Автобиография Марка Твена, Твен Марк, Год: 1871

Время на прочтение: 8 минут(ы)

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
МАРКА ТВЭНА
ТОМЪ ПЕРВЫЙ.
ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ и РАЗСКАЗЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія братьевъ Пантелеевыхъ, Верейская, No 1
1896.

Переводъ В. О. T.
http://az.lib.ru

АВТОБІОГРАФІЯ МАРКА ТВЭНА.

Такъ какъ двое или трое лицъ разновременно длали мн намеки, что они, пожалуй, прочли бы мою автобіографію, если бы таковая была написана и если бы они имли на то свободное время, — то я, уступивъ, наконецъ, этому горячему желанію публики, приступаю теперь же къ изложенію моей исторіи.
Я происхожу изъ благороднаго, стариннаго рода. Онъ простирается очень далеко въ древность. Первый предокъ, о которомъ Твэны имютъ какое-либо свдніе, былъ другомъ дома фамиліи Хиггинсъ. Это было еще въ XI столтіи, когда нашъ родъ проживалъ въ Абердэн, въ графств Коркъ, въ Англіи. Почему именно произошло, что наша длинная династія носила съ той поры постоянно фамилію матери — (за исключеніемъ тхъ случаевъ, когда кто-нибудь, время отъ времени, избгая насмшекъ, умышленно прикрывался другимъ прозвищемъ), вмсто того, чтобы довольствоваться родовымъ именемъ Хиггинсъ, составляетъ тайну, разршить которую никто изъ насъ никогда не ощущалъ особой потребности. Кажется, тутъ есть какой-то запутанный прекрасный романъ, который мы и оставляемъ безъ дальнйшаго разслдованія. Вс старинныя фамиліи поступаютъ точно также.
Артуръ Твэнъ пользовался значительной извстностью, — онъ былъ сборщикомъ податей на большой дорог во времена Вилліама Руфа. Въ возраст около 30 лтъ онъ отправился по какому-то длу въ общеизвстное, древнее англійское увеселительное мстечко, подъ названіемъ Ньюгетъ {Одна изъ самыхъ старинныхъ тюремъ въ Англіи.}, и назадъ уже боле не возвращался. Во время своего пребыванія тамъ онъ внезапно умеръ.
Августъ Твэнъ вызвалъ, кажется, довольно много о себ толковъ около 1160 г. Будучи въ высшей степени веселымъ малымъ, онъ имлъ обыкновеніе извлекать изъ ноженъ свою старую саблю, оттачивать ее и, помстившись темною ночью въ какомъ-нибудь укромномъ мстечк, старался пихнуть ее въ животъ мимо проходящихъ людей, съ единственной цлью посмотрть, какъ они начнутъ припрыгиватъ и подскакивать. Это былъ прирожденный юмористъ. Къ сожалнію, онъ скоро, но немножко привыкъ пересаливать въ этихъ своихъ шуткахъ, такъ что однажды, застигнутый врасплохъ за сдираніемъ платья съ одного изъ согражданъ, былъ лишенъ, по приговору свтской власти, одной части своего туловища, которую помстили въ прекрасной возвышенной мстности близь Тэмпль-Бора, откуда на досуг онъ имлъ возможность наблюдать людей и забавляться этимъ. Надо думать, что ни одно мсто не нравилось ему больше, чмъ это, нигд не оставался онъ дольше, чмъ здсь.
