Армадель, Коллинз Уилки, Год: 1866 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 828 минут(ы)

АРМАДЕЛЬ

КНИГА ПЕРВАЯ.

I. Путешественники.

Это было въ 1832 году, въ день открытія сезона на Вильдбадскихъ водахъ.

Вечернія тни уже ложились надъ спокойнымъ нмецкимъ городкомъ, гд ежеминутно ожидали прихода дилижанса. Передъ воротами главной гостиницы, въ ожиданіи прізда первыхъ лтнихъ постителей, собрались три знаменитости Вильдбада, въ сопровожденіи своихъ женъ: бургомистръ — представитель жителей города, докторъ — представитель водъ, и хозяинъ гостиницы — представитель своего собственнаго заведенія. Кром этого избраннаго кружка, который уютно сгруппировался у красиваго маленькаго сквера передъ гостиницей, толпились невдалек и прочіе городскіе жители, кое-гд перемшиваясь съ поселянами, въ ихъ причудливомъ нмецкомъ костюм, которые спокойно ожидали прихода дилижанса. Поселяне одты были въ черныя коротенькія куртки, черные узкіе штаны и трехъ-угольныя поярковыя шляпы, свтлые волосы женщинъ, заплетенные въ одну густую косу, спускались на затылокъ, а корсажи ихъ короткихъ шерстяныхъ юбокъ скромно поднимались почти къ самому горлу.

Кругомъ толпы двигались взадъ и впередъ летучіе отряды толстыхъ блоголовыхъ ребятишекъ, между тмъ какъ мстные музыканты, таинственно отдлившись отъ прочихъ жителей, собрались въ уединенномъ уголк, ожидая появленія первыхъ постителей сезона, чтобы привтствовать ихъ первою серенадой.

Прозрачный майскій вечеръ еще золотилъ верхушки большихъ лсистыхъ холмовъ, высоко поднимавшихся по обимъ сторонамъ города, а прохладный втерокъ, обыкновенно вющій при закат солнца, приносилъ съ собою острый бальзамическій запахъ сосенъ изъ Шварцвальда.

— Господинъ хозяинъ, сказала бургомистерша, придавая хозяину его полный титулъ,— ожидаете вы сегодня къ открытію сезона кого-либо изъ иностранныхъ постителей?

— Да, господа бургомистерша, отвчалъ хозяинъ, возвращая ей комплиментъ,— ожидаю двухъ. Они писали мн: одинъ черезъ своего слугу, другой, повидимому, самъ,— прося приготовить имъ комнаты. Оба дутъ изъ Англіи, судя по ихъ фамиліи ихъ. Впрочемъ, если вы попросите меня произнести эти имена, то мой языкъ запнется, если же вы хотите чтобъ я ихъ по складамъ сказалъ, то вотъ вамъ то и другое по порядку и буква за буквой. Первый изъ нихъ высокорожденный иностранецъ, съ титуломъ мистера, подписывается восемью буквами: А, R, M, A, D, Е, L, E — и детъ сюда больной, въ своей собственной карет. Второй, высокорожденный иностранецъ, тоже мистеръ, подписывается пятью буквами: N, Е, А, L, Е,— и детъ больной же, но только въ дилижанс. Его превосходительство изъ восьми буквъ пишетъ ко мн, черезъ своего слугу, по-французски, а его превосходительство изъ пяти буквъ пишетъ ко мн по-нмецки. Комнаты для обоихъ готовы. Больше я ничего не знаю.

— Можетъ-быть, герръ докторъ, замтила бургомистерша,— иметъ какія-либо свднія объ этихъ знаменитыхъ иностранцахъ?

— Объ одномъ только, фрау бургомистерша, но, собственно говоря, я заимствовалъ ихъ не прямо отъ него. Я получилъ медицинскій отзывъ о болзни его превосходительства изъ восьми буквъ и, повидимому, болзнь эта неизлчима. Помоги ему Господь!

— Дилижансъ! закричалъ одинъ ребенокъ съ конца толпы.

Музыканты схватили свои инструменты, и воцарилось всеобщее молчаніе. Вдали, изъ-за извилинъ лсистой горной дороги, слабо, но отчетливо раздавался въ вечерней тишин звонъ почтоваго колокольчика. Неизвстно было, чей именно экипажъ приближается: карета ли г. Армаделя, или публичный дилижансъ съ г. Нилемъ внутри?

— Начинайте, друзья мои! закричалъ меръ музыкантамъ.— Частная ли, общественная ли карета, все равно. Это первые больные ныншняго сезона: встртимъ же ихъ повеселе.

Оркестръ заигралъ живой танецъ, а дти на площадк весело запрыгали въ тактъ музык. Въ эту самую минуту старшіе изъ зрителей, стоявшіе близко къ гостиниц, разступились, и первая мрачная тнь пала на столь оживленную досел и веселую прелесть сцены. Съ той и съ другой стороны выступила маленькая процессія дюжихъ поселянокъ, каждал изъ нихъ везла за собою пустое кресло на колесахъ, и каждая, съ вязаньемъ въ рукахъ, поджидала несчастныхъ, разбитыхъ параличомъ страдальцевъ, которые стекались и стекаются, безнадежные — тогда сотнями, а теперь тысячами — къ Вильдбадскимъ водамъ.

Между тмъ какъ музыка играла, дти плясали, говоръ публики возрасталъ, а молодыя здоровыя няньки ожидаемыхъ калкъ невозмутимо вязали, въ это время женское ненасытное любопытство, относительно всего что касается другихъ женщинъ, заговорило въ бургомистерш. Она отвела въ сторону трактирщицу, и тутъ же шепотомъ предложила ей вопросъ.

— Мн нужно вамъ сказать нсколько словъ, объ этихъ двухъ иностранцахъ изъ Англіи, сказала бургомистерша.— Упоминаютъ ли они въ своихъ письмахъ что везутъ съ собою дамъ?

— Который детъ въ дилижанс — нтъ, отвчала трактирщица.— Но который детъ въ своей собственной карет — да. Онъ везетъ съ собою ребенка, везетъ няню, а также, заключила трактирщица, искусно оставляя самый интересный пунктъ разказа къ концу,— везетъ и жену.

Бургомистерша просіяла, докторша, участвовавшая въ конференціи, тоже просіяла, трактирщица же значительно кивнула головой.

Въ ум всхъ трехъ разомъ промелькнула мысль: ‘Мы увидимъ моды!’

Прошла еще минута, толпа встрепенулась, и цлый хоръ голосовъ возвстилъ что путешественники близко.

Въ это время уже былъ виденъ приближавшійся экипажъ, и вс сомннія на его счетъ разсялись. По длинной улиц, тянувшейся къ скверу, халъ дилижансъ, выкрашенный ослпительною желтою краской, и остановившись у воротъ гостиницы, высадилъ первыхъ постителей сезона. Изъ десяти путешественниковъ, занимавшихъ среднее и заднее отдленія кареты,— то были все прізжіе изъ разныхъ частей Германіи,— троихъ вынесли на рукахъ, и усадивъ въ кресла съ колесами, повезли по квартирамъ. Въ переднемъ отдленіи сидли только два пассажира: мистеръ Ниль и сопровождавшій его слуга. Опираясь на протянутыя къ нему съ обихъ сторонъ руки, незнакомецъ, болзнь котораго, повидимому, заключалась въ мстномъ пораженіи ноги, довольно свободно спустился со ступенекъ кареты. Между тмъ какъ онъ пытался утвердиться на мостовой съ помощью своей трости, нетерпливо поглядывая на музыкантовъ, которые угощали его вальсомъ изъ Фрейшюца,— вншній видъ его охлаждалъ одушевленіе маленькаго дружескаго кружка, собравшагося привтствовать его. Онъ былъ худой, высокій, серіозный, среднихъ лтъ человкъ, съ холодными срыми глазами, длинною верхнею губой, нависшими бровями и выдавшимися скулами,— человкъ, смотрвшій тмъ чмъ онъ дйствительно былъ, то-есть Шотландцемъ съ головы до пятъ.

— Гд хозяинъ гостиницы? спросилъ онъ по-нмецки, говоря чрезвычайно бгло и съ ледяною холодностію въ обращеніи.— Пошлите за докторомъ, продолжалъ онъ, когда хозяинъ представился ему,— мн нужно сейчасъ же видть его.

— Я здсь, милостивый государь, сказалъ докторъ, выступая изъ кружка друзей,— и отдаю себя въ полное ваше распоряженіе.

— Благодарю васъ, сказалъ г. Ниль, взглянувъ на доктора такимъ точно образомъ какъ мы глядимъ на собаку, когда она является на свистокъ.— Я буду очень радъ посовтоваться съ вами насчетъ моей собственной болзни въ десять часовъ завтра утромъ. А теперь я побезпокою васъ порученіемъ, которое я взялся вамъ передать. дучи сюда, мы нагнали дорожную карету, въ которой везли одного господина, кажется Англичанина, и, повидимому, опасно больнаго. Сидвшая съ нимъ дама просила меня повидаться съ вами немедленно по прізд сюда, и просить насъ оказать ваше медицинское пособіе больному, когда его будутъ высаживать изъ кареты. Съ курьеромъ ихъ что-то случилось, и они оставили его на дорог, а сами принуждены теперь хать очень тихо. Если вы придете сюда черезъ часъ, то какъ разъ поспете къ ихъ прізду. Вотъ все что я имлъ передать вамъ. А это что за господинъ, которому хочется, повидимому, заговорить со мной? Не бургомистръ ли? Если вы желаете видть мой паспортъ, сударь, то мой человкъ вамъ его покажетъ. Нтъ? не то? Стало-быть вы хотите только сдлать мн привтствіе и предложить ваши услуги? Я вамъ безконечно обязанъ. Если вы имете право остановить усердіе вашего городскаго оркестра, то вы сдлаете мн величайшее одолженіе, употребивъ именно на это вашу власть. Нервы мои раздражены, и я не выношу музыки. Гд хозяинъ? Я хочу посмотрть комнаты. Мн не нужна ваша рука, я могу войдти на лстницу съ помощью трости. Господинъ бургомистръ и господинъ докторъ, я не удерживаю васъ доле, желаю вамъ покойной ночи.

И бургомистръ, и докторъ — оба провожали Шотландца глазами, по мр того какъ онъ, прихрамывая, взбирался на лстницу, и въ знакъ безмолвнаго неодобренія оба вмст покачали головою. Дамы, по обыкновенію, пошли дальше и открыто выразили свое мнніе въ самыхъ безцеремонныхъ словахъ. Вопросъ, подлежавшій теперь обсужденію, насколько он были въ немъ замшаны, заключался въ скандалезномъ поступк человка, который не обратилъ на нихъ никакого вниманія. Бургомистерша приписывала такое оскорбленіе только врожденной свирпости дикаря, докторша же смотрла на это съ боле строгой точки зрнія, и относила такой поступокъ къ природной грубости свиньи.

Часъ назначенный для ожиданія кареты уже былъ на исход, и приближавшаяся ночь неслышными стопами кралась вверхъ по холмамъ. Въ неб одна за другой зажигались звзды, а въ окнахъ гостиницы заблестли первые огоньки. Когда совершенно стемнло, мощная тишина Шварцвальда спустилась на долину, а маленькій уединенный городокъ какъ-то внезапно стихъ и угомонился.

Прошелъ часъ ожиданія, а въ сквер все еще виднлась фигура доктора, безпокойно ходившаго взадъ и впередъ. Пять, десять, двадцать минутъ отсчиталъ онъ на своихъ часахъ, и наконецъ, посреди ночной тишины, долетлъ до него стукъ приближающейся кареты. Чуть-чуть подвигаясь, показалась она въ сквер и шагомъ подъхала къ воротамъ гостиницы, точь въ точь какъ подъзжаютъ катафалка.

— Здсь докторъ? спросилъ изъ глубины кареты женскій голосъ по-французски.

— Я здсь, сударыня, отвчалъ докторъ, принимая свчу изъ рукъ хозяина, и открывая дверцу кареты.

Первое лицо, которое освтилось огнемъ, было лицо говорившей дамы, молодой красивой смуглянки, въ черныхъ пламенныхъ глазахъ которой блестли крупныя слезы. Затмъ освтилось сморщенное лицо старой Негритянки, сидвшей на переднемъ мст насупротивъ дамы, и, наконецъ,— личико дитяти, спавшаго у нея на рукахъ. Жестомъ, исполненнымъ нетерпнія, дама приказала нян первой выходить изъ кареты съ ребенкомъ.

— Прошу васъ, уведите ихъ отсюда, сказала она трактирщиц,— и укажите имъ ихъ комнату.

Когда просьба ея была исполнена, она сама вышла изъ экипажа. Тогда огонь въ первый разъ освтилъ задній уголъ кареты и во глубин ея четвертаго путешественника.

Онъ лежалъ безъ движенія на матрас, утвержденномъ на подставкахъ, длинные спутанные волосы его прикрыты были черною ермолкой, широко раскрытые глаза съ безпокойствомъ вращались изъ стороны въ сторону, прочія же части лица были такъ безжизненны и такъ мало говорили о внутреннемъ состояніи больнаго, какъ будто онъ былъ уже мертвъ. Глядя на него теперь, невозможно было угадать чмъ онъ былъ прежде. Въ отвтъ на вс предположенія о его возраст, общественномъ положеніи, характер и физіономіи, блдно-свинцовое лицо его хранило теперь непроницаемое молчаніе. За него только говорилъ поразившій его ударъ паралича. Испытующій глазъ доктора вопрошалъ его нижніе члены, и параличъ отвчалъ ему: ‘я здсь’. Глазъ доктора, внимательно поднимаясь по направленію рукъ, вопрошалъ все дальше и дальше, до самыхъ мускуловъ рта, и параличъ отвчалъ ему: ‘я подвигаюсь’.

При вид такого ужаснаго, такого безпощаднаго бдствія, нечего было говорить. Женщин, плакавшей у дверецъ кареты, можно было предложить только молчаливое сочувствіе. Въ то время какъ больнаго несли на тюфяк черезъ залу гостиницы, блуждающіе глаза его, встртивъ лицо жены, остановились на немъ, и онъ заговорилъ.

— Гд дитя? спросилъ онъ по-англійски, медленно и тупо выговаривая слова.

— Не безпокойся, дитя на верху, отвчала она слабымъ голосомъ.

— Моя дорожная шкатулка?

— Здсь, у меня въ рукахъ. Смотри сюда, я никому ее не довряю, я сама берегу ее для тебя.

Посл этого отвта онъ закрылъ глаза и не сказалъ боле ни слова. Осторожно и ловко взнесли его на верхъ, въ сопровожденіи жены и доктора, хранившаго многозначительное молчаніе. Хозяинъ и слуга, шедшіе позади, видли какъ раскрылась и затворилась за нимъ дверь его комнаты, слышали какъ дама истерически зарыдала, оставшись одна съ больнымъ и докторомъ, видли какъ, черезъ полчаса посл того, румяный докторъ вышелъ изъ комнаты съ нсколько поблднвшимъ лицомъ, они обступили его съ разпросами и получили одинъ отвтъ: ‘Дайте мн срокъ увидать его завтра, а сегодня не спрашивайте меня ни о чемъ.’ Привычки доктора были имъ всмъ извстны, и въ этомъ отвт и торопливомъ уход они видли дурное предзнаменованіе.

Такъ-то пріхали два первые англійскіе постителя на Вильдбадскія воды, въ день открытія сезона 1832 года.

II. Солидная сторона шотландскаго характера.

На другой день, въ десять часовъ утра, мистеръ Ниль ожидавшій посщенія доктора, которому онъ самъ назначилъ это время, взглянулъ на часы и увидалъ, къ своему величайшему удивленію, что онъ ожидаетъ напрасно. Время уже приближалось къ одиннадцати, когда дверь, наконецъ, отворилась и докторъ вошелъ въ комнату.

— Я назначалъ вамъ придти сюда въ десять часовъ, сказалъ г. Ниль.— Въ моемъ отечеств медики — люди пунктуальные.

— А въ моемъ отечеств, возразилъ докторъ, безъ малйшаго неудовольствія,— медикъ то же что и другой человкъ: онъ находится въ зависимости отъ обстоятельствъ. Прошу извинить меня, сударь, что я такъ опоздалъ, по меня задержалъ отчаянный больной, а именно, г. Армадель, съ которымъ вы вчера повстрчались на дорог.

Мистеръ Ниль посмотрлъ на медика съ кислою и удивленною миной. Въ глазахъ и манерахъ доктора замтны были какое-то затаенное безпокойство и озабоченность, которыя прізжій больной напрасно пытался объяснить себ. Въ теченіе минуты оба молча смотрли другъ другу въ глаза, представляя собою яркую національную противоположность: лицо Шотландца длинное, худое, жесткое и правильное, казалось, никогда не было молодо, между тмъ какъ лицо Нмца, пухлое, румяное, гладкое и безъ рзкихъ очертаній, казалось, никогда не должно было состарться.

— Могу ли я взять на себя смлость напомнить вамъ, сказалъ мистеръ Ниль,— что вопросъ, подлежащій теперь обсужденію, касается меня, а не г. Армаделя?

— Конечно, отвчалъ докторъ, еще колебавшійся между больнымъ котораго онъ пришелъ навстить, и тмъ котораго онъ только-что оставилъ.— Вы кажется хромаете, позвольте мн взглянуть на вашу ногу.

Болзнь г. Ниля, сколько ни казалась она ему серіозною, съ медицинской точки зрнія не имла особенной важности. Онъ страдалъ ревматизмомъ въ сгиб ноги. Посл нсколькихъ необходимыхъ вопросовъ со стороны доктора и отвтовъ со стороны больнаго, предписаны были обыкновенныя въ такихъ случаяхъ ванны. Черезъ десять минутъ консультація кончилась, и паціентъ ожидалъ, въ многозначительномъ молчаніи, когда медикъ начнетъ раскланиваться.

— Я очень хорошо понимаю, что докучаю вамъ, сказалъ докторъ, вставая и нсколько колеблясь, но я долженъ просить васъ о снисхожденіи, если возвращусь къ тому же предмету, то-есть къ г. Армаделю.

— Могу я спросить что именно вынуждаетъ васъ къ этому?

— Обязанность христіанина, отвчалъ докторъ,— въ отношеніи къ умирающему.

Г. Ниль вздрогнулъ. Т, которые обращались къ его религіозному чувству, затрогивали въ немъ самую живую струну.

— Если такъ, вы имете полное право на мое вниманіе, сказалъ онъ серіозно.— Располагайте моимъ временемъ.

— Я не употреблю во зло вашу снисходительность, сказалъ докторъ, снова садясь на свое мсто,— и постараюсь быть по возможности краткимъ. Исторія г. Армаделя заключается въ слдующему. Большую часть своей жизни онъ провелъ въ Вестъ-Индіи, и по его собственному признанію, провелъ ее порочнымъ и безумнымъ образомъ. Вскор посл женитьбы,— этому будетъ теперь три года,— въ немъ обнаружились первые симптомы параличнаго страданія, и медики пооовтовади ему хать въ Европу, чтобъ испытать ея климатъ. Съ тхъ поръ какъ онъ оставилъ Вестъ-Индію, онъ преимущественно жилъ въ Италіи, безъ всякой, впрочемъ, пользы для своего здоровья. Изъ Италіи, прежде нежели его поразилъ послдній ударъ, онъ перехалъ въ Швейцарію, а изъ Швейцаріи его послали сюда. Все это я узналъ изъ письма его доктора, остальное я могу вамъ сообщить изъ своихъ собственныхъ наблюденій. Г. Армаделя слишкомъ поздно прислали въ Вильдбадъ, онъ уже почти мертвецъ. Параличъ быстро поднимается вверхъ, и разстройство нижней части спиннаго мозга уже началось. Онъ еще можетъ нсколько шевелить руками, но уже не можетъ ничего держать въ пальцахъ. Сегодня онъ еще кое-какъ говоритъ, а завтра, быть-можетъ, проснется безъ языка. Если я скажу что онъ проживетъ недлю, то я, по совсти, назначаю ему самый длинный срокъ. По его собственной просьб — быть съ нимъ откровеннымъ, я сказалъ ему, со всевозможною деликатностію и осторожностію, все что сейчасъ передалъ вамъ. Послдствія моей откровенности были самыя плачевныя: больной пришелъ въ такое волненіе, какого я не въ состояніи вамъ описать. Я ршился спросить его, не разстроены ли его дла. Ничуть не бывало. Завщаніе его находится въ рукахъ его лондонскаго душеприкащика, и онъ оставляетъ свою жену и ребенка съ обезпеченнымъ состояніемъ. Мой слдующій вопросъ былъ удачне: онъ прямо попалъ въ цль. ‘Не нужно ли вамъ чего исполнить передъ смертію, чего, быть-можетъ, вы еще не успли сдлать?’ Вылетвшій изъ груди его вздохъ лучше всякихъ словъ сказалъ мн да. ‘Не могу ли я помочь вамъ?’ — ‘Да. Мн необходимо написать кое-что. Не можете ли вы сдлать, чтобъ я былъ въ состояніи держать перо?’ Это было-все равно что требовать отъ меня чуда. Я могъ только отвчать: нтъ. ‘А если я стану диктовать вамъ, продолжалъ онъ,— можете ли вы писать съ моихъ словъ?’ Еще разъ я долженъ былъ отвчать: нтъ. Я понимаю немного по-англійски, но писать и говорить на этомъ язык не могу. Г. Армадель, съ своей стороны, понимаетъ по-французски, когда съ нимъ говорятъ медленно, какъ напримръ говорю я, но онъ не можетъ выражаться на этомъ язык, а нмецкаго вовсе не знаетъ. Въ виду такого затрудненія я сказалъ то что всякій сказалъ бы на моемъ мст: ‘Зачмъ просить объ этомъ меня? Въ слдующей комнат сидитъ г-жа Армадель, и она къ вашимъ услугамъ.’ Но прежде чмъ я могъ встать съ моего стула, чтобы пойдти за ней, онъ остановилъ меня не словами, но такимъ испуганнымъ взглядомъ, что я отъ удивленія сидлъ какъ вкопаный. ‘Жен вашей, сказалъ я, всего удобне было бы, безъ сомннія, написать то что вы желаете?’ — ‘Ей мене чмъ кому-нибудь въ этомъ мір!’ отвчалъ онъ. ‘Какъ! сказалъ я,— вы просите меня, иностранца и незнакомаго вамъ человка, написать подъ вашу диктовку слова, которыя скрываете отъ вашей жены?’ Вообразите же мое удивленіе, когда онъ отвчалъ мн безъ малйшаго колебанія: да! Я сидлъ молча, совершенно растерянный. ‘Если вы сами не можете писать по-англійски, сказалъ онъ, то найдите кого-нибудь, кто сумлъ бы это сдлать.’ Я попробовалъ возражать. Тогда онъ испустилъ ужасный стонъ, въ которомъ выразилась нмая мольба, подобная мольб собаки. ‘Успокойтесь, успокойтесь!сказалъ я:— я найду кого-нибудь.’ — ‘Сегодня же! проговорилъ онъ,— прежде нежели языкъ измнитъ мн также, какъ измнила рука.’ — ‘Сегодня же, черезъ часъ.’ Онъ закрылъ глаза и мгновенно успокоился. ‘Покамстъ я буду ожидать васъ, сказалъ онъ,— прикажите принести ко мн сына.’ Говоря о жен, онъ не обнаружилъ никакой нжности, но когда заговорилъ о ребенк, то по щекамъ его потекли слезы. Моя профессія, милостивый государь, не сдлала меня такимъ жесткимъ, какъ вы, можетъ-быть, думаете, и мое докторское сердце было такъ же переполнено, когда я пошелъ за ребенкомъ, какъ еслибъ я вовсе не былъ докторомъ. Я боюсь чтобы вы не назвали это слабостью.

Докторъ бросилъ умоляющій взглядъ на г. Ниля. Но онъ могъ бы съ одинаковымъ успхомъ взглянуть на утесъ въ Шварцвальд. Г. Ниль не позволилъ бы никакому доктору въ свт увлечь его изъ области чистыхъ фактовъ.

— Продолжайте, сказалъ онъ.— Вдь я полагаю, вы не все еще сообщили мн?

— Конечно, вы понимаете теперь цль моего посщенія? возразилъ тотъ.

— Ваша цль довольно ясна. Вы предлагаете мн слпо отдаться длу, которое до сихъ поръ кажется мн въ высшей степени подозрительнымъ. Я уклоняюсь отъ всякаго отвта до тхъ поръ пока не уразумю его вполн. Нашли ли вы нужнымъ, по крайней мр, извстить жену этого господина обо всемъ происшедшемъ между вами и попросить у нея объясненія?

— Конечно, я нашелъ это нужнымъ, отвчалъ докторъ, негодуя на сомнніе въ его человколюбіи, повидимому, заключавшееся въ вопрос Шотландца.— Если я когда-либо видалъ женщину привязанную къ своему мужу и сокрушающуюся о немъ, то, конечно, женщина эта — несчастная г-жа Армадель. Какъ только мы остались вдвоемъ, я слъ подл нея и взялъ ея руку. Почему же нтъ? Я старъ, некрасивъ собою, и могу позволить себ такую вольность!

— Извините меня, сказалъ непроницаемый Шотландецъ.— Смю вамъ напомнить, что вы теряете нить разказа.

— Очень можетъ быть, отвчалъ докторъ, возвращаясь къ своему веселому тону.— Обычай моей націи — постоянно терять эту нить, между тмъ какъ очевидное свойство вашего народа, государь мой, всегда отыскивать ее. Какой яркій примръ мудраго устроенія вселенной и взаимной зависимости вещей!

— Разъ навсегда прошу васъ ограничиваться одними фактами, настаивалъ г. Ниль, нетерпливо хмурясь.— Позвольте спросить, сказала ли вамъ г-жа Армадель что именно хочетъ ея мужъ заставить меня написать, и почему онъ не желаетъ поручить этого ей?

— Вотъ и найдена моя нить, благодарю васъ, что вы помогли мн найдти ее, сказалъ докторъ.— Я передамъ вамъ словами самой г-жи Армадель то что она имла мн сообщить. ‘Причина, лишающая меня теперь его доврія, сказядя она (я твердо въ этомъ уврена),— та же самая причина, которая всегда закрывала мн доступъ къ его сердцу. Я внчанная жена его, но не любимая имъ женщина: выходя за него замужъ, я знала, что другой похитилъ у него женщину, которую онъ любилъ. Я думала что въ состояніи буду заставить его позабыть ее. Вышедши замужъ, я надялась достичь этого, и мои надежды усилились, когда я родила ему сына. Нужно ли говорить вамъ чмъ кончились эти надежды?— вы видите это сами.’ (Повремените, сударь, умоляю васъ! Вдь я не потерялъ нить разказа, я веду его дюймъ за дюймомъ) ‘И это все что вамъ извстно?’ спросилъ я. ‘Все что мн было извстно нсколько времени тому назадъ’, отвчала она. ‘Но когда мы были въ Швейцаріи, и его болзнь достигла своего сильнйшаго развитія, онъ случайно узналъ, что женщина, которая была постоянною отравой и мрачною тнью моей жизни, также, подобно мн, родила своему мужу сына. Какъ только онъ узналъ это,— могло ли что быть невинне итого открытія?— имъ овладлъ смертельный страхъ не за меня, не за себя, но за своего ребенка. Въ тотъ же день, не сказавъ мн ни слова, онъ послалъ за докторомъ. Я поступила низко, дурно,— назовите это какъ вамъ угодно,— но я стала подслушивать у дверей. Я слышала какъ онъ сказалъ: ‘Мн нужно кое что сказать моему сыну, когда онъ будетъ въ такихъ лтахъ чтобы понять меня. Доживу ли я до этого времени?’ Докторъ не могъ сказать ничего врнаго. Въ ту же ночь, опять-таки не говоря мн ни слова, онъ заперся въ своей комнат. Что сдлала бы на моемъ мст всякая другая женщина, съ которою поступили бы такимъ образомъ? Она сдлала бы то же что и я, то-есть, стала бы опять подслушивать. Тогда я услышала, какъ онъ говорилъ самъ съ собою: ‘Я не доживу чтобы, передать ему это на словахъ, стадо-бытъ, я долженъ написать, прежде нежели умру.’ Я слышала какъ перо его скрипло, скрипло, скрипло по бумаг, слышала какъ онъ стоналъ и рыдалъ, и умоляла его ради самого Бога впустить меня въ комнату. Жестокое перо все продолжало скрипть, скрипть, скрипть,— и это былъ единственный отвтъ на мою мольбу. Я прождала у дверей цлые часы,— Богъ знаетъ какъ долго. Вдругъ перо остановилось, и все смолкло. Я стала тихонько шептать черезъ замочную скважину, говоря что прозябла и устала отъ ожиданія, я сказала: ‘О, мой милый, впусти меня!’ Но на этотъ разъ и жестокое перо не отвчало мн, мн отвчало одно молчаніе. Тогда я начала стучаться въ дверь со всею силой своихъ бдныхъ рукъ. На стукъ явились слуги, и выломали дверь. Но мы опоздали: зло уже совершилось. Надъ этимъ роковымъ письмомъ его поразилъ ударъ, надъ этимъ роковымъ письмомъ мы нашли его въ паралич, какимъ вы видите его въ настоящую минуту. Слова, которыя онъ проситъ васъ написать, именно т слова, которыя онъ написалъ бы самъ, еслибы тогда ударъ пощадилъ его до утра. Съ того времени до настоящей минуты въ письм оставался проблъ, и этотъ-то проблъ онъ проситъ васъ пополнить.’ Вотъ что передала мн г-зка Армадель! Въ ея словахъ заключается вся сумма свдній, которыя я могу вамъ сообщить. Сдлайте милость, скажите, удержалъ ли я нить рааказа? Доказалъ ли я вамъ необходимость, которая привела меня сюда отъ смертнаго одра вашего умирающаго соотечественника?

— До сихъ поръ, сказалъ г. Ниль, вы только доказали мн вашу экзальтацію. Это слишкомъ серіозное дло, и нельзя относиться къ нему такъ легко, какъ вы относитесь теперь. Вы вовлекаете меня въ это дло, и я хочу ясно видть путь, по которому иду. Не поднимайте вашихъ рукъ, он тутъ не при чемъ. Если я долженъ участвовать въ окончаніи этого таинственнаго письма, то, съ моей стороны, будетъ лишь простымъ актомъ благоразумія узнать о чемъ идетъ въ немъ рчь. Г-жа Армадель, повидимому, посвятила васъ въ безчисленныя подробности своей домашней жизни,— вроятно, въ награду за ваше лестное вниманіе къ ея рук. Не могу ли я узнать, что она вамъ сказала о письм своего мужа въ томъ вид, въ какомъ онъ оставилъ его?

— Г-жа Армадель ничего не могла мн сказать объ этомъ, возразилъ докторъ со внезапною сухостію въ обращеніи, которая показывала, что терпніе его начинаетъ, наконецъ, измнять ему.— Прежде нежели она настолько успокоилась, чтобы вспомнить о письм, мужъ ея хватился его и приказалъ запереть въ его шкатулку. Ей извстно, что съ тхъ поръ онъ отъ времени до времени пробовалъ окончить его, но что каждый разъ перо выпадало изъ его пальцевъ. Ей извстно также, что когда вс прочія надежды на его выздоровленіе рушились, медики старались ободрить его врою въ цлительную силу здшнихъ водъ. Наконецъ ей извстно и то, чмъ кончилась и эта послдняя надежда, потому что я передалъ ей мой утренній разговоръ съ ея мужемъ.

Лицо мистера Ниля, вообще хмурое въ продолженіе всего этого разказа, становилось все мрачне и мрачне. Онъ такъ посмотрлъ на доктора, какъ будто послдній лично оскорбилъ его.

— Чмъ боле я думаю о положеніи, въ которое вы хотите меня поставить, сказалъ онъ,— тмъ боле нахожу его непріятнымъ. Ршитесь ли вы положительно утверждать, что г. Армадель въ здравомъ ум?

— Да, ручаюсь положительно.

— А имете ли вы согласіе его жены на то, чтобы просить меня о посредничеств?

— Жена его сама посылаетъ меня къ вамъ, единственному Англичанину въ Вильдбад, за тмъ чтобы вы написали для вашего умирающаго соотечественника то, чего онъ самъ не можетъ написать, и чего никто другой, кром васъ, въ здшнемъ город, не можетъ написать за него.

Этотъ отвтъ заставилъ г. Диля сдлать еще отступленіе, дале котораго ему уже некуда было идти. Но и на этомъ послднемъ пункт Шотландецъ все еще сопротивлялся.

— Подождите немного! сказалъ онъ.— Вы беретесь за это дло горячо, но нужно удостовриться, правильно ли вы дйствуете. Нужно сперва убдиться, нтъ ли кого-нибудь въ Вильдбад, кто бы могъ, кром меня, взять на себя эту отвтственность. Прежде всего тутъ есть бургомистръ, лицо офиціальное, имющее право на вмшательство.

— Единственный, драгоцннйшій человкъ! сказалъ докторъ.— Но у него одинъ недостатокъ: онъ не знаетъ другаго языка кром своего собственнаго.

— Есть еще англійское посольство въ Штутгардт, настаивалъ г. Ниль.

— Да, только между Штутгардтомъ и Вильдбадомъ нсколько миль разстоянія, возразилъ докторъ.— Если мы пошлемъ туда даже сію минуту, то все-таки прежде завтрашняго дня не можемъ получить никакой помощи отъ посольства, а судя по тому какъ уже и теперь говоритъ этотъ умирающій человкъ, весьма можетъ статься, что завтрашній день застанетъ его совсмъ безъ языка. Я не знаю, насколько его послднія желанія могутъ быть вредны или безвредны для его ребенка и для другихъ, но я знаю, что они должны быть выполнены теперь или никогда, и что вы одни можете пособить ему.

Это открытое заявленіе положило конецъ спору, и поставило г. Ниля между двухъ крайностей: сказать да, и такимъ образомъ сдлать неосторожность, или сказать нтъ, и поступить безчеловчно. Нсколько минутъ длилось молчаніе. Шотландецъ упорно размышлялъ, а Нмецъ упорно наблюдалъ за нимъ. Обязанность произнести первое слово лежала на мистер Нил, и онъ, наконецъ, подчинился ей. Онъ всталъ съ своего мста съ мрачнымъ выраженіемъ глубоко почувствованнаго оскорбленія, которое сдвинуло его густыя брови и обтянуло углы рта.

— Мое положеніе вынужденное, оказалъ онъ.— Мн ничего боле не остается длать какъ принять его.

Живая натура доктора возмутилась противъ безпощадной краткости и сухости такого отвта.

— Боже мой, сказалъ онъ съ горячностью,— зачмъ я не знаю настолько англійскій языкъ, чтобы замнить васъ у постели г. Армаделя!

— Кром призыванія имени Всевышняго всуе, отвчалъ Шотландецъ,— въ остальномъ я совершенно съ вами согласенъ, и самъ жалю что вы его не знаете.

Не сказавъ боле ни единаго слова, оба собесдника вышли изъ комнаты, докторъ пошелъ впереди.

III. Крушеніе корабля.

Никто не отвчалъ на стукъ доктора, когда онъ и его спутникъ подошли къ дверямъ комнаты г. Армаделя. Они вошли безъ доклада, и заглянувъ въ гостиную, увидали что она пуста.

— Я долженъ видть г-жу Армадель, сказалъ г. Ниль.— Я до тхъ поръ не соглашусь принять участіе въ этомъ дл, пока не услышу отъ нея самой, что она даетъ мн право на вмшательство.

— Г-жа Армадель сидитъ, вроятно, подл своего мужа, отвчалъ докторъ.

Говоря эти слова, онъ подошелъ къ двери находившейся въ глубин гостиной, остановился передъ нею въ нершимости, и обернувшись назадъ, съ безпокойствомъ поглядлъ на своего угрюмаго спутника.

— Я боюсь что выразился немного рзко, когда мы уходили изъ вашей комнаты, сказалъ онъ.— Отъ всего сердца прошу у васъ извиненія. Прежде нежели войдетъ сюда, эта несчастная, убитая горемъ женщина, позволите ли вы мн просить васъ быть съ нею какъ можно деликатне а вжливе?

— Нтъ, сударь, грубо возразилъ тотъ,— я никакъ вамъ этого не позволю. Разв я далъ вамъ поводъ думать, что могу поступать иначе съ кмъ бы то ни было?

Докторъ понялъ всю безполезность своей попытки.

— Еще разъ прошу у васъ извиненія, сказалъ онъ съ покорностію, и удалился отъ неприступнаго незнакомца.

Мистеръ Ниль подошелъ къ окну, и механически уставилъ глаза на улицу. Онъ мысленно приготовлялся къ ожидавшему его свиданію.

Былъ полдень, солнце ярко сіяло и грло, и весь маленькій вильдбадскій міръ оживился и ликовалъ подъ благотворнымъ вліяніемъ весны. Повременамъ прозжали мимо окна тяжелыя фуры съ черномазыми угольщиками, везшими свою драгоцнную кладь изъ лса. Повременамъ безконечно-длинные плоты строеваго лса, слабо связанные между собою и спущенные на быстрый потокъ, протекавшій чрезъ городъ, стрлой неслись и извивались мимо домовъ, по пути къ далекому Рейну, между тмъ какъ сплавщики, стоя съ багромъ въ рук по оконечностямъ этихъ плотовъ, внимательно наблюдали за ихъ движеніемъ. Изъ-за островерхихъ деревянныхъ зданій, окаймлявшихъ берегъ, высоко вздымались къ небу крутые холмы, увнчанные соснами, и ярко сіяли на солнц своею блестящею зеленью. При вход въ лсъ, тамъ гд тропинки убгаютъ въ чащу наверху холмовъ и вьются по трав между деревьями, яркія весеннія платья женщинъ и дтей, собиравшихъ лсные цвты, мелькали въ вышин наподобіе свтлыхъ движущихся точекъ. Внизу, вдоль береговой аллеи, балаганы маленькаго базара, который начался въ одинъ день съ открытіемъ сезона, выставляли на показъ цлый рядъ своихъ блестящихъ бездлушекъ, и горделиво разввали въ душистомъ воздух своими разноцвтными флагами. Дти тоскливо смотрли на выставленныя вещи, загорлыя поселянки прилежно занимались своимъ вязаньемъ, расхаживая по алле, группы проходящихъ туземцевъ и прізжихъ со шляпою въ рук любезно раскланивались другъ съ другомъ, медленно, медленно подкатывались на своихъ креслахъ, въ часъ веселаго полудня, безпомощные страдальцы, чтобы въ свою очередь насладиться благодатнымъ свтомъ солнца, равно грющаго и оживляющаго всхъ.

Шотландецъ смотрлъ на эту сцену разсянными глазами, совсмъ не замчая ея прелести и вовсе не думая о томъ какъ много въ ней было поучительнаго. Онъ обдумывалъ каждое слово, которое ему придется сказать г-ж Армадель, и размышлялъ какія условія предложитъ онъ, прежде нежели возьметъ въ руки перо у постели ея умирающаго мужа.

— Г-жа Армадель здсь, произнесъ голосъ доктора, внезапно пробудившій его отъ размышленія.

Г. Ниль мгновенно обернулся и увидлъ передъ собою, при блеск яркаго полуденнаго свта, женщину полу-европейской, полу-африканской породы, съ сверною тонкостію въ очертаніяхъ лица и съ жаркимъ колоритомъ юга на щекахъ,— женщину въ цвт красоты, вс движенія которой были исполнены врожденной граціи и обаянія, которая съ благодарностію остановила на немъ свои большіе, томные, черные глаза, и въ знакъ безмолвнаго выраженія своей признательности, протянула ему свою маленькую смуглую ручку, какъ бы привтствуя въ немъ друга. Въ первый разъ въ жизни Шотландецъ былъ озадаченъ. Вс осторожныя слова, которыя онъ такъ старательно придумывалъ съ минуту назадъ, улетучились изъ его головы. Его трижды непроницаемая броня обычной подозрительности, обычнаго самообладанія и обычной сдержанности,— броня, которая до сихъ поръ еще не измняла ему въ присутствіи женщины,— исчезла теперь, какъ бы по волшебству, при вид г-жи Армадель, и онъ почувствовалъ себя побжденнымъ. Онъ взялъ протянутую ему руку и безмолвно склонился предъ нею, съ искреннимъ уваженіемъ къ ея полу. Съ своей стороны, она колебалась. Быстрая женская проницательность, которая при боле счастливыхъ обстоятельствахъ мгновенно открыла бы ей тайну его смущенія, въ настоящее время измнила ей. Она отнесла его странный пріемъ къ гордости, къ нерасположенію, не угадавъ настоящей причины, то-есть неожиданнаго впечатлнія, произведеннаго ея красотой.

— Я не нахожу словъ благодарить васъ, сказала она слабымъ голосомъ, стараясь расположитъ его въ свою пользу.— Но я бы только обезпокоила васъ, еслибы пыталась говорить.

Губы ея задрожали, она отступила назадъ и въ молчаніи отвернула голову.

Докторъ, стоявшій въ сторон и спокойно слдившій за этою сценой, предупредилъ г. Ниля, и усадилъ г-жу Армадень на стулъ.

— Не бойтесь его, прошепталъ добрякъ ласково трепля ее по плечу. Въ моихъ рукахъ онъ былъ твердъ какъ желзо, но мн кажется, суда по его настоящему виду, что въ вашихъ рукахъ онъ сдлается мягче воска. Скажите ему что я совтовалъ вамъ сказать, и уведемъ его въ комнату вашего мужа, прежде нежели онъ успетъ опомниться.

Она призвала на помощь всю свою ршимость и сдлала нсколько шаговъ къ окошку, навстрчу къ г. Нилю.

— Мой добрый другъ докторъ сказалъ мн, сэръ, что единственная причина вашей нершимости придти сюда заключалась во мн, сказала она, опуская голову и блдня. Я искренно вамъ благодарна, но умоляю васъ не думать обо мн. Чего желаетъ мой мужъ…— Голосъ ея задрожалъ, она съ твердостію выждала нсколько минутъ, и овладла собою.— Чего мужъ мой желаетъ въ свои послднія минуты, того желаю и я.

На этотъ разъ г. Ниль настолько овладлъ собою, что могъ отвчать ей. Тихимъ, серіознымъ голосомъ онъ сталъ просить ее, чтобъ она не говорила боле ни слова.

— До сихъ поръ я желалъ только доказать вамъ все мое уваженіе, сказалъ онъ,— а теперь я желалъ бы устранить отъ васъ всякое горе.

При этихъ словахъ, нчто похожее на краску медленно выступило на его желтомъ лиц. Глаза ея были устремлены на него съ кроткимъ вниманіемъ, и онъ находилъ теперь преступными свои недавнія размышленія у окошка.

Докторъ воспользовался этою минутой. Онъ отворилъ дверь въ комнату г. Армаделя, и въ молчаливомъ ожиданіи сталъ подл нея. Г-жа Армадель вошла первая. Черезъ минуту дверь снова затворилась, и на этотъ разъ г. Ниль стоялъ въ комнат больнаго, безвозвратно приговоренный къ отвтственности, которая почти насильно была ему навязана.

Комната больнаго была убрана въ пышномъ континентальномъ вкус, и теплые лучи солнца весело играли въ ней. На потолк были изображены купидоны и цвты, блыя оконныя драпри приподняты были бантами изъ яркихъ лентъ, красивые раззолоченные часы тикали взадъ и впередъ на покрытомъ бархатною подушкой выступ камина, на стнахъ блестли зеркала, а коверъ усянъ былъ цвтами, соединявшими въ себ вс краски радуги. Посреди этой роскоши, блеска и свта лежалъ въ паралич страдалецъ. Его глаза блуждали, а лицо было почти безжизненно. Голова его покоилась на высоко приподнятыхъ подушкахъ, а безсильныя руки были протянуты вдоль одяла, какъ у мертвеца. Въ головахъ стояла въ угрюмомъ молчаніи старая, сморщенная Негритянка. Между вытянутыхъ рукъ отца сидло дитя, въ своемъ бленькомъ платьиц, занятое новою игрушкой. Когда дверь отворилась, и г-жа Армадель первая вошла въ комнату, мальчикъ двигалъ игрушку — то былъ солдатъ на кон — взадъ и впередъ между лежавшими безъ движенія руками отца, блуждающіе глаза котораго слдили за движеніями ребенка съ затаеннымъ неусыпнымъ вниманіемъ, со вниманіемъ какъ бы дикаго животнаго, производившимъ ужасное впечатлніе.

Когда г. Ниль показался въ дверяхъ, эти безпокойные глаза остановились, взглянули на незнакомца и впились въ него съ дикимъ вопрошающимъ выраженіемъ. Неподвижныя губы съ трудомъ зашевелились, и тупо, медленно выговаривая слова, произнесли вопросъ, заключавшійся и во взор:

— Не вы ли тотъ, кого я ожидаю?

Г. Ниль подошелъ къ постели, между тмъ какъ г-жа Армадель удалилась вмст съ докторомъ на противоположный конецъ комнаты и стояла тамъ въ молчаливомъ ожиданія.

Ребенокъ, не выпуская изъ рукъ игрушки, съ удивленіемъ взглянулъ на подошедшаго незнакомца своими широко раскрытыми блестящими, темными глазами, и затмъ опять занялся своею игрушкой.

— Меня уже познакомили съ вашимъ грустнымъ положеніемъ, сэръ, сказалъ г. Ниль,— и я пришелъ сюда предложить вамъ свои услуги, услуги, которыхъ никто кром меня, по словамъ медика, не въ состояніи оказать вамъ въ этомъ странномъ город. Мое имя Ниль, я служу въ Эдинбург, въ сословіи частной печати {Writer to the Signet, юридическое званіе въ Шотландіи, соотвтствуетъ высшимъ ступенямъ англійскихъ атторнеевъ.}, и смло могу поручиться за себя, что вполн оправдаю довріе, которымъ вамъ угодно будетъ почтить меня.

Глаза красавицы-жены не смущали его теперь. Онъ говорилъ съ ея безпомощнымъ мужемъ спокойно и серіозно, безъ своей обычной жесткости, и съ выраженіемъ глубокаго состраданія) которое шло ему какъ нельзя лучше. Видъ смертнаго одра отрезвилъ его.

— Вы, кажется, желаете чтобъ я что-то написалъ для васъ? снова началъ онъ, видя что отвтъ не проходитъ.

— Да! сказалъ умирающій, злобно сверкнувъ глазами, въ которыхъ отразилось непреодолимое нетерпніе.— Рука уже отнялась, и языкъ скоро отнимется. Пишите!

Еще г. Ниль не усплъ произнести ни одного слова, какъ уже позади его зашумло женское платье, а по ковру раздался торопливый скрипъ туфель. Г-жа Армадель придвигала письменный столъ къ кровати. Теперь или никогда Шотландцу слдовало предъявить заготовленныя имъ условія, долженствовавшія обезпечить его противъ всевозможныхъ послдствій. Продолжая стоять спиною къ г-ж Армадель, онъ безъ всякихъ околичностей сталъ предлагать свои вопросы умирающему.

— Не можете ли вы сказать, сэръ, прежде нежели я возьму перо въ руки, что именно желаете вы мн продиктовать?

Сердитые глаза параличнаго разгорались все ярче и ярче, губы его открылись и снова закрылись. Онъ не далъ никакого отвта.

Тогда г. Ниль попытался предложить другой вопросъ и съ другой стороны.

— Когда я напишу то чего вы желаете, спросилъ онъ,— что прикажете сдлать съ этою бумагой?

На этотъ разъ отвтъ былъ произнесенъ:

— Запечатайте ее въ моемъ присутствіи, и отправьте по почт къ моему ду……. Его съ трудомъ шевелившійся языкъ вдругъ остановился, и онъ жалобно поглядлъ на г. Ниля, какъ-бы прося окончить фразу.

— Вы хотите сказать къ вашему душеприкащику?

— Да.

— Стало-быть, я долженъ отдать на почту письмо? (Отвта не было). Позвольте мн спросить васъ: можетъ быть это письмо измнитъ смыслъ вашего завщанія?

— Насколько.

Г. Ниль сталъ размышлять. Тайна становилась все непроницаеме. Единственною путеводною нитью одужилъ странный разказъ о неоконченномъ письм, переданный ему докторомъ со словъ г-жи Армадель. Чмъ ближе подвигался Шотландецъ къ таинственной отвтственности, тмъ грозне и зловще она ему казалась. Не рискнуть ли ему еще однимъ вопросомъ, прежде нежели заручиться безвозвратно? Между тмъ какъ въ ум его пробгало сомннье, онъ почувствовалъ прикосновеніе шелковаго платья г-жи Армадель со стороны наиболе удаленной отъ ея мужа. Ея нжная смуглая ручка осторожно дотронулась до его плеча, между тмъ какъ большіе, выразительные, африканскіе глаза ея устремились на него съ покорнымъ и умоляющимъ взглядомъ.

— Мой мужъ сильно тревожится, сэръ, прошептала она. Успокойте же его волненіе, и сядьте скорй за письменный столъ.

Эта просьба шла изъ ея устъ, изъ устъ женщины, жены, которая, будучи исключена изъ этой тайны, имла наибольшее право колебаться.

Большинство мущинъ въ положеніи г. Ниля, не задумавшись, отказались бы отъ всякихъ обезпеченій. Но Шотландецъ, жертвуя, наконецъ, всми прочими гарантіями, удержалъ за собою одну.

— Я напишу то чего вы желаете, сказалъ онъ, обращаясь къ г. Армаделю,— запечатаю эту бумагу въ вашемъ присутствіи, и самъ отправлю къ вашему душеприкащику. Но принимая на себя это обязательство, я прошу васъ вспомнить, что дйствую совершенно какъ въ потемкахъ. И потому я долженъ предупредить васъ, чтобы вы извинили меня, если, по выполненіи вашихъ желаній, я оставлю за собою полную свободу дйствій.

— Даете ли вы мн слово исполнить мое желаніе?

— Если оно вамъ непремнно нужно, сэръ, то я дамъ его, но не иначе какъ подъ упомянутымъ условіемъ.

— Оставайтесь при вашемъ условіи, но только сдержите слово. Шкатулку! прибавилъ онъ, въ первый разъ смотря на жену.

Она поспшно перешла черезъ комнату чтобы взять шкатулку, которая стояла въ углу на стул. Возвращаясь съ нею, она мимоходомъ подала знакъ негритянк, которая продолжала стоять, угрюмая и молчаливая, на своемъ прежнемъ мст. Женщина, повинуясь знаку, приблизилась къ постели взять ребенка. Какъ только она прикоснулась къ нему, глаза отца, дотол устремленные на шкатулку, мгновенно обратилась на нее съ лукавымъ проворствомъ кошки.

— Нтъ! сказалъ онъ.— Нтъ! отозвался какъ эхо свжій голосокъ мальчика, который, продолжая заниматься игрушкой, еще не желалъ оставить своего мста на постели.

Негритянка вышла изъ комнаты, а торжествующее дитя заставило скакать своего деревяннаго солдатика взадъ и впередъ по одялу, скомканному на груди отца. Мучительное чувство ревности болзненно отразилось на прелестномъ лиц матери, когда она взглянула на ребенка.

— Не отпереть ли шкатулку? спросила она, въ то же время рзко отталкивая отъ себя дтскую игрушку.

Въ отвтъ на это, взоръ мужа направилъ ея руку къ тому мсту подъ подушкою, гд спрятанъ былъ ключъ. Она отперла шкатулку и нашла въ ней нсколько листковъ рукописи, сколотыхъ булавкой.

— Эти? спросила она, вынимая ихъ.

— Да, отвчалъ онъ.— Ты можешь идти теперь.

Шотландецъ, уже сидвшій за письменнымъ столомъ, и докторъ, взбалтывавшій въ углу какую-то возбудительную микстуру, взглянули другъ на друга съ очевиднымъ безпокойствомъ на лиц, котораго ни одинъ изъ нихъ не могъ побдить. Слова, изгонявшія жену изъ комнаты, были произнесены. Ожидаемая минута наступила.

— Ты можешь идти теперь, снова повторилъ г. Армадель.

Она взглянула на дитя, уютно расположившееся на постели, и мертвая блдность медленно разлилась по ея лицу. Она посмотрла также на роковое письмо, бывшее для нея непроницаемою тайной, и ревнивое подозрніе относительно женщины, которая была мученіемъ и отравою всей ея жизни, уязвило ее въ самое сердце. Отойдя на нсколько шаговъ отъ постели, она остановилась, и снова вернулась назадъ. Вооруженная двойнымъ мужествомь любви и отчаянія, она прижала свои губы къ щек своего умирающаго мужа, и въ первый разъ стала умолять за себя. Ея горячія слезы капали на его лицо, между тмъ какъ уста шептали:

— Алланъ, вспомни какъ я любила тебя! Вспомни, какъ я старалась сдлать тебя счастливымъ! Вспомни, какъ скоро придется мн потерять тебя! О, мой милый! не отсылай, не отсылай меня!

Эти слова и поцлуй краснорчиво говорили за нее. Воспоминаніе о ея любви, на которую онъ никогда не отвчалъ взаимностью, тронуло сердце быстро ослабвавшаго человка, какъ еще ничто не трогало его до сихъ поръ, съ самаго дня его свадьбы. Тяжелый вздохъ вылетлъ изъ груди его. Онъ взглянулъ за нее въ нершимости.

— Позволь мн остаться, прошептала она, еще крпче принимая лицо свое къ его щек.

— Это опечалитъ тебя, прошепталъ онъ ей въ отвтъ.

— Ничто меня не опечалитъ, кром необходимости уйдти отъ тебя.

Онъ молчалъ. Она увидала что онъ размышляетъ, и въ свою очередь не говорила ни слова.

— Если я позволю теб остаться не надолго….

— Да! Да!

— …Уйдешь ли ты, когда я скажу теб?

— Уйду.

— Поклянись.

Сильное волненіе, вызвавшее на его уста эту просьбу, какъ будто развязало на минуту его скованный языкъ. Онъ произнесъ эти поразительныя слова съ необыкновенною отчетливостью.

— Клянусь! сказала она, падая на колно передъ постелью, и страстно цлуя его руку. Оба посторонніе свидтеля находившіеся въ комнат, какъ бы сговорившись, отвернулись головою въ другую сторону. Посреди наступившаго молчанія слышенъ былъ только легкій шумъ игрушки, которую ребенокъ продолжалъ двигать взадъ и впередъ по постели.

Докторъ первый нарушилъ молчаніе, воцарившееся мейду присутствовавшими. Онъ подошелъ къ больному и устремилъ на него безпокойный взглядъ. Г-жа Армадель приподнялась съ колнъ, дождавшись позволенія мужа, она понесла рукопись, вынутую изъ шкатулки, на столъ, за которымъ сидлъ г. Ниль. Раскраснвшаяся и нетерпливая, прекрасне чмъ когда-либо, подъ вліяніемъ сильнаго внутренняго волненія, она нагнулась къ нему, вручая ему письмо, и ухватившись за первое попавшееся средство съ опрометчивостью женской натуры, прошептала:

— Прочтите все, сначала, я должна, я хочу это выслушать.

Ея глаза прожигали его насквозь, ея дыханіе касалось его щеки. Прежде нежели онъ усплъ отвтить, прежде нежели онъ усплъ опомниться, она уже снова была подл мужа. Одну минуту только говорила она, и въ эту минуту красота ея подчинила Шотландца ея вол. Хмурясь отъ непріятнаго сознанія своего безсилія, онъ перелистовалъ письмо, посмотрлъ на проблъ, гд перо, выпавшее изъ рукъ автора, оставило огромное чернильное пятно, снова вернулся къ началу и произнесъ, въ интерес г-жи Армадель, слова, которыя сама же она вложила въ его уста.

— Можетъ-быть, сэръ, вы пожелаете сдлать какія-либо поправки, началъ онъ, повидимому, сосредоточивая все свое вниманіе на письм, и длая видъ что имъ снова овладваетъ его брюзгливость.— Не прочесть ли вамъ сызнова то что вы уже написали?

Г-жа Армадель, сидвшая съ одной стороны у изголовья больнаго, и докторъ, щупавшій съ другой стороны его пульсъ, съ весьма различнымъ безпокойствомъ ожидали отвта на вопросъ г. Ниля. Глаза г. Армаделя, покинувъ ребенка, съ вопрошающимъ взглядомъ остановились на жен.

— Ты хочешь выслушать это? сказалъ онъ.

У нея захватило дыханіе, рука ея подкралась къ его рук, она въ молчаніи склонила голову. Больной остановился, какъ бы тайно совщаясь съ самимъ собою и не спуская глазъ съ жены. Наконецъ, онъ ршился отвчать.

— Читайте, сказалъ онъ,— и остановитесь когда я вамъ скажу.

Былъ уже часъ пополудни, и звонокъ гостиницы сзывалъ постителей къ ихъ раннему обду. Торопливый стукъ шаговъ и возраставшій говоръ голосовъ въ коридор весело проникалъ въ комнату, въ то время какъ г. Ниль, положивъ передъ собою рукопись, сталъ читать вступленіе, заключавшееся въ слдующихъ словахъ:

‘Я адресую это письмо къ моему сыну, когда онъ въ состояніи будетъ понять его. Потерявъ всякую надежду дожить до того времени, когда онъ достигнетъ зрлаго возраста, мн не остается ничего боле какъ написать здсь то что я охотно сказалъ бы ему когда-нибудь устно.

‘Начиная это письмо, я имю три цли. Вопервыхъ, раскрыть обстоятельства, сопровождавшія бракъ одной знакомой мн Англичанки на остров Мадер. Вовторыхъ, пролить истинный свтъ на смерть ея мужа, на французскомъ корабл La grce de Dieu. Втретьихъ, предупредить моего сына объ ожидающей его опасности,— объ опасности, которая встанетъ изъ могилы его отца, какъ только прахъ мой покроется землею.

‘Исторія брака Англичанки начинается тмъ, что я наслдовалъ огромное состояніе и принялъ роковое имя Армаделей.

‘Я единственный оставшійся въ живыхъ сынъ покойнаго Матью Рентмора, изъ Барбадоса. Я родился въ вашемъ фамильномъ помстьи на этомъ остров, и еще въ дтств лишился отца. Мать моя любила меня до безумія: мн ни въ чемъ не было отказа, и я пользовался полною свободой Отрочество и юношество мое протекли въ праздности и необузданности, среди людей — большею частью невольниковъ и метисовъ, для которыхъ воля моя была закономъ. Сомнваюсь чтобы во всей Англіи нашелся джентльменъ моего рода и положенія, который былъ бы такимъ же невждою, какимъ былъ я, и не думаю чтобы во всемъ мір отыскался другой юноша, страстямъ котораго былъ бы предоставленъ такой полнйшій разгулъ, какой предоставленъ былъ мн, въ эти ранніе годы моей юности.

‘Романическія наклонности моей матери внушили ей нерасположеніе къ простому имени моего отца. Меня окрестили Алланомъ, въ честь богатаго двоюроднаго брата моего отца — покойнаго Аллана Армаделя, который имлъ по сосдству съ нами самыя обширныя и доходныя на всемъ остров владнія, и согласился быть заочно моимъ воспріемникомъ. Г. Армадель никогда не видалъ своихъ вестъ-индскихъ владній. Онъ жилъ въ Англіи, и приславъ мн обычный подарокъ крестнаго отца, въ продолженіе многихъ лтъ посл того не имлъ никакихъ сношеній съ моими родителями. Мн только что исполнился 21 годъ, когда мы получили отъ него извстіе. На этотъ разъ онъ писалъ моей матери, чтобъ узнать живъ ли я, и предлагая ни боле ни мене какъ сдлать меня наслдникомъ его вестъ-индскихъ владній.

‘Это счастье обрушилось на меня вслдствіе дурнаго поведенія единственнаго сына г. Армаделя. Молодой человкъ опозорилъ себя безвозвратно, онъ бжалъ изъ своего отечества и отецъ отказался отъ него навсегда. Не имя другихъ близкихъ родственниковъ мужескаго пола, которые могли бы ему наслдовать, г. Армадель вспомнилъ о сын своего двоюроднаго брата, о своемъ собственномъ крестник и предложилъ передать свои вестъ-индскія владнія мн и моимъ наслдникамъ, подъ тмъ условіемъ, чтобъ я принялъ, за себя и за нихъ, его имя. Предложеніе это было принято съ благодарностью, и вс законныя формальности были строго соблюдены, для того чтобы перемнить мое имя въ колоніяхъ и въ метрополіи. Съ слдующею же почтой извстили г. Армаделя, что условіе его выполнено, а вслдъ за тмъ пришло и увдомленіе отъ его стряпчаго. Завщаніе было измнено въ мою пользу, и недлю спустя, смерть моего благодтеля сдлала меня самымъ богатымъ владльцемъ въ Барбадос.

‘Это событіе есть первое звено цпи. Второе событіе произошло шесть недль спустя.

‘Случилось, что въ нашемъ помстьи открылась вакансія на должность клерка, и для замщенія ея представился молодой человкъ, почти однихъ лтъ со мной, только что пріхавшій на островъ и называвшій себя Фергюсомъ Ингльби. Всегда и во всемъ я отдавался моему первому впечатлнію, не признавая иныхъ законовъ, кром законовъ моей фантазіи: я пристрастился къ этому незнакомцу съ первой же минуты нашего свиданія. Онъ имлъ манеры джентльмена, и обладалъ самыми привлекательными общежительными качествами, какія мн, при моей неопытности, когда-либо случалось встрчать. Когда я узналъ, что письменныя рекомендаціи, которыя онъ привезъ съ собой, оказались неудовлетворительными, я вступился за него, и настоялъ чтобы ему дали мсто. Моя воля была закономъ, и онъ получилъ его.

‘Мать моя съ первой же минуты не взлюбила Ингльби, и почувствовала къ нему какое-то недовріе. Когда она увидла, что наша короткость быстро возрастаетъ, и что онъ изъ подчиненнаго сдлался моимъ ближайшимъ товарищемъ и другомъ (я всю свою жизнь провелъ съ подчиненными, и мн всегда это было по сердцу), она стала употреблять всевозможныя средства разлучить насъ, но все было напрасно. Доведенная до крайности, она ршилась испытать еще одно средство — склонить меня на путешествіе въ Англію, о которомъ я часто помышлялъ.

‘Однако, еще не приступая къ разговору, она ршилась придать этому путешествію совершенно новый интересъ. Она написала къ своему старому другу и обожателю, покойному Стивену Бланшарду, изъ Торпъ-Амброза, въ Норфок, джентльмену-землевладльцу и вдовцу, имвшему уже взрослыхъ дтей. Въ послдствіи я узналъ, что она намекала ему въ своемъ письм на ихъ прежнія взаимныя чувства (которыя съ обихъ сторонъ были подавлены родителями), и что, прося г. Бланшарда оказать дружескій пріемъ ея сыну, по прізд его въ Англію, она въ то же время освдомлялась о его дочери, какъ бы указывая тмъ на возможность союза между обоими семействами, еслибъ я и молодая двушка, встртившись, полюбили другъ друга. Мы во всхъ отношеніяхъ были ровня, а воспоминаніе моей матери о ея юношеской привязанности къ г. Бланшарду сдлало самою счастливою мечтой ея жизни надежду женить меня на дочери своего стариннаго обожателя. Обо всемъ этомъ я ничего не зналъ, до тхъ поръ пока не былъ полученъ отвтъ отъ г. Бланшарда. Тогда мать моя показала мн его письмо и открыто воздвигла на моемъ пути искушеніе, которое должно было разлучить меня съ Фергюсомъ Ингльби.

‘Г. Бланшардъ писалъ съ острова Мадеры. Здоровье его разстроилось, и доктора послали его туда для перемны климата. Дочь его была съ нимъ. Искренно сочувствуя въ своемъ письм надеждамъ и желаніямъ моей матери, онъ предлагалъ мн (если я скоро намренъ оставить Барбадосъ), захать по пути на Мадеру, и постить его въ его временной резиденціи. Въ случа если бы это не могло состояться, онъ назначалъ время своего возвращенія въ Англію, когда я уже наврное могъ найдти радушный пріемъ въ его собственномъ дом, въ Торпъ-Амброз. Въ заключеніе онъ извинялся, что не можетъ писать боле, говоря что зрніе его ослабло, и что онъ уже и безъ того нарушилъ предписаніе доктора, уступивъ желанію собственноручно написать къ своему старинному другу.

‘Несмотря на дружескій тонъ письма, оно, быть-можетъ, не произвело бы на меня большаго впечатлнія, еслибы не примшалось тутъ еще одно обстоятельство. Въ письм вложенъ былъ миніатюрный портретъ миссъ Бланшардъ. На оборот рукою отца ея написаны были полушутливо, полунжно слдующія слова: ‘Я не могу на этотъ разъ просить дочь быть моимъ секретаремъ, не посвятивъ ее въ тайну вашихъ распросовъ, это привело бы ее въ сильное смущеніе. Посылаю пока вамъ ея портретъ (она объ этомъ и не подозрваетъ), пускай онъ вамъ говоритъ за нее. Онъ очень врное подобіе моей, право, доброй двочки. Если она полюбитъ вашего сына, и если я также сойдусь съ нимъ (въ чемъ я почти увренъ), то мы еще можемъ надяться, мой добрый другъ, увидть нашихъ дтей тмъ чмъ мы могли бы нкогда быть сами, то-есть мужемъ и женою.’ Мать моя отдала мн миніатюру вмст съ письмомъ. Не знаю какъ и почему, но портретъ этотъ сразу поразилъ меня, какъ еще никогда и ничто не поражало меня до сихъ поръ.

‘Боле сильные умы отнесли бы это необыкновенное впечатлніе къ безпорядочному внутреннему состоянію, въ которомъ я тогда находился,— къ пресыщенію тми низкими наслажденіями, которыя уже давно стали надодать мн, наконецъ, къ неопредленной тоск, порожденной этимъ пресыщеніемъ, къ жажд новыхъ интересовъ и новыхъ свжихъ ощущеній. Я не пытался тогда подвергнуть себя такому здравому анализу: я врилъ въ судьбу, и врю въ нее до сихъ поръ. Для меня было достаточно того убжденія, что первое сознаніе боле возвышенныхъ инстинктовъ въ моей грубой, чувственной природ, было пробуждено во мн юнымъ лицомъ этой двушки, которая смотрла на меня съ портрета такъ, какъ еще не смотрла на меня ни одна женщина. Въ этихъ нжныхъ глазахъ, въ возможности назвать это милое созданіе своею женой, я видлъ свою судьбу. Этотъ портретъ, такъ странно и неожиданно попавшій въ мои руки, былъ какъ бы безмолвнымъ встникомъ близкаго счастія, посланнымъ для того чтобы предостеречь, ободрить и вызвать меня на лучшую дорогу, пока еще было время. Ложась спать, я положилъ миніатюру подъ подушку, проснувшись на другой день, я снова поглядлъ на портретъ, и нашелъ что мое убжденіе ничуть не поколебалось. Суевріе мое (если теб угодно будетъ назвать его этимъ именемъ) такъ и подталкивало меня на путь, по которому мн суждено было идти. Въ нашемъ порт находился въ то время корабль, собиравшійся отплыть чрезъ дв недли въ Англію и по пути остановиться въ Мадер. На этомъ корабл я взялъ себ мсто.’

До сихъ поръ чтеніе продолжалось безъ перерыва. Но при послднихъ словахъ раздался другой тихій, надорванный голосъ.

— Какова была она? спросилъ голосъ: — блондинка или смуглая какъ я?

Г. Ниль остановился и поднялъ глаза на присутствовавшихъ.

Докторъ все еще стоялъ у изголовья больнаго, машинально продолжая щупать его пульсъ. Дитя, прогулявшее свой полуденный сонъ, уже вяло занималось своею новою игрушкой. Глаза отца слдили за нимъ съ напряженнымъ вниманіемъ. Но съ тхъ поръ какъ началось чтеніе рукописи, въ слушателяхъ произошла большая перемна. Г-жа Армадель выпустила изъ своихъ рукъ руку своего мужа и сидла, упорно отвертывая отъ него свое лицо. Горячая африканская кровь яркимъ пламенемъ горла на ея смуглыхъ щекахъ, въ то время какъ она настойчиво повторила вопросъ:

— Блондинка она была или смуглая какъ я?

— Блондинка, отвчалъ ея мужъ, не поднимая на нее глазъ.

Ея руки, сложенныя на колнахъ, судорожно сжались, и она не сказала боле ни слова.

Возвращаясь къ чтенію, г. Ниль еще мрачне насупилъ свои густыя брови. Онъ заслужилъ свое личное строгое неодобреніе: онъ подкараулилъ въ своемъ сердц тайную жалость къ этой женщин.

‘Я сказалъ, значилось дале въ письм,— что Ингльби пользовался моею полною довренностію. Мн жаль было разстаться съ нимъ, и я пришелъ въ отчаяніе, увидавъ какъ поразило и огорчило его извстіе о моемъ скоромъ отъзд. Чтобъ оправдаться въ его глазахъ, я показалъ ему письмо и портретъ, и открылъ всю истину. Онъ распрашивалъ меня о семейсгв миссъ Бланшардъ и объ ея состояніи съ участіемъ истиннаго друга, и возбудилъ во мн еще большее къ себ уваженіе и довріе тмъ, что совершенно устранивъ себя изъ этого вопроса, великодушно совтовалъ мн держаться моего намренія. Когда мы простились, я былъ совершенно здоровъ и въ отличномъ настроеніи духа. Но на другой день, прежде нежели мы снова успли встртиться, я былъ внезапно сраженъ недугомъ, который грозилъ лишить меня и разсудка и самой жизни.

‘Я не имю никакихъ доказательствъ противъ Ингльби. Много было женщинъ на остров, которыхъ я непростительно оскорбилъ, и месть которыхъ, быть-можетъ, карала меня въ ту минуту. Впрочемъ, я никого не обвиняю. Знаю только, что я обязанъ своимъ спасеніемъ моей старой негритянк-нян, эта женщина сказала мн въ послдствіи, что она давала мн извстное неграмъ противоядіе на употребляемый ими въ тхъ странахъ ядъ. Когда я сталъ выздоравливать, корабль, на которомъ я взялъ себ мсто, уже давно отплылъ. Я спросилъ объ Ингльби, и мн отвчали что его уже нтъ. Мн представили такія очевидныя доказательства его негодности и дурнаго поведенія, что даже и мое пристрастіе къ нему не устояло противъ нихъ. Онъ былъ уволенъ изъ конторы въ первые дни моей болзни, и изчезъ неизвстно куда. Слышно было только что онъ оставилъ островъ.

‘Въ продолженіе всей моей болзни, портретъ миссъ Бланшардъ находился подъ моею подушкой. А когда я сталъ выздоравливать, я только и утшалъ себя воспоминаніемъ о прошедшемъ и надеждою на будущее. Никакими словами не могу я передать той силы, съ которою схватила меня эта новая страсть, еще боле развившаяся отъ времени, одиночества и страданія. Не взирая на все свое желаніе устроить этотъ бракъ, мать моя поражена была неожиданнымъ успхомъ своего плана. Она написала къ г. Бланшарду, чтобы извстить его о моей болзни, но не получила никакого отвта. Тутъ она снова вызывалась написать ему, если я дамъ ей общаніе остаться съ нею до моего совершеннаго выздоровленія. Но мое нетерпніе не подчинялось никакимъ условіямъ. Другой отплывавшій корабль представилъ мн новый случай хать въ Мадеру. Разсмотрвъ еще разъ пригласительное письмо г. Бланшарду, я убдился что еще застану его на остров, если не буду терять времени. Вопреки мольбамъ моей матери, я настоялъ на томъ чтобы взять мсто на второмъ корабл, и на этотъ разъ, когда корабль отплылъ, я былъ въ числ его пассажировъ.

‘Путешествіе принесло мн пользу, морской воздухъ возвратилъ мн прежнія силы. Посл необыкновенно быстраго перезда я очутился у цли моего странствія. Въ одинъ прекрасный тихій вечеръ,— не забыть мн его никогда,— я стоялъ на берегу съ ея портретомъ на груди, и въ первый разъ увидалъ блыя стны дома, въ которомъ она жила.

‘Я сталъ бродить вокругъ дома, чтобы нсколько успокоить свое волненіе прежде нежели войдти въ него. Черезъ нсколько минутъ, вступивъ въ ворота и миновавъ росшій кругомъ кустарникъ, я заглянулъ въ садъ, и увидлъ тамъ женщину одиноко бродившую по газону. Она повернулась ко мн лицомъ, и мн предсталъ оригиналъ моего портрета, осуществленіе моей мечты! Говорить объ этомъ теперь безполезно и даже боле чмъ безполезно. Скажу только, что все льстившее моему воображенію на портрет осуществилось передо мною въ дйствительности, какъ только глаза мои остановились на этой женщин. Боле говорить объ этомъ не буду.

‘Я былъ слишкомъ взволнованъ, и не могъ прямо подойдти къ ней. Я удалился незамченный, и остановившись у главнаго входа, сперва освдомился объ ея отц. Мн отвчала, что г. Бланшардъ у себя въ комнат, и никого не принимаетъ. Тогда я ршился спросить о миссъ Бланшардъ. Слуга улыбнулся.

‘— Моя молодая госпожа уже не носитъ этого имени, сэръ, сказалъ онъ.— Она замужемъ.

‘Эти слова сразили бы всякаго другаго человка въ моемъ положеніи. Но они только воспламенили мою горячую кровь, и я въ бшенств схватилъ слугу за горло.

‘— Это ложь, закричалъ я, говоря съ нимъ такъ, какъ-будто онъ былъ однимъ изъ моихъ рабовъ.

— Это сущая правда, отвчалъ слуга, силясь освободиться отъ меня,— и мужъ ея здсь теперь.

‘— Кто же онъ? говори, мерзавецъ!

‘Слуга повторилъ мн въ глаза мое собственное имя: Алланъ Армадель.

‘Ты, конечно можешь угадать теперь истину. Фергюсъ Ингльби былъ тотъ самый отверженный моимъ дядею сынъ, именемъ и наслдствомъ котораго я воспользовался,— и Фергюсъ Ингльби поквитался теперь со мною за то что я отнялъ у него законныя права его рожденія.

‘Я долженъ разказать здсь въ нсколькихъ словахъ, какимъ образомъ состоялся этотъ обманъ, для того чтобы объяснить, не говорю оправдать, участіе, принятое мною въ послдовавшихъ затмъ событіяхъ.

‘По собственному признанію Ингльби, онъ пріхалъ въ Барбадосъ, зная уже о смерти своего отца и о передач мн его владній, съ твердымъ намреніемъ отнять у меня имущество и причинить мн вредъ. Моя слпая къ нему довренность какъ нельзя лучше содйствовала его замысламъ. Онъ улучилъ время чтобы похитить письмо моей матери написанное ею къ г. Бланшарду, въ начал моей болзни, за тмъ самъ устроилъ свое увольненіе, и отправился на островъ Мадеру на томъ же корабл, который долженъ былъ везти меня. Прибывъ туда, онъ снова выждалъ покамстъ корабль отправится въ обратный путь, и у же потомъ представился г. Бланшарду, не подъ вымышленнымъ именемъ, которымъ я буду попрежнему называть его здсь, но подъ именемъ, равно принадлежавшимъ и ему и мн: Алланъ Армадель.

‘Сначала подлогъ не представлялъ особенныхъ затрудненій. Ингльби имлъ дло съ больнымъ старикомъ, который уже лтъ тридцать не видалъ моей матери, и съ невинною, ничего не подозрвавшею двочкой, которая ее никогда не видала, къ тому же онъ настолько ознакомился съ нашимъ бытомъ, что могъ не хуже меня отвчать на вс предлагаемые ему вопросы. Его наружность и манеры, вкрадчивость въ обращеніи съ женщинами, смтливость и хитрость довершили остальное. Покамстъ я еще лежалъ больной на своей постели, онъ уже пріобрлъ любовь миссъ Бланшардъ. А въ то время какъ я мечталъ надъ ея портретомъ въ первые дни моего выздоравливанія, онъ получилъ согласіе г. Бланшарда на то, чтобы сыграть свадьбу еще до вызда съ Мадеры.

‘Слабость зрнія г. Бланшарда содйствовала въ начал обману. Онъ довольствовался тмъ, что поручалъ Ингльби передавать моей матери то одно, то другое, и получалъ отъ него разные вымышленные отвты. Но когда предложеніе было принято, и день свадьбы назначенъ, г. Бланшардъ счелъ своею обязанностію собственноручно написать своему старинному другу, чтобъ испросить ея формальнаго согласія и пригласить ее на свадьбу. Онъ могъ написать только часть письма, остальное было окончено подъ его диктовку дочерью. На этотъ разъ предупредить почту было невозможно, и потому Ингльби, увренный уже въ любви своей жертвы, подстерегъ ее, когда она выходила изъ комнаты отца съ письмомъ въ рук, и наедин открылъ ей всю истину. Миссъ Бланшардъ еще не достигла тогда совершеннолтія, вслдствіе чего дло принимало весьма серіозный оборотъ. Еслибы письмо было отправлено, молодымъ людямъ пришлось бы или ждать чтобы на вкъ быть разлученными, или скрыться бгствомъ и непремнно быть настигнутыми. Назначеніе каждаго корабля, на какомъ бы они ни похали, было всегда извстно заране, а быстролетная яхта, на которой г. Бланшардъ прибылъ въ Мадеру, уже стояла въ гавани чтобъ отвезти его обратно въ Англію. Другаго выбора ихъ не оставалось, какъ уничтожить письмо и призваться въ истин по окончаніи свадьбы. Не знаю какія средства употребилъ Ингльби и какимъ низкимъ способомъ сумлъ онъ воспользоваться довріемъ и любовію миссъ Бланшардъ, чтобы низвести ее на одинъ уровень съ собою, только онъ вполн достигъ своей цли: она сравнялась съ нимъ. Письмо не было отправлено, и такимъ образомъ, съ согласія и вдома дочери, довріе отца употреблялось во зло до самой послдней минуты.

‘Теперь имъ оставалось только сочинить отвтъ отъ моей матери, который, по разчету г. Бланшарда, долженъ былъ придти за нсколько дней до свадьбы. У Ингльби хранилось похищенное имъ письмо моей матери, но онъ не владлъ искусствомъ подписываться подъ чужой почеркъ. Миссъ Бланшардъ, согласившись играть только пассивную роль въ этомъ обман, положительно отказалась принять какое-либо дятельное участіе въ подлог, жертвою котораго былъ ея отецъ. Положеніе было критическое, но Ингльби нашелъ себ готовое орудіе въ лиц двнадцатилтней сиротки-двочки, необыкновенно развитой и способной, любимицы миссъ Бланшардъ, которая привезла ее съ собою изъ Англіи, чтобы пріучить ее къ должности горничной. Дьявольское искусство этой двочки устранило послднее серіозное препятствіе, мшавшее окончательному успху обмана. Я самъ видлъ это подложное письмо, вышедшее изъ-подъ ея пера, подъ руководствомъ Ингльби и (должно сказать правду) съ вдома ея молодой госпожи, и признаюсь, почеркъ моей матери былъ до того искусно поддланъ, что мн кажется, я самъ поддался бы обману. Въ послдствіи я узналъ эту двочку,— и видъ ея заставилъ меня содрогнуться. Если она жива теперь, горе тмъ кто ей довряетъ! Боле коварнаго и отъ природы безжалостнаго существа еще никогда не видалъ міръ.

‘Итакъ, подложное письмо устранило послднія препятствія къ браку, и когда я, по прізд на Мадеру, явился въ домъ г. Бланшарда, дочь его и Ингльби (какъ справедливо сказалъ мн слуга) уже были обвнчаны. Мой пріздъ только ускорилъ ихъ признаніе, на которое они оба готовились. Ингльби самъ безсовстно сознался во всемъ. Ему нечего было терять: бракъ уже былъ заключенъ, и состояніе его жены уже не зависло отъ ея отца. О свиданіи моемъ съ дочерью и съ отцомъ я не скажу ни слова, чтобы прямо перейдти къ дальнйшимъ событіямъ. Въ продолженіе двухъ дней, благодаря усиліямъ молодой женщины и священника, совершавшаго внчальный обрядъ, мн никакъ не удавалось встртиться съ Ингльби. Но на третій день, благодаря употребленной мною хитрости, я подстерегъ его, и наедин, лицомъ къ лицу, сошелся съ своимъ смертельнымъ врагомъ.

‘Вспомни, сынъ мой, какъ обмануто было мое довріе, вспомни, что единственное доброе намреніе моей жизни разбилось въ прахъ, вспомни о моихъ необузданныхъ страстяхъ, глубоко вкоренившихся въ мою природу и никогда не впавшихъ удержу,— вспомни все это, и представь себ нашу встрчу! Съ своей стороны, я разкажу только конецъ. Ингльби былъ выше и сильне меня, и воспользовался своимъ грубымъ превосходствомъ съ дикостью животнаго. Онъ ударилъ меня.

‘Подумай каково было мн, посл всхъ жестокихъ неправдъ этого человка, еще носить на лиц своемъ знакъ его руки!

‘Я пошелъ къ одному англійскому офицеру, который вмст со мною пріхалъ изъ Барбадоса, и разказалъ ему о случившемся, онъ согласился со мною что дуэль неизбжна. Но такъ какъ въ то время поединки подчинялись извстнымъ правиламъ и формальностямъ, то онъ сталъ говорить о нихъ. Я не далъ ему кончить.

‘— Каждый изъ насъ возьметъ въ правую руку по пистолету, сказалъ я,— а лвою рукой мы будемъ держаться за конецъ носоваго платка, и черезъ него стрлять.

Офицеръ всталъ и посмотрлъ на меня такъ, какъ будто я лично оскорбилъ его.

‘— Вы хотите чтобъ я былъ свидтелемъ злодянія и самоубійства? сказалъ онъ.— Прошу васъ въ такомъ случа на меня не разчитывать.

‘И съ этими словами онъ вышелъ изъ комнаты. Какъ только онъ ушелъ, я написалъ т самыя слова, которыя оговорилъ ему, и послалъ эту записку къ Ингльби, а самъ, въ ожиданіи отвта, слъ передъ зеркаломъ и смотрлъ на знакъ оставленный на моемъ лиц его рукою.

‘Мало ли людей на свт, думалъ я, которые запятнали свои руки и свою совсть кровью ближняго за несравненно меньшую обиду?

‘Наконецъ, посланный возвратился съ отвтовъ отъ Ингльби. Онъ назначалъ мн свиданіе на слдующій день, въ три часа пополудни, въ уединенномъ мст во внутренности острова. Въ случа отказа съ его стороны, у меня уже готовъ былъ планъ дйствій, но письмо его избавляло меня отъ необходимости выполнить мое ужасное намреніе. Я былъ благодаренъ ему, положительно благодаренъ за его отвтъ.

‘На слдующій день я отправился въ назначенное мсто. Его тамъ не было. Я прождалъ два часа, но онъ не пришелъ. Тогда я сталъ догадываться. Теперь какъ и всегда — подлецъ, подумалъ я и пошелъ въ домъ г. Бланшарда, но на дорог мною овладло внезапное предчувствіе, и я повернулъ къ гавани. Я не ошибся, туда мн и слдовало идти. Корабль, отплывавшій въ этотъ день въ Лиссабонъ представилъ Ингльби удобный случай взять на немъ мсто для себя и для жены, и такимъ образомъ скрыться отъ меня. Онъ отвчалъ на мой вызовъ лишь для того чтобы устранить меня съ своей дороги, и услать подальше внутрь острова. Еще разъ поврилъ я Фергюсу Ингльби, и еще разъ онъ сумлъ обмануть меня.

‘Я сталъ распрашивать, знаетъ ли г. Бланшардъ о бгств дочери. Мн отвчали, что онъ узналъ объ этомъ не прежде какъ по отплытіи корабля. На этотъ разъ я воспользовался урокомъ Ингльби, и также употребилъ хитрость. Вмсто того чтобъ явиться къ г. Бланшарду, я пошелъ сперва взглянуть на его яхту.

‘Видъ ея сказалъ мн то что хозяинъ, быть-можетъ, утаилъ бы отъ меня, то-есть правду. Я нашелъ тамъ суету, всегда предшествующую внезапному отъзду. Весь экипажъ былъ на лицо, за исключеніемъ нсколькихъ человкъ, которые, получивъ позволеніе выйдти на берегъ, находились гд-то внутри острова. Мн хорошо была извстна матросская должность, потому что я самъ имлъ судно, которымъ иногда лично управлялъ. Побжавъ въ городъ, я перемнилъ свою одежду на матросское платье и шляпу, и возвратившись въ гавань, предложилъ свои услуги шкиперу яхты, въ качеств волонтера. Не знаю что онъ прочелъ тогда на моемъ лиц: мои отвты, повидимому, удовлетворили его, а между тмъ онъ все смотрлъ на меня и колебался. Но такъ какъ въ матросахъ былъ недостатокъ, то я былъ принятъ на яхту. Черезъ часъ посл того къ намъ присоединился и г. Бланшардъ, на физическія и нравственныя страданія котораго тяжело было смотрть. Его помстили въ кают, и часъ спустя яхта наша уже неслась въ открытомъ мор, подъ звзднымъ небомъ, гонимая свзкимъ втеркомъ.

‘Предпоюженія мои оказались справедливыми: мы гнались за судномъ, на которомъ Ингльби и его жена скрылись въ этотъ день съ острова. Это было французское купеческое судно, занимавшееся перевозкою строеваго лса, оно называлось La Grce de Dieu. Извстно было, что отправляясь въ Лиссабонъ, оно сбилось съ дороги, и пристало къ Мадер почти безъ людей и безъ всякихъ припасовъ. Послдній недостатокъ былъ восполненъ, но первый нтъ. Наши матросы неодобрительно отзывались какъ о прочности судна, такъ и объ экипаж, состоявшемъ преимущественно изъ бродягъ. Когда все это дошло до г. Бланшарда, онъ глубоко раскаялся въ тхъ жестокихъ словахъ, которыя онъ сказалъ дочери въ ту минуту, какъ впервые узналъ о ея участіи въ обман. Онъ немедленно ршился дать ей пріютъ на своей собственной яхт и успокоить ее общаніемъ скрыть ея негодяя мужа отъ меня и моей мести. Яхта шла втрое быстре корабля. Не было сомннія, что мы настигнемъ La Grce de Dieu, хотя и можно было опасаться что въ темнот мы не замтимъ его.

‘Посл нсколькихъ часовъ плаванія, втеръ внезапно стихъ, и наступилъ знойный, душный штиль. Когда на яхт раздался приказъ спускать брамстеньги и убирать паруса, мы вс знали чего намъ слдовало ожидать. Не боле какъ черезъ часъ начался штормъ, удары грома раздавались надъ нашими головами, и яхта неслась подъ бурею. То было сильное судно въ триста тоннъ, прочно сдланное изъ дерева и желза, ею управлялъ шкиперъ, въ совершенств понимавшій свое дло, и въ его рукахъ яхта вела себя достойнымъ образомъ. Подъ утро ярость втра, все еще дувшаго съ юга-запада, немного ослабла, и море поутихло. На разсвт слабо долетлъ до насъ, посреди завыванья бури, пушечный выстрлъ. Матросы въ безпокойств толпившіеся на палуб, поглядли другъ на друга и сказали: ‘Это онъ!’

‘Когда уже совершенно разсвло, мы увидли La Grce de Dieu: судно качалось между валовъ, совсмъ разбитое и безъ мачтъ. На яхт были три лодки: одна изъ нихъ прившана была посредин судна, а другія дв у кормы. Замтивъ что буря снова должна возвратиться съ прежнею силой, шкиперъ ршился воспользоваться временнымъ затишьемъ чтобы спустить кормовыя лодки. Какъ ни мало людей оставалось на разбитомъ корабл, ихъ было, однако, столько что вс они не могли помститься въ одной лодк, и потому, принимая въ разчетъ критическое состояніе погоды, шкиперъ нашелъ что гораздо удобне и безопасне разомъ послать дв лодки нежели сдлать два конца съ яхты на корабль, и обратно. Грозный видъ неба говорилъ что нужно дйствовать не теряя времени.

‘Лодками правили волонтеры, и я находился въ одной изъ двухъ. Когда первая изъ нихъ обогнула La Grce de Dieu, что совершено было съ неимоврнымъ трудомъ и опасностію, вс находившіеся на корабл люди бросились къ борту чтобы разомъ спуститься въ лодку, и еслибъ она не поспшила отчалить, никого не осталось бы въ живыхъ. Наконецъ и наша лодка приблизилась къ кораблю. Мы ршили, чтобы четверымъ изъ насъ взойдти на палубу, двое (въ томъ числ и я) должны были охранятъ дочь Г. Бланшарда, а другіе два одерживать оставшихся на корабл трусовъ, еслибъ они вздумали первые броситься въ лодку. Еще трое оставались въ лодк, чтобы не давать ей столкнуться съ разбитымъ кораблемъ. Не знаю что видли мои товарищи, когда они вступили на La Grce de Dieu, я же видлъ только утраченную мною женщину, которую у меня отняли низкимъ обманомъ, и которая лежала теперь безъ чувствъ на палуб. Мы спустили ее въ лодку. Остальной экипажъ — всего пять матросовъ — принуждены были повиноваться намъ, и по порядку спускаться въ лодку, по мр того какъ представлялась возможность принимать ихъ. Я сошелъ послдній, и при слдующемъ размах судна, его опуствшая палуба, на которой не оставалось боле ни одного живаго существа, ясно показала намъ, что задача наша выполнена. Сопровождаемые дикимъ воемъ быстро приближавшейся бури, мы изъ всхъ силъ гребли къ яхт. Цлый рядъ сильнйшихъ шкваловъ измнилъ направленіе новой бури, которая неслась уже съ юга на сверъ, шкиперъ, воспользовавшись удобною минутой, повернулъ яхту въ ту же сторону. Покамстъ послдніе изъ нашихъ матросовъ перебирались на яхту, надъ нами разразился страшный ураганъ. Лодку нашу затопило, но никто не погибъ. Еще разъ мы понеслись на югъ, по произволу втра. Я стоялъ на палуб вмст съ прочимъ экипажемъ, наблюдая за обрывкомъ паруса, который мы ршились поставить, ожидая той минуты когда его придется замнить другимъ, въ случа если этотъ будетъ сорванъ съ штыкъ-болтовъ,— какъ вдругъ подошелъ ко мн одинъ изъ моихъ товарищей, и посреди воя бури громко прокричалъ мн надъ самымъ ухомъ: ‘Она пришла въ себя и спрашиваетъ мужа. Гд онъ?’ Никто не зналъ этого. Яхту обыскали сверху до низу, всмъ матросамъ сдлали перекличку, не взирая на бурю, но его нигд не оказалось. Стали допрашивать матросовъ, здившихъ въ лодкахъ. Экипажъ первой лодки показалъ, что они отчалили отъ разбитаго корабля въ ту минуту, когда къ нимъ начало набираться слишкомъ много народа, и что они сами не знаютъ, кого они къ себ приняли, и кого не пустили. Матросы второй лодки утверждали, что они привезли на яхту до послдняго живаго существа, остававшагося на корабл. Взыскивать не съ кого, но въ то же время ясно было, что одного человка не доставало.

‘Буря, безъ умолку бушевавшая весь этотъ день, не позволила намъ возвратиться на корабль, чтобъ обыскать его. Яхт оставалось только бжать по втру. Къ вечеру втеръ, гнавшій насъ на югъ отъ Мадеры, сталъ наконецъ утихать, направленіе его снова измнилось, и мы могли опять повернуть къ острову. На другой день рано утромъ мы возвратились въ портъ. Г. Бланшарда и его дочь перевезли на берегъ въ сопровожденіи шкипера, который, уходя, предупредилъ насъ, что по возвращеніи онъ долженъ будетъ сообщить намъ нчто касающееся до всего экипажа.

‘Когда шкиперъ возвратился, онъ созвалъ насъ всхъ на палубу и объявилъ, что получилъ отъ г. Бланшарда приказаніе немедленно возвратиться на разбитый корабль, чтобы отыскать пропавшаго. Онъ сказалъ, что мы обязаны это сдлать какъ для самого Ингльби, такъ и для его жены, которая, по мннію докторовъ, непремнно лишится разсудка, если не приняты будутъ какія-либо мры для ея успокоенія. По его словамъ, мы могли найдти корабль еще не затопленнымъ, потому что находившійся на немъ грузъ строеваго лса долженъ былъ поддерживать его на поверхности воды до тхъ поръ, пока распадется самый кузовъ.

‘— Если этотъ человкъ еще на корабл, продолжалъ шкиперъ,— его слдуетъ найдти и привезти обратно живаго или мертваго, а въ случа если погода поутихнетъ, матросы могутъ, при надлежащей помощи привести на буксир самый корабль и раздлить между собою призовыя деньги, выдаваемыя за спасеніе судовъ.

‘При этихъ словахъ раздалось троекратное одобрительное ура матросовъ, и экипажъ немедленно приступилъ къ снаряженію яхты, чтобы снова пуститься въ море. Одинъ я не захотлъ принять участіе въ этой попытк. Чтобъ отдлаться отъ нея, я сказалъ, что буря утомила меня, что я боленъ и нуждаюсь въ отдохновеніи. Вс они посмотрли мн въ лицо, когда я проходилъ мимо ихъ, собираясь оставить яхту, но ни одинъ не заговорилъ со мною.

‘Весь этотъ день я провелъ въ трактир около гавани, ожидая извстія о разбитомъ корабл. Къ ночи эти извстія привезены были однимъ изъ лоцмановъ, принимавшимъ участіе въ этомъ, предпріятіи. La Grce de Dieu найденъ былъ плавающимъ на поверхности воды, а трупъ Ингльби нашли затопленнымъ въ кают. На другой день на разсвт яхта привезла тло, и въ тотъ же день на протестантскомъ кладбищ совершилось погребеніе.’

— Довольно! произнесъ голосъ съ постели, прежде нежели чтецъ усплъ перевернуть страницу и начать слдующій параграфъ.

Съ тхъ поръ какъ г. Ниль въ послдній разъ отрывался отъ чтенія рукописи, въ комнат и въ самихъ слушателяхъ произошла перемна. Солнечный лучъ игралъ на постели умирающаго, а ребенокъ, побжденный дремотою, тихо спалъ, озаренный золотымъ сіяніемъ. Физіономія отца видимо измнилась. Подъ вліяніемъ душевной муки, мускулы нижней части лица, досел неподвижные, теперь конвульсивно подергивались. Видя какъ тяжелый потъ выступаетъ на лбу умирающаго, докторъ всталъ, чтобы возбудить его падающія силы. На противоположной сторон постели, кресло, занимаемое женою опустло. Въ ту минуту какъ мужъ ея прервалъ чтеніе, она незамтно удалилась за спинку кровати, чтобы скрыться отъ его вниманія. Прислонясь къ стн, она стояла въ своей засад, жадно устремивъ глаза на рукопись, которую держалъ г. Ниль.

Черезъ минуту г. Армадель снова заговорилъ.

— Гд она? спросилъ онъ, бросая сердитый взглядъ на опуствшее кресло. Докторъ указалъ на то мсто, гд она стояла. Ей ничего боле не оставалось, какъ выйдти изъ своего уголка, она медленно вышла и остановилась передъ мужемъ.

— Ты общала мн уйдти, когда придетъ время, сказалъ онъ.— Ступай теперь!

Какъ ни старался г. Ниль придать твердое положеніе своей рук между листками рукописи, она дрожала вопреки его усиліямъ. Подозрніе, медленно возникавшее въ его ум во время чтенія, перешло въ увренность, когда онъ услыхалъ эти слова. Раскрывая одно обстоятельство за другимъ, письмо, наконецъ, дошло до той черты, за которою должно было совершиться послднее открытіе. У этой черты умирающій заране предположилъ себ остановить чтеца. Здсь-то и начиналась тайна, которая должна была открыться сыну, но которую матери никогда не суждено было узнать. Этого ршенія не могли поколебать въ умирающемъ самыя нжныя просьбы жены, и теперь она еще разъ услышала этотъ приговоръ изъ его собственныхъ устъ.

Молчаливая, безотвтная, стояла она, устремивъ на него глаза, въ которыхъ выражалась ея послдняя просьба, быть-можетъ, ея послднее прости. Онъ не отвчалъ ей даже взглядомъ, и безжалостно перенесъ свои глаза на спящаго мальчика. Тогда она молча отошла отъ постели. Ни разу не взглянувъ на ребнка, ни слова не сказавъ двумъ постороннимъ свидтелямъ, наблюдавшимъ за нею съ затаеннымъ дыханіемъ, она сдержала данное ею слово, и въ мертвомъ молчаніи удалилась изъ комнаты. Въ ея уход было что-то особенное, сильно потрясшее обоихъ мущинъ. Когда затворилась за нею дверь, они почувствовали инстинктивное отвращеніе идти дале по этому неизвстному имъ пути.

Докторъ высказался первый. Онъ сталъ просить больнаго, чтобы тотъ позволилъ ему удалиться до окончанія письма, но получилъ отказъ. Потомъ заговорилъ г. Ниль. Рчь его отличалась большимъ объемомъ и боле серіозною цлью нежели рчь доктора.

— Какъ докторъ по своей профессіи, началъ онъ,— такъ и я, по званію адвоката, мы оба привыкли выслушивать и хранить чужія тайны. Но я считаю своею обязанностію спроситъ васъ, прежде нежели мы приступимъ къ дальнйшему чтенію рукописи, дйствительно ли вы понимаете то необыкновенное положеніе, въ которое мы поставлены теперь относительно другъ друга? Сейчасъ только на нашихъ глазахъ вы лишили г-жу Армадель вашего доврія. А теперь хотите оказать это довріе двумъ совершенно постороннимъ вамъ людямъ.

— Да, сказалъ г. Армадель,— именно потому что вы мн чужіе.

— Вамъ необходима моя помощь, равно какъ и помощь доктора, сказалъ мистеръ Ниль:— долженъ ли я понять (до тхъ поръ пока вы будете пользоваться нашими услугами), что вы совершенно равнодушны ко впечатлнію, которое мы можемъ вынести изъ чтенія послднихъ страницъ этого письма?

— Да. Я не щажу ни васъ, ни себя. Я щажу только жену.

— Вы по невол приводите меня, сэръ, къ весьма серіозному выводу, сказалъ г. Ниль.— Если я долженъ кончить это письмо подъ вашу диктовку, то я попрошу вашего позволенія, такъ какъ я уже прочиталъ вслухъ большую его частъ, прочитать вслухъ и остальныя страницы въ присутствіи этого джентльмена, который выслушаетъ ихъ въ качеств свидтеля.

Волнуемый серіозными сомнніями, докторъ снова занялъ свое мсто. А г. Ниль, подъ вліяніемъ одинаковыхъ ощущеній, перевернулъ страницу и прочелъ слдующее:

‘Мн остается сказать еще нсколько словъ о мертвец. Я описалъ какимъ образомъ нашли его трупъ, но еще не говорилъ объ обстоятельствахъ сопровождавшихъ его смерть.

‘Извстно было, что онъ находился на палуб, когда ваши лодки подъзжали къ разбитому судну, но въ послдствіи, когда экипажемъ овладлъ паническій страхъ, никто не замтилъ куда Ингльби скрылся. Въ это время въ кают уже было на пять футовъ воды, и она продолжала быстро прибывать. Не было ни малйшаго сомннія, что онъ самъ добровольно туда спустился. Ящикъ съ жениными драгоцнностями, найденный подъ нимъ на полу, совершенно объяснялъ его присутствіе въ кают. По словамъ экипажа, онъ видлъ приближавшуюся помощь, и по всей вроятности, пошелъ внизъ спасти шкатулку. Можно было также предположитъ,— это было, впрочемъ, мене вроятно,— что смерть его произошла отъ какого-нибудь несчастнаго случая во время спуска въ каюту, и что при этомъ онъ лишился чувствъ. Но открытіе, сдланное потомъ экипажемъ яхты, прямо указывало на одно обстоятельство, которое всхъ привело въ одинаковый ужасъ. Когда матросы направили свои поиски къ кают, они нашли люкъ задвинутымъ, а дверь запертою съ наружной стороны. Не заперъ ли кто-нибудь каюту, не подозрвая что онъ тамъ? Если не принимать въ разчетъ растеряннаго состоянія экипажа, то не было никакой причины запирать каюту. Но оставалось еще одно предположеніе. Не заперла ли его туда какая-нибудь злодйская рука, съ тмъ чтобы утопить его въ быстро прибывавшей вод?

‘Да. Его заперла и утопила злодйская рука, и эта рука — была моя….’

Шотландецъ вскочилъ изъ-за стола, докторъ отступилъ отъ постели. Оба смотрли на умирающаго несчастливца съ одинаковымъ отвращеніемъ, съ одинаковымъ ужасомъ. Головка дитяти покоилась на его груди, а онъ лежалъ въ отчужденіи Каина, покинутый сочувствіемъ людей, проклятый правосудіемъ Божіимъ, и неподвижно смотрлъ на нихъ.

Въ ту минуту какъ оба они встали, дверь въ слдующую комнату сильно потряслась съ наружной стороны, и звукъ, похожій на звукъ падающаго тла, глухо долетвъ до нихъ, заставилъ ихъ смолкнуть. Докторъ, стоявшій у самой двери, отворилъ ее, вышелъ и немедленно заперъ ее за собою. Г. Ниль повернулся спиною къ постели, и въ молчаніи ожидалъ что будетъ. Звукъ, не разбудившій ребенка, не замченъ былъ и отцомъ. Его собственный разказъ далеко унесъ его воображеніе отъ всего происходившаго вокругъ его смертнаго одра. Его безсильное тло снова было на корабл, и безжизненная рука запирала на ключъ дверь каюты.

Въ сосдней комнат прозвенлъ звонокъ, послышался безпокойный говоръ голосовъ, и раздались чьи-то торопливые шаги. Черезъ нсколько кинутъ докторъ возвратился.

— Она врно подслушивала? прошепталъ г. Ниль по-нмецки.

— Женщины приводятъ ее въ чувство, также тихо отвчалъ докторъ.— Она все слышала. Скажите, ради Бога, что намъ длать теперь?

Но г. Ниль не усплъ еще отвчать, какъ г. Армадель снова заговорилъ. Появленіе доктора возвратило его къ сознанію настоящаго.

— Продолжайте, сказалъ онъ, какъ будто не случилось ничего особеннаго.

— Я не желаю боле имть дла съ вашею позорною тайной, возразилъ г. Ниль.— Вы сами сознались, что вы убійца. Если это письмо должно быть окончено, то не требуйте, чтобы моя рука держала за васъ перо.

— Вы дали мн общаніе, отвчалъ умирающій съ тмъ же невозмутимымъ самообладаніемъ.— Вы должны или окончить за меня письмо, или нарушить ваше слово.

Г. Ниль замолчалъ. Передъ нимъ лежалъ человкъ, ограждаемый смертью отъ ненависти своихъ собратій,— человкъ, котораго не могли боле коснуться ни людскіе приговоры, ни страхъ преходящихъ людскихъ законовъ,— человкъ, который былъ безчувственъ ко всему, кром своего послдняго твердаго ршенія — докончить письмо адресованное къ сыну. Г. Пиль отвелъ доктора въ сторону.

— Одно слово, сказалъ онъ по-нмецки.— По прежнему ни вы утверждаете, что онъ можетъ остаться безъ языка, прежде чмъ мы успемъ послать въ Штутгардтъ?

— Посмотрите на его губы, сказалъ докторъ,— и судите сами.

Дйствительно, по губамъ можно было судить о состояніи больнаго, чтеніе рукописи уже оставило на нихъ свой слдъ. Искривленіе угловъ рта, которое едва было замтно при вход г. Ниля въ комнату, теперь было очевидно. Его тупое произношеніе становилось все трудне и трудне съ каждымъ новымъ словомъ. Положеніе было въ высшей степени критическое. Посл нсколькихъ минутъ колебанія, г. Ниль сдлалъ послднюю попытку освободиться отъ даннаго слова.

— Теперь когда я узналъ вашу тайну, сказалъ онъ строго, осмлитесь ли вы требовать чтобъ я исполнилъ обязательство, къ которому вы принудили меня съ закрытыми глазами?

— Нтъ, отвчалъ г. Армадель.— Я предоставляю вамъ право нарушить ваше слово.

Взглядъ сопровождавшій этотъ отвтъ заживо задлъ гордость Шотландца. Слдующія затмъ слова онъ уже произнесъ, сидя на своемъ прежнемъ мст за столомъ.

— Еще никто не говорилъ обо мн до сихъ поръ, чтобъ я не умлъ держатъ даннаго слова, возразилъ онъ съ гнвомъ,— и даже вамъ не придется этого сказать. Но помните: какъ вы не освобождаете меня отъ моего общанія, такъ и я не освобождаю васъ отъ сдланнаго между нами условія. Я выговорилъ себ свободу дйствій, и предупреждаю васъ, что воспользуюсь ею по моему собственному усмотрнію, какъ скоро избавлюсь отъ вашего присутствія.

— Не забывайте, что онъ умираетъ, кротко заступился докторъ.

— Садитесь на ваше мсто, сэръ, отвчалъ ему г. Ниль указывая на пустой стулъ.— То что осталось мн дочитать, я прочту вслухъ не иначе какъ въ вашемъ присутствіи, и то что предстоитъ мн написать, я напишу только при васъ. Вы привели меня сюда, слдовательно я имю право требовать и требую, чтобы вы оставались здсь до послдней минуты въ качеств свидтеля.

Докторъ безпрекословно повиноваіся. Г. Ниль снова взялся за рукопись и безостановочно прочиталъ до конца послднія страницы.

‘Ни слова не сказавъ въ свою защиту, я сознался теб въ своемъ преступленіи, и теперь, нисколько не пытаясь оправдываться, я открою какимъ образомъ совершено было мною это убійство.

‘Я совсмъ позабылъ объ Ингльби, когда увидлъ его жену, безъ чувствъ лежавшую на палуб. Вмст съ другими товарищами я осторожно спустилъ ее въ лодку, и только тогда вспомнилъ о моемъ враг. Во время смятенія, происшедшаго на корабл, въ то время какъ экипажъ яхты сдерживалъ натискъ матросовъ, въ безпорядк бросавшихся въ лодку, я улучилъ удобную минуту чтобы незамтно произвести мой обыскъ. Я поднялся вверхъ по трапу, не зная наврное, не съхалъ ли Ингльби въ первой лодк, или еще оставался на корабл, и увидалъ его выходящихъ изъ каюты съ пустыми руками, и мокраго съ ногъ до головы. Поглядвъ съ безпокойствомъ на лодку и не замчая меня, онъ вроятно подумалъ что еще успетъ до отплытія ея вернуться въ каюту. ‘Еще разъ’, сказалъ онъ, исчезая, чтобы сдлать послднюю попытку найдти женинъ ящикъ съ вещами. Тогда злой духъ шепнулъ мн на ухо: ‘Не убивай его какъ человка, а лучше утопи какъ собаку!’ Онъ былъ подъ водою, когда я задвинулъ люкъ, но голова его появилась надъ поверхностію воды, прежде нежели я усплъ запереть дверь каюты. Мы встртились глазами, и я заперъ дверь у него подъ носомъ. Черезъ минуту я уже снова былъ на палуб, помогая спускать въ лодку послднихъ остававшихся на корабл людей. Прошла еще минута, и уже поздно было раскаиваться. Буря грозила вамъ смертію, и наши гребцы спшили удалиться отъ корабля….

‘Сынъ мой! Я преслдую тебя изъ-за могилы признаніемъ, отъ котораго моя любовь могла бы тебя избавить. Но иди дальше, и ты узнаешь для чего я это длаю.

‘Я не буду говорить о своихъ страданіяхъ, я не стану просить сожалнія къ моей памяти. Въ настоящую минуту, когда я пишу эти строки, я чувствую странное изнеможеніе, странную дрожь въ рук, эти симптомы предупреждаютъ меня чтобъ я торопился. Я ухалъ съ острова, не смя въ послдній разъ взглянуть на женщину, которую такъ безжалостно, такъ низко погубилъ. Когда я узжалъ, вся тяжесть подозрній, возбужденныхъ смертью Ингльби, пала на матросовъ французскаго корабля. Никто изъ нихъ, повидимому, не могъ имть причины совершить это убійство, но такъ какъ большею частью это были отверженные злоди, способные на всякаго рода преступленія, то ихъ подвергли допросу. Лишь въ послдствіи узналъ я, и то случайно, что, наконецъ, подозрніе коснулось и меня. Одна только вдова узнала по описанію, кто былъ этотъ странный человкъ, состоявшій матросомъ на яхт ея отца, и вслдъ за тмъ пропавшій безъ всти. Только ей одной извстно было съ тхъ поръ, кмъ и за что убитъ былъ ея мужъ. Еще до этого открытія, на остров разнесся слухъ о моей смерти. Быть-можетъ, этотъ слухъ избавилъ меня отъ всякихъ судебныхъ преслдованій, быть-можетъ, избавилъ меня отъ нихъ недостатокъ уликъ, такъ какъ никто, кром Ингльби, не видалъ меня запиравшимъ дверь каюты, можетъ-быть, наконецъ, и сама вдова тяготилась мыслію объ открытіяхъ, которыя послдовали бы за публичнымъ противъ меня доносомъ, основаннымъ единственно на ея подозрніяхъ. Какъ бы то ни было, преступленіе, совершенное мною втайн, такъ и до сихъ поръ оставалось тайнымъ и безнаказаннымъ.

‘Я ухалъ изъ Мадеры въ Вестъ-Индію переодтый. Первое извстіе, дошедшее до меня по прізд въ Барбадосъ, было извстіе о смерти моей матери. Я не имлъ силъ возвратиться на старое мсто. Жить дома одному съ моими преступными воспоминаніями, грызшими меня день и ночь, казалось мн невыносимымъ. Не выходя на берегъ и не показываясь никому, я отправился дале, куда вздумалось кораблю везти меня, и, наконецъ, высадился на остров Тринидад.

‘Здсь я впервые узналъ твою мать. Мой долгъ былъ открыть ей всю истину, но я вроломно сохранилъ свою тайну. Мой долгъ былъ не допустить ее до безвозвратнаго пожертвованія ея свободою и счастіемъ человку подобному мн, а я между тмъ обезчестилъ ее союзомъ съ собою. Если она еще будетъ въ живыхъ, когда ты прочтешь это письмо, пощади ее и не открывай ей правды. Единственное искупленіе моей вины передъ нею состоитъ въ томъ, чтобы до послдней минуты оставлять ее въ полномъ невдніи о человк, съ которымъ она соединила свою судьбу. Сожалй о ней, какъ сожаллъ я, и пусть это письмо будетъ священною тайной между сыномъ и отцомъ.

‘Когда ты родился, я заболлъ. Черезъ нсколько мсяцевъ посл того, въ первые дни моего выздоровленія, тебя принесли ко мн, сказавъ, что ты былъ окрещенъ во время моей болзни. Мать твоя поступила, такъ какъ поступаютъ вс любящія матери: она назвала своего первенца именемъ отца, Алланомъ Армаделемъ. Даже въ то время, когда я находился въ счастливомъ невдніи относительно того что я узналъ въ послдствіи, мною овладло какое-то тайное предчувствіе, когда, глядя на тебя, я думалъ объ этомъ роковомъ имени.

‘Какъ только я въ состояніи былъ пуститься въ путь, дла потребовали моего присутствія въ Барбадос. Мн пришла въ голову мысль, какъ ни странною она, быть-можетъ, покажется теб,— отказаться отъ условія вынуждавшаго меня и мое потомство принять имя Армаделей, или лишиться сопряженнаго съ намъ наслдства. Тогда въ колоніи уже носились слухи о предполагаемомъ освобожденіи невольниковъ,— освобожденіи, которое теперь близко. Невозможно было предвидть, насколько этотъ грозный переворотъ измнить цнность вестъ-индскихъ владній, и потому, кто могъ сказать,— еслибъ я возвратилъ теб мое собственное отцовское имя и предоставилъ въ будущемъ только мое отцовское наслдство,— что ты не пожаллъ бы когда-нибудь о широкихъ Армадельскихъ поляхъ, а что ты и мать твоя не впали бы въ нищету, благодаря моему слпому произволу? Замть, какъ неотразима сила рока! Замть, какъ твое имя и фамилія остались за тобою, вопреки моему желанію!

‘На родин мое здоровье поправилось, но это улучшеніе было только временное. Я снова сталъ хирть, и доктора послали меня въ Европу. Избгая Англіи,— ты догадываешься почему,— я отправился съ тобою и съ твоею матерью во Францію. Изъ Франціи мы перехали въ Италію. Мы жили то здсь, то тамъ, но все было напрасно. Смерть уже избрала меня своею добычей, и она повсюду слдила за мною. Я терпливо переносилъ это, потому что у меня было утшеніе, котораго я не заслужилъ. Теперь ты, можетъ-быть, съ ужасомь прогонишь отъ себя даже самое воспоминаніе объ отц твоемъ, а тогда ты былъ моею единственною отрадой Только ты согрвалъ мое сердце, только видъ моего маленькаго сына дарилъ меня послдними проблесками счастія въ этомъ мір.

‘Мы оставили Италію и перехали въ Лозанну, откуда я теперь пишу теб. Ныншняя почта принесла мн самыя свжія и подробныя извстія о вдов погубленнаго мною человка. Это письмо лежитъ теперь передо мною. Оно получено мною отъ друга моей юности, который видлъ ее, говорилъ съ нею, и первый сообщилъ ей, что слухъ о моей смерти, распространившійся въ Мадер, былъ неосноватленъ. Онъ пишетъ, что ршительно не можетъ понять того сильнаго волненія, въ которое пришла она, узнавъ что я еще живъ, женатъ и имю малютку-сына. Онъ проситъ объяснить ему это, и говоритъ о ней съ большимъ сочувствіемъ какъ о молодой, прекрасной женщин, которая заживо похоронила себя въ глуши рыбачьей деревни, на Девонширскомъ берегу. Отецъ ея умеръ, а семейство отдалилось отъ нея, безпощадно порицая ея выборъ. Онъ говоритъ о ней въ такихъ словахъ, которыя поразили бы меня въ самое сердце, еслибъ я не дошелъ до одного мста въ его письм, которое поглотило все мое вниманіе и побудило меня написать эту исповдь.

‘Я узналъ теперь то, чего никогда прежде не подозрвалъ до полученія этого письма. Я знаю теперь, что вдова умерщвленнаго мною человка родила посл его смерти дитя. Это дитя — мальчикъ, годомъ старше моего собственнаго сына. Убжденная въ моей смерти, мать его сдлала то же, что и моя жена: она дала своему сыну имя его отца. Итакъ, во второмъ поколніи будутъ опять два Аллана Армаделя, какъ было въ первомъ. Причинивъ смертельный вредъ отцамъ, это роковое сходство именъ переходитъ теперь, вроятно для того же, и къ дтямъ.

‘Люди съ чистою совстію не увидятъ тутъ ничего кром результата событій, которыя не могли сложиться иначе. Но я, съ тяжестью страшнаго отвта за смерть человка, съ безнаказаннымъ и неискупленнымъ преступленіемъ на совсти, на порог гроба, я вижу то чего не могутъ различать вполн безупречные люди. Я предвижу опасность въ будущемъ, порожденную опасностью въ прошедшемъ, я предвижу вроломство, изчадіе его вроломства, и преступленіе, изчадіе моего преступленія. Неужели страхъ, потрясающій меня теперь до глубины души, есть не боле какъ призракъ, вызванный суевріемъ умирающаго? Я смотрю въ книгу, которую чтитъ весь христіанскій міръ, и она говоритъ мн, что грхъ отца взыщется на сын. Я смотрю кругомъ себя, и везд нахожу живое подтвержденіе этой ужасной истины, вижу, что пороки, осквернявшіе отца, переходятъ къ сыну и оскверняютъ его въ свою очередь, и что стыдъ, позорившій имя отца, позоритъ и имя сына. Заглядываю въ себя, и вижу, что мое преступленіе дастъ плодъ въ будущемъ, при тхъ же самыхъ обстоятельствахъ, которыя взростили смена его въ прошедшемъ, и перейдетъ какъ наслдственная зараза отъ меня къ моему сыну…

Этими строками оканчивалась рукопись. На этомъ мст писавшаго сразилъ ударъ, и перо выпало изъ его руки.

Онъ зналъ это мсто, и помнилъ послднія слова. Въ ту минуту какъ голосъ чтеца остановился, онъ съ безпокойствомъ взглянулъ на доктора.

— Я уже приготовилъ что писать дале, сказалъ онъ, все трудне и трудне выговаривая слова.— Помогите мн досказать это.

Докторъ далъ ему возбудительной микстуры и сдлалъ знакъ г. Нилю, чтобы тотъ подождалъ немного. Черезъ нсколько времени угасавшая жизнь еще разъ вспыхнула въ его глазахъ. Мужественно напрягая свои послднія силы, онъ попросилъ Шотландца взять перо, и медленно размышляя, произнесъ одно за другимъ слдующія заключительныя слова:

‘Смйся, пожалуй, надъ убжденіемъ умирающаго, но исполни,— я торжественно умоляю тебя о томъ,— мою послднюю просьбу. Сынъ мой! единственная надежда, которую я предвижу для тебя въ будущемъ, зависитъ, однако, отъ одного великаго сомннія,— сомннія въ томъ, властны или не властны мы управлять нашею судьбой. Можетъ-бытъ, свободная человческая воля въ состояніи иногда побдить человческую судьбу, и неизбжно приближаясь къ смерти, мы неизбжно обречены только ей одной, и можемъ отчасти сами управлять тмъ что ей предшествуетъ. Если это такъ, то уважь, хотя бы ты не уважалъ ничего другаго, мое загробное предостереженіе. Никогда, до конца твоей жизни, не сближайся ни съ кмъ кто бы имлъ посредственное или непосредственное отношеніе къ преступленію, совершенному твоимъ отцомъ. Избгай вдовы умерщвленнаго мною человка, если она еще въ живыхъ. Избгай двушки, злодйская рука которой устранила препятствіе къ этому браку, если эта двушка еще находится у нея въ услуженіи. Но боле всего избгай человка, который носитъ одно съ тобою имя. Не повинуйся своему лучшему благодтелю, если этотъ благодтель сблизитъ тебя съ твоимъ соименникомъ. Брось любимую женщину, если она будетъ связью между имъ и тобою. Скрывайся отъ него подъ вымышленнымъ именемъ. Огради себя отъ него горами и морями. Будь неблагодаренъ, будь злопамятенъ, словомъ, будь всмъ что окажется противнымъ твоей собственной мягкой натур, но не живи только подъ одною съ нимъ кровлей, не дыши однимъ съ нимъ воздухомъ. Пусть никогда не сойдутся въ этомъ мір два Аллана Армаделя: никогда, никогда, никогда!

‘Вотъ единственный путь, на которомъ ты можетъ оградить себя отъ угрожающей тебя опасности, если только существуетъ въ мір путь, по которому можно уйдти отъ судьбы. Не уклоняйся же съ него въ продолженіе всей твоей жизни, если ты дорожишь своею невинностію и своимъ счастіемъ!

‘Теперь я все сказалъ. Еслибъ я могъ надяться, что одна сыновняя любовь заставить тебя повиноваться моей вол, я избавилъ бы тебя отъ этой исповди. Ты спишь теперь на моей груди невиннымъ сномъ ребенка, между тмъ какъ чужая рука пишетъ за меня эти строки. Подумай, какъ велико должно быть мое убжденіе, если на моемъ смертномъ одр я нахожу въ себ достаточно твердости, чтобъ омрачить разсвтъ твоей юной жизни тнью отцовскаго преступленія. Подумай объ этомъ, и будь остороженъ. Подумай, говорю я,— и прости меня, если можешь.’

Письмо было кончено. Это были послднія слова отца къ сыну.

Неумолимо-врный своей вынужденной обязанности, г. Ниль положилъ перо и прочелъ вслухъ только что написанныя имъ строки.

— Не нужно ли еще чего прибавить? спросилъ онъ своимъ безжалостно-твердымъ голосомъ.

Отвтъ былъ отрицательный. Г. Ниль сдожилъ рукопись, вложилъ ее въ пакетъ и запечаталъ собственною печатью г. Армаделя.

— Адресъ? спросилъ онъ съ своимъ безпощаднымъ формализмомъ.

‘Аллану Армаделю младшему, продиктовалъ умирающій.— Ввряется попеченію Годфрея Гаммика, эсквайра. Въ контору гг. Гаммика и Риджа. Линкольнъ-Иннъ-Фильдзъ, въ Лондон.’

Надписавъ адресъ, г. Ниль задумался на минуту.

— Желаете ли вы, чтобы вашъ душеприкащикъ вскрылъ это письмо? спросилъ онъ.

— Нтъ! онъ долженъ передать его моему сыну, когда тотъ въ состояніи будетъ понять его.

— Въ такомъ случа, продолжалъ г. Ниль, соображая вс обстоятельства съ невозмутимымъ спокойствіемъ вполн безупречнаго человка,— я прибавлю къ этому адресу маленькую записку, въ которой повторю произнесенныя вами сейчасъ слова, и объясню обстоятельства, вслдствіе которыхъ почеркъ мой является на этомъ документ.

Онъ написалъ записку въ самыхъ краткихъ и ясныхъ выраженіяхъ, прочелъ ее вслухъ, подобно сему предшествовавшему, выставилъ въ конц свое имя и адресъ, и потомъ заставилъ подписаться доктора, вопервыхъ, какъ свидтеля всего происшедшаго, вовторыхъ, какъ медика, могущаго подтвердить своимъ показаніемъ положеніе, въ которомъ находился тогда г. Армадель. Когда все это было выполнено, онъ вдожилъ письмо во второй пакетъ, запечаталъ его, подобно первому, и адресовалъ на имя г. Гаммика съ надписью: Въ собственныя руки.

— Вы все еще желаете чтобъ я отдалъ это на почту? спросилъ онъ, вставая съ своего мста съ письмомъ въ рук.

— Дайте ему время подумать! сказалъ докторъ.— Ради этого ребенка дайте ему время подумать! Одна минута можетъ все измнить.

— Я даю ему пять минутъ, отвчалъ г. Ниль, ставя свои часы на столъ и до послдней минуты сохраняя свою безпощадную точность.

Они стали ждать, устремивъ свое вниманіе на г. Армаделя. Признаки наступившей въ немъ перемны быстро умножались. Движеніе сообщившееся личнымъ мускуламъ, вслдствіе продолжительнаго внутренняго волненія, начинало, подъ вліяніемъ той же причины, распространяться и на тло. Его прежде неподвижныя руки уже не лежали спокойно: он конвульсивно двигались по простын. При вид этого зловщаго симптома докторъ съ безпокойнымъ жестомъ повернулся къ г. Нилю и сдлалъ ему знакъ подойдти ближе.

— Предлагайте вашъ вопросъ сейчасъ же, сказалъ онъ.— Если вы будете ждать, покамстъ пройдутъ вс пять минутъ, то будетъ уже поздно.

Г. Ниль подошелъ къ постели. Онъ также замтилъ движеніе рукъ.

— Что это плохой знакъ? спросилъ онъ.

Докторъ значительно кивнулъ головой.

— Предлагайте же вашъ вопросъ немедленно, повторилъ онъ,— или будетъ поздно.

Г. Ноль приблизилъ письмо къ пазамъ умирающаго.

— Узнаете ли вы это?

— Это мое письмо.

— Вы настаиваете чтобъ я отправилъ его по адресу?

Больной сдлалъ послднее усиліе и произнесъ:

— Да!

Тогда г. Ниль направился къ дверямъ съ письмомъ въ рук. Нмецъ проводилъ его, открылъ было ротъ чтобы выпросить у него еще небольшую отсрочку, но встртивъ неумолимый взглядъ Шотландца, въ молчаніи вернулся назадъ. Дверь затворилась, и они разстались, не сказавъ другъ другу ни слова.

Докторъ опять подошелъ къ постели и прошепталъ умирающему:

— Позвольте мн вернуть его, еще есть время!

Все было напрасно. Онъ молчалъ, и ничто не показывало, чтобъ онъ понялъ или даже слышалъ, что ему говорили. Глаза его, досел устремленные на ребенка, остановились на минуту на его собственной конвульсивно дрожавшей рук, и потомъ съ мольбою обратились на сострадательное лицо, склонившееся надъ постелью. Докторъ приподнялъ его руку, остановился, замтилъ что тоскливые глаза отца снова повернулись къ ребенку, и угадавъ послднее желаніе умирающаго, осторожно приблизилъ его руку къ дтской головк. Рука коснулась ея, и сильно задрожала. Минуту спустя, дрожь отъ кисти поднялась выше, и наконецъ распространилась по всей верхней части тла. Лицо изъ блднаго сдлалось краснымъ, изъ краснаго багровымъ, изъ багроваго снова блднымъ. Потомъ подергиваніе рукъ прекратилось, он вытянулись, и лицо уже не измнялось боле….

Когда докторъ съ ребенкомъ на рукахъ оставилъ умершаго и вошелъ въ сосднюю комнату, окно въ ней было отворено. Проходя мимо, онъ заглянулъ въ него и увидалъ на улиц г. Ниля, медленно возвращавшагося, въ гостиницу.

— Гд письмо? спросилъ онъ.

Двухъ словъ достаточно было Шотландцу для отвта:

— На почт!

КНИГА ВТОРАЯ.

I. Тайна Осіи Мидвинтера.

Въ теплую майскую ночь 1851 года мистеръ Децимусъ Брокъ, настоятель (ректоръ) одного прихода въ Сомерсетшир, пріхавшій провести нсколько времени на остров Манъ, удалился въ свою спальню, въ Кассльтаун, глубоко озабоченный лежавшею на немъ серіозною отвтственностію, и совершенно недоумвая, какимъ образомъ выйдти ему изъ своихъ затруднительныхъ обстоятельствъ.

Эта достойная духовная особа достигла того періода жизни, когда умный человкъ научается отдалять отъ себя (на сколько позволяетъ ему его характеръ) всякія безполезныя столкновенія съ Литейскими невзгодами. Не пытаясь доле ломать голову надъ разршеніемъ возникшаго для него теперь затрудненія, мистеръ Брокъ снялъ сюртукъ и спокойно прислъ на краю постели. Онъ прежде всего началъ обдумывать, дйствительно ли вопросъ такъ важенъ какъ ему до сихъ поръ казалось. Избравъ этотъ новый путь для выхода изъ своего непріятнаго состоянія, мистеръ Брокъ неожиданно замтилъ, что стремясь въ своей цли, онъ предпринялъ самое печальное изъ всхъ человческихъ странствій,— мысленное странствіе по минувшимъ годамъ своей собственной жизни.

Мало-по-малу событія этихъ лтъ, находившіяся въ связи все съ тмъ же небольшимъ числомъ дйствующихъ лицъ, и вс боле или мене содйствовавшія безпокойству, которое въ настоящее время не давало уснуть пастору, начали послдовательно проходить въ его воспоминаніи.

Первое событіе перенесло его за четырнадцать лтъ тому назадъ въ его собственный приходъ, на берегахъ Бристольскаго канала въ Соммерсетшир, и оставило его наедин съ незнакомою дамой, въ первый разъ постившею и его, и эту мстность.

То была свжая блондинка, съ хорошо сохранившимся лицомъ, она была еще молода, и казалась даже моложе своихъ лтъ. Въ выраженіи ея лица было что-то грустное, а въ голос слышалось страданіе, на столько замтное, что каждый невольно отгадывалъ его присутствіе, и въ то же время на столько сдержанное, что оно не напрашивалось на участіе постороннихъ лицъ. Дама привела съ собою хорошенькаго восьмилтняго блокураго мальчика, котораго представила мистеру Броку какъ своего сына, и который при самомъ начал свиданія былъ высланъ въ приходскій садъ. Еще не входя въ кабинетъ, она послала пастору свою визитную карточку, на которой стояло имя ‘мистрисъ Армадель.’ Прежде нежели она начала говорить, мистеръ Брокъ уже почувствовалъ къ ней большое участіе, а когда сына ея отправили въ садъ, онъ сталъ съ нкоторымъ безпокойствомъ ожидать что она ему скажетъ.

Мистрисъ Армадель начала съ того, что сообщила ему о своемъ вдовств. Ея мужъ вскор посл ихъ брака погибъ во время кораблекрушенія, при перезд изъ Мадеры въ Лиссабонъ. Посл этого несчастія она пріхала въ Англію съ своимъ отцомъ, и уже по смерти мужа родила сына въ ихъ фамильномъ помстьи въ Норфок. Вслдъ за тмъ смерть отца (матери она еще прежде лишилась) подвергла ее дурному обращенію и разнымъ пересудамъ со стороны двухъ ея братьевъ, съ которыми, по ея словамъ, эти непріятныя отношенія разлучили ее, вроятно, навсегда. Нкоторое время она жила въ сосднемъ графств Девоншир, посвящая все свое время воспитанію сына, который достигъ теперь того возраста, когда мальчику нужны другія попеченія, кром попеченій матери. Не говоря уже о нежеланіи разставаться съ нимъ при ея одинокомъ положеніи, ее особенно страшила мысль отдать его въ школу, въ среду совершенно чуждыхъ ему людей. Любимою ея мечтой было дать ему домашнее воспитаніе, и удалять его, по мр того какъ онъ будетъ приходить въ совершенный возрастъ, отъ всякаго столкновенія съ соблазнами и опасностями свта. Въ виду этой цли она нашла, что ей невозможно доле оставаться въ ея прежнемъ жилищ, гд мстный пасторъ не могъ принять на себя занятія съ ея сыномъ. Она навела справки, узнала что по сосдству отъ мистера Брока есть домъ, отвчающій ея требованіямъ, и что наконецъ самъ мистеръ Брокъ имлъ нкогда обыкновеніе брать къ себ на домъ воспитанниковъ. Вооруженная этими свдніями, она ршилась явиться къ нему безъ особенной рекомендаціи, но со всми нужными ручательствами о ея личности, и желала теперь узнать (въ случа если она переселится въ эту мстность), согласенъ ли будетъ мистеръ Брокъ принять къ себ воспитанникомъ ея сына.

Еслибы мистрисъ Армадель была непривлекательна, или еслибы мистеръ Брокъ былъ снабженъ въ образ жены своего рода траншеей, за которою онъ могъ бы укрыться отъ нападенія, то очень можетъ быть, что путешествіе вдовы оказалось бы не такъ успшнымъ. Но при настоящемъ положеніи длъ, мистеръ Брокъ разсмотрлъ представленныя ему ручательства и попросилъ дать ему время на размышленіе. По окончаніи срока, онъ сдлалъ все чего требовала отъ него мистрисъ Армадель, то-есть подставилъ свои плечи спину и дозволилъ матери взвалить на него отвтственность за ея сына.

Это первое событіе случилось въ 1837 году. Затмъ воспоминанія мистера Брока, продолжая подвигаться впередъ, открыли другое событіе и остановились на 1845 году.

Мстомъ дйствія была попрежнему рыбачья деревня на Соммерсетширскомъ берегу, и дйствующія лица все т же: мистрисъ Армадель и ея сынъ.

Въ продолженіе восьми истекшихъ лтъ мистеръ Брокъ почти не чувствовалъ лежавшей на немъ отвтственности. Мальчикъ не причинялъ большаго труда ни своей матери, ни своему наставнику. Онъ, конечно, былъ немного лнивъ, но это происходило скоре отъ врожденной неспособности сосредоточивать свое вниманіе на заданномъ урок нежели отъ недостатка ума, чтобы понять его. Нельзя было отрицать, что мальчикъ былъ въ высшей степени легкомысленъ: всегда дйствуя подъ впечатлніемъ минуты, онъ необдуманно хватался за первое попавшееся ршеніе. Съ другой стороны, должно сказать въ его пользу, что душа его была ясна какъ день, трудно было бы найдти боле великодушнаго, любящаго и кроткаго юношу. Нкоторая оригинальная причудливость въ характер и врожденная трезвость наклонностей избавили его отъ опасностей, которымъ онъ неизбжно подвергался вслдствіе даннаго ему матерью воспитанія. Онъ имлъ свойственное Англичанамъ расположеніе къ морю и ко всмъ морскимъ занятіямъ, и по мр того какъ онъ становился старше, его ничмъ нельзя было отвлечь отъ воды или увести изъ эллинга. Однажды мистрисъ Армадель, къ своему величайшему удивленію и неудовольствію, узнала, что сынъ ея работаетъ на этой строительной пристани въ качеств волонтера. Онъ признался ей, что единственная его мечта въ будущемъ имть свой собственный эллингъ, а въ настоящемъ — достигнуть того чтобы самому построить себ лодку. Благоразумно разсуждая, что только подобное занятіе могло примирить юношу съ отчужденіемъ, въ которомъ онъ жилъ, отъ товарищей своего возраста и званія, мистеръ Брокъ съ трудомъ уговорилъ мистрисъ Армадель не препятствовать сыну въ этомъ желаніи. Въ этотъ второй періодъ жизни ректора и его воспитанника, разказъ о которомъ услышитъ теперь читатель, молодой Армадель уже на столько изучилъ корабельное мастерство, что собственноручно утвердилъ киль своей лодки.

Въ одинъ лтній вечеръ, вскор посл того какъ Аллану исполнилось шестнадцать лтъ, мистеръ Брокъ, оставивъ своего воспитанника, усердно работавшаго въ док, и захвативъ съ собою номеръ Times, пошелъ провести вечеръ къ мистрисъ Армадель.

Годы, протекшіе со времени ихъ первой встрчи, уже давно установили правильныя отношенія между ректоромъ и его сосдкой. Сначала онъ готовъ былъ домогаться ея руки, но его невольныя заискиванія, на которыя подвинуло его въ первые дни ихъ знакомства возраставшее чувство привязанности ко вдов, были встрчены съ ея стороны воззваніемъ къ его твердости, и это навсегда сомкнуло его уста. Она, положительно объявила ему, что онъ можетъ разчитывать только на ея дружбу, и мистеръ Брокъ на столько любилъ ее, что удовольствовался, ролью друга, съ тхъ поръ они навсегда остались друзьями. Никакое ревнивое опасеніе относительно какого-либо соперника не нарушало спокойныхъ отношеній ректора къ любимой имъ женщин. Изъ небольшаго числа сосднихъ мущинъ ни одинъ не былъ у мистрисъ Армадель иначе какъ на правахъ простаго знакомаго. Спокойно притаившись въ своемъ скромномъ уголк, она была ограждена отъ всякихъ общественныхъ приманокъ, которыя соблазнили бы другихъ женщинъ въ ея возраст и положеніи. Мистеръ Брокъ и его газета, съ неизмннымъ однообразіемъ появлявшіеся три раза въ недлю за ея чайнымъ столомъ, сообщали ей все что она знала, или что ей хотлось бы узнать о томъ обширномъ вншнемъ мір, которымъ были окружены со всхъ сторонъ тсные и неизмнные предлы ея повседневной жизни.

Въ вышеупомянутой вечеръ мистеръ Брокъ придвинулъ къ столу кресло, въ которомъ онъ обыкновенно сиживалъ, принялъ изъ рукъ хозяйки дома единственную чашку чаю, которую онъ обыкновенно выпивалъ, и развернулъ газету, которую онъ постоянно читалъ вслухъ мистрисъ Армадель, всегда слушавшей его на одномъ и томъ же диван и съ тмъ же вчнымъ шитьемъ въ рукахъ.

— Что я вижу! воскликнулъ ректоръ, повышая голосъ на цлую октаву, и съ удивленіемъ устремляя глаза на первую страницу газеты.

Мистрисъ Армадель еще ни разу не приходилось слышать такой интродукціи къ вечернимъ чтеніямъ мистера Брока. Она взглянула на него съ безпокойнымъ любопытствомъ и попросила своего почтеннаго друга удостоить ее объясненіемъ.

— Я не врю глазамъ своимъ, сказалъ мистеръ Брокъ.— Вотъ объявленіе, которое адресовано къ вашему сыну, мистрисъ Армадель!

Безъ дальнйшаго предисловія онъ прочелъ слдующее:

Въ случа если Алланъ Армадель прочтетъ это объявленіе, то онъ симъ извщается, что г-да Гаммикъ и Риджъ (въ улиц Линкольнъ Иннъ-Фильдсъ, въ Лондон) покорно просятъ его снестись съ ними лично или письменно по одному весьма важному и касающемуся до него длу. Всякій, могущій увдомить г-дъ Гаммика и Риджа о мстопребываніи упомянутаго лица, сдлаетъ имъ величайшее одолженіе, сообщивъ требуемыя свднія. Во избжаніе ошибокъ, симъ извщается, что отсутствующій Алланъ Армадель иметъ пятнадцать лтъ отъ роду, и что это объявленіе печатается по просьб его семейства и друзей.

— Вроятно, это какое-нибудь другое семейство и какіе-нибудь другіе друзья, сказала мистрисъ Армадель.— Лицо, упомиваемое въ этомъ объявленіи, не мой сынъ.

Тонъ, которымъ она произнесла эти слова, удивилъ мистера Брока, а перемна въ ея лиц поразила его. Ея нжный румянецъ замнился мертвою блдностію, глаза, отвернувшіеся отъ постителя, вырагкали смущеніе и тревогу, она, по крайней мр, десятью годами показалась старше своихъ настоящихъ лтъ.

— Имя это такъ необыкновенно, сказалъ мистеръ Брокъ, воображая что онъ оскорбилъ ее, и пытаясь поправить свою ошибку.— Въ самомъ дл, мн казалось невозможнымъ, чтобы были два лица совершенно….

— Да, есть два лица, перебила мистрисъ Армадель.— Моему Аллану, какъ вы знаете, уже шестнадцать лтъ, а юнош, о которомъ упоминается въ объявленіи, всего только пятнадцать. Хотя онъ носитъ то же имя и ту же фамилію, однако, благодаря Бога, не находится ни въ какихъ родственныхъ отношеніяхъ къ моему сыну. Покамстъ я жива, я не перестану надяться и молиться, чтобы мой Алланъ не только никогда не встрчался съ нимъ, но даже никогда и не слыхалъ о немъ. Я вижу, мой добрый другъ, что удивляю васъ, но, не правда ли, вы не будете сердиться на меня, если я умолчу объ этихъ странныхъ обстоятельствахъ? Въ моей ранней молодости я испытала несчастіе и горе, о которыхъ мн тяжело говорить даже съ вами. Скажите, поможете ли вы мн переносить эти воспоминанія, никогда боле не возвращаясь къ этому предмету? Не сдлаете ли вы даже боле,— не дадите ли вы мн общанія никогда не говорить объ этомъ Аллану, и скрыть отъ него эту газету?

Мистеръ Брокъ далъ требуемое общаніе и счелъ за лучшее удалиться.

Ректоръ былъ слишкомъ долго и слишкомъ искренне привязанъ къ мистрисъ Армадель, и никакъ не могъ имть относительно ея какія-либо недостойныя подозрнія. Но должно сознаться, что недовріе ея оскорбило его, и что возвращаясь къ себ домой, онъ нсколько разъ пытливо разсматривалъ объявленіе. Теперь ему стало ясно, что скрываясь съ своимъ сыномъ въ глуши уединеннаго селенія, мистрисъ Армадель имла въ виду не столько держать его при себ, сколько предохранить его отъ встрчи съ его соименникомъ. Но отчего она такъ боялась этой встрчи? Былъ ли то страхъ за себя, или только за сына? Безусловная вра мистера Брока въ безупречность любимой имъ женщины заставляла его отвергнуть всякое предположеніе о какомъ-либо прошедшемъ проступк мистрисъ Армадель, находившемся въ связи съ ея тяжелыми воспоминаніями и съ отчужденіемъ братьевъ, вслдствіе котораго она уже въ продолженіи многихъ лтъ жила вдали отъ родныхъ и отъ своего дома. Въ ту же ночь ректоръ собственноручно изорвалъ газету съ роковымъ объявленіемъ, та ршился навсегда изгнать этотъ предметъ изъ своей головы. Случай открылъ ему, что на свт существуетъ другой Алланъ Армадель, бродяга, опубликованный въ газетахъ, и не имющій никакихъ родственныхъ связей съ его воспитанникомъ. Боле этого онъ и не желалъ знать, ради самой мистрисъ Армадель.

Таковъ былъ второй періодъ событій въ жизни мистера Брока, съ тхъ поръ какъ онъ познакомился съ своею сосдкой и ея сыномъ. Совершая свое мысленное странствіе по минувшему, онъ подвигался все ближе и ближе къ настоящимъ событіямъ, и наконецъ остановился на 1850 году.

Въ эти пять лтъ характеръ Аллана мало или почти вовсе не измнился. По выраженію его наставника, онъ только превратился изъ мальчика шестнадцати лтняго въ мальчика двадцати одного года. Онъ сохранилъ тотъ же мягкій откровенный нравъ, то же оригинальное и неизмнное добродушіе, ту же легкомысленную наклонность беззавтно отдаваться своему первому впечатлнію. Его любовь къ морю усилилась съ лтами. Отъ сооруженія лодки онъ перешелъ теперь, при помощи двухъ подмастерьевъ, къ постройк палубнаго судна въ тридцать пять тоннъ. Мистеръ Брокъ добросовстно пытался пробудить въ немъ потребность высшихъ стремленій, онъ возилъ его съ собою въ Оксфордъ, чтобы познакомить его съ университетскою жизнію, бралъ въ Лондонъ, чтобы развить его умъ созерцаніемъ великаго города, но все оказалось напрасно: поздки эти, хотя и развлекли Аллана, но ни чуть не измнили его. Онъ, какъ нкій Діогенъ, стоялъ выше всякаго мірскаго честолюбія. ‘Что лучше?’ спрашивалъ этотъ безсознательный философъ у своего наставника: ‘самому найдти дорогу къ счастью, или возложить эту заботу на другихъ?’ Мистеръ Брокъ ршился предоставить самобытное развитіе характеру своего воспитанника, и Алланъ безпрепятственно сталъ заниматься своею яхтой.

Время, почти не измнившее сына, оставило глубокіе слды на матери. Здоровье мистрисъ Армадель быстро разрушалось. По мр того какъ силы ей измняли, характеръ ея становился все хуже и хуже: она сдлалась раздражительна, все сильне поддавалась какой-то болзненной впечатлительности и безотчетному страху, и чувствовала все большее и большее нежеланіе оставлять свою комнату. Съ тхъ поръ какъ она прочла, пять лтъ тому назадъ, извстное объявленіе въ Times, въ жизни ея не произошло ничего особеннаго, могущаго напомнить ей грустныя обстоятельства ея ранней молодости. Между ею и ректоромъ не произнесено было ни единаго слова объ этомъ запрещенномъ предмет, въ ум Аллана не возникло ни малйшаго подозрнія о существованіи его соименника, и несмотря на то, безъ всякаго повода къ особенному безпокойству, мистрисъ Армадель стала въ послднее время упорно и раздражительно опасаться за своего сына. Иногда она радовалась его наклонности къ корабельному длу и мореплаванію, благодаря которой онъ жилъ у нея на глазахъ, счастливый и занятой. Въ другой разъ она съ ужасомъ говорила о его привычк довряться коварной стихіи, въ которой погибъ ея мужъ. Словомъ, не тмъ такъ другимъ путемъ она испытывала терпніе сяоего сына, какъ никогда прежде, когда она чувствовала себя здорове и счастливе. Сколько разъ опасался мистеръ Брокъ, чтобы между ними не вышло серіозной размолвки, но природная мягкость Аллана, поддерживаемая его любовію къ матери, побдоносно выводила его изъ всхъ испытаній. Въ ея присутствіи онъ никогда не позволялъ себ ни одного жесткаго слова, ни одного косаго взгляда, и до самой послдней минуты былъ въ отношеніи къ ней неизмнно любящимъ и терпливымъ.

Таково было взаимное положеніе сына, матери и друга, когда совершилось новое важное событіе въ ихъ жизни. Однажды посл обда, въ мрачный ноябрьскій день, когда мистеръ Брокъ трудился надъ сочиненіемъ проповди, къ нему пришелъ хозяинъ сельской гостиницы. Посл нсколькихъ словъ извиненія, трактирщикъ ясно изложилъ, по какому важному длу онъ хочетъ безпокоить ректора. Нсколько часовъ тому назадъ работники сосдней фермы привели въ гостиницу молодаго человка, котораго они нашли блуждавшимъ по хозяйскому полю въ безпамятств, похожемъ на сумашествіе. Хозяинъ гостиницы пріютилъ у себя несчастнаго, а самъ послалъ за медикомъ. Осмотрвъ больнаго, докторъ объявилъ, что у него воспаленіе въ мозгу, и что по всей вроятности онъ не вынесетъ этой болзни, если его вздумаютъ перевезти въ ближайшій городъ для помщенія въ госпиталь или въ чернорабочую больницу. Посл такого отзыва, и къ тому же замтивъ что весь багажъ незнакомца заключался въ небольшомъ дорожномъ мшк, найденномъ около него въ пол, хозяинъ гостиницы немедленно отправился къ ректору, чтобы посовтоваться съ нимъ о томъ, какъ поступить ему въ такомъ серіозномъ дл.

Кром своихъ церковныхъ обязанностей, мистеръ Брокъ несъ на себ еще должность мироваго судьи, и сейчасъ же ршилъ какъ ему дйствовать. Надвъ шляпу, онъ послдовалъ за трактирщикомъ въ гостиницу.

У самыхъ дверей ея къ нимъ присоединился Алланъ, который, узнавъ отъ кого-то обо всемъ случившемся, поджидалъ мистера Брока, чтобы пойдти вмст съ нимъ взглянуть на незнакомца. Тутъ же явился сельскій лкарь, и вс четверо вошли въ гостиницу. Имъ тотчасъ же бросился тамъ въ глаза незнакомецъ, котораго хозяйскій сынъ и конюхъ съ трудомъ удерживали на стул. Несмотря на свою молодость, на свою тонкую и невысокую фигуру, въ эту минуту онъ былъ на столько силенъ, что съ нимъ едва можно было сладить. Смуглый цвтъ лица, большіе блестящіе темные глаза, черные усы и борода придавали ему видъ иностранца. Платье его было поношено, но блье чисто. Его смуглыя жиловатыя руки были во многихъ мстахъ обезображены синеватыми рубцами. Пальцы одной ноги, съ которой онъ сбросилъ обувь, уцпились сквозь чулокъ за ршетчатую подножку стула съ тмъ особенно развитымъ движеніемъ мускуловъ, которое замтно лишь у людей привыкшихъ ходить босикомъ. Кром этого движенія трудно было разсмотрть въ незнакомц, при овладвшемъ имъ бшенств, что-либо такое, чмъ можно было бы воспользоваться для раскрытія дла. Посовтовавшись въ полголоса съ мистеромъ Брокомъ, лкарь заставилъ при себ перенести больнаго въ покойную спальню, находившуюся въ задней части дома. Вслдъ затмъ его платье и ковровый мшокъ снесены были внизъ и подвергнуты осмотру въ присутствіи судьи, съ цлью найдти въ нихъ какія-нибудь данныя для разысканія его друзей.

Въ мшк не оказалось ничего, кром перемны платья и двухъ книгъ: трагедій Софокла, въ греческомъ подлиник, и Фауста Гете, въ нмецкомъ. Об книги были сильно потерты отъ чтенія, а на заглавномъ лист каждой изъ нихъ стояли начальныя буквы имени. Вотъ все что открылъ мшокъ.

Затмъ стали осматривать платье, въ которое одтъ былъ незнакомецъ, когда его нашли работники. Сначала вынули кошелекъ (съ однимъ совереномъ и нсколькими шиллингами), потомъ трубку, табачный кисетъ, носовой платокъ и небольшой роговой стаканъ для питья. Наконецъ послднею найденною вещью, которая лежала скомканною въ боковомъ карман платья, былъ письменный аттестатъ въ поведеніи, съ подписью и числомъ, но безъ всякаго адреса. Судя по этому документу, исторія незнакомца была весьма печальна. Онъ состоялъ, какъ видно, нкоторое время помощникомъ учителя въ какой-нибудь школ, и былъ высланъ оттуда въ начал своей болзни изъ опасенія чтобы горячка, сдлавшись заразительною, не причинила вреда всему заведенію. Въ аттестат не было ни малйшаго намека на дурное поведеніе. Напротивъ, школьный учитель съ удовольствіемъ удостоврялъ въ способностяхъ и благонравіи предъявителя, выражая при этомъ свою искреннюю надежду, что съ помощію Божіей больной, быть-можетъ, оправится отъ своего недуга въ какомъ-либо другомъ дом.

Это письменное свидтельство, пролившее нкоторый свтъ на исторію незнакомца, повело къ сближенію его имени съ начальными буквами выставленными на книгахъ, и удостоврило судью и хозяина гостиницы, что этотъ человкъ дйствительно носитъ странное имя Осіи Мидвинтера.

Мистеръ Брокъ отложилъ аттестатъ въ сторону, подозрвая что школьный учитель съ намреніемъ не выставилъ на немъ своего адреса, во избжаніе всякой отвтственности за смерть своего помощника. Какъ бы то ни было, при настоящемъ положеніи длъ, повидимому, безполезно было отыскивать друзей несчастнаго, предполагая что у него были эти друзья. Его привели въ гостиницу, гд онъ и долженъ былъ покамстъ оставаться по закону простаго человколюбія. Что касается до издержекъ, то еслибы дло приняло дурной оборотъ, он могли бы быть покрыты благотворительными приношеніями сосдей, или церковнымъ сборомъ съ прихожанъ по окончаніи проповди. Увривъ хозяина, что онъ подумаетъ еще объ этомъ вопрос и извститъ его о своемъ ршеніи, мистеръ Брокъ вышелъ изъ гостиницы, не замчая что оставилъ тамъ Аллана.

Но не усплъ онъ пройдти пятидесяти ярдовъ, какъ его воспитанникъ уже нагналъ его. Въ продолженіе всего обыска въ гостиниц, Алланъ былъ необыкновенно молчаливъ и серіозенъ, но теперь онъ возвратился къ своему обыкновенному веселому настроенію. Посторонній человкъ обвинилъ бы его, пожалуй, въ недостатк чувствительности.

—Это весьма грустное дло, сказалъ ректоръ.— Я право не знаю что бы мн придумать для этого несчастнаго.

— Вамъ нечего безпокоиться объ этомъ, сэръ, сказалъ молодой Армадель съ своею обычною откровенностію.— Я сію минуту уговорился обо всемъ съ хозяиномъ.

— Вы! воскликнулъ мистеръ Брокъ, крайне удивленный.

— Я ограничился нкоторыми приказаніями, продолжалъ Алланъ.— Нашъ бдный другъ, учительскій помощникъ, не будетъ ни въ чемъ нуждаться, за нимъ будутъ ухаживать какъ за принцемъ, а когда доктору и хозяину понадобятся деньги, они обратятся ко мн.

— Мой милый Алланъ, кротко возразилъ мистеръ Брокъ,— когда вы научитесь обдумывать ваши поступки, прежде нежели ршаться дйствовать подъ вліяніемъ вашихъ великодушныхъ побужденій? Вы ужь и безъ того тратите на постройку яхты гораздо боле нежели позволяютъ ваши средства.

— Да, представьте себ! третьяго дня мы положили первое основаніе палуб, сказалъ Алланъ, перелетая къ новому предмету съ легкостью птички.— По доскамъ уже можно ходить, если только у васъ не кружится голова. Я вамъ помогу взобраться на лстницу, мистеръ Брокъ, только придите и попробуйте.

— Выслушайте меня, настаивалъ ректоръ.— Не объ яхт идетъ теперь рчь. Я хочу сказать, что представляю вамъ яхту только какъ примръ.

— И въ добавокъ преизящный примръ, перебилъ неисправимый Алланъ.— Найдите мн другое боле красивое маленькое суденышко во всей Англіи, и я завтра же откажусь отъ корабельнаго дла. На чемъ, бишь, мы остановились, сэръ? Я боюсь, не потеряли ли мы нить нашего разговора?

— Мн кажется, что одинъ изъ насъ всегда теряетъ эту нить, какъ только открываетъ ротъ, возразилъ мистеръ Брокъ.— Послушайте, Алланъ, то, что я говорю вамъ, очень серіозно. Вы приняли на себя отвтственность за издержки, которыхъ, быть-можетъ, не въ состояніи будете оплатить. Впрочемъ, не думайте, чтобъ я хотлъ порицать васъ за вашу доброту къ этому безпріютному бдняку.

— Да не печальтесь о немъ, сэръ! Онъ поправится, онъ совсмъ поправится черезъ недльку другую. Отличный малый, я въ этомъ увренъ! продолжалъ Алланъ, который имлъ привычку довряться каждому, и не отчаиваться ни въ чемъ.— Что бы вамъ пригласить его къ себ обдать, мистеръ Брокъ, когда онъ выздороветъ? Мн очень хотлось бы разспросить его (когда мы, знаете ли, уютно и дружески будемъ вс трое бесдовать за бутылкою вина), какимъ образомъ онъ добылъ себ такое мудреное имя. Осія Мидвинтеръ! Клянусь жизнію, отецъ его долженъ былъ стыдиться самого себя.

— Отвтите ли вы мн, наконецъ, на одинъ вопросъ, прежде нежели я войду къ себ? сказалъ ректоръ, въ отчаяніи останавливаясь у своихъ воротъ.— Счетъ этого незнакомца за квартиру и лченье можетъ возрасти до двадцати и пожалуй до тридцати фунтовъ, прежде нежели онъ совершенно оправится, если только ему суждено оправиться. Гд же вы думаете найдти такую сумму?

— Какъ, бишь, это говоритъ обыкновенно канцлеръ государственнаго казначейства, когда онъ затрудняется въ своихъ счетахъ, и не знаетъ какъ изъ нихъ выпутаться? спросилъ Алланъ.— Онъ, кажется, всегда говоритъ своему досточтимому другу, что совершенно готовъ оставить… какъ, бишь, это?

— Margin подсказалъ мистеръ Брокъ.

— Именно, сказалъ Алланъ.— Я сдлаю какъ канцлеръ государственнаго казначейства. Я оставлю margin въ моихъ счетахъ. Да наконецъ, вдь моя милая яхта (дай Богъ ей здоровья!) не все же у меня подаетъ. Если у меня не достанетъ фунта или двухъ, то вы не безпокойтесь, сэръ. Во мн нтъ ни малйшей гордости, я пойду просить со шляпою въ рук и пополню недостающее изъ кармановъ сосдей. Чортъ побери фунты, шиллинги и пенсы! Я желалъ бы, чтобъ они вс поглотили другъ друга, подобно братьямъ бедуинамъ на выставк. Вы помните братьевъ бедуиновъ, мистеръ Брокъ? Али беретъ зажженный факелъ и прыгаетъ въ горло своего брата Муди, Муди беретъ зажженный факелъ и прыгаетъ въ горло своего брата Гассана, Гассанъ беретъ третій зажженный факелъ и намревается заключить представленіе, прыгнувъ въ свое собственное горло и оставивъ зрителей въ совершенномъ мрак. Мастерская штука! Вотъ что называется истиннымъ, дкимъ остроуміемъ…. Погодите-ка немножко!… На чемъ, бишь, мы остановились? Эхъ, кажется опять забрели Богъ знаетъ куда…. Да, да, вспомнилъ: мы говорили о деньгахъ. Никакъ не могу я вбить въ свою тупую башку, заключилъ Алланъ,— изъ-за чего это бьются люди, доказывая необходимость быть бережливыми! Почему тмъ, у кого есть что беречь, не подлиться съ тми, кому беречь нечего, и не установить такимъ образомъ въ цломъ мір удобнаго и пріятнаго порядка вещей? Вы мн всегда говорите, чтобъ я вырабатывалъ идеи, мистеръ Брокъ. Ну, вотъ вамъ и идея, и клянусь жизнью, прекрасная идея!

Мистеръ Брокъ добродушно тронулъ своего воспитанника кончикомъ своей трости.

— Ступайте-ка лучше къ себ на яхту, сказалъ онъ.— Весь небольшой запасъ благоразумія, которымъ одарена ваша втреная голова, остался тамъ, на палуб…. Кто можетъ предугадать, чмъ кончитъ этотъ мальчикъ? продолжалъ священникъ, оставшись наедин съ самимъ собою: лучше было бы мн не принимать на себя отвтственности за нея.

Прошло три недли, прежде нежели незнакомецъ съ страннымъ именемъ сталъ, наконецъ, оправляться. Въ продолженіе этого времени Алланъ аккуратно справлялся о немъ въ гостиниц, и какъ только больному позволено было принимать постителей, Алланъ первый явился у его постели. До сихъ поръ воспитанникъ мистера Брока обнаруживалъ только весьма естественное участіе къ одному изъ тхъ рдкихъ романическихъ приключеній, которыя нарушали отъ времени до времени однообразіе ихъ деревенской жизни: онъ не сдлалъ ни малйшей неосторожности, и не заслужилъ никакого порицанія. Но по мр того какъ дни уходили за днями, посщенія молодаго Армаделя въ гостиницу становились все продолжительне, такъ что лкарь (пожилой, осторожный человкъ) предупредилъ объ этомъ тайно священника, совтуя ему держать ухо востро. Мистеръ Брокъ немедленно воспользовался его совтомъ и узналъ, что Алланъ, по обыкновенію, опрометчиво отдался своимъ побужденіямъ. Онъ страстно привязался къ бездомному школяру и просилъ Осію Мидвинтера навсегда поселиться въ ихъ сосдств, въ новомъ и интересномъ званіи его задушевнаго друга.

Прежде нежели мистеръ Брокъ принялъ какое-либо ршеніе, онъ получилъ записку отъ матери Аллана, которая просила это воспользоваться привилегіей стараго друга и придти навстить ее. Онъ нашелъ мистрисъ Армадель въ сильномъ нервномъ волненіи, вслдствіе недавняго разговора съ сыномъ. Алланъ просидлъ съ нею все утро, и все время толковалъ только о своемъ новомъ друг. Человкъ съ ужаснымъ именемъ (какъ называла его бдная мистрисъ Армадель) разспрашивалъ Аллана съ инквизиторскою пытливостью о немъ самомъ и объ его семейств, а свою собственную исторію обошелъ молчаніемъ. Алланъ усплъ вывдать у него только то, что когда-то прежде Мидвинтеръ занимался морскимъ дломъ, и это несчастное открытіе послужило залогомъ ихъ дружбы.

Чувствуя безпощадное недовріе къ незнакомцу,— просто потому что онъ былъ не знакомъ ей, что казалось мистеру Броку не совсмъ благоразумнымъ,— мистрисъ Армадель умоляла ректора, чтобъ онъ, не теряя времени, отправился въ гостиницу и добился отъ этого человка надлежащихъ свдній о его личности.

— Разузнайте подробно кто его отецъ и мать, сказала она съ свойственною женщинамъ поспшностію заключеній.— Не уходите отъ него, не убдившись, что онъ не какой-нибудь бродяга, рыскающій по свту подъ вымышленнымъ именемъ.

— Дорогая моя мистрисъ Армадель, убждалъ ее ректоръ, съ покорностію берясь за шляпу,— мн кажется, мы можемъ сомнваться во всемъ кром имени этого человка. Оно такъ замчательно дурно, что не можетъ быть вымышленнымъ. Ни одно здравомыслящее существо не выбрало бы себ такого имени, какъ Осія Мидвинтеръ.

— Очень можетъ быть что вы правы, и что я ошибаюсь, но прошу васъ, повидайтесь съ намъ, настаивала г-жа Армадель.— Идите и не щадите его, мистеръ Брокъ. Почемъ знать, можетъ-быть онъ съ какою-нибудь цлью прикинулся больнымъ?

Разубждать ее было совершенно безполезно. Еслибы даже цлый медицинскій совтъ удостоврялъ ее въ болзни незнакомца, то она не поврила бы и совту, начиная съ самого президента и кончая послднимъ членомъ. Мистеръ Брокъ избралъ благую часть: онъ не сказалъ боле ни слова и немедленно отправился въ гостиницу.

Страшно было взглянуть на Осію Мидвинтера, который едва начиналъ оправляться отъ своей блой горячки. Его бритая голова, безпорядочно повязанная старымъ желтымъ фуляромъ, смуглыя впалыя щеки, блестящіе черные глаза, неестественно большіе и дикіе, его всклоченная черная борода, и длинные тонкіе мускулистые пальцы, до того исхудавшіе отъ болзни что походили боле на когги,— все соединилось въ немъ, чтобъ озадачить ректора въ первую минуту свиданія! Впрочемъ, чувство удивленія скоро смнилось въ немъ другимъ непріятнымъ ощущеніемъ. Мистеръ Брокъ не могъ скрыть отъ себя, что манеры незнакомца не говорили въ его пользу. По общему мннію, честный человкъ, говоря съ своими ближними, долженъ прямо смотрть имъ въ глаза. Если этотъ человкъ былъ честенъ, то глаза его, всегда смотрвшіе въ сторону, страннымъ образомъ отрицали это. Можетъ-быть, впрочемъ, блуждающій взглядъ его былъ слдствіемъ нервной раздражительности, которая, повидимому, заставляла трепетать каждый фибръ его тонкой, гибкой фигуры. Здоровое англо-саксонское тло ректора ежилось при каждомъ случайномъ движеніи тонкихъ пальцевъ учительскаго помощника, при каждомъ мимолетномъ искаженіи его еще безумнаго желтаго лица.

Господи, прости мн мое согршеніе! подумалъ мистеръ Брокъ, вспоминая объ Аллан и его матери, но и я желалъ бы найдти средство, чтобы выпроводить отсюда поскоре этого Осію Мидвинтера!

Происшедшій затмъ разговоръ былъ съ обихъ сторонъ веденъ съ большою осторожностію. Какъ ни искусно разспрашивалъ мистеръ Брокъ, онъ постоянно долженъ былъ выслушивать вжливые, но боле или мене уклончивые отвты. Съ первой до послдней минуты этого разговора истинный характеръ незнакомца съ дикою застнчивостію, укрывался отъ изслдованій ректора. Послдній былъ пораженъ, когда узналъ отъ учителя, что ему не боле двадцати лтъ отъ роду: такъ трудно было поврить этому, глядя на его лицо. На вс убжденія мистера Брока разказать что-нибудь о своемъ пребываніи въ школ, онъ отвчалъ, что не можетъ вспомнить о ней безъ ужаса. Должность учительскаго помощника онъ исправлялъ только въ теченіе десяти дней, когда первые симптомы его болзни послужили причиною къ его увольненію. Онъ ршительно не могъ объяснить, какимъ образомъ попалъ въ поле, гд его нашли. Ему помнилось только, что онъ долго халъ по желзной дорог съ какою-то цлью (если она у него была), которую онъ не могъ теперь припомнить, и потомъ шелъ пшкомъ въ направленіи къ морскому берегу, цлый ли день или цлую ночь, онъ хорошенько не можетъ опредлить этого. Когда стало разстраиваться воображеніе его, оно постоянно рисовало ему мор. Онъ дйствительно служилъ нсколько времени на мор въ качеств юнги, но потомъ оставилъ морскую службу, и опредлился прикащикомъ къ книгопродавцу въ одномъ провинціальномъ городк. Отъ книгопродавца онъ поступилъ въ школу, а теперь, выпровоженный изъ школы, онъ долженъ искать себ какого-нибудь другаго занятія. Но каково бы ни было это занятіе, онъ увренъ, что рано или поздно ему придется испытать неудачу, въ которой, впрочемъ, онъ никого не сметъ обвинять кром самого себя. Друзей, на которыхъ онъ могъ бы разчитывать, у него нтъ, а о родныхъ онъ не желалъ бы говорить теперь. Они, быть-можетъ, считаютъ его умершимъ, а онъ считаетъ умершими ихъ. Нечего сказать, въ его возраст грустно длать подобное признаніе. Оно можетъ повредить ему во мнніи общества, и конечно, повредило уже во мнніи человка, говорящаго съ нимъ въ эту минуту.

Вс эти странные отвты были сдланы тономъ не отзывавшимся ни горечью, ни равнодушіемъ. Двадцатилтній Осія Мидвивтеръ говорилъ о своей жизни такъ, какъ говорилъ бы о ней семидесятилтній Осія Мидвинтеръ, утомленный житейскими невзгодами, которыя онъ научился переносить терпливо.

Впрочемъ, два обстоятельства сильно протестовали противъ безотчетнаго недоврія, съ которымъ относился къ нему глубоко озабоченный мистеръ Брокъ. Осія Мидвинтеръ списался съ какою-то сберегательною кассой, въ одной изъ отдаленныхъ частей Англіи, вынулъ оттуда свои деньги, и заплатилъ доктору и хозяину. Человкъ, не одаренный возвышенною душой, разъ уплативъ свои издержки, легко позабылъ бы сдланныя ему одолженія, но Осія Мидвинтеръ говорилъ о нихъ, и особенно объ одолженіи оказанномъ ему Алланомъ, съ такою пламенною благодарностью, которую не только странно, но положительно тяжело было видть. Онъ высказалъ ужасное, хотя совершенно искреннее удивленіе, что въ христіанской земл съ нимъ поступили по-христіански. Онъ говорилъ объ Аллан, принявшемъ на себя отвтственность за вс расходы на квартиру, прислугу и лченіе, съ дикимъ восторгомъ признательности и изумленія, который какъ молнія вдругъ прорвался у него наружу.

— Клянусь Богомъ! воскликнулъ безпріютный горемыка:— до сихъ поръ я не только не встрчалъ ему подобнаго, но даже и не слыхалъ, чтобы были на свт такіе люди!

Но прошла минута, и этотъ единственный проблескъ свта, который озарилъ его собственную страстную натуру, снова померкъ. Его блуждающіе глаза опять принялись за старую игру и въ смущеніи отвернулись отъ мистера Брока, а голосъ еще разъ принялъ неестественно-твердый и спокойный тонъ.

— Прошу васъ извинить меня, сэръ, сказалъ онъ.— Я привыкъ къ тому, чтобы меня преслдовали, надували и морили съ голоду. Всякое другое обращеніе мн кажется страннымъ.

Чувствуя къ нему въ одно и то же время и влеченіе, и недовріе, мистеръ Брокъ, собираясь уйдти, сначала невольно протянулъ ему руку, а потомъ подъ вліяніемъ внезапнаго предчувствія, въ смущеніи, отдернулъ ее назадъ.

— У васъ было доброе намреніе, сэръ, сказалъ Осія Мидвинтеръ, съ ршимостью держа за спиною свои собственныя руки.— Но я не упрекаю васъ за то, что вы перемнили его. Джентльмену въ вашемъ положеніи нельзя протянуть руку человку, который не можетъ представить о себ надлежащихъ и точныхъ свдній.

Мистеръ Брокъ вышелъ изъ гостиницы совершенно озадаченный. Прежде нежели вернуться къ мистрисъ Армадель, онъ послалъ за ея сыномъ. Почему знать, можетъ-быть въ разговор съ Алланомъ незнакомецъ былъ мене осмотрителенъ, а при своей откровенности Алланъ наврное ничего не скроетъ отъ ректора изъ всего происшедшаго между нимъ и его новымъ другомъ.

Тутъ опять дипломатія мистера Брока не повела ни къ какимъ полезнымъ результатамъ. Разъ наведенный на разговоръ объ Осіи Мидвинтер, Алланъ безъ умолку болталъ на эту тему съ своимъ обычнымъ легкомысліемъ. Но онъ не могъ сообщить ничего важнаго, потому что ничего важнаго ему не было открыто. Одинъ разъ, напримръ, они толковали о кораблестроеніи и мореплаваніи, причемъ Алланъ, по его собственному увренію, заимствовалъ отъ Мидвинтера нсколько драгоцнныхъ свдній. Въ другой разъ они разсуждали (для большей ясности съ чертежами, и тутъ Алланъ заимствовалъ еще боле драгоцнныя свднія) о настоятельной необходимости спустить яхту на воду. Въ другихъ случаяхъ, подъ впечатлніемъ минуты, они касались въ своемъ разговор иныхъ предметовъ, которыхъ было такъ много, что Алланъ не можетъ ихъ всхъ упомнить. Не разказалъ ли чего Мидвинтеръ о своихъ родныхъ во время этой дружеской бесды? Ничего, кром того что они дурно съ нимъ поступили. Чортъ бы ихъ побралъ, этихъ родныхъ! Сожалетъ ли онъ о томъ, что у него такое странное имя? Нисколько: какъ умный малый, онъ самъ первый смется надъ нимъ. Провалъ его возьми, это имя! Да оно совсмъ и не такъ дурно, когда къ нему попривыкнешь. Но что же нашелъ въ немъ Алланъ, чтобы такъ привязаться къ нему? Алланъ нашелъ въ немъ то, чего онъ не замчалъ въ другихъ людяхъ. Этотъ человкъ не походилъ ни на одного изъ сосднихъ джентльменовъ, которые вс были выкроены на одинъ образецъ. Каждый изъ нихъ былъ одинаково здоровъ, мускулистъ, громогласенъ, тупоголовъ, гладкокожъ и грубъ, каждый изъ нихъ выпивалъ одинаковое количество пива, курилъ цлый день изъ одинаковыхъ коротенькихъ трубокъ, здилъ на лучшей лошади, охотился съ лучшею собакой, и ставилъ у себя за ужиномъ лучшую бутылку вина во всей Англіи, каждый обтирался ежедневно по утрамъ губкою надъ совершенно одинаковымъ чаномъ съ холодною водою и совершенно одинаково хвасталъ объ этомъ во время морозовъ, каждый находилъ, что надлать долговъ — мастерская штука, а держать пари на скачкахъ — самый похвальный поступокъ, какой только можетъ совершить человкъ. Они, конечно, по своему были отличные ребята, но самое худшее въ нихъ было то, что они во всемъ, какъ дв капли воды, походили другъ на друга. Для Аллана было совершенною находкой встртить человка подобнаго Мидвинтеру, человка, не подходившаго подъ эту мрку, и образъ дйствія котораго въ этомъ мір имлъ то великое достоинство, что былъ совершенно оригиналенъ.

Отложивъ вс увщанія до боле удобнаго случая, ректоръ возвратился къ мистрисъ Армадель. Внутренно онъ не могъ сознаться, что на нее одну падала отвтственность за настоящее увлеченіе Аллана. Еслибы молодой человкъ поменьше знался съ мелкопомстными сосдними дворянами и покороче ознакомился съ большимъ свтомъ какъ въ своемъ собственномъ отечеств, такъ и за границей, то общество Осіи Мидвинтера показалось бы ему мене привлекательнымъ.

Сознавая неудовлетворительность результатовъ своего посщенія въ гостиницу, ректоръ съ безпокойствомъ помышлялъ о томъ какъ будетъ принято его донесеніе, когда онъ вторично предстанетъ передъ мистрисъ Армадель. Его предчувствія скоро оправдались. Какъ ни старался онъ изложить дло въ его лучшемъ свт, она ухватилась за одинъ подозрительный фактъ — упорное молчаніе учителя о самомъ себ, и утверждала, что этотъ фактъ даетъ право употребить самыя энергическія мры, для того чтобы разлучить ея сына съ его новымъ другомъ. Она объявила, что если ректоръ откажется принять на себя посредничество, то она сама собственноручно напишетъ къ Осіи Мидвинтеру. Увщанія ректора раздражили ее до такой степени, что она чрезвычайно изумила его, коснувшись сама запрещеннаго предмета и упомянувъ о разговор, происшедшемъ между ними пять лтъ тому назадъ, по поводу извстнаго объявленія. Она съ запальчивостію сказала, что бродяга Армадель, о которомъ напечатано было тогда въ газетамъ, и бродяга Мидвинтеръ, проживающій теперь въ деревенской гостиниц, очень могутъ, несмотря на вс разувренія мистера Брока, быть однимъ и тмъ же лицомъ. Напрасно убждалъ ее ректоръ, что ни одинъ человкъ въ мір, и въ особенности молодой, не приметъ добровольно подобнаго имени. Ничто не могло успокоить мистрисъ Армадель, кром безусловнаго повиновенія. Опасаясь чтобы продолжительное противорчіе не повредило ея уже и безъ того слабому здоровью, и предвидя что, въ случа ея личнаго вмшательства въ дло, между матерью и сыномъ можетъ произойдти серіозная ссора, мистеръ Брокъ ршился снова повидаться съ Мидвинтеромъ и прямо объявить ему, что онъ долженъ или представить о себ надлежащія показанія, или прервать свои сношенія съ Алланомъ. Единственная уступка, на которую удалось ректору склонить мистрисъ Армадель, состояла въ томъ чтобы терпливо дожидаться того времени, когда докторъ объявитъ, что больной въ состояніи отправиться въ путь, а до этого срока ни однимъ словомъ не намекать своему сыну объ учител.

Черезъ недлю Мидвинтеръ уже могъ выхать покататься въ маленькой карет, принадлежавшей гостиниц, причемъ Алланъ служилъ ему вмсто кучера, а дней черезъ десять докторъ частнымъ образомъ сообщилъ мистеру Броку, что больной совершенно оправился. Въ этотъ именно десятый день вечеромъ ректоръ встртилъ Аллана и его новаго друга въ одномъ изъ переулковъ, они вдвоемъ любовались послдними лучами зимняго солнца. Мистеръ Брокъ выждалъ покамстъ друзья разстанутся, и потомъ послдовалъ за учительскимъ помощникомъ, который возвращался къ себ въ гостиницу.

Ршимость ректора не щадить Мидвинтера въ предстоящемъ разговор грозила измнить ему, по мр того какъ онъ все ближе и ближе подходилъ къ безродному бдняг, и замчалъ какъ слаба была его походка, какъ обвисло на немъ его изношенное платье, и какъ тяжело опирался онъ на свою дешевую неуклюжую палку. Чувство человколюбія удержало мистера Брока отъ слишкомъ торопливаго объясненія, и потому онъ попытался нсколько подготовить къ нему репетитора, лестно отозвавшись о хорошемъ выбор его книгъ, судя по томамъ Софокла и Гете, найденнымъ въ его мшк. Священникъ спросилъ, давно ли Мидвинтеръ знакомъ съ нмецкимъ и греческимъ языками. Чуткое ухо репетитора тотчасъ замтило что-то неладное въ тон, которымъ были произнесены эти слова. Онъ внезапно повернулся къ пастору въ полусвт наступавшихъ сумерекъ, и подозрительно поглядлъ ему въ лицо.

— Вы имете нчто сообщить мн, сказалъ онъ,— но совсмъ не то что вы мн теперь говорите.

Нечего длать, нужно было принять вызовъ. Посл нсколькихъ вступительныхъ фразъ, которыя Мидвинтеръ выслушалъ въ ненарушимомъ молчаніи, мистеръ Брокъ съ величайшею деликатностію сталъ понемногу разъяснять дло. Но прежде нежели ректоръ коснулся главнаго пункта, гораздо прежде нежели человкъ съ обыкновеннымъ чутьемъ угадалъ бы къ чему идетъ рчь, Осія Мидвинтеръ внезапно остановился и попросилъ мистера Брока не говорить боле ни слова.

— Я понимаю васъ, сэръ, сказалъ учитель.— Мистеръ Армадель иметъ опредленное положеніе въ свт, ему нечего скрывать и нечего стыдиться. Я согласенъ съ вами, что не гожусь ему въ товарищи. Лучшимъ возмездіемъ съ моей стороны за его доброту ко мн будетъ не разчитывать на нее доле. Вы можете быть спокойны, я завтра же покину эти мста.

Онъ не произнесъ боле ни слова, и ни одного слова не ждалъ въ отвтъ. Съ необыкновеннымъ самообладаніемъ, которое въ его лта и при его темперамент было боле чмъ удивительно, онъ вжливо снялъ свою шляпу, поклонился и одинъ пошелъ въ гостиницу.

Мистеръ Брокъ провелъ безсонную ночь. Исходъ послдняго свиданія на улиц сдлалъ въ его глазахъ Осію Мидвинтера еще боле загадочнымъ существомъ нежели когда-либо.

На другой день рано поутру ректору принесли изъ гостиницы письмо, при чемъ посланный объявилъ, что странный джентльменъ ухалъ. Въ письмо вложена была не запечатанная записка къ Аллану, которую г. Брокъ по просьб Мидвинтера долженъ былъ прочитать, и затмъ, по своему собственному усмотрнію, передать или не передавать Аллану. Записка была поразительной краткости, она вся заключалась въ двнадцати словахъ: ‘Не обвиняйте мистера Брока, онъ совершенно правъ. Благодарю васъ за все. Прощайте. О. М.’

Пасторъ, конечно, препроводилъ записку по назначенію, и въ то же время написалъ нсколько словъ къ мистрисъ Армадель, чтобъ успокоить ее извстіемъ объ отъзд учителя. Исполнивъ это, онъ сталъ поджидать своего воспитанника, полагая, что тотъ, вроятно, придетъ вслдъ за полученіемъ записки въ весьма раздраженномъ состояніи. Очень можетъ быть, что въ поведеніи Мидвинтера крылась какая-нибудь глубоко обдуманная цль, но до сихъ поръ, надобно было сознаться, образъ дйствій его не подтверждалъ недоврія священника и оправдывалъ хорошее мнніе о немъ Аллана.

Утро проходило, а молодой Армадель не являлся. Напрасно проискавъ его на эллинг, гд строилась яхта, мистеръ Брокъ отправился въ квартиру мистрисъ Армадель, а оттуда, по указанію служанки, пошелъ въ гостиницу. Хозяинъ тотчасъ же разказалъ ему, какъ было дло. Молодой Армадель пришелъ въ гостиницу, держа въ рук открытое письмо, и настойчиво потребовалъ, чтобъ ему сказали, по какой дорог отправился его другъ. Въ первый еще разъ, говорилъ хозяинъ, видлъ онъ этого молодаго человка въ такомъ раздраженномъ состояніи, а тутъ еще служанка на бду упомянула объ одномъ обстоятельств, которое только подлило масла на огонь. Она разказала, что сама слышала, какъ мистеръ Мидвинтеръ, запершись ночью въ своей комнат, сильно плакалъ и рыдалъ. Это ничтожное замчаніе бросило въ жаръ г. Армаделя: онъ сталъ кричать и браниться, побжалъ въ конюшню, заставилъ конюха осдлать себ лошадь и стремглавъ поскакалъ по дорог, по которой за нсколько часовъ передъ тмъ ухалъ Осія Мидвинтеръ.

Предупредивъ хозяина, чтобъ онъ сохранилъ втайн поступокъ Аллана, въ случа если кто изъ людей мистрисъ Армадель придетъ въ гостиницу, мистеръ Брокъ возвратился домой, и съ безпокойствомъ сталъ ожидать чмъ кончится день.

Ректоръ безконечно обрадовался, когда наконецъ къ вечеру воспитанникъ его явился. Во взор и рчахъ Аллана высказывалась упорная ршимость, которой еще не зналъ за нимъ его старый другъ. Не дожидаясь разспросовъ, Алланъ сталъ съ своею обычною прямотой разказывать самъ о своихъ приключеніяхъ. Онъ нагналъ Мидвинтера на дорог, и посл напрасной попытки сначала уговорить его вернуться, а потомъ вывдать у него куда онъ детъ, началъ грозить ему, что онъ будетъ неотступно слдовать за нимъ цлый день. Этою угрозой онъ вынудилъ у Мидвинтера признаніе, что онъ отправляется въ Лондонъ попытать счастья. Поставивъ на своемъ, Алланъ потребовалъ затмъ адресъ своего друга въ Лондон, и несмотря на мольбу послдняго не настаивать на этомъ требованіи, онъ таки добился у него адреса, попрекнувъ его въ неблагодарности, за что потомъ съ глубокимъ сердечнымъ сокрушеніемъ просилъ у него прощенія. ‘Я люблю этого бднягу, и ни за что не огкажусь отъ него,’ заключилъ Алланъ, ударяя кулакомъ по столу. ‘Не бойтесь, я не стану раздражать матушку, я поручаю вамъ, мистеръ Брокъ, поговорить съ нею объ этомъ дл когда вамъ заблагоразсудится, и въ тхъ выраженіяхъ какія вы сами сочтете лучшими. Но позвольте мн теперь же разсять всякое сомнніе на этотъ счетъ. Вамъ теперь надобно разъ навсегда покончить этотъ вопросъ. Вотъ тутъ у меня въ портфел адресъ моего друга, а я самъ стою теперь передъ вами съ твердою и непоколебимою ршимостью. Я готовъ дать вамъ и матушк нсколько времени но размышленіе, но если по прошествіи срока другъ мой Мидвинтеръ не возвратится ко мн, то я самъ уду къ моему другу Мидвинтеру!’

На томъ покамстъ и остановилось дло, и таковы были послдствія изгнанія бездомнаго учителя.

Прошелъ мсяцъ, и наступилъ новый 1851 годъ. Перескочивъ мысленно черезъ этотъ короткій промежутокъ времени, мистеръ Брокъ остановился съ тяжелымъ сердцемъ на слдующемъ потомъ событіи, на самомъ печальномъ, по его мннію, и самомъ достопамятномъ изъ всхъ,— на смерти мистрисъ Армадель.

Первое предвстіе горестной потери послдовало вскор за отъздомъ Мидвинтера, въ декабр, и вызвано было обстоятельствомъ, которое залегло тяжелымъ воспоминаніемъ въ душ ректора.

Черезъ три дня посл отъзда учителя, между тмъ какъ мистеръ Брокъ шелъ однажды по селу, къ нему подошла опрятно одтая женщина, въ черномъ шелковомъ плать, такой же шляпк и въ пунцовой шали. Незнакомка, не поднимая густой черной вуали, покрывавшей ея лицо, обратилась къ нему съ просьбой указать ей квартиру мистрисъ Армадель. Исполняя ея желаніе, мистеръ Брокъ замтилъ, что она была чрезвычайно порядочная и граціозная женщина, когда она удалилась отъ него съ поклономъ, онъ посмотрлъ ей вслдъ, неудомвая кто бы она могла быть. Черезъ четверть часа, дама, попрежнему окутанная вуалью, прошла опять мимо мистера Брока, и на этотъ разъ прямо въ гостиницу. Войдя въ домъ, она стала говорить съ хозяйкой. Чрезъ нсколько времени, увидавъ хозяина, торопливо бжавшаго въ конюшню, мистеръ Брокъ спросилъ у него, не узжаетъ ли незнакомка. ‘Да,’ отвчалъ тотъ. ‘Она пріхала сюда съ желзной дороги въ омнибус, а теперь возвращается боле приличнымъ образомъ, въ отдльной карет, нанятой въ гостиниц.’

Ректоръ продолжалъ свою прогулку, внутренно удивляясь, что мысль его была неотступно занята совершенно незнакомою ему женщиной. Когда онъ возвратился домой, онъ нашелъ у себя сельскаго лкаря, ожидавшаго его съ важнымъ порученіемъ отъ матери Аллана. Лкарь разказалъ, что съ часъ тому назадъ его потребовали къ мистрисъ Армадель. Явившись къ ней, онъ нашелъ ее въ сильнйшемъ нервномъ припадк, причиненномъ (какъ подозрвали слуги) неожиданнымъ и вроятно непріятнымъ посщеніемъ какой-то незнакомой дамы, бывшей у нея незадолго передъ тмъ. Лкарь употребилъ вс необходимыя средства и надялся, что этотъ припадокъ не оставитъ по себ никакихъ дурныхъ послдствій. Узнавъ отъ своей паціентки, что она желаетъ немедленно видть мистера Брока, онъ нашелъ нужнымъ не противорчить ей, и охотно вызвался самъ передать ея желаніе.

Участіе, принимаемое ректоромъ въ мистрисъ Армадель, далеко превосходило участіе лкаря, и потому мистеру Броку достаточно было взглянуть на ея лицо, обернувшееся къ нему въ то время какъ онъ входилъ въ комнату, чтобы почувствовать мгновенныя и серіозныя опасенія. Ко всмъ его распросамъ и ласковымъ увщаніямъ она оставалась совершенно равнодушною. Ей нужны были только отвты на ея собственные вопросы. Не видалъ ли мистеръ Брокъ женщины, которая осмлилась постить ее сегодня утромъ? Да. А Алланъ видлъ ее? Нтъ: Алланъ съ самаго завтрака и до сихъ поръ работаетъ на эллинг. Этотъ послдній отвтъ, повидимому, успокоилъ на минуту мистрисъ Армадель. Слдующій за тмъ вопросъ, самый необыкновенный изъ всхъ трехъ, она предложила боле спокойнымъ тономъ. Думаетъ ли мистеръ Брокъ, что Алланъ согласится оставить на время свою яхту и предпринять вмст съ матерью небольшое путешествіе для пріисканія новаго жилища въ какой-нибудь другой мстности? Изумленный мистеръ Брокъ поспшилъ спросить ее, что можетъ быть причиной такого ршенія? Отвтъ мистрисъ Армадель удивилъ его еще боле. Женщина, бывшая поутру, могла повторить свое посщеніе, и во избжаніе этой новой встрчи, во избжаніе опасности, чтобъ Алланъ не увидалъ ея и не заговорилъ съ нею, мистрисъ Армадель готова была совершенно оставить Англію, еслибъ это оказалось необходимымъ, и провести остатокъ дней своихъ на чужбин.

Опытность судьи подсказала мистеру Броку такой вопросъ: не приходила ли эта женщина за деньгами? Да, несмотря на свою приличную вншность, она выставила себя ‘нуждающеюся’, просила помочь ей, и получила эту помощь, во не въ деньгахъ дло: прежде всего нужно бжать отсюда до ея вторичнаго появленія. Все боле и боле озадаченный, мистеръ Брокъ ршился предложить другой вопросъ: давно ли невидалась мистрисъ Армадель съ своею гостьей? Давно, ровно двадцать одинъ годъ — лта Аллана. Этотъ отвтъ совершенно спуталъ священника, и онъ сталъ уже разспрашивать мистрисъ Армадель не какъ судья, но какъ ея старинный другъ.

— Не иметъ ли эта женщина, спросилъ онъ,— какого-нибудь отношенія къ горькимъ днямъ вашей юности?

— Да, ея имя связано съ тяжелымъ воспоминаніемъ изъ времени моего замужства, сказала мистрисъ Армадель.— Еще ребенкомъ она участвовала въ одномъ дл, о которомъ я до конца моей жизни должна вспоминать со стыдомъ и раскаяніемъ.

Отъ мистера Брока не ускользнула перемна въ голос мистрисъ Армадель и принужденность, съ которою она произнесла этотъ отвтъ.

— Не можете ли вы пообстоятельне разказать мн о ней, умалчивая, впрочемъ, о самой себ? продолжалъ онъ.— Я убжденъ, что могу защитить васъ, если вы захотите помочь мн хоть немного. Ея имя напримръ: вдь вы можете назвать мн ея имя?

Мистрисъ Армадель отрицательно покачала головой.

— То имя, подъ которымъ я знала ее, было бы для васъ совершенно безполезно. Съ тхъ поръ она была замужемъ: это ея собственныя слова.

— И она не открыла вамъ своей настоящей фамиліи?

— Она не согласилась назвать ее.

— Знаете ли вы что-нибудь о ея родныхъ?

— Я знала ихъ, когда она еще была ребенкомъ. Это были простые люди низкаго происхожденія, называвшіе ее племянницей: они потомъ покинули ее въ школ, въ имніи моего отца, и съ тхъ поръ мы ничего о нихъ не слыхали.

— Такимъ образомъ она осталась на попеченіи вашего батюшки?

— Она осталась на моихъ рукахъ, то-есть я взяла ее съ собою на Мадеру, потому что именно въ это время мы узжали изъ Англіи. Отецъ позволилъ мн взять съ собою эту несчастную, чтобы пріучить ее къ должности моей горничной….

Тутъ мистрисъ Армадель остановилась въ смущеніи. Ректоръ попытался было заставить ее продолжать, но все было напрасно. Она вскочила съ своего мста въ сильномъ волненіи, и стала ходить взадъ и впередъ по комнат,

— Не разспрашивайте меня боле! закричала она съ сердцемъ.— Я разсталась съ нею, когда она была еще двнадцатилтнею двочкой, и съ тхъ поръ никогда не видала ея и не слыхала о ней. Не знаю, какимъ образомъ, посл столькихъ лтъ разлуки, ей удалось отыскать меня. Знаю только, что она меня отыскала. Теперь она найдетъ дорогу къ Аллану и возстановитъ противъ меня моего сына. Помогите мн скрыться отъ нея! Помогите мн увезти отсюда Аллана, прежде нежели она вернется!

Ректоръ ршился не разспрашивать боле, сознавая, какъ жестоко было бы настаивать на ея откровенности. Прежде всего нужно было успокоить мистрисъ Армадель общаніемъ, что желаніе ея будетъ исполнено, а затмъ слдовало уговорить ее, чтобы она пригласила другаго врача. Этотъ послдній вопросъ мистеръ Брокъ уладилъ довольно легко, представивъ на видъ, что для путешествія ей нужно возстановить свои силы, и что мстный медикъ можетъ помочь ей гораздо скоре, если его направитъ опытная рука. Побдивъ такимъ образомъ ея всегдашнее отвращеніе отъ знакомства съ новыми личностями, ректоръ отправился къ Аллану. Умолчавъ о разговор, происшедшемъ у него съ мистрисъ Армадель, онъ объявилъ ему только, что мать его серіозно больна. Алланъ и слушать не хотлъ чтобы посылали кого-нибудь другаго за докторомъ. Онъ самъ немедленно отправился на желзную дорогу и телеграфировалъ въ Бристоль, прося выслать лучшаго медика.

На слдующее утро медикъ пріхалъ, и опасенія мистера Брока подтвердились. Мстный лкарь съ самаго начала не понялъ болзни своей паціентки, и теперь уже поздно было поправить его ошибку. Потрясеніе предшествовавшаго утра довершило зло. Дни мистрисъ Армадель были сочтены.

И нжно любившій сынъ, и старый другъ, которымъ обогімъ была дорога ея жизнь, напрасно надялись до послдней минуты. Черезъ мсяцъ посл посщенія доктора все было кончено, и первыя горькія слезы въ своей жизни Алланъ пролилъ на могил матери.

Она умерла спокойно, завщавъ все свое небольшое состояніе сыну, и торжественно поручивъ его попеченіямъ своего единственнаго друга въ этомъ мір, мистера Брока. Напрасно умолялъ ее ректоръ, чтобъ она позволила ему написать къ ея братьямъ, и такимъ образомъ вызвать ихъ на примиреніе, покамстъ еще не ушло время. Она отвчала съ грустью, что уже поздно. Въ продолженіе этой послдней болзни она еще разъ коснулась тхъ горькихъ событій своей юности, которыя омрачили всю ея послдующую жизнь, и которыя трижды, подобно мрачнымъ призракамъ, становились между ею и пасторомъ. Но и на смертномъ одр она не ршилась раскрыть тайну своего прошедшаго, и глядя на Аллана, стоявшаго на колняхъ у ея постели, только прошептала мистеру Броку: ‘Никогда не допускайте къ нему его соименника! Берегитесь, чтобъ эта женщина не отыскала его!’ Она не сказала боле ни слова ни о своихъ прошедшихъ несчастіяхъ, ни объ опасностяхъ, которыхъ страшилась въ будущемъ. Тайна ея жизни, не открытая ни сыну, ни другу, вмст съ нею сошла въ могилу.

Отдавъ покойной послдній долгъ любви и уваженія, мистеръ Брокъ счелъ своею обязанностію, въ качеств ея душеприкащика, извстить ея братьевъ о смерти сестры. Будучи увренъ, что онъ иметъ дло съ людьми, которые превратно истолкуютъ его побужденія, если онъ не объяснитъ имъ положенія Аллана, онъ съ особенною настойчивостію сообщалъ имъ, что сынъ мистрисъ Армадель совершенно обезпеченъ, и что единственная цль письма — извстить ихъ о смерти ихъ сестры. Оба письма были отправлены въ половин января, и черезъ нсколько времени на нихъ получены были отвты. Первое письмо, вскрытое ректоромъ, было отъ единственнаго сына старшаго изъ братьевъ мистрисъ Армадель. Молодой человкъ только что наслдовалъ посл смерти отца помстье въ Норфок. Онъ писалъ въ дружескомъ и откровенномъ тон, увряя мистера Брока, что какъ ни велико было предубжденіе его отца противъ мистрисъ Армадель, оно никогда не простиралось на ея сына. Съ своей стороны, онъ могъ только прибавить, что съ удовольствіемъ увидитъ своего двоюроднаго брата въ Торпъ-Амброз, если послдній когда-либо поститъ его.

Второе письмо было далеко не такъ пріятно. Младшій братъ мистрисъ Армадель, еще находившійся въ живыхъ, остался непреклоненъ, не допуская даже и мысли о примиреніи. Онъ извщалъ мистера Брока, что выборъ его покойной сестры и ея поступки относительно отца навсегда уничтожили въ его сердц вс чувства любви и уваженія, которыя онъ могъ къ ней питать, и что такъ какъ убжденія его на этотъ счетъ не измнились и до сихъ поръ, то онъ полагаетъ, что ему и племяннику его будутъ тяжелы всякія личныя сношенія. Онъ упомянулъ слегка о причин несогласій, отдалившихъ его отъ сестры, дабы убдить мистера Брока, что изъ чувства деликатности не слдуетъ даже и заводить рчи о знакомств съ молодымъ Армаделемъ. Въ заключеніе просилъ позволенія навсегда прекратить переписку.

Мистеръ Брокъ поступилъ благоразумно, уничтоживъ немедленно второе письмо. Онъ показалъ Аллану только приглашеніе его двоюроднаго брата и посовтовалъ ему създить въ Торпъ-Амброзъ, какъ скоро онъ въ состояніи будетъ показываться въ общество. Алланъ довольно терпливо выслушалъ совтъ, по отказался имъ воспользоваться. ‘Я охотно протяну руку моему двоюродному брату, если мн случится встртить его,’ сказалъ онъ, ‘но я не хочу быть гостемъ въ дом, гд дурно поступили съ моею матерью.’ Кротко возражая ему, мистеръ Брокъ пытался представить вещи въ ихъ настоящемъ свт. Даже въ то время, когда еще онъ не предвидлъ приближавшихся событій, странное изолированное положеніе Аллана было для него, говорилъ онъ, предметомъ серіознаго безпокойства, предполагаемая поздка въ Торпъ-Амброзъ представляла молодому человку возможность пріобрсти друзей и знакомыхъ одинаковаго съ нимъ званія и возраста, чего, какъ говорилъ мистеръ Брокъ, пламенно желалъ бы, но Алланъ былъ такъ несговорчивъ, упрямъ и неблагоразуменъ, что ректоръ принужденъ былъ замолчать.

Дни однообразно уходили за днями, а Алланъ, на взирая на свою молодость и живость, съ трудомъ переносилъ горькую потерю, которая сдлала его сиротой. Онъ окончилъ и спустилъ на воду свою яхту, но его собственные работники замчали, что это занятіе утратило для него свою прелесть. Молодому человку неестественно было предаваться такимъ образомъ уединенію и скорби. Съ приближеніемъ весны мистеръ Брокъ сталъ опасаться за будущее и помышлять о томъ, какъ бы вывести Аллана изъ овладвшаго имъ унынія. Посл долгихъ размышленій ректоръ ршился на поздку въ Парижъ, съ тмъ чтобъ отправиться потомъ дале на югъ, если спутнику его понравится путешествіе по континенту. Готовность, съ которою Алланъ согласился на предложеніе мистера Брока, искупила его упорный отказъ познакомиться съ своимъ двоюроднымъ братомъ: онъ сказалъ, что всюду подетъ съ мистеромъ Брокомъ. Ректоръ поймалъ его на слов, и въ половин марта оба спутника, во всемъ представлявшіе между собою рзкую противоположность, отправились въ Лондонъ, чтобъ оттуда хать въ Парижъ.

По прізд въ Лондонъ, мистеръ Брокъ неожиданно наткнулся на новую заботу. Непріятный вопросъ объ Осіи Мидвинтер, канувшій въ воду съ самаго начала декабря, снова всплылъ на поверхность, и еще смле встртился лицомъ къ лицу съ ректоромъ при самомъ начал путешествія.

Мистеру Броку трудно было удерживать свою позицію въ этомъ затруднительномъ вопрос, даже и въ то время когда онъ впервые вмшался въ него. Теперь ему почти не оставалось ни одного удобнаго пункта, на которомъ онъ могъ бы стать твердою ногой. Обстоятельства еложились такъ, что разногласіе между Алланомъ и его матерью, по поводу учительскаго помощника, не имло никакого вліянія на волненіе, ускорившее смерть мистрисъ Армадель. Ршимость Аллана не раздражать ея и нежеланіе мистера Брока касаться этого непріятнаго предмета въ ея присутствіи удерживали обоихъ отъ разговора о Мидвинтер, въ продолженіе трехъ дней прошедшихъ между отъздомъ и появленіемъ странной незнакомки. Въ наступившій же за тмъ періодъ болзни о немъ, конечно, не могло быть и помину. Тмъ не мене Алланъ сохранилъ прежнія чувства къ своему новому другу. Въ свое время онъ извщалъ Мидвинтера о своей потер, и теперь высказалъ мистеру Броку твердое намреніе (если только ректоръ положительно тому не воспротивится) постить своего друга до отъзда въ Парижъ, назначеннаго на слдующее утро. Что было длать мистеръ Броку? Онъ принужденъ былъ сознаться самому себ, что поведеніе Мидвинтера положительно опровергло неосновательныя подозрнія бдной мистрисъ Армадель. Еслибы ректоръ безъ всякаго убдительнаго довода и безъ всякаго права на вмшательство, кром права предоставленнаго ему любезностью самого Аллана, не согласился на предполагаемое свиданіе, куда двалась бы дружеская сообщительность и откровенность между воспитанникомъ и его наставникомъ въ предстоявшемъ имъ путешествіи? Окруженный затрудненіями, которыя, быть можетъ, легко побдилъ бы человкъ мене справедливый и добрый, мистеръ Брокъ сдлалъ своему воспитаннику только небольшое предостереженіе, и почти не замчая, что онъ боле всего полагается на благоразуміе и самоотверженіе самого Мидвинтера, предоставилъ Аллану свободу дйствій. Убивъ часъ времени въ отсутствіи своего воспитанника на прогулку по улицамъ, ректоръ возвратился въ гостиницу. Заглянувъ въ кофейную, онъ увидалъ, что газета свободна, и взялъ разсянно одинъ нумеръ. Глаза его, сначала лниво скользившіе по первой страниц, съ внезапнымъ вниманіемъ остановились на объявленіи, помщенномъ въ начал столбца. Въ немъ снова упоминалось о таинственномъ соименник Аллана, но на этотъ разъ о немъ говорили какъ о мертвец, и имя его, напечатанное крупными буквами, соединено было съ общаніемъ денежной награды. Объявленіе заключалось въ слдующихъ словахъ:

Приходскимъ причетникамъ, могильщикамъ и прочимъ, симъ объявляется, что двадцать фунтовъ стерлинговъ награжденія дано будетъ тому, кто представитъ доказательство о смерти Аллана Армаделя единственнаго сына покойнаго Аллана Армаделя изъ Барбадоса, и рожденнаго на этомъ остров въ 1830 году. За дальнйшими подробностями просятъ адресоваться къ г-дамъ Гэммику и Риджу. Линкольнъ-Иннъ-Фильдзъ, въ Лондон.

Газета выпала изъ рукъ мистера Брока, и даже его положительный умъ началъ колебаться подъ вліяніемъ мрачнаго суеврія. Мало-по-малу имъ овладло смутное подозрніе, что вс событія, послдовавшія за первымъ газетнымъ объявленіемъ, шесть лтъ тому назадъ, имли между собою таинственную связь, и неизмнно клонились къ какой-то непостижимой цли. Самъ не зная почему, онъ сталъ безпокоиться объ отсутствіи Аллана. Самъ не зная почему, онъ нетерпливо желалъ увезти своего воспитанника изъ Англіи, прежде чмъ случится что-нибудь отъ вечера до другаго утра.

Черезъ часъ Алланъ возвратился въ гостиницу, и ближайшія опасенія ректора разсялись. Молодой человкъ былъ, однако, недоволенъ и угрюмъ. Онъ отыскалъ квартиру Мидвинтера, но самого Мидвинтера не засталъ дома. Хозяйка сообщила ему только, что ея жилецъ, по обыкновенію, пошелъ обдать въ ближайшій трактиръ, но не возвратился въ свое урочное время. Алланъ отправился навести о немъ справки въ гостиницу и узналъ, что Мидвинтеръ — одинъ изъ ея обычныхъ постителей. Въ другіе дни, какъ ему сказали, учитель имлъ обыкновеніе заказывать себ скромный обдъ, посл котораго онъ просиживалъ еще съ полчаса за газетами. Но въ этотъ день, свъ за газеты, онъ вдругъ отбросилъ ихъ въ сторону, и поспшно вышелъ неизвстно куда. Лишенный возможности получить о немъ боле подробныя свднія, Алланъ оставилъ въ его квартир записку, съ приложеніемъ своего адреса, и просилъ Мидвинтера зайдти проститься съ нимъ передъ его отъздомъ въ Парижъ.

Прошелъ вечеръ, а невидимый другъ Аллана все не являлся. Наступило утро, и мистеръ Брокъ съ своимъ воспитанникомъ безпрепятственно выхали изъ Лондона. Наконецъ, счастіе улыбнулось ректору. Осія Мидвинтеръ, такъ неумстно всплывшій на поверхность, теперь опять весьма кстати нырнулъ на дно. Но посмотримъ что было дале.

Перешагнувъ только черезъ три недли отъ прошедшаго къ настоящему, мистеръ Брокъ остановился мысленно на слдующемъ происшествіи, которое относилось къ 7-му апрля. Прежняя цпь событій, повидимому, порвалась наконецъ. Новое событіе не имло никакой очевидной связи (какъ въ его глазахъ, такъ и во мнніи Аллана) съ кмъ-либо изъ лицъ игравшихъ роль въ прошедшемъ.

Дохавъ до Парижа, наши путешественники остановились. Перемна мста оживила Аллана, и онъ еще боле расположенъ былъ насладиться окружавшею его новизной, благодаря полученному имъ отъ Мидвинтера письму. Оно заключало въ себ такія добрыя всти, что даже и самъ мистеръ Брокъ увидлъ въ нихъ много хорошаго для будущаго. Въ то время какъ Алланъ приходилъ къ своему другу, Мидвинтеръ отлучался изъ дому по весьма важному длу: ему пришлось, въ этотъ день, вслдствіе одного случайнаго обстоятельства, войдти въ сношенія съ своими родственниками. Результатъ этого свиданія имлъ для него великую важность: бывшій учитель получилъ небольшое наслдство, которое обезпечивало его на вс остальные дни его жизни. Онъ писалъ, что посл такого неожиданнаго счастія ему еще некогда было составить себ планъ дйствій на будущее, но что если Алланъ пожелаетъ знать его окончательное ршеніе, онъ можетъ писать къ нему на имя его лондонскаго агента (тутъ былъ приложенъ адресъ послдняго), который будетъ всегда снабжать мистера Армаделя надлежащими указаніями. По полученіи этого письма, Алланъ схватилъ перо съ своею обыкновенною горячностью и написалъ къ Мидвинтеру, требуя чтобы тотъ немедленно присоединился къ нимъ въ ихъ путешествіи. Прошелъ мартъ, но отвта не было. Наступили первые дни апрля, и 7-го числа за завтракомъ Алланъ получилъ, наконецъ, письмо. Онъ схватилъ его, взглянулъ на адресъ и нетерпливо отбросилъ его въ сторону: то былъ незнакомый ему почеркъ. Молодой человкъ продолжалъ свой завтракъ, и только по окончаніи его ршился прочитать письмо своего корреспондента. Въ то время какъ Армадель лниво взламывалъ печать, лицо его выражало полнйшее равнодушіе, но на послднихъ строкахъ онъ вскочилъ съ своего мста съ громкимъ восклицаніемъ. Удивленный мистеръ Брокъ въ свою очередь взялъ письмо, которое Алланъ перебросилъ къ нему черезъ столъ, но и тотъ не усплъ дойдти до конца, какъ руки его опустились на колни, и на лиц выразилось точь въ точь такое же смущеніе и удивленіе, какія выражались на лиц его воспитанника.

Въ самомъ дл, если кто имлъ когда причину растеряться, то ужь конечно Алланъ и его воспитатель. Письмо, равно поразившее обоихъ, заключало въ себ извстіе, которое въ первую минуту казалось просто невроятнымъ. Oнo шло изъ Порфока и сообщало, что въ какихъ-нибудь дв недли смерть скосила три жизни въ Торпъ-Амброз, вслдствіе чего Алланъ Армадель длался законнымъ наслдникомъ помстья, приносящаго восемь тысячъ фунтовъ ежегоднаго дохода!

При вторичномъ чтеніи письма ректоръ и его воспитанникъ были въ состояніи разобрать, наконецъ, подробности, ускользнувшія отъ нихъ въ начал. Корреспондентъ ихъ былъ фамильный адвокатъ владльцевъ Торпъ-Амброза. Сообщивъ Аллану о смерти его двоюроднаго брата Артура, двадцати пяти лтъ, дяди его Генри, сорока восьми лтъ, и двоюроднаго его брата Джона, двадцати одного года, адвокатъ излагалъ вкратц условія завщанія мистеръ Бланшарда старшаго. Мужской линіи, какъ часто бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, предоставлены были большія права нежели женской. Посл смерти Артура, и за неимніемъ у него мужскихъ потомковъ, помстье должно было перейдти къ Генри и къ его потомкамъ по мужской линіи. Въ случа смерти послднихъ, оно должно было перейдти къ мужскимъ потомкамъ сестры Генри, а за неимніемъ такихъ потомковъ — къ ближайшему наслднику мужскаго пола. Случилось такъ, что оба молодые человка, Артуръ и Джонъ, умерли не женатыми, а у Генри Бланшарда осталась въ живыхъ только одна дочь. Такимъ образомъ-Алланъ былъ именно тмъ ближайшимъ наслдникомъ мужскаго пола, о которомъ упоминалось въ завщаніи, и который длался теперь законнымъ владльцемъ Торпъ-Амброзскаго помстья.

Сообщивъ объ этомъ необыкновенномъ происшествіи, адвокатъ просилъ мистера Армаделя почтить его своими приказаніями, и въ заключеніе прибавлялъ, что онъ сочтетъ себя счастливымъ доставить вс желаемыя подробности.

Удивляться событію, котораго ни Алланъ, ни его мать не предвидли даже въ отдаленномъ будущемъ, было бы самою безполезною тратой времени. Путешественникамъ ничего боле не оставалось длать, какъ немедленно вернуться въ Англію.

На слдующее утро они уже были въ своей прежней лондонской гостиниц, а черезъ день посл того дло о наслдств пошло узаконеннымъ порядкомъ. Начались неизбжные переговоры и переписки, и мало-по-малу стали стекаться необходимыя подробности, до тхъ поръ пока стряпчіе не объявили, что они совершенно удовлетворены.

Вотъ странная исторія этихъ трехъ смертей:

Въ то время какъ мистеръ Брокъ писалъ къ родственникамъ мистрисъ Армадель, извщая ихъ объ ея смерти (это было, значитъ, въ половин января), семейство, обитавшее въ Торпъ-Амброз, состояло изъ пяти человкъ: Артура Бланшарда, (владльца помстья), жившаго въ большомъ дом вмст съ своею матерью, и Генри Бланшарда, дяди, вдовца, который жилъ неподалеку оттуда съ двумя дтьми — сыномъ и дочерью.

Чтобъ еще боле скрпить союзъ между обоими семействами, Артуръ Бланшардъ долженъ былъ жениться на своей двоюродной сестр. Свадьбу ршено было отпраздновать съ большимъ торжествомъ, на будущее лто, когда молодой двушк исполнится двадцать лтъ.

Наступившій февраль измнилъ многое въ положеніи семейства. Замтивъ что здоровье сына его начинаетъ разстраиваться, г. Генри Бланшардъ оставилъ Норфокъ, и по совту медиковъ, повезъ молодаго человка въ Италію. Въ самомъ начал марта и Артуръ Бланшардъ ухалъ изъ Торпъ-Амброза, но онъ отлучился лишь на нсколько дней по одному длу, которое требовало его присутствія въ Лондон. Однажды ему показалось скучнымъ возвращаться въ Сити улицами, гд поминутно встрчаются различныя остановки и препятствія, и потому онъ предпочелъ ссть на одинъ изъ рчныхъ пароходовъ, на которомъ и нашла его смерть.

При выход изъ гавани, Артуръ замтилъ подл себя женщину, которая выказала странную нершимость взойдти на пароходъ, и послдняя изъ пассажировъ заняла на немъ свое мсто. Она была весьма прилично одта въ черное шелковое платье, на плечахъ ея была накинута красная шаль, а лицо было покрыто частымъ вуалемъ. Артуръ Бланшардъ пораженный необыкновенною граціей и изяществомъ ея фигуры, почувствовалъ мимолетное любопытство, свойственное всмъ молодымъ людямъ его возраста, взглянуть на ея лицо. Но она не подняла вуаля, и ни разу не обернулась въ его сторону. Какъ будто не ршаясь на что-то, она сдлала нсколько шаговъ взадъ и впередъ по палуб, и потомъ вдругъ пошла къ корм. Минуту спустя, рулевой подалъ сигналъ чтобы немедленно остановить машину: женщина бросилась въ воду.

Вс пассажиры кинулись къ борту посмотрть на это зрлище. Одинъ Артуръ Бланшардъ безъ малйшаго колебанія прыгнулъ въ воду. Онъ умлъ отлично плавать, и настигъ женщину въ ту минуту, какъ она въ первый разъ, скрывшись подъ водою, снова показалась на поверхности. Такъ какъ помощь была подъ рукой, то оба они были спасены. Женщина, представленная въ ближайшее полицейское отдленіе, скоро пришла въ чувство, а ея спаситель, по заведенному порядку, объявилъ свою фамилію и адресъ дежурному инспектору, который подалъ ему благоразумный совтъ немедленно ссть въ теплую ванну и послать на свою квартиру за сухимъ платьемъ. Артуръ Бланшардъ, съ самаго дтства не знавшій никакой болзни, посмялся надъ этимъ предостереженіемъ и похалъ домой въ наемномъ кабріолет. На другой день онъ уже такъ дурно себя чувствовалъ, что не могъ присутствовать на допрос, а дв недли спустя его не стало.

Генри Бланшарзъ находился съ своимъ сыномъ въ Милан, когда до него дошло извстіе объ этомъ несчастій, и чрезъ часъ посл того онъ уже былъ на дорог въ Англію. Въ этомъ году снгъ на Альпахъ началъ таять ране обыкновеннаго, и проздъ по ущельямъ сдлался необыкновенно опасенъ. Отецъ и сынъ, отправивъ свои письма по почт, похали въ своей собственной карет, и въ горахъ повстрчались съ обратнымъ дилижансомъ, почтарь котораго не совтовалъ имъ хать дале. Въ другое время и при обыкновенныхъ обстоятельствахъ оба Англичанина вроятно послушались бы сдланныхъ имъ предостереженій, но на этотъ разъ они оставили ихъ безъ вниманія. Нетерпніе быть поскоре дома, посл случившейся въ ихъ семейств катастрофы, не допускало ни малйшаго отлагательства. Щедрыя дачи почтарямъ соблазнили этихъ послднихъ. Карета продолжала свой путь, и вскор скрылась въ туман. Съ тхъ поръ никто не видалъ ея, до тхъ поръ пока она не была открыта въ послдствіи на дн пропасти. Люди, лошади и самый экипажъ,— все погибло подъ обваломъ.

Такимъ образомъ смерть почти одновременно похитила три жертвы, и покушеніе женщины на самоубійство открыло для Аллана Армаделя, цлымъ рядомъ послдовательныхъ событій, путь къ обладанію Торпъ-Амброзскимъ помстьемъ.

Но кто была эта женщина? Ни человкъ, спасшій ея жизнь, ни судья, который ее допрашивалъ, ни капелланъ, который увщевалъ ее, ни стенографъ, который записывалъ ея отвты, никто не могъ на это отвтить. О ней съ удивленіемъ разказывали, что несмотря на свою приличную одежду, она показала о себ, что находится ‘въ нужд,’ что выражая глубочайшее раскаяніе въ своемъ проступк, она въ то же время называла себя очевидно вымышленнымъ именемъ, сочинила о себ какую-то нелпую сказку и до послдней минуты не хотла открыть кто ея родные. Одна дама, попечительница какого-то благотворительнаго заведенія заинтересованная ея рдкою красотою и изяществомъ, вызвалась взять ее на поруки и озаботиться ея исправленіемъ. Первый день испытанія кающаяся гршница провела далеко не весело, а на второй день искусъ кончился. Она украдкою бжала изъ заведенія, и невзирая на вс старанія посщавшаго ея пастора, который принималъ въ ней большое участіе, ее нигд не могли найдти.

Между тмъ какъ происходили эти безполезныя розыски предпринятые по особенному желанію Аллана, стряпчіе покончили вс предварительныя формальности по вводу во владніе, и новому хозяину Торпъ-Амброза оставалось только назначить день для своего перезда въ помстье, доставшееся ему по закону. Предоставленный въ этомъ дл своему собственному произволу, Алланъ ршилъ вопросъ съ своею обыкновенною великодушною горячностію. Онъ положительно отказался вступать во владніе, до тхъ поръ пока мистрисъ Бланшардъ и ея племянница (которымъ, конечно, позволили на нкоторое время оставаться въ ихъ прежнемъ жилищ) не оправятся отъ поразившаго ихъ удара и не будутъ въ состояніи опредлить свой будущій планъ дйствій. По поводу этого ршенія, между ними завязалась переписка. Алланъ великодушно предлагалъ дамамъ все находившееся въ его дом (гд, нужно замтить мимоходомъ, онъ еще и не былъ), а дамы, съ своей стороны, высказывали скромную, нсколько сдержанную готовность воспользоваться предложеніемъ молодаго человка относительно времени, даннаго имъ на выздъ изъ Торпъ-Амброза. Къ удивленію своихъ стряпчихъ, Алланъ вошелъ однажды утромъ въ ихъ контору въ сопровожденіи мистера Брока, и возвстилъ имъ съ большимъ спокойствіемъ, что такъ какъ дамамъ угодно было принять на себя хлопоты по его хозяйству, то для ихъ большаго удобства онъ намренъ отложить еще на два мсяца свое переселеніе въ Торпъ-Амброзъ. Стряпчіе уставились на Аллана, а Алланъ, платя имъ тою же монетой, уставился на стряпчихъ.

— Скажите, ради Бога, господа, чему вы удивляетесь? произнесъ онъ, наконецъ, съ выраженіемъ дтскаго недоумнія въ своихъ добродушныхъ голубыхъ глазахъ.— Почему же мн не дать этимъ дамамъ двухъ мсяцевъ сроку, если это имъ нужно? Пусть бдняжки не торопятся выздомъ и живутъ себ спокойно. Вы, можетъ-быть, заговорите мн о моихъ правахъ, о моемъ положеніи? Пустяки! вздоръ! я вовсе не тороплюсь превратиться въ приходскаго помщика, это совсмъ не въ моемъ вкус. Вы спросите, что я намренъ длать въ продолженіе этихъ двухъ мсяцевъ? А то что я сдлалъ бы во всякомъ случа, даже еслибы дамы не остались въ Торпъ-Амброз: пущусь въ море. Вотъ это въ моемъ вкус! У меня въ Соммерсетшир есть новая яхта собственнаго издлія. И знаете ли что я вамъ скажу, сэръ? продолжалъ Алланъ, въ разгар своихъ чувствъ хватая за руку старшаго изъ своихъ собесдниковъ:— по вашему лицу сейчасъ замтно, что вамъ нужна прогулка на свжемъ воздух, вы непремнно должны принять участіе въ пробномъ плаваніи моего кораблика. И ваши товарищи также, если они пожелаютъ, и вашъ главный клеркъ, отличнйшій малый, какого я когда-либо встрчалъ! Всмъ будетъ мсто, мы вс будемъ спать рядкомъ на полу каюты, а мистеру Броку разстелемъ коверъ на стол. Къ чорту Торпъ-Амброзъ! Не вздумаете ли вы уврять меня, что еслибы вы выстроили, подобно мн, собственными руками яхту, то ршились бы ухать въ какое бы то ни было помстье во всхъ трехъ Соединенныхъ Королевствахъ, можду тмъ какъ ваша красоточка, сидя какъ утка на вод, поджидала бы васъ дома, чтобы быть испробованною. Говорятъ, что вы, господа законники, большіе мастера на аргументы. Что вы мн отвтите на этотъ аргументъ? Я нахожу его неопровержимымъ, и завтра же узжаю въ Соммерсетширъ.

Съ этими словами новый обладатель ежегоднаго дохода въ восемь тысячъ фунтовъ стерлинговъ стрлой пустился въ комнату главнаго клерка, и пригласилъ его на плаваніе въ открытомъ мор, сопровождая, свое приглашеніе дружескимъ ударомъ по плечу, который звонко раздался въ комнат, гд сидли его хозяева. Вс стряпчіе въ контор съ изумленіемъ посмотрли на мистера Брока. Кліентъ, котораго ожидало видное мсто между англійскими джентльменами землевладльцами, и который не спшилъ занять его при первой возможности, былъ для нихъ совершенною новостью.

— Онъ, должно-быть, получилъ очень странное воспитаніе, сказали стряпчіе ректору.

— Очень странное, отвчалъ священникъ стряпчимь.

Еще одинъ мысленный скачокъ черезъ мсяцъ времени, имистеръ Брокъ очутился уже въ настоящемъ,— въ своей спальн въ Кассльтаун, гд мы застали его въ начал этой части нашего разказа глубоко задумавшимся надъ мудреною задачей, которая тревожно вертлась въ его ум, не давая ему заснуть. Эта забота не нова была нашему ректору. Въ первый разъ она постила его шесть мсяцевъ тому назадъ въ Соммерсетшир, и теперь послдовала за нимъ на островъ Манъ въ неотвязчивомъ образ Осіи Мидвинтера.

Перемна, происшедшая въ будущихъ видахъ Аллана, не имла никакого вліянія на его роковое пристрастіе къ изгнаннику, нкогда приведенному въ сельскую гостиницу. Въ продолженіе переговоровъ со стряпчими и съ адвокатами онъ нашелъ время постить Мидвинтера, и когда молодой Армадель возвращался съ мистеромъ Брокомъ въ Соммерсетширъ, другъ его, по его приглашенію, уже сидлъ съ ними въ вагон. Бритая голова бывшаго учителя снова поросла волосами, въ одежд его замтно было благодтельное дйствіе улучшенныхъ финансовъ, но во всхъ другихъ отношеніяхъ онъ ни чуть не перемнился. Онъ встртилъ недовріе мистера Брока съ тою же безропотною покорностію, хранилъ то же подозрительное молчаніе о своихъ родныхъ и о своемъ дтств, и съ тою же восторженною признательностію и удивленіемъ говорилъ о доброт къ нему Аллана. ‘Я сдлалъ все что отъ меня зависло, сэръ,’ сказалъ онъ ректору, между тмъ какъ Алланъ спалъ въ вагон. ‘Я удалялся отъ мистера Армаделя, и даже не отвчалъ на его послднее письмо ко мн. Но боле этого я ничего не въ состояніи сдлать. Я уже не прошу васъ щадить мое собственное чувство къ единственному человку въ мір, который никогда не подозрвалъ и не оскорблялъ меня. Съ своимъ чувствомъ я еще слажу, но я не могу противиться самому Аллану. Подобнаго ему нтъ на свт. Если намъ снова суждено разстаться, то причиною этому будете вы, или онъ самъ, но во всякомъ случа не я. Когда хозяинъ свистомъ зоветъ собаку,’ прибавилъ этотъ странный человкъ съ внезапнымъ взрывомъ таившейся въ немъ страсти и со слезами негодованія, навернувшимися на его огненныхъ черныхъ глазахъ: ‘мн кажется, сэръ, жестоко было бы бранить эту собаку, если она является на свистъ.’

И на этотъ разъ человколюбіе мистера Брока одержало верхъ надъ его осторожностію. Онъ ршился ждать, не произойдетъ ли чего въ слдующіе дни отъ ихъ взаимныхъ отношеній.

Время шло, яхта была оснащена и совершенно готова для предполагаемаго плаванія къ Вельсскимъ берегамъ, а таинственный Мидвинтеръ оставался все тмъ же таинственнымъ Мидвинтеромъ. Человку, въ лтахъ мистера Брока, нисколько неулыбалось продолжительное путешествіе на небольшомъ тсномъ судн въ 35 тоннъ, но тмъ не мене онъ предпочелъ лучше отправиться въ это пробное плаваніе, нежели отпустить Аллана одного въ сообществ его новаго друга.

Неужели и короткое знакомство на яхт не вызоветъ Мидвинтера на откровенность? Нтъ, молодые люди довольно охотно говорили о другихъ предметахъ, особенно если рчь о нихъ заводилъ Алланъ. Но у его друга не вырвалось ни единаго слова о самомъ себ. Напрасно пыталъ его мистеръ Брокъ вопросами о полученномъ имъ недавно наслдств: онъ давалъ ему такіе же уклончивые отвты какъ нкогда въ сельской гостиниц. Между прочимъ Мидвинтеръ замтилъ, что по странному стеченію обстоятельствъ, въ будущности мистера Армаделя и въ его собственной произошла неожиданная и одновременная перемна къ лучшему. Но этимъ и оканчивалось между ними сходство. На его долю выпало лишь небольшое состояніе, которое, впрочемъ, совершенно обезпечиваетъ его нужды. По его словамъ, обстоятельство это не примирило его съ родственниками, потому что деньги достались ему по праву, а не отъ ихъ щедрости. Что же касается до причины, вслдствіе которой онъ долженъ былъ войдти въ сношеніе съ своимъ семействомъ, о ней не стоитъ упоминать, такъ какъ это временное сближеніе не повело ни къ какимъ благопріятнымъ результатамъ. Ничего не вышло изъ этого кром денегъ, а съ деньгами пришла къ нему забота, которая иногда смущаетъ его ночью, когда онъ просыпается передъ разсвтомъ.

На этихъ послднихъ словахъ онъ внезапно умолкъ, какъ бы спохватившись что проговорился. Пользуясь этимъ случаемъ, мистеръ Брокъ прямо спросилъ его, въ чемъ же заключается причина его безпокойства. Не въ деньгахъ ли? Нтъ, въ одномъ письм, котораго ожидаетъ онъ въ продолженіе многихъ лтъ. А получилъ ли онъ это письмо? Нтъ еще, оно отдано было на храненіе одному изъ товарищей адвокатской фирмы, которая занималась его длами по наслдству, этотъ товарищъ ухалъ на время изъ Англіи, и до его возвращенія нельзя получить письма, потому что оно заперто съ его собственными бумагами. Его ожидаютъ обратно въ Лондонъ въ конц текущаго мая, и если бы Мидвинтеръ могъ наврное знать, куда приведетъ ихъ плаваніе къ концу этого мсяца, онъ попросилъ бы препроводитъ ему туда это письмо. Не иметъ ли онъ какихъ семейнымъ причинъ безпокоиться о немъ? Никакихъ, ему просто любопытно видть рукопись, ожидавшую его въ продолженіе столькихъ лтъ,— вотъ и все. Таковы были отвты, которые Мидвинтеръ давалъ ректору, наклонивъ свое смуглое лицо надъ низкимъ бортомъ яхты и вертя въ своихъ загорлыхъ гибкихъ пальцахъ рыболовную удочку.

Благодаря попутному втру и отличной погод, маленькое судно сдлало чудеса во время своего пробнаго плаванія. Еще до половины назначеннаго срока, яхта уже была у ‘олигеда, и Алланъ, который неудержимо порывался въ незнакомыя ему мста, смло объявилъ, что онъ намренъ хать дале на сверъ, до острова Мана. Узнавъ изъ достоврныхъ источниковъ, что погода дйствительно благопріятствовала поздк въ эту сторону, и что въ случа непредвиднной необходимости можно было вернуться назадъ по желзной дорог, перехавъ сначала на пароход изъ Дугласа въ Ливерпуль, мистеръ Брокъ согласился на предложеніе своего воспитанника. Въ тотъ же вечеръ онъ написалъ и стряпчимъ Аллана, и въ свой собственный приходъ, прося адресовать письма въ Дугласъ, на островъ Манъ. Въ почтовой контор онъ повстрчался съ Мидвинтеромъ, который гоже только что опустилъ письмо въ ящикъ. Припомнивъ свой разговоръ съ нимъ на яхт, мистеръ Брокъ заключилъ, что оба они взяли одинаковую предосторожность, и оба распорядились полученіемъ корреспонденціи въ одномъ и томъ же мст.

На другой день, посл полудня, путешественники отплыли въ направленіи къ острову Ману. Въ продолженіе нсколькихъ часовъ все шло хорошо, но при закат солнца показались признаки близкой перемны. Съ наступленіемъ ночи втеръ усилился, и Аллану въ первый разъ пришлось испытать на дл прочность своего маленькаго судна. Несмотря на вс усилія экипажа вернуться въ Голигедъ, яхта всю ночь удерживалась въ мор и мужественно вынесла испытаніе. На слдующее утро островъ Манъ былъ уже въ виду, и путешественники благополучно прибыли въ Кассльтаунъ. При дневномъ осмотр корпуса и снастей яхты оказалось, что причиненныя поврежденія могли, быть исправлены въ одну недлю, вслдотвіе чего общество ршилось остановиться въ Кассльтоун. Алланъ занимался надзоромъ за починками, мистеръ Брокъ осматривалъ окрестности, а Мидвинтеръ каждый день ходилъ пшкомъ въ Дугласъ навдываться о письмахъ.

Первое письмо получилъ Алланъ. ‘Опять пристаютъ эти несносные стряпчіе’, сказалъ онъ, прочитавъ его и небрежно опустивъ въ карманъ. Затмъ наступилъ чередъ ректора. На пятый день по прізд въ Кассльтаунъ, онъ нашелъ въ гостиниц письмо изъ Соммерсетшира. Его принесъ Мидвинтеръ, и оно заключало въ себ извстіе, мгновенно измнившее вс увеселительные планы мистера Брока. Пасторъ, котсраго онъ просилъ въ свое отсутствіе править за него должность, былъ отозванъ въ свой приходъ, и мистеру Броку ничего боле не оставалось длать какъ отправиться на слдующее утро (то-есть въ субботу) изъ Дугласа въ Ливерпуль, и оттуда возвратиться съ вечернимъ поздомъ къ себ домой, чтобы вовремя поспть къ воскресной служб.

Прочитавъ письмо и съ терпніемъ покорившись обстоятельствамъ, ректоръ перешелъ къ другому вопросу, который, въ свою очередь, требовалъ серіознаго обсужденія. Обремененный тяжелою отвтственностію относительно Аллана и проникнутый прежнимъ недовріемъ къ его новому другу, онъ не зналъ какъ ему дйствовать въ настоящемъ случа съ своими молодыми спутниками.

Этотъ затруднительный вопросъ мистеръ Брокъ впервые предложилъ себ въ пятницу вечеромъ, а въ субботу утромъ, сидя одинъ въ своей комнат, онъ все еще напрасно пытался разршить его. Въ то время былъ только конецъ мая, а срокъ пребыванія мистрисъ Бланшардъ и ея племянницы въ Торпъ-Амброз (если только он сами не желали бы сократить его) долженъ былъ кончиться не ране половины іюня. Еслибы даже починка яхты была приведена къ концу (а ее все еще чинили), то и тогда не было бы никакого предлога торопить Аллана возвращеніемъ въ Соммерсетширъ. Итакъ, оставить его въ Кассльтаун, то-есть оставить его въ критическомъ період его жизни, подъ исключительнымъ вліяніемъ человка, котораго онъ узналъ впервые какъ бродягу приведеннаго въ сельскій трактиръ, и который, съ практической точки зрнія, до сихъ поръ оставался совершенно чуждымъ ему существомъ? Потерявъ всякую надежду сдлать какое-либо новое открытіе, могущее руководить имъ въ ршеніи этой мудреной задачи, мистеръ Брокъ сталъ проврятъ впечатлніе, произведенное на него Мидвинтеромъ во время ихъ путешествія.

Несмотря на свою молодость, бывшій школьный репетиторъ, очевидно, велъ прежде безпорядочную и разсянную жизнь. Онъ видлъ и наблюдалъ на своемъ вку многое, чего не замчали, быть-можетъ, люди вдвое старше его лтами. Разговоръ его представлялъ странную смсь ума и нелпости: повременамъ въ немъ высказывалась необыкновенная положителность, а иногда самая причудливая фантазія. Онъ говорилъ о книгахъ съ опытностію человка, дйствительно знавшаго имъ цну, правилъ рулемъ какъ настоящій морякъ, плъ, разказывалъ разныя исторіи, готовилъ кушанье, лазилъ по снастямъ, накрывалъ на столъ, и все это съ страннымъ сатирическимъ наслажденіемъ выказать свою ловкость. По мр того какъ путешествіе благодтельно вліяло на его душевное настроеніе, въ немъ мало-по-малу открывались качества, которыя объясняли до нкоторой степени увлеченіе Аллана. Но неужели на этомъ и остановились вс открытія? Неужели этотъ загадочный человкъ не проговорился какъ-нибудь случайно, въ присутствіи ректора, о своей прошедшей жизни? Онъ говорилъ о ней весьма немного, и это немногое выставило его внутренній міръ въ самомъ непривлекательномъ свт. Онъ очевидно толкался до сихъ поръ въ подозрительныхъ кружкахъ, по временамъ въ немъ проглядывало близкое знакомство съ мелкимъ плутовствомъ бродягъ, иногда вырывались у него крпкія слова, непріятно поражавшія слухъ, всего же замчательне было то, что онъ обыкновенно спалъ чуткимъ сномъ человка привыкшаго смыкать глаза въ обществ людей сомнительной репутаціи. До самой послдней минуты своего знакомства съ ректоромъ, вплоть до настоящей пятницы, онъ велъ себя таинственно и непостижимо. Доставивъ въ гостиницу письмо на имя мистера Брока, онъ тайкомъ исчезъ изъ дома, не предупредивъ о томъ своихъ спутниковъ, и никому не сказавъ, получилъ ли онъ самъ письмо, или нтъ. Съ наступленіемъ ночи онъ вернулся украдкой въ гостиницу, былъ пойманъ на лстниц Алланомъ, который горлъ нетерпніемъ сообщить ему о перемн плановъ ректора, выслушалъ эту новость безъ малйшаго замчанія, и кончилъ тмъ что угрюмо заперся въ своей комнат. Было ли въ немъ хотъ что-либо говорившее въ его пользу, хоть что-либо искупавшее его блуждающій взглядъ, его упорную скрытность съ ректоромъ, его зловщее молчаніе относительно своего семейства и родныхъ? Ничего такого въ немъ не было, или почти ничего: вс его достоинства заключались въ благодарности, которую онъ питалъ къ Аллану.

Мистеръ Брокъ всталъ съ постели, поправилъ свчу, и погруженный въ свои воспоминанія, разсянно посмотрлъ изъ окна на темную ночь. Перемна мста не внушила ему никакой новой мысли. Взглядъ брошенный имъ на прошедшее вполн убдилъ его, что чувство лежащей теперь на немъ отвтственности имло дйствительное, а не воображаемое основаніе.

Съ этою мыслію онъ стоялъ у окна, вперивъ глаза въ непроницаемую темноту ночи, врно отражавшуюся и въ его собственной душ.

‘Для чего у меня нтъ друга, съ которымъ я могъ бы посовтоваться?’ подумалъ ректоръ. ‘Неужели не найду я въ этомъ жалкомъ мстечк никого, кто помогъ бы мн выйдти изъ этого затрудненія?’

Въ ту минуту, какъ въ ум его пробгала эта мысль, будто въ отвтъ на нее, раздался легкій ударъ въ дверь, и чей-то голосъ тихо произнесъ въ корридор:

— Впустите меня.

Чтобъ успокоить нсколько свои нервы, мистеръ Брокъ подождалъ съ минуту, потомъ отворилъ дверь и очутился, въ часъ пополуночи, на порог своей собственной спальни, лицомъ къ лицу съ Осіею Мидвинтеромъ.

— Не больны ли вы? спросилъ его ректоръ, какъ скоро онъ немного оправился отъ удивленія.

— Я пришелъ сюда чтобъ облегчить свою душу, былъ странный отвтъ молодаго человка.— Позволите ли вы мн войдти къ вамъ?

Съ этими словами Мидвинтеръ вошелъ въ комнату: глаза его были опущены, губы покрыты мертвою блдностію, а рука прятала что-то за спиною.

— Я увидалъ свтъ изъ-подъ вашей двери, продолжалъ онъ, не поднимая глазъ и не принимая руки.— Я знаю какая забота тяготитъ вашу душу и не даетъ вамъ теперь заснуть. Завтра вы должны ухать отсюда, и вамъ не хотлось бы оставить мистера Армаделя въ обществ чужаго человка, подобнаго мн.

Какъ ни озадаченъ былъ мистеръ Брокъ, онъ понялъ необходимость быть откровеннымъ съ человкомъ, который пришелъ къ нему въ такой поздній часъ и съ такими странными словами.

— Вы угадали, отвчалъ онъ.— Я заступаю Аллану Армаделю мсто отца, и мн, конечно, непріятно оставлять его здсь, въ его возраст, съ совершенно постороннимъ мн лицомъ.

Осія Мидвинтеръ подошелъ къ столу. Его блуждающіе глаза остановились на Евангеліи, которое лежало тутъ вмст съ прочими вещами принадлежавшими ректору.

— Въ теченіе вашей долголтней жизни вы читали эту книгу предъ многочисленною паствой, сказалъ онъ.— Научила ли она васъ быть милосердымъ къ вашимъ несчастнымъ собратіямъ?

Не дожидаясь отвта, онъ въ первый разъ взглянулъ прямо въ лицо мистеру Броку, и медленно вынесъ изъ-за спины свою руку.

— Прочтите это, сказалъ онъ,— и ради Христа пожалйте меня, когда вы узнаете кто я.

Онъ положилъ на столъ довольно толстую рукопись. Это было письмо, которое девятнадцать лтъ тому назадъ мистеръ Ниль отправилъ по почт изъ Вильдбада.

II. Исповдь.

Свжій втерокъ, предвстникъ наступающаго утра, уже вялъ въ открытое окно, въ то время какъ мистеръ Брокъ дочитывалъ послднія строки рукописи. Окончивъ тетрадь, онъ молча отодвинулъ ее отъ себя, не поднимая глазъ. Первое потрясеніе, произведенное въ его ум неожиданнымъ открытіемъ, уже миновало. Въ его лта и съ его привычкою къ серіозной мысли, въ немъ не было однако на столько упругости, чтобы вполн сосредоточить свое вниманіе на ввренной ему тайн. Закрывъ тетрадь, онъ всею душой погрузился въ воспоминаніе о женщин, которая составляла счастье и радость его позднйшей жизни, мысль его дятельно занята была жалкою тайной ея вроломства относительно ея собственнаго отца…

Сотрясеніе стола подъ рукою тяжко налегшаго на него выбросило ректора изъ тсныхъ предловъ его собственной маленькой заботы. Въ немъ заговорило инстинктивное чувство отвращенія, но онъ подавилъ его и поднялъ глаза. Освщенный двойнымъ свтомъ догоравшей свчи и едва занимавшагося утра молчаливо стоялъ передъ нимъ отверженный бродяга, наслдникъ роковаго имени Армаделей.

Взглянувъ на него, мастеръ Брокъ мгновенно ощутилъ какое-то смутное опасеніе за настоящее, и еще боле безотчетный страхъ за будущее, а невольно содрогнулся. Мидвинтеръ замтилъ это а заговорилъ первый.

— Не читаете ли вы и въ моихъ глазахъ преступленіе отца моего? спросилъ онъ.— Не послдовалъ ли за мною въ эту комнату призракъ утопленника?

Гнвъ и страданіе, которые онъ напрасно старался: подавить въ себ, заставляли трепетать его руку, все еще опиравшуюся на столъ, и давили ему горло, такъ что послднія слова онъ произнесъ почти шопотомъ.

— Я вовсе не желаю быть относительно васъ несправедливымъ и жестокимъ, отвчалъ мистеръ Брокъ.— будьте же и вы ко мн справедливы, и врьте, что я не стану обвинять сына за преступленіе отца.

Этотъ отвтъ, повидимому, успокоилъ Мидвинтера. Онъ молча опустилъ голову и взялъ со стола рукопись.

— Все ли вы прочли? спросилъ онъ спокойно.

— Все, отъ перваго до послдняго слова.

— Былъ ли я откровененъ съ вами до сихъ поръ? Все ли сдлано со стороны Оеіи Мидвинтера?

— Зачмъ вы продолжаете называть себя этимъ именемъ? прервалъ его мистеръ Брокъ,— когда ваше настоящее имя уже извстно мн теперь?

— Съ тхъ поръ какъ я прочелъ отцовскую исповдь, я еще боле полюбилъ мое неблагозвучное прозвище. Позвольте же мн повторить вопросъ, который я только что хотлъ предложить вамъ: все ли было сдлано со стороны Осіи Мидвинтера, чтобы поставить мистера Брока на настоящую точку зрнія?

Священникъ уклонился отъ прямаго отвта.

— Не всякій въ вашемъ положеніи нашелъ бы въ себ столько мужества, чтобы показать мн это письмо, сказалъ онъ.

— Впрочемъ, сэръ, прошу васъ не слишкомъ довряться найденному вами въ трактир бродяг, покамстъ вы не познакомитесь съ нимъ покороче, продолжалъ Мидвинтеръ.— Вы узнали тайну моего рожденія, но вамъ еще неизвстна исторія моей жизни. Вы должны узнать и узнаете ее, прежде нежели ршитесь оставить меня одного съ мистеромъ Армаделемъ. Не угодно ли вамъ сначала отдохнуть немного? Или вы пожелаете выслушать меня сейчасъ?

— Сейчасъ же, сказалъ мистеръ Брокъ, все еще считая для себя загадочнымъ характеръ человка, который стоялъ передъ нимъ въ эту минуту.

Вс слова и движенія Осіи Мидвинтера говорили не въ его пользу. Его тонъ, отзывавшійся сардоническимъ равнодушіемъ, чуть не нахальствомъ, оттолкнулъ бы всякаго, кому только пришлось бы его слышать. Вмсто того чтобы ссть за столъ и прямо обратиться съ своимъ разказомъ къ священнику, онъ молча и безцеремонно удалился къ окну. Тамъ онъ услся на подоконник, отвернувъ въ сторону лицо и машинально вертя въ пальцахъ отцовскую рукопись до самаго конца разказа. Съ глазами устремленными на ея заключительныя строки и съ странною смсью беззаботности и грусти въ голос, онъ началъ общанное повствованіе слдующими словами:

— Первое знакомство съ моимъ раннимъ дтствомъ вы уже почерпнули изъ рукописи моего отца. Онъ упоминалъ въ ней, что въ то время, какъ его предсмертное завщаніе записывалось рукою посторонняго человка, я былъ ребенкомъ, безмятежно спавшимъ на его груди. Имя этого посторонняго человка, какъ вы, можетъ-быть, замтили на оберточномъ лист рукописи, Александръ Ниль, изъ Эдинбурга, и мои первыя воспоминанія представляютъ мн Александра Ниля, какъ онъ, въ качеств моего отчима, отдлывалъ меня бывало (и можетъ-быть, весьма заслуженно) своимъ длиннымъ хлыстомъ.

— Помните вы вашу мать въ это время? спросилъ г. Брокъ.

— Да, я помню какъ она одвала меня въ старое изношенное платье, перекроенное на мой ростъ, и въ какомъ нарядномъ новомъ плать водила она двухъ другихъ своихъ дтей отъ втораго брака. Помню, какъ слуги издвались надъ моими отрепьями, и какъ хлыстъ снова начиналъ прогуливаться по моимъ плечамъ, когда я, теряя терпніе, рвалъ на себ эту нищенскую одежду. Затмъ воспоминанія мои переносятъ меня за два года поздне. Какъ теперь вижу себя запертымъ въ чулан, съ кускомъ хлба и чашкою воды на обдъ. Я тщетно силился тогда разгадать, за что мать и отчимъ такъ жестоко возненавидли меня. Только вчера постигъ я эту тайну, когда прочелъ отцовское письмо. Матери и отчиму хорошо было извстно все случившееся на французскомъ корабл La Grce de Dieu, и они оба знали, что рано или поздно откроется мн постыдная тайна, которую они охотно утаили бы отъ всякаго живаго существа. Измнить это было не въ ихъ вол, такъ какъ завщаніе отца находилось уже въ рукахъ его душеприкащика, и я, злополучный мальчишка, съ африканскою кровью матери на щекахъ, съ злодйскими страстями отца въ сердц,— я долженъ былъ сдлаться, вопреки имъ, наслдникомъ ихъ тайны! Теперь понятны мн и хлыстъ, и старые обноски, и хлбъ съ водою въ темномъ чулан. Все это было весьма естественною карой, сэръ, которую ребенокъ начиналъ уже переносить за грхъ отца.

Мистеръ Брокъ взглянулъ на смуглое непроницаемое лицо, все еще упорно отвертывавшееся отъ него въ другую сторону, и подумалъ: ‘Что это, каменное ли равнодушіе бродяги, или затаенное отчаяніе горемыки?’

— Перейду теперь къ моимъ школьнымъ воспоминаніямъ, продолжалъ Осія Мидвинтеръ.— Меня помстили за дешевую плату въ какой-то уединенный уголокъ Шотландіи, и въ вид поощренія весьма дурно отрекомендовали учителю. Не стану утомлять васъ разказомъ о розгахъ въ класс и о побояхъ мальчишекъ въ саду, должно-быть, въ натур моей была врожденная неблагодарность, потому что я скоро бжалъ изъ школы. Первый человкъ, съ которымъ я повстрчался, спросилъ меня о моемъ имени. Я былъ тогда слишкомъ молодъ и глупъ, чтобы понимать, какъ важно было мн скрыть его, и въ этотъ же вечеръ меня, конечно, опять вернули въ школу. Послдствія, ожидавшія меня послужили мн урокомъ, котораго я не позабылъ до сихъ поръ. Не прошло двухъ дней, и я, какъ настоящій уже бродяга, бжалъ вторично. Полагаю, что нашей цпной собак даны были особенныя инструкціи, потому что она остановила меня, прежде нежели я усплъ выйдти за ворота. Между прочимъ, вотъ знакъ о я зубовъ на моей рук. Знаки же, оставленные ея хозяиномъ, я не могу показать вамъ, ибо они вс у меня на спин. Поврите ли вы моей негодности, сэръ? Во мн сидлъ какой-то бсъ, котораго не осилила бы никакая собака въ мір. Оправившись отъ этой передряги, я снова убжалъ, и на этотъ разъ меня уже не поймали. Съ наступленіемъ ночи, совершенно сбившись съ дороги, я очутился въ болотистомъ мст, имя въ карман лишь нсколько горстей овсяной муки, наскоро захваченной въ школ. Я прилегъ на прекрасный мягкій верескъ подъ защитою большаго сраго утеса. Вы подумаете, можетъ-быть, что я чувствовалъ себя одинокимъ? Какъ бы не такъ! Уйдти разомъ отъ розогъ учителя, отъ пинковъ товарищей, отъ матери, отъ отчима, да разв это было не блаженство? И я пролежалъ эту ночь подъ защитою, моего добраго друга-утеса счастливйшимъ мальчикомъ въ цлой Шотландіи!

Вглядываясь въ эту печальную картину безотраднаго дтства, постепенно раскрывавшуюся передъ его глазами, мистеръ Брокъ начиналъ смутно сознавать, что характеръ человка, говорившаго съ нимъ въ эту минуту, въ сущности вовсе не былъ такъ страненъ, какъ казался сначала.

— Я крпко выспался подъ снью моего друга-утеса, продолжалъ Мидвинтеръ.— Поутру, раскрывъ глаза, я увидалъ, съ одной стороны, дюжаго старика, сидвшаго подл меня со скрипкою въ рук, съ другой — двухъ танцующихъ собакъ, одтыхъ въ красныя куртки. Опытъ такъ навострилъ меня, что я весьма осторожно отвтилъ старику на его первые разспросы. Впрочемъ, онъ не слишкомъ настаивалъ, и сначала угостилъ меня хорошимъ завтракомъ, а потомъ позволилъ мн порзвиться съ собаками.— ‘Знаешь ли что я скажу теб’, проговорилъ онъ, уже совершенно овладвъ моимъ довріемъ. ‘Теб, мой любезный, необходимы три вещи: новый отецъ, новая семья и новое имя. Я готовъ стать твоимъ отцемъ, собаки будутъ твоими братьями, а если ты дашь мн общаніе заботиться о поддержаніи моего имени, то я дамъ теб его въ придачу. Осія Мидвинтеръ младшій! ты теперь хорошо позавтракалъ, и если хочешь хорошо пообдать, то пойдемъ со мною!’ Онъ всталъ, собаки побжали за нимъ, а я побжалъ за собаками. Вы спросите, кто былъ мой названный отецъ? Полудикій цыганъ, сэръ, пьяница, разбойникъ, воръ и въ то же время мой лучшій другъ! Разв не другъ намъ тотъ, кто насъ кормитъ, поитъ и воспитываетъ? Осія Мидвинтеръ выучилъ меня плясать шотландскій танецъ, кувыркаться, ходить на ходуляхъ и пть псни подъ звуки своей скрипки. Иногда мы бродили по селамъ, давая представленія на ярмаркахъ, а повременамъ пробирались въ большіе города и увеселяли въ кабакахъ подозрительную компанію. Я былъ миловидный и живой одинадцатилтній мальчикъ, и дурное общество, особенно женское, полюбило меня за мои проворныя ноги. Во мн было столько наклонности къ бродяжничеству, что я совершенно пристрастился къ этой жизни. Я жилъ, лъ, пилъ и спалъ вмст съ собаками. Даже и теперь, вспоминая объ этихъ несчастныхъ четвероногихъ братишкахъ моихъ, чувствую какъ слезы подступаютъ мн къ горлу. Много побоевъ приняли мы, много тяжелыхъ дней вынесли мы, прыгая и танцуя, много ночей провели вмст, дрожа и визжа отъ холода на скат какого-нибудь холма. Не думайте, чтобъ я хотлъ разжалобить васъ, сэръ,— я говорю вамъ только правду. Эта жизнь со всми ея трудностями приходилась мн по плечу, а этотъ полудикій Цыганъ, давшій мн свое имя, даромъ что разбойникъ, былъ мн очень по вкусу.

