АВТОБИОГРАФИЯ, БИОГРАФИЯ И ПЕРЕПИСКА ЧАРЛЗА ДАРВИНА
АВТОБИОГРАФИЯ, БИОГРАФИЯ И ПЕРЕПИСКА ЧАРЛЗА ДАРВИНА
‘Русские ведомости‘, 1887, 14 ноября, No 314.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Автобиография, биография и переписка Чарлза Дарвина, Анучин Дмитрий Николаевич, Год: 1887
Время на прочтение: 14 минут(ы)
А. Н. Анучин. Люди зарубежной науки и культуры
Государственное издательство географической литературы, Москва, 1960
На днях52 вышла в Лондоне замечательная книга: ‘Жизнь и переписка Чарлза Дарвина, со включением его автобиографии’, изданная сыном великого натуралиста, Френсисом Дарвином (в трех томах). Приводим некоторые данные о ее содержании и извлечения из нее со слов английских газет, так как самая книга еще не получена в Москве. Первый том заключает в себе автобиографию Ч. Дарвина, написанную им для своих детей, и воспоминания о нем его сына, Френсиса Дарвина, его дочери и двух-трех близких друзей. Для большинства читателей этот том — самый интересный. Второй том посвящен истории капитального творения Ч. Дарвина ‘Происхождение видов’ и спорам, которые были им вызваны и о которых дает понятие переписка с Лайеллом, Гукером63 и другими учеными. Третий том заключает в себе переписку по разным вопросам, но главным образом по тем, которые были затронуты Дарвином в его сочинениях ‘О происхождении человека’ и ‘О выражении ощущений’54.
Автобиография написана Дарвином в 1876 г., когда он гостил у М. Веджвуда55, за исключением немногих мест более интимного характера, она помещена вполне56. Это не более как очерк, но он весьма интересен и поучителен. Дарвин был внуком Эразма Дарвина, автора известной ‘Зоономии’57, и сыном Роберта Уэринга Дарвина, одного из лучших врачей в Шрусбери, где и родился знаменитый натуралист 12 февраля {Новый стиль. — Ред.} 1809 г. Восьми лет он лишился матери (о которой мало что помнил) и вскоре после того стал ходить в школу, в которой и оставался около года. ‘Мне говорили, — пишет Дарвин,— что я много отставал в учении от моей младшей сестры, Катерины, и сколько припоминаю, — я был порядочный шалун’. Девяти лет Дарвина отдали в ‘школу грамматики’ (Shrewsbury grammar school), бывшую в заведовании д-ра Бутлера, где он и оставался до шестнадцати лет.
В школе преподавались только классические языки (к которым Дарвин не чувствовал никакого влечения) и немного истории и географии. ‘Когда я оставил школу, — говорит Дарвин, — я, по моим годам, не был ни выдающимся, ни очень отсталым: я полагаю, что все учителя смотрели на меня как на самого заурядного ученика, скорее ниже, чем выше среднего уровня по уму. К моему глубокому огорчению, мой отец сказал однажды мне: ‘У тебя нет другой заботы, как стрелять, возиться с собаками и ловить крыс, ты будешь позором для самого себя и для твоей семьи’. Но мой отец — самый добрый человек и? всех, кого я знал, и память которого я чту всегда всем моим сердцем, — был, очевидно, очень раздражен и несколько несправедлив ко мне, когда употребил такие выражения’.
Впоследствии, уже в старости, когда к Дарвину обратился его друг Чальтон, занимавшийся вопросом о наследственности, и попросил его дать ответы на некоторые вопросы касательно его происхождения и жизни, Дарвин написал на вопрос об образовании: ‘Я считаю, что все мало-мальски дельное, чему я научился, я добыл собственной работой мысли… В училище, где я воспитывался, не преподавались ни математика, ни новые языки, не развивалась ни способность к наблюдению, ни к размышлению’. Когда Дарвин занялся однажды простейшими химическими опытами, это вызвало гнев Бутлера и насмешки товарищей: последние прозвали его ‘газом’, а Бутлер — ‘росо curante’ {‘Небрежный’. — Ред.}.
Из Школы Дарвин поступил вместе со своим братом в Эдинбургский университет — изучать медицину, но анатомия оказалась не по нему, и он не мог решиться присутствовать при операции. Преподавание, впрочем, ограничивалось тогда только лекциями, которые показались Дарвину ‘невыносимо сухими’. Результатом одной лекции по геологии было с его стороны решение никогда не раскрывать ни одной книги по этому предмету, — решение, по счастью, было им нарушено впоследствии. Серьезно медициной Дарвин никогда не занимался, хотя одно время, живя у отца, в Шрусбери, смотрел языки и прописывал лекарства бедным. Наконец, было решено, что он должен отправиться в Кембридж и учиться богословию.
‘Сопоставляя все резкие нападки, каким подвергался я со стороны ортодоксальных, — говорит Дарвин, — для меня кажется смешным, что я готовился некогда быть служителем церкви. Это намерение мое и желание моего отца не были никогда формально оставлены, но они пали сами собой, когда я отправился в кругосветное плавание на ‘Бигле’. Впрочем, если верить френологам68, у меня были некоторые задатки к духовному званию. Несколько лет тому назад секретари Германского психологического общества обратились ко мне письменно с просьбой прислать мой фотографический портрет, и несколько времени спустя, получив протоколы заседания этого общества, я нашел в них, что форма моей головы была предметом публичного обсуждения, и один из диспутантов нашел, что шишка благоговения развита у меня удовлетворительно’.
В Кембридже Дарвин был одним из хороших студентов. ‘Отвечая на экзамене хорошо по богословию, хорошо из Эвклида и не очень скверно по классикам, я занял порядочное место среди лучших студентов, кажется —десятое… Но хотя моя жизнь в Кембридже представляла некоторые выкупающие черты, в общем она была прискорбно пустой — даже хуже, чем пустой. От страсти к стрельбе, к охоте и к езде верхом я перешел к игре с несколькими расточительными и малоразвитыми молодыми людьми. Мы часто устраивали ужины, помногу пили и затем пели хором песни и играли в карты. Я сознаю, что мне следовало бы стыдиться проведенных таким образом дней и вечеров, но некоторые из моих друзей были такие милые люди, и все мы чувствовали себя так весело, что я не могу не вспомнить о том времени с приятностью’.
Вообще до двадцать первого года все влияния, которые могли натолкнуть Дарвина на научные исследования, были чисто случайными и посторонними (вне сферы его воспитателей и профессоров). В семье Дарвина некоторое знакомство с зоологией и ботаникой было традиционным под влиянием его деда, автора ‘Зоономии’. Один из школьных товарищей Дарвина припоминает, что однажды, когда Дарвину было лет восемь, он принес в школу цветок и рассказал, что его мать (дочь известного И. Веджвуда59) учила его, как, смотря внутрь цветка, можно узнать название растения. Очевидно, мать сообщила ему некоторое понятие о классификации Линнея — по тычинкам. Сам Дарвин помнит, что, еще будучи в школе, он любил собирать раковины и минералы и что чтение одной книги ‘Чудеса света’, заронило в нем первую мечту о путешествии в далекие страны.
В Эдинбурге Дарвин познакомился с одним зоологом, д-ром Грантом, который однажды, во время прогулки, рассказывал Дарвину о Ламарке и восхищался его смелыми эволюционными взглядами, ‘но, — пишет Дарвин, — сколько я могу судить, это не произвело никакого на меня впечатления. Я уже раньше читал ‘Зоономию’ моего деда, в которой развивались подобные же взгляды, но они также остались без влияния на меня. Впрочем, может быть, что слыша с раннего детства, как подобные взгляды разделялись и хвалились вокруг меня, я и сам с большой смелостью стал их развивать, в иной форме, в моем ‘Происхождении видов’. С Грантом60 и еще с одним врачом Дарвин отправлялся иногда в Эдинбург на берег моря, собирал после морского отлива морских животных и вскрывал их, как умел, или разъезжал по морю с рыбаками.
