавы, которые отвердваютъ на низкомъ уровн неподалеку отъ Везувія. Никогда прежде я не видалъ такой очарованной и какъ бы остановившейся навки улыбки. Человкъ этотъ стоялъ держа билетъ въ рук, съ только что описаннымъ выраженіемъ лица, тутъ хозяинъ протснился, чтобы узнать, въ чемъ дло и рзко сказалъ:
— Ну что тамъ еще? Какая случилась бда? Что надобно?
Я сказалъ:— Тутъ нтъ никакой бды. Я жду сдачи.
— Ладно, ладно, достань ему его сдачу, Тодъ, достань ему его сдачу.
Тодъ грубо возразилъ:— Достать ему его сдачу! Это легко сказать, сэръ, но не угодно-ли вамъ самимъ взглянуть на билетъ?
Хозяинъ бросилъ бглый взглядъ, испустилъ глубокій краснорчивый свистъ, затмъ запустилъ руку въ кучу платья непринятаго заказчиками и началъ швырять его во вс стороны, говоря самъ съ собою, въ сильномъ возбужденіи:
— Продать эксцентричному милліонеру такую невозможную пару, какъ эта! Тодъ болванъ… Сущій болванъ! Всякій разъ сдлаетъ что-нибудь такое неподобное! Отваживаетъ отъ этого мста каждаго милліонера, потому что не уметъ отличить милліонера отъ бродяги и во всю свою жизнь не умлъ отличить. Ага, вотъ то, что я искалъ. Пожалуйста, снимите все это съ себя, сэръ, и бросьте въ огонь. Сдлайте мн одолженіе, надньте вотъ эту рубашку и эту пару, это какъ разъ то, что вамъ надобно — просто, богато, скромно, княжески великолпно, сдлано на заказъ для иностраннаго принца. Вы должны его знать, сэръ, его свтлость господарь Галифакскій оставилъ намъ эту пару, а себ взялъ траурную, потому что мать его помирала… Только она не померла. Но тутъ все исправно, у насъ не всегда бываютъ такія вещи тмъ манеромъ, какъ мы… то есть, я хочу сказать, тмъ манеромъ, какъ он… Ну вотъ! брюки сидятъ отлично, какъ вылитыя на васъ, сэръ, посмотримъ жилетъ — ага! Какъ разъ по васъ! посмотримъ сюртукъ… Господи! Взгляните-ка на себя, сэръ! Вдь вся эта пара словно на васъ сшита! Я еще ни разу не видлъ, чтобы платье сидло такъ хорошо.
Я выразилъ ему свое удовольствіе.
— Отлично, сэръ, превосходно, я вамъ ручаюсь, что въ ней вамъ не стыдно показаться. Но, погодите, вы увидите, что мы для васъ приготовимъ по вашей мрк. Иди-ка сюда, Тодъ,— книгу и перо! пиши: длина ноги 32’… и такъ дале.
Прежде чмъ я могъ вымолвить слово, онъ снялъ съ меня мрку и отдавалъ приказанія относительно фраковъ, тужурокъ, крахмальныхъ рубашекъ и другихъ тому подобныхъ вещей. Наконецъ, улучивъ удобную минуту, я сказалъ ему:
— Но, любезный другъ, я не могу сдлать вамъ этихъ заказовъ, если вы не можете ждать уплаты неопредленное время или размнять этотъ билетъ.
— Неопредленное время! Это слабое слово, сэръ, слабое слово! Вчно — вотъ настоящее слово, сэръ. Тодъ, заверни эти вещи и отправь ихъ сейчасъ же джентльмену, куда онъ прикажетъ. Мелкіе заказчики могутъ подождать. Запиши адресъ джентльмена и…
— Я перемняю квартиру. Я зайду сюда и оставлю вамъ свой новый адресъ.
— Отлично, сэръ, превосходно. Одну минуточку… позвольте мн проводить васъ, сэръ. Вотъ… Добрый день, сэръ, будьте здоровы.
Ну, читатель, понимаете-ли вы, что случилось? Я свободно принялся покупать все, что мн было необходимо, и требовалъ, чтобы мн размняли мой билетъ. Черезъ недлю я былъ великолпно одтъ съ головы до ногъ, со всей подобающей роскошью и со всми удобствами, и поселился въ дорогомъ частномъ отел, въ Ганноверскомъ сквер. Здсь я и обдалъ, но завтракать я постоянно ходилъ въ скромный трактиръ Гарриса, туда, гд я впервые отобдалъ на свой билетъ въ милліонъ фунтовъ стерлинговъ. Благодаря мн, Гаррисъ пошелъ въ гору. Повсюду разнеслась молва, что иностранецъ-оригиналъ, у котораго въ карманахъ жилета лежатъ банковые билеты въ милліонъ фунтовъ стерлинговъ, сталъ покровителемъ этого трактира. Этого было достаточно. Изъ бдняка, перебивавшагося, какъ говорится, изъ кулька въ рогожку, едва сводившаго концы съ концами, Гаррисъ превратился въ знаменитость и отъ постителей не было отбою. Онъ былъ такъ признателенъ мн, что заставилъ меня почти насильно взять у него взаймы денегъ, и такъ, будучи нищимъ, я имлъ деньги для своихъ расходовъ и жилъ, какъ истый богачъ и вельможа. Я понималъ, что рано или поздно все это величіе разсыпется въ прахъ, но я уже попалъ въ водоворотъ и долженъ былъ либо выплыть изъ него, либо потонуть въ немъ. Какъ видитъ читатель, ожиданіе неминучей бды вносило серьезный, отрезвляющій, даже трагическій элементъ въ положеніе вещей, которое иначе было бы просто на-просто смхотворнымъ. Ночью, въ темнот, передо мной постоянно выступала трагическая сторона дла, мн постоянно слышались предостереженія, угрозы, и я стоналъ и ворочался, а сонъ бжалъ отъ моихъ глазъ. Но при яркомъ дневномъ свт трагическій элементъ блднлъ и исчезалъ, а я шелъ на свжій воздухъ и былъ счастливъ до головокруженія, до опьяненія, если такъ можно выразиться.