Затмъ, въ продолженіи двухъ послдующихъ столтій, наше родословное древо обнаруживаетъ непрерывный рядъ воиновъ, — это все были благородные великодушные ребята, съ псней бросавшіеся въ битву, держась при этомъ позади войска, и постоянно, съ громкимъ крикомъ, возвращавшіеся обратно, держась при этомъ впереди войска. Нын умершій старикъ Фруассарть, страдавшій потугами скудоумнаго остроумія, выразился, что, хотя наше родословное древо и не имло никогда больше одного сука, но что за то этотъ единственный сукъ, помщавшійся, въ вид перекладины, въ правомъ углу ствола, приносилъ плоды и зимою и лтомъ. Въ начал XV столтія мы находимъ Beau-Твэна, по прозванію ‘ученый’. Онъ обладалъ замчательно красивымъ почеркомъ и могъ такъ ловко поддлать чью угодно подпись, что даже, при первомъ взгляд, приходилось чуть не умирать со смху. Этотъ талантъ приносилъ ему массу развлеченій. Но впослдствіи, вынужденный вступить въ обязательство по расколк камней для большой дороги, онъ на этой тяжелой работ испортилъ свой почеркъ. Впрочемъ, онъ наслаждался жизнію даже и въ теченіе того времени, пока занимался этой ‘каменной работой’, что съ незначительными перерывами продолжалось почти 42 года. Дйствительно, онъ такъ и умеръ, что называется, ‘въ запряжк’. Въ продолженіи всего этого долгаго періода онъ велъ столь примрную жизнь, что правительство вступало съ нимъ въ новое обязательство немедленно посл того, какъ онъ успвалъ покончитъ съ обязательствомъ предыдущей недли: Это былъ истинный любимецъ полиціи. При томъ онъ всегда пользовался высокимъ уваженіемъ своихъ товарищей по искусству и состоялъ выдающимся сочленомъ ихъ благотворительнаго, тайнаго общества, извстнаго подъ кличкой ‘цпной шайки’. Волосы онъ носилъ всегда коротко подстриженными, питалъ особое пристрастіе къ полосатымъ курткамъ и умеръ глубоко оплаканный правительствомъ. Отечество понесло въ немъ чувствительную утрату, — ибо онъ былъ удивительно регуляренъ. Нсколько лтъ спустя мы встрчаемъ знаменитаго Джона-Моргана Твэна. Онъ перебрался въ Америку въ 1492 году вмст съ Колумбомъ, въ качеств пассажира. Это былъ человкъ, кажется, весьма неуживчиваго и непріятнаго характера. Въ теченіе всего путешествія онъ жаловался на скверную ду и постоянно угрожалъ высадиться на беретъ, если она не будетъ улучшена. Онъ настоятельно требовалъ свжей майской рыбы. Не проходило ни одного дня, въ продолженіи котораго онъ не шлялся бы безпрерывно взадъ и впередъ по кораблю, обнюхивая носомъ воздухъ, ругая командира и высказывая недовріе къ тому, чтобы Колумбъ зналъ, куда онъ идетъ, или чтобы онъ когда-нибудь бывалъ уже въ тхъ мстахъ. Достопамятный возгласъ: ‘земля! земля!’ заставилъ возвышенно биться вс сердца на корабл, за исключеніемъ его собственнаго. Посмотрвъ съ минутку, черезъ кусокъ закопченнаго стекла, на обрисовывавшуюся посреди океана полосу, — онъ сказалъ: ‘Кой чортъ, земля! Это — паромъ!’
Когда этотъ требовательный пассажиръ явился на бортъ, онъ не имлъ съ собою ничего кром листа старой газеты, въ которой было завернуто: одинъ носовой платокъ съ мткой Б. Ж., одинъ бумажный чулокъ съ мткой Л. У. Ч., одинъ шерстяной носокъ съ мткой Д. Ф. и одна ночная рубашка съ мткой О. М. P. Тмъ не мене во время пути онъ ужасно тревожился на счетъ своего ‘багажа’ и возился съ нимъ гораздо больше, чмъ вс остальные пассажиры вмст взятые. Когда корабль, не слушаясь руля, накренивался носомъ, онъ бросался туда и тащилъ свой ‘багажъ’ въ заднюю часть, а потомъ наблюдалъ, что изъ этого выйдетъ, когда же корабль снова погружался кормой, онъ требовалъ у Koлумба приказать нсколькимъ изъ его людей ‘убрать отсюда поклажу’. Во время бури ему приходилось затыкать ротъ такъ, какъ, за его криками о своемъ ‘багаж’, экипажъ не могъ разслышать слова команды.
Повидимому, этотъ человкъ не могъ бы быть оффиціально обвиненъ ни въ какой преднамренной непристойности, но въ судовомъ журнал засвидтельствованъ, въ качеств ‘особо страннаго обстоятельства’, тотъ фактъ, что принесъ онъ свой ‘багажъ’ на корабль въ одной газет, а увезъ его на берегъ въ четырехъ сундукахъ, одной большой корзин и двухъ ящикахъ изъ подъ шампанскаго. Когда же, вернувшись затмъ обратно, онъ сталъ нахально уврять, что у него еще не хватаетъ кое-какихъ вещей, намреваясь при этомъ обыскать багажъ другихъ пассажировъ, — то чаша терпнія оказалась переполненной и его выкинули за бортъ. Долго потомъ съ любопытствомъ ожидали вс, не покажется-ли онъ еще разъ на поверхности воды, но даже ни одного пузыря не показалось на спокойной морской глади.
И вотъ въ то время, когда вс были поглощены этими наблюденіями за бортомъ судна, а интересъ съ каждымъ мгновеніемъ возрасталъ все больше и больше, вдругъ съ ужасомъ замтили, что корабль погнало теченіемъ и что якорный канатъ совсмъ слабо болтается на сгиб.
