О себе
О себе
‘Visse, scrisso, amo…’.
Автобиография
Автобиография
Комментарии
Комментарии
Автобиография, Эйзенштейн Сергей Михайлович, Год: 1939
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Эйзенштейн С. М. Избранные произведения: В 6 т. Т. 1.
М.: Искусство, 1964.
Как бы хотелось исчерпать статью о себе столь же скупо — тремя словами.
Сами слова при этом были бы, вероятно, иными, чем эти три, которыми резюмировал свой жизненный путь Стендаль.
Эти три слова — по-русски: ‘Жил, писал, любил’ — согласно завещанию Стендаля, должны были служить эпитафией на его могиле.
Правда, законченным я свой жизненный путь не полагаю. (И боюсь, что на нем предстоит еще немало хлопот.)
А потому в три слова улягусь вряд ли.
Но, конечно, три слова могли бы найтись и здесь.
Для меня они были бы:
‘Жил, задумывался, увлекался’.
И пусть последующее послужит описанием того, чем жил, над чем задумывался и чем увлекался автор.
Не могу похвастать происхождением.
Отец не рабочий.
Мать не из рабочей семьи.
Отец архитектор и инженер. Интеллигент. Своим, правда, трудом пробился в люди, добрался до чинов.
Дед со стороны матери хоть и пришел босой в Питер, но не трудом пошел дальше, а предпочел предприятием — баржи гонял и сколотил дело. Помер. Бабка — ‘Васса Железнова’.
И рос я безбедно и в достатке. Это имело и свою положительную сторону: изучение в совершенстве языков, гуманитарные впечатления от юности. Как это оказалось все нужным и полезным не только для себя, но — сейчас очень остро чувствуешь — и для других! (Нужны для юношества средние худ[ожественные] учебн[ые] заведения! [Это] моя мечта.)
Но вернусь к себе.
Итак, к семнадцатому году я представляю собой молодого человека интеллиг[ентной] семьи, студента Инст[итута] гражд[анских] инженеров, вполне обеспеченного, судьбой не обездоленного, не обиженного.
И я не могу сказать, как любой рабочий и колхозник, что только Окт[ябрьская] революция дала [мне] все возможности к жизни.
Что же дала революция мне и через что я навеки кровно связан с Октябрем?
Революция дала мне в жизни самое для меня дорогое — это она сделала меня художником.
Если бы не революция, я бы никогда не ‘расколотил’ традиции — от отца к сыну — в инженеры.
Задатки, желания были, но только революц[ионный] вихрь дал мне основное — свободу самоопределения.
Ибо если самоопределение народов — одно из величайших достижений, то одно же из величайших достижений — это доступность осуществления своего творчески-трудового идеала каждым человеком.
В буржуазном обществе этого нет. Там профессиональное рабство, зависимость. А особенно в так наз[ываемых] ‘свободных’ профессиях.
Не то у нас. Начиная с любого пионера, который точно может начертать себе пути своих идеалов, зная, что страна, партия и государство помогут ему всем, так и в любой, сложной, ‘вольной’ профессии художника, писателя — то же самое.
Для социализма вы можете трудиться в той профессии, которая вам особенно дорога, в которой вы и дать можете больше всего.
В критический момент (третий курс института) я вкушаю впервые эту свободу выбора своей судьбы, которая сейчас записана в параграфах прав трудящихся Конституции.
Происходит это в самый разгар гражданской войны.
В семнадцатом г[оду] я был призван в школу прапорщиков инженерных войск. [Она скоро] расформирована, а в феврале восемнадцатого г[ода] я уже вступаю в военное строительство, — [путь] от телефониста до техника и поммладпрораба.
Любопытно, что [моя] худож[ественная] деятельность начинается с РККА. Культработа в строительстве. (Комиссар пишет. Инженеры играют.)
Переход в Политупр[авление] Запфронта.
Декоратор фронтов[ой] трупп[ы]. Елисеев. Агитпоезда. 1920-й [год]. Пузатый пан-паук, прокалываемый красноарм[ейским] штыком.
(Докололи сейчас!)
Выбор: в институт, в искусство?!
Попадаю в Москву. В Акад[емию] Генштаба, по восточн[ым] языкам.
Первый Рабочий театр Пролеткульта.
Приезжаю в театр ‘вообще’. Но то, что театр был рабочим, оказалось не случайно. Из театра ‘вообще’ — это становится револ[юционным] театром.
С этим же театром мы врастаем (1924) в первую киноработу — ‘Стачку’ (‘К диктатуре’) — цикл картин по истории партии.
И если революция привела меня к искусству, то искусство Целиком ввело в революцию. Углубление в историю партии и революц[ионное] прошлое русского народа давало то идеологическое наполнение, без коего невозможно большое искусство…
И это второе, что дала мне революция, — идейное наполнение для искусства.
Искусство подлинно, когда народ говорит устами художника.
И это удавалось.
То, чего не имеют художники в мире нигде.
Но наша страна дает художнику еще больше: она дает ему метод познания ‘тайн’ своего искусства.
Углубление в каждую область не может не привести к ощущению ее диалектики. Но философское обобщение возможно, лишь [когда] базиру[ешься] на методе.
Встреча с методом.
Проблема выразительности актера.
Итак, советский строй дал мне еще и самое нужное: метод и твердую философскую базу для теоретич[еских] исканий.
Скоро надеюсь перейти в стадию нахождений.
Из дальнейших этапов интересна заграница.
Заграница — это как бы университет и зачет на выбор классовой позиции человека.
Видел все там — от миллионера до нищего. Колониальную эксплуатацию Мексики, негров. Воочию — буржуазный строй. Заграница может работать двояко. Предельная закалка.
‘Бежин луг’ упоминаю, ибо с ним связано одно из самых сильных переживаний творческой жизни.
Не только меня защитили, но и сам я творчески основательно защитился…
И вновь я на работе, несмотря на все козни.
Мы ‘ответили’ ‘Ал[ександром] Невским’.
И вот вы видите, что советский строй:
1. Сделал меня художником.
2. Дал мне идейную на[полненность].
3. Дал мне теоретич[ескую] базу для научной работы.
4. И не дал мне пропасть в один из самых тяжелых творческих моментов моей биографии, в тот момент, когда человеку нужны и поддержка и доверие.
И я могу сказать, что мне, как и каждому, Советская власть дала все.
Неужели же я останусь в долгу перед своей Родиной?!
И как каждый из нас, я отдаю и отдам себя целиком нашей Родине, великому делу строительства коммунизма.
Рукопись автобиографии Эйзенштейна хранится в Центральном государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ) СССР (ф. 1923, оп. 2). Черновой автограф, на обороте последнего листа авторская надпись: ‘Autobiographie’, датируется 1939 годом по содержанию. Публикуется впервые.