АНСЕЛЬМЪ КАНТЕРБЕРІЙСКІЙ
АНСЕЛЬМЪ КАНТЕРБЕРІЙСКІЙ
I.
Е. еоктистовъ.
(Вторая и послдняя часть до слд. No).
‘Русскій Вѣ,стникъ’, No 5, 1856
Ансельм Кантерберийский, Феоктистов Евгений Михайлович, Год: 1856
Время на прочтение: 58 минут(ы)
Saint Anselme de Cantorbery, tableau de la vie monastique au onsieme siè,cle, par Ch. de Remusat. 1 vol.
Anselme von Canterbury. Dargestellt von F. R. Hasse.
Жизнь и ученые труды Ансельма, архіепископа Кантерберійскаго, были предметомъ многихъ изслдованій въ европейскихъ литературахъ. Философія и исторія обращались съ одинаковымъ интересомъ къ дятельности этого замчательнаго лица: первая, объясняя его заслуги, видла въ немъ одного изъ самыхъ глубокомысленныхъ основателей схоластической науки, другая занималась преимущественно тмъ жаркимъ участіемъ, которое принималъ онъ въ великомъ событіи XI вка — борьб между свтскою и духовною властью. Нельзя впрочемъ не замтить съ самаго начала, что эти два совершенно различные рода его дятельности Имютъ для насъ, далеко не равное значеніе: Ансельмъ, какъ ученый, много затмеваетъ Ансельма-политика, государственнаго человка. Ему суждено было жить въ то время, когда Европа начала лишь только пробуждаться отъ продолжительнаго умственнаго усыпленія, въ которое она была погружена посл такъ-называемаго паденія Западной Римской Имперіи. Въ обществ является сильное стремленіе къ самостоятельному мышленію, жалкая литература, состоявшая до этого времени почти исключительно изъ компиляцій, въ которыхъ обширная эрудиція соединялась съ совершеннымъ отсутствіемъ серіознаго содержанія, оживляется многими произведеніями, исполненными поразительной глубины мысли. Нельзя сказать, чтобы Ансельмъ не имлъ на этомъ пути предшественниковъ: довольно было бы указать на Іоанна Эригену Скота, но этотъ замчательный мыслитель, жившій за два отолтія до Ансельма, явился въ такое время, когда общество было еще слишкомъ грубо, и не могло оцнить его достойнымъ образомъ. Онъ проходитъ, не оставивъ почти никакого слда между своими современниками, и представляя собою блестящее, но почти непонятное исключеніе среди умственнаго упадка ІХ вка. По глубин мысли, по оригинальности и смлости ея выраженія, Ансельмъ много уступаетъ Іоанну Эриген, но онъ имлъ счастіе дйствовать среди общества, которое стояло на несравненно высшей ступени развитія, которому были уже доступны выражаемыя имъ идеи. Если мышленіе его успло создать цлую науку, если можно считать его первоначальникомъ дальнйшаго движенія схоластической философіи, то нельзя не сознаться, что обстоятельства и время играли при этомъ немаловажную роль.
Объ ученой дятельности Ансельма писали много, и характеръ ея опредленъ въ настоящее время, какъ кажется, надлежащимъ образомъ. Собственно для насъ гораздо важне въ его жизни другая сторона — его соприкосновеніе съ тогдашнимъ политическимъ міромъ, та роль, которую занималъ онъ среди событій своего вка. Тутъ, до послдняго времени, было еще много загадочнаго и неяснаго, по крайней мр въ самомъ характер дйствующаго лица. Въ заглавіи нашей статьи поставили мы сочиненіе боннскаго профессора Гассе,— сочиненіе весьма обстоятельное, написанное съ глубокимъ знаніемъ источниковъ и въ которомъ обширный отдлъ посвященъ политической дятельности Ансельма, Оно особенно важно для насъ еще въ томъ отношеніи, что взглядъ автора, съ большими или меньшими измненіями, принадлежалъ почти всмъ, говорившимъ о томъ же предмет. Въ сущности онъ состоялъ въ слдующемъ: Ансельмъ жилъ въ эпоху, когда такъ-называемая борьба за инвеституру находилась въ полномъ разгар, и общественное мнніе всей Европы распалось между Григоріемъ VII и Генрихомъ IV. Ансельмъ не остался хладнокровнымъ зрителемъ этой борьбы: онъ съ жаромъ усвоилъ воззрнія римскихъ первосвященниковъ и поставилъ въ Англіи вопросъ о взаимномъ отношеніи свтской и духовной власти въ не мене рзкихъ и опредленныхъ формахъ. Въ борьб, которую долженъ былъ онъ вести съ норманскими королями, ему не суждено было однако дойдти до какихъ-нибудь положительныхъ результатовъ, и вслдствіе различныхъ обстоятельствъ, окончательное ршеніе предпринятой имъ задачи принадлежитъ уже знаменитому его преемнику, Томасу Бекету. Не смотря на это, дятельность Ансельма Каитерберійскаго получаетъ высокое общественное значеніе, съ именемъ его неразрывно связывается понятіе объ одномъ изъ величайшихъ интересовъ, занимавшихъ Европу въ XI столтіи. Безъ сомннія, въ этомъ взгляд есть много врнаго, хотя нельзя согласиться съ нимъ во всемъ безусловно. По Нашему мннію, тутъ упущено изъ виду одно весьма важное обстоятельство: не часто ли случается видть, что изъ дйствій какого-нибудь историческаго лица вытекаютъ со временемъ такія слдствія, которыя были совершенно чужды его намреніямъ, мало, того, совершенно противуположны имъ? Не всякая дятельность сопровождается сознательностью, часто, напротивъ, человкъ является слпымъ орудіемъ потребностей своего вка, и время даетъ его дятельности такое значеніе, отъ котораго была далека его собственная мысль. Это замчаніе можно вполн примнить ку Ансельму: вопреки изложенному сейчасъ воззрнію, можно положительно сказать, что теоріи, господствовавшія въ XI вк въ Римской церкви, никогда не были уяснены имъ надлежащимъ образомъ. Въ наук Ансельмъ былъ систематикъ, но въ жизнь, въ свои сношенія съ лицами и свтскими властями, онъ не вносилъ никакого плана, никакой системы — напротивъ трудно было бы указать человка, который бы боле руководствовался въ своихъ дйствіяхъ личными наклонностями и побужденіями. Онъ былъ монахомъ въ самомъ строгомъ смысл слова и не боле этого: тихая, созерцательная жизнь, научныя занятія и подвиги христіанскаго благочестія — были его постояннымъ идеаломъ. Событія насильственно вызвали его изъ уединенной кельи, обратили, его дятельность на боле тревожное поприще и сдлали изъ него, историческое лицо, помимо всхъ его желаній. Но занявши одно изъ самыхъ важныхъ мстъ въ церковной іерархіи XI вка, Ансельмъ не измнилъ основнымъ чертамъ своего характера. Состояніе церкви, которой онъ сдлался главою, представляло весьма начальную картину: она утратила всякую независимость въ отношеніи къ свтской власти. Безъ сомннія, это было весьма бдственнымъ явленіемъ въ т времена, когда церковь была единственною представительницею нравственныхъ началъ и могла бы’ одна сдерживать грубое своеволіе свтскихъ властителей, которыхъ еще не коснулось истинное образованіе. Ансельмъ, поставленный среди такихъ печальныхъ обстоятельствъ, не имлъ ни силъ, ни намренія противиться имъ, онъ желалъ только не измнить, по возможности, своимъ задушевнымъ врованіямъ и убжденіямъ, оградить свою совсть и свое личное положеніе отъ тхъ искушеній, которымъ онъ безпрерывно подвергался. Какъ скоро были затронуты эти чувствительныя стороны его сердца, онъ готовъ былъ на отчаянное сопротивленіе, во сопротивленіе это не основывалось ни на какомъ отвлеченномъ начал, и нтъ никакого* основанія выставлять его защитникомъ теорій Римской церкви объ ея авторитет. Слдовательно, всякое сравненіе Ансельма съ Томасомъ Бекетомъ было бы натяжкою, хотя въ то же время нельзя отвергать, что въ общемъ направленій ихъ дятельности было много сходнаго. Ремюза, въ своемъ сочиненіи объ Ансельм Кантерберійскомъ, изложилъ этотъ взглядъ съ необыкновенною ясностью и опредленностью, и книга его, по всмъ правамъ, можетъ назваться лучшимъ изъ всего, что писали объ этомъ предмет. Подъ его перомъ впервые возсталъ живой образъ этого замчательнаго лица — получилъ, какъ говорится*плоть и кровь, и пересталъ быть отвлеченнымъ понятіемъ.
Церковь XI и XII вка богата многими великими характера’мы. Безъ сомннія, Ансельмъ Кантерберійскій уступаетъ многимъ изъ нихъ. По талантамъ и значенію, которые они имли для своего вка, онъ не можетъ сравниться не съ Абелардомъ, ни съ Бернардомъ Клервосскимъ, но никто ни отниметъ у него чести быть ихъ предшественникомъ, первымъ воздлывателемъ того поприща, на которомъ они дйствовали въ послдствіи съ такою славою. Жизнь его, исполненная высокаго драматическаго интереса, поражаетъ въ то же время своею многосторонностью. Онъ соединяетъ въ себ достоинства знаменитаго ученаго, строгаго отшельника, государственнаго человка, и такимъ образомъ является однимъ изъ врнйшихъ представителей того вка и общества, среди которыхъ суждено ему было дйствовать.
Монашество, встрченное непріязненно при своемъ появленіи въ западной Европ, вскор побороло однако вс враждебные ему элементы и пріобрло могущественное вліяніе на общество. Много было причинъ, которыя заставляли людей всякаго званія и всхъ сословій безразлично стремиться къ отшельнической жизни: одною изъ главныхъ нельзя не признать жажды къ знанію, къ умственнымъ занятіямъ, невозможнымъ среди общества, находившагося еще въ смутномъ броженіи. Только монастыри, огражденные своими стнами отъ мірскихъ смутъ и волненій, могли даровать тотъ благородный досугъ, то отрадное спокойствіе, которыя такъ необходимы для умственной дятельности. Школы, библіотеки возникаютъ въ ихъ стнахъ, и образованіе быстро распространяется отсюда по всмъ классамъ общества. Нкоторыя изъ обителей,— укажемъ для примра на Леринскую, Св. Виктора, Фульда, Сентъ-Альбанскую и много другихъ,— успли неразрывно связать свое имя съ важнйшими успхами образованности въ средневковой Европ. Наибольшее число ихъ основано было во Франціи, особенно одна ея часть, Нормандія, славилась, въ X и XI столтіяхъ, многими подобными учрежденіями, въ которыхъ благочестіе соединялось съ умственною дятельностью. Изъ всхъ нормандскихъ монастырей ни одинъ не могъ состязаться съ знаменитою Бекскою обителью (monastè,re du Bec), основанною Герлуиномъ.
Жизнь этого замчательнаго человка, которой первая половина проходитъ среди разгульныхъ пировъ и воинскихъ подвиговъ, а вторая посвящена самому строгому отшельничеству и подвигамъ благочестія, какъ нельзя лучше представляетъ состояніе современнаго ему общества. Герлуинъ былъ знатнаго происхожденія и очень богатъ. Молодость его протекла при двор графа Гизлеберта Бріонскаго, который считалъ его однимъ изъ лучшихъ и храбрйшихъ своихъ рыцарей и привязался къ нему, какъ къ сыну. До сорока лтняго возраста особеннымъ занятіемъ Геркуина была война, и рдко кто могъ сравниться съ нимъ въ ловкости, сил и военномъ искусств, но по истеченіи этого времени Герлуинъ совершенно измнился. Онъ сталъ чуждаться товарищей, не принималъ никакого участія въ столь любимыхъ имъ прежде военныхъ потхахъ и совсмъ почти пересталъ появляться въ обществ, собиравшемся при двор графа. Такое поведеніе не могло пройдти незамченнымъ: сначала оно возбудило противъ себя насмшки, часто оскорбительныя, которыя грубостію своею раздражали и еще боле сосредоточивали эту избранную натуру. Самъ Гизлебертъ обратилъ наконецъ серіозное вниманіе на Герлуина, когда тотъ появился однажды при его двор, въ старой изношенной одежд, съ отпущенною бородой, и не хотлъ принимать никакой пищи, кром хлба и воды. Не помогали ни просьбы, ни увщанія, и наконецъ дло дошло между ними до явнаго разрыва: поводъ къ тому представился, когда графъ предложилъ Герлуину отправиться къ нормандскому герцогу, чтобы просить у него помощи противъ какого-то своего непріятеля. Но Герлуинъ, ‘мужъ мира’, не могъ, при тогдашнемъ направленіи своихъ мыслей, явиться возбудителемъ войны и съ Твердостію отклонилъ отъ себя порученіе графа. Тотъ немедленно Овладлъ всми его помстьями, изгнавши изъ нихъ съ позоромъ ихъ владтеля, и вымещалъ свою досаду на прежнихъ подчиненныхъ Герлуина. Послднее обстоятельство сильне всего подйствовало на благочестиваго человка. Явившись въ Гизлеберту, онъ въ кроткихъ выраженіяхъ упрекалъ его за излишнюю строгость: ‘Охотно оставляю теб свои владнія, сказалъ онъ, но за что же ты не щадишь бдняковъ, которые ничего теб не сдлали?’ Графъ былъ тронутъ. Посл продолжительной и задушевной бесды съ своимъ прежнимъ сподвижникомъ, онъ не только съ Охотою позволилъ ему основать монастырь въ своихъ владніяхъ, но даже оставилъ ему вс его прежнія земли. Дружескія отношенія между ними не прерывались съ этихъ поръ никогда, до самой смерти Гизлеберта.
Постройка монастыря Герлуиномъ, первые года, проведенные имъ тамъ вмст съ немногими товарищами, посреди неимоврныхъ трудовъ, заботъ, опасеній, все это какъ нельзя лучше рисуетъ т смутныя времена. Сначала мсто для основанія новой обители было выбрано въ Борневил (въ теперешнемъ Эрскомь департамент, въ кантон Montfort sur Risle), одномъ изъ небольшихъ родовыхъ помстій Герлуина: благодаря неусыпнымъ и безустаннымъ работамъ, зданіе церкви и жилища для братіи были Окончены постройкою въ самое непродолжительное время. Епископъ ближайшаго къ новой обители города Лизь облекъ Гердуина сначала въ санъ пріора, а потомъ аббата. Обязанности всхъ членовъ новой обители, по установленію Герлуина, были главнымъ образомъ двоякаго рода: он состояли въ молитв, потомъ въ тяжкихъ работахъ, которыя исполнялись обыкновенно подъ руководствомъ самого настоятеля монастыря. Работъ представлялось чрезвычайно много: надо было удобрить, засять окрестныя поля, провести въ нихъ каналы или вырыть колодцы и наконецъ поставить нсколько новыхъ и необходимыхъ построекъ. Все время, свободное отъ молитвы и богослуженія, посвящено было Герлуиномъ и его братіею на эти занятія, и въ нихъ, въ этой простой и дятельной жизни, Герлуинъ обрлъ такой душевный миръ и спокойствіе, которыя ему были совершенно незнакомы, среди прежней мірской жизни, съ ея заботами, стремленіями, даже съ ея славою. Эта тихая жизнь прерывалась впрочемъ непріятными случайностями: церковное зданіе, воздвигнутое Герлуиномъ съ такимъ трудомъ и заботами, сгорло, вмст съ большею частію прочихъ строеній. Происшествіе это, какъ ни было оно прискорбно для Герлуина, не привело ‘то однако въ уныніе: тотчасъ же приступлено было къ новымъ постройкамъ, и монастырь снова былъ воздвигнутъ въ самое непродолжительное время, но уже не на прежнемъ мст, а нсколько дале, близь Бріонскаго замка и на берегу небольшаго ручья, отъ котораго онъ и получилъ свое названіе Бекской обители. Страдо была совершенно дикая и покрытая почти непроходимыми лсами, не видать было въ окрестности никакого жилья. Иногда только многочисленныя и шумныя компаніи охотниковъ посщали эту заглохшую мстность, и звуками своихъ роговъ пробуждали ее отъ царствовавшаго въ ней вчнаго безмолвія.
