Арк. Гайдар принадлежит к числу лучших детских писателей, находится в первых рядах послеоктябрьской детской литературы. Ознакомившись с хорошей книгой, читатель обычно советует своему товарищу ее прочесть, советские ребята знают Гайдара и сами ‘пропагандируют’ его повести.
Герои книг Гайдара — Борис Гориков, Тимка Штукин (‘Школа‘), Васька, Петька и Сережка (‘Дальние страны’), Димка и Жиган (‘Р. В. С.’) — это наши ребята, показанные в их специфическом мирке, иногда наивные, иногда скрывающие под наивностью изрядную долю детской хитрости, пытливые, любознательные и любопытные, полные самой неудержимой и восторженной романтики по части ‘дальних стран’, военных и морских приключений, жадно стремящиеся вмешаться во все дела взрослых и держаться с ними наравне, но не менее живо интересующиеся сметаной или вареньем, спрятанным в чулане. Гайдар изображает не детей вообще, а детей определенной социальной формации. И если, например, Петька, Сережка и Васька (‘Дальние страны’) сформировываются в условиях нашей действительности, то самые элементарные и первичные впечатления от окружающего (разговоры со взрослыми, революционные песня и плакат и т. п.) приводят ребят к пониманию, что социалистическая стройка совершается в интересах широких масс трудящихся, что нисколько не стыдно попросить ‘главного строительного инженера’ отпустить средства на школу (66 стр.), что ‘теперь не старое время, чтобы бить’ (42 стр.) и т. д.
Писатель хорошо знает и, главное, умеет передать особенности детского поведения, психики, языка, детский читатель видит в книгах Гайдара своих реалистически изображенных друзей и товарищей. Но иногда, хотя и очень редко, в произведениях Гайдара можно заметить очень любопытную ошибку: не погрешив против художественной правды, автор все-таки становится местами несколько непонятным для своего читателя. Два примера. ‘Он (Петька) много перемучился. Такой же мальчуган, как и многие другие, немножко храбрый, немножко робкий, иногда искренний, иногда скромный и хитроватый, он из-за страха за свою небольшую беду долго скрывал большое дело’ (‘Дальние страны’, подчеркнуто нами.— Б. Д.). Или вот, например, о Борисе Горикове, который очень активно выполняет мелкие поручения большевистского комитета Нижегородской организации (дело происходит в Октябрьские дни). ‘Кого послать? — Ну что ж, из своих кого-нибудь, кто под руку подвернется. — Я подвернусь под руку, — крикнул я, испытывая сильное возбуждение и желание не отставать от других’. (‘Школа’.) С мягким юмором отмечает автор смешную неправильность речи Бориса (‘подвернусь под руку’) и дает ‘итоговую’ обрисовку Петьки, но эти отрывки рассчитаны на относительно сложное восприятие и понимание: здесь написано о детях, но не для детей, а для взрослых. Кстати сказать, на этих примерах еще раз вскрывается необходимость существования особой детской литературы.
Какова проблематика творчества Гайдара, в какой степени его книги помогают коммунистическому воспитанию растущего жизнерадостного поколения? Остановимся на повести ‘Дальние страны’. Насыщенная подлинным драматизмом, отражающая основные процессы нашей действительности, книга подводит детей к осознанию, что ‘разъезд No 216, который с сегодняшнего дня уже больше не раз’езд, а станция ‘Крылья самолета’, и Алешино, и новый завод, и эти люди, которые стоят у гроба, а вместе с ними и он, Петька,— все это частица одного огромного’ и сильного целого, что зовется Советская страна’. Освежающе и благотворно воздействует социалистическая стройка на самые отдаленные захолустья. Прекрасные ‘дальние страны’, о которых тоскуют ребятишки глухого раз’езда No 216, страны ‘с большими вокзалами, с огромными заводами, с высокими зданиями’ все более и более переходят из мечты в действительность. Гайдар рассказывает ребятам и о том, как социалистический труд встречает на своем пути ожесточенное сопротивление классового врага, хотя и обреченного на провал, но тем не менее, вредящего всеми доступными ему средствами.
Малыши Петька и Васька легко и безболезненно преодолели детскую грусть о прекрасных ‘дальних странах’, как только они осознали героику и романтику (в лучшем случае этого слова) повседневной борьбы за социализм. Иного рода— ‘дальние страны’ Бориса Горикова (‘Школа’). Мещанское окружение тихого городка Арзамаса, реальное училище создали у мальчугана довольно устойчивую систему ложных взглядов и представлений. Автор последовательно и настойчиво разрушает эгоцентрический романтизм Бориса, препятствующий правильному пониманию событий к активному участию в борьбе рабочего класса.
Шовинистический угар войны 1914 года отравляет и Бориса Горикова, всерьез рассуждающего о том, что ‘германцы такие варвары, что никого не жалеют’, и очень удивленного усталым, изможденным видом пленных австрийцев, ‘зверства которых ужасают все народы’. Отец Бориса — большевик — находится на фронте. В Арзамас приезжает его товарищ, раненный солдат. К числу лучших страниц ‘Школы’, страниц, разоблачающих империалистическую бойню, принадлежит беседа Бориса и его матери с человеком, принесшим с фронта деревянную ногу и костыль. ‘Ну как у нас на фронте, как идут сражения, какой дух у наших войск?—спросил я спокойно и солидно. Солдат посмотрел на меня и прищурился. Под его тяжелым, немножко насмешливым взглядом я смутился, и самый вопрос показался мне каким-то напыщенным и надуманным. — Ишь ты! — и солдат улыбнулся. — Какой дух? Известное дело, милый, какой дух в окопе может быть… Тяжелый дух. Хуже чем в нужнике’ (32). Гайдар говорит о тяжелой школе, пройденной Борисом, отец которого ‘за побег с театра военных действий и за вредную антиправительственную пропаганду’ был расстрелян. Товарищи по училищу, захваченные в плен сладкоголосой керенщиной, буквально затравили Бориса, сына ‘дезертира’ Горикова. События толкали подростка на путь отца, и Борис в 1918 году становится участником красного партизанского движения. Здесь он окончательно преодолевает индивидуалистическое самолюбование и анархические замашки.
Идейная наполненность ‘Школы’ не покрывается, однако, проблемой становления нового человека, борьбой с мелкобуржуазными, представлениями и иллюзиями. Индивидуальная биография Бориса является связующей цепью для широкой художественной хроники, характеризующей царский тыл в 1914—1917 гг., работу партии по завоеванию масс и подготовке вооруженного восстания (особенно примечательна сцена большевистской и эсеровской агитации в 1917 году, стр. 69—76) и партизанское движение рабочих и крестьян в годы гражданской войны.
Чрезвычайно ценным качеством творчества т. Гайдара нужно признать его любовь к детям (качество совершенно необходимое, но присущее далеко не всем пишущим для детей), выраженную в частности в пропаганде коллективизма, бережного отношения ребят друг к другу, что, конечно, не имеет ничего общего ни с расплывчатым гуманизмом и сентиментализмом, ни со слащавым религиозным юродствованием многих авторов дооктябрьской детской литературы (А. Круглов, Л. Чарская и др.). На примере Димки и Жигана (‘Р. В. С.’), ребят в ‘Четвертом блиндаже’ и в ‘Дальних странах’ автор тепло и заботливо выделяет и подчеркивает проявления детской дружбы и товарищества, борется с грубым, нечутким отношением к ребятам (см., например, о детях Егора Михайлова в ‘Д. С.’).
Вопрос о простоте художественного произведения особенно актуален в детской литературе. Гайдар ‘легко читается’ — это очень распространенная и заслуженная оценка его книг. Краткая конструкция фразы, крайняя экономия и сдержанность в изобразительных средствах отличают ясный и четкий художественный язык автора. В своих книгах вне зависимости от того, ведется ли повествование от первого лица, Гайдар показывает события с точки зрения своих героев-ребят, достигая максимальной простоты и доступности для читателя, но в то же время не снижаясь до упрощенчества благодаря умелым к тактичным коррективам детского восприятия. Исключением надо считать изображенных схематически, с внешней, ‘казовой’, стороны персонажей ‘Дальних стран’ Данилу Егорыча и подкулачника Ермолая.
Занимательности книг Гайдара в немалой степени помогают элементы приключенчества, острые напряженные сюжетные ситуации. Критическое освоение ‘приключенческого, жанра’, может быть, в силу широкой литературной традиции мелкобуржуазной авантюристики представляет немалые трудности. Нам кажется, что Гайдар отталкивается от своей малоудачной книги ‘На графских развалинах’ (М. 1929), где во имя голой занимательности господствовало самое разнузданное приключенчество, нелепые трюки и ужасы, и переходит к разработке принципиально нового жанра.
В ‘Р. В. С.‘, ‘Дальних странах’ и ‘Школе’ ‘авантюрное’ развитие сюжета (‘тайна’ Димки и Жигана, поездка Жигана в город и ‘препятствия’, ‘тайна’ Петьки, встреча Б. Горикова с кадетом Ваальдом, в плену у белых и т. д.) не подчинено искусственным ‘препятствиям’, механическим ‘развязкам’ и т. п., но выражает определенные отношения персонажей, характеризует расстановку социальных сил и процесс борьбы классов.
Такая ‘занимательность’ неизбежно сочетается с художественной правдивостью повествования и обеспечивает книге успех у детского читателя.