— Человкъ, который билъ васъ, съ удивленіемъ воскликнулъ мистеръ Брокъ.

— Но разв я не сказалъ вамъ, сэръ, что жилъ съ собаками? И разв вы не слыхали когда-нибудь о такой собак, которая возненавидла бы своего хозяина за побои? Цлыя сотни тысячъ несчастныхъ мущинъ, женщинъ и дтей полюбили бы подобно мн этого бродягу, еслибъ онъ давалъ имъ такую же обильную пищу, какую онъ давалъ мн. Правда, все это было большею частію краденое, и моему пріемному отцу легко было великодушничать. Въ трезвомъ вид онъ рдко бивалъ насъ, но напившись, онъ всегда забавлялся нашимъ визгомъ. Онъ и умеръ пьяный, испустивъ послдній вздохъ во время своей любимой забавы. Однажды (я въ то время уже два года состоялъ у него на служб), накормивъ васъ хорошимъ обдомъ на мурав, онъ прислонился спиною къ камню и подозвалъ насъ къ себ, чтобъ угостить десертомъ, то-есть палкой. Сначала палка заставила визжать собакъ, а потомъ старикъ позвалъ и меня. Я неохотно повиновался ему, такъ какъ въ этотъ день онъ напился сильне обыкновеннаго,— а чмъ больше онъ пилъ, тмъ энергичне предавался своей послобденной забав. Въ тотъ день онъ былъ въ самомъ веселомъ настроеніи духа и ударилъ меня такъ сильно, что самъ, потерявъ равновсіе, упалъ лицомъ въ лужу, да такъ и остался тамъ безъ движенія. Я съ собаками стоялъ поодаль, и мы вс трое смотрли на него, полагая, что онъ притворяется и хочетъ приманить насъ къ себ поближе, чтобъ еще разъ угостить палкой. Но онъ такъ долго притворялся, что мы осмлились, наконецъ, приблизиться. Старикъ былъ грузенъ, и мн нужно было много времени, чтобы повернуть его на спину. Когда же я достигъ этого, онъ уже былъ мертвъ. Тогда мы стали кричать изъ всхъ силъ, но собаки были малы, я также невеликъ, мсто уединенно, и никто не пришелъ къ намъ на помощь. Тогда я взялъ скрипку и палку, сказавъ своимъ братьямъ собакамъ: ‘идемъ! теперь мы сами должны добывать свой хлбъ,’ И мы пошли, печальные, прочь, оставивъ на трав нашего хозяина. Какъ вамъ ни странно это, быть-можетъ, покажется, но мн было жаль его. Я удерживалъ за собою его неблагозвучное имя въ продолженіе всхъ моихъ послдующихъ странствій. Мн и теперь еще пріятенъ этотъ звукъ. Впрочемъ, все-равно, Мидвинтеръ или Армадель,— объ этомъ мы поговоримъ посл, а теперь вы должны узнать все что есть во мн худшаго.

— Почему же не лучшее? кротко замтилъ г. Брокъ.

— Благодарю васъ, сэръ,— но я здсь для того, чтобы говорить правду. Съ вашего позволенія я приступлю къ слдующей глав изъ исторіи моей жизни. Посл смерти нашего общаго хозяина, мн и собакамъ плохо жилось на свт, счастье было ршительно противъ насъ. Скоро я лишился одного изъ моихъ маленькихъ братьевъ — самаго лучшаго комедіанта изъ двухъ: его украли, и я уже никогда не могъ его найдти. Затмъ скрипку и ходули отнялъ у меня какой-то прохожій бродяга, который былъ гораздо сильне меня. Эти несчастія еще боле сблизили насъ съ Томми, извините, сэръ, я разумю собаку. Мн кажется, мы оба смутно предчувствовали, что наши несчастія еще не кончились, и что мы скоро должны будемъ разстаться на вки. Ни одинъ изъ насъ не былъ воромъ (хозяинъ выучилъ насъ только танцамъ), но тмъ не мене мы оба нарушали право чужой собственности. И вотъ какимъ образомъ. Молодыя созданія, даже когда они бываютъ голодны, не могутъ устоять противъ искушенія побгать и порзвиться въ хорошее и ясное утро. Мы съ Томми и поддались этому искушенію, и задали однажды славную гонку по владніямъ одного джентльмена, этотъ джентльменъ берегъ свою дичь, и его сторожъ хорошо исполнялъ должность. Скоро раздался выстрлъ, а объ остальномъ вы врно сами догадываетесь. Не дай Богъ мн снова испытать такое отчаяніе, какое испыталъ я, лежа подл Томми и прижимая его, мертваго и окровавленнаго, къ моему сердцу! Сторожъ попытался было разлучить насъ, но я укусилъ его подобно дикому зврю. Онъ попробовалъ на мн палку, но скоро увидлъ, что иметъ дло съ кускомъ дерева. Шумъ, произведенный нашею перепалкой, долетлъ до слуха двухъ молодыхъ леди, прогуливавшихся верхомъ не вдалек оттуда. То были дочери джентльмена, во владніяхъ котораго я учинилъ такой безпорядокъ. Он были слишкомъ хорошо воспитаны, чтобы возвысить свой голосъ противъ священнаго права сбереженія дичи, ихъ доброе сердце почувствовало ко мн сожалніе, и он увели меня къ себ домой. Помню, какимъ хохотомъ разразились джентльмены (вс они были страстные охотники), когда я, рыдая, проходилъ мимо оконъ съ моею мертвою собачкой на рукахъ. Не думайте, чтобъ я жаловался вамъ на ихъ насмшки, напротивъ, они принесли мн пользу, возбудивъ негодованіе молодыхъ леди. Одна изъ нихъ повела меня въ свой садикъ и указала мсто, гд я могъ схоронить подъ цвтами свою собаку, увряя меня, что ничья рука не потревожитъ боле ея покоя. Другая пошла къ своему отцу и уговорила его пріютить у себя маленькаго безроднаго бродягу, отдавъ его подъ надзоръ одного изъ старшихъ слугъ. Да, сэръ! Вы совершили недавно плаваніе въ обществ человка, который былъ нкогда лакеемъ. Не разъ замчалъ я, какъ пристально смотрли вы на меня, когда я накрывалъ обденный столъ на яхт, чтобы позабавить мистера Армаделя. Теперь вы знаете, почему я длалъ все это съ такою ловкостью и аккуратностью. Я имлъ счастіе тереться немного въ хорошемъ обществ, помогая джентльменамъ въ набиваніи ихъ желудковъ и въ чистк ихъ сапоговъ. Впрочемъ, недолго пришлось мн выполнять эту обязанность. Не усплъ я еще износить моей первой ливреи, какъ въ дом произошелъ скандалъ. Это было повтореніемъ обыкновенной исторіи, и напрасно было бы пересказывать ее здсь въ сотый разъ. Кто-то забылъ на стол деньги, и эти деньги пропали неизвстно куда, вс слуги ссылались на свою заслуженную репутацію, указывая, что только я одинъ слишкомъ поспшно взятъ былъ на испытаніе. Да ужь что говорить! Счастье везло мн въ этомъ дом до послдней минуты, меня не представили въ судъ за покражу того, чего я не только никогда не трогалъ, но даже никогда и не видалъ, а просто-на-просто выгнали вонъ. Въ одно утро я надлъ свое прежнее старое платье и пошелъ на могилу Томми, поцловавъ землю, подъ которою онъ былъ похороненъ, я простился съ своимъ маленькимъ другомъ и снова очутился одинъ въ цломъ мір, въ свой зрлый тринадцатилтній возрастъ!

— Неужели въ этомъ безпріютномъ положеніи и въ такомъ нжномъ возраст вамъ не пришла въ голову мысль вернуться домой?

— Я въ ту же ночь вернулся домой, сэръ: я заснулъ на скат холма. Разв былъ у меня другой домъ?… Дня черезъ два я снова пустился въ большіе города и въ дурное общество, потому что безъ собакъ мн слишкомъ дико и пусто казалось въ этой огромной уединенной сторон! Меня сейчасъ же завербовали два матроса, и такъ какъ я былъ проворный малый, мн отвели койку на каботажномъ судн и опредлили въ должность каютнаго юнги. Быть каютнымъ юнгою значитъ жить въ грязи, питаться объдками, работать за четверыхъ, и въ извстные, правильно возвращающіеся, періоды отвдывать линька. Черезъ нсколько времени судно наше пристало къ какой-то гавани у Гебридскихъ острововъ. Тутъ я, по обыкновенію, оказался неблагодарнымъ къ своимъ лучшимъ благодтелямъ: снова бжалъ. Нсколько женщинъ нашли меня полумертвымъ отъ голода и изнуренія въ глухой уединенной пустоши, на сверной оконечности острова Ская. Это было не далеко отъ берега, и я попалъ къ рыбакамъ. Мои новые хозяева били меня гораздо рже, но за то я переносилъ втеръ, непогоду и столь тяжкій трудъ, что другаго мальчика, мене пріученнаго ко всевозможнымъ лишеніямъ, такая жизнь скоро отправила бы на тотъ свтъ. Кое-какъ перебивался я до наступленія зимы. Тутъ рыбаки выпроводили меня на вс четыре стороны. Чтожь! я не порицаю ихъ: хлбъ былъ дорогъ, ртовъ и безъ меня было много, и когда цлой общин грозилъ голодъ, то зачмъ имъ было держать мальчика, не принадлежавшаго къ ихъ кружку? Въ зимнее время только въ большихъ городахъ можно найдти средства къ существованію, и потому я побрелъ въ Глазговъ, гд чуть-чуть не попался въ лапы къ моему отчиму. Занимаясь однажды починкою пустой телжки, въ улиц Брумилау, я вдругъ услыхалъ его голосъ, раздавшійся на мостовой почти у меня надъ ухомъ. Онъ говорилъ съ какимъ-то знакомымъ, и къ моему величайшему ужасу и удивленію, рчь шла обо ма. Притаившись за лошадью, я подслушалъ часть ихъ разговора, и узналъ, что передъ вступленіемъ моимъ на каботажное судно, меня едва-едва не поймали. Въ ту пору я сошелся съ другимъ маленькимъ бродягой моихъ лтъ, съ которымъ мы потомъ поссорились и разстались, черезъ день посл этой размолвки, отчимъ мой навелъ обо мн справки, и получивъ описаніе двухъ маленькихъ бродягъ (описаніе, конечно, не вполн удовлетворительное), пришелъ въ раздумье, за которымъ изъ двухъ мальчишекъ слдить ему. Одинъ изъ нихъ, какъ ему сказали, назывался Брауномъ, другой — Мидвинтеромъ. Всего вроятне было, что школьникъ приметъ сяоре простое имя Брауна нежели оригинальное имя Мидвинтера. На этомъ основаніи вс поиски устремились за Брауномъ, и такимъ образомъ я избжалъ преслдованій. Вы легко поймете теперь, что это обстоятельство еще боле утвердило меня въ намреніи удержать за собою имя моего названнаго отца. Сверхъ того, я ршился совершенно покинуть Англію. Посл двухдневнаго шнырянья по порту, я развдалъ о корабляхъ, отправлявшихся за границу, и тайкомъ пробравшись на одинъ изъ нихъ, который уже готовился къ отплытію, я забился куда-то въ уголъ, никмъ не замченный. Голодъ до того мучилъ меня, что я не разъ покушался выйдти изъ своей засады до отплытія корабля, но голодъ не былъ для меня новостью, и я усидлъ на своемъ мст. Когда судно отчалило, я выросъ какъ будто изъ-подъ земли, и капитану оставалось только или удержать меня на корабл, или выкинуть за бортъ. Онъ объявилъ (и совершенно справедливо), что скоре предпочелъ бы послднее, но законъ является иногда защитникомъ даже такого бродяги какъ я. Такимъ образомъ я снова возвратился къ морской служб и пріобрлъ на столько ловкости и проворства, чтобы оказаться въ послдстіи полезнымъ, какъ вы замтили, на яхт мистера Армаделя. Не одно путешествіе совершилъ я на различныхъ корабляхъ и въ различныя страны свта, да быть-можетъ я и всю жизнь провелъ бы на мор, еслибъ умлъ владть: собою въ столкновеніяхъ и непріятностяхъ. Научившись многому, я не научился только терпнію. Вотъ почему вернулся я однажды въ Бристоль закованнымъ, и въ первый разъ въ жизни попалъ, за неповиновеніе къ начальству, въ тюрьму. Вы слушали меня до сихъ поръ съ необыкновеннымъ терпніемъ, сэръ, и я съ удовольствіемъ могу вамъ объявить, что исторія моя приближается къ концу. Если я не ошибаюсь, при обыск моихъ вещей въ соммерсетширскомъ трактир вы нашли нсколько книгъ въ моемъ мшк?

Мистеръ Брокъ отвчалъ утвердительно.

— Этими книгами начинается новый періодъ въ моей жизни, послдній до опредленія моего въ должность помощника школьнаго учителя. Не знаю, благодаря ли моей юности или тому, что бристольскія судьи вмнили мн въ наказаніе время, проведенное мною въ оковахъ на корабл, только я не долго оставался въ заключеніи, и едва минуло мн семнадцать лтъ, какъ я снова очутился на свобод. У меня не было ни родныхъ, ни друзей, которые приняли бы меня въ свой кругъ, не было и дома, куда я могъ бы пойдти. Жизнь на мор, посл всего случившагося, поселила во мн отвращеніе, и я стоялъ въ толп на Бристольскомъ мосту, размышляя о томъ, что бы мн сдлать съ своею свободой. Не знаю, тюрьма ли меня перемнила, или во мн совершался переворотъ, обыкновенно предшествующій зрлому возрасту, только я чувствовалъ, что уже нтъ во мн прежней беззаботной веселости — неразлучной спутницы моей кочевой жизни. Страшное чувство одиночества, внушавшее мн какой-то ужасъ къ открытому, спокойному полю, заставило меня до глубокой ночи бродить по городу. Я смотрлъ на огни, блествшіе въ окнахъ гостиныхъ и горько завидовалъ счастливцамъ, сидвшимъ внутри. Чей-нибудь совтъ въ это время былъ бы для меня драгоцнною находкой…. Ну чтожь! Я и нашелъ его: полисменъ посовтовалъ мн проваливать дальше. И разв онъ былъ не правъ?… Что мн оставалось больше длать? Я взглянулъ на небо. Съ высоты небеснаго свода смотрла на меня Полярная звзда, другъ многихъ ночей, проведенныхъ мною нкогда на вахт. Вс точки компаса для меня равны, подумалъ я, обращаясь мысленно къ этой звзд: пойду же я въ твою сторону. Но и Полярная звзда не захотла быть въ эту ночь моимъ товарищемъ. Она скрылась за облака и оставила меня одного посреди дождя и мрака. Я дошелъ ощупью до какого-то большаго навса, подъ которымъ стояли телги, расположился тамъ на ночлегъ, и всю ночь мн снилось былое время, когда я служилъ у моего прежняго хозяина — Цыгана и жилъ вмст съ собаками. Боже мой! Чего бы я не далъ, чтобы, проснувшись, почувствовать въ своей рук маленькую холодную мордочку Томми! Но зачмъ я говорю объ этихъ вещахъ? Зачмъ не тороплюсь кончить? Вамъ не слдовало бы поощрять меня, сэръ, вашимъ снисходительнымъ вниманіемъ… Посл цлой недли безплодныхъ странствій, безъ всякой надежды на чью-либо помощь, я очутился наконецъ въ улицахъ Шрусбери и зазвался на окна какой-то книжной лавки. Скоро въ дверяхъ ея показался старикъ, который посмотрвъ вокругъ себя, замтилъ мою фигуру. ‘Не ищите ли вы работы?’ спросилъ онъ. ‘И не согласитесь ли на дешевую плату?’ Надежда получить хоть какое-нибудь занятіе и имть хоть одно живое существо, съ которымъ можно было бы перекинуться словомъ, соблазнила меня, и я цлый день провозился въ амбар книгопродавца, чтобы заработать шиллингъ. Каждый новый день приносилъ мн ту же грязную работу, и за ту же плату. Черезъ недлю я получилъ повышеніе въ своей должности,— меня заставили мести лавку и отворять ставни. Еще черезъ нсколько времени мн поручили разноску книгъ, а по истеченіи трехмсячнаго срока прежній прикащикъ былъ уволенъ, и я занялъ его мсто. Удивительное счастье! скажете вы. Наконецъ-то онъ нашелъ себ друга! Какъ бы не такъ! Я попалъ къ одному изъ самыхъ безжалостныхъ скрягъ въ цлой Англіи, успхомъ же своимъ въ маленькомъ мір Шрусбери я обязанъ былъ чисто коммерческому разчету моего хозяина. Цна, предлагаемая имъ за работу въ амбар, не соблазняла ни одного празднаго человка во всемъ город, а я на нее согласился. Порядочный разнощикъ каждый разъ съ большимъ трудомъ вымогалъ у него свою еженедльную плату, я же подрядился на два шиллинга меньше, и не жаловался. Уходя, прежній прикащикъ предостерегъ меня, что его обсчитывали и въ пищ и въ жаловань, я же получалъ только половинное содержаніе, и совершенно довольствовался перешедшими мн по наслдству объдками. Трудно было бы сыскать двухъ людей, которые столько подходили бы другъ къ другу какъ этотъ книгопродавецъ и я! Единственная цлъ его жизни состояла въ томъ, чтобы найдти себ работника за нищенскую плату, единственною же цлью моей жизни было найдти кого-нибудь, кто бы согласился принять меня подъ свой кровъ. Не имя ни одной общей симпатіи, не обнаруживая другъ къ другу ни вражды, ни расположенія, молча разставаясь вечеромъ передъ отходомъ ко сну, и молча сходясь по утру за прилавкомъ,— мы жили одни въ этомъ дом въ продолженіи цлыхъ двухъ лтъ, оставаясь совершенно чуждыми другъ другу, съ первой до послдней минуты. А вдь грустно было такъ жить мальчику моихъ лтъ, не правда ли, сэръ? Какъ священникъ и ученый, вы врно догадываетесь, что помогало мн переносить эту жизнь?

Мистеръ Брокъ вспомнилъ о потертыхъ томикахъ, найденныхъ въ мшк Мидвинтера, и сказалъ ему:

— Вроятно, книги примиряли васъ съ этимъ положеніемъ.

Глаза горемыки загорлись новымъ блескомъ.

— Да! сказалъ онъ,— книги — великодушные друзья, встртившіе меня безъ подозрній, добрые наставники, никогда не обращавшіеся со мною грубо! Единственное время въ моей прошедшей жизни, на которое я могу взирать съ нкоторою гордостью, это — время, проведенное мною въ дом скряги. Единственное чистое удовольствіе, когда-либо мною вкушаемое, я нашелъ на полкахъ скупаго. И въ длинные зимніе вечера, и въ спокойные лтніе дни, я съ утра до поздней ночи утолялъ свою жажду въ источник знанія, и никогда не могъ упиться имъ вполн. Покупателей у васъ было немного, такъ какъ книги наши большею частью были ученаго и серіознаго содержанія. На мн не лежало никакой отвтственности, потому что самъ хозяинъ велъ счеты, а черезъ мои руки проходили лишь небольшія суммы денегъ. Скоро онъ убдился, что на честность мою можно положиться, и что терпнію моему нтъ предловъ, какъ онъ со мною ни обращался. Я же съ своей стороны узналъ о немъ такую вещь, которая поселила между нами еще большее отчужденіе: онъ употреблялъ втайн опіумъ, и во всхъ другихъ отношеніяхъ оставаясь скрягою, не щадилъ денегъ на свое любимое лакомство. Конечно, онъ умалчивалъ объ этой слабости, а я не говорилъ ему, что открылъ ее. У него были свои удовольствія, а у меня свои. Такимъ образомъ недли уходили за недлями, мсяцы за мсяцами, а мы все сидли молча, не обмниваясь ни единымъ дружескимъ словомъ, я одинъ съ своею книгой за прилавкомъ, онъ также одинъ съ своими счетами въ гостиной, гд я неясно различалъ его сквозь грязное окно стеклянной двери, то а углублевнаго въ цифры, то погруженнаго въ продолженіе нсколькихъ часовъ сряду въ свою блажевную летаргію. Время шло, не оставляя на насъ ни малйшаго слда, весна, лто, зима и осень неизмнною чередой смняли другъ друга въ продолженіе цлыхъ двухъ лтъ, и каждое время года не находило въ насъ, возвращаясь, никакой перемны. Однажды утромъ, въ начал третьяго года, хозяинъ мой не сошелъ внизъ, чтобы отпустить мн по обыкновенію мой ежедневный завтракъ. Я отправился на верхъ, и нашелъ его больнымъ въ постел, но онъ не согласился дать мн ключи отъ шкафа и не веллъ посылать за докторомъ. Тогда я купилъ себ кусокъ хлба и вернулся къ своимъ книгамъ съ такими же чувствами къ нему,— чистосердечно сознаюсь въ этомъ,— какія бы онъ имлъ ко мн при одинаковыхъ обстоятельствахъ. Часа черезъ два чтеніе мое было прервано приходомъ одного изъ нашихъ рдкихъ покупателей — не практикующаго медика. Я радъ былъ, когда онъ ушелъ на верхъ, и я, отвязавшись отъ него, могъ снова вернуться къ своимъ книгамъ, но скоро онъ опять сошелъ внизъ и еще разъ отвлекъ меня отъ моихъ занятій. ‘Я не слишкомъ-то долюбливаю васъ, мой любезный,’ сказалъ онъ мн, ‘но мой долгъ предупредить васъ, что скоро вамъ придется самому промышлять о своемъ существованіи. Васъ не любятъ въ город, и вамъ, можетъ-быть, трудненько будетъ найдти себ новое мсто. Поспшите же получить отъ вашего хозяина письменное одобреніе, а не то будетъ поздно.’ Онъ говорилъ со мною холодно, также холодно я поблагодарилъ его, и въ тотъ же день получилъ одобреніе. Но вы, можетъ-быть, думаете, что хозяинъ выдалъ мн его даромъ? Какъ бы не такъ! Онъ торговался со мною даже на смертномъ одр. За нимъ оставалось мое мсячное жалованье, и онъ до тхъ поръ не соглашался написать мн удостовренія, покамстъ я не простилъ ему этого долга. Черезъ три дня посл того онъ умеръ, до послдней минуты восхищаясь мыслію, что обсчиталъ своего прикащика. ‘Ага!’ прошепталъ онъ, когда докторъ торжественно позвалъ меня проститься съ умирающимъ, ‘вдь дешево вы мн достались!’ Скажите, сэръ, разв палка Осіи Мидвинтера не была мягче этихъ словъ? Сомнваюсь. Итакъ я снова очутился на свобод, во на этотъ разъ съ лучшими задатками для будущаго. Я выучился читать на латинскомъ, греческомъ и нмецкомъ языкахъ, а для рекомендаціи у меня было въ рукахъ письменное свидтельство. Все напрасно! Докторъ былъ правъ: меня не любили въ город. Люди низшаго класса презирали меня за то, что я продавалъ свои услуги скряг за нищенскую плату. Что же касается до людей высшаго общества, то, за исключеніемъ мистера Армаделя, моя особа производила на нихъ при первомъ знакомств (Богъ ветъ, какъ и почему!) постоянно дурное впечатлніе. Изглаживать это впечатлніе я не умлъ, и такимъ образомъ въ хорошее общество мн не было доступа. Весьма можетъ быть, что я растратилъ бы вс свои небольшія сокровища, и что дорогіе ростки моего жалкаго знанія, съ трудомъ пробивавшіеся на свтъ Божій въ продолженіе двухлтнихъ трудовъ и занятій, погибли бы совершенно, еслибы не случилось мн прочесть въ одной мстной газет объявленіе о вызов репетитора въ какую-то школу. Безпощадно скудныя условія, предлагаемыя этимъ заведеніемъ, внушили мн смлость предложить свои услуги, и мсто осталось за мною. Считаю лишнимъ вамъ разказывать, какъ мн жилось тамъ, и что случилось въ послдствіи. Исторія моей жизни доведена до конца, мое прошедшее теперь раскрыто передъ вами, и вы узнали, наконецъ, всю его темную сторону.

Наступило минутное молчаніе. Мидвинтеръ всталъ съ окна, и возвратился къ столу, держа въ рукахъ отцовскую исповдь.

— Изъ этого письма вы узнали, кто я, а мое собственное признаніе открыло вамъ мою прошедшую жизнь, сказалъ онъ, обращаясь къ мистеру Броку, и не садясь на стулъ, который тотъ предлагалъ ему.— Когда я просилъ у васъ позволенія войдти въ эту комнату, я торжественно общалъ высказать передъ вами всю душу. Скажите, сдержалъ ли я слово?

— Въ этомъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія, отвчалъ мистеръ Брокъ.— Вы заслужили полное право на мое довріе и сочувствіе. И я вовсе не имлъ бы сердца, еслибы, зная то, что мн извстно теперь о вашемъ дтств и юности, не раздлялъ чувствъ Аллана къ его другу.

— Благодарю васъ, сэръ, сказалъ Мидвинтеръ просто и серіозно.

При этихъ словахъ онъ слъ у стола напротивъ мистера Брока.

— Черезъ нсколько часовъ вы удете отсюда, продолжалъ онъ.— Если я могу содйствовать тому, чтобы вы ухали съ спокойнымъ сердцемъ, я готовъ на все: между вами еще много осталось недосказаннаго. Мои будущія отношенія къ мистеру Армаделю до сихъ поръ неопредленны, и никто изъ насъ еще не обсудилъ серіознаго вопроса, возбужденнаго письмомъ моего отца.

Онъ остановился и бросилъ нетерпливый взглядъ на свчу, все еще горвшую на стол, несмотря на дневной свтъ. Мужественная попытка говорить спокойно, не упоминая о своихъ собственныхъ чувствахъ, очевидно, становилась ему не подъ силу.

— Быть можетъ, я помогу вашему собственному ршенію, сэръ, продолжалъ онъ,— если сообщу вамъ, какъ ршился я дйствовать относительно мистера Армаделя, по поводу тождественности нашихъ именъ, когда, впервые прочитавъ это письмо, я на столько овладлъ своими чувствами, что сталъ въ состояніи мыслить.

Онъ остановился и во второй разъ нетерпливо посмотрлъ на горвшую свчу.

— Простите ли вы странную прихоть чудака? спросилъ онъ, робко улыбаясь.— Мн хочется погасить свчу: для новаго предмета нужно новое освщеніе.

Съ этими словами онъ задулъ огонь, и въ комнату безпрепятственно полились мягкіе лучи разсвта.

— Еще разъ прошу васъ извинить меня, снова началъ онъ, — если я опять упомяну о себ и о своихъ обстоятельствахъ. Я уже разказывалъ вамъ о попытк моего отчима разыскать меня черезъ нсколько лтъ посл моего побга изъ школы. Онъ ршился на этотъ шагъ не изъ личнаго безпокойства обо мн, но просто въ качеств агента отцовскихъ душеприкащиковъ. Дйствуя по своему благоусмотрнію, они продали наши наслдственныя помстья въ Барбадос (во время освобожденія невольниковъ и раззоренія всхъ Вестъ-Индскихъ владній) за сумму, ежегодно приносимую этими помстьями. При отдач вырученныхъ отъ продажи денегъ въ проценты, они обязаны были отложить извстную сумму на мое воспитаніе. Эта отвтственность подвинула ихъ на попытку отыскать меня, попытку, какъ вамъ уже извстно, безплодную. Немного поздне (это я узналъ уже въ послдствіи) меня публично вызывали по газетамъ, но объявленія этого я никогда не видалъ. Еще поздне, когда уже мн минулъ двадцать одинъ годъ, я прочелъ въ газетахъ другое объявленіе, съ предложеніемъ награды тому, кто представитъ доказательство моей смерти. По достиженіи совершеннолтія, я имлъ право за половину суммы, вырученной отъ продажи имнія, въ случа же моей смерти, деньги вс сполна должны были перейдти къ моей матери. Все это я узналъ отъ стряпчихъ, къ которымъ немедленно отправился. Съ трудомъ удостовривъ ихъ въ своей личности, повидавшись съ отчимомъ, и получивъ отъ матери письмо, которое насъ окончательно разъединило, я былъ признанъ, наконецъ, въ своихъ правахъ, и теперь капиталъ мой хранится въ банк подъ моимъ настоящимъ именемъ.

Мистеръ Брокъ съ любопытствомъ придвинулся къ столу. Онъ начиналъ понимать, къ чему клонился разговоръ его собесдника.

— Дважды въ годъ, продолжалъ Мидвинтеръ,— я долженъ подписывать свое имя при полученіи моихъ доходовъ. Во всякое другое время и при всякихъ другихъ обстоятельствахъ, я могу скрывать свою личность подъ какимъ угодно именемъ. Мистеръ Армадель узналъ меня подъ именемъ Осіи Мидвинтера, и пусть я останусь для него тмъ же Осіею Мидвинтеромъ до конца моей жизни. Каковы бы ни были послдствія нашего настоящаго свиданія, пріобрту ли я ваше довріе, или совершенно его утрачу, только вы можете быть уврены, что воспитанникъ вашъ никогда не узнаетъ страшной тайны, которую я открылъ вамъ. Въ этомъ ршеніи нтъ ничего необыкновеннаго, потому что, какъ вамъ уже извстно, я не приношу никакой жертвы, удерживая за собою свое вымышленное имя. Мое поведеніе также не заслуживаетъ ни малйшихъ похвалъ, оно естественно проистекаетъ изъ чувства благодарности, наполняющаго мое сердце. Взвсьте сами вс обстоятельства этого дла, сэръ, не принимая въ разчетъ моего отвращенія открыть Аллану все случившееся. Если разказать ему исторію нашихъ именъ, то какъ скрыть отъ него преступленіе моего отца? А это послднее обстоятельство неизбжно связано съ исторіей брака мистрисъ Армадель. Мн не разъ приходилось слышать отъ Аллана, какъ нжно чтитъ онъ память своей матери, и я клянусь передъ лицомъ Всемогущаго Бога, что не черезъ меня перестанетъ онъ любить и уважать ее!

Какъ ни просто сказаны были эти слова, они затронули самую чувствительную струну въ сердц священника, воскресивъ въ его воспоминаніи предсмертныя минуты мистрисъ Армадель. Передъ нимъ сидлъ теперь человкъ, противъ котораго она безсознательно вооружала его въ интересахъ своего сына, а между тмъ этотъ самый человкъ добровольно принималъ на себя обязательство хранить ея тайну ради Аллана! Воспоминаніе о его собственныхъ минувшихъ усиліяхъ разорвать дружбу, изъ которой возникло теперь столь благородное ршеніе, промелькнуло упрекомъ въ голов мистера Брока. Въ первый разъ протянувъ руку Мидвинтеру, онъ сказалъ ему съ жаромъ:

— Благодарю васъ и за мать, и за сына.

Вмсто отвта, Мидвинтеръ раскрылъ лежавшую на стол отцовскую рукопись.

— Мн кажется, снова началъ онъ,— я сказалъ вамъ все, что обязанъ былъ сказать, прежде нежели приступить къ обсужденію этого письма. Теперь объяснится все, казавшееся вамъ страннымъ въ моемъ поведеніи относительно васъ и мистера Армаделя. Вы легко поймете, какъ поразилъ меня (когда я еще не зналъ истины) звукъ имени мистера Армаделя, показавшійся мн какъ бы эхомъ моего собственнаго имени. Вы поймете также, что я не ршался назвать себя его соименникомъ лишь для того, чтобы не повредить себ (если не въ его глазахъ, такъ въ вашихъ) признаніемъ, что я явился къ вамъ подъ вымышленнымъ именемъ. Посл всего, слышаннаго вами о моей бродяжнической жизни и о моихъ низкихъ сотоварищахъ, вы, конечно, перестанете удивляться упорному молчанію, которое я хранилъ насчетъ себя въ то время, когда еще не чувствовалъ отвтственности, возлагаемой на меня теперь отцовскою исповдью. Къ этимъ личнымъ объясненіямъ мы можемъ, если вамъ угодно, возвратиться въ другое время. Они не должны отвлекать насъ теперь отъ боле важныхъ интересовъ, которые намъ необходимо уладить до вашего отъзда отсюда. Теперь мы можемъ поговорить….

Голосъ Мидвинтера задрожалъ, и онъ внезапно отвернулся къ окну, чтобы скрыть свое лицо отъ глазъ священника.

— Мы можемъ поговорить теперь, повторилъ онъ, между тмъ какъ рука его, державшая рукопись, замтно дрожала,— объ убійств, совершенномъ на французскомъ корабл и о загробномъ предостереженіи моего отца.

Тихо, почти шопотомъ, какъ бы боясь разбудить Аллана, спавшаго въ сосдней комнат, онъ прочелъ послднія, ужасныя слова, записанныя въ Вильдбад рукою Шотландца со словъ его отца:

‘Избгай вдовы умерщвленнаго мною человка, если она еще въ живыхъ. Избгай двушки, злодйская рука которой устранила препятствіе къ этому браку, если эта двушка еще находится у нея въ услуженіи. Но боле всего избгай человка, который носитъ одно съ тобою имя. Не повинуйся своему лучшему благодтелю, если этотъ благодтель сблизитъ тебя съ твоимъ соименникомъ. Брось любимую женщину, если она будетъ связью между имъ и тобою. Скрывайся отъ него подъ вымышленнымъ именемъ. Огради себя отъ него горами и морями. Будь неблагодаренъ, будь злопамятенъ, словомъ, будь всмъ, что окажется противнымъ твоей собственной мягкой натур, но не живи только подъ одною съ нимъ кровлей, не дыши однимъ съ нимъ воздухомъ. Пусть никогда не сойдутся въ этомъ мір два Аллана Армаделя: никогда, никогда, никогда!’

Прочитавъ эти строки, онъ оттолкнулъ отъ себя рукопись, не поднимая глазъ. Роковая скрытность, съ которою онъ такъ успшно боролся нсколько минутъ тому назадъ, снова овладла имъ. Глаза его приняли блуждающее выраженіе, голосъ понизился, и всякій посторонній человкъ, выслушавшій его исторію и взглянувшій на него въ эту минуту, наврное подумалъ бы: ‘У него лукавый взглядъ, увертливыя манеры, онъ врное подобіе своего отца.’

— Позвольте спросить васъ, сказалъ мистеръ Брокъ, первый нарушая молчаніе:— для чего прочли вы сейчасъ этотъ отрывокъ изъ письма вашего отца?

— Чтобы принудить себя сказать вамъ правду, былъ отвтъ.— Прежде нежели вы согласитесь на мою дружбу съ мистеромъ Армаделемъ, вы должны знать, на сколько есть во мн отцовскихъ наклонностей. Я получилъ это письмо вчера утромъ. Оно смутило меня какимъ-то тайнымъ предчувствіемъ, и не вскрывая его, я пошелъ съ нимъ къ морскому берегу. Врите ли вы, что мертвецы могутъ возвращаться въ тотъ міръ, гд они нкогда жили? Что касается до меня, то я врю, что мой отецъ являлся мн въ это свтлое утро сквозь ослпительное сіяніе солнца, при сладостномъ ропот веселыхъ волнъ, и наблюдалъ за мною, когда я читалъ это письмо. Дошедъ до этихъ словъ, которыя вы слышали сію минуту, и вспомнивъ, что исходъ, предвиднный отцомъ моимъ, дйствительно наступилъ теперь, я почувствовалъ, что ужасъ, овладвшій имъ въ его послднія минуты, сталъ овладвать и мною. Во мн началась та самая внутренняя борьба, которой онъ желалъ и ожидалъ. Я пытался сдлаться тмъ, что противно моей собственной мягкой натур, я пытался равнодушно думать объ огражденіи себя горами и морями отъ моего соименника. Много часовъ провелъ я на берегу моря, не ршаясь вернуться назадъ, во избжаніе встрчи съ Алланомъ Армаделемъ. Когда же я возвратился, наконецъ, домой и встртилъ Аллана на лстниц, мн кажется я взглянулъ на него такъ, какъ мой отецъ смотрлъ на его отца, запирая дверь каюты. Судите объ этомъ, какъ знаете. Скажите, пожалуй, что я наслдовалъ отъ отца его языческую вру въ fatum древнихъ. Я не стану вамъ противорчить, я не стану отрицать, что въ продолженіе всего вчерашняго дня его суевріе было моимъ суевріемъ. И ночь наступила, а я все еще не могъ осилить своего волненія, но, наконецъ, въ ум моемъ возникли боле спокойныя и свтлыя мысли. Вы можете похвалить меня, сэръ, за то что я сумлъ, наконецъ, освооодиться отъ вліянія этого ужаснаго письма. И знаете ли, что помогло мн?

— Размышленіе?

— Я не могу размышлять о своихъ чувствахъ.

— Молитва?

— Я не способенъ былъ молиться.

— Однако, что-нибудь да навело же васъ на лучшія чувства и на боле врный взглядъ?

— Да, было нчто.

— Что же именно?

— Любовь моя къ Аллану Армаделю.

Произнося эти слова, онъ бросилъ сомнительный, почти робкій взглядъ на мистера Брока, и внезапно вставъ изъ-за стола, вернулся къ окну.

— И разв нтъ причинъ мн любить его? спросилъ онъ, отвернувшись отъ священника.— Разв я мало его знаю, разв мало онъ сдлалъ для меня до сихъ поръ? Вспомните, что перенесъ я отъ другихъ людей и поймите, что я долженъ былъ чувствовать, когда впервые протянулась ко мн его рука, когда впервые зазвучалъ его голосъ въ комнат больнаго, безпріютнаго бродяги? Какъ поступали со мною чужіе люди въ продолженіе моего дтства? Ихъ руки протягивались ко мн дашь для угрозы и побоевъ. Его же рука поправляла мою подушку и подносила мн пищу и питье. Какъ говорили со мною чужіе люди, когда я росъ и самъ готовился быть человкомъ? Они только издвались надо мною, осыпали меня бранью и перешептывались по угламъ съ низкимъ недовріемъ. Его же голосъ говорилъ мн: ‘Ободритесь, Мидвинтеръ! Мы васъ скоро поставимъ на ноги. Черезъ недлю вы уже въ состояніи будете выхать покататься со мною по нашимъ соммерсетширскимъ улицамъ!’ Вспомните, сэръ, о палк Цыгана, о негодяяхъ смявшихся надо мною, въ то время, какъ я проходилъ подъ ихъ окнами съ моею мертвою собачкой на рукахъ, вспомните о моемъ прежнемъ хозяин, который на смертномъ одр своемъ отнялъ у меня мсячное жалованье, и скажите по чистой совсти, искрененъ ли былъ несчастный бродяга, сказавъ, что, онъ любитъ Аллана Армаделя, поступавшаго съ нимъ какъ съ ровнею и съ другомъ? Да, я люблю его! Я долженъ это высказать, я не могу этого скрывать. Я люблю самую землю, по которой онъ ступаетъ! Я отдалъ бы жизнь свою,— да, ту жизнь, которую любовь его сдлала для меня счастливою и драгоцнною,— говорю вамъ, я отдалъ бы за него жизнь свою…

Онъ не могъ продолжать боле, имъ овладлъ истерическій припадокъ, и слова замерли на его губахъ. Одна изъ его рукъ съ умоляющимъ жестомъ протянулась къ мистеру Броку, голова припала къ окну, и онъ залился слезами.

Но и тутъ далъ себя почувствовать суровый опытъ его жизни. Онъ не надялся на сочувствіе, онъ не разчитывалъ на сострадательное уваженіе человка къ человческой слабости. Жестокая необходимость самообладанія не покидала его ума, между тмъ какъ слезы струились по его щекамъ.

— Повремените минутку, сказалъ онъ, едва внятно.— Черезъ минуту я пересилю себя и уже не стану боле безпокоить васъ подобнымъ образомъ.

Врный принятому ршенію, черезъ минуту онъ дйствительно овладлъ своими чувствами и скоро въ состояніи былъ говорить спокойно.

— Возвратимся къ тмъ лучшимъ мыслямъ, которыя привели меня въ вашу комнату, продолжалъ онъ.— Я могу только повторить вамъ, сэръ, что никогда не отршился бы я отъ долга, возлагаемаго на меня этимъ письмомъ, еслибы не любилъ Аллана Армаделя всею силою братской любви. Я сказалъ себ: ‘Если мысль о разлук съ нимъ раздираетъ твое сердце, стало-быть мысль эта дурная!’ Уже нсколько часовъ прошло съ тхъ поръ, какъ возникло во мн это убжденіе, и оно остается во мн до настоящей минуты. Я не могу, я не хочу врить, чтобы дружба, возникшая, съ одной стороны, изъ состраданія, съ другой — изъ благодарности, могла повести къ дурному концу. Я придаю важное значеніе тмъ страннымъ обстоятельствамъ, которыя сдлали насъ соименниками, которыя свели насъ вмст и привязали другъ къ другу, и которыя въ послдствіи случались съ каждымъ изъ насъ отдльно. Они вс въ моихъ глазахъ имютъ между собою таинственную связь, но они не могутъ устрашить меня. Я не хочу врить, чтобъ эти событія случились по вол рока для какой-либо дурной цли, напротивъ, я хочу врить, что они совершились по вол Провиднія для какой-либо благой цли. Вы священникъ, будьте же судьею между умершимъ отцомъ, слова котораго сохранились въ этой рукописи, и его сыномъ, который говоритъ съ вами въ настоящую минуту! Что я такое, по вашему мннію теперь, когда два Аллана Армаделя опять сошлись во второмъ поколніи: орудіе ли въ рукахъ судьбы, или орудіе въ рукахъ Божіихъ? Что предназначено мн исполнить теперь, когда я уже дышу однимъ воздухомъ, живу подъ одною кровлей съ сыномъ человка, убитаго моимъ отцомъ: увковчить ли преступленіе отца моего нанесеніемъ смертельнаго вреда моему соименнику, или искупить это преступленіе, посвятивъ Аллану всю жизнь мою? Послднее изъ этихъ двухъ убжденій есть и навсегда останется моимъ убжденіемъ, что бы ни случилось впереди. Въ силу этого лучшаго убжденія я пришелъ сюда, чтобы поврить вамъ тайну моего отца и разказать исторію моей собственной безотрадной жизни. Въ силу этого лучшаго убжденія, я могу смло предложить вамъ одинъ простой вопросъ, который и срставляетъ прямую цль моего свиданія съ вами. Вашъ воспитанникъ стоитъ теперь на рубеж новой жизни въ совершенно одинокомъ положеніи, всего нужне ему теперь товарищъ-сверстникъ, на дружбу котораго онъ могъ бы положиться. Пришло время ршить, сэръ, могу ли я быть этимъ товарищемъ, или нтъ. Посл всего, что вы узнали объ Осіи Мидвинтер, скажите мн прямо и откровенно: ршитесь ли вы поручите моей дружб Аллана Армаделя?

На этотъ смлый и прямой вопросъ мистеръ Брокъ отвчалъ съ одинаковою смлостію и прямотою.

— Я убжденъ, что вы любите Аллана, сказалъ онъ,— и что говоря со мною вы были искренни. Человкъ, который произвелъ на меня такое впечатлніе, иметъ право на мое полное довріе, и я довряю вамъ.

Мидвинтеръ вскочилъ съ своего мста. Яркая краска разлилась по его смуглому лицу, глаза его заблистали и на этотъ разъ прямо посмотрли въ лицо священнику.

— Огня! закричалъ онъ, отрывая одну за другою страницы рукописи отъ скрплявшей ихъ нити.— Уничтожимъ эту послднюю связь, соединяющую насъ съ ужаснымъ прошедшимъ! Пусть эта исповдь обратится въ пепелъ, прежде нежели мы разстанемся!

— Подождите! сказалъ мистеръ Брокъ.— Я нахожу нужнымъ еще разъ просмотрть это письмо, прежде чмъ обрекать его на сожженіе.

Разрозненныя страницы рукописи выпали изъ рукъ Мидвинтера. Мистеръ Брокъ поднялъ ихъ и сталъ заботливо приводить въ порядокъ.

— На суевріе отца вашего я смотрю такъ же, какъ и вы,— сказалъ священникъ.— Но вамъ сдлано здсь предостереженіе, которымъ не слдуетъ пренебрегать какъ ради себя, такъ и ради Аллана. Уничтоживъ эту рукопись, вы не уничтожите вмст съ нею послдней связи съ прошедшимъ. Одно изъ дйствующихъ лицъ, принимавшихъ участіе въ этой драм обмана и смертоубійства, еще находится въ живыхъ. Прочтите эти слова.

Онъ подвинулъ къ нему черезъ столъ тетрадь, указывая пальцемъ на одно мсто. Въ волненіи своемъ Мидвинтеръ ошибся строкою, и прочелъ слдующее: ‘Избгай вдовы умерщвленнаго мною человка, если она еще въ живыхъ.’

— Не эта строка, сказалъ священникъ,— читайте слдующую.

Мидвинтеръ прочелъ ее: ‘Избгай двушки, злодйская рука которой устранила препятствіе къ этому браку, если эта двушка еще находится у нея въ услуженіи.’

— Горничная и госпожа, сказалъ мистеръ Брокъ,— разстались со времени замужства послдней, но он снова встртились въ прошедшемъ году въ Соммерсетшир, въ дом мистрисъ Армадель. Я самъ видлъ эту женщину въ нашей деревн и знаю, что ея посщеніе ускорило конецъ мистрисъ Армадель. Погодите немного, успокойтесь, я вижу, что смутилъ васъ.

Мидвинтеръ сидлъ молча, краска на его щекахъ смнялась мертвенною блдностію, а блескъ его ясныхъ черныхъ глазъ начиналъ меркнуть и исчезать. Слова священника произвели на него не одно мимолетное впечатлніе, на лиц его выражалось боле чмъ сомнніе, на немъ написана была тревога, между тмъ какъ онъ сидлъ углубленный въ самого себя. Ужь не возобновилась ли въ немъ борьба предшествовавшей ночи? Ужь не поддался ли онъ опять ужасу наслдственнаго суеврія?

— Не можете ли вы предостеречь меня отъ нея? спросилъ онъ, наконецъ, мистера Брока, посл длинной паузы.— Не можете ли вы назвать мн ея имя?

— Я могу сообщить вамъ лишь то, что я слышалъ отъ самой мистрисъ Армадель, отвчалъ священникъ.— Женщина эта сообщила своей бывшей госпож, что въ длинный промежутокъ времени между ихъ разлукою и свиданіемъ, она была замужемъ, но ни слова боле не проронила она о своей прошедшей жизни. Подъ предлогомъ крайней нужды, она пришла просить денегъ у мистрисъ Армадель, и получивъ ихъ, оставила ея домъ, положительно отказавшись открыть ей свою настоящую фамилію.

— Вы сами видли ее въ деревн, говорите вы? Не можете ли вы описать мн ея лицо?

— Она была подъ вуалемъ.

— Но вы можете, наконецъ, передать мн то, что вамъ удалось въ ней замтить?

— Конечно. Она была стройна, граціозна и немного повыше средняго роста. Когда она обратилась ко мн съ просьбою указать ей квартиру мистрисъ Армадель, я замтилъ, что она имла изящныя манеры, и что голосъ ея былъ необыкновенно нженъ и вкрадчивъ. Наконецъ, мн помнится, что на ней былъ густой, черный вуаль, черная шляпка, черное шелковое платье и пунцовая шаль. Вполн сознаю, какъ важно было бы для васъ получить о ней боле точное и врное описаніе. Но, къ несчастію….

Тутъ онъ остановился. Мидвинтеръ жадно слушалъ его, перегнувшись черезъ столъ, и внезапно положилъ свою руку на руку ректора.

— Неужели эта женщина вамъ знакома? спросилъ его мистеръ Брокъ, удивленный внезапною въ немъ перемной.

— Нтъ.

— Но что же поразило васъ такъ въ моихъ словахъ?

— Помните ли вы женщину, бросившуюся недавно въ Темзу съ рчнаго парохода? спросилъ Мидвинтеръ,— женщину, причинившую цлый рядъ смертей, которыя открыли Аллану Армаделю путь къ обладанію Торпъ-Амброзскимъ помстьемъ?

— Я помню описаніе ея въ полицейскомъ отчет, отвчалъ ректоръ.

— Эта женщина, продолжалъ Мидвинтеръ, была также граціозна и стройна. На этой женщин былъ также черный вуаль, черная шляпка, черное шелковое платье и пунцовая шаль.

На этихъ словахъ онъ остановился, выпустилъ изъ своей руки руку мистера Брока и порывисто слъ на свое мсто.

— Неужели это та самая? прошепталъ онъ, говоря съ самимъ собою.— Неужели есть рокъ, невидимо преслдующій людей? И не преслдуетъ ли онъ насъ въ образ этой женщины? Если это предположеніе было справедливо, то единственное событіе въ прошедшемъ, не имвшее, повидимому, никакой связи съ остальными событіями, становилось именно тмъ недостающимъ звеномъ, которое завершало бы собою всю цпь. Здравый смыслъ мистера Брока инстинктивно возсталъ противъ такого страшнаго заключенія. Онъ взглянулъ на Мидвинтера съ сострадательною улыбкой.

— Молодой другъ мой, сказалъ онъ ласково,— дйствительно ли освободились вы отъ всякаго суеврія? Достойны ли эти слова того лучшаго, благороднаго ршенія, которое вы приняли вечеромъ.

Голова Мидвинтера поникла на грудь, краска снова выступила на его лиц, и онъ тяжело вздохнулъ.

— Вы уже начинаете сомнваться въ моей искренности, сказалъ онъ.— Я не смю порицать васъ за это.

— Довріе мое къ вашей искренности ни чуть не поколебалось, отвчалъ мистеръ Брокъ.— Я сомнваюсь лишь въ томъ, на столько ли вы укрпили слабыя стороны вашей натуры, на сколько вамъ это кажется. Мало ли на свт людей, которые несравненно чаще васъ падали въ борьб съ самими собою, и однако выходили изъ нея, наконецъ, побдителями. Я не порицаю васъ, и не чувствую къ вамъ недоврія. Я только обращаю ваше вниманіе на случившееся, чтобы предостеречь васъ противъ самихъ себя. Успокойтесь, успокойтесь! Призовите на помощь свой здравый смыслъ, и тогда вы согласитесь со мною, что нтъ никакого очевиднаго доказательства, чтобы женщина виднная мною въ Соммерсетшир была тою самою женщиной которая бросилась въ Темзу. Мн ли, старику, напоминать юнош, подобному вамъ, что въ Англіи найдется много стройныхъ женщинъ, которыя скромно одваются въ черныя шелковыя платья и въ красныя шали?

Мидвинтеръ съ жадностью ухватился за этотъ доводъ, будь мистеръ Брокъ боле строгимъ судьею человческой природы, ему, быть-можетъ, не понравилась бы такая поспшность.

— Вы совершенно правы, сэръ, сказалъ молодой человкъ, а я кругомъ виноватъ. Цлые десятки тысячъ женщинъ, какъ вы замтили, соотвтствуютъ этому описанію. Я только даромъ терялъ время въ пустыхъ бредняхъ, между тмъ какъ мн слдовало тщательно собирать факты. Если эта женщина когда-либо вздумаетъ пробраться къ Аллану, я долженъ быть наготов, чтобы преградить ей дорогу.

Онъ сталъ съ безпокойствомъ просматривать разрозненные листки рукописи, и наконецъ, сосредоточилъ все свое вниманіе на одной страниц.

— Вотъ это приводитъ меня къ довольно положительнымъ результатамъ, продолжалъ онъ: — это опредляетъ мн ея настоящій возрастъ. Въ годъ замужства мистрисъ Армадель ей было двнадцать лтъ, годъ спустя, когда родился Алланъ, ей минуло тринадцать, а если прибавить къ этой цифр настоящій возрастъ Аллана (двадцать два года), мы получимъ и настоящій возрастъ этой женщины, то-есть тридцать пять лтъ. Итакъ, лта ея опредлены, и я знаю, сверхъ того, что она иметъ причины умалчивать о своей замужней жизни. Для начала и это хорошо, а въ послдствіи, можетъ-быть, мы узнаемъ и боле.

Онъ взглянулъ на мистера Брока съ просіявшимъ лицомъ.

— Правильно ли я сужу теперь, сэръ? и стараюсь ли я воспользоваться предостереженіемъ, которымъ вы удостоили меня?

— Вы только оправдываете вашъ здравый смыслъ, отвчалъ мистеръ Брокъ, дйствуя противъ пылкости воображенія Мидвинтера и стараясь внушить ему свойственное всмъ Англичанамъ недовріе къ этой благороднйшей изъ человческихъ способностей.— Вы пролагаете себ путь къ боле счастливой жизни.

— Вы думаете? задумчиво спросилъ тотъ, и порывшись немного въ бумагахъ, досталъ еще одну разрозненную страницу.

— А корабль! воскликнулъ онъ вдругъ, снова мняясь въ лиц и во всей наружности.

— Какой корабль? спросилъ священникъ.

— Корабль, на которомъ совершено было преступленіе, отвчалъ Мидвинтеръ, въ первый разъ обнаруживая нетерпніе.— Корабль, на которомъ смертоносная рука моего отца заперла дверь каюты.

— Что же вы хотите сказать этимъ? спросилъ мистеръ Брокъ.

Мидвинтеръ, повидимому, не слыхалъ вопроса, глаза его впились въ страницу, которую онъ читалъ.

— Французское судно, занимавшееся перевозкою строеваго лса, проговорилъ онъ, обращаясь къ самому себ:— французское судно, называемое La Grce de Dieu. Еслибъ убжденіе отца моего было справедливо, еслибы рокъ преслдовалъ меня шагъ-за-шагомъ изъ его могилы, то въ одномъ изъ моихъ путешествій я наврное попалъ бы на этотъ корабль.

Онъ снова взглянулъ на мистера Брока.

— Теперь я убжденъ, сказалъ онъ,— что эти дв женщины — два совершенно разныя существа.

Мистеръ Брокъ покачалъ головою.

— Я радъ, что вы пришли къ такому заключенію, сказалъ онъ, — но мн пріятне было бы, еслибы вы дошли до него другимъ путемъ.

Мидвинтеръ порывисто вскочилъ съ своего мста, и схвативъ рукопись обими руками, бросилъ ее въ пустой каминъ.

— Ради самого Бога, позвольте мн сжечь ее! воскликнулъ онъ.— До тхъ поръ, пока отъ этого письма будетъ оставаться хоть одна страница, я не перестану читать ее, и противъ своей воли буду подчиняться отцовскому вліянію!

Мистеръ Брокъ указалъ ему на коробку съ зажигательными спичками, и черезъ минуту рукопись вспыхнула. Когда догорлъ послдній клочекъ бумаги, Мидвинтеръ вздохнулъ свободне.

— Теперь я могу сказать какъ Макбетъ: ‘Я умеръ, чтобы стать новымъ человкомъ!’ воскликнулъ онъ съ лихорадочною веселостью.— Вы, кажется, утомились, сэръ, да и не мудрено, прибавилъ онъ, понижая голосъ. Я слишкомъ долго заставилъ васъ бодрствовать и не хочу удерживать васъ доле. Будьте уврены, что я не забуду вашихъ наставленій, будьте уврены, что я не допущу къ Аллану никакого врага, все равно, женщина ли то будетъ, или мущина. Благодарю васъ, мистеръ Брокъ, тысячу, тысячу разъ благодарю васъ! Я вошелъ въ эту комнату самымъ жалкимъ существомъ въ мір, но ухожу отсюда счастливе птицъ небесныхъ, что поютъ теперь на вол!

Въ ту минуту какъ онъ подходилъ къ двери, лучи восходящаго солнца полились въ окно и освтили груду пепла, чернвшагося въ камин. Воспріимчивое воображеніе Мидвинтера мгновенно воспламенилось при этомъ зрлищ.

— Взгляните! воскликнулъ онъ радостно,— какъ заря будущаго сіяетъ надъ пепломъ прошедшаго!

Необъяснимое чувство жалости къ человку, который въ настоящую минуту своей жизни, казалось, мене всего нуждался въ состраданіи, проникла въ сердце священника, когда дверь затворилась за его собесдникомъ, и онъ остался одинъ.

— Бдняга! проговорилъ мистеръ Брокъ, пугаясь своего собственнаго сострадательнаго порыва.— Бдняга!

III. День и ночь.

Прошло утро, прошелъ полдень, и мистеръ Брокъ отправился въ путь.

Проводивъ ректора до Дугласа, молодые люди вернулись въ Кассльтоунъ, и у дверей гостиницы разстались, Алланъ направился къ гавани, чтобы взглянуть на свою яхту, а Мидвинтеръ вошелъ въ гостиницу, чтобъ отдохнуть посл безсонной ночи. Онъ спустилъ сторы, закрылъ глаза, но сонъ не являлся. Въ этотъ первый день отсутствія ректора, его впечатлительная натура слишкомъ преувеличивала отвтственность, возложенную на него мистеромъ Брокомъ. Нервная боязнь оставить Аллана одного, хотя бы то было на нсколько часовъ, навела на него такую тоску и безсонницу, что для успокоенія своего онъ ршился встать и пойдти взглянуть на своего друга.

Починка маленькаго судна уже приближалась къ концу. Былъ прохладный, ясный день, земля блистала, море синло, кудрявыя волны весело подпрыгивали въ сіяніи солнца, а работники распвали, занимаясь своимъ дломъ. Спустившись въ каюту, Мидвинтеръ увидалъ своего друга, дятельно хлопотавшаго о приведеніи комнаты въ надлежащій порядокъ. Будучи отъ природы наимене систематическимъ изъ смертныхъ, Алланъ повременамъ проникался сознаніемъ преимуществъ порядка, и въ такихъ случаяхъ опрятность его доходила до сумасбродства. Въ настоящую минуту онъ стоялъ на колнахъ, весь погруженный въ свое дло, и съ неистовою энергіей разрушалъ маленькій уютный міръ каюты, чтобы привести его въ первобытное хаотическое состояніе.

— Вотъ такъ каша! произнесъ Алланъ, спокойно поднимаясь на горизонт имъ же самимъ созданнаго безпорядка.— Знаете ли, мой милый, я начинаю думать, что лучше бы мн оставить все это въ поко.

Мидвинтеръ улыбнулся, и поспшилъ на помощь къ своему другу, съ проворною ловкостью, свойственною морякамъ.

Первый предметъ, подвернувшійся ему подъ руку, былъ туалетный ящикъ Аллана, опрокинутый вверхъ дномъ, часть принадлежностей его валялась на полу, рядомъ съ половыми щетками и каминною метлой. Осторожно укладывая въ ящикъ вс его принадлежности, Мидвинтеръ неожиданно увидалъ миніатюрный портретъ старинной овальной формы, вставленный въ оправу изъ мелкихъ брилліантовъ.

— Вы, кажется, не очень дорожите этою вещью, сказалъ онъ.— Что это такое?

Алланъ, наклонившись надъ его плечомъ, взглянулъ на миніатюру.

— Эта вещь принадлежала моей матери, отвчалъ онъ,— и я чрезвычайно дорожу ею. Это портретъ моего отца.

Рзко всунувъ миніатюру въ руки Аллана, Мидвинтеръ удалился на противоположный конецъ каюты.

— Вамъ лучше самому уложить вашъ туалетный ящикъ, сказалъ онъ, оборачиваясь спиною къ Аллану.— Я стану убирать каюту съ этого конца, а вы убирайте съ того.

И онъ началъ приводить въ порядокъ вещи, валявшіяся на стол и на полу. Но судьба повидимому ршила во что бы то ни стало наталкивать его въ это утро на предметы, составлявшіе личную собственность Аллана. Прежде всего ему попалась табачная банка, заткнутая вмсто пробки письмомъ, которое, судя по объему, заключало въ себ нсколько другихъ писемъ.

— Извстно ли вамъ, что вы сюда положили? спросилъ онъ.— Важное письмо это или нтъ?

Алланъ сейчасъ же узналъ его. Это было первое письмо изъ корреспонденціи, полученной имъ на остров Ман, и по поводу котораго онъ сказалъ однажды мимоходомъ: ‘Опять пристаютъ эти несносные стряпчіе!’ позабывъ вслдъ затмъ съ своею обычною безпечностью и свое замчаніе, и самое письмо.

— Вотъ что значитъ быть особенно заботливымъ! сказалъ Алланъ: — вотъ вамъ примръ моей необыкновенной предусмотрительности. Вы, можетъ-быть, не поврите этому, но я нарочно положилъ сюда это письмо. ‘Всякій разъ, думаю себ, какъ пойду въ банку, я увижу письмо, а какъ увижу письмо, то и вспомню, что на него нужно отвтить.’ Нечего смяться, это было весьма благоразумное распоряженіе. Только я не могъ припомнить, куда я поставилъ банку. Ужь не завязать ли мн на этотъ разъ узелокъ въ носовомъ платк? Какъ вы думаете? У васъ удивительная память, мой милый. Напомните мн объ этомъ письм какъ-нибудь въ продолженіе дня, въ случа если и узелъ мн не поможетъ.

Съ отъзда мистера Брока, Мидвинтеръ въ первый разъ нашелъ возможность съ пользою замнить для Аллана мсто его наставника.

— Вотъ вамъ чернильница, сказалъ онъ:— почему бы не отвчать вамъ на это письмо сейчасъ же? Откладывая это дло до другаго раза, вы рискуете снова позабыть о немъ.

— Совершенно справедливо, отвчалъ Алланъ.— Но хуже всего то, что я не знаю что мн писать. Мн нуженъ совтъ. Сядьте-ка сюда, и я разкажу вамъ въ чемъ дло.

Съ громкимъ юношескимъ смхомъ, на который отозвался и Мидвинтеръ, заразившійся веселостью своего друга, Алланъ сбросилъ съ дивана груду разныхъ вещей, наваленныхъ на него въ безпорядк, и опорожнилъ мсто для себя и для Мидвинтера. Въ полномъ разгар юношеской веселости они сли толковать о письм, заткнутомъ въ табачную банку. Это была достопамятная минута для обоихъ, какъ ни легко смотрли они на нее въ ту пору. Не покидая своего мста, они сдлали первый безвозвратный шагъ по темному и извилистому пути ихъ будущей жизни.

Вотъ въ краткихъ словахъ изложеніе вопроса, по поводу котораго Алланъ вугкдался въ совт своего друга:

Въ то время, какъ совершались различныя формальности по длу о наслдств Торпъ-Амброза, а его новый владлецъ жилъ въ Лондон, возникъ вопросъ о выбор управляющаго. Прежній управитель, не теряя времени, написалъ къ Аллану, предлагая ему свои услуги. Хотя онъ былъ весьма дльный и вполни надежный человкъ, онъ, однако, не попалъ въ милость къ новому владльцу Дйствуя какъ всегда подъ вліяніемъ перваго побужденія, и ршившись во что бы то ни стало навсегда поселить Мидвинтера въ Торпъ-Амброз, Алланъ уврилъ себя, что мсто управляющаго какъ нельзя боле годится для его друга, по той простой причин, что оно обязало бы Мидвинтера жить съ нимъ въ помсть. Въ силу этого ршенія молодой Армадель отказался отъ предлагаемыхъ ему услугъ, не посовтовавшись съ мистеромъ Брокомъ, неодобренія котораго онъ весьма справедливо опасался, и ничего не сказавъ Мидвинтеру, который, будучи предоставленъ своему собственному выбору, вроятно, отказался бы принять должность, совершенно не соотвтствующую его прежнимъ занятіямъ. За этимъ ршеніемъ началась переписка, породившая два новыя затрудненія, повидимому, довольно серіозныя, но которыя Алланъ, съ помощью своихъ стряпчихъ, сумлъ легко разршить. Первое изъ нихъ, касавшееся проврки счетовъ уволеннаго управляющаго, улажено было отправкою въ Торпъ-Амброзъ опытнаго бухгалтера, вторую же заботу, объ извлеченіи какой-либо выгоды изъ дома, очищеннаго управляющимъ (Алланъ разчитывалъ жить подъ одною кровлей съ Мидвинтеромъ), взялся устранить фамильный агентъ торпъ-амброзскихъ владльцевъ, жившій въ сосднемъ город. Ему поручено было найдти для этой мызы жильцовъ. При отъзд Аллана изъ Лондона, дло оставалось въ этомъ положеніи, и онъ совершенно выбросилъ его изъ головы, какъ вдругъ стряпчіе переслали ему на островъ Манъ два одновременно полученныя ими предложенія, прося его увдомить ихъ въ наискорйшемъ времени, котораго изъ двухъ жильцовъ желаетъ онъ принять.

Отложивъ на нсколько дней всякое попеченіе объ этомъ предмет, но вынужденный теперь окончательно ршить дло, Алланъ показалъ своему другу оба письма, и вкратц изложивъ ему вс обстоятельства, просилъ удостоить его дружескимъ совтомъ. Вмсто того чтобы заняться разсмотрніемъ писемъ, Мидвинтеръ пребезцеремонно отодвинулъ ихъ въ сторону, и предложилъ Аллану два естественные, но весьма неловкіе вопроса о томъ, кого онъ готовитъ въ новые управляющіе, и зачмъ онъ хочетъ помстить этого управляющаго у себя въ дом?

— Я все вамъ разкажу, какъ мы прідемъ въ Торпъ-Амброзъ, сказалъ Алланъ.— А покамстъ довольствуйтесь тмъ, что этотъ управляющій называется X. Y. Z., и что онъ будетъ жить со мною, такъ какъ я чертовски проницателенъ и намренъ держать его у себя на глазахъ. Чему вы удивляетесь? Я знаю его очень хорошо, съ нимъ нужна большая деликатность. Еслибъ я предложилъ ему это мсто заране, то его скромность заставила бы его сказать нтъ. Но такъ какъ я навяжу ему эту должность невзначай, и подъ рукою у него не найдется человка, которому можно было бы ее передать, то онъ по невол долженъ будетъ блюсти мои интересы и сказать да! X. Y. Z., скажу вамъ, далеко не дурной малый. Вы увидите его, когда мы прідемъ въ Торпъ-Амброзъ, и мн сдается, что вы съ нимъ коротко сойдетесь.

Алланъ такъ плутовски подмигивалъ глазами, въ голов его было столько добродушнаго лукавства, что человкъ боле самоувренный и боле избалованный судьбою, сейчасъ разгадалъ бы его тайну. Что же касается до Мидвинтера, онъ такъ же далекъ былъ отъ истины, какъ т плотники, которые въ это время работали надъ его головою на палуб яхты.

— Разв нтъ теперь въ имніи управляющаго? спросилъ онъ, причемъ на лиц его ясно отражалось, что онъ недоволенъ отвтомъ Аллана.— Неужели никто не занимался все это время длами?

— Ничуть не бывало! возразилъ Алланъ.— Дла идутъ, какъ говорится, на всхъ парусахъ. Право, я не шучу, я только выражаюсь метафорически. Счетными книгами завдуетъ опытный бухгалтеръ, а разъ въ недлю въ контору является клеркъ моего стряпчаго. Чтожь, разв можно это называть запущеніемъ? Оставьте покамстъ новаго управляющаго въ поко, и скажите-ка мн лучше, котораго изъ двухъ жильцовъ предпочли бы вы на моемъ мст.

Мидвинтеръ взялъ письма и сталъ внимательно ихъ просматривать.

Первое предложеніе было отъ фамильнаго адвоката торпъ-амброзскихъ владльцевъ, того самаго, который первый извстилъ Аллана о доставшемся ему наслдств. Онъ писалъ собственноручно, говоря что давно восхищается мызой, которая дйствительно отличалась прелестнымъ мстоположеніемъ. Этотъ джентльменъ былъ старый холостякъ, весь погруженный въ дла, и желавшій проводить въ сельскомъ уединеніи часы свободные отъ занятій. Въ конц письма онъ бралъ на себя смлость уврить мистера Армаделя, что въ лиц его послдній пріобртетъ для себя смирнаго сосда, а для своей мызы благонадежнаго и заботливаго жильца. Второе предложеніе, адресованное на имя упомянутаго торпъ-амброзскаго агента, шло отъ совершенно посторонняго человка. Это былъ отставной армейскій офицеръ, нкто майоръ Мильрой. Семейство его состояло изъ больной жены и единственной дочери — молодой двушки. Представленныя имъ удостовренія были вполн удовлетворительны, и онъ не мене адвоката желалъ удержать за собою мызу, уединенное положеніе которой какъ нельзя боле соотвтствовало слабому здоровью мистрисъ Мильрой.

— Ну, такъ какъ же? Какой профессіи долженъ я отдать предпочтеніе? спросилъ Алланъ: — арміи, или адвокатур?

— Мн кажется, тутъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія, сказалъ Мидвинтеръ: — адвокатъ уже давно съ вами въ переписк, и слдовательно, его права законне.

— Ужь я зналъ, что вы это скажете! Сколько разъ мн ни приходилось просить у людей совта, всегда они противорчили моему собственному взгляду. Вотъ хоть бы этотъ вопросъ о найм мызы. Я совершенно на сторон другаго жильца, и стою за майора.

— Но почему?

Молодой Армадель указалъ пальцемъ на ту часть письма агента, гд говорилось о семейств майора Мильроя, и гд стояли слова: ‘молодая двушка’.

— Степенный холостякъ, прогуливающійся по моимъ владніямъ, будетъ для меня далеко не интереснымъ зрлищемъ, сказалъ Алланъ, между тмъ какъ молодая двушка совсмъ другое дло. Я убжденъ, что миссъ Мильрой очаровательна. Слушайте, Осія Мидвинтеръ, рыцарь печальнаго образа! Вообразите себ какъ она будетъ порхать между моими деревьями въ своемъ хорошенькомъ кисейномъ платьиц и производить безпорядки въ моихъ владніяхъ! Вообразите себ, какъ она будетъ пробираться своими очаровательными маленькими ножками въ мой фруктовый садъ, прижимать свои прелестныя, свжіи губки къ моимъ персикамъ, обрывать своими пухленькими ручками мои первыя фіялки, и прятать свой бленькій носикъ въ букетахъ свжихъ розъ! Что же предлагаетъ мн степенный холостякъ взамнъ всхъ этихъ прелестей? Видъ желтаго, ревматическаго существа въ штиблетахъ и парик! Нтъ! нтъ! судьи хорошіе люди, но миссъ Мильрой лучше.

— Можете ли вы о чемъ-ни будь въ мір говорить серіозно, Алланъ?

— Пожалуй, попробую, если хотите. Я очень хорошо знаю, что мн слдовало бы предпочесть адвоката, но что же мн длать, если майорская дочка вертится у меня въ голов?

Мидвинтеръ сталъ энергически развивать свой справедливый, благоразумный взглядъ на это дло, и изъ всхъ силъ старался убдить своего друга. Выслушавъ его съ примрнымъ терпніемъ, Алланъ очистилъ мсто на стол каюты, и вынулъ изъ своего жилетнаго кармана полукрону.

— Мн пришла въ голову преоригинальная мысль, сказалъ онъ.— Пусть ршитъ это дло сама судьба.

Подобное предложеніе со стороны самаго хозяина дома было такъ увлекательно нелпо, что Мидвинтеръ не могъ дале оставаться серіознымъ.

— Я буду вертть монету, продолжалъ Алланъ, а вы закричите когда мн остановиться. Конечно, мы отдадимъ предпочтеніе арміи. ‘Лицо’ будетъ означать майора, а ‘изнанка’ адвоката. Я начинаю. Смотрите же! И онъ пустилъ монету по столу.

— Изнанка! закричалъ Мидвинтеръ, вторя Аллану, и принимая всю эту продлку за одну изъ его ребяческихъ шутокъ.

Монета упала на столъ лицомъ вверхъ.

— Надюсь, что вы шутите, сказалъ Мидвинтеръ, видя, что Алланъ раскрываетъ свой портфель и готовится обмакнуть перо въ чернильницу.

— Шучу? Нисколько! возразилъ Алланъ.— Судьба стоитъ за меня и за миссъ Мильрой, а вы и вашъ адвокатъ остались съ носомъ! Да ужь нечего спорить! Майоръ выпалъ наверхъ, за нимъ и должна остаться мыза. Не намренъ я сдавать ее этимъ адвокатамъ да стряпчимъ, чтобъ они только надодали мн своими письмами:

Не боле какъ черезъ дв минуты оба отвта были уже готовы. Первый, къ торпъ-амброзскому агенту, заключался въ слдующихъ словахъ: ‘Милостивый государь мой, я согласенъ на предложеніе майора Мильроя, онъ можетъ перезжать когда ему угодно. Весь вашъ, Алланъ Армадель.’ Второй, къ адвокату, былъ такого содержанія: ‘Милостивый государь мой, весьма сожалю, что обстоятельства лишаютъ меня возможности принять ваше предложеніе. Весь вашъ, и проч. и проч.’

— Не понимаю, отчего это люди такъ затрудняются перепиской, замтилъ Алланъ, окончивъ свои письма. По мн это чрезвычайно легко.

Онъ выставилъ адресы, и насвистывая веселый мотивъ, запечаталъ письма для отправки ихъ на почту. Занятый своимъ дломъ, онъ позабылъ о своемъ друг. Но когда все было готово, его поразило внезапное молчаніе, воцарившееся въ кают. Поднявъ глаза, онъ съ удивленіемъ увидалъ, что Мидвинтеръ сосредоточилъ все свое вниманіе на полукрон, лежавшей на стол лицомъ вверхъ. Алланъ пересталъ свистать.

— Что вы тутъ длаете? спросилъ онъ.

— Размышляю, отвчалъ Мидвинтеръ.

— О чемъ это? настаивалъ Алланъ.

— О томъ, отвчалъ Мидвинтеръ, подавая ему полу-крону,— есть ли на свт судьба?

Черезъ полчаса оба письма были отправлены, и Алланъ, который, занимаясь починкой яхты, почти не имлъ до сихъ поръ свободнаго времени, предложилъ своему другу прогулку по городу. Даже лихорадочная заботливость Мидвинтера оправдать довріе мистера Брока ничего не могла найдти непозволительнаго въ этомъ невинномъ предложеніи, и молодые люди отправились вмст осмотрть столицу острова Мана.

Врядъ ли найдется въ обитаемой части земнаго шара другой городъ, который по своему мстоположенію представлялъ бы такъ мало интереса для досужаго вниманія зазжихъ иностранцевъ какъ Кассльтоунъ. Со стороны моря находилась, вопервыхъ, внутренняя гавань съ подъемнымъ мостомъ для пропуска судовъ, вовторыхъ, вншняя гавань, оканчивавшаяся приземистымъ маякомъ, затмъ, глазамъ зрителя,представлялся плоскій берегъ по правую и плоскій берегъ по лвую руку. Въ уединенномъ центр города стояло коренастое срое зданіе, называвшееся замкомъ, не вдалек отъ него возвышалась колонна, воздвигнутая въ память какого-то губернатора Смельта, съ плоскою верхушкой для помщенія статуи, но безъ статуи, были тугъ также и казармы, вмщавшія въ себ до полроты солдатъ, отряженныхъ для занятія острова, съ однимъ унылымъ часовымъ, стоявшимъ у одинокой двери. Преобладающій цвтъ въ город былъ свтлосрый. Нсколько открытыхъ лавокъ перемежались на весьма небольшомъ разстояніи другими запертыми лавками, хозяева которыхъ съ отчаянія бросили торговлю. Вялое ротозйничеетво лодочниковъ, безъ цли тоскавшихся на берегу, казалось здсь втрое сонливе и вяле чмъ гд-нибудь, окружная молодежь, пріютившись подъ снью глухой стны, курила трубки въ молчаливомъ уныніи, оборванные ребятишки машинально Говорили: ‘подайте пенни’, и прежде чмъ милосердая рука прохожаго успвала опуститься въ карманъ, удалялись въ мизантропическомъ сомнніи относительно человколюбія лица, къ которому обращались съ своею просьбой.

Могильная тишина, наполнявшая кладбище, разливалась по всему этому жалкому городу. Одно только цвтущее зданіе являло отрадное зрлище посреди безмолвнаго запустнія этихъ страшныхъ улицъ. Посщаемое воспитанниками сосдняго коллегіума Короля Вильгельма, это зданіе естественнымъ образомъ служило пріютомъ для пирожника и его лавки. Здсь по крайней мр глазамъ иностранца, заглянувшаго въ окно, представилось бы нчто интересное: на высокихъ скамьяхъ, съ длинными болтавшимися ногами и медленно жевавшими челюстями, сидли школьники, которые, присмирвъ подъ вліяніемъ страшной тишины Кассльтоуна, важно глотали свои пирожки въ ужасающемъ молчаніи.

— Хоть убейте меня, я не могу доле смотрть на этихъ мальчишекъ съ ихъ пирогами! сказалъ Алланъ, таща своего друга отъ лавки пирожника.— Посмотримъ, не найдемъ ли мы въ слдующей улиц чего-нибудь позабавне.

Первый забавный предметъ, попавшійся имъ въ сосдней улиц, была лавка рщика-золотильщика, тихо угасавшая въ послднемъ градус коммерческаго упадка. Внутри за прилавкомъ виднлась только наклоненная голова мальчика, безмятежно спавшаго посреди ненарушимаго молчанія. Въ окн выставлены были на-показъ проходящимъ три маленькія, жалкія, засиженныя мухами рамки, небольшое, отъ времени запылившееся, объявленіе объ отдач въ наемъ какой-то земли и раскрашенная гравюра — воплощеніе началъ самой ярой трезвости, представлявшая въ назиданіе проходящимъ вс ужасы пьянства. Эта картина, на которой изображены были опорожненная бутылка джину, необыкновенныхъ размровъ чердакъ, перпендикулярно стоявшій церковный чтецъ и въ горизонтальномъ положеніи умиравшая семья,— рекомендовала себя благосклонному вниманію публики, подъ многозначительнымъ и приличнымъ сюжету названіемъ, Рука Смерти. Ршимость Аллана во что бы то ни стало извлечь для себя удовольствіе изъ прогулки по Кассльтоуну, до сихъ поръ его не покидавшая, начала, наконецъ, измнять ему. Онъ предложилъ отправиться въ какое-либо другое мсто, и такъ какъ Мидвинтеръ охотно согласился на это предложеніе, то они вернулись въ гостиницу, чтобы разузнать, куда имъ лучше хать. Благодаря необыкновенной сообщительности и фамильярности Аллана, а также его неумнію предлагать свои вопросы, молодыхъ людей забросали свдніями, относившимися ко всему кром того предмета, за которымъ они пришли въ гостиницу. Они сдлали много интересныхъ открытій о законахъ и конституціи острова Мана, равно какъ и о нравахъ и обычахъ его обитателей. Къ величайшей потх Аллана, туземцы говорили объ Англіи какъ объ извстномъ имъ сосднемъ остров, находящемся въ нкоторомъ разстояніи отъ центральной имперіи острова Мана. Затмъ, оба Англичанина узнали, что эта счастливая маленькая нація управлялась своими собственными законами, публично провозглашаемыми губернаторомъ и двумя главными судьями, которые нарочно сходились для этого однажды въ годъ наверху стариннаго вала, въ фантастическихъ костюмахъ, приноровленныхъ къ этому случаю. Кром этого завиднаго учрежденія, островъ пользовался еще однимъ неоцненнымъ благомъ — мстнымъ парламентомъ, называемымъ Палатою Ключей: это собраніе, по словамъ туземцевъ, далеко опередило парламентъ сосдняго острова Англіи, въ томъ отношеніи, что члены его, безъ участія народа, торжественно избирали другъ друга. Съ помощію этихъ подробностей, собранныхъ отъ людей всхъ званій и сословій, Алланъ убилъ часъ времени по обыкновенію самымъ безпорядочнымъ образомъ, наконецъ, болтовня истощилась сама собою, и Мидвинтеръ (говорившій все время въ сторон съ хозяиномъ) спокойно напомнилъ своему другу о цли ихъ прихода въ гостиницу. По словамъ хозяина, чтобы полюбоваться красивою мстностью, нужно было хать на западный и юго-западный берегъ острова, гд находился рыбачій городъ, портъ св. Маріи, имвшій гостиницу для прізжающихъ. Мидвинтеръ замтилъ Аллану, что если впечатлніе, вынесенное имъ изъ прогулки по Кассльтоуну, еще не отбило у него охоты отъ экскурсій въ какое-либо другое мсто, то ему стоитъ только сказать слово, и экипажъ немедленно явится къ его услугамъ. Алланъ подпрыгнулъ отъ удовольствія, и минутъ черезъ десять оба друга уже хали въ глухую, дикую мстность, на западной сторон острова.

Такимъ образомъ день отъзда мистера Брока ознаменовался до сихъ поръ только самыми ничтожными событіями, въ которыхъ даже нервная подозрительность Мидвинтера не могла найдти ничего предосудительнаго. Такъ суждено было ему и продолжаться вплоть до наступленія ночи, которая, по крайней мр для одного изъ двухъ спутниковъ, на всю жизнь должна была остаться памятною.

Не успли наши путешественники сдлать и двухъ миль сряду, какъ съ ними приключился весьма непріятный случай: у нихъ упала лошадь, и кучеръ объявилъ, что хать на ней дале невозможно. Оставалось или послать за другимъ экипажемъ въ Кассльтоунъ, или дойдти пшкомъ до порта Св. Маріи.

Ршившись на послднее, Мидвинтеръ и Алланъ продолжали свой путь, но скоро ихъ нагналъ какой-то джентльменъ, хавшій одинъ въ открытомъ кабріолет. Онъ вжливо отрекомендовался имъ подъ именемъ доктора, живущаго около самаго порта св. Маріи, и предложилъ имъ мсто въ своемъ экипаж. Всегда податливый на новыя знакомства, Алланъ тотчасъ же принялъ это предложеніе, и не прошло пяти минутъ какъ онъ и докторъ (имя котораго было Гаубери) уже разговаривали между собою весьма дружески и фамильярно, между тмъ какъ Мидвинтеръ, по обыкновенію, сдержанный и молчаливый, сидлъ одинъ на заднемъ мст. У самого възда въ городъ они разстались съ мистеромъ Гаубери передъ дверями его дома. Алланъ громко восторгался чистенькими французскими окошками квартиры доктора, его красивымъ цвтникомъ и газономъ, и на прощаньи такъ крпко стиснулъ ему руку, какъ будто они съ дтства были пріятелями. Пріхавъ въ портъ св. Маріи, молодые люди увидали себя въ томъ же Кассльтоун, только въ гораздо меньшемъ размр. Но за то окружавшая городъ мстность, грандіозная, дикая, открытая и холмистая вполн оправдывала свою репутацію. День незамтно прошелъ въ прогулк, все тотъ же невинный, праздный день, какимъ онъ былъ съ самаго начала, и, наконецъ, смнился вечеромъ. Подождавъ еще нсколько минутъ, чтобы полюбоваться на заходящее солнце, величественно садившееся надъ лсистыми холмами и утесами, и потолковавъ о мистер Брок и его длинномъ путешествіи, они вошли въ гостиницу чтобы заказать свой ранній ужинъ. Ночь все ближе и ближе подходила къ обоимъ друзьямъ, все ближе и ближе подходило и то, что ночь должна была принесть съ собою, а между тмъ ничто не предвщало этого, и все случившееся было или забавно или ничтожно. Ужинъ приготовленъ былъ плохо, служанка оказалась безтолковою до крайности, старомодная сонетка въ кофейной оборвалась въ рукахъ Аллана, и задвъ въ своемъ паденіи размалеванную китайскую пастушку, стоявшую на камин, разбила ее въ дребезги. Такими ничтожными событіями завершился этотъ день, когда, наконецъ, сумерки уступили мсто ночи, и въ комнату внесенъ былъ огонь.

Замтивъ, что Мидвинтеръ, вдвойн утомленный безсонною ночью и суетливо проведеннымъ днемъ, не расположенъ къ разговору, Алланъ оставилъ его отдохнуть на диван, а самъ отправился въ корридоръ, въ надежд отыскать себ какого-нибудь собесдника. Здсь одно изъ ничтожныхъ событій этого дня снова натолкнуло его на мистера Гаубери, и содйствовало, къ счастію или къ несчастію,— это мы увидимъ въ послдствіи,— боле близкому знакомству между обоими джентльменами.

Буфетъ гостиницы помщался въ конц корридора, и сама хозяйка, стоявшая за прилавкомъ, приготовляла питье для доктора, который зашелъ поболтать съ нею. Отвчая на просьбу Аллана принять его въ ихъ кружокъ, мистеръ Гаубери вжливо подалъ ему стаканъ, только что наполненный для него хозяйкою. Это было холодное питье изъ водки съ водою. Явная перемна, происшедшая въ лиц Аллана, въ то время какъ онъ внезапно отшатнулся отъ питья и попросилъ подать ему вмсто того стаканъ виски, не ускользнула отъ вниманія доктора.

— Еще одинъ примръ чисто-нервной антипатіи, сказалъ мистеръ Гаубери, спокойно принимая изъ его рукъ стаканъ съ водкой.

Это замчаніе заставило Аллана сознаться въ непреодолимомъ отвращеніи (котораго онъ, впрочемъ, имлъ наивность стыдиться) къ запаху и вкусу водки. Съ какою бы жидкостію ни была она смшана, присутствіе ея, мгновенно ощущаемое органами его вкуса и обонянія, причиняло ему тошноту и головокруженіе, какъ только напитокъ этотъ касался его губъ. Отъ этого личнаго факта разговоръ перешелъ къ антипатіямъ вообще, съ своей стороны, докторъ сказалъ, что этотъ вопросъ представляетъ весьма важный научный интересъ, и что у него хранится дома описаніе многихъ любопытныхъ случаевъ въ этомъ род, съ которыми онъ радъ познакомить Аллана, если тотъ располагаетъ своимъ вечеромъ и зайдетъ къ нему черезъ часъ, когда окончатся его медицинскія занятія того дня.

Съ удовольствіемъ принявъ приглашеніе доктора (относившееся также и къ Мидвинтеру, еслибы послдній пожелалъ имъ воспользоваться), Алланъ возвратился въ кофейную чтобы взглянуть на своего друга. Въ полусонномъ, въ полубодрствующемъ состояніи, Мидвинтеръ все еще лежалъ на диван съ мстною газетой въ рукахъ, которую онъ уронилъ на полъ при вход Аллана.

— Я слышалъ въ корридор вашъ голосъ, сказалъ онъ сонливо.— Съ кмъ это вы разговаривали?

— Съ докторомъ, отвчалъ Алланъ.— Я намренъ отправиться къ нему черезъ часъ времени, чтобы вмст покурить и потолковать. Не пойдете ли и вы со мною?

Мидвинтеръ съ тяжкимъ вздохомъ изъявилъ свое согласіе. Отъ природы застнчивый и нерасположенный къ новымъ знакомствамъ, онъ чувствовалъ теперь, вслдствіе усталости, еще большее отвращеніе къ предстоящему визиту. Впрочемъ, дла были въ такомъ положеніи, что ему не оставалось другаго выбора какъ идти къ доктору, потому что, благодаря врожденной опрометчивости Аллана, его никуда нельзя было отпустить одного, и въ особенности въ совершенно незнакомый домъ. ‘Мистеръ Брокъ, вроятно, пошелъ бы самъ съ своимъ воспитанникомъ,’ подумалъ Мидвинтеръ, и онъ былъ твердо убжденъ, что заступаетъ теперь для Аллана мсто его отсутствующаго наставника.

— А чмъ бы намъ заняться покамстъ? спросилъ Алланъ, глядя вокругъ себя.— Нтъ ли чего-нибудь здсь интереснаго? прибавилъ онъ, поднимая лежавшую на полу газету.

— Я слишкомъ усталъ, чтобы просматривать ее. Если вы найдете что-либо интересное, то прочтите вслухъ, сказалъ Мидвинтеръ, надясь, что чтеніе не дастъ ему заснуть.

Значительная часть газеты наполнена была выдержками изъ книгъ, только что появившихся въ Лондон. Въ числ прочихъ произведеній, изъ которыхъ заимствованы были наибольшія извлеченія, одно въ особенности способно было заинтересовать Аллана: это было весьма эффектное описаніе путевыхъ приключеній какихъ-то путешественниковъ, заблудившихся въ дикихъ пустыняхъ Австраліи. Напавъ на то мсто, гд описывались ихъ бдствія и грозившая имъ опасность умереть отъ жажды, Алланъ объявилъ своему другу, что онъ нашелъ такую вещь, отъ которой у него волосъ встанетъ дыбомъ, и съ жаромъ принялся за чтеніе. Твердо ршившись не спать, Мидвинтеръ слдилъ за разказомъ, шагъ за шагомъ, не пропуская ни единаго слова. Долго слушалъ онъ съ напряженнымъ вниманіемъ: какъ путешественники совщались между собою въ виду ужасной смерти, смотрвшей имъ прямо въ лицо, какъ они ршились идти впередъ до послдней возможности, какъ начался потомъ сильный ливень, въ продолженіе котораго они тщетно старались уловить губами дождевыя капли, какъ облегчили они на время свою жажду, обсосавъ свое мокрое платье, и какъ черезъ нсколько часовъ потомъ снова возобновились ихъ страданія. И ночной переходъ, совершенный наиболе сильными, между тмъ какъ слабые оставались позади, и стая птицъ, за полетомъ которыхъ несчастные путешественники начали слдить., на разсвт, и внезапно открывшійся прудъ спасшій имъ жизнь,— все это слышалъ Мидвинтеръ, но ему стоило величайшихъ усилій, чтобы сосредоточивать на разказ свое быстро ослабвавшее вниманіе. Съ каждою новою строкой, съ каждою новою фразой, слухъ его все смутне и неявственне различалъ голосъ Аллана. Скоро слова незамтно слились для него въ какой-то слабый неясный гулъ, затмъ, свтъ въ комнат сталъ постепенно меркнуть, звуки смнились пріятною тишиной, и послднія сознательныя ощущенія усталаго Мидвинтера перешли, наконецъ, въ сладкій, тихій сонъ.

Слдующимъ событіемъ, въ которомъ онъ могъ дать себ отчетъ, былъ сильный звонокъ, раздавшійся у подъзда гостиницы. Мидвинтеръ вскочилъ на ноги съ проворствомъ человка, привыкшаго пробуждаться при малйшемъ шорох. Окинувъ комаату глазами, онъ увидалъ, что она пуста, и что часы показываютъ двнадцать. Шумъ, произведенный соннымъ слугой, который отпиралъ внизу дверь, и раздавшіеся вслдъ затмъ быстрые шаги по корридору, наполнили его внезапнымъ предчувствіемъ чего-то недобраго. Въ ту минуту, какъ онъ поспшно собрался выйдти изъ комнаты, чтобы узнать въ чемъ дло, дверь кофейной отворилась, и передъ нимъ очутился докторъ.

— Весьма сожалю, что безпокою васъ, сказалъ мистеръ Гаубери.— Но не тревожьтесь, все обстоитъ благополучно.

— Гд мой другъ? спросилъ Мидвинтеръ.

— На пристани, отвчалъ докторъ.— Я до нкоторой степени несу на себ отвтственность за его настоящій поступокъ, и мн кажется, что при немъ слдуетъ быть теперь какому-нибудь осторожному человку какъ вы, напримръ.

Этого намека достаточно было для Мидвинтера. Онъ и докторъ немедленно отправились на пристань. Дорогою мистеръ Гаубери сообщилъ своему спутнику обстоятельства, побудившія его прійдти въ гостиницу.

Врный своему общанію, Алланъ въ назначенный часъ явился къ доктору, извиняясь за своего друга, котораго онъ не ршился потревожить и оставилъ крпко спящимъ на диван кофейной. Вечеръ, прошелъ пріятно, разговоръ вертлся на различныхъ предметахъ, когда на бду мистеръ Гаубери упомянулъ о томъ, что онъ страстно любитъ море, и что у него есть въ гавани своя собственная шлюпка. Разгоряченный этимъ открытіемъ и своимъ любимымъ разговоромъ, Алланъ присталъ къ доктору, чтобы тотъ повелъ его на приставь показать шлюпку. Прелесть ночи и тишина воздуха довершили зло, внушивъ Аллану непреодолимое желаніе покататься въ лодк при лунномъ освщеніи. Такъ какъ обязанность медика не позволяла мистеру Гаубери сопровождать своего гостя въ этой прогулк, онъ ршился лучше обезпокоить Мидвинтера, нежели допустить Аллана (какъ ни хорошо знакомъ онъ былъ съ моремъ) отправиться въ полночь одному на подобную прогулку.

Покамстъ докторъ объяснялъ все это Мидвинтеру, они дошли до пристани, гд увидали молодаго Армаделя, который, натягивая въ лодк парусъ, распвалъ во все горло какую-то матросскую псню.

— Сюда, сюда, дружище! крикнулъ Алланъ.— Какъ разъ подоспли къ ночнымъ проказамъ при лунномъ освщеніи.

Мидвинтеръ замтилъ, съ своей стороны, что лучше было бы отложить проказы до утра, а теперь отправиться въ постель.

— Въ постель! воскликнулъ Алланъ, на втреную голову котораго любезное гостепріимство мистера Гаубери имло самое возбуждающее дйствіе.— Слышите, докторъ? Подумаешь, что ему девяносто лтъ! О постели говоритъ старый кротъ! Взгляните-ка сюда, да потомъ и думайте о постели, если можете.

И онъ указалъ рукой на море. Луна сіяла въ безоблачномъ неб, со стороны берега дулъ легкій, ночной втерокъ, тихія воды весело струились посреди торжественной тишины ночи. Мидвинтеръ обернулся къ доктору съ выраженіемъ благоразумной покорности обстоятельствамъ: онъ хорошо понималъ, что вс слова, вс увщанія были бы совершенно напрасны.

— Который часъ? спросилъ онъ у доктора. Мистеръ Гаубери сказалъ ему время.

— Весла въ лодк?

— Да.

— Я привыкъ къ морю, сказалъ Мидвинтеръ, спускаясь съ набережной:— вы можете смло доврить мн и моего друга, и вашу лодку.

— Доброй ночи, докторъ! закричалъ Алланъ.— Виски у васъ великолпно, ваша яхта — прелесть, а вы сами — милйшій человкъ въ мір!

Докторъ засмялся и махнулъ рукой, между тмъ какъ лодка понеслась изъ гавани, подъ управленіемъ Мидвинтера, который слъ у руля.

Подгоняемые втромъ, молодые люди скоро поравнялись съ западнымъ мысомъ, и уже плыли по Пульвашскому заливу, но тутъ возникъ вопросъ, выходить ли имъ въ открытое море, или держаться берега. Послднее было благоразумне, такъ какъ втеръ могъ скоро измниться, поэтому Мидвинтеръ повернулъ лодку, и она тихо поплыла около берега въ направленіи къ юго-западу.

Мало-по-малу скалистый берегъ сталъ возвышаться, и въ дикихъ, зазубренныхъ утесахъ, причудливо громоздившихся другъ надъ другомъ, показались со стороны моря черныя зіяющія разслины. Близь крутаго мыса, называемаго Испанскою Головой, Мидвинтеръ многозначительно посмотрлъ на часы, но Алланъ вымолилъ еще полчаса, чтобы взглянуть на знаменитый Зундскій проливъ, къ которому они теперь быстро приближались, и о которомъ онъ слышалъ столько удивительныхъ разказовъ отъ своихъ рабочихъ. Новый поворотъ рулемъ, сдланный Мидвинтеромъ по просьб Аллана, поставилъ лодку прямо противъ втра. Тогда съ одной стороны глазамъ ихъ открылся величественный видъ южныхъ береговъ острова Мана, а съ другой — черные обрывы островка, называемаго Тельцомъ, и отдляемаго отъ материка темнымъ и опаснымъ Зундомъ.

Мидвинтеръ еще разъ посмотрлъ на часы.

— Пора вернуться, сказалъ онъ.— Натягивай шкотъ!

— Стой! закричалъ Алланъ, глядя за бортъ.— Боже праведный! Взгляните сюда, передъ нами разбитый корабль!

Мидвинтеръ накренилъ немного лодку,— и посмотрлъ куда ему указывалъ другъ его.

Между скалистыми берегами Зунда, одинокій, мрачный, какъ привидніе, вставшее изъ могилы, вздымался на подводной скал разбитый корабль, освщенный блдно-желтоватымъ сіяніемъ мсяца.

— Я знаю, что это за корабль, сказалъ Алланъ въ сильномъ волненіи. Я слышалъ о немъ вчера отъ моихъ рабочихъ. Его занесло сюда въ темную, темную ночь, когда зги Божьей не видать было. Это бдное, старое купеческое судно купленное корабельными барышниками на сломъ. Подъдемъ къ нему поближе, Мидвинтеръ, мн хочется взглянуть на него.

Мидвинтеръ колебался. Вс прежнія наклонности его морской жизни сильно побуждали его исполнить желаніе Аллана, но втеръ начиналъ свжть, и онъ не доврялъ волнистой поверхности и кипучимъ водоворотамъ канала.

— Это мсто слишкомъ опасно, чтобы пускаться въ него, очертя голову, сказалъ онъ.

— Пустяки! возразилъ Алланъ.— На неб свтло, какъ днемъ, и мы сидимъ на два фута.

Не усплъ Мидвинтеръ отвчать ему, какъ лодка, увлеченная теченіемъ, понеслась прямо къ разбитому кораблю.

— Паруса долой, и за весла, сказалъ Мидвинтеръ спокойно. Теперь волею, или неволею, а мы прямо бжимъ на него.

Оба пріученные къ работ веслами, они скоро направили лодку въ наиболе спокойную сторону канала, прилегавшую къ островку Телецъ. На небольшомъ разстояніи отъ корабля Мидвинтеръ передалъ свое весло Аллану, и улучивъ удобную минуту, уцпился крюкомъ за переднюю часть разбитаго судна. Черезъ минуту лодка уже спокойно стояла, пріютившись подъ снью этой громады.

Корабельный траппъ, подвшенный рабочими, спускался за бортъ. Мидвинтеръ взобрался по немъ, держа въ зубахъ фалень {Веревка, которою обыкновенно привязываютъ гребныя суда.}, одинъ конецъ котораго онъ закрпилъ наверху, а другой сбросилъ въ лодку къ Аллану.

— Прихватите его покрпче, сказалъ онъ,— и подождите меня, покамстъ я осмотрю все-ли здсь безопасно.

Съ этими словами онъ изчезъ за бортомъ.

— Ждать? повторилъ Алланъ, озадаченный чрезмрною осторожностію своего друга.— Что онъ хочетъ этимъ сказать? Стану я еще дожидаться его! Куда одинъ идетъ, туда и другому можно!

Онъ кое-какъ замоталъ брошенный ему фалень за переднюю банку шлюпки, и уцпившись за траппъ, быстро взобрался по немъ на палубу.

— Ну, что, не нашли ли чего-нибудь ужаснаго? спросилъ онъ насмшливо своего друга.

Мидвинтеръ улыбнулся.

— Ровно ничего, отвчалъ онъ.— Но я не могъ быть увренъ въ нашей безопасности до тхъ поръ, пока не обошелъ корабля со всхъ сторонъ.

Алланъ, въ свою очередь, прошелся по палуб, и глазомъ знатока осмотрлъ разбитое судно съ носа до кормы.

— Развалина! сказалъ онъ.— Обыкновенно Французы лучше строятъ свои корабли. Мидвинтеръ подошелъ къ Аллану, и съ минуту молча смотрлъ на него.

— Французы? повторилъ онъ черезъ нсколько времени.— Но разв этотъ корабль французскій?

— Да.

— А почему вы знаете?

— Мои рабочіе сказали мн. Они очень хорошо его знаютъ.

Мидвинтеръ подвинулся еще ближе. Алланъ нашелъ, что смуглое лицо его друга казалось особенно блднымъ при свт луны.

— Не сказали ли вамъ рабочіе, какого рода торговлею занимался этотъ корабль?

— Какъ же! перевозкой строеваго лса.

Въ эту минуту худая, смуглая рука Мидвинтера впилась въ плечо Аллана, а зубы его застучали какъ въ лихорадк.

— А не назвали ли они его по имени? спросилъ онъ голосомъ, внезапно перешедшимъ въ шопотъ.

— Кажется называли. Да я, право, позабылъ теперь…. Тише, однако, дружище, вы ужъ слишкомъ впились въ меня своими длинными когтями.

— Не зовутъ ли его…. Мидвинтеръ остановился, отнялъ руку отъ плеча Аллана, и обтеръ ею крупныя капли пота, выступившія у него на лбу.— Не зовутъ ли его La Grce de Dieu?

— Чортъ возьми! Какъ вы могли угадать это? Дйствительно, такъ, La Grce de Dieu.

Въ одинъ прыжокъ Мидвинтеръ очутился у борта.

— Лодка!!! крикнулъ онъ отчаяннымъ голосомъ, который звучно раздался среди ночной тишины и заставилъ Аллана немедленно подойдти къ нему.

Нижній конецъ веревки плескался по вод, а впереди, разская серебристую полосу, образуемую луннымъ свтомъ, плыла какая-то черная точка, быстро скрывавшаяся изъ виду. Шлюпка отвязалась.

IV. Тнь прошлаго.

Одинъ скрываясь за бортомъ, другой смло выдляясь въ желтоватомъ сіяніи мсяца, оба, пріятеля молча посмотрли другъ другу въ лицо. Но врожденная безпечность Аллана тотчасъ же указала ему смшную сторону ихъ положенія. Онъ слъ верхомъ на бортъ и залился громкимъ, задушевнымъ смхомъ.

— Во всемъ виноватъ я одинъ, сказалъ онъ,— но помочь этому горю уже поздно. Вотъ мы и сиди теперь въ собственной западн, а докторскую шлюпку поминай какъ звали! Да покажитесь же изъ мрака, Мидвинтеръ! Я почти васъ не вижу, а между тмъ мн нужно потолковать съ вами о томъ что бы такое предпринять вамъ теперь?

Мидвинтеръ ничего не отвчалъ и даже не шевельнулся. Алланъ оставилъ бортъ, и взобравшись на бакъ, сталъ внимательно смотрть на воду Зунда.

— Одно только врно, сказалъ онъ,— что тутъ съ одной стороны у насъ теченіе, съ другой подводные камни, и что мы никакъ уже не можемъ пуститься вплавь, чтобы выбраться изъ этой западни. Спереди положеніе длъ незавидно. Посмотримъ каково будетъ съ кормы. Да проснись же, товарищъ! весело крикнулъ онъ, проходя мимо Мидвинтера.— Пойдемъ взглянуть на эту старую бочку съ кормы. И опустивъ руки въ карманы, онъ пошелъ впередъ, подпрыгивая и напвая мотивъ хора изъ какой-то комической оперы.

Звуки его голоса не произвели никакого видимаго дйствія на его друга, но когда рука его дотронулась мимоходомъ до плеча Мидвинтера, послдній вздрогнулъ, и медленно выступилъ изъ темнаго круга, образуемаго тнью борта.

— Да ну, иди же! крикнулъ Алланъ, прерывая на минуту свое пніе, и оборачиваясь назадъ.

Мидвинтеръ слдовалъ за нимъ въ ненарушимомъ молчаніи. Прежде нежели достигнуть кормы, онъ трижды остановился: въ первый разъ, для того чтобы сбросить шляпу и откинуть назадъ волосы, висвшіе на лбу и на вискахъ, во второй разъ (почувствовалъ головокруженіе), чтобъ ухватиться рукою за рымъ, {Скоба въ борту.} а въ третій разъ (хотя Алланъ шелъ впереди его лишь на разстояніи нсколькихъ ярдовъ), чтобъ оглянуться украдкою назадъ, съ робкимъ любопытствомъ человка, которому кажется будто чьи-то шаги слдятъ за нимъ во мрак.

— Нтъ еще! прошепталъ онъ про себя, между тмъ какъ глаза его зорко вопрошали пустое пространство.— Я увижу его на корм запирающимъ дверь каюты.

Кормовая сторона разбитаго судна не была загромождена мусоромъ, наваленнымъ въ другихъ его частяхъ. Здсь единственнымъ предметомъ, возвышавшимся надъ гладкою поверхностью палубы, было низкое деревянное строеніе, вмщавшее въ себ дверь каюты, и каютный трапъ. Крыша съ него была снята, а съ нею и нактоузъ, но входъ въ каюту и вс прочія принадлежности оставались неприкосновенными. Люкъ былъ на мст, и каютная дверь заперта.

Достигнувъ задней части корабля, Алланъ прямо пошелъ къ корм, и посмотрлъ черезъ гакабортъ на море. На гладкой поверхности освщенныхъ луною водъ не видно было ни малйшаго признака лодки. Зная что зрніе Мидвинтера гораздо лучше его собственнаго, онъ закричалъ своему другу:

— Подите-ка сюда, да посмотрите, нтъ ли здсь по близости рыбака, который могъ бы насъ услышать.

Но не получивъ отвта, молодой человкъ обернулся назадъ и увидалъ, что Мидвинтеръ послдовалъ за нимъ лишь до каюты, у которой онъ и остановился. Алланъ окликнулъ его еще громче, сопровождая свой зовъ нетерпливымъ жестомъ руки. На этотъ разъ Мидвинтеръ, вроятно, услыхалъ его, потому что онъ поднялъ глаза, но попрежнему остался неподвиженъ, какъ будто достигнулъ крайнихъ предловъ корабля и не могъ идти дале.

Тогда Алланъ вернулся назадъ, и самъ подошелъ къ нему. Трудно было различить на что смотрлъ Мидвинтеръ, такъ какъ онъ стоялъ спиною къ свту, но, повидимому, глаза его устремлены были съ страннымъ, пытливымъ выраженіемъ на дверь каюты.

— Ну, на что тутъ смотрть? спросилъ его Алланъ.— Лучше попробовать не заперта ли она.

Въ ту минуту какъ молодой человкъ сдлалъ шагъ впередъ, чтобъ отворить дверь каюты, рука Мидвинтера внезапно схватила его за воротъ и оттащила назадъ, но вскор, ослабвъ, хотя и не выпуская Аллана, она сильно задрожала, подобно рук человка совершенно изнуреннаго.

— Ужь не арестовать ли вы меня хотите? спросилъ Алланъ, полусмясь, полуудивляясь.— Скажите ради Бога, что вы такъ уставились на дверь каюты? Не слышите ли вы тамъ внизу какого-нибудь подозрительнаго шума? Но если вы намрены тревожить крысъ, то совтую вамъ этого не длать, вдь съ вами нтъ собаки! Люди, думаете вы? живыхъ людей тутъ быть не можетъ, потому что они, заслышавъ васъ, ужь давно вышли бы на палубу. Мертвецы? Совершенно невозможно! Никакой экипажъ въ мір не могъ бы утонуть въ виду самихъ береговъ, еслибы только подъ нимъ не разслся корабль, а вы видите, что корабль твердъ какъ скала, и самъ говоритъ за себя. Но, Боже мой, какъ дрожитъ ваша рука! Да что можетъ такъ пугать васъ въ этой старой, гнилой кают? Отчего вы такъ трясетесь и содрогаетесь? Ужь не мерещатся ли вамъ сверхъестественныя существа? Наше мсто свято! какъ говорятъ старухи. Не видите ли вы тутъ какого-нибудь призрака?

— Я вижу ихъ два! отвчалъ Мидвинтеръ, невольно поддаваясь безумному искушенію открыть всю истину.— Два призрака! повторилъ онъ, едва переводя дыханіе, и тщетно стараясь не давать исхода этимъ ужаснымъ словамъ:— призракъ человка подобнаго вамъ, который утопаетъ въ кают, и призракъ человка подобнаго мн, который запираетъ его на ключъ!

Еще разъ задушевный смхъ молодаго Армаделя прокатился звучнымъ и протяжнымъ эхомъ посреди ночной тишины.

— Запираетъ на ключъ дверь каюты! проговорилъ Алланъ, какъ только смхъ далъ ему произнести слово.— А вдь это дьявольскій поступокъ, мистеръ Мидвинтеръ, со стороны вашего призрака. Посл этого, мн остается только выпустить на волю мою тнь и дать ей прогуляться по кораблю.

Будучи гораздо сильне своего друга, Алланъ легкимъ движеніемъ плеча освободился отъ уцпившагося за него Мидвинтера.

— Эй, кто тамъ внизу! весело закричалъ онъ, налегая своею мощною рукой на дряхлый замокъ и настежъ растворяя дверь.— Призракъ Аллана Армаделя, выходи сюда на падубу!

Въ своемъ ужасномъ невдніи истины онъ просунулъ голову въ каюту и смясь посмотрлъ на то мсто, гд его погибшій отецъ испустилъ послднее дыханіе.

— Уфъ! воскликнулъ онъ, внезапно отступая назадъ съ невольнымъ отвращеніемъ.— Воздухъ уже зараженъ и каюта полна воды!

Это было совершенно справедливо. Подводные камни, о которые разбился корабль, просадили нижнія части кормы, и такимъ образомъ вода прососалась сквозь образовавшіяся трещины. Здсь, на томъ самомъ мст, гд совершилось нкогда преступленіе, между прошедшимъ и настоящимъ было ужасное, роковое сходство. Чмъ каюта была при отцахъ, тмъ она была и въ настоящее время при дтяхъ.

Алланъ захлопнулъ дверь ногою, немного удивленный внезапнымъ молчаніемъ, которое, повидимому, овладло его другомъ съ той минуты, какъ онъ положилъ свою руку на замокъ каюты. Обернувшись назадъ, онъ тотчасъ же понялъ причину этого молчанія. Мидвинтеръ безъ чувствъ лежалъ на палуб передъ дверями каюты, лицо его, обращенное вверхъ, блдное и неподвижное, казалось при свт луны лицомъ мертвеца.

Въ одну минуту Алланъ былъ подл него. Положивъ къ себ на колни голову Мидвинтера, онъ напрасно смотрлъ кругомъ, отыскивая взоромъ помощи тамъ, гд не было никакой надежды на помощь.

— Что мн длать? проговорилъ онъ самъ съ собою, въ первую минуту тревоги.— Ни капли свжей воды подъ рукою, кром этой гнилой воды въ кают. Но вотъ въ голов его промелькнуло внезапное воспоминаніе, лицо его снова оживилось румянцемъ, и онъ вынулъ изъ кармана оплетенную флягу съ виномъ.

— Богъ да благословитъ доктора, за то что онъ далъ мн это на дорогу! воскликнулъ онъ въ порыв благодарности, вливая въ горло Мидвинтеру нсколько капель чистаго виски.

Возбуждающая жидкость немедленно подйствовала на чувствительные органы лежавшаго въ обморок Мидвинтера. Онъ слабо вздохнулъ и медленно раскрылъ глаза.

— Не сонъ ли это? проговорилъ онъ, безсмысленно глядя въ лицо Аллану.

Потомъ глаза его поднялись вверхъ и остановились на обнаженныхъ мачтахъ корабля, которыя, какъ роковые призраки, мрачно рисовались въ ночномъ неб. При этомъ вид онъ содрогнулся и припалъ лицомъ къ колнямъ Аллана.

— Нтъ, это не сонъ! прошепталъ онъ про себя печально.— Увы! это не сонъ!

— Вы слишкомъ утомились сегодня, сказалъ ему Алланъ,— а тутъ еще это дьявольское приключеніе окончательно сбило васъ съ ногъ. Отвдайте-ка немного виски, я увренъ, что оно принесетъ вамъ пользу. Скажите, можете ли вы сидть одни, если я прислоню васъ къ борту, вотъ такъ?

— Но для чего мн сидть одному? Разв вы хотите оставить меня? спросилъ Мидвинтеръ.

Алланъ указалъ такелажъ бизань-мачты разбитаго корабля, до сихъ поръ еще остававшійся на мст.

— Вы не настолько крпки, сказалъ онъ, чтобы провести здсь всю ночь до утра въ ожиданіи работниковъ. Намъ нужно какъ можно скорй выбраться отсюда на берегъ, и я сейчасъ же отправлюсь на рекогносцировку, чтобы осмотрть, нтъ ли тутъ по близости какого-нибудь дома, на разстояніи человческаго голоса.

Въ ту минуту какъ Алланъ произносилъ эти немногія слова, глаза Мидвинтера недоврчиво устремились на роковую дверь каюты.

— Не подходите къ ней! прошепталъ онъ.— Ради Бога не пытайтесь боле отворять ее!

— Да нтъ, нтъ, не буду, отвчалъ Алланъ, ублажая его какъ ребенка.— Спустившись со снастей, я снова приду къ вамъ. Онъ произнесъ эти слова съ нкоторымъ смущеніемъ, въ первый разъ подмтивъ, во время ихъ настоящаго разговора, какую-то затаенную скорбь на лиц Мидвинтера,— скорбь, которая огорчила и встревожила Аллана.

— Скажите, вы не сердитесь на меня? спросилъ онъ съ своимъ обычнымъ, кроткимъ добродушіемъ.— Я хорошо знаю, что кругомъ виноватъ, что я поступилъ какъ скотина и глупецъ, смясь надъ вами въ то время, когда можно было бы замтить что вы больны. Мн такъ досадно на себя, Мидвинтеръ. Не сердитесь же на меня!

Мидвинтеръ медленно поднялъ голову. Глаза его съ грустью и нжнымъ участіемъ остановились на озабоченномъ лиц Аллана.

— Сердиться? повторилъ онъ мягко,— сердиться на васъ? О, мой бдный другъ, разв можно было порицать васъ за ваше участіе ко мн, когда я лежалъ больной въ старомъ сельскомъ трактир? И разв можно порицать меня за мою признательность къ вамъ? Виноваты ли мы оба, что никогда не сомнвались другъ въ друг, ни мало не подозрвая, что мы слпо идемъ по тому пути, который долженъ былъ привести васъ сюда? У же приближается то горькое время, Алланъ, когда мы будемъ оплакивать день вашей встрчи. Дай же руку, братъ, на краю пропасти, дай руку, покамстъ мы еще братья!

Алланъ быстро отвернулся отъ него, вполн убжденный, что Мидвинтеръ еще не совершенно пришелъ въ себя посл обморока.

— Не позабудьте же виски! сказалъ онъ весело, взбираясь по вантамъ на топъ бизань-мачты. {Топъ — верхняя оконечность мачтъ.}

Былъ уже третій часъ ночи, мсяцъ садился, и мракъ, предшествующій разсвту, начиналъ сгущаться около разбитаго корабля. Позади Аллана, смотрвшаго съ высоты бизань-мачты, разстилалось широкое, пустынное море. Впереди его выглядывали изъ-подъ воды низкіе черные утесы, и крутились пнистыя волны канала, сердито катившіяся въ спокойную пучину Атлантическаго океана. По правую руку, величественно вздымаясь надъ водой, виднлись утесы и пропасти, съ небольшими промежуточными площадками зелени, покатые берега и холмистые, покрытые верескомъ пустыри острова Мана. По лвую руку возвышались скалистые берега островка Телецъ, въ иныхъ мстахъ представлявшіе черныя, глубокія разслины, въ другихъ — низкія покатости, также поросшія травою и верескомъ. Ни на томъ, ни на другомъ берегу не слышно было ни малйшаго звука, не видно было ни малйшаго огонька. Черныя линіи мачтовыхъ топовъ почти стушевались въ таинственной темнот неба, береговой втеръ стихъ, легкія волны безшумно, катились къ берегу: ни вблизи, ни вдали не слышно было другаго звука кром однообразнаго клокотанія водоворотовъ, нарушавшихъ то страшное затишье, посреди котораго земля и океанъ ожидали разсвта.

Даже безпечная натура Аллана почувствовала на себ торжественное вліяніе этой тишины. Даже звукъ его собственнаго голоса заставилъ его содрогнуться, когда, нагнувшись внизъ, онъ окликнулъ Мидвинтера, сидвшаго на палуб.

— Мн кажется, я вижу домъ, сказалъ онъ,— вотъ тутъ, на право, на материк.

Чтобъ еще боле убдиться въ этомъ предположеніи, онъ сталъ всматриваться въ небольшое бловатое пятно, съ едва замтными позади его блыми очертаніями, виднвшееся на главномъ остров, въ поросшей травою впадин.

— Это какъ будто каменный домъ и ограда, продолжалъ онъ.— Попробую закричать на авось!

Для большей безопасности онъ обмоталъ локоть веревкой, приставилъ руки къ губамъ въ вид рупора, и вдругъ опустилъ ихъ внизъ, не издавъ ни малйшаго звука.

— Въ воздух такая страшная тишина, прошепталъ онъ,— что мн какъ-то жутко кричать.

Онъ опять посмотрлъ внизъ на палубу.

— Вдь я не испугаю васъ, Мидвинтеръ, нтъ? спросилъ онъ съ принужденнымъ смхомъ, и еще разъ взглянулъ на едва замтное бловатое пятно на лужайк.— Не даромъ же я влзъ сюда, подумалъ онъ, и опять приставилъ руки къ губамъ въ вид рупора. На этотъ разъ онъ сдлалъ окликъ полною грудью.

— Эй! кто тамъ на берегу! громко закричалъ онъ, обернувшись лицомъ къ главному острову.— Айо-йо-йоо!

Послдніе звуки его голоса замерли въ воздух и исчезли, не вызвавъ другаго отвта кром однообразнаго журчанія крутившейся впереди воды.

Онъ опять посмотрлъ внизъ, и увидалъ какъ темная фигура Мидвинтера, выпрямившись во весь ростъ, стала ходить взадъ и впередъ по корм, ни на минуту не выпуская изъ виду каюты.

— Его разбираетъ нетерпніе уйдти отсюда поскоре, подумалъ Алланъ.— Попробую опять, и онъ еще разъ сдлалъ окликъ, въ направленіи къ берегу, изъ всхъ силъ напрягая грудь и легкія.

На этотъ разъ ему отвтилъ уже другой звукъ кром журчанія воды. Изъ строенія, на зеленой лужайк, раздался ревъ испуганной скотины и уныло пронесся въ предразсвтной тишин. Алланъ сталъ прислушиваться. Если въ этомъ строеніи помщалась ферма, то ревъ скотины долженъ былъ разбудить людей. Если же тутъ находится только хлвъ для помщенія скота, то тмъ все и должно было кончиться. Мычаніе испуганныхъ животныхъ опять уныло пронеслось и замерло въ воздух, время шло, тишина не нарушалась.

— Попробую еще разъ! сказалъ Адланъ, взглянувъ на безпокойную фигуру, ходившую взадъ и впередъ по палуб. И онъ въ третій разъ окликнулъ берегъ, и въ третій разъ сталъ прислушиваться.

Во время небольшой паузы, когда на минуту прекратилось мычаніе скота, ему послышался на противоположномъ берегу канала, въ уединенной пустоши островка Телецъ, слабый и отдаленный, во въ то же время отчетливый и внезапный звукъ, похожій на стукъ тяжелаго двернаго засова. Быстро обернувшись въ этомъ направленіи, онъ напрягъ свое зрніе, стараясь различить нтъ ли тутъ дома. Послдніе трепетные лучи садившагося мсяца слабо освщали вершины утесовъ и наиболе возвышенные пункты мстности, но въ промежуточныхъ углубленіяхъ мракъ лежалъ густыми полосами, и въ этомъ-то мрак, должно-быть, скрывался домъ.

— Наконецъ я разбудилъ кого-то, одобрительно закричалъ Алланъ Мидвинтеру, все еще продолжавшему свою ходьбу по палуб, безъ малйшаго вниманія ко всему происходившему надъ нимъ и вокругъ него.— Слушайте, не будетъ ли отвта! проговорилъ онъ, и обернувшись лицомъ къ островку, сталъ громко звать на помощь.

Отвта не послдовало, но крикъ его былъ повторенъ съ рзкимъ, пронзительнымъ смхомъ, съ неистовыми возгласами, которые все громче и громче раздавались изъ отдаленнаго мрака, представляя страшную смсь человческаго голоса съ дикимъ ревомъ животнаго. Въ ум Аллана промелькнуло внезапное подозрніе, отъ котораго голова его закружилась и кровь застыла въ жилахъ. Молча, затаивъ дыханіе, онъ посмотрлъ въ ту сторону, откуда впервые раздались дикіе звуки, вторившіе его голосу. Черезъ минуту крики возстановились и стали приближаться. И вдругъ какая-то черная фигура, повидимому фигура мущины, вскочила на вершину утеса, и начала скакать и вопить въ угасавшемъ сіяніи мсяца. Вслдъ затмъ вопли испуганной женщины смшались съ криками существа скакавшаго на утес. Въ темнот изъ какого-то невидимаго окна блеснула искра отъ зажигаемой свчи, и посреди всей этой возни и шума раздался хриплый и сердитый голосъ мущины. Вслдъ затмъ на утесъ вскочила другая черная фигура, она стала бороться съ первою, и вмст съ нею исчезла во мрак. Крики стали постепенно ослабвать, вопли женщины затихли, хриплый голосъ мущины одинъ окликнулъ разбитый корабль, словъ нельзя было различить по дальности разстоянія, но они ясно звучали страхомъ и бшенствомъ. Минуту спустя, снова брякнулъ дверной засовъ, огненная искра погасла, и на островк опять воцарились тишина и мракъ. Ревъ скотины на берегу смолкъ, потомъ снова раздался, и опять смолкъ. И тогда посреди наступившаго молчанія послышалось холодное, однообразное, вчное журчаніе водоворота, единственный звукъ, нарушавшій таинственную тишину ранняго утренняго часа, которая быстро спустилась съ высоты небесъ и окутала разбитый корабль своимъ непроницаемымъ покровомъ.

Алланъ сошелъ съ своего обсерваціоннаго пункта и присоединился къ Мидвинтеру, все еще ходившему по палуб.

— Намъ нужно дожидаться работниковъ, сказалъ онъ.— Посл всего случившагося, признаюсь, у меня пропала охота окликать берегъ. Подумайте только, что я, быть-можетъ, разбудилъ въ этомъ дом сумасшедшаго! Вдь это ужасно, не правда ли?

Мидвинтеръ остановился на минуту, и посмотрлъ на Аллана, съ разсяннымъ видомъ человка, къ которому вы обратились бы съ изложеніемъ обстоятельствъ для него совершенно чуждыхъ. Казалось, если только возможно было подобное предположеніе, что онъ даже совершенно не замтилъ всего произшедшаго на островк Тлецъ.

— Вн этого корабля нтъ ничего ужаснаго, сказалъ онъ наконецъ.— Все ужасное заключается въ немъ.

Сказавъ эти странныя слова, онъ снова повернулся и продолжалъ свою прогулку.

Алланъ поднялъ флягу виски, лежавшую близь него на палуб и освжилъ себя глоткомъ.

— Вотъ вамъ первая вещь на корабл, которая далеко не ужасна, весело возразилъ онъ, закупоривая флягу пробкой,— а вотъ и другая, прибавилъ онъ, закуривая сигару.— Ужь три часа! продолжалъ молодой человкъ, посмотрвъ на часы, и спокойно услся на палуб, прислонившись спиною къ борту.— Скоро начнетъ свтать, и птицы развеселятъ насъ своимъ чириканьемъ. Послушайте, Мидвинтеръ, вы, кажется, совершенно оправились отъ вашего несчастнаго обморока. Но зачмъ вы такъ маршируете? Подите-ка лучше сюда, возьмите сигару и усядьтесь вотъ тутъ рядомъ со мною, да покойне. Что за радость сновать изъ угла въ уголъ безъ всякаго толку?

— Я жду, сказалъ Мидвинтеръ.

— Ждете? Чего?

— Того что должно случиться съ вами или со мной, или съ нами съ обоими, прежде нежели мы оставимъ этотъ корабль.

— Преклоняясь предъ вашею проницательностью, мой дорогой товарищъ, я полагаю, вполн довольно съ насъ и того что уже случилось. Не худо было бы, еслибы приключенія наши на томъ и остановились, идти дале я вовсе не желаю.

Алланъ еще разъ потянулъ изъ фляги, и покуривая сигару, продолжалъ болтать всякій вздоръ съ своею обычною безпечностью.

— У меня нтъ вашего пылкаго воображенія, говорилъ онъ,— и я надюсь, что слдующимъ событіемъ будетъ просто появленіе лодки съ рабочими. Воображаю, какъ разыгрывалась ваша фантазія, покамстъ вы расхаживали здсь одни по палуб. Ну, признайтесь, о чемъ думали вы въ то время, пока я сидлъ на бизань-топ и пугалъ коровъ?

Мидвинтеръ внезапно остановился.

— Положимъ, я скажу вамъ, о чемъ, сказалъ онъ.

— Положимъ, вы скажете мн? повторилъ Алланъ.

Мучительное поползновеніе открыть всю истину, поползновеніе, уже возбужденное въ немъ однажды безпощадною веселостью его товарища, еще разъ овладло Мидвинтеромъ. Онъ прислонился во мрак къ высокому борту корабля, и молча посмотрлъ на фигуру Аллана, спокойно протянувшагося по палуб. ‘Смути, шепталъ ему лукавый, это невинное самообладаніе, этотъ безжалостный покой. Покажи ему то мсто, гд совершено было преступленіе, пусть онъ узнаетъ его, какъ ты его знаешь, пусть онъ страшится его, какъ ты его страшишься. Разкажи ему о сожженной рукописи и о словахъ, которыя не могутъ быть уничтожены никакимъ огнемъ, и которыя до сихъ поръ живутъ въ твоей памяти. Разкажи ему о твоемъ вчерашнемъ состояніи, когда, чтобы поддержать свою шаткую вру въ собственныя убжденія, ты бросилъ взглядъ на прошедшее и восхищался мыслію, что во время всхъ твоихъ морскихъ странствій, ты ни разу не попалъ на этотъ корабль. Открой ему и настоящее состояніе твоей души, когда корабль настигъ тебя на распутьи новой жизни, въ самомъ начал твоей дружбы съ тмъ самымъ человкомъ, противъ котораго предостерегалъ тебя твой отецъ. Вспомни объ его предсмертныхъ словахъ, и прошепчи ихъ твоему другу, чтобъ и онъ также задумался о нихъ. Прошепчи ему эти слова: Скрывайся отъ него подъ вымышленнымъ именемъ. Огради себя отъ него горами и морями. Будь неблагодаренъ, будь злопамятенъ, словомъ, будь вс&#1123,мъ что окажется противнымъ твоей собственной мягкой натур, только не живи подъ одною съ нимъ кровлей, не дыши однимъ воздухомъ съ этимъ человкомъ.’ Такъ соблазнялъ его искуситель. Такъ, подобно вредному испаренію изъ отцовской могилы, вліяніе отца тлетворнымъ образомъ дйствовало на умъ сына.

Внезапно наступившее молчаніе удивило Аллана, и онъ сонливо посмотрлъ черезъ плечо на своего товарища.

— Опять задумался! воскликнулъ онъ, звая.

Тогда Мидвинтеръ выступилъ изъ мрака, и подошелъ къ Аллану гораздо ближе нежели онъ подходилъ къ нему до сихъ поръ.

— Да! сказалъ онъ,— я задумался о прошедшемъ и о будущемъ.

— О прошедшемъ и о будущемъ! повторилъ Алланъ, перемняя положеніе.— Что до меня касается, то я умалчиваю о прошедшемъ. Съ нимъ соединяется для меня весьма непріятный случай — я разумю гибель докторской шлюпки. Поговоримъ лучше о будущемъ. Посмотрли ли вы на него съ практической точки зрнія? какъ говоритъ старый, милый Брокъ. Обсудили ли вы слдующій серіозный вопросъ, равно касающійся до васъ обоихъ, когда мы вернемся въ гостиницу,— вопросъ о завтрак?

Посл минутнаго колебанія, Мидвинтеръ еще ближе подвинулся къ Аллану.

— Я думалъ о своей и о вашей будущности, сказалъ онъ,— я думалъ о томъ времени, когда наши жизненныя дороги, разъединясь, пойдутъ въ разныя стороны.

— Вотъ и свтать начинаетъ! воскликнулъ Алланъ.— Взгляните-ка на мачты: он опять начинаютъ выясняться. Но извините, Мидвинтеръ, я перебилъ васъ, вы, кажется, что-то говорили?

Мидвинтеръ ничего не отвчалъ. Борьба между наслдственнымъ суевріемъ, которое побуждало его къ признанію, и непобдимою любовью къ Аллану, которая одерживала его безумные порывы, остановила на нсколько минутъ слова, готовыя слетть съ его устъ. Онъ отвернулся молча, въ невыразимой душевной мук. ‘О отецъ мой! подумалъ онъ,— не лучше ли было убить меня въ тотъ день, какъ я спалъ на груди твоей невиннымъ ребенкомъ, нежели оставить мн жизнь для такого страданія!’

— Что вы тамъ говорили о будущемъ? настаивалъ Алланъ.— Я заглядлся на разсвтъ и не разслышалъ.

Мидвинтеръ сдлалъ надъ собою усиліе:

— Разчитывая взять меня съ собою въ Торпъ-Амброзъ, вы поступили съ вашею обычною добротой, сказалъ онъ.— Но обсудивъ этотъ вопросъ серіозно, я нахожу, что мн лучше не навязываться тмъ кто меня не знаетъ и не ожидаетъ.

Голосъ его задрожалъ, и онъ снова остановился. Чмъ упорне отказывался онъ отъ этой привлекательной будущности, тмъ ярче рисовалась въ его воображеніи картина счастливой жизни, которой онъ добровольно лишалъ себя. Аллану вдругъ пришла въ голову мистификація о новомъ управляющемъ, съ помощью которой онъ потшался надъ своимъ другомъ, во время ихъ совщанія на яхт.

— Ужь не объ этомъ ли онъ думалъ? мысленно спрашивалъ себя Алланъ,— и не начинаетъ ли онъ смекать въ чемъ дло? Нужно попытать его.— Толкуйте себ, пожалуй, всякій вздоръ, если это вамъ нравится, продолжалъ онъ вслухъ,— но не забывайте, любезный другъ, что вы общали присутствовать при моемъ переселеніи въ Торпъ-Амброзъ, и высказать мн ваше мнніе о новомъ управляющемъ.

Мидвинтеръ внезапно придвинулся къ Аллану.

— Мн нтъ дла ни до вашего управляющаго, ни до вашего помстья, сказалъ онъ запальчиво.— Я говорю о себ. Слышите ли, о себ! Я не гожусь вамъ въ товарищи. Вы еще не знаете кто я таковъ.

И онъ также быстро удалился во мракъ борта, какъ быстро вышелъ изъ него.

— О Боже! Для чего не могу я открыть ему всего? прошепталъ Мидвинтеръ.

Алланъ былъ пораженъ, но это продолжалось не боле минуты.

— Я не знаю кто вы? повторилъ онъ съ своимъ обычнымъ веселымъ добродушіемъ.

Онъ взялъ флягу и многозначительно тряхнулъ ею.

— Послушайте, продолжалъ онъ,— а много ли вы отпили докторскаго лкарства, покамстъ я сидлъ на бизань-топ?

Шутливый тонъ, не измнявшій Аллану, окончательно взбсилъ Мидвинтера. Онъ опять выступилъ изъ мрака, и сердито топнулъ ногою объ палубу.

— Выслушайте меня! сказалъ онъ.— Вамъ неизвстна и половина тхъ унизительныхъ занятій, къ которымъ я прибгалъ въ продолженіе своей жизни. Я былъ слугою у купца, я мелъ лавку и открывалъ ставни, я разносилъ тюки по улицамъ, и ждалъ у дверей покупателей покамстъ мн вышлютъ хозяйскія деньги.

— Что жь! Я и въ половину никогда не былъ такъ полезенъ, возразилъ Алланъ спокойно.— Ахъ, дружище, дружище, да вы были, какъ я вижу, преработящій малый въ свое время!

— Я былъ бродягою и негодяемъ, отвчалъ тотъ съ бшенствомъ:— я былъ уличнымъ скоморохомъ, гаеромъ, слугою цыгана! Я плъ и плясалъ за полпенса на большой дорог вмст съ танцующими собаками! Я носилъ лакейскую ливрею и служилъ за столомъ! Я былъ поваренкомъ у простыхъ матросовъ и работникомъ у голодныхъ моряковъ! Что можетъ быть общаго у джентльмена въ вашемъ положеніи съ человкомъ подобнымъ мн? Можете ли вы ввести меня въ Общество, живущее въ Торпъ-Амброз? Да одно имя мое будетъ уже колоть вамъ глаза. Вообразите себ физіономіи вашихъ новыхъ сосдей, когда слуги ихъ доложатъ въ одно и то же время объ Осіи Мидвинтер и Аллан Армадел!

Онъ разразился жесткимъ смхомъ, и снова повторилъ этидва имени съ горькимъ презрительнымъ выраженіемъ, которое должно было выставлять на видъ яркій контрастъ между ними.

Нчто болзненное въ этомъ смх покоробило даже безпечную натуру Аллана. Онъ привсталъ съ палубы, и въ первый разъ заговорилъ серіозно.

— Шутка — вещь хорошая, Мидвинтеръ, сказалъ онъ,— но подъ условіемъ не доводить ее до крайности. Я помню, какъ вы сказали мн однажды что-то въ этомъ же род, когда я ухаживалъ за вами въ Соммерсетшир. Вы принудили меня спросить у васъ, заслуживаю ли я того чтобы вы, именно вы, такъ отдаляли меня отъ себя. Не заставляйте же меня повторить теперь этотъ вопросъ. Шутить со мною можете сколько душ вашей угодно, дружище, но только иначе. Подобныя шутки оскорбляютъ меня.

Какъ ни простъ былъ тонъ и значеніе этихъ словъ, они произвели, повидимому, мгновенный переворотъ въ ум Мидвинтера. Его впечатлительная натура подалась какъ бы подъ вліяніемъ внезапнаго удара. Молча, не промолвивъ ни единаго слова, онъ удалился на переднюю часть корабля. Тамъ онъ слъ на груду досокъ, сложенныхъ между мачтами, и провелъ рукою по голов съ какимъ-то растеряннымъ, безумнымъ видомъ. Хотя отцовская вра въ силу рока снова сдлалась его убжденіемъ, хотя онъ ни на минуту не сомнвался въ томъ, что женщина, которую мистеръ Брокъ встртилъ въ Соммерсетшир, и женщина, покушавшаяся на самоубійство въ Лондон, была однимъ и тмъ же существомъ, хотя ужасъ, овладвшій имъ при чтеніи письма изъ Вильдбада, снова овладлъ имъ въ настоящую минуту, однако обращеніе Аллана къ ихъ прошедшей дружб тронуло его сердце еще съ большею силой, нежели сила самого суеврія. Онъ сталъ искать теперь предлога, который внушилъ бы ему смлость пожертвовать всякимъ, мене великодушнымъ побужденіемъ одному преобладающему опасенію — оскорбить чувство своего друга.

— Зачмъ огорчать его? прошепталъ онъ.— Конецъ еще впереди — позади насъ еще скрывается во мрак женщина. Для чего противиться дружб, когда зло уже сдлано, и предостереженіе отца моего пришло слишкомъ поздно? Чему быть того не миновать. Что намъ за дло до будущаго, и мн, и ему?

Онъ вернулся къ Аллану, слъ подл него и взялъ его за руку.

— Простите меня, сказалъ онъ кротко:— я оскорбилъ васъ, но это не повторится боле. И не давъ ему времени отвчать, онъ схватилъ лежавшую на палуб флягу.

— Ба! воскликнулъ онъ съ внезапнымъ усиліемъ поддлаться подъ веселость своего друга,— если вы отвдали докторскаго лкарства, то почему же не попробовать его и мн?

Алланъ былъ въ восхищеніи.

— Вотъ это похоже на дло, сказалъ онъ:— Мидвинтеръ опять становится самимъ собою… Чу! вотъ и птицы встрепенулись. Утро весело сіяетъ! Пойте пташки, пойте! Онъ проплъ эти слова своимъ прежнимъ веселымъ голосомъ, и попрежнему дружески ударилъ Мидвинтера по плечу.

— Какъ это вамъ удалось выкинуть изъ головы всю эту проклятую дребедень? Знаете ли, вы вдь въ самомъ дл были страшны съ вашими предчувствіями чего-то недобраго, могущаго приключиться со мною или съ вами до нашего отъзда съ этого корабля?

— Пустяки! отвчалъ Мидвинтеръ презрительно.— Мн кажется, мозгъ мой еще и до сихъ поръ не оправился отъ той ужасной горячки, у меня въ голов пчела жужжитъ, какъ говорятъ у васъ на свер. Потолкуемъ лучше о чемъ-нибудь другомъ. Ну хоть о вашихъ новыхъ жильцахъ! Какъ вы думаете, можно ли положиться на слова агента о семейств майора Мильроя? Почему знать, можетъ-быть кром жены и дочери у него въ дом есть и еще какая-нибудь женская личность?

— Ого! воскликнулъ Алланъ,— теперь и вы начинаете мечтать о нимфахъ, порхающихъ между деревьями, и о любовныхъ проказахъ во фруктовомъ саду? А? Нтъ ли еще женской личности — каковъ? Но положимъ, что въ семейств майора не окажется другой: чтожь намъ длать въ такомъ случа? Тогда мы снова обратимся къ полкрон, и пусть судьба ршитъ, кому первому ухаживать за миссъ Мильрой.

На этотъ разъ Мидвинтеръ увлекся безпечностію и легкомысліемъ Аллана.

— Нтъ, нтъ, сказалъ онъ:— домохозяину должно принадлежать первое право на вниманіе майорской дочки. Я отступаю на задній планъ, и буду ждать появленія новой женщины въ Торпъ-Амброз.

— Прекрасно. А я съ этою цлію развшу въ парк пригласительный адресъ ко всмъ норфокскимъ женщинамъ, сказалъ Алланъ.— Можетъ быть, вы разборчивы относительно роста и цвта лица? Какой вашъ любимый возрастъ?

Мидвинтеръ игралъ своимъ собственнымъ суевріемъ, какъ играетъ иногда человкъ съ заряженнымъ ружьемъ, которое можетъ убить его, или съ дикимъ звремъ, могущимъ изуродовать его на всю жизнь. Онъ назвалъ возрастъ женщины въ черномъ плать и красной шали, опредленный имъ по его собственному соображенію.

— Тридцать пять, отвчалъ онъ.

Не усплъ онъ произнести эти слова, какъ искусственная веселость его мгновенно исчезла. Онъ всталъ съ своего мста, не обращая ни малйшаго вниманія на усилія Аллана осмять его странный отвтъ, и въ глубокомъ молчаніи возобновилъ свою безпокойную ходьбу по палуб. Еще разъ не отвязчивая мысль, гонявшаяся за нимъ во мрак ночи, стала неотступно преслдовать его и теперь въ часъ разсвта. Еще разъ овладло имъ убжденіе, что съ нимъ или съ Алланомъ должно случиться что-нибудь недоброе, прежде нежели они выберутся съ разбитаго корабля. Заря на восток съ каждою минутой разгаралась все ярче и ярче, тни сбгали съ палубы, и при свт дня открылась пустынная нагота разбитаго судна. По мр того какъ усиливался втерокъ, море просыпалось въ сіяньи утра. Даже холодное клокотанье водоворотовъ перемнило е вой однообразный, унылый ропотъ, и перешло въ какое-то ласкающее журчанье подъ вліяніемъ мягкихъ, теплыхъ лучей восходящаго солнца. Мидвинтеръ остановился у передней части корабля и сосредоточилъ свое вниманіе на настоящемъ. Все кругомъ его имло такой одобряющій, радостный видъ. Веселая, утренняя улыбка лтняго неба, такъ ярко блиставшая надъ старою утомленною землей, расточала свои всеобъединяющія ласки даже бдному, разбитому кораблю! Роса, сверкавшая на прибрежныхъ поляхъ, сверкала и на палуб, ветхія, ржавыя снасти корабля усыпаны были такими же драгоцнными блестками какъ и свжіе, зеленые листья деревьевъ на берегу. Мысли Мидвинтера незамтно перешли на товарища его ночныхъ приключеній. Онъ вернулся къ корм, и еще подходя къ ней, сталъ говорить съ Алланомъ. Не получивъ отвта, онъ приблизился къ лежавшей на полу фигур, и посмотрлъ на нее ближе. Предоставленный самому себ, Алланъ былъ совершенно побжденъ усталостью. Голова его опрокинулась назадъ, шляпа свалилась, онъ лежалъ, вытянувшись во весь ростъ, на палуб корабля, въ глубокомъ и крпкомъ сн.

Мидвинтеръ снова принялся за свою прогулку, въ ум его зашевелилось сомнніе, его собственныя прошедшія мысли вдругъ показались ему странными и дикими. Съ какимъ мрачнымъ предчувствіемъ ожидалъ онъ наступающаго дня, и какъ невинно было его наступленіе! Солнце поднималось надъ горизонтомъ, часъ освобожденія подходилъ все ближе и ближе, а изъ двухъ Армаделей, заключенныхъ на этомъ роковомъ корабл, одинъ убивалъ время сномъ, между тмъ какъ другой спокойно наблюдалъ за наступленіемъ новаго дня.

Солнце продолжало подниматься все выше и выше, время шло. Чувствуя все то же затаенное недовріе къ разбитому кораблю, Мидвинтеръ вопросительно посматривалъ то на тотъ, то на другой берегъ, въ надежд подмтить какіе-нибудь слды пробуждающейся человческой жизни. На земл все еще было пусто и безмолвно. Клубы дыма, которые скоро должны были подняться изъ трубъ сельскихъ хижинъ, еще не поднимались.

Подумавъ немного, онъ снова вернулся къ корм, чтобы посмотрть нтъ ли позади ихъ рыбачьей лодки, которую можно было бы окликнуть. Весь занятый этою новою мыслію, онъ поспшно прошелъ мимо Аллана, едва замтивъ что тотъ еще спитъ. Одинъ шагъ впередъ, и онъ очутился бы у гакаборта, еслибы позади его не раздался звукъ подобный слабому стону. Обернувшись, онъ посмотрлъ на Аллана, спавшаго на палуб, потомъ тихо опустился подл него на колни.

— Пришелъ таки! прошепталъ онъ.— Но не ко мн, а къ нему.

Да, призракъ пришелъ посреди ясной прохлады утра, онъ пришелъ среди таинственныхъ ужасовъ сна. Лицо, которое Мидвинтеръ еще недавно видлъ совершенно спокойнымъ, было теперь искажено страданіемъ. Потъ крупными каплями выступилъ на лбу Аллана и увлажилъ его кудрявые волосы. Изъ-подъ полуоткрытыхъ вкъ сверкали одни незрячіе блки глазъ. Распростертыя руки съ судорожными движеніями скребли палубу. По временамъ онъ стоналъ и бормоталъ что-то невнятное, но вырывавшіяся у него слова заглушены были скрежетомъ зубовъ. Освщенный утренними лучами восходящаго солнца, съ выраженіемъ душевной муки на лиц, онъ лежалъ тутъ такъ близко отъ наклонившагося надъ нимъ друга и въ то же время такъ далеко отъ него, что оба, быть-можетъ, находились въ это время въ двухъ совершенно различныхъ мірахъ.

Лишь одинъ вопросъ возникъ въ эту минуту въ ум Мидвинтера. Какой именно сонъ судилъ Аллану увидть рокъ, заключившій его теперь на разбитомъ корабл? Не открылась ли замогильная тайна тому изъ двухъ Армаделей, отъ котораго другой скрывалъ ее? Не представилась ли сыну страшная смерть отца — тутъ же, на томъ самомъ мст гд совершилось нкогда преступленіе?

Весь занятый этимъ вопросомъ, сынъ убійцы опустился на колни, и сталъ внимательно смотрть на сына человка, убитаго рукою его отца. Борьба между усыпленнымъ тломъ и бодрствующею душой ежеминутно усиливалась. Безпомощныя стенанія охваченнаго сномъ молодаго человка становились все громче и громче, руки его поднимались и ловили пустой воздухъ. Одержимый невольнымъ страхомъ, Мидвинтеръ тихо положилъ свою руку на лобъ Аллана. Но какъ ни легко было это прикосновеніе, спящій отвчалъ на него таинственнымъ сочувствіемъ: руки его медленно опустились, и онъ пересталъ стонать.

Во время наступившей паузы Мидвинтеръ еще ближе придвинулся къ Аллану, такъ что дыханіе его коснулось лица спящаго. Но не усплъ онъ во второй разъ перевести духъ, какъ молодой Армадель внезапно вскочилъ на ноги, какъ будто пробужденный трубнымъ звукомъ.

— Вамъ что-то приснилось, сказалъ ему Мидвинтеръ, между тмъ какъ Алланъ дико смотрлъ на него, еще не совершенно опомнившись отъ сна.

Глаза его стали блуждать по кораблю сначала безсмысленно, а потомъ съ выраженіемъ недовольства и удивленія.

— Разв мы все еще здсь? спросилъ онъ, между тмъ какъ Мидвинтеръ помогалъ ему держаться на ногахъ.— Что бы ни пришлось мн длать на этомъ проклятомъ корабл, прибавилъ онъ черезъ минуту,— а ужь спать здсь не стану.

При этихъ словахъ глаза Мидвинтера устремились на него съ вопрошающимъ выраженіемъ. Оба пріятеля стали вмст ходить по палуб.

— Разкажите мн вашъ сонъ, сказалъ Мидвинтеръ страннымъ, подозрительнымъ голосомъ и съ внезапною рзкостью въ обращеніи.

— Теперь не могу, отвчалъ ему Алланъ.— Дайте мн хоть немного придти въ себя.

Сдлавъ еще одинъ кругъ, Мидвинтеръ остановился, и опять заговорилъ.

— Поглядите на меня Алланъ, сказалъ онъ.

На лиц Аллана, обернувшагося къ Мидвинтеру, вмст съ неизгладившимся еще впечатлніемъ сна, отразилось и естественное удивленіе, вызванное странною просьбой его друга, но ни тни недовольства или тайнаго недоврія нельзя было подмтить на немъ. Мидвинтеръ быстро отвернулся отъ него, едва скрывая веудержимый порывъ восторга.

— Что, у меня очень смущенный видъ? спросилъ Алланъ, взявъ его подъ руку, и продолжая идти впередъ.— Если такъ, то пожалуста не тревожьтесь обо мн. Голова моя еще совсмъ въ туман, но это скоро пройдетъ.

Нсколько минутъ они молча ходили взадъ и впередъ по палуб,— одинъ, стараясь прогнать тяжелое впечатлніе сна, другой, пытаясь догадаться что это былъ за сонъ, такой ужасный. Отдлавшись отъ мучительнаго страха за прошедшее, суеврная натура Мидвинтера однимъ скачкомъ перешла къ новому предположенію: а что если Аллану приснилось будущее? Что если сновидніе раскрыло передъ нимъ таинственную книгу судебъ, въ которой онъ прочелъ свою будущую жизнь? Одно ужъ это подозрніе въ десять разъ увеличивало желаніе Мидвинтера проникнуть тайну своего друга.

— Успокоились ли вы немного? спросилъ онъ его.— Можете ли вы разказать мн теперь вашъ сонъ?

Въ то время какъ Мидвинтеръ предлагалъ этотъ вопросъ, наступила послдняя минута ихъ приключенія на корабл.

Они достигли кормы и поворачивали уже назадъ, когда Алланъ, собираясь отвчать своему другу, машинально взглянулъ на море. Вмсто отвта, онъ вдругъ побжалъ къ гакаборту и съ радостнымъ восклицаніемъ замахалъ шляпою.

Мидвинтеръ также присоединился къ нему и увидалъ большую шестивесельвую шлюпку, плывшую прямо въ Зундскій проливъ. Какая-то фигура, показавшаяся знакомою обоимъ пріятелямъ, быстро встала съ кормонаго сиднья и отвчала на привтствіе Аллана. Лодка приблизилась, рулевой весело ихъ окликнулъ, и они узнали голосъ доктора.

— Ну, слава Богу, оба цлы и невредимы! сказалъ мистеръ Гаубери, когда молодые люди встртили его на палуб.— Скажите пожалуста, какой втеръ занесъ васъ сюда?

Вопросъ этотъ онъ предложилъ Мидвинтеру, но отвтилъ на него Алланъ, и онъ же потребовалъ у доктора объясненій взамнъ разказа о своихъ ночныхъ похожденіяхъ. Весь поглощенный одною мыслію проникнуть тайну сновиднія, Мидвинтеръ во все время хранилъ молчаніе. Не замчая ничего происходившаго вокругъ него, онъ подобно собак не сводилъ глазъ съ Аллана, и неотступно слдилъ за нимъ, до тхъ поръ пока не пришло время садиться въ лодку. Мистеръ Гаубери съ любопытствомъ физіолога наблюдалъ за его безпрестанно мнявшимся лицомъ и безпокойнымъ подергиваньемъ его рукъ. ‘Ни за какія блага въ мір не помнялся бы я съ этимъ господиномъ моею нервною системой,’ подумалъ докторъ, принимаясь за румпель, и отдавая приказаніе гребцамъ отчаливать отъ разбитаго судна.

Отложивъ всякія дальнйшія объясненія до возвращенія въ портъ Св. Маріи, мистеръ Гаубери прежде всего взялся удовлетворить любопытству Аллана. Обстоятельства, побудившія доктора поспшить на выручку своихъ гостей, были весьма просты. Нсколько рыбаковъ изъ порта Ирина, на западной сторон острова, повстрчавъ оторвавшуюся лодку въ мор, тотчасъ же узнали въ ней собственность доктора, и немедленно отрядили къ нему посланныхъ для наведенія справокъ. Извстіе о случившемся встревожило мистера Гаубери насчетъ Аллана и его друга. Онъ вызвалъ между лодочниками охотниковъ, и по совту ихъ прямо отправился въ самое опасное, и притомъ единственное мсто у этихъ береговъ, гд въ такую тихую погоду могло приключиться несчастіе съ лодкой, управляемою двумя опытными моряками, а именно въ Зундскій проливъ. Объяснивъ такимъ образомъ свое появленіе на мст дйствія, докторъ, какъ добрый хозяинъ, сталъ упрашивать своихъ гостей минувшаго вечера, чтобъ они приняли также и его утреннее приглашеніе. Было еще слишкомъ рано, чтобы, вернувшись въ гостиницу, найдти прислугу уже на ногахъ, и потому онъ предложилъ имъ у себя постель и завтракъ.

При первой пауз, наступившей въ разговор Аллана съ докторомъ, Мидвинтеръ, который все время оставался чуждъ этому разговору, слегка дотронулся до плеча своего друга.

— Лучше ли вамъ? спросилъ онъ шепотомъ.— Скоро ли вы въ состояніи будете разказать мн то что я желаю знать?

Брови Аллана сердито сдвинулись: содержаніе сна и настойчивость, съ которою Мидвинтеръ возвращался къ этому предмету, казались ему равно непріятными. Онъ едва могъ сохранить свое обычное добродушіе.

— Кажется, вы ршились надодать мн до тхъ поръ пока я всего не разкажу вамъ, сказалъ онъ,— такъ ужь лучше разомъ отъ васъ отдлаться.

— Нтъ! возразилъ Мидвинтеръ, бросивъ взглядъ на доктора и на гребцовъ.— Здсь насъ могутъ слышать посторонніе люди, вы мн разкажете это наедин.

— Теперь, господа, если хотите въ послдній разъ взглянуть на вашу ночную квартиру, вмшался докторъ,— то совтую вамъ не терять времени. Черезъ минуту корабль скроется отъ насъ за берегомъ.

Оба Армаделя молча бросили прощальный взглядъ на роковое судно. Унылымъ и одинокимъ нашли они его въ таинственномъ полусвт лтней ночи. Унылымъ и одинокимъ покидали они его и теперь въ роскошномъ сіяніи лтняго утра.

Часъ спустя, докторъ отвелъ своихъ гостей въ приготовленныя для нихъ спальни, и предложилъ имъ отдохнуть въ ожиданіи завтрака.

Но не усплъ онъ съ ними проститься, какъ двери обихъ комнатъ тихо растворились, и Алланъ столкнулся съ Мидвинтеромъ въ корридор.

— Можете ли вы спать посл всего случившагося? спросилъ Алланъ.

Мидвинтеръ отрицательно покачалъ головой.

— Вы шли въ мою комнату, не такъ ли? сказалъ онъ.

— Да, я хотлъ просить васъ посидть со мною. А вы для чего шли ко мн?

— Чтобы попросить васъ разказать мн сонъ.

— Провалъ его возьми этотъ сонъ! Мн хотлось бы лучше позабыть его.

— А мн хотлось бы знать его со всми подробностями.

Оба замолчали, оба инстинктивно сдерживали себя, чтобы не сказать лишняго слова. Въ первый разъ со времени ихъ дружбы они готовы были поссориться, и за что же? За пустякъ, за сонъ. Но мягкій нравъ Аллана во-время предотвратилъ грозу.

— Вы величайшій упрямецъ въ мір, сказалъ онъ Мидвинтеру,— но если ужь вы такъ настаиваете, то пусть будетъ по вашему. Пойдемте въ мою комнату, я разкажу вамъ все.

Алланъ пошелъ впередъ, Мидвинтеръ послдовалъ за нимъ. Дверь затворилась, и они остались вдвоемъ.

V. Тнь будущаго.

Когда мистеръ Гаубери присоединился къ своимъ гостямъ въ столовой, странная противоположность характера, уже подмченная имъ однажды въ молодыхъ людяхъ, поразила его теперь еще боле. Одинъ изъ нихъ сидлъ за накрытымъ столомъ, голодный и довольный, переходя отъ одного блюда къ другому, и говоря, что онъ еще никогда такъ хорошо не завтракалъ. Другой сидлъ одинъ у окна, съ недопитою чашкою чая, съ недоденнымъ кускомъ мяса на тарелк. Въ утреннемъ привтствіи доктора, обращенномъ къ обоимъ друзьямъ, ясно выражались различныя впечатлнія, произведенныя на него каждымъ изъ молодыхъ людей отдльно. Аллана онъ дружески потрепалъ по плечу, привтствуя его какою-то шуткой, Мидвинтеру же принужденно поклонился, прибавивъ:

— Вы, кажется, еще не совершенно оправились отъ утомленія прошедшей ночи?

— Нтъ, докторъ! виновата не ночь, сказалъ Алланъ.— Онъ хмурится отъ одной вещи, которую я разказалъ ему. Но замтьте, что и моей вины тутъ также нтъ. Знай я напередъ, что онъ вритъ снамъ, я конечно не заикнулся бы объ этомъ.

— Снамъ? повторилъ докторъ, и не понявъ настоящаго значенія словъ Аллана, обратился прямо къ Мидвинтеру:— При вашемъ темперамент, вамъ давно уже пора бы привыкнуть къ сновидніямъ.

— Да нтъ, докторъ, вы не туда обращаетесь, воскликнулъ Алланъ:— сонъ видлъ я, а не онъ. Что же тутъ удивительнаго? Вдь это случилось не здсь, не въ вашемъ уютномъ домик, а на проклятомъ корабл. Дло въ томъ, что передъ самымъ вашимъ появленіемъ туда, я заснулъ, и дйствительно увидалъ прескверный сонъ. Что же бы вы думали? Не успли мы вернуться сюда….

— Зачмъ безпокоить мистера Гаубери разговоромъ о предмет, который никакъ не можетъ интересовать его? съ нетерпніемъ замтилъ Мидвинтеръ, въ первый разъ открывая ротъ.

— Извините, возразилъ докторъ довольно рзко,— судя по тому что я уже слышалъ, этотъ вопросъ чрезвычайно интересуетъ меня.

— Вотъ это я люблю, докторъ! сказалъ Алланъ.— Пожалуста интересуйтесь, прошу васъ: мн хочется чтобы вы помогли ему освободиться отъ того вздора, который онъ забралъ себ въ голову. Какъ бы вы думали? хочетъ убдить меня, что сонъ мой предостерегаетъ меня относительно нкоторыхъ людей, причемъ онъ настойчиво утверждаетъ, что одинъ изъ этихъ людей не кто другой какъ онъ самъ! Слыхали ли вы что-нибудь подобное? Ужь я бился, бился, доказывая ему противное. Къ чорту, говорю, предостереженіе: всему причиной дурное пищевареніе! Вдь вы не знаете что я сълъ и выпилъ за ужиномъ у доктора, а я знаю! Что же, вы думаете, послушался онъ меня? Какъ бы не такъ!.. Примитесь-ка теперь вы за него, вы человкъ ученый, и онъ долженъ васъ послушаться. Ну, пожалуста, докторъ, будьте умницей, дайте мн свидтельство въ испорченномъ пищевареніи, я съ удовольствіемъ покажу вамъ свой языкъ.

— Довольно взглянуть на ваше лицо, сказалъ мистеръ Гаубери.— Я, не вставая съ этого мста, готовъ засвидтельствовать, что вы никогда не страдаете дурнымъ пищевареніемъ. Посмотримъ лучше что это за сонъ, и какое заключеніе можно вывести изъ него,— если только вы согласны посвятить меня въ вашу тайну.

Алланъ указалъ вилкою на Мидвинтера.

— Обратитесь къ моему другу, который передастъ вамъ это гораздо лучше меня, сказалъ молодой Армадель.— Поврите ли, онъ списалъ этотъ разказъ съ моихъ словъ, и заставилъ меня выставить подъ нимъ мое имя, какъ-будто это были мои послднія слова и моя предсмертная исповдь передъ отправленіемъ на вислицу. Подавайте-ка его сюда, дружище,— вдь я видлъ, какъ вы спрятали его въ вашъ бумажникъ,— подавайте-ка его сюда!

— Неужели вы не шутите? спросилъ Мидвинтеръ, доставая свой бумажникъ, съ явнымъ неудовольствіемъ, которое должно было показаться весьма оскорбительнымъ для доктора, такъ какъ въ его же собственномъ дом относились къ нему съ такимъ недовріемъ.

Мистеръ Гаубери вспыхнулъ.

— Прошу васъ, не показывайте мн этой рукописи, если вы чувствуете хотя малйшее къ тому нерасположеніе, сказалъ онъ съ изысканною вжливостью оскорбленнаго человка.

— Вздоръ, пустяки! воскликнулъ Алланъ: — перебросьте-ка ее сюда поскоре!

Вмсто того чтобы повиноваться этому безцеремонному требованію, Мидвинтеръ вынулъ рукопись изъ своего бумазкника, и вставъ съ своего мста подошелъ къ мистеру Гаубери:

— Извините меня, сэръ, сказалъ онъ, подавая ему рукопись, причемъ глаза его опустились въ землю и лицо нахмурилось.

— Скрытное, мрачное существо, подумалъ мистеръ Гаубери, благодаря его съ церемонною взкливостію,— какъ можно сравнить съ нимъ его друга!

Мидвинтеръ возвратился къ окну и молча слъ на свое мсто, съ тою же непроницаемою покорностью, которая нкогда озадачивала мистера Боска.

— Читайте, докторъ, сказалъ Алланъ, когда мистеръ Гаубери развернулъ рукопись.— Слогъ принадлежитъ не мн, это не похоже на мою безсвязную рчь, но содержаніе осталось вполн врнымъ, нтъ ничего ни прибавленнаго, ни убавленнаго. Здсь вы узнаете именно то что я видлъ во сн, и что я написалъ бы самъ, еслибы, вопервыхъ, считалъ нужнымъ излагать все это на бумаг, а вовторыхъ, еслибъ имлъ даръ слова, котораго, заключилъ Алланъ, спокойно размшивая свой кофе,— у меня нтъ, кром какъ въ переписк, но ужь за то письма я валяю въ одинъ мигъ.

Мистеръ Гаубери развернулъ рукопись и прочелъ слдующія строки:

Сонъ Аллана Армаделя.

‘Рано утромъ 1-го іюня 1851 года я очутился (вслдствіе обстоятельствъ, о которыхъ считаю лишнимъ упоминать здсь) съ моимъ другомъ, молодымъ человкомъ одного со мною возраста, на французскомъ корабл La Grce de Dieu, который лежалъ разбитый въ Зундскомъ пролив, между берегами острова Мана и островкомъ Телецъ. Не спавъ всю предшествовавшую ночь, и изнемогая отъ усталости, я наконецъ заснулъ на палуб корабля. Я чувствовалъ себя въ то время по обыкновенію совершенно здоровымъ, и солнце должно уже было находиться надъ горизонтомъ. При такихъ обстоятельствахъ, въ упомянутый періодъ дня, я перешелъ отъ сна къ грезамъ. Насколько могу теперь припомнить, по прошествіи уже нсколькихъ часовъ времени, сновиднія представлялись мн въ слдующемъ порядк:

‘1. Первымъ фактомъ, въ которомъ я могъ отдать себ отчетъ, было появленіе моего отца. Онъ молча взялъ меня за руку, и мы очутились въ кают какого-то корабля.

‘2. Вода въ кают медленно поднималась, и наконецъ, совершенно насъ затопила.

‘3. Затмъ все смшалось, и я остался одинъ во мрак.

‘4. Я ждалъ.

‘5. Мракъ разсялся, и я увидалъ, какъ бы на картин, широкій, уединенный прудъ, окруженный со всхъ сторонъ открытымъ полемъ. На горизонт за прудомъ видно было безоблачное небо, охваченное краснымъ заревомъ заката.

‘6. На берегу пруда стояла тнь женщины.

‘7. То была одна лишь тнь. Въ ней не было никакого видимаго признака, по которому ее можно было бы отождествить или сравнить съ какимъ-либо живымъ существомъ. Одно только длинное платье показывало мн, что это тнь женщины, вотъ и все.

‘8. Опять все смшалось: я остался на нкоторое время во мрак, потомъ мракъ вторично разсяся.

‘9. Я очутился въ какой-то комнат передъ высокимъ окномъ. Сколько могу припомнить, единственнымъ предметомъ, замченнымъ мною изъ находившейся тамъ мебели или украшеній, была маленькая статуэтка, стоявшая по лвую отъ меня руку. Окно было отъ меня направо, оно выходило на лужайку и въ небольшой цвтникъ, помню, что въ стекла хлесталъ проливной дождь.

’10. Въ этой комнат я былъ не одинъ. Насупротивъ меня у окна стояла тнь Мущины.

’11. Она представлялась мн такъ же неясно какъ и тнь женщины. Но вотъ тнь Мущины пришла въ движеніе. Она протянула руку къ статуэтк, и статуэтка упала на полъ и разбилась въ дребезги.

’12. Съ какимъ-то неопредленнымъ чувствомъ, не то гнва, не то отчаянія, я нагнулся, чтобы посмотрть на ея обломки. Когда же я поднялся, тнь исчезла, и все смшалось снова.

’13. Въ третій разъ разсялся мракъ, и предо мною предстали вмст тнь женщины и тнь Мущины.

’14. Никакой вншней обстановки не было видно, а можетъ-быть я не могу ее теперь припомнить.

’15. Тнь Мущины стояла ко мн ближе, тнь женщины находилась поодаль. Съ того мста, гд она стояла, послышался звукъ какъ бы отъ наливаемой жидкости. И увидалъ, какъ тнь женщина одною рукой коснулась тни Мущины, а другою подала ему стаканъ. Онъ принялъ у нея изъ рукъ стаканъ и подалъ его мн. Въ ту минуту, какъ я поднесъ его къ моимъ губамъ, мною овладла смертельная слабость, отъ головы до ногъ. И когда я снова пришелъ въ чувство, Тни исчезли, и третье видніе кончилось.

’16. Опять все смшалось, и наступилъ періодъ забвенія.

’17. Дале я уже ничего не помню, въ этомъ безсознательномъ забыть я оставался до тхъ поръ пока не почувствовалъ на своемъ лиц лучей утренняго солнца, и не услыхалъ голоса моего друга, возвстившаго мн, что я только-что освободился отъ тяжелаго сна.’

Внимательно прочитавъ до конца рукопись (подписанную Алланомъ), докторъ посмотрлъ черезъ столъ на Мидвинтера, и съ насмшливою улыбкой забарабанилъ пальцами по бумаг.

— У всякаго свое мнніе, сказалъ онъ.— Но я несогласенъ ни съ однимъ изъ васъ насчетъ этого сна. Что касается до вашей теоріи, прибавилъ онъ, съ улыбкою глядя на Аллана, то она уже опровергнута мною: ужинъ, котораго вы не въ состояніи были бы переварить, существуетъ покамстъ только въ вашемъ воображеніи. Мою собственную теорію я объясню вамъ сейчасъ, но сперва позвольте мн заняться теоріей вашего друга.

Онъ снова обернулся къ Мидвинтеру, заране торжествуя надъ человкомъ, для него антипатичнымъ, и не скрывая этого торжества ни въ лиц, ни въ обращеніи.

— Вы, если не ошибаюсь, продолжалъ онъ, считаете этотъ сонъ сверхъестественнымъ предостереженіемъ, ниспосланнымъ мистеру Армаделю относительно угрожающихъ ему событій и неблагонамренныхъ людей, находящихся въ связи съ этими событіями, которыхъ ему слдуетъ избгать. Позвольте же узнать, какимъ образомъ дошли вы до подобнаго заключенія: вслдствіе ли простаго обыкновенія врить снамъ, или вслдствіе какого-нибудь особеннаго повода, который заставляетъ васъ придавать такое значеніе именно этому сну?

— Вы совершенно угадали мое настоящее убжденіе, отвчалъ Мидвинтеръ, взбшенный взглядами и тономъ доктора.— Извините, если я попрошу васъ довольствоваться этимъ признаніемъ, и позвольте мн умолчать объ этихъ особенныхъ причинахъ.

— Вотъ, вотъ, то же самое онъ сказалъ и мн, вмшался Алланъ.— Только я не врю, чтобъ у него были какія-нибудь особенныя причины.

— Не горячитесь, не горячитесь! возразилъ мистеръ Гаубери.— Можно разсуждать о предмет, не проникая въ чужія тайны. Позвольте мн приступить теперь къ моему собственному методу относительно сновъ. Мистеръ Мидвинтеръ вроятно не удивится тому, что я смотрю на нихъ съ чисто практической точки зрнія.

— Вы ни въ какомъ случа не удивите меня, возразилъ Мидвинтеръ.— Извстно, что при разршеніи любой проблеммы въ человческой природ медикъ рдко смотритъ дале тхъ предловъ, въ которыхъ дйствуетъ его анатомическій ножъ.

Докторъ въ свою очередь былъ задтъ за живое.

— Наши предлы далеко не такъ ограничены, какъ вы думаете, сказалъ онъ,— но я готовъ съ вами согласиться, что въ вашихъ врованіяхъ есть нсколько пунктовъ, которыхъ мы, доктора, не признаемъ и не допускаемъ. Такъ напримръ, мы не допускаемъ, чтобы разумный человкъ имлъ право объяснять сверхъестественнымъ образомъ какое-либо явленіе, подлежащее его чувствамъ, пока онъ вполн не убдится въ невозможности дать ему естественное объясненіе.

— Браво! вотъ это отличное возраженіе! воскликнулъ Алланъ.— Мидвинтеръ крпко задлъ васъ своимъ анатомическимъ ножемъ, докторъ, не такъ ли? Но за то и вы теперь побили его вашимъ естественнымъ объясненіемъ. Давайте же его вамъ сюда, это естественное объясненіе.

— Извольте, сказалъ мистеръ ‘аубери,— вотъ оно: въ моей теоріи о снахъ нтъ ничего необыкновеннаго, ее раздляетъ большинство людей моей профессіи. Сонъ есть воспроизведеніе, въ усыпленномъ состояніи мозга, картинъ и впечатлній, отразившихся на немъ во время бднія, это воспроизведеніе бываетъ боле или мене запутано, боле или мене несовершенно и сбивчиво, смотря потому, насколько вліяніе сна подйствовало на ту или на другую душевную способность спящаго. Не вникая глубже въ этотъ послдній, весьма интересный вопросъ, возьмемъ лишь въ общихъ чертахъ изложенную мною теорію, и примнимъ ее къ настоящему сну.

Докторъ взялъ со стола рукопись и затмъ оставилъ свой форменный тонъ (тонъ профессора, обращающагося къ своимъ слушателямъ), въ который онъ незамтно началъ было впадать.

— Вотъ уже я вижу здсь одно явленіе, продолжалъ онъ, которое считаю не боле какъ воспроизведеніемъ впечатлнія, полученнаго мистеромъ Армаделемъ въ моемъ присутствіи. А если только онъ пороется немного въ своихъ воспоминаніяхъ, то я не отчаяваюсь прослдить и весь рядъ изложенныхъ здсь грезъ, и непремнно отыскать связь можду ними и его словами, мыслями, впечатлніями и дйствіями въ продолженіе двадцати четырехъ часовъ, предшествовавшихъ сну на палуб корабля.

— Память моя къ вашимъ услугамъ, сказалъ Алланъ.— Съ чего же мы начнемъ?

— А съ того что вы разкажете мн, какъ провели вы вчерашній день до той минуты, когда мы встртились съ вами на дорог сюда, отвчалъ мистеръ Гаубери.— Поутру вы, конечно, встали и позавтракали. Затмъ что?

— Затмъ мы наняли съ Мидвинтеромъ экипажъ, сказалъ Алланъ, и похали изъ Кассльтоуна въ Дугласъ, чтобы проводить моего стараго друга, мистера Брока, отправлявшагося на пароход въ Ливерпуль. Возвратившись назадъ въ Кассльтоунъ, мы разстались у дверей гостиницы. Мидвинтеръ вошелъ въ домъ, а я отправился въ гавань посмотрть на свою яхту… Кстати, докторъ, не забудьте, что вы общали мн покататься съ нами на яхт до нашего отъзда отсюда.

— Очень вамъ благодаренъ. Но не будемъ удаляться отъ нашего предмета. Что же случилось потомъ?

Алланъ молчалъ. Онъ мысленно разгуливалъ уже по морю.

— Что длали вы на яхт? повторилъ докторъ.

— О, я очень хорошо помню что тамъ длалъ: убиралъ каюту. Даю вамъ честное слово, докторъ, что я все перевернулъ вверхъ дномъ. А другъ мой, котораго вы видите передъ собою, явился ко мн на помощь… Ахъ, да чтожь это я до сихъ поръ не спрошу у васъ о здоровь вашей шлюпки. Если она повреждена, то я требую, чтобы мн дозволено было привести ее въ порядокъ.

Докторъ въ отчаяніи отказался отъ всякой дальнйшей попытки упражнять память Аллана.

— Я сомнваюсь, чтобы мы достигли этимъ путемъ до нашей цли, сказалъ онъ.— Лучше брать по порядку каждое отдльное явленіе сна и постепенно разршать вопросы, которые будутъ сами собою возникать на вашемъ пути. Возьмемъ для начала два первые факта. Вы видли, что вамъ явился вашъ отецъ, что вы очутились съ нимъ въ кают какого-то корабля и вмст затоплены были наполнявшею ее водою. Спускались ли вы въ каюту разбитаго корабля, позвольте васъ спросить?

— Я не могъ туда спуститься, отвчалъ Алланъ,— потому что, когда я заглянулъ въ нее, она была наполнена водою, и поспшилъ снова затворитъ ее.

— Прекрасно, сказалъ мистеръ Гаубери.— Кажется, здсь какъ нельзя болз врно отразилось впечатлніе, полученное вами въ бодрствующемъ состояніи. Засыпая, вы имли въ голов каюту, воду, а послднимъ звукомъ въ вашихъ ушахъ (этого мн не нужно у васъ и спрашивать) было, конечно, журчаніе канала. Считаю лишнимъ доказывать вамъ теперь, что мысль объ утопленіи могла естественно возникнуть изъ подобныхъ впечатлній. Но прежде чмъ идти впередъ, посмотримъ, не нужно ли вамъ еще чего уяснить себ? Конечно нужно: есть еще одно темное обстоятельство.

— И самое важное изъ всхъ, замтилъ Мидвинтеръ, вмшиваясь въ разговоръ, но не покидая своего мста у окна.

— Вы разумете появленіе отца мистера Армаделя? Я именно шелъ къ этому, отвчалъ мистеръ Гаубери.— Живъ ли вашъ отецъ? прибавилъ онъ, обращаясь еще разъ къ Аллану.

— Отецъ мой умеръ до моего появленія на свтъ Божій.

Докторъ вздрогнулъ.

— Это нсколько запутываетъ вопросъ, сказалъ онъ.— Почему же вы узнали, что лице, явившееся вамъ во сн, былъ вашъ отецъ!

Алланъ сталъ въ тупикъ, Мидвинтеръ отодвинулъ немного свой стулъ отъ окна, и въ первый разъ внимательно посмотрлъ на доктора.

— Думали ли вы, засыпая, о вашемъ отц? продолжалъ мистеръ Гаубери.— Нтъ ли у васъ какого-нибудь портрета, который могъ въ эту минуту прійдти вамъ на мысль?

— Конечно, есть! воскликнулъ Алланъ, внезапно хватаясь за послднее воспоминаніе.— Мидвинтеръ! помните вы миніатюру, которую вы нашли на полу каюты, когда мы приводили ее въ порядокъ? Вы еще замтили, будто я не дорожу этою вещью, а я сказалъ вамъ, что напротивъ весьма дорожу ею, потому что это портретъ моего отца.

— А было ли сходство между миніатюрой и лицемъ, явившимся вамъ во сн? спросилъ мистеръ Гаубери.

— Поразительное! Право, докторъ, это становится интереснымъ!

— Что вы на это скажете? спросилъ мистеръ Гаубери, снова обращаясь къ. окну.

Мидвинтеръ поспшно оставилъ свое мсто и слъ рядомъ съ Алланомъ. Подобно тому какъ нкогда спасался онъ отъ тираніи своего суеврія подъ снію здраваго смысла мистера Брока, такъ и въ настоящую минуту, съ тою же опрометчивою поспшностью, съ тою же неподдльною искренностью намреній, искалъ онъ спасенія въ теоріи доктора о снахъ.

— Я скажу вмст съ моимъ другомъ, отвчалъ онъ съ внезапнымъ увлеченіемъ,— что это становится интереснымъ. Продолжайте, прошу васъ, продолжайте.

Докторъ посмотрлъ на своего страннаго гостя съ большимъ противъ прежняго снисхожденіемъ.

— Я встрчаю въ васъ перваго мистика, сказалъ онъ,— который допускаетъ справедливые доводы. Прежде нежели кончится наше изслдованіе, я не отчаяваюсь убдить васъ въ истин моихъ словъ. Теперь, продолжалъ онъ, справляясь съ рукописью,— перейдемъ къ слдующему ряду явленій. Промежутокъ забвенія, посл первыхъ грезъ, объясняется весьма легко. Въ перевод на простой англійскій языкъ, это означаетъ минутное прекращеніе умственной дятельности мозга, подъ вліяніемъ боле глубокаго сна, между тмъ какъ слдующее за тмъ чувство одиночества во мрак обозначаетъ возобновленіе этой дятельности, предшествующее воспроизведенію другаго ряда образовъ. Теперь разсмотримъ эти впечатлнія. Уединенный прудъ, окруженный со всхъ сторонъ открытымъ полемъ, солнечный закатъ за прудомъ, тнь женщины на берегу. Прекрасно, объясняйте же, мистеръ Армадель, какимъ образомъ этотъ прудъ попалъ въ ваше воображеніе? Открытое поле вы видли по дорог изъ Кассльтоуна сюда. Но у насъ въ окрестностяхъ нтъ ни прудовъ, ни озеръ, и вы нигд не могли встртить ихъ въ послднее время, потому что прибыли на нашъ островъ посл продолжительной прогулки по морю. Не припомните ли вы какой-нибудь картины, книги, или разговора на этотъ счетъ съ вашимъ другомъ?

Алланъ взглянулъ на Мидвинтера.

— Я не помню, чтобы мы говорили о прудахъ или озерахъ, сказалъ онъ.— А вы?

Вмсто отвта Мидвинтеръ внезапно обратился къ доктору.

— Нтъ ли у васъ послдняго нумера здшней газеты? спросилъ онъ.

Докторъ вынулъ его изъ шкафа. Мидвинтеръ отыскалъ страницу, заключавшую въ себ извлеченіе изъ вновь напечатанныхъ путешествій по Австраліи, которыя наканун такъ сильно заинтересовали Аллана, и такъ усыпительно подйствовали на его друга. Здсь, въ томъ самомъ мст, гд описывались страданія путешественниковъ, умиравшихъ отъ жажды, и гд говорилось о чудесномъ ихъ спасеніи,— здсь, въ самомъ патетическомъ мст разказа, являлся широкій прудъ, воспроизведенный сномъ Аллана!

— Не убирайте газеты, сказалъ докторъ, когда Мидвинтеръ указалъ ему на это мсто съ надлежащими объясненіями.— Прежде нежели мы окончимъ наша изслдованія, весьма можетъ быть, что намъ снова понадобится это извлеченіе. Теперь прудъ объясненъ. Но чмъ объяснить закатъ солнца? Ни о чемъ подобномъ не упоминается въ газет. Поройтесь-ка въ вашихъ воспоминаніяхъ, мистеръ Армадель: намъ нужно впечатлніе солнечнаго заката, полученное вами во время бднія.

Еще разъ Алланъ замялся, и еще разъ проворная память Мидвинтера вывела его изъ этого затрудненія.

— Мн кажется, я могу отыскать причину этого впечатлнія, такъ же какъ отыскалъ причину перваго, сказалъ онъ, обращаясь къ доктору.— Пріхавъ сюда вчера вечеромъ, мы съ Алланомъ долго гуляли по холмамъ…

— Такъ, такъ, такъ! Вспомнилъ теперь, перебилъ его Алланъ.— Солнце уже садилось, когда мы возвращались назадъ въ гостиницу, и закатъ былъ такъ хорошъ, что мы оба остановились полюбоваться имъ. Тутъ мы потолковали о мистер Брок, разсуждая о томъ гд бы онъ могъ быть въ это время. Память мою трудно разшевелить, докторъ, но ужь разъ какъ она пошла гулять, такъ вы ее ничмъ не удержите! Да я еще не передалъ вамъ и половины того что вспомнилъ.

— Изъ состраданія къ памяти мистера Мидвинтера и къ своей собственной, погодите минутку, сказалъ докторъ.— Мы отыскали въ вашихъ воспоминаніяхъ впечатлнія открытаго поля, пруда и солнечнаго заката. Но тнь женщины остается еще не объясненною. Не можете ли вы указать намъ оригиналъ этой таинственной фигуры?

Алланъ погрузился въ прежнее раздумье, а Мидвинтеръ, не сводя глазъ съ доктора, нетерпливо ждалъ что будетъ дальше. Въ комнат въ первый разъ водворилось ненарушимое молчаніе. Мистеръ Гаубери вопросительно посматривалъ то на Аллана, то на его друга. Но ни тотъ, ни другой не отвчали ему. Между тнью и ея плотью находилась цлая бездна тайны, равно непроницаемая для всхъ троихъ.

— Терпніе, сказалъ докторъ спокойно.— Оставимъ покамстъ таинственную фигуру на берегу пруда, и посмотримъ, не попадется ли она намъ гд-нибудь опять, по мр того какъ мы будемъ идти впередъ. Позвольте мн замтить вамъ, мистеръ Мидвинтеръ, что отождествить тнь задача немаловажная, но мы все-таки не отчаяваемся разршить ее. Эта неосязаемая фея озера можетъ при вторичной встрч принять боле дйствительныя формы.

Мидвинтеръ ничего не отвчалъ. Съ этой минуты участіе, которое онъ принималъ въ изслдованіи, начало ослабвать.

— Теперь что слдуетъ? продолжалъ мистеръ Гаубери, опять свряясь съ рукописью.— Мистеръ Армадель видитъ себя въ какой-то комнат. Онъ стоитъ передъ большимъ окномъ, выходящимъ на лужайку и цвтникъ, между тмъ какъ дождь хлещетъ въ стекла. Единственная вещь въ комнат небольшая статуэтка, а единственное живое существо тнь мущины, стоящая насупротивъ мистера Армаделя. Тнь протягиваетъ свою руку, статуэтка падаетъ и разбивается въ дребезги. А сновидецъ въ досад и отчаяніи (замтьте, господа, что здсь уже мыслящая способность спящаго начинаетъ дйствовать, и сонъ на минуту весьма раціонально переходитъ отъ причины къ слдствію),— сновидецъ, повторяю я, нагибается, чтобы посмотрть на обломки статуи. Но въ ту минуту, какъ онъ встаетъ, все снова исчезаетъ. Это значитъ, что въ колебательномъ движеніи сна наступило время прилива, и мозгъ отдыхаетъ немного. Что съ вами, мистеръ Армадель, ужь не унеслись ли вы куда-нибудь опять съ вашею непослушною памятью?

— Да, сказалъ Алланъ.— Я несусь во весь духъ, такъ что наткнулся даже на разбитую статуэтку, это ни что иное какъ китайская пастушка, которую я уронилъ въ кофейной съ каминной полки, потявувшись за сонеткой, чтобы заказать себ уживъ. Какъ мы быстро идемъ впередъ, докторъ! Не правда ли? Точно загадку разгадываемъ. Ну, Мидвинтеръ, теперь вашъ чередъ.

— Нтъ! сказалъ докторъ.— Чередъ мой, если позволите. Я предъявляю свои права на большое окно, на цвтникъ и на лужайку, это моя неотъемлемая собственность. Большое окно вы найдете въ слдующей комнат, мистеръ Армадель. Изъ него вы увидите цвтникъ и лужайку, а если вамъ угодно будетъ утрудить немного вашу удивительную память, вы вспомните, что сами же имли любезность похвалить мои красивыя французскія окна и мой опрятный цвтничекъ, когда я привезъ васъ вчера вечеромъ въ портъ Св. Маріи.

— Совершенно справедливо, отвчалъ Алланъ: — я именно хвалилъ ихъ. Но чмъ вы объясните дождь, виднный мною во сн? Я ни капли дождя не видалъ въ продолженіе послдней недли.

Мистеръ Гаубери задумался. Глаза его остановились на мстной газет, лежавшей на стол.

— Если мы не можемъ сами ничего придумать, сказалъ онъ,— то посмотримъ, не найдется ли впечатлніе дождя тамъ, гд мы нашли впечатлніе пруда.

Онъ внимательно сталъ просматривать газету.

— Нашелъ! воскликнулъ онъ.— Вотъ здсь именно описывается ливень, который освжилъ этихъ несчастныхъ, жаждущихъ путешественниковъ до открытія ими пруда. Вотъ вамъ и впечатлніе дождя, мистеръ Армадель, запавшее въ вашъ мозгъ въ то время, какъ вы читали вчера вашему другу выдержки изъ путешествія по Австраліи! А вотъ вамъ, мистеръ Мидвинтеръ, и объясненіе она, въ которомъ по обыкновенію сливаются вс отдльные образы, воспринятые нами въ бодрствующемъ состояніи!

— Можете ли вы, однако, объяснить человческую фигуру, стоявшую у окна? спросилъ Мидвинтеръ:— или мы должны обойдти и тнь мущины, такъ же какъ обошли тнь женщины?

Онъ сдлалъ этотъ вопросъ съ безукоризненною вжливостью въ обращеніи, но съ легкимъ оттнкомъ сарказма, который, впрочемъ, не ускользнулъ отъ тонкаго слуха доктора, и немедленно разшевелилъ въ немъ полемическій задоръ.

— Когда ищутъ раковинъ на взморь, мистеръ Мидвинтеръ, то всегда начинаютъ съ ближайшихъ, возразилъ онъ.— Мы теперь собираемъ факты, и прежде всего беремся за т, которые кажутся намъ наиболе понятными. Пусть тнь мущины и тнь женщины удалятся вдвоемъ на время, но не безпокойтесь, мы не упустимъ ихъ изъ виду. На все свое время, мой любезный мистеръ Мидвинтеръ, на все свое время!

Несмотря на изысканную вжливость, голосъ мистера Гаубери также звучалъ сарказмомъ. Краткое перемиріе, заключенное между обоими антагонистами, уже окончилось. Мидвинтеръ многозначительно возвратился на свое прежнее мсто у окна, а докторъ еще многозначительне повернулся къ нему спиною. Алланъ, который никогда не возставалъ ни противъ чьего-либо мннія, никогда не вникалъ серіозно въ чьи-либо поступки, весело забарабанилъ по столу черенкомъ своего ножа.

— Продолжайте, докторъ! воскликнулъ онъ,— моя удивительная память свжа попрежнему.

— Въ самомъ дл? спросилъ мистеръ Гаубери, снова принимаясь за рукопись.— Помните ли вы что случилось, когда мы болтали съ хозяйкой гостиницы, сидя у ея прилавка?

— Конечно, помню! Вы были такъ добры, что подали мн стаканъ водки съ водой, которую хозяйка только-что приготовила для васъ самихъ. А я принужденъ былъ отказаться отъ нея, потому что, какъ я уже говорилъ вамъ однажды, вкусъ этого напитка всегда производитъ во мн тошноту и головокруженіе, съ чмъ бы вы ни смшали его.

— Совершенно такъ, отвчалъ докторъ.— Ну, вотъ вамъ и еще одно обстоятельство, воспроизведенное сномъ. На этотъ разъ вы видите уже вмст тнь мущины и тнь женщины. Вы слышите наливаніе жидкости (водки изъ бутылки, и воды изъ кувшина гостиницы), стаканъ передается тнью женщины (т.-е. хозяйкой) тни мущины (т.-е. мн), тнь мущины передаетъ его вамъ (именно то, что я и сдлалъ), а затмъ слдуетъ смертельная слабость, о которой вы мн разказывали. Мн, право, стыдно, мистеръ Мидвинтеръ, отождествлять таинственныя виднія, съ такими не романическими оригиналами, каковы содержательница гостиницы и окружной сельскій медикъ. Но другъ вашъ можетъ повторить вамъ, что питье изъ водки съ водой было дйствительно приготовлено въ его присутствіи хозяйкой гостиницы, и что оно достигло до него черезъ мои руки. Вотъ, видите, намъ удалось, наконецъ, поймать и тни, точь въ точь какъ я предсказывалъ, а теперь остается лишь объяснить,— что можно будетъ сдлать въ двухъ словахъ,— какимъ образомъ он появились во сн. Попытавшись воспроизвести порознь образъ доктора и образъ хозяйки гостиницы въ связи не съ тми обстоятельствами, при которыхъ они предстали ему во время бднія, дремлющій умъ прямо идетъ къ третьему, и воспроизводитъ образъ доктора и образъ хозяйки, обоихъ вмст и въ связи съ надлежащимъ порядкомъ обстоятельствъ. Ну, вотъ вамъ а весь сонъ объясненъ, какъ на ладонк! Позвольте же мн, любезный мистеръ Мидвинтеръ, возвратить вамъ рукопись, съ моею живйшею признательностію за находящееся въ ней полное и энергическое подтвержденіе раціональной теоріи о снахъ.

Сказавъ эти слова, мистеръ Гаубери подалъ рукопись Мидвинтеру съ безпощадною вжливостью торжествующаго противника.

— Удивительно! необыкновенно! Ни одинъ фактъ не пропущенъ съ самаго начала и до конца, клянусь Юпитеромъ! воскликнулъ Алланъ съ поспшнымъ благоговніемъ профана.— Что значитъ наука-то, а!

— Ни одинъ фактъ не пропущенъ, говорите вы, замтилъ докторъ самодовольно,— а между тмъ намъ, кажется, не удалось убдить вашего друга.

— Да, вы не убдили меня, отвчалъ Мидвинтеръ.— Но я не хочу этимъ сказать чтобы вы были не правы.

Онъ говорилъ спокойно, почти грустно. Грозное убжденіе въ сверхъестественномъ происхожденіи этого сна,— убжденіе, отъ котораго онъ старался освободиться, снова овладло имъ въ настоящую минуту. Все его участіе къ спору миновало, вся его воспріимчивость къ раздражающему вліянію этого разговора исчезла безъ слда. Будь на мст Мидвинтера какой-либо другой человкъ, мистера Гаубери вроятно смягчила бы уступка, сдланная его противникомъ, но Мидвинтеръ слишкомъ не нравился доктору, чтобъ онъ ршился оставить его въ поко.

— Допускаете ли вы, спросилъ докторъ еще придирчиве прежняго,— что я объяснилъ каждое сновидніе тми впечатлніями, которыя отразились въ ум мистера Армаделя въ его бодрствующемъ состояніи?

— Я ничуть не желаю отрицать справедливости вашихъ словъ, сказалъ Мидвинтеръ съ покорностью.

— Отождествилъ ли я тни съ ихъ живыми оригиналами?

— Да, вы отождествили ихъ на вашъ собственный взглядъ и на взглядъ моего друга, но не на мой.

— Не на вашъ? Но разв вы сами можете отождествить ихъ?

— Нтъ. Я могу лишь ждать, покамстъ живые оригиналы предстанутъ мн въ будущемъ.

— Вы говорите какъ настоящій оракулъ, мистеръ Мидвинтеръ! Имете ли вы въ настоящую минуту какое-либо понятіе о томъ, кто могутъ быть эти живые оригиналы?

— Имю. Я полагаю, что будущее отождествитъ тнь женщины съ одною особой, которую другъ мой еще до сихъ поръ не встрчалъ, а тнь мущины со мной самимъ.

Алланъ хотлъ было что-то возразить, но докторъ остановилъ его.

— Дайте намъ хорошенько уяснить это, сказалъ онъ Мидвинтеру.— Оставляя на минуту въ сторон вопросъ о вашей собственной личности, могу ли я спросить у васъ, какимъ образомъ тнь, не имющая никакого отличительнаго признака, можетъ быть отождествлена съ живою женщиной, которой вашъ другъ еще не знаетъ?

Мидвинтеръ слегка покраснлъ. Онъ начиналъ чувствовать язвительную колкость логики своего противника.

— Вншняя обстановка сновиднія имла свои отличительныя черты, отвчалъ онъ.— Въ этой обстановк появится въ первый разъ и живой оригиналъ тни.

— То же самое, я полагаю, должно случиться и съ тнью мущины, въ которой вы такъ настойчиво узнаете самого себя, продолжалъ докторъ.— Стало-быть, вы также явитесь въ будущемъ въ связи съ статуэткой, которая разобьется въ присутствіи вашего друга, въ связи съ окномъ, выходящимъ въ садъ, и съ проливнымъ дождемъ, который будетъ хлестать въ стекла? Вы утверждаете все это, не такъ ли?

— Да, я утверждаю это.

— Вроятно, такъ же объясняете вы и слдующее за тмъ видніе? Вы сойдетесь съ таинственною женщиной въ какомъ-либо неизвстномъ досел мст, и подадите мистеру Армаделю стаканъ съ какою-то неизвстною досел жидкостью, отъ которой ему сдлается дурно? Не такъ ли? Но неужели вы не шутите, говоря, что врите этому?

— Да, я нисколько не шучу, говоря вамъ, что врю этому.

— Стало-быть, согласно съ вашимъ взглядомъ на этотъ счетъ, исполненіе этого сна будетъ сопровождаться наступленіемъ извстныхъ событій, которыя подвергнутъ большой опасности счастіе или безопасность мистера Армаделя?

— Да, я въ этомъ твердо убжденъ.

Докторъ всталъ, бросилъ свой нравственный анатомическій ножъ, подумалъ немного и снова взялся за него.

— Еще одинъ вопросъ, сказалъ онъ:— имете ли вы какую-либо особенную причину, чтобы вдаваться въ подобный мистицизмъ, когда передъ вами лежитъ неопровержимое и раціональное объясненіе сна?

— Ни вамъ, ни моему другу, возразилъ Мидвинтеръ,— я не могу объяснить этой причины.

Докторъ посмотрлъ на часы съ видомъ человка, которому вдругъ вспало на умъ что онъ напрасно теряетъ время.

— Мы расходимся въ главныхъ основаніяхъ, сказалъ онъ,— и еслибы споръ нашъ продолжался до втораго пришествія, то и тутъ мы наврное не убдили бы другъ друга. Извините меня, если я прощусь съ вами немного поспшно. Теперь ужь поздне чмъ я думалъ, и моя утренняя коллекція больныхъ вроятно дожидается меня въ операторской. Васъ, по крайней мр, я убдилъ, мистеръ Армадель, такимъ образомъ время, употребленное нами на этотъ диспутъ, можно считать не совсмъ еще потеряннымъ. Прошу васъ, останьтесь у меня, и выкурите по сигар. А я черезъ часъ снова буду къ вашимъ услугамъ. Онъ дружески кивнулъ головой Аллану, церемонно поклонился Мидвинтеру, и вышелъ изъ комнаты.

Какъ только дверь затворилась за нимъ, Алланъ всталъ изъ-за стола и обратился къ своему другу съ тою неотразимою искренностью обращенія, которая всегда трогала сердце Мидвинтера съ перваго дня ихъ встрчи въ Соммерсетширскомъ трактир.

— Теперь, когда вашъ поединокъ съ докторомъ кончился, сказалъ Алланъ,— я имю сказать вамъ нсколько словъ отъ себя. Сдлаете ли вы ради меня то, чего бы вы не сдлали ради самого себя?

Лицо Мидвинтера мгновенно просвтлло.

— Я готовъ сдлать все, о чемъ бы вы ни попросили меня, сказалъ онъ.

— Прекрасно. Итакъ, общайте мн никогда боле не упоминать объ этомъ сн?

— Пожалуй, если вы этого желаете.

— Не сдлаете ли вы еще одну уступку? Не перестанете ли вы вовсе думать о немъ?

— Это довольно трудно, Алланъ. Но я попытаюсь.

— Вотъ такъ умница! Теперь подайте мн сюда эту дрянную бумажку, разорвемъ ее, и дло съ концемъ.

Онъ попробовалъ было вырвать рукопись изъ рукъ своего друга, но Мидвинтеръ предупредилъ его, держа ее на извстномъ разстояніи.

— Ну, пожалуста! отдайте! умолялъ Алланъ.— Мн такъ хочется зажечь ею сигару.

Мидвинтеръ колебался съ грустнымъ чувствомъ. Трудно было ему бороться съ Алланомъ, однако на этотъ разъ онъ устоялъ въ борьб.

— Прежде нежели вы зажжете ею вашу сигару, сказалъ онъ,— я хочу подождать немного.,

— А какъ долго? до завтра?

— Подоле.

— До вашего отъзда съ острова Мана?

— Подоле.

— Чортъ возьми! Отвчайте мн прямо на прямой вопросъ: до которыхъ именно поръ намрены вы ждать?

Мидвинтеръ тщательно спряталъ рукопись въ свой бумажникъ.

— Я подожду, сказалъ онъ,— покамстъ мы прідемъ въ Торпъ-Амброзъ.

КНИГА ТРЕТЬЯ.

I. Скрытое зло.

1. Отъ Осіи Мидвинтера къ мистеру Броку.

‘Торпъ-Амброзъ, 15 го іюня 1851 года.

‘Любезный мистеръ Брокъ, мы пріхали сюда часъ тому назадъ, въ то время какъ слуги запирали уже двери на ночь. Алланъ, утомленный продолжительною здой, отправился спать, оставивъ меня одного въ библіотек, чтобы сообщить вамъ подробности нашего путешествія въ Норфокъ. Боле его пріученый ко всевозможнымъ трудностямъ, я чувствую въ себ настолько бодрости, чтобы написать письмо, хотя часы на камин показываютъ уже полночь, и мы безостановочно хали съ десяти часовъ утра.

‘Въ послдній разъ Алланъ писалъ вамъ съ острова Мана, и если не ошибаюсь, онъ сообщилъ вамъ о приключеніи нашемъ на разбитомъ корабл. Простите мн, любезный мистеръ Брокъ, если я ничего не скажу вамъ на этотъ счетъ до тхъ поръ, пока время не успокоитъ мои мысли. Мн снова приходится начинать тяжелую борьбу съ самимъ собой, но съ Божіею помощью я надюсь выйдти изъ нея побдителемъ, и непремнно выйду.

‘Считаю лишнимъ утомлять васъ разказомъ о нашихъ поздкахъ въ сверныя и западныя части Острова, равно какъ и о тхъ небольшихъ прогулкахъ по морю, которыя мы предпринимали по окончаніи починки яхты. Гораздо лучше будетъ если я прямо перейду къ описанію вчерашняго утра, то-есть къ четырнадцатому числу. Мы вошли въ Дугласскую гавань во время ночнаго прилива, и какъ скоро отперли почтовую контору, Алланъ, по моему совту, послалъ на берегъ за письмами, но посланный вернулся лишь съ однимъ письмомъ, которое, какъ оказалось, шло отъ бывшей владтельницы Торпъ-Амброза, мистрисъ Бланшардъ.

‘Я полагаю, что вамъ непремнно нужно знать содержаніе этого письма, потому что оно имло серіозное вліяніе на предположенія и разчеты Аллана въ будущемъ. Такъ какъ онъ обыкновенно все теряетъ, то усплъ уже потерять и это письмо. Я постараюсь, впрочемъ, какъ можно проще и ясне изложить вамъ сущность того что пишетъ ему мистрисъ Бланшардъ.

‘Первая страница письма извщала его объ отъзд этихъ дамъ изъ Торпъ-Амброза. Он ухали третьяго-дня, то-есть тринадцатаго числа, ршившись, посл долгаго колебанія, на поздку въ Италію, чтобы постить своихъ старинныхъ друзей, живущихъ гд-то въ окрестностяхъ Флоренціи. Повидимому, мистрисъ Бланшардъ и ея племянница готовы были бы остаться тамъ навсегда, еслибы нашелся имъ для найма приличный домъ съ землею. Об он любятъ Италію и Италіянцевъ, и имютъ настолько средствъ, чтобы жить какъ имъ нравится. Старшая изъ двухъ дамъ получила свою вдовью часть, а младшая — все состояніе отца своего.

‘Слдующая затмъ страница не понравилась Аллану. Изъявивъ ему свою искреннюю благодарность, за то что онъ предоставилъ ей и племянниц право не торопиться выздомъ изъ Торпъ-Амброза, мистрисъ Бланшардъ прибавляла, что деликатный поступокъ Аллана произвелъ такое благопріятное впечатлніе на друзей ея семейства и на всхъ жителей околотка, что они пожелали устроить для него торжественную встрчу по прізд его въ Торпъ-Амброзъ. Въ сосднемъ город уже происходило предварительное собраніе фермеровъ помстья и главныхъ лицъ города, для обсужденія программы этой встрчи, а въ скоромъ времени должно придти и письмо отъ мстнаго священника съ освдомленіемъ, когда мистеру Армаделю угодно будетъ лично и торжественно вступить во владніе своимъ Норфокскимъ помстьемъ.

‘Вы догадаетесь теперь о причин вашего внезапнаго отъзда съ острова Мана. Первою и главнйшею мыслію вашего бывшаго воспитанника, какъ только онъ узналъ о ршеніи митинга, было отдлаться отъ торжественнаго пріема, а единственнымъ средствомъ къ тому былъ немедленный отъздъ въ Торпъ-Амброзъ до полученія письма священника. Напрасно пытался я внушить ему, что нужно серіозно обдумать это внезапное ршеніе, прежде нежели приступать къ его исполненію, онъ преспокойно продолжалъ укладывать свой чемоданъ съ своею необыкновенною, непроницаемою и неподатливою шутливостью. Въ десять минутъ весь багажъ былъ уложенъ, а еще минутъ черезъ пять Алланъ уже отдавалъ приказанія экипажу яхты хать обратно въ Соммерсетширъ. Пароходъ, отправлявшійся въ Ливерпуль, стоялъ съ нами рядомъ, но мн не было другаго выбора какъ хать съ Алланомъ на яхт, или отпустить его одного. Не стану разказывать вамъ о нашемъ бурномъ перезд, о задержк въ Ливерпул, и о всхъ пропущенныхъ нами поздахъ желзной дороги во время путешествія во внутренности страны. Довольно вамъ знать, что мы пріхали сюда благополучно, вотъ и все. Пусть здшніе слуги думаютъ что имъ угодно о внезапномъ появленіи ихъ новаго помщика, который не предупредилъ ихъ даже ни единымъ словомъ о сзоемъ прізд, ихъ мнніе еще не важно. Но какъ посмотритъ на это комитетъ, приготовлявшій ему торжественную встрчу, когда распространится завтра слухъ о его прибытіи, вотъ что мн кажется гораздо посеріозне.

‘Кстати о слугахъ. Я долженъ сказать вамъ, что конецъ письма мистрисъ Бланшардъ посвященъ былъ разнымъ сообщеніямъ объ устройств ея прежняго хозяйственнаго быта. Повидимому, вс служители, какъ при самомъ дом, такъ и вн его (за исключеніемъ трехъ), остаются покамстъ здсь, въ надежд, что Алланъ удержитъ ихъ на прежнихъ мстахъ. Изъ числа трехъ людей, выбывшихъ изъ дома: дв горничныя, одна мистрисъ Бланшардъ, другая ея племянницы, ухали съ своими господами за границу, третья же личность — старшая горничная была внезапно уволена за проступокъ, который мистрисъ Бланшардъ таинственно называетъ ‘легкимъ и неосторожнымъ поведеніемъ въ отношеніи къ какому-то незнакомцу.’

‘Я боюсь, что вы станете смяться надо мною, но я долженъ сказать вамъ всю правду. Я сдлался до такой степени недоврчивымъ (посл нашего приключенія на остров Ман), даже по отношенію къ самымъ ничтожнымъ непріятностямъ, имющимъ хотя какое-либо отношеніе ко вступленію Аллана въ его новую жизнь, что я уже разспросилъ одного изъ здшнихъ слугъ объ этомъ, повидимому, столь маловажномъ обстоятельств, каково увольненіе горничной. Я узналъ только, что какой-то подозрительный незнакомецъ безпрестанно шатался вокругъ дома, что, судя по безобразію горничной, въ ухаживаньи его крылась какая-нибудь другая цль, и что со дня ея увольненія, его уже не видали боле въ окрестностяхъ помстья. Вотъ вамъ исторія одного изгнанія изъ Торпъ-Амброза. Я желаю только, чтобъ Алланъ не впутался въ это дло. Что касается до прочей прислуги, какъ мужской, такъ и женской, то мистрисъ Бланшардъ отзывается о ней съ похвалою, и вс они безъ сомннія останутся на своихъ настоящихъ мстахъ.

‘Покончивъ съ письмомъ мистрисъ Бланшардъ, я считаю своею ближайшею обязанностью передать вамъ отъ имени Аллана, вмст съ его дружескимъ привтствіемъ, просьбу пріхать къ нему въ Торпъ-Амброзъ, какъ только вамъ можно будетъ оставить Соммерсетширъ. Хотя я не позволяю себ думать, чтобы мои собственныя желанія могли вліять на ваше ршеніе, однако я долженъ сознаться вамъ, что имю особенную причину нетерпливо желать вашего прізда сюда. Алланъ совершенно невинно внушилъ мн новое опасеніе насчетъ нашихъ будущихъ съ нимъ отношеній, и я крайне нуждаюсь въ вашемъ совт, который указалъ бы мн настоящее средство къ устраненію этого безпокойства.

‘Меня затрудняетъ въ настоящее время мсто управляющаго въ Торпъ-Амброз. До ныншняго дня я зналъ только, что Алланъ иметъ какой-то особенный плачъ относительно этого вопроса, такъ какъ, между прочимъ, онъ принялъ довольно странное ршеніе отдать внаймы домъ, занимаемый прежнимъ управляющимъ, а для новаго назначилъ помщеніе въ большомъ дом. дучи сюда, Алланъ случайно проговорился мн на этотъ счетъ, и къ моему величайшему удивленію я узналъ, что этимъ новымъ управляющимъ, имя котораго такъ тщательно скрывалось отъ меня, долженъ быть не кто другой какъ я самъ!

‘Считаю лишнимъ говорить вамъ, какъ принялъ я это новое доказательство дружбы Аллана. Удовольствіе слышать изъ его собственныхъ устъ, что я заслужилъ такое сильное доказательство его доврія ко мн, было вскор отравлено горькимъ чувствомъ, которое обыкновенно примшивается къ каждому вашему удовольствію, или, по крайней мр, примшивалось ко всмъ радостямъ моей жизни. Никогда не казалось мн такъ грустно оглядываться на свое прошедшее какъ въ настоящую минуту, когда я чувствую всю свою неспособность къ выполненію этой должности. Вооружившись мужествомъ, я сказалъ ему, что не имю ни знанія, ни опытности, необходимыхъ для того чтобы быть хорошимъ управляющимъ. Онъ великодушно возразилъ мн на это, что я могу научиться, и общалъ послать въ Лондонъ за какимъ-то опытнымъ человкомъ, исправлявшимъ нкогда эту должность, и который, слдовательно, въ состояніи будетъ руководить меня своими совтами. Думаете ли вы, что я въ самомъ дл могу научиться? Если да, то я стану работать день и ночь, чтобы пріобрсти надлежащія познанія. Но если, какъ мн кажется, обязанности управляющаго слишкомъ важны, чтобъ ихъ могъ усвоить на скорую руку неопытный юноша, подобный мн, въ такомъ случа, прошу васъ, поторопитесь вашимъ пріздомъ въ Торпъ-Амброзъ и употребите ваше личное вліяніе на Аллана. Лишь одно это можетъ измнить его ршеніе и заставитъ его взять другаго управляющаго, который былъ бы дйствительно полезенъ на этомъ мст. Убдительно прошу васъ поступить въ этомъ дл по вашему собственному усмотрнію, единственно въ интересахъ Аллана. Какое бы разочарованіе ни пришлось испытать мн, онъ этого не замтитъ.

‘Врьте, любезный мистеръ Брокъ, чувствамъ глубокой признательности преданнаго вамъ

‘Осіи Мидвинтера.

‘P. S. Открываю письмо, чтобы прибавить еще нсколько словъ. Если со дня возвращенія вашего въ Соммерсетширъ вамъ пришлось видть или слышать что-нибудь о женщин въ черномъ плать и въ красной шали, то надюсь, что вы не забудете извстить меня объ этомъ. О. M.’

2. Отъ мистрисъ Ольдершо къ миссъ Гуильтъ.

Дамская уборная, улица Діаны, Пимлико, середа.

‘Милая Лидія, чтобы не пропустить почты, пишу вамъ на бланковой бумаг посл длиннаго, утомительнаго дня, проведеннаго въ моемъ магазин, потому что со времени послдняго вашего свиданія я получила извстіе, которое считаю нужнымъ немедленно сообщить вамъ.

‘Начнемъ съ начала. Серіозно обсудивъ ваше положеніе, я пришла къ тому заключенію, что вы поступите весьма благоразумно въ отношеніи къ молодому Армаделю, если попридержите вашъ язычекъ насчетъ Мадеры и всего случившагося тамъ. Ваше положеніе относительно его матери было конечно весьма непріятное. Вы помогли ей ввести въ обманъ ея собственнаго отца. Затмъ, когда цль была достигнута, васъ безжалосгно выпроводили вонъ, безъ вниманія къ вашему юному возрасту, а когда вы внезапно явились къ ней опять, посл двадцатилтней разлуки, вы нашли ее больною, имющею взрослаго сына, отъ котораго она тщательно скрыла настоящую исторію своего замужества. Имете ли вы подобныя преимущества на своей сторон относительно ея сына? Если только онъ не идіотъ, то онъ не повритъ вашимъ возмутительнымъ клеветамъ на его мать, а такъ какъ, по прошествіи многихъ лтъ, у васъ не осталось въ рукахъ доказательствъ, которыя вы могли бы ему представить, въ подтвержденіе своихъ словъ, то вотъ и конецъ вашей разработк золотыхъ рудниковъ мистера Армаделя. Помните, однако, что я ничуть не отрицаю, что долгъ покойницы относительно васъ, посл всего сдланнаго для нея на остров Мадер, еще не уплаченъ, и что сыну ближе всего расквитаться съ вами, когда мать уже ускользнула изъ вашихъ рукъ. Объ одномъ только прошу васъ, моя милая, выжмите его настоящимъ образомъ, настоящимъ образомъ выжмите его.

‘А что значитъ настоящимъ образомъ? спросите вы. Вопросъ этотъ приводитъ меня къ тому извстію, которое я хотла сообщить вамъ. Возвращались ли вы къ своей другой мысли попробовать свои силы на этомъ счастливомъ молодчик одними только обворожительными свойствами вашей наружности и вашего ума? Эта мысль такъ неотвязчиво преслдовала меня посл вашего ухода, что я наконецъ послала записку къ моему стряпчему, прося его дать законникамъ разсмотрть завщаніе, по которому молодой Армадель получилъ наслдство. Результатъ оказался гораздо благопріятне, нежели мы съ вами могли бы ожидать. Посл всего сообщеннаго мн стряпчимъ, вы не должны ни минуты колебаться насчетъ плана вашихъ дйствій. Словомъ, Лидія, хватайте быка за рога — выходите за него замужъ!!!

‘Я говорю съ вами совершенно серіозно. Дло гораздо серіозне чмъ вы предполагаете, и очень стоитъ о немъ позаботиться. Уговорите только г. Армаделя сдлать васъ своею женой, а тамъ вы можете смло презирать вс могущія послдовать за этимъ открытія. Въ продолженіе его жизни вы сами будете заключать съ нимъ какія угодно условія, а въ случа его смерти, завщаніе даетъ вамъ право,— все равно будутъ у васъ дти или нтъ,— на пожизненный доходъ въ тысячу двсти фунтовъ стерлинговъ изъ суммъ, приносимыхъ помстьемъ, и совершенно независимо отъ согласія или несогласія самого г. Армаделя. На этотъ счетъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія, потому что стряпчій собственными глазами видлъ завщаніе. Конечно, длая это условіе, мистеръ Бланшардъ имлъ въ виду своего сына и его вдову. Но такъ какъ условіе, не связанное съ именемъ одного какого-нибудь наслдника, въ послдствіи отмнено не было, то оно также обязательно теперь для молодаго Армаделя, какъ при другихъ обстоятельствахъ оно было бы обязательно для сына мистера Бланшарда. Какое счастіе было бы для васъ, посл всхъ перенесенныхъ вами бдъ и треволненій, стать хозяйкою Торпъ-Амброза, если онъ будетъ жить, а въ случа его смерти получать пожизненный доходъ въ тысячу двсти фунтовъ! Поймайте же его, моя милая бдняжка, поймайте его во что бы то ни стало!

‘Я уврена, что вы встртите мое письмо тмъ же возраженіемъ, которое вы уже сдлали на дняхъ, толкуя со мною объ этомъ дл,— я разумю вашъ возрастъ. Но выслушайте меня, моя прелесть. Вопросъ не въ томъ, стукнуло ли вамъ тридцать пять лтъ, положимъ, мы допустимъ эту ужасную истину и скажемъ да, но дло все-таки будетъ не въ этомъ, а въ томъ, можно ли узнать по вашему лицу вашъ настоящій возрастъ. Мое мнніе на этотъ счетъ есть и должно быть одно изъ самыхъ основательныхъ мнній въ цломъ Лондон. Моя двадцатилтняя опытность въ украшеніи прекраснаго пола, въ поновленіи старыхъ изношенныхъ лицъ и физіономій что-нибудь да значитъ, и я положительно увряю васъ, что никто не дастъ вамъ боле тридцати лтъ. Если вы послдуете моимъ совтамъ насчетъ вашего туалета и употребите тайкомъ одно или два изъ моихъ средствъ, то я ручаюсь скинуть вамъ еще три года съ костей. Я готова прозакладывать вс деньги, которыя дамъ вамъ впередъ на это дло, если, пройдя чрезъ мои руки, вы покажетесь хоть какому-нибудь мущин старше двадцати семи лтъ, исключая, конечно, то время когда вы будете просыпаться на разсвт отъ какой-нибудь заботы, но вдь вы будете тогда, моя милая, стары и дурны въ уединеніи вашей собственной комнаты, а это, согласитесь, бда еще небольшая.

‘Но вы мн скажете, можетъ-быть, что со всми этими прикрасами вы все-таки на цлыхъ шестнадцать лтъ старше его, и что это обстоятельство прямо говоритъ противъ васъ, съ самаго начала. Но такъ ли это? Подумайте хорошенько. Вамъ вроятно извстно по опыту, что самая обыкновенная изъ всхъ слабостей, свойственныхъ молодымъ людямъ, въ возраст Армаделя, состоитъ именно въ томъ, чтобы влюбляться въ женщинъ гораздо старше ихъ самихъ. Гд найдете вы мущинъ, которые дйствительно цнили бы насъ въ полномъ цвт нашей юности (Надюсь, что я имю причину хорошо отзываться о цвт юности, я пріобрла сегодня пятьдесятъ гиней за поновленіе поблекшихъ прелестей женщины, которая годилась бы вамъ въ матери.)? Кто они, эти мущины, спрашиваю я васъ, которые готовы преклоняться передъ нами, когда намъ не боле семнадцати лтъ? Молодые, веселые джентльмены, во цвт своей собственной юности, думаете вы? Совсмъ нтъ! Коварные бездльники, которымъ перевалило за сорокъ.

‘Какую же мораль вывести изъ всего этого, какъ говорится въ сказкахъ? А ту, что съ такою головой на плечахъ, какъ у васъ, вс шансы на вашей сторон. Если вы чувствуете, въ чемъ я и не сомнваюсь, ваше безвыходное положеніе, если вы сознаете, какою привлекательною женщиной вы еще можете быть въ глазахъ мущины, когда захотите, и если посл того ужаснаго порыва отчаянія на пароход (порыва весьма естественнаго, если принять въ разчетъ сдланный вамъ ужасный вызовъ), къ вамъ дйствительно вернулась ваша прежняя ршимость, то мн не нужно боле убждать васъ, чтобы вы прибгли къ этому опыту. Подумайте только, какъ все удивительно устроилось! Еслибы тотъ молодой олухъ не прыгнулъ за вами въ рку, этотъ молодой олухъ никогда не получилъ бы наслдства. Право, подумаешь, будто сама судьба ршила, чтобы вы сдлались мистрисъ Армадель, владтельницею Торпъ-Амброза! А кто можетъ бороться противъ своей судьбы, какъ говорятъ поэты?

‘Напишите мн да или нтъ, и считайте меня всегда вашимъ старымъ, преданнымъ другомъ.

‘Маріей Ольдершо.’

3. Отъ миссъ Гуильтъ къ мистрисъ Ольдершо.

‘Ричмондъ, четвергъ.

‘Ахъ, вы, старая плутовка, я не скажу вамъ ни да, ни нтъ до тхъ поръ, пока не нагляжусь на себя въ зеркало. Еслибы вы дйствительно чувствовали къ кому-нибудь расположеніе помимо вашей собственной, негодной и старой личности, то вы поняли бы, что при одной мысли о вторичномъ вступленіи въ бракъ, посл всего перенесеннаго мною, волосы поднимаются у меня дыбомъ.

‘Впрочемъ, пока я не ршилась еще ни на что, вамъ не мшаетъ снабжать меня кое-какими свдніями. У васъ еще осталось двадцать фунтовъ стерлинговъ, вырученныхъ отъ продажи моихъ вещей: перешлите мн сюда по почт десять фунтовъ на мои издержки, а остальные десять употребите на наведеніе справокъ въ Торпъ-Амброз. Мн хочется знать, когда удутъ об Бланшардъ, и когда молодой Армадель переселится въ замокъ предковъ. Совершенно ли вы уврены въ томъ, что этимъ юношею дйствительно будетъ такъ легко управлять какъ вамъ кажется? Если онъ пойдетъ по слдамъ своей лицемрки-матушки, то я могу сказать вамъ лишь одно: уда Искаріотскій воскресъ.

‘Я помстилась здсь весьма удобно. Въ саду растутъ очаровательные цвты, а птицы будятъ меня поутру своимъ восхитительнымь пніемъ. Я взяла на прокатъ порядочное фортепіано. Единственный мущина, развлекающій меня немного,— _Не тревожьтесь, онъ уже давно положенъ въ сырую землю подъ именемъ Бетховена,— бесдуетъ со мною въ моемъ уединеніи. Хозяйка моя также желала бы навщать меня, еслибъ я только пускала ее къ себ, но я ненавижу женщинъ. Вчера новый священникъ приходилъ сюда къ другому жильцу, моему сосду, и возвращаясь домой по лужайк прошелъ мимо меня. Хоть мн и тридцать пять лтъ, но глаза мои дйствительно не утратили еще своего блеска: бднякъ вспыхнулъ, когда я взглянула на него! желаю знать, какого цвта сдлалось бы его лицо, еслибъ одна изъ маленькихъ птичекъ въ саду шепнула ему потихоньку о настоящей исторіи прелестной миссъ Гуильтъ?

‘Прощайте, тетушка Ольдершо! Я сомнваюсь, чтобъ я могла назвать себя вашею или чьею бы то ни было преданною особой, но вдь мы вс лжемъ и притворяемся въ нашихъ письмахъ, не такъ ли? И потому, если вы называете себя моимъ старымъ, преданнымъ другомъ, то и я, конечно, должна назвать себя искренно преданною вамъ

‘Лидіей Гуильтъ.

‘Р. S. Берегите ваши отвратительные порошки, притиранья и румяна для поблекшихъ прелестей вашихъ покупательницъ, будьте уврены, что ни одно изъ этихъ снадобій не коснется моей кожи. Если вы дйствительно желаете быть мн полезны, то постарайтесь найдти для меня какое-нибудь успокоительное питье, которое избавило бы меня отъ скрежета зубовъ по ночамъ, а то я когда-нибудь непремнно сломаю. Ихъ и что же станется тогда съ моею красотой, я васъ спрашиваю?’

4. Отъ мистрисъ Ольдершо къ миссъ Гуильтъ.

‘Дамская уборная, вторникъ.

‘Дорогая Лидія, какъ жаль, что письмо ваше не было адресовано къ мистеру Армаделю, ваши граціозныя дерзости привели бы его въ восторгъ. Меня же они нисколько не трогаютъ, вы знаете, что я давно къ нимъ привыкла. Скажите, моя милая, для чего упражняете вы ваше блестящее остроуміе на безчувственной Ольдершо? Оно разсыпается только какъ ракета, и исчезаетъ безъ слда. Прошу васъ, попытайтесь въ другой разъ быть посеріозне. Я имю сообщить вамъ нчто изъ Торпъ-Амброза, чмъ вовсе не слдуетъ шутить.

‘Черезъ часъ посл полученія вашего письма, я уже начала наводить справки. Не зная наврное, къ чему могли повести он, я сочла за лучшее дйствовать втайн. Вмсто того чтобъ употреблять кого-либо изъ людей, находящихся въ моемъ распоряженіи (которые знаютъ и васъ и меня), я отправилась въ справочную контору на площади Шедисайдъ, и поручила это дло самому инспектору, не сказавъ ему кто я, и вовсе не упомянувъ о васъ. Сознаюсь, что это былъ не самый дешевый способъ браться за дло, но за то самый врный, что гораздо важне.

‘Не прошло десяти минутъ, какъ мы съ инспекторомъ совершенно поняли другъ друга, и онъ сейчасъ же представилъ мн необходимое для моей цли лицо, самаго невиннаго, повидимому, юношу, какого вамъ когда-либо случалось видть въ вашу жизнь. Часъ спустя онъ уже халъ въ Торпъ-Амброзъ. Въ субботу посл обда, въ понедльникъ и сегодня я навдывалась въ контору, чтобъ узнать нтъ ли какихъ новостей. До ныншняго дня ихъ не было, но сегодня я нашла тамъ нашего агента, только-что вернувшагося въ городъ и ожидавшаго меня съ подробнымъ отчетомъ о результатахъ своей поздки въ Норфокъ.

‘Прежде всего позвольте мн успокоить васъ отвтомъ на оба ваши вопроса. Мистрисъ Бланшардъ и ея племянница ухали тринадцатаго числа за границу, а молодой Армадель въ настоящую минуту прогуливается гд-то по морю на своей яхт. Въ Торпъ-Амброз толкуютъ объ устройств для него торжественной встрчи и о сознаніи митинга изъ мстныхъ аристократовъ для обсужденія программы этого торжества. Толки и споры въ подобныхъ случаяхъ обыкновенно уносятъ много времени, и торжественная встрча, вроятно, готова будетъ не ране конца ныншняго мсяца.

‘Еслибы нашъ посланный узналъ только это, то и тогда его слдовало бы наградить. Но нашъ невинный юноша настоящій іезуитъ въ наведеніи тайныхъ справокъ, съ тмъ великимъ преимуществомъ передъ всми католическими попами, что лицо его не носитъ ни малйшаго отпечатка хитрости. Дйствуя по обыкновенію черезъ женскую прислугу, онъ съ удивительнымъ благоразуміемъ обратился къ самой безобразной служанк въ дом. Когда эти особы красивы и могутъ, какъ онъ выразился, выбирать своихъ обожателей, то он тратятъ много драгоцннаго времени на выборъ любовника. Но когда он дурны и не имютъ ни малйшей надежды на возможность выбора, то он бросаются на перваго попавшагося обожателя, какъ голодныя собаки на кость. На основаніи этихъ отличныхъ правилъ, нашему агенту удалось посл нкоторыхъ неизбжныхъ проволочекъ пробраться къ старшей горничной Торпъ-Амброза и съ перваго же свиданія совершенно овладть ея довренностью. Врно исполняя данныя ему инструкціи, онъ заставилъ ее болтать и долженъ былъ выслушать цлую кучу лакейскихъ сплетенъ. Большая часть этой болтовни не иметъ никакого значенія. Но я слушала его терпливо и наконецъ вознаграждена была драгоцннымъ открытіемъ. Вотъ оно:

‘Въ Торпъ-амброзскомъ помсть есть маленькая красивая мыза, которую молодой Армадель, неизвстно по какой причин, ршился отдать внаймы, и въ настоящую минуту въ нее уже перехалъ жилецъ. Это какой-то бдный армейскій майоръ, на половинномъ жаловань, по имени Мильрой: судя по отзывамъ, смирный человкъ, съ наклонностью къ механик, обремененный домашнею невзгодой въ лиц больной жены, которой еще никто и никогда не видалъ. Прекрасно! что же изъ этого слдуетъ? спросите вы съ вашимъ пылкимъ нетерпніемъ, которое придаетъ вамъ столько прелести. Не горячитесь, дорогая Лидія, не сверкайте вашими прекрасными глазами! Семейныя дла майора серіозно касаются насъ обихъ, потому что, къ несчастію, у него есть дочь!

‘Можете вообразить себ, какъ разспрашивала я нашего агента, и какъ онъ напрягалъ свою память, когда я случайно напала на подобное открытіе. Если небо отвчаетъ за болтовню женщинъ, то да будетъ оно благословенно! Отъ миссъ Бланшардъ я перешла къ ея горничной, отъ горничной миссъ Бланшардъ къ горничной ея тетки, отъ горничной тетки миссъ Бланшардъ къ безобразной служанк, отъ безобразной служанки къ молодому человку съ невиннымъ лицомъ, и такимъ образомъ потокъ болтовни попалъ, наконецъ, въ настоящій резервуаръ, и жаждущая тетка Ольдершо упилась имъ въ волю. Говоря простымъ англійскимъ языкомъ, дла, моя милая, находятся въ такомъ положеніи: дочь майора — безпутная двчонка, которой только-что минуло шестнадцать лтъ, живая и миловидная (этакая ненавистная дрянь!), неряшливая въ своемъ туалет (слава Богу!) и съ весьма дурными манерами (еще разъ слава Богу!). Она получила домашнее воспитаніе. Гувернантка, занимавшаяся ею въ послднее время, оставила ихъ домъ передъ отъздомъ ихъ въ Торпъ-Амброзъ. Воспитаніе ея требуетъ окончательнаго усовершенствованія, и майоръ ршительно не знаетъ что ему теперь предпринять. Никто изъ его друзей не можетъ рекомендовать ему новой гувернантки, а ему не совсмъ-то хочется отдать ее въ школу. Въ такомъ положеніи находятся теперь дла, по собственному показанію майора, потому что именно такъ выразился онъ во время визита, сдланнаго имъ вмст съ дочерью хозяйкамъ дома, то-есть мистрисъ и миссъ Бланшардъ, прежде чмъ т выхали изъ помстья.

‘Вотъ вамъ покамстъ общанная мною новость, и вы, вроятно, согласитесь со мною, что дло съ Армаделемъ должно быть разомъ ршено тмъ или другимъ путемъ. Если, невзирая на ваше безнадежное положеніе и ваши фамильныя, можно сказать, права на этого молодаго человка, вы ршитесь отъ него отказаться, я буду имть удовольствіе возвратить вамъ оставшіеся за мною по разчету двадцать семь шиллинговъ, и сочту себя въ прав совершенно посвятить себя моимъ собственнымъ занятіямъ. Если же, напротивъ, вы ршитесь попробовать счастья въ Торпъ-Амброз, въ такомъ случа (такъ какъ нтъ ни малйшаго сомннія, что майорская вертушка разставитъ сти молодому помщику) я желала бы знать, какимъ способомъ надетесь вы разршить эту двойную задачу,— воспламенить сердце мистера Армаделя и затмить въ его глазахъ миссъ Мильрой.

‘Любящая васъ
Марія Ольдершо.’

5. Отъ миссъ Гуильтъ къ мистрисъ Ольдершо. (Первый отвтъ.)

‘Ричмондъ, среда, утро,

‘Мистрисъ Ольдершо, возвратите мн мои двадцать семь шиллинговъ и продолжайте заниматься вашими собственными длами.

‘Ваша Л. Г.’

6. Отъ миссъ Гуильтъ къ мистрисъ Ольдершо. (Второй отвтъ.)

‘Ричмондъ, среда, ночь.

‘Дорогой, старый другъ, оставьте у себя мои двадцать семь шиллинговъ и сожгите мое первое письмо. Я перемнила свое ршеніе.

‘Утромъ я писала вамъ подъ впечатлніемъ ужасной ночи. Теперь я прохалась верхомъ, выпила бокалъ бордо и съла кусокъ цыпленка. Удовлетворило ли васъ подобное объясненіе? Скажите да, ма хочется поскорй ссть за фортепіано.

‘Нтъ, я не могу еще играть, сперва я должна отвтить вамъ на вашъ вопросъ. Но скажите, неужели вы такъ простодушны, что предполагаете, будто я не пойму ни васъ, ни вашего письма? Вы не хуже моего знаете, что затруднительное положеніе майора намъ благопріятно, и вмст съ тмъ хотите, чтобъ я приняла на себя отвтственность за первый шагъ. Положимъ, я стану говорить въ вашемъ дух, то-есть околичностями. Положимъ, я скажу вамъ:

‘— Сдлайте милость, не спрашивайте у меня, какимъ образомъ я намрена воспламенить сердце мистера Армаделя и затмить въ его глазахъ миссъ Мильрой, вопросъ такъ возмутительно рзокъ, что я ршительно не могу отвчать на него. Спросите у меня лучше, не чувствую ли я въ себ скромнаго желанія сдлаться гувернанткою миссъ Мильрой?

‘Точно такъ, мистрисъ Ольдершо, отвчу я, и попрошу васъ рекомендовать меня на это мсто.

‘Этимъ и оканчивается ваша обязанность. А если случится какое-нибудь важное несчастіе (что весьма возможно), то по крайней мр меня будетъ утшать мысль, что я одна всему виною!

‘Теперь, когда я исполнила ваше желаніе, скажите, готовы ли вы сдлать что-нибудь для меня? Мн хотлось бы провести въ сладкихъ мечтахъ т немногіе дни, которые мн осталось пробыть здсь. Будьте сострадательны, тетушка Ольдершо, и не мучьте меня, выставляя передо мною вс стороны моего новаго предпріятія, все что говоритъ за и противъ него. Обдумывайте это дло за меня, до тхъ поръ пока я не принуждена буду заняться имъ сама.

‘Лучше кончу письмо, а то, пожалуй, скажу вамъ какую-нибудь дичь, что-нибудь такое что вамъ не понравится. Сегодня я въ удар. Мн хотлось бы имть теперь подъ рукою мужа, котораго можно было бы помучить, или ребенка, котораго можно было бы поколотить, словомъ какое-нибудь существо въ этомъ род. Любите ли вы смотрть какъ наскомыя жгутся лтомъ на свчк? Мн иногда весело бываетъ смотрть на это. Прощайте, мистрисъ езавель. Чмъ доле вы оставите меня здсь, тмъ лучше будетъ для меня. Здшній воздухъ мн очень полезенъ, и я опять расцвла.

Л. Г.’

7. Отъ мистрисъ Ольдершо къ миссъ Гуильтъ.

‘Четвергъ.

‘Дорогая Лидія, другая на моемъ мст обидлась бы тономъ вашего послдняго письма, во я такъ нжно люблю васъ! А разъ какъ я привяжусь къ кому, тому трудно обидть меня, моя дорогая! Въ другой разъ не здите такъ далеко верхомъ и не пейте боле бордо. Вотъ все что я вамъ скажу.

‘Не оставить ли намъ въ сторон вашъ предполагаемый бракъ, чтобъ обратиться теперь къ серіознымъ вопросамъ? Какъ трудно бываетъ женщинамъ понять другъ друга, особенно, когда он взялись за перо! Но попробуемъ!

‘Итакъ, начинаю. Я поняла изъ вашего письма, что вы весьма благоразумно ршились повести аттаку на Торпъ-Амброзъ и съ перваго же шага занять выгодную позицію, вступивъ, если это окажется возможнымъ, въ семейство майора Мильрой. Въ случа неудачи, то-есть если кто-нибудь другой займетъ мсто гувернантки въ его дом (обстоятельство, о которомъ мн сейчасъ нужно будетъ говорить съ вами подробне), вамъ предстоитъ только одинъ выборъ — искать знакомства съ мистеромъ Армаделемь при другихъ условіяхъ. Во всякомъ случа вамъ моя помощь необходима, и потому, первый вопросъ, который намъ нужно поршить между собою, заключается въ томъ, что именно я хочу и что могу для васъ сдлать.

‘Женщина съ вашею наружностію, съ вашими манерами, способностями и воспитаніемъ, дорогая Лидія, смло можетъ появляться въ обществ, если только у нея есть деньги и связи, на которыя она могла бы разчитывать въ случа надобности. Начнемъ съ денегъ. Я постараюсь добыть ихъ, только съ тмъ условіемъ, чтобы вы, съ своей стороны, выигравъ ваше дло, вознаградили меня за мои услуги приличною суммой. Цифра общаннаго вознагражденія должна быть точно обозначена въ условіи, составленномъ моимъ адвокатомъ, такъ чтобы при свиданіи нашемъ въ Лондон мы могли въ одно время и поршить это дло, и скрпить условіе нашими подписями.

‘Теперь поговоримъ о моей рекомендаціи. Въ этомъ случа вы опять-таки можете смло разчитывать на меня, только на другомъ условіи. Вотъ оно: вы должны явиться въ Торпъ-Амброзъ подъ тмъ же именемъ, которое снова приняли посл вашего ужаснаго замужства, то-есть подъ нашимъ двичьимъ именемъ Гуильтъ. На это я имю собственно только одну причину: я не хочу рисковать безъ всякой нужды. Пользуясь довріемъ лицъ, поставленныхъ разными романическими приключеніями въ особенно затруднительное положеніе, я по опыту знаю, что присвоеніе себ чужаго имени изъ десяти случаевъ девять разъ оказывается безполезнымъ и опаснымъ обманомъ. Ничто не могло бы оправдать принятія вами чужаго имени, кром опасенія быть узнанною молодымъ Армаделемъ,— опасенія, отъ котораго мы, къ счастію, избавлены его матерью, сохранившею втайн отъ сына и отъ всхъ вообще свое прежнее знакомство съ вами.

‘Перехожу теперь къ послднему затруднительному пункту, къ вопросу о томъ, насколько вы окажетесь способною исполнить обязанность гувернантки въ дом майора Мильрой. Я уврена, что съ вашимъ музыкальнымъ талантомъ и знаніемъ языковъ, вы непремнно удержите за собою это мсто, если только сумете обуздать свой характеръ. Впрочемъ, я сомнваюсь, чтобы вы его получили.

‘При затруднительномъ положеніи, въ которое поставленъ майоръ, относительно воспитанія своей дочери, врне всего, что онъ будетъ вызывать себ гувернантку по публикаціи. Стало-быть, весь вопросъ заключается въ томъ, какой адресъ назначитъ онъ желающимъ принять на себя эту должность. Въ этомъ вся суть дла. Если онъ попроситъ ихъ адресоваться въ Лондонъ, тогда прости всякая надежда на успхъ, по той причин, что намъ невозможно будетъ узнать его объявленія между объявленіями другихъ лицъ, которыя вызываютъ себ гувернантокъ, назначая имъ также лондонскіе адресы. Если же, съ другой стороны, онъ адресуетъ, на ваше счастье своихъ корреспондентовъ въ какую-нибудь ближнюю почтовую контору или, наконецъ, прямо въ Торпъ-Амброзъ, тогда, конечно, онъ отъ насъ не уйдетъ. Въ послднемъ случа я даже почти уврена, что съ моею рекомендаціей вы непремнно поступите въ домъ майора. За нами одно большое преимущество предъ всми прочими женщинами, которыя будутъ отвчать на его вызовъ. Я разузнала, что майоръ бденъ, и потому мы назначимъ такое жалованье, которое, по всей вроятности, соблазнитъ его. О слог вашего письма къ нему я ужь и не говорю: если мы съ вами не сумемъ изложить въ простой и завлекательной форм вашу готовность принять предлагаемое имъ мсто,— скажите, кто же тогда суметъ?

‘Но, конечно, все это еще дло будущаго. Въ настоящее же время я совтовала бы вамъ оставаться на мст и мечтать сколько вашей душ угодно, до тхъ поръ пока я не извщу васъ вторично. Я аккуратно справляюсь съ Times, и вы можете быть уврены, что мой привычный глазъ не пропуститъ безъ вниманія нужнаго намъ объявленія. Къ счастію, интересы наши нисколько не пострадаютъ отъ медленности майора, ибо нтъ еще причины бояться, чтобы двчонка успла ужь перебжать вамъ дорогу. Торжественный пріемъ состоится не раньше какъ въ конц текущаго мсяца, и мы можемъ быть уврены, что тщеславіе мистера Армаделя не допуститъ его поселиться въ своемъ новомъ жилищ, прежде чмъ вся толпа его поклонниковъ не соберется его привтствовать. Подождемъ объявленія еще дней десять, а тамъ, пожалуй, придется отказаться отъ этой мысли и придумать какой-нибудь другой планъ.

‘Смшно подумать, какъ многое зависитъ теперь отъ ршенія бднаго офицера на половинномъ жалованьи! Что касается до меня, я буду теперь каждый день просыпаться съ одною и тою же мыслью: какой адресъ выставитъ майоръ въ своемъ объявленіи: Торпъ-Амброзъ, или Лондонъ?

‘Всегда вамъ преданная

‘Марія Ольдершо.’

II. Алланъ въ качеств землевладльца.

Вставъ рано поутру, на другой день по прізд своемъ въ Торпъ-Амброзъ, Алланъ подошелъ къ окну своей спальни, а все еще озадаченный мыслію что онъ хозяинъ этого дома, сталъ разсматривать видъ представившійся изъ окна.

Прежде всего взоръ его остановился на большомъ парадномъ подъзд съ галлереей, террассою и каменною лстницей, еще дале виднлся огромный, разросшійся лсомъ паркъ, которымъ и заканчивалась картина. Утренній туманъ легкими клубами вислъ между деревьями, а коровы дружелюбно паслись около желзной ршотки, отдлявшей паркъ отъ проспекта передъ фасадомъ дома.

— Все мое! подумалъ Алланъ, пораженный созерцаніемъ своихъ собственныхъ владній.— Хоть убей, не могу еще вбить себ этого въ голову. Все мое!

Онъ одлся, вышелъ изъ комнаты, и отправился по корридору, который велъ на лстницу и въ переднюю, отворяя по пути двери различныхъ комнатъ. Въ этой части дома находились только спальни и уборныя, свтлыя, большія, отлично меблированныя и почти вс пустыя, за исключеніемъ одной спальни, рядомъ съ комнатой Аллана, въ которой помстился Мидвинтеръ. Когда Алланъ заглянулъ къ нему, другъ его, утомленный наканун долгимъ бдніемъ и письмомъ къ мистеру Броку, спалъ еще сладкимъ сномъ. Алланъ дошелъ до конца перваго корридора, повернулъ подъ прямымъ угломъ во второй, и миновавъ его, достигъ до главной лстницы.

— Романтическаго тутъ ничего нтъ, сказалъ онъ про себя, глядя внизъ черезъ устланныя коврами ступени и лстницы на свтлую переднюю въ современномъ вкус,— ничего такого что могло бы раздражить чувствительные нервы Мидвинтера.

Дйствительно, ничего подобнаго не было, и поверхностная наблюдательность Аллана на этотъ разъ не обманула его. Торпъ-Амброзскій домъ, выстроенный на развалинахъ стараго фамильнаго замка, имлъ не боле пятидесяти ди отъ роду. Въ немъ не было ничего живописнаго, ничего хотя сколько-нибудь таинственнаго и романтическаго. Это былъ чисто сельскій домъ, воплощеніе классической мысли, благоразумно господствующей въ коммерческомъ ум Англичанъ. Извн онъ имлъ видъ современнаго мануфактурнаго зданіе пытающагося походить на древній храмъ. Относительно же внутренняго устройства это было чудо роскоши и комфорта.

— Да и прекрасно, подумалъ Алланъ, весело спускаясь по широкой, отлогой лстниц.— Чортъ съ нею — съ этою таинственностью, съ этимъ романтизмомъ! Пусть будетъ чисто, да удобно,— вотъ все что мн нужно.

Спустившись въ переднюю, новый владлецъ Торпъ-Анброза остановился въ нершимости и посмотрлъ кругомъ, не зная куда ему идти. По обимъ сторонамъ переднее находилось по дв большихъ пріемныхъ нижняго этажа. Алланъ на-удачу взялся за ручку ближайшей двери, находившейся по правую отъ него руку, и очутился въ гостиной. Здсь онъ увидлъ первый признакъ жизни, и притомъ въ самой привлекательной форм. Въ гостиной находилась молодая двушка, у нея въ рукахъ была половая щетка, что очевидно указывало на ея принадлежность къ обществу домашней прислуги, но въ эту минуту двушка старалась доказать преимущества природныхъ правъ человка передъ обязанностями службы. Другими словами, она внимательно созерцала свое собственное лице въ зеркал, висвшемъ надъ каминомъ.

— Та, та, та! не пугайтесь, сказалъ Алланъ, когда двушка отскочила отъ зеркала и уставила на него свои глаза, въ невыразимомъ смущеніи.— Я совершенно съ вами согласенъ, моя милая: на ваше личико стоитъ посмотрть. Кто вы такая? Горничная? Прекрасно. А какъ ваше имя? Сусанна, не такъ ли? Послушайте! начать съ того что ваше имя мн очень нравится. Знаете ли вы, кто я, Сусанна? Я вашъ господинъ, хотя вы этого, быть-можетъ, и не подумали бы. Какой, бишь отзывъ дала мн о васъ мистрисъ Бланшардъ? Да, да, великолпный! И вы, конечно, здсь останетесь, будьте уврены. Не правда ли, Сусанна, вы будете хорошо вести себя, носить красивые маленькіе чепчики, и переднички, и яркія ленты? Будете одваться чисто, изящно и содержать въ порядк мебель, не такъ ли?

Окончивъ этотъ перечень обязанностей горничной, Алланъ опять отправился въ припрыжку къ главному входу, и здсь такісе нашелъ признаки жизни. Передъ нимъ явился слуга, который, какъ и подобало вассалу, въ полотняной куртк, низко раскланялся передъ своимъ верховнымъ повелителемъ.

— Кто вы такой? спросилъ Алланъ.— Вы разв насъ впускали вчера вечеромъ? Вы? А я думалъ что не вы. Второй слуга, да? Ваша репутація? Да, да, отличная. Останетесь здсь, конечно, такъ. Вы можете быть моимъ камердинеромъ, можете? Какая скука имть камердинера! Я люблю самъ надвать свое платье, самъ чистить его, когда оно уже надто, еслибъ я только умлъ чистить свои сапоги, клянусь честью, я охотно взялся бы и за эту обязанность! Это что еще за хомната? Уборная? А это, конечно, столовая. Боже праведный, что за столъ! Такой же длинный какъ моя яхта, да еще и подлинне будетъ. Кстати, какъ ваше имя? Ричардъ, не такъ ли? Хорошо, Ричардъ, вы знаете, что яхта, за которой я плаваю, есть мое собственное издліе? Что вы объ этомъ думаете? Вы, мн кажется, какъ нельзя боле годитесь въ должность дворецкаго на яхт, если только вы не подвержены морской болзни,— а вы подвержены ей? Ну, стало-быть, нечего объ этомъ и говорить. А это что за комната? Ахъ, да, библіотека, конечно, больше для мистера Мидинатера чмъ для меня. Мистеръ Мидвинтеръ — тотъ самый джентльменъ, который пріхалъ со мною вчера вечеромъ, не забывайте же, Ричардъ, что вы должны оказывать ему такое же уваженіе, какое вы оказываете мн. Это мы куда зашли теперь? Куда ведетъ эта дверь позади? Въ билліардную, въ курильную, да? Отлично. Еще дверь! и еще лстница! Куда же ведетъ она? И кто это взбирается по ней? Не торопитесь, сударыня, вы уже теперь не такъ молоды какъ была прежде, не торопитесь, прошу васъ.

Предметомъ человколюбивой заботливости Аллана была дородная пожилая женщина, изъ типа такъ-называемыхъ тетушекъ. Только четырнадцать ступенекъ отдляли ее отъ хозяина дома, но прежде чмъ дойдти до него, она четырнадцать разъ остановилась и столько же разъ вздохнула. Природа, разнообразная во всхъ своихъ произведеніяхъ, безконечно разнообразна въ особахъ акенскаго пола. Вотъ женщины, личность которыхъ напоминаетъ вамъ объ амурахъ и граціяхъ, но за то есть и такія женщины, личность которыхъ напоминаетъ вамъ о косвенныхъ доходахъ и о горшк съ масломъ. Вошедшая особа принадлежала къ послднему разряду женщинъ.

— Очень радъ найдти васъ въ такомъ цвтущемъ состолніи, сударыня, сказалъ Алланъ, когда кухарка, во всемъ величіи своего званія, была ему представлена.— Ваше имя Грипперъ, не такъ ли? Я считаю васъ, мистрисъ Грипперъ, самою драгоцнною особой въ дом, по той причин что никто не обдаетъ съ такимъ аппетитомъ какъ я. Приказаній? Нтъ, у меня не будетъ никакихъ приказаній. Я все предоставляю на ваше усмотрніе. Побольше крпкаго бульйону и нсколько кусковъ какого-нибудь мяса подъ соусовъ, вотъ вамъ въ двухъ словахъ мои понятія о хорошемъ стол. Стой! Кто тамъ еще? Вроятно, дворецкій? Еще одна неоцвенная личность! Мы начнемъ съ того, что переберемъ вс вина въ погреб, г. дворецкій, и если я посл этого не сумю высказать вамъ основательнаго мннія, то мы снова переберемъ ихъ отъ начала до конца. Говорить о винахъ… Ого! Да вотъ и еще цлый отрядъ пробирается. Стойте! стойте! Напрасный трудъ. Вы вс пользуетесь отличною репутаціей, и вс остаетесь при своихъ мстахъ. О чемъ, бишь, я говорилъ сейчасъ? Кажется о винахъ что-то, такъ, такъ. Вотъ что вамъ скажу, г. дворецкій. Вдь не каждый же день прізжаетъ въ Торпъ-Амброзъ новый владлецъ, я желаю, чтобы вс мы стали съ перваго же шага, въ наилучшія другъ къ другу отношенія. Пусть въ честь моего прізда для прислуги устроенъ будетъ великолпный праздникъ внизу, и пусть они выпьютъ чего хотятъ за мое здоровье. Вдь жалокъ тотъ человкъ, мистрисъ Грипперъ, который никогда не веселитъ своего сердца, не такъ ли? Нтъ, я не пойду теперь въ погребъ, я хочу передъ завтракомъ подышать свжимъ воздухомъ. Гд Ричардъ? Скажите, есть ли у меня садъ, и съ какой стороны дома онъ находится. Съ этой стороны, да? Мн не нужно показывать дорогу. Я хочу идти одинъ, Ричардъ, и заблудиться, если это возможно, въ моихъ собственныхъ владніяхъ.

Съ этими словами, весело насвистывая какую-то псенку, Алланъ сошелъ по ступенямъ террасы, находившейся передъ фасадомъ дома. Онъ остался совершенно доволенъ тмъ способомъ, посредствомъ котораго ему удалось такъ легко разршить столь серіозный вопросъ какъ устройство домашняго хозяйства. ‘Люди толкуютъ о затрудненіи возиться съ прислугой’, подумалъ Алланъ. ‘Что они хотятъ сказать этимъ? Я не нахожу, напротивъ, ни малйшаго затрудненія.’ Онъ, перешелъ задній дворъ, отворилъ красивую калитку, и по указанію слуги, вошелъ въ темную аллею, окружавшую сады Торпъ-Амброза. ‘Славное, прохладное мстечко, гд съ удовольствіемъ можно выкурить сигару,’ сказалъ Алланъ, продолжая свой путь въ припрыжку и опустивъ руки въ карманъ. ‘Какъ бы я хотлъ уврить себя, что все это дйствительно принадлежитъ мн?‘

Аллея выходила въ большой цвтникъ, роскошно блиставшій въ утреннихъ лучахъ солнца. Съ одной стороны, арка, сдланная въ живой изгороди, вела во фруктовый садъ, съ другой,— дерновая терраса отлогими уступами спускалась въ боле дикую мстность, гд разбитъ былъ садъ въ италіянскомъ вкус. Миновавъ фонтаны и статуи, Алланъ достигъ другой аллеи, которая, очевидно, вела въ какую-нибудь отдаленную часть усадьбы. До сихъ поръ нигд не замтно было ни малйшаго признака жизни, но когда онъ подошелъ къ концу второй аллеи, его удивилъ говоръ, раздавшійся по ту сторону деревьевъ. Онъ остановился, и стадъ прислушиваться. Два голоса разговаривали между собою отчетливо и ясно: одинъ — старый, звучавшій упрямствомъ, а другой — молодой, въ которомъ слышалась досада:

— Какъ вамъ угодно, миссъ, говорилъ старый голосъ.— Я не имю права позволоть это, о не позволю. Что скажеть мистеръ Армадель?

— Если мастеръ Армадель соотвтствуетъ моему понятію о немъ, старый грубіянъ, возразилъ молодой голосъ,— то онъ, конечно, скажетъ: ‘Приходите въ мой садъ, массъ Монрой, когда вамъ будетъ угодно, и длайте себ столько букетовъ, сколько вамъ вздумается.’

