Анку.
Анку.
Разсказъ Артура Рансома.
|
|
|
Авторизованный переводъ М. Ричардсъ.
‘Современникъ’, кн. III, 1915
Анку, Рэнсом Артур, Год: 1914
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Три старика сидли на кладбищ, на каменной могильной плит и бесдовали. Далеко подъ ними клокотали и бились о скалы волнъ Атлантическаго океана. Втеръ пригибалъ низко къ земл густую траву, покрывавшую скалы, и свистлъ среди жидкаго мха, заполнившаго трещины могильныхъ плитъ. Когда старики поворачивали лица къ морю, онъ отдувалъ волосы съ ихъ ушей, а когда они отворачивались, сдые клочья волосъ плясали надъ ихъ глазами. Старики моргали глазами отъ втра, сидли на камн и говорили о смерти.
— Съ ней, которую мы сегодня похоронили, уже четыре — сказалъ первый.
— А мстечко-то маленькое. Уже четыре покойника въ такомъ маленькомъ мстечк, а еще только конецъ марта,— сказалъ второй.
— И вс они были моложе насъ,— сказалъ третій, вглядываясь въ просторъ океана.
— Еще одинъ — другой, наврное утонуть вмст съ лодками. Анку своей косой можетъ перерзать лодку пополамъ и взять себ всю команду.
— Но одного изъ насъ онъ наврное возьметъ.
— Одного? А почему не всхъ?— сказалъ первый.— Послднимъ умеръ Жозонъ, на Святкахъ… Я былъ съ нимъ, когда онъ умиралъ, и онъ сказалъ мн: ‘Прощай, но не надолго, восемьдесятъ лтъ мы были друзьями’ — сказалъ онъ мн — ‘и я за тобой приду, и желаннымъ буду гостемъ’…
Онъ былъ моимъ другомъ тоже — сказалъ второй.
— И моимъ сказалъ третій,— Жозонъ правитъ теперь телгой Смерти, съ косой за спиной!.. Да, онъ не долго замшкался, забирая этихъ молодыхъ. Но насъ онъ, наврное, позоветъ послдними.. Повторяю, къ концу года, прідетъ онъ за нами, и тогда другой… одинъ изъ насъ троихъ, будетъ править телгой по ночамъ и отвозить людей туда, къ ихъ мстамъ среди мертвыхъ… Да, они смются надъ стариками. Они смялись надъ лысиной Жозона, когда онъ былъ живъ, а теперь они шопотомъ произносятъ его имя. Одинъ изъ насъ троихъ… Я должно быть проживу до зимы… А вы?
— Кто его знаетъ! Жозонъ умеръ внезапно. Онъ думалъ, что проживетъ до этого года… тогда Ренэ сдлался бы Анку… онъ умеръ въ день св. Михаила, въ ноябр… Но нтъ, на Святкахъ Жозонъ слегъ, а когда онъ узналъ, что смерть пришла за нимъ… я не видлъ боле довольнаго и гордаго человка… А за недлю до этого былъ только бдный старый Жозонъ, съ лысой головой надъ которой потшались мальчишки… Мы не выживемъ вс трое этой зимы. И почемъ знать, кто изъ насъ троихъ придетъ за тми, которые остались?…
Такъ трое старичковъ бесдовали о смерти на могильной плит обвваемаго втромъ кладбища.
Каждый день, въ хорошую погоду, сходились они тамъ, и внимательно оглядывали и осматривали другъ друга, нтъ ли признаковъ приближающагося угасанія. Каждую ночь, жаркимъ лтомъ сидли они тамъ, эти три деревенскихъ старика, и говорили о времени, когда одинъ изъ нихъ будетъ властелиномъ и править многолюднымъ населеніемъ. Вдь живые такъ немногочисленны, лишь горсточка среди сонмовъ мертвыхъ. Быть же Анку самаго маленькаго мстечка, значитъ править призрачными полчищами…
Съ послдними вечерами августа пришли неожиданно морозы. Къ третьему дню сентября, второй изъ стариковъ, тотъ, который надялся дожить до зимы, уже лежалъ въ постели и умиралъ. Два другихъ старичка навщали его, говорили о смерти, и распростились съ нимъ только тогда, когда пришелъ священникъ съ послдними Дарами.
Они вышли на улицу и продолжали стоять подъ окнами, онкраясь на свои палки, прислушиваясь съ голосу священника, монотонно читавшаго латинскія слова утшенія и прощенія.
— Теперь, значитъ, одному изъ насъ двоихъ быть Анку — замтилъ одинъ.
— Одному изъ насъ двоихъ — повторилъ другой.
И они разошлись по домамъ.
Изъ двухъ оставшихся старичковъ, старшимъ былъ Лука, другой же, Илонъ, былъ моложе всего на мсяцъ-другой. Трудно было точно опредлитъ, сколько имъ лтъ, но вс соглашались, что они были очень стары. На ихъ глазахъ столько народа ушло, что для нихъ въ деревн было больше призраковъ, чмъ людей.
Оба они жили въ маленькихъ каменныхъ домикахъ. Ивонъ, съ дочерью — вдовой, пожилой, набожной женщиной, по имени Мари. Лука — въ небольшой семь рыбака, состоящей еще изъ жены его Жанны и маленькаго мальчика Маленькаго-Луки, названнаго такъ, чтобы сдлать пріятное старику, и, быть можетъ, чтобы унаслдовать отъ него посл смерти его скромное имущество.
Дулъ сильный втеръ въ этотъ сентябрьскій день, когда тло умершаго старика хоронили на кладбищ. Лука и Ивонъ, борясь противъ втра, прячась среди боле молодыхъ поселянъ, и избгая грубыхъ, разввающихся юбокъ женщинъ, молча наблюдали другъ за другомъ надъ открытой могилой, а, потомъ, когда могильщикъ засыпалъ гробъ землей, поговорили немного объ умершемъ и о старомъ Жозон, который за нимъ пришелъ.
— Онъ хочетъ, чтобы одинъ изъ насъ двоихъ былъ Анку посл него.
— Славный старый Жозонъ!
— Одинъ изъ насъ двоихъ!
— Или ты, или я!
Затмъ они поплелись домой по селу, опираясь на палки, и придерживаясь одной рукой за стны домовъ, по причин сильнаго втра.
Въ ноябр пошла ко дну рыбачья лодка и трое рыбаковъ утонули, но Лука и Ивонъ все еще были живы. Въ тотъ день, когда тла утонувшихъ прибило къ берегу, на земл лежалъ снгъ, но Ивонъ все же началъ готовиться, чтобы пойти на похороны, и Мари, не взирая на снгь и втеръ, побжала похвастаться этимъ жен рыбака, у котораго жилъ Лука.
— Твой старикъ умреть первый,— сказала она, стряхивая снгь съ своихъ деревянныхъ башмаковъ на порог.— Отецъ здорове и крпче, чмъ когда либо, и несмотря на холодъ и снгъ, онъ идетъ на похороны…
Но Лука уже сидлъ у огня, одтый въ матросскую теплую куртку, съ шеей, окутанной вязяннымъ шарфомъ, и маленькій мальчикъ Лука надвалъ ему сапоги.
— Скажи Ивону, что я тоже буду на похоронахъ,— сказалъ старикъ, и Мари побжала назадъ домой посмотрть за тмъ, чтобы и ея отецъ былъ такъ же тепло закутанъ.
Съ океана черезъ скалы неслась сильная метель и отъ холода стучали даже зубы у священника, когда тла утонувшихъ матросовъ опускали въ промерзшія могилы. Но взоры всего села были сосредоточены на двухъ старикахъ, и во взглядахъ всхъ присутствовавшихъ были написаны почтительный страхъ и любопытство. Одинъ изъ нихъ двоихъ будетъ въ слдующемъ году самой Смертью, и кто знаетъ, въ какомъ страшномъ облик будетъ приходить за живыми. Старики отказывались отъ всякой помощи, и чтобы показать, какъ они еще крпки, поплелись домой одни, безъ посторонней помощи, лишь подстегиваемые метелью…
На слдующій день оба старика были въ постели, слабо кашляя, кутаясь въ одяла старыми худыми пальцами, и въ перерывахъ между приступами кашля, справляясь другъ о друг.
Съ того дня ни тотъ, ни другой больше не вставали, они лежали и медленно умирали, какъ предвидли, тая каждый лишь одну надежду, что другой умретъ раньше, а самъ онъ умретъ послднимъ передъ Новымъ годомъ, и такимъ образомъ въ теченіе двнадцати мсяцевъ будетъ держать косу Смерти.
Можетъ быть, эта надежда, это сосредоточеніе всхъ помысловъ на одномъ желаніи и поддерживало ихъ въ живыхъ. Проходили дни, но ни тотъ, ни другой не умиралъ, они лежали, каждый въ своемъ домик, слабя съ каждымъ часомъ, длаясь все блдне, худе, если еще это только было возможно, и въ глазахъ женщинъ, ухаживающихъ за ними, они уже какъ будто были окружены торжественностью и величіемъ почти уже приготовленнаго для нихъ царства.
Въ этой стран кромлеховъ и дольменовъ {Доисторическіе памятники.}, гд каждый камень является напоминаніемъ о смерти, міры мертвыхъ и живыхъ отдлены другъ отъ друга лишь тонкой прозрачной пеленой. Въ каждомъ домик прихода только и разговоровъ было, что о двухъ старикахъ. Кто же изъ нихъ умретъ послднимъ? Который же изъ нихъ, преображенный въ скелетъ съ вращающимся во вс стороны черепомъ, дающимъ возможность сразу обозрть вс свои владнія,— будетъ править призрачной телгой, что ночью стучитъ по мостовой и молча дожидается души уічирающаго?
Интересъ былъ еще сильне среди непосредственно окружавшихъ старичковъ. Жанна, жена рыбака, присматривавшая за Лукой, и старая Мари, ухаживавшая за своимъ отцомъ, об ходили какія-то горделивыя, самодовольныя, и каждая изъ нихъ была уврена, что именно она въ будущемъ году будетъ въ близкомъ родств съ Анку, съ самой смертью, держащей въ рукахъ все село.
Въ сочельникъ маленькій Лука вошелъ въ домъ съ фонаремъ и сообщилъ, что онъ слышалъ, какъ у дома Ивона выли собаки.
— За нимъ детъ уже Анку,— сказалъ Лука благоговйно, и потомъ, тревожно спохватившись, что со свчей на стол и другой въ окн, фонарь мальчика составлялъ уже третій огонь въ комнат, кашлянулъ:— Потуши фонарь, потуши свчу! Вдь три свта… это къ смерти…
Маленькій Лука потушилъ свчу, и, размахиваяфонаремъ такъ, что тни запрыгали по стнамъ и потолку, сталъ утшать старика.
— Я слышалъ собаку у дома Ивона еще до того, какъ принесъ сюда фонарь. Не бойся, ддушка, ты будешь Анку.
Въ теченіе недли оба они, упорно, но замтно ослабвали и оба немного испугались. Ивону снились черные кони, а Лука слышалъ, какъ рядомъ съ нимъ, у постели, заплъ птухъ.
Утромъ тридцать перваго декабря маленькій Лука стоялъ въ дверяхъ и смотрлъ на улицу. Вдругъ онъ стремительно вбжалъ въ комнату.
— Ддушка Лука, ддушка Лука,— крикнулъ онъ.— На крыш Ивона у самой трубы сидитъ сорока.
Старикъ попробовалъ было приподняться, но не могъ. Жена рыбака наклонилась надъ нимъ.
— Пойди Жанна, посмотри, правда это?… Ивонъ… Умеръ…
Жанна встртила Мари на дорог: она шла къ ней сообщить новость. Мари плакала, но не была такъ опечалена, какъ ожидала Жанна.
— Онъ будетъ Анку,— сказала она.— Онъ это зналъ и умеръ счастливымъ.
— Но Лука вдь еще не умеръ,— сказала Жанна.
— Конечно,— отвтила Мари. Онъ можетъ теперь умереть завтра. Отецъ за нимъ придетъ… Они вдь были такими друзьями…
Жанна постояла немного, чтобы оплакать вмст съ Мари Ивона, потомъ вернулась домой.
— Какъ ты себя чувствуешь, ддушка Лука?—спросила она.
— Хорошо, милая,— шепнулъ старикъ.
— Мари говоритъ, что Ивонъ уже Анку.
— А я?…
— Ты еще не умеръ…
Эта новая, ужасная мысль почти поглотила послднія силы, оставшіяся у Луки. Онъ до сихъ поръ думалъ только о томъ, чтобы прожить хоть на нсколько часовъ дольше Ивона. Но ни на секунду не приходила ему въ голову мысль, что онъ можетъ прожить слишкомъ долго. А теперь онъ сознавалъ, что умираетъ, но все еще не умеръ, и если онъ доживетъ до завтра, то будетъ первымъ умершимъ въ новомъ году, а не послднимъ покойникомъ стараго года. И Ивонъ будетъ Анку, а онъ, Лука, будетъ просто однимъ изъ обыкновенныхъ безчисленныхъ покойниковъ.
Былъ полдень. Ему оставалось, чтобы умереть, еще цлыхъ двнадцать часовъ, а если онъ за это время не умретъ, то Ивонъ, чье тло лежало въ домик дальше по дорог, займетъ почетное мсто, на которое они оба такъ льстились. Старые стнные часы металлическимъ, зловще-роковымъ голосомъ отмчали бгъ секундъ. И все безжалостнй и громче стали тикать часы къ полуночи и къ приходу Новаго года. Лука лежалъ въ постели и безпомохцно злился на стараго Жозона, за то, что тотъ мшкаетъ не приходитъ за нимъ поскоре.
Въ дверь кто-то постучалъ…. три раза.
— Три удара въ дверь,— шепнулъ онъ, слезливо-радостно.— Это — Смерть. Жозонъ стучитъ въ дверь.
Онъ откинулся назадъ въ ожиданіи, почти счастливый.
— Войдите!— сказала Жанна.
Но вошла Мари, которая пришла зачмъ-то, что ей нужно было для уборки тла Ивона, а, въ дйствительности, чтобы проврить, доживетъ ли Лука до утра или же умретъ и захватитъ силой почетную должность, которая теперь по всмъ вроятіямъ должна была достаться ея отцу.
— Э, да ты сегодня прекрасно выглядишь, ддушка Лука. Еще увидимъ тебя на похоронахъ. Вдь онъ старый пріятель твой. Онъ будетъ Анку и прідетъ за тобой, когда придетъ твой чередъ.
Старикъ вздрогнулъ, но не въ силахъ былъ выразить словами свое разочарованіе и негодованіе.
— Смотри, Мари,— шепнула ехидно Жанна, — онъ дрожитъ. Анку близокъ. Разв Ивонъ не дрожалъ такъ передъ смертью?
— Ивонъ дрожалъ,— сказала Мари,— и умеръ. А ддушка Лука еще очень крпокъ.
Мари ушла и Жанна, нетерпливо, злобно поерзала на стул.
— Ну?— сказалъ Лука еле слышно.
— Она убждена, что ты умрешь слишкомъ поздно и ея старый Ивонъ будетъ Анку.
— Нтъ, нтъ, нтъ!— прошепталъ старикъ.— Сходи за священникомъ.
— Я проведу его мимо оконъ Мари — сказала Жанна, и ушла, оставивъ маленькаго Луку присматривать за старикомъ.
— Какъ ты думаешь, ддушка Лука, ты успешь умереть во время?— спросилъ мальчикъ.
— Не знаю,— отвтилъ тотъ.
Священникъ пришелъ и ушелъ. При его появленіи интересъ села, упавшій было со смертью Ивона, снова пробудился, цлая толпа собралась у дверей и заглядывала въ окна на лежавшаго въ постели стараго Луку. Онъ зналъ, что они спорятъ, будетъ ли онъ Анку или нтъ. Рзко раздавался за окномъ смхъ Мари.
Съ бгомъ минутъ ускользала отъ него единственная возможность хоть чмъ нибудь отличиться отъ тысячъ другихъ такихъ же обыденныхъ людей. Но онъ не могъ собрать своихъ мыслей даже для того, чтобы помолиться о смерти. Его мысли разбгались во вс стороны, какъ стадо распуганныхъ овецъ — то он останавливались на умершемъ Ивон, то на Жозон, умершемъ въ прошломъ году и теперь Анку, то на хвастовств Мари, то на Жанн, то на примтахъ… Вс примты ясно указывали на смерть, но достаточно ли скоро придетъ она вслдъ за ними?
Съ наступленіемъ ночи онъ еще больше ослаблъ. Онъ былъ почти мертвъ. Эта мысль утшала его, и утшаясь, онъ чувствовалъ себя лучше, а это опятъ волновало его, и такъ безъ конца.
— Свчи гд?— спросилъ онъ посл долгаго молчанія, въ теченіе котораго вязальныя сницы Жанны, словно часы, отсчитывали какъ бы секунды.
— Он здсь — отвтила она и указала на свчи, лежавшія у трехъ пустыхъ подсвчниковъ.
Было ясно, что Жанна была уврена въ его скорой смерти, ясно съ другой стороны, что все село думаетъ, что онъ выживетъ ночь, такъ какъ кучка людей, толпившаяся было подъ окнами, уже разошлась.
Вдругъ маленькій Лука, долго и упорно изучавшій циферблатъ часовъ, заявилъ, словно человкъ, объявляющій о конц міра.
— Ровно двнадцать!
— Нтъ еще — сказалъ Лука и задохнулся. Жанна бросила вязанье и встала. Онъ вытянулся, почти не дыша.
— Я… Анку,— шепнулъ онъ и закрылъ глаза. Онъ услышалъ звонъ подсвчниковъ и узналъ, что одинъ уже ставятъ у изголовья, другой на столъ, а третій у ногъ, въ золу очага. Жанна наклонилась надъ нимъ и коснулась его безкровной старой руки.
— Онъ — умеръ,— сказала она ожидающему мальчику. И маленькій Лука выбясалъ изъ домика разсказывать сосдямъ. Дверь хлопнула. Лука слышалъ его дтскій голосокъ, съ торжественнымъ крикомъ извщавшій: ‘Ддушка Лука — Анку… ‘Ддушка Лука — Анку’!..
На одно мгновеніе онъ самъ поврилъ было, что умеръ, такъ велика была его радость. Но къ тиканью часовъ вдругъ примшалось жужжаніе колесъ, и онъ услышалъ, какъ пробило полночъ. Наступилъ Новый Годъ. Онъ слышалъ, какъ по снгу раздавались многочисленные бгущіе шаги. Дверь раскрылась, и внезапно въ крошечную комнату ворвался холодный втеръ.
Лука вдругъ приподнялся и услся на постели передъ испуганными односельчанами. На лиц его былъ написанъ ужасъ, и хриплымъ голосомъ онъ крикнулъ, такъ громко, что нкоторые даже подумали, не дьяволъ ли это:
— Ивонъ!.. Ивонъ!..
И откинулся на постель, на этотъ разъ дйствительно мертвый.