В. Ф. Ходасевич
Андрей Белый
КОММЕНТАРИИ
Андрей Белый, Ходасевич Владислав Фелицианович, Год: 1934
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Ходасевич В. Ф. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. Записная книжка. Статьи о русской поэзии. Литературная критика 1922—1939. — М.: Согласие, 1996.
8 января умер от артериосклероза Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев). Было бы наивно в краткой заметке пытаться дать хоть сколько-нибудь даже приблизительную характеристику его деятельности. То был человек, отмеченный не талантом, не дарованием, но несомненной гениальностью. Многие обстоятельства, личные и общественно-литературные, помешали ему во всей полноте развернуть свои силы. Вечно мятущийся, вечно взволнованный до самых глубин души своей, не осуществил он всего того, что мог бы осуществить человек, одаренный природой так щедро, как был одарен Андрей Белый. Все им сделанное замечательно, но печать спешности, недовершенности, порой срыва, лежала почти на всем. Быть может, именно душевные силы, как бы бьющие через край физического состава его, были тому причиной. Со всем тем — литературное наследство Белого огромно.
Сын известного математика Николая Васильевича Бугаева, он родился в 1880 году в Москве, с которой, в конечном счете, связана его беспокойная, отчасти скитальческая жизнь. В Москве, в тяжких условиях подсоветской писательской жизни, ему было суждено и умереть. Окончив Поливановскую гимназию, он поступил на естественно-математический факультет Московского университета, по окончании которого, уже в 1904 году, перешел на историко-филологический, впрочем им не оконченный. Его литературная деятельность началась в 1901 году ‘Драматическою симфонией’, которою он сразу занял одно из виднейших мест в рядах модернистов. Отчасти ему они и обязаны своим влиянием и значением. Его стихотворные сборники (‘Золото в лазури’, ‘Пепел’, ‘Урна’, ‘Звезда’, ‘После разлуки’), его поэмы (‘Королевна и рыцари’, ‘Христос Воскрес’, ‘Первое свидание’), четыре его прозаические симфонии, его романы (‘Серебряный голубь’, ‘Петербург’, ‘Котик Летаев’, ‘Московский чудак’, ‘Москва под ударом’), не одинаковые по качеству, одинаково примечательны исключительным своеобразием стиля и чрезвычайной сложностью задач, которые он себе ставил. С той же оригинальностью в многочисленных статьях и книгах критического, философского и теоретического содержания пытался он обосновать символизм не только как литературную школу, но и как последовательное миросозерцание. В конечном счете, при всех своих колебаниях, только он, вместе с Блоком и Вячеславом Ивановым, может быть назван действительно символистом, в отличие от своих старших литературных соратников, к которым название декадентов иль модернистов подходит более.
Прямым или косвенным влиянием Андрея Белого, так или иначе, отмечена вся живая русская литература, начавшая свое бытие примерно с 1905 года. Может быть, не менее, чем его книги, оказалась влиятельна самая личность этого человека, до крайности сложного, очень часто не уживавшегося с общежитейским укладом, но таившего в себе обаяние единственное и незабываемое, лишь ему одному присущее. Его смерть — тяжелое горе для тех, кто имел счастье (и порой тягость) знать его близко, кто умел любить его. Нечего и говорить, что она же невознаградимая утрата для всей русской литературы.
Состав 2-го тома Собрания сочинений В. Ф. Ходасевича — это, помимо архивной Записной книжки 1921—1922 гг., статьи на литературные и отчасти общественно-политические темы, напечатанные им в российской и зарубежной прессе за 1915—1939 гг. Пять из них — российского периода на темы истории русской литературы вместе с пушкинской речью 1921 г. ‘Колеблемый треножник’ — Ходасевич объединил в книгу ‘Статьи о русской поэзии’ (Пг., 1922). Все остальные опубликованы после отъезда из России (июнь 1922 г.) в газетах и журналах русского зарубежья.
Большая часть этих зарубежных статей Ходасевича — критика современной литературы. С ней соседствуют историко-литературные этюды, среди которых первое место занимают статьи на пушкинские темы. Мы не сочли нужным отделять историко-литературные очерки, в том числе пушкинистику Ходасевича, от общего потока его критической работы: они появлялись на тех же газетных страницах, где печатались и его актуальные критические выступления, современные и историко-литературные темы переплетались в критике Ходасевича, и представляется ценным сохранить этот живой контекст и единый поток его размышления о литературе — классической и текущей, прошлой и современной. Что касается пушкиноведения Ходасевича, оно, помимо книги 1937 г. ‘О Пушкине’ (см. т. 3 наст. изд.) и глав из ненаписанной биографической книги ‘Пушкин’ (см. там же), достаточно скромно представлено в нашем четырехтомнике, это особое и специальное дело — научное комментированное издание пушкинистики Ходасевича, и такое трехтомное издание в настоящее время уже подготовлено И. З. Сурат.
Комментаторы тома: ‘Записная книжка’ — С. И. Богатырева, основной комментатор раздела ‘Литературная критика 1922—1939’ — М. Г. Ратгауз, ряд статей в этом разделе комментировали И. А. Бочарова (статьи ‘Все — на писателей!’ и ‘Научный камуфляж. — Советский Державин. — Горький о поэзии’), С. Г. Бочаров (‘О чтении Пушкина’, ‘Пушкин в жизни’, ‘Девяностая годовщина’, ‘Поэзия Игната Лебядкина’, ‘Достоевский за рулеткой’, ‘Памяти Гоголя’, ‘По поводу ‘Ревизора’, ‘Автор, герой, поэт’, ‘Жребий Пушкина, статья о. С. Н. Булгакова’, ‘Освобождение Толстого’, ‘Тайна Императора Александра I’, ‘Умирание искусства’, ‘Казаки’, ‘Богданович’), А. Ю. Галушкин (‘О формализме и формалистах’).
Андрей Белый. — В. 1934. 13 января.