По поводу этого мы находимъ въ пожелтвшемъ старомъ судовомъ журнал слдующую странную замтку: ‘Впослдствіи было обнаружено, что непріятный пассажиръ, нырнувъ, усплъ утащить съ собой якорь, который и продалъ проклятымъ дикарямъ внутри страны, увривъ ихъ, что онъ его ‘нашелъ’, — воровская каналья!’
Однако, и этотъ предокъ имлъ добрыя и благородныя побужденія и мы съ гордостью вспоминаемъ тотъ фактъ, что именно онъ былъ первымъ изъ блднолицыхъ, заинтересовавшимся дломъ подъема и цивилизаціи нашихъ индйцевъ. Построивъ удобную тюрьму и соорудивъ вислицу, онъ до смертнаго своего часа уврялъ съ чувствомъ исполненнаго долга, что его ‘вліяніе’ на индйцевъ имло гораздо боле облагораживающее и воспитательное значеніе, чмъ всхъ другихъ реформаторовъ, когда-либо работавшихъ между ними. Въ этомъ мст хроника становится мене чистосердечной и словоохотливой, неожиданно заканчиваясь сообщеніемъ о томъ, какъ ‘старый путникъ’ куда-то направился съ цлью посмотрть работу своего ‘сооруженія’ надъ первымъ блымъ, повшеннымъ въ Америк, и что во время пребыванія его ‘тамъ’, онъ претерплъ увчья, послдствіемъ коихъ была смерть.
Правнукъ этого ‘реформатора’ процвталъ въ 1600 году: въ нашихъ анналахъ онъ извстенъ, какъ ‘старый адмиралъ’, хотя въ общей исторіи носитъ нсколько другой титулъ. Онъ долгое время командовалъ флотиліей быстроходныхъ судовъ, хорошо вооруженныхъ и оснащенныхъ, оказывая себ большія услуги въ охот за купеческими кораблями. Вс т суда, которыя онъ преслдовалъ и на которыя обращалъ свой орлиный взоръ, длали постоянно быстрые переходы черезъ океанъ. Но если судно, не смотря на вс его побужденія, недостаточно поспшало, то, отбросивши всякія церемоніи, онъ забиралъ его съ собой на родину, гд и хранилъ очень бережно въ ожиданіи, не явятся-ли за нимъ его владльцы, но они этого никогда не длали. Онъ пробовалъ также отучать матросовъ съ тхъ кораблей отъ лни и неповоротливости, принуждая ихъ длать укрпляющій моціонъ и брать холодныя ванны. Онъ называлъ это ‘прыгать черезъ бортъ’. И всмъ его питомцамъ это очень нравилось: по крайней мр, никто изъ нихъ не имлъ ничего возразить, продлавши на себ хоть разъ этотъ опытъ. Если владльцы слишкомъ долго медлили явиться за своими судами, то ‘адмиралъ’ сжигалъ ихъ, дабы не пропала страховая премія. Въ конц концовъ этому старому, божественному мореплавателю, отягченному годами и почетомъ, перерзали горло, а бдная вдова его до послдняго своего часа съ душевнымъ прискорбіемъ думала, что, если бы его перерзали на 15 минутъ раньше, то онъ все-таки могъ бы быть возвращенъ къ жизни.
Чарльзъ Генри Твэнъ жилъ въ послдней половин XVII столтія, это былъ ревностный и выдающійся миссіонеръ. Онъ обратилъ къ вр 16 тысячъ островитянъ Южнаго океана, поучая ихъ что ожерелье изъ собачьихъ зубовъ и очки не составляютъ еще полнаго костюма, въ которомъ можно бы было посщать богослуженіе. Бдная паства его очень любила, сердечно любила: закончивъ надъ нимъ похоронныя обрядноcти, они вс разомъ встали и (выйдя изъ столовой) со слезами на глазахъ говорили другъ другу, что онъ все-таки былъ ‘вкуснымъ’ миссіонеромъ, выражая при этомъ желаніе заполучить его еще хоть немножко. На-го-то-вахъ-вахъ-Пуккетекивисъ-Твэнъ (это значитъ: ‘могущественный охотникъ съ свинячьимъ глазомъ’) украшалъ собою средину XVIII столтія, стараясь всми силами души помочь генералу Брэддоку въ его сопротивленіи противъ узурпатора Вашингтона. Этотъ предокъ былъ тотъ самый человкъ, который изъ-за дерева 17 разъ стрлялъ въ нашего Вашингтона. До сего мста этотъ прекрасный, романтическій разсказъ передается во всхъ нравоучительныхъ учебникахъ исторіи въ общемъ совершенно врно, по дальнйшее продолженіе его, гласящее, что дикарь, объятый трепетомъ, посл 17-го выстрла торжественно заявилъ, что ‘тотъ человкъ ниспосланъ великимъ духомъ для выполненія безгранично высокой задачи’ и что онъ не осмливается боле поднять на него свое святотатственное ружье, — въ этой своей части разсказъ съ особой точностью передаетъ дйствительный фактъ исторіи. Онъ сказалъ слдующее:
‘Совершенно безполезно (при этомъ онъ икнулъ): человкъ этотъ такъ пьянъ, что даже не въ состояніи спокойно постоять столько мгновеній, чтобы въ него можно было попасть. Мои средства (при этомъ онъ опять икнулъ) не позволяютъ мн задаромъ тратить на него мои заряды’.