Свтлые голубые глаза Аллана сверкнули плутовствомъ. Вдохновленный внезапною мыслію, онъ тихо прокрался къ концу аллеи, стремглавъ обжалъ ее, и перескочивъ черезъ низкую изгородь, очутился въ красивомъ маленькомъ парк, черезъ который пролегала усыпанная щебнемъ дорожка. Поодаль, обернувшись къ нему спиною, стояла молодая двушка, напрасно пытавшаяся пройдти мимо неподатливаго старика, который съ граблями въ рукахъ загораживалъ ей дорогу, упорно качая головой.

— Приходите въ мой садъ, миссъ Мильрой, когда вамъ будетъ угодно, и длайте себ столько букетовъ, сколько вамъ вздумается, воскликнулъ Алланъ, предательски повторяя ея же собственныя слова.

Молодая двушка вскрикнула и обернулась, ея кисейное платье, которое она придерживала спереди, выскользнуло изъ ея рукъ, и цлая куча цвтовъ посыпалась на дорожку.

Никто еще не усплъ посл того промолвить слово, какъ неподатливый старикъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ выступилъ впередъ и занялся своими собственными интересами, безъ малйшаго вниманія ко всему случившемуся, какъ будто онъ одинъ находился въ присутствіи своего новаго господина.

— Имю честь поздравить васъ съ пріздомъ въ Торпъ-Амброзъ, сэръ, сказалъ старый садовникъ.— Меня зовутъ Авраамъ Сэджъ. Я служу здсь уже боле сорока лтъ, я надюсь, что вы соблаговолите оставить меня въ прежней должности.

Такъ говорилъ садовникъ, сосредоточивъ вс свои мысля за горизонт собственныхъ надеждъ и желаній, и говорилъ напрасно. Алланъ, стоя на колняхъ, подбиралъ разсыпавшіеся цвты, и составлялъ себ первое понятіе о миссъ Мильрой по ея ногамъ. Она была и хороша и нехороша: она то нравилась, то разочаровывала, то снова привлекала. Судя съ строго-эстетической точки зрнія, она была слишкомъ мала и слишкомъ развита для своихъ лтъ. А между тмъ, едва ли нашелся бы мущина, который остался бы недоволенъ ея фигурой. На ея пухлыхъ ручкахъ были столъ изящныя ямочки, что жаль было видть ихъ такими красными отъ благодатнаго избытка юности и здоровья. Ея граціозныя ножи примиряли каждаго съ изношенными, неуклюжими башмаками, а плечи ея щедро вознаграждали за прикрывавшую ихъ дешевую кисею. Ея темные срые глаза казались прекрасными, по мягкости своего цвта и по сіявшему въ нихъ уму, нжности и очаровательной веселости, между тмъ какъ свтлокаштановые волосы (тамъ гд ихъ можно было видть изъ-подъ старой поношеной шляпы) особенно выигрывали отъ контраста съ ея прекрасными темными глазами. Но вмст съ этими прелестями выступали маленькія погршности и недостатки этой странной, исполненной противорчій, двушки. Носъ ея былъ слишкомъ коротокъ, ротъ слишкомъ великъ, лицо слишкомъ кругло и румяно. Непогршимая фотографія не пощадила бы ее, а скульпторы классической Греціи съ сожалніемь должны были бы отказать ей входъ въ свои мастерскія. Но при всхъ своихъ несовершенствахъ, поясъ, который обвивалъ талію миссъ Мильрой, былъ поясомъ Венеры, и если какая-либо двушка владла до сихъ поръ ключомъ, открывающимъ сердца всхъ людей, то это, конечно, была миссъ Мильрой. Не усплъ еще Алланъ подобрать всхъ цвтовъ, какъ уже влюбился въ нее.

— Не нужно, не нужно, мистеръ Армадель, прошу васъ! говорила она, насильно принимая цвты, которые Алланъ усердно сыпалъ ей въ подолъ платья.— Мн такъ совстно! Я вовсе не имла намренія такъ смло напроситься въ вашъ садъ, это мой языкъ заврался, увряю васъ!… Боже мой, что же мн сказать въ свое оправданіе?… Что вы должны подумать обо мн, мистеръ Армадель!

Алланъ сейчасъ же воспользовался случаемъ сказать комплиментъ, и перебросилъ его къ ней съ третьею пригоршней цвтовъ.

— Вотъ что я думаю, миссъ Мильрой, сказалъ онъ съ своею обычною юношескою прямотой.— Я полагаю, что сегодня моя прогудка самая счастливая въ моей жизни, потому что она провела меня сюда.

Онъ говорилъ съ жаромъ, и его красивое лицо казалось и эту минуту особенно привлекательнымъ. Похвалы его обращены были не къ женщин избалованной лестью и покушеніемъ, но къ молодой двушк, едва начинавшей свою жизнь, и ему можно было говорить съ нею безъ всякаго опасенія, даже въ качеств владльца Торпъ-Амброза. Сконфуженаое лицо миссъ Мильрой просіяло: она скромно потупилась и съ улыбкой посмотрла на цвты, лежавшіе у нея въ подол.

— Я заслуживаю хорошаго нагоняя, сказала она,— а не комплиментовъ, тмъ боле отъ васъ, мистеръ Армадель.

— О, напротивъ, вы какъ нельзя боле ихъ заслуживаете, воскликнулъ безразсудный Алланъ, быстро поднимаясь за ноги.— И наконецъ, это не комплименты, это правда. Вы сами очаровательная… Извините меня, миссъ Мильрой! На этотъ разъ мой языкъ заврался.

Между разными обременительными тяготами, возложенными на женскую природу, самая невыносимая, быть-можетъ, для шестнадцатилтней двушки, есть необходимость быть серіозною. Миссъ Мильрой едва могла удерживаться отъ смха. Она то принимала на себя серіозный видъ,— и это стоило ей большихъ усилій,— то опять хихикала, наконецъ, ей удалось окончательно овладть собою.

Садовникъ, неподвижно стоявшій на прежнемъ мст, въ ожиданіи удобнаго случая, воспользовался первою паузой наступившею посл появленія Аллана на мст дйствія, и осторожно заговорилъ снова о своихъ личныхъ интересахъ.

— Имю честь поздравить васъ съ пріздомъ въ Торопъ-Амброзъ, сэръ, сказалъ Авраамъ Сэджъ, настойчиво возвращаясь къ своей маленькой вступительной рчи.— Меня зовутъ….

Но онъ еще не усплъ назвать своего имени, какъ миссъ Мильрой, случайно взглянувъ на упрямое лицо садовника потеряла всякую возможность доле удерживаться. Алланъ, никогда не отстававшій отъ всевозможныхъ проказъ, залился вмст съ нею самымъ добродушнымъ смхомъ. Мужрого садовника это нисколько не удивило и не обидло. Онъ сталъ ждать другой паузы, и еще разъ выступилъ впередъ съ своими личными интересами, какъ только молодые люди остановились чтобы перевести дыханіе.

— Я состою при усадьб, продолжалъ невозмутимый Авраамъ Сэджъ, уже боле сорока лтъ.

— И еще другіе сорокъ лтъ будете состоять при усадьб, если только замолчите и немедленно уберетесь отсюда, воскликнулъ Алланъ, какъ скоро онъ въ состояніи былъ говорить.

— Чувствительно благодарю васъ, сэръ, сказалъ садовникъ съ величайшею вжливостію, но не показывая намренія ни молчать, ни уходить.

— Ну? спросилъ Алланъ, что вамъ еще нужно.

Авраамъ Сэджъ откашлянулся и взялъ грабли въ другую руку. Онъ посмотрлъ на свое драгоцнное орудіе съ участіемъ и вниманіемъ, устремляя свой мысленный взоръ не на длинную ручку граблей, но на длинную перспективу будущаго, въ конц которой онъ видлъ свои личные интересы.

— Когда вамъ будетъ удобне, сэръ, продолжалъ невозмутимый старикъ,— я желалъ бы почтительнйше поговорить съ вами о моемъ сын. Быть-можетъ, вамъ удобне будетъ выслушать меня въ продолженіе дня? Нижайше кланяюсь вамъ, сэръ, и искренно благодарю васъ. Сынъ мой — человкъ трезвый. Онъ привыкъ къ конюшн, и говоря безъ дальнихъ околичностей, принадлежитъ къ англиканской церкви.

Предварительно отрекомендовавъ такимъ образомъ свое дтище, Авраамъ Сэджъ вскинулъ на плечо свои драгоцнныя грабли и сталъ удаляться, медленно ковыляя ногами.

— Если это можно назвать образцомъ врнаго стараго слуги, сказалъ Алланъ,— то я предпочелъ бы лучше попасться въ обманъ къ новому. Васъ, миссъ Мильрой, онъ во всякомъ случа не будетъ боле безпокоить. Вс мои цвты къ вашимъ услугамъ, также какъ и вс будущіе фрукты, если только вамъ угодно будетъ приходить сюда ихъ кушать.

— О, какъ вы добры, мистеръ Армадель, какъ вы добры! Чмъ могу я доказать вамъ мою признательность?

Алланъ воспользовался на этотъ разъ случаемъ сдлать другой, боле замысловатый комплиментъ, въ форм маленькой ловушки.

— Вы можете сдлать мн величайшее одолженіе, сказалъ онъ:— вы можете способствовать тому, чтобы мои новыя владнія произвели на меня пріятное впечатлніе.

— Какимъ образомъ? наивно спросила миссъ Мильрой.

Алланъ тутъ же поспшилъ прихлопнуть западню, сказавъ:

— Если вы позволите сопровождать васъ, миссъ Мильрой, въ вашей утренней прогулк.

Говоря это, онъ улыбнулся и предложилъ ей свою руку.

Ей захотлось немножко пококетничать. Она оперлась было на его руку, покраснла, задумалась, какъ бы ршало на что-то, и потомъ вдругъ отдернула свою руку.

— Мн кажется, это будетъ не ловко, мистеръ Армадель, сказала она, внимательно разсматривая свои цвты.— Другое дло, еслибы съ нами была здсь какая-нибудь пожилая дама. Прилично ли мн прогуливаться съ вами подъ руку, покамсть я не узнаю васъ покороче? Я принуждена васъ спросить объ этомъ, я такъ необразована, такъ мало видла свтъ, а одинъ изъ друзей папа нашелъ какъ-то однажды что и манеры мои слишкомъ рзки для моего возраста. Что вы объ этомъ думаете?

— По моему мннію, хорошо что нтъ здсь друга вашего папа въ настоящую минуту, отвчалъ откровенный Алланъ,— иначе я наврное бы съ нимъ поссорился. Что же касается до общества и свта, миссъ Мильрой, то я меньше чмъ кто-нибудь знакомъ съ ними, но еслибы здсь очутилась теперь пожилая дама, то она крайне помшала бы намъ. Пойдемте, заключилъ Алланъ, во второй разъ предлагая ей свою руку съ умоляющимъ жестомъ.— Прошу васъ, пойдемте!

Миссъ Мильрой посмотрла на него съ боку.

— Вы настаиваете не хуже садовника, мистеръ Армадель, проговорила она, снова опустивъ глаза въ замшательств.— Я уврена, что мн не слдуетъ этого длать, продолжала она, и вслдъ затмъ, безъ малйшаго уже колебанія, оперлась на его руку.

Молодые, веселые, счастливые, они пошли вмст по цвтущему газону парка, между тмъ какъ утреннее солнце ярко освщало ихъ путь.

— Куда же мы идемъ теперь? опросилъ Алланъ: — въ другой садъ?

Она весело засмялась

— Какъ это странно, мистеръ Армадель, что вы ничего не знаете когда все кругомъ принадлежитъ вамъ! Неужели вы въ самомъ дл въ первый разъ видите Торпъ-Амброзъ? Какъ странно должно это вамъ казаться!… Нтъ, нтъ, прошу васъ, не говорите мн боле комплиментовъ. Вы можете вскружить мн голову. Вдь съ нами нтъ пожилой дамы, я сама должна о себ заботиться. Позвольте мн лучше быть вамъ полезною и познакомить васъ съ вашими собственными владніями. Мы выйдемъ вотъ въ эту маленькую калитку, пересчемъ одну изъ дорогъ парка, переправимся черезъ мостикъ, потомъ обогнемъ уголъ усадьбы, и придемъ… куда бы вы думали? Къ тому мсту, гд я живу, мастеръ Армадель, къ очаровательной маленькой мыз, которую вы отдали папа въ наймы. О, еслибы вы знали, какъ мы были счастливы получивъ ее!

Она замолчала, взглянула на своего спутника и остановила другой комплиментъ, уже готовившійся слетть съ устъ неисправимаго Аллана.

— Я брошу вашу руку, сказала она кокетливо,— если вы скажете еще хоть одинъ комплиментъ. Да!… мы были счастливы получивъ эту мызу, мистеръ Армадель. Когда мы перехали въ нее, папа сказалъ, что онъ чувствуетъ къ вамъ глубокую признательность, за то что вы приняли его къ себ въ жильцы. Да и я сама почувствовала въ себ глубокую признательность къ вамъ, не дале какъ на прошедшей недл.

— Вы, миссъ Мильрой? воскликнулъ Алланъ.

— Да, я. Васъ удивляетъ это быть-можетъ? Но еслибы вы не отдали эту мызу папа, я, вроятно, должна была бы подчиниться унизительной и горькой необходимости отправиться въ школу.

Алланъ невольно вспомнилъ о полкрон, которую онъ вертлъ на стол каюты въ Кассльтоун. ‘Еслибъ она знала, что я кидалъ для этого жребій!’ подумалъ онъ.

— Вы, вроятно, не понимаете, почему я чувствую такое отвращеніе къ школ? продолжала миссъ Мильрой, превратно толкуя молчаніе своего спутника.— Еслибъ я ходила въ школу въ раннемъ дтств,— я разумю тотъ возрастъ, когда посылаютъ туда другихъ двочекъ,— то мн нетрудно было бы возвратиться въ нее и теперь. Но тогда мн это не удалось. Это было время болзни мама и несчастныхъ спекуляцій папа, и такъ какъ я была единственнымъ его утшеніемъ, то, разумется, меня оставили дома. Нечего смяться! Могу сказать, что я въ самомъ дл была полезна. Я развлекала папа, сидя посл обда на его колняхъ, и прося его разказывать мн исторію о всхъ замчательныхъ людяхъ, которыхъ онъ знавалъ въ Англіи и за границей, когда еще вращался въ большомъ свт. Безъ моего общества по вечерахъ, и безъ своихъ часовъ въ продолженіе дня….

— Безъ своихъ часовъ? перебилъ Алланъ.

— Ахъ, да! вдь я и забыла сказать вамъ. Папа отличный механикъ, и вы сами согласитесь со мною, увидавъ его часы. Конечно, они не имютъ такого размра какъ знаменитые часы на Страсбургской башн, но они совершенное ихъ подобіе. Вообразите себ, онъ началъ ихъ, когда мн было не боле восьми лтъ отъ роду, но они и до сихъ поръ еще не кончены, хотя мн уже минуло недавно шестнадцать! Нкоторые изъ друзей нашихъ были чрезвычайно удивлены, что папа пристрастился къ такому занятію, когда постигло его несчастіе. Но папа сейчасъ же объяснилъ имъ въ чемъ дло, напомнивъ, что и Лудовикъ XVI, въ дни бдствій своихъ, также пристрастился къ слсарному мастерству, и вс остались совершенно удовлетворены такимъ объясненіемъ.

Она остановилась и покраснла.

— О, мистеръ Армадель, сказала она, на этотъ разъ въ чистосердечномъ смущеніи,— опять заврался мой несчастный языкъ! Я болтаю съ вами, какъ будто мы старинные знакомые! Вотъ на что именно указывалъ другъ моего папа, говоря, что манеры мои слишкомъ смлы. Это совершенно справедливо, у меня прескверная привычка фамильярничать со всми, кто только…. она внезапно остановилась, и потомъ докончила фразу:— кто только нравится мн!

— Нтъ, нтъ, прошу васъ, продолжайте, умолялъ Алланъ.— Я самъ страдаю этимъ недостаткомъ. Да къ тому же мы должны быть фамильярны: мы такіе близкіе сосди. Я вдь невоспитанный человкъ и не умю хорошо выражаться, но мн хотлось бы, чтобы ваша мыза жила въ самой тсной дружб съ моимъ домомъ, и чтобы мой домъ жилъ также въ самой тсной дружб съ вашею мызой. Вотъ вамъ мое мнніе, какъ умлъ, такъ и выразился. А теперь, миссъ Мильрой, продолжайте, прошу васъ, продолжайте.

Она улыбнулась въ нершимости.

— Я не совсмъ помню, на чемъ мы остановились, возразила она.— Помню только, что мн хотлось вамъ что-то сказать. Вотъ что значитъ, мистеръ Армадель, идти съ вами подъ руку. Мн было бы гораздо легче продолжать, еслибы вы согласились идти только рядомъ. Вы не хотите? Ну такъ напомните же мн что я хотла сказать? Гд бишь я была въ то время, когда перешла къ несчастіямъ папа и къ его часамъ?

— Въ школ! отвчалъ Алланъ, съ необычайнымъ усиліемъ памяти.

— Вы хотите сказать не въ школ, сказала миссъ Мильрой,— и все это благодаря вамъ. Теперь слава Богу! я могу продолжать. Я ни мало не шучу, мистеръ Армадель, говоря, что меня непремнно отправили бы въ школу, еслибы вы отказались отдать намъ мызу. Вотъ какъ все это случилось. Когда мы стали перезжать сюда, мистрисъ Бланшардъ написала намъ самую вжливую записку, предлагая своихъ слугъ, еслибы въ нихъ оказалась надобность. Посл этого намъ съ папа ничего боле не оставалось длать какъ отправиться къ ней съ визитомъ, чтобы поблагодарить ее за вниманіе. Мы познакомились и съ мистрисъ и съ миссъ Бланшардъ. Первая была въ высшей степени любезна, а послдняя показалась мн очаровательною въ своемъ траурномъ плать. Я уврена, что вы въ восторг отъ нея! Она высока, блдна и граціозна, совершенно вашъ идеалъ, не правда ли?

— Ничуть не бывало, возразилъ Алланъ.— Мой идеалъ въ настоящую минуту….

Миссъ Мильрой, почуявъ комплиментъ, быстро отдернула свою руку.

— Я хочу сказать, что никогда въ жизни не видалъ ни мистрисъ Бланшардъ, ни ея племянницы, поспшно прибавилъ Алланъ, стараясь поправить свою ошибку.

Миссъ Мильрой преложила гнвъ на милость и снова оперлась на его руку.

— Какъ это странно, что вы до сихъ поръ еще не видали ихъ! продолжала она.— Такъ вы ршительно ничего и никого не знаете въ Торпъ-Амброз?… Ну-съ, я уже нсколько времени разговаривала съ миссъ Бланшардъ, какъ вдругъ мистрисъ Бланшардъ произнесла мое имя, я притаила дыханіе. Она спрашивала отца, окончено ли мое воспитаніе. Отецъ сейчасъ же высказалъ ей свое горе. Вы знаете, моя прежняя гувернантка оставила насъ передъ самымъ нашимъ отъздомъ сюда, она вышла замужъ, и съ тхъ поръ никто изъ нашихъ знакомыхъ не могъ пріискать намъ новую гувернантку за умренное жалованье. ‘Мн сказывали люди, лучше меня понимающіе это дло, мистрисъ Бланшардъ, говорилъ папа,— что публикація въ этомъ случа есть рискъ. По болзни мистрисъ Мильрой, вся эта обязанность падаетъ на меня, а я, кажется, кончу тмъ что отдамъ свою двочку въ школу. Не знаете ли вы школы, подходящей къ нашимъ средствамъ?’ Мистрисъ Бланшардъ отрицательно покачала головой, за что я готова была тутъ же разцловать ее. ‘Что до меня касается, майоръ Мильрой, сказала эта ангельская душа,— я стою за публикацію. Гувернантка моей племянницы поступила къ намъ по публикаціи, и вы сами можете судить о томъ, на сколько она была дорога намъ и полезна, когда я сказку вамъ, что она прожила у насъ десять лтъ.’ Я готова была броситься на колни передъ мистрисъ Бланшардъ и боготворить ее, удивляюсь только, какъ этого не сдлала! Отецъ былъ пораженъ словами мистрисъ Бланшардъ,— я замтила это,— и когда мы возвращались домой, онъ заговорилъ со мною объ этомъ предмет. ‘Хотя я давно уже не бывалъ въ свт, другъ мой, сказалъ отецъ, но все-таки сейчасъ узнаю высоко-образованную и разумную женщину. Опытъ мистрисъ Бланшардъ представилъ мн вопросъ о публикаціи въ совершенно новомъ свт, и я подумаю объ этомъ.’ Онъ дйствительно думалъ, и (хотя онъ мн не высказалъ этого прямо) я знаю, что онъ ршился на публикацію, не дале какъ вчера вечеромъ. Итакъ, мистеръ Армадель, если отецъ благодаренъ вамъ за то что вы отдали ему въ наймы свою мызу, я въ свою очередь также благодарна вамъ за другое. Еслибы не вы, мы никогда не узнали бы мистрисъ Бланшардъ, а еслибы не дорогая мистрисъ Бланшардъ, меня непремнно послали бы въ школу.

Не усплъ еще Алланъ отвтить ей, какъ они уже обогнули усадьбу и очутились передъ мызою. Описывать ее было бы лишнее, потому что всему образованному міру извстно что такое мыза. Передъ молодыми людьми былъ именно типъ тхъ мызъ, которыя обыкновенно даются учителями рисованія какъ первое упражненіе въ легкой и свободной тушевк, съ опрятною соломенною кровлей, съ роскошными ползучими растеніями, съ скромными ршетчатыми окнами, съ незатйливымъ портикомъ въ рустическомь стол, и съ птичьею клткой наверху.

— Не прелестна ли она? сказала миссъ Мильрой.— Войдемте же!

— Можно? спросилъ Алланъ.— Не покажется ли майору мой визитъ слишкомъ раннимъ?

— Ранимъ ли, позднимъ ли, не въ томъ дло, я знаю только, что отецъ будетъ очень радъ васъ видть.

Она живо пробжала по дорожк, которая вела къ дому черезъ садъ, и отворила дверь гостиной. Когда Алланъ вошелъ за нею въ эту маленькую комнату, онъ увидлъ на противоположномъ конц ея мущину, сидвшаго за стариннымъ столомъ, обернувшись спиною къ гостю.

— Вотъ вамъ сюрпризъ, папа! сказала миссъ Мильрой, прерывая его занятія:— мистеръ Армадель пріхалъ въ Торпъ-Амброзъ, а я его привела къ вамъ въ гости.

Майоръ вздрогнулъ, переполошился, но черезъ минуту уже оправился а привтствовалъ своего молодаго хозяина, радушно протянувъ ему руку.

Человкъ съ большимъ знаніемъ свта, съ большею проницательностью и наблюдательностью чмъ Алланъ, прочелъ бы на лиц майора всю исторію его жизни. Когда онъ впервые поднялся со стула, его сгорбленная фигура и блдныя, морщинистыя щеки, ясно говорили о семейныхъ невзгодахъ. Однообразныя занятія и одна безсмнная дума выразились вслдъ затмъ въ печальной, мечтательной сосредоточенности его взора и пріемовъ, покамстъ говорила его дочь. Минуту же спустя, когда онъ всталъ чтобы привтствовать Аллана, онъ окончательно высказался. Тогда въ утомленныхъ глазахъ майора сверкнулъ слабый отблескъ боле счастливой юности. Тогда мрачность и задумчивость его исчезли, и въ немъ обнаружился свтскій человкъ, вращавшійся нкогда не въ простой сред,— человкъ, который давно уже привыкъ заглушать свое горе механическимъ трудомъ, и пробуждался по-временамъ только для того чтобы взглянуть на себя, какимъ онъ былъ прежде. Въ такомъ свт являлся майоръ Мильрой каждому, умющему читать въ душ человка,— въ первое утро своего знакомства съ Алланомъ,— знакомства, которое должно было сдлаться важнымъ событіемъ въ жизни молодаго человка.

— Очень радъ васъ видть, мистеръ Армадель, сказалъ онъ неизмнно-спокойнымъ и кроткимъ тономъ, свойственнымъ большинству людей ведущихъ уединенную и однообразную жизнь.— Вы уже оказали одно одолженіе, принявъ меня въ число вашихъ жильцовъ, а настоящимъ вашимъ дружескимъ посщеніемъ даете мн еще новое доказательство вашей обязательности. Если вы еще не завтракали, то прошу васъ безъ церемоніи раздлить съ нами нашу скромную трапезу,

— Съ большимъ удовольствіемъ, майоръ Мильрой,— если только я не помшаю вамъ, отвчалъ Алланъ, въ восторг отъ его пріема.— Мн было очень непріятно узнать отъ миссъ Мильрой, что мистрисъ Мильрой такого слабаго здоровья. Можетъ-быть мое неожиданное посщеніе, незнакомое лицо…

— Я понимаю вашу нершимость, мистеръ Армадель, сказалъ майоръ,— но она совершенно напрасна: мистрисъ Мильрой такъ больна, что никогда не выходитъ даже изъ своей комнаты. Все ли готово, другъ мой? продолжалъ онъ, мняя разговоръ такъ быстро, что всякій, боле наблюдательный человкъ чмъ Алланъ, легко замтилъ бы, какъ онъ ему непріятенъ.— Не пора ли длать чай?

Но вниманіе миссъ Мильрой было чмъ-то поглащено. Между тмъ какъ отецъ ея обмнивался привтствіями съ Алланомъ, она услась за письменный столъ и съ любопытствомъ балованнаго ребенка, ни мало не стсняясь, стала разсматривать различные предметы разбросанные по немъ въ безпорядк. Черезъ минуту, посл того какъ, отецъ обращался къ ней съ вопросомъ, она увидла клочокъ бумажки, вложенный въ бюваръ, схватила его, прочитала, и съ громкимъ восклицаніемъ обратилась къ отцу.

— Неужели глаза мои не обманываютъ меня, папа? сказала она,— и вы дйствительно составляли публикацію въ ту минуту какъ я вошла?

— Я только-что усплъ окончить ее, отвчалъ отецъ.— Но, душа моя, мистеръ Армадель здсь, и мы ждемъ завтрака.

— Мистеръ Армадель все знаетъ, прибавила миссъ Мильрой.— Я ему уже разказала объ этомъ въ саду.

— О, да, прибавилъ Алланъ.— Прошу васъ, бросьте церемоніи въ сторону. Рчь идетъ о гувернантк, и я самъ, хотя бы и косвеннымъ путемъ, приму участіе въ этомъ дл.

Майоръ улыбнулся. Онъ хотлъ было отвчать, но дочь его, читавшая объявленіе, еще разъ обратилась къ нему съ восклицаніемъ.

— Ахъ, папа, сказала, она,— одно не нравится мн въ этомъ объявленіи. Зачмъ поставили вы въ конц начальныя буквы бабушкинаго имени? Зачмъ назначаете вы гувернанткамъ адресоваться къ бабушк въ Лондонъ?

— Другъ мой! Ты знаешь, что мать твоя никакъ не могла заняться этимъ дломъ. Что касается до меня, то разспрашивать незнакомыхъ дамъ о ихъ репутаціи и познаніяхъ я ршительно неспособенъ. Бабушка твоя живетъ въ Лондон, и ей всего приличне какъ получать письма, такъ и наводить необходимыя справки.

— Но мн самой хотлось бы видть эти письма, продолжала настойчиво избалованная двочка:— нкоторыя изъ нихъ, вроятно, будутъ очень забавны.

— Я ужь и не извиняюсь передъ вами за ея безцеремонность, мистеръ Армадель, сказалъ майоръ съ кроткимъ, оригинальнымъ добродушіемъ, обращаясь къ Аллану.— Настоящій прамръ долженъ послужить вамъ хорошимъ предостереженіемъ,— въ случа если вы женитесь, и если у васъ будетъ дочь,— съ самаго начала не давать ей много воли, какъ, по несчастью, я сдлалъ.

Алланъ разсмялся, а миссъ Мильрой все еще настаивала:

— Къ тому же, продолжала она,— мн хотлось бы помочь вамъ въ этомъ дл, ршивъ, на какія письма слдуетъ отвчать, и какія вовсе оставить безъ отвта. Мн кажется, я должна же имть нкоторый голосъ въ выбор гувернантки, которая предназначается собственно для меня. Почему не объявить имъ, чтобъ он адресовались или прямо сюда или въ почтовую контору, или къ торговцу писчими товарами, или, наконецъ, куда-нибудь въ другое мсто? Вмст прочитавъ эти письма, мы сдлаемъ между ними выборъ и отправимъ нкоторыя къ бабушк, а она уже будетъ лично объясняться съ гувернантками и выберетъ наилучшую, такимъ образомъ я не буду совершенно устранена отъ этого дла, что, по моему мннію (какъ вы объ этомъ думаете, мистеръ Армадель?), было бы просто безчеловчно. Позвольте же мн измнить адресъ, папа, прошу васъ, позвольте, тогда вы будете душка, папа!

— Намъ придется остаться безъ завтрака, мистеръ Армадель, если я не скажу да, сказалъ добродушно майоръ. Длай какъ хочешь, мой другъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ дочери.— Лишь бы ршеніе этого вопроса осталось въ рукахъ бабушки, все же прочее не иметъ никакой важности.

Миссъ Мильрой взяла перо, и зачеркнувъ послднюю строку публикаціи, измнила адресъ слдующимъ образомъ:

‘Адресоваться, письменно, въ М. почтовую контору, Торпъ-Амброзъ, Норфокъ.’

— Вотъ такъ! сказала она, начиная хлопотать о завтрак.— Пускай теперь публикація детъ въ Лондонъ. А что если по ней появится къ намъ гувернантка, какова-то она будетъ, желала бы я знать?… Чаю или кофе прикажете, мистеръ Армадель? Мн, право, совстно, что я заставила васъ такъ долго ждать. Но вдь гораздо пріятне ссть за завтракъ по окончаніи своихъ длъ.

Отецъ, дочь и гость уютно услись за небольшой круглый столъ, уже совершенными друзьями и добрыми сосдями.

Дня черезъ три посл того одинъ изъ лондонскихъ разнощиковъ газетъ также окончилъ свои занятія до завтрака. Округомъ его была улица Діаны, Пимлико, и послдній нумеръ порученныхъ ему газетъ онъ отнесъ въ квартиру мистрисъ Ольдершо.

III. Общественныя требованія.

Слишкомъ черезъ часъ, посл того какъ Алланъ предпринялъ развдочную экспедицію по своимъ владніямъ, проснулся и Мидвинтеръ, и гуляя насладился во всей полнот, про дневномъ свт, великолпнымъ видомъ новаго дома.

Освжившись долгимъ ночнымъ отдохновеніемъ, онъ такъ же весело спускался по большой лстниц какъ и самъ Алланъ. Одинъ за другимъ оглядлъ онъ просторные покои нижняго этажа, не помня себя отъ удивленія предъ окружавшими его изяществомъ и роскошью. ‘Тотъ домъ, гд я, бывъ еще мальчишкой, жилъ въ услуженіи, тоже не дуренъ былъ’, весело подумалъ онъ,— ‘но предъ этимъ онъ ничто! желалъ бы я знать, такъ ли пораженъ и очарованъ Алланъ какъ я?’ Прелесть лтняго утра точно такъ же выманила его на воздухъ въ отворенную дверь, какъ передъ нимъ она выманила его друга. Онъ проворно сбжалъ съ крыльца, мурлыча припвъ одной изъ прежнихъ псенъ стараго бродяги, подъ которую онъ бывало плясывалъ въ прежнія времена бродяжничества. Самыя воспоминанія несчастнаго дтства его приняли въ это счастливое утро колоритъ той свтлой средины, сквозь которую онъ оглянулся на нихъ. ‘Не разучись я, подумалъ онъ, облокотясь на перилы и глядя въ паркъ,— можно бы и попробовать кой-что изъ прежнихъ гаерскихъ штукъ на этой славной муравк.’ Онъ прошелся, и замтивъ двухъ служителей, разговаривавшихъ у куртины, освдомился у нихъ о домохозяин. Люди съ улыбкой указали ему по направленію къ саду.— ‘Мистеръ Армадель уже боле часу какъ ушелъ въ ту сторону, сказали они,— и встртился, какъ сказываютъ, тамъ, въ глубин сада, съ миссъ Мильрой.

Мидвинтеръ пошелъ было по алле, но, достигнувъ цвтниковъ, остановился, подумалъ немного, и вернулся назадъ. ‘Если Алланъ встртился съ этою миссъ, сказалъ онъ себ,— то я ему уже не нуженъ.’ Онъ засмялся, выводя это неизбжное заключеніе, и благоразумно вернулся осматривать красоты Торпъ-Амброза по другую сторону дома.

Обогнувъ уголъ лицевой стны зданія, онъ спустился съ нсколькихъ ступенекъ, пошелъ дале по вымощенному дворику, обогнулъ другой уголъ и очутился въ узкомъ закоулк сада съ задней части дома. Позади молодаго человка находился рядъ маленькихъ комнатъ, расположенныхъ въ уровень съ людскими службами. Прямо передъ нимъ, на дальнемъ конц маленькаго садика, возвышалась стна, покрытая лавровымъ трельяжемъ, съ калиткою въ сторон, ведшею мимо конюшенъ къ воротамъ, которыя выходили на большую дорогу. Замтивъ что тутъ онъ открылъ только кратчайшій путь къ дому, избираемый обыкновенно прислугой и продавцами, Мидвинтеръ снова вернулся назадъ и мимоходомъ заглянулъ въ окно одной изъ комнатъ нижняго этажа. Не людскія ли это? Нтъ, службы, очевидно, были гд-нибудь въ другомъ отдленіи нижняго этажа, окно, въ которое онъ заглянулъ, было окномъ складочной комнаты всякаго хлама. Дв сосднія комнаты об сподрядъ пустовали. Четвертое окно, къ которому онъ подошелъ, нсколько отличалось отъ прочихъ. Оно служило вмст и дверью, и окномъ, и на этотъ разъ было отворено въ садъ.

Привлеченный книжными полками, которыя онъ замтилъ во одной изъ стнъ, Мидвинтеръ вошелъ въ комнату. Книги, которыхъ, притомъ, было и очень немного, не долго задержали его, достаточно было одного взгляда на корешки, чтобы ужь не снимать ихъ. Романы Веверлея, повсти миссъ Эджворть и многихъ послдователей миссъ Эджвортъ, поэмы мистрисъ Гимансъ, съ нсколькими разрозненными томами иллюстрированныхъ изданій того же времени, составляли весь капиталъ маленькой библіотеки. Мидвинтеръ ужь повернулся къ выходу изъ комнаты, какъ вдругъ у окна одинъ предметъ, сначала незамченный имъ, овладлъ его вниманіемъ и остановилъ его. Это была статуэтка на полочк, уменьшенная копія съ знаменитой Ніобеи Флорентійскаго музея. Онъ глянулъ отъ статуэтки на окно съ внезапнымъ сомнніемъ, заставившимъ сильно забиться его сердце. Окно было французское, и когда онъ стоялъ передъ нимъ, статуэтка приходилась по лвую руку. Онъ выглянулъ изъ окна съ подозрніемъ, котораго до сихъ поръ еще не чувствовалъ. Видъ, открывавшійся передъ нимъ, былъ видъ равнины и сада. Съ минуту еще умъ его слпо боролся, избгая заключенія, охватывавшаго его,— но тщетно боролся онъ. Тутъ, какъ разъ вокругъ него, какъ разъ передъ нимъ,— тутъ, безпощадно увлекая его назадъ отъ счастливаго настоящаго къ ужасному прошлому,— была комната, которую Алланъ видлъ во второмъ видніи Сна.

Онъ стоялъ задумавшись и глядя вокругъ себя сквозь свою глубокую думу. Удивительно, какъ мало у него было разстройства въ лиц и осанк. Онъ безтрепетно поглядывалъ то на тотъ, то на другой изъ немногихъ предметовъ, находившихся въ комнат, какъ будто открытіе скорй опечалило, чмъ поразило его. Половикъ заграничной работы покрывалъ полъ. Два камышевые стула и простой столъ составляли всю мебель. Простые обои по стнамъ рзко бросались въ глаза своимъ отсутствіемъ въ одномъ мст гд была дверь, ведшая во внутренность дома, въ другомъ — на небольшой печк, и въ третьемъ — у книжныхъ полокъ, уже виднныхъ Мидвинтеромъ. Онъ вернулся къ книгамъ, и на этотъ разъ снялъ нкоторыя изъ нихъ съ полки.

Первая открытая имъ книга содержала на первой страниц нсколько строкъ женской руки, писанныхъ чернилами, которыя выцвли отъ времени. Онъ прочелъ надпись: Дженъ Армадель, отъ ея возлюбленнаго отца. Торпъ-Амброзъ, октябрь, 1828. Во второмъ, и въ третьемъ, и въ четвертомъ томахъ появлялась та же самая надпись. Предварительно знакомый съ числами и личностями, онъ могъ вывести врное заключеніе изъ того что видлъ. Книги, безъ сомннія, принадлежали матери Аллана, и она помтила ихъ своимъ именемъ, въ промежутокъ времени между возвращеніемъ ея въ Торпъ-Амброзъ съ Мадеры и рожденіемъ ея сына. Мидвинтеръ перешелъ къ другой полк и взялъ одинъ изъ томовъ, содержавшихъ въ себ сочиненія мистрисъ Гимансъ. Тутъ цлый блый листъ, при начал книги, былъ исписанъ съ обихъ сторонъ стихами, причемъ почеркъ все также былъ руки мистрисъ Армадель. Стихи была озаглавлены: Прощанье съ Торпъ-Амброзомъ, и датированы: Мартъ, 1829,— только двумя мсяцами позже рожденія Аллана.

Сама по себ, эта маленькая поэма не имла никакого достоинства, и весь интересъ ея заключался въ разказываемомъ ею домашнемъ происшествіи. Самая комната, въ которой стоялъ Мидвинтеръ, была описана,— съ окномъ, отворявшимся въ садъ, съ книжными полками, съ Ніобеей, и прочими, боле непрочными украшеніями, которыя разрушило время. Здсь-то, въ ссор съ своими братьями, и удаляясь отъ друзей, вдова убитаго, сдлалась, по собственному сознанію, затворницей, безъ всякаго утшенія, кром отцовской любви и прощенія, пока не родилось дитя. Прощеніе отца и недавняя смерть его наполняли многія строфы, къ несчастію, слишкомъ неясно и лишь въ общихъ мстахъ, выражавшія раскаяніе и отчаяніе, такъ что едва ли читатель, не знавшій всей правды, могъ отыскать въ нихъ какой-нибудь намекъ на свадебную исторію на остров Мадер. Затмъ слдовало мелькомъ указаніе на отчужденіе автора отъ знакомыхъ ея, остававшихся еще въ живыхъ, и на приближающійся отъздъ изъ Торпъ-Амброза. Подъ конецъ являлось подтвержденіе ршимости матери разстаться со всми старыми знакомыми, покинуть всякую собственность, даже до малйшей бездлицы, которая могла бы напомнить ей о злополучномъ прошломъ, и впередъ считать новую жизнь со дня рожденія дитяти, оставшагося ей въ утшеніе, бывшаго теперь единственнымъ на земл предметомъ, который еще могъ напоминать ей о любви и надежд. Старая исторія о страстномъ чувств, которое чаще утшается фразой, чмъ вовсе не находитъ утшенія, повторилась тутъ снова. И такимъ-то образомъ поэма въ выцвтшихъ чернилахъ выцвтала до самаго конца.

Мидвинтеръ съ глубокимъ вздохомъ поставилъ книгу на мсто и не открывалъ боле ни одного тома на полкахъ. ‘И здсь — въ загородномъ дом, и тамъ — на палуб разбитаго корабля, горько проговорилъ онъ:— куда ни поди, слды отцовскаго преступленія преслдуютъ меня.’ Онъ подвинулся къ окну, остановился и оглянулся на уединенную, заброшенную комнату. ‘Случай ли это? спросилъ онъ себя: — мсто страданія его матери то самое мсто, которое онъ видитъ во сн! И первое утро въ новомъ дом открываетъ это не ему, а мн! О, Алланъ, Алланъ, чмъ-то это кончится?’

Едва эта мысль мелькнула у него въ ум, какъ онъ услышалъ съ вымощеннаго дворика, за угломъ дома, голосъ Аллана, звавшій его по имени. Онъ поспшно вышелъ въ садъ. Въ ту же минуту, бгомъ обогнувъ уголъ, явился Алланъ, весь въ изворотливыхъ извиненіяхъ, что въ обществ новыхъ сосдей забылъ законы гостепріимства и права своего друга.

— Право, я не чувствовалъ вашего отсутствія, сказалъ Мидвинтеръ,— и очень радъ слышать, что новые сосди уже произвели на васъ такое пріятное впечатлніе.

Говоря это, онъ старался увести его назадъ по наружной сторон дома, но открытое окно и уединенная комнатка привлекли уже втреное вниманіе Аллана. Онъ тотчасъ же вошелъ въ нее. Мидвинтеръ послдовалъ, наблюдая за нимъ въ непрестанной тревог, пока тотъ осматривался. Ни малйшее воспоминаніе о Сн не смутило легкомысленнаго Аллана. Ни малйшаго намека не сорвалось съ молчаливыхъ устъ его друга.

— Именно такого сорта мстечко, что такъ и ждалъ столкнуться въ немъ съ вами, весело воскликнулъ Алланъ:— маленькое, узенькое, нетребовательное. Ужь я знаю васъ, мистеръ Мидвинтеръ! Какъ только графскія семейства появятся съ визитами, такъ вы сюда и улизнете, а пожалуй, что при этомъ угасающемъ обстоятельств, я и самъ недалеко отстану отъ васъ…. Что такое? У васъ какой-то недовольный, разстроенный видъ. Голодны? Разумется, непростительно было мн заставить васъ ждать…. Я полагаю, эта дверь куда-нибудь да ведетъ же. Попробуемте пробраться поближе, напрямки, въ домъ. Не бойтесь, чтобъ я не составилъ вамъ компаніи за завтракомъ. Я мало лъ тамъ въ коттедж, я только пожиралъ глазами миссъ Мильрой, какъ говорятъ поэты. О, милочка! милочка! Такъ и перевернетъ все въ голов, какъ только взглянешь на нее. Что до ея отца, такъ погодите, вотъ вы увидите еще его дивные часы! Вдвое больше знаменитыхъ страсбургскихъ, а ужь бьютъ такъ страшно, что другихъ такихъ люди даже не запомнятъ!

Воспвая въ этомъ тон хвалу новымъ друзьямъ, самымъ звонкимъ голосомъ, Алланъ торопилъ Мидвинтера вдоль каменныхъ переходовъ нижняго этажа, которые вели, какъ онъ правильно угадалъ, къ лстниц, сообщавшейся съ залой. По дорог они прошли господскія службы. При взгляд на кухарку и пылающій огонь, виднвшихся въ отворенную кухонную дверь, умъ Аллана отправился по касательной къ нихъ, а важность домохозяина, какъ обыкновенно, развялась по всмъ четыремъ небеснымъ втрамъ.

— Ага, миссъ Грипперъ! Вотъ вы гд засли со всми своими горшками, сковородами и раскаленною, огненною пещью! Надо быть Седрахомъ, Мисахомъ, и какъ его тамъ еще, чтобы стоять надъ нею!… Чмъ скоре завтракъ, тмъ лучше. Яицъ, сосисокъ, ветчины, почекъ, мармеладу, крессъ-салату, кофе, и т. д. Мой другъ и я — мы принадлежимъ къ немногимъ избраннымъ, которые пользуются полнйшею привилегіей на то чтобы на нихъ стряпали. Сластены мы, мистрисъ Грипперъ, оба сластены…. Вотъ посмотрите, продолжалъ Алланъ, въ то время какъ они подходили къ лстниц:— какъ у меня снова помолодетъ эта достойная особа, я для миссъ Грипперъ лучше всякаго доктора. Когда она хохочетъ, у нея такъ и трясутся ея жирные бока: а тряся своими жирными боками, она упражняетъ мускульную систему, а упражняя мускульную систему….. Э! да вотъ опять Сусанна! Нечего жаться блиномъ къ периламъ, дружочекъ! Если вы боитесь меня толкнуть на лстниц, то я, поврьте, совсмъ не прочь васъ толкнуть немножко…. Точно распуколка розы, когда покраснетъ, не правда ли?… Стойте, Сусанна! Надо кое-что приказать. Особенно, позаботьтесь о комнат мистера Мидвинтера: взбивайте ему постель до сумасшествія, и выколачивайте мебель пока у васъ не заболятъ эти славныя, пухлыя ручки…. Вздоръ, дружище! вовсе я не слишкомъ фамильяренъ съ ними, я только заставляю ихъ работать…. Ну-ка, Ричардъ! Гд же мы завтракаемъ? О, здсь! Между нами, Мидвинтерь: эти роскошныя комнаты ужъ слишкомъ велики для меня, мн сдается, что я никогда коротко не познакомлюсь съ собственною своею мебелью. Мои виды на жизнь какъ-то узки и неряшливы,— кухонный стулъ, знаете, да низенькій сводъ. Человку немного нужно въ сей юдоли, и это немногое не надолго нужно. Это не совсмъ точная цитата, но выражаетъ мою мысль, а ужъ полное возстановленіе ея мы отложимъ до ближайшаго удобнаго случая.

— Извините, перебилъ Мидвинтеръ: — тутъ нчто ждетъ васъ, чего вы до сихъ поръ не замтили.

Проговоривъ это, онъ съ легкимъ нетерпніемъ показалъ на письмо, лежавшее на обденномъ стол. Онъ могъ скрытъ отъ вдома Аллана зловщее открытіе, сдланное въ это утро, но не могъ побороть въ себ тайнаго недоврія къ обстоятельствамъ,— недоврія, снова пробужденнаго теперь въ его суеврной натур,— не могъ побороть инстинктиввой подозрительности ко всему происходящему вокругъ него, какъ бы ни было оно обыкновенно и незначительно,— въ этотъ первый и памятный день, когда въ новомъ дом началась новая жизнь.

Алланъ пробжалъ глазами письмо и перебросилъ его другу черезъ столъ.

— Я въ этомъ не смыслю ни уха, ни рыла, сказалъ онъ: не разберете ли вы?

Мидвинтеръ медленно прочелъ письмо вслухъ:

‘Сэръ, надюсь, вы извините мн смлость, которую я беру на себя, посылая эти немногія строки въ ожиданіи прізда вашего въ Торпъ-Амброзъ. Въ случа обстоятельспъ, не располагающихъ васъ передать хожденіе по дламъ въ руки мистера Дарча….

Онъ внезапно остановился на этомъ пункт и немного подумалъ.

— Дарчъ — это нашъ другъ-законникъ, сказалъ Алланъ, предполагая, что Мидвинтеръ забылъ имя.— Разв вы не помните какъ мы бросали жребій полкроной, на стол каюты, когда еще я подучилъ оба предложенія насчетъ коттеджа, сперва майоровское, а тамъ и законника? Такъ это вотъ и есть законникъ.

Не сдлавъ никакого отвта, Мидвинтеръ продолжалъ чтеніе:

‘Въ случа обстоятельствъ, не располагающихъ васъ передать хожденіе по дламъ въ руки мистера Дарча, прошу позволенія уврить васъ, что я почту себя счастливымъ, принявъ на себя попеченіе, о вашихъ интересахъ, если вамъ угодно будетъ почтить меня вашимъ довріемъ. Присоединяя указаніе (еслибы вамъ это пожелалось) на моихъ агентовъ въ Лондон, и еще разъ извиняясь за мою навязчивость, имю честь быть, сэръ, глубокоуважающимъ васъ А. Педгифтъ, старшій.

— Обстоятельства? повторилъ Мидвинтеръ, откладывая письмо.— Какія такія обстоятельства могли бы не расположить васъ къ передач хожденія по дламъ мистеру Дарчу?

— Что же можетъ не расположатъ меня? сказалъ Алланъ.— Кром бытности своей здсь семейнымъ законникомъ, Дарчъ первый черкнулъ мн словечко въ Парижъ о моемъ вступленіи во владніе, и если только будутъ какія-нибудь дла, само собой разумется, что онъ ихъ и долженъ получать.

Мадвинтеръ все еще недоврчиво глядлъ въ раскрытое на стол письмо.

— Чуетъ мое сердце, Алланъ, что тутъ что-то не ладно, сказалъ онъ.— Этотъ человкъ не отважился бы на то, съ чмъ онъ обратился къ вамъ, еслибъ у него не было какого-нибудь врнаго повода надяться на успхъ. Если вы хотите стать на настоящую точку зрнія, то пошлите сегодня же утромъ къ мистеру Дарчу сказать ему что вы здсь, а письмо мистера Педгифта оставьте пока въ поко.

Прежде чмъ могло быть сказано что-нибудь съ обихъ сторонъ, появился слуга съ завтракомъ на поднос. За нимъ, посл нкотораго промежутка, послдовалъ дворецкій, человкъ существенно вкрадчиваго свойства, съ пвучимъ голосомъ, вжливымъ обращеніемъ и шишковатымъ носомъ. Всякій, кром Аллана, увидалъ бы по лицу его, что онъ вошелъ въ комнату, имя сообщить господину своему нчто особенное. Алланъ, который ничего не видлъ подъ наружною оболочкой, и у котораго въ голов вертлось письмо адвоката, встртилъ его быстрымъ вопросомъ въ упоръ:

— Кто такой мистеръ Педгифтъ?

Источники мстныхъ познаній дворецкаго доврчиво разверзлись въ ту же минуту. Мистеръ Педгифтъ былъ вторымъ изъ двухъ городскихъ законниковъ, не такъ давно устроившійся, не столь зажиточный, не съ такою повсемстною практикой, какъ старикъ Дарчъ, не занимавшійся длами высшаго круга въ графств и не охотно мшавшійся въ лучшее общество, какъ старикъ Дарчу. Тмъ не мене, по-своему, онъ весьма дльный человкъ, извстный за вполн дльнаго и уважаемаго практика во всемъ околотк. Короче, по профессіи почти равенъ мистеру Дарчъ, а лично превосходитъ его (если позволительно это выраженіе) въ томъ отношеніи, что Дарчу крутенекъ, а Педгифтъ нтъ.

Сообщавъ это извстіе, дворецкій, мудро пользуясь выгодною позиціей, безъ остановки перешелъ отъ характера мистера Педгифта къ длу, которое завело его въ столовую. Лтній взносъ былъ почти на носу, и арендаторы привыкли еще за недлю получать извщеніе о дн назначенномъ для обда, по случаю уплаты ренты. Въ виду этой настоятельной необходимости, и за неимніемъ до сихъ поръ никакихъ приказаній, было бы желательно чтобы какое-нибудь довренное лицо взялось подвинуть это дло. Этимъ довреннымъ лицомъ былъ дворецкій, согласно съ тмъ онъ и отважился теперь безпокоить своего господина по этому предмету. На этомъ мст, Алланъ открылъ было ротъ чтобы перебить его, но самъ былъ перебитъ, прежде чмъ усплъ выговорить хоть одно слово.

— Погодите, вмшался Мидвинтеръ, видя по лицу Аллана, что ему грозила опасность быть публично заявленнымъ въ должности управляющаго:— Погодите! горячо повторилъ онъ,— не ршайте ничего, пока я не переговорю съ вами.

Вжливое обращеніе дворецкаго, повидимому, осталось невозмутимымъ при внезапномъ вмшательств Мидвинтера и устраненіи его со сцены. Кром краски, выступившей на шишковатомъ носу, ничто не выказало чувства оскорбленія, которое взволновало его при уход. Но шансы мастера Армаделя на угощеніе своего друга и себя самого лучшимъ виномъ во всемъ погреб заколебались на всахъ, когда дворецкій отправился обратно въ нижній этажъ.

— Дло не шуточное, Алланъ, сказалъ Мидвинтеръ, когда они остались одни.— Встртить вашихъ арендаторовъ въ день уплаты ренты слдуетъ тому, кто дйствительно способенъ занять мсто управляющаго. При всей моей охот учиться, невозможно же мн овладть этимъ дломъ въ теченіи недли. Не позволяйте, пожалуста, не позволяйте забот о моемъ благ ставить васъ въ ложное положеніе къ вашимъ людямъ! Я никогда не простилъ бы себ, еслибы, по несчастію, сталъ причиной…

— Легче, легче! крикнулъ Алланъ, пораженный необыкновенною горячностью своего друга.— Ежели я съ сегоднешнею же вечернею почтой выпишу изъ Лондона человка, который передъ этимъ прізжалъ сюда, удовлетворитъ это васъ?

Мидвинтеръ покачалъ головой.

— Время не терпитъ, сказалъ онъ,— а человкъ тотъ можетъ быть не свободенъ. Отчего не попробовать сперва по сосдству? Вы хотли писать къ мистеру Дарчу. Пошлите сейчасъ же, и посмотримъ, не поможетъ ли онъ намъ раньше почты.

Алланъ перебрался на боковой столъ, гд помщался письменный приборъ.

— Завтракайте себ покойно, старый непосдъ, отвтилъ онъ, и тотчасъ же обратился на письм къ мистеру Дарчу съ обыкновенною лаконическою краткостью рчи своихъ посланій.

‘Любезный сэръ! Я здсь, со всмъ багажемъ. Не обяжете ли меня, ставъ моимъ адвокатомъ? Я спрашиваю васъ, потому что надо сейчасъ же съ вами посовтоваться. Пожалуста, загляните въ теченіе дня и прізжайте къ обду, если можете. Преданный вамъ Алланъ Армадель.’

Прочтя сочиненное вслухъ и ничуть не скрывая удивленія въ быстрот своего сочинительства, Алланъ надписалъ на письм адресъ мастера Дарча и позвонилъ въ колокольчикъ:

— Вотъ, Ричардъ, отнесите это сейчасъ же и подоакдите отвта. Да, слушайте, коли въ город носятся какіе-нибудь слухи, подберите ихъ и захватите съ собою назадъ…. Смотрите какъ я управляюсь съ своею прислугой! продолжалъ Алланъ, подсаживаясь къ другу за обденный столъ.— Смотрите какъ я приспособляюсь къ своимъ новымъ обязанностямъ! Я еще дня здсь не пробылъ, а ужь интересуюсь сосдями!

Кончивъ завтракъ, оба друга вышли полниться остатокъ утра подъ тнью одного изъ деревьевъ парка. Пришелъ полдень, а Ричардъ все не являлся. Пробило часъ, и все еще не было ни малйшихъ признаковъ отвта отъ мистера Дарча. Терпніе Мидвинтера не устояло противъ задержки. Онъ оставилъ Аллана дремать на трав и отправился къ дому освдомляться. Городъ, какъ ему сказали, дйствительно отстоялъ немного боле двухъ миль отъ помстья, но на недл день этотъ случился рыночнымъ, и Ричардъ, безъ сомннія, былъ задержанъ кое-кмъ изъ множества знакомыхъ, которыхъ онъ наврное долженъ былъ повстрчать при этомъ случа.

Полчаса спустя, однако, лнивый посолъ вернулся, и былъ отосланъ лично рапортовать своему господину въ паркъ подъ дерево.

— Есть отвтъ отъ мистера Дарча? спросилъ Мидвинтеръ, видя что самъ Алланъ лнился даже предложить вопросъ отъ себя.

— Мистеръ Дарчъ былъ занятъ, сэръ. Приказали сказать, что онъ пришлетъ отвтъ.

— Нтъ ничего новаго въ город? медленно спросилъ Алланъ, не трудясь даже открывать глазъ.

— Нтъ, сэръ, ничего особеннаго.

Подозрительно наблюдая за этимъ человкомъ, во время отвта, Мидвинтеръ выслдилъ по лицу его, что онъ сказалъ неправду. Онъ былъ въ большомъ смущеніи и почувствовалъ большое облегченіе, когда молчаніе его господина позволило ему удалиться. Поразмысливъ немного, Мидвинтеръ послдовалъ за отступавшимъ слугой и нагналъ его почти у самаго дома.

— Ричардъ, проговорилъ онъ спокойно,— еслибъ я попытался угадать, что въ город есть кое-что новое, и что вы не хотите только сказать этого своему господину, врно я угадалъ бы?

Тотъ вздрогнулъ и измнился въ лиц.

— Не знаю, какъ вы доискались этого, сэръ, сказалъ онъ: я запираться не стану, вы врно угадали.

— Если вы мн разкажете что тамъ за новости, то я возьму на себя отвтственность передать это мистеру Армаделю.

Посл небольшаго колебанія и нсколько недоврчиваго взгляда, въ свою очередь, на лицо Мидинатера, Ричардъ, наконецъ, заставилъ себя повторить слышанное имъ въ тотъ день въ город.

Извстіе о внезапномъ появленіи Аллана въ Торпъ-Амброз нсколькими часами предупредило прибытіе слуги по своему назначенію. Гд онъ ни проходилъ, всюду господинъ его былъ предметомъ публичныхъ толковъ. Мнніе почетнйшихъ горожанъ, мстнаго дворянства всего околотка у главныхъ арендаторовъ помстья, единодушно не благопріятствовало поведенію Аллана. Лишь за день передъ тмъ, комитетъ, распоряжавшійся устройствомъ публичнаго пріема новаго сквайра, начерталъ порядокъ процессіи, поставилъ важный вопросъ о тріумфальныхъ аркахъ и назначилъ компетентную особу для составленія подписки на флаги, цвты, обды, фейерверки и музыкантовъ. Мене чмъ въ теченіе недли, деньги могли быть собраны, и ректоръ (священникъ) написалъ къ мистеру Армаделю о назначеніи дня. А теперь, собственнымъ поступкомъ Аллана, общественное привтствіе, которымъ думали почтить его, было презрительно заткнуто обратно въ глотку всего общества! Каждый считалъ несомнннымъ (къ несчастію, это было справедливо), что онъ получилъ частное увдомленіе о предполагаемыхъ затяхъ. Всякій объявлялъ, что онъ съ умысломъ прокрался въ домъ свой точно, какъ воръ (такова была ходячая фраза), дабы избгать принятія предупредительной вжливости своихъ сосдей. Словомъ, чувствительная кичливость маленькаго городка была задта за живое. И отъ завиднаго нкогда положенія Аллана въ уваженіи сосдей не оставалось ни слда.

Съ минуту Мидвинтеръ въ безмолвномъ гор глядлъ на зловщаго посла. По прошествіи этой минуты сознаніе критическаго положенія Аллана побудило его теперь, когда зло было извстнымъ, искать лкарства.

— Вы теперь немножко знаете своего господина, Ричардъ, не расположилъ ли онъ васъ въ свою пользу? спросилъ онъ.

На этотъ разъ тотъ отвтилъ, не колеблясь:

— Обходительне и добре джентльмена, чмъ мистеръ Армадель, и желать нечего.

— Коли такъ, продолжалъ Мидвинтеръ,— вы не откажетесь сообщить мн кое-какія свднія, которыя помогутъ вашему господину оправдаться передъ сосдями. Войдемте въ комнаты.

Онъ направилъ шаги въ библіотеку, и сдлавъ необходимые вопросы, составилъ списокъ именъ и адресовъ наиболе вліятельныхъ лицъ, жившихъ въ город и окрестностяхъ. Сдлавъ это, онъ позвонилъ въ колокольчикъ главному камердинеру, предварительно пославъ Ричарда въ конюшню, съ приказаніемъ, чтобы черезъ часъ готова была открытая коляска.

— Когда покойный мистеръ Бланшардъ вызжалъ съ визитами по сосдямъ, вы обыкновенно здили съ нимъ, не такъ ли? спросилъ онъ, когда старшій камердинеръ явился.— Очень хорошо. Пожалуста, будьте же готовы черезъ часъ выхать съ мистеромъ Армаделемъ.

Отдавъ это приказаніе, онъ опять вышелъ изъ дому и вернулся къ Аллану со спискомъ адресовъ въ рук. Сходя съ крыльца, онъ улыбнулся съ легкою грустью. ‘Кто бы могъ вообразить’, подумалъ онъ, ‘что моя лакейская опытность въ обычаяхъ дворянства пригодится нкогда на пользу Аллану?’

Предметъ народной ненависти покоился на трав сномъ невинности: садовая шляпа на носу, жилетъ разстегнутъ и брюки завернулась вверхъ до половины вытянутыхъ ногъ. Мидвинтеръ, не колеблясь, разбудилъ его и безъ зазрнія совсти повторилъ ему разказъ слуги.

Алланъ выслушалъ сообщенное ему открытіе, ничуть не смутившись духомъ. ‘О, чортъ ихъ!’ только и сказалъ. ‘Нука еще сигару!’ Мидвинтеръ взялъ у него сигару изъ рукъ, и настаивая на серіозномъ отношеніи къ длу, коротко и ясно объявилъ ему, что онъ долженъ оправдаться передъ обиженными сосдями, явившись къ нимъ лично съ извиненіями. Алланъ въ удивленіи слъ на траву. Глаза его широко раскрылись, боясь поврить, неужели Мидвинтеръ положительно хочетъ засадить его въ ‘шляпу-горшкомъ’, въ чисто вычищенный фракъ и свтлую пару перчатокъ? Дйствительно ли предстояло заточить его въ коляск, съ лакеемъ на козлахъ и карточками въ рукахъ, и послать кружить по домамъ, разказывая куч дураковъ, что онъ проситъ у нихъ прощенія за недозволеніе выставлять себя на публичное зрлище? Если нчто подобное этой оскорбительной безсмыслиц и дйствительно должно быть сдлано, то, во всякомъ случа, нельзя же этого длать сегодня. Онъ общалъ вернуться въ коттеджъ къ очаровательной Мильрой и взять съ собою Мидвинтера. Что нужды ему до добраго мннія мстнаго дворянства? Единственные друзья, которыхъ онъ желалъ имть, теперь съ нимъ, онъ уже пріобрлъ ихъ. Пускай все сосдство повернется къ нему спиной, если это ему нравится,— хоть спиной, хоть лицомъ,— Торпъ-Амброзскій сквайръ вотъ ни на столько не заботится о нихъ.

Позволивъ ему продолжать въ этомъ тон, пока не истощился весь запасъ возраженій, Мидвинтеръ затмъ весьма умно попыталъ свое личное вліяніе. Онъ съ чувствомъ взялъ Аллана за руку.

— Я хочу просить большой милости, сказалъ онъ: — если вы не хотите постить этихъ людей для своей пользы, не постите ли вы ихъ изъ угожденія мн?

Алланъ испустилъ отчаянный стонъ, въ безмолвномъ удивленіи поглядлъ на тревожное лицо друга, и добродушно уступилъ. Когда Мидвинтеръ, взявъ его подъ руку, велъ домой, онъ печально глядлъ вокругъ себя и на скотину, которая тутъ же близехонько мирно помахивала хвостами въ прохладной тни.

— Не упоминайте объ этомъ сосдств, сказалъ онъ:— Право, я охотно помнялся бы теперь мстами съ одною изъ моихъ коровъ.

Мидвинтеръ оставилъ его одваться, общавъ вернуться, когда коляска будетъ у дверей. Туалетъ Аллана не общалъ скоро кончиться. Онъ началъ его чтеніемъ собственныхъ визитныхъ карточекъ, затмъ подвинулся на другую станцію, глядя въ свой гардеробъ и отправляя мстное дворянство въ подземныя области. Прежде чмъ онъ усплъ изобрсть третье средство для замедленія своихъ дйствій, необходимый предлогъ неожиданно замнило появленіе Ричарда съ запиской въ рук. Посланный только-что пришелъ съ отвтомъ мистера Дарча. Алланъ проворно заперъ гардеробъ и обратилъ все свое вниманіе на письмо законника. Письмо законника наградило его слдующими строками:

‘Сэръ, позвольте увдомить васъ о полученіи вашей любезной записки отъ сего числа, почтившей меня двумя предложеніями, именно: однимъ, приглашающимъ меня дйствовать какъ ходатая по вашимъ дламъ, и другимъ, приглашающимъ постить васъ въ вашемъ дом. Что касается до перваго предложенія, то я прошу позволенія отклонить его съ благодарностью. Въ отношеніи втораго предложенія, я имю сообщить вамъ, что до свднія моего дошли нкоторыя обстоятельства, относящіяся до уступки коттеджа въ Торпъ-Амброз, которыя ставятъ меня въ невозможность (отдавая себ справедливость) принять ваше приглашеніе. Я узналъ наврное, сэръ, что предложеніе мое дошло до васъ вмст съ предложеніемъ майора Мильрой, и что, имя предъ собой оба предложенія, вы отдали преимущество совершенно постороннему лицу, обратившемуся къ вамъ чрезъ домашняго агенита, надъ человкомъ, который служилъ врою и правдою вашимъ родственникамъ въ двухъ поколніяхъ, и который былъ первымъ лицомъ, увдомившимъ васъ о важнйшемъ событіи въ вашей жизни. Посл этого обращика вашего уваженія къ тому чмъ мы обязаны требованіямъ взаимной вжливости и взаимной справедливости, я не могу льстить себя надеждой, что обладаю тми качествами, которыя способствовали бы мн занять мсто въ списк вашихъ друзей. Остаюсь, сэръ, вашимъ покорнымъ слугой, Джемсъ Дарчъ’ — Остановить посланнаго! крикнулъ Алланъ, вскочивъ на ноги, причемъ румяное лицо его такъ и вспыхнуло негодованіемъ:— дайте перо, чернилъ и бумаги! Клянусь лордомъ Гарри, славный же тутъ народъ собрался, все сосдство въ заговор, чтобы взбсить меня! Онъ подхватилъ перо въ сильномъ припадк эпистолярнаго вдохновенія.

‘Сэръ, я презираю васъ и письмо ваше….’

На этомъ мст перо сдлало кляксу, и писцомъ овладло минутное колебаніе.

— Слишкомъ сильно, подумалъ онъ: — я лучше передамъ это законнику въ его собственномъ холодномъ и рзкомъ стил.

Онъ началъ сызнова на чистомъ лист бумаги:

‘Сэръ, вы напоминаете мн объ одномъ ирландскомъ бык. Я разумю тотъ разказъ въ Джое Миллер, гд Патъ замчаеть, по поводу одного шутника, что ‘взаимность тутъ вся съ одной стороны.’ Ваша взаимность вся съ одной стороны. Вы берете привилегію на отказъ быть моимъ стряпчимъ, а потомъ сами жалуетесь, что я взялъ себ привилегію на отказъ быть вашимъ домохозяиномъ.’

Онъ съ любовью пріостановился на этихъ послднихъ словахъ.

— Чисто! сказалъ онъ:— и аргументъ есть, и тяжелый ударъ,— и то и другое вмст. Удивляюсь, откуда только берется такая ловкость въ изложеніи?

Онъ продолжалъ и кончилъ письмо еще двумя сентенціями:

‘Что касается того что вы мое приглашеніе заткнули мн обратно въ глотку, то позвольте извстить васъ, что глотк моей отъ этого ничуть не хуже. Я равно доволенъ и тмъ, что мн боле нечего сказать вамъ, ни какъ другу, ни какъ жильцу. Алланъ Армадель.’

Онъ съ торжествомъ кивнулъ своему собственному сочиненію, надписывая адресъ, и отослалъ письмо къ посланному.

— Толстенька же должна быть кожа у Дарча, сказалъ онъ,— коли онъ этого не почувствуетъ!

Стукъ колесъ на двор напомнилъ ему о хлопотахъ этого дня. Тамъ ждала его коляска, чтобы взять его на объздъ съ визитами, тамъ же находился на своемъ посту и Мидвинтеръ, расхаживая взадъ и впередъ.

— Прочтите это, крикнулъ Алланъ, выбросивъ ему письмо законника: — я отписалъ ему еще разительнй.

Онъ поспшилъ къ гардеробу чтобы достать плащъ. Въ немъ произошла удивительная перемна. Теперь онъ уже очень мало или вовсе не чувствовалъ нерасположенія къ визитамъ. Пріятное возбужденіе отвтомъ мистеру Дарчу привело его въ бойкое наступательное настроеніе духа для поддержанія себя въ сосдств. ‘Что бы они тамъ обо мн ни говорили, не скажутъ, что я боялся встртить ихъ лицомъ къ лицу’. Раскаленный до-красна этой мыслью, онъ охватилъ шляпу, перчатки, и выбжавъ изъ комнаты, встртилъ въ корридор Мидвинтера съ письмомъ законника въ рук.

— Ободритесь! крикнулъ Алланъ, видя на лиц друга тревогу и тотчасъ же ошибочно перетолковывая причину ея:— коли нельзя разчитывать на Дарча въ присылк руки помощи въ контору управляющаго, такъ на то есть у насъ Педгифтъ.

— Любезный Алланъ, я не объ этомъ думалъ, я думалъ о письм мистера Дарча. Я не защищаю этого желчнаго человка, но я боюсь предположенія, что у него есть причины жаловаться. Пожалуста, не давайте ему новаго повода обвинять васъ. Гд вашъ отвтъ на его письмо?

— Отправленъ! отвтилъ Алланъ,— я всегда кую желзо пока оно горячо, за словомъ ударъ, даже ударъ-то сперва, вотъ какъ по-моему. Не хлопочите, добрый товарищъ, не хлопочите вы о книгахъ управляющаго и о дн уплаты ренты. Вотъ! Вотъ вамъ связка ключей, которую дали мн прошлую ночь, одинъ изъ нихъ отпираетъ ту комнату что съ книгами управляющаго, войдите, да почитайте-ка ихъ, пока я вернусь. Даю вамъ честное слово, что я все улажу съ Педгифтомъ, прежде чмъ опять увидимся.

— Минуточку, перебилъ Мидвинтеръ, ршительно заступая ему дорогу къ коляск.— Я ничего не говорю противъ того, достоинъ ли мистеръ Педгифтъ вашего доврія, потому что не знаю чмъ бы оправдать мое недовріе къ нему. Но онъ же слишкомъ-то деликатнымъ образомъ вошелъ въ сношеніе съ вами, и не сознался (это мн вполн ясно), что зналъ о непріязненномъ чувств мистера Дарча къ вамъ, когда писалъ. Погодите немножко здить къ этому чужаку, погодите, пока мы не переговоримъ объ этомъ вмст сегодня вечеромъ.

— Годить! возразилъ Алланъ.— Не говорилъ ли я вамъ, что всегда кую желзо пока оно горячо? Доврьтесь моимъ глазамъ насчетъ характера, старина, я насквозь разсмотрю этого Педгифта, и согласно съ этимъ стану дйствовать.

— Не удерживайте меня дольше, ради Бога. Я въ отличнйшемъ настроеніи, чтобъ отработать мстное дворянство, и если сейчасъ же не уду, боюсь, разлетится.

Съ этою превосходною причиной поспшности, Алланъ втрено рванулся прочь. Прежде чмъ возможно было снова остановить его, онъ прыгнулъ въ коляску и выхалъ со двора.

IV. Ходъ событій.

Лицо Мидвинтера все боле и боле принимало мрачное выраженіе, по мр того какъ экипажъ терялся изъ виду.

— Я сдлалъ все что могъ, говорилъ онъ самъ себ, возвращаясь въ грустномъ раздумьи въ комнаты:— еслибы тетеръ Брокъ былъ здсь, то и онъ не могъ бы сдлать больше.

Онъ посмотрлъ на связку ключей, которую вручилъ ему Алланъ, и его мнительною натурой овладло внезапное желаніе приняться за пересмотръ книгъ управляющаго. Пробравшись въ комнату, въ которую временно перенесена была вся движимость управляющаго, посл того какъ онъ очистилъ свою квартиру въ коттедж, онъ услся у письменнаго стола и сталъ размышлять о томъ какъ онъ приступитъ, безъ посторонней помощи, къ трудному длу поврки счетовъ по Торпъ-Амброзскому имнію. Результатомъ этихъ размышленій было убжденіе въ полномъ своемъ невжеств по этой части. Кассовая книга смущала его, арендные контракты, планы, самая корреспонденція, словно писаны были на совершенно непонятномъ для него язык. Оставляя эту комнату, онъ съ горечью вспомнилъ о двухъ годахъ, потраченныхъ имъ въ одиночеств на самообученіе въ шрусберійской книжной лавк. ‘Почему я лучше не занялся какимъ-нибудь практическимъ дломъ? думалъ онъ.— Почему я тогда не понялъ, что общество поэтовъ и философовъ слишкомъ высокое общество для такого скитальца какъ я?’ Онъ услся въ одинокой большой зал, тишина, господствовавшая въ ней, легла тяжелымъ бременемъ на его и безъ того невеселыя думы, ея великолпіе вывело его изъ терпнія, какъ оскорбленіе заносчиваго милліонера. ‘Будь проклято это мсто’, сказалъ онъ, схвативъ шляпу и палку, ‘пустынный холмъ, на которомъ когда либо отдыхалъ я, мн лучше нравится чмъ этотъ домъ!’

Онъ нетерпливо сошелъ съ лстницы и остановился у подъзда, въ нершимости, въ какую сторону направиться, чтобъ, оставивъ за собою паркъ, выйдти въ поле. Если пойдти по тому направленію, по которому ухала коляска, то-есть въ городъ, то онъ тамъ можетъ наткнуться случайно на Аллана. Выйдти чрезъ заднія ворота? Но онъ зналъ очень хорошо, что въ такомъ случа ему не удержаться, чтобы не завернуть въ комнату Сна. Оставалась еще одна дорога,— та, которую онъ избралъ было поутру и воротился. Теперь нечего было опасаться помшать тамъ Аллану и дочери майора. Мидвинтеръ ршился, и отправился чрезъ садъ въ открытое поле, лежащее по эту сторону господскаго дома.

Выбитый изъ своего равновсія происшествіями этого дня, умъ его былъ исполненъ того горькаго и дикаго протеста противъ неизбжныхъ самозаявленій богатства,— протеста, который такъ любезно оплакивается благоденствующимъ и богатымъ, и который такъ тяжко и такъ близко знакомъ несчастному и бдняку.

‘Верескъ ничего не стоитъ!’ сказалъ онъ мысленно, оглядываясь презрительно на богатую и роскошную растительность парка, ‘а одуванчики и маргаритки ничуть не хуже любой изъ васъ!’ Онъ шелъ мимо искусно разбитыхъ оваловъ и квадратовъ италіянскаго сада, совершенно равнодушный къ симметріи и изяществу его рисунка. ‘По скольку обошелся каждый квадратный футъ?’ сказалъ онъ, бросая послдній презрительный взглядъ на растенія и выходя изъ парка

Онъ углубился въ темную аллею, куда утромъ пошелъ Алланъ, прошелъ чрезъ огородъ, а потомъ, по мостику, находившемуся позади его, приблизился къ коттеджу майора. Со свойственною ему проницательностью, онъ при одномъ взгляд на коттеджъ длалъ уже свои заключенія. Онъ смотрлъ на милое маленькое жилище, которое никогда бы не опросталось и не было бы отдано въ наймы, еслибы не странная ршимость Аллана навязать своему другу должность управляющаго,

Лтній вечеръ былъ тепелъ и тихъ. Окна въ верхнемъ и нижнемъ этажахъ коттеджа были вс растворены. Изъ одного изъ нихъ, наверху, рзко разносился по вечерней тишин звукъ голосовъ и долеталъ до Мидвинтера, когда онъ проходилъ мимо садоваго забора. Сильне всхъ раздавался женскій голосъ, громкій, рзкій и сварливый, потерявшій всю свою свжесть и мелодичность и сохранившій одну только рдкую звучность. Къ нему отъ времена до времени примшивался боле густой и спокойный голосъ мущины, очевидно старавшагося успокоить свою собесдницу. Хотя разстояніе, на которомъ находился Мидвинтеръ, было такъ велико, что онъ, не могъ различатъ словъ, однако онъ тотчасъ почувствовалъ, что ему не слдуетъ здсь оставаться доле, и продолжалъ свою прогулку. Въ ту же минуту въ окн показалось лицо молодой двушки, въ которой, посл описанія, сдланнаго Алланомъ, нетрудно было узнать миссъ Мильрой. Мидвинтеръ невольно остановился, чтобы посмотрть на нее. Выраженіе молодаго лица, которое еще недавно такъ мило улыбалось Аллану, было усталое и грустное. Посмотрвъ разсянно въ паркъ, она вдругъ обратилась снова лицомъ внутрь комнаты, куда вниманіе ея очевидно было привлечено чмъ-то сказаннымъ тамъ.

— О, мама, мама, воскликнула она съ негодованіемъ, въ голос,— какъ можете вы говорить это?

Слова эти произнесены были у самаго окошка и долетли до Мидвинтера, онъ поспшно сталъ удаляться, чтобы не услыхать еще больше. Но невольное проникновеніе въ домашнія тайны майора Мильрой для Мидвинтера этимъ еще не прекратилось. Обогнувъ уголъ садовой ограды, онъ увидлъ лавочнаго мальчишку, который черезъ калитку передавалъ горничной какой-то узелокъ.

— А что, спросилъ мальчишка, съ свойственнымъ его классу нахальствомъ,— какъ чувствуетъ себя барыня?

Служанка протянула руку, чтобы схватить мальчишку за уши.

— Какъ чувствуетъ себя барыня? повторила она, гнвно качая головой вслдъ убгавшему мальчишк.— Еслибы Богу угодно было принять къ себ барыню, то это было бы благословеніемъ для всхъ въ дом.

Въ свтломъ очерк домашняго быта обитателей коттеджа, который Алланъ съ восторгомъ начерталъ своему другу, не было ничего похожаго на этотъ зловщій намекъ. Ново было, что отъ домохозяина были скрыты семейные секреты жильцовъ. Чрезъ пять минутъ Мидвинтеръ уже былъ снова у воротъ парка. ‘Неужели судьба предназначила мн не услышать сегодня ничего такого что могло бы ободрить меня и придать надежду на будущее?’ думалъ онъ про себя, прихлопнувъ за собою съ гнвомъ калитку. ‘Даже жильцы, которымъ Алланъ отдалъ въ наймы коттеджъ, имютъ какую-то бду, которая отравляетъ ихъ семейную жизнь, а я долженъ былъ узнать о существованіи этой бды!’

Онъ направился по первой попавшейся ему дорог, не обращая вниманія на окружающіе предметы, и будучи погруженъ въ свои думы. Прошло больше часу, прежде чмъ онъ подумалъ о необходимости возвратиться. Вспомнивъ объ этомъ, онъ посмотрлъ на часы и ршился поспшить обратно къ дому, чтобы встртить Аллана при его возвращеніи. Чрезъ десять минуть ходьбы, онъ очутился на перекрестк, куда сходились три дороги, онъ тотчасъ же убдился, что онъ совершенно не примтилъ прежде, по какой изъ этихъ дорогъ онъ пришелъ. Никакого указательнаго столба здсь не было, со всхъ сторонъ разстилались плоскія поля, тамъ и сямъ перескаемыя широкими канавами. Мстами пасся скотъ, и втряная мельница высилась вдали надъ вспаханными полями, обрамлявшими низкій горизонтъ. Но не видать было ни одного дома, и ни одно человческое существо не показывалось вдоль по этимъ дорогамъ, на сколько он были видны. Мидинатеръ оглянулся назадъ, въ ту сторону, откуда онъ шелъ. Тутъ явилась ему подмога, онъ увидлъ фигуру мущины, который быстро приближался къ нему, и котораго онъ могъ разспросить о дорог.

Фигура приближалась, одтая съ головы до ногъ въ черное, словно подвижное пятно на ярко-блой поверхности дороги, освщенной почти горизонтальными лучами заходящаго солнца. Это былъ худенькій, щедушный, бдно одтый старичокъ. На немъ надтъ былъ старый, истасканный черный плащъ и бурый парикъ, который не имлъ даже претензіи прослыть за его собственные волосы. Коротенькіе, черные панталоны пристали, какъ врные, старые слуги, къ его худенькимъ ногамъ, а порыжлые сапоги скрывали какъ могли его неуклюжія ступни. Старая поярковая шляпа смотрла еще старе и невзрачне отъ обвивавшаго ее чернаго крепа, на шею его надтъ былъ широкій галстукъ, изъ черной волосяной матеріи, доходившій до самыхъ его скулъ. Единственною цвтною вещью на немъ былъ находившійся въ рукахъ его адвокатскій портфель, изъ голубой саржи, столь же щедушный какъ и онъ самъ. Единственною привлекательною чертою на его гладко-выбритомъ старою лиц былъ рядъ блыхъ зубовъ, которые такъ же откровенно, какъ его парикъ, говорили, казалось, каждому внимательному наблюдателю: ‘Мы проводимъ ночь на его туалетномъ стол, а день у него во рту.’

Все немногое количество крови въ тл этого человка окрасило его худыя щеки, когда Мидвинтеръ пошелъ къ нему на встрчу и спросилъ его о дорог въ Торпъ-Амброзъ. Это тусклые, слезливые глаза забгали во вс стороны, въ странномъ смущеніи. Еслибъ ему встртился левъ, вмсто человка, и еслибы немногія слова, сказанныя ему, выражали угрозу, вмсто вопроса, лицо его едва ли могло бы выражать большее смущеніе и испугъ чмъ теперь. Въ первый разъ въ своей жизни Мидвинтеръ видлъ свое собственное чувство застнчивости и неловкости, испытываемое имъ въ присутствіи чужихъ людей, отраженнымъ съ десятикратною силой нервнаго страданія на лиц другаго человка, и притомъ человка, который, по лтамъ, могъ бы быть его отцомъ.

— Вы о чемъ изволите спрашивать, сэръ, о город, ила помсть? Извините что я предлагаю вамъ этотъ вопросъ, но здсь и тотъ и другой извстны подъ однимъ и тмъ же именемъ

Онъ говорилъ съ робостью въ голос, съ заискивающею улыбкой и униженными жестами, которыя показываю, что онъ привыкъ получать грубые отвты на свои вжливыя выраженія отъ тхъ, съ которыми онъ говорилъ.

— Я не зналъ, что городъ и помстье извстны здсь подъ однимъ и тмъ же именемъ, оказалъ Мидвинтеръ,— я спросилъ о помсть. Онъ инстинктивно подавилъ въ себ свою собственную застнчивость при произнесеніи этихъ словъ, и говорилъ съ такимъ радушіемъ, какое онъ рдко выказывалъ въ разговорахъ съ незнакомыми людьми.

Убогій незнакомецъ, очевидно, принялъ съ благодарностью оказанную ему взаимность за его вжливость, онъ просвтллъ и нсколько пріободрился.

— Ступайте вотъ по этой дорог, сэръ, оказалъ онъ, протягивая свой тощій палецъ,— а когда вы дойдете до новаго перекрестка, гд встрчаются опять дв дороги, извольте идти по той, которая влво. Я жалю, что у меня есть дло въ другомъ мст, именно въ город, а не то я счелъ бы за счастье проводить васъ и показать вамъ дорогу. Прекрасная лтняя погода, сэръ, для прогулки. Вы не можете заблудиться, если будете держаться все влво. О, не безпокойтесь, не стоитъ благодарности. Боюсь что задержалъ васъ, сэръ. Желаю вамъ пріятной прогулки обратно и добраго утра!

Окончивъ свою рчь (причемъ онъ, очевидно, увренъ былъ, что чмъ больше будетъ говорить тмъ боле выкажетъ учтивости), онъ впалъ въ прежнюю свою робость. Онъ сталъ поспшно удаляться, какъ будто попытки Мидвинтера благодарить его заключали въ себ цлый рядъ испытаній, которымъ у него не хватало духу подвергнуться. Еще черезъ дв минуты, черная фигура его вдали уменьшалась до того, что снова стала казаться подвижною черною точкой на дорог, облитою лучами заходящаго солнца.

Мысли Мидвинтера, на обратномъ пути его домой, страннымъ образомъ не могли оторваться отъ недавней встрчи. Онъ не понималъ, почему у него не выходитъ изъ головы незнакомецъ. Онъ не догадывался, что замченные имъ ясные слды прошедшихъ несчастій и настоящихъ страданій на лиц бдняка невольно напомнили ему о его собственныхъ страданіяхъ. Онъ сталъ досадовать на свое участіе къ этому незнакомцу, какъ досадовалъ на все приключавшееся съ нимъ въ этотъ день. ‘Неужели я и здсь сдлалъ новое несчастное открытіе?’ спросилъ онъ себя съ нетерпніемъ. ‘Встрчу ли я снова этого человка? И кто бы это такой могъ быть?’

Время должно было дать отвтъ на оба эти вопроса, прежде чмъ нсколько дней миновали надъ головой вопрошавшаго.

Когда Мидвинтеръ пришелъ домой, Алланъ еще не возвращался. Въ дом ничего не случилось въ его отсутствіе, только изъ коттеджа пришелъ посланный, которому велно было засвидтельствовать мистеру Армаделю почтеніе отъ майора Мильрой и просить извиненія, что болзнь мистрисъ Мильрой не позволитъ ему принять мистера Армаделя въ этотъ день. Ясно было, что припадки болзни (иди досады) мистрисъ Мильрой только временно не нарушали домашняго спокойствія въ семейств майора. Сдлавъ такое естественное заключеніе, посл того что онъ самъ слышалъ у коттеджа за три часа, Мидвинтеръ удалился въ библіотеку, чтобы посреди книгъ спокойно поджидать возвращенія своего друга.

Около шести часовъ послышался въ зал знакомый привтливый голосъ. Алланъ ворвался въ библіотеку, крайне взволнованный, и прежде чмъ Мидвинтеръ усплъ произнести одно слово, толкнулъ его безцеремонно обратно въ кресло, съ котораго тотъ поднялся было ему на встрчу.

— Вотъ вамъ загадка, любезный другъ! кричалъ Алланъ:— скажите, похожъ я на управителя Авгіева скотнаго двора (тридцать лтъ не чищеннаго), передъ тмъ какъ Геркулесъ былъ призванъ въ одинъ день вымести изъ него весь пометъ? И это потому только, что я долженъ былъ поддержатъ свое положеніе и вмст съ нимъ навязалъ себ и самъ надлалъ чертовскую неурядицу! Что же вы не сметесь? Клянусь святымъ Георгіемъ, онъ не понимаетъ въ чемъ тутъ штука. Ну, еще разъ опрашиваю васъ, похожъ я на….?

— Ради Бога, Алланъ, оставьте на минуту ваши шутки, перебилъ Мидвинтеръ:— вы не знаете какъ горю я нетерпніемъ узнать, удалось ли вамъ возстановитъ о себ доброе мнніе вашихъ сосдей.

— Въ этомъ-то и состоитъ загадка, которую я вамъ хотть задать, отвчалъ Алланъ.— Короче сказать вамъ, я полагаю, что вы напрасно потревожили меня подъ тмъ деревомъ, въ парк. Я все это разчиталъ до мелочей, и теперь докладываю вамъ, что я упалъ ровно на три градуса ниже въ мнніи сосдняго джентри, съ тхъ поръ какъ я имлъ удовольствіе видть васъ въ послдній разъ.

— Вы хотите нашутиться вволю! сказалъ съ горечью Мидвинтеръ.— Такъ и быть: хоть у меня нтъ охоты смяться, но я могу ждать.

— Мой милый другъ, я не шучу, я говорю то что думаю. Я разкажу вамъ все какъ было, я подробно опишу вамъ мой первый визитъ, и будьте уврены, что этимъ я дамъ вамъ ясное понятіе обо всхъ остальныхъ. Вопервыхъ, примите то во вниманіе, что я потерплъ неудачу, несмотря на то что я одушевленъ былъ самыми лучшими намреніями. Когда я выхалъ изъ дому, то, признаюсь, во мн кипла досада на этого стараго подъячаго, и я дйствительно имлъ въ виду отдлаться какъ-нибудь отъ предстоящей тяжкой обязанности. Но дорогой все это прошло, и въ первый домъ, къ которому я подъхалъ, я вступилъ, какъ уже докладывалъ вамъ, съ самыми лучшими намреніями. Что же мн сказать вамъ, мой милый? Везд мн приходилось дожидаться въ одной и той же, съ иголочки отдланной пріемной зал, къ которой прилегала одна и таже чистенькая оранжерея. Везд для меня приготовленъ былъ одинъ и тотъ же выборъ книгъ для разсматриванія: религіозная книга, книга о герцог Веллингтон, книга объ охот, книга безъ всякаго опредленнаго содержанія, но съ прекрасными картинками. Наконецъ, ко мн сходилъ папа, убленный прекрасными сдинами, и мама, въ чистенькомъ кружевномъ чепц, сходилъ ко мн молодой мистеръ, съ регулярнымъ лицомъ и бакенбардами соломеннаго цвта, и молодая миссъ, съ полными щеками и широкими юпками. Не думайте, чтобы съ моей стороны выказана была хоть малйшая непривтливость, напротивъ, я всегда начиналъ однимъ и тмъ же, то-есть спшилъ пожать руку каждому особенно. Это уже какъ-то удивило ихъ. Когда я затмъ приступалъ ко второй печальной обязанности, къ объясненіямъ о причин моей неявки на публичный обдъ, то, даю вамъ честное слово, я употреблялъ вс усилія чтобъ оправдать себя. Это не производило ни малйшаго впечатлнія, слова выслушивались совершенно разсянно, и затмъ они ожидали что скажу я еще. Другой на моемъ мст почувствовалъ бы неохоту продолжать неблагодарное дло. Я же избралъ другой путь: я обращался къ хозяину дома и говорилъ ему слдующее въ шутливомъ тон: ‘Дло въ томъ’, доказывалъ я, ‘что мн хотлось избавиться отъ неизбжныхъ спичей! знаете, отъ этой церемоніи: я встаю и говорю вамъ въ лицо что вы лучшій изъ людей, и прошу позволенія выпить за ваше здоровье, потомъ вы встаете и говорите мн въ лицо что я лучшій изъ людей, и просите позволенія выразить мн вашу благодарность, и такъ дальше, одинъ посл другаго, пока мы вс кругомъ стола другъ друга не расхвалили бы и другъ другу не надоли бы.’ Такъ говорилъ я въ легкомъ, шутливомъ тон, стараясь оправдать причину моей неявки. Чтожь, вы думаете, отвтилъ ли мн хоть одинъ изъ нихъ въ томъ же дружескомъ тон? Ни единый! Я думаю вотъ что: вс они тогда приготовили свои спичи, которыми имли меня привтствовать, и вотъ они теперь втайн негодуютъ на меня, за то что я посадилъ ихъ съ открытыми ртами, когда они готовились блеснуть своимъ ораторскимъ искусствомъ. Какъ бы то ни было, но лишь только заходилъ разговоръ о спичахъ (они ли его начинали, или я самъ поднималъ этотъ вопросъ), я понижался въ ихъ глазахъ на первый изъ трехъ градусовъ, о которыхъ я сказалъ вамъ прежде. Не думайте чтобъ я не принималъ никакихъ усилій снова подняться въ ихъ мнніи! Я длалъ отчаянныя усилія. Имъ всмъ необходимо было знать, какую жизнь я велъ до того времени когда мн досталось Торпъ-Амброзское имніе, и я всячески старался удовлетворить ихъ любопытству. И какъ вы думаете, что изъ этого вышло? Повсьте меня, если я на этотъ разъ не разочаровывалъ ихъ еще больше. Когда они узнали, что я дйствительно никогда не былъ ни въ Итон или Гарроу, ни въ Оксфорд или Кембридж, oru просто были ошеломлены. Я полагаю, что они сочли меня чуть ли не за бжавшаго каторжника. По крайней мр, они вс мигомъ снова замерзали, и я падалъ еще на одинъ градусъ въ ихъ мнніи. Но нужды нтъ, я все еще не признавалъ себя разбитымъ. Я далъ вамъ слово употребить вс свои старанія, и я употребилъ ихъ. Я переходилъ затмъ къ веселымъ разпросамъ о нашемъ сосдств. Тутъ дамы хранили полное молчаніе, мущины же, къ крайнему моему удивленію, вс принимались сожалть обо мн. На двадцать миль въ окружности отъ моего дома, говорили они, я не встрчу ни одной охотничьей своры, и они считали печальною обязанностью своею предупредить меня насчетъ крайней небрежности, съ которою обходились въ Торпъ-Амброзскомъ имніи съ выводками лисицъ и другихъ зврей. Я выслушивалъ все это терпливо и затмъ снова принимался доказывать. ‘О, не принимайте этого близко къ сердцу’, говорилъ я, ‘я не придаю никакой цны ни ружейной, ни псовой охот. Когда мн на прогулк попадается какая-нибудь птица, то я вовсе не горю нетерпніемъ лишить ее жизни, мн гораздо пріятне видть какъ она летаетъ и наслаждается жизнью.’ Нужно было вамъ видть выраженіе ихъ лицъ, когда я говорилъ имъ это! Прежде они считали меня каторжникомъ, а теперь они, очевидно, убждались что я помшанный. Они вс погружались въ мертвое молчаніе, и я падалъ еще на одинъ градусъ въ общественномъ мнніи. Все это повторялось неизмнно въ каждомъ изъ домовъ, которые я постилъ. Дьяволъ, кажется, потшался всми нами. Такъ или иначе, а везд я принужденъ былъ объяснять, что я неспособенъ произносить спичи, что я не получалъ университетскаго воспитанія, и что я могу насладиться верховою здой, не гоняясь бшено за какою-нибудь несчастною, вонючею лисицей, или за бднымъ маленькимъ зайцемъ. Повидимому, эти три мои недостатка не извинительны въ сельскомъ джентльмен, особенно, когда онъ началъ съ того что не явился на публичный обдъ, устроенный въ честь его. Съ дамами, кажется, дла мои шли нсколько лучше. Рано ли, поздно ли, между мною и дамами непремнно заходилъ разговоръ о мистрисъ Бланшардъ и ея племянниц. Мы непремнно приходили къ тому заключенію, что он хорошо сдлали ухавъ во Флоренцію, и единственнымъ основаніемъ, почему мы такъ думали, было наше убжденіе, что посл горестной утраты, понесенной ими, он найдутъ утшеніе въ созерцаніи великихъ произведеній италіянскаго искусства. Ршительно, каждая дама, во всхъ домахъ, которые я постилъ, сводила разговоръ на мистрисъ и миссъ Бланшардъ, на ихъ утрату, и затмъ на великія произведенія италіянскаго искусства. Что бы длали мы, еслибы не приходила къ намъ на выручку эта свтлая идея, я право не знаю. Самый пріятный моментъ во всхъ моихъ визитахъ былъ тотъ, когда мы вс покачивали головой и объявляли, что великія произведенія утшатъ ихъ. Объ остальномъ мн нечего разказывать. Довольно того, что я вынесъ убжденіе, что не гожусь въ это общество. На будущее время позвольте мн его не знать и жить въ сторон отъ него, съ моими немногими друзьями. Требуйте отъ меня всего чего хотите, но ради Бога не настаивайте, чтобъ я еще разъ пустился съ визитами по моимъ сосдямъ.

Этою оригинальною просьбой Алланъ окончилъ отчетъ о своемъ путешествіи къ сосднимъ помщикамъ. Мидвинтеръ нсколько времени хранилъ молчаніе. Онъ далъ Аллану досказать все, не прервавъ его ни однимъ словомъ. Бдственный результатъ визитовъ, въ добавокъ ко всему что случилось въ этотъ день, угрожавшій изолировать Аллана отъ всякаго сочувствія мстныхъ жителей, при самомъ начал его поселенія въ этой мстности, въ конецъ лишилъ Мидвинтера возможности внутренно противиться своей собственной суеврной боязни, закрадывавшейся къ нему въ душу. Онъ сдлалъ надъ собой усиліе, чтобы посмотрть на Аллана и отвчать ему что-нибудь.

— Пусть будетъ по вашему, сказалъ онъ спокойно.— Мн жаль, что дло окончилось такимъ образомъ, но я тмъ не мене благодарю васъ, Алланъ, за то что вы поступили согласно моей просьб.

Голова его опустилась на грудь, и та фантастическая покорность судьб, которая разъ уже успокоила его на падуб разбитаго корабля, теперь опять успокоительно подйствовала на его душу. ‘Чему быть, того не миновать!’ подумалъ онъ про себя. ‘Что намъ за дло до того что ожидаетъ насъ обоихъ въ будущемъ?’

— Будьте веселе, сказалъ Алланъ: — ваши дла во всякомъ случа идутъ успшно. Я сдлалъ одинъ пріятный визитъ въ город, о которомъ я до сихъ поръ еще не говорилъ вамъ. Я видлъ Педгифта и его сына, который помогаетъ ему по адвокатур. Это два самые великіе юриста, съ которыми я когда-либо былъ знакомъ, и что еще лучше, они вамъ могутъ доставить такого человка, который научитъ васъ всему что нужно для управленія имніемъ.

Мидвинтеръ быстро поднялъ голову. На лиц его уже выражалась недоврчивость къ открытію Аллана, но онъ ничего не сказалъ.

— Я подумалъ о васъ, продолжалъ Алланъ, тотчасъ же какъ только мы выпили по первому стакану вина, въ честь нашего знакомства. Прекраснйшій хересъ, какой мн когда-либо случалось пить, я заказалъ и для себя нкоторое количество этого самаго сорта…. но не въ этомъ теперь дло. Я въ двухъ словахъ объяснилъ этимъ двумъ достойнымъ джентльменамъ ваше затрудненіе, и старикъ Педгифтъ мигомъ смекнулъ въ чемъ дло. ‘Я пріобрлъ для своей конторы именно такого человка,’ сказалъ онъ, ‘придетъ день для поврки счетовъ, и я съ великимъ удовольствіемъ отдамъ его въ распоряженіе вашего друга.’

Тутъ недоврчивость Мидвиптера выразилась и на словахъ. Онъ сталъ допрашивать Аллана. Имя этого человка было, кажется, Башвудъ. Онъ уже нкоторое время (какъ долго именно, Алланъ не могъ припомнить) состоялъ на служб у Педгифта. До того времени онъ управлялъ имніемъ одного Норфокскаго джентльмена (имени не помнитъ), гд-то въ западной части страны. Онъ потерялъ это мсто вслдствіе какого-то семейнаго событія, въ которомъ замшанъ былъ его сынъ, въ чемъ именно состояло это событіе, Алланъ не могъ оказать съ достоврностью. Педгифтъ ручается за него, и пошлетъ его въ Торпъ-Амброзъ за два или за три дня до упомянутаго ежегоднаго обда, по поводу заключенія разчетовъ съ фермерами. До этого времени, онъ не можетъ отпустить его, такъ какъ онъ ему самому нуженъ въ контор. Безпокоиться обо всемъ этомъ особенно нтъ надобности. Педгифтъ смется надъ опасеніями о какихъ-либо затрудненіяхъ съ фермерами. Двухъ или трехъ дней знакомства съ книгами прежняго управляющаго, при помощи человка, практически знакомаго съ этимъ дломъ, достаточно будетъ для Мидвинтера, чтобъ овладть этою отраслью управленія и быть совершенно приготовленнымъ ко дню разчетовъ съ фермерами, а остальное можно отложитъ на посл.

— А видли вы сами этого Башвуда, Алланъ? спросилъ Мидвинтеръ, все еще недоврчивый.

— Нтъ, отвчалъ Алланъ,— онъ посланъ былъ куда-то, съ портфелемъ, какъ выразился младшій Педгифтъ. Они сказали мн, что это скромный старичокъ, нсколько надломленный своими прежними несчастіями и нсколько склонный къ застнчивости въ присутствіи незнакомыхъ людей, но хорошо знакомый съ дломъ, и на него можно совершенно положиться: это собственныя слова Педгифта.

Мидвинтеръ помолчалъ и нсколько призадумался, послднія слова Аллана особенно возбудили его любопытство. Странный человкъ, описаніе котораго онъ только-что выолушалъ, и странный человкъ, котораго онъ разспрашивалъ о дорог, замчательно походили одинъ на другаго. Не новое ли это звено въ быстро удлинняющейся цпи событій? При одной этой мысли Мидвинтеръ удвоилъ свою ршимость быть осторожнымъ.

— Когда мистеръ Башвудъ явится, сказалъ онъ,— вы позволите мн, надюсь, увидть его и поговорить съ нимъ, прежде нежели мы ршимся на что-нибудь?

— Конечно, позволю, отвтилъ Алланъ. Онъ остановился и посмотрлъ на часы.— А между тмъ вотъ что я сдлаю для васъ, мой милый, прибавилъ онъ: я познакомлю васъ съ прекраснйшею двушкой въ цломъ Норфок! У насъ осталось до обда какъ разъ столько времени, чтобы сбгать въ коттеджъ. Пойдемте, и я васъ представлю миссъ Мильрой.

— Сегодня вы не можете представать меня массъ Мильрой, отвчалъ Мидвинтеръ, а онъ повторилъ ему извиненія, присланныя майоромъ за нсколько часовъ. Алланъ былъ удивленъ и раздосадованъ, но его не легко было поколебать въ его ршимости войдти въ милость къ обитателямъ коттеджа. Посл нкотораго раздумья, онъ напалъ на средство употребить въ свою пользу неблагопріятное обстоятельство.

— Я выкажу особенное участіе къ состоянію здоровья мистрисъ Мильрой, сказалъ онъ съ важностью,— и пошлю ей завтра утромъ корзинку земляники, причемъ засвидтельствую мое глубокое почтеніе.

Такъ окончился первый день пребыванія въ новомъ дом.

Единственнымъ замтнымъ событіемъ слдующаго дня было новое доказательство раздражительности характера мистрисъ Мильрой. Спустя полчаса посл того какъ корзинка земляники отъ Аллана была передана въ коттеджъ, она была возвращена ему нетронутою, черезъ сидлку больной леди, причемъ она передала отъ имени своей госпожи нсколько краткихъ, но выразительныхъ словъ, которыя гласили такъ: ‘Поклонъ отъ мистрисъ Мильрой и благодарность. Земляники она терпть не можетъ.’ Если этотъ оригинальный способъ отблагодарить за знакъ вниманія разчитанъ былъ на то чтобы разсердить Аллана, то онъ совершенно не достигъ своей цли. Вмсто того чтобы разсердиться на мать, онъ почувствовалъ только состраданіе къ дочери. ‘Бдное маленькое дитя! ей должно быть невесело живется съ подобною матерью!’ Вотъ все что онъ сказалъ при этомъ

Нсколько поздне онъ самъ отправился въ коттеджъ, но миссъ Мильрой не видалъ: она занята была на верху. Мпйорь принялъ постителя въ рабочемъ фартук своемъ, еще глубже погруженный въ свои удивительные часы и еще мене доступный вліяніямъ извн, чмъ при первомъ свиданіи съ Алланомъ. Онъ былъ столь же любезенъ въ своемъ обращеніи какъ и прежде, но ни одного слова нельзя было добиться отъ него насчетъ его жены, кром того что ‘мистрисъ Мильрой и сегодня не лучше.’

Слдующіе два дня прошли спокойно и безъ всякихъ приключеній. Алланъ настойчиво продолжалъ освдомляться въ коттедж, но ему только одинъ разъ удалось мелькомъ увидть дочь майора у окна, въ спальн. Отъ мистера Педгифта не пришло никакихъ новыхъ извстій, а мистеръ Башвудъ еще не являлся. Мидвинтеръ не хотлъ ничего предпринятъ, до тхъ поръ пока не получитъ отвта отъ мистера Брока на свое письмо, которое онъ написалъ ему въ первый вечеръ своего прізда въ Торпъ-Амброзъ. Онъ былъ необыкновенно молчаливъ и спокоенъ, и большую часть дня проводилъ въ библіотек, между своими книгами. Время медленно протекало. Сосднее джентри отвтило на визиты Аллана формальнымъ врученіемъ своихъ карточекъ. Посл этого никто уже не являлся близь дома. Погода стояла монотонно-прекрасная. Алланъ почувствовалъ нкоторое безпокойство и досаду. Болзнь мистрисъ Мильрой начала раздражать его, онъ сталъ съ сожалніемъ вспоминать о своей покинутой яхт.

Слдующій день, двадцатое число, принесъ съ собою нсколько новостей изъ вншняго міра. Отъ мистера Педгифта получено было извстіе, что клеркъ его, мистеръ Башвудъ, завтра лично явится въ Торпъ-Амброзъ, отъ мистера Брока также пришло письмо, въ отвтъ Мидвинтеру.

Письмо было отъ 18-го, и извстія, заключавшіяся въ немъ, же только развеселили Аллана, но и пріободрили Мидвинтера. Мистеръ Брокъ писалъ, что онъ въ этотъ же самый день собирается ухать въ Лондонъ, куда онъ вызванъ былъ по дламъ, касающимся одного своего больнаго родственника, котораго онъ былъ душеприкащикомъ. Какъ только окончитъ это дло, онъ постарается найдти одного изъ своихъ друзей-священниковъ, который взялъ бы на себя исполненіе его обязанностей по приходу, и въ такомъ случа онъ надется черезъ недлю прибыть изъ Лондона въ Торпъ-Амброзъ. Вотъ почему онъ откладываетъ разговоръ о большей части предметовъ, о которыхъ писалъ Мидвинтеръ, до личнаго свиданія. Но такъ какъ дло объ управленіи Торпъ-Амброзскимь имніемъ, можетъ-быть, не терпитъ отлагательства, то онъ уже теперь заявляетъ, что онъ не видитъ почему бы Мидвинтеру не посвятить себя изученію этого дла и тмъ, можетъ-быть, оказать неоцненную услугу своему другу.

Оставивъ Мидвинтера читать и перечитывать любезное письмо ректора, какъ будто онъ желалъ каждое выраженіе запомнить наизусть, Алланъ вышелъ изъ дому нсколько ране обыкновеннаго, чтобы, по обычаю, освдомиться о здоровь обитателей коттеджа, или, говоря проще, чтобы сдлать свою четвертую попытку ближе познакомиться съ миссъ Мильрой. День начался благопріятно и, по видимому, долженъ былъ продолжаться такимъ же образомъ. Когда Алланъ обогнулъ темную аллею, и подошелъ къ тому мсту гд онъ въ первый разъ встртился съ дочерью майора, онъ нашелъ тамъ миссъ Мильрой, она прохаживалась взадъ и впередъ по трав, очевидно, кого-то поджидая.

Она чуть-чуть вздрогнула, когда увидла Аллана, но, не колеблясь долго, пошла ему на встрчу. На этотъ разъ наружный видъ ея былъ не совсмъ въ ея пользу. Румянецъ ея поблднлъ, подъ вліяніемъ продолжительнаго пребыванія въ стнахъ дома, и миловидное лицо ея ясно выражало какое-то смущеніе.

— Вамъ, можетъ-быть, покажется страннымъ мое признаніе, мистеръ Армадель, начала она поспшно, прежде чмъ Аллану удалось произнести хоть одно слово,— но я скажу вамъ прямо, что я вышла сюда нынче утромъ, въ надежд встртиться съ вами. Я была крайне опечалена,— я только теперь случайно узнала,— какъ мама приняла подарокъ фруктовъ, который вы такъ любезно прислали ей, прошу васъ, если можете, извините ее. Она вотъ уже нсколько лтъ сильно хвораетъ и не всегда владетъ собою. Посл того какъ вы были такъ любезны со мною (и съ папа), я не могла не уйдти сюда потихоньку, въ надежд увидть васъ и сказать вамъ какъ глубоко я огорчена. Еще разъ, мистеръ Армадель, простите и забудьте, прошу васъ!

Голосъ ея задрожалъ при послднихъ словахъ, и въ своемъ горячемъ желаніи помирить его съ своею матерью, она съ умоляющимъ выраженіемъ положила ему руки на плечо.

Алланъ самъ немного смутился. Серіозность, съ которою она все это говорила, удивила его, и ея очевидное убжденіе, что онъ почувствовалъ себя оскорбленнымъ, ршительно огорчило его. Не зная что длать, онъ безсознательно послдовалъ своему влеченію, и началъ съ того что овладлъ ея рукой.

— Любезная миссъ Мильрой, если вы скажете еще хоть одно слово, вы меня просто приведете въ отчаяніе, сказалъ онъ, и въ смущеніи, самъ того не замчая, все крпче а крпче пожималъ ея руку.— Я ничуть не обидлся. Даю вамъ честное слово, что я все это отнесъ насчетъ болзни бдной мистрисъ Мильрой. Обидлся! вскричалъ Алланъ, начиная по-прежнему осыпать ее комплиментами:— я желалъ бы, чтобы мн каждый день возвращали мою корзинку съ фруктами, еслибъ только я зналъ что это заставитъ васъ каждый разъ поспшить въ паркъ.

Румянецъ началъ снова появляться на блдныхъ щекахъ миссъ Мильрой.

— О, мистеръ Армадель, сказала она,— вашей доброт просто нтъ конца, вы не знаете какъ ваши слова успокоиваютъ меня!

Она остановилась, подобно дитяти, она разомъ забыла свою печаль, и ея врожденная веселость снова заблистала въ ея глазахъ, когда она съ застнчивою улыбкой посмотрла въ лицо Аллану.

— Какъ вы думаете, спросила она важно,— не пора ли вамъ отпустить мою руку?

Глава ихъ встртились. Алланъ еще разъ уступилъ своему влеченію. Вмсто того чтобъ отпустить ея руку, онъ поднесъ ее къ губамъ своимъ и поцловалъ. Краска мигомъ покрыла лицо миссъ Мильрой. Она выдернула свою руку, какъ будто Алланъ обжегъ ее.

— Вотъ это нехорошо, мистеръ Армадель, право! сказала она, и быстро отвернула свою голову, чтобы скрыть отъ него свою невольную улыбку.

— Я этимъ хотлъ только извиниться за… за то что я такъ долго держалъ вашу руку, пробормоталъ Алланъ.— Что же можетъ быть дурнаго въ желаніи извиниться?

Бываютъ случаи (правда, довольно рдкіе), когда женскій умъ вполн оцниваетъ доводы, основанные на чистомъ разум. Такъ было и теперь. Миссъ Мильрой представленъ былъ отвлеченный доводъ, и она разомъ убдилась въ его справедливости. Если это было только извиненіе (такъ разсуждала она), то это совсмъ другое дло.

— Надюсь, однако, сказала маленькая кокетка, поглядывая на него изподлобья,— вы меня не обманываете? Впрочемъ, это теперь не такъ важно, прибавила она, покачивая грустно головой.— Если мы съ вами, мистеръ Армадель, и въ самомъ дл нехорошо поступили, то мы, по всей вроятности, не будемъ уже имть случай поступать впредь такимъ образомъ.

— Надюсь, вы не узжаете? воскликнулъ съ испугомъ Алланъ.

— Хуже чмъ узжаю, мистеръ Армадель.— Моя новая гувернантка ко мн детъ.

— детъ? повторилъ Алланъ,— уже детъ?

— Почти что детъ, должна была бы я сказать, еслибъ я знала, что вы этимъ такъ интересуетесь. Мы сегодня утромъ получили отвты на наше объявленіе въ газетахъ. Полчаса тому назадъ мы съ папа перечитали вс эти письма, и оба остановили свое вниманіе на одномъ изъ нихъ. Мн понравилось оно, потому что оно такъ мило написано, а папа, потому что оно такъ благоразумно. Онъ съ ныншнею почтой напишетъ бабушк, въ Лондонъ, чтобъ она навела справки, и если все окажется удовлетворительнымъ, то гувернантка будетъ нанята. Вы не можете себ представить, какъ это уже теперь волнуетъ меня. Незнакомая гувернантка — это такая страшная перспектива. Но все-таки это лучше чмъ отправиться въ школу, и я много надюсь на эту незнакомую госпожу, потому что она пишетъ такъ мило! Я ужь сказала папа, что это почти примиряетъ меня съ ея ужаснымъ, неромантическимъ именемъ.

— А какъ ее зовутъ? спросилъ Алланъ: — Броунъ, Гроббъ,Скраггсъ, что-нибудь въ этомъ род?

— Нтъ, нтъ, не такое уже страшное имя. Ее зовутъ Гвильтъ. Ужасно непоэтически, не правда ли? Впрочемъ, она должно-бытъ весьма почтенная особа, потому что она живетъ въ той же части Лондона гд и бабушка…. Постойте, мистеръ Армадель! мы не туда идемъ. Нтъ, я сегодня не могу любоваться вашими цвтами, и (покорно благодарю васъ) руки вашей также не могу принять. Я ужь и такъ слишкомъ замшкалась. Папа ждетъ своего завтрака, и мн нужно спшить поскоре домой. Благодарю васъ, за то что вы извиняете мама, еще и еще разъ благодарю васъ,— прощайте!

Она подала ему свою руку.

— Пожалуста, безъ дальнйшихъ извиненій, мистеръ Армадель, прибавила она лукаво.

Глаза ихъ снова встртились, и снова Алланъ поднесъ ея пухленькую ручку къ губамъ своимъ.

— На этотъ разъ это не извиненіе, поспшилъ оправдаться Алланъ.— Это… это въ знакъ моего уваженія.

Она отскочила на нсколько шаговъ и расхохоталась.

— Больше вы меня не увидите на вашей земл, мистеръ Армадель, сказала она весело,— пока не прідетъ мистрисъ Гвильтъ, которая защититъ меня! Съ этими прощальными словами, она приподняла свое платье и бгомъ пустилась отъ парка.

Алланъ слдилъ за нею неподвижно и въ безмолвномъ восторг, пока она не скрылась совсмъ изъ виду. Второе свиданіе съ миссъ Мильрой произвело на него необыкновенное впечатлніе. Въ первый разъ, съ тхъ поръ какъ онъ сдлался владльцемъ Торпъ-Амброза, онъ серіозно призадумался объ условіяхъ своего новаго положенія въ жизни. ‘Спрашивается, не лучше ли сойдусь я съ своими сосдями, когда сдлаюсь женатымъ человкомъ?’ такъ раздумывалъ онъ. ‘Я объ этомъ буду размышлять нынче цлый день, и если не измню своего мннія, то завтра утромъ посовтуюсь объ этомъ съ Мидвинтеромъ.’

Когда наступило слдующее утро, и Алланъ сошелъ внизъ къ завтраку, въ ршимости посовтоваться съ своимъ другомъ насчетъ своихъ обязанностей къ сосдямъ вообще и къ миссъ Мильрой въ особенности, Мидвинтера въ столовой не оказалось. Ему сказали, что онъ былъ недавно въ зал, и нашедши на стол письмо, привезенное съ утреннею почтой, немедленно удалился въ свою комнату. Алланъ тотчасъ же поспшилъ обратно на верхъ и постучался у дверей своего друга.

— Можно войдти? спросилъ онъ.

— Теперь нельзя, получилъ онъ въ отвтъ.

— Вы получили письмо, мн сказали, настаивалъ Алланъ.— Дурныя всти какія-нибудь? Что-нибудь не ладно?

— Нтъ. Я несовсмъ здоровъ сегодня. Не ждите меня за завтракомъ, какъ только мн можно будетъ, я сойду внизъ.

Больше ничего не было сказано ни съ той, ни съ другой стороны. Алланъ возвратился въ столовую, нсколько разочарованный. Онъ ршился было немедленно приступить къ совщанію съ Мидвинтеромъ, а теперь это совщаніе отложено было на неопредленное время. ‘Ужъ этотъ мн Мидвинтеръ!’ подумалъ Алланъ. ‘И что онъ тамъ такое длаетъ, запершись одинъ у себя въ комнат?’

Онъ ничего не длалъ. Онъ сидлъ у окошка, держа въ рукахъ открытое письмо, которое онъ получилъ въ это утро. Письмо было отъ мистера Брока, который писалъ слдующее:

‘Любезный Мидвинтеръ! У меня осталось ровно дв минуты чтобы сказать вамъ, что я только-что встртилъ въ Кенсингтонскихъ садахъ женщину, которая до сихъ поръ извстна намъ обоимъ только подъ названіемъ женщины въ красной шали. Съ нею была другая женщина, старая леди, почтенной наружности, я явственно услыхалъ имя Аллана произнесенное между ними, и пошелъ за ними издали до ихъ жилища. Вы можете положиться на меня, что я не потеряю этой женщины изъ виду, пока не уврюсь, что она не замышляетъ ничего дурнаго противъ Торпъ-Амброза. Ждите отъ меня новыхъ извстій, какъ только я узнаю чмъ должно окончиться это странное открытіе.

‘Преданный вамъ,

Д. Брокъ’.

Перечитавъ еще разъ письмо, Мидвинтеръ задумчиво сложилъ его и положилъ въ записную книжку, рядомъ съ рукописью, въ которой разказанъ былъ сонъ Аллана.

— Развязка эта не отъ васъ зависитъ, мистеръ Брокъ, сказалъ онъ про себя:— длайте что хотите съ этою женщиной, а въ свое время она все-таки будетъ здсь.

Онъ на минуту остановился предъ зеркаломъ, и убдившись что лицо его достаточно успокоилось, чтобъ Алланъ не могъ ничего на немъ замтить, сошелъ внизъ и занялъ свое мсто за завтракомъ.

V. Тетушка Ольдершо держитъ ухо востро.

1. Отъ мистрисъ Ольдершо (улица Діаны Пимлико) къ миссъ Гуильтъ (Западная Площадь, Старый Брамптонъ

‘Дамская уборная,
іюня 20-го, 8 ч. вечера

‘Дорогая Лидія, если не ошибаюсь, уже около трехъ часовъ прошло, съ тхъ поръ какъ я безцеремонно втолкнула васъ въ мой домъ на Западной Площади, сказавъ вамъ только, чтобы вы дожидались моего возвращенія, и потомъ, захлопнувъ за собой дверь, оставила васъ одну въ прихожей. Зная вашу впечатлительную натуру, моя милая, я боюсь, не поршили ли вы теперь наедин сами съ собою, что не было еще хозяйки въ мір, которая поступила бы такъ ужасно съ своею гостьей, какъ я поступила съ вами.

‘Поврьте, я нисколько не виновата, что такъ поздно приступаю къ объясненію моего страннаго поведенія. Въ то время какъ мы прогуливались съ вами сегодня въ Кенсингтонскомъ саду, случилось одно изъ тхъ безчисленнымъ, щекотливыхъ обстоятельствъ, которыя неразлучны съ моимъ въ высшей степени секретнымъ и деликатнымъ ремесломъ. Я не предвижу ни малйшей возможности вернуться къ вамъ скоро, а между тмъ нужно сообщить вамъ на ушко одно важное предостереженіе, сообщить которое я ужъ и безъ того слишкомъ долго медлила. Итакъ, пользуюсь свободными минутами, чтобы поговорить съ вами хотя письменно.

‘Начну съ предостереженія. Ни подъ какимъ видомъ не выходите сегодня вечеромъ изъ дому, а покамстъ не смерклось, не показывайтесь даже ни у одного изъ оконъ передняго фасада. Я имю поводъ думать, что нкто слдитъ за одною прелестною особой, живущею у меня въ дом. Но не тревожьтесь и не горячитесь, сейчасъ узнаете все.

‘Объясненія свои я начну съ того, что возвращусь къ нашей несчастной встрч въ саду съ тмъ священникомъ, который такъ обязательно проводилъ насъ обихъ вплоть до моего дома.

‘Въ ту минуту какъ мы подходили къ двери, у меня внезапно промелькнула въ голов мысль, что слдя за нами, священникъ могъ руководиться другимъ побужденіемъ, длающимъ мене чести его вкусу, и гораздо боле опаснымъ для насъ обихъ, нежели то побужденіе, которое вы ему приписывали. Короче сказать, Лидія, я усумнилась, чтобы вы нашли въ немъ новаго поклонника, но за то я сильно заподозрила въ немъ новаго врага. Мн некогда было передать вамъ свое подозрніе. Я успла только втолкнуть васъ въ домъ, и немедленно пустилась въ погоню за священникомъ, преслдуя его, въ свою очередь, съ такою же настойчивостью, съ какою онъ преслдовалъ насъ.

‘Сначала я шла немного поодаль, чтобы хорошенько обдумать все это дло и убдиться, что мои подозрнія не обманываютъ меня. Вдь у насъ съ вами нтъ секретовъ, и потому вы должны узнать въ чемъ заключались мои сомннія. Меня нисколько не удивило, что вы узнали его, у этого старика далеко необыкновенная наружность, и къ тому же вы дважды видли его въ Соммерсетшир: одинъ разъ, когда вы спрашивали у него дорогу къ квартир мистрисъ Армадель, и въ другой разъ, когда вы прошли мимо его, возвращаясь на станцію желзной дороги. Но принимая въ разчетъ то обстоятельство, что въ обоихъ этихъ случаяхъ вашъ вуаль былъ спущенъ, также какъ и сегодня въ саду, мн показалось немного страннымъ, чтобъ онъ могъ узнать васъ. Мн не врилось, чтобъ онъ могъ признать вашу фигуру въ лтнемъ плать, когда онъ видлъ ее только въ зимнемъ, и хотя при встрч съ нимъ мы разговаривали, а извстно, что вашъ голосъ составляетъ одну изъ вашихъ безчисленныхъ прелестей, я усумнилась, чтобъ онъ могъ узнать даже и вашъ голосъ. Но въ то же время что-то ясно говорило мн, что онъ васъ узналъ. Почему? спросите себя. Вотъ видите ли, моя милая, къ несчастію, мы въ это время какъ нарочно разговаривали о молодомъ Армадел. Я твердо убждена, что прежде всего онъ былъ пораженъ звукомъ этого имени, а вмст съ этимъ именемъ ему, конечно, пришелъ на память и вашъ голосъ, и можетъ быть даже ваша фигура. Ну, чтоьза бда? скажете вы! Подумайте хорошенько, Лидія, и отвчайте мн: не очень ли вроятно, что священникъ того мстечка, гд жила мистрисъ Армадель, могъ быть и ея другомъ? Если онъ дйствительно былъ ея другомъ, то, значитъ, и первымъ лицомъ, къ которому она, вроятно, обратилась за совтомъ, посл вашей выходки съ нею и безразсудной угрозы открыть все ея сыну,— былъ, вроятно, приходскій священникъ, исполнявшій въ то же время и должность окружнаго судьи, какъ сказалъ вамъ тогда самъ хозяинъ гостиницы.

‘Теперь вы понимаете, почему я оставила васъ такъ безцеремонно. Перейду потому къ дальнйшимъ событіямъ.

‘Я слдила за старымъ джентльменомъ, до тхъ поръ пока онъ не повернулъ въ уединенную улицу, и тогда, близь церкви, я подошла къ нему съ выраженіемъ глубочайшаго уваженія, написаннаго тогда (хвастаюсь этимъ) въ каждой черт моего лица.

‘—Извините меня, сэръ, сказала я,— если я осмлюсь спросить васъ, узнали ли вы ту даму, которая прогуливалась сегодня со мною въ саду, когда мы повстрчались съ вами?

‘— Извините меня, сударыня, если я также спрошу васъ, съ какою цлію предлагаете вы вен этотъ вопросъ, былъ полученный мною отвтъ.

‘—Я постараюсь объяснить вамъ это, сэръ, сказала я.— Если моя пріятельница вамъ знакома, то я попросила бы васъ удлить мн ваше вниманіе для одного весьма щекотливаго предмета, находящагося въ тсной связи съ одною умершею дамой и ея живущимъ сыномъ.

‘Онъ былъ пораженъ моими словами,— я это хорошо видла,— но въ то же время онъ настолько хитеръ, чтобы сдержать себя и выждать не скажу ли я еще чего-нибудь.

‘— Если я ошибаюсь, сэръ, полагая что вы узнали мою пріятельницу, продолжала я,— то прошу васъ извинить меня. Но я никакъ не могла предполагать, чтобы джентльменъ вашего званія сталъ слдить за дамой, совершенно для него постороннею.

‘Тутъ-то я его и поймала. Онъ покраснлъ (какъ вамъ это нравится въ его-то годы!) и сознался въ истин, для огражденія своей драгоцнной репутаціи.

‘— Я дйствительно уже встрчался однажды съ этою дамой, и сознаюсь узналъ ее сегодня въ саду, сказалъ онъ.— Извините меня, если я не стану объяснять вамъ, имлъ ли я или не имлъ какую-либо цль провожать ее до дома. Если вы желали только удостовриться, знакома ли мн ваша пріятельница, то желаніе ваше удовлетворено, а если вы имете сказать мн что-либо особенное, то я предоставляю вамъ самимъ ршить, время ли теперь для подобнаго объясненія.

‘Онъ остановился и посмотрлъ крутомъ. Я также остановилась и посмотрла кругомъ. Онъ сказалъ, что едва ли прилично говорить на улиц о такомъ щекотливомъ предмет. И я тоже сказала, что едва ли прилично говорить на улиц о такомъ щекотливомъ предмет. Онъ не пригласилъ меня къ себ. И я не пригласила его къ себ… Видали ли вы когда-нибудь, моя милая, двухъ незнакомыхъ кошекъ, сталкивающихся между собою носъ съ носомъ на крыш? Если вы ихъ видали, то, стало-быть, вы живо можете представить себ священника и меня.

‘— Ну, сударыня, сказалъ онъ, наконецъ:— что же, будемъ мы продолжать нашъ разговоръ, не взирая на обстоятельства?

‘— Да, сэръ, отвчала я,— мы, по счастію, оба въ такомъ возраст, что можемъ смло пренебрегать обстоятельствами. (Я замтила, что негодный старикашка посмотрлъ на мои сдые волосы, внутренно сознаваясь, что въ моемъ обществ репутація его находилась въ совершенной безопасности.)

‘Посл этого предварительнаго ворчанія и брюзжанія мы, наконецъ, приступили къ самому длу. Прежде всего я высказала ему мои подозрнія насчетъ того, что участіе, которое онъ выказалъ вамъ, было далеко не нжнаго свойства, съ чмъ, конечно, онъ поспшилъ согласиться для вящшаго оправданія своей репутаціи. Затмъ, я повторила ему все что вы разказывали мн о вашихъ похожденіяхъ въ Соммерсетшир, въ то время когда мы впервые замтили, что онъ слдитъ за нами. Не безпокойтесь, моя милая, я дйствовала по принципу. Если вы хотите сдлать ложь удобоваримою, всегда придавайте ей видъ истины. Итакъ, овладвъ довріемъ почтеннаго джентльмена, я объявила ему, что вы совершенно перемнили вашъ образъ мыслей со времени вашей послдней съ нимъ встрчи. Не называя, конечно, именъ, я воскресила вашего покойнаго негодяя-мужа, помстила его въ Бразиліи (первое мсто, пришедшее мн въ голову) и разказала о мнимо-полученномъ вами отъ него письм, въ которомъ онъ высказываетъ готовность простить свою заблудшую жену, если она раскается и возвратится къ своимъ обязанностямъ. Я уврила священника, что благородное поведеніе вашего мужа смягчило вашу закоснлую натуру, и затмъ, полагая, что произвела надлежащее впечатлніе, я смло пошла на приступъ. Я сказала ему:

‘— Въ ту минуту, какъ мы повстрчались съ вами, сэръ, моя несчастная пріятельница разказывала мн съ самымъ трогательнымъ раскаяніемъ о своемъ поступк относительно покойной мистрисъ Армадель. Она поврила мн свое желаніе хотя нсколько искупить свою вину, вознаградивъ сына мистрисъ Армадель, и по ея-то усиленной просьб (такъ какъ сама она не ршается смотрть вамъ въ глаза) я прошу васъ узнать, находится ли еще мистеръ Армадель въ Соммерсетшир, и не согласится ли онъ принять съ разсрочками ту сумму денегъ, которую моя пріятельница, по ея собственному сознанію, получила отъ мистрисъ Армадель, съ помощью угрозъ и вымогательствъ.

‘Вотъ вамъ мои подлинныя слова. Боле очаровательной сказки (въ которой все было бы объяснено такимъ удовлетворительнымъ образомъ) еще никто никогда не разказывалъ, она могла бы растрогать камень. Но этотъ соммерсетширскій священникъ хуже камня. Я красню за него, моя милая, говоря вамъ, что онъ, повидимому, былъ настолько безчувственъ, чтобы не поврить ни единому слову о происшедшей въ васъ перемн, о существованіи вашего супруга въ Бразиліи и о вашемъ трогательномъ желаніи уплатитъ деньга. Я нахожу, что такой человкъ приноситъ безчестіе церкви, что такая утонченная хитрость въ высшей степени неприлична въ лиц духовнаго званія.

‘— Не намрена ли ваша пріятельница отправиться къ своему супругу съ первымъ пароходомъ? соблаговолилъ онъ, наконецъ, спросить у меня, когда я окончила мой разказъ.

‘Признаюсь, я была взбшена и грубо проворчала въ отвтъ:,

‘— Да, она намрена хать.

‘— Какъ могу я снестись съ нею? спросилъ онъ.

‘Я снова огрызнулась.

‘— Письменно, черезъ меня.

‘— По какому адресу, сударыня?

‘— Тутъ я опять поддла его.

‘— Вы сами нашли мой адресъ, сэръ, сказала я.— Въ справочномъ стол вамъ могутъ сказать мое имя, если вы также желаете узнать его путемъ розысканій, въ противномъ, случа, вотъ вамъ моя карточка.

‘— Много благодаренъ вамъ, сударыня. Если ваша пріятельница желаетъ снестись съ мистеромъ Армаделемъ, то я также могу предложить вамъ въ замнъ мою карточку?

‘— Благодарю васъ, сэръ.

‘— Благодарю васъ, сударыня.

‘— Добраго вечера, сэръ.

‘— Добраго вечера, сударыня.

‘Такимъ образомъ мы разстались. Я пошла своею дорогой на свиданіе, назначенное у меня въ контор, а онъ поспшно пошелъ въ другую сторону, что было весьма подозрительно. Мене всего я могу примириться съ его безчувственностью. Помоги Богъ тмъ людямъ, которые, лежа на смертномъ одр, пошлютъ за нимъ для послдняго напутствія!

‘Теперь, спрашивается, что намъ длать? Если намъ не удастся устранить этого негоднаго старикашку, онъ можетъ разрушить вс наши планы въ Торпъ-Амброз въ ту минуту, когда мы уже почти достигаемъ нашей цли. Дайте мн раздлаться съ другимъ затрудненіемъ, которое мучитъ меня здсь, и тогда я приду къ вамъ съ свжею головой. Видана ли была когда-нибудь подобная неудача? Подумайте только: этотъ человкъ бросаетъ свою паству и является въ Лондонъ въ ту самую минуту, когда мы уже отвтили на объявленіе майора и на будущей недл можемъ ожидать извщенія! Онъ меня бситъ, вмшательство его епископа становится необходимымъ.

‘Искренно васъ любящая,
‘Марія Ольдершо.’

2. Отъ миссъ Гуильтъ къ мистрисъ Ольдершо.

Западная Площадь, іюня 20-го.

‘О, моя милая, бдная старушка, какъ мало знакомы вы съ моею, какъ вы ее называете, впечатлительною натурой! Вмсто того чтобы почувствовать себя оскорбленною вашимъ внезапнымъ уходомъ, я сла за фортепіано и совершенно позабыла о вашемъ существованіи, покамстъ не пришелъ вашъ посланный. Ваше письмо неподражаемо: я смялась надъ нимъ до изнеможенія силъ. Изъ всхъ нелпыхъ сказокъ, когда-либо мною слышанныхъ, та, которую вы разказали соммерсетширскому священнику, самая смшная. Что же касается до вашего свиданія съ нимъ на улиц, то вамъ гршно держать его въ секрет. Публика непремнно должна пользоваться имъ въ форм фарса, разыграннаго на одномъ изъ нашихъ театровъ.

‘Но возвратимся къ длу. Скажу вамъ, что по счастью для насъ обихъ, посланный вашъ весьма предусмотрительный человкъ. Онъ послалъ узнать ко мн наверхъ, не будетъ ли отвта. А я, несмотря на припадокъ безумной веселости, имла еще настолько смысла, чтобъ отвчать ему да.

‘Какой-то невжа-мущина сказалъ нкогда въ какой-то книг, что ни одна женщина въ мір не способна одновременно развивать въ своей голов дв отдльныя мысли. Скажу вамъ, что вы почти убдили меня сегодня въ справедливости этого мннія. Какъ! Посл того какъ какъ удалось незамтно ускользнуть въ вашу контору, зная въ то же время что за этимъ домомъ наблюдаютъ, вы хотите снова возвратиться сюда, чтобы такимъ образомъ дать священнику возможность вторично напасть на вашъ слдъ! Какое безуміе! Оставайтесь покамстъ тамъ, гд вы теперь находитесь, а когда покончите съ вашимъ затрудненіемъ въ Пимлико (я подозрваю, что тутъ замшана женщина, какъ они несносны эти женщины!), то потрудитесь прочесть то что я вамъ пишу о нашемъ общемъ затрудненіи, здсь, въ Брамптон.

‘Начну съ того, что за домомъ (какъ вы совершенно справедливо предполагали) присматриваютъ. Черезъ полчаса посл вашего ухода, громкіе голоса на улиц прервали мою игру на фортепіано и привлекли меня къ окну. У противоположнаго дома, тамъ гд отдаютъ въ наймы квартиры, стоялъ кабріолетъ, и какой-то пожилой человкъ, имвшій видъ почтеннаго слуги, громко спорилъ съ извощикомъ о цн. Тогда изъ дома показался старый джентльменъ, который прекратилъ ихъ споръ, потомъ вернулся въ домъ и осторожно выглянулъ изъ окна гостиной. Вы знаете это почтенное созданіе: нсколько часовъ тому назадъ онъ имлъ дерзость усумниться въ справедливости вашихъ словъ. Но не пугайтесь, онъ не видалъ меня. Когда онъ взглянулъ на мое окно, покончивъ счеты съ извощикомъ, я стояла за занавской. Съ тхъ поръ я дважды за нее пряталась и вынесла изъ своихъ наблюденій твердую увренность, что онъ и его слуга будутъ поперемнно смняться у окна, чтобы ни днемъ, ни ночью не терять изъ виду вашего дома. Конечно, священникъ не можетъ подозрвать всей истины. Но что онъ твердо убжденъ въ моихъ недобрыхъ намреніяхъ относительно молодаго Армаделя, и что вы совершенно утвердили его въ этомъ мнніи, это ясно какъ день. И всему этому нужно было случиться (какъ безпощадно припоминаете вы мн) въ ту самую минуту, когда мы только-что отвтили на публикацію и можемъ черезъ нсколько дней ожидать извстій отъ майора?

‘Да, это дйствительно ужасное положеніе для двухъ бдныхъ женщинъ! Дьявольски критическое подоженіе! Но мы легко выпутаемся изъ него, тетушка Ольдершо, благодаря тому что я заставила васъ сдлать не дале какъ за три часа до нашей встрчи съ соммерсетширскимъ священникомъ.

‘Памятна ли вамъ та маленькая ядовитая ссора, которая произошла сегодня между нами утромъ, посл того какъ мы напали на объявленіе майора въ газетахъ? Неужели позабыли вы, какъ я настойчиво доказывала вамъ, что вы слишкомъ извстны въ Лондон, чтобы служить мн рекомендательницей, или чтобы принимать въ вашемъ собственномъ дом (какъ вы опрометчиво предложили мн) тхъ дамъ и джентлъменовъ, которые пожелали бы обо мн справиться? Вспомните, какъ разсердились вы, когда я положила конецъ нашему спору, на-отрзъ отказавшись отъ всякаго участія въ этомъ дл, до тхъ поръ пока мн нельзя будетъ дать майору Мильрою другой адресъ, гд васъ совершенно не знаютъ, и другое имя, все-равно какое бы то ни было, лишь бы только не ваше? Какой убійственный взглядъ тогда бросили вы на меня, убдившись, что вамъ осталось только или совершенно отказаться отъ всей этой продлки, или уступитъ моимъ требованіямъ! Какъ вы злились, отправляясь на розыскъ квартиры но ту сторону парка! и какъ вы брюзжали, возвратившись домой и говоря о безполезныхъ будто бы издержкахъ, которымъ я подвергла васъ, заставивъ нанять меблированныя комнаты въ почтенной улиц Безватеръ! Что вы скажете теперь объ этихъ меблированныхъ комнатахъ, упрямая старуха? Здсь насъ ежеминутно могутъ открыть, и единственное средство спасенія заключается въ томъ, чтобы тайкомъ ускользнуть отъ священника. А въ Безватер насъ ожидаеть квартира куда не проникъ еще ни одинъ любопытный глазъ,— квартира, готовая поглотить насъ, въ которой мы можемъ укрыться отъ всякихъ дальнйшихъ преслдованій и смло отвчать на освдомленія майора. Видите ли вы, наконецъ, хоть немного подале вашего жалкаго стараго носа? Можетъ ли что-либо въ мір помшать, вамъ скрыться сегодня вечеромъ изъ Пимлико и чрезъ полчаса посл того устроиться на новой квартир, въ качеств моей почтенной рекомендательницы? О, стыдитесь, стыдитесь, тетушка Ольдершо! Сейчасъ же становитесь на ваши старыя, негодныя колни и благодарите судьбу, за то что она послала вамъ на помощь, для ныншней передлки, такую ловкую чертовку какъ я!

‘Теперь перейдемъ къ единственному затрудненію, о которомъ еще стоитъ говорить,— къ моему затрудненію. Какъ выбраться мн изъ этого дома незамченною, такъ чтобы ни священникъ, ни его слуга не могли слдить за мной по пятамъ?

‘Будучи здсь во всхъ отношеніяхъ плнницею, мн кажется, я должна пустить въ ходъ старинный способъ побговъ — переодванье. Я сейчасъ смотрла на вашу служанку. За исключеніемъ того что мы об блокуры, мы, правда, нисколько не похожи съ нею ни лицомъ, ни волосами, но она почти одного со мною роста и сложенія, и еслибъ ее одть со вкусомъ и изящно обуть, фигура ея не обличала бы положенія, занимаемаго ею въ обществ. Мой планъ таковъ: нарядить ее въ то платье, которое было на мн сегодня въ саду, выпустить ее изъ дому и, какъ скоро нашъ почтенный недругъ пустится за нею въ погоню, и берегъ очистится, самой ускользнуть изъ дому, чтобы присоединиться къ вамъ. Конечно, этотъ планъ былъ бы совершенно невозможенъ, еслибы меня видли съ приподнятымъ вуалемъ, но благодаря ужасному скандалу, послдовавшему за моимъ бракомъ, я рдко появляюсь въ публик, и въ особенности въ такомъ многолюдномъ город какъ Лондонъ, безъ густаго спущеннаго вуаля. Если горничная наднетъ мое платье, то я, право, не знаю, почему бы ей не представлять моей особы даже и всегда?

‘Весь вопросъ состоитъ въ томъ, можно ли на нее положиться? Если да, то напишите мн два слова и прикажите ей отъ вашего имени совершенно отдать себя въ мое распоряженіе. Я не скажу ей ни слова до полученія вашего отвта.

‘Отвчайте мн сегодня же вечеромъ. Покамстъ мы только толковали о доставленіи мн мста гувернантки, я мало заботилось объ исход этого дла. Но теперь, когда мы уже отвтили на публикацію майора Мильроя, я, наконецъ, перестаю шутить. Я твердо намрена сдлаться мистрисъ Армадель, владтельницею Торпъ-Амброза, и горе тому мущин или той женщин, которые перейдутъ мн дорогу!

‘Ваша,
‘Лидія Гуильтъ.

‘P. S. Снова вскрываю письмо, чтобъ успокоить васъ насчетъ вашего посланнаго: вамъ нечего бояться, что за нимъ будутъ слдить на возвратномъ пути въ Пимлико. Онъ подъдетъ въ извощичьемъ кабріолет къ какому-нибудь знакомому трактиру, разочтется съ извощикомъ у подъзда, и снова выйдетъ изъ дому затмъ ходомъ, извстнымъ только хозяину и его друзьямъ.— Л. Г.’

3. Отъ мистрисъ Ольдершо къ миссъ Гуильтъ.

‘Улица Діаны, 10 часовъ.

‘Дорогая Лидія, вы написали мн жестокое письмо. Еслибы вы находились въ томъ мучительномъ, истомленномъ положеніи, въ которомъ находилась я, когда писала къ вамъ мое письмо, то я, конечно, извинила бы моего друга, еслибы нашла его мене остроумнымъ, нежели обыкновенно. Но главнйшій недостатокъ нашего времени заключается въ отсутствіи снисходительности и уваженія къ лицамъ извстнаго возраста. Вы находитесь въ ужасномъ настроеніи духа моя милая, и вамъ нуженъ хорошій примръ. Онъ передъ вами: я прощаю васъ.

‘Облегчивъ свою душу этимъ добрымъ дломъ, я попытаюсь теперь доказать вамъ (хоть я и сильно протестую противъ вульгарности этого выраженія), что я могу видть немного подальше своего жалкаго стараго носа!

‘Сначала я отвчу на вашъ вопросъ о горничной. Вы можете вполн довриться ей. Она также видла горе и научилась быть скромною. Сверхъ того, она подходитъ къ вашему возрасту, хотя справедливость требуетъ замтить, что она смотритъ моложе васъ тремя или четырьмя годами. Я прилагаю ей при семъ нкоторыя необходимыя инструкціи, которыя совершенно отдадутъ ее въ ваше распоряженіе.

‘Затмъ слдуетъ планъ о вашемъ перезд ко мн въ Безватеръ. Планъ этотъ самъ по себ прекрасенъ, но онъ нуждается въ весьма разумной поправк. Намъ необходимо (я сейчасъ объясню вамъ почему) обмануть священника гораздо полне и серіозне нежели какъ вы предполагали сначала. Я желаю, чтобъ онъ увидалъ лице горничной при обстоятельствахъ, которыя убдятъ его, что это ваше лице, и наконецъ, я желаю, чтобъ онъ присутствовалъ при отъзд ея изъ Лондона, воображая, что онъ видитъ васъ на пути въ Бразилію. Онъ не врилъ въ это путешествіе, когда я возвстила ему о немъ сегодня на улиц. Но онъ еще можетъ поврить ему, если вы исполните наставленія, которыя я намрена вамъ сдлать.

‘Завтра суббота. Нарядите горничную въ ваше утреннее платье и выпустите ее изъ дому, какъ вы и намрены были сдлать, сами же сидите смирно и не показывайтесь даже у окна Прикажите женщин спустить вуаль, погулять съ полчаса по улицамъ (конечно, не обращая вниманія ни на священника, ни на его слугу, если они будутъ слдовать за нею по пятамъ), и потомъ опять возвратиться къ вамъ. Какъ скоро она вернется, велите ей немедленно подойдти къ открытому окну, какъ бы разсянно приподнять свой вуаль и выглянуть на улицу. Минуты черезъ дв пусть она отойдетъ отъ окна, сниметъ свою шляпку а шаль, и затмъ еще разъ покажется или у окна, или еще лучше на балкон. Въ продолженіе дня она можетъ показаться еще нсколько разъ, но не слишкомъ часто. А на другой день, въ воскресенье,— такъ какъ мы имемъ дло съ духовною особой,— непремнно пошлите ее въ церковь. Если вс эти продлки не убдятъ священника, что лицо горничной — ваше лицо, и если он не заставятъ его поврить совершившейся въ васъ перемн, то я должна буду сознаться передъ вами, моя милая, что тетушка Ольдершо даромъ прожила свои 60 лтъ въ сей юдоли плача и скорбей.

‘Слдующій день будетъ понедльникъ. Я узнала по газетамъ, что во вторникъ изъ Ливерпуля отправляется пароходъ въ Бразилію. Ничего не можетъ быть лучше: мы отправимъ васъ въ эту дальнюю сторонку на глазахъ самого священника, и вотъ какъ я намрена это устроить.

‘Въ часъ пополудни пошлите за наемнымъ кабріолетомъ слугу, который занимается у меня чисткою ножей и вилокъ, а когда экипажъ будетъ у подъзда, пошлите его за другимъ кабріолетомъ, въ которомъ пусть онъ ожидаетъ васъ за угломъ дома на площади. Тогда горничная (переодтая въ ваше платье) отправится въ первомъ кабріолет, со всми необходимыми принадлежностями, на станцію Сверо-Западной желзной дороги, а вслдъ за нею вы украдкой шмыгните въ другой кабріолетъ, поджидающій васъ за угломъ, и катите ко мн въ Безватеръ. Очень можетъ быть, что за кабріолетомъ горничной пустятся въ погоню, такъ какъ онъ будетъ стоять на виду у подъзда, но гд же имъ услдить за вашимъ кабріолетомъ, который будетъ скрываться за угломъ?.. Когда горничная прибудетъ на станцію и употребитъ вс усилія чтобы скрыться въ толп (съ этою цлью я выбрала для нея смшанный поздъ, отправляющійся въ два часа и десять минутъ), вы уже будете сидть у меня въ совершенной безопасности, и тогда какое намъ дло, если они даже узнаютъ, что горничная не ухала въ Ливерпуль. Вашъ слдъ будетъ для нихъ потерянъ, а за нею, если имъ угодно, пусть рыщутъ по всему Лондону. Въ этомъ письм я прилагаю ей мои инструкціи насчетъ пустыхъ чемодановъ, которые, будучи оставлены на произволъ судьбы, попадутъ въ контору, устроенную для храненія затерянныхъ вещей, сама же она отправится къ своимъ знакомымъ въ Сити и будетъ ожидатъ тамъ моего увдомленія.

‘Но какая цлъ всего этого? спросите вы, можетъ-быть. Цлъ эта, дорогая Лидія,— мое и ваше собственное спокойствіе. Намъ или удастся или не удастся увритъ священника, что вы дйствительно ухали въ Бразилію. Въ первомъ случа, онъ уже не будетъ внушатъ намъ никакихъ опасеній, во второмъ,— онъ будетъ предостерегать молодаго Армаделя противъ женщипы похожей на мою горничную, а не противъ женщины, похожe на васъ. Этотъ послдній пунктъ весьма важенъ въ томъ отношеніи, что мы не уврены, умолчала ли мистрисъ Армадель о вашемъ двичьемъ имени. Если она упомянула о немъ, то миссъ Гуильтъ, которую онъ станетъ описывать, какъ ускользнувшую изъ его рукъ, будетъ до такой степени непохожа на миссъ Гуильтъ, обитательницу Торпъ-Амброза, что всякій увидитъ тутъ лишь тождественность именъ, но ни въ какомъ случа не тождественность лицъ.

‘Что вы скажете теперь о моей поправк вашего плана? Такъ ли пуста кажется вамъ теперь моя голова, какъ она казалась вамъ до полученія этого письма? Не думайте, впрочемъ, чтобъ я уже слишкомъ хвасталась моею изобртательностью. Газеты еженедльно сообщаютъ намъ о несравненно боле ловкихъ штукахъ, которыми плуты надуваютъ публику. Я хочу лишь доказать вамъ, что моя помощь столько же необходима теперь для успха торпъ-амброзской спекуляціи, сколько она была необходима вамъ въ то время, когда я приступала къ нашимъ первымъ важнымъ открытіямъ, при посредств юноши съ невинною физіономіей, и съ помощью частной справочной конторы на Шэдисайдской Площади.

‘Боле сказать вамъ, кажется, нечего, кром того что я собираюсь перезжать на новую квартиру, и что на чемодан моемъ уже выставлена моя новая фамилія. Да, послднія минуты тетушки Ольдершо изъ Дамской Уборной уже близки, но не дале какъ черезъ пять минутъ произойдетъ на свтъ Божій въ извощичьемъ кабріолет мистрисъ Мандевиллъ, почтенная рекомендательница миссъ Гуильтъ. Право, я, должно-быть, еще очень молода сердцемъ, потому что ршительно влюбилась въ мое романтическое имя, оно почти также хорошо звучитъ, какъ имя мистрисъ Армадель изъ Торпъ-Амброза, не правда да? Прощайте, моя милая, желаю вамъ пріятныхъ сновъ. Если случится что-либо особенное между ныншнимъ днемъ и понедльникомъ, то извстите меня немедленно по почт. Если же ничего не случится, то вы какъ разъ поспете ко мн вовремя, чтобъ отвчать на первыя справки майора. Вотъ вамъ мое послднее наставленіе: отнюдь не выходите изъ дому и не показывайтесь у оконъ передняго фасада до понедльника.

‘Искренно васъ любящая,

‘Марія Ольдершо.’

VI. Мидвинтеръ въ маск.

Двадцать перваго числа, около двнадцати часовъ дня, миссъ Мильрой блуждада въ саду мызы,— освобожденная отъ всякой обязанности у постели своей больной матери, въ состояніи которой произошла значительная перемна къ лучшему,— какъ вдругъ вниманіе ея привлечено было звукомъ голосовъ въ парк. Въ одномъ изъ нихъ она сейчасъ же узнала голосъ Аллана, а другой былъ для нея совершенно незнакомъ. Она раздвинула втви кустарника около палисады, и посмотрвъ въ отверстіе, увидала Аллана, приближавшагося къ калитк мызы въ сопровожденіи тонкаго, смуглаго, невысокаго мущины, который говорилъ съ большимъ одушевленіемъ и громко смялся. Миссъ Мильрой побжала домой, чтобы предупредить отца о посщеніи мистера Армаделя и прибавить, что онъ ведетъ съ собою какого-то крикливаго гостя, должно быть друга своего, живущаго съ нимъ въ большомъ дом.

Но не ошиблась ли майорская дочка въ своихъ предположеніяхъ? Неужели этотъ крикливый спутникъ сквайра былъ прежній застнчивый и впечатлительный Мидвинтеръ? Да, это дйствительно былъ онъ. Въ это утро на глазахъ Аллана, въ спокойныхъ манерахъ его друга совершилась странная перемна.

Когда, окончивъ чтеніе поразительнаго письма мистера Брока, Мидвинтеръ появился въ столовой, Алланъ былъ слишкомъ занятъ, чтобъ обратить на него вниманіе. До сихъ поръ неразршенное еще затрудненіе относительно выбора дня для офиціальнаго обда еще разъ настойчиво потребовало серіознаго обсужденія, и наконецъ (по совту дворецкаго) для торжества этого назначена была суббота двадцать осьмаго числа. Только вторично обернувшись къ Мидвинтеру, чтобы сказать ему, сколько времени оставалось имъ, благодаря этому новому ршенію, для пересмотра счетныхъ книгъ управляющаго, разсянный Алланъ замтилъ, наконецъ, перемну, происшедшую въ лиц его друга. Врный своему обыкновенію, онъ рзко спросилъ о причин и сейчасъ же смолкъ, подучивъ брюзгливый, чуть-чуть не сердитый отвтъ. Оба сли завтракать, безъ обычнаго радушія, и продолжали хранить мрачное молчаніе, до тхъ поръ пока самъ Мидвинтеръ не нарушилъ его страннымъ взрывомъ веселости, открывшимъ Аллану новую сторону въ характер его друга.

Заключеніе молодаго Армаделя и въ этомъ случа, какъ всегда, оказалось ошибочнымъ. Не новая сторона характера обнаружилась теперь въ Мидвинтер, а только новый видъ вчно повторявшейся борьбы его жизни. Раздраженный тму что Алланъ замтилъ въ немъ перемну, которая ускользнула отъ него самого, когда онъ смотрлся въ зеркало пре выход изъ своей комнаты, чувствуя на себ вопрошающій взглядъ Аллана, и опасаясь съ его стороны новыхъ разспросовъ, Мидвинтеръ ршился во что бы то ни стало изгладить впечатлніе, произведенное его измнившимся лицомъ. Это было одно изъ тхъ усилій, на которыя способны бываютъ только люди съ его живымъ нравомъ и съ его женственною воспріимчивою организаціей. Онъ былъ вполн убжденъ, что со времени открытія, сдланнаго священникомъ въ Кенсингтонскомъ саду, неизбжный рокъ быстрыми шагами приближается къ нему самому и къ Аллану, лицо его еще носило отпечатокъ страданія отъ укрпившейся увренности, что предсмертное предостереженіе отца его въ каждомъ новомъ событіи подтверждаетъ свое грозное право разлучить его во что бы то ни стало съ единственнымъ дорогимъ ему существомъ, и онъ уже начилъ сильно опасаться, чтобы первое таинственное видніе Алланова сна не осуществилось на дл еще до наступленія слдующаго дня. Подъ вліяніемъ всхъ этихъ опасеній, созданныхъ его суевріемъ и овладвшихъ имъ въ эту минуту сильне обыкновеннаго, Мидвинтеръ безпощадно подстрекалъ свою ршимость и довелъ ее до отчаяннаго усилія превзойяти самого Аллана въ веселости и хорошемъ настроеніи духа. Онъ болталъ, смялся, безъ разбора накладывалъ себ на тарелку кушанья съ каждаго блюда, находившагося на стол, паясничалъ, выкидывалъ разныя штуки, ни чуть не смшныя, и разказывалъ исторіи, не имвшія ни капли остроумія. Сначала онъ удивилъ Аллана, потомъ заставилъ его смяться и, наконецъ, легко вызвалъ его на откровенность относительно миссъ Мильрой. Мидвинтеръ съ такимъ громкимъ смхомъ встртилъ внезапно развившійся въ голов Аллана планъ насчетъ брака, что слуги, сидвшіе внизу, подумали, ужь не сошелъ ли съ ума странный пріятель ихъ господина. Наконецъ, онъ съ такою готовностью принялъ предложеніе Аллана — представиться майорской дочк, чтобы составить себ о ней личное понятіе, что можно было бы принять его за самаго доврчиваго человка въ мір. И вотъ оба они стоятъ у калитки мызы, голосъ Мидвинтера все боле и боле покрываетъ голосъ Аллана, а его природныя манеры прячутся (и онъ одинъ знаетъ, чего это ему стоитъ) подъ грубою маской смлости, дерзкой, невыносимой,— смлости робкаго человка!

Въ гостиной ихъ встртила дочь майора, сказавшая имъ что отецъ сейчасъ выйдетъ.

Алланъ попытался было представить ей своего друга на основаніи общепринятыхъ условій, но къ его величайшему удивленію Мидвинтеръ проворно перебилъ его вступительную рчь, и самъ отрекомендовался миссъ Мильрой съ самоувреннымъ взглядомъ, съ жесткимъ смхомъ и съ какою-то неуклюжею развязностью, которая представила его въ самомъ невыгодномъ свт. Его искусственная веселость, все боле и боле подстрекаемая съ самаго утра, стала переходить въ истерическое раздраженіе, котораго онъ не въ силахъ былъ подавить. Онъ смотрлъ и говорилъ съ тмъ поразительнымъ нахальствомъ, которое овладваетъ робкимъ человкомъ, когда онъ сбрасываетъ съ себя узду, и которое есть прямое слдствіе того самаго усилія, съ помощію котораго онъ освободился отъ стснявшихъ его препонъ. Онъ несъ страшную околесицу, путаясь въ извиненіяхъ, которыхъ никто не требовалъ, въ комплиментахъ, которые показались бы слишкомъ неумстными даже для тщеславія дикарки. Онъ посматривалъ то на миссъ Мильрой, то на Аллана и шутливо прибавлялъ, что понимаетъ теперь, почему утреннія прогулки его друга всегда происходили въ одномъ и томъ же направленіи. Предложивъ молодой двушк вопросъ о здоровьи ея матери, онъ, не дожидаясь отвта, заговаривалъ съ ней о погод, и едва успвъ замтить что день долженъ казаться ей чрезвычайно жаркимъ, вслдъ затмъ начиналъ уврять ее, что совершенно завидуетъ ея кисейному платью.

Наконецъ, вошелъ майоръ. Не давъ и ему сказать двухъ словъ, Мидвинтеръ накинулся на него съ тою же дикою фамильярностью и съ тою же лихорадочною быстротой рчи, онъ освдомился о здоровьи мистрисъ Мильрой въ выраженіяхъ, которыя показались бы неловкими даже въ устахъ близкаго друга дома, и разсыпался въ извиненіяхъ о томъ, что потревожилъ майора въ его занятіяхъ. Онъ сослался за восторженные отзывы Аллана о часахъ, и въ самыхъ причудливыхъ выраженіяхъ высказалъ свое нетерпливое желаніе ихъ видть. Потомъ онъ началъ хвастать своимъ поверхностнымъ книжнымъ знакомствомъ съ большими стразбургскими часами, отпуская вычурныя шутки о необыкновенныхъ автоматическихъ фигурахъ, приводимыхъ въ движеніе механизмомъ, о процессіи двнадцати апостоловъ, проходящихъ въ полдень подъ циферблатомъ, о птух, который кричитъ при появленіи апостола Петра, и все это передъ человкомъ, изучившимъ каждое колесо этого сложнаго механизма, и употребившимъ многіе годы своей жизни на подражаніе ему.

— Я слышалъ, что вы перещеголяли и стразбургскихъ апостоловъ и стразбургскаго птуха, воскликнулъ онъ тономъ друга, пользующагося правомъ полнйшей безцеремонности,— и объявляю вамъ, майоръ, что положительно сгараю отъ нетерпнія видть ваши удивительные часы!

Майоръ Мильрой вошелъ въ комнату, еще погруженный въ мысль о своихъ механическихъ занятіяхъ. Но внезапный натискъ Мидвинтеровой фамильярности тотчасъ же привелъ его въ сознаніе и, по крайней мр, на нкоторое время возвратилъ ему весь навыкъ свтскаго человка.

— Извините меня, если я перебью васъ, сказалъ онъ, останавливая Мидвинтера взглядомъ, выражавшимъ тупое удивленіе.— Я самъ видалъ стразбургскіе часы, и мн кажется дикимъ и нелпымъ (не взыщите за выраженіе) сравнивать мой маленькій опытъ съ этимъ удивительнымъ произведеніемъ искусства. Есть ли что-либо равное ему въ цломъ мір!

Онъ замолчалъ, чтобы подавить свой собственный, возраставшій восторгъ. Стразбургскіе часы для майора Мильроя были то же, что имя Микеля-Анджело для сэра оссіи Райнольдса.

— Снисходительность мистера Армаделя вовлекла его въ преувеличеніе, продолжалъ майоръ, улыбаясь Аллану, и не обращая ни малйшаго вниманія на новую попытку Мидвинтера овладть разговоромъ.— Но такъ какъ между большими заграничными часами и моею маленькою бездлкой есть то сходство, что оба механизма показываютъ свои фокусы въ то время, когда бьетъ двнадцать часовъ, и такъ какъ теперь уже скоро полдень, то если вы желаете постить мою мастерскую, мистеръ Мидвитеръ, милости просимъ, чмъ скорй, тмъ лучше. Онъ отворилъ дверь и церемонно извинился передъ Мидвинтеромъ въ томъ, что первый выходитъ изъ комнаты.

— Какъ вы находите моего друга? прошепталъ Алланъ миссъ Мильрой, слдуя вмст съ нею за ея отцомъ.

— Вы хотите знать правду, мистеръ Армадель? прошептала она въ отвтъ.

— Конечно!

— Ну, такъ знайте же, что онъ мн вовсе не нравится!

— Онъ милйшій малый въ цломъ мір, возразилъ откровенный Алланъ.— Я увренъ, что вы непремнно полюбите его, когда познакомитесь съ нимъ покороче,— совершенно въ этомъ увренъ!

Миссъ Мильрой сдлала маленькую гримаску, выражавшую полнйшее равнодушіе къ Мидвинтеру и дерзкое удивленіе относительно похвалъ, которыя Алланъ такъ искренно расточалъ достоинствамъ своего друга.

‘Неужели онъ не нашелъ сказать мн ничего интересне этого,’ подумала она про себя, ‘посл того какъ вчера утромъ дважды поцловалъ мою руку?’

Но прежде чмъ Алланъ могъ приступить къ боле интересному предмету, вс они очутились въ мастерской майора. Тамъ, наверху грубаго деревяннаго ящика, въ которомъ очевидно помщался механизмъ, стояли диковинные часы. Вверху циферблата, на стеклянномъ пьедестал, установленномъ на скал изъ чернаго дерева, стояла неизбжная фигура Времени, съ своею вчною косой въ рук. Внизу циферблата находилась маленькая платформа, по обимъ концамъ которой стояли дв миніатюрныя будки съ затворенными дверками. Вотъ все что представлялось глазамъ зрителя снаружи, до наступленія магической минуты, когда часы должны были пробить двнадцать.

До полудня оставалось еще три минуты, которыя майоръ Мильрой употребилъ на объясненіе предстоящаго зрлища. Съ самыхъ первыхъ словъ вс его мысли сосредоточились на любимомъ и единственномъ занятіи его жизни. Онъ вернулся къ Мидвинтеру (неумолкавшему съ той минуты какъ они вышли изъ гостиной) безъ малйшаго слда того холоднаго и рзкаго тона, которымъ онъ говорилъ съ нимъ нсколько минутъ назадъ. Безцеремонный болтунъ, казавшійся докучнымъ постителемъ въ гостиной, длался привилегированнымъ гостемъ въ мастерской, куда онъ вносилъ съ собою одно драгоцнное, всеискупляющее достоинство, совершенное незнаніе штукъ, выдлываемыхъ удивительными часами

— Какъ скоро раздастся первый ударъ, мистеръ Мидвинтеръ, сказалъ майоръ съ одушевленіемъ,— устремите ваши глаза на фигуру Времени: она шевельнетъ своею косой и пригнетъ ее внизъ къ стеклянному пьедесталу. Вслдъ затмъ за стекломъ появится маленькая печатная карточка, которая покажетъ вамъ число мсяца и день недли. При двнадцатомъ удар Время приведетъ свою косу въ прежнее положеніе и куранты начнутъ трезвонъ. По окончаніи трезвона они проиграютъ одинъ мотивъ, любимый маршъ моего прежняго полка, и затмъ послдуетъ, окончательное представленіе. Въ эту минуту будки, которыя вы видите по обимъ сторонамъ платформы, растворятся. Въ одной изъ нихъ покажется часовой, а изъ другой выйдетъ капралъ съ двумя рядовыми, которые перейдутъ черезъ платформу, смнятъ прежняго часоваго, поставивъ на его мст новаго, удалятся. Я долженъ просить вашего снисхожденія относительно этой послдней части представленія. Механизмъ немного сложенъ, и къ стыду моему, я долженъ сознаться, что въ немъ есть недостатки, которыхъ я до сихъ поръ еще не усплъ исправить. Иногда фигуры идутъ со всмъ не туда куда слдуетъ, а иногда отлично. Надюсь, что они постараются вести себя хорошо для перваго знакомства.

Въ то время какъ майоръ, стоявшій подл своихъ часовъ, произнесъ послдніе слова, три слушателя его, собравшіеся на противоположномъ конц комнаты, смотрли какъ часовая и минутная стрлки сходились вмст на циферблат. Раздался первый ударъ, и Время, врное данному сигналу, опустило свою косу внизъ. Потомъ за стекляннымъ пьедесталомъ показалась печатная карточка съ изображеніемъ числа мсяца и дня недли, Мидвинтеръ привтствовалъ ея появленіе громкими преувеличенными одобреніями, которыя миссъ Мильрой приняла за грубую насмшку надъ занятіями ея отца, а Алланъ, видя, что она оскорбилась, пытался умрить неестественный восторгъ своего друга, слегка толкая его подъ локоть. Между тмъ представленіе продолжалось. При двнадцатомъ удар, Время снова подняло свою косу, куранты зазвонили, проиграли любимый полковой маршъ майора, и послдній актъ смны караульнаго возвщенъ былъ публик предварительнымъ дрожаніемъ будокъ и внезапнымъ исчезновеніемъ майора позади часовъ.

Дйствіе началось тмъ, что будка, находившаяся по правую сторону платформы, растворилась съ необыкновенною пунктуальностію, но дверь другой будки была мене податлива и упорно оставалась запертою. Ничего не подозрвая объ этой задержк, капралъ и оба рядовые поспшно явились на своихъ мстахъ, въ строгой дисциплин, шатаясь и дрожа всми членами, они побжали черезъ платформу, ударились со всхъ ногъ о запертую дверь противоположной будки и все-таки не произвели ни малйшаго впечатлнія на неподвижнаго часоваго, скрывавшагося внутри ея. Въ машин послышалось перемежающееся щелканье, производимое ключами и инструментами майора. Капралъ и рядовые сдлавъ внезапный вольтъ-фасъ, опять промаршировали черезъ платформу, и скрывшись въ глубин своей будки, громко захлопнули за собою дверь. Въ эту самую минуту впервые растворилась дверь второй будки, и возмутительный часовой медленно показался на своемъ мст, дожидаясь смны. Но напрасно онъ ждалъ. Внутри первой будки раздавалось только по временамъ нетерпливое постукиванье въ дверь, какъ будто капралъ и рядовые просились наружу. Опять послышалось щелканье инструментовъ въ механизм, и, наконецъ, капралъ и его команда, внезапно выпущенные на волю, поспшно выскочили изъ будки и вихремъ понеслись черезъ платформу. Но какъ ни спшили они, а часовой второй будки, до сихъ поръ обнаруживавшій невыносимую мшкатность, теперь какъ будто на зло оказался проворне ихъ. Онъ съ быстротою молніи исчезъ въ глубин своихъ владній, дверь быстро за нимъ захлопнулась, капралъ съ рядовыми во второй разъ ударились объ нее со всхъ ногъ, а майоръ, выглянувъ изъ-за часовъ, пренаивно спросилъ у зрителей: не соблаговолятъ ли они объявитъ ему, какъ сошло представленіе?

Фантастическая нелпость всей этой сцены, удвоенная серіознымъ вопросомъ майора Мильроя, была такъ неотразимо смшна, что гости залились громкимъ смхомъ, даже сама миссъ Мильрой, со всмъ ея уваженіемъ къ щекотливой гордости отца относительно часовъ, не могла воздержаться отъ участія въ веселости, вызванной катастрофою куколъ. Но и смхъ иметъ свои границы, и эти границы были такъ безсовстно нарушены однимъ изъ членовъ этого маленькаго общества, что другія два лица почти мгновенно смолкли. Пароксизмъ искусственной веселости Мидвинтера перешелъ въ совершенное безуміе, какъ только кончилась кукольная комедія. Припадки смха слдовали одинъ за другимъ съ такою судорожною силой, что миссъ Мильрой отскочила отъ него въ испут, и даже самъ долготерпливый майоръ устремилъ на него взглядъ, ясно говорившій: ‘Убирайтесь вонъ!’ Алланъ, въ первый разъ въ жизни повиновавшійся благоразумному побужденію, схватилъ Мидвинтера за руку, насильно вытащилъ его въ садъ, а оттуда въ паркъ.

— Боже праведный, что съ вами! воскликнулъ онъ, въ первый разъ нагибаясь къ Мидвинтеру и съ ужасомъ отскакивая отъ его страдальческаго лица.

Въ первую минуту Мидвинтеръ ничего не могъ отвчать. Истерическій припадокъ перешелъ изъ одной крайности въ другую. Онъ прислонился къ дереву, рыдая и едва переводя дыханіе, и съ безмолвною мольбой протянулъ свою руку къ Аллану, какъ бы прося дать ему время успокоиться.

— Зачмъ вы спасли меня отъ горячки, сказалъ онъ невнятно, какъ скоро силы позволили ему говорить.— Я навсегда остался несчастнымъ безумцемъ, Алланъ, я до сихъ поръ отъ нея не оправился. Вернитесь назадъ, и выпросите у нихъ за меня прощеніе, мн совстно идти самому просить ихъ объ этомъ. Я не знаю какъ это случилось. Знаю только, что я виноватъ передъ ними и передъ вами.

Онъ быстро отвернулся, чтобы спрятать свое лицо.

— Не оставайтесь здсь, продолжалъ онъ,— не смотрите на меня, это скоро пройдетъ.

Но Алланъ медлилъ, и умолялъ чтобъ ему дозволено было проводить Мидвинтера домой. Все было напрасно.

— Вы терзаете мое сердце вашею добротой, оказалъ онъ порывисто.— Ради самого Бога оставьте меня одного!

Алланъ вернулся на мызу и сталъ извиняться за Мидвинтера съ искренностью и простотою, которыя возвысили его въ глазахъ майора, но произвели самое неблагопріятное впечатлніе на миссъ Мильрой. Сама того не подозрвая, она уже слишкомъ любила Аллана, чтобы не ревновать его къ Мидвинтеру.

‘Какъ это нелпо!’ подумала она съ сердцемъ. ‘Какъ будто я или папа станемъ придавать какое-либо значеніе дерзкимъ выходкамъ такой ничтожной личности!’

— Не правда ли, вы будете такъ добры, что пріостановите вашъ приговоръ о моемъ друг, майоръ Мильрой? искренно спросилъ Алланъ на прощаньи.

— Съ величайшимъ удовольствіемъ! отвчалъ майоръ, дружески пожимая ему руку.

— И вы также, миссъ Мильрой, не правда ли? прибавилъ Алланъ.

Отвтъ миссъ Мильрой сопровождался безпощадно церемоннымъ поклономъ.

— Мое мнніе, мистеръ Армадель, ровно ничего не значитъ, сказала она.

Уходя съ мызы, Алланъ напрасно ломалъ себ голову о причин внезапной холодности къ нему миссъ Мильрой. Его великій планъ примирить съ собою всхъ сосдей, сдлавшись женатымъ человкомъ, потерплъ существенное измненіе, въ то время какъ онъ запиралъ за собою садовую калитку. Добродтель, называемая благоразуміемъ, и Торпъ-Амброзскій сквайръ въ первый разъ познакомились между собою въ эту минуту, и Алланъ, по обыкновенію своему, стремглавъ пустившійся по дорог къ своему нравственному преобразованію, твердо ршился не дйствовать поспшно!

Человкъ, вступающій на путь самоисправленія, долженъ бы, казалось, имть весьма поощрительныя побужденія держаться того правила, что добродтель сама себ служить наградой. Но добродтель не всегда служитъ себ наградой, а путь, ведущій къ нравственному совершенству, при всей своей почтенности, иногда весьма плохо освщенъ. Алланъ какъ будто заразился отчаяніемъ своего друга. Возвращаясь домой, онъ также началъ сомнваться,— хотя по совершенно другимъ причинамъ и подъ вліяніемъ совершенно различныхъ соображеній,— чтобы жизнь въ Торпъ-Амброз оказалась на дл такою же счастливою въ будущемъ, какою она представлялась ему еще такъ недавно.

VII. Интрига усложняется.

Когда Алланъ вернулся домой, ему передали два порученія. Одно отъ Мидвинтера, который просилъ сказать мистеру Армаделю, что онъ ушелъ погулять, и чтобы мистеръ Армадель не тревожился, если онъ не скоро вернется. Другое порученіе было отъ какого-то господина изъ конторы мистера Педгифта, который приходилъ по назначенію въ то время, когда оба джентльмена сидли у майора.

— Мистеръ Башвудъ просилъ передать его почтеніе мастеру Армаделю, и сказать, что онъ будетъ имть честь явиться къ нему вторично въ продолженіе вечера.

Около пяти часовъ Мидвинтеръ вернулся домой блдный и молчаливый. Алланъ поспшилъ уврить его, что онъ уже вымолилъ ему прощеніе на мыз, и чтобы перемнить разговоръ упомянулъ о мистер Башвуд. Мидвинтеръ былъ до такой степени озабоченъ или истомленъ, что никакъ не могъ припомнить этого имени. Тогда Алланъ долженъ былъ вспомнить ему, что Башвудъ былъ тотъ самый пожилой клеркъ, котораго мистеръ Педгифть прислалъ сюда для наставленія Мидвинтера въ должности управляющаго. Послдній выслушалъ все это безъ малйшаго замчанія и удалился въ своя комнату отдохнуть немного до обда.

Оставшись одинъ, Алланъ отправился въ библіотеку, чтобъ убить кое-какъ время за книгою. Много томовъ перебралъ онъ съ полокъ, нкоторые изъ нихъ опять положилъ на прежнее мсто, но тмъ все и кончилось. Миссъ Мильрой какимъ-то непостижимымъ, таинственнымъ образомъ постоянно становилась между читателемъ и его книгой. Ея церемонный поклонъ и жесткія прощальныя слова не выходила изъ головы Аллана, несмотря на вс его усилія забыть ихъ, по мр того какъ время шло, въ немъ все сильне и сильне разгаралось нетерпливое желаніе возвратить ея утраченную благосклонность. Идти на мызу во второй разъ въ одинъ и тотъ же день, чтобы опросить у нея, не имлъ ли онъ несчастія оскорбить ее, было невозможно. Предложить же ей этотъ вопросъ письменно со всею необходимою деликатностью, оказалось для него на дл слишкомъ трудною, невыполнимою задачей. Сдлавъ нсколько круговъ по комнат съ перомъ во рту, онъ ршился на боле дипломатическій образъ дйствій (который въ данномъ случа оказался и наиболе удобнымъ): написать къ миссъ Мильрой такъ, какъ будто бы между ними не произошло ничего непріятнаго, и судить по ея отвту о томъ значеніи, которое онъ иметъ въ ея глазахъ. Какое-нибудь приглашеніе (относящееся также и къ ея отцу, но адресованное прямо на ея имя) должно было непремнно вызвать письменный отвтъ, все затрудненіе состояло лишь въ томъ, какого рода приглашеніе сдлать ей. При его настоящихъ отношеніяхъ къ сосднимъ дворянамъ, Аллану нечего было и думать о бал. Объ устройств обда, когда не было ни единой пожилой дамы въ дом для встрчи миссъ Мильрой, за исключеніемъ мистрисъ Грипперъ, которая могла бы принять ее лишь въ кухн, также не могло быть рчи. Итакъ, какое бы приглашеніе выдумать? Всегда готовый просить совта и помощи у всхъ, кто только могъ быть ему полезнымъ, Алланъ, сознавая свое собственное безсиліе, не задумавшись позвонилъ въ колокольчикъ и удивилъ слугу, явившагося на зовъ, вопросомъ о томъ, какъ проводили время прежніе владльцы Торпъ-Амброза, и какого рода приглашенія длали они своимъ друзьямъ?

— Они проводили время такъ же какъ и прочіе помщики, сэръ, отвчалъ слуга съ тупымъ удивленіемъ, глядя на своего господина:— давали обды, балы, въ хорошую лтнюю погоду, сэръ, такую какъ теперь, устраивали прогулки по лугу и пикники.

— Прекрасно! воскликнулъ Алланъ.— Пикникъ непремнно долженъ ей понравиться.— Ричардъ, вы драгоцннйшій человкъ въ мір, можете идти внизъ.

Ричардъ удалился въ молчаливомъ изумленіи, а господинъ его схватилъ перо и написалъ слдующее:

‘Дорогая миссъ Мильрой, когда я ушелъ отъ васъ, мн вдругъ пришла мысль устроить пикникъ. Небольшая перемна и маленькое развлеченіе (то что я назвалъ бы хорошимъ кутежомъ, еслибы не писалъ къ молодой двушк) вамъ необходимы посл недавняго и продолжительнаго заключенія въ комнат вашей больной матери. Пикникъ во всякомъ случа перемна, а когда вино хорошо, то вмст и развлеченіе. Не возьмете ли вы на себя трудъ пригласить на этотъ пикникъ и майора? Если же вы имете въ сосдств друзей, которые любятъ пикники, пригласите также и ихъ, потому что у меня нтъ знакомыхъ. Этотъ пикникъ будетъ вашимъ пикникомъ, но я беру на себя и заготовленіе припасовъ и доставку экипажей. Назначьте день, и мы отправимся куда вамъ будетъ угодно. Я ужасно дорожу этимъ пикникомъ.

‘Искренно вамъ преданный,
‘Алланъ Армадель.’

Прочитавъ еще разъ свое посланіе, прежде нежели запечатать его, Алланъ искренно сознался, что на этотъ разъ оно было не безукоризненно.

— Слово пикникъ возвращается слишкомъ часто, сказалъ онъ.— Ну да что за бда, лишь бы мысль ей понравилась а на слогъ она претендовать не будетъ. Онъ немедленно отправилъ письмо, строго наказавъ посланному додаться отвта.

Черезъ полчаса отвтъ пришелъ на раздушенной бумажк, не носившей ни малйшаго слда помарокъ, пріятной для обонянія и восхитительной для глазъ.

Нагая истина есть одно изъ тхъ зрлищъ, противъ котораго инстинктивно возмущается природная деликатность женскаго ума. Еще никто никогда не притворялся такъ искусно, какъ притворилась прекрасная корреспондентка Аллана. Самъ Макіавель никогда не догадался бы, читая письмо миссъ Мильрой, какъ искренно раскаялась она въ своей рзкости относительно молодаго сквайра немедленно посл его ухода, и въ какой безумный восторгъ пришла она, получивъ его приглашеніе. Ея письмо было произведеніемъ примрной молодой двицы, вс ощущенія которой хранятся подъ замкомъ у родителей, и лишь при случа благоразумно предоставляются въ ея личное распоряженіе. Слово папа такъ часто появлялось въ отвт миссъ Мильрой, какъ слово пикникъ въ приглашеніи Аллана.

Папа,— писала она подобно мистеру Армаделю,— такъ внимателенъ и добръ, что, желая доставить ей небольшую перемну и развлеченіе, ршается нарушить свое уединеніе и готовъ принять участіе въ пикник. Слдовательно, съ разршенія папа, она съ величайшимъ удовольствіемъ принимаетъ приглашеніе мистера Армаделя, по совту папа, она обращается къ любезности мистера Армаделя, прося его включить въ число приглашенныхъ двухъ друзей ея семейства, недавно поселившихся въ Торпъ-Амброз, одну леди, вдову, и ея сына, послдній принадлежитъ къ духовному званію и весьма слабаго здоровья. Если мистеръ Армадель ничего не иметъ противъ будущаго вторника, этотъ день былъ бы всего удобне для папа, такъ какъ къ этому времени онъ успетъ покончить вс починки, которыхъ требуютъ его часы. Все прочее, по совту папа, она совершенно предоставляетъ на усмотрніе мистера Армаделя, а покамстъ проситъ принять поклонъ ея папа и врить въ преданность Элеоноры Мильрой. Кто подумалъ бы, что авторъ этого письма прыгалъ отъ радости, подучивъ приглашеніе Аллана? Кто подумалъ бы, что въ дневникъ миссъ Мильрой внесено было слдующее: ‘Получено очаровательное, дорогое письмецо отъ кого-то, нтъ, никогда въ жизни не поступлю съ нимъ боле такъ грубо!’ Что касается до Аллана, онъ былъ въ полномъ восхищеніи, отъ успха своего маневра. Миссъ Мильрой приняла приглашеніе: стало-бытъ, миссъ Мильрой на него не сердится. Когда онъ сошелся съ своимъ другомъ за обдомъ, ему страхъ какъ хотлось разказать Мидвинтеру о происшедшей переписк. Но въ лиц и манерахъ послдняго даже разсянный Алланъ замтилъ нчто такое что заставило его отложить на нкоторое время всякій намекъ на непріятное происшествіе утромъ. Какъ будто по взаимному уговору они избгали всякаго разговора, относящагося къ Торпъ-Амброзу, и даже не упомянули о посщеніи мистера Башвуда, который долженъ былъ придти къ нимъ вечеромъ. Въ продолженіе всего обда они все боле и боле углублялись въ свой любимый, безконечный разговоръ о корабляхъ и мореплаваніи. Когда дворецкій, окончивъ сяое дезкурство въ столовой, спустился въ офиціантскую, онъ былъ серіозно озабоченъ разршеніемъ морскихъ проблемъ, и спросилъ у своихъ товарищей, понимаютъ ли они значеніе словъ подъ в&#1123,тромъ, въ лобъ и пр., а также относительныя достоинства шкуны и брига.

Въ этотъ день молодые люди просидли за столомъ доле обыкновеннаго. Когда они вышли въ садъ, закуривъ сигары, лтнія сумерки, спустившись на газонъ и цвтники, постепенно скрыла отъ ахъ глазъ туманную картину блднвшей дали. Роса въ этотъ вечеръ была сильная, и потому, постоявъ нсколько минутъ въ саду, они ршились пойдти въ боле сухое мсто — на проспектъ, передъ фасадомъ дома.

Они уже приближались къ повороту, ведшему въ темную аллею, какъ вдругъ изъ-за листвы внезапно выскользнула осторожная черная фигурка, кравшаяся, подобно тни, въ неясномъ вечернемъ свт. При вид ея Мидвинтеръ отскочилъ назадъ, и даже мене чуткіе нервы его друга были на минуту потрясены.

— Чортъ побери, кто тутъ? воскликнулъ Алланъ.

Фигура обнажила свою голову при слабомъ свт сумерекъ, и медленно сдлала шагъ впередъ. Мидвинтеръ, съ своей стороны, подвинувшись на одинъ шагъ, впередъ, сталъ вглядываться въ нее пристальне. То былъ человкъ съ робкими манерами и въ траурной одежд, у котораго онъ спрашивалъ на перекрестк дорогу въ Торпъ-Амброзъ.

— Кто тутъ? повторилъ Алланъ.

— Нижайше прошу вашего извиненія, сэръ, пробормоталъ незнакомецъ, робко отступая назадъ.— Слуги сказали мн, что я найду мистера Армаделя…

— Какъ, стало-быть, вы мистеръ Башвудъ?

— Съ вашего позволенія, сэръ.

— Въ такомъ случа, прошу васъ извинить меня за такой грубый пріемъ, сказалъ Алланъ:— во дло въ томъ, что вы меня немного испугали. Мое имя Армадель,— сдлайте милость надньте вашу шляпу,— а это мой другъ, мистеръ Мидвинтеръ, который нуждается въ вашей помощи для изученія должности управляющаго.

— Насъ едва ли нужно представлять другъ другу, сказалъ Мидвинтеръ.— Заблудившись нсколько дней тому назадъ, во время прогулки, я встртилъ на дорог мистера Башвуда, онъ былъ такъ добръ, что вывелъ меня на настоящую дорогу.

— Пожалуста, надньте вашу шляпу, повторилъ Алланъ между тмъ какъ мистеръ Башвудъ, все еще стоявшій съ непокрытою головой, молча отвшивалъ поклоны, то одному молодому человку, то другому.— Прошу васъ, мой почтеннйшій, надньте вашу шляпу и позвольте указать мн вамъ дорогу въ домъ. Извините меня, что я замчаю вамъ это, прибавилъ Алланъ, между тмъ какъ мистеръ Башвудъ, совершенно растерявшись, уронилъ свою шляпу на землю, вмсто того чтобы надть ее на голову,— но вы мн кажетесь немного разстроеннымъ, и я думаю, что рюмка добраго вина не помшаетъ вашимъ занятіямъ съ моимъ другомъ. Гд же это встртился съ вами мистеръ Башвудъ, Мидвинтеръ, когда вы заблудились?

— Я слишкомъ мало знакомъ съ здшними окрестностями, чтобы сказать вамъ, гд именно. Обратитесь лучше къ мистеру Башвуду, отвчалъ Мидвинтеръ.

— Такъ разкажите же намъ вы, гд все это происходило, сказалъ Алланъ, пытаясь, нсколько рзкимъ способомъ, ободрить старика, между тмъ какъ вс трое пошли по направленію къ дому.

Громкій голосъ и рзкій тонъ Аллана, казалось, переполнили мру врожденной застнчивости мистера Башвуда, и неудержимо полился изъ его устъ тотъ слабый потокъ словъ, которымъ онъ озадачилъ Мидвинтера при первой встрч.

— Это было на дорог, сэръ, началъ онъ, поперемнно обращаясь то къ Аллану, котораго онъ называлъ ‘сэромъ,’ то къ Мидвинтеру, котораго онъ называлъ по фамиліи,— я разумю, съ вашего позволенія, дорогу въ Литль-Джиль-Бекъ. Странное названіе, мистеръ Мидвинтеръ, и странное мсто, я хочу сказать не деревня, а окрестность…. нтъ, извините, я разумю Озерки, немного подале здшнихъ окрестностей. Быть-можетъ, вы слыхали о Норфокскихъ Озеркахъ, сэръ? Эти Озерки очень многочисленны и стоятъ того чтобъ ихъ посмотрть. Вы бы увидали первый изъ нихъ, мистеръ Мидвинтеръ, еслибы прошли еще нсколько миль впередъ отъ того мста, гд я имлъ честь васъ встртить. Замчательно многочисленны эти Озерки, сэръ, они лежатъ между Торпъ-Амброзомъ и моремъ. Около трехъ миль отъ моря, мистеръ Мидвинтеръ,— около трехъ миль. По большей части мелководны, сэръ, и пересчены рками. Великолпная, уединенная мстность, совершенно водная равнина, мистеръ Мидвинтеръ, лежитъ какъ-то особнякомъ. Сосднее общество устраиваетъ здсь иногда увеселительныя катанья въ лодкахъ, сэръ. Это, какъ бы вамъ сказать, маленькая сть озеръ, или можетъ-быть,— да, можетъ-быть, и въ самомъ дл, правильне будетъ сказать,— сть прудовъ. Въ холодную погоду тамъ можно поохотиться. Дичи очень много… Да, къ Озеркамъ стоитъ сходить, мистеръ Мидвинтеръ, въ первый разъ какъ вы отправитесь въ эту сторону. Разстояніе о сюда до Литль-Джидь-Бека, и отъ Литль-Джиль-Бека до Гэрдлрова Озерка, перваго, который вы увидите, никакъ не боле

Не будучи въ состояніи замолчать, благодаря слишкои возбужденной дятельности нервовъ, онъ, вроятно, продолжалъ бы говорить о Норфокскихъ Озеркахъ въ продолженіи всего остальнаго вечера, еслибъ одинъ изъ двухъ слушателей не прервалъ его рчь, безцеремоннымъ вопросомъ, прежде нежели онъ усплъ начать новую фразу.

— Можно ли създить туда и вернуться назадъ въ одинъ и тотъ же день? спросилъ Алланъ, заране наслаждаась мыслію, что мсто для пикника найдено.

— О! да, сэръ, прекрасная будетъ прогулка, и въ недальнемъ разстояніи эти очаровательныя мста!

Въ это время они всходили по ступенямъ террасы, Aлланъ, шедшій впереди, пригласилъ Мидвинтера и мистера Башвуда въ библіотеку, гд уже стояла зажженная лампа. Въ промежутк, предшествовавшемъ появленію вина, Мивинтеръ посматривалъ на своего случайнаго знакомца съ странною смсью состраданія и недоврія, первое изъ этихъ чувствъ усиливалось въ немъ вопреки его собственной вола, второе постепенно ослабвало, какъ ни старался онъ пощрять его. Передъ нимъ, неловко помстившись на кончик стула, сидлъ жалкій, убитый, нервный бднякъ, въ своемъ поношенномъ черномъ плать, всклоченномъ, высокомъ парик, ветхомъ, рыжеватомъ галстук, съ слезливыми глазами и фальшивыми зубами, которые никого не могли ввести въ обманъ,— сидлъ вжливо, прилично, но въ очевидномъ смущеніи: то морщась отъ свта лампы, то содрагаясь отъ громкаго голоса Аллана, и это былъ шестидесятилтій старикъ съ морщинами на лиц, но съ манерами ребенка въ присутствіи постороннихъ людей, предметъ достойный глубочайшаго сожалнія.

— Какъ бы вы ни были робки, мистеръ Башвудъ, воскликнулъ Алланъ, наливая ему стаканъ вина,— а ужь этого не бойтесь! Хоть цлый боченокъ выпейте, голова не заболитъ! Пожалуста, безъ церемоніи, я оставляю васъ наедин съ мистеромъ Мидвинтеромъ, чтобы вы переговорили съ нимъ о дл. Все въ его рукахъ, онъ дйствуетъ отъ моего имени и все ршаетъ по своему благоусмотрнію.

Онъ произнесъ эти слова съ замчательною изысканностью выраженія, совершенно ему не свойственною, и безъ дальнйшихъ объясненій внезапно направился къ дверямъ. Мидвинтеръ, сидвшій подл, хорошо замтилъ выраженіе его лица въ ту минуту какъ онъ выходилъ изъ комнаты. Какъ ни легокъ былъ доступъ къ благосклонности Аллана, мистеру Башвуду очевидно не удалось найдти къ ней дорогу.

Оба странные собесдника остались наедин. Судя по вншности, между ними не могло быть ни малйшей симпатіи, но тмъ не мене ихъ влекло другъ къ другу то магнетическое сходство темпераментовъ, для котораго не существуетъ ни разности возраста и общественнаго положенія, ни кажущагося несоотвтствія въ образ мыслей и въ характер. Съ той минуты, какъ Алланъ вышелъ изъ комнаты, тайная сила, дйствующая во мрак, начала медленно водить этихъ двухъ людей черезъ огромную общественную пустыню, раздлявшую ихъ до настоящаго дня.

Мидвинтеръ первый приступилъ къ цли и предмету свиданія.

— Позвольте спросить, началъ онъ,— извстно ли вамъ мое положеніе въ этомъ дом, и знаете ли вы, для чего мн нужна ваша помощь?

Мистеръ Башвудъ, все еще робкій и застнчивый, но очевидно облегченный отсутствіемъ Аллана, подвинулся немного на своемъ стул, и ршился подкрпить себя небольшимъ скромнымъ глоткомъ вина.

— Да, сэръ, отвчалъ онъ,— мистеръ Педгифтъ сообщилъ мн о всхъ,— по крайней мр я такъ думаю, что о всхъ обстоятельствахъ дла. Я долженъ буду учить васъ, или мн слдовало бы сказать, совтовать вамъ…

— Нтъ, мистеръ Башвудъ, первое изъ этихъ двухъ выраженій врне. Я совершенно не знаю должности, которую мистеръ Армадель по доброт своей ршается возложить на меня. Если не ошибаюсь, то о вашихъ способностяхъ въ этомъ дл не можетъ быть и рчи, такъ какъ вы сами занимали нкогда мсто управляющаго. Позвольте узнать у кого именно?

— У сэра Джона Меллоушипа, въ западномъ Норфок. Быть-можетъ, вамъ угодно будетъ,— я имю его при себ,— взглянуть на мой аттестатъ? Сэръ Джонъ могъ бы поступить со мною нсколько мягче, но я не жалуюсь, это все уже было и прошло.

Его слезливые глаза сдлались еще слезливе, а дрожанье рукъ распространилось и на губы, когда онъ досталъ изъ своего бумажника и положилъ на столъ старое потемневшее письмо.

Аттестатъ написанъ былъ въ краткихъ и холодныхъ, и весьма точныхъ выраженіяхъ. Сэръ Дзконъ считалъ своей обязанностью упомянуть въ немъ, что онъ не можетъ пожаловаться на недостатокъ честности или способности въ своемъ управляющемъ, что еслибы домашнія обстоятельстю мистера Башвуда могли быть совмстимы съ продолженіемъ его занятій по имнію, то сэръ Джонъ охотно оставилъ бы его у себя. Но, къ сожалнію, личныя затрудненія мистера Башвуда сдлали невозможнымъ продолженіе его дятельности у сэра Джона, и только вслдствіе этой причины онъ должны былъ разстаться. Таковъ былъ аттестатъ, данный мистеру Башвуду. Читая послднія строки, Мидвинтеръ вспомнилъ о другомъ аттестат, до сихъ поръ у него хранившемся, о письменномъ удостовреніи, которое школьный учитель выдалъ своему больному помощнику, выгоняя его изъ дому. Его суевріе (недружелюбно встрчавшее кажде новое лицо и каждое новое событіе въ Торпъ-Амброз) съ обычнымъ упорствомъ заподозрило и человка, сидвшаго передъ нимъ въ эту минуту. Но когда онъ попытался было высказать эти сомннія, въ сердц его шевельнулось что-то въ род упрека, и онъ молча положилъ письмо на столъ.

Внезапная пауза, наступившая въ разговор, повидимому испугала мистера Башвуда. Онъ подкрпилъ себя другимъ глоткомъ вина, и не дотронувшись до письма, заговорилъ скороговоркой, какъ будто молчаніе было для него невыносимо.

— Я готовъ отвчать вамъ на вс вопросы, сэръ, началъ онъ.— Мистеръ Педгифтъ сказалъ мн, что я долженъ отвчать на вс вопросы, такъ какъ я ищу довреннаго мста. Мистеръ Педгифтъ сказалъ также, что, по всей вроятности, ни вы, ни мистеръ Армадель не удовлетворитесь этимъ аттестатомъ. Сэръ Джонъ не упомянулъ тутъ…. хотя онъ могъ бы отозваться обо мн лучше, но я не жалуюсь… сэръ Джонъ не упомянулъ тутъ, какого рода обстоятельства лишили меня мста. Быть-можетъ, вамъ угодно это знать?..— Онъ остановился въ смущеніи, посмотрлъ на аттестатъ и не сказалъ боле ни слова.

— Еслибы дло шло только о моихъ собственныхъ интересахъ, отвчалъ Мидвинтеръ,— то могу васъ уврить, что этотъ аттестатъ совершенно удовлетворилъ бы меня. Но покамстъ я буду учиться моимъ новымъ обязанностямъ, наставникъ мой будетъ дйствительнымъ управляющимъ въ имнія моего друга. Мн очень не хотлось бы говоритъ съ вами о тягостномъ, быть-можетъ, для васъ предмет, и я вовсе не умю предлагать такіе вопросы, но, можетъ быть, въ интересахъ мистера Армаделя мн слдовало бы знать нкоторыя подробности или отъ васъ самихъ, или, если вы этого пожелаете, отъ мистера Педгифта.

Онъ также замолчалъ въ смущеніи, взглянулъ на аттестатъ и не сказалъ боле ни слова.

Наступила новая пауза. Вечеръ былъ теплый, и у мистера Башвуда, въ числ прочихъ его невзгодъ, былъ несчастный недостатокъ имть потливыя руки. Онъ вынулъ изъ кармана жалкій бумажный платочикъ, свернулъ его въ комочикъ и съ правильнымъ однообразіемъ маятника сталъ осторожно перекладывать его изъ одной ладони въ другую. При друихъ обстоятельствахъ и у другихъ людей это движеніе казалось бы смшнымъ, но у этого человка, въ критичесую для него минуту свиданія, оно было ужасно.

— Время мистера Педгифта слишкомъ драгоцнно, сэръ, тобъ онъ захотлъ тратить его на меня, сказалъ онъ.— Если вамъ угодно позволить мн, то я лучше самъ разказку вамъ все что нужно. Я былъ несчастливъ въ своемъ семейств, и тяжело мн было переносить свое домашнее горе, хотя на словахъ это кажется такъ ничтожно. Жена моя….

Въ эту минуту одна изъ его рукъ крпко сжала носовой платокъ…. онъ увлажнилъ свои сухія губы, сдлалъ надъ собою усиліе и продолжалъ:

— Жена моя, сэръ, служила для меня помхой, она (къ несчастію, я долженъ сознаться въ этомъ) повредила моимъ отношеніямъ къ сэру Джону. Вскор посл того какъ я поучилъ у него мсто управляющаго, она пріобрла, она взяла, она усвоила (я, право, не знаю какъ мн выразиться) привычку пить, я не въ силахъ былъ отучить ее отъ этого, и не всегда могъ скрывать ея слабость отъ сэра Джона. Когда онъ приходилъ ко мн въ контору по дламъ, она бунтовала и…. и…. не разъ испытывала его терпніе. Сэръ Джонъ извинялъ ея выходки, правда, не совсмъ снисходительно, однакожь, извинялъ. Я не жалуюсь на сэра Джона, я…. я…. не жалуюсь, теперь, и на жену.

Онъ показалъ своимъ дрожащимъ пальцемъ на свою жалкую, покрытую крепомъ пуховую шляпу, которая лежала подл него на полу.

— Я ношу по ней трауръ, сказалъ онъ едва внятно.— Она умерла съ годъ тому назадъ въ здшнемъ Дом Призрнія для бдныхъ.

Ротъ его сталъ конвульсивно подергиваться. Онъ взялъ стоявшій подл него стаканъ вина, и вмсто того чтобъ отхлебнуть небольшой глотокъ, осушилъ его до дна.

— Я не привыкъ къ вину, сэръ, сказалъ онъ, чувствуя что кровь бросилась ему въ лицо, и все еще не забывая условій вжливости посреди тяжкихъ воспоминаній своего прошедшаго.

— Прошу васъ, мистеръ Башвудъ, не разстроивайте себя продолженіемъ вашего разказа, сказалъ Мидвинтеръ, не желавшій боле поощрять признаніе, которое ужь и безъ того обнажило передъ нимъ глубокія раны этого несчастнаго старика.

— Много благодаренъ вамъ, сэръ, отвчалъ мистеръ Башвудъ.— Но если я не задерживаю васъ, и если вы соблаговолите припомнить особенныя инструкціи, полученныя вами отъ мистера Педгифта…. притомъ я упомянулъ о своей покойной жен лишь потому, что еслибъ она съ самаго начала не вывела сэра Джона изъ терпнія, дла могли бы принять совершенно другой оборотъ….

Онъ замолчалъ, бросилъ несвязную фразу, изъ которой никакъ не могъ выпутаться, и попробовалъ начать другую.

— У меня было только двое дтей, сэръ, продолжалъ онъ открывая новую главу въ своемъ повствованіи,— двочка и мальчикъ. Двочка умерла въ дтств. Сынъ выросъ,— вотъ черезъ него-то я и потерялъ свое мсто. Я сдлалъ для него все что отъ меня зависло: помстилъ его въ одинъ почтенный торговый домъ въ Лондон. Только его не хотли принять тамъ безъ поруки. Конечно, я, быть-можетъ, поступилъ неосторожно, но у меня не было богатыхъ друзей, готовыхъ помочь мн своимъ вліяніемъ, и я самъ за него поручился. Мой сынъ кончилъ дурно, сэръ. Онъ — быть-можетъ, вы поймете меня, если я вамъ скажу, что онъ поступилъ безчестно. По моей усиленной просьб, хозяева не стали преслдовать его передъ закономъ и согласились отпустить безъ препяттвій. Но ужъ какъ же я и упрашивалъ ихъ, сэръ!— я такъ любилъ моего сына Джемса…. Я взялъ его къ себ домой, и потребилъ вс усилія чтобъ его исправить. Но онъ не захотлъ со мной остаться, онъ опять ушелъ въ Лондонъ, онъ…. извините меня, сэръ. Мн кажется, я сбился, мн кажется, уклонился отъ главной цли нашего разговора.

— Нтъ, нтъ, сказалъ Мидвинтеръ ласково.— Если вы находите нужнымъ разказать мн эту печальную исторію, то разказывайте ее, не стсняясь. Видли ли вы вашего сына, съ тхъ поръ какъ онъ ухалъ въ Лондонъ?

— Нтъ, сэръ, сколько мн извстно, онъ и теперь еще находится въ Лондон. Когда я слышалъ о немъ въ послдній разъ, онъ зарабатывалъ свой хлбъ не совсмъ-то честымъ образомъ, состоя при особ инспектора въ контор тайныхъ справокъ на Шэдисайдской Площади.

Онъ произнесъ эти слова,— повидимому, наимене относившіяся къ длу, при данныхъ обстоятельствахъ, но въ сущности наиболе важныя, въ виду приближавшихся событій,— произнесъ разсянно, въ смущеніи поглядывая по сторонамъ, напрасно пытаясь уловить потерянную нить разказа. Мидвинтеръ сострадательно поспшилъ къ нему на помощь.

— Вы говорили мн, сказалъ онъ,— что вашъ сынъ лишилъ васъ мста. Какимъ же образомъ это случилось?

— А вотъ какимъ образомъ, сэръ, сказалъ мистеръ Башвудъ, снова попадая въ колею:— Хозяева хоть и согласились, отпустить его, но они взялись за поручителя, а поручителемъ-то былъ я. Мн не подъ силу было уплатить имъ все въ однихъ моихъ сбереженій, я долженъ былъ занять,— клянусь вамъ честью, сэръ, это было необходимо,— я долженъ ихъ занять. Кредиторъ мой, человкъ настойчивый, потребовалъ, когда пришелъ срокъ, немедленной уплаты, конечно то казалось немного жестокимъ съ его стороны, но вдь ему самому нужны были деньги, стало-быть, онъ былъ правъ. У меня взяли и продали все до послдней бездлки. Я увренъ, что и другіе джентльмены поступили бы такъ же какъ поступилъ сэръ Джонъ, я увренъ, что почти всякій отказался бы держать управляющаго, котораго преслдовала полиція, и вещи котораго продавались съ молотка. Такъ вотъ такимъ образомъ все это кончилось, мистеръ Мидвинтеръ. Я не хочу задерживать васъ доле, вотъ вамъ адресъ сэра Джона, если вы желаете обратиться къ нему за справками

Мидвинтеръ великодушно отказался воспользоваться адресомъ.

— Чувствительно благодарю васъ, сэръ, сказалъ мистеръ Башвудъ, вставая съ своего мста и съ трудомъ держась на ногахъ.— Теперь, кажется, я все сказалъ, кром…. кром того, что мистеръ Педгифтъ можетъ сообщить вамъ кое-какіе подробности обо мн, если вамъ угодно будетъ справиться у него о моемъ поведеніи въ его контор. Я очень обязанъ мистеру Педгифту, онъ иногда бываетъ немного грубоватъ со мной, но еслибъ онъ не принялъ меня въ свою контору, посл сэра Джона, то мн пришлось бы идти въ рабочій домъ, въ такомъ положеніи я тогда находился.

Онъ поднялъ свою потемнвшую старую шляпу.

— Я не хочу докучать вамъ доле, сэръ, и съ удовольствіемъ явлюсь въ другое время, потому что вамъ, быть можетъ, угодно будетъ обдумать теперь ваше ршеніе.

— Посл того что я узналъ отъ васъ, мн не нужно размышлять доле, съ жаромъ отвчалъ Мидвинтеръ, вспомивъ то время, когда онъ самъ разказывалъ свою исторію мистеру Броку, ожидая отъ священника великодушнаго слова, также какъ ожидалъ его теперь стоявшій передъ нимъ бднякь.— Сегодня суббота, продолжалъ онъ:— можете ли вы дать мн мой первый урокъ въ понедльникъ утромъ? Но, извините меня, прибавилъ онъ, прерывая мистера Башвуда, разсыпающагося въ благодарности и останавливая его при выход изъ комнаты:— мы кажется не поршили еще одной важной вещи. Мы не переговорили о вашихъ собственныхъ интересахъ этомъ дл:— я разумю условія.

Мидвинтеръ робко упомянулъ о деньгахъ, а мистеръ Башвудъ (все ближе и ближе подходившій къ двери) отвчалъ ему еще съ большимъ смущеніемъ.

— Это какъ вамъ будетъ угодно, сэръ, это совершенно вс равно, сэръ. Я не хочу безпокоить васъ доле,— я предоставляю все это вамъ и мистеру Армаделю.

— Пожалуй, я пошлю за мистеромъ Армаделемъ, сказалъ Мидвинтеръ, провожая его въ переднюю.— Но, мн кажется онъ столько же неопытенъ въ этомъ дл сколько и я. Можетъ-быть, если вы ничего не имете противъ этого, намъ лучше будетъ обратиться къ мистеру Педгифту.

Мастеръ Башвудъ съ жаромъ ухватился за эту мысль, продолжая въ то же время отступать къ главной двери.

— Да, сэръ, да, да! Ничего не можетъ быть лучше какъ обратиться къ мистеру Педгифту. Прошу васъ, не безпокойте мистера Армаделя!

Въ его слезливыхъ глазахъ отразился какой-то нервный, дикій испугъ, въ ту минуту какъ онъ обернулся къ ламп, чтобы высказать эту вжливую просьбу. Еслибы, вмсто того чтобы посылать за Алланомъ, на мистера Башвуда вздумали спустить злую цпную собаку, то и тогда онъ не употребилъ бы большихъ усилій, чтобъ остановить это ужасное ршеніе.

— Искренно желаю вамъ добраго вечера, сэръ, продолжалъ онъ, выходя на крыльцо.— Я много вамъ обязанъ, въ понедльникъ утромъ непремнно явлюсь, я надюсь, я полагаю, я увренъ, что вы скоро научитесь всему что только я въ состояніи передать вамъ. Это не трудно, о! Боже мой, вовсе не трудно! Чувствительнйше желаю вамъ добраго вечера, сэръ. Прекрасная ночь, въ самомъ дл, прекрасная ночь для возвращенія домой.

Съ этими словами, быстро вылетавшими изъ его устъ одно за другимъ, совсмъ не замчая, въ своемъ мучительномъ желаніи уйдти поскоре, протянутой руки Мидвинтера, онъ тихо спустился со ступенекъ крыльца и исчезъ во мрак ночи.

Въ ту минуту какъ Мидвинтеръ повернулся, чтобъ идти обратно въ домъ, дверь столовой отворилась, и другъ его показался въ передней.

— Ушелъ мистеръ Башвудъ? спросилъ Алланъ.

— Ушелъ, отвчалъ Мидвинтеръ.— Онъ разказалъ мн весьма печальную исторію, которая заставила меня устыдиться самого себя, за то что я почувствовалъ было къ нему недовріе, безъ всякой на то причины. Мы поршили, что въ понедльникъ утромъ онъ придетъ въ контору, чтобы дать мн первый урокъ.

— Ну, чтожь, и прекрасно, сказалъ Алланъ.— Вамъ нечего бояться, дружище, чтобъ я пришелъ мшать вашимъ занятіямъ. Быть-можетъ я и не правъ, но, признаюсь, не нравится мн мистеръ Башвудъ.

— Быть можетъ, я не правъ, возразилъ тотъ немного рзко:— однако мн онъ нравится.

Въ воскресенье утромъ Мидвинтеръ прогуливался въ парк въ ожиданіи прозда почтальйона, чтобы перехватить у него письмо, которое, по всей вроятности, должно было придти отъ мистера Брока.

Дйствительно, въ извстный часъ, почтарь явился и подалъ Мидвинтеру ожидаемое письмо. На этотъ разъ молодой человкъ вскрылъ его безъ всякой осторожности, не опасаясь быть замченнымъ, и прочелъ слдующее:

‘Любезный Мидвинтеръ, пишу вамъ, для того чтобы разсять немного ваше безпокойство, хотя въ сущности не имю сказать вамъ ничего опредленнаго. Въ моемъ послднемъ, наскоро набросанномъ письм, я не имлъ времена сообщить вамъ, что старшая изъ двухъ женщинъ, которыхъ я встртилъ въ саду, слдила за мной на улиц, и даіе вступала со мною въ разговоръ. Мн кажется, я смло могу назвать все сказанное ею (не причиняя ей этимъ ни малйшей несправедливости) сцпленіемъ наглыхъ выдумокъ и небылицъ сначала до конца. Во всякомъ случа она укрпила во мн подозрніе, что противъ Аллана ведется тайная интрига, которой онъ избранъ жертвой, и что главное дйствующее лицо въ этомъ заговор есть та самая низкая женщина, которая содйствовала браку его матери и ускорила ея смерть.

‘Сознавая все это, я, ни мало не колеблясь, ршился для Аллана на то, на что я никогда не ршился бы ни для кого на свт. Я перехалъ изъ моей гостиницы (вмст съ моимъ старымъ слугою Робертомъ) въ домъ, стоящій насупротивъ того куда я проводилъ обихъ женщинъ, и теперь мы день и ночь поперемнно стоимъ съ нимъ на часахъ (по всей вроятности, не замчаемые обитательницами противоположнаго дома). Мое достоинство, какъ джентльмена и священника, сильно возмущается такимъ занятіемъ, но, что же прикажете длать, когда нтъ другаго выбора. Я долженъ или принести въ жертву личное самоуваженіе, или оставить Аллана, съ его податливою натурой, въ его беззащитномъ положеніи, на произволъ низкаго существа, которое,— я твердо убжденъ въ этомъ,— хочетъ безсовстно воспользоваться его слабостью и молодостью. Предсмертная мольба его матери навсегда запечатллась въ моемъ сердц, и да проститъ мн Богъ, если я, ради ея, унижаюсъ теперь въ своихъ собственныхъ глазахъ.

‘Впрочемъ, за эту жертву я уже былъ нсколько вознагражденъ. Сегодня (то-есть въ субботу) я сдлалъ одно важное открытіе: я увидалъ, наконецъ, лицо этой женщины. Она вышла изъ дому, по обыкновенію, съ опущеннымъ вуалемъ, а Робертъ слдилъ за нею издали, потому что я приказалъ ему, въ случа ея возвращенія домой, не провожать ее до. самой двери. Черезъ нсколько времени она дйствительно вернулась, и результатомъ моей предусмотрительности было то, что она перестала остерегаться. Я увидалъ ее, наконецъ, съ открытымъ лицомъ у окна, и потомъ еще разъ на балкон. Если вамъ понадобится точное описаніе ея наружности, то вы его получите отъ меня. Покамстъ я скажу только, что на лицо ей не мене тридцати пяти лтъ,— возрастъ, вами самими опредленный,— и что она далеко не такая красивая женщина, какою я ожидалъ найдти ее, самъ не зная почему.

‘Вотъ все, что я могу сказать вамъ въ настоящее время. Если до будущаго понедльника или вторника не случится ничего особеннаго, я долженъ буду просить совта у своихъ адвокатовъ, хотя я вовсе не желалъ бы доврять кому бы то ни было такое щекотливое и опасное дло. Впрочемъ, не говоря уже о моихъ собственныхъ чувствахъ, дло, бывшее причиной моей поздки въ Лондонъ, слишкомъ важно чтобъ имъ можно было пренебрегать дале такъ, какъ я пренебрегаю имъ теперь. Во всякомъ случа будьте уврены, что я не премину извщать васъ о ход событій, и навсегда пребуду

‘Искренно вамъ преданнымъ,
‘Децимусъ Брокъ.’

Мидвинтеръ положилъ это письмо, подобно предшествовавшему, въ свой бумажникъ, подл рукописи, заключавшей въ себ описаніе Алланова Сна.

— Много ли дней придется намъ еще ждать? мысленно спросилъ онъ себя, возвращаясь домой.— Много ли еще дней?

Ихъ оставалось уже немного. Время, котораго онъ ожидалъ, было уже близко.

Наступилъ понедльникъ, и мистеръ Башвудъ, врный своему общанію, пунктуально явился въ назначенный часъ. Наступилъ понедльникъ, и Алланъ погрузился въ приготовленія къ пикнику. Цлый день давалъ онъ аудіенціи въ дом и вн его. Онъ велъ переговоры съ мистрисъ Грипперъ, съ дворецкимъ и съ кучеромъ, въ ихъ различныхъ департаментахъ: въ кухн, въ погреб и въ конюшн, здилъ въ городъ, чтобы посовтоваться съ своими адвокатами насчетъ Озерковъ и пригласить на пикникъ обоихъ юристовъ, отца и сына, за неимніемъ другихъ знакомыхъ между сосдними дворянами и помщиками, Педгифтъ старшій (по своей части) доставилъ ему необходимыя свднія, но просилъ извинить его, если, по случаю разныхъ дловыхъ свиданій, онъ не явится на пикникъ. Педгифтъ младшій (по своей части) пополнилъ свднія, данныя отцомъ его, еще нкоторыми подробностями, и отложивъ въ сторону дло, съ величайшимъ удовольствіемъ воспользовался приглашеніемъ Аллана. Возвращаясь изъ конторы адвоката, Алланъ зашелъ на мызу, и получивъ одобреніе миссъ Мильрой относительно выбора мстности для предполагаемой прогулки, отправился домой для борьбы съ послднимъ затрудненіемъ, съ затрудненіемъ уговорить Мидвинтера хать на пикникъ.

При первой попытк заговорить объ этомъ предмет Алланъ встртилъ въ своемъ друг упорную ршимость остался дома. Естественное нежеланіе Мидвинтера сходиться съ майоромъ и его дочерью, посл непріятнаго происшествія ни мыз, еще могло бы быть побждено. Но его твердое намреніе не прерывать уроковъ мистера Башвуда не уступило никакимъ убжденіямъ Аллана. Истощивъ все свое краснорчіе, молодой Армадель принужденъ былъ удовольствоваться небольшою уступкой. Мидвинтеръ общалъ, хотя и не совсмъ охотно, присоединиться вечеромъ къ обществу, въ мст назначенномъ для чайной церемоніи, которою и долженъ былъ заключиться день. На такихъ условіяхъ онъ еще не прочь былъ воспользоваться случаемъ, чтобы покореніе сойдтись съ Мильроями. Но дале этого онъ не шелъ, несмотря на вс убжденія Аллана, и требовать отъ него большихъ уступокъ было бы совершенно безполезно.

Наконецъ, наступилъ и день пикника. Прелесть утра и заманчивая суетня приготовленій не оказали никакого вліянія на ршеніе Мидвинтера остаться дома. Въ назначенный часъ онъ оставилъ завтракъ и отправился къ мистеру Башвуду, въ контору управляющаго. Оба они спокойно услись за своими книгами въ задней части дома, между тмъ какъ въ передней шли приготовленія къ пикнику. Молодой Педгифтъ, небольшой ростомъ, щеголевато одтый и съ самоувренными манерами, явился за нсколько минутъ до отъзда, чтобъ осмотрть вс приготовленія и сдлать нкоторыя окончательныя измненія въ программ. на основаніи своего знакомства съ мстностью. Онъ и Алланъ еще дятельно совщалась между собою, какъ вдругъ возникло первое препятствіе въ выполненіи ихъ увеселительной зати. Слуга подалъ Аллану письмо отъ миссъ Мильрой, прибавивъ, что оно доставлено съ мызы служанкой, которая ждетъ внизу отвта.

На этотъ разъ тревожныя ощущенія молодой двушки, повидимому, одержали верхъ надъ чувствомъ приличія. Тонъ письма былъ лихорадочный, а почеркъ разбгался вкривь и вкось безъ малйшаго удержу.

‘О, мистеръ Армедель,’ писала майорская дочка, ‘какое несчастіе! что намъ длать? Папа получилъ сегодня утромъ письмо отъ бабушки насчетъ новой гувернантки. Ея рекомендательница отвчала на вс справки, и она готова явиться сюда по первому вызову. Бабушка полагаетъ, (какъ это несносно!), что чмъ скоре,тмъ лучше, и пишетъ: что мы можемъ ожидать ее, то-есть гувернантку, или сегодня, или завтра. Папа говоритъ (онъ до нелпости внимателенъ къ каждому!), что намъ нельзя допустить, чтобы миссъ Гуильтъ, пріхавъ сегодня на мызу (если только она прідетъ сегодня), не нашла никого дома. Что же теперь длать? Я готова плакать съ досады. Я уже составила себ самое скверное понятіе о миссъ Гуильтъ, хотя бабушка увряетъ, что она очаровательна. Не придумаете ли вы чего-нибудь, милый мистеръ Армадель? Я уврена, что папа не сталъ бы упрямиться, еслибы вы нашли какое-нибудь средство. Мн не нужно письменнаго отвта, а отвчайте лучше на словахъ. Я купила себ новую шляпку для пикника, и вообразите себ мое терзаніе — не знать, надну я ее, или нтъ. Преданная вамъ, Э. М.’

— Чортъ бы побралъ эту миссъ Гуильтъ! воскликнулъ Алланъ, глядя на своего адвоката и сознавая всю безвыходность своего положенія.

— Туда ей и дорога, сэръ, любезно поддакнулъ Педгифтъ младшій.— Не желаю вмшиваться… но, смю спросить, въ чемъ дло?

Алланъ открылъ ему свое затрудненіе, и если мистеръ Педгифтъ младшій имлъ какіе-либо недостатки, то въ числ ихъ, конечно, не было недостатка въ находчивости.

— Я придумалъ средство уладить дло, мистеръ Армадель, сказалъ онъ.— Если гувернантка прідетъ сегодня, возьмемъ ее съ собой на пикникъ.

Глаза Аллана широко раскрылись отъ удивленія.

— Не вс же лошади и экипажи Торпъ-Амброза понадобятся для нашего маленькаго общества, не такъ ли? продолжалъ Педгифтъ младшій.— Безъ сомннія, нтъ! Прекрасно. Если миссъ Гуильтъ прідетъ сегодня, она не можетъ прибыть сюда ране пяти часамъ. Превосходно. Вы, мистеръ Армадель, распорядитесь, чтобъ около этого времени у подъзда майора стоялъ открытый экипажъ, а я разкажу кучеру куда нужно хать. Когда гувернантка прідетъ на мызу, пусть она найдетъ тамъ, вмст съ холоднымъ жаренымъ, или чмъ-нибудь въ этомъ род, небольшую вжливую записку, въ которой ее попросятъ присоединиться къ нашему обществу, предоставляя ей для этого цлый экипажъ въ ея полное распоряженіе. Ба, сэръ! весело прибавилъ Педгифтъ,— если она и посл этого обидится, то ужь это врно какая-нибудь ‘не тронь меня’!

— Отлично! воскликнулъ Алланъ.— Мы окажемъ ей всевозможное вниманіе. Я велю запрячь въ кабріолетъ пони, съ серебряною упряжью, и пусть она правитъ сама, если ей угодно.

Онъ нацарапалъ нсколько строкъ, для успокоенія миссъ Мильрой, и отдалъ необходимыя приказанія насчетъ кабріолета съ пони. Черезъ десять минутъ экипажи, назначенные для пикника, уже стояли у подъзда.

— Посл всхъ, нашихъ хлопотъ и заботъ о ней, сказалъ Алланъ, снова возвращаясь къ разговору о гувернантк, когда они выходили изъ дому,— желалъ бы я знать, прідетъ ли она сегодня, и увидимъ ли мы ее на пикник!

— Это совершенно зависитъ отъ ея возраста, сэръ, замтилъ молодой Педгифтъ, длая это замчаніе съ веселою самоувренностью, которая составляла отличительную черту его характера.— Если она стара, то путешествіе утомитъ ее, и она предпочтетъ холодное жареное и мызу. Если же она молода, то пони, съ серебряною упряжью, наврное примчитъ ее на пикникъ, или… или я вовсе не знаю женщинъ!

Съ этими словами они тронулись въ путь по направленію къ мыз.

VIII. Норфокскія Озерки.

Глядя на маленькое общество, собравшееся въ гостиной майора Мильроя, въ ожиданіи экипажей изъ Торпъ-Амброза, человкъ посторонній едва ли предположилъ бы, что это общество детъ на пикникъ. Судя по заботливымъ лицамъ присутствовавшихъ, скоре можно было подумать, что они собрались для подписанія свадебнаго контракта.

Даже сама миссъ Мильрой, несмотря на полное свое сознаніе что была очаровательна въ своемъ свтломъ кисейномъ плать и хорошенькой новой шляпк съ перьями, смотрла въ эту неблагопріятную минуту какъ будто изъ-за облака. Напрасно уврялъ ее Алланъ въ своей записк самымъ энергичнымъ образомъ, что онъ нашелъ отличное средство примирить пріздъ гувернантки съ устройствомъ пикника, она все еще сомнвалась, чтобы предполагаемый планъ, при всемъ его совершенств, получилъ одобреніе ея отца. Словомъ, миссъ Мильрой не врила въ предстоявшее удовольствіе, до тхъ поръ пока экипажъ не умчалъ ее на пикникъ. Съ своей стороны, майоръ, натянувшій по случаю этого торжества узкій синій сюртукъ, котораго онъ не надвалъ въ продолженіе нсколькихъ лтъ сряду, и угрожаемый продолжительною разлукой на цлый день съ своимъ старымъ другомъ и товарищимъ — часами, казался человкомъ выбитымъ изъ колеи. Что же касается до друзей майора, приглашенныхъ на пикникъ по просьб Аллана, а именно, вдовствующей леди (иначе мистрисъ Пенткостъ) и ея больнаго сына (преподобнаго Самуила Пенткоста), то, повидимому, трудно было бы отыскать въ цлой Англіи двухъ людей, мене способныхъ содйствовать увеселительной программ дня. Молодой человкъ, вся роль котораго ограничивается лишь тмъ, что онъ смотритъ въ зеленыя очки и съ болзненною улыбкой прислушивается къ разговору сосдей, можетъ быть чудомъ ума и неисчерпаемымъ источникомъ всевозможныхъ добродтелей, во едва ли годится въ товарищи для пикника. Такъ точно и пожилая, страдающая глухотой леди, вс интересы которой сосредоточиваются въ ея сын, и которая (въ тхъ, по счастію, рдкихъ случаяхъ, когда сынъ этотъ раскрываетъ ротъ) нетерпливо спрашиваетъ у каждаго: ‘что сказалъ мой сынъ?’ — конечно, можетъ возбуждать участіе къ своимъ недугамъ и внушать къ себ глубокое уваженіе своею материнскою любовію, но, во всякомъ случа, не представляетъ ни малйшей привлекательности въ пикник. Тмъ не мене таковы были преподобный Самуилъ Пенткостъ и его почтенная мать, только по недостатку другихъ, боле занимательныхъ гостей, ихъ пригласили въ этотъ день сть, пить и веселиться на пикник мистера Армаделя въ Норфокскихъ Озеркахъ.

Появленіе Аллана съ его врнымъ спутникомъ Педгифтомъ Младшимъ разсяло нсколько уныніе, царствовавшее въ маленькомъ кружк на мыз. Планъ пріобщить къ пикнику и гувернантку, въ случа ея прізда въ этотъ день,удовлетворилъ даже заботливое желаніе майора Мильроя оказать надлежащее вниманіе особ, которую онъ ожидалъ въ свой домъ. Написавъ пригласительную записку и адресовавъ ее на имя новой гувернантки самымъ тщательнымъ почеркомъ, миссъ Мильрой побжала на верхъ, чтобы проститься съ своею матерью. Возвратившись оттуда съ улыбающимся лицомъ, она бросила на отца взглядъ, сіявшій блаженствомъ, и объявила, что теперь уже ничто боле не задерживаетъ ихъ ни на одну минуту. Общество немедленно направилось къ садовой калитк, гд оно встртилось лицомъ къ лицу съ новымъ и великимъ затрудненіемъ: какимъ образомъ должны были размститься эти шесть человкъ въ двухъ открытыхъ коляскахъ, ожидавшихъ ихъ у подъзда?

Здсь снова проявилась драгоцнная находчивость Педгифта Младшаго. Этотъ крайне развитой юноша обладалъ въ значительной степени однимъ качествомъ, боле или мене свойственнымъ всмъ молодымъ людямъ нашего времени, умньемъ веселиться, не забывая о своихъ длахъ. Такой выгодный кліентъ, какъ владтель Торпъ-Амброза, рдко попадался его отцу, и потому оказывать въ продолженіе всего дня особенное, но не навязчивое вниманіе Аллану, было именно тмъ самымъ дломъ, котораго молодой Педгифтъ, оставаясь душой общества и главнымъ двигателемъ пикника, въ то же время ни на минуту не упускалъ изъ виду. Онъ мигомъ понялъ, въ какомъ положеніи были дла между миссъ Мильрой и Алланомъ, и чтобъ угодить своему кліенту, вызвался хать впереди (въ качеств знатока мстности), попросивъ майора Мильроя и викарія удостоить его своимъ обществомъ.

— Мы будемъ прозжать одно весьма итересное мсто для человка военнаго, сэръ, сказалъ молодой Педгифтъ, обращаясь къ майору съ своею веселою и безобидною развязностью,— а именно, развалины древняго римскаго лагеря. Кстати, сэръ, продолжалъ этотъ юный адвокатъ, обращаясь къ викарію,— отецъ мой, въ качеств одного изъ подпищиковъ, просилъ меня узнать ваше мнніе о зданіи новаго дтскаго пріюта въ Литль-Джиль-Бек. Не соблаговолите ли вы сообщить мн объ этомъ дорогой?

Съ этими словами онъ отворилъ дверцы коляски и усадилъ въ нее майора и викарія, прежде нежели т успли сдлать хотя малйшее возраженіе. Этотъ маневръ удался какъ нельзя лучше. Алланъ и миссъ Мильрой отправились вмст въ одномъ экипаж, въ сопровожденіи глухой и пожилой леди, присутствіе которой, нисколько не препятствуя любезности молодаго сквайра, сдерживало ее въ должныхъ предлахъ.

Еще никогда не наслаждался Алланъ столь продолжительнымъ свиданіемъ съ миссъ Мильрой, какъ въ настоящую минуту. Добрая старушка, поболтавъ немного о своемъ сын, довершила блаженство своихъ молодыхъ спутниковъ, сдлавшись на этотъ разъ не только глухою, но и слпою. Черезъ четверть часа посл отъзда, почтенная леди, удобно помстившись на мягкихъ подушкахъ, и освжаемая прохладнымъ лтнимъ втеркомъ, погрузилась въ сладкій сонъ. Алланъ любезничалъ, а миссъ Мильрой ободрительно выслушивала его импровизаціи, и оба не обращали ни малйшаго вниманія на торжественный, густой аккомпаниментъ на двухъ басовыхъ нотахъ, который мать викарія, сама того не подозрвая, испускала изъ своего носа. Единственною помхой для любезничанья (храпнье, по своей торжественности и непрерывности, никакъ не могло мшать ему) были оклики, раздававшіеся по временамъ изъ передней коляски. Не довольствуясь тмъ что Педгифтъ Младшій занималъ майора разговоромъ о римскомъ лагер, а викарія — разпросами о дтскихъ пріютахъ, онъ поднимался иногда во весь ростъ съ своего мста, и почтительно окликая задній экипажъ, звонкимъ теноромъ и въ самыхъ изысканныхъ выраженіяхъ обращалъ вниманіе Аллана на любопытные предметы, встрчавшіеся по дорог. Чтобъ отвязаться отъ, него, нужно было отвчать, и Алланъ неизмнно повторялъ одно и то же: ‘да, восхитительно,’ — посл чего молодой Педгифтъ снова опускался на свое мсто и продолжалъ оставленный имъ на минуту разговоръ о Римлянахъ и о дтскихъ пріютахъ.

А между тмъ мстность, по которой прозжало теперь маленькое общество, заслуживала несравненно большаго вниманія со стороны Аллана и его друзей.

Посл непрерывной часовой зды путешественники миновали предлы уединенной прогулки Мидвинтера, и приближались къ одному изъ самыхъ оригинальныхъ и очаровательныхъ видовъ, какіе только можно встртить не только въ Норфок, но и въ цлой Англіи. Мало-по-малу, по мр того какъ экипажи подъзжали къ отдаленному и уединенному округу Озерковъ, характеръ мстности сталъ измняться. Поля, засянныя пшеницей и рпой, встрчались все рже и рже, а тучныя пастбища по обимъ сторонамъ дороги разстилались все дальше и дальше своимъ гладкимъ, бархатнымъ ковромъ. Груды сухаго тростника, заготовленныя для корзинщиковъ и кровельщиковъ, стали чаще попадаться по дорог, старые коттеджи, встрчавшіеся въ начал пути, стали постепенно исчезать, а вмсто ихъ выростали хижины съ землеными стнами. Кром древнихъ колоколевъ, водяныхъ и втреныхъ мельницъ, бывшихъ до сихъ поръ единственными предметами, возвышавшимися надъ этою низкою и болотистою поверхностью, начинали теперь показываться на далекомъ горизонт, изъ-за окраинъ приземистыхъ прибрежныхъ изъ, паруса невидимыхъ лодокъ, медленно скользившихъ по невидимымъ водамъ. Вс странныя и поразительныя аномаліи внутренняго земледльческаго округа, изолированнаго отъ прочихъ округовъ затйливою, узорчатою стью озеръ и потоковъ, и производящаго свои сообщенія не сухимъ путемъ, а водой, стали безпрестанно представляться глазамъ нашихъ путешественниковъ. На заборахъ хижинъ развшаны были сти, небольшія плоскодонныя лодки, какъ будто случайно сюда попавшія, покоились въ садахъ между цвтами, фермерскіе работники, проходившіе взадъ и впередъ, одты были въ смшанный костюмъ моряковъ и поселянъ, съ матросскими шляпами на головахъ, съ рыбачьими сапогами на ногахъ, въ длинныхъ земледльческихъ рубашкахъ, но несмотря на это низменный водяной лабиринтъ все еще оставался тайной для глазъ. Черезъ нсколько минутъ экипажи внезапно свернули съ твердаго шоссе на узкую, поросшую тростникомъ дорогу. Колесы мягко покатились по сырой, болотистой почв, и вскор показалась въ уединеніи стоявшая мыза, увшанная стями и окруженная опрокинутыми лодками. Еще нсколько ярдовъ дале, и послдній кусокъ твердой земли внезапно оканчивался маленькою бухтой и набережной, а за этою набережной направо и налво разстилалась зеркальная водная равнина, гладкая, блестящая, обширная, столь же безукоризненно голубая и спокойная какъ и смотрвшееся въ нее лтнее небо. То было первое Норфокское Озеро.

Экипажи остановились, любезностямъ Аллана наступилъ конецъ, почтенная мистрисъ Пенткостъ, внезапно очнувшись отъ дремоты, строго посмотрла на молодаго человка какъ только раскрыла глаза.

— Я вижу по вашему лицу, мистеръ Армадель, рзко замтила почтенная леди,— что вы воображаете будто я спала.

Сознаніе виновности различно дйствуетъ на оба пола. Девять разъ изъ десяти женщина обнаруживаетъ гораздо меньшую совстливость нежели мущина. Въ данномъ случа все смущеніе было на сторон одного мущины. Между тмъ какъ Алланъ краснлъ и конфузился, вострушка миссъ Мильрой поцловала почтенную леди съ самымъ невиннымъ смхомъ.

— Увряю васъ, дорогая мистрисъ Пенткостъ, сказала маленькая плутовка,— что онъ никакъ неспособенъ вообразить себ такую нелпость, будто вы все время спали!

— Я желала бы только, чтобы мистеръ Армадель зналъ, продолжала старая леди, все еще подозрвавшая Аллана,— что во время зды у меня длается головокруженіе, и тогда я принуждена бываю сидть съ закрытыми глазами, но сидть съ закрытыми глазами и спать — дв вещи разныя, мистеръ Армадель. А гд мой сынъ?

Преподобный Самуилъ молча приблизился къ дверцамъ коляски, съ своими зелеными очками и болзненною улыбкой, и принялся высаживать свою мать изъ экипажа.

— Какъ понравилась теб эта прогулка, Самми? спросила, старая леди.— Восхитительная мстность, мой милый, не правда ли?

Молодой Педгифтъ хлопоталъ и суетился, отдавая различныя приказанія лодочникамъ. Майоръ Мильрой, спокойный и терпливый, сидлъ немного поодаль на опрокинутомъ плоту и украдкой посматривалъ на часы. Наступилъ ли полдень? О, онъ давно уже прошелъ! Въ первый разъ въ продолженіе многихъ лтъ знаменитая машина пробила свои двнадцать ударовъ въ пустой мастерской. Время подняло и опустило свою удивительную косу, капралъ съ своею командой смнилъ часоваго, но не было хозяйскаго глаза, чтобы наблюдать за ихъ дйствіями, не было хозяйской руки, чтобы поощрять ихъ старанія. Майоръ вздохнулъ, опуская свои часы въ карманъ. ‘Мн кажется, я слишкомъ устарлъ для подобныхъ увеселеній,’ подумалъ добрякъ, сонливо посматривая кругомъ. ‘Я вовсе не наслаждаюсь этою прогулкой, такъ какъ предполагалъ сначала… Но когда же мы сядемъ въ лодку? Гд Нелли?’

Нелли, точне миссъ Мильрой, стояла позади одного изъ экипажей съ учредителемъ пикника. Они погружены были въ интересную бесду о своихъ собственныхъ именахъ, Алланъ какъ легкомысленный, двадцатидвухлтній юноша, готовъ былъ тутъ же сдлать ей предложеніе безъ дальнйшихъ околичностей.

— Скажите мн правду, сказала миссъ Мильрой, скромно потупивъ глазки,— когда вы въ первый разъ услыхали мое имя, оно не понравилось вамъ, да?

— Мн нравится все что принадлежитъ вамъ, съ жаромъ отвчалъ Алланъ.— По моему мннію, Элеонора — очаровательное имя, а между тмъ, самъ не знаю почему, я нахожу, что майоръ сдлалъ большое улучшеніе, перемнивъ его на Нелли.

— Я сейчасъ объясню вамъ причину этого, мистеръ Армадель, съ важностію сказала майорская дочка.— Есть на свт такіе несчастные люди, имена которыхъ… какъ бы вамъ объяснить это?… имена которыхъ можно опредлить словомъ Неудача. Мое имя есть также Неудача. Я, конечно, не обвиняю за это моихъ родителей, потому что не могли же они предвидть, когда я была еще крошечнымъ ребенкомъ, что изъ меня выйдетъ въ послдствіи. Но какъ бы то ни было, мое имя находится теперь въ совершенномъ разлад съ моею наружностью. Когда вамъ говорятъ о молодой двушк, называемой Элеонорой, вы сейчасъ представляете себ высокое, стройное, красивое созданіе, совершенно противоположное мн? При моей фигур имя Элеоноры звучитъ какъ-то смшно и нескладно, имя же Нелли, вы это замтили, создано какъ разъ для меня… Нтъ! нтъ! Не говорите объ этомъ боле, мн наскучилъ этотъ разговоръ, а если ужь толковать объ именахъ, то мн пришло въ голову другое имя, которое гораздо интересне моего собственнаго.

Сказавъ это, она бросила на своего собесдника взглядъ, ясно говорившій: имя это ваше. Алланъ подвинулся къ ней еще на одинъ шагъ и безъ малйшей необходимости понизилъ свой голосъ до таинственнаго шепота. Миссъ Мильрой мгновенно потупилась. Она такъ упорно смотрла внизъ, что случись тутъ геологъ, онъ, конечно, заподозрилъ бы ее въ ученомъ изслдованіи верхняго слоя земли.

— О какомъ имени думаете вы? спросилъ ее Алланъ.

Миссъ Мильрой дала своему отвту форму замчанія, и продолжая глядть на верхній слой земли, какъ будто бы онъ, въ качеств проводника звуковъ, могъ распорядиться ея словами по своему усмотрнію, отвчала:

— Будь я мущина, я непремнно выбрала бы себ имя Аллана!

Произнося эти слова, она чувствовала на себ взглядъ его, и отвернувшись въ другую сторону, стала внимательно разсматривать задній кузовъ коляски.

— Какая великолпная работа! воскликнула она, съ внезапнымъ взрывомъ участія къ лакировальному мастерству.— желала бы я знать какъ они это длаютъ?

Мущина упрямъ, а женщина уступчива. Алланъ не хотлъ перемнять разговора о любви на разговоръ объ экипажахъ, и потому миссъ Мильрой должна была отказаться отъ продолженія послдняго.

— Называйте меня просто по имени, если оно дйствительно вамъ нравится, прошепталъ онъ вкрадчиво.— Назовите меня Алланомъ сейчасъ же, ну, хоть для того только чтобы попробовать.

Она покраснла, смутилась и, съ очаровательною улыбкой, отрицательно покачала головой.

— Теперь еще не могу, отвчала она тихо.

— А мн можно называть васъ Нелли? или еще рано?

Она снова взглянула на него, причемъ грудь ея заволновалась, а темные, срые глаза блеснули нжностью.

— Вамъ лучше знать это, прошептала Нелли едва внятно.

Неизбжный отвтъ уже готовъ былъ слетть съ языка Аллава, какъ вдругъ, въ тишин воздуха, весело раздался ненавистный звонкій теноръ Педгифта Младшаго, который громко звалъ мистера Армаделя! Въ ту же минуту съ другой стороны коляски выглянули мрачные очки преподобнаго Самуила, обязательно пустившагося на поиски, а его почтенная мать (которая съ необыкновенною находчивостью сопоставила близость воды съ внезапнымъ движеніемъ между присутствующими) отчаяннымъ голосомъ спрашивала у всхъ и каждаго не утонулъ ли кто-нибудь? Чувство пугливо отлетаетъ, а любовь застнчиво прячется отъ всякого шума. Мысленно отправивъ всхъ къ чорту, Алланъ присоединился къ молодому Педгифту, съ своей стороны, миссъ Мильрой со вздохомъ пріютилась подъ крылышко своего папа.

— Все готово, мистеръ Армадель! сказалъ молодой Педгифтъ, весело привтствуя своего патрона.— Теперь мы можемъ отправиться вс вмст по вод. Я досталъ самую большую лодку, какую только можно было найдти на Озеркахъ. Ялики, прибавилъ онъ, понижая голосъ и направляясь къ набережной,— кром своей непрочности и ненадежности, никакъ не вмстили бы боле двухъ человкъ съ гребцомъ, а майоръ напрямикъ объявилъ мн, что если мы раздлимся на разныя лодки, то онъ сочтетъ своею обязанностью хать вмст съ дочерью. Я подумалъ, что это едва ли покажется вамъ удобнымъ, сэръ, продолжалъ Педгифтъ Младшій, съ легкимъ, почтительнымъ удареніемъ на слов это.— Сверхъ того, еслибы мы посадили почтенную леди въ яликъ, то, при ея тучности и вс въ шестьнадцать стонъ, {Около 5 ¹/₂ пуд., въ камн или стон считается 14 ф.} она безпрестанно опрокидывалась бы въ воду, что причинило бы намъ большую задержку и испортило бы все удовольствіе. Вотъ и лодка, мистеръ Армадель. Какъ вы ее находите?

Лодка была новымъ прибавленіемъ къ тмъ страннымъ аномаліямъ, которыя повсюду представлялись на Озеркахъ. То была ни боле ни мене какъ старая спасительная шлюпка, доживавшая свой вкъ на гладкой прсноводной равнин озера посл бурной юности, проведенной на соленыхъ водахъ мятежнаго моря. Посредин устроена была маленькая уютная каюта для птицелововъ, прізжавшихъ туда охотиться въ зимнюю пору, а къ передней части придлана была мачта съ парусомъ, приспособленнымъ для плаванія по внутреннимъ водамъ. Тутъ было довольно мста и для гостей, и для обда, и для трехъ гребцовъ. Алланъ одобрительно потрепалъ по плечу своего врнаго лейтенанта, и даже сама мистрисъ Пенткостъ, когда вс спокойно размстились въ лодк, довольно благосклонно отнеслась къ предстоявшему катанью.

— Если что-нибудь случится съ нами, сказала эта почтенная леди, обращаясь ко всему обществу, мы, по крайней мр, имемъ утшеніе въ томъ, что сынъ мой уметъ плавать.

Лодка выплыла изъ бухты въ спокойныя воды, и глазамъ зрителей представилась очаровательная картина. Сверный и западный берега отчетливо выдлялись вдали, озаряемые солнцемъ, въ иныхъ мстахъ они окаймлены были темными деревьями, въ промежуткахъ которыхъ пестрли втряныя мельницы и сельскія мазанки съ тростниковыми кровлями. На юг водная гладь, постепенно съуживаясь, образовала маленькую группу сжатыхъ между собою островковъ, которые и замыкали съ этой стороны перспективу, между тмъ какъ на восток тянулась по изгибамъ Озерка длинная волнообразная линія тростниковъ и скрывала отъ глазъ раскинувшіяся позади водныя пустыни. Лтній воздухъ былъ такъ прозраченъ и тихъ, что единственное облачко, замтное въ восточной сторон небосклона, происходило отъ дыма, вылетавшаго изъ трубы парохода, который шелъ, мили за три оттуда, по невидимому морю. Когда голоса присутствовавшихъ смолкали, кругомъ не слышно было ни малйшаго звука кром тихаго журчанья воды подъ лодкой, которая, повинуясь мрнымъ ударамъ веселъ, тихо подвигалась впередъ, по мелководной поверхности. Свтъ и его треволненія, казалось, навсегда оставлены были позади. Чистая лазурь неба и безмятежное спокойствіе блестящаго Озерка производили вмст какое-то волшебное впечатлніе тишины и безмолвія.

Спокойно усвшись въ лодк, майоръ съ дочерью на одной сторон, викарій съ матерью на другой, а Алланъ и Педгифтъ въ середин,— маленькое общество тихо плыло къ групп островковъ на конц Озерка. Миссъ Мильрой ощущала невыразимое блаженство, Алланъ былъ въ восторг, и даже майоръ забылъ на минуту о своихъ часахъ. Каждый наслаждался по своему тишиной и прелестью этой картины, а мистрисъ Пенткостъ любовалась ею какъ ясновидящая — съ закрытыми глазами.

— Гляньте-ка сюда, мистеръ Армадель, шепнулъ молодой Педгифтъ.— Нашъ преподобный начинаетъ какъ-будто оживляться.

Въ самомъ дл, непривычная бодрость, предвщавшая близкую рчь, дйствительно проявлялась въ эту минуту въ манерахъ викарія. Онъ какъ птица сталъ подергивать головой изъ стороны въ сторону, откашлялся, всплеснулъ руками, и съ кроткимъ участіемъ посмотрлъ на публику. Постепенное оживленіе этого достойнаго джентльмена ужасно походило на приготовленіе къ проповди.

— Даже посреди этой спокойной обстановки, медленно началъ преподобный Самуилъ, въ первый разъ обращаясь къ публик съ своимъ замчаніемъ,— умъ христіанина, влекомый, такъ-сказать, къ крайностямъ, невольно помышляетъ о непрочности земныхъ наслажденій. Что если тишина эта будетъ нарушена? Что если забушуютъ втры и взволнуются воды?

— О, объ этомъ вамъ нечего безпокоиться, сэръ, замтилъ молодой Педгифтъ,— іюнь въ здшнемъ кра считается лучшимъ мсяцемъ, да къ тому же вы умете плавать.

Мистрисъ Пенткостъ (вроятно, намагнитизированная близкимъ сосдствомъ своего сына) внезапно открыла глаза и поспшно спросила, что сказалъ ея сынъ? Преподобный Самуилъ повторилъ свои слова усиленнымъ голосомъ, принаровленнымъ къ тугому слуху его матери. Тогда почтенная леди одобрительно кивнула головой, и вторя мыслямъ сына, съ своей стороны, произнесла цитату.

— Ахъ! сказала мистрисъ Пенткостъ съ глубокимъ вздохомъ,— Господь управляетъ втрами, Самми, и повелваетъ бурямъ!

— Благородныя слова! замтилъ преподобный Самуилъ.— Благородныя и утшительныя слова!

— Послушайте, прошепталъ Алланъ,— что прикажете длать, если онъ вздумаетъ еще долго проповдывать въ этомъ тон?

— Я говорила вамъ, папа, что ихъ опасно приглашать, прибавила миссъ Мильрой также шепотомъ.

— Ахъ, моя милая! съ упрекомъ возразилъ майоръ.— Мы ни съ кмъ здсь не знакомы въ сосдств кром ихъ, а такъ какъ мистеръ Армадель предложилъ намъ пригласить кого-либо изъ нашихъ друзей, то вамъ не оставалось другаго выбора.

— Опрокинуть лодку невозможно, шепотомъ замтилъ молодой Педгифтъ съ сардоническою важностью въ лиц.— Къ несчастію, это спасительная шлюпка. Но я осмлюсь предложить вамъ другой планъ, мистеръ Армадель: заткнуть чмъ-нибудь ротъ преподобному джентльмену. Сейчасъ будетъ три часа. Не зазвонить ли къ обду, сэръ?

Никогда, никто не былъ до такой степени на своемъ мст какъ Педгифтъ Младшій на пикник. Черезъ десять минутъ лодка причалила къ тростникамъ, торпъ-амброзскія корзины стали распаковываться на верху каюты, и потокъ викаріева краснорчія былъ на этотъ день пріостановленъ.

Какъ неоцненно-важенъ по своимъ нравственнымъ результатамъ, и слдовательно, какъ похваленъ самъ по себ процессъ ды и питья! Человкъ, который посл обда не становится боле чмъ прежде нжнымъ мужемъ, отцемъ или братомъ, говоря съ пищеварительной точки зрнія, есть человкъ неизлчимо порочный. Сколько скрытыхъ прелестей характера, сколько дремлющихъ способностей выходятъ наружу, когда люди собираются вмст за обденнымъ столомъ, чтобы задать работы желудочному соку! Съ открытіемъ торпъ-амброзскихъ корзинъ очаровательная общительность (плодъ счастливаго союза цивилизаціи съ мистрисъ Грипперъ {Кухарка Аллана Армаделя.}) распространилась между маленькимъ обществомъ и примирила между собою разнородныя начала, изъ которыхъ оно было составлено. Преподобный Самуилъ Пенткостъ, блестящіе таланты котораго таились до сихъ поръ подъ замкомъ, доказалъ, наконецъ, публик, что и онъ способенъ на многое, потому что съ успхомъ можетъ сть. Педгифтъ Младшій заблисталъ ярче прежняго искрами остроумія и удивительной находчивости. Молодой сквайръ и его прелестная гостья доказывали другъ другу существованіе тройственнаго союза между искрометнымъ шампанскимъ, любовью, все смле вступающею въ свои права, и нмымъ разговоромъ глазъ, лексиконъ которыхъ не содержитъ въ себ слова нтъ. Майоръ, тряхнувъ стариной, разказывалъ анекдоты, которыхъ уже давно не приходилось ему разказывать. А мистрисъ Пенткостъ, проявляясь въ полномъ величіи своего трогательнаго материнскаго достоинства, схватила лишнюю вилку и стала дятельно работать этимъ полезнымъ инструментомъ, выбирая со всхъ блюдъ лучшіе куски и наполняя ими вс свободныя мста на тарелк преподобнаго Самуила.

— Не смйтесь надъ моимъ сыномъ, воскликнула почтенная леди, замтивъ, что поступки ея возбуждали невольный смхъ въ присутствовавшихъ.— Это моя вина, это я принуждаю его кушать, бдняжку!

Неужели же посл этого можетъ найдтись на семъ свт человкъ, который, при вид добродтелей, проявляющихся за обденнымъ столомъ, ршился бы сравнить драгоцнное преимущество обдать съ какою-нибудь ничтожнйшею изъ повседневныхъ заботъ, возложенныхъ на человчество, съ застегиваніемъ жилета, напримръ, или съ зашнуровываніемъ корсета? О, не довряйте такому чудовищу (если только найдется оно въ мір) ни вашихъ нжныхъ тайнъ, ни вашей любви и ненависти, ни вашихъ надеждъ и опасеній: сердце его не смягчено желудкомъ, и въ немъ нтъ общественныхъ добродтелей!

Дневной жаръ уже смнился прохладою длиннаго лтняго вечера, когда, наконецъ, блюда были очищены и бутылки какъ должно осушены до дна. По окончаніи этой церемоніи общество лниво посмотрло на Педгифта Младшаго, какъ бы спрашивая его, что предпринять ему теперь. Изобртательность адвоката и на этотъ разъ оказалась неистощимою. Онъ уже придумалъ новое развлеченіе, прежде чмъ самый проворный человкъ изъ всего общества усплъ бы спросить у него, въ какомъ род будетъ это развлеченіе.

— Не любитъ ли миссъ Мильрой музыку на вод? спросилъ онъ съ самою оживленною и пріятною улыбкой.

Миссъ Мильрой отвчала, что она страстно любитъ музыку и на вод, и на суш, за исключеніемъ лишь тхъ случаевъ, когда она сама упражняется на фортепіано.

— Дайте намъ выйдти сначала изъ тростниковъ, сказалъ молодой Педгифтъ. Онъ отдалъ приказаніе гребцамъ, проворно юркнулъ въ маленькую каюту и снова вынырнулъ оттуда съ концертиною въ рукахъ.

— Не правда ли какъ это мило, миссъ Мильрой? замтилъ онъ, указывая на первоначальныя буквы своего имени, выложенныя перламутромъ на инструмент.

— Меня зовутъ Августомъ, такъ же какъ и моего отца. Нкоторые же изъ нашихъ друзей, отбрасывая А, называютъ меня просто Густусъ Младшій. Маленькая шутка надолго остается пріятною между друзьями, не такъ ли мистеръ Армадель? Леди и джентльмены! Я долженъ объявить вамъ, что немножко пою подъ мой собственный аккомпаниментъ, и если вы готовы меня слушать, то я буду весьма радъ выказать передъ вами мое искусство.

— Постойте! воскликнула мистрисъ Пенткостъ, я до безумія люблю музыку.

Посл этого грознаго заявленія, почтенная леди открыла огромный кожаный мшокъ, не покидавшій ее ни днемъ ни ночью, и вынула оттуда старомодный слуховой рожокъ — нчто среднее между охотничьимъ рогомъ и французскимъ рожкомъ.

— Вообще я избгаю употреблять эту вещь, пояснила мистрисъ Пенткостъ, потому что боюсь оглохнуть еще боле. Но музыку я ни за что не хочу пропустить. Я до безумія люблю музыку. Подержи рожокъ за другой конецъ Самми, я вставлю его въ ухо. Нелли, моя милая, скажите ему, чтобъ онъ начиналъ теперь.

Молодой Педгифтъ не чувствовалъ ни малйшаго смущенія и тотчасъ же заплъ, но онъ выбралъ не легкіе, современные романсы, какихъ можно было бы ожидать отъ человка его возраста и характера, а превыспреннія, патріотическія изліянія, переложенныя на смлую, бравурную музыку, которую такъ любилъ англійскій народъ въ начал текущаго столтія, и къ которой онъ и до нын часто возвращается съ любовію. Смерть Марміона, битва на Балтійскомъ мор, Бискайскій заливъ, Нельсонъ, на разные мотивы, какъ плъ ихъ покойный Брагамъ,— таковы были псни, которыми пронзительный теноръ Густуса Младшаго угощалъ публику при оглушительномъ аккомпанимент концертины.

— Леди и джентльмены, сказалъ адвокатъ-трубадуръ,— прошу васъ объявить мн безъ церемоніи, если пніе мое утомляетъ васъ: во мн нтъ ни малйшаго высокомрія. А теперь, для разнообразія, не угодно ли вамъ выслушать что-нибудь чувствительное? Не пропть ли вамъ въ заключеніе Сучекъ омелы, или Бдную Мери-Анну?

Наградивъ своихъ слушателей этими двумя веселыми мелодіями, молодой Педгифтъ обратился къ прочимъ членамъ общества съ почтительнйшею просьбой послдовать его музыкальному примру, и вызывался каждому аккомпанировать экспромтомъ, если только пвецъ потрудится дать ему тонъ.

— Да продолжайте же кто-нибудь! нетерпливо воскликнула мистрисъ Пенткостъ.— Повторяю вамъ, что я до безумія люблю музыку. А мы еще и въ половину не наслушались ея, не правда ли Самми?

Преподобный Самуилъ не отвчалъ ни слова. У несчастнаго были свои причины, не въ груди, а немного пониже, чтобы хранить молчаніе среди всеобщей веселости и всеобщаго одобренія. О, бдное человчество! Даже и материнскую любовь нельзя назвать непогршимою. Будучи уже многимъ обязанъ своей почтенной матери, преподобный Самуилъ долженъ былъ, сверхъ того, поблагодарить ее и за жестокое разстройство желудка.

Впрочемъ, на лиц викарія еще никто не замтилъ признаковъ внутренней революціи. Каждый занятъ былъ тмъ, что упрашивалъ другаго пть. Миссъ Мильрой обратилась къ учредителю праздника.

— Пожалуйста, спойте что-нибудь, мистеръ Армадель, сказала она,— мн такъ хотлось бы послушать васъ!

— Стоитъ только начать, сэръ, прибавилъ веселый Педгифтъ,— а ужь тамъ все пойдетъ какъ по маслу. Музыка — такое искусство, которое нужно схватить за горло съ самаго начала.

— Я очень радъ, весело отвчалъ Алланъ.— Мотивовъ у меня множество, но хуже всего то что я никакъ не могу упомнить словъ. Не знаю, удастся ли мн припомнить одну изъ мелодій Мура? Моя бдная мать такъ любила учить меня этимъ мелодіямъ, когда я былъ еще ребенкомъ.

— Чьи мелодіи? спросила мистрисъ Пенткостъ. Мура? Ага! Я знаю Тома Мура наизустъ.

— Въ такомъ случа, сударыня, вы потрудитесь помогать моей памяти, если она измнитъ мн, отвчалъ Алланъ.— Съ вашего позволенія я выберу мелодію самую легкую изъ цлой коллекціи. Вроятно, каждый знаетъ ее: жилище Эвелины.

— Я знакомъ до нкоторой степени со всми національными мелодіями Англіи, Шотландіи и Ирландіи, сказалъ Педгифтъ Младшій,— и съ величайшимъ удовольствіемъ готовъ аккомпанировать вамъ, сэръ. Кажется, вотъ этотъ мотивъ годится.

Онъ услся, скрестивъ ноги, на верху каюты, и началъ сложную импровизацію, состоявшую изъ музыкальныхъ фіоритуръ и унылыхъ завываній, то была жига, сбивавшаяся на похоронную пснь, или похоронная пснь, приправленная жигой.

— Это идетъ какъ нельзя лучше, сказалъ молодой Педгифтъ, съ своею самоувренною улыбкой.— Начинайте, сэръ!

Мистрисъ Пенткостъ наставила рожокъ, а Алланъ затянулъ:

‘О, плачьте о томъ дн, когда въ жилище Эвелины….’ Онъ остановился, аккомпаниментъ также смолкъ, слушатели ждали.

— Это удивительная вещь, сказалъ Алланъ:— мн казалось, что я какъ нельзя лучше помню слдующую фразу, а между тмъ она улетучилась. Если вы позволите, я начну сызнова. ‘О, плачьте о томъ дн, когда въ жилище Эвелины….’

— ‘Владлецъ долины съ ложнымъ обтомъ явился,’ подсказала мистрисъ Пенткостъ.

— Благодарю васъ, сударыня, сказалъ Алланъ.— Теперь я буду пть не останавливаясь. ‘О, плачьте о томъ дн, когда въ жилище Эвелины владлецъ долины съ ложнымъ обтомъ явился! Луна сіяла ярко…’

— Неправда! воскликнула мистрисъ Пенткостъ.

— Извините, сударыня, возразилъ Алланъ. ‘Луна сіяла ярко…’

— Луна ничего подобнаго не длала, настаивала мистрисъ Пенткостъ.

Педгифтъ Младшій, предвидя споръ, продолжалъ играть аккомпаниментъ sotto voce, въ интерес гармоніи.

— Это собственныя слова Мура, сударыня, замтилъ Алламъ,— такъ какъ они были списаны въ тетрадк мой матери.

— Ваша мать списала неврно, возразила мистрисъ Пенткостъ.— Разв я не сказала вамъ сейчасъ, что знаю Тома Мура наизустъ?

Умиротворительная концертина Педгифта Младшаго все еще продолжала свои фіоритуры и завыванія въ минорномъ тон.

— Ну, такъ что же длала луна? въ отчаяніи спросилъ Алланъ.

— Она длала то что ей слдовало длать, сэръ, иначе Томъ Муръ и не написалъ бы такъ, возразила мистрисъ Пенткостъ.— ‘Луна свой свтлый ликъ сокрыла, горюя о стыд двицы!….’ Скажите, пожалуйста, этому молодому человку, чтобъ онъ пересталъ играть, прибавила мистрисъ Пенткостъ, перенося свое возрастающее негодованіе на Густуса Младшаго. Онъ надолъ мн: вс уши прощекоталъ.

— Весьма лестно это слышать, сударыня, сказалъ неконфузливый Педгифтъ.— Вся сила музыки въ томъ именно и заключается, чтобы щекотать слухъ.

— Мы, кажется, увлеклись споромъ, спокойно замтилъ майоръ Мильрой.—Не лучше ли было бы, еслибы мистеръ Армадель продолжалъ свое пніе.

— Пожалуста, мистеръ Армадель, продолжайте! настаивала майорская дочка.— И вы также, мистеръ Педгифтъ, продолжайте!

— Одинъ не знаетъ словъ, а другой музыки, сказала мистрисъ Пенткостъ.— Пусть себ продолжаютъ, увидимъ, какъ это у нихъ пойдетъ.

— Весьма сожалю, что долженъ разочаровать васъ, сударыня, сказалъ Педгифтъ Младшій, но что до меня касается, то я могу продолжать до безконечности.— Начинайте мистеръ Армадель!

Алланъ раскрылъ ротъ, чтобы продолжать начатую мелодію. Но прежде чмъ онъ усплъ издать хотя малйшій звукъ, викарій вскочилъ съ своего мста, блдный какъ полотно, и судорожно схватилъ себя рукой посредин жилета.

— Что съ вами, что съ вами? хоромъ воскликнуло все общество.

— Мн ужасно нехорошо, сказалъ преподобный Самуилъ Пенткостъ.

Лодка мгновенно переполошилась. Пснь Эвелины замерла на губахъ Аллана, и даже назойливая концертина Педгифта Младшаго наконецъ умолкла. Но общая тревога оказалась совершенно напрасною. Сынъ мистрисъ Пенткостъ имлъ мать, а у этой матери былъ мшокъ. Во мгновеніе ока медицина заняла мсто, упраздненное музыкою.

— Три потихоньку, Самми, сказала мистрисъ Пенткостъ.—Я сейчасъ достану бутылку, и дамъ теб хорошенькій пріемъ. Это все его несчастный желудокъ, майоръ. Пусть кто-нибудь подержитъ мой рожокъ, да велите остановить лодку. Вы, моя милая Нелли, держите вотъ эту бутылку, а вы, мистеръ Армадель, эту, и подавайте мн ихъ по мр надобности. Ахъ, бдняжка, бдняжка, вдь я знаю что съ нимъ! Отсутствіе дятельности вотъ здсь, майоръ, проговорила мистриссъ Пенткостъ (указывая на свой животъ),— наклонность къ охлажденію, къ образованію кислотъ и вялость. Имбирь его согретъ, сода исправитъ желудокъ, а нашатырь придастъ силы. Готово, Самми! Пей же поскоре, покамстъ газъ не улетучился, а потомъ, мой другъ, поди лягъ въ эту собачью кануру, которую они называютъ каютой, играть же боле я не позволю! прибавила мистрисъ Пенткостъ, грозя пальцемъ владльцу концертины,— ничего не позволю, кром гимна, противъ этого я ничего не имю.

Такъ какъ никто не чувствовалъ расположенія пть гимны, то изобртательный Педгифтъ порылся опять въ неистощимыхъ запасахъ своей изобртательности и отыскалъ новую мысль. По его приказанію, гребцы повернули лодку, и чрезъ нсколько минутъ общество очутилось въ бухт маленькаго островка, на дальнемъ конц котораго стояла уединенная мыза, росшій кругомъ густой тростникъ совершенно скрывалъ отъ глазъ перспективу дали.

— Что вы сказали бы, леди и джентльмены, еслибъ я предложилъ вамъ выйдти на берегъ и осмотрть мызу собирателя тростника? спросилъ молодой Педгифтъ.

— Мы, конечно, изъявили бы свое согласіе, отвчалъ Аллавъ.— Нездоровье мистера Пенткоста и мшокъ мистрисъ Пенткостъ, прибавилъ онъ шепотомъ, обращаясь къ миссъ Мильрой,— самымъ вреднымъ образомъ подйствовали на наше веселое расположеніе духа. Чтобы разогнать всеобщую хандру, намъ необходима перемна, и чмъ скоре, тмъ лучше.

Онъ и молодой Педгифтъ высадили миссъ Мильрой изъ лодки. За нею послдовалъ майоръ. Но мистрисъ Пенткостъ, подобно египетскому сфинксу, сидла неподвижно съ мшкомъ на колнахъ, оберегая своего дорогаго Самми, который все еще лежалъ въ кают.

— Я намренъ во что бы то ни стало продолжать наши забавы, сэръ, сказалъ Алланъ майору, высаживая его изъ лодки.— Мы еще и въ половину не насладились всми удовольствіями ныншняго дня.

Онъ произнесъ эти слова такъ громко и съ такою твердою увренностью въ возможность ихъ осуществленія, что даже мистрисъ Пенткостъ услыхала его и зловще покачала головой.

— Ахъ, молодой человкъ! со вздохомъ произнесла викаріева мать.— Будь вы однихъ лтъ со мною, вы не разчитывали бы съ такою увренностью на удовольствія дня!

Такъ говорила осторожная старость въ упрекъ безразсудной молодости. Отрицательная точка зрнія во всемъ мір признана наиболе благоразумною, и философія мистрисъ Пенткостъ почти всегда оправдывается фактами.

IX. Судьба или случай?

Было уже около шести часовъ вечера, когда Алланъ и его друзья пристали къ берегу, вечерняя тишина и таинственность уже начинали распространяться по водной пустын Озерковъ.

Въ этомъ захолусть берегъ былъ совсмъ не то что въ другихъ мстахъ. Несмотря на свою кажущуюся твердость, земля передъ фасадомъ мызы была не боле какъ трясина, въ которой вязли ноги и мстами просачивалась вода. Гребцы, указывавшіе путь нашимъ путешественникамъ, просили ихъ держаться проложенной тропинки, указывая имъ черезъ отверстія въ тростник и кустахъ на густыя, поросшія травой лужайки, по которымъ люди посторонніе пошли бы безъ малйшаго опасенія, между тмъ какъ тонкій слой земли въ этихъ мстахъ скрывалъ неизмримыя тинистыя пучины и не въ состояніи былъ бы вынести даже тяжесть ребенка. Уединенная мыза, построенная изъ осмоленныхъ досокъ, стояла на почв укрпленной сваями. На одномъ конц кровли возвышалась небольшая каланча, которая, въ охотничью пору, служила обсерваціоннымъ пунктомъ для охотниковъ. Съ этого возвышенія глазъ далеко обнималъ широкое, пустынное пространство излучистой воды и глухихъ болотъ. Еслибъ собирателю тростника случилось упустить свою лодку, онъ былъ бы точно такъ же отрзанъ здсь отъ всякого сообщенія съ городомъ и деревнями, какъ еслибъ онъ жилъ на маяк. Впрочемъ, ни онъ, ни семейство его не жаловались на уединеніе и не сдлались отъ того ни грубе, ни невжественне. Жена хозяина радушно приняла постителей въ маленькой уютной комнат съ бревенчатымъ потолкомъ и окнами, похожими на окна корабельной каюты. Отецъ ея разказалъ имъ исторію тхъ замчательныхъ дней, когда забрались къ нимъ однажды ночью контрабандисты: они плыли изъ моря черезъ лабиринтъ рчекъ съ перевязанными веслами, и добравшись до уединенныхъ Озерковъ, потопили здсь свои бочки со спиртомъ, вн преслдованій береговой стражи. Маленькіе дикари, дти хозяина, прятались отъ постителей, а гости бродили внутри и вн мызы, по нскольку разъ огибая небольшое пространство твердой земли, на которой она стояла, и приходя въ неописанный восторгъ отъ всего ими видннаго. Единственный человкъ, замтившій наступленіе вечера, и помышлявшій о скоротечности времени и о неподвижности Пенткостовъ въ лодк, былъ молодой Педгифтъ. Этотъ опытный лоцманъ Озерковъ искоса посмотрлъ на часы, и при первой возможности отвелъ Аллана въ сторону.

— Я не желалъ бы торопить васъ, мистеръ Армадель, сказалъ Педгифтъ Младшій,— но время бжитъ, а насъ ждетъ дама.

— Дама? повторилъ Алланъ.

— Да, сэръ, отвчалъ молодой Педгифтъ:— дама изъ Лондона, находящаяся въ связи (если вы позволите мн вамъ напомнить) съ кабріолетомъ, пони и серебряною упряжью.

— Боже праведный, гувернантка! воскликнулъ Алланъ,— въ самомъ дл мы совсмъ забыли о ней!

— Не безпокойтесь, сэръ, у насъ еще много времени впереди, если только мы немедленно отправимся въ путь. Я сейчасъ объясню вамъ это, мистеръ Армадель. Вроятно, вы припомните, что мы предполагали пить нашъ походный чай на слдующемъ Озерк — на Заброшенномъ Пруд, не такъ ли?

— Совершенно такъ, сказалъ Алланъ.— Другъ мой Мидвинтеръ именно общалъ пріхать на этотъ Заброшенный Прудъ.

— У Заброшеннаго Пруда должна присоединиться къ намъ и гувернантка, сэръ, если вашъ кучеръ исполнитъ мои приказанія, продолжалъ молодой Педгифтъ.— Намъ предстоитъ пробираться теперь по крайней мр цлый часъ между извилинами и поворотами узкихъ водъ, называемыхъ здсь Зундами, прежде нежели мы достигнемъ до Заброшеннаго Пруда, и потому, по моимъ разчетамъ, намъ слдуетъ отплыть отсюда не дале какъ черезъ пять минутъ, чтобы поспть вовремя къ прізду гувернантки и вашего друга.

— Мы не заставимъ ждать моего друга, сказалъ Алланъ,— ну, и гувернантку тоже. Я сейчасъ предупрежду майора.

Майоръ Мильрой готовился въ эту минуту взойдти на деревянную каланчу, чтобы полюбоваться оттуда окрестными видами. Усдужливый Педгифтъ вызвался быть его чичероне и отрапортовать ему вс необходимыя мстныя свднія гораздо проворне, нежели сдлалъ бы это самъ хозяинъ мызы.

Алланъ стоялъ передъ фасадомъ хижины, противъ обыкновенія спокойный и задумчивый. Разговоръ съ молодымъ Педгифтомъ въ первый разъ во время всей прогулки напомнилъ ему объ отсутствующемъ друг. Онъ удивлялся, что Мидвинтеръ, столь занимавшій его мысли въ другихъ случаяхъ, былъ совершенно позабытъ имъ на такое продолжительное время, и почувствовалъ нчто въ род упрека, вспомнивъ о врномъ друг, который дятельно трудился теперь ради его интересовъ надъ провркою счетныхъ книгъ прежняго управляющаго.

‘Бдный дружище,’ подумалъ Алланъ, ‘я такъ буду радъ увидаться съ нимъ у Пруда, удовольствіе ныншняго дня, до тхъ поръ не будетъ для меня полно, пока онъ не присоединится къ намъ!’

— Угадала ли я, мистеръ Армадель, что вы теперь думаете о комъ-то? вдругъ спросилъ позади его тихій голосъ.

Алланъ обернулся и увидлъ подл себя майорскую дочку. Миссъ Мильрой, помня нжное свиданіе за коляской, и замтивъ что обожатель ея стоитъ одинъ, погруженный въ задумчивость, ршилась дать ему новый случай для объясненія, въ то время какъ отецъ ея и молодой Педгифтъ стояли на верху каланчи.

— Вы все знаете, отвчалъ ей Алланъ, улыбаясь.— Я дйствительно думалъ о комъ-то.

Миссъ Мильрой украдкой бросила на него взглядъ, выражавшій нжное поощреніе. Посл всего происшедшаго между ними въ это утро, о комъ могъ думать Алланъ какъ не о ней! И потому она предположила, что съ ея стороны будетъ истиннымъ благодяніемъ, если она снова наведетъ его на разговоръ объ именахъ, прерванный нсколько часовъ тому назадъ.

— И я тоже думала о комъ-то, сказала она полукокетливо, полусеріозно, вызывая и въ то же время отталкивая его близкое признаніе.— Если я скажу вамъ первую букву задуманнаго мною имени, назовете ли вы мн первую букву того, о комъ вы думаете?

— Я скажу вамъ все, чего бы вы ни потребовали, отвчалъ Алланъ съ увлеченіемъ.

Она все еще продолжала кокетливо уклоняться отъ предмета, котораго такъ нетерпливо жажлала ея душа.

— Сначала вы назовите мн вашу букву, сказала она тихо, глядя въ другую сторону.

Алланъ засмялся.

— Моя буква М,— сказалъ онъ.

Она слегка вздрогнула. Какъ ни странно ей показалось, что онъ думалъ о ней не по-имени, а no-фамиліи, однако, она готова была помириться съ этимъ, коль скоро онъ думалъ все таки о ней.

— Какая же ваша буква? спросилъ Алланъ.

Она покраснла и улыбнулась.

— А, если хотите знать! отвчала она шопотомъ и какъ бы нехотя.

Она опять посмотрла на него украдкой, и еще разъ съ какимъ-то особеннымъ наслажденіемъ отдалила на неопредленное время удовольствіе услышать его признаніе.

— Изъ сколькихъ слоговъ состоитъ ваше имя? спросила она застнчиво, вывода по земл узоры концемъ своего зонтика.

Ни одинъ мущина, хотя сколько-нибудь знакомый съ женщинами, не поспшилъ бы на мст Аллана сказать ей правду. А онъ, совершенно не знавшій женской натуры, и во всхъ случаяхъ жизни рубившій правду съ плеча, отвчалъ ей также искренно, какъ будто бы его допрашивали въ суд.

— Оно состоитъ изъ трехъ слоговъ, сказалъ онъ.

Опущенные глаза миссъ Мильрой сверкнули ему въ лице подобно молніи.

— Изъ трехъ! повторила она въ совершенномъ недоумніи.

Алланъ былъ слишкомъ прямъ, чтобы даже и тутъ смекнуть въ чемъ дло и воспользоваться предостереженіемъ.

— Правда, я въ складахъ не слишкомъ-то силенъ, сказалъ онъ съ своимъ задушевнымъ смхомъ.— Однако, мн кажется, я не ошибаюсь, говоря, что имя Мидвинтера состоитъ изъ трехъ слоговъ. Я думалъ о моемъ друг…. но стоитъ ли заниматься моими мыслями. Скажите мн лучше, кто этотъ А? скажите мн, о комъ думали въг?

— О первой букв азбуки, мистеръ Армадель! Прошу васъ не разспрашивать меня боле!

Съ этимъ ошеломляющимъ отвтомъ майорская дочка раскрыла свой зонтикъ, и одна направилась къ лодк.

Алланъ стоялъ какъ вкопанный. Еслибы миссъ Мильрой дала ему пощечину (а у нея дйствительно было тайное поползновеніе поднять на него свою ручку), то и тогда онъ едва ли удивился бы боле чмъ въ настоящую минуту.

‘Что я такое сдлалъ?’ съ отчаяніемъ спрашивалъ онъ самого себя, въ то время какъ присоединились къ нему майоръ и молодой Педгифтъ, чтобы всмъ вмст идти къ берегу. ‘Что-то скажетъ она мн еще?’

Но она не только ничего не сказала, она даже не взглянула на него, когда онъ занялъ сво е мсто въ лодк. Съ сверкающими глазами, съ раскраснвшимся лицомъ, она казалась глубоко заинтересованною выздоровленіемъ викарія, расположеніемъ духа мистрисъ Пенткостъ, Педгифтомъ Младшимъ (которому она очистила подл себя мсто), красотою ландшафта и мызою собирателя тростника, словомъ,— всмъ и всми кром Аллана, за котораго, пять минутъ тому назадъ, она съ радостію готова была выйдти замужъ.

‘Нтъ, я этого никогда не прощу ему,’ думала майорская дочка. ‘Мечтать объ этомъ жалкомъ невж, въ то время когда я думала о немъ! И въ добавокъ, самому еще признаться мн въ этомъ, прежде нежели я успла понять въ чемъ дло! Слава Богу, что мистеръ Педгифтъ съ нами!’

Настроенная такимъ образомъ, миссъ Нелли немедленно ршилась очаровать Педгифта Младшаго и совершенно погубить Аллана.

— О, мистеръ Педгифтъ, сказала она,— какъ вы были находчивы и любезны, что показали намъ эту очаровательную мызу!… Вы полагаете, что она слишкомъ уединенна, мистеръ Армадель? А я нисколько не нахожу ее уединенною, я ничего такъ не желала бы какъ жить въ ней. Не будь васъ, мистеръ Педгифтъ, на что похожъ былъ бы нашъ пикникъ? Вы не можете себ представить, какъ я наслаждалась съ той минуты, какъ мы сли въ лодку… Вы находите, что сегодня свжо, мистеръ Армадель? Напротивъ, сегодня самый теплый вечеръ, какой только мы имли въ ныншнее лто. А музыка-то, мистеръ Педгифтъ! Какъ мило было съ вашей стороны привезти вашу концертиву! желала бы я знать, могу ли я аккомпанировать вамъ на фортепіано? Мн такъ хотлось бы попробовать. Конечно, мистеръ Армадель, вы также желали пропть что-нибудь музыкальное, и вы дйствительно хорошо поете… когда помните слова, но если говорить правду, я всегда ненавидла и буду ненавидть мелодіи Мура!

Такъ безпощадно дйствовала миссъ Мильрой язвительнйшимъ изъ всхъ женскихъ орудій — языкомъ, она, вроятно, продолжала бы дйствовать имъ еще доле, еслибъ Алланъ проявилъ ревность, а Педгифтъ Младшій обнаружилъ хотя нкоторую податливость. Но, на перекоръ ея желаніямъ, судьба послала ей двухъ людей наимене доступныхъ для нападенія въ данныхъ обстоятельствахъ. Алланъ былъ слишкомъ неопытенъ въ дл женскихъ тонкостей и женской щекотливости, чтобъ объяснить себ чмъ могъ онъ прогнвить прелестную Нелли. А осторожный Педгифтъ, какъ и подобало благоразумному юнош современнаго поколнія, подчинялся женскому вліянію лишь настолько, чтобы ни на минуту не упускать изъ вида своихъ собственныхъ интересовъ. Много молодыхъ людей минувшаго столтія, не бывъ глупцами, все принесли въ жертву любви. За то въ наше время едва ли найдется хоть одинъ человкъ изъ десятка тысячъ, за исключеніемъ глупцовъ, который пожертвовалъ бы ей хотя однимъ полпенни. Дочери Евы понын наслдуютъ любопытство своей праматери и готовы были бы впасть въ тотъ же грхъ, но сыновья Адама, живущіе въ настоящее время, съ вжливымъ поклономъ возвратили бы имъ назадъ знаменитое яблоко, сказавъ: ‘Много благодарны, это можетъ вовлечь насъ въ непріятность.’ Когда удивленный и озадаченный Алланъ удалился отъ миссъ Мильрой на переднюю часть лодки, Педгифтъ Младшій немедленно послдовалъ за нимъ. ‘Вы, миссъ Нелли,— прелестная двушка,’ думалъ этотъ умный и осгорожный юноша, ‘но кліента терять не слдуетъ, и къ моему величайшему сожалнію, я долженъ предупредить васъ, миссъ, что ваше кокетство мн не сподручно.’ Онъ немедленно занялся Алланомъ, и чтобы развлечь его мысли, завелъ рчь о совершенно новомъ предмет. Въ эту осень на одномъ изъ Озерковъ должна была происходить гоньба на лодкахъ, и мнніе его кліента, какъ владльца собственной яхты, могло быть драгоцнно для комитета.

— Я полагаю, сэръ, для васъ должно быть совершенною новостью состязаніе на прсныхъ водахъ? спросилъ онъ самымъ заискивающимъ голосомъ.

На это Алланъ, мгновенно заинтересованный, отвчалъ:

— Совершенною новостью! Прошу васъ, разкажите мн объ этомъ подробне!

Что касается до остальныхъ членовъ общества, сидвшихъ на другомъ конц лодки, то видъ ихъ подтверждалъ сомнніе мистрисъ Пенткостъ на тотъ счетъ, что конецъ пикника можетъ выйдти и не столь веселымъ, какъ весело было его начало. Чувство естественнаго раздраженія, возбужденное въ бдной Нелли неловкостію Аллана, перешло теперь въ молчаливое, сдержанное негодованіе, вызванное жгучимъ сознаніемъ своего униженія и безсилія. Майоръ погрузился въ обычную дремоту, и мысли его стали однообразно вращаться за колесами его часовъ. Викарій, все еще скрывавшійся въ глубин каюты, продолжалъ прятать отъ глазъ публики свое желудочное разстройство, а мать его, держа наготов новый пріемъ лкарства, сидла сторожемъ у дверей. Женщины въ возраст и съ характеромъ мистрисъ Пенткостъ большею частію находятъ наслажденіе въ томъ, чтобы поддерживать дурное настроеніе своего духа.

— Вотъ, произнесла эта почтенная леди, вздыхая и покачивая головой съ улыбкой кислаго довольства на лиц,— вотъ что называли вы удовольствіями дня, не такъ ли? О, какъ неблагоразумно поступили мы вс, покинувъ наши уютныя жилища!

Между тмъ лодка тихо скользила по изгибамъ воднаго лабиринта, лежавшаго между двумя Озерками. Съ обихъ сторонъ не видно было ничего кром безконечнаго ряда тростниковъ. Ни вблизи, ни вдали не слышно было ни малйшаго звука, не видно было ни клочка обработанной или обитаемой земли.

— Скучное здсь мсто, мистеръ Армадель, сказалъ весельчакъ Педгифтъ, — но мы сейчасъ изъ него выберемся. Смотрите впередъ, сэръ! Вотъ и Заброшенный Прудъ.

Тростники, окружавшіе лодку справа и слва, раздвинулись по обимъ сторонамъ, и лодка внезапно выплыла въ широкій прудъ. По окраинамъ ближайшей его половины росъ все тотъ же однообразный тростникъ, а на противоположномъ конц его снова виднлась твердая земля, мстами образуя пустынные, песчаные холмы, мстами же представляя покатый, травянистый берегъ. Въ одномъ пункт его помщалась плантація, въ другомъ находились наружныя строенія уединеннаго, стараго кирпичнаго дома, около садовой стны котораго пролегала проселочная дорога, примыкавшая къ пруду. Солнце садилось въ безоблачномъ неб, а вода, тамъ гд не окрашивали ее солнечные лучи, смотрла холодно и мрачно. Уединеніе, казавшееся столь сладостнымъ, молчаніе, такъ волшебно дйствовавшее на присутствовавшихъ на первомъ Озерк, при блеск яснаго дня, теперь сжимали душу и наввали какое-то уныніе среди наступавшихъ сумерекъ.

Лодка поплыла поперегъ пруда къ бухт, вдавшейся въ травянистый берегъ. Тамъ привязаны были два или три плоскодонные плотика, свойственные Озеркамъ, а владльцы плотиковъ, удивленные появленіемъ незнакомыхъ людей, выглянули изъ-за угла садовой стны и молча на нихъ уставились. Нигд боле не видно было другихъ признаковъ жизни. Ни кабріолетъ съ пони, ни мущина, ни женщина, никто еще не приближался къ берегамъ Заброшеннаго Пруда.

Молодой Педгифтъ, еще разъ посмотрвъ на часы, обратился къ миссъ Мильрой.

— Не знаю, найдете ли вы вашу гувернантку, по возвращеніи въ Торпъ-Амброзъ, сказалъ онъ,— но судя по времени, вы не увидите ея здсь. Вамъ лучше знать, мистеръ Армадель, прибавилъ онъ, обращаясь къ Аллану, можно ли разчитывать на общаніе вашего друга явиться сюда?

— Я совершенно увренъ, что онъ сдержитъ слово, отвчалъ Алланъ, посматривая вокругъ себя съ выраженіемъ обманутаго ожиданія, и нигд не видя Мидвинтера.

— Прекрасно, продолжалъ Педгифтъ Младшій.— Если мы разведемъ здсь въ открытомъ пол огонь для нашего походнаго чая, другъ вашъ, сэръ, можетъ отыскать насъ по дыму. Это индйскій способъ отыскивать людей, пропадающихъ въ Саваннахъ, миссъ Мильрой, а здшняя мстность настолько дика и пустынна (не правда ли, миссъ?), что мы легко можемъ вообразить себя въ Саванн!

Бываютъ искушенія, и преимущественно мелкія, которымъ женская натура никогда не уметъ противиться. Искушеніе воспользоваться своимъ вліяніемъ, въ качеств единственной молодой особы въ цломъ обществ, для того чтобы мгновенно разрушить весь планъ Аллана для встрчи его друга, было слишкомъ соблазнительно для майорской дочки. Она бросила на улыбавшагося Педгифта взглядъ, который непремнно долженъ былъ бы сразить его, еслибы можно было хоть чмъ-нибудь и когда-нибудь сразить адвоката!

— Это самое уединенное, скучное и отвратительное мсто, какое мн когда-либо приходилось видть! сказала миссъ Нелли.— Если вы непремнно желаете устроить здсь чай, мистеръ Педгифтъ, то знайте, что для меня хлопотать вамъ не придется. Нтъ! Я останусь въ лодк, и хоть я буквально умираю отъ жажды, по покамстъ мы не вернемся къ первому Озерку, я не дотронусь ни до чего!

Майоръ открылъ было ротъ для возраженія, но, къ величайшему удовольствію его дочери, мистрисъ Пенткостъ встала съ своего мста, прежде чмъ, онъ усплъ произнести слово, и окинувъ глазами берегъ, на которомъ не видно было ни малйшаго признака экипажей, съ сердцемъ спросила, не предстоитъ ли имъ опять возвращаться къ тому мсту, гд они оставили экипажи въ полдень. Убдившись, что таковъ былъ дйствительно предполагаемый планъ, и что, по свойству окружающей мстности, экипажи не могли бы попасть къ Заброшенному Пруду, не сдлавъ большаго объзда, обратно черезъ Торпъ-Амброзъ, мистрисъ Пенткостъ (дйствуя въ интересахъ своего сына) тотчасъ же объявила, что никакая сила въ мір не заставитъ ее оставаться на вод ночью.

— Дайте мн лодку! кричала почтенная Лэди въ сильномъ волненіи.— Везд, гд есть вода, тамъ есть и ночной туманъ, а гд есть ночной туманъ, тамъ сынъ мой, Самуилъ, всегда простужается. Не толкуйте мн пожалуста о вашемъ лунномъ сіяніи и о вашемъ походномъ ча подъ открытымъ небомъ: вы вс съ ума сошли! Эй, кто тамъ на берегу! крикнула мистрисъ Пенткостъ двумъ молчаливымъ собирателямъ тростника. Шесть пенсовъ награжденія тому, кто доставитъ обратно меня и моего сына въ своей лодк!

На этотъ разъ молодой Педгифтъ еще не усплъ употребить своего вмшательства, какъ Алланъ уже уладилъ вс затрудненія съ необыкновенною кротостью и терпніемъ.

— Я никакъ не могу допустить, мистрисъ Пенткостъ, чтобы вы возвращались домой въ какой-либо другой лодк, кром той, которая привезла васъ сюда, сказалъ онъ.— Нтъ ни малйшей надобности (такъ какъ мсто это не нравится ни вамъ, ни миссъ Мильрой), чтобы кто-нибудь выходилъ здсь на берегъ, за исключеніемъ меня. Я долженъ выйдти на берегъ. Мой другъ Мидвинтеръ до сихъ поръ всегда былъ вренъ данному слову, и потому я никакъ не могу оставить Заброшенный Прудъ, покамстъ еще есть надежда увидать его здсь. Впрочемъ, изъ этого ничуть не слдуетъ, чтобъ я могъ помшать возвращенію цлаго общества. Съ вами остаются еще майоръ и мистеръ Педгифтъ, которые будутъ о васъ заботиться, и отправившись немедленно, вы можете вернуться къ экипажамъ до наступленія ночи. Я, съ своей стороны, подожду здсь еще съ полчаса моего друга, и потомъ отправлюсь вслдъ за вами въ одной изъ прибрежныхъ лодокъ.

— Это самая умная вещь, какую вы сказали въ продолженіе всего дня, мистеръ Армадель, замтила мистрисъ Пенткостъ, снова усаживаясь съ необыкновенною поспшностью.— Прикажите же имъ, чтобъ они не мшкали! воскликнула почтенная леди, грозя кулакомъ гребцамъ.— Прикажите имъ, чтобъ они торопились!

Сдлавъ необходимыя распоряженія, Алланъ сошелъ на берегъ. Осторожный Педгифтъ (ни на минуту не отстававшій отъ своего кліента) попытался было идти за нимъ.

— Намъ нельзя оставить васъ здсь одного, сэръ, проговорилъ онъ энергическимъ шепотомъ, сильно протестуя противъ ршенія Аллана.— Пусть майоръ заботится о дамахъ, а я останусь съ вами здсь.

— Нтъ, нтъ, сказалъ Алланъ, стараясь вернуть его назадъ. Они тамъ вс хандрятъ. Если вы дйствительно хотите оказать мн услугу, то будьте добры, оставайтесь тамъ, гд вы были, и постарайтесь развеселить общество.

Онъ махнулъ на прощаньи рукой, и гребцы отчалили отъ берега. Вс сидвшіе въ лодк отвчали ему тмъ же прощальнымъ движеніемъ руки, кром майорской дочки, которая сидла вдали отъ всхъ, спрятавъ лице подъ зонтикъ. Глаза Нелли были переполнены слезами. Какъ только Алланъ вышелъ изъ лодки, вс непріязненныя ощущенія мигомъ исчезли изъ ея сердца, и она почувствовала раскаяніе. ‘Какъ онъ добръ ко всмъ намъ! подумала она, и какая я негодная!’ Движимая всми великодушными инстинктами своей натуры, она встала, чтобы загладить свою вину передъ, нимъ, и съ пылающими щеками, съ жадными, сверкающими глазами начала смотрть на него, когда онъ остался одинъ на берегу.

— Не опаздывайте же, мистеръ Армадель! сказала она въ самозабвеніи, не заботясь о томъ, что могло подумать о ней остальное общество.

Но лодка была уже довольно далеко отъ берега, и при всей своей ршимости, Нелли произнесла эти слова слабымъ, едва внятнымъ голосомъ, который не долетлъ до слуха Аллана. Единственный звукъ, достигшій до него въ то время какъ лодка, доплывъ до противоположнаго конца Заброшеннаго Пруда, медленно исчезла въ тростникахъ, былъ звукъ концертины. Неутомимый Педгифтъ уже занималъ общество и,— очевидно, подъ высокимъ покровительствомъ мистрисъ Пенткостъ,— разыгрывалъ священный гимнъ.

Оставшись одинъ, Алланъ закурилъ сигару и сталъ ходить взадъ и впередъ по берегу.

‘Отчего бы ей не сказать мн хоть слово на прощаньи!’ подумалъ онъ. ‘Я старался во всемъ угодить ей: я почти признался ей въ любви, а она вотъ какъ со мною поступаетъ!’ Онъ остановился и сталъ разсянно смотрть на заходившее солнце и на быстро темнвшія воды Озерка. Непостижимое вліяніе окружавшей природы незамтно обхватило его душу и перенесло его мысли отъ миссъ Мильрой къ отсутствующему другу. Онъ вздрогнулъ и посмотрлъ вокругъ себя.

Собиратели тростника снова скрылись въ свое убжище, за угломъ садовой стны, ни одного живаго существа не видно было кругомъ, ни малйшій звукъ не раздавался вдоль всего пустыннаго берега. Даже и Алланомъ начинало овладвать уныніе. Время, назначенное Мидвинтеромъ для прізда къ Заброшенному Пруду, миновало уже около часу. Онъ предупреждалъ Аллана, что возьметъ себ въ провожатые конюха изъ Торпъ-Амброза и пойдетъ къ Озерку кратчайшимъ путемъ, по проселочнымъ дорогамъ и тропинкамъ. Конюхъ хорошо зналъ мстность, а Мидвинтеръ былъ по обыкновенію чрезвычайно пунктуаленъ въ исполненіи даннаго слова. ‘Все ли благополучно въ Торпъ-Амброз, подумалъ Алланъ. Не случилось ли съ нимъ чего-нибудь на дорог?’ Не желая оставаться доле въ сомнніи и бездйствіи, Алланъ ршился отправиться отъ Заброшеннаго Пруда сухимъ путемъ, въ надежд встртить своего друга. Онъ немедленно обогнулъ садовую стну и попросилъ одного изъ собирателей тростника указать ему дорогу въ Торпъ-Амброзъ.

Проводникъ свелъ его съ большой дороги и указалъ ему на едва замтный просвтъ въ крайнихъ деревьяхъ плантаціи. Еще разъ напрасно окинувъ глазами окрестность, Алланъ повернулся спиною къ Заброшенному Пруду и направилъ свои шаги къ деревьямъ.

На протяженіи нсколькихъ шаговъ тропинка шла прямо черезъ плантацію, но потомъ она внезапно сворачивала въ сторону, такъ что вода и открытое поле совершенно скрывались изъ виду. Алланъ неуклонно шелъ впередъ, не видя и не слыша ничего кругомъ себя, покамстъ не достигъ до новаго поворота. Тутъ онъ смутно различилъ человческую фигуру, одиноко сидвшую подъ деревомъ. Еще черезъ два шага онъ уже легко могъ узнать ее.

— Мидвинтеръ! воскликнулъ онъ съ удивленіемъ.— Мы не тутъ условились сойдтись съ вами! Чего же вы здсь дожидаетесь?

Мидвинтеръ всталъ молча. Вечерній мракъ, нависшій на деревьяхъ и скрывавшій его лицо, придавалъ его молчанію нчто таинственное.

Алланъ продолжалъ нетерпливо его разспрашивать.

— Да разв вы одни сюда пришли? спросилъ онъ.— Я думалъ, что васъ проводитъ конюхъ.

На этотъ разъ Мидвинтеръ ршился отвчать.

— Дойдя до этихъ деревьевъ, сказалъ онъ,— я отослалъ конюха назадъ. Онъ сказалъ мн, что мы почти уже у Заброшеннаго Пруда, и что я никакъ не могу теперь сбиться съ дороги.

— Ну, такъ что же заставило васъ остановиться въ этомъ мст, когда онъ ушелъ? снова спросилъ Алланъ.— Зачмъ вы не продолжали вашъ путь?

— Не презирайте меня, отвчалъ тотъ,— но у меня не достало духа.

— Не достало духа? повторилъ Алланъ.

Онъ помолчалъ съ минуту.

— О, я догадываюсь! сказалъ онъ, весело трепля Мидвинтера по плечу.— Вы все еще избгаете Мильроевъ. Что за пустяки! Вдь я сказалъ вамъ, что васъ уже простили на мыз!

— Нтъ, Алланъ, я вовсе не думалъ о вашихъ друзьяхъ. Дло въ томъ, что я сегодня самъ не свой. Я чувствую слабость и сильное раздраженіе нервовъ, всякая бездлица разстраиваетъ меня.

Онъ замолчалъ и отвернулся въ другую сторону, чувствуя на себ безпокойный, испытующій взглядъ Аллана.

— Если вы хотите знать правду, сказалъ онъ порывисто,— на меня нашелъ тотъ же самый ужасъ, который я уже испыталъ однажды на разбитомъ корабл, голова моя страшно тяжела, сердце сжимается и замираетъ: я предчувствую, что намъ грозитъ что-то недоброе, если мы не разстанемся немедленно. Конечно, я не въ прав нарушить данное вамъ слово, но ради Бога освободите меня отъ него и позвольте мн вернуться назадъ!

Всякій, коротко звавшій Мидвинтера, ясно увидалъ бы, что убждать его въ эту минуту было бы совершенно безполезно. Алланъ не сталъ ему противорчить.

— Выйдемъ прежде изъ этого темнаго, душнаго мста, сказалъ онъ,— и тогда уже станемъ говорить толкомъ. Вода и открытое небо отсюда въ нсколькихъ шагахъ. По вечерамъ я ненавижу лсъ, онъ даже на меня наводитъ ужасъ. А вы къ тому же слишкомъ долго засидлись надъ счетными книгами. Пойдемте-ка подышать на простор свжимъ, благодатнымъ воздухомъ.

Мидвинтеръ остановился, подумалъ съ минуту и потомъ вдругъ покорился.

— Вы, по обыкновенію, правы, сказалъ онъ,— а я, по обыкновенію, виноватъ. Я только теряю время и огорчаю васъ понапрасну. Что за безуміе было съ моей стороны просить васъ, чтобы вы позволили мн вернуться назадъ. Положимъ, что вы дйствительно согласились бы на это…

— Ну? спросилъ Алланъ.

— Ну, и на первомъ же шагу, повторилъ Мидвинтеръ,— случилось бы что-нибудь такое, что непремнно задержало бы меня здсь, вотъ и все. Пойдемте.

Они молча пошли въ направленіи къ Пруду.

На послднемъ поворот тропинки у Аллана погасла сигара. Покамстъ онъ зажигалъ ее, Мидвинтеръ продолжалъ идти дале, и первый вышелъ въ открытое поле. Но едва усплъ Алланъ зажечь спичку, какъ, къ удивленію его, Мидвинтеръ снова вернулся къ нему по тропинк. Въ этой части лса было уже настолько свтло, чтобы различать окружающіе предметы. Когда Мидвинтеръ взглянулъ на Аллана, послдній выронилъ спичку изъ рукъ.

— Боже праведный! воскликнулъ онъ, отскакивая назадъ,— у васъ теперь точь-въ-точь такое же лицо, какъ было на разбитомъ корабл!

Мидвинтеръ молча поднялъ руку. Его дикій взглядъ устремился на Аллана, а поблвшія губы приблизились къ самому уху послдняго.

— Вы помните, какое у меня было тогда лицо, сказалъ онъ ему шепотомъ,— но помните ли вы, что я говорилъ вамъ, когда вы съ докторомъ разсуждали о сн?

— Я уже позабылъ этотъ сонъ, сказалъ Алланъ.

Мидвинтеръ взялъ его за руку и довелъ до конца послдняго поворота тропинки.

— Не припомните ли вы его теперь? спросилъ онъ, указывая на озеро.

Солнце садилось на безоблачномъ горизонт. Багряный цвтъ заката ярко отражался въ водахъ Заброшеннаго Пруда, открытое поле, разстилавшееся кругомъ, начинало подергиваться туманною пеленой, а на ближайшей окраин озера, тамъ гд еще такъ недавно не было ни души, стояла теперь лицомъ къ закату фигура женщины.

Оба Армаделя остановились, и молча окинули взглядомъ одинокую фигуру и печальный ландшафтъ.

Мидвинтеръ заговорилъ первый.

— Вы видите его передъ собою, сказалъ онъ.— Теперь прочтите ваши собственныя слова.

Онъ развернулъ рукопись, въ которой записанъ былъ сонъ, и поднесъ ее къ глазамъ Аллана. Указывая пальцемъ на т строки, въ которыхъ разказывалось о первомъ видніи, онъ пропиталъ слдующія слова голосомъ, становившимся все ниже и ниже:

‘Я остался одинъ во мрак. Я ждалъ. Мракъ разсялся, и я увидалъ, какъ бы на картин, широкій, уединенный прудъ, окруженный со всхъ сторонъ открытымъ полемъ. На горизонт за прудомъ видно было безоблачное небо, охваченное краснымъ заревомъ заката. На берегу пруда стояла тнь женщины.’

Прочитавъ эти слова, онъ опустилъ руку, державшую рукопись, а другою указалъ на одинокую фигуру, которая повернувшись къ нимъ спиной, смотрла на заходящее солнце.

— Смотрите, сказалъ онъ,— тамъ, гд была тнь, стоитъ теперь живая женщина. Вотъ вамъ первое изъ предостереженій сна! Если мы не разстанемся сейчасъ же, то второе видніе сна отождествится во мн.

Его ужасающая, непоколебимая вра въ предопредленіе подйствовала даже на Аллана и заставила его замолчать.

Во время наступившей паузы женская фигура оставила свое мсто на берегу озера, и медленно пошла по его окраин.

Алланъ быстро миновалъ послднія деревья плантаціи и вышелъ на открытое мсто. Первый предметъ, попавшійся ему на глаза, былъ маленькій кабріолетъ изъ Торпъ-Амброза.

Увидавъ его, молодой человкъ вздохнулъ свободне и съ радостнымъ смхомъ повернулся къ Мидвинтеру.

— Какой вздоръ вы мн наболтали! сказалъ онъ.— И какъ глупъ я былъ, что слушалъ эту чепуху! Да вдь это гувернантка пріхала!

Мидвинтеръ ничего не отвчалъ. Алланъ взялъ его за руку и попытался-было увлечь его за собою, но тотъ мгновенно освободившись, ухватился за Аллана обими руками, и старался оттащить его отъ фигуры, стоявшей на берегу озера, какъ нкогда отъ двери каюты на палуб корабля. Теперь, какъ и тогда, вс усилія его оказались напрасными. Теперь, какъ и тогда, Алланъ вырвался изъ рукъ своего друга.

— Одинъ изъ насъ непремнно долженъ заговоритъ съ нею, сказалъ онъ.— Если вы не хотите къ ней подойдти, такъ я подойду.

Сдлавъ нсколько шаговъ въ направленіи къ озеру, онъ услыхалъ позади себя слабый голосъ, тихо произнесшій слово Прощай. Онъ остановился съ чувствомъ непріятнаго удивленія и посмотрлъ кругомъ.

— Это вы Мидвинтеръ? спросилъ онъ.

Отвта не послдовало. Посл минутнаго колебанія Алланъ вернулся въ лсъ, но Мидвинтера тамъ уже не оказалось. Тогда Алланъ снова посмотрлъ на озеро, не зная на что ему ршиться. Между тмъ одинокая фигура перемнила направленіе своей прогулки: она повернула въ другую сторону и пошла къ деревьямъ. По всей вроятности, Алланъ былъ ею замченъ. Оставить незнакомую женщину одну въ столь уединенномъ мст, не сказавъ ей привтливаго слова, было невозможно. Во второй разъ Алланъ вышелъ изъ-за деревьевъ и пошелъ ей на встрчу.

Но подойдя къ ней на довольно близкое разстояніе, онъ остановился какъ вкопанный. Внезапный блескъ ея нежданно открывшейся красоты, между тмъ какъ она улыбалась ему и смотрла на него пытливыми глазами, парализовалъ его движенія и остановилъ слова, уже готовившіяся слетть съ его языка. Онъ начиналъ смутно сомнваться въ томъ, чтобы стоявшая передъ нимъ женщина была дйствительно гувернантка. Однако, сдлавъ надъ собою усиліе, онъ подошелъ къ ней ближе и назвалъ себя по-имени.

— Позвольте спросить васъ, прибавилъ онъ,— я вроятно имю удовольствіе видть…

Дама свободно и граціозно досказала ему его прерванную фразу:

— Гувернантку майора Мильроя, миссъ Гуильтъ.

X. Примты горничной.

Все было спокойно въ Торпъ-Амброз. Прихожая была пуста, въ комнатахъ темно. Прислуга, собравшаяся въ ожиданіи ужина въ саду, расположенномъ позади дома, глядя на чистое небо и восходящую луну, единодушно предсказывала, что общество вернется лишь позднею ночью. Общее мнніе, руководимое высокимъ авторитетомъ кухарки, было таково, что вс они могутъ садиться за ужинъ безъ малйшаго опасенія быть потревоженными звонкомъ. Дойдя до такого заключенія, слуги собрались вокругъ стола, но именно въ ту минуту, какъ они усаживались, у подъзда раздался звонокъ.

Недоумвая, что бы это значило, одинъ изъ присутствовавшихъ пошелъ на верхъ, чтобъ отворить дверь, и, къ своему величайшему удивленію, увидлъ Мидвинтера, одиноко стоявшаго на порог и имвшаго (по мннію слуги) больной и разстроенный видъ. Онъ спросилъ огня, и сказавъ, что ему ничего боле не нужно, немедленно удалился въ свою комнату. Слуга вернулся внизъ и сообщилъ своимъ товарищамъ, что съ пріятелемъ ихъ господина, вроятно, случилось что-нибудь недоброе.

Вошедъ въ свою комнату, Мидвинтеръ заперъ дверь и сталъ поспшно наполнять свой мшокъ необходимыми дорожными принадлежностями. Потомъ онъ досталъ изъ запертаго ящика нсколько маленькихъ подарковъ, полученныхъ имъ на память отъ Аллана: сигарочницу, кошелекъ, золотыя пуговицы для рубашки, и спряталъ ихъ въ боковой карманъ своего платья. Окончивъ все это, онъ схватилъ мшокъ и взялся за ручку двери. Но тутъ онъ впервые остановился. Опрометчивая торопливость всхъ его послднихъ дйствій внезапно исчезла, и тупое отчаяніе, написанное на лиц его, стало понемногу смягчаться: онъ ждалъ, не выпуская двери изъ рукъ.

До этой минуты онъ сознавалъ въ себ только одно побужденіе, одну цль, къ которой неуклонно стремился. ‘Ради Аллана!’ сказалъ онъ себ, когда, повернувшись къ роковому ландшафту, онъ увидалъ своего друга, шедшаго на встрчу женщины стоявшей у пруда. ‘Ради Аллана,’ повторилъ онъ опять, переходя черезъ открытое поле, разстилавшееся позади лса и видя чернвшуюся въ полусвт сумерекъ длинную линію насыпей и отдаленное мерцаніе фонарей желзной дороги, которые какъ будто манили его къ себ издалека.

И только теперь, когда онъ остановился въ раздумьи передъ дверью, и когда впервые охладлъ въ немъ лихорадочный жаръ, неудержимо толкавшій его впередъ, боле благородные инстинкты его природы сильно заговорили противъ суеврнаго отчаянія, которое заставляло его бжать отъ всего что было ему близко и дорого. Убжденіе въ жестокой необходимости покинуть Аллана ради его же собственной пользы оставалось въ немъ непоколебимымъ съ тхъ поръ, какъ на берегу Заброшеннаго Пруда осуществилось первое видніе сна. Но теперь его собственное сердце стало упрекать его. ‘Ступай, если ты непремнно долженъ и хочешь уйдти! Но вспомни время, когда ты былъ боленъ, и онъ сидлъ у твоего изголовья, когда у тебя не было друзей, и онъ открылъ теб свое сердце. Если ты не смешь говорить съ нимъ, то напиши ему, по крайней мр, и попроси его простить тебя, прежде нежели ты покинешь его на вки!’

Полуотворенная дверь снова тихо затворилась. Мидвинтеръ слъ за письменный столъ и взялъ перо. Нсколько разъ пытался онъ написать прощальныя слова, но ему безпрестанно приходилось начинать сызнова, и полъ уже усянъ былъ вокругъ него цлою кучей изорванныхъ бумажекъ. Напрасно онъ гналъ отъ себя прошедшее: оно снова становилось передъ нимъ и смотрло на него съ упрекомъ. Обширная спальня, въ которой онъ сидлъ, теперь невольно превращалась въ его воображеніи въ маленькую, тсную канурку сельскаго трактира, гд нкогда лежалъ онъ больной. Ласковая рука, гладившая его тогда по плечу, какъ будто снова касалась его въ настоящую минуту, ласковый голосъ, ободрявшій его въ то время, такъ же дружественно звучалъ въ его ушахъ и теперь. Онъ положилъ руки на столъ и въ нмомъ отчаяніи опустилъ на нихъ свою голову. Прощальныя слова, которыхъ не въ состояніи былъ выговорить его языкъ, отказывалось написать и перо это. Между тмъ какъ суевріе безпощадно побуждало его уйдти, пока не ушло время, любовь къ Аллану безпощадно удерживала его въ Торпъ-Амброз, пока не напишетъ онъ своей прощальной просьбы о прощеніи и состраданіи.

Вдругъ онъ всталъ съ внезапною ршимостію и позвонилъ слугу.

— Когда мистеръ Армадель вернется, сказалъ онъ,— попросите его извинить меня, если я не сойду внизъ, и скажите, что я уже легъ спать.

Онъ заперъ дверь, погасилъ свчу и остался одинъ во мрак. ‘Ночь помшаетъ намъ быть вмст,’ сказалъ онъ, ‘и время, можетъ-быть, дастъ мн силу написать ему. Я могу уйдти рано поутру, я могу уйдти въ то время какъ’…. онъ не договорилъ своей мысли, но изъ души его, истерзанной борьбой, вырвался первый вопль страданія.

Онъ ждалъ одинъ во мрак. По мр того какъ время шло, умъ его начиналъ медленно изнемогать подъ тяжестію ощущеній, давившихъ его въ продолженіе нсколькихъ часовъ сряду. Имъ овладла какая-то тупость, онъ не пытался ни зажечь свчу, ни писать, и сидлъ не шевелясь и ни разу не подойдя къ открытому окну, до тхъ поръ пока въ тишин ночи не раздался первый стукъ приближавшихся экипажей. Вотъ они подъхали къ крыльцу, онъ слышалъ какъ лошади кусали удила, онъ слышалъ какъ раздались на лстниц голоса Аллана и молодаго Педгифта, и все продолжалъ сидть во мрак, молчаливый, неподвижный, не обнаруживая ни малйшаго участія къ звукамъ, долетавшимъ до него снаружи.

Когда экипажи отъхали, голоса все продолжали раздаваться на лстниц, было очевидно, что молодые люди заговорились между собою на прощаньи. Каждое слово, произносимое ими, долетало до Мидвинтера черезъ отворенное окно. Предметомъ ихъ разговора была новая гувернантка, Алланъ громко восхвалялъ ее. По его словамъ, еще никогда въ жизни не приходилось ему такъ пріятно проводить время какъ возвращаясь въ лодк съ миссъ Гуильтъ съ Заброшеннаго Пруда въ первое озеро, гд ожидало ихъ все общество. Вполн раздляя мнніе своего кліента насчетъ прелестной незнакомки, молодой Педгифтъ, впрочемъ, совершенно иначе отнесся къ этому предмету, какъ только онъ попалъ въ его руки. Прелести миссъ Гуильтъ ни мало не помшали ему подмтить впечатлніе, произведенное гувернанткой на ея хозяина и воспитанницу.

— Въ семейств майора Мильроя что-нибудь да неладно, сэръ, сказалъ молодой Педгифтъ.— Замтили ли вы какимъ взглядомъ майоръ обмнялся съ своею дочерью, когда миссъ Гуильтъ стала извиняться, что такъ поздно явилась на Заброшенный Прудъ? Вы не помните? Но вы врно не забыли, что сказала при этомъ Гуильтъ?

— Кажется что-то о мистрисъ Мильрой, не такъ ли? возразилъ Алланъ.

Голосъ молодаго Педгифта таинственно понизился.

— Миссъ Гуильтъ прибыла на мызу сегодня посл обда, сэръ, въ то самое время, которое я назначалъ для ея прізда, и, вроятно, присоединилась бы къ намъ въ опредленный мною же часъ, еслибъ ей не помшала мистрисъ Мильрой. Мистрисъ Мильрой потребовала ее къ себ на верхъ, едва та успла войдти въ домъ, и продержала ее добрыхъ полчаса, если не больше. Вотъ чмъ оправдывала миссъ Гуильтъ свое позднее появленіе у Заброшеннаго Пруда.

— Прекрасно, но что жь изъ этого?

— Вы, кажется, забываете, сэръ, какіе слухи носились о мистрисъ Мильрой между сосдями, прежде чмъ майоръ поселился здсь, мы вс отъ самого доктора знаемъ что она слишкомъ слаба и больна, чтобы принимать у себя чужихъ людей. Такъ не странно ли это, что она вдругъ почувствовала себя настолько крпкою, чтобы потребовать въ свою комнату миссъ Гуильтъ (въ отсутствіе своего мужа), какъ только миссъ Гуильтъ перешагнула черезъ порогъ ея дома?

— Ничуть не странно. Ей просто хотлось познакомиться поскоре съ гувернанткой своей дочери.

— Положимъ такъ, мистеръ Армадель. Однако майоръ и миссъ Нелли смотрятъ на это обстоятельство совершенно иначе. Я не спускалъ съ нихъ обоихъ глазъ, покамстъ гувернантка разказывала имъ, какъ мистрисъ Мильрой потребовала ее къ себ на верхъ. Еще ни у кого не приходилось мн видть такого испуганнаго лица, какое было въ эту минуту у бдной миссъ Мильрой, и если мн позволено будетъ, подъ величайшимъ секретомъ, позлословить немножко и насчетъ храбраго воина, то я скажу, что и самъ майоръ струхнулъ не меньше дочери. Поврьте мн на слово, сэръ, что на вашей хорошенькой мыз дла идутъ не совсмъ ладно, и что миссъ Гуильтъ уже замшана въ нихъ.

Наступила минута молчанія, затмъ голоса послышались уже вдали отъ дому: Алланъ, вроятно, провожалъ на нсколько шаговъ молодаго Педгифта, возвращавшагося домой.

Чрезъ нсколько времени въ галлере опять раздался голосъ Аллана, который спрашивалъ о своемъ друг, и голосъ слуги, который передавалъ ему порученіе Мидвинтера. Посл этого краткаго перерыва, молчаніе ненарушимо продолжалось до тхъ поръ, пока не наступило время запирать домъ. Безпрерывная ходьба слугъ по дому, стукъ запиравшихся дверей, лай собаки на заднемъ двор,— вс эти звуки возвстили Мидвинтеру, что уже становится поздно. Онъ машинально всталъ, чтобы зажечь свчу. Но голова его закружилась, рука задрожала, онъ положилъ спичечницу и возвратился на свое мсто. Разговоръ между Алланомъ и молодымъ Педгифтомъ пересталъ занимать его съ той самой минуты, какъ онъ прекратился, а теперь даже и сознаніе, что онъ даромъ теряетъ драгоцнное время, совершенно для него утратилось, какъ скоро смолкъ въ дом шумъ, пробудившій его отъ забытья. И физическія, и нравственныя силы были у него равно истощены, и онъ съ тупою покорностію ждалъ грядущаго зла, которое долженъ былъ привести ему наступавшій день.

Посл длиннаго промежутка молчанія, тишина вторично нарушилась голосами, раздавшимися вн дома, на этотъ разъ разговаривали между собою женщина и мущина. Судя по первымъ словамъ, можно было сейчасъ догадаться, что между ними происходитъ тайное свиданіе, и что мущина одинъ изъ торпъ-амброзскихъ слугъ, а женщина одна изъ служанокъ мызы.

И тутъ, посл первыхъ привтствій, разговоръ сталъ вертться на новой гувернантк. Женщину мучили предчувствія (основанныя единственно на красот миссъ Гуильтъ),— предчувствія, которыя она неудержимо высказывала мущин, какъ ни старался тотъ отвлечь ея вниманіе къ другимъ предметамъ.

— Рано или поздно, говорила женщина,— слова мои должны оправдаться, и на мыз произойдетъ страшный ‘взрывъ.’ Хозяинъ, если говорить по секрету, много терпитъ отъ хозяйки. Майоръ лучшій изъ людей, онъ ни о комъ и ни о чемъ больше не думаетъ какъ о дочери и о своихъ вчныхъ часахъ. Но чуть заведется въ дом смазливая женщина, мистрисъ Мильрой начнетъ ревновать ее, лежа на своемъ болзненномъ одр, до изступленія, до бшенства! Если миссъ Гуильтъ (которую, конечно, можно назвать смазливою, невзирая на ея отвратительные волосы) не раздуетъ черезъ нсколько дней эту искру до настоящаго пожара, то хозяйка перестанетъ быть хозяйкой, вспомните мое слово! Но во всякомъ случа вина на этотъ разъ должна пасть на майорову мать. Между старухой и хозяйкой два года тому назадъ была ужасная ссора, посл которой старуха ухала въ бшенств, сказавъ своему сыну, въ присутствіи всей прислуги, что еслибъ у него была хоть капля здраваго смысла, то онъ никогда не подчинился бы такъ характеру своей жены. Обвинять майорову мать въ томъ, что она нарочно подыскала для своей внучки красивую гувернантку, чтобы побсить невстку, быть-можетъ, было бы не совсмъ справедливо. Но можно смло утверждать, что старуха мене чмъ кто другой желала потакать ревности хозяйки, и вовсе не желала отказывать дльной и почтенной гувернантк лишь потому, что у этой гувернантки смазливое личико. Чмъ все это кончится, предсказывать за-ране трудно, но врно то, что конецъ будетъ плохой. Дла на мыз ужь и теперь идутъ какъ нельзя хуже. Миссъ Нелли, вернувшись съ прогулки, плакала (первый дурной знакъ), хозяйка ни на кого не разсердилась (второй дурной знакъ), хозяинъ простился съ нею черезъ дверь (третій дурной знакъ), а гувернантка заперлась въ своей комнат (что было самымъ дурнымъ знакомъ, потому что это показывало ея недовріе къ слугамъ).

Такъ неудержимо лился потокъ женской болтовни, достигая черезъ окно до ушей Мидвинтера, пока на заднемъ двор не пробили часы, и тмъ не положили конца разговору. Когда замерли послдніе звуки колокола, голосовъ уже не было слышно, и молчаніе боле не нарушалось.

Черезъ нсколько времени Мидвинтеръ сдлалъ новое усиліе, чтобы стряхнуть съ себя оцпенніе. На этотъ разъ онъ немедленно зажегъ свчу и взялся за перо.

При первой попытк, онъ сталъ писать съ внезапною легкостью выраженія, которая, продолжая возрастать по мр того какъ письмо подвигалось впередъ, возбудила въ немъ, наконецъ, смутное сомнніе, точно ли онъ владетъ полнымъ присутствіемъ сознанія. Онъ всталъ изъ-за стола, смочилъ голову и лицо свжею водой, и снова вернулся прочитать то что написалъ. Смыслъ едва былъ понятенъ, цлыя фразы оставались недоконченными, одно слово стояло вмсто другаго, словомъ, въ каждой строк высказывался протестъ усталаго мозга противъ безпощадной воли, которая заставляла его дйствовать. Мидвинтеръ изорвалъ этотъ листъ какъ и вс прочіе, и изнемогая, наконецъ, въ борьб, опустилъ свою усталую голову на подушку. Силы оставили его почти мгновенно, и онъ заснулъ, не успвъ погасить свчу.

Его разбудилъ стукъ въ дверь. Солнечные лучи вливались въ комнату, свча сгорла до тла, а слуга ожидалъ его за дверью съ письмомъ, полученнымъ на его имя съ утреннею почтой:

— Простите, сэръ, сказалъ слуга,— что я васъ обезпокоилъ, но на письм сказано: вручить немедленно, и я полагалъ, что оно заключаетъ въ себ что-либо особенно важное.

Мидвинтеръ поблагодарилъ его и взглянулъ на письмо. Оно дйствительно было важное, потому что шло отъ мистера Брока.

Молодой человкъ остановился, чтобы собраться съ мыслями. Изорванные клочки бумаги, валявшіеся на поду, въ одну минуту привели его къ сознанію своего положенія. Онъ снова заперъ дверь, опасаясь, чтобъ Алланъ не всталъ ране обыкновеннаго, и не зашелъ къ нему навдаться. Потомъ, съ непостижимымъ равнодушіемъ ко всему что могъ писать ему теперь священникъ, онъ вскрылъ письмо мистера Брока и прочелъ слдующее:

‘Вторникъ.

‘Любезный Мидвинтеръ, я нахожу, что иногда лучше бываетъ сообщать дурныя всти сразу и въ нсколькихъ словахъ. И потому выслушайте, что я разкажу вамъ о своей неудач. Вся моя предусмотрительность не повела ни къ чему: женщина ускользнула отъ меня.

‘Это несчастіе,— я не могу иначе назвать его,— случилось вчера (въ понедльникъ). Въ этотъ день, между одиннадцатью и двнадцатью часами утра, дло, первоначально вызвавшее меня въ Лондонъ, заставило меня отлучиться въ консисторіальный судъ, но уходя, я приказалъ своему слуг Роберту зорко наблюдать до моего возвращенія за домомъ, находящимся противъ нашей квартиры. Черезъ полтора часа посл моего отъзда, онъ замтилъ, что къ дому подъхалъ пустой кабріолетъ. Сначала показались чемоданы и мшки, а за ними вышла и сама женщина въ плать, которое я видлъ на ней при нашей первой встрч. Обезпечивъ себя заране кабріолетомъ, Робертъ пустился по ея слдамъ на станцію сверо-западной желзной дороги, онъ видлъ, какъ она прошла черезъ залъ, гд продаются билеты, какъ она достигла до платформы, но тутъ въ толп и суматох, причиненной отправленіемъ большаго смшаннаго позда, онъ потерялъ ее изъ виду. Впрочемъ, я долженъ отдать ему справедливость, что онъ сейчасъ же нашелся. Вмсто того чтобы тратить время на безполезные розыски на платформ, онъ пересмотрлъ всю линію вагоновъ, и положительно объявилъ мн, что не видалъ ея ни въ одномъ. Впрочемъ, онъ допускаетъ, что поиски его были не вполн удовлетворительны, такъ какъ онъ производилъ ихъ на скорую руку, за нсколько минутъ до отправленія позда. Но въ моихъ глазахъ это послднее обстоятельство ровно ничего не значитъ. Я точно также не врю мнимому отъзду женщины съ этимъ поздомъ, какъ еслибъ я самъ обыскалъ вс вагоны, и вы, конечно, согласитесь со мною.

‘Теперь вы знаете, какъ случилось это несчастіе. Не будемъ же тратитъ время и слова на безполезныя стованія. Зло совершилось, и мы должны отыскать средства, чтобы поправить его.

‘То, что я уже сдлалъ съ своей стороны, можетъ быть разказано въ двухъ словахъ. Вся моя прежняя нершимость поручить это щекотливое дло человку постороннему мгновенно исчезла, какъ скоро я выслушалъ докладъ Роберта. Я тотчасъ же вернулся въ городъ, и конфиденціально изложилъ все дло своимъ адвокатамъ. Совщаніе наше продолжалось довольно долго, и когда я вышелъ изъ конторы, почтовый часъ уже миновалъ, иначе я написалъ бы вамъ еще въ понедльникъ, вмсто того чтобы писать сегодня. Мнніе адвокатовъ неутшительно. Они напрямикъ объявили мн, что весьма трудно будетъ отыскать потерянный слдъ. Но они общали употребить вс свои старанія, и мы уже условились относительно вашего будущаго образа дйствій, за исключеніемъ одного пункта, въ которомъ мы положительно расходимся. Я долженъ объяснить вамъ, въ чемъ состоитъ это разногласіе, потому что, покамстъ дла удерживаютъ меня вдали отъ Торпъ-Амброза, вы единственный человкъ, на котораго я съ увренностію могу возложить проврку моихъ убжденій.

‘Итакъ, адвокаты держатся того мннія, что женщина съ перваго же раза замтила, что за нею наблюдаютъ, и что, слдовательно, нтъ причины предполагать, чтобъ у нея хватило дерзости такъ скоро явиться въ Торпъ-Амброзъ, что если она и замышляетъ какое-либо зло, то она совершитъ его сначала чрезъ подставное лицо, и что друзьямъ и попечителямъ Аллана остается пассивно ждать дальнйшаго хода событій. Мое собственное мнніе діаметрально противоположно мннію адвокатовъ. Посл всего случившагося на желзной дорог я не отрицаю, что женщина, вроятно, подозрвала, что за нею наблюдаютъ. Но она не имла причины убдиться, что ей не удалось обмануть меня, и я совершенно увренъ, что у нея хватитъ смлости напасть на васъ въ расплохъ и овладть такъ или иначе довріемъ Аллана прежде чмъ мы успемъ предупредить ее. Вы, и только вы одни (покамстъ дла удерживаютъ меня въ Лондон), можете ршить, правъ я или нтъ, и вотъ какимъ образомъ. Немедленно наведите справки о томъ, не появилась ли вскор посл прошедшаго понедльника, въ самомъ Торпъ-Амброз, или въ его окрестностяхъ, какая-либо незнакомая женщина. Если найдется такая особа (а въ провинціи никто не ускользаетъ отъ вниманія), то постарайтесь увидать ее, и спросите себя, соотвтствуетъ ли ея лицо примтамъ, которыя я сейчасъ опишу вамъ. Вы можете положиться на мою точность. Я не разъ видалъ эту женщину безъ вуаля, и въ послдній разъ разсмотрлъ ее въ превосходную зрительную трубку.

‘1) Волосы свтлорусые и (повидимому) не слишкомъ густые. 2) Лобъ высокій, узкій и, начиная отъ бровей, покатый. 3) Брови едва обозначены, глаза малы, скоре темные чмъ свтлые, не то срые, не то каріе (я не настолько близко видлъ ее, чтобы съ точностію опредлить ихъ цвтъ). 4) Носъ орлиный. 5) Губы тонкія, и верхняя больше нижней. 6) Цвтъ лица изобличаетъ первобытную свжесть и близну, перешедшую съ лтами въ печальную, болзненную блдность. 7) Подбородокъ вогнутъ, и на лвой сторон его замтно что-то въ род родимаго пятна или шрама,— не могу сказать вамъ наврное.

‘О выраженіи лица не скажу ничего, потому что вы можете увидать ее при обстоятельствахъ, которыя до извстной степени могутъ измнить это выраженіе. Старайтесь признать ее лишь по чертамъ лица, которыхъ не въ состояніи измнить никакія обстоятельства. Если въ сосдств окажется незнакомка, и если лицо ея будетъ соотвтствовать даннымъ мною примтамъ,— женщина открыта. Тогда немедленно отправьтесь къ ближайшему законнику, и отъ моего имени и за моимъ ручательствомъ насчетъ уплаты всхъ могущихъ быть по этому случаю издержекъ, устройте надъ нею самый строгій надзоръ, какъ днемъ, такъ и ночью. Распорядившись этимъ, поспшите увдомить меня безъ малйшаго отлагательства, и я съ первымъ поздомъ отправлюсь въ Норфокъ, невзирая на то, кончены ли будутъ мои дла или нтъ.

‘Во всякомъ случа, удастся или не удастся вамъ подтвердить мои подозрнія, пишите мн съ первою отходящею почтой, хотя бы вамъ пришлось извстить меня только о полученіи моего письма! Въ разлук съ Алланомъ, я мучусь отъ безпокойства и неизвстности, которыя вы одни можете разсять. Зная васъ, я увренъ, что мн не нужно боле прибавлять ни слова.

‘Вашъ всегдашній другъ,
‘Децимусъ Брокъ.’

Вполн отдавшись роковому убжденію, что онъ долженъ разстаться съ Алланомъ, Мидвинтеръ прочелъ сначала до конца разказъ священника о постигшей его неудач, безъ малйшаго участія и удивленія. Единственною частью письма, на которую онъ взглянулъ вторично, былъ конецъ. Онъ во второй разъ прочелъ послдній параграфъ и задумался надъ нимъ. ‘Я много обязанъ мистеру Броку,’ подумалъ онъ, ‘и никогда боле не увижу его. То, о чемъ онъ проситъ меня, напрасно и безполезно, но такъ какъ просьба эта идетъ отъ него, я долженъ исполнить ее. Одинъ взглядъ на эту женщину съ его письмомъ въ рук, а потомъ два-три слова, чтобы извстить его она это или нтъ,— вотъ все что нужно.’

Онъ опять остановился въ раздумь у полурастворенной двери, опять жестокая необходимость написать Аллану послднее прости удерживала его въ этой комнат и безпощадно смотрла ему въ лицо.

Онъ взглянулъ въ нершимости на письмо священника. ‘Я напишу обоимъ вмст,’ сказалъ онъ самъ себ: ‘это будетъ легче.’ При послднихъ словахъ на лиц у него выступила яркая краска. Онъ сознавалъ, что длаетъ то, чего еще никогда не длалъ до сихъ поръ, что онъ съ намреніемъ отдаляетъ отъ себя тяжелый часъ разлуки, отыскивая въ письм мистера Брока лишь предлогъ, для того чтобы выиграть время.

Единственные звуки, достигавшіе до него черезъ растворенную дверь, были звуки, прозводимые возней Аллана въ сосдней комнат. Онъ немедленно вышелъ въ пустой корридоръ, и никого не встртивъ на лстниц, направился къ выходу. Страхъ, что встрча съ Алланомъ можетъ поколебать его ршимость, не покидалъ его и въ настоящую минуту, такъ какъ онъ не покидалъ его въ продолженіе всей ночи. Сойдя съ лстницы, онъ глубоко вздохнулъ, какъ бы сваливъ съ себя тяжелое бремя, а между тмъ бремя это было не что иное, какъ опасеніе услышать дружескій прийтъ отъ единственнаго любимаго имъ на свт существа.

Держа въ рук письмо, мистера Брока, онъ вошелъ въ темную аллею и направился по кратчайшей дорог къ майорской мыз. Онъ совершенно забылъ разговоръ, слышанный имъ ночью. Письмо священника было единственною побудительною причиной увидать незнакомку, а воспоминаніе, влекшее его къ тому мсту, гд жила она, было воспоминаніе о возглас Аллана, когда тотъ впервые призналъ гувернантку въ женской фигур, одиноко стоявшей у пруда.

Дошедъ до калитки мызы, Мидвинтеръ остановился. Его поразила мысль, что онъ можетъ самъ испортить все дло, если станетъ слишкомъ явно проврять письмо священника. Такъ какъ онъ твердо ршился просить у нея свиданія, то уже одна эта просьба могла возбудить ея подозрніе, а видъ письма въ его рук долженъ былъ неминуемо подтвердить ихъ. Она могла разрушить вс его планы, немедленно оставивъ комнату. Раскрывъ письмо, съ тмъ чтобы сначала запечатлть въ своемъ ум описаніе ея примтъ, а потомъ уже сойдтись съ нею лицомъ къ лицу, онъ медленно повернулъ за уголъ дома, и еще разъ прочелъ вс семь пунктовъ, на которые, по его мннію, лицо незнакомки должно было отвчать утвердительно.

Посреди утренней тишины, господствовавшей въ парк, можно было различать даже самые легкіе звуки, раздавшіеся вдали. Именно такой звукъ или точне шелестъ отвлекъ вниманіе Мидвинтера отъ чтенія письма.

Онъ поднялъ глаза и увидалъ себя на краю широкаго, поросшаго травой рва, по одну сторону котораго былъ паркъ, а по другую тянулась высокая живая изгородь изъ лавровыхъ деревьевъ. Изгородь, очевидно, окружала задній садикъ мызы, а ровъ назначенъ былъ для того, чтобы защищать ее отъ потравы скота, пасшагося въ парк. Внимательно прислушавшись къ легкому звуку, который становился все слабе и слабе, Мидвинтеръ узналъ въ немъ шелестъ женскихъ платьевъ. Нсколько дале черезъ ровъ переброшенъ былъ мостикъ, который оканчивался маленькою калиткой и соединялъ садъ съ паркомъ. Молодой человкъ вошелъ въ калитку, переправился черезъ мостикъ, и отворивъ дверь, находившуюся на другомъ его конц, очутился въ бесдк, густо обвитой ползучими растеніями, откуда виденъ былъ весь садъ съ одного конца до другаго.

Онъ заглянулъ въ аллею и увидалъ дв женскія фигуры, медленно удалявшіяся отъ него по направленію къ мыз. Наименьшая изъ двухъ ни на одну минуту не привлекла его вниманія, онъ даже не далъ себ труда припомнить, была ли то или нтъ, майорская дочка. Глаза его прикованы были къ другой фигур, которая съ обворожительною граціей шла по дорожк, драпированная легкими складками своего длиннаго платья. Предъ нимъ вторично осуществилось видніе сна, предъ нимъ снова стояла женщина, повернувшись спиной, какъ, онъ видлъ ее у пруда!

Можно было предполагать, что гувернантка и ея воспитанница еще разъ обойдутъ садъ и снова вернутся къ бесдк. Этого только и ждалъ Мидвинтеръ. Мысль о нескромности его поступка ни мало не остановила его при вход въ бесдку, и даже въ настоящую минуту его нисколько не тревожило подобное сознаніе. Вся воспріимчивость его натуры, утомленная тяжелою борьбой прошедшей ночи, какъ будто притупилась, упрямая ршимость выполнить то, для чего онъ пришелъ сюда, совершенно заглушила въ немъ вс прочія ощущенія. Онъ дйствовалъ и даже смотрлъ такъ, какъ дйствовалъ и смотрлъ бы на его мст самый ршительный человкъ въ мір. Въ промежутк ожиданія, покамстъ гувернантка и ея воспитанница оканчивали начатый кругъ, онъ настолько могъ владть собой, что еще разъ открылъ письмо мистера Брока и освжилъ въ своей памяти извстные семь пунктовъ.

Еще онъ весь погруженъ былъ въ это занятіе, какъ до ушей его долетлъ легкій шорохъ платьевъ, снова возвращавшихся въ его сторону. Притаившись въ тни бесдки, онъ ждалъ, чтобы сократилось между ними разстояніе. Живо запечатлвъ въ своемъ ум сообщенныя ему примты, онъ сталъ вопрошать лицо женщины при яркомъ свт утра, по мр того какъ она подвигалась впередъ, и вотъ какой отвтъ дало ему это лицо.

Волосы, по описанію священника, должны были быть свтлорусые и рдкіе, между тмъ какъ волосы приближавшейся къ Мидвинтеру женщины, роскошные по своей длин и густот, были того замчательнаго цвта, съ которымъ никакъ не мирится предубжденіе сверныхъ націй: они были рыжіе! Лобъ, по описанію священника, долженъ былъ быть высокій, узкій, и начиная отъ бровей покатый, брови едва обозначенныя, глаза маленькіе, а цвтъ ихъ не то срый, не то карій. У этой же женщины, напротивъ, лобъ былъ низкій прямой и постепенно расширявшійся къ вискамъ, брови ея, отчетливо и въ то же время нжно обозначенные, были немного темне волосъ, глаза, большіе, блестящіе и красиво разрзанные, были того безукоризненнаго голубаго цвта (безъ всякой примси зеленаго или сраго оттнка), который такъ часто возбуждаетъ нашъ восторгъ въ картинахъ и книгахъ, и такъ рдко встрчается въ природ. Носъ, по описанію священника, долженъ былъ бытъ орлиный, между тмъ какъ у этой женщины онъ не представлялъ ни малйшаго уклоненія ни вверхъ, ни внизъ: то былъ прямой, изящно сформированный носъ древнихъ статуй и бюстовъ, съ нсколько короткою верхнею губой. Губы, по описанію священника, должны были быть тонки, и верхняя — больше нижней, цвтъ лица — болзненно-блдный, подбородокъ — вогнутый, и на лвой сторон его родимое пятно или шрамъ. У этой же женщины, наоборотъ, губы были полныя, роскошныя и сладострастныя. Она имла тотъ очаровательный цвтъ лица, который нердко встрчается у рыжихъ: нжный румянецъ, игравшій на ея щекахъ, мягко сливался съ близной лба и шеи. Ея округленный подбородокъ, украшенный ямочками, былъ безукоризненно чистъ, гладокъ и составлялъ прямую линію со лбомъ. Чмъ ближе подходила она, тмъ ослпительне блистала ея красота въ роскошномъ сіяніи утра: боле поразительнаго, боле рзкаго контраста съ примтами, описанными священникомъ, нельзя было не только найдти въ природ, ни даже и вообразить себ.

Гувернантка и ея воспитанница были уже почти въ двухъ шагахъ отъ бесдки, когда он замтили притаившагося въ ней Мидвинтера. Гувернантка увидала его первая.

— Это, вроятно, кто-нибудь изъ вашихъ друзей, миссъ Мильрой? спросила она спокойно, не дрогнувъ и не обнаруживъ ни малйшаго удивленія.

Нелли тотчасъ же узнала Мидвинтера. Предубжденная противъ нескромности его поведенія, когда онъ былъ впервые представленъ имъ на мыз, она теперь положительно возненавидла его, какъ злополучную причину ея размолвки съ Алланомъ на пикник. Она покраснла и отвернулась отъ бесдки съ выраженіемъ безпощаднаго удивленія на лиц.

— Это другъ мистера Армаделя, отвчала она рзко.— Я не знаю, зачмъ онъ сюда пришелъ, и чего ему нужно.

— Другъ мистера Армаделя! И на лиц гувернантки промелькнуло внезапное любопытство, въ то время какъ она повторяла эти слова. Она отвчала на пристальный взглядъ молодаго человка такимъ же пристальнымъ взглядомъ.

— Что до мени касается, продолжала Нелли, негодуя на Мидвинтера за его полнйшее равнодушіе къ ея появленію,— я нахожу величайшею дерзостью являться въ садъ папа, какъ въ открытый паркъ!

Гувернантка повернулась, и кротко остановила ее.

— Милая миссъ Мильрой, замтила она,— нужно различать, съ кмъ имешь дло. Этотъ джентльменъ — другъ мистера Армаделя, и вы едва ли могли бы выразиться сильне, еслибы говорили о совершенно постороннемъ человк.

— Я высказываю только мое личное мнніе, возразила Нелли, раздраженная насмшливо-снисходительнымъ тономъ гувернантки.— Это дло вкуса, миссъ Гуильтъ, а вкусы бываютъ различные. Сказавъ это, она дерзко отвернулась отъ нея, и пошла одна по направленію къ мыз.

— Она еще очень молода, сказала миссъ Гуильтъ, улыбаясь и какъ бы извиняя ее передъ Мидвинтеромъ,— и вы, вроятно, сами замтили, сэръ, что это балованное дитя.

Она остановилась лишь на минуту, показавъ, что ее удивляетъ странное молчаніе Мидвинтера и его пристально устремленный на нее взглядъ, но потомъ, съ очаровательною находчивостью и граціей, принялась выводить его изъ того ложнаго положенія, въ которое онъ самъ поставилъ себя.

— Такъ какъ ваша прогулка завела васъ сюда, продолжала она,— то не возьмете ли вы на себя трудъ передать отъ меня вашему другу одно маленькое порученіе? Мистеръ Армадель имлъ любезность пригласить меня сегодня утромъ для осмотра торпъ-амброзскихъ садовъ. Потрудитесь сказать ему, что, съ разршенія майора Мильроя, я могу воспользоваться этимъ приглашеніемъ (въ обществ миссъ Мильрой) между десятью и одиннадцатью часами утра!

Ея глаза съ новымъ любопытствомъ остановились на минуту на лиц Мидвинтера. Она подождала немного отвта, во не дождавшись, улыбнулась, какъ будто это необыкновенное молчаніе скоре забавляло ее чмъ сердило, и потомъ медленно пошла вслдъ за своею воспитанницей къ мыз.

Когда она совершенно скрылась изъ вида, Мидвинтеръ очнулся и попытался отдать себ отчетъ въ своемъ настоящемъ положеніи. Ея внезапно открывшаяся красота ни въ какомъ случа не могла служить оправданіемъ тому нмому изумленію, въ которомъ онъ оставался, какъ очарованный, вплоть до настоящей минуты. Единственное ясное впечатлніе, произведенное на него гувернанткой, было впечатлніе поразительнаго контраста, который представляли вс черты ея лица съ описаніемъ мистера Брока. Помимо этого, вс его ощущенія были крайне неопредленны, въ немъ осталось только какое-то смутное воспоминаніе о высокой стройной женщин, да о нсколькихъ привтливыхъ словахъ, скромно и граціозно сказанныхъ. Вотъ и все.

Онъ сдлалъ нсколько шаговъ по саду, самъ не зная для чего, остановился, посмотрлъ направо и налво, съ видомъ человка растеряннаго, съ трудомъ узналъ бесдку, какъ будто цлые годы протекли съ тхъ поръ, какъ онъ не видалъ ее, и наконецъ снова вышелъ въ паркъ. Но и тутъ онъ сталъ безпокойно блуждать изъ стороны въ сторону. Голова его кружилась отъ неожиданнаго потрясенія, вс его мысли и понятія путались, и что-то машинально толкало его впередъ, онъ шелъ безсознательно, самъ не зная куда и зачмъ.

Впрочемъ, страшный, мгновенный переворотъ, совершившійся въ его ум, благодаря послднему открытію, могъ бы сразить даже и мене чувствительную организацію, нежели какою обладалъ Мидвинтеръ.

Въ ту достопамятную минуту, когда впервые отворилъ онъ дверь бесдки, мысли его не были смущены ничмъ. Правъ онъ былъ или не правъ, только во всемъ, что касалось его отношеній къ Аллану, онъ дошелъ до безусловно-опредленныхъ выводовъ, вслдствіе безусловно-опредленнаго процесса мышленія. Вся сила его ршимости разстаться съ Алланомъ проистекала отъ увренности, что у Заброшеннаго Пруда произошло роковое осуществленіе перваго виднія сна. А эта увренность, въ свою очередь, основывалась на томъ убжденіи, что женщина, остававшаяся единственнымъ живымъ свидтелемъ трагедіи, происшедшей въ Мадер, неизбжно должна была быть тою самою женщиной, которую онъ видлъ на берегу пруда. Твердо въ этомъ увренный, онъ ршился самъ сравнить предметъ своего недоврія и недоврія священника съ описаніемъ мистера Брока, составленнымъ со всевозможною точностью, и что же! собственные глаза убдили его, что женщина, виднная имъ у Заброшеннаго Пруда, и женщина, которую мистеръ Брокъ призналъ въ Лондон, были два совершенно различныя существа. Вмсто Тни, явившейся во сн, передъ нимъ стояло не предназначенное орудіе рока, а лицо совершенно незнакомое: въ этомъ несомннно убждало его письмо священника!

Но это неожиданное открытіе не возбудило въ его ум никакихъ сомнній, которыя были бы здсь очень возможны, еслибы Мидвинтеръ былъ мене суевренъ и не такъ буквально держался сдланныхъ его отцемъ предостереженій. Убдившись по письму мистера Брока, что женская фигура, приснившаяся Аллану, отождествилась въ совершенно незнакомой женщин, онъ и не подумалъ спросить себя, не суждено ли наоборотъ именно этой незнакомк стать орудіемъ рока? Такая мысль не пришла и не могла придти ему въ голову. Единственною личностью, внушавшею ему опасеніе, была женщина, съ которою связана была жизнь двухъ Армаделей въ первомъ поколніи и судьба двухъ Армаделей во второмъ,— женщина, къ которой особенно относилось предсмертное предостереженіе его отца, которая была первою причиной семейныхъ бдствій, открывшихъ Аллану путь къ Торпъ-Амброзскому наслдству, и которую Мидвинтеръ инстинктивно узналъ бы въ гувернантк, еслибы письмо мистера Брока не ввело его въ обманъ.

Обсуждая послднее открытіе подъ вліяніемъ заблужденія, въ которое невинно вовлекъ его священникъ, Мидвинтеръ однимъ скачкомъ перешелъ къ новому заключенію, онъ поступилъ теперь именно такъ, какъ нкогда, при свиданіи съ мистеромъ Брокомъ, на острбв Ман.

Подобно тому какъ въ то время онъ находилъ достаточно сильное опроверженіе идеи рока въ томъ обстоятельств, что ему ни разу не пришлось попасть на разбитый корабль во время своихъ морскихъ плаваній, такъ и теперь онъ съ жаромъ ухватился за мысль, что сверхъестественное происхожденіе сна само собою опровергается появленіемъ совершенно посторонней женщины на мст Тни. Разъ отыскавъ эту исходную точку и снова безраздльно отдавшись своей любви къ Аллану, онъ съ быстротою молніи сталъ выводить одно заключеніе за другимъ. Если сонъ пересталъ быть загробнымъ предостереженіемъ, стало быть не судьба, а случай привелъ Аллана и Мидвинтера на разбитый корабль, и вс событія, совершившіяся со дня разлуки ихъ съ мистеромъ Брокомъ, были сами по себ совершенно невиннаго свойства, но только казались ему страшными сквозь призму суеврія. Во мгновеніе ока его быстрое воображеніе привело ему на память то утро въ Кассльтоун, когда онъ впервые открылъ священнику тайну своего имени, и держа въ рукахъ письмо отца, высказалъ т лучшія чувства и убжденія, которыя таились въ его собственномъ сердц. Теперь еще разъ онъ почувствовалъ, какая сильная братская любовь привязываетъ его къ Аллану, теперь еще разъ онъ могъ повторить себ съ тою же горячностью, съ какою говорилъ нкогда, если мысль покинуть его надрываетъ мое сердце, стало-быть, мысль эта дурная! Между тмъ какъ это боле благородное убжденіе снова проникало въ его душу, смиряя тревогу и волненіе его ума, сквозь втви деревъ привтливо глянулъ на него Торпъ-Амброзокій домъ, на ступеняхъ котораго стоялъ Алланъ, искавшій глазами своего друга. Чувство безграничнаго блаженства увлекло пылкую душу Мидвинтера далеко за предлы всхъ заботъ, сомнній и опасеній, которыя такъ долго томили ее, и еще разъ указало ему лучшую и блестящую сторону его юношескихъ грезъ. Глаза его наполнились слезами, и глядя сквозь деревья на Аллана, онъ страстно прижалъ къ своимъ губамъ письмо священника. ‘Не будь этого клочка бумаги,— подумалъ онъ,— жизнь моя могла бы обратиться въ одно продолжительное страданіе, и преступленіе отца моего разлучило бы насъ на вхи!’

Таковъ былъ результатъ уловки, съ помощію которой лицо горничной принято мистеромъ Брокомъ за лицо миссъ Гуильтъ. Такимъ образомъ, поколебавъ довріе Мидвинтера къ его собственному суеврію, въ томъ единственномъ случа, когда это суевріе напало на истину, коварство тетушки Ольдершо восторжествовало надъ затрудненіями и опасностями, которыхъ не предвидла даже и она сама.

XI. Миссъ Гуильтъ въ Дюнахъ.

1. Отъ преподобнаго отца Децимуса Брока къ Осіи Мидвинтеру.

‘Четвергъ.

‘Любезный Мидвинтеръ! Никакія слова не могутъ выразить вамъ, какое блажеиство испыталъ я сегодня утромъ, получивъ ваше письмо, и какъ мн пріятно было сознаться, что я находился въ заблужденіи. Мры, принятыя вами на случай, еслибы женщина вздумала подтвердить мои опасенія, явившись въ Торпъ-Амброзъ, кажутся мн совершенно удовлетворительными. Вы, безъ сомннія, услышите о ней скоро отъ кого-либо изъ стряпчихъ, которымъ вы поручили извстить васъ о появленіи въ город первой незнакомой личности.

‘Такъ какъ я, вроятно, принужденъ буду гораздо доле, чмъ предполагалъ сначала, оставить интересы Аллана исключительно въ вашихъ рукахъ, то мн тмъ пріятне сознавать, что я совершенно могу положиться на васъ въ этомъ дл. Къ величайшему моему сожалнію, пріздъ мой въ Торпъ-Амброзъ долженъ быть отсроченъ еще на два мсяца. Единственный изъ моихъ собратій въ Лондон, могущій принять на себя выполненіе моихъ обязанностей, никакъ не можетъ перебраться въ Соммерсетширъ ране этого срока. Мн не остается другаго выбора, какъ покончить здсь свои дла и въ субботу вернуться въ приходъ. Если случится что-нибудь важное, то вы, конечно, извстите меня немедленно, и тогда, во что бы то ни стало, я пріду въ Торпъ-Амброзъ. Если же, съ другой стороны, все будетъ идти гораздо благополучне, нежели представляетъ себ моя упрямая голова, тогда Алланъ (къ которому я уже писалъ отсюда) не увидитъ меня ране двухъ мсяцевъ.

‘До сихъ поръ еще никакой успхъ не вознаградилъ нашихъ усилій открыть слдъ, потерянный на желзной дорог. Впрочемъ, я не стану запечатывать моего письма до отправленія его на почту, можетъ-быть, придется еще сообщить вамъ кое-какія всти.

‘Всегда вамъ преданный,
‘Децимусъ Брокъ.’

‘Р. S.— Сейчасъ я получилъ извстіе отъ своихъ адвокатовъ. Они узнали имя, подъ которымъ женщина проживала въ Лондон. Если это открытіе (мн кажется далеко не важное) внушитъ вамъ какой-либо новый образъ дйствій, прошу васъ воспользуйтесь имъ немедленно. Имя ея — миссъ Гуильтъ.’

2. Отъ миссъ Гуильтъ къ мистрисъ Ольдершо.

‘Мыза въ Торпъ-Амброзъ,
‘Суббота, іюня 28-го.

‘Если вы даете мн слово не тревожиться, тетушка Ольдершо, то я начну свое письмо самымъ оригинальнымъ образомъ,— выдержкой изъ другаго письма, адресованнаго на мое имя. У васъ превосходная память, и вы, вроятно, не забыли, что въ прошедшій понедльникъ, когда я уже покончила мои условія съ матерью майора Мильроя, я получила отъ нея записку, помченную 23-го іюня 1851 года, и подписанную ея рукой. Вотъ вамъ изъ нея первая страница: ‘Милостивая государыня! извините меня, что предъ отъздомъ вашимъ въ Торпъ-Амброзъ я безпокою васъ еще нкоторыми наставленіями относительно привычекъ, соблюдаемыхъ въ дом моего сына. Когда я имла удовольствіе говорить съ вами сегодня въ два часа пополудни въ Кингсдоунъ-Крессент, я должна была спшить къ тремъ часамъ на другое свиданіе, въ довольно отдаленную часть Лондона, и потому, въ торопяхъ, забыла сообщить вамъ нсколько мелкихъ подробностей, на которыя считаю нужнымъ обратить ваше вниманіе.’ Конецъ письма не иметъ ни малйшаго значенія, но выписанныя мною строки стоятъ того чтобы вы обратили на нихъ все ваше вниманіе. Он спасли меня, моя милая, отъ изобличенія, которое угрожало мн вслдъ за вступленіемъ моимъ въ домъ майора Мильроя!

‘Это случилось не дале какъ вчера вечеромъ, и вотъ какимъ образомъ:

‘Здсь есть одинъ джентльменъ (о которомъ я сейчасъ поговорю съ вами поподробне), задушевный другъ молодаго Армаделя, носящій странное имя Мидвинтера. Вчера онъ ухитрился говорить со мною наедин въ парк. Лишь только онъ открылъ ротъ, я сейчасъ догадалась, что въ Лондон узнали мое имя (это, вроятно, штуки соммерсетширскаго священника), и что мистеру Мидвинтеру поручено (очевидно, тмъ же лицомъ) удостовриться въ тождеств миссъ Гуильтъ, скрывшейся изъ Бромитона, съ миссъ Гуильтъ, проживающей въ Торпъ-Амброз. Мн помнится, вы предвидли эту опасность, но вы едва ли могли воображать себ, что огласка послдуетъ такъ скоро.

‘Не хочу утомлять васъ подробностями нашего разговора, и передамъ вамъ только его сущность. Мистеръ Мидвинтеръ приступилъ къ нему самымъ деликатнымъ образомъ, объявивъ мн, къ моему величайшему удивленію, что, съ своей стороны, онъ совершенно убжденъ, что я не та миссъ Гуильтъ, которую разыскиваетъ его другъ, и что онъ дйствуетъ единственно изъ уваженія къ лицу, желанія котораго для него священны. Онъ спросилъ меня, не помогу ли я ему окончательно разсять это безпокойство (насколько замшена въ немъ моя личность), отвчая на одинъ простой вопросъ, который онъ предлагаетъ мн, единственно потому, что разчитываетъ на мою снисходительность. Пропавшая (миссъ Гуильтъ) исчезла въ прошедшій понедльникъ въ два часа пополудни, въ толп, тснившейся на платформ сверо-западной желзной дороги, въ Юстонъ-Сквер: даю ли я ему право сказать, что въ этотъ день и въ этотъ часъ миссъ Гуильтъ, гувернантка майора Мильроя, даже и не приближалась къ этому мсту?

‘Мн едва ли нужно говорить вамъ, что я съ жадностію ухватилась за этотъ случай уничтожить и на будущее время всякое подозрніе на свой счетъ. Я сейчасъ же перемнила съ нимъ тонъ, и вмсто отвта подала ему письмо майоровой матери. Онъ вжливо отказывался читать его, но я настаивала.

‘— Я вовсе не намрена прослыть за женщину, быть-можетъ, пользующуюся дурною репутаціей, и прослыть потому только, что женщина эта или случайно носитъ, или съ намреніемъ присвоила себ одно имя со мною, сказала я обиженнымъ тономъ.— Я требую, чтобы вы прочли первую страницу этого письма, если не ради вашего успокоенія, то ради моего собственнаго.

‘Тогда онъ принужденъ былъ повиноваться, и получилъ неопровержимое доказательство, въ собственноручномъ письм старушки Мильрой, что въ прошедшій понедльникъ, въ два часа пополудни, мы были съ нею вмст въ Кингсдоунъ-Крессент, который, какъ всмъ извстно, есть полукруглая площадь, находящаяся въ Безватер! Можете вообразить себ его извиненія и ту обворожительную кротость, съ которою я приняла ихъ.

‘Конечно, еслибъ я не сохранила этого письма, то я могла бы обратить мистера Мидвинтера за справками или къ вамъ, или къ матери майора Мильроя, и такимъ образомъ достигнуть тхъ же результатовъ, во дло обошлось безъ всякихъ хлопотъ. Теперь самымъ положительнымъ образомъ доказано, что я — не я, и одна изъ многочисленныхъ опасностей, угрожавшихъ мн въ Торпъ-Амброз, съ настоящей минуты совершенно устранена. Лицо вашей горничной, быть-можетъ, и не очень красиво, но должно сознаться, что оно оказало намъ большую услугу.

‘Но довольно о прошедшемъ, поговоримъ теперь о будущемъ. Вы должны знать, какъ уживаюсь я съ окружающими меня людьми, и затмъ ршить, имю ли я какіе-нибудь шансы, чтобы стать владтельницей Торпъ-Амброза.

‘Начнемъ съ молодаго Армаделя, потому что съ этой стороны всти отличныя. Я уже произвела на него надлежащее впечатлніе, но увряю васъ, что этимъ не стоитъ хвастать! Всякая, хоть немного смазливая женщина легко успла бы влюбить его въ себя, еслибы захотла. Это молодой пустоголовый юноша, одинъ изъ тхъ вертлявыхъ, румяныхъ, блокурыхъ добрячковъ, которыхъ я особенно ненавижу. Въ первый же день моего прізда сюда я провела съ нимъ цлый часъ наедин въ лодк, и смю сказать, что съ того дня по настоящій не потеряла даромъ времени. Единственная вещь, затрудняющая меня относительно его, заключается въ необходимости скрывать мои собственныя чувства, особенно, когда напоминая мн иногда собою мать свою, онъ доводитъ мою нелюбовь къ нему до положительной ненависти. Право, я еще никогда не встрчала человка, которому желала бы при случа сдлать столько зла, сколько ему. Если ничто не помшаетъ, то я надюсь, что онъ доставитъ мн этотъ случай гораздо скоре, чмъ мы предполагали. Я только-что вернулась съ обда, который молодой Армадель давалъ сегодня въ большомъ дом въ честь своихъ арендаторовъ, и вниманіе сквайра къ моей особ,— вниманіе, которое я встрчала съ скромною уклончивостію, уже возбудило всеобщіе толки.

‘Затмъ слдуетъ моя воспитанница, миссъ Мильрой. Она тоже свжа, пуста и, сверхъ того, неловка, приземиста, весновата, капризна и дурно одта. Ея нечего бояться, хотя она ненавидитъ меня пуще язвы, что весьма утшительно, потому что вн уроковъ и прогулокъ я совершенно отъ нея избавлена. Мн не трудно было замтить по прізд сюда, что она находилась въ довольно короткихъ отношеніяхъ съ молодымъ Армаделемъ (короткость, которой, впрочемъ, мы съ вами вовсе не имли въ виду), и что она оказалась на столько глупенькою, чтобы выпустить его изъ своихъ рукъ. Когда я скажу вамъ, что она принуждена бываетъ, ради приличій, являться вмст со мной и съ отцемъ своимъ на маленькія вечеринки, даваемыя въ Торпъ-Амброз, и видть, какъ восхищается мною молодой Армадель, вы легко поймете, какого рода мсто я занимаю въ ея сердц. Она могла бы довести меня до изступленія, еслибъ я не замчала, что еще боле бшу ее, сохраняя спокойствіе, и потому я, конечно, стараюсь сдерживать себя. Если мн и приходится иногда выходить изъ себя, то это бываетъ только за уроками, не за французскимъ языкомъ, грамматикой, исторіей, или географіей, нтъ, но за фортепіанами! Никакія слова не могутъ изобразить моего презрнія къ ея жалкой игр. Я нахожу, что у большей половины нашихъ молодыхъ двушекъ, занимающихся музыкой, слдовало бы отрубить пальцы въ интересахъ общества, и будь это въ моей вол, пальцы миссъ Мильрой отлетли бы первые!

‘Что касается до майора, то я едва ли могу стать выше въ его мнніи, чмъ стою уже теперь. Я всегда вовремя готова бываю къ завтраку, а дочь его нтъ. Мн всегда удается отыскивать для него вещи, которыя онъ теряетъ, а дочери его нтъ. Я никогда не зваю во время его скучныхъ разглагольствій, а дочь его зваетъ. Словомъ, я люблю этого милаго, безобиднаго старичка, и потому не скажу о немъ боле ни слова.

‘Ну, что! Не блестящая ли у меня перспектива для будущаго, моя добрая тетушка Ольдершо? Но вотъ что я скажу вамъ: нтъ такого свтлаго будущаго, которое не имло бы своихъ темныхъ сторонъ. Въ моемъ будущемъ дв темныя стороны: одна изъ нихъ называется мистрисъ Мильрой, другая — мистеръ Мидвинтеръ.

‘Начнемъ съ мистрисъ Мильрой. Не прошло и пяти минутъ со времени моего прізда на мызу, какъ она (что бы вы думали?) прислала звать меня къ себ на верхъ. Это приглашеніе немножко поразило меня посл всего слышаннаго мною въ Лондон отъ майоровой матери о томъ, что невстка ея слишкомъ больна и слаба, чтобы принимать кого бы то ни было, однако, я, конечно, не замедлила отправиться въ комнату больной. Я нашла ее прикованною къ постели, вслдствіе неизлчимой болзни спиннаго мозга, на эту женщину дйствительно страшно смотрть, но она сохранила полное сознаніе, и если не ошибаюсь, не уступитъ въ коварств и низости многимъ существамъ женскаго пола, которыхъ вамъ приходилось встрчать въ продолженіе вашей многолтней дятельности. Ея необыкновенная вжливость и стараніе держать свое лицо въ тни занавси, а мое, наоборотъ, выставлять на свтъ, заставило меня остерегаться ея съ той самой минуты, какъ я вошла въ комнату. Мы провели вмст боле получаса, и я не попала ни въ одну изъ тхъ маленькихъ ловушекъ, которыя она такъ искусно для меня разставляла. Единственная тайна въ ея поведеніи, оставшаяся для меня непроницаемою, состояла въ томъ, что она безпрерывно посылала меня въ разные углы комнаты, то за тою, то за другою вещью, въ которыхъ ей, очевидно, не было ни малйшей надобности.

‘Посл того я смекнула въ чемъ дло. Первыя подозрнія возбудила во мн болтовня слугъ, которую я нечаянно подслушала, а поведеніе горничной мистрисъ Мильрой совершенно ихъ подтвердило. Въ тхъ рдкихъ случаяхъ, когда мн приходилось бывать наедин съ майоромъ, горничная какъ нарочно всегда приходила къ нему съ какимъ-нибудь порученіемъ и постоянно забывала предупредить васъ о своемъ появленіи легкимъ стукомъ въ дверь. Понимаете ли вы теперь, для чего мистрисъ Мильрой потребовала меня къ себ немедленно по моемъ прізд въ ея домъ, и чего она добивалась заставляя меня ходить изъ угла въ уголъ то за тмъ, то за другимъ? Сомнваюсь, чтобы въ моемъ лиц и въ моей фигур осталась хоть одна привлекательная черта, хоть одно граціозное движеніе, которыхъ не изучилъ бы уже ревнивый глазъ этой женщины. Я не удивляюсь теперь, почему отецъ и дочь дрогнули и переглянулись между собой, когда я была имъ представлена, и почему слуги смотрятъ на меня съ такимъ лукавымъ выраженіемъ лица, когда я звоню, чтобъ отдать имъ какое-нибудь приказаніе. Намъ смшно было бы хитрить между собою, тетушка Ольдершо, и скрывать истину. Такъ знайте же, что когда я взбиралась на верхъ въ комнату больной, я слпо шла, сама того не подозрвая, въ когти къ ревнивой женщин. Если мистрисъ Мильрой можетъ выгнать меня изъ дому, она это сдлаетъ, а вдь ей нечмъ больше и заниматься въ своей тюрьм, какъ денно и нощно отыскивать для этого средства.

‘Въ такомъ фальшивомъ положеніи, моя собственная осторожность превосходно поддерживается полнйшимъ равнодушіемъ милаго, стараго майора къ моей особ. Ревность его жены есть чудовищное заблужденіе, которое можно встртить только въ сумашедшемъ дом. Эта ревность есть созданіе ея собственнаго низкаго характера, развившееся подъ вліяніемъ неизлчимой болзни. У бдняка нтъ другой мысли, какъ о своихъ механическихъ занятіяхъ, и я не думаю, чтобъ онъ даже въ настоящую минуту зналъ, хороша я или нтъ. Благодаря этому обстоятельству, я могу, мн кажется, на нкоторое время, презирать назойливость горничной и ухищренія хозяйки. Но вы сами знаете, что такое ревнивая женщина, и такъ какъ я хорошо оцнила мистрисъ Мильрой, то признаюсь, вздохну свободне, когда молодой Армадель раскроетъ свой глупый ротъ, чтобы сдлать мн предложеніе, и тмъ побудитъ майора искать для себя новую гувернантку.

‘Имя Армаделя напомнило мн о его друг. Съ этой стороны мн грозитъ еще большая опасность, и что гораздо хуже, я не чувствую себя настолько хорошо вооруженною противъ мистера Мидвинтера, насколько я вооружена противъ мистрисъ Мильрой.

‘Все въ этомъ человк боле или мене таинственно, и мн весьма непріятно, говоря о немъ, длать подобный приступъ. По какому случаю пользуется онъ довріемъ соммерсетширскаго священника? Что именно открылъ ему этотъ священникъ? Почему онъ былъ такъ твердо увренъ, говоря со мною въ парк, что я не та миссъ Гуильтъ, которую ищетъ его другъ? На эти три вопроса я не нахожу ни тни отвта. Я не могу даже разгадать, какимъ образомъ познакомился онъ съ молодымъ Армаделемъ. Я ненавижу его. Нтъ, не то: я хочу только добиться, что онъ за человкъ. Онъ очень молодъ, малъ ростомъ, сухощавъ, дятеленъ, смуглъ, и съ блестящими черными глазами, которые ясно говорятъ: мы принадлежимъ человку съ умомъ и волею, — человку, который не всегда пресмыкался въ помщичьемъ дом, ухаживая за глупцомъ. Да, я положительно убждена, что мистеръ Мидвинтеръ, невзирая на свою молодость, иметъ весьма грустное прошедшее, и я многое, многое дала бы, чтобъ узнать всю истину. Не сердитесь, что я такъ распространяюсь о немъ. Онъ иметъ большое вліяніе на молодаго Армаделя, и можетъ много помшать мн, если я сразу не пріобрту его расположеніе.

‘Ну, такъ что жь? спросите вы, зачмъ же стало дло? Ахъ, тетушка Ольдершо! Мн кажется, я уже успла снискать его расположеніе, но на условіяхъ, которыхъ вовсе не желала. Я ужасно боюсь, чтобъ онъ уже не былъ влюбленъ въ меня!

‘Не торопитесь качать головой, и не говорите: какъ это похоже на ея тщеславіе! Посл тхъ ужасовъ, черезъ которые я прошла, у меня не осталось ни тни тщеславія, и человкъ, любующійся мною, заставляетъ меня скоре содрогаться. Было время, сознаюсь…. Тьфу! да что это такое я пишу? Кажется, я расчувствовалась! И предъ кмъ же? предъ вами! Смйтесь, моя милая, смйтесь. Что до меня касается, я не смюсь и не плачу, я просто перечиниваю свое перо и продолжаю,— какъ бишь зовутъ это мущины?— свой отчетъ.

‘Въ одномъ стоитъ удостовриться: справедливы ли мои предположенія о его чувствахъ ко мн? Посмотримъ. Я четыре раза находилась въ его сообществ. Въ первый разъ это случилось въ саду майора, гд мы неожиданно встртились лицомъ къ лицу. Онъ остановился предо мною какъ вкопанный, и молча впился въ меня глазами. Вы скажете, быть-можетъ, что его поразилъ ужасный цвтъ моихъ волосъ? Хорошо! Пусть будетъ по вашему. Вторая встрча произошла въ то время, когда я гуляла въ Торпъ-Амброзскомъ саду, имя по одну сторону молодаго Армаделя, а по другую — мою воспитанницу, которая шла надувъ губы. Вдругъ къ вамъ присоединяется мистеръ Мидвинтеръ, хоть у него въ контор бездна длъ, которыми онъ никогда до сихъ поръ не пренебрегалъ. Вроятно, лнь? скажете вы, или любовь къ миссъ Мильрой привлекли его въ нашу сторону? Не знаю, право, отнесемъ это, пожалуй, къ миссъ Мильрой, только я знаю, что онъ все время смотрлъ на меня одну. Въ третій разъ мы видлись съ нимъ наедин въ парк, о чемъ я уже говорила вамъ выше. Никогда въ жизни не приходилось мн видть человка, который, предлагая женщин щекотливый вопросъ, былъ бы такъ сильно взволнованъ, но и это могло происходить только отъ неловкости, а безпрерывное оборачиваніе назадъ, посл того какъ мы уже разстались, означало, быть-можетъ, что онъ просто любуется видомъ. Положимъ, что такъ, пусть онъ любовался только видомъ! Въ четвертый разъ мы встртились съ нимъ сегодня за обдомъ у его друга. Вечеромъ меня заставили играть, и такъ какъ инструментъ былъ хорошъ, то я, конечно, отличилась. Все общество собралось вокругъ меня и осыпало меня похвалами, за исключеніемъ мистера Мидвинтера (моя очаровательная воспитанница не отставала отъ прочихъ, хотя лицо ея похоже было въ это время на лицо кошки, когда она собирается фыркнутъ). Онъ дождался покамстъ вс разошлись, и улучилъ минуту чтобъ остаться со мною наедин въ зал. Тутъ онъ нашелъ, что пришла пора взять мою руку и сказать мн два слова. Говорить ли вамъ, какъ онъ взялъ мою руку и какъ звучалъ его голосъ, когда онъ произносилъ эти слова? Совершенно безполезно. Вы всегда увряли меня, что покойный мистеръ Ольдершо любилъ васъ до безумія. Итакъ, вспомните тотъ день, когда онъ впервые взялъ вашу руку и прошепталъ вамъ на ушко нсколько словъ, которыя вы одн должны были слышать. Чему приписали вы тогда его поведеніе? Я уврена, что еслибы вы въ тотъ вечеръ играли на фортепіано, вы отнесли бы все это не иначе какъ къ музык.

‘Нтъ! Ручаюсь вамъ, что зло уже сдлано. Этотъ человкъ не втряный глупецъ, который перемняетъ предметы своей любви какъ платье, и женщин, зажегшей въ этихъ большихъ черныхъ глазахъ пламя любви, нелегко будетъ погасить его. Я не желаю приводить васъ въ отчаяніе и не говорю, чтобы вс шансы были противъ насъ. Но находясь между двухъ огней,— между мистрисъ Мильрой, съ одной стороны, и мистеромъ Мидвинтеромъ, съ другой,— я всего боле боюсь, чтобы намъ не потерять напрасно времени. Молодой Армадель уже намекнулъ мн о тайномъ свиданіи, насколько способенъ намекать подобный олухъ. Глаза миссъ Мильрой зорки, а у горничной ея матери они еще зорче, я непремнно лишусь своего мста, если он меня подкараулятъ. Ну, да что за дло! Я должна найдти случай и устроить это свиданіе. Только дайте мн залучить его наедин, дайте мн ускользнуть отъ ревниваго надзора этихъ женщинъ, и если другъ его не станетъ между нами, я вамъ ручаюсь за успхъ.

‘Посмотримъ, не имю ли я еще чего сказать вамъ? Нтъ ли у насъ еще какой живой помхи въ Торпъ-Амброз? Ни единой. Никто изъ сосдей сюда не здитъ, потому что молодой Армадель, по счастію, не пользуется ихъ расположеніемъ. Здсь нтъ красивыхъ, хорошо образованныхъ женщинъ и людей сколько-нибудь значительныхъ, которые возстали бы противъ его любезностей съ бдною гувернанткой. Единственные гости, которыхъ онъ могъ собрать у себя сегодня, были: адвокатъ съ семействомъ (жена, сынъ и дв дочери) и одна старая глухая дама съ своимъ сыномъ,— все люди совершенно незначительные и всепокорнйшіе слуги молодаго, тупоумнаго сквайра.

‘Кстати о всепокорнйшихъ слугахъ. Здсь есть одинъ жалкій, оборванный, дряхлый человчекъ, по имени Башвудъ, который занимается въ контор управляющаго. Я его совершенно не знаю, и онъ также, очевидно, меня не знаетъ, потому что онъ спрашивалъ у нашей горничной кто я такая. Не длая себ комплимента, я должна, однако, сказать вамъ, что произвела удивительное впечатлніе на это старое, слабое существо, въ первый же разъ, какъ онъ увидалъ меня. Глядя на меня, онъ дрожалъ всмъ тломъ и безпрестанно мнялся въ лиц, какъ будто во мн было что-нибудь дйствительно ужасное. Это на минуту поразило меня, потому что изъ всхъ мущинъ, любовавшихся мною въ мою жизнь, ни одинъ не смотрлъ на меня такъ какъ онъ. Видали ли вы когда-нибудь удава котораго показываютъ въ Зоологическомъ Саду? Въ его клтку сажаютъ обыкновенно живаго кролика, и бываетъ минута, когда оба существа смотрятъ другъ другу въ лицо. Увряю васъ, что мистеръ Башвудъ напомнилъ мн кролика.

‘Для чего я говорю вамъ все это? Сама не знаю для чего. Быть-можетъ, я слишкомъ долго писала, и голова моя начинаетъ измнять мн. А можетъ-быть способъ ухаживанья мистера Башвуда поражаетъ меня свою новизной. Все вздоръ! Я только напрасно горячу себя и тревожу васъ пустяками. О, какое скучное, длинное письмо я написала! А какъ ярко свтятъ мн въ окна звзды, и какъ торжественно-тиха ночь! Пришлите мн еще усыпительныхъ капель, и напишите одно изъ вашихъ милыхъ, злыхъ, забавныхъ писемъ. Вы получите отъ меня слдующее извстіе, какъ скоро я узнаю чмъ все это должно кончиться. Спокойной ночи, тетушка Ольдершо, оставьте маленькій уголокъ въ вашемъ каменномъ, старомъ сердц для

‘Лидіи Гуильтъ.’

3. Отъ мистрисъ Ольдершо къ миссъ Гуильтъ.

‘Улица Діаны, Пимлико. Понедльникъ.

‘Дорогая Лидія! Я вовсе не такъ настроена, чтобы написать вамъ забавное письмо. Ваши извстія далеко не утшительны, а беззаботность вашего тона приводитъ меня въ совершенное отчаяніе. Подумайте, сколько денегъ я уже затратила на васъ, и о какихъ важныхъ интересахъ идетъ дло. Будьте всмъ чмъ хотите, но, ради самаго неба, не будьте безпечны!

‘Что могу я сдлать?— я спрашиваю себя какъ женщина дловая,— что могу я сдлать, чтобы помочь вамъ? Подать вамъ совтъ я не въ силахъ, потому что я не съ вами, и не знаю какой оборотъ могутъ принять обстоятельства не сегодня, такъ завтра. При настоящемъ положеніи длъ я могу быть полезна разв только однимъ способомъ, я открыла новое угрожающее вамъ препятствіе, и, мн кажется, могу устранить его.

‘Вы совершенно справедливо говорите, что нтъ такой блестящей перспективы, въ которой не нашлось бы темнаго пятна, и что въ вашей перспектив есть два темныя пятна. Нтъ, моя милая, въ ней могутъ оказаться три темныя пятна, если я не постараюсь помшать этому, и имя третьяго пятна будетъ Брокъ. Возможно ли, чтобы, намекая на соммерсетширскаго священника, какъ вы это длаете, вы не понимали въ то же время, что ваша интрига съ молодымъ Армаделемъ дойдетъ до него рано или поздно черезъ друга молодаго сквайра. Да вдь вы, какъ я подумаю теперь, вдвойн находитесь въ рукахъ священника. Вопервыхъ, всякое новое подозрніе можетъ вызвать его въ Торпъ-Амброзъ въ теченіе одного дня, а вовторыхъ, вамъ угрожаетъ немедленное вмшательство съ его стороны, какъ скоро онъ узнаетъ, что его бывшій воспитанникъ компрометтируетъ себя съ гувернанткою сосда. Если я не въ состояніи сдлать ничего другаго, то я могу, по крайней мр, избавить васъ отъ лишняго затрудненія. И еслибы вы знали, Лидія, съ какою радостію примусь я за это, посл того оскорбленія, которое нанесъ мн этотъ старый негодяй, когда я разказала ему на улиц свою жалкую сказку! Увряю васъ, что мое сердце замираетъ отъ восхищенія при одной мысли снова одурачить мистера Брока.

‘Но какъ это сдлать? Такъ, какъ мы уже это сдлали однажды. Вдь онъ потерялъ изъ виду миссъ Гуильтъ (другими словами, мою горничную), не такъ ли? Прекрасно. Онъ снова найдетъ ее, внезапно помстившуюся у него подъ бокомъ. Покамстъ она будетъ оставаться въ этомъ мст, до тхъ поръ и онъ будетъ тамъ оставаться, а разъ мы будемъ знать что онъ не въ Торпъ-Амброз, стало-быть, вы отъ него избавлены. Подозрнія стараго джентльмена до сихъ поръ причиняли намъ много безпокойства. Употребимъ же ихъ, наконецъ, на какое-нибудь полезное для себя дло, привяжемъ его этими подозрніями къ переднику моей горничной. Восхитительно! Совершенно нравственное возмездіе, не правда ли?

‘Помощь, которую я требую отъ васъ, незатруднительна. Вывдайте отъ мистера Мидвинтера, гд находится теперь священникъ, и дайте мн объ этомъ знать съ первою почтой. Если онъ въ Лондон, я сама помогу моей горничной въ этой необходимой мистификаціи. Если же онъ ухалъ куда-нибудь, то я пошлю ее вслдъ за нимъ въ сопровожденіи человка, на котораго я могу совершенно положиться.

‘Завтра вы получите усыпительныя капли. А покамстъ я повторю вамъ то что сказала вначал: не впадайте въ безпечность. Не поощряйте въ себ поэтическихъ стремленій созерцаніемъ звздъ, и не восторгайтесь торжественною тишиной ночи. Есть люди на обсерваторіяхъ, которымъ платятъ за то чтобъ они смотрли на звзды, такъ предоставьте ужь это занятіе имъ. Что же касается до ночи, то воспользуйтесь ею такъ, какъ желало того Провидніе, когда Оно снабдило васъ вками: закройте ихъ и ложитесь спать!

‘Искренно вамъ преданная
‘Марія Ольдершо.’

4. Отъ преподобнаго Децимуса Брока къ Осіи Мидвинтеру.

‘Боскомбскій приходъ, Западный Соммерсетъ.
Четвергъ, іюля 3-го.

‘Любезный Мидвинтеръ, нсколько строкъ передъ отходомъ почты, чтобы снять съ васъ всякую отвтственность въ Торпъ-Амброз, и извиниться передъ дамой, занимающею должность гувернантки въ семейств майора Мильроя.

‘Миссъ Гуильтъ,— или, какъ бы мн слдовало, быть-можетъ, сказать, женщина, называющая себя этимъ именемъ,— къ моему несказанному удивленію, открыто явилась здсь, въ моемъ собственномъ приход. Она стоитъ въ гостиниц, вмст съ однимъ довольно приличнымъ мущиною, который слыветъ за ея брата. Что долженъ означать этотъ дерзкій поступокъ, этого, конечно, я никакъ не могу разгадать, ясно лишь то, что онъ означаетъ новый шагъ, сдланный по новымъ соображеніямъ въ заговор противъ Аллана.

‘Какъ мн кажется, они убдились въ невозможности проникнуть къ Аллану, не наткнувшись сначала на меня или на васъ, и хотятъ покориться этой необходимости, попытавшись вступить съ нимъ въ сношенія прямо черезъ меня. Мущина, повидимому, способенъ на самыя отчаянныя выходки, и какъ онъ, такъ и женщина имли дерзость поклониться мн, когда мы встртились съ полчаса тому назадъ въ деревн. Они уже разспрашивали объ Аллановой матери въ этомъ приход, гд ея примрная жизнь можетъ смло выдержать самыя строгія развдыванія. Если они вздумаютъ потребовать отъ меня денегъ въ награду за молчаніе этой женщины насчетъ поведенія бдной мистрисъ Армадель въ годъ ея замужества на остров Мадер, они встртятъ сильный отпоръ. Я уже списался съ моимъ адвокатомъ, прося его прислать мн на подмогу дльнаго и знающаго человка, который останется у меня въ приход подъ тмъ именемъ, какое онъ сочтетъ за лучшее принять въ настоящихъ обстоятельствахъ.

‘Дня черезъ два вы получите отъ меня дальнйшія сообщенія. Всегда вамъ преданный

‘Децимусъ Брокъ.’

XII. Горизонтъ покрывается тучами.

Прошло девять дней, да и десятый уже приближался къ концу, съ тхъ поръ какъ миссъ Гуильтъ и ея воспитанница совершали свою утреннюю прогулку въ саду мызы.

Ночь была мрачна. Съ самаго захожденія солнца на неб показались признаки, которые, по народному поврью, предвщали дождь. Пріемныя комнаты въ большомъ дом были пусты и темны. Алланъ проводилъ этотъ вечеръ у Мильроевъ, а Мидвинтеръ дожидался его возвращенія, но не за книгами въ библіотек, гд онъ сиживалъ обыкновенно, а въ маленькой задней комнатк, которую занимала Алланова мать въ послднее время своего пребыванія въ Торпъ-Амброз.

Ничто не было вынесено изъ этой комнаты, но многое было прибавлено къ ней, съ тхъ поръ какъ Мидвинтеръ видлъ ее въ первый разъ. Книги, принадлежавшія мистрисъ Армадель, мебель, старая цыновка на полу, старые обои на стнахъ — все оставалось неприкосновеннымъ. Статуэтка Ніобеи все еще продолжала стоять на своемъ пьедестал, и французское окно попрежнему выходило въ садъ. Но теперь къ священнымъ воспоминаніямъ, оставшимся, отъ матери, прибавились еще нкоторые предметы, лично принадлежавшіе сыну. Стна, досел обнаженная, украсилась акварелями, въ середин вислъ портретъ мистрисъ Армадель, по одну сторону котораго находился видъ стараго дома въ Соммерсетшир, а по другую — изображеніе яхты. На книгахъ замтны были надписи, сдланныя рукою мистрисъ Армадель. На иныхъ блдными, побурвшими отъ времени чернилами надписано было: Отъ отца моего, а на другихъ, боле свжими чернилами, тотъ же почеркъ надписалъ: Сыну моему. И на стн, и на камин, и на стол находилось множество маленькихъ вещицъ, изъ которыхъ иныя напоминали прежнюю жизнь Аллана, другія необходимы были для его настоящихъ ежедневныхъ занятій, но вс до одной ясно доказывали, что комната, занимаемая имъ въ Торпъ-Амброз, была именно та, которая напомнила однажды Мидвинтеру второе видніе сна. Здсь-то, съ непостижимымъ равнодушіемъ къ окружавшей его обстановк, которая еще такъ недавно возбуждала въ немъ суеврный страхъ, Мидвинтеръ спокойно ожидалъ теперь возвращенія Аллана, и что еще непостижиме, спокойно смотрлъ на перемну, происшедшую въ домашнемъ устройств, благодаря его вмшательству. Его собственныя уста сообщили Аллану открытіе, сдланное имъ въ новомъ дом, въ первый день ихъ прізда въ Торпъ-Амброзъ, и дйствіемъ его же собственной воли сынъ приведенъ былъ къ тому, чтобы поселиться въ комнат матери.

Подъ вліяніемъ какихъ побужденій открылся онъ Аллану? Подъ вліяніемъ новыхъ интересовъ и новыхъ надеждъ, оживлявшихъ его въ настоящую минуту.

Не въ его натур было скрыть отъ Аллана внезапную перемну, совершившуюся въ его убжденіяхъ въ тотъ достопамятный день, когда онъ впервые сошелся лицомъ къ лицу съ миссъ Гуильтъ. Онъ высказался откровенно, какъ это было въ его характер. Побдивъ свое суевріе, онъ, впрочемъ, до тхъ поръ не ршался признать за собою эту заслугу, покамстъ не выставилъ сначала это суевріе съ его наихудшей и слабйшей стороны. Не прежде какъ сознавшись въ побужденіи, заставившемъ его покинуть Аллана у Заброшеннаго Пруда, ршился онъ похвалить себя за открытіе новой точки зрнія, съ которой онъ смотрлъ теперь на сонъ. Только тогда, но не прежде, заговорилъ онъ о первомъ видніи сна такъ, какъ заговорилъ бы о немъ самъ докторъ на остров Ман: онъ находилъ, какъ находилъ бы и самъ докторъ за докторомъ, что ничего не было мудренаго увидать при солнечномъ закат прудъ, когда они окружены были цлою стью прудовъ, въ разстояніи нсколькихъ часовъ зды, или встртить женщину у Заброшеннаго Пруда, когда туда со всхъ сторонъ вели дороги, когда кругомъ его было множество селъ, и когда общество безпрестанно устраивало тамъ прогулки въ лодкахъ. Тмъ не мене, чтобъ оправдать ршеніе, которое онъ готовъ былъ принять на будущее время, онъ хотлъ сначала уяснить себ вс свои заблужденія въ прошедшемъ. Измна интересамъ друга, неумніе оцнить довріе человка, поручившаго ему должность управляющаго, забвеніе надеждъ возложенныхъ на него мистеромъ Брокомъ,— все это, сливаясь въ одной мысли — покинуть Аллана, было безпощадно выставлено имъ на позоръ. Яркія внутреннія противорчія, вслдствіе которыхъ онъ то принималъ сонъ за откровеніе рока, то пытался уйдти отъ этого рока усиліемъ своей воли, то старался собрать на будущее время запасъ свдній, необходимыхъ для управляющаго, то страшился, чтобъ это будущее не застало его въ дом Аллана,— все это было, въ свою очередь, безпощадно имъ раскрыто. Онъ смло сознался въ каждомъ заблужденіи, въ каждой несообразности, прежде нежели ршился высказать боле свтлыя и ясныя убжденія, прежде нежели ршился сдлать Аллану послдній заключительный вопросъ: ‘Будете ли вы доврять мн въ будущемъ? Готовы ли вы простить меня и забыть прошедшее?’

Человкъ, который могъ такимъ образомъ беззавтно открыть свое сердце, безъ малйшей пощады къ самому себ, неспособенъ былъ позабыть даже самую ничтожную утайку, въ которой слабость заставила его провиниться предъ другомъ. Мидвинтера мучила совсть, что онъ утаилъ отъ Аллана открытіе, которое ему такъ пріятно было бы узнать,— открытіе насчетъ комнаты его матери.

Но его останавливало одно сомнніе,— сомнніе въ томъ, осталось ли тайною поведеніе мистрисъ Армадель по возвращеніи ея въ Англію. Тщательныя справки, сначала между слугами, потомъ между фермерами, тщательное обсужденіе слуховъ, носившихся о ней въ то время и повторенныхъ ему немногими оставшимися въ живыхъ лицами, удостоврили его, наконецъ, что семейная тайна не вышла изъ предловъ семейнаго круга. Разъ убдившись, что никакія справки сына не поведутъ къ открытію, могущему поколебать уваженіе Аллана къ памяти матери, Мидвинтеръ ршился дйствовать прямо и откровенно. Онъ привелъ Аллана въ комнату, показалъ ему книги на полкахъ и вс находившіяся на нихъ надписи, и сказалъ ему прямо:

— Единственная причина, по которой я не открывалъ вамъ этого раньше, проистекала изъ опасенія заинтересовать васъ комнатой, на которую я смотрлъ съ ужасомъ, какъ на осуществленіе второй картины сна. Простите мн это, и тогда уже вамъ ничего боле не останется прощать мн.

При уваженіи Аллана къ памяти матери, такое признаніе могло имть лишь одинъ результатъ. Ему съ перваго раза полюбилась маленькая комната, составлявшая пріятный контрастъ съ тяжелою пышностію другихъ комнатъ въ Торпъ-Амброз, а когда онъ узналъ, какія воспоминанія соединялись съ нею, онъ немедленно ршился переселиться въ нее.

Въ тотъ же день вс его вещи были перенесены въ комнату матери, въ присутствіи Мидвинтера и даже съ его помощью.

Такъ вотъ при какихъ обстоятельствахъ совершилась перемна въ домашнемъ устройств, и вотъ какимъ образомъ побда Мидвинтера надъ собственнымъ фатализмомъ,— сдлавъ Аллана постояннымъ обитателемъ комнаты, въ которую тотъ, вроятно, никогда и не заглянулъ бы,— сама содйствовала осуществленію втораго виднія сна.

Время шло тихо, между тмъ какъ другъ Аллана дожидался его возвращенія. То читая, то погружаясь въ думу, онъ не замчалъ какъ уходилъ часъ за часомъ. Никакія заботы, никакія тревожныя сомннія не смущали его въ настоящую минуту. Създъ арендаторовъ, котораго онъ нкогда такъ боялся, миновалъ безъ всякихъ дурныхъ послдствій. Между Алланомъ и его фермерами установились боле дружественныя отношенія, мистеръ Башвудъ оказался достойнымъ сдланнаго ему доврія, а оба Педгифта, какъ отецъ, такъ и сынъ, вполн оправдали хорошее мнніе ихъ кліента. Какъ ни всматривался Мидвинтеръ въ перспективу будущаго, глазъ его нигд не могъ открыть ни малйшаго облачка.

Онъ поправилъ лампу, стоявшую подл него на стол, и выглянулъ въ окно. Въ эту минуту часы на конюшн пробили половину двнадцатаго, и дождь сталъ накрапывать. Мидвинтеръ собирался уже позвонить слугу, чтобы послать на мызу дождевой зонтикъ, когда по дорожк раздались знакомые шаги.

— Какъ поздно! сказалъ Мидвинтеръ Аллану, между тмъ какъ тотъ входилъ въ комнату черезъ открытое французское окно. Тамъ были гости, что ли?

— Нтъ! все свои. Но время пролетло какъ-то незамтно.

Онъ говорилъ тише обыкновеннаго, и со вздохомъ подвинулъ себ стулъ.

— Вы что-то печальны? продолжалъ Мидвинтеръ.— Что съ вами?

Алланъ колебался.

— Пожалуй, я скажу вамъ, проговорилъ онъ черезъ минуту.— Тутъ нечего стыдиться, я удивляюсь только, что вы не замтили этого раньше! Дло идетъ по обыкновенію о женщин: я влюбленъ.

Мидвинтеръ засмялся.

— Разв миссъ Мильрой была сегодня очаровательне обыкновеннаго? спросилъ онъ весело.

— Миссъ Мильрой! повторилъ Алланъ.— Что это вамъ вздумалось? Я вовсе не влюбленъ въ миссъ Мильрой.

— Такъ въ кого же?

— Въ кого же? Вотъ вопросъ! Въ кого же я могъ влюбиться какъ не въ миссъ Гуильтъ?

Наступило внезапное молчаніе. Алланъ сидлъ безпечно, опустивъ руки въ карманъ и глядя въ открытое окно на лившійся дождь. Еслибы, говоря о миссъ Гуильтъ, онъ повернулся къ своему другу, его, быть-можетъ, поразила бы внезапная перемна въ лиц Мидвинтера.

— Вы, кажется, не одобряете моего выбора? сказалъ онъ, немного погодя.

Отвта не было.

— Теперь ужь поздно длать возраженія, продолжалъ Алланъ.— Я не шутя говорю вамъ, что влюбленъ въ нее.

— Дв недли тому назадъ вы были влюблены въ миссъ Мильрой, сказалъ тотъ спокойнымъ и ровнымъ голосомъ.

— О! это была шалость, не боле. А на этотъ разъ я серіозно влюбленъ.

Тутъ онъ повернулся къ Мидвинтеру, но послдній немедленно уткнулъ свое лицо въ книгу.

— Я вижу, что вамъ это положительно не нравится, продолжалъ Алланъ.— Но неужели вы имете что-нибудь противъ ея положенія въ свт? Я увренъ, что вы не можете такъ думать. Будь вы на моемъ мст, званіе гувернантки врно не помшало бы вамъ любить ее, не такъ ли?

— Нтъ, сказалъ Мидвинтеръ,— если говорить правду, это, конечно, не было бы для меня препятствіемъ. Онъ произнесъ эти слова нехотя и отодвинулся отъ лампы.

— Гувернантка есть ни что иное какъ женщина безъ состоянія, сказалъ Алланъ тономъ оракула,— а герцогиня есть женщина съ состояніемъ. Вотъ вся разница, которую я признаю между ними. Правда, миссъ Гуильтъ старше меня, я этого не отрицаю. А какъ вы думаете, Мидвинтеръ, который ей годъ? Мн кажется, ей лтъ двадцать семь или двадцать восемь. Что вы на это скажете?

— Ничего. Я согласенъ съ вами.

— Не находите ли вы, что она слишкомъ стара для меня? Но еслибы, вы сами были влюблены въ нее, то нашли ли бы вы этотъ возрастъ слишкомъ старымъ для себя, скажите-ка по совсти?

— Мн кажется, я не нашелъ бы его слишкомъ старымъ, еслибы….

— Еслибы вы были влюблены въ нее?

Еще разъ отвта не послдовало.

— Прекрасно, продолжалъ Алланъ,— если нтъ никакой бды въ томъ, что она простая гувернантка, и что она немного старше меня, то что же вы имете противъ миссъ Гуильтъ?

— Разв я сказалъ, что имю что-нибудь противъ нея?

— Я знаю, что вы ничего не сказали. Но, во всякомъ случа, вамъ это не нравится.

Наступила вторая пауза. На этотъ разъ Мидвинтеръ первый прервалъ молчаніе.

— Уврены ли вы въ себ, Алланъ? спросилъ онъ, не приподнимая лица отъ книги,— истинно ли вы любите эту женщину? И думали ли вы серіозно о томъ, чтобы назвать ее своею женой?

— Я весьма серіозно думаю объ этомъ въ настоящую минуту, сказалъ Алланъ.— Я не могу быть счастливъ, я не моry жить безъ нея. Клянусь вамъ, что я обожаю даже самый прахъ, по которому она ступаетъ.

— Давно ли…. Голосъ измнилъ Мидвинтеру, и онъ остановился.— Давно ли, повторилъ онъ,— обожаете вы самый прахъ, по которому она ступаетъ?

— Гораздо доле чмъ вы предполагаете. Послушайте, я знаю, что могу доврить вамъ вс свои тайны.

— Не довряйте мн.

— Пустяки! Я хочу доврять вамъ. Тутъ есть одно маленькое затрудненіе, о которомъ я еще не упомянулъ вамъ. Вопросъ этотъ довольно щекотливый, и мн нужно съ вами посовтоваться. Между нами сказать, я уже имлъ тайныя свиданія съ миссъ Гуильтъ.

Мидвинтеръ внезапно вскочилъ на ноги и отворилъ дверь.

— Мы поговоримъ объ этомъ завтра, сказалъ онъ.— Покойной ночи.

Алланъ съ удивленіемъ посмотрлъ вокругъ себя. Дверь затворилась, и онъ остался одинъ.

— Онъ даже не пожалъ мн руки! воскликнулъ Алланъ, съ изумленіемъ глядя на пустой стулъ.

Еще не усплъ онъ кончить этой фразы, какъ дверь отворилась, и Мидвинтеръ снова вошелъ въ комнату.

— Я не пожалъ вамъ руки, сказалъ онъ отрывисто.— Богъ да благословитъ васъ, Алланъ! Мы поговоримъ объ этомъ завтра. А теперь прощайте, покойной ночи.

Алланъ остался одинъ у окна и продолжалъ смотрть на лившійся дождь. Его давила безотчетная грусть. ‘Мидвинтеръ становится все странне и странне,— подумалъ онъ.— Съ какой стати отложилъ онъ мое признаніе до завтра, когда мн хотлось говорить съ нимъ сегодня?’ Алланъ съ нетерпніемъ схватилъ свой ночной подсвчникъ, потомъ снова опустилъ его на столъ, и возвратившись къ открытому окну, сталъ смотрть по направленію къ мыз. ‘Желалъ бы я знать, думаетъ ли она обо мн?’ сказалъ онъ едва слышно.

Да, она думала о немъ. Она только-что открыла свой бюваръ, чтобы письменно побесдовать съ мистрисъ Ольдершо, и перо ея выводило въ ту минуту вступительную строчку: Успокойтесь. Онъ уже въ моихъ рукахъ.

XIII. Онъ уходитъ.

Всю ночь лилъ дождь, наступило утро, а дождь все еще не переставалъ.

Когда Алланъ вошелъ въ столовую, Мидвинтеръ, противъ своего обыкновенія, уже давно ожидалъ его тамъ. У него былъ измученный и усталый видъ, но улыбка его была мягче, а манеры спокойне обыкновеннаго. Къ удивленію Аллана, онъ первый коснулся разговора, происшедшаго между ними наканун, какъ скоро слуга удалился изъ комнаты.

— Вы врно посердились на меня за мою вчерашнюю вспышку и рзкость съ вами, сказалъ онъ.— Сегодня я попытаюсь загладить мою вину, и выслушаю все что бы вы ни пожелали разказать мн о миссъ Гуильтъ.

— Мн не хотлось бы утомлять васъ, сказалъ Алланъ.— Судя по вашему лицу, видно, что вы провели безсонную ночь.

— Я давно уже страдаю безсонницей, возразилъ Мидвинтеръ спокойно.— Все это время мн какъ то нездоровилось, но я, кажется, нашелъ средство поправиться, не прибгая къ докторамъ. Позже я поговорю съ вами объ этомъ, а теперь возвратимся къ вашему вчерашнему разговору. Вы упоминали о какомъ-то затрудненіи. (Онъ смутился и договорилъ начатую фразу такъ тихо, что Алланъ не разслышалъ его.) Быть-можетъ, лучше было бы, продолжалъ онъ,— еслибы, вмсто того чтобы говорить со мною, вы поговорили съ мистеромъ Брокомъ.

— Я предпочитаю говорить съ вами, сказалъ Алланъ.— Но скажите прежде, правъ ли я былъ вчера въ моемъ предположеніи, что вы не одобряете моей любви къ миссъ Гуильтъ?

Тонкіе, нервные пальцы Мидвинтера стали судорожно крошить хлбъ, лежавшій на его тарелк. Онъ отвернулся въ другую сторону.

— Если у васъ есть готовое возраженіе, настаивалъ Алланъ,— то я желалъ бы выслушать, его.

Мидвинтерь внезапно повернулся къ нему съ мертвенною блдностью на лиц, и устремилъ на Аллана свои блестящіе черные глаза.

— Вы любите ее, сказалъ онъ.— Но любитъ ли она васъ?

— Вроятно. Вы не назовете меня хвастуномъ, возразилъ Алланъ,— если я повторю вамъ то что уже говорилъ вчера: я не разъ имлъ случай бесдовать съ нею наедин.

Глаза Мидвинтера снова опустились на крошки, лежавшія на тарелк.

— Понимаю, перебилъ онъ съ живостью.— Вы были неправы вчера. Я ничего не имлъ противъ вашей любви.

— Такъ отчего же вы не поздравляете меня? спросилъ Алланъ въ смущеніи.— Такая красавица, съ такими дарованіями!

Мидвинтеръ протянулъ ему руку.

— Мой долгъ относительно васъ ограничивается не одними простыми поздравленіями, сказалъ онъ.— Я обязанъ оказывать вамъ самое дятельное содйствіе во всемъ что касается вашего счастія.— Онъ взялъ руку Аллана и крпко сжалъ ее.— Чмъ могу я быть вамъ полезенъ? спросилъ онъ, становясь все блдне и блдне.

— Да что съ вами, дружище? воскликнулъ Алланъ.— Ваша рука холодна какъ ледъ.

Мидвинтеръ грустно улыбнулся.

— Вы знаете, что я всегда бросаюсь въ крайности, сказалъ онъ:— въ первый разъ, когда вы взяли мою руку въ старомъ сельскомъ трактир, она горла какъ въ огн. Объясните же мн то затрудненіе, которое вы еще не успли передать мн. Вы молоды, богаты, свободны, и она любитъ васъ: какое же тутъ можетъ бытъ затрудненіе?

Алланъ колебался.

— Я не знаю, право, какъ объяснить вамъ это, отвчалъ онъ.— Вы совершенно справедливо замтили, что и я люблю ее, и она меня любитъ, а между тмъ въ нашихъ отношеніяхъ есть что-то странное. Когда человкъ влюбленъ, онъ становится чрезвычайно откровененъ, по крайней мр такъ поступаю я. Я сообщилъ ей все и о себ, и о моей матери, и о томъ какъ досталось мн это наслдство, словомъ, я посвятилъ ее во вс подробности своей жизни. И что же? она ничего не говоритъ мн о себ. Хоть это обстоятельство и не поражаетъ меня когда мы бываемъ вмст, однако вдали отъ нея я часто думаю объ этомъ. Въ самомъ дл, я знаю о ней столько же, сколько и вы.

— То-есть, вы ничего не знаете ни о ея семейств, ни о ея родныхъ?

— Именно такъ.

— И вы никогда не разспрашивали ее объ этомъ?

— Какъ-то на дняхъ я спросилъ у нея нчто въ этомъ род, отвчалъ Алланъ,— и должно быть, по обыкновенію, сдлалъ это чрезвычайно неловко. Она взглянула на меня…. а какъ? я не сумю вамъ этого выразить: не то чтобы съ неудовольствіемъ, но…. какъ много значитъ даръ слова! Я отдалъ бы все на свт, Мидвинтерь, за ваше умнье находить для каждой мысли приличное ей выраженіе.

— Отвчала ли вамъ что-нибудь миссъ Гуильтъ на вашъ вопросъ?

— Къ тому-то я и велъ рчь. Она сказала: ‘Скоро мн придется разказать вамъ грустную исторію о себ и о моемъ семейств, мистеръ Армадель, но вы, повидимому, такъ счастливы теперь, а обстоятельства моей жизни такъ печальны, что я едва ли ршусь смущать васъ въ настоящую минуту.’Ахъ дружище! вотъ кто уметъ говорить, да еще со слезами на глазахъ! Конечно, я сейчасъ же перемнилъ разговоръ. И теперь все затрудненіе состоитъ въ томъ, чтобы снова коснуться этого предмета самымъ деликатнымъ образомъ, не вызывая со стороны ея новыхъ слезъ. Вы понимаете, что намъ должно къ этому возвратиться. Конечно, я длаю это не ради самаго себя, я съ радостью готовъ сперва жениться на ней, и потомъ уже выслушатъ отъ бдняжки исторію ея семейныхъ несчастій. Но вдь я знаю мистера Брока. Если я представлю ему удовлетворительныя свднія о ея семейств, въ первомъ же письм, которое напишу ему по этому случаю (а письмо это я непремнно долженъ ему написать), онъ не станетъ сопротивляться мн ни въ чемъ. Конечно, я свободенъ и могу поступать по своему произволу. Но милый старикашка Брокъ былъ такимъ преданнымъ другомъ моей бдной матери, и такъ много сдлалъ для меня самого, что… Вы понимаете меня?

— Конечно, Алланъ, мистеръ Брокъ былъ для васъ вторымъ отцомъ. Всякое разногласіе между вами по поводу столь важнаго дла было бы весьма печальнымъ событіемъ. Вы должны доказать ему, что миссъ Гуильтъ (а она, я увренъ, суметъ разсять на этотъ счетъ вс сомннія) во всхъ отношеніяхъ достойна…

Голосъ невольно измнилъ ему, и фраза осталась не доконченною.

— Вы совершенно поняли мою мысль, проворно подхватилъ Аллан.— Теперь мы можемъ приступить къ тому о чемъ я особенно желалъ посовтоваться съ вами. Будь вы на моемъ мст, Мидвинтеръ, вы непремнно нашли бы надлежащее выраженіе для вашей мысли, вы сумли бы поставить вопросъ деликатно, даже дйствуя ощупью, по однимъ догадкамъ. Я на это неспособенъ. Я безпрестанно длаю промахи, и потому страшно боюсь чтобы не оскорбить ее какъ нибудь неосторожнымъ словомъ, если у меня не будетъ данныхъ, которыми я могъ бы руководиться въ этомъ разговор. Говорить о семейныхъ несчастіяхъ съ такою чувствительною женщиной, какъ миссъ Гуильтъ, очень затруднительно. Можетъ-быть, въ семейств ея была какая-нибудь трагическая смерть, можетъ-быть, кто изъ родственниковъ ея опозорилъ свое имя, или чья-нибудь адская жестокость принудила бдняакку трудомъ добывать себ кусокъ хлба. Думая обо всемъ этомъ, я пришелъ къ мысли, что майоръ можетъ навести меня на истину. Ему, вроятно, уже извстны были семейныя обстоятельства миссъ Гуильтъ, прежде нежели онъ ршился пригласить ее въ свой домъ, не правда ли?

— Очень можетъ-быть, Алланъ, конечно.

— Опять-таки мы съ вами сходимся! По моему мннію, нужно сначала поговорить съ майоромъ, и еслибы мн удалось вывдать отъ него всю истину, то я уже гораздо смле приступилъ бы къ разговору съ самою миссъ Гуильтъ. Итакъ, вы совтуете мн сначала попытать майора, не такъ ли?

Между вопросомъ Аллана и отвтомъ Мидвинтера прошла добрая минута, наконецъ, послдній отвчалъ принужденно:

— Право не знаю что вамъ совтовать, Алланъ, сказалъ онъ.— Это весьма щекотливый вопросъ.

— Да вдь вы, вроятно разспросили бы майора, еслибы сами были на моемъ мст? замтилъ Алланъ, снова возвращаясь, къ своему обыкновенному способу предлагать вопросы.

— Быть-можетъ, я и сдлалъ бы это, сказалъ Мидвинтеръ все съ большею и большею неохотой.— Но говоря съ майоромъ, я принялъ бы на вашемъ мст всевозможныя предосторожности, чтобы не стать въ ложное положеніе, чтобы не заставить другихъ подозрвать меня въ недостойномъ желаніи выпытать тайну женщины безъ ея вдома.

Алланъ вспыхнулъ.

— Боже праведный, Мидвинтеръ! воскликнулъ онъ: — кто же можетъ заподозрить меня въ этомъ?

— Кто васъ хорошо знаетъ, тотъ, разумется, этого не подумаетъ.

— Майоръ знаетъ меня. Майоръ мене чмъ кто-нибудь способенъ перетолковать мой поступокъ въ дурную сторону. Я ничего боле и не потребую отъ него, какъ только помочь мн (если это отъ него зависитъ) объясниться на этотъ счетъ съ миссъ Гуильтъ, не оскорбляя ея чувствъ. Можетъ ли быть что-нибудь проще подобнаго объясненія между двумя джентльменами?

Вмсто отвта, Мидвинтеръ, попрежнему говорившій какъ бы противъ воли, съ своей стороны предложилъ вопросъ Аллану.

— Намрены ли вы сообщить майору Мильрою ваши истинныя намренія относительно миссъ Гуильтъ? сказалъ онъ.

Алланъ смшался и не зналъ что сказать.

— Я думалъ объ этомъ, отвчалъ онъ, — но я хочу прежде навести нужныя для меня справки, а потомъ уже, смотря по обстоятельствамъ, или открою ему свои намренія, или умолчу о нихъ.

Такая осторожность была слишкомъ несовмстна съ характеромъ Аллана, чтобы не удивить всякаго, кто хотя немного зналъ его, Мидвинтеръ прямо высказалъ ему свое удивленіе.

— Разв вы забыли мое глупое ухаживанье за миссъ Мильрой? спросилъ Алланъ, приходя все въ большее и большее смущеніе.— Майоръ, бытъ-можетъ, замтилъ его, и полагалъ, что я имлъ въ виду…. что я имлъ въ виду…. ну, то чего я вовсе не имлъ въ виду. Не будетъ ли теперь неловкимъ съ моей стороны просить у него руку его гувернантки, вмсто того чтобы сдлать предложеніе его дочери?

Онъ подождалъ съ минуту отвта, но отвта не послдовало. Мидвинтеръ раскрылъ было ротъ чтобы сказать что-то, но тутъ же сдержалъ себя и не сказалъ ничего. Алланъ, смущенный его молчаніемъ и еще боле воспоминаніями о майорской дочк, вызванными настоящимъ разговоромъ, всталъ изъ-за стола и немного рзко прекратилъ бесду.

— Ну, ну! сказалъ онъ,— не сидите тутъ съ такимъ загадочнымъ лицомъ, и не длайте изъ мухи слона. Боже, какая старая, старая голова сидитъ на вашихъ юныхъ плечахъ! Мидвинтеръ, перестаньте говорить обиняками и скажите лучше прямо, что, по вашему мннію, мн не слдуетъ обращаться къ майору?

— Я не смю взять на себя такой отвтственности, Алланъ.— Говоря еще пряме, я не могу чувствовать доврія къ основательности какого бы то ни было совта, который я подалъ бы вамъ въ нашемъ настоящемъ положеніи относительно другъ друга. Я увренъ лишь въ одномъ, что безъ всякихъ опасеній могу просить васъ объ исполненіи двухъ вещей.

— Напримръ?

— Вопервыхъ, если вы будете говорить съ майоромъ Мильроемь, то, прошу васъ, не забудьте моего предостереженія! Обдумайте серіозно всечто вы намрены сказать ему!

— Да ужъ не бойтесь, обдумаю! Дале что?

— Прежде чмъ ршаться на какой-либо важный шагъ въ этомъ дл, напишите мистеру Броку. Общаете ли вы мн исполнить это?

— Совершенно охотно. Не потребуете ли еще чего-нибудь?

— Ничего боле. Я сказалъ вамъ свое послднее слово.

Алланъ пошелъ къ дверямъ.

— Пойдемте въ мою комнату, оказалъ онъ,— я вамъ дамъ сигару. Слуги придутъ сюда сію минуту чтобъ убирать со стола, а мн хочется говорить съ вами о миссъ Гуильтъ.

— Не дожидайтесь меня, сказалъ Мидвинтеръ: — минуты черезъ дв я приду самъ.

Онъ продолжалъ сидть на своемъ мст, покамстъ Алланъ не затворилъ за собою дверь, потомъ онъ всталъ и взялъ въ угл комнаты изъ-за оконной драпировки дорожный мшокъ, совершенно уложенный и готовый для путешествія. Между тмъ какъ онъ стоялъ съ нимъ у окна, погруженный въ задумчивость, лицо его приняло вдругъ какое-то странное, озабоченное, почти старческое выраженіе: онъ какъ будто мгновенно потерялъ свою послднюю юношескую свжесть.

То, что давно открыла быстрая проницательность женщины, боле медленное соображеніе мущины поняло лишь въ прошедшую ночь. Душевная мука, которую ощутилъ онъ, услыхавъ признаніе Аллана, въ первый разъ заставила Мидвинтера сознаться самому себ въ истин. Правда, уже посл вторичной встрчи съ миссъ Гуильтъ, онъ чувствовалъ что смотритъ на нее иными глазами и видитъ ее въ другомъ свт,— онъ чувствовалъ возрастающее желаніе находиться въ ея обществ, любоваться ея красотою,— но никогда до сихъ поръ не сознавалъ онъ такъ отчетливо всю силу страсти, которую она возбудила въ немъ. Убдившись, наконецъ, въ ея власти надъ собою, онъ имлъ твердость, которой нельзя было бы ожидать отъ человка съ боле счастливымъ прошедшимъ,— твердость припомнить слова Аллана и мужественно взглянуть на будущее сквозь призму своей благодарности къ молодому Армаделю.

Всю ночь провелъ онъ въ размышленіи: чувство долга требовало чтобъ онъ пожертвовалъ собою, а личный интересъ нашептывалъ другое. Всю ночь безустанно убждалъ онъ себя въ томъ, что ради Аллана ему слдуетъ подавить свою страсть, и что единственное къ тому средство — бжать, бжать подальше. Съ той минуты ршимость пожертвовать собой осталась въ немъ непоколебимою. Единственный вопросъ, смущавшій его въ настоящую минуту, былъ вопросъ объ удаленіи его изъ Торпъ-Амброза. Хотя письмо мистера Брока избавляло его отъ всякой необходимости слдить въ Норфок за женщиной, завдомо находившеюся въ Соммерсетшир, хотя должность управляющаго могла быть смло передана въ опытныя и надежныя руки мистера Башвуда, однако, несмотря на вс эти соображенія, его смущала мысль оставить Аллана одного, въ самый критическій моментъ его жизни. Онъ робко взвалилъ на плечи свой дорожный мшокъ, и въ послдній разъ задалъ себ слдующій вопросъ. ‘Можешь ли ты поручиться за свое мужество, оставаясь въ этомъ дом, гд теб придется видть ее ежедневно и ежечасно слушать разказы о ней Аллана?’ Отвтъ былъ тотъ же что и ночью. Въ интересахъ дружбы, которую онъ считалъ священною, сердце снова говорило ему чтобъ онъ бжалъ пока есть еще время, пока женщина, овладвшая его привязанностью, не успла заглушить въ немъ чувство самопоакертвованія и благодарности.

Готовясь уйдти изъ комнаты, онъ машинально окинулъ ее взглядомъ. Воспоминаніе о послднемъ разговор съ Алланомъ еще боле укрпило въ немъ ршимость дйствовать по внушенію совсти. Сдлалъ ли онъ своему другу хоть одно изъ тхъ возраженій, которыя всякій на его мст высказалъ бы противъ привязанности Аллана? Нтъ. Зная слабый характеръ своего друга, посовтовалъ ли онъ ему не доврять своему опрометчивому влеченію и сначала испытать себя временемъ и разлукою прежде чмъ убдиться, что счастье всей его жизни заключается въ миссъ Гуильтъ? Нтъ. Мысль, что говоря такимъ образомъ, онъ дйствовалъ бы подъ вліяніемъ не совсмъ безкорыстнаго побужденія, сомкнула его уста въ настоящемъ и, вроятно, наложила бы на нихъ печать молчанія и въ будущемъ, до тхъ поръ пока не прошло бы время предостереженій. Тотъ ли человкъ способенъ былъ обуздывать Аллана, который самъ отдалъ бы все на свт, чтобы находиться на его мст? Для человка честнаго и благодарнаго оставался лишь одинъ образъ дйствій въ его настоящемъ положеніи. Отдаливъ отъ себя возможность видть ее и слышать о ней, размышляя наедин съ самимъ собою о чувств долга относительно своего друга, Мидвинтеръ могъ еще надяться подавить свою страсть такъ, какъ онъ подавлялъ въ дтств слезы подъ палкою цыгана, какъ онъ подавлялъ тоску своей одинокой юности въ давк провинціальнаго книгопродавца.

— Я долженъ уйдти, сказалъ онъ, съ грустью отходя отъ окна,— прежде чмъ она снова явится въ этомъ дом, прежде чмъ пролетитъ еще одинъ часъ надъ моею головой.

Съ этими словами онъ вышелъ изъ комнаты, и покидая ее, сдлалъ безвозвратный шагъ отъ настоящаго къ будущему.

Дождь все не переставалъ лить: свинцовыя облака, сомкнувшіяся вокругъ горизонта, предвщали продолжительное ненастье, когда Мидвинтеръ, одтый по дорожному, вошелъ въ комнату Аллана.

— Боже праведный! воскликнулъ Алланъ, указывая пальцемъ на мшокъ,— это что значитъ?

— Ничего особеннаго, отвчалъ Мидвинтеръ.— Это значитъ только — прощайте.

— Прощайте? повторилъ Алланъ съ удивленіемъ, вскакивая съ своего мста.

Мидвинтеръ ласково усадилъ его на стулъ и самъ слъ подл него.

— Когда вы замтили мн сегодня утромъ, что я имю больной видъ, я сказалъ вамъ, что обдумываю средство поправить свое здоровье, и что поговорю съ вами объ этомъ позже. Теперь эта минута наступила. Я, какъ говорится, все это время былъ не въ своей тарелк. Вы сами, Алланъ, не разъ замчали это, и съ вашею обычною добротой извиняла многія изъ моихъ выходокъ, которыя, безъ подобнаго оправданія, были бы непростительны даже въ глазахъ друга.

— Послушайте, дружище, перебилъ его Алланъ,— надюсь, вы не намрены пускаться въ путь по такому ливню?

— Не безпокойтесь объ этомъ, возразилъ Мидвинтеръ: — мы съ дождемъ старые пріятели. Вдь вы знаете, Алланъ, какую жизнь велъ я до встрчи съ вами? Съ самаго дтства я пріученъ былъ къ труду и всякаго рода лишеніямъ. На днемъ, ни ночью, въ продолженіе цлыхъ мсяцевъ, я не имлъ куда приклонить голову. Въ продолженіе многихъ, многихъ лтъ я велъ жизнь дикаго животнаго, между тмъ какъ вы въ это время жили дома покойно и счастливо. Во мн а теперь осталась закваска бродяги, четвероногаго или двуногаго, самъ не знаю наврное. Вамъ больно слышать, что я выражаюсь такъ о самомъ себ? Хорошо, я не буду васъ печалить. Я скажу только, что удобство и роскошь моей жизни у васъ, по временамъ, слишкомъ тяготятъ человка, для котораго удобство и роскошь — вещи непривычныя. Чтобы поправиться, мн нужно только побольше воздуха и движенія, поменьше вкусныхъ завтраковъ и обдовъ чмъ я нахожу у васъ, мой дорогой другъ. Дайте мн снова подвергнуться тмъ лишеніямъ, которыхъ не знаетъ этотъ роскошный домъ. Дайте мн испытать на себ втеръ и непогоду, какъ я испытывалъ ихъ ребенкомъ. Дайте мн снова почувствовать усталость и.голодъ, и знать что вблизи нтъ экипажа, готоваго умчать меня домой, и что нсколько миль ходьбы и темная, темная ночь раздляютъ меня отъ ночлега и ужина. Дайте мн дв недли сроку, Алланъ, сходить пшкомъ на сверъ, въ Йоркширскія болота, и я общаю вамъ вернуться въ Торпъ-Амброзъ въ лучшемъ настроеніи духа и боле пріятнымъ собесдникомъ и для васъ, и для вашихъ друзей. Я возвращусь прежде чмъ вы успете замтить мое отсутствіе. Мистеръ Башвудъ займется на это время конторой, и къ тому же я прошу у васъ только дв недли, необходимыя для моего здоровья. Отпустите же меня Алланъ!

— Мн не хотлось бы этого, сказалъ Алланъ.— Мн не хотлось бы, чтобы вы покинули меня такъ внезапно. Тутъ кроется что-то странное и грустное. Если вамъ нужно побольше движенія, то почему бы не попробовать вамъ верховую зду? Вс мои лошади къ вашимъ услугамъ. Во всякомъ случа, сегодня вамъ идти нельзя. Посмотрите, какой дождь!

Мидвинтеръ поглядлъ въ окно и кротко покачалъ головой.

— Когда я былъ ребенкомъ и добывалъ свой хлбъ вмст съ танцующими собаками, я не заботился о дожд, сказалъ онъ:— стоитъ ли думать о немъ теперь? Вымокнуть мн и вымокнуть вамъ, Алланъ, большая разница. Когда я былъ простымъ рыбакомъ на Гебридскихъ островахъ, на мн въ продолженіе нсколькихъ недль сряду не бывало сухой нитки.

— Но вдь вы теперь не на Гебридскихъ островахъ, настаивалъ Алланъ,— и къ тому же завтра вечеромъ соберутся у меня наши друзья съ мызы. Миссъ Гуильтъ намъ поиграетъ, а вдь вы любите ея игру, дружище.

Мидвинтеръ отвернулся, чтобы застегнуть ремни на своею дорожномъ мшк.,

— Вы мн доставите другой случай послушать миссъ Гуильтъ, когда я вернусь назадъ, сказалъ онъ, опустивъ голову и поспшно стягивая мшокъ.

— Вы имете одинъ недостатокъ, дружище, который развивается въ васъ все сильне и сильне, возразилъ Алланъ:— разъ вы заберете себ что-нибудь въ голову, кончено, съ вами уже не справиться, вы не допускаете ни убжденій, ни доказательствъ. Но у жъ если вы непремнно хотите уйдти, прибавилъ Алланъ, внезапно вставая съ своего мста, и видя что Мидвинтеръ молча беретъ свою шляпу и палку,— то я почти ршился сопутствовать вамъ, и попробовать вмст съ вами суровой бродяжнической жизни!

— Идти со мною! повторилъ Мидвинтеръ съ легкимъ оттнкомъ горечи,— и покинуть миссъ Гуильтъ?

Алланъ снова опустился на стулъ, и своимъ знаменательнымъ молчаніемъ подтвердилъ всю силу аргумента. Не сказавъ боле ни слова, Мидвинтеръ протянулъ свою руку, чтобы проститься съ нимъ. Оба были глубоко тронуты, и каждый старался скрыть свое волненіе отъ другаго. Алланъ воспользовался послднимъ орудіемъ, предоставленнымъ ему твердостію друга: онъ попытался облегчить шуткой тяжелыя минуты разставанія.

— Знаете ли что я вамъ скажу? сказалъ онъ: — я начинаю сомнваться, что вы совершенно вылчились отъ вашей вры въ роковой сонъ? Я подозрваю, что вы просто спасаетесь отъ меня бгствомъ!

Мидвинтеръ посмотрлъ на него въ нершимости, не понимая, шутитъ онъ или нтъ.

— Что вы хотите сказать этимъ? спросилъ онъ.

— А что вы сказали мн, возразилъ Алланъ,— когда привели меня сюда на дняхъ, чтобъ облегчить свою душу признаніемъ? Помните ли что вы говорили мн объ этой комнат и о второмъ видніи сна? Клянусь Юпитеромъ! воскликнулъ онъ, снова вскакивая съ своего мста,— теперь, когда я всматриваюсь пристальне, вотъ оно второе видніе сна, прямо передъ нами: вотъ вамъ дождь, стучащій въ окно, вотъ лужайка и садъ, а вотъ и мы съ вами, я стою на томъ мст, которое занималъ во сн, а вы стоите тамъ, гд находилась тнь. Вся обстановка, и вншняя и внутренняя, та же и на яву что была во сн, и на этотъ разъ открылъ ее я!

Въ мертвыхъ останкахъ Мидвинтерова суеврія снова шевельнулась жизнь. Онъ измнился въ лиц, и съ жаромъ, почти съ ожесточеніемъ, принялся оспаривать Аллана.

— Нтъ! сказалъ онъ, указывая на маленькую мраморную фигурку, помщавшуюся на пьедестал,— обстановка не та: вы, по обыкновенію, что-нибудь да забудете. Благодаря Бога, сонъ на этотъ разъ во многомъ не соотвтствуетъ дйствительности! Во сн статуя лежала разбитая на полу, и вы стояли, наклонившись надъ нею, въ смущеніи и недовольств. Теперь вы водите, что статуя цла и невредима, и въ васъ самихъ, не правда ли, нтъ и тни недовольства? Онъ порывисто схватилъ Аллана за руку.

Въ ту самую минуту онъ почувствовалъ, однако, что его собственныя слова и дйствія какъ нельзя боле подтверждаютъ его вру въ сонъ. Онъ вспыхнулъ и въ смущеніи отвернулся въ другую сторону.

— А, что я говорилъ вамъ? сказалъ Алланъ съ принужденнымъ смхомъ.— Ночь, проведенная нами на разбитомъ корабл, до сихъ поръ тяготитъ вашу душу.

— Ничто не тяготитъ меня, возразилъ Мидвинтеръ съ внезапнымъ взрывомъ нетерпнія,— кром мшка, который давитъ мн спину, и времени, которое я напрасно трачу здсь. Пойду посмотрть не расчищается ли небо.

— Вы вернетесь? спросилъ Алланъ.

Мидвинтеръ открылъ французское окно и вышелъ въ садъ.

— Да, сказалъ онъ съ своею прежнею мягкостію,— я вернусь чрезъ дв недли. Прощайте, Алланъ, будьте счастливы съ миссъ Гуильтъ!

Онъ затворилъ за собой окно и быстрыми шагами вышелъ изъ сада, прежде чмъ другъ его усплъ за нимъ послдовать.

Алланъ всталъ, подошелъ къ окну, чтобы, въ свою очередь, выйдти въ садъ, но одумавшись, вернулся на свое мсто. Онъ слишкомъ хорошо зналъ Мидвинтера, чтобы понять всю безполезность попытки — слдить за нимъ или вернуть его назадъ. Мидвинтеръ ушелъ на дв недли, и ране этого срока нечего было и ждать его. Прошло боле часу, дождь лилъ безъ умолку, а небо продолжало хмуриться. Тяжелое чувство унынія и одиночества, — чувство, къ которому онъ не привыкъ въ прошедшемъ, овладло душой Аллана. Чувствуя какой-то невольный страхъ въ своемъ пустынномъ, необитаемомъ дом, онъ позвонилъ слуг, потребовалъ шляпу и дождевой зонтикъ и ршился идти на мызу, чтобы скрыться тамъ отъ преслдовавшей его тоски.

— Я могъ бы проводить его хоть недалеко, сказалъ Алланъ, надвая шляпу и думая о Мидвинтер.— Мн пріятно было бы самому снарядить въ путь этого упрямаго дружищу.

Еслибы, принимая дождевой зонтикъ изъ рукъ слуги, Алланъ обратилъ вниманіе на его лицо, онъ, можетъ-быть, предложилъ бы ему вопросы и услыхалъ отъ него такія новости, которыя, конечно, заинтересовали бы его при настоящемъ настроеніи его духа. Но онъ ушелъ, не взглянувъ на слугу и не подозрвая, что тотъ гораздо боле его зналъ о послднихъ минутахъ пребыванія Мидвинтера въ Торпъ-Амброз. Не боле десяти минутъ назадъ лавочникъ и мясникъ приходили въ большой домъ за уплатой денегъ, и оба видли, какъ Мидвинтеръ отправился въ путь.

Лавочникъ встртилъ его первый, не подалеку отъ дома, и видлъ, какъ остановившись на дорог подъ проливнымъ, дождемъ, онъ сталъ разговаривать съ маленькимъ оборваннымъ пострленкомъ, язвой и наказаніемъ всхъ сосдей. Обычная наглость и назойливость мальчишки дошла до самыхъ непозволительныхъ размровъ при вид джентльмена съ дорожнымь мшкомъ. Какъ же отвчалъ на нее самъ джентльменъ? Онъ остановился, и съ грустью положилъ свои руки на плеча мальчику. Лавочникъ видлъ это своими собственными глазами и слышалъ своими собственными ушами, какъ онъ сказалъ: ‘Бдный мальчуганъ! Я знаю лучше чмъ кто-либо изъ людей, носящихъ хорошее платье, какъ ржетъ втеръ и мочитъ дождь сквозь изорванную куртку!’ Съ этими словами онъ опустилъ руку въ карманъ и наградилъ наглаго мальчишку шиллингомъ.

— Повихнулся, должно быть, прибавилъ лавочникъ, указывая на лобъ.— Вотъ какъ я сужу о друг мистера Армаделя!

Что касается до мясника, то онъ встртилъ его гораздо дальше отъ дому, уже на другомъ конц города. Мидвинтеръ опять остановился подъ проливнымъ дождемъ, и на этотъ разъ для того чтобы полюбоваться весьма замчательнымъ предметомъ — голодною мордашкой, дрожавшею на порог дома.

— Я самъ слдилъ за нимъ, говорилъ мясникъ,— и какъ бы вы думали, что онъ сдлалъ? Онъ перешелъ черезъ дорогу, вошелъ въ мою лавку и купилъ кусокъ мяса, годный и для христіанина. Прекрасно, потомъ, пожелавъ мн добраго утра, снова перешелъ черезъ улицу, и, ручаюсь вамъ въ этомъ своею честью, ставъ на колни на мокромъ порог, досталъ изъ кармана ножъ, разрзалъ имъ мясо и отдалъ его собак. Повторяю вамъ, мясо, годное для христіанина! Я не жестокосердый человкъ, сударыня, заключилъ мясникъ, обращаясь къ кухарк, но мясо есть мясо, и оно можетъ пригодиться и самому другу вашего господина, если Богъ продлитъ ему вкъ.

Съ этими незабвенными симпатіями стараго незабвеннаго времени,— симпатіями, которыя должны были наполнять собою пустоту его одинокаго путешествія, Мидвинтеръ вышелъ изъ города и скрылся въ туман и дожд. Лавочникъ и мясникъ разстались съ нимъ послдніе, и произнесли надъ великою натурой тотъ приговоръ, который обыкновенно произносятъ надъ великими натурами люди, смотрящіе на вещи съ точки зрнія лавочниковъ и мясниковъ.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ.

I. Мистрисъ Мильрой.

Чрезъ два дня посл ухода Мидвинтера изъ Торпъ-Амброза, мистрисъ Мильрой, окончивъ свой утренній туалетъ, и отпустивъ свою горничную, пять минутъ спустя, снова позвонила въ колокольчикъ, и когда женщина явилась на звонокъ, нетерпливо спросила ее, пришла ли почта.

— Почта? повторила горничная.— Да разв у васъ нтъ часовъ? Разв вы не знаете, что нужно подождать еще добрыхъ полчаса, прежде чмъ спрашивать ваши письма?

Она говорила съ увренною наглостью женщины, давно привыкшей разчитывать на слабость и безпомощность своей госпожи. Мистрисъ Мильрой, съ своей стороны, также казалась привыкшею къ такому обращенію. Какъ будто не замчая его, она спокойно продолжала отдавать горничной свои приказанія.

— Когда придетъ почтальйонъ, сказала она,— постарайся увидать его сама. Я ожидаю одно письмецо, которое должна была получить еще два дня тому назадъ. Не понимаю что бы значила эта медленность! Я просто начинаю подозрвать прислугу.

Горничная презрительно улыбнулась.

— Кого вы еще будете подозрвать теперь? спросила она. Ну! ну! не горячитесь. Сегодня я сама пойду встрчать почтальйона, и мы увидимъ, не привезетъ ли онъ намъ письмецо.

Съ этими словами, сказанными тономъ женщины, успокоивающей капризное дитя, горничная, не дожидаясь. дальнйшихъ приказаній, вышла изъ комнаты.

Оставшись снова одна, мистрисъ Мильрой медленно и съ трудомъ повернулась на постели лицемъ къ окну.

Павшій на нее дневной свтъ ясно обличилъ въ страдалиц слды прежней красоты, и показалъ, что, по лтамъ своимъ, она находилась еще и до сихъ поръ въ лучшей пор жизни. Продолжительное физическое страданіе и постоянное нравственное раздраженіе истощили ее до такой степени, что, говоря попросту, отъ нея остались лишь кости да кожа. Гибель ея красоты казалась тмъ ужасне, что она употребляла всевозможныя усилія, чтобы скрывать ее не только отъ себя самой, но и отъ своего мужа, отъ своей дочери, и даже отъ своего доктора, которому необходимо было знать истину. Голова ея, наполовину лишенная волосъ, представляла бы мене непріятное зрлище чмъ отвратительный юношескій парикъ, съ помощію котораго она пыталась замаскировать этотъ недостатокъ. Никакая блдность, никакія морщины не казались бы столь ужасными, какъ румяны, рдвшія на ея щекахъ, и толстый слой блилъ, покрывавшій ея лобъ. Тонкія кружева, яркая отдлка капота, цвтныя ленты на ея чепц и перстни, украшавшіе ея худые пальцы, вмсто того чтобы затмвать совершившуюся въ ней перемну, выставляли ее еще рельефне, еще ярче, и силой контраста придавали ей еще боле безнадежный и ужасный видъ, нежели какой она имла въ сущности. Модный журналъ съ раскрашенными картинками, гд изображены были изящныя женщины, блиставшія красотой и здоровьемъ, лежалъ на постели, съ которой въ продолженіе многихъ лтъ она не могла сойдти безъ помощи горничной. Тутъ же помщалось и маленькое ручное зеркало, которое она легко могла доставать рукой. Когда горничная вышла изъ комнаты, мистрисъ Мильрой взяла зеркало и стала всматриваться въ свое лицо съ тмъ незастнчивымъ участіемъ и вниманіемъ, которыхъ она устыдилась бы, быть-можетъ, и въ восемьнадцатилтній возрастъ.

— Все старше и старше, все худе и худе! сказала она.— Майоръ скоро будетъ свободенъ, но прежде я вытурю изъ дома эту красноволосую шлюху! Она опустила зеркало ни одяло, и судорожно сжала руку.

Глаза ея внезапно остановились на миніатюрномъ портрет мужа, висвшемъ на противоположной стн, она посмотрла на него жестокими, сверкающими глазами хищной птицы.

— А! на старости лтъ ты полюбилъ рыжихъ? сказала она, обращаясь къ портрету.— Рыжіе волосы, золотушный цвтъ лица, сладострастная фигура, походка балетной корифеи и проворные пальцы воровки — вотъ твой вкусъ, не такъ ли? Миссъ Гуильтъ! миссъ, съ такими глазами и съ такою походкой!— Она внезапно повернула свою голову на подушк и разразилась жесткимъ, сардоническимъ смхомъ.— Миссъ! повторила она нсколько разъ сряду съ дкимъ удареніемъ и съ самымъ безпощаднымъ изъ всхъ видовъ человческаго презрнія, съ презрніемъ женщины къ другой женщин.

Вкъ, въ которомъ мы живемъ, находитъ оправданіе для каждаго человческаго существа. Посмотримъ, найдется ли оправданіе для мистрисъ Мильрой? Пусть отвтитъ, на это исторія ея жизни. Она вышла за майора въ самомъ юномъ возраст, и выходя за него, выбрала себ въ мужья человка, который могъ бы быть ея отцомъ,— человка, который пользовался въ это время репутаціей салоннаго Адониса и имлъ большой успхъ въ женскомъ обществ. Получивъ довольно посредственное воспитаніе и будучи гораздо ниже своего мужа по положенію въ свт, она начала съ того, что, подстрекаемая тщеславіемъ, благосклонно отвчала на его ухаживанье, а кончила тмъ, что совершенно подчинилась обаянію, которое майоръ Мильрой производилъ въ своей молодости на женщинъ, стоявшихъ несравненно выше его жены и по уму, и по образованію. Съ своей стороны, тронутый ея любовью, красотой, свжестью и молодостью, онъ увлекся, и бракъ ихъ былъ заключенъ. Вплоть до того времени, пока ихъ единственная малютка-дочь не достигла восьмилтняго возраста, жизнь супруговъ была необыкновенно счастлива. Но тутъ ихъ постигло двойное несчастіе: жена потеряла здоровье, а мужъ состояніе, и съ этой минуты наступилъ конецъ ихъ семейному благополучію.

Достигнувъ того возраста, когда люди вообще теряютъ всякую способность сопротивляться несчастіямъ и пассивно покоряются судьб, майоръ собралъ послдніе уцдвшіе остатки своего имущества, переселился на житье въ провинцію и сталъ искать утшенія въ механик.

Женщина, боле подходящая къ нему во возрасту и по воспитанію, или съ боле терпливымъ характеромъ нежели мистрисъ Мильрой, вроятно, оцнила бы поведеніе майора и утшалась бы его покорностью судьб. Но мистрисъ Мильрой ни въ чемъ не находила утшенія. Ни природный характеръ, ни воспитаніе не помогли ей терпливо перенести жестокое бдствіе, постигшее ее въ полномъ цвт женской красоты. Роковая печать неизлчимой болзни заклеймила ее однажды навсегда.

Физическое страданіе можетъ развить и дйствительно развиваетъ въ человк т сокровенные зародыши зла, которые таятся въ немъ вмст съ добрыми зачатками. Все хорошее въ природ мистрисъ Мильрой сжалось и заглохло подъ губительнымъ и всепроникающемъ вліяніемъ, содйствовавшимъ широкому развитію зла. По мр того какъ физическія ея силы слабли, ея внутренній міръ становился мрачне и безотрадне. Зародоши мелочности, жестокости и коварства развивались въ ней, по мр того какъ исчезали великодушіе, мягкость и правда. Вс прежнія ея подозрнія относительно наклонности мужа возвращаться иногда къ безпорядочной жизни холостяка,— подозрнія, которыя въ былое счастливое время она открыто ему повряла, тутъ же убждаясь въ ихъ совершенной неосновательности,— вернулись къ ней теперь (когда болзнь разъединила ее съ нимъ) въ форм того низкаго супружескаго недоврія, которое, не смя высказываться явно, дйствуетъ тайно, которое, по мельчайшимъ атомамъ, накопляетъ цлыя массы горючаго матеріала и зажигаетъ въ душ медленно горящій огонь ревности. Никакія доказательства безпорочной и терпливой жизни мужа, никакія просьбы пощадить самое себя или дочь, уже вышедшую изъ дтства, не въ состояніи были разсять ужасное заблужденіе, порожденное ея безнадежнымъ состояніемъ. Какъ и вс маніи, ревность эта имла свои періодическіе приливы и отливы, свои спазмодическіе припадки и свой обманчивый покой, но такъ или иначе, въ движеніи или въ засто, она никогда не покидала ея, заставляя ее оскорблять невинныхъ служанокъ и безукоризненныхъ женщинъ, жившихъ въ ея дом, эта ревность вызвала на глаза ея дочери первыя слезы стыда и горя, и избороздила глубокими морщинами лицо мужа. Она была, въ продолженіи многихъ лтъ, сокровенною язвой этого небольшаго семейнаго кружка, и теперь, выступая за его предлы, должна была оказать свое вліяніе на грядущія событія, въ которыхъ самымъ существеннымъ образомъ замшаны были интересы Аллана и его друга.

Чтобы вполн оцнить всю важность появленія миссъ Гуильтъ въ Торпъ-Амброз, необходимо разсмотрть, въ какомъ положеніи находились дла на мыз до вступленія туда новой гувернантки.

Когда прежняя наставница Нелли (женщина пожилая и настолько некрасивая собой, что не возбуждала даже ревности мистрисъ Мильрой) вышла за-мужъ, майоръ сталъ серіозно подумывать о томъ, чтобы разстаться съ дочерью. Съ одной стороны, онъ очень хорошо сознавалъ, что въ дом бываютъ сцены, при которыхъ неприлично присутствовать молодой двушк. Съ другой стороны, ему страшно не хотлось употребить такую крайнюю мру: оставить дочь въ чужомъ дом (въ школ), даже и на праздники. Однажды ршившись на публикацію о новой гувернантк, майоръ Мильрой, вмсто того чтобы преодолть трудность, по своему обыкновенію, обошелъ ее и успокоился. Онъ махнулъ рукой на домашнія дрязги и, можетъ-быть, въ сотый разъ прибгнулъ къ утшительному обществу своего стараго друга — часовъ.

Не такъ думала майорша. Обстоятельство, совершенно ускользнувшее отъ ея мужа, а именно, что новая гувернантка можетъ оказаться гораздо моложе и привлекательне первой, прежде всего представилось ея воображенію. Она ничего не сказала. Затаивъ въ душ прежнее недовріе къ мужу, она уговорила его хать вмст съ дочерью на пикникъ, для того чтобы самой имть возможность повидаться съ новою гувернанткой наедин. Гувернантка явилась, и огонь ревности, тлвшій подъ пепломъ, вспыхнулъ яркимъ пламенемъ въ сердц мистрисъ Мильрой въ ту минуту, когда она и прекрасная незнакомка впервые обмнялись взглядомъ.

Когда свиданіе кончилось, подозрнія мистрисъ Мильрой пали на свекровь. Она хорошо знала, что кром ея майоръ ни къ кому не могъ обратиться въ Лондон для наведенія необходимыхъ справокъ, но будучи уврена, что миссъ Гуильтъ явилась на публикацію какъ лицо совершенно постороннее, она въ то же время, съ слпою яростью, самою слпою изъ всхъ страстей, упорно отвертывалась отъ фактовъ, и припоминая послднюю изъ многочисленныхъ своихъ ссоръ съ свекровью, окончившуюся разрывомъ, пришла къ тому заключенію, что появленіемъ миссъ Гуильтъ въ своемъ дом она обязана была злобному желанію старушки поселить раздоръ между ею и мужемъ. Справедливое предположеніе, сдланное прислугой, которая не разъ присутствовала при семейныхъ сценахъ, а именно, что мать майора, нанимая для своей внучки хорошую гувернантку, не сочла своею обязанностью принимать въ разчетъ красоту наставницы въ угоду фантастическимъ бреднямъ и прихотямъ своей невстки, никакъ не вмщалось въ ум мистрисъ Мильрой. Ршимость, которая неизбжно возникла бы въ ней изъ ревности къ мужу посл свиданія съ миссъ Гуильтъ, еще боле окрпла въ ней при ея настоящемъ убжденіи. Не успла миссъ Гуильтъ затворить за собою дверь, какъ мистрисъ Мильрой прошептала ей въ слдъ: ‘Подожди, голубушка, черезъ недльку-другую тебя здсь не будетъ!’

Съ этой минуты много безсонныхъ ночей и томительныхъ долгихъ дней провела больная, думая лишь о томъ, какъ бы ей выжить изъ дому новую гувернантку.

Подкупивъ горничную подаркомъ изъ своего гардероба, мистрисъ Мильрой уговорила ее взять на себя должность шпіона, благодаря этому способу, она неоднократно склоняла ее и на другія услуги, которыхъ та не обязана была для нея длать. Мало-по-малу вс наряды госпожи, которая уже боле не нуждалась въ нихъ, перешли въ руки горничной, служа ненасытной жадности къ красивымъ платьямъ, столь свойственной всмъ безобразнымъ женщинамъ. Получивъ самый щегольской нарядъ, какой когда-либо доставался ей, домашняя шпіонка, дйствуя по тайному предписанію госпожи своей, съ низкою радостью принялась за свое тайное дло.

Время шло, горничная работала усердно, но проку было мало. И госпожа, и служанка напали на женщину, которая могла провести ихъ обихъ. Неоднократныя вторженія къ майору, когда онъ случайно оставался наедин съ гувернанткой, не повели ни къ какимъ враждебнымъ для нихъ открытіямъ. Подглядыванье и подслушиванье у дверей гувернанткиной спальни открыли лишь то, что она долго не гаситъ огня по вечерамъ и во сн стонетъ и скрежещетъ зубами: вотъ и все. Неусыпный надзоръ за нею въ продолженіе дня доказалъ, что она сама вручаетъ свои письма почтальйону, не довряя ихъ слугамъ, и что въ свободное отъ занятій и прогулки время, она нсколько разъ исчезала изъ саду, возврашаясь потомъ одна изъ парка. Однажды, и только однажды, горничная улучила удобную минуту чтобы тайкомъ пробраться за нею въ паркъ, но миссъ Гуильтъ, замтивъ это, остановилась и съ самою убійственною вжливостью спросила ее, не желаетъ ли она сопутствовать ей въ ея прогулк? Много сдлано было мелочныхъ открытій, слишкомъ достаточныхъ для того чтобы возбудить подозрніе въ сердц ревривой женщины. Но такихъ обстоятельствъ, которыя могли бы служить основательнымъ поводомъ къ жалобамъ и улик противъ майора, положительно не находилось. День уходилъ за днемъ, а миссъ Гуильтъ оставалась безукоризненною въ своемъ поведеніи относительно хозяина дома и его дочери.

Потерпвъ пораженіе на этомъ пункт, мистрисъ Мильрой попыталась было отыскать потомъ сомнительную сторону въ показаніяхъ, представленныхъ о репутаціи гувернантки ея рекомендательницею.

Выманивъ у майора подробное письмо, присланное ему на этотъ счетъ его матерью, она нсколько разъ читала и перечитывала его, не нашедъ нигд ни одного слабаго пункта, котораго ей такъ хотлось найдти. Вс вопросы, обыкновенно предлагаемые въ подобныхъ случаяхъ, разршены были совершенно точно и ясно. Единственный слабый пунктъ, къ которому еще можно было придраться, заключался въ послднихъ строкахъ письма.

‘Я была такъ поражена (писала Майорова мать) граціей и благородствомъ миссъ Гуильтъ, что, по удаленіи ея изъ комнаты, ршилась спросить у мистрисъ Мандевиль, какимъ образомъ она сдлалась гувернанткой. ‘Самымъ обыкновеннымъ,— отвчала она мн.— Это цлая грустная семейная исторія, въ которой она играла самую благородную роль. Она чрезвычайно чувствительна, и избгаетъ говорить объ этомъ при постороннихъ. Уклончивость весьма понятная, и которую, по чувству деликатности, я всегда считала своимъ долгомъ щадить.’ Услыхавъ это, и я своей стороны поступила также. Мн не поручено было проникать въ семейныя тайны и огорченія бдняжки, я должна была сдлать лишь одно, удостовриться въ томъ, что нанимаю способную и достойную гувернантку для воспитанія моей внучки.’

Внимательно прочитавъ эти строки, мистрисъ Мильрой, пламенно желавшая отыскать въ нихъ что-нибудь двусмысленное, конечно, и успла въ этомъ. Она ршилась проникнуть тайну семейныхъ несчастій миссъ Гуильтъ, надясь извлечь изъ нихъ что-либо полезное для своей цли. Для этого у нея было два способа: или разспросить самое гувернантку, или попытать сначала ея рекомендательниду. Зная по опыту, изъ перваго свиданія, изворотливость миссъ Гуильтъ въ ршеніи неловкихъ вопросовъ, она ршилась испробовать послдній способъ. ‘Сначала я выпытаю вс подробности отъ самой рекомендательницы,’ подумала мистрисъ Мильрой, ‘а потомъ уже разспрошу эту тварь, и тогда увидимъ, согласны ли будутъ ихъ показанія.’

Письмо было коротко и заключало въ себ лишь самые необходимые вопросы. Мистрисъ Мильрой прежде всего объяснила своей корреспондентк, что плохое состояніе ея здоровья вынуждаетъ ее оставить дочь подъ исключительнымъ вліяніемъ и контролемъ гувернантки, что вслдствіе этого она боле другихъ матерей желаетъ имть самыя положительныя и подробныя свднія объ особ, которой она ввряетъ свое единственное дитя. Эта заботливость должна служить ей оправданіемъ въ тхъ, быть-можетъ, нескромныхъ вопросахъ, которые она предложитъ насчетъ миссъ Гуильтъ, несмотря на полученную ею отличную рекомендацію. Посл такого предисловія мистрисъ Мильрой приступила къ самой сущности дла, и попросила сообщить ей вс обстоятельства, вынудившія миссъ Гуильтъ принять на себя должность гувернантки.

Письмо это отправлено было въ тотъ же день какъ было написано. На другой день поутру ожидаемый отвтъ не явился. Наступилъ слдующій день, а отвта все-таки не было. На третье утро мистрисъ Мильрой потеряла всякое терпніе, она позвонила горничную, какъ уже разказано было выше, и приказала ей дожидаться почтальйона, чтобы самой принять отъ него письма. Вотъ въ какомъ положеніи находились дла, и при такихъ-то домашнихъ обстоятельствахъ начался новый рядъ событій въ Торпъ-Амброз.

Не успла мистрисъ Мильрой взглянуть на часы и снова взяться за звонокъ, какъ дверь отворилась, и горничная сама вошла въ комнату.

— Не пришелъ ли почтальйонъ? спросила мистрисъ Мильрой.

Вмсто отвта горничная положила на постель письмо, и не скрывая своего любопытства, осталась въ комнат, чтобы наблюдать за впечатлніемъ, которое произведетъ письмо это на ея госпожу.

Схвативъ конвертъ, мистрисъ Мильрой нетерпливо разорвала его. Прежде всего выпалъ печатный листокъ, который она сначала отбросила въ сторону, но такъ какъ въ немъ оказалось письмо, написанное ея собственною рукой, то она снова взялась за печатный листокъ. Это былъ просто циркуляръ почтовой конторы, извщавшій мистрисъ Мильрой, что письмо ея отнесено было по означенному адресу, но что тамъ не оказалось лица, къ которому она писала.

— Нтъ ли какихъ дурныхъ извстій? опросила горничная, замчая перемну въ лиц своей госпожи.

Вопросъ остался безъ отвта. Бюваръ мистрисъ Мильрой находился въ эту минуту подл ея постели. Она достала изъ него письмо, адресованное ея свекровью къ сыну и отыскала ту страницу, на которой выставлено было имя и адресъ рекохендательницы миссъ Гуильтъ.

‘Мистрисъ Мандевиль, 18, Кингсдоунъ-Крессентъ, въ Безвотеръ,’ жадно прочитала она, и потомъ сличила этотъ адресъ съ возвращеннымъ къ ней письмомъ. Ошибки не было: адресы были совершенно тождественны.

— Нтъ ли какихъ дурныхъ извстій? повторила горничная, подвигаясь еще на одинъ тагъ къ постели.

— Слава Богу, да! воскликнула мистрисъ Мильрой съ неудержимымъ восторгомъ. Она перебросила почтовый циркуляръ къ горничной, и заране торжествуя побду, радостно ударила своими костлявыми руками по простын.— Миссъ Гуильтъ обманщица! Миссъ Гуильтъ лгунья! О, еслибы мн даже пришлось умереть отъ этого, Рашель, то я все-таки велю поднести себя къ окну, чтобы посмотрть, какъ ее будетъ брать отсюда полиція.

— Большая разница говорить что она лгунья, или уличить ее въ этомъ, замтила горничная. Съ этими словами она опустила руку въ карманъ, и молча вынула оттуда второе письмо.

— Ко мн? спросила мистрисъ Мильрой.

— Нтъ, отвчала горничная, къ миссъ Гуильтъ.

Об женщины обмнялись взглядомъ, и безъ словъ поняли другъ друга.

— Гд она? спросила мистрисъ Мильрой.

Горничная указала на паркъ.

— Гуляетъ передъ завтракомъ, одна.

Мистрисъ Мильрой сдлала знакъ горничной, чтобы та наклонилась къ ней поближе.

— Можешь ли ты вскрыть его, Рашель? прошептала она. Рашель кивнула головой.

— А можешь ли ты снова заклеить его, такъ чтобы никто не зналъ.

— А можете ли вы подарить мн шарфъ, который подходить къ вашему свтлосрому платью? спросила Рашель.

— Возьми его! нетерпливо отвчала мистрисъ Мильрой. Горничная молча открыла гардеробъ, молча вынула шарфъ и молча удалилась изъ комнаты. Не прошло пяти минутъ какъ она снова возвратилась, держа въ рук вскрытое письмо.

— Благодарю васъ, сударыня, за шарфъ, сказала Рашель, спокойно опуская вскрытый пакетъ на одяло. Мистрисъ Мильрой посмотрла на него. Онъ запечатанъ былъ обыкновеннымъ липкимъ клеемъ, который легко расходится отъ пару. Когда мистрисъ Мильрой вынимала письмо, рука ея сильно дрожала, а блилы, покрывавшія ея лобъ, трескались на морщинахъ.

— Капли! сказала она.— Я страшно взволнована, Рашель. Подай мн капли!

Рашель подала капли и отошла къ окну, чтобы наблюдать за паркомъ.

— Не торопитесь, сказала она.— Ея еще не видно.

Держа въ рук этотъ важный для нея клочекъ бумаги, мистрисъ Мильрой все еще колебалась. Она скоре ршилась бы отнять у миссъ Гуильтъ жизнь, чмъ прочесть ея письмо.

— Ужь не мучитъ ли васъ совсть? насмшливо спросила горничная.— Смотрите на это какъ на долгъ, который вы обязаны исполнить ради вашей дочери.

— Змя! проговорила мистрисъ Мильрой, и выразивъ такое мнніе о горничной, раскрыла письмо.

Оно, очевидно, написано было второпяхъ безъ числа, а внизу стояли только первоначальныя буквы имени. Вотъ его содержаніе:

‘Улица Діаны.

‘Дорогая Лидія, извощикъ ожидаетъ меня у подъзда, и мн едва есть время сказать вамъ, что дла вынуждаютъ меня оставить Лондонъ дня на три или на четыре, а не доле какъ на недлю. Если вы вздумаете писать мн, ваши письма будутъ доставлены по назначенію. Вчера я получила ваше письмо и совершенно согласна съ вами, что вы должны какъ можно доле избгать щекотливаго разговора о себ и о вашемъ семейств. Чмъ короче вы узнаете молодаго Армаделя, тмъ легче вамъ будетъ сочинить ему самую правдоподобную сказку. Но, однажды сочинивъ ее, вы должны будете держаться ея, а въ виду этой послдней необходимости старайтесь сдлать ее какъ можно сложне, запутанне и второпяхъ. Скоро я опятъ напишу вамъ и изложу на этотъ счетъ мои мысли. А покамстъ берегитесь встрчаться съ нимъ слишкомъ часто въ парк.

‘Ваша М. О.’

— Ну? спросила горничная, возвращаясь къ постели.— Кончили?

— Встрчаться съ нимъ въ парк! повторила мистрисъ Мильрой, не спуская глазъ съ письма. Съ нимъ!… Рашель, гд майоръ?

— Въ своей комнат.

— Я не врю этому!

— Какъ знаете. Мн нужно письмо и конвертъ.

— Можешь ли ты снова заклеить его, такъ чтобы она не догадалась?

— Что я могла вскрыть, то сумю и опять заклеить. Не нужно ли еще чего?

— Ничего больше.

Мистрисъ Мильрой снова осталась одна, чтобъ обдумать планъ аттаки и разсмотрть дло въ томъ новомъ свт, въ которомъ оно теперь являлось. Письмо, адресованное къ гувернантк, ясно доказывало, что съ помощію фальшивой рекомендаціи, въ домъ майора забралась искательница приключеній. Но такъ какъ свднія эти добыты были не совсмъ честнымъ образомъ, и въ нихъ нельзя было открыто сознаться, то они не могли послужить ни къ предостереженію майора, ни къ изобличенію миссъ Гуильтъ. Единственнымъ полезнымъ орудіемъ въ рукахъ мистрисъ Мильрой было ея собственное возвращенное ей назадъ письмо, и оставалось только найдти ему скорйшее и наилучшее примненіе.

Чмъ доле обдумывала она это дло, тмъ опрометчиве и безразсудне казался ей восторгъ, который почувствовала она при вод почтоваго циркуляра. Внезапный отъздъ рекомендатедьницы гувернантки,— отъздъ безъ слдовъ и даже безъ адреса, по которому можно было бы препровождать письма,— былъ самъ по себ настолько подозрительнымъ фактомъ, что о немъ можно было упомянуть майору. Но хотя мистрисъ Мильрой во многихъ отношеніяхъ ошибалась насчетъ своего мужа, однако она настолько знала его характеръ, чтобы съ увренностью предположить (въ случа если она сообщитъ ему о случившемся), что майоръ откровенно обратится за объясненіемъ къ самой гувернантк. Благодаря своей находчивости и хитрости, миссъ Гуильтъ, конечно, дастъ ему какой-нибудь благовидный отвтъ, которымъ майоръ, изъ пристрастія къ ней, охотно удовлетворится, а она между тмъ поведетъ дло, такъ что со стороны ея соучастницы поспетъ въ свое время изъ Лондона надлежащее подтвержденіе выдуманной ею сказки. Хранить глубокое молчаніе въ настоящемъ, а въ будущемъ навести (безъ вдома гувернантки) необходимыя справки для полученія точныхъ и неопровержимыхъ доказательствъ, казалось самымъ безопаснымъ образомъ дйствій относительно такого человка какъ майоръ, и такой женщины какъ миссъ Гуильтъ. При своей безпомощности, кому могла поручить мистрисъ Мильрой это трудное и опасное дло? Безъ горничной она не обошлась бы ни одного дня, еслибы даже та и оказалась способною выполнить это порученіе, притомъ могла ли она отправить ее на розыски, не возбудивъ этимъ толковъ? Такъ нтъ ли какого другаго надежнаго человка въ Торпъ-Амброз или въ Лондон, котораго можно было бы употребить на это дло? Мистрисъ Мильрой металась на постели изъ стороны въ сторону, напрасно отыскивая въ ум своемъ то, чего ей было нужно.

‘О, еслибъ я могла найдти человка, которому ршилась бы довриться!’ (съ отчаяніемъ думала она. ‘Еслибъ я знала къ кому обратиться за помощью!’

Въ то время какъ мысль эта пробгала въ ея голов, голосъ дочери, раздавшійся изъ-за двери, заставилъ ее вздрогнуть.

— Можно мн войдти? спросила Нелли.

— Что теб нужно? нетерпливо возразила мистрисъ Мильрой.

— Я принесла вамъ завтракъ, мама.

— Завтракъ? съ удивленіемъ повторила мистрисъ Мильрой.— А почему не принесла его Рашель? Потомъ, помолчавъ съ минуту, она рзко оказала:— Войди!

II. Человкъ найденъ.

Нелли вошла въ комнату, держа въ рукахъ подносъ съ чаемъ, гренками и масломъ, составлявшими неизмнный завтракъ больной.

— Это что значитъ? спросила мистрисъ Мильрой такимъ тономъ и съ такимъ взглядомъ, какъ будто въ комнату ея вошла провинившаяся служанка, которую она ожидала.

Нелли поставила подносъ около постели.

— Такъ какъ я уже шла къ вамъ, мама, то мн захотлось принести вамъ кстати и завтракъ, отвчала она,— и я попросила Рашель пустить на этотъ разъ меня.

— Подойди сюда, сказала мистрисъ Мильрой,— и поздоровайся со мной.

Нелли повиновалась. Въ ту минуту какъ она нагибалась, чтобы поцловать мать, мистрисъ Мильрой схватила ее за руку и грубо повернула къ свту. На лиц ея дочери замтны были явные слды волненія и печали. Мистрисъ Мильрой похолодла отъ ужаса. Ей сейчасъ пришла въ голову мысль, что миссъ Гуильтъ уже знаетъ о продлк ея съ письмомъ, и что, вроятно, горничная избгаетъ попасться ей на глаза.

— Пустите, мама, сказала Нелли, стараясь освободиться изъ рукъ матери,— мн больно.

— Скажи мн, для чего ты сама принесла сегодня мой завтракъ? настаивала мистрисъ Мильрой.

— Я уже сказала вамъ, мама.

— Неправда! Это былъ только одинъ предлогъ: я вижу это по твоему лицу. Ну! говори же что случилось?

Ршимость Нелли измнила ей. Она въ смущеніи посмотрла на подносъ.

— Я была разстроена, сказала она съ усиліемъ,— и не захотла оставаться въ столовой. Я хотла придти сюда, чтобы поговорить съ вами.

— Разстроена? Кто же это разстроилъ тебя? Что такое случилось? Не миссъ ли Гуильтъ причиной этому?

Нелли посмотрла на свою мать съ выраженіемъ любопытства и тревоги.

— Мама! сказала она — вы какъ будто читаете мои мысли: мн становится страшно. Дйствительно, причиной всему миссъ Гуильтъ.

Мистрисъ Мильрой еще не успла отвчать ей, какъ дверь отворилась, и горничная вошла въ комнату.

— Все ли вамъ подали? спросила она съ своимъ обычнымъ спокойствіемъ.— Миссъ настоятельно потребовала, чтобы самой нести вамъ сегодня завтракъ. Не разбила ли она чего?

— Отойди къ окну, мн нужно пововорить съ Рашелью, сказала мистрисъ Мильрой дочери.

— Какъ скоро Нелли отвернулась, мать ея нетерпливымъ жестомъ подозвала къ себ горничную.

— Не случилось ли чего? спросила она шепотомъ.— Не подозрваетъ ли она насъ?

Рашель посмотрла въ сторону съ своею холодною, насмшливою улыбкой.

— Я уже сказала вамъ, что сдлаю все какъ должно, и сдлала. У нея нтъ ни тни подозрнія. Я была въ это время въ комнат, и видла какъ она взяла письмо и вскрыла его.

Мистрисъ Мильрой вздохнула свободне.

— Благодарю тебя, сказала она такъ громко, что дочь могла разслышать ее.— Мн ничего боле не нужно.

Горничная удалилась, а Нелли вернулась къ постели. Мистрисъ Мильрой взяла ее за руку и поглядла на нее внимательне и нжне обыкновеннаго. Дочь интересовалъ ее сегодня, потому что она имла сообщить ей нчто о миссъ Гуильтъ.

— Мн всегда казалось, что ты будешь недурна собою, мое дитя, сказала она, осторожно возобновляя прерванный разговоръ.— Но ты, кажется, не оправдываешь моихъ надеждъ. У тебя сегодня такой больной и разстроенный видъ… что съ тобою?

Еслибы между матерью и дочерью была хоть какая-нибудь симпатія, Нелли, быть-можетъ, призналась бы въ истин. Она сказала бы тогда откровенно: ‘Я смотрю больною потому что жизнь постыла мн. Я люблю мистера Армаделя, и онъ также любилъ меня когда-то. У меня съ нимъ была только одна маленькая размолвка, въ которой вся вина была на моей сторон. Мн хотлось тогда же сказать ему это, и съ тхъ поръ я постоянно желала объясниться съ вамъ, но миссъ Гуильтъ стоитъ между нами, и не допускаетъ меня до него. Она совершенно разъединила насъ, она имла на него пагубное вліяніе и отняла его у меня. Онъ уже не смотритъ на меня такъ, какъ смотрлъ прежде, онъ не говоритъ со мною такъ, какъ говорилъ прежде, онъ никогда боле не остается со мною наедин, я не могу передать ему на словахъ то что такъ пламенно желала бы сказать ему, и не могу также писать, потому что это имло бы такой видъ будто я снова пытаюсь привлечь его къ себ. Между мною и мистеромъ Армаделемъ все кончено теперь, и причиною тому миссъ Гуильтъ. Она цлый день портитъ мн кровъ, но что бы я ни длала, что бы я ни говорила, она всегда возьметъ надо мною верхъ, а меня сдлаетъ виноватою. До ея прізда все занимало меня и нравилось мн въ Торпъ-Амброз. Теперь же ничто меня не радуетъ, и ничто не длаетъ меня счастливою!’ Еслибы Нелли пріучена была просить совта у своей матери и довряться ея любви, она, вроятно, сказала бы ей все это, по теперь глаза ея наполнились только слезами, и она молча повсила голову.

— Ну, что же? сказала мистрисъ Мильрой, начиная терять терпніе.— Ты имешь нчто сказать мн о миссъ Гуильтъ. Что же именно?

Нелли проглотила слезы и сдлала надъ собой усиліе чтобъ отвчать.

— Она придирается ко мн до невозможности, мама, я не могу выносить ее, я сдлаю что-нибудь такое…. Нелли остановилась и сердито топнула ножкой.— Я просто брошу ей что-нибудь въ лицо, если она не уймется! Вроятно, я сдлала бы это и сегодня, еслибы не убжала изъ комнаты. О, поговорите объ этомъ папа! Найдите какую-нибудь причину, чтобъ избавить меня отъ нея! Я готова поступить въ школу, я готова идти куда угодно, лишь бы избавиться отъ миссъ Гуильтъ!

— Избавиться отъ миссъ Гуильтъ!

Услыхавъ отъ дочери эти слова — эхо ея собственнаго тайнаго и задушевнаго желанія, мистрисъ Мильрой медленно приподнялась на постели. Что бы это значило? Неужели помощь, въ которой она нуждалась, доджяа была явиться къ ней изъ того источника, откуда она мене всего ожидала ея?

— Почему желаешь ты избавиться отъ миссъ Гуильтъ? спросила она.— Въ чемъ можешь ты поакадоваться на нее?

— Ни въ чемъ! сказала Нелли.— Въ этомъ-то и вся бда. Миссъ Гуильтъ не подаетъ мн ни малйшаго повода къ жалобамъ. Она положительно невыносима, она доводитъ меня до бшенства, и въ то же время остается образцомъ приличія и вжливости. Можетъ-быть, это очень дурно, мама, но мн все равно: я ненавижу ее!

Мистрисъ Мильрой устремила на дочь пытливый взглядъ, какимъ она никогда не смотрла на нее до сихъ поръ. Тутъ, очевидно, крылась тайна, которую изъ собственныхъ разчетовъ ей необходимо было проникнуть, и потому она продолжала пытать Нелли, обнаруживая все большее и большее участіе къ ея секрету.

— Налей мн чашку чаю, сказала она,— и не волнуйся такъ, моя милая. Для чего говоришь ты объ этомъ мн? Почему не поговорить теб объ этомъ съ отцомъ?

— Я уже пробовала говорить съ папа, сказала Нелли.— Но это ни къ чему не ведетъ: онъ слишкомъ добръ, чтобы понять всю ея низость. Она держитъ себя въ отношеніи его какъ нельзя лучше, она всегда старается быть ему полезною. Я никакъ не могу объяснить папа, почему я такъ ненавижу миссъ Гуильтъ, я не могу объяснить этого и вамъ, а только понимаю это сама.

Она попробовала было налить чашку чаю, и опрокинула ее.

— Нтъ, я лучше пойду опять внизъ! воскликнула Нелли, заливаясь слезами.— Я не гожусь ни для чего, даже чашки чаю не могу налить!

Мистрисъ Мильрой схватила ее за руку и остановила. Какъ ни маловажны были замчанія Нелли объ отношеніяхъ майора къ миссъ Гуильтъ, они возбудили ревность ея матери. Вся сдержанность, на которую она только была способна, мгновенно оставила ее, невзирая на присутствіе шестнадцатилтней двочки, и притомъ ея родной дочери.

— Подожди! сказала она съ жаромъ.— Ты напала на настоящій предметъ и на настоящее лицо. Продолжай бранить миссъ Гуильтъ. Мн пріятно это слышать: я также ненавижу ее!

— Вы, мама? воскликнула Нелли, съ удивленіемъ глядя на свою мать.

Для мистрисъ Мильрой наступила минута колебанія. Послднія воспоминанія объ ея прежней счастливой супружеской жизни сильно побуждали ее пощадить полъ и возрастъ ея дочери. Но ревность не щадитъ ничего, ни въ небесахъ, ни на земл она не видитъ никого кром себя самой. Медленный огонь мучительной страсти, горвшій день и ночь въ груди несчастной женщины, страшно сверкнулъ въ глазахъ ея въ ту минуту, какъ она медленно и дко произносила слдующія слова:

— Еслибы ты не была слпа, то ужь конечно никогда не обратилась бы къ своему отцу, сказала она.— Твой отецъ иметъ особенныя причины, чтобы не послушать ни тебя, ни меня, ни кого, кто захотлъ бы сказать ему что-нибудь о миссъ Гуильтъ.

Многія двочки въ возраст Нелли не поняли бы тайнаго значенія этихъ словъ. Но, къ несчастію, она слишкомъ хорошо знала свою мать, чтобы вполн уразумть ея мысль. Нелли вспыхнула и отскочила отъ постели.

— Мама! сказала она,— вы произнесли страшное слово! Папа наилучшій, наидобрйшій изъ людей…. О, я не хочу васъ слушать! я не хочу васъ слушать!

Тогда неукротимый характеръ мистрисъ Мильрой проявился во всей своей сил, тмъ боле что она чувствовала себя неправою.

— Ахъ ты наглая, безмозглая двчонка! съ яростію возразила она.— Неужели ты будешь напоминать мн о моихъ обязанностяхъ къ твоему отцу? Неужели я должна учиться у такой безстыдной двчонки какъ мн говорить, какъ мн думать о твоемъ отц, какъ мн любить и почитать его! Знай, безстыдная тварь, что твое появленіе на свтъ было для меня большимъ разочарованіемъ: я желала имть мальчика! Если ты когда-либо найдешь дурака, который захочетъ на теб жениться, то счастливъ онъ будетъ, если ты будешь любить его вполовину, въ четвертую, въ стотысячную долю мене того какъ я любила твоего отца. Да, плачь теперь, когда уже поздно, пресмыкайся теперь на колняхъ передъ матерью, когда ты уже оскорбила ее. О негодный, грязный недоросль! Я была въ десять разъ красиве тебя, когда выходила за твоего отца, я прошла бы сквозь огонь и воду, чтобъ угодить ему! Если бъ онъ потребовавъ, чтобъ я отрубила для него по локоть свою руку, я и на это ршилась бы для него, говорю теб: я а на это ршалась бы рада его правота!

Она вдругъ повернулась лицомъ къ стн, забывъ о дочери, о муж, обо всемъ на свт кром своей погибшей красоты.

— Мои руки! слабо повторила она про себя.— О, какія руки я имла въ молодости! Она украдкой приподняла рукавъ своего капота а содрогнулась.— А теперь взгляни на нихъ! Взгляни на нихъ!

Нелли упала на колна подл постели а спрятала въ ней свое лицо. Нигд не находя утшенія и помощи, она въ отчаяніи инстинктивно бросилась подъ крыло матери, и вотъ чмъ все это кончилось!

— О, мама, говорила она умоляющимъ голосомъ,— вы знаете, что я не хотла оскорбить васъ. Но я не могла воздержать себя, когда вы стали говорить такъ о папа. О, простите, простите меня!

Мистрисъ Мильрой снова повернулась на подушк, и безсознательно посмотрла на дочь.

— Простить тебя? повторила она, еще думая о прошедшемъ, и медленно возвращаясь къ сознанію настоящаго.

— Я прошу у васъ прощенія, мама, я на колняхъ прошу у васъ прощенія. Я такъ несчастна, я такъ нуждаюсь въ ласк! Неужели вы не простите меня?

— Погоди немного, возразила мистрисъ Мильрой.— А сказала она черезъ минуту,— теперь я понимаю! Простить тебя? Да, хорошо, я прощу тебя, но подъ однимъ условіемъ. Она приподняла головку Нелли и пытливо посмотрла ей въ лицо.— Скажи мн, почему ненавидишь ты миссъ Гуильтъ? У тебя есть свои причины чтобы ненавидть ее, и ты еще не открыла мн ихъ.

Голова Нелли снова опустилась. Жгучая краска стыда, которую она скрывала отъ матери на лиц своемъ, выступила на ше. Мать увидала это и дала ей время оправиться.

— Скажи мн, повторила мистрисъ Мильрой, на этотъ разъ боле ласковымъ голосомъ,— почему ты ненавидишь ее?

Нелли отвчала неохотно и съ запинками.

— Потому что она старается….

— Старается о чемъ?

— Старается заставить одного человка, который гораздо…

— Что гораздо?

— Гораздо моложе ея.

— Заставать его жениться на себ?

— Да, мама.

Едва владея собою отъ волненія и любопытства, мистрисъ Мильрой наклонилась впередъ, и стала ласково перебирать рукою волосы дочери.

— Кто же это, Нелли? спросила она шепотомъ.

— Вы никому не скажете, что это я вамъ открыла, мама?

— Никому! Кто же это?

— Мистеръ Армадель.

Мистрисъ Мильрой снова опустилась на подушку въ мертвомъ молчаніи. Признаніе дочери въ ея первой любви,— признаніе, которое обратило бы на себя вниманіе всякой другой матери, не заняло ее ни на одну минуту. Ревность, искажавшая все по своему произволу, старалась исказить теперь и то что она только-что услыхала отъ дочери. ‘Плутни, подумала она, способны провести мою дочь, но не меня.’

— Что же, миссъ Гуильтъ иметъ какіе нибудь шансы на успхъ? спросила она громко.— Интересуется ею мистеръ Армадель?

Нелли въ первый разъ взглянула на свою мать. Самый трудный шагъ былъ уже сдланъ, она открыла ей всю истину насчетъ миссъ Гуильтъ и прямо назвала Аллана.

— Онъ чрезвычайно ею заинтересованъ, гсказала она.— Это непонятно. Это какое-то слпое пристрастіе, я не могу говорить объ этомъ!

— Но почему тайна мистера Армаделя извстна теб? опросила мистрисъ Мильрой.— Неужели онъ выбралъ именно тебя въ повренные своей любви къ миссъ Гуильтъ?

— Меня! воскликнула Нелли съ негодованіемъ.— Достаточно и того, что онъ сообщилъ это папа.

При имени майора любопытство мистрисъ Мильрой возрасло до величайшихъ размровъ. Она снова приподнялась съ подушки.

— Возьми стулъ, дитя, оказала она.— Сядь и разкажи мн все по порядку. Но помни, все до единаго слова!

— Я могу разказать вамъ, мама, лишь то что слышала отъ папа.

— Когда?

— Въ субботу. Я принесла ему въ мастерскую завтракъ, а онъ мн о говоритъ: ‘Сейчасъ у меня былъ мистеръ Армадель, и я хочу предупредить тебя объ одной вещи, покамстъ не забылъ.’ Я ничего на это не сказала, мама, а только ждала. Тогда папа сталъ разказывать мн, что мистеръ Армадель говорилъ съ нимъ о миссъ Гуильтъ и предлагалъ ему такіе вопросы, которыхъ никто въ его положеніи не иметъ права длать. Папа говоритъ, что онъ принужденъ былъ дружески замтить мистеру Армаделю, чтобы на будущій разъ онъ былъ поделикатне и поосмотрительне. Впрочемъ, я не слишкомъ интересовалась этимъ, мама: какое мн дло до того что именно Армадель сдлалъ или сказалъ. Стоитъ ли мн заботиться объ этомъ?

— О себ пожалуста не распространяйся, рзко перебила ее мистрисъ Мильрой.— Скажи лучше, что сообщилъ теб твой отецъ? Что онъ длалъ, говоря о миссъ Гуильтъ? Какой у него былъ видъ?

— Обыкновенный, мама. Онъ ходилъ въ это время взадъ и впередъ по мастерской, и я также взяла его подъ руку и стада ходить вмст съ нимъ.

— Мн ршительно все равно, что ты длала, сказала мистрисъ Мильрой, приходя все въ большее и большее раздраженіе.— Сообщилъ ли теб отецъ вопросы мистера Армаделя, или нтъ?

— Да, мама. Онъ сказалъ, что мистеръ Армадель прежде всего признался въ своей любви къ миссъ Гуильтъ, а потомъ сталъ разспрашивать у папа исторію ея семейныхъ несчастій.

— Что!… воскликнула мистрисъ Мильрой. Это слово вырвалось у нея почти съ крикомъ, и блая штукатурка на лиц ея треснула во всхъ направленіяхъ.— Мистеръ Армадель сказалъ это? продолжала она, все боле и боле перевшиваясь черезъ постель.

Нелли вскочила съ своего мста и попыталась снова удожитъ мать на подушки.

— Мама! воскликнула она,— что васъ безпокоитъ! Не больны ли вы? Вы меня пугаете!

— Ничего, ничего, ничего, сказала мистрисъ Мильрой. Она была слишкомъ взволнована, чтобы найдти какое-нибудь боле правдоподобное объясненіе.— Мои нервы очень разстроены сегодня, не обращай на это вниманія. Я попробую лечь на другой бокъ, а ты продолжай говорить! Продолжай, я вдь слушаю, хоть и не смотрю на тебя. Она отвернулась лицомъ къ стн и судорожно сжала подъ простыней свои дрожащія руки. ‘Поймала я тебя!’ прошептала она задыхаясь. ‘Наконецъ-то я тебя поймала!’

— Я боюсь, что слишкомъ утомила васъ своимъ разговоромъ, сказала Нелли, — я слишкомъ долго здсь оставалась. Не уйдти ли мн внизъ, мама, а потомъ я опять къ вамъ приду?

— Продолжай, повторила мистрисъ Мильрой машинально.— Что еще сообщилъ теб отецъ? Что-нибудь о мистер Армадел?

— Ничего боле, кром отвта, который онъ далъ ему, сказала Нелли.— Папа повторилъ мн свои собственныя слова. Онъ сказалъ ему: ‘Такъ какъ со стороны миссъ Гуильтъ не было никакихъ добровольныхъ признаній, то мн и вамъ, мистеръ Армадель, извините меня за откровенность, и всякому другому подобаетъ знать о ней лишь то, что вступая ко мн въ домъ, она представила о себ самыя удовлетворительныя свднія.’ А вдь хорошо онъ его срзалъ, мама, не правда ли? И подломъ мистеру Армаделю, я его нисколько не жалю: онъ совершенно заслуживалъ это. Затмъ папа стадъ предостерегать меня. Онъ запретилъ мн поощрять любопытство мистера Армаделя, если тотъ вздумаетъ обратиться съ своими разспросами ко мн. Какъ будто онъ посметъ меня разспрашивать! И какъ будто я стану его слушать, еслибъ онъ и ршился на это! Ну, вотъ и все, мама. Вы конечно, не подумаете, что я разказала вамъ это для того чтобы помшать мистеру Армаделю жениться на миссъ Гуильтъ? Пусть его женится на ней, если хочетъ, мн-то что за дло!… Голосъ Нелли дрожалъ, произнося эти слова, и все лицо ея было живымъ опроверженіемъ заявленнаго ею равнодушія.— Мн ничего боле не нужно, какъ избавиться отъ несчастія имть гувернанткою миссъ Гуильтъ. Пусть меня лучше отдадутъ въ школу. Я хочу быть въ школ. Я совсмъ перемнила мнніе на этотъ счетъ, только не ршаюсь сказать этого папа. Не могу понять что со мною сдлалось, у меня, кажется, ко всему пропала теперь охота и бодрость, а когда папа сажаетъ меня по вечерамъ на колни и говоритъ: ‘потолкуемъ немного, Нелли’, я начинаю плакать. Не возьметесь ли вы поговоритъ ему, мама, что я перемнила мнніе и желаю поступить въ школу?

Глаза ея наполнились слезами, она даже не замтила, что мать ни разу не повернулась въ ея сторону, чтобы посмотрть на нее.

— Да, да! сказала мистрисъ Мильрой разсянно.— Ты у меня умная двочка, тебя отдадутъ въ школу.

Краткость и сухость этого отвта ясно доказала Нелли, что вниманіе ея матери занято было совершенно другимъ предметомъ, и что безполезно было бы продолжать это свиданіе. Она отвернулась спокойно, не сдлавъ ни малйшаго замчанія. Равнодушіе матери было для нея не новостью. Взглянувъ на себя въ зеркало, она налила холодной воды и обмыла лицо.

— Миссъ Гуильтъ не должна замтить что я плакала! подумала Нелли, возвращаясь назадъ къ постели, чтобы проститься съ матерью.

— Я утомила васъ, мама, сказала она кротко.— Отпустите меня теперь, я вернусь къ вамъ поздне, когда вы отдохнете.

— Да, да, машинально повторила мать,— поздне, когда я отдохну немного.

Нелли вышла изъ комнаты. Минуту спустя, мистрисъ Мильрой позвонила горничную. Несмотря на выслушанный ею разказъ, несмотря на вс разумные выводы, естественно вытекавшіе изъ самихъ фактовъ, она все также упорно держалась своихъ ревнивыхъ подозрній.

‘Пусть вритъ ей мистеръ Армадель, и моя дочь, подумала взбшенная женщина. Но я знаю майора и меня она не проведетъ!’

Явилась горничная.

— Приподними меня, сказала мистрисъ Мильрой.— И подай мн пюпитръ. Я хочу писать.

— Вы слишкомъ взволнованы, возразила горничная.— Вамъ нельзя писать.

— Подай пюпитръ, повторила мистрисъ Мильрой.

— Не нужно ли еще чего? спросила Рашель, повторяя свою неизмнную формулу и прилаживая пюпитръ на постели.

— Да. Черезъ полчаса вернись сюда опять. Ты отнесешь письмо въ большой домъ.

Насмшливая сдержанность горничной исчезла мгновенно.

— Господи помилуй! воскликнула она съ неподдльнымъ удивленіемъ.— Что вы тамъ еще придумали? Ужь не собираетесь ли вы писать къ….?

— Я хочу писать къ мистеру Армаделю, перебила мистрисъ Мильрой, — ты отнесешь къ нему письмо и дождешься отвта, но помни, ни одна живая душа въ дом, кром тебя и меня, не должна знать объ этомъ?

— Для чего пишете вы къ мистеру Армаделю? спросила Рашель.— И почему никто, кром насъ двухъ, не долженъ знать объ этомъ?

— Подожди, возразила мистрисъ Мильрой,— и ты узнаешь.

Любопытство горничной, какъ и всякое женское любопытство, не терпло отлагательствъ.

— Я готова помогать вамъ съ открытыми глазами, сказала она,— а въ повязк я дйствовать не намрена.

— О! еслибъ не ноги! простонала мистрисъ Мильрой.— Еслибъ я могла обойдтись безъ тебя, жалкое созданіе!

— Голова у васъ совершенно здорова, возразила невозмутимая горничная.— И вамъ, кажется, давно пора знать, что я не удовольствуюсь полупризнаніями.

Замчаніе было рзко, но справедливо, особенно посл вскрытія письма миссъ Гуилтъ. Мистрисъ Мильрой смирилась.

— Что теб нужно знать? спросила она.— Говори и убирайся.

— Я хочу знать, о чемъ вы пишете къ мистеру Армаделю?

— О миссъ Гуильтъ.

— А какое дло мистеру Армаделю до васъ и до миссъ Гуильтъ?

Мистрисъ Мильрой взяла письмо, возвращенное ей изъ почтамта.

— Наклонись, сказала она.— Миссъ Гуильтъ, можетъ-быть, подслушиваетъ у дверей. Я буду говоритъ шепотомъ.

Горничная наклонилась, не спуская глазъ съ двери.

— Ты знаешь, что почтальйонъ носилъ это письмо въ Кингсдоунъ Крессентъ, сказала мистрисъ Мильрой,— что онъ не нашелъ тамъ мистрисъ Мандевидь, и что никто не могъ сказать ему куда она ухала?

— Ну, прошептала Рашель,— что же дальше?

— А вотъ что. Когда мистеръ Армадель получитъ письмо, которое я намрена писать ему, онъ отправится по тому же адресу, по которому ходилъ и почтальйонъ, и мы увидимъ что изъ этого выйдетъ, когда спроситъ о мистрисъ Мандевиль.

— Но какъ же вы заставите его идти туда?

— Я скажу ему, чтобъ онъ обратился за справками о миссъ Гуильтъ.

— Да что онъ влюбленъ что ли въ эту миссъ Гуильтъ?

— Да.

— А! сказала горничная.— Теперь понимаю!

III. Близость открытія.

Въ то достопамятное утро, когда между мистрисъ Мильрой и ея дочерью происходилъ уже сообщенный читателю разговоръ, молодой сквайръ сидлъ у себя дома, погруженный въ глубокое раздумье.

Даже на легкомысленную натуру Аллана непріятно подйствовали событія послднихъ трехъ дней. Его огорчилъ внезапный уходъ Мидвинтера, а отвтъ майора Мильроя на разспросы о миссъ Гуильтъ до сихъ поръ тяготилъ его душу. Со времени своего послдняго визита на мызу онъ въ первый разъ въ жизни сердился на всхъ, кто только приходилъ съ нимъ въ соприкосновеніе. Онъ былъ недоволенъ Педгифтомъ Младшимъ, который являлся къ нему наканун, чтобы возвстить о своемъ отъзд въ Лондонъ на слдующее утро и предложить свои услуги мистеру Армаделю, недоволенъ гувернанткой во время тайной прогулки съ нею утромъ по парку, и наконецъ, одиноко сидя въ своей комнат и куря сигару, онъ былъ недоволенъ и самимъ собою.

‘Такая жизнъ для меня невыносима,’ подумалъ Алланъ. ‘Если никто не поможетъ мн предложить этотъ неловкій вопросъ миссъ Гуильтъ, то я долженъ буду самъ поискать какой-нибудь способъ.’

Но какой именно? Трудно было отвчать на такой вопросъ. Алланъ попробовалъ было расшевелить ходьбою свою лнивую изобртательность, но появленіе слуги остановило его на первомъ поворот.

— Ну, что еще? спросилъ онъ съ нетерпніемъ.

— Письмо, сэръ, и просятъ отвта.

Алланъ взглянулъ на адресъ. Почеркъ былъ незнакомъ ему. Онъ распечаталъ письмо, и изъ него выпада маленькая записочка, адресованная тмъ же незнакомымъ почеркомъ къ ‘мистрисъ Мандевиль, No 18, Кингсдоунъ-Кресентъ въ Бэзватер, черезъ посредство мистера Армаделя.* Все боле и боле удивленный, Алланъ стадъ искать подписи. Въ конц стояло, ‘Анна Мильрой.’

— Анна Мильрой? повторилъ онъ.— Это должно быть жена майора. Чего ей отъ меня нужно?

Чтобъ узнать это, Алланъ сдлалъ наконецъ то, къ чему давно уже слдовало бы ему приступить. Онъ слъ и сталъ читать письмо.

Секретное.

‘Милостивый государь! Имя, стоящее въ конц этихъ строкъ, вроятно напомнитъ вамъ весьма грубый поступокъ съ моей стороны, которымъ я отплатила недавно за вашу любезную внимательность. Въ оправданіе свое могу сказать лишь одно, что я одержима страшнымъ недугомъ, и что если въ минуту раздраженія отъ жестокой боли я не могла настолько сдержать себя, чтобы не возвращать назадъ присланныхъ вами фруктовъ, то я до сихъ поръ не перестаю сожалть объ этомъ. Пусть это письмо послужитъ вамъ доказательствомъ моего искренняго желанія исправить сдланную мною ошибку и быть, по возможности, полезною нашему доброму другу и домохозяину.

‘До меня дошли слухи о вопросахъ, которые вы предлагали третьяго дня моему мужу насчетъ миссъ Гуильтъ. Судя по всему что я слышала о васъ, я совершенно уврена, что ваше желаніе получить боле точныя свднія объ этой прелестной особ, происходитъ изъ самыхъ благородныхъ побужденій. При такой увренности, невзирая на мое собственно безпомощное состояніе, я чувствую свойственное всякой женщин стремленіе оказать помощь. Если вы желаете поближе ознакомиться съ семейными обстоятельствами миссъ Гуильтъ, не обращаясь за этимъ къ ней самой, вы можете получить вс необходимыя свднія, и вотъ какимъ путемъ.

‘Случилось такъ, что нсколько дней тому назадъ я писала о томъ же предмет къ рекомендательниц миссъ Гуильтъ. Я давно замчала, что наша гувернантка весьма неохотно говоритъ о своей родн, вотъ почему, не приписывая ея молчанія какимъ-либо дурнымъ побужденіямъ, я сочла своею обязанностію относительно своей дочери навести на этотъ счетъ справки. Полученный мною отвтъ довольно удовлетворителенъ. Моя корреспондентка извщаетъ меня, что исторія миссъ Гуильтъ весьма печальна, но что ея собственное поведеніе было въ высшей степени похвально. Вс ея домашнія обстоятельства, повидимому, ясно изложены въ корреспонденціи, находящейся въ рукахъ ея рекомендательницы. Эта дама соглашается показать мн письма, но такъ какъ она не иметъ съ нихъ копій, а между тмъ несетъ за нихъ отвтственность, то она не желаетъ вврять ихъ почт, и проситъ меня подождать до тхъ поръ, пока мы не найдемъ какого-либо надежнаго человка, которому можно было бы вручить этотъ пакетъ для передачи мн.

‘Думая объ этомъ, мн вдругъ пришла мысль, что при вашемъ участіи къ этому длу, вы, можетъ-быть, согласитесь принять на себя это порученіе. Если я ошиблась, и вы нерасположены будете, посл всего сказаннаго мною, взять на Себя хлопоты и издержки, сопряженныя съ поздкой въ Лондонъ, то сожгите мое письмо и приложенную въ немъ записочку, и не будемъ больше говорить объ этомъ. Если же вы готовы быть моимъ посланнымъ, то я съ удовольствіемъ прилагаю здсь рекомендательное письмецо къ мистрисъ Маадевиль. По доставленіи его, вамъ придется только получить письма въ запечатанномъ пакет, прислать ихъ ко мн по возвращеніи въ Торпъ-Амброзъ, и ждать отъ меня скораго увдомленія о результат справокъ.

‘Въ заключеніе скажу, что согласившись на мое предложеніе, вы не сдлаете ничего неприличнаго. Миссъ Гуильтъ такъ неблагосклонно приняла мои намеки о ея семейныхъ обстоятельствахъ, что мн было бы въ высшей степени непріятно (а вамъ совершенію невозможно) обратиться за справками къ ней самой. Вотъ почему я имю полное право разспросить ея рекомендательницу, и вы конечно, не заслужите ни малйшаго порицанія, взявшись врно передать запечатанный пакетъ отъ одной дамы къ другой. Если я найду въ этихъ письмахъ семейныя тайны, которыя нельзя открывать третьему лицу, я, конечно, принуждена буду оставить васъ въ ожиданіи до тхъ поръ, пока не переговорю съ самою миссъ Гультъ. Если же я найду въ нихъ обстоятельства, длающій ей честь и могущія возвысить ее въ вашихъ глазахъ, то я окажу ей большую услугу, выбравъ васъ въ свои повренные. Вотъ мой взглядъ на это дло, но прошу васъ дйствовать по вашему собственному убжденію.

‘Во всякомъ случа вотъ одно условіе, которое, надюсь, вы сами найдете необходимымъ. Извстно, что самые неважные поступки подвергаются въ этомъ коварномъ мір самымъ дурнымъ истолкованіямъ, и потому я прошу васъ сохранить это письмо втайн. Я пишу вамъ съ полною откровенностію, которая ни въ какомъ случа (если только не потребуютъ того обстоятельства) не должно простираться на третье лицо.

‘Примите, милостивый государь, увреніе въ моей совершенной къ вамъ преданности.

‘Анна Мильрой.’

Вотъ въ какой соблазнительной форм поставлена была ловушка неразборчивою изобртательностію майоровой жены. Какъ и всегда, Алланъ безъ малйшаго колебанія увлекся впечатлніемъ минуты и прямо вдался въ обманъ. Онъ сталъ писать отвтъ, не оставляя въ то же время своихъ собственныхъ размышленій, что обнаружило въ немъ присутствіе въ высшей степени характеристическаго нравственнаго хаоса

— Клянусь Юпитеромъ, это чрезвычайно любезно со стороны мистрисъ Мильрой! (‘Милостивая государыня:’ такъ началъ онъ свое письмо.) Именно то, чего я искалъ, изъ ту самую минуту, когда я всего боле въ этомъ нуждался! (‘Ничмъ другимъ не могу выразить вамъ моей благодарности, какъ увривъ васъ, что я съ удовольствіемъ отправлюсь въ Лондонъ, чтобы привезти оттуда означенныя рисьма’) Она будетъ каждый день получать отъ меня корзинку плодовъ въ продолженіе всего лта (‘Я отправляюсь немедленно, сударыня, и завтра же вернусъ назадъ.’) Ахъ, никто кром женщины неспособенъ помочь влюбленному! Будь на мст мистрисъ Мильрой моя бдная матъ, она сдлала бы то же самое. (‘Даю вамъ честное слово джентлъмена, что я въ цлости доставлю письма, и согласно съ вашимъ желаніемъ сохраню ваше порученіе втайн.’) Я охотно далъ бы пятьсотъ фунтовъ тому, кто надоумилъ бы меня, какъ говорить съ миссъ Гуильтъ, а тутъ эта неоцненная женщина сама предлагаетъ мн свои услуги, да еще даромъ. (‘Прошу васъ, милостивая государыня, врить искренней признательности вашего Аллана Армаделя.’)

Отпустивъ посланнаго мистрисъ Мильрой, Алланъ остановился въ минутномъ раздумьи. На слдующее утро у него назначено было въ парк свиданіе съ миссъ Гуильтъ. Ему необходимо было извстить ее, что онъ не можетъ сдержать слово. Но какъ это сдлать? Она запретила ему писать къ ней, а застать ее въ этотъ день одну не было никакой возможности. Чтобы выйдти изъ затрудненія, онъ ршился извстить ее черезъ письмо къ майору, въ которомъ, объявляя о своей поздк въ Лондонъ по дламъ, онъ просилъ порученій у всхъ членовъ семейства. Устранивъ такимъ образомъ это единственное препятствіе, Алланъ взглянулъ на столовые часы и, къ своему величайшему разочарованію, нашелъ, что до отправленія позда остается еще добрый часъ. При настоящемъ расположеніи духа, ему хотлось бы полетть въ Лондонъ вихремъ.

Когда наступило, наконецъ, время отъзда, Алланъ, проходя мимо конторы управляющаго, постучалъ пальцами въ дверь и прокричалъ черезъ нее мистеру Башвуду: ‘Я ду въ городъ, а завтра вернусь назадъ.’ Отвта не было, но явившійся слуга доложилъ своему господину, что мистеръ Башвудъ, не имя сегодня никакихъ длъ, заперъ контору еще нсколько часовъ тому назадъ и ушелъ неизвстно куда.

Первымъ лицомъ, встртившимся Алану, по прізд на дебаркадеръ, былъ Педгифтъ Младшій, отправлявшійся въ Лондонъ по какому-то длу, о которомъ онъ еще наканун упоминалъ въ большомъ дом. Посл взаимныхъ привтствій, ршено было, что оба пріятеля сядутъ въ одномъ вагон. Алланъ радъ былъ найдти себ спутника, Педгифтъ, по обыкновенію, восхищенный случаемъ быть полезнымъ своему кліенту, побжалъ брать билеты и устраивать багажъ. Расхаживая взадъ и впередъ по платформ, Алланъ неожиданно наткнулся на боле не мене какъ на самого мастера Башвуда, стоявшаго поодоль съ кондукторомъ, которому онъ таинственно передавалъ письмо, очевидно присоединяя къ нему небольшое приношеніе.

— Э! закричалъ Алланъ, дружески кивая своему управляющему.— Врно что-нибудь важное отправляете, мистеръ Башвудъ, а?

Еслибы мистера Башвуда поймали на мст преступленія, онъ и тогда едва ли обнаружилъ бы большую тревогу чмъ въ настоящую минуту. Поспшно сорвавъ свою побурвшую, старую шляпу, онъ поклонился Аллану съ непокрытою головой, дрожа всми членами.

— Нтъ, сэръ, нтъ сэръ! Это только маленькое письмецо, маленькое письмецо, маленькое письмецо! проговорилъ управляющій, ища спасенія въ плеоназмахъ, и съ поклонами отступая назадъ, чтобы поскоре скрыться изъ глазъ своего хозяина.

Алланъ беззаботно сдлалъ пируэтъ. ‘Какъ ни стараюсь я полюбить это существо,’ подумалъ онъ, ‘никакъ не могу: онъ такой раболпный! Чортъ возьми! чего тутъ было трястись? Неужели онъ думаетъ, что я интересуюсь его секретами?’

Но на этотъ разъ секретъ мистера Башвуда касался Аллана гораздо ближе чмъ онъ предполагалъ. Письмо, переданное въ руки кондуктору, было ни боле, ни мене какъ предостереженіе, посланное къ мистрисъ Олдершо отъ миссъ Гуильтъ.

‘Если вы можете бросить ваши дла (писала майорская гувернантка), то возвращайтесь въ Лондона немедленно. Дла идутъ здсь скверно, и всему причиной миссъ Мильрой. Сегодня утромъ она настояла на томъ чтобы самой отнести матери завтракъ, который обыкновенно относитъ къ ней горничная. Они имли между собою продолжительное совщаніе наедин, а полчаса спустя, я увидала какъ горничная мистрисъ Мильрой выскользнула украдкой съ письмомъ въ рук и направилась къ большому дому. За отправкой письма послдовалъ неожиданный отъздъ молодаго Армаделя въ Лондонъ, несмотря на свиданіе, которое я назначила ему на другой день поутру. Это кажется мн весьма важнымъ. Двчонка, повидимому, настолько смла, чтобы съ боя отнять у меня званіе мистрисъ Армадель-изъ-Торпъ-Амброза, и ей удалось какъ-то пріобрсти содйствіе своей матери. Не думайте, чтобъ я была хоть сколько-нибудь разстроена или обезкуражена, и не предпринимайте ничего до новаго отъ меня увдомленія. Постарайтесь только поскоре возвратиться въ Лондонъ, потому что ваша помощь можетъ оказаться мн весьма необходимою въ теченіе слдующихъ дней.

‘Я посылаю это письмо въ городъ (чтобъ избжать почты) съ полдневнымъ поздомъ черезъ кондуктора. Такъ какъ вы непремнно желаете знать каждый мой шагъ въ Торпъ-Амброз, то я скажу вамъ, что мой посланный (вдь я не могла же сама идти на дебаркадеръ) есть то самое странное, старое существо, о которомъ я упоминала вамъ въ моемъ первомъ письм. Съ тхъ поръ онъ постоянно пресмыкался около мызы, чтобы взглянуть на меня. Не знаю наврное, пугаю ли я его, или обворожаю: кажется, и то, и другое вмст. Впрочемъ, важно въ этомъ лишь то, что я могу давать ему маленькія порученія, а современемъ, быть-можетъ, употреблю его и на что-нибудь посеріозне.

‘Лидія Гуилтъ.’

Между тмъ поздъ двинулся съ Торпъ-Амброзской станціи, и молодой сквайръ съ своимъ спутникомъ покатили въ Лондонъ.

Многіе, быть-можетъ, находясь теперь въ обществ Аллана, задумались бы надъ тмъ, какого рода дло вызывало его въ столицу. Непогршимый инстинктъ свтскаго человка помогъ Педгифту Младшему разгадать эту тайну безъ малйшаго затрудненія. ‘Старая исторія,’ подумала его разумная, многоопытная голова, таинственно покачиваясь на молодыхъ, дюжихъ плечахъ. ‘Тутъ, по обыкновенію, замшана женщина. Всякое другое дло не миновало бы меня’. Удовлетворенный такимъ заключеніемъ, Педгитъ Младшій принялся для своихъ собственныхъ интересовъ, до обыкновенію, ухаживать за своимъ кліентомъ. Онъ захватилъ въ свои руки всю административную часть путешествія въ Лондонъ, какъ нкогда всю административную часть пикника на Озеркахъ. По прізд въ Лондонъ, Алланъ готовъ былъ отправиться въ первую рекомендованную ему гостиницу, и его неоцненный адвокатъ прямо повезъ его въ отель, гд семейство Педгифтовъ останавливалось въ продолженіе трехъ поколній.

— Любите вы овощи, сэръ? спросилъ веселый Педгифтъ, когда извощичій кабріолетъ подвезъ ихъ къ одному отелю на Ковентъ-Гарденскомъ рынк.— Прекрасно, а остальное предоставьте моему дду, отцу и мн. Не знаю кто изъ насъ троихъ наиболе любимъ о уважаемъ въ этомъ дом. Какъ поживаешь Уилльямъ? (Это нашъ старшій слуга, мистеръ Армадель.) Прошелъ ли у твоей жены ревматизмъ? хорошо ли идетъ въ школ сынишка? Хозяина нтъ дома? Ну, ничего, мы обойдемся и безъ него. Вотъ рекомендую теб, Уилльямъ, мистеръ Армадель изъ Торпъ-Амброза. Я уговорилъ мистера Армаделя попробовать нашу гостиницу. Приготовилъ ли ты спальню, о которой я писалъ? Прекрасно, отведи ее вмсто меня мистеру Армаделю (Любимая спальня моего дда, сэръ, No 5, во второмъ этаж.) Прошу васъ, располагайте ею, а ужъ я найду себ мсто. Вы не любите ли, чтобы по верхъ перины былъ положенъ матрацъ? Слышишь, Уилльямъ? Скажи Матильд, чтобъ она положила сверхъ перины матрацъ. А что, какова Матильда? Не возится ли она, по обыкновенію, съ своими зубами? Это старшая служанка, мистеръ Армадель, и весьма замчательная женщина, не хочетъ разстаться съ гнилымъ зубомъ въ нижней челюсти. Ддъ мой говорилъ ей: ‘вырви его,’ отецъ говоритъ ‘вырви его,’ я также говорю: ‘вырви его,’ а Матильда какъ будто никого изъ насъ и не слышитъ. Да, Уилльямъ, да, эта гостиная прекрасна, если мистеръ Армадель одобритъ ее. Теперь насчетъ обда, сэръ. Вы, вроятно, пожелаете сперва покончить дла, а потомъ уже обдать? Въ такомъ случа не сойдтись ли намъ въ половин седьмаго? Уилльямъ, къ половин седьмаго! Вамъ ни о чемъ не нужно будетъ заботиться, мистеръ Армадель. Старшій слуга передастъ только мой поклонъ повару, и необходимымъ слдствіемъ этого поклона будетъ то, что намъ подадутъ, не просрочивъ ни одной минуты, самый лучшій обдъ въ Лондон. Потрудись сказать повару, Уилльямъ, что для мистера Педгифта Младшаго,— иначе, сэръ, мы рискуемъ получить обдъ моего дда или отца, который можетъ показаться намъ немного тяжеловатымъ и старомоднымъ. Что касается до вина, Уилльямъ, то ты подашь къ обду мое шампанское и тотъ самый хересъ, который отецъ мой находитъ гадкимъ, а посл обда бордо съ синимъ клеймомъ, которое, по мннію моего простодушнаго дда, не стоитъ и шести пенсовъ. Ха, ха, ха! Бдный старикашка! Не забудь прислать на верхъ вечернія газеты и театральныя афиши, и покамстъ, кажется, все, Уилльямъ. Неоцненный слуга, мистеръ Армадель! Они вс въ этомъ дом пренеоцненные слуги. Быть-можетъ, мы здсь не въ самой модной гостиниц, сэръ, во клянусь лордомъ Гарри, намъ здсь привольно! Кабріолетъ? Вамъ нуженъ кабріолетъ, сэръ? Не шевелитесь! Я уже звонилъ дважды — это значитъ: скорй кабріолетъ! Смю ли я спросить у васъ, мистеръ Армадель, куда вы направитесь отсюда? А въ Бэзватеръ? Не можете ли вы довезти меня до парка? Всякій разъ, какъ бываю въ Лондон, я имю привычку прогуливаться между аристократами. Вашъ покорнйшій слуга, сэръ, знатокъ въ красивыхъ женщинахъ и въ красивыхъ лошадяхъ, и находясь въ Гайдъ-парк, онъ, можно сказать, чувствуетъ себя въ своей природной стихіи.

Такъ неумолкаемо болталъ всесовершенный Педгифтъ, и помощію этихъ маленькихъ уловокъ думалъ возвыситься въ мнніи своего кліента.

Когда наступилъ часъ обда, и оба спутника снова сошлись въ гостиниц, даже и мене прозорливый наблюдатель, чмъ молодой Педгифтъ, замтилъ бы перемну, совершившуюся въ Аллан. Онъ имлъ смущенный и недовольный видъ, и сидлъ молча, барабаня пальцами по столу.

— Не случилось ли съ вами чего-нибудь непріятнаго, сэръ, съ тхъ поръ какъ мы разстались въ парк? спросилъ Педгифтъ Младшій.— Извините меня за этотъ вопросъ…. я предлагаю его лишь для того чтобъ узнать, не могу ли я быть чмъ полезенъ.

— Случилось то чего я никакъ не ожидалъ, отвчалъ Алланъ:— я просто не знаю что мн длать. Я желалъ бы знать ваше мнніе, прибавилъ онъ посл минутнаго колебанія,— то-есть, если вы позволите мн не входить въ подробности?

— Конечно! отвчалъ молодой Педгифтъ.— Сдлайте мн лишь легкій очеркъ, сэръ. Мн довольно будетъ намека: вдь я не вчера родился. ‘О эти женщины!’ подумалъ молодой философъ.

— Вдь вы помните, началъ Алланъ,— что я сказалъ вамъ, когда мы пріхали въ эту гостиницу? Я сказалъ, что мн нужно побывать въ Бэзватер (Педгифтъ отмтилъ въ ум первый пунктъ: дло, значитъ, происходило въ окрестностяхъ Бэзватера), и повидаться, то-есть, нтъ…. узнать объ одной особ. (Педгифтъ отмтилъ второй пунктъ: въ дл замшана особа женскаго или мужескаго пола? Конечно, женскаго!) Прекрасно, я отправился въ назначенный мн домъ, и когда спросилъ о ней, то-есть объ этой особ…. она…. то-есть, особа…. А, да чортъ ихъ возьми! воскликнулъ Алланъ,— я и самъ сойду, да и васъ сведу съ ума, если буду говорить обиняками. Вотъ вамъ вся сущность дла въ двухъ словахъ. Я пошелъ въ No 18 Кингсдоунъ-Кресента, чтобы видть одну даму, по имени Мандевиль, но когда я спросилъ о ней, мн сказали, что мистрисъ Мандевиль отправилась неизвстно куда, не оставивъ даже адреса, по которому можно было бы пересылать къ ней письма. Ну, вотъ! Теперь я сказалъ все…. Что же вы думаете объ этомъ?

— Скажите мн прежде, сэръ, сказалъ осторожный Педгифтъ,— навели ли вы какія-нибудь справки, когда узнали, что эта дама исчезла?

— Справки? повторилъ Алланъ.— Я былъ совершенно озадаченъ, я не сказалъ ни слова. Какія же справки долженъ былъ я наводить?

Педгифтъ Младшій откашлялся и съ офиціальнымъ видомъ скрестилъ ноги.

— Я не имю ни малйшаго желанія, мистеръ Армадель, началъ онъ,— вмшиваться въ ваши дла съ мистрисъ Мандевиль…

— Да, безцеремонно замтилъ Алланъ,— я надюсь, что вы не станете вмшиваться въ. нихъ. Мои дла съ мистрисъ Мандевиль должны остаться тайной.

— Но, продолжалъ Педгифтъ, тыкая указательнымъ пальцемъ одной руки по открытой ладони другой,— я, вроятно, могу спросить васъ вообще, настолько ли интересуетъ васъ дло съ мистрисъ Мандевиль, чтобы ради его стоило слдить за ней изъ Кингсдоунъ-Кресента до ея настоящей резиденціи?

— Конечно! сказалъ Алланъ.— Я имю особенную причину желать свиданія съ нею.

— Въ такомъ случа, сэръ, возразилъ Педгифтъ Младшій,— вы должны были предложить два главнйшіе вопроса: вопервыхъ, когда именно, а вовторыхъ, какимъ образомъ ухала мистрисъ Мандевиль. Узнавъ это, вы должны были потомъ удостовриться, какими домашними обстоятельствами сопровождался ея отъздъ: не вышло ли тутъ какого-нибудь не доразумнія, напримръ, насчетъ денегъ, а также, ухала ли она одна, или съ кмъ-нибудь другимъ, принадлежалъ ли ей этотъ домъ, или она только была въ немъ жилицей, и наконецъ, въ послднемъ случа….

— Стойте! Стойте! У меня голова закружилась, воскликнулъ Алланъ.— Я не понимаю всхъ этихъ крючковъ и ловушекъ, я не привыкъ къ нимъ.

— А я привыкъ къ нимъ съ самаго дтства, сэръ, замтилъ Педгифть.— И если могу вамъ быть полезенъ, скажите только слово.

— Благодарю васъ, отвчалъ Алланъ.— Еслибы вы помогли мн найдти мистрисъ Мандевиль, и еслибы потомъ предоставила все дло исключительно мн одному….

— Я съ величайшимъ удовольствіемъ предоставлю его вамъ, сэръ, сказалъ Педгифтъ Младшій. ‘Но бьюсь объ закладъ,’ прибавилъ онъ мысленно,— ‘что, когда наступитъ время, вы передадите его мн!’ — Завтра утромъ мы вмст отправимся въ Бэзватеръ, мистеръ Армадель. А между тмъ вотъ и супъ. Вызывается къ суду очередной искъ: ‘Удовольствіе versys (противъ) Дла.’ Не знаю, что вы скажете, сэръ, но я произнесу безъ малйшаго колебанія свой приговоръ — въ пользу истца. Будемъ собирать розы, покамстъ не ушло время. Простите меня за мою веселость, мистеръ Армадель. Хотя я и живу въ глуши деревни, но я созданъ для Лондона, самый воздухъ столицы опьяняетъ меня.

Посл этого признанія очаровательный Педгифтъ подвинулъ стулъ своему патрону и сталъ весело отдавать приказанія.

— Посл супа ты подать punch, Уилльямъ. Я отвчаю за этотъ punch glac, мистеръ Армадель, онъ приготовляется здсь по рецепту моего двоюроднаго дда, который держалъ нкогда таверну и былъ первымъ основателемъ нашего семейнаго благоденствія. Я ни мало не стыжусь сказать вамъ, что одинъ изъ Педгифтовъ былъ трактирщикомъ, во мн нтъ никакой ложпой гордости. ‘По достоинствамъ узнается истинный человкъ, сказалъ Попъ, по отсутствію ихъ — негодяй, все же прочее есть только кожа и прюнель.’ Въ свободное время я занимаюсь и поэзіей, и музыкой, сэръ, въ самомъ дл, я состою въ боле или мене близкихъ отношеніяхъ со всми девятью музами. А-га! Вотъ и пуншъ! Въ память моего двоюроднаго дда-трактирщика, мистеръ Армадель, выпьемъ этотъ пуншъ въ торжественномъ молчаніи!

Алланъ сильно старался подражатъ веселости и юмору своего спутника, но это не удавалось ему. Его визитъ въ Кингсдоунъ-Кресентъ безпрестанно приходилъ ему на память въ продолженіе всего обда и всхъ общественныхъ увеселеній, куда онъ потомъ отправился съ своимъ адвокатомъ. Отходя въ этотъ вечеръ ко сну, Педгифтъ Младшій покачалъ своею осторожною головой, и задувая свчу, еще разъ съ упрекомъ помянулъ ‘женщинъ,’ какъ несомннныхъ виновникъ разстройства мистера Армаделя.

На другой день въ десять часовъ утра неутомимый Педгифтъ уже былъ на мст дйствія. Къ величайшей радости Аллана, онъ самъ предложилъ навести необходимыя справки въ Кингсдоунъ-Кресент, между тмъ какъ патронъ его дожидался по близости въ томъ самомъ кабріолет, который привезъ ихъ изъ гостиницы. Чрезъ нсколько минутъ Педгифтъ возвратился со всми подробностями, какія только можно было разузнать. Прежде всего онъ попросилъ Аллана выйдти изъ кабріолета и отпустить извощика. Затмъ вжливо предложилъ ему руку, и повелъ его за уголъ площади, черезъ скверъ, въ какой-то переулокъ, который особенно оживлялся присутствіемъ извощичьей биржи. Тутъ онъ остановился и шутливо спросилъ у мистера Армаделя, видитъ ли онъ теперь куда лежитъ его дорога, и не пожелаетъ ли получить объясненія.

— Вижу ли я свою дорогу? повторилъ Алланъ съ изумленіемъ.— Я ничего не вижу кром биржи.

Педгифтъ Младшій сострадательно улыбнулся и пустился въ боле подробныя объясненія. Онъ попросилъ своего патрона прежде всего обратить вниманіе на одну гостиницу въ Кингсдоунъ-Кресент, гд онъ видлся съ самою хозяйкой. Очень милая особа, бывшая лтъ пятьдесятъ тому назадъ весьма красивою двушкой, и которая была бы совершенно во вкус Педгифта, еслибъ онъ жилъ въ начал настоящаго столтія,— совершенно въ его вкус. Но, можетъ-быть, мистеръ Армадель желаетъ что-нибудь слышать о мистрисъ Мандевиль? Къ несчастію, о ней разказывать нечего. Она ухала безъ ссоры, безъ копйки долга, и не оставивъ посл себя никакихъ слдовъ, по которымъ можно было бы отыскать ее. Или мистрисъ Мандевиль привыкла исчезать такимъ образомъ, или тутъ что-нибудь кроется, что именно, объяснить пока не легко. Педгифтъ узналъ число и время ея отъзда, а также и самый способъ ея отправленія. Этотъ способъ можетъ, впрочемъ, навести на ея слды. Она ухала въ кабріолет, приведенномъ слугою съ ближайшей биржи. Карета была теперь передъ ихъ глазами, и такъ какъ прежде всего они увидали водовоза, то обратиться къ нему за свдніями значило прямо идти (да проститъ мистеръ Армадель эту шутку) къ ‘источнику’ свдній. Пошутивъ такимъ образомъ и сказавъ Аллану, что онъ вернется черезъ минуту, Педгифтъ Младшій побрелъ внизъ по улиц и таинственно пригласилъ водовоза въ ближайшій трактиръ.

Черезъ нсколько минутъ оба вышли оттуда, и водовозъ сталъ постепенно подводить Педгифта къ первому, третьему, четвертому и шестому извощику, экипажи которыхъ стояли на бирж. Самый длинный разговоръ былъ съ шестымъ извощикомъ, онъ кончился тмъ, что шестой кабріолетъ внезапно подъхалъ къ той части улицы, гд ожидалъ Алланъ.

— Садитесь, сэръ, сказалъ Педгифтъ отворяя дверку,— я нашелъ человка. Онъ помнитъ эту даму, и хотя забылъ имя улицы, но можетъ, кажется, найдти домъ, куда отвозилъ ея нкогда, если попадетъ въ эту мстность. Мн пріятно сообщить какъ, мистеръ Армадель, что до сихъ поръ намъ везетъ счастіе. Я просилъ водовоза показать мн всхъ постоянныхъ извощиковъ этой биржи, и оказалось, что одинъ изъ нихъ отвозилъ мистрисъ Мандевиль. Водовозъ ручается за него, это совершенная аномалія въ ваше время — весьма почтенный извощикъ, здитъ на своей собственной лошади и никогда не бывалъ ни въ какихъ денежныхъ затрудненіяхъ. Такого рода люди, сэръ, поддеракиваютъ нашу вру въ человка. Я разсмотрлъ нашего пріятеля и совершенно согласенъ съ водовозомъ, что на него можно положиться.

Не прежде какъ прохавъ разстояніе между Бэзватеромъ и Пимлико, извощикъ убавилъ шагу и сталъ посматривать кругомъ. Раза два вернувшись назадъ, кабріолетъ въхалъ, наконецъ, въ уединенный тупой переулокъ, оканчивавшійся глухою стной, въ которой продлана была калитка, и остановился налво у послдняго дома, соприкасавшагося со стной.

— Здсь, джентльмены, сказалъ извощикъ, отворяя дверку кабріолета.

Алланъ и его адвокатъ вышли вмст, и оба посмотрли на домъ съ чувствомъ инстинктивнаго недоврія. Зданія имютъ такке свою физіономію, особенно въ большихъ городахъ, и этотъ домъ имлъ какую-то особенно подозрительную наружность. Вс окна фасада были заперты, и маркизы на нихъ спущены. Спереди этотъ домъ казался не боле другихъ домовъ улицы, но онъ обманчиво разбгался взадъ и получалъ еще боле удобства отъ своей глубины. Въ нижнемъ этаж, повидимому, помщалась лавка, но въ пространств мекду стеклами окна и красною драпировкой, совершенно скрывавшею отъ глазъ внутренность комнаты, ничего не было выставлено. Съ одной стороны была парадная стеклянная дверь, изнутри такке задернутая красною занавской, а снаруки украшенная мдною дощечкой съ именемъ Ольдершо. На другой ке сторон бніла приватная дверь со звонкомъ, на которомъ вырзана была надпись: по длу, и съ мдною дощечкой, гласившею, что тутъ живетъ медикъ, ибо на ней выставлено было имя доктора Доунварда. Если допуститъ, что кирпичъ и известка могутъ говорить, то здсь они ясно говорили: ‘У насъ есть свои тайны, и мы твердо ршились не выдавать ихъ.’

— Не можетъ быть, чтобъ это былъ тотъ самый домъ, сказалъ Алланъ: — тутъ, вроятно, ошибка.

— Вамъ это лучше знать, сэръ, замтилъ Педгифтъ Младшій съ своею сардоническою важностью.— Вы, вроятно, хорошо знакомы съ обычаями и образомъ жизни мистрисъ Мандевиль.

— Я? воскликнулъ Алланъ.— Васъ можетъ быть удивитъ это, но мистрисъ Мандевиль для меня лицо совершенно незнакомое.

— Меня это нисколько не удивляетъ, сэръ, содержательница отеля въ Кингсдоунъ-Кресент сообщила мн, что мистрисъ Мандевиль — старуха.— Не разспросить ли намъ здсь о ней? прибавилъ непроницаемый Педгифтъ, посматривая на красную драпировку въ окн магазина, и сильно подозрвая, что за нею скрывается, быть-можетъ, внучка мистрисъ Мандевиль.

Сначала они попробовали было отворить дверь лавки, во она была заперта. Тогда они позвонили у парадной стеклянной двери, и имъ отворила худая, желтая двица съ истрепаннымъ французскимъ романомъ въ рукахъ*

— Добраго утро, миссъ, сказалъ Педгифтъ.— Дома ли мистрисъ Мандевиль?

Желтая двица уставилась на вето съ изумленіемъ.— Здсь нтъ такой особы, рзко отвтила она съ иностранныхъ акцентомъ.

— Но, быть-можетъ, ее знаютъ у другаго входа? опросилъ Педгифть Младшій.

— Можетъ-быть, отвчала желтая двица и захлопнула у него подъ носомъ дверь.

— А вдь горячая молодая особа, сэръ, сказалъ Педгифтъ. Я радуюсь за мистрисъ Мандевиль, что она съ нею незнакома.

Съ этими словами онъ подошелъ къ дощечк доктора Доунварда и дернулъ за звонокъ.

На этотъ разъ имъ отворилъ слуга, въ поношенной ливре. Онъ также обнаружилъ величайшее изумленіе при имени мистрисъ Мандевиль и сказалъ, что онъ не знаетъ такой особы.

— Странно! оказалъ Педгифтъ, обращаясь къ Аллану.

— Что странно? спросилъ тихо выступающій, тихо говорящій джентльменъ въ черномъ плать, внезапно появляясь на порог гостиной.

Педгифтъ Младшій вжливо объяснилъ въ чемъ дло, и спросилъ, не иметъ ли онъ удовольствія говорить съ докторомъ Доунвардомъ.

Докторъ поклонился. Если можно употребить здсь такое выраженіе, онъ былъ одинъ изъ тхъ тщательно сформованныхъ докторовъ, къ которымъ публика, и въ особенности женщины, питаютъ безусловное довріе. У него была необходимая лысина, необходимыя очки, необходимый черный фракъ и необходимая мягкость въ обращеніи,— словомъ, все какъ слдуетъ. Голосъ его былъ ласковъ, движенія осмотрительны, улыбка заманчива. На дощечк его не было обозначено, какою отраслью медицины онъ занимался, но онъ не исполнилъ бы своего призванія, еслибы не былъ дамскимъ медикомъ.

— И вы уврены, что тутъ нтъ ошибки? спросилъ докторъ съ сильнымъ затаеннымъ безпокойствомъ.— Ошибки относительно имени часто влекутъ за собою большія неудовольствія. Нтъ? Вы дйствительно не ошибаетесь? Въ такомъ случа, джентльмены, я могу повторить вамъ лишь то что вы уже слышали отъ моего слуги. Прошу васъ, не извиняйтесь. Добраго утра.

Докторъ удалился такъ же безшумно какъ и пришелъ, слуга, въ поношенной ливре, молча отворилъ дверь, и Алланъ съ своимъ спутникомъ снова очутились на улиц.

— Мистеръ Армадель, сказалъ Педгифтъ,— не знаю что вы чувствуете, но я совершенно озадаченъ.

— Тутъ въ самомъ дл что-то не ладно, возразилъ Алланъ, — я только что хотлъ спросить васъ, что намъ предпринять теперь.

— Мн не нравится ни физіономія этого мста, ни физіономія молодой женщины, ни физіономія доктора, продолжалъ тотъ.— Все это мн очень подозрительно, хотя я и не могу положительно утверждать, что они обманываютъ васъ, и что имъ извстно имя мистрисъ Мандевиль.

Впечатлнія Педгифта Младшаго рдко обманывали его, и на этотъ разъ онъ также не ошибся. Осторожность мистрисъ Ольдершо, побудившая ее скрыться изъ Бэзватера, какъ это часто бываетъ, посадила ее въ просакъ. Она внушила ей никому не доврять въ Пимлико тайну принятаго ею на себя имени въ качеств рекомендательницы миссъ Гуилтъ, а между тмъ упустила изъ виду то обстоятельство, которое дйствительно случилось. Словомъ, мистрисъ Ольдершо предусмотрла все, кром той непредвиднной случайности, что о репутаціи миссъ Гуильтъ станутъ наводить позднйшія справки.

— Надобно что-нибудь предпринять, сказалъ Алланъ, — здсь, повидимому, безполезно оставаться.

Еще никому никогда не удавалось поставить въ тупикъ Педгифта Младшаго, не удалось это теперь и Аллану.

— Я совершенно съ вами согласенъ, сэръ, сказалъ онъ,— намъ нужно предпринять что-нибудь. Допросимъ опять извощика.

Извощикъ обнаружилъ необычайную твердость. Когда его стали обвинять въ ошибк, онъ указалъ на пустое окно магазина:

— Не знаю, видали ли вы что-нибудь подобное, джентльмены, замтилъ онъ,— а я въ первый разъ въ жизни вижу магазинное окно, за которымъ ничего не выставлено. Это тогда же бросилось мн въ глаза, и я совершенно признаю теперь это мсто.

Когда его заподозрили въ томъ, что онъ ошибся особою, днемъ и домомъ, изъ котораго будто бы вывезъ эту особу, извощикъ и тутъ оказался непоколебимымъ. Служанка, приходившая нанимать его, была хорошо извстна на бирж. День отмченъ былъ въ его памяти тмъ, что это былъ самый неудачный для него день въ году, а дама отмчена была тмъ, что у нея заране уже приготовлены были деньги для уплаты, и что она заплатила ему безъ всякаго разговора (что длаетъ рдкая пожилая дама).

— Запишите мой номеръ, заключилъ извощикъ, и заплатите мн за зду, а то, что я вамъ сказалъ, я всегда буду готовъ подтвердить хоть присягой.

Педгифтъ записалъ въ своей памятной книжк номеръ извощика. Прибавивъ къ нему названіе улицы и имена, выставленныя на двухъ мдныхъ дощечкахъ, онъ спокойно отворилъ дверку кабріолета.

— Покамстъ мы еще бродимъ въ потемкахъ, сказалъ онъ.— Не вернуться ли намъ въ гостиницу?

Онъ говорилъ и смотрлъ серіозне обыкновеннаго. Одинъ этотъ фактъ, что ‘мистрисъ Мандевиль’ перемнила квартиру, не сказавъ никому, куда она узжаетъ, и не оставивъ адреса, по которому можно было бы пересылать къ ней письма — фактъ, перетолкованный ревностью мистрисъ Мильрой, еще не произвелъ большаго впечатлнія на безпристрастный умъ Алланова адвоката. Люди часто перемняютъ тайкомъ квартиры, имя на то совершенно основательныя причины. Но видъ мста, въ которое, по настоятельнымъ увреніямъ извощика, онъ будто бы отвезъ ‘мистрисъ Мандевиль,’ представилъ Педгифту Младшему въ совершенно новомъ свт репутацію и поступки этой таинственной дамы. Онъ вдругъ почувствовалъ внезапное участіе къ этому длу, и ему захотлось проникнуть тайну Аллана.

— Трудно разобрать, каковъ долженъ быть нашъ слдующій шагъ, мистеръ Армадель, сказалъ онъ на возвратномъ пути въ гостиницу.— Не можете ли вы посвятить меня въ какія-либо дальнйшія подробности?

Алланъ колебался, и Педгифтъ Младшій самъ увидалъ, что зашелъ слишкомъ далеко. ‘Не нужно принуждать его, подумалъ онъ, нужно дать ему время и подождать его добровольнаго признанія.’

— За отсутствіемъ всякихъ другихъ свдній, сэръ, снова началъ онъ,— что вы скажете, если я наведу справки объ этомъ странномъ магазин и объ этихъ двухъ именахъ на двери? У меня есть свое дло въ Лондон, и я сейчасъ отправляюсь въ такое мсто, откуда получаются всевозможныя свднія.

— Мн кажется, бды не будетъ, если вы наведете справки, отвчалъ Алланъ.

Онъ также говорилъ серіозне обыкновеннаго, и начиная поддаваться всепоглощающему любопытству узнать боле. Въ его ум начала смутно возникать какая-то неопредленная связь между затрудненіемъ узнать домашнія обстоятельства миссъ Гуильтъ и затрудненіемъ отыскать ея рекомендатедьницу.

— Я выйду изъ экипажа и пройдусь пшкомъ, а вы отправляйтесь себ по дламъ, сказалъ онъ.— Мн нужно немного поразмыслить объ этомъ дл, а въ такомъ случа прогулка и сигара чрезвычайно полезны.

— Мое дло, сэръ, окончится къ двумъ часамъ, сказалъ Педгифть, когда кабріолетъ остановился, чтобы выпустить Аллана. Итакъ, въ два часа мы опять сойдемся въ гостиниц!

Алланъ утвердительно кивнулъ головой, и кабріолетъ похалъ дальше.

IV. Алланъ въ крайнемъ затрудненіи.

Пробило два часа, и Педгифть Младшій аккуратно явило къ назначенному времени. Его утренняя веселость исчезла безъ слда, онъ поклонился Аллану съ своею обычною вжливостью, но безъ обычной улыбки, а когда главный служитель пришелъ за приказаніями, онъ былъ немедленно отпущенъ словами, которыхъ еще никто не слыхалъ отъ Педгифта въ этой гостиниц: ‘Теперь ничего не нужно.’

— Вы какъ будто разстроены, замтилъ Алланъ.— Врно трудно было навести оправки? Неужели никто не могъ сообщить вамъ о дом въ Пимлико?

— Три лица говорили мн о немъ, мистеръ Армадель, а вс три сказали одно и то же.

Алланъ поспшилъ пододвинуть свой стулъ къ стулу товарища. Въ этотъ промежутокъ времени, покамстъ они не видались другъ съ другомъ, онъ много думалъ, но эти размышленія не внесли спокойствія въ его душу. Эта ощутительная, но на самомъ дл столь неуловимая связь между затрудненіемъ узнать семейныя обстоятельства миссъ Гуильтъ и затрудненіемъ отыскать ея рекомендательницу,— связь уже прежде установившаяся въ его мысляхъ,— еще сильне овладла его умомъ въ этотъ промежутокъ времена. Его смущали сомннія, которыхъ онъ не могъ на понять, на выразить. Его подстрекало любопытство, удовлетворить которому онъ вмст и желалъ, и боялся.

— Извините, сэръ, если я обезпокою васъ двумя вопросами, прежде нежели приступлю къ длу, сказалъ Педгифть Младшій.— Я не хочу навязываться на вашу откровенность, мн нужно только освтить немного свой путь въ этомъ двусмысленномъ дл. Скажите, есть ли, помимо васъ самихъ, лица, интересующіяся этими справками?

— Да, ими интересуются и другія лица, отвчалъ Алланъ.— Это я могу вамъ сказать.

— Нтъ ли, кром мистрисъ Мандевиль, еще другой особы, которая была бы предметомъ этихъ справокъ? продолжалъ Педгифть, стремясь проникнуть все глубже и глубже въ завтную тайну.

— Да, есть еще одна особа, сказалъ Алланъ съ видимымъ принужденіемъ.

— Эта особа молодая женщина, мистеръ Армадель?

Алланъ вздрогнулъ.

— Какъ вы могли угадать это? началъ-было онъ, но сдержался, хотя нсколько поздно.— Не разспрашивайте меня боле, продолжалъ онъ.— Я неспособенъ защищаться отъ такого хитреца какъ вы, а между тмъ я связанъ честнымъ словомъ никому не открывать подробностей этого дла.

Этихъ словъ, повидимому, достаточно было для Педгифта Младшаго. Онъ, въ свою очередь, придвинулся къ Аллану. Въ его манерахъ проглядывали неловкость и безпокойство, но надъ человкомъ по привычк взялъ верхъ адвокатъ.

— Мн ничего боле не нужно, сэръ, сказалъ онъ,— а теперь я имю нчто сказать вамъ отъ себя. Въ отсутствіи отца моего вы соблаговолите, можетъ-быть, смотрть на меня какъ на настоящаго вашего адвоката. И если вы примете мой совтъ, то я попросилъ бы васъ не идти дале въ этихъ розыскахъ.

— Что вы хотите сказать этимъ? спросилъ Алланъ.

— Почему знать, мистеръ Армадель, можетъ-быть, несмотря на свою положительность, извощикъ и ошибся. Я серіозно рекомендую вамъ не вритъ его показаніямъ и остановиться на томъ что теперь знаете.

Этотъ совтъ поданъ былъ съ доброю цлью, но слишкомъ поздно. Алланъ поступилъ такъ, какъ поступили бы на его мст девяносто девять человкъ изъ ста: онъ не захотлъ воспользоваться совтомъ своего адвоката.

— Очень хорошо, сэръ, сказалъ Педгифтъ Младшій,— если вы непремнно настаиваете, то я долженъ исполнить ваше желаніе.

Онъ наклонился къ самому уху Аллана и почти прошепталъ ему то что онъ узналъ о дом въ Пимлико и о его обитателяхъ.

— Не вините меня, мистеръ Армадель, прибавилъ онъ, произнеся свой безвозвратный приговоръ.— Я желалъ пощадить васъ.

Алланъ перенесъ ударъ молча, какъ обыкновенно переносятся вс ужасныя потрясенія. Первое побужденіе заставило бы его безразсудно ухватиться за совтъ Педгифта, какъ за соломинку утопающаго, еслибы не одно проклятое обстоятельство, которое казалось неустранимымъ. Ему невольно приходило теперь на память явное нежеланіе миссъ Гуильтъ говорить о своемъ прошедшемъ,— нежеланіе, бывшее косвеннымъ, но ужаснымъ подтвержденіемъ показаній извощика, которыя обличали несомннную связь между рекомендательницею миссъ Гуильтъ и домомъ въ Пимлико. Единственное заключеніе, которое сдлалъ бы на мст Аллана всякій, слышавшій и видвшій то что онъ слышалъ и видлъ, невольно возникло въ его ум. Жалкая, погибшая женщина, которая, находясь въ крайности, пріютилась у негодяевъ, изощренныхъ въ преступномъ укрывательств, и которая, съ помощью подставной рекомендательницыснова прокралась въ порядочный домъ и приняла на себя почтенное званіе наставницы,— женщина, вынужденная прибгать къ постоянной тайн и къ постоянному обману относительно своей прошедшей жизни — вотъ въ какомъ свт явилась теперь передъ глазами Аллана прекрасная гувернантка майора Мильроя!

Ложное ли это было открытіе, или справедливое? Дйствительно ли миссъ Гуильтъ прокралась въ порядочный домъ и приняла на себя почтенное званіе воспитательницы съ помощью фальшивой рекомендаціи? Да. Дйствительно ли налагалась на нее ея прошедшая жизнь ужасную необходимость вчно скрываться и вчно обманывать? Да. Дйствительно ли была она жалкою жертвой обмана, какъ предполагалъ это Алланъ? Нтъ, она не была этою жалкою жертвой! Заключеніе, выведенное Алланомъ, или, лучше сказать, положительно навязанное ему фактами, тмъ не мене было далеко отъ истины. Настоящая исторія отношеній миссъ Гуильтъ къ дому въ Пимлико и къ его обитателямъ,— къ дому, о которомъ по справедливости разказывади, что онъ наполненъ скверными тайнами и людьми, постоянно ожидающими судебныхъ преслдованій, должна была открыться въ послдствіи. Эта исторія была мене возмутительна, но за то гораздо боле ужасна, нежели воображалъ Алланъ и его спутникъ.

— Я желалъ пощадить васъ, мистеръ Армадель, повторилъ Педгифтъ.— Я по возможности старался не огорчить васъ.

Алланъ взглянулъ на него и сдлалъ надъ собой усиліе.

— Вы не только огорчили меня, сказалъ Алланъ,— но совершенно уничтожили. Но это не ваша вина. Я долженъ чувствовать, что вы оказываете мн услугу, и я буду дйствовать такъ какъ нужно, когда снова приду въ себя. Есть одинъ вопросъ, прибавилъ Алланъ посл тяжелаго минутнаго раздумья,— который намъ слдуетъ разршить сразу. Совтъ, который вы предложили мн сію минуту, шелъ отъ добраго сердца, и это самый лучшій совтъ, какой только мн можно было подать. Я принимаю его съ благодарностію. Не будемъ никогда боле говорить объ этомъ предмет, и я прошу, умоляю васъ не упоминавъ о немъ никому. Общаете ли вы мн это?

Педгифтъ далъ общаніе съ явною искренностью, но безъ свойственной ему офиціальной самоувренности. Горе, написанное на лиц Аллана, повидимому, смущало его. Посл нсколькихъ минутъ колебанія, онъ скромно удалился изъ комнаты.

Оставшись одинъ, Алланъ потребовалъ письменныхъ принадлежностей и вынулъ изъ портфейля роковое письмецо ‘къ мистрисъ Мандевиль,’ полученное имъ отъ жены майора. Человкъ, привыкшій во всемъ предусматривать конецъ и готовиться къ дйствію черезъ предварительную работу мысли, находясь въ настоящихъ обстоятельствахъ, задумался бы насчетъ того образа дйствій, который слдовало бы ему избрать, но Алланъ, всегда привыкшій отдаваться впечатлнію минуты, и въ этомъ важномъ обстоятельств безразсудно отдался своему первому движенію. Хотя привязанность его къ миссъ Гуильтъ вовсе не была такъ глубока, какъ ему казалось, женщина эта уже такъ сильно овладла его воображеніемъ, что онъ съ большимъ горемъ помышлялъ о ней въ настоящую минуту. Единственнымъ желаніемъ, которое онъ испытывалъ въ этотъ критическій моментъ своей жизни, было великодушное желаніе избавить отъ огласки и поношенія эту несчастную женщину, утратившую право на его уваженіе, но сохранившую вс свои права на его снисходительность и состраданіе. ‘Я не могу вернуться въ Торпъ-Амброзъ, я боюсь встртиться съ нею, заговорить съ нею. Но я могу сохранить ея жалкую тайну, и сдлаю это!’ Съ этою мыслію Алланъ принялся за исполненіе своей первйшей обязанности,— обязанности извстить мистрисъ Мильрой. Будь у него побольше благоразумія или боле ясный взглядъ на вещи, онъ задумался бы надъ этимъ письмомъ. Но Алланъ не принималъ въ разчетъ послдствій и не чувствовалъ ни малйшаго затрудненія. По внушенію инстинкта, онъ разомъ вышелъ изъ того положенія, въ которомъ стоялъ относительно жены майора, и перо его стаю быстро чертить на бумаг слдующія немногія строки:

‘Гостиница Донна, Ковентъ-Гарденъ. Вторникъ.

‘Милостивая государыня, прошу извинить меня, если я не сдержу своего общанія и не возвращусь сегодня въ Торпъ-Амброзъ. Непредвиднныя обстоятельства вынуждаютъ меня еще на нкоторое время остаться въ Лондон. Къ сожалнію, долженъ сообщить вамъ, что мн не удалось видть мистрисъ Мандевиль, по этой причин я и не могъ исполнитъ вашего порученія, и теперь возвращаю вамъ съ самыми усердными извиненіями данное мн къ ней рекомендательное письмецо. Позвольте мн заключить письмо искреннею благодарностью за ваше доброе ко мн расположеніе, которымъ я не осмлюсь злоупотреблять доле.

‘Имю честь быть, милостивая государыня, вашимъ покорнйшимъ слугою.

‘Аланъ Армадель.’

Эти-то нехитрыя слова, написанныя безъ малйшаго понятія о характер женщины, къ которой они были обращены, послужили въ рукахъ мистрисъ Мильрой, желаннымъ орудіемъ противъ ненавистной миссъ Гуильтъ.

Запечатавъ свое письмо и надписавъ адресъ, Алланъ могъ смло поразмыслить теперь о себ и о своемъ будущемъ. Между тмъ какъ онъ разсянно водилъ перомъ по пропускной бумаг, на глазахъ его впервые выступали слезы, но обманувшая его женщина не имла въ нихъ своей доли. Онъ вспомнилъ о покойной матери. ‘Будь она жива,’ подумалъ онъ, ‘я могъ бы открыться ей, и она утшила бы меня.’ Но думать объ этомъ доле было безполезно…. онъ смахнулъ рукой слезы, и съ скорбною покорностью, которая знакома каждому изъ насъ, обратилъ свои мысли на живущихъ.

Онъ написалъ нсколько словъ мистеру Башвуду, увдомляя его, что еще не скоро вернется въ Торпъ-Амброзъ, и что вс дальнйшія необходимыя инструкціи онъ получитъ черезъ мистера Педгифта Старшаго. Окончивъ все это, и отославъ письма на почту, онъ снова задумался о самомъ себ. Въ будущемъ опять ожидалъ его проблъ, который нужно было наполнить, и сердце снова стремилось къ прошедшему. На этотъ разъ, кром образа матери, въ воспоминаніи его встали и другіе образы. Въ немъ снова заговорилъ всепоглощающій интересъ его ранней юности. Онъ вспомнилъ о мор, вспомнилъ о своей яхт, въ бездйствіи стоявшей въ рыболовной пристани у западныхъ береговъ Англіи. Ему опять захотлось послушать плеска волнъ, посмотрть, какъ вздуваются паруса, почувствовать подъ собою еще разъ рзвый бгъ судна, построеннаго почти его собственными руками. Онъ быстро всталъ съ своего мста, чтобъ узнать время и отправиться въ Соммерсетширъ съ первымъ же поздомъ, но страхъ разспросовъ и подозрній со стороны мистера Брока насчетъ происшедшей въ немъ перемны, заставили Аллана снова вернуться къ своему стулу. ‘Я сначала напишу ему,’ подумалъ онъ, ‘чтобъ яхту оснастили и исправили, но самъ не поду въ Соммерсетширъ до тхъ поръ, пока не дождусь Мидвинтера.’ При воспоминаніи объ отсутствующемъ друг онъ вздохнулъ. Еще никогда не ощущалъ онъ такъ сильно пустоты, образовавшейся въ его жизни съ отъздомъ Мидвинтера, какъ въ настоящую минуту, сидя въ самомъ печальномъ изъ всхъ уединеній — въ уединеніи гостиницы многолюднаго города.

Вскор въ комнату вошелъ Педгифтъ Младшій, извиняясь за причиняемое безпокойство. Алланъ чувствовалъ себя слишкомъ одинокимъ и безпомощнымъ, чтобы не порадоваться возвращенію своего спутника.

— Я еще не узжаю въ Торпъ-Амброзъ, оказалъ онъ,— а остаюсь на нсколько времени въ Лондон. Надюсь, что и вамъ можно будетъ остаться со мной?

Нужно отдать справедливость Педгафту Младшему: онъ былъ тронутъ одинокимъ положеніемъ обладателя Торпъ-Амброзскаго помстья. Со дня своего знакомства съ Алланомъ онъ еще никогда такъ не забывалъ о своихъ дловыхъ интересахъ какъ позабылъ о нихъ въ настоящую минуту.

— Вы хорошо длаете, сэръ, что остаетесь здсь, весело сказалъ Педгифтъ.— Лондонъ способенъ развлечь ваши мысли. Всякое дло боле или мене эластично по своей натур, мистеръ Армадель, я буду вести свои дла, и въ то же время развлекать васъ своимъ обществомъ. Мы вдь оба съ вами приближаемся къ тридцати, будемъ же наслаждаться жизнію. Что вы на это скажете, напримръ, если отобдавъ сегодня пораньше, мы подемъ въ театръ, а завтра утромъ, посл завтрака, отправимся на большую выставку въ Гайдъ-Паркъ? Будемъ жить какъ птушьи борцы и постоянно искать общественныхъ удовольствій, тогда мы скоро достигнемъ до тепе sana in corpore sano древнихъ. Не пугайтесь этой цитаты, сэръ. Въ часы досуга я занимаюсь иногда латынью и расширяю кругъ моихъ симпатій чтеніемъ языческихъ писателей съ помощію глоссарія. Уилльямъ, въ пять часовъ мы обдаемъ, и такъ какъ ныншній обдъ иметъ особенное значеніе, то я самъ потолкую съ поваромъ.

Прошелъ вечеръ, прошелъ и слдующій день, наступилъ четвергъ и принесъ съ собою письмо Аллану. Адресъ написанъ былъ рукою мистрисъ Мильрой, и самая форма обращенія въ письм, какъ скоро онъ открылъ его, уже предупредила Аллана, что случилось что-то неладное.

Секретно.

‘Мыза Торпъ-Амброзъ, середа.

‘Сэръ, сейчасъ только получила я ваше таинственное письмо. Оно не только удивило меня, но положительно встревожило. Несмотря на вс дружескія заявленія съ моей стороны, вы, самымъ непонятнымъ и, могу сказать, самымъ нелюбезнымъ образомъ внезапно лишаете меня вашего доврія. Мн совершенно невозможно оставить это дло въ томъ вид, въ какомъ вы его оставляете. Изъ письма вашего я могу вывести лишь одно заключеніе, а именно, что довріе мое было обмануто, и что вы знаете гораздо боле чмъ хотите открыть мн. Въ интересахъ моей дочери я прошу васъ извстить меня, что помшало вамъ видть мистрисъ Мандевиль, и что вынудило васъ отказаться отъ содйствія, которое вы безусловно общали мн въ вашемъ послднемъ письм.

‘Съ моимъ плохимъ здоровьемъ я не могу поддерживать длинной переписки, и потому должна предварить вс ваши возраженія и заране высказать вамъ все въ настоящемъ письм. Въ виду того случая (возможность котораго мн не хотлось бы допустить), что вы не согласитесь исполнить мою просьбу, я должна предупредить васъ, что долгъ матери заставитъ меня разъяснить какимъ бы то ни было образомъ это непріятное дло. Если слдующая почта не принесетъ мн отъ васъ вполн удовлетворительнаго отвта, я должна буду объявить моему мужу, что вслдствіе нкоторыхъ обстоятельствъ, намъ нужно немедленно удостовриться въ нравственномъ достоинств рекомендательницы миссъ Гуильтъ. А когда онъ спроситъ меня, на основаніи чьихъ словъ я дйствую, я сошлюсь на васъ.

‘Ваша покорная слуга,
‘Анна Мильрой.’

Маска была сброшена, и жертва мистрисъ Мильрой могла теперь на досуг разсматривать западню, въ которую поймали ее. Но вра Аллана въ чистосердечіе майорши была такъ безусловно искренна, что письмо ея только озадачило его. Онъ смутно понималъ, что его обманули, и что дружеское участіе къ нему мистрисъ Мильрой оказалось фальшивою монетой, но дале этого онъ не шелъ. Ея угроза открыть все майору,— угроза, на эффектъ которой она особенно разчитывала, не понимая мужской натуры,— произвела напротивъ, на Аллана самое благопріятное впечатлніе: вмсто того чтобы возбудить въ немъ тревогу, она облегчила его душу.

‘Если ужъ ссориться, подумалъ онъ, такъ лучше съ мущиной.’

Несправедливо приписывая себ нарушеніе тайны миссъ Гуильтъ, и твердо ршившись защитить несчастную женщину, Алланъ принялся за письмо къ майорш. Представивъ ей одно за другимъ три вжливыя извиненія, онъ скромно удалился съ поля битвы. ‘Ему весьма прискорбно, что онъ оскорбилъ мистрисъ Мильрой. Онъ не имлъ ни малйшаго намренія оскорбить мистрисъ Мильрой, и съ почтеніемъ остается покорнйшимъ слугою мистрисъ Мильрой.’ Еще никогда обычная краткость Алланова слога не приносила ему такъ много пользы, какъ въ настоящемъ случа. Владй онъ поискусне перомъ, онъ могъ бы дать своему врагу еще сильнйшее противъ себя орудіе.

Прошелъ день, а на слдующее утро угроза мистрисъ Мильрой осуществилась въ форм письма, адресованнаго къ Аллану отъ имени майора. Тонъ этого письма былъ мене формаленъ, сравнительно съ предыдущимъ, но оно заключалось лишь въ самыхъ необходимыхъ вопросахъ.

Секретно.

‘Мыза Торпъ-Амброзъ.
‘Пятница іюля 11-го 1851 года.

‘Милостивый государь, удостоивая меня нсколько дней тому назадъ вашего посщенія, вы предложили мн относительно моей гувернантки, миссъ Гуильтъ, одинъ весьма странный вопросъ, который, если вамъ помнится, произвелъ между нами минутное неудовольствіе.

‘Сегодня утромъ въ семь моей зашла рчь о томъ же предмет, но въ такихъ словахъ, которыя чрезвычайно удивили меня. Мистрисъ Мильрой напрямикъ объявила мн, что миссъ Гуильтъ заподозрна въ ложной рекомендаціи, и когда я замтилъ ей, какъ удивляетъ меня подобный отзывъ и потребовалъ отъ нея немедленныхъ доказательствъ, она еще боле озадачила меня, сказавъ, что за подробностями я могу обратиться къ вамъ. Напрасно пытался я добиться отъ мистрисъ Мильрой настоящихъ объясненій: она упорно отмалчивается и отсылаетъ меня къ вамъ.

‘Въ виду такихъ странныхъ обстоятельствъ, долгъ справедливости, относительно всхъ заинтересованныхъ въ этомъ дл лицъ, вынуждаетъ меня предложить вамъ нсколько вопросовъ, которые я постараюсь изложить какъ можно проще, и на которые (я совершенно въ томъ увренъ, судя по нашимъ прежнимъ сношеніямъ) вы отвтите съ полною искренностью.

‘Прежде всего я спрошу у васъ, подтверждаете ли вы слова мистрисъ Мильрой, будто вамъ извстны какія-то обстоятельства миссъ Гуильтъ и ея рекомендательницы, о которыхъ я ничего не знаю? Вовторыхъ, если вы допускаете справедливость словъ жены моей, то нельзя ли сообщить мн, откуда идутъ эти слухи? И наконецъ, втретьихъ, позвольте спросить васъ, въ чемъ именно они заключаются?

‘Если вопросы эти нуждаются въ какомъ-либо оправданіи, что изъ уваженія къ вамъ я охотно допускаю, то прошу васъ вспомнить, что попеченіямъ миссъ Гуильтъ вврено самое дорогое для насъ существо, наша родная дочь, и что, по словамъ мистрисъ Мильрой, вы одни можете сказать мн, заслуживаетъ ли эта особа такой довренности.

‘Такъ какъ ничто до сихъ поръ не подало мн повода подозрвать мою гувернантку или ея рекомендательницу, то мн остается лишь прибавить, что прежде чмъ обращаться къ самой миссъ Гуильтъ, я подожду вашего отвта, который, вроятно, не замедлитъ придти съ слдующею же почтой.

‘Прошу васъ, милостивый государь, врить въ искреннюю преданность вашего
‘Давида Мильроя.’

Это въ высшей степени прямое письмо мгновенно разсяло хаосъ, существовавшій въ голов Аллана: онъ ясно увидлъ ловушку, въ которую поймали его. Мистрисъ Мильрой предоставляла ему лишь два выбора: или принять всю вину на себя одного, не отвтивъ на вопросы ея мужа, или спрятаться за женщину, сложивъ на нее всю отвтственность и объяснивъ майору коварный обманъ его жены. Алланъ и въ этомъ случа поступилъ безъ малйшаго колебанія. Невзирая на безсовстный поступокъ мистрисъ Мильрой, онъ ршился сохранить въ тайн ихъ переписку и въ то же время ни за что на свт не выдавать миссъ Гуильтъ. ‘Быть-можетъ, я поступилъ безразсудно, думалъ онъ, но я не хочу нарушить моего слова, и быть причиной изгнанія этой несчастной.’

Письмо его къ майору было такъ же коротко и безыскусственно, какъ и къ жен его. Заявляя о своемъ нежеланіи возбудить неудовольствіе своего друга и сосда, онъ прибавлялъ, что въ настоящемъ случа это становится неизбжнымъ. Онъ не можетъ отвчать на вопросы майора, и не владя даромъ слова, надется, что майоръ извинитъ его за такую краткость.

Въ понедльникъ пришелъ отвтъ, которымъ и заключилась корреспонденція.

‘Мыза Торпъ-Амброзъ, воскресенье.

‘Сэръ, вашъ отказъ отвчать на мои вопросы,— отказъ, не сопровождаемый ни малйшимъ объясненіемъ его причинъ,— не только подтверждаетъ справедливость показаній мистрисъ Мильрой, но и бросаетъ тнь на репутацію моей гувернантки. По долгу справедливости къ особ, живущей въ моемъ дом и не подавшей мн повода не доврять ей, я покажу теперь нашу переписку самой миссъ Гуильтъ и повторю ей, въ присутствіи мистрисъ Мильрой, весь разговоръ, который я имлъ на этотъ счетъ съ моею женой.

‘Еще одно слово относительно нашихъ будущихъ отношеній, и письмо мое будетъ кончено. На нкоторыя вещи я смотрю съ точки зрнія стариннаго человка. Въ наше время былъ свой кодексъ чести, съ которымъ мы согласовали наши поступки. По правиламъ этого кодекса, на всякомъ мущин, который, не будучи ни мужемъ, ни отцомъ, ни братомъ, ршался на разспросы о домашнихъ обстоятельствахъ женщины, лежала обязанность оправдать свой поступокъ въ мнніи общества: иначе онъ терялъ право требовать, чтобъ его считали джентльменомъ. Весьма можетъ быть, что такой старомодный образъ мыслей не существуетъ боле въ настоящее время, но мн, въ моемъ возраст, поздно усвоивать современные взгляды. Принимая въ разчетъ то обстоятельство, что мы живемъ въ такой стран и въ такое время, когда существуетъ одинъ только судъ для вопросовъ чести,— судъ полицейскій,— я особенно забочусь о своихъ выраженіяхъ, и говоря съ вами въ послдній разъ, стараюсь быть по возможности умреннымъ. Позвольте же мн просто замтить вамъ, что мы сильно расходимся въ нашихъ взглядахъ на поведеніе, приличное джентльмену, и позвольте мн при этомъ просить васъ, чтобы на будущее время вы считали себя человкомъ совершенно постороннимъ мн и моему семейству.

‘Вашъ покорный слуга,
‘Давидъ Мильрой.’

Посл перваго порыва гнва, возбужденнаго въ Аллан презрительнымъ тономъ, съ которымъ относился къ нему его бывшій другъ и сосдъ, имъ овладло глубокое уныніе, которое не уступало никакимъ усиліямъ его спутника въ продолженіе всего остальнаго дня, самаго чернаго въ календар Педгифта. Вслдъ за такимъ приговоромъ изгнанія, мысли Армаделя естественно устремились къ тому времени, когда онъ впервые познакомился съ обитателями мызы, и онъ съ грустью и раскаяніемъ вспомнилъ о Нелли. ‘Еслибъ заперла мн дверь, вмсто своего отца,’ съ горечью думалъ Алланъ, обращаясь къ прошедшему, ‘я не смлъ бы сказать ни слова, я чувствовалъ бы, что заслуживаю этого.’

На слдующій день пришло другое письмо, но на этотъ разъ весьма пріятное: оно было отъ мистера Брока. Нсколько дней тому назадъ Алланъ писалъ въ Соммерсетширъ, прося приготовитъ ему яхту. Простодушный священникъ убжденъ былъ, что онъ оберегаетъ своего прежняго воспитанника отъ ухищренія женщины, за которою онъ наблюдалъ въ Лондон, и которая, какъ онъ былъ увренъ, послдовала за нимъ въ Соммерсетширъ. Дйствуя по даннымъ ей инструкціямъ, горничная мистрисъ Ольдершо окончательно замистифировала мистера Брока. Она успокоила вс его опасенія, давъ ему подписку (отъ имени миссъ Гуильтъ, за которую она себя выдавала) никогда не входить въ сношенія съ мистеромъ Армаделемъ, ни лично, ни письменно! Вполн убжденный, что онъ одержалъ наконецъ побду, бдный мистеръ Брокъ отвчалъ Аллану въ самомъ веселомъ тон, удивлялся нсколько его отъзду изъ Торпъ-Амброза, но въ то же время охотно общалъ приготовить ему яхту и радушно предлагалъ помщеніе въ своемъ священническомъ дом.

Это письмо чудеснымъ образомъ подйствовало на душевное настроеніе Аллана: оно возбудило въ немъ совершенно новыя стремленія, не имвшія ничего общаго съ его прошедшею жизнію въ Норфок, и онъ сталъ нетерпливо считать дни, остававшіеся до возвращенія его отсутствующаго друга. Это было во вторникъ. Если Мидвинтеръ вернется, по своему общанію, чрезъ дв недли, то въ субботу онъ будетъ въ Торпъ-Амброз. Въ ту же ночь его можно будетъ вызвать запиской въ Лондонъ, и черезъ нсколько дней, если все пойдетъ хорошо, они вмст поплывутъ на яхт.

Слдующій день прошелъ, къ удовольствію Аллана, безъ писемъ. Веселость Педгифта возрастала вмст съ спокойствіемъ его кліента. Передъ обдомъ онъ снова свернулъ разговоръ на mene sana in corpore sano древнихъ, и величественне чмъ когда-либо отдалъ свои приказанія старшему служителю.

Наступилъ четвергъ, и роковой почтальйонъ опять явился съ письмомъ изъ Норфока. На сцену выступилъ новый корреспондентъ, и вс предположенія Аллана насчетъ поздки въ Соммерсетширъ внезапно рушились. Случалось, что въ это утро Педгифтъ Младшій первый прошелъ къ завтраку. При вход Аллана въ комнату, онъ принялъ офиціальный видъ и съ молчаливымъ поклономъ подалъ своему патрону письмо.

— Ко мн? спросилъ Алланъ съ чувствомъ инстинктивнаго страха при вид новаго почерка.

— Къ вамъ, сэръ, отъ моего отца, отвчалъ Педгифтъ,— въ одномъ пакет съ моимъ письмомъ. Позвольте мн замтить вамъ, дабы приготовить васъ нсколько къ…. къ несовсмъ пріятному извстію, что намъ слдуетъ сегодня особенно хорошо пообдать и (если у Нмцевъ не даютъ чего нибудь современнаго) мелодически закончить вечеръ въ италіянской опер.

— Врно въ Торпъ-Амброз неблагополучно? спросилъ Алланъ.

— Да, мистеръ Армадель, въ Торпъ-Амброз неблагополучно.

Алланъ съ покорностію опустился на свое мсто и раскрылъ письмо.

Секретно.

‘Гай-Стритъ, Торпъ-Амброзъ
’17-го іюля 1861 года.

‘Милостивый государь, чувство долга относительно вашихъ интересовъ не позволяетъ мн скрывать отъ васъ доле т слухи, которые носятся въ нашемъ город и его окрестностяхъ, и, къ моему величайшему сожалнію, касаются васъ самихъ.

‘Первое извстіе дошло до меня въ прошедшій понедльникъ. Въ город разказывали, что съ новою гувернанткой майора Мильроя случился какой-то казусъ, въ которомъ замшенъ мистеръ Армадель, я сначала не обратилъ на это никакого вниманія, полагая, что это одна изъ тхъ скандалезныхъ выдумокъ, которыя составляютъ насущную потребность обитателей нашего почтеннаго мстечка.

‘Но во вторникъ дло предстало мн въ новомъ свт. Въ высшей степени интересныя подробности распространялись изъ самыхъ достоврныхъ источниковъ. Въ среду окрестное дворянство въ свою очередь занялось этимъ вопросомъ и примкнуло къ мннію горожанъ. Сегодня общественное чувство возрасло до своихъ крайнихъ предловъ, и я принужденъ извстить васъ о случившемся.

‘Начнемъ съ начала. Говорятъ, что на прошедшей недл между вами и майоромъ Мильроемъ произошла переписка, въ которой вы весьма серіозно заподозрили репутацію миссъ Гуильтъ, не уяснивъ вашихъ обвиненій и не подтвердивъ ихъ доказательствами. Тогда майоръ счелъ своею обязанностію (заявивъ сначала гувернантк о своей непоколебимой вр въ ея нравственныя достоинства) сообщить ей обо всемъ случившемся, дабы она не имла причины жаловаться, что отъ нея скрыли вещи касавшіяся ея репутаціи. Не правда ли, какое великодушіе со стороны майора? Но вы увидите сейчасъ, что миссъ Гуильтъ поступила еще великодушне. Поблагодаривъ майора, она попросила у него увольненія.

‘Этотъ поступокъ гувернантки толкуютъ различнымъ образомъ.

‘Господствующее мнніе (и въ город и въ его окрестностяхъ) таково, что миссъ Гуильтъ, изъ уваженія къ себ и къ своей почтенной рекомендатедьниц, не захотла отстаивать свою репутацію противъ неопредленныхъ обвиненій, взводимыхъ на нее почти постороннимъ человкомъ. Ей не доставало полной свободы дйствій, которая несовмстна съ зависимымъ положеніемъ гувернантки. Вотъ почему она сочла необходимымъ оставить свое мсто, твердо ршившись, впрочемъ, не покидать вашего города, дабы не подать повода къ дожнымъ пересудамъ. Невзирая ни на какія неудобства она будетъ выжидать въ Торпъ-Амброз боле опредленныхъ обвиненій, чтобъ опровергнуть ихъ публично, какъ только они примутъ осязательную форму.

‘Вотъ въ какое положеніе поставила себя эта высокоумная особа, и какой превосходный эффектъ произвела она на наше общество. Понятно, что она иметъ свои причины оставить мсто, не узжая изъ здшняго края. Въ прошедшій понедльникъ она переселилась въ дешевую квартирку на самомъ конц города, и, вроятно, въ тотъ же день написала къ своей рекомендательниц, потому что вчера майоръ получилъ отъ этой дамы письмо, исполненное благороднаго негодованія и самыхъ подробныхъ объясненій. Письмо это показывалось публично, и много содйствовало къ укрпленію позиціи миссъ Гуильтъ. На нее смотрятъ теперь какъ на героиню. Въ Торпъ-Амброзскомъ Меркурі появилась передовая статья, въ которой миссъ Гуильтъ сравниваютъ съ оанной Д’Аркъ. Вроятно въ слдующее воскресенье пасторъ упомянетъ о ней въ своей проповди. Въ нашемъ город можно насчитать до пяти незамужнихъ, строго-нравственныхъ женщинъ, и вс он перебывали у нея съ визитомъ. Поговаривали даже о выдач ей письменнаго аттестата, но эта мысль осталась безъ выполненія, по просьб самой миссъ Гуильтъ, и теперь вс наперерывъ стараются доставить ей уроки музыки. Въ довершеніе всего, сама героиня, въ качеств невинной жертвы, удостоила меня своимъ посщеніемъ и объявила мн въ самыхъ трогательныхъ выраженіяхъ, что она не обвиняетъ мистера Армаделя и считаетъ его лишь слпымъ орудіемъ въ рукахъ другихъ, боле злонамренныхъ людей. Я старался быть съ нею какъ можно осторожне, ибо плохо врю въ добродтели миссъ Гуильтъ и догадываюсь чутьемъ адвоката, какое побужденіе руководитъ ея настоящимъ поступкомъ.

‘До сихъ поръ, милостивый государь, я говорилъ съ вами безъ малйшаго колебанія и затрудненія. Но, къ несчастію, дло это, кром смшной стороны, иметъ еще и серіозную, къ ней-то я и долженъ наконецъ обратиться прежде нежели закончу это письмо.

‘Мн кажется невозможнымъ, чтобы вы позволяли безнаказаннно разказывать о себ то что о васъ разказываютъ въ настоящую минуту. Къ несчастію, вы пріобрли себ здсь много враговъ, и между ними на первомъ план стоитъ мой сотоварищъ, мистеръ Дарчъ. Онъ всмъ показываетъ здсь то рзкое письмо, которое вы написали къ нему по поводу отдачи вашей мызы майору Мильрою, что еще боле возстановляетъ противъ васъ общественное мнніе. Говорятъ просто на просто, что вы развдывали о семейныхъ обстоятельствахъ миссъ Гуильтъ съ самыми безчестными намреніями, что для вашихъ постыдныхъ цлей вы пытались очернить ея репутацію и лишить ее покровительства майора Мильроя, и что когда васъ попросили подтвердить фактами обвиненія, взведенныя на эту беззащитную женщину, вы отвтили молчаніемъ, которое унижаетъ васъ въ глазахъ всхъ честныхъ людей.

‘Мн совершенно безполезно уврять васъ, что я не придаю ни малйшаго вроятія этимъ низкимъ сплетнямъ. Но он слишкомъ повсемстно распространились и возбуждаютъ къ себ слишкомъ большое довріе, чтобы къ нимъ можно было относиться съ презрніемъ. Убдительно прошу васъ вернуться сюда какъ можно скоре и принять вмст со мною надлежащія мры для охраненія вашей репутаціи. Посл моего свиданія съ миссъ Гуильтъ я составилъ объ этой двиц особое мнніе, которое не желаю доврять бумаг. Скажу только, что для усмиренія злыхъ языковъ я имю предложить вамъ одно средство, а за успхъ его ручаюсь моею репутаціей адвоката…. если только вы поддержите меня вашимъ присутствіемъ и авторитетомъ.

‘Чтобы доказать вамъ необходимость вашего возвращенія, я долженъ упомянуть еще объ одномъ мнніи, которое повторяется о васъ повсюду. Мн стыдно говорить вамъ, что ваше отсутствіе приписываютъ самымъ низкимъ поводамъ. Здсь разказываютъ, будто бы…. будто бы вы остаетесь въ Лондон, оттого что боитесь показаться въ Торпъ-Амброз.

‘Врьте, милостивый государь, искренней преданности покорнаго вамъ слуги
‘А. Педгифта Старшаго.’

Алланъ былъ въ такомъ возраст, когда живо чувствуютъ оскорбленіе. Намекъ, заключавшійся въ послдней фраз адвокатова письма, кольнулъ его въ самое сердце. Онъ вскочилъ съ своего мста въ порыв негодованія, и въ эту минуту открылъ Педгифту Младшему совершенно новую сторону своего характера.

— Гд таблица поздовъ? воскликнулъ Алланъ.— Я долженъ вернуться въ Торпъ-Амброзъ съ первымъ поздомъ! Если же онъ не тотчасъ отправляется, то я закажу себ экстренный. Мн нужно хать немедленно, и я поду, чего бы мн это ни стоило!

— Не телеграфировать ли намъ лучше къ моему отцу, сэръ? подсказалъ разсудительный Педгифтъ.— Это будетъ самый скорйшій и наиболе дешевый способъ заявить о вашихъ чувствахъ.

— Это правда, сказалъ Алланъ.— Благодарю васъ, что вы напомнили мн объ этомъ. Непремнно нужно телеграфировать. Скажите вашему отцу, чтобъ онъ отъ моего имени назвалъ лжецомъ каждаго изъ жителей Торпъ-Амброза. Пишите это большими буквами, Педгифтъ, пишите это большими буквами!

Педгифтъ улыбнулся и покачалъ головой. Не будучи знатокомъ человческой природы во всемъ ея широкомъ разнообразіи, онъ въ совершенств, однако, изучилъ окружавшую его среду.

— Это не произведетъ на нихъ ни малйшаго впечатлнія, мистера Армадель, замтилъ онъ спокойно.— Они стянутъ лгать пуще прежняго. Если же вы хотите переполошить весь городъ, то довольно будетъ одной строчки. На пять шиллинговъ человческаго труда и электрическаго тока, сэръ (вдь я на досуг немножко маракую въ этомъ дл), и мы сразимъ Торпъ-Амброзъ какъ бомбою! Тутъ онъ спустилъ бомбу на бумагу: ‘А. Педгифтъ Младшій къ Педгифту Старшему. Распространите по всему городу, что мистеръ Армадель возвращается въ Торпъ-Амброзъ съ первымъ поздомъ.’

— Прибавьте еще что-нибудь, подсказалъ Алланъ, глядя черезъ его плечо.— Выразитесь посильне.

— Это уже предоставьте моему отцу, сэръ, возразилъ осторожный Педгифтъ.— Отецъ мой находится на мст дйствія и уметъ говорить такъ, что слова его не пропадаютъ даромъ.

Онъ позвонилъ слугу и отправилъ телеграмму.

Только тутъ Алланъ сталъ постепенно успокоиваться. Онъ снова посмотрлъ на письмо мистера Педгифта-отца и потомъ передалъ его Педгифту-сыну.

— Не можете ли вы догадаться, какой планъ придумалъ вашъ отецъ для возстановленія моей репутаціи между сосдями? спросилъ онъ.

Педгифтъ Младшій покачалъ своею разумною головой.

— Его планъ, сэръ, повидимому, вытекаетъ изъ его мннія о миссъ Гуильтъ.

— Желалъ бы я знать, что же такое онъ думаетъ о ней? сказалъ Алланъ.

— Я нисколько не удивлюсь, мистеръ Армадель, возразилъ Педгифтъ Младшій, если мнніе его озадачитъ васъ немного. Отецъ мой, по обязанности стряпчаго, коротко познакомился съ темною стороною женскаго пола.

Алланъ не сталъ боле разспрашивать. Самъ начавъ этотъ разговоръ, онъ, повидимому, желалъ теперь уклониться отъ него.

— Давайте какъ-нибудь убивать время, сказалъ онъ.— Станемъ укладываться, и заплатимъ счетъ.

Она уложились, разочлись съ хозяиномъ, пробилъ часъ отъзда, и поздъ тронулся наконецъ въ Норфокъ.

Между тмъ какъ наши путешественники хали домой, на встрчу имъ изъ Торпъ-Амброза неслась въ Лондонъ другая телеграфическая депеша, боле длинная нежели депеша Аллана. Она написана была шифрованными буквами и въ перевод означала слдующее:

‘Отъ Лидіи Гуильтъ къ Маріи Ольдершо. Добрыя всти! Онъ возвращается назадъ: я намрена видться съ нимъ. Все идетъ хорошо. Съ тхъ поръ какъ я оставила мызу, за мною боле не подсматриваютъ, и я могу уходить и возвращаться, когда мн угодно. Мистера Мидвинтера, по счастію, здсь нтъ. Я еще не отчаиваюсь стать мистрисъ Армадель. Что бы ни случилось, будьте уврены, что я не вернусь въ Лондонъ до тхъ поръ пока не удостоврюсь, что за мной не будетъ шпіоновъ, которые могли бы, по моимъ слдамъ, открыть и ваше убжище. Я вовсе не тороплюсь ухать изъ Торпъ-Амброза, мн нужно еще поквитаться съ миссъ Мильрой.’

Вскор по полученіи этой депеши въ Лондон, Алланъ пріхалъ домой. Это было вечеромъ. Педгифть Младшій только-что оставилъ его, а Педгифть Старшій должень былъ явиться черезъ полчаса для занятія длами.

V. Средство Педгифта Старшаго.

Не дождавшись сына, съ которымъ онъ хотлъ посовтоваться, мистеръ Педгифтъ Старшій отправился одинъ на свиданіе съ Алланомъ.

За исключеніемъ различія въ возраст, сынъ былъ до такой степени живымъ подобіемъ своего отца, что знакомство съ однимъ изъ Педгифтовъ почти равнялось знакомству съ обоими. Прибавьте немного росту и полноты къ фигур Педгифта Младшаго, побольше смлости его характеру, а самоувренности его еще большую положительность и твердость, и вы увидите передъ собою Педгифта Старшаго.

Адвокатъ халъ въ Торпъ-Амброзъ, въ своей собственной красивой одноколк, запряженной его знаменитою рысистою кобылой. Обыкновенно онъ самъ правилъ лошадью, и въ числ прочихъ незначительныхъ вншнихъ особенностей, которыя отличали его отъ сына, онъ любилъ одваться спортсменомъ. Драповые штаны Педгифта Старшаго плотно обтягивали его ноги, сапоги его, въ сухое и въ ненастное время, были на одинаково толстыхъ подошвахъ, карманы пиджака, прикрытые широкими клапанами, спускались къ самому низу фалдъ, а его любимый лтній галстукъ сдлавъ былъ изъ свтлой кисеи, мушками, и аккуратно подвязанъ самымъ миніатюрнымъ бантикомъ. Подобно своему сыну, онъ употреблялъ табакъ, но совершенно иначе. Молодой человкъ курилъ, а старикъ усердно нюхалъ. Друзья замчали даже, что онъ всегда держалъ щепоть табаку между табакеркою и носомъ, когда былъ готовъ заключить выгодную сдлку или сказать какую-нибудь капитальную вещь. Вс искусные адвокаты любятъ прибгать къ дипломатическимъ уловкамъ. Всякій разъ какъ мистеру Педгифту нужно было убдить своего собесдника, онъ употреблялъ одну и ту же дипломатическую уловку. Самый сильный доводъ, самое смлое предложеніе, онъ всегда берегъ подъ конецъ и вспоминалъ о немъ уже у дверей (прощаясь съ своимъ постителемъ), какъ будто это соображеніе невзначай приходило ему въ голову. Весельчаки-пріятели, коротко звавшіе эту маленькую хитрость, прозвали ее ‘Педгифтовымъ постскриптомъ.’ Не было человка въ Торпъ-Амброз, который не понималъ бы значенія этой внезапной остановки адвоката у растворенныхъ дверей, когда, держа щепоть табаку между табакеркою и носомъ, онъ медленно возвращался къ своему стулу и говорилъ: ‘А между прочимъ, мн приходитъ въ голову слдующее соображеніе,’ и потомъ мигомъ ршалъ вопросъ, который лишь за минуту передъ тмъ считалъ неразршимымъ.

Такъ вотъ какого человка своенравно выдвигалъ на сцену дйствія ходъ событій въ Торпъ-Амброз. Это былъ единственный друтъ, къ которому Алланъ въ своемъ одиночеств могъ теперь обратиться за совтомъ.

— Добрый вечеръ, мистеръ Армадель, тысячу разъ благодарю васъ за такой быстрый отвтъ на мое крайне непріятное письмо, сказалъ Педгифтъ Старшій, весело начиная разговоръ, какъ только онъ вошелъ въ домъ своего кліента.— Надюсь, вы понимаете, сэръ, что въ данныхъ обстоятельствахъ мн ничего боле не оставалось длать какъ написать вамъ то что я писалъ?

— У меня немного друзей, мистеръ Педгифтъ, просто отвчалъ Алланъ,— и я увренъ, что вы изъ числа этихъ немногихъ.

— Чрезвычайно вамъ обязанъ, мистеръ Армадель. Я всегда старался заслужить ваше доброе мнніе, и если это удастся мн, намренъ оправдать его и теперь. Надюсь, вамъ было покойно въ нашемъ лондонскомъ отел, сэръ? Мы зовемъ его нашимъ отелемъ. Въ погреб есть много старыхъ, рдкихъ винъ, на которыя я обратилъ бы ваше вниманіе, еслибъ имлъ честь быть вмст съ вами, но мой сынъ, къ несчастію, не иметъ никакого понятія о винахъ.

Алланъ, однако, не былъ въ состояніи говорить ни о чемъ другомъ кром занимавшаго его дла. Вжливыя околичности адвоката, желавшаго смягчить какъ-нибудь предстоящій тяжелый разговоръ, не успокоивали, но скоре раздражали его, и потому онъ сразу приступилъ къ длу съ своею грубою прямотой.

— Мн было очень покойно въ вашемъ отел, мистеръ Педгифтъ, и вашъ сынъ былъ чрезвычайно добръ ко мн. Но мы теперь не въ Лондон, и мн хочется поговорить съ вами о томъ какъ встрчу я клеветы, которыя распространяются обо мн въ Торпъ-Амброз. Укажите мн только человка, вскрикнулъ Алланъ, красня и возвышая голосъ,— который говоритъ, что я боюсь показаться между сосдями, и я завтра же отхлещу его публично!

Педгифтъ Старшій захватилъ щепоть табаку и стадъ спокойно держать ее между табакеркою и носомъ.

— Вы отхлещете, пожалуй, одного человка, сэръ, но вамъ не отхлестать цлаго сосдства, сказалъ адвокатъ съ своею вжливою колкостью.— Мы, пожалуй, вступимъ въ бой, если вамъ угодно, но, во всякомъ случа, не прибгая къ орудію кучеровъ.

— Однако, съ чего же мы начнемъ? нетерпливо спросилъ Алланъ.— Чмъ опровергну я т ужасныя клеветы, которыя они распускаютъ обо мн?

— Чтобы выйдти изъ вашего настоящаго неловкаго положенія, сэръ, есть два пути, кратчайшій и длиннйшій, отвчалъ Педгифтъ Старшій.— Кратчайшій путь (онъ же и наилучшій) вспалъ мн на умъ въ то время, когда я узналъ отъ сына о вашихъ лондонскихъ похожденіяхъ. Я понимаю, почему вы разршили ему, по полученіи моего письма, посвятить меня въ ваши тайны. Изъ всего слышаннаго мною я вывелъ различныя заключенія, которыя нахожу вужвымъ сообщить вамъ теперь. Между прочимъ, я желалъ бы знать, какія обстоятельства побудили васъ хать въ Лондонъ для наведенія этихъ несчастныхъ справокъ о миссъ Гуильтъ? Сами ли вы выдумали постить мистрисъ Мандевиль, или вы дйствовали подъ вліяніемъ другаго лица?

Алланъ колебался.

— Говоря по совсти, я не могу утверждать, чтобъ это была моя собственная мысль, отвчалъ онъ, и не сказалъ боле ни слова.

— Я такъ и думалъ! съ торжествомъ замтилъ Педгифтъ Старшій. Кратчайшій путь изъ вашего настоящаго затрудненія, мистеръ Армадель, лежитъ прямо черезъ это другое лицо, подъ вліяніемъ котораго вы дйствовали. Это-то другое лицо должно быть немедленно изобличено въ глазахъ публики и поставлено на принадлежащее ему мсто. Прежде всего позвольте узнать его имя, сэръ, а потомъ мы уже перейдемъ къ самимъ фактамъ.

— Къ сожалнію, я долженъ замтить вамъ, мистеръ Педгифтъ, что мы изберемъ длиннйшій путь, спокойно отвчалъ Алланъ: — кратчайшій путь на этотъ разъ для меня неудобенъ.

Въ адвокатур успваютъ лишь т люди, которые не считаютъ отрицанія отвтомъ. Мистеръ Педгифтъ Старшій былъ искусный адвокатъ, и потому не удовлетворился отрицаніемъ своего кліента. Но всякое упорство, не выключая даже и адвокатскаго упорства, рано или поздно доходитъ до своихъ предловъ, и настойчивость мистера Педгифта, вдвойн укрпленнаго долгимъ опытомъ и усердными дозами табаку, дошла до своихъ предловъ при самомъ начал этого свиданія. Трудно было предположить, чтобъ Алланъ уважалъ довріе, которымъ такъ коварно почтила его мистрисъ Мильрой. Но онъ, какъ всякій честный человкъ, уважалъ свое собственное слово, не обращая вниманія ни на что кром прямыхъ фактовъ, и потому настойчивость Педгифта Старшаго не поколебала его ни на волосъ. Слово ‘нтъ’ есть самый сильный терминъ въ англійскомъ язык въ устахъ всякаго человка, который иметъ настолько мужества чтобы повторять его часто, и Алланъ нашелъ въ себ это мужество.

— Прекрасно, сэръ, сказалъ адвокатъ, перенося свое пораженіе безъ малйшаго негодованія.— Выборъ принадлежитъ вамъ, и вы сдлали его. Мы пойдемъ по длиннйшему пути. Позвольте же мн сказать вамъ, что онъ начинается отъ моей конторы, и пролегая, какъ мн кажется, черезъ довольно грязныя мста, доводитъ насъ прямо до миссъ Гуильтъ.

Алланъ, въ молчаливомъ изумленіи, посмотрлъ на своего адвоката.

— Если вы не хотите выдавать особу, на которую прежде всего падаетъ отвтственность за наведенныя вами справки, продолжалъ Педгифтъ Старшій,— вамъ ничего боле не остается длать какъ оправдать самыя справки.

— Но какимъ образомъ? спросилъ Алланъ.

— Доказавъ всему сосдству справедливость моего крайняго убжденія, мистеръ Армадель, что эта любимица цлаго общества есть ни боле ни мене какъ самая отчаянная искательница приключеній, въ высшей степени недостойная и опасная женщина. Говоря еще проще, сэръ: вы должны потратить на столько времени и денегъ, чтобъ узнать всю подноготную о миссъ Гуильтъ.

Прежде чмъ Алланъ усплъ отвчать, раздался стукъ въ дверь, и одинъ изъ слугъ вошелъ въ комнату.

— Я говорилъ, чтобы не мшали мн, съ сердцемъ сказалъ Алланъ.— Боже мой! неужели мн никогда не дадутъ покоя? Опять письмо!

— Да, сэръ, сказалъ слуга, подавая письмо, и дополняя это обстоятельство непріятною для Аллана подробностью, что человкъ ждетъ отвта.

Алланъ съ неудовольствіемъ взглянулъ на адресъ, ожидая увидать почеркъ майоровой жены, ожиданіе это, однако, не оправдалось. Корреспондентка его, очевидно, была дама, но не мистрисъ Мильрой.

— Отъ кого можетъ быть это письмо? сказалъ онъ, вскрывая пакетъ и машинально смотря на Педгифта Старшаго.

Педгифтъ Старшій щелкнулъ пальцемъ по табакерк и безъ малйшаго колебанія произнесъ: отъ миссъ Гуильтъ.

Алланъ развернулъ письмо: первыя два слова были какъ бы отголоскомъ словъ только-что произнесенныхъ адвокатомъ. Къ нему писала миссъ Гуильтъ!

Еще разъ Алланъ въ безмолвномъ изумленіи взглянулъ на своего собесдника.

— Я знавалъ много такихъ личностей въ свою жизнь, сэръ,— пояснилъ Педгифтъ Старшій, съ рдкою и приличною его возрасту скромностію.— Правда, мене красивыхъ чмъ миссъ Гуильтъ, но, полагаю, столько же испорченныхъ. Читайте ваше письмо, мистеръ Армадель, читайте ваше письмо.

Алланъ прочелъ слдующее:

‘Миссъ Гуильтъ шлетъ свои привтствія мистеру Армаделю и спрашиваетъ, удобно ли ему будетъ почтитъ ее свиданіемъ сегодня вечеромъ или завтра утромъ. Миссъ Гуильтъ не извиняется за свою настоящую просьбу. Она полагаетъ, что мистеръ Армадель уважитъ ее по чувству справедливости къ одинокой, безпріютной женщин, которой онъ совершенно невинно причинилъ большой вредъ, и которая жаждетъ оправдаться въ его мнніи.’

Алланъ передалъ письмо адвокату, въ молчаливомъ смущеніи и гор.

Когда, прочитавъ, въ свою очередь, письмо, мистеръ Педгифтъ Старшій возвратилъ его своему кліенту, лицо его выражало искреннее восхищеніе.

— Какой удивительный вышелъ бы изъ нея адвокатъ! воскликнулъ онъ съ восторгомъ,— еслибы только она была мущиной!

— Я не могу говорить объ этомъ предмет такъ легко какъ вы, мистеръ Педгифтъ, сказалъ Алланъ.— Меня это глубоко огорчаетъ. Я такъ любилъ ее, прибавилъ онъ, понижая голосъ,— я такъ любилъ ее нкогда.

Мистеръ Педгифтъ Старшій мгновенно сдлался серіознымъ.

— Не собираетесь ли вы и въ самомъ дл принять миссъ Гуильтъ? спросилъ онъ съ выраженіемъ неподдльнаго неудовольствія.

— Я не могу поступить съ нею жестоко, отвчалъ Алланъ.— Я причинилъ ей зло, видитъ Богъ, не намренно! Но посл этого, во всякомъ случа, не могу поступить съ нею жестоко.

— Мистеръ Армадель, сказалъ адвокатъ,— нсколько минутъ тому назадъ вы сдлали мн честь, сказавъ, что считаете меня своимъ другомъ. Могу ли я, опираясь на это званіе, предложить вамъ нсколько вопросовъ, прежде нежели вы пойдете на врную погибель?

— Сколько вамъ угодно, сказалъ Алланъ, поглядывая на это первое письмо, полученное имъ отъ миссъ Гуильтъ.

— Вамъ уже ставили однажды ловушку, сэръ, и вы попали въ нее. Не хотите ли вы попасть и въ другую?

— Вы сами не хуже моего можете отвчать на этотъ вопросъ, мистеръ Педгифтъ.

— Попытаюсь еще разъ, мистеръ Армадель, васъ, адвокатовъ, трудно выбитъ изъ позиціи. Думаете ли вы, что на показанія миссъ Гуильтъ, въ случа вашего свиданія съ нею, можно будетъ положиться посл всего что вы и мой сынъ узнали въ Лондон?

— Она-то именно и можетъ намъ объяснитъ все это, подсказалъ Алланъ, продолжая смотрть на письмо и думая о рук его написавшей.

— Можетъ объяснитъ! Да, она какъ нельзя лучше объяснитъ вамъ все что ей вздумается, мой милый сэръ! Я долженъ отдать ей полную справедливость: я увренъ, что она сочинитъ вамъ цлую сказку, такъ что нельзя будетъ поддть и иголк.

Этотъ послдній отвтъ отвлекъ вниманіе Аллана отъ письма. Здравый смыслъ адвоката не давалъ ему пощады.

— Если вы снова примете эту женщину, сэръ, продолжалъ Педгифтъ Старшій,— вы сдлаете самый безразсудный поступокъ, о какомъ я когда-либо слыхалъ въ своей жизни. Желая придти сюда, она иметъ лишь одну цль — воспользоваться вашею слабостію къ ней. Почему знать, во что можетъ она вовлечь васъ, если вы дадите ей случай видть себя? Вы сами сознаетесь, что любили ее, и ваше вниманіе къ ней было предметомъ всеобщихъ толковъ, если вы не сдлали ее вашею женой, то вы были уже близки къ этому, и зная все это, вы хотите увидться съ нею и дать ей случай обойдти васъ своею дьявольскою красотой и своею дьявольскою ловкостью, въ качеств вашей интересной жертвы! Вы — одна изъ лучшихъ партій въ цлой Англіи! Вы — естественная добыча всхъ жадныхъ молодыхъ двицъ нашего общества! Я никогда не слыхалъ ничего подобнаго, въ продолженіе всей моей адвокатской дятельности, я никогда не слыхалъ ничего подобнаго! Если ужь вамъ непремнно хочется стать въ опасное положеніе, мистеръ Армадель, заключилъ Педгифтъ Старшій, держа свою вчную щепоть табаку между табакеркой и носомъ,— то знайте, что на слдующей недл въ нашъ городъ прибудетъ звринецъ. Впустите къ себ лучше тигрицу, сэръ, но не впускайте миссъ Гуильтъ!

Алланъ въ третій разъ взглянулъ на своего адвоката, и встртилъ все тотъ же смлый взглядъ.

— Вы составили себ, кажется, весьма дурное понятіе о миссъ Гуильтъ, сказалъ Алланъ.

— Самое дурное, мистеръ Армадель, холодно отвчалъ Педгифтъ Старшій.— Мы возвратимся къ нему, выпроводивъ сначала посланнаго этой госпожи. Хотите ли вы принятъ мой совтъ, сэръ? Откажите ей въ свиданіи.

— Я, пожалуй, и готовъ отказать, потому что оно было бы такъ тяжело для насъ обоихъ, сказалъ Алланъ.— Но какъ это сдлать?

— Богъ съ вами, мистеръ Армадель, да нтъ ничего легче! Не компрометтируйте себя письменнымъ отвтомъ. Вышлите просто сказать посланному, что отвта не будетъ.

Но принять этотъ совтъ Алланъ положително отказался.— Такой поступокъ былъ бы величайшею грубостью съ моей стороны, сказалъ онъ: — я не могу, я не хочу этого сдлать.

Еще разъ настойчивость Педгифта Старшаго нашла себ предлы, и еще разъ этотъ благоразумный человкъ согласился на уступку. Получивъ отъ своего кліента общаніе не видаться съ миссъ Гуильтъ, онъ согласился на то чтобъ Алланъ написалъ ей подъ его диктовку. Сжатость выраженій напоминала собственный слогъ Аллана, письмо заключало въ себ всего одну фразу: ‘Мистеръ Армадель шлетъ свое привтствіе миссъ Гуильтъ, сожаля, что долженъ лишить себя удовольствія принять ее въ Торпъ-Амброз.’ Напрасно вымаливалъ Алланъ еще одну строчку, желая объяснить, что только убжденіе въ совершенной безполезности этого тягостнаго для обоихъ свиданія вынуждаетъ его не соглашаться на просьбу миссъ Гуильтъ, адвокатъ съ твердостію отвергъ это предполагаемое прибавленіе.

— Когда вы хотите сказать женщин нтъ, замтилъ Педгифтъ Старшій,— всегда говорите это кратче. Если же вы станете объясняться съ нею, она непремнно подумаетъ, что вы хотите сказать да.

Доставъ этотъ перлъ благоразумія изъ богатаго запаса своей адвокатской опытности, мистеръ Педгифтъ Старшій отправилъ свой отвтъ посланному миссъ Гуильтъ и поручилъ слуг выпроводить этого посланнаго изъ дому, кто бы онъ ни былъ.

— Теперь, сэръ, сказалъ адвокатъ,— мы возвратимся, съ вашего позволенія, назадъ, къ моему мннію о миссъ Гуильтъ. Къ несчастію, оно, кажется, совершенно несогласно съ вашимъ. Вы считаете ее достойною сожалаія, что совершенно естественно въ ваши лта. Я же считаю ее достойною тюрьмы, что совершенно понятно въ моемъ возраст. Я разкажу вамъ сейчасъ на чемъ основывается мое мнніе. Чтобы доказать вамъ, что я не шучу, позвольте мн прежде всего подвергнуть это мнніе практическому испытанію. Думаете ли вы, мистеръ Армадель, что миссъ Гуильтъ ршится сдлать вамъ визитъ посл отвта, который вы послали ей?

— Это совершенно невозможно! съ жаромъ воскликнулъ Алланъ.— Миссъ Гуильтъ — благородная женщина, и посл моего письма она никогда не станетъ искать свиданія со мною.

— Вотъ на этомъ-то я васъ и ловлю, сэръ, воскликнулъ Педгифтъ Старшій.— Говорю вамъ, вопервыхъ, что она ухватится за ваше письмо (потому я и не желалъ, чтобы вы писали его), вовторыхъ, что она по всей вроятности ожидаетъ теперь возвращенія своего посланнаго гд-нибудь по близости отъ вашего дома, и наконецъ, втретьихъ, что не пройдетъ трехъ-четырехъ часовъ, какъ она снова попытается втереться сюда. Клянусь вамъ честью, сэръ! воскликнулъ мистеръ Педгифтъ, глядя на свои карманные часы,— что у нея хватитъ настолько дерзости и умнья, чтобы сегодня же вечеромъ застичь васъ врасплохъ, вдь теперь только 7 часовъ. Позвольте же мн позвонить слугу и попросить васъ, чтобы вы немедленно отдали ему приказаніе не принимать сегодня никого. Нечего колебаться, мистеръ Армадель! Если ваше мнніе о миссъ Гуильтъ справедливо, этотъ приказъ будетъ лишь пустою формальностью, если же правда окажется на моей сторон, то онъ будетъ благоразумною предосторожностью. Стойте за ваше мнніе, сэръ, сказалъ мистеръ Педгифтъ, дергая за звонокъ,— а я буду стоять за свое!

Когда раздался звонокъ, Алланъ уже настолько задтъ былъ за живое, чтобы сейчасъ же отдать приказаніе. Но когда слуга вошелъ, воспоминанія прошедшаго одержали верхъ надъ его ршимостью, и слова замерли на его губахъ.

— Приказывайте вы, сказалъ онъ мистеру Педгифту и быстро отошелъ къ окну.

‘Ты славный малый! подумалъ старый адвокатъ, глядя на Аллана и угадывая его мысли. Когти этой чертовки не коснутся тебя, если только это будетъ зависть отъ меня.’

— Если миссъ Гуильтъ явится сюда сегодня вечеромъ, или въ какое-либо другое время, сказалъ Педгифтъ Старшій, обращаясь къ слуг,— мистера Армаделя нтъ дома. Погоди! Если она спроситъ, когда мистеръ Армадель вернется, скажи, что ты не знаешь этого. Погоди! Если она захочетъ войдти въ домъ и посидть, скажи, что теб отдано приказаніе не впускать сюда никого, кром лицъ заране получившихъ приглашеніе отъ самого мистера Армаделя. Ступай! воскликнулъ Старшій Педгифтъ, весело потирая руки: — теперь, во всякомъ случа, я положилъ ей преграду. Приказаніе отдано, мистеръ Армадель. Мы можемъ продолжать теперь нашъ разговоръ.

Алланъ отошелъ отъ окна.

— Разговоръ этотъ далеко непріятенъ, сказалъ онъ.— Не сердитесь, но я желалъ бы скоре кончить его.

— Мы кончимъ его по возможности скоро, сэръ, сказалъ Педгифтъ Старшій, съ настойчивостью свойственною лишь адвокатамъ да женщинамъ, и постепенно подвигаясь къ своей цли.— Позвольте мн снова вернуться къ тому практическому предложенію, которое я сдлалъ вамъ при вход слуги съ письмомъ отъ миссъ Гуильтъ. Повторяю, для васъ остался теперь лишь одинъ исходъ изъ вашего настоящаго неловкаго положенія. Вы должны довести до конца ваши справки объ этой женщин — и я считаю весьма вроятнымъ, что результатъ оправдаетъ васъ во мнніи сосдей.

— Боже мой! чего бы я не далъ чтобы не начинать никогда этихъ справокъ! сказалъ Алланъ.— Ничто на свт не заставитъ меня теперь, мистеръ Педгифтъ, сдлать хотя бы одинъ шагъ впередъ.

— А почему? спросилъ адвокатъ.

— Можете ли вы спрашивать меня — почему, съ жаромъ возразилъ Алланъ,— когда вы знаете что мы открыли въ Лондон? Еслибы даже я не имлъ столькихъ причинъ грустить о миссъ Гуильтъ, еслибы даже на ея мст была какая-либо другая, совсмъ чужая мн женщина, неужели вы думаете, что я сталъ бы проникать въ тайны бднаго, обманутаго существа, а тмъ боле подвергать его пересудамъ цлаго околотка? Я сталъ бы тогда наравн съ тмъ негодяемъ, который покинулъ ее безпріютною на бломъ свт. Удивляюсь вашему вопросу, сэръ, клянусь вамъ, удивляюсь вашему вопросу!

— Дайте мн вашу руку, мистеръ Армадель! съ жаромъ воскликнулъ Педгифтъ Старшій:— я уважаю васъ за то что вы разсердились на меня. Пусть сосди говорятъ что имъ угодно, но вы настоящій джентльменъ, сэръ, въ лучшемъ смысл этого слова. Теперь, продолжалъ адвокатъ, выпуская руку Аллана и переходя отъ чувствительности къ длу,— выслушайте что я вамъ скажу, въ свое оправданіе. Вообразите себ, что истинное положеніе миссъ Гуильтъ не иметъ ничего общаго съ тмъ, какъ вы его великодушно себ представляете.

— Но мы не имемъ причины предполагать этого, съ твердостью отвчалъ Алланъ.

— Таково ваше мнніе, сэръ, настаивалъ Педгифтъ.— Мое же мнніе, основанное на открытыхъ дйствіяхъ миссъ Гуильтъ въ этомъ город и на моихъ личныхъ впечатлніяхъ, таково, что она далеко не та несчастная жертва, какою вы ее воображаете. Погодите, мистеръ Армадель! Вспомните, что я подвергъ свое мнніе практическому испытанію и не торопитесь осуждать его на скорую руку, прежде чмъ опровергнутъ его факты…. если только они опровергнутъ его. Позвольте мн представить вамъ мои пункты, сэръ, будьте снисходительны къ адвокату: позвольте мн представить вамъ мои пункты. Вы и мой сынъ — оба молодые люди, и я не отрицаю, что вншняя сторона фактовъ оправдываетъ то истолкованіе, которое вы придали имъ по молодости вашихъ лтъ. Но я — старикъ, я знаю, что факты нельзя судить по вншности, а въ данномъ случа я обладаю еще и тмъ преимуществомъ, что большую часть моей адвокатской дятельности я провелъ между самыми дурными женщинами, какія когда-либо появлялись въ этомъ мір.

Алланъ открылъ было ротъ для протеста, во сдержался, не надясь произвести на своего собесдника надлежащаго впечатлнія. Педгифтъ Старшій молча поклонился своему кліенту, какъ бы благодаря его за такую сдержанность, и немедленно воспользовался возможностью продолжать свою рчь.

— Вс дйствія миссъ Гуильтъ, началъ онъ,— со времени вашей злополучной переписки съ майоромъ, доказываютъ мн, что она искусная и опытная плутовка. Какъ только ей стала грозить огласка,— а въ огласк этой нельзя было сомнваться посл всего открытаго вами въ Лондон,— она объяснила ваше благородное молчаніе самымъ выгоднымъ для себя образомъ, и прикинувшись жертвой, оставила домъ майора. Разъ вышедши изъ этого дома, что предпринимаетъ она дале? Она смло остается въ город и такимъ образомъ выполняетъ три превосходныя цли. Вопервыхъ, она доказываетъ всмъ и каждому, что не боится никакихъ нападокъ на свою репутацію. Вовторыхъ, имя васъ подъ рукой, она надется вертть вами какъ своею игрушкой, и сдлаться во что бы то ни стало мистрисъ Армадель, если вы (и я) допустимъ ее до этого. Втретьихъ, если вы (или я) окажемся настолько осторожными, чтобы не доврять ей, она, съ своей стороны, не уступитъ намъ въ осторожности и не дастъ намъ случая послдовать за нею въ Лондонъ, чтобы накрыть ее вмст съ сообщниками. Похоже ли все это на поведеніе несчастной женщины, потерявшей свою честь въ минуту слабости, и поневол прибгнувшей къ обману, чтобы возвратить назадъ потерянное?

— Вы преискусно расписываете ее, сказалъ Алланъ съ замтнымъ принужденіемъ:— нечего сказать, преискусно.

— Вашъ собственный здравый смыслъ начинаетъ подсказывать вамъ, мистеръ Армадель, что я изображаю ее врно, сказалъ Педгифтъ Старшій.— Я не ршаюсь еще опредлить отношенія этой женщины къ обитателямъ Пимлико. Но можно положительно утверждать, что отношенія эти далеко не т что вы предполагаете. Затмъ мн остается сообщить вамъ лишь мои личныя впечатлнія о миссъ Гуильтъ. Постараюсь не оскорблять васъ, сэръ, постараюсь и это изложить какъ можно искусне. Она приходила въ мою контору (какъ я уже имлъ честь сообщить вамъ въ моемъ письм), вроятно, для того чтобы подружиться по возможности съ вашимъ адвокатомъ, и объявила мн съ самымъ кроткимъ, христіанскимъ смиреніемъ, что она не обвиняетъ васъ.

— Врите ли вы когда-нибудь и въ кого-нибудь, мистеръ Педгифтъ? перебилъ Алланъ.

— Случается, мистеръ Армадель, отвчалъ Педгифтъ Старшій, ни мало не смущаясь.— Я врю настолько, насколько можетъ врить адвокатъ. Возвращаюсь къ нашему разговору, сэръ. Когда я занимался по уголовнымъ преступленіямъ, мн всегда выпадалъ жребій собирать показанія для защиты подсудимыхъ женщинъ изъ устъ самихъ обвиненныхъ. Несмотря на все различіе между ними, я замтилъ наконецъ, что т, которыя были особенно порочны и неоспоримо преступны, сходились между собою всегда въ одномъ и томъ же пункт. Большаго или небольшаго роста, старыя или молодыя, красивыя или дурныя, он вс отличались тайнымъ самообладаніемъ, котораго ничто не могло поколебать. По наружности он были весьма различны: иныя приходили въ негодованіе, другія утопали въ слезахъ, третьи исполнены были благочестиваго упованія, а нкоторыя ршались лишить себя жизни не дожидаясь слдующаго дня. Но стоило только коснуться слабаго мста въ сочиненной ими сказк, и мигомъ наступалъ конецъ ихъ гнву, слезамъ, благочестію или отчаянію: предъ вами являлась настоящая женщина съ ловко сочиненною ложью, какъ нельзя лучше принаровленною къ даннымъ обстоятельствамъ. Миссъ Гуильтъ плакала, сэръ, тми очаровательными слезами, отъ которыхъ не краснетъ носъ,— но я внезапно коснулся слабаго мста въ ея разказ. И что же? Патетическій носовой платокъ мигомъ отнятъ былъ отъ прекрасныхъ голубыхъ глазъ, и передо мной явилась настоящая женщина съ ловкою сказкой, какъ нельзя боле принаровленною къ длу! Я почувствовалъ себя на двадцать лтъ моложе, мистеръ Армадель. Увряю васъ, я думалъ, что снова нахожусь въ Ньюгет съ записною книжкой въ рукахъ, и отбираю показанія для защиты обвиненныхъ.

— Только этого не доставало, мистеръ Педгифтъ, сердито воскликнулъ Алланъ.— вы готовы сказать теперь, что миссъ Гуильтъ сидла въ тюрьм!

Педгифтъ Старшій спокойно забарабанилъ по своей табакерк и сейчасъ же приготовился къ отвту.

— Весьма можетъ-быть, что она и заслуживала бы посидть тамъ, мистеръ Армадель, но въ наше время есть одна превосходная причина, по которой миссъ Гуильтъ, вроятно, не приходилось даже побывать и вблизи этого мста. Тюрьма, при настоящемъ направленіи общественнаго мннія, для такой очаровательной женщины какъ миссъ Гуильтъ! Помилуйте, мой любезный мистеръ Армадель, да еслибъ ей вздумалось убить васъ, или меня, и еслибы какой-нибудь безчеловчный судья приговорилъ ее къ тюремному заключенію, первымъ дломъ современнаго общества было бы воспрепятствовать этому приговору, а еслибъ это оказалось невозможнымъ, то освободить ее изъ тюрьмы какъ можно скоре. Прочтите вашу газету, мистеръ Армадель, и вы увидите, что мы живемъ въ самое блаженное время для гршницъ…. если только он достаточно гршны. Я настойчиво утверждаю, сэръ, что мы имемъ теперь дло съ однимъ изъ безнравственнйшихъ существъ въ мір. Я настойчиво утверждаю, что въ продолженіе этихъ злополучныхъ справокъ вамъ удалось напасть на женщину, которая оказывается достойною справокъ, хотя бы въ интересахъ общественной безопасности. Спорьте со мною сколько вамъ угодно, но воздержитесь отъ окончательнаго приговора насчетъ миссъ Гуильтъ, до тхъ поръ пока событія не оправдаютъ одного изъ нашихъ двухъ мнній и не оправдаютъ его именно тмъ самымъ способомъ, который я предложилъ вамъ. Лучшую и боле справедливую оцнку трудно сдлать. Я совершенно согласенъ съ вами, что по полученіи вашего письма никакая порядочная женщина не стала бы доискиваться свиданія съ вами, но я не считаю миссъ Гуильтъ порядочною женщиной, и говорю, что она, невзирая ни на что, попытается проникнуть въ вашъ домъ.

— А я говорю, что нтъ! съ твердостью возразилъ Алланъ.

Педгифтъ Старшій прислонился къ спинк кресла и улыбнулся. Наступило минутное молчаніе, въ продолженіе котораго раздался звонокъ.

Адвокатъ и кліентъ — оба бросили полный ожиданія взглядъ въ направленіи къ пріемной.

— Нтъ! воскликнулъ Алланъ еще съ большимъ жаромъ чмъ прежде.

— Да! сказалъ Педгифтъ Старшій, оспаривая его съ величайшею вжливостью въ тон.

Они ждали чмъ это кончится. Хотя стукъ отъ отворяемой двери былъ слышенъ, однако комната была слишкомъ отдалена отъ входа, чтобы можно было различить звукъ голосовъ. Посл длиннаго промежутка ожиданія раздался наконецъ стукъ затворяемой двери. Алланъ проворно всталъ и дернулъ за звонокъ, между тмъ какъ мистеръ Педгифтъ Старшій сидлъ въ величественномъ спокойствіи и съ особеннымъ наслажденіемъ втягивалъ самую большую щепоть табаку, какую ему когда-либо приходилось захватывать.

— Не ко мн ли кто-нибудь? спросилъ Алланъ у вошедшаго слути.

Слуга посмотрлъ на Педгифта Старшаго съ выраженіемъ величайшаго благоговнія и отвчалъ: ‘Миссъ Гуильтъ.’

— Я вовсе не желаю хвастаться, сэръ, сказалъ Педгифтъ Старшій, когда слуга вышелъ.— Но что вы думаете теперь о миссъ Гуильтъ?

Алланъ въ молчаливомъ отчаяніи покачалъ головой.

— Время что-нибудь да значитъ, мистеръ Армадель. Неужели и посл этого послдняго факта вы откажетесь принять тотъ образъ дйствій, который я имлъ честь предложить вамъ?

— Не могу, мистеръ Педгифтъ, сказалъ Алланъ.— Не могу быть орудіемъ ея позора между сосдями. Пусть лучше я самъ останусь опозореннымъ во мнніи общества.

— Тогда позвольте мн предложить вамъ еще другое средство, сэръ. Извините мою настойчивость. Вы были весьма добры ко мн и къ моему семейству, я принимаю въ васъ участіе не только какъ адвокатъ, но и какъ человкъ. Если вы не можете ршиться представить въ истинномъ свт репутацію этой женщины, то не примете ли вы по крайней мр хотя самыхъ обыкновенныхъ предосторожностей, чтобы воспрепятствовать ей въ причиненіи дальнйшаго вреда? Устройте за нею тайный надзоръ, до тхъ поръ пока она будетъ оставаться между нами.

Во второй разъ Алланъ отрицательно покачалъ головой.

— И это ваше послднее слово, сэръ?

— Да, мистеръ Педгифтъ, но несмотря на все, я вамъ много благодаренъ за ваши совты.

Педгифтъ Старшій всталъ съ своего мста и съ видомъ кроткой покорности взялся за шляпу.

— Добрый вечеръ, сэръ, сказалъ онъ, и грустно направился къ дверямъ.

Алланъ всталъ въ простодушной увренности, что свиданіе кончилось. Люди, короче знакомые съ дипломатическими пріемами своего адвоката, предложили бы ему не покидать своего мста. Наступило время для ‘Педгифтова постскрипта,’ и знаменательная табакерка уже появилась въ одной рук адвоката, между тмъ какъ другою онъ отворялъ дверь.

— Прощайте, сказалъ онъ.

Педгифтъ Старшій отворилъ дверь, остановился, подумалъ, снова затворилъ дверь, таинственно вернулся назадъ, держа щепоть табаку между табакеркой и носомъ, и повторяя свою неизмнную формулу: ‘А между прочимъ мн приходитъ въ голову слдующее сображеніе,’ спокойно слъ на свой покинутый стулъ.

Удивленный Алланъ, въ свою очередь, вернулся на свое мсто. Адвокатъ и кліентъ поглядли другъ на друга, и снова началась неистощимая бесда.

VI. Педгифтовъ постскриптъ.

— Я сейчасъ упомянулъ, что мн пришло въ голову одно соображеніе, сэръ, замтилъ Педгифтъ Старшій.

— Да, сказалъ Алланъ.

— Не желаете ли вы выслушать его, мистеръ Армадель?

— Если вамъ угодно, сказалъ Алланъ.

— Очень радъ, сэръ! Вотъ въ чемъ дло. Если уже ничего другаго нельзя сдлать, то я нахожу весьма важнымъ тайно наблюдать за миссъ Гуильтъ, до тхъ поръ пока она будетъ оставаться въ Торпъ-Амброз. Въ ту минуту, какъ я выходилъ отъ васъ, мистеръ Армадель, мн вдругъ пришло голову, что если вы не хотите предпринять никакихъ мръ для вашей собственной безопасности, то, быть-можетъ, вы ршитесь что-нибудь сдлать для безопасности другаго лица.

— Какого лица? спросилъ Алланъ.

— Одной молодой двушки, вашей ближайшей сосдки, сэръ. Назвать ее вамъ по секрету? Миссъ Мильрой.

Алланъ вздрогнулъ и поблднлъ.

— Миссъ Мильрой! повторилъ онъ.

— Можетъ ли она быть замшана въ этомъ грязномъ дл? Надюсь, что нтъ, мистеръ Педгифтъ, искренно надюсь, что нтъ.

— Сегодня утромъ, въ виду вашихъ собственныхъ интересовъ, сэръ, я отправился на мызу, продолжалъ Педгифтъ Старшій.— Выслушайте что тамъ случилось, и судите сами. Майоръ Мильрой высказывался о васъ слишкомъ свободно, и мн было весьма желательно сдлать ему небольшое предостереженіе. Эти пустоголовые флегматики вс на одинъ ладъ: какъ расходятся, такъ нтъ имъ удержу, и ужъ не убдишь, и не переспоришь. Итакъ, сэръ, отправился я сегодня утромъ на мызу. Майоръ и миссъ Нелли — оба сидли въ гостиной, миссъ была не такъ авантажна, какъ обыкновенно, блдна, утомлена и печальна. Вдругъ пустоголовый майоръ вскакиваетъ…. (Я никакъ не ожидалъ этого отъ человка, который полжизни проводитъ за дланіемъ часовъ.)… вдругъ пустоголовый майоръ вскакиваетъ съ самымъ надменнымъ видомъ и пытается взглянутъ на меня свысока. Ха! ха! ха! Смшно подумать, чтобы въ мои годы на меня могъ кто-нибудь смотрть свысока. Я поступилъ по-христіански, и дружески кивнулъ головой старому чудаку. ‘Прекрасное утро, майоръ,’ сказалъ я. ‘Вы имете до меня дло?’ спросилъ онъ. ‘Одно слово,’ сказалъ я.’ Миссъ Нелли, какъ благоразумная двушка, хотла было встать, чтобы выйдти изъ комнаты, но какъ же поступилъ ея смшной отецъ? Онъ остановилъ ее. ‘Теб не для чего уходить, моя милая, я ничего не имю сообщить мистеру Педгифту,’ сказалъ этотъ старый солдатъ-идіотъ, обращаясь въ мою сторону и снова пытаясь поглядть на меня свысока. ‘Вы — адвокатъ мистера Армаделя, сказалъ онъ, если вы пришли по какому-либо длу отъ вашего кліента, то я прошу васъ обратиться къ моему ходатаю.’ Ходатай его — Дарчъ, а Дарчъ, скажу вамъ, много кой-чего видлъ отъ меня по дламъ! ‘Мое появленіе здсь, майоръ, конечно, иметъ отношеніе къ мистеру Армаделю, сказалъ я, но это во всякомъ случа еще не касается вашего адвоката. Я желаю предупредить васъ, чтобы вы помедлили произносить вашъ приговоръ о моемъ кліент, если же вы на это не согласны, то будьте осторожны въ вашихъ выраженіяхъ. Предупреждаю васъ, что вашъ чередъ наступитъ, и что вы еще не исчерпали всей этой скандальной исторіи съ миссъ Гуильтъ.’ Я былъ увренъ, что посл такого приступа онъ выйдетъ изъ себя, и ожиданія мои совершенно оправдались. Онъ страшно вспылилъ на меня, бдное, слабое созданіе! Я опять-таки поступилъ по-христіански: дружески кивнулъ ему головой и пожелалъ ему добраго утра. Оглянувшись кругомъ, чтобы проститься съ миссъ Нелли, я увидалъ, что она уже исчезла. Вы взволнованы, мистеръ Армадель, замтилъ Педгифтъ Старшій, между тмъ какъ Алланъ, подъ вліяніемъ прежнихъ вспоминаній, внезапно вскочилъ съ своего стула и сталъ ходить взадъ и впередъ по комнат.— Я не хочу доле испытывать вашего терпнія, сэръ, и приближаюсь къ концу.

— Прошу васъ извинить меня, мистеръ Педгифтъ, сказалъ Алланъ, возвращаясь на свое мсто и стараясь спокойно смотрть на адвоката сквозь пробгавшій передъ его глазами образъ Нелли, вызванный словами его собесдника.

— Итакъ, сэръ, я ушелъ съ мызы, продолжалъ Педгифтъ Старшій. Въ ту минуту, какъ я огибалъ уголъ сада, чтобы войдти въ паркъ, кто бы, вы думали, попался мн навстрчу? Сама миссъ Нелли, очевидно, караулившая меня на возвратномъ пути. ‘Мн нужно сказать вамъ нсколько словъ, мистеръ Педгифтъ, сказала она. Не думаетъ ли мистеръ Армадель, что я принимала участіе въ этомъ дл?’ Она была страшно взволнована: въ глазахъ ея блистали слезы, сэръ, но такія слезы, которыхъ мн не приходилось встрчать въ продолженіе моей адвокатской дятельности. Я совершенно увлекся, подалъ ей руку и осторожно повелъ ее въ глубину парка. (Хорошо было бы, еслибы кто-нибудь изъ городскихъ сплетниковъ, случайно проходя мимо, засталъ меня въ этомъ интересномъ tte—tte!) ‘Любезнйшая миссъ Мильрой, сказалъ я, почему вы думаете, что мистеръ Армадель считаетъ васъ замшанною въ этомъ дл?’

— Вы должны были прямо сказать ей, что я не думаю ничего подобнаго, съ негодованіемъ воскликнулъ Алланъ. Для чего вы хоть на минуту оставляли ее въ сомнніи?

— Оттого что я адвокатъ, мистеръ Армадель, сухо отвчалъ Педгифтъ Старшій.— Даже въ минуту чувствительности, находясь подъ привтливою снію деревьевъ, наедин съ хорошенькою двушкой, я не могу совершенно отдлаться отъ моей обычной осторожности. Прошу васъ, сэръ, не огорчайтесь! Я тутъ же все исправилъ. Прежде нежели разстаться съ миссъ Мильрой, я объяснилъ ей въ самыхъ ясныхъ выраженіяхъ, что подобная мысль никогда не входила вамъ въ голову.

— Успокоило ли это ее? спросилъ Алланъ.

— Она въ состояніи была оставить мою руку, сэръ, отвчалъ Старшій Педгифтъ все также сухо,— и просила меня сохранить втайн наше свиданіе. Она особенно настаивала, чтобы не говорить объ этомъ вамъ. Если же вы желаете знать, почему я нарушилъ данное ей слово, то позвольте сказать вамъ, что она говорила со мною объ особ, которая только-что удостоила васъ своимъ посщеніемъ,— о миссъ Гуильтъ.

Алланъ, снова начавшій безпокойно ходить взадъ и впередъ по комнат, остановился и вернулся на прежнее мсто.

— Важно ли это? спросилъ онъ.

— Въ высшей степени важно, сэръ, отвчалъ Педгифтъ Старшій. Я выдаю тайну миссъ Нелли въ ея собственныхъ интересахъ. Позвольте мн вернуться назадъ къ сдланному ей мною вопросу. Ей было нсколько трудно отвчать на него, такъ какъ отвтъ необходимо долженъ былъ заключать въ себ разказъ о ея разставаньи съ гувернанткой. Вотъ его сущность. Когда миссъ Гуильтъ пришла прощаться съ своею воспитанницей, он находились наедин, и по словамъ миссъ Нелли, гувернантка сказала ей слдующее: ‘Ваша мать отказалась проститься со мною. Не откажетесь ли и вы также?’ Отвтъ миссъ Нелли былъ замчательно уменъ для двочки ея лтъ. ‘Мы съ вами никогда не были друзьями, сказала она, и я полагаю, одинаково рады разстаться другъ съ другомъ. Но я готова проститься съ вами.’ Говоря это, она протянула ей руку. Миссъ Гуильтъ, не взявъ руки, пристально посмотрла на нее и обратилась къ ней съ слдующими словами: ‘Вы еще покамстъ не мистрисъ Армадель….’ Тише, тише, сэръ! Будьте терпливы. Нтъ ничего удивительнаго, что женщина, сама имвшая на васъ недостойные разчеты, могла приписать ихъ молодой двушк, вашей близкой сосдк. Позвольте мн продолжать. По собственному сознанію миссъ Нелли, она пришла въ сильное негодованіе, и совершенно естественно. Она сказала гувернантк: ‘Безсовстная женщина! какъ смете вы говорить мн это!’ Отвтъ миссъ Гуильтъ былъ замчателенъ (гнвъ ея былъ холоденъ, спокоенъ, ядовитъ): ‘Еще никто до сихъ поръ не оскорблялъ меня, миссъ Мильрой, сказала она, безъ того чтобы рано или поздно не раскаяться въ этомъ горько. Вы тоже горько въ этомъ раскаетесь!’ Она постояла еще нсколько минутъ въ мертвомъ молчаніи, устремивъ глаза на свою воспитанницу, и потомъ вышла изъ комнаты. Повидимому, миссъ Нелли гораздо живе почувствовала несправедливый намекъ миссъ Гуильтъ относительно васъ нежели самую угрозу. Ей и всему дому было уже извстно, что вслдствіе какихъ-то необъяснимыхъ съ вашей стороны дйствій въ Лондон, миссъ Гуильтъ добровольно оставила свое мсто. Вотъ почему миссъ Нелли заключила изъ словъ гувернантки, что та подозрваетъ ее какъ главную виновницу наведенныхъ вами справокъ, и видитъ въ ней желаніе выдвинуться впередъ и погубить миссъ Гуильтъ въ вашемъ мнніи…. Тише, тише, сэръ! Я еще не кончилъ. Какъ только миссъ Нелли оправилась, она пошла наверхъ, чтобы поговорить съ мистрисъ Мильрой. Гнусное обвиненіе миссъ Гуильтъ застигло ее врасплохъ, и она пошла прежде всего къ своей матери за объясненіемъ и совтомъ, но ей не дали ни того, ни другаго. Мистрисъ Мильрой объявила ей, что она слишкомъ больна и слаба, чтобы говорить объ этомъ предмет, и съ тхъ поръ она такъ и не почувствовала себя лучше. Затмъ миссъ Нелли обратилась къ своему отцу. Не успла она произвести ваше имя, какъ майоръ остановилъ ее, объявивъ, что онъ не хочетъ боле слышать вашего имени въ устахъ кого-либо изъ членовъ своего семейства. Съ тхъ поръ и по настоящую минуту миссъ Нелли оставалась въ совершенной неизвстности, мучась мыслію, что можетъ-быть миссъ Гуильтъ взвела на нее Богъ всть какія клеветы въ вашихъ глазахъ. Въ мои лта и въ моемъ званіи нельзя похвастаться большою мягкостью сердца. Но мн кажется, мистеръ Армадель, что положеніе миссъ Нелли заслуживаетъ вашего сочувствія.

— Я сдлаю все, чтобы помочь ей! съ жаромъ воскликнулъ Алланъ.— Вы не знаете, мистеръ Педгифтъ, какъ много причинъ имю я…. Онъ сдержался и въ смущеніи повторилъ свои первыя слова,— Я сдлаю все, все на свт, чтобы помочь ей!

— Вы въ самомъ дл намрены сдлать это, мистеръ Армадель? Извините меня за этотъ вопросъ, но вы можете оказать существенную помощь миссъ Нелли, если только захотите.

— Какимъ образомъ? спросилъ Алланъ.— Скажите мн только какимъ образомъ?

— Уполномочивъ меня, сэръ, защищать ее отъ миссъ Гуильтъ.

Отпустивъ эту штуку, мудрый адвокатъ остановился на минуту, чтобы посмотрть, какой эффектъ произведутъ его слова.

Лицо Аллана омрачилось, и онъ сталъ безпокойно вертться на стул.

— Съ вашимъ сыномъ очень трудно ладить, мистеръ Педгифтъ, сказалъ онъ.— А съ вами еще трудне.

— Благодарю васъ, сэръ, отвчалъ находчивый Педгифтъ,— и отъ себя, и отъ имени сына, за комплиментъ, сдланный вашей фирм. Если вы дйствительно желаете быть полезнымъ миссъ Нелли, продолжалъ онъ серіозне, то я указалъ вамъ способъ. Все что можно придумать для ея успокоенія, я уже сдлалъ. Какъ скоро я уврилъ ее, что вы ни чуть не предубждены противъ нея, она ушла совершенно удовлетворенною. Прощальная угроза гувернантки, повидимому, изгладилась изъ ея воспоминанія. Но что до меня касается, мистеръ Армадель, то я не забылъ о ней! Вы знаете мое мнніе о миссъ Гуильтъ, и знаете также что сдлала она сегодня вечеромъ, чтобъ оправдать это мнніе въ вашихъ собственныхъ глазахъ. Позвольте мн спросить у васъ посл всего случившагося: такого ли рода женщина миссъ Гуильтъ, чтобъ ограничиться однми пустыми угрозами?

Трудно было отвчать на этотъ вопросъ. Вынужденный отступить назадъ передъ неотразимымъ напоромъ фактовъ, Алланъ въ первый разъ обнаружилъ нкоторую уступчивость по поводу миссъ Гуильтъ.

— Разв нтъ какого-либо другаго способа защищать миссъ Мильрой, кром того, на который вы указываете? спросилъ онъ съ безпокойствомъ.

— Не думаете ли вы, что майоръ выслушаетъ васъ, сэръ, если вы станете объясняться съ нимъ? саркастически спросилъ Педгифтъ Старшій, я боюсь, что онъ не удостоитъ этой чести даже и меня. Или вы предпочитаете, быть-можетъ, потревожить миссъ Нелли, прямо объявивъ ей, что мы считаемъ ее въ опасности? А то не хотите ли вы послать меня къ миссъ Гуильтъ съ извщеніемъ, что она страшно несправедлива къ своей бывшей воспитанниц? женская сговорчивость, какъ вы знаете, вошла въ пословицу, и сверхъ того, женщины всегда такъ готовы бываютъ перемнить другъ о друг мнніе, когда ихъ объ этомъ просятъ, особенно, если одна женщина считаетъ другую помхой къ выгодному для нея браку. Меня не бойтесь послать къ ней, мистеръ Армадель, я не боле какъ адвокатъ, и смло выдержу новый потокъ слезъ миссъ Гуильтъ.

— Чортъ возми, мистеръ Педгифтъ, да скажите мн наконецъ прямо, что вамъ нужно! воскликнулъ Алланъ, теряя терпніе.

— Говоря прямо, мастеръ Армадель, мн нужно устроить тайный надзоръ за миссъ Гуильтъ, покамстъ она будетъ оставаться въ этомъ город. Ручаюсь вамъ, что я найду человка, который будетъ наблюдать за нею деликатно и осторожно. Но я готовъ буду прекратить даже и это невинное наблюденіе, если черезъ недлю времени, къ вашему полному удовольствію, оно окажется не нужнымъ. Это умренное предложеніе, сэръ, я длаю вамъ въ интересахъ миссъ Мильрой, и теперь жду вашего отвта: да, или нтъ?

— Неужели вы не дадите мн времени подумать? спросилъ Алланъ, ища спасенія въ отсрочк.

— Конечно, мистеръ Армадель. Но покамстъ вы будете размышлять, не забывайте, что миссъ Мильрой иметъ обыкновеніе прогуливаться одна въ парк, не подозрвая объ угрожающей ей опасности, и что миссъ Гуильтъ можетъ воспользоваться этимъ обстоятельствомъ, какъ ей угодно.

— Длайте какъ хотите! въ отчаяніи воскликнулъ Алланъ,— но, ради самого Бога, не мучьте меня доле.

Люди предубжденные могутъ не согласиться съ этимъ, но на самомъ дл званіе адвоката, по крайней мр съ одной стороны, есть вполн христіанское званіе. Изъ огромнаго запаса отвтовъ, всегда готовыхъ у адвоката, ни одинъ не дйствуетъ такъ успшно, какъ кроткій, умиротворяющій отвтъ. Педгифтъ Старшій всталъ съ своего мста съ жаромъ юности въ ногахъ и съ мудрою умренностью старости на язык.

— Много благодаренъ вамъ, сэръ, за оказанное мн вниманіе, сказалъ онъ.— Поздравляю васъ съ добрымъ ршеніемъ и желаю вамъ пріятнаго вечера.

На этотъ разъ въ рук его не было знаменательной табакерки, и отворивъ дверь, онъ дйствительно исчезъ въ ней, не вернувшись боле назадъ для втораго постскрипта.

Когда Алланъ остался одинъ, голова его опустилась на грудь. ‘Еслибъ эта недля была уже на исход! подумалъ онъ тоскливо. Еслибы со мною былъ Мидвинтеръ!’

Между тмъ какъ онъ формулировалъ это желаніе, адвокатъ весело садился въ свою одноколку. ‘Ну, ну, старушка, впередъ, воскликнулъ Педгифтъ Старшій, ударяя хлыстомъ свою рысистую кобылу. Я никогда не заставлялъ дамъ дожидаться, а сегодня вечеромъ меня какъ разъ ожидаетъ особа вашего прекраснаго пола.’

VII. Мученія миссъ Гуильтъ.

Окрестности меленькаго городка Торпъ-Амброза, со стороны ближайшей къ ‘большому дому,’ пріобрли себ нкоторую извстность красотою видовъ, самыхъ разнообразныхъ во всемъ восточномъ Норфок. Виллы и сады расположены здсь большею частью въ превосходномъ вкус, деревья находятся въ роскошномъ развитіи, а вересковый лугъ, простирающійся позади домовъ, образуетъ очаровательную холмистую поверхность. Весь фешіонебельный городской людъ избираетъ это мсто для своихъ вечернихъ прогулокъ, и если случится какому-нибудь зазжему иностранцу предоставить кучеру выборъ мста для катанья, послдній наврное повезетъ его на вересковую поляну.

Съ противоположной стороны, то-есть со стороны дальнйшей отъ ‘большаго дома,’ городскія окрестности (въ 1851 году) представляли весьма жалкій видъ, по мннію людей, дорожившихъ репутаціей своего города.

Природа здсь была не заманчива, человкъ бденъ, а общественный прогрессъ, насколько онъ проявляется въ архитектур зданій, хромалъ ужасно. Улицы, удаляясь отъ центра города, становились все уже и уже, дома все меньше и меньше, и наконецъ, ничего уже не было видно кром бдныхъ лачужекъ, выходившихъ въ открытое поле. Вс окружные домостроители покинули, повидимому, свои работы въ самой первой еще степени ихъ созиданія. Землевладльцы выставляли шесты на пустовавшихъ земляхъ, съ жалобными публикаціями объ отдач ихъ въ наемъ подъ постройку, а между тмъ собирали скудную жатву, мало надясь найдти охотника. Вся ненужная въ город бумага сносилась втромъ въ это заброшенное мсто, и вс безпокойные ребятишки, бывшіе подъ присмотромъ неряшливыхъ нянекъ, пятнавшихъ собою этотъ городъ, сходились сюда, чтобы покричать и поплакать. Когда въ Торпъ-Амброз хотли отправить на бойню какую-нибудь замучанную чахлую лошадь, ее наврное можно было найдти въ этомъ пол ожидающею своей участи. Ничто не выростало въ этомъ глухомъ мст, кром грудъ мусора, и никакое живое существо не ликовало здсь, кром ночныхъ тварей — червей, копошившихся въ земляныхъ глыбахъ, да кошекъ, пронзительно мяукавшихъ по черепичнымъ крышамъ.

Солнце сло, и лтнія сумерки начинали сгущаться. Безпокойныя дти кричали въ своихъ колыбеляхъ, лошади, обреченныя на убой, сонливо бродили въ этой громадной тюрьм, а кошки прятались по угламъ, въ ожиданіи приближавшейся ночи. Лишь одна живая фигура замтна была въ этомъ уединенномъ предмстіи, то была фигура мистера Башвуда. Лишь одинъ слабый звукъ нарушалъ это страшное молчаніе, то былъ звукъ шаговъ тихо кравшагося мистера Башвуда.

Медленно и осторожно пробираясь мимо грудъ кирпича, наваленнаго вдоль дороги, между кирпичными обломками и разбитыми, кое-гд разбросанными черепицами, мистеръ Башвудъ шелъ изъ поля, къ одной изъ неоконченныхъ улицъ предмстія. Въ этотъ день, онъ, очевидно, обратилъ особенное вниманіе на свою наружность. Его фальшивые зубы отличались блестящею близной, парикъ былъ тщательно приглаженъ, новое, съ иголочки, траурное платье лоснилось отвратительнымъ и тусклымъ глянцемъ дешеваго чернаго сукна. Въ движеніяхъ его замтна была какая-то нервная изысканность, и онъ оглядывался по сторонамъ съ тупою безсмысленною улыбкой. Дойдя до первой изъ чахлыхъ лачужекъ, онъ въ первый разъ посмотрлъ пристально своими слезливыми глазами на разстилавшуюся передъ нимъ улицу. Вдругъ онъ вздрогнулъ, дыханіе его ускорилось, и онъ, дрожа и красня, прислонился къ стоявшей подл него недоконченной стн. По улиц, въ направленіи къ нему, шла дама. ‘Она идетъ!’ прошепталъ онъ съ страннымъ выраженіемъ восторга и страха на безумномъ лиц, то красня, то блдня. ‘Для чего я не прахъ, по которому она ступаетъ! Для чего я не перчатка, которая обтягиваетъ ея руку!’ Онъ произнесъ эти безумныя слова съ сильнымъ внутреннимъ восторгомъ, который потрясъ всю его слабую фигуру.

Плавно и граціозно приближалась дама, и наконецъ, глазамъ мистера Башвуда предстала миссъ Гуильтъ, которую онъ уже давно узналъ по инстинкту.

Она была одта съ изящною, во бросавшеюся въ глаза простотою. На голов ея была простйшая соломенная шляпка, скудно украшенная дешевою бдою лентой. Скромная и изящная бдность выражалась у нея въ безукоризненной чистот и скромныхъ размрахъ ея свтлаго ситцеваго платья, равно какъ и въ дешевой черной шелковой мантиліи, накинутой сверхъ платья и обшитой простою оборкой изъ такой же матеріи. Ея рыжіе волосы дерзко блистали надъ ея лбомъ, заплетенные въ косу, и лишь сбоку вырывался изъ-подъ шляпки рзвый локонъ, спускавшійся на ея лвое плечо. Перчатки, плотно охватывавшія ея руку, были того скромнаго бураго цвта, который доле другихъ сохраняетъ свою свжесть. Одна рука осторожно приподнимала пердъ платья, чтобы предохранить его отъ нечистоты дороги, въ другой былъ маленькій букетъ изъ обыкновенныхъ садовыхъ цвтовъ. Плавно и тихо шла она, придавая правильное, волнообразное движеніе своему ситцевому платью, вечерній втерокъ, играя ея локономъ, тихо приподнималъ его отъ времени до времени, голова была опущена внизъ, глаза задумчиво устремлены въ землю, но несмотря на все это, въ ея походк, наружности, манерахъ, въ каждомъ случайномъ движеніи выражалась та неуловимая смсь сладострастія и скромности, которая, между прочими привлекательными въ женщинахъ противоположностями, иметъ наиболе неотразимую прелесть въ глазахъ мущины.

— Мистеръ Башвудъ! воскликнула она громкимъ голосомъ, выражавшимъ величайшее удивленіе,— какой сюрпризъ для меня найдти васъ здсь! Я думала, что кром самыхъ бдныхъ обитателей города никто никогда не ршается приходить въ это захолустье. Тсъ! быстро прибавила она шепотомъ.— Вы не ошиблись, передавъ мн, что мистеръ Армадель собирается наблюдать за мной. Вотъ тутъ за домомъ скрывается его шпіонъ. Мы должны говорить громко о разныхъ пустякахъ и длать видъ, какъ будто мы встртились случайно. Спросите у меня чмъ я занимаюсь — громче и скоре. Если вы не перестанете сейчасъ же дрожать и не скажете того что я вамъ приказываю, вы никогда больше не увидите меня.

Она говорила съ безпощадною тиранніей во взгляд и голос, неограниченно пользуясь своею властію надъ несчастнымъ созданіемъ. Мистеръ Башвудъ повиновался ей и сдлалъ желаемый вопросъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ, между тмъ какъ глаза его, въ которыхъ отражался страхъ и восторгъ, съ жадностію пожирали ея красоту.

— Я стараюсь теперь заработать нсколько денегъ уроками музыки, сказала она, нарочно возвышая голосъ, чтобы быть услышанною шпіономъ.— Если вы можете рекомендовать мн ученицъ, мистеръ Башвудъ, вы меня много обяжете…. Были ли вы сегодня въ парк? спросила она, снова понижая голосъ.— Не былъ ли мистеръ Армадель около мызы? Не выходила ли миссъ Мильрой въ садъ? Нтъ? Вы точно въ этомъ уврены? Присматривайте же за ними завтра, и посл завтра, и каждый день. Они наврно сойдутся и помирятся, а я непремнно должна, и хочу звать объ этомъ. Тсъ! Спросите у меня теперь о моихъ условіяхъ. Ну чего же вы боитесь? Вдь это за мною подсматриваютъ, а не за вами. Говорите громче нежели вы говорили сейчасъ, когда спрашивали меня — чмъ я занимаюсь, громче же, или я не стану доврять вамъ боле, пойду къ кому-нибудь другому.

Еще разъ мистеръ Башвудъ повиновался.

— Не сердитесь на меня, пробормоталъ онъ едва внятно, исполнивъ то чего она требовала.— Мое сердце бьется такъ сильно: вы убьете меня!

— Бдный, милый старикашка! прошептала она ему въ отвтъ съ внезапною перемной въ обращеніи и съ какою-то насмшливою нжностью въ голос.— Зачмъ вамъ сердце въ ваши года? Приходите сюда завтра въ этотъ же часъ и разкажите мн все что вы подмтите въ большомъ дом…. Мои условія — пять шиллинговъ за урокъ, продолжала она громко,— мн кажется, это немного, мистеръ Башвудъ, я всегда такъ долго остаюсь за урокомъ, и притомъ, для всхъ моихъ ученицъ покупаю ноты за полцны.— Она опять внезапно понизила голосъ и бросила на него сверкающій взглядъ, который привелъ его въ немедленное повиновеніе. Не выпускайте завтра изъ виду мистера Армаделя. Если эта двчонка найдетъ средство говорить съ нимъ, и вы не доведете этого до моего свднія, я запугаю васъ до смерти, если же вы сообщите мн это, я поцлую васъ! Тсъ! Пожелайте мн добраго вечера и возвращайтесь въ городъ, а я пойду по другой дорог. Вы мн не нужны, я не боюсь шпіона, который прячется за домами, я сумю справиться съ нимъ и сама. Прощайтесь же со мной, и я пожму вамъ руку. Прощайтесь громче, и я подарю вамъ цвтокъ изъ моего букета…. впрочемъ, въ такомъ только случа, если вы дадите мн общаніе не влюбиться въ него.— Она снова возвысила свой голосъ.— Доброй ночи, мистеръ Башвудъ! Не позабудьте же моихъ условій. Пять шиллинговъ за урокъ, урокъ продолжается часъ времени, и сверхъ того, я за полцны доставляю ученицамъ ноты, что весьма выгодно, не правда ли?

Она сунула ему въ руку цвтокъ, движеніемъ бровей заставила его повиноваться, и въ то же время улыбнулась, чтобы наградить его за повиновеніе. Затмъ, снова приподнявъ передъ своего платья, чтобы предохранить его отъ нечистоты дороги, она пошла дале, тою граціозною и лнивою походкой, какою идетъ обыкновенно кошка, до-сыта насладившись страхомъ напуганной ею мыши.

Оставшись одинъ, мистеръ Башвудъ повернулся къ низкой стн лачужки, у которой онъ стоялъ, и облокотившись на нее въ утомленіи, посмотрлъ на цвтокъ, оставленный въ его рук. Прошедшая жизнь пріучила его переносить бдствія и оскорбленія съ тою твердостью, на которую не были бы способны люди боле счастливые, но она не приготовила его къ борьб съ сильнйшею изъ людскихъ страстей, которая въ первый разъ заговорила въ немъ на закат его печальной жизни, увядшей подъ двойнымъ губительнымъ вліяніемъ супружескаго разочарованія и родительскаго горя: ‘О, еслибъ я могъ помолодть!’ пробормоталъ бднякъ въ невыразимомъ блаженств, опираясь на стну и украдкой прижимая цвтокъ къ своимъ засохшимъ, горячимъ губамъ. ‘Будь мн двадцать лтъ, она, быть-можетъ, и полюбила бы меня!’ Вдругъ онъ выпрямился и съ какимъ-то безумнымъ страхомъ поглядлъ вокругъ себя. ‘Она велла мн идти домой, сказалъ онъ съ испуганнымъ видомъ, для чего же я остаюсь здсь?’ Онъ поспшно пошелъ въ городъ, не оглядываясь назадъ, чтобы не возбудить ея гнва, и не замчая шпіона, слдившаго за нею подъ прикрытіемъ пустыхъ домовъ и кирпичныхъ грудъ.

Бережливо поднимая свое платье, не ускоряя шага, и не обертываясь по сторонамъ, миссъ Гуильтъ плавно и граціозно продолжала подвигаться къ открытому полю. Улица предмстій развтвлялась въ конц на дв дорожки, шедшія въ разныхъ направленіяхъ. Съ лвой стороны тропинка вилась чрезъ лохматый, низенькій кустарникъ и приводила къ выгону сосдней фермы. Съ правой стороны она пролегала черезъ холмистую пустошь и выводила на большую дорогу. Остановившись на одну минуту, какъ бы для размышленія во не оглядываясь назадъ, чтобы не внушить подозрнія шпіону, который могъ бы тотчасъ же спрятаться за первою грудой кирпичей, миссъ Гуильтъ прямо пошла черезъ пустошь. ‘Я поймаю тебя тамъ, сказала она про себя,’ спокойно смотря на длинную прямую линію пустынной дороги. Разъ выбравъ извстную позицію, она встрчала вс ея затрудненія съ необыкновеннымъ тактомъ и самообладаніемъ. Пройдя около тридцати шаговъ, она уронила свой букетъ, обернувшись чтобы поднять его, она увидала позади себя шпіона и сейчасъ же пошла дале, постепенно ускоряя шагъ почти до бга. Шпіонъ попалъ въ разставленныя для него сти. Видя приближеніе ночи и боясь потерять миссъ Гуильтъ изъ виду, онъ быстрыми шагами сократилъ раздлявшее ихъ разстояніе. Гувернантка шла все скоре и скоре до тхъ поръ пока не услышала за собой шаговъ, тогда она остановилась, внезапно повернулась назадъ и лицомъ къ лицу столкнулась съ шпіономъ.

— Кланяйся отъ меня мистеру Армаделю, сказала она,— и скажи ему, что я подмтила твои продлки.

— Я вовсе не слжу за вами, миссъ, возразилъ шпіонъ, озадаченный ея дерзкою откровенностью.

Миссъ Гуильтъ смрила его презрительнымъ взглядомъ. То былъ невысокій, щедушный человчекъ. Она была гораздо выше и, можетъ-быть, даже сильне его.

— Долой шляпу, грубіянъ, когда разговариваешь съ дамой, оказала она, и въ ту же минуту шляпа полетла черезъ канаву, у которой они стояли.

На этотъ разъ шпіонъ былъ осторожне. Онъ зналъ не хуже самой миссъ Гуильтъ, какъ воспользовалась бы она драгоцнными минутами, еслибъ, отвернувшись отъ нея, онъ перешагнулъ черезъ канаву, чтобы поднять свою шляпу.

— Счастливъ вашъ Богъ, что вы женщина, сказалъ онъ, стоя съ обнаженною головой и грозно посматривая на нее сквозь быстро набгавшіе сумерки.

Миссъ Гуильтъ искоса поглядла на перспективу дали и различила во мрак одинокую фигуру мущины, быстро подвигавшагося въ направленіи къ ней. Другая женщина невольно испугалась бы, замтивъ появленіе незнакомаго человка въ такой поздній часъ и въ такомъ уединенномъ мст. Но миссъ Гуильтъ слишкомъ полагалась на свои чары, чтобы заране не разчитывать въ настоящемъ случа на помощь всякаго мущины, кто бы онъ ни былъ. Еще съ большею самоувренностью посмотрла она опять на шпіона и во второй разъ презрительно смрила его съ головы до ногъ.

— А не достанетъ ли у меня силъ и тебя самого отправить вслдъ за шляпой? сказала она.— Вотъ я сейчасъ подумаю объ этомъ.

Она сдлала еще нсколько шаговъ по направленію къ приближавшейся фигур. Шпіонъ не отставалъ отъ нея.

— Попробуйте, сказалъ онъ дерзко.— Вы красивая женщина, и я охотно позволю вамъ обнять меня, если вамъ это нравится.

Произнося эти слова, онъ въ первый разъ замтилъ приближавшагося незнакомца, и отступивъ немного назадъ, сталъ выжидать. Миссъ Гуильтъ, съ своей стороны, сдлала шагъ впередъ и также остановилась въ ожаданіи.

Незнакомецъ шелъ легкою, развязною походкой привычнаго пшехода, размахивая палкой и держа на плечахъ дорожный мшокъ. Еще нсколько шаговъ, и ужь можно было ясно различить лицо его. То былъ выразительный брюнетъ, съ черными запыленными волосами и съ черными глазами, пристально смотрвшими впередъ вдоль по дорог.

Миссъ Гуильтъ приблизилась къ нему, въ первый разъ обнаруживъ признаки сильнаго волненія.

— Неужели, сказала она тихо,— неужели это въ самомъ дл вы?

То былъ дйствительно Мидвинтеръ, возвращавшійся въ Торпъ-Амброзъ посл двухнедльной прогулки по Йоркширскимъ болотамъ.

Онъ остановился и взглянулъ на нее въ нмомъ удивленіи. Образъ этой женщины носился въ его воображеніи въ ту минуту какъ сама она нежданно явилась передъ нимъ.

— Миссъ Гуильтъ! воскликнулъ онъ и машинально протянулъ ей руку.

Она взяла ее и слегка пожала.

— Я всегда была рада видть васъ, сказала она.— Но еслибы вы знали, какъ особенно рада я вамъ въ настоящую минуту. Смю ли я просить васъ, чтобы вы поговорили съ этимъ человкомъ? Онъ отъ самаго города не перестаетъ слдить за мной и приставать ко мн.

Мидвинтеръ быстро прошелъ, впередъ, не говоря ни слова. Но несмотря на слабый свтъ сумерекъ, шпіонъ увидалъ, что къ нему идутъ навстрчу, и мгновенно повернувъ назадъ, прыгнулъ черезъ канаву. Прежде чмъ Мидвинтеръ усплъ пуститься въ погоню, миссъ Гуильтъ остановила его за плечо.

— Нтъ, сказала она.— Вы не знаете чьи приказанія онъ исполняетъ.

Мидвинтеръ остановился и посмотрлъ на нее.

— Много страннаго произошло съ тхъ поръ какъ мы съ вами разстались, продолжала она.— Я вынуждена была оставить мсто, а теперь за мною слдитъ наемный шпіонъ. Не спрашивайте, по крайней мр теперь, кто лишилъ меня мста и кто нанимаетъ шпіона. Я не могу ршиться открыть вамъ это до тхъ поръ пока не успокоюсь немного. Оставьте этого негодяя. Не можете ли вы проводить меня до моей квартиры?— вамъ вдь это по дорог,— и…. и нельзя ли мн опереться на вашу руку? Мой небольшой запасъ мужества начинаетъ измнять мн.

Она взяла его руку и крпко прижалась къ ней. Женщина, мучившая мистера Башвуда и сбросившая шляпу съ головы шпіона, исчезла безъ слда. Застнчивое, робкое, интересное созданіе отразилось въ ея привлекательной наружности и затрепетало въ правильной симметрической красот всхъ ея членовъ. Она приложила платокъ къ глазамъ.

— Говорятъ, для нужды законъ не писанъ прошептала она едва внятно,— я обращаюсь съ вами, какъ съ старымъ другомъ, и видитъ Богъ какъ я нуждаюсь въ дружб!

Они направились къ городу. Миссъ Гуильтъ овладла своими чувствами, съ трогательною твердостью спрятала платокъ въ карманъ и стала настойчиво распрашивать Мидвинтера о его путешествіи.

— Ужь я и такъ обременяю васъ собою, сказала она, слегка опираясь на его руку.— Не стану по крайней мр огорчать васъ. Скажите же мн, гд вы были, что вы видли. Заинтересуйте меня вашимъ путешествіемъ. Помогите мн уйдти отъ самой себя.

Они дошли наконецъ до скромной, маленькой квартиры, помщавшейся въ небольшомъ жалкомъ предмстій. Миссъ Гуильтъ вздохнула, и прежде чмъ пожать руку Мидвинтеру, сняла перчатку.

— Я нашла себ убжище въ этомъ маленькомъ уголк, сказала она просто.— Здсь чисто и спокойно, а я слишкомъ бдна чтобы желать или ожидать чего-нибудь лучшаго. Теперь мы, кажется, должны проститься, если только…. Она скромно остановилась и быстро оглянулась кругомъ, чтобы посмотрть не слдятъ ли за ней…. Если только вы не ршитесь зайдти ко мн, чтобъ отдохнуть немного. Я такъ благодарна вамъ, мистеръ Мидвинтеръ. Будетъ ли тутъ что-нибудь дурное, если я предложу вамъ чашку чаю?

Между тмъ какъ она говорила, магнетическое прикосновеніе ея руки насквозь пронизывало его. Перемны и разлука, вмсто того чтобъ ослабить ея власть надъ нимъ, какъ онъ надялся, еще боле усилили ее. Въ высшей степени чувствительный, въ высшей степени непорочный въ своемъ прошедшемъ, онъ стоялъ теперь, подъ соблазнительнымъ покровомъ ночи, рука объ руку съ первою женщиной, заставившею биться его сердце. Можно ли было вайдти человка въ его возраст и въ его положеніи, который ршился бы покинуть ее въ эту минуту? Такого человка (съ настоящимъ мужскимъ темпераментомъ), конечно, не нашлось бы въ цломъ мір. Мидвинтеръ повиновался ей.

Безтолковый, заспанный малый отворилъ имъ дверь. Даже и онъ, въ качеств мущины, просіялъ и разцвлъ при появленіи миссъ Гуильтъ.

— Принеси намъ чайникъ, Джонъ, сказала она ласково,— и еще одну чашку съ блюдцемъ, и дай мн на минуту твой подсвчникъ, чтобы зажечь на верху мои свчи, больше я ужь не потревожу тебя сегодня.

Джовъ мгновенно очнулся и засуетился.

— Какое тутъ безпокойство, миссъ, сказалъ онъ съ неловкою любезностью.

Миссъ Гуильтъ, улыбаясь, взяла у него свчу.

— Какъ вс добры ко мн! наивно прошептала она Мидвинтеру, вводя его за собой въ маленькую гостиную въ первомъ этаж.

Она зажгла свчи, и быстро повернувшись къ своему гостю, остановила его при первой попытк освободиться отъ дорожнаго мшка.

— Нтъ, сказала она привтливо.— Въ доброе старое время дамы сами обезоруживали своихъ рыцарей. Я также требую права обезоружить моего рыцаря.

Ея проворные пальцы поспшно отстегнули ремни и пряжки, и сняли пыльный мшокъ съ плечъ Мидвинтера, прежде нежели онъ усплъ предупредитъ ее.

Они услись за единственный маленькій столикъ, находившійся въ комнат. Комната была скудно меблирована, но изящная щеголеватость женщины проглядывала въ разстановк нсколькихъ жалкихъ украшеній на каминной полк, въ двухъ-трехъ красиво переплетенныхъ томикахъ на шифоньерк, въ цвтахъ на стол и въ скромной, маленькой рабочей корзинк на окн.

— Не вс женщины — кокетки, сказала она, снимая шляпку и мантилію и осторожно опуская ихъ на стулъ.— Я не пойду въ свою комнату, и не стану охорашиваться передъ зеркаломъ. Вы должны довольствоваться мною какова я теперь.

Ея руки граціозно и безъ малйшаго шума обращались съ чайнымъ приборомъ. Ея великолпные огненные волосы сверкали при блеск свчи, между тмъ какъ она повертывала свою голову то въ ту, то въ другую сторону, отыскивая съ ловкою граціей необходимыя ей вещи. Ходьба придала еще большій блескъ ея румянцу и содйствовала быстрой перемн выраженія въ ея глазахъ. Когда она думала или слушала, ихъ заволакивало выраженіе очаровательной нги, во какъ только она начинала говорить, они загарались проницательнымъ, свтлымъ умомъ. Въ каждомъ ея слов, въ каждомъ ея движеніи, было что-то говорившее сердцу человка, который сидлъ съ нею въ эту минуту. Скромная въ обращеніи, въ совершенств усвоившая себ всю граціозную сдержанность и утонченность настоящей леди, она обладала всми прелестями, услаждающими взоръ и говорящими чувствамъ, въ ея молчаніи былъ какой-то тайный намекъ, въ ея улыбк было что-то чарующее, даже чародйское.

— Вы не разсердитесь на меня, сказала она, внезапно прерывая разговоръ, который такъ настойчиво поддерживала о путешествіи Мидвинтера,— если я угадаю, что у васъ есть нчто на ум, чего ни мой чай, ни моя любезность не могутъ заставить васъ позабыть? Неужели мущины такъ же любопытны какъ женщины, и то что васъ теперь занимаетъ касается…. меня!

Мидвинтеръ боролся противъ непреодолимаго желанія смотрть на нее и слушать ее.

— Мн очень хотлось бы звать что такое случилось здсь въ мое отсутствіе, сказалъ онъ.— Но во мн еще сильне, миссъ Гуильтъ, желаніе не огорчать васъ разговоромъ о тяжеломъ предмет.

Она посмотрла на него съ благодарностію.

— Я только ради васъ самихъ избгала этого тяжелаго разговора, сказала она, играя чайною ложечкой по пустому дну чашки.— Но вдь если не я, такъ другіе разкажутъ вамъ объ этомъ, и потому вы должны знать отчего я нахожусь въ этомъ странномъ положеніи, и отчего вы видите меня здсь. Прежде всего прошу васъ не забывать объ одномъ, что я ничуть не упрекаю вашего друга, мистера Армаделя, но скоре обвиняю людей, которые сдлали его своимъ орудіемъ.

Мидвинтеръ вздрогнулъ.

— Возможно ли, началъ онъ, чтобъ Алланъ былъ причиною?… Онъ остановился и въ молчаливомъ изумленіи посмотрлъ на миссъ Гуильтъ.

Она ласково взяла его за руку.

— Не сердитесь на меня, если я вамъ скажу правду, сказала она. — Вашъ другъ причиной всего случившагося со мною, хотя совершенно невинно, мистеръ Мидвинтеръ, я въ этомъ твердо уврена. Мы съ нимъ оба — жертвы. Онъ — жертва своего положенія, въ качеств богатйшаго жениха въ цломъ округ, а я — жертва твердаго намренія миссъ Мильрой выйдти за него замужъ.

— Миссъ Мильрой? повторилъ Мидвинтеръ, все боле и боле удивленный.— Но между тмъ Алланъ самъ говорилъ мн…. Онъ снова остановился.

— Онъ говорилъ вамъ, не правда ли, что я составляю предметъ его поклоненія? Бдняжка, онъ восхищается всми безъ разбору, онъ почти такъ же пустъ какъ эта чашка, сказала миссъ Гуильтъ, съ многозначительною улыбкой заглядывая въ свою чашку. Потомъ она опустила ложечку, вздохнула и снова сдлалась серіозною.— Я виновата лишь въ томъ, продолжала она съ видомъ раскаянія,— что изъ тщеславія позволила ему ухаживать за собою, не бывъ въ состояніи, съ своей стороны, отвтить на это мимолетное чувство. Я умю цнить его многія превосходныя качества, равно какъ и то блестящее положеніе, которое онъ можетъ предоставить своей жен. Но женскому сердцу никто не можетъ указывать, мистеръ Мидвинтеръ…. нтъ! даже и счастливый обладатель Торпъ-Амброза, которому повинуются вс его окружающіе.

Высказавъ эти великодушныя чувства, она посмотрла прямо въ лицо Мидвинтеру. Онъ потупился передъ ея взглядомъ, и по его смуглому лицу разлилась краска. Ея равнодушіе къ Аллану, въ которомъ она открыто созналась ему, заставило радостно забиться его сердце. Въ первый разъ, со времени своего знакомства съ Алланомъ, интересы ихъ становились вполн враждебными другъ другу.

— Я виновата была лишь въ томъ, что изъ тщеславія позволила мистеру Армаделю ухаживать за собою, продолжала миссъ Гуильтъ.— Но еслибы между мною и моею воспитанницей была хоть малйшая частица откровенности, я легко уврила бы ее, что она можетъ, если только суметъ, сдлаться мистрисъ Армадель, не опасаясь съ моей стороны ни малйшаго соперничества. Но миссъ Мильрой не взлюбила меня съ перваго взгляда. Она вывела свои собственныя ревнивыя заключенія изъ легкомысленнаго ухаживанья за мною мистера Армаделя. Она нашла нужнымъ для своихъ собственныхъ интересовъ лишить меня его добраго мннія, и по всей вроятности, пріобрла содйствіе своей матери. У мистрисъ Мильрой были также свои причины (о которыхъ мн даже совстно упоминать вамъ), чтобы выгнать меня изъ своего дома. Какъ бы то ни было, заговоръ удался. Я была вынуждена, при содйствіи мистера Армаделя, оставить свое мсто въ дом майора. Не сердитесь, мистеръ Мидвинтеръ. Не торопитесь вашимъ приговоромъ! Вроятно, въ миссъ Мильрой есть много хорошихъ качествъ, хотя мн и не удалось открыть ихъ, опять-таки увряю васъ, что я не виню мистера Армаделя, а виню только людей, которымъ онъ служитъ орудіемъ.

— Но какимъ образомъ? Какъ можетъ онъ быть орудіемъ кого-либо изъ вашихъ враговъ? спросилъ Мидвинтеръ.— Прошу васъ, извините мое безпокойство, миссъ Гуильтъ, но доброе имя Аллана мн такъ же дорого какъ и мое собственное.

Глаза миссъ Гуильтъ снова устремились на него, а ея сердце наивно предалось порывамъ веудержимаго восторга.

— Какъ восхищаетъ меня ваша горячность! сказала она.— Какъ нравится мн ваше безпокойство о друг! О, еслибы женщины могли быть такъ дружны между собою! О, вы счастливые, счастливые мущины!… Ея голосъ задрожалъ, и пустая чашка третій разъ сосредоточила на себ ея вниманіе.— Я отдала бы всю свою ничтожвую красоту, сказала она,— чтобы найдти такого друга, какого мистеръ Армадель нашелъ въ васъ. Но я никогда не найду его, мистеръ Мидвинтеръ, никогда. Вернемтесь же къ тому о чемъ мы говорили. Чтобъ объяснить вамъ, какимъ образомъ другъ вашъ замшанъ въ моихъ несчастіяхъ, я должна прежде разказать вамъ о самой себ. Я, подобно многимъ другимъ гувернанткамъ, была жертвою печальныхъ семейныхъ обстоятельствъ. Можетъ-быть, это и слабость съ моей стороны, во мн трудно говорить о нихъ при постороннихъ людяхъ. Это-то нежеланіе говорить о моемъ семейств и о моихъ родственникахъ подвергается, при зависимости моего положенія, самымъ ложнымъ истолкованіямъ. Но скажите, не вредитъ ли мн это и въ вашихъ глазахъ, мистеръ Мидвинтеръ?

— Сохрани Богъ! сказалъ Мидвинтеръ съ жаромъ.— Нтъ въ мір человка, продолжалъ онъ, думая о своихъ собственныхъ семейныхъ несчастіяхъ,— который имлъ бы такъ много причинъ понимать и уважать ваше молчаніе, сколько имю я.

Миссъ Гуильтъ порывисто схватила его руку.

— О, сказала она,— я чувствовала это съ той самой минуты какъ увидала васъ. Я догадалась, что и вы также страдали, что и у васъ было также горе, которое вы считаете священнымъ. Странная, непостижимая симпатія! Я врю въ месмеризмъ, а вы?… Она вдругъ опомнилась и вздрогнула.— О, что я сдлала? Что должны вы подумать обо мн? воскликнула она въ ту минуту, какъ поддавшись магнетическому вліянію ея прикосновенія, и забывая все на свт, кром горячей руки, лежавшей на его рук, онъ нагнулся и поцловалъ эту руку.— Пощадите меня! сказала она едва внятно, чувствуя жгучее прикосновеніе его губъ.— Я такъ одинока, я совершенно въ вашей вол.

Онъ отвернулся отъ нея, закрылъ лицо руками и задрожалъ. Покамстъ лицо его было скрыто отъ нея, она взглянула на него украдкою съ удивленіемъ и участіемъ.

‘Какъ онъ любитъ меня! подумала она. Но было ли когда-нибудь время, когда и я могла бы полюбить его?’

Въ продолженіе нсколькихъ минутъ молчаніе не нарушалось. Онъ повиновался ея призыву въ такой мр какъ она даже не разчитывала и не ожидала: онъ совсмъ уже избгалъ смотрть на нее и говорить съ нею.

— Продолжать ли мн мой разказъ? спросила она.— Не нужно ли намъ обоимъ кое-что забыть и простить?

Вчная страсть женщины къ каждому проявленію чувства въ мущин, не выходящаго изъ надлежащихъ границъ личнаго уваженія, вызвала на ея уста очаровательную улыбку. Она задумчиво посмотрла на свое платье и съ легкимъ трепетнымъ вздохомъ смахнула крошку хлба съ колнъ.

— Я уже говорила вамъ, продолжала она,— какъ не люблю упоминать при постороннихъ людяхъ о моей печальной семейной исторіи. Такимъ-то образомъ, какъ открылось въ послдствіи, я и навлекла на себя злобу и подозрніе миссъ Мильрой. По ея наущенію.— я въ этомъ твердо уврена,— сдланъ былъ тайный запросъ моей рекомендательвиц. Но къ моему величайшему сожалвію, я должна сказать вамъ, что этимъ не все еще кончилось. Съ помощью какихъ-то тайныхъ, совершенно неизвстныхъ для меня ухищреній, простодушный мистеръ Армадель былъ введенъ въ обманъ, и когда недоброжелатели мои нашли нужнымъ тайно обратиться къ моей лондонской рекомендательвиц, исполнителемъ этого порученія выбранъ былъ вашъ другъ — мистеръ Армадель.

Мидвинтеръ внезапно всталъ съ своего стула и посмотрлъ на нее. Какъ ни велико было производимое ею обаяніе, это обаяніе уступило мсто нмому изумленію, какъ скоро уста ея раскрыли ему весь ходъ дла. Онъ посмотрлъ на нее и снова слъ какъ потерянный, не сказавъ ни слова.

— Вспомните какъ онъ безхарактеренъ, кротко сказала миссъ Гуильтъ,— и будьте къ нему снисходительны, подобно мн. Онъ не нашелъ мою рекомендательницу по данному ему адресу, и этотъ пустой случай, Богъ всть почему, возбудилъ его подозрніе. Какъ бы то ни было, онъ остался въ Лондон. Что онъ тамъ длалъ, мн неизвстно. Я была совершенно какъ въ потемкахъ, я ничего не знала, никого не подозрвала, я была настолько счастлива въ маленькомъ кругу моихъ обыденныхъ обязанностей, насколько можно было чувствовать себя счастливою съ воспитанницей, расположеніе которой мн не удалось пріобрсти, какъ вдругъ однажды утромъ, къ моему неописанному удивленію, майоръ Мильрой показываетъ мн переписку, происшедшую между нимъ и мистеромъ Армаделемъ. Онъ говорилъ со мною въ присутствіи своей жены. Жалкое созданіе, я не обвиняю ее: такой недугъ, какимъ она страдаетъ, оправдываетъ все. Мн хотлось бы дать вамъ нкоторое понятіе объ этой переписк между майоромъ Мильроемъ и мистеромъ Армаделемъ, но моя голова не боле какъ слабая голова женщины, и притомъ, я была въ то время очень смущена и разстроена. Я могу вамъ сказать только, что мистеръ Армадель счелъ за нужное сохранить втайн свои лондонскія похожденія, несмотря на то что это молчаніе бросало тнь на мою репутацію. Майоръ выказалъ мн много расположенія, его довріе ко мн осталось непоколебимымъ, но могло ли одно его довріе защитить меня отъ подозрній его жены и недоброжелательства его дочери? О, какъ жестоки могутъ быть женщины другъ къ другу! О, какое униженіе, еслибы мущины знали нкоторыхъ изъ васъ въ ихъ настоящемъ свт! Что могла я сдлать? Я не могла защищаться противъ голословныхъ обвиненій, во и оставаться на своемъ мст, посл такого позора, мн было невозможно. Моя гордость (Боже мой, я воспитана была какъ леди, и во мн до сихъ поръ не притупились еще благородныя чувства!),— моя гордость одержала верхъ, и я отказалась отъ своего мста. Не огорчайтесь этимъ, мистеръ Мидвинтеръ. Въ этой печальной картин есть и своя свтлая сторона. Вс здшнія дамы осыпали меня ласками, я имю надежду найдти себ ученицъ, и избавлена отъ униженія возвращаться къ моимъ родственникамъ и быть имъ въ тягость. Я могу пожаловаться лишь на одно, и мн кажется, эта жалоба справедлива. Вотъ уже нсколько дней какъ мистеръ Армадель вернулся въ Торпъ-Амброзъ. Я умоляла его письменно дать мн возможность повидаться съ нимъ, чтобъ узнать въ чемъ состоятъ его ужасныя подозрнія на мой счетъ и позволить мн оправдаться въ его глазахъ. И что же, поврите ли вы этому? Онъ отказался принять меня, дйствуя, конечно, подъ вліяніемъ другихъ людей, въ чемъ я не сомнваюсь. Не правда ли, это было жестоко? Но онъ продолжаетъ обращаться со мною еще съ большею жестокостью, онъ не перестаетъ подозрвать меня, онъ подвергаетъ меня тайному наблюденію. О, мистеръ Мидвинтеръ, не возненавидьте меня за то что я скажу вамъ истину, которую вы должны знать! Мой преслдователь, котораго вы сейчасъ видли, ни боле, ни мене какъ шпіонъ, подкупленный мистеромъ Армаделемъ.

Мидвинтеръ опять вскочилъ съ своего мста, и на этотъ разъ толпившіяся въ голов его мысли нашли себ выраженіе въ словахъ.

— Я не могу, я не хочу врить этому! воскликнулъ онъ съ негодованіемъ.— Если этотъ человкъ сказалъ вамъ такую вещь, то онъ солгалъ. Простите меня, миссъ Гуильтъ, отъ всего сердца прошу васъ, простите меня. Ради Бога, не думайте, чтобъ я не доврялъ вамъ, я говорю только, что тутъ кроется какая-нибудь ужасная ошибка. Признаюсь, я не понялъ хорошенько всего что вы говорили мн. Но эту послднюю безчестную низость, въ которой вы подозрваете Аллана, я хорошо понимаю. Клянусь вамъ, что онъ неспособенъ на это! Вроятно, какой-нибудь мерзавецъ воспользовался его простодушіемъ и употребилъ во зло его имя. Я это докажу вамъ, если только вы дадите мн время. Позвольте мн проститься съ вами сейчасъ же и разомъ объяснить все дло. Я не могу быть спокойнымъ, я не могу переносить этой мысли, я не могу даже наслаждаться вашимъ присутствіемъ. О, сказалъ онъ съ страстнымъ порывомъ, посл того что вы сейчасъ сказали, я увренъ, что вы сочувствуете ма…. я самъ такъ много сочувствую вамъ!

Онъ остановился въ смущеніи. Глаза миссъ Гуильтъ были снова устремлены на него, и ея рука снова прокралась въ его руку.

— Вы — великодушнйшій изъ людей, сказала она нжно, — я готова врить всему чему вы прикажете мн врить. Идите, прибавила она шепотомъ, внезапно отворачиваясь отъ него и выпуская его руку.— Ради себя и меня, идите.

Сердце его сильно билось, онъ посмотрлъ какъ она опустилась на стулъ и поднесла платокъ къ глазамъ. Съ минуту онъ колебался, но потомъ, схвативъ свой дорожный мшокъ, поспшно вышелъ изъ комнаты, не простившись съ нею ни взглядомъ, ни словомъ.

Когда дверь затворилась за нимъ, она встала. Неожиданная перемна совершилась въ ея лиц, какъ скоро она осталась одна. Краска сбжала съ ея щекъ, глаза утратили всю прелесть выраженія, лицо исказилось безмолвнымъ отчаяніемъ. ‘Обманывать его — это даже постыдне тхъ сдлокъ, на которыя я до сихъ поръ ршалась, сказала она.’ Походивъ нсколько минутъ по комнат, она въ утомленіи остановилась передъ зеркаломъ, висвшимъ надъ каминомъ. ‘Странное созданіе!’ прошептала она, облокачиваясь на каминную полку и томно обращаясь къ своему собственному отраженію. ‘Неужели у тебя еще есть совсть? И неужели этотъ юноша пробудилъ ее?’

Лицо, отражавшееся въ зеркал, стало медленно измняться. Краска снова разлилась по щекамъ, въ глазахъ возобновилось выраженіе очаровательной нги. Губы слегка раскрылись, и учащенное дыханіе помутило блестящую поверхвость стекла. Посл минутнаго самозабвенія она отскочила отъ него въ ужас. ‘Что я длаю?’ спросила она себя съ какимъ-то паническимъ страхомъ и удивленіемъ. ‘Неужели я настолько безумна, чтобы думать о немъ такъ какъ я думаю?’ Она захохотала и однимъ взмахомъ руки безпечно открыла свой пюпитръ, лежавшій на стол. ‘Ужь давно не говорила я съ тетушкой езавелью,’ сказала она, и принялась писать къ мистрисъ Олъдершо.

‘Я встртилась сегодня съ мистеромъ Мидвинтеромъ, начала она, при весьма счастливыхъ обстоятельствахъ, и, конечно, не преминула воспользоваться этимъ удобнымъ случаемъ. Онъ сію минуту отправился отъ меня къ своему другу, мистеру Армаделю, и завтра нужно ожидать чего-нибудь изъ двухъ: если между ними не произойдетъ ссоры, то двери Торпъ-Амброза снова откроются для меня, по ходатайству мистера Мидвинтера. Если же они поссорятся, то злополучною причиной этой ссоры будетъ миссъ Гуильтъ, и тогда она сама проберется въ Торпъ-Амброзъ, съ чисто-христіанскою цлью примирить двухъ друзей.’

На слдующей фраз она остановилась, написавъ первыя два-три слова, она снова вычеркнула ихъ, и своенравно изорвавъ письмо въ клочки, бросила перо на другой конецъ комнаты. Потомъ быстро повернувшись на стул, крпко стиснувъ зубами свой носовой платокъ, и безпокойно стуча ногою по ковру, она посмотрла на то мсто, которое за нсколько минутъ передъ тмъ занималъ Мидвинтеръ. ‘При всей твоей молодости, подумала она, живо представляя себ его образъ,— въ твоемъ прошедшемъ врно случилось что-нибудь особенное. Я хочу, я должна узнать это, и узнаю.’

Бой часовъ вывелъ ее изъ задумчивости. Она вздохнула, и снова подошедъ къ зеркалу, лниво разстегнула застежки своего платья, лниво вынула запонки изъ шемизетки и лниво положила ихъ на каминъ. Потомъ распустивъ волосы, и собравъ ихъ назадъ въ одну густую волнистую массу, она безпечно посмотрла въ зеркало на отразившуюся красоту своихъ обнаженныхъ плечъ и груди. ‘Что еслибъ онъ увидалъ меня теперь,’ подумала она. Вернувшись къ столу, она опять вздохнула, одну свчу задула, а другую взяла въ руки. ‘Мидвинтеръ!’ сказала она, задумчиво проходя черезъ створчатыя двери гостиной въ свою спальню. ‘Начать съ того что я не врю въ его имя.’

Было уже очень поздно, когда Мидвинтеръ подошелъ къ большому дому.

Несмотря на то что этотъ путь былъ хорошо извстенъ ему, онъ сбился съ дороги. Приключенія вечера, свиданіе съ миссъ Гуильтъ, посл двухнедльнаго одинокаго мечтанія о ней, странная перемна, происшедшая въ ея положеніи съ тхъ поръ какъ они не видались, и непостижимое участіе въ этомъ Аллана — произвели въ его ум страшный хаосъ. Мракъ пасмурной ночи еще боле увеличивалъ его смятеніе. Онъ не узналъ даже знакомыхъ ему воротъ Торпъ-Амброза, и самъ не могъ понять, какимъ образомъ онъ дошелъ до мста.

Въ окнахъ фасада огни были погашены, а двери уже заперты на ночь. Мидвинтеръ пошелъ кругомъ, но по мр того какъ онъ подвигался впередъ, до него долеталъ звукъ мужскихъ голосовъ: скоро онъ узналъ голоса старшаго и втораго слуги, и услыхалъ, что предметомъ ихъ разговора былъ мистеръ Армадель.

— Я готовъ прозакладывать теб полкроны, если его не выгонятъ отсюда не дале какъ черезъ недлю, сказалъ старшій слуга.

— Вотъ еще! отвчалъ второй.— Его не такъ-то легко выгнать, какъ ты думаешь.

— Будто не легко? возразилъ первый.— Да его забросаютъ грязью, если онъ останется здсь. Повторяю теб, что ему мало показалось той каши, которую уже заварилъ, и я наврное знаю, что онъ приставилъ къ гувернантк шпіона.

При этихъ словахъ Мидвинтеръ машинально остановился, прежде чмъ повернуть за уголъ дома. Сомнніе въ успх задуманнаго имъ объясненія съ Алланомъ охватило его внезапнымъ холодомъ. Громъ публичнаго скандала есть такая сила, которая дйствуетъ наперекоръ обыкновеннымъ законамъ акустики. Сила его состоитъ не въ сосредоточеніи звука, а въ его продолжительности. Отъ перваго залпа еще можно зажать уши: но отголосокъ его неотразимъ. Когда Мидвинтеръ возвращался домой, у него было одно желаніе — найдти Аллана еще не спящимъ и объясниться съ нимъ немедленно. Теперь ему хотлось выиграть какъ-нибудь время, чтобы заглушить свои новыя предчувствія, и онъ боялся лишь одного — чтобы не застать своего друга бодрствующимъ. Зайдя за уголъ дома, онъ внезапно явился передъ слугами, которые курили трубки въ заднемъ саду. Едва пришедъ въ себя отъ удивленія, они изъявили готовность пойдти разбудить своего господина. По ихъ словамъ, Алланъ, потерявъ всякую надежду видть Мидвинтера въ этотъ вечеръ, легъ въ постель съ полчаса тому назадъ.

— Мистеръ Армадель особенно наказывалъ мн, сэръ, чтобъ ему тотчасъ же доложить, когда вы вернетесь, сказалъ старшій служитель.

— А я, съ своей стороны, особенно настаиваю на томъ, чтобъ его не тревожили, возразилъ Мидвинтеръ.

Слуги въ удивленіи переглянулись между собою, когда онъ взялъ свчу и ушелъ въ свою комнату.

VIII. Она становится между ними.

Въ домашнемъ обиход торпъ-амброзской жизни не было назначенныхъ часовъ. Непостоянный во всхъ своихъ привычкахъ, Алланъ (за исключеніемъ обденнаго часа) ни днемъ, ни ночью не приноравливался ни къ какому установленному порядку. Онъ вставалъ и ложился спать когда ему хотлось, нисколько не соображаясь со временемъ. Слугамъ воспрещено было безпокоить его, а мистрисъ Грипперъ всегда готова была импровизировать ему завтракъ съ той минуты какъ впервые разводился огонь на кухн, и вплоть до того времени когда часы били двнадцать.

На другой день посл своего возвращенія, около девяти часовъ утра, Мидвинтеръ постучался въ дверь Аллана, но войдя въ комнату, нашелъ ее пустою. Освдомившись у слуги, онъ узналъ, что Алланъ всталъ въ это утро не дождавшись своего камердинера, и что горячую воду приносила ему одна изъ горничныхъ, которая тогда еще ничего не знала о возвращеніи Мидвинтера. Никто не встртился съ хозяиномъ дома ни на лстниц, ни въ сняхъ, никто не слыхалъ его обычнаго звонка передъ завтракомъ. Короче сказать, никто ничего не зналъ о немъ, кром того что было ясно для всхъ, а именно, что онъ исчезъ изъ дома.

Мидвинтеръ пошелъ на большой подъздъ. Онъ остановился въ раздумьи на верху лстницы, размышляя о томъ въ какую сторону направить ему свои поиски.

Неожиданное отсутствіе Аллана еще боле увеличило т тревожныя ощущенія, которыя тяготили его душу. Онъ находился именно въ томъ настроеніи духа, когда малйшіе пустяки раздражаютъ человка, и наоборотъ, какая-нибудь мечта способна развеселить его.

Небо было пасмурно, втеръ порывисто дулъ съ юга, и для опытнаго глаза неминуемо грозилъ дождь.

Между тмъ какъ Мидвинтеръ еще колебался, внизу по дорог прохалъ одинъ изъ конюховъ. Мидвинтеръ обратился къ нему съ вопросомъ, и оказалось, что конюхъ гораздо больше зналъ о дйствіяхъ Аллана нежели домашняя прислуга. Онъ видлъ уже боле часа тому назадъ, какъ Алланъ прошелъ мимо конюшенъ съ букетомъ въ рук и отправился заднимъ ходомъ въ паркъ.

Съ букетомъ въ рук? Этотъ букетъ страшно озадачивалъ Мидвинтера, въ то время какъ онъ шелъ вокругъ дома, въ надежд встртить Аллана.

— Что бы значилъ этотъ букетъ? спрашивалъ онъ самъ себя съ непонятнымъ раздраженіемъ, сердито отталкивая камень, попавшійся ему подъ ногу.

Отвтъ былъ весьма простъ: Алланъ, по обыкновенію, увлекся своими чувствами. Единственное пріятное впечатлніе, вынесенное имъ изъ свиданія съ Педгифтомъ Старшимъ, было впечатлніе разказа о встрч и разговор послдняго съ Нелли въ парк. Безпокойство майорской дочки о томъ чтобъ Алланъ не заподозрилъ ея поступковъ, придало ей неизъяснимую прелесть въ его глазахъ — прелесть единственнаго существа во всемъ околотк, хотя сколько-нибудь дорожившаго его добрымъ мнніемъ.

Живо чувствуя свое общественное одиночество, особенно въ настоящую минуту, когда не было при немъ Мидвинтера, съ которымъ можно было бы побесдовать въ этомъ пустомъ дом, томясь и сгарая отъ нетерпнія услышать ласковое слово, встртить дружескій взглядъ, онъ сталъ все тоскливе и тоскливе задумываться о молодомъ, веселомъ лиц, съ которымъ связывались для него воспоминанія о счастливйшихъ дняхъ его жизни въ Торпъ-Амброз. Замтить въ себ такое чувство значило для Аллана и дйствовать подъ его вліяніемъ, самымъ опрометчивымъ образомъ и не помышляя о послдствіяхъ. Еще наканун этого дня утромъ онъ ходилъ съ букетомъ въ рук отыскивать Нелли, не отдавая себ отчета въ томъ что онъ сказалъ бы ей, еслибъ они встртились, но не найдя ея на мст обыкновенныхъ ея прогулокъ, онъ съ характеристическою настойчивостью повторилъ тотъ же маневръ и на другое утро, только увеличивъ на этотъ разъ величину букета. Еще ничего не зная о возвращеніи своего друга, онъ бродилъ въ настоящую минуту въ нкоторомъ разстояніи отъ дома, напрасно разыскивая Нелли въ той части парка, куда онъ до сихъ поръ еще не заглядывалъ.

Между тмъ Мидвинтеръ, пройдя нсколько сотъ шаговъ за конюшню и не встртивъ Аллана, вернулся назадъ и сталъ поджидать своего друга, прохаживаясь взадъ и впередъ по небольшой лужайк позади дома.

Отъ времени до времени онъ разсянно посматривалъ на комнату, которую нкогда занимала мистрисъ Армадель, и которую теперь, благодаря его вмшательству, постоянно занималъ ея сынъ. Эта самая комната, съ статуэткой на пьедестал и съ французскимъ окномъ въ садъ, напомнила ему нкогда второе видніе сна. Тнь мущины, которую Алланъ видлъ насупротивъ себя у высокаго окна, видъ на лужайку и цвтникъ, стукъ дождя въ оконную раму, движеніе руки тни и послдовавшее за этимъ паденіе статуи, разбившейся въ дребезги: вс эти грезы, столь живо запечатлвшіяся нкогда въ его памяти, заслонялись теперь позднйшими воспоминаніями и постоянно блднли и стушовывались въ темной дали прошедшаго. Онъ нсколько разъ прошелся теперь взадъ и впередъ по этой комнат въ своемъ настоящемъ тревожномъ одиночеств, ни разу не вспомнивъ ни о лодк, уносимой волнами при лунномъ сіяніи, ни о своемъ ночномъ заключеніи на разбитомъ корабл.

Около десяти часовъ знакомый звукъ Алланова голоса внезапно раздался вблизи конюшни, а черезъ минуту и самъ Алланъ показался въ саду. Его вторичные утренніе поиски за Нелли, повидимому, кончились вторичною неудачей. Онъ все еще держалъ букетъ въ рук и наконецъ ршился подарить его одному изъ ребятишекъ кучера.

Первымъ движеніемъ Мидвинтера было броситься къ конюшн навстрчу Аллану, вторымъ — остановиться. Сознавая, что его положеніе относительно друга было уже далеко не то что прежде, благодаря вмшательству миссъ Гуильтъ, онъ вдругъ почувствовалъ при первомъ взгляд на Аллана внезапное недовріе къ вліянію гувернантки, а это недовріе почти равнялось недоврію къ самому себ. Онъ возвращался въ Торпъ-Амброзъ съ твердою ршимостью сознаться Аллану въ своей страсти и выпросить у него новый, боле продолжительный отпускъ для выполненія той жертвы, которую онъ хотлъ принести счастію друга. Что же сталось теперь съ этою ршимостью? Открытіе перемнъ, происшедшихъ въ положеніи миссъ Гуильтъ, и ея собственное признаніе, что она не любитъ Аллана, разсяли эту ршимость по втру. Слова, которыми онъ встртилъ бы своего друга, еслибы ничего не случилось съ нимъ на возвратномъ пути домой, теперь уже не шли ему на умъ. Сознавая это, онъ остановился, и по инстинктивной преданности къ Аллану, настойчиво старался освободиться отъ вліянія миссъ Гуильтъ.

Развязавшись съ своимъ безполезнымъ букетомъ, Алланъ направился къ саду, и вошедъ въ него, бросился къ Мидвинтеру съ громкимъ крикомъ удивленія и восторга.

— Во сн это, или на яву? воскликнулъ онъ съ увлеченіемъ, хватая своего друга за об руки.— Ахъ, дружище, дружище! Что вы изъ земли что ли выросли, или съ неба упали?

Алланъ до тхъ поръ ничего не хотлъ говорить о себ, покамстъ Мидвинтеръ не объяснилъ ему вс подробности своего таинственнаго и неожиданнаго появленія. Когда же самъ Алланъ собрался наконецъ говорить, онъ печально покачалъ головой, и умривъ громкую, откровенную интонацію своего голоса, недоврчиво оглянулся кругомъ, чтобы посмотрть не подслушиваютъ ли ихъ по близости слуги.

— Съ тхъ поръ какъ вы ушли отсюда и покинули меня, сказалъ Алланъ,— я научился быть осторожнымъ. Ахъ, дружище, вы не можете представить себ что случилось, и въ какомъ ужасномъ затрудненіи нахожусь я въ настоящую минуту.

— Вы ошибаетесь, Алланъ. Я знаю объ этомъ больше нежели вы предполагаете.

— Какъ! вы знаете о моей ужасной исторіи съ миссъ Гуильтъ? о моей ссор съ майоромъ? объ адскихъ сплетняхъ всего сосдства?

— Да, возразилъ Мидвинтеръ спокойно,— я слышалъ обо всемъ этомъ.

— Боже праведный! Но какимъ образомъ? Разв вы останавливались въ Торпъ-Амброз на возвратномъ пути сюда? Или заходили въ кофейную? Или встртились съ Педгифтомъ? Или, быть-можетъ, познакомились въ библіотек съ тмъ что зовется здсь свободою печати?

Готовясь отвчать, Мидвинтеръ взглянулъ на небо. Тучи незамтно собрались надъ ихъ головами, и первыя капли дождя стали падать на землю.

— Войдемте лучше сюда, сказалъ Алланъ.— Мы отправимся наверхъ завтракать вотъ этою дорогой.— И онъ ввелъ Мидвинтера черезъ открытое французское окно въ свою собственную гостиную. Втеръ дулъ въ эту сторону дома и дождь хлесталъ имъ вслдъ. Мидвинтеръ, шедшій позади, обернулся и закрылъ окно.

Алланъ слишкомъ нетерпливо ждалъ отвта чтобы могъ тотчасъ же идти наверхъ, въ столовую. Онъ остановился у окна и прибавилъ еще два вопроса къ тмъ, которые были сдланы имъ прежде.

— Гд могли вы слышать обо мн и о миссъ Гуильтъ? спросилъ онъ.— Кто разказалъ вамъ это?

— Сама миссъ Гуильтъ, возразилъ Мидвинтеръ серіозно.

Какъ только онъ произнесъ имя гувернантки, обращеніе Аллана мгновенно перемнилось.

— Я желалъ бы лучше, сказалъ онъ,— чтобы сначала вы выслушали мой разказъ. Гд же встртились вы съ миссъ Гуильтъ?

Наступила минутная пауза. Оба молча стояли у окна, поглощенные интересомъ минуты. Оба позабыли, что собирались идти наверхъ, въ столовую.

— Прежде нежели отвчать вамъ, сказалъ Мидвинтеръ немного принужденно,— я съ своей стороны хочу предложить вамъ одинъ вопросъ, Алланъ. Правда ли, будто вы были до нкоторой степени причиной удаленія миссъ Гуильтъ изъ дома майора?

Наступила другая пауза. Волненіе, проявившееся въ манерахъ Аллана, стадо замтно увеличиваться.

— Это длинная исторія, началъ онъ.— Меня обманули, Мидвинтеръ. Я былъ вовлеченъ въ обманъ одною особой, которая…. не могу удержаться чтобы не сказать вамъ этого…. разными ухищреніями заставила меня общать и сдлать то чего мн никакъ не слдовало ни общать, ни длать. Вамъ я конечно могу разказать все, не нарушая даннаго мною слова. Неправда ли, вдь я могу разчитывать на вашу скромность? Вы никогда и никому не разкажете объ этомъ, да?

— Постойте! сказалъ Мидвинтеръ.— Не ввряйте мн никакихъ тайнъ, которыя не принадлежатъ исключительно вамъ однимъ. Если вы дали слово, то не нарушайте его даже для такого близкаго друга какъ я.— Онъ тихо и ласково положилъ свою руку на плечо Аллана.— Я не могу не замтить, что встревожилъ васъ немного, продолжалъ онъ.— Я не могу не замтить, что на мой вопросъ не такъ легко отвчать, какъ я сначала надялся и предполагалъ. Не подождать ли намъ немного? Не пойдти ли вамъ прежде наверхъ позавтракать?

Аллану слишкомъ хотлось оправдать свое поведеніе передъ другомъ, чтобъ онъ могъ обратить вниманіе на предложеніе Мидвинтера. Не отходя отъ окна, онъ принялся говорить съ жаромъ.

— Этотъ вопросъ вовсе незатруднителенъ, сказалъ Алланъ.— Только… и онъ остановился.— Только для разршенія его нужно то на что я далеко не мастеръ: нужно объясненіе.

— Не думаете ли вы, спросилъ Мидвинтеръ еще серіозне, но съ прежнею кротостію,— что вамъ нужно сперва оправдаться, а потомъ уже отвчать на мой вопросъ?

— Именно такъ! сказалъ Алланъ вздыхая свободне.— Вы, по обыкновенію попали на настоящую мысль.

Лицо Мидвинтера впервые омрачилось.

— Мн больно слышать это, сказалъ онъ, понизивъ голосъ и устремивъ глаза на землю.

Дождь становился все крупне и крупне. Втеръ гналъ его изъ сада прямо на закрытыя окна комнатъ, и скоро дождевыя капли громко забарабанили по стеклу.

— Вамъ больно слышать это! повторилъ Алланъ.— Но вы еще не слыхали подробностей, дружище. Дайте мн сначала разъяснить вамъ все.

— Да вдь вы не мастеръ на объясненія, сказалъ Мидвинтеръ, повторяя собственныя слова Аллана.— Такъ не становитесь лучше въ невыгодное для себя положеніе. Не объясняйте ничего.

Алланъ посмотрлъ на него въ молчаливомъ смущеніи и удивленіи.

— Вы — мой другъ, мой лучшій, мой дорогой другъ, продолжалъ Мидвинтеръ.— Я не могу допустить мысли чтобы вы стали оправдываться передо мною, какъ будто я вашъ судья, или какъ будто я сомнваюсь въ васъ.— Говоря это, онъ опять искренно и ласково взглянулъ на Аллана.— И къ тому же, снова началъ онъ,— при небольшомъ усиліи памяти, мн кажется, я въ состояніи буду заране угадать ваше объясненіе. Передъ моимъ уходомъ отсюда мы толковали съ вами объ одномъ щекотливомъ вопрос, который вы намревались предложить майору Мильрою. Мн помнится, я предостерегалъ васъ тогда, мн помнится, у меня были дурныя предчувствія. Скажите, правъ ли я, предполагая, что эти вопросы сдлались причиной того ложнаго положенія, въ которомъ вы теперь находитесь? Если справедливо, что вы заставили миссъ Гуильтъ лишиться мста, то не справедливо ли также и то,— мн кажется, я обязанъ врить этому по чувству долга къ вамъ,— что зло, за которое вы должны теперь нести отвтственность, было сдлано вами безъ намренія?

— Да, сказалъ Алланъ, въ первый разъ говоря съ небольшимъ принужденіемъ.— Вря этому, вы только окажете мн справедливость.

Онъ замолчалъ и сталъ разсянно чертить пальцемъ по тусклой поверхности стекла.

— Вы не похожи на другихъ людей, Мидвинтеръ, вдругъ заговорилъ онъ съ усиліемъ:— и потому мн все-таки хотлось бы, чтобы вы выслушали вс обстоятельства этого дла.

— Пожалуй, я выслушаю ихъ, если вы желаете, отвчалъ Мидвинтеръ.— Но я и теперь готовъ врить, что вы были невольною причиной бдствія миссъ Гуильтъ. Если этотъ пунктъ будетъ поршенъ между нами, то, мн кажется, боле нечего и прибавлять. Сверхъ того, я имю предложить вамъ еще одинъ вопросъ, гораздо боле важный,— вопросъ, который былъ почти навязанъ мн вчера вечеромъ моими собственными глазами и моими собственными ушами.

Онъ остановился, еще не ршаясь высказаться вполн.

— Не пойдти ли вамъ сначала наверхъ? спросилъ онъ отрывисто, направляясь къ дверямъ и стараясь выиграть время.

Но это было безполезно. Комната, которую они оба могли добровольно оставить, и которую одинъ изъ нихъ уже дважды пытался покинуть, не выпускала ихъ изъ себя, какъ будто они были заключенные въ ней узники.

Не только не отвчая на предложеніе Мидвинтера идти наверхъ, но даже, повидимому, не слыша его, Алланъ машинально послдовалъ за нимъ до противоположной стороны окна. Тутъ онъ остановился.

— Мидвинтеръ! воскликнулъ онъ съ какимъ-то внезапнымъ паническимъ удивленіемъ и страхомъ, между нами есть что-то странное! вы не похожи на самого себя. Что съ вами?

Уже держась за ручку двери, Мидвинтеръ обернулся и бросалъ взглядъ назадъ. Роковая минута наступила. Страхъ причинить несправедливость другу такъ ясно отразился въ его принужденныхъ словахъ, взглядахъ и движеніяхъ, что Алланъ не могъ не замтить этого. Въ интересахъ соединявшей ихъ дружбы, ничего боле не оставалась длать какъ высказаться смло и прямо.

— Между нами есть что-то странное, повторилъ Алланъ.— Ради самого Бога, скажите мн что это такое?

Мидвинтеръ принялъ руку отъ замка и снова подошелъ къ окну, обернувшись лицомъ къ Аллану. Такимъ образомъ онъ занялъ мсто, только-что оставленное послднимъ. Это была та сторона окна, около которой находилась статуэтка. Она приходилась прямо позади его правой руки. На грозномъ неб незамтно было никакихъ перемнъ. Дождь, гонимый втромъ, продолжалъ стлаться по саду косыми струями и громко стучалъ въ окна.

— Дайте мн вашу руку, Алланъ.

Алланъ далъ руку, и Мидвинтеръ крпко стиснулъ ее.

— Между нами, дйствительно, есть нчто странное, сказалъ онъ.— Нужно было бы уяснить одинъ вопросъ, близко касающійся васъ, но этотъ вопросъ еще не уясненъ. Вы сейчасъ спрашивали меня, гд я встртился съ миссъ Гуильтъ. Я встртился съ нею, возвращаясь сюда, на большой дорог, на самомъ дальнемъ краю города. Она обратилась ко мн съ просьбой защитить ее отъ человка, который слдилъ за нею отъ самого города и пугалъ ее. Я видлъ этого мерзавца своими собственными глазами, и ему, конечно, не миновать бы моихъ рукъ, еслибы сама миссъ Гуильтъ не удержала меня, приведя для этого весьма странную причину. Она сказала, что я не знаю чьи приказанія онъ исполняетъ.

Свжія щеки, Аллана побагровли, онъ искоса и быстро посмотрлъ въ окно на лившійся дождь. Въ эту минуту руки ихъ разъединились, и между ними водворилось молчаніе. Мидвинтеръ заговорилъ первый.

— Немного попоздне, вечеромъ, продолжалъ онъ,— миссъ Гуильтъ объяснила мн все. Она открыла мн два обстоятельства: вопервыхъ, что слдившій за нею человкъ былъ наемный шпіонъ, это хотя и удивило меня, но я не могъ противорчить ей. Вовторыхъ, Алланъ…. въ глубин души я убжденъ, что это — клевета, выданная ей за правду…. она сказала мн, что шпіонъ этотъ приставленъ вами.

Алланъ внезапно отвернулся отъ окна и посмотрлъ прямо въ лицо Мидвинтеру.

— Теперь я должень непремнно объясниться, сказалъ онъ съ ршимостію.

Мертвенная блдность, свойственная Мидвинтеру въ минуты сильнаго волненія, начала покрывать его щеки.

— Опять объясненія! сказалъ онъ, отступая назадъ и съ ужасомъ устремляя свои глаза въ лицо Аллану.

— Вы не знаете того что я знаю, Мидвинтеръ. Вы не знаете, что мой поступокъ имлъ основаніе. А что еще важне, я не доврялъ самому себ, я воспользовался добрымъ совтомъ.

— Слышали ли вы что я сейчасъ сказалъ вамъ? спросилъ Мидвинтеръ недоврчиво,— нтъ, вы врно не слыхали.

— Напротивъ, я не проронилъ ни одного слова, возразилъ Алланъ.— И снова повторяю вамъ, что вы не знаете о миссъ Гуильтъ того что я знаю. Она угрожала миссъ Мильрой, и послдняя будетъ находиться въ опасности до тхъ поръ, пока гувернантка ея не удетъ отсюда.

Мидвинтеръ презрительнымъ жестомъ руки показалъ, что онъ не хочетъ говорить о дочери майора.

— Зачемъ намъ говорить о миссъ Мильрой? сказалъ онъ.— Не впутывайте ее сюда пожалуста…. Боже мой, неужели я долженъ понять изъ вашихъ словъ, что шпіонъ, приставленный къ миссъ Гуильтъ, дйствительно исполнялъ свое гнусное дло съ вашего разршенія?

— Однако, послушайте, дружище, дадите ли вы мн наконецъ объясниться или нтъ?

— Объясниться! воскликнулъ Мидвинтеръ съ сверкающими глазами и съ огнемъ креольской крови на щекахъ.— Объяснять необходимость шпіона? Какъ! лишивъ миссъ Гуильтъ мста посредствомъ вмшательства въ ея семейныя тайны, вы снова прибгаете къ самому низкому изъ всхъ средствъ — къ услугамъ наемнаго шпіона! Вы устраиваете тайный надзоръ надъ женщиной, которую, по вашимъ собственнымъ словамъ, вы любили не дале двухъ недль тому назадъ, которую вы хотли сдлать своею женой! Я не врю этому, я не хочу этому врить. Ужь не сошелъ ли я съ ума? Съ Алланомъ ли Армаделемъ говорю я? Его ли это лицо смотритъ на меня? Постойте, вы дйствуете подъ вліяніемъ какого-нибудь ужаснаго заблужденія. Врно какой-нибудь бездльникъ воспользовался вашею довренностію и сочинилъ всю эту продлку отъ вашего имени, но безъ вашего вдома.

Алланъ одерживалъ свои порывы съ удивительнымъ терпніемъ и съ похвальною снисходительностію къ горячему нраву своего друга.

— Вы такъ упорно не даете мн высказаться, сказалъ онъ,— что я долженъ подождать пока наступитъ мой чередъ говорить.

— Скажите мн только, что вы непричастны опредленію этого негодяя къ его гнусной должности, и я охотно выслушаю васъ.

— А если предположить, что была необходимость употребить такую мру?

— Я не вижу никакой необходимости въ низкомъ преслдованіи беззащитной женщины.

Минутное неудовольствіе промелькнуло на лиц Аллана.

— Вы не считали бы ее столь беззащитною, сказалъ онъ,— еслибы знали всю правду.

— Неужели вы скажете мн правду? возразилъ тотъ.— Вы сами не захотли выслушать ея оправданія! Вы сами заперли ей двери своего дома!

Алланъ все еще одерживался, но усилія его начинали становиться замтными.

— Я знаю пылкость вашего характера, сказалъ онъ.— Но при всемъ этомъ ваша горячность изумляетъ меня. Я не иначе объясняю ее себ какъ тмъ…. Онъ остановился на минуту въ нершимости, и потомъ докончилъ начатую фразу съ своею обычною откровенностію .. тмъ…. что вы сами влюблены въ миссъ Гуильтъ.

Эти послднія слова только подлили масла въ огонь. Он сдернули съ истины ея покрывало и представили ее во всей ея нагот. Инстинктъ не обманулъ Аллана, и чувство, руководившее Мидвинтеромъ, сдлалось очевиднымъ.

— Какое право имете вы говорить мн это? спросилъ онъ, возвышая голосъ и грозно поводя глазами.

— Я же сознался вамъ въ своей любви къ миссъ Гуильтъ, когда думалъ, что былъ влюбленъ въ нее, просто отвчалъ Алланъ.— Но, какъ хотите, я нахожу немного несправедливымъ съ вашей стороны (если даже вы и влюблены въ нее) врить всему что она ни скажетъ вамъ, а отъ меня не хотть выслушать ни слова. Вотъ какъ вы длаете выборъ между вами!

— Да! воскликнулъ Мидвинтеръ, взбшенный вторымъ намекомъ Аллана на миссъ Гуильтъ.— Если заставляютъ меня выбирать между покровителемъ шпіона и его жертвой, я, конечно, стану на сторону послдней.

— Не испытывайте моего терпнія, Мидвинтеръ: вдь я могу вспылить не хуже васъ.

Алланъ остановился, борясь съ самимъ собою. Мучительная страсть, искажавшая черты Мидвинтера,— страсть, отъ которой съ ужасомъ отвернулась бы мене чистосердечная и мене великодушная натура,— внезапно возбудила въ Аллан неподдльное, безыскусственное горе, которое въ эту минуту было поистин высоко. Онъ подошелъ къ Мидвинтеру и со слезами на глазахъ протянулъ ему руку.

— Вы сейчасъ просили у меня мою руку, сказалъ онъ,— и я далъ вамъ ее. Теперь я въ свою очередь прошу васъ вспомнить прошедшее и дать мн вашу руку, пока еще не поздно.

— Нтъ! съ бшенствомъ возразилъ Мидвинтеръ.— Я могу опять сойдтись съ миссъ Гуильтъ, и мн, быть-можетъ, снова понадобится моя рука для расправы съ вашимъ шпіономъ!

Онъ продолжалъ отступать передъ Алланомъ, до тхъ поръ пока, наконецъ, не поравнялся съ консолемъ, на которомъ стояла статуэтка. Ослпленный страстію, онъ не видалъ ничего кром подвигавшейся къ нему фигуры Аллана. Ослпленный страстію, онъ махнулъ правою рукой, и произнося послднія слова, грозно потрясъ ею по воздуху. Рука задла за пьедесталъ, и статуэтка полетла на подъ.

Дождь косыми полосами стлался по цвтнику и луікайк и громко стучалъ въ окна, а оба Армаделя стояли у окна, надъ обломками разбитой статуи, такъ какъ стояли об тни во второмъ видніи сна.

Алланъ наклонился надъ маленькою фигуркой и сталъ медленно подбирать съ полу разбитые куски.

— Уходите, сказалъ онъ, не поднимая глазъ,— или намъ обоимъ придется раскаяться. Не говоря ни слова, Мидвинтеръ медленно пошелъ назадъ, но дойдя до дверей, онъ остановился во второй разъ и бросилъ послдній, прощальный взглядъ на комнату. Ужасъ ночи, проведенной имъ на разбитомъ корабл, овладлъ имъ снова, и огонь страсти мгновенно угасъ въ немъ.

— Сонъ! прошепталъ онъ задыхаясь.— Опять этотъ сонъ!

Въ эту минуту дверь отворилась, и слуга вошелъ съ докладомъ о завтрак.

Мидвинтеръ посмотрлъ на слугу съ тупымъ отчаяніемъ въ глазахъ.

— Выведи меня изъ комнаты, сказалъ онъ.— Здсь темно, а у меня въ глазахъ все прыгаетъ и вертится.

Слуга взялъ его за руку и молча вывелъ вонъ.

Когда дверь затворилась за нимъ, Алланъ поднялъ послдній кусокъ разбитой фигуры. Онъ слъ за столъ и закрылъ лицо руками. То самообладаніе, которое поддерживалось благодаря сильно возбужденному состоянію, измнило ему наконецъ въ безпріютномъ уединеніи его комнаты. Въ первую минуту горькаго сознанія, что и Мидвинтеръ возсталъ противъ него вмст съ другими, онъ залился слезами.

Минуты смняли одна другую, время летло. Мало-по-малу въ лтнемъ воздух показались признаки вновь собиравшейся грозы. Быстро сгущавшійся мракъ покрылъ небо. Дождь притихъ вмст съ втромъ. Въ природ наступило минутное затишье. Потомъ вдругъ дождь снова пошелъ какъ изъ ведра, и глухіе раскаты грома торжественно пронеслись въ тихомъ воздух.

IX. Она узнаетъ правду.

1. Отъ мистера Башвуда къ миссъ Гуилтъ.

‘Торпъ-Амброзъ, 20 іюля 1851 г.

‘Дорогая миссъ, вчера я получилъ черезъ вашего секретнаго посланнаго ваше любезное письмо, въ которомъ вы приказываете мн сообщаться съ вами только по почт, пока есть поводъ думать, что за вашими постителями могутъ наблюдать. Позволите ли вы мн прибавить, что я съ почтительнымъ нетерпніемъ ожидаю того времени, когда мн снова можно будетъ насладиться единственнымъ, мною досел извданнымъ блаженствомъ — блаженствомъ лично говорить съ вами? Повинуясь вашему желанію, чтобы ныншній день, то-есть воскресенье, не прошелъ безъ тайныхъ наблюденій за большимъ домомъ, я взялъ ключи и отправился сегодня утромъ въ контору. Чтобъ объяснить свое присутствіе предъ слугами, я сказалъ имъ, что у меня много длъ, которыя необходимо кончить въ самомъ скоромъ времени. То же объясненіе я готовилъ и для мистера Армаделя, еслибы мы встртились съ нимъ, но подобной встрчи не послдовало.

‘Хотя мн казалось, что я вовремя пришелъ въ Торпъ-Амброзъ, однако я уже не засталъ ссоры, происшедшей за нсколько минутъ до моего прихода между мистеромъ Армаделемъ и мистеромъ Мидвинтеромъ.

‘Вс небольшія свднія, которыя я могу сообщить вамъ объ этомъ дл, идутъ отъ одного изъ слугъ. Онъ сказалъ мн, что слышалъ въ гостиной мистера Армаделя крупный споръ между обоими джентльменами. Вскор посл того онъ вошелъ доложить о завтрак и увидлъ мистера Мидвинтера въ такомъ взволнованномъ состояніи, что его нужно было вывести изъ комнаты. Слуга пытался было уложить его въ постель, чтобы дать ему хотя немного успокоиться. Но онъ не захотлъ лечь, сказавъ, что посидитъ въ одной изъ комнатъ нижняго этажа, и просилъ, чтобъ его оставили одного. Едва усплъ слуга сойдти внизъ, какъ онъ услышалъ стукъ отворившейся и снова захлопнувшейся двери главнаго входа. Онъ побжалъ назадъ и уже не нашелъ мистера Мидвинтера. Въ это время дождь лилъ какъ изъ ведра, а вскор началась и гроза. Страшно выходить со двора въ такую ужасную погоду! Слуга полагаетъ, что мистеръ Мидвинтеръ помшался, я же искренно надюсь, что этого нтъ. Изъ числа тхъ немногихъ лицъ, съ которыми мн приходилось встрчаться въ жизни, мистеръ Мидвинтеръ единственный человкъ, отъ котораго я видлъ ласку.

‘Узнавъ, что мистеръ Армадель сидитъ въ своей гостиной, я пошелъ въ контору (которая, если вы помните, находится въ той же части дома), притворилъ немного дверь, и раскрывъ окно, сталъ ждать и прислушиваться къ малйшему шороху. Было время, дорогая миссъ, когда подобная роль въ дом моего хозяина показалась бы мн весьма унизительною, но я спшу уврить васъ, что теперь я далекъ отъ подобной мысли, и что я горжусь всякимъ положеніемъ, которое даетъ мн возможность быть вамъ полезнымъ.

‘Состояніе погоды, повидимому, совершенно неблагопріятствовало возобновленію между мистеромъ Армаделемъ и миссъ Мильрой тхъ отношеній, которыя вы заране предугадывали съ такою увренностію, и о которыхъ вамъ такъ желательно узнать. Впрочемъ, по весьма странному стеченію обстоятельствъ, именно эта дурная погода и даетъ мн возможность сообщить вамъ требуемыя свднія. Мистеръ Армадель и миссъ Мильрой сошлись около часа тому назадъ при слдующей обстановк: въ самомъ начал грозы я увидалъ, какъ одинъ изъ конюховъ, выскочивъ изъ конюшни, подбжалъ къ окну своего господина и постучался въ него. Мистеръ Армадель открылъ окно и спросилъ что ему нужно. Тогда конюхъ объяснилъ, что кучерова жена прислала его съ порученіемъ разказать, что она видла изъ своей комнаты, на верху конюшни, миссъ Мильрой, одиноко пріютившуюся отъ дождя въ парк.

‘Такъ какъ эта часть парка была въ довольно далекомъ разстояніи отъ мызы, то кучерова жена заключила, что быть-можетъ господину ея угодно будетъ пригласить къ себ молодую миссъ, особенно въ такую минуту, когда она подвергалась большой опасности въ виду наступавшей грозы.

‘Какъ только мистеръ Армадель понялъ въ чемъ дло, онъ потребовалъ свой непромокаемый плащъ, свой дождевой зонтикъ, и побжалъ самъ, не дожидаясь слугъ. Черезъ нсколько времени онъ и конюхъ возвратились назадъ вмст съ миссъ Мильрой, которую оба по возможности защищали отъ дождя.

‘Въ послдствіи я узналъ отъ одной изъ служанокъ, что молодая миссъ отведена была въ спальню, гд снабдили ее необходимымъ сухимъ бльемъ, и что затмъ она отправилась въ гостиную, гд ожидалъ ее мистеръ Армадель. Единственнымъ средствомъ выполнить ваше приказаніе и узнать что будетъ происходить между ними, было обойдти вокругъ дома подъ проливнымъ дождемъ, и черезъ наружную дверь пробраться въ теплицу, двери которой примыкаютъ къ гостиной. Услуживая вамъ, дорогая миссъ, я дйствую безъ малйшаго колебанія, для васъ я съ радостью готовъ мокнуть хоть каждый день. Сверхъ того, хотя на первый взглядъ я и кажусь довольно старымъ, однако простуда на меня не дйствуетъ. Увряю васъ, что я не такъ старъ какъ кажется, и что тлосложеніе мое гораздо крпче чмъ можно предполагать.

‘Мн никакъ нельзя было подойдти слишкомъ близко къ гостиной, не рискуя обнаружить свое присутствіе. Но я большею частію подслушалъ весь ихъ разговоръ, за исключеніемъ тхъ мстъ, гд они понижали голосъ. Вотъ его сущность:

‘Изъ словъ молодой миссъ я понялъ, что она неохотно согласилась искать убжища въ дом мистера Армаделя. По крайней мр, она такъ сказала и привела на это дв причины. Вопервыхъ, что отецъ ея воспретилъ всякое сношеніе между мызой и большимъ домомъ. На это мистеръ Армадель возразилъ, что отецъ ея отдалъ свое несправедливое приказаніе, не зная истины, а потому умолялъ не поступать съ нимъ такъ же жестоко какъ поступилъ майоръ. Потомъ мистеръ Армадель сталъ объяснять ей что-то, но такъ тихо, что мн невозможно было разслышать его. Слова его, по временамъ долетавшія до моего слуха, были безсвязны и неправильны. Впрочемъ, въ нихъ заключалось, повидимому, настолько смысла чтобъ убдить миссъ Мильрой, что отецъ ея дйствовалъ подъ вліяніемъ страшнаго заблужденія. По крайней мр, такъ мн показалось, ибо, когда разговоръ снова сталъ громче, молодая миссъ перешла ко второму доводу, а именно къ тому, что мистеръ Армадель поступилъ съ нею очень дурно, и что онъ вполн заслуживаетъ чтобъ она никогда боле не говорила съ нимъ.

‘На это послднее замчаніе мистеръ Армадель не сдлалъ никакого возраженія. Онъ согласился съ нею, что поступилъ дурно, и что вполн заслуживаетъ чтобъ она никогда боле не говорила съ нимъ. Въ то же время онъ умолялъ ее вспомнитъ, что его уже постигло наказаніе, что онъ опозоренъ между сосдями, что его лучшій другъ, единственный, задушевный другъ его въ цломъ мір, возсталъ противъ него въ этотъ день вмст съ прочими. Ни вблизи, ни вдали у него не было ни одного живаго дорогаго существа, которое сказало бы ему хотя слово утшенія. Онъ чувствовалъ себя одинокимъ и несчастнымъ, сердце его жаждало ласки, и лишь одно это давало ему нкоторое право проситъ миссъ Мильрой о прощеніи и о забвеніи прошлаго.

‘Судить о впечатлніи, произведенномъ на миссъ Мильрой этими словами, я долженъ предоставитъ вамъ самимъ, ибо, какъ ни напрягалъ я свой слухъ, мн не удалось разобрать ни слова. Знаю только, что она заплакала, и что мистеръ Армадель умолялъ ее не терзать его сердца. Потомъ они долго шептались между собою, что меня ужасно злило, а тутъ еще мистеръ Армадель напугалъ меня, войдя въ теплицу, чтобы нарвать букетъ цвтовъ. По счастію, онъ не дошелъ до того мста, гд я прятался, но вернулся въ гостиную, и тутъ снова начались у нихъ разговоры (должно-быть весьма интимные), хотя, къ моему величайшему сожалнію, я опять-таки не разобралъ ни слова. Простите меня, что я такъ мало сообщаю вамъ. Мн остается только прибавить, что когда гроза прошла, миссъ Мильрой отправилась домой съ букетомъ цвтовъ и въ сопровожденіи мистера Армаделя. По моему крайнему разумнію, лучшимъ ходатаемъ мистера Армаделя, въ продолженіе этого свиданія, была любовь къ нему молодой двушки.

‘Вотъ все что я могу покамстъ сообщить вамъ, за исключеніемъ еще одной вещи, мною подслушанной, но о которой мн совстно упоминать вамъ. Впрочемъ, ваше слово — законъ, а вы приказали мн ничего не утаивать отъ васъ.

‘Во время этого разговора рчь зашла о васъ, дорогая миссъ. Мн кажется, будто миссъ Мильрой назвала васъ ‘тварью,’ а мистеръ Армадель положительно сознался, что нкогда вы нравились ему, но что обстоятельства вылчили его отъ этой глупой страсти. Я привожу его собственныя слова, слушая ихъ, я дрожалъ отъ негодованія. Если мн позволено будетъ такъ выразиться, то я скажу, что человкъ, влюбленный въ миссъ Гуильтъ, живетъ въ раю. Изъ простаго уваженія къ вамъ, мистеръ Армадель не долженъ былъ бы говорить такимъ образомъ. Конечно, онъ мой хозяинъ, но посл того какъ онъ назвалъ глупостью свою любовь къ вамъ, я совершенно презираю его, хотя и остаюсь его уполномоченнымъ управляющимъ.

‘Надясь быть настолько счастливымъ, дорогая миссъ, чтобъ удовлетворить васъ этими подробностями, и пламенно желая заслужить продолженіе вашей довренности, имю честь навсегда пребыть вашимъ благодарнымъ и преданнымъ слугой.

‘Феликсъ Башвудъ.’

2) Отъ мистрисъ Ольдершо къ миссъ Гуильтъ.

‘Улица Діаны, понедльникъ, 21-го іюля.

‘Дорогая Лидія, ршаюсь безпокоить васъ нсколькими строками. Он внушены мн чувствомъ долга относительно меня самой, при томъ взаимномъ положеніи, въ которомъ мы стоимъ теперь другъ къ другу.

‘Я вовсе недовольна тономъ вашихъ послднихъ двухъ писемъ, но еще мене довольна тмъ, что вы оставили меня сегодня утромъ вовсе безъ письма, между тмъ какъ мы условились, что вы ежедневно будете извщать меня о положеніи нашихъ общихъ длъ. Я объясняю себ ваше поведеніе лишь однимъ, а именно, что дла въ Торпъ-Амброз, о которыхъ вы вовсе не заботитесь, идутъ изъ рукъ вонъ плохо.

‘Я не намрена теперь упрекать васъ, ибо для чего напрасно тратить время, слова и бумагу? Я желаю только привести вамъ на память нкоторыя соображенія, которыя вы, повидимому, упускаете изъ виду. Хотите ли, чтобъ я говорила съ вами проще? Извольте, ибо, несмотря на вс мои недостатки, я олицетворенная откровенность.

‘Итакъ, вопервыхъ, я не мене васъ заинтересована тмъ, чтобы вы сдлались мистрисъ Армадель изъ Торпъ-Амброза. Вовторыхъ (не говоря уже о добрыхъ совтахъ), я снабдила васъ денежною суммой, необходимою для достиженія вашей цли. Втретьихъ, въ моихъ рукахъ находятся вс ваши расписки, выданныя мн вами въ каждомъ полученномъ отъ меня фартинг. Наконецъ, вчетвертыхъ, хотя въ качеств друга я могу быть снисходительною до глупости, однако, въ качеств дловой женщины, моя милая, я не позволю шутить надъ собой. Въ настоящую минуту, я все сказала, Лидія.

‘Прошу васъ не думайте, чтобъ я сердилась на васъ, нтъ, я чувствую себя только глубоко огорченною и обезкураженною. По моему настоящему настроенію духа, я уподобляюсь Давиду. Будь у меня крылья голубиныя, я улетла бы отсюда и нашла бы успокоеніе.

‘Искренно вамъ преданная
‘Марія Ольдершо.’

3) Отъ мистера Башвуда къ миссъ Гуильтъ.

‘Торпъ-Амброзъ, 25-го іюля.

‘Дорогая миссъ, вы, вроятно, прочтете эти строки черезъ нсколько часовъ посл полученія моего вчерашняго письма. То письмо я отправилъ вчера вечеромъ, а это пошлю сегодня до двнадцати часовъ.

‘Цль его та чтобы сообщить вамъ нкоторыя новости изъ Торпъ-Амброза, и я съ невыразимымъ блаженствомъ извщаю васъ, что недостойное вмшательство мистера Армаделя въ ваши семейныя дла должно прекратиться. Строгій надзоръ за каждымъ вашимъ движеніемъ отнын отмняется. Пишу вамъ, дорогая миссъ, со слезами радости на глазахъ, причиной которыхъ т чувства преданности, кои я осмлился выразить вамъ въ моемъ прошедшемъ письм (смотри первый параграфъ съ конца). Простите мн это эгоистическое отступленіе. Самъ не знаю почему, но мн гораздо легче говорить съ вами на бумаг, нежели бесдовать на словахъ.

‘Попытаюсь успокоиться, чтобы продолжать мое повствованіе.

‘Не усплъ я сегодня утромъ придти въ контору, какъ вслдъ за мной явился Педгифтъ Старшій, вызванный самимъ мистеромъ Армаделемъ по какому-то длу. Нечего и говорить, что я тотчасъ же бросилъ вс свои занятія, понимая, что рчь могла зайдти о васъ и о вашихъ интересахъ. На этотъ разъ мн особенно пріятно сообщить вамъ, что обстоятельства намъ благопріятствовали. Я могъ незамтно стоять подъ открытымъ окномъ и подслушать весь разговоръ.

‘Мистеръ Армадель прямо высказался въ самыхъ ясныхъ выраженіяхъ. Онъ отдалъ приказаніе, чтобы шпіонъ, нанятый для наблюденія за вами, былъ немедленно уволенъ. На вопросъ Педгифта о томъ что было причиною такой внезапной перемны въ его намреніяхъ, онъ не скрылъ, что разговоръ, происшедшій у него наканун съ мистеромъ Мидвинтеромъ, произвелъ на него большое впечатлніе. Хотя слова послдняго были жестоко несправедливы, тмъ не мене они убдили мистера Армаделя, что никакою необходимостью нельзя было оправдать столь низкаго средства какъ шпіонъ. И въ силу этого убжденія онъ ршился теперь дйствовать.

‘Еслибъ я не имлъ отъ васъ положительныхъ приказаній не утаивать ничего происходящаго здсь въ связи съ вашимъ именемъ, мн было бы совстно передавать вамъ слова мистера Педгифта. Онъ оказалъ мн много благодяній, я это знаю, но будь онъ даже моимъ роднымъ братомъ, я никогда не простилъ бы ему того тона, которымъ онъ говорилъ о васъ, и того упорства, съ которымъ онъ пытался поколебать ршимость мистера Армаделя.

‘Онъ началъ съ того, что напалъ на мистера Мидвинтера, объявивъ, что мнніе послдняго было самое пристрастное, неосновательное, по той причин, что будто вы, дорогая миссъ, опутали его вашими стями. Не достигнувъ своей цли съ помощію этого грубаго намека, которому, конечно, никто, васъ знающій, не могъ бы поврить ни на минуту, мистеръ Педгифтъ перешелъ затмъ къ миссъ Мильрой, и спросилъ у мистера Армаделя, неужели онъ отказался отъ мысли защищать ее. Не понимаю что могъ означать этотъ вопросъ, но сообщаю вамъ о немъ для вашихъ собственныхъ соображеній. Мистеръ Армадель отвчалъ коротко и сухо, что у него есть свой собственный планъ для защиты миссъ Мильрой, что отношенія ихъ снова измнились, или что-то въ этомъ род, но мистеръ Педгифтъ продолжалъ настаивать. Онъ (я красню за него) не переставалъ предлагать одно средство постыдне другаго. Такъ, напримръ, онъ пытался уговорить мистера Армаяеля подать законную жалобу въ судъ на одного или нсколькихъ сосдей въ околотк, наиболе порицавшихъ его образъ дйствій, съ цлью,— право, не знаю какъ мн выразиться,— притянуть и васъ къ суду, хотя въ качеств свидтеля. Мало того: когда мистеръ Армадель и на это не согласился, мистеръ Педгифтъ, уже собравшійся было выйдти изъ комнаты, снова вернулся назадъ и предложилъ вызвать изъ Лондона сыщика, который только бы взглянулъ на васъ. ‘Вся эта загадка о миссъ Гуильтъ,’ сказалъ онъ, ‘разршится, быть-можетъ, тождествомъ лицъ. Вызвать сыщика изъ Лондона не можетъ стоить слишкомъ дорого, а между тмъ весьма важно узнать, знакомо ли ея лицо лондонскимъ полицейскимъ властямъ.’ Еще разъ прошу васъ врить, дорогая миссъ, что я повторяю эти отвратительныя слова единственно изъ послушанія вамъ. Я затрясся съ головы до ногъ, когда услыхалъ ихъ.

‘Буду продолжать дале, такъ какъ еще многое осталось сообщить вамъ.

‘Къ чести мистера Армаделя (я долженъ сознаться въ томъ, хотя и не люблю его), онъ все продолжалъ отнкиваться. Его, повидимому, раздражала настойчивость мистера Педгифта, и потому онъ началъ говорить съ нимъ немного рзко. ‘Въ послдній разъ, какъ мы толковали съ вами объ этомъ вопрос,’ сказалъ онъ, ‘вы вызвали меня на поступокъ, въ которомъ я въ послдствіи сильно раскаился. Но во второй разъ вамъ уже не удастся уговорить меня, мистеръ Педгифтъ.’ Таковы были его слова. Мистеръ Педгифтъ, съ своей стороны, не спустилъ ему: онъ, повидимому, задтъ былъ за живое.

‘— О, если вы въ такомъ свт смотрите на мои совты, сэръ, сказалъ онъ,— то чмъ меньше я буду вамъ подавать ихъ, тмъ лучше. Ваша репутація и ваше общественное положеніе сильно скомпрометтированы въ этомъ дл съ миссъ Гуильтъ, а вы въ самую критическую минуту упорно держитесь такого образа дйствій, который, по моему мннію, не доведетъ васъ до добра. Посл того участія, которое я принималъ въ этомъ серіозномъ дл, я не могу согласиться теперь дйствовать съ завязанными руками, но въ то же время самолюбіе не позволяетъ мн бросать его покамстъ я буду оставаться вашимъ адвокатомъ, вотъ почему я ршаюсь лучше вовсе отказаться отъ этой чести.

‘— Весьма сожалю объ этомъ, отвчалъ ему мистеръ Армадель,— но я перенесъ слишкомъ много непріятностей чрезъ мое вмшательство въ дла миссъ Гуильтъ и потому не могу и не хочу боле длать ни одного шага въ этомъ дл.

‘— Вы совершенно вольны не длать боле ни одного шага, сэръ, сказалъ мистеръ Педгифтъ,— и я также не двинусь съ мста, потому что этотъ вопросъ уже потерялъ для меня свой юридическій интересъ. Но помяните мое слово, мистеръ Армадель, вы еще далеко не расквитались съ этимъ дломъ. Тамъ, гд мы съ вами не пошли дале, любопытство другихъ лицъ можетъ открыть многое, и чья-нибудь другая рука обнаружитъ тайну миссъ Гуильтъ.

‘Повторяю вамъ этотъ разговоръ, дорогая миссъ, почти слово въ слово, такъ какъ я слышалъ его. Онъ произвелъ на меня неизъяснимое впечатлніе, онъ возбудилъ во мн, Богъ всть почему, какой-то паническій страхъ. Я не совсмъ понялъ его, но еще мене понимаю обстоятельство случившееся вслдъ за этимъ разговоромъ.

‘Когда мистеръ Педгифтъ произносилъ послднія слова, голосъ его прозвучалъ почти надъ моимъ ухомъ. Онъ врно говорилъ у открытаго окна, и можетъ-быть даже замтилъ меня. Впрочемъ, прежде чмъ онъ вышелъ изъ дома, я усплъ спокойно выбраться изъ лавроваго кустарника, но въ контору не вернулся, а пошелъ вдоль по проспекту къ квартир дворника, какъ будто у меня было тамъ какое-нибудь дло въ связи съ моею должностью.

‘Вскор мистеръ Педгифтъ нагналъ меня въ своей одноколк и остановился.

‘— Такъ и вы тоже чувствуете нкоторое любопытство относительно миссъ Гуильтъ? сказалъ онъ.— Пожалуста, удовлетворяйте ему какими угодно способами: я противъ этого ничего не имю.

‘Меня, по обыкновенію, немножко покоробило, но я ршился спросить его, что онъ хочетъ сказать этимъ. Онъ не отвчалъ ни слова, но только посмотрлъ на меня какъ-то странно и засмялся. ‘Мн случалось видать вещи еще странне этого!’ сказалъ онъ про себя и похалъ дальше.

‘Хотя этотъ послдній случай покажется вамъ, быть-можетъ, ничтожнымъ, однако я ршился сообщить вамъ о немъ, въ надежд, что вашъ высокій умъ суметъ объяснить его. Признаюсь, что мои собственныя жалкія способности не въ состояніи проникнуть въ смыслъ словъ мистера Педгифта. Знаю только, что онъ не имлъ никакого права обвинять меня въ такомъ дерзкомъ чувств какъ любопытство относительно особы, которою я восхищаюсь, и которую пламенно уважаю. Выразиться сильне не осмливаюсь.

‘Мн остается только прибавить, что настоящее мое положеніе въ дом мистера Армаделя даетъ мн возможность постоянно снабжать васъ подобными свдніями. Мистеръ Армадель сейчасъ былъ въ контор и объявилъ мн въ краткихъ словахъ, что за отсутствіемъ мистера Мидвинтера должность послдняго буду исправлять я, впредь до дальнйшихъ распоряженій. Врьте, дорогая миссъ, моей искренней и заботливой преданности.

‘Феликсъ Башвудъ.’

4) Отъ Аллана Армаделя къ преподобному Децимусу Броку.

‘Торпъ-Амброзъ. Вторникъ.

‘Дорогой мистеръ Брокъ, я въ большомъ гор. Мидвинтеръ поссорился со мной и оставилъ меня, адвокатъ мой также поссорился со мной и также оставилъ меня, и за исключеніемъ милой маленькой миссъ Мильрой, вс сосди отвернулись отъ меня. Правда, я самъ много тому причиной, но пособить этому горю я не въ силахъ. Мн такъ грустно въ моемъ одинокомъ, пустомъ дом. Умоляю васъ, прізжайте навстить меня! Вы — единственный, старый другъ, оставшійся у меня въ мір, и я горю желаніемъ поговорить съ вами о моихъ длахъ. Даю вамъ честное слово джентльмена, что я не заслуживаю порицанія.

‘Искренно вамъ преданный

‘Алланъ Армадель’.

‘PS. Я самъ пріхалъ бы навстить васъ (потому что здшнія мста сдлались для меня ненавистными), но у меня есть причины не удаляться отъ миссъ Мильрой въ настоящую минуту.’

5. Отъ Роберта Степльтона къ Аллану Армаделю, эсквайру.

‘Боскомбскій приходъ, четвергъ утромъ.

‘Досточтимый сэръ, между прочими письмами, полученными здсь на имя моего господина, я узналъ по почерку и ваше письмо, которое (объявляю вамъ объ этомъ съ величайшимъ прискорбіемъ) господинъ мой не въ состояніи будетъ прочесть. Онъ лежитъ въ постел отъ изнурительной лихорадки. Докторъ говоритъ, что болзнь эта произошла отъ огорченія и безпокойства, которыхъ господинъ мой не въ силахъ былъ перевести. Это весьма вроятно, потому что когда мы здили съ нимъ въ прошедшемъ мсяц въ Лондонъ, я видлъ какъ истомили и обезсилили его и собственныя его дла, да еще обязанность присматривать за одною особой, которая потомъ ускользнула отъ насъ. Да и мн таки тогда порядкомъ досталось.

‘Дня два тому назадъ господинъ мой говорилъ о васъ. Ему, повидимому, не хотлось, чтобы вы знали о его болзни, кром лишь того случая, еслибъ ему сдлалось хуже. Но мн кажется, вы должны быть извщены объ этомъ, хотя ему не только не хуже, но, пожалуй, даже и немного получше. Докторъ говоритъ, что онъ долженъ лежать спокойно, ничмъ не волноваться, и потому прошу васъ, не безпокойтесь прізжать въ приходъ. Докторъ приказалъ передать вамъ, что это вовсе не нужно, и что свиданіе съ вами можетъ только потревожить моего господина въ его настоящемъ болзненномъ состояніи.

‘Если угодно, я черезъ нсколько времени напишу вамъ еще. Примите увреніе въ моемъ искреннемъ къ вамъ почтеніи, и врьте что я навсегда останусь, сэръ, вашимъ покорнымъ слугой,

‘ Робертъ Степлтонъ.’

‘Р. S. Яхта оснащена, окрашена и ожидаетъ вашихъ приказаній. Она великолпна.’

6. Отъ мистрисъ Ольдершо къ миссъ Гуильтъ

‘Улица Діаны, 24-го іюля.

‘Миссъ Гуильтъ, вотъ уже три утра кряду какъ я напрасно жду отъ васъ письма. Ужь не вздумали ли вы издваться надо мной, или, быть-можетъ, васъ уже нтъ въ Торпъ-Амброз? Во всякомъ случа, я не намрена доле выносить ваше поведеніе. Если не я, такъ законъ принудитъ васъ къ уплат.

‘Срокъ вашей первой расписк (въ тридцать фунтовъ) кончается въ будущій вторникъ, 29-го іюля. Еслибы вы поступили со мною какъ слдуетъ, я съ удовольствіемъ согласилась бы отсрочить уплату. Но теперь представлю ее ко взысканію, и если вы не заплатите, то я поручу моему адвокату дйствовать по узаконенному порядку. Ваша

‘ Марія Ольдершо.’

7. Отъ миссъ Гуильтъ къ мистрисъ Ольдершо.

‘5, Райская площадь, Торпъ-Амброзъ, 25-го іюля.

‘Мистрисъ Ольдершо, такъ какъ время вашего адвоката, по всей вроятности, очень дорого, то я пишу эти нсколько словъ для того чтобъ облегчить ему процессъ моего ареста. Онъ найдетъ меня въ комнатахъ перваго этажа по вышеозначенному адресу. Въ моемъ настоящемъ положеніи, и при моихъ настоящихъ мысляхъ, вы не можете оказать мн большей услуги какъ посадивъ меня въ тюрьму.

‘Л. Г.’

8. Отъ мистрисъ Ольдершо къ миссъ Гуильтъ.

‘Улица Діаны, 26-го іюля.

‘Дорогая Лидія, чмъ доле живу я въ этомъ коварномъ свт, тмъ боле убждаюсь, что злйшій врагъ женщинъ, съ которымъ нужно имъ всего боле бороться,— это ихъ собственный нравъ. Въ какой, поистин, печальный тонъ впали мы въ нашей переписк! Какой недостатокъ самообладанія, моя милая, и съ вашей, и съ моей стороны!

‘Позвольте мн, какъ старшей изъ двухъ, принести первыя необходимыя извиненія и первой устыдиться неумнья владть собою. Ваше жестокое забвеніе, Лидія, кольнуло меня въ самое сердце и было причиной того рзкаго письма, которое вы недавно получили отъ меня. Я такъ всегда чувствительна къ дурному обращенію, когда оно идетъ отъ лица составляющаго предметъ моей любви и моего поклоненія, къ тому же, несмотря на мои шестьдесятъ лтъ, я, къ несчастію, до сихъ поръ еще молода сердцемъ. Примите же мое извиненіе въ томъ, что я обезпокоила васъ моимъ письмомъ, вмсто того чтобы прибгнуть къ моему носовому платку и отереть имъ свои слезы. Не вините вашу преданную Марію, за то что она еще до сихъ поръ молода сердцемъ!

‘Но хотя я и длала вамъ угрозы, моя милая, съ вашей стороны жестоко было ловить меня на слов! Какъ жестоко было (еслибы даже долгъ вашъ былъ въ десять разъ больше того что онъ есть) считать меня способною (что бы я тамъ ни говорила) на безчеловчный поступокъ арестовать моего задушевнаго друга!

‘Боже мой! неужели я заслужила чтобы вы съ такимъ безжалостнымъ формализмомъ ловили меня на слов посл столькихъ лтъ нжнйшей дружбы? Но я не жалуюсь, я сокрушаюсь лишь о бренности нашей общей человческой природы. Будемъ же какъ можно меньше разчитывать другъ на друга, моя милая, мы об — женщины, и не можемъ пособить этому горю. Увряю васъ, что когда я размышляю иногда о происхожденіи нашего несчастнаго пола, когда я вспоминаю что вс мы первоначально сотворены были изъ такого дряннаго матеріяла какъ мужское ребро (которое такъ мало нужно было его обладателю, что онъ даже не замтилъ его отсутствія), я просто удивляюсь нашимъ добродтелямъ, и ничуть не поражена нашими недостатками.

‘Однако я замечталась, я занеслась слишкомъ высоко, какъ та очаровательная личность въ Шекспир, которая такъ и называлась ‘свободною фантазіей.’ Еще одно слово, моя милая: знайте, что желаніе получить отъ васъ отвтъ происходитъ единственно изъ желанія бесдовать съ вами въ прежнемъ, дружескомъ тон, но не иметъ ничего общаго съ любопытствомъ касательно вашихъ дйствій въ Торпъ-Амброз, за исключеніемъ разв такого любопытства, которое вы сами допустите съ моей стороны. Нужно ли мн прибавлять къ этому, что я прошу у васъ, какъ особенной милости, возобновленія нашихъ прежнихъ отношеній? Что касается до маленькаго счета, срокъ которому выходитъ въ будущій вторникъ, я откладываю уплату его еще на шесть недль.

‘Съ чувствомъ истинно-материнской нжности остаюсь преданная вамъ

‘Марія Ольдершо.’

9. Отъ миссъ Гуильтъ къ мистрисъ Ольдершо

‘Райская площадь, 27-го іюля.

‘Сію минуту получила я ваше послднее письмо. Ваше безстыдство возмущаетъ меня. Ужь не думаете ли вы поступать со мною какъ съ ребенкомъ: сначала грозить мн, а потомъ, когда угрозы не помогаютъ, ласкать и улещать? Да, вы будете, ласкать меня, вы узнаете, моя нжная родительница, съ какимъ ребенкомъ имете дло.

‘У меня были свои причины, мистрисъ Ольдершо, чтобы хранить то упорное молчаніе, которое такъ страшно оскорбило васъ. Я боялась, да, положительно боялась, посвятить васъ въ мои тайныя мысли. Но подобное опасеніе не смущаетъ меня боле. Единственная моя забота сегодня утромъ состоитъ въ томъ, чтобъ отблагодарить васъ достойнымъ образомъ за ваше послднее письмо. Подумавъ хорошенько, я прихожу къ той мысли, что нельзя сильне отмстить вамъ какъ открывъ вамъ то самое что вы такъ пламенно желаете знать. Хорошо, я усаживаюсь за пюпитръ и разкажу вамъ все. Вы узнаете что случилось въ Торпъ-Амброз, вы прочтете мои мысли такъ же ясно какъ я читаю ихъ сама. И пускай меня зовутъ Лидія Гуильтъ, если, прочитавъ ихъ, вы не раскайтесь горько въ томъ, что не остались при вашемъ прежнемъ ршеніи — не посадили меня вовремя въ тюрьму, чтобы лишить меня возможности вредить людямъ.

‘На чемъ бишь я остановилась въ моемъ послднемъ письм къ вамъ? Не помню, да и не забочусь объ этомъ. Припоминайте сами, коли хотите, а я вернусь только за недлю тому назадъ, то-есть къ прошедшему воскресенью.

‘Утромъ была гроза. Около полудня небо разчистилось, но я не вышла изъ дому: я ждала Мидвинтера, или по крайней мр, письма отъ него. (Вы, можетъ-быть, удивляетесь, что я не называю его мистеромъ? Мы ужь такъ подружились съ нимъ, моя милая, что слово мистеръ было бы совершенно лишнее.) Вечеромъ, наканун этого дня, онъ разстался со мной при весьма интересныхъ обстоятельствахъ. Я разказала ему, что другъ его, Армадель, преслдуетъ меня съ помощію наемнаго шпіона. Онъ не захотлъ этому врить, и прямо отправился въ Торпъ-Амброзъ, чтобы разъяснить все дло. На прощаньи я позволила ему поцловать мою руку, и онъ общалъ снова придти на слдующій день (то-есть въ воскресенье). Я чувствовала, что мое вліяніе надъ нимъ упрочено, и врила, что онъ сдержитъ слово.

‘Итакъ, я уже говорила вамъ, что гроза прошла. Небо разчистилось, жители вышли погулять въ своихъ лучшихъ, праздничныхъ нарядахъ, а я сидла въ раздумь за моимъ жалкимъ, маленькимъ, наемнымъ фортепіано, также принарядившись на славу, и поджидала Мидвинтера, но Мидвинтеръ не являлся. Уже было далеко за полдень, и я начинала чувствовать себя глубоко оскорбленною, какъ вдругъ мн подали письмо. Оно было принесено какимъ-то страннымъ посланнымъ, который, отдавъ его, немедленно скрылся. Я взглянула на конвертъ. То былъ наконецъ хотя почеркъ Мидвинтера, если не онъ самъ. Я была задта за живое, потому что, какъ уже сказала вамъ выше, вліяніе мое надъ нимъ казалось мн гораздо сильне.

‘Впрочемъ, когда я прочитала письмо, оно дало совершенно другое направленіе моимъ мыслямъ. Оно удивило, озадачило, заинтересовало меня. Я думала, думала и безконечно думала о немъ въ продолженіе всего остальнаго дня.

‘Письмо начиналось тмъ, что онъ просилъ моего прощенія, за то что усомнился въ моихъ словамъ. Но мистеръ Армадель самъ подтвердилъ ихъ справедливость. Друзья поссорились (какъ я и предполагала), вслдствіе чего Мидвинтеръ и Армадель, бывшій нкогда его лучшимъ другомъ въ мір, разстались на вки. Но все это пока еще не удивляло меня. Я просто забавлялась, читая его безсвязныя, безумныя рчи о томъ, что онъ и его другъ разстались на вки, воображала себ, какъ изумится онъ, когда, для выполненія моего плана, я проберусь въ большой домъ подъ предлогомъ примиренія двухъ друзей.

‘Но вторая часть письма заставила меня задуматься. Привожу вамъ ее слово въ слово.

‘Только вслдствіе борьбы съ самимъ собою (и никакія слова не выразятъ вамъ всей трудности этой борьбы) ршился я написать это письмо, вмсто того чтобы самому придти къ вамъ. Безпощадная необходимость предъявляетъ свои права на мое будущее. Я долженъ покинуть Торпъ-Амброзъ, я долженъ оставить Англію, безъ малйшаго колебанія, не бросивъ ни одного взгляда назадъ. Ужасныя причины, надъ которыми я издвался нкогда какъ безумецъ, требуютъ, чтобы посл всего случившагося между мною и мистеромъ Армаделемъ, онъ никогда боле не видалъ меня и даже ничего не слыхалъ обо мн. Я не долженъ жить съ нимъ боле подъ одною кровлей, не долженъ дышать съ нимъ однимъ и тмъ же воздухомъ. Я принужденъ скрыться отъ него подъ вымышленнымъ именемъ, воздвигнуть между нимъ и мною горы и моря. Мн уже было сдлано предостереженіе, какого не слыхало ни одно живое существо. Я врю…. смю ли сказать вамъ, почему?… я врю, что если обаяніе, которое вы производите на меня, снова привлечетъ меня къ вамъ, это будетъ имть роковыя послдствія для человка, жизнь котораго такъ странно связана съ вашею и моею жизнію,— для человка, который былъ нкогда вашимъ поклонникомъ и моимъ другомъ. И несмотря на то что я чувствую все это, что я сознаю это такъ же ясно какъ вижу это небо надъ своею головой, во мн есть какая-то слабость, которая и теперь заставляетъ меня уклоняться отъ неизбжной жертвы — ‘навсегда покинуть васъ. Я борюсь съ нею, какъ борется всякій человкъ съ силою своего отчаянія. Часъ тому назадъ я былъ уже около вашего дома, но я принудилъ себя вернуться назадъ, не бросивъ на него ни одного взгляда. Смогу ли я бжать теперь еще дальше, когда письмо это уже написано, когда вырывается у меня безполезное признаніе, что я люблю васъ первою и послднею любовью въ моей жизни? Пусть время отвтитъ на этотъ вопросъ, а я — я не смю боле ни писать объ этомъ, ни думать.’

‘Этими словами заканчивалось письмо.

‘Мною овладло лихорадочное любопытство угадать его мысли. Его любовь ко мн была, конечно, понятна. Но что онъ разумлъ подъ словомъ предостереженіе? Почему не слдовало ему жить подъ одною кровлей, дышать однимъ воздухомъ, съ молодымъ Армаделемъ? Какая ссора могла принудить одного изъ двухъ друзей прятаться отъ другаго подъ вымышленнымъ именемъ и воздвигать между собою горы и моря? Боле же всего смущалъ меня вопросъ о томъ, почему сближеніе его со мною, въ случа еслибъ онъ возвратился ко мн и снова отдался моему обаятельному вліянію, должно было причинить гибель ненавистнаго олуха, обладающаго благороднымъ Торпъ-Амброзскимъ замкoмъ?

‘Я горла нетерпніемъ увидать его поскоре и предложить ему эти вопросы. По мр того какъ день подвигался впередъ, мои ожиданія длали меня суеврною. Къ обду мн подали соусъ изъ телятины и пудингъ изъ вишенъ. Я стала гадать на вишневыхъ косточкахъ — вернется онъ или нтъ: придетъ, нтъ, придетъ, нтъ, придетъ, нтъ, и такъ дале. Гаданье кончилось на слов ‘нтъ.’ Я позвонила и велла убрать приборъ. Я съ бшенствомъ противорчива судьб. Я сказала себ: ‘Онъ придетъ!’ Изъ ожиданіи его осталась дома.

‘Вы не можете себ представить, какъ весело мн сообщать вамъ вс эти маленькія подробности. Сочтите, мой дорогой другъ, моя вторая мать, сочтите вс деньги, которыя вы потратили на меня, въ надежд, что я сдлаюсь мистрисъ Армадель, и потомъ подумайте объ этомъ безграничномъ, непреодолимомъ влеченіи моемъ къ другому человку. О, мистрисъ Ольдершо, какое для меня блаженство раздражать васъ!

‘День склонялся къ вечеру. Я опять позвонила и послала внизъ за таблицей поздовъ желзной дороги. Какой поздъ могъ увлечь его въ воскресенье? Народное уваженіе къ этому дню благопріятствовало мн. Въ этотъ день былъ только одинъ поздъ, который отправился еще за нсколько часовъ до того времени какъ онъ писалъ мн. Я пошла посмотрться въ зеркало, и оно совершенно опровергло мое гаданье. Оно сказало мн. ‘Сядь у окна, укрывшись за занавскою, онъ не въ состояніи будетъ провести длиннаго, одинакого вечера, безъ того чтобы снова не придти взглянуть на твой домъ.’ Я сла у окна за занавской и стала ждать, держа въ рук его письмо.

‘Печальный воскресный день замнился сумерками, и печальная воскресная тишина на улицахъ стала еще безмолвне. Когда совсмъ стемнло, я услыхала на улиц чьи-то шаги… Сердце мое прыгнуло: вообразите себ, у меня еще есть сердце! Я сказала себ: ‘Это Мидвинтеръ!’ И дйствительно то былъ онъ.

‘Когда глаза мои могли, наконецъ, различить его въ темнот, я увидла, что онъ шелъ медленно, колеблясь и останавливаясь почти на каждомъ шагу. Маленькое и некрасивое окно моей гостиной, повидимому, манило его къ себ вопреки его вол. Подождавъ еще немного, покамстъ онъ не остановился въ сторон отъ дома, но въ виду моего неотразимаго окна, я одлась и проскользнула заднимъ ходомъ въ садъ. Хозяинъ мой ужиналъ съ своимъ семействомъ, и никто не замтилъ меня. Я отворила калитку въ садовой оград и черезъ переулокъ вышла въ большую улицу. Тутъ я весьма кстати вспомнила о приставленномъ ко мн шпіон, который по всей вроятности караулилъ меня гд-нибудь за угломъ.

‘Съ одной стороны, необходимо было выиграть время, съ другой (при моемъ тогдашнемъ настроеніи духа), мн невозможно было упустить Мидвинтера, не поговоривъ съ нимъ наедин. Въ большихъ затрудненіяхъ люди если ршаются на что-нибудь, то обыкновенно длаютъ это сразу. Я ршилась назначить ему свиданіе на слдующій вечеръ, а до того времени найдти средство избжать надзора. Поступая такимъ образомъ, я давала своему любопытству возможность мучить меня въ продолженіе двадцати четырехъ смертельныхъ часовъ, но что же оставалось мн длать? Устроить тайное свиданіе съ Мидвинтеромъ на виду и можетъ-быть на слуху у Армаделева шпіона значило то же что отказаться отъ намренія стать обладательницею Торпъ-Амброза.

‘Нашедъ у себя въ карман одно изъ вашихъ прежнихъ писемъ, я вернулась въ переулокъ, и на чистомъ клочк бумаги написала маленькимъ карандашемъ, который виситъ у меня на цпочк, слдующее: ‘Я хочу и должна говорить съ вами. Сегодня это невозможно, но завтра, въ это же время, выходите на улицу, а потомъ разставайтесь со мною пожалуй хоть на вки. Когда прочтете эту записку, пройдите мимо меня, не останавливаясь, и скажите: приду.’

‘Я свернула бумажку и внезапно подошла къ нему сзади. Онъ вздрогнулъ и обернулся, тогда я съ легкимъ пожатіемъ опустила ему записку въ руку и прошла мимо. Не успла я сдлать десяти шаговъ, какъ уже услыхала его позади себя. Я видла, какъ пожирали меня съ головы до ногъ его большіе черные глаза, сверкавшіе во мрак сумерковъ, но, впрочемъ, онъ сдлалъ все чего я требовала отъ него. ‘Я не могу отказать вамъ ни въ чемъ,’ прошепталъ онъ: — ‘я приду.’ И онъ прошелъ дале. Въ эту минуту мн невольно пришло въ голову, какъ этотъ глупый олухъ Армадель испортилъ бы все дло, еслибъ онъ былъ на мст Мидвинтера.

‘Я всю ночь ломала себ голову, чтобы придумать средство устроить на слдующій вечеръ вполн безопасное свиданіе, и ничего не могла придумать. Я начинала чувствовать, что письмо Мидвинтера какъ будто притупило мои способности.

‘Въ понедльникъ утромъ дла приняли еще худшій оборотъ. Отъ моего врнаго союзника, мистера Башвуда, пришло извстіе, что миссъ Мильрой и Армадель снова сошлись и подружились. Можете вообразить себ, какъ я была взбшена! Часъ или два спустя пришло вторичное извстіе отъ мистера Башвуда, но на этотъ разъ утшительное. Негодный торпъ-амброзскій идіотъ показалъ наконецъ настолько смыслу, что устыдился самого себя. Онъ ршился въ тотъ же день удалить шпіона, вслдствіе чего и поссорился съ своимъ адвокатомъ.

‘Итакъ, препятствіе, съ которымъ я по своему слабоумію не въ состояніи была сладить, устранялось само собою! Не было боле надобности тревожиться о предстоящемъ свиданіи съ Мидвинтеромъ, за то на досуг можно было обсудить планъ моихъ будущихъ дйствій, особенно теперь, когда миссъ Мильрой и ея нжный пастушокъ снова сошлись и помирились. Поврите ли, не то письмо, не то его авторъ (право не знаю, кто изъ двухъ), взяли надо мною такую власть, что несмотря на вс мои усилія, я не могла думать ни о чемъ другомъ, и все это въ ту минуту, когда было множество причинъ опасаться, что миссъ Мильрой поспшитъ перемнить свое имя на имя мистрисъ Армадель, прежде чмъ я успю заплатить ей мой долгъ. Случалось ли вамъ видть подобную испорченность? Что до меня касается, я ничмъ не могу объяснить ее себ…. а вы?

‘Наконецъ, на двор стемнло. Я выглянула въ окно: онъ былъ тамъ!

‘Я поспшила выдти къ нему, хозяева мои, по обыкновенію, слишкомъ заняты были дой и питьемъ чтобы что-либо замтить.

‘— Мы не должны показываться здсь вмст, прошептала я ему.— Я пойду впередъ, а вы слдуйте за мной.

‘Онъ не отвчалъ ни слова. Не понимаю что происходило въ его душ, но явившись на свиданіе, онъ теперь шелъ нехотя и постоянно отставалъ отъ меня, какъ будто вовсе желая уйдти.

‘— Вы, кажется, боитесь меня? спросила я.

‘— Да, боюсь, отвчалъ онъ: — боюсь васъ и себя.

‘Это было не поощрительно и далеко не любезно. Но въ эту минуту мной овладло такое бшеное любопытство, что будь онъ со мной еще рзче, я не обратила бы на это никакого вниманія. Я пошла дале къ новымъ строеніямъ, потомъ остановилась и оглянулась назадъ.

‘— Неужели я должна вымаливать у васъ это какъ милости, сказала я,— посл вашего добровольнаго общанія и того письма, которое вы написали мн?

‘Что-то внезапно подйствовало на него, и онъ тотчасъ же подошелъ ко мн.

‘— Простите меня, миссъ Гуильтъ, ведите меня куда вамъ угодно.

‘Затмъ онъ опять отсталъ отъ меня немного, и я слышала какъ онъ произнесъ:

‘— Чему быть, того не миновать. Что могу противъ этого я, или что можетъ она?

‘Не знаю что заставило меня задрожать: слова ли эти, смысла которыхъ я не понимала, или тонъ, которымъ они были произнесены, только мн вдругъ захотлось почему-то распроститься съ нимъ и вернуться домой. Вы скажете, что это непохоже на меня? Дйствительно такъ! Но это продолжалось не боле минуты. Ваша дорогая Лидія скоро пришла въ себя.

‘Я направила свои шаги къ недостроеннымъ лачужкамъ и къ разстилавшемуся позади ихъ полю. Мн гораздо пріятне было бы увести его къ себ домой и поговорить съ нимъ при свчахъ. Но я уже рискнула на это однажды, а въ моемъ двусмысленномъ положеніи и при злорчіи города страшно было ршиться на это вторично. О сад нечего было и думать, потому что хозяинъ дома иметъ обыкновеніе курить тамъ трубку посл ужина. Такимъ образомъ мн ничего боле не оставалось длать какъ увести его за городъ.

‘Продолжая идти впередъ, я по временамъ оглядывалась, а онъ молча слдовалъ за мною все на томъ же разстояніи, подобно привиднію….

‘Я должна на минуту оставить мое письмо. Церковные колокола звонятъ во всю мочь, и этотъ трезвонъ доводитъ меня до изступленія. Неужели въ наше время, когда у всхъ есть карманные или стнные часы, нужно еще напоминать колокольнымъ звономъ о начал церковнаго богослуженія? Вдь въ театръ, напримръ, мы ходимъ не по звонку, такъ не унизительно ли для духовенства прибгать къ колокольному звону, чтобы собирать насъ въ церковь!…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‘Наконецъ, паства собралась, и я опять могу взяться за перо, чтобы продолжать мою бесду съ вами.

‘Я колебалась немного куда именно мн повести его. Съ одной стороны пролегала большая дорога, но хотя она казалась уединенною, по ней неожиданно могъ пройдти кто-нибудь. Съ другой стороны находился кустарникъ. Я повела его черезъ кустарникъ.

‘На противоположномъ конц его находилась небольшая покатость, въ глубин которой лежали срубленныя деревья, а дале бллся маленькій прудъ, слабо мерцавшій въ полусвт сумерковъ. На его дальнйшемъ берегу разстилались длинныя пастбища съ носившимся надъ ними туманомъ, а еще дальше чернлась вереница стадъ, медленно возвращавшихся домой. Кругомъ не было ни одного живаго существа, не слышно было ни одного звука. Я сла на одно изъ бревенъ и оглянулась назадъ.

‘— Подите, сказала я тихо,— подите сюда и сядьте здсь подл меня.

‘Для чего вхожу я въ такія подробности? Право, не знаю. Это мсто произвело на меня непостижимое впечатлніе, и я не могу удержаться, чтобы не описать вамъ его. Если я кончу дурно, ну, положимъ, хоть на эшафот, мн кажется, послднимъ воспоминаніемъ, которое будетъ носиться передъ моими глазами, прежде чмъ палачъ затянетъ веревку, будетъ этотъ маленькій мерцающій прудъ, длинныя туманныя пастбища и смутно чернющаяся въ полусвт сумерковъ вереница стадъ, возвращавшихся домой. Не пугайтесь, почтенное созданіе! Воображеніе мое иногда странно подшучиваетъ надо мною, да сверхъ того, послдняя часть этого письма мн кажется сильно отзывается вчерашнимъ опіумомъ.

‘Онъ подошелъ ко мн молча, какъ лунатикъ, и слъ подл меня на бревно. Ночь ли была такъ удушлива, или со мною сдлался лихорадочный жаръ, только я не могла выносить ни шляпки, ни перчатокъ. Желаніе посмотрть на него и узнать причину этого страннаго молчанія, и въ то же время невозможность достигнуть этого за темнотою ночи, до такой степени раздражили мои нервы, что я готова была закричать. Не зная чмъ облегчить себя, я взяла его за руку: она горла какъ въ огн и мгновенно сомкнулась съ моею рукой — вы сами знаете какъ. Посл этого молчаніе было немыслимо. Всего безопасне было немедленно заговорить съ нимъ.

‘— Не презирайте меня, сказала я.— Я принуждена была привести васъ въ это уединенное мсто, иначе я погубила бы свою репутацію, еслибы васъ увидали вмст.

‘Я остановилась и замолчала, но его рука еще разъ предупредила меня, что молчаніе было опасно. Тогда я ршилась заставить и его говорить со мною.

‘— Вы заинтересовали и въ то же время напугали меня вашимъ страннымъ письмомъ, продолжала я:— скажите что оно значитъ?

‘— Теперь уже поздно спрашивать объ этомъ. И вы, и я,— мы оба пошли по дорог, съ которой нтъ боле возврата.

‘Онъ произнесъ этотъ странный отвтъ совершенно новымъ для меня голосомъ, отъ котораго мн сдлалось еще боле неловко чмъ за минуту передъ тмъ отъ его молчанія.

‘— Слишкомъ поздно, повторилъ онъ,— слишкомъ поздно! Вамъ остается сдлать мн теперь лишь одинъ вопросъ.

‘— Какой же?

‘Не успла я произвести эти слова, какъ рука его задрожала въ моей рук, и я тотчасъ же поняла, что мн лучше было бы не спрашивать его. Прежде чмъ я успла шевельнуться, или подумать, онъ уже заключилъ меня въ свои объятія.

‘— Спроси меня, люблю ли я тебя? прошепталъ онъ.

‘Въ ту же минуту голова его припала къ моей груди, и жестокая душевная мука выразилась у него, какъ и у насъ, въ истерическихъ слезахъ и рыданіяхъ.

‘Первое мое движеніе было очень глупо. Я готова была начать нашъ обыкновенный протестъ и защищаться такъ, какъ защищаемся вс мы въ подобныхъ случаяхъ. Но къ счастію или къ несчастію, право не знаю что изъ двухъ, я давно утратила прежнюю юношескую стыдливость, и потому сейчасъ же остановила первое движеніе моихъ рукъ и первое слово готовившееся слетть съ моихъ устъ. Боже! Боже мой! какою старою и отжившею почувствовала я себя въ ту минуту какъ онъ выплакивалъ свою душу на груди моей! Какъ вспомнила я то время, когда моя любовь могла бы принадлежать ему! А теперь что принадлежало ему?— Моя талія!…

‘Любопытно знать, неужели во мн шевельнулась жалость? Впрочемъ, это вовсе нейдетъ къ длу. Какъ бы то ни было, рука моя поднялась сама собою и пальцы нжно погрузились въ его волоса. Страшныя воспоминанія мгновенно возникли въ голов моей и заставили меня содрогнуться въ то время какъ я прикоснулась къ нему. Но несмотря на это, я продолжала играть его волосами и обвивать ихъ вокругъ моихъ пальцевъ. Какъ безразсудны женщины!

‘— Я не хочу упрекать васъ, сказала я кротко:— я не скажу, что вы жестоко пользуетесь моимъ положеніемъ. Вы страшно взволнованы, я хочу дать вамъ время оправиться немного и придти въ себя.

‘Сдлавъ такой приступъ, я остановилась, чтобы подумать, въ какой форм предложить ему т вопросы, которые мн такъ хотлось сдлать ему, но, вроятно, я была слишкомъ смущена или слишкомъ нетерплива въ своихъ соображеніяхъ, потому что сразу высказала то что наиболе занимало меня.

‘— Я не врю, чтобы вы любили меня, сказала я.— Вы пишете мн странныя вещи, вы пугаете меня какою-то таинственностію: что разумли вы въ вашемъ письм, говоря, что возвращеніе ко мн будетъ пагубно для мистера Армаделя? Какая опасность можетъ угрожать отъ этого мистеру Армаделю?

‘Не успла я сдлать ему этотъ вопросъ, какъ онъ внезапно поднялъ голову и выпустилъ меня изъ своихъ объятій. Я вроятно коснулась какого-нибудь тяжелаго воспоминанія, которое заставило его опомниться. Вмсто того чтобы мн уклоняться отъ него, она уклонялся отъ меня. Сама не зная почему, я почувствовала себя оскорбленною, и съ горькою ироніей поблагодарила его за то что онъ вспомнилъ, наконецъ, какъ ему держать себя относительно меня!

‘— Врите ли вы въ сны? спросилъ онъ вдругъ страннымъ и отрывистымъ тономъ, не обращая ни малйшаго вниманія на мои слова.— Скажите, продолжалъ онъ, не давая мн времени отвтить,— не были ли когда-нибудь вы, или кто изъ вашихъ родственниковъ, въ сношеніяхъ съ отцомъ или съ матерью Аллана Армаделя? Не случалось ли вамъ, или кому изъ вашихъ родственниковъ, быть когда-нибудь на остров Мадер?

‘Можете себ представить мое изумленіе! Я похолодла. Въ одну минуту я вся похолодла съ головы до ногъ. Онъ очевидно зналъ о случившемся на остров Мадер, когда я находилась въ услуженіи у мистрисъ Армадель, что, вроятно, было еще задолго до его рожденія! Такое открытіе само по себ было поразительно. Но онъ очевидно имлъ свои причины отыскивать связь между мною и этими событіями, и это обстоятельство было еще поразительне.

‘— Нтъ, сказала я, какъ только могла говорить.— Я не знала ни его отца, ни его матери.

‘—И объ остров Мадер также ничего не знаете?

‘— И объ остров Мадер также.

‘Онъ отвернулся и сталъ говорить самъ съ собою.

‘— Странно! сказалъ онъ:— точно такъ какъ я занималъ мсто тни у окна, она занимала мсто тни у пруда!

‘При другихъ обстоятельствахъ меня встревожило бы его странное поведеніе. Но посл вопроса объ остров Мадер мною положительно овладлъ ужасъ, который заглушилъ вс прочія опасенія. Мн кажется, я ни на что не ршалась въ моей жизни съ такою твердостію какъ на то чтобъ узнать откуда онъ получилъ вс эти свднія, и какое было его настоящее имя. Мн было совершенно ясно, что вопросомъ объ Армадел я затронула въ немъ какое-то тайное чувство, столь же сильное какъ и его чувство ко мн! Куда двалось мое вліяніе надъ нимъ?

‘Этого я никакъ не могла придумать, но я могла снова возвратить его и немедленно принялась за дло.

‘— Не поступайте со мною жестоко, сказала я:— вдь и я также щадила васъ. О, мистеръ Мидвинтеръ, здсь такъ пусто, такъ темно, не пугайте же меня!

‘— Пугать васъ! Онъ снова приблизился ко мн.— Пугать васъ! повторилъ онъ съ такимъ удивленіемъ, какъ будто я пробудила его отъ сна, и обвинила въ томъ что у него вырвалось въ бреду.

‘Озадачивъ его такимъ образомъ, я уже хотла было спросить его, почему мой вопросъ объ Армадел произвелъ такую перемну въ его обращеніи со мною. Но, посл всего случившагося, я боялась слишкомъ скоро возвратиться къ тому же предмету. Что-то,— вроятно инстинктъ,— предупредило меня не затрогивать покамстъ вопроса объ Армадел, но поговоритъ съ нимъ сначала о немъ самомъ. Я уже сообщала вамъ въ одномъ изъ моихъ предыдущихъ писемъ, что по его обращенію и наружности всегда можно было предполагать, что невзирая на свою молодость, онъ сдлалъ или выстрадалъ что-нибудь ужасное въ своей прошедшей жизни. Каждый разъ какъ мы встрчались, я все боле и боле сомнвалась въ томъ, чтобъ онъ дйствительно былъ тмъ чмъ казался, но самыя серіозныя сомннія внушало мн его имя. Сама имя много тайнъ въ своей жизни, и будучи не разъ вынуждена скрываться подъ чужимъ именемъ, я тмъ боле склонна подозрвать другихъ людей, когда замчаю въ нихъ что-нибудь таинственное. Какъ бы то ни было, разъ отдавшись этому подозрнію, я ршилась изумить его, такъ же какъ онъ изумилъ меня, неожиданнымъ вопросомъ объ его имени.

‘Покамстъ я сидла задумавшись, и онъ также думалъ, и какъ скоро оказалось, о моихъ словахъ.

‘— Мн такъ грустно что я испугалъ васъ, прошепталъ онъ съ тою кротостію и смиреніемъ, которыя мы такъ презираемъ въ мущин, когда онъ говоритъ съ другими женщинами, и которыя мы такъ дорого цнимъ, когда он относятся къ намъ.

‘— Я самъ не знаю что говорилъ вамъ, продолжалъ онъ:— мой умъ находится въ жалкомъ состояніи. Прошу васъ, простите меня, если можете: я сегодня самъ не свой.

‘— Я не сержусь, сказала я:— мн нечего прощать вамъ. Мы оба неосторожны, оба несчастны.

‘Я положила мою голову на его плечо.

‘— Дйствительно ли вы любите меня? спросила я его нжнымъ шепотомъ.

‘Его рука снова обвилась вокругъ моей таліи, и я почувствовала учащенное біеніе его сердца.

‘— О! еслибы вы знали! прошепталъ онъ мн въ отвтъ:— еслибы вы только знали….

‘Онъ не могъ сказать ничего боле. Чувствуя, что лицо его наклоняется къ моему лицу, я еще ниже опустила голову и остановила его въ тотъ моментъ какъ онъ уже готовился поцловать меня.

‘— Нтъ, сказала я,— это лишь мимолетное увлеченіе съ вашей стороны, а между тмъ вы обращаетесь со мною какъ съ своею обрученною невстой.

‘— Будь моею обрученною невстой, прошепталъ онъ страстно, стараясь приподнять мою голову.

‘Но я не поддавалась. Ужасъ прежнихъ, извстныхъ вамъ воспоминаній снова овладлъ мною, и я задрожала, когда онъ сталъ просить меня быть его женой. Не думаю, чтобы мн сдлалось дурно, во что-то въ род дурноты заставило меня закрыть глаза. Какъ только я закрыла ихъ, передо мной какъ будто сверкнула молнія, и призраки тхъ другихъ женщинъ встали изъ этой зіяющей пропасти и заглянули мн прямо въ лицо.

‘—Говори со мной! прошепталъ онъ нжно.— Ангелъ мой, дорогая моя, говори со мной!

‘Его голосъ заставилъ меня опомниться. У меня осталось ровно настолько смысла чтобы вспомнить, что время летло, и что я еще до сихъ поръ не предложила ему моихъ вопросовъ.

‘— Положимъ, что я чувствую къ вамъ то же что и вы ко мн, сказала я, — положимъ, что я люблю васъ на столько чтобы вврить вамъ счастіе всей моей жизни…?

‘Я остановилась на минуту, чтобы перевести дыханіе. Было невыносимо тихо и душно: воздухъ какъ будто замеръ съ наступленіемъ ночи.

‘…. Честно ли будетъ съ вашей стороны жениться на мн подъ вашимъ настоящимъ именемъ? продолжала я.

‘Рука его снова выпустила мою талію, и я почувствовала какъ онъ вздрогнулъ. Потомъ онъ продолжалъ сидть подл меня, спокойный, холодный и молчаливый, какъ будто мой вопросъ лишилъ его языка. Я обвила рукой его шею и опять положила мою голову на его плечо. Но какъ ни велики были надъ нимъ мои чары, он мгновенно потеряли свою силу, какъ скоро я касалась извстнаго вопроса.

‘— Кто сказалъ вамъ?… и онъ остановился.— Нтъ, продолжалъ онъ,— никто не могъ сказать вамъ. Но что заставило васъ подозрвать?…

‘Онъ снова остановился.

‘— Никто не говорилъ мн, сказала я,— и ничто не заставило меня подозрвать. У женщинъ бываютъ иногда странныя фантазіи…. Неужели ваше настоящее имя — Мидвинтеръ?

‘— Я не могу обманывать васъ, отвчалъ онъ, посл небольшаго промежутка молчанія: — мое настоящее имя — не Мидвинтеръ.

‘Я прижалась къ нему еще ближе.

‘— Но какъ же зовутъ васъ? спросила я.

‘Онъ колебался.

‘Я приподняла лицо мое такъ что щека моя касалась его щеки, и настойчиво продолжала свой допросъ, почти прильнувъ губами къ его уху.

‘— Какъ, до сихъ поръ не имть ко мн доврія! Не имть доврія къ женщин, которая почти призналась вамъ въ своей любви, которая почти согласилась быть вашею женой!

‘Онъ повернулся ко мн, и опять попытался-было поцловать меня, но я опять остановила его.

‘— Если я открою вамъ мое имя, сказалъ онъ,— я долженъ буду разказать вамъ многое.

‘Тутъ я снова прильнула къ его щек.

‘— А почему же нтъ? сказала я.— Какъ могу я любить человка, а тмъ боле выйдти за него замужъ, если онъ будетъ чуждаться меня?

‘Противъ этого, кажется, не могло быть возраженія. Однако онъ нашелъ его.

‘— Это ужасная исторія, сказалъ онъ: — она можетъ омрачить всю вашу жизнь, какъ уже омрачила и мою.

‘Я обвила его шею другою рукой и продолжала настаивать.

‘— Скажите мн, я не боюсь этого: скажите же!

‘Онъ начиналъ, наконецъ, уступать моимъ ласкамъ и объятіямъ.

‘— Сохраните ли вы это какъ священную тайну? спросилъ онъ: — какъ тайну, которую никогда ни одно живое существо не должно звать кром меня и васъ?

‘Я общала все сохранить въ тайн, нетерпніе мое переходило въ неистовство. Дважды пытался онъ начать, но каждый разъ мужество измняло ему.

‘— Не могу! крикнулъ онъ дикимъ, отчаяннымъ голосомъ.— Не могу я открыть этого!

‘Мое любопытство, или врне сказать, мой неукротимый характеръ вышли изъ границъ. Онъ раздражилъ меня до того что я не разсуждала боле о томъ что длаю или говорю. Я внезапно стиснула его въ своихъ объятіяхъ и прижала свои губы къ его губамъ.

‘— Я люблю тебя…. прошептала я съ страстнымъ поцлуемъ.— Теперь скажешь ли ты, наконецъ, свое имя?

‘Онъ не могъ произнести ни слова. Не знаю, нарочно ли я это сдлала чтобы довести его до изступленія, или я сдлала это невольно, въ припадк бшенства. Врно лишь то, что я дурно истолковала его молчаніе. Почти вслдъ за поцлуемъ я оттолкнула его отъ себя.

‘— Я ненавижу васъ! сказала я.— Вы свели меня съ ума и заставили забыться. Оставьте меня! Я не боюсь темноты. Оставьте меня немедленно, съ тмъ чтобы никогда боле не видаться со мною!

‘Онъ схватилъ меня за руку и удержалъ. Голосъ его вдругъ перемнился: онъ зазвучалъ повелительно, какъ уметъ звучать только голосъ мущины.

‘— Сядьте, сказалъ онъ.— Вы возвратили мн мое мужество: вы узнаете кто я.

‘Посреди окружавшаго насъ мрака и молчанія, я повиновалась ему и сла. Посреди окружавшаго насъ мрака и молчанія, онъ снова заключилъ меня въ свои объятія и открылъ мн свою тайну…

‘Разказать ли мн ее вамъ, въ свою очередь? Открыть ли мн вамъ его настоящее имя? Сдержать ли мн свою угрозу, разоблачивъ предъ вами мысли, возникшія изъ моего послдняго свиданія съ нимъ и изъ всего случившагося со мною за это время?

‘Или мн лучше сохранить эту тайну, какъ я общала ему (а въ то же время и свою собственную), закончивъ это длинное, утомительное письмо, именно въ ту минуту, когда вы горите нетерпніемъ узнать боле?

‘Все это — серіозные вопросы, мистрисъ Ольдершо, гораздо серіозне чмъ вы предполагаете. Я успла уже успокоиться, и начинаю понимать всю важность того что было упущено мной изъ виду, когда я впервые принялась за письмо къ вамъ,— важность послдствій. Не напугала ли я сама себя, желая напугать васъ? Очень можетъ быть, какъ это ни странно…

‘Послднія дв минуты я сейчасъ провела въ раздумь у окна. До отхода почты осталось еще много времени думать. Народъ только-что начинаетъ расходиться изъ церкви.

‘Я ршилась отложить мое письмо въ сторону и заглянуть въ мой дневникъ. Короче сказать, мн нужно видть чмъ рискую я, если ршусь открыться вамъ, и мой дневникъ скажетъ мн то чего моя утомленная голова не въ силахъ сообразить безъ посторонней помощи. Въ теченіе послдней недли, я вела журналъ моихъ дней (а иногда и ночей) гораздо аккуратне чмъ обыкновенно. При моихъ настоящихъ обстоятельствахъ, у меня есть на это свои особенныя причины. Если я выполню мой планъ такъ какъ намрена выполнить его, то съ моей стороны было бы величайшимъ безуміемъ полагаться на свою память. Случайное забвеніе самаго ничтожнаго обстоятельства, случившагося со времени моего послдняго свиданія съ Мидвинтеромъ и по настоящую минуту, можетъ совершенно погубить меня.

‘— Погубить ее! скажете вы.— Но какого рода гибель разуметъ она?

‘Погодите немного, дайте мн справиться съ моимъ дневникомъ, и тогда мы увидимъ, могу ли я довриться вамъ безъ опасенія.’

X. Дневникъ миссъ Гуильтъ.

’21-го іюля. Понедльникъ, одиннадцать часовъ вечера.

‘Онъ только-что оставилъ меня. По моему желанію, мы разстались на тропинк при выход изъ кустарника, онъ пошелъ своею дорогой въ гостиницу, а я отправилась къ себ домой.

‘Во избжаніе новаго свиданія, я общала написать ему завтра утромъ. Это даетъ мн надежду отдохнуть сегодня ночью, и если возможно, снова сосредоточить свои мысли на собственныхъ длахъ. Я говорю, если возможно, потому что впечатлніе, произведенное на меня его разказомъ, такъ велико, что мн кажется, я никогда его не позабуду. Неужели и ночь пройдетъ, и день наступитъ, а я все буду думать о предсмертномъ письм его отца, о безсонной ночи, проведенной имъ самимъ на разбитомъ корабл, всего же боле о томъ страшномъ момент, когда онъ впервые открылъ мн свое настоящее имя?

‘Любопытно знать, удастся ли мн стряхнуть съ себя эти впечатлнія, если я попытаюсь изложить ихъ на бумаг? Тогда не будетъ по крайней мр ни малйшей опасности позабыть что-либо важное. И наконецъ, весьма можетъ быть, что я потому только и думаю о разказ Мидвинтера, что страшусь позабыть изъ него какую-нибудь подробность. Во всякомъ случа, опытъ стоитъ того чтобъ его попробовать. Въ моемъ настоящемъ положеніи голова моя должна быть настолько свободна чтобы думать и о другихъ вещахъ, иначе я никогда не выпутаюсь изъ всхъ затрудненій, которыя еще ожидаютъ меня въ Торпъ-Амброз.

‘Размыслимъ же хорошенько. Что преслдуетъ меня боле всего?

‘Тождество именъ? Я безпрестанно повторяю себ: оба одинаковы! и имя и фамилія, все одинаково! Блокурый Алланъ Армадель, сынъ моей прежней госпожи, котораго я давно знаю, и смуглый Алланъ Армадель, котораго я узнала недавно, и который вообще извстенъ подъ именемъ Осіи Мидвинтера. Но всего странне, что соименниками сдлало ихъ не родство и не случай. Отецъ блокураго Армаделя родился съ этимъ именемъ, но потерялъ право на фамильное достояніе. Между тмъ отецъ смуглаго Армаделя принялъ это имя, а вмст съ нимъ принялъ, по условію, и наслдство.

‘Такимъ образомъ ихъ двое,— никакъ не могу чтобы не думать объ этомъ,— и оба не женаты. Блокурый Армадель, который при жизни своей доставитъ жен своей восемь тысячъ фунтовъ годоваго дохода, а по смерти оставитъ ей тысячу двсти фунтовъ дохода, который долженъ жениться и непремнно женится на мн ради этихъ двухъ драгоцнныхъ условій, и котораго я ненавижу такъ какъ еще никогда и никого не ненавидла до сихъ поръ. И смуглый Армадель, жалкій, маленькій доходъ котораго едва-едва покроетъ издержки жены его, если только она будетъ экономна, который сейчасъ разстался со мной, въ той увренности что я непремнно выйду за него замужъ, и котораго,— ну, да,— котораго я могла бы полюбить, прежде нежели сдлалась тмъ что я теперь.

‘Блокурый Алланъ не подозрваетъ о существованіи своего соименника. А смуглый Алланъ открылъ эту тайну лишь соммерсетширскому священнику (на скромность котораго онъ можетъ положиться) и мн.

‘Итакъ, въ мір два Аллана Армаделя, два Аллана Армаделя, два Аллана Армаделя. Довольно! три — магическое число. Пусть это имя попробуетъ теперь преслдовать меня, если можетъ!

‘Дале, что можетъ мн препятствовать стать его женою? Злодяніе на корабл? Нтъ, потому что злодяніе, совершенное отцомъ смуглаго Армаделя, было весьма основательною причиной для послдняго скрывать это преступленіе отъ блокураго Армаделя, отецъ котораго былъ умерщвленъ, но это до меня вовсе не касается. Помню только, что на Мадер носились въ то время слухи, будто не все въ этомъ дл чисто. Но что же тутъ было нечистаго? Можно ли порицать человка, у котораго обманомъ отняли жену, въ томъ что онъ заперъ ея обольстителя въ каюту и далъ ему утонуть во время кораблекрушенія? Одно можно сказать, что женщина не стоила этого.

‘Но почему я знаю что дйствительно до меня касается?

‘Я уврена лишь въ одномъ важномъ обстоятельств, а именно, что Мидвинтеръ,— я должна наконецъ назвать его этимъ гадкимъ именемъ, иначе мн пришлось бы спутать обоихъ Армаделей, прежде чмъ я кончу этотъ разказъ,— итакъ, я уврена, что Мидвинтеръ ни мало не догадывается о томъ, что я и маленькій двнадцати лтній пострленокъ, находившійся въ услуженіи у мистрисъ Армадель на остров Мадер, и такъ ловко поддлавшій почеркъ писемъ, будто бы полученныхъ изъ Вестъ-Индіи,— одно и то же лицо. А много ли найдется двнадцатилтнихъ двочекъ, которыя сумли бы поддлаться подъ мужской почеркъ, и потомъ молчать объ этомъ такъ какъ молчала я? Но покамстъ не въ этомъ дло. Дло въ томъ, что вра Мидвинтера въ сновидніе есть единственная причина, по которой онъ пытается впутать меня въ жизнь Аллана Армаделя, отыскивая связь между мною и его родителями. Я спросила его, неужели онъ дйствительно считаетъ меня настолько старою, чтобы предполагать, будто я могла знать кого-либо изъ нихъ. Бдвяжка, онъ самымъ невиннымъ, озадаченнымъ тономъ отвчалъ мн — нтъ. Повторилъ ли бы онъ то же самое, еслибъ увидалъ меня теперь? Не посмотрться ли мн въ зеркало, точно ли можно мн дать на видъ тридцать пять лтъ? Или ужь продолжать свой разказъ? Лучше послднее.

‘Есть еще одна вещь, которая преслдуетъ меня почти такъ же неотступно какъ и имена.

‘Не знаю, права ли я буду, если, разчитывая на суевріе Мидвинтера, стану держать его отъ себя на извстномъ разстояніи? Сказавъ ему, подъ увлеченіемъ минуты, то чего мн не слдовало бы говоритъ, я должна бытъ уврена, что онъ станетъ торопить меня, и что съ свойственнымъ мущин эгоизмомъ и нетерпніемъ въ подобныхъ вещахъ, онъ снова вернется къ вопросу о женитьб. Поможетъ ли мн сонъ удерживать его въ надлежащихъ границахъ? Поочередно переходя отъ вры къ сомннію, онъ, по его собственному признанію, кончилъ тмъ, что снова сталъ въ него вритъ. Но врю ли я въ него? Я имю на это гораздо боле причинъ чмъ онъ. Я не только та самая женщина, которая содйствовала браку мистрисъ Армадель, пособивъ ей обманутъ роднаго отца, но я также та самая женщина, которая пробовала утопиться, которая была причиною цлаго ряда событій, сдлавшихъ молодаго Армаделя наслдникомъ богатаго состоянія, которая проникла въ Торпъ-Амброзъ, для того чтобы выйдти за него замужъ ради этого состоянія, и которая, что еще необыкновенне, занимала мсто тни на берегу пруда! Все это, конечно, случайности, но тмъ не мене весьма странныя случайности. Право, мн кажется, что и я также начинаю врить въ сонъ!

‘Положимъ, я скажу ему: ‘Я раздляю ваше мнніе. Я сама скажу вамъ словами вашего письма ко мн: ‘Разстанемся, покамстъ зло еще не совершилось. Оставьте меня, прежде чмъ исполнится третье видніе сна. Оставьте меня, и оградите себя горами и морями отъ человка, который носитъ одно съ вами имя.’

‘Но, съ другой стороны, предположимъ, что любовь ко мн сдлаетъ его равнодушнымъ ко всему остальному. Положимъ, онъ снова повторитъ т отчаянныя слова, которыя я теперь такъ хорошо понимаю: ‘Чему быть, того не миновать! Что могу я противъ этого, или что можетъ она?’

‘Положимъ…. положимъ….

‘Нтъ, не хочу боле писать. Я ненавижу это занятіе! Оно не только не облегчаетъ меня, но еще боле раздражаетъ. Я еще мене способна теперь думать о томъ, о чемъ должна была бы думать, когда сла за дневникъ. Теперь половина перваго, завтра уже наступило, а я все еще ничего не придумала какъ глупйшая изъ женщинъ! Нтъ приличне для меня мста въ эту минуту какъ въ постели.

‘Въ постели? Будь это десять лтъ тому назадъ, когда я была бы замужемъ за Мидвинтеромъ по любви, я легла бы въ постель съ душою полною отрады, пробравшись сначала на цыпочкахъ въ дтскую, чтобы бросить послдній прощальный взглядъ на моихъ малютокъ и посмотрть спокойно ли спятъ они въ своихъ колыбелькахъ…. Любопытно, однако, знать, любила ли бы я своихъ дтей, еслибъ они у меня были? Быть-можетъ да, быть-можетъ нтъ. Но не въ этомъ дло….

‘Вторникъ, десять часовъ утра.

‘Кто выдумалъ лауданумъ? Кто бы ни былъ этотъ человкъ, благодарю его отъ глубины сердца. Еслибы вс несчастные, физическіе и нравственные страдальцы, для которыхъ онъ былъ утшеніемъ, могли сойдтись вмст чтобы воспть ему благодарственный гимнъ, какъ оглушителенъ былъ бы этотъ хоръ! Я провела въ полномъ самозабвеніи шесть блаженныхъ часовъ, проснулась освженною, написала пренжное письмецо Мидвинтеру, съ наслажденіемъ выпила свою обыкновенную порцію чаю, провозилась надъ своимъ утреннимъ туалетомъ съ чувствомъ полнаго самодовольства, и все это благодаря маленькой, скромной сткляночк капель, которая стоитъ въ настоящую минуту на камин въ моей спальн. Милыя капли, вы просто душки! Если я не люблю ничего другаго, то во всякомъ случа я люблю васъ.

‘Мое письмо къ Мидвинтеру было отправлено по почт, и я просила его отвчать мн тмъ же путемъ.

‘Я не чувствую никакого безпокойства относительно его отвта. Онъ не можетъ написать мн иначе какъ я предполагаю. Такъ какъ мои семейныя обстоятельства требуютъ нкотораго обсужденія, то ради моихъ и его собственныхъ интересовъ, я просила его дать мн время на размышленіе. Я общала открыть ему эти обстоятельства (но любопытно знать, что скажу я ему?) при нашемъ первомъ свиданіи, и въ то же время просила его сохранить покамстъ втайн все происходившее между вами. Что касается до его собственныхъ дйствій въ тотъ промежутокъ времени, пока я буду думать и соображать, я предоставила это на его собственный произволъ, напомнивъ ему только, что при нашемъ настоящемъ взаимномъ положеніи пребываніе его въ Торпъ-Амброз можетъ вызвать толки и пересуды, и что его вторичная попытка видться со мною (между тмъ какъ наши отношенія еще не могутъ бытъ объявлены) повредила бы моей репутаціи. Я предложила ему переписываться со мною, если онъ этого желаетъ, и кончила общаніемъ сократитъ по возможности нашу необходимую разлуку.

‘Это простое, безыскусственное письмо, которое я могла бы написать ему еще вчера вечеромъ, еслибъ его разказъ не овладлъ исключительно моими мыслями, иметъ одинъ недостатокъ, я это знаю. Оно, конечно, устраняетъ Мидвинтера съ моей дороги, покамстъ я раскидываю свои сти, чтобы вторично поймать золотую рыбку въ большомъ дом, но оно не избавляетъ меня отъ неловкаго положенія въ будущемъ, когда мн придется разчитываться съ Мидвинтеромъ въ случа успха моего плана. Какъ поступлю я съ нимъ тогда? что мн тогда длать? Я должна смло посмотрть въ лицо этимъ двумъ вопросамъ, но мужество почему-то измняетъ мн, и я никакъ не могу приготовиться къ этому затрудненію, пока оно дйствительно не наступитъ. Ужь не сознаться ли мн въ своемъ дневник, что я грущу о Мидвинтер, и что мн страшно вспомнить о томъ дн, когда онъ услышитъ, что я готовлюсь стать хозяйкой большаго дома.

‘Но я еще покамстъ не хозяйка его, и мн нельзя сдлать ни одного шага впередъ, покамстъ я не получу отвта отъ Мидвинтера и не узнаю, что онъ не будетъ мн помхой. Терпніе! терпніе! Пойду развлечься немного за фортепіано. На пюпитр развернута соната Лунное сіяніе, которая такъ и влечетъ меня къ себ. Но любопытно знать, настолько ли крпки мои нервы чтобъ я могла сыграть ее? Или она опять наветъ на меня такой же ужасъ своею таинственностію какъ и въ прошедшій разъ?

‘Пять часовъ.

‘Отвтъ пришелъ. Малйшая моя просьба — для него законъ. Онъ ухалъ и прилагаетъ мн свой адресъ въ Лондон. ‘Два соображенія,’ пишетъ онъ, ‘мирятъ меня съ разлукой, на которую вы меня осуждаете. Первое изъ нихъ то, что вы этого желаете, и что это лишь на короткое время. Второе то, что я могу принять нкоторыя мры въ Лондон для увеличенія моихъ доходовъ собственными трудами. Для себя я никогда не заботился о деньгахъ, но вы не можете себ представить какъ начинаю я цнить удобства и роскошь, доставляемыя деньгами, ради моей будущей жены.’ Бдняжка, лучше бы я не писала ему такъ, лучше бы я не отсылала его отъ себя.

‘Что еслибы тетушка Ольдершо увидала эту страницу въ моемъ дневник! Сегодня утромъ я получила отъ нея письмо, въ которомъ она напоминаетъ мн о моихъ долгахъ и высказываетъ предположеніе, что дла мои идутъ дурно. Пусть ее предполагаетъ! Я не возьму на себя труда отвчать ей. Въ моемъ настоящемъ настроеніи духа, я не позволю этой жалкой старух терзать меня.

‘Погода очаровательна, мн нужна прогулка, я не должна думать о Мидвинтер. Что если я надну шляпку и отправлюсь сейчасъ же въ большой домъ, чтобъ испытать мой планъ? Все мн благопріятствуетъ. Нтъ шпіона чтобы слдить за мною, нтъ и адвоката, чтобы выпроводить меня вонъ. Хороша ли я сегодня? Да, достаточна хороша чтобы быть соперницей неловкой, неряшливой, весноватой двчонки, которой бы слдовало еще сидть на классной скамейк, пришеурованною къ доск для выправленія ее кривыхъ плечъ.

The nursery lisps out in all they utter,

Besides, they always smell of bread and butter. *

* Звуками дтской отзываются у нихъ вс рчи, и сами он пахнутъ еще буттербродомъ.

‘Какъ превосходно описалъ Байронъ двочекъ на возраст!

‘Восемь часовъ вечера.

‘Я только-что возвратилась изъ большаго дома. Я видла его, говорила съ нимъ, и результатъ этого свиданія можно опредлить двумя словами: полнйшая неудача. Для меня такъ же мало надежды сдлаться мистрисъ Армадель изъ Торпъ-Амброза, какъ и стать королевой англійскою.

‘Не написать ли мн старой Ольдершо? Не вернуться ли мн въ Лондонъ? Нтъ, прежде нужно еще немного подумать. Не будемъ торопиться.

‘Размыслимъ хорошенько, я потерпла совершенную неудачу, несмотря на то что вс обстоятельства были въ мою пользу. Я застала его одного на проспект передъ фасадомъ дома.

‘Увидавъ меня, онъ чрезвычайно смутился, во въ то же время показалъ полную готовность выслушать меня. Я попробовала сначала говорить съ нимъ спокойно, потомъ пустила въ ходъ слезы и проч. и проч. Я представила ему себя невинною женщиной, которой онъ нанесъ большое зло. Я смутила, заинтересовала, убдила его. Потомъ я перешла къ чисто христіанской цли моего посщенія и заговорила съ такимъ чувствомъ о его размолвк съ другомъ,— размолвк, которой я была невольною причиной, что его ненавистное, румяное лицо, наконецъ, поблднло, и онъ сталъ умолять меня чтобъ я не терзала его сердца. Но каковы бы ни были чувства, которыя я возбуждала въ немъ, мн ни на минуту не удалось пробудить прежнихъ чувствъ его ко мн. Я видла это въ его глазахъ, когда онъ смотрлъ на меня, я чувствовала это въ его пальцахъ, когда онъ жалъ мн руку. Мы разстались друзьями, но не боле.

‘Такъ для этого-то, миссъ Мильрой, боролась я каждое утро съ искушеніемъ, зная, что вы гуляете одн въ парк? Я дала вамъ время, неправда ли, вытснить меня изъ сердца молодаго Армаделя? Еще никогда не противилась я искушенію безъ того чтобы не поплатиться за это въ послдствіи! Не лучше ли было мн уступить моему первому побужденію въ тотъ день, когда я разсталась съ вами, моя любезная миссъ? Впрочемъ, не безпокойтесь. Будущее впереди, и вы еще не мистрисъ Армадель! Могу васъ уврить лишь въ одномъ, что на комъ бы онъ ни женился, онъ во всякомъ случа не женится на васъ. Если я не поквитаюсь съ вами какимъ-нибудь другимъ способомъ, то, поврьте, что ужь въ этомъ отношеніи, что бъ изъ этого ни вышло, я не останусь у васъ въ долгу!

‘Къ удивленію моему, я не чувствую ни малйшаго припадка бшенства. Когда я находилась въ послдній разъ въ этомъ безстрастномъ состояніи, изъ этого вышло нчто такое, чего я не смю написать даже въ своемъ дневник. И я ни мало не удивлюсь, если что-либо подобное выйдетъ изъ этого и теперь.

‘Возвращаясь домой, я зашла на городскую квартиру мистера Башвуда. Его не было дома, но я оставила ему записку, прося зайдти ко мн сегодня вечеромъ для переговоровъ. Я намрена сразу освободить его отъ обязанности присматривать за Армаделемъ и за миссъ Мильрой. Я еще не открыла способа погубить ея надежды на Торпъ-Амброзъ, такъ же безвозвратно какъ она погубила мои, но когда время настанетъ, и способъ этотъ будетъ найденъ, трудно опредлить какъ далеко можетъ увлечь меня чувство полученнаго оскорбленія, во всякомъ случа, неудобно, а можетъ-быть и опасно, имть своимъ повреннымъ такое мягкосердечное созданіе какъ мистеръ Башвудъ.

‘Мн кажется, все это взволновало меня боле чмъ я предполагала.

‘Исторія Мидвинтера опять начинаетъ преслдовать меня безъ малйшаго къ тому повода.

‘Чу! тихій, быстрый, неврный стукъ въ наружную дверь! Я знаю кто это. Только рука стараго Башвуда можетъ стучать такимъ образомъ.

‘Девять часовъ вечера.

‘Сейчасъ только избавилась отъ него. Онъ поразилъ меня, неожиданно явившись передо мною въ совершенно новомъ свт.

‘Повидимому (хотя я и не подозрвала этого), онъ былъ въ большомъ дом, во время моего разговора съ Армаделемъ. Онъ видлъ насъ вмст на проспект и слышалъ потомъ разговоръ слугъ, которые также насъ видли. Мнніе людской таково, что мы ‘помирились,’ и что господинъ ихъ кончитъ тмъ что женится на мн. ‘Онъ влюбленъ въ ея рыжіе волосы,’ такъ пошло выражаются на кухн. ‘Маленькой миссъ не перехитрить ее, и бдняжк придется отъ нея солоно.’ Какъ ненавистны мн грубые толки прислуги!

‘Когда старый Башвудъ разказывалъ мн это, онъ имлъ еще боле смущенный и безпокойный видъ чмъ обыкновенно, но я не могла открыть настоящей причины этого, до тхъ поръ пока не сказала ему, чтобы вс дальнйшія наблюденія надъ мистеромъ Армаделемъ и миссъ Мильрой онъ предоставилъ исключительно мн. Все небольшое количество крови, заключающейся въ этомъ слабомъ, старомъ созданіи, повидимому, бросилось ему въ лицо. Онъ сдлалъ надъ собою страшное усиліе, казалось, что онъ падетъ ницъ отъ страха за свою собственную дерзость, но несмотря на это, бормоча, заикаясь и отчаянно ломая руками поля своей огромной, отвратительной шляпы, онъ заставилъ себя сдлать слдующій вопросъ:

‘— Прошу вашего извиненія, миссъ Гуи…. Гуи… Гуильтъ! Неужели вы въ са…. въ са…. въ самомъ дл выходите замужъ за мистера Армаделя?

‘Ревность (если мн когда-нибудь случалось видть ее въ глазахъ мущины, такъ это именно въ его глазахъ), положительная ревность къ Армаделю, да еще въ его возраст! Будь я въ удар, я разхохоталась бы ему въ лицо. Но въ ту минуту я была зла и потеряла терпніе. Я назвала его старымъ дуракомъ, и приказала ему попрежнему заниматься своими длами, до тхъ поръ пока я не пришлю сказать ему что онъ нуженъ.

‘Онъ по обыкновенію покорился, во на прощаніи въ его слезливыхъ старыхъ глазахъ выразилось нчто необыкновенное, чего я никогда не замчала въ нихъ до сихъ поръ. Любовь, говорятъ, производитъ всякаго рода чудеса. Неужели любовь дала мистеру Башвуду настолько мужества чтобы разсердиться на меня?

Среда.

‘Знакомство съ привычками миссъ Мильрой внушило мн вчера вечеромъ подозрніе, въ которомъ я захотла удостовриться сегодня утромъ.

‘Когда я жила на мыз, она обыкновенно ходила гулять рано поутру до завтрака. Принимая въ разчетъ то обстоятельство, что и я часто избирала то же самое время для своихъ тайныхъ свиданій съ Армаделемъ, я вдругъ сообразила, что моя бывшая воспитанница пойдетъ быть-можетъ по моимъ слдамъ, и что я могу сдлать какія-нибудь интересныя открытія, если въ извстное время направлю шаги къ майорскому саду. Чтобы не проспать, я не приняла на ночь капель, провела ужасную ночь, и на другой день поднялась въ шесть часовъ, чтобы пройдти разстояніе отъ моей квартиры до мызы, вдыхая въ себя свжій утренній воздухъ.

‘Едва успла я приблизиться къ мыз со стороны парка, какъ миссъ Мильрой вышла изъ калитки сада. И она также, повидимому, провела безсонную ночь, и ея отяжелвшія вки были красны, а губы и щеки припухли, какъ отъ слезъ. Она была очевидно чмъ-то озабочена, и эта тайная забота, какъ скоро оказалось, вызвала ее изъ сада въ паркъ. Она прошла (если можно сказать, что женщины съ такими ногами какъ у нея ходятъ!) прямо къ бесдк, отворила дверь, переправилась черезъ мостъ и стала идти все скорй и скоре къ низменной части парка, туда гд деревья становятся гуще. Благодаря ея озабоченному состоянію, я слдила за нею по открытой лужайк совершенно безнаказанно, а когда она начала убавлять шагъ между деревьями, и я также скрывалась за ними, и уже не боялась что она увидитъ меня.

‘Вскор изъ молодаго лска, расположеннаго въ глубокой впадин, раздались съ трескомъ и шумомъ чьи-то тяжелые шаги, приближавшіеся къ намъ, мн также какъ и ей хорошо была знакома эта поступь. ‘Я здсь,’ проговорила она тихимъ голосомъ. Я спряталась въ нкоторомъ отдаленіи за деревьями, не зная съ какой стороны выйдетъ Армадель, чтобы присоединиться къ миссъ Мильрой. Онъ поднялся изъ долины, насупротивъ того дерева, за которымъ я скрывалась. Они сли вмст на пригорк. Я также услась позади дерева, и глядя на нихъ изъ-за кустарника, слышала безъ малйшаго затрудненія все что они говорили.

‘Онъ началъ разговоръ замчаніемъ, что у нея печальный видъ, и спросилъ, не случилось ли чего на мыз. Ловкая плутовка поспшила произвести на него надлежащее впечатлніе: она залилась слезами. Онъ, конечно, взялъ ея руку и сталъ утшать ее съ своею грубою, необтесанною прямотой. Напрасно,— она была неутшна. Ее ожидала ужасная участь, мысль объ этомъ не дала ей сомкнуть глазъ во всю ночь. Наканун отецъ позвалъ ее къ себ, сталъ говорить ей объ ея воспитаніи и наконецъ объявилъ, что она должна поступить въ школу. Мсто было уже найдено, условія приняты, и какъ скоро платья ея будутъ готовы, миссъ должна будетъ отправиться.

‘— Покамстъ эта ненавистная миссъ Гуильтъ была у васъ въ дом, сказала примрная молодая двица,— я охотно отправилась бы въ школу. Но теперь совсмъ не то, я думаю объ этомъ иначе, я чувствую себя слишкомъ взрослою для школы, сердце мое разбито, мистеръ Армадель.

‘Тутъ она остановилась, какъ будто желая сказать боле, и бросила на него взглядъ, который можно было перевести такъ: ‘Сердце мое отъ того разбито, мистеръ Армадель, что теперь, когда мы снова стали друзьями, я должна покинуть васъ!’ Какое наглое безстыдство у этихъ молодыхъ двчонокъ, скромность которыхъ такъ прославляютъ доморощенные сантименталисты нашихъ дней!

‘Даже олухъ Армадель, несмотря на свое тупоуміе, понялъ ее. Посл нсколькихъ безсвязныхъ фразъ, которыя не вели ровно ни къ чему, онъ взялъ ее,— едва ли можно сказать за талію, которой у нея нтъ,— онъ взялъ ее за нижнюю часть лифа, и чтобы спасти ее отъ позора поступать въ школу въ ея возраст, предложилъ ей руку и сердце.

‘Еслибъ я могла убить ихъ обоихъ въ эту минуту движеніемъ одного пальца, я безъ сомннія сдлала бы это. Но въ данномъ случа я просто стала ждать какъ поступитъ миссъ Мильрой.

‘Сознавая, что она встртилась съ нимъ безъ вдома своего отца, и не забывая предпочтенія, оказаннаго мн нкогда мистеромъ Армаделемъ, она, повидимому, нашла нужнымъ разразиться благороднымъ негодованіемъ. Она удивилась, какъ могло ему придти въ голову что-либо подобное посл поведенія его съ миссъ Гуильтъ, и посл того что отецъ ея отказалъ ему отъ дома! Не хочетъ ли онъ дать ей почувствовать какъ непростительно забыла она свое женское достоинство? Прилично ли джентльмену предлагать ей то что и по ея собственному сознанію совершенно невозможно? и такъ дале, и такъ дале. Всякій человкъ съ головой понялъ бы настоящее значеніе этой выходки, но Армадель до такой степени поврилъ ей, что сталъ оправдываться. Съ своею обычною безразсудною опрометчивостью онъ объявилъ ей, что говоритъ совершенно серіозно, что онъ можетъ помириться съ ея отцомъ, но что если майоръ заупрямится и не захочетъ сойдтись съ нимъ, то они могутъ поступить такъ какъ поступали до сихъ поръ вс молодые люди въ ихъ положеніи — обвнчаться безъ согласія родителей, которые, если не нынче, такъ завтра, непремнно простятъ ихъ. Такое дерзкое предложеніе безъ сомннія предоставляло миссъ Мильрой лишь два выбора: или сознаться, что она говорила нтъ, думая да, или искать спасенія въ новомъ взрыв. Она была настолько лицемрна что предпочла послднее!

‘— Какъ смете вы говорить это, мистеръ Армадель? Убирайтесь отъ меня сейчасъ же! Съ вашей стороны неблагоразумно, жестоко, безсовстно, говорить мн такія вещи!

‘И такъ дале, и такъ дале.

‘Кажется, невроятно, а между тмъ совершенно справедливо, что онъ по глупости своей поврилъ ей на слово. Онъ попросилъ у нея извиненія и ушелъ какъ ребенокъ, которому прочли урокъ. Презрннйшее существо въ образ мущины!

‘Когда онъ ушелъ, она не трогалась съ мста, чтобъ успокоиться немного, и я осталась за деревомъ, чтобы посмотрть что будетъ дале. Ея плутовскіе глаза устремились на дорожку, по которой онъ скрылся.

‘Она улыбнулась (съ такимъ ртомъ, какъ у нея, сказать оскалилась было бы врне), сдлала нсколько шаговъ на цыпочкахъ, чтобы посмотрть гд онъ, снова вернулась назадъ и вдругъ зарыдала истерическими слезами. Меня вдь не такъ легко обмануть какъ Армаделя, и я тотчасъ же поняла въ чемъ дло.

‘Завтра, подумала я, вы опять явитесь сюда, миссъ, такъ, случайно. На слдующій день вы доведете его до вторичнаго предложенія. Еще черезъ день онъ снова ршится заговорить о побг, и вы только прилично сконфузитесь. А черезъ день посл того, если онъ предложитъ вамъ готовый планъ, и платья ваши будутъ уже уложены для отправленія въ школу, вы выслушаете его и согласитесь!

‘Да, да, тамъ гд дло идетъ о женщин, время всегда на сторон мущины, если только онъ уметъ ждать.

‘Она встала и отправилась на мызу, не подозрвая, что я подсматриваю за ней, а я сама въ раздумьи осталась между деревьями. Дло въ томъ, что все виднное и слышанное мною произвело на меня неизъяснимое впечатлніе. Все предстало мн въ новомъ свт. Я увидала то чего никакъ не подозрвала до ныншняго утра, а именно, что она дйствительно любитъ его.

‘Теперь я не боюсь уже остаться у нея въ долгу. Немалымъ торжествомъ было бы для меня помшать миссъ Мильрой стать одною изъ первенствующихъ дамъ въ цломъ округ. Но несравненно отрадне для меня погубить ея первую любовь. Не заставятъ ли меня воспоминанія о моей собственной юности пощадить ее? Нтъ. Она лишила меня единственной возможности порвать вс связи съ ужаснымъ прошедшимъ. Я снова возвращена въ положеніе, въ сравненіи съ которымъ положеніе бродяги, побирающагося по улицамъ, сносно и даже завидно. Нтъ, миссъ Мильрой, нтъ мистеръ Армадель: я не пощажу васъ.

‘Вотъ уже нсколько часовъ какъ я вернулась. Думала, думала, и ничего изъ этого не вышло. Съ тхъ поръ какъ я получила то странное письмо отъ Мидвинтера въ прошедшее воскресенье, моя обычная находчивость оставила меня. Когда я не думаю о немъ или объ его исторіи, умъ мой совершенно парализовавъ. Всегда очень хорошо зная какъ дйствовать въ другихъ случаяхъ, я совершенно не знаю какъ поступить мн теперь. Конечно, нтъ ничего легче какъ предупредить майора Мильроя о затяхъ его дочери. Но майоръ любитъ ее, Армадель пламенно желаетъ примириться съ нимъ, богатъ, счастливъ, вполн готовъ подчиниться старику…. и потому рано или поздно они помирятся, и бракъ будетъ заключенъ. Предупреждать майора Мильроя значитъ только запутать дло въ настоящемъ, но это еще не есть средство разлучить ихъ на вки.

‘Но гд же это средство? Я не вижу его… Я готова вырвать у себя вс волосы на голов! Я готова сжечь этотъ домъ! Еслибы подъ всмъ земнымъ шаромъ проведена была пороховая мина, я зажгла бы ее, чтобы весь міръ взлетлъ на воздухъ…. такъ бситъ меня невозможность вайдти это средство!

‘Бдный, милый Мидвинтеръ, да, милый! Что мн за дло. Я одинока, безпомощна. Мн нужно кого-нибудь кроткаго и любящаго, кто бы ухаживалъ за мною, я желала бы опять чувствовать его голову на груди своей, я почти готова ухать въ Лондонъ и выйдти за него замужъ. Не съ ума ли я сошла? Да, несчастливцы, подобные мн, сумашедшіе. Мн нужно подойдти къ окну чтобы вдохнуть въ себя немного воздуха… Не спрыгнуть ли мн съ него? Нтъ, это такъ обезображиваетъ, а при слдствіи цлая толпа зваетъ всегда на трупъ.

‘Воздухъ оживилъ меня… Мн начинаетъ приходить въ голову, что время во всякомъ случа на моей сторон. Никто кром меня не знаетъ объ ихъ тайныхъ утреннихъ свиданьяхъ въ парк. Если ревнивый старый Башвудъ, который вкрадчивъ и хитеръ какъ бсъ, вздумаетъ для своихъ собственныхъ интересовъ подсматривать за Армаделемъ, онъ будетъ длать это по обыкновенію въ то время, когда уходитъ въ контору. Ему неизвстны утреннія прогулки миссъ Мильрой, и онъ будетъ являться въ контору уже въ то время, когда мистеръ Армадель возвращается домой. Еще одну недлю я могу ждать, наблюдать за ними и выбрать время и способъ для употребленія своего вмшательства, какъ скоро Армадель будетъ близокъ къ тому чтобы поколебать ея нершимость и вырвать у нея согласіе.

‘Итакъ, я жду здсь, не зная чмъ кончатся дла съ Мидвинтеромъ въ Лондон. Кошелекъ мой съ каждымъ днемъ становится все тоньше и тоньше, и нтъ никакой надежды пополнить его сборомъ съ новыхъ ученицъ. Какъ только тетушка Ольдершо узнаетъ о моей неудач, она, конечно, станетъ требовать своихъ денегъ. Безъ друзей, безъ надежды, безъ ожиданій, что я такое какъ не погибшая женщина? Пусть такъ, я десять разъ готова повторять это…. мн все равно!… Еслибы мн пришлось продать съ себя послднее платье, еслибы мн пришлось наняться въ публичную таверну чтобъ увеселять своею игрой слухъ пьяныхъ постителей, то и тогда я останусь здсь, пока не наступитъ время на вки разлучить Армаделя и миссъ Мильрой.’

‘Семь часовъ.

‘Нтъ ли какихъ-нибудь признаковъ, что время это приближается? Едва ли…. но во всякомъ случа положеніе мое въ околотк должно, повидимому, измниться.

‘Сію минуту были у меня дв самыя старыя и безобразныя леди изъ множества старыхъ и безобразныхъ принявшихъ во мн участіе, когда я…. должна была оставить домъ майора Мильроя. Он явились ко мн…. съ нестерпимою наглостью благотворительныхъ Англичанокъ…. въ качеств депутатокъ отъ моихъ покровительницъ. Слухъ о моемъ примиреніи съ Армаделемъ распространился, повидимому, изъ офиціантской большаго дома по всему городу и подалъ поводъ къ слдующимъ комментаріямъ. Единодушное мнніе моихъ ‘покровительницъ’ (равно какъ и майора Мильроя, съ которымъ он совтовались на этотъ счетъ) таково, что я поступила съ непростительною неосторожностью, явившись въ домъ мистера Армаделя и заговоривъ дружески съ человкомъ, поведеніе котораго относительно меня сдлало его притчею города. Отсутствіе самоуваженія, выказанное мною въ этомъ дл, возбудило толки о томъ, будто я ловко промышляю своею красотой, и что по всей вроятности я заставлю Армаделя жениться на себ. Мои ‘покровительницы,’ по доброт своей, конечно, не хотятъ этому врить. Они находятъ только нужнымъ сдлать мн христіанское предостереженіе и замтить мн, что всякая другая подобная неосторожность съ моей стороны лишитъ меня расположенія и покровительства моихъ лучшихъ друзей.

‘Проговоривъ эту тираду (очевидно заученную наизусть), постительницы мои выпрямились на своихъ стульяхъ и бросили на меня взглядъ, который можно было перевести такъ: ‘Вы можетъ-быть часто слыхали о добродтели, миссъ Гуильтъ, но врядъ ли удавалось вамъ видть ее въ дйствительности, покамстъ мы не пришли къ вамъ.’

‘Замтивъ, что он стараются разсердить меня, я подавила свой гнвъ и отвчала имъ въ самыхъ вжливыхъ, кроткихъ и приличныхъ выраженіяхъ. Я всегда замчала, что христіанскія чувства извстнаго класса почтенныхъ дамъ пробуждаются въ нихъ обыкновенно въ одиннадцать часовъ утра по воскресеньямъ, когда открывается молитвенникъ, и засыпаютъ ровно въ часъ вмст съ закрытіемъ молитвенниковъ, по окончаніи церковной службы. Ничто не удивляетъ и не раздражаетъ такъ подобныхъ христіанокъ какъ напоминаніе имъ объ ихъ христіанскихъ обязанностяхъ въ будни. Разчитывая на это, я заговорила съ ними въ слдующихъ выраженіяхъ:

‘— Но что же тутъ дурнаго, миледи? спросила я невинно.— Мистеръ Армадель причинилъ мн зло, и я пошла къ нему въ домъ и простила его. Тутъ врно кроется какое-нибудь недоразумніе. Вы врно не пришли бы сюда увщать меня въ христіанскомъ дух за то, что я поступила по-христіански?

‘Об Горгоны встали. Я твердо убждена, что у нкоторыхъ женщинъ не только кошачьи лица, но и кошачьи хвосты, и что хвосты этихъ двухъ необыкновенныхъ кошекъ медленно изгибались у нихъ подъ юбками и раздувались вчетверо противъ своей настоящей величины.

‘— Мы ожидали отъ васъ вспышки, миссъ Гуильтъ, сказали он,— но во всякомъ случа не кощунства. Желаемъ вамъ добраго вечера.

‘Съ этими словами он вышли изъ комнаты, и такимъ образомъ ‘миссъ Гуильтъ’ лишается благосклоннаго вниманія всего околотка.

‘Любопытно знать что выйдетъ изъ этой глупой ссоры? А выйдетъ изъ нея то что я уже заране предвижу. Слухъ этотъ дойдетъ до ушей миссъ Мильрой. Она потребуетъ объясненія у Армаделя, а тотъ, чтобы доказать ей свою невинность, сдлаетъ ей вторичное предложеніе. Это, по моему мннію, должно ускорить между ними развязку. По крайней мр, будь я на ея мст, я сказала бы себ: ‘Нужно завладть имъ пока есть возможность.’ Если завтра утромъ не будетъ дождя, мн кажется, я еще разъ побываю въ парк.

‘Полночь.

‘Такъ какъ въ ожиданіи завтрашней прогулки я не могу принять капель, то лучше совсмъ отложить надежду на сонъ и продолжать мой дневникъ. Сомнваюсь, впрочемъ, чтобы даже капли въ состояніи были принести мн успокоеніе въ эту ночь. Съ тхъ поръ какъ разсялось впечатлніе сцены, происшедшей между мною и моими ‘высокими покровительницами,’ меня волнуютъ предчувствія, которыя ни при какихъ обстоятельствахъ не дали бы мн заснуть.

‘Сама не знаю почему, но послднія слова этого стараго грубіяна-адвоката, сказанныя имъ на прощанье Армаделю, до сихъ поръ не выходятъ у меня изъ головы! Вотъ он, какъ приводитъ ихъ мистеръ Башвудъ въ своемъ письм: ‘Тамъ, гд мы съ вами не пошли дале, любопытство другихъ лицъ можетъ открыть многое, и чья-нибудь другая рука обнаружитъ тайну миссъ Гуильтъ.’

‘Что разуметъ онъ подъ этимъ, и что хотлъ онъ сказать потомъ, когда на гнвъ стараго Башвуда въ алле онъ посовтовалъ ему удовлетворять своему любопытству всевозможными способами? Неужели этотъ ненавистный Педгифтъ въ самомъ дл воображаетъ, что есть для Башвуда какая-нибудь возможность…? Что за вздоръ! Мн стоитъ только взглянуть на слабаго старикашку, и онъ не осмлится шевельнуть мизинцемъ, покамстъ я ему не позволю. Ему пытаться проникнуть въ мое прошедшее, когда люди въ десять разъ умне и смле его пытались сдлать то же самое и оставались ни при чемъ!

‘Во всякомъ случа, мн кажется, я лучше поступила бы, еслибы не вспылила на Башвуда въ тотъ вечеръ, когда онъ былъ здсь. А еще лучше будетъ, если я увижусь съ нимъ завтра и снова возвращу ему мое благоволеніе, поручивъ ему какое-нибудь дло. Положимъ, я прикажу ему наблюдать за двумя Педгифтами и узнавать, не пытаются ли они возобновить свои сношенія съ Армаделемъ? Мн это совсмъ не нужно, но если я дамъ такое порученіе старому Башвуду, оно будетъ льстить его самолюбію, доказывая важность его услугъ для меня, и въ то же время устранитъ его съ моей дороги.

‘Четвергъ, девять часовъ утра.

‘Я только-что вернулась изъ парка.

‘Мои предположенія оправдались. Они сошлись также рано, и въ томъ же самомъ уединенномъ мст между деревьями, миссъ, уже извщенная о моемъ визит въ большой домъ, проповдывала на эту тему.

‘Сказавъ нсколько словъ обо мн, которыя я даю слово припомнить ему, Армадель принялся убждать ее въ своемъ постоянств тмъ самымъ способомъ, который я заране предвидла. Онъ повторилъ ей свое предложеніе, и на этотъ разъ съ полнымъ успхомъ. Затмъ послдовали слезы, поцлуи, взаимныя клятвы, и моя бывшая ученица пренаивно открыла ему свое сердце. Жизнь дома становилась для нея столь тягостною, что ее можно было предпочесть только школ. Характеръ матери съ каждымъ днемъ ожесточался и становился неукротиме. Горничная, единственное существо, имвшее на нее вліяніе, ушла, потерявъ терпніе. Отецъ, все боле и боле погружавшійся въ свои механическія занятія, положительно хотлъ удалить дочь изъ дому, вслдствіе тхъ печальныхъ сценъ, которыя почти ежедневно происходили теперь съ матерью. Я терпливо слушала эти закулисныя тайны, въ надежд услыхать о какомъ-нибудь план на будущее время, и наконецъ, посл долгаго ожиданія, терпніе мое было вознаграждено.

‘Первый намекъ, что весьма естественно (когда въ дл замшанъ такой дуракъ какъ Армадель), сдлала двчонка. Она подала мысль, которая, признаюсь, не приходила мн въ голову. Она посовтовала Армаделю написать къ ея отцу, и что было еще искусне, устранила всякую возможность ошибки съ его стороны, сказавъ ему что именно долженъ онъ написать. Ему велно было выразить глубокое сожалніе о размолвк съ майоромъ и просить позволенія снова явиться на мызу, чтобы сказать нсколько словъ въ свое оправданіе. И только. По мннію миссъ Мильрой, въ этотъ день не слдовало отсылать письма, потому что на мсто прежней горничной ея матери безпрестанно являлись новыя служанки, и разговоръ съ ними, при отвращеніи ея отца къ домашнимъ дрязгамъ, долженъ былъ привести его въ дурное расположеніе духа, невыгодное для мистера Армаделя. Въ пятницу всего удобне было бы отправить письмо, а въ субботу утромъ, если отвтъ будетъ неблагопріятенъ, они снова могутъ придти сюда на свиданіе!

‘— Мн не хотлось бы обманывать отца, онъ всегда былъ такъ добръ ко мн. Да намъ и не нужно будетъ обманывать его, Алланъ, если мн только удастся помирить васъ.

‘Таковы были послднія слова юной лицемрки, когда я уходила отъ нихъ.

‘Какъ поступитъ теперь майоръ? Это покажетъ суббота. А до тхъ поръ я не хочу и думать объ этомъ. Вдь они еще не мужъ и жена, и я опять повторяю,— хотя средство разлучить ихъ еще и не найдено,— что мужемъ и женой имъ не бывать никогда!

‘Возвращаясь домой, я зашла къ Башвуду и застала его за завтракомъ, съ его жалкимъ старымъ чернымъ чайникомъ, маленькимъ грошовымъ хлбцемъ, дешевымъ, прогорклымъ масломъ и грязною заштопанною скатертью. Мн длается тошно когда я думаю объ этомъ.

‘Я стала ласкать и утшать жалкаго старикашку, до тхъ поръ пока слезы наконецъ не выступили за его глазахъ и онъ не покраснлъ отъ удовольствія. Онъ съ величайшею готовностію берется присматривать за двумя Педгифтами. Педгифтъ Старшій, по его словамъ, разъ заупрямившись, становится самымъ неподатливымъ человкомъ въ мір, ничто не заставитъ его уступить, если только самъ Армадель не сдлаетъ уступки. Педгифтъ Младшій скоре готовъ будетъ за примиреніе. Таково по крайней мр мнніе Башвуда. Теперь, впрочемъ, это неважно, гораздо важне снова прибрать къ рукамъ моего стараго обожателя. И это уже сдлано.

‘Какъ поздно пришла сегодня почта! Сейчасъ только прізжалъ сюда почтальйонъ и привезъ мн письмо отъ Мидвинтера. Оно очаровательно, оно радуетъ и волнуетъ меня, какъ будто я снова помолодла. Ни малйшаго упрека за то что я ни разу не написала ему, ни малйшей назойливости относительно вашего будущаго брака. Онъ просто сообщаетъ мн дв-три новости. Съ помощію своихъ адвокатовъ, онъ иметъ надежду получить должность временнаго корреспондента при одной газет, которая скоро будетъ издаваться въ Лондон. Это мсто заставитъ его ухать изъ Англіи на материкъ, что вполн соотвтствуетъ его собственнымъ желаніямъ въ будущемъ, но онъ не можетъ принять этого предложенія, до тхъ поръ пока не узнаетъ, согласна я на него, или нтъ. Онъ не знаетъ другой воли кром моей, и предоставляетъ мн ршеніе этого вопроса, упоминая лишь вскользь о назначенномъ ему срок для присылки отвта. Этотъ срокъ, конечно, совпадаетъ съ тмъ самымъ временемъ,— если только я соглашусь на поздку,— когда я должна буду выйдти за него замужъ. Но онъ ни слова не говоритъ мн объ этомъ въ своемъ письм. Онъ проситъ только нсколькихъ строкъ въ отвтъ, чтобы видъ моего почерка помогъ ему перенести разлуку.

‘Вотъ сущность письма, оно не длинно, но какъ много въ немъ чувства!

‘Мн кажется, я понимаю причину его стремленія за границу. Его все еще занимаетъ эта дикая мысль оградить себя отъ Армаделя горами и морями. Какъ будто онъ или я можемъ избжать рока,— предполагая, что мы дйствительно избраны его орудіями,— удалившись отъ Армаделя на нсколько сотъ или тысячъ миль! Какая нелпость и несостоятельность! И между тмъ, какъ я люблю его за эту нелпость и несостоятельность! Разв не ясно мн, что причиной этому я? Кто увлекаетъ съ настоящаго пути этого умнаго юношу? Кто ослпляетъ его до такой степени что онъ не видитъ противорчія въ своихъ собственныхъ поступкахъ,— противорчія, которое онъ ясно увидалъ бы въ поступкахъ другаго лица? Какъ глубоко интересуетъ онъ меня! Какъ близка я къ тому чтобы закрыть глаза на прошедшее и вполн отдаться моей любви къ нему! Любопытно знать, сильне ли полюбила Ева Адама посл того какъ она заставила его вкусить отъ запрещеннаго плода? Будь я на ея мст, я стала бы обожать его. (Nota-bene: Написать нжное письмецо къ Мидвинтеру со вложеніемъ поцлуя, и такъ какъ ему данъ срокъ для обсужденія вопроса о поздк за границу, то съ своей стороны попросить у него времени чтобы сказать, согласна я на нее или нтъ.)

‘Пять часовъ.

‘Сейчасъ я выдержала скучнйшій визитъ отъ моей хозяйки дома, она приходила сюда съ новостями и сплетнями, которыя, по ея мннію, должны интересовать меня.

‘Оказывается, что она знакома съ бывшею горничной мистрисъ Мильрой, сегодня посл обда она провожала свою подругу на станцію желзной дороги. Он, конечно, говорили о длахъ мызы, и между прочимъ, рчь зашла обо мн. Если врить словамъ горничной, то я несправедливо обвиняю миссъ Мильрой въ томъ, будто она научила мистера Армаделя обратиться къ моей лондонской рекомендательниц. Миссъ Мильрой дйствительно ничего не знала объ этомъ, а причиной всему была глупая ревность ко мн ея матери. Настоящее жалкое положеніе длъ на мыз происходитъ единственно отъ той же самой причины. Мистрисъ Мильрой твердо убждена, что мое пребываніе въ Торпъ-Амброз доказываетъ существованіе тайныхъ сношеній между мною и майоромъ,— сношеній, которыхъ она не въ состояніи открыть. Съ такимъ убжденіемъ въ душ, она сдлалась до того невыносимою для окружающихъ, что никто не можетъ ходить за ней, и рано или поздно майоръ поневол принужденъ будетъ посадить ее въ сумашедшій домъ.

‘Вотъ сущность того что разказала мн хозяйка дома. Нечего прибавлять, что это нисколько не заинтересовало меня. Еслибъ и можно было врить словамъ горничной,— въ чемъ я сомнваюсь,— то это уже не иметъ теперь никакой важности. Я знаю, что миссъ Мильрой, и никто другой, разрушила мои надежды стать владтельницею Торпъ-Амброза, и больше мн ничего не нужно знать. Если правда, что мать ея подала мысль обратиться къ моей ложной рекомендательниц, то мать ея во всякомъ случа и страдаетъ за это. И потому прощайте, мистрисъ Мильрой, и да сохранитъ меня Небо еще разъ взглянуть на мызу сквозь призму хозяйки дома!

‘Девять часовъ.

‘Сейчасъ только ушелъ отъ меня Башвудъ, онъ приходилъ съ новостями изъ большаго дома. Педгифтъ Младшій пытался сегодня примирить отца съ мистеромъ Армаделемъ, но совершенно неудачно. Единственною причиной этой неудачи я. Армадель готовъ бы былъ примириться, еслибы Педгифтъ Старшій, во избжаніе будущихъ размолвокъ между ними, согласился никогда боле не упоминать о миссъ Гуильтъ. Между тмъ это и есть то самое условіе, на которое Педгифтъ Старшій, съ его мнніемъ обо мн и о моихъ поступкахъ, счелъ своею обязанностію не соглашаться. Такимъ образомъ адвокатъ и кліентъ остались въ прежнихъ далекихъ отношеніяхъ другъ къ другу, и съ этой стороны препятствіе устранено.

‘А вдь это препятствіе могло бы оказаться весьма важнымъ, еслибъ одно изъ предложеній Педгифта Старшаго было приведено въ исполненіе,— я хочу сказать,— еслибъ изъ Лондона выписали полицейскаго чиновника для дознанія моей личности. Да и теперь еще вопросъ, не лучше ли мн снова надть густой вуаль, который я постоянно ношу въ Лондон и въ другихъ большихъ городахъ? Вся бда въ томъ, что появленіе мое въ этомъ густомъ вуал, посреди лтняго зноя, неминуемо возбудило бы толки и пересуды въ этомъ любопытномъ, маленькомъ городишк.

‘Сейчасъ будетъ десять часовъ, я провозилась надъ моимъ дневникомъ доле чмъ предполагала. Никакія слова не могутъ изобразить той скуки, того утомленія, которыя я ощущаю. Отчего бы не принять мн сонныхъ капель и не лечь въ постель? Завтра поутру у Армаделя нтъ свиданія съ миссъ Мильрой, которое вынуждало бы меня встать рано. Неужели я въ сотый разъ пытаюсь заглянуть въ будущее, и при моемъ настоящемъ утомленіи, хочу быть тою проницательною, находчивою женщиной, какою я была нкогда, когда еще не толпились вокругъ меня вс эти затрудненія? Или я, просто, страшусь постели, между тмъ какъ она нужна мн боле чмъ когда-нибудь? Право, не знаю, мн скучно, тошно, лицо у меня какое-то безумное и старое. При малйшемъ поощреніи я готова была бы заплакать. Но, по счастію, некому поощрять меня. Пойду посмотрть какая ночь сегодня.

‘Ночь пасмурна, по временамъ сквозь разорванныя облака проглядываетъ мсяцъ, и втеръ начинаетъ подниматься. Вотъ я слышу какъ онъ завываетъ въ недостроенныхъ лачужкахъ на конц улицы. У меня должно-быть возбуждены нервы. Сейчасъ я испугалась тни, промелькнувшей на стн, и только черезъ нсколько минутъ могла отдать себ отчетъ, что тнь эта, судя по положенію свчи, моя собственная.

‘Тни напоминаютъ мн о Мидвинтер, а если не тни, такъ что-нибудь другое. Мн нужно еще разъ взглянуть на его письмо, и тогда ужь я положительно пойду спать.

‘Я, кажется, кончу тмъ что влюблюсь въ него. Если я буду оставаться еще нсколько времени въ этомъ одинокомъ, неопредленномъ положеніи столь нершительною, столь непохожею на мое обыкновенное я, то кончу тмъ что влюблюсь въ него. Какое безуміе! какъ будто я могу когда-нибудь полюбить!

‘Положимъ, я приняла бы одно изъ моихъ внезапныхъ ршеній и вышла бы за него замужъ. Несмотря на свою бдность, онъ далъ бы мн имя и положеніе въ свт. Посмотримъ, какъ звучало бы его имя, его настоящее имя, еслибъ я согласилась принять его.

‘Мистрисъ Армадель! Недурно.

‘Мистрисъ Алланъ Армадель! Еще лучше.

‘Нтъ, у меня дйствительно разстроены нервы. Вотъ и теперь мой собственный почеркъ заставляетъ меня вздрагивать! Но это такъ странно что можетъ поразить всякаго. Тождество двухъ именъ еще никогда не поражало меня такъ какъ сегодня. За котораго изъ двухъ я ни вышла бы, имя мое, конечно, останется то же. Выдь я замужъ за блокураго Аллана, обитателя большаго дома, или за смуглаго Аллана, живущаго въ Лондон, я буду все также мистрисъ Армадель. Меня почти сводитъ съ ума писать объ этомъ…. чувствовать, что должно было бы нчто выйдти изъ этого…. и затмъ сознаться, что ничего не вышло.

‘Да и можетъ ли что-нибудь выйдти изъ этого? Еслибъ я отправилась въ Лондонъ, и онъ женился на мн (такъ какъ онъ безъ сомннія и сдлаетъ) подъ своимъ настоящимъ именемъ, позволилъ ли бы онъ мн носить его въ послдствіи? Имя столько причинъ чтобы скрывать его, онъ настоялъ бы,— нтъ, онъ слишкомъ вжво любитъ меня чтобы настаивать,— онъ сталъ бы умолять меня, чтобъ я приняла его вымышленное имя. Мистрисъ Мидвинтеръ! Отвратительно! Да еще Осія, когда мн пришлось бы называть его попросту, какъ должна звать жена. Хуже чмъ отвратительно!

‘А между тмъ, еслибъ онъ попросилъ объ этомъ, слдовало бы исполнитъ его желаніе. Положимъ, этотъ олухъ изъ большаго дома случайно ухалъ бы отсюда не женатымъ? а въ его отсутствіе разнесся бы слухъ о нкоей мистрисъ Алланъ Армадель: ясно, что ее сейчасъ же объявятъ его женою. Даже еслибъ я и дйствительно явилась здсь подъ этимъ именемъ, и его самого не было бы на лицо, чтобъ опровергнуть всю несправедливость этихъ слуховъ, собственные его слуги первые сказали бы: ‘Да, мы ужь напередъ знали, что она выйдетъ за него замужъ.’ Что же касается до моихъ высокихъ покровительницъ, которыя посл нашей размолвки рады будутъ поврить обо мн всякому вздору, он подхватили бы хоромъ: ‘Каково, моя милая, вдь слухи-то, возмутившіе насъ тогда, оказываются справедливыми!’ Нтъ, если я выйду за Мидвинтера, я должна буду постоянно ставить себя и его въ самое фальшивое положеніе…. или ужь прямо изъ-подъ внца навсегда разстаться съ его настоящимъ очаровательнымъ, романтическимъ именемъ.

‘Мой мужъ! Какъ будто я въ самомъ дл собираюсь выйдти за него замужъ! Нтъ, я не выхожу за него, да ужь и пора замолчать объ этомъ.

‘Половина одиннадцатаго.

‘Боже мой, Боже мой! Какъ бьются у меня виски, и какъ горятъ мои утомленные глаза! Вотъ луна смотритъ на меня въ окно. Какъ быстро гонитъ втеръ разорванныя облака! Луна то скроется за ними, то снова выйдетъ. Какія причудливыя, быстро-мняющіяся формы принимаютъ эти лучезарныя пятна! Но куда бы я ни смотрла, нтъ для меня покоя и тишины. Пламя свчи дрожитъ и колеблется, и въ самомъ неб какъ будто замтно сегодня какое-то смятеніе.

‘Въ постель! Въ постель! какъ говоритъ леди Макбетъ. Любопытно знать, между прочимъ, что сдлала бы леди Макбетъ на моемъ мст? Она убила бы кого-нибудь, еслибъ ей пришлось ужь очень трудно, и вроятно Армаделя.

‘Пятница утромъ.

‘Благодаря каплямъ, я опять провела спокойную ночь. Сегодня я позавтракала въ лучшемъ настроеніи духа и получила утреннее привтствіе въ форм письма отъ мистрисъ Ольдершо.

‘Мое молчаніе оказало свое дйствіе на тетушку езавель. Она приписываетъ его настоящей причин, и наконецъ показываетъ когти. Если не уплачу ей тридцати фунтовъ по росписк, срокъ которой выходитъ въ будущій вторникъ, то адвокатъ ея иметъ разршеніе дйствовать законнымъ порядкомъ. Если я не заплачу ей! Заплатить? но чмъ, когда у меня останется сегодня не боле пяти фунтовъ посл разчета съ хозяиномъ? Отъ ныншняго дня до вторника нтъ ни малйшей надежды заработать хоть сколько-нибудь денегъ, и нтъ ни одного друга, который поврилъ бы мн на слово хоть шесть пенсовъ. Къ довершенію всхъ затрудненій, которыя сыплятся на меня отовсюду, не доставало еще одного, и это послднее затрудненіе наступило.

‘Конечно, Мидвинтеръ помогъ бы мн, еслибъ я ршилась обратиться къ нему за помощью. Но это значило бы выйдти за него замужъ. Неужели я въ самомъ дл нахожусь въ такомъ безвыходномъ, отчаянномъ положеніи, что должна кончить такимъ образомъ? Покамстъ еще нтъ.

‘Голова моя тяжела, я должна выйдти на свжій воздухъ чтобы поразмыслить объ этомъ.

‘Два часа.

‘Мн кажется, я заразилась суевріемъ Миндвинтера и прихожу къ той мысли, что событія толкаютъ меня все ближе и ближе къ какой-то развязк, которой я еще не вижу, но которая, я твердо въ этомъ уврена, уже не далека.

‘Миссъ Мильрой нанесла мн сейчасъ умышленное публичное оскорбленіе при свидтеляхъ.

‘Погулявъ по обыкновенію въ самомъ уединенномъ мст, какое только я могла найдти, и попытавшись, но весьма неудачно, обдумать свой будущій планъ дйствій, я вспомнила, что мн нужно нотной бумаги и перьевъ, и вернулась въ городъ къ продавцу писчей бумаги. Быть-можетъ, лучше было бы не ходить самой въ лавку, а поручить это кому-нибудь другому. Но мн было такъ скучно въ моихъ одинокихъ комнатахъ! Я пошла за этою покупкой единственно оттого что мн нечего было длать.

‘Не успла я войдти въ лавку и потребовать что мн было нужно, какъ вошла новая постительница. Мы обмнялись взглядами, и въ ту же минуту узнали другъ друга: то была миссъ Мильрой.

‘За конторкой, кром прикащика, который мн прислуживалъ, стояли еще женщина и мальчикъ. Женщина вжливо обратилась къ вошедшей.

‘— Что позволите мн предложить вамъ миссъ?’ — Посмотрвъ мн сначала прямо въ лицо, она отвчала хозяйк:

‘— Покамстъ ничего, благодарю васъ. Я возвращусь, когда лавка будетъ пуста.

‘Съ этими словами она вышла. Изъ оставшихся вс трое молча посмотрли на меня. Я также молча расплатилась съ ними и вышла вонъ. Не знаю что почувствовала бы я въ моемъ обыкновенномъ настроеніи духа, но сознаюсь, что въ настоящемъ тревожномъ состояніи, выходка этой двчонки задла меня за живое.

‘Въ первую минуту раздраженія и малодушія (то была не боле какъ минута) я готова была превзойдти ее въ мелочной мстительности. Я уже прошла цлую улицу въ направленіи къ мыз, съ тмъ чтобъ открыть майору тайну утреннихъ прогулокъ его дочери, когда разсудокъ, наконецъ, возвратился ко мн. Успокоившись немного, я повернула назадъ и отправилась домой. Нтъ, нтъ, миссъ Мильрой, временный раздоръ на мыз, который кончился бы только тмъ, что отецъ вашъ простилъ бы васъ, а Армадель воспользовался бы его снисхожденіемъ, не можетъ удовлетворить меня. Я не забываю, что сердце ваше отдано Армаделю, и что майоръ всегда вамъ уступаетъ, что бы онъ тамъ ни говорилъ. Правда, голова моя становится все тупе и тупе, но она еще не совершенно измнила мн.

‘Между тмъ письмо тетушки Ольдершо настоятельно требуетъ отвта, а я еще не ршила что мн длать. Отвчать ей, или не отвчать? Впрочемъ, это еще не уйдетъ, до отправленія почты осталось нсколько часовъ.

‘Не занять ли мн денегъ у Армаделя? Вытянуть что-нибудь у него было бы очень недурно, да я полагаю, что при своихъ настоящихъ отношеніяхъ къ миссъ Мильрой, онъ согласится на все, лишь бы отвязаться отъ меня. Но это было бы довольно низко съ моей стороны. Какой вздоръ! когда ненавидишь и презираешь человка такъ какъ я ненавижу и презираю Армаделя, то много ли значитъ казаться низкою въ его глазахъ?

‘А между тмъ моя гордость или что-то похожее на это чувство — возстаютъ противъ этого.

‘Теперь половина третьяго, только половина третьяго! О, какъ страшно утомительны эти длинные, лтніе дни! Не могу ни о чемъ думать доле, мн нужно облегчить чмъ-нибудь свою душу. Не ссть ли за фортепіяно? Нтъ, не расположена. Разв взять работу? Нтъ, опять начнешь думать. Мущина на моемъ мст искалъ бы спасенія въ вин. Я не мущина, и не могу пить. Стану лучше перебирать платья и приводить въ порядокъ свои вещи.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‘Прошелъ ли часъ? Нтъ, гораздо больше. Время это пролетло для меня какъ одна минута.

‘Мн не хочется пересматривать эти листы, но я очень хорошо помню, что гд-то я упомянула о приближеніи какой-то развязки, которая еще скрыта отъ меня. Теперь развязка эта ясна. Облако разсялось, я прозрла. Я вижу ее! Я вижу ее!

‘Я не искала ея, она сама открылась мн. Еслибъ я лежала теперь на смертномъ одр, то и тогда могла бы побожиться, что не искала ея.

‘Я просто пересматривала свои вещи и занималась этимъ такъ наивно, какъ можетъ только заниматься самая пустая и праздная женщина въ мір. Я перебирала свои платья, свое блье. Что можетъ быть невинне этого занятія? Вдь и дти занимаются своими платьями и бльемъ.

‘День длился безконечно, и я страшно скучала. Потомъ я взялась за сундуки. Сначала пересмотрла большой сундукъ, который я обыкновенно оставляю незапертымъ, а потомъ отворила маленькій, который имю обыкновеніе держать подъ замкомъ.

‘Перебирая одну вещь за другою, я добралась, наконецъ, до связки писемъ, лежавшихъ на дн,— писемъ человка, для котораго нкогда я все принесла въ жертву, все выстрадала, и который сдлалъ меня такою какова я теперь. Сто разъ ршалась я сжечь эти письма и никакъ не могла ршиться. На этотъ разъ я сказала себ только: ‘Не стану читать его писемъ!’ И все-таки прочла ихъ.

‘Обманщикъ! вроломный, низкій, безсердечный обманщикъ,— на что мн теперь его письма? О, какое униженіе быть женщиной! До какой мелочности можетъ довести насъ воспоминаніе о человк, котораго мы нкогда любили, даже когда любовь эта уже погаснетъ и исчезнетъ! Я снова прочла эти письма: мн было такъ скучно одной, такъ тяжело!

‘Наконецъ, я дошла до того письма, которое онъ написалъ мн чтобы поддержать мое мужество, когда я колебалась, ожидая наступленія ужаснаго времени, письмо это оживило меня въ ту минуту, когда ршимость моя готова была меня оставить въ одиннадцатый часъ. Я читала строку за строкой и, наконецъ, дошла до слдующихъ словъ:

‘….Ваши нелпости выводятъ меня изъ терпнія. Вы говорите, что я вынуждаю васъ на то что превышаетъ силы женщины. Неужели? Я могъ бы сослаться на цлый рядъ судебныхъ процессовъ въ англійскомъ или иностранномъ судопроизводств, чтобы доказать вамъ несправедливость вашего мннія. Но такія ссылки для васъ недоступны, и потому я укажу вамъ лишь на одинъ фактъ, помщенный во вчерашнихъ газетахъ. Обстоятельства совсмъ не т что у насъ, но примръ ршимости въ женщин заслуживаетъ вашего вниманія.

‘Въ судебной хроник вы найдете разказъ о замужней женщин, обвиненной въ томъ, что она ложно выдала себя за пропавшую безъ всти вдову одного офицера купеческаго корабля, котораго вс считали утонувшимъ. Случилось такъ, что имя мужа подсудимой (который живъ) и имя офицера (весьма обыкновенное) были совершенно тождественны. Въ случа удачи тутъ можно было поживиться деньгами, въ которыхъ страшно нуждался мужъ подсудимой, котораго она нжно любила. Женщина ршилась на все. Мужъ ея былъ безпомощенъ, и его хотли посадить въ тюрьму. Обстоятельства, какъ вы увидите, были вс въ ея пользу, и она такъ искусно вела дло, что, по словамъ самихъ адвокатовъ, непремнно успла бы въ своемъ предпріятіи, еслибы предполагаемый утопленникъ не ожилъ и не явился въ данный срокъ чтобъ уличить ее въ обман. Сцена эта происходила въ контор адвоката и потомъ повторилась въ полицейскомъ суд. Женщина была красива, и морякъ былъ человкъ добрый. Согласись только судьи, онъ готовъ былъ отпустить ее. Между прочимъ, онъ сказалъ ей слдующее.

‘— А вдь признайтесь, сударыня, вы врно не разчитывали, что утопленникъ снова явится сюда живой и здоровый?

‘— Счастливъ вашъ Богъ, сказала она,— что я не разчитывала въ это. Вы спаслись отъ кораблекрушенія, но, ужь конечно, не ушли бы отъ меня.

‘— Какъ, что же вы сдлали бы, еслибъ узнали, что я возвращаюсь? спросилъ морякъ.

Она пристально посмотрла ему въ лицо и отвчала.

‘— Я убила бы васъ!

‘Каково? Думаете ли вы, что такая женщина написала бы мн, подобно вамъ, что я требую отъ нея больше чмъ она въ состояніи сдлать? А вдь тоже красивая женщина, не хуже васъ! Право, вы заставили бы другаго мущину въ моемъ положеніи пожалть, что не она теперь на вашемъ мст.’

‘Я не стала читать дале. Въ глаза мн какъ будто сверкнула молнія. Я вдругъ увидла все такъ же ясно какъ вижу теперь. Это страшно, неслыханно, безумно, это превосходитъ дерзостью самое дерзкое воображеніе, но если я найду въ себ столько мужества чтобы примириться съ ужасною необходимостію, то это будетъ, должно свершиться. Я могу выдать себя за богатую вдову Аллана Армаделя изъ Торпъ-Амброза, если въ данное время можно будетъ разчитывать на его смерть.

‘Вотъ въ краткихъ словахъ то страшное искушеніе, передъ которымъ я чувствую себя безсильною. Оно страшно по многимъ причинамъ,— вопервыхъ, уже потому что родилось изъ другаго искушенія, которому я поддалась въ былое время.

‘Да, это письмо долежалось до того чтобы послужить цли, которой никогда не предвидлъ писавшій его обманщикъ, этотъ фактъ, какъ онъ называетъ его, разказанный лишь съ тмъ чтобъ уколоть меня, но совершенно непохожій на мое собственное дло въ то время, поджидалъ меня среди всхъ перемнъ моей жизни, чтобы стать, наконецъ, моимъ собственнымъ дломъ.

‘Скажу боле, это поразило бы всякую женщину, но это еще не самое худшее въ дл: весь этотъ планъ уже былъ въ моемъ дневник нсколько дней тому назадъ, хотя я этого и не подозрвала! Всякая праздная мысль, зарождавшаяся въ моей голов, тайно клонилась къ этой цли! И я не видла, не подозрвала этого до тхъ поръ, пока чтеніе письма не представило мн моихъ собственныхъ мыслей въ новомъ свт, пока тнь моихъ собственныхъ обстоятельствъ не отразилась внезапно въ одномъ исключительномъ обстоятельств другой женщины! Это должно свершиться, если только я смло посмотрю въ лицо страшной необходимости. Это должно совершиться, если въ данное время я могу разчитывать на смерть Аллана Армаделя.

‘Все остальное легко, кром его смерти. Весь рядъ событій, противъ которыхъ я слпо вооружалась въ продолженіе прошедшей недли, мн благопріятствовалъ, хотя я была слишкомъ глупа чтобъ это видть, вс до одного пролагали мн прямой, гладкій путь — къ развязк.

‘Нужно сдлать три смлые шага, только три, и эта цль будетъ достигнута. Пусть Мидвинтеръ тайно обвнчается со мной подъ своимъ настоящимъ именемъ — шагъ первый Пусть Армадель оставитъ Торпъ-Амброзъ не женатымъ и покончитъ жизнь въ какомъ-нибудь отдаленномъ мст, между чужими людьми,— шагъ второй!

‘Почему я колеблюсь? Почему не назвать третьяго и послдняго шага?

‘Продолжаю. Третьимъ и послднимъ шагомъ будетъ мое появленіе въ Торпъ-Амброз (когда распространится тамъ слухъ о смерти Армаделя) въ качеств его вдовы, съ свадебнымъ контрактомъ въ рукахъ, для подтвержденія моихъ правъ. Это ясно какъ день. Благодаря тождественности обоихъ именъ и тайн, въ которой она соблюдалась, я могу быть женою смуглаго Аллана Армаделя, имя котораго извстно только ему и мн, и не выходя изъ этого положенія, могу выдать себя за вдову блокураго Аллана Армаделя, съ помощію тхъ доказательствъ (въ форм свадебнаго контракта), которыя убдили бы самыхъ недоврчивыхъ людей въ мір.

‘Когда подумаешь, что я все это уже написала въ своемъ дневник, что мн уже приходило это въ голову, и что я въ то время не видала въ этомъ ничего боле кром причины (въ случа моего брака съ Мидвинтеромъ), по которой я должна была бы явиться въ свтъ подъ вымышленнымъ именемъ моего мужа!

‘Что страшитъ меня? Препятствія? Возможность открытія?

‘Но гд эти препятствія? Откуда грозитъ мн открытіе?

‘Дйствительно, вс подозрваютъ, что я интригую для того чтобы сдлаться обладательницей Торпъ-Амброза. Мн одной извстны настоящія чувства Армаделя. Еще никто, кром меня, не подозрваетъ объ утреннихъ свиданіяхъ его съ миссъ Мильрой. Если понадобится разлучить ихъ, я могу сдлать это когда угодно, съ помощію анонимнаго письма къ майору, если же нужно будетъ удалить Армаделя изъ Торпъ-Амброза, я достигну этого въ три дня. Въ послдній разъ какъ я видлась съ нимъ, онъ самъ сказалъ мн, что готовъ былъ бы идти на край свта лишь бы снова подружиться съ Миндвинтеромъ. Мн стоитъ только сказать Мидвинтеру чтобъ онъ вызвалъ его въ Лондонъ для примиренія, а Мидвинтеръ не посметъ ослушаться меня, и Армадель отправится въ Лондонъ. Вс предварительныя затрудненія улаживаются сами собою. Вс послдующія я устраню сама. Вообще говоря, какъ ни отчаянна, кажется, эта попытка выдать себя за вдову одного человка и въ то же время быть женою другаго, во всемъ этомъ заслуживаетъ, однако, размышленія лишь одна страшная необходимость, необходимость смерти Армаделя.

‘Его смерть! Для всякой другой женщины она была бы слишкомъ страшною необходимостью, но можетъ ли, должна ли она страшить меня?

‘Я ненавижу его ради его матери. Я ненавижу его ради его самаго. Я ненавижу его за то что онъ здилъ въ Лондонъ наводить обо мн справки. Я ненавижу его за то что онъ принудилъ меня оставить мсто, когда я еще нуждалась въ немъ. Я ненавижу его за то что онъ уничтожилъ вс мои надежды выйдти за него замужъ, и снова обрекъ меня на мою жалкую, безпомощную жизнь. Но посл того что я уже сдлала въ прошедшемъ, могу ли я? могу ли я?…

‘А эта двчонка, которая стала между нами, которая отняла его у меня, которая публично оскорбила меня сегодня,— какъ терзалось бы ея сердце, еслибъ онъ умеръ! Какое мщеніе ей, еслибъ я сдлала это! И какое торжество для меня, когда меня встрчали бы въ Торпъ-Амброз какъ вдову Армаделя! Торжество! боле чмъ торжество — это было бы спасеніемъ. Пріобрсти имя, положеніе, которыя не доступны для нападеній, укрыться за ними отъ моего прошедшаго! Комфортъ, роскошь, богатство! Тысяча двсти фунтовъ годоваго дохода, обезпеченнаго мн духовнымъ завщаніемъ, независимо отъ личной воли Армаделя! Я еще никогда не имла тысячи двухъ сотъ фунтовъ въ годъ. Даже въ самое счастливое время я не имла и половины этой суммы въ моемъ собственномъ распоряженіи. А что имю я теперь? какихъ-нибудь пять фунтовъ и въ перспектив долговую тюрьму, куда меня, быть-можетъ, засадятъ на будущей недл.

‘Но если вспомнить то что я уже сдлала въ прошедшимъ, то смю ли я? могу ли я?…

‘Другія женщины на моемъ мст, и съ такимъ прошедшимъ какъ у меня, посмотрли бы на это иначе. Он сказали бы: во второй разъ легче чмъ въ первый! Но почему же я не могу, почему я не могу?

‘О искуситель, зачмъ ты соблазняешь меня? Неужели не найдется вблизи добраго ангела, чтобы воздвигнуть предо мною своевременныя препятствія, которыя заставили бы меня отказаться отъ этой мысли?

‘Если я буду еще писать или думать объ этомъ, то я не выдержу и должна буду уступить искушенію! Мн нужно оставить этотъ дневникъ и пойдти погулять. Найду себ какого-нибудь простоватаго спутника, и буду толковать съ нимъ о простыхъ житейскихъ вещахъ. Не пригласить ли мн съ собою хозяйку дома и ея дтей? Мы пошли бы посмотрть что-нибудь. Въ город есть, вроятно, какая-нибудь выставка, и я могла бы сводить ихъ туда на свой счетъ. Вдь и я иногда умю быть не совсмъ дурною женщиной когда захочу, да къ тому же, хозяйка дома дйствительно была добра ко мн.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‘Съ минуту назадъ я закрыла этотъ дневникъ, а теперь снова открываю его, сама не знаю почему. Мн кажется, я помшалась. Чувствую, что я какъ будто что-то забыла, и что я должна найдти это здсь.

‘Нашла! нашла! Мидвинтеръ!!!

‘Возможно ли было въ продолженіе цлаго часа перебирать разныя причины за и противъ моего плана, возможно ли было писать нсколько разъ имя Мидвинтера, серіозно разчитывать на этотъ бракъ и ни разу не вспомнить, что даже при устраненіи всхъ другихъ препятствій, онъ одинъ въ данное время можетъ стать непреодолимымъ препятствіемъ на моемъ пути? Неужели трудъ сообразить необходимость смерти Армаделя занялъ меня до такой степени? Вроятно, такъ. Ничмъ другимъ не могу объяснить себ такую странную забывчивость съ моей стороны.

‘Не остановиться ли мн здсь, и не высказать ли эту мысль такъ какъ я высказала вс прочія? Не спросить ли мн себя, будетъ ли это препятствіе такъ же неустранимо въ данное время какъ оно кажется мн теперь? Нтъ! зачмъ думать объ этомъ? Я ршилась преодолть искушеніе. Я ршилась повеселить мою хозяйку и ея дтей, наконецъ, я ршилась закрыть дневникъ, и закрываю его.

‘Шестъ часовъ.

‘Болтовня хозяйки невыносима, но дти ея развлекли меня. Я оставила ихъ, чтобы вернуться домой до отхода почты и написать нсколько словъ къ мистрисъ Ольдершо.

‘Страхъ уступить искушенію становится во мн все сильне и сильне. Я ршилась оградить себя отъ своего собственнаго произвола. Тетушка Ольдершо въ первый разъ въ жизни явится моею спасительницей. Она грозитъ мн тюрьмой, если я не отдамъ ей долга. Ну, что жь, пусть сажаетъ! При настоящемъ направленіи моихъ мыслей не можетъ быть ничего лучше какъ вырвать меня изъ Торпъ-Амброза. Я напишу ей, скажу, что меня можно найдти здсь, и что она не можетъ оказать мн лучшей услуги какъ посадить меня въ тюрьму!

‘Семь часовъ.

‘Письмо на почт, и я уже чувствовала себя спокойне, когда дти вошли чтобы поблагодарить меня за доставленное имъ удовольствіе. Двочка совершенно смутила меня однимъ вопросомъ. Она очень смла, и волоса ея почти одного цвта съ моими. Она вдругъ спросила меня, не правда ли я буду похожа на васъ когда выросту? А идіотка мать отвчала: ‘Ужь вы не взыщите на ней, миссъ!’ и смясь, увела ее изъ комнаты. Быть похожей на меня! Не хочу утверждать чтобъ я чувствовала какое-нибудь расположеніе къ этому ребенку, но каково быть похожею на меня!

‘Суббота утромъ.

‘Я хорошо сдлала, уступивъ своему первому побужденію и написавъ къ мистрисъ Ольдершо въ этомъ дух. Единственное новое обстоятельство, случившееся посл этого, опять-таки благопріятствуетъ мн!

‘Майоръ Мильрой отвчалъ на письмо Армаделя, въ которомъ тотъ проситъ позволенія явиться на мызу, чтобъ оправдать себя. Сегодня утромъ въ парк Армадель передалъ это письмо дочери майора, которая прочитала его молча. Но потомъ он говорили объ этомъ, такъ что я все могла разслышать. Майоръ продолжаетъ упорствовать. Онъ говоритъ, что мнніе его о поступк Армаделя составилось не на основаніи слуховъ, но на основаніи его собственныхъ писемъ, и что онъ не видитъ причины измнить то ршеніе, которое заставило его прекратить переписку.

‘Признаюсь, это ничтожное обстоятельство совершенно выскользнуло у меня изъ головы. Оно могло бы кончиться весьма дурно для меня. Не будь майоръ Мильрой такъ упоренъ въ своемъ мнніи, Армадель быть-можетъ оправдался бы, предложеніе его было бы принято, и я потеряла бы всякую возможность вліять на это дло. Теперь нжные голубки должны держать втайн заключенныя между ними условія, а миссъ Мильрой, которая ни разу не ршилась подойдти къ большому дому съ тхъ поръ какъ гроза вынудила ее искать въ немъ убжища, теперь боле чмъ когда-нибудь не ршится туда заглянуть. Я могу разлучить ихъ когда мн вздумается. Достаточно послать анонимное письмо къ майору, и я разлучу ихъ когда угодно!

‘Поговоривъ о письм, они начали толковать о своихъ будущихъ планахъ. Строгость майора Мильроя имла обыкновенныя послдствія. Армадель снова заговорилъ о побг, и на этотъ разъ она выслушала его. Все соединилось чтобы расположить ее въ пользу этого плана. Платья ея были уже почти готовы, а въ той школ, куда ее хотли послать, лтніе каникулы должны были кончиться на слдующей недл. Когда я уходила, они опять уговаривались сойдтись въ понедльникъ, чтобы принять окончательное ршеніе.

‘Его послднія слова, сказанныя передъ моимъ уходомъ, немного потрясли меня. Онъ сказалъ ей:

— По крайней мр, Нелли, одно не должно затруднять насъ — у меня много денегъ.

‘И онъ поцловалъ ее. Съ той минуты какъ онъ заговорилъ о деньгахъ и поцловалъ ее, мн показалось легче отнять у него жизнь….

‘Вотъ уже нсколько часовъ прошло съ тхъ поръ, но чмъ боле я думаю объ этомъ, тмъ боле страшусь я того пустаго промежутка времени, которое пройдетъ отъ настоящаго дня до той минуты, когда мистрисъ Ольдершо подастъ на меня жалобу и тмъ спасетъ меня отъ моего собственнаго произвола. Быть-можетъ, лучше было бы, еслибъ я осталась дома сегодня утромъ. Но разв могла я это сдлать? Посл вчерашняго оскорбленія, меня такъ и тянуло взглянуть на нее.

‘Суббота, воскресенье, понедльникъ, вторникъ,— меня не могутъ арестовать раньше середы. А между тмъ мои жалкіе пять фунтовъ сократились уже на четыре! Онъ сказалъ ей, что у него много денегъ! А она покраснла и задрожала, когда онъ сталъ цловать ее! И для него, и для нея, и для меня было бы несравненно лучше, еслибы срокъ моей росписк вышелъ вчера, и меня уже везли теперь въ тюрьму.

‘Положимъ, у меня нашлись бы средства ухать изъ Торпъ-Амброза съ ближайшимъ поздомъ, и отправиться куда-нибудь за границу, чтобы посвятить себя новымъ интересамъ, между новыми людьми. Но могла ли бы я поступить такимъ образомъ, вмсто того чтобы замышлять на его жизнь, и тмъ пролагать себ путь къ остальному?

‘Пожалуй, и могла бы, но откуда возьму я денегъ? Нсколько дней тому назадъ мн приходило въ голову одно средство добыть ихъ. Да, то была низкая мысль просить помощи у Армаделя! Что жь? Я хочу быть на этотъ разъ низкою. Я хочу дать ему случай сдлать великодушное употребленіе изъ его туго набитаго кошелька, о которомъ ему такъ пріятно думать въ настоящее время. Сердце мое смягчилось бы теперь относительно всякаго, кто далъ бы мн денегъ въ моемъ безвыходномъ положеніи, если Армадель дастъ мн денегъ, сердце мое, быть-можетъ, смягчится и къ нему. Когда же мн идти? Сейчасъ! Я не хочу дать себ время почувствовать свое униженіе и отказаться отъ этой мысли.

‘Три часа.

‘Особо отмчаю этотъ роковой часъ. Онъ самъ подписалъ свой смертный приговоръ: онъ оскорбилъ меня.

‘Да! Я уже перенесла одно оскорбленіе отъ миссъ Мильрой, а теперь во второй разъ перенесла его отъ самого Армаделя. Оскорбленіе явное, безпощадное, умышленное, оскорбленіе среди благо дня!

‘Я прошла черезъ городъ и уже сдлала нсколько сотъ шаговъ по направленію къ большому дому, когда увидала Армаделя, шедшаго мн навстрчу. Онъ шелъ очень скоро, имя по всей вроятности какое-нибудь спшное дло въ город. Увидавъ меня, онъ остановился, покраснлъ, снялъ шляпу и посл минутнаго колебанія свернулъ въ сосдній переулокъ, который (я это знала) долженъ былъ привести его совсмъ не туда куда онъ шелъ когда увидалъ меня. Онъ какъ будто хотлъ сказать мн: ‘Это можетъ дойдти до миссъ Мильрой, я не долженъ рисковать чтобы меня видли вмст съ вами.’ Мущины часто поступали со мной безсердечно, они говорили мн жесткія вещи, но еще ни одинъ мущина не избгалъ меня какъ зачумленную, одно присутствіе которой способно заразить воздухъ!

‘Довольно. Скажу только, что когда онъ повернулъ отъ меня въ этотъ переулокъ, онъ пошелъ прямо къ своей смерти. Я уже написала Мидвинтеру чтобъ онъ ожидалъ меня въ Лондонъ на будущей недл, и чтобы все было готово къ нашей свадьб.

‘Четыре часа.

‘Полчаса назадъ я надла шляпку чтобы самой отнести на почту письмо къ Мидвинтеру. А между тмъ я до сихъ поръ сижу въ своей комнат, волнуемая сомнніями, а на стол передъ мною лежитъ не отправленное письмо.

‘Армадель не иметъ никакого участія въ моихъ настоящихъ мученіяхъ. Меня приводитъ въ раздумье Мидвинтеръ. Могу ли я сдлать одинъ изъ этихъ трехъ шаговъ, ведущихъ къ развязк, не сообразивъ послдствій? Могу ли я выйдти за Мидвинтера, не зная напередъ какъ сладить съ моимъ мужемъ, когда наступитъ для меня время превратиться изъ жены живущаго Армаделя во вдову умершаго?

‘Отчего не могу я думать объ этомъ, когда знаю, что должна объ этомъ думать? Почему не могу я такъ же упорно сосредоточиться на этой мысли, какъ я сосредоточивалась на другихъ? Я чувствую его поцлуи на моихъ губахъ, я чувствую его слезы на моей груди, я снова ощущаю вокругъ себя его объятія. Онъ далеко отъ меня, въ Лондон, но въ то же время онъ здсь со мною и не даетъ мн думать объ этомъ!

‘Почему бы мн не подождать немного? почему бы мн не подождать помощи отъ времени? Время! Сегодня суббота! Нтъ никакой надобности думать объ этомъ! Сегодня нтъ и почты въ Лондонъ. Я должна ждать. Еслибъ я и отдала письмо на почту, оно не пошло бы сегодня. Сверхъ того, завтра можетъ придти извстіе отъ мистрисъ Ольдершо. Я должна дождаться отъ нея извстія. Я не могу считать себя свободною до тхъ поръ пока не узнаю, что намрена она длать. Ждать завтрашняго дня необходимо. Сниму шляпку и запру письмо въ пюпитръ.

‘Воскресенье утромъ.

‘Нтъ силъ противиться боле! Обстоятельства ежеминутно растутъ, развиваются и вс толкаютъ меня въ одну сторону.

‘Я получила письмо отъ мистрисъ Ольдершо. Жалкая старуха льститъ и раболпствуетъ передо мною. По всему видно,— хоть она и не сознается въ этомъ,— что она подозрваетъ во мн намреніе завладть Торпъ-Амброзскимъ наслдствомъ безъ ея помощи. Увидавъ, что угрозы безполезны, она хочетъ теперь задобрить меня. Я стала для нея опять дорогою Лидіей! Она не понимаетъ, какъ могла я предположить въ ней серіозное намреніе посадить въ тюрьму такого задушевнаго друга какъ я, и въ вид особенной милости для себя, умоляетъ меня отсрочить уплату денегъ!

‘Еще разъ повторяю, какая смертная могла бы устоять противъ этого? Сколько разъ пыталась я противиться искушенію, и всякій разъ обстоятельства снова наталкивали меня на него. Я не могу бороться доле. Письмо къ Мидвинтеру пойдетъ нынче вечеромъ!

‘Вечеромъ! Если я буду ждать вечера, пожалуй случится что-нибудь. Если я буду ждать вечера, во мн, быть-можетъ, опять начнутся колебанія! Я измучилась отъ сомннія. Я должна найдти, и найду себ облегченіе въ настоящемъ, чего бы мн это ни стоило въ будущемъ. Мое письмо къ Мидвинтеру сведетъ меня наконецъ съ ума, если оно не перестанетъ вертться у меня на глазахъ, въ пюпитр. Въ какихъ-нибудь десять минутъ я могу отнести его на почту, и сдлаю это….

‘Письмо отнесено. Первый изъ трехъ шаговъ, которые должны придвинуть меня къ развязк, уже сдланъ. Душа моя стала спокойне. Письмо на почт.

‘Завтра Мидвинтеръ получитъ его, а въ конц этой недли вс узнаютъ объ отъзд Армаделя изъ Торпъ-Амброза, и о томъ, что я ухала вмст съ нимъ.

‘Но подумала ли я о послдствіяхъ моего брака съ Мидвинтеромъ? Нтъ! Нашла ли я средства сладить съ моимъ мужемъ, когда наступитъ для меня время превратиться изъ жены живаго Армаделя во вдову умершаго?

‘Нтъ! Когда время это наступитъ, я слажу съ этимъ препятствіемъ какъ сумю. Стало-быть, я слпо ршаюсь, насколько замшанъ тутъ Мидвинтеръ, на этотъ страшный рискъ? Да, слпо. Ужь не помшалась ли я? Очень можетъ быть. Или я слишкомъ нжно люблю его чтобы посмотрть въ глаза этому обстоятельству? Вроятно такъ. Кому до этого дло?

‘Не хочу, не хочу, не хочу думать объ этомъ! Разв нтъ у меня воли, и разв не могу я думать о чемъ-нибудь другомъ?

‘Вотъ раболпное письмо тетушки езавели. Можно думать о немъ! Стану отвчать на него. Я именно такъ настроена теперь чтобы говорить съ тетушкой езавелью….’

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Конецъ письма миссъ Гуильтъ къ мистрисъ Ольдершо.

‘Передъ тмъ какъ остановиться, я сказала вамъ, что не буду оканчивать письма до тхъ поръ пока не справлюсь съ своимъ дневникомъ и не увижу, могу ли я открыть вамъ безъ опасенія то что у меня на ум. Теперь я справилась, и мой дневникъ сказалъ мн: Не открывай ей ничего! На основаніи этого я заканчиваю свое письмо и прошу извинить меня, что оставляю васъ въ потемкахъ.

‘По всей вроятности, я скоро пріду въ Лондонъ, и тогда лично могу сообщить вамъ то что нахожу неудобнымъ передавать въ письм. Замтьте, что я ничего не общаю! Все зависитъ отъ того, какъ буду я къ вамъ расположена тогда. Не думайте, чтобъ я сомнвалась въ вашей скромности, нтъ, но въ данныхъ обстоятельствахъ я не разчитываю на ваше мужество.

‘Л. Г.’

‘Р. S. Благодарю васъ за позволеніе продлить срокъ росписки. Я не желаю этимъ воспользоваться. Деньги будутъ готовы къ сроку. У меня есть теперь въ Лондон другъ, который заплатитъ за меня, если я попрошу его. Васъ интересуетъ, кто бы могъ быть этотъ другъ? Подождите, мистрисъ Ольдершо: не пройдетъ нсколькихъ недль, и васъ удивитъ еще многое другое.’

XI. Любовь и законъ.

Въ понедльникъ утромъ 28-го іюля миссъ Гуильтъ, еще разъ ршившаяся подстеречь Аллана и Нелли, дошла до своего обыкновеннаго обсерваціоннаго пункта въ парк обыкновенными окольными тропинками.

Она съ удивленіемъ нашла Нелли одну на мст свиданія. Но еще боле удивило ее, минутъ десять спустя, появленіе Аллана, который поднявшись изъ долины на пригорокъ и неся подъ мышкой въ вид оправданія огромную, толстую книгу, объявилъ Нелли, что онъ потерялъ много времени надъ переборкой книгъ, и нашелъ лишь одну, которая общаетъ, повидимому, вознаградить ихъ за трудъ чтенія.

Еслибы миссъ Гуильтъ подоле осталась въ парк въ прошедшую субботу и дождалась послднихъ прощальныхъ словъ юной влюбленной четы, она легко разгадала бы теперь таинственное появленіе книги подъ мышкой Аллана, и не хуже самой Нелли поняла бы представленное имъ оправданіе въ просрочк.

Въ жизни есть извстныя исключительныя обстоятельства, какъ напримръ бракъ, когда даже двочки, едва вышедшія изъ ребячества, становятся способными (съ большими или меньшими припадками чувствительности) соображать послдствія. Въ субботу, въ минуту разставанія, Нелли вдругъ вспомнила о будущемъ и совершенно смутила Аллана неожиданнымъ вопросомъ о томъ, подлежитъ ли судебному преслдованію задуманный ими побгъ? Она очень хорошо помнила, что читала когда-то, гд-то (вроятно въ какомъ-нибудь роман), о побг, имвшемъ ужасныя послдствія: невсту притащили домой въ истерик, а жениха, по приговору парламента, посадили въ тюрьму, предварительно совсмъ обрзавъ его прекрасные волосы. Предполагая даже, что она и согласилась бы, наконецъ, на побгъ, чего впрочемъ она никакъ не можетъ общать, она прежде всего желаетъ знать, не вмшается ли въ этотъ бракъ полиція, кром священника и клерка. Алланъ, какъ мущина, долженъ знать это, къ Аллану она и обращается за свдніями, предупреждая его, съ цлью впрочемъ поощрить его на отысканіе закона, что она готова лучше тысячу разъ умереть отъ горя нежели быть невольною причиной парламентскаго приговора, по которому его посадятъ въ тюрьму и обржутъ его прекрасные волосы.

— Это вовсе не смшно, прибавила тогда Нелли ршительно:— я не хочу даже и думать о нашемъ брак до тхъ поръ пока не удостоврюсь что говоритъ объ этомъ законъ.

— Но я столько же знаю законы сколько и вы, сказалъ Алланъ.— Къ чорту законъ! Что за бда если меня окорнаютъ! Нужно рискнуть.

— Рискнуть? повторила Нелли съ негодованіемъ.— А обо мн вы не думаете? Я не хочу рисковать! Если есть добрая воля, такъ найдется и возможность. Мы должны сами отыскать законъ.

— Я готовъ, сказалъ Алланъ.— Но гд же намъ искать его?

— Конечно въ книгахъ! Въ вашей огромной библіотек вроятно заключаются самыя разнообразныя свднія. Если вы дйствительно меня любите, то конечно не полнитесь, ради меня, просмотрть корешки какихъ-нибудь двухъ-трехъ тысячъ книгъ!

— Я готовъ просмотрть хоть цлыя десятки тысячъ, съ жаромъ воскликнулъ Алланъ.— Скажите мн только что долженъ я искать?

— Конечно законы! Когда на корешк будетъ стоять ‘Законы,’ откройте книгу, отыщите статью о бракахъ, прочтите ее съ начала до конца, и потомъ приходите сюда, чтобъ объяснитъ мн каждое слово. Какъ? вы находите, что вамъ нельзя поручитъ даже такой простой вещи?

— Увренъ, что нельзя, сказалъ Алланъ.— Но разв вы не можете помочь мн?

— Конечно могу, если вы не сумете обойдтись безъ меня! Хоть законы и мудрены, но ужь врно не мудрене музыки. И я должна, я непремнно хочу удовлетворить свое любопытство. Въ понедльникъ утромъ принесите мн сюда вс книги, какія вы только найдете, можете привезти ихъ и въ тачк, если наберется ужь слишкомъ много, и если вы не сумете обойдтись безъ меня.

Результатомъ этого разговора было появленіе Аллана въ парк, съ комментаріями Клакстона подъ мышкой, въ утро того роковаго понедльника, когда письменное общаніе миссъ Гуильтъ выйдти замужъ за Мидвинтера дошло до его рукъ. Здсь, какъ и во всхъ другихъ проявленіяхъ человческой жизни, дисгармонирующія начала смшнаго и ужаснаго сталкивались между собой въ силу непостижимаго закона противорчія, одного изъ тхъ законовъ, которые управляютъ человческою жизнію. Посреди всхъ затрудненій, скоплявшихся надъ ихъ головами, несмотря на близость замышляемаго убійства, которое уже бросало на одного изъ нихъ свою мрачную тнь изъ потаеннаго уголка, гд скрывалась миссъ Гуильтъ, молодые люди сидли, не предчувствуя будущаго, съ раскрытою между ними книгой, и преусердно изучали постановленія о бракахъ, съ твердою ршимостью добиться толку, и эта ршимость въ такихъ юныхъ существахъ была уже сама по себ не боле какъ буфонство!

— Отыщите же это мсто, сказала Нелли, какъ только они услись.— Мы вмст примемся за дло и добьемся толку посредствомъ раздленія труда, какъ говорятъ ученые. Вы будете читать, а я буду длать отмтки.

Съ этими словами она достала карандашъ и хорошенькую записную книжку, раскрыла ее посередин на двухъ чистыхъ страницахъ и наверху правой страницы написала: Хорошо, а наверху лвой — Дурно.

— Хорошо значитъ когда законъ на нашей сторон, пояснила она, а дурно значитъ когда законъ противъ насъ. Поставивъ дурно и хорошо другъ противъ друга, мы прослдимъ ихъ сверху до визу, и дойдя до конца, подведемъ итоги, въ силу которыхъ и будемъ дйствовать. Говорятъ, что у двочекъ нтъ смысла на дла. Какъ бы не такъ!… Нечего смотрть-то на меня! Смотрите-ка лучше на Клакстона и начинайте.

— Нельзя ли начать поцлуемъ? упросилъ Алланъ.

— Никакъ нельзя. Я удивляюсь, что вы можете просить объ этомъ въ такую важную минуту, когда мы оба должны напрячь вс ваши умственныя способности!

— Да я именно для этого и прошу у васъ поцлуя, сказалъ Алланъ.— Мн кажется, онъ сдлалъ бы меня остроумне.

— О, это другое дло! Я готова на всякое пожертвованіе, лишь бы помочь вашей голов. Но помните, не боле одного, прошептала она кокетливо, — да не забывайте же Клакстова, а то потеряете страницу.

Въ разговор наступила пауза. Клакстонъ и записная книжка вмст скатились на траву.

— Если вы опять приметесь за то же, сказала Нелли, поднимая книжку съ раскраснвшимися щеками и блистающими глазками,— то я повернусь къ вамъ спиной и просижу такъ все утро. Да начнете ли вы, наконецъ?

Алланъ во второй разъ отыскалъ страницу, и очертя голову, бросился въ бездонную пропасть англійскихъ законовъ.

— Страница двсти восьмая, началъ онъ.— Законъ о муж и жен. Начать съ того, что вотъ этого параграфа я вовсе не понимаю. ‘Говоря вообще, законъ разсматриваетъ бракъ въ смысл контракта.’ Что это значитъ? Я думалъ, что контрактъ такая бумага, которую подписываетъ подрядчикъ, обязуясь въ данный срокъ кончить работы и вывести рабочихъ изъ дому, причемъ случается, обыкновенно, что когда срокъ этотъ наступаетъ (какъ говаривала моя бдная мать), рабочіе и не думаютъ уходить.

— Неужели здсь ничего не говорится о любви? спросила Недли.— Посмотрите-ка пониже.

— Ни слова. Толкуетъ о своемъ проклятомъ контракт,— да и только.

— Ну, такъ онъ дрянь! Ищите дальше, нтъ ли чего-нибудь боле подходящаго къ намъ.

— Вотъ это мсто, кажется, ближе къ намъ подходитъ:— Незаконность брака ‘Если соединяются бракомъ лица, которыхъ законъ признаетъ не имющими на то права, то это блудный, а не супружескій союзъ. (А вдь Клакстонъ любитъ замысловатыя фразы, не правда ли? Любопытно знать что онъ разуметъ подъ словомъ блудный?) Первая изъ этихъ причинъ незаконности брака есть предшествовавшій бракъ, такъ что существованіе другаго мужа или другой жены….’

— Остановитесь! сказала Нелли.— Я должна сдлать отмтку.

И она пресеріозно сдлала свою первую отмтку на страниц озаглавленной: Хорошо. ‘У меня нтъ мужа, а у Аллана нтъ жены. Въ настоящее время мы оба совершенно свободны.’

— До сихъ поръ все идетъ хорошо, замтилъ Алланъ, глядя черезъ ея плечо.

— Продолжайте, сказала Нелли.— Дале что?

— ‘Вторая причина незаконности, продолжалъ Алланъ,— заключается въ несовершеннолтіи. Чтобы получить право на вступленіе въ бракъ, мущина долженъ имть четырнадцать, а женщина двнадцать лтъ отъ роду.’ Нечего сказать, весело, восклинулъ Алланъ:— Клакстонъ таки раненько начинаетъ!

Нелли была слишкомъ занята чтобы сдлать съ своей стороны какое-либо замчаніе, кром необходимой отмтки въ записной книжк на страниц озаглавленной: Хорошо. ‘Я имю законный возрастъ для вступленія въ бракъ, и Алланъ также.’

— Дальше! продолжала она, глядя черезъ плечо Аллана.— Не обращайте вниманія на вс эти пустыя разглагольствія Клакстона. Я не двочка, мн не двнадцать лтъ! Переходите къ третьей причин, если таковая окажется.

— ‘Третья причина незаконности брака, продолжалъ Алланъ,— есть сумашествіе.’

Нелли опять сдлала отмтку на страниц: Хорошо. ‘И я, и Алланъ находимся въ совершенно здравомъ разсудк.’

— Идите дальше.

Алланъ перевернулъ страницу.

— ‘Четвертая причина заключается въ близкомъ родств.’

Немедленная четвертая отмтка на утшительной страниц записной книжки: ‘Онъ меня любитъ, и я его люблю, и между нами нтъ ни тни родства.’

— Еще что? спросила Нелли, нетерпливо постукивая карандашемъ по подбородку.

— Еще много, возразилъ Алланъ,— и все какими-то іероглифами. Взгляните сюда: ‘Законы о бракахъ, 4 Георг. IV. гл. 76, и 6 и 7 Уил. IV. гл. 85 (q).’ Клакстонъ тутъ врно заврался. Не перевернуть ли еще страничку? Можетъ-бытъ онъ тамъ опять придетъ въ разсудокъ.

— Погодите немного, сказала Нелли, — что это такое въ середин?

Почитавъ съ минуту молча черезъ плечо Аллана, она вдругъ съ отчаяніемъ всплеснула руками.

Ну, такъ я это и знала! воскликнула она.— О Боже, Боже мой! Вотъ оно, вотъ оно!

— Да гд? спросилъ Алланъ.— Я ничего не вижу тутъ ни о тюрьм, ни о брить головы: разв въ іероглифахъ что-нибудь? Неужели ‘4 Георг. IV.’ значитъ ‘посадить его въ тюрьму,’ а ‘гл. 85 (q)’ значитъ ‘пошлите за цирюльникомъ?’

— Прошу васъ не шутить, съ упрекомъ замтила Нелли.— Мы оба стоимъ на вулкан. Смотрите! сказала она, указывая на страницу.— Читайте! Если что-нибудь можетъ вразумить васъ насчетъ нашего положенія, такъ ужь конечно эти строки.

Алланъ откашлялся, а Нелли наставила свой карандашъ на мрачную страницу записной книжки, озаглавленную: Дурно.

— ‘Такъ какъ духъ вашего закона, началъ Алланъ,— требуетъ, чтобы препятствовали лицамъ, не достигшимъ двадцати одного года, вступать въ бракъ безъ согласія родителей или опекуновъ…. (Нелли сдлала первую отмтку на страниц: Дурно. ‘Мн минетъ только семнадцать, и обстоятельства воспрещаютъ мн открыть мои чувства папа.’)… то само собою разумется, что въ случа оглашенія въ церкви лицъ, не достигшихъ двадцати одного года, не вдовца и не вдовы, которые считаются свободными…. (Нелли сдлала новую отмтку на мрачной страниц: ‘Алланъ не вдовецъ, и я не вдова, слдовательно мы оба не свободны.’)…. если, притомъ, родитель или опекунъ открыто заявитъ о своемъ несогласіи на бракъ во время церковнаго оглашенія…. (‘А папа непремнно сдлалъ бы это!’)…. такое оглашеніе считать недйствительнымъ.’

— Позвольте перевести духъ, сказалъ Алланъ.— Если Клакстонъ не умлъ выразиться ясне, то онъ могъ бы, по крайней мр, употребить боле короткіе періоды. Ободритесь, Нелли! Врно есть еще какой-нибудь способъ вступить въ бракъ, безъ этихъ околичностей, которыя оканчиваются церковнымъ оглашеніемъ и недйствительностію. Проклятая тарабарщина! Даже и я написалъ бы толкове.

— Погодите, это еще не все, сказала Недди.— Недйствительность ничто въ сравненіи съ тмъ что еще будетъ.

— Что бы это ни было, возразилъ Алланъ,— мы поступимъ какъ съ лкарствомъ: проглотимъ заразъ, да и баста!

Онъ стадъ опять читать: ‘Бракъ безъ оглашенія можетъ быть разршенъ лишь въ такомъ случа, когда одинъ изъ брачущихся дастъ клятву, что между ними нтъ никакой родственной связи.’

— Ну, что жь я могу поклясться въ этомъ съ чистою совстію! Дале что?

…. ‘Затмъ одинъ изъ брачущихся долженъ въ продолженіе двухъ недль прожить въ томъ самомъ приход, въ которомъ иметъ быть заключенъ бракъ.’

— Въ приход! Да я готовъ прожить эти дв недли въ собачьей конур. Мн кажется, Нелли, все это довольно просто и ясно. Что вы качаете головой? Вы хотите сказать, чтобъ я продолжалъ, и тогда увижу? Хорошо, буду продолжать. На чемъ бишь мы остановились?

…. ‘Если одинъ изъ брачущихся, не вдовецъ и не вдова, будетъ моложе двадцати одного года, то онъ или она должны поклясться, что они получили согласіе лицъ, разршеніе которыхъ необходимо, или что такія лица не существуютъ боле. Законъ требуетъ, чтобы такое разршеніе шло отъ отца.’

На этихъ послднихъ грозныхъ словахъ Алланъ остановился какъ вкопанный.

— Разршеніе отца! повторилъ онъ.— Едва ли я могу въ этомъ поклясться! Кажется, не могу.

Нелли отвчала краснорчивымъ молчаніемъ. Она подала Аллану записную книжку съ слдующею заключительною отмткой на мрачной страниц: ‘Нашъ бракъ невозможенъ, если Алланъ не захочетъ стать клятвопреступникомъ.’

Молодые люди посмотрли другъ на друга въ безмолвномъ отчаяніи.

— Закройте книгу, съ покорностью сказала Нелли.— Я уврена, что если мы перевернемъ еще страничку, то найдемъ и полицію, и тюрьму, и бритье головы,— словомъ, вс т наказанія за клятвопреступленіе, о которыхъ я вамъ говорила! Но намъ не для чего и заглядывать туда: довольно съ насъ и того что прочли. Теперь все кончено. Я должна въ субботу отправляться въ школу, а вы должны постараться забыть меня какъ можно скоре. Быть-можетъ мы и встртимся въ послдствіи, оба вдовые, и жестокій законъ признаетъ васъ свободными тогда, когда уже будетъ слишкомъ поздно. Къ тому времени я конечно состарюсь и подурню, а вы, безъ сомннія, перестанете думать обо мн, и все это кончится могилой, и чмъ скоре, тмъ лучше. Прощайте, заключила Нелли, печально вставая съ своего мста и едва удерживая слезы. Оставаться здсь доле значитъ только томить себя, если… если, впрочемъ, вы не имете чего-нибудь предложить мн?

— Имю! имю! воскликнулъ опрометчивый Алланъ.— Совершенно новая мысль. Не обратиться ли вамъ къ кузнецу въ Гретна-Грин?

— Ничто на свт не заставитъ меня внчаться у кузнеца! съ негодованіемъ отвчала Нелли.

— Не сердитесь, умолялъ Алланъ:— я вдь не желалъ оскорбить васъ. Тысячи людей въ вашемъ положеніи обращались къ кузнецу и находили его ничуть не хуже священника, и въ добавокъ премилымъ, прелюбезнымъ господиномъ. Ну, да это въ сторону! Нтъ ли другаго средства?

— Другаго средства нтъ, сказала Нелли.

— Врьте моему слову, твердо настаивалъ Алланъ,— что непремнно есть способъ обойдти Клакстова (и безъ клятвопреступленія), еслибы только мы его знали. Это вопросъ юридическій, и вамъ нужно посовтоваться съ кмъ-нибудь изъ адвокатовъ. Положимъ, что это рискъ. Но кто не рискуетъ, тотъ и не выигрываетъ. Что вы скажете о молодомъ Педгифт? Онъ отличный малый. Мн кажется, мы смло можемъ доврить ему нашу тайну.

— Ни за какія блага въ мір! воскликнула Нелли.— Вы, пожалуй, повряйте ваши тайны этому пошлому господину, но что до меня касается, то я не желаю. Я ненавижу его. Нтъ! продолжала она красня и надменно топая ногой по трав.— Я положительно запрещаю вамъ посвящать въ наши тайны кого-либо изъ Торпъ-Амброзскихъ жителей. Они сейчасъ же заподозрятъ меня, и весь городъ узнаетъ объ этомъ въ одну минуту. Моя любовь можетъ быть несчастною, прибавила Нелли, поднося платокъ къ глазамъ,— и папа можетъ сгубить ее въ самомъ цвт, но я не хочу отдавать ее на поруганіе городскимъ болтунамъ!

— Успокойтесь! Успокойтесь! сказалъ Алланъ.— Я ни слова не скажу въ Торпъ-Амброз, увряю васъ! Онъ — замолчалъ и на минуту задумался.— Есть еще одинъ способъ! вдругъ заговорилъ онъ, мгновенно проясняясь.— У насъ еще цлая недля впереди. Знаете ли что я сдлаю? Я поду въ Лондонъ!

При этихъ словахъ за деревьями, гд скрывалась миссъ Гуильтъ, раздался внезапный, неслышный для нихъ шорохъ. Еще одно затрудненіе, стоявшее на пути ея (затрудненіе вызвать Аллана въ Лондонъ), устранялось теперь дйствіемъ его собственной воли.

— Въ Лондонъ? повторила Нелли, глядя на него въ изумленіи.

— Въ Лондонъ! повторилъ Алланъ.— Надюсь, что это довольно далеко отъ болтуновъ Торпъ-Амброза? Подождите немного, и не забывайте, что это вопросъ юридическій. Нужно вамъ сказать, что въ Лондон у меня есть знакомые адвокаты, которые управляли моими длами, когда я только-что получилъ это наслдство. Съ ними-то я и посовтуюсь, а если они не захотятъ вмшиваться въ это дло, то я обращусь къ старшему клерку: это отличнйшій малый, какого я когда-либо встрчалъ. Помню, что я приглашалъ его сдлать со мной маленькое путешествіе на яхт, хотя онъ и не могъ тогда хать, однако сказалъ, что чувствуетъ себя весьма признательнымъ за приглашеніе. Этотъ человкъ можетъ помочь намъ. Клакстонъ — дитя въ сравненіи съ нимъ. Не называйте этого вздоромъ, не говорите, что это похоже на меня. Выслушайте меня только. Я не назову ни васъ, ни отца вашего. Я буду говорить просто о молодой двушк, къ которой я искренно привязанъ. Если же другъ мой, клеркъ, спроситъ, гд вы живете, я скажу, что въ сверной Шотландіи, или въ западной Ирландіи, или на островахъ Канала, или гд-нибудь въ другомъ мст. Другъ мой, клеркъ, ни души не знаетъ въ Торпъ-Амброз (это первая его рекомендація), вторая та, что онъ въ какихъ-нибудь пять минутъ скажетъ мн что нужно длать. Еслибы вы только знали его! Онъ одинъ изъ тхъ необыкновенныхъ людей, которые родятся однажды или дважды въ столтіе: ужь онъ не дастъ вамъ сдлать промаха, еслибы вы даже и старались объ этомъ. Вотъ въ краткихъ словахъ что я скажу ему: ‘Любезный другъ, мн нужно жениться тайно, но безъ клятвопреступленія.’ А онъ мн скажетъ: нужно сдлать такъ и такъ, или эдакъ и эдакъ, избгать того, этого, или чего-нибудь другаго. Мн останется лишь выполнить его наставленія, а вамъ сдлать то что обыкновенно длаетъ невста, когда ожидаетъ ее женихъ!

Рука его нжно обвилась вокругъ става Нелли, а уста подкрпили значеніе послдней фразы съ тмъ безмолвнымъ краснорчіемъ, которое всегда такъ убдительно дйствуетъ на женщинъ, заставляя ихъ повиноваться вопреки ихъ вол. Вс заране придуманныя возраженія Нелли исчезли сами собою и разршились однимъ ничтожнымъ вопросомъ:

— Положимъ, я позволила бы вамъ хать, Алланъ, прошептала она, судорожво играя пуговкой въ его рубашк,— но долго ли вы будете въ отсутствіи?

— Я уду сегодня, сказалъ Алланъ,— съ одиннадцатичасовымъ поздомъ. И если мы скоро уладимъ это дло съ другомъ моимъ, клеркомъ, то я вернусь завтра. Если же нтъ, то самый поздній срокъ въ среду.

— Не правда ли, вы будете писать мн каждый день? Умоляла Нелли, прижимаясь къ нему ближе.— Я не выдержу этой неизвстности, если вы не дадите мн слова писать ежедневно.

Алланъ общалъ писать дважды въ день, если она пожелаетъ, такъ какъ переписка, столь затруднительная для многихъ, для него была теперь сущею бездлицей!

— И не забудьте, продолжала Нелли,— что я непремнно требую вашего возвращенія сюда, что бы вамъ тамъ ни говорили. Я ни за что не ршусь на побгъ, если вы не дадите слова сами за мною пріхать.

Алланъ далъ вторичное общаніе громкимъ голосомъ и съ придачею честнаго слова, но Нелли и этимъ не удовольствовалась. Она опять стала допытывать Аллана, дйствительно ли онъ ее любитъ. Алланъ призвалъ небо въ свидтели, и за это немедленно вознагражденъ былъ другимъ вопросомъ. ‘Можетъ ли онъ торжественно поклясться, что никогда не пожалетъ о томъ что взялъ Нелли изъ дому?’ Алланъ опять призвалъ небо въ свидтели, и еще громче прежняго. Но все было напрасно. Ненасытная женская жадность къ нжнымъ клятвамъ и увреніямъ была еще далеко не удовлетворена.

— Я знаю что случится скоро, настаивала Нелли.— Вы встртите какую-нибудь другую двушку, боле красивую чмъ я, и пожалете, что не женитесь на ней вмсто меня!

Въ ту минуту какъ Алланъ открывалъ ротъ для новыхъ клятвенныхъ увреній, вдали слабо раздался бой конюшенныхъ часовъ въ большомъ дом. Нелли вздрогнула какъ преступница. Это было время завтрака на мыз: другими словами, нужно было разставаться. Въ послднюю прощальную минуту она вспомнила объ отц, и голова ея склонилась на грудь Аллана.

— Папа былъ всегда такъ добръ ко мн, Алланъ, прошептала она, удерживая его дрожащею рукой, когда онъ собирался оставить ее.— Мн кажется, это будетъ такъ жестоко и преступно уйдти отъ него и обвнчаться тайно. О, прошу, прошу васъ, подумайте хорошенько, прежде чмъ ршитесь хать въ Лондонъ, нтъ ли какого-нибудь средства сдлать его мягче, справедливе въ отношеніи къ вамъ!

Вопросъ этотъ былъ безполезенъ: неблагопріятный отвтъ майора на письмо Аллана промелькнулъ въ ум Нелли въ ту минуту какъ она произносила эти слова. Съ необдуманною живостью ребенка она оттолкнула Аллана, прежде чмъ тотъ усплъ сказать слово, и нетерпливо сдлала знакъ рукою чтобъ онъ уходилъ. Борьба противоположныхъ ощущеній которыя она до сихъ поръ подавляла въ себ, прорвалась на, конецъ наружу, когда онъ въ послдній разъ махнулъ рукой и исчезъ въ глубин долины. Долго сдерживаемыя слезы свободно полились изъ ея глазъ, и она одиноко направилась къ мыз, гд ожидали ее самые скучные дни, какіе она когда-либо проводила

Между тмъ какъ Нелли спшила домой, позади ея раздвинулись втви, и миссъ Гуильтъ тихо выступила на открытое пространство. Она стояла торжествующая, высокая, прекрасная и ршительная. Ея очаровательный румянецъ выступалъ все ярче и ярче, между тмъ какъ она смотрла на легкую фигуру Нелли, быстро удалявшуюся отъ нея къ зеленому лугу.

— Плачь, плачь, глупая двчонка! проговорила она своимъ спокойнымъ, звучнымъ голосомъ, не переставая улыбаться презрительно.— Плачь, какъ ты еще никогда не плакала до сихъ поръ! Не видать теб боле твоего возлюбленнаго.

XII. Скандалъ на станціи желзной дороги.

Часъ спустя, хозяйка миссъ Гуильтъ терялась въ догадкахъ, а крикливые дти ея суетились и возились немилосердно. Непредвиднныя обстоятельства внезапно вынуждали жилицу нижняго этажа очистить квартиру и хать въ тотъ же день въ Лондонъ съ одиннадцатичасовымъ поздомъ.

— Прошу васъ, велите привести мн извощичью карету къ половин одиннадцатаго, сказала миссъ Гуильтъ удивленной хозяйк дома, сопровождавшей ее на лстницу.— Не сердитесь на меня, добрйшее созданье, если я попрошу васъ не тревожить меня до прізда кареты.

Войдя въ комнату, она заперла за собою дверь и потомъ открыла свой пюпитръ.

— Теперь нужно приготовить письмо къ майору! сказала она.— Въ какихъ же выраженіяхъ мн написать его?

Подумавъ немного, она повидимому ршилась, выбрала самое дурное перо, какое только можно было найдти, и взявъ грязный листъ нотной бумаги, начала письмо тмъ, что выставила на верху кривыми неуклюжими буквами число, и потомъ нарочно сдлала пятно. Останавливаясь иногда, для того чтобы подумать, иногда для того чтобы сдлать новое пятно, она написала слдующее:

‘Досточтимый сэръ,— совсть говоритъ мн, что должно открыть вамъ нчто такое, что, по моему мннію, вы непремнно должны знать. Вы должны знать о продлкахъ вашей дочери съ молодымъ мистеромъ Армаделемъ. Желаю, чтобы вы удостоврились, и притомъ какъ можно скоре, туда ли ходитъ она по утрамъ передъ завтракомъ, куда ей слдуетъ ходить. Я не люблю сплетничать тамъ, гд дло идетъ объ истинной любви съ обихъ сторонъ. Но я не думаю, чтобы молодой человкъ имлъ серіозныя намренія. Я полагаю, что онъ просто забавляется ею. Другая особа, которую я не назову вамъ, владетъ его сердцемъ. Извините, если я не выставлю здсь своего имени, мы люди темные, и это могло бы навлечь на меня непріятность. Покамстъ не скажу вамъ ничего боле, уважаемый сэръ, и остаюсь навсегда

‘Вашимъ доброжелателемъ.’

— Кончено! сказала миссъ Гуалтъ, складывая письмо.— Еслибъ я была по профессіи писательницею повстей, то и тогда едва ли могла бы поддлаться боле удачно подъ слогъ и почеркъ слуги!

Она надписала адресъ, полюбовалась еще разъ на грубыя, неуклюжія буквы, выведенныя ея нжною рукой, и прежде чмъ приняться за укладку вещей, пошла сама отнести письмо на почту.

‘Странно!’ подумала она, когда письмо было отнесено, и она снова вернулась въ свою комнату, чтобы приготовиться къ дорог, ‘я опрометчиво ршаюсь на ужаснйшій рискъ, и между тмъ никогда въ жизни не чувствовала себя въ лучшемъ настроеніи духа!’

Когда карета подъхала къ дому, ящики были уложены, а сама миссъ Гуильтъ одта (по обыкновенію изящно) въ красивый дорожный костюмъ. Густой вуаль, который она привыкла носить въ Лондон, въ первый разъ появился на ея сельской соломенной шляп.

— Въ вагонахъ часто встрчаются невжи и грубіяны, сказала она хозяйк.— И хотя я одваюсь скромно, во мои волосы слишкомъ замтны.

Она была немного блдне обыкновеннаго, но никогда не была она столь кротка и привлекательна, столь граціозно-ласкова и привтлива, какъ въ минуту отъзда. Простодушные домохозяева были глубоко тронуты, прощаясь съ нею. Говоря съ хозяиномъ самымъ вкрадчивымъ голосомъ и озаряя его своею свтлйшею улыбкой, она непремнно захотла пожать ему руку.

— Вы были такъ добры ко мгі, сказала она потомъ, обращаясь къ хозяйк,— какъ настоящая мать, и непремнно должны поцловать меня на прощаньи.

Затмъ полушутливо, полунжно она обвяла гуртомъ всхъ дтей и оставила имъ шиллингъ на лакомства.

— О, еслибъ я могла оставить имъ соверенъ, прошептала она матери,— какъ бы я была рада!

Неуклюжій малый, бгавшій на посылкахъ, ожидалъ у дверокъ кареты. Онъ былъ грубъ, неопрятенъ, съ разинутымъ ртомъ и поднятымъ къ верху носомъ, но неизлчимая страсть женщины нравиться и увлекать даже и тутъ нашла себ пищу.

— О, мой милый, черномазый Джонъ! ласково сказала она, подходя къ карет.— Я такъ бдна, что могу датъ теб не боле шести пенсовъ, а въ придачу самыя лучшія желанія. Прими мой совтъ, Джонъ: вырости молодцомъ и найди себ красавицу жену! Благодарю тебя тысячу разъ!

Она ласково потрепала его по щек двумя пальцами, на которые была натянута перчатка, улыбнулась, кивнула головой и вскочила въ карету.

— Теперь очередь за Армаделемъ! сказала она, когда карета тронулась съ мста.

Опасенія Аллана пропустить поздъ заставили его пріхать на дебаркадеръ ране обыкновеннаго. Взявъ билетъ и поручивъ свои вещи сторожу, онъ сталъ ходить по платформ, думая о Нелли, когда позади его послышался шорохъ женскаго платья. Онъ обернулся и очутился лицомъ къ лицу съ миссъ Гуильтъ.

На этотъ разъ убжать отъ нея не было никакой возможности. По правую руку была стна, по лвую — рельсы, позади — тоннель, а впереди миссъ Гуильтъ, которая спрашивала своимъ вкрадчивымъ голоскомъ, не въ Лондонъ ли собирается мистеръ Армадель?

Алланъ вспыхнулъ отъ злости и удивленія. Какой отвтъ могъ онъ дать кром утвердительнаго, когда онъ очевидно стоялъ въ ожиданіи позда, а около него лежали его вещи съ надписью: ‘въ Лондонъ?’ Могъ ли онъ пропустить поздъ и потерять такимъ образомъ драгоцнные часы, столь существенно-необходимые для Нелли и для него самого? Невозможно! Алланъ поневол подтвердилъ печатную улику на его чемодан и въ то же время искренно пожелалъ провалиться сквозь землю.

— Какой пріятный случай! замтила миссъ Гуильтъ.— Я также ду въ Лондонъ. Можно просить васъ, мистеръ Армадель (такъ какъ вы совершенно одни), быть моимъ провожатымъ во время этого перезда?

Алланъ взглянулъ на маленькій кружокъ пассажировъ и ихъ друзей, собравшихся на платформ около кассы. Вс они были торпъ-амброзскіе жители, и вроятно, каждый изъ нихъ зналъ въ лицо его и миссъ Гуильтъ. Въ отчаяніи, не зная что длать, онъ вынулъ сигарочницу.

— Я былъ бы весьма счастливъ, сказалъ онъ съ смущеніемъ, которое въ данномъ случа было почти дерзостью.— Но я…. я, какъ говорятъ люди, не выносящіе сигаръ, рабъ куренья.

— Я обожаю сигары! отвчала миссъ Гуильтъ съ своею обыкновенною живостью и веселостью.— Это одно изъ преимуществъ мущины, которому я всегда завидовала. Я боюсь, мистеръ Армадель, чтобы вы не подумали, что я навязываюсь вамъ. Конечно, это иметъ видъ навязчивости, но дло въ томъ, что мн нужно сказать вамъ наедин нсколько словъ о мистер Мидвинтер.

Въ эту минуту подъхалъ поздъ. Уже не говоря о Мидвинтер, простая вжливость требовала, чтобъ Алланъ согласился. Бывъ причиной ея удаленія изъ дома майора Мильроя, еще нсколько дней тому назадъ явно уклонившись отъ встрчи съ нею на большой дорог, онъ не могъ отказаться отъ настоящей поздки въ Лондонъ, не сдлавъ прямой грубости, которая была бы непростительна. ‘Чортъ бы ее побралъ!’ внутренно подумалъ Алланъ, подсаживая свою спутницу въ отдльный вагонъ, которымъ подслужился ему сторожъ, преимущественно передъ всми пассажирами.

— Васъ тутъ никто не потревожитъ, сэръ, таинственно прошепталъ онъ, улыбаясь и приподнимая шляпу.

Алланъ охотно далъ бы ему тумака.

— Подождите! сказалъ онъ изъ окошка.— Я не хочу особеннаго отдленія.

Но это было напрасно: сторожъ не слыхалъ этихъ словъ, раздался свистокъ, и машина понеслась въ Лондонъ.

Избранный кружокъ провожатыхъ, оставшійся на платформ, столпился около начальника станціи, мистера Макка.

Этотъ мастеръ Маккъ пользовался большою популярностью въ цломъ околотк. Онъ имлъ дв особенности, неизмнно характеризующія истаго Англичанина: онъ былъ старый служака и человкъ весьма скупой на слова. Конклавъ, собравшійся на платформ, настойчиво желалъ звать его мнніе прежде чмъ остановиться на какомъ-либо ршеніи. Со всхъ сторонъ посыпался перекрестный огонь замчаній, во вс предположенія оканчивались вопросомъ, обращеннымъ прямо къ мистеру Макку.

— Не правда ли, она поймала его? Она вернется назадъ въ качеств ‘мистрисъ Армадель,’ не такъ ли? Лучше бы ему держаться миссъ Мильрой! Миссъ Мильрой сама къ нему такъ и льнула. Она приходила къ нему въ большой домъ не правда ли?

— Ничуть не бывало, это безсовстно чернить репутацію двушки. Ее просто застигла гроза подл его дома, онъ принужденъ былъ предложить ей у себя убжище, и съ тхъ поръ она ни разу туда и не заглядывала. А вотъ миссъ Гуильтъ, другое дло. Она была тамъ даже и не во время грозы, и ухала теперь съ нимъ въ Лондонъ, не такъ ли мистеръ Маккъ?

— Ну не вертопрахъ ли онъ, этотъ Армадель, со всмъ его богатствомъ? Влюбиться въ рыжую женщину, восемью или девятью годами старше его! Ей наврное тридцать. Вотъ что я говорю, мистеръ Маккъ. А вы какъ думаете?

— Старше ли, моложе ли, а ужь она непремнно будетъ госпожею въ Торпъ-Амброз, я говорю, что ради вашего города и нашей торговли, мы должны ухаживать за нею, и мистеръ Маккъ, какъ человкъ свтскій, врно также согласится со мною, не правда ли сэръ?

— Джентльмены, сказалъ мистеръ Маккъ своимъ рзкимъ военнымъ тономъ и съ непроницаемою военною скрытностью:— она чертовски хороша собою. И будь я въ возраст мистера Армаделя, мн кажется, она и меня заставила бы жениться на себ, еслибы пожелала.

Выразивъ это мнніе, начальникъ станціи повернулъ направо кругомъ и скрылся за неприступными траншеями своей кассы.

Торпъ-амброзскіе граждане посмотрли на затворенную дверь и важно покачали головами. Мистеръ Маккъ разочаровалъ ихъ. Мнніе, явно признающее бренность вашей человческой природы, никогда не можетъ быть популярнымъ. ‘Это все равно что утверждать, будто каждый изъ васъ женился бы на ней, еслибы мы были въ возраст мистера Армаделя!’ Таково было общее впечатлніе, вынесенное конклавомъ по окончаніи митинга, когда члены его стали расходиться.

Послднимъ изъ этого кружка былъ одинъ старый господинъ, имвшій привычку озираться кругомъ. Остановившись у дверей воксала, этотъ наблюдательный человкъ стадъ оглядывать платформу съ одного конца до другаго и наконецъ увидалъ за угломъ стны пожилаго человка, въ черномъ плать, который до сихъ поръ оставался непримченнымъ.

— Боже мой, что я вижу! сказалъ старый джентльменъ, вопросительно подвигаясь впередъ.— Неужели это мистеръ Башвудъ?

То былъ дйствительно мистеръ Башвудъ, который, повинуясь врожденному любопытству, пришелъ на станцію желзной дороги, съ цлью открыть тайну внезапной поздки Аллана въ Лондонъ,— мистеръ Башвудъ, который, притаившись за угломъ стны, слышалъ и видлъ все что слышали и видли другіе, и который, повидимому, былъ чрезвычайно этимъ озадаченъ. Онъ стоялъ прислонившись къ стн, подобно стату, одною рукой прижимая свою непокрытую голову, въ другой держа шляпу, онъ стоялъ съ какою-то странною краской на лиц, съ тупымъ выраженіемъ въ глазахъ, и прямо смотрлъ на другую сторону станціи, въ мрачную глубину тоннеля, какъ будто поздъ скрылся въ немъ лишь за минуту передъ тмъ.

—Не дурно ли вамъ? спросилъ старый джентльменъ.— Воспользуйтесь моимъ совтомъ, отправляйтесь лучше домой и ложитесь въ постель.

Мистеръ Башвудъ машинально выслушалъ его съ своимъ обыкновеннымъ вниманіемъ и машинально отвчалъ ему съ своею обыкновенною вжливостью.

— Да, сэръ, сказалъ онъ тихимъ, потеряннымъ голосомъ, какъ человкъ находящійся между сномъ и бдніемъ,— я пойду домой и лягу.

— Вотъ это хорошо, возразилъ старый джентльменъ, направляясь къ дверямъ.— И примите пилюлю, мистеръ Башвудъ, примите пилюлю.

Минутъ пять спустя, сторожъ, запирая станцію, нашелъ мистера Башвуда на прежнемъ мст у стны, стоявшаго съ непокрытою головой и упорно смотрвшаго въ черную глубину тоннеля, какъ будто поздъ исчезъ въ немъ только за минуту передъ тмъ.

— Пожалуйте, сэръ! сказалъ сторожъ: — я долженъ запирать. Вы что-то не въ дух сегодня: не случилось ли чего у васъ дома? Попробуйте-ка хлебнуть джину.

— Да, сказалъ мистеръ Башвудъ, отвчая ему тмъ же тономъ, какимъ онъ отвчалъ старому джентльмену,— попробую хлебнуть джину.

Сторожъ взялъ его подъ руку и вывелъ вонъ.

— Вы найдете это здсь, сказалъ онъ многозначительно, указывая рукой на таверну,— и могу сказать, что по вкусу придется.

— Я найду это здсь, какъ эхо повторилъ мистеръ Башвудъ,— и могу сказать, что по вкусу придется.

Воля его была, повидимому, парализована, а дйствія положительно зависли отъ произвола другихъ людей. Онъ сдлалъ было нсколько шаговъ въ направленіи къ таверн, остановился, зашатался и ухватился за фонарный столбъ.

Сторожъ, все время слдившій за нимъ, еще разъ взялъ его подъ руку.

— Какъ! ужь вы, того…. хлебнули? воскликнулъ онъ съ внезапнымъ участіемъ къ мистеру Башвуду.— Чего же? пива?

Мистеръ Башвудъ опять, какъ эхо, повторилъ послднее слово своимъ растеряннымъ тихимъ голосомъ.

Сторожу ужь время было идти обдать. Но когда Англичанинъ низшаго сословія воображаетъ, что онъ наткнулся на пьянаго, сочувствіе его къ нему становится безпредльнымъ. Сторожъ отложилъ обдъ въ сторону и заботливо помогъ мистеру Башвуду дойдти до таверны.

— Джинъ опять поставитъ васъ на ноги, прошепталъ ему этотъ благодтельный Самарянинъ, глубоко сочувствовавшій бдствіямъ происходящимъ отъ алкоголя.

Хотя мистеръ Башвудъ и не былъ пьянъ, но дйствіе предложеннаго ему сторожемъ лкарства было все-таки чудесно. Не усплъ онъ осушить стакана, какъ напитокъ уже оказалъ свое вліяніе. Давно потрясенная нервная система управляющаго, совершенно парализованная теперь внезапнымъ ударомъ, снова ожила и зашевелилась, какъ усталая лошадь подъ ударами шпоръ. Странный румянецъ на щекахъ и тупое выраженіе глазъ исчезли въ одно и то же время. Посл минутнаго усилія онъ настолько пришелъ въ себя, что могъ поблагодарить сторожа и спросить у него, не пожелаетъ ли онъ и самъ чего-нибудь выпить. Этотъ достойный мужъ немедленно согласился принять, въ видахъ предохраненія, порцію придуманнаго имъ лкарства и отправился домой обдать, какъ идутъ только люди, физически согртые джиномъ, а нравственно одушевленные сознаніемъ сдланнаго ими добра.

Еще сильно растерянный и задумчивый (но уже отдавая себ отчетъ въ томъ куда онъ шелъ), мистеръ Башвудъ въ свою очередь оставилъ черезъ нсколько минутъ таверну. Онъ шелъ машинально въ своемъ траурномъ плать, двигаясь темнымъ пятномъ по блой, озаренной солнцемъ дорог, какъ двигался онъ нкогда въ окрестностяхъ Торпъ-Амброза, вовремя своей первой встрчи съ Мидвинтеромъ. Дойдя до того мста, гд дорога разбгалась въ два противоположныя направленія, изъ которыхъ одно вело въ городъ, другое въ большой домъ, онъ остановился, не зная на что ршиться, повидимому даже и не заботясь о томъ чтобы принять какое-нибудь ршеніе.

— Я отомщу ей! прошепталъ онъ, въ припадк бшеной ревности противъ обманувшей его женщины.— Я отомщу ей, повторилъ онъ громче,— еслибы даже мн пришлось истратить на это до послдняго полу-пенни!

Дв-три публичныя женщины, проходившія мимо его въ городъ, услыхали эти слова.

— Ахъ, ты старый хрычъ! крикнули он ему съ свойственною имъ безстыдною наглостью:— что бы она ни сдлала надъ тобой, по дломъ теб!

Ихъ сиплые голоса заставили его вздрогнуть, хотя онъ и не повялъ хорошенько ихъ словъ, во во избжаніе дальнйшихъ встрчъ и насмшекъ онъ перешелъ на боле уединенную дорогу, которая вела въ большой домъ.

Тамъ онъ остановился, слъ на окраин дороги, снялъ свою шляпу, слегка приподнялъ съ плшивой головы свой юношескій парикъ, и въ отчаяніи попытался освободиться отъ непоколебимаго убжденія, свинцомъ лежавшаго на его душ,— убжденія въ томъ, что миссъ Гуильтъ умышленно обманывала его съ самаго начала ихъ знакомства. Все было безполезно. Никакое усиліе не могло избавить его отъ одного преобладающаго впечатлнія, отъ одной неотвязчивой мысли — мысли о мщеніи. Онъ снова всталъ, надлъ свою шляпу, сдлалъ нсколько быстрыхъ шаговъ впередъ, потомъ неизвстно почему вернулся, и медленно пошелъ назадъ.

— Еслибъ я одвался пощеголевате! въ отчаяніи сказалъ бдняга.— Еслибъ я былъ съ нею немножко посмле, быть-можетъ она и не посмотрла бы на то что я старъ!

Бшенство снова овладло имъ. Его дрожащія, липкія руки сжались въ кулаки, и онъ грозно потрясъ ими по воздуху.

— Я отомщу ей! повторилъ онъ.— Я отмщу ей, еслибы даже мн пришлось истратить на это до послдняго полу-пенни!

Но такъ велика была ея власть надъ нимъ, что даже чувство мстительности за полученное имъ оскорбленіе до сихъ поръ сосредоточивалось лишь на ней одной, не распространяясь на человка, котораго онъ считалъ своимъ соперникомъ. Какъ въ ярости, такъ и въ любви онъ былъ исключительно занятъ одною миссъ Гуильтъ.

Черезъ нсколько минутъ раздался стукъ приближавшихся колесъ. Онъ вздрогнулъ и оглянулся. То былъ мистеръ Педгифтъ Старшій, быстро нагонявшій его въ своей одноколк, какъ онъ уже нагонялъ его нкогда, въ тотъ день когда мистеръ Башвудъ подслушивалъ подъ окномъ большаго дома, и адвокатъ замтилъ ему, что вроятно онъ чувствуетъ большое любопытство относительно миссъ Гуильтъ!

Въ одну минуту въ ум мистера Башвуда совершилось неизбжное сцпленіе идей. Мнніе адвоката о миссъ Гуильтъ, высказанное имъ на прощаньи Аллану, внезапно промелькнуло въ его голов вмст съ насмшливымъ предложеніемъ мистера Педгифта удовлетворять этому любопытству всевозможными способами.

‘Еще я могу поквитаться съ нею, подумалъ онъ, если мистеръ Педгифтъ поможетъ мн!— Остановитесь, сэръ отчаянно крикнулъ онъ, когда одноколка поравнялась съ нимъ.— Съ вашего позволенія, сэръ, мн нужно поговорить съ вами.

Педгифтъ Старшій, не останавливаясь, убавилъ только шагу.

— Черезъ полчаса приходите въ контору, сказалъ онъ.— Теперь мн некогда.

Не дожидаясь отвта, и не замтивъ даже поклона мистера Башвуда, онъ опять ударилъ хлыстомъ по своей рысистой кобыл и скоро исчезъ въ отдаленіи.

Мистеръ Башвудъ снова услся въ тнистый уголокъ на окраин дороги. Онъ, повидимому, не въ состояніи былъ чувствовать другаго оскорбленія кром нестерпимаго оскорбленія нанесеннаго ему миссъ Гуильтъ. Вмсто того чтобы разсердиться на безцеремонное обращеніе мистера Педгифта, онъ истолковалъ его въ свою пользу.

— Черезъ полчаса! сказалъ онъ покорно,— хорошо: я успю покамстъ успокоиться. Черезъ полчаса: это очень любезно со стороны мистера Педгифта, хотя быть-можетъ онъ и не имлъ въ виду сдлать мн любезность, приглашая меня къ себ.

Чувство тяжести, давившей его голову, заставило его еще разъ снять шляпу. Положивъ ее на колни и разсянно барабаня своими дрожащими пальцами по ея верхушк, онъ сидлъ съ поникшею головой, углубившись въ свои собственныя мысли. Еслибы, увидавъ его въ этомъ положеніи, мистеръ Педгифтъ Старшій могъ, заглянуть немного въ будущее, то дрожащая рука управляющаго, однообразно барабанившая теперь по шляп, въ состояніи была бы, несмотря на свое безсиліе, остановить адвоката на дорог. Это была истощенная, худая, жалкая, старая рука истощеннаго, худаго, жалкаго старика, но тмъ не мене этой самой рук (говоря словами мистера Педгифта Старшаго) суждено было сдернуть покрывало съ прошедшаго миссъ Гуильтъ.

XIII. Сердце старика.

По истеченіи назначеннаго получаса, мистеръ Башвудъ, въ высшей степени пунктуальный, явился въ контору и веллъ доложить мистеру Педгифту, что онъ пришелъ по его собственному назначенію.

Адвокатъ приподнялъ голову съ видомъ величайшаго неудовольствія: онъ совсмъ забылъ о сдланной имъ на дорог встрч.

— Узнай что ему нужно, сказалъ Педгифтъ Старшій Педгифту Младшему, который работалъ въ одной съ нимъ комнат,— и если нтъ ничего важнаго, то вели ему побывать какъ-нибудь въ другое время.

Педгифтъ Младшій быстро исчезъ и такъ же быстро вернулся назадъ.

— Ну, что? спросилъ отецъ.

— Да, что, отвчалъ сынъ,— онъ сегодня еще безтолкове и нершительне чмъ когда-либо. Я ничего не могъ понять изъ его словъ, кром того что онъ непремнно хочетъ васъ видть. Что до меня касается, продолжалъ Педгифтъ Младшій, съ своею обыкновенною сардоническою важностью, — то я полагаю, что у него скоро будетъ ударъ, и что въ благодарность за вашу неизмнную къ нему благосклонность онъ хочетъ угостить васъ наедин этимъ пріятнымъ зрлищемъ.

Педгифтъ Старшій имлъ обыкновеніе каждаго, не выключая даже и своего сына, побивать его же собственнымъ орудіемъ.— Пожалуста не забывай, Августъ, возразилъ онъ,— что мой кабинетъ не судебная палата. Здсь дурная шутка не всегда вызываетъ взрывы смха! Попроси ко мн мистера Башвуда.

Мистеръ Башвудъ былъ введенъ въ комнату, а Педгифтъ Младшій удалился.

— Вы пожалуста не пускайте ему крови, сэръ, прошепталъ неисправимый шутникъ, проходя позади кресла своего отца.— Горячія бутылки къ пяткамъ и горчичникъ подъ ложечку — вотъ современное лкарство.

— Сядьте, Башвудъ, сказалъ Педгифтъ Старшій, когда они остались одни,— и не забывайте, что время т же деньги. Говорите же скорй что у васъ тамъ, и какъ можно кратче.

Это вступленіе, сдланное довольно рзкимъ, но не сердитымъ тономъ, не только не уменьшило, во скоре увеличило тягостное волненіе мистера Башвуда. Произнося свою маленькую благодарственную рчь и извиняясь въ томъ, что обезпокоилъ своего патрона въ часы занятій, онъ заикался и дрожалъ боле чмъ когда-либо.

— Всякому извстно здсь, мистеръ Педгифтъ, сэръ, какъ драгоцнно ваше время. Ей-Богу такъ, ей-Богу такъ! Въ высшей степени драгоцнно! Извините меня, сэръ, я сейчасъ доложу вамъ обо всемъ. Вы были такъ добры, или лучше сказать, вы такъ епшили… нтъ, вы были такъ добры, что велли мн придти черезъ полчаса, и вотъ я обдумалъ то что мн нужно сказать вамъ и приготовилъ это вкратц.

Проговоривъ эти безсвязныя слова, онъ замолчалъ, и на лиц его отразилось тупое отчаяніе. Разказъ, заране приготовленный имъ въ ум, улетучился, какъ скоро наступило время изложить его въ словахъ. А между тмъ мистеръ Педгифтъ ждалъ въ ненарушимомъ молчаніи, въ его лиц и обращеніи ясно выражалось то молчаливое сознаніе драгоцнности его времени, которое каждый изъ васъ, кто только посщалъ знаменитаго доктора или знаменитаго адвоката, вроятно подмчалъ на ихъ лицахъ.

— Слышали ли вы новость, сэръ? заикаясь проговорилъ мистеръ Башвудъ, снова теряя почву подъ ногами и упуская изъ вида главную мысль.

— Касается она до меня? спросилъ Педгифтъ Старшій съ безпощадною краткостью и прямотой.

— Это касается до одной дамы, сэръ, то-есть нтъ, не дамы, я хотлъ сказать,— одного молодаго человка, въ которомъ вы принимали нкогда большое участіе. Какъ бы вы думали, мистеръ Педгифтъ, сэръ! Мистеръ Армадель и миссъ Гуильтъ ухали сегодня вмст въ Лондонъ, вдвоемъ, сэръ, вдвоемъ, въ особенномъ вагон. Неужели вы думаете, что онъ женится на ней? Неужели вы въ самомъ дл думаете, какъ и вс прочіе, что онъ на ней женится?

Онъ сдлалъ этотъ вопросъ съ внезапною краской въ лиц и съ неожиданною энергіей въ движеніяхъ. Собственное сознаніе драгоцнности времени мистера Педгифта, убжденіе въ великости его снисхожденія, наконецъ врожденная застнчивость и робость,— все уступило мсто одному преобладающему желанію услыхать отвтъ адвоката. Длая этотъ вопросъ, мистеръ Башвудъ въ первый разъ въ жизни заговорилъ громко.

— Судя по тому что я видлъ и знаю, сказалъ адвокатъ, мгновенно впадая въ сухой, холодный тонъ,— мн кажется, мистеръ Армадель настолько ослпленъ ею, что готовъ былъ бы жениться на ней двнадцать разъ къ ряду, еслибы только она пожелала этого. Ваша новость ничуть не удивляетъ меня, Башвудъ. Мн очень жаль его. Я говорю это весьма искренно, хотя онъ и пренебрегъ моимъ совтомъ. Но мн еще боле жаль…. продолжалъ онъ, снова смягчаясь при мысли о свиданіи своемъ съ Нелли въ Парк….— мн еще боле жаль другую особу, которую я вамъ не назову. Впрочемъ, какое мн до этого дло? Что съ вами такое случилось? продолжалъ онъ, въ первый разъ замчая въ лиц и манерахъ мистера Башвуда тупое отчаяніе и глубокое уныніе, вызванныя отвтомъ адвоката.— Не больны ли вы? Нтъ ли чего-нибудь такого что вы боитесь высказать? Я не понимаю васъ. Неужели вы пришли сюда въ мой рабочій кабинетъ, и притомъ въ часы занятій, для того только чтобы сообщить мн, что молодой Армадель имлъ глупость сгубить свою карьеру? Да я предвидлъ это уже нсколько недль тому назадъ, мало того, я высказалъ ему это во время нашего послдняго разговора въ большомъ дом.

При этихъ словахъ мистеръ Башвудъ внезапно очнулся. Замчаніе о большомъ дом, сдланное вскользь адвокатомъ, въ одну минуту привело ему на память цль его посщенія.

— Вотъ оно, вотъ оно, сэръ! съ жаромъ заговорилъ онъ.— Вотъ что именно я и хотлъ сказать вамъ, вотъ что я и заготавливалъ въ своей голов. Мистеръ Педгифтъ, сэръ, послдній разъ какъ вы были въ большомъ дом, и возвращались оттуда въ своей одноколк, вы — вы нагнала меня на проспект.

— Кажется, что такъ, съ покорностью замтилъ Педгифтъ,— У моей кобылы шагъ чуть-чуть пошибче вашего, Батвудъ. Продолжайте, продолжайте. Надюсь, что мы наконецъ дойдемъ до того къ чему клонится ваша рчь.

— Вы остановились и заговорила со мною, сэръ, продолжалъ мистеръ Батвудъ, все съ большимъ и большимъ одушевленіемъ стремясь къ концу.— Вы сказали, что подозрваете во мн нкоторое любопытство относительно миссъ Гуильтъ, и посовтовали мн (я очень хорошо помню ваши слова, сэръ) всми способами удовлетворять этому любопытству, такъ какъ вы сами ничего противъ этого не имли.

Педгифтъ Старшій впервые почувствовалъ желаніе слушать дале.

— Я дйствительно начинаю припоминать что-то, отвчалъ онъ, — и помню также, что мн показалось немного страннымъ, что вы какъ нарочно случились,— я не хочу употреблять боле оскорбительныхъ выраженій,— подъ открытымъ окномъ мистера Армаделя, въ то время какъ я говорилъ съ нимъ. Конечно, это могла быть случайность, но это походило скоре на любопытство. Я могу судить только по вншности, заключилъ Педгифтъ Старшій, приправляя свой сарказмъ щепоткой табаку,— а вншнія обстоятельства, Башвудъ, были положительно противъ васъ.

— Я и не отрицаю этого, сэръ. Я упомянулъ объ этомъ лишь для того чтобы заявить вамъ, что какъ тогда, такъ и теперь я чувствую большое любопытство относительно миссъ Гуильтъ.

— Почему такъ? спросилъ Педгифтъ Старшій, чуя нчто особенное въ лиц и манерахъ мистера Башвуда, но никакъ не догадываясь что бы это могло быть.

Наступило минутное молчаніе, посл чего мистеръ Башвудъ ухватился именно за то, за что обыкновенно хватаются нервные ненаходчивые люди, застигнутые въ расплохъ. Онъ просто повторилъ сдланное имъ заявленіе.

— Я чувствую нкоторое любопытство, сэръ, сказалъ онъ съ странною смсью смлости и робости.

Опять наступила пауза. Несмотря на свою изощренную прозорливость и знаніе людей, адвокатъ былъ озадаченъ боле чмъ когда-либо. Мастеръ Башвудъ представлялъ собою одну изъ тхъ живыхъ загадокъ, которыя онъ мене всего способенъ былъ разршить. Хотя мы безпрестанно видимъ, что благодаря чувственной страсти, закрадывающейся въ душу стариковъ, ближайшіе и лучшіе ихъ родные безсовстно лишаются наслдства, священныя семейныя узы порываются неестественнымъ образомъ, старая прочная дружба разлетается въ прахъ,— тмъ не мене любовь дряхлыхъ стариковъ съ сдыми волосами возбуждаетъ въ каждомъ мысль о непостижимой невроятности или о непостижимомъ безуміи. Еслибы свиданіе, происходившее въ пріемной мистера Педгифта, происходило вмсто того въ его столовой, когда вино настроило бы его веселе, быть-можетъ, онъ угадалъ бы истину. Но въ часы занятій Педгифть Старшій имлъ обыкновеніе разсматривать побужденія людей съ дловой точки зрнія, и по этой простой причин онъ не могъ даже представить себ столь поразительную, столь непостижимую невроятность какъ невроятность любви мистера Башвуда.

Нкоторые люди въ положеніи адвоката попытались бы добиться толку, настойчиво повторяя¹ оставленный безъ отвта вопросъ, между тмъ какъ Педгифть Старшій благоразумно отложилъ эту попытку въ сторону, покамстъ не поставилъ этого вопроса иначе.

— Хорошо, продолжалъ онъ,— вы сказали, что чувствуете нкоторое любопытство относительно миссъ Гуильтъ. Что же дале?

Подъ вліяніемъ волновавшихъ его ощущеній, ладони мистера Башвуда начали увлаживаться, какъ он увлаживались въ былые дни, когда онъ разказывалъ въ большомъ дом Мидвинтеру исторію своихъ семейныхъ несчастій.

Онъ скомкалъ свой носовой платокъ и сталъ тихо перекладывать его изъ одной руки въ другую.

— Правъ ли я, сэръ, въ своемъ предположеніи, началъ онъ,— что вы имете весьма невыгодное мнніе о миссъ Гуильтъ? Мн кажется, вы совершенно убждены, что….

— Послушайте, мой любезный, перебилъ Педгифтъ Старшій, вамъ-то кажется ужь нечего сомнваться въ этомъ. Вдь вы все время стояли подъ окномъ мистера Армаделя, покамстъ я съ нимъ разговаривалъ, и ваши уши, я полагаю, не были заткнуты.

Мистеръ Башвудъ не обидлся. Рана, нанесенная ему миссъ Гуильтъ, была еще слишкомъ свжа чтобъ онъ могъ чувствовать язвительный сарказмъ адвоката.

— Вы, я полагаю, совершенно убждены, сэръ, продолжалъ онъ,— что въ прошедшей жизни этой особы найдутся обстоятельства, которыя покрыли бы ее величайшимъ позоромъ, еслибъ ихъ можно было обнаружить?

— Опять-таки повторяю вамъ, Башвудъ, что окно въ большомъ дом было не заперто, и что ваши уши, какъ я полагаю, не были заткнуты.

Попрежнему равнодушный къ насмшк, мистеръ Башвудъ упорно настаивалъ на своемъ.

— Ваша многолтняя опытность въ подобныхъ вещахъ подсказала вамъ, если я не ошибаюсь, сэръ, что миссъ Гуильтъ, можетъ-быть, извстна полиціи?

Педтфтъ Старшій потерялъ терпніе.

— Ужь боле десяти минутъ какъ вы въ этой комнат, съ сердцемъ проговорилъ онъ,— скажете ли вы мн наконецъ, попросту, чего вамъ нужно?

Говоря просто, мистеръ Башвудъ, съ огнемъ страсти на впалыхъ щекахъ,— страсти, которая (по выраженію миссъ Гуильтъ) переродила его въ мущину,— принялъ вызовъ адвоката и (какъ измученная овца передъ загнавшею ее собакой) смло встртилъ мистера Педгифта на его же собственной почв.

— Я хочу сказать, сэръ, отвчалъ онъ,— что ваше мнніе объ этомъ дл есть тоже и мое мнніе. Мн сдается, что въ прошедшей жизни миссъ Гуильтъ есть тайна, которую она скрываетъ отъ всхъ, и я хочу открыть ее.

Педгифтъ Старшій воспользовался случаемъ и немедленно повторилъ свой прежній вопросъ.

— Почему же такъ? спросилъ онъ снова.

Мистеръ Башвудъ опять смшался. Могъ ли онъ признаться въ томъ, что былъ настолько безуменъ, чтобы полюбить ее, и настолько низокъ, чтобы выполнять роль ея шпіона? Могъ ли онъ сказать: ‘Она обманывала меня съ первой минуты, и бросила, какъ скоро достигла своей цли. Лишивъ меня счастія, чести и послдней надежды въ жизни, она покинула меня на-вки, и въ моемъ старческомъ сердц горитъ теперь тайно и медленно сильный неугасаемый огонь мести. Месть эта будетъ полная, если я отравлю ея успхъ, обличивъ ея прошедшее. Чтобы купить эту месть, я готовъ отдать (на что мн деньги и самая жизнь?) послдній фартингъ изъ моихъ сбереженій, послднюю каплю моей остывшей крови.’ Могъ ли онъ сказать все это человку, ждавшему теперь его отвта? Нтъ, онъ могъ только подавить въ себ эти чувства и молчать.

Лицо адвоката опять приняло суровое выраженіе.

— Одинъ изъ васъ непремнно долженъ высказаться, сказалъ онъ,— а такъ какъ вы очевидно не желаете этого, то я возьму это на себя. Ваше необыкновенное желаніе проникнуть тайну миссъ Гуильтъ я могу объяснить двоякимъ образомъ. Побужденія ваши или въ высшей степени низки (не обижайтесь, Башвудъ, вдь я только ставлю вопросъ), или въ высшей степени великодушны. Зная вашу безукоризненную репутацію и ваше отличное поведеніе, я почти обязанъ снять съ васъ всякое подозрніе въ низости. Я считаю васъ столько же неспособнымъ, сколько и себя самого,— никакъ не мене, увряю васъ,— воспользоваться для какой-нибудь корыстной цли тми неблагопріятными для миссъ Гуильтъ свдніями, которыя вы могли бы собрать объ ея прошедшей жизни. Хотите чтобъ я продолжалъ дале? Или, быть-можетъ, вы предпочитаете откровенно и добровольно открыть мн сами ваши намренія?

— Я предпочитаю не прерывать васъ, сэръ, сказалъ мистеръ Башвудъ.

— Какъ вамъ угодно, продолжалъ Педгифтъ Старшій.— Освободивъ васъ отъ подозрнія въ низкихъ побужденіяхъ, я перехожу къ великодушнымъ побужденіямъ вообщей. Весьма можетъ быть, что у васъ необыкновенно благодарное сердце, а что мистеръ Армадель былъ чрезвычайно добръ къ вамъ, это не подлежитъ ни малйшему сомннію. Давъ вамъ занятія въ контор, сначала временно, ради совтовъ мистеру Мидвинтеру, онъ показалъ такое довріе къ вашимъ правиламъ и способностямъ, что безусловно передалъ въ ваши руки все управленіе, какъ скоро другъ его ухалъ. Не скажу, чтобъ я видалъ это на опыт, но по предположенію, весьма можетъ быть, что чувство благодарности за подобное довріе внушаетъ вамъ такое сильное участіе къ судьб вашего хозяина, что вы не можете равнодушно видть какъ онъ стремится къ своей погибели, не попытавшись спасти его, одинокаго и безпомощнаго. Короче сказать, думаете ли вы, что предупредивъ вовремя мистера Армаделя о настоящихъ свойствахъ миссъ Гуильтъ, можно будетъ воспрепятствовать этому браку, и хотите ли именно вы быть тмъ человкомъ, который откроетъ ему глаза? Если такъ, то….

Онъ остановился въ изумленіи. Повинуясь какому-то неудержимому порыву, мистеръ Башвудъ вскочилъ съ своего мста. Онъ стоялъ задыхаясь и съ мольбой простирая об руки къ адвокату, между тмъ какъ его поблекшее лицо внезапно засвтилось какимъ-то внутреннимъ восторгомъ, который сдлалъ его на двадцать лтъ моложе.

— Повторите это опять сэръ! заговорилъ онъ съ жаромъ, прежде чмъ мистеръ Педгифтъ Старшій усплъ придти въ себя отъ удивленія.— Вопросъ о мистер Армадел, сэръ! Повторите его еще разъ! Только одинъ разъ, мистеръ Педгифтъ, прошу васъ!

Не спуская своихъ испытующихъ глазъ съ мистера Башвуда, Педгифтъ Старшій сдлалъ ему знакъ рукой, чтобъ онъ слъ и опять повторилъ свой вопросъ.

— Думаю ли я, сказалъ мистеръ Башвудъ, повторяя смыслъ, но не слова вопроса, что можно будетъ разлучить мистера Армаделя съ миссъ Гуильтъ, если ее покажутъ ему такою, какая она есть? Да, сэръ! Вы спрашиваете также, желаю ли я быть тмъ человкомъ, который, откроетъ ему глаза? Да, сэръ! да, сэръ!! да, сэръ!!!

— Довольно странно, замтилъ адвокатъ, глядя на него все подозрительне и подозрительне,— что этотъ простой вопросъ могъ такъ сильно взволновать васъ, потому только что онъ случайно попалъ на вашу мысль.

Этотъ вопросъ попалъ именно на такую мысль, о которой и не подозрвалъ мистеръ Педгифтъ. Онъ мгновенно освободилъ мистера Башвуда отъ мрачной гнетущей мысли о мщеніи, указавъ ему въ открытіи тайны миссъ Гуильтъ цлы которая до сихъ поръ не приходила ему въ голову. Бракъ, который онъ въ ослпленіи своемъ считалъ неизбжнымъ, могъ быть остановленъ,— не въ интересахъ Аллана, но въ его собственныхъ интересахъ,— а женщина, которую онъ считалъ на-вки для себя утраченною, могла еще быть отнята съ бою, невзирая на обстоятельства! При одной мысли объ этомъ, голова его закружилась. Его собственная ршимость почти испугала его своею ужасною несообразностью относительно обыкновеннаго настроенія его, духа и обыденныхъ поступковъ его жизни.

Не получивъ отвта на свое послднее замчаніе, Педгифтъ Старшій подумалъ немного прежде чмъ сказать что-либо.

‘Одно тутъ ясно, разсуждалъ самъ съ собою адвокатъ, что истинное свое побужденіе въ этомъ дл онъ боится открыть мн. Мой вопросъ очевидно далъ ему возможность обмануть меня, и онъ воспользовался ею немедленно. Этого для меня достаточно. Будь я еще адвокатомъ мистера Армаделя, тайна эта стоила бы изслдованія. Но при настоящемъ положеніи длъ меня вовсе не интересуетъ преслдовать мистера Башвуда отъ одной лжи къ другой, до тхъ поръ пока онъ, наконецъ, не сложитъ передо мной оружія. Для меня это вовсе ненужно, и я лучше предоставлю ему идти его собственными окольными путями.’

Дойдя до такого заключенія, Педгифтъ Старшій отодвинулъ свой стулъ и поспшно всталъ чтобы прекратить свиданіе.

— Не огорчайтесь, Башвудъ, началъ онъ.— Предметъ нашего разговора, насколько я въ немъ замшанъ, уже исчерпанъ. Мн остается прибавить лишь нсколько словъ, и я имю привычку, какъ вы знаете, договаривать ихъ стоя. Чтобы ни казалось мн темнымъ въ этомъ дл, а ужь одно открытіе я наврно сдлалъ. Я узналъ, наконецъ, чего вамъ отъ меня нужно! Вамъ нужна моя помощь.

— О, еслибы вы были такъ отмнно добры, сэръ! пробормоталъ мистеръ Башвудъ.— Еслибы вы только позволили мн воспользоваться вашимъ мнніемъ и совтомъ!…

— Погодите немного, Башвудъ. Съ вашего позволенія, мы разсмотримъ эти два вопроса отдльно. Адвокатъ можетъ высказывать свое мнніе какъ и всякій другой человкъ, во когда онъ подаетъ совтъ, клянусь лордомъ Гарри, сэръ, это уже касается его профессіи! Сдлайте милость, пользуйтесь въ этомъ случа моимъ мнніемъ сколько вамъ угодно, я не скрываю его ни отъ кого. Я убжденъ, что въ прошедшей жизни миссъ Гуильтъ есть происшествія, которыя (еслибы только можно было открыть ихъ) внушили бы даже мистеру Армаделю, несмотря на его ослпленіе, страхъ жениться на ней, предполагая, впрочемъ, что онъ дйствительно иметъ подобное намреніе, ибо хотя многое говоритъ въ пользу такого предположенія, однако это еще все-таки не боле какъ предположеніе. Что же касается до того способа, посредствомъ котораго можно было бы современемъ изобличить прошедшую жизнь этой женщины,—а она между тмъ, съ помощію оглашенія, выйдетъ быть-можетъ замужъ черезъ дв недли,— это такой вопросъ, на который я положительно отказываюсь отвчать. Онъ заставилъ бы меня говорить съ вами въ качеств адвоката, и подать вамъ то что я положительно отказываюсь подать вамъ — мой адвокатскій совтъ.

— О, сэръ, не говорите такъ! умолялъ мистеръ Башвудъ.— Не откажите мн въ величайшей милости, въ неоцненномъ преимуществ выслушать вашъ совтъ! У меня такая жалкая голова, мистеръ Педгифтъ! Я такъ старъ и не догадливъ, сэръ, я всегда такъ терзаюсь и мучаюсь, когда что-нибудь выбьетъ меня изъ колеи. Я очень хорошо чувствую, что. раздражаю васъ, отнимая дорогое время, я знаю, что для человка, съ вашими дарованіями, время — т же деньги. Но вы врно извините меня, вы врно будете такъ добры, извините меня, сэръ, если я осмлюсь сказать вамъ, что сберегъ нсколько фунтовъ, и такъ какъ я совершенно одинокъ и ни отъ кого не завишу, то конечно имю право распорядиться моими сбереженіями.

Исключительно занятый одною мыслію задобрить какъ-нибудь мистера Педгифта, онъ досталъ изъ кармана побурвшій, разорванный бумажникъ и попытался было открыть его дрожащими руками на стол адвоката.

— Спрячьте вашъ бумажникъ сейчасъ же, сказалъ Педгифтъ Старшій.— Даже боле богатые люди чмъ вы пробовали заманить меня этимъ доводомъ, но нашли, что не на одной только сцен, а и въ дйствительной жизни можно встртить столь куріозную вещь какъ неподкупный адвокатъ. При существующихъ обстоятельствахъ я не хочу имть ничего общаго съ этимъ дломъ, а если желаете знать почему, то я прошу васъ принять, къ свднію, что миссъ Гуильтъ утратила всякій юридическій интересъ въ моихъ глазахъ, съ тхъ поръ какъ я пересталъ быть адвокатомъ мистера Армаделя. Сверхъ того, у меня могутъ быть другія причины, о которыхъ я считаю лишнимъ упоминать здсь. Достаточно и того объясненія, которое я уже далъ вамъ. Идите своею дорогой и несите сами отвтственность за ваши дйствія. Хоть вы и близко отваживаетесь подойдти къ когтямъ миссъ Гуильтъ, однако вамъ можетъ-быть и удастся уйдти отъ нея неоцарапаннымъ. Это покажетъ время, а покамстъ желаю вамъ добраго утра, и къ стыду моему, сознаюсь, что я не зналъ до сихъ поръ какой вы герой.

На этотъ разъ мистеръ Башвудъ почувствовалъ насмшку. Безъ упрека, безъ мольбы, и не сказавъ даже никакого прощальнаго привтствія адвокату, онъ направился къ дверямъ, тихо отворилъ ихъ и вышелъ вонъ изъ комнаты.

Его прощальный взглядъ и внезапно охватившее его молчаніе не ускользнули отъ Педгифта Старшаго.

— Башвудъ кончитъ дурно, сказалъ адвокатъ, перебирая свои бумаги и невозмутимо возвращаясь къ прерваннымъ занятіямъ.

Сдержанная ршимость, проявившаяся въ лиц и манерахъ мистера Башвуда, была въ немъ до такой степени поразительна и необыкновенна, что она обратила на себя даже вниманіе Педгифта Младшаго и клерковъ, когда онъ проходилъ мимо ихъ черезъ первую комнату. Привыкнувъ смотрть на старика какъ на мишень для своихъ насмшекъ, они съ громкимъ смхомъ замтили совершившуюся въ немъ перемну. Онъ сталъ противъ Педгифта Младшаго, безчувственный и глухой къ сыпавшимся на него со всхъ сторонъ насмшкамъ, и пристально посмотрвъ ему въ лицо, сказалъ ему спокойнымъ и разсяннымъ тономъ, какъ человкъ думающій вслухъ:

— Не можете ли хоть вы помочь мн?

— Сію минуту внести въ списки имя Башвуда, сказалъ Педгифтъ Младшій, обращаясь къ клеркамъ.— Стулъ для мистера Башвуда и скамейку подъ ноги, если онъ пожелаетъ. Подайте мн десть лучшей атласной бумаги и коробку отборнйшихъ перьевъ, чтобы писать отмтки по длу мистера Башвуда, да немедленно извстить моего отца, что я намренъ отдлиться отъ него и подъ высокимъ покровительствомъ мистера Башвуда открыть свою собственную контору. Сядьте, сэръ, прошу васъ, сядьте, и приказывайте.

Попрежнему глухой и безчувственный къ сыпавшимся на него насмшкамъ, мистеръ Башвудъ ждалъ когда угомонится Педгифтъ Младшій, и потомъ спокойно отъ него отвернулся.

— Я долженъ былъ предвидть это, сказалъ онъ тмъ же растеряннымъ голосомъ.— Онъ достойный сынъ своего отца, онъ осмялъ бы меня даже на моемъ смертномъ одр.

Остановившись на минуту въ дверяхъ, и машинально потеревъ рукой шляпу, онъ вышелъ, наконецъ, на улицу.

Яркіе лучи солнца ослпляли его, а попадавшіеся ему навстрчу экипажи и пшеходы пугали и озадачивали его. Онъ свернулъ въ переулокъ и закрылъ глаза рукой:

‘Пойду лучше домой, подумалъ онъ,— запрусь и обдумаю все это хорошенько у себя въ комнат.’

Онъ квартировалъ въ маленькомъ домик, находившемся въ бднйшей части города, самъ отворилъ себ дверь особеннымъ ключомъ и тихонько взобрался на верхъ. Его единственная маленькая комнатка на каждомъ шагу жестоко напоминала ему миссъ Гуильтъ. На камин находились цвты, полученные имъ отъ нея въ различное время, вс они давно уже увяли и высохли, но тщательно хранились подъ стекляннымъ колпакомъ на маленькомъ фарфоровомъ пьедестал. На стн висла жалкая раскрашенная гравюра женщины, которую онъ заботливо оправилъ въ красивую рамку со стекломъ, потому только, что во взгляд было небольшое сходство съ нею. Въ его неуклюжемъ старомъ бюро изъ краснаго дерева хранилось нсколько краткихъ повелительныхъ писемъ, полученныхъ отъ нея въ то время, когда, въ угоду ей, онъ исполнялъ низкую роль шпіона въ Торпъ-Амброз. А когда, отвернувшись отъ этихъ предметовъ, онъ въ изнеможеніи опустился на маленькій диванъ, стоявшій подл его кровати, тамъ, на другомъ конц его, онъ увидалъ яркій галстукъ изъ голубаго атласа, купленный имъ единственно- потому что она любила яркіе цвта, во который онъ никакъ не ршался носить, хотя и вынималъ его каждое утро съ твердою ршимостью надть на себя. Обыкновенно спокойный во всхъ своихъ движеніяхъ и умренный въ словахъ, онъ схватилъ теперь этотъ галстукъ, какъ живое существо одаренное чувствомъ, и съ проклятіемъ швырнулъ на другой конецъ комнаты.

Время шло, и хотя ршимость его воспрепятствовать браку миссъ Гуильтъ оставалась непоколебимою, однако онъ тщетно старался придумать средство, которое помогло бы ему достигнуть этой цли. Чмъ боле онъ думалъ объ этомъ, тмъ мрачне и мрачне представлялось ему будущее.

Онъ снова всталъ, попрежнему утомленный, и подошелъ къ буфету.

— У меня жаръ и сильная жажда, сказалъ онъ: — чашка чаю освжитъ и успокоитъ меня.

Онъ открылъ чайный ящикъ и отсыпалъ свою обыкновенную скудную порцію чаю, во не съ обыкновенною своею осторожностью.

‘Даже собственныя руки не хотятъ служить мн сегодня!, подумалъ онъ, подбирая просыпанныя крошки чая и заботливо отряхая ихъ въ чайницу.

Въ эту прекрасную лтнюю погоду огонь можно было найдти только на кухн. Держа въ рук чайникъ, онъ спустился внизъ за кипяткомъ.

Въ кухн не было никого, кром хозяйки дома. Это была одна изъ тхъ многочисленныхъ англійскихъ матронъ, жизненный путь которыхъ въ этомъ мір усявъ терніями, и которыя находятъ грустную отраду смотрть при всякомъ удобномъ случа на изцарапанныя и окровавленныя ноги другихъ людей въ одинаковомъ съ ними положеніи. Ея единственный порокъ — любопытство не принадлежалъ къ числу смертныхъ грховъ, а между многими отличавшими ее добродтелями она питала большое уваженіе къ мистеру Башвуду, какъ къ жильцу, который аккуратно платилъ за квартиру и въ продолженіе цлаго года изо дня въ день былъ неизмнно тихъ и вжливъ.

— Чмъ прикажете служить вамъ, сэръ? спросила хозяйка.— Вамъ угодно кипятку? Какъ будто на зло не закипаетъ вода, мистеръ Башвудъ, когда нужно! Сущая каторга съ этимъ огнемъ! Я ужь лучше подброшу еще полнце-другое, если вамъ угодно будетъ подождать немного. Ахъ, Боже мой, Боже мой! Извините меня, сэръ, что я замчаю это, но какой у васъ сегодня разстроенный видъ!

Тяжелое умственное напряженіе начинало отражаться и на лиц мистера Башвуда. Въ то время какъ онъ ставилъ чайникъ на столъ и садился, въ его взгляд и манерахъ высказалась та же безпомощность и безнадежность, которыя онъ обнаружилъ и на дебаркадер.

— У меня есть горе, сударыня, сказалъ онъ спокойно,— и я вахожу, что переносить его становится все трудне и трудне.

— Ахъ, правда! простонала хозяйка.— Не знаю какъ вы, мистеръ Башвудъ, а я хоть сейчасъ готова лечь въ могилу, еслибы наступилъ мой часъ. Вы слишкомъ одиноки, сэръ. Когда насъ посщаетъ горе, то какъ-то легче бываетъ какъ свалишь половину на чужія плечи. Живи вотъ теперь, примрно, ваша покойная хозяюшка, сэръ, какою бы она вамъ была отрадой, не правда ли?

Лицо мистера Башвуда болзненно искривилось. Хозяйка нечаянно напомнила ему о несчастіяхъ его супружеской жизни. Для удовлетворенія ея любопытства насчетъ его семейныхъ длъ, онъ давно принужденъ былъ объявить ей, что онъ вдовецъ, и что его семейная жизнь была несовсмъ счастлива, во тмъ и ограничилась его откровенность. Онъ не ршался поврить болтливой женщин, въ свою очередь сообщившей бы это по секрету всему дому, ту печальную исторію, которую онъ разказывалъ нкогда Мидвинтеру, о своей пьяной жен, кончившей свою жалкую жизнь въ сумашедшемъ дом.

— Когда мужъ мой горюетъ, сэръ, продолжала хозяйка, занятая своимъ котломъ,— я всегда говорю ему: ‘Что бы ты сдлалъ теперь самъ, безъ меня?’ И когда онъ не очень сердитъ…. Сейчасъ закипитъ, мистеръ Башвудъ…. то непремнно скажетъ: ‘Ничего бы я не сдлалъ, Лизавета.’ А ужь когда разсердится, такъ отвтитъ: ‘Въ трактиръ бы пошелъ, мистрисъ, да и теперь пойду.’ Ахъ, и у меня также есть свое горе! Подумайте только: человкъ, у котораго есть взрослые сыновья и дочери, пропиваетъ послднюю копйку въ трактир! Я что-то не припомню, мистеръ Башвудъ, были ли у васъ сыновья и дочери? Впрочемъ, да, вы говорили, кажется, что были. Дочери, сэръ, не такъ ли? Ахъ, Боже мой, Боже мой! И врно вс померли, да, да!

— У меня была только одна дочь, сударыня, терпливо сказалъ мистеръ Башвудъ,— только одна, и та умерла, когда ей не было еще года.

— Только одна! повторила сострадательная хозяйка.— Кажется, сейчасъ закипитъ, сэръ, пожалуйте вашъ чайникъ. Только одна! Ахъ, это еще тяжеле (не правда ли?), когда это единственное дитя! Вы, кажется, сказали, что это было ваше единственное дитя, не правда ли, сэръ?

Съ минуту мистеръ Башвудъ смотрлъ на эту женщину какимъ-то тупымъ, безсмысленнымъ взоромъ, не пытаясь даже и отвчать ей. Неумышленно напомнивъ ему о жен, которая опозорила его имя, она также неумышленно навела его теперь на тяжелое воспоминаніе о сын, который разорилъ и бросилъ его. Въ первый разъ съ тхъ поръ, какъ онъ разказывалъ свою исторію Мидвинтеру во время ихъ первой встрчи въ большомъ дом, въ душ его опять возникло воспоминаніе о пережитомъ гор и разочарованіи. Опять вспомнилъ онъ о давно-минувшихъ дняхъ, когда онъ принялъ на себя поручительство за сына, и когда безчестность этого сына вынудила его продать все до тла, чтобы заплатить требуемую неустойку.

— У меня есть сынъ, сударыня, сказалъ онъ, чувствуя, что хозяйка глядитъ на него въ нмомъ и грустномъ удивленіи.— Я сдлалъ все чтобы вывести его въ люди, но онъ дурно отплатилъ мн за это.

— Неужели? пропла хозяйка съ выраженіемъ искренняго участія.— Дурно отплатилъ вамъ? Разбилъ ваше сердце, не такъ ли? О, это отзовется ему рано или поздно, ужь не безпокойтесь! Вдь не даромъ же написано было на скрижаляхъ Моисеевыхъ, мистеръ Башвудъ: Чти отца твоего и матерь твою. Гд онъ можетъ быть теперь, сэръ, и чмъ онъ занимается?

Вопросъ этотъ былъ почти одинаковъ съ тмъ, который предложилъ ему Мидвинтеръ, выслушавъ его разказъ. И отвтъ мистера Башвуда былъ почти тотъ же.

— Мой сынъ, если я только не ошибаюсь, сударыня, находится въ Лондон. Когда я имлъ о немъ послднее извстіе, онъ занималъ не совсмъ-то чествую должность въ тайной полиціи.

На этихъ словахъ онъ запнулся и замолчалъ. Лицо его вспыхнуло, глаза заблистали, онъ отодвинулъ отъ себя только-что налитую чашку чаю и всталъ. Хозяйка въ удивленіи отступила назадъ. Въ лиц ея жильца промелькнуло выраженіе, котораго она еще никогда не замчала.

— Надюсь, что я не оскорбила васъ, сэръ, сказала она, приходя въ себя и въ свою очередь собираясь обидться при малйшемъ замчаніи.

— Нисколько, сударыня, нисколько! отвчалъ онъ торопливымъ и страннымъ голосомъ.— Я только вспомнилъ нчто…. нчто весьма важное. Я долженъ идти на верхъ…. Мн нужно только написать письмо, письмо, письмо. Чай я приду выпить посл, сударыня. Прошу вашего извиненія: я вамъ очень обязавъ, вы были весьма добры ко мн, а теперь, если позволите, я прощусь съ вами.

Къ удивленію хозяйки, онъ дружески пожалъ ей руку, и бросивъ чай и чайникъ, пошелъ къ дверямъ.

Войдя въ свою комнату, онъ заперся на ключъ, ухватился за каминъ, чтобы перевести духъ, и какъ только силы его возвратились, подошелъ къ столу и раскрылъ свой пюпитръ.

— Такъ вотъ же вамъ мистеръ Педгифтъ съ сыномъ! сказалъ онъ садясь и прищелкивая пальцами.— И у меня также есть сынъ!

Раздался стукъ въ дверь, слабый, осторожный и таинственный. Заботливая хозяйка пришла узнать, ни занемогъ ли мистеръ Башвудъ, и во второй разъ просила принять ея увреніе въ томъ, что она и въ мысляхъ не имла оскорбить его.

— Нтъ! нтъ! прокричалъ онъ ей черезъ дверь.— Я совершенно здоровъ. Я пишу, сударыня, я пишу, прошу васъ извинить меня.

‘Она хорошая женщина, она отличная женщина, подумалъ онъ, когда хозяйка ушла. Нужно сдлать ей маленькій подарочекъ. Голова моя до того разстроена, что безъ нея я и не вспомнилъ бы объ этомъ. О, еслибы сынъ мой служилъ еще въ полиціи! О, еслибъ я сумлъ написать ему такое письмо, которое бы тронуло его!’

Онъ взялъ перо и долго сидлъ задумавшись, прежде чмъ началъ писать. Потомъ медленно, безпрестанно останавливаясь чтобъ обдумать каждое слово, и тщательно заботясь о четкости своего почерка, онъ написалъ слдующія строки:

‘Милый Джемсъ, ты вроятно удивишься, увидавъ мой почеркъ. Не думай, пожалуста, что я хочу просить у тебя денегъ, или упрекать тебя за то что ты разорилъ меня въ пухъ и въ прахъ, скомпрометтировавъ твоего поручителя и заставивъ его заплатить за тебя неустойку. Я совершенно готовъ, я искренно желаю забыть прошлое.

‘Ты можешь (если только продолжаешь еще служить въ тайной полиціи) оказать мн величайшую услугу. Я нахожусь въ страшномъ безпокойств и огорченіи по поводу одной особы, которою я сильно интересуюсь. Эта особа — дама. Если можешь, не смйся надъ этимъ признаніемъ. Еслибы ты зналъ какъ я страдаю, то вмсто того чтобы смяться надо мною, ты почувствовалъ бы ко мн жалость.

‘Я разказалъ бы теб вс подробности этого дла, во зная твой нетерпливый характеръ, боюсь истощить твое терпніе, быть-можетъ, довольно будетъ сказать теб, что судя по нкоторымъ даннымъ, прошедшее этой женщины небезупречно, и что меня въ высшей степени интересуетъ узнать вс ея тайны не дале какъ черезъ дв недли.

‘Хотя я почти незнакомъ съ дйствіями вашей конторы, однако я очень хорошо понимаю, что безъ настоящаго адреса этой дамы ничего нельзя для меня сдлать. Къ несчастію, онъ мн неизвстенъ. Знаю только, что она отправилась сегодня въ Лондонъ въ сопровожденіи того джентльмена, у котораго я служу, и который (какъ я полагаю) не замедлитъ прислать мн приказъ о высылк ему денегъ.

‘Можетъ ли это обстоятельство помочь вамъ? Я ршаюсь сказать намъ, ибо уже заране разчитываю, мой другъ, на твой совтъ и на твою помощь. Не стсняйся, пожалуста, финансовыми соображеніями: у меня есть небольшія сбереженія, и они вс къ твоимъ услугамъ. Пожалуста, отвчай мн съ первою почтой. Если ты постараешься прекратить эту мучительную для меня неизвстность, то искупишь этимъ горе и разочарованіе, причиненныя тобою въ былое время, и сдлаешь мн величайшее одолженіе, котораго никогда не позабудетъ

‘любящій тебя отецъ,
‘Феликсъ Башвудъ.’

Отеревъ глаза, мистеръ Башвудъ выставилъ на письм число и сдлалъ слдующій адресъ: ‘Мистеру Джемсу Башвуду, въ справочную контору тайной полиціи, на Шедисайдской площади, въ Довдов.’ Окончивъ это, онъ немедленно вышелъ и собственными руками отдалъ письмо на почту. Это было въ понедльникъ, а отвтъ долженъ былъ придти съ обратною почтой въ среду.

Вторникъ мистеръ Башвудъ провелъ въ контор большаго дома. У него была двоякая причина вполн отдаться дламъ по управленію помстьемъ. Вопервыхъ, занятія помогали ему обуздывать то пожирающее нетерпніе, съ которымъ онъ ожидалъ слдующаго дня. Вовторыхъ, чмъ скоре управился бы онъ съ длами конторы, тмъ удобне было бы ему ухать въ Лондонъ къ сыну, не навлекая на себя ни малйшаго подозрнія явнымъ нерадніемъ о ввренныхъ ему интересахъ.

Во вторникъ посл обда смутные слухи о какой-то разладиц на мыз распространились оттуда черезъ слугъ майора Мильрой между слугами большаго дома, которые въ свою очередь попытались было, но совершенно безуспшно, разсять ими вниманіе мистера Башвуда, сосредоточенное на длахъ. Они разказывали, что майоръ и миссъ Нелли долго сидли наедин въ таинственной бесд, по окончаніи которой лицо миссъ Нелли обнаруживало явные слды слезъ. Это происходило въ понедльникъ посл обда, а на слдующій день (то-есть во вторникъ) майоръ удивилъ всхъ домашнихъ, объявивъ имъ въ короткихъ словахъ, что дочери его нужна перемна воздуха, и что онъ самъ отвезетъ ее съ первымъ же поздомъ въ Лоустофтъ. Они ухали вмст, оба серіозные и молчаливые, но, повидимому, въ весьма хорошихъ отношеніяхъ. Прислуга большаго дома объясняла эту домашнюю передрягу вліяніемъ слуховъ, ходившихъ насчетъ Аллана и миссъ Гуильтъ, между тмъ какъ на мыз отвергали такое объясненіе и на весьма дльныхъ основаніяхъ. Съ половины понедльника и до самаго вторника утромъ миссъ Нелли безвыходно сидла въ своей комнат, а майоръ, съ своей стороны, тоже никуда не выходилъ и ни съ кмъ не сообщался. Что же касается до мистрисъ Мильрой, то она, при первой попытк своей новой горничной разказать ей о городскихъ слухахъ, пришла въ такую ярость, услыхавъ имя миссъ Гуильтъ, что немедленно заставила ее замолчать. Что-нибудь конечно случилось что заставило майора Мильрой такъ внезапно увезти дочь изъ дома, но ужь никакъ не скандалезный побгъ мистера Армаделя съ миссъ Гуильтъ, среди благо дня.

Прошло послобда, прошелъ вечеръ, и не случилось ничего кром маленькой домашней передряги на мыз. Ничего не произошло (да ничего и не могло произойдти по самой природ вещей), чтобы разсять заблужденіе, на которое разчитывала миссъ Гуильтъ,— заблужденіе, раздляемое вмст съ мистеромъ Башвудомъ цлымъ Торпъ-Амброзомь, будто она ухала съ Алланомъ въ Лондонъ, въ качеств его будущей жены.

Въ среду утромъ, на встрчу почтальйону, шедшему по улиц, гд жилъ мистеръ Башвудъ, вышелъ и самъ мистеръ Башвудъ, которому такъ хотлось знать, нтъ ли письма на его имя, что онъ забылъ даже надть свою шляпу. Къ нему дйствительно было письмо — то самое письмо, которое онъ такъ жаждалъ получить отъ своего заблудшаго сына.

Вотъ въ какихъ словахъ отвчалъ молодой Башвудъ на убдительную жалобу своего отца, жизнь и надежды котораго онъ сгубилъ безвозвратно:

‘Шедисайдская площадь. Вторникъ, 29-го іюля.

‘Малый папаша, я-таки порядочно навострился здсь въ разгадываніи чужихъ тайнъ, во, признаюсь, таинственность вашего письма совершенно меня озадачиваетъ. Ужь не спекулируете ли вы на интересныя тайны и гршки какой-нибудь очаровательной женщины? Или посл испытаннаго вами супружескаго счастія, не собираетесь ли вы, на старости лтъ, наградить меня мачихой? Что бы тамъ ни было, клянусь вамъ, что письмо ваше интересуетъ меня.

‘Замтьте, я не подшучиваю, хотя искушеніе почти непреодолимо. Напротивъ, я ужь подарилъ вамъ полчаса моего драгоцннаго времени. Мстность, изъ которой вы мн пишете, показалась мн знакомою. Я справился съ своею памятною книжкой и нашелъ, что нсколько времени тому назадъ меня посылали въ Торпъ-Амброзъ для наведенія тайныхъ справокъ по одному длу. Кліенткой моею была одна живая, бойкая старушка, которая, по хитрости своей, не объявила вамъ ни своего настоящаго имени, ни адреса. Само собою разумется, что мы сейчасъ же взялись за дло, и узнали кто она. Имя ея мистрисъ Ольдершо, и если вы именно ее назначаете мн въ мачихи, то совтую вамъ хорошенько подумать прежде чмъ вы ршитесь сдлать ее мистрисъ Башвудъ.

‘Если же это не мистрисъ Ольдершо, а кто-нибудь другой, то я могу лишь посовтовать вамъ какъ взяться за дло, чтобъ отыскать адресъ незнакомки. Какъ скоро вы получите письмо отъ ухавшаго съ нею джентльмена (надюсь за васъ, что онъ не красивый молодой человкъ), прізжайте сами въ городъ и отыщите меня. Я отряжу съ вами кого-нибудь изъ вашихъ для наблюденія за его квартирой, и если онъ будетъ сообщаться съ этою дамой или она съ нимъ, то вы можете считать ея адресъ извстнымъ. Вашему любящему сыну стоитъ только увидать ее, чтобъ узнать потомъ кто она, и выложить передъ вами какъ на ладони вс ея очаровательные гршки.

‘Теперь нсколько словъ объ условіяхъ. Я не мене васъ готовъ на примиреніе, но хотя я и сознаюсь, что пообчистилъ вамъ нкогда карманы, однако я никакъ не могу согласиться, чтобы вы опустошали мои. Я хочу сказать, что на васъ падутъ вс издержки по этому длу. Быть-можетъ, намъ придется употребить кого-либо изъ женщинъ, служащихъ въ вашей контор, если ваша дама черезчуръ осторожна или слишкомъ хороша собой, чтобы поручить ее мущин. Если она ведетъ жизнь разсянную, нужно будетъ нанимать извощика и брать билеты для входа въ общественныя удовольствія. Если же она потащитъ за собою нашихъ агентовъ въ церковь слушать проповдниковъ, то намъ придется раздавать шиллинги церковнымъ сторожамъ и т. д., и т. д. Моими собственными услугами вы будете пользоваться безплатно, но на убытки я не согласенъ. Не забывайте этого, и для васъ все сдлаютъ. Затмъ, кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ. Забудемъ прошлое.

‘Любящій васъ сынъ,
‘Джемсъ Башвудъ.’

Въ восторг отъ общанной ему помощи, отецъ прижалъ къ губамъ отвратительное письмо сына. ‘Мой добрый сынъ,’ прошепталъ онъ нжно. ‘Мой милый, добрый сынъ!’ Онъ опустилъ письмо и опять впалъ въ раздумье. Прежде всего нужно было обсудить вопросъ о времени. Мистеръ Педгифтъ сказалъ ему, что миссъ Гуильтъ можетъ выйдти за мужъ черезъ дв недли. Одинъ изъ этихъ дней уже прошелъ, и другой также былъ на исход. Онъ нетерпливо застучалъ рукой по столу, думая о томъ времени, когда недостатокъ въ деньгахъ заставитъ Аллана написать ему изъ Лондона. ‘Не завтра ли?’ спрашивалъ онъ самъ себя, ‘или посл завтра?’

Прошло завтра и не принесло съ собой ничего, наступило послзавтра, и вмст съ нимъ явилось письмо. Ожиданія мистера Башвуда оправдались: то было дловое письмо, въ которомъ Алланъ просилъ его о деньгахъ, и въ конц котораго стоялъ адресъ съ прибавленіемъ слдующихъ словъ. ‘Впредь до новаго извщенія, я остаюсь здсь.’

Онъ вздохнулъ свободне и немедленно занялся укладкой своего дорожнаго мшка, хотя до отправленія позда оставалось еще около двухъ часовъ. Послдняя уложенная имъ вещь былъ голубой атласный галстукъ. ‘Она любитъ яркіе цвта,’ сказалъ онъ,— ‘и быть-можетъ, еще увидитъ меня съ этимъ галстукомъ на ше!’

XIV. Дневникъ миссъ Гуильтъ.

‘Площадь Всхъ Святыхъ, Новая улица, Лондонъ, іюля 28,
понедльникъ вечеромъ.

‘Я такъ устала, что едва держу голову. Но въ моемъ настоящемъ положеніи нельзя полагаться на одну память. Прежде чмъ лечь въ постель, я должна, по обыкновенію, записать событія дня.

‘До сихъ поръ счастіе (долго оно не поворачивалось въ мою сторону) продолжаетъ мн благопріятствовать. Мн удалось принудить Армаделя — на такого грубаго олуха можно дйствовать только принужденіемъ!— отправиться изъ Торпъ-Амброза въ Лондонъ наедин со мною въ особенномъ вагон и на виду всей станціи. Цлая гурьба городскихъ звакъ и сплетниковъ смотрла на насъ во вс глаза, очевидно выводя изъ этого свои заключенія. Одно изъ двухъ: или я вовсе не знаю Торпъ-Амброза, или въ город только и толковъ теперь, что о мистер Армадел и о миссъ Гуильтъ.

‘Въ продолженіе перваго получаса, послдовавшаго за вашимъ отъздомъ, я чувствовала большую неловкость. Кондукторъ чудный человкъ! (я такъ ему благодарна!) заперъ насъ въ отдльный вагонъ, вроятно разчитывая получить въ награду полкроны по окончаніи вашего путешествія. Но Армадель дичился меня и не пытался даже скрывать этого. Мало-по-малу я приручила моего дикаря, частію не обнаруживая ни малйшаго любопытства насчетъ его поздки въ городъ, частію же заинтересовавъ его разговоромъ о Мидвинтер, причемъ я особенно налегла на возможность примиренія между обоими друзьями. Я играла на этой струн до тхъ поръ, пока не развязала ему языка и не заставила его наконецъ занимать меня, какъ подобаетъ джентльмену занимать даму, которой онъ иметъ честь сопутствовать.

‘Весь его маленькій умишко, конечно, полонъ былъ его собственными длами и его возлюбленною. Трудно передать, какую неловкость выказалъ онъ въ попытк говорить о самомъ себ, не довряя мн, впрочемъ, своей тайны, и не называя миссъ Мильрой по имени! Онъ пресеріозно объявилъ мн, что детъ въ Лондонъ по чрезвычайно важному для него длу. Въ настоящее время это тайна, которую онъ надется скоро открыть мн, она заставляетъ его смотрть совершенно иначе на городскія сплетни и пересуды, онъ слишкомъ счастливъ, чтобъ обращать вниманіе на болтуновъ, и скоро зажметъ имъ ротъ, явившись передъ ними въ совершенно новой роли, которая удивитъ ихъ всхъ. И такимъ-то образомъ продолжалъ онъ болтать, твердо убжденный, что не открылъ мн ничего. Трудно мн было удерживаться отъ смха, думая объ анонимномъ письм моемъ къ майору, но я удержалась, хотя, по правд сказать, съ большимъ трудомъ. По мр того какъ время шло впередъ, я начинала чувствовать страшное возбужденіе: это положеніе было мн, кажется, не подъ силу. Сидя съ нимъ наедин въ самой невинной, спокойной и дружеской бесд, я въ то же время не переставала думать о томъ, что въ данный моментъ мн придется смахнуть его съ своей дороги, какъ смахиваю я пыль съ моего платья. При этой мысли кровь моя клокотала, и щеки пылали. Я дважды спохватилась, что смюсь гораздо громче чмъ бы слдовало, и задолго до нашего прізда въ Лондонъ сочла нужнымъ скрыть свое лицо подъ вуалемъ.

‘Прибывъ на дебаркадеръ, я безъ труда уговорила его хать со мною въ ту гостиницу гд стоялъ Мидвинтеръ. Армадель пламенно желалъ примириться съ своимъ дорогимъ другомъ, вроятно разчитывая на его помощь въ задуманномъ имъ побг. Боле серіозныхъ затрудненій должно было, конечно, ожидать со стороны Мидвинтера. Мое собственное неожиданное путешествіе въ Лондонъ помшало мн писать ему раньше и опровергнуть его суеврное убжденіе въ необходимости разлуки съ другомъ. Оставивъ Армаделя у подъзда въ кабріолет, я пошла сначала одна въ гостиницу, чтобы подготовить примиреніе.

‘По счастію, Мидвинтеръ былъ дома. Его восторгъ видть меня нсколькими днями раньше чмъ онъ надялся имлъ въ себ нчто заразительное. Чтожь! не таиться же мн передъ собой! Была минута, когда я, подобно ему, забыла все на свт, кром его и себя! Мн казалось, будто я снова переживаю дни моей юности — во вдругъ я вспомнила объ олух, поджидавшемъ меня внизу. Тутъ я опять почувствовала что мн тридцать пять лтъ.

‘Услыхавъ о томъ кто ожидаетъ внизу и чего я требую, Мидвинтеръ измнился въ лиц и посмотрлъ на меня не сердито, но грустно. Впрочемъ, онъ скоро уступилъ, если не моимъ доводамъ, которыхъ я и не представляла ему, то моимъ просьбамъ. Весьма можетъ быть, что и прежняя привязанность къ другу заставила его поступить вопреки его собственной вол, но я скоре убждена, что онъ дйствовалъ исключительно подъ вліяніемъ своей любви ко лить. Между тмъ какъ онъ сходилъ внизъ, я оставалась въ комнат дожидаться его возвращенія, такъ что мн неизвстно какъ произошла между ними эта первая встрча. Но какъ ярко выступила противоположность между обоими молодыми людьми, когда они вернулись ко мн наверхъ! Оба были взволнованы, но какъ различно! Ненавистный Армадель, раскраснвшійся и неловкій, кричалъ и махалъ руками, между тмъ какъ милый, привлекательный Мидвинтеръ былъ блденъ и спокоенъ, голосъ его звучалъ такою нжностью, а въ глазахъ выражалось такъ много любви всякій разъ, какъ они обращались въ мою сторону. Армадель совершенно позабылъ о моемъ присутствіи, какъ будто меня и не было въ комнат. Онъ же безпрестанно обращался ко мн въ разговор, онъ постоянно смотрлъ на меня, чтобъ угадать мои мысли, въ то время какъ я молча сидла въ своемъ уголк, наблюдая за ними, онъ непремнно хотлъ хать со мною, чтобы найдти мн квартиру и избавить меня отъ всякихъ хлопотъ съ извощикомъ и багажемъ. Когда же я поблагодарила и отказалась, Армадель явно обрадовался мысли что я уйду, и что другъ его будетъ вполн принадлежать ему. Въ то самое время какъ я уходила, онъ, совсмъ развалившись и занявъ цлые полстола своими локтями, царапалъ письмо (вроятно къ миссъ Мильрой) и громко отдавалъ приказаніе слуг, чтобъ ему отвели нумеръ въ этой же гостиниц. Я была уврена заране, что онъ остановится тамъ, гд остановился его другъ. Не забавно ли было, что предположенія мои оправдались, и что судьба отдавала мн его почти подъ непосредственный мой надзоръ.

‘Общавъ Мидвинтеру извстить его о томъ гд намъ сойдтись на другой день, я взяла извощика и отправилась одна искать себ квартиры.

‘Посл довольно продолжительныхъ поисковъ мн удалось наконецъ найдти сносную гостиную и спальню въ дом, гд никто меня не знаетъ. Заплативъ за недлю впередъ, я осталась теперь ровно при трехъ шиллингахъ и девяти пенсахъ. Просить денегъ у Мидвинтера, посл того какъ онъ уже заплатилъ за меня мистрисъ Ольдершо, невозможно. Завтра я должна буду заложить свои часы и цпочку. Лишь бы хватило на дв недли — вотъ все что мн нужно. А къ этому времени, если еще не раньше, я буду уже замужемъ.

‘юля 29-го. Два часа.

‘Сегодня рано поутру я написала нсколько словъ Мидвинтеру, назначая ему свиданіе у себя въ три часа пополудни. Окончивъ это, я посвятила утро на исполненіе двухъ длъ. Объ одномъ едва ли стоитъ и упоминать — это закладъ часовъ и цпочки. Я выручила за нихъ больше чмъ ожидала, и вообще больше (предполагая даже, что я куплю себ одно или даже два дешевыя лтнія платья) чмъ я по всей вроятности истрачу до моей свадьбы.

‘Второе дло было гораздо серіозне. Оно привело меня въ контору адвоката.

‘Еще вчера вечеромъ пришла я къ тому убжденію (хотя усталость помшала мн записать это въ моемъ дневник), что при моихъ настоящихъ отношеніяхъ къ Мидвинтеру, мн нельзя будетъ видться съ нимъ сегодня, не сдлавъ по крайней мр вида, будто я хочу посвятить его въ тайны моей жизни. За исключеніемъ одного необходимаго соображенія, которое я должна тщательно имть въ виду, мн весьма будетъ легко сочинить ему какую угодно, сказку, ибо до сихъ поръ я еще никому ничего не разказывала на этотъ счетъ. Мидвинтеръ ухалъ въ Лондонъ, прежде чмъ мы успли серіозно заговорить съ нимъ объ этомъ предмет. Что же касается до Мильроевъ, то успокоивъ ихъ обыкновенными рекомендательными письмами, я, по счастію, могла не допускать ихъ ни до какихъ разспросовъ о моей частной жизни. Наконецъ, когда я публично примирилась съ Армаделемъ на проспект большаго дома, онъ былъ такъ глупъ и великодушенъ, что не допустилъ меня до объясненій. Когда же я выразила ему свое сожалніе, что въ минуту вспышки позволила себ угрожать миссъ Мильрой, и въ отвтъ выслушала его увреніе въ томъ, что воспитанница моя никогда не имла намренія сдлать мн хотя малйшую непріятность, онъ опять-таки съ трогательнымъ великодушіемъ не захотлъ выслушать ни слова о моихъ домашнихъ длахъ. Такимъ образомъ я не связана никакими прежними выдумками, и могу сочинить какую угодно сказку — впрочемъ, съ однимъ ограниченіемъ, на которое я уже намекала. Какой бы просторъ я ни давала своей фантазіи, я должна удержать за собою имя и положеніе, съ которыми я явилась въ Торпъ-Амброз, потому что благодаря печальной извстности, соединенной съ другимъ моимъ именемъ, мн ничего боле не остается длать, какъ выйдти замужъ за Мидвинтера подъ моею двическою фамиліей Гуильтъ.

‘Это-то соображеніе и привело меня въ контору стряпчаго. Я сознавала, что до вторичнаго моего свиданія съ Мидвинтеромъ мн необходимо узнать, какія послдствія могутъ пропзойдти отъ брака вдовы, если она скроетъ свое вдовье имя.

‘Не зная никого другаго изъ юристовъ, кому бы я могла довриться, я смло пошла къ адвокату, который велъ мое дло въ то ужасное время моей жизни, воспоминаніе о которомъ страшитъ меня теперь боле чмъ когда-нибудь. Увидавъ меня, онъ, сколько я могла замтить, непріятно удивился. Я не успла еще сказать ни слова, какъ онъ уже поспшилъ выразить мн надежду, что я не по собственному длу пришла къ нему опять за совтомъ (съ сильнымъ удареніемъ на слов опять). Я повяла намекъ и предложила свой вопросъ отъ имени весьма сговорчиваго въ подобныхъ случаяхъ лица — отсутствующей подруги. Адвокатъ очевидно понялъ меня съ разу, но онъ былъ такъ уменъ, что не далъ мн этого почувствовать. Онъ сказалъ, что изъ вжливости къ дам, которая выбрала меня своею представительницею, онъ отвтитъ на предложенный ему вопросъ, во подъ условіемъ, что эти заочныя совщанія съ нимъ черезъ третье лицо тмъ и окончатся.

‘Конечно, я приняла эти условія, и въ то же время не могла не подивиться ловкости, съ которою онъ сумлъ держать меня на почтительномъ разстояніи, не нарушивъ правилъ вжливости и хорошаго обращенія.

‘Какъ ни коротко было ваше совщаніе (оно продолжалось лишь нсколько минутъ), однако я узнала все что мн было нужно. Выходя за Мидвинтера подъ моимъ двичьимъ, а не вдовьимъ именемъ, я не рискую ничмъ. Бракъ этотъ законенъ и можетъ быть расторгнутъ лишь въ томъ случа, еслибы мой мужъ, открывъ обманъ, самъ потребовалъ расторженія брака, и то не иначе какъ еще при моей жизни. Вотъ собственныя слова адвоката. Они разомъ избавили меня — по крайней мр въ этомъ отношеніи — отъ всякихъ опасеній за будущее. Единственнымъ обманомъ, который можетъ когда-либо быть открытъ моимъ мужемъ — и то если ему удастся застать меня на мст преступленія — будетъ обманъ, который обезпечитъ за мною званіе и доходъ вдовы Армаделя, а къ тому времени бракъ мой и безъ того будетъ расторгнутъ навки.

‘Половина третьяго! черезъ полчаса Мидвинтеръ будетъ здсь. Мн нужно пойдти посмотрться въ зеркало. Я должна расшевелить свое воображеніе, чтобы сочинить ему маленькій семейный романъ. Неужели это волнуетъ меня? Да, что-то бьется и трепещетъ въ томъ мст, гд прежде было у меня сердце. И это въ тридцать пять лтъ! да еще посл такой жизни, какова была моя!

‘Шесть часовъ.

‘Онъ сейчасъ ушелъ. День вашей свадьбы уже назначенъ.

‘Я попробовала [отдохнуть чтобы собраться съ силами. Не могу, снова сажусь за дневникъ. Съ тхъ поръ какъ Мидвинтеръ побывалъ здсь, мн нужно ввести сюда многое, близко до меня касающееся.

‘Начну съ того, что мн наиболе непріятно, и потому чмъ скоре высказать это, тмъ лучше. Начну съ жалкаго ряда выдумокъ, которыя я сочинила ему о моихъ семейныхъ несчастіяхъ.

‘Въ чемъ заключается тайна его власти надо мною? почему онъ такъ странно дйствуетъ на меня, что я почти не узнаю себя? Вчера въ вагон, наедин съ Армаделемъ, я была похожа на самое себя. Разв не страшно было въ продолженіе всего этого путешествія говорить съ живымъ человкомъ, вдовою котораго я намрена сдлаться? А между тмъ я чувствовала только небольшое лихорадочное состояніе. Все время я смло разговаривала съ нимъ, во первая пустая ложь сказанная мною Мидвинтеру заставила меня похолодть отъ ужаса, когда я увидала что онъ поврилъ ей! У меня захватило дыханіе, когда онъ сталъ умолять меня чтобъ я не открывала ему своихъ несчастій. А когда онъ сказалъ…. мн страшно вспомнить объ этомъ…. когда онъ сказалъ: ‘Еслибъ я могъ, то полюбилъ бы тебя теперь еще нжне!’ Когда онъ сказалъ это, я чуть-чуть не измнила себ. Я готова была закричать ему: ‘Ложь! все ложь! Я сатана въ образ человка! женитесь на самой жалкой уличной бродяг, и вы сдлаете боле достойный васъ выборъ!’ Да! Его слезы, его дрожащій голосъ, между тмъ какъ я обманывала его, взволновали меня до глубины души. Я видала мущинъ въ тысячу разъ красиве и умне его. Что же могъ возбудить во мн онъ? неужели любовь? Мн казалось, что я уже любила однажды такъ, какъ не полюбить мн Никогда. Вроятно, женщина любитъ, если равнодушіе мущины заставляетъ ее топиться! Въ былые дни мущина довелъ меня до этой крайности, и неужели причиною подобнаго отчаянія была не любовь? неужели я дожила до тридцати пяти лтъ не любя, и только теперь узнала это чувство, теперь, когда уже слишкомъ поздно? Какая нелпость! Да и къ чему я задаю себ эти вопросы? Что знаю я, или что знаетъ объ этомъ любая изъ насъ? Чмъ боле мы думаемъ объ этомъ, тмъ боле заблуждаемся…. Зачмъ я не родилась безсловеснымъ животнымъ? Красота моя, быть-можетъ, пригодилась бы мн тогда, доставила бы мн ласковаго хозяина.

‘Вотъ уже цлая страница исписана, а между тмъ ни одного дльнаго слова! Нужно снова повторить здсь мою жалкую сказку, покамстъ она еще свжа въ моей памяти, а то могу ли я въ послдствіи возвращаться къ ней, не сбиваясь, если это понадобится?

‘Въ томъ что я сказала ему не было ничего новаго: это были избитыя пошлости, которыми полны вс романы. Умершій отецъ, потерянное состояніе, бездомные братья, съ которыми я страшусь встрчаться, больная мать, поддерживаемая моими заботами…. Нтъ! Не могу писать этого! Я ненавижу, я презираю себя, когда вспомню, что онъ поврилъ этому, потому что я это сказала, что онъ огорчился этимъ, потому что это была исторія моей жизни! Лучше подвергнуться опасности позабыть все и потомъ противорчить себ, лучше быть открытой и погибнуть, нежели останавливаться доле на этомъ унизительномъ обман.

‘Когда я досказала ему свою послднюю ложь, онъ заговорилъ мн о себ и о своихъ надеждахъ. О, какъ отрадно мн было тогда перейдти къ этому предмету, какъ отрадно мн говорить о немъ и теперь!

‘Онъ принялъ то предложеніе, о которомъ писалъ мн въ Торпъ-Амброзъ, и будетъ участвовать теперь въ новой газет въ качеств иностраннаго корреспондента. Прежде всего онъ подетъ въ Неаполь. Мн, конечно, пріятне было бы какое-нибудь другое мсто, потому что съ Неаполемъ соединяются у меня весьма тяжелыя воспоминанія. Ршено, что онъ оставитъ Англію не поздне одиннадцатаго числа будущаго мсяца. Я должна буду отправиться съ нимъ уже въ качеств его жены.

‘Вопросъ о свадьб не представляетъ ни малйшаго затрудненія. Все съ этой стороны идетъ такъ гладко и ровно, что я начинаю даже бояться какого-нибудь несчастія. Предложеніе сохранить нашъ бракъ въ тайн, предложеніе, которое могло бы такъ затруднить меня, идетъ отъ него. Собираясь жениться на мн подъ своимъ настоящимъ именемъ, которое онъ скрылъ отъ всхъ, кром меня и мистера Брока, онъ, ради своихъ собственныхъ интересовъ, не желаетъ, чтобы кто-либо присутствовалъ при этой церемоніи, и всего мене другъ его Армадель. Мидвинтеръ уже прожилъ въ Лондон цлую недлю, и когда пройдетъ другая недля, онъ потребуетъ оглашенія и обвнчается со мною въ церкви того прихода, гд находится его гостиница. Вотъ единственныя необходимыя формальности. Мн стоило только произнести да (какъ сказалъ онъ мн), и затмъ не чувствовать ни малйшаго безпокойства о будущемъ. Я сказала да, во съ такимъ пожирающимъ безпокойствомъ о будущемъ, что испугалась, не замтилъ ли онъ его. О, какія блаженныя минуты наступили потомъ, когда онъ сталъ нашептывать мн сладкія слова любви, между тмъ какъ я прятала на груди его свое лицо!

‘Я опомнилась первая, и снова завела рчь объ Армадел. Мн нужно было узнать ихъ вчерашній разговоръ, происшедшій посл моего отъзда.

‘Отвтъ Мидвинтера ясно показывалъ, что онъ боится нарушить довріе, сдланное ему другомъ, но прежде чмъ онъ кончилъ, я уже поняла въ чемъ дло: Армадель совтовался съ нимъ (какъ я и предполагала) насчетъ побга. Хотя Мидвинтеръ, повидимому, отговаривалъ его отъ этого намренія, однако изъ деликатности онъ не ршился говорить слишкомъ сильно, на томъ основаніи (хотя обстоятельства были совершенно различныя), что онъ самъ имлъ въ виду тайный бракъ. Во всякомъ случа я поняла, что онъ произвелъ весьма незначительное впечатлніе, и что Армадель уже выполнилъ свое глупое намреніе обратиться за совтомъ къ главному клерку въ контор его лондонскихъ адвокатовъ.

‘Затмъ Мидвинтеръ предложилъ мн вопросъ, котораго я ожидала рано или поздно. Онъ спросилъ меня, дозволю ли я ему открыть наши отношенія его другу, подъ условіемъ строжайшей тайны.

‘— Я ручаюсь, сказалъ онъ,— что Алланъ оправдаетъ мое довріе. А когда наступитъ время вашей свадьбы, я сумю не допустить его присутствовать при этой церемоніи, и сдлаю такъ, что онъ никогда не узнаетъ (чего онъ никогда и не долженъ звать), что ваши имена одинаковы. Это помогло бы мн, продолжалъ онъ, говорить съ нимъ настоятельне о цли его прізда въ Лондонъ, еслибъ я могъ заплатить ему за его откровенность такою же откровенностью съ моей стороны.

‘Посл этого мн оставалось только дать необходимое позволеніе, и я дала его. Теперь мн въ высшей степени важно звать, какъ поступитъ майоръ Мильрой съ своею дочерью и Армаделемъ по полученіи моего анонимнаго письма. Если я не пріобрту какимъ-нибудь способомъ доврія Армаделя, то почти наврное останусь въ потемкахъ. Пусть же онъ узнаетъ, что я готовлюсь быть женою Мидвинтера, и тогда все что онъ скажетъ о своихъ любовныхъ длахъ Мидвинтеру, онъ скажетъ и мн.

‘Поршивъ открыть Армаделю нашу тайну, мы опять стали говорить о самихъ себ. Какъ незамтно летло время! Какъ сладко было мн забыться въ его объятіяхъ! Какъ онъ любитъ меня! Бдняжка, какъ онъ любитъ меня!

‘Завтра утромъ я общала сойдтись съ нимъ въ Реджентъ-Парк. Чмъ рже его будутъ здсь видть тмъ лучше. Конечно, обитатели здшняго дома совершенно посторонніе для меня люди, но все-таки благоразумне соблюдать осторожность, какъ будто бы я была еще въ Торпъ-Амброз, и не подавать имъ мысли, что Мидвинтеръ женится на мн. Если въ послдствіи, когда смлый поступокъ мой будетъ уже совершенъ, обо мн станутъ наводить справки, то показанія моей лондонской хозяйки могутъ мн весьма пригодиться.

‘Этотъ негодный старый Башвудъ! Говоря о Торпъ-Амброз, невольно вспоминаю о немъ. Любопытно знать, что скажетъ онъ, когда городскіе сплетники донесутъ ему, что Армадель ухалъ со мною въ Лондонъ въ особенномъ вагон? Не нелпо ли въ возраст и съ наружностью Башвуда воображать себя влюбленнымъ!….

’30-го іюля.

‘Наконецъ, я имю извстія! Армадель получилъ письмо отъ миссъ Мильрой. Мое анонимное посланіе возымло надлежащее дйствіе. Двчонку уже увезли изъ Торпъ-Амброза, и весь планъ побга разлетлся въ прахъ. Вотъ сущность того что сообщилъ мн Мидвинтеръ, когда мы сошлись съ нимъ въ парк. Я притворилась чрезвычайно удивленною и высказала обыкновенное женское любопытство узнать вс подробности.

‘— Впрочемъ, сомнваюсь, чтобъ это удалось мн, прибавила я,— потому что я мене чмъ простая знакомая для мистера Армаделя.

‘— Въ глазахъ Аллана, вы уже больше чмъ простая знакомая, сказалъ Мидвинтеръ.— Пользуясь вашимъ позволеніемъ, я объявилъ ему, какъ близки и Дороги вы для меня.,

‘Тогда я нашла нужнымъ, прежде чмъ предлагать какіе-либо вопросы о миссъ Мильрой, заняться сначала своими собственными интересами и узнать, какое впечатлніе произвело на Армаделя объявленіе о моемъ близкомъ брак съ Мидвинтеромъ. Онъ могъ еще питать относительно меня подозрнія, и справки, наводимыя имъ обо мн въ Лондон по наущенію мистрисъ Мильрой, еще могли быть ему памятны.

‘—Удивился ли мистеръ Армадель, спросила я,— когда вы объявили ему о нашей будущей свадьб, прибавивъ, что это должно остаться тайною для всхъ?

‘— Чрезвычайно удивился, сказалъ Мидвинтеръ.— И когда я прибавилъ, что это должно остаться въ тайн, онъ замтилъ только, что вроятно какія-нибудь семейныя причины побуждаютъ васъ окружать себя такою таинственностью.

‘— Что же вы сказали на это? спросила я.

‘— Я сказалъ, что семейныя причины скоре съ моей стороны, отвчалъ Мидвинтеръ.— И счелъ вужнымъ прибавить, принимая въ разчетъ странное недовріе къ вамъ Аллана въ Торпъ-Амброз, что вы открыли мн всю вашу грустную исторію, которая вполн оправдываетъ ваше нежеланіе говорить безъ крайней необходимости о вашихъ семейныхъ длахъ?

‘Я вздохнула свободне. Онъ сказалъ именно то, что было нужно, и именно такъ, какъ мн хотлось.

‘— Благодарю васъ, сказала я,— за то, что вы оправдали меня во мнніи вашего друга. Желаетъ ли онъ меня видть? прибавила я, чтобы перейдти къ новому предмету о миссъ Мильрой и о побг.

‘— Онъ пламенно желаетъ васъ видть, отвчалъ Мидвинтеръ.— Онъ въ большомъ отчаяніи, бдняжка, и я напрасно старался его успокоить, но онъ, мн кажется, скоре поддастся вліянію и сочувствію женщины.

‘— Гд онъ теперь? спросила я.

‘Онъ былъ въ гостиниц, и туда-то я немедленно предложила хать. Тамъ гд шумно и многолюдно, я рискую, съ моимъ опущеннымъ вуалемъ, компрометтировать себя мене чмъ въ моей уединенной квартир. Сверхъ того, для меня существенно необходимо было знать что предприметъ. Армадель при такой внезапной перемн обстоятельствъ, я должна контролировать его дйствія, и по возможности совершенно выпроводить его изъ Англіи. Мы взяли кебъ, нетерпливое желаніе мое поскоре выразить мое сочувствіе огорченному любовнику было такъ сильно, что мы взяли кебъ!

‘Въ жизнь свою не видала я ничего смшне Армаделя, пораженнаго двойнымъ ударомъ, похищеніемъ своей возлюбленной и моею предстоящею свадьбой съ Мидвинтеромъ. Сказать что онъ велъ себя какъ ребенокъ, значило бы обидть всхъ дтей, которые не родились идіотами. Онъ поздравилъ меня съ предстоящимъ бракомъ и проклялъ неизвстнаго негодяя, написавшаго майору анонимное письмо, не подозрвая, что въ одно и то же время онъ говоритъ объ одномъ и томъ же лиц. Онъ то съ покорностью признавалъ права майора Мильроя какъ отца, то бранилъ его за равнодушіе ко всему, кром механики и часовъ. Вскочивъ съ своего мста и со слезами на глазахъ объявивъ, что его дорогая Нелли ангелъ во плоти, онъ вслдъ затмъ мрачно опускался на стулъ, прибавляя, что двушка съ ея характеромъ могла бы бжать немедленно и соединиться съ нимъ въ Лондон. Насмотрвшись въ продолженіе добраго получаса на это глупое кривлянье, я успла наконецъ успокоить его, и затмъ, съ помощью нсколькихъ ласковыхъ словъ, выманила у него то, для чего и прізжала — письмо миссъ Мильрой.

‘То было невыносимо длинное, многословное, запутанное письмо, словомъ письмо глупой двчонки. Я должна была прочесть много пошлостей и жалобъ, потратить много времени и терпнія надъ глупыми взрывами нжности и приторными поцлуями, заключенными въ кружки чернилъ, прежде чмъ мн удалось извлечь изъ этой галиматьи необходимыя для меня свднія, вотъ ихъ сущность:

‘Получивъ мое анонимное предостереженіе, майоръ, повидимому, тотчасъ же послалъ за дочерью, и показалъ ей мое письмо.

‘— Ты знаешь, какую ужасную жизнь веду я съ твоею матерью, не увеличивай же этого горя, Нелли, своимъ обманомъ.

Вотъ все что сказалъ ей бдный старикъ. Я всегда любила майора, и мн сдается, что и онъ также любилъ меня, хотя и боялся это показывать. Такое воззваніе къ дочери (если только врить ея словамъ) тронуло ее до глубины сердца. Она залилась слезами (погоди, еще наплачешься, когда настанетъ время!) и призналась ему во всемъ.

‘Давъ ей оправиться немного (не мшало бы лучше дать ей туза!), майоръ предложилъ ей нкоторые вопросы и убдился (какъ убдилась и я сама), что сердце, или мысли, или воображеніе его дочери дйствительно заняты однимъ Армаделемъ. Это открытіе и огорчило, и удивило его. Онъ, повидимому, не ршался перемнить свое невыгодное мнніе о возлюбленномъ миссъ Нелли. Но слезы и мольбы дочери (какъ я узнаю въ этомъ его слабость!) оказали наконецъ свое дйствіе. Хотя онъ положительно отказался освятить въ настоящее время своимъ согласіемъ какія-либо брачныя обязательства между ними, однако онъ простилъ тайныя свиданія въ парк и согласился подвергнуть Армаделя испытанію на извстныхъ условіяхъ.

‘Эти условія состоятъ въ томъ, что въ теченіи слдующихъ шести мсяцевъ вс личныя и письменныя сношенія между имъ и миссъ Мильрой должны прекратиться. Этотъ промежутокъ времени молодой человкъ употребитъ по своему благоусмотрнію, а молодая миссъ кончитъ между тмъ свое воспитаніе въ школ. Если, по истеченіи этого срока, взаимныя чувства ихъ не измнятся, и поведеніе Армаделя дастъ о немъ лучшее понятіе майору, ему позволятъ вернуться въ Торпъ-Амброзъ въ качеств жениха миссъ Мильрой, а черезъ другіе шесть мсяцевъ, если все будетъ идти хорошо, совершится и самый бракъ.

‘Будь я теперь съ милымъ, старымъ майоромъ, мн кажется, я расцловала бы его! Лучшихъ условій не могла бы продиктовать даже и я сама. Шесть мсяцевъ полной разлуки между Армаделемъ и миссъ Мильрой! Да, нужны какія-нибудь особенныя препятствія, чтобы въ половину этого времени я не облеклась въ должный трауръ и не была офиціально утверждена въ правахъ вдовы Армаделя!…

‘Но я забываю о письм двчонки. Она сообщаетъ о причинахъ, побудившихъ ея отца на подобныя условія, и приводитъ его собственныя слова. Майоръ говорилъ, повидимому, съ такимъ умомъ и чувствомъ, что ни его дочери, ни самому Армаделю нельзя будетъ поступить теперь иначе, какъ подчиниться его вол. Сколько могу припомнить изъ письма миссъ Нелли, онъ, кажется, выразился такъ:

‘— Не думай, моя милая, чтобъ я поступалъ съ тобой жестоко, я прошу тебя только подвергнуть мистера Армаделя испытанію. Необходимость требуетъ, чтобы на будущее время ты прекратила съ нимъ вс сношенія, и я сейчасъ докажу теб почему. Вопервыхъ, если ты поступишь въ школу, то правила этого заведенія не дозволятъ теб, ради другихъ двицъ, видаться съ мистеромъ Армаделемъ, или получать отъ него письма, а будущей владтельниц Торпъ-Амброза необходимо поступить въ школу, иначе и теб, и мн самому стыдно будетъ, если ты займешь положеніе знатной дамы, не имя ни ея образованія, ни ея талантовъ. Вовторыхъ, я желаю видть, сохранитъ ли мистеръ Армадель свои настоящія чувства къ теб, не взирая на прекращеніе между вами личныхъ и письменныхъ сношеній. Если я не правъ, считая его втреннымъ и непостояннымъ, а твое мнніе о немъ справедливо, то это испытаніе не должно страшить тебя: истинная любовь переживаетъ и боле долгую разлуку чмъ какіе-нибудь шесть мсяцевъ. А когда этотъ срокъ пройдетъ, совсмъ пройдетъ, и я въ теченіе другихъ шести мсяцевъ удостоврюсь своими собственными глазами, что онъ заслуживаетъ твое высокое о немъ мнніе,— то и тогда, моя милая, посл всей этой ужасной проволочки, теб придется выйдти замужъ, не имя и осьмнадцати лтъ отъ роду. Подумай объ этомъ, Нелли, и докажи, что любишь меня и довряешь мн, согласившись на мое предложеніе. Самъ я не хочу имть съ мистеромъ Армаделемъ никакихъ личныхъ сношеній. Я позволяю теб написать къ нему и сообщить ему о моемъ ршеніи. Онъ въ свою очередь можетъ отвчать теб одинъ разъ, для того чтобъ извстить тебя о своихъ намреніяхъ. Затмъ, изъ уваженія къ твоей репутаціи, вс переговоры и сношенія между вами должны прекратить ея, и дло должно быть сохранено втайн до истеченія шестимсячнаго срока.

‘Таковъ былъ смыслъ майоровыхъ словъ. Изъ всего сказаннаго въ письм самое сильное впечатлніе произвело на меня его поведеніе относительно этой маленькой неряхи. Оно заставило меня задуматься (именно меня!) о томъ что люди называютъ ‘нравственнымъ затрудненіемъ’. Мы безпрестанно слышимъ, что между добродтелью и порокомъ не можетъ быть ничего общаго. Неужели не можетъ? Да возьмемъ для примра хоть майора Мильроя. Онъ поступаетъ такъ, какъ поступилъ бы при подобныхъ обстоятельствахъ всякій добрый, любящій, и въ то же время благоразумный и твердый отецъ, а между тмъ такимъ образомъ дйствій онъ приготовляетъ и облегчаетъ теперь дорогу для меня, какъ будто онъ избранный сообщникъ негоднаго существа, миссъ Гуильтъ. Смшно подумать, что это я разсуждаю такимъ образомъ, Но мн такъ весело сегодня, что я Богъ знаетъ на что способна. Давно уже лицо мое не было такъ свжо и моложаво, какъ нынче!

‘Еще разъ возвращаюсь къ письму. Оно до такой степени скучно и глупо, что я принуждена въ вид отдыха прибгать иногда къ собственнымъ размышленіямъ.

‘Торжественно объявивъ, что она намрена принести себя въ жертву желаніямъ и требованіямъ любимаго ею отца (безстыдная наглость, съ которою она выставляетъ себя жертвою посл всего случившагося, превосходитъ собою всякое описаніе!), миссъ Нелли упоминаетъ дале, что майоръ намренъ увезти ее въ одинъ изъ приморскихъ городовъ, для перемны климата и мста, на тотъ короткій срокъ, который остается ей до поступленія въ школу. Армадель долженъ прислать ей свой отвтъ въ Лоустофтъ на имя ея отца. На этихъ словахъ, съ прибавленіемъ послднихъ нжныхъ увреній, нацарапанныхъ въ одномъ изъ уголковъ письма, оканчивается это посланіе. (N. В. Цль майора везти ее къ морю весьма понятна. Втайн онъ все еще не довряетъ Армаделю, и какъ благоразумный человкъ, ршается предупредить дальнйшія свиданія въ парк, покамсть двчонку не отдадутъ въ школу.)

‘Когда чтеніе письма было окончено, я попросила позволеніе во второй и даже въ третій разъ прочесть нкоторыя мста, особенно мн понравившіяся! Потомъ мы стали вс вмст дружески совщаться о томъ, какъ поступить теперь Армаделю.

‘Онъ былъ такъ глупъ, что вздумалъ было сначала протестовать противъ условій майора. Не взирая на свое ненавистное румяное лицо,— типъ грубаго животнаго здоровья,— онъ объявилъ, что не проживетъ и шести мсяцевъ въ разлук съ своею возлюбленною Нелли. Мидвинтеръ (какъ легко можно вообразить себ) краснлъ за него и, вмст со мною, старался его образумить. Мы доказывали ему,— что было бы ясно для всхъ, кром такого олуха какъ онъ,— что чувство чести и даже приличія вынуждаютъ его послдовать примру молодой двушки.

‘— Имйте терпніе, и она будетъ вашею женой, сказала я.

‘— Будьте терпливы, и вы заставите майора перемнить то невыгодное мнніе, которое онъ составилъ себ о васъ, прибавилъ Мидвинтеръ.

При содйствіи двухъ умныхъ людей, усердно старавшихся вбить ему въ голову здравыя мысли, онъ, конечно, долженъ былъ уступить и покориться.

‘Склонивъ его на условія майора (я имла осторожность предупредить его, прежде чмъ онъ усплъ отвчать миссъ Мильрой, что нашъ будущій бракъ съ Мидвинтеромъ долженъ остаться тайной даже и для нея) мы занялись потомъ вопросомъ о его будущихъ дйствіяхъ. У меня уже готовы были необходимыя возраженія, чтобъ отговорить его отъ возвращенія въ Торпъ-Амброзъ, еслибъ это ему вздумалось. Но ничего подобнаго онъ и не предлагалъ. Напротивъ, онъ самъ объявилъ, что ничто на свт не заставитъ его туда вернуться. Городъ и его обитатели сдлались ему ненавистны. Вдь не будетъ тамъ теперь ни миссъ Мильрой, чтобы встрчать его въ парк, ни Мидвинтера, чтобы длить его уединеніе въ пустомъ дом.

‘— Я готовъ скоре идти на дорогу бить камни, былъ его остроумный и игривый отвтъ,— чмъ возвращаться въ Торпъ-Амброзъ.

‘Первое предложеніе затмъ шло отъ Мидвинтера. Старый хитрецъ священникъ, надлавшій столько безпокойства мистрисъ Ольдершо и мн, былъ недавно боленъ, во по послднимъ извстіямъ, ему стало лучше.

‘— Почему бы вамъ не създить въ Соммерсетширъ? сказалъ Мидвинтеръ: и не повидаться съ нашимъ общимъ другомъ, мистеромъ Брокомъ?

‘Армадель съ радостію ухватился за эту мысль. Вопервыхъ, онъ пламенно желалъ видть своего ‘милаго, стараго Брока’, вовторыхъ, онъ горлъ нетерпніемъ увидать свою яхту. Пробывъ еще нсколько дней въ Лондон съ Мидвинтеромъ, онъ охотно подетъ въ Соммерсетширъ. Ну, а потомъ что?

‘Пользуясь удобнымъ случаемъ, я на этотъ разъ поспшила на выручку.

‘— У васъ есть яхта, мистеръ Армадель, сказала я, и вы знаете, что Мидвинтеръ детъ въ Италію. Когда вамъ надостъ Соммерсетширъ, то почему бы вамъ не пуститься въ Средиземное море и не встртить вашего друга и его жену въ Неапол?

‘Я сдлала намекъ на ‘жену друга’ съ подобающею скромностію и самымъ приличнымъ смущеніемъ. Армадель пришелъ въ восторгъ. Я весьма удачно попала на самое пріятное для него развлеченіе. Онъ вскочилъ съ своего мста и въ порыв признательности неистово окалъ мою руку. Какъ ненавижу я людей, которые не иначе могутъ выражать свои чувства, какъ причиняя боль рукамъ своихъ ближнихъ!

‘Мидвинтеру также понравилось мое предложеніе, но исполненіе его казалось ему труднымъ. Онъ находилъ, что яхта была слишкомъ мала для плаванія по Средиземному морю, и считалъ необходимымъ нанять боле безопасное судно. Другъ его думалъ иначе. Я оставила ихъ на этомъ спор. Съ меня довольно было, во первыхъ, удостовриться, что Армадель не подетъ въ Торпъ-Амброзъ, вовторыхъ, склонить его на заграничную поздку. Пусть его избираетъ теперь такой способъ путешествія, какой ему понравится, хотя я, съ своей стороны, предпочла бы маленькую яхту: она могла бы оказать мн неоцненную услугу — утопивъ его….

‘Пять часовъ.

‘Чувство радости при мысли, что вс будущія дйствія Армаделя находятся теперь подъ моимъ полнйшимъ контролемъ, такъ возбудительно подйствовало на мои нервы, когда я вернулась домой, что я принуждена была снова выйдти изъ дома и искать развлеченія, для этого я отправилась въ Пимлико, чтобы расквитаться съ тетушкой Ольдершо.

‘Я пошла пшкомъ, и дорогой ршила, что начну прямо съ ссоры. Такъ какъ одна моя расписка уже оплачена, а по двумъ другимъ Мидвинтеръ также намренъ уплатить какъ только выйдетъ имъ срокъ, то мое настоящее положеніе относительно этой старой карги настолько теперь независимо, на сколько можно этого желать. Когда дло доходитъ у насъ съ ней до настоящей борьбы, то я всегда одерживаю надъ нею верхъ, и всегда нахожу ее въ высшей степени мягкою и сговорчивою, какъ скоро дамъ ей почувствовать свое превосходство. Въ моемъ настоящемъ положеніи она можетъ быть полезна мн во многомъ, если только мн удастся пріобрсти ея содйствіе, не повряя ей моихъ тайнъ, которыя я боле чмъ когда-нибудь намрена держать про себя. Таковы были мои мысли, когда я шла въ Пимлико. Сначала взбсить тетушку Ольдершо, а потомъ заставить ее пресмыкаться предо мною, вотъ какимъ пріятнымъ развлеченіемъ хотла я закончить свой день.

‘Но въ Пимлико меня ожидалъ сюрпризъ. Домъ былъ запертъ, не только на половин мистрисъ Ольдершо, но даже на половин доктора Даунварда, на дверяхъ лавки вислъ замокъ, а кругомъ взадъ и впередъ расхаживалъ какой-то подозрительный человкъ, который, конечно, могъ быть и простымъ звакою, но который, на мой взглядъ, походилъ скоре на переодтаго полисмена.

‘Зная опасности, которымъ подвергается докторъ въ своей оригинальной практик, я сразу почуяла недоброе, и догадалась, что врно и хитрая мистрисъ Ольдершо на этотъ разъ попалась. Не останавливаясь и, слдовательно, не наводя справокъ, я кликнула перваго прозжавшаго извощика и отправилась въ почтовую контору, въ которую просила препровождать вс письма, могущія придти на мое имя со времени моего отъзда изъ Торпъ-Амброза.

‘На мой вопросъ, нтъ ли писемъ на имя миссъ Гуильтъ, мн подали одно. Я тотчасъ же узнала почеркъ тетушки Ольдершо, которая увдомляла меня (какъ я и предполагала), что докторъ попалъ въ большую бду, что сама она, къ несчастію, также замшана въ этомъ дл, и что оба они въ настоящее время принуждены скрываться. Письмо оканчивалось довольно ядовитыми намеками на мое поведеніе въ Торпъ-Амброз и угрозою, что мистрисъ Ольдершо еще дастъ мн о себ всточку. Такой тонъ успокоилъ меня, потому что еслибъ она подозрвала о моихъ настоящихъ намреніяхъ, она выражалась бы вжливо и даже подобострастно. Я сожгла письмо. Теперь покамстъ вс мои сношенія съ тетушкой езавелью прекращаются. Я должна сама совершить свое темное дло, и чмъ мене я буду довряться другимъ, тмъ безопасне будетъ для меня.

’31 іюля.

‘Еще одно довольно важное извстіе! Я опять имла свиданіе съ Мидвинтеромъ въ парк (подъ тмъ предлогомъ, что его частыя посщенія ко мн на домъ могутъ повредить моей репутаціи) и имю черезъ него самыя свжія новости объ Армадел.

‘Когда письмо къ миссъ Мильрой было окончено, Мидвинтеръ воспользовался этимъ случаемъ, чтобы поговорить съ Алланомъ о тхъ распоряженіяхъ, которыя необходимо было сдлать на время его отсутствія изъ Торпъ-Амброза. Они ршили выдавать слугамъ жалованье вмст съ харчевыми деньгами попрежнему, а мистера Башвуда оставить при его настоящей должности. (Что вы хотите, не нравится мн это вторичное появленіе мистера Башвуда въ связи съ моими собственными интересами! но что же длать?) Слдующій затмъ вопросъ — вопросъ о деньгахъ, сразу ршенъ былъ самимъ Армаделемъ. Мистеръ Башвудъ получитъ отъ него приказаніе помстить вс свободныя деньги (весьма значительную сумму) въ банкъ Коутса на имя Армаделя. Это, какъ онъ говоритъ, избавитъ его отъ лишней переписки съ управляющимъ и дастъ ему возможность во время путешествія заграницей имть деньги по первому востребованію. Такого рода планъ, безъ сомннія, наипростйшій и наиболе врный, получилъ полное одобреніе Мидвинтера, и этимъ кончились бы вроятно ихъ совщанія, еслибы вчный мистеръ Башвудъ не подвернулся опять въ разговор и не далъ ему совершенно новое направленіе.

‘Вникнувъ серіозно въ это дло, Мидвинтеръ нашелъ немного страннымъ, еслибы вся отвтственность за Торпъ-Амброзъ пала на мистера Башвуда. Безъ всякаго подозрнія къ его личности, Мидвинтеръ чувствовалъ въ то же время, что надъ нимъ слдуетъ поставить старшаго, къ которому бы онъ могъ обращаться за помощію или совтомъ въ случа какого-либо недоумнія. Армадель и не возражалъ на это, по обыкновенію не находчивый, онъ спросилъ только, гд найдти такого человка?

‘Отвтъ былъ довольно затруднителенъ. Оба торпъ-амброзскіе адвоката могли бы равно годиться для этой должности, но Армадель былъ въ ссор и съ отцомъ, и съ сыномъ. О примиреніи съ такимъ заклятымъ врагомъ, какъ старшій адвокатъ, мистеръ Дарчъ, нечего было и думать, возстановить же въ прежнихъ правахъ мистера Педгифта Старшаго значило бы со стороны Армаделя молча оправдать его отвратительное поведеніе относительно меня, что едва ли было бы согласно съ чувствомъ уваженія, которое Армадель питаетъ къ будущей жен своего друга. Посл небольшихъ преній Мидвинтеръ напалъ на новую комбинацію, которая могла, повидимому, устранить вс затрудненія. Онъ посовтовалъ Армаделю написать письмо къ одному почтенному адвокату въ Норвич, изложить ему въ общихъ чертахъ свое настоящее положеніе и просить его, чтобъ онъ взялъ на себя главное управленіе длами, и въ случа надобности не отказалъ бы мистеру Башвуду въ своихъ совтахъ и указаніяхъ. Такъ какъ Норвичъ находится отъ Торпъ-Амброза на разстояніи нсколькихъ часовъ зды по желзной дорог, то Армадель нашелъ это предложеніе весьма удобнымъ и общалъ написать къ адвокату. Опасаясь, чтобы безъ чужой помощи онъ не надлалъ какой-либо ошибки, Мидвинтеръ сочинилъ ему черновое письмо, а Армадель немедленно занялся перепиской его на-бло, и сверхъ того написалъ къ мистеру Башвуду, прося его помстить деньги въ банкъ Коутса.

‘Вс эти подробности сами по себ до того неинтересны и сухи, что я сначала колебалась, записывать ли ихъ въ свой дневникъ? Но подумавъ немного, я убдилась, что он слишкомъ важны, чтобъ ихъ можно было обойдти молчаніемъ. Съ моей точки зрнія, он просто означаютъ, что Армадель дйствіемъ своей собственной воли отнимаетъ у себя возможность всякихъ сношеній съ Торпъ-Амброзомъ, даже посредствомъ переписки. Для всхъ оставшихся позади его, онъ уже все равно что умеръ. Причины такого результата конечно заслуживаютъ самое видное мсто на этихъ страницахъ.

‘1-го августа.

‘Записывать нечего, кром того что я провела длинный счастливый день съ Мидвинтеромъ. Онъ нанялъ карету, и мы отправились въ Ричмондъ обдать. Посл всхъ ощущеній ныншняго дня, я уже не могу обманывать себя доле. Пусть будетъ, что будетъ,— я люблю его!

‘Съ тхъ поръ какъ онъ ушелъ отъ меня, я впала въ хандру. Не могу отдлаться отъ овладвшаго мною убжденія, что ровный и благопріятный ходъ моихъ длъ въ Лондон слишкомъ ровенъ и благопріятенъ, чтобы продолжаться долго. Что-то особенно тяготитъ меня сегодня вечеромъ, чего нельзя объяснить только однимъ удушливымъ лондонскимъ воздухомъ.

‘2-го августа. Три часа.

‘Мои предчувствія, какъ это бываетъ и у другихъ людей, довольно часто меня обманывали, но я боюсь, чтобы вчерашнія мои предчувствія не оказались на этотъ разъ дйствительно пророческими.

‘Посл завтрака я отправилась къ одной сосдней модистк, чтобы заказать себ дешевое лтнее платье, а оттуда снова въ гостиницу къ Мидвинтеру, чтобъ условиться съ нимъ о новой поздк за городъ. Къ модистк и въ гостиницу я здила въ кеб, а также и нкоторую часть обратнаго пути сидла въ экипаж. Но потомъ, задыхаясь отъ спертаго воздуха кеба (вроятно кто-нибудь курилъ въ немъ до меня), я вышла и кончила свой путь пшкомъ. Черезъ дв минуты, не боле, я замтила, что за мной слдитъ какой-то странный господинъ.

‘Быть-можетъ, то былъ праздный гуляка, котораго поразила моя фигура и вообще моя вншность. Лицо мое не могло произвести на него впечатлнія, потому что я была подъ вуалемъ. Не знаю, откуда онъ началъ слдить за мной, отъ модистки или отъ гостиницы, и дослдилъ ли онъ меня до моихъ дверей. Знаю только, что я потеряла его изъ вида прежде чмъ вернулась домой. Длать нечего, нужно ждать, не объяснятъ ли чего новыя событія. Если въ этомъ приключеніи есть что-либо серіозное, то это скоро откроется.

‘Пять часовъ.

‘Да, это было весьма серіозно. Минутъ десять тому назадъ я сидла въ своей спальн, которая примыкаетъ къ гостиной. Я уже собиралась выйдти, какъ вдругъ услыхала странный голосъ на площадк лстницы, голосъ женщины. Затмъ дверь въ гостиную внезапно отворилась, и голосъ проговорилъ: ‘Не эти ли комнаты отдаете вы внаймы?’ И хотя хозяйка, стоявшая позади, отвчала: ‘Нтъ! повыше, сударыня!’ незнакомка прямо подошла, однако, къ моей спальн, какъ будто ничего не слыша. Я едва успла захлопнуть у ней подъ носомъ дверь, прежде чмъ она увидала меня. Затмъ, между хозяйкой и ею послдовали взаимныя объясненія и извиненія, и я снова осталась одна.

‘У меня нтъ времени писать боле. Ясно, что кто-то заинтересованъ дознаніемъ моей личности, и что еслибы не моя находчивость, то эта подозрительная женщина достигла бы своей цли, заставъ меня врасплохъ. Я подозрваю, что она и мущина, слдившій за мной на улиц, дйствуютъ заодно, вроятно есть еще третье лицо на заднемъ план, интересамъ котораго они служатъ? Неужели это тетушка Ольдершо разитъ меня во мрак? Кому же и быть, кром ея? Все равно, кто бы это ни былъ, мое настоящее положеніе слишкомъ серіозно, чтобъ имъ можно было шутитъ. Я должна сегодня же вечеромъ бжать изъ этого дома, не оставляя позади себя никакихъ слдовъ, по которымъ можно было бы отыскать меня.

,8-го августа. Гери-стритъ, Тоттенгамскій Дворцовый проспектъ.

‘Написавъ вчера нсколько объяснительныхъ словъ Мидвинтеру, причемъ ‘моя больная мать’ выставлена была главною и вполн уважительною причиной моего внезапнаго исчезновенія, я выхала съ моей прежней квартиры и укрылась здсь. Это, конечно, стоило мн денегъ, но цль моя достигнута! Трудно было бы кому-нибудь прослдить за мною отъ площади Всхъ Святыхъ до моей настоящей квартиры. Заплативъ хозяйк законную неустойку за внезапный създъ безъ предувдомленія, я условилась съ ея сыномъ, что онъ отвезетъ мои вещи въ багажное отдленіе ближайшаго дебаркадера, а билетъ на полученіе ихъ пришлетъ мн въ письм на почту, гд онъ и будетъ лежать до моего востребованія. Между тмъ какъ онъ отправился въ одну сторону, я похала въ другую, захвативъ съ собой въ маленькомъ сакъ-вояж нкоторыя необходимыя вещи. Я похала прямо въ магазинъ моей модистки, гд замтила вчера задній выходъ на черный дворъ, черезъ который приходятъ и уходятъ мастерицы. Я прямо вошла въ магазинъ оставивъ кабріолетъ у подъзда.

‘— За мной слдитъ мущина, сказала я,— и мн хотлось бы отвязаться отъ него. Вотъ деньги извощику, подождите минутъ десять прежде вежели высылать ихъ, и выпустите меня черезъ задній ходъ!

‘Въ одну минуту я очутилась на черномъ двор, затмъ въ слдующей улиц, окликнула прозжавшій омнибусъ и снова почувствовала себя вольною птицей.

‘Прервавъ такимъ образомъ вс сношенія съ своею прежнею квартирой, я ршилась (‘на тотъ случай, еслибы за Мидвинтеромъ и Армаделемъ стали также присматривать) прервать, по крайней мр на нсколько дней, вс сношенія и съ гостиницей. Я написала къ Мидвинтеру, еще разъ ссылаясь на свою вымышленную мать, чтобы предупредить его, что я прикована къ ея постел, и что мы должны покамстъ ограничиться одною перепиской. Такъ какъ тайный врагъ мой еще не открытъ, то я а не могу ничего другаго предпринять пока для своей обороны.

‘4-го августа.

‘Я получила по письму отъ обоихъ друзей. Мидвинтеръ въ самыхъ нжныхъ выраженіяхъ высказываетъ мн свое сожалніе о нашей разлук, а Армадель умоляетъ помочь ему въ одномъ весьма затруднительномъ обстоятельств. Онъ получилъ письмо отъ майора Мильроя и посылаетъ его мн.

‘Покинувъ морской берегъ и помстивъ свою дочь въ заране выбранную для нея школу (въ окрестностяхъ Или), майоръ вернулся въ конц прошедшей недли въ Торпъ-Амброзъ, тутъ онъ услыхалъ въ первый разъ о сплетняхъ насчетъ меня и Армаделя, и немедленно написалъ объ этомъ къ послднему, требуя у него объясненія.

‘Письмо это коротко и строго. Майоръ Мильрой съ презрніемъ говоритъ объ этой сплетн какъ не заслуживающей ни малйшаго вроятія, потому что трудно было бы допустить возможность такого наглаго, хладнокровнаго обмана. Онъ просто предупреждаетъ Армаделя, что если на будущее время онъ не сдлается осмотрительне въ своихъ поступкахъ, то долженъ отказаться отъ всякихъ притязаній на руку миссъ Мильрой.

‘Отвта на это письмо я не жду и не желаю, сказано было въ конц, словесныхъ увреній мн не нужно. Я буду судить васъ только по вашимъ поступкамъ. Спшу прибавить, что письмо это не должно подать вамъ повода къ возобновленію переписки съ моею дочерью и слдовательно къ нарушенію сдланныхъ между вами условій. Вамъ не нужно оправдывать себя въ ея глазахъ, такъ какъ я удалилъ ее, по счастію, изъ Торпъ-Амброза прежде чмъ успла дойдти до нея эта гнусная сплетня, и изъ любви къ ней, я, конечно, постараюсь и о томъ, чтобы сплетня эта не проникла туда, гд живетъ теперь моя дочь.’

‘Армадель проситъ меня теперь о томъ, чтобъ я (какъ невольная причина новыхъ нападеній на его репутацію) объяснила майору всю невинность его въ этомъ дл, прибавивъ, что самая простая вжливость вынудила его сопутствовать мн въ Лондонъ. Я прощаю ему дерзость подобной просьбы въ благодарность за т извстія, которыя онъ мн сообщаетъ. Конечно, для меня будетъ весьма благопріятно если торпъ-амброзская сплетня не дойдетъ до ушей миссъ Мильрой. Съ ея характеромъ (еслибъ она узнала это), она ршилась бы на что-нибудь отчаянное, лишь бы отстоять своего возлюбленнаго, и могла бы причинить мн серіозный вредъ. Что же касается до того какъ мн поступить съ Армаделемъ, тутъ нтъ ничего мудренаго. Я успокою его общаніемъ написать къ майору Мильрою, а ради моихъ собственныхъ интересовъ, дерзну не сдержать слово.

‘Сегодня не случилось ничего подозрительнаго. Кто бы ни были мои недруги, они, кажется, потеряли меня изъ виду, и до моего отъзда изъ Англіи имъ, конечно, не удастся отыскать меня. Я была на почт, и въ письм, адресованномъ на мое имя съ площади Всхъ Святыхъ, получила билетъ на свой багажъ. Но я оставлю его на дебаркадер, покамсть не уяснится передо мною мой будущій образъ дйствій.

‘5-го августа.

‘Опять два письма изъ гостиницы. Мидвинтеръ напоминаетъ мн въ самыхъ очаровательныхъ выраженіяхъ, что онъ уже такъ давно живетъ въ здшнемъ приход, что завтра надется выхлопотать себ дозволеніе на бракъ. Еслибъ я ршилась сказать нтъ, то я должна была бы сдлать это теперь, или никогда. Но дло въ томъ, что я уже не могу сказать нтъ. Вотъ истина, къ которой нечего боле прибавить!

‘Письмо Армаделя прощальное. Онъ благодаритъ меня за мое согласіе написать къ майору и прощается со мною до новаго свиданія въ Неапол. Онъ узналъ уже отъ своего друга, что вслдствіе особенныхъ причинъ ему нужно будетъ отказать себ въ удовольствіи присутствовать на нашей свадьб. Такимъ образомъ ничто не удерживаетъ его доле въ Лондон. Онъ сдлалъ вс надлежащія распоряженія относительно своего имнія, сегодня же вечеромъ вызжаетъ въ Соммерсетширъ, и пробывъ нсколько времени съ мистеромъ Брокомъ, пустится изъ Бристольскаго канала въ Средиземное море, во вопреки возраженіямъ Мидвинтера, въ собственной яхт.

‘Вмст съ письмомъ прислана маленькая коробочка, и въ ней кольцо — свадебный подарокъ мн отъ Армаделя. Это хоть и рубинъ, но довольно плохой и весьма дурно оправленный. Будь это свадебный подарокъ для миссъ Мильрой, Армадель, конечно, подарилъ бы ей кольцо въ десять разъ дороже этого. По моему мннію, молодой скряга самое ненавистное существо въ мір. Любопытно знать, удастся ли этой дрянной маленькой яхт утопить его?…

‘Я до такой степени возбуждена и встревожена, что сама не знаю что пишу. Не робость и не малодушіе чувствую я передъ грядущими событіями, я чувствую только, что они какъ будто влекутъ меня впередъ скоре чмъ бы я желала…. Итакъ, если не случится что-нибудь особенное, то я выйду за Мидвинтера въ конц этой недли. А потомъ?…

‘6-го августа.

‘Еслибы что могло поразить меня теперь, такъ это ныншнія извстія.

‘Получивъ сегодня утромъ дозволеніе, и вернувшись въ гостиницу, Мидвинтеръ нашелъ тамъ телеграмму на свое имя. Армадель извщалъ его, что мистеру Броку опять хуже, и что по мннію докторовъ, положеніе его безнадежно. Умирающій желаетъ проститься съ Мидвинтеромъ, и Армадель умоляетъ своего друга, не теряя времени, отправиться въ Соммерсетширъ съ первымъ поздомъ.

‘Извщая меня объ этомъ въ нсколькихъ словахъ, написанныхъ на скорую руку, Мидвинтеръ прибавляетъ дале, что когда они дойдутъ до меня, то онъ будетъ уже въ дорог. Онъ общаетъ мн съ ныншнею же вечернею почтой описать свое свиданіе съ мистеромъ Брокомъ.

‘Это извстіе иметъ для меня такой важвый интересъ, какого и не подозрваетъ Мидвинтеръ. Тайна его рожденія и имени, кром меня самой, извстна только одному живому существу, и это единственное живое существо ожидаетъ его теперь на смертномъ одр. Что скажутъ они другъ другу въ эту послднюю торжественную минуту? не заговорятъ ли они случайно о томъ времени, когда я жила у мистрисъ Армадель на остров Мадер? не заговорятъ ли они обо мн?…

‘7-го августа.

‘Общанное письмо я получила. Никакихъ прощальныхъ словъ не было сказано: когда Мидвинтеръ пріхалъ въ Соммерсетширъ, всеуже было кончено. Армадель встртилъ его у воротъ священническаго дома съ извстіемъ, что мистеръ Брокъ уже умеръ.

‘Какъ ни стараюсь освободиться отъ этого впечатлнія, однако въ послднемъ событіи, завершившемъ собою цлый рядъ странныхъ запутанныхъ обстоятельствъ, посреди которыхъ я вращалась все это время, есть что-то особенное, потрясающее мои нервы. Когда я писала вчера въ дневник, мн еще угрожала опасность быть открытою. Сегодня и эта послдняя опасность устранена смертію мистера Брока. Это что-нибудь да значитъ. Желала бы я знать, что именно.

‘Похороны назначены въ субботу утромъ. Мидвинтеръ будетъ присутствовать на нихъ вмст съ Армаделемъ. Но онъ хочетъ сначала побывать въ Лондон и увдомляетъ меня, что задетъ ко мн сегодня вечеромъ прямо со станціи желзной дороги, по пути въ гостиницу. При настоящемъ положеніи длъ, еслибы даже мн и опасно было съ нимъ видться, то я все-таки ршилась бы на это. Но что можетъ быть въ этомъ опаснаго, если онъ задетъ ко мн прямо со станціи, вмсто того чтобы пріхать нарочно изъ гостиницы?

‘Пять часовъ.

‘Я не ошиблась, говоря, что нервы мои разстроены. Пустяки, на которые въ другое время я не обратила бы и вниманія, теперь тяжело гнетутъ мн мозгъ.

‘Часа два тому назадъ, не зная какъ протянуть время до вечера, я вспомнила о модистк, которая шьетъ мое лтнее платье. Еще вчера собиралась я его примрить, но извстіе о смерти мистера Брока заставило меня позабыть объ этомъ. Итакъ сегодня посл обда, желая какъ-нибудь убить время и позабыться самой, я отправилась къ модистк. Но вскор вернулась еще боле смущенною и встревоженною нежели когда уходила изъ дому. Какъ бы не пришлось мн раскаиваться, что я не пожертвовала своимъ платьемъ и не оставила его на рукахъ у модистки!

‘На этотъ разъ на улиц со мной ничего не случилось. Только въ магазин почувствовала я нкоторое подозрніе, тамъ дйствительно промелькнула у меня мысль, что преслдованія, отъ которыхъ я отдлалась на площади Всхъ Святыхъ, еще продолжаются, и что если не сама хозяйка, то по крайней мр кто-нибудь изъ ея мастерицъ замшанъ въ этомъ дл.

‘На чемъ основывала я подобныя подозрнія? Нужно сообразить немного.

‘Я замтила дв вещи, выходившія изъ ряда обыкновенныхъ. Вопервыхъ, въ комнат было вдвое боле женщинъ, чмъ сколько нужно бываетъ для примрки платья. Это обстоятельство показалось мн подозрительнымъ, а между тмъ я могла бы объяснить его различнымъ образомъ. Время было глухое, не рабочее, и къ тому же, мн по опыту извстно, что на такихъ женщинъ какъ я другія женщины смотрятъ всегда съ какимъ-то враждебнымъ любопытствомъ. Вовторыхъ, мн показалось страннымъ, что одна изъ мастерицъ постоянно поворачивала меня въ одно направленіе, лицомъ къ стеклянной завшанной двери, которая вела въ мастерскую. Но впрочемъ, когда я спросила у ней о причин, она объяснила ее, сказавъ, что съ этой стороны лучше падаетъ на меня свтъ, и когда я обернулась назадъ, то увидала, что она права: позади меня находилось окно. Тмъ не мене эти мелочныя обстоятельства произвели на меня въ тотъ разъ такое впечатлніе, что я нарочно придралась къ чему-то въ плать, чтобъ имть поводъ къ вторичному посщенію, и умолчала о своемъ адрес, чтобъ отклонить доставку платья ко мн на домъ. Игра воображенія, не боле,— какъ тогда, такъ, можетъ-быть, и въ настоящую минуту. Все равно — буду дйствовать, какъ говорится, по инстинкту и откажусь отъ платья. Говоря проще, къ модистк я боле не пойду.

‘Полночь.

‘Мидвинтеръ сдержалъ слово и былъ у меня сегодня вечеромъ. Цлый часъ прошелъ съ тхъ поръ какъ мы разстались, а я все еще сижу съ перомъ въ рук и думаю о немъ. Никакія слова не могутъ изобразить того что происходило между нами. Я могу упомянуть только о результат — и результатъ тотъ, что онъ поколебалъ мою ршимость. Въ первый разъ съ тхъ поръ какъ въ душ моей созрлъ умыселъ на жизнь Армаделя, я начинаю чувствовать, что человкъ, обреченный мною на гибель, можетъ еще ускользнуть отъ меня.

‘Неужели любовь моя къ Мидвинтеру на столько измнила меня? или можетъ-быть его любовь ко мн овладла не только всмъ что я готова сама отдать ему, но даже и тмъ что я хочу сохранить отъ него? Въ продолженіи всего вечера я вся была поглощена имъ. Печальное событіе въ Соммерсетшир сильно взволновало его, и онъ вселилъ въ меня ту же грусть, то же отчаяніе. Хотя онъ не высказалъ этого, однако я знаю, что смерть мистера Брока смутила его какъ дурное предвщаніе для нашего брака, я знаю это, потому что и сама смотрю на это такъ же. Его суевріе до такой степени подйствовало на меня, что когда мы оба успокоились немного и заговорили о будущемъ, когда онъ сказалъ мн, что долженъ или нарушить свой уговоръ съ издателями, или въ слдующій же понедльникъ отправиться заграницу, я дйствительно вздрогнула при мысли, что ваша свадьба почти совпадетъ съ похоронами мистера Брока. Я дйствительно сказала ему подъ увлеченіемъ минуты:

‘— Ступайте и начинайте вашу новую жизнь безъ меня! Ступайте, и оставьте меня здсь въ ожиданіи лучшаго времени!

‘Онъ заключилъ меня въ свои объятія. Онъ вздохнулъ и поцловалъ меня съ ангельскою нжностію. Онъ сказалъ мн такъ нжно и такъ грустно:

‘— У меня нтъ теперь иной жизни какъ съ тобою!

И въ то время какъ уста его произносили эти слова, въ душ моей какъ бы въ отвтъ ему возникала другая мысль: ‘почему бы не провести мн вс остальные дни своей жизни счастливо и непорочно въ упоеніи подобной любви!’ Какъ это случилось, откуда пришла мн эта мысль — не знаю и не могу себ объяснить. Но она промелькнула во мн тогда, занимаетъ меня и теперь. Пишу это, смотрю на свою собственную руку, и спрашиваю себя, неужели въ самомъ дл это рука Лидіи Гуильтъ!

‘Армадель….

‘Нтъ! никогда боле не хочу писать, никогда боле не хочу думать о немъ.

‘Да! Еще одинъ разъ подумаю, еще разъ поговорю о немъ въ своемъ дневник. Меня успокоиваетъ мысль, что онъ узжаетъ, и что море разлучитъ насъ прежде чмъ я успю выйдти за мужъ. Со смертью матери и его лучшаго друга, мистера Брока, родной домъ утратилъ теперь для него всякое значеніе. Тотчасъ по окончаніи похоронъ онъ хочетъ отправиться заграницу. Въ Неапол мы можетъ-быть встртимся, а можетъ-быть и нтъ. Перемнюсь ли я къ тому времени, если мы опять съ нимъ сойдемся? Кто знаетъ? Кто знаетъ?

‘8-е августа.

‘Нсколько словъ отъ Мидвинтера. Онъ опять похалъ въ Соммерсетширъ, чтобы поспть къ завтрашнимъ похоронамъ, а завтра вечеромъ (простившись съ Армаделемъ) вернется сюда.

‘Послднія формальности, предшествующія нашему браку, уже окончены. Въ будущій понедльникъ я стану его женою. Свадьба наша должна совершиться не поздне половины одиннадцатаго, у насъ едва хватитъ времени перехать потомъ изъ церкви на желзную дорогу, чтобы въ тотъ же день отправиться въ Неаполь.

‘Пятница, суббота, воскресенье, я не боюсь времени, время пройдетъ. Я не боюсь и себя самой, если только мн удастся сосредоточить вс свои мысли на одномъ предмет. Я люблю его! Въ ожиданіи понедльника я день и ночь буду думать лишь о томъ что люблю его!

‘Четыре часа.

‘Вопреки моей вол, другія мысли вторгаются въ мою голову. Мои вчерашнія подозрнія приняли боле осязательныя формы, модистка дйствительно была подкуплена. Мое необдуманное возвращеніе въ ея магазинъ наказано новымъ преслдованіемъ. Я положительно знаю, что никогда не давала ей своего адреса, а между тмъ сегодня въ два часа мн принесли на домъ новое платье!

‘Принесъ его мущина, вмст со счетомъ и вжливою запиской, въ которой сказано, что такъ какъ я не явилась въ назначенное время для вторичной примрки платья, то его кончили безъ меня и посылаютъ по принадлежности. Мущина поймалъ меня въ корридор, и потому мн ничего боле не оставалось длать какъ расплатиться и отпустить его.

‘Всякій другой образъ дйствій при настоящемъ ход дла былъ бы чистйшимъ безразсудствомъ. Еслибъ я стала допрашивать посланнаго (то былъ уже не тотъ мущина, что слдилъ за мной на улиц, а другой шпіонъ, которому поручено было, вроятно, вглядться въ мое лицо), онъ объявилъ бы мн, конечно, что ровно ничего не знаетъ. А обратись я къ модистк, она стала бы уврять меня въ глаза, что я дала ей свой адресъ. Теперь нужно только изощрить свой умъ въ интересахъ собственной безопасности, и выйдти, если возможно, изъ того ложнаго положенія, въ которое поставила меня собственная опрометчивость.

‘Семь часовъ.

‘Я опять ободрилась. Мн кажется, я нашла средство еще разъ вывернуться изъ бды.

‘Сейчасъ я вернулась въ кеб изъ длиннаго путешествія. Прежде всего я създила въ багажное отдленіе Большой Западной дороги, чтобы взять свой багажъ, посланный туда съ площади Всхъ Святыхъ. Оттуда я отправилась въ багажное отдленіе Юго-Восточной дороги, и тамъ оставила свой багажъ (надписавъ на немъ имя Мидвинтера) вплоть до отправленія позда въ понедльникъ. Затмъ похала въ главную почтовую контору, чтобъ отправить въ Боскомбскій приходъ письмо къ Мидвинтеру, которое онъ получитъ завтра утромъ. Наконецъ опять вернулась сюда, и уже никуда боле не двинусь до понедльника.

‘Письмо мое къ Мидвинтеру, безъ сомннія, заставитъ его содйствовать (совершенно невинно) тмъ мрамъ предосторожности, которыя я принимаю для своей собственной безопасности. Краткость времени, которымъ мы можемъ располагать въ понедльникъ, заставитъ его до совершенія брачнаго обряда расплатиться въ гостиниц и вывезти оттуда свои вещи. Я же съ своей стороны прошу его только о томъ, чтобъ онъ самъ отвезъ свой багажъ на дебаркадеръ Юго-Восточной дороги (такъ чтобы вс справки, могущія быть наведенными въ гостиниц, остались тщетными), и затмъ, чтобъ онъ ожидалъ меня на церковной паперти, вмсто того чтобы зазжать за мною сюда, все остальное касается лишь одной меня. Довольно странно будетъ, если въ воскресенье вечеромъ, или въ понедльникъ утромъ, я, освобожденная теперь отъ всякихъ препятствій, не ускользну еще разъ отъ людей, которые меня преслдуютъ.

‘Для чего, кажется, было, писать сегодня Мидвинтеру, когда завтра же вечеромъ онъ снова вернется сюда? Но чтобы попросить его о томъ, о чемъ я должна была попросить его, нужно было еще разъ сослаться на мои вымышленныя семейныя обстоятельства, а между тмъ посл той пытки, которую вынесла я во время нашего послдняго свиданія, я не могла ршиться снова обманывать его въ глаза.

‘9-е августа. Два часа.

‘Сегодня я поднялась рано и съ боле тяжелымъ чувствомъ чмъ обыкновенно. Сызнова начинать свою жизнь съ наступленіемъ каждаго новаго дня всегда представлялось мн чмъ-то тяжелымъ и безнадежнымъ. Кром того, всю ночь не покидали меня грезы, но не о Мидвинтер и моей замужней жизни, какъ я надялась, ложась спать, а о составленномъ противъ меня жалкомъ заговор, который вынуждаетъ меня перебгать изъ одного мста въ другое, подобно зврю гонимому собаками. Сонъ не открылъ мн ничего новаго. И во сн, и наяву я сознаю лишь одно, что врагъ, преслдующій меня во мрак, есть никто другой какъ тетушка Ольдершо. За исключеніемъ стараго Башвуда (котораго смшно было бы заподозрить въ такомъ важномъ дл), кому, кром тетушки Ольдершо, нужно вмшиваться въ мои настоящія дйствія?

‘Впрочемъ, моя безсонная ночь имла свои хорошія послдствія. Она помогла мн расположить въ мою пользу здшнюю служанку и пріобрсти ея содйствіе, какъ скоро наступитъ время для моего побга.

‘Сегодня утромъ она замтила, что я блдна и взволнована. Я выбрала ее своею повренной, открывъ ей только то, что ршаюсь на тайный бракъ, и что враги мои пытаются разлучить меня съ моимъ возлюбленнымъ. Это мгновенно возбудило ея сочувствіе, а десятишиллинговая монета, подаренная ей въ награду за ея услуги, довершила остальное. Въ промежуткахъ между своими домашними занятіями она почти все утро провела со мною, и я узнала, между прочимъ, что ея возлюбленный олужитвъ рядовымъ въ гвардіи, и что она ждетъ его къ себ завтра. Какъ ни малы мои фонды, но у меня все еще есть на столько денегъ, чтобы вскружить голову любому солдату британской арміи, и если завтра шпіономъ моимъ будетъ мущина, то очень можетъ быть, что въ продолженіе вечера вниманіе его пренепріятнымъ образомъ отвлечется отъ миссъ Гуильтъ.

‘Въ послдній разъ Мидвинтеръ пріхалъ сюда съ желзной дороги въ половин девятаго. Какъ проведу я теперь длинные скучные часы, остающіеся мн до вечера? Завшу окна спальни и упьюсь благодатнымъ забвеніемъ изъ моей милой скляночки.

‘Одиннадцать часовъ.

‘Сейчасъ я простилась съ Мидвинтеромъ въ послдній разъ до того дня, который соединитъ насъ навки.

‘Уходя, онъ оставилъ мн, какъ и прошлый разъ, всепоглощающій предметъ для размышленія. Какъ только онъ вошелъ сегодня въ комнату, я тотчасъ же замтила въ немъ перемну. Разказывая мн о похоронахъ и о своемъ прощаніи съ Армаделемъ на яхт, онъ говорилъ съ большимъ чувствомъ, во въ то же время съ удивительнымъ самообладаніемъ, совершенно для меня новымъ. Съ тою же сдержанностью говорилъ онъ и о своихъ будущихъ планахъ и надеждахъ. Онъ былъ непріятно удивленъ, узнавъ, что мои семейныя обстоятельства помшаютъ мн видться съ нимъ завтра, и положительно взволнованъ мыслію, что я должна буду сама отыскивать въ понедльникъ церковь. Но несмотря на все это, въ его тон и манерахъ просвчивало столько надежды и спокойствія, что я невольно это замтила.

‘— Вы знаете, какія странныя фантазіи приходятъ мн иногда въ голову, сказала я. Открыть ли вамъ мою теперешнюю мысль? Мн почему-то кажется, что съ тхъ поръ какъ мы съ вами не видались, случилось нчто, о чемъ вы еще не сообщили мн.

‘— Дйствительно, случилось, отвчалъ онъ.— И вамъ слдуетъ узнать это.

‘Съ этими словами онъ вынулъ свой бумажникъ и досталъ оттуда дв исписанныя бумаги. Одну изъ нихъ онъ опять спряталъ въ бумажникъ. Другую положилъ передо мною на стол, и придерживая ее своею рукою, сказалъ:

‘— Прежде чмъ говорить вамъ что это за бумага и какимъ образомъ попала она въ мои руки, я долженъ сознаться передъ вами въ томъ, что до сихъ поръ скрывалъ отъ васъ. Это будетъ не боле какъ сознаніе въ моей собственной слабости.

‘Тогда онъ открылъ мн, что его суеврныя предчувствія все время омрачали ему прелесть его возобновленной дружбы съ Армаделемъ. Всякій разъ какъ они оставались наедин, грозныя слова его умирающаго отца, подтвержденныя страннымъ ‘сновидніемъ’ преслдовали его неотступно. Съ каждымъ днемъ росло въ немъ убжденіе, что его вторичное сближеніе съ Армаделемъ будетъ имть роковыя послдствія для его друга, причиною которыхъ буду я. Онъ поспшилъ на призывъ священника съ твердымъ намреніемъ повритъ мистеру Броку свои предчувствія грядущаго зла и еще боле укрпился въ своемъ суевріи, узнавъ, что смерть опередила его у постели больнаго и разлучила ихъ навки. Онъ халъ на похороны съ затаеннымъ намреніемъ разстаться съ Алланомъ и съ ршимостью разстроить свиданіе въ Неапол, насчетъ котораго условились мы вс трое. Съ такими мыслями вошелъ онъ въ комнату, приготовленную для него въ дом, и вскрылъ письмо, дожидавшееся его тамъ на стол. Письмо это найдено было въ тотъ самый день, на полу, подъ кроватью, на которой умеръ мистеръ Брокъ. Оно все было написано рукою священника, и адресовано на имя Мидвинтера.

‘Разказавъ мн это почти въ тхъ же выраженіяхъ, которыя я сейчасъ употребила, онъ принялъ руку съ письма, лежавшаго между нами на стол.

‘— Прочтите это, сказалъ онъ,— и мн не нужно будетъ говорить вамъ, что душа моя опять успокоилась, и что пожимая на прощанье руку Аллана, я почувствовалъ себя достойне ег.о любви.

‘Я прочла письмо. Во мн не было суеврія, съ которымъ нужно было бы бороться, не было чувствъ благодарности къ Армаделю, на которыя можно было бы дйствовать, а между тмъ впечатлніе, произведенное этимъ письмомъ на Мидвинтера, было несравненно слабе того, которое произведено было имъ на меня.

‘Напрасно было просить Мидвинтера, чтобъ онъ оставилъ мн это письмо для вторичнаго прочтенія, когда я останусь совершенно одна. Онъ ни на минуту не хочетъ съ нимъ разставаться и намренъ беречь его вмст съ другою рукописью, заключающею въ себ письменный разказъ Армаделева сна. Я могла только просить позволенія снять съ него копію, на что Мидвинтеръ охотно согласился. Я списала письмо въ его присутствіи и помщаю его теперь въ своемъ дневник, чтобъ отмтить такимъ образомъ одинъ изъ достопамятнйшихъ дней моей жизни.

‘Боскомбскій приходъ, 2 августа.

‘Любезный Мидвинтеръ, вчера въ первый разъ съ самаго начала моей болзни нашелъ я достаточно силъ, чтобы перечитать мои письма. Одно изъ нихъ, отъ Аллана, цлые десять дней лежало нераспечатаннымъ на моемъ стол. Онъ съ большимъ горемъ сообщаетъ мн, что между вами произошла размолвка, и что вы покинули его. Если вы не забыли еще всего происшедшаго между вами, когда вы впервые открыли мн ваше сердце на остров Ман, вы легко поймете, что я всю ночь думалъ объ этой грустной новости, и не удивитесь, узнавъ,— что сегодня утромъ я собрался съ силами, чтобы написать вамъ. Хотя я далеко не отчаиваюсь въ своемъ выздоровленіи, однако въ мои годы нельзя и разчитывать на это слишкомъ смло. Покамсть время еще въ моемъ распоряженіи, и я долженъ употребить его съ пользою для Аллана и для васъ самихъ.

‘Я не хочу знать, какія причины разлучили васъ съ вашимъ другомъ. Если я не ошибался до сихъ поръ въ оцнк вашего характера, то происшедшее между вами отчужденіе проистекло отъ злаго духа суеврія. Я уже вырвалъ его однажды изъ вашего сердца, и съ помощію Божіею, надюсь побдить и теперь, если хватитъ у меня силъ держать перо и высказать вамъ на бумаг то, что лежитъ у меня на душ.

‘Я вовсе не намренъ опровергать вашего убжденія, что во время своего земнаго странствія смертные могутъ находиться подъ дйствіемъ сверхъестественныхъ вліяній. Какъ существо разумное, я не могу доказать, чтобы вы заблуждались. А какъ врующій въ слово Божіе, я обязанъ даже допустить, что въ убжденіяхъ вашихъ вы упираетесь не на человческія, а на божественныя свидтельства. Единственная цль, которой мн такъ хотлось бы достигнуть, состоитъ теперь въ томъ, чтобы заставить васъ отршиться отъ парализующаго фатализма дикаря и язычника и смотрть на тайны, которыя смущаютъ, и на предзнаменованія, которыя такъ страшатъ васъ, съ христіанской точки зрнія. Если это удастся мн, то я освобожу вашу душу отъ гнетущихъ ее сомнній и снова соединю васъ съ другомъ, для того чтобъ уже никогда боле съ нимъ не разлучаться.

‘Я не имю возможности ни видть васъ, ни говорить съ вами. Я могу только послать мое письмо къ Аллану для препровожденія его къ вамъ, если ему извстенъ вашъ настоящій адресъ. Въ подобномъ положеніи я обязанъ допустить все, что только можетъ быть допущено въ вашу пользу. Не вдаваясь въ какія-либо изслдованія, я готовъ врить, что съ вами или съ Алланомъ повстрчалось что-нибудь такое, что не только подтвердило роковое убжденіе вашего отца, но придало еще новое и ужасное значеніе его предсмертному предостереженію.

‘На этихъ общихъ началахъ хочу я говорить съ вами. На этихъ общихъ началахъ обращаюсь я къ вашимъ лучшимъ инстинктамъ и къ вашему разуму.

‘Оставайтесь при вашемъ настоящемъ убжденіи, будто вс совершившіяся событія (каковы бы они ни были) не могутъ быть объяснены обыкновенными житейскими случайностями и обыкновенными человческими законами, и взгляните на ваше собственное положеніе въ томъ свт, какой проливаетъ на него ваше суевріе. Что вы такое? Вы слпое орудіе въ рукахъ судьбы. Вы обречены, безъ малйшей возможности сопротивленія, слпо навлечь бду и гибель на человка, съ которымъ соединяютъ васъ узы благодарности и братской любви. Все что есть нравственно-крпкаго въ вашей вол и нравственно-чистаго въ вашихъ стремленіяхъ оказывается безсильнымъ противъ наслдственнаго влеченія ко злу, порожденнаго преступленіемъ, которое совершилъ вашъ отецъ прежде чмъ вы явились на свтъ Божій. Къ чему же ведетъ такое убжденіе? Ко мраку, который окружаетъ васъ теперь, къ внутреннимъ противорчіемъ, которыя васъ озадачиваютъ, къ тому отчаянію, которымъ человкъ оскверняетъ свою собственную душу и нисходитъ до уровня безсловесныхъ животныхъ, не одаренныхъ вчною, безсмертною душою.

‘Ободрись, мой бдный, страждущій братъ, возведи твои очи на небо, много претерпвшій, возлюбленный другъ мой! Побори осаждающія тебя сомннія съ твердостію и надеждой христіанина, и твое сердце снова обратится къ Аллану, и твоя душа будетъ покойна. Богъ всемилосердъ, Богъ премудръ: какія бы событія ни случались съ нами — естественныя или сверхъестественныя, все совершается по Его вол. Тайна зла, смущающая нашъ слабый умъ, горе и страданіе, терзающія насъ въ этой кратковременной жизни, оставляютъ неприкосновенною лишь ту великую истину, что судьба человка находится въ рукахъ его Создателя, и что благословенный Сынъ Божій пострадалъ и умеръ за грхи наши для того чтобы сдлать насъ достойне ея. Все то хорошо, что совершается съ безпрекословною покорностью мудрой вол Всемогущаго. Нтъ такого зла, изъ котораго при исполненіи Его заповдей не могло бы выйдти добро. Будьте врны тмъ истинамъ, которыя заповдалъ вамъ Христосъ. Возбуждайте въ себ, не взирая ни на какія обстоятельства, чувства любви, благодарности, кротости и милосердія къ ближнимъ. А все прочее съ врою и смиреніемъ предоставьте Богу, сотворившему васъ, и Спасителю, Который возлюбилъ васъ паче живота Своего.

‘Въ этихъ врованіяхъ жилъ я съ помощію и милосердіемъ Божіимъ отъ самой юности моей и до настоящаго дня. Умоляю васъ, примите ихъ и вы. Въ нихъ заключается источникъ добра, которое я когда-либо длалъ, и того счастія, которое я испыталъ. Они разгоняютъ вокругъ меня мракъ, поддерживаютъ во мн надежду, утшаютъ и успокоиваютъ меня, лежащаго, быть-можетъ, на смертномъ одр. Пусть же они поддержатъ, утшатъ и просвтятъ васъ. Они облегчатъ васъ въ самыя трудныя минуты вашей жизни, какъ облегчали и меня. Въ событіяхъ, сблизившихъ васъ съ Алланомъ, они укажутъ вамъ иныя цли, чмъ т, которыя предвидлъ вашъ преступный отецъ. Дйствительно, съ вами служились уже довольно странныя вещи. И, можетъ-быть, вскор случатся еще другія, боле странныя, до которыхъ мн не придется и дожить. Когда настанетъ это время, вспомните, что я умеръ въ твердой увренности, что вы можете имть только доброе вліяніе на судьбу Аллана. Великая жертва искупленія — я говорю это съ чувствомъ должнаго благоговнія — можетъ повторяться и между смертными людьми. Если Аллану когда-либо будетъ угрожать опасность, вы, отецъ котораго отнялъ жизнь у его отца — вы, и никто другой, избраны будете промысломъ Божіимъ для его спасенія.

‘Прізжайте ко мн, если я останусь въ живыхъ. Но что бы ни было со мною, живъ ли я останусь или умру, возвратитесь къ другу, который васъ нжно любитъ.— До конца вамъ преданный

‘Децимусъ Брокъ.’

‘Вы и никто другой избраны будете Промысломъ Божіимъ для спасенія!’

‘Эти слова потрясли меня до глубины души: они производятъ на меня такое впечатлніе, какъ будто мертвецъ всталъ изъ своей могилы и коснулся своею рукой того мста въ моемъ сердц, гд скрыта моя ужасная тайна, неизвстная ни одному живому существу, кром меня самой. Одно предсказаніе покойника уже исполнилось. Предвиднная имъ опасность уже грозитъ въ настоящую минуту Армаделю — и грозитъ ему отъ меня!

‘Если обстоятельства, благопріятствовавшія мн до сихъ поръ, доведутъ меня до развязки, и если сбудется послднее земное убжденіе старика, Армадель уйдетъ отъ моей преступной руки, не взирая ни на что, и Мидвинтеръ падетъ искупительною жертвой для спасенія его жизни!

‘Это ужасно! Это невозможно! Этому не бывать никогда! При одной мысли объ этомъ рука моя дрожитъ, и сердце замираетъ. Я благословляю эту обезсиливающую дрожь! Благословляю эту робость, это замираніе сердца! Благословляю слова, расшевелившія во мн т человчныя чувства, которыя впервые возникли въ душ моей дня два тому назадъ! Теперь, когда событія неудержимо влекутъ меня къ развязк — неужели трудно будетъ побдить искушеніе? Нтъ! если Мидвинтеру угрожаетъ хоть тнь опасности, то страхъ этой опасности дастъ мн силы преодолть искушеніе изъ любви къ нему. Еще никогда, никогда, никогда не любила я его такъ, какъ люблю теперь!

‘Воскресенье 11-го августа.

‘Канунъ моей свадьбы! Закрываю и запираю на ключъ эту тетрадь, чтобъ уже никогда боле не писать въ ней, никогда боле не открывать ее.

‘Я одержала великую побду, я повергла въ прахъ свое собственное нечестіе. Я невинна, я опять счастлива. О, мой возлюбленный! о, мой ангелъ! Когда завтрашній день соединитъ меня съ тобою, въ сердц моемъ не останется ни единой мысли, ни единаго чувства, которыя не были бы твоею мыслію, твоимъ чувствомъ!’

XV. День свадьбы.

Время — десять часовъ утра. Мсто — потаенная комната въ одномъ изъ стародавнихъ трактировъ, до сихъ поръ существующихъ на городскомъ берегу Темзы. День — понедльникъ 11-го августа, а лицо,— самъ мистеръ Башвудъ, вызванный сыномъ въ Лондонъ.

Никогда еще не смотрлъ онъ такимъ старымъ и жалкимъ какъ въ настоящую минуту. Безпрерывная внутренняя борьба надежды съ отчаяніемъ изсушила, изнурила, обезсилила его. Лицо его обвострилось и осунулось, а одежда рзко и безпощадно изобличала совершившуюся въ немъ грустную перемну. Никогда, даже во дни своей юности, не одвался онъ такъ странно какъ теперь. Съ отчаянія ршившись попытать надъ миссъ Гуильтъ вс средства обольщенія, онъ бросилъ свою траурную одежду, мало того, онъ ршился даже надть голубой, атласный галстухъ, сюртукъ его былъ свтло-сраго цвта, и чувство утонченной мстительности внушило ему заказать его по томуже самому фасону, который онъ видлъ нкогда на Аллан. Жилетъ былъ блый, панталоны клтчатые, новйшаго лтняго покроя. Парикъ его, напомаженный и раздушенный, начесанъ былъ по обимъ сторонамъ висковъ съ цлію скрыть морщины. Надъ нимъ можно было смяться — но еще боле плакать. Еслибъ у такого жалкаго созданія могли быть враги, то они, конечно, смягчились бы, увидавъ его въ новомъ плать, а друзья — еслибы только они нашлись у него — скоре предпочли бы видть его въ гробу нежели въ его настоящемъ костюм. Сндаемый тоской и безпокойствомъ, онъ ходилъ взадъ и впередъ по комнат. Онъ то смотрлъ на часы, то выглядывалъ изъ окна, то посматривалъ на приготовленный, обильный завтракъ — и все съ тмъ же безпокойнымъ любопытствомъ въ глазахъ. Когда слуга вошелъ въ комнату съ кипяткомъ, мастеръ Башвудъ Богъ всть въ который разъ повторилъ ему: ‘Я ду къ завтраку сына. Сынъ мой очень прихотливъ. Мн нужно все наилучшее, и горячія блюда, и холодныя блюда, и чай, и кофе, и все прочее, мой любезный, и все прочее.’ Въ пятидесятый раз повторялъ онъ ту же заботливую просьбу, и въ пятидесятый разъ равнодушный слуга давалъ все тотъ же успокоительный отвтъ: ‘Будьте покойны, сиръ, предоставьте это мн.’ Но вотъ на лстниц послышалась чья-то развязная, безпечная походка, дверь отворилась, и долго жданный сынъ лниво вошелъ въ комнату съ красивымъ кожанымъ мткомъ въ рукахъ.

— Браво, старикашка! сказалъ Башвудъ младшій, осматривая отцовскій костюмъ, съ сардонически-поощрительною узыбкой. Хоть сей часъ подъ внецъ съ миссъ Гуильтъ?

Отецъ взялъ сына за руку и попробовалъ отвчать ему въ томъ же шутливомъ тон.

— Ты всегда такой веселый, Джемми, сказалъ онъ, называя его тмъ именемъ, которое онъ привыкъ употреблять въ былые, боле счастливые годы.— У тебя съ дтства былъ веселый характеръ, мой другъ. Поди, сядь сюда, я заказалъ для тебя великолпный завтракъ. Все наилучшее! все наилучшее! Какъ я радъ тебя видть! О, Боже, Боже мой! какъ и радъ тебя видть.

Онъ остановился и слъ за столъ — весь красный отъ внутренняго усилія, съ которымъ онъ пытался одерживать покаравшее его нетерпніе.

— Говори же мн о ней! вырвалось у него въ порыв внезадняго самозабвенія.— Я умру, Джемми, есіи буду ждать доле. Говори! говори, говори!

— Все въ свое время, сказалъ Башвудъ младшій, совершенно равнодушный къ нетерпнію отца. Сначала мы займемся завтракомъ, а потомъ перейдемъ къ предмету вашей страсти. Потише, старикашка, потише!

Онъ положилъ свой кожаный мшокъ на стулъ и слъ насупротивъ отца, спокойный, улыбающійся, напвая какой-то игривый напвъ.

Обыкновенный наблюдатель, дйствующій по обыкновеннымъ законамъ анализа, никогда не разгадалъ бы характера Башвуда младшаго по его лицу. Его моложавый видъ, которому много содйствовали свтлые волосы и пухлыя, безбородыя щеки, его развязныя манеры, вчная улыбка, смлый взглядъ, безбоязненно встрчавшій взглядъ собесдника, все соединилось въ немъ, чтобы производить весьма выгодное впечатлніе. Быть-можетъ, изъ десяти тысячъ глазъ лишь одинъ сумлъ бы заглянуть подъ обманчивую наружность этого человка и открыть въ немъ то чмъ онъ былъ на самокъ дл — низкою тварью, созданною еще боле низкими потребностями общества. Вотъ онъ,— этотъ довренный шпіонъ новаго времени, кругъ дятельности котораго постоянно расширяется, между тмъ какъ справочныя конторы его все растутъ и ростуть. Вотъ онъ,— этотъ необходимый полицейскій надсмотрщикъ за успхами нашего національнаго развитія, человкъ, который въ данномъ случа исполнялъ, по крайней мр, законную и осмысленную роль, человкъ, который, по профессіи своей, готовъ изъ малйшаго подозрнія (лишь бы не безплатно) залзать подъ кровати и подслушивать у дверей, человкъ, который былъ бы совершенно безполезенъ своимъ патронамъ, еслибы въ немъ могло шевельнуться человческое чувство даже въ присутствіи роднаго отца, и который заслуженно лишился бы своего мста, еслибы — при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ — онъ поддался чувству жалости или стыда.

— Потише, старикашка, повторилъ онъ, приподнимая крышки съ блюдъ и осматривая ихъ одно за другимъ.— Потише!

— Не сердись на меня, Джемми, умолялъ отецъ.— Представь себя на моемъ мст и пойми мое безпокойство. Я получилъ твое письмо еще вчера, утромъ. Затмъ мн нужно было пріхать изъ Торпъ-Амброза сюда, провести ужасный, длинный вечеръ и ужасную длинную ночь — зная изъ письма твоего что ты открылъ ея прошедшее и только. Ожиданіе томительно для такого старика, какъ я, Джемми. Что помшало теб, мой другъ, придти ко мн вчера же вечеромъ?

— Маленькій пикникъ въ Ричмонд, сказалъ Башвудъ младшій.— Дайте мн чаю.

Мистеръ Башвудъ поспшилъ исполнить желаніе сына, но рука его такъ дрожала, поднимая чайникъ, что чай не попалъ куда слдуетъ и пролился на скатерть.

— Извини меня, я всегда такъ дрожу, когда бываю взволновавъ, сказалъ старикъ, между тмъ какъ сынъ бралъ у него изъ рукъ чайникъ.— Я боюсь, не сердишься ли ты на меня, Джемми, за то, что случилось во время моего послдняго пребыванія въ Лондон. Сознаюсь, что я высказалъ большое неблагоразуміе и упрямство, не желая вернуться въ Торпъ-Амброзъ. Теперь я гораздо благоразумне. Ты былъ совершенно правъ, сказавъ, что все остальное касается тебя одного, какъ скоро я показалъ теб окутанную вуалемъ женщину, вышедшую изъ гостиницы, но ты былъ еще боле правъ, немедленно выславъ меня въ Торпъ-Амброзъ.

Говоря это, старикъ старался подмтить на лиц была впечатлніе, произведенное его уступчивостью, и робко осмлился высказать свою просьбу.

— Если ты не хочешь, покамстъ, разказывать мн всего, оказалъ онъ, едва внятно,— то разкажи, по крайней мр, какъ ты отыскалъ ее? прошу тебя, Джемми, прошу тебя!

Башвудъ младшій посмотрлъ на него.

— Это я вамъ разкажу, пожалуй, сказалъ онъ.— Справки объ миссъ Гуильтъ стоили гораздо боле денегъ и времени нежели я ожидалъ, и чмъ скоре покончимъ мы эти счеты, тмъ скоре узнаете вы то что васъ интересуетъ.

Не сдлавъ ни малйшаго возраженія, отецъ выложилъ свой побурвшій старый бумажникъ и кошелекъ на столъ передъ сыномъ. Башвудъ младшій, заглянувъ въ кошелекъ и увидавъ въ немъ, съ презрительнымъ движеніемъ бровей, лишь одинъ соверенъ и немного серебра, оставилъ его неприкосновеннымъ. Но въ бумажник оказались четыре пятифунтовыя ассигнаціи. Башвудъ младшій взялъ себ три изъ нихъ и съ иронически-почтительнымъ поклономъ возвратилъ бумажникъ отцу.

— Тысячу разъ благодарю, сказалъ онъ.— Часть этихъ денегъ пойдетъ на вашихъ служащихъ, а все прочее въ мою пользу. Одною изъ тхъ немногихъ глупостей, какія я когда-либо длалъ въ своей жизни, мой любезный сэръ, было предложить вамъ, когда вы впервые просили моего совта, безплатно пользоваться моими услугами. Какъ видите, я спшу поправить эту ошибку. Правда, я не прочь былъ удлить вамъ на досуги часъ-другой времени. Но это дло потребовало нсколькихъ дней, и отвлекло меня отъ другихъ занятій. Я уже говорилъ вамъ прежде, что не согласенъ ни на какой ущербъ,— кажется, я весьма ясно высказалъ это въ своемъ письм.

— Да, да, Джемми. Да я и не жалуюсь, мой другъ, я не жалуюсь. О деньгахъ не безпокойся. Скажи мн лучше, какъ ты отыскалъ ее.

— Сверхъ того, продолжалъ Башвудъ младшій, не переставая оправдываться,— я далъ вамъ воспользоваться моимъ опытомъ за весьма сходную цну. Это стоило бы вамъ вдвое дороже, еслибы за него взялся другой. Другой устроилъ бы надзоръ не только за миссъ Гуильтъ, но и за мистеромъ Армаделемъ. А я избавилъ васъ отъ лишняго расхода. Вдь вы уврены, что мистеръ Армадель желаетъ на ней жениться? Прекрасно. Въ такомъ случа, наблюдая за нею, мы въ то же время наблюдали и за нимъ. Нужно знать только гд живетъ красавица, а ужь влюбленный самъ отыщется.

— Совершенно такъ, Джемми. Но какимъ образомъ миссъ Гуильтъ надлала теб столько хлопотъ?

— Она дьявольски-ловкая женщина, сказалъ Башвудъ младшій,— вотъ какъ это было. Она ускользнула отъ насъ изъ магазина одной модистки, съ которою мы условились на тотъ случай, еслибъ она пришла къ ней примрять заказанное ею платье. Самыя ловкія женщины изъ десяти разъ девять попадаютъ въ просакъ, когда дло идетъ о новомъ плать, и даже сама миссъ Гуильтъ была на столько неосторожна что вернулась къ модистк. Этого-то намъ и нужно было. Одна изъ нашихъ женщинъ участвовала въ примрк платья и повернула ее лицомъ къ двери, за которою скрывался нашъ сыщикъ. На основаніи ходившихъ о ней слуховъ, онъ тотчасъ же угадалъ кто она, потому что она въ своемъ род знаменитость. Только мы, конечно, не положились на его слова. Мы достали ея новый адресъ и отыскали въ Шотландской тюрьм сторожа, который непремнно долженъ былъ знать ее, если только подозрнія нашего сыщика была справедливы. Сторожъ изъ Шотландской тюрьмы разыгралъ родъ прикащика модистки и самъ отнесъ къ массъ Гуильтъ ея платье. Тутъ онъ увидалъ ее въ корридор и тотчасъ же узналъ. Вы, право, счастливы. Миссъ Гуильтъ извстная личность. Будь это женщина мене извстная, она отняла бы у насъ много времени и стоила бы вамъ цлыя сотни фунтовъ стерлинговъ. Между тмъ какъ съ миссъ Гуильтъ мы употребили одинъ день на розыски, а другой на то чтобы написать исторію ея жизни. Вотъ она гд, старикашка, вотъ тутъ, въ этомъ черномъ мшк.

Мистеръ Башвудъ жадно посмотрлъ на мтокъ и протянулъ къ нему руку. Башвудъ младшій досталъ изъ своего жилета маленькій ключикъ, подмигнулъ, покачалъ головой и опять опустилъ его въ карманъ.

— Я еще не завтракалъ, оказалъ онъ.— Терпніе, мой дорогой сэръ — терпніе.

— Я не въ силахъ ждать доле! воскликнулъ старикъ, напрасно стараясь сохранить самообладаніе.— Теперь половина десятаго! Уже дв недли прошло съ тхъ поръ, какъ она ухала въ Лондонъ съ мистеромъ Армаделемь! Въ эти дв недли она могла выйдти за мужъ! Она можетъ обвнчаться съ нимъ сегодня утромъ! Я не могу ждать! я не могу ждать!

— Можно ли говорить такъ утвердительно, не попробовавъ, возразилъ Башвудъ младшій.— Попробуйте, и вы увидите что можно. Куда двалось ваше любопытство? продолжалъ онъ, съ намреніемъ раздувая огонь.— Почему вы не спросите меня, что разумю я подъ словомъ ‘извстная личность’? Почему вы не стараетесь угадать, какимъ образомъ досталъ я письменную исторію ея жизни? Если вы сядете, то я разкажу вамъ все это. А если нтъ, то я исключительно займусь завтракомъ.

Мистеръ Башвудъ тяжело вздохнулъ и опятъ опустился на свой стулъ.

— Ты слишкомъ любить шутить, Джемми, сказалъ онъ,— я желалъ бы, мой другъ, чтобы ты шутилъ поменьше.

— Шутки? повторилъ сынъ.— Другимъ это показалось бы весьма серіозно. Миссъ Гуильтъ приговорена была къ смерти, и въ этомъ черномъ мшк собраны показанія адвоката, которому поручено было защищать ее. Не это ли называете вы шуткой?

Старикъ вскочилъ съ своего мста и посмотрлъ черезъ столъ на сына съ торжествующею, ужасною улыбкой.

— Она приговорена была къ смерти! воскликнулъ онъ, вздыхая свободне.— Она приговорена была къ смерти! И онъ засмялся тихимъ, продолжительнымъ смхомъ, и въ восхищеніи прищелкнулъ пальцами.— Ха, ха, ха, ха, ха! тутъ есть отъ чего испугаться и мистеру Армаделю!

Взрывъ затаенной страсти, высказавшейся въ этихъ словахъ, озадачилъ даже такого отъявленнаго бездльника, каковъ былъ молодой Башвудъ.

— Не горячитесь, сказалъ онъ, внезапно оставляя насмшливый тонъ, съ которымъ онъ говорилъ до сихъ поръ.

Мистеръ Башвудъ снова слъ на свой стулъ и вытеръ лобъ носовымъ платкомъ.

— Нтъ, сказалъ онъ, кивая и улыбаясь, своему сыну.— Нтъ, нтъ, я не горячусь боле, какъ ты говоришь, я могу ждать теперь, Джемми, я могу ждать теперь.

И онъ ждалъ съ невозмутимымъ терпніемъ, по временамъ кивая головой, улыбаясь и шепча про себя, но ни словомъ, ни взглядомъ, ни движеніемъ, онъ уже не пытался боле торопитъ сына. Башвудъ младшій единственно изъ хвастовства медленно кончилъ свой завтракъ, не спша закурилъ сигару, потомъ посмотрлъ на своего отца, и замтивъ въ немъ все то же невозмутимое терпніе, открылъ, наконецъ, черный мшокъ и выложилъ бумаги на столъ.

— Какъ прикажете разказывать? опросилъ онъ:— подробно или кратко? У меня тутъ вся исторія ея жизни. Адвокатъ, защищавшій ее передъ судомъ, имлъ инструкцію возбудить во что бы то ни стало сочувствіе присяжныхъ: онъ распространился о бдствіяхъ ея прежней жизни и мастерски растрогалъ всхъ присутствующихъ. Долженъ ли я слдовать его примру? Хотите ли вы знать о ней съ того времени, когда она ходила въ короткой юбк и гофрированныхъ кальсонахъ? или вы предпочитаете, быть-можетъ, познакомиться съ нею, какъ съ преступницей, прямо въ суд?

— Я все желаю знать о ней, съ жаромъ сказалъ отецъ.— И дурное, и хорошее — въ особенности дурное. Не щади моихъ чувствъ, Джемми, что бы тамъ ни было, объ одномъ прошу тебя: не щади моихъ чувствъ! Нельзя ли мн самому взглянуть на бумаги?

— Никакъ нельзя. Вы бы тамъ ничего не поняли. Благодарите судьбу, что она дала вамъ такого умнаго сына, который можетъ навлечь изъ этихъ бумагъ всю сущность дла и предложить вамъ это блюдо съ надлежащею приправой. Въ Англіи не найдется и десяти человкъ, которые бы разказали вамъ исторію этой женщины такъ, какъ могу разказать я. Этотъ даръ, старикашка, дается немногимъ, и онъ сидитъ вотъ тутъ.

Онъ проворно ударилъ себя по лбу и устремилъ глаза на первую страницу лежавшей передъ нимъ рукописи съ выраженіемъ неподдльнаго торжества при мысли, что можетъ щегольнуть своимъ талантомъ. Это былъ первый проблескъ искренняго неподдльнаго чувства.

— Исторія миссъ Гуильтъ, сказалъ Башвудъ младшій, начинается на торпъ-амброзскомъ рынк. Въ одинъ прекрасный день, лтъ двадцать пять тому назадъ, въ Topпъ-Амброзъ пріхалъ какой-то шарлатанъ, торговавшій не только лкарствами, но и разнымъ благовоннымъ товаромъ. Какъ живое доказательство чудесной силы своихъ притираній и помадъ, озъ показывалъ хорошенькую маленькую двочку съ превосходнымъ цвтомъ лица и необыкновенными волосами. Шарлатана звали Ольдершо, у него была жена, помогавшая ему въ приготовленіи этихъ снадобій, и продолжавшая эту торговлю даже посл его смерти. Въ послднее время она довольно высоко поднялась въ свт и совершенно тожественна съ тою хитрою старушкой, которая пользовалась недавно моими совтами и помощію. Что касается до хорошенькой двочки, мн не нужно говорить вамъ кто она. Между тмъ какъ тарлатанъ ораторствовалъ передъ толпой, показывая ей волосы ребенка, одна молодая леди, прозжавшая въ это время черезъ рынокъ, велла своему кучеру остановиться, чтобы послушать о чемъ шла рчь, увидавъ ребенка, она почувствовала къ нему непреодолимое влеченіе. Двушка была дочь г. Бланшарда изъ Торпъ-Амброза. Вернувшись домой, она заинтересовала своего отца судьбою невинной маленькой жертвы шарлатана. Въ тотъ же вечеръ Ольдершо были призваны въ большой домъ и допрошены. Они выдали себя за дядю и тетку ребенка — что была, конечно, выдумка, и когда имъ предложили помстить двочку въ сельскую школу, они охотно согласились отпускать ее туда ежедневно во все время пребыванія своего въ город. Уговоръ былъ выполненъ немедленно, и на слдующій же день

Ольдершо скрылись изъ Торпъ-Амброза, покинувъ ребенка на руки помщиковъ! Двочка очевидно не оправдала ихъ ожиданій, какъ приманка для публики, и потому они сочли за лучшее развязаться съ нею навсегда. Это первый актъ комедіи! Ясно, или нтъ?

— Для умныхъ людей очень ясно, Джемми. Но я старъ и тупъ. Я никакъ не могу понять, чья же дочь она была?

— Какой остроумный вопросъ! Къ сожалнію, я долженъ объявить вамъ, что никто, даже сама миссъ Гуильтъ не въ состояніи отвчать на него. Инструкціи, о которыхъ я говорю вамъ, основываются конечно на ея собственныхъ показаніяхъ, дополненныхъ адвокатомъ. На допрос она могла только припомнить, что нкогда жила въ какой-то деревушк, гд ее била и морила съ голоду женщина, бравшая къ себ на воспитаніе дтей. У этой женщины былъ билетъ съ обозначеніемъ имени двочки, на содержаніе которой до ея восьмилтняго возраста ежегодно выдавалась черезъ адвоката извстная сумма денегъ. Но тутъ выдача денегъ прекратилась безъ всякихъ объясненій со стороны адвоката, никто не требовалъ къ себ ребенка, никто не написалъ къ его воспитательниц. Тутъ увидали ее случайно Ольдершо, и нашли, что она можетъ служить отличною приманкой для публики. Женщина уступила ее за бездлицу, а Ольдершо сбыли ее навсегда Бланшардамъ. Вотъ вамъ исторія ея происхожденія, родства и воспитанія! Она или дочь герцога, или продавца яблокъ. Обстоятельства жизни ея въ дтств или въ высшей степени романичны, или въ высшей степени обыкновенны. Воображайте себ что угодно, я не стану вамъ противорчить. А когда кончите, скажите только слово, я переверну страницу и буду продолжать дале.

— Сдлай милость, продолжай, Джемми, сдлай милость продолжай.

— Затмъ, снова началъ Башвудъ младшій, перевертывая страницу,— мы уже встрчаемъ миссъ Гуильтъ замшанною въ семейной тайн. Покинутому ребенку повезло наконецъ счастье. Къ ней привязалась прекрасная двушка, дочь богатаго отца, и двочка сдлалась предметомъ нжнйшихъ ласкъ и попеченій въ большомъ дом, какъ новая игрушка миссъ Бланшардъ. Вскор посл того мистеръ Бланшардъ и его дочь ухали въ чужіе краи, взявъ съ собою и двочку, въ качеств маленькой горничной для миссъ Бланшардъ. Въ этотъ промежутокъ времена, между ихъ отъздомъ и возвращеніемъ, молодая миссъ успла выйдти замужъ и овдовть, а красивая маленькая горничная, вмсто того чтобы вернуться съ ними въ Торпъ-Амброзъ, внезапно отправлена была во Францію и помщена тамъ въ одну изъ лучшихъ школъ. За воспитаніе и содержаніе ея заплачено было впередъ вплоть до ея замужества, подъ тмъ условіемъ, чтобъ она никогда не возвращалась въ Англію. Вотъ все что могъ вывдать отъ нея адвокатъ, занимавшійся ея процессомъ. Она не только не захотла говорить о своей жизни за границей, но даже отказалась назвать имя мужа своей прежней госпожи. Ясно, что она владла какою-нибудь фамильною тайной, и что Бланшарды платили за ея воспитаніе на континент съ цлію удалить ее изъ Англіи. Не мене ясно и то, что она никогда не сохранила бы такъ свято этой тайны, еслибы не видла въ ней средства вымогать себ деньги у Бланшардовъ на будущее время. Нечего говорить, ловкая женщина, дьявольски-ловкая женщина. Не даромъ помыкалась она по блому свту, можно сказать, черезъ огонь и воду прошла!

— Да, да, Джемми, совершенно такъ, но долго ли оставалась она въ школ?

Башвудъ младшій заглянулъ въ рукопись.

— Она оставалась во французской школ до семнадцатилтняго возраста, отвчалъ онъ. Въ это время, какъ деликатно выражаются въ этихъ бумагахъ, въ школ случилось что-то непріятное! Дло въ томъ, что учитель музыки, дававшій уроки въ этомъ заведеніи, влюбился въ миссъ Гуильтъ. Это былъ почтенный, среднихъ лтъ человкъ, съ женою и дтьми. Находя положеніе свое безнадежнымъ, и весьма ложно предположивъ, что у него есть мозгъ въ голов, онъ взялъ пистолетъ и попытался опорожнить себ черепъ. Доктора спасли его жизнь, но не разсудокъ, и онъ кончилъ тмъ, съ чего долженъ былъ бы начать, то-есть сумашедшимъ домомъ. Такъ какъ причиной всему злу была красота миссъ Гуильтъ, хотя вообще поведеніе ея въ этомъ дл было совершенно безукоризненно,— ей уже нельзя было оставаться доле въ школ, посл всего случившагося. Когда Бланшардовъ извстили объ этомъ происшествіи, они переведи ее въ другую школу, и на этотъ разъ въ Брюссель. Ну, о чемъ вы теперь вздыхаете? Что васъ еще безпокоитъ?

— Я не могу не сочувствовать бдному учителю музыки, Джемми. Продолжай.

— По ея собственнымъ словамъ, папаша, миссъ Гуильтъ также была къ нему не равнодушна. Умъ ея принялъ серіозное направленіе: одна дама, у которой она провела время до отъзда въ Брюссель, обратила ее, какъ говорится, на путь спасенія. Но священникъ бельгійской школы, человкъ повидимому разсудительный и благоразумный, замтилъ, что чувства двочки принимаютъ весьма опасное направленіе. Не успвъ привести ее въ нормальное состояніе, онъ заболлъ и принужденъ былъ уступить свое мсто другому священнику, страшному фанатику. Вы поймете, какъ заинтересовался онъ двочкой и какъ подйствовалъ на ея воображеніе, когда я скажу вамъ, что посл двухъ-лтняго пребыванія своего въ школ она заявила о своемъ твердомъ намреніи провести остатокъ дней своихъ въ монастыр! Не правда-ли, есть чему подивиться? Миссъ Гуильтъ въ роли монахини — да это такой феноменъ, который рдко можно встртить! женщины престранныя созданія.

— Что же, вступила ли она въ монастырь или нтъ? спросилъ мистеръ Башвудъ.— Неужели ее допустили до этого при ея молодости, одиночеств и отсутствіи близкихъ людей, которые могли бы подать ей добрый совтъ?

— Съ Бланшардами посовтовалась только для формы, продолжалъ Башвудъ младшій.— Они, какъ вы можете себ представить, не воспротивились ея намренію. Я готовъ поручиться, что самое пріятное письмо, какое они когда-либо получала отъ нея, было то письмо, въ которомъ она торжественно и навсегда прощалась съ ними въ этомъ мір. Монастырское начальство по обыкновенію поступило весьма осторожно, чтобы не попасть въ просакъ. По ихъ уставу, она могла постричься не ране какъ черезъ годъ, а еслибы по истеченіи этого срока у нея еще оставались кой-какія сомннія, то слдовало отложить постригъ еще на годъ. Первый годъ искуса поколебалъ ея ршимость, а къ концу втораго года она была на столько умна, что безъ дальнйшихъ колебаній навсегда простилась съ монастыремъ. Снова очутившись на свобод, она почувствовала себя въ весьма неловкомъ положеніи. Монастырскія сестры потеряли къ ней всякое сочувствіе, содержательница школы не ршилась взять ее къ себ въ учительницы подъ предлогомъ ея замчательной красоты, а священникъ ршилъ, что она одержима бсомъ. Оставалось только написать Бланшардамъ и просить ихъ, чтобъ они нашли ей мсто учительницы музыки. Съ этой цлію она написала своей прежней госпож, во та, вроятно усумвившись въ искренности намренія молодой двушки остаться въ монастыр, воспользовалась ея прощальнымъ письмомъ, написаннымъ еще три года тому назадъ, чтобы прервать съ нею всякія сношенія. Такимъ образомъ письмо миссъ Гуильтъ было возвращено ей черезъ почтовую контору. Наведя справки, и узнавъ что мистеръ Бланшардъ умеръ, а дочь его переселилась изъ большаго дома неизвстно куда, она ршилась написать къ наслдникамъ. Но фамильные адвокаты отвчали ей, что при первой попытк ея вымогать деньги у кого-либо изъ членовъ семейства Бланшардъ, имъ разршено дйствовать противъ нея всею силой закона. Что оставалось ей теперь? Узнать мсто жительства своей прежней госпожи. Фамильные банкиры, съ которыми она снеслась на этотъ счетъ, отвчали ей, что они не имютъ права открывать адреса этой госпожи, до тхъ поръ пока сама она не изъявитъ на это своего согласія. Такой отвтъ окончательно связывалъ ей руки. Миссъ Гуильтъ не могла предпринять ничего боле. Будь у нея деньги, она похала бы въ Англію и быть-можетъ заставила бы серіозно призадуматься Бланшардовъ, прежде чмъ она ршились бы на крутыя мры. Но не имя даже и подупенни въ карман, она была совершенно безпомощна. Вы спросите, можетъ-быть, какъ жила она въ продолженіе этой переписки? Она перебивалась со дня на день, играя по вечерамъ на фортепіано въ одной жалкой брюссельской кофейн. Мущины конечно осаждали ее со всхъ сторонъ, но она оставалась твердою какъ алмазъ. Одинъ изъ этихъ отвергнутыхъ обожателей былъ иностранецъ, и черезъ него познакомилась она съ одною изъ его соотечественницъ — когда-то баронессой. Об женщины съ перваго раза понравились другъ другу, и для миссъ Гуильтъ началась новая жизнь. Она вдлалась лектрисой и компаньйонкой баронессы. Съ виду все тутъ было хорошо и прилично. Но на самомъ дл подъ этою блестящею поверхностью все было гнило и испорчено.

— Какимъ образомъ, Джемми? потрудись объяснить мн это?

— А вотъ какимъ образомъ. Баронесса любила путешествовать. У нея былъ избранный кружокъ друзей, который раздлялъ ея вкусы. Такимъ образомъ они путешествовали по континенту, перезжая изъ города въ городъ, и своею любезностію везд пріобртая себ знакомыхъ. Этихъ знакомыхъ баронесса приглашала на свои вечера, неизмнною принадлежностію которыхъ были карты. Понимаете ли вы теперь въ чемъ дло? Или я долженъ сказать вамъ по секрету, что карты за этихъ веселыхъ собраніяхъ считались совершенно безгршнымъ занятіемъ, хотя къ концу вечера баронесс и ея друзьямъ почти всегда везло счастье. Вс она были отъявленные шулера, и я совершенно убжденъ, каково бы ни было на этотъ счетъ ваше личное мнніе, что благодаря своимъ изящнымъ манерамъ и наружности, миссъ Гуильтъ служила драгоцнною приманкой для постителей этого общества. Судя по ея словамъ, она ничего не подозрвала о совершавшихся вокругъ нея продлкахъ. Въ карты она не играла, въ цломъ мір не было у нея друга, на котораго могла бы она опереться, и она искренно любила баронессу, по той простой причин, что та до послдней минуты сохраняла къ ней дружбу. Хотите врить этому, хотите нтъ, какъ вамъ угодно. Цлыя пять лтъ путешествовала она такимъ образомъ по континенту съ этими шулерами-аристократами, и быть-можетъ до сихъ поръ оставалась бы еще въ ихъ обществ, еслибы баронесса не наткнулась въ Неапол на одного дикаря въ лиц богатаго англійскаго путешественника, по имени Уальдрона. Ага! это имя вамъ знакомо? вы вроятно читали, вмст съ цлымъ міромъ, процессъ знаменитой мистриссъ Уальдронъ? и вы, конечно, догадываетесь теперь, кто такая миссъ Гуильтъ?

Онъ остановился и озадаченный посмотрлъ на своего отца: вмсто того чтобы казаться подавленнымъ подъ тяжестью сдланнаго ему открытія, мастеръ Башвудъ, посл минутнаго и весьма естественнаго удивленія, посмотрлъ за своего сына съ полнымъ самообладаніемъ, которое въ данномъ случа казалось дйствительно необыкновеннымъ. Глаза его засвтились новымъ блескомъ, а по лицу разлилась краска. Еслибы можно было сдлать подобное заключеніе о такомъ горемык, какъ мистеръ Башвудъ, то мы сказали бы, что онъ имлъ скоре ободренный нежели опечаленный видъ.

— Продолжайте Джемми, сказалъ онъ спокойно,— я принадлежу къ числу тхъ немногихъ людей, которыя не читали процесса, а только слышали о немъ.

Не переставая внутренно удивляться, Башвудъ младшій продолжалъ.

— Вы всегда были и навсегда останетесь позади своего вка, сказалъ онъ.— Когда мы дойдемъ до процесса, я разкажу вамъ о немъ на столько, на сколько это будетъ нужно, а покамстъ возвратимся къ баронесо и мистеру Уальдрону. Въ продолженіе нсколькихъ ночей Англичанинъ не мшалъ шулерамъ, другими словами, онъ платилъ за право ухаживать за миссъ Гуильтъ, но увидавъ наконецъ, что уже произвелъ на нее надлежащее впечатлніе, онъ безпощадно выдалъ всю шайку. Полиція немедленно вмшалась въ это дло, баронессу посадили въ тюрьму, а миссъ Гуильтъ поставлена была между двумя огнями — или принять покровительство мастера Уадьдрона, или идти на вс четыре стороны. Миссъ Гуильтъ показала себя въ этомъ случа или удивительно добродтельною, или удивительно ловкою, назовите это какъ знаете. Къ удивленію мистера Уальдрона, она объявила ему, что не боится идти на вс четыре стороны, и что онъ долженъ или сдлать ей честное предложеніе, то-есть жениться на ней, или проститься съ нею навки. Конецъ былъ такой, какой обыкновенно бываетъ, когда мущина влюбленъ, а женщина настойчива. Къ величайшему неудовольствію своего семейетва и друзей, мистеръ Уальдронъ по-невол поступилъ честно и женился на миссъ Гуильтъ.

— Какихъ лтъ онъ былъ тогда? съ нетерпніемъ опросилъ мистеръ Башвудъ старшій.

Башвудъ младшій расхохотался.

— Онъ какъ разъ годился бы вамъ въ сыновья, папаша, и притомъ онъ былъ такъ богатъ, что вашъ драгоцнный бумажникъ могъ бы лопнуть отъ его ассигнацій! Но не печальтесь. Они не были счастливы, несмотря на то что онъ былъ молодъ и богатъ. Сначала они жили заграницей, и все шло довольно хорошо. Вскор посл свадьбы молодой мужъ конечно сдлалъ новое завщаніе и подъ вліяніемъ медоваго мсяца отказалъ значительную сумму денегъ своей молодой жен. Но со временемъ и женщины надодаютъ, какъ и все прочее. Въ одно прекрасное утро мистеръ Уальдронъ проснулся съ сознаніемъ всей необдуманности своего поступка. У него былъ дурной характеръ, и потому будучи недоволенъ самимъ собою, онъ конечно далъ почувствовать это и своей жен. Затявъ ссору, онъ кончилъ подозрніями и сталъ неистово ревновать къ ней каждаго мущину появлявшагося въ дом. Такъ какъ дтей у нихъ не было, то они свободно перезжали изъ одного мста въ другое, по прихотямъ его ревности, пока наконецъ не вернулись въ Англію посл четырехлтняго супружества. У мистера Уальдрона былъ старый, уединенный замокъ посреди Йоркширскихъ болотъ. Тамъ онъ заперся съ своей женой, вдали отъ всхъ живыхъ существъ, кром своихъ слугъ и собакъ. Подобное обращеніе съ молодою, энергичною женщиной могло повести лишь къ одному результату. Называйте это судьбой или случаемъ,— но когда женщина доведена до отчаянія, подъ рукой у нея всегда найдется ловкій мущина, готовый этимъ воспользоваться. А мущина въ данномъ случа былъ, какъ выражаются на скачкахъ, ‘мрачный конь’. Это былъ нкто капитанъ Манюель, уроженецъ острова Кубы и (по его собственнымъ словамъ) бывшій офицеръ испанскаго флота. На возвратномъ пути въ Англію онъ встртился гд-то съ прекрасною женой мистера Уальдрона, ему удалось говоритъ съ нею, несмотря на ревность мужа, и онъ пробрался за ними до самыхъ Йоркширскихъ болотъ. Капитанъ описанъ ловкимъ, смлымъ удальцомъ, чмъ-то въ род пирата, съ легкимъ оттнкомъ таинственности, которая такъ нравится женщинамъ.

— Она не похожа на другихъ женщинъ! возразилъ мистеръ Башвудъ, внезапно прерывая своего сына.— А что она?…. Голосъ измнилъ ему, и онъ остановился, не докончивъ своего вопроса.

— Вы хотите знать любила ли она капитана? подсказалъ Башвудъ младшій съ новымъ смхомъ.— Судя по ея собственнымъ словамъ, она обожала его. И въ то же время поведеніе ея (какъ говоритъ она сама) было совершенно безупречно. Принимая въ соображеніе строгій надзоръ мужа, можно пожалуй допустить справедливость ея показаній (хотя они кажутся невроятными). Въ продолженіе цлыхъ шести недль влюбленная чета ограничивалась тайною перепиской: кубинскому капитану (которой между прочимъ отлично говорилъ и писалъ по-англійски) удалось найдти себ посредницу между служанками Йоркширскаго замка. Неизвстно, чмъ бы все это кончилось,— еслибы мистеръ Уальдронъ самъ не вызвалъ кризиса. Зналъ ли онъ о тайной переписк своей жены или нтъ — неизвстно. Врно лишь то, это онъ вернулся однажды съ прогулки боле раздраженный чмъ обыкновенно, что жена показала ему на этотъ разъ обращикъ своего неукротимаго характера, котораго онъ никакъ не могъ переломать до сихъ поръ, а что онъ въ порыв гнва ударилъ ее хлыстомъ по лицу. Далеко не либеральный поступокъ, не правда ли? Но хлыстъ произвелъ чудесные результаты. Съ этой минуты мистрисъ Уальдронъ подчинилась своему мужу такъ, какъ она еще никогда не подчинялась ему до сихъ поръ. Въ продолженіе двухъ недль сряду посл того онъ говорилъ и длалъ все что ему хотлось, и она ни въ чемъ ему не прекословила, не произнесла ни единой жалобы. Другой мущина, быть-можетъ, заподозрилъ бы такую внезапную перемну, и подъ гладкою поверхностію почуялъ бы таившуюся опасность. Но такъ ли смотрлъ на это мистеръ Уальдронъ — этого я не могу вамъ сказать. Намъ извстно только, что прежде чмъ усплъ зажить рубецъ на лиц его жены, онъ заболлъ и черезъ два дня умеръ. Что вы скажете на это?

— Я скажу, что онъ этого заслуживалъ! отвчалъ мистеръ Башвудъ, съ жаромъ ударяя рукою по столу, въ то время какъ сынъ его, остановившись, смотрлъ на него.

— А между тмъ докторъ, позванный къ умирающему, былъ совсмъ другаго мннія, сухо замтилъ Башвудъ младшій Онъ пригласилъ двухъ другихъ врачей, и вс трое признали смерть неестественною. Началось обыкновенное въ подобныхъ случаяхъ уголовное слдствіе. Показанія докторовъ и показанія слугъ неопровержимо указывали на одно и то же лицо, и мистрисъ Уальдронъ, обвиненная въ отравленіи мужа, отдана была подъ судъ. Для защиты подсудимой выписанъ былъ изъ Лондона опытный юристъ, и имъ-то составлены были эти инструкціи… Что съ вами? чего вамъ нужно?

Внезапно вскочивъ съ своего мста, мастеръ Башвудъ потянулся черезъ столъ, чтобы взять у сына бумаги.

— Дай мн взглянуть на нихъ, заговорилъ онъ нетерпливо.— Дай мн посмотрть, что тамъ говорится о кубинскомъ капитан, вдь онъ также былъ замшанъ въ этомъ дл, Джемми, я готовъ побожиться, что онъ тутъ былъ замшанъ!

— Да никто и не сомнвался въ этомъ, кому только извстны была вс обстоятельства дла, возразилъ сынъ.— Но въ то же время никто не могъ этого доказать. Сядьте, папаша, и успокойтесь. Вы ничего тутъ не найдете о капитан Мануел, кром личныхъ подозрній адвоката на его счетъ, подозрній, которыми могли, по произволу, или воспользоваться, или нтъ. Съ первой и до послдней минуты подсудимая настойчиво старалась выгородить капитана. При самомъ начал процесса она сдлала адвокату два добровольныя признанія, которыя оба показались ему, однако, ложными. Вопервыхъ, она объявила себя невинною въ преступленіи, что было весьма понятно, большая часть преступниковъ имютъ обыкновеніе прибгать къ этой уловк. Вовторыхъ, сознавшись въ своей тайной переписк съ кубинскимъ капитаномъ, она увряла, между прочимъ, что въ письмахъ ихъ упоминалось только о задуманномъ побг, на который побуждало ее жестокое обращеніе мужа. Адвокатъ, конечно, пожелалъ видть письма. ‘Мы оба сожгли ихъ’, отвчала она. Въ этомъ 6ыла, можетъ-быть, своя доля правды. Когда до капитана дошли слухи объ уголовномъ слдствіи, онъ, по всей вроятности, поспшилъ сжечь ея письма. Но адвокатъ зналъ по опыту (какъ знаю и я), что изъ ста женщинъ девяносто девять непремнно хранятъ письма любимаго человка, несмотря ни на какую опасность. Разъ возымвъ подозрнія, адвокатъ навелъ объ иностранномъ капитан справки, изъ которыхъ оказалось, что карманы его были такъ пусты, какъ они бываютъ только у иностранныхъ капитановъ. Одновременно съ этомъ открытіемъ онъ сдлалъ подсудимой нсколько вопросовъ относительно ожидаемаго ею наслдства. Мистрисъ Уальдронъ съ негодованіемъ отвчала, что между бумагами ея мужа найдено было завщаніе, сдланное имъ за нсколько дней до его смерти, и въ которомъ онъ изъ всего своего огромнаго состоянія отказывалъ ей только пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ. ‘А было другое завщаніе?’ спросилъ адвокатъ,— ‘которое уничтожалось бы новымъ?’ — Да, было другое завщаніе, сдланное имъ тотчасъ посл брака, и которое онъ отдалъ въ ея руки.— ‘Сколько же предоставляло оно вдов?’ — Оно предоставляло ей въ десять разъ боле того, что отказано было во второмъ завщаніи.— ‘Упоминала ли она когда-нибудь о прежнемъ завщаніи капитану Мануелю?’ Подсудимая почуяла ловушку и безъ малйшаго колебанія отвчала, ‘Нтъ, никогда!’ Этотъ отвтъ еще боле усилилъ подозрнія адвоката. Онъ попробовалъ попутать ее, объявивъ, что за обманъ она можетъ поплатиться казнію, но съ свойственнымъ женщин упрямствомъ она твердо стояла на своемъ. Капитанъ съ своей стороны дйствовалъ чрезвычайно осмотрительно. Онъ сознался въ задуманномъ побг, объявилъ, что сжегъ письма мистрисъ Уальдронъ изъ уваженія къ ея репутаціи, и самъ вызвался явиться въ судъ. Не было никакого явнаго указанія на его сообщничество, и потому въ день, назначенный для процесса, его не иначе можно было призвать въ судъ какъ въ качеств свидтеля. Я самъ твердо убжденъ, что Мануель зналъ о завщаніи, длавшемъ мистриссъ Уальдронъ наслдницей пятидесяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ, и что онъ готовъ былъ, въ силу этого обстоятельства, жениться на ней тотчасъ посл смерти мужа. Если кто могъ склонить ее на преступленіе, такъ ужь, конечно, капитанъ. Да и самый ядъ, при томъ бдительномъ надзор, которому она подвергалась, могъ быть присланъ ей лишь въ одномъ изъ писемъ капитана.

— Не думаю, чтобъ она изъ своихъ рукъ отравила мужа, если даже ядъ и былъ ей присланъ! воскликнулъ мистеръ Башвудъ.— Это, вроятно, сдлалъ капитанъ!

Не обращая ни малйшаго вниманія на замчаніе отца своего, Башвудъ младшій свернулъ протоколы защиты, уже выполнившіе свое назначеніе, уложилъ ихъ обратно въ мшокъ, и вмсто того досталъ небольшую печатную брошюру.

— Вотъ одинъ изъ отчетовъ, напечатанныхъ объ этомъ процесс, сказалъ онъ, — вы можете прочесть его на досуг, если пожелаете, а теперь намъ нечего терять время надъ подробностями. Я уже сказалъ вамъ, кажется, что адвокатъ искусно выставилъ обвиненіе въ убійств, какъ послднее бдствіе, обрушивавшееся на бдную, невинную женщину. Посл этой высокопарной прелюдіи онъ сослался въ своей защитительной рчи на два юридическіе пункта: вопервыхъ, не было никакихъ явныхъ доказательствъ, что подсудимая имла въ своихъ рукахъ яда, вовторыхъ, хотя медики и положительно признали смерть ея мужа неестественною, однако они разошлись во мнніи относительно состава, употребленнаго для отравы. Оба эти пункта были основательны и дльны. Но показанія противоположной стороны опровергли вс предыдущія. Обвинители доказывали, что подсудимая имла три весьма побудительныя причины для отравленія своего мужа. Вопервыхъ, его безпримрно жестокое съ нею обращеніе, вовторыхъ, отказанное ей, по его собственноручному духовному завщанію (которое она считала не уничтоженнымъ) огромное состояніе, втретьихъ, задуманный ею побгъ съ другимъ мущиной. Эта побудительныя причины подкрплены были прочными, неопровержимыми доказательствами, что единственнымъ лицомъ въ дом, имвшимъ возможность поднести ядъ, была сама подсудимая. Что могли сказать судья или присяжные противъ такихъ доказательствъ? Присяжные, конечно, объявили ее виновною, а судья подтвердилъ ихъ приговоръ. Между присутствующими произошло смятеніе: съ женщинами длались истерическіе припадки, да и мущины вели себя не лучше. Судья рыдалъ, адвокаты содрогались. Смертный приговоръ произнесенъ былъ посреди такой обстановки, какой еще никогда не видали до сихъ поръ въ англійскихъ уголовныхъ судахъ. А между тмъ подсудимая и понын пользуется вожделннымъ здравіемъ, она вольна причинять какое угодно зло и отравлять, если ей вздумается, любаго мущину, любую женщину, любаго ребенка, которые попадутся на ея пути. Чрезвычайно интересная женщина! Старайтесь быть съ ней въ самыхъ лучшихъ отношеніяхъ, мой любезный сэръ, ибо законъ ясно сказалъ ей: ‘Для васъ, мой прекрасный другъ, у меня нтъ ни каръ, ни наказаній!’

— Какимъ образомъ получила она прощеніе? задыхаясь спросилъ мистеръ Башвудъ.— Тогда мн разказывали, но я что-то позабылъ. Причиной этому былъ, кажется, министръ внутреннихъ длъ? Если такъ, то я уважаю министра внутреннихъ длъ. Я скажу, что министръ внутреннихъ длъ былъ достоинъ своего мста.

— Совершенно справедливо, старикашка, возразилъ Башвудъ младшій.— Министръ внутреннихъ длъ былъ всепокорнйшимъ слугою просвщенной, либеральной прессы, и онъ былъ вполн достоинъ своего мста. Неужели вы въ самомъ дл не знаете, какъ она увернулась отъ вислицы? Если не знаете, то я разкажу вамъ. Въ тотъ самый вечеръ какъ произнесенъ былъ приговоръ, двое или трое изъ молодыхъ литераторовъ-буканьеровъ отправились къ двумъ или тремъ издателямъ газетъ и пустили въ печать дв или три раздирательныя статейки насчетъ приговора суда. Брошенная искра разгорлась на другой дань яркихъ пламенемъ, вся публика заговорила въ одинъ голосъ, о дло подсудимой подверглось новому пересмотру судей-аматеровъ на столбцахъ газетъ. Множество людей, не присутствовавшихъ при допрос, взялись за перо, и благодаря любезному позволенію издателей газетъ, ударилось въ журналистику. Доктора, не лчившіе больнаго, и не задавшіе его аутопсіи, смло утверждали цлыми дюжинами, что смерть была естественная. Праздные адвокаты, не присутствовавшіе при допрос, обвиняли присяжныхъ, слушавшихъ об стороны, и осуждали судью, который занималъ эту должность еще прежде чмъ многіе изъ нихъ явились на свтъ Божій. Общественное мнніе примкнуло къ празднымъ адвокатамъ, докторамъ и молодымъ буканьерамъ, поднявшимъ весь этотъ гвалтъ. Въ самомъ дл, не ужасно ли было, что законъ, за покровительство котораго они платили деньги, дйствительно и серіозно исполнялъ свою обязанность? Ужасно, непозволительно! Британская публика въ одинъ голосъ возопила противъ созданнаго ею же самою законодательства,— и министръ внутреннихъ ддъ въ смущеніи отправился къ судь. Судья остался непоколебимъ. По его мннію, справедливость приговора была несомннна. ‘А еслибы, замтилъ ему министръ внутреннихъ длъ,— обвинительная сторона избрала какой-либо другой способъ доказать виновность подсудимой, какъ поступили бы тогда вы и присяжные?’ Конечно, судья не могъ дать на это положительнаго отвта, что много утшило министра внутреннихъ длъ. Въ послдствіи же, когда онъ уговорилъ судью подвергнутъ противоположныя мннія различныхъ медиковъ суду одного знаменитаго врача, и когда послдній взглянулъ на это дло съ гуманной точки зрнія, заявивъ сначала, какъ бы въ свое оправданіе, что ему неизвстны вс подробности этого дла, министръ внутреннихъ длъ почувствовалъ, себя совершенно удовлетвореннымъ. Смертный приговоръ положили подъ сукно, постановленіе закона отмнено было большинствомъ голосовъ, и мнніе журналистики одержало верхъ. Но этого еще мало, самое интересное впереди. Знаете ли что случилось, когда общество увидало, что любимица его возвращена ему неожиданно? У него сейчасъ же возникла мысль, что невинность подсудимой не на столько доказана, чтобъ ее можно было отпустить безъ всякаго возмездія. ‘Накажите ее слегка, господинъ министръ внутреннихъ длъ, лишь для того, чтобъ удовлетворить нравственнымъ принципамъ, говорило общество. Употребите, изъ любви къ намъ, небольшую дозу судебнаго лкарства, и тогда мы совершенію успокоимся на этотъ счетъ до конца дней вашихъ.’

— Не смйся надъ этимъ! воскликнулъ отецъ.— Не смйся, не смйся, не смйся, Джемми! Неужели они подвергли ее новому суду? Они не могли, они не смли этого сдлать! За одинъ и тотъ же проступокъ никого не судятъ дважды.

— Та-та-та! да ее можно было судить еще за другое преступленіе, возразилъ Башвудъ младшій: — такъ съ нею и поступили. По счастію для общественнаго спокойствія, она вздумала, съ свойственнымъ женщин безразсудствомъ, сама удовлетворить себя, когда узнала, что покойный мужъ ея однимъ взмахомъ пера уменьшалъ завщанную ей сумму денегъ съ пятидесяти тысячъ фунтовъ на пять тысячъ. За день до начала слдствія, въ стол уборной мистера Уальдрона, гд хранились прежде нкоторыя драгоцнныя вещи, увидали взломанный и пустой ящикъ, а когда подсудимую посадили въ тюрьму, драгоцнные камни, выломанные изъ своей оправы, нашлись у нея въ корсет. Мистрисъ Уальдронъ считала это весьма справедливымъ вознагражденіемъ за понесенный ею убытокъ. Но законъ назвалъ это кражей у душеприкащиковъ покойнаго. Такимъ образомъ общество ухватилось за боле легкій проступокъ, на который не обращено было вниманія при серіозномь обвиненіи въ убійств, для того чтобъ удовлетворить законамъ приличія и нравственности. Въ первомъ случа само общество парализовало дйствіе правосудія относительно обвиненной, а во второмъ случа оно же само старалось вооружить его противъ нея. Будучи прощена за убійство, мистрисъ Уальдронъ отдана была подъ судъ за воровство. Но лучше всего то, что еслибъ ея красота и несчастіе не подйствовали на ея адвоката, она не только подверглась бы вторичному приговору, но, какъ преступница, лишилась бы даже и тхъ пяти тысячъ фунтовъ, которые были отказаны ей по второму завщанію.

— Я уважаю ея адвоката! Я благоговю передъ нимъ! воскликнулъ мистеръ Башвудъ.— Я желалъ бы высказать ему это и пожать его руку.

— Сомнваюсь, чтобъ онъ поблагодарилъ васъ за это, замтилъ Башвудъ младшій.— Онъ находится въ томъ пріятномъ убжденіи, что никто, кром его самого, не знаетъ, какомъ образомъ сберегъ онъ для мистрисъ Уальдронъ это наслдство.

— Извини, Джемми, возразилъ отецъ.— Но я попрошу тебя не называть ее боле мистрисъ Уальдронъ. Называй ее лучше ея прежнимъ двичьимъ именемъ, когда она была молода, невинна и еще училась въ школ. Не правда ли, мой другъ, ты ради меня, согласишься называть ее миссъ Гуильтъ?

— Пожалуй! для меня это ровно ничего не значитъ. Къ чорту чувствительность! будемъ держаться фактовъ. Вотъ что сдлалъ адвокатъ до окончанія втораго суда. Онъ объявилъ ей, что ее наврное признаютъ виновною. ‘И ужь на этотъ разъ, сказалъ онъ, общество не пойдетъ противъ закона. Есть ли у васъ какой-нибудь старый другъ, на котораго вы могли бы положиться?’ У нея никого не было. ‘Въ такомъ случа, сказалъ адвокатъ, вы должны положиться на меня, подпишите вотъ эту вымышленную купчую, по которой вы будто продаете мн всю вашу собственность. Когда наступитъ время, я предъявлю свои разчеты душеприкащикамъ вашего мужа, а потомъ возвращу вамъ вырученныя деньги, укрпивъ ихъ за вами на случай вторичнаго вашего вступленія въ бракъ. Въ такихъ случаяхъ корона часто уклоняется отъ своего права оспаривать дйствительность подобной продажи, и если она поступитъ съ вами также снисходительно какъ и съ прочими преступниками, то по выход изъ тюрьмы вы получите ваши пять тысячъ фунтовъ, чтобы начать съ ними новую жизнь!’ А вдь недурно было со стороны адвоката помочь ей ограбить казну, въ то время какъ ее собирались судить за грабежъ душеприкащиковъ? Ха, ха, ха! каковъ у насъ свтъ-то!

Отецъ не замтилъ послдняго сарказма сына.

— Опять въ тюрьму! проговорилъ онъ разсянно.— О Боже мой, посл столькихъ страданій — опять въ тюрьму!

— Да, сказалъ Башвудъ младшій, вставая и потягиваясь,— вотъ какъ это кончилось. Присяжные признали ее виновною, судья приговорилъ ее къ двухлтнему заключенію въ тюрьм. Она высидла положенный срокъ и, если не ошибаюсь, вышла оттуда около трехъ лтъ тому назадъ. Если вы хотите знать, какъ воспользовалась она своею свободой, и что длала она потомъ, то я разкажу вамъ объ этомъ въ другой разъ, когда въ бумажник вашемъ заведутся лишнія деньги. А покамстъ вы знаете все что вамъ нужно знать. Нтъ ни малйшаго сомннія, что эта очаровательная женщина заклеймена двойнымъ позоромъ — обвиненіемъ въ убійств и двухлтнимъ заключеніемъ въ тюрьм за воровство. Вотъ вашъ богатый запасъ свдній за ваши деньги, да въ придачу мое необыкновенное умнье изложить дло ясно и просто. Если въ васъ есть хоть капля благодарности, вы должны вознаградить меня какимъ-нибудь хорошенькимъ подаркомъ. Что же до меня касается, то я скажу вамъ, старикашка, что сдлали бы вы, еслибы дать вамъ волю: вы сейчасъ же женились бы на миссъ Гуильтъ.

Мистеръ Башвудъ вскочилъ съ своего мста и пристально посмотрлъ въ лицо сыну.

— Будь это въ моей вол, повторилъ онъ,— я сейчасъ же женился бы на ней.

Башвудъ младшій сдлалъ шагъ назадъ.

— Какъ! посл всего что вы слышали о ней? спросилъ онъ въ изумленіи.

— Да, посл всего что я слышалъ о ней.

— Даже рискуя быть отравленнымъ при малйшей размолвк.

— Даже рискуя быть отравленнымъ, отвчалъ мистеръ Башвудъ,— хотя бы черезъ двадцать четыре часа.

Шпіонъ тайной полиціи снова опустился на стулъ, озадаченный словами и взглядомъ своего отца.

— Клянусь честью онъ сошелъ съ ума, сказалъ про себя Башвудъ младшій.— Совсмъ сошелъ съ ума!

Мистеръ Башвудъ старшій взглянулъ на часы и поспшно взялся за шляпу.

— Я желалъ бы выслушать о ней все, сказалъ онъ,— все, до послдняго слова. Но время, ужасное время бжитъ, не останавливаясь. Почемъ знать? можетъ-быть, теперь ихъ внчаютъ.

— Что вы хотите длать? спросилъ Башвудъ младшій, становясь между отцомъ и дверью.

— Я хочу хать въ гостиницу, отвчалъ старикъ, стараясь обойдти его.— Я хочу хать къ мистеру Армаделю.

— Зачмъ?

— Чтобы разказать ему все что слышалъ отъ тебя.

Сказавъ это, онъ замолчалъ. Ужасная, торжествующая улыбка, промелькнувшая однажды на его лиц, освтила его опять.

— Мастеръ Армадель молодъ, у мастера Армаделя цлая жизнь впереди, лукаво прошепталъ онъ, цплялся за рукавъ сына своими дрожащими пальцами.— Что не страшитъ меня,то можетъ испугать его!

— Погодите немного, сказалъ Башвудъ младшій.— Точно да вы уврены, что это мистеръ Армадель?

— Что мистеръ Армадель?

— Что это онъ хочетъ жениться на ней?

— Да! да! да! Пусти меня, Джемми, пусти меня.

Шпіонъ въ раздумьи прислонился спиною къ дверямъ.

Мастеръ Армадель былъ богатъ, у мистера Армаделя можно было выманить значительный кушъ денегъ за открытіе, которое избавило бы его отъ позорной женитьбы. ‘Если я самъ обработаю это дльце, то могу зашибить фунтовъ сто’, подумалъ Башвудъ младшій. ‘А если предоставлю это отцу, то мы не выручимъ и полу пенни.’ Тутъ онъ взялъ свою шляпу и кожаный мшечекъ.

— Ну, гд вамъ удержать все это въ вашей старой пустой башк, папаша! сказалъ онъ съ своею нахальною безцеремонностью.— Куда вамъ! я лучше самъ поду съ вами. Что вы на это скажете?

Обрадованный отецъ заключилъ сына въ объятія.

— Не могу удержаться, Джемми, сказалъ онъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ.— Ты слишкомъ добръ ко мн. Возьми послднюю ассигнацію, мой другъ, а я обойдусь какъ-нибудь и безъ нея, возьми.

Сынъ съ шумомъ распахнулъ дверь и великодушно отвернулся отъ отцовскаго бумажника.

— Провалъ ее возьми, старикашка, я вовсе не такъ корыстолюбивъ! сказалъ онъ съ притворнымъ чувствомъ.— Спрячьте вашъ бумажникъ, и демъ.— ‘Еслибъ я взялъ послднюю ассигнацію у моего достопочтеннаго родителя,’ подумалъ онъ, спускаясь съ лстницы, ‘то вдь и онъ, пожалуй, заспорилъ бы о длеж, увидавъ денежки мистера Армаделя’.— Идите же, папаша! продолжалъ онъ вслухъ.— Мы возьмемъ извощика и застанемъ счастливаго жениха еще до отъзда въ церковь!

Они крикнули кэбъ и отправились въ гостиницу, гд жили оба друга. Какъ скоро дверка кэба захлопнулась, мистеръ Башвудъ снова заговорилъ о миссъ Гуильтъ.

— Разкажи мн теперь остальное, сказалъ онъ, взявъ сына заруку и нжно ее поглаживая.— Будемъ говорить о ней вплоть до гостиницы. Помоги мн убить время, Джемми, помоги мн убить время.

Башвудъ младшій былъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа, заране считая денежки мистера Армаделя. Отъ до послдней- минуты подтрунивалъ надъ безпокойствомъ отца.

— Посмотримъ, помните ли вы что я вамъ разказывалъ, началъ онъ.— Въ этой исторіи есть одно лицо, которое незамтно стушевалось. Ну, угадайте, о комъ я говорю?

Онъ былъ увренъ, что отецъ не въ состояніи будетъ отвчать на этотъ вопросъ. Но память мистера Башвуда, то всемъ что касалось до миссъ Гуильтъ, была также свжа и ясна, какъ память его сына.

— Ты говорить объ этомъ зазжемъ бездльник-иностранц, который соблазнилъ ее, а потомъ укрылся за нею, подвергнувъ ея жизнь опасности, отвчалъ онъ безъ малйшаго колебанія.— Не говори о немъ, Джемми!

— Но я долженъ говорить о немъ, возразилъ тотъ.— Вдь вы хотите знать, что сталось съ миссъ Гуильтъ по выход изъ тюрьмы, не такъ ли? Прекрасно, я могу отвчать вамъ на это. Она сдлалась мистрисъ Мануель. Нечего такъ смотрть на меня, старикашка. Я знаю это изъ офиціальныхъ источниковъ. Въ конц прошедшаго года, въ нашу контору явилась одна иностранка, показавшая, что она вступила въ законный бракъ съ капитаномъ Мануелемь, во время его перваго прізда въ Англію. Лишь недавно узнала она, что мужъ ея снова находится въ этой стран, и что онъ вступилъ во вторичный бракъ въ Шотландіи. Мы тотчасъ же навели справки, и по сличенію чиселъ оказалось, что шотландскій бракъ,— если только это былъ дйствительный бракъ, а не подлогъ,— совершился именно около того времени, когда миссъ Гуильтъ выпущена была на волю. А дальнйшія изслдованія убдили насъ, что вторая мистрисъ Мануель была никто другая какъ героиня знаменитаго уголовнаго процесса, которая, какъ теперь извстно, совершенно тождественна съ вашею очаровательною подругой, миссъ Гуильтъ.

Голова мистера Башвуда опустилась на грудь. Онъ крпко сжалъ свои дрожащія руки и молча ждалъ окончанія разказа.

— Ободритесь! продолжалъ сынъ.— Капитанъ уже не можетъ теперь мшать вамъ. Въ одинъ туманный день, въ прошедшемъ декабр, онъ ускользнулъ отъ насъ на континентъ, но куда именно, неизвстно. Пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, полученные имъ отъ второй супруги, онъ прожилъ до тла въ тотъ промежутокъ времени, который прошелъ со дня ея выхода изъ тюрьмы, и мы никакъ не могли понять, гд сумлъ онъ достать денегъ на путевыя издержка. Въ послдствіи оказалось, что онъ получилъ ихъ все отъ второй же своей жены. Она наполнила его пустые карманы, а сама, помстившись въ одной жалкой лондонской гостиниц, преспокойно ожидала отъ него извстій изъ-за границы, чтобы потомъ немедленно съ нимъ соединиться. Но вы спросите, можетъ-быть, откуда она достала деньги? Въ то время никто не могъ разузнать итого. Мн же кажется, что такъ какъ прежняя госпожа ея была еще жива въ это время, то миссъ Гуильтъ, вроятно, снова воспользовалась тайною Бланшардовъ и ршилась извлечь изъ нея надлежащую пользу. Конечно, все это не боле какъ предположенія, но одно обстоятельство придаетъ имъ большое правдоподобіе. Въ то время у миссъ Гуильтъ была одна пожилая пріятельница, которая могла развдать для нея адресъ ея прежней госпожи. Догадываетесь ли вы теперь, кто была эта пожилая пріятельница? Куда вамъ! Конечно, мистрисъ Ольдершо!

Мистеръ Башвудъ внезапно поднялъ глаза.

— Для чего ей было возвращаться къ женщин, которая бросила ее, когда она была ребенкомъ? опросилъ онъ.

— Этого я не могу вамъ сказать, возразилъ сынъ,— можетъ-быть, она вернулась къ ней ради своихъ великолпныхъ волосъ. Нечего и говорить, что тюремныя ножницы окарнали прелестные локоны миссъ Гуильтъ, а я долженъ замтить, что мистрисъ Ольдершо извстна въ цлой Англіи, какъ знаменитая обновительница обветшавшихъ головъ и лицъ женскаго пола. Приложите къ двумъ еще два, и вы, быть-можетъ, догадаетесь, что дважды-два составляетъ четыре.

— Да, да, дважды-два четыре, нетерпливо повторилъ отецъ.— Но мн хотлось бы знать продолженіе, подучила ли она отъ него извстіе? вызвалъ ли онъ ее къ себ за границу?

— Капитанъ-то? да какъ это могло придти вамъ въ голову? Разв онъ не прожилъ ея деньги до послдняго фартинга? и разв онъ не разгуливалъ по континенту вольною пташкой? Миссъ Гуильтъ долго ожидала, не переставая ему врить. Но я готовъ биться объ закладъ, что ей не пришлось боле видть даже его почерка. Мы всячески старалась ее образумить, мы прямо говорили ей, что у него еще жива первая жена, и что она, миссъ Гуильтъ, не иметъ на него ни малйшихъ правъ! Она не хотла намъ врить, хотя мы подтверждали наши слова доказательствами. Упрямое, дьявольски-упрямое созданіе. Она ждала, кажется, нсколько мсяцевъ сряду, прежде чмъ потеряла послднюю надежду когда-либо его видть.

Мистеръ Башвудъ украдкою посмотлъ въ окно кареты.

— Гд же могла она потомъ найдти себ пріютъ? спросилъ онъ, обращаясь не къ сыну, а къ самому себ.— Что могла она предпринять?

— Насколько я знаю женщинъ, замтилъ Башвудъ младшій, отвчая на вопросъ отца,— слдовало бы предположить, что она пыталась утопиться. Но это лишь одн догадки. Что касается до этой части истеріи миссъ Гуильтъ, то вы застаете меня врасплохъ, папаша. Мн ршительно неизвстно, что предпринимала она ныншнею весной и лтомъ. Съ отчаянія она могла ршиться на самоубійство, но также могла быть и тайною пружиной тхъ справокъ, которыя я наводилъ для мистрисъ Ольдершо. Вы вроятно увидите ее сегодня утромъ и, можетъ-быть, благодаря вашему вліянію, она сама доскажетъ вамъ окончаніе своей исторіи.

Мистеръ Башвудъ, продолжавшій смотрть изъ окна кэба, внезапно схватилъ своего сына за руку.

— Стой, стой! воскликнулъ онъ въ сильномъ волненіи.— Мы пріхали. Джемми, попробуй какъ бьется мое сердце! Вотъ и гостиница.

— Убирайтесь вы съ вашимъ сердцемъ, сказалъ Башвудъ младшій.— Посидите тутъ покамстъ одни, а я пойду наводить справки.

— И я пойду съ тобою! закричалъ отецъ.— Я не могу ждать! говорю теб, что я не могу ждать!

Они вмст вошли въ гостиницу и спросили мистера Армаделя.

Посл небольшаго колебанія слуга отвчалъ, что мистеръ Армадель ухалъ уже шесть дней тому назадъ, а второй слуга прибавилъ, что другъ мистера Армаделя, мистеръ Мидвинтеръ, выхалъ только сегодня утромъ. Куда отправился мистеръ Армадель? Куда-то въ провинцію. А мистеръ Мидвинтеръ? На это никто не могъ дать отвта.

Мастеръ Башвудъ посмотрлъ на своего сына въ безмолвномъ и невыразимомъ отчаяніи.

— Все вздоръ и пустяки! сказалъ Башвудъ младшій, грубо вталкивая своего отца назадъ въ кэбъ.— Онъ не уйдетъ отъ насъ. Мы найдемъ его у миссъ Гуильтъ.

Старикъ взялъ руку сына и поцловалъ ее.

— Благодарю тебя, мой другъ, сказалъ онъ съ чувствомъ.— Благодарю тебя за то, что ты утшаешь меня.

Затмъ они подъхали къ послдней квартир миссъ Гуильтъ близь Тотенгамскаго дворцоваго проспекта.

— Оставайтесь здсь, сказалъ шпіонъ, выходя изъ кэба и запирая въ немъ своего отца.— Это ужъ обдлаю я самъ.

Онъ постучался въ дверь дома.

— Я имю письмо къ миссъ Гуильтъ, сказалъ онъ, входя въ корридоръ, какъ только отворилась передъ нимъ дверь.

— Ея нтъ, отвчалъ слуга.— Она ухала еще вчера вечеромъ.

Башвудъ младшій не сталъ терять время въ разговор со слугою. Онъ спросилъ хозяйку дома. Хозяйка также подтвердила ему, что миссъ Гуильтъ дйствительно ухала наканун. Но куда? на это она ничего не могла отвчать.

— Какимъ образомъ она отправилась, въ экипаж или пшкомъ.

— Пшкомъ.

— Въ которомъ часу?

— Между девятью и десятью часами вечера.

— Какъ же поступила она съ своимъ багажемь?

— У нея не было никакого багажа.

— Приходилъ ли къ ней какой-нибудь джентльменъ наканун.

— Ни единая душа, какъ изъ благороднаго, такъ и изъ простаго званія, не приходила наканун къ миссъ Гуильтъ.

Блдное и безумное лицо мистера Башвуда выглядывало изъ окна кэба, между тмъ какъ сынъ его спускался съ лстницы.

— Неужели ея нтъ здсь, Джемми? спросилъ онъ слабымъ голосомъ.— Неужели ея нтъ?

— Да молчите же! крикнулъ шпіонъ, съ своею врожденною грубостію, начинавшею наконецъ выступать наружу.— Вдь розыски еще не кончились.

Онъ перешелъ черезъ улицу и вошелъ въ кофейную, стоявшую какъ разъ насупротивъ того дома гд жила массъ Гуильтъ.

Въ кабинет, у самаго окна, сидли два человка и разговаривали между собой съ замтнымъ безпокойствомъ.

— Кто изъ васъ былъ вчера дежурнымъ между девятью и десятью часами вечера? опросилъ Башвудъ младшій, внезапно подходя къ нимъ, и предлагая свой вопросъ краткимъ, повелительнымъ шепотомъ.

— Я, сэръ, неохотно отвчалъ одинъ изъ нихъ.

— Ты врно не пристально наблюдалъ за домомъ?— Да, такъ! ужь я вижу, что ты зазвался.

— Не боле какъ на одну минуту, сэръ.— Какой-то грубіянъ-солдатъ вошелъ въ кофейную.

— Хорошо, довольно, сказалъ Башвудъ младшій.— Я знаю что сдлалъ солдатъ и кто подослалъ его. Она опять отъ насъ ускользнула. А ты величайшій оселъ, какого я только знаю. Съ этой минуты считай себя уволеннымъ.

Приправивъ эти слова крупнымъ ругательствомъ, онъ вышелъ изъ кофейной и вернулся къ кэбу.

— Ея нтъ! воскликнулъ старикъ.— О, Джемми, Джемми, я вижу это на твоемъ лиц! И онъ упалъ въ свой уголокъ кэба съ жалкимъ, слабымъ воплемъ.

— Они обвнчаны, простоналъ онъ, между тмъ какъ руки его безпомощно опустились на колна, и шляпа незамтно свалилась съ головы.— Останови ихъ! воскликнулъ онъ, внезапно приходя въ себя и съ яростію хватая сына за воротъ.

— Назадъ, въ гостиницу, крикнулъ Башвудъ младшій кучеру.— А вы заткните вашу глотку! неистово закричалъ онъ на отца.— Мн нужно подумать.

Вншній лоскъ мягкой вжливости исчезъ безъ слда, и нравъ его обнаружился на этотъ разъ вполн. Гордость его — даже и у такого человка есть своя гордость — была глубоко уязвлена. Дважды пытался онъ перехитрить женщину, и всякій разъ женщина обманывала его.

Вторично вернувшись въ гостиницу, онъ вышелъ изъ кэба и попробовалъ допытать слугъ съ помощію денегъ. Во опытъ скоро показалъ, что они дйствительно ничего не имли открыть ему. Подумавъ немного, онъ попросилъ указать ему дорогу въ приходскую церковь.

— Почему не навести справокъ и тамъ, подумалъ онъ про себя, объясняя кучеру дорогу.— Скорй! закричалъ онъ, взглянувъ сначала на часы, а потомъ на отца. ‘Каждая минута дорога теперь, продолжалъ онъ мысленно,— тмъ боле, что старикъ уже начинаетъ ослабвать.’

Это было совершенно справедливо. Еще не лишенный слуха и сознанія, мистеръ Башвудъ уже не могъ боле говорить. Онъ обхватилъ обими руками неласковую руку сына и склонилъ свою безпомощную голову на его отвернувшееся плечо.

Приходская церковь, защищенная воротами, ршеткой и окруженная небольшимъ открытымъ пространствомъ, находилась въ сторон отъ улицы. Освободившись отъ отца, Башвудъ младшій пошелъ прямо въ ризницу. Причетникъ, убиравшій церковныя книги, и помощникъ его, прятавшій стихарь, были единственныя лица, которыхъ онъ нашелъ тамъ. Онъ попросилъ показать ему свадебную книгу.

Причетникъ важно раскрылъ ее и отошелъ отъ стола, на которомъ она лежала.

Въ это утро въ эту книгу внесены были три сватьбы, и дв первыя подписи были Алланъ Армадель и Лидія Гуильтъ!

Даже шпіонъ, не подозрвавшій истины и не предвидвшій тхъ ужасныхъ послдствій, которыя могли произойдти отъ этого брака, даже и онъ вздрогнулъ, когда глаза его остановились на первой страниц. Все было кончено! Фактъ совершался. Въ книг заключалось неопровержимое доказательство брака, который былъ въ одно и то же время истиною и ложью! Благодаря роковому тождеству именъ, собственноручная подпись Мидвинтера должна была убдить каждаго, что не онъ, Мидвинтеръ, а Алланъ Армадель женился на мисъ Гуильтъ!

Башвудъ младшій закрылъ книгу и возвратилъ ее причетнику. Сердито опустивъ руки въ карманы и внутренно досадуя на себя за эту неудачу, поколебавшую въ немъ довріе къ собственнымъ силамъ, онъ спустился изъ ризницы и вышелъ изъ церкви.

Церковный сторожъ встртилъ его у ограды. Шпіонъ внутренно спросилъ себя, стоитъ ли тратить деньги для того, чтобы развязать языкъ этому человку, и ршилъ, что стоитъ. Еслибы только удалось ему поймать молодую чету, то денежки мистера Армаделя еще не миновали бы его рукъ.

— Давно ли вышла отсюда первая чета? спросилъ онъ.

— Около часа назадъ, отвчалъ сторожъ.

— А какъ они отправились?

Сторожъ не хотлъ отвчать на этотъ вопросъ, не получивъ общаннаго вознагражденія.

— Отсюда вамъ не прослдить ихъ, сказалъ онъ, опуская деньги въ карманъ.— Они ушли пшкомъ.

— И больше вы ничего не знаете?

— Больше я ничего не знаю, сэръ.

Оставшись одинъ, шпіонъ остановился на минуту въ раздумьи, прежде чмъ вернуться къ отцу, но онъ былъ выведенъ изъ этого минутнаго колебанія внезапнымъ появленіемъ кучера внутри церковной ограды.

— Какъ бы не случилось чего съ старымъ джентльменомъ, сэръ, сказалъ кучеръ.

Башвудъ младшій сердито насупилъ брови и вернулся обратно къ кэбу. Въ то время какъ онъ отворялъ дверцы, отецъ высунулся изнутри кэба и съ смертною блдностію на лиц посмотрлъ на него, молча шевеля губами.

— Она надула насъ, сказалъ шпіонъ.— Они обвнчались здсь сегодня утромъ.

Старикъ закачался всмъ тломъ изъ стороны въ сторону. Потомъ глаза его закрылись, и онъ ударился головой о передокъ кэба.

— Ступай въ госпиталь! крикнулъ сынъ.— У него обморокъ. Вотъ что значитъ бросать свои дла въ угоду батюшк, проворчалъ онъ, мрачно поднимая голову мистера Башвуда и развязывая ему галстукъ.— Препріятно провелъ я утро! Клянусь честію, препріятно!

Госпиталь былъ близко, и ихъ встртилъ дежурный докторъ.

— Очнется ли онъ? грубо спросилъ Башвудъ младшій.

— А вы кто ему? также рзко спросилъ докторъ.

— Я его сынъ.

— Трудно было бы догадаться, замтилъ докторъ, принимая спиртъ изъ рукъ сидлки и съ явнымъ удовольствіемъ повертываясь спиною къ сыну.— Да, прибавилъ онъ посл минутнаго молчанія,— на этотъ разъ отецъ вашъ очнется.

— Когда можно будетъ перевезти его отсюда?

— Его можно будетъ перевезти изъ госпиталя черезъ часъ-другой.

Шпіонъ положилъ на столъ свою карточку.

— Я или самъ заду, или пришлю за нимъ, сказалъ онъ.— Надюсь, что оставивъ вамъ мою фамилію и адресъ, я могу уйдти теперь?

Съ этими словами онъ надлъ шляпу и вышелъ вонъ.

— Животное! сказала сидлка.

— Нтъ, спокойно отвчалъ докторъ,— человкъ!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Въ этотъ же день между девятью и десятью часами вечера мистеръ Башвудъ проснулся въ своей постел, въ трактор Боро. По возвращеніи изъ госпиталя, онъ проспалъ нсколько часовъ сряду, и какъ душевныя, такъ и физическія силы его начинали понемногу возвращаться.

На столик подл постели горла свча и лежало письмо. Оно написано было рукой сына и заключало въ себ слдующее:

‘Любезный папаша! Благополучно доставивъ васъ сюда изъ госпиталя, я, смю сказать, исполнилъ свой долгъ относительно васъ, и теперь считаю себя въ прав заняться своими собственными длами. Эти дла помшаютъ мн видться съ вами сегодня вечеромъ, я не думаю, чтобы мн пришлось быть въ вашей сторон даже и завтра утромъ. Совтую вамъ вернуться въ Торпъ-Амброзъ и заняться вашею конторой. Гд бы ни былъ теперь мистеръ Армадель, онъ долженъ рано или поздно войдти съ вами въ сношенія. Отнын, что до меня касается, я совершенно умываю руки въ этомъ дл. Но если вы желаете продолжать его, то, по моему мннію, вы еще можете разлучить мистера Армаделя съ его женой, хотя вы и не могли воспрепятствовать ихъ браку.

‘Прошу васъ, берегите себя.

‘Любящій васъ сынъ
‘Джемсъ Башвудъ.’

Письмо выпало изъ ослабвшихъ рукъ старика.

‘Какъ жаль, что Джемми не пріхалъ навстить меня сегодня вечеромъ,’ подумалъ онъ. ‘Но во всякомъ случа спасибо ему и за то, что онъ не оставилъ меня совтомъ.’ Мистеръ Башвудъ тоскливо перевернулся на другую сторону и во второй разъ прочиталъ письмо. ‘Да,’ сказалъ онъ, ‘мн ничего боле не остается длать, какъ хать назадъ. Я слишкомъ бденъ и старъ, чтобъ одному пуститься за ними въ погоню.’ Онъ закрылъ глаза, а слезы медленно заструились по его морщинистымъ щекамъ. ‘Я огорчилъ Джемми,’ прошепталъ онъ едва внятно. ‘Я сильно огорчилъ бднаго Джемми!’ Черезъ минуту слабость одолла его, и онъ снова забылся.

Часы на сосдней колокольн пробили десять. Между тмъ какъ въ воздух гудли медленные удары колокола, вечерній поздъ, мчавшій съ собою въ числ прочихъ пассажировъ Мидвинтера и его жену, быстро приближался къ Парижу, а сторожевой матросъ на яхт Аллана, отплывавшаго за границу, обогнувъ маякъ Ландсенда, пустилъ судно въ направленіи къ Юшанту и Финнотерре.

КНИГА ПЯТАЯ.

I. Дневникъ миссъ Гуильтъ.

‘Неаполь, 10-го октября.

‘Сегодня ровно два мсяца какъ я закрыла свой дневникъ, съ тмъ чтобы никогда боле не открывать его.

‘Зачмъ же измняю я этому ршенію? Зачмъ возвращаюсь я опять къ этому повренному моихъ горькихъ и злыхъ минутъ? Потому что теперь боле чмъ когда-нибудь я чувствую себя безпріютною и одинокою, хотя тутъ же за стною пишетъ мой мужъ. Горе мое — горе женщины, и оно требуетъ исхода, но не имя человка, который бы выслушалъ меня, я всего охотне изливаю свою душу здсь, въ этомъ дневник, передъ моимъ вторымъ я.

‘Какъ счастлива была я въ первые дни, послдовавшіе за нашимъ бракомъ, и какъ много счастія дала я ему! Только два мсяца прошло съ тхъ поръ, и уже все измнилось! Напрасно пытаюсь я припомнить, не оскорбили ли мы другъ друга какимъ-нибудь неосторожнымъ словомъ или поступкомъ, и ничего не нахожу въ своихъ воспоминаніяхъ, что падало бы упрекомъ на него или на меня. Я не могу даже хорошенько опредлить дня, когда впервые набжало это облако.

‘Не люби я его такъ нжно, я еще могла бы переносить его холодность. Я могла бы подавить въ себ тоску, возбужденную этимъ взаимнымъ отчужденіемъ, еслибъ онъ далъ мн почувствовать совершившуюся въ немъ перемну грубо и рзко, какъ далъ бы почувствовать ее другой мущина.

‘Но этого никогда не было и не будетъ. Не въ его натур причинять страданія другимъ. Никогда не вырвется у него жесткое слово или жесткій взглядъ. И только ночью, когда я слышу его вздохи, или прислушиваюсь на разсвт къ его грезамъ,— только тутъ узнаю я какъ безвозвратно изчезаетъ его прежняя любовь. Днемъ, изъ сожалнія ко мн, онъ это скрываетъ, или, по крайней мр, пытается скрыть. Онъ кротокъ, мягокъ, но поцлуи его холодны, а рука безучастно жметъ мою руку. Съ каждымъ днемъ онъ все доле и доле сидитъ за своими ненавистными корреспонденціями, съ каждымъ днемъ онъ становится все молчаливе и молчаливе, когда мы остаемся наедин.

‘И несмотря на все это, мн не на что жаловаться — у меня нтъ доказательствъ, подтверждающихъ мои сомннія. Онъ не высказывается, онъ глубоко таитъ свое разочарованіе и свою покорность судьб, и они увеличиваются такъ постепенно, что даже я съ трудомъ могу подмтить ихъ возрастаніе. Пятьдесятъ разъ на день хочу я броситься къ нему на шею и сказать: ‘Ради самого Бога, длай со мною что хочешь, только не поступай такъ какъ теперь!’ И каждый разъ его жестокая, безукоризненная внимательность сдергиваетъ эти слова на моихъ губахъ и не даетъ мн права та выговорить. Когда мой первый мужъ ударилъ меня хлыстомъ по лицу, я думала что боле жгучей боли никогда не испытать мн. А когда покинулъ меня второй мужъ, низкій, коварный обманщикъ, я думала, что никогда горе не сравнятся съ этимъ горемъ. Вкъ живи — вкъ учись. Есть боль сильне той, которую испытала я подъ хлыстомъ Уальдрона, есть горе въ десять разъ ужасне того, которое перенесла я отъ измны Мануэля.

‘Неужели я слишкомъ стара для него? О, нтъ! Не поблекла ли моя красота? Однако вс невольно засматриваются на мое лицо.

‘Ахъ, нтъ! нтъ! Причина зла таится глубже! Я столько думала о ней, что въ ум моемъ родилась страшная мысль. Его проведшее благородно и чисто, а мое черно и позорно. Какъ знать, быть-можетъ, невдомо отъ насъ самихъ этотъ контрастъ образовалъ между нами пропасть. Вдь это вздоръ, сумашествіе, однако, когда я лежу подл него во мрак ночи, я часто спрашиваю себя, не вырывается ли у меня иногда, въ томъ тсномъ общеніи, которое соединяетъ насъ другъ съ другомъ, какое-нибудь невольное признаніе? Не пристало ли ко мн что-нибудь изъ моего ужаснаго прошедшаго, что вліяетъ на него ощутительно и въ то же время безотчетно? О, горе мн! горе мн! Неужели въ такой любви нтъ очищающей силы? Неужели прошедшее зло оставило въ моемъ сердц значительныя пятна, которыхъ не омоетъ никакое раскаяніе?

‘Кто можетъ отвчать на это? Повторяю только, что въ нашей брачной жизни что-то не ладно. Съ каждымъ днемъ насъ боле и боле разъединяетъ какое-то враждебное, но неуловимое вліяніе. Ну чтожь! со временемъ, быть-можетъ, я стану равнодушне и научусь переносить свое горе.

‘Сейчасъ мимо окна прохала открытая коляска съ нарядною дамою внутри. Рядомъ съ ней сидлъ мужъ, а насупротивъ дти. Когда я увидала ее, она смялась и говорила съ большимъ воодушевленіемъ. Блестящая, беззаботная, счастливая женщина! Ахъ миледи! что, еслибы во дни вашей ранней молодости вы были также безпріютны и одиноки, какъ была я?…

’11-го октября.

‘Сегодня ровно два мсяца какъ мы были обвнчаны. Когда мы проснулись, онъ ничего не сказалъ мн объ этомъ, и я также промолчала. Но во время завтрака я надялась воспользоваться этимъ случаемъ, чтобы снова овладть его сердцемъ.

‘Никогда не занималась я такъ тщательно своимъ туалетомъ, никогда не была я такъ хороша, какъ сегодня утромъ, опускаясь внизъ къ завтраку. Но вмсто него, я нашла на стол небольшой клочокъ бумаги, въ которомъ онъ объяснялъ мн, что торопясь окончить свою корреспонденцію къ отходу почты, онъ принужденъ былъ позавтракать безъ меня. Я на его мст пропустила бы скоре пятьдесятъ почтъ чмъ не дождаться его! Нечего длать, я пошла въ его комнату. Онъ сидлъ весь углубленный въ свою ненавистную корреспонденцію! ‘Не можешь ли ты подарить мн нсколько минутъ времени сегодня утромъ?’ опросила я. Онъ вздрогнулъ и всталъ. ‘Конечно, если ты этого желаешь.’ Говоря это, онъ даже не взглянулъ на меня, но по звуку его голоса моего было судить, что онъ исключительно заинтересованъ прерваннымъ занятіемъ. ‘Не нужно,’ отвчала я,— ‘вы заняты.’ И не успла я затворить дверь, какъ онъ уже снова сидлъ за своимъ пюпитромъ. Мн часто приходилось слышать, что жены писателей несчастны, теперь я знаю, отчего.

‘Вчера я высказала предположеніе, при которомъ остаюсь и сегодня, что со временемъ я привыкну переносить свое горе. (А впрочемъ какъ много вздора написала я вчера! И какъ мн стыдно было бы, еслибъ это попалось кому въ руки!) Надюсь, что эта дрянная газета, для которой онъ пишетъ, не будетъ имть ни малйшаго успха, и что его пустая корреспонденція встртитъ славный отпоръ въ какой-нибудь другой газет, какъ только появится въ печати! Ну, что я буду съ собой длать все утро? Гулять нельзя — дождь идетъ. Если я открою фортепіано, то помшаю трудолюбивому журналисту, царапающему что-то въ сосдней комнат. О Боже мой! И въ Торпъ-Амброз я чувствовала себя одинокою, а здсь еще больше. Не почитать ли мн что-нибудь? Нтъ, книги меня не интересуютъ, а авторы ихъ мн просто ненавистны. Пересмотрю лучше свой дневникъ и попытаюсь пережить то время, когда я составляла планы, заговоры, и каждую минуту испытывала какое-нибудь новое ощущеніе.

‘А вдь онъ могъ бы оставить на минуту свою корреспонденцію, чтобы посмотрть ни меня. Онъ могъ бы сказать мн: ‘Какъ мила ты сегодня!’ Онъ могъ бы вспомнить…. Да, какъ бы не такъ! Онъ помнитъ только о своей газет!

‘Двнадцать часовъ.

‘Читала, писала, и съ помощью своего дневника кой-какъ убила часъ.

‘А какъ вспомнишь время, проведенное въ Торпь-Амброз,— какую жизнь я вела тамъ! Удивляюсь, какъ не сошла я съума. Даже и теперь при одномъ воспоминаніи сердце мое бьется, лицо пылаетъ!

‘А между тмъ дождь все идетъ да идетъ, а журналистъ все пишетъ, да пишетъ. Не хочу боле останавливаться ни прошедшемъ. Но что же я буду длать?

‘Положимъ — вдь это только одно предположеніе,— положимъ, что я чувствую теперь то же, что чувствовала во время путешествія моего съ Армаделемь въ Лондонъ, когда умъ мой также ясно сознавалъ возможность лишить его жизни, какъ глаза мои видли его лицо?….

‘Пойду лучше смотрть въ окно, и считать прохожихъ.

‘Сейчасъ прошла похоронная процессія въ сопровожденіи факельщиковъ въ черныхъ капюшонахъ и съ смоляными факелами, шипящими отъ сырости, а имъ аккомпанировали маленькій колокольчикъ и монотонное пніе священниковъ. Какое пріятное зрлище! Вернусь лучше опять къ дневнику.

‘Предположивъ, что я нисколько не измнилась съ тхъ поръ,— опять-таки это одно предположеніе и ничего боле,— какъ представился бы мн теперь тотъ страшный рискъ, на который я нкогда ршалась? Мидвинтеръ женился на мн своимъ настоящимъ именемъ. Такимъ образомъ свершилось одно изъ тхъ трехъ дйствій, которыя должны были предоставить мн по смерти Армаделя права его вдовы и наслдницы. Какъ ни чисты были мои намренія въ день моей свадьбы,— а чистота ихъ не подлежитъ ни малйшему сомннію,— тмъ не мене шагъ этотъ былъ однимъ изъ безвозвратныхъ результатовъ нашего брака. Итакъ, я спрашиваю себя, въ какихъ отношеніяхъ стоятъ ко мн настоящія обстоятельства, посл этого перваго шага, предполагая, что я намрена сдлать и второй — чего, впрочемъ, я не сдлаю? Запрещаютъ ли они мн идти впередъ? или, напротивъ, побуждаютъ меня довершить начатое?

‘Стану вычислять шансы: это займетъ меня. Если же листокъ этотъ окажется слишкомъ соблазнительнымъ, его можно будетъ вырвать и уничтожить.

‘Мы живемъ здсь (ради экономіи) вдали отъ роскошнаго англійскаго квартала, въ одномъ изъ городскихъ предмстій, на сторон Портичи. Между нашими соотечественниками у насъ нтъ знакомыхъ, чему способствуетъ, вопервыхъ, наша бдность, вовторыхъ, застнчивость Мидвинтера, и втретьихъ, моя наружность (по крайней мр, относительно женщинъ). Мущины, съ которыми мужъ мой толкуетъ о политическихъ новостяхъ, собирая у нихъ матеріалъ для своей газеты, видятся съ нимъ въ кофейной и никогда не заходитъ къ намъ. Что до меня касается, то я ршительно уклоняюсь отъ постителей, и вотъ почему: хоть и много лтъ прошло со времени моего пребыванія въ Неапол, однако я не уврена, чтобъ еще не осталось здсь лицъ, знающихъ меня. Мораль всего предыдущаго (какъ говорится въ басн) та, что въ случа новыхъ справокъ обо мн въ Англіи, здсь не найдется ни единаго свидтеля, который могъ бы показать, что мы жили съ Мидвинтеромъ какъ мужъ и жена. Вотъ все, что слдуетъ, покамстъ, замтить о настоящихъ обстоятельствахъ, на сколько они касаются меня.

‘Теперь разсмотримъ ихъ въ отношеніи къ Армаделю. Не заставилъ ли его какой-нибудь непредвиднный случай войдти въ сношеніе съ Торпъ-Амброземъ? Не нарушилъ ли онъ условій, сдланныхъ съ майоромъ, и не сталъ ли онъ нареченнымъ женихомъ миссъ Мильрой съ тхъ поръ, какъ я его не видала?

‘Ничего подобнаго не случилось. Никакой непредвиднный случай не измнилъ его положенія — его опаснаго положенія относительно меня. Изъ писемъ его къ Мидвинтеру я знаю обо всемъ случившемся съ нимъ со времени его отъзда изъ Англіи.

‘Прежде всего онъ потерплъ крушеніе. Его дрянная маленькая яхта дйствительно пыталась утопить его, но, къ сожалнію, безуспшно! Это случилось (какъ и предсказывалъ Мидвинтеръ) во время внезапной бури, которая прибила путешественниковъ къ португальскому берегу. Яхта разбилась въ дребезги, но экипажъ, бумаги и все прочее было спасено. Матросы, снабженные рекомендательными письмами отъ своего патрона, вернулись въ Бристоль, гд они немедленно приняты были на отплывавшій за границу корабль. А самъ патронъ, который детъ теперь сюда, уже два раза зазжалъ по дорог (но неудачно), сначала въ Лиссабонъ, а потомъ въ Гибральтаръ, чтобы пріобрсти себ вовсе судно. Третью попытку онъ намренъ сдлать въ Неапол, гд, вроятно, найдется разснащенная англійская яхта, которую можно будетъ купить или нанять. Посл крушенія онъ не имлъ надобности писать домой, потому что взялъ у Коутса въ переводныхъ векселяхъ всю помщенную туда на его имя сумму. А вернуться въ Англію, онъ не чувствуетъ ни малйшаго желанія, такъ какъ со смертію мистера Брока, и за отсутствіемъ миссъ Мильрой и Мидвинтера, у него нтъ тамъ ни одного живаго существа, къ которому онъ чувствовалъ бы привязанность и которое порадовалось бы его возвращенію. Видться съ нами и купить себ новую яхту — вотъ дв единственныя дла его настоящаго путешествія. Мидвинтеръ ждалъ его еще на прошлой недл, и я не ручаюсь, что онъ не войдетъ сейчасъ въ эту комнату, гд пишу я въ настоящую минуту.

‘А вдь обстоятельства весьма соблазнительны, особенно если вспомнить о несправедливостяхъ, которыя перенесла я отъ него и отъ его матери, о миссъ Мильрой, спокойно ожидающей того времени, когда она войдетъ хозяйкой въ его домъ, и наконецъ о моей навки утраченной мечт — жить невинно и счастливо, довольствуясь любовію Мидвинтера,— мечт разрушенной и ничмъ не замненной. Ну, для чего идетъ этотъ дождь? Я вышла бы погулять, по крайней мр.

‘Почему знать? можетъ-быть, что-нибудь и помшаетъ Армаделю пріхать въ Неаполь? Въ своемъ послднемъ письм онъ говоритъ, что дожидается въ Гибральтар какого-то англійскаго торговаго парохода, который долженъ доставить его сюда. Быть-можетъ, ожиданіе наскучитъ ему прежде нежели придетъ пароходъ, а можетъ-быть, онъ услышитъ о продаж какой-нибудь другой яхты не въ Неапол. Во всякомъ случа маленькая птичка шепчетъ мн на ухо, что онъ поступилъ бы весьма благоразумно, отказавшись отъ свиданія съ нами.

‘Не вырвать ли мн эту страницу, на которой я написала вс эти возмутительныя вещи? Нтъ. Дневникъ мой переплетенъ такъ мило, что жестоко было бы испортить его. Придумаю себ лучше какое-нибудь боле невинное занятіе. Но какое же, напримръ? Разв не заняться ли своимъ туалетнымъ ящикомъ, не привести ли его въ порядокъ и не почистить ли т ничтожныя бездлушки, которыя еще остаются у меня посл моихъ многочисленныхъ крушеній на житейскомъ мор?

‘Опять заперла свой туалетный ящикъ. Первою вещью, попавшеюся мн подъ руку, былъ жалкій свадебный подарокъ Армаделя — дрянное, рубиновое кольцо. Такое начало взбсило меня. Вторая вещь была моя сткляночка съ каплями. Я стала вымрять глазами, какого количества капель достаточно было бы для того, чтобы незамтно перенести живое существо изъ царства она въ царство тней, и сама поймала себя на этомъ занятіи. Но зачмъ заперла я съ такимъ страхомъ свой туалетный ящикъ, еще не докончивъ своего разчета? Не знаю, однакожь, я заперла его. И вотъ я опять сижу за своимъ дневникомъ, но писать мн уже положительно нечего. Что за скучный, томительный день! Неужели ничто не развлечетъ меня въ этомъ убійственномъ город?

’12-го октября.

‘Мидвинтеръ отправилъ свою знаменитую корреспонденцію со вчерашнею вечернею почтой, и я имла глупость надяться, что сегодня онъ удостоитъ меня на досуг своимъ вниманіемъ. Ничуть не бывало! Посл вчерашней работы онъ провелъ безсонную ночь, а сегодня утромъ всталъ съ головною болью и въ самомъ мрачномъ настроеніи духа. Въ подобныхъ случаяхъ онъ любитъ возвращаться къ своимъ старымъ привычкамъ и бродитъ одинъ неизвстно гд. Сегодня, зная что у меня нтъ амазонки, онъ предложилъ мн (для формы) сопровождать его на маленькомъ разбитомъ пони. Но я, конечно, предпочла остаться дома. Или я достану себ красивую лошадь и амазонку, или я вовсе не буду здить. Онъ ушелъ, не попытавшись даже уговорить меня. Конечно, я ни въ какомъ случа не согласилась бы, однако, онъ все-таки могъ бы попробовать.

‘Утшительно, по крайней мр, то, что безъ него я могу открыть фортепіано, но еще утшительне то, что я расположена играть. У Бетховена есть соната (не упомню только которая), которая всегда напоминаетъ мн терзаніе душъ, томящихся въ аду. Шевелитесь же мои пальцы и унесите всю душу къ ея погибшимъ сестрамъ!

’13-го октября.

‘Наши окна выходятъ на море. Сегодня, въ двнадцать часовъ, мы увидали възжавшій въ пристань пароходъ съ англійскимъ флагомъ. Мидвинтеръ сейчасъ же отправился туда, въ надежд, что этотъ пароходъ изъ Гибралтара и что онъ привезъ съ собой Армаделя.

‘Два часа.

‘Дйствительно, пароходъ пришелъ изъ Гибральтара, и Армадель къ прочимъ своимъ ошибкамъ прибавилъ еще одну. Онъ сдержалъ свое общаніе извстить насъ въ Неапол.

‘Что-то будетъ теперь?

‘Кто знаетъ!’

——

16-го октября.

‘Два пропущенныхъ дня въ моемъ дневник! Чмъ объяснить это? Разв тмъ, что Армадель раздражаетъ меня выше всякаго описанія. Одинъ видъ его переноситъ меня опять въ Торпъ-Амброзъ. Мн кажется, я потому только и не уступила искушенію раскрыть свой дневникъ въ продолженіе этихъ двухъ дней, чтобы не написать о немъ слишкомъ много.

‘Сегодня ничто меня не пугаетъ, и потому я берусь за перо.

‘Желала бы я знать, есть ли предлъ грубой пошлости нкоторыхъ мущинъ? Мн казалось, что я нашла предлъ пошлости Армаделя, живя съ нимъ рядомъ въ Норфок, но послдній опытъ въ Неапол доказалъ мн, что я ошибалась. Онъ безпрестанно вертится у насъ въ дом (ежедневно переправляясь сюда въ лодк изъ гостиницы Санта-Лусія, мсто его ночлега) и говоритъ только о двухъ предметахъ: о продающейся въ здшней гавани яхт, да о массъ Мильрой. Такъ! Выбрать меня въ повренныя своей нжной страсти къ майорской дочк! Это недурно! ‘Съ женщиной такъ пріятно говорить объ этомъ’. Вотъ фраза, которую онъ постоянно приводитъ въ свое оправданіе, обращаясь по крайней мр пятьдесятъ разъ на день къ моему сочувствію а угощая меня разговорами о своей дорогой Нелли! Онъ очевидно убжденъ (если только онъ когда-нибудь думаетъ объ этомъ), что я подобно ему совершенно позабыла о всемъ случившемся нкогда между нами въ Торпъ-Амброз. Такое полное отсутствіе самой простой деликатности и такта въ существ повидимому обтянутомъ кожею, а не шерстью, а одаренномъ, если не ошибаюсь, человческимъ языкомъ, а не рыканіемъ, по-истин невроятно, однако это такъ. Вчера вечеромъ онъ не постыдился спросить у меня, сколько сотенъ фунтовъ можетъ издерживать на свой туалетъ жена богатаго человка.

‘— Да вы ужь не слишкомъ скупитесь, прибавилъ идіотъ съ своимъ возмутительнымъ смхомъ.— Когда я женюсь на Нелли, она станетъ одною изъ первыхъ щеголихъ въ Англіи.

‘И все это говорилось мн, которая видла его у ногъ своихъ, и потомъ снова потеряла, благодаря проискамъ миссъ Мильрой! Мн, которая носитъ простое альпаковое платье, и мужъ которой перебивается со дня на день, работая для газеты!

‘Нтъ, лучше не останавливаться на этомъ доле, лучше думать и писать о чемъ-нибудь другомъ.

‘Ну, хоть объ яхт. Посл утомительнаго разговора о миссъ Мильрой яхта кажется мн уже весьма интереснымъ предметомъ. Это, по словамъ Армаделя, преизящное произведеніе искусства, а ея надводная часть особенно замчательна тмъ, что сдлана изъ краснаго дерева. Впрочемъ, при всхъ своихъ достоинствахъ, она страдаетъ однимъ недостаткомъ — ветхостію, что составляетъ печальный недочетъ. А къ довершенію горя, экипажъ и шкиперъ разочтены и отправлены въ Англію. Но если можно будетъ набрать здсь новый экипажъ и отыскать другаго шкипера, то такимъ славнымъ судномъ пренебрегать не слдуетъ, несмотря на его недостатки. Сначала можно будетъ нанять его для пробнаго плаванія и посмотрвъ, какъ оно ведетъ себя на мор (Если яхта выполнитъ мои намренія, то она удивитъ своего новаго хозяина!). Пробное плаваніе обнаружитъ ея недостатки и опредлитъ въ какихъ починкахъ нуждается она по своей ветхости. Тогда еще будетъ время ршить, нужно ли пріобртать ее совершенно, или нтъ. Вотъ о чемъ толкуетъ Армадель, когда онъ перестаетъ говорить о своей дорогой Нелли! А Мидвинтеръ, не могущій удлить ни минуты времени для своей жены, посвящаетъ цлые часы своему другу и моей привлекательной соперниц — новой яхт.

‘Сегодня я боле писать не буду. Еслибы такая утонченная особа, какъ я, могла ощущать кровожадные инстинкты тигра, то я заподозрила бы себя теперь въ подобномъ настроеніи духа. Но при моемъ изяществ и нравственныхъ совершенствахъ, объ этомъ, конечно, не можетъ быть и рчи. Мы вс знаемъ, что леди не иметъ страстей.

’17-го октября.

‘Сегодня пришло къ Мидвинтеру письмо отъ его крпостниковъ,— я разумю подъ этимъ именемъ издателей лондонской газеты,— которые боле чмъ когда-нибудь завалили его работою. За завтракомъ насъ постилъ Армадель, и за обдомъ онъ же. За завтракомъ шелъ разговоръ объ яхт, за обдомъ — о миссъ Мильрой. Благодаря этой молодой особ, я получила отъ мистера Армаделя приглашеніе идти съ нимъ завтра въ Толедо, чтобы выбрать подарки для его обожаемой невсты. Я не вспылила на него, я только отдляюсь какимъ-то пустымъ извиненіемъ. Можно ли выразить словами то удивленіе, которое возбуждаеть во мн мое собственное терпніе? Нтъ, словами этого не выразишь!

’18-го октября.

‘Сегодня Армадель пришелъ къ нашему утреннему чаю, чтобы захватить Мидвинтера прежде чмъ тотъ успетъ запереться въ своемъ рабочемъ кабинет.

‘Разговоръ былъ все тотъ же что и наканун. Армадель условился въ найм яхты съ какимъ-то агентомъ, который, сжалившись надъ его совершеннымъ незнаніемъ языка, нашелъ ему переводчика, но никакъ не можетъ набрать для него экипажа. Переводчикъ вжливъ и услужливъ, но не знаетъ моря. Помощь Мидвинтера необходима, Мидвинтера просятъ (и онъ соглашается!) работать еще усердне прежняго, чтобы сберечь нсколько времени для друга. Когда экипажъ будетъ набранъ, то для распознанія достоинствъ а недостатковъ яхты предпримется пробное плаваніе въ Сицилію, въ которомъ приметъ участіе и Мидвинтеръ, чтобы подать свое мнніе. А если жен его слишкомъ скучно оставаться одной, то ей предлагаютъ воспользоваться дамскою каютой! Все это ршено было за чайнымъ столомъ, и разговоръ кончился одною изъ обыкновенныхъ любезностей Армаделя, обращенною лично ко мн.

‘— Когда мы будемъ обвнчаны, я намренъ взять съ собою въ море и Нелли. У васъ такъ много вкуса, вы врно успете къ тому времени придумать чмъ и какъ убрать дамскую каюту.

‘Если есть на свт женщины дающія жизнь подобнымъ мущинамъ, то обязаны ли другія женщины выносить ихъ существованіе? Это зависитъ отъ личнаго взгляда, и мое мнніе таково, что он вовсе на это не обязаны.

‘Я прихожу въ бшенство, когда вижу, что Мидвинтеръ ищетъ въ обществ Армаделя и въ новой яхт спасенія отъ меня. Онъ всегда становится веселе, когда Армадель бываетъ здсь, и забываетъ тогда обо мн такъ же всецло какъ и во время своей работы. И я переношу это! Какая же я примрная жена, и какая я отличная христіанка.

’19-го октября.

‘Ничего новаго. Повтореніе вчерашняго дня.

’20-го октября.

‘Небольшая перемна. Мидвинтеръ страдаетъ нервною головною болью и, невзирая на это, работаетъ изо всхъ силъ, чтобъ уберечь нсколько времени для друга.

’21-го октября.

‘Мидвинтеру хуже. Посл двухъ безсонныхъ ночей и двухъ дней безпрерывной работы за письменнымъ столомъ, онъ золъ, дикъ и неприступенъ. При другихъ обстоятельствахъ онъ послушался бы предостереженія и прекратилъ бы свои занятія. Но теперь ничто не можетъ остановить его. Для Армаделя онъ готовъ работать больше чмъ когда-нибудь. Надолго ли хватитъ моего терпнія?

’22-го октября.

‘Вчерашняя ночь доказала, что Мидвинтеръ обременяетъ мозгъ свой сверхъ силъ. Во сн онъ страшно метался, стоналъ, бредилъ и скрежеталъ зубами. Судя по нкоторымъ словамъ, онъ грезилъ то о дняхъ своей юности, когда онъ велъ бродяжническую жизнь съ танцующими собаками, то объ Армадел и о проведенной вмст съ нимъ ночи на разбитомъ корабл. Къ утру онъ успокоился немного, и я тоже заснула, но пробудившись черезъ нсколько минутъ, не нашла его подл себя. Я оглянулась кругомъ и увидла огонь въ его уборной. Встала потихоньку и пошла посмотрть на него.

‘Онъ сидлъ въ большомъ некрасивомъ, старомодномъ кресл, которое я приказала убрать въ уборную, когда мы перехали сюда. Голова его была закинута назадъ, одна изъ рукъ висла на ручк кресла, а другая лежала на колняхъ. Я подошла ближе и увидала, что утомленіе обезсилило его въ то время, какъ онъ читалъ или писалъ что-то: на стол лежали книги, перья, бумага. Для чего пришелъ онъ сюда такъ таинственно въ этотъ ранній утренній часъ? Я стала вглядываться въ бумаги, лежавшія на стол. Он вс были по обыкновенію аккуратно сложены, за исключеніемъ одной — то было письмо мистера Брока.

‘Сдлавъ это открытіе, я опять оглянулась на Мидвинтера, и тогда въ первый разъ замтила другую исписанную бумагу, лежавшую у него подъ рукой. Приподнять руку, не рискуя въ то же время разбудить его, было невозможно. Впрочемъ, часть рукописи была открыта. Я заглянула въ нее, желая узнать, что именно пришелъ онъ читать сюда, кром письма мистера Брока,— и узнала повствованіе объ Армаделевомъ сн

‘Это второе открытіе заставило меня снова вернуться въ спальню и навело меня на серіозныя размышленія.

‘Проздомъ черезъ Францію по дорог въ Неаполь Мидвинтеръ несмотря на свою робость, былъ очарованъ любезностію одного ирландскаго доктора, съ которымъ мы встртились въ вагон, и который въ продолженіе всего путешествія былъ какъ нельзя боле предупредителенъ съ нами. Узнавъ, что Мидвинтеръ занимается литературой, нашъ спутникъ совтовалъ ему не работать слишкомъ усидчиво.

‘— Ваше лицо говоритъ мн боле чмъ вы предполагаете, сказалъ докторъ.— Если вы станете слишкомъ обременять вашъ мозгъ, то вы почувствуете это скоре другаго. Когда вы замтите, что нервы ваши подшучиваютъ надъ вами, остерегитесь и бросьте перо.

‘Посл того что я видла ныншнею ночью въ уборной Мидвинтера, мнніе доктора повидимому начинаетъ оправдываться. Если подшучиванье нервовъ заключается въ мучительномъ возобновленіи его прежняго суеврнаго страха, то въ нашей жизни должна скоро совершиться перемна. Я съ любопытствомъ буду ждать, не овладетъ ли опять умомъ Мидвинтера убжденіе, будто намъ съ нимъ суждено навлечь несчастіе на Армаделя. Если да, то я знаю что случится. Онъ не сдлаетъ ни малйшаго усилія, чтобы набрать экипажъ для яхты, и конечно откажется и за себя, и за меня отъ участія въ этомъ пробномъ плаваніи.

’23-го октября.

‘Письмо мистера Брока повидимому не утратило своего вліянія. Сегодня Мидвинтеръ опять работаетъ и боле чмъ когда-нибудь старается уберечь нсколько свободнаго времени для прогулки съ другомъ.

‘Два часа.

‘Армадель по обыкновенію былъ сейчасъ у насъ, и не давалъ покоя Мидвинтеру вопросами о томъ, когда будетъ онъ готовъ къ его услугамъ. На эти вопросы нельзя было отвчать положительно, такъ какъ все зависитъ отъ силъ Мидвинтера продолжать и кончить начатую работу. Неудовлетворенный такимъ отвтомъ, Армадель засунулъ въ карманы свои большія, неуклюжія руки, развалился на стул и сталъ звать. Я взяла книгу. Олухъ не понялъ, что я желала остаться одна, и снова завелъ свой невыносимый разговоръ о миссъ Мильрой и о всхъ прелестяхъ, которыя онъ накупитъ ей посл свадьбы. У нея будетъ своя верховая лошадь, своя маленькая каретка, своя роскошная гостиная въ верхнемъ этаж большаго дома, и такъ дале, и такъ дале, словомъ все, что могло бы нкогда принадлежать мн, и что будетъ принадлежать теперь миссъ Мильрой — если только я позволю.

‘Шесть часовъ.

‘Опять этотъ вчный Армадель! съ полчаса тому назадъ Мидвинтеръ вышелъ изъ своего кабинета отуманенный и изнуренный. Мн цлый день страшно хотлось послушать музыки, я знала, что въ театр въ этотъ вечеръ давали Норму, и мн пришло въ голову, что часъ другой проведенный въ опер могъ бы принести большую пользу и мн, и Мидвинтеру. Я сказала:

‘— Почему бы намъ не взять сегодня ложу въ Санъ-Карло?

‘Но онъ вяло и равнодушно отвчалъ мн, что не на столько богатъ, чтобы раззоряться на ложи.

‘Армадель былъ тутъ и не упустилъ случая щегольнуть своимъ туго-набитымъ кошелькомъ.

‘— За то я богатъ, дружище, а это совершенно все равно, сказалъ онъ.

‘Съ этими словами онъ взялъ шляпу и побрелъ на своихъ огромныхъ слонообразныхъ ногахъ за ложей. Я провожала его глазами изъ окна, между тмъ какъ онъ шелъ по улиц. ‘Твоей вдов, подумала я про себя, которой достанется тысяча двсти фунтовъ годоваго дохода, можно будетъ брать ложу въ Санъ-Карло когда ни вздумается и никому не быть за это обязанною.’ Пустоголовый малый насвистывалъ что-то, пробираясь въ театръ, и щедро сыпалъ деньги бжавшимъ за нимъ ладзарони.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‘Полночь.

‘Наконецъ я опять одна. Найдется ли у меня столько силъ, чтобъ описать этотъ ужасный вечеръ во всхъ его подробностяхъ? Во всякомъ случа у меня хватитъ силъ, чтобы перевернуть страницу и попробовать.’

II. Продолженіе дневника.

‘Мы отправились въ Санъ-Карло. Глупость Армаделя выказалась даже въ такой пустой вещи, какъ выборъ ложи. Онъ смшалъ оперу съ драматическимъ представленіемъ и взялъ ближайшую къ сцен ложу въ той мысли, что въ опер важне всего видть лица поющихъ! По счастію для нашихъ ушей, сладостныя мелодіи Беллини сопровождаются обыкновенно самымъ тихимъ и нжнымъ аккомпаниментомъ — иначе оркестръ оглушилъ бы насъ.

‘Сначала я сидла въ углубленіи, опасаясь, чтобы меня не увидалъ кто-либо изъ моихъ прежнихъ неаполитанскихъ друзей. Но очаровательная музыка Нормы до такой степени увлекла меня, что я невольно выдвинулась впередъ, сама того не подозрвая, и стала пристально смотрть на сцену.

‘Вскор одно открытіе, отъ котораго кровь буквально застыла въ моихъ жилахъ, заставило меня почувствовать мою неосторожность. Одинъ изъ участвующихъ въ хор Друидовъ не сводилъ съ меня глазъ во время пнія. Голова и нижняя часть лица его покрыты были длинными блыми волосами и волнистою блою бородой, приличною этой роли. Но глаза, смотрвшіе на меня, могли принадлежать лишь одному человку на свт, встрчи съ которымъ я имла основаніе бояться,— Мануэлю!

‘Еслибы не сткляночка съ эфиромъ, мн кажется, я лишилась бы чувствъ. Но благодаря ей, я нашла силы снова скрыться въ глубин ложи. Даже Армадель замтилъ совершившуюся во мн перемну: онъ и Мидвинтеръ спросили, не больна ли я. Я отвчала, что изнемогаю отъ жару, но что это вроятно пройдетъ., и затмъ, прислонившись къ стнк ложи, я призвала на помощь все свое мужество. Мн настолько удалось овладть собою, что во время вторичнаго появленія хора я уже могла снова смотрть на сцену, не двигаясь, впрочемъ, впередъ. Онъ опять былъ тутъ, но, къ моему величайшему удовольствію, ни разу не взглянулъ на нашу ложу. Это пріятное равнодушіе съ его стороны подало мн мысль, что я видла не боле какъ случайное сходство. Убжденіе это не покидаетъ меня даже и теперь, посл серіозныхъ размышленій. Но я была бы еще спокойне, еслибы видла лицо этого человка безъ театральной гримировки, которая препятствовала моимъ наблюденіямъ.

‘Между первымъ и вторымъ актомъ, по глупому италіянскому обычаю, вставленъ былъ скучный балетъ, но хотя я и оправилась отъ перваго испуга, однако я была слишкомъ поражена и разстроена, чтобы находить удовольствіе въ театр. Я страшилась самыхъ необыкновенныхъ приключеній, и потому, когда Мидвинтеръ и Армадель обратились ко мн съ вопросомъ о моемъ здоровь, я отвчала, что не въ состояніи буду досидть до конца представленія.

‘При выход изъ театра Армадель хотлъ было съ нами проститься. Но Мидвинтеръ, очевидно опасаясь провести вечеръ наедин со мною, пригласилъ его зайдти къ намъ отужинать, если это не стснитъ меня. Я принуждена была изъявить свое согласіе, и мы вс трое вернулись домой.

‘Десять минутъ отдохновенія въ моей комнат и нсколько капель одеколону съ водою совершенно освжили меня. Я вышла въ столовую къ мущинамъ, которые въ отвтъ на мои извиненія въ томъ, что я лишила ихъ удовольствія дослушать оперу, прелюбезно отвчали мн, что ни одинъ изъ нихъ не находитъ этого для себя лишеніемъ. Мидвинтеръ объявилъ, что онъ слишкомъ изнуренъ работою, чтобы не жаждать свжаго воздуха и отдохновенія, а Армадель съ нетерпимою напыщенностію собственнаго невжества, которая выступаетъ у Англичанина лишь дло коснется искусства, замтилъ, что онъ ничего не могъ разобрать въ этомъ представленіи. Наибольшее лишеніе, какъ любезно замтилъ онъ, выпало на мою долю, потому что я, очевидно, люблю и понимаю италіянскую музыку. Дамы вообще ее любятъ. Вотъ хоть бы его дорогая, маленькая Нелли.

‘Посл всего перечувствованнаго мною въ театр я вовсе не расположена была слушать росказни объ его ‘дорогой Нелли’. Вслдствіе ли раздраженнаго состоянія моихъ нервовъ, или вліянія одеколона на мою голову, только имя этой двчонки привело меня въ бшенство. Я попыталась было отвлечь вниманіе Армаделя на ужинъ. Но онъ поблагодарилъ меня, говоря что не чувствуетъ аппетита. Тогда я предложила ему туземнаго вина, единственно доступнаго для нашихъ скудныхъ средствъ. Новая благодарность съ его стороны. Итальянское вино столько же нравится ему, сколько и италіянская музыка, впрочемъ, онъ готовъ выпить немного изъ уваженія къ моей просьб. Онъ выпьетъ по старинному обычаю за мое здоровье и за то счастливое время, когда вс мы сойдемся опять въ Торпъ-Амброз, гд меня встртитъ уже молодая хозяйка.

‘Не съ ума ли онъ сошелъ, приставая ко мн такимъ образомъ? Нтъ, по выраженію лица его видно было, что онъ изъ всхъ силъ старался быть мн пріятнымъ.

‘Я посмотрла на Мидвинтера, и еслибъ онъ въ свою очередь взглянулъ на меня въ это время, то быть-можетъ нашелъ бы нужнымъ перемнить разговоръ. Но онъ молча сидлъ на своемъ мст, опустивъ глаза въ землю,— раздраженный, изнуренный и углубленный въ самого себя.

‘Я встала и подошла къ окну. Армадель, не сознавая своей неловкости, послдовалъ за мною. Еслибъ у меня хватило силы выбросить его за окошко въ море, я конечно сдлала бы это въ настоящую минуту. Но не имя на то достаточно силъ, я стала пристально смотрть на заливъ и дала ему почувствовать самымъ грубымъ и рзкимъ намекомъ, что ему пора убираться.

‘— Какая очаровательная ночь для прогулки пшкомъ? сказала я,— если только вы расположены возвращаться домой пшкомъ.

‘Сомнваюсь, чтобъ онъ слышалъ мои слова. Во всякомъ случа они не произвели на него ни малйшаго впечатлнія. Онъ стоялъ, устремивъ сентиментальный взоръ на луну и вдругъ испустилъ полновсный вздохъ. Я сейчасъ же догадалась что за этимъ послдуетъ, если я не успю во-время остановить его.

‘— Несмотря на вашу привязанность къ Англіи, сказала я,— вы должны сознаться, что у насъ на родин никогда не бываетъ такихъ чудныхъ лунныхъ ночей.

‘Онъ посмотрлъ на меня разсянно и снова вздохнулъ во всю грудь.

‘— Желалъ бы я знать, такая ли теперь ночь въ Англіи? сказалъ онъ.— Смотритъ ли теперь на луну моя дорогая, маленькая Нелли, и думаетъ ли она обо мн?

‘Я не вытерпла и вспылила.

‘— Боже праведный, мистеръ Армадель, воскликнула я,— неужели въ томъ маленькомъ тсномъ мір, въ которомъ вы вращаетесь, нтъ ничего интересне миссъ Мильрой? Она мн надола до смерти, пожалуста, говорите о чемъ-нибудь другомъ!

‘Его широкое, глупое лицо вспыхнуло до самыхъ корней его отвратительныхъ желтыхъ волосъ.

‘— Прошу васъ извинить меня, пробормоталъ онъ съ какимъ-то непріятнымъ удивленіемъ. Я не предполагалъ…. Онъ остановился въ смущеніи и перенесъ свой взглядъ съ меня на Мидвинтера. Значеніе этого взгляда было весьма понятно. ‘Я не думалъ, чтобы сдлавшись твоею женой, она могла бы еще ревновать меня къ миссъ Мильрой!’ Вотъ что оказалъ бы онъ Мидвинтеру, еслибъ я оставила изъ наедин.

‘Мидвинтеръ услыхалъ насъ, и прежде чмъ я успла отвчать, прежде чмъ Армадель усплъ произнести еще слово, онъ докончилъ начатую фразу своего друга такимъ тономъ и съ такимъ взглядомъ, которые мн впервые приходилось отъ него слышать и видть.

‘— Вы врно не предполагали, Алланъ, сказалъ онъ,— что женщину можно такъ легко разсердить.

‘Первая горькая насмшка, первый презрительный взглядъ отъ него, и причиной тому Армадель!’

‘Гнвъ мгновенно покинулъ меня. Вмсто его, со дна души моей поднялось другое чувство, которое возвратило мн мою твердость и заставило молча выйдти изъ комнаты.

‘Я сла одна въ своей спальн и стала думать…. О чемъ? Этого я не скажу даже здсь. Потомъ я встала, отперла — не спрашивайте что, подошла къ Мидвинтеровой сторон постели и взяла не за чмъ знать что. Выходя изъ комнаты, я посмотрла на свои часы. Она показывали половину одиннадцатаго,— время, въ которое обыкновенно уходитъ отъ насъ Армадель. Тогда я немедленно вернулась въ столовую, и подошелъ къ Армаделю, предобродушно сказала ему…

‘Нтъ! Не стану писать ни о томъ, что я сказала ему, ни о томъ, что я сдлала потомъ. Армадель надолъ мн до смерти! Онъ то и дло вертится у меня на язык. Лучше обойду молчаніемъ все случившееся въ продолженіи слдующаго часа, отъ половины одиннадцатаго до половины двнадцатаго,— и стану продолжать мой разказъ съ того времени, когда Армадель ушелъ отъ насъ. Разказывать ли мн что произошло между мною и Мидвинтеромъ въ нашей спальн, какъ скоро гость нашъ простился съ нами? Почему бы и это не обойдти молчаніемъ? Для чего волновать себя описаніемъ случившагося? Не знаю! Да и для чего вообще веду я дневникъ? А для чего ловкій воръ, описанный на дняхъ въ англійскихъ гавотахъ, держалъ при себ документъ, который скоре всего могъ изобличитъ его — именно опись всхъ украденныхъ имъ вещей? Отчего не бываемъ мы постоянно благоразумны во всхъ нашихъ поступкахъ? Зачмъ не бываю я постоянно осторожна и послдовательна, подобно злой героин какого-нибудь романа? Зачмъ? зачмъ? зачмъ?

‘А мн что за дло! Я должна записать все случившееся сегодня вечеромъ между мною и Мидвинтеромъ, потому что такъ нужно. На это есть причина, которой никто не можетъ объяснить, даже и я сама.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‘Часы показывали, половину двнадцатаго. Армадель ушелъ. Я надла свой шлафрокъ, и только что сла расчесывать волосы на ночь, какъ вдругъ раздался стукъ въ дверь и вошелъ Мидвинтеръ.

‘Онъ былъ страшно блденъ, и въ глазахъ его сверкало дикое отчаяніе. Когда я высказала ему мое удивленіе, что вижу его въ спальн ране обыкновеннаго, онъ не сказалъ на это ни слова, онъ не отвчалъ мн даже, когда я спросила его, не боленъ ли онъ. Повелительнымъ жестомъ руки заставивъ меня снова ссть на мое прежнее мсто, съ котораго я встала при вход, это въ комнату, одъ обратился ко мн съ слдующими словами:

‘— Мн нужно серіозно поговорить съ вами.

‘Я вспомнила о томъ, что я сдлала… или нтъ, о томъ, что я только попыталась сдлать въ промежутокъ времени между половиною одиннадцатаго и половиною двнадцатаго, пропущенный въ моемъ дневник, и мертвящій ужасъ, котораго я не чувствовала въ то время, оцпнилъ мои члены. Я молча повиновалась Мидвинтеру, и сла, не взглянувъ на него.

‘Пройдясь взадъ и впередъ по комнат, онъ остановился передо мною и оказалъ: ‘— Если Алланъ придетъ сюда завтра, и вы увидите его — ‘Голосъ его задрожалъ, онъ остановился. Страшное горе тяготило его душу и казалось готово было сломить его. Но въ нкоторыхъ случаяхъ воля его становится несокрушимою какъ желзо. Онъ еще разъ прошелся по комнат и овладлъ собою. Потомъ, вернувшись ко мн, продолжалъ:

‘— Когда Алланъ придетъ сюда завтра, не препятствуй ему войдти ко мн, если онъ пожелаетъ. Я скажу ему, что мн невозможно окончить мою настоящую работу къ назначенному сроку, и что слдовательно онъ долженъ будетъ пріискивать экипажъ для яхты безъ моего содйствія. Если онъ прибгнетъ къ твоему ходатайству, то посовтуй ему не увлекаться ложною надеждой, что я успю еще кончить свои занятія и помочь ему. Посовтуй ему искать помощи у постороннихъ людей и заняться пріисканіемъ экипажа безъ малйшаго отлагательства. Чмъ больше замятій будетъ у него вн нашего дома, чмъ меньше ты будешь поощрятъ его своею любезностью, тмъ пріятне это будетъ для меня. Не забывай этого, равно какъ и послдняго моего требованія., которое я сейчасъ передамъ теб. Когда яхта будетъ снаряжена, и Алланъ станетъ приглашать насъ съ собою въ море, я желаю, чтобы ты положительно отказалась. Онъ станетъ тебя уговаривать, потому что я, съ своей стороны, не захочу оставить тебя одну на чужой сторон и въ этомъ незнакомомъ дом. Что бы ни говорилъ онъ, какъ бы онъ ни упрашивалъ, не уступай никакимъ просьбамъ. Откажи ему ршительно и окончательно! Откажись, я серіозно настаиваю на этомъ, даже ступить ногою на новую яхту!

‘Онъ завершилъ свою рчь спокойнымъ и твердымъ годовомъ, безъ малйшаго дрожанія, безъ всякихъ признаковъ колебанія или замшательства. Чувство удивленія, которое возбудили бы во мн въ другое время эти странныя слова, замнилось отраднымъ и успокоительнымъ чувствомъ. Страхъ услыхать отъ него т другія слова, которыхъ я ожидала, внезапно исчезъ. Я опять могла смотрть на него, опять могла говорить съ нимъ.

‘— Ты можешь быть увренъ, отвчала я,— что я въ точности исполню твое приказаніе. Но должна ли я слпо повиноваться ему, или ты позволишь мн узнать причину такихъ странныхъ требованій?

‘Лицо его омрачилось, и онъ слъ съ тяжелымъ безнадежнымъ вздохомъ у другаго конца моего туалетнаго стола.

‘— Я готовъ открыть теб причину, если ты этого желаешь, сказалъ онъ. Потомъ онъ помолчалъ немного и продолжалъ:— Ты имешь право узнать ее, потому что она до тебя касается.— Новая пауза, посл которой онъ опять началъ: ‘Лишь однимъ способомъ могу я объяснить теб мое странное требованіе. Я долженъ просить тебя, чтобы ты припомнила все случившееся въ сосдней комнат прежде чмъ Алланъ ушелъ отъ насъ сегодня вечеромъ.’ Онъ смотрлъ на меня, и лицо его принимало поперемнно самыя различныя выраженія. То жалость, то ужасъ отражались въ немъ. Я снова оробла, и въ молчаніи ожидала словъ.

‘— Я знаю, что въ послднее время работалъ слишкомъ усидчиво, продолжалъ онъ, — нервы мои сильно потрясены. Легко можетъ быть, что при такомъ напряженномъ состояніи я безсознательно извратилъ дйствительно случившіеся факты. И ты можетъ оказать мн большую услугу, провривъ мою память твоею собственною. Если ты найдешь, что память или воображеніе мои гршатъ противъ истины, то прошу тебя, останови меня, и поправь.

‘Я на столько уже овладла собою, что могла спросить у него, на какія обстоятельства указываетъ онъ, и какимъ образомъ могу я быть въ нихъ лично замшана?

‘— А вотъ какимъ образомъ, отвчалъ онъ.— Обстоятельства, на которыя я указываю, начались съ твоего замчанія Аллану о миссъ Мильрой, замчанію, сдланному, какъ мн показалось, весьма необдуманно и рзко. Я съ своей стороны также увлекся немного, и прошу у тебя извиненія за т рзкія слова, которыя невольно вырвались у меня въ минуту раздраженія. Ты вышла изъ комнаты, и вернувшись назадъ, посл продолжительнаго отсутствія, вжливо извинилась передъ Алланомъ, который отвчалъ теб съ своею обычною добротой и кротостію. Во время этого разговора вы оба стояли у накрытаго стола, и Алланъ снова завелъ рчь о неаполитанскомъ вин. Онъ сказалъ, что надется со временемъ полюбитъ его, и просилъ у тебя позволенія выпить еще стаканъ. Вренъ ли мой разказъ?

‘Слова почти замерли на моихъ губахъ, но я сдлала надъ собой усиліе и отвчала, что до сихъ поръ онъ совершенно вренъ.

‘— Ты взяла бутылку изъ рукъ Аллана, продолжалъ онъ,— и добродушно сказала ему: ‘Вдь вы въ самомъ дл не любите этого вина, мистеръ Армадель. Позвольте же мн приготовить вамъ боле вкусный напитокъ. У меня есть особенный рецептъ для лимонада. Прикажете попробовать?’Въ такихъ именно словахъ ты вызвалась приготовить ему питье, и он принялъ твое предложеніе. Затмъ не просилъ ли онъ, чтобы ты позволила ему посмотрть на приготовленіе напитка и поучиться у тебя этому составу? И не отвчала ли ты на это, что онъ только помшаетъ теб, и что ты предпочитаешь дать ему копію съ самого рецепта?

‘На этотъ разъ слова дйствительно замерли на моихъ губахъ. Я могла только молча кивнуть головою въ знакъ отвта. Мидвинтеръ продолжалъ:

‘— Алланъ засмялся и отошелъ къ окну, чтобы смотрть на заливъ, я также послдовалъ за нимъ. Черезъ минуту Алланъ шутливо замтилъ, что самый звукъ наливаемой тобою жидкости уже возбуждаетъ въ немъ жажду. Тутъ я подошелъ къ теб, сказавъ, что лимонадъ слишкомъ долго заставляетъ себя ждать. Но въ эту минуту, какъ я отходилъ отъ тебя, ты остановила меня за руку, и подала мн стаканъ, наполненный лимонадомъ. Въ то же время и Алланъ повернулся къ намъ отъ окна, и я въ свою очередь передалъ стаканъ ему. Нтъ ли тутъ какой-нибудь неточности?

‘Сильное біеніе сердца почти не позволяло мн дышать. Я могла только отрицательно покачать головою, но не боле.

‘— Я видлъ какъ Алланъ поднесъ стаканъ къ губамъ, какъ лицо его мгновенно поблднло, какъ стаканъ выпалъ изъ его рукъ. А ты, видла ли ты это? Потомъ онъ зашатался, но я поддержалъ его, прежде чмъ онъ усплъ упасть. Такъ ли это? Ради самого Бога, проврь свою память, и скажи мн, такъ ли это?

‘Сердце мое какъ будто перестало на минуту биться, и не мн заклокотала бшеная, неукротимая ярость. Не думая о послдствіяхъ, и трепеща отъ гнва, я вскочила съ своего мста, готовая на самый отчаянный поступокъ.

‘— Твои вопросы — оскорбленія! твои взгляды — оскорбленія! закричала я.— Не думаешь ли ты, что я пыталась отравить его?

‘Эти слова вырвались у меня вопреки моей вол. Именно такихъ словъ и не должна была произносить женщина въ моемъ положеніи. А Между тмъ я произнесла ихъ.

‘Онъ поспшно всталъ съ своего мста и подалъ мн флаконъ съ эфиромъ.

‘— Что ты, что ты! Ты также слишкомъ изнурена и возбуждена сегодня, благодаря событіямъ ныншняго дня, сказалъ онъ.— Ты говорить дикія и возмутительныя вещи. Боже праведный! Какъ могла ты перетолковать такимъ образомъ слова мои? Успокойся, Бога ради, успокойся.

‘Но онъ могъ бы съ одинаковымъ успхомъ убждать разсвирпвшее животное. Не довольствуясь первымъ промахамъ, я довершила свое безуміе, снова вернувшись къ разговору о лимонад, несмотря на его мольбы не говорить объ этомъ боле.

‘Вдь я сказала теб, что именно подлила я въ напитокъ, въ ту минуту какъ мистеру Армаделю сдлалось дурно, продолжала я, настойчиво защищаясь, когда никто и не думалъ нападать на меня.— Я прибавила въ лимонадъ нсколько капель водки изъ той фляги, которую ты держишь подл своей постели. Могла ли я знать, что онъ чувствуетъ инстинктивное отвращеніе къ ея запаху и вкусу? Разв, придя въ чувство, онъ не сказалъ мн, что это была его собственная вина, и что онъ долженъ былъ предупредить меня о своемъ природномъ отвращеніи къ этому напитку? И затмъ не напомнилъ ли онъ теб о томъ времени, когда вы оба были на остров Ман, гд какой-то докторъ совершенно невинно предложилъ ему то же, что и я сегодня вечеромъ?

(‘Я сильно налегала на свою невинность, и имла на то основаніе. Какъ ни дурна я во многихъ другихъ отношеніяхъ, но я горжусь своею прямотою. Относительно водки я была совершенно невинна. Ни мало не подозрвая объ антипатіи Аллана, я подлила въ лимонадъ нсколько капель этого напитка, чтобы заглушитъ вкусъ…. не спрашивайте чего! Я горжусь также и тмъ, что никогда не уклоняюсь отъ нити своихъ мыслей. То, что сказалъ мн Мидвинтеръ въ отвтъ на мое замчаніе, я должна была бы написать здсь вмсто этихъ строкъ.)

‘Онъ смотрлъ на меня съ минуту, какъ бы сомнваясь, въ ум ли я. Потомъ, обойдя вокругъ стола, онъ опять остановился противъ меня.

‘— Если ничто другое не можетъ убдить тебя въ несправедливости твоихъ подозрній, сказалъ онъ,— и въ томъ, что я и въ мысляхъ не имлъ оскорбить тебя какимъ-либо намекомъ, то прочти вотъ это.

‘Онъ вынулъ изъ боковаго кармана рукопись и развернулъ ее передъ моими глазами. То былъ разказъ объ Аллановомь сн.

‘Страшная тяжесть мгновенно свалилась съ плечъ моихъ. Я снова почувствовала себя твердою. Я, наконецъ, поняла его.

‘— Узнаешь ли ты это? спросилъ онъ.— Помнишь ли ты что я говорилъ теб въ Торпъ-Амброз о сн Аллана? Я говорилъ теб, что два виднія этого сна уже осуществились. Знай же, что сегодня вечеромъ осуществилось въ этомъ дом и третье видніе.

‘Онъ перевернулъ нсколько страницъ рукописи, и указалъ мн на слдующія строки, записанныя имъ со словъ Армаделя:

‘Въ третій разъ разсялся мракъ, и предо мной предстали вмст тнь женщины и тнь мущины.

‘Тнь мущины стояла ко мн ближе, тнь женщины находилась поодаль. Съ того мста, гд она стояла, послышался звукъ какъ бы отъ наливаемой жидкости. Я увидалъ, какъ тнь женщины одною рукой коснулась тни мущины, а другою подала ему стаканъ. Онъ принялъ у нея изъ рукъ стаканъ и подалъ его мн. Въ ту минуту, какъ я поднесъ его къ моимъ губамъ, мной овладла смертельная слабость съ головы до ногъ. И когда я снова пришелъ въ чувство, тни исчезли, и третье видніе кончилось.’

‘Въ первую минуту я не мене самого Мидвинтера поражена была этимъ необычайнымъ совпаденіемъ.

‘Положивъ одну руку на раскрытую рукопись, онъ тяжело опустилъ другую на мое плечо.

‘— Теперь понимаешь ли ты, для чего я пришелъ сюда? спросилъ онъ.— Теперь убдилась ли ты, что я возлагалъ свои послднія надежды на твою память относительно событій ныншняго вечера, думая, что ты въ состояніи будешь доказать мн мою ошибку? Теперь знаешь ли ты, почему я не хочу помогать Аллану? Почему я не хочу съ нимъ хать? Почему я лгу, интригую, заставляя также лгать и интриговать тебя, чтобы какъ можно скоре удалить отъ насъ моего лучшаго и самаго близкаго друга?

‘— А письмо мистера Брока? спросила я.— Ты забылъ о немъ?

‘Онъ съ нетерпніемъ ударилъ рукой по рукописи.

‘— Еслибы мистеръ Брокъ видлъ то, что мы сегодня видли, онъ почувствовалъ бы то же, что и я чувствую, онъ сказалъ бы то же, что и я говорю.

‘При этихъ словахъ голосъ его таинственно понизился, и большіе черные глаза сверкнули мн прямо въ лицо.

‘— Три виднія предупреждали Аллана, продолжалъ онъ,— и вс три отождествились въ послдствіи въ теб и во мн! Ты стояла на мст женщины у пруда. Я стоялъ на мст мущины у окна. И наконецъ ты и я, мы оба, осуществляемъ собой послднее видніе сна, въ которомъ об тни явится вмст. Такъ вотъ для чего наступалъ тотъ несчастный день, въ который мы съ тобой встртились! Такъ вотъ для него ты привлекла меня къ себ, между тмъ какъ мой добрый ангелъ побуждалъ меня бжать отъ тебя. На нашей жизни лежитъ проклятіе! Въ нашихъ дйствіяхъ есть что-то роковое! Все будущее Аллана зависитъ отъ его разлуки съ нами. Пусть онъ оставитъ то мсто, гд живемъ мы, и перестанетъ дышать однимъ съ нами воздухомъ! Пусть онъ проситъ помощи у постороннихъ людей — самые злйшіе изъ нихъ будутъ для него безвредне насъ! Пусть онъ детъ одинъ, хотя бы онъ и на колняхъ умодядъ насъ сопутствовать ему, и пусть оцнитъ онъ любовь мою не въ этой жизни, а въ будущей, гд злые не враждуютъ боле и утомленные отдыхаютъ.

‘Когда онъ произносилъ послднія слова, горькое чувство поднялось со дна души его и разршилось рыданіемъ. Онъ взялъ со стола рукопись и вышелъ отъ меня также внезапно какъ и пришелъ.

‘Дверь затворилась за нимъ, я стала припоминать все, что онъ говорилъ обо мн, и горько задумалась о томъ ‘несчастномъ дн’, когда онъ впервые увидалъ меня, и о ‘добромъ ангел’, который побуждалъ его ‘бжать отъ меня’. Кому какое дло до того, что я чувствовала? Я не призналась бы въ этомъ даже лучшему своему другу. Кто заботится о гор такой женщины, какъ я? Кто ему повритъ? Да и наконецъ, Мидвинтеръ говорилъ подъ вліяніемъ своего безумнаго суеврія и потому его извиняетъ многое, между тмъ какъ меня ничто. Если же, несмотря на все это, я не могу разлюбить его, то я должна нести вс послдствія этой любви и страдать. Я заслуживаю этого, я не стою ни любви, ни сожалнія. Боже мой, какъ я глупа! И какъ показалось бы все это натянуто и неестественно въ какомъ-нибудь роман!

‘Сію минуту пробилъ часъ. Я слышу какъ Мидвинтеръ ходитъ взадъ и впередъ по своей комнат.

‘Онъ врно думаетъ. Ну что жъ! и я стану думать. Что мн предпринять теперь? Подождемъ и увидимъ. Обстоятельства принимаютъ иногда странный оборотъ, он быть можетъ оправдаютъ фатализмъ человка, находящагося въ сосдней комнат, человка, который проклинаетъ день своей встрчи со мной! О, онъ еще проклянетъ его и по другимъ причинамъ! Если сонъ указывалъ на меня какъ на орудіе рока, то мн представится скоро другое покушеніе, другой случай, и тогда ужъ, конечно, я не подолью водки въ лимонадъ Армаделя.’

Октября 24-го.

‘Только двнадцать часовъ прошло съ тхъ поръ какъ я писала послднія строки, и уже наступило то искушеніе, которое должно окончательно увлечь меня.

‘На этотъ разъ мн не оставалось другаго выбора. Мн грозила неизбжная огласка и гибель, и я должна была защищаться. Словомъ, сходство, поразившее меня вчера въ театр, было не случайное. Этотъ оперный хористъ не кто иной какъ Мануэль.

‘Сегодня, минутъ черезъ десять по уход Мидвинтера, горничная вошла ко мн съ грязною маленькою записочкой въ рук. Одного взгляда на адресъ было достаточно, чтобы догадаться отъ кого шла эта записка. Онъ узналъ меня въ театр. А балетъ, вставленный между двумя актами оперы, далъ ему возможность проводить меня до моей квартиры. Это простое заключеніе я вывела въ промежутк времени между полученіемъ и вскрытіемъ письма, которое все заключалось въ двухъ строкахъ: онъ писалъ, что ждетъ меня въ переулк, ведущемъ на взморье, и что если черезъ десять минутъ я не приду къ нему, онъ приметъ мое отсутствіе за приглашеніе и явится ко мн самъ.

‘Вроятно ощущенія, испытанныя мною наканун, одеревенили мои нервы. Какъ бы то ни было, прочитавъ письмо, я снова ощутила въ себ присутствіе прежнихъ инстинктовъ, которые какъ будто дремали во мн въ послднее время. Надвъ шляпку, я сошла внизъ, и какъ ни въ чемъ ни бывало вышла изъ дому.

‘Онъ ждалъ меня при вход въ улицу.

‘Когда мы сошлись лицомъ къ лицу, вся моя жалкая жизнь съ нимъ воскресла въ моемъ воображеніи. Я вспомнила о своемъ обманутомъ довріи, о той жестокой шутк, которую онъ сыгралъ со мной, женившись на мн отъ живой жены, я вспомнила о томъ времени, когда, убитая его измной, я хотла лишить себя жизни, и невольно провела параллель между Мидвинтеромъ и низкимъ негодяемъ, въ котораго я нкогда такъ безгранично врила. Тогда въ первый разъ почувствовала я то, что чувствуетъ женщина, когда въ ней гаснетъ послдняя искра самоуваженія. Еслибы въ эту минуту онъ нанесъ мн личное оскорбленіе, то, мн кажется, я перенесла бы и его.

‘Но онъ не имлъ ни малйшаго намренія прибгать къ такому грубому насилію. Я совершенно зависла отъ его произвола, и онъ далъ мн это почувствовать, надвъ на себя маску раскаянія и притворнаго уваженія. Я слушала его молча, не возражая ему, не глядя на него, стараясь даже не дотрогиваться до него своимъ платьемъ, въ то время какъ мы шли къ боле уединенной части взморья. Съ перваго же взгляда я замтила его нищенскую одежду и жадность, блиставшую въ его глазахъ, я знала, что все это кончится требованіемъ денегъ.

‘Да. Отнявъ у меня послдній фартингъ изъ моихъ собственныхъ денегъ и все, что я добыла для него у моей прежней госпожи, онъ осмлился теперь спросить у меня, не стыжусь ли я видть его въ такихъ отрепьяхъ и знать, что онъ добываетъ свой хлбъ въ качеств опернаго хориста.

‘Отвращеніе скоре чмъ негодованіе вызвало меня на отвтъ.

‘— Вамъ нужны деньги? сказала я.— Но если я такъ бдна, что не могу удовлетворить васъ.

‘— Въ такомъ случа, отвчалъ онъ,— я принужденъ буду напомнить вамъ, что вы сами по себ сокровище, и предъявлю мои права на васъ тому изъ двухъ джентльменовъ, бывшихъ съ вами вчера въ опер, который пользуется теперь вашимъ особеннымъ вниманіемъ и живетъ въ сіяніи вашихъ улыбокъ.

‘Я ничего не отвчала, потому что отвчать было нечего. Доказывать ему, что онъ не имлъ на меня никакихъ правъ, значило бы попусту тратить слова и время. Онъ зналъ это такъ же хорошо, какъ и я. Но онъ зналъ также, что одна его попытка предъявить на меня права свои подвергнетъ меня скандалу и огласк прошедшаго.

‘Продолжая хранить молчаніе, я посмотрла на море. Не знаю почему именно посмотрла я туда, вроятно по инстинкту, чтобы только не смотрть на него.

‘Въ это время къ берегу приближалась небольшая парусная лодка. Рулевой скрывался за парусомъ, но лодка была уже такъ близко, что я узнала флагъ, разввавшійся на мачт. Я взглянула на часы. Да, это былъ Армадель, хавшій къ намъ изъ Санта-Лучіи въ свое урочное время.

‘Не успла я опустить часы за поясъ, какъ въ ум моемъ ясно промелькнуло средство, съ помощью котораго я могла выпутаться изъ моего ужаснаго положенія.

‘Я повернулась и пошла къ боле возвышенной части берега, гд навалено было нсколько рыбачьихъ лодокъ, за которыми мы легко могли укрыться отъ любопытныхъ глазъ. Вроятно подозрвая во мн какое-нибудь особенное намреніе, Мануэль послдовалъ за мной безъ возраженій. Какъ скоро мы пріютились за лодками, чувство самосохраненія заставило меня снова взглянуть на него.

‘—Что сказали бы вы, спросила.я,— еслибы вмсто того чтобы быть бдною, я была богата и могла предложить вамъ сотню фунтовъ?

‘Онъ вздрогнулъ. Я поняла, что онъ не ожидалъ и половины упомянутой мною суммы. Безполезно было бы прибавлять, что, отвчавъ мн: ‘Это неправдоподобно,’ онъ говорилъ одно, а думалъ другое.

‘—Положимъ, продолжала я, не обращая вниманія на его слова,— что я укажу вамъ средство получить втрое или даже впятеро больше чмъ сто фунтовъ. Достанетъ ли у васъ смлости, чтобы протянуть руку и взять ихъ?

‘Жадность снова засверкала въ его глазахъ, и голосъ понизился въ ожиданіи дальнйшаго объясненія съ моей стороны.

‘— У кого, и чмъ я рискую? спросилъ Мануель.

‘Отвтъ мой былъ кратокъ, но ясенъ. Я бросила ему Армаделя, какъ бросаютъ кусокъ мяса собак, или дикому зврю, который васъ преслдуетъ.

‘— Это одинъ богатый молодой Англичанинъ, отвчала я. Онъ нанадъ въ здшней гавани яхту, по имени Доротея, и ищетъ теперь шкипера и экипажъ, вы, кажется, служили нкогда въ испанскомъ флот, прекрасно говорите по-англійски и по-италіянски, и знаете Неаполь какъ свои пять пальцевъ. Что же касается до молодаго Англичанина и его переводчика, то первый не знаетъ мстнаго нарчія, а второй, моря. Молодой человкъ бьется изъ всхъ силъ чтобы найдти себ дльнаго помощника въ этомъ незнакомомъ для него мст, о свт онъ иметъ такое же понятіе, какъ что дитя, что роется вонъ тамъ въ песк: онъ всегда иметъ при себ деньги въ переводныхъ векселяхъ. Впрочемъ о немъ я вамъ оказала довольно. А насчетъ риска соображайте сами.

‘По мр того какъ я говорила, глаза его разгарались все большею и большею алчностью, и прежде чмъ я успла кончить, онъ очевидно уже ршился на все.

‘— Когда могу я видть Англичанина? нетерпливо спросилъ онъ.

‘Я взглянула изъ-за лодки, и увидала Армаделя, выходящаго на берегъ.

‘— Вы можете видть его въ настоящую минуту, отвчала я, указывая рукою на причалившую лодку.

‘Мануэль долго смотрлъ на юношу, безпечно взбиравшагося на берегъ, и потомъ снова скрылся за лодку. Посл непродолжительнаго раздумья и какъ бы внутренняго совщанья съ самимъ собою, онъ предложилъ мн другой вопросъ на этотъ разъ шепотомъ.

‘— Когда судно будетъ совсмъ готово, сказалъ онъ, и Англичанинъ оставитъ Неаполь, кто изъ его друзей будетъ ему сопутствовать?

‘— У него здсь только два друга, отвчала я,— тотъ джентльменъ, котораго вы видли со мною въ опер, да я. Онъ будетъ звать насъ обоихъ, но когда наступитъ время отъзда, мы оба откажемся.

‘— Ручаетесь ли вы мн за это?

‘— Положительно ручаюсь.

‘Онъ отошелъ въ сторону, и отвернувшись отъ меня, опять погрузился въ раздумье. Я видла только какъ онъ снялъ шляпу чтобъ отереть себ лобъ носовымъ платкомъ, и слышала, какъ онъ говорилъ что-то про себя на своемъ родномъ язык.

‘Когда онъ вернулся, я замтила въ немъ большую перемну. Лицо его подернулось синеватою желтизной, а глаза смотрли съ дикимъ недовріемъ.

‘— Еще одинъ вопросъ, сказалъ онъ, и внезапно подойдя ко мн, спросилъ меня съ особеннымъ удареніемъ на этихъ словахъ:— Въ чемъ заключается вашъ собственный интересъ въ этомъ дл?

‘Я отскочила назадъ. Этотъ вопросъ напомнилъ мн, что у меня дйствительно есть интересъ въ этомъ дл, независимо отъ интереса удалить Мануэля отъ Мидвинтера. До сихъ поръ я помнила лишь одно, что фатализмъ Мидвинтера сгладилъ для меня вс препятствія, осудивъ Армаделя на жертву первому встрчному, который вздумалъ бы предложить ему свои услуги. До сихъ поръ я имла въ виду лишь одну цль,— гибелью его спасти себя отъ огласки. Передъ дневникомъ своимъ мн таиться нечего. Я не говорю, чтобы личная безопасность Армаделя или его денежные интересы заставили меня хотя на минуту призадуматься. Ненависть моя къ нему была слишкомъ велика, чтобъ остановить на устахъ моихъ слова, которыя должны были раскрыть бездну подъ его ногами, но до тхъ поръ пока Мануель не сдлалъ мн послдняго вопроса, я не сознавала, что преслдуя свои собственныя цли, онъ можетъ быть полезенъ и мн, если только страсть къ деньгамъ заставитъ его ршиться на все. Мн кажется, что въ душ моей было одно господствующее желаніе — спасти себя отъ огласки передъ Мидвинтеромъ.

‘Напрасно подождавъ отвта, Мануель повторилъ свой вопросъ въ новой форм.

‘— Вы кинули мн на съденіе вашего Англичанина, сказалъ онъ,— какъ кусокъ хлба Церберу. Поспшили ли бы вы это сдлать, еслибы не было у васъ особенной, тайной причины? Снова повторяю вамъ: вы имете свой собственный интересъ въ этомъ дл, въ чемъ же онъ заключается?

‘— У меня два интереса, отвчала я. Вопервыхъ, заставить васъ уважать мое настоящее положеніе. Вовторыхъ, отвязаться отъ васъ однажды навсегда! Я говорила съ такою смлостію, какой онъ еще никогда не встрчалъ во мн. Мысль, что я длаю этого негодяя своимъ орудіемъ, и что я заставляю его слпо содйствовать моимъ цлямъ, между тмъ какъ онъ видитъ въ этомъ лишь свой личный интересъ, развеселила меня и возвратила вен мою прежнюю самоувренность.

‘Онъ засмялся.

‘— Крпкія слова составляютъ иногда привилегію женщинъ, сказалъ онъ.— Вопросъ о томъ, можете или не можете вы навсегда отдлаться отъ меня, ршитъ будущее. Но вашъ собственный интересъ въ этомъ дл признаюсь, озадачиваетъ меня. Вы разказали мн все, что нужно было знать объ Англичанин и его яхт, не заключивъ со мной никакихъ предварительныхъ условій. Позвольте же спросить, какимъ образомъ заставите вы меня уважать теперь ваше настоящее положеніе?

‘— Я сейчасъ объясню вамъ это, отвчала я.— Сначала вы узнаете мои условія. Прежде всего я требую, чтобъ черезъ пять минутъ вы оставили меня одну, затмъ чтобы вы никогда не приближались къ моему дому, и наконецъ, я положительно воспрещаю вамъ входить въ какія бы то ни было сношенія какъ со мною, такъ и съ тмъ джентльменомъ, котораго вы видли вчера въ опер.

‘— А если я не послушаюсь? замтилъ онъ.— Что вы сдлаете въ такомъ случа?

‘— Въ такомъ случа, отвчала я,— я шепну нсколько словъ тому богатому молодому Англичанину, и вы снова очутитесь въ трупп оперныхъ хористовъ.

‘— Не слишкомъ ли смло предположили вы, что я уже имю виды на Англичанина и заране увренъ въ ихъ успх? Почему вы знаете?

‘—Я знаю васъ, сказала я.— И этого довольно.

‘Наступило минутное молчаніе. Мы обмнялись взглядомъ и поняли другъ друга.

‘Онъ заговорилъ первый. Коварная улыбка исчезла съ лица его, и голосъ недоврчиво понизился.

‘— Я принимаю ваши условія, сказалъ онъ,— и буду молчать до тхъ поръ, пока вы сами не заговорите, но если я узнаю, что вы обманули меня, уговоръ нашъ будетъ нарушенъ, и вы снова меня увидите. Завтра я явлюсь къ Англичанину съ необходимыми рекомендаціями, чтобы получить право на его довріе. Его имя и фамилія?

‘Я сказала

‘— Адресъ?

‘Я дала адресъ, и уже повернулась чтобы идти домой, какъ вдругъ снова услыхала его позади себя.

‘— Одно слово, сказалъ онъ.— Въ мор часто бываютъ несчастія. Если съ этимъ Англичаниномъ также случится что-нибудь не доброе, то на столько ли вы интересуетесь его судьбою, чтобы желать о немъ увдомленія?

‘Я остановилась и задумалась. Мн очевидно не удалось убдить его, что жертвуя ему достояніемъ и даже самою жизнью Армаделя, я не имла никакой затаенной цли. Не мене очевидно было и то, что ему хотлось ввязаться въ мои личные планы, и для этого подготовить со мною сношенія на будущее время. При такихъ обстоятельствахъ нельзя было колебаться насчетъ отвта. Еслибы несчастіе, на которое намекалъ онъ, дйствительно случилось съ Армаделемъ, я узнала бы о немъ и безъ Мануеля. Стоило бы только просмотрть въ англійскихъ газетахъ списки умершихъ, чтобъ узнать эту новость. Да притомъ газеты имли то важное преимущество, что на ихъ правдивость въ этомъ случа скоре всего можно было положиться. Я поблагодарила Мануеля, и на-отрзъ отказалась отъ его предложенія.

‘— Нимало не интересуясь этимъ Англичаниномъ, я не желаю никакихъ увдомленій о судьб его, сказала я.

‘Онъ смотрлъ на меня нсколько времени съ напряженнымъ вниманіемъ, и съ выраженіемъ такого любопытства, какого я еще никогда не замчала въ немъ относительно себя.

‘— Какую бы игру вы тамъ ни затвали, возразилъ онъ, медленно и многозначительно произнося каждое слово,— доискиваться я не намренъ. Но я смло предсказываю вамъ, что вы ее выиграете. Если намъ суждено когда-нибудь встртиться, то вы вспомните тогда слова мои.

Онъ снялъ шляпу и отвсилъ мн низкій поклонъ.

‘— Идите вашею дорогой, сударыня. А мн позвольте идти своею.

‘Съ этими словами онъ избавилъ меня отъ своего присутствія. Чтобъ оправиться отъ волненія, я осталась еще нсколько минутъ на открытомъ воздух, и потомъ вернулась домой.

‘Первый предметъ, попавшійся мн на глаза при вход въ гостиную — былъ Армадель!

‘Онъ дожидался моего возвращенія, чтобы просить моего ходатайства передъ Мидвинтеромъ, и на мой вопросъ, что это значитъ?— отвчалъ, что Мидвинтеръ уже объяснялся съ нимъ. Мужъ мой объявилъ Армаделю, что онъ не въ состояніи будетъ кончить своей работы къ назначенному сроку, и совтовалъ ему немедленно заняться пріисканіемъ экипажа для яхты.

‘Посл этого мн оставалось только выполнить общаніе, данное мною Мидвинтеру во время нашего послдняго разговора. Досада Армаделя, при вид моей упорной ршимости не вмшиваться въ это дло, выразилась въ самой оскорбительной для меня форм. Онъ никакъ не хотлъ допустить, чтобъ я не могла имть въ этомъ случа вліянія на его друга.

‘— Еслибъ Нелли была моею женой, сказалъ онъ,— она длала бы изъ меня что угодно. Точно также и вы можете сдлать изъ Мидвинтера все, что вамъ ни вздумается, если вы только захотите.

‘Еслибы самоувренный глупецъ дйствительно старался заглушить въ моемъ сердц послдній слабый голосъ совсти и состраданія, онъ не могъ бы дйствовать удачне! Я отвчала ему взглядомъ, который мгновенно заставилъ его прекратить этотъ разговоръ. Онъ вышелъ изъ комнаты брюзжа и ворча себ подъ носъ:

‘— Легко сказать — пріискивать экипажъ для яхты, когда я ни слова не понимаю изъ этой проклятой тарабарщины, а переводчикъ мой не отличитъ рыбака отъ матроса. Вотъ и яхту нашелъ! А хоть убей, не знаю, что мн съ ней длать теперь!

‘Завтра онъ это по всей вроятности узнаетъ, если же онъ придетъ къ намъ, такъ и я также узнаю!

’25-го октября, десять часовъ вечера.

‘Мануель поймалъ свою жертву.

‘Армадель только что ушелъ отъ насъ, просидвъ здсь боле часу, и все время протолковавъ о своемъ необыкновенномъ счастіи, которое выручаетъ его именно въ ту минуту, когда онъ всего боле нуждался въ помощи.

‘Сегодня въ двнадцать часовъ онъ ходилъ съ своимъ переводчикомъ на взморье, но напрасно старался объясниться съ прибрежнымъ населеніемъ: никто не понималъ его. Въ то время какъ онъ съ отчаянія хотлъ уже идти домой, какой-то незнакомецъ, стоявшій невдалек отъ него (Мануэль слдилъ за нимъ, кажется, отъ самой гостиницы), обязательно предложилъ ему свои услуги, чтобы вывести его изъ затрудненія.

‘—Я говорю и по-англійски, и по-италіянски, сэръ. Неаполь знаю хорошо, а по профессіи я морякъ. Не могу ли я быть вамъ полезнымъ?

‘Результатъ былъ таковъ, какого и слдовало ожидать. По обыкновенію не находчивый и безразсудный, Армадель немедленно свалилъ всю тяжесть этого дла на плечи обязательному незнакомцу. Но его новый другъ настойчиво требовалъ выполненія законныхъ формальностей прежде чмъ взять это дло въ свои руки. Онъ просилъ позволенія у мистера Армаделя представить ему письменныя удостовренія о своей репутаціи и способностяхъ. Въ этотъ же день посл обда онъ явился въ назначенный часъ въ гостиницу со всми своими документами, и разказалъ самую трогательную исторію о тхъ страданіяхъ и бдствіяхъ, которыя онъ перенесъ въ качеств политическаго выходца.

‘Это свиданіе окончательно ршило вопросъ. Мануэль вышелъ изъ гостиницы въ званіи шкипера яхты и съ порученіемъ пріискивать для нея экипажъ.

‘Я съ безпокойствомъ слдила за Мидвинтеромъ, между тмъ какъ Армадель сообщалъ ему эти подробности и показывалъ удовлетворительныя свидтельства своего новаго шкипера.

‘Естественное безпокойство о друг повидимому заглушило въ сердц Мидвинтера суеврное предчувствіе грядущихъ золъ. Онъ подвергъ, однако, самому строгому и пытливому изслдованію документы незнакомца. Безполезно было бы говорить, что бумаги были вс въ порядк и найдены совершенно удовлетворительными. Возвращая ихъ Армаделю, Мидвинтеръ покраснлъ, онъ какъ будто сознавалъ всю несостоятельность своего поступка, и въ первый разъ замтилъ мое присутствіе и устремленное на него вниманіе.

‘— Противъ бумагъ нечего и возражать, Алланъ. Я радъ, что вы наконецъ нашли желаемую помощь.

‘Вотъ все что онъ сказалъ ему на прощаньи, и какъ только Армадель ушелъ отъ насъ, онъ опять заперся на всю ночь въ своей комнат.

‘Теперь, что до меня касается, я безпокоюсь объ одномъ: когда яхта будетъ снаряжена, и я откажусь отъ дамской каюты, устоитъ ли Мидвинтеръ въ своемъ ршеніи не хать безъ меня?

’26-го октября.

‘Предвстіе грядущаго испытанія. Мидвинтеръ получилъ сейчасъ письмо отъ Армаделя и прислалъ его ко мн. Вотъ оно: ‘Дорогой Мидъ,— я слишкомъ занятъ, чтобы быть у васъ сегодня. Ради Бога, кончайте скоре вашу работу? Новый шкиперъ — золото. Онъ уже добылъ себ въ помощники одного знакомаго ему Англичанина и въ три или четыре дня берется набрать и весь экипажъ. Мн смерть какъ хочется подышать морскимъ воздухомъ, да врно и вамъ также, или вы не морякъ. Оснастка кончена, състные припасы перевозятся съ берега на яхту, и мы намрены завтра или послзавтра натянуть паруса. Я никогда въ жизни не чувствовалъ себя въ такомъ веселомъ настроеніи духа. Передайте мой поклонъ вашей жен и скажите ей, что она окажетъ мн великую услугу, явившись на яхту и поспшивъ заказать все нужное для дамской каюты. Искренно вамъ преданный Алланъ Армадель?’

Въ конц этого письма рукой Мидвинтера написано было слдующее: — ‘Помни что я говорилъ теб. Отвчай ему ‘письменно (такимъ образомъ отказъ будетъ мене чувствителенъ) и попроси его извинить тебя въ томъ, что ты не примешь участія въ предстоящемъ плаваніи.’

‘Я поспшила исполнить его требованіе. Чмъ скоре узнаетъ Мануель (а онъ непремнно узнаетъ это черезъ Армаделя), что данное мною общаніе не участвовать въ этомъ плаваніи уже исполнено, тмъ безопасне я буду себя чувствовать.

’27-го октября.

‘Опять письмо отъ Армаделя — въ отвтъ на мое къ нему. Онъ разсыпается въ церемонныхъ сожалніяхъ о томъ, что я лишаю его моего общества на все время плаванія, и высказываетъ надежду, что Мидвинтеръ еще быть-можетъ уговоритъ меня перемнить мое ршеніе. Погоди немного, и ты увидишь, что Мидвинтеръ также не подетъ съ тобой!…

’30-го октября.

‘До ныншняго дня нечего было и разказывать. Сегодня наконецъ въ жизни нашей совершилась перемна!

‘Армадель явился сегодня утромъ съ шумомъ и громомъ извстить насъ, что яхта готова, и спросить у Мидвинтера, когда ему можно будетъ пуститься въ путь. Для этого я предложила ему войдти прямо въ кабинетъ къ моему мужу. Армадель ушелъ, въ послдній разъ обратившись ко мн съ просьбой перемнить мое намреніе, но я повторила свой отказъ и затмъ сла у окна ждать окончательнаго результата этого свиданія.

‘Отъ него зависла вся моя будущность. До сихъ поръ все шло довольно гладко. Теперь осталось лишь одно спасеніе, чтобы настойчивость, или скоре, фатализмъ Мидвинтера не поколебался въ ршительную минуту. Уступи онъ просьбамъ Армаделя принять участіе въ этомъ плаваніи, ярость Мануэля противъ меня была бы безгранична. Онъ не простилъ бы мн нарушенія даннаго слова и способенъ былъ бы открыть мое прошедшее Минвинтеру, до отплытія яхты. Между тмъ какъ я думала объ этомъ, минуты проходили медленно, до ушей моихъ достигалъ лишь слабый говоръ голосовъ въ сосдней комнат, и пытка ожиданія становилась для меня почти невыносимою. Напрасно старалась я сосредоточить свое вниманіе на улиц. Глаза мои машинально смотрли въ окно, но ничего не видли.

‘Вдругъ, не знаю черезъ сколько времени — говоръ голосовъ смолкъ, дверь отворилась, и Ардадель одинъ показался на порог.

‘— Прощайте, сказалъ онъ отрывисто и рзко.— Надюсь, что когда у меня будетъ жена, она не причинитъ Мидвинтеру того разочарованія, которыя его жена причиняетъ мн!

‘Онъ посмотрлъ на меня сурово, отвсилъ мн сердитый поклонъ, и рзко повернувшись, вышелъ изъ комнаты и тогда я опять вздохнула свободне. Я разомъ увидала и людей на улиц, и спокойное море, и мачты кораблей на пристани, гд стояла яхта. Слова, избавлявшія меня отъ Мануэля и быть-можетъ обрекавшія Армаделя на врную смерть, были произнесены. Яхта отправится одна безъ меня и безъ Мидвинтера.

‘Въ первую минуту восторгъ мой доходилъ почти до безумія. Но это была лишь одна минута. Сердце снова замерло во мн, когда я вспомнила о Мидвинтер, одиноко сидвшемъ въ сосдней комнат.

‘Я пошла подслушивать въ корридоръ, но ничего не услыхала, постучалась къ нему въ дверь и не получила отвта. Тогда я ршилась отворить ее и заглянула въ комнату. Онъ сидлъ у стола, закрывъ лицо руками, между тмъ какъ слезы струились по его пальцамъ.

‘— Оставь меня! сказалъ онъ, не отнимая рукъ.— Это пройдетъ само собой!

‘Я снова вернулась въ гостиную. Кто можетъ понять женщинъ, когда мы и сами подъ часъ не понимаемъ себя? Его обращеніе со воюй уязвило меня до глубины сердца. Сомнваюсь, чтобы самая краткая и невинная изъ женщинъ могла почувствовать это оскорбленіе сильне меня, преступной, и замышлявшей страшныя вещи передъ тмъ какъ идти къ нему въ комнату! Кто объяснитъ это? Никто, и всего мене я сама!

‘Подчаса спустя, дверь отворилась, и я услыхала шаги Мидвинтера, торопливо спускавшагося съ лстницы. Не думая о послдствіяхъ, я выбжала къ нему навстрчу, и опросила, могу ли идти вмст съ нимъ? Но онъ не остановился и не отвчалъ мн. Тогда я опять вернулась къ окну и увидала его на улиц, быстро удалявшагося по направленію отъ Неаполя и отъ моря.

‘Теперь я понимаю, что онъ могъ не слыхать меня, но въ то время я считала его непростительно жестокимъ. Вн себя отъ ярости, я надла шляпку, послала за каретой а велла кучеру везти меня куда глаза глядятъ. Онъ по обыкновенію повезъ меня въ музей посмотрть картины и статуи. Я бросалась изъ комнаты въ комнату съ воспламененнымъ лицомъ, и обращая на себя вниманіе постителей, которые смотрли на меня во вс глаза. Опомнившись, я опять вернулась къ карет и сама не знаю почему велла кучеру везти себя какъ можно скоре домой. Тамъ сбросивъ шляпку и плащъ, я услась у окна. Видъ моря успокоилъ меня. Я забыла о Мидвинтер и стала думать объ Армадел и его яхт. Воздухъ былъ тихъ, небо безоблачно, широкія воды залива разстилались какъ зеркало.

‘Наконецъ солнце сло. Наступили коротенькія сумерки, а за ними и ночь. Я напилась чаю и осталась за столомъ, погруженная въ какую-то неясную дремоту. Когда, очнувшись, я опять вернулась къ окну, мсяцъ уже плылъ по небу, но спокойное море было попрежнему невозмутимо.

‘Я продолжала любоваться этою картиной, какъ вдругъ увидала на улиц Мидвинтера, возвращавшагося домой. Въ эту минуту я была уже достаточно спокойна, чтобы вспомнить объ его привычк облегчать свою душу въ тяжелыя минуты жизни длинною уединенною прогулкой. Услыхавъ, что онъ вошелъ въ свою комнату, я побоялась безпокоить его вторично, и стала ждать, покамстъ онъ позоветъ меня.

‘Вскор до меня долетлъ стукъ отворявшагося окна, а увидала какъ Мидвинтеръ вышелъ на балконъ и посмотрвъ на море, поднялъ руку на воздухъ. Тогда на меня какъ будто нашло затменіе, я совсмъ забыла, что онъ былъ нкогда морякомъ, и не могла понять что бы это значило. Я ждала, мысленно спрашивая себя, что будетъ дале.

‘Онъ вернулся въ свою комнату, черезъ нсколько времени опять вышелъ на балконъ, и еще разъ поднялъ руку на воздухъ.

‘Долго, долго онъ не шевелился. Наконецъ вздрогнулъ, опустился на колни, сложивъ руки какъ бы для молитвы, и съ увлеченіемъ произнесъ:

‘— Самъ Всемогущій Господь да благословитъ и да сохранитъ тебя, Алланъ! Прости на вки!

‘Я взглянула на море. Дулъ тихій, постоянный втерокъ, и водная рябь искрилась и блестла при свт луны. Я посмотрла еще разъ, и вотъ между мною и блестящею полосой луннаго свта медленно и безшумно проскользнула по вод длинная черная яхта съ большими, какъ привидніе торчавшими парусами.

‘Къ ночи втеръ сталъ попутный, и Армаделева яхта отправилась на пробную экскурсію.

III. Прерванный дневникъ.

‘Лондонъ, 19-го ноября.

‘Я опять одна въ большомъ город, въ первый разъ одна съ тхъ поръ какъ замужемъ. Около недли тому назадъ я отправилась на родину, оставивъ Мидвинтера въ Турин.

‘Весь этотъ мсяцъ съ самаго начала былъ полонъ событіями, но я чувствовала себя слишкомъ утомленною нравственно и физически, чтобы заниматься своимъ дневникомъ. Нсколько летучихъ листковъ, написанныхъ до такой степени связно и поспшно, что я сама едва разбираю ихъ — вотъ все что осталось у меня для воспоминанія о событіяхъ, случившихся съ той достопамятной ночи, когда яхта Армаделя оставила Неаполь. Попытаюсь восполнить эти проблы, и припомнить вс обстоятельства въ ихъ послдовательномъ порядк съ самаго начала этого мсяца.

3-го ноября.

‘Я была еще тогда въ Неапол. Мидвинтеръ получилъ отъ своего друга коротенькое письмо изъ Мессины. ‘Погода, писалъ Армадель, стоитъ очаровательная, и яхта сдлала весьма быстрый переходъ. Экипажъ хоть на видъ и грубоватъ немного, но капитанъ Мануэль и его англійскій помощникъ (о послднемъ упоминалось, что онъ отличный малый) справляются съ нимъ какъ нельзя лучше.’ Посл такого блистательнаго дебюта Армаделю, конечно, хотлось продлить плаваніе, и по совту своего шкипера онъ ршился постить одинъ изъ адріатическихъ портовъ, которые капитанъ описывалъ ему весьма замчательными по характеру мстности и другимъ особенностямъ. Затмъ слдовалъ постъскриптумь, въ которомъ Армадель объяснялъ, что хотя онъ и спшитъ захватить пароходъ, отправляющійся въ Неаполь, однако снова вскрываетъ свое письмо, чтобы прибавить еще нсколько строкъ, о которыхъ онъ совершенно позабылъ. Наканун своего отъзда онъ былъ у банкира, чтобы размнять нсколько сотенъ ассигнацій на золото, и какъ кажется, забылъ тамъ свою сигарочницу. Эта сигарочница — его старый другъ, и потому онъ проситъ Мидвинтера выручить ее отъ банкира и хранить у себя вплоть до его возвращенія.

‘Такова была сущность письма.

‘Когда Мидвинтеръ ушелъ отъ меня, я еще разъ перечитала его и тщательно обдумала. Мн казалось тогда (какъ кажется и теперь), что Мануэль не спросту уговорилъ Армаделя крейсировать въ Адріатическомъ мор, мене посщаемомъ кораблями, нежели Средиземное. Выраженія, въ которыхъ упоминалось о ничтожной потер сигарочницы, поразили меня, какъ намекъ на грядущія событія. Изъ этого я заключила, что не собственное свое знаніе дла или предусмотрительность побудили Армаделя размнять свои переводные векселя на золото. Я видла въ этомъ вліяніе Мануеля — и имла на то основаніе. Много соображеній перебродило въ голов моей въ продолженіе безсонной ночи, и всякій разъ я видла лишь одинъ исходъ передъ собою — возвращеніе въ Англію!

‘Но какъ попастъ туда, и тмъ боле одной, безъ Модвинтера? Вотъ чего я никакъ не могла ршить въ эту ночь. Напрасно ломала я себ голову — затрудненіе было непреодолимо, и къ утру я заснула совершенно изнуренная, ничего не придумавъ для своего успокоенія.

‘Нсколько часовъ поздне, когда я ужь была одта, Мидвинтеръ вошелъ въ мою комнату, чтобы сообщить мн извстіе, полученное имъ въ это утро отъ его лондонскихъ принципаловъ. Владльцы газеты получили отъ издателя такой лестный отзывъ о его неаполитанскихъ корреспонденціяхъ, что ршились вврить ему боле отвтственный и выгодный постъ въ Турин. Въ письм вложены были инструкціи, и его просили немедленно оставить Неаполь, чтобъ отправиться на новое мсто.

‘Услыхавъ это, и не дожидаясь съ его стороны вопросовъ, я поспшила успокоить его насчетъ моей готовности слдовать за нимъ повсюду. Туринъ имлъ ту прелесть въ моихъ глазахъ, что онъ былъ на дорог въ Англію, и я уврила Мидвинтера, что совершенно готова хать, какъ скоро онъ пожелаетъ.

‘Онъ поблагодарилъ меня съ большимъ чувствомъ и съ большею мягкостію нежели я замчала въ немъ послднее время. Добрыя всти, полученныя имъ наканун отъ Армаделя, повидимому, разсяли немного мрачное отчаяніе, въ которое онъ впалъ со дня отплытія яхты. А перспектива повышенія и сверхъ того возможность оставить роковое мсто, гд осуществилось третье видніе сна, по его собственному признанію, еще боле оживила и развеселила его. Уходя, онъ спросилъ меня, не ожидаю ли я писемъ изъ Англіи отъ родныхъ, и не распорядиться ли ему о пересылк моихъ писемъ вмст съ его письмами въ туринскій почтамтъ до востребованія. Я поспшила поблагодарить и согласиться. Во мн сейчасъ же родилась мысль, что мои вымышленныя семейныя обстоятельств могутъ еще разъ оказать мн хорошую услугу, давъ предлогъ для неожиданной поздки въ Англію.

‘Девятаго числа мы устроились въ Турин.

‘Тринадцатаго Мидвинтеръ, въ то время крайне озабоченный, попросилъ меня, въ видахъ сбереженія его времени, самой сходить на почту за письмами, которыя могли быть препровождены къ намъ изъ Неаполя. Такого случая я давно ждала, и ршилась воспользоваться имъ безъ размышленія и колебаній. Писемъ на почт не оказалось ни для него, ни для меня. Но вернувшись домой, я оказала Мидвинтеру, что получила отъ родныхъ письмо съ весьма печальными извстіями о моей матери. Она опасно заболла и умоляла меня, но теряя времени, спшить къ ней въ Англію.

‘Теперь, когда мы уже разстались, мн кажется непонятнымъ — хотя это совершенно справедливо — что, говоря ему умышленную ложь, я чувствовала нчто въ род стыда и отвращенія, которые многимъ, въ томъ числ и мн самой, показалась бы весьма дикими и несообразными въ такой личности, какъ я. Тмъ не мене я чувствовала это, и что еще странне — бытъ-можетъ, слдовало бы сказать глупе — я твердо уврена, что еслибы Мидвинтеръ настоялъ на своемъ намреніи хать со мною въ Англію, вмсто того чтобы пустить меня туда одну, искушеніе было бы еще разъ подавлено, и я убаюкала бы себя прежнею мечтой жить невинно и счастливо любовью моего мужа.

‘Ужъ не обманываю ли я себя? Ну что жъ! можетъ-бытъ и да. О томъ, что могло бы случиться, нечего теперь думать. Важно то что случилось.

‘Мидвинтеръ согласился со мной, что лта мои позволяютъ мн путешествовать одной, и что его долгъ относительно издателей, вврившихъ ему свои интересы, требуетъ его присутствія въ Турин. Прощаясь со мною, онъ далеко не такъ страдалъ, какъ при разставаніи съ другомъ. Я видла это и сумла дать настоящую цну его желанію получать отъ меня письма. Впрочемъ, теперь я уже не чувствую къ нему прежней слабости. Ни одинъ истинно любящій человкъ не поставилъ бы своего долга относительно какихъ-нибудь журналистовъ выше своихъ обязанностей къ жен. Я ненавижу его за то, что онъ поддался моимъ убжденіямъ! Мн кажется, онъ радъ былъ избавиться отъ меня. Онъ врно уже полюбилъ другую женщину въ Турин. Ну, что жъ, пусть его любитъ кого хочетъ! Я скоро стану вдовою мистера Армаделя изъ Торпъ-Амброза, и тогда какое мн будетъ дло до его любви или ненависти?

‘О моихъ дорожныхъ приключеніяхъ нечего разказывать, а о прізд въ Лондонъ я уже упоминала въ начал первой страницы моего дневника.

‘Что касается до ныншняго дня, то единственный важный шагъ, совершенный мною съ тхъ поръ какъ я перебралась въ эту дешевую, спокойную гостиницу, состоитъ въ томъ, что я послала за хозяиномъ и попросила его достать мн нсколько старыхъ нумеровъ Times. Онъ вжливо вызвался проводить меня завтра утромъ въ какую-то читальню въ Сити, гд, какъ онъ выразился, хранятся цлыя груды различныхъ газетъ. Стало-быть, до завтрашняго дня я должна одерживать свое нетерпніе узнать что либо объ Армадел, потому спокойной ночи, мое прелестное я, отразившееся на этихъ страницахъ!

’20-го ноября.

‘До сихъ поръ никакихъ извстій! Ни въ списк объ умершихъ, ни въ другихъ рубрикахъ. Я тщательно просмотрла каждый нумеръ, начиная со дня отправленія Армаделемъ письма изъ Мессины и по настоящее число, и вполн уврена, что въ Англіи еще ничего о немъ не знаютъ. Терпніе! Теперь газету будутъ ежедневно подавать мн за утреннимъ чаемъ, вплоть до новаго распоряженія, и я на дняхъ быть-можетъ прочту то, что такъ пламенно желаю знать.

’21-го ноября.

‘Ничего новаго. Сегодня я писала къ Мидвинтеру, единственно для соблюденія приличій.

‘Когда письмо было кончено, я впала въ ужасную безотчетную тоску, и мн до того захотлось общества, что не зная куда идти, я отправилась въ Пимлико, въ надежд, что мистрисъ Ольдершо вернулась на свое прежнее пепелище.

‘Дйствительно, въ продолженіе моего отсутствія въ дом ея произошла перемна: та часть дома, которую занималъ докторъ Даунвардъ и до сихъ поръ остается пустою. Но магазинъ отдлывается за-ново для какой-то модистки или портнихи. Когда я вошла въ домъ, чтобы навести справки, меня встртили совершенно незнакомыя лица. Впрочемъ, они безъ малйшаго колебанія дали мн адресъ мистрисъ Ольдершо, изъ чего я заключаю, что маленькое затрудненіе, принуждавшее ее скрываться въ прошедшемъ август, теперь уже миновало. Что жь касается до доктора, то съемщики магазина уврили меня (насколько тутъ было искренности, я не знаю), что его судьба имъ совершенно неизвстна.

‘Не знаю, видъ ли Пимлико возбудилъ во мн какое-то тоскливое чувство, или сознаніе собственной испорченности, или что-нибудь другое, только получивъ адресъ мистрисъ Ольдершо, я потеряла всякую охоту съ ней видться. Я взяла кэбъ, сначала велла было кучеру хать въ ту улицу, гд она живетъ, а потомъ раздумала и приказала вернуться въ гостиницу. Сама не понимаю что со мною длается. Это врно нетерпніе знать объ участи Армаделя. А что, посвтлетъ ли когда мое будущее? Завтра суббота. Что-то принесетъ мн завтрашняя газета? Откроется ли въ ней таинственная завса?

’22-го ноября.

‘Газета пришла! Завса открылась! Смятеніе и ужасъ мой неизобразимы! Я никогда не думала, никогда не ожидала ничего подобнаго! Да и теперь еще не могу поврить случившемуся. Сами втры и волны сдлались моими сообщниками! Яхта потонула, и ни единая живая душа не спаслась на ней.

‘Вотъ какъ разказываетъ объ этой катастроф ныншняя газета.

‘Крушеніе на мор. До королевской яхтенной эскадры и страховаго общества дошло печальное, но, къ сожалнію, справедливое извстіе о гибели яхты Доротеи, со всмъ ея экипажемъ, происшедшей пятаго числа настоящаго мсяца. Вотъ какъ было дло: 6-го числа утромъ италіянскій бригъ Speranza, отправлявшійся изъ Венеціи въ Марсалу за приказаніями, замтилъ на поверхности воды противъ мыса Спартивенто (у самой южной оконечности Италіи) какіе-то плавающіе предметы, которые обратили на себя вниманіе экипажа. Наканун разразилась тамъ одна изъ сильнйшихъ бурь, свойственныхъ этимъ южнымъ морямъ, такъ что подобной бури давно не запомнятъ береговые жители. Такъ какъ и сама Speranza подвергалась въ этотъ день большой опасности, то капитану и матросамъ пришло въ голову, что они напали на слдъ ужаснаго крушенія, вслдствіе чего немедленно спущена была лодка для изслдованія плававшихъ по вод предметовъ. Курятникъ, нсколько сломанныхъ древковъ и обломки разбитыхъ досокъ были первыми осязательными доказательствами ужаонаго бдствія. Затмъ стали попадаться боле мелкіе предметы, обломки исковерканной каютной мебели, и наконецъ всплылъ на поверхность воды грустный памятникъ о погибшихъ, спасательная бочка съ привязанною къ ней и закупоренною бутылкой. Вс эти предметы вмст съ остатками каютной мебели перенесены были на Speranza. На бочк стояло имя погибшаго судна: Доротея, R. V. S. (что означало королевская яхтъ-эскадра), а въ бутылк нашли листъ нотной бумаги, на которой написаны были карандашомъ слдующія слова: Противъ мыса Спартивенто, два дня изъ Мессины. Пятаго ноября, четыре часа утра. (Буря по указанію лага на италіянскомъ бриг находилась тогда въ сильнйшемъ градус.) Об наши лодки поглощены моремъ. Руль оторванъ, а у кормы открылась течь, которую, мы не въ состояніи остановитъ. Помоги намъ, Господи, мы погибаемъ. Подписано: Джонъ Митчендинъ, помощникъ шкипера. По прибытіи въ Марсалу, капитанъ брига подалъ рапортъ британскому консулу и передалъ ему найденныя вещи. По справкамъ въ Мессин оказалось, что злополучная яхта прибыла туда изъ Неаполя. А въ Неапол окончательно узнали, что Доротея нанята была черезъ агента однимъ англійскимъ джентльменомъ, мистеромъ Армаделемъ изъ Торпъ-Амброза, въ Норфок. Кто сопровождалъ мистера Армаделя — неизвстно. Но, къ несчастію, нтъ сомннія, что самъ онъ былъ на яхт при отплытіи изъ Неаполя и изъ Мессины.’

‘Вотъ исторія крушенія, какъ разказываютъ о немъ въ газет. Голова моя кружится, смятеніе мое такъ велико, что я, желая сосредоточить свою мысль лишь на одномъ предмет, думаю въ то же время о тысяч другихъ. Я должна подождать: одинъ день ровно ничего не значитъ, я должна подождать до тхъ поръ, пока не привыкну хладнокровне относиться къ своему новому положенію.

’23-го ноября, восемь часовъ утра.

‘Я встала часъ тому назадъ, и вполн отдаю себ отчетъ въ своихъ будущихъ дйствіяхъ.

‘Прежде всего мн нужно знать что длается теперь въ Торпъ-Амброз, это былъ бы верхъ безумія съ моей стороны, еслибъ я ршилась туда хать, не ощупавъ прежде почвы. Единственный способъ сдлать это — написать къ кому-нибудь изъ тамошнихъ жителей, а къ кому же и писать мн, если не къ мистеру Башвуду?

‘Сейчасъ кончила къ нему письмо. Оно озаглавлено такъ: конфиденціальное, и подписано: ‘Лидія Армадель’. Если даже старый дуракъ и оскорбленъ моимъ поступкомъ и со зла покажетъ мое письмо кому-нибудь другому, то въ немъ нтъ ровно ничего, что могло бы компрометтировать меня. Но я не думаю, чтобъ онъ это сдлалъ. Человкъ въ его возраст готовъ все простить женщин, если только она подаетъ ему надежду. Я прошу у него какъ малости сохранить покамстъ въ тайн нашу переписку. Намекаю ему, что моя семейная жизнь съ покойнымъ мужемъ бклла далеко не счастлива, и говорю, какъ безразсудно поступила я вышедши замужъ за молодаго человка. Въ постскриптум я иду еще дале и смло прибавляю слдующія, утшительныя слова: ‘Лишь тогда могу я объяснить вамъ, любезный мистеръ Башвудъ, мое мнимое коварство относительно васъ, когда вы дадите мн случай лично съ вами видться.’ Будь ему за шестьдесятъ лтъ, то я еще усумниласъ бы въ успх своего предпріятія, но ему нтъ шестидесяти, и потому я надюсь, что онъ не уклонится отъ свиданія.

‘Девять часовъ.

‘Я сейчасъ просматривала копію съ моего свадебнаго контракта, которою я имла предосторожность запастись въ самый день брака, и къ своему величайшему неудовольствію въ первый разъ увидла препятствіе къ появленію моему въ роли Армаделевой вдовы.

‘Описаніе Мидвинтера (подъ его настоящимъ именемъ) въ контракт, соотвтствуетъ, въ главнйшихъ чертахъ, личности Аллана Армаделя изъ Торпъ-Амброза. Имя и фамилія — Алланъ Армадель. Возрастъ — двадцать одинъ годъ, (вмсто двадцати двухъ, что легко можетъ сойдти за ошибку). Состояніе — холостой. Званіе или профессія — джентльменъ. Мсто жительства передъ бракомъ — гостиница Франца, Дарлей-Стритъ. Имя и фамилія отца — Алланъ Армадель. Званіе или профессія отца — джентльменъ. Все (кром одного года разницы въ лтахъ) можетъ быть отнесено какъ къ одному такъ и къ другому. ‘Но что, если какой-нибудь проныра-адвокатъ, не довольствуясь копіей контракта, захочетъ взглянуть на самый оригиналъ? Почеркъ Мидвинтера совершенно не похожъ на почеркъ его умершаго друга. Рука, которою подписано въ книг, его имя, никакъ не можетъ быть принята за руку Аллана Армаделя изъ Торпъ-Амброза.

‘Могу ли я смло дйствовать въ этомъ дл, въ виду такой западни? Какъ быть, и гд найду я опытнаго человка, который подалъ бы мн добрый совтъ? Закрою дневникъ и подумаю.

‘Семь часовъ.

‘Мои виды на будущее опять измнились съ тхъ поръ какъ я писала въ послдній разъ въ этой тетради. Мн дали урокъ быть впередъ осторожною, урокъ, котораго я не позабуду, и сверхъ того я нашла, кажется, совтъ и помощь въ которыхъ такъ нуждалась.

‘Долго и напрасно искала я въ ум своемъ къ кому бы обратиться въ подобномъ затрудненіи, и наконецъ, покоряясь необходимости, ршилась удивить мистрисъ Ольдершо, доставивъ ей неожиданное удовольствіе видть ея дорогую Лидію! Само собою разумется, что я заране положила себ выпытать у нея всю подноготную, не открывая ей ни одной изъ своихъ тайнъ. Чопорно-кислая старуха-горничная отворила мн дверь, и когда я спросила мистрисъ Ольдершо, она рзко напомнила мн, что я имла неловкость придти въ воскресенье. Мистрисъ Ольдершо была дома единственно по случаю нездоровья и, слдовательно, по невозможности быть въ церкви! Горничная сомнвалась, чтобы госпожа ея могла принять меня. Я же, напротивъ, высказала твердую увренность, что она почтитъ меня свиданіемъ ради своихъ собственныхъ интересовъ, если я пошлю ей свою карточку съ именемъ миссъ Гуильтъ. Предположеніе мое подтвердилось фактомъ. Черезъ нсколько минутъ меня провели въ гостиную.

‘Тамъ возсдала тетушка езавель съ видомъ женщины, отдыхавшей по пути къ небу. На ней было темно-срое платье, на рукахъ срыя митенки, на голов наипростйшій чепчикъ и цлая куча проповдей на колняхъ. Увидвъ меня, она набожно закатила глаза къ верху, и привтствовала меня слдующими словами:

‘— О Лидія! Лидія! почему вы не въ церкви?

‘Будь я мене озабочена, внезапное появленіе мистрисъ Ольдершо въ совершенно новой для меня роли быть-можетъ показались бы мн забавнымъ. Но я не расположена была смяться, и такъ какъ вс долговыя расписки мои были уже уплачены, то я не сочла нужнымъ обуздывать свой языкъ.

‘— Вздоръ и пустяки! сказала я.— Спрячьте-ка вашу воскресную маску въ карманъ. Съ тхъ поръ какъ я не писала вамъ изъ Торпъ-Амброза, у меня набралось для васъ много хорошихъ встей.

‘Лишь только упомянула я о Торпъ-Амброз, какъ старая лицемрка снова закатила глаза подъ лобъ и положительно отказалась слушать разказъ о моихъ похожденіяхъ въ Норфок. Я настаивала, но это было совершенно напрасно. Тетушка Ольдершо лишь качала головой, стонала и наконецъ объявила мн, что она навсегда отреклась отъ тщеславія и суеты мірской.

‘— Я переродилась Лидія, прибавила наглая старушка, утирая глаза,— ничто не заставитъ меня принять участіе въ вашихъ нечестивыхъ разчетахъ на безуміе молодаго богача

‘Посл такого отвта я немедленно бы ее оставила, еслибы не одно соображеніе.,

‘Я поняла, что обстоятельства, вынудившія тетушку Ольдершо скрываться во время моего перваго прізда въ Лондонъ, были, вроятно, на столько важны, что заставили ее истинно или притворно отказаться отъ ея прежнихъ занятій. Не мене очевидно было и то, что ей показалось чрезвычайно удобнымъ,— въ Англіи вс находятъ это удобнымъ,— тщательно скрыть свой настоящій характеръ подъ маскою лицемрія и ханженства. Впрочемъ, это не мое дло, и я, вроятно, вывела бы это заключеніе у себя дома, еслибы личные интересы мои не заставили меня попытать искренность обращенія тетушки Ольдершо, по крайней мр, насколько это касалось нашихъ прежнихъ отношеній. Я вспомнила, что когда она снабжада меня деньгами для нашего общаго предпріятія, я подписала одну бумагу, которая обезпечивала ей значительный денежный кушъ въ случа удачнаго исхода моихъ разчетовъ на Армаделя. Возможность сдлать этотъ дрянной клочокъ бумаги пробнымъ камнемъ лицемрія тетушки Ольдершо была до того соблазнительна, что я не могла сопротивляться искушенію. Я попросила позволенія у моей благочестивой подруги сказать ей на-прощаньи еще нсколько словъ.

‘— Такъ какъ вы не хотите боле принимать участія въ моихъ нечестивыхъ замыслахъ на Торпъ-Амброзъ, сказала я, то вы согласитесь, быть-можетъ, возвратить мн ту бумагу, которую я подписала для васъ, когда вы еще не были такою примрною христіанкой?

‘Безсовстная лицемрка опятъ закатила глаза и содрогнулась.

‘— Что же это значитъ, спросила я,— да или нтъ!

‘— На основаніи нравственныхъ и религіозныхъ принциповъ, Лидія, сказала мистрисъ Ольдершо,— это означаетъ нтъ.

‘— А на основаніи нечестивыхъ и свтскихъ началъ, возразила я,—прошу васъ принять мою благодарность за то что вы показали мн ваши когти.

‘Теперь уже не оставалось боле никакого сомннія насчетъ ея цли: она не хотла рисковать своими деньгами и предоставляла мн дйствовать одной безъ ея помощи. Въ случа моей неудачи она не будетъ скомпрометтирована. А въ случа успха, она предъявитъ подписанное мною условіе и воспользуется имъ безъ зазрнія совсти. Въ моемъ положеніи безполезно было продолжатъ этотъ разговоръ, или длать ей упреки. Я только зарубила себ въ ум это обстоятельство, чтобы воспользоваться имъ на будущее время, и встала, чтобы проститься съ ней.

‘Въ ту минуту какъ я поднималась со стула, раздался сильный, рзкій стукъ въ наружную дверь. Мистрисъ Ольдершо очевидно узнала его. Она поспшно вскочила съ своего мста и дернула за звонокъ.

‘— Я слишкомъ дурно себя чувствую, чтобы принимать кого бы то ни было, сказала она вошедшей служанк.— Погодите немного, прошу васъ, прибавила она,— быстро повернувшись ко мн, какъ только женщина вышла, чтобъ отворить дверь.

‘Сознаюсь, это была весьма мелочная мстительность съ моей стороны, но я не могла устоять противъ искушенія подразнить тетушку езавель хоть бездлицей.

‘— Мн нельзя ждать, сказала я, — вы сами сейчасъ напомнили мн, что я должна бы быть въ церкви.— И не успла она мн отвтить, какъ я уже вышла изъ комнаты.

‘Въ ту минуту какъ я стала спускаться съ первой ступеньки, наружная дверь отворилась, и мужской голосъ спросилъ:

‘— Дома ли мистрисъ Ольдершо?

‘Я немедленно узнала его по голосу: то былъ докторъ Даунвардъ!’

‘Докторъ съ очевиднымъ раздраженіемъ выслушалъ переданный ему черезъ служанку отказъ.

‘— Если госпожа ваша чувствуетъ себя не совсмъ здоровою для пріема постителей, сказалъ онъ,— то передайте ей эту карточку и скажите, что въ слдующій разъ, я надюсь, она въ состояніи будетъ принять меня.

‘Еслибы въ голос его не было замтно явнаго неудовольствія на мистрисъ Ольдершо, я, вроятно, не напомнила бы ему о нашемъ прежнемъ знакомств. Но тутъ я почувствовала непреодолимое желаніе говорить со всякимъ, кто питалъ злобу на тетушку езавель. Конечно, это было весьма мелочное чувство съ моей стороны. Но какъ бы то ни было, я спустилась съ лстницы вслдъ за докторомъ и скоро нагнала его на улиц.

‘Во время разговора съ служанкой я узнала его по голосу, а теперь, идя позади его,— по спин. Но когда я окликнула его по имени, и онъ, обернувшись ко мн, вздрогнулъ, я также не могла удержаться и въ свою очередь вздрогнула. Докторъ былъ не узнаваемъ. Лысина его скрывалась подъ искусно завитымъ парикомъ, съ просдью, онъ отпустилъ бакенбарды и покрасилъ ихъ подъ одинъ цвтъ съ парикомъ. Вмсто красиваго лорнета, который обыкновенно вислъ на его рук, на носу его появились безобразныя круглые очки, а блый пасторскій галстухъ нашелъ себ недостойнаго преемника въ черномъ шейномъ платк, изъ-за котораго торчали огромные полисоны. Отъ прежняго доктора Доунварда не оставалось ничего, кром пріятной полноты корпуса, да вкрадчивой мягкости обращенія и голоса.

‘— Очень радъ васъ видть, сказалъ докторъ, съ безпокойствомъ поглядывая вокругъ себя и поспшно вынимая изъ кармана свою визитную карточку.— Но, любезная миссъ Гуильтъ, позвольте мн исправить маленькую ошибку съ вашей стороны. Докторъ Доунвардъ изъ Пимлико умеръ и похороненъ, и вы безконечно обяжете меня, не упоминая о немъ боле никогда и ни при какихъ обстоятельствахъ!

‘Я взяла карточку, и прочитавъ ее, узнала, что говорю съ мнимымъ докторомъ Леду, изъ Лчебницы въ Фэруэдерь-Вель, Гампстедъ!

‘— Вы, кажется, нашли нужнымъ перемнить многое съ тхъ поръ какъ мы не видались, сказала я,— и имя, и мсто жительства, и самую наружность?

‘— И даже родъ практики, перебилъ докторъ.— Я купилъ у прежняго владльца (человка непредпріимчиваго и небогатаго) фамилію, дипломъ и полуустроенную лчебницу для пользованія нервныхъ больныхъ. Впрочемъ, для небольшаго числа избранныхъ друзей мы уже почти устроились и рады видть ихъ у себя во всякое время. Не въ мою ли сторону вы идете? Позвольте въ такомъ случа предложить вамъ мою руку и спросить васъ, какому счастливому случаю обязанъ я удовольствіемъ видть васъ сегодня?

‘Я подробно разказала ему вс предшествовавшія обстоятельства и прибавила (съ цлію удостовриться въ его настоящихъ отношеніяхъ къ бывшей его сообщниц въ Пимлико), что меня крайне удивилъ отказъ мистрисъ Ольдершо принять такого стараго друга какъ онъ. При всей осторожности доктора, онъ выслушалъ мое замчаніе съ такимъ очевиднымъ неудовольствіемъ, что я тотчасъ же убдилась въ справедливости моихъ подозрній насчетъ его размолвки съ тетушкою езавелью. Улыбка исчезла съ его лица, и онъ сердито поправилъ на носу свои ужасные очки.

‘— Извините меня, если я предоставлю вамъ выводить какія угодно заключенія на этотъ счетъ, сказалъ онъ.— Разговоръ о мистрисъ Ольдершо, къ сожалнію, крайне непріятенъ для меня въ данную минуту. Между нами вышла размолвка по поводу нашихъ общихъ длъ въ Пимлико, не представляющая ни малйшаго интереса для такой молодой и блестящей женщины какъ вы. Разказките мн лучше о самой себ! Не оставили ли вы вашего мста въ Торпъ-Амброз, не живете ли вы теперь въ Лондон? И не могу ли я быть для васъ чмъ-нибудь полезенъ?

‘Этотъ послдній вопросъ былъ гораздо важне нежели онъ предполагалъ. Но прежде чмъ отвчать на него, я нашла нужнымъ немедленно разстаться съ докторомъ и такимъ образомъ выиграть нсколько времени для размышленія.

‘— Вы были такъ любезны, докторъ, что пригласили меня къ себ, сказала я.— Очень можетъ бытъ, что въ вашемъ уединенномъ дом въ Гампстед я скажу вамъ многое, чего не могу сказать здсь, на этой шумной улиц. Когда можно застать васъ въ Лчебниц? И найду ли я васъ сегодня дома немного попоздне?

‘Докторъ отвчалъ, что онъ идетъ прямо домой и просилъ меня назначить ему часъ. Я выбрала послобденное время, и извинившись необходимостью спшить на назначенное свиданіе, окликала первый проззкавшій мимо омнибусъ.

‘— Не забудьте же адреса, сказалъ докторъ, подсазкивая меня въ карету.

‘—У меня есть ваша карточка, отвчала я, и на этомъ мы разстались.

‘Вернувшись въ гостиницу, я пошла къ себ наверхъ и крпко задумалась.

‘Подпись въ свадебной книг попрежнему казалась мн непреодолимымъ препятствіемъ. На помощь мистрисъ Ольдерто не было никакой надежды. Отнын я могла видть въ ней лишь тайнаго врага, который (въ этомъ не было теперь для меня ни малйшаго сомннія) слдилъ и наблюдалъ за мною во время моего послдняго пребыванія въ Лондон. Къ кому могла я обратиться за совтомъ, котораго я необходимо должна была искать у лица боле меня опытнаго? Могла ли я просить его у адвоката, съ которымъ я совтовалась насчетъ моего брака Мидинятеромъ? Нтъ, это было невозможно! Уже не говоря о его послднемъ холодномъ пріем, совтъ, въ которомъ нуждалась я теперь, касался (какъ ни маскировала я факты) прямаго обмана, и такого обмана, на который не согласился бы ни одинъ порядочный юристъ, дорожащій своею репутаціей. Но неужели нельзя было бы найдти, кром его, другое лицо, не мене дльное и опытное? Почему нтъ, и этимъ лицомъ разв не могъ быть докторъ Доунвардъ, умершій въ Пимлико и воскресшій въ Гампстед?

‘Я знала его за человка безъ всякихъ нравственныхъ убжденій, но за то опытнаго, хитраго, ловкаго и дальновиднаго. Сверхъ того, я сдлала относительно его еще два открытія въ это утро. Вопервыхъ, онъ былъ въ дурныхъ отношеніяхъ съ мистрисъ Ольдершо, что избавляло меня на будущее время отъ опаснаго союза этихъ двухъ личностей, въ случа еслибъ я ршилась довриться доктору. Вовторыхъ, обстоятельства вынуждали его до сихъ поръ тщательно скрывать свое настоящее имя, что давало мн надъ нимъ преимущество ничмъ не уступавшее тому, которое онъ могъ пріобрсти надо мною. Онъ былъ во всхъ отношеніяхъ единственнымъ человкомъ въ мір, годнымъ для моей цли, а между тмъ я цлый часъ не ршалась идти къ нему, сама не зная почему!

‘Было уже два часа, когда я ршилась наконецъ сдлать визитъ доктору. Затмъ, продумавъ еще одинъ часъ о томъ на сколько посвятить его въ свою тайну, я послала за кэбомъ и около трехъ часовъ пополудни отправилась въ Гампстедъ.