Будучи в Кембридже, Дарвин познакомился с несколькими известными учеными, и тот факт, что они проводили с ним в разговорах целые вечера, показывает, что в веселом студенте-игроке было нечто выдающееся и замечательное. Так, он иногда гулял долго по вечерам с д-ром Уэвелем61 и был принят в дом профессора Генсло62, многосторонне образованного натуралиста. Генсло так часто и подолгу прогуливался с Дарвином, что последний получил даже известность в городе как ‘человек, который все гуляет с Генсло’. По словам Дарвина, ‘Генсло обладал удивительной способностью строить выводы из длинного ряда мелких наблюдений’.
В Кембридже Дарвин занимался нередко энтомологией, собирал и рассматривал насекомых, и один из его товарищей сказал ему по этому поводу в шутку, что он будет со временем членом Королевского общества. Наибольшее влияние имело, по-видимому, на Дарвина чтение путешествия А. Гумбольдта и ‘Введение в естественную философию’ Гершеля63. ‘Эти книги, — говорит Дарвин, — возбудили во мне горячее желание внести хоть что-нибудь в великое здание естествознания’. Отвращение к геологии заменилось теперь страстным ею увлечением, Дарвин подружился с Седжвином64 и стал принимать участие в его геологических экскурсиях.
Возвратившись раз с одной такой экскурсии в Уэльс осенью 1831 г., Дарвин получил письмо от Генсло с извещением, что капитан Фиц-Рой65 желал бы уступить часть своей каюты молодому человеку, который бы согласился отправиться с ним в кругосветное плавание в качестве натуралиста, но без всякого за то вознаграждения.
Дядя Дарвина, И. Веджвуд66, посоветовал Дарвину принять предложение и согласился поехать с молодым человеком в Шрусбери, чтобы поддержать его перед отцом. Отец сначала заупрямился, но потом, по своей всегдашней доброте, согласился, особенно, когда проф. Генсло пророчески уверил его в письме, что его сын ‘займет со временем место между передовыми учеными своего времени’. На следующий же день Дарвин отправился в Кембридж повидаться с Генсло, потом в Лондон уговориться с Фиц-Роем, и все было устроено.
‘Позже, — говорит Дарвин, — когда я сошелся близко с Фиц-Роем, я узнал, что мне чуть-чуть было не отказано из-за формы моего носа. Фиц-Рой был рьяным последователем Лафатера67 и был убежден, что он может узнавать характер человека по чертам его лица, и он пришел в сомнение, может ли человек с моим носом обладать достаточной энергией и решительностью для такого путешествия, но, я думаю, после он удовлетворился и должен был признать, что мой нос показывал фальшиво’. ‘Путешествие на ‘Бигле’ — продолжает Дарвин, — было самым важным событием в моей жизни и определило всю мою карьеру, между тем оно зависило от таких маловажных обстоятельств, как согласие моего дяди ехать за 30 миль в Шрусбери (на что решились бы немногие дядюшки) и как форма моего носа. Я всегда сознавал, что этому путешествию я обязан настоящей дрессировкой или воспитанием моего ума’.
Возвратившись в Лондон в 1837 г., двадцати восьми лет, Дарвин поселился в Great Marl borough-street68, и стал приводить в порядок дневник своего путешествия для издания, затем разрабатывать свою теорию коралловых островов и даже подготовлять материалы к своему опыту о происхождении видов. Любопытно, что во время своего плавания на ‘Бигле’, Дарвин почти постоянно страдал от морской болезни. Сын Дарвина не разделяет мнения, что слабость желудка, на которую постоянно жаловался его отец, была вызвана этим продолжительным напряжением пищеварительного органа, но сам Дарвин говорил некоторым лицам, что путешествие навсегда испортило его организм. Блестящие научные результаты путешествия сразу обратили на Дарвина внимание ученого мира. Он скоро познакомился с Лайеллом, Гукером, Робертом Броуном, Гершелем, стал встречаться с Маколеем, Мотлем, Гротом, Карлейлем69 и др. Воспоминания об этих личностях представляют много интересного.
