БАЙРОНОВА УРНА,
ПОЭМА
Д. ТРИЛУННАГО 1).
БАЙРОНОВА УРНА,
ПОЭМА
Д. ТРИЛУННАГО 1).
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
VII.
VIII.
IX.
X.
XI.
Байронова урна, Трилунный Дмитрий Юрьевич, Год: 1832
Время на прочтение: 8 минут(ы)
1) По двумъ большимъ отрывкамъ — (другой помщается въ Молв) — читатели могутъ Предположительно судить о моей поэм. Желая изобразить характеръ Байрона, я вникалъ въ его сочиненія, и заимствовалъ изъ никъ то, что соотвтствовало моей цли. Возрожденіе отчизны Гомера было просвтлніемъ души Байрона, дотол дремавшей въ тсныхъ предлахъ свтской жизни. Святая битва Грековъ за Вру и права своей родины, описаніе развалинъ Рима и Греціи, вотъ источники, изъ коихъ я почерпнулъ мою поэму. Она раздлена на двадцать главъ, и заключаетъ въ себ до трехъ тысячъ стиховъ. Цна для гг. подписчиковъ съ пересылкою пять рублей. Требованія могутъ быть посылаемы въ Санктпетербургскій Почтамтъ, въ Газетную Экспедицію, съ надписью: Автору Поэмы, Байронова Урна. Подписка принимается до 1 Сент. текущаго 1832 года. Соч.
Чья пснь промчалась въ тишин,
Надъ синемъ моремъ, при лун?
‘Кто безъ надеждъ осиротлъ,
При жизни къ жизни охладлъ,
Тому отчизны въ мір нтъ.
Печальный странникъ, съ юныхъ лтъ
Въ борьб съ грозой онъ возмужалъ,
И жизни лучшіе цвты —
Прекрасной юности мечты —
На тернъ сомнній промнялъ.
Задумчивъ, мраченъ, нелюдимъ*
Ввряя грусть волнамъ сдымъ
Онъ одинокъ въ полночной мгл
Безъ цли бродитъ по скал,
То близь могилъ онъ погруженъ
Какъ бы въ могильный, тихой сонъ,
Млочитъ, — но бездны тишина
Для наблюдателя страшна.
Такъ иногда предтечей бурь
Сіяетъ кроткая лазурь.
‘Есть отблескъ думы на чел’:
Презрнье къ жизни и земл.
Судьба, какъ лицемрный врагъ,
Слдитъ добычи каждый шагъ,
И не тому, кто нищъ душой,
Она грозитъ своей враждой,
Но кто безъ малодушныхъ слезъ
Мужаетъ въ дни сердечныхъ грозъ*
Тому терновый жизни путь
Она надъ бездной проведетъ,
И много страждущая грудь
Тяжелыхъ бурь перенесетъ.
Убогой кельи мирный кровъ
Едва замтенъ для толпы,
Но современники вковъ —
Твердынь гранитные столпы*
И плющъ надъ сдиной громадъ,
И ровъ заглохшій у стны —
О чемъ-то сердцу говорятъ
На память дальней старины.
‘Однообразной жизни шумъ
Страшне бдъ, мрачне думъ.
Счастливъ, кто вызвалъ смерть въ бою
За честь, и родину свою,
Или съ улыбкой, при громахъ,
Исчезъ торжественно въ волнахъ!
Но на утес голомъ жить,
И смертью медленной изныть,
Встрчая свтлыхъ дней восходъ
Надъ тихой бездной синихъ водъ…
Какъ безконеченъ сей конецъ!
Такъ иногда полумертвецъ
Томится, бьется подъ землей,
И чуетъ въ гроб скользкой рой
Надъ грудью сжатой межъ досокъ!
Какъ въ смрадной кель огонекъ
Погаснетъ онъ въ могильной мгл
Съ укоромъ небу на чел.
‘Прощай, мой замокъ родовой!
Ужь море стонетъ подъ грозой,
И облеклись порфирой мглы
Пирамидальныя скалы.
Прощай!… Но мн кого-то жаль!
О чемъ, о чемъ моя печаль?
Что плачу я, когда о мн
Ни кто слезинки не прольетъ?…
Чья тнь на звздной вышин
Слдитъ мой челнъ въ пустын водъ….
Я въ родин безроденъ былъ!
Одну могилу въ ней любилъ 1)…
И та травою заростетъ!—
1) Въ своихъ Запискахъ и Чайльд-Гарольд, Байронъ часто оплакиваетъ безвременную смерть той, которую онъ любилъ. Имя ея, (равно какъ и судьба), осталось неизвстно. Судя по нкоторымъ строфамъ, можно предположить, что измна Байрона была причиною ея смерти.
‘То были радостные дни?
Забудуль ихъ? Но гджь они?
Воспоминаній херувимъ
Донын кроткою звздой
Еще сіяетъ надо мной.
Я счастливъ былъ… я былъ любимъ!..
Мечты, любовь безумный бредъ!
Кумиръ тхъ юношескихъ лтъ,
Когда неопытной душою
Всему мы вримъ на земл!
Но утомясь судьбы игрою,
Съ холодной думой на чел
Мечтать по прежнему не смя
Мы вс надежды преживемъ,
И бури въ юности пося
Подъ старость плодъ ихъ соберемъ.
Жизнь сердца не въ кругу природы,
Въ немъ вковчныхъ правилъ нтъ,
Оно — смсь рабства и свободы,
Въ немъ слиты вмст: мракъ и свтъ.
‘Я не достигъ до дней преклонныхъ,
Но думы въ пропастяхъ бездонныхъ
Безъ провожатаго блуждалъ,
И горе жизни испыталъ.