И въ этомъ не было ничего удивительнаго, вдь я сдлался одной изъ знаменитостей столицы міра, это порядкомъ вскружило мн голову. Не нашлось бы газеты — англійской, шотландской или ирландской — гд бы ни упоминалось иногда по нсколько разъ о ‘человк съ милліонами фунтовъ стерлинговъ въ карман жилета’ и о его послднихъ дйствіяхъ и рчахъ. Сперва отзывы эти помщались въ конц столбца новостей личнаго характера, затмъ я очутился впереди представителей соединеннаго королевства, даже впереди баронетовъ, дале — впереди бароновъ и такъ дале, и такъ дале, постоянно подымаясь, по мр того, какъ возростала моя извстность, пока наконецъ я не достигъ возможно высшаго предла восхожденія, тутъ я и остался, получивъ старшинство надо всми герцогами не-королевской крови и надъ всми духовными особами, исключая примаса всей Англіи. Но замтьте, это еще не была громкая слава, пока я пріобрлъ только извстность. Затмъ наступила высшая степень повышенія,— такъ сказать торжественнаго посвященія,— въ одно мгновеніе ока бренный шлакъ моей извстности превратился въ нетлнное золото славы: ‘Punch’ выпустилъ мою каррикатуру! Да, теперь я сталъ важнымъ лицомъ, положеніе мое было упрочено. Надо мною могли еще подшучивать, но съ почтеніемъ, безъ неучтиваго хихиканья, странности мои могли вызывать улыбку, но отнюдь не насмшку. Время для насмшекъ ушло навсегда. ‘Punch’ изобразилъ меня всего обвшаннаго тряпьемъ, которое я промниваю лейбъ-гвардейцу на лондонскую башню. Ну, можно вообразить себ, что сталось съ молодымъ повсой, на котораго до того времени никто и никогда не обращалъ вниманія, а теперь вдругъ ему стоило только разинуть ротъ, и всякое его слово подхватывалось на лету и повторялось на вс лады, стоило ему выйти на улицу,— онъ слышалъ переходившіе изъ устъ въ уста возгласы: ‘Вотъ, онъ идетъ! это онъ!’, за завтракомъ на него глазла цлая толпа, едва онъ показывался въ оперной лож, тысячи биноклей направлялись на него. Ну, словомъ, я по цлымъ днямъ купался въ слав — вотъ сущность всего, что было.
И знаете-ли, читатель, я сохранилъ также мою старую истрепанную пару и отъ времени до времени появлялся въ ней на улиц, чтобы имть старое удовольствіе покупать равныя дешевыя вещи и выслушивать дерзости, а затмъ поражать нахала на смерть этимъ банковымъ билетомъ въ милліонъ фунтовъ стерлинговъ. Но я вскор долженъ былъ отказаться отъ этого удовольствія. Благодаря иллюстрированнымъ газетамъ, мои доспхи получили такую широкую извстность, что, когда я выходилъ въ нихъ, меня тотчасъ-же узнавали и шли за мною толпой, а если я пробовалъ что-нибудь купить, хозяинъ лавки предлагалъ мн весь свой товаръ въ кредитъ, прежде чмъ я успвалъ достать изъ кармана свой билетъ.
На десятый день своей славы я отправился отдать честь своему флагу,— засвидтельствовать свое почтеніе американскому посланнику. Онъ принялъ меня съ подобающимъ энтузіазмомъ, попенялъ мн, что я такъ поздно исполнилъ свою обязанность и сказалъ, что единственное средство получить его прощеніе, это — занять мсто за его сегодняшнимъ званымъ обдомъ, оставшееся вакантнымъ вслдствіе нездоровья одного изъ приглашенныхъ гостей. Я изъявилъ свою готовность и мы разговорились. Оказалось, что его отецъ и мой отецъ были въ дтств школьными товарищами, затмъ поздне учились вмст въ университет и до самой смерти моего отца оставались закадычными друзьями. Поэтому онъ просилъ настоятельно, чтобы я бывалъ у него въ дом запросто всегда, когда я свободенъ, и разумется я очень охотно принялъ его приглашеніе.
