‘Отчественныя Записки’, No 7, 1855
Азовское сидение. Историческое сказание в лицах, в пяти актах и девяти картинах. Нестора Кукольника…, Кукольник Нестор Васильевич, Год: 1855
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Азовское сидніе. Историческое сказаніе въ лицахъ, въ пяти актахъ и девяти картинахъ. Нестора Кукольника. Санктпетербургъ. 1865. Въ бол. 8-ю д. л. 161 стр.
Дйствіе этого ‘историческаго сказанія въ лицахъ’ происходитъ въ 1641 г. и заключается въ оборон донскими казаками Азова, который осаждаютъ турки. Осада длится давно, какъ вдругъ прізжаетъ въ станицу новый гонецъ, по Фамиліи Порошинъ.
‘Сказалъ я, братцы, еще въ Азов, самому Войсковому:
‘Не сниму зипуна этого, съ паши добытаго,
‘Не стану на порогъ дома ни своего, ни чужаго,
‘Ни капли горячаго не выпью,
‘Ничего варенаго въ ротъ не возьму,
‘Пока не дамъ знать въ Городъ, да въ Разряды, да въ Станицу,
‘Да не вернусь въ Азовъ съ молодецкой помочью!’
‘Пришелъ на Азовъ часъ послдній! Саранча налетла… Облило море вороговъ славную Казачью добычу. Пришло войско великое отъ двнадцати бусурманскихъ народовъ… Не разсказывать вамъ-стать, Атаманы-молодцы, и вамъ, люди бывалые: сами знаете сераскира Силистрійскаго Гуссейна.— Велика честь нашему Казачеству, что всю силу Турецкую на себя подняли! Знать, вымряли Казачій умъ и дородство! Да не подъ мочь стало и намъ, вашимъ врнымъ Азовскимъ сидльцамъ: изъ Москвы отъ Отца нашего Великаго, Государя Православнаго — на всточки!… А на Азов скоро пушки начинять будетъ нечмъ! Не подумайте, Атаманы-молодцы, что небывалое вымолвлю. Нтъ! Подивитесь, да позавидуйте вашимъ врнымъ братьямъ: двадцать четыре приступа, каждодневно и сряду, выдержали, а Туркамъ Азова и понюхать педали. Да не въ утху-слава! Стоимъ — твердо, стоимъ крпко, да въ пасть могил смотримъ. Турки окаянные, паче звря лютаго озлобились. Со всего свта собрали мудрыхъ морскихъ вымышленниковъ, подкопныхъ и приступныхъ промысловъ хитрыхъ городоимцевъ, планщиковъ разныхъ, пикарщиковъ {Гд у насъ курсивъ, тамъ курсивъ и у автора. Правописанія также мы не измняли.}. Войска — куда больше ста тысячъ! Пушекъ проломныхъ мы 129 насчитали. Ядра висли: убей Богъ, попадались въ два пуда 30-ть гривенокъ! Мало: при мн еще уставляли верховые зажигальные пушки! Не только по земл, по Синю-Морю станъ стоитъ… Однхъ морскихъ каторгъ тридцать дв, да галокъ, да чаекъ, какъ звзды, не сосчитаешь! Атаманы-молодцы! Братья родные! Односумы и Станичнгіки любые! Спасайте Азовъ! Спасайте честь всевеликаго Войска Донскаго! Да не прилучится Отцу Государю, по нашей вин, кручина, а намъ Царская немилость!… Не боимся смерти! Стыда боимся! Спасайте!’
Такъ говорилъ гонецъ изъ Азова, и на его кличъ поднялось все войско, старики да женщины остались въ станиц, вс прочіе ушли въ Азовъ выручать товарищей. Въ Азов защищаются храбро: мужчины дерутся, женщины копаютъ рвы, устроиваютъ валы, варятъ смолу, кипятятъ воду, и во время приступовъ льготъ съ валовъ смолу и кипятокъ на поганыхъ. Но поганымъ нтъ числа: однихъ убьютъ, другіе приходятъ. Какъ ни ухищряется оганъ Крестьянычъ Миллеръ, нмецъ родомъ, но за великія заслуги войску донскому пожалованный въ казаки и припавшій православіе — какъ ни ухищряется огацъ Крестьянычъ длать подкопы и взрывы, а турки взяли уже три вала и намрены сдлать приступъ на четвертый и послдній валъ.
‘Миллеръ: Приступъ? Изволь, Гусь-Паша, изволь! Еганъ Крестьянычъ готовъ!— Милости просимъ! Восемъ и двадцать подорвательныхъ машинъ подъ землей разставлено есть. Вы свой команду, Марій Дмитревна {Жена походнаго атамана, которая командуетъ казачками.}, не пускай рано. Не мшай Гусь-Паш немножко по воздухамъ летать. Пусть я его прежде изъ подкоповъ поздравлять буду! Пусть знаетъ язычникъ бусурменьскій, какъ съ нашимъ православнымъ Казачествомъ войну длать. Будить помнить, какъ мы за нашъ Тихай Донъ и Вра, стоимъ твердо и не трогательно! Ваши сестрицы, будто левы какіе, смолу и кипятокъ поливаютъ. Вы ихъ немножка задерживайте, пока мои зуслики будутъ фейерверкъ пускать!..’ (Стр. 70).
Вотъ ужь четырнадцать дней дерутся казаки, защищая Азовъ, отнятый у турокъ назадъ четыре года, четырнадцать приступовъ выдержали — выдержатъ и пятнадцатый. Въ то время, какъ казаки готовились къ этому приступу, гонецъ Порошинъ привелъ въ подмогу все донское войско. Турки въ пятнадцатый разъ были отражены. Казаки запировали для радости, и на этомъ пиру станичный атаманъ, Кумшатный, поетъ псню:
‘Ой за рчкой, ой за быстрой — по степи растетъ бурьянъ,
Ой за Синимъ, ой за Чернымъ — расплодился бусурманъ.
Ой цвтетъ бурьянъ богато, водитъ красной головой,
Бусурманъ качаетъ важно разнарядною чалмой.
Взяли бабы косы въ руки, да пошли на степь косить,
А Казаки на будары — полетли Турокъ бить.
Накосили бабы сна, извели въ степи бурьянъ,
А Казаки, будто птицу, настрляли бусурманъ.
Ой проклятое то зелье — по весн опять взошло,
Ой проклятое то племя — словно просо отросло.
Взяли бабы, да руками обпололи степь кругомъ.
Такъ и Турку бъ надо братцы съ Синя-моря съ корнемъ вонъ!’
Между-тмъ мы уже сказали, что въ донской станиц остались одн женщины да старики. Живутъ женщины въ станиц да ходятъ на охоту, какъ вдругъ къ нимъ приходитъ всть, что ихъ мужья и отцы мрутъ голодомъ въ Азов. Казачки, не думая долго, сли на коней, одлись мужчинами, взяли луки да стрлы и отправились въ Азовъ, подъ предводительствомъ Даши. Он набрали съ собою провіанта для осажденныхъ и ршились, какимъ бы то ни было средствомъ, непремнно проникнуть въ осажденную крпость. идутъ казачки походомъ въ Азовъ, какъ вдругъ на дорог встрчаютъ турецкую засаду, цлый отрядъ турокъ подъ предводительствомъ Юсуфа-Паши. Даша, какъ выбранная атаманьща, и Параша, эсаулецъ, даютъ приказаніе ударить на врага. Турки разбиты казачками, и храбрая Даша ведетъ свой отрядъ въ Азовъ. Въ это время между турками появляется черная немочь. Турки въ страх бгутъ прочь отъ Азова. Осажденные же, не зная этого, приготовляются къ смерти, надваютъ смертныя рубахи, идутъ молиться въ послдній разъ въ соборъ и потомъ, чтобъ не умереть попусту на солом, ршаются въ послдній разъ ударить на турокъ. Разсвтъ. Казаки идутъ въ станъ турецкій и — о радость! видятъ, что турки отступили, гонимые моровой язвой. Въ это время подъзжаютъ казачки, поятъ изнуренныхъ казаковъ медомъ, даютъ имъ сть — и казаки оживаютъ. Тогда войсковой атаманъ, обращаясь къ Степану Порошину, говоритъ:
‘Степанъ! Подай мн Султанское Знамя: нечистый стягъ этотъ да будетъ знаменіемъ нашего великаго дла, небывалаго, неслыханнаго! Оно и внукамъ нашимъ будетъ казаться дивною сказкою! Отдавъ Божіе Богови — вознесемъ очи и сердца наши къ Москв Кременной, къ Царю нашему, Православному! Не замедлимъ утшить Отца-Государя встію великою! Слушайте! Слушайте!— Для той великой всти наряжаю Станицу, и потому, назначаю въ Москву, во ту Легковую Станицу., походнаго Атамана Наума Васильева, да Есаула Порошина, а двадцать четыре Казака должны быть избраны не по жеребью, а на комъ честныхъ Азовскихъ ранъ больше… (слышенъ отдаленный трезвонъ въ Азов). Да возрадуется Всевеликое Государево сердце! Да падетъ свтъ Его очей на васъ, именитыхъ богатырей Азовскихъ! Большей награды я вамъ не придумаю’.
Тмъ и кончается историческое сказаніе. Посреди этого дйствія происходитъ другое — любовь, безъ нея нельзя. Знаменитый эсаулъ Порошинъ влюбленъ въ Дашу, наздницу-атаманьшу, которая съ казачками разбила турецкій отрядъ и привезла провіантъ въ Азовъ. Даша эта — вдова и влюблена также въ Порошина. Въ этого же Порошина влюблена Дуня, племянница атамана, но, увидвъ, что храбрый эсаулъ любитъ не ее, а Дашу, она переноситъ свою любовь на огана Крестьяныча, и войсковой атаманъ, отправляя радостное посольство къ царю, въ то же время благословляетъ дв свадьбы.
Не знаемъ, можно ли поставить на сцен подобное представленіе, потому-что на ней должны быть осада, крпость, приступъ, сраженіе женскаго отряда съ турецкимъ, флотъ, участіе женщинъ въ отраженіи приступа, смола, кипятокъ, которымъ должны обливать на сцен турокъ… По-крайней-мр нельзя всего этого представить на сцен въ тхъ размрахъ, какіе рисуются въ воображеніи, когда читаешь это ‘сказаніе’. ‘Азовское Сиднье’ напечатано все сплошь стихами, примръ которыхъ читатель видитъ въ начал нашей статьи. Впрочемъ, такъ-какъ эти стихи совершенно-похожи на прозу, то мы и длали выписки, не стсняясь размренными строчками: вышло одно и то же… Авторъ пьесы этой, нкоторыми намеками имлъ, кажется, въ виду напомнить намъ нашу древнюю доблесть въ такую минуту, когда Россія такъ славно борется съ многочисленными врагами — и потому литературныя достоинства въ такомъ случа мы считаемъ дломъ даже не второстепенной важности.