Перейти к контенту
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Между мрачными горами
Пріютилась деревушка,
Блыхъ домиковъ балконы
Блещутъ роемъ дамъ красивыхъ.
Отъ души смяся, да’мы.
Смотрятъ внизъ на шумный рынокъ,
Гд танцуютъ два медвдя
Подъ унылый звукъ волынки.
Атта-Тролль съ его супругой,
По прозванью черной Муммой —
Т танцоры, и веселый
Раздается смхъ повсюду.
Величаво выступаетъ
Атта-Тролль нашъ благородный,
Атта-Тролль, который прежде,
Словно царь лсовъ дремучихъ.
Жилъ средь высей горъ привольныхъ —
Передъ чернью грубой пляшетъ!
Ради гнуснаго металла
Долженъ тотъ плясать, который
Былъ когда-то столь могучимъ
И вселялъ повсюду ужасъ.
Мыслитъ онъ о юныхъ годахъ,
Объ утраченномъ величьи —
И изъ сердца Атта-Тролля
Рвется скорбное мычанье.
Вдругъ желзныя оковы
Атта-Тролль внезапно сбросилъ,
Быстро, дикими прыжками
Мчался онъ средь узкихъ улицъ.
Все предъ нимъ посторонилось.
Мигомъ влзъ онъ на утесы,
Посмотрлъ назадъ съ усмшкой
И исчезъ средь горъ окрестныхъ.
А на рынк опустломъ
Лишь одна осталась Мумма,
Да вожакъ ея. Со злобой
Шляпу наземь онъ бросаетъ.
Вдь всегда онъ съ Атта-Троллемъ
Словно съ другомъ обращался,
Обучилъ его и танцамъ,
Всмъ ему медвдь обязанъ!
Всмъ, какъ есть, и даже жизнью!
Вдь сто таллеровъ за шкуру
Атта-Тролля предлагали —
И его вожакъ не продалъ!…
Наконецъ, вдвойн ужасенъ,
Гнвъ взбшенаго испанца
Весь обрушился на Мумму.
Бьетъ онъ черную плясунью…
А она, на заднихъ лапахъ
Передъ нимъ съ мольбой во взор,
Неподвижная стояла,
Какъ безмолвной скорби образъ.
Приключилося все это
Въ чудный, теплый лтній вечеръ,
Да и ночь, за днемъ любовно
Низойдя, была прекрасна.
Въ мрачномъ каменномъ ущель,
Сплошь обросшемъ цлымъ боромъ
Дикихъ елей-скрытъ глубоко
Входъ въ пещеру Атта-Тролля.
Въ лон мирнаго семейства
Отдыхаетъ онъ съ дороги
Отъ трудовъ и всхъ скитаній
Съ вожакомъ по блу свту.
О, блаженное свиданье!
Онъ дтей нашелъ въ пещер,
Тамъ, гд ихъ родилъ онъ съ Муммой,
Дв сестры, четыре брата.
Медвдицы блокуры,
Славно дочери пастора,
Медвжата бурь!, только
Одноухій, младшій, черенъ.
Этотъ младшій, былъ любимчикъ
-Муммы, разъ она, играя,
Откусила сыну ухо
И съ любовью нжной съла.
Посреди семьи, въ пещер,
На спин лежитъ печальный
Атта-Тролль, въ раздумьи лапу
Онъ сосетъ, сосетъ и шепчетъ:1
‘Мумма, Мумма, перлъ мой черный!
Я тебя въ житейскомъ мор
Изловилъ, и въ мор жизни
Снова я тебя утратилъ.
‘Ахъ! Еще бы хоть разочекъ
Полизалъ у Муммы рыльце!
У нея оно такъ сладко,
Какъ помазанное медомъ!
Но — увы!— она томится
На цпи во власти грубой
У проклятаго отродья,
По прозванью человка,
Что себя царемъ считаетъ
На земл всего творенья!…
О, проклятье! Эти люди,
Эти сверхъ-аристократы,
Свысока на насъ взираютъ,
Грабятъ женъ, дтей и на цпь
Насъ сажаютъ — убиваютъ
Для торговли нашей шкурой!
И особенно медвдямъ
Причинять такія бды
Правомъ ихъ они считаютъ,
Вчнымъ правомъ человка!
Человческое право!
Кто вамъ далъ его, скажите?
Ужъ, конечно, не натура:
Ей чужда ненатуральность.
Кто пожаловалъ вамъ, люди,
Привилегіи такія?
Никогда не дастъ ихъ разумъ:
Онъ не столь вдь неразуменъ!
Ужъ не тмъ ли вы насъ лучше,
Что вы жарите, варите
И печете вашу пищу.
Мы-жъ ее димъ сырою?