На самомъ дл я принялъ его не только охотно, а съ радостью. Когда наступитъ крахъ, онъ можетъ такъ или иначе спасти меня отъ окончательнаго крушенія, я не зналъ, какъ это будетъ, но онъ долженъ былъ придумать какое-нибудь средство. Я не рискнулъ доврить ему свою тайну теперь, когда было уже поздно, что я поторопился бы сдлать въ самомъ начал моей ужасной карьеры въ Лондон. Нтъ, я не могъ теперь отважиться на такое признаніе, я слишкомъ глубоко погрузился въ бездну, т. е. слишкомъ глубоко для того, чтобы рисковать откровенностью передъ такимъ недавнимъ другомъ, хотя съ моей точки зрнія я еще не перешелъ предла своей глубины. Потому что, читатель долженъ знать, что при всхъ моихъ заимообразныхъ расходахъ и издержкахъ, я строго держался въ границахъ моихъ средствъ,— я хочу сказать, въ предлахъ моего жалованья. Конечно, я не могъ знать размра своего будущаго жалованья, но у меня было довольно вское основаніе для оцнки того факта, что если я выиграю пари, то получу возможность выбрать любое мсто изъ находящихся въ распоряженіи у того богатаго стараго джентльмена, если только окажусь способнымъ занять это мсто — а я непремнно докажу свою пригодность,— въ этомъ я не имлъ ни малйшаго сомннія. Что же касается до пари, я ни чуточки не безпокоился о немъ: мн всегда везло въ пари. Смта моего жалованья была отъ шестисотъ до тысячи фунтовъ стерлинговъ въ годъ, положимъ, шестьсотъ въ теченіе перваго года, а затмъ оно подымалось изъ года въ годъ, пока, благодаря явнымъ заслугамъ, оно не достигнетъ высшей цифры. Въ настоящую минуту мой долгъ равнялся только моему жалованью за первый годъ. Каждый старался дать мн денегъ взаймы, но я отклонялъ большую часть такихъ ссудъ подъ тмъ или инымъ предлогомъ, такимъ образомъ мой денежный долгъ равнялся только 300 фунтовъ стерлинговъ, другіе же 300 фунтовъ представляли мои расходы на жизнь и мои покупки. Я полагалъ, что жалованья второго года хватитъ мн на остатокъ этого мсяца, если я буду благоразумнымъ и экономнымъ, и я намревался взять себя въ руки. По окончаніи моего мсяца, вернется изъ своего путешествія мой хозяинъ и мои дла опять придутъ въ надлежащій видъ, такъ какъ я сейчасъ же распредлю между моими кредиторами мое двухгодовое жалованье юридическимъ порядкомъ, а затмъ примусь съ чистой совстью за работу.
Это былъ восхитительный званый обдъ на четырнадцать персонъ. Герцогъ и герцогиня Шордичъ съ дочерью своей леди Аннъ-Гресъ-Элеоноръ-Селэстъ и такъ дале, и такъ дале, и такъ дале… де-Богенъ, графъ и графиня, Ньюгэтъ, виконтъ Чипсойдъ, лордъ и леди Блатерскайтъ, нсколько нетитулованныхъ особъ обоего пола, самъ посланникъ, его жена и дочь, и гостившая у нихъ подруга этой дочери, англійская двушка двадцати двухъ лтъ, по имени Порція Лэнгамъ, въ которую я влюбился въ дв минуты, а она въ меня — я могъ замтить это безъ труда. Былъ тутъ еще одинъ гость, американецъ… Но я немного забжалъ впередъ. Когда собравшееся общество находилось еще въ гостиной, нетерпливо ожидая вкуснаго обда и холодно осматривая запоздавшихъ, лакей доложилъ:
— Мистеръ Ллойдъ Гастингсъ.
Посл обмна обычныхъ привтствій, Гастингсъ бросилъ на меня мимолетный взглядъ и прямо подошелъ ко мн, дружески протянулъ мн руку, затмъ, готовясь пожать мою, вдругъ остановился и вымолвилъ въ смущеніи:
— Прошу извиненія, сэръ, мн показалось, что я васъ знаю.
— Ну да, вы меня знаете, старый дружище!
— Нтъ! неужели это вы… вы…
— ‘Жилетный карманъ монстръ?’ Это я, дйствительно. Не бойтесь называть меня моимъ шутливымъ прозвищемъ, меня уже пріучили въ нему.
— Ладно! чудесно! вотъ такъ сюрпризъ! Разъ или два я встртилъ ваше имя въ связи съ этимъ прозвищемъ, но никогда мн и въ голову не приходило, что вы и есть Генри Адамсъ, о которомъ упоминалось. Вдь не прошло и шести мсяцевъ съ тхъ поръ, какъ вы служили письмоводителемъ на жалованьи у фирмы Блакъ Гопкинсъ въ Санъ-Франциско и просиживали цлыя ночи за добавочныя, помогая мн сводить и проврятъ различные счеты и дловыя бумаги. Подумать только, что вы въ Лондон, обладатель милліоновъ и выдающаяся знаменитость! Ну просто сказка изъ ‘Тысячи и одной ночи’! Голубчикъ, я не могу придти въ себя отъ удивленія, не въ силахъ представить себ реальную сущность этого. Дайте мн время опомниться отъ этого головокружительнаго извстія.
— Дло въ томъ, Ллойдъ, что я сбитъ съ толку не мене вашего. Я самъ не въ состояніи представить себ реальность моего новаго положенія.