О Гершеле Дарвин отзывается, что это был замечательный человек, обедать с которым было наслаждение: ‘Он никогда много не говорил, но каждое слово его заслуживало внимания’. Знаменитый Гумбольдт пожелал видеть Дарвина, но, замечает Дарвин, ‘я был немного разочарован в великом человеке’. Говоря о Бокле,70 Дарвин сообщает, что его ‘Историю цивилизации’ он прочел с интересом два раза, но сомневается, пригодны ли на что-нибудь обобщения этого писателя. Бокль был большой говорун, а когда он что-либо рассказывал, другому уже было невозможно вставить свое слово. ‘Однажды, прослушав его долго, я встал, чтобы послушать пение мисс Фаррер: когда я отошел, Бокль обернулся к одному приятелю и сказал ему (это расслышал мой брат): ‘Ну, книги Дарвина много лучше, чем его разговор’.
О Карлейле Дарвин говорит, что беседа с ним представляла значительный интерес, но он любил слишком долго вращаться около одного предмета. ‘Однажды я присутствовал на обеде у моего брата, где были также Карлейль, Баббедж71 и Лайелл. Последние два были также большие говоруны, но Карлейль не дал им разинуть рта, ораторствуя весь обед о преимуществах молчания. После обеда Баббедж своим угрюмым тоном поблагодарил Карлейля за его столь интересную лекцию о молчании. Карлейль насмехался надо всем: однажды он назвал историю Грота ‘вонючим болотом, в котором нет ни одной мысли…’ ‘Он обладал необыкновенной способностью производить впечатление, развивая нравственные истины. Но, с другой стороны, его взгляды на рабство были возмутительны. В его глазах сила была правом. Для меня удивительно, как Кингелей72 мог выразиться о нем, что это был человек, вполне одаренный для того, чтобы двигать науку вперед. Он смеялся над выраженным мною убеждением, что математик, вроде Уэвеля, может судить о воззрениях Гёте на свет. Он считал в высшей степени смешным, что кто-нибудь может интересоваться вопросами о том, движется ли ледник скорее или тише, и даже — движется ли он вообще. Насколько мне кажется, я не видал человека с умом менее способным к научным исследованиям’.
В январе 1839 г. Дарвин женился на своей кузине мисс Веджвуд, и три года спустя состояние его здоровья заставило его удалиться в деревню, откуда он только изредка приезжал в город. Узнав случайно о продаже одного имения в графстве Кент, он отправился посмотреть, и ему понравился характер окрестной растительности, а еще более уединение и простота сельской жизни. Сторговав 18 акров с домом за 2350 фунтов стерлингов (сумма, по тому времени, значительная), Дарвин поселился в своем новом владении (Down) и жил там почти безвыездно сорок лет, постоянно недомогая. ‘Для полного понимания трудовой жизни моего отца, — говорит его сын, — необходимо принимать в соображение то болезненное состояние, в котором он постоянно находился. Он переносил свою болезнь с таким терпением, что даже его дети не могли представить себе все размеры его страданий, тем более что они привыкли видеть его нездоровым со времени первых своих воспоминаний и что он всегда радовался всему тому, что нравилось им. Никто, за исключением моей матери, не понимал вполне его страданий и его удивительного терпения’.
Жизнь в Down (именье Дарвина) проходила крайне однообразно. Вот как описывает сын обыденное препровождение времени его отца. ‘Он вставал рано, главным образом потому, что не мог лежать в постели, и я думаю, что он не прочь был бы вставать еще раньше. Вставши, он делал небольшую прогулку, и я помню, что в детстве я считал за честь и удовольствие, если он брал меня с собой. Вернувшись домой, он завтракал около 7 ч. 45 м. и затем принимался за работу, считая всегда, что этот утренний час, от 8 до 9. 30, был самым лучшим рабочим временем. В половине десятого он приходил в гостиную за письмами, радуясь, когда их немного, и несколько озабочиваясь, когда их порядочно, затем, лежа на диване, слушал чтение вслух писем от родственников. Чтение писем, а часто и какого-нибудь романа продолжалось до половины одиннадцатого, тогда он снова отправлялся в кабинет и работал до двенадцати или четверти первого. Этим он считал свой день законченным, и часто говорил довольным голосом: ‘Я сегодня поработал порядочно’. После этого он отправлялся гулять, заходил в оранжерею, смотрел всходы растений, которые разводил для опыта, возвращался и обедал. У него была чисто детская страсть к сладкому — страсть несчастная, так как ему постоянно запрещали такие блюда’. После обеда — письма, затем короткий отдых на диване с сигареткой и опять промежуток работы. В половине восьмого — чай, яйцо или что-нибудь легкое, потом чтение вслух, игра в триктрак с м-с Дарвин и — в постель. К своим детям Дарвин относился всегда с любовью и терпением, даже слуг он никогда не бранил. Немало времени отнимала у Дарвина переписка, он считал обязанностью отвечать на каждое письмо, а он получал их массу из всех стран.
Свой образ жизни Дарвин продолжал почти до самой смерти. В пятницу после полуночи 19 апреля 1882 г. он окончил свою жизнь, терпеливо перенося сильные страдания. Ночью, по-видимому, он сознал приближающийся конец, сказавши: ‘Я нисколько не боюсь умирать’ и слегка улыбнулся. В автобиографии Дарвин в 1879 г. приписал следующие слова: ‘ Что касается меня, я думаю, что я поступил справедливо, постоянно посвящая мою жизнь науке. Я не чувствую упрека совести в совершении какого-нибудь большого греха, но я часто, очень часто сожалел, что мне не удалось принести более прямой пользы ближним’.
Замечательно еще одно место в автобиографии, заключающее в себе религиозное исповедание Дарвина, в котором великий натуралист разъясняет изменение и развитие своих взглядов в этом отношении. Может казаться странным, что Дарвин жаловался на ‘фатальность’ своего ума. ‘В моем уме, — пишет он, — было что-то фатальное, проявлявшееся в том, что всякое мое положение или утверждение выходило у меня сначала неточно или негладко выраженным. Ранее я старался тщательно обдумывать мои мысли, прежде чем переносить их на бумагу, но уже несколько лет как я убедился, что выигрывается время, если писать сразу целые страницы возможно скорее, сокращая слова и уже после исправляя изложение. Мысли, написанные таким образом, оказывались часто более удачными, чем если бы они были изложены после продолжительного обдумывания’.
Значительное затруднение представлял для Дарвина немецкий язык. Его сын пишет по этому поводу: ‘Отец мой много читал по-немецки и это ему стоило большого труда. Просматривая книги после него, я был удивлен, заметив из его отметок карандашом, как медленно он подвигался в чтении. Он называл иногда немецкий язык verdammte {Verdammen (нем.) — проклинать. — Ред.}, произнося это слово по-английски. Негодование его усиливалось тем, что он был убежден, что немцы, если желают, могут писать просто, и часто хвалил д-ра Гильдебранда за то, что он пишет по-немецки таким же ясным языком, как французский. Сам он выучился по-немецки единственно при помощи словаря, он говорил что единственное средство понять длинный период — это прочесть его со вниманием несколько раз, и тогда смысл его, наконец, разъясняется. Когда он начал учиться по-немецки много лет тому назад, он жаловался на трудности сэру Гукеру, но тот ответил: ‘Ах милый друг, это ничего: я начинал несколько раз’.
Относительно политических воззрений Дарвина его переписка дает мало указаний. Известно только, что он возмущался оправданием рабства и что на вопрос Гальтона73 о том, к какой принадлежит он партии, он написал: ‘Либерал’.
Мы не имеем возможности остановиться в этой беглой заметке подробнее на мнениях Дарвина по поводу происхождения видов, положения человека в природе и разных других общих и специальных вопросов, разбросанных в его обширной переписке. О своем ‘Происхождении видов’ Дарвин замечает: ‘Это было, несомненно, главное мое сочинение. Оно встретило большой успех, Первое издание, в 1250 экземплярах, было раскуплено в день выхода, второе — в 3000 экземпляров — очень скоро. С тех пор в Англии (до 1876 г.) разошлось 16 000 экземпляров, и, если принять во внимание сухость книги, это очень много. Она была переведена почти на все европейские языки, в том числе на такие, как испанский, русский, чешский, польский. По словам мисс Берд, существует даже японский перевод’.
Развитию теории борьбы за существование много содействовало случайное прочтение книги Мальтуса74 о народонаселении. Дарвин прочитал ее в 1838 г., пятнадцать месяцев после того, как он принялся за систематическое изучение заинтересовавшего его вопроса. Свою теорию в главных чертах Дарвин излагал в письмах к Гукеру, Лайеллу и другим еще в 40-х годах. Из ответов его друзей можно видеть, как они постепенно склонялись на его доводы и становились, наконец, сторонниками его теории.
Из всего сказанного легко убедиться, какой высокий интерес представляет только что изданная книга, являющаяся, по отзывам английской прессы, наиболее выдающимся явлением нынешнего литературного сезона75.
52 Статья написана в ноябре 1887 г.
58 Лайелл Чарлз (1797—1875) — знаменитый английский геолог, друг Дарвина. В 1828 г. опубликовал свой главный труд ‘Основы геологии’. В нем убедительно показана несостоятельность господствовавшей тогда теории всемирных катастроф, которой объясняли изменения в геологической истории Земли.
Гукер Джозеф (1817—1911) — выдающийся английский ботаник, друг и последователь Дарвина. Был неизменным советчиком Дарвина по всем вопросам ботаники, первый принял полностью эволюционное учение Дарвина и, вместе с Лайеллом, представил в 1858 г. в Линнеевское общество (о нем см. примечание 93) работы Дарвина и Уоллеса, засвидетельствовав приоритет Дарвина в разработке учения о естественном отборе.
54 Точное название ‘Выражение эмоций у человека и животных’. Эта работа тесно связана с ‘Происхождением человека’. В ней Дарвин поставил целью показать на обширном материале общность выражения эмоций у человека и животных, проистекающую из общности их происхождения. (Ч. Дарвин, Сочинения, т. V , М., 1953).
55 Семья Ч. Дарвина нередко бывала в имении Веджвуда — Мэр, находившемся примерно на расстоянии дня пути на лошадях от дома Дарвинов в Шрусбери.
56 До последнего времени ‘Автобиография’ Дарвина была известна как на его родине, в Англии, так и во всех других странах лишь в значительно сокращенном варианте. Только в 1957 г. впервые в мире полный текст этой замечательной книги увидел свет в русском переводе, сделанном профессором С. Л. Соболем с рукописи Ч. Дарьина по фотокопии, любезно предоставленной библиотекой Кембриджского университета. Полное название книги: ‘Воспоминания о развитии моего ума и характера (автобиография). Дневник работы и жизни’. Изд. АН СССР, М., 1957.
57 Дарвин Эразм (1731—1802) — врач, натуралист и поэт, один из первых биологов-эволюционистов, выдвинувших в конце XVIII в. теорию развития органического мира, близкую в учению Ламарка. Обширный Трактат ‘Зоономия’ представляет в сущности физиологию и психологию человека, которые Э. Дарвин рассматривал как основу медицины.
58 Френология — ложное учение о связи психических свойств человека и строения его черепа.
59 Мать ученого — Сусанна Дарвин (1765—1817) — старшая дочь Джосайи Веджвуда, основателя знаменитой английской фабрики фарфора.
60 Грант Роберт (1793—1874) — профессор сравнительной анатомии и зоологии Лондонского университета. В Эдинбурге занимался исследованием морских беспозвоночных. В работах Гранта есть зачатки эволюционных взглядов.
61 Правильнее Юэлл (1794—1866) — английский философ и историк науки. Известно его сочинение ‘История индуктивных наук’ (русский перевод в трех томах, СПб., 1867—1869). Придерживался крайне реакционных, идеалистических воззрений.
62 Генсло Джон-Стивенс (1796—1861) — английский ботаник, учитель и друг Дарвина.
63 Гершель Вильям (1738—1822) — выдающийся английский астроном, работы которого заложили основы звездной астрономии. Открыл планету Уран (1781), двух его спутников и двух спутников Сатурна, установил движение солнечной системы по направлению к созвездию Геркулеса, исследовал многочисленные туманности, доказал существование орбитального движения двойных звезд и многое другое.
64 Точнее — Седжвик Адам (1785—1873) — видный английский геолог, профессор Кембриджского университета. Дарвин считал его своим учителем в области геологии. Впоследствии Седжвик стал одним из самых ярых противников эволюционного учения Дарвина.
65 Фиц-Рой Роберт (1805—1865) — капитан ‘Бигля’. Известен не только как мореплаватель, но и как крупный гидрограф, а также метеоролог, автор большого числа трудов в этой отрасли науки.
66 И. Веджвуд — по-видимому, брат матери.
67 Лафатер Иоганн-Каспар (1741—1801) — швейцарский пастор-богослов. В сочинении ‘Физиономические фрагменты’ пытался обосновать связь между характером человека и чертами его внешности.
68 Грейт Марльборо-стрит — улица в Лондоне, на которой Дарвин прожил почти два года, до своей женитьбы.
69 О Лайелле и Гукере говорилось выше (см. прим. 53). Броун (1773—1858) — шотландский ботаник, известен открытиями ‘Броуновского движения’ и ядра в растительной клетке. Гершель Джон (1792—1871) — известный английский астроном, сын Вильяма Гершеля. Составил каталог туманностей и двойных звезд, определил количество излучаемого солнцем тепла. Маколей Томас (1800—1859) — английский историк и политический деятель, проводник колониальной политики и полного порабощения Индии. Написал пятитомную ‘Историю Англии’, в которой, по словам К. Маркса, подделал ‘английскую историю в интересах вигов и буржуазии’ (‘Капитал’, т. 1, стр. 278, 1955). Мотли Джон (1814—1877) — известный американский историк и дипломат, посол в Англии. Грот Джордж (1794—1871) — английский историк, автор ‘Истории Греции’ в 12 томах. Карлейль Томас (1795—1881) — английский реакционный публицист и историк.
70 Бокль Генри Томас (1821—1862) — английский историк и социолог, рассматривавший исторический процесс с позитивистско-идеалистических позиций, в своих сочинениях, в частности в ‘Истории цивилизации’, оправдывал буржуазный строй и его колониальную политику.
71 Баббедж (или Бэбдедж) (1792—1871) — английский буржуазный экономист.
72 Вернее Кингсли, Чарлз (1819—1875) — английский писатель-романист, богослов, натуралист-любитель, занимавшийся выведением некоторых пород сельскохозяйственных животных.
73 Гальтон Френсис (1822—1911) — двоюродный брат Ч. Дарвина.
74 Здесь Д. Н. Анучин некритично воспринял ссылки Дарвина на Мальтуса. В 1862 г. Маркс, перечитав ‘Происхождение видов’, пишет Энгельсу: ‘У Дарвина, которого я теперь снова просмотрел, меня забавляет его утверждение, что он применяет ‘мальтусовскую’ теорию также к растениям и животным, между тем как у господина Мальтуса вся суть в том-то и заключается, что его теория применяется им не к растениям и животным, а только к людям — с геометрической прогрессией — в противоположность растениям и животным’. (Соч., т. 23, стр. 81). Энгельс в ‘Анти-Дюринге’ точно установил, что Дарвин никакого отношения к Мальтусу не имеет. Он говорит: ‘… Дарвину вовсе не приходило в голову сказать, что происхождение идеи о борьбе за существование следует искать у Мальтуса, Он говорит только, что его теория борьбы за существование есть теория Мальтуса, примененная ко всему животному и растительному миру’. По-видимому, и сам Дарвин был не очень доволен, что, не разобравшись, припутал к своим идеям Мальтуса. В ‘Автобиографии’ (см. прим. 56) он пишет: ‘…прочел я, ради развлечения, Мальтуса… Будучи подготовлен продолжительными наблюдениями над образом жизни растений и животных, я оценил все значение повсеместно совершающейся борьбы за существование и сразу был поражен мыслью, что при таких условиях полезные изменения должны сохраняться, а бесполезные уничтожаться’. Отсюда ясно, что теория Мальтуса никакого отношения к концепции Дарвина не имела. Оказывается, Дарвин, развлекаясь, читал Мальтуса, и вдруг ему пришла в голову мысль совсем не о борьбе за существование, а о том, что полезные изменения должны сохраниться. Ошибка Дарвина заключалась в том, что, он, видимо, считал, что борьба за существование совершается ‘повсеместно’. Подробнее об этом см. С. Д. Муравейский ‘Энгельс и Дарвин’, в кн.: ‘Реки, озера, гидробиология, сток’, Географгиз, 1960, стр. 353-355.