Результатъ въ конц, однако,
Тотъ же самый. Нтъ, не въ этомъ
Благородство, благороденъ
Тотъ, чьи чувства и поступки
Благородны. Но не тмъ ли
Вы насъ лучше, что науки
И искусства вамъ знакомы?
Да и мы не вовсе глупы!
Разв нтъ собакъ ученыхъ?
Разв лошадь не считаетъ,
Какъ коммерціи совтникъ?
Зайцы плохо барабанятъ?
Чмъ же, люди, чмъ вы лучше
Насъ, зврей? Хоть вы высоко
Ваши головы несете —
Мысли низкія въ нихъ скрыты!
Ужъ не тмъ ли вы насъ лучше,
Что у васъ безъ шерсти кожа?
Но она вдь и у змя
Столь же гладка и блестяща…
Родъ людской! Родъ змй двуногихъ!
Я отлично понимаю,
Для чего штаны вамъ нужны:
Вы зминую хотите
Наготу прикрыть чужою
Шерстью! Дти! Берегитесь
Этихъ тварей безволосыхъ,
Этихъ чудищъ въ панталонахъ!’
‘Дти!— Атта-Толль сердито
Говоритъ, вертясь тревожно
На постели безматрацной:—
Дти, будущее — наше!
Если-бъ такъ, какъ я, медвди
И вс зври разсуждали —
Общихъ силъ соединеньемъ
Мы низвергли бы тирановъ.
Если-бъ съ лошадью въ союз
Вепрь работать согласился,
Если-бъ слонъ обвилъ свой хоботъ
Вкругъ роговъ быка по-братски,
Если-бъ дйствовали дружно
Овцы, зайцы, обезьяны.
Волкъ съ медвдемъ всякой шерсти —
Не уйти отъ насъ побд!
Единенье, единенье!
Вотъ что нужно! Въ одиночку
Мы рабы, но вс въ союз
Притснителей низвергнемъ!
Единенье — и побда!
Монополіи презрнной
Рухнетъ сила, и создастся
Царство честное животныхъ.
Основнымъ закономъ будетъ
Равенство созданій божьихъ,
Безъ различія религій,
Цвта, запаха и шерсти.
Всюду равенство! Высокихъ
Степеней оселъ достигнуть
Въ прав, льву-жъ подчасъ придется
И мшки таскать съ мукою.
Что касается собаки,
То она холопъ, конечно:
Вкъ съ поконъ вковъ съ ней люди
Обращались, какъ съ собакой,
Но у насъ въ свободномъ царств
Возвратимъ и ей мы снова
Неотъемлемое право,
И ее облагородимъ
Мы дадимъ евреямъ даже
Право полное гражданства
И со всмъ животнымъ царствомъ
Наравн мы ихъ поставимъ’.
Одиноко на утес,
На своемъ любимомъ мст,
Атта-Тролль стоитъ и въ пропасть.
Онъ реветъ оттуда грозно:
‘Да, медвдь я! Я тотъ самый,
Вы котораго зовете
Косолапымъ, Изегримомъ
И еще, Богъ знаетъ, какъ.
Да, медвдь я, я тотъ самый
Зврь косматый, неуклюжій,
Что для васъ предметомъ служитъ
Издвательствъ и насмшекъ!
Я — мишень остротамъ вашимъ,
Я — чудовище, которымъ
Вы пугаете подъ вечеръ
Вашихъ злыхъ, капризныхъ дтокъ!
Я — созданье шутовское
Вашихъ бабушкиныхъ сказокъ —
И о томъ кричу я громко
Міру подлому людскому.
Знайте, знайте — я медвдь!
Не стыжусь происхожденья
И горжусъ имъ — словно внукъ я
Моисея Мендельсона!’
Дв фигуры — дики видомъ
И мрачны — на четверенькахъ,
Ровно въ полночь пролагаютъ
Путь сквозь чащу темныхъ сосенъ.
Это Атта Тролль-родитель
И сыночекъ одноухій…
Вотъ они остановились
На просвт возл камня.
‘Этотъ камень,— молвилъ Атта: —
Алтаремъ служилъ друидамъ,
Здсь когда-то приносились
Человческія жертвы.
Возмутительная гнусность!
Кровь въ честь Бога проливали!
Дыбомъ волосъ становится
У меня при этой мысли!
Правда, стали просвщеннй
Нын люди, и другъ друга,
Изъ усердія къ небеснымъ
Интересамъ ужъ не ржутъ.
Нтъ, не вры заблужденья,
И не бредъ, не суеврье
Ихъ теперь влекутъ къ убійствамъ,
А корысть и себялюбье.
Да, за благами земными
Рвутся вс, давя другъ друга,
Нтъ грабительству предла,