Мое отечество — пустыня,
Тамъ новый міръ предстанетъ мн,
Тамъ недоступная святыня
Разоблачится въ тишин….
Но если адскій духъ сомнній
Мою пустыню поститъ?
Но если мой хранитель геній
Моей души не охранитъ,
И я какъ новый Абадона
Низринусь въ бездну съ небосклона?
‘Есть въ жизни мигъ — онъ пролетитъ,
И человка обезславитъ:
Источникъ жизни онъ отравитъ,
Святыню чувствъ опустошитъ.
У каждой бездны есть привратникъ,
Приди, взгляни — и мдный латникъ 1)
Низринувъ жертву въ пустоту,
Созжетъ, задушитъ на лету.
Есть связь въ пучин преступленья,
Въ семь пороковъ есть родство,
Всегда зависитъ отъ мгновенья
Полублагое существо.
Морей таинственныя бездны
Не безграничны. Факелъ звздный,
Или магнитная стрла,
Или гранитная скала
Своей вершиной блоснжной —
Укажутъ путь и доведутъ.
Но чья ладья найдетъ пріютъ
Въ теб, страстей хаосъ мятежный,
Туманный, бурный и безбрежный?
1) Законъ тяготнія. Онъ существуетъ и въ нравственномъ мір.
‘Чей духъ могущъ, тому покой —
Какъ тяжкій бичъ. Смле бури
Онъ отрясая прахъ земной
Несется въ горній храмъ лазури
И обтекаетъ высоты
На крыльяхъ радужной мечты.
Заманчивъ бытъ разнообразной,
Дыханье бурь, гроза тревогъ,
Но чувство гаснетъ въ жизни праздной,
Такъ позабытый огонекъ
Едва дыша въ пустын тлетъ,
Такъ мечъ отъ ржавчины тупетъ.
‘Несносенъ мн тотъ полумертвый вкъ,
Гд все посредственностью дышетъ,
Гд творческой душою человкъ
Роднаго отзыва не слышитъ.
Гд эгоизмъ для самаго себя
Живетъ какъ рабъ однобразно,
Гд дружбы нтъ и сердце не любя
Безъ жизни стынетъ въ жизни праздной.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
‘Обитель думъ — лса и степь.
Предъ алтаремъ уединенья
Слагая тягостную цпь
Мужаетъ геній вдохновенья.
Душа торжественно-стройна,
Нуждаясь суетныхъ желаній
Съ однихъ небесъ сбираетъ дани,
Хотя землей окружена.
Въ восторг тихомъ и высокомъ
Она таинственно дрожитъ,
И гимнъ природы ей звучитъ, *
Какъ волны на мор глубокомъ.
‘Но быть въ толп безчувственныхъ людей
Оковану приличіемъ безумнымъ,
Безъ цли жить, шутомъ пустыхъ страстей,
Изныть дутой въ хаос людномъ, шумномъ,
Гд все, что въ даръ природою дано,
Намъ кажется преступно иль смшно,
Гд душно намъ подъ маскою искусства,
Гд рой существъ, а нтъ и существа,
Чтобъ раздлить души святыя чувства,
Гд Богъ — не Богъ, а люди — божества!
Вотъ міръ! Вотъ жизнь! Вотъ адъ!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Теб ль понять мои печали,
Толпа, шумящая въ сей бездн бытія?
И въ цлый вкъ бы мы другъ друга не позна.т!
Печальный міръ, простимся жь, какъ друзья,
Я оскорблялъ не разъ тебя упрекомъ,
Но можетъ быть не столь коваренъ ты?
Но можетъ быть въ держав суеты
Я повстрчался бъ съ человкомъ?
‘Бушуй, свободный океанъ!
Ты мн судьбой въ отчизну данъ.
Вотще надъ бездною твоей
Блуждаютъ стаи кораблей,
, Ихъ легкій слдъ на мигъ одинъ
Браздишь чело твоихъ равнинъ.
Властолюбивый человкъ
Поработилъ твой мирный брегъ,
Не смя дерзкою стопой
Попрать порфиры голубой.
Надъ міромъ властвовать любя,
Онъ не присвоитъ у тебя
Твоихъ мятежныхъ, черныхъ волнъ,
Теб корабль — какъ утлый челнъ!
Неодолимый исполинъ,
Когда все бревно на земл —
Съ вками споришь ты одинъ,
И на сдомъ твоемъ чел
Сатурнъ не наклеймитъ морщинъ.
Скажи: гд Греція? гд Римъ?
Не ты ли плескомъ волнъ глухимъ
Ихъ потшалъ въ былые дни?
Все тотъ же ты? Но гд жъ они?
Ужь ты давно оплакалъ ихъ
Надгробнымъ гимномъ волнъ сдыхъ.
Эмблема вчной красоты,
Какъ въ первый день явился ты
Необозримо роковой: 1
Таковъ и нын образъ твои.
Онъ отражаетъ въ глубин
То черный ликъ громовыхъ тучъ,
То солнце въ свтлой вышин.
Глубокъ ты, грозенъ и могучъ!
Неси жъ мой челнъ къ развалинамъ востока!
Моя душа не будетъ одинока
Въ семь знакомыхъ тхъ гробовъ,
Гд прахъ почилъ полубоговъ’
Глубокой древности могила
Покрыта пепломъ вковымъ,
Но память! ты клеймомъ святымъ
Безсмертье храбрыхъ заклеймила.
Безстрастный херувимъ земной,
Теб чужда живущихъ злоба,
Ты съ орифламмою святой