— Боже мой! Это поразительно! не такъ ли? Постойте, сегодня ровно три мсяца, какъ мы съ вами пошли въ трактиръ ‘Рудокоповъ’.
— Нтъ, въ трактиръ ‘Веселіе’.
— Врно, это былъ трактиръ ‘Веселіе’, пошли мы туда въ два часа утра и вамъ подали баранью котлетку и кофе посл кропотливой шестичасовой возни со всей этой канцелярщиной, а я еще старался уговорить васъ отправиться со мною въ Лондонъ и предлагалъ раздобыть для васъ отпускъ и уплатить вс ваши дорожные расходы, да еще дать вамъ кое-что сверхъ этого, если мн посчастливится въ моемъ дл, вы же не хотли и слушать меня, говорили, что мн не удастся это дло, и что вамъ нельзя терять нить работы по возвращеніи, потратить Богъ знаетъ сколько времени, чтобы снова очутиться въ курс дла. И однако я нахожу васъ здсь. Какъ все это странно! Какимъ образомъ вы попали сюда и что дало вамъ такой безпримрный толчекъ въ гору?
— О, чистйшая случайность. Это длинная исторія… Каждый назоветъ это романомъ. Я вамъ все разскажу, только не теперь.
— Когда же?
— Въ конц этого мсяца.
— Да вдь до конца остается боле двухъ недль. Это черезчуръ долгій срокъ для испытанія человческаго любопытства. Идетъ черезъ недлю?
— Не могу. Вы скоро узнаете, почему. Ну, а какъ ваши торговыя дла?
Веселость его исчезла моментально и онъ сказалъ со вздохомъ:
— Вы оказались настоящимъ пророкомъ, Галь, настоящимъ пророкомъ. Для меня было бы лучше не прізжать сюда. Не хочется и говорить объ этомъ.
— Но вы должны это сдлать. Вы пойдете со мною, когда мы уйдемъ отсюда, останетесь у меня ночевать и разскажете все.
— О, вы позволяете? вы не шутите?— И на глаза его навернулись слезы.
— Да, я хочу узнать всю исторію, сначала до конца.
— Какъ я вамъ признателенъ! Найти снова человческое участіе въ голос, въ глазахъ ко мн, и къ моимъ дламъ, посл того, что я здсь вынесъ… Боже! благодарю тебя на колнахъ за это!
Онъ крпко схватилъ и сжалъ мою руку и затмъ былъ въ дух и оживился къ обду, который такъ и не состоялся. Случилась обычная исторія, исторія, которая постоянно повторяется благодаря нелпой англійской систем: вопросъ о старшинств за обдомъ не могъ быть ршенъ и обдъ не состоялся. Англичане всегда отобдаютъ у себя, прежде чмъ идти на званый обдъ, потому что они-то знаютъ, какому риску подвергаются, но никто и никогда не предупреждаетъ иностранца и послдній въ простот сердца попадаетъ въ ловушку. Разумется, изъ насъ никто не пострадалъ, такъ какъ вс мы уже обдали, не будучи новичками, исключая Гастингса, а онъ узналъ отъ посланника, когда тотъ пригласилъ его, что въ уваженіе въ англійскому обычаю у него не было приготовлено никакого обда. Каждый взялъ подъ руку даму и вс торжественно вступили въ столовую, потому что принято совершать это передвиженіе, но тутъ начался споръ. Герцогъ Шордичъ хотлъ занять первое мсто за столомъ, доказывая, что онъ по рангу стоялъ выше посланника, который былъ представителемъ только націи, а не монарха, но я отстаивалъ свои права и не соглашался уступить ему. Въ столбц новостей я занималъ мсто на ряду со всми герцогами некоролевской крови, я такъ и сказалъ, требуя первенства передъ названнымъ герцогомъ. Разумется, пренія наши не могли быть ршены тми доводами, которые мы приводили, онъ въ конц концовъ (и вопреки здравому смыслу) пробовалъ блеснуть рожденіемъ и древностью своего рода, а я выступилъ передъ нимъ ‘якобы’ его завоеватель и ‘подзадорилъ’ его Адамомъ, котораго я былъ прямымъ потомкомъ, какъ показывало мое имя, тогда какъ онъ былъ боковою втвью, какъ свидтельствовало его имя и его позднйшее норманское происхожденіе, и такъ вс мы торжественнымъ маршемъ вернулись назадъ въ гостинную и закусили стоя — подаютъ сардинки и землянику, вы группируетесь вокругъ стола и кушаете не садясь. Здсь культъ застольнаго старшинства не такъ стснителенъ: два лица самаго высокаго ранга бросаютъ шиллингъ, лицо выигравшее идетъ первымъ за своимъ угощеніемъ, а потерявшему достается шиллингъ. Два слдующія по рангу лица продлываютъ тоже, затмъ два слдующія за ними — тоже и т. д.
По окончаніи закуски принесли столы и мы вс услись за карты по шести пенсовъ за роберъ. Англичане никогда не играютъ въ карты ради забавы. Если они не имютъ въ перспектив выигрыша или проигрыша — все равно какого — они не станутъ играть.
Мы прелестно провели время, а именно, двое изъ насъ — миссъ Лэнгамъ и я. Я былъ такъ очарованъ ею, что не могъ сосчитать своихъ картъ, когда на рукахъ у меня было боле двухъ мастей, я не замчалъ, когда я удачно ходилъ и мн всякій разъ приходилось начинать игру съизнова, я бы постоянно оставался въ проигрыш, но молодая двушка длала т же промахи, такъ какъ находилась совершенно въ такомъ же состояніи, какъ я, вслдствіе этого никто изъ насъ не могъ окончить своей игры, да мы и не заботились объ этомъ, мы знали только, что мы счастливы и ничего другого знать не желали и намъ не хотлось превратить игру.
Я сказалъ ей — да, я это сдлалъ!— сказалъ, что я полюбилъ ее, а она… Ну, она вспыхнула до корня волосъ, но ей были пріятны мои слова, она сказала, что тоже любитъ.
О, какой это былъ чудный вечеръ! Всякій разъ, какъ я отбиралъ у нея карты, я успвалъ прибавить ‘postscriptum’, всякій разъ, какъ она отбирала ихъ у меня, она увдомляла меня о полученіи его, считая также карты, я не могъ сказать ни одной фразы, обычной въ игр, безъ того, чтобы не прибавить: ‘Господи! Какъ ты прелестна’, а она считала: ‘Пятнадцать два, пятнадцать четыре, пятнадцать шесть, восемь да восемь будетъ шестнадцать — ты такъ думаешь?’ — вскинувъ на меня изъ подъ рсницъ взглядъ полный нжности и лукавства. О, это было слишкомъ много счастія!
Ну, я объяснился съ ней честно и вполн откровенно, сказалъ ей, что у меня нтъ ни единаго цента за душой, а только одинъ единственный банковый билетъ въ милліонъ фунтовъ стерлинговъ, о которомъ она слышала столько толковъ, и онъ не былъ моимъ, это возбудило ея любопытство и я заговорилъ тихо, и разсказалъ ей всю исторію съ самаго начала, а она хохотала до упаду. ‘Я’ не могъ понять, что смшного нашла она въ моемъ разсказ, но фактъ былъ на лицо: черезъ каждыя полминуты какая нибудь новая подробность вызывала у нея припадокъ смха и, чтобы дать ей оправиться, я долженъ былъ останавливаться на полторы минуты. Она смялась до боли, до дурноты, въ жизни своей я еще не видалъ ничего подобнаго. Я хочу сказать, что еще не видалъ никогда, чтобы горестная исторія — исторія мученій, безпокойствъ и страховъ какого нибудь лица — произвела именно такое впечатлніе. И я полюбилъ ее еще крпче, видя, что она могла быть такъ весела, когда тутъ не предстояло ничего веселаго, вдь мн скоро будетъ необходима именно такая жена, при томъ оборот, какой должны были принять мои обстоятельства. Разумется, я сказалъ ей, что намъ придется подождать годика два, пока я не развяжусь со всми длами, но она и не думала ждать, а только надялась, что я стану очень, очень остороженъ въ своихъ издержкахъ и не допущу, чтобы они унесли послднюю надежду на наше жалованье третьяго года. Затмъ она выказала легкое безпокойство, ей ужасно хотлось наврно узнать, не ошибся-ли я какъ-нибудь и не поднялъ-ли свое жалованье за первый годъ до боле высокой цифры, чмъ та, какую мн могли назначить. Это былъ голосъ здраваго смысла и я почувствовалъ въ себ меньше самонадянности, чмъ прежде, но это же внушило мн прекрасную дловую идею и я откровенно высказалъ ее.
— Порція, дорогая, ты не побоишься пойти со мною въ тотъ день, когда я долженъ буду явиться къ этимъ старымъ джентльменамъ?
Она слегка вздрогнула, но сказала:
— Н… нтъ, если присутствіе мое можетъ придать теб бодрости. Но… будетъ-ли это вполн прилично, какъ ты думаешь?
— Нтъ, я не знаю, прилично-ли это, на самомъ дл боюсь, что нтъ. Но, видишь-ли, тутъ такъ много зависитъ отъ этого, что…
— Въ такомъ случа я непремнно пойду, прилично это или неприлично,— сказала она съ чуднымъ, великодушнымъ энтузіазмомъ.— О, я буду такъ счастлива, думая, что помогаю теб.
— Помогаешь, любимая? Да все будетъ сдлано тобою. Ты такая красавица, такъ прелестна и обворожительна, что съ тобою я буду въ состояніи забрать наше жалованье грудами, пока эти добрые старички не обанкрутятся въ конецъ: у нихъ не хватитъ духу для борьбы.
Посмотрлъ бы читатель, какимъ яркимъ заревомъ вспыхнуло ея лицо, какъ радостно засіяли ея глаза!
— Ахъ ты гадкій льстецъ! Нтъ ни словечка правды въ томъ, что ты сказалъ, но я всетаки пойду съ тобою. Можетъ быть, это научитъ тебя не надяться, что другіе люди станутъ смотрть на меня твоими глазами.
Разсялись-ли мои сомннія? Вернулась-ли во мн моя смлая самонадянность? Пусть судитъ читатель по слдующему факту: тайно про себя, я тутъ же поднялъ цифру своего жалованья за первый годъ до тысячи двухсотъ фунтовъ стерлинговъ. Но я не сказалъ ей объ этомъ, я хотлъ сдлать ей сюрпризъ.
Всю дорогу домой я виталъ въ облакахъ, Гастингсъ говорилъ, а я не слыхалъ ни одного слова. Когда онъ и я вошли въ мою гостиную, онъ вернулъ меня въ дйствительности пылкими восхваленіями комфорта и роскоши моей обстановки.
— Дайте мн постоять тутъ минуточку и наглядться до-сыта! Господи, это дворецъ, совсмъ таки дворецъ. И тутъ все, чего только можетъ пожелать душа — вмст съ веселымъ огнемъ въ комнат и съ ужиномъ, который стоитъ на готов. Генри, это не только заставляетъ меня осязательно почувствовать, какъ вы богаты, но это заставляетъ меня почувствовать до мозга костей, какъ я бденъ… какъ я бденъ и какъ несчастенъ, какъ я разбитъ, пораженъ, уничтоженъ!
Чортъ бы его побралъ! отъ этихъ словъ у меня по кож пошелъ морозъ. Ужасъ привелъ меня въ сознаніе и заставилъ ясно понять, что я стою на вулкан. Я не зналъ, что то были пустыя грезы, т. е. я не позволялъ себ знать это минуту назадъ, но теперь… о, Боже! По уши въ долгахъ, безъ единаго цента въ карман, держа въ своихъ рукахъ счастье или гибель прелестной двушки и не видя ничего впереди кром жалованья, которое, быть можетъ, никогда… по всей вроятности никогда не осуществится! Охъ, охъ, охъ! Я погибъ безвозвратно! нтъ мн спасенія!
— Генри, самыя ничтожныя крохи вашего ежедневнаго дохода могли бы…
— Охъ, мой ежедневный доходъ! Пожалуйте сюда, вотъ горячая шотландская циска — развеселите свою душу. Она тутъ возл васъ! Или нтъ… вы голодны, присядьте и…
— Мн не състь и кусочка, я не чувствую голода. Я не могу сть эти дни, но я буду пить съ вами до-мертва.
— Я не отстану отъ васъ хоть бы вы выпили цлую бочку! Готово? За ваше здоровье! Ну, а теперь, Ллойдъ, изложите-ка мн свою исторію, пока я приготовляю этотъ напитокъ.
— Что же, съизнова ее излагать?
— Съизнова? Что хотите вы сказать?
— Ну я думалъ, что вы хотите услышать ее снова?
— Хочу-ли я услышать ее снова? Вы ставите меня въ тупикъ. Постойте! не пейте больше этой жидкости. Эго для васъ не годится.
— Послушайте, Генри, вы меня пугаете. Разв я не разсказалъ вамъ всей исторіи по дорог сюда?
— Вы?
— Ну да, я.
— Пусть меня повсятъ, если я слышалъ хоть одна слово.
— Генри, шутки въ сторону. Меня безпокоитъ это. Что такое длали вы тамъ, у посланника?
Я овладлъ собою, какъ подобаетъ мужчин.
— Я взялъ прелестнйшую двушку въ мір… въ плнъ!
Онъ стремительно бросился во мн и мы принялись жать другъ другу руки и жали такъ, что рукамъ стало больно, и онъ не бранилъ меня за то, что я не слыхалъ ни одного слова изъ его исторіи, которая длилась цлыхъ три мили. Онъ услся и разсказалъ все снова, какъ терпливый, добрый малый, какимъ онъ былъ. Вкратц вотъ сущность его разсказа: онъ прибылъ въ Англію съ самыми радужными надеждами, по ‘условію’ онъ долженъ былъ продать горнозаводскіе участки отъ имени ихъ владльцевъ и въ его пользу оставалось все, что будетъ свыше одного милліона долларовъ. Онъ энергично взялся за это дло, пустивъ въ ходъ всю изворотливость своего ума, испробовавъ вс честныя средства, израсходовавъ почти вс свои сбереженія и не нашелъ ни одного капиталиста, который захотлъ бы выслушать его, а срокъ его условія истекалъ въ конц этого мсяца. Словомъ, онъ былъ раззоренъ. Затмъ онъ вскочилъ съ своего мста и вскричалъ:
— Генри, вы можете спасти меня! Вы можете спасти меня и вы единственный человкъ во всемъ мір, который можетъ это сдлать. Сдлаете-ли вы это? Захотите-ли вы это сдлать.
— Скажите мн, какъ. Выскажите свою мысль, голубчикъ.
— Дайте мн милліонъ и на что вернуться на родину подъ мое ‘условіе’! Не откажите, не откажите мн!
Я былъ словно въ агоніи. У меня готовы были сорваться слова: ‘Ллойдъ, я самъ нищій… абсолютно безъ пенни за душой, да еще въ долгахъ!’ Но тутъ, будто молнія, въ моемъ мозгу блеснула огненная мысль, я сжалъ свои челюсти и старался утомить свое волненіе, стать хладнокровнымъ, какъ подобаетъ капиталисту. И такъ я сказалъ дловымъ спокойнымъ тономъ самообладанія:
— Я спасу васъ, Ллойдъ…
— Ну такъ я уже спасенъ! Да будетъ на вки надъ вами благословеніе Божіе! Если когда нибудь я…
— Дайте мн кончить, Ллойдъ. Я спасу васъ, но не этимъ путемъ, потому что это не будетъ для васъ выгодно, посл всхъ вашихъ хлопотъ и трудовъ, и риска, которому вы подвергались. Мн не на руку покупать рудники, я и безъ этого могу пускать свой капиталъ въ оборотъ въ такомъ торговомъ центр, какъ Лондонъ, поэтому я тутъ и остаюсь все это время. Но вотъ что я сдлаю для васъ. Вдь я знаю все объ этихъ рудникахъ, мн извстна ихъ огромная цнность и я могу засвидтельствовать это подъ присягою каждому, кто пожелаетъ. Вы продадите ихъ впродолженіе двухъ недль за три милліона долларовъ, открыто воспользовавшись моимъ именемъ, а прибыль мы подлимъ между собою поровну.
Онъ такъ расходился, въ порыв безумной радости, что спалилъ бы и переломалъ бы все, что было въ комнат, еслибы мн не удалось повалить и связать его.
И такъ онъ лежалъ у меня, вполн счастливый, повторяя:
— Я могу воспользоваться вашимъ именемъ! Вашимъ именемъ… подумать только! Голубчикъ, да вдь они повалятъ гуртомъ, какъ стадо барановъ, эти лондонскіе тузы, они будутъ драться за эти рудники. Вы осчастливили меня, осчастливили навсегда! И я не забуду этого до конца своей жизни.
Мене чмъ въ двадцать четыре часа въ Лордон только и говорили объ этихъ рудникахъ! День за днемъ я ничего не длалъ, а только сидлъ у себя дома и говорилъ всмъ постителямъ:
— Да, я разршилъ ему сослаться на меня. Я знаю этого человка и знаю также рудники эти. Репутація его безупречна, а рудники стоютъ гораздо дороже, чмъ онъ проситъ за нихъ.
Въ то же время вс свои вечера я проводилъ въ дом посланника, съ Порціей. Я не сказалъ ей ни слова о дл съ рудниками, я хотлъ сдлать ей сюрпризъ. Мы говорили о жалованьи, ни о чемъ другомъ не говорили, кром жалованья и любви, иногда о любви, иногда о жалованьи, иногда о любви и жалованьи вмст. И Боже мой! участіе, какое принимали въ нашемъ маленькомъ дл жена и дочь посланника, безконечная изобртательность ихъ, чтобы избавить насъ отъ помхи и оставить посланника въ полномъ невдніи и ничего неподозрвающимъ… все это было такъ мило съ ихъ стороны.
Когда наконецъ прошелъ этотъ мсяцъ, у мена лежало въ Лондонскомъ банк на мое имя милліонъ долларовъ и Гастингсъ помстилъ свои деньги тамъ же. Одвшись, какъ подобало моему настоящему блестящему положенію, я прохалъ мимо дома на Портландъ-Плэсъ, понялъ по нкоторымъ даннымъ, что мои птицы вернулись въ себ домой, отправился къ посланнику за своей ненаглядной и мы пустились въ путь, обсуждая изо всхъ силъ вопросъ о жалованьи. Возбужденіе и безпокойство придавали ея красот такой нестерпимый блескъ, что я сказалъ ей:
— Радость моя, ты такъ хороша въ эту минуту, что было бы преступленіемъ урзать хоть одно пенни изъ жалованья по три тысячи фунтовъ въ годъ.
— Генри, Генри, ты погубишь насъ!
— Да не пугайся же. Оставайся такою, какъ теперь, и доврься мн. Все устроится великолпно.
Случилось такъ, что мн пришлось всю дорогу поддерживать ея мужество. Она все уговаривала меня, повторяя:
— О, прошу тебя, не забывай, что если мы станемъ требовать слишкомъ много, то, пожалуй, не получимъ совсмъ никакого жалованья, а тогда, что станется съ нами, безъ всякихъ средствъ къ заработку?
Насъ ввелъ тотъ же лакей и мы застали здсь этихъ двухъ старыхъ джентльменовъ. Разумется, они изумились, увидвъ это дивное созданіе со мною, но я сказалъ имъ:
— Вамъ нечего смущаться, джентльмены, она — моя будущая поддержка и супруга.
И я представилъ ихъ ей, назвавъ ихъ по имени. Это не удивило ихъ: они знали, что я долженъ былъ справиться о нихъ въ адресъ-календар. Они усадили насъ и были очень вжливы со мною, а ее всячески старались вывести изъ замшательства и, насколько было въ ихъ силахъ, успокоить. Затмъ я сказалъ имъ:
— Джентльмены, я готовъ отдать вамъ отчетъ.
— Мы рады слышать это,— сказалъ мой старикъ,— такъ какъ теперь мы можемъ разршить пари, которое было между мною и моимъ братомъ Эбелемъ. Если вы выиграли для меня, вы получите такое мсто, какимъ я только могу располагать. У васъ-ли банковый билетъ въ милліонъ фунтовъ стерлинговъ?
— Вотъ онъ, сэръ,— и я передалъ ему билетъ.
— Я выигралъ!— весело крикнулъ онъ и хлопнулъ Эбеля по спин.— Теперь, что скажешь ты, братъ?
— Я вижу, что онъ остался въ живыхъ, а я проигралъ двадцать тысячъ фунтовъ. Я бы никогда этому не поврилъ.
— Мн надо сдлать вамъ еще сообщеніе,— сказалъ я,— и довольно пространное. Я бы хотлъ, чтобы вы позволили мн явиться въ вамъ вскор и разсказать вамъ подробно всю мою исторію за этотъ мсяцъ, могу васъ уврить, что она заслуживаетъ вашего вниманія. А пока взгляните вотъ на это.
— Что это, милйшій? Свидтельство на вкладъ въ 200.000 фунтовъ стерлинговъ? Это ваши деньги?
— Мои. Я пріобрлъ ихъ благодаря разумному пользованію въ теченіе тридцати дней этой маленькой ссудой, которую вы мн дали. Единственное употребленіе, сдланное мною изъ нея, была покупка разныхъ пустяковъ и предложеніе размнять билетъ.
— Постойте, это удивительно! Это невроятно, милйшій!
— Ладно! я докажу это. Не принимайте моего слова на вру.
Но теперь наступила очередь Порціи выразить свое изумленіе. Глаза ея были широко открыты и она сказала:
— Генри, это дйствительно твои деньги? Ты, значитъ, мн лгалъ?
— Да, моя радость. Но ты простишь меня, я это знаю.
Она приняла сердитый видъ и сказала:
— Не будь такимъ самоувреннымъ. Ты скверный мальчикъ, что такъ обманулъ меня!
— О, твой гнвъ пройдетъ, моя прелесть, ты перестанешь на меня сердиться, вдь ты знаешь, это была только шутка. Ну, пойдемъ теперь отсюда.
— Да постойте, постойте же! А мсто? Я хотлъ дать вамъ мсто,— сказалъ мой старикъ.
— Вотъ что,— сказалъ я,— я несказанно вамъ благодаренъ, но, право, мн не надо никакого мста.
— Но вдь вы можете получить самое лучшее изъ тхъ, какими я располагаю.
— Еще разъ благодарю отъ всей души, но мн не надобно даже этого мста.
— Генри, мн совстно за тебя. Ты не хочешь, какъ слдуетъ поблагодарить этого добраго джентльмена. Моіу я это сдлать за тебя?
— Въ самомъ дл, милочка, сдлай это, если можешь, лучше. Мы посмотримъ, какъ ты это сдлаешь.
Она подошла къ моему старику, вскочила къ нему на колни, обвила его шею руками и поцловала его въ губы. Тутъ два старые джентльмена громко разсмялись, но я просто окаменлъ отъ изумленія, какъ читатель легко пойметъ. Порція заговорила:
— Папа, онъ сказалъ, что у тебя въ распоряженіи нтъ мста, которое бы онъ взялъ, и я чувствую себя такъ же оскорбленной, какъ…
— Моя любимая!.. разв это твой папа?
— Да, онъ мой отчимъ и я его ужасно люблю. Ты понимаешь теперь, не правда-ли? Почему я такъ хохотала, когда ты разсказывалъ мн у посланника, не зная моихъ родныхъ, какихъ мученій и хлопотъ надлали теб папа и дядя Эбель своимъ пари.
Разумется, я заговорилъ теперь смло, безъ дурачествъ, и прямо пошелъ къ цли:
— О, мой дорогой, дорогой сэръ, я беру назадъ свои слова. У васъ есть свободное мсто, которое я хочу занять.
— Назовите его.
— Мсто зятя.
— Ладно, ладно! Только знайте, что если вы никогда не служили въ этомъ званіи, то, само собою разумется, вы не можете представить одобрительныхъ отзывовъ, которые бы удовлетворяли условіямъ контракта, а потому…
— Испытайте меня… о, сдлайте это, умоляю васъ! Испытайте меня только въ теченіе тридцати или сорока лтъ и если…
— О, хорошо, будь по вашему, вы просите немногаго. Возьмите ее съ Богомъ!
Счастливы ли мы оба? Не найдется словъ, чтобы описать вполн наше счастіе. А когда Лондонъ узналъ, день или два дня спустя, всю исторію моихъ приключеній съ этимъ банковымъ билетомъ и финалъ этихъ приключеній, говорилъ-ли Лондонъ и долго ли объ этомъ предмет? Да.
Папаша моей Порціи отнесъ этотъ билетъ, принесшій мн успхъ и удачу, обратно въ англійскій банкъ и размнялъ его на наличныя деньги, тогда банкъ перечеркнулъ его и подарилъ ему, а онъ отдалъ его намъ въ день нашей свадьбы и билетъ этотъ съ тхъ поръ постоянно вислъ въ рамк на самомъ священномъ мст у насъ въ дом, потому что билетъ этотъ далъ мн мою Порцію. Не будь его у меня, я не остался бы въ Лондон, не пошелъ бы представиться американскому посланнику и никогда не встртился бы съ нею. И такъ я всегда говорю: ‘Да, какъ видите, это билетъ въ милліонъ фунтовъ стерлинговъ, но за все свое существованіе онъ сослужилъ мн только одну службу и такимъ образомъ принесъ мн наличными только одну десятую часть своей стоимости’.