Не одно благочестіе привлекало тогда людей въ монастыри, во еще и жажда знанія, жажда обогатить свой умъ многоразличными свдніями. Научныя занятія для людей, посвятившихъ себя отшельничеству, были не однимъ пріятнымъ препровожденіемъ времени: они становились для нихъ дломъ необходимые, обязательнымъ. Неизвстно, по внутреннему ли влеченію, или безсознательно подчиняясь общему направленію, но только Герлуинъ понялъ эту потребность вка и не хотлъ оставаться назади, сильно мучила его мысль, что онъ самъ не въ состояніи слдить за образованіемъ своихъ подчиненныхъ и давать имъ полезные въ этомъ отношеніи совты. Необходимъ былъ надежный помощникъ, и онъ въ скоромъ времени представился. То былъ Ланфранкъ, которому суждено было играть въ послдствіи такую важную роль въ тогдашнихъ событіяхъ и вообще быть однимъ изъ замчательнйшихъ представителей своего вка. Ланфранкъ былъ по происхожденію Итальянецъ, уроженецъ города Павіи. Онъ получилъ образованіе въ знаменитомъ тогда Болонскомъ университет, гд особенно процвтало изученіе права. Отецъ его, бывшій однимъ изъ тогдашнихъ conservatores legum, хотлъ приготовить сына для подобной же дятельности, и дйствительно Ланфранкъ оказалъ на этомъ пути блестящіе успхи. Хотя Ланфранкъ могъ бы весьма легко занять одно изъ самыхъ видныхъ должностныхъ мстъ въ своемъ родномъ город, онъ отказался однако отъ практической дятельности, и посвятилъ себя преподаванію, основавъ небольшую школу. Вскор однако кругъ этой дятельности оказался для него тснымъ, услыхавъ, что въ сверной Франціи чувствуется большой недостатокъ въ преподавателяхъ, Ланфранкъ ршился отправиться туда, и дйствительна поселился на нкоторое время въ город Авранш, въ Нормандіи. Съ этихъ поръ начинается его извстность. Не только изъ Франціи, но даже изъ прочихъ странъ Европы начинаетъ стекаться въ Авраншъ преимущественно молодежь, которая страстна привязывалась къ живому, увлекательному изложенію Ланфранка. Имя его съ уваженіемъ произносится самыми знаменитыми людьми того вка. Многія обстоятельства способствовали съ своей стороны упрочить за нимъ навсегда громкій авторитетъ, то было время, когда знаменитый Беренгаръ Турскій волновалъ всю Францію своимъ смлымъ ученіемъ о таинств причащенія. Ученіе это возбудило противъ него жаркія обвиненія со стороны почти всего Французскаго духовенства, самъ папа долженъ былъ принимать участіе въ происходившихъ спорахъ, не разъ созывались соборы нарочно для этой цли. Ланфранкъ выступилъ какъ одинъ изъ самыхъ жаркихъ противниковъ Берепгара. Повсюду съ жадностію читались его пламенныя письма, въ которыхъ увлеченіе споромъ не всегда однако позволяло ему сохранить должную умренность и достоинство. Успхъ былъ повсемстный, блестящій. Еще въ начал своей борьбы съ Беренгаромъ, неизвстна, вслдствіе какихъ обстоятельствъ, Ланфранкъ возымлъ мысль принять монашество и провести остальную жизнь въ уединеніи.
Онъ не объявилъ объ этомъ никому, тайно оставилъ городъ и отправился странствовать. Непремннымъ его желаніемъ было поступить въ монастырь самый бдный и неизвстный, никто, разумется, не могъ оспаривать этихъ печальныхъ достоинствъ у Бекской обители, только-что основанной Герлуиномъ. Сцена его перваго свиданія съ аббатомъ поразительна своею простотою. Онъ нашелъ Герлуина, занятаго перестройкою печи въ своемъ новомъ жилищ. ‘Да сохранитъ тебя Богъ,’ привтствовалъ его пришелецъ.— Да будетъ надъ тобою благословеніе Божіе. Ты изъ Ломбардіи?— ‘Такъ.’ — Какіе твои желанія?— ‘Сдлаться монахомъ.’ — Герлуинъ приказалъ одному изъ работавшихъ съ нимъ братій прочесть Ланфранку монастырскій уставъ, и когда тотъ поклялся въ исполненіи его, то тотчасъ же былъ принятъ. Со вступленіемъ Ланфранка въ Бекскую обитель, положеніе ея необыкновенно измнилось. Принимая въ число своей братіи неизвстнаго, бднаго странника, Герлуинъ вроятно не подозрвалъ въ немъ найдти одного изъ блестящихъ ученыхъ того времени, человка уже прежде пользовавшагося громкою извстностію. Ланфранкъ преимущественно занялся преподаваніемъ и получилъ вскор званіе пріора: онъ владлъ латинскимъ и греческимъ языками, науками богословскими, юриспруденціей и въ особенности діалектикой, все это излагалось въ блестящей, одушевленной рчи, въ урокахъ своихъ Ланфранкъ избгалъ всякаго педантства,— напротивъ старался придать имъ характеръ простой, задушевной бесды съ своими слушателями. Все это было такъ ново, такъ неожиданно, что не могло не произвести сильнаго впечатлнія, слухъ о бекскомъ преподавател распространился весьма быстро, и первые, прибывшіе послушать его, съ удивленіемъ узнали въ немъ прежняго своего авраншскаго наставника, котораго они такъ любили и который скрылся отъ нихъ такъ неожиданно. Тогда монастырь началъ непрерывно наполняться людьми всякаго возраста, званія и происхожденія: люди знатные, богатые, ученые, даже рыцари ежедневно тснились около каедры Ланфранка, съ жадностію внимая его словамъ. Въ числ ихъ, говоритъ Ордерикъ Виталій, были глубокомысленные философы, рдкіе ученые, будущіе мудрые кормчіе, духовные руководители, которымъ Богъ вручилъ бразды церкви, чтобы править ею въ теченіе вковъ.’ И дйствительно, за этими напыщенными словами скрывается большая доля правды, нкоторые изъ учениковъ Бекской обители достигли въ послдствіи высокаго положенія въ обществ: вспомнимъ напримръ Ансельма Баджіо, которому суждено было сдлаться папою, подъ именемъ Александра II, вспомнимъ многихъ другихъ, занявшихъ высокія духовныя должности во Франціи и прочихъ странахъ Европы. Ученая слава, пріобртенная обителью такъ внезапно и неожиданно, была необыкновенна: ‘казалось, Аины возродились въ стнахъ ея’, говорить одинъ современный лтописецъ. Постоянный прилив разнаго званія слушателей не могъ не подйствовать выгодно и на вншнее благосостояніе монастыря, доставивъ ему большія богатства, отъ которыхъ однако нисколько не терпли ни внутренняя дисциплина, ни нравы его членовъ.
Между учениками, повсюду стекавшимися въ Бекскую обитель, одинъ молодой Итальянецъ, по имени Ансельмъ, начинаетъ вскор обращать на себя особенное вниманіе. Родиною его былъ городъ Аоста въ Піемонт, входившемъ тогда въ составъ королевства Арелатскаго, которое признавало власть германскихъ императоровъ изъ Салійскаго дома. Городъ, какъ извстно, расположенъ у подножія Альпъ, среди превосходной мстности: на далекое пространство кругомъ взоръ не открываетъ ничего, кром высокихъ, неприступныхъ горъ съ вчно-снжными вершинами. Природа имла тутъ большое вліяніе на нравы жителей: она сохранила въ нихъ необыкновенную простоту, доходящую иногда до грубости, но простот этой придала идеальное, поэтическое настроеніе. Въ город Аост, съ давнихъ поръ, поселилось весьма много знатныхъ и богатыхъ Фамилій: къ числу ихъ принадлежитъ и семейство, въ которомъ родился Ансельмъ (1033). Приступая къ жизнеописанію этого замчательнаго человка, нельзя не упомянуть безъ особеннаго чувства признательности о постоянномъ его спутник и самомъ приближенномъ къ нему человк,— Эдмер, кантерберійскомъ монах, оставившемъ намъ полное и обстоятельное описаніе всего, что касалось до жизни Ансельма и до событій, въ которыхъ онъ принималъ непосредственное участіе. Въ сочиненіи своемъ, написанномъ отчасти подъ диктовку самого Ансельма, Эдмеръ помстилъ вс свои воспоминанія о знаменитомъ епископ, вс свои разговоры съ нимъ, и представилъ такимъ образомъ не только весьма полную біографію, но даже замчательную картину того вка, къ которому она относится.
Въ этомъ матеріал для насъ все почти одинаково драгоцнно: драгоцнны даже подробности, относительно весьма скудныя, о первой молодости Ансельма и его воспитаніи, ибо въ первые годы его жизни уже отчасти обнаружились и опредлились т наклонности и стремленія, изъ которыхъ въ послдствіи сложился его характеръ. Такъ напримръ мы видимъ, что молодость его протекла подъ вліяніемъ двухъ совершенно различныхъ характеровъ: отецъ его Гондульсъ растратилъ большую часть своего имущества самымъ недостойнымъ образомъ на праздники и удовольствія и сохранилъ эту несчастную наклонность до конца своей жизни. Не смотря на то въ характер его сохранилось много хорошихъ сторонъ,— щедрость, доброта, иногда даже истинное великодушіе, но все это не было подчинено никакимъ твердымъ правиламъ. Какъ обыкновенно случается съ людьми, безполезно растратившими свою жизнь и силы, и которымъ иногда приходить грустное сознаніе о томъ, Гондульфъ старался неумренно строгимъ, суровымъ воспитаніемъ предохранить сына отъ дурныхъ наклонностей, которымъ онъ самъ былъ такъ сильно подверженъ. Совершенно не такова была жена его, Эрменберга: существо необыкновенно кроткое, нжное, страстно привязанное къ сыну, она обращалась къ нему только своимъ сердцемъ. Для такого ребенка, какъ Ансельмъ, подобный характеръ, подобная нжность чувства были нужне непреклонной строгости его отца. Вообще онъ росъ весьма болзненно: натура его была впечатлительна до раздражительности, и часто впечатлительность эта доводила его до нервныхъ припадковъ. Онъ любилъ проводить время въ созерцаніи высокихъ горъ, всюду воздвигавшихся предъ его взорами, любилъ преимущественно продолжительныя задушевныя бесды съ своею матерью о Творц окружавшей его великолпной природы. Бесды эти глубоко запечатлвались въ его памяти и преслдовали его даже въ ночныхъ видніяхъ. Онъ самъ развязывалъ въ послдствіи, какъ однажды, ночью, представилось ему, что будто бы, взбираясь по высокимъ горамъ, онъ достигъ самаго неба и предсталъ въ жилище Бога. Воспоминаніе объ этомъ чудномъ сн, Ансельмъ сохранилъ до конца своей жизни и придавалъ ему таинственное значеніе. Неудивительно, что между такимъ безпечнымъ, безпорядочнымъ и вмст съ тмъ строгимъ человкомъ, какъ Гондульфъ, и такимъ поэтическимъ и болзненнымъ существомъ, какъ его сынъ, не могло быть большой симпатіи, и отношенія ихъ поражаютъ необыкновенною сухостію я принужденностію. По мр возраста, это отчужденіе отъ отца все боле и боле увеличивалось, тмъ боле, что Эрменберга, всегдашняя ихъ примирительница, умерла. Гондульсъ требовалъ отъ сына практической дятельности, хотлъ пріучить его къ серіознымъ положительнымъ занятіямъ. Ансельмъ напротивъ искалъ уединенія, въ которомъ ничто не могло бы мшать его страсти къ размышленіямъ и созерцанію, когда еще ему не было пятнадцати лтъ, онъ два раза обращался къ настоятелю одного сосдняго монастыря, съ просьбою принять его въ число своей братіи, но оба раза, по своей молодости и неопытности, встртилъ положительный отказъ. Между прочимъ пребываніе его въ дом отца становилось невыносимымъ. Ежедневно какой-нибудь случай причинялъ новое недоразумніе между имъ и Гондульфомъ: Ансельмъ ршился положить этому конецъ. Въ сопровожденіи одного врнаго служителя онъ покинулъ свой родной домъ, и запасшись только самымъ необходимымъ, отправился въ далекое странствованіе, не имя еще предъ собою никакой опредленной цли и никакихъ врныхъ средствъ поддерживать свое существованіе.
Совершенно неизвстно, какимъ образомъ Ансельмъ достигъ Нормандіи, и что привлекало его въ эту страну. Трудно однако предположить, чтобы онъ шелъ туда съ твердымъ намреніемъ пользоваться уроками Ланоранка, преподававшаго тогда въ Бекской обители, вроятне, что онъ узналъ объ этомъ знаменитомъ ученомъ уже поздне, во время своего трехгодичнаго странствованія, то въ Бургундіи, то въ прочихъ частяхъ Франціи. Какъ бы то ни было, мы видимъ, что въ 1059 году Ансельмъ, посл весьма краткаго пребыванія въ Авранш, прибылъ въ Бекскій монастырь и поступилъ тамъ подъ руководство Ланфранка. Мы уже говорили, съ какими замчательными и талантливыми людьми суждено было ему ссть на одну скамью. Всхъ привлекала сюда теплая, безкорыстная любовь къ наук, вс занимались ею съ одинаковымъ рвеніемъ, подъ надзоромъ наставника, поощреніе котораго считалось единственною и величайшею наградою, при такомъ общемъ и единодушномъ стремленіи къ наук и ея служенію, трудно было отличиться предъ всми прочно и обратить особенное на себя вниманіе. Ансельмъ однако успхъ. въ этомъ. Нельзя было предположить, чтобы въ такомъ болзненномъ, слабомъ тл, заключалось столько энергіи, силы воли и непреклонной твердости въ достиженіи предположенной цли. Забывая пищу, совъ, не обращая вниманія на то, что иногда въ, зимнее время въ его бдной, не топленной комнат былъ нестерпимый колодъ, Ансельмъ сидлъ за книгами и часто въ этихъ занятіяхъ проводилъ цлые дни и ночи, почти не вставая съ мста. Ему уже было около двадцати пяти лтъ при вступленіи въ Бекскій монастырь, но познанія его были крайне недостаточны, и по собственному его признанію, онъ долженъ былъ краснть за свое невжество, но трудъ и неимоврныя усилія превозмогли все. Ланфранкъ замтилъ прилежнаго и талантливаго ученика и съ тхъ поръ между ними началась самая тсная и дружеская связь, не прерывавшаяся въ послдствіи до конца ихъ жизни. Если справедливо мнніе, что въ дружб всегда одинъ человкъ невольно подчиняется вліянію другаго, то можно сейчасъ же угадать, на чьей сторон было это вліяніе. Ланфранвъ уже пользовался громкою славою, за нимъ была многолтняя опытность и въ наук и въ жизни, въ самомъ характер его было много предпріимчиваго, смлаго, властительна то. Кроткій, нсколько даже робкій Ансельмъ совершенно покорился ему, вскор уже онъ не ршался ни на одинъ важный шагъ въ своей жизни безъ предварительнаго совта своего знаменитаго наставника. Не надо принимать подобныхъ отношеній за отсутствіе характера со стороны Ансельма: мы увидимъ, что вся послдующая жизнь его могла бы служить опроверженіемъ подобнаго мннія, мы увидимъ, что лишь только дло касалось самой священной для него вещи — его убжденій, или того, что онъ почиталъ своимъ долгомъ, Ансельмъ находилъ въ себ столько силъ и такую твердость духа, что непоколебимо становился лицомъ къ лицу съ опасностію и не боялся принять на себя даже страданія. Эта привязанность, доходившая почти до преклоненія предъ Ланфранкомъ, объясняется въ немъ скоре его неизмримо любящимъ сердцемъ и страстнымъ уваженіемъ къ лицамъ, которыхъ онъ считалъ выше себя въ какомъ бы то ни было отношенія.
Нсколько лтъ провелъ Ансельмъ въ Бекской обители. Приближалось время, когда должно было разстаться съ уроками Ланфранка и подумать объ избраніи себ рода жизни. Отецъ его въ продолженіе этого времени умеръ и не смотря на свою расточительность и безпорядочную жизнь, умлъ сохранить для сына еще довольно значительное состояніе. Слдовательно теперь положеніе Ансельма было въ матеріальномъ отношеніи совершенно обезпечено, и онъ могъ безъ всякаго принужденія совершенно свободно избрать себ тотъ родъ жизни, который наиболе соотвтствовалъ его наклонностямъ. Мы видли, что еще въ ранней молодости думалъ онъ посвятить себя монастырской жизни, что этотъ планъ не оставлялъ его никогда и наконецъ привелъ его въ стны Бекской обители, гд, по собственнымъ его словамъ онъ провелъ самые счастливые дни своей жизни. Не удивительно, поэтому, что мысль не разставаться съ монастыремъ и навсегда въ немъ поселиться, должна была прежде всего представиться его уму. Не скоро однако же явилось у Ансельма окончательное ршеніе на этотъ, самый важный шагъ въ его жизни. Ему предшествовала сильная внутренняя борьба, глубокое сомнніе въ собственныхъ силахъ: если наконецъ и было принято главное ршеніе, то за нимъ являлись сомннія другаго рода, особенно когда дло касалось выбора монастыря. Мы видли, что нсколько лтъ, проведенные имъ въ Бекской обители, были посвящены имъ ученію: безсонныя ночи, цлые дни, въ продолженіе которыхъ Ансельмъ ни разу не подымался съ своего мста, съ неутомимою жаждой, стремясь обогатить свой умъ необходимыми свдніями почти во всхъ отрасляхъ тогдашней науки,— все это принесло наконецъ желанный результатъ. Передъ нами теперь уже не робкій ученикъ, котораго нкогда какой-то внутренній таинственный голосъ побуждалъ искать въ отдаленныхъ странахъ отвта на волновавшія его сомннія, теперь Ансельмъ — уже самъ учитель, человкъ созрваній въ трудахъ науки. Желаніе занять то мсто, которое въ ‘его глазахъ, съ такою славою занималъ Ланфранкъ, не давало ему покою. Но какъ удовлетворить этому желанію? Оставаться съ этимъ намреніемъ въ Бекской обители, было невозможно: Ланфранкъ съ своимъ блестящимъ умомъ, съ своимъ увлекательнымъ даромъ слова, если бы не затмилъ его совершенно, то все-таки не допустилъ бы его возвыситься до того успха, котораго такъ жаждалъ Ансельмъ. Опасна была борьба съ такимъ могущественнымъ соперникомъ. Искать другаго убжища было не мене затруднительно. Жизнь въ Бекскомъ монастыр оставь за много очарованій въ любящемъ сердц Ансельма, много дружескихъ связей, разорвать которыя не было въ его долахъ. ‘Еще недостаточно я смирился, еще бушевалъ во мн свтъ,’ говоритъ въ послдствіи Ансельмъ объ этомъ трудномъ період своей жизни. Результатъ этой внутренней борьбы можно было однако предвидть. Ансельмъ повторилъ Ланфранку сомннія, волновавшія его душу и просилъ его совта: знаменитый учитель отказался дать его въ такомъ важномъ дл и предложилъ Ансельму отправиться вмст съ нимъ къ руанскому архіепископу Маврилу и предоставить все на его ршеніе. Не теряя времени отправились они въ дорогу. Въ послдствіи Ансельмъ разказывалъ, что когда они прозжали лсомъ, онъ былъ готовъ по одному слову Ланеранка остаться въ этомъ лсу и не выходить изъ него въ продолженіе всей жизни. Такая преданность, такая безграничная привязанность къ человку, въ которомъ еще недавно онъ опасался встртить своего соперника, показываютъ, какъ быстро отдавался Ансельмъ влеченіямъ своего сердца и въ нихъ находилъ самыхъ лучшихъ обоихъ совтниковъ.