Вотъ почему онъ остановился на 17 выстрл: на это у него было прочное, ясное и каждому понятное основаніе, — основаніе, которое намъ особенно нравится въ виду его краснорчиваго и убдительнаго правдоподобія. Я всегда испытывалъ удовольствіе, читая въ учебник исторіи этотъ разсказъ, хотя мною и овладвало подозрительное предчувствіе, что при пораженіи генерала Брэддока, каждый индецъ, дважды стрлявшій въ какого-нибудь солдата и дважды промахнувшійся (въ теченіе столтія ‘два’ очень легко обращается въ ’17’), немедленно приходилъ къ заключенію, что ‘великій духъ ниспослалъ этого солдата для исполненія особо высокой миссіи’ и поэтому я всегда, въ извстной мр, боялся, что единственнымъ основаніемъ, благодаря которому исторія съ Вашингтономъ запечатллась въ памяти потомства, между тмъ какъ вс другіе подобные же казусы совершенно забыты, было именно то обстоятельство, что въ этомъ случа пророчество оправдалось, а во всхъ остальныхъ ‘сорвалось’. Никакихъ книгъ на свт не хватило бы, чтобы въ нихъ вмстить вс пророчества, которыя ‘длали’ индйцы и другія ‘неавторизированныя’ существа, но за то сборникъ такихъ пророчествъ, которыя въ дйствительности сбылись, каждый человкъ можетъ легко носить въ карман собственнаго сюртука.
Кстати я долженъ здсь замтить, что нкоторые изъ моихъ предковъ настолько извстны въ исторіи по своимъ прозвищамъ, что я не считалъ нужнымъ задерживаться на нихъ или хотя бы перечислить всхъ ихъ въ порядк рожденій. Между ними можно бы было упомянуть: Ричарда Бриллея Твэна, — alias Гей Фоксъ, Джона Вентворта Твэна, — alias Гансъ ‘съ 16-ю веревками’, Вилліама Гогарта Твэна,— alias Джекъ Сеппардъ, Ананія Твэна, — alias баронъ Мюльгаузенъ, Джона Георга Твэна, — alias капитанъ Киддъ, и кром того: Георгъ Френцисъ Твэнъ, Томъ Пеннеръ, Навуходоносоръ и ‘Вильямскій Оселъ’, — вс эти лица также принадлежатъ къ нашей фамиліи, но къ сторонней ея втви, довольно далеко удалившейся отъ нашей почтенной, прямой линіи,— въ сущности это только побочный отростокъ, члены котораго отличаются отъ стараго родословнаго ствола главнымъ образомъ тмъ, что они въ стремленіи къ великой слав, которой мы вс постоянно домогались и жаждали, привили себ дурную привычку засиживаться въ тюрьм, вмсто того, чтобы разъ навсегда быть повшенными.
Весьма неловко въ собственной автобіографіи доводить родословную слишкомъ близко къ своему времени, — тактичне всего, разсказавъ въ неопредленныхъ выраженіяхъ о своемъ прадд, вслдъ за симъ сряду же отважно перейти къ самому себ, — что я теперь и длаю.
Я явился на свтъ безъ зубовъ, — въ этомъ отношеніи Ричардъ третій имлъ передо мной преимущество, но и безъ горба, — и въ этомъ отношеніи я уже имлъ передъ нимъ преимущество. Мои родители были не очень бдны, не особенно богаты… Но мн теперь приходитъ въ голову вотъ какая мысль. Моя собственная исторія сравнительно съ таковой же моихъ предковъ отличалась бы такой блдностью, что, съ моей стороны, разумне всего оставить ее ненаписанной до тхъ поръ, пока и меня самого не повсятъ. Если бы нкоторыя другія біографіи, которыя я читалъ, прерывались въ ожиданіи, пока съ ихъ героями не приключится подобнаго же происшествія, то я полагаю, что это было бы весьма счастливымъ обстоятельствомъ для читающей публики… А вы какъ объ этомъ думаете?
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека