AUTО-DАFE.
AUTО-DАFE.
(Съ англійскаго.)
I.
II.
III.
‘Дло’, No 6, 1869
Autо-dаfe, Минаев Дмитрий Дмитриевич, Год: 1869
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Смотрите вс! На городской площадк,
Подъ масличною втвію и шпагой,
Доска съ ужасной надписью видна.
Смотрите вс! Въ пурпурномъ облаченьи,
Межъ трубачей и мрачныхъ музыкантовъ,
Сидитъ гарольдъ на бломъ жеребц,
И слушаетъ толпа слова гарольда:
‘Вблизи долины славнаго Эразма,
‘Сего шестаго марта сожжены
‘На лобномъ мст будутъ всенародно
‘Еретики Гертруда съ Ромуальдо.’
Тамъ, гд, крестомъ святымъ оснна,
Готическая башня возвышалась,
Стояли судьи въ ризахъ похоронныхъ
И въ черныхъ шляпахъ, молча, неподвижно.
Когда слова гарольда прозвучали,
Костлявыя ихъ руки поднялись
И шествіе направили къ долин.
Подъ звуки барабановъ и литавръ
Кортежъ печальный двинулся впередъ,
И колоколъ ударомъ троекратнымъ
Уныло призывалъ народъ къ молитв.
Подъ сводами темницы вчно мрачной
Свтъ факела чадившаго мерцалъ,
А въ глубин темницы находились
Желзный крестъ и гипсовая лампа.
Въ темниц можно было разглядть
Веревки, цпи, клинья, фонари,
Два, три глотка воды въ стеклянной чаш,
И хлба зачерстввшаго ломоть,
Который брошенъ узникамъ несчастнымъ.
Въ туникахъ темныхъ, съ лицами нмыми,
Какъ тни, два зловщіе монаха
Стояли неподвижно возл входа.
Могила здсь или тюрьма? Во тьм
Холодные два камня выступали.
Повязанная поясомъ, на камн
Сидитъ Гертруда, очи опустивъ,
А возл этой женщины безмолвной,
Какъ и она, въ цпяхъ, стоитъ другой
Несчастный узникъ, цпь свою грызущій,
Веревкою онъ связанъ, капюшонъ
Надвинутъ на лице его и кровь
Изъ подъ веревки, врзавшейся въ тло,
Сквозь грязныя лохмотья выступаетъ.
Не плачетъ онъ, но въ ярости трясется,
Оковы блой пной покрывая,
И призывая смерть. А между тмъ
По временамъ монаховъ голосъ слышенъ:
‘Еретики! Покайтесь въ преступленьи!’
И говоритъ Гертруда: ‘Въ небесахъ
‘Я вижу Іисуса…. Лишь въ него
‘Я врую, его люблю я только.
‘Онъ мн послалъ страданія внецъ,
‘Назвалъ своей Гертрудою святою.
‘Подите прочь! Я чувствую, что скоро
‘Меня возьметъ серебряная туча,
‘И вознесетъ съ собой на небеса!’
— ‘Сгоришь ты, Ромуальдо, съ нею также,’
Монаха строгій голосъ раздается:
‘Не будешь мирно въ гроб ты лежать,
‘Твой прахъ разветъ втеръ, а душа
‘На вки будетъ тлть въ кромшномъ ад.
‘Покайтесь же, еретики, покайтесь!’
— ‘Пусть тло жгутъ, отвтилъ Ромуальдо:
‘Сегодня въ смоляную плащаницу
‘Меня вы облечете, а потомъ
‘Народъ, отъ заблужденья прозрвая,
‘Меня увидитъ въ сонм свтлыхъ душъ,
‘Въ святой одежд ангеловъ небесныхъ.’
— ‘Вы не хотите каяться!’ II двери
Тюрьмы закрылись и опять одни
Остались Ромуальдо и Гертруда.
Кровавый свтъ отъ факела угасъ,
Лишь лампы умирающее пламя
Дрожало на стн, а за окномъ,
Въ послдній разъ къ молитв призывая,
Раздался колокольный тихій звонъ.
Протяжный звонъ святыхъ колоколовъ
Къ печальному обряду призываетъ
Всхъ врныхъ христіанъ, и алтари въ церквахъ
Подъ трауромъ. Насталъ великій день,
День торжества…. О юноши, идите,
Спшите старцы, матери рыдайте!
Великаго судилища жрецы,
Въ рукахъ съ жезлами черными, идутъ.
На роковое мсто казни, ярко
Блестятъ хоругви пышныя, кресты
И шествуютъ съ монахами князья,
Бароны, графы, — траурныя ленты
И шляпы, и нарядъ ихъ украшаютъ,
За ними инквизиторы, они
Въ одежды блоснжныя одты,
А впереди процессіи угрюмой
По втру разввается на древк
Судилища карающаго знамя.
Несмтными толпами подвигаясь,
За шествіемъ волнуется народъ,
Изъ многихъ глазъ струятся тихо слезы
На темныя одежды, въ небесахъ
Не видно солнца: словно въ т минуты
Земля и небо плакать собирались,
И общее унылое молчанье
Лишь нарушали звуки барабановъ.
Межъ факеловъ пылавшихъ и знаменъ,
Въ рубашкахъ засмоленныхъ, въ колесниц —
О зрлище ужасное!— везли
Двухъ узниковъ, къ сожженью обреченныхъ,
Двухъ непреклонныхъ, злыхъ еретиковъ:
То лже-пророкъ и мнимая святая!
На нихъ народъ указываетъ пальцемъ
И провожаетъ ропотомъ….
Но вотъ
И эшафотъ открылся предъ толпою,
Онъ черною матеріей покрытъ,
Два факела сверкаютъ на площадк,
А тамъ внизу, гд ужь готовъ костеръ,
Изъ груды дровъ скользитъ огонь змями:
На томъ костр — о, содрогнись душа!—
Еретики должны погибнуть вмст.
Царитъ кругомъ глубокое молчанье,
И звуки тихихъ гимновъ погребальныхъ
Лишь раздаются въ мертвой тишин.
Передъ костромъ, на пышномъ бельведер,
Украшенномъ коврами и цвтами,
Среди князей, вельможъ и знатныхъ дамъ
Сидлъ въ тотъ часъ Сициліи владыка,
Съ крестомъ алмазнымъ на груди, смотрлъ
Онъ на толпу и на костеръ ужасный.
Въ долин трижды трубы прозвучали
И сонмъ судей провозгласилъ опять:
‘Покайтесь, нечестивые безумцы!’
Но каяться безумцы не хотли,
И въ воздух, казалось, проносилось
Рыданіе небесныхъ херувимовъ.
Вотъ пламя разгорлось…. Слышенъ крикъ….
Вотъ пламя подымается все выше,
И заревомъ кровавымъ охватило
Несчастныхъ жертвъ, и всталъ багровый дымъ
Надъ трупами и тучею поднялся,
И въ этой туч, къ небу восходящей,
Казалось, голосъ слышался толп:
‘Придетъ, придетъ великій день отмщенья!’
Такъ нкогда, на огненномъ костр,
Вблизи долины славнаго Эразма,
Шестаго марта были сожжены
И Лжепророкъ, и мнимая святая,
Еретики Гертруда съ Ромуальдо.
Д. Д.