Мы приближаемся къ періоду жизни Ансельма, когда вс способности и душевныя его силы получаютъ самое полное развитіе, когда, думая найдти въ монастырской жизни то спокойное уединеніе, котораго такъ давно жаждала его душа, онъ неожиданно долженъ былъ предаться самой тревожной политической дятельности. Архіепископъ руанскій убдительно. совтовалъ ему не отлагать своего намренія поступить въ монастырь и самъ назначилъ ему будущимъ пребываніемъ Бекскую обитель. Ансельмъ повиновался тмъ охотне, что совтъ архіепископа совершенно согласовался съ его тайными желаніями. Принявши монашеское званіе, онъ сохранилъ прежнія, самыя дружескія отношенія къ Ланфранку, вс его прежнія сомннія изчезли совершенно, и ни разу не произошло между ними ни малйшаго недоразумнія. Впрочемъ недолго суждено имъ было оставаться вмст. Ланфранкъ долженъ былъ вскор найдти боле широкое поприще дли своихъ блестящихъ способностей, вовсе не чуждыхъ практической дятельности, хотя по видимому онъ не былъ къ ней приготовленъ. Давно уже норманскій герцогъ Вильгельмъ II (Завоеватель) обратилъ на Ланфранка свое вниманіе и употреблялъ его но различнымъ дламъ, въ которыхъ тотъ могъ быть ему полезенъ своею опытностію, славою и близкими сношеніями съ самыми знатными лицами того вка. Нсколько разъ отправлялся Ланфранкъ съ порученіями герцога въ Римъ и всегда находилъ при папскомъ двор самый благосклонный и радушный пріемъ: случилось однако вскор обстоятельство, которое, казалось, должно было произвести между герцогомъ и Ланфранкомъ совершенньй разрывъ. Вильгельмъ женился на дочери графа Фландрскаго, Матильд, своей близкой родственниц, и бракъ этотъ, заключенный противно положеніямъ и правиламъ церкви, встртилъ всеобщее неодобреніе. Самъ Ланфранкъ не могъ удержаться отъ него и выразилъ его вроятно такъ рзко и прямо, что навлекъ на себя гнвъ Вильгельма, который приказалъ ему выхать изъ своихъ владній. Папа Николай II изрекъ между прочимъ противъ герцога отлученіе отъ церкви, дло принимало все боле и боле худой оборотъ, и Вильгельмъ ршился смириться. Онъ обратился къ оскорбленному имъ Ланфранку и просилъ его ходатайства за себя предъ папою, Ланфранкъ согласился, и съ большими усиліями получилъ разршеніе римскаго первосвященника на бракъ Вильгельма. Въ благодарность за это, норманскій герцогъ основалъ монастырь Св. Стеоана при усть рки Орны, и первымъ аббатомъ этого монастыря былъ назначенъ Ланфранкъ. Неизвстно, вслдствіе какихъ причинъ онъ ршился занять это мсто и промнять на него Бекскую обитель, доставившую ему столько славы и извстности, можетъ-быть ему указаны были въ будущемъ большія почести, надежды на боле широкое поприще для его дятельности и талантовъ.
Выходъ Ланфранка изъ Бекскаго монастыря произвелъ большую перемну въ положеніи Ансельма. Онъ тотчасъ же былъ облеченъ достоинствомъ пріора, которое въ продолженіе нсколькихъ лтъ сряду занималъ его знаменитый предшественникъ. Съ этого времени, можно сказать, жизнь Ансельма получаетъ новый и крутой оборотъ, хотя и прежде нельзя было не замтить въ его характер большой твердости и ршимости, но до сихъ поръ онъ все еще находился подъ постороннимъ вліяніемъ, еще ни разу не представлялось ему случая дйствовать самостоятельно и показать, на сколько онъ способенъ управлять людьми и окружавшими его обстоятельствами. Обязанность пріора представляла въ т времена много трудностей: ему принадлежало все внутреннее управленіе монастыря, надзоръ за поведеніемъ его членовъ, надзоръ за преподаваніемъ наукъ. Въ продолженіе нсколькихъ лтъ своего управленія Ланеранкъ усплъ снискать всеобщее уваженіе, не прибгая слишкомъ часто къ строгимъ мрамъ, но и безъ нихъ, однимъ обращеніемъ своимъ, своимъ громкимъ авторитетомъ, умлъ побуждать всхъ къ безпрекословному исполненію своей воли. Совсмъ не то, когда мсто такого знаменитаго учителя занялъ теперь человкъ еще молодой лтами, неопытный, или въ которомъ, по крайней мр, другіе не предполагали никакой опытности, скромный и даже робкій человкъ, проводившій по большей части время въ книжныхъ занятіяхъ, повидимому совершенно чуждый всхъ мірскихъ длъ. Не удивительно, что сейчасъ же явилось много людей, изъ которыхъ одни завидовали его быстрому возвышенію, другіе желали воспользоваться большею свободой и ослабить господствовавшую въ монастыр строгую дисциплину, людей совершенно ему враждебныхъ и съ которыми предстояло Ансельму вступить въ борьбу. Положеніе было весьма опасно: въ подобнаго рода обстоятельствахъ все зависитъ отъ начала и часто однимъ неосторожнымъ шагомъ можно причинить себ неисправимый вредъ. Любопытно взглянуть, какъ смотрлъ на свое новое положеніе самъ Ансельмъ, и съ какими мыслями и правилами приступалъ онъ къ управленію своими подчиненными. Можно положительно сказать, что онъ всегда старался по возможноein избгнуть всякихъ принудительныхъ мръ и желалъ боле дйствовать кроткими средствами на умъ и сердце своихъ подчиненныхъ, нежели съ гнетомъ налагать на нихъ свою волю и руководствоваться въ своемъ обращеніи только правилами строгости и какого бы то ни было принужденія. Въ этомъ отношеніи Ансельмъ далеко опередилъ свой вкъ, и его взглядъ на вещи сдлалъ бы честь и вашему времени. Не можемъ не привести здсь драгоцннаго въ этомъ отношеніи разговора Ансельма съ однимъ аббатомъ, въ которомъ превосходно выразился его взглядъ на воспитаніе и обращеніе съ подчиненными. Эдмеръ разказываетъ, что одинъ аббатъ горько жаловался Ансельму на ввренныхъ его попеченію дтей. ‘День и ночь, говорилъ онъ, наказываю я ихъ розгами, а дло все нейдетъ на ладъ.’ — ‘Вотъ видите, возразилъ Ансельмъ, много ли можно сдлать побоями? Скажите мн, г. аббатъ, что вышло бы, если бы вы посадили въ своемъ саду дерево, но такъ бы огородили его со всхъ сторонъ, что не давали бы росту его втвямъ? Думаю, дерево ваше согнулось бы, скривилось бы,— словомъ, сдлалось бы никуда негоднымъ. Теперь смотрите же, не то ли самое длаете вы съ дтьми, посаженными въ разсадникъ церкви, и воспитаніе которыхъ поручено вамъ для того, чтобы они росли въ Бог и со временемъ дали плодъ. Не только не давая имъ свободы, но окруживъ ихъ страхомъ, дйствуя на нихъ лишь побоями, да угрозами, вы искривляете и портите ихъ нравственность, въ ум ихъ зараждаются самыя дурныя и злыя мысли, и они не гонятъ ихъ прочь, а напротивъ лелютъ ихъ, ожесточаются и длаются ршительно неспособными ни къ ученію, ни къ нравственному совершенствованію. Не встрчая въ васъ ни любви, ни ласковаго слова, они не могутъ питать къ вамъ довренности и думаютъ, что вами руководятъ только ненависть и злоба. Подозрительность развивается въ нихъ съ годами все боле и боле, такъ что въ каждомъ они готовы видть своего заклятаго врага. Спрашиваю васъ теперь, отчего вы такъ жестоки съ ними? Не такіе ли же они люди какъ вы,— а что бы вы сказали, еслибъ съ вами поступали подобнымъ образомъ? Конечно, хлбъ — здоровая и хорошая пища, но дайте его только-что родившемуся младенцу, и вы его уморите. Точно также и съ нравственною пищей: прежде нежели приступите къ мрамъ строгости, старайтесь привлечь къ себ сердца кротостію, терпливостію и дружескимъ обращеніемъ.’ Мы не разъ убдимся въ послдствіи’ что трудно было найдти человка, у котораго теоріи такъ хорошо согласовались съ практикою, какъ у Ансельма. Правила, выработанныя размышленіемъ, сейчасъ же переходили у него въ жизнь и руководили всми его поступками. Въ этомъ отношеніи, приведенныя нами слова имютъ для насъ большое значеніе, тмъ боле, что теперь, когда Ансельмъ приступалъ къ управленію монастыремъ, мы можемъ поврить ихъ искренность всмъ его поведеніемъ. Мы сказали уже, что противъ новаго пріора образовалась довольно большая партія, которая желала противоставить ему какъ можно боле затрудненій и препятствій при самомъ вступленіи его въ должность. Во глав этой партіи стоялъ молодой монахъ Осбернъ, одинъ изъ лучшихъ учениковъ Ланфранка, отличавшійся большимъ умомъ и большими способностями. Страстна привязанный къ своему прежнему учителю и уже по этому самому непріязненно смотрвшій на его преемника, онъ не пропускалъ Ни одного случая, чтобы не сказать противъ него какой-нибудь злой остроты, не осмять его распоряженій или да не обратиться даже къ нему прямо съ грубою и дерзкою рчью. Ансельмъ показывалъ видъ, что не замчаетъ этого страннаго и недостойнаго поведенія, чмъ надменне становился молодой монахъ, тмъ боле въ обращеніи своемъ съ нимъ показывалъ онъ кротости, благодушія и самой нжной внимательности. Успхи Осберна въ паукахъ встрчали въ Ансельм самаго благосклоннаго цнителя, онъ всегда находилъ достаточную причину извинять его проступки и избавить его иногда отъ слишкомъ заслуженнаго взысканія. Планъ Ансельма удался какъ нельзя лучше: Осбернъ вскор устыдился своего поведенія,— мало того, кротость и нжность Ансельма такъ благодтельно подйствовали на хорошія стороны его сердца, что онъ привязался къ своему новому наставнику еще сильне, нежели прежде къ Ланфранку. Въ послдствіи эту страстную привязанность не могли уже поколебать ни строгость, ни угрозы Анеельма, ни какія бы то ни было взысканія: молодой монахъ оцнялъ ихъ надлежащимъ образомъ и видлъ, что за ними скрывается безкорыстное желаніе исправить его характеръ и надлежащимъ образомъ воспитать его душу. Къ сожалнію, эта связь между наставникомъ и столь нжно преданнымъ ему ученикомъ была непродолжительна. Осбернъ опасно заболлъ и тогда-то обнаружились вполн т чувства, которыя питалъ къ нему Ансельмъ. Цлые дни и ночи, безъ сна и покоя, проводилъ онъ у изголовья юноши, ободряя его, не позволяя никому кром себя подавать ему лкарства, отогрвая охолодвшіе его члены въ своихъ рукахъ: все было тщетно — Осбернъ умеръ, но этотъ непродолжительный По времени эпизодъ его отношеній къ Ансельму преподалъ многимъ благодтельный урокъ. Характеръ новаго пріора уяснился совершенно: самые строптивые и непокорные должны были невольно преклониться Предъ такимъ великодушіемъ, предъ такою кротостію и вмст предъ такимъ глубокимъ пониманіемъ человческаго сердца. Эдмеръ разказываетъ, что на могил Осберна было пролито много горячихъ слезъ и вс единодушно поклялись ‘стать достойными наслдниками любви, которою пользовался умершій.’
Вникая съ большимъ вниманіемъ въ разказанное нами событіе, нельзя не удивиться тому глубокому пониманію людей и ихъ характеровъ, которое выказалъ тутъ Ансельмъ: это качество не разъ замтимъ мы и въ послдующей его жизни. Всегда умлъ онъ подойдти къ человку съ должной стороны и затронуть нужную ему струну въ его сердц, разв лишь когда приходилось ему имть дло съ грубымъ и закоренлымъ произволомъ, совершенно не способнымъ откликнуться на какой бы то ни было разумный доводъ и убжденіе. Удивительно показалось бы такое свойство въ человк, проведшемъ большую часть своей жизни въ уединеніи и размышленіяхъ, еслибъ оно, по всеобщему замчанію, не было принадлежностію именно подобныхъ натуръ, сосредоточенныхъ и привыкшихъ къ созерцанію. Мы сказали уже, что въ число новыхъ обязанностей Ансельма входилъ высшій надзоръ за преподаваніемъ наукъ въ монастыр: безъ сомннія, обязанность эта была для него самою пріятною и вмст съ тмъ представляла наиболе трудностей. По примру Ланфранка, новый пріоръ самъ занимался преподаваніемъ главнйшихъ наукъ — діалектики, богословія и другихъ. Увлекательное и краснорчивое изложеніе предмета, способность найдти и выказать въ немъ занимательныя стороны, словомъ, вся вншняя, блестящая обстановка, были ршительно не въ средствахъ Ансельма. Онъ самъ сознавалъ это и сознавалъ можетъ-быть съ преувеличеннымъ смиреніемъ. ‘Многіе цвты походятъ на розу, но не вс имютъ ея запахъ,’ говорилъ онъ съ грустію. Достоинства Ансельма были совершенно другаго рода и счастіе его состояло именно въ томъ, что онъ быстро созналъ свои средства, никогда не насиловалъ себя, никогда не желалъ казаться боле того, чмъ былъ на самомъ дл. Жизнь по преимуществу созерцательная была любимымъ его идеаломъ съ ранней молодости, не было для него большаго счастія, какъ отдалившись, по возможности, отъ всякаго соприкосновенія съ вншнимъ міромъ, предаваться размышленію о самыхъ трудныхъ и запутанныхъ вопросахъ тогдашней метафизики. Подобное направленіе ума иметъ, конечно, много опаснаго: оно часто граничитъ съ праздностію и съ безплоднымъ напряженіемъ умственныхъ способностей, но ничего такого нельзя было опасаться за Ансельма. Въ ум его необыкновенно твердомъ и самостоятельномъ было много возбудительной силы, безпрестанно требовавшей новой пищи и новой дятельности: этимъ свойствомъ его ума мы обязаны тому глубокому анализу и той необыкновенной тонкости выводовъ, которыми отличаются вс его сочиненія. Самое преподаваніе Ансельма, на сколько сохранилось до насъ извстій, отличалось большою оригинальностію: онъ предлагалъ какой-нибудь вопросъ своимъ ученикамъ и заставлялъ ихъ самихъ доходить чрезъ рядъ логическихъ выводовъ до его ршенія. То былъ родъ диспута, въ которомъ принимали участіе вс его слушатели, и который происходилъ подъ его непосредственнымъ руководствомъ и надзоромъ. Эта метода и вообще взглядъ Ансельма на преподаваніе выразились отчасти въ двухъ его сочиненіяхъ: De grammatico и Monologium, принадлежащихъ именно къ этой нор его дятельности.
Преподаваніе и различныя сочиненія по части богословія и философіи занимали все время Ансельма, свободные отъ этихъ занятій часы посвящалъ онъ длу, за которое потомство должно сохранить ему особенную признательность. Еще Ланфранкъ заботился о томъ, чтобы основать въ монастыр по возможности обширную библіотеку, и продолженіе этого труда съ особенною ревностію принялъ на себя Ансельмъ. Въ его время находилось уже въ ней значительное собраніе рдкихъ рукописей, которыя, Жакъ видно изъ его переписки, онъ не жаллъ давать для прочтенія всякому желавшему. Разсматривая эти рукописи, Ансельмъ замтилъ, что многія изъ нихъ отличаются большою неисправностію, ошибками, опущеніями, и тотчасъ же предпринялъ трудъ надлежащимъ образомъ возстановить ихъ текстъ. Со всхъ сторонъ старался онъ собрать для этой работы какъ можно боле врныхъ копій и весь досугъ свой посвящалъ ихъ сличенію. Трудъ этотъ былъ раздленъ Ансельмомъ поровну между всми образованными и наиболе успвшими въ наукахъ его подчиненными: каждому умлъ онъ найдти занятіе, наиболе годное для его способностей, и работа шла чрезвычайно быстро’ Надо перенестись мыслію въ т времена, поставить себя среди того общества — грубаго, невжественнаго, занятаго войнами, почти вовсе чуждаго интересовъ науки и литературы,— чтобы понять, какою глубокою отрадою, какимъ живительнымъ чувствомъ были проникнуты члены этой небольшой монастырской общины,— неусыпно и вдали отъ свта трудившіеся надъ наукою и приготовлявшіе въ будущемъ ея развитіе. Ансельмъ почелъ бы себя вполн счастливымъ, если бы ничто на развлекало его среди этихъ занятій, но многія другія обязанности по должности пріора отнимали у него большую часть столь драгоцннаго для него времени. Между прочимъ не было человка, который бы такъ добросовстно, такъ честно понималъ свой долгъ. Трудно было бы напримръ съ большею заботливостію и даже нжностію ухаживать за больными и стараться принести имъ облегченіе не только Физическое, но и нравственное.
‘Ты можешь засвидтельствовать, престарлый Геревальдъ, говоритъ Эдмеръ, обращаясь къ одному изъ монаховъ Бекской обители, какъ однажды лишился ты употребленія всхъ членовъ и лежалъ едва шевеля языкомъ, ты помнишь, какъ благочестивы# отецъ проводилъ дни и ночи у твоего изголовья, собственною рукою выжимая сокъ изъ винограда и подавая теб питье, котораго ты не хотлъ принять ни отъ кого другаго. Отецъ для здоровыхъ, онъ былъ матерью для больныхъ, или скоре для здоровыхъ и для больныхъ былъ вмст отцемъ и матерью.’ Исполненіе такихъ обязанностей, разумется, не могло тяготить Ансельма, по за то всякія мірскія заботы, хлопоты по вншнему устройству и дламъ монастыря, были для него крайне тягостны. Самъ аббатъ Герлуинъ вступилъ уже въ преклонную старость и по невол долженъ былъ часто обременять своего помощника всякаго рода порученіями, не рдко случалось Ансельму удаляться изъ монастыря на нсколько дней и заниматься такими длами, къ которымъ онъ не чувствовалъ ни малйшей склонности. Положеніе это было для него столь тягостно, что явилась даже у него мысль сложить съ себя достоинство пріора, онъ обратился съ просьбою объ этомъ къ архіепископу руанскому Маврилу, но получилъ отъ него отказъ. ‘Умй переносить возложенное на тебя бремя, отвчалъ ему архіепископъ:— если даже въ послдствіи будешь ты облеченъ боле высокимъ достоинствомъ, не унывай, или впередъ, а я чувствую, что по твоимъ заслугамъ недолго будетъ теб дожидаться этого времени. — ‘Горе мн несчастному!’ воскликнулъ Ансельмъ и со смиреніемъ возвратился къ своимъ ежедневнымъ занятіямъ. Къ этому же времени относится виднный имъ сонъ, воспоминаниіе о которомъ сохранено для насъ Эдмеромъ: снилась ему быстрая и широкая рка, увлекавшая въ своемъ теченіи мущинъ и женщинъ, людей всякаго званія и происхожденія, вс неслись по ней, и не печаль, а какое-то удовольствіе, какая-то нга выражалась на всхъ лицахъ. ‘То источникъ мира,— прошепталъ ему невдомый голосъ,— а вотъ и пристань.’ Огромное монастырское зданіе представилось его взорамъ. Стны были изъ чистаго cepeбра, лугъ былъ покрытъ зеленью и серебряными цвтами. Съ охотою выбралъ бы онъ это жилище и поселился бы въ немъ до конца жизни.— ‘Хочешь ли видть теперь, въ чемъ состоитъ истинное терпніе?’ повторилъ ему тотъ же голосъ, и на утвердительный отвтъ Ансельма совершенный мракъ внезапно объялъ его. Какъ было объяснить послднее явленіе? Ансельмъ истолковалъ го какъ совершенную непроницаемость судьбы человческой и обязанность для каждаго не ограничивать своихъ желаній и стремленій какою-нибудь одною цлью, но быть въ постоянной готовности принять и терпливо нести всякое бремя, возложенное на него Провидніемъ.
И дйствительно предчувствія не обманули Ансельма: представилась ему вскор необходимость принять на себя новыя обязанности, новые труды, гораздо боле тягостные и обременительные. Мы говорили уже что преклонныя лта и болзни препятствовали Герлуину исполнясь надлежащимъ образомъ свою должность, и что вс обязанности свои онъ уже давно препоручилъ другимъ, посвятивъ свои послдніе годы молитв и подвигамъ благочестія. Тихое, спокойное существованіе основателя Бекской обители прекратилось зимою 1077 года. До послдней минуты своей жизни сохранилъ онъ всю ясность сознанія, бесдовалъ съ своими подчиненными и самъ указалъ имъ на Ансельма, какъ на достойнаго себ преемника. По предыдущему уже можно понять, какъ долженъ былъ смотрть Ансельмъ на свое новое возвышеніе. Первою его мыслію было — отказаться. Когда по смерти Герлуина единодушный выборъ братіи дйствительно остановился на немъ, произошла трогательная сцена. Видя, что ни доводы, мы убжденія не могутъ поколебать его товарищей, онъ бросился на полъ и со слезами, съ воплями умолялъ ихъ избавитъ его отъ избранія, сулившаго впереди много почестей, но еще боле трудовъ и заботъ. Мольбы Ансельма были тщетны: по единодушному приговору всей братіи и не смотря на его упорное сопротивленіе, онъ былъ провозглашенъ аббатомъ. Утвержденіе избранія зависло, разумется, отъ герцога Норманскаго, дня этого Ансельмъ долженъ былъ самъ отправиться къ его двору, гд онъ встртилъ самый радушный и ласковый пріемъ. Въ 1079 году принялъ онъ посвященіе отъ Гизельберта, епископа города Эвр, и такимъ образомъ могъ, по исполненіи всхъ предварительныхъ обрядовъ, приступить къ исправленію своей новой должности.
Званіе аббата было въ т времена вовсе не легкимъ бременемъ, съ нимъ соединялось много затруднительныхъ обязанностей для всякаго человка, желавшаго честнымъ образомъ исполнять свое дло. Не говоримъ уже о внутреннемъ управленіи, требовавшемъ большихъ способностей и большой твердости воли,— еще тягостне были заботы о вншнемъ положеніи монастыря.
Не забудемъ, что монастыря, находившіеся въ первое время большею частію почти въ совершенной независимости какъ отъ свтскаго общества, такъ и отъ церковнаго, постоянно стремились къ тому, чтобы сохранить это положеніе и въ послдующія времена. Борьба между епископами, желавшими подчинить монастыри своему управленію, и между монастырями, которые тому противились, продолжается и въ XI вк, въ большимъ нежели когда-нибудь упорствомъ. Воззванія къ папамъ, даже къ свтской власти, слышатся безпрерывно съ обихъ сторонъ, монастырскіе архивы наполняются договорами, грамотами, свидтельствующими о томъ, съ какимъ стараніемъ, шагъ за шагомъ, пріобртались эти права и привилегіи. Слава тому аббату, который устоялъ въ этой борьб, умлъ сохранить и возвысить достоинство ввренной ему обители. Отношенія къ свтскому обществу представляютъ еще боле смутную картину. Мы видли, какимъ образомъ религіозное рвеніе постоянно наполняло монастыри богатыми приношеніями и дарами, соединяло въ ихъ стнахъ часто несмтныя сокровища, которыя не мало способствовали необходимому и спасительному могуществу ихъ среди тогдашняго общества. Владнія, земли нкоторыхъ монастырей, находились не только въ окрестностяхъ, но часто въ отдаленныхъ отъ нихъ странахъ, и состояли подъ управленіемъ довренныхъ отъ нихъ лицъ. Были земли, которыя отдавались монастырю не въ вчное владніе, а на опредленный срокъ, въ ленъ, и оттого раздалась цлая система особыхъ отношеній, которыя еще боле запутывали и безъ того затруднительное управленіе ими. Если представить себ безпорядочное и почти безправное состояніе тогдашняго общества, то можно понять, что едва ли могло быть мирно и безопасно обладаніе столь обширными помстьями, правда, монастыри были ограждены отъ насилія своимъ высокимъ положеніемъ, глубокимъ уваженіемъ, которое вообще внушала къ себ церковь,— но случалось весьма часто, что грубая сила не останавливалась предъ этими нравственными преградами. Процессы, споры, тяжбы, происходятъ безпрерывно почти у каждаго монастыря съ его сосдями: когда нельзя было защитить своего права законнымъ путемъ, надо было прибгать къ другимъ средствамъ — просьбамъ, искательствамъ, воззваніямъ къ свтской власти, что однако не всегда приносило пользу. Каково же было аббату, на которомъ лежала вся эта тяжелая отвтственность, который не желалъ, чтобы память его была заклеймена упрекомъ или вареканіемъ? Будемъ ли мы удивляться, что многіе изъ нихъ вынесли изъ этой безпокойной сферы тотъ высокій житейскій опытъ, ту практическую мудрость, которые проложили имъ свободный доступъ къ государственной дятельности и которые едва ли была въ состояніи дать имъ одна наука? Понятными становятся тогда такія явленія, какъ аббатъ Сугерій,— мудрый совтникъ королей, глубокій знатокъ государственнаго управленія….
Съ другой стороны событія, волновавшія тогда Европу, могли смутить самый смлый духъ, устрашить самый отважный характеръ. Годъ избранія Ансельма былъ ознаменованъ однимъ изъ тхъ событій, о которыхъ исторія сохраняетъ навсегда неизгладимое воспоминаніе. Борьба между свтскою и духовною властію была въ полномъ разгар: на папскомъ престол сидлъ знаменитый Григорій VII, которому принадлежитъ великолпная теорія господства папъ надъ всмъ христіанскимъ міромъ, созданіе всеобъемлющей еократической монархіи, долженствовавшей подчинить себ вс земныя власти. Римская имперія возстановлилась такимъ образомъ въ пользу папскаго авторитета, и намстникъ Христа, преемникъ цезарей, намревался соединить въ своихъ рукахъ ключи неба съ земнымъ скипетромъ, Со домъ пыломъ страстной, неукротимой натуры обратился Гильдебранть къ исполненію этой мысли, вступая въ борьбу съ свтскою властію, онъ въ то же время предпринялъ коренную реформу въ ндрахъ самаго духовенства, съ цлію очистить его отъ многихъ злоупотребленій и сдлать достойнымъ его высокаго назначенія. Рзкая черта, отдлявшая нкогда это сословіе отъ свтскаго общества, съ теченіемъ времени все боле и боле сглаживалась, высшіе слои его совершенно вступили въ составъ феодальнаго общества, приняли его обычаи, понятія, интересы и стали въ полную зависимость отъ свтской власти. Съ другой стороны, низшее духовенство слилось съ простымъ народомъ и заразилось его невжествомъ и грубостію нравовъ. Гильдебрантъ ршился искоренить и то и другое зло. Главный интересъ XI столтія сосредоточился такимъ образомъ въ этихъ преобразованіяхъ, предпринятыхъ внутри самой церкви, они встрчали сильное сопротивленіе даже въ самомъ духовенств, разумется въ той части его, которой было выгодне сохраненіе, нежели искорененіе злоупотребленій. Лтописцы того времени,— возьмемъ хоть самаго замчательнаго изъ нихъ, Ордерика Виталія,— исполнены горькихъ жалобъ на нововведенія и на усиливавшуюся строгость церковной администраціи. Вопросъ, поставленный такимъ образомъ, обнималъ вс слои общества, и мы увидимъ, что Ансельмъ въ своей скромной дятельности, еще будучи аббатомъ, былъ также имъ затронутъ и долженъ былъ принять въ немъ участіе.
Въ то же самое время происходили событія другаго рода, имвшія, какъ выказалось въ послдствіи, великое вліяніе на судьбу Ансельма. Въ 1066 году совершилось завоеваніе Англіи герцогомъ норманскимъ, Вильгельмомъ. Драматическія подробности этого великаго происшествія вроятно неизгладимо остались въ памяти всякаго, кто познакомился съ ними въ знаменитомъ твореніи Августина Тьерри, и мы не намрены передавать ихъ здсь въ неудовлетворительномъ и сжатомъ повтореніи. Скажемъ только то, что непосредственно относится въ нашей задач и можетъ объяснить намъ взаимное положеніе главнйшихъ дятелей того времени. Безъ сомннія, всякаго, кто внимательно читалъ исторію завоеванія Англіи, поражала роль, которую играло въ тогдашнихъ событіяхъ англо-саксонское духовенство. Въ немъ встртилъ себ Вильгельмъ самаго упорнаго и неутомимаго врага, вокругъ духовенства, подъ его знаменами, долгое время, даже въ послдствіи, собирались вс недовольные, вс противники чужеземнаго владычества, перебирая длинный, рядъ стснительныхъ узаконеній, изданныхъ завоевателями, видимъ, что наибольшая часть ихъ направлена противъ этого сословія, такъ что самое завоеваніе какъ будто было предпринято противъ него. Явленіе это объясняется всею предшествовавшею исторіею Англо-Саксонской церкви. Въ то время какъ въ остальныхъ государствахъ Западной Европы папскій авторитетъ все боле и боле усиливался и утверждался на незыблемыхъ основаніяхъ,— Англо-Саксонская церковь также признавала его, но не шла дальше простаго признанія. Настоящаго дйствительнаго подчиненія, въ томъ смысл, какъ понималъ, или по крайней мр какъ бы желалъ этого римскій дворъ, не существовало. Причины такого независимаго положенія надо искать, во первыхъ, въ нкоторыхъ мстныхъ условіяхъ: въ отдаленности страны отъ столицы римскихъ первосвященниковъ, а потомъ въ самой исторіи англосаксонскихъ государствъ до XI столтія. Вспомнимъ, сколько разъ въ продолженіе этого времени Англія должна была терпть отъ чужеземныхъ вторженій: можно сказать, что вся исторія ея, съ самаго конца VIII столтія, наполнена почти безпрерывною національною борьбою съ датскимъ владычествомъ. Среди смутъ и безпорядковъ, необходимыхъ послдствій этихъ продолжительныхъ войнъ, все боле и боле ослабвала та слабая связь, которая соединяла англо-саксонское духовенство съ папскимъ престоломъ. Въ первой половин XI столтія, одинъ изъ датскихъ королей, Канутъ, желая сохранить дружескія сношенія съ римскимъ дворомъ, подчинилъ всю Англію ежегодной денежной подати, извстной подъ названіемъ Пфеннига Св. Петра. Налогъ этотъ уже по самому своему происхожденію былъ непріятенъ англо-саксонскому народонаселенію, съ нимъ связывалось воспоминаніе о ненавистномъ датскомъ владычеств. Когда по смерти Канута, въ правленіе его сына, Англо-Саксонское государство, сдлавши отчаянное усиліе, возстановило свою прежнюю свободу и независимость, денежный сборъ въ пользу Римской церкви былъ уничтоженъ, вмст со многими другими датскими учрежденіями. Съ этихъ поръ разрывъ сдлался еще сильне, и папы не разъ обращались съ рзкими обвиненіями противъ Англо-Саксонской церкви. Надо признаться, что состояніе ея оправдывало многія изъ этихъ обвиненій: продолжительныя войны, опустошавшія Англію въ предшествующее время, принесли свои печальныя плоды. Грубость, невжество, самый низкій развратъ распространились не только между всми классами свтскаго общества, ни проникли даже въ ряды духовенства. Въ то время какъ епископы и аббаты вели образъ жизни, ни чмъ не отличавшійся отъ жизни тогдашнихъ свтскихъ вельможъ,— любили окружать себя такою же роскошью, тми же грубыми потхами и удовольствіями,— низшіе ряды духовенства представляютъ грустный примръ упадка самаго первоначальнаго и необходимаго образованія. Вскор представился удобный случай дать исходъ всмъ обвиненіямъ и неудовольствіямъ, накоплявшимся столь долгое время въ Рим: все показываетъ, что планы Вильгельма Норманскаго на Англію вполн созрли въ его мысляхъ еще во время упомянутаго нами пребыванія Ланфранка при римскомъ двор, гд онъ такъ успшно ходатайствовалъ о противозаконномъ брак своего герцога. Съ своею обычною проницательностію Вильгельмъ тотчасъ же замтилъ и оцнилъ всю пользу, которую онъ могъ извлечь изъ нерасположенія римскаго первосвященника къ Англо-Саксонскому государству. Отъ имени своего герцога, Лакфранкъ явился униженнымъ просителемъ и представлялъ на папское ршеніе его права на англійскую корону. Подобный образъ дйствія не могъ не польстить пріятно безмрному честолюбію римскихъ первосвященниковъ. Слдствіемъ ея было заключеніе тснаго союза между Вильгельмомъ и папою: папскою буллою предоставлялось Норманамъ право вторгнуться съ оружіемъ въ Англію и возстановить тамъ древніе законы и учрежденія, которыми опредлялся ежегодный денежный сборъ въ честь Св. Петра. Интересы честолюбія и корысти были прикрыты въ этомъ объявленіи возгласами противъ злоупотребленій и беззаконій, укоренившихся въ Англо-Саксонской церкви, и увреніями, что предпринимаемая война не имла иной цли, какъ возстановленіе притсненной справедливости и благочинія. Папа Александръ II вручилъ Вильгельму священное знамя Римской церкви и кольцо, въ которомъ находился волосъ Св. Петра, предпріятіе такимъ образомъ облекалось въ характеръ крестоваго похода противъ христіянъ, за нсколько лтъ до того времени, когда обнаружились подобныя движенія противъ неврныхъ.
Не будемъ разказывать объ исход этой войны, слишкомъ извстномъ всякому образованному читателю: завоеваніе Англіи Норманами совершилось въ весьма непродолжительное время и представило послднее и ршительное доказательство того, какъ мало заключалось силы и состоятельности во внутреннемъ организм Англо-Саксонскаго государства. Совершилось завоеваніе въ полномъ смысл этого слова: въ стран образовались два враждебныя народонаселенія — побдителей и побжденныхъ, и связь между шши основалась на грубомъ насиліи съ одной стороны, и на рабскомъ подчиненіи съ другой. Нельзя читать безъ ужаса о притсненіяхъ, которыми завоеватели хотли упрочить свое владычество въ покоренной ими стран. Они достигли своей цли, и Вильгельмъ могъ справедливо хвалиться тмъ, что, благодаря его кровавымъ мрамъ, такая тишина и спокойствіе водворились въ стран, что путешественникъ могъ нести съ собою цлые мшки золота, не опасаясь быть ограбленнымъ. Но то была тишина обманчивая: ubi solitudinem fè,cerunt, pacem appellant, по выраженію Тацита. Уединенныя мста, хорошо защищенныя природою, лса, горы, наполнились бглецами всякаго званія и сословій, для которыхъ жизнь становилась бременемъ и которые вступали въ открытую борьбу съ отвергавшимъ ихъ обществомъ. Англо-саксонское духовенство стало во глав притсненнаго народонаселенія, все-таки это было, относительно, самое образованное, или по крайней мр самое могущественное и богатое сословіе. Правда, оно не всегда стояло на надлежащей высот и еще недавно подавало поводъ ко многимъ упрекамъ и обвиненіямъ, но въ ршительную минуту оно сдлалось вполн достойнымъ своего великаго назначенія и явилось защитникомъ слабыхъ и притсненныхъ. Тогда ненависть Вильгельма исключительно обратилась противъ него: Не только аббаты и настоятели монастырей были изгоняемы безъ всякой причины,— часто цлыя монашескія общества, вслдствіе насилій, должны были оставлять свои обители. Вильгельмъ вызывалъ къ себ, изъ своихъ прежнихъ владній, новыхъ людей, и зовъ его не остался безъ отвта. Англія сдлалась похожа на одну изъ невдомыхъ странъ, вдругъ открываемыхъ мореплавателями, не изъ одной Нормандіи, но изо всхъ частей Франкскаго государства, стремились въ нее толпы различнаго происхожденій. Каждый шелъ съ увренностію обогатиться или проложить себ дорогу къ почестямъ. Черезъ нсколько времени, прибыли въ Англію папскіе легаты, два кардинала, Петръ и Іоаннъ, и епископъ сіонскій, Герменфридъ: въ Винчестер, въ праздникъ Рождества Христова, собранъ былъ торжественный духовный совтъ, предъ который должны были предстать вс англо-саксонскіе епископы. Началось систематическое, основанное на юридическихъ Формахъ преслдованіе: вс давнишнія жалобы римскаго двора противъ англо-саксонскаго духовенства, обвиненія его въ симоніи, порочной жизни, невжеств,— все это получило теперь Формальный характеръ и составило длинный обвинительный актъ. Исходъ этого процесса можно было предвидть заране: почти вс англосаксонскіе епископы были лишены своего достоинства, начиная со Стиганда, самаго любимаго народомъ, и должны были уступить мста своимъ преемникамъ, норманскаго происхожденія. Черезъ весьма короткое время, Вульфстанъ, епископъ винчестерскій, остался одинъ изъ прежней ‘семьи Англо-Саксовъ.’ Надо было подумать теперь о томъ, чтобы дать достойныхъ преемниковъ, по крайней мр, самымъ важнымъ изъ низложенныхъ прелатовъ: Ланоранкъ, знаменитый учитель Бекской обители, счастливый и ловкій, уполномоченный Вильгельма при римскомъ двор, былъ облеченъ высокимъ саномъ архіепископа кантерберійскаго. Взаимное уваженіе, безграничное довріе другъ къ другу, связывали Ланфранка съ Вильгельмомъ. Завоеватель оцнилъ надлежащимъ образомъ умъ и. нравственныя достоинства своего новаго сподвижника, оцнилъ его высокую способность къ практической дятельности, всегдашнее умнье пользоваться обстоятельствами. Словомъ, въ Ланфранк Вильгельмъ имлъ именно такого человка, какой нуженъ былъ для его цлей. Архіепископство Кантерберійское считалось въ Англіи самымъ древнимъ: оно было основано первыми христіанскими миссіонерами, прибывшими изъ Рима еще въ то время, когда Саксы погружены были въ язычество. Въ глазахъ народа, съ этою древностью происхожденія соединялось нкоторое преимущество кантерберійской церкви предъ прочими епископствами Англіи, но въ дйствительности не существовало ничего подобнаго. Завоеваніе принесло съ собою совершенное измненіе въ этомъ порядк вещей: Вильгельмъ оказывалъ всегда большое уваженіе къ правамъ и привилегіямъ своей церкви, онъ находилъ въ ней врную, надежную опору своего владычества въ Англіи, но не смотря на то, какъ мы еще будемъ имть случай замтить въ послдствіи, онъ никогда не желалъ выпускать ее изъ-подъ своей зависимости. Имя такія намренія, онъ понималъ, какъ важно для него распространить авторитетъ Кантерберійскаго архіепископства надъ всми прочими митрополіями Англіи, и имя въ архіепископ преданнаго и надежнаго человка, постоянно держать ихъ подъ своимъ вліяніемъ. Ланфранкъ, дйствовалъ ли онъ по внушеніямъ честолюбія или искренно былъ убжденъ, что только такъ можно произвести съ успхомъ предполагаемыя реформы въ духовенств,— съ жаромъ поддерживалъ мысль Вильгельма. Англія подчинилась Кантерберійской митрополіи въ весьма короткое время и безъ сильнаго сопротивленія. Томасъ, архіепископъ Йоркскій, думалъ-было защищать свои права, но долженъ былъ уступить соединеннымъ просьбамъ и убжденіямъ Ланоранка и самого короля. Бывшій пріоръ Бекской обители былъ вознесенъ такимъ образомъ на одно изъ самыхъ важныхъ мстъ въ церковной іерархіи. Не смотря на великую будущность и высокія почести, открывавшіяся передъ нимъ, онъ нсколько разъ пытался отклонить ихъ отъ себя и мы имемъ причины думать, что имъ руководили въ этомъ случа не притворство или разсчетъ: въ душ его таилось предчувствіе, что новая дятельность принесетъ съ собою много горя, и не могло не возникать иногда сожалній о прежней научной дятельности и счастливой жизни за монастырскими стнами.
Сколько поразительныхъ и великихъ происшествій, сколько высокихъ и поучительныхъ уроковъ, совершившихся въ этотъ короткій промежутокъ времени! ‘Подобно морю, говоритъ Ордерикъ Виталій, вчно тревожному, несмотря на кажущуюся тишину, вчно смущаемому безпокойнымъ токомъ и устрашающему опытнаго мореплавателя своимъ непостоянствомъ и измнчивостію, въ то время какъ простой зритель обманутъ его наружною неподвижностію, нашъ вкъ находится въ постоянномъ броженіи и принимаетъ различные образы, то радостные, то печальные.’ При этой быстрот, съ какою однимъ событіемъ смнялось другое, мысль не успвала слдить за ними, убжденіе не успвало сложиться и принять окончательную форму. Несомннно одно, что упомянутыя происшествія должны были сильно отзываться въ сердц Ансельма: они относились слишкомъ близко къ его интересамъ и занимаемому имъ положенію въ церкви. Быстрое возвышеніе Данфранка не могло не имть вліянія на судьбу Бекской обители, монастырь, уже до того пользовавшійся громкою извстностію, особенно во всемъ, что касалось наукъ и образованія, началъ еще боле возвышаться въ общемъ мнніи. Тсная дружба между Ланфранкомъ и Ансельмомъ сохранилась, несмотря на раздлявшее ихъ разстояніе, они находились между собою въ безпрерывной переписк. Надо замтить, что опасенія самого Ансельма за свою способность къ много-. труднымъ матеріяльнымъ занятіямъ, соединявшимся съ должностію аббата, вскор сбылись.
Надзоръ за преподаваніемъ, ученые труды, умноженіе монастырской библіотеки поглащали все его вниманіе, прочія заботы предоставилъ онъ другимъ. Эдмеръ сохранилъ намъ превосходный разказъ о томъ, какъ Ансельмъ производилъ судъ и расправу между многочисленными вассалами своего монастыря: спокойно и равнодушно выслушивалъ онъ жалобы и оправданія, не принималъ почти никакого участія въ жаркихъ спорахъ, иногда даже дремалъ на своемъ стул, но вдругъ, пробудившись, однимъ кроткимъ словомъ или удачнымъ изреченіемъ Св. Писанія ршалъ самые запутанные вопросы, иногда случалось, что весь монастырскій запасъ, по его приказанію, былъ раздаваемъ нищимъ, и въ самой обители начинался голодъ. Испуганные экономы, камераріи, приходили къ нему въ безпокойств, но въ этомъ случа, каждый разъ дятельная помощь Ланфранка выводила его изъ затрудненія. Въ письмахъ Ансельма къ кантерберійскому архіепископу почти безпрестанно встрчаемъ выраженіе благодарности за многочисленные и богатые дары, присылаемые въ монастырь изъ Англіи. Съ этого времени начинается основаніе въ Англіи многихъ колоній монахами Бекской обители, всякій членъ ея былъ убжденъ въ томъ, что найдетъ тамъ радушный и ласковый пріемъ. Монастыри, постепенно основываемые выходцами изъ нея, оставались строго подчиненными своей митрополіи и признавали всегда съ покорностію власть Ансельма и его преемниковъ. Мы будемъ однако несправедливы, если возвышеніе Бекскаго монастырки распространеніе его вліянія припишемъ исключительно перевороту, произведенному Норманами въ Англіи и особенному благорасположенію Ланфранка. Достоинства самого Ансельма играютъ тутъ столь же важную роль, можно смло сказать, что слава его въ это время распространилась по всей Европ. Изъ отдаленныхъ странъ стекались за тмъ, чтобы слушать его уроки и пользоваться его совтами, обширная переписка его, дошедшая до вашего времени, служитъ несомнннымъ доказательствомъ, что въ глазахъ современниковъ Ансельмъ былъ преимущественно ‘мужемъ добраго совта’, что къ нему обращались люди всякаго званія, что всякому умлъ онъ сказать слово утшенія или подать мудрое увщаніе. Папа Григорій VII, среди самыхъ затруднительныхъ обстоятельствъ, находилъ досугъ обмниваться съ нимъ письмами. ‘Моли Бога, чтобы Онъ избавилъ Свою церковь и насъ, не по заслугамъ стоящихъ во глав ея, отъ гнета еретиковъ и направилъ бы ихъ самихъ на путь истины,’ писалъ онъ къ Ансельму въ то время, какъ Генрихъ IV явился въ Италіи съ цлію поддержать права Климента III на папскій престолъ. Многіе епископы обращались къ нему, лишь только являлось какое-либо сомнніе касательно церковнаго устройства или монастырской дисциплины. Еще интересне переписка Ансельма съ многочисленными учениками, получившими образованіе въ Бекской обители и разсявшимися посл по всмъ странамъ Европы. Связь между ими и любимымъ наставникомъ не пресклась, не смотря ни на время, ни на разстояніе. ‘Куда бы ни шли вы, говорить Ансельмъ, любовь моя всюду слдуетъ за вами, и гд бы ни оставался я, образъ вашъ неизгладимо сохранится въ моей душ.’ Мы говорили сейчасъ о многихъ монастыряхъ, возникшихъ въ Англіи, и основателями которыхъ были бекскіе монахи. Необходимость лично осмотрть и изслдовать состояніе этихъ молодыхъ колоній побуждала Ансельма нсколько разъ предпринимать непривычное для него путешествіе: надо полагать, что желаніе видть своего прежняго знаменитаго учителя занимало тутъ также не послднее мсто. Къ 1079 году принадлежитъ первая поздка его въ Англію: перездъ его моремъ совершился весьма удачно и скоро, вечеромъ того-же самаго дня прибылъ Ансельмъ къ стнамъ Кантерберійскаго архіепископства, гд уже ожидалъ его торжественный пріемъ. Все тамошнее духовенство вышло къ нему на встрчу съ духовнымъ пніемъ, со свчами, при звон колоколовъ: Ансельмъ прямо отправился въ соборную церковь и произнесъ къ собравшемуся тамъ многочисленному народу длинное поученіе о милосердіи. Первые дни были посвящены дружеской и задушевной бесд съ Ланфранкомъ. Бесды эти представляли много любопытнаго: недавнія великія событія произвели большой переворотъ въ судьб Ланфранка, они поставили его на высокое мсто, окружили его всевозможными почестями, но вмст съ тмъ это самое возвышеніе произвело въ немъ самомъ, въ его характер, сильное измненіе. Предъ Ансельмомъ находился уже не прежній человкъ, съ которымъ связывала его нкогда общая любовь къ научной дятельности, общіе труды и занятія важнйшими научными вопросами того времени, интересы эти не изчезли для Ланфранка совершенно, но уступили мсто другимъ и стояли уже на второмъ план. Интересъ политическій поглощалъ теперь все его вниманіе: сдлавшись однимъ изъ ближайшихъ совтниковъ Вильгельма, онъ принялъ совершенно его взглядъ на тогдашній порядокъ вещей и преслдовалъ одинаковую съ нимъ политику. Уничтоженіе англо-саксонской національности или по крайней мр всевозможное ослабленіе ея самостоятельности было главною задачею, къ достиженію которой они стремились съ одинакимъ жаромъ. Въ этихъ общихъ стремленіяхъ возвышенный умъ и высокое образованіе не допускали конечно Ланфранка до многаго такого, предъ чмъ не останавливался Вильгельмъ, но тмъ не мене не избавили его отъ многихъ и весьма печальныхъ крайностей: все, что могло напоминать покоренному народонаселенію о его національномъ единств, все, что съ давнихъ поръ привыкъ онъ уважать какъ святыню, подвергалось безусловному преслдованію. Преслдованіе обращалось даже противъ нкоторыхъ святыхъ, пострадавшихъ въ давнишнія времена за свободу церкви’ независимость страны, и подвиги которыхъ были любимымъ воспоминаніемъ побжденнаго племени среди его настоящихъ несчастій, къ числу такихъ святыхъ принадлежалъ между прочимъ Эльфегъ, архіепископъ кантерберійскій, жившій въ начал X столтія. Датчане, высадившись на берега Англіи, захватили его въ плнъ и требовали большаго выкупа: не желая отягощать денежнымъ сборомъ въ свою пользу и безъ того уже разоренныхъ жителей Кентскаго королевства, Эльфегъ съ мужествомъ отказался исполнить требованіе непріятелей. Ни оскорбленія, ни угрозы не могли поколебать его ршенія, посл продолжительнаго плна онъ былъ преданъ наконецъ мученической смерти. Церковь признала его святымъ, и гробница Эльфега въ кантерберійскомъ собор привлекала къ себ ежегодно огромныя толпы народонаселенія. Со времени завоеванія Нормановъ посщенія эти сдлались чаще и многолюдне и принимали совершенно видъ политической демонстраціи. Обстоятельство это не могло ускользнуть отъ Вниманія Ланфранка: онъ напалъ тогда на самую память саксонскаго мученика, старался унизить его заслуги и утверждалъ, что он не даютъ ему права на уваженіе, оказываемое ему народомъ. Ансельмъ прибылъ въ Англію, когда вопросъ этотъ занималъ вс умы, и очень естественно, что онъ былъ предметомъ одной изъ первыхъ бесдъ Ансельма съ Ланфранкомъ. ‘ЭтиСаксонцы, среди которыхъ суждено намъ жить, говорилъ архіепископъ, имютъ мнолхъ святыхъ, которымъ они оказываютъ большое почтеніе. Чмъ боле размышляю, тмъ сомнительне кажется мн ихъ святость. Есть напримръ одинъ святой, Эльфегъ, гробница котораго находится тутъ же, въ моей церкви,— человкъ конечно весьма почтенный, бывшій нкогда здшнимъ архіепископомъ, Саксонцы его почитаютъ святымъ, даже мученикомъ, хотя онъ пострадалъ вовсе не за ученіе Спасителя, а единственно зато, что не хотлъ ваплатить за себя выкупа. Опасаясь разорить свою паству, Эльфегъ отказался и предпочелъ лучше смерть. Вотъ весь его подвигъ,— что ты объ этомъ думаешь?’ Разказанный даже такимъ образомъ, подвигъ Эдьоега не могъ представиться Ансельму въ томъ вид, въ какомъ бы этого желалъ Ланфранкъ: не разъ убдимся мы въ послдствіи, что никакія соображенія не могли намренно дать ложный ходъ его мысли. Натура его была слишкомъ чиста, проста и искренна, и убжденія его не подчинялись ни какимъ вншнимъ причинамъ и соображеніямъ, онъ никогда не понималъ той практической мудрости, которая заглушаетъ иногда голосъ совсти и въ требованіи обстоятельствъ ищетъ оправданія для постыдныхъ уступокъ. Отвть Ансельма разрушалъ Вполн вс ухищренія, придуманныя его другомъ, по его мннію, человкъ, не побоявшійся смерти для избжанія обыкновеннаго проступка, безъ сомннія не устрашился бы ея, когда бы дло шило о чемъ-нибудь боле важномъ, долженствовавшемъ навлечь на него гнвъ небесный. Чего устрашился бы Эльфегъ, если бы пришлось ему выбирать между земнымъ спасеніемъ и вчною жизнію? Онъ пострадалъ за истину: не значитъ ли это тоже самое что и пострадать за Христа? Никакіе доводы не могли поколебать этого разсужденія, и Ланфранкъ долженъ былъ преклониться предъ нимъ: онъ прекратилъ воздвигнутое имъ гоненіе противъ саксонскаго мученика изъ послдствіи даже самъ заботился о составленіи его подробнаго жизнеописанія.
Этотъ случай, не имвшій, какъ видно, никакихъ важныхъ послдствій, тмъ не мене можетъ объяснить многое въ характер Ансельма и его будущей дятельности: въ немъ прекрасно выразилось, какое огромное разстояніе отдляло честолюбиваго, ловкаго Ланфранка отъ его товарища, въ простот своего сердца невнимавшаго ни чему, кром голоса своей совсти. Не предчувствуется ли уже теперь, что должно произойдти, когда человкъ, подобный Ансельму, займетъ мсто Ланфранка? Уже въ самомъ характер человка не предчувствуется ли весь образъ его будущихъ дйствій и вс драматическія столкновенія, къ которымъ онъ будетъ неминуемо приведенъ?
Въ исход 1087 года умеръ Вильгельмъ Завоеватель. Исторія произнесла врный приговоръ объ этой замчательной личности: не смотря на многія темныя стороны своего характера, Вильгельмъ былъ боле нежели обыкновенный государь. Въ политик своей онъ постоянно держался одной мысли, преслдовалъ одну опредленную цль: нигд не выразилось это такъ ясно, какъ въ отношеніяхъ его къ церкви. Совершивши свое важное предпріятіе съ ея помощію, Вильгельмъ не остался неблагодарнымъ: онъ не жаллъ ничего, что могло бы послужить къ ея возвышенію въ государств. Храмы, большая часть которыхъ была найдена завоевателями въ полуразрушенномъ состояніи, были возстановлены и украшены съ непривычнымъ для того времени великолпіемъ, духовныя имнія пользовались неприкосновенностію, при монастыряхъ учреждались школы. Поставляя на важнйшія духовныя мста своихъ приверженцевъ, Вильгельмъ не ограничивался однако политическими интересами, но всеобщему признанію, онъ былъ весьма строгъ въ выбор людей и по возможности обращалъ большое вниманіе на достоинства избираемаго лица. Нельзя отвергать, что относительно нравовъ, благочинія, внутренняго порядка, духовенство сдлало при пень большой шагъ впередъ: во всхъ упомянутыхъ улучшеніяхъ Ланфранкъ былъ однимъ изъ самыхъ ревностныхъ помощниковъ Вильгельма, и дятельность его въ этомъ смысл не лишена нкотораго возвышеннаго характера. Поднявши такъ высоко благосостояніе своей церкви, Вильгельмъ, какъ мы уже замтили, не упускалъ изъ виду самаго важнаго, самаго существеннаго для него вопроса: государственный интересъ, государственныя цли стояли у него всегда на первомъ план, были исключительною его заботою, должны, по его мннію, поглощать въ себ вс прочія сферы общественнаго устройства. Вслдствіе этого воззрнія церковь была ограждена при немъ въ своихъ правахъ, могла пользоваться всмъ принадлежащимъ ей вліяніемъ, но вмст съ тмъ должна была совершенно подчиниться государственной власти. Вильгельмъ никогда не упускалъ этого изъ виду, даже въ самыя критическія минуты, вскор посл завоеванія, когда онъ продолжалъ упорную вражду съ враждебными ему въ стран элементами: возвышеніе Кантерберійскаго архіепископства надъ всми прочими митрополіями Англіи, было, какъ мы видли, одною изъ мръ, которыми онъ думалъ удобне всего достичь своей цли. Ланфранкъ, сдлавшись главою англійскаго духовенства, совершенно подчинился видамъ Вильгельма. Онъ дйствовалъ вообще мягче, осторожне Вильгельма, постоянно направлялъ все свое вліяніе на то, чтобы отклонить его отъ слишкомъ крутыхъ и жесткихъ мръ, новъ сущности, въ общемъ ход своего управленія, онъ никогда не уклонялся отъ политики короля и постоянно преслдовалъ общія съ нимъ цли. Римскій дворъ, такъ жарко нкогда принявшій сторону Вильгельма еще въ предполагавшемся завоеваніи Англіи, былъ теперь жестоко разочарованъ въ своихъ ожиданіяхъ: того подчиненія, тхъ вассальныхъ отношеній, о которыхъ мечтали римскіе первосвященники, вручая Норманамъ священное знамя и напутствуя ихъ своими благословеніями на опасный подвигъ, не существовало. Вскор посл завоеванія, знаменитый Григорій VII старался напомнить Вильгельму объ его прежнихъ общаніяхъ и направить его на путь истины: обширная переписка, сохранившаяся до вашего времени, представляетъ любопытную картину, какими тонкими путями старался Римскій дворъ достигнуть своей цли, и какъ вс усилія его разбивались о твердую волю Вильгельма. Въ одномъ изъ первыхъ писемъ своихъ къ королю посл завоеванія, папа прямо приступаетъ къ главному вопросу: онъ напоминаетъ ему о той врности, въ которой онъ клялся Римскому престолу, и жалуется на неисправную присылку изъ Англіи общаннаго денежнаго сбора. Отвтъ Вильгельма поражаетъ своею ясностію и твердымъ тономъ: ‘….Съ однимъ въ твоемъ письм я согласенъ, съ другимъ нтъ. Никогда не обязывался я клятвою врности къ Римскому престолу и надюсь не обязываться и въ будущемъ, никогда не общалъ я ничего подобнаго, и покажу, что предшественники мои поступали также. Что касается до денегъ, то дйствительно въ послдніе три года, въ пребываніе мое во Франціи, ихъ высылали нсколько нерадиво. Теперь, когда я возвратился въ свое государство, неисправности прекратятся, и вы получите все вамъ должное или чрезъ своихъ легатовъ, или чрезъ Ланфранка, нашего врнаго архіепископа.’ Видя, что ничего нельзя достигнуть этимъ путемъ, Григорій VII прибгаетъ къ другимъ средствамъ: онъ старается льстить самолюбію короля, старается даже дйствовать на него чрезъ другихъ лицъ, по его мннію, имющихъ вліяніе на Вильгельма: ‘Вильгельмъ — перлъ всхъ государей, пишетъ онъ къ нему, да будетъ же онъ образцомъ справедливости, примромъ смиренія…. Въ здшнемъ мір заслужитъ онъ тогда честь, могущество, величіе, пусть же совты злыхъ не смущаютъ его души…. Изъ всхъ сильныхъ земли, одинъ только ты способенъ предпочесть земному блеску обязанности христіанина.’ — ‘Настаивай предъ мужемъ, старайся направить его на путь, который можетъ привести его къ душевному спасенію’, говорилъ онъ, обращаясь къ супруг короля, Матильд. Языкъ лести и просьбы также мало дйствуютъ на Вильгельма, какъ и требованіе, онъ какъ будто не понимаетъ, чего отъ него просятъ. Отвты его почтительны, но онъ говоритъ въ нихъ только о деньгахъ и нигд ни слова о подчиненіи своей церкви или государства Римскому престолу. ‘Что мн въ деньгахъ безъ чести!’ восклицаетъ Григорій. Тогда онъ обращается къ Ланфранку: мы видли, что архіепископъ былъ когда-то посредникомъ между Римскимъ дворомъ и Норманскимъ герцогомъ, отъ его имени онъ велъ вс переговоры, не жаллъ общаній и становился какъ бы порукою за ихъ исполненіе,— особенно теперь, когда, занявши одно изъ главныхъ мстъ въ церковной іерархіи, онъ yfte тмъ самымъ являлся естественнымъ защитникомъ верховнаго авторитета въ церкви. Съ Ланфранкомъ Григорій мняетъ тонъ: онъ не проситъ и не совтуетъ,— онъ требуетъ его содйствія и въ случа отказа или равнодушія готовъ прибгнуть къ угрозамъ. ‘Нсколько разъ призывалъ я тебя въ Римъ, говоритъ онъ ему, но ты, какъ кажется, не очень спшишь исполнить наше приказаніе. Удивленію нашему нтъ мры, порою бы стоило теб твое непослушаніе, если бы только не удерживала насъ обычная наша снисходительность и воспоминаніе о прежней твоей покорности. Ни страхъ свтской власти, ни суеврное преклоненіе предъ извстнымъ лицомъ (намекъ на Вильгельма), не должны отдалять тебя отъ насъ. Что касается до него,— если чувство гордости возстановитъ его противъ нашего престола, если безсмысленная и надменная прихоть возбудитъ его противъ насъ,— намъ это будетъ тмъ прискорбне, что нкогда на него обращалась наша исключительная любовь. Твое дло предохранить его отъ подобнаго заблужденія.’ Ланфранкъ смутился строгимъ тономъ и упреками папы,— онъ старается отклонить отъ себя бду, ссылается на королевскія приказанія, увряетъ въ своей неизмнной преданности: ‘…. не Григорій ли напротивъ охладлъ къ нему? Не его вина, если онъ не въ состояніи убдить короля и принудить его согласиться на то, чего отъ него требуютъ.’ Но никакія отговорки не останавливаютъ папы, онъ ясно видитъ, что мирнымъ образомъ нельзя покончить дло, что все зависитъ отъ того, войдетъ ли Ланфранкъ вполн въ его интересы, и достанетъ ли у него ршимости на борьбу, если переговорами нельзя будетъ утвердить притязанія папскаго престола. Необходимость мирнаго свиданія длалась настоятельне: ‘по гордости или нераднію ты медлишь и употребляешь во зло наше терпніе?’ — говоритъ Григорій, раздраженный отговорками архіепископа прибыть въ Римъ.— ‘Властію апостольскою повелваемъ теб посл четырехмсячнаго и послдняго срока прибыть въ Римъ къ празднику Всхъ Святыхъ настоящаго года (1081 г.). Если ты еще разъ впадешь въ непослушаніе, которое, по словамъ пророка, равняется идолопоклонству,— знай, что могущество Св. Петра поразитъ тебя, и ты будешь лишенъ епископскаго сана.’ Вопросъ былъ поставленъ такъ рзко, что онъ неминуемо долженъ былъ привести къ какому-нибудь ршительному концу: соображая вс данныя, можно смло утверждать, что онъ повелъ бы къ полному разрыву и можетъ-быть къ продолжительной борьб между папами и англійскою церковью. Событіе это было предупреждено смертію Григорія VII, случившеюся въ томъ же году, въ которомъ было писано его послднее посланіе къ Ланфранку. Мы сказали сейчасъ, что примиреніе было невозможно между ними: мнніе наше какъ нельзя лучше подтверждается однимъ письмомъ Ланеранка, адресованнымъ имъ къ Гугону, легату папы Климента III, избраннаго противною Григорію VII партіею, еще при его жизни. ‘Не могу я одобрить, говоритъ онъ, что ты порицаешь папу Григорія, называешь его самого Гильдебрандомъ, а его легатовъ — мучителями, и воздаешь столь неумренныя похвалы Клименту III. Никого недолжно порицать или хвалить до конца ихъ жизни, думаю однако, что императоръ (Генрихъ IV) не ршился бы на столь великое предпріятіе (избраніе противнаго Григорію папы) безъ основательныхъ причинъ, успхи его обнаруживаютъ явное покровительство Божіе. Не совтую теб однако являться въ Англію, до тхъ поръ, пока ты не получишь на то королевскаго разршенія. Нашъ островъ еще не отринулъ прежняго папы и не призналъ новаго. Мы должны прежде внимательно выслушать ту и другую сторону, тщательно взвсить ихъ доводы и потомъ уже ршить, на сторон которой изъ нихъ истина.’ Въ этомъ письм прежде всего поражаетъ свободный и равнодушный тонъ, которымъ говоритъ представитель англійской церкви объ одномъ изъ важнйшихъ вопросовъ своего времени, очевидно, что онъ смотритъ на великую борьбу между свтскою и духовною властію, такъ близкую къ его интересамъ, какъ на совершенно постороннее дло. Между враждующими партіями онъ желаетъ сохранить совершенно независимое положеніе и взираетъ на нихъ какъ равнодушный зритель. Съ другой стороны, въ приведенныхъ нами словахъ Ланфранка совершенно ясно выражается то независимое положеніе, въ которое поставила себя англійская церковь въ отношеніи къ папамъ. Не смотря на то, что уже нсколько лтъ признавала она законною власть Григорія VII, теперь она собирается судить его, она какъ бы сомнвается, должна ли признавать или отвергнуть его авторитетъ, и заставляетъ ждать своего ршенія. Могла ли быть тутъ рчь о томъ подчиненіи, о которомъ мечталъ папа Григорій VII? Можно сказать, что смерть его еще боле утвердила это независимое положеніе: извстно, что и посл него раздоръ между двумя партіями не прекращался, и что каждая изъ нихъ поддерживала права избраннаго ею папы. Вильгельмъ воспользовался какъ нельзя лучше этимъ положеніемъ дла: онъ продолжалъ сохранять совершенный нейтралитетъ между Климентомъ III и Урбаномъ II,— мало того, онъ усплъ сдлать зависимымъ отъ королевской власти самое признаніе папъ англійскимъ духовенствомъ. Это былъ послдній шагъ, которымъ онъ съ одной стороны старался освободить свою церковь отъ папскаго авторитета, а съ другой — подчинялъ окончательно эту церковь государству. Событіе огромной важности и, какъ мы увидимъ сейчасъ, не оставшееся безъ послдствій.
Отдленныя отъ насъ разстояніемъ нсколькихъ столтій, событія этого времени — великая борьба между свтскою и духовною властію — представляются намъ совершенно осмысленными и въ общемъ своемъ ход и въ частныхъ происшествіяхъ. Не то было тогда. Въ дйствительности событія развиваются не такъ послдовательно, какъ они представляются посл, при ихъ изученіи, когда однимъ взглядомъ можно обнять всю ихъ совокупность съ ихъ причинами и результатами. Случайныя происшествія разбиваютъ иногда самый крпкій умъ, самую твердую волю, и нердко видимъ, что человкъ, всю жизнь привязанный къ одному длу, почти внезапно силою обстоятельствъ бываетъ увлекаемъ на противную сторону. Едва не случилось этого съ Ланфранкомъ. Смерть Вильгельма должна была произвести большой переворотъ въ его убжденіяхъ и образ дйствій: онъ самъ какъ бы предчувствовалъ грустную будущность, когда говорилъ о старомъ корол въ одномъ изъ своихъ писемъ: ‘Молите Бога, да продлитъ его жизнь…. При немъ мы будемъ наслаждаться хоть какимъ-нибудь миромъ. По смерти его нельзя ожидать ничего добраго.’ Дйствительно наступали тяжелыя времена. Изъ трехъ сыновей Вильгельма, старшему, Роберту, досталась Нормандія, второй сынъ, Вильгельмъ Рыжій, по завщанію отца, наслдовалъ въ Англіи. Характеръ новаго короля, должно-быть, хороша былъ извстенъ Ланфранку, когда онъ ршился на такое мрачное предсказаніе о его царствованіи. Предчувствіе впрочемъ принадлежало не одному ему, оно было раздляемо многими другими. Тотчасъ по смерти стараго короля, большая часть его совтниковъ оставила дворъ и разсялась по окрестнымъ замкамъ, явились новые любимцы и во глав ихъ Робертъ Меланскій, человкъ хитрый, пронырливый, низкій потворщикъ всхъ дурныхъ страстей своего властелина. Въ новомъ, порядк вещей, возникавшемъ въ государств, трудно указать’ на какое-нибудь опредленное направленіе, на какую-нибудь руководствующую мысль. Все зависло отъ необузданнаго произвола, не останавливающагося ни предъ какими преградами, не признающаго никакого закона. Цивилизація, даже въ самомъ тсномъ, ограниченномъ смысл этого слова, какъ будто не коснулась Вильгельма II, ничто не напоминало въ немъ преемника тхъ норманскихъ вождей, которые уже боле полутора столтія поселились во Франціи, успли создать тамъ могущественное владніе, подчинились вліянію образованной жизни, говорили ея языкомъ и приняли ея нравы. Онъ походилъ боле на предводителей тхъ варварскихъ племенъ, которыя наводняли Римскую Имперію въ послдніе вка ея существованія: какъ у тхъ, грубая корысть была его преобладающею страстью. ‘Духовный хлбъ — вкусная пища, говаривалъ онъ:— половина нашихъ доходовъ перешла къ церкви. Неужели никогда я не возвращу ихъ?’ Не слышатся ли въ этихъ словахъ упреки и жалобы одного изъ первыхъ меровингскихъ властителей? ‘Обднла наша казна, говорилъ Хильперихъ, перешли вс имнія наши къ священникамъ, они настоящіе правители государства.’ Нтъ ничего удивительнаго, что при такомъ непомрномъ корыстолюбіи вс притсненія, вс жестокости и несправедливости Вильгельма II были преимущественно направлены на духовное сословіе. Рыжій король, какъ называютъ его лтописцы, не останавливался ни предъ какими средствами, какъ скоро была затронута его преобладающая страсть: что въ предшествовавшее царствованіе было мрами необходимости, требованіями государственной политики, то въ его рукахъ длалось орудіемъ самыхъ вопіющихъ и безразсудныхъ несправедливостей. Еще Вильгельмъ Завоеватель присвоилъ себ право назначать епископовъ на праздныя мста, случалось иногда, что между смертію одного епископа и назначеніемъ новаго проходилъ довольно значительный промежутокъ времени, въ продолженіе котораго доходами эпархіи пользовалась казна. Сдлать скорый выборъ было не такъ-то легко: назначеніе духовныхъ лицъ въ то время требовало соблюденія многихъ весьма важныхъ условій. Мы уже видли, что Завоеватель не искалъ только приверженныхъ къ себ людей: онъ искалъ людей, которые могли бы быть достойными исполнителями его плановъ касательно образованія и исправленія нравовъ низшаго духовенства. То, что прежде имло слдовательно какую-нибудь цль, происходило теперь безъ всякаго основанія или даже совершенно изъ противоположныхъ побужденій: цлые года эпархіи оставались праздными, единственно для того, чтобы дать королю средства увеличить свои докоды и истощить эпархіи непомрными и совершенно беззаконными налогами. По самымъ ничтояснымъ поводамъ конфисковались монастырскія имнія, отнимались у нихъ старинныя права и льготы, словомъ не было для нихъ никакой безопасности, одинъ лтописецъ совершенно справедливо сравниваетъ церковныя владнія, въ правленіе Вильгельма, съ городомъ, взятымъ приступомъ и отданнымъ на разграбленіе раздраженному войску. Многіе, и во глав всхъ Ланфранкъ, съ грустью вспоминали о своей прежней дятельности, не разъ приходилось ему пожалть, что духовенство не умло сохранить достаточной независимости въ отношеніи къ норманскимъ завоевателямъ. Церковь была въ то время единственною нравственною силою, которая могла бы сдерживать или хоть нсколько укрощать грубое своеволіе, и печально было видть, что она сама находилась въ полной отъ вето зависимости. Оставалось только прибгнуть къ просьбамъ, убжденіямъ: Ланфранкъ былъ нкогда наставникомъ короля, онъ напомнилъ ему его прежнія общанія. ‘Разв можно сдержать все, что общаешь!’ возразилъ ему Вильгельмъ. Этотъ наивный отвть давалъ предчувствовать еще тягчайшія бдствія. Къ счастію, архіепископу не суждено было ихъ видть: онъ умеръ въ начал 4089 года.
Упраздненіе престола кантерберійскаго было радостнымъ происшествіемъ для Вильгельма II: тутъ представлялась ему богатая добыча. Владнія кантерберійской церкви были такъ обширны, что съ нихъ можно было въ одинъ годъ получить на крайней мр столько же дохода, сколько со всхъ прочихъ епископствъ въ Англіи, взятыхъ вмст. Требованія государства, церкви,— все это отсылалось, разумется до поры, до времени, на второй планъ. Вильгельмъ думалъ только о средствахъ обогатиться и дйствительно вполн достигъ своей цли: цлыхъ четыре года пользовался онъ своимъ мнимымъ правомъ, и не взирая ни на частыя просьбы епископовъ и вельможъ, не внимая голосу всего народонаселенія, онъ продолжалъ систематическое разореніе первенствующей митрополіи. Объ избраніи преемника Ланфранку не было и рчи. Между прочимъ общественное мнніе, еще вскор по смерти архіепископа, указало на Ансельма, какъ на единственнаго достойнаго его наслдника. На Бекскую обитель давно уже привыкли смотрть, какъ на разсадникъ англійской церкви, изъ нея вышелъ Ланфранкъ, изъ нея вышло много другихъ, занимавшихъ важнйшія духовныя мста въ Англіи, наконецъ самъ Ансельмъ былъ тамъ хорошо извстенъ и своею жизнію и своимъ высокимъ образованіемъ. Путешествія его въ Англію, о которыхъ мы упоминали выше, предпринимались не разъ, и всегда онъ былъ принимаемъ все съ большимъ и большимъ сочувствіемъ, всегда онъ возвращался надленный богатыми дарами. Самъ престарлый король оказывалъ ему особенное уваженіе: разказываютъ, что онъ былъ ‘какъ будто совсмъ другой въ его присутствіи’. Вслдствіе всхъ этихъ причинъ положеніе Ансельма было весьма неловко: чмъ сильне указывалъ на него общественный голосъ, тмъ осторожне старался онъ держать себя, такъ что въ продолженіе всхъ четырехъ лтъ, протекшихъ со смерти Ланфранка, онъ ни разу не ршился явиться въ Англію, хотя важныя дла часто требовали присутствія его тамъ. Случай заставилъ его измнить своему ршенію: старинный другъ его, Гугонъ Волкъ, графъ Честерскій, лежалъ на смертномъ одр и умолялъ Ансельма прибыть въ Англію, напутствовать его послдними молитвами Три раза сряду получилъ онъ отказъ. Тогда онъ обратился къ нему съ упреками, возлагалъ на него отвтственность передъ Богомъ, если бы ему пришлось умереть безъ раскаянія, и усплъ наконецъ тронуть Ансельма. Въ сентябр 1092 года высадился Ансельмъ на англійскій берегъ и встртилъ восторженный пріемъ со стороны жителей. Толпы народа стекались повсюду, куда онъ ни являлся, духовенство встрчало его въ процессіяхъ, почести были такъ неожиданны, такъ непривычны для него, что Ансельмъ не разъ принужденъ былъ укрываться отъ нихъ бгствомъ. Онъ поститъ короля. Вильгельмъ принялъ его радушно, но выказалъ сильное нетерпніе, когда тотъ сталъ ему говорить о бдствіяхъ церкви, о несчастномъ положеніи монастырей. Нсколько недль пробылъ онъ въ Англіи, устраивая свои дла, посщая различныя эпархіи, между прочимъ наступали праздники Рождества Христова, и онъ получилъ королевское приглашеніе прибыть въ Глостеръ, гд однажды въ годъ собирался въ это время большой совтъ изъ всхъ епископовъ и свтскихъ вельможъ государства. Блестящее собраніе окружало короля, но не видать было радостныхъ лицъ, казалось, одна тяжелая дума занимала вс умы, только Вильгельмъ былъ, какъ всегда, равнодушенъ и безпеченъ. Безпорядки, особенно въ церкви, превышали всякую мру, посл многихъ толковъ, вс присутствующіе ршили обратиться къ самому королю и просить его установить во всемъ государств молитвы о томъ, чтобы милость Божія прекратила общественныя бдствія. Вильгельмъ согласился на эту просьбу, но не могъ скрыть своего раздраженія: ‘молитесь, молитесь, сколько хотите, отвчалъ онъ, а я все-таки поставлю на своемъ.’ Чрезъ нсколько времени король бесдовалъ съ однимъ изъ своихъ приближенныхъ, разговоръ обратился на Ансельма: ‘Я не знаю человка, сказалъ тотъ, который могъ бы сравниться по святости жизни съ бекскимъ аббатомъ: онъ любитъ только Бога, и не ищетъ никакихъ земныхъ благъ.’ — Даже архіепископства Кентерберійскаго? возразилъ король со смхомъ. ‘Этого меньше, чмъ чего-либо другаго, и такъ думаю не я одинъ.’ — И хорошо длаетъ, воскликнулъ король, сопровождая эти слова одною изъ своихъ обычныхъ клятвъ: ни онъ, ни кто другой кром меня не будетъ пользоваться этимъ мстомъ.— Весьма скоро посл этого разговора Вильгельмъ сдлался отчаянно боленъ, разказываютъ даже, что онъ былъ пораженъ припадкомъ, произнося вышеприведенныя слова. Въ нсколько минутъ картина перемнилась: вмсто прежнихъ пировъ и веселія наступило мрачное уныніе, толпа приближенныхъ съ плачемъ и рыданіями, окружила королевское ложе, любимцы, въ которыхъ еще не давно встрчалъ онъ столь сильное поощреніе, приписывали теперь недугъ его небесному гнву и говорили о покаяніи. Со всхъ сторонъ слышны были совты: одни предлагали даровать прощеніе преступникамъ, другіе — возвратить несправедливо похищенныя церковныя имнія, смягчить законы, простить долги. Больной слушалъ все снисходительно, онъ заране соглашался на все, что ему ни предлагали. Ршились упомянуть о назначеніи архіепископа кентерберійскаго: король тотчасъ же объявилъ, что эта мысль давно занимала его, что онъ сомнвался только въ выбор и готовъ предоставить это дло на общее ршеніе. Лишь только онъ произнесъ эти слова, какъ имя Ансельма уже было во всхъ устахъ, немедленно большая часть присутствовавшихъ бросилась къ жилищу аббата, его окружили съ поздравленіями, съ слезами искренняго, неподдльнаго восторга. Ничто не могло сравниться съ смущеніемъ Ансельма, онъ совершенно потерялся, указывалъ на свои преклонныя лта, болзни, слабость, умолялъ, чтобы его избавили отъ представлявшейся чести, но никакія отговорки не могли подйствовать на единодушный, общій восторгъ. Ансельма схватили силою и повлекли къ королю, не смотря на то, что онъ безпрестанно повторялъ: ‘все это напрасно, напрасно, ничего не выйдетъ изъ того, что вы хотите.’ Наконецъ самъ король присоединился къ общимъ просьбамъ, онъ говорилъ, что долженъ, смыть съ себя тяжкій грхъ, что онъ не можетъ умереть, владя беззаконно церковнымъ имуществомъ. ‘Ты хочешь стало-быть погубить и короля и государство? Въ своемъ ли ты ум?’ кричали Ансельму со всхъ сторонъ. Ансельмъ изнемогалъ въ этой неравной борьб, съ отчаяніемъ обращалъ онъ повсюду взоры, ища себ какой-нибудь помощи, тогда король приказалъ умолять его на колнахъ. Все было тщетно, онъ оставался непоколебимъ. Вс присутствующіе потеряли наконецъ послднее терпніе: ‘Посохъ, посохъ!’ раздалось отовсюду. Ансельма привлекли къ постели короля, который подавалъ ему посохъ, но и тутъ еще не кончилось все, надо было насильно разнять ему пальцы правой руки, вложить въ нее жезлъ, тогда только раздались восклицанія: ‘да здравствуетъ архіепископъ!’ и духовенство запло благодарственное: Te Deum. Новаго архіепископа подняли на руки и понесли въ ближайшую церковь, между тмъ какъ онъ, блдный, трепещущій, не переставалъ повторять: ‘все это напрасно! изъ этого ничего не выйдетъ.’
Мы нарочно старались сохранить вс подробности этого замчательнаго избранія, ибо нтъ сомннія, что он лучше всего рисуютъ и всъ и людей. Мы видли уже на примр Ланфранка, что подобныя возвышенія не всегда представлялись избранницамъ съ своей блестящей стороны, со стороны ожидавшихъ ихъ почестей и величія, за нею скрывалась другая — опасенія всхъ треволненій и смутъ, слдовавшихъ за избраніемъ, необходимость снова погрузиться въ тотъ водоворотъ жизни, котораго они думали навсегда избгнуть. Надо быть мало знакомымъ съ могущеественнымъ вліяніемъ уединенной жизни надъ этими избранными, натурами, чтобъ объяснять ихъ дйствія притворствомъ, прикрывавшимъ совершенно противныя чувства. Проницательный умъ Ансельма, его глубокое пониманіе людей, предугадывали заране всю печальную будущность, отрывавшуюся передъ нимъ, по окончаніи первыхъ церемоній, слдовавшихъ за его избраніемъ, онъ съ грустію спросилъ епископовъ, хорошо ли они понимаютъ, что длаютъ? ‘Подумали ли вы о томъ, говорилъ онъ, что вы впрягаете подъ одинъ яремъ неукротимаго вола и дряхлую, старую, овцу? Опасайтесь, не превратилась бы скоро ваша радость въ отчаяніе, придетъ время, когда необузданность короля превозможетъ надъ моею слабостію и повлечетъ за собою всеобщее угнетеніе. Не ищете ли вы бдствій церкви, желая упрочить ея торжество?’ Неожиданное возвышеніе нисколько не обольстило Ансельма. Онъ продолжалъ смотрть на все совершившееся макъ на дло далеко не конченное: ‘Ты не умрешь, говорилъ онъ, явившись къ королю,— и еще можешь все перемнить, потому что моего согласія не было и не будетъ’. Эта робость, это смиреніе составляли странную противоположность со всеобщимъ восторгомъ и радостными ожиданіями, событія не замедлили доказать, что врне понималъ положеніе длъ.
Мы не остановимся на описаніи любопытныхъ и трогательныхъ сценъ, произшедшихъ въ Бекской обители при полученіи письма Ансельма, въ которомъ онъ извщалъ о своемъ избраніи: въ этихъ сценахъ прекрасно выразилась тсная, дружеская связь, соединявшая его съ братіей. Бекскій монастырь привыкъ смотрть на Ансельма какъ на свое лучшее украшеніе, его имя, столь славное во всей Европ, было неразрывно связано съ именемъ самой обители, понятно, съ какимъ скорбнымъ чувствомъ должно было происходитъ ихъ разставанье. Чрезъ нсколько недль посл избранія прибылъ Ансельмъ въ свое архіепископство. Если душа его искала утшенія, опоры, то она съ избытковъ посла ихъ найдти въ томъ восторженномъ пріем, которымъ встртило его все кантерберійское народонаселеніе. На прошедшее смотрли какъ на тяжелый сонъ, казалось, для всхъ наступало уже давно невиданное спокойствіе, эпоха новаго неожиданнаго счастія. Мрачное предчувствіе, не смотря на то, волновало многихъ, всякое происшествіе, касавшееся Ансельма, перетолковывалось въ дурную или хорошую сторону, и служило средствомъ для разгадки темнаго будущаго. Въ начал декабря 1093 года происходило торжественное посвященіе новаго архіепископа въ кантерберійской соборной церкви, въ присутствіи почти всхъ епископовъ, при многочисленномъ стеченіи народа. Посреди обряда евангеліе было раскрыто надъ главою посвящаемаго, и одинъ изъ епископовъ, прочелъ въ немъ слдующее мсто громкимъ голосомъ: ‘я посла раба своего въ годъ вечери, рещи званымъ: грядите, яко уже готова суть вся, и начата вкуп отрицатися вси’ (Лук. XIV, 17). Знаменательный смыслъ этихъ словъ не раз долженъ былъ въ послдствіи отозваться въ памяти многихъ присутствовавшихъ.
Въ первое время Ансельмъ имлъ множество самыхъ разнообразныхъ занятій. Вся страна представляла весьма печальную картину: церкви были разорены, дома выжжены, большая част жителей питалась подаяніемъ, доходы архіепископства были не только скудны, но очень часто ихъ не доставало на покрытіе самыхъ необходимыхъ издержекъ. Эдмеръ разказываеть, что Ансельмъ не разъ долженъ былъ прибгать къ вспомоществованію одного изъ родственниковъ Ланфранка, Павла, аббата сентъ-альбанскаго. Но вмст съ тмъ, сколько несчастныхъ, сколько притсненныхъ, которымъ можно было помочь, которые толпою собирались около епископа и смотрли на него какъ на своего естественнаго защитника) Прекрасная душа Ансельма должна была находить не малую отраду въ этомъ зрлищ. Намъ уже не разъ приходилось говорить, что никогда не почиталъ онъ себя столь счастливымъ, какъ когда могъ въ тишин предаваться своимъ любимымъ ученымъ занятіямъ, и выходить на свтъ лишь для того, чтобы оказать какой-нибудь подвигъ благотворительности, подать руку нуждающемуся въ его помощи.’Я, какъ филинъ — говаривалъ онъ улыбаясь своимъ ученикамъ — люблю темноту. Когда онъ вылетитъ на свтъ и смшается съ другими птицами, на него нападутъ и разорвутъ его.’ Странно было видть эту кроткую, нжную, смиренную натуру, поставленною силою обстоятельствъ среди самыхъ необузданныхъ страстей, лицомъ къ лицу съ воплощеннымъ произволомъ. Казалось, ей суждено было пасть при первомъ столкновеніи съ ними, но судить такимъ образомъ, значитъ вовсе не знать, какая сила энергіи заключается иногда даже въ кроткомъ характер, если только онъ согрть высокимъ нравственнымъ убжденіемъ. Ансельмъ никогда не искалъ борьбы, въ немъ не было этого страстнаго, тревожнаго чувства, которое смло идетъ противъ препятствій, старается подчинить ихъ себ и въ самой борьб находитъ какое-то наслажденіе. Но какъ мало понимали его т, которые кротость принимали въ немъ за малодушіе и смиреніе за слабость! Убжденіе было для Ансельма выше всего, въ этомъ отношеніи онъ былъ строгъ къ самому себ до неумолимости: ‘я желалъ бы лучше быть безъ грховъ въ аду, чмъ хоть съ однимъ грхомъ въ раю’, говаривалъ онъ обыкновенно. Когда онъ доходилъ до какого-нибудь убжденія, онъ не понималъ, какъ могли другіе возставать противъ того, что ему казалось очевиднымъ, и мысль объ уступк уже не могла коснуться его ума. Ни обстоятельства, ни требованія политики, ничто не могло поколебать того, что онъ почиталъ закономъ для своей совсти. Убжденія егобыли такъ тверды, они такъ глубоко проникали его существо, что во имя однажды принятаго начала онъ смло шелъ въ бой и выдерживалъ его до конца съ непоколебимымъ мужествомъ. Этимъ драгоцннымъ свойствомъ должны мы объяснять всю послдующую дятельность Ансельма, въ немъ лежитъ разгадка его необыкновенной твердости и стойкости, повидимому столь чуждыхъ той деликатной организаціи, какою надлила его природа.
Въ любопытныхъ сценахъ, которыя раскроются сейчасъ предъ нами, Ансельмъ съ самаго начала выказалъ необыкновенное благоразуміе и достоинство, мы уже сказали, что онъ избгалъ непріязненныхъ столкновеній, мало того, онъ ршился предупреждать ихъ добровольными уступками. Приближенные короля увдомили архіепископа, что онъ не можетъ поступить лучше, какъ предложивъ ему нкоторую сумму денегъ: обстоятельства были трудны, Вильгельмъ приготовлялся къ походу противъ своего брата въ Нормандію и терплъ крайнюю нужду. Есть даже основательныя причины думать, что первая мысль объ этомъ принадлежала самому Вильгельму: онъ не скрывалъ, что ему было бы пріятно получить отъ архіепископа около тысячи серебряныхъ ливровъ {Принимая въ разсчетъ тогдашнюю цнность монеты, это была значительная сумма, оыа равнялась боле нежели 5,009 сер. на наши деньги.}. Сильныя сомннія явились у Ансельма при этой мысли, онъ старался придать своему избранію совершенно добровольный характеръ, ему не хотлось, чтобъ его могли хоть сколько-нибудь заподозрить въ искательств, а тмъ боле укоритъ его избраніе въ симоніи. Сомннія Ансельма были слдовательно весьма основательны, но онъ ршился можетъ-быть единственный разъ въ своей жизни пренебречь ими, если только предлагаемое средство могло упрочить желанный миръ. Но тутъ неожиданно встртились затрудненія: когда Ансельмъ приступилъ къ сбору денегъ, оказалось, что онъ не могъ получить боле половины требуемой суммы — до того была истощена его страна. Не думая однако, чтобы подарокъ его былъ отвергнутъ, онъ смло явился къ королю и предложилъ ему пятьсотъ ливровъ, но получилъ отказъ. Напрасны были вс его просьбы, напрасно ссылался онъ на нищету своей паствы, напрасно говорилъ, что хорошъ подарокъ добровольный, а не вынужденный силою. ‘Береги совты для себя, мн они не нужны, можешь идти вонъ,’ отвчалъ ему король задыхаясь и несвязно’ выговаривая слова, какъ это у него бывало при сильномъ волненіи. Ансельмъ всталъ и долженъ былъ выйдти. Эта небольшая размолвка могла имть весьма важныя слдствія, и потому лица, особенно расположенныя къ архіепископу, сейчасъ же употребили вс старанія, чтобъ произвести примиреніе между имъ и королемъ. Все было напрасно: раздраженіе Вильгельма достигло крайней степени. Ансельмъ никакъ не могъ даже понять, чтобы невидимому ничтожный случай могъ навлечь на него столь сильный гнвъ со стороны короля, онъ началъ подозрвать, не оскорбилъ ли онъ его чмъ другимъ, и старался вывдать это чрезъ нкоторыхъ епископовъ. ‘Нтъ, я ни въ чемъ не могу упрекнуть его, отвчалъ Вильгельмъ,— но онъ никогда не заслужить моей благосклонности, я не вижу чмъ бы онъ могъ заслужить ее.’ Посредники начали тогда умолять Ансельма увеличить предложенную имъ сумму, но уже было поздно. Ансельмъ поспшилъ раздать отвергнутыя деньги бднымъ, а о новомъ сбор нечего было и думать. Между прочимъ, какъ всегда это бываетъ, нашлись люди, которые, вмсто того, чтобъ потушить начавшуюся ссору, употребляли вс усилія, чтобы еще боле разжечь ее, безпрестанно переносили они королю малйшее слово архіепископа, малйшій намекъ его, думая заслужить этимъ его расположеніе и толкуя ихъ разумется все во враждебномъ смысл. Цль была достигнута какъ нельзя лучше. Вильгельмъ не помнилъ себя отъ гнва: ‘Я его ненавидлъ вчера, говорилъ онъ, ненавижу нынче и еще сильне буду ненавидть завтра. Никогда не прекратится моя злоба противъ этого человка, никогда не будетъ онъ моимъ духовнымъ отцомъ. Я не хочу его молитвъ, я ихъ отвергаю. Пусть отправляется куда хочетъ,— я не прошу его благословенія предъ отъздомъ.’ Король находился тогда въ Гастингс, и готовился переплыть со всмъ войскомъ въ Нормандію.
Такое начало далеко не предвщало хорошаго конца, Ансельмъ ршился ограничиться съ этого времени строгимъ исполненіемъ своихъ обязанностей, но самыя обязанности эти были такого рода, что он безпрестанно ставили его лицомъ къ лицу съ королемъ и не позволяли избгнуть столкновеній. Мы уже напоминали о несчастномъ положеніи англійской церкви въ первые годы Вильгельмова царствованія: оно не разъ вырывало сожалнія у Ансельма, еще когда онъ былъ простымъ аббатомъ, понятно, какъ долженъ былъ онъ смотрть на него теперь, сдлавшись главою этой самой церкви. Мысль о коренномъ измненіи въ прав и въ самомъ устав духовенства не покидала его ни на минуту: не смотря на гнвъ короля онъ ршился предстать предъ нимъ еще до отъзда его въ Нормандію и изложить ему свои мысли объ этомъ важномъ предмет. Немедленное сознаніе церковнаго собора казалось ему дломъ первой необходимости: ‘Объ чемъ же ты будешь говорить на этомъ собор?’ спросилъ его король. Ансельмъ, отвчалъ, что все государство въ отношеніи упадка нравовъ можетъ сравниться съ Содомомъ, и что нужно принять противъ этого дятельныя мры. ‘Какая же теб оттого выгода?’ продолжалъ Вильгельмъ.— Для меня ровно никакой, для церкви весьма большая.— ‘Ну такъ довольно,— нечего объ этомъ и говорить,’ возразилъ король. Ансельмъ былъ горько тронуть этимъ отвтомъ, понурый разомъ разрушилъ его лучшія надежды и мечтанія. Онъ старался поправить дло, просилъ короля назначить по крайней мр аббатовъ во многіе монастыри, остававшіеся уже въ продолженіе нсколькихъ лтъ безъ всякаго начальства, и въ которыхъ развратъ и безчинство достигли послдней степени. ‘Да разв эти монастыри не мои?— отвчалъ Вильгельмъ, ты — распоряжаешься какъ хочешь съ своими помстьями: отчего я не могу поступать такимъ же образомъ съ моею собственностію?’ Онъ не хотлъ слушать дальнйшихъ возраженій архіепископа и съ сердцемъ прервалъ разговоръ. ‘Поврь, воскликнулъ онъ, увщанія твои мн очень не нравятся. Твой предшественникъ никогда бы не осмлился такъ говорить съ моимъ отцомъ, совтую тоже самое и теб.’
Если читателю достаточно объяснился характеръ Ансельма, он не удивится, что безпрестанно представлялись случаи, которые заживо затрогивали его совсть, и мучили ее до тхъ поръ, пока она не находила себ удовлетворенія. Сами событія играли тутъ, впрочемъ, не послднюю роль: въ томъ затруднительномъ положеніи, въ которое онъ былъ поставленъ, желая съ одной стороны принести возможную пользу церкви, а съ другой встрчая безразсудное препятствіе самымъ благимъ своимъ намреніямъ, онъ чувствовалъ, что не можетъ дать торжества своему длу. Онъ могъ честно исполнить свой долгъ, онъ могъ пасть, не уступивъ ни шагу, словомъ, онъ могъ, лично, выйдти совершенно чистымъ изъ предстоявшей борьбы, но отъ этого еще далеко до побды. Для нея нужна была большая сила, большій авторитетъ, и мысль о помощи папы не должна ли была, среди этихъ обстоятельствъ, прежде всего представиться уму Ансельма? Еще будучи аббатомъ, онъ имлъ случай признать власть Урбана II и принять открыто его сторону, но съ тхъ поръ положеніе его совершенно измнилось. Англія по прежнему продолжала сохранять строгій нейтралитетъ и не признавала ни того, ни другаго папы: Вильгельмъ Завоеватель, какъ мы видли, такъ повелъ дло, что самое признаніе папы въ Англіи совершенно зависло отъ королевской власти, и его преемникъ крпко держался этого права. Если бы Ансельмъ вздумалъ коснуться этого вопроса, то онъ долженъ былъ предвидть всю опасность задуманнаго подвига, но мы уже какъ видли какъ было въ немъ опасенія, когда дло касаюсь его совсти. Мысль объ обязанностяхъ къ Римскому престолу не давала ему покою, уже около года исправлялъ онъ свою должность, но не получилъ еще изъ рукъ римскаго первосвященника palliumr одного изъ существенныхъ знаковъ своего достоинства. Все сильне и сильне проникали сомннія въ душу Ансельма и не давали ему покою. Самая мысль и ея исполненіе были всегда въ немъ связаны почти неразрывно: свидтельства близкихъ лицъ къ Ансельму рисуютъ намъ любопытную картину того безпокойства, тхъ сильныхъ внутреннихъ мученій, которыя овладвали имъ, пока онъ не приводилъ въ исполненіе того, что почиталъ долгомъ своей совсти. Съ нетерпніемъ ожидалъ онъ прибытія короля изъ Нормандіи, чтобы обстоятельно изложить ему все дло. Ожиданіе его было впрочемъ непродолжительно: походъ Вильгельма былъ неудаченъ, онъ возвратился мрачный, печальный, и остановился на нсколько времени въ Гиллингем, небольшомъ мстечк около Шевсбери. Вс вельможи поспшили къ нему на встрчу и однимъ изъ первыхъ былъ Ансельмъ: пріемъ, сдланный ему королемъ, былъ почтителенъ, но холоденъ, и показывалъ, что послдняя распря съ архіепископомъ еще живо хранилась въ его памяти. Лишь только Ансельмъ могъ улучить свободную минуту, онъ прямо приступилъ къ длу и объявилъ Вильгельму о своемъ намреніи отправиться въ Римъ, чтобы принять pallium изъ рукъ папы. ‘Изъ рукъ какого папы?’ возразилъ король. Лишь только Ансельмъ произнесъ имя Урбана II, какъ Вильгельмъ пришелъ въ неописанный гнвъ, онъ объявилъ, что еще не призналъ власти Урбана въ своемъ государств и не намренъ уступить этого права никому другому. ‘Иначе это было бы все равно, что лишить меня короны!’ воскликнулъ онъ. Вс доводы Ансельма разбивались предъ этими словами, которыя король повторялъ нсколько разъ съ неописаннымъ жаромъ. Что было длать въ столь крайнемъ положеніи? Уступить было невозможно, мысль объ этомъ даже на минуту не могла явиться въ ум Ансельма.. Вопросъ былъ важенъ для него лично, онъ затрогивалъ его совсть, еще важне онъ былъ для церкви, для ея вліянія и независимости. Отказать въ повиновеніи было еще страшне: Ансельмъ. Аллъ прежде всего человкъ порядка, онъ чтилъ королевскую власть, онъ привыкъ быть врнымъ ея слугою и оттолкнулъ бы съ ужасомъ мысль объ явномъ разрыв съ нею. Въ ум его внезапно явилось средство сойдти съ этого опаснаго пути: онъ умолялъ короля представить все дло на ршеніе церковнаго собора. Предложеніе это было охотно принято Вильгельмомъ: онъ былъ убжденъ, что интересы его найдутъ врную опору въ большей части епископовъ, обязанныхъ ему своимъ возвышеніемъ и вполн зависвшихъ отъ его власти. Соборъ былъ созванъ въ начал слдующаго года въ Роккингем.
Почти вс писатели того времени много говорятъ объ этомъ церковномъ совщаніи: давно ужъ не происходило ничего подобнаго въ Англіи. Со всего государства собрались епископы, аббаты и огромное количество свтскихъ лицъ, Ансельмъ былъ твердо убжденъ въ справедливости своего дла, онъ не думалъ даже, что оно могло возбудить продолжительныя пренія и намревался, пользуясь удобнымъ случаемъ, предложить на этомъ собор нсколько необходимыхъ церковныхъ узаконеній. Въ первый же день онъ открылъ совщанія длинною рчью: ‘Печальное столкновеніе произошло между имъ и королемъ, говорилъ онъ, ему не давали позволенія отправиться въ Римъ къ пап Урбану II. Говорятъ даже, что будто бы признать власть папы безъ соизволенія короля, значитъ оспаривать у послдняго права его на корону. Никогда не предполагалъ онъ ничего подобнаго, еще будучи простымъ аббатомъ, призналъ онъ власть Урбана. Теперь хотятъ, чтобы безъ всякой причины онъ измнилъ своему прежнему слову и своимъ прежнимъ клятвамъ. Собранію извстно, что не честолюбіе привлекло его въ эту сторону: оно знаетъ, какимъ образомъ, противно своей воли, онъ былъ облеченъ въ санъ архіепископа. Онъ не будетъ говорить, вкусилъ ли онъ хоть разъ съ тхъ поръ истинное счастіе, но скажетъ смло, не опасаясь оскорбитъ кого-нибудь, что если бы теперь предложили ему снова на выборъ, онъ ршился бы скоре взойдти на пылающій костеръ, нежели принять свое высокое достоинство. Вопросъ заключается теперь въ томъ: онъ хочетъ исполнить свой долгъ въ отношеніи къ намстнику Св. Петра и вмст съ этимъ не выходить изъ повиновенія королевской власти. Неужели нельзя разршить его безъ оскорбленія той или другой стороны?’
Трудно представить смущеніе, въ которое повергли эти слова всхъ присутствующихъ. Предсказаніе Ансельма сбывалосъ скоре, нежели можно было ожидать: онъ зналъ, что возвышеніе его не принесетъ желаннаго мира — и вотъ теперь онъ обращался къ тмъ самымъ людямъ, которые нкогда насильно облекли его въ высокое званіе, и просилъ ихъ посреди отчества, искалъ ихъ помощи. Оставятъ ли они его, или достанетъ у нихъ духу идти вмст съ нимъ на опасную борьбу? Смущеніе епископовъ было такъ сильно, что они не нашли прянаго отвта на слышанную ими рчь, и просили его отложить все дло до другаго дня. Тотчасъ посл засданія, большая часть ихъ отправилась къ королю и поспшила передать ему слова Ансельма. Можно заране сказать, что между всми епископами только двое были искренно привязаны къ Ансельму и готовы были не измнять ему, не смотря ни на какія случайности, то были Гондульсъ, епископъ рочестерскій, и Расъ, епископъ чичестерскій. Остальные были слишкомъ тсно связаны съ Вильгельмомъ, они слишкомъ много зависли отъ него: въ утшеніе Ансельма можно сказать, что изъ всхъ послднихъ едва ли можно указать на одного, у котораго бы не было пятна на совсти. Вс они купили деньгами свое высокое достоинство, только одинъ былъ избранъ законнымъ образомъ, но уже самое прозваніе, которое связано было съ его именемъ — Геребертъ Похвала,— показывало, къ какому разряду людей онъ принадлежалъ. Совщанія, происходившія вслдъ за описанною нами сценою, въ королевскомъ дворц, были крайне шумны. Мы видли, что большая часть принимавшихъ въ нихъ участіе, не отличались излишнею строгостію правилъ, но личное положеніе епископовъ въ отношеніи къ Ансельму было крайне затруднительно и не позволяло скоро принять какое-нибудь ршеніе. Собственный интересъ однако превозмогъ: положено было объявить архіепископу, что онъ долженъ подчиниться безусловно. Въ засданіи собора, происходившемъ на Другой день, объявлено было это ршеніе Ансельму, его печаль была невыразима, послдняя опора, которая могла бы поддержать его, уходила изъ-подъ его рукъ, и онъ почувствовалъ вдругъ свое одиночество. Безъ сомннія то была самая критическая минута въ его жизни, твердость духа однако не покинула его. Помолчавъ нсколько минутъ и потомъ поднявъ глаза къ небу, онъ торжественно объявилъ, что не хотлъ и не хочетъ смутъ, но что теперь, когда вс погадаютъ его, когда никто ее хочетъ подать ему совта, онъ будетъ искать его въ глубин своей совсти, въ оознаніи своего долга. Не смотря ни на что, онъ свято выполнитъ свои обязанности въ отношеніи къ намстнику Св. Петра, онъ отправится въ Римъ и предстанетъ предъ его престолъ, не смотря на т препятствія, которыя хотятъ ему противупоставить.
Люди, даже наиболе уважавшіе архіепископа, не предполагали въ немъ такой твердости духа. Ансельмъ просилъ передать отвтъ свой королю, а самъ остался въ церкви и ждалъ его ршенія. Нсколько часовъ происходили совщанія въ королевскомъ дворц и отличались необыкновеннымъ волненіемъ: вс чувствовали, что надо принять какое-нибудь окончательное ршеніе въ этомъ вопрос, но никто не предлагалъ его, или врне, никто не находилъ его въ своемъ ум. Епископъ доргемскій предложилъ своимъ товарищамъ прервать всякую духовную связь съ Ансельмомъ и предать его суду, но тутъ представлялось непреодолимое затрудненіе: по точному смыслу закона, архіепископъ кантерберійскій, какъ примасъ государства, подлежалъ только суду папы. Другіе говорили объ изгнаніи, но большая часть свтскихъ вельможъ, любившихъ Ансельма и втайн можетъ быть довольныхъ происходившими смутами, сильно возстали противъ этого предложеніи и объявили, что оно имъ не нравится. ‘Что же вамъ нравится?’ говорилъ король съ своимъ обычнымъ нетерпніемъ. ‘Не вы ли сами вовлекли меня въ это дло и хотите теперь оставить? Размышляйте скоре, скоре, и если онъ не будетъ осужденъ, какъ я хочу, то вы почувствуете силу моего гнва.’ ‘Сказать по правд,— возразилъ Робертъ Меланскій,— я не знаю, что и подумать о нашихъ совщаніяхъ. Цлые дни и ночи проводили мы въ жаркихъ спорахъ, а онъ между прочимъ наслаждается покоемъ, и потомъ стоитъ ему только пошевелить губами, и вс наши доводы разрушаются какъ паутина.’ — ‘Ну что же, повторялъ король, чмъ это кончится? Если нельзя его судить, не можете ли вы по крайней мр отказать ему въ повиновеніи? оставленный вами, онъ раскается въ своихъ поступкахъ.’ За эту мысль схватились сначала съ большимъ жаромъ, но неизвстно почему она была вскор оставлена. Было принято напротивъ ршеніе, поразившее Ансельма своею умренностію’, положено было оставить все дло, какъ оно есть до праздника Пасхи, когда, по общанію короля, важныя измненія должны были произойди! въ церковномъ устройств. Никто не зналъ, въ чемъ они будутъ состоять, но многіе предчувствовали, что это лишь временное перемиріе, долженствовавшее повлечь за собою еще сильнйшія смуты и несогласія.