‘Я безъ большаго труда нашла Лчебницу.

‘Улица Фэруэдеръ Велъ оказалась въ близкомъ отъ меня сосдств, на южномъ склон плоской возвышенности Гампстеда. День былъ пасмурный, и все кругомъ казалось мрачнымъ. Мы хали по окаймленной деревьями улиц, которая, вроятно, составляла нкогда проспектъ какого-нибудь загороднаго мста и примыкала къ большой пустоши съ разбросанными тамъ и сямъ и недостроенными дачами, тутъ же, по сторонамъ, навалена была цлая груда досокъ, тачекъ и разнаго рода строительныхъ матеріаловъ. Въ одной сторон этого унылаго мста возвышался большой мрачный домъ, выкрашенный коричневою краской и окруженный тощимъ нераспланированнымъ садомъ, безъ зелени и цвтовъ, который предстазлялъ весьма печальное зрлище. На растворенныхъ желзныхъ воротахъ, ведшихъ въ ограду, прибита была новая мдная дощечка съ черною надписью: Лчебница. Когда кучеръ мой дернулъ за звонокъ, въ пустомъ дом раздался звукъ, на подобіе погребальнаго звона, и старый, блдный слуга, отворившій дверь, какъ будто выступилъ изъ могилы, чтобъ исполнить эту обязанность. На меня пахнуло запахомъ свжей штукатурки и лака, а я въ свою очередь внесла съ собой въ домъ сырой и холодный ноябрьскій воздухъ. Въ то время я не обратила на это вниманія, но теперь я припоминаю, что дрожала отъ холода, переступая черезъ порогъ.

‘На вопросъ слуги я назвала себя мистрисъ Армадель и была проведена въ пріемную. Даже огонь въ камин гасъ отъ сырости. Единственныя книги, лежавшія на стол, были сочиненія доктора, въ скромномъ коричневомъ переплет, единственный предметъ, украшавшій стны и оправленный въ изящную рамку подъ стекломъ, былъ иностранный докторскій дипломъ, пріобртенный докторомъ вмст съ иностранною фамиліей.

‘Черезъ нсколько минутъ вошелъ и самъ хозяинъ Лчебницы и въ пріятномъ удивленіи протянулъ мн об руки.

‘— А мн и не вдомекъ, кто такая ‘мистрисъ Армадель!’ сказалъ онъ.— Такъ и вы, моя дорогая леди, перемнили ваше имя? Какъ хитро скрыли вы это отъ меня сегодня утромъ! Пойдемте-ка въ мой кабинетъ, я не намренъ держать такого стараго дорогаго друга, какъ вы, въ пріемной для больныхъ.

‘Кабинетъ доктора находился въ задней части дома, откуда видны были поля и деревья, уже обреченныя строителемъ на гибель, но еще не срубленныя. Отвратительные предметы изъ мди, кожи и стекла, скрученные и съежившіеся, какъ будто то были живыя существа, истомленныя страданіемъ, помщались на одномъ конц комнаты, а на противоположной стн находился большой шкафъ съ стеклянными дверками. На полкахъ красовались длинные ряды стеклянныхъ банокъ, наполненныхъ желтою жидкостью, въ которой плавали мертвыя и безобразныя существа какого-то страннаго бловатаго цвта. Надъ каминомъ висла коллекція женскихъ и мужскихъ фотографій, оправленныхъ въ дв большія рамы, помщавшіяся почти рядомъ на небольшомъ другъ отъ друга разстояніи. Лица въ лвой рамк носили отпечатокъ нервнаго страданія, а т, которыя находились въ правой рамк, выражали совершенное безуміе, между тмъ какъ въ середин красовался изящно иллюминованный листъ бумаги съ древнимъ и уважаемымъ девизомъ: Предупредить болзнь лучше чмъ лчить ее.

‘— Я весь тутъ, со всми моими аттрибутами, сказалъ докторъ, усаживая меня подл камина.— Вотъ гальваническіе аппараты, наспиртованныя диковинки и прочее, и прочее. А вотъ вамъ и моя система, которая молча, но краснорчиво убждаетъ васъ въ своей пригодности. (Докторъ указалъ на иллюминованный листъ.) Здсь не сумашедшій домъ, моя дорогая леди. Пусть кто другой лчитъ сумашествіе, если хочетъ, а я только не даю ему развиться! Въ этомъ дом еще нтъ больныхъ. Но мы живемъ въ такой вкъ, когда нервное разстройство (близко подходящее къ сумашествію) принимаетъ громадные размры, и въ свое время паціенты непремнно явятся. Я буду ждать такъ какъ ждалъ Гарвей, какъ ждалъ Дженнеръ. А покамстъ кладите ваши ноги на ршетку и разказывайте мн о сб. Вы, конечно, замужемъ? И какое изящное имя! Примите же мои сердечныя и искреннія поздравленія: вы пріобрли два величайшія блага какія только могутъ выпасть на долю женщины — мужа и домашній очагъ.

‘Я поспшила остановить сердечныя изліянія доктора.

‘— Да, я дйствительно вышла замужъ, но при обстоятельствахъ далеко не обыкновенныхъ, сказала я серіозно.— Мое настоящее положеніе не даетъ мн ни одного изъ тхъ благъ, которыя, по вашему мннію, выпадаютъ на долю женщины. Уже теперь я нахожусь въ весьма серіозномъ затрудненіи, а скоро, быть-можетъ, подвергнусь еще и большей опасности.

‘Докторъ придвинулъ ко мн свой стулъ, принялъ офиціальный видъ и заговорилъ со мною своимъ обыкновеннымъ конфиденціальнымъ тономъ.

‘— Если вы дйствительно желаете посовтоваться со мной, вкрадчиво сказалъ онъ,— то вы должны знать, что я умлъ сохранить много опасныхъ тайнъ на своемъ вку, и что я обладаю въ этомъ отношеніи двумя драгоцнными качествами. Вопервыхъ, меня трудно чмъ-либо поразить, вовторыхъ, мн можно безусловно довриться.

‘Я колебалась, даже въ послднюю минуту, сидя съ нимъ наедин въ его комнат. Мн казалось такъ странно довряться кому бы то ни было, кром самой себя! Но могла ли я обойдтись безъ чужаго совта въ чисто юридическомъ дл?

‘—Впрочемъ, какъ вамъ угодно, добавилъ докторъ.— Я никогда не напрашивался на чужую откровенность, я только выслушиваю добровольныя признанія,

‘Нечего было длать, я пришла къ нему не для того чтобы колебаться, но для того чтобы говорить. Я рискнула и заговорила.

‘— Дло, о которомъ я желаю съ вами посовтоваться, сказала я, выходитъ изъ круга вашей медицинской спеціальности. Но я полагаю, что вы можете быть мн чрезвычайно полезны, если я обращусь къ вашей несравненно большей опытности въ качеств человка, принадлежащаго обществу. Впрочемъ, предупреждаю васъ, что мой разказъ крайне удивитъ и, быть-можетъ, даже встревожить васъ.

‘Посл такого, предисловія я начала свое повствованіе,открывъ ему лишь то, что я заране подожила открыть, но не боле.

‘Прежде всего я сообщила ему о моемъ намреніи разыграть роль вдовы Армаделя и нарочно упомянула (зная, что докторъ могъ отправиться въ контору адвоката и, разсмотрть тамъ духовное завщаніе) о значительномъ доход, который получила бы я въ случа успха. Слдовавшія затмъ обстоятельства я нашла нужнымъ измнить, а частію и скрытъ. Я показала ему печатный разказъ о крушеніи яхты, во о событіяхъ въ Неапол умолчала. Разказала ему о тожеств обоихъ именъ, въ чемъ онъ вроятно увидалъ одну случайность. Сообщила ему, какъ самый важный пунктъ въ этомъ дл, что мужъ мой скрылъ свое настоящее имя отъ всхъ кром меня, но (чтобы предупредить всякія сношенія между имъ и докторомъ) я не назвала его вымышленнаго имени, Мидвинтера. Кром того я сказала, что мужъ мой остался на континент, и когда докторъ предложилъ мн насчетъ его одинъ вопросъ, я только дала ему почувствовать (на положительный отвтъ у меня не достало ршимости), что Мидвинтеръ зналъ о замышляемомъ обман, и что онъ съ намреніемъ остался на континент, чтобы не компрометировать меня своимъ присутствіемъ. Перешагнувъ чрезъ это затрудненіе, или, лучше сказать, совершивъ эту низость,— я снова заговорила о себ и возвратилась къ истин. Я назвала ему поочередно вс обстоятельства, бывшія въ связи съ моимъ тайнымъ бракомъ и съ дйствіями Армаделя и Мидвинтера, вслдствіе чего становилось совершенно невозможнымъ доказать посредствомъ очевидцевъ подлогъ личности Армаделя.

‘— Вотъ все что было сдлано мною для достиженія задуманной цли, сказала я въ заключеніи.— Теперь я должна сообщить вамъ о весьма серіозномъ препятствіи, стоящемъ на моей дорог.

‘Въ эту минуту докторъ, слушавшій меня до сихъ поръ безъ перерыва, попросилъ позволенія сказать нсколько словъ съ своей стороны.

‘Эти ‘нсколько словъ’ оказались вопросами, ловкими, пытливыми, подозрительными вопросами,— на которые я впрочемъ могла отвчать безъ особенной осторожности, такъ какъ почти вс они относились къ обстоятельствамъ моего брака и къ тмъ благопріятнымъ и неблагопріятнымъ случайностямъ, которыя могли бы возникнуть въ будущемъ, еслибы мой законный мужъ вздумалъ предъявить на меня свои права.

‘Я отвчала доктору, вопервыхъ, что дла мои въ Торпъ-Амброз ведены были такимъ образомъ, чтобы всмъ внушить мысль о намреніи Армаделя жениться на мн. Вовторыхъ, что прежняя жизнь моего мужа могла только неблагопріятно выставить его въ глазахъ свта, и въ третьихъ, что мы были обвнчаны въ присутствіи незнакомыхъ свидтелей въ большой приходской церкви, гд внчались въ то же утро дв другія четы, не говоря уже о тхъ безчисленныхъ парахъ, которыя были обвнчаны тамъ въ послдствіи, и которыя должны были совершенно вытснить насъ изъ памяти причта. Когда докторъ выслушалъ отъ меня вс эти подробности,— когда онъ убдился, что, по выход изъ церкви, я и Мидвинтеръ немедленно отправились за границу, и что экипажъ яхты, на которой Армадель прибылъ передъ моей свадьбой изъ Соммерсетшира, давно гуляетъ на разныхъ корабляхъ въ другихъ частяхъ свта, на лиц его отразилось полное довріе къ моему плану.

‘— На сколько я понимаю это дло, сказалъ онъ,— притязанія вашего мужа на васъ (посл того какъ вы вступите въ права вдовы покойнаго мистера Армаделя) могутъ основываться только на его личныхъ показаніяхъ, которыя, я надюсь, вы смло можете опровергнуть. Простите мое недовріе къ этому господину, но между вами можетъ произойдти въ будущемъ несогласіе или размолвка, и потому мн необходимо заране знать, что можетъ и чего не можетъ предпринять онъ въ такомъ случа. Теперь, покончивъ съ главнйшимъ препятствіемъ, которое я предусматриваю на вашемъ пути, перейдемъ къ тому препятствію, которое предвидите вы сами.

‘Я охотно на это согласилась. Тонъ, которымъ онъ говорилъ о Мидвинтер, хотя я сама была тому причиною, страшно раздражалъ меня, и пробудилъ во мн на минуту то безумное чувство любви, которое, какъ мн казалось, я угомонила въ себ навки. Обрадовавшись случаю перемнить разговоръ, я съ такимъ жаромъ заговорила о различіи почерка, которымъ Мидвинтеръ подписалъ имя Аллана Армаделя въ свадебной книг, съ тмъ почеркомъ, которымъ Алланъ Армадель изъ Торпъ-Амброза привыкъ подписывать свое имя, что докторъ расмялся.

‘— И это все? спросилъ онъ къ моему величайшему удивленію и безконечной радости.— Прошу васъ, моя дорогая леди, не безпокойтесь! Еслибъ адвокатамъ покойнаго мистера Армаделя понадобилось доказательство вашего брака, то поврьте мн, они не пошли бы для этого справляться съ свадебною книгой!

‘— Какъ! воскликнула я съ удивленіемъ: не хотите ли вы сказать этимъ, что подпись въ свадебной книг не можетъ служить доказательствомъ моего брака?

‘— Она доказываетъ только, сказалъ докторъ, что вы вышли замужъ за кого-то. Но она нисколько ни доказываетъ, что мужъ вашъ мистеръ Армадель изъ Торпъ-Амброза. Какой-нибудь Жакъ-Ноксъ или Томъ-Стайльсъ (извините за тривіальность примра!) могъ бы точно также получить разршеніе и обвнчаться съ вами въ той же церкви подъ именемъ мистера Армаделя, и свадебный списокъ самымъ невиннымъ образомъ содйствовалъ бы обману. Я вижу, что удивляю васъ. Но я могу сознаться вамъ теперь, моя дорогая леди, что при открытіи мн этого интереснаго дла, вы сами чрезвычайно удивили меня, придавъ такое важное значеніе странному тождеству двухъ именъ. Вы могли бы совершить тотъ же самый смлый и романическій поступокъ, на который вы готовитесь въ эту минуту, не выходя за мужъ за вашего настоящаго мужа. Всякой другой мущина точно также годился бы для этой цли, еслибы только онъ захотлъ присвоить себ на время имя мистера Армаделя.

‘Я пришла въ негодованіе.

‘— Другой мущина никакъ не годился бы для этого, горячо возразила я.— Еслибы не тождество именъ, то мн и въ голову не пришло бы подобное предпріятіе.

‘Докторъ согласился, что заключеніе его было слишкомъ поспшно.

‘— Сознаюсь, что такой личный взглядъ на дло былъ совершенно упущенъ мною изъ вида, сказалъ онъ.— Впрочемъ, обратимся къ главному предмету нашего разговора. Въ продолженіе моей, такъ сказать, бурной медицинской дятельности я часто приходилъ въ столкновеніе съ юристами, и не разъ имлъ случай наблюдать за ихъ дйствіями въ длахъ семейной юриспруденціи. Я совершенно убжденъ, что доказательства, которыхъ потребуютъ представители мистера Армаделя, будутъ свидтельства очевидцевъ, присутствовавшихъ при вашемъ брак и могущихъ признать личности жениха и невсты.

‘—Но я уже говорила вамъ, возразила я, что бракъ нашъ происходилъ безъ свидтелей.

‘— Знаю, сказалъ докторъ. Въ такомъ случа, прежде чмъ ршаться на новый шагъ въ этомъ дл, вамъ нуженъ, простите мн это выраженіе, наскоро изготовленный свидтель съ рдкими нравственными и личными качествами, которому бы можно было поручить выполненіе роли очевидца передъ судьею. Не знаете ли вы такого человка? спросилъ докторъ, откидываясь на спинку кресла, и глядя на меня съ величайшею невинностію.

‘— Я знаю только васъ, сказала я.

‘Докторъ тихо засмялся.

‘— Какъ это похоже на женщину! замтилъ онъ съ возмутительнымъ добродушіемъ.— Едва завидитъ она свою цль, какъ уже стремится къ ней, очертя голову. О женщины! О женщины!

‘— Оставьте женщинъ въ сторон, сказала я съ сердцемъ,— и отвчайте мн серіозно: да или нтъ?

‘Докторъ всталъ и съ величайшею важностію и достоинствомъ обвелъ рукою вокругъ комнаты.

‘— Вы видите это обширное заведеніе, началъ онъ,— и, конечно, можете сообразить, сколько средствъ употребилъ я для его будущаго преуспянія. Вашъ природный здравый смыслъ непремнно подскажетъ вамъ, что принципалъ этой Лчебницы душевныхъ болзней долженъ быть человкъ высокой нравственности и безукоризненной репутаціи.

‘— Къ чему такія разглагольствія, когда достаточно было бы и одного слова? Значитъ, нтъ?

‘Принципалъ Лчебницы снова впалъ, въ тонъ моего довреннаго друга.

‘— Въ настоящую минуту я не говорю ни да, ни нтъ, моя дорогая леди, сказалъ онъ.— Дайте мн сроку до завтрашняго вечера. Къ тому времени я общаю вамъ быть готовымъ на одно изъ двухъ — или вовсе отказаться отъ этого предпріятія, или предаться ему душою и тломъ. Согласны ли вы на это? И прекрасно, въ такомъ случа мы отложимъ этотъ разговоръ до завтра. Гд могу найдти я васъ, чтобы сообщить вамъ о моемъ ршеніи?

‘Я не имла никакой причины скрыть отъ него свой адресъ въ гостиниц, гд я записана была подъ именемъ ‘мистрисъ Армадель’, между тмъ какъ Мидвинтера я просила адресовать ко одн письма въ ближайшую почтовую контору. Мы назначили часъ, въ который докторъ долженъ былъ явиться ко мн, посл чего я стала прощаться съ нимъ, наотрзъ отказавшись отъ всякихъ угощеній и отъ предложенія осмотрть домъ. Мягкая настойчивость, съ которою онъ старался поддержать приличія посл того какъ мы насквозь поняли другъ друга, возбуждала во мн отвращеніе. Я наскоро отдлалась отъ него, и вернувшись домой, сла за дневникъ.

‘Завтра увидимъ чмъ все это кончится, но мн сдается, что мой довренный другъ скажетъ да.

’24-го ноября.

‘Предположенія мои оправдались: докторъ сказалъ да, но на такихъ условіяхъ, которыхъ я никакъ не ожидала. Онъ готовъ продать мн свои услуги ни боле ни мене какъ за половину моего перваго годоваго дохода, въ качеств Армаделевой вдовы, другими словами за шестьсотъ фунтовъ стерлинговъ!

‘Сначала я протестовала противъ такого несоразмрнаго требованія, но это не повело ни къ чему. Докторъ отвчалъ мн съ самою очаровательною откровенностію, что онъ никакъ не ршился бы впутаться въ это предпріятіе, еслибы не случайное затрудненіе въ его длахъ. Онъ истощилъ вс собственныя средства, равно какъ и средства своихъ друзей, на покупку и устройство Лчебницы, а потому шестьсотъ фунтовъ стерлинговъ для него сущая находка. Только за эту сумму, безъ уступки единаго фартинга, ршится онъ содйствовать моему предпріятію, затмъ, увряя меня въ своемъ искреннемъ расположеніи, онъ предоставлялъ мн ршить это дло по моему благоусмотрнію!

‘Само собою разумется, что конецъ былъ тотъ, какого и слдовало ожидать, мн ничего боле не оставалось длать, какъ согласиться на условія доктора и заключить съ нимъ немедленный контрактъ. Какъ только контрактъ былъ заключенъ, докторъ (нужно отдать ему эту справедливость), оказалъ большую энергію. Онъ потребовалъ бумаги, чернилъ, перо и съ первою отходящею почтой ршилъ повести атаку на Торпъ-Амброзъ.

‘Мы сообща составили планъ письма, которое было написано мною, но съ котораго докторъ тутъ же снялъ копію. Я не входила въ немъ ни въ какія подробности, а объявляла только, что я вдова покойнаго мистера Армаделя, что я была съ нимъ тайно обвнчана, что по отъзд его изъ Неаполя на яхт, я вернулась въ Англію, и теперь по заведенному обычаю предъявляю копію съ моего свадебнаго контракта. Я адресовала письмо на имя представителей покойнаго Аллана Армаделя, эсквайра, Торпъ-Амброзъ, Норфокъ. Самъ докторъ отнесъ его на почту.

‘Теперь, когда уже первый шагъ сдланъ, я не чувствую прежняго лихорадочнаго нетерпнія достигнуть извстной цли. Мысль о Мидвинтер преслдуетъ меня неотступно. Я опять написала къ нему для соблюденія приличія, но думаю, что это будетъ мое послднее письмо. Когда я переношусь мыслію въ Туринъ, твердость измняетъ мн, и душою овладваетъ уныніе. Въ настоящую минуту я уже не могу принимать въ соображеніе Мидвинтера, какъ длала это прежде. День послдняго разчета съ нимъ, нкогда далекій и сомнительный, можетъ наступитъ теперь скоре чмъ я предполагаю. А между тмъ я все еще продолжаю слпо довряться случайностямъ!

’25-го ноября.

‘Нынче въ два часа былъ у меня докторъ. Онъ ходилъ къ своимъ адвокатамъ (которыхъ, конечно, не посвятилъ въ нашу тайну), чтобъ узнать какимъ образомъ можно доказать дйствительность моего брака. Результатъ совщанія подтвердилъ его предположенія. Если права мои будутъ оспариваемы, то вопросъ разршится свидтельствомъ о тождеств лицъ, и моему свидтелю быть-можетъ на этой же недл придется сдлать свои показанія въ присутствіи судьи.

‘При такомъ положеніи длъ, докторъ считаетъ нужнымъ, чтобы мы находились въ наивозможно-близкомъ другъ отъ друга разстояніи, и предлагаетъ найдти для меня спокойное помщеніе по сосдству съ Лчебницей. Я готова перехать куда бы то ни было, ибо между прочими дикими фантазіями, овладвшими мною въ послднее время, мн кажется, что я буду боле потеряна для Мидвинтера, если удалюсь изъ той мстности, куда онъ адресуетъ мн свои письма. Прошедшую ночь я опять не спала и думала о немъ, а сегодня утромъ окончательно ршила не писать ему боле.

‘Посидвъ у меня съ полчаса и спросивъ, не желаю ли я идти съ нимъ въ Гампстедъ смотрть квартиру, докторъ простился со мною и ушелъ. Я отговорилась тмъ, что у меня есть дло въ город, и на его вопросъ: что это за дло, отвчала, что онъ узнаетъ его завтра или посл завтра.

‘Оставшись одна, я почувствовала минутную нервную дрожь. Дло мое въ город, кром того что оно имло дйствительную важность въ глазахъ женщины, снова перенесло мои мысли къ Мидвинтеру. Предстоящій перездъ на новую квартиру напомнилъ мн о необходимости сшить себ новый костюмъ, сообразно съ моимъ новымъ положеніемъ. Наступило время облечься въ траурное платье вдовы.

‘Прежде всего нужно было достать денегъ. И я достала ихъ (для траура по Армадел!), посредствомъ продажи его же свадебнаго подарка — рубиноваго кольца! Оно оказалось гораздо дороже чмъ я предполагала, и мн, по всей вроятности, надолго хватитъ этихъ денегъ.

‘Отъ ювелира я пошла въ большой траурный магазинъ въ Реджентъ-Стрит. Въ двадцать четыре часа (такъ какъ я сказала, что я не могу ждать доле), мн общали приготовить полный траурный костюмъ. При выход изъ магазина я снова почувствовала дрожь, а дома меня ожидало новое волненіе и новый сюрпризъ. Я узнала, что въ гостиной ожидаетъ меня какой-то пожилой джентльменъ, и отворивъ дверь, увидала — кого же? Стараго Башвуда!

‘Получивъ мое письмо, онъ съ слдующимъ же поздомъ отправился въ Лондонъ, чтобъ отвчать на него лично. Признаюсь, я ожидала отъ него многаго, но это превзошло даже мои ожиданія. Я торжествовала.

‘Стоитъ ли упоминать здсь о восторгахъ и упрекахъ жалкаго старикашки, о его стенаніяхъ и слезахъ и длинныхъ скучныхъ жалобахъ на то, какъ тосковалъ онъ въ Торпъ-Амброз, одиноко размышляя о моемъ побг. По временамъ онъ становился даже краснорчивымъ, но что мн до его краснорчія? Нечего и говорить, что прежде чмъ разспрашивать его о новостяхъ, я заключила съ нимъ мировую и выпытала его чувства относительно меня.

‘Какая чудная, подъ часъ, вещь женское тщеславіе! Думая о томъ чтобы понравиться Башвуду, я почти позабыла о своихъ опасностяхъ. Въ продолженіе нсколькихъ минутъ къ ряду я чувствовала пріятную щекотку самолюбія и торжества. И дйствительно, это было торжество, даромъ что надъ старикомъ. Въ какую-нибудь четверть часа я заставила его ухмыляться, улыбаться, съ восторгомъ ловить каждое мое слово и какъ послушное дитя отвчать на вс мои вопросы.

‘Вотъ что разказалъ онъ мн о положеніи длъ въ Торпъ-Амброз:

‘Вопервыхъ, слухъ о смерти Армаделя уже достигъ до миссъ Мильрой и поразилъ ее такъ сильно, что отецъ принужденъ былъ взять ее изъ школы. Теперь она опять на мыз, гд ее ежедневно посщаетъ докторъ. Спрашивается: жалю ли я о ней? Да, я жалю о ней столько же, сколько она нкогда жалла обо мн.

‘Затмъ, положеніе длъ въ большомъ дом, которое я почему-то представляла себ столь запутаннымъ, оказывается весьма нехитрымъ и до сихъ поръ не представляетъ ничего безнадежнаго. Только вчера адвокаты обихъ сторонъ дошли до взаимнаго соглашенія. Мистеръ Дарчъ (фамильный адвокатъ Бланшардовъ и нкогда жестокій врагъ Армаделя) представляетъ интересы миссъ Бланшардъ, ближайшей наслдницы Армаделя, которая прізжала недавно по своимъ собственнымъ дламъ въ Лондонъ. А мистеръ Смартъ изъ Норвича (которому порученъ былъ сначала надзоръ за Башвудомъ по управленію конторой) представляетъ интересы покойнаго Армаделя, и вотъ что поршили между собой оба адвоката.

‘Мистеръ Дарчъ потребовалъ заочнаго ввода во владніе миссъ Бланшардъ и права собирать отъ ея имени рождественскіе взносы. Съ своей стороны, мистеръ Смартъ призналъ всю справедливость подобнаго требованія, тмъ боле что смерть Армаделя не подлежитъ ни малйшему сомннію, и потому онъ, мистеръ Смартъ, не станетъ противодйствовать требованіямъ мистера Дарча, если послдній вступитъ во владніе отъ имени миссъ Бланшардъ, принявъ на себя всю отвтственность за такой поступокъ. Мистеръ Дарчъ согласился, и такимъ образомъ имніе перешло теперь въ руки миссъ Бланшардъ.

‘Такой образъ дйствій, по мннію Башвуда, ставитъ мистера Дарча въ положеніе лица, которому придется произносить приговоръ о моихъ правахъ на званіе вдовы Армаделя и на сопряженный съ этимъ званіемъ доходъ. Такъ какъ деньги эти падаютъ на имніе, то выплачивать ихъ придется миссъ Бланшардъ, или, лучше сказать, ея адвокату. Завтрашній день, вроятно, ршитъ, справедливъ ли такой взглядъ на дло, потому что завтра утромъ письмо мое передано будетъ представителямъ Армаделя въ большомъ дом.

‘Вотъ что сообщилъ мн старый Башвудъ. Снова возстановивъ надъ нимъ мое вліяніе и выпытавъ у него все что мн нужно было знать, я задумалась о томъ какъ воспользоваться имъ на будущее время. Онъ былъ совершенно въ моемъ распоряженіи (такъ какъ его собственное мсто въ торпъ-амброзской контор уже замщено было управляющимъ миссъ Бланшардъ) и убдительно просилъ меня поручить ему защиту моихъ интересовъ въ Лондон. Конечно, я могла бы безъ малйшаго опасенія оставить его при себ, ибо онъ и не подозрвалъ, что вдовство мое было вымышленное. Но такъ какъ я уже пользовалась услугами доктора, то мн не нуженъ былъ другой помощникъ въ Лондон, между тмъ какъ въ Норфок Башвудъ могъ быть для меня гораздо полезне, наблюдая тамъ за ходомъ событій.

‘Когда я объявила ему о такомъ ршеніи, онъ былъ крайне озадаченъ, вроятно потому что разчитывалъ ухаживать за мною въ моемъ одинокомъ вдовьемъ положеніи. Но нсколько словъ убжденія и скромный намекъ на то, что повинуясь мн въ настоящемъ, онъ можетъ питать надежды въ будущемъ, произвели чудеса, заставивъ его безропотно покориться моей вол. Когда наступило время возвращаться въ Торпъ-Амброзъ съ вечернимъ поздомъ, онъ жалобнымъ тономъ попросилъ у меня инструкцій. Я ничего не могла приказать ему, не зная на что ршатся фамильные адвокаты.

‘— Ну, а если случится что-нибудь такое, чего я и самъ не въ состояніи буду понять, настаивалъ онъ,— что мн длать тогда, вдали отъ васъ?

‘Я могла дать ему лишь одинъ отвтъ:

‘— Не длайте ровно ничего, сказала я.— Что бы ни случилось, немедленно извщайте меня или письменно, или лично.

‘Давъ ему это послднее наставленіе и поршивъ, что мы будемъ аккуратно писать другъ другу, я позволила ему поцловать мою руку и выпроводила его на дебаркадеръ.

‘Сидя теперь въ уединеніи своей комнаты и спокойно размышляя о свиданіи, бывшемъ между мною и моимъ старымъ обожателемъ, я начинаю припоминать странную перемну въ его обращеніи, перемну, которая поразила меня тогда и озадачиваетъ до сихъ поръ.

‘Несмотря на его трепетъ, при встрч со мной глаза его, какъ мн показалось, смотрли на меня съ какимъ-то особеннымъ любопытствомъ. Сверхъ того, разказывая мн о своей одинокой жизни въ Торпъ-Амброз, онъ проронилъ нсколько словъ, изъ которыхъ можно заключить, что въ этомъ одиночеств его поддерживала увренность въ возобновленіи нашихъ сношеній въ будущемъ. Будь онъ моложе и смле (и, наконецъ, будь подобное открытіе возможно), я, мн кажется, подумала бы, не узналъ ли онъ чего изъ моей прошедшей жизни и не собирается ли онъ пустить это въ ходъ, если я выкажу намреніе снова обмануть, или бросить его. Но подобная мысль неприложима къ старому Башвуду. Быть-можетъ, я слишкомъ разстроена волненіемъ и ожиданіемъ? Быть-можетъ, я увлекаюсь пустыми фантазіями? Пусть такъ, но во всякомъ случа мн нужно заняться теперь боле серіозными вопросами нежели вопросомъ о старомъ Башвуд. Не объяснитъ ли мн завтрашняя почта что думаютъ представители Армаделя о притязаніяхъ его вдовы?

‘ 26-го ноября.

‘Отвтъ пришелъ сегодня утромъ, и, какъ предполагалъ Башвудъ, въ форм письма отъ мистера Дарча. Старый грубіянъ отвчаетъ мн въ трехъ строкахъ. Прежде чмъ ршаться на какой-либо шагъ въ этомъ дл, онъ требуетъ показаній очевидцевъ для удостовренія моей личности и самого свадебнаго контракта, сверхъ того, онъ проситъ меня прислать ему адресъ моихъ адвокатовъ.

‘Два часа.

‘Докторъ заходилъ ко мн, вскор посл двнадцати часовъ, объявить, что онъ нашелъ для меня квартиру въ двадцати минутахъ ходьбы отъ Лчебницы, а я, въ свою очередь, показала ему письмо мистера Дарча. Онъ тотчасъ же понесъ его къ своимъ адвокатамъ и скоро вернулся назадъ съ надлежащими инструкціями.

‘Вмсто отвта я послала мистеру Дарчу адресъ моихъ адвокатовъ, или, лучше сказать, адвокатовъ доктора, не сдлавъ ни малйшаго намека на желаніе его имть въ показаніяхъ очевидца новое и несомннное подтвержденіе моего брака. Вотъ все что можно было сдлать сегодня. Завтра наступятъ боле важныя событія, потому что завтра докторъ подастъ свое объявленіе судь, и я переду на новую квартиру въ своемъ траурномъ вдовьемъ плать.

‘Ноября 27-го.

‘Дача на Фэруэдеръ-Вел. Объявленіе сдлано со всми надлежащими формальностями, и я въ траурномъ плать вдовы переселилась въ свое новое жилище.

‘Начало новаго акта этой драмы, въ которой я играю такую смлую роль, должно бы, по-настоящему, дйствовать на меня возбудительно. Но, странно, я спокойна и даже грустна. Мысль о Мидвинтер преслдуетъ меня и здсь и въ настоящую минуту давитъ меня тяжелымъ гнетомъ. Я не боюсь никакой случайности, до тхъ поръ пока не вступлю въ офиціальное званіе вдовы Армаделя, но когда это время наступитъ, и когда Мидвинтеръ встртитъ меня (рано или поздно, а онъ долженъ меня встртить) уже занимающею то положеніе, которое я присвоила себ вмст съ чуткимъ именемъ — тогда-то, спрашиваю я себя, что будетъ со мною? Отвтъ все тотъ же, что былъ и сегодня утромъ, когда я надвала свое вдовье платье. Предчувствіе говоритъ мн, что онъ убьетъ меня. Ахъ, еслибы можно было отступить назадъ…. Что за вздоръ! закрою свой дневникъ.

‘Ноября 28-го.

‘Адвокаты получили письмо отъ мистера Дарча и переслали ему по почт объявленіе доктора.

‘Когда послдній принесъ мн это извстіе, я спросила у него, знаютъ ли адвокаты мой настоящій адресъ, и услышавъ, что нтъ, просила его скрыть отъ нихъ и на будущее время мсто моего жительства. Докторъ засмялся.

‘— Ужъ не боитесь ли вы, что мистеръ Дарчъ, незамтно подкравшись къ намъ, совершитъ на васъ личное нападеніе? спросилъ онъ.

‘Чтобы скоре склонить доктора на исполненіе моей просьбы, я не стала противорчить ему.

‘— Да, сказала я,— мистеръ Дарчъ пугаетъ меня!

‘Я повеселла съ тхъ поръ какъ докторъ ушелъ отъ меня. Какое пріятное чувство безопасности ощущаю я при мысли, что никому изъ постороннихъ не извстенъ мой настоящій адресъ. Я такъ спокойна сегодня, что не только замчаю какъ идетъ ко мн мое траурное платье, но даже стараюсь всмъ понравиться въ здшнемъ дом.

‘Мидвинтеръ немного смущалъ меня прошедшую ночь, но я успла побдить въ себ т мрачныя опасенія, которыя овладли мною вчера. Теперь мн даже и не приходитъ въ голову бояться какого-либо насилія съ его стороны, когда онъ узнаетъ о моей продлк. Еще мене можно предполагать, чтобъ онъ предъявилъ свои права на женщину, которая такъ ужасно его обманула. Если мн и предстоитъ одно тяжелое испытаніе въ день послдняго разчета съ нимъ, такъ это необходимость выдержать до конца свою роль. Посл этого я совершенно буду безопасна отъ его ненависти и презрнія. Съ того дня какъ я въ его глазахъ отрекусь отъ него, между нами все будетъ кончено, и мн не видать его боле никогда.

‘Но вотъ вопросъ: буду ли я въ состояніи отречься отъ него, глядя ему прямо въ лицо? буду ли я въ состояніи говорить съ нимъ такъ какъ будто бы между нами никогда не было другихъ отношеній, кром дружескихъ? Этого нельзя знать впередъ. Однако, можно ли быть такою глупою какъ я? Пишу о немъ, между тмъ какъ мн слдовало бы совсмъ выкинуть его изъ головы. Ршено, съ этой минуты имя его не появится боле на этихъ страницахъ.

‘Понедльникъ, 1-го декабря.

‘Послдній мсяцъ дряхлаго, отжившаго тысяча восемьсотъ пятьдесятъ перваго года. Еслибъ я позволила себ оглянуться назадъ, что за несчастный годъ увидала бы я позади себя въ прибавку къ прочимъ несчастнымъ годамъ моей жизни! Но я ршилась смотрть только впередъ и намрена не измнять своему ршенію.

‘Въ послдніе два дня не случилось ничего особеннаго. 29-го только я вспомнила о Башвуд и послала ему свой новый адресъ. Сегодня утромъ наши адвокаты опять получили извстіе отъ мистера Дарча. Онъ увдомляетъ ихъ о полученіи объявленія, но въ то же время прибавляетъ, что ршенія своего насчетъ этого дла не откроетъ имъ до тхъ поръ, пока не увидится съ душеприкащиками покойнаго мистера Бланшарда и не получитъ окончательныхъ распоряженій отъ своей кліентки миссъ Бланшардъ. Адвокаты доктора говорятъ, что письмо это написано единственно для того чтобы какъ-нибудь выиграть время, съ какою цлію — этого они, конечно, не въ состояніи понять, между тмъ какъ докторъ увряетъ шутя, что цль всхъ адвокатовъ подавать огромные счеты своимъ кліентамъ. Я съ своей стороны думаю, что мистеръ Дарчъ подозрваетъ тутъ что-то недоброе, и цль его выиграть побольше времени.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‘Десять часовъ вечера.

‘Еще не успла окончить я послдней фразы (это было около четырехъ часовъ пополудни), какъ меня перепугалъ стукъ подъхавшаго къ моей квартир кэба. Я подоспла къ окну въ ту самую минуту какъ старикъ Башвудъ выходилъ изъ экипажа, съ такою живостью, на которую я до сихъ поръ не считала его способнымъ. Я такъ мало предчувствовала то ужасное открытіе, которое должно было сразить меня вслдъ за появленіемъ Башвуда, что подошла было къ зеркалу и начала придумывать что скажетъ этотъ чувствительный джентльменъ, увидавъ меня во вдовьемъ чепц.

‘Лишь только онъ вошелъ въ комнату, какъ я поняла, что надъ нами стряслась серіозная бда. Глаза его дико блуждали, парикъ сбился на бокъ. Онъ подошелъ ко мн съ робкою и грустною поспшностью.

‘— Я такъ и сдлалъ, какъ вы мн приказывали, прошепталъ онъ, задыхаясь.— Не говоря никому ни слова, я пришелъ прямо къ вамъ!

‘Прежде чмъ я успла что-либо отвчать ему, Башвудъ схватилъ меня за руку съ небывалою въ немъ до сихъ поръ смлостью.

‘— Ахъ, какъ мн открыть вамъ это! сорвалось у него наконецъ съ языка.— Я просто самъ не свой, когда подумаю объ этомъ!

‘— Если вы въ состояніи говорить, сказала я, усаживая его въ кресла,— то говорите. Я вижу по вашему лицу, что вы принесли мн недобрыя всти изъ Торпъ-Амброза.

‘Онъ опустилъ руку въ карманъ и вынулъ оттуда письмо, затмъ поглядлъ сперва на письмо, а потомъ на меня.

‘— Недобрыя в-в-всти, пробормоталъ онъ,— да только не изъ Торпъ-Амброза!

‘— Не изъ Торпъ-Амброза!

‘— Нтъ. Съ моря!

‘Первая искра истины блеснула въ ум моемъ при этихъ словахъ. Я не въ состояніи была говорить — я могла только протянуть руку за письмомъ.

‘Онъ все еще не ршался отдать мн его.

‘—Не смю! не смю! повторялъ онъ безсознательно, какъ бы говоря съ самимъ собою.— Этотъ неожиданный ударъ можетъ убить ее!

‘Я вырвала у него письмо. Одного взгляда на адресъ было довольно. Руки мои опустились вмст съ письмомъ, которое было крпко въ нихъ стиснуто. Я сидла какъ окаменлая, безъ движенія, безъ словъ, не слушая того, что говорилъ мн Башвудъ, и только мало-по-малу приходя къ сознанію ужасной истины. Человкъ, вдовою котораго я уже назвала себя, остался въ живыхъ, чтобъ уличитъ меня въ обман! Напрасно старалась я отравить его въ Неапол, напрасно предала я его въ рука Мануэля. Дважды разставляла я для него пагубныя сти, а дважды ускользалъ онъ изъ моихъ рукъ!

‘Наконецъ, я снова прошла къ сознанію моего окружающаго, и увидала Башвуда, который плакалъ у ногъ моихъ.

‘— Вы какъ будто сердитесь, пробормоталъ онъ съ отчаяніемъ.— Вы гнваетесь на меня? О, еслибы вы знали какъ много надеждъ пробудилось въ душ моей со времени нашего послдняго свиданія, и какъ безжалостно разбило ихъ это письмо!

‘Тихо отвела я отъ себя рукою несчастнаго старика.

‘— Полно! сказала я.— Не разстраивайте меня теперь. Мн надо успокоиться, чтобы прочесть письмо.

‘Онъ съ покорностью отошелъ на другой конецъ комнаты, но лишь только я отвернулась отъ него, какъ услышала, что онъ въ безсильной злоб говорилъ самъ себ:

‘— Еслибы море было заодно со мною, оно непремнно потопило бы его!

‘Медленно, съ разстановкой развернула я письмо, ощущая при этомъ странную неспособность сосредоточить свое вниманіе на тхъ самыхъ строкахъ, которыя я такъ пламенно желала прочесть. Но къ чему останавливаться на чувствахъ, которыя я не въ силахъ описать? Гораздо лучше будетъ помстить на этихъ страницахъ самое письмо, чтобы потомъ обращаться къ нему въ случа надобности.

‘Фіуме, Иллирія 21-го ноября 1851 г.

‘Мастеръ Башвудъ!

‘Адресъ, выставленный на моемъ письм вмст съ числомъ, вроятно удивитъ васъ, но вы еще боле удивитесь, когда узнаете, какими судьбами мн пришлось писать вамъ изъ порта, лежащаго на Адріатическомъ мор.

‘Я былъ жертвой злодйскаго покушенія на мою жизнь и собственность. Меня ограбили, и только благодаря милосердію Божію, я избжалъ смерти.

‘Еще два мсяца тому назадъ нанялъ я себ яхту въ Неапол, и одинъ, безъ друзей (съ какою радостью помышляю я теперь объ этомъ), отплылъ въ Мессину. Изъ Мессины отправился я къ берегамъ Адріатики. По прошествіи двухъ дней насъ застигла буря. Бури въ этихъ странахъ также быстро поднимаются, какъ и утихаютъ. Яхта мужественно боролась съ волнами — признаюсь, слезы такъ и навертываются у меня на глазахъ, когда я вспомню, что она покоится теперь на дн морскомъ! Передъ закатомъ солнца втеръ началъ стихать, а къ полуночи море почти совершенно успокоилось, и только длинныя гряды волнъ слегка колебали его поверхность. Утомившись немного (во время, бури и я также управлялъ яхтою), я спустился внизъ и черезъ пять минутъ уже спалъ крпкимъ сномъ. Два часа, спустя меня разбудило что-то, упавшее въ каюту черезъ, вентиляторъ. Я вскочилъ и увидалъ на полу клочокъ бумаги,, въ которую завернутъ былъ ключъ. На внутренней сторон, бумажки было что-то написано, но такимъ почеркомъ, который весьма трудно было разобрать.

‘До сихъ поръ я не имлъ и тни подозрнія, что нахожусь въ мор одинъ съ цлою шайкой самыхъ отчаянныхъ злодевъ (за исключеніемъ одного), которые не остановились бы ни передъ какимъ преступленіемъ. Я близко сошелся со щкиперомъ (величайшимъ бездльникомъ изъ всей шайки), но еще боле съ Англичаниномъ, его помощникомъ. Съ матросами, большею частію иностранцами, я мало имлъ дла. Они исполняли свою обязанность хорошо, ни ссоръ, ни непріятностей отъ нихъ не было. Еслибы, ложась спать въ эту ночь, я услышалъ отъ кого-нибудь, что экипажъ яхты, самъ шкиперъ, или его помощникъ (который при отплытіи изъ Неаполя казался не лучше другихъ) сговорились сначала ограбить меня, а потомъ утопить на моемъ же собственномъ судн, я расхохотался бы ему прямо въ лицо. Не забывайте же этого, а потомъ представьте себ сами (я съ своей стороны не въ силахъ этого выразить), какія мысли овладли мною, когда открывъ бумажку, обернутую вокругъ ключа, я прочелъ то, что въ настоящую минуту списываю для васъ (съ записки помощника шкипера).

‘Сэръ, оставайтесь въ постел до тхъ поръ пока не услышите, что лодка отчаливаетъ отъ штирборда — или вы погибли. Ваши деньги украдены, а черезъ пять минутъ яхта будетъ пробуравлена, и люкъ въ вашей кают наглухо заколоченъ. Мертвые не говорятъ, а шкиперъ распорядился такъ, чтобы на поверхности воды остались доказательства того, что судно погибло со всмъ экипажемъ. Дло это задумано было шкиперомъ, но мы вс приняли въ немъ участіе. Несмотря на это, я не могу удержаться, чтобы не дать вамъ возможности спасти себя. Правда, возможность эта весьма шаткая, но, къ сожалнію, я ничего боле не могу для васъ сдлать. Меня самого убили бы, еслибъ я не притворился, что дйствую съ ними заодно. Не пугайтесь, когда услышите стукъ молотка надъ вашею головой. Заколачивать люкъ буду я, со мною будутъ и длинные, и короткіе гвозди, но вбивать я буду только короткіе. Ждите до тхъ поръ пока не услышите что лодка наша отчалила, тогда надавите спиною люкъ каюты. Судно продержится на вод еще цлую четверть часа посл того какъ оно будетъ пробуравлено. Бросьтесь въ море съ лвой стороны и старайтесь плыть такъ, чтобы между вами и лодкой былъ корабль. Вы найдете вокругъ себя множество разныхъ обломковъ, разбросанныхъ тутъ съ намреніемъ, ухватитесь за одинъ изъ нихъ. Ночь прекрасна, мор спокойно, вы имете шансы повстрчать какое-нибудь судно, которое приметъ васъ къ себ на бортъ, если вы останетесь въ живыхъ. Боле я ничего не могу для васъ сдлать.

‘Преданный вамъ I. М.’

‘Не усплъ я дочитать послднихъ словъ, какъ раздались удары молотка надъ люкомъ каюты. Не думаю, чтобъ я былъ трусливе другихъ людей, но въ эту минуту потъ покатилъ съ меня градомъ. Впрочемъ, я опомнился прежде чмъ смолкли удары, и мысли мои внезапно устремились къ одному дорогому для меня существу, оставшемуся въ Англіи. Я сказалъ себ: ‘Хотя вс шансы противъ меня, однако ради ея, я попытаюсь спасти свою жизнь.’

‘Я взялъ письмо, нкогда полученное мною отъ нея, и, вмст съ письмомъ помощника шкипера закупорилъ его, въ одну изъ моихъ туалетныхъ стклянокъ. Все это я поврилъ къ себ на шею, прибавивъ къ этому еще бутылку виски. Не помня себя отъ замшательства, я сначала одлся, но потомъ, одумавшись, снялъ съ себя все, кром блья, чтобы легче было плыть. Когда я былъ готовъ, все вокругъ меня смолкло, и наступила такая тишина, что я слышалъ бульбуканье воды въ просверленномъ корабл. Затмъ послышался шумъ отъ лодки, которая вмст съ злодями (я исключаю изъ числа ихъ моего друга, помощника шкипера) отчаливала отъ правой стороны. Дождавшись удара веселъ, я надавилъ спиною люкъ. Помощникъ шкипера не обманулъ меня. Я безъ малйшаго труда отворилъ люкъ — подъ прикрытіемъ борта переползъ на четверенькахъ черезъ палубу и спустился въ море съ лвой стороны. Цлыя груды разныхъ обломковъ носились на поверхности воды. Я ухватился за первый попавшійся мн подъ руку,— то былъ курятникъ,— и проплылъ на немъ около двухъ сотъ ярдовъ, всячески стараясь оставлять яхту между собою и лодкою. Тутъ я почувствовалъ сильный припадокъ дрожи и потому (боясь судорогъ) остановился, чтобы хлебнуть виски. Когда я снова закрылъ бутылку, и оглянулся назадъ, я увидалъ, что судно тонетъ, а черезъ минуту между мною и лодкой не оставалось ничего боле кром разныхъ обломковъ, съ намреніемъ разбросанныхъ по вод. Луна сіяла, и будь у нихъ въ лодк подзорная труба, я полагаю, они замтили бы мою голову, хотя я тщательно старался заслонять себя курятникомъ.

‘Между тмъ они продолжали грести, и до меня донеслись звуки голосовъ, которые громко спорили между собою. Черезъ нсколько минутъ, показавшихся мн цлымъ вкомъ, я понялъ въ чемъ дло. Носъ лодки внезапно повернулся въ мою сторону. Одинъ изъ наиболе ловкихъ мошенниковъ (вроятно самъ шкиперъ) очевидно уговорилъ остальную шайку вернуться назадъ къ тому мсту, гд потонула яхта, чтобъ удостовриться, дйствительно ли я пошелъ ко дну вмст съ нею.

‘Они проплыли уже боле половины раздлявшаго насъ пространства, и я считалъ себя совершенно погибшимъ, какъ вдругъ изъ среды ихъ раздался крикъ, и лодка внезапно остановилась. Минуты черезъ дв носъ ея опять повернулся въ противоположную сторону, и они поплыли назадъ съ такою быстротой, какъ будто спасали свою жизнь бгствомъ.

‘Я посмотрлъ на берегъ и не замтилъ ничего. Повернулся въ другую сторону, къ морю, и увидалъ то, что экипажъ лодки открылъ прежде меня — парусъ, сначала едва завтный въ отдаленіи, но который сталъ потомъ постепенно выясняться при лунномъ свт. Черезъ четверть часа судно подошло такъ близко, что я могъ его окликать, и меня приняли на бортъ.

‘Экипажъ состоялъ изъ иностранцевъ, которые оглушали меня своею болтовней, Я попытался было обмняться съ ними знаками, но прежде чмъ они успли понятъ меня, новый припадокъ лихорадки овладлъ мною съ такою силой, что меня спустили въ каюту. Судно, вроятно, продолжало свое плаваніе въ данномъ направленіи, но я не могъ дать, себ въ этомъ отчета. Къ утру у меня открылась горячка, и съ той минуты я ничего не могъ припомнитъ ясно, до тхъ поръ пока не очнулся уже здсь, въ дом одного венгерскаго купца, агента того самаго каботажнаго судна, которое дало мн у себя пріютъ. Онъ говоритъ по-англійски такъ же хорошо какъ и я, если еще не лучше, а обращеніе его со мной выше всякихъ похвалъ. Въ молодости своей онъ долго жилъ въ Англіи, изучая торговлю, и говоритъ, что воспоминанія, вынесенныя имъ изъ нашей страны, внушаютъ ему сочувствіе къ каждому Англичанину. Онъ снабдилъ меня платьемъ и далъ мн въ займы денегъ на возвратный путь домой, какъ только докторъ позволитъ мн хать. Если болзнь моя не возобновится, то черезъ недлю я въ состояніи буду пуститься въ дорогу. А если я захвачу мальпостъ въ Тріест и не слишкомъ утомлюсь путешествіемъ, то дней черезъ восемь или девять по полученіи вами этого письма Я надюсь снова увидать васъ въ Торпъ-Амброз. Вы конечно согласитесь со мною, что письмо мое страшно длинно, но что же длать! Я, кажется, потерялъ свой прежній навыкъ выражаться коротко и ясно. Впрочемъ, теперь я все сказалъ вамъ, и мн остается только упомянуть о причин, по которой я описываю вамъ все случившееся со мной, вмсто того чтобы разказать вамъ объ этомъ лично.

‘Болзнь, кажется, и до сихъ поръ туманитъ мою голову. Мн только сегодня, пришло на умъ, что какой-нибудь корабль, проходившій мимо того мста, гд погибла яхта, могъ случайно наткнуться на обломки мебели и другія вещи, съ намреніемъ разбросанныя по вод. Въ такомъ случа въ Англіи легко могли распространиться ложные слухи о моей смерти. Если это такъ (дай Богъ, чтобъ, опасенія мои были неосновательны), то ступайте немедленно къ майору Мильрою, покажите ему это письмо,— оно написано столько же для него, сколько и для васъ,— передайте ему вложенную здсь записку и скажите, что при настоящихъ обстоятельствахъ онъ, вроятно, не сочтетъ неумстнымъ мое желаніе, чтобы записка эта попала въ руки его дочери. Я не могу объяснить вамъ теперь, почему я не пишу прямо къ майору, или къ самой миссъ Мильрой, вмсто того чтобы писать, къ вамъ. Скажу только, что меня вынуждаютъ къ тому причины, которыя я обязанъ уважать.

‘Отвта я не прошу у васъ, потому что я, вроятно, буду уже на дорог въ Англію, прежде нежели письмо ваше найдетъ меня въ этомъ глухомъ мст. Чмъ бы вы ни были заняты, бросьте все, и не теряя ни минуты, спшите къ майору. Създите къ нему даже и въ томъ случа, еслибы гибель яхты не была извстна въ Англіи.

‘Искренно вамъ преданный
‘Алланъ Армадель.’

‘Окончивъ чтеніе письма, я подняла глаза и въ первый разъ увидала, что Башвудъ оставилъ свое мсто и помстился насупротивъ меня. Онъ изучалъ мое лицо съ пытливостью человка, желавшаго угадать мои мысли, и когда глаза наши встртились, онъ, какъ преступникъ, потупилъ взоръ и поспшилъ возвратиться на свое мсто. Будучи вполн убжденъ въ моемъ брак съ Армаделемъ, ужь не пытался ли онъ угадать, съ какимъ чувствомъ приняла я извстіе о его спасеніи? Впрочемъ, мн некогда было входить съ нимъ въ объясненіе. Прежде всего нужно было немедленно повидаться съ докторомъ. Я подозвала къ себ Башвуда и протянула ему руку.

‘— Вы оказали мн сегодня большую услугу, которая сближаетъ насъ еще боле чмъ прежде, сказала я.— Сегодня, нсколько поздне, мн нужно будетъ поговорить съ вами какъ объ этомъ, такъ и о многихъ другихъ предметахъ, имющихъ нкоторый интересъ для насъ обоихъ. Теперь же я попрошу васъ одолжить мн на нсколько времени письмо мистера Армаделя (которое общаю возвратить вамъ назадъ) и дождаться здсь моего возвращенія. Сдлаете ли вы это для меня, мистеръ Башвудъ?

‘Онъ сказалъ, что для меня готовъ на все. Я пошла въ спальню и надла шаль и шляпку.

‘— Теперь дайте мн еще разъ сообразить факты, прежде чмъ я уйду отъ васъ, сказала я, собираясь выйдти изъ комнаты.— Вы никому не показывали этого письма, кром меня?

‘— Ни одна живая душа не видала его, кром меня и васъ.

‘— А что сдлали вы съ запиской, адресованною на имя миссъ Мильрой?

‘Вмсто отвта онъ досталъ ее изъ кармана. Я быстро пробжала ее глазами, и увидавъ, что она не заключаетъ въ себ ничего важнаго, тутъ же бросила ее въ огонь. Затмъ, оставивъ Башвуда въ гостиной, я взяла письмо Армаделя и отправилась съ нимъ въ Лчебницу.

‘Доктора не было дома, и слуга не могъ положительно сказать мн, когда вернется онъ назадъ. Я пошла въ его кабинетъ, написала ему нсколько словъ по поводу случившагося, и положивъ свою записку вмст съ письмомъ Армаделя въ особенный пакетъ, оставила все это на стол. Потомъ, предупредивъ слугу, что чрезъ часъ вернусь назадъ, я вышла изъ Лчебницы.

‘Возвращаться домой къ Башвуду было бы безполезно, не узнавъ сначала о намреніяхъ доктора. Я стала бродить по сосднимъ улицамъ, перекресткамъ и площадямъ въ какомъ-то странномъ отупніи, которое не только не давало мн мыслить, но даже мшало чувствовать физическую усталость. То же самое ощущеніе испытала я нсколько лтъ тому назадъ, въ то достопамятное утро, когда тюремные сторожа повели меня къ допросу, на которомъ долженъ былъ ршиться для меня вопросъ о жизни или смерти. Вся эта ужаеная сцена воскресла въ моемъ воображеніи, но мн казалось, будто дйствующимъ лицомъ въ ней былъ кто-нибудь другой, а не я. Нсколько разъ къ ряду я какъ-то тупо и безсознательно спросила себя: ‘Да почему же они не повсили меня тогда?*

‘Вернувшись въ Лчебницу, я узнала, что докторъ возвратился уже съ полчаса назадъ и нетерпливо ожидалъ меня въ своей комнат.

‘Я отправилась въ кабинет и нашла его подл камина съ поникшею головой и сложенными на колняхъ руками. Подл него на стол, кром моей записки и письма Армаде^:ля, лежалъ освщенный яркимъ кругомъ лампы указатель поздовъ желзной дороги. Ужь не помышлялъ ли докторъ о побг? Но по виду его никакъ нельзя было угадать, о чемъ онъ думалъ, и насколько поразила его всть о спасеніи Армаделя.

‘— Возьмите-ка себ стулъ, да сядьте къ огню, оказалъ онъ.— Сегодня сыро и холодно.

‘Я молча взяла стулъ, и докторъ также сидлъ молча, потирая колни.

‘— Не имете ли вы чего сказать мн? спросила я.

‘Онъ всталъ и быстро приподнялъ абажуръ на ламп, такъ что свтъ упалъ прямо на мое лицо.

‘— Вы больны, сказалъ онъ.— Что съ вами?

‘— У меня дурна голова, а вки отяжелли и горятъ, отвчала я.— Вроятно отъ погоды.

‘Не странно ли было, что мы оба уклонялись отъ единственно-важнаго и интереснаго для насъ предмета, о которомъ именно мы и собрались разсуждать!

‘— Не освжитъ ли васъ чашка чаю? спросилъ докторъ.

‘Я приняла предложеніе. Покамстъ намъ приготовляли чай, докторъ ходилъ взадъ и впередъ по комнат, а я сидла у камина, не прерывая молчанія.

‘Чай дйствительно освжилъ меня, и докторъ замтилъ эту перемну. Онъ слъ насупротивъ меня за столъ и заговорилъ такъ:

‘— Будь у меня теперь десять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, началъ онъ, я охотно отдалъ бы ихъ до послдняго фартинга, лишь бы не впутываться въ вашу отчаянную спекуляцію на смерть мистера Армаделя!

‘Онъ произнесъ эти слова съ рзкостью, доходившею до грубости, которая странно противорчила его обыкновенно мягкимъ манерамъ. Дйствительно боялся онъ послдствій, или только хотлъ испугать меня? Не знаю, но я ршилась тотчасъ же выпытать у него истину, по крайней мр относительно себя.

‘— Погодите, докторъ, сказала я.— Обвиняете ли вы меня въ случившемся?

‘— Конечно, нтъ, отвчалъ онъ рзко.— Кто же могъ это предвидть? Когда я говорю, что далъ бы десять тысячъ фунтовъ, чтобы выпутаться изъ этого дла, я обвиняю только самого себя. А когда я скажу затмъ, что безъ борьбы не дозволю мистеру Армаделю погубить меня своимъ неумстнымъ воскресеніемъ изъ мертвыхъ, это будетъ, моя дорогая леди, одна изъ самыхъ несомннныхъ истинъ, какія я когда-либо говаривалъ въ свою жизнь. Не думайте, чтобъ я эгоистично отдлялъ мои интересы отъ вашихъ въ этой общей угрожающей намъ опасности. Я хочу только указать степени риска, которому подвергается каждый изъ насъ. Вы не убили, какъ я, всхъ вашихъ средствъ на устройство Лчебницы, вы не длали передъ судьею ложныхъ показаній, караемыхъ закономъ какъ клятвопреступленіе.

‘Я снова остановила его. Эгоизмъ его подйствовалъ на меня гораздо благотворне нежели его чай, онъ разсердилъ меня и вывелъ изъ апатіи.

‘— Оставимъ эти сравненія, сказала я, и будемъ говорить о дл. Что разумете вы подъ словомъ ‘борьба’? Я вижу, у васъ лежитъ на стол указатель поздовъ желзной дороги. Не разумете ли вы подъ борьбою бгства?

‘— Бгства? повторилъ докторъ.— Вы, кажется, забыли, что я все посадилъ въ это заведеніе, все до послдняго фартинга.

‘— Стало-бытъ, вы остаетесь здсь? спросила я.

‘—Безъ сомннія.

‘— А что намрены вы длать, когда мистеръ Армадель вернется въ Англію?

‘Одинокая муха, случайно уцлвшая отъ зимняго холода, слабо жужжала и вертлась въ эту минуту вокругъ лица доктора. Не отвчая на мой вопросъ, докторъ поймалъ ее, и не разжимая руки, протянулъ ее ко мн черезъ столъ.

‘— Еслибъ имя этой мухи было Армадель, сказалъ онъ,— и онъ былъ бы въ вашихъ рукахъ, какъ эта муха теперь въ моихъ, что бы вы сдлали съ нимъ тогда?

‘При этихъ словахъ глаза его, до сихъ поръ устремленные на мое лицо, многозначительно опустились на мое вдовье платье. Мой собственный взглядъ принялъ то же направленіе. Во мн заговорила прежняя смертельная ненависть къ Армаделю и прежняя ршимость погубить его.

‘— Я убила бы его, сказала я.

‘Докторъ вскочилъ съ своего мста, не выпуская изъ рук мухи, и посмотрлъ на меня, съ какимъ-то трагическимъ ужасомъ.

‘— Вы убили бы его! повторилъ онъ въ припадк благороднаго негодованія.— Насиліе! злодйское насиліе въ моей Лчебниц! Вы меня ужасаете!

‘Между тмъ, какъ онъ такъ трагически выражалъ свое негодованіе, глаза его смотрли на меня съ пытливымъ любопытствомъ, которое сильно противорчило рзкости его словъ и горячности его тона. Когда глаза наши повстрчались, онъ принужденно засмялся и снова заговорилъ со мною своимъ обыкновеннымъ, вкрадчивымъ голосомъ.

‘— Тысячу разъ прошу у васъ извиненія, сказалъ онъ.— Мн не слдовало бы буквально понимать слова женщины. Впрочемъ, позвольте мн напомнить вамъ, что обстоятельства, о которыхъ мы говоримъ, слишкомъ серіозны, чтобы можно было допустить на этотъ счетъ какую-либо шутку. Вы должны немедленно выслушать мой планъ.

‘Онъ остановился и потомъ снова продолжалъ свою аллегорію о мух. Положимъ, что это мистеръ Армадель. Я могу по своему произволу освободить его или удержать, и онъ это очень хорошо знаетъ. Я скажу ему, напримръ,— продолжалъ докторъ, шутливо обращаясь къ мух,— дайте мн надлежащее ручательство, мистеръ Армадель, въ томъ, что вы не предпримете никакихъ враждебныхъ мръ ни противъ меня, ни противъ этой дамы, и вы будете свободны. Но если вы откажетесь, то не взирая на рискъ, я не выпущу васъ изъ своихъ рукъ. Догадываетесь ли вы, моя дорогая леди, объ окончательномъ отвт мистера Армаделя? Можно ли сомнваться, сказалъ докторъ,— примняя слова къ длу, и выпуская изъ рукъ муху,— что все это не кончится полюбовною сдлкой, вотъ такъ?

‘— Прежде всего, сказалъ докторъ, опуская руку на указатель поздовъ желзной дороги,— я нахожу нужнымъ удостовриться въ какой именно часъ, въ продолженіе всего текущаго мсяца, приходятъ вечерніе позды изъ Дувра и Фокстона на дебаркадеръ Лондонскаго моста? А второе мое предположеніе состоитъ въ томъ, чтобъ отрядить туда человка, знакомаго мистеру Армаделю и вполн преданнаго нашимъ интересамъ, который дождался бы прихода поздовъ и встртилъ бы нашего молодца въ ту самую минуту какъ онъ выйдетъ изъ вагона.

‘— Кто же могъ бы выполнить это порученіе? спросила я.

‘— Я уже нашелъ человчка, сказалъ докторъ, взявъ въ руку письмо Армаделя.— Тотъ, къ кому адресовано это письмо.

‘Этотъ отвтъ поразилъ меня. Неужели онъ и Башвудъ знали другъ друга? Я немедленно предложила ему этотъ вопросъ.

‘— До ныншняго дня я даже не слыхалъ и имени этого джентльмена, сказалъ докторъ. Я просто употребилъ индуктивный способъ мышленія, которымъ мы обязаны безсмертному Бэкону. Какимъ образомъ попало въ ваши руки это важное письмо? Я не хочу оскорблять васъ предположеніемъ, что вы его украли. Стало-быть, оно попало къ вамъ съ дозволенія и разршенія лица, на имя котораго оно адресовано. Стало-быть, лицо это пользуется вашей довренностію. Стало-бытъ и мысли мои прежде всего обратились къ нему. Поняли ли вы этотъ процессъ? Прекрасно. Но прежде чмъ продолжать мои объясненія, позвольте мн сдлать вамъ два-три вопроса насчетъ мистера Башвуда.

‘Вопросы доктора по обыкновенію относились къ существу дла. Я отвчала ему, что мистеръ Башвудъ занимаетъ у Армаделя должность управляющаго, что получивъ сегодня утромъ это письмо въ Торпъ-Амброз, онъ привезъ его ко мн съ первымъ поздомъ, что передъ отъздомъ онъ не показывалъ его ни майору Мильрою, ни кому-либо другому, что я воспользовалась его услугами, не открывъ ему своей тайны, что я сообщалась съ нимъ въ качеств вдовы Армаделя, что онъ утаилъ письмо единственно изъ повиновенія данному мною приказанію молчать обо всемъ, могущемъ случиться въ Торпъ-Амброз, до тхъ поръ пока онъ не посовтуется со мной, и наконецъ, что причина, по которой онъ повиновался мн въ этомъ случа, была, какъ и во всхъ другихъ случаяхъ, это слпая преданность моимъ интересамъ.

‘При этихъ послднихъ словахъ глаза доктора подозрительно выглянули на меня изъ-за очковъ.

‘— Въ чемъ же состоитъ тайна этой слпой преданности мистера Башвуда вашимъ интересамъ? спросилъ онъ.

‘— Съ минуту я колебалась, не ради себя, но ради мистера Башвуда.— Знайте же, отвчала я наконецъ,— что мистеръ Башвудъ влюбленъ въ меня.

‘— Ай! ай! воскликнулъ докторъ успокоеннымъ тономъ.— Теперь я начинаю понимать. Что онъ, молодой человкъ?

‘—Нтъ, старикъ!..

‘Докторъ откинулся на спинку стула и тихо захохоталъ.

‘— Какъ нельзя лучше! сказалъ онъ,— Такого-то человка намъ и нужно. Кому приличне встртить мистера Армаделя по возвращеніи его въ Лондонъ, какъ не его управляющему? А кто наиболе способенъ вліять на мистера Башвуда, въ надлежащемъ дух и направленіи, какъ не очаровательный предметъ его страсти?

‘Дйствительно, Башвудъ какъ нельзя боле годился для выполненія докторскаго плана, и я могла склонить его. на все. Затрудненіе состояло не въ этомъ, а въ неразршенномъ вопрос, который я предложила доктору за минуту передъ тмъ. Я опять повторила его.

‘— Положимъ, что управляющій мистера Армаделя встртитъ своего господина на дебаркадер, сказала я.— Смю да я еще разъ спросить, какимъ образомъ уговоритъ онъ его пріхать сюда?

‘— Не сочтите меня за невжу, возразилъ докторъ самымъ мягкимъ своимъ тономъ,— если и я съ своей стороны спрошу у васъ, кто обыкновенно подстрекаетъ мущинъ на разныя глупости? Конечно, вашъ прекрасный полъ. Слабая сторона каждаго мущины есть женщина. Намъ стоитъ только узнать слабую струну мистера Армаделя, слегка расшевелить ее, и онъ пойдетъ за нами какъ послушный барашекъ. Я замчаю тутъ,— продолжалъ докторъ, раскрывая письмо Армаделя,— многознаменательный намекъ на какую-то молодую двушку. Гд же эта записка къ миссъ Мильрой, о которой упоминаетъ мистеръ Армадель?

‘Не отвчая доктору, я съ внезапнымъ воодушевленіемъ вскочила съ своего мста. Какъ только онъ упомянулъ о миссъ Мильрой, мн вдругъ пришло въ голову все, слышанное отъ Башвуда о ея болзни, и о причин, вызвавшей эту болзнь. Средство заманить Армаделя въ Лчебницу, представилось мн такъ же ясно, какъ представлялся мн самъ докторъ, сидвшій по другую сторону стола и съ удивленіемъ смотрвшій на совершившуюся во мн перемну. О, какъ отрадно мн было употребить наконецъ миссъ Мильрой орудіемъ моихъ цлей!

‘— О записк не заботьтесь, сказала я.— Я изъ предосторожности сожгла ее. Но отъ меня вы узнаете гораздо боле чмъ изъ самой записки. Миссъ Мильрой разскаетъ узелъ! Миссъ Мильрой разршаетъ затрудненіе! Она тайно обручена съ Армаделемъ. До нея дошелъ ложный слухъ о его смерти, и она опасно занемогла въ Торпъ-Амброз. Когда Башвудъ встртитъ его на станціи желзной дороги, первымъ вопросомъ, который по всей вроятности предложитъ ему Армадель, будетъ…

‘— Понимаю! воскликнулъ докторъ, забгая впередъ. Мистеру Башвуду останется только слегка прикрасить истину. Сообщивъ своему господину о ложномъ слух, дошедшемъ до миссъ Мильрой, онъ прибавитъ только, что ударъ этотъ потрясъ ея мозгъ и что она отдана сюда для излченія. Прекрасно. Превосходно! Онъ стремглавъ прискачетъ въ Лчебницу, и замтьте: мы ничмъ не рискуемъ, нтъ необходимости посвящать кого-либо въ нашу тайну. Вдь это не сумашедшій домъ, не привилегированное заведеніе. Тутъ докторскаго свидтельства не нужно! Поздравляю васъ, моя дорогая леди! Поздравляю васъ, а вмст съ тмъ и себя. Позвольте же мн вручить вамъ этотъ указатель поздовъ, въ которомъ я, въ вид особаго вниманія къ мистеру Башвуду, загнулъ надлежащую страничку, и просить васъ, чтобы вы передали ему эту небольшую книжечку вмст съ моимъ искреннимъ привтствіемъ.

‘Вспомнивъ о Башвуд, который уже давно дожидался меня, я взяла книгу, и безъ дальнйшаго разговора простилась съ докторомъ. Вакливо отворяя мн дверь, онъ вдругъ завелъ рчь о томъ благородномъ негодованіи, которое вырвалось у него въ начал нашего свиданія.

‘— Я надюсь, сказалъ онъ, что вы милостиво забудете и простите мн недостатокъ такта и догадливости, выказанный мною въ ту минуту…. ну, словомъ въ ту минуту, какъ а поймалъ муху. Я положительно красню за то, что имлъ глупость буквально понять дамскую шутку! Насиліе въ моей Лчебниц! воскликнулъ докторъ, снова устремляя на меня пристальный взглядъ. Насиліе въ нашемъ просвщенномъ девятнадцатомъ столтіи! Можно ли вообразить себ что-либо смшне? Застегните-ка вашъ бурнусъ, прежде чмъ выйдете отсюда, сегодня такъ холодно и сыро! Не проводить ли мн васъ? Или не дать ли вамъ моего слугу? Нтъ? Ну, да вдь я знаю, что вы всегда были самостоятельны! Всегда поступали по своему произволу! Можно мн будетъ зайдти къ вамъ завтра утромъ, чтобъ узнать, на чемъ вы поршите съ мистеромъ Башвудомъ?

‘Я сказала да, чтобы только освободиться отъ него. Черезъ четверть часа я была дома, и слуга доложилъ мн, что пожилой джентльменъ все еще дожидается меня въ гостиной.

‘У меня не хватаетъ ни духу, ни терпнія, сама не знаю чего именно, чтобы долго останавливаться на разговор, происшедшемъ между мною и Башвудомъ. Мн было такъ легко, такъ унизительно легко вертть во вс стороны эту старую жалкую маріонетку! Я не встртила ни одного изъ тхъ затрудненій, которыя мн пришлось бы встртить, еслибъ я имла дло съ человкомъ мене старымъ, или, мене влюбленнымъ. Я отложила до другаго раза объясненіе намековъ на миссъ Мильрой, казавшихся ему непонятными въ письм Армаделя. Я даже не дала себ труда выдумать благовидную причину, по которой я желала, чтобъ онъ встртилъ Армаделя на станціи желзной дороги, и обманомъ завлекъ его въ Лчебницу. Я нашла нужнымъ сослаться лишь на то, что я писала ему по прізд моемъ въ Лондонъ, и на то, что я говорила ему лично, когда онъ вмсто отвта самъ явился ко мн въ гостиницу.

‘— Вы уже знаете, сказала я,— что бракъ мой былъ несчастливъ. Выводите изъ этого ваши собственныя заключенія и не спрашивайте, на сколько радуетъ меня всть о спасеніи мистера Армаделя.

‘Этого было достаточно, чтобы воспламенить его старое, поблекшее лицо и оживить его прежнія надежды. Мн стоило только прибавить къ этому:

‘— Если вы исполните мою просьбу, какъ бы странна и таинственна она вамъ ни показалась, если вы поврите мн на-слово, что собственно вамъ не угрожаетъ ни малйшая опасность, и что въ свое время вамъ дадутъ надлежащее объясненіе, вы пріобртете такія права на мою благодарность и на мое уваженіе, какихъ не имлъ еще ни одинъ мущина!

‘Мн стоило только произнести эти слова и подкрпить ихъ взглядомъ и тихимъ пожатіемъ руки, чтобы повергнуть Башвуда къ ногамъ моимъ и возбудить въ немъ слпое повиновеніе. О, еслибъ онъ могъ знать что я думала въ эту минуту о самой себ! но не въ этомъ дло: онъ ничего не подозрвалъ.

‘Уже нсколько часовъ прошло съ тхъ поръ, какъ я отправила его съ надлежащими инструкціями и съ указателемъ поздовъ желзной дороги въ ближайшую къ дебаркадеру гостиницу, гд онъ будетъ ждать появленія Армаделя на платформ. Возбужденіе, въ которомъ находилась я въ начал этого вечера, исчезло, и мною снова овладло какое-то нмое, мрачное отупніе. Неужели моя обычная энергія измняетъ мн въ ту самую минуту, когда я всего боле въ ней нуждаюсь? Или я предчувствую какое-нибудь несчастіе, въ которомъ еще не могу дать себ отчета?

‘Пожалуй, я просидла бы еще доле, думая о разныхъ разностяхъ и излагая мои мысли на бумаг, еслибы позволялъ мн дневникъ. Но мо досужее перо слишкомъ скоро довело меня до конца тетради. Я дописываю теперь послдній клочокъ бумаги на послдней страниц, и волею-неволею должна буду навсегда закрыть эту тетрадь.

‘Прости, мой старый другъ, товарищъ многихъ печальныхъ дней! Не имя другой привязанности въ жизни, я начинаю подозрвать себя въ излишней привязанности къ теб.

‘Какая глупость!’

ШЕСТАЯ КНИГА.

I. На дебаркадер.

Вечеромъ 2-го декабря мистеръ Башвудъ въ первый разъ занялъ свой обсерваціонный постъ, на дебаркадер юго-восточной желзной дороги. Это было шестью днями ране того срока, который самъ Алланъ назначилъ для своего возвращенія. Но на основаніи своей медицинской опытности, докторъ предположилъ, что благодаря своему завидлому возрасту, мистеръ Армадель вздумаетъ пожалуй выздоровть гораздо скоре чмъ назначаютъ его медики. Вслдствіе этого, въ видахъ предосторожности, мистеру Башвуду предписано было немедленно начать свои наблюденія на желзной дорог.

Со 2-го и по 7-ое декабря, управляющій аккуратно являлся на платформу, дожидался тамъ прихода позда, и каждый вечеръ возвращался домой, не отыскавъ ни одного знакомаго лица между пассажирами. Со втораго и по седьмое декабря миссъ Гуильтъ (будемъ называть ее тмъ именемъ, подъ которымъ она наиболе намъ извстна), ежедневно получала его донесенія, иногда личныя, иногда письменныя, и сообщала ихъ доктору, который принималъ ихъ въ свою очередь съ непоколебимымъ довріемъ къ принятымъ мрамъ предосторожности, вплоть до утра восьмаго числа. Но въ этотъ день, вроятно вслдствіе долгаго напряженія, въ измнчивомъ характер миссъ Гуильтъ произошла замтная перемна къ худшему, которая весьма странно отразилась и на доктор, когда онъ, по обыкновенію, явился къ ней съ своимъ ежедневнымъ визитомъ. Вслдствіе страннаго совпаденія обстоятельствъ (враги его быть-можетъ заподозрили бы тутъ не одну простую случайность), утро, въ которое миссъ Гуильтъ потеряла терпніе, поколебало также и довріе доктора къ успху ихъ общаго предпріятія.

— Какъ водится, никакихъ новостей, сказалъ онъ, опускаясь на стулъ съ тяжелымъ вздохомъ.— Подождемъ! Подождемъ!

Миссъ Гуильтъ сердито оторвала свои глаза отъ работы и посмотрла на него.

— Вы сегодня какъ убитый, сказала она.— Чего вы еще трусите теперь?

— Обвиненіе въ трусости, торжественно отвчалъ докторъ,— на столько важно, сударыня, что его не должно слишкомъ поспшно взводить на мущину, даже еслибъ этотъ мущина принадлежалъ къ такой исключительно-миролюбивой профессіи, къ какой принадлежу я. Я нисколько не трушу, но какъ вы гораздо правильне изволили выразиться въ вашей первой фраз, я нахожусь въ большомъ уныніи. По природ я весьма доврчивъ и лишь теперь предвижу то, что долженъ бы былъ предвидть еще съ недлю тому назадъ….

Миссъ Гуильтъ нетерпливо бросила свою работу.

— Еслибы слова стоили денегъ, сказала она, то страсть къ болтовн ввела бы васъ въ большія издержки!

— …Что я могъ и долженъ бы былъ предвидть еще съ недлю тому назадъ, не смущаясь повторилъ докторъ.— Короче сказать, я далеко не увренъ теперь, чтобы мистеръ Армадель безъ борьбы согласился на условія, которыя вы, и особенно я, необходимо должны будемъ возложить на него. Замтьте! Я не сомнваюсь, что намъ удастся заманить его въ Лчебницу, я боюсь только, что онъ окажется далеко не такимъ сговорчивымъ, какъ я предполагалъ сначала. Вообразите себ, сказалъ докторъ, въ первый разъ поднимая глаза и пытливо устремляя ихъ на миссъ Гуильтъ:— вообразите себ, что онъ выкажетъ смлость, упрямство, все что вамъ угодно, и выдержитъ этотъ арестъ не только въ продолженіе нсколькихъ недль, но даже въ продолженіе нсколькихъ мсяцевъ къ ряду, какъ выдерживали многіе другіе до него. Что же выйдетъ изъ этого? Опасность держать его въ насильственномъ заключеніи, постепенно уничтожать его, если я смю такъ выразиться, будетъ постоянно рости и возрастетъ наконецъ до огромныхъ размровъ. Въ настоящую минуту домъ мой уже готовъ для пріема паціентовъ, которые, быть-можетъ, явятся черезъ недлю. Они могутъ войдти въ сношенія съ мистеромъ Армаделемь, или наоборотъ, мистеръ Армадель можетъ войдти въ сношенія съ ними. Чего добраго, онъ подкупитъ прислугу и дастъ знать коммиссарамъ, назначеннымъ для осмотра сумашедшихъ домовъ. А извстно, что этимъ джентльменамъ,— нтъ! этимъ узаконеннымъ деспотамъ свободной страны,— стоитъ только обратиться къ лорду-канцлеру за разршеніемъ, чтобы получить свободный доступъ въ мое заведеніе. Боже праведный! Сыщики въ моей Лчебниц, которую они могутъ обшарить сверху до низу, когда бы имъ ни вздумалось! Я не хочу заране отчаиваться или тревожить васъ, я не говорю чтобы принятыя нами мры предосторожности не были наилучшими изъ доступныхъ для насъ мръ, я прошу васъ только представить себ вторженіе этихъ коммиссаровъ въ мой домъ и потомъ сообразить послдствія. Послдствія! повторилъ докторъ, угрюмо вставая съ своего мста и хватаясь за шляпу, какъ будто онъ собирался уйдти.

— Не имете ли вы еще чего сказать мн? спросила миссъ Гуильтъ.

— Не имете ли и вы съ своей стороны сдлать мн какихъ-либо замчаній? возразилъ докторъ.

Онъ стоялъ со шляпой въ рук, дожидаясь отвта. Въ продолженіе цлой минуты оба молча смотрли другъ на друга.

Миссъ Гуильтъ заговорила первая.

— Мн кажется, я начинаю понимать васъ, сказала она, внезапно становясь спокойною.

— Виноватъ, отвчалъ докторъ, прикрывая ухо рукой.— Не разслыхалъ, что вы сказали?

— Ничего!

— Ничего?

— Еслибы вамъ случилось поймать сегодня другую муху, снова начала миссъ Гуильтъ, съ выраженіемъ горькаго сарказма,— я, быть-можетъ, удостоила бы васъ другою забавною шуточкой.

Докторъ съ мольбой поднялъ руки и посмотрлъ такъ, какъ будто къ нему снова начинало возвращаться его веселое расположеніе духа.

— Это жестоко съ вашей стороны, что вы до сихъ поръ не прощаете мн моего промаха! тихо проговорилъ онъ.

— Говорите, что вамъ нужно? Я жду, сказала миссъ Гуильтъ.

Она презрительно повернула свой стулъ къ окну и снова взялась за работу.

Докторъ сталъ позади ея и облокотился на спинку ея стула.

— Прежде всего мн нужно сдлать вамъ одинъ вопросъ, сказалъ онъ,— а потомъ дать небольшой совтъ. Если вы соблаговолите почтить меня своимъ вниманіемъ, то я начну съ вопроса.

— Я васъ слушаю.

— Вы знаете, что мистеръ Армадель живъ, продолжалъ докторъ,— и что онъ возвращается въ Англію. Для чего же продолжаете вы носить по немъ трауръ?

Она отвчала ему безъ малйшаго колебанія, и не отрываясь отъ своей работы:

— Потому что я подобно вамъ чрезвычайно доврчива, и до послдней минуты разчитываю на случайности. Почему знать, можетъ-быть мистеръ Армадель умретъ, возвращаясь на родину?

— А если онъ вернется живымъ и здоровымъ, тогда что?

— Тогда останется еще одинъ шансъ.

— Позвольте спросить, какой?

— Онъ можетъ умереть въ вашей Лчебниц.

— Сударыня! возразилъ докторъ густымъ басомъ, который онъ приберегалъ для взрывовъ благороднаго негодованія.— Погодите! Вы говорили сейчасъ о случайностяхъ, снова началъ онъ, впадая въ свой прежній, мягкій тонъ.— Да! да, конечно. Теперь я понимаю васъ. Даже и медицина подвержена случайностямъ, даже и такая Лчебница, какъ моя, можетъ быть посщаема смертію. Именно такъ! Именно такъ! сказалъ докторъ, длая безкорыстную уступку.— Въ самомъ дл, нельзя отрицать существованія случайностей, если только вы ршаетесь имъ довриться. Замтьте, я говорю съ особеннымъ удареніемъ на этихъ словахъ: если вы ршаетесь имъ довриться.

Прошла еще одна минута молчанія, молчанія столь глубокаго, что въ комнат не слышно было ничего, кром быстраго движенія иголки миссъ Гуильтъ.

— Продолжайте, сказала она,— вы еще не кончили.

— Правда! сказалъ докторъ.— Вопросъ сдланъ, теперь очередь за совтомъ. Вы увидите, моя дорогая леди, что я съ своей стороны не намренъ довряться случайностямъ. Размышленія убдили меня, что относительно помщенія, мы съ вами не пользуемся тми удобствами, которыя могутъ оказаться для насъ необходимыми. Въ этой быстро обстраивающейся мстности кэбы еще рдкость. Я нахожусь въ двадцати, минутахъ ходьбы отъ васъ, точно такъ же какъ вы находитесь въ двадцати минутахъ ходьбы отъ меня. Характеръ мистера Армаделя для меня совершенно незнакомъ, между тмъ какъ вы его хорошо изучили. Какъ знать, можетъ-быть мн понадобятся ваши совты безъ малйшаго отлагательства? А какимъ образомъ буду я въ состояніи получить ихъ, не живя съ вами подъ одною кровлей? И потому, ради нашихъ общихъ интересовъ, я умоляю васъ, моя дорогая леди, переселиться на нкоторое время въ мою Лчебницу.

Быстрая игла миссъ Гуильтъ мгновенно остановилась.

— Я понимаю васъ, сказала она, такъ же тихо какъ и прежде.

— Виноватъ, сказалъ докторъ, снова длаясь глухимъ и прикрывая ухо рукой.

Она засмялась про себя тихимъ, ужаснымъ смхомъ, отъ котораго докторъ вздрогнулъ и внезапно отдернулъ свою руку отъ спинки ея стула.

— Переселиться въ вашу Лчебницу? повторила она — И это предлагаете вы, рабъ приличій? Неужели вы ршаетесь пренебречь ими?

— Ни мало! съ увлеченіемъ отвчалъ докторъ.— Меня удивляетъ вашъ вопросъ. Видали ли вы когда-нибудь человка, моего званія и значенія, который пренебрегалъ бы приличіями? Если вы сдлаете мн честь принять мое приглашеніе, то вы вступите въ мою Лчебницу въ званіи, положительно не доступномъ ни для какихъ подозрній, въ званіи паціентки.

— Когда вамъ нуженъ мой отвтъ?

— Да не можете ли вы ршить это сегодня?

— Нтъ.

— А завтра?

— Да. Не имете ли вы еще чего сказать мн?

— Ничего боле.

— Въ такомъ случа уходите. Я не соблюдаю приличій. Я желаю остаться одна, и прямо говорю это. Прощайте.

— О женщины! женщины! воскликнулъ докторъ, снова развеселяясь.— Какіе очаровательные порывы! Какая восхитительная безпечность относительно того, что и какъ он говорятъ! О женщина, существо неврное и робкое, на которое такъ трудно угодить въ часы нашего досуга! Ну! ну! ну! Прощайте, прощайте!

Миссъ Гуильтъ встала и презрительно посмотрла на него изъ окна, когда онъ вышелъ на улицу.

‘Въ первый разъ самъ Армадель подвинулъ меня на это, сказала она,— во второй разъ Мануэль. Неужели я допущу тебя, низкаго негодяя, склонить меня на это въ третій и послдній разъ?’

Она отвернулась отъ окна и задумчиво посмотрла въ зеркало на свое траурное платье.

Часы летли, она ни на что не ршилась. Наступила ночь, она не переставала колебаться. Разсвло утро новаго дня, а ужасный вопросъ все еще оставался не разршеннымъ.

Съ первою почтой она получила письмо. То былъ обыкновенный рапортъ Башвуда. Онъ увдомлялъ, что еще разъ напрасно прождалъ Аллана.

‘Мн нуженъ боле длинный срокъ! ршила она съ сердцемъ.— Никто не заставитъ меня дйствовать скоре чмъ я желаю!’

Сидя въ это утро за завтракомъ (это было девятаго декабря), докторъ удивленъ былъ появленіемъ миссъ Гуильтъ въ его кабинет.

— Мн нуженъ еще день отсрочки, сказала она, какъ только слуга заперъ за нею дверь.

Докторъ посмотрлъ на нее и ясно увидлъ по ея лицу, что противорчіе было бы опасно.

— Время уходитъ, сказалъ онъ самымъ убдительнымъ голосомъ.— Почему знать, можетъ мистеръ Армадель прідетъ сюда сегодня вечеромъ.

— Мн нуженъ еще день! повторила она громко и запальчиво.

— Согласенъ! сказалъ докторъ, безпокойно поглядывая на дверь.— Не говорите слишкомъ громко, слуги могутъ услыхать васъ. Не забывайте! прибавилъ онъ:— что ваша честь порукой мн за то, что вы не потребуете новой отсрочки.

— Совтую вамъ лучше разчитывать на мое отчаяніе, сказала она и вышла.

Докторъ тихо засмялся, и разбилъ скорлупку яйца.

‘Ты совершенно права, моя милая! подумалъ онъ. Помню я, куда привело тебя нкогда твое отчаяніе, полагаю, что оно и на этотъ разъ приведетъ тебя туда же.’

Въ этотъ же самый вечеръ, въ семь часовъ съ четвертью, мистеръ Башвудъ, по обыкновенію, занялъ свой обсерваціонный постъ на платформ дебаркадера Лондонскаго моста.

Онъ былъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа, безпрестанно смялся, подмигивалъ. И причиной такой внезапной перемны вовсе не было сознаніе, что онъ иметъ возможность вліять на судьбу миссъ Гуильтъ, благодаря короткому знакомству съ ея прошедшимъ. Это сознаніе поддерживало его въ уединеніи торпъ-амброзской жизни, оно придало ему ту увренность въ обращеніи, которую подмтила въ немъ сама миссъ Гуильтъ, но съ той минуты, какъ послдняя возвратила ему свою прежнюю благосклонность, сознаніе это значительно ослабло подъ электрическимъ вліяніемъ ея рукопожатій и взглядовъ. Тщеславіе, которое въ людяхъ этого возраста бываетъ лишь замаскированнымъ отчаяніемъ, вознесло его еще разъ на верхъ блаженства. Онъ снова поврилъ ей, такъ какъ онъ врилъ теперь въ свое щегольское зимнее пальто, и въ свою изящную тросточку, годную для юношей. Онъ даже напвалъ! жалкій, изношенный старикашка, не пвшій съ самаго дтства, мурлыкалъ теперь, расхаживая по платформ, отрывки какой-то старой, давно позабытой псни.

Поздъ долженъ былъ придти въ восемь часовъ вечера. Въ пять минутъ девятаго раздался свистокъ, а черезъ другія пять минутъ пассажиры высыпали на платформу.

Слдуя даннымъ инструкціямъ, мистеръ Башвудъ сталъ пробираться сквозь толпу вдоль линіи вагоновъ, и не отыскавъ не одного знакомаго лица, вошелъ въ пріемную таможни, чтобъ еще разъ пересмотрть пассажировъ.

Оглядвъ всю комнату и убдившись еще разъ, что присутствующіе были совершенно ему незнакомы, онъ съ удивленіемъ услыхалъ раздавшееся позади его восклицаніе:

— Неужели это вы, мистеръ Башвудъ!

Онъ быстро повернулся и встртился лицомъ къ лицу съ человкомъ, котораго всего мене ожидалъ видть.

Это былъ Мидвинтеръ.

II. Въ дом.

Замтивъ смущеніе мистера Башвуда и окинувъ взглядомъ его странный костюмъ, Мидвинтеръ заговорилъ первый.

— Я вижу, что удивляю васъ, сказалъ онъ.— Вы вроятно искали кого-нибудь другаго? Какія извстія отъ Аллана? Не возвращается ли онъ домой?

Вопросъ объ Аллан, весьма естественный со стороны Мидвинтера, еще боле увеличилъ смущеніе Башвуда. Не зная какъ выпутаться изъ своего затруднительнаго положенія, онъ сталъ искать спасенія во лжи.

— Я ничего не знаю о мистер Армадел, ровно ничего не знаю, сэръ, отвчалъ онъ съ неумстною торопливостью и горячностію.— Очень радъ снова видть васъ въ Англіи, сэръ, продолжалъ онъ порывисто, стараясь перемнить разговоръ.— Я не зналъ, что вы были за границей. Сколько времени прошло съ тхъ поръ какъ мы не имли удовольствія, какъ я не имлъ удовольствія… Понравилось ли вамъ за границей, сэръ? Совсмъ другіе обычаи нежели у насъ, да, да, да, совсмъ другіе обычаи! Надолго ли вы къ намъ, сэръ?

— Самъ не знаю, сказалъ Мидвинтеръ. — Сверхъ моего ожиданія, я принужденъ былъ внезапно измнить свои планы и вернуться въ Англію.

Выраженіе его мгновенно перемнилось, онъ помолчалъ немного и потомъ тихо прибавилъ.

— Серіозныя опасенія вызвали меня сюда, и я ничего не могу сказать вамъ о своихъ будущихъ планахъ, покамстъ опасенія эти не разсятся.

Между тмъ какъ онъ говорилъ, свтъ лампы падалъ прямо на его лицо, и мистеръ Башвудъ, въ первый разъ замтилъ, что онъ страшно измнился и похудлъ.

— Весьма сожалю объ этомъ, сэръ, весьма сожалю, увраю васъ. Не могу ли я бытъ для васъ чмъ-нибудь подвезенъ? проговорилъ мистеръ Башвудъ отчасти побуждаемый своею нервическою вжливостью, а отчасти воспоминаніями о томъ, что сдлалъ для него нкогда Мидвинтеръ въ Торпъ-Амброз.

Мидвинтеръ поблагодарилъ его и съ грустію отвернулся въ другую сторону.

— Къ сожалнію, вы не можете быть мн полезны, мистеръ Башвудъ, но тмъ не мене я весьма благодаренъ вамъ за участіе, онъ остановился и задумался: — А что, если причиною этому не болзнь? Если съ ней случилось какое-нибудь несчастіе? проговорилъ онъ какъ бы самъ про себя, снова повертываясь къ управляющему.— Въ Торпъ-Амброз вроятно можно будетъ разузнать о ней, если даже она и ухала отъ своей матери.

Любопытство мистера Башвуда было сильно возбуждено. Весь женскій полъ интересовалъ его теперь въ лиц миссъ Гуильтъ.

— Даму, сэръ? спросилъ онъ.— Вы ищете даму?

— Я ищу мою жену, просто отвчалъ Мидвинтеръ.

— Какъ, уже женились, сэръ! воскликнулъ мистеръ Башвудъ.— женились съ тхъ поръ какъ я не имлъ удовольствія васъ видть! Смю спросить васъ?…

Мидвинтеръ въ смущеніи потупилъ взоръ.

— Вы знавали ее въ былое время, сказалъ онъ.— Я женился на миссъ Гуильтъ.

Управляющій отскочилъ назадъ, какъ будто въ него прицлились заряженнымъ пистолетомъ. Глаза его заблистали какъ у сумашедшаго, и онъ задрожалъ съ головы до ногъ своею обыкновенною нервическою дрожью.

— Что съ вами? спросилъ Мидвинтеръ.

Отвта не было.

— Что тутъ такого поразительнаго, продолжалъ онъ нетерпливо,— что миссъ Гуильтъ моя жена?

— Ваша жена? слабо повторилъ мистеръ Башвудъ.— Мистрисъ Армадель!…

Онъ сдлалъ надъ собою отчаянное усиліе, и не сказалъ боле ни слова.

Удивленіе, выразившееся на лиц управляющаго, немедленно отразилось и на лиц Мидвинтера. Имя, подъ которымъ онъ тайно обвнчался съ своею женой, произносилось теперь человкомъ, котораго онъ никогда не выбралъ бы себ въ повренные! Онъ взялъ мистера Башвуда подъ руку и отвелъ его въ боле уединенный уголокъ дебаркадера.

— Вы сейчасъ упомянули о моей жен, сказалъ онъ, и вслдъ затмъ произнесли имя мистрисъ Армадель. Что это значитъ?

Отвта опять не послдовало. Ничего ровно не понимая, кром того, что онъ попался въ большой просакъ, который былъ для него совершенною загадкой, мистеръ Башвудъ попытался было отдлаться отъ Мидвинтера, но совершенно напрасно.

Молодой человкъ строго повторилъ свой вопросъ.

— Я снова спрашиваю у васъ, сказалъ онъ,— что это значитъ?

— Ничего, сэръ! Клянусь честію, ничего!

Онъ почувствовалъ, что рука Мидвинтера все крпче и крпче сжимала его руку, онъ увидалъ, не взирая на темноту уголка, въ которомъ они стояли, что Мидвинтеръ начинаетъ горячиться, и что съ нимъ шутить опасно. Крайность внушила ему единственное средство, за которое обыкновенно хватаются трусливые люди въ виду угрожащей имъ опасности — ложь.

— Я хотлъ только сказать, сэръ, началъ онъ съ отчаянной попыткою смотрть и говорить самоувренно,— что мистеръ Армадель чрезвычайно удивился бы.

— Вы сказали мистрисъ Армадель.

— Нтъ, сэръ, даю вамъ честное слово, что вы ошибаетесь! Я сказалъ мистеръ Армадель, да и могъ ли я сказать иначе? Позвольте мн идти, сэръ, мн некогда. Увряю васъ, что мн некогда!

Мидвинтеръ придержалъ его еще на одну минуту, и въ эту минуту онъ ршилъ какъ ему дйствовать.

Безпокойство о жен, которымъ онъ объяснялъ свое внезапное возвращеніе въ Англію, было весьма естественно возбуждено въ немъ прекращеніемъ переписки съ ея стороны въ продолженіе цлой недли, между тмъ какъ она имла обыкновеніе писать къ нему черезъ два или три дня. Когда онъ услыхалъ отъ управляющаго имя ‘мистрисъ Армадель’, такъ близко сопоставленное съ именемъ его жены, первое, смутно страшное подозрніе въ томъ, что молчаніе ея имло какую-нибудь другую причину, кром несчастія и болзни, какъ холодомъ охватило его душу. Онъ припомнилъ и другія неаккуратности въ ея переписк съ нимъ, которыя до сихъ поръ казались ему только странными, а теперь прямо возбуждали его подозрніе. До сихъ поръ онъ безусловно врилъ приводимымъ ею оправданіямъ въ томъ, что она не можетъ дать ему боле опредленнаго адреса, какъ въ почтовую контору. Теперь онъ въ первый разъ заподозрилъ въ этихъ причинахъ одинъ пустой предлогъ. По прибытіи въ Лондонъ онъ ршился навести о ней справки въ единственномъ мст, куда ему открытъ былъ доступъ, въ дом, гд, по ея словамъ, жила ея мать. Но (въ силу побужденія, въ которомъ онъ страшился дать себ отчетъ, хотя оно заглушало въ немъ вс другія соображенія) онъ захотлъ прежде всего разгадать, какимъ образомъ мистеръ Башвудъ узналъ тайну его брака, извстную лишь ему самому, да его жен. Сдлать прямой вопросъ управляющему при его характер и настоящемъ настроеніи духа было бы очевидно безполезно. Притворство въ этомъ случа становилось для Мидвинтера горькою необходимостью. Онъ выпустилъ руку мистера Башвуда и удовольствовался его объясненіями.

— Извините меня, сказалъ онъ,— я увренъ, что вы говорите правду. А невжливость мою отнесите лишь къ безпокойству и усталости. Прощайте, добрый вечеръ!

Станція въ это время почти совершенно опустла, потому что пассажиры собрались въ таможню для полученія своихъ вещей. Не легко было Мидвинтеру, распростившись съ мистеромъ Башвудомъ, въ то же время не выпускать его изъ виду, но ранній жизненный опытъ, пріобртенный имъ у цыгана-хозяина, научилъ его тмъ хитростямъ, къ которымъ онъ поневол долженъ былъ теперь прибгнуть. Онъ пошелъ по направленію къ таможн мимо пустыхъ вагоновъ, заглянулъ въ одинъ изъ нихъ какъ бы для того чтобы взять оттуда позабытую вещь и увидалъ мистера Башвуда, пробиравшагося къ линіи кэбовъ по ту сторону платформы. Въ одну минуту Мидвинтеръ перебрался туда же, прошелъ сквозь длинный рядъ экипажей и сталъ огибать ихъ со стороны наиболе удаленной отъ платформы. Онъ слъ во второй кэбъ, слва, между тмъ какъ мистеръ Башвудъ садился въ первый кэбъ справа.

— Я заплачу теб вдвое, сказалъ онъ кучеру,— только не выпускай изъ виду передняго кэба, и слди за нимъ всюду, куда бы онъ ни похалъ.

Черезъ минуту оба экипажа выхали изъ дебаркадера, Между тмъ сторожъ, сидвшій у воротъ, записывалъ маршрутъ кэбовъ, по мр того какъ они вызжали со станціи, Мидвинтеръ слышалъ, какъ поровнявшись со сторожемъ, кучеръ его крикнулъ: ‘Въ Гампстедъ!’

— Почему ты назвалъ Гампстедъ? спросилъ онъ его, когда они выхали изъ воротъ.

— Потому что кучеръ передняго кэба назвалъ Гампстедъ, сэръ, отвчалъ возница.

Нсколько разъ въ продолженіи этого утомительнаго путешествія въ сверо-западное предмстіе Мидвинтеръ спрашивалъ, виднъ ли впереди кэбъ, и всякій разъ кучеръ отвчалъ: ‘Мы не отстаемъ отъ него.’

Наконецъ, между девятью и десятью часами вечера, лошади остановились, Мидвинтеръ вышелъ и увидалъ передній кэбъ, стоявшій у подъзда какого-то дома. Убдившись, что это былъ кэбъ мистера Башвуда, онъ заплатилъ своему кучеру общанную награду и отпустилъ его домой.

Потомъ онъ сталъ ходить взадъ и впередъ у подъзда. Смутное, но ужасное подозрніе, овладвшее его душой на дебаркадер, приняло теперь боле опредленную форму и сдлалось ему ненавистно. Безъ малйшей видимой причины заподозрилъ онъ врность своей жены, а въ мистер Башвуд увидалъ ея сообщника. Страшась своей собственной болзненной фантазіи, онъ ршился записать нумеръ дома, названіе улицы, въ которой онъ стоялъ, и потомъ, изъ чувства справедливости къ жен, прямо отправиться въ тотъ домъ, на который указывала она какъ на жилище своей матери.

Онъ приготовилъ бумажникъ и уже направился-было въ уголъ улицы, какъ вдругъ замтилъ, что кучеръ, привезшій мистера Башвуда, смотритъ на него съ какимъ-то подозрительнымъ удивленіемъ. Ему немедленно пришла въ голову мысль распроситъ его. Онъ досталъ изъ кармана полкроны и опустилъ ее въ руку возницы.

— Куда пошелъ этотъ джентльменъ, котораго ты привезъ со станціи, спросилъ онъ,— не въ этотъ ли домъ?

— Точно такъ, сэръ.

— Кого онъ спросилъ, когда ему отворили?

— Онъ спросилъ какую-то леди, сэръ. Мистрисъ…. Кучеръ запнулся.— Мудреное имя, сэръ, я бы сейчасъ узналъ его, еслибы вы назвали.

— Не Мидвинтеръ ли?

— Нтъ, сэръ.

— Армадель?

— Именно такъ, сэръ. Мистрисъ Армадель.

— Увренъ ли ты, что онъ спрашивалъ мистрисъ, а не мистера?

— Я на столько въ этомъ увренъ, сэръ, на сколько можетъ быть увренъ человкъ, не обратившій на это особеннаго вниманія.

Сомнніе, выразившееся въ этомъ послднемъ отвт, побудило Мидвинтера приступить къ немедленному изслдованію дла. Войдя на крыльцо, онъ поднялъ-было руку, чтобы взяться за звонокъ, но внутреннее волненіе совершенно его обезсилило. Голова его закружилась: изъ сердца какъ будто выпрыгнуло что-то и ударило ему въ мозгъ. Онъ ухватился за перила, повернулся лицомъ къ втру и мужественно ждалъ пока не возвратились его силы. Тогда онъ ршился позвонить.

— Дома ли?… хотлъ онъ спросить ‘мистрисъ Армадель’, когда горничная отворила дверь, но даже и его ршимость произнести это имя оказалась безсильною…. Дома ли ваша госпожа? спросилъ онъ.

— Дома, сэръ.

Горничная провела его въ заднюю комнату и представила его маленькой старушк съ пріятными манерами и парой блестящихъ глазъ.

— Вроятно, тутъ есть какая-нибудь ошибка, сказалъ Мидвинтеръ.— Я желалъ видть…. онъ попытался-было еще разъ произнести извстное имя, но усилія его снова оказались тщетными.

— Мистрисъ Армадель? съ улыбкою подсказала маленькая старушка.

— Да.

— Провели джентльмена наверхъ, Дженни.

— Прикажете доложить о васъ, сэръ?

— Не надо.

Мистеръ Башвудъ только-что усплъ дать отчетъ о случившемся на желзной дорог, а повелительница его еще сидла какъ убідтая подъ впечатлніемъ неожиданнаго извстія, когда дверь отворилась, и Мидвинтеръ внезапно появился на порог. Сдлавъ шагъ впередъ, онъ машинально затворилъ за собою дверь. Потомъ молча остановился предъ своею женой съ страшнымъ, неестественнымъ самообладаніемъ, окинувъ ее съ ногъ до головы пытливымъ, долгимъ взглядомъ. И она съ своей стороны молча встала, молча выпрямилась на ковр въ своемъ траурномъ вдовьемъ плать и молча посмотрла на своего мужа.

Онъ сдлалъ еще одинъ шагъ впередъ, и снова остановился, потомъ поднялъ руку и своимъ тонкимъ смуглымъ пальцемъ указалъ на ея платье.!

— Это что значитъ? спросилъ онъ, не теряя своего грознаго самообладанія и не опуская вытянутой руки.

При звук его голоса трепетное колыханіе ея груди, бывшее единственнымъ выраженіемъ ея внутреннихъ терзаній, мгновенно прекратилось. Она стояла въ загадочномъ молчаніи, неподвижная, еле дышащая, какъ будто вопросъ его сразилъ ее громомъ, а его протянутая рука превратила ее въ камень.

Сдлавъ еще одинъ шагъ впередъ, онъ снова повторилъ свой вопросъ, еще тише и спокойне чмъ прежде.

Не говори она ни слова, и она была бы спасена. Но роковая сила ея характера восторжествовала въ эту критическую минуту ихъ общей судьбы. Блдная, спокойная, съ суровымъ и какъ бы отжившимъ лицомъ выступила она на встрчу грозной опасности и мужественно произнесла т безвозвратныя слова, въ которыхъ она отреклась отъ него на вки.

— Мистеръ Мидвинтеръ, сказала она нестественно рзко и внятно,— наше знакомство едва ли даетъ вамъ право говорить со мною такимъ образомъ.

Произнося эти слова, она упорно смотрла внизъ, и съ лица ея сбжала послдняя краска.

Наступило молчаніе. Не сводя съ нея глазъ, онъ началъ вслухъ припоминать сказанныя ею слова:

— Она назвала меня ‘мистеромъ Мидвинтеромъ’, проговорилъ онъ медленнымъ шепотомъ.— Она говоритъ о ‘нашемъ знакомств’!…

Онъ замолчалъ на минуту и окинулъ взглядомъ всю комнату. Его блуждающіе глаза въ первый разъ увидали мистера Башвуда, который стоялъ подл камина, наблюдая за нимъ и дрожа всмъ тломъ.

— Когда-то я былъ для васъ полезенъ, сказалъ ему Мидвинтеръ,— и вы увряли, что никогда этого не забудете. Готовы ли вы доказать мн теперь вашу благодарность, отвчая на мои вопросы?

Онъ снова остановился, а мистеръ Башвудъ, молча стоялъ у камина, не переставая дрожать и наблюдать за Мидвинтеромъ.

— Я вижу, что вы смотрите на меня, продолжалъ Мидвинтеръ.— Нтъ ли во мн какой-нибудь перемны, которой я и самъ не замчаю? Не вижу ли я вещи, которыхъ вы не видите? Не слышу ли я слова, которыхъ вы не слышите? Не брежу ли я на яву и не имю ли я видъ человка, лишившагося разсудка?

Онъ снова остановился, но молчаніе не нарушалось. Глаза его заблестли, и пылкая кровь дикаря, наслдованная имъ отъ матери, медленно разлилась по его смугло-блднымъ щекамъ.

— Не правда ли, это та самая женщина, которую вы нкогда знали подъ именемъ миссъ Гуильтъ? спросилъ онъ.

Еще разъ жена его призвала на помощь свое роковое мужество, еще разъ произнесла она роковыя слова.

— Я принуждена напомнить вамъ, сказала она,— что вы слишкомъ злоупотребляете правами простаго знакомства и забываете то уваженіе, которымъ вы обязаны мн какъ женщин.

Онъ вдругъ повернулся къ ней съ какимъ-то дикимъ порывомъ, который вызвалъ крикъ ужаса со стороны мистера Башвуда.

— Жена вы мн, или нтъ? спросилъ онъ, стиснувъ зубы.

Тогда она въ первый разъ подняла на него свои глаза, изъ глубины которыхъ какъ будто сверкнулъ на него злой духъ отчаянія и презрнія.

— Я не жена вамъ, отвчала она.

Онъ зашатался, вытянулъ руки, какъ человкъ, ищущій опоры, потомъ, прислонившись къ стн, сталъ смотрть на женщину, которая покоилась нкогда на груди его, а теперь въ глазахъ его отрекалась отъ него навки.

Мистеръ Башвудъ, объятый ужасомъ, незамтно подкрался къ ней сзади.

— Спрячьтесь сюда! Прошепталъ онъ, пытаясь увлечь ее къ дверямъ, ведшимъ въ сосдшою комнату.— Бога ради, спрячьтесь скоре, или онъ убьетъ васъ!

Она тихо отвела отъ себя старика, взглянула на него съ сверкающимъ лицомъ, которое напрасно пыталось улыбнуться, и отвчала:

— Пусть онъ убьетъ меня!

Услыхавъ это, Мидвинтеръ съ ужаснымъ крикомъ отскочилъ отъ стны. Бшеная ярость, сверкнула въ его безумныхъ глазахъ и стала угрожать ей въ его протянутыхъ рукахъ. Онъ ринулся на нее съ дикимъ порывомъ, но потомъ внезапно остановился. Яркій румянецъ быстро исчезъ съ его лица, вки закрылись, вытянутыя руки задрожали, и онъ замертво упалъ въ объатія жены, которая только-что отреклась отъ него.

Опустившись на-полъ, она положила его голову къ себ на колни, потомъ схватила за руку управляющаго, подбжавшаго къ ней на помощь и сжала ее какъ въ тискахъ.

— Бгите за докторомъ, сказала она,— а до его прихода не велите никого впускать сюда.

Въ ея голос, глазахъ было нчто такое, что заставило бы каждаго повиноваться ей безпрекословно. Мистеръ Башвудъ повиновался и поспшно вышелъ изъ комнаты.

Оставшись одна, она приподняла голову Мидвинтера съ своихъ колнъ, приблизила его безжизненное лицо къ своему лицу, обвила его своими руками и стала нжно убаюкивать его на груди своей, заливаясь слезами и терзаясь невыразимымъ раскаяніемъ. Несчастная женщина молча держала его въ своихъ объятіяхъ, молча осыпала поцлуями его лобъ, щеки и уста. Ни одинъ звукъ не вырвался у нея до тхъ поръ, пока она не услыхала стука шаговъ на лстниц. Тогда тихій стонъ вылетлъ изъ груди ея, она бросила на него послдній взглядъ, и прежде чмъ отворилась дверь, снова опустила его голову на свои колни.

Хозяйка дома и управляющій вошли первые, а за ними и медикъ, жившій по сосдству. Онъ до того пораженъ былъ ея красотою и выражавшимся на ея лиц ужасомъ, что съ минуту никого не видалъ вокругъ себя. Нсколько разъ должна она была указать ему на больнаго, прежде чмъ онъ ршился оторвать отъ нея свой дрглядъ.

— Живъ ли онъ? спросила она.

Медикъ перенесъ Мидвинтера на диванъ, и приказалъ отворитъ окна.

— Это не боле какъ обморокъ, сказалъ онъ.

Только тутъ почувствовала она, что силы ей измняютъ. Она глубоко вздохнула и прислонилась къ камину. Одинъ мистеръ Башвудъ замтилъ ея изнеможеніе. Онъ отвелъ ее на противоположный конецъ комнаты, усадилъ ее въ спокойное кресло, а хозяйку дома оставилъ съ медикомъ ухаживать за больнымъ.

— Ужъ не намрены ли вы оставаться тутъ до тхъ поръ пока онъ не придетъ въ себя? прошепталъ управляющій, робко посматривая на диванъ и дрожа всмъ тломъ.

Этотъ вопросъ какъ бы привелъ ее въ чувство, и она вдругъ увидала себя лицомъ къ лицу съ безпощадною необходимостію. Съ тяжелымъ вздохомъ посмотрла она на диванъ, подумала немного, и отвчала на вопросъ мистера Башвуда другимъ вопросомъ.

— Здсь ли тотъ кэбъ, въ которомъ вы пріхали съ желзной дороги?

— Здсь.

— Ступайте немедленно въ Лчебницу и ждите меня у воротъ.

Мистеръ Башвудъ колебался. Она устремила на него свои глаза, и однимъ взглядомъ заставила его выйдти изъ комнаты.

— Джентльменъ очнулся, сударыня, сказала хозяйка, когда управляющій заперъ за собою дверь. Онъ сейчасъ вздохнулъ.

Она молча кивнула головою, встала, подумала немного, еще разъ посмотрла на диванъ и ушла въ свою комнату.

Черезъ нсколько минутъ медикъ отошелъ отъ дивана и подалъ знакъ хозяйк, чтобъ и она также удалилась. Больной былъ теперь вн опасности, и окружающимъ ничего боле не оставалось длать, какъ дать ему постепенно придти въ себя.

— Гд она? былъ его первый вопросъ хозяйк и доктору, которые безпокойно наблюдали за его состояніемъ.

Хозяйка постучалась въ дверь и не получила отвта, потомъ вошла въ комнату и увидала, что она пуста. На туалетномъ стол лежалъ исписанный листъ почтовой бумаги, а на немъ деньги за визитъ доктора. Письмо, вроятно, написано было съ большою торопливостью и въ сильномъ волненіи, оно заключалось въ слдующемъ: ‘Посл всего случившагося мн невозможно оставаться здсь доле. Я возвращусь завтра, чтобы забрать свои вещи и расквитаться съ вами.’

— Гд она? снова повторивъ Мидвинтеръ, когда хозяйка вернулась изъ гостиной.

— Она ушла, сэръ.

— Не можетъ быть!

Старушка вспыхнула.

— Если вамъ знакомъ ея почеркъ, сэръ, отвчала она, подавая ему записку,— то, бытъ-можетъ, вы поврите вотъ этому?

Онъ взглянулъ на бумажку.

— Простите меня, сударыня, сказалъ онъ, возвращая ей записку.— Отъ всего сердца прошу васъ, простите меня.

Между тмъ какъ онъ говорилъ это, выраженіе его лица не только смягчило гнвъ старушки, но даже растрогало ее до глубины души.

— Во всемъ этомъ, вроятно, кроется глубокое несчастіе, сэръ, сказала она просто.— Не будетъ ли отъ васъ какого-нибудь порученія къ этой дам, если она вернется сюда?

Мидвинтеръ всталъ и прислонился на минуту къ дивану.

— Завтра я самъ приду сюда, сказалъ онъ.— Мн нужно видть ее прежде чмъ она оставитъ этотъ домъ.

Медикъ вышелъ вмст съ своимъ паціентомъ на улицу.

— Не проводить ли мн васъ домой? ласково спросилъ онъ.— Я бы не совтовалъ вамъ возвращаться пшкомъ, если это далеко. Вы не должны слишкомъ изнурять ваши силы, да и простудиться легко въ эту холодную ночь.

Мидвинтеръ взялъ его за руку и пожалъ ее.

— Я привыкъ къ ходьб и къ холоднымъ ночамъ, сэръ, сказалъ онъ, и я гораздо сильне нежели кажусь вамъ въ настоящую минуту. Если вы покажете мн кратчайшую дорогу отсюда въ поле, то я надюсь, что тишина окрестности и тишина ночи подйствуютъ на меня благотворно. Завтра мн предстоитъ серіозное дло, прибавилъ онъ, понизивъ головъ, я не могу ни спать, ни отдыхать до тхъ поръ пока не обдумаю его.

Медикъ понялъ, что онъ иметъ дло не съ дюжиннымъ человкомъ. Онъ безъ дальнйшихъ замчаній далъ ему необходимыя указанія и простился съ нимъ у дверей своей квартиры.

Оставшись одинъ, Мидвинтеръ остановился и молча взглянулъ на небо. Ночь была ясна, звзды ярко горли, т самыя звзды, съ которыми онъ познакомился вовремя своей бродяжнической жизни. Въ первый разъ въ душ его шевельнулось сожалніе о минувшихъ дняхъ его дтства.

— О, еслибы прошедшее могло вернуться! подумалъ онъ, и сердце его защемило тоскою,— Лишь теперь сознаю я какъ счастлива была моя прежняя жизнь!

Онъ сдлалъ надъ собою усиліе и пошелъ за городъ. По мр того какъ онъ удалялся изъ улицъ и погружался въ уединеніе и мракъ, разстилавшіеся впереди, лицо его становилось все мрачне и мрачне.

— Сегодня она отреклась отъ своего мужа, сказалъ онъ.— Завтра она узнаетъ своего повелителя.

III. Алая фляжка.

Когда миссъ Гуильтъ подошла къ Лчебниц, кэбъ дожидался у ршетки. Мистеръ Башвудъ вылзъ и пошелъ ей навстрчу. Она взяла его подъ руку и отвела на нсколько шаговъ въ сторону, чтобы кучеру не было слышно.

— Что хотите, то и думайте обо мн, сказала она, опуская на лицо густой черный вуаль,— только не говорите со мной сегодня. Позжайте себ назадъ въ гостиницу, какъ ни въ чемъ не бывало. Завтра, по обыкновенію, встртьте поздъ, а посл прізжайте ко мн въ Лчебницу. Ступайте не говоря ни слова, и я поврю, что есть на свт хоть одинъ человкъ, который дйствительно любитъ меня. Останьтесь разспрашивать, и я прощусь съ вами сейчасъ же и навсегда!

Она указала на кэбъ. Минуту спустя онъ тронулся отъ Лчебницы и увозилъ мистера Башвуда назадъ въ гостиницу.

Миссъ Гуильтъ отворила желзную ршетку и тихо добрела до крыльца. Дрожь пробжала по ней, пока она звонила въ колокольчикъ. Она горько засмялась.

‘Дрожишь опять!’ сказала она про себя. ‘Кто бы подумалъ, что во мн осталось еще столько чувства?’

Разъ-только во всю жизнь и сказало правду лицо доктора, когда между десятью и одиннадцатью ночи отворилась дверь его кабинета, и въ комнату вошла миссъ Гуильтъ.

— Господи помилуй! воскликнулъ онъ съ видомъ полнйшей растерянности: — что это значитъ?

— Это значитъ, отвтила она,— что я ршила сегодня вмсто завтра.— Зная такъ хорошо женщинъ, какъ можете вы не знать, что он дйствуютъ по первому побужденію? Вотъ и я здсь вслдствіе побужденія. Можете меня принять, или прогнать, какъ угодно….

— Принять? прогнать? повторилъ докторъ, овладвая снова своимъ присутствіемъ духа: — дорогая моя леди, какъ вы страшно выражаетесь! Комната вамъ будетъ готова въ минуту. Гд вашъ багажъ? Позволите послать за нимъ? Нтъ? Сегодня можете обойдтись и безъ багажа? Удивительная твердость характера! Завтра сами привезете? Чрезвычайная независимость! Снимайте-ка шляпу, подвиньтесь къ огоньку. Чмъ васъ подчивать?

— Поподчуйте меня самымъ крпкимъ соннымъ зельемъ, какое только готовили вы въ свою жизнь, отвтила она,— и оставьте меня въ поко, пока будетъ пора принимать. Я буду вашею паціенткой на самомъ дл, гнвно прибавила она, когда докторъ попытался возразить.— Я стану бшеною изъ бшеныхъ, если вы раздражите меня сегодня.

Въ одно мгновеніе глава Лчебницы сталъ профессіонально сдержанъ и кротокъ.

— Сядьте сюда въ темный уголокъ, сказалъ онъ,— ни одна живая душа не обезпокоитъ васъ. Черезъ полчаса комната вамъ будетъ готова, и усыпительное питье будетъ на стол.

‘Борьба-то была потяжеле чмъ я ожидалъ’, подумалъ онъ, оставляя комнату и проходя въ аптеку на противоположномъ конц залы. ‘Праведное небо, что за возня у ней съ совстью посл такой жизни, какъ ея!’

Аптека была въ совершенств снабжена всми новйшими улучшеніями медицинской утвари. Но по одной изъ четырехъ стнъ комнаты полокъ не было, и пустое пространство было занято роскошнымъ стариннымъ поставцомъ рзнаго дерева, глядвшимъ какъ-то странно не подъ ладъ къ утилитарному виду всего помщенія. По обимъ сторонамъ поставца, въ стну были вдланы дв переговорныя трубы, сообщавшіяся съ верхними отдленіями дома, на ярлычкахъ, которыми снабжены были трубы, значилось: ‘Мстный аптекарь’ и ‘Главная сидлка’. Войдя въ комнату, докторъ крикнулъ во вторую изъ трубъ. Появилась пожилая женщина, выслушала приказаніе приготовить комнату для мистрисъ Армадель, сдлала книксенъ и удалилась. Снова оставшись одинъ въ аптек, докторъ отперъ среднее отдленіе поставца и обнаружилъ внутри его собраніе стклянокъ, заключавшихъ въ себ разнообразные употребительные въ медицин яды. Вынувъ лауданумъ, нужный для усыпительнаго питья и поставивъ его на стойку, онъ вернулся къ поставцу, нсколько времени поглядлъ внутрь его, сомнительно качнулъ головой и прошелъ къ открытымъ полкамъ на противоположномъ конц комнаты. Тутъ, подумавъ немного, онъ снялъ одну изъ ряда крупныхъ химическихъ бутылей, наполненную желтою жидкостью. Помстивъ бутыль на стойку, онъ вернулся къ поставцу и отворилъ боковое отдленіе, содержавшее нсколько подлокъ изъ богемскаго хрусталя. Прикинувъ ихъ на глазомръ, онъ выбралъ изящную фляжку алаго стекла, высокой и узкой формы, заткнутую стеклянною пробкой. Ее-то наполнилъ онъ желтою жидкостью, оставивъ ничтожное количество ея на дн бутыли, и опять заперъ фляжку въ то же мсто откуда взялъ. Затмъ бутыль возвратилась на свое мсто, будучи сперва наполнена изъ аптечнаго резервуара водой, въ смси съ небольшимъ количествомъ какихъ-то химическихъ жидкостей, которыя привели ее (по крайней мр относительно вншности) въ то самое состояніе, какъ она была до снятія съ полки. Довершивъ эти таинственныя операціи, докторъ тихо засмялся и вернулся къ своимъ говорнымъ трубамъ, чтобы вслдъ за тмъ потребовать мстнаго аптекаря.

Мстный аптекарь появился въ саван изъ неизбжнаго благо фартука отъ пояса до ногъ. Докторъ торжественно прописалъ рецептъ успокоительнаго питья и передалъ его помощнику.

— Требуется немедленно, Веніаминъ, сказалъ онъ тихимъ и меланхолическимъ голосомъ,— больная леди, мистрисъ Армадель, комната нумеръ первый, второй этажъ. Ахъ, Боже мой, Боже мой! разсянно вздохнулъ докторъ.— Плоховато, Веніаминъ, плоховато ея дло. Онъ развернулъ съ иголочки новенькую настольную книгу своей Лчебницы и занесъ ‘болзнь’ во весь столбецъ, вмст съ краткимъ извлеченіемъ изъ рецепта.— Кончили съ лауданумомъ? Поставьте его за мсто, заприте поставецъ и пожалуйте мн ключъ. Питье готово? Надпишите сигнатурку: принимать на сонъ грядущій, и отдайте сидлк, Веніаминъ, сидлк отдайте.

Пока докторскія уста издавали эти распоряженія, докторскія руки занимались отмыканіемъ ящика подъ пюпитромъ, на которомъ лежала настольная книга. Онъ вынулъ оттуда нсколько печатныхъ входныхъ билетовъ ‘для обозрнія Лчебницы отъ двухъ до четырехъ часовъ пополудни’ и дополнилъ ихъ завтрашнимъ числомъ, ‘декабря десятаго дня’. Когда дюжина билетовъ была обернута дюжиной литографированныхъ пригласительныхъ писемъ и заключена въ дюжину конвертовъ, онъ справился со спискомъ семействъ, проживавшихъ въ околотк, и по списку надписалъ адресы. На этотъ разъ позвонивъ въ колокольчикъ, вмсто говора въ трубу, онъ позвалъ лакея и отдалъ ему письма для передачи въ собственныя руки первымъ дломъ завтра поутру. ‘Надо полагать, удастся, сказалъ докторъ, прохаживаясь вокругъ аптеки, по уход слуги: надо полагать, удастся.’ Между тмъ какъ онъ все еще былъ погруженъ въ собственныя размышленія, снова появилась сидлка съ увдомленіемъ, что комната для леди готова, и поэтому докторъ форменною походкой вернулся въ кабинетъ передать это извстіе миссъ Гуидътъ.

Она не тронулась съ мста съ тхъ поръ какъ онъ ее оставилъ. Какъ только онъ объявилъ ей, что комната готова, она поднялась изъ темнаго угла, и ничего не говоря, не поднимая вуаля, выскользнула изъ комнаты словно привидніе.

Посл краткаго промежутка, сидлка опять сошла внизъ къ хозяину на пару словъ, уже неофиціальныхъ.

— Леди приказала мн разбудить ее завтра въ семь часовъ, сэръ, сказала она: — она сама желаетъ взять свой багажъ, и требуетъ, какъ только однется, чтобъ у дверей былъ кэбъ. Какъ прикажете?

— Длайте такъ, какъ приказываетъ леди, сказалъ докторъ:— ей можно оказать довріе безъ всякаго опасенія относительно возвращенія въ Лчебницу.

Завтракали въ Лчебниц въ половин девятаго. Къ этому времени миссъ Гуильтъ уже все устроила на своей квартир и вернулась съ своимъ багажемъ. Докторъ былъ въ конецъ пораженъ торопливостью дйствій своей паціентки.

— Къ чему тратить столько энергіи? спросилъ онъ, когда они сошлись къ завтраку:— куда такъ спшить, дорогая леди, когда у васъ было цлое утро впереди?

— Просто неусидчивость! коротко сказала она: — чмъ дольше живу, тмъ нетерпливй становлюсь.

Докторъ, замтивъ еще прежде чмъ она заговорила, что лицо ея въ это утро было до странности блдно и старообразно, наблюдалъ во время отвта за его выраженіемъ — обыкновенно въ высшей степени подвижнымъ — теперь же остававшимся безъ измненія во время рчи. Не было обычнаго одушевленія на губахъ, не было обычнаго огня въ глазахъ. Онъ никогда еще не видалъ ее такъ непроницаемо и холодно спокойною, какъ теперь. ‘Наконецъ-то она ршилась, подумалъ онъ: — сегодня можно сказать ей то, чего прошлую ночь я не могъ бы.’

Въ вид предисловія къ послдующимъ замчаніямъ онъ обратилъ предостерегающій взглядъ на ея вдовій костюмъ.

— Ну-съ, такъ какъ вы выручили багажъ, сдержанно началъ онъ:— позвольте посовтовать вамъ снять этотъ чепчикъ и надть другое платье.

— Зачмъ?

— Помните, что вы говорили мн, день или два тому назадъ? спросилъ докторъ:— вы, кажется, сказали, что мистеръ Армадель можетъ случайно умереть въ моей Лчебниц?

— Я скажу это еще разъ, если вамъ угодно.

— Боле неправдоподобнаго случая, продолжалъ докторъ, будучи, какъ всегда, глухъ ко всякимъ неловкимъ перерывамъ,— едва ли можно и вообразить! Но хотя бы этого случая и вовсе не было, все-таки стоитъ поразмыслить. Итакъ, положимъ, онъ умираетъ — умираетъ внезапно и неожиданно, и длаетъ необходимымъ въ дом слдствіе коронера. Каково должно быть наше поведеніе въ этомъ случа? Мы должны сохранить роли, которыя на себя приняли: вы — вдовы, я — свидтеля вашей свадьбы, и въ этихъ роляхъ подвергнуться полнйшему допросу. Въ совершенно невроятномъ случа смерти его именно въ то время какъ мы желаемъ чтобъ онъ умеръ, моя мысль, даже могу сказать мое ршеніе, заключается въ слдующемъ: допустить, что мы знали объ его спасеніи изъ моря, и признаться, что мы поручили мистеру Башвуду заманить его въ этотъ домъ ложнымъ извстіемъ о миссъ Мильрой. Когда послдуютъ неизбжные вопросы, я предлагаю изъяснить, что вскор посл вашего замужства онъ сталъ выказывать признаки умственнаго разстройства, что заблужденіе его состояло въ непризнаніи васъ женою, и въ объявленіи, что онъ обязавъ жениться на миссъ Мильрой, что поэтому вы пришли въ ужасъ, узнавъ о его спасеніи и возвращеніи домой, и сами подверглись нервному разстройству, требовавшему моей помощи, что по вашей просьб и для успокоенія этого разстройства нервовъ, я видлся съ нимъ по профессіи и преспокойно взялъ его къ себ въ домъ, потакая его заблужденію? что въ подобномъ случа вполн извинительно. Наконецъ, я могу засвидтельствовать, что мозгъ его пораженъ однимъ изъ тхъ таинственныхъ разстройствъ, неизбжно неизлчимыхъ, неизбжно роковыхъ, въ отношеніи которыхъ медицина все еще бродитъ въ потьмахъ. Этотъ образъ дйствій (при отдаленно возможномъ случа, который мы сейчасъ предполагали), въ вашемъ и моемъ интерес, несомннно былъ бы именно тмъ образомъ дйствій, который слдовало бы избрать — и костюмъ, подобный вашему, при существующихъ обстоятельствахъ, костюмъ не подходящій.

— Снять его сейчасъ же? спросила она, вставая изъ-за стола и не удостоивъ ни однимъ замчаніемъ того, что ей только что было сказано.

— Когда угодно, лишь бы сегодня до двухъ часовъ, сказалъ докторъ.

Она взглянула на него съ вялымъ любопытствомъ,— и только.

— Почему до двухъ? спросила она.

— Потому что сегодня одинъ изъ моихъ ‘пріемныхъ дней’, а время посщеній отъ двухъ до четырехъ.

— Что мн за дло до вашихъ постителей?

— Очень просто. Я считаю весьма важнымъ, чтобы вполн почтенные и вполн безкорыстные свидтели видли васъ въ моемъ дом, въ роли дамы, пришедшей со мной посовтоваться.

— Ваше побужденіе что-то у жъ слишкомъ дальновидно. Нтъ ли еще какого-нибудь побужденія въ этомъ дл?

— Дражайшая леди! упрекнулъ докторъ:— разв я скрываю что-нибудь отъ васъ? Врно вы обо мн лучшаго мннія.

— Да, сказала она съ тяжелымъ презрніемъ:— довольно бы глупо было мн до сихъ поръ не понять васъ. Пришлите сказать наверхъ, когда я понадоблюсь.

Она оставила его и вернулась въ свою комнату.

Пробило два, и четверть часа спустя прибыли постители. Какъ ни кратко было увдомленіе, какъ ни скучно глядла на зрителей больница снаружи, тмъ не мене докторскія приглашенія были обильно приняты женскими членами тхъ семействъ, которымъ онъ адресовалъ ихъ. Въ жалкомъ однообразіи жизни, которую ведетъ большая часть среднихъ классовъ Англіи, женщины радостно привтствуютъ все доставляющее имъ нкотораго рода невинное убжище отъ установившейся тиранніи того принципа, что все людское счастіе начинается и оканчивается у домашняго очага. Въ то время, какъ самовластныя нужды коммерческой страны ограничивали число представителей мужескаго пола между докторскими постителями однимъ слабенькимъ старичкомъ и соннымъ мальчуганомъ, женщины, бдняжки, числомъ не мене шестнадцати — старыя и малыя, замужнія и не замужнія — ухватились за этотъ золотой случай нырнуть въ общественную жизнь. Гармонично соединенныя двумя предметами, которые вс он имли въ виду, вопервыхъ, взглянуть другъ на дружку, и вовторыхъ, осмотрть Лчебницу, он подобно потоку стремились чистенько разодтою процессіей сквозь грозную желзную ршетку доктора, накинувъ на себя видъ пренебреженія ко всмъ не дамскимъ впечатлніямъ.

Владлецъ Лчебницы принималъ постителей въ зад, держа подъ руку миссъ Гуильтъ. Жадные взоры постительницъ пропускали доктора, словно такой особы вовсе и не существовало, и вперяясь въ незнакомку, мгновенно пожирали ее съ головы до ногъ.

— Первая моя обывательница, сказалъ докторъ, представляя миссъ Гуильтъ: — эта дама только что прибыла вчера позднею ночью и пользуется настоящимъ случаемъ (единственнымъ, который утреннія занятія позволили мн удлить ей) чтобъ осмотрть Лчебницу. Позвольте мн, сударыня, продолжалъ онъ, выпустивъ миссъ Гуильтъ, и подавая руку старшей изъ постительницъ.— ‘Потрясеніе нервовъ, домашнее горе’, шепнулъ онъ по секрету: ‘Милая женщина, но прискорбный случай!’ Онъ тихонько вздохнулъ и повелъ старую леди по зал.

За ними толпой слдовали постители. Миссъ Гуильтъ, молча сопровождая ихъ, шла одна, послднею изъ всхъ, съ ними, но не принадлежа къ нимъ.

— Надворная мстность, леди и джентльмены, сказалъ докторъ, поворачиваясь какъ на оси и обращаясь къ слушателямъ у подножія лстницы,— находится, какъ вы видли, частію въ неоконченномъ состояніи. По нкоторымъ обстоятельствамъ, я даю мало значенія двору, имя такъ близко подъ рукой Гампстедскіе кустарники, да кром того, въ мою систему входятъ прогулки въ экипажахъ и верхомъ. Въ меньшей степени долженъ я просить вашего снисхожденія къ нижнему этажу, гд мы теперь находимся. Лакейская съ кабинетомъ по сю сторону и аптека (для которой я тотчасъ попрошу вашего вниманія) по ту сторону уже окончены. Но просторная гостиная все еще въ рукахъ обойщика. Въ этой комнат (когда стны повысохвутъ, ни минуты раньше) обыватели мои будутъ собираться веселымъ обществомъ. Не поскупимся ни на что могущее улучшить, возвысить и украсить жизнь въ этихъ привольныхъ собраньицахъ. Каждый вечеръ, напримръ, будетъ здсь музыка для любителей.

На этомъ пункт межь постителей произошло невнятное волненіе. Доктора прервала одна мать семейства. Она попросила объяснитъ ей, включается ли въ ‘каждый вечеръ’ и воскресный вечеръ? а если такъ, то какая же музыка исполняетея по воскресеньямъ?

— Церковная музыка, само собой разумется, сударыня, сказалъ докторъ:— Гендель по воскреснымъ вечерамъ и иногда Гайднъ, коли не очень игриво. Но, какъ я хотлъ сказать, музыка еще не единственное развлеченіе, предлагаемое моимъ нервнымъ обывателямъ. Занимательное чтеніе заготовлено для тхъ, кто предпочитаетъ книги.

Тутъ межь постителей произошло новое волненіе. Другая матъ семейства пожелала знать, не подразумваются ли подъ занимательнымъ чтеніемъ романы.

— Только т романы, которые я самъ выбралъ и прочелъ въ первой инстанціи, оказалъ докторъ:— ничего грустнаго, сударыня! Грустнаго можетъ быть куча въ дйствительной жизни, но, по этой самой причин, намъ не нужно этого въ книгахъ. Англійскій романистъ, появляющійся въ моемъ дом (иностранные романисты не приняты), долженъ понимать свое искусство, какъ здравомыслящій англійскій читатель понимаетъ его въ наше время. Онъ долженъ знать, что нашъ очищенный современный вкусъ, наша высшая современная нравственность, какъ разъ ограничиваютъ его исполненіемъ только двухъ вещей, когда онъ пишетъ намъ книгу. Все чего мы отъ него требуемъ, это при случа посмшить и неизмнно лелять насъ.

Тутъ межь постителей произошло третье волненіе, за этотъ разъ причиненное просто одобреніемъ чувствъ, которыхъ выраженіе они только что слышали. Докторъ, мудро остерегаясь разрушить благопріятное впечатлніе, имъ произведенное, покинулъ тему гостиной и открылъ шествіе наверхъ. Какъ и прежде, постители послдовали за немъ, какъ и прежде, миссъ Гуильтъ молча шла за ними, послднею изъ всхъ. Дамы одна за другой посматривали на нее, думая заговорить съ нею, но видли въ лиц ея нчто крайне имъ непонятное, останавливающее на губахъ ихъ всякое доброе слово. Преобладающимъ впечатлніемъ было то, что докторъ деликатно скрылъ отъ нихъ истину, и что обывательница просто сумашедшая.

Докторъ провелъ ихъ, съ краткими отдыхами для старой леди, шедшей съ нимъ подъ руку, прямо на самый верхъ дома. Собравъ постителей въ корридор и поводивъ рукою въ вид указанія на нумерованныя двери, отворявшіяся внутрь съ каждой стороны корридора, онъ пригласилъ общество заглянуть въ нкоторыя или во вс комнаты по собственному усмотрнію.

— Нумера отъ перваго до четвертаго, леди и джентльмены, сказалъ докторъ,— вмщаютъ спальни служащихъ. Отъ четвертаго до восьмаго нумера комнаты назначены для помщенія паціентовъ бднйшаго класса, которыхъ я принимаю на условіяхъ, только что покрывающихъ мой расходъ не боле. Въ случа появленія этихъ бднйшихъ личностей посреди моихъ страждущихъ собратій, для пріема ихъ необходимы личное благочестіе и рекомендація двухъ духовныхъ особъ. Вотъ единственныя условія, мною поставляемыя, но за то я настаиваю на нихъ. Замтьте, прошу васъ, что вс комнаты вентилированія и вс кровати желзныя, и будьте такъ добры, не упустите изъ виду, пока мы опять спускаемся во второй этажъ, что вотъ эта дверь замыкаетъ всякое сообщеніе между вторымъ этажомъ и верхомъ, когда это понадобится. Комнаты втораго этажа, котораго мы теперь достигли, вс (за исключеніемъ моей собственной) посвящены дамамъ, такъ какъ опытъ убдилъ меня, что большая чувствительность женской организаціи требуетъ боле высокихъ спальныхъ покоевъ, въ виду большей чистоты и свжести воздуха. Здсь дамы находятся непосредственно подъ моимъ попеченіемъ, между тмъ какъ врачъ-помощникъ (прізда котораго я жду черезъ недлю) наблюдаетъ за джентльменами нижняго этажа. Замтьте еще, пока мы спускаемся въ этотъ нижній или первый этажъ, другую дверь, замыкающую всякое сообщеніе по ночамъ между обоими этажами для всхъ, кром врача-помощника и меня самого. Теперь же, достигнувъ мужской половины дома, когда вы сами какъ бы уже познакомились съ порядкомъ заведенія, позвольте мн представить вамъ образецъ моей системы лченія. Я могу сдлать это наглядно-практически, введя васъ въ комнату, приготовленную, по моимъ собственнымъ указаніямъ, для употребленія въ самыхъ сложныхъ случаяхъ нервнаго страданія и нервнаго разстройства, какіе только могутъ очутиться подъ моимъ попеченіемъ.

Онъ распахнулъ настежь дверь одной комнаты въ конц корридора, подъ нумеромъ четвертымъ.

— Загляните въ нее, леди и джентльмены, оказалъ онъ,— и если найдете нчто замчательное, прошу васъ обратить вниманіе.

Комната была не велика, но хорошо освщена широкимъ окномъ. Удобно устроенная для спальной, она отличалась отъ прочихъ того же рода только однимъ: въ ней не было камина. Когда постители замтили это, имъ объяснили, что зимой комната отопляется парами, затмъ они были приглашены обратно въ корридоръ для произведенія, подъ научнымъ руководствомъ доктора, дальнйшихъ открытій, которыхъ не могли сдлать сами собою.

— Прежде всего: одно словечко, леди и джентльмены, сказалъ докторъ,— буквально одно словечко о нервномъ разстройств. Каковъ процессъ лченія, если, такъ-сказать, умственная тревога подавила васъ, и вы обращаетесь къ доктору? Онъ осматриваетъ, выслушиваетъ васъ и даетъ вамъ два предписанія. Одно изъ нихъ написано на бумаг и приготовляется у химиковъ. Другое передается устно въ благопріятную минуту, и состоитъ вообще въ совт быть покойнымъ. Давъ этотъ превосходный совтъ, докторъ оставляетъ васъ бороться противъ всхъ земныхъ неудобствъ собственными вашими безпомощными усиліями, пока не навститъ васъ опять. Вотъ здсь-то и выступаетъ моя система на помощь. Если я вижу что вамъ необходимъ покой, я хватаю быка за рога и самъ длаю это за васъ. Я помщаю васъ въ такой сфер дйствій, гд тысячи бездлицъ, долженствующихъ раздражать и дйствительно раздражающихъ нервныхъ людей дома, предусмотрны и предотвращены. Я воздвигаю непобдимый нравственный ретраншаментъ между докукой и вами. Найдите въ этомъ дом хоть одну хлопающую дверь, если можете! Поймайте въ этомъ дом хоть одного слугу, гремящаго чайнымъ приборомъ, унося подносъ! Сыщите здсь лающихъ собакъ, поющихъ птуховъ, кующихъ рабочихъ, вопіющихъ дтей, и я обязуюсь завтра же закрыть мою Лчебницу! А разв эти неудобства шуточное дло для нервныхъ людей? Спросите-ка ихъ! А могутъ ли они дома избжать этихъ неудобствъ? Спросите-ка ихъ! Разв десять минутъ раздраженія отъ собачьяго лая или дтскаго крика не погубятъ до послдняго атома того добра что сдлано нервному страдальцу цлымъ мсяцемъ медицинскаго пользованія? Нтъ ни одного сколько-нибудь компетентнаго доктора во всей Англіи, который осмлился бы отрицать это! На этихъ-то простыхъ началахъ и зиждется моя система. Я признаю медицинское лченіе нервнаго страданія только пособіемъ для нравственнаго пользованія. Это нравственное пользованіе, рачительно преслдуемое въ теченіе дня, сопровождаетъ страдальца и ночью въ его комнату, и покоитъ, помогаетъ и излчиваетъ его, безъ его вдома… тотчасъ увидите какимъ образомъ.

Докторъ пріостановился перевести духъ и въ первый разъ еще, съ тіъ поръ какъ постители вошли въ домъ, поглядлъ на миссъ Гуильтъ. Въ первый разъ еще, съ своей стороны, она подвинулась впередъ между слушателями и поглядла на него въ отвтъ. Посл минутной остановки въ вид кашля, докторъ продолжалъ:

— Положимъ, леди и джентльмены, началъ онъ,— паціентъ мой только что прибылъ. Весь умъ его — сплошная масса нервныхъ фантазій и причудъ, которыя друзья его (съ наилучишми намреніями) по невднію раздражали дома. Они, напримръ, боялись за него ночью. Они заставляли его спать съ кмъ-нибудь въ одной комнат или, на всякій случай, запрещали ему запираться. Онъ является ко мн и на первую же ночь объявляетъ: ‘Знайте, что я никого не потерплю въ своей комнат!’ — ‘Конечно, нтъ!’ — ‘Я требую, чтобы дверь была заперта!’ — ‘Разумется!’ Онъ входитъ и запирается, и вотъ онъ смягченъ и успокоенъ, расположенъ къ доврію, расположенъ ко сну тмъ только, что самъ себ хозяинъ. Все это очень хорошо, можетъ-бытъ, скажете вы, но положимь, что-нибудь случится, положимъ у него припадокъ ночью, что тогда? Вы увидите…. Эй, юный другъ мой! крикнулъ докторъ, внезапно обращаясь къ сонному мальчугану.— Давайте-ка затемъ игру. Вы будете, бдняжка, больной, а я добренькій докторъ. Войдите въ эту комнату и запритесь. Вотъ какой храбрый мальчикъ. Заперлись? Очень хорошо. Вы думаете, я не доберусь до васъ, коли захочу? Я дождусь, пока вы заснете, подавлю вотъ эту бленькую пуговку, спрятанную здсь, за карнизомъ наружной стны: язычокъ задвижки тихо отскакиваетъ къ притолок и я вхожу въ комнату, когда угодно. Тотъ же планъ приложенъ и къ окну. Капризный паціентъ мой не хочетъ отворять его на ночь, когда надо. Я опять ему потакаю: ‘Заприте, дорогой сэръ, разумется заприте!’ Какъ только онъ заснулъ, я поверну черную ручку, спрятанную здсь, въ углу стны. Окно внутри комнаты, какъ видите, отворяется безъ всякаго шуму. Положимъ, капризъ паціента противоположный — онъ упорствуетъ въ отпираніи окна, когда надо бы затворить. Пусть его! Разумется, пусть его. Я поверну другую ручку, пока онъ себ нжится въ постели, и окно безъ всякаго шуму заперто въ одну минуту. Раздражить его нечмъ, леди и джентльмены, совершенно нечмъ раздражить его! Но я еще не кончилъ съ нимъ. Эпидемическая зараза, несмотря на вс мои предосторожности, можетъ закрасться въ Лчебницу и сдлать необходимымъ очищеніе комнаты больнаго. Или болзнь паціента можетъ осложняться еще другою, не нервною болзнію — положимъ, напримръ, астматическимъ затрудненіемъ дыханія. Въ первомъ случа необходимо окуриваніе, вовторомъ — помогаетъ прибавка въ воздухъ оксигена. Эпидемически-нервный паціентъ говоритъ: ‘Носъ у меня не чужой, не хочу чтобы мн подкуривали!’ Астматически-нервный паціентъ разеваетъ ротъ отъ ужаса при мысли о химическомъ взрыв въ его комнат. Я безъ шуму обкуриваю одного, я безъ шуму оксегинирую другаго, посредствомъ простаго снаряда, установленнаго снаружи въ этомъ углу: онъ защищенъ деревяннымъ футляромъ, ключъ отъ него храню я самъ, а посредствомъ трубы онъ сообщается со внутренностію комнаты. Посмотрите!

Предварительно взглянувъ на миссъ Гуильтъ, докторъ отперъ крышку деревяннаго футляра, и внутри не оказалось ничего особенно замчательнаго, кром большаго каменнаго кувшина, снабженнаго стеклянною воронкой, и газопроводной трубки, вставленной въ пробку, которою затыкалось горло кувшина. Бросивъ еще взглядъ на миссъ Гуильтъ, докторъ опять заперъ крышку и наилюбезнйше спросилъ, понятна ли теперь его система?

— Я могъ бы познакомить васъ еще со множествомъ выдумокъ подобнаго же рода, продолжалъ онъ, сходя внизъ,— но это было бы все то же и то же самое. Если нервный паціентъ всегда и во всемъ самъ себ хозяинъ, то онъ никогда не раздражается, а никогда не раздражающійся нервный паціентъ вылченъ. И вотъ вамъ облупленное яичко!.. Пожалуйте посмотрть аптеку, леди, аптеку и за тмъ кухню!

Еще разъ отстала миссъ Гуильтъ позади постителей и осталась одна, пристально глядя въ комнату, отпертую докторомъ, и на снарядъ, который онъ открывалъ. Еще разъ, не обмнявшись ни однимъ словомъ, она поняла его. Она также хорошо знала, какъ будто самъ онъ признался ей, что онъ ловко ставилъ на пути ея необходимое искушеніе, при свидтеляхъ, которые могли разказать до самыхъ невинныхъ подробностей все что видли, еслибы въ послдствіи случилось что-нибудь серіозное. Снарядъ, первоначально устроенный съ цлію помогать медицинскимъ уловкамъ доктора, теперь очевидно предназначался на какое-то иное употребленіе, о которомъ и самъ докторъ, по всей вроятности, до сихъ поръ еще не мечталъ. И надо было ждать, что не пройдетъ и дня, какъ это другое употребленіе будетъ ей открыто частнымъ образомъ, въ надлежащее время, въ присутствіи надлежащаго свидтеля. ‘На этотъ разъ Армадель умретъ, сказала она себ, медленно сходя съ лстницы,— докторъ хочетъ убить его моими руками.’

Постители были уже въ аптек, когда она присоединилась къ нимъ. Вс леди восхищались красотой стариннаго поставца и страстно желали видть, что тамъ было внутри. Докторъ, предварительно взглянувъ на миссъ Гуильтъ, добродушно кивнулъ головой:

— Тамъ нтъ ничего интереснаго для васъ, сказалъ онъ,— ничего, кром ряда плохенькихъ сткляночекъ съ употребительными въ медицин ядами, которые я держу подъ замкомъ. Пожалуйте въ кухню, леди, и сдлайте мн честь удостоить меня вашими совтами по части домашняго хозяйства, тамъ внизу.

Пока общество проходило залой, онъ опять блеснулъ миссъ Гуильтъ взглядомъ, ясно говорившимъ: ‘Подождите здсь.’ Въ слдующую четверть часа докторъ изложилъ свои взгляды на стряпню и діэту, и постители (какъ слдуетъ, снабженные программами) откланивались ему у дверей.

‘Вотъ оно, вполн разумное лченіе! говорили они другъ дружк, снова устремляясь потокомъ чистенько одтой процессіи, сквозь желзную ршетку,— да и человкъ-то какой превосходный!’

Докторъ вернулся въ аптеку, разсянно мурлыча себ подъ носъ и совершенно упустивъ изъ виду тотъ уголъ залы, въ который удалилась миссъ Гуильтъ. Посл минутнаго колебанія, она послдовала за нимъ. Когда она вошла, въ комнат былъ аптекарь, за минуту передъ тмъ потребованный своимъ хозяиномъ.

— Докторъ, сказала она, холодно и механически, точно говоря урокъ:— я также интересуюсь, какъ и прочія леди, вашимъ изящнымъ поставцомъ. Теперь, когда он ушли, не покажете ли вы мн его внутренность?

Докторъ разсмялся самымъ любезнымъ образомъ.

— Старая псня, сказалъ онъ: — замкнутый покой Синей Бороды и женское любопытство!… Не уходите, Веніаминъ, не уходите!… Дорогая леди, отчего вы интерессуетесь взглянуть на медицинскія стклянки, потому только что это стклянки съ ядомъ?

Она повторила свой урокъ.

— Мн интересно взглянуть на нихъ, сказала она:— изъ то же время мысленно представлять себ то ужасное дйствіе, какое они могутъ имть, если попадутся въ чьи-либо недобрыя руки.

Докторъ посмотрлъ на аптекаря съ улыбкой соболзнованія.

— Не страненъ ли, Веніаминъ, сказалъ онъ,— романтическій взглядъ ненаучнаго ума на наши лкарства? Дорогая леди, прибавилъ онъ, снова обращаясь къ миссъ Гуильтъ:— если только это влечетъ васъ взглянуть на яды, вамъ нечего просить меня отпирать поставецъ: стоитъ только взглянуть вокругъ по полкамъ этой комнаты. Вотъ въ этихъ бутыляхъ всякаго рода медицинскія жидкости и вещества, наиневиннйшія, наиполезнйшія сами по себ, которыя однако въ соединеніи съ другимъ веществомъ или жидкостью становятся ядами, столь же ужасными и столь же смертельными какъ и любой изъ находящихся въ поставц подъ замкомъ.

Она съ минуту посмотрла на него и прошла на противоположный конецъ комнаты.

— Покажите мн хоть одно, сказала она.

Все также добродушно улыбаясь, какъ и всегда, докторъ далъ потачку своей нервной паціентк. Онъ показалъ на бутыль, изъ которой наканун тайно вылилъ желтую жидкость, и которую снова наполнилъ заботливо-подкрашенною поддлкой.

— Видите эту бутыль? сказалъ онъ: — эту толстую, полненькую, здоровенную съ виду бутыль? Что нужды, какъ тамъ называется ея содержимое, остановимтесь на бутыли и отличимъ ее, если угодно, именемъ собственнаго изобртенія. Назовемъ пожалуй нашимъ мощнымъ другомъ. Очень хорошо. Мощный другъ нашъ, самъ по себ, наиневиннйшее и наиполезнйшее лкарство. Каждый день его свободно отпускаютъ десяткамъ тысячъ больныхъ по всему цивилизованному свту. Онъ ни разу не совершалъ романтическихъ появленій въ судебныхъ процессахъ, не захватывалъ духа любопытнаго читателя въ романахъ, не игралъ ужасающей роли на сцен. Вотъ онъ вамъ, невинное, безопасное существо, которое ни на кого не навязываетъ отвтственности запирать его! Но приведите его въ соприсосновеніе съ чмъ-нибудь еще, познакомьте его съ нкоторымъ весьма обыкновеннымъ минеральнымъ веществомъ, разбитымъ на кусочки, запаситесь (положимъ) шестью дозами ‘нашего мощнаго друга’ и лейте эти дозы послдовательно на упомянутыя мной кусочки, съ промежутками не мене пяти минутъ. Куча крошечныхъ пузырьковъ станетъ подниматься при каждой поливк, соберите газъ этахъ пузырьковъ, проведите его въ запертую комнату, и пусть въ этой замкнутой комнат будетъ самъ Самсонъ, нашъ мощный другъ убьетъ его въ полчаса! Убьетъ его медленно, такъ, что тотъ ничего не увидитъ, не услышитъ никакого запаха, не почувствуетъ ничего кром дремоты. Убьетъ его, и всей хирургической коллегіи, при осмотр посл смерти, ничего не узнать, кром того что онъ умеръ отъ удара или завала въ легкихъ! Что вы думаете объ этомъ, дорогая леди, въ отношеніи таинственности и романтизма? Такъ же ли интересенъ теперь нашъ безвредный мощный другъ, какъ еслибъ онъ пользовался страшно-популярною славой мышьяка и стрихнина, которые у меня заперты здсь? Не думайте, что я преувеличиваю! Не полагайте, чтобъ я выдумывалъ вамъ страшную сказку, какъ говорятъ дти. Спросите хоть у Веніамина, сказалъ докторъ, ссылаясь на аптекаря и уставивъ глаза на миссъ Гуильтъ:— спросите у Веніамина, повторилъ онъ съ самымъ сильнымъ удареніемъ на слдующихъ словахъ,— не произведутъ ли шесть дозъ изъ этой бутылки, съ промежутками пяти минутъ между каждой, и при поставленныхъ мною условіяхъ, тхъ результатовъ, которые я только что описалъ?

Мстный аптекарь, скромно любовавшійся миссъ Гуильтъ въ нкоторомъ отдаленіи, вздрогнулъ и покраснлъ. Онъ былъ явно польщенъ небольшою внимательностью, которая примкнула его къ разговору.

— Докторъ совершенно правъ, сударыня, сказалъ онъ, обращаясь къ миссъ Гуильтъ и кланяясь какъ умлъ получше,— продуктъ газа, добываемый въ теченіе получаса, дйствовалъ бы постепенно. И, прибавилъ аптекарь, взглядомъ испрашивая позволенія хозяина выказать немножко химическихъ свдній съ своей стороны,— объема газа къ концу этого времени было бы достаточно,— если я не ошибаюсь, сэръ,— чтобы стать гибельнымъ для особы, которая войдетъ въ комнату ране пяти минутъ посл того.

— Несомннно, Веніаминъ, вступился докторъ:— но, полагаю, будетъ съ насъ химіи на этотъ разъ, прибавилъ онъ, обращась къ миссъ Гуильтъ: — при всемъ желаніи, дорогая леди, удовлетворить всякому мимолетному желанію, которое въ васъ родится, я осмливаюсь предложить попытку боле веселой темы. Не покинуть ли вамъ аптеку, прежде чмъ она задастъ новые вопросы вашему дятельному уму? Нтъ? Вы хотите видть опытъ? Вы хотите видть какъ образуются пузырьки? Ну, чтожь! Вреда не будетъ, покажемте пузырьки мистрисъ Армадель, продолжалъ докторъ тономъ родителя, потакающаго балованному ребенку:— попробуйте поискать, не найдете ли немножко этихъ кусочковъ, которые намъ нужны, Веніаминъ. Я почти увренъ, что работники (замарашки этакіе) поразбросали таки ихъ по дому или на двор.

Аптекарь вышелъ изъ комнаты. Только что онъ повернулся спиною, докторъ сталъ выдвигать и задвигать ящики въ разныхъ отдленіяхъ аптеки съ видомъ человка, который въ торопяхъ чего-то ищетъ и не знаетъ гд оно лежитъ.

— Господи помилуй! воскликнулъ онъ, внезапно остановись надъ ящикомъ, изъ котораго наканун бралъ пригласительные билеты:— что это? ключъ? запасный ключъ, убей меня Богъ, отъ окуривательнаго снаряда наверху! А, Боже мой, Боже мой, какъ я сталъ разсянъ! сказалъ докторъ, быстро поворачиваясь къ миссъ Гуильтъ:— и въ мысляхъ не было, что у меня есть другой ключъ. Никогда бы и не хватился его. Увряю васъ, возьми его кто-нибудь изъ ящика, никогда не хватился бы. Онъ кинулся на другой конецъ комнаты, не задвинувъ ящика и не взявъ запаснаго ключа.

Миссъ Гуильтъ молча выслушала, пока онъ кончилъ. Молча скользнула къ ящику. Молча взяла ключъ и спрятала въ кармашекъ фартука.

Аптекарь вернулся, неся потребованные кусочки въ чашк.

— Спасибо, Веніаминъ, сказалъ докторъ:— будьте такъ добры, облейте ихъ водой, пока я сниму бутыль.

Какъ иногда непредвиднныя бды случаются въ самыхъ порядочныхъ семействахъ, такъ иногда неловкость овладваетъ самыми привычными руками. Совершая переходъ съ полки къ доктору, бутыль выскользнула у него изъ рукъ и въ дребезги разбилась объ полъ.

— Охъ, ручки, ручки! вскрикнулъ докторъ съ комично-горестнымъ видомъ:— ради чего жь это вы сыграли надо мной такую скверную штуку? Ну, ну, ну, не поможешь, вдь. Нтъ ли у насъ этого въ запас, Веніаминъ?

— Ни капли, сэръ.

— Ни капли, эхомъ отозвался докторъ,— дорогая леди, какъ извиниться передъ вами? Неловкость моя на сегодня лишила насъ опыта. Напомните мн завтра послать за нимъ, Веніаминъ,— да сами-то не трудитесь убирать эту посудину. Я пришлю человка вынести все это. Нашъ мощный другъ теперь совершенно безвреденъ, дорогая леди, въ соединеніи съ досчатымъ подомъ и предстоящею ему щеткой! Мн такъ прискорбно, право, такъ прискорбно, что обманулъ ваши ожиданія. Съ этими успокоительными словами онъ предложилъ миссъ Гуильтъ руку и вывелъ ее изъ аптеки.

— Покончили вы со мной на сегодня? спросила она въ зал.

— О, Боже мой, Боже мой, какъ вы это все выражаетесь! воскликнулъ докторъ.— Обдъ въ шесть часовъ, прибавилъ онъ съ наивжливйшимъ удареніемъ, когда она отвернулась съ презрительнымъ молчаніемъ и медленно пошла на лстницу къ своей комнат.

Надъ выходомъ изъ перваго этажа Лчебницы на стн висли часы тоже беззвучнаго сорта,— неспособные вредить раздражительнымъ нервамъ. Когда стрлки показали безъ четверти шесть, тишина пустыхъ верхнихъ покоевъ слегка нарушилась шелестомъ платья миссъ Гуильтъ. Она прошла по корридору перваго этажа, пріостановилась у закрытаго снаряда, установленнаго снаружи комнаты нумеръ четвертый, послушала съ минуту, и отперла крышку запаснымъ ключомъ.

Поднятая крышка бросила тнь по внутренности футляра. Сначала она ничего не замтила, кром виднныхъ уже ею кувшина и трубки, проведенной въ пробку. Она вынула пробку, и осмотрвшись крутомъ, увидала близехонько на подоконник навощенный фитиль, употребляемый для зажиганія газа. Она взяла фитиль и, проведя его въ отверстіе, занимаемое воронкой, поболтала имъ въ кувшин во вс стороны. Слабое плесканье какой-то жидкости и скрипучій шумъ какихъ-то твердыхъ веществъ, разгребаемыхъ ею,— таковы были два звука, уловленные ея ухомъ. Она вытащила фитиль и осторожно коснулась оставшейся на немъ влажности кончикомъ языка. Осторожность въ этомъ случа была совершенно излишнею. Жидкость была — вода.

Тутъ она замтила что-то свтившееся въ темноватой пустот возл кувшина. Она вытащила этотъ предметъ и увидала, что то была алая фляжка. Жидкость, наполнявшая ее, темновато просвчивала въ прозрачной окраск стекла, и внизу, по одной сторон фдяжки, въ равныхъ разстояніяхъ другъ отъ друга, приклеено было шесть узенькихъ бумажныхъ полосокъ, раздлявшихъ содержимое на шесть равныхъ частей.

Теперь уже не было сомннія: отрядъ былъ тайно приготовлевъ для нея, тотъ самый отрядъ, отъ котораго она одна (кром доктора) имла ключъ.

Она поставила фляжку назадъ и заперла крышку футляра. Съ минуту она стояла, глядя на него, съ ключомъ въ рук. Исчезнувшій румянецъ ея внезапно возвратился. Въ первый разъ еще въ теченіе цлаго дня разомъ вернулась къ ней природная живость лица. Она повернулась, и не перевода духа, кинулась наверхъ, въ свою комнату втораго этажа. Проворною рукой выхватила она свою накидку изъ гардероба и взяла изъ ящика чепчикъ. ‘Вдь я не въ тюрьм!’неудержимо вырвалось у ней,— ‘ноги у меня не подкашиваются! Можно уйдти куда бы то ни было, лишь бы выбраться изъ этого дома.’

Въ накидк на плечахъ, съ чепчикомъ въ рукахъ, она прошла по комнат до двери. Еще мгновеніе, и она была бы за дверями. Но въ это мгновеніе ей блеснуло воспоминаніе о муж, отъ котораго она отреклась въ лицо. Она мгновенно остановилась и сбросила съ себя накидку и чепчикъ на кровать.

‘Нтъ!’ проговорила она: — ‘бездна уже разверзлась между нами, худшее сдлано!…’

Тутъ постучали въ дверь. Голосъ доктора вжливо напомнилъ ей оттуда, что уже пробило шесть.

Она отворила дверь и остановила его на пути внизъ.

— Въ которомъ часу долженъ придти вечерній поздъ? спросила она шепотомъ.

— Въ десять, отвтилъ докторъ такимъ голосомъ, что весь свтъ могъ бы его слышать и привтствовать.

— Какую комнату займетъ мистеръ Армадель по прізд?

— Какую комнату желали бы вы, чтобъ онъ занялъ?

— Нумеръ четвертый.

Докторъ до самаго конца сохранилъ приличіе.

— Пожалуй, нумеръ четвертый, любезно проговорилъ онъ.— Стало-быть, надо распорядиться, чтобы въ это время четвертый нумеръ не былъ занятъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вечеръ дотянулся, настала ночь.

За нсколько минутъ до десяти часовъ, мистеръ Башвудъ снова былъ уже на своемъ пост, еще разъ подстерегая прибытіе позда.

Мстный полицейскій инспекторъ, признавшій его на видъ и самолично успвшій убдиться, что регулярное пребываніе его на станціи не заключало въ себ никакихъ злыхъ умысловъ на пассажирскіе кошельки и чемоданы, замтилъ сегодня въ связи съ мистеромъ Башвудомъ два новыя обстоятельства. Вопервыхъ, вмсто обычно выказываемой веселости, онъ смотрлъ какимъ-то встревоженнымъ и подавленнымъ. Вовторыхъ, пока онъ сторожилъ поздъ, самъ онъ, по всей очевидности, былъ въ свою очередь подстерегаемъ сухощавымъ, черноволосымъ, небольшаго роста человкомъ, который вчера вечеромъ оставилъ свой багажъ (помченный именемъ Мидвинтера) въ таможенномъ отдленіи и вернулся осмотрть его съ полчаса тому назадъ.

Что занесло Мидвинтера на станцію? И зачмъ онъ, тоже, дожидался позда?

Проплутавъ во время своей одинокой прогулки, прошлою ночью, до Рендона, онъ пріютился въ гостиниц этого селенія, и тутъ его свалилъ сонъ (чисто вслдствіе усталости), около того поздняго часа утра, которымъ воспользовалась предусмотрительность его жены. Когда же онъ вернулся на квартиру, хозяйка только и могла сообщить ему, что жилица ея все съ ней покончила и съхала боле двухъ часовъ тому назадъ (а въ какое мсто, этого ни она, ни прислуга не могли знать).

Удливъ нсколько времени на разспросы, результатъ которыхъ убдилъ его, что всякій слдъ пока потерянъ, Мидвинтеръ вышелъ изъ дому и механически направилъ шаги къ боле дятельнымъ, центральнымъ частямъ столицы. При томъ свт, въ которомъ выступилъ теперь передъ нимъ характеръ его жены, искать ее по адресу, данному ею какъ адресъ ея матери, было бы безполезно. Онъ бродилъ по улицамъ, ршившись сослдить ее и напрасно пытаясь найдти средства къ этой цли, пока чувство усталости еще разъ не одолло его. Въ то время какъ онъ зашелъ отдохнуть и подкрпить свои силы въ первой попавшейся гостиниц, случайный споръ слуги съ прозжимъ о пропавшемъ чемодан, напомнилъ ему объ его собственномъ багаж, оставленномъ на станціи, и мгновенно обратилъ его умъ къ обстоятельствамъ, при которыхъ они встртились съ Башвудомъ. Минуту спустя, мысль, которой онъ напрасно искалъ, бродя по улицамъ, такъ и озарила его. Еще минуту спустя, онъ ршился попробовать, не найдетъ ли онъ опять управляющаго на стореж той особы, прибытія которой онъ, очевидно, ждалъ со вчерашнимъ вечернимъ поздомъ.

Не извщенный объ Аллановой смерти на мор, Мидвинтеръ не зналъ, при страшномъ свиданіи съ женой, что собственно имла она въ виду, наряжаясь во вдовій костюмъ, первыя смутныя подозрнія относительно ея врности теперь неизбжно развились въ немъ въ убжденіе, что она измнила. Только однимъ и могъ онъ объяснитъ это явное отреченіе и принятіе того имени, подъ которымъ онъ тайно женился на ней. Ея поведеніе заставило его заключить, что она впуталась въ какую-нибудь постыдную интригу и заране низкимъ образомъ завладла изъ всхъ позицій именно такою, при которой, какъ она знала, ему было бы наиболе ненавистно и противно заявить надъ нею свою власть. Съ этимъ-то убжденіемъ онъ и слдилъ теперь за мистеромъ Башвудомь, будучи твердо увренъ, что убжище его жены извстно этому подлому прислужнику ея пороковъ, и смутно подозрвая все это время, что неизвстный человкъ, оскорбившій его, и неизвстный прозжій, прибытія котораго ждалъ управляющій, были одно и то же лицо.

Въ этотъ вечеръ поздъ запоздалъ, и когда пришелъ наконецъ, то вагоны оказались переполненными сверхъ обыкновеннаго.

Мидвинтеръ былъ охваченъ смятеніемъ на платформ, и усиливаясь протсниться, на первое время потерялъ мистера Башвуда изъ виду.

Прошло дв-три минуты прежде чмъ онъ вновь отыскалъ управляющаго, торопливо что-то говорившаго человку въ широкомъ косматомъ пальто, который стоялъ спиной къ Мидвинтеру. Забывая всякую осторожность и сдержанность, наложенныя имъ на себя еще до появленія позда, Мидвинтеръ разомъ двинулся на нихъ. Мистеръ Башвудъ увидалъ на ходу его грозное лицо и молча посторонился. Человкъ въ широкомъ косматомъ пальто обернулся взглянуть, на что смотрлъ управляющій, и передъ Мидвинтеромъ, въ полномъ свт станціоннаго фонаря, предстало Алланово лицо.

Съ минуту оба стояли молча, держась за руки, глядя другъ на друга. Алланъ первый опомнился.

— Боже, благодарю тебя! проговорилъ онъ: — ужъ не спрашиваю, какъ вы сюда попали, будетъ съ меня, что вы здсь. Несчастная всть ужь настигла меня, Мидвинтерь. Кром васъ, никто не утшитъ меня, никто не поможетъ мн перенести это.

На послднихъ словахъ голосъ его оборвался, и онъ не могъ больше говорить.

Тонъ, которымъ онъ сказалъ это, взывая къ прежней благодарной привязанности Мидвинтера къ другу, нкогда бывшей главнйшею привязанностью въ его жизни, побудилъ его принять обстоятельства, какъ они есть. Онъ подавилъ свое личное горе, въ первый разъ еще съ тхъ поръ какъ оно обрушилось на него, и нжно взявъ Аллана къ сторонк, спросилъ что случилось.

Алланъ,— увдомивъ его о распространившемся слух насчетъ своей смерти на мор,— возвстилъ (ссылаясь на мастера Башвуда), что эти слухи достигли миссъ Мильрой, и что плачевное послдствіе происшедшаго такимъ образомъ потрясенія заставило майора помстить свою дочь въ окрестностяхъ Лондона подъ медицинскій присмотръ.

Прежде чмъ сказать хоть одно слово съ своей стороны, Мидвинтеръ недоврчиво оглянулся. Мистеръ Башвудъ послдовалъ за ними. Мистеръ Башвудъ желалъ видть чмъ они поршатъ.

— Онъ для того и ждалъ вашего прізда, чтобы сообщить вамъ объ миссъ Мильрой? спросилъ Мидвинтеръ, переводя взглядъ съ управляющаго на Аллана.

— Да, сказалъ Алланъ,— онъ былъ такъ добръ, что дожидался здсь каждую ночь, чтобы встртить меня и передать ту всть.

Мидвинтеръ еще разъ помолчалъ. Попытка примирить заключеніе, выведенное имъ изъ поступка жены, съ открытіемъ, что Алланъ былъ тотъ самый человкъ, прибытія котораго ждалъ мистеръ Башвудъ, была безнадежна. Единственно предстоявшій случай напасть на боле врное ршеніе той загадки состоялъ въ томъ, чтобы стснить управляющаго на одномъ весьма удобномъ пункт, который онъ оставилъ открытымъ для нападенія. Вчера вечеромъ онъ положительно отрицалъ, что ему извстно что-либо объ Аллан или что онъ интересуется возвращеніемъ Аллана въ Англію. Поймавъ мистера Башвуда на одной лжи, сказанной ему самому, Мидвинтеръ тотчасъ заподозрилъ его въ другой — Аллану. Онъ схватился за удобный случай тутъ же провритъ извстіе объ миссъ Мильрой.

— Какъ вы узнали объ этой грустномъ новости? спросилъ онъ, внезапно обращаясь къ мистеру Башвуду.

— Разумется, черезъ майора, сказалъ Алланъ, прежде чмъ управляющій могъ отвтитъ.

— Какъ фамилія доктора, который лчитъ миссъ Мильрой? настаивалъ Мидвинтеръ, все еще обращаясь къ мистеру Башвуду.

И въ другой разъ управляющій не отвтилъ. И въ другой разъ за него отвчалъ Алланъ.

— У него какая-то иностранная фамилія, сказалъ Алланъ,— онъ держитъ Лчебницу возл Гамстеда. Какъ вы назвали это мсто, мистеръ Башвудъ?

— Феръуатеръ-Вель, сэръ, сказалъ управляющій, отвчая своему хозяину по необходимости, но весьма неохотно.

Адресъ Лчебницы разомъ напомнилъ Мидвинтеру, что онъ вчера ночью прослдилъ жену именно до Феръуатеръ-Вельскихъ дачъ. Онъ сталъ различать въ потомкахъ свтъ, сначала неясный. Инстинктъ, закипающій наплывомъ прежде чмъ заявитъ себя боле медленный процессъ разсудка, заставилъ его перескочить къ заключенію, что мистеръ Башвудъ, несомннно дйствовавшій наканун подъ вліяніемъ его жены, могъ теперь снова дйствовать подъ тмъ же вліяніемъ. Онъ упорствовалъ въ проврк извстія управляющаго, и въ ум его крпче и крпче росло убжденіе, что это извстіе ложь, и жена его въ ней замшана.

— А майоръ, въ Норфок? спросилъ онъ: — или въ Лондон, возл дочери?

— Въ Норфок, сказалъ мистеръ Башвудъ.

Отвтивъ этими словами на вопросительный взглядъ Аллана вмсто словеснаго вопроса Мидвинтера, онъ запнулся, Въ первый разъ еще поглядлъ Мидвинтеру въ лицо и внезапно прибавилъ:

— Протестую, съ вашего позволенія, противъ всякихъ допросовъ, сэръ. Я знаю только то, что передалъ мистеру Армаделю, и ничего боле.

Слова и голосъ, которымъ они были сказаны, равно не ладили ни съ обычнымъ складомъ рчи мистера Башвуда, ни съ обычнымъ тономъ его. При этомъ въ лиц его была грубоватая ужимка, скрытное недовріе и недовольство въ глазахъ, глядвшихъ ни Мидвиктера, что и самъ Мидвинтеръ теперь только замтилъ. Пржкде чмъ онъ собрался отвчать на необыкновенный пылъ управляющаго, вступился Алланъ.

— Не считайте меня торопыгой, сказалъ онъ.— Но ужь становится поздно, до Гамстеда не близко. Я боюсь, не заперли бы Лчебницы.

Мидвинтеръ вздрогнулъ.

— Не сегодня же вы дете въ Лчебницу! воскликнулъ онъ.

Алланъ взялъ друга за руку и крпко стиснулъ ее.

— Еслибъ вы ее такъ же любили, какъ я, прошепталъ онъ,— вы бы не успокоились, не могли бы заснуть пока не повидались бы съ докторомъ и не выслушали всего что онъ скажетъ хорошаго и дурнаго. Бдная, милая душка! Почемъ знать, еще въ состояніи ли она видть меня живымъ и здоровымъ….

На глазахъ его проступили слезы, и онъ молча отвернулся.

Мидвинтеръ поглядлъ на управляющаго.

— Отойдите-ка, сказалъ онъ,— мн надо поговорить съ мистеромъ Армаделемъ.

Въ глазахъ Мидвинтера было что-то, съ чмъ опасно было бы шутить. Мистеръ Башвудъ отошелъ такъ, что ему не было слышно ихъ, но не теряя ихъ изъ виду. Мидвинтеръ съ любовью положилъ руку на плечо друга.

— Алланъ, сказалъ онъ,— я имю основаніе….

Онъ пріостановился. Можно ли было предъявлять основанія, не выяснивъ еще ихъ хорошенько самому себ, да еще въ это время и при такихъ обстоятельствахъ? Невозможно!

— Я имю основаніе, продолжалъ онъ,— посовтовать вамъ не слишкомъ-то врить всему что говоритъ мистеръ Башвудъ. Не говорите этого ему, но воспользуйтесь предостереженіемъ.

Алланъ въ удивленіи поглядлъ на друга.

— Вдь мистеръ Башвудъ всегда нравился вамъ самимъ! воскликнулъ онъ.— Вы же сами положились на него, когда онъ въ первый разъ пришелъ въ большой домъ!

— Можетъ-быть я ошибся, Алланъ, а вы были правы. Можете ли вы подождать, пока мы телеграфируемъ майору Мильрою и получимъ отвтъ? Можете ли вы переждать одну только ночь?

— Я съ ума сойду, коли ждать всю ночь, сказалъ Алланъ,— вы еще больше встревожили меня. Ужъ если мн объ этомъ не говорить съ Башвудомъ, такъ я поду въ Лчебницу и разузнаю отъ самого доктора, тамъ ли она или нтъ.

Мидвинтеръ видлъ, что его слова будутъ безполезны. Въ интересахъ Аллана оставалось выбрать еще только одинъ путь.

— Позволите ли вы мн отправиться съ вами? спросилъ онъ.

Въ первый разъ еще у Аллана просіяло лицо.

— Дорогой вы мой, добрый товарищъ! воскликнулъ онъ: — я самъ только что хотлъ просить васъ объ этомъ!

Мидвинтеръ кивнулъ управляющему.

— Мистеръ Армадель детъ въ Лчебницу, сказалъ онъ,— я хочу проводить его. Возьмите кэбъ, и демъ вмст.

Онъ ждалъ, согласится ли мистеръ Башвудъ. Такъ какъ управляющему было настрого приказано, когда Алланъ прідетъ, не терять его изъ виду, и такъ какъ въ личныхъ его выгодахъ было передать миссъ Гуильтъ о неожиданномъ появленіи Мидвинтера, то ему и не оставалось другаго выбора, кром согласія. Съ какимъ-то грубоватымъ подчиненіемъ исполнилъ онъ что ему было сказано. Ключи отъ Алланова багажа отдали дорожному слуг, иностранцу, котораго привезъ съ собою Армадель, и ему же приказано было ждать приказаній своего господина въ станціонной гостиниц. Минуту спустя кэбъ уже былъ на пути со станціи, съ Мидвинтеромь и Алланомъ въ экипаж и съ мистеромъ Башвудомъ возл кучера на козлахъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Въ ту же ночь, межь одиннадцати и двнадцати часовъ, миссъ Гуильтъ, одиноко стоя у окна, освщавшаго больничный корридоръ втораго этажа, услышала близившійся къ ней грохотъ колесъ. Звукъ этотъ, быстро разрастаясь въ тишин пустынной окрестности, замеръ у желзной ршетки. Минуту спустя она разглядла внизу кэбъ, подъхавшій къ крыльцу.

Въ начал ночи было облачно, а теперь небо прояснилось и выглянулъ мсяцъ. Она отворила окно, чтобъ еще ясне видть и слышать. При свт мсяца она видла, какъ Алланъ вышелъ изъ кэба и обернулся, говоря съ кмъ-то въ экипаж. Что спутникомъ Армаделя былъ ея мужъ, это она узнала по отвтному голосу, прежде чмъ онъ показался въ свою очередь. То же окаменяющее впечатлніе, овладвшее ею при свиданіи съ динъ наканун, овладло ею и теперь. Блдная, неподвижная, растрепанная, съ старческимъ видомъ, стояла она у окна, какъ и въ то время, когда въ первый разъ встртила его лицомъ къ лицу во вдовьемъ плать.

Мистеръ Башвудъ, въ одиночеств прокравшись наверхъ доводить ей, съ одного взгляда понялъ, что докладъ не нуженъ.

— Я не виноватъ, только и оказалъ онъ, когда она, медленно повернувъ голову, посмотрла на него.— Они встртились, нечего было и думать разлучить ихъ.

Она протяжно вздохнула и сдлала ему знакъ молчать.

— Погодите немножко, сказала она,— я все знаю.

Повернувшись отъ него съ этими словами, она медленно прошла на противоположный конецъ корридора, вернулась и также тихо подошла къ Башвуду съ нахмуреннымъ челомъ и опущенною головой, лишенная всякой граціи и красоты, кром врожденной красоты и граціи въ движеніи, членовъ.

— Вы что-то хотите мн сказать? спросила она, умъ ея былъ далекъ отъ него, и глаза разсянію глядли на него во время вопроса.

Мужество пробудилось въ немъ, какъ ни разу еще не пробуждалось въ ея присутствіи.

— Не приводите меня въ отчаяніе! отрывисто крикнулъ онъ, вздрогнувъ: — не смотрите на меня такимъ образомъ, когда я добрался…. теперь….

— До чего это вы добрались? спросила она съ минутнымъ изумленіемъ въ лиц, которое тотчасъ же и пропало, прежде чмъ онъ могъ достаточно собраться съ духомъ, чтобы продолжатъ.

— Не мистеръ Армадель вырвалъ васъ у меня, отвтилъ онъ,— это мистеръ Мидвинтеръ. Я прочелъ это вчера у васъ на лиц. Я и теперь это вижу по лицу. Зачмъ вы въ письм ко мн подписались: ‘Армадель’? Зачмъ вы все еще зовете себя: ‘мистрисъ Армадель’?

Онъ выговорилъ эти дерзкія слова съ большими промежутками, силясь противиться ея вліянію надъ домъ, что было жалко и страшно видть.

Въ первый разъ еще она взглянула на него кроткими глазами.

— Лучше бы мн пожалть васъ при первой встрч, нжно оказала она,— какъ жалю теперь.

Онъ отчаянно силился продолжать и высказать ей т слова, которыя онъ такъ заботливо нанизывалъ дорогой со станціи. То были слова, темно намекавшія на извстность ему прошлой ея жизни, слова, которыя — ‘тамъ она длай что хочетъ, совершай какія угодно преступленія’ — заставили бы ее не разъ подумать, прежде чмъ сызнова обмануть и бросить его. Въ такихъ выраженіяхъ онъ давалъ себ слово обратиться къ ней. Слова у него были набраны и выбраны, изреченія выстроены и выровнены въ ум, недостатка не было ни въ чемъ, кром конечнаго усилія выговорить ихъ, и даже теперь, посл всего сказаннаго, посл всей своей дерзости, онъ не могъ сладить съ этимъ усиліемъ. Онъ стоялъ, глядя на нее съ безпомощною признательностью за такую малость, какъ ея сожалніе, и молча плакалъ бабьими слезами, капавшими съ его старческихъ глазъ. Она взяла его за руку и заговорила съ нимъ, видимо удерживаясь, но безъ малйшаго признака волненія съ своей стороны.

— Вы уже разъ дожидались по моей просьб, сказала она,— подождите до завтра, и вы все узнаете. Еслибы вы даже и ничему не врили, что я вамъ говорила, можете поврить тому, что я говорю теперь. Сегодня кончится.

Въ то время какъ она это сказала, на лстниц послышалась докторская походка. Мистеръ Башвудъ отодвинулся отъ нея, при чемъ сердце его забилось почти невыразимою надеждой.

‘Сегодня кончится’, повторилъ онъ себ подъ носъ, удаляясь на тотъ конецъ корридора.

— Не стсняйтесь много, сэръ, весело проговорилъ докторъ, повстрчавъ его.— Я ничего такого не имю сказать мистрисъ Армадель, чего бы не могли слышать и вы, и всякій.

Мистеръ Башвудъ, не отвтивъ, шелъ на тотъ конецъ корридора, все еще повторяя себ: ‘Сегодня кончится.’ Докторъ, миновавъ его въ противоположномъ направленіи, присоединился къ миссъ Гуиньтъ.

— Вы, безъ сомннія, уже слышали, началъ онъ съ наилюбезнйшею ужимкой и самымъ пріятнымъ голосомъ,— что мистеръ Армадель изволилъ прибыть. Позвольте мн присовокупить, дорогая леди, что тутъ вовсе нтъ никакого повода къ нервному волненію съ вашей стороны. Ему заботливо потакали во всемъ, и теперь онъ такъ спокоенъ и обходителенъ, что лучшимъ друзьямъ его ничего не остается желать. Я увдомилъ его, что сегодня ему нельзя разршить свиданія съ молодой леди, но что онъ можетъ разчитывать на это (съ надлежащими осторожностями) въ первое благопріятное время посл ея пробужденія, завтра поутру. Такъ какъ здсь по близости нтъ гостиницъ, и какъ благопріятное время можетъ настать ежеминутно, то очевидно, что при извстныхъ условіяхъ, я былъ обязанъ предложить ему гостепріимство Лчебницы. Онъ принялъ съ величайшею признательностью, и поблагодарилъ меня наиблагороднйшимъ и весьма трогательнымъ образомъ за труды, понесенные мною для успокоенія его духа. Пока все благополучно и вполн удовлетворительно. Но тутъ былъ маленькій узелокъ, теперь къ счастію распутанный, о которомъ я считаю справедливымъ извстить васъ, прежде чмъ мы удалимся на покой.

Вымостивъ этими словами (слышными мистеру Башвуду) путь для извщенія, которое онъ заране имлъ намреніе сдлать, въ случа смерти Аллана въ Лчебниц, докторъ хотлъ продолжать, какъ вдругъ его вниманіе было привлечено какимъ-то звукомъ внизу, точно тамъ пробовали отворить дверь.

Онъ тотчасъ же сошелъ съ лстницы и отперъ сообщавшую между собою первый и второй этажи дверь, запертую имъ за собой по пути наверхъ. Но лицо, пытавшееся отворить дверь, если только это лицо было тутъ на самомъ дл, оказалось проворне его: оно изчезло. Докторъ посмотрлъ вдоль корридора и чрезъ перила въ залу, и ничего не видя, вернулся къ миссъ Гуильтъ, еще разъ приперевъ за собой дверь сообщенія.

— Извините, продолжалъ онъ,— мн что-то послышалось внизу, относительно того узелка, на который я только что обращалъ ваше вниманіе, позвольте мн васъ увдомить, что мистеръ Армадель привезъ съ собой друга, съ весьма странною фамиліей, Мидвинтера. Знаете ли вы сколько-нибудь этого джентльмена? спросилъ докторъ съ подозрительною тревогой въ глазахъ, странно противорчившею изысканному равнодушію въ голос.

— Я его знаю за стараго пріятеля мистера Армаделя, сказала она,— а онъ?… голосъ измнилъ ей, и глаза опустились предъ твердою проницательностью доктора. Она осилила минутную слабость и докончила вопросъ:— А онъ тоже здсь нынче остановится?

— Мистеръ Мидвинтеръ личность весьма грубаго обхожденія и подозрительнаго характера, присовокупилъ докторъ, упорно слдя за ней: — какъ только мистеръ Армадель принялъ мое приглашеніе, онъ довольно дерзко настоялъ на томъ, чтобъ и самому остаться.

Онъ пріостановился, наблюдая за дйствіемъ на нее этихъ словъ. Такъ какъ вслдствіе осторожности, съ которою она обошла псевдонимъ своего мужа при первомъ свиданіи съ докторомъ, онъ оставался въ крайне темномъ невдніи, то и недовріе его необходимо было самаго смутнаго рода. Онъ слышалъ перемну въ голос, онъ видлъ измненіе лица ея. Онъ подозрвалъ, что она въ душ удерживается говорить насчетъ Мидвинтера, и ничего боле.

— Чтожь, вы позволили ему распоряжаться? спросила она:— я на вашемъ мст, показала бы ему двери.

Непроницаемое спокойствіе ея голоса предупредило доктора, что сегодня ея самообладаніе больше ужь не поколеблется. Онъ снова принялъ на себя роль медика, докладчика мистрисъ Армадель относительно душевнаго состоянія мистера Армаделя.

— Еслибъ я имлъ дло только съ собственными чувствами, сказалъ онъ: — то, не скрою отъ васъ, я показалъ бы, какъ вы говорите, двери мистеру Мидвинтеру. Но обратясь къ мистеру Армаделю, я нашелъ, что и самъ онъ безпокоился насчетъ разлуки съ другомъ. При такихъ обстоятельствахъ не оставалось иного выбора кром потачки. Нечего было раздумывать объ отвтственности, сопряженной съ раздраженіемъ его, ужь не говоря,— прибавилъ докторъ, склоняясь на мгновеніе къ истин,— о моей врожденной боязни, при такомъ характер какъ у его друга, всякаго скандала и безпорядка въ дом. Поэтому мистеръ Мидвинтеръ остается у насъ на ночь, и занимаетъ комнату (долженъ сказать, настаиваетъ на занятіи) рядомъ съ мистеромъ Армаделемъ. Посовтуйте мн, дорогая леди, закончилъ докторъ съ самымъ громкимъ удареніемъ: — въ какія комнаты перваго этажа помстить ихъ?

— Помстите мистера Армаделя въ четвертый нумеръ.

— А друга его рядомъ, въ третій? сказалъ докторъ.— Такъ! такъ! такъ! можетъ-быть, это и есть самыя удобныя комнаты. Я немедленно распоряжусь. Не торопитесь, мистеръ Башвудъ, весело окликнулъ онъ, дойдя до начала лстницы: — я оставилъ ключъ моего помощника вонъ тамъ на подоконник, и мистрисъ Армадель можетъ выпустить васъ на лстницу когда угодно. Не засиживайтесь однако, мистрисъ Армадель! Ваша нервная система требуетъ долгаго сна. Сладкій помощникъ усталой природы, цлительный сонъ! Великій стихъ! Господь съ вами, доброй ночи!

Мистеръ Башвудъ вернулся съ того конца корридора, все еще размышляя, съ невыразимою надеждой, о томъ, что принесетъ ночь.

— Мн теперь уйдти? спросилъ онъ.

— Нтъ. Останьтесь. Я сказала, что вы все узнаете, если подождете до утра. Подождите здсь.

Онъ колебался и поглядлъ вокругъ.

— Докторъ, пробормоталъ онъ,— мн кажется, докторъ говорилъ…

— Докторъ ни въ какія дла мои въ этомъ дом нынче не вмшивается. Я вамъ говорю, останьтесь. Надъ этимъ этажомъ есть пустыя комнаты. Займите одну изъ нихъ.

Мистеръ Башвудъ, глядя на нее, снова почувствовалъ близкій припадокъ дрожи.

— Смю ли спросить?… началъ онъ.

— Ничего не спрашивайте. Вы мн нужны.

— Угодно вамъ сказать мн?…

— Ничего не скажу, пока не пройдетъ ночь и не настанетъ утро.

Любопытство побдило его страхъ. Онъ настаивалъ.

— Разв это что-нибудь ужасное? шепнулъ онъ: — слишкомъ ужасное для меня?

Она топнула ногой со внезапнымъ взрывомъ нетерпнія.

— Ступайте! сказала она, схвативъ съ подоконника ключъ отъ выходной двери: — вы хорошо длаете, что не довряете мн… Вы хорошо длаете, что нейдете за мной дальше во мракъ. Ступайте, пока еще домъ не запертъ. Я и безъ васъ обойдусь… Она пошла къ лстниц съ ключомъ въ одной рук и со свчой въ другой.

Мистеръ Башвудъ молча шелъ за нею. Никто бы, зная подобно ему прошлую жизнь ея, не преминулъ замтить, что это была женщина, доведенная до послдней крайности и сознательно стоявшая надъ бездной преступленія. Въ первомъ ужас этого открытія онъ вырвался изъ-подъ власти, которую она имла надъ нимъ, онъ мыслилъ и дйствовалъ какъ человкъ вернувшій себ собственную волю.

Она вставила ключъ въ дверь, и прежде чмъ отпереть, обернулась къ нему, озаривъ себ лицо свчою.

— Забудьте и простите меня, сказала она,— мы больше не увидимся.

Она отворила дверь, и стоя въ комнат, когда онъ миновалъ ее, подала ему руку. Онъ противился ея взгляду, противился ея словамъ, но магнитная чара ея прикосновенія одолла его въ послдній мигъ.

— Не могу я васъ оставить! сказалъ онъ, безсильно держась за поданную ему руку: — что вы прикажете мн длать?

— Пойдемте, увидите, отвтила она, не давъ ему ни минуты одуматься.

Крпко сжавъ его руку своею, она провела его вдоль по корридору перваго этажа до комнаты, нумерованной четвертою. ‘Замтьте эту комнату’, шепнула она. Взглянувъ на лстницу и убдясь, что они одни, она прошла съ нимъ на противоположный конецъ корридора. Тутъ, противъ окна, освщавшаго мстность съ того конца, находилась маленькая комнатка съ узенькою ршеткой въ двери, назначенная для спальни докторскаго помощника. По положенію комнаты, ршетка открывала видъ на вс спальни вдоль по обимъ сторонамъ корридора и такимъ образомъ способствовала помощнику освдомляться о всякомъ безпорядк со стороны ввренныхъ ему больныхъ, мало или вовсе не рискуя быть открытымъ во время такого надзора. Миссъ Гуильтъ отворила дверь и вошла въ пустую комнату.

— Подождите здсь, сказала она,— пока я буду на верху, запритесь, пожалуй, вы останетесь въ потьмахъ, но въ корридор будетъ горть газъ. Станьте къ ршетк и уврьтесь, что мистеръ Армадель войдетъ въ ту комнату, которую я вамъ только что показывала, и что потомъ онъ не выйдетъ изъ нея. Если вы хоть на минуту потеряете изъ виду эту комнату, пока я не вернусь, вы будете раскаиваться до конца жизни. Если же вы исполните что я вамъ говорю, вы завтра увидите меня и потребуете награды по своему назначенію. Отвчайте скорй! Да, или нтъ?

Онъ не смогъ отвтить на словахъ. Онъ поднялъ руку ея къ своимъ губамъ и украдкой поцловалъ. Она оставила его въ комнат. Стоя у ршетки, онъ видлъ, какъ она скользнула корридоромъ до двери на верхъ. Она прошла и заперла ее за собой. Тутъ настала тишина. Вслдъ за тмъ первый звукъ былъ звукъ голоса служанокъ. Ихъ пришло дв — приготовить постели третьяго и четвертаго нумера. Женщины были въ наилучшемь расположеніи духа, смялись и переговаривались въ отворенныя двери комнатъ.

— Наконецъ-то хозяйскіе обыватели стали собираться, говорили они,— въ дом бы скорехонько повеселло, кабы дло шло такъ и на будущее время.

Немного спустя постели были готовы, и женщины вернулись въ кухонный отажъ, гд помщались вс спальни прислуги. И опять настала тишина.

Слдующимъ звукомъ былъ голосъ доктора. Онъ появился въ конц корридора, указывая Аллану и Мидвинтеру дорогу въ ихъ комнаты. Они вс вмст вошли въ четвертый нуміеръ. Немного спустя первый вышелъ докторъ. Онъ подождадъ Мидвинтера и съ формальнымъ поклономъ показалъ ему дверь третьяго нумера. Ничего не говоря, Мидвинтеръ вошелъ въ комнату и въ ней заперся. Докторъ, оставшись одинъ, удалился къ выходной двери, отперъ ее, потомъ остановился въ корридор, тихонько насвистывая себ подъ носъ.

Минуту спустя въ зал послышались осторожно тихіе голоса. Показались мстный аптекарь и главная сидлка, проходившіе въ спальни служащихъ, на самый верхъ дома. Мущина молча поклонился и прошелъ мимо доктора, женщина молча присла и послдовала за нимъ. Докторъ отвтилъ на привтствія вжливымъ знакомъ руки, и еще разъ оставшись одинъ, подождалъ съ минуту, все еще потихоньку насвистывая себ, потомъ подошелъ къ двери четвертаго нумера и открылъ футляръ окуривательнаго снаряда, установленнаго возл нея въ углу стны. При поднятіи крышки и взгляд внутрь, свистъ его прекратился. Онъ вынулъ высокую, алую фляжку, осмотрлъ ее при свт газа, поставилъ обратно и заперъ снарядъ. Сдлавъ это, онъ прошелъ на цыпочкахъ къ отворенной выходной двери, вышелъ и заперъ ее съ той стороны, какъ обыкновенно.

Мистеръ Башвудъ видлъ его возл снаряда, мистеръ Башвудъ замтилъ его ухватки при удаленіи въ выходную дверь. Чувство невыразимаго ожиданія снова забилось въ его сердц. Ужасъ, медленный, холодный, смертельный ужасъ проползъ даже до рукъ его и направилъ ихъ въ потемкахъ къ ключу, оставленному со внутренней стороны двери. Онъ повернулъ его на всякій случай и въ смутномъ опасеніи продолжалъ ожидать.

Медленно ползли минуты, и все еще ничего не происходило. Тишина ужасала, пустота одинокаго корридора, казалось, такъ и кипла невидимою измной. Онъ сталъ считать секунды, чтобы чмъ-нибудь занять свой умъ, чтобъ отопилъ все возраставшій въ немъ ужасъ. Числа, по мр того какъ онъ шепталъ ихъ, медленно шли одно за другимъ до сотни, и все еще ничего не случилось. Онъ началъ вторую сотню и дошелъ до двадцати, какъ вдругъ, безъ шуму, безъ малйшаго звука, который могъ бы возбудить вниманіе, Мидвинтеръ появился въ корридор.

Онъ съ минуту постоялъ и послушалъ, пошелъ къ лстниц и посмотрлъ внизъ. Потомъ, уже другой разъ въ эту ночь, попробовалъ дверь на лстниц и во второй разъ нашелъ ее запертою. Посл минутнаго размышленія, онъ попробовалъ двери отъ спаленъ по правую руку отъ себя, заглядывалъ въ нихъ поочередно и нашелъ ихъ пустыми, потомъ подошелъ къ двери крайней комнаты, въ которой спрятанъ былъ управляющій. Тутъ замокъ опять остановилъ его. Онъ послушалъ и поглядлъ вверхъ на ршетку. Внутри ни звука, ни огонечка. ‘Не выломать ли дверь’, сказалъ онъ про себя, ‘чтобъ увриться? Нтъ, это дастъ поводъ доктору выгнать меня изъ дому.’ Онъ удалился и заглянулъ въ дв пустыя комнаты въ ряду занятыхъ Алланомъ и имъ самимъ, потомъ прошелъ къ окну на томъ конц корридора гд лстница. Здсь вниманіе его было привлечено футляромъ окуривательнаго снаряда. Посл напрасной попытки открыть его, подозрніе въ немъ, казалось, усилилось. Осмотрвши вдоль по корридору, онъ замтилъ, что предметовъ подобнаго рода нтъ ни у одной изъ прочихъ спаленъ. Пошелъ опять къ окну, осмотрлъ снарядъ, и вернулся отъ него съ жестомъ, явно указывавшимъ на то, что онъ пытался и не усплъ разгадать чтобы это такое могло быть.

Сбитый на всхъ пунктахъ, онъ все еще не выказывалъ желанія вернуться въ спальню. Онъ стоялъ у окна, размышляя, пристально глядя на дверь Аллановой комнаты. Еслибы мистеръ Башвудъ, украдкой слдя за нимъ сквозь ршетку, могъ въ эту минуту также заглянуть ему въ душу, то сердце у мистера Бушвуда могло бы забиться посильнй чмъ теперь, въ ожиданіи поступка, который Мидвинтеръ ршился выполнить минуту спустя. Чмъ же былъ занятъ умъ его въ этой одинокой стоянк, въ глухую ночь, въ чуткомъ дом?

Умъ его былъ занятъ сведеніемъ разрозненныхъ впечатлній, мало-по-малу, къ одному пункту. Съ самаго начала убдясь, что Аллану въ Лчебниц грозитъ какая-то скрытая бда, онъ до сихъ поръ смутно простиралъ подозрніе на Лчебницу вообще, на жену (онъ былъ твердо увренъ, что она теперь находится съ нимъ подъ однимъ кровомъ), на доктора, который такъ же явно былъ ея повреннымъ какъ и самъ мистеръ Башвудъ, но теперь это подозрніе сузило свой кругъ и упорно гнздилось, какъ въ центр, въ комнат Аллана. Отказываясь отъ всякихъ дальнйшихъ попытокъ связать подозрваемый заговоръ противъ его друга съ оскорбленіемъ нанесеннымъ наканун ему самому,— усилій, которыя, сумй онъ только поддержать ихъ, привели бы его къ открытію кова, дйствительно замышляемаго его женой,— умъ его, смущенный безпорядочными вліяніями, инстинктивно прибгнулъ къ тмъ фактическимъ впечатлніямъ, которыя встртили его съ самаго входа въ этотъ домъ. Все замченное имъ внизу шептало ему, что ночлегъ Аллана въ Лчебниц соотвтствовалъ какой-то тайной цли. Все замченное имъ на верху связывало западню, въ которой таилась опасность, съ Аллановою комнатой. Достичь этого заключенія и ршиться разстроить заговоръ, какой бы онъ ни былъ, занявъ мсто Аллана, было для Мидвинтера дломъ одной минуты. Встртясь съ дйствительною бдой, врожденное великодушіе этого человка, словно по вдохновенію, освободилось отъ слабостей, осаждавшихъ его въ боле счастливое и безопасное время. Въ ум его не оставалось ни тни прежняго суеврія, никакое фаталистическое недовріе къ себ не разстроивало присущей ему твердой ршимости. Единственное и послднее сомнніе, еще смущавшее его, пока онъ раздумывалъ у окна, заключалось въ томъ, удастся ли ему убдить Аллана помняться комнатами, не вовлекаясь въ объясненіе, которое могло бы возбудить въ Аллан подозрніе.

Въ теченіе минуты, пока онъ не спускалъ глазъ съ комнаты, сомнніе было разршено, онъ нашелъ искомое, довольно тривіальное, но достаточное извиненіе. Мистеръ Башвудъ видлъ, какъ Мидвинтеръ очнулся и пошелъ къ двери. Мистеръ Башвудъ слышалъ, какъ онъ тихонько постучалъ и прошепталъ:

— Алланъ, вы ужь легли?

— Нтъ, отвтилъ голосъ изнутри,— войдите.

Казалось, онъ уже готовъ былъ войдти въ комнату, да такъ и остановился, точно вдругъ что-то вспомнивъ.

— Погодите минутку, сказалъ онъ черезъ дверь, и повернувъ назадъ, пошелъ прямо къ комнат въ конц корридора.

— Если здсь кто-нибудь за нами подсматриваетъ, громко проговорилъ онъ, такъ пусть потрудится смотрть сквозь это!

Онъ вынулъ носовой платокъ и протискалъ его въ прутья ршетки, совершенно закрывъ отверстіе. Заставивъ такимъ образомъ сидящаго тамъ шпіона (если только онъ имлся), или обличить себя, вынувъ платокъ, или остаться слпымъ для всего что произойдетъ дале, Мидвинтеръ вошелъ къ Аллану въ комнату.

— Вы знаете, что у меня за несчастные нервы, сказалъ онъ,— и какъ я дурно сплю въ самое лучшее время. Мн сегодня не заснуть. Окно въ моей комнат такъ и дребезжитъ всякій разъ, только что подуетъ втеръ. Хорошо, еслибъ оно было также крпко, какъ ваше.

— Милый другъ! вскрикнулъ Алланъ:— что мн до того, что дребезжатъ окна. Помняемтесь комнатами. Что за вздоръ! Въ чемъ же вамъ извиняться передо мною? Разв я не знаю, какіе пустяки разстраиваютъ ваши чувствительные нервы? Вотъ теперь, когда докторъ успокоилъ меня насчетъ бдненькой моей Нелли, путешествіе-то понемножку сказывается, и я вамъ отвчаю за сонъ гд угодно и вплоть до утра.

Онъ поднялъ свой дорожный мшокъ.

— Надо поторопиться, прибавилъ онъ, показывая свою свчу:— они не больно много дали намъ съ чмъ улечься.

— Потише, Алланъ, сказалъ Мидвинтеръ, отворяя ему дверь,— не надо никого тревожить въ такую пору ночи.

— Да, да, шепотомъ отвтилъ Алланъ, доброй ночи,— надюсь, вы уснете такъ же хорошо, какъ и я.

Мидвинтеръ зашелъ къ нему въ третій нумеръ, и замтилъ, что его собственная свча не длинне Алановой.

— Доброй ночи, сказалъ онъ и опять вышелъ въ корридоръ.

Онъ пошелъ прямо къ ршетк и еще разъ поглядлъ и послушалъ. Платокъ оставался точь-въ-точь какъ онъ оставилъ его, и все еще внутри не было слышно ни звука. Онъ медленно вернулся корридоромъ и въ послдній разъ подумалъ о принятыхъ имъ предосторожностяхъ. Не было ли еще какого способа, кром того, который онъ пробовалъ теперь?

Нтъ, никакого.

Открыто заявленное оборонительное положеніе,— между тмъ какъ свойство опасности и уголокъ, изъ котораго она грозила, равно были неизвстны,— было бы безполезно, и даже хуже чмъ безполезно при тхъ послдствіяхъ, которыя оно могло имть, заставивъ домашнихъ быть на-сторож. При отсутствіи фактовъ, которые могли бы оправдать въ ум постороннихъ его недовріе къ тому что предстояло въ эту ночь, при невозможности поколебать Алланово легковріе относительно намреній доктора, единственная предосторожность, которую могъ принять Мидвинтеръ въ пользу друга, заключалась въ перемн комнатъ: выжиданіе обстоятельствъ было единственною политикой, которой онъ могъ слдовать, что бы ни было. ‘Я въ одномъ только могу быть увреннымъ’, сказалъ онъ про себя, послдній разъ глядя на об стороны вдоль корридора, ‘я могу быть увренъ, что не засну.’

Взглянувъ на часы на противоположной стн, онъ вошелъ въ четвертый нумеръ. Послышался стукъ затворяемой двери, затмъ послдовалъ звукъ повернутаго замка. Потомъ въ дом еще разъ настала мертвая тишина. Мало-по-малу ужасъ, возбужденный въ управляющемъ тишиною и потемками, пересилилъ страхъ прикосновенія къ платку. Онъ осторожно оттащилъ одинъ уголокъ его,— подождалъ, поглядлъ,— и наконецъ ободрился настолько, чтобы вытащить къ себ весь платокъ сквозь прутья ршетки. Сначала спряталъ было его въ карманъ, но тотчасъ же вспомнилъ о послдствіяхъ, если его найдутъ при немъ. Онъ задрожалъ, швырнулъ его въ уголъ комнаты, поглядлъ на свои часы и снова сталъ къ ршетк, поджидая миссъ Гуильтъ.

Былъ безъ четверти часъ. Мсяцъ обогнулъ больницу, перейдя съ боку на фасадъ. Время отъ времени отблескъ его, пронизывая разрывы мимолетныхъ облаковъ, падалъ на окно корридора. Втеръ крпчалъ и слабо затягивалъ унылую псню, проносясь по временамъ надъ пустыннымъ дворомъ у фасада.

Минутная стрлка часовъ, на которыя не переставалъ глядть Башвудъ, медленно двигалась по циферблату. Чуть только она коснулась четверти втораго, какъ въ корридоръ беззвучно вошла миссъ Гуильтъ.

— Выходите, шепнула она въ ршетку, ступайте за мною.

Она вернулась къ лстниц, съ которой только что сошла, тихонько толкнула дверь, когда мистеръ Башвудъ послдовалъ за ней, и пошла во второй этажъ. Здсь она предложила ему вопросъ, котораго не осмливалась сдлать внизу.

— Провели мистера Армаделя въ четвертый нумеръ? спросила она.

Онъ молча кивнулъ головой.

— Отвчайте на словахъ. Выходилъ мистеръ Армадель изъ комнаты съ тхъ поръ?

Онъ отвтилъ: Нтъ.

— Вы ни разу не теряли изъ виду четвертаго нумера съ тхъ поръ, какъ я васъ оставила?

Онъ отвтилъ: Ни разу.

Что-то странное въ манерахъ, что-то не сродное въ голос, во время этого послдняго отвта, обратило на себя ея вниманіе. Она взяла свчу со стола, на которомъ поставила ее, близехонько къ себ, и освтила его. Глаза у него были на выкат, зубы дрожали. Все обличало въ немъ напуганнаго человка, но ничто не подсказывало ей, что страхъ этотъ происходитъ отъ сознанія лжи, которую онъ говорилъ ей въ первый разъ въ жизни, и притомъ прямо въ лицо. Еслибъ она мене опредленно погрозила ему, ставя его на часы, еслибъ она боле сдержанно говорила о свиданіи, которое должно было вознаградить его поутру, быть-можетъ онъ и сознался бы въ истин. Но теперь, сильнйшій страхъ и самыя дорогія надежды равно требовали этой роковой лжи, сказанной имъ,— той роковой лжи, которую онъ и повторилъ ей, когда она въ другой разъ задала ему тотъ же вопросъ. Она поглядла на него, обманутая послднимъ изъ всхъ людей на земл, кого могла бы заподозрить въ обман,— человкомъ, котораго она сама обманула.

— Вы, кажется, черезчуръ взволнованы? спокойно проговорила она.— Этой ночи для васъ слишкомъ много. Подите на верхъ, отдохните. Вы найдете дверь одной изъ комнатъ отпертою, эта комната назначена вамъ. Доброй ночи.

Она поставила свчу (все еще горвшую передъ нимъ) на столъ и протянула ему руку. Онъ отчаянно удержалъ ее, когда она повернулась уйдти. Ужасъ при мысли о томъ, что можетъ произойдти, если оставить ее одну, вырвалъ изъ устъ его слова, которыя онъ побоялся бы сказать ей во всякое другое время.

— Нтъ, молилъ онъ шепотомъ:— нтъ, нтъ, нтъ, не ходите сегодня внизъ!

Она высвободила руку и кивнула ему взять свчку.

— Завтра увидимся, сказала она,— теперь ни слова боле.

Какъ и всегда, онъ уступилъ предъ ея боле сильною волей. Онъ взялъ свчу и медлилъ,— алчно слдя за нею глазами, пока та сходила съ лстницы. Отужа декабрьской ночи, казалось, проникла до нея сквозь теплый воздухъ дома. Она накинула на себя длинную, тяжелую, черную шаль и плотно закрпила ее на груди. Заплетенные внкомъ волосы, какъ она прежде носила ихъ, казалось, слишкомъ тяжко обременили ей голову. Она распустила ихъ и закинула назадъ по плечамъ. Старикъ смотрлъ на волны ея волосъ, красновато лежавшихъ на черной шали,— на ея гибкую руку съ длинными пальцами, скользившими по периламъ,— на мягкую, соблазнительную грацію каждаго движенія, уносившаго ее все дальше и дальше отъ него.

‘Ночь пройдетъ скорехонько’, сказалъ онъ про себя, когда она скрылась изъ виду: ‘она прогрезится мн до утра!’

Миновавъ дверь у лстницы, она заперла ее за собою, послушала, и убдилась, что ничто не шелохнется, потомъ медленно прошла корридоромъ къ окну. Облокотясь на подоконникъ, она стала смотрть въ темь. Облака въ это время покрывали мсяцъ. Ничего не виднлось во мрак, кром газовыхъ рожковъ, разсянныхъ по предмстью. Отвернувшись отъ окна, она взглянула на часы. Было двадцать минутъ втораго.

Въ послдній разъ ршимость бжать отъ своего замысла, явившаяся въ ней въ начал ночи, при извстіи, что мужъ ея здсь, ворвалась въ ея душу со всею силой. Въ послдній разъ проговорилъ ей внутренній голосъ: ‘подумай, нтъ ли другаго средства’.

Она продумала надъ этимъ, пока минутная стрлка показала полчаса. ‘Нтъ,’ сказала она себ, все еще думая о муж: ‘одинъ исходъ, идти напрямикъ до конца. Онъ броситъ дло, за которымъ пріхалъ, онъ промолчитъ о томъ, что пріхалъ сказать, узнавъ, что поступокъ его сдлаетъ мн публичный скандалъ, а слова могутъ послать меня на эшафотъ!’ Цвтъ лица оживился, и въ первый разъ еще взглянувъ на дверь комнаты, она улыбнулась съ угасающею ироніей. ‘Черезъ полчаса,’ проговорила она, ‘я буду вашею вдовой.’

Она открыла футляръ снаряда и взяла въ руку алую фляжку. Замтивъ время однимъ взглядомъ на часы, она вліяла въ стеклянную воронку первую изъ шести раздльныхъ дозъ, намченныхъ для нея бумажными полосками. Поставивъ назадъ фляжку, она приложила ухо къ устью воронки. Ухо не различило ни одного звука. Смертельный процессъ длалъ свое дло въ безмолвіи самой смерти. Когда она выпрямилась и взглянула вверхъ, луна свтила въ окно, и стоны втра затихли.

О время, время! Еслибы только все могло начаться и кончиться съ первою дозой!

Она сошла по лстниц въ залу, исходила ее вдоль и поперекъ, слушала у отворенной двери на кухонную лстницу. Вернулась опять наверхъ, опять сошла внизъ. Первый изъ пятиминутныхъ промежутковъ былъ безконеченъ. Время застряло. Отсрочка сводила съ ума.

Промежутокъ прошелъ. Когда она вторично взяла фляжку и вылила вторую дозу, облака заволокли мсяцъ, и ночной видъ изъ окна медленно потемнлъ.

Безпокойство, гонявшее ее съ лстницы на лстницу, взадъ и впередъ по зал, такъ же внезапно отвязалось какъ и нашло на нее. Она пережидала второй промежутокъ, облокотись на подоконникъ, безъ всякой сознательной мысли глядя въ темную ночь. По временамъ откуда-то издалека, съ предмстья, втеръ доносилъ до нея вой запоздалой собаки. Она съ какимъ-то глупымъ вниманіемъ слдила за слабымъ звукомъ, какъ онъ замиралъ въ тишин, и прислушивалась, не повторится ли онъ снова. Руки у ней свинцомъ лежали на подоконник, лобъ ея прислонился къ стеклу, не чувствуя холода. Не прежде чмъ мсяцъ опять раскутался, она вздрогнула, внезапно опамятовавшись. Она быстро обернулась и взглянула на часы. Прошло ужь семь минутъ со времени второй дозы.

Межь тмъ какъ она хватала фляжку и наполняла воронку въ третій разъ, къ ней вернулось полное сознаніе ея положенія. Лихорадочный жаръ снова закиплъ въ крови, неудержимо хлынувъ къ щекамъ. Проворно, мягко, беззвучно ходила она по корридору изъ конца въ конецъ, скрестивъ руки подъ шалью и поминутно обращая глаза на часы.

Прошло три минуты изъ пяти слдующихъ, и вновь отсрочка начинала бсить ее. Пространство корридора становилось тсно для необъятной тревоги, овладвшей ея членами. Она опять сошла въ залу и стала кружиться по ней словно дикій зврь въ клтк. При третьемъ поворот она почувствовала что-то мягко ластившееся къ ея платью. То была кошка, которая пробралась въ отворенную дверь кухни,— рослая, смурая, общительная кошка, мурлыкавшая въ самомъ лучшемъ расположеніи духа и пришедшая къ ней для компаніи. Она взяла животное на руки, и наклонясь къ нему лицомъ, сладострастно повела подбородкомъ по гладкой голов его.

— Армадель терпть не можетъ кошекъ, шепнула она зврю въ ухо,— пойдемъ, посмотримъ, какъ Армаделя убиваютъ

Но въ ту же минуту эта страшная фантазія ужаснула ее самое. Она, вздрогнувъ, уронила кошку, и опять прогнала ее внизъ, грозя поднятою рукой. Посл того съ минуту постояла смирно, потомъ вдругъ со всхъ ногъ взбжала на лстницу. Мужъ ея снова прорвался въ ея мысли, мужъ ея грозилъ ей опасностью, до сихъ поръ еще ни разу не приходившею ей въ голову. Что если онъ не спитъ? Что если онъ вдругъ выйдетъ къ ней и застанетъ ее съ алою фляжкой въ рук?

Она подкралась къ двери третьяго нумера и прислушалась. Медленное, мрное дыханіе спящаго чуть слышалось. Переждавъ минуту, чтобы дать себ успокоиться, она сдлала шагъ къ четвертому нумеру,— и остановилась. У этой двери нечего было слушать. Докторъ сказалъ ей, что въ отравленномъ воздух сперва сонъ, а тамъ и смерть, равно неизбжны. Она покосилась на часы. Пришла пора четвертой дозы.

Рука ея страшно задрожала, въ четвертый разъ наполняя воронку. Въ сердце ея снова вернулась боязнь мужа. Что если какой-нибудь шумъ встревожитъ его до шестой дозы? Что если онъ вдругъ проснется (какъ она и видала часто) безъ всякаго шума? Она взглянула вверхъ и вг въ по корридору. Крайняя комната, гд былъ спрятанъ мистеръ Башвудъ, сама собой представилась ей убжищемъ.

‘Можно будетъ сюда! подумала она. Оставилъ ли онъ ключъ?’ Она отворила дверь, чтобы взглянуть, и увидала брошенный на полу платокъ.

‘Что это, Башвудовъ платокъ, случайно забытый!’

Она стала разсматривать его по уголкамъ. Во второмъ углу ей попалось мужнино имя.

Первою мыслью было кинуться къ двери на лстницу, разбудить управляющаго и потребовать объясненія. Вслдъ за тмъ она вспомнила про алую фляжку и про опасность оставить корридоръ. Она вернулась и посмотрла на дверь нумера третьяго. Мужъ ея, судя по улик платка, безспорно выходилъ изъ своей комнаты, и мистеръ Башвудъ не сказалъ ей объ этомъ. Гд жь онъ теперь? въ своей комнат? Въ пылу волненія, когда этотъ вопросъ прошелъ въ ея голов, она забыла наблюденіе, сдланное ею не боле какъ за минуту. Опять она стала слушать у двери, опять услыхала она медленное, мрное дыханіе спящаго. Прежде для успокоенія ей было достаточно свидтельства ушей. На этотъ разъ, при десятикратномъ возрастаніи подозрнія и тревоги, она ршилась убдиться и глазами.

‘Въ этомъ дом вс двери отворяются тихо, сказала она про себя: — нечего бояться разбудить его.’

Беззвучно, по вершочку за каждый разъ, отворяла она незапертую дверь и заглянула въ нее, только что отверстія стало достаточно. При маломъ свт, впущенномъ ею въ комнату, голову спящаго только что можно было разглядть на подушк. Полно, такъ ли темна эта голова въ сравненіи съ блою подушкой, какъ мужнина, когда онъ, бывало, въ постели? Разв это дыханіе такъ легко, какъ мужнино, во время его сна? Она растворила дверь пошире и заглянула въ нее при боле сильномъ свт. Тамъ лежалъ человкъ, на жизнь котораго она трижды покушалась, мирно заснувъ въ комнат, назначенной ея мужу, въ атмосфер безвредной для всякаго.

Неизбжное заключеніе въ одинъ мигъ ошеломило ее. Неистовымъ жестомъ поднявъ руки надъ головой, она ринулась назадъ въ корридоръ. Дверь Аллановой комнаты захлопнуласъ, но не такъ шумно, чтобы разбудить его. Услыхавъ это, она обернулась. Съ минуту она стояла съ неподвижнымъ взглядомъ, будто въ столбняк. Въ слдующую минуту инстинктъ устремился къ дятельности, прежде чмъ вернулся разсудокъ. Въ два прыжка она была у двери четвертаго нумера.

Дверь заперта.

Растерянно и неловко нащупывала она обими руками по стн ту пуговку, которую пожималъ при ней докторъ, показывая комнату постителямъ. Дважды проминовала она. Въ третій разъ глаза помогли рукамъ,— она нашла пуговку и нажала. Язычокъ задвижки отскочилъ, и дверь уступила. Не колеблясь ни минуты, она вошла въ комнату. Хотя дверь была отворена, хотя съ четвертой дозы прошло такъ мало времени, что газу могло быть произведено лишь немногимъ боле половины потребнаго объема, отравленный воздухъ охватилъ ее, точно рукой стиснувъ горло, точно проволокой стянувъ голову. Мужа она нашла на полу, у подножія кровати, головой и одною рукой къ двери, точно онъ вскочилъ при первомъ чувств опьяннія и палъ въ усиліи выйдти изъ комнаты. Съ отчаянно сосредоточенною силой, на которую такъ способны женщины въ чрезвычайныхъ случаяхъ, она подняла его и вытащила въ корридоръ. Голова у ней кружилась, она сложила его на полъ и на колняхъ доползла до комнаты, чтобы прекратить погоню отравленнаго воздуха за ними въ корридоръ. Затворивъ дверь и не смя взглянуть на мужа, она сбиралась съ силами, чтобы встать и дойдти до окна. Когда окно было отворено, и рзкій воздухъ зимняго утренника сильно ворвался въ него, она осмлилась вернуться къ мужу и въ первый разъ еще пристально глянула ему въ лицо.

Не смерть ли это разлила синеватую блдность на лбу его и темносвинцовую тнь около вкъ и на губахъ?

Она развязала ему галстухъ, разстегнула жилетъ и обнажила гордо и грудь на воздухъ. Положивъ руку на его сердце, поддерживая грудью его голову, обращенную къ окну, она ждала, что будетъ. Прошло нсколько времени, такъ мало, что можно бы измрить его секундами по часамъ, и однако столько, чтобы въ памяти снова прошла вся ея замужняя жизнь съ нимъ, и чтобы созрла ршимость, которая теперь закипла въ ея ум, какъ единственно-возможный результатъ этого обзора прошлаго. Пока взглядъ ея покоился на немъ, на лиц ея медленно проступало странное спокойствіе. Она глядла женщиной, равно готовою привтствовать возможность его спасенія или встртить подтвержденіе его смерти.

Ни одного крика, ни одной слезы не вырвалось у нея до сихъ поръ. Ни крика, ни слезы не вырвалось у ней и въ то время, какъ прошелъ минутный промежутокъ ея воспоминаній, и она почувствовала первый слабый трепетъ его сердца, и услыхала первое слабое дыханіе, вырвавшееся изъ устъ его. Молча склонилась она къ нему и поцловала его лобъ. Когда же снова подняла голову, тяжелое отчаяніе стаяло съ лица ея. Въ глазахъ ея было нчто ликующее, освтившее ей все лицо какъ бы внутреннимъ свтомъ и сдлавшее ее еще разъ женственною и милою.

Она положила его на полъ, и снявъ шаль, сдлала изъ нея подъ голову ему подушку.

— Тяжело было, мой милый, сказала она, слушая какъ слабое біеніе сердца все усиливалось,— теперь поправишься.

Она встала, и отвернувшись отъ него, увидла алую фляжку на томъ мст, гд оставила ее посл четвертой дозы.

— А! спокойно подумала она,— я забыла своего лучшаго друга. Забыла, что надо еще доливать.

Твердою рукой, съ покойнымъ, внимательнымъ видомъ наполнила она воронку въ пятый разъ.

— Еще пять минутъ, сказала она, поставивъ стклянку на мсто и взглянувъ на часы.

Она углубилась въ мысли, только усилившія серіозное и нжное спокойствіе ея лица.

— Написать ему прощальное словечко? спросила она себя.— Сказать ему правду предъ разлукой на вки?

Маленькій золотой рейсфедеръ ея вислъ на цпочк часовъ вмст съ другими брелоками. Посмотрвъ на минуту вокругъ себя, она склонилась надъ мужемъ на колна и опустила руку въ боковой карманъ его сюртука. Тамъ былъ его бумажникъ. Кое-какія бумаги выпали изъ него, когда она разстегнула застежку. Одною изъ нихъ было письмо, присланное ему мистеромъ Брокомъ съ смертнаго одра. Она перевернула дв странички, на которыхъ ректоръ написалъ оправдавшіяся теперь слова, и нашла послднюю страничку послдняго листка бдою. На этой страниц, склонясь на колна возл мужа, она писала прощальныя слова:

‘Я хуже всего, что вы можете обо мн подумать. Вы сегодня спасли Армаделя, помнявшись съ нимъ комнатой, и спасли его отъ меня. Теперь вы догадываетесь, чьею вдовой объявила бы я себя, еслибы вы не сохранили ему жизни, теперь вы узнаете, на какой отверженной женились, когда взяли въ жены пишущую эти строки. И все жь у меня было нсколько чистыхъ мгновеній, и тогда я нжно любила тебя. Забудь меня, голубчикъ, въ любви къ лучшей женщин. Можетъ-быть, и я могла бы стать этою лучшею, еслибы не выжила несчастной жизни до нашей встрчи. Теперь не въ томъ дло. Единственнымъ искупленіемъ всего зла, которое я теб сдлала, будетъ моя смерть. Умирать не тяжело мн теперь, когда я знаю, что ты будешь живъ. Даже въ злодяніи моемъ есть достоинство — неудача. Мн ни въ чемъ не бывало счастья.’

Она опять сложила письмо и вложила ему въ руку, чтобы такимъ образомъ привлечь его вниманіе, когда онъ придетъ въ себя. Нжно сгибая его пальцы и взглянувъ кверху, она встртилась съ послднею минутой послдняго промежутка, словно подставленною ей часами.

Она склонилась къ нему и поцловала его прощальнымъ поцлуемъ.

‘Живи, ангелъ мой, живи!’ нжно прожурчала она, чуть касаясь губами его губъ. ‘Вся жизнь у тебя еще впереди, жизнь счастливая, жизнь почтенная, если ты освободишься отъ меня!’ Въ порыв послдней, медлящей нжности, она разобрала на лбу его волосы. ‘Любить тебя не заслуга’, сказала она, ‘такихъ вс женщины любятъ.’ Она вздохнула и отошла.

То было послднею ея слабостью. Она утвердительно кивнула часамъ, точно это было живое существо, говорившее съ нею, и наполнила воронку послдній разъ до послдней капли, остававшейся во фляжк.

Блдный мсяцъ слабо свтилъ въ окно. Положивъ руку на дверь комнаты, она обернулась и поглядла на свтъ, медленно исчезавшій въ темномъ неб.

‘Боже, прости мн!’ проговорила она. ‘Господи, будь свидтелемь, что я страдала!’

Еще минуту промедлила она на порог, промедлила ради послдняго взгляда на этомъ свт, и обратила этотъ взоръ на него.

— Прощай! тихо сказала она.

Дверь отворилась и захлопнулась за ней. Тутъ насталъ промежутокъ тишины.

Потомъ донесся глухой и короткій звукъ, точно что-то упало.

Потомъ опять настала тишина.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Часовыя стрлки, слдуя неуклоннымъ путемъ, отсчитывала минуты утра, по мр того какъ он пропадали одна за другой. Десятая минута шла уже съ тхъ поръ, какъ дверь отворилась и захлопнулась, какъ вдругъ Мидвинтеръ заворочался на своей импровизованной подушк, и силясь подняться, почувствовалъ въ рук письмо. Въ ту же минуту у двери на лстницу щелкнулъ ключъ, и докторъ, любопытно выглянувъ по направленію къ роковой комнат, увидалъ на подоконник алую фляжку, а на полу распростертаго человка, пытающагося подняться.

ЭПИЛОГЪ.

I. Всти изъ Норфока.

Отъ мистера Педгифта старшаго (изъ Торпъ-Амброза) мистеру Педгифту младшему (въ Парижъ).

‘Гейстритъ, декабря 20-го.

‘Любезный Августъ! письмо твое получилъ третьяго дня. Кажется, ты таки порядкомъ пользуешься своею (какъ ты называешь) юностью. Ну, чтожь, наслаждайся вакаціей. Я то же напорядкахъ попользовался своею, будучи твоихъ лтъ, и, чудно сказать, не забылъ того и о сю пору.

‘Ты просишь отъ меня побольше новостей и въ особенности побольше извстій касательно таинственнаго дльца въ Лчебниц.

‘Любознательность, мой милый, есть качество (особенно въ нашей профессіи), ведущее иногда къ великимъ результатамъ. Впрочемъ, сомнваюсь, чтобъ оно привело тебя ко многому въ этомъ случа. Все, что я знаю о тайн Лчебницы, знаю я отъ мистера Армаделя, а онъ находится во мрак неизвстности относительно многихъ важныхъ пунктовъ. Я уже сообщилъ теб, какъ ихъ заманили въ этотъ домъ и какъ они тамъ ночевали. Къ этому я могу теперь прибавить, что съ мистеромъ Мидвинтеромъ безспорно случилось что-то, лишившее его сознанія, и что докторъ, который тоже, кажется, не безъ грха во всемъ этомъ, повелъ дло широкою рукой и настаивалъ на прав слдовать своей собственной систем въ своей Лчебниц. Нтъ ни малйшаго сомннія, что несчастная женщина найдена мертвою, что произведено было слдствіе коронеромъ, что по всей очевидности она вступила въ домъ паціенткой, и что медицинскій осмотръ закончилъ открытіемъ, что она умерла отъ удара. Моя мысль такова, что у мистера Мидвинтера есть свои причины не выступать съ показаніемъ, которое онъ могъ бы сдлать. Имю также основаніе предполагать, что мистеръ Армадель, изъ уваженія къ нему, слдовалъ его внушенію, и что заключеніе слдователей (не въ укоръ будь сказано кому-либо) сдлано было ими, подобно множеству слдствій того же рода, на основаніи крайне поверхностнаго обзора обстоятельствъ.

‘Ключъ всей тайны, какъ я твердо убжденъ, находится въ покушеніи этой несчастной женщины разыграть роль вдовы мистера Армаделя, посл извстія въ газетахъ объ его смерти. Но что впервые навело ее на это и какимъ невообразимымъ обманомъ заставила она мистера Мидвинтера жениться на ней (какъ показываетъ свидтельство) подъ именемъ мистера Армаделя, этого и самъ мистеръ Армадель не знаетъ. Пункта этого при слдствіи не затрогивали, по той простой причин, что слдствіе касалось только обстоятельствъ ея смерти. Мистеръ Армадель, по просьб друга, видлся съ миссъ Бланшардъ и уговорилъ ее заставить старика Дарча промолчать и о притязаніи этой женщины на доходъ вдовы. Такъ какъ притязанію этому не было еще дано законнаго хода, то даже нашъ туго-выйный собратъ по профессіи согласился поступить какъ его просили. Согласно съ тмъ и докторское показаніе, что паціентка его вдова нкоего джентльмена, по имени Армаделя, осталось безъ послдствій, и такимъ образомъ дло заглохло. Ее похоронили на большомъ кладбищ, близь того мста гд она умерла. Исключая мистера Мидвинтера и мистера Армаделя (настоятелько желавшаго идти съ нимъ), никто не провожалъ ее до могилы, и на памятник ничего не было написано, кром заглавной буквы ея имени (Л), да еще дня ея смерти. Итакъ, посл всего сдланнаго ею зла, наконецъ она успокоилась, и такимъ образомъ двое людей, оскорбленныхъ ею, простили ей.

‘Что бы еще сказать объ этомъ предмет, прежде чмъ разстаться съ нимъ? Справясь съ твоимъ письмомъ, я вижу, что ты поднялъ еще вопросъ, который, можетъ-быть, стоитъ бглой замтки.

‘Ты спрашиваешь, есть ли какое-нибудь основаніе думать, что докторъ выйдетъ изъ этого дла также сухъ въ дйствительности, какъ оно кажется? Милый Августъ, я полагаю, что докторъ побывалъ на дн боле многочисленныхъ преступленій нежели мы въ состояніи когда-либо разыскать, и что онъ воспользовался добровольнымъ молчаніемъ мастера Мидвинтера и мистера Армаделя, какъ постоянно пользуются мошенники неудачей и нуждами честныхъ людей. Доказанный фактъ, что онъ потворствовалъ ложному извстію о миссъ Мильрой, которое заманило этихъ джентльменовъ къ нему въ домъ, и одного этого обстоятельства (по моей опытности стараго сутяги) для меня достаточно. Что же касается уликъ противъ него, то ихъ нтъ ни на іоту, а что до возмездія, которое можетъ его постигнуть, могу только сказать, что надюсь въ глубин сердца, авось въ теченіе времени возмездіе-то окажется похитрй его. Теперь же на это мало надежды. Друзья и поклонники доктора, кажется, собираются поднести ему заявленіе ‘ихъ сочувствія при томъ горестномъ событіи, которое омрачило открытіе его Лчебницы, и неизмннаго доврія къ его добросовстности и искусству какъ медика’. Мы съ тобой, Августъ, живемъ въ столтіи, неизмнно благопріятствующемъ всякому плутовству, которое въ свою очередь сильно заботится о сохраненіи приличій. Въ этомъ-то просвщенномъ девятнадцатомъ вк, я смотрю на доктора какъ на одного изъ идущихъ въ гору.

‘Обращаясь теперь къ предметамъ боле пріятнымъ чмъ Лчебница, могу сказать теб, что миссъ Нелли почти совсмъ поправилась, и на мой скромный взглядъ, прекрасне прежняго. Она проживаетъ въ Лондон подъ надзоромъ одной родственницы, а мистеръ Армадель убждаетъ ее въ факт своего существованія (на всякій случай, чтобъ не забыла) аккуратно каждый день. Они повнчаются весною, если только смерть мистрисъ Мильрой не отложитъ торжества. Лкаря того мннія, что бдная леди слабетъ окончательно. Можетъ, протянетъ нсколько недль, а можетъ и мсяцъ, больше ничего не могутъ сказать. Она сильно перемнилась, покойна, нжна и тревожно привязана къ мужу и дочери. Но, въ ея положеніи, эта счастливая перемна, кажется, предвщаетъ близкое разложеніе съ медицинской точки зрнія. Трудно заставить бднаго майора понять это. Онъ только видитъ, что она стала походить на себя въ лучшее свое время, когда онъ только что женился на ней, и онъ теперь по цлымъ часамъ сидитъ у ея кровати, толкуя про свои дивные часы. Мистеръ Мидвинтеръ, о которомъ ты, вроятно, ждешь нсколькихъ словъ, быстро выздоравливаетъ. Причинивъ сначала таки не малыя хлопоты лкарямъ (толковавшимъ, что онъ страдаетъ отъ серіознаго нервнаго потрясенія, происшедшаго отъ обстоятельствъ, относительно которыхъ упорное молчаніе паціента оставляетъ ихъ во мрак неизвстности), онъ поправился, какъ только могутъ поправиться (опять говоря языкомъ докторовъ) люди съ его чувствительнымъ темпераментомъ. Они съ мистеромъ Армаделемь на одной и той же довольно покойной квартир. Я видлъ его на той недл, будучи въ Лондон. На лиц его видны слды горя и слезъ, что весьма прискорбно въ такомъ молодомъ человк. Однакожь онъ говорилъ о себ и о будущности съ такимъ мужествомъ, что люди и вдвое старше его (если только онъ много страдалъ, какъ я это подозрваю) могли бы позавидовать. Если я разумю кое-что въ человчеств, то это человкъ необыкновенный, и мы еще услышимъ о немъ что-нибудь изъ ряду вонъ.

‘Ты удивишься, зачмъ я попалъ въ Лондонъ. Я похалъ съ возвратнымъ билетомъ (съ субботы на понедльникъ) по извстному теб спорному длу нашего агента. Бой былъ прежестокій, но любопытне всего, что въ голову мн пришла, между прочимъ, одна мысль, когда я ужь собрался совсмъ уйдти, я вернулся къ своему креслу и мигомъ поршилъ вопросъ. Само собой разумется, что я останавливался въ нашей ковентгарденской гостиниц. Вильямъ съ отеческою любовью освдомлялся о теб, а Матильда говоритъ, что ты почти убдилъ ее наконецъ выдернуть гнилой зубъ изъ нижней челюсти. Младшій сынъ агента (тотъ молодчикъ, что ты въ шутку окрестилъ Мустафой, когда онъ заварилъ эту страшную кашу по поводу турецкихъ обезпеченій) обдалъ со мною въ субботу. Вечеркомъ случилось маленькое происшествіе, которое стоитъ разказать, какъ относящееся до нкоей старой леди, которую вы съ мистеромъ Армаделемъ ‘не застали дома’, когда въ былое время осадили домъ ея въ Пимлико.

‘Мустафа такой же, какъ и вс вы, ныншняя молодежь:— посл обда ему не сидлось на мст.

‘— Отправляйтесь-ка, говоритъ, на общественное увеселеніе, мистеръ Педгифть.

‘— Общественное увеселеніе? Да нынче суббота! говорю я.

‘— Точно такъ, говоритъ Мустафа:— по субботамъ прекращаются представленія на сцен, это я вамъ уступаю, но не прекращаются же представленія на каедр. Пойдемте, посмотримъ самую свжую новинку изъ субботнихъ актеровъ нашего времени.

‘— Такъ какъ онъ больше не хотлъ пить, то нечего длать, пошли.

‘Мы пришли въ одну изъ улицъ Весть-Энда и нашли ее осажденною каретами. Не будь это субботній вечеръ, я подумалъ бы, что мы идемъ въ оперу.

‘— Что я вамъ говорилъ? сказалъ Мустафа, подводя меня къ двери съ газовымъ рожкомъ и афишей представленія.

‘Я только-что усплъ прочесть, что идемъ на одну изъ цлаго ряда ‘субботнихъ вечернихъ поученій о блеск и сует свта, преподаваемыхъ послужившею имъ гршною душой,’ какъ Мустафа толкнулъ меня подъ локоть и шепнулъ.

‘— Входная плата — полкроны.

‘Я очутился между двухъ важныхъ и молчаливыхъ джентльменовъ, съ тарелками, совсмъ заваленными входною платой. Мустафа поощрилъ одну, я другую. Мы прошли двумя дверьми въ длинную, биткомъ набитую комнату: И здсь-то, проповдуя слушателямъ съ дальней платформы, находился ораторъ,— не мущина, какъ я предполагалъ,— но женщина, и эта женщина была тетушка Ольдершо! Ты не слыхивалъ во всю жизнь свою ничего краснорчиве. Все время пока я слушалъ, она ни разу въ карманъ за словомъ не лазила. Краснорчіе, какъ человческое совершенство, пало въ моемъ мнніи, на весь остатокъ дней посл этого субботняго вечера. Что касается до содержанія проповди, я могу назвать его разказомь наблюденій мистрисъ Ольдершо среди падшихъ женщинъ, въ стил благочестія и раскаянія. Ты спросишь, какого сорта были эти слушатели? Большею частію женщины, Августъ, и,— клянусь вчнымъ спасеніемъ, все старыя блудницы моднаго свта, которыхъ тетушка Ольдершо въ свое время наводила финифтью, вс он храбро сидли на первыхъ мстахъ съ оштукатуренными щеками, въ благочестивомъ веселіи, на диво зрителямъ! Я оставилъ Мустафу дослушивать конецъ, и выходя, подумалъ про себя, какъ гд-то говоритъ Шекспиръ: Господи, что за дурачье мы, смертные!

‘Нтъ ли еще чего сообщить теб, прежде чмъ закончу? Могу припомнить одно только.

‘Этотъ несчастный старикашка Башвудъ оправдалъ мои опасенія, о которыхъ я сообщалъ теб, когда его привезли назадъ изъ Лондона. Нтъ ни малйшаго сомннія, что онъ дйствительно лишился той малой доли разсудка, которою когда-либо владлъ. Онъ совершенно безвреденъ и вполн счастливъ. И все бы шло какъ нельзя лучше, еслибы мы только могли предупреждать его прогулки въ самой новой пар платья, причемъ онъ пачкается, улыбается и приглашаетъ всхъ встрчныхъ на предстоящую свадьбу его съ первою красавицей во всей Англіи. Разумется, дло кончается тмъ, что мальчишки швыряютъ въ него чмъ ни попало, и онъ является ко мн въ слезахъ, весь въ грязи. Какъ только ему вычистятъ платье, онъ опять впадаетъ въ свое любимое заблужденіе и такъ-то форситъ на паперти въ роди жениха, поджидая миссъ Гуильтъ. Надо будетъ помстить несчастнаго бдняка куда-нибудь подъ присмотръ на то короткое время, которое ему осталось прожить. Кто бы могъ подумать, что человкъ въ его лта можетъ влюбиться? И кто бы могъ поврить, чтобы зло, содянное женскою красотой, могло хватить такъ далеко по направленію къ низменнымъ сферамъ, что захватило даже нашего престарлаго писца?

‘Прощай, пока, мой милый. Коли увидишь въ Париж особенно красивую табакерку,— хотя отецъ твой и презираетъ всякія заявленія,— онъ ничего не иметъ противъ подарка отъ сына.

‘Преданный теб
‘А. Педгифтъ старшій.

‘P. S. Считаю вроятнымъ, что упоминаемое тобой извстіе французскихъ газетъ о гибельной ссор какихъ-то иностранныхъ моряковъ на одномъ изъ Липарскихъ острововъ и смерти ихъ капитана, очень похожа на ссору тхъ самыхъ разбойниковъ, что ограбили мистера Армаделя и потопили его яхту. Эти пріятели, къ счастію для общества, не всегда могутъ сохранить приличіе, и въ этомъ случа, плутовство и возмездіе иногда приходятъ между собой въ столкновеніе.

II. Мидвинтеръ.

Весна подошла къ концу апрля. То былъ канунъ Аллановой свадьбы. Они съ Мидвинтеромь толковали въ большомъ дом и засидлись до поздней ночи,— до того, что давно уже пробило двнадцать и наступилъ, (по часамъ) день свадьбы.

Разговоръ большею частью вертлся около плановъ и предположеній жениха. И тогда лишь, какъ оба друга встали, собираясь на покой, Алланъ заставилъ Мидвинтера говорить о себ.

— Будетъ съ насъ, даже слишкомъ довольно моего будущаго, началъ онъ по-своему рзко напрямикъ:— поговоримте сколько-нибудь объ вашемъ, Мидвинтеръ. Я знаю, вы общали мн, что если возьметесь за литературу, то это не разлучитъ насъ, а если отправитесь путешествовать по морю, то возвратясь назадъ, вспомните, что мой домъ — вашъ домъ. Но теперь мы послдній разъ вмст по-старому, и, сознаюсь, я желалъ бы знать….

Голосъ его порвался, и глаза слегка увлажились. Онъ не докончилъ изреченія.

Мидвинтеръ взялъ его за руку и подсказалъ, какъ, бывало, часто подсказывалъ ему и прежде, слова, въ которыхъ тотъ нуждался.

— Вы желали бы знать, Алланъ, сказалъ онъ: — не будетъ ли болть мое сердце на вашей свадьб? Если вы позволите немножко вернуться къ прошлому, мн кажется, я удовлетворю васъ.

Они опять заняли кресла. Алланъ видлъ, что Мидвинтеръ тронутъ.

— Зачмъ разстраивать себя? ласково спросилъ онъ: — зачмъ обращаться къ прошлому?

— По двумъ причинамъ, Алланъ. Мн давно бы слдовало поблагодарить васъ за молчаніе, соблюдаемое вами, ради меня, насчетъ одного дла, которое должно было показаться вамъ очень страннымъ. Вы знаете, чье имя стоитъ въ записи моей свадьбы,— и однакожь вы удерживались отъ объясненія, боясь меня разстроить. Прежде чмъ вы вступите въ новую жизнь, объяснимся разъ и навсегда относительно этого. Я прошу васъ,— въ вид новой милости, поврить мн (какъ бы это ни казалось вамъ страннымъ), что въ этомъ дл я безукоризненъ, и что причины, заставляющія меня оставить это безъ объясненія, такого свойства, что самъ мистеръ Брокъ одобрилъ бы ихъ.

Въ такихъ словахъ сохранилъ онъ тайну двухъ именъ и оставилъ память объ Аллановой матери, какъ нашелъ ее, священною памятью въ сыновнемъ сердц.

— Еще одно слово, продолжалъ онъ: слово, которое перенесетъ насъ, на этотъ разъ, изъ прошлаго въ будущее. Сказано было, и справедливо сказано, что нтъ худа безъ добра. Посл извстной вамъ ужасной и бдственной ночи замолкло то сомнніе, что нкогда отравляло мн жизнь ни на чемъ не основанною боязнью за васъ и за себя. Ни облака, поднятаго моимъ суевріемъ, не станетъ боле между нами. Не могу сказать вамъ по совсти, чтобы теперь я былъ боле склоненъ чмъ тогда на остров Менъ, допустить то, что называется раціональнымъ взглядомъ на вашъ сонъ. Хотя я и знаю, какія необычайныя совпаденія обстоятельствъ безпрестанно случаются въ жизненномъ опыт каждаго насъ, все-таки я не могу принять такое совпаденіе за объясненіе сбывшихся видній, происшедшихъ у насъ передъ глазами. Все что я могу чистосердечно сказать за себя,— и я думаю, что вамъ пріятно будетъ узнать это,— что я сталъ смотрть иначе на цль сна. Я думалъ нкогда, что онъ былъ вамъ посланъ для пробужденія въ васъ недоврія къ одинокому человку, котораго вы приняли въ свое сердце, какъ брата. Теперь я знаю, что онъ снизшелъ къ вамъ какъ своевременное предупрежденіе держаться за него еще крпче. Довольны ли вы тмъ, что и я, тоже съ надеждой, стою на порог новой жизни, и пока мы живы, братъ мой, ваша любовь и моя нераздльны?

Они молча пожали другъ другу руки. Алланъ первый пришелъ въ себя. Онъ отвтилъ въ немногихъ ласково-успокоительныхъ словахъ, бывшихъ наилучшими словами, какія онъ могъ обратить къ другу.

— Я слышалъ все что желалъ знать о прошломъ, сказалъ онъ,— и знаю то, что боле всего желалъ знать въ будущемъ. Вс говорятъ, Мидвинтеръ, что вамъ предстоитъ карьера,— и я врю, что вс они правы. Кто знаетъ, какія великія событія могутъ свершиться, прежде чмъ мы постаремъ нсколькими годами?

— Кому это нужно знать? спокойно сказалъ Мидвинтеръ.— Будь что будетъ, Богъ всемилостивъ, Богъ всевдущъ. Эти слова нкогда написалъ мн вашъ дорогой, старый другъ. Съ этою истиной я безропотно оглядываюсь на прошлые года и доврчиво встрчаю грядущіе.

Онъ всталъ, подошелъ къ окну. Пока они толковали, темнота ночи разсялась, и когда онъ выглянулъ, его встртилъ первый свтъ новаго дня и нжно покоился на безмятежныхъ уже отнын чертахъ его лица.

КОНЕЦЪ.

‘Русскій Встникъ’, NoNo 10—11, 1864, NoNo 1—11, 1865, NoNo 1—6, 1866

АРМАДЕЛЬ

КНИГА ПЕРВАЯ.

I. Путешественники.

II. Солидная сторона шотландскаго характера.

III. Крушеніе корабля.

КНИГА ВТОРАЯ.

I. Тайна Осіи Мидвинтера.

II. Исповдь.

III. День и ночь.

IV. Тнь прошлаго.

V. Тнь будущаго.

Сонъ Аллана Армаделя.

КНИГА ТРЕТЬЯ.

I. Скрытое зло.

II. Алланъ въ качеств землевладльца.

III. Общественныя требованія.

IV. Ходъ событій.

V. Тетушка Ольдершо держитъ ухо востро.

VI. Мидвинтеръ въ маск.

VII. Интрига усложняется.

VIII. Норфокскія Озерки.

IX. Судьба или случай?

X. Примты горничной.

XI. Миссъ Гуильтъ въ Дюнахъ.

XII. Горизонтъ покрывается тучами.

XIII. Онъ уходитъ.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ.

I. Мистрисъ Мильрой.

II. Человкъ найденъ.

III. Близость открытія.

IV. Алланъ въ крайнемъ затрудненіи.

V. Средство Педгифта Старшаго.

VI. Педгифтовъ постскриптъ.

VII. Мученія миссъ Гуильтъ.

VIII. Она становится между ними.

IX. Она узнаетъ правду.

X. Дневникъ миссъ Гуильтъ.

XI. Любовь и законъ.

XII. Скандалъ на станціи желзной дороги.

XIII. Сердце старика.

XIV. Дневникъ миссъ Гуильтъ.

XV. День свадьбы.

КНИГА ПЯТАЯ.

I. Дневникъ миссъ Гуильтъ.

II. Продолженіе дневника.

III. Прерванный дневникъ.

ШЕСТАЯ КНИГА.

I. На дебаркадер.

II. Въ дом.

III. Алая фляжка.

ЭПИЛОГЪ.

I. Всти изъ Норфока.

II. Мидвинтеръ